Аннотация: Вождь восставших гладиаторов Спартак не пал в битве с Крассом, а напротив одержал в ней победу. Часы его жизни получили новый завод и пошли в новом ритме.
СПАРТАК.
Исполнение пророчества.
Глава I. Горации против Куриациев.
Всякому событию в истории отпущено определенное количество времени. Подобно незримой песчинки в огромных песчаных часов оно неудержимо перетекает из одной их половины в другую, сокращая существования бытия как самого события, так и возглавившего его героя. Долго или коротко длится этот процесс, но он неизменно подходит к своему счастливому и трагическому концу. Однако случается, что по тем или иным причинам, словно получив новый импульс со стороны чаши переворачиваются и событие продолжает свое существование, пока отпущенное ему временя вновь не иссякнет.
Время, отпущенное вождю восставших рабов в Италии, к зиме 71 года до нашей эры, неудержимо подходило к своему концу. Сначала оно измерялась месяцами, затем неделями, потом днями и наконец счет пошел на часы. Темная тень небытия уже нависла над людьми посмевшим бросить вызов великому Риму, но никто из них этого не ощущал.
К этому моменту армия Спартака оказалась в очень трудном положении. Вместо одного привычного врага в лице Марка Лициния Красса их количество достигло трех, благодаря появлению в Италии армий сразу двух новых противников.
Самым опасным из них был Гней Помпей. Победитель Сертория и прочих врагов Рима, он получил за свои военные подвиги от римлян прозвище Магн, что означало Великий. Тайные друзья и покровители Спартака в Риме в своих письмах извещали вождя восставших рабов о планах Сената призвать на помощь Крассу легионы Помпея из Испании, и он постоянно помнил об этой угрозе.
Вместе с этим, они сообщали, что Помпею нужно время для наведения полного спокойствия в Испании после коварного уничтожения Сертория и разгрома войск Перперны. Полководец планировал прибыть в Италию в конце весны начале лета. Сначала римский Сенат был полностью согласен с этими планами Гнея, но события в Калабрии заставили сенаторов резко изменить свое первоначальное решение.
Причиной этого были успешные действия армии Спартака. Вопреки клятвенным заверениям проконсула Красса, что восставшие рабы прочно заперты им на Регийском полуострове, внезапной атакой Спартак прорвал возведенные от моря до моря римлянами укрепления и вновь двинулся по землям Италии. Это известие вызвало в Сенате бурное негодование, плавно переходящее в панику.
- Сколько может терпеть великий Рим, победитель Пирра и Ганнибала, Персея, Югурты и Митридата присутствие на своей земле армии восставших рабов и гладиаторов!? - гневно восклицали отцы республики. Вновь сидеть и трястись от страха в ожидании пойдет Спартак на Рим или не пойдет, сенаторы не хотели. Поэтому единогласным решением они назначили Помпея вторым главнокомандующим в борьбе со Спартаком и приказали ему немедленно заняться уничтожением мятежников.
Полководец покорно подчинился приказу Сената, несмотря на то, что его законный триумф над Серторием откладывался на неопределенное время. Оставив малую часть войска в Испании для поддержания порядка, он благополучно пересек зимнее море и, не заходя в Рим, направился на юг Италии на помощь преследовавшему Спартака Крассу.
Третьим противником Спартака, стал римский наместник в Македонии, проконсул Марк Теренций Варрон Лукулл. Он приходился родным братом римскому полководцу Луцию Лукуллу воюющего в Азии против грозного понтийского царя Митридата. Находясь по ту сторону моря, он внимательно следил за тем, что происходило в Италии, и состоял в активной переписки с Марком Крассом. Именно к нему Красс обратился за помощью сразу после прорыва спартаковцами Регийских укреплений, и она была оказана гораздо быстрее, чем диктатор на неё рассчитывал.
Марк Лукулл был опытным военачальником и не проиграл ни одного сражения, за время затяжной кампании по подавлению выступлений фракийцев в подвластных ему землях. Опасаясь, что восставшие рабы смогут переправиться через море и высадятся в Греции, он держал на побережье готовое к бою войско.
Когда Красс обратился за помощью, Лукулл без всякого промедления перебросил в Брундизий из эпирского порта Диррахия часть своих сил. Действуя по наитию, он сорвал план Спартака по захвату этого города, за стенами которого вождь восставших намеревался провести зимнюю непогоду. Отдохнуть, пополнить оскудевший запас провианта и поредевшие в боях ряды своей армии. Когда разведчики Спартака появились в Брундизии, город был буквально наводнен римскими солдатами и о его захвате не приходилось и мечтать.
Но не одни горестные вести принесли они своему вождю. Из-за зимних штормов и непогоды разыгравшейся на море, македонский наместник смог переправить в Италию лишь небольшую часть своих сил. Вместе с Марком Лукуллом в Брундизий находилось всего лишь около шести тысяч солдат. Остальные войска проконсула были прочно отрезаны от него разыгравшейся стихией, и рассчитывать на них в ближайшее время не приходилось.
Этот факт несколько облегчал трудное положение армии восставших, но полностью сбрасывать со счетов войска Лукулла было никак нельзя. Македонский наместник явно не собирался отсиживаться за крепостными стенами. В любой момент он мог покинуть Брундизий и выждав удобный момент нанести спартаковцам удар в спину, во время их сражения с Помпеем или Крассом.
Отправленные навстречу Помпею разведчики доносили Спартаку, что он идет на соединение с Крассом довольно медленно. В отличие от Красса он никогда не совершал быстрых и стремительных маршей, всегда предпочитая действовать осторожно и обстоятельно.
Чтобы избежать упреков со стороны первого главнокомандующего и своих многочисленных недоброжелателей в Риме, он решил разделить войско. Приказав кавалерии во главе с Аврлом Габинием идти на помощь проконсулу впереди своих пеших легионов. Разрыв между конным авангардом и главными силами Помпея составлял около полутора-двух суток.
В сложившихся обстоятельствах, Спартаку оставался только один выход, известный со времен борьбы легендарных братьев Горациев и Куриациев. Пока враги не успели соединиться и стать значительно сильнее спартаковцев, следовало разбить их по частям или хотя бы сократить общее число противников на одну единицу.
Самым правильным решением в сложившейся ситуации было попытаться разбить войско Марка Красса. Воины Спартака уже не один раз громили его легионы и имели над противником определенное психологическое превосходство.
Когда на совещании Спартак сказал своим помощникам о том, что им предстоит скрестить свое оружие с Крассом, его слова получили бурное одобрение.
- Верно, говоришь, Спартак! Давно пора разбить Мясника и отомстить за наших погибших братьев! За тех, кто пал при прорыве Стены у Регийя! За убитых им Каста и Ганика! - одобрительно восклицали командиры, сидя в палатке вождя.
- Тише, тише! Иначе Красс узнает о наших планах раньше времени, - пошутил Спартак. - То, что вы столь решительно настроены, победить врага - это хорошо. Однако не стоит считать, что победа над Крассом уже у нас в руках. Красс хитрый и умный противник. Сколько раз мы разбивали его легионы, а он по-прежнему заступает нам путь и убивает отколовшихся от нас братьев.
Сейчас Крассу как никогда важно одержать победу над нами до прибытия Помпея, иначе все его честолюбивые планы стать единоличным спасителем Рима пойдут прахом. Поэтому драться он с нами будет так, как будто от исхода сражения зависит его собственная жизнь.
От этих слов Спартака в палатке наступила тишина. Сидевшие напротив него командиры, молча, осознавали сказанное вождем.
- Скажите своим людям, что это будет наше решающее сражение с Крассом. Его армия закрывает нам дорогу к спасению и свободе, и мы должны столкнуть его с нашего пути раз и навсегда. В ней нам во чтобы ни стало нужно одержать победу над римлянами, какое бы яростное и упорное сопротивление они нам бы не оказывали. Мы и только мы - должны победить в грядущей битве. Иначе, римляне распнут всех тех, кто останется в живых после неё на позорных крестах вдоль Аппиевой дороги.
Спартак говорил эти страшные слова просто и доходчиво. С той решимостью, с которой обычно идут на смерть люди, осознано сделавшие для себя этот тяжелый выбор. С решимостью гладиаторов, идущих на арену, чтобы в отчаянной схватке пасть на ней или одержать победу. С решимостью рабов, которым нечего терять в этой жизни кроме собственных цепей и все собравшиеся в палатке вождя командиры это прекрасно понимали и были с ним полностью согласны.
Получив на военном совете одобрение своих планов, Спартак немедленно развернул свою армию от стен Брундизия и двинулся на север Лукании. Он шел навстречу Крассу, с войском которого у него был разрыв в один дневной переход.
Свою армию, в состав которой входили фракийцы, галлы, германцы и италики, вождь восставших построил по полному образу и подобию римского войска. За все время, которое он провел в боях и походах, Спартак не встречал более удобного и маневренного построения войск, чем то, которым пользовались римляне. Разбитые на центурии, манипулы и когорты римские солдаты могли эффективно сражаться против любого противника. Могли прочно держать строй на любой местности и громкие победы, одержанные римскими полководцами за время существования Римской республики, были достойным подтверждением правильности их выбора.
Заимствуя у противника схему построения армии, Спартак также полностью позаимствовал и его командную структуру. В войске восставших были свои центурионы, свои легаты, трибуны и даже квестор. Отколовшиеся от основного войска Каст и Ганик имели звания преторов, тогда как сам Спартак гордо именовался своими воинами консулом. Все эти действия позволили Спартаку сделать из той разношерстной и разноликой массы народа, что пришла сражаться под его знамена, единую и монолитную армию, успешно громившую римлян на протяжении целых двух с половиной лет.
Перед сражением с Крассом повстанцы несколько превосходили по численности своего противника, несмотря на недавнюю гибель отрядов Каста и Ганика, но превосходить враг, совсем не означало гарантированную над ним победу. К тому же не следовало забывать о Помпеи и Марке Лукулле. Согласно донесениям разведчиков, конница первого вот-вот должна была соединиться с войском Красса, а Лукулл, едва стало известно, что Спартак отступил от Брундизия, тотчас вывел свою конницу из города и двинулся вслед за гладиатором. Все это говорило о том, что в любой момент в предстоящую схватку Спартака с Крассом могла вмешаться третья сила.
Встреча повстанцев с войском Марка Красса состоялась точно в рассчитанном Спартаком месте. Готовясь, напасть на врага, вождь восставших заранее выдвинул к месту битвы соединения бокового прикрытия, приказав им создавать засеки против конницы Помпея и Лукулла и ждать возможного появления противника.
Перед началом сражения по требованию германцев Квартиона были принесены в жертву богам десять римских центурионов взятых в плен после разгрома войска Скрофы. Их смерть в качестве искупительной жертвы для победы над врагом также удовлетворила галлов Серванда и Амика. Что касается фракийцев и италиков, то для них вождь совершил жертвенное ограничившись возлиянием на алтарь чаши вина, после чего войны радостно двинулись на врага.
Римляне в этот момент были заняты разбивкой лагеря. Под прикрытием союзной кавалерии Квинквиция, воины Красса размечали линии установок палаток, вбивали колышки и копали ров. Появление спартанской конницы было для них полной неожиданностью, однако это не вызвало в их рядах никакой паники. Увидев врага, они побросали лопаты и кирки и бросились к своим щитам, сложенным возле воткнутых в землю знамен манипул и центурий.
После проведенной Крассом децимации, казни каждого десятого из числа тех, кто бежал с поля боя, дисциплина среди его солдат была железная. Даже после того, как союзная кавалерия под натиском спартаковцев отступила, солдаты манипул из легиона Консидия первыми попавшие под удар противника не побежали, а стали яростно сражаться с ним.
Мало кто из них уцелел под копьями и мечами всадников Декората, но смерть их позволили главным силам Красса развернуться в боевой порядок и встретить противника во все оружии.
Левый фланг своего войска Красс отдал под командование Аррию, центр отдал Консидию, а сам возглавил правый фланг. Его личный штандарт грозно и гордо возвышался над линиями когорт, но на душе у римского полководца было скверно. Стремительное начало сражения не позволило Крассу принести в жертву барана, чтобы по его внутренностям гаруспики смогли сказать ему волю богов относительно этого сражения. Озабоченный полководец обратился за помощью к авгурам, но и они не смогли ничем порадовать Красса, так как не видели, ни одной птицы. Бессмертные боги не спешили дать римскому полководцу знака своего одобрения и поддержки.
Светило хмурое и тусклое январское солнце, когда два могучих войска вступили в схватку друг с другом. Первыми скрестили свое оружие легковооруженные лучники и пращники, засыпав ряды противника стрелами и камнями. Но их схватка была скоротечной и по мере приближения главных сил противника они отступили в тыл. Со всех ног они пробежали по проходам между когортами, которые тут же сомкнули свои ряды, образуя единую линию.
С грохотом и лязгом столкнулись две огромные железные стены и ни одна из них, не собиралась уступать противнику победу в этом бою. В передних рядах, как правило, бились молодые воины - гастаты, чья сила и молодость должны были если не прорвать ряды врагов, то нанести им чувствительные потери. Вооруженные специальными копьями пилумами, гастаты принялись яростно метать их в щиты противника. Особенная конструкция копья воткнувшегося в щит солдата противника, заставить его бросить свой щит и вступить в бой незащищенным, с одним мечом в руке.
Одновременно с пешими когортами, на флангах вступила в бой и кавалерия. Получив кураж и задор от разгрома союзной кавалерии, спартаковцы с наскока навалились на римлян, яростно разя их копьями и мечами, и быстро смогли переломить схватку в свою пользу. Под их натиском римские кавалеристы сначала заколебались, а затем и вовсе стали торопливо покидать поле боя.
Вместе с ними под натиском спартаковцев заколебались и стали отступать и когорты первой линии римского войска. В сражении наметился первый успех, и воодушевленные им воины Спартака принялись наседать на врагов с удвоенной силой.
Чтобы не дать противнику полностью переломить ход сражения в свою пользу, Красс приказал подтянуть и ввести в бой резервы. На помощь воинам передних когорт подошли легионеры второй линии - принципы. Это как правило, были опытные воины, являвшиеся основным костяком римского войска.
Обычно их вступление в бой означало перелом в схватке. Своим мастерством и силой они должны были исправить промахи молодых, и совместных усилия двух линий когорт было достаточно чтобы одержать победу. Так было, но только не в этот раз. Все чего смогли добиться римские легионеры - это остановить отступление своих гастатов.
Умело вводя в бой новые силы, и заменяя уставших и раненых воинов, Спартак продолжал наращивать натиск на ряды римлян. Рукопашные схватки были столь яростные и бескомпромиссные, что ряды римлян вновь заколебались. Никакие мольбы и ругательства командиров не смогли заставить солдат сражаться ещё лучше и, опасаясь за исход битвы, Красс ввел в бой ветеранов, третью линию когорт.
Римский полководец очень рассчитывал, что их сила и опыт спасут положение и изменят ход сражения в пользу римлян, но этого не случилось. Вступление в бой ветеранов, совпало с тем, что кавалерия Квинквиция была наголову разбита всадниками Декората и Амика и в панике покинули поле боя. Создалась угроза удара во фланг и тыл римского войска, но тут блестяще проявились особенности римского построения.
Увидев паническое бегство своей конницы, Красс и Аррий стали заворачивать фланги. Деление по манипулам и центуриям, а также хорошая выучка по совершению подобных маневров, позволили римлянам избежать сокрушительно удара противника с тыла.
Как не спешили спартаковские всадники нанести удар в спину римским легионерам и вызвать панику в его рядах, им этого не удалось сделать. Прежде чем попасть под удар вражеской кавалерии, солдаты Красса успели перестроить свои ряды и образовать каре. Атаковать сплошные ряды воинов, ощетинившихся копьями подобно дикобразу, было трудной задачей. Поэтому, обменявшись с врагами короткими ударами спартаковцы отступили, обрушив свои копья и мечи на брошенный на произвол судьбы римлянами обоз.
Повара и писцы, плотники и оружейники, трубачи и караульные, а также большая часть лучников и пращников не усевших укрыться за спинами легионеров полегли под безжалостными ударами спартаковской кавалерии. Вместе с ним в полном составе погибли авгуры и гаруспики, так и не сумевшие дать Марку Крассу толкования воли бессмертных богов.
Успех в отражении кавалерии противника приободрил римлян, а гибель товарищей, что подобно скоту пали под рукой мясника пробудила в них ярость и решимость биться до конца. Окруженные со всех сторон врагами они твердо знали, что могут рассчитывать только на себя и от того смогут ли они продержаться ещё два часа, зависела их жизнь.
Спартак также учитывал временной фактор. Не успей он в ближайшие часы прорвать ряды противника и не обрати он их в бегство, вождь повстанцев автоматически проигрывал сражение. Ему нужна была только победа, ибо даже ничейный исход битвы был на руку врагу.
Воспользовавшись тем, что плотность передних рядов противника уменьшилась из-за его вынужденного маневра, Спартак с удвоенной силой атаковал войско Красса. С неистовой силой на правом фланге спартаковцев атаковали врага германцы Квартиона. Отважно сражались с противником в центре фракийцы Астропея с италиками Публитора, храбро бились галлы на левом фланге Серванда. Казалось, что до того, как тусклое светило опуститься за горизонт они сумеют одержать победу и разобьют войско ненавистного Красса, но Судьба неожиданно отвернула свой лик от спартаковцев и послала радостную весть римлянам.
В самый разгар сражения, разведчики доложили Спартаку, что со стороны Брундизия, в его тыл выходил пятитысячный отряд кавалерии Марка Лукулла. Одновременно с этим вождю повстанцев донесли о приближении кавалерии Помпея. Это был тот самое вмешательство в сражение третьей силы, которого он так опасался и которое так не вовремя случилось.
Для отражения скорого удара со стороны Лукулла, у Спартака имелся конный резерв. Он развернул в тылу для отражения возможного удара противника. А вот против помпеянцев, Спартак ничего противопоставить не мог. У него оставалась надежда была на то, что кавалеристы Габиния плохо знают дорогу, на засеки сделанные на них его дозорными и на приближающийся вечер. В наступающих сумерках боевой настрой совсем иной чем при дневном свете.
Наступал час решающей схватки. Перед её началом специальными сигналами труб Спартак приказал своим воинам отступить и перегруппироваться. Раненые и усталые были отведены в тыл, а их места заняли воины из последнего резерва повстанцев.
Все это проводилось быстро и четко, а в это время, чтобы не дать противнику возможность воспользоваться этой передышкой, стоящие за спинами воинов лучники обрушили на римлян тучу стрел. Одна за одной они со свистом падали на легионеров нарушая их ряды.
Чтобы нанести врагу ещё больший урон Спартак приказал применить против неприятеля метательные машины.
Никогда прежде бывший гладиатор не прибегал к их помощи, считая, что сможет одолеть врага в открытом бою. Однако сегодня победа была необходима ему как воздух, и Спартак не задумываясь двинул их против врага пытаясь склонить чашу весов в свою пользу.
- С волками жить по-волчьи выть - сказал фракиец, намекая на символ Рима Капитолийскую волчицу отдавая приказ греку Аристоклу в чьем ведении находился небольшой отряд скорпионов и онагров.
Град копий и стрел обрушившийся на ряды манипул Красса увеличил и без того многочисленные их прорехи и вызвал панику среди воинов переднего строя. Будь в распоряжении спартаковцев баллисты и катапульты или хотя бы имей они большое число онагров и скорпионов и монолитный строй римлян был бы быстро разрушен. Но ничего этого у восставших не было и команда Аристокла была вынуждена ограничиться несколькими залпами. Помешав римлянам перехватить инициативу и ещё больше увеличить чувство безысходности и отчаяния в душах и сердцах солдат и командиров Красса они смогли.
Как никогда прежде, они ощутили на своих спинах близкое дыхание смерти. И все как один, с тоской смотрели на кроваво-красный диск солнца, что по их разумению слишком медленно спускался к темному краю горизонта.
Между тем сражение приближалось к своему завершению. Быстро завершив свою перегруппировку, под звуки боевых труб спартаковцы вновь обрушились на противостоящих им римских легионеров, с твердым намерением разгромить врага. Все они были уверены, что ещё чуть-чуть и измотанные и усталые ряды армии Красса будут наконец-то разгромлены и обращены в бегство, но бессмертные боги не торопились даровать восставшим рабам победу.
Два важных фактора препятствовали этому. Первым из них был страх перед Марком Крассом, который безжалостно карал воинов покинувших в бою строй. Палки, розги и другие всевозможные наказания были для диктатора обычным делом, и никто не сомневался, что в случае необходимости он вновь прибегнет к децимации.
Вторым фактором было отчетливое понимание того, удержание строя есть единственное для них спасение в этом бою. И потому вид наседающих на них врагов порождал в сердцах воинов Красса ярость и отчаяние обреченных на смерть людей. Именно они помогали римлянам выдержать натиск спартаковцев, не распасться под их могучими ударами и не побежать прочь потеряв голову от страха. Сражаясь из последних сил, отвечая ударом на удар врагов, падая и погибая от их рук, легионеры смогли сохранить строй, свое единственное спасение в этом страшном бою.
Стоя плечом к плечу воины Красса смогли продержаться около получаса и словно в награду за их мужество в тылу у спартаковцев зазвучали римские трубы. Это были всадники Лукулла, спешившие приободрить своих измученных боем товарищей и нагнать страха на их противника.
И пусть, что римлянам не было известно, кто конкретно пришел им на помощь, как была неизвестна его численность и возможность разгромить войско Спартака. И пусть, что путь кавалерии Лукулла сразу преградили конники Нитима и скрестив оружие они не позволили римлянам продвинуться вперед ни на шаг. Звуки родных труб придали римским легионерам новые силы и они принялись биться с противником, с надеждой на благоприятный исход сражения.
Между тем Фортуна продолжала щедрой рукой сыпать свои дары на чашу римлян. Не успели всадники Нитима преградить путь кавалерии Лукулла как прикрывавшие правый фланг Спартака разведчики подали огнем знаки, что замечено приближение помпеянцев. Настал момент, когда нужно было предпринимать самые решительные меры, чтобы одержать над врагом победу.
Чтобы полностью обезопасить себя от угрозы удара в тыл со стороны войска Лукулла, Спартак отправил в помощь Нитиму, часть конницы Амика, а небольшой отряд под командованием Никия отослал в качестве заслона против приближающейся конницы Помпея. Сам же вождь решил атаковать правый фланг врага с тем чтобы убить находившегося там Марка Красса. Смерть командующего всегда порождала панику в рядах воинов, и именно на это надеялся Спартак.
На левом фланге войска Спартака заиграли трубы призывающие галлов Серванда отступить и раздвинуть свои ряды для атаки конницы. В этот решающий час, фракиец сделал ставку на отряд тяжелой кавалерии вооруженного тяжелыми копьями и составлявший половину кавалерии Декората.
Бросать конницу в бой против плотного строя пехотинцев, означало обречь её на большие потери, но у Спартака не было иного выбора. Сначала вождь хотел сам возглавить эту смертельно опасную, но бросившийся ему в ноги, командир тяжелой кавалерии галл Арторикс попросил уступить ему эту честь.
- Вождь, позволь мне повести моих всадников на римлян. Окажи мне эту великую милость и клянусь всеми богами, что я разобью строй врагов и принесу тебе голову Красса.
В словах и взгляде молодого галла было столько веры в скором успехе и столько мольбы, что Спартак не смог отказать ему.
- Хорошо, - молвил полководец, - веди свой отряд в атаку. И пусть твои люди сражаются до победного конца, не обращая никакого внимания на то, что будет твориться у них за спиной.
Обрадованный оказанной ему милостью, Арторикс поцеловал руку своего вождя и, вскочив в седло, повел свою кавалерию в атаку на римлян.
Для многих всадников из его отряда это был последний бой. Ценой своей жизни они сумели разметать передние ряды легионеров и в образовавшийся проем неудержимым потоком хлынули спартаковцы. С яростными криками они принялись рубить римлян не давая им вновь сомкнуть строй и отрезать от остальных сил бронированный клин Арторикса. Что ежеминутно теряя своих товарищей уверенно шел вперед к штандарту Марка Красса, находящемуся в глубине римского войска.
Преторианская когорта, состоящая из трехсот человек, уверенно заступила дорогу галльским кавалеристам. Подобно "священному отряду" фиванцев в битве при Херонеи они гибли под ударами копий противника, их сбивали с ног и топтали кони врага, но преторианцы не отступили. В их рядах погибли два центуриона, был смертельно ранен трибун, но солдаты продолжали биться с врагом.
Сам Марк Красс увидев пробивающихся к нему вражеских кавалеристов побледнел, но твердой рукой обнажил свой меч. Римский полководец намеривался с оружием в руках встретить своего заклятого врага и если боги не даруют ему победу пасть, но не опозорить свой славный род. Красс прекрасно помнил историю своего предка, что участвовал в войне с Аристоником, был разбит и попал в плен к его солдатам. Не желая предстать перед вождем восставших в позорном статусе пленного, он напал на стражников и погиб, смыл со своего рода тяжкий позор плена.
Марк Красс также как и его предок был готов к смерти, но не торопил её приход. Прекрасно понимая весь замысел Спартака, он стал перебрасывать против всадников Арторикса воинов из когорт тылового заслона.
- Спартак пытается захватить мое знамя! Убейте его!! Остановите этого проклятого гладиатора, и мы выиграем бой!! Помощь уже рядом!! - кричал Красс приободряя своих солдата и был прав. В этот момент к месту сражения подошла долгожданная конница Помпея.
Будь это вся та сила, которую римский полководец отправил на помощь к Крассу, исход битвы был бы предрешен. Ударь помпеянцы в тыл спартаковцам, не дай они Арториксу разгромить правый фланг римского войска, и все было бы кончено. Войско Спартака потерпело бы поражение, а сам вождь повстанцев, скорее всего, погиб, но вмешался его величество Случай.
На подступах к месту битвы с Крассом, спартаковские дозоры организовали несколько засек и завалов, из-за чего кавалеристам Помпея приходилось объезжать их и терять драгоценное время. К тому же, при обходе одного из завалов римские конники подверглись нападению легкой кавалерии врага. От стрел врага погибло семь и ранено девять всадников, что заставило командира помпеянцев и вовсе прекратить движение.
Аврл Габиний был под стать своему командующему - острожный и осмотрительный человек. Поэтому вместо того, чтобы продолжить движение в обход завала, он приказал воинам спешиться и начать расчищать дорогу опасаясь нового нападения. По его приказу, в обход на разведку был послан небольшой отряд под командованием декуриона Феликса.
Ему было приказано найти армию Красса и доложить, что посланная конница Аврла Габиния уже близка, а на следующий день к нему присоединится и сам Помпей со своими легионами. Не зная, что сражение между Спартаком и Крассом уже идет, столкнувшись с всадниками Никия, декурион решил, что перед ним разъезд спартаковских разведчиков. Поэтому он вступил с ними в бой, намериваясь разгромить противника и захватив пленных узнать местонахождения армии восставших рабов.
Командир заслона также не знал, что перед ним не авангард конницы Габиния, а небольшой разведывательный отряд. Зато он знал истинное положение дел на поле боя. Знал, что появление римлян не позволит одержать Спартаку победу, и он принял единственно верное, по его мнению, решение. Связав противника яростной, но короткой схваткой он дал приказ к отступлению, уводя римлян в сторону от места сражения.
Сделано это было очень умело, и не заподозривший подвоха Феликс бросился преследовать беглецов. Почти час, до наступления темноты римляне преследовали отступающих спартаковцев. Кавалеристы Феликса то настигали беглецов и вступали с ними в схватку, то вновь продолжали преследование, пока наконец не перебили их всех, так и не узнав правды о Крассе.
Ничего не зная о приближении кавалерии Габиния, Марк Лициний Красс полностью уповал на помощь со стороны кавалеристов Лукулла. Пытавшихся пробиться через спартаковский заслон Амика и Нитима, но так и не преуспевшие в этом деле. Обе стороны дрались с яростным упорством но, несмотря на все гневные крики и грозные приказы проконсула Лукулла, его кавалеристы не смогли сломить сопротивления спартаковцев. Подобно воинам Красса, бьющимся с воинами Арторикса, они погибали, но не отступали. Давая возможность своему вождю одержать столь необходимую победу над врагом ценой собственной жизни.
В битве, что разыгралась на полях Лукании, основная тяжесть легла на плечи пехотинцев, но последнюю точку в ней поставила кавалерия. Видя, как отчаянно возводит Красс все новые и новые заслоны перед конницей Арторикса, Спартак решил ударить по римлянам с тыла. Не слушая предостережения Декората, что разбитые римляне Квинквиция смогут в любую минуту вернуться на поле боя, он сам повел в атаку оставшуюся часть кавалерии.
Совершив стремительный обходной маневр, Спартак вышел в тыл когорт Красса и атаковал их ряды. Ход был откровенно рискованный, но именно он и принес вождю долгожданный успех. Все римские солдаты правого фланга были уверены, что против них сражается сам Спартак, трижды проклятый и ненавистный ими гладиатор. Видя в нем главную для себя опасность, они храбро бросались под копыта вражеских коней пытаясь сдержать их наступательный порыв, гибли под ударами тяжелых копий противника и вдруг, оказалось, что все это было напрасно.
Оказалось, что Спартак находится у них за спиной, что именно он, под знаменем рыси, в стремительном броске ведет свою кавалерию прямо на их щиты. И нервы у истомленных битвой солдат сдали.
Когда вражеские кавалеристы с громкими криками "Спартак! Спартак!" врезались в их ряды, солдаты тыловой когорты не устояли под их натиском. Спартаковцам хватило одного удара чтобы смять передний строй врагов, разметать его в клочья и рвануться к штандарту Красса, до которого тут было рукой подать.
Сопротивление со стороны римских легионеров, конечно, было, но удача в этот час была полностью на стороне их противника. Так центурион Фульвий Флак броском копья попытался остановить скачущего вождя повстанцев, но промахнулся и, получив ответный удар в горло, обливаясь кровью, рухнул на истоптанный солдатами снег.
Находившийся рядом с ним трибун Тит Корнелиан, воспользовавшись, что копье Спартака застряло в теле Флака, бросился на него с мечом, однако и его ждала неудача. Не успел он сделать и двух шагов к Спартаку, как быстрый удар копья одного телохранителей вождя, сразил его наповал. Спартаковский каток неудержимо шел вперед сминая всех и вся перед собой.
Последняя яростная схватка произошла возле знамени Красса, куда прорвался силач Декорат. Раздавая стремительные удары направо и налево, он пробился к штандарту командующего, но дорогу ему заступил знаменосец Квинт Варрон. Одетый в волчью шкуру он ударом топора пробил щит Декората и ранил спартаковского командира в руку, но тот, не обращая внимания на боль, молниеносным ударом раскроил голову знаменосцу.
На защиту знамени с мечом в руках бросился трубач Валерий Постумий. Однако поднятый на дыбы конь сначала ударом копыта сбил его с ног, а затем безжалостно затоптал римлянина. Путь к штандарту проконсула оказался свободным и Декорат стремительным движением подрубил его древко, попутно снеся кого-то тяжелым крупом своего коня.
Знамя Красса рухнуло на землю и вокруг него между римлянами и спартаковцами завязалась яростная драка. Никто не хотел уступать его противнику, но дело уже было сделано.
- Красс убит! Красс убит! - моментально разнеслось по полю битвы, порождая в одних сердцах радость и торжество, в других грусть и отчаяние. Некоторое время ещё можно было исправить опасное положение. Достаточно было взметнуть над головой воинов поверженное знамя полководца или подать сигнал трубами, что полководец жив и по-прежнему командует войском. Вселить тем самым в сердца сражающихся воинов пусть призрачную, но надежду на победу, однако этого не произошло. В завертевшемся круговороте боя никто из римлян не смог поднять с земли затоптанное ногами знамя Красса или протрубить в избитые трубы, а вскоре и это стало совершенно ненужным.
Два кавалерийских клина спартаковцев встретились друг с другом. Строй когорт Красса был полностью прорван, правый фланг римлян развалился, и началось повальное бегство солдат.
Еще совсем недавно, с остервенением дравшиеся за свою жизнь они мгновенно утратили мужество и трусливо бежали прочь. Страшного Красса, способного жестоко спросить с них уже не было, и теперь каждый из них сам распоряжался своей жизнью. Позабыв о дисциплине и долге перед Республикой, легионеры стали толпами покидать поле боя, отчаянно моля богов как можно скорее сгустить вечернюю тьму и тем самым даровать им спасение жизни.
Развал правого края и гибель Красса делало бессмысленным мужественное сопротивление всего римского войска. Едва увидев, что когорты Красса обратились в повальное бегство, дал сигнал к отступлению командир центра Консидий, а затем и командующий левым флангом Аррий.
Из всех сил стараясь сохранить целостность своих рядов, когорты римлян стали отступать с поля боя под напором противника, как с фронта, так и с флангов. Положение их ухудшалось тем, что у римлян не было лагеря, за рвом, валом и частоколом которого можно было попытаться укрыться от врага. Им приходилось отступать в чистое поле и даже быстро надвигающиеся сумерки не гарантировали спасение от мечей преследующих их спартаковцев.
Удар во фланг отступающим когортам Консидия просто напрашивался, и Спартак не теряя ни минуты нанес его. На измотанных боем римлян, вождь повстанцев бросил отряд Арторикса. Заметно сократившись в количестве, он все же сохранял свою ударную силу, и её хватило, чтобы расколоть ряды легионеров отходящего под напором фракийцев Астропея. Врезавшись в ряды уже не бойцов, а беглецов, Арторикс стал уверенно пробиваться к тому месту, где находился претор Консидий.
Видя как стремительно гибнут под ударами вражеской конницы, его солдаты, римский военачальник решил, что пришел его последний час и одним ударом клинка свел свои счеты с жизнью. И вновь смерть командира сыграла свою трагическую роль в судьбе римских легионов. Узнав о смерти Консидия, его когорты лишились последнего мужества и превратились в объятую страхом толпу беглецов.
Успех на поле боя спартаковцев был полным, но сам вождь не видел его. Отдав приказ Арториксу атаковать Консидия, вождь гладиаторов вместе с кавалеристами Декората поскакал на помощь заслону истекающему кровью под натиском конницы Лукулла. Одержав победу над Крассом, Спартак рисковал утратить победные лавры, получив удар в спину от проконсула Македонии.
Появление кавалерии Декората решило исход этого маленького, но очень важного боя. Уставшие, но окрыленные одержанной победой спартаковцы смогли быстро переломить ход схватки в свою пользу и стали теснить врага. Увидев, что бессмертные боги явно смотрят не в его сторону, проконсул Лукулл счел лучшим прекратить бой и подал сигнал к отступлению.
Наступившие сумерки не позволили спартаковцам долго преследовать римлян. Лишь убедившись, что враг отступает без оглядки, фракиец поспешил вернуться на поле боя, где сражение уже завершилось полной победой его войска.
Помпей и его кавалерия так и не успел к схватке армий Красса и Спартака. Преодолев вражеские засеки, и не имея известий от Феликса, Габиний не решился идти в неизвестность ночью. Он собрался отправить на разведку новый отряд, но в этот момент появились беглецы с поля боя с вестями о гибели Красса и его войска.
На корпус Габиния наткнулись солдаты, сражавшиеся под командованием Аррия. Их судьба была более удачной, чем остальных солдат Марка Красса. Не испытывая давления со стороны вражеской кавалерии, Аррий смог в относительном порядке отступить с поля боя и под прикрытием темноты оторваться от наседающих на него германцев.
В числе тех счастливчиков кому посчастливилось ускользнуть от мечей и копий спартаковцев, был молодой трибун Юлий Цезарь. Несколько раз в этом бою он был на волосок от смерти, но богиня Венера, издревле покровительствующая роду Юлиев, не дала раньше времени пресечь его нить жизни.
Ужасный вид беглецов, их возбужденные рассказы о спартаковцах под мечами которых погибло почти все войско Красса напугали и озаботили Габиния. Не рискнув в одиночку идти на Спартака, он предпочел благоразумно отступить и дожидаться прихода Помпея, послав к нему гонца со скорбным известием.
Одержавшие победу воины Спартака радостно поздравляли друг друга с этим успехом и в первую очередь своего вождя. Усталый, но счастливый, под крики своих воинов он проехал по полю боя, равнодушно смотря на лежащих тут и там орлов римских легионов. Они были безжалостно втоптаны в снег солдатскими башмаками, который из-за грязи и пролитой крови полностью утратил свой первозданный белый вид.
Свыше десяти тысяч римлян пало в этом сражении устилая своими телами холодную землю Лукании. Большинство из них погибли во время бегства под мечами и копьями своих преследователей, которым победа досталась дорогой ценой. Около четырех тысяч спартаковцев недосчитали командиры в рядах своих легионов после завершения битвы.
Спустившиеся на землю сумерки не позволили победителям найти Марка Красса. Вокруг того места, где находилось его знамя лежало много тел, но ни в одном из них при скудном свете факелов не удалось опознать римского полководца. Как не старался Арторикс выполнить данное вождю обещание, он не смог этого сделать, но голова Красса уже совершенно не была нужна Спартаку. К этому моменту у него уже были другие заботы и они требовали незамедлительного решения.
Разгромив армию Красса и устранив самого опасного из "братьев Куриациев", вождь повстанцев не мог предаваться законной радости и веселию победителя. До наступления утра ему следовало покинуть поле битвы. Согласно всем расчетам на следующий день сюда должны были подойти войска Помпея, вступать в схватку с которым после столь кровопролитного сражения Спартак не было готов. Кроме того за его спиной находилась конница Марка Лукулла, разбитая и отброшенная в этой схватке, но окончательно так не разгромленного.
Враг по-прежнему был силен и опасен и потому Спартак вновь был вынужден прибегнуть к тактике братьев Горациев. Забрав раненных и наскоро похоронив павших воинов, спартаковские легионы в полном порядке покинули поле боя, растворивших в черном мраке зимней ночи.
Клепсидра времени совершила свой поворот, и восстание рабов под предводительством Спартака получило новый шанс на свое продолжение.
Глава II. Помпей "Медлитель" и Лукулл "Разрушитель".
Два римских полководца, которым после гибели Красса предстояло сражаться со Спартаком, были полной противоположностью друг к другу как по характеру и темпераменту, так и по своим взглядам на ведение войны и политику.
Гней Помпей относился к либеральному крылу сулланской партии, захватившей власть в римском Сенате после смерти диктатора Суллы. Будучи доверенным полководцем диктатора, разбогатев за счет добычи полученной в войне с понтийским царем Митридатом, молодой римлянин не был ярым сторонником своего благодетеля. И на его похоронах Помпей, если и выражал скорбь, то скорее ради соблюдения приличия чем по повелению души.
В нынешнем Сенате республики ему откровенно претила власть консерваторов во главе с Катулом и Гортензием видевших главную цель в сохранении сулланских порядков и законов в их неизменном виде любой ценой. Самому Помпею были больше по душе всадники и публиканы считавшие, что для величия Рима необходимо покорить Сирию и Египет, Армению и Персию и вместе с ними такие сказочные страны как Индия и земли серов (китайцев). Эти планы сулили ему, главному полководцу Рима, не только огромное богатство, но и возможность стать в Риме "вторым Марием", получить личную верховную власть над римской республикой.
В отличие от Красса, обогатившегося в основном на проскрипциях и откровенно рвущегося к верховной власти по "короткой дорожке", Гней шел к исполнению своей мечты медленно, неторопливо. Двигаясь вперед небольшими шагами, он твердо верил, что верблюд, идущий неторопливым и размерным шагом в конечном итоге обойдет резвого на галоп жеребца.
С малых лет, его кумиром был легендарный римский полководец времен войны с Ганнибалом Квинт Фабий. В войне с Ганнибалом он прославился своей неторопливостью и медлительностью, за что получил и соответствующее прозвище Кунктатор.
После того как римские легионы потерпели сокрушительные поражения на берегу Тразименского озера и были полностью разгромлены при Канны, Фабий призвал сенат запретить консулам давать большие сражения с Ганнибалом. Вместо этого он предлагал вести с врагом позиционную войну, с мелкими стычками и сосредоточить все внимание на возвращение городов Италии отпавших от Рима.
Получив под командование войско, Фабий неуклонно придерживался выбранной им тактики, и она неизменно принесла ему успех. В мелких стычках римляне, как правило, одерживали победу над врагом. Однажды сам Ганнибал попал в окружение войск Квинта Фабия и только хитростью вырвался из ловушки. Что касается отпавших от республики городов Кампании и юга Италии, то они были все возвращены под власть Рима.
Одновременно с этим, Сенат провел масштабную мобилизацию, которая затронула даже вольноотпущенников и рабов. Когда изнуренный мелкими стычками Ганнибал привел свою армию к стенам Риму, там его ждало большое войско. Потрясенный его видом полководец не решился на большую битву, отступил и, в конечном счете, проиграл всю войну.
Пример тактики Фабия стал эталоном для Помпея, благодаря которому он смог одержать ряд важных побед. Так воюя с Серторием в Испании, Помпей не спешил сойтись со своим противником в решающем сражении. Все его действия были медлительными, неторопливыми, его легионы громили разрозненные отряды повстанцев и приводили к покорности Риму отдельные города мятежной провинции.
Трудно сказать, чем бы это все закончилось, но Помпею улыбнулась удача. Против Сертория был составлен заговор в его ближайшем окружении. В результате этого полководец погиб, а занявшего его место претора Перперну, от которого отвернулась часть солдат Сертория, Помпей разбил без особого труда.
Марк Лукулл по своим взглядам был больше близок к демократам, которые после смерти Суллы стали все смелее и смелее поднимать голову. В противовес Помпею и Крассу он не стремился к получению верховной власти в Риме. Воспитанный в республиканских традициях, он был готов честно служить Риму, жестко и непримиримо бороться с его врагами, но одновременно с этим, полководец не забывал и о собственном благополучии и карьере.
Подобное раздвоение идеалов и помыслов была свойственна многим римским деятелям этого периода эпохи Рима. Двумя ногами они крепко стояли на традициях старины, но их душа и сердце были прочно развращены блеском богатой жизни Востока.
Защищая интересы Рима на Балканах, в поисках богатства Лукулл предпринял поход в земли, лежащие вдоль нижнего течения Дуная. Там он разгромил фракийские племена бастарнов, дошел до устья реки и обратил греческие города колонии Томы, Каллатис, Дионисополис, Одессос в союзные Риму государства. Действуя быстро и решительно, вырезая непокорных и обращая в рабство оставшихся жителей придунайских земель, он насаждал страх и ненависть в сердцах и душах новых подданных римской республики.
Военным кумиром Лукулла были Марк Клавдий Марцелл и Публий Корнелий Сципион, чья храбрость и решительность помогли первому взять неприступные Сиракузы, а второму одержать победу над самим Ганнибалом. Лукулл искренне восхищался деяниями этих героев, совершенно не обращая внимания, что один из них погиб, попав в засаду врага. Его череп стал трофеем нумидийцев, а второй удалился в добровольное изгнание и, умирая, горько сетовал на неблагодарное отечество, что было недостойно его костей.
Вместе с военным талантом покорителя новых земель для республики, у легата был талант ростовщика и вымогателя, который умел до нитки обобрать побежденных. Особенно в этом не повезло греческим колониям. Лукулл так хорошо их прижал, что когда через несколько лет к устью Дуная подошли варварские племена гетов, греческие города дружно отдались под их покровительство.
Всю звонкую монету, полученную от войны на Дунае, Лукулл отправлял в Рим, где за бесценок скупал поместья, рудники или вкладывал деньги в банк под проценты. В этом все его действия совпадали с действиями Красса и Помпея.
Внимательно следя за событиями в Италии, консул охотно откликнулся на призыв Красса о помощи. Передав власть в дунайских землях пропретору Антонию Гибриду, Лукулл отправился в Италию, надеясь успеть поучаствовать в спасении республики от армии Спартака. Не рассчитывая быть спасителем Рима от восставших рабов, он был готов помочь в этом деле, надеясь взамен получить должность претора или проконсула в одной из провинций Рима.
На свою беду, Лукуллу удалось переправить в Италию лишь малую часть своего войска. Начавшийся на море период зимних штормов, надолго отрезал проконсула от его главных сил в Эпире. По этой причине Лукулл не мог быть равноправным партнером Помпея в борьбе со Спартаком, но намеревался со временем сократить этот разрыв.
Разгром и гибель армии Красса, произвели на Помпея гнетущее впечатление. Сначала перед его глазами предстали разрозненные толпы беглецов. С уставшими и изнеможденными после страшной битвы лицами, они медленно шли разрозненными группами, вяло радуясь тому, что встретили своих товарищей, которые защитят их от проклятого фракийца.
Затем появились солдаты под командованием Квинта Аррия, сумевшего в относительном порядке покинуть поле боя. Сам легат был ранен стрелой в ногу и не мог самостоятельно передвигаться. Весь залитый кровью он сидел на скрещенных древках копий, опираясь руками на плечи несших его воинов.
От тряски и потери крови Аррий был полностью безучастен ко всему происходящему с ним и его солдатами. Когда озабоченный Помпей подъехал к легату, он только смог поднять руку для приветствия и тут же упал, потеряв сознание. Полководец приказал отнести раненого легата к врачу, а сам продолжил движение по направлению к полю битвы.
Вид каркающего воронья и пирующих волков и лисиц над телами павших римских легионеров стали последней каплей той чаши горести, что пришлось испить Помпею и его спутникам. Оказавшийся на поле раньше полководца, командир его кавалерии Габиний, на вопрос о потерях ответил уклончиво.
- Около шести тысяч наших воинов пало от мечей проклятых рабов - доложил претор, но полководец не согласился с ним. Окинув опытным взором усеянную телами землю, он вынес свой вердикт.
- Здесь не менее восьми тысяч погибших легионеров, если только не больше, - покачал головой Помпей. - Пусть солдаты предадут их тела земле и начнут разбивать лагерь.
Вместе с солдатами Квинта Аррия к войскам Помпея вышел и военный трибун армии Красса - Юлий Цезарь. Он также как и остальные воины его когорты был сильно утомлен битвой и последующим за ней отступлением, однако молодость брала свое. Молодой трибун лишь умылся, выпил молока и сразу отправился на военный совет, созванный по приказу Помпея. На нем полководец намеревался узнать подробности сражения и обсудить дальнейшую тактику борьбы со Спартаком. Для этого, ему был нужен живой очевидец сражения.
Отвечать на вопросы всегда труднее чем их задавать. Тем более когда ты представляешь командование проигравшего сражения войска и даже если ты только молодой трибун, на тебе лежит часть ответственности за его разгром. Цезарь прекрасно это понимал и принимал, но все равно пришел на военный совет с высоко поднятой головой. Его когорта покинула поле боя в числе последних сражаясь, а не в повальном бегстве как другие когорты.
- Насколько Спартак превосходил вас по численности? - спросил Помпей, холодно рассматривая стоявшего перед ним худощавого трибуна.
Между ним и Цезарем разница в возрасте была всего шесть лет, но какая это была разница. За плечами Гнея было участие в гражданской войне на стороне Суллы, слава победителя Сертория и прочих бунтовщиков. В нем римский сенат видел первого полководца республики способного выполнить любое данное ему поручение. За плечами Цезаря были годы изгнания, сомнительные связи с царем Вифинии Никомедом и все его познания в военном деле сводились к борьбе с пиратами, захватившими его в плен. В глазах Помпея царила озабоченность государственного мужа, в глазах Цезаря горел огонь возмездия, как можно скорее и любой ценой.
- Мятежники если и превосходили нас числом, то только в кавалерии. В остальном наши силы были примерно равны.
- Может рабы напали на вас врасплох и вы приняли бой не успев построить легионы?
- Нет. Первыми под их удар попала когорта разбивающая лагерь. Пока они бились с врагом командующий успел развернуть войско и встретить врага лицом к лицу.
- Возможно ваше построение было не совсем удачно и что-то мешало вам полностью использовать свою силу? Или мятежники устроили засаду и разбили вас внезапном ударом?
- Ничего этого не было, - честно признался Цезарь. - Мы бились на равных до самого заката, когда Фортуна улыбнулась мятежникам и они одержали победу над нами.
- Как это произошло? Почему вы проиграли эту битву?
- В самый решающий момент Спартак ударил по нашему правому флангу отрядом тяжелой кавалерией. Он прорвался к тому месту, где находился Марк Красс, и убила проконсула вместе со всеми, кто с ним находился.
Услышав эти слова Помпей требовательно повернул голову на легата Аврелия Котту, солдаты которого занимались погребением павших легионеров.
- Мы не нашли тело проконсула Красса. Его либо забрали с собой рабы, либо изрубили на куски во время схватки. Те тела, которые мы нашли на месте, где находился Марк Красс, сильно обезображены - сокрушенно доложил Котта, но Помпея такой ответ не устраивал.
- Его нужно найти, торжественно предать огню, а прах отослать родным в Рим - отчеканил полководец и легат с пониманием склонил голову. Командующий римским войском не может просто пропасть без вести. Это было непреложное правило римского войска, и переступить через него было невозможно. - Займитесь этим, время у вас будет до завтрашнего полудня. Потом мы снимаемся с места и будем преследовать Спартака.
- Зачем терять попусту так много времени?! - удивленно воскликнул Цезарь. - Сейчас самое время попытаться напасть на армию Спартака. Его солдаты хотя и победили нас, но наверняка сами понесли серьезные потери. Среди них много раненых, а остальные нуждаются в отдыхе. Если сегодня, сейчас ударить по ним свежими силами, то рабы наверняка не выдержат боя, и мы сможем отомстить за смерть Красса, и с корнем вырвать эту угрозу для Рима.
В словах молодого трибуна была своя правда, но она была связана с серьезным риском, а это противоречило главной основе тактики и стратегии Помпея. Кроме этого, полководец видел остатки легионов Красса, которые не просто потерпели некое тактическое поражение, а были сокрушительно разгромлены и полностью деморализованы. Все это тяжким грузом давило на плечи первого полководца республики. Который обладая столь громким титулом, не мог позволить себе даже малую неудачу в открытом сражении с повстанцами.
- Ты предлагаешь взять и напасть на тех, кто разгромил войска консулов Публиколы и Клодиана? Тех, кого диктатор Красс сначала запер в Калабрии, а когда они пошли на штурм его укреплений не смог разбить их и был вынужден просить помощи у меня и Лукулла? Тех, кто сначала разбил Скфора и Аррия, а затем и самого Красса? - с холодной издевкой уточнил у трибуна Помпей.
- Солдаты Спартака устали и они не ожидают, что на них могут напасть! Если ударить неожиданно, то можно застать их врасплох и одержать победу! - продолжал настаивать Цезарь.
- Я бы согласился с твоими словами трибун, если бы битва состоялась бы сейчас или хотя бы сегодняшним утром - начал полководец, но Цезарь недозволительно перебил его.
- Что изменилось за эти часы? Войны Спартака обрели новые силы, исцелились или к ним пришло подкрепление? Я больше чем уверен, что сейчас рабы празднуют свою победу, пьют вино и совокупляются со своими женщинами! - от уверенности в своих словах у Цезаря появился румянец на щеках, а глаза его загорелись праведным гневом, но все это не произвело на Помпея никакого впечатления.
- Я не услышал ничего конкретного, что заставило бы меня отказаться от мудрой неторопливости Квинта Фабия и очертя голову броситься на врага в надежде победить его, как это сделал Гай Варрон при Каннах. Все три года, что мы воюем с ними, позволяют мне считать воинов Спартака воинами, а не бандой разбойников и грабителей, которыми ты нам здесь их представил - отрезал Помпей, но трибуна это не устроило.
- Вся эта осторожность недостойна всех тех, кто вчера пал в сражении с врагом и тем самым облегчил нам задачу их разгрома. Надо действовать против них именно сейчас, потом будет поздно - Цезаря ища поддержки, повернулся к легату и трибунам, и это взбесило полководца.
- Властью данной мне римским сенатом, я приказываю тебе покинуть военный совет и отправиться залечивать свои боевые раны. Квестор отведи трибуна в палатку и пригласи ему врача - приказал Помпей, с трудом сдерживая свой гнев. Стоявший рядом с полководцем квестор Публий Пизон, молча, подошел к Цезарю и властным жестом указал тому на выход.
Сделано это было столь решительно, что трибун счел за благо подчиниться приказу Помпея. Правда, уже на улице, ведомый квестором он с негодованием бросил: - Нельзя прикрывать собственную нерешительность мудростью предков. Медлительность Фабия была спасительна во времена Ганнибала, а теперь она губительна сегодня для республики.
Скажи Цезарь эти слова в лицо Помпею и участь его была бы незавидной. Когда начальник конницы Габиний стал заступаться за трибуна, он в гневе бросил: - Если бы он не был трибуном и родственником Мария, я бы немедленно приказал его высечь, за неподобающее поведение! Он едва ушел живым от Спартака, а ещё собирается указывать мне, как воевать с гладиатором. Мальчишка! Чтобы ноги его в моем лагере не было. Пусть как можно скорее отправляется в Рим.
Легат Котта согласно кивнул головой, в знак полного согласия с решением Помпея, но трибун Сервилий Рулл высказал полководцу свое опасение.
- Наверняка вернувшись в Рим, он будет говорить на всех углах, что предлагал тебе самый простой и быстрый способ уничтожения Спартака, а ты с ним не согласился. И к его словам с охотой прислушаются и будут их повторять твои противники в сенате.
- Значит ты, предлагаешь мне изменить всегда помогавшую мне тактику, поднять войско и броситься на поиски рабов, в надежде, что после победы над Крассом они будут предаваться утехам жизни?! - негодующе спросил Рулла Помпей.
- Совсем нет. Решение тобой уже принято и, на мой взгляд, оно абсолютно верно. Просто ради того, чтобы обезопасить себя от длинного языка этого молодого юноши, я предлагаю сделать видимость движения, равно как ты это делал в Испании. Пошли часть конницы в разведку, но пусть все считают, что ты продолжаешь преследование рабов, и тогда не одна собака не посмеет бросить тебе упрек в бездействии - предложил Рулл и его немедленно поддержали остальные трибуны и легаты.
- Хорошо, - после короткого раздумья сказал Помпей и повернулся к начальнику конницы. - Габиний, надо послать кого-нибудь из твоих кавалеристов на поиски Спартака, объявив это преследованием. Сделать это надо немедленно и пусть они благодарят за это трибуна Цезаря.
- Я пошлю декуриона Феликса. Он так жалеет, что не смог скрестить меч с гладиаторами, что будет несправедливо лишать его удовольствия еще раз попытать воинского счастья.
- Это твой выбор и твое решение. Пусть хорошенько поищет местонахождение Спартака или хотя бы его след. Далеко рабы уйти не могли - приказал полководец и распустил совет.
Вышедшему в расположение войска Помпея, Юлию Цезарю сильно не повезло. Наткнись он во время своего отступления на всадников Марка Лукулла и окажись затем в его лагере, он нашел бы в его лице полного единомышленника по тактике и стратегии войны с гладиаторами.
Вынужденный под натиском врага покинуть поле боя, когда победа над проклятым гладиатором была вполне реальным делом, Лукулл горел желанием взять реванш у Спартака.
В тот момент, когда Помпей осматривал поле боя, Лукулл собрал военный совет своего поредевшего войска. Усталым и измученным командирам предстояло решить, что делать дальше.
- Как по твоему мнению будет действовать Спартак? Куда после битвы он решит направить свое войско? - спросил Лукулл своего помощника Валерия Долабеллу.
- Будь я на месте гладиатора, то, наверняка, попытался бы отрезать нас от Брундизия, разгромить и захватить беззащитный город. Это позволило бы войску мятежников спокойно переждать зимние холода и пополнить свои ряды за счет рабов и местных жителей, среди которых много их сторонников - предположил Долабелла.
- Даже если Спартак смог бы полностью разгромить нас, ему вряд ли удастся захватить порт. Гарнизон Брундизия приведен в полную готовность и благодаря мощным крепостным укреплениям, он сможет отразить любую попытку врага взять город штурмом. К тому же все рабы Брундизия, способные поднять восстание находятся под пристальным присмотром местной милиции, и любой бунт будет жестоко подавлен, - не согласился с ним Лукулл. - Нет, за Брундизий я полностью спокоен, но вот Тарент, внушает мне опасение. Его гарнизон не столь многочисленный и местные рабы могут поднять восстание и открыть ворота гладиатору.
- Что ты намерен делать? Идти на Тарент, чтобы опередить рабов?
- Сначала я хочу поквитаться с ним за свою неудачу. Спартак чувствует себя победителем и потому не ожидает нападения на себя. Его войско не могло далеко уйти. Наверняка оно где-то рядом. Надо как можно скорее найти его, внезапно напасть и, если не разгромить рабов, то попытаться нанести им максимальный ущерб.
- Рискованный шаг, консул. У гладиатора больше конницы, чем у нас в два раза, а прошедшая битва показала, что его всадники драться умеют - покачал головой трибун Тиберий Назика, чем вызвал откровенное недовольство у Лукулла.
- Надо воевать не числом, а умением. Фракийцы и бастарны живущие в низовьях Истра в несколько раз превосходили наше войско, но это не помешало мне их разбить - гордо парировал консул, но Долабелла с ним не согласился.
- Назика прав, относительно риска. Будь наше войско свежим, я бы согласился с твоим предложением, но сейчас люди сильно устали и утомлены, нуждаются в отдыхе. Даже если мы сможем найти войско рабов и внезапно напасть на них, то результат будет не тот, на который ты рассчитываешь.
- Конечно, спокойнее сидеть за стенами Брундизия и ждать когда Корнелий Цетег перевезет в Италию все наше войско или Помпей в одиночку разгромит Спартака! - огрызнулся Лукулл.
- У нас есть двести всадников, которые не участвовали в битве со Спартаком. Можно добавить к ним сотню другую воинов из воевавших ал, и послать их против гладиаторов. Этих сил вполне хватит для внезапного удара и если на это будет твоя воля, я готов возглавить их - предложил легат кавалерии Корнелий Мерула, полностью разделявший с консулом его наступательную тактику.
- Спасибо Корнелий. Я всегда знал, что могу на тебя положиться! - радостно произнес Лукулл. - Однако я не хочу уподобиться учителю, что посылает ученика искать брод в реке, вместо того, чтобы искать его самому. Мы ударим по рабам единым кулаком, а не раскрытой ладонью и сделаем это до заката солнца.
- Если ты принял решение, оно не подлежит пересмотру, но я хотел бы просить тебя поставить отряд Мерулы в авангард. Пусть его свежие воины нанесут первый удар, а главные силы довершат начатое. Это хоть ненамного, но поможет сохранить жизни нашим воинам - предложил Назика и консул согласился с ним. Согласился отнюдь не из человеколюбия, подобные вещи римского полководца позднего периода республики мало интересовали. Лукулл опасался, что оставшийся в Греции Цетег не скоро сможет переправить в Италию главные силы его армии. Погода в районе Брундизия была на редкость скверной. Постоянно дул ветер, снег переходил в дождь и обратно, море штормило и, по словам местных старожилов, на скорое изменение погодных условий рассчитывать не приходилось.
В этой ситуации на быстрое замещение выбывших воинов проконсулу рассчитывать не приходилось, что ставило под сомнение дальнейшую самостоятельность Лукулла. В любой момент из-за малочисленности его сил, пользуясь своей властью Помпей мог приказать Марку Лукуллу присоединиться к его армии на правах союзного войска. Такую возможность римские законы предусматривали и тогда, ни о каких наградах честолюбивому проконсулу мечтать уже не приходилось. Триумфы, венки и воинскую славу получил бы один Помпей.
Найти следы пешего человека, для конного никогда не представляло большой трудности. Куда бы, он не ушел, на север, запад, восток или юг, всадник всегда рано или поздно его найдет, благодаря силе своего коня. Казалось, что к полудню уже будут конкретные результаты, но поиски армии Спартака затянулись.
Сначала, выполняя приказ Лукулла, кавалеристы Мерулы двинулись в сторону Тарента. Однако по прошествию времени выяснилось, что проконсул ошибся с предполагаемым направлением движения армии восставших рабов. Сколько римляне не расспрашивали попавшихся им по дороге людей, никто из них не видел ни одного повстанца, не говоря уже о целом войске.
Тогда возникло опасение, что рабы скрытым маневром обошли войско Лукулла и двинулись на Брундизий. Мерула немедленно развернул свой отряд в этом направлении, но и это оказался ложный след. Только тогда, стало ясно, что Спартак повел свое войско на север, на стык границ Лукании и Апулии.
Когда римляне наконец-то напали на след врага капризная зимняя погода начала меняться. Вместо сияющего с утра солнца, на небе появились серые тучи, из которых на землю стал неторопливо падать белый снег.
В сложившейся ситуации самым лучшим выходом было бы отказаться от намерения напасть на противника, но возникшие трудности только подстегнули азарт и упрямство Лукулла.
- Что это за римские воины, которые у себя дома испугались ветра и снега? Да это только на руку нам! Наверняка Спартак из-за непогоды уже встал лагерем, отдыхает и это облегчит нам победу над ним!
- Или ему над нами - угрюмо пробурчал претор Долабелла, которому затея проконсула атаковать рабов во, чтобы то ни стало, с каждым часом все меньше и меньше нравилась. К несчастью для него, все гадатели по внутренностям животных или полету птиц находились в Брундизии, и он не мог отговорить проконсула от его затеи, ссылаясь на неблагоприятную волю богов для римского оружия. Злой рок упрямства неудержимо толкал Лукулла вперед, и не было силы на свете, способной заставить его отступить, прислушаться к голосу разума.
Желая подать своим воинам, пример храбрости и твердости, проконсул сам лично возглавил отряд Мерулы, приказав Долабелле вести оставшиеся силы вслед за ним.
К тому моменту, когда Лукулл с авангардом бросился на преследование Спартака, погода стала стремительно ухудшаться. Падавший до этого медленно и лениво мелкий снег превратился в настоящий ливень, который с каждой минутой становился обильнее и обильнее. Вслед за снегом изменился ветер. Сила его возрастала с каждой минутой и не прошло и пяти минут, как все вокруг, включая солнечный диск, утонуло в непроглядной снежной пелене.
Из-за разыгравшейся непогоды, Долабелла приказал всадникам остановиться, чтобы люди не потеряли из виду друг друга.
Чем сильнее и яростнее снегопад, тем быстрее он прекратится - эта погодная примета была хорошо известна претору. Долабелла был полностью уверен, что небо вскоре очистится и кавалерия сможет продолжить свой поход.
Его расчет полностью оправдался. Менее чем через час снегопад так же резко кончился, как начался, и претор двинулся вперед в полной уверенности в том, что Лукулл тоже был вынужден сделать остановку из-за снега. Однако это было не совсем так.
Порыв непогоды лишь краем задел авангард римского войска. В полной уверенности, что копуша Долабелла, медленно, но все-таки идет следом, Лукулл двигался вперед и вскоре к своей огромной радости наткнулся на лагерь повстанцев.
Вид палаток, построенных ровными рядами, но не имевших ни рва, ни вала, ни частокола, оказался для проконсула подобно красной тряпки для быка. Ни секунды не задумываясь, он приказал кавалеристам атаковать вражеский лагерь и в первую очередь палатку вождя мятежников. Согласно римскому распорядку она располагалась в самом центре лагеря и возле неё находился штандарт командующего с изображением сидящей рыси.
Дальнее расстояние не позволяло римлянам разглядеть знамя Спартака, но в том, что именно там и находится мятежный гладиатор не вызывало сомнения ни у Лукулла, ни у Мерулы, ни у одного из римских всадников. Выставив вперед копья, они устремились на врага охваченные желанием жестоко наказать взбунтовавшихся рабов. Захватить их врасплох, обратить в бегство, а затем перерубить как бешеных псов, однако сделать это оказалось не так-то просто. Те, на кого они напали, действительно были регулярной армией, а не толпой удачливых разбойников.
Опасаясь, погони и внезапного нападения со стороны кавалерии Помпея или Лукулла, разбивая лагерь и давая отдых своему усталому войску, вождь повстанцев удвоил караулы и строго настрого запретил воинам снимать с себя доспехи и убирать оружие. Эта прозорливая предосторожность Спартака спасла жизни многим его воинам и оказалась роковой для римлян.
Заметив приближение противника, караульные мгновенно подняли тревогу и, выставив щиты, храбро заступили дорогу летящим на них во весь опор кавалеристам. Почти все они погибли под копытами коней и копьями римлян, но не позволили врагу сходу ворваться в лагерь через центральные ворота.
Пока всадники, ведомые Лукуллом и Мерулой, сминая караульных и подоспевших им на помощь воинов лагерной центурии пробивались к палатке Спартака, им в бок, неожиданно ударили кавалеристы ведомые Арториксом.
Они находились по ту сторону лагеря, что была скрыта от взора Лукулла и проконсул не мог принять их в расчет перед тем как отдал приказ к атаке. Когда поднялась тревога, они быстро вскочили на коней, не дожидаясь приказа, совершили обходной маневр и обрушились на ошеломленного противника.
Действия конников Арторикса были на редкость удачные. Они не только полностью сорвали атаку врага, но и способствовали его полному разгрому. Уже на первых минутах боя с ними, проконсул получил удар копьем в бедро и, истекая кровью, был вынужден сойти с коня. Верные телохранители бросились храбро защищать Лукулла от наседавших на него врагов.
Вокруг них закипела яростная схватка, а тем временем события принимали для римлян скверный оборот. С большим трудом разделавшись с караульными, Мерула прорвался к палатке возле которой находилось знамя с рысью, но здесь их отряд уже ждал отряд телохранителей вождя, и римляне завязли в схватке подобно мухе, попавшей в сладкую патоку.
Внезапное появление кавалерии римлян не вызвало среди спартаковцев паники, на которую так рассчитывал Лукулл. Словно потревоженный пчелиный рой они быстро высыпали из своих палаток и, построившись по манипулам и когортам, дружно ударили по врагу.
Когда Долабелла наконец-то приблизился к лагерю, все уже было, кончено. Ведомую им конницу встретила грозная шеренга щитов и копий, град стрел и дротиков. Всего, что сумел добиться претор своей атакой, это помочь вырваться из вражеского лагеря двум десяткам всадников легата Мерулы, под командованием декуриона Павла Эмилия.
Все остальные конники, вместе с легатом пали под ударами копей и мечей противника. Что касается самого Марка Теренция Варрона Лукулла, то он погиб в самый разгар боя от обильного кровотечения из раненого бедра.
Личность консула была установлена много позднее, когда спартаковские трофейщики, стали снимать с павших врагов доспехи и собирать оружие. Все это время войско восставших стояло в полной боевой готовности в ожидании появления главных сил Помпея. Именно за его кавалерию командиры восставших приняли отряд Мерулы и войско Долабеллы.
Когда выяснилось, что нападение на лагерь это только налет, а не прелюдия к большому сражению, Спартак приказал снимать лагерь и выступать в поход. Тогда тогда и выяснилось, что Арторикс с запозданием, но все же выполнил свою клятву данную Спартаку в битве с Крассом.
- Голова Лукулла мало чем уступает голове Красса. Теперь у нас остался только один враг - и зовут его Помпей! - воскликнул Спартак, радостно обнимая Арторикса.
- Веди нас на Брундизий, Спартак! - требовали самниты. - Веди нас на Тарент! - кричали греки и италики, но вождь твердо покачал головой.
- В Брундизии нас будут ждать остатки армии Лукулла, да и власти Тарента наверняка уже предупреждены о нас, гонцами римлян. Конечно, можно рискнуть и попытаться выяснить прав я или нет, но присутствие за нашей спиной Помпея, не позволяет нам это сделать. В этой ситуации у нас один только выход - идти на север и попытаться захватить один из римских городов. Там мы сможем хорошо отдохнуть и переждать надвигающиеся морозы. Но прежде чем мы это сделаем, надо будет попытаться сбить римлян с толку - сказал вождь и подозвал к себе Декората.
Солнце уже было готово скрыться за горизонтом, когда кавалерийский отряд Феликса, встретился с войском претора Долабеллы. Вид усталых кавалеристов дважды разбитых за два неполных дня, заставил бравого самнита остудить свой наступательный пыл.
Указав кавалеристам, где искать лагерь Помпея, он стал осторожно продвигаться вперед, намереваясь сесть отступающему войску рабов, что называется "на хвост". В наступившей темноте он заметил движение кавалерии спартаковцев по направлению к Таренту, о чем немедленно было доложено Помпею.
Увиденные утром на снегу многочисленные следы лошадей, подтверждали догадку декуриона, и Помпей, послал гонцов к стенам крепости обходной дорогой, спеша предупредить жителей города об угрожающей им опасности.
Вслед за ними двинулось и все римское войско. Желая не допустить захвата противником такого важного порта как Тарент, полководец отправил к нему всю конницу Габиния, с приказом опередить Спартака.
Выполняя приказ командующего, кавалеристы Габиния мчались к Таренту не жалея своих коней весь день, но к вечеру, оказалось, что их подвиг был напрасен. Армия мятежных рабов и гладиаторов и не собиралась двигаться на юг и захватывать Тарент. Спартак только направил в направлении Тарента конников Декората, которые благодаря наступившим сумеркам, ловко пустил римлян по ложному следу.
Пока Помпей безуспешно ловил фантом мятежных рабов у стен Тарента, войско повстанцев беспрепятственно ушло на север в Апулию. Там оно незаметно подошло к небольшому городку Венузия и приступом захватило его.
Вождь восставших был доволен развитием событий. Оставив поле боя с Крассом, он выиграл разрыв в один день перехода между своим войском и войском Помпея. Единственной кто мог его быстро нагнать и внезапно потревожить, была кавалерия. Для неё и была создана ловушка с лагерем безо рва, вала, частокола, с сильной караульной центурией, отрядом телохранителей у палатки командующего и готовой в любой момент вступить в бой конницей Арторикса.
Эту ловушку Спартак устроил на всякий случай, не рассчитывая, что в неё кто-либо попадется, тем более сам Марк Лукулл. Гибель "второго из братьев Куриациев" в значительной мере облегчала положение войска повстанцев, но не меняла картину в целом. Чтобы выиграть войну, вождь восставших рабов должен был вновь оставить поле боя противнику и привычно отступить.