----------------------------
Боевой Чебуратор


Полюса,
или
Колесо вращает белку
----------------------------

Старческие узловатые пальцы, чуть дрожа, перебирают монеты чеканные, драгоценные камни огранки безупречной, украшения ювелирные с тончайшей резьбой дивной - древних мастеров наследие. Оглаживают слитки металла благородного. Бережно, в полкасания. Хриплое, с присвистом, дыхание безнадежно больного человека изредка прерывается. Кажется, он забывает дышать. Кажется, ему это просто не нужно. Пауза тянется, тянется, и вот - вздохи, перемежаемые горловыми всхлипываниями, снова наполняют помещение. Монотонные звуки гуляют по углам таинственным эхом, будят тревожные шорохи. Воспоминания будят.

Тусклые мазки света: блики горящей лучины ложатся на темные, грубого камня стены сокровищницы. Масляно-желтые блики. Свечение золотое. Искрятся дорожкою лунной, по глади воды расплескавшейся, россыпи брильянтов; пламенеют, кровью закатной наливаясь, рубины; небом ясным в солнечную погоду лучатся сапфиры. И зелень чащоб дремучих, вековых дубрав да рощ березовых таят в себе изумруды.

Угрюмый, низко нависший свод. Игра света. Игра тени. Дыхание. Шорохи. Всё.

...чахнет над златом.

Бледная и строгая память взирает от входа с немым укором. У памяти гибкое пластичное тело, узкие глаза и черный раздвоенный язык, мелькающий меж слегка приоткрытыми губами.

И мнится, что вместо двери - вихрь. Пасть жадную распахнуть норовит, в себя опрокинуть. Закружить.

И еще мнится...

Скалы. Узкая расщелина промеж глыб-исполинов. Частокол: пики, копья, морды зубастые, клыки и когти, персты каменные из земли торчащие. Ветров и времени причудливое творение. Кольцо, круг, преграда, на пути вставшая. До облаков высится. Насмешкой злой, пугающей, раздается шорох потревоженной осыпи. Скатываются к ногам мелкие камешки. Под ногами - песок, бурый, с желтыми и рыжими вкраплениями. Над головой - солнце, палящее, злое. Жгучее. И небо - выцветшее. Старое небо, рваное, прорехи облаками залатаны. Глядит с равнодушием: тьфу, тварь, букашка, Жизни порождение. Сколько вас было. Сколько вас будет...

Скалы угрюмы. Скалы врастают корнями в пустыню; валуны иззубренные, щебень - предвестники их. На день пути вкруг скал тех встречаются. Будто часовые, подступы к крепости охраняющие.

Смеются скалы, лик гряды каменной морщинами изрезан: ужель пройдешь чрез нас? Слизняк. Червь. Существо из плоти и крови. Убирайся, Жизни последыш. Сколько вас было...

И сдвигаются стены расщелины, скрежещут глыбами; содрогается земля окрест. Скулит и воет попавший в западню ветер. Человек, стоящий возле исчезнувшего прохода, присаживается на корточки. Он готов ждать: ведом ему цикл, вратами управляющий. Ибо всё похоже в природе, и как цветок смыкает на ночь венчик свой, а поутру открывает его, так и врата эти вскоре отверзнутся. Неживое копирует живое, поведение перенимает, заимствует привычки-пороки. Даже ублюдков плодит, баланс нарушая.

Пустыня ластится к человеку: рада случайному путнику, долгое одиночество нарушившему. Знакомцу старому рада, новое обличье не смущает ее. Пустыня и сама мастерица менять внешность, что ни день - новый узор барханов. Где раньше пески зыбучие поджидали, сегодня - тропа единственно верная. Но хранит пустыня как игрушку желанную, подарок редкий, цепочку следов, что издалека, от чащ и пущ жизнетворных тянутся, от лона самого. Прародины.

Скучно пустыне, любым развлечением счастлива. Месяц плутал человек, месяц забава длилась. Игра в кошки-мышки, где на одной чаше весов - смерть, и на другой тоже - смерть. Окончена потеха, сидит Жизни посланник близ частокола скального, ждет. Зверем терпеливым в засаде. И льнет к нему пустыня, былое вспоминая: крон лесных качание, листьев трепет, ток воды в недрах. Помнит, да, она помнит... Жизнь была везде. Всюду. Потом пришло нечто иное, безвестное, странное. Крохотный островок порядка в царившем повсеместно хаосе. Захватчик вторгся в окраинные пределы Колыбели и начал наступление. Жестокий, агрессивный, сильный. Такой же, как и сама Жизнь, но противоестественный ей по сути, неувядаемо-бессмертный, и оттого - вечно-мертвый.

Так впервые зародились Полюса, и был нарушен баланс.

Так впервые чуть не погибла Прародина.

И точно так же система впервые попыталась сохранить свою целостность, разделив мир на две сферы и поставив антагонистов в зависимость друг от друга.

Цитадель и по сей день вела войну против Колыбели. Победителя же в борьбе этой не предвиделось.

Пока.

Человек ждал. Долго, спокойно и терпеливо. А на третий день шагнул в открывшийся проход и сразу же побежал, резво, споро, выкладываясь до последней капли. Спеша успеть.

Мчался, чутьем ведомый, не плутая, не отвлекаясь на ходы ложные. И звучал, отдаваясь в скальном лабиринте топот ног - босых, загрубелых, и мрачная тьма расщелины приглушала звуки, хоронила их в шепоте, шорохах и дыхании.

Свет погребённый обращается в свою противоположность. Неделя без солнца, неделя без воды, без ветра дуновения, без сна... Бег. Движение вперед. Налево, направо, быть может, даже назад. Белкой в колесе. Инстинкт ведет, инстинкт знает. Но чей инстинкт? Что - знает? Пробраться через скалы-стражи можно лишь уподобившись им. Стать немного мертвым. Живое копирует неживое.

Возвращается, окатывает волной, ледяной, студеной, память. Чужая? Родная?! Память подсказывает и направляет. А потом - наставляет и упорядочивает. Рассудок сух, строг и логичен. Тело, отринув эмоции, превращается в автомат, слепо подчиняясь здравому смыслу. Разум-погонщик оседлал жизнь-животное.

На восьмой день хомо механикус вываливается из черного зёва пещеры и ползет по расселине, оставляя на камнях кровавые следы. В глазах его безумие, страх и решимость, а за спиной - гул и треск, и клубы сероватой пыли, и каменное крошево смыкающихся, дробящих всё и вся стен.

Он успел. Успел...

Человек не пытается встать с четверенек: нет сил. Падает на землю, замирает в немыслимой позе: руки, ноги - крестом изогнутым. Знаком, символом обоих Полюсов. Проходит час, два, три. Сутки. И линялый лоскут ветхого неба, и медно-красный диск солнца с безразличием констатируют: живой крест поменял направленность, полярность свою. Изломан он теперь совсем в другую сторону.

Миг, второй, следующий. Человек шевелится, садится, подымается наконец и, пошатываясь, с трудом переставляя окровавленные ноги, бредет дальше. Продолжает путь.

Расстояние до цели сокращается.

Кажется, идущий, уже не столь уверен в своих действиях. Его будто раздирают два противоречивых желания, одно вперед тянет, другое упорствует, назад влечет. Небо хохочет: вот потеха! Никогда не прискучит, не надоест, смотри - радуйся. Каждый - новый, прошлый, будущий - раз... всё время. Сколько вас было... Солнце смеется-заливается, бока надорвало, катится за горизонт, укрываясь вуалью сумерек. Ну, умора! Опять. Снова... Сколько вас будет...

И блеклым высверком возникает-прорастает в руках человека меч. Лезвие колеблется, струится языком пламени в лучах закатных. Рябит. Рыскает из стороны в сторону. Словно ищет что. Нашло.

Туда!

Бросок. Выпад. Острое жало тщится поразить цель. Расстояние сокращается... Кто слуга и кто господин? Человек следует за мечом.

Там, в дне пути, пределом, абсолютом зиждется воплощение Полюса-противника. Вещная, уязвимая проекция идеала в физическом мире. Враг! Среди застывших лавовых напластований и дикого, изъязвленного ветрами камня, в кольце скальном, вздымается, ужасая мощью своей, олицетворение Порядка и необоримой вечной силы. Средоточие. Система в системе.

Цитадель.

Власть над чертогом тем. Богатство. Слава. Хранит, оберегает, приумножает. Пьет жизненные соки смертных. Плетет сети намерений-помыслов, ловушки хитроумные расставляет - урвать толику жизни, отнять, захватить. Бросить в алчную топку бессмертия своего. Власть - страж, власть - надсмотрщик, порядка блюститель. Лишь дикое, звериное начало может препятствовать Власти. Слепо, страстно, живота не щадя. Жизнь стремится Власть одолеть, покорить, оковы наземь ринуть. Вот же соперник. Узрите.

Шуршащий плеск волн - бурых, мутных. Вязкий кисельный студень, который оставляет на прибрежном песке ошметки слизи. В них бьются мелкие рыбешки, крохотные рачки, головастики, какие-то жучки и темно-зеленые мохнатые водоросли. На поверхности озера - ряска, изредка ее прорывают пузыри газа, поднимаются со дна, лопаются. Брега сокрыты туманной дымкой. Тянет зловонными миазмами. Со всех сторон раздаются хруст, скрежет, чавканье, пронзительные, исполненные боли вскрики и торжествующий рёв. Вокруг непролазная чаща джунглей, где постоянно кто-то кого-то жрет. Спутанные толстые лианы, чешуйчатые стволы пальм, перистые, хищно вытянутые листья, ловящие солнечный свет, и - мглистый полумрак внизу. Стрёкот, жужжание, хлюпанье воды.

Зачин Жизни здесь. Колыбель. Выходят отсюда звери и гады. Расселяются по миру. Выходят и человеки. Заполонили бы всё, разрушили. Перевернули б как тот мудрец, что грозился рычаг обустроить. Да Власть не дает. Смиряет ровно зверя буйного, строптивого. Обуздывает. Укорот чинит. Убила бы Власть Жизнь, но нельзя. А хочется...

≡ Баланс.

≡ Вероятностные потоки в норме.

≡ Ход событий под контролем.

Загорелые миниатюрные пальчики с длинными ногтями перебирают каштановые пряди. Накручивают, отпускают. Вновь накручивают. Смуглое миловидное лицо трогает улыбка: мечтательная, легкая. Пунцовый цветок губ, страстных, для поцелуев созданных. Острые скулы, хрупкие плечи, миндалевидный разрез глаз. Пушистые-пушистые ресницы, скрывают они сине-зеленый взор девичий. Девушка сидит на берегу озера; невысокий обрыв, на котором она устроилась, слегка выступает над зыбкой поверхностью воды. Озеро неспокойно: заворачивает на волнах пенные гребни, с шумом накатывает на кручу, расплескивает грязноватые брызги. В воздухе, влажном, душном - марево. Тянется, слоится, расползается клочьями.

Девушка вскидывает руку, проводит справа налево, вверх-вниз. Вода набухает клейкой массой, загустевает; сминается, сжимается в тугой узел, движениям подчиняясь. Пульсирует упругим комком. Тук! Тук!! Вдох-выдох. Сочится липкой сукровицей. И бьется чудовищное сердце, взбаламучивая серый кисель. Трепещет. Колотится. Внутри, смутными очертаниями проступает темное пятнышко. Зародыш. Тук! - содрогается сердце. Тук!! - лопается на мириады ошметков. Эмбрион растет. Растягивается. Форму обретает. Неведомый зверь выныривает из недр и, нетвердо ступая, покидает породившее его гигантское чрево. Ноги зверя колоннам подобны, туловище утёсом мшистым глыбится, на гибкой шее - маленькая, приплюснутая голова. С боков низвергаются потоки слизи, текут к озеру, будто пуповина связующая. Наполняют следы исполина. И там, в лужах, в следах этих, плавает микроскопическая живность.

Всхлип. Долгий, протяжный. Студнеобразная масса воды взметается к небесам, гейзером шипучим, фонтаном, что кит громадный исторгает, наверх из пучины выплыв. Застывает кисель монументом, стелой, иглой великанской, грозя подкладку сферы небесной прорвать. Но нет - опадает. Рушится. С шумом, плеском, грохотом оглушительным. Зверь стремглав летит в чащобу, что вдоль озера преградой непролазной стала. Девушка тихо смеется, а со дна, с глубин самых, всплывает мясистая зеленая ряска, сковывает бурливые волны. Чернь на ней, растений гниющих месиво - разводами, пятнами, крапинами - в узор прихотливый складывается. И кажется, не озеро это - существо живое, под тугой лоснящейся шкурой которого гуляют, сокращаются мышцы.

...создает волею своей и разумением зверей диких, а среди прочих - и человеков.

Девушка привстает над обрывом; клокочет, бурлит вода внизу, мечутся в ней десятки толстых, на змей похожих, щупалец. Присоски на них, что рты алчные, прожорливые, с крючочками-зацепками, ворсинками-ресничками и ажурной бахромой усиков-сяжек. Торс девичий плавно переходит в кошмарное переплетение волокнистых нитей, жгутов и тяжей.

Хомо механикус плетется, ковыляет по темной базальтовой корке с отложениями розовато-серого, по застывшему покрову лавовому, в голые ступни его вгрызается щебень. Острые грани рвут кожу. Человек упирается, не желая идти; меч в руке крутится борзой гончей, за собой тянет - пылают, бегут по лезвию багряные сполохи, сыплются с острия роем искр-мошек. Угольями жгучими, железом каленым упрямца прижигают. Вздрагивает человек, воет истошно от боли дикой, дальше тащится - мимо надолбов каменных, мимо красноватых, слоистых на изломе выплесков обсидиана.

Шаги, шаги, шаги...

Цель близка. Рядом.

Каждый шаг приближает слугу к цели.

Жизни порождение, бывший эмиссар и посланник падает на колени - не хочет продолжать путь. Меч, извиваясь серебристой лентой, скользит вперед. Вперед! Влечет за собой некогда человека, а ныне - визжащий ком израненной плоти и воспаленных нервов.

Медленно. Слишком медленно. Отвоевывая у пространства пядь за пядью. Тогда меч изгибается, обвивает шею носителя - чуть придушив, раскачивается у того пред лицом. Гипнотизирует. А затем стремительной раздвоенной молнией жалит в виски.

Рассвет.

Солнца лучи окрашивают утреннюю хмарь румянцем нежным, ласкают - так мать младенца агукающего за щечки треплет. Улыбается солнце, марает кармином и охрой блеклую известку неба, художником себя чувствует. Мажет кистью - грунт кладет, поверх дня-основы и ляжет картина событий-действий.

Прихрамывая на обе ноги разом, торопится Жизни гонец к воздвигшемуся на горизонте шпилю Цитадели. "Ненавижу, - шепчут губы. - Ненавижу".

Губы шепчут, ноги - идут.

Шаг...

Глухой скрежет позади. Эмиссар оборачивается. Меч оборачивается. Всматриваются.

Пространство вспорото ветвящимися трещинами, ножом мясницким распластано, надрезано на куски. Из зияющей бреши в ореоле света вываливается закованная в пластинчатый, зеркальноблещущий доспех фигура. От грузной поступи сотрясается земля, а перламутровое свечение соперничает по яркости с раскаленным добела светилом, что путешествует извечной дорогой от края до края лазурного купола.

Чужак могуч и ликом прекрасен, черты Его изумительны и пленяют любого увидевшего. Силен Он, и длани Его мощны, оружие в них - бесподобное, самолучшее в мире. Возможно, Он добр, мудр, и слава Его велика. Возможно, это Бог, явившийся в юдоль скорбей судить и карать неправедных, благочестивых же возвеличить, ибо за рвение свое, бесспорно, заслужили они, по делам свершенным да воздастся каждому. Аромат благоухающий вкруг пришлеца, будто миллионы служителей Его фимиам во множестве златоверхих храмов воскуряют. И услаждает слух чудесная музыка, переливами хрустальными, голосами дивными журчит-перекатывается. И взор поражен несомненным превосходством Его, и нет на божественном создании ни пятнышка, а только свет лучезарный. И тени чужак не отбрасывает. Склонитесь же и ниц падите, видите - пришел Он, и спасет Он вас от заблуждений ваших, и развеет их пеплом по ветру, Полюса же разрушит. Вкусите под господством Его и законом Его свободу от Полюсов. Вековечная разлагающаяся плоть Хаоса-Жизни и сухой, холодный тлен Порядка-Власти надобны ли вам? Да, они разные, противоположные - не части целого, но единые в борьбе своей, начала крайние, первобытные. Не нужны они боле. Есть Он.

Ах-х - соблазн горячей струйкой по хребту, мурашками щекотливыми. Ох-х - в горле першит, душит кашель, хочется сглотнуть, хочется вдохнуть - глубоко-глубоко, так, чтобы... Но воздуха не хватает, сожжен воздух жаром запредельным. Не хва...

Эмиссар щерится; зверем бешеным, самкой, детенышей защищающей, кидается на доброго, мудрого, божественного... противника. Меч проникает в щели между латами, колет и рубит. Рубит и колет. Впустую.

Взмах суставчатой лапы. Человек смят и отброшен в сторону небрежным движением, словно муха глупая, надоедливо жужжащая. Меч-проводник плавится и стекает наземь ртутными каплями; содрогается лоно Прародины, вскипает бурунами студень зыбко-кисельный, заходится в страшном крике хрупкая девушка-смуглянка, бьют, свиваясь в агонии, жуткие щупальца; кренится, заваливаясь набок, Цитадель, каменным идолом застывает старик в сокровищнице, тонет в буйстве златого прибоя.

≠ Дисбаланс.

≠ Вторжение в систему инородной сущности.

≡ Немедленная блокада и локализация по хроновектору.

≡ Анализ угрозы.

≡ Потенциал опасности максимальный.

≡ Ликвидация изолированного объекта.

≡ Восстановление пространственно-временного континуума.

≡ Воссоздание исходного баланса Полюсов.

Заштопана прореха, шрамом давним стянулась, сморщилась. Исчезла. Нет пришлеца, и не было вовсе, тех же, кто осмелится...

Прихрамывая на обе ноги разом, торопится Жизни гонец...

* * *

Темнота горбатых сводов. И стен. Промельки света. Тяжелое дыхание. Шорохи. Звяканье металла. Всё.

Он помнит - так было.

Бледная память у входа осуждающе качает головой, она знает - так будет. Память меняет обличья: теперь это юноша, высокий и узкоглазый, и с мечом, растущим из правой руки. Неожиданно ударяет-обволакивает шепот:

...чахнет над златом. Полностью в проклятой власти его. Кто же сторож брату моему?

И мнятся приближающиеся шаги.

И еще мнится...

Он вступает в Цитадель чрез внешние врата, минует портик и погружается в средоточие чужой и в то же время родственной силы. Он ищет. Нет, не он - меч. Ее меч!

Черные плитки пола, похожие на рыбьи чешуйки, с омерзительным хрупаньем проминались под ногами. Сочились тошнотворной клейкой слизью. С черного потолка свисали уродливые наросты; стены влажно хлюпали бахромой мелких ресничек, сокращались, будто не стены это вовсе, а кишечник огромного зверя.

Он помотал головой - наваждение исчезло. Неохотно. Не сразу. Еще двоилось, мешало "здесь и сейчас" с несбывшимся. "Ненавижу", - прохрипел. Из прокушенной губы текла кровь, полнила рот солоноватой горечью. Сплюнул. Утерся. "Сука. Ненавижу". Меч в руке - словно шип, предплечья продолжение, обоюдоострое лезвие в обрамлении плоти. Под ногами пол. Сухой, ровный. Плиты стен. Неотесанные, грубые. В узкие бойницы свет плещется, растекается лужицами: прочь, прочь, темнота. Сиди по углам, копи злобу чернильную. Воздух прохладный, колкий. Ах-х... вдох-выдох, всласть надышаться. Про запас. Не миазмы-испарения мары-суки. Не Колыбели осклизлые объятья. Иное. Меч подрагивает, жадно пьет воздух - тысячами открытых пор своих, познает врага. Сотни глаз на узком лезвии, зрачки-иглы - направление указуют, рты с губами бескровными скалятся плотоядно. Он чует! Меч чует! "Она чует. Сука". Вперед! - решает меч. Он волочится за ним.

Тело гибкое, мускулистое, гладкое... "ненавижу"... ручьем весенним в лощинах-коридорах струится. Прямо. Налево. Снова налево. Дверь...

Студенистое колыхание засасывающей воронки.

Нет - дверь! "Не хочу. Сука!"

Встающий навстречу с безбрежного златого моря изможденный старик. Угластый, костлявый. Родной... Подернутые пеплом угли глаз, согбенная спина, иссеченный морщинами камень лица. Ни намека на змеиную легкость движений, ни...

- А-а, пришел, - прошамкал. Затрясся, захихикал мелко.

Взмах меча оборвал этот скрипучий, отдающий безумием смех.

Он присел, огладил золото, и тут же - в голову ударили воспоминания. Тысяча сто шестнадцатый... Он, и будто не он. Вот так же шел, не раз, не два - тысяча сто пятнадцать. Убивал. Садился. "Власть! - взывала Колыбель. - Сила! Слава! Мое. Справлюсь. Жизнь превыше Власти. Достойнее. Нельзя сдерживать Жизнь законами, нельзя навязывать и ограничивать. Надо вырваться из системы. Продолжить экспансию". Не получалось. Тысяча сто пятнадцать раз не получалось. Колыбель пробовала. Вновь и вновь. Тысяча сто шестнадцатый был странным. Они все были странными. Каждый последующий отличался от предыдущего. Впитывали пороки Власти, привнося заразу в Колыбель, инфицируя новую жизнь. "Уничтожить!" - скомандовала Колыбель. Дверь обвалилась в себя, на ее месте разверзся мутный водоворот. "Труп. Столкни труп сюда. Не трогай его. Только мечом". Сто шестнадцатый расчленил тело и отбросил назад. Воронка жадно чавкнула, засасывая останки. Проекции Полюса-противника не стало...

Перевернулось солнце в небе. Погасло. Совсем.

Перевернулось небо. Опрокинулось кверху тормашками. Нет больше неба.

В кромешной мгле обрушилась Цитадель. Колосс с ногами глиняными.

≠ Дисбаланс системы.

≠ Нейтрализован управляющий функционал Цитадели.

≠ Сбой внешнего управления, сбой обратной связи.

≠ Вероятностные потоки нарушены.

≡ Переход к последнему стабильному состоянию до точки бифуркации.

Ни намека на змеиную легкость движений, ни...

- А-а, пришел, - прошамкал. Затрясся, захихикал мелко.

Нет! Наваждение пропадает. Меч рычит и воет, и дергается, и впивается зубами в драгоценные камни, валяющиеся под ногами. В пыль крошит.

Старик щурится, отступает на шаг. С ненавистью посматривает на меч.

- Уйдем, - говорит пришелец. - Уйдем отсюда, отец.

- Не могу. Власть надо мной распростерта. Я ее сторожу, а она меня.

- Это неизбежно? - говорит пришелец. - Отец?

- Это неизбежно, - подтверждает тот. - Высох, а круг не разорвал. Порочный круг. Ты попробуешь?

- Да, - говорит пришелец. - Попробую, отец.

Дверь опрокидывается в себя, на ее месте - воронка.

С тихим звоном взметаются вверх монеты, сплетаются в цепь, в аркан, захлестывают шею старика. Душат. Золотая змея шипит, свивая кольца. Пришелец подымает меч, который сразу же теряет твердость, усыхает и отваливается.

- Сынок... - силится прошептать умирающий.

- С-с-с, - шипит змея. - С-сынок, ты придешь к мамочке?

Старик падает, лежит неподвижно. Сквозь сухую желтую кожу, грозя прорвать ее, выступают кости. Сама кожа удивительно напоминает чешую.

- Отец! Отец! - рыдает, прижимая к груди немощное тело, пришелец. Его гладкий лоснящийся стан, гибкие руки, донельзя пластичное лицо становятся угловатыми, костистыми. Мускулы каменеют. Гуттаперчевая фигура танцора превращается в сухощавого атлета. Узкие змеиные очи его расширяются, приобретая ржавый оттенок, над ними мощными заслонками громоздятся надбровные дуги.

Новые глаза видят всё в совершенно ином свете.

Новые глаза осияны всемогуществом злата.

Отныне и присно принадлежат они центр-фокусу обновленного, переродившегося Полюса.

Порядку принадлежат. Власти.

Богат чертог этот. Славен. Бессмертен и бездушен. И сторож-охранитель его, защитник и поборник - тоже. Почти.

Власть простёрлась над тобой. Отныне ты - сторож брату своему. Будущему брату.

Он, возмужавший в мгновенье одно, рослый, плечистый, массивный, растеряно наблюдает, как от трупа отслаиваются тусклые золотые чешуйки, монетами обращаются. В глазницах - два рубина покоятся, огнем пылают. Зубы ниткой жемчуга молочно-белого рассыпались. Остов - чушками серебристыми, гирьками, меж собой хитро увязанными.

Всё...

Он бережно подхватывает скелет, в угол относит, к тысяче и ста пятнадцати таких же костяков. Он понимает - ее нужно уничтожить. Ее - сеющую хаос родительницу свою. Врага. Ядовитую гадину, на диктат Порядка посягнувшую.

Он копит силы. Крепит власть. Приумножает богатство, предшественником нажитое. Отбирает у врага всё, до чего может дотянуться. Он - страж, доглядчик и наместник. Порядка экзарх.

Вереница лет и вереница зим как дни и ночи - хороводом проскакивают. Похожие. Повторяющиеся.

И вот врывается он во главе полчищ несметных в порубежье Колыбели, сминает заслоны пограничные из растений, зверей и гадов, и птиц летучих, и тех, кому и названия нет. Вепрем, жаждой крови обуянным, вглубь прёт, к Прародине, Полюсу-источнику. И черным жирным дымом горят чащи и пущи жизнетворные, и обитатели их, и те, кто просто под руку подвернулся. За спиной его - лишь пустыни мертвый песок, грязь, гарь и пепел. И проломившись сквозь дебри в глушь самую, предстает агрессор у Жизни кладезя. Гнезда. Рассадника.

И пылает студень озера, в муках чудовищных корчась, словно тварь живая, и мечутся над поверхностью венчики щупалец.

Гибнет в очередной раз Прародина, а вместе с ней и весь мир.

≠ Дисбаланс системы.

≠ Биомасса Колыбели подверглась атаке.

≠ Сбой внешнего управления Источника, сбой обратной связи.

≠ Вероятностные потоки нарушены.

≡ Экстренная корректировка.

...является оккупант-захватчик, легионы бесчисленные в схватках тяжелых подрастеряв, к Колыбели лону. Прорывается к брегам ее, мгой облеченным, с войском малым; бегут в страхе последние защитники, трепещут деревьев стволы и кустарников ветви, пред узурпатором склоняясь.

И вопиёт бывший змееглазый эфеб Хаоса, к желе зеленовато-бурому взывая, что меж брегами просторно раскинулось:

- Я пришел, слышишь?! Ты звала, и я пришел. Я убью тебя!

И выходит навстречу изящная, прелестная женщина. Богиня, красоты неописуемой. Выше пояса - человек, а ниже... Скользят, извиваются по влажной траве жгуты щупалец, глянцевым лоском полнятся; мантией, кожистой, складчатой, за персонификацией-проекцией Жизни волочатся.

- Приш-шел, - свистящим полушепотом речёт обольстительная Ехидна. Ее смуглая грудь вздымается в страстном вздохе, бутоны сосков коричневатых, набухших, напоказ выставляя, а бедра плавно, призывно покачиваются из стороны в сторону. Черным вьюном юлит за чуть припухлыми губами-кораллами раздвоенный язычок.

И не в силах искушение обороть, шагает к Хаосу-Жизни громада Власти-Порядка - тенью накрывая, заключает в пылкие объятья. Любят они друг друга на заболоченном, вязком грунте подле озера-истока в такт мерному плеску волн. И умирает богиня, семя чужое приняв, остается от нее лишь оболочка иссохшая. Волнуется озеро, зреет в центре его исполинский вихорь, вспенивает студень, превращая в миллионы зародышевых пузырей, лопаются они, живчиками-эмбрионами прорастая. Зверями и гадами, и созданиями пернатыми обращаются. Теснят Порядка воинство, к пустыне отгоняя, к пескам ее и скалам, за коими бастионы Цитадели вздымаются. Отступает Власть-поработитель, не в силах с буйством природы восставшей совладать. Огрызается. Пятится. Сдает территории захваченные. В анклаве, грядой горной от мира отделенном, оказывается, чтобы потом - опять, снова, в который раз - прийти и подчинить всё и вся. Обуздать непокорную Жизнь, смирить, а затем и истребить всецело, с корнем отраву вырвать, начало строптивое, Хаоса сердцевину.

Точнее - попытаться.

Успокаиваются воды Колыбели, стихает пляска их, вихрем-коловоротом взбаламученных, и, продавливая ровный слой покрывшей гладь ряски, вздувается над поверхностью циклопический волдырь. Мутные стенки его истончаются, светлеют, и наконец в клочьях брызг и пены, левиафаном из пучины морской, возникает гладкое торпедообразное тело со множеством змеевидных щупалец. Венчает его торс девичий...

Приходит в вещный мир Жизни воплощение. Подобие. Проекция. Полюс.

И первым же делом человека творит, не простого - уймища безликих потомков его будут еще. Единственного. Врагу на погибель.

Тысяча сто семнадцатого.

И оружие-симбионт.

Чтобы через годы...

Так было и так будет, понимает угластый, костистый старик - бессменный страж над чертогом злата и Власти.

Так будет, соглашается память.

Система поддерживает равновесие. Замкнутая, исключающая вмешательство извне. Поддерживает всегда. И пусть светопреставления следуют одно за другим, сменяясь с завидной периодичностью, - любая изолированная система достигает равновесия, стремится к нему, находится в нем бесконечно долго. Смыкает противоборствующие основы свои в кольцо, сохраняя целостность.

Будет именно так? - всё же сомневается старик.

Да, заверяет память.

Жаль, борозды морщин режут кору лба. Жаль. Ни подмять под себя, ни победить. Никогда.

Никогда, откликается память. Жаль.

Никогда... - вторит эхо.

Сумрачные глыбы стен. Низкие, давящие своды. Теряющиеся по углам шорохи. Хриплое, прерывистое дыхание. Пятна света. Тьмы кляксы. Всё.

И остается только одно - ждать. Чтобы обернуться потом, заметив неясную тень на пороге, и хрипло, с отчетливой сумасшедшинкой в голосе бросить:

- А-а, пришел...

≡ Баланс.

≡ Вероятностные потоки в норме.