Боевой-Чебуратор : другие произведения.

Долгое погружение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.83*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опубликовано в альманахе "Полдень", #2 2014.
    Управление космических исследований NASA, ESA и Роскосмоса задумало чудовищную авантюру и ради ее осуществления готово пойти на любые потери. В том числе человеческие.
    На спутник Юпитера Ганимед, где по разведданным расположена покинутая база чужих - единственная в Солнечной системе, отправляют команду из четырех астронавтов. Правда, успешность экспедиции близка к нулю, хотя корабль, на котором летят астронавты, сделан на основе технологий чужих. Вся закавыка в базе, в возможности проникнуть туда и обрести чужое знание и технологии.
    Неожиданно для участников экспедиции отказывают навигационная и управляющая электроника корабля. Связь тоже не работает. Вариантов всего два - или умереть после того как закончатся кислород, еда и вода, или... продолжить путешествие весьма необычным способом.
    Что же получится в итоге?
    Разумеется, совсем не то, чего ждали.

 
  
  
Артем Белоглазов
Долгое погружение



- Хосподя, - Джей расплывается в улыбке, - белый.
Наклонившись, аккуратно срезает гриб и отправляет в корзину, к рыжикам. В корзинах у нас только рыжики и маслята, больше ничего не попадалось. Битый час бродим по лесу, а дно корзин едва прикрыто; и вот - удача. Крепкий, с толстой ножкой - шляпка размером с кулак - боровичок.
- Ну, сейчас пойдут, сейчас. - Роквелл носком ботинка ворошит хвою. - Где один, там и второй. Набрели, значит, на поляну.
- Э-э? - недоумевает Ян. Оборачивается. Смотрит на Джея, смотрит на меня.
Вокруг высятся сосны. Рыжевато-коричневые, с прямыми мощными стволами, будто великаны из сказок. Мне, с моей неправильной осанкой аж завидно. В старину из таких мачты делали, на парусных судах. То есть очень давно. Верхушки сосен покачиваются, норовя зацепить румяный желтый колобок, который удрал от бабки прямиком в небо. Стрекочут птицы.
Роквелл не отвечает, он занят - бормочет под нос: "Вот вы где, родимые".
Ян Ковальски озирается, никакой поляны нет и в помине. Я пожимаю плечами, мол, ну да, нет. Это Джей так выразился. Нахватался от русских: те любое понятие могут обозначить другим, близким по смыслу, или далеким. Как, например, я. Роквелл частенько заливает новым знакомым, что родом из Гарлема, то есть не он - прадеды, а уж они-то были чуть ли не соратниками самого Мартина Кинга. Сочиняет от души. Как ни странно, ему верят. При маломальском проступке Джей оправдывается тяжелой генетической наследственностью. Обычно к нему снисходят. Проступки Джей совершает не так уж редко, но умело отбрехивается.
- Не зевай, - советую Яну и присоединяюсь к пыхтящему от усердия Джею. Корзина быстро наполняется. Собирать белые грибы одно удовольствие.
До Ковальски наконец доходит, что к чему и при чём здесь "поляна". Он раскрывает складной нож и следует моему примеру. От низины, где в тени невысоких елей группками росли рыжики и вилась мошкара, мы поднялись по склону - к свету и солнцу. И были вознаграждены за старания.
Сосны как настоящие, от них пахнет, на чешуйках коры видны смоляные потёки. Вниз по стволу спешит муравей, что-то тащит. Я, присев на корточки, разгребаю хвою, выискивая бурые шляпки. Хвоинки колют ладони. Под штанину забрался кто-то мелкий, кусачий и настырно лезет к колену; хлопаю себя по ноге, насекомое успокаивается. Спину припекает, по затылку щекотно сползает капелька пота. Солнце перевалило за полдень, жарко.
Ковальски азартно размахивает ножом, грибы так и летят в корзину. "Holy cow!1 Белые!" - Джей скалит зубы, его корзина полна. От возбуждения он машинально перескакивает на английский и обратно. "С лучком пожарю, с картошечкой", - перечисляет Джей; гримасничает, мечтательно закатив глаза, показывает - насколько вкусно получится. Дразнит Ковальски? Ян картошку употребляет редко и старается пропихнуть в меню что-нибудь квашеное, кислое. Вчера уши прожужжал польским бигосом - с мясом, грибами и, разумеется, капустой. А если мы бигос не хотим, пусть будут пироги с той же начинкой или голубцы, или... Сошлись на борще, большинством голосов. Джей от борща отказался по причине нелюбви к свёкле. Теперь отыгрывается на Яне: с утра эдак почтительно паном величал, затем про картошку вспомнил.
Вдруг Роквелл вскрикивает и, запустив пятерню в курчавые волосы, начинает яростно чесаться. Похоже, словил кого-то кусачего, еще кусачей, чем у меня.
- Майк! - Роквелл корчит страшное лицо. - Клещ! Энцефалитный!
Ковальски замирает, втягивает голову в плечи. Смотрит на меня, смотрит на Джея. Чистая комедия: детина под два метра ростом испуганно, аж веснушки побледнели, не сводит глаз с шутника.
- Весной, - я снимаю кепку, обмахиваюсь, - энцефалитные. Врёт он.
Ян страдальчески кривит уголок рта; нож в веснушчатой руке подрагивает. Не швырнул бы в Роквелла. Фобия у человека, тут не до шуток.
Джей прыскает со смеху. Морда довольная, как у кота, стибрившего рыбку из кукана.
Ян моргает, он боится клещей.
"Купился, Янчик", - думаю я. "Купился..." - понимает Ян. "Купился!" - ликует Джей.
Это называется психологическая разгрузка.

    1 Подумать только! (амер.)
    [назад]

Лопухнулся не только Ковальски, но и Роквелл, и я. Окружение чертовски реальное: лес, грибы, насекомые, птичий гомон, солнце, поддувающий временами ветер, невесомые облачка на горизонте... Джей, я и Ковальски до того забылись, что перестали критически воспринимать действительность. Роквелл поддел Яна мнимыми клещами, я на полном серьезе пояснил, что летом клещи не опасны, а струхнувший Ян обиделся. На кой обижаться, если нет ни клещей, ни соснового леса, ни "поляны" белых грибов?
Есть болтающаяся на полпути к Ганимеду разведстанция. Болтаемся мы, как килька в банке, с полмесяца, безнадежно уклоняясь от заданной траектории. Виной тому сбой двигателей и системы управления, из-за чего корабль не успел набрать расчётную скорость. Поначалу летели: законы инерции никто не отменял, затем шкандыбали, потом навигационная и управляющая электроника бортового комплекса накрылась вчистую. По неизвестным причинам. Следом накрылись резервные схемы. А без электроники и стабилизирующим двигателем не шевельнёшь; ни тебе курс скорректировать, ни силу тяжести повысить.
Связь отказала раньше, так что шкандыбали без связи, в замогильном радио- и видеомолчании, которое, безобразно ругаясь, нарушал штурман-радист Ковальски, пока не впал в депрессию и не заткнулся. Я как командир права хандрить не имел, да и остальные не имели. Ян просто сорвался, пытаясь докопаться до подоплёки обрыва связи при внешне нормальной работоспособности приёмо-передающих устройств. Джейкоб тоже не радовался: ходил с кислой миной, плевался. Док шепнул мне, что застукал, как Джей тайком молится духам Лоа, то есть практикует Вуду. Я напомнил доку про тяжелую генетическую наследственность бортинженера и заметил, что психические отклонения - епархия доктора, а не моя. Но Роквелла вызвал и учинил суровый разнос, внушив мысль о категорической недопустимости подобной дьявольщины. И чтоб никакого шаманства, астронавт Джейкоб Натан Роквелл, предупредил я напоследок. Джей надулся: не нравится ему, когда его называют полным именем.
Перед полётом я тоже был вызван на ковёр к начальству; мне рекомендовали прислушиваться к мнению доктора Уильяма Лазарда и предупредили, что риск велик, а шанс вернуться, соответственно, - нет. Блюдя формальности, спросили: Рюмин, хотите отказаться? Я сказал, что не хочу. Иного ответа они не ждали. Я, Ковальски и Роквелл сильно задолжали NASA2, ESA3 и Роскосмосу. Лазард шел по отдельной статье - Земля, наоборот, задолжала ему и открещивалась от блудного сына как могла. Вопрос стоял так: либо мы вообще никуда не летим и до конца дней горбатимся за свои грёбаные долги, где прикажут, либо возвращаемся героями.
Естественно, мы выбрали второе. Поэтому на Земле вряд ли обеспокоились нашим исчезновением: вероятность успешного исхода экспедиции стремилась к нулю. "Это билет в один конец", - сказал Уильям за минуту до старта. "Не каркай, док", - пробурчал Ковальски и сморщился: перегрузка вдавила его в кресло. Лунная база "Orbiter-XIV" выстрелила кораблик из пусковой установки, и мы, словно спринтеры, рванули к заветной финишной ленте - Юпитеру и его спутникам.
Наша жизнь и здоровье командование не очень-то волновали; нас поди списали в допустимые потери Солнечной космической программы еще на стадии переговоров: Земля получила от чужих, что хотела. Командование интересовал Ганимед. Мы, расходный материал программы, отрабатывали их интерес в меру сил. К случившейся подлянке никто не был готов; хотя не факт, что это подлянка. Не сдохли, и то хлеб. Автоматика станции, приборы, энергопитание, противометеорная защита, часть вычислительных и аварийных систем, не относящихся напрямую к маневрированию, а также - ура! или, увы? - жизнеобеспечение продолжали функционировать. Лететь оставалось порядочно, но корабль не летел и даже не ковылял, а "едва шевелил плавниками" - как выразился бортинженер Роквелл. Сроки путешествия вгоняли в отчаяние.
Изрядно охренев от безделья и осознания неминуемой жопы, члены экипажа слонялись по отсекам и грызлись друг с другом почём зря. В роли миротворца выступал док; задираться с ним опасались. Джей и Ян вскоре подсели на вирт с пальбой, сексом и мордобоем в ассортименте, часами пропадая в нейробоксах. Вразумления не помогали. Уильям, понаблюдав за ними, высказался в том плане, что релаксация от игр никудышная, и предложил заменить дурное пристрастие "долгим погружением". Народ воспротивился: погружение в цифровые пучины виртуальности - на сленге "нырок" - было разработано китайцами на основе полулегальных инопланетных технологий. Официально разрешенная к использованию версия мало отличалась от стандартного вирта. Неофициальная же...
Пришедший из Гонконга, широко разрекламированный и подхваченный на ура офисными бездельниками, нырок быстро растерял приверженцев. Его обсуждали взахлеб и замалчивали, приравнивали к наркотикам и, наоборот, призывали лечить им наркозависимость, проклинали и благословляли. Говорили разное, чаще плохое - и мрут, мол, и болеют, и член не стоит, и бабы делаются фригидны, а уж с психикой вовсе беда. Может, врали, может, нет. Как известно, дыма без огня... "Всё будет тип-топ, - сказал док. - Ручаюсь". И мы присмирели.
Параметры погружения Лазард настраивал сам. Тонкая работа, почти ювелирная; не каждый умелец возьмётся. При кривой настройке когнитивный диссонанс гарантирован. Оттого и не прижился нырок в индустрии развлечений, оттого и злословили ушибленные психической травмой геймеры. Мы трое ни разу не погружались: не возникало потребности. Так что мандраж пробирал, но и вера в дока - присутствовала.
"Ну что, подопытные, - сообщил он через сутки, - располагайтесь", - и махнул на заполненные контактным нейрогелем боксы. Переоборудовать их при должной сноровке труда не составило. "А ты?" - спросил Роквелл. "При погружении нужен координатор, - назидательно ответил Уильям, проверяя крепление фиксаторов. - Не знал?" Из-за недостатка места боксы стояли вертикально; надежность креплений решала массу проблем, от растяжения связок до частичной утраты контакта. "Зачем? - удивился Роквелл. - Программа ж задана". "Уймешься ты или нет?" - чуть не рявкнул я, но Джей примолк и, первым задраив гермокрышку, сосредоточенно "влипал" в прозрачный гель, что было нелегко. "По техбезу положено, чтоб исключить нештатные ситуации", - нуднейшим голосом пояснил док. Техбез Роквелл чтил.
Нырнули мы раз, нырнули два... втянулись. "Обалденно!" - выразил общее восхищение Ковальски, побывав на краю Гранд-Каньона. И мы, перестав собачиться, продолжили. Спустя неделю эйфория прошла; нам бы чего попроще, сказали мы доку. Возвышенное угнетает, объелись. Об ощущении запредельности бытия, о потустороннем, чуждом холодке, веющем от виртуала, никто не заикнулся. Это выяснилось позже.
Лазард усмехнулся: проще так проще; ему всё равно, какую "картинку" рисовать. Для начала виртуально заглянули к доку в гости, жаль, без самого дока. За домом не присматривают: Лазард разведён, детей у него нет, тётка и двоюродный брат живут где-то на севере. Пропустив по стаканчику, отправились на берег Ред-Ривер - любоваться закатом. Бутылка виски превратила нас в эстетов.
Дальше, по просьбе Яна расслабились в русской бане: исхлестав себя вениками, выбегали из парной прямо в сугроб. Черная рожа Роквелла на белом снегу развеселила всех до икоты. Сегодня собирали грибы; точь-в-точь брянский лес, как я помню. Секрета нет: Лазард аккуратно перенёс мои воспоминания в вирт.

    2 Национальное управление по аэронавтике и освоению космического пространства (США).
    3 Европейское космическое агентство.

    [назад]

В дрейфе заняться особо нечем; будни, унылые и бессодержательные, тянутся вереницей, но мы боремся. Для экипажа обязательны: интенсивная физическая нагрузка и отработка стандартных задач, из рутины - поддержание порядка на корабле. По рекомендации доктора скрашиваем будни вылазками в "мир". Завтра на рыбалку пойдем, послезавтра - на охоту. На очереди выезд на лошадях, подъём в горы, морской круиз и так далее, пока фантазия не иссякнет. Когда иссякнет, можно перетасовать - грибы с морем, лошадей с рыбалкой - и до бесконечности. По утверждению дока Уильяма, куда полезнее, чем гонки по бездорожью, отстрел ботов в мрачных лабиринтах или галактические войны за господство вида homo sapiens. Профукали мы своё господство. Предки профукали, а мы - разгребаем.
Ну и ладушки, ну и молодца. На кой слабакам власть? Вот рыбалка - это да, рыбалку мы уважаем. Окунь хорошо на червяка берёт, накопаем червей. Поймаем окуньков, притащим - док запечёт или рыбные котлеты сварганит. По уверениям Лазарда, между активным отдыхом и нашей жизнью на станции должна быть тесная взаимосвязь. Тогда виртуальные прогулки, особенно на природе, станут восприниматься более настоящими, что благоприятно отразится на психике и поэтому... "Жрать синтетику, замаскированную под рыбные котлеты, будет не так отвратительно", - с ухмылкой перебивает Роквелл. "Да пошел ты", - говорит док. И уходит. Что, на мой взгляд, совершенно нелогично.
В виртуалке Джей ведёт себя мягче. И Ковальски. И я.
В виртуалке мы другие.
А док не ведёт, ему без надобности. У дока аномальная хрень в башке - чужие ставили; среди астронавтов каждый десятый в курсе. Знают, молчат, боятся. Ну, порой варежку разевают, не без того. Шепотки, пересуды. Как Лазард с этим живёт? Я б свихнулся.
Информация под грифом "сов. секретно" доступна единицам, но что знают двое, знает и свинья. Подобно ручью, торящему по весне дорогу, информация устремляется в любую брешь и ускользает песком сквозь пальцы. Впрочем, док о собственном прошлом не распространяется, нельзя - бумаги подписывал. С грозными печатями грозных ведомств, о которых обыкновенные смертные ни сном ни духом. Запрета на виртуалку в бумагах, полагаю, нет. Но док туда ни ногой.
Ныряем втроём; появилась безумная идея, цель прежняя - Ганимед. Или мы вернемся героями, или... Помирать зазря не хочется: вперед толкает не жажда славы, нет - банальный страх. Уильям обеспечивает погружение.
"Мимо кассы", - зубоскалит Роквелл насчёт дока. Виртуальная граница разделяет экипаж: ведь доктор не совсем человек, не homo sapiens. Хотя у нас немало общего, например, говорим на общем языке, и это не эсперанто, придуманный соотечественником Яна в конце девятнадцатого века. Общий язык не учат, им пользуются. Загружают лексику, произношение, синтаксис, подрубают всё к речевому аппарату и речевому центру мозга. Пара дней наблюдения у специалистов, и - если не возникнут осложнения - шпаришь как по нотам. Дорого, надёжно, эффективно. А главное - практично.
Дороговизна никого не волнует. Оплачено. Надёжность? - хватит за глаза. Вдобавок технологии чужих не хухры-мухры.
"А какие они, чужие?" - спросил однажды Ян у доктора. Бытовало мнение, что док лично сталкивался с инопланетниками. Зелёных-то многие видали, но "чурки", как их зовут по-простому, не alien sapiens, так - подобия, вроде биороботов. "Добрые, - ответил Лазард, криво щурясь. - За спасибо, считай, залатали". Я подслушивать не хотел, мимо шёл; от спокойного тона доктора свело скулы. В отличие от Ковальски я бы спрашивать не рискнул: здоровье-то не казённое, мало ли - обидишь невзначай, а тебе физиономию отрихтуют. Да и некрасиво эту тему поднимать.
По слухам док был немножко мёртв, когда зелёные решили его починить. Ну как мёртв? - разлагался уже. Чурки иногда здорово тупят: то ли системный сбой, то ли локальный глюк, трудно судить - мы в их поступках разбираемся как свиньи в классической музыке. Сплошной черный ящик. Переусердствовали чурки, воскресили нашего Лазаря. А хозяевам зелёных упокоить дока обратно этика не позволила, или что там у чужих вместо этики. Транспорт и людей они, гады, если потребуется, на раз жгут. Ладно, не они, подручные, суть не меняется. И вдруг - стоп машина, полный назад. Со всевозможными извинениями дока вернули в лоно "благодарного" человечества. Отдарились сверх того крупной, сразу засекреченной технологией. Объединенное правительство не растерялось и в ужасе от собственной наглости выбило-таки у чужих в бессрочное пользование вторую половину Солнечной системы, на которую Земля давно и безуспешно претендовала. Уильяму Лазарду за бесспорные громадные заслуги вручили орден Знамени первой степени, почётного гражданина и внушительный объем материальных благ. С планеты от греха, понятно, выпроводили: кто знает, что новоявленному homo monstrum в черепную коробку стрельнет? Через полгода выпроводили и с Луны, вместе с нами. Так что я был отчасти осведомлен, чего и куда случилось с доком, и по какой причине.
По этой самой причине нас и отправили к Ганимеду, где располагалась единственная стационарная база чужих, покинутая, правда, лет надцать назад. Точными сведениями никто не владел. По данным разведзондов серии "Jupiter" база фактически закуклилась, и люди могли до посинения ломать мозги, пытаясь проникнуть внутрь. Командование рассчитывало на то, что Лазард с инородной заплаткой в башке имеет шанс откупорить "сейф". Может, чужая автоматика признает дока за своего.
"Распотрошим ящик Пандоры!" - хохмил Роквелл. Вначале шутка забавляла, затем пугала, после надоела до оскомины. Мы хором советовали Джею заткнуться. Когда заглохли маршевые двигатели, Ян возжелал набить Роквеллу морду - дескать, накликал. Двигатели доконали Яна хуже прервавшейся связи. Он орал, что глохнуть ничего не должно, что это бред собачий, что ему, штурману Ковальски, вовек не отмыться от позора, и будь он японским самураем, а не поляком из ESA, то немедленно совершил бы сэппуку.
Принцип движения корабля основывался на фотонном излучении; подозреваю, столь выдающийся технологический прорыв прорывом не являлся и был "приданым" дока. Иначе фотонный двигатель так бы и остался гипотетическим, и люди бы только мечтали о межпланетных перелетах не внутри, а за поясом астероидов, куда нас в двадцатом веке не пускали несовершенные технологии, а в двадцать первом - проклятые алиены. Нет, конечно, в конструкторских бюро разрабатывались экспериментальные ядерные двигатели, беда в том, что за полвека они так и остались экспериментальными. Из-за оплошности чужих ситуация переломилась, и тогда в кондиционированной тишине кабинетов Управления космических исследований родилась чудовищная авантюра. Заманчивая перспектива разжиться инопланетной техникой, получить ответы на бесчисленные вопросы, двинуть вперед фундаментальную и прикладную науку будоражила умы руководства; так яркий плащ-капоте тореро не дает покоя быку на корриде.
Авантюра потерпела неудачу. До Ганимеда при самом выигрышном раскладе - в период великого противостояния Земли и Юпитера - лететь минимум в десять раз дольше, чем до Марса. И вероятность непредвиденных сбоев и нештатных ситуаций по сравнению с марсианской программой гораздо выше. Особенно на непредназначенном для этого, переоборудованном за какие-то месяцы корабле. Создание пилотируемых кораблей для освоения внешних планет находилась пока в стадии проекта.
Было ясно, как день: надеяться можно лишь на везение. Мы надеялись. Принципиально иной способ преобразования энергии и относительно малое время полёта вселяли заметный оптимизм. Увы, ветреная фортуна отвернулась от экспедиции едва ли не сразу. Еще не преодолев условный пояс астероидов, мы заимели две убийственные проблемы: отказ связи плюс отказ системы управления движением и схем-дублёров. Испытания корабля нового типа с треском провалились.

Мы шли к Ганимеду. Шли виртуально.
- Ты тронулся, Майкл, - сказал док, узнав о моей задумке. - Отныне погружений не будет. Я запрещаю вам нырять, вы переборщили.
Лазард тоже нахватался русских слов. В отличие от Роквелла он употреблял их редко; он вообще был сдержанным, док Уильям Лазард.
- Ошибаешься, - возразил я. - Мы в порядке. Я - в порядке. Я капитан и отвечаю за действия экипажа.
- Ты заработал психотравму. Машешь кулаками после драки. Стремление победить, переиграть события в воображаемой реальности ни к чему хорошему не приведут. Ты подменил истинную цель ложной. Исказил собственное восприятие в угоду амбициям.
- Док, - перебил я, - мне рекомендовали прислушиваться к твоему мнению, и я прислушивался. Теперь послушай ты. Мой дед, Валерий Рюмин - летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза выходил в космос на кораблях, где использовались допотопные ракеты-носители, по полгода жил в тесноте древних орбитальных станций, падал в спускаемом аппарате среди голой степи... Представил? Нет, нам не представить. Люди работали на износ, люди гибли. И у американцев гибли, и в Европе, и у китайцев с индийцами. Всё, что у нас есть, всё, чего мы добились, - заслуга наших прадедов. Мы должны быть такими же самоотверженными.
- Это безумие, Микхаил, - Лазард нахмурился: выжженные брови сдвинулись к переносице. На лбу - багровые, страшные, похожие на червей - обозначились шрамы. Красавчик Билли. Верится с трудом, но давным-давно в хьюстонском Центре Джонсона девчонки вешались ему на шею. Пачками. Я видел фото. Моя сестра Настасья выскочила бы за дока замуж, не раздумывая. Когда Лазард говорит "Микхаил", дело труба.
- Нырок не совсем то, чем кажется. Или даже совсем не то.
- Добраться до Ганимеда в виртуале невозможно, - отрезал Лазард. - Как нельзя пройти сквозь зеркало. Ты не Алиса, вирт не страна чудес.
Убеждали дока втроем, док отбрыкивался. Дожал его Ковальски. "Тихоня Ян" - так в насмешку называли штурмана - припечатал Лазарда к стене и, взяв за грудки, долго тряс, изрыгая потоки брани. Голова Лазарда моталась, как на шарнирах, то и дело стукаясь о переборку. "Это другой виртуал, чужой, - прорычал Ковальски напоследок. - Ты не нырял, ты не понимаешь. Боишься из-за латки в черепе? У нас теперь латка в мозгах. Мы видим и чувствуем то, чего нет. Но оно есть. Ясно тебе?! У всех нас в башке какая-то хрень".
Лазард странно взглянул на Ковальски, на дне голубых глаз мелькнул испуг. Или... померещилось? Лицо дока оставалось по-прежнему суровым.
Потом Ян извинялся и божился, клянясь Девой Марией: мол, бес под руку толкнул, помрачив рассудок. Док произнёс длинный монолог с массой непечатных выражений, суть сводилась к тому, что он не дурак и всё понимает, он тоже нырял и отнюдь не горит желанием повторить эдакую глупость. Да, Ян правильно догадался - из-за чего. А вот почему, говорить он не обязан. Еще док пообещал сломать Яну хобот. Не здесь - на Луне. Сразу после возвращения. Хотя вообще-то желательно на Земле: мол, удар на Земле выйдет хлестче. Деву Марию док посоветовал засунуть в известное место.
- Wow!4 Ты с нами? - обрадовался Роквелл, и тотчас был послан куда подальше.
Сквозь зеркало пройти нельзя. А через виртуал...
Мы шли к Ганимеду. День за днем.
Идея заключалась в следующем: есть данные зондов о маршруте полёта и спуске на поверхность; на их основе можно построить адекватную модель с высоким уровнем детализации и определёнными структурными и функциональными характеристиками объектов. До сих пор мы заглядывали в виртуал из нашего мира, погружались в прямое, вещественное отображение реальности. Допустимо ли обратное - заглянуть оттуда сюда? Обрести сокрытое за семью печатями знание? То, что мы увидим в результате на базе чужих, с большой долей вероятности может существовать в действительности. Надо лишь суметь распорядиться добытой информацией.
Никто и ничто не помешает нам достичь цели.
Связь? - восстановим. Система управления? - починим.
Мы вернемся героями. Мы должны.

Корабль намертво вцепился в ледяной панцирь и, возвышаясь на четырех опорах, напоминал одну из скал, которыми изобиловал пейзаж. Пейзаж впечатлял и подавлял одновременно. Черное, коричневое и белое, лед и скалы, хребты и разломы, резкие, контрастные тени и чуть рассеянный ничтожной атмосферой свет Юпитера; обманчивые расстояния и размеры.
- Будто черти горох молотили, - нарушил молчание Ян, и на центральном посту вновь повисла тишина.
Народ сгрудился у видеопанели, где, как в распахнутом окне, виднелся кусочек обжитой нами реальности - пугающей, завораживающей и прекрасной.
- Ударные кратеры типичны для ряда спутников внешних планет. Ганимед не исключение, - вклинился, разбивая угрюмое очарование, голос дока. - В светлых областях кратеров меньше, в отличие от темных. Однако не думайте, что вам повезло.
Район посадки, где среди напластований реголита и льда скрывалась база чужих, ничем выдающимся или непомерно опасным не выделялся. Тут всё было такое или приблизительно такое: неровное, корявое, грубое. Когда, снижаясь в облаках пыли и пара, Ковальски гасил скорость тормозными двигателями, под кораблем образовался небольшой котлован. Из него еще предстояло выбраться. Глядя на крутые склоны, я заранее прикидывал - как.
- Сложные топографические условия, - подвел итог Лазард. - Мечта космогеолога. Похоже, базу намеренно не расположили в кальдере. Вылазка будет затруднительной.
- Ну ты зануда, док, - буркнул Роквелл, не отрываясь от мониторов.
Лазард пожал плечами: ну, зануда. Что с того? Пререкаться доку не с руки: Джей заслужил право бурчать, мы все заслужили. За спиной утомительные расчёты, волнение, споры и - мягкая посадка. Целые сутки напряженной работы. Первый этап пройден, впереди неизведанное. Terra incognita, где потерять легче, чем найти.
Отпахав в вирте день и ночь напролёт, мы превзошли собственный рекорд. От усталости шатало, но я уговорил дока продемонстрировать плоды общих трудов. Док сказал, что мы крайне возбуждены, и он бы не советовал; однако согласился, взяв с нас обещание немедленно лечь спать.
Картинка на экранах притягивала, вводила в транс, смешивая явь с виртуальностью, словно опытный шулер колоду карт. Мы на Ганимеде? в космосе? у черта на рогах? Надо выспаться, набраться сил. Уже не могу трезво оценивать ситуацию. Чудится не пойми что. Я ощутил странное раздвоение: будто находился не вполне "здесь", а еще и "там". Украдкой посмотрев на ребят, заметил - им явно не по себе.
- Кэп, - пробормотал Джей, - тебе не кажется...
- Что?
- Шлюз... - Джей запнулся, - вот-вот откроется. И мы, тамошние мы, выйдем на разведку. Это, конечно, чушь...
Вот тебе, капитан, и сон разума, мысленно простонал я. Вот тебе и чудовища в ассортименте. И спятивший бортинженер.
- Конечно, чушь, астронавт Роквелл, - жёстко сказал я. Ковальски засопел. - Разделяешь мнение Роквелла? - Я обернулся к штурману: Ян замялся и, не желая попасть под раздачу, качнул головой.
- Если унган5 изготовит куклу - подобие человека, то сможет распоряжаться им, навязать свою волю, - Джей отрешённо уставился в пол, изучая носки ботинок с магнитными подошвами. - Если точная копия нас...
- Там нет никаких нас! - вспылил я. - Что ты несёшь! Я предупреждал о недопустимости шаманства и дьявольщины?
Джей надтреснуто хихикнул:
- Всё нормально, Майк. Всё путём. Это...
- Расстройство, - подсказал Лазард. - На почве переутомления развивается депрессивное состояние. Зачастую оно сопровождается навязчивыми идеями и галлюцинациями. Не исключен переход к маниакальной фазе и, как следствие, утрате критической оценки при решении задач. Даже в профессиональной области. Эта затея сведёт вас в могилу надёжнее, чем столкновение с плотным метеорным потоком.
- Ладно, ладно, - отмахнулся Джей. - Нашёл время читать мораль. Мы в двух шагах от цели.
- И одной ногой в гробу, - съязвил док. - Констатирую: признаки психоза налицо. Не зря я хотел запретить погружения. Длительное пребывание в вирте отрицательно влияет на субъективное восприятие мира. И доказывать не надо.
Роквелл сделал вид, что пристально рассматривает видеопанель: весь в мыслях и планах на завтра. Контраргументов у него не было. Встрёпанный Ковальски пригладил вихры, которые сам же и взлохматил, пока Лазард отчитывал нас точно детей, и слегка нервозно повторил расхожую истину, мол, победителей не судят.
- Сперва победите, - проворчал доктор.
Я скрестил пальцы за спиной, на удачу. Ты чертовски прав, док, ты дьявольски прав. Здесь всё против нас. Но выбора нет, выбор давно позади. "Рюмин, хотите отказаться?" - "Не хочу".
В небе, подминая брюхом горизонт, плыл Юпитер.
- Выключи, - попросил я дока. Огромный полосатый бок гиганта вызывал оторопь.
Лазард пробежался пальцами по консоли, экраны погасли.

    5 Унган - колдун, который общается с Лоа (из культа Вуду).
    [назад]

Подготовку вели тщательно: бросаться в бой с наскока - себе дороже. На третий день, утвердив план действий, выдвинулись к базе. По бортовому времени в девять сорок, по времени Ганимеда - ранним утром. Маршрут проложили по данным, полученным от поискового робота. Ближе, чем на километр, робот к базе не подошел. Его не подпустили. Как и зонды, которые на протяжении нескольких лет исследовали объект.
Феномен оставался загадкой. В среде ученых озвучивалась гипотеза об отторжении объектом активных материальных тел небиологической природы. Сегодня мы проверим обратное. По мнению ученых, земные роботы приравнивались автоматикой базы к метеоритам и вряд ли соответствовали представлениям чужих о высокотехнологичных устройствах. Инопланетная техника - если это понятие вообще применимо - в рапортах и прочих официальных бумагах фигурировала под собирательным названием "биоконструкты". Земные технологии, понятно, и рядом не лежали. Собственно, поэтому Управление космических исследований и ввязалось в столь рискованное предприятие: когда ставки баснословно велики, проигрыш не удерживает от соблазна. Искушение сорвать банк затмевает доводы благоразумия.
Из котлована выбирались с помощью ракетных ранцев: взмыли ввысь диковинными птахами, чему немало способствовала низкая сила тяжести; на Ганимеде она еще ниже, чем на Луне. Хотя размерами Ганимед побольше Меркурия. Далее передвигались в "сложных топографических условиях", как их метко охарактеризовал док; следом ползла робоплатформа с материалами для развертывания опорного пункта. Двенадцать километров преодолели за девять часов и, отдохнув, принялись за обустройство лагеря, откуда планировали совершать вылазки к базе.
Но прежде я отправил Джея на разведку к километровой зоне отторжения. Роквелл углубился в нее на пару сотен метров и доложил, что препятствий не наблюдает. "Отлично, - резюмировал я. - Приступаем". Работа, мягко говоря, не кипела: измотались адски. Но закрепиться на месте требовалось позарез, иначе очередную вылазку пришлось бы снова начинать с корабля.
Ян, сидевший за манипуляторами погрузчика, вымученно пошутил, дескать, долог день до вечера: раннее утро на Ганимеде сменилось просто утром. На Яна сердито шикнули и, стервенея с каждой минутой, продолжили "ударную стройку". Аврал не аврал, однако мешкать непозволительно: запасы дыхательной смеси ограничены.
С возвышения, где мы находились, объект просматривался как на ладони. Серый матовый эллипсоид, вытянутый на полкилометра и похожий на амебу с выпяченными ложноножками; с трех сторон его защищала скальная гряда, с четвертой, обращенной к нам, простиралось относительно ровное ледяное поле, такое же серое и мрачное. Стадия покоя - вспомнилось из отчетов. Псевдотело сжимается, втягивает избыточные структуры, образуя вокруг себя уплотнённую защитную оболочку, устойчивую к любым негативным воздействиям. Судя по форме, объект завершает трансформацию и на днях целиком закуклится.
И как прикажете это вскрывать?
Командование надеялось на Лазарда; вернее, на нечеловеческую сущность доктора. В какой-то мере нечеловеческую. Проблема в том, что виртуальная база на виртуальном Ганимеде для Лазарда табу. Я почти уверен: нырять он не станет. Док чего-то опасается, и у него есть резоны. Значит ли это, что чужие не используют погружение и нырок чисто людская придумка?
Если возвратимся ни с чем, придётся давить на Уильяма, убеждать, доказывать. Надо спешить, не то упустим и без того мизерный шанс. Размышления отвлекли от работы, и Джей тотчас ядовито полюбопытствовал, не уснул ли я? тогда чего копошусь с грацией беременного бегемота? Отставить разговоры, прикрикнул я. Выполнять боевую задачу. Есть выполнять, вяло отозвался Джей.
Закончив обустраиваться, мы без задержки покинули вирт. Ковальски, Роквелл, затем я. Как и положено, строго по одному. Док тут же загнал всех спать. Ослушаться Лазарда никто не посмел, да и зачем? Признаться, народ едва волочил ноги от усталости.
Торопливо поев и приняв душ, экипаж разошелся по койкам.
Проваливаясь в дрёму, я думал о будущем, о том, что командование разинет рот от изумления... мысли путались; незаметно для себя я уснул.
Завтрашний день сулил чудеса, и настроение, несмотря ни на что, было приподнятым.

Ожидания не оправдались. Впрочем, никто и не рассчитывал на скорое решение вопроса. В напутственной речи, адресованной в основном Джею, док сказал: осторожнее там, мало ли что. Роквелл скривился, но пообещал смотреть в оба.
К счастью, сюрпризов на подступах к базе не обнаружилось; навьюченные аппаратурой, мы без приключений пересекли усеянное обломками камней и припорошенное пылью ледяное поле. Тысячу сто восемнадцать метров, недоступных для автоматических зондов. На безопасном расстоянии от объекта произвели ряд измерений и экспериментов. И только потом приблизились вплотную к одному из отростков, где заново начали колдовать над приборами, измеряя и регистрируя всё, что поддавалось измерению и регистрации.
- Ну что, кэп, пора бы раскурочить сейф? - не вытерпел Джей.
- Попробовать, - уточнил я. - Не говори гоп.
- Русская пословица? - встрял Ковальски.
- Русская. Рассредоточиваемся по участкам, дистанция сто шестьдесят метров. Ищем вход.
- О'кей, я иду вон туда, - откликнулся Джей и упрыгал направо.
- Ян, твой участок слева. Сбор через два часа.
Без робоплатформы и зондов поиски затянулись: два часа пролетели мигом, за ними еще два. Волнение постепенно исчезло, установился спокойный рабочий ритм. Равномерная нагрузка, как известно, воспринимается легче.
Действовали методично, прежде всего обращая внимание на подозрительные образования в структуре "амебы". Скрупулёзно изучили ложноножки, вид и характер деформаций на отдельных участках поверхности - грубые наросты, впадины, щели, рубцы. Попадалось и нечто вроде исполинских ворот, столь же неприступных, как сама база. Их сочли достаточно перспективными для разработки и решили называть створами.
Увешанные приборами, похожие на неповоротливых роботов, мы перемещались вдоль объекта, не пропуская ни пяди где гладких, а где уродливых стен. Обследование и систематизация данных заняли солидное количество времени, но результаты того стоили. Теория виртуального моделирования не подвела: побывав даже не внутри, а всего лишь возле имитации базы, мы получили прорву информации.
На этом чудеса закончились. Проникнуть в базу мы не сумели.
Назад шли молча. В тишине, нарушаемой треском помех магнитного поля, разочарование хоронило мечты и надежды. Неужели труды и старания оказались напрасны? Было отчего впасть в отчаяние.
Ждущая на обратном пути платформа приняла экипаж на борт и плавно заскользила к лагерю. Вокруг, "лаская" взор, расстилались поднадоевшие красоты Ганимеда.
- Без дока соваться - зряшное дело, - ругнулся Джей. - Огребём шиш да маленько.
Разместив аппаратуру в специальных гнёздах, мы сидели на корме и рассуждали о причинах неудачи. Причины назывались разные, но Джей привёл главную.
- Маленько, что? - переспросил Ковальски.
- Русская поговорка, - пояснил я. - Шиш, то есть ничего.
Платформа притормозила, огибая крупное скопление валунов, и вновь набрала скорость. Нас ощутимо тряхнуло.
- Ну даёшь! - Роквелл удивленно обернулся к Ковальски. - Ты же поляк, должен понимать.
Ян фыркнул:
- Чего это должен? "Шиш" на польском - "разбойник".
- Лазард не согласится, - сказал я.
- То-то и оно. - Джей вздохнул. Понял: ругайся, не ругайся - без толку.
- Вы ему хотя бы намекали? - поинтересовался Ян.
- Намекнём, - заверил Роквелл. - Обязательно намекнём.
Вдали показался лагерь.

- Отсутствие результата тоже результат, - такими словами приветствовал нас док по возвращении.
Мы неуклюже топтались у боксов с нейрогелем, понемногу осознавая, где явь, а где иллюзия. Переключение из бытия Ганимеда и базы в бытие космической станции давалось нелегко.
Ковальски уже проморгался и полез в душ: по распорядку Ян выныривает первым, он штурман. Кораблю без штурмана никуда. Бортинженер Роквелл прибывает вторым, что тоже логично. Капитан, по совместительству инженер-исследователь, как водится, замыкающий. Продираю глаза: картина маслом - тренер снисходительно журит аутсайдеров, в роли тренера док. Или мерещится на пустом месте? Не очухался до конца. Вслушиваюсь.
- Хорошо тебе говорить. - Джей, набросив на плечи халат, укоряет Лазарда. - За консолью штаны протираешь, координируешь. А мы корячимся. Знаешь, сколько нового удалось разведать?
- В курсе. - Док кивает. - Молодцы. Но главная цель...
- Игра стоит свеч, - гнёт своё Роквелл. - Добьёмся. Я не я буду.
- Добейтесь. - Док раздражён, на щеках у него красные пятна. - Я что, против? Верю, у вас получится.
Из-за двери душевой кабины слышно, как Ян напевает под нос. Ждём, пока кабина освободится. Растираем затекшие щиколотки и запястья: фиксаторы Лазард затягивает накрепко, куда там механическим защёлкам.
- На кой ляд про штаны ляпнул? - пеняю Роквеллу, когда доктор удаляется. Джей смущённо чешет затылок.
В душе, смывая остатки нейрогеля, я прихожу к выводу: брать Лазарда за горло надо сейчас, на волне достигнутого успеха. Есть шанс, что упрямец согласится.
Позже, в кают-компании, я опять поднял тему неприступности базы, провоцируя доктора на дискуссию. Спор увлёк всех. Лазард в резкой манере критиковал наши промахи; Роквелл и Ковальски отбивались, в горячке перескакивая на личности. Я следил за дискуссией, иногда подталкивая ее в нужном направлении.
- Торчал ты поди, док, в своей Оклахоме, в низовьях Ред-Ривер, и если б в Хьюстон не подался, ничего толкового из тебя не вышло. Ноль. - Джей демонстрирует кольцо из пальцев. - Замшел бы в клинике на должности завотделением да и сгинул. Так вот, если не хочешь помочь нам пробить защиту объекта, какого рожна ты вообще тут делаешь?
Лазард, мрачнее тучи, глядит на видеопанель с изображением треклятой базы-амебы и желваки на скулах катает. Руки на груди скрещены, ногу на ногу закинул.
- Чем помогу? - цедит сквозь зубы.
- Нырнёшь. - Ян сверлит доктора глазами, будто проткнуть хочет. Набычился, морщины складками меж бровей.
- Гениальная догадка! - возмущается Лазард. - Какие еще будут предложения?
- А что? - напирает Роквелл. - Давай уж, док. Ради этого мы здесь.
На губах дока желчная усмешка:
- Не здесь, Джей, не здесь, - напоминает он. - До Ганимеда, настоящего, не виртуального - миллионы километров.
- Расстояние не важно. Мы рядом с базой, - сухо говорю я. - Выручай, Уильям. Или ты намерен смотреть, как мухи бьются о стекло?
- Ты, Майкл, преувеличиваешь мои возможности. И командование преувеличило. Я не знаю, на что способен и способен ли вообще.
- Сидя на корабле, не узнаешь.
- Ты прав, - он прикусывает губу. - И я прав. Это две несовместимые правды, Майкл. В вирт я не пойду. Извини.
Встаёт. Уголки рта виновато опущены.
- Погоди... - я подыскиваю нужные слова. Правильные слова. Слова, которые перевернут ситуацию. Их нет.
- Извини, - повторяет док.
Сбоку шумно сопит Роквелл: раздувает ноздри, сжимает пальцы в кулаки. Бортинженер зол, очень зол. Он бурлит, как паровой котёл под давлением, вмиг наливаясь дурной кровью.
- Да почему, черт тебя дери?! - Роквелл в сердцах хлопает себя по коленям. Вскакивает, загораживая мониторы. В кают-компании сразу становится тесно.
Лазард, неподвижный, с прямой спиной, похож на статую.
Напряжённое молчание. Скрип кресел. Гудение кондиционера. Молчание можно резать ломтями.
- Я... - доктор сглатывает, - подписывал... бумаги.
- Плевать на бумаги! - орёт Роквелл. - Товарищам своим можешь сказать?!
Док в перекрестье взглядов: пойман на мушку. Жалкий, бледный, он опускается в кресло; мучительно стискивает подлокотники. На лице отражается внутренняя борьба. Глаза дока прикрыты.
Ответит? Объяснит? Ему не отвертеться. Собственные мысли уязвляют хуже гневных слов. Упрёк, причём справедливый, стал той соломинкой, что ломает хребет несчастному верблюду. Лазард подавлен; задушевная беседа отнюдь не прельщает его.
Я вдруг прозреваю: ведь док так или иначе недоговаривал про вирт, утаил часть сведений, оправдываясь ведомственными секретами. И если утаено нечто принципиальное, то раскрыв рот, наш разлюбезный док махом попадёт в неловкое положение.
- Ну? - Роквелл точно утёс нависает над доктором.
Лазард вскидывает подбородок. Подбородок у него что надо: массивный и квадратный. Им бы орехи колоть. Док снова невозмутим; с бесстрастным выражением он глядит на Роквелла. Глядит снизу вверх, а кажется, сверху вниз. Джей теряет запал, хмуро переминается у кресла.
- Почему ты отнекиваешься, док?
- Боюсь последствий.

Ночью я верчусь с боку на бок, из головы не идет разговор в кают-компании. Лазард, решив, что время пришло, объяснился. Расставил точки над "i". Мало никому не показалось.
- Это инопланетное дерьмо, - Лазард притрагивается к виску, - абсолютно не отличает вирт погружения от реальности. Поэтому сломанная в виртуале башка аукнется здесь; поэтому чревата любая оплошность; поэтому, Джей, - помнишь, ты спрашивал? - при нырке необходим координатор. Ни один из вас на роль координатора не годится.
Помню, кивает Роквелл. Спрашивал. Лазард нудно продолжает:
- Психотравмы еще не так страшны. Да, они тяжело переносятся и грозят психосоматическими расстройствами, но в тысячу раз ужаснее навеки застрять в ограниченном, спроектированном кем-то мирке. Без припасов, без поддержки извне конец наступит очень скоро. Прецеденты были. Боюсь, я могу не вернуться. Не переключиться обратно.
Повисает томительная пауза. Ян откашливается в кулак; Джей теребит мочку уха. Оба задумчивы.
- Это касается не только меня, это касается и вас, - выждав немного, добавляет Лазард. Внимательно наблюдает за реакцией.
Ковальски давится кашлем. Роквелл замирает, вытаращив глаза. Я не знаю, как реагировать: Уильям не тот человек, чтобы...
- Damn it!6 Ты подставил нас, док! - рычит Джей. - Не предупредил!
- Не совсем так. - Смутить Лазарда нелегко. - В общем случае эффект не проявляется в полной мере и, строго говоря, является наведённым, как, например, индуцированный психоз. Наиболее впечатлительный, - кивок в сторону Яна, - провоцирует остальных. В итоге имеем переменное усиление субъективных впечатлений и формирование субреальности с положительной обратной связью. То есть нестабильную систему. И потому - опасную. Не думал, что дело зайдет так далеко. Я предложил использовать нырок, чтобы разобраться в себе. Заметив неладное, собирался запретить, да поздно спохватился. Идея Майкла целиком заразила вас.
- Некрасиво ты поступил, док.
У Ковальски першит в горле, и я напрягаю слух, чтобы разобрать сказанное.
- Некрасиво? Don't be a bloody fool!7 - Роквелл заводится с полоборота. - Натуральная подстава!
Я поднимаю руку, призывая к спокойствию.
- Парни, вы дёшево отделались. - Лазард трёт виски, морщась, будто от боли. - У вас пока нет проблем с переключением, да и неприятности вряд ли отзовутся чем-то губительным в реале. Разве что крупные неприятности. Соблюдайте осторожность, вот и всё.
- К чему ты клонишь, Уильям? Зачем пугаешь и идёшь на попятный?
- Не пугаю. Информирую. Что, перспективы не радуют?
- Нет, - честно признаюсь я. - Кажется, у нас есть проблемы с переключением. Сегодня...
Голубые глаза доктора леденеют.
- Это цветочки. Представь, каково мне. Ты еще хочешь отправить меня в вирт?
Я смотрю на него в упор. В глазах дока вызов, они серые и колючие. Ледяные.
- Других вариантов нет.
- Это приказ?
Звуки глохнут в навалившейся тишине; и Ковальски, и Роквелл застыли манекенами, ждут ответа. И док ждет. Мы не убедили его, поэтому Лазард ставит вопрос ребром. "Это приказ, капитан?"
Ответственность за решение лежит на мне.
- Представь, каково нам, всем нам. Людям, - говорю я. - Нас отделяет стена. Огораживает человечество от настоящего большого мира. И люди мелко копошатся в земном садке. Допустим, садок расширят до размеров Солнечной системы. Дальше ходу нет, ты и сам знаешь. Чужие нас просто терпят.
Твой вызов принят, док. Возрази мне. Опровергни. Губы Лазарда плотно сжаты, он не желает опровергать; парирует выпад молчанием. Молчание его щит, его броня, его крепость. Мне надо нащупать брешь в обороне дока.
- Если мы вернемся победителями, всё изменится. База - прорыв к новому уровню технологий, залог будущего развития. Один фотонный двигатель дорогого стоит. Пусть не дверь, а всего-навсего лазейка, пусть даже неприметная щелочка, в которую можно увидеть чудеса иного мира. Достаточно малости. И тогда - грядут перемены, тогда homo sapiens, может и не скоро, но выступят с чужими на равных. Завоюют своё право жить и развиваться, как хотят. Это наш долг, Уильям. Мы должны, понимаешь? - обязаны использовать любой шанс.
Дуэль, форменная дуэль - глаза в глаза. Уверенность против сомнения. Не уступает никто.
- Я не буду приказывать: не хочу понуждать силой. Выбор за тобой.
Лазард молча переваривает сказанное. Наконец разлепляет губы:
- За мной? Перекладываешь ответственность?
- Нет, предоставляю выбор. Док, я прислушивался к твоему мнению, прислушайся и ты.
Не выдержав, Лазард отводит взгляд.
- Я попробую, капитан, - говорит он.

    6 Проклятье! (амер.)
    7 Не валяй дурака, твою мать! (амер.)

    [назад]

Скальная гряда высится над базой хребтом гигантского динозавра: прилично сохранившийся, увенчанный гребнем череп, фрагменты шейных и спинных позвонков, остов раздробленного хвоста. Динозавр разлегся окрест, облапил базу мощными кривыми когтями и затаился, притворяясь камнем.
Мифический дракон, охраняющий вход в сокровищницу.
- Ты присмотрись, Майкл. Дракон и есть.
Фантазия у дока будь здоров. Всматриваюсь, складываю в воображении игру света и тени. Лазард прав, и как мы раньше не заметили? Впрочем, когда дел по горло, не до любования пейзажем.
- Тут и впрямь красиво. Мониторы наблюдения перевирают картинку, на мониторах скалы и камни, и никаких драконов.
Док не похож на прежнего сдержанного сухаря. Ожил, заулыбался. Словно подменили. Шутки шутишь, вирт? Ладно, шути. Мы спускаемся на робоплатформе по склону холма, док с любопытством крутит головой - ну, если мониторы "врут", то конечно. Роквелл против обыкновения немногословен и даже не поддевает Ковальски. Ян скептически внимает Лазарду. Я разделяю скепсис штурмана: док - романтическая натура? Кто бы подумал.
Лагерь давно скрылся из вида. Миновав скопление валунов, ползём на пониженной скорости: участок трудный, не хватало еще повредить платформу. Лазард примолк, о чем-то глубоко задумавшись.
- Эй, док, чего приуныл? - бросает Роквелл.
От подножия холма сворачиваем налево. Впереди расстилается поле, серое, пыльное, древнее. Правда, поверхность тёмных областей Ганимеда куда древнее. База чужих, сроднившаяся с безжизненным, не меняющимся миллионы лет фоном, выглядит таким же реликтом.
- У меня тётка в Детройте, - невпопад отвечает Лазард. - Старая. Ей шестьдесят уже.
- Ждет? - встревает Ковальски. - Волнуется?
У Ковальски болезненный интерес ко всему, что связано с родственными отношениями. Ян сирота, его родители погибли в автокатастрофе. Док тоже рано потерял отца и мать: оба умерли от рака. Поэтому Лазард подался в медицину; из родни только двоюродный брат с тёткой, она и поддерживала - морально и материально. Сейчас может случиться так, что старая женщина в далеком Детройте останется без племянника. Дракон, стерегущий сокровища, редко расстается с ними по доброй воле.
- Вроде бы. - Лазард хмыкает. - Открытки присылает, на каждое Рождество.
Ян вздыхает. Поздравление от тети не сравнить с вежливой отпиской социальных служб.
- На Рождество матушка покупала фруктовый пирог. - Роквелл ударяется в воспоминания. - Я отрезал кусочек, еще кусочек... Пальцы были липкими от желе.
- Док, ты умеешь печь пироги? Домашние, с корочкой. Испеки, а? Я понимаю, синтетика, но...
Платформа замедляет ход, уткнувшись в незримый барьер. Вопрос Ковальски забыт в суете разгрузки. Приехали. Зона отторжения, непреодолимая для техники. Угрюмая, мятая, будто изжеванная местность, притом что рельеф непересеченный. Сочетание несочетаемого. Тысяча сто восемнадцать метров льда, обломочных пород и... безотчётной, скрытой угрозы. От поля веет враждебностью; колючий холодок бежит по хребту, заставив вздрогнуть. Да нет, чушь. Шалит раззадоренное воображение.
Навьюченные аппаратурой, мы вновь готовы штурмовать объект. Попытка номер два. Полный состав команды. "Как же без координатора? - заикнулся Джей перед нырком. - По техбезу положено". "Нет смысла, - коротко пояснил док. - Вы не сумеете. Никто".
После откровений Лазарда нырять без координатора страшновато. Но делать нечего: назвался груздём... Опорный пункт встречает инеем на стенах, снаружи 130 по Кельвину. На Ганимеде вечер. Лагерь покидаем в тусклом свете закатного солнца. К ночи температура упадет до 90 градусов, надо управиться побыстрее. От границы зоны до базы полчаса ходу; в запасе около шести часов: по истечении срока - принудительное прерывание. Неприятная, зато эффективная процедура, как сообщил доктор. В качестве "бонуса" - травматический невроз. Устраивает? Возражения есть? Нет? Очень хорошо.

Идем цепочкой, освещая дорогу фонарями: Роквелл, Ковальски, Лазард и я. Перестраховываемся. Маршрут рассчитан заранее, миникомп отслеживает путь в нескольких диапазонах, вплоть до рентгеновского. Лучше переоценить риск, чем рвать потом волосы. В прошлый раз обошлось без приключений, но гарантий, как и индульгенции на ошибку, нет. Довольно долго молчим: зона, несомненно, давит на психику. Затем прорывает, всех и сразу; когда сумбурные реплики приобретают внятность, выясняется - обсуждаем чужих. Ковальски и Роквелл наседают на дока, отчего, мол, да почему? Тот запальчиво огрызается, дескать, сам не знаю, отстаньте бога ради.
- Тихо, - командую. - Расшумелись. Уильям...
- Что?
На языке вертится давний вопрос, зудит и мешает жить. Мать вашу зеленую поперек! Что за напасть? Неужто въедливость Яна и настырность Джея передались мне? Терпеть нет сил, спрашиваю:
- Чужие используют погружение? Или нырок людская придумка?
Док смеётся:
- Правильно заданный вопрос, Майкл, содержит половину ответа. Сам-то как считаешь?
- Предполагаю, Уильям. Без фактов далеко не уедешь, а догадки - плохое подспорье. Но я почти уверен: не используют.
- Вчерашний обмен мнениями многое прояснил, да?
- Ну ты язва. Давай-ка ближе к теме, язвить каждый горазд.
- Я размышлял об этом. - Док колеблется, чувствую по голосу. - Выводы такие: понятие вирта, полностью идентичного реальности, известно чужим. Парадокс в том, что они не разделяют подлинное и выдуманное. Для них нет разницы. То есть вроде бы пользуются, а вроде бы нет. Бытие алиенов, Майкл, напоминает игру. Мир бесконечных возможностей с дверями нараспашку, где небыль переплетена с былью так плотно, что неважно, какая из нитей основа, а какая фантом, ставший явью. Вирт по сравнению с этим - лубок, не более.
- Ох, док! ох, загнул! - Восхищению Роквелла нет предела. - Придумывают, значит, и живут припеваючи? Без нейрогеля, координаторов и психосоматических расстройств?
- Именно. Зря веселишься, Джей. Представь на минуту, обозримая вселенная, наша вселенная, не совсем настоящая... Или совсем не. Как, весело?
- Срань господня, - выдыхает Роквелл.
- Брешешь, док. - Ковальски непрошибаем. - Вселенную создал Господь, а не зеленомордые обезьяны.
- Отставить Бога и зеленомордых обезьян. Внимание, фиксирую участок объекта с характерной деформацией типа "створ". Азимут тридцать четыре, расстояние - двести.
Миникомп подсвечивает на 3D-карте участок шириной двадцать и высотой семь метров. Уточнение параметров: 20,15 x 7,08. Фокусировка. Крупный план. Створ чуть подрагивает; мне чудится скрип, так могли бы скрипеть ворота заброшенного ангара. Ржавые, покореженные ворота. Ч-черт...
- Дьявольское везение, кэп. I bet my ass on that!8 Не знаю, что и думать.
Отрапортовав о фиксации, Роквелл спешит высказаться насчёт гнилого фарта. И верно, дьявольское. В кои-то веки объект проявил активность. Случайность это или закономерность?
- А что если... - шалею от очевидной мысли, - база почуяла хозяина?
Слово не воробей, выпорхнуло. Джей и Ян, как по команде, оборачиваются к доку.
- Какого хозяина? Ты с ума... - Лазард осекается.
- Убедился? - бросаю доку в спину. - Не способен он. Налаживай взаимодействие с объектом.
- Я ни за что не ручаюсь, капитан, - говорит Лазард. - Вообще ни за что.
Повернув, не колонной уже - шеренгой, медленно приближаемся к створу. Меня гложет смутное беспокойство. Ворота ангара? Если бы! Учитывая биотехническую направленность инопланетных разработок...
В наушниках раздается глухой смешок:
- Али-баба и сорок разбойников, то есть три разбойника. Сезам, отворись. А, док?
Док советует Роквеллу заткнуться.
Сто пятьдесят метров, сто десять; в ушах назойливо поскрипывает. Затея нравится мне всё меньше. Собственно, мы добились, чего хотели: автоматика объекта отреагировала на Лазарда. Что дальше? Допустим, мы беспрепятственно проникнем внутрь. А назад? Или створ пропустит только дока?
Ян в замешательстве останавливается.
- Слышите скрип?
- Да, - откликается Лазард.
- Ну, - подтверждает Роквелл. - Что за херня, док? Галлюцинация? Нет?
- Скоро выясним, - отвечаю вместо доктора.
Радиационный фон, напряженность магнитного поля, сила тяжести - всё в порядке. Отчего я жду подвоха? Тревога закрадывается исподволь, вынуждает нервничать; и вот, наконец оформившись, на задворках сознания тренькает беспокойный звоночек. Учитывая биотехническую направленность... Створ - не ворота в привычном понимании. Рот. Или пасть. Драконья, полная ядовитых зубов пасть.
- Стой! - рявкаю в микрофон. - Задача: оценить безопасность нахождения возле активного участка объекта.
Ковальски и Роквелл сбавляют шаг. Док, нарушая приказ, продолжает идти.
До створа метров сорок. 38,91 - подсказывает миникомп.
- Уильям! Зараза!!
Тридцать. К скрипу добавляется гудение, будто рядом протянули высоковольтную линию электропередачи. По контуру створа пробегает слепящая вспышка, тотчас срабатывает светофильтр шлема, приглушая мощность излучения. Спустя мгновение створ разъезжается, глазам предстаёт отталкивающего вида бугристая полость с венчиками сросшихся... усиков? ресничек? Гладкие, длинные, они неприятно шевелятся, сгибаясь под немыслимыми углами, точно пальцы - вывихнутые, изуродованные болезнью пальцы. Это хуже, чем зубы. От зубов не тошнит.
- Прореха, - внезапно очнувшись, шепчет док. - Лазейка на ту сто...
Связь пропадает.
В залитой мертвенным светом полости с хрустом ломаются синюшные "пальцы".
Док торопится к створу. Бежит! Мчится! Смешно подпрыгивая и взмахивая руками. На поникших венчиках пляшут фиолетовые искры разрядов.
Вторая вспышка вырубает светофильтр наглухо. Под веками красные сполохи, пронзительный треск раздирает уши. А когда зрение восстанавливается... мать честная!
Из полости, выворачивая наизнанку слой эпителия, лезет что-то аморфное, жуткое; вспухает клубами и, как ёж, растопыривший иглы, прорастает дымными щупальцами. Миг - и тёмное облако окутывает Лазарда. Быстрое, хищное, оно рывком устремляется к нам. Никто даже испугаться не успевает.

    8 Клянусь своей задницей! (амер.)
    [назад]

Меня нет.
Нет цельного восприятия мира; чувства разрознены, мысли скомканы. Фрагментарность бытия раздражает, бьет по болевым точкам, бьет по психике; каждый нерв обнажен, каждый - натянутая струна. Тронь - лопнет.
Сознание отчаянно противится разразившемуся кавардаку, бессмысленному и пугающему. Хочется одного: чтобы он скорее закончился. Чтобы животный нутряной страх не обдавал с ног до головы, делая меня беспомощным кроликом под пристальным удавьим взглядом. В памяти заржавленными шестерёнками ворочаются слова дока: психотравмы... психосоматические расстройства... индуцированный психоз... формирование субреальности... застрять навеки... не переключиться обратно...
Постепенно мир приходит в норму. Или я прихожу. Или оба.
Кровь в висках пульсирует в такт ударам сердца, уши до сих пор закладывает. Волнами накатывает дурнота: отхлынет и снова захлёстывает.
- Майк? Are you all right?!9 Можешь встать?
Надо мной склонились Роквелл и Ковальски. Оказывается, я лежу. Во рту скопилась слюна, у нее солоноватый привкус. Значит, не слюна - кровь. Прокусил губу, когда падал. С трудом, опираясь на товарищей, поднимаюсь. В голове шумит, как после нокдауна.
Хриплю:
- Что случилось?
Былой апломб смят и растоптан; опрометчивость пожинает плоды, и они горьки. Готовились ли мы к подобному повороту? Нет. Радость желанной победы застила глаза; носились с доком, как с писаной торбой, убеждали, уговаривали, втравили, наконец, в историю. И что получили хорошего? Вогнав Лазарда отмычкой в замочную скважину, мы - на беду? - переломили ситуацию: ранее объект игнорировал неуклюжие попытки проникнуть внутрь, а теперь... и представить боязно. Без потерь едва ли обойдется. Поздно сетовать и каяться поздно: заварили кашу, не расхлебать.
- Ты стоял к доку ближе всех. Эта дрянь чуть-чуть не дотянулась.
Чёрта с два, чуть-чуть не считается. Морщась от боли, оглядываюсь в поисках Лазарда; умом понимаю - тщетно, но оглядываюсь.
- Нету его, - угрюмо говорит Ян.
Джей ничего не говорит. Собственно, говорить-то нечего. Предчувствие беды не покидало дока, он упирался руками и ногами, лишь бы не идти в вирт, отбивался до последнего. Судьба решила иначе. Да какая судьба? Что ты плетёшь? Разве у него был выбор? Была иллюзия выбора. Ты загнал дока в угол, обезоружил и припёр к стенке. Есть просьбы, которые нельзя не выполнить.
Впрочем, надежда на чудесное избавление дока пока теплится. Нелогичная, слишком человеческая надежда.
- Лазард мог очутиться внутри.
- Внутри объекта? Вряд ли. Спасать собрался? Не советую. Тут, знаешь, что творилось? - Ян скрипит зубами. Не вдаваясь в подробности, машет рукой: смотри, мол, сам.
За спиной Ковальски зияет провал, бывший участок деформации типа "створ". Провал ничем не напоминает омерзительную бугристую полость, не похож он и на жуткую дрянь с дымными щупальцами. И на пасть не похож. С инженерной точки зрения вполне обычный, ведущий вглубь объекта транспортный тоннель. Значит, Лазард открыл проход и погиб. Цена доступа к базе - жизнь. Сколько еще жизней заберет дракон в обмен на чужое знание? Вправе ли мы платить такую цену? Или никакого прохода нет, и это - изощрённая ловушка?.. От мыслей веет паранойей. Надо разобраться, одергиваю себя; принять взвешенное решение.
Обращаясь к Роквеллу, спрашиваю:
- Вы зафиксировали процесс трансформации?
Бортинженер мнётся, ему будто неловко передо мной.
- Видишь ли, Майк, аппаратура, э-э...
- Повреждена?
- Аппаратура ничего не регистрирует, - вносит ясность Ковальски. Голос его мрачен.
- Совсем ничего?
И тут Роквелл взрывается:
- Ничего особенного, Майк! Understand?!10 Всё в порядке, любо-дорого посмотреть. Мы с Яном промотали запись: ни облака, ни щупалец, ни тошнотворной погани в створе. Никто не нападал на нас. Физически не нападал, understand?! Мы обсуждаем абстракцию, и толку в обсуждении - ноль. Ни хрена вообще не было! Грёбаный вирт вокруг грёбаной базы насквозь фальшив, и проку от аппаратуры кот начхал!
Роквелл возбужденно жестикулирует, частит; светофильтр шлема не скрывает гримас.
- Погоди, Джей, не кипятись. Ты в силах объяснить ситуацию? Внятно, без лишних эмоций.
- Приборы, Майк, бесполезны. Груда барахла! Ориентироваться по ним нельзя. Что до ситуации, паршивая, я тебе скажу, ситуация. И мы ее не контролируем. Док, бедолага, спёкся. Тебе резко поплохело, Яна и меня зацепило вскользь. Вдобавок учти, ни хрена не было, а последствий вагон и тележка! Давай отложим, Майк? До завтра, на потом. Хватит с нас и Лазарда! Ей-богу, глупо умирать задарма.
- Астронавт Роквелл, отставить панику! - перебиваю я. - Задарма умирать никто не намерен, исключительно с пользой.
Ковальски фыркает. Юмор черный, чернее некуда: добрые шутки кончились, смерть шутит отнюдь не добро. Правда, в рукаве у нас припрятан козырной туз - принудительное прерывание. Успеть бы воспользоваться.
- Насчёт тоннеля, капитан. "Вслепую", без аппаратуры придется туго. Я бы не рисковал.
- Кэп, тоннель - сто процентов западня.
- Помолчи, Джей, не нагнетай. Почему сразу западня? Что за пораженческое настроение? Ведь Лазард вскрыл защиту объекта? Вскрыл. Это выглядело странно, однако подчеркну - странно для нас. Приборы не зафиксировали ничего особенного. Вывод: субъективные впечатления не стыкуются с обстановкой, мы не можем отличить настоящее - хотя что тут настоящее? - от вымышленного. Психика даёт осечку, наружу выпирают примитивные страхи и стереотипы. Проблема явно внутри, а не вовне. Остается понять, почему не можем? Отчего путаница? Либо процесс погружения сбоит без координатора, либо, к чему я склоняюсь, это непосредственное влияние базы, причём...
- Запрограммированное! Лазардом! Вывихнуты у дока мозги, жди теперь чего угодно.
Роквелл злится: высказаться ему не дали, мнением пренебрегли; мало того, я взялся обобщать то, чему и свидетелем не был. Ковальски наоборот - угрюмо-спокоен, оценивает сказанное.
- Да не обрывай ты на полуслове! Вынесем Лазарда за скобки. Задаются лишь начальные установки, остальное - результат "эволюции". База самодостаточна и по функциональности полностью сравнилась с прототипом. Что до воздействия, думаю, отчасти оно обусловлено смешением псевдореального и иллюзорного до той степени, когда мозг не в состоянии решить, что есть что. Главная же причина в свойствах и характеристиках объекта, перенесенного в виртуал. Объект, м-м... настолько невероятен, что качества свои не утрачивает ни на йоту, вне зависимости от того, где находится и насколько материален.
- Вне зависимости? - Роквелл никак не желает остыть. - Круто! Ну и строились бы алиены в вирте, им же без разницы. На Ганимед-то зачем попёрлись?
"Уильяма бы сюда, - думаю с сожалением. - И допросить с пристрастием. Чего я наобъясняю? Наитие, мол. Озарило и точка".
Но объяснять пришлось мне.

    9 Ты в порядке?! (амер.)
    10 Понимаешь?! (амер.)

    [назад]

Ковальски, почуяв мою неуверенность, стал напирать на чрезмерную смелость предположений.
- Не отрицаю, возле базы могли бы твориться безобразия и похлеще, - заявил он. - Пси-атака, по существу, произошла вне физических рамок. Но модель не тождественна прототипу. Всё, что не фиксируется аппаратурой, - нонсенс: при кажущейся чужеродности виртуальная база целиком наша разработка.
- Не наша, - возразил я. - Лазарда, homo monstrum. И как адекватная модель отражает любые изменения оригинальной системы. Док добился успеха: мы получили то, что должны были получить в схожих условиях. Ты сам признал: физические рамки погружения нарушены, объект развивается и живёт по иным законам.
- О какой адекватности речь? Что получили? Что должны были? - В голосе Яна проскальзывает сарказм: - Кто поручится за поведение инопланетного объекта и соответствие имитационной модели? Не выдавай желаемое за действительное. Идентичность, говоришь? Ну, добавь погрешность формулировки, не забудь о погрешности методов и вычислений, учить тебя, что ли? Как по мне, версия натянута и с грехом пополам обосновывает бардак в показаниях приборов, а бардак чудовищный. Для выдвижения рабочей гипотезы недостаточно данных.
- Верно, маловато, - соглашается Роквелл.
Ян подводит итог:
- Соваться к базе в нынешнем положении опасно, без приборов экспедиция практически беспомощна. Надеяться на собственные силы я бы не советовал. Не выяснив подоплёку случившегося, легко попасть в беду.
Намерения-то у Ковальски благие. Другое дело, чего мы добьемся, поступив так, а не иначе. Сердито отвечаю:
- Экспедиция беспомощна не без приборов - без Лазарда. Считайте, нам повезло: благодаря Уильяму какой-никакой доступ к базе имеется. Надо идти до конца, невзирая на обстоятельства. Со дня на день база закуклится, шансы, и так призрачные, тают ежеминутно.
- Но подоплёка!
Штурман упорствует, вынь да положь ему тайные пружины событий.
- Подоплёка в чрезвычайном подобии объектов, если хочешь - во взаимопроникновении реальностей. Удовлетворён?
- Нет. Это, знаешь ли, чертовщиной попахивает. Предпочту более рациональную трактовку.
- Джей?
- Уж извини за прямоту, кэп. Намудрил ты, дока наслушался. По ушам ездить и я умею.
Удивительно! И Ковальски, и Роквелл на редкость единодушны, нет - малодушны. И преступно недоверчивы; увидев невозможное, его зримые доказательства, они в испуге поспешили откреститься. Списать на ошибку программы, системный сбой или неполадки в модели.
- Ян, ты подался в скептики? А ты, Джей, в спорщики? Истина зачастую кроется не в сложном, а в простом. Обескуражены неработающей аппаратурой? Бросьте. Приборы не врут - незачем. Повторю: фокус в нечёткой подстройке психики к мнимо-вещественной среде, что наравне с мощным пси-давлением объекта приводит к искажению восприятия. Корни аномалии здесь. Люди без труда отличают кошмарные сны от реальности, не путают явь с тенями из подвалов разгулявшегося подсознания. Однако когда грань между явью и вымыслом размыта, а в нашем конкретном случае она размыта, мы примем за чистую монету любую нелепость, любые заскоки и выкрутасы...
- Сбрендившего вирта, - мстительно ввёртывает Роквелл.
- Любые заскоки и выкрутасы в поведении объекта, если те не укладываются в обширный, но не безграничный человеческий опыт.
- По-твоему, нападение не нужно расценивать как агрессию? - осведомляется дотошный Ковальски.
Знал бы я, нужно или не нужно. Одно не отменяет другого. Пси-давление стремительно возросло, едва Лазард приблизился к створу, а сейчас, по ощущениям, вновь снизилось до терпимого порога. Сиди, гадай, что это было. Предупреждение: не влезай - убьет? ярко выраженный всплеск интереса? совпадение, в конце концов? Никто, кроме Лазарда, не пострадал. Интуиция нашёптывает: дело в доке, он принял - отвёл? - основной удар; мы явно побоку, как ни обидно сознавать свою третьестепенность.
- Ян, объект отреагировал на дока и по-прежнему игнорирует нас. Правильнее говорить о специфической реакции, чем об агрессии. В Лазарде, - который monstrum, а не homo, - ущербном кусочке "хозяев", не распознали "своего". Но достаточное по меркам базы родство... понимаете? Объект произвёл сопоставление, пробу материала. Во что вылилась проверка - отдельная тема.
- Хорошо, пусть проба. Пусть сопоставление. Ты уверен, что этим ограничится?
- Возможно, - отвечаю устало. Спор надоел хуже горькой редьки; переупрямить двоих упрямцев задача не из легких, а уж если доводы не подкреплены весомой аргументацией... Наитие - вещь неочевидная.
- Мелкие сошки, - Роквелл усмехается, - чужим не интересны. Да, Майк?
- Напрасно ёрничаешь. Так и есть.
- Тоннель, стало быть, не приманка? И как он, дьявол меня забодай, вяжется с пропажей интереса?
У Роквелла есть небесполезное, хотя довольно сомнительное качество - настырность, переходящая в ослиное упорство. Вопьётся клещом, которых столь трепетно обожает штурман, и поди-ка избавься от его домогательств.
- Ну что ты заладил? - приманка, западня. Тоннель возник после взлома защиты, при контакте Лазарда с объектом. База изменила параметры створа под антропоморфные, подстроилась.
- Выглядит правдоподобно.
Ян неожиданно идет на уступку. Странно. Чуя подвох, желчно благодарю:
- Спасибо за поддержку. Не поздновато?
Штурман хмыкает и заключает:
- Однако механизм трансформации не ясен, поэтому прогнозировать что-либо не берусь. И мнение твое не разделяю.
Конечно, будь на руках неопровержимые факты, рассуждать было бы нечего, но, судя по всему, Уильям погиб не зря. Он сумел воспользоваться оплошностью чужой автоматики. Отмычка сработала.

Перед самым входом дрожало еле заметное марево. Переливалось "радужными" отсветами - белое, серое, коричневое, будто поверхность огромного мыльного пузыря. За ним, в чернильной темноте мерцали напоминающие иней искры.
- Oh my eye! What is it?!11
Замешательство Роквелла передается и нам. Могу поклясться, несколько минут назад, пока мы препирались, идти в тоннель или повременить, проход был свободен. Миникомп с запозданием отмечает наличие полупрозрачной мембраны, аппаратура подтверждает: марево не галлюцинация. Похоже, я поторопился с излишним оптимизмом; в партии "люди - база" наметился непредвиденный поворот.
Ковальски переводит наплечный фонарь в режим максимальной мощности, мы с Джеем присоединяемся. Лучи света бесследно тонут во мраке: ни стен, ни потолка не разглядеть. Ян цыкает, точно собираясь сплюнуть:
- Как у негра в заднице.
- Сам ты задница, - не остается в долгу Джей.
Водим фонарями из стороны в сторону, растерянность только усугубляется - за маревом обнаруживается искомая мембрана. Всплыв со дна гигантским скатом, она чуть колышется, "дышит", по муаровой поверхности бежит рябь. Обманчиво спокойные, ленивые движения, словно вздымается и опадает бок хищного зверя. Вдох-выдох, живое-неживое; сквозь муар просвечивают белые крапины. Зрелище отталкивает и привлекает одновременно. Общее впечатление не из приятных.
Впору развести руками и признать: интуиция подвела, в предположениях я обманулся. Антропоморфности в пузыре-переростке, как и в искрящемся ёлочной мишурой провале - с гулькин нос. Ведущий вглубь объекта транспортный тоннель?.. Да полно! Тоннель ли это?
- Створ опять переродился, - с досадой констатирует Ковальски.
Ян не развивает мысль, но я слышу отчетливый намёк: капитан, тебя предостерегали? А то! Призывали не лезть на рожон? А ты?!
Стиснув зубы, ругаюсь в три загиба. Преподнесённый базой сюрприз путает карты, тут и козырной туз - автопрерывание нырка - вряд ли поможет. В какие дебри мы попадём, ступив за черту дозволенного? Не провалимся ли из привычного, пусть и "сбрендившего" вирта гораздо глубже? Сколько у вирта слоев, сколько измерений? Ответ неизвестен, виртуальность погружения разработана по чужим лекалам.
- Предлагаешь отправиться на корабль несолоно хлебавши?
- Капитан ты, тебе решать.
И Роквелл, и Ковальски ждут приказа.
Навечно забыть о технологическом прорыве, думаю я, забыть о переменах, ином статусе людей в отношениях с чужими. Похоронить мечту, наплевать на долг. И остаться в живых, ненадолго продлив агонию. Либо идти ва-банк; наперекор, напролом, не щадя ни себя, ни остальных, и выиграть, вырвать победу, даже если придется умереть ради достижения цели. Впрочем, умереть еще успеем - от недостатка кислорода, еды и питья: автономное существование станции не рассчитано на длительный срок. Вариантов два: здравый и безрассудный, выбирай не хочу! Безумство храбрых - прерогатива крыс в безвыходной ситуации. Мы обречены в девяноста случаях из ста. Чего уж, месяцем раньше, месяцем позже.
А ну как сейчас?! Дубль второй: мембрана разверзается, глазам предстаёт отталкивающего вида... Не думать о плохом выше сил, подробности пси-атаки комом застряли в горле. От подробностей мутит: живот противно ноет, раскатистая дробь молоточков режет уши. Дежавю вцепилось в горло липкой пятерней и не отпускает, наоборот - хватка его крепнет. Переливы черноты гипнотизируют, ломают волю.
Хищный ёж, растопыривший иглы... клубок щупалец... смрадная драконья пасть...
Окунаясь с головой, падаю в омут дурноты.
Слабость растекается по телу, отвратительная позорная слабость. Нашёптывает: беги-беги-беги, уноси ноги, будешь цел, будешь жить, дурачок. К чему слабакам знание? технологии? власть над законами природы? Беги! Спасайся! Не лезь, куда не просят, человек. Собрав волю в кулак, бью наотмашь, что есть дури - в гнусный, гадкий, обволакивающий шёпот...
- Кэп? What's up?12
...в дребезги. Роквелл трясет меня за плечо.
- Плохо? Майк, тебе плохо?
- Спасибо, - бормочу невпопад. - Пугает, сволочь.
- Кто?!
- Пси-давление скакнуло. - Ковальски рядом, придерживает за локоть. - Мгновенный направленный импульс, доли секунды. Я засёк.
Дежавю меркнет, смолкает назойливый шёпот. Я судорожно дышу, пытаясь утереть вспотевший лоб; перчатка с глухим стуком утыкается в шлем. От злости трясет. Откуда эта слабость? страх? сомнения? Идея пойти напролом тотчас аукнулась ментальной оплеухой. Предупреждение? Или того хуже - категорическое требование оставить базу в покое? Стерегущий чужие богатства дракон ощерился, дохнул в четверть силы жгучим дыханием, отгоняя надоедливого человечка. Роквелла с Ковальски гнать ни к чему, они не горят желанием пробиваться с боем. Ведущий в неведомые бездны провал быстро остудил их и без того невеликий пыл. Злой рок - чем не повод для оправданий? Но субординацию блюдут и готовы выполнить приказ, поэтому меня, капитана, настоятельно предостерегают от необдуманного шага.
Объект игнорировал нас, пока не совались, куда не надо. Всерьез повлиять на развитие событий мы не могли. Сформированный Лазардом проход нарушил расстановку сил, его доступность для мелюзги вроде людей - новый, неучтенный фактор, оттого-то из жалких, не стоящих внимания пешек мы превратились в фигуры покрупнее. Если у пешек хватит духу дойти до конца доски, итог партии будет непредсказуем. Проклятое если... Желание вскрыть "копилку сокровищ" почти на нуле, держусь на одном упрямстве. Глупо? Но разве гибель дока глупость? Не зря же мы прорывались - и прорвались! - к виртуальной базе на виртуальном Ганимеде.
Сама мысль об отступлении кажется предательской.
- Не запугаете, - шепчу, - поздно опомнились. Пуганый.
Ян с подозрением косится на меня. Сомневается в здравости капитанского рассудка?
- Лазард не справился, не отключил до конца сторожевые функции, - говорит он. Он уже давно что-то говорит; я отвлекся и, погруженный в раздумья, пропустил целую речь. Ковальски, похоже, недоволен.
- Что станем делать, кэп?
Вопрос Роквелла подытоживает сказанное. Я не слышал, что конкретно предлагал Ян и какие доводы привёл. Догадаться не сложно. Ключевое здесь: Лазард не справился, находиться возле базы опасно. Как нам поступить? И чем поступиться?
Ответ на ладони: кристально ясный, уместный. Ошибочный. По-хорошему, надо взять тайм-аут. Проанализировать каждую мелочь, разложить по полочкам и уж потом, осознав произошедшее... Найдётся тысяча причин, миллион отговорок. Частности затмят главное, дело не сдвинется с мертвой точки. Важно чётко понять: никакого потом не будет.
Сейчас или никогда.

    11 Ни хрена себе! Что это?! (амер.)
    12 В чём дело? (амер.)

    [назад]

Тяжелейшее решение, мучительное; колоссальная ответственность. Лазарда потеряли, кто следующий? Мучителен выбор между Ковальски и Роквеллом. Достанет ли мне мужества послать товарищей на смерть? Или нечто худшее, чем смерть. Во имя долга, цели; грядущего. Во имя Земли, как ни выспренно это звучит. Самое дерьмовое, всё это - правда. Тут нет ни капли позёрства, как нет романтики и высокого благородства устремлений. Есть долг и есть цель. Вполне достаточно.
Человеческая история вершится потом и кровью, герои издавна жертвуют собой, не требуя признания. Их деяния обрастают легендами, дети и внуки восхищаются подвигами отцов и прадедов, а те просто не могли поступить иначе. Просто делали, что должно, не прикидывая выгоды или потери. Наши достижения - заслуга предыдущих поколений. Чтобы продлить цепочку, мы обязаны внести свой вклад, и мы его внесём. Если что-то случится, что ж, так тому и быть. Загадывать наперёд нет смысла; лучше верить в победу, чем колебаться и в результате ни к чему не прийти. Обречённость неплохой повод для подвига.
Я не рвусь в герои, героев редко чествуют при жизни. Мир, увы, несовершенен; из века в век люди умирали и продолжают умирать - за идеалы, за светлое будущее. Мужественно, стойко, не дрогнув перед лицом смерти. Чем мы хуже? Собрался на тот свет - веди себя, как подобает, принеси хоть какую-то пользу. Невелика честь загнуться от голода или нехватки кислорода. Мы победим, мы обязаны победить. Решение принято.
- Астронавт Роквелл, необходимо выяснить доступность тоннеля для разведки и дальнейшего изучения.
Приказ отдан. За сухой формулировкой беспощадная суть: Джей на себе проверит безопасность переродившегося створа.
- Есть, кэп.
- И ради бога, осторожнее.
Роквелл по-черепашьи придвигается к пузырю. Шаг, шажок... Постепенно, без резких движений. Так никудышный пловец осваивается в воде. За спиной пловца надежный берег, вышка спасателей, медпункт; Роквелла не выручит никто. Испытав пузырь на прочность, Джей докладывает об отсутствии физической преграды и по-прежнему медленно - шаг, шажок - продвигается вперёд. Очертания скафандра искажаются, плывут; граница створа успешно преодолена. Контакт протекает без эксцессов.
Прерывистое сопение в наушниках сменяется хрипом, как если бы Роквелл внезапно поперхнулся; фигура в скафандре замирает в неловкой позе. Визуально ничего аномального не прослеживается. Сердце ёкает. Грудь будто прошивает ледяная игла.
- Джей, как самочувствие?!
- В порядке. - Голос бортинженера звучит ровно. От сердца отлегает; теперь понятно, каково было Роквеллу и Ковальски видеть исчезновение дока, а затем мое падение и чуть ли не гибель. Немного стыдно за обвинение товарищей в малодушии.
- Отлично. Что наблюдаешь?
- Затрудняюсь ответить. Вам плохо видно?
- Что видно?
Роквелл топчется на месте. Кряхтит, не в силах подобрать слова.
- Даю запись.
Миникомп разворачивает окно воспроизведения - в центре мембраны протаивает угольное пятно, черный цветок с черными лепестками; пятно разрастается, поглощая муаровый рисунок. Вокруг сплошная беспредельная тьма, пустота, существующая до сотворения мира; пучина, во чреве которой плещется ужасный Левиафан. Растерянность бортинженера не удивительна: никаких слов не хватит описать открывшуюся взору бездну.
Абсолютное Ничто. Отрицание. Отсутствие.
Спустя время в темноте зарождаются бледные точки; количество точек, беспорядочно разбросанных там и сям, увеличивается, они становятся ярче, различаясь оттенками и размером. Тьма обретает глубину и объем, становится выразительной. Хаос превращается в Космос.
- Матка боска, пресвятая Дева Мария, заступница...
Будь Ян без скафандра, наверно, сотворил бы крестное знамение. Я бы точно сотворил, несмотря на весь атеизм. Слышно, как сдавленно бранится Роквелл. Осознал, тугодум? Проникся?
Вот тебе и ёлочная мишура! Искры-крапины.
Увиденное едва укладывается в голове. Я ожидал всякого, но "карманная" Вселенная... Уму непостижимо! Что это - узел транспортной системы, дверь в иномирье, искусственное образование? Или ответ за пределами человеческого разумения? А может, то, чем кажется, и есть? Открытый космос. Не морок, не наваждение, всё по-честному - звезды, планеты, галактики. Вляпались бы мы в передрягу; совать нос в якобы тоннель - чистой воды самоубийство. Подвигом тут и не пахнет. Что там говорил Лазард? О дверях, о небыли, переплетенной с былью, где нет разделения на подлинное и выдуманное. А мы-то рассуждали: впечатления не стыкуются с обстановкой! Нет, не впечатления. Реальность.
Субъективная реальность. Субреальность. Реальность иного порядка.
- Помните странную фразу дока о прорехе?
- Лазейке, - поправляет Ян.
- Неважно. Думаю, он имел в виду накладки интерфейса. Вирт рядом с базой нестабилен, док почуял неладное и успел предупредить. Я напрасно отмёл вариант системного сбоя. База - сама по себе мощный возмущающий фактор, чье влияние трудно переоценить. Ее незапланированная активность внесла в программу нырка дополнительные огрехи, те повлекли новые ошибки. Снежный ком, раскрученный нашей психикой.
- Мы были катализатором?
- Были и остаёмся, - я стараюсь быть убедительным, слишком многое от этого зависит. - Дикая свистопляска вблизи базы отчасти наша вина. Мы наряду с объектом влияем на окружение, формируем его и множим количество ошибок. Их лавинообразный рост вызвал эффект логической бомбы. Ограничители вышли из строя, и наша усечённая версия погружения приобрела функциональность полной. Забудьте о лубке, гадкий утенок стал прекрасным лебедем.
- Back door13, - подаёт голос Джей, - чтоб мне лопнуть. Неуютно здесь, кэп. Давайте или я к вам, или вы ко мне.
"Я ни за что не ручаюсь", - сказал мне Лазард.
"Я ни в чём не уверен", - сказал я Роквеллу и Ковальски.
А как, черт возьми, хочется верить! Страстно, истово! Всеми фибрами измученной сомнениями души. И обратить в свою веру других.
За "радужными" отсветами границы створа смазанная фигура. Джей. Ему было страшнее, он шел первым.
- Ян, ты замыкающий.
У нас получится, внушаю себе. Непременно получится.
Врата бездны гостеприимно распахнуты, в недосягаемых глубинах заманчиво сияют алмазные россыпи. Черный ход в мир чужих. Мир бесконечных возможностей.
Стоит протянуть руку.
Допустим, реальность управляема.
Поравнявшись с Роквеллом, разглядываю рисунок созвездий, узнаваемый в общем-то рисунок. Справа от меня останавливается Ковальски.
- Это наша вселенная, - уверенно говорит он.
- Настоящая, не совсем настоящая или совсем не? - Джей оправился от шока и нервно хохмит.
- Думаю, не имеет значения.
Ковальски встречает шутку в штыки, тон его тверд и категоричен:
- Вселенную создал Господь, а не зеленомордые обезь...
Внезапно туго натянутая ткань замембранного бытия морщится, собираясь складками; чернота волной прокатывается от центра к краям, гася созвездия и туманности. Лишь кое-где на периферии мельтешат белые пятна. Вскоре пропадают и они.
Тишина и темнота абсолютного Ничто перехватывают горло надежней гарроты. Я - песчинка в жерновах Вечности; сейчас жернова повернутся, и прах мой будет развеян над бездной.
Спустя время в темноте зарождаются бледные точки.
Объяснений ждать не от кого. Разве что... Всматриваюсь до боли в глазах: нет, рисунок созвездий не изменился, можно облегченно вздохнуть. И всё же в нём чувствуется отличие. Яснее видно, что ли? Роквелл соображает быстрее:
- It is rotten14, кэп. Оглянись.
Оглядываюсь: путь назад отрезан. Непостижимым образом мы очутились по ту сторону мембраны, перейдя из категории зрителей в категорию участников. Рассчитывал заполучить доступ к управлению? Изволь. Жаль, инструкции не полагается. Сдаётся мне, когда Вечность мигнет снова, мы угодим аккурат промеж ее исполинских жерновов.
Дело не просто дрянь, дело швах.
- Мы погибнем, - очень спокойно говорит Джей. У него серое лицо, Джея типает.
Воочию представляется некролог в газете; в некрологе с глубоким прискорбием сообщают... Имена обведены рамкой: бортинженер Джейкоб Натан Роквелл, штурман-радист Ян Ковальски, доктор, психолог Уильям Ирвинг Лазард, инженер-исследователь и капитан Михаил Степанович Рюмин.
Скомкав воображаемую газету, отбрасываю куда подальше.
- Рано хоронишь. Про бабку слыхал? - которая вилами по воде, надвое. Выше нос, астронавт, удача любит смельчаков.
- Не забивай мне баки, кэп. От такой удачи смердит, как от покойника.
- Да ты оптимист, - непонятно кому говорит Ян.
- Храбришься? - отзывается Джей. - Лбом стену не прошибить.
На что Ковальски невозмутимо замечает:
- Надпись "Вход воспрещен" предпочтительнее надписи "Выхода нет".
Я согласен со штурманом от и до. Перед тем как меня выворачивает наизнанку, я успеваю подумать: мы хотя бы попытались. Кто может, пусть сделает больше.

    13 Черный ход. Брешь в системе защиты. (амер.)
    14 Дело дрянь. (амер.)

    [назад]

- Черный к черному, надо же, - хрипят наушники. Роквелл вымученно смеется.
Остряк.
Разлепляю глаза. Жив.
Вокруг блещут звезды, вокруг, мать его растак, космос. Не какой-нибудь бутафорский, а самый настоящий: это чувствуется спинным мозгом. Звезды колют глаза мириадами льдистых огоньков.
Неподалеку, заслоняя обзор, проплывает то ли штурман, то ли бортинженер. А посмотреть есть на что. Посмотреть, восхититься, проникнуться. Испугаться... Первое, что приходит на ум, позабытые строки Ломоносова, моего тёзки. "Открылась бездна..." Второе - что-то не так. Третье - твою мать, какой бесславный идиотский конец!
"Не везет" еще слабо сказано. Пространство сминается, будто кусок фольги, образуя колоссальную, неправильной формы воронку; ее структура - тусклые линии и узлы - сетью выделяется на фоне окружающей темноты. По стенкам воронки, грозя порвать зыбкую ячею, пробегают судороги.
У мироздания корчи.
Болтанка не хуже, чем при шторме. Очередной спазм, встряска. Кувыркаясь, я лечу в полную звезд, разверстую бездну.
Ни низа, ни верха; ни дна ни покрышки. Секунды растягиваются в минуты, минуты - в часы, часы - в века и эпохи: утомительный, выматывающий до изнеможения хоровод. Время в облике дракона, извернувшись, кусает свой хвост и, замыкаясь в кольцо, соединяет минувшее с грядущим, явь с навью, иллюзию с обыденностью.
Сворой гончих настигают растерянность и страх; давит ощущение чужого взгляда, настолько чуждого, что мороз сковывает члены, дыханье спирает, и слёзы наворачиваются на глаза от собственной никчёмности и бессилия. Так бывает, в дурном сне. Например, таком: трепыхаешься придавленной бабочкой, а твой мучитель - белобрысое конопатое чудовище - кричит: "Настька, зырь, кого поймал!" В ответ невидимая Настька визгливо бранится: "Дурак! отпусти немедленно! Мишка, маме скажу!" Воспоминание, словно привет из детства. В детстве мало задумываешься о других, дети - редкостные эгоисты. Ну что, Мишка, тяжко быть бабочкой?
"Звездам числа нет, бездне дна".
Падение продолжается.
Мишка? При чём тут... Нет ни хулиганистого Мишки, ни старшей сестры Настьки, ни бабочки. Есть чужой заинтересованный взгляд и онемение вплоть до ступора. От взгляда не скрыться, как бы ни хотелось. Бежать! слепо! не разбирая дороги, пока не оборвали хрупкие крылья, не смяли в кулаке нежное тельце. Упасть и ползти, на карачках! на пузе! Забиться в щель; не двигаться, не дышать, умереть.
Не выйдет, весь ты как на ладони.
Бездна пристально смотрит в тебя - в сердцевину, в нутро. Перебирает тонкие струны души, изучает сокровенные мечты и порывы, дивясь отважной букашке. Понимает ли? Бог весть. Сострадает? Вряд ли. Разве человек сострадает пойманной бабочке? Бабочка не более чем мальчишеская забава. Наскучит - выбросит без раздумий, не заботясь о ее судьбе.
Наконец чужое внимание гаснет; налюбопытствовавшись, бездна отпускает тебя восвояси. Но прежде - после? сразу?! - время спятило, перевернув и запутав причинно-следственные связи, я на миг становлюсь вровень со Вселенной.
Из микро в макро.
СТОГЛАЗЫЙ АРГУС... ИЗНАЧАЛЬНЫЙ, ПЕРВОЗДАННЫЙ, ПРЕБЫВАЮЩИЙ ВЕЗДЕ И ВСЮДУ.
Я БЛЕЩУ ЗВЕЗДАМИ, ЗАКРУЧИВАЮ СПИРАЛЬНЫЕ ВЕТВИ ГАЛАКТИК, СВЕЧУСЬ ОБЛАКАМИ ГАЗА И ВСПЫХИВАЮ СВЕРХНОВЫМИ. ТАК БЫЛО, ЕСТЬ И БУДЕТ. МНЕ, ИЗМЕРЯЮЩЕМУ РАССТОЯНИЯ МИЛЛИОНАМИ СВЕТОВЫХ ЛЕТ И ПАРСЕКОВ, НЕТ ДЕЛА ДО МЫШИНОЙ ВОЗНИ НА ОКРАИНЕ ЗАУРЯДНОЙ...
Нет?!
Есть!
Смертный, вознёсшийся на престол Создателя, я настойчиво рвусь обратно - туда, где на полпути к Ганимеду дрейфует неисправный корабль, чтобы завершить очень важную и очень нужную для экипажа работу.
Мне есть дело до происходящего.
И не только мне. Я не одинок в стремлении помочь, нас трое - спаянных в целое частиц великого Аргуса, огромных, всесильных и всемогущих по сравнению с нами-людьми. Комплекс личностно-волевых функций, необходимый и достаточный для решения подобной задачи.
"...Триада", - приходит извне мысль; у мысли характерный окрас, тембр, как сказали бы о голосе. Чья она? - не определить, но человек этот явно знаком и мне, и остальным.
Стоп. Не время отвлекаться, обсудим позже. Даю вводную.

Через мгновение поиск окончен, переход занимает считанные секунды. К потоку данных добавляются новые позиции: перемещение относительно начальных координат, текущие координаты, эфемеридное время, поле обзора, расстояние до объекта, его траектория, масса, скорость и ускорение. Как и следовало ожидать, ускорение отрицательное.
Сбившаяся с пути разведстанция приближается, вырастая в размерах. В иных обстоятельствах мы бы испытали гордость и радость, воодушевление и сопричастность человеческому гению, ведь станция - вершина научно-технического прогресса Земли, форпост в развитии космонавтики и астрофизики. Ее значимость исключительно велика. В иных обстоятельствах, но не теперь: станция кажется игрушечной и не пробуждает сильных эмоций.
Кораблик-макет, кораблик-модель с крошками-астронавтами на борту.
Прежними нами.
Эмоциональное восприятие триады приглушено, ситуация не удивляет, не вызывает отторжения или неловкости. Наблюдать за собой со стороны - нормально, быть человеком и макропроцессом - естественно, вмешиваться в течение событий, изменяя реальность, - привычно и уместно. Специфика восприятия близка машинной, ассоциативный ряд ослаблен, преобладает формализованная обработка и подача информации, логика успешно заменяет чувства. Объединенные воля-разум превосходят суммарный потенциал каждого из нас, рождая синергетический эффект. Триада думает и действует сообща, без деления на симплекс-личности, уравняв "я" и "мы".
В первую очередь мы стабилизируем энергопитание бортового комплекса, затем чиним электронику: системы управления, навигации и связи. Проверив работоспособность двигателей, запускаем процедуру тестирования остальных подсистем. Результаты повторяются, как расположение атомов в кристаллической решетке: "норма по итогам тестирования", "отклонение в пределах допуска", "неполадки не обнаружены". И - финальным штрихом: "полная готовность".
"Предстартовая готовность, - эхом откликается кто-то извне. - Начинаю отсчет. Пять. Четыре. Три. Два. Один..."
Мы до того всевластны и могущественны, что возникает соблазн доставить корабль к месту назначения без помех и задержек, сведя участие экипажа к минимуму. Давим соблазн в зародыше: такая помощь бесполезна и в корне неправильна.
"Ноль".
Придав станции ускорение, направляем к цели.
Цель - Ганимед.
"Они долетят, - утверждает наблюдатель. - Обязательно долетят и вернутся героями. Потому что должны".
Выполнив предназначение, триада распадается. Метаморфоза бытия из макро в микро происходит с головокружительной быстротой; болезненное ощущение собственного "я", потерянного и одинокого, пугает не меньше бездонных глубин космоса. Не успев опомниться, не успев даже поразиться масштабу содеянного, я вновь падаю неизвестно куда, кружась в безумном хороводе закольцованного времени - мешанине дней, событий, эпизодов.
Неожиданно вселенский калейдоскоп рассыпается, в темноте и тишине я оказываюсь перед мембраной, откуда не то что звезды, их скопления видятся расплывчатыми пятнышками. Рядом никого. Сердце суматошно колотится в груди, сердцу тесно от переживаний. Гул крови в ушах, вкус крови во рту, сбившееся дыхание дают понять - легкость вмешательства была обманчивой. Человек не ровня демиургу, для людей подобное на грани возможного.
За мембраной гаснут последние бледные точки, мир затопляет привычная чернота. Тьма повсюду - обволакивает, сжимает, лишает воли. Тьма своего не упустит, я почти слышу скрежет исполинских жерновов Вечности: скоро меня распробуют на зуб, сочтут негодным и спишут в утиль для переработки. Упрямо сопротивляюсь. Силы заведомо не равны, но сдаваться я не намерен. Лучше сдохнуть, чем подчиниться. Я не стану послушной куклой и не буду...
Вечность мигает, смахивая надоедливую соринку.
Я свободен.
Обескураженный, стою у входа в тоннель, отчаянно щурясь. Зрение пока не адаптировалось, и блики на поверхности шлюза-пузыря режут глаза. Они для меня слишком яркие. Кажется, с жерновами я погорячился. Но где остальные? Разворачиваюсь, еле передвигая ногами. В горле сухо, язык наждачной бумагой царапает нёбо. Веки жжёт. Чугунный шар головы перекатывается внутри шлема. Донельзя паршивое состояние. Насколько же я устал... господи, как я устал; еще чуть-чуть, махонькое, пустяковое усилие - не выдержал бы, надорвался.
Тело ломит, будто вкалывал без продыху сутки напролёт, ноет каждый мускул, каждая косточка, каждый нерв. Осознание того, что я жив - жив! - приходит постепенно, наполняя уверенностью. Будущее рисуется в радужном свете. Мы смогли, мы сумели. Добились.
Эйфория пропадает, стоит мне подумать о товарищах. Где они?! Что с ними? Заметив в десятке шагов высокую фигуру Яна, радуюсь, как, наверное, не радовался никогда в жизни. Ян тоже замечает меня. "Капитан, - сипит он. - Майк. А где?.."
Я знаю, о чем хочет и не решается спросить Ковальски. "Где Роквелл, Майк?" Роквелла нет.
- Мы... подождем, - выдавливаю слова, точно засохшую пасту из тюбика. - Он должен, обязан... - Мысли разбегаются стайкой рыбёшек; трудно сосредоточиться, трудно довести фразу до конца. Договорить не получается: реальность выцветает, расслаиваясь на фрагменты, осыпается кусочками старой краски. Шорох заглушает голос Ковальски, мой голос. Ян что-то кричит, широко разевая рот.
Не слышу, не различаю звуки, они слились в монотонный гул, и не вижу - взор застят клубы пыли; вокруг ничего, кроме пыли. Пыль разъедает скафандр, лезет в рот, в нос, в уши, забивает лёгкие. Я захлебываюсь ей, барахтаясь в серой взбаламученной массе.
База на виртуальном Ганимеде тонет в виртуальной пучине.
Вместе с нами.
Есть ли дно у бездны? Наверное, нет. Жаль, на дне хорошо, спокойно...
"Поздравляю, Майкл", - доносится сквозь толщу лет и километров.
- С чем? - мычу я, теряя сознание.
"Ты прошел сквозь зеркало".

Дернувшись, разлепляю глаза. Напротив координационная панель; тлеют аварийные индикаторы, пахнет горелым. Мертвые, слепые экраны, потухшие табло. Окно в иную реальность закрыто. Словно занавешенное в доме покойника...
При мысли о зеркале по коже бегут мурашки. По ту сторону экранов - бездна; оттуда, из далёкого далёка пристально, тяжело смотрит Вселенная. Напоминает: ты часть целого, частичка извечного Абсолюта. Вспомни. "Блещу звездами, закручиваю спиральные ветви галактик, свечусь облаками газа..." Было? Было. Со мной?! С тобой. "Изначальный, первозданный, пребывающий везде и всюду. Стоглазый Аргус".
Зябко. Нейрогель превращается в студень. Немеют пальцы.
Это не для людей. Чересчур масштабно, чересчур глобально. Человечеству рано примерять роль творца; нельзя, да и не нужно. Люди, признаться честно, в моральном плане далеко не совершенны, упади им в руки власть - спелым яблоком, кто возьмется отвечать за последствия? А отвечать, в случае чего, придется. За нашу некомпетентность, жадность, грубость, враждебность, ксенофобию. И спросят с новоявленных демиургов жестко, по-взрослому, ведь не в бирюльки играем, не в песочнице на земной орбите возню затеяли. Док сказал про чужих "добрые", да усмешка похвалу испортила. Кому добрые, а кому не очень. Земля с первых дней уяснила: хозяева зеленых избыточным гуманизмом не страдают. Выделен тебе закуток, сиди в указанных границах и не рыпайся; высунешься - накажут, сочтут нужным - наградят. Кнут и пряник эффективнее одного лишь пряника.
Так и подмывает назвать их кураторами. В какой-то мере это правда. Они давно и прочно обосновались в Солнечной системе; надзирают, бдят, встревают в людские дела, ведя собственную игру. Выбраться бы из-под чужой опеки, а уж вольно шагать по Космосу - удел внуков или даже правнуков. Но вначале придется доказать, что Земля не нуждается в попечителях, что homo sapiens способны жить своим умом, решать за себя, распоряжаться судьбой человечества без указки свыше.
И доказывать надо - сейчас.
Запах горелой изоляции чувствуется не так резко. То ли я притерпелся, то ли ремсистема устранила крупные повреждения и вплотную занялась мелкими. Над консолью вьётся жидкий дымок; потрескивает, остывая, нагретый пластик. Тихо и оттого тревожно. Гель неприятно холодит тело, онемевшие пальцы покалывает тысячей иголочек. Мысли опять сворачивают к Аргусу: единый контур управления, чудо из чудес! поразительная удача! Подключись, ощути биение вселенского пульса, нареки себя владыкой. Только это обман, путь в никуда; легкий путь редко бывает правильным. Влезть без затей с грязными ногами, напакостить... А тебя там ждут? Спроси: ждут?! С фанфарами, литаврами, красной дорожкой? Нет, от Земли ждут другого. И мы ждем, ждем и хотим другого. Мы. Люди.
Для рывка, для прорыва, о котором мечтается, достаточно представления о возможном и достижимом, толики инопланетных технологий, фрагментов техники. Ради того и организована экспедиция на Ганимед, сама уже событие. Задача экипажа - достичь цели во что бы то ни стало, несмотря на препятствия, невзирая на тяготы и потери.
Мы достигнем ее. Полет к Ганимеду продолжается.
На координационной панели оживает верхний ряд экранов, вполнакала загораются табло: четыре из пяти. Сопровождая вывод аварийного отчета, попискивает зуммер. Строчки мерцают, смазываются. Перечень неисправностей, процент повреждений; заменено, восстановлено. Плохо, но не фатально.
Человека создал труд. Подарить всемогущество, значит в зародыше растоптать любопытство, убить жажду новых открытий, кастрировать науку и обеднить культуру. Зачем стремиться к чему-то, чего-то желать? Всё есть. Бери, пользуйся. Даром. В перспективе - сытая, сонная старость, деградация, закат. Любая дорога с вершины ведёт вниз; скоротечный подъем обернется нескончаемым спадом, и на развитии цивилизации можно будет смело поставить крест. Увы, всемогущество - не панацея от проблем.
Сведения, добытые экспедицией, принесут большую пользу. Пусть обрывочные, пусть скромные, они послужат пищей уму и, задав направление исследований, откроют простор для деятельности. Результаты подстегнут прогресс быстрее дармового, с неба свалившегося изобилия. Хочешь накормить голодного? Дай ему не рыбу, но удочку. Умение владеть "огнем" взамен чудо-кнопки. Брошенные мимоходом подачки - держите, мол, от щедрот - не спасут. Фора не является преимуществом, фора для слабых. Лишь заработанное горбом достойно уважения, только инициатива меняет мир. Пробуй, ошибайся, двигай эволюцию. Иначе застой или того хуже - коллапс. Медвежья услуга никому не идет впрок.

От невеселых раздумий отвлекают чмокающие звуки: в соседнем боксе, поминая Деву Марию и святых апостолов, копошится Ковальски. С неблагополучным прибытием, Ян. Установленный порядок накрылся медным тазом; о мелочах вроде "выныривать строго по одному во избежание осложнений" беспокоиться поздно. Принудпрерывание шарахнуло по мозгам отбойным молотком: боль, головокружение, тревога, зацикленность на предмете размышлений - джентльменский набор травматического невроза, в точности, как обещал док. Обещал и погиб, "выгорел" дотла. Роквелл, надеюсь... цел. Со смертью дока я кое-как свыкся, но Джей...
Хватит травить душу! Отстегни фиксаторы, проверь, что с Роквеллом. Бего-о-ом марш! Гермокрышка распадается на половинки; едва не упав, выбираюсь из бокса. Противно чавкает загустевший нейрогель. Бокс Джея справа. В ожидании худшего поднимаю глаза. Ф-фух, камень с плеч. Судя по характерным сокращениям мышц, Роквелл очухается с минуты на минуту. Жив! Сползаю на пол, придерживаясь за стенку. Жив, морда негритянская! Меня трясет.
На дока уже нет сил, ни моральных, ни физических. Нет сил забраться в кресло-вертушку, которое сиротливо ютится в углу; док обычно разъезжал на нём вдоль координационной панели, следя за процессом. Чудится: в кресле - Лазард. Закинул ногу на ногу, сцепив длинные руки на колене. Точь-в-точь разговор перед нырком: док ставит экипаж в известность о не вполне приятной, но крайне эффективной процедуре.
"Принудительное прерывание, - док обводит нас цепким взглядом, - рассчитано на форс-мажор, когда в условиях чрезвычайной ситуации координатор не справляется с управлением, либо когда координатора просто нет и вероятность застрять превышает безопасный порог. Собственно, прерывание есть выбор меньшего зла. Я бы сравнил это с нарушением правил декомпрессии при кессонных работах. Не соблюдается главное требование - постепенность перехода из одной среды в другую. В зависимости от "глубины" погружения при его прерывании возникают различные виды невротических расстройств".
На табло за креслом выведены параметры нырка. Время от времени табло моргает, и цифры гаснут, вспыхивая затем зелеными огоньками. Что-то смущает меня в их мельтешении. Длительность! Тринадцать часов. Система прерывания сработала давным-давно, но мы продолжали находиться в вирте, на запредельной глубине. Мы чуть не застряли в чужом мире. Аппаратура честно тянула, "рвала жилы" и в конце концов не выдержала. Но вытянула, черт возьми. Нас выкинуло из вирта, минуя опорно-привязочный пункт, напрямую. Измочаленных, ошарашенных, с ушибленной психикой. Живых. Парни, да вы дёшево отделались, сказал бы Лазард.
Наверное. Счастливчики, не иначе. Мы же находились вне досягаемости, за скобками. Мы даже не были людьми в тот момент. Непонятно, как вообще выкарабкались.
- Майк! Ты чего?
Это Ковальски. Крепко встряхивает за плечи, заглядывает в лицо.
- Сейчас, - шепчу, - отпустит. Погоди, сейчас... Лучше проверь Лазарда.
Грузно шлёпая босыми ногами, Ковальски идет к боксу дока. Я с замиранием слежу за ним, еще надеюсь, еще верю... Ян вдруг спотыкается на ровном месте, охает и почти бегом радраивает гермокрышку. Прямо в руки штурмана из бокса вываливается док; здоровяк Ян подхватывает его, как пушинку.
Я уже ковыляю к ним обоим, спешу на помощь. Увидев, что с Лазардом, охаю куда громче Яна.
Док похож на дохлую муху. Наполовину погруженный в нейрогель, он болтается в паутине бахромчатых нитей. Фиксаторы, способные удержать слона, вырваны с мясом. Контактный гель посерел и съежился, расползся по стенкам грязными ошмётками.
- Что... - я сглатываю и запинаюсь на полуслове.
Ян сопит, отворачивается. Глаза у него подозрительно блестят.
- Вынимаем? - спрашивает. - Связь с виртом оборвалась.
- Давай. Я страхую.
Ковальски осторожно укладывает Лазарда на спину, я поддерживаю его под колени. Ноги у дока холодные. Он безвольно лежит на полу и не двигается, не реагирует на прикосновения. Я пытаюсь нащупать пульс, уловить слабое дыхание. Пытаюсь восстановить сердцебиение: ритмично сдавливаю грудь, набираю воздух и вдуваю Лазарду в рот. Не помогает. Пульса нет, дыхания тоже. На посиневших губах застыла то ли улыбка, то ли оскал. От бокса вслед за телом тянутся серые лохмотья нейрогеля.
Аукнулось, думаю я. Накрыло там, умирает... умер здесь. Зря Ковальски тормошит Лазарда, зря хлопает по щекам. Бесполезно.
- Капитан... - В голосе штурмана смятение.
- Он мёртв, Ян.
Ковальски исподлобья смотрит на меня, моргает. Нет, Ян, это не розыгрыш с энцефалитным клещом. И не смотри ты так, ради бога. Лучше прочти "Paternoster",15 ты умеешь. Ян крестится и проводит ладонью по глазам доктора, беззвучно шевеля губами.
Мне безумно жаль дока, но сделать ничего нельзя. Совсем ничего. Быть может, шанс спасти Лазарда есть - экстренная реанимация в медблоке, подключение к аппаратам искусственного дыхания и кровообращения. Ни я, ни Ковальски ни черта в этом не смыслим. Мы просто сидим и молчим, глядя друг на друга.
Молчание нарушают стук и ругань за спиной. Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь.
- Кто мёртв? - сипит очнувшийся Роквелл. - Ты про кого это? Про дока? Сдурели, что ли?!
У Роквелла заклинило гермокрышку, и Джей бранится, силясь ее раздвинуть. Из щели торчит только голова. Я отодвигаюсь, чтобы он увидел дока.
- Ну? - хрипит Роквелл, отплёвываясь. - Чего? Напридумывали ерунды. Вон, веки дрожат.
Джей врёт, он не может определить, дрожат веки или... Склоняюсь над Лазардом. Кажется?.. Нет?! Веки и впрямь подёргиваются.
- Тебя же сразу вышвырнуло, ты, кэп, не в курсе. Я-то, между прочим, вас засёк. Меня, знаешь, куда вынесло? Пока дотопал, вы с Яном - фьють! - исчезли. Зато док обнаружился, помятый, правда. Скукоженный. Откуда взялся, ума не приложу. Как вы пропали, и объявился. Сидит возле створа, башкой трясет. Ну чисто тебе мешком огретый. Я к нему обниматься полез, так он, грубиян, меня на хрен послал. А вам, сказал, достанется на орехи, и про зеркало что-то добавил.
Про зеркало?!
Холодные синие губы Лазарда кривятся, на губах не оскал - улыбка. Жутковатая, перекошенная, но улыбка. Ковальски озадаченно уставился на Роквелла, не уставился даже - вытаращился. В глазах - и радость, и облегчение, и... Впрочем, я не лучше. "Поздравляю, Майкл, - эхом отдается в ушах. - Ты прошел сквозь зеркало". И еще: "Они долетят. Обязательно долетят и вернутся героями. Потому что должны".
- Эй, чего замерли? Будто дока не знаете. Ну, послал и послал. Я бы тоже злой был.
- Как послал? - спрашивает наконец Ян.
- Как на хрен? - спрашиваю я.
- Fucking shit!16 - орёт Джей. - Ныряй обратно и убедись! Он и тебя пошлет.
Мы с Яном переглядываемся. Смотрим на Лазарда - пальцы дока слегка подрагивают, на щеках проступает румянец, - смотрим на Роквелла, опять на дока.
- А ведь пошлет, - говорит Ковальски.
- Помогите мне, идиоты! - рычит Джей. Он наполовину протиснулся в щель и застрял. Ни туда ни сюда, крышка больше не поддаётся. - Кэп, твою мать, дай руку! Ян, ну ты-то чего?!
Мы с Яном ничем не можем помочь бортинженеру Роквеллу.
Мы смеёмся.

    15 "Отче наш", молитва на латыни.
    16 Дерьмо собачье! (амер.)

    [назад]

март 2010 - июль 2011
©  Артем Белоглазов aka bjorn
  
  
 

Оценка: 6.83*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"