Белкина Наталья Евгеньевна : другие произведения.

Сердце-океан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:


Белкина Н.Е.

   0x08 graphic

ГЛАВА 1

ЛИСА - ВОРОВКА

  
   Меня зовут Лиса. Есть у меня, конечно, и нормальное имя, человеческое - Юлька, только никто так меня не зовет почти с семи лет. Даже воспитатели и учителя нашего детского дома до самого выпускного вечера называли меня этим прозвищем. Впрочем, я никогда и не протестовала. Мне оно даже нравилось, тем более что весьма точно представляло мой характер. Ведь когда-то я была совсем другой...
   Мне повезло: почти все свое детство, за исключением раннего младенчества, я провела в одном и том же детдоме. Я была здесь своя в доску и знала всех и вся. Подруг у меня практически не было, так как детская дружба не вечна, а ближе к отрочеству я не сумела найти достойную кандидатуру из-за того, что все более или менее нормальные девчонки, как назло, либо сбегали, либо их переводили в другие детдома.
   Одну такую временную подружку однажды удочерили. Причем выбирали приемные родители именно между мной и ней. Нам с ней тогда было по девять лет. Полина была хорошенькая и умненькая девочка со смешными тоненькими косичками и аккуратными веснушками. Она скромно и жалобно улыбнулась и очаровала этим своих будущих родителей. Они взяли ее, а не меня. Кому нужен сорванец, которого даже учителя, сбиваясь и потом, поправляя себя, называли Лисой, с трудом вспоминая настоящее имя этого ребенка.
   Я не долго горевала, поскольку не совсем отчетливо представляла, чего я лишилась и что это такое: иметь родителей. У меня их никогда не было. Я не знала даже, каким же образом я вообще появилась на свет. Только после этого я больше не заводила подруг.
   Но зато у меня был друг, постоянный и верный. Он был старше меня на три года и потому неизменно меня опекал, словно старший брат. Звали его Стёпа Кучеров, а проще - Куч. В свое время он нашел во мне прилежную ученицу и постоянно передавал мне полученные им знания и умения. Так благодаря нему я научилась отменно расправляться с любыми самыми замысловатыми замками и залезать на отвесную стену. Он показал мне основные, самые действенные приемы самозащиты и научил драться.
   --Смотри,--говорил он мне,--нужно угодить вот сюда,-- и показывал куда-то в середину своей груди.--Да не размахивайся ты так! Концентрируй силу удара вот здесь. И - мощно так - ха!!!
   --А если он сзади нападет?--спрашивала я.
   --Кто?
   --Ну, насильник.
   --Почему это обязательно насильник? Вы, девчонки, словно этого только и ждете. А впрочем, смотри: ногой сюда ему - раз!!! И локтем сразу - два!!! Разворот, и кулаком по харе - три!!!
   --А потом?
   --Делай ноги. И как можно быстрей.
   --Ага.
   Куч промышлял квартирными кражами и обучал этому делу и меня. Он действовал нагло, рискуя, несколько раз едва уносил ноги. Для меня же он изобрел иной способ.
   Наш директор заботился о нас как мог. Например, еще до наступления смутных времен, некоторые из нас почти каждое лето посещали детский альпинистский лагерь в одном из небольших кавказских городков. Ездила туда и я, и надо сказать не без успеха. Даже выигрывала какие-то местные соревнования сельского масштаба. Если бы только наш дорогой директор знал, для чего мне пригодятся эти навыки.
   Моей целью, как правило, были квартиры на последних этажах, в которые я проникала с крыши. Иногда я залезала прямо с земли и на третий или даже четвертый этажи. На них обычно не ставили решеток. При этом я не пользовалась ни страховкой, ни каким-то другим альпинистским снаряжением. У меня его просто не было. Я была очень осторожна и бесшумна. Это был мой особенный талант. Я охотилась словно лиса, упорно выжидая, пока не убеждалась, что дома никого не оставалось. Затем я проникала в квартиру через форточку или балконную дверь, которые летом почти никогда не запирались, а зимой легко открывались. Я брала только то, что можно было унести в карманах: драгоценности и деньги, и не оставляла за собой никаких следов. Потом тем же путем я вылезала обратно, аккуратно закрыв за собой окно. Люди поэтому не сразу обнаруживали пропажу, и я оставалась на свободе.
   Задумываться о своей внешности я начала в пятнадцать лет, когда вокруг меня, в среде моих сверстниц стали крутиться бурные трагичные и комичные амуры. Я же оставалась от этого в стороне, потому что была занята своим нелегким промыслом. Но в определенный момент я стала замечать, что мне все труднее и труднее с каждым разом пролезать в форточки из-за раздавшихся в стороны плеч, округлившихся бедер и растущей груди. Тогда я не без помощи Куча стала потихоньку осваивать замки. Примерно через полгода не было уже ни одного класса механических запоров, который я не могла бы открыть за считанные минуты любым остро-продолговатым металлическим предметом.
   Так вот, к пятнадцати годам, я стала внимательней разглядывать себя в зеркале. Красавицей я, конечно, назвать себя не могла. А с точки зрения глянцевых журналов, которые мне иногда удавалось утаскивать из чужих квартир, я и вовсе была не comme il fait. Рост мой едва достигал ста пятидесяти сантиметров. Кожа была смуглой, словно цыганских кровей, глаза - темно-карие и узкие, а мне хотелось, чтоб были голубые и ясные. О фигуре и говорить нечего - явный нестандарт. Хотя я и была довольно стройной, но от идеала фотомодели была явно далека. Однако мне повезло с волосами. Они были неопределенного темного цвета, но зато легко вились. Правда никакого преимущества для своего внешнего вида я из этого извлечь не могла, потому что по роду своей опасной деятельности нещадно обрезала свои пышные локоны. Поэтому прическа у меня была просто ужасной: короткие непослушные пряди торчали всегда в разные стороны полукольцами и никак не хотели ложиться на место. Ну, а Лисой меня прозвала одна старая учительница за узкие и чуть раскосые мои глаза. От нее и пошло это прозвище.
   --Степка, как ты думаешь, я красивая?--спросила я однажды своего приятеля.
   Куч в то время каким-то чудом учился в каком-то училище и не пытался даже завязывать со своим промыслом. Он вырос в симпатичного парня, имел свою однокомнатную квартиру, которая досталась ему от умершей бабушки, единственной его родственницы, и иногда солидные, а иногда и не очень, капиталы. Он уже выпустился из детдома, вел самостоятельную жизнь и потому был объектом пристального внимания многих местных девушек. Иногда и не без взаимности.
   --Ты что, Лиса?--удивился он, услышав мой вопрос.--Нашла, кого спрашивать!
   --А кого же еще?
   --Я ведь тебя с пеленок знаю.
   --Ну и что? Можешь ты на меня объективно взглянуть?
   Куч не мог взглянуть на меня объективно. Это значило бы начать воспринимать меня, как сексуальный объект, а у него этого не получалось. Он и называл-то меня всегда сестренкой. Но кое-чего я от него все же добилась.
   --Вообще, вырастешь когда, может быть, будешь еще ничего,--заметил он растерянно.
   --А сейчас?
   --А сейчас ты еще малая.
   Я действительно не выглядела на свой возраст. Мне давали обычно лет тринадцать не больше.
   --И потом, ты себя неправильно ведешь, потому и парни наши на других смотрят,--продолжил он объяснение.--Почему косметикой не пользуешься? А ходишь как?
   --Как?
   --Как пацан. В штанах этих драных все время. Юбку надень хоть раз, да покороче. Ноги покажи.
   --Нет уж! Никому я свои короткие ноги показывать не буду!-- возмутилась я.
   --Ой, боже! Да какая парням разница: короткие, длинные?
   --Почему же тогда все модели длинноногие?
   Куч взглянул на меня как на умалишенную.
   --Модели? Ну, знаешь, голубушка! Если бы все мужики только моделей трахали, белый свет бы вымер давно.
   --Я вообще-то не про это.
   --А про что?
   --Про любовь.
   Степа покрутил пальцем у виска.
   --Спорю, ты осталась последней девственницей во всем детдоме. И это в шестнадцать-то лет! Как тебе удалось-то это только?
   Наверное, я все-таки отставала от своих подруг в развитии. Впрочем, я подозревала, что наши мальчики обходили меня стороной именно из-за Куча. Он пользовался авторитетом в доме, и не дай им Бог был меня обидеть. "Жениться еще заставит",--говорили они в шутку, а может и всерьез.
   Вы, наверное, думаете, что у меня водилось уйма денег, раз я промышляла воровством? Деньги, в общем, были, но... Видели ли вы когда-нибудь дикую лисицу? У нее впалые бока и ободранная шкура. Она вынуждена постоянно охотиться, чтоб прокормиться самой и выходить детенышей. Она должна быть хитрой, чтоб выжить. Иногда она и в курятник наведывается, и порой не без последствий. Достается ей по полной. На нее ставят капканы, в нее стреляют, ее травят собаками...
   Большую часть того, что я утаскивала из богатых и не очень домов, я отдавала степкиной "крыше", которая меня в это и втянула. Мне доставалось от этого не так уж и много. Но и то, что я получала, откладывала. Я копила на свою мечту. О ней не знал никто, даже Куч. Я боялась, что и он и другие станут смеяться надо мной. Впрочем, я правильно считала. Моя мечта действительно была смешной: я хотела купить дельтаплан.
   Я часто летала во сне, и это ощущение абсолютной свободы и холодного ветра так крепко захватывало меня, что становилось не просто нереальной фантазией, а навязчивой идеей. Я знала до мельчайших деталей, из чего состоит дельтаплан и как его построить. Для этого я даже заставила себя полюбить ненавистную ранее математику. Сначала я хотела соорудить его сама, но вскоре поняла, что не смогу, никого больше не привлекая к этому. В мечтах своих я видела себя летящей высоко в небе на нем: белоснежном, блестящем на солнце, словно парус в безбрежном синем море, словно гордый альбатрос в беспредельной, ослепительной вышине. От этих мыслей грудь переполнялась восторгом, и слезились глаза. На мою мечту мне не хватало еще много денег.
   Детство пролетело стремительно, как может пролетать только оно. Не могу сказать, что оно было несчастным. Я была в основном сыта, одета и обута, имела кое-какие деньги на карманные расходы, получила сносное среднее образование и не стала наркоманкой. Это были положительные моменты. Были и другие, о которых я забыла, потому что очень старалась забыть. Но один неприятный случай, не столь даже драматичный, как некоторые другие, до сих пор хранится в моей памяти. Сейчас мои переживания кажутся мне смешными, но тогда это была настоящая трагедия.
   Однажды всех девчонок нашего класса (а училась я в обычной школе рядом с благополучными, неотмеченными сиротством детьми) отправили на осмотр к гинекологу. После того, как необходимая и неприятная процедура была завершена, нас попросили подождать в коридоре, пока заполнят карты. Девушки начали весело и бесстыдно обсуждать детали осмотра, делясь впечатлениями о своих малолетних сексуальных приключениях и о том, как они отвечали на вопрос "в каком возрасте ты..." и как при этом изумлялась престарелая докторша. Я обычно не вступала в такие разговоры, но мои одноклассницы наверняка считали, что мне-то уж, сироте казанской, точно есть, о чем вспомнить. Я не понимала своих ощущений: то ли завидовала им, то ли ненавидела за то, что они так легко относятся к тому, что для меня оставалось мистической тайной.
   К нам вскоре вышла пожилая медсестра и, отдавая наши карты, произнесла фразу, за которую должна была бы получить строгий выговор. Она обратилась к девчонкам и обличающим тоном изрекла: "Вы все шлюхи!" Девицы прыснули в кулаки и захихикали. Но тут сестра направила указующий перст на меня и добавила: "А вот она - молодчина!" Черт бы ее побрал! Если б знала она, что со мной сделала сейчас! Просто-напросто убила! Опозорила на весь класс...
   Оставалось совсем ничего до выпуска. Начинался апрель. После того случая в поликлинике, вечером я явилась домой к Степке. Он был один как ни странно.
   --Мне нужна твоя помощь,--заявила я с порога.
   --Всегда, пожалуйста.--Он был немного пьян от выпитой бутылки крепкого пива.
   --Ты должен лишить меня невинности,--решительно выступила я.
   Надо было в этот момент лицо Куча. Он так вытаращился, что его и без того большие глаза едва не выкатились из орбит.
   --А чё я-то?--спросил он шепотом.
   --А кто ж еще? Я же не могу пойти и предложить себя первому встречному,--ответила я громко, не желая превращать разговор в интимный. Настрой у меня был скорее деловой.
   --Не-е,-- испуганно осклабился Степа.--Чего это тебе вдруг приспичило?
   --Ты сам говорил, что я засиделась в девках. И потом...--Я рассказала ему о происшествии в женской консультации.
   --Ну...-- Куч задумался, собрав на лбу складки, и смущенно почесал затылок.--Ситуация неприятная. Я бы тоже почувствовал себя придурком.
   --Так я не тебя могу рассчитывать?
   --Не, Лиса. Я не могу.
   --Я что совсем уродина?
   --Да нет! И не в этом дело!
   --Ты меня не хочешь?
   --Ты же мне как сестра.
   --Ясно.
   Я вышла, не прощаясь, и хлопнула дверью. Хоть и была я тогда настроена решительно, но где-то глубоко таила надежду, что Степка откажется. Во мне жила уверенность в том, что если между нами произойдет что-то этакое, я навсегда потеряю по-настоящему близкого друга. Поэтому я даже была рада, что он так мне ответил. Куч попытался догнать меня тогда, испугавшись очевидно, что я на самом деле сейчас отправлюсь себя предлагать всем подряд. Но я сумела сбежать от него.
   Он решил, что я обиделась, потому что через несколько дней встретил меня неподалеку от школы и, долго не решаясь и болтая о чем-то постороннем и неважном, наконец, сказал:
   --Знаешь, я тут подумал. Ну, в общем, если уж ты... То лучше уж я, чем кто-то чужой... Короче говоря, я согласен.
   Меня насмешили все эти его недомолвки и нетипичное для него смущение.
   --Ты о чем вообще?--спросила я наивно.
   --Как..,--опешил Степа.--Ты же сама говорила...
   --А-а, ты о том вечере, когда я решила расстаться с невинностью?
   --Ты что издеваешься?
   --Спасибо тебе, благодетель мой,--решила поиронизировать я.--Эта такая жертва с твоей стороны. Ну, ты просто герой.
   --Это шутка что ли была?
   Видно было по его лицу, как у него отлегло от сердца. Он даже не разобиделся, как обычно бывает, когда я начинала над ним подтрунивать.
   --Нет. Тогда я не шутила,--сказала я совершенно серьезно.--Я просто передумала и решила блюсти себя до замужества.
   Куч криво ухмыльнулся и, уходя от меня, на ходу бросил:
   --Дура ты совсем!
   До замужества не получилось...
   Я стерегла эту квартиру почти неделю. Следила за хозяином, одиноким, судя по всему, мужиком лет сорока, выясняла, когда он приходит с работы и может ли он появиться дома внезапно. Он был каким-то начальником или директором чего-то там. У него водились деньги. И он был пунктуальным. Выходил из дома ровно в восемь и возвращался в шесть. Ничего непредвиденного не должно было случиться.
   Уже год, как я не применяла свои альпинистские навыки, но легко проникла в его квартиру на пятом этаже через дверь. Сигнализации у него не было, я это выяснила заранее. Все шло гладко. Я быстренько собрала в карман все, что посчитала ценным, и направилась к выходу. На пороге я столкнулась лоб в лоб с хозяином, которого никак не должно было здесь оказаться в это время. Черт знает, за каким лешим ему понадобилось вдруг ни с того, ни с сего возвращаться на три часа раньше.
   Он тут же скрутил меня и, усадив в кресло, стал звонить в милицию. Я пыталась его разжалобить, рассказывая о своем несчастном сиротстве, клялась, что в первый раз пошла на кражу и распускала нюни. Мне показалось даже, что это подействовало, потому что, когда менты на удивление скоро приехали, он заявил им, что не имеет ко мне претензий и сам разберется. Примите, мол, только меры, малолетки де совсем распустились. Милиция уехала, получив компенсацию за напрасное беспокойство, и я тут же узнала, что должна сделать, чтоб она снова не вернулась за мной.
   --От тебя не убудет, шлюха детдомовская,--сказал он мне.--Да и впредь не повадно чтоб...
   Я молча встала, отряхнулась и ушла. Что со мной станется? Я детдомовская. У меня кожа дубленая...
   А на следующий день мы выпускались. Нас навсегда выпроваживали из дома, в котором мы провели большую часть своей жизни. Выпроваживали в неизвестность, в никуда, в берлоги, общаги и коммуналки.
   Я не ходила на этот вечер. Да и как бы я могла пойти с таким лицом? Горькая обида вылилась потоком слез и превратила его в лицо японского борца сумо.
   Я лежала в последний раз на своей кровати, уткнувшись в подушку. Рядом сидела воспитательница и, гладя меня по спине, приговаривала:
   --Всем тяжело, Юленька, выходить отсюда. Это же ваш родной дом. Куда вы пойдете? Что вас ждет? Кому вы нужны? Но вы должны быть сильными. И ты должна быть сильной. Ты хорошая девочка. Только найди правильную дорогу.
   Я слушала ее, всхлипывая, и пыталась представить себе летящий дельтаплан с белоснежными крыльями.

ГЛАВА 2

ВОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

  
   Моя мечта вскоре приказала долго жить. Все накопленные мной деньги мне пришлось потратить. В комнате, которую мне выделили, после того как я выпустилась, стояла лишь железная больничная койка с матрасом и табуретка. Пришлось купить еще подушку, одеяло, постельное белье. Надо было и мебель кое-какую приобрести. Так у меня появились еще шкаф, стол и тумбочка. По мере моего существования на воле я ощущала крайнюю необходимость и в разных других мелочах: посуде, занавесках, полотенцах. Остатки денег я потратила на приобретение недорогого телевизора. Так я и простилась со своей мечтой.
   После происшествия в той квартире на дело я больше не ходила, хотя по привычке или по традиции, какой все еще продолжала коротко стричь свои непослушные кудри. Я предпринимала также довольно-таки вялую попытку поступить в институт иностранных языков. Да какое там! Куда, мол, ты со свиным рылом в калашный ряд? У меня не было даже самых обыкновенных родителей, что ж говорить о деньгах и связях. Впрочем, провал мой меня не расстроил, потому что был объясняем. На другой исход я и не рассчитывала. Я легко успокоилась тем, что иностранные языки можно изучать и самостоятельно, и даже принялась на досуге осваивать любимый испанский. Вскоре я с легким сердцем устроилась работать ученицей швеи и вскоре стала зарабатывать не меньше, чем раньше воровала.
   Те молодцы, которым я раньше отдавала дань со своих набегов, не раз заявлялись ко мне, предлагая начать дело заново. Они обещали мне уже 50%, поскольку я выросла и повзрослела. Я отказывалась, памятуя о последней неудаче. Тогда они предложили мне иной вариант.
   --Знаешь, лекарство есть такое "клофелин"? Тебе даже трахаться с ними не придется,--говорил мне один из них по прозвищу Жираф.
   --Я хочу жить нормально. Замуж выйти и детей нарожать,--отказывалась я.
   --Успеешь. Ты денег сначала заработай.
   -- Мне хватает. А для того чтоб замуж выйти, большие капиталы женщине не нужны. Тем более таким способом заработанные.
   --Наивная ты дура! Для того чтоб состоятельного мужа найти, если ты уж этого так хочешь, нужны шмотки, цацки и связи. У тебя есть что-нибудь из этого?
   --Мне такой, что на цацки только и клюнет, и самой не нужен.
   --А ты-то кому нужна в этой комнате драной? В наше время одной внешностью не возьмешь. Даже такой как у тебя.
   Внешностью, говоришь? Шутишь?.. Никто и никогда не называл меня красавицей. Да и кому было? Куча забрали в армию, и некому было оценить меня объективно. Мне было восемнадцать. По всем законам природы я должна была уже превратиться из гадкого утенка в лебедя.
   Я решила осторожно спросить Жирафа:
   --Думаешь, я могу заинтересовать ваших потенциальных клиентов?
   --Легко. Даже трезвых.
   Он врал, наверное, и пытался запудрить мне мозги, чтоб я растаяла и приняла их предложение. Так я решила и успокоилась. Но не на долго.
   Однажды они возникли у меня почти всей бригадой и заявили, что я им должна определенную сумму денег. И чтоб отработать ее я должна сходить с ними на пару дел.
   --И сколько же я вам должна?--поинтересовалась я между прочим.
   Сумма была впечатляющей. Даже при всем моем старании я не смогла бы заработать столько на швейной фабрике. Ничего, конечно, я им должна не была. Это был обычный бандитский прием. Только мне от этого было не легче. Они прекрасно знали, что Куч далеко, я одинока, и помочь мне некому. Меня даже искать никто не станет в случае чего.
   --И сколько же вы предполагаете взять за один раз?--снова спросила я.
   Цифра меня ошеломила. Не потому что она была немалой, а я жадной до денег. Просто Жираф назвал именно ту заветную цифру из детства, из мечты. Я была очарована ей и, ничтоже сумняшеся, согласилась словно загипнотизированная. "Несколько раз рискнуть, зато потом...",--подумала я, и у меня снова захватило дух. Пусть даже я и не решусь потратить деньги на дельтаплан, но я буду знать, что могла бы это сделать. А впрочем, вдруг и решусь? Кто мне помешает?
   Так я и села в эту тележку. Знала бы я, куда она меня привезет, и насколько круто изменится моя жизнь. Захотела ли бы я тогда снова все это повторить? Сейчас, когда я пишу это, я уже не желаю себе иной судьбы. Но тогда, того что случилось со мной потом, я не только не могла предположить, но и увидеть в самом кошмарном и фантастическом сне...
   Вскоре мне была представлена моя боевая подруга. Она собиралась выйти замуж и отойти от дел, и потому обязалась меня обучить премудростям своего мастерства. Бригадиры наши, судя по всему, строго - настрого наказали ей ничего о темных сторонах этого промысла не говорить, а представлять все только в выгодном свете. Она сумбурно стала врать мне о том, как она успешно вела этот бизнес долгие годы и с каким теперь сожалением оставляет его ради семейных радостей. Я же знала, что не выходит она ни за какой замуж, а просто по возрасту уже не котируется. Поэтому я, юная восемнадцатилетняя дура, как нельзя лучше подходила ей на замену.
   Бенедикт, так называла себя эта дама бальзаковского возраста, по паспорту была Ларисой. Она осмотрела меня с головы до ног и перво-наперво взялась выучить искусству макияжа. Стоя возле меня у зеркала, она рассказывала мне о том, что мне нужно скрыть, а что подчеркнуть, каким цветом красить губы и как накладывать тени так, "чтоб твой наивный взгляд показался им блядским". "Только на такой эти сволочи и клюют",--убеждала она меня. Я же пыталась уверить себя в том, что настоящий мужчина, который должен когда-нибудь встретиться в моей жизни, никогда не поддался бы на столь дешевый прием.
   Мой первый выход прошел на удивление гладко. Бенедикт разодела меня так, что мне стало погано. Я выглядела самой настоящей уличной шлюхой.
   --Может быть, стоит одеться скромнее?--с надеждой спросила я у нее, стягивая материю на груди и одергивая юбку.
   --Куда уж скромнее?--удивилась она.
   Сама Бенедикт, сопровождающая меня в мой первый раз, была снаряжена куда откровенней. К тому же ей пришлось наложить на свое лицо довольно-таки толстый слой косметики, и на счет глаз ей можно было не волноваться. Не то, что мне.
   --Ты всегда так смотришь?--спросила она меня, поняв, что тени не помогли.
   --Как?
   --Ты что девочка еще?
   --Нет.
   --Тогда учись смотреть по-другому. Кого может взволновать такой взгляд испуганной овечки?
   --Почему это?--неприязненно спросила я, хотя мой "первый" и единственный пока "парень" оставил о себе лишь омерзительные воспоминания.
   --Вот!--воскликнула Бенедикт.--Уже лучше! У тебя почти получилось. Такая надутая гордость. Скажите-ка! И откуда только у тебя сиротинушки столько спеси? Всего лишь добавь к этому небольшой нюанс: сделай так, чтоб они прочитали в твоих глазах, что ты готова отдаться даром, и все мужики будут твои.
   --Противно как...
   --Это твоя работа, детка.
   Все прошло ровно, но только благодаря Бенедикт. Она сделала почти всю работу за меня. Всю дорогу меня трясло как осиновый листок, поэтому она просто вынуждена была заявить, что я ее сестра, и у меня сегодня первый раз. Клиенту, который неуловимо чем-то мне напоминал того, из квартиры, это понравилось. Он выразил желание непременно остаться со мной. К счастью, уснул он раньше, чем моя наставница вышла из номера.
   После этого я стала выходить одна. Жертв мне находили заранее. Я просто приходила в нужный номер или квартиру, старалась мило улыбаться, смеяться без причины и нести совершенную чушь. Бдительность несчастных, таким образом, усыплялась. Мне не было жаль этих людей, ведь никто из них ни разу не пожалел меня.
   Все происходило обычно по одному и тому же сценарию, но бывали и не очень удачные случаи. Однажды, например, молодой достаточно мужчина вдруг очнулся во время шмона. Я с самого начала почему-то стала симпатизировать ему. Он вел себя со мной очень сдержанно и галантно, расспрашивал о моей жизни. Я, конечно, не сказала ему, что я сирота, но внимание мне было приятно. И надо же было этому парню вдруг проснуться и закричать в самый неподходящий момент. Ребятам пришлось его оглушить. Я не узнала, остался ли он жив.
   После этого случая я заявила, что отработала долг и не стану больше заниматься этим.
   --Хорошо,--сказали они.--Тогда мы сдадим тебя в ментовку. Пальчики у них твои наверняка есть и не из одного дома. Нас никто не видел, зато тебя вспомнит портье в той гостинице, особенно после того как мы заплатим ему в два раза больше чем обычно.
   Тогда я поняла, во что я влезла. Глупо было горевать и пенять на кого-то. Я была виновата сама. Слишком несерьезно относилась к жизни, словно надеясь, что мне вдруг выпадет прожить еще одну другую, настоящую жизнь. А эта сегодняшняя - только репетиция.
   Я осознала вдруг, что потеряла единственное, что принадлежало мне от рождения - свободу. Теперь я зависела от чужой воли, и от этого хотелось выть и рвать на себе волосы. Впрочем, была ли я вообще когда-нибудь по-настоящему свободна? Может ли человек вообще быть свободным? Бог наделил людей свободой выбора между добром и злом. Но этого недостаточно. Человечество продолжает зависеть от всего: от погоды, от денег, от политики, от чужого настроения, от вспышек на солнце. Всяческие причины порождают совершенно различные следствия. Потому и будущее непредсказуемо. И человек во всем этом несвободен, жалок, слаб и беспомощен, как щепка в безбрежном океане. Так повелось с самого начала истории, с самых первых людей. Исправить сейчас ничего невозможно. Нельзя обрести настоящую свободу...
   Но я все же решила попытаться. Тогда мне казалось, что для того чтоб освободиться от постылой зависимости, нужно просто сбежать, кинув моих бригадиров на очередном деле.
   Я все обдумала до мелочей. Мне нужно было успеть забрать куш, опередив по времени своих мальчиков. Потом меня ждал вокзал, камера хранения с чемоданом, всеми моими деньгами, документами и билет до Москвы. Я ехала в столицу даже не потому что хотела выбраться в большой город. Напротив, суета крупных городов угнетала меня и пугала. Просто там был единственный известный мне магазин, где можно было приобрести дельтаплан. Нет. Я не собиралась покупать его. Мне нужно было на что-то жить там, в столице. Просто я хотела хотя бы по расстоянию быть ближе к своей детской мечте, которая уже давно превратилась в несбыточную.
   В один из дней в конце сентября с решительным настроем я вышла из своей комнаты. Я намеревалась навсегда оставить и ее, и этот город, и свою ненастоящую жизнь. Я не предполагала, что меня ждет впереди и, не задумываясь о последствиях, ринулась отвоевывать свою независимость.
   Я позвонила в дверь самой обычной квартиры, и мне открыл самый обыкновенный, ничем не примечательный мужчина лет тридцати. Он встретил меня радушно и ласково почти как сестру или подругу, а не проститутку. Я почему-то не удивилась, хотя было чему: я не обнаружила привычной выпивки и закуски, вместо этого на единственном в комнате столе стоял работающий компьютер.
   --А выпить ничего не найдется?--произнесла я свою обязательную фразу.
   --Найдется,--необычайно приветливо молвил он и представился:--Боскус.
   --Вы грек?--удивилась я.
   --Э-э... вообще-то, нет. А Ваше имя, простите?
   --Юлия.
   --Очень приятно,--улыбнулся он и поцеловал мою протянутую руку. Так впрочем, делали многие клиенты, считая видимо, что для шлюхи этот жест станет редкой и небывалой галантностью.
   --Что Вы будете пить, Юленька?
   --То же, что и Вы.
   --Я не пью.
   Вот тебе раз! Этого еще не хватало! Заказывает услуги на дом и при этом не пьет.
   --Что даже воду?--решила я скрыть за избитой шуткой свою растерянность.
   --Нет, отчего же. А для гостей я держу дома разные напитки.
   --Ром есть?--спросила я как можно развязанней и попыталась улыбнуться.
   Он скрылся на кухне. Я уселась на диван и раскованно закинула ногу на ногу. Что-то подсказывало мне, что с этим клиентом все так гладко не пройдет.
   Окинув, комнату быстрым, почти профессиональным взглядом, я пришла к выводу, что поживиться было чем. Но сегодня я собиралась взять только деньги. Бригадиры мои должны были появятся здесь не раньше чем через два с половиной часа, а поезд мой отходил через полтора. За это время я должна была уже быть далеко.
   Боскус выскочил из кухни, неся бутылку и бокал. Один.
   --Вы действительно не хотите выпить?--начала я было его уговаривать, но он тут же пресек все мои попытки.
   --Даже не настаивайте.
   "А мне, пожалуй, не помешает для храбрости. Не нравится мне это что-то,--подумала я и отхлебнула глоток рому.--И куда в таком случае ему порошок сыпать?"
   --Сколько вам лет?--спросил он, видимо, решив вначале поговорить.
   --Это нескромный вопрос,--кокетливо отозвалась я.
   --Ну, в вашем возрасте, это еще не актуально.
   --Восемнадцать.
   --Это хороший возраст.
   --Для чего?
   --Для всего,--ответил он как-то двусмысленно и многозначительно заулыбался. Впрочем, это он, наверное, решил, что выразился двусмысленно. Для меня же смысл был совершенно очевидным.
   --Не люблю одна пить,--затянула я свою старую песню.--Может быть хотя бы воды со мной за компанию выпьете?
   --Нет, не выпью,--ответил он, снова улыбаясь, только на этот раз меня от этой улыбки пробрала дрожь. Мне показалось, что он знает, зачем я здесь.
   --Как Вы сказали Ваше имя?
   --Боскус.
   --Так Вы не грек?
   --Нет.
   Я начала покрываться испариной и почувствовала легкое головокружение. Улыбка исчезла с лица мужчины. Оно стало серьезным. В надежде, что мне еще удастся спастись, я поднялась с дивана и пробормотала:
   --Извините меня, пожалуйста. Мне срочно нужно уйти. Совершенно неожиданно вспомнила - важные дела, очень....
   Я проворно развернулась и направилась к двери, молясь лишь о том, чтоб он не пошел за мной. Но напрасно я надеялась на это. Куда только делась его галантность? Он грубо схватил меня и швырком усадил обратно на диван, а сам встал надо мной с суровым видом.
   --Что?!--воскликнула я.
   --Оставайся на месте и не двигайся.
   --Да кто ты такой!?
   Тут мой взгляд случайно упал на экран компьютера. То, что я увидела там, не оставило во мне сомнений в том, что меня, как и грозились, сдали в руки милиции. Там были какие-то имена, фотографии и схемы.
   --Ты мент?
   Боскус ухмыльнулся.
   --Так я попалась? Это все подстроено?
   --Подстроено,--согласился он.
   --Но для того, чтоб доказать вам нужно было брать меня с поличным. А так вы ничего не докажите.--Эту азбуку я хорошо знала.
   --Нам не нужно ничего доказывать,--спокойно ответил Боскус.
   --Но иначе вы не сможете посадить меня в тюрьму.
   --В тюрьму ты не отправишься. Ты полетишь на другую планету,--заявил он и присел передо мной на край стола.
   Тут до меня дошло, что он никакой не мент, а маньяк и извращенец, сбежавший видимо из сумасшедшего дома. А это было гораздо хуже. Ко всему прочему я снова почувствовала головокружение и сонливость. Не трудно было догадаться, что жертва и палач поменялись местами. Он что-то подсыпал мне в ром. Я чувствовала, что начинаю засыпать.
   --Что вы со мной сделаете?--спросила я, готовясь к самому худшему.
   --Я же сказал: ты отправишься на другую планету,--повторил он.
   Странно, что в его глазах я не видела ни капли безумия. Он говорил совершенно серьезно. Очевидно это была глубокая шизофрения последней стадии.
   --Это в каком смысле? Я не понимаю. Вы меня убьете?
   --Зачем же? Мы увезем тебя на другую планету, в другую галактику.
   До меня стало доходить, что легче всего, наверное, было соглашаться с ним и даже включиться в разговор. Нужно было протянуть время до прихода моей крыши. И я начала:
   --А что я там буду делать?
   По хитрому прищуру Боскуса я поняла, что он раскусил мой замысел, но почему-то стал отвечать на мои вопросы.
   --Ты там будешь жить.
   --А почему именно я? Я какая-то особенная?
   --Тебя искать никто не будет.
   --Вы не правы. Меня будут искать. У меня есть родители и много родственников.
   --Не ври. Ты сирота. Росла в детском доме и сейчас живешь совершенно одна.
   Я поняла, что случилось худшее: он оказался маньяком. Потому что именно маньяки долго выслеживают своих жертв и наводят о них справки. У меня снова закружилась голова, и я встряхнулась.
   --Что же эта за планета такая и кто такие "мы"?--снова спросила я, пытаясь не заснуть.
   --Мы - сеятели. А планета - Эмброн, одна из планет дублеров.
   --Дублеров?
   --Когда какая-то из планет, заселенная людьми, становится перенаселенной, какую-то часть жителей, в основном таких как ты, мы отправляем на другие, дублирующие планеты.
   --И никто не сопротивляется?
   --Нет. Попадая в другой мир, никто ничего не может вспомнить о своем прошлом и начинает свою жизнь заново. Восемнадцать лет - хороший возраст.
   --Как же они начинают жить, если не помнят даже своего имени?
   --Иногда и помнят. В голове, как правило, остается что-то: знание языка, каких-то простейших навыков.
   --Чем может помочь знание языка на чужой планете?
   --Не такая уж она и чужая. Она же заселена такими же переселенцами. Потому там и языки, и культура, и в какой-то мере история схожи.
   Прошло всего минут десять, а я уже чувствовала, что не смогу дальше тянуть время. Я взглянула на настенные часы и сквозь пелену, вставшую перед глазами, различила стрелки и цифры. Ребята мои должны были появиться не раньше чем через час. А меня уже настойчиво ввергало в сон, хотя возможно я теряла сознание. Боскус продолжал бормотать что-то все тише и тише. Он наблюдал за мной и ждал, когда я отключусь. А может быть, я еще выживу? Я же детдомовская... У меня кожа... дубленая...
  

ГЛАВА 3

ПРОБУЖДЕНИЕ

   Перед глазами возникло что-то серое, но успокаивающее. Я поняла, что проснулась и, судя по всему, все еще жива. Мысли вяло возвращались ко мне, и вскоре я осознала, что пока я спала без снов и волнений, меня куда-то переместили. Вокруг меня сновали какие-то люди. В слабом еще сознании мелькнула мысль о том, что все сразу они, наверняка, не могут быть маньяками, а значит, я спасена.
   Я огляделась и увидела, что лежу на узкой кушетке, а вокруг какие-то приборы, инструменты. "Я в больнице,--решила я.--Что же со мной случилось?" Я пошевелила руками, потом ногами. Все вроде бы было на месте. Никакой боли я не чувствовала, а напротив, ощущала приятную истому, какая обычно бывает после того, как долго и крепко выспишься.
   Тут только я заметила, что для обычной поликлиники, куда бы меня привезли, в случае чего, эта палата выглядит слишком шикарно. Стены были не обшарпанные, а безупречно ровные и матово-серые. Нигде не видно было ламп или светильников, хотя было светло. Кровать, на которую меня положили, совсем не была похожа на больничную койку: ни привычной металлической сетки, ни скрипа, ни колючего одеяла и свалявшейся подушки. Матрас был воздушный и очень удобный. Все это было, по меньшей мере, странным. Не могли же меня, безвестную и неимущую, поместить в частную клинику да еще в отдельную палату?
   Один из проходящих мимо заметил, что я открыла глаза, и подошел ко мне. К нему тут же присоединилась женщина. Это были врачи, по крайней мере, на них были одеты белые халаты.
   --Ты что-нибудь помнишь?--спросили меня сразу.
   --Ничего. Я не помню, как оказалась здесь,--ответила я, потому что последнее, что осталось в моей памяти - это насмешливое лицо маньяка Боскуса.
   --Язык она помнит,--обратившись к стоящей рядом женщине, тихо произнес мужчина, а потом снова ко мне:--Как тебя зовут?
   -- Юлия.
   --Имя тоже помнит,--молвила женщина и многозначительно подняла бровь.
   --А где я?--решила я спросить.
   --В безопасности,--заверил меня мужчина.--Что ты еще помнишь?
   Я пожала плечами, не понимая, что они хотят от меня услышать и почему их удивляет, что я помню свое имя и говорю по-русски.
   --Ну, хорошо. Не волнуйся,--обратилась ко мне женщина.--Не хочешь еще поспать?
   --Нет.
   Я хотелось узнать, что стало с маньяком, поймали ли его и когда мне можно будет уйти, но тут я увидела его самого. Боскус внезапно вошел в дверь и направился к нам. Я просто ошалела и не знала, как реагировать на это. Судя по всему, Боскус был здесь своим. Он кивнул двоим стоящим возле моей постели и что-то спросил у них на незнакомом мне языке.
   Я сразу закрыла глаза и отвернулась. В голове пронеслось сразу несколько версий происходящего, но правдоподобной мне показалась лишь одна: я стала жертвой какого-то эксперимента над людьми. Я много читала разного рада газет и как-то наткнулась на заметку о том, что там и тут по России находят людей потерявших память. Они вспоминали только о том, что им сделали укол, а что было до того, не помнили. Похоже было, что и меня постигла та же участь. Тогда почему же я все помню? Или со мной у них вышел прокол?
   --Юлия,--позвал меня Боскус.
   Я вздрогнула и открыла глаза.
   --Ты меня помнишь?--спросил он.
   --Нет,--тихо ответила я, потому что такой ответ подсказало мне мое обострившееся чувство самосохранения.
   --Помнишь, как мы с тобой познакомились?
   Я снова отрицательно покачала головой. Растерявшись, я не знала, что еще ждать от этих странных людей, кто бы они ни были. И поэтому или по какой-то другой причине меня словно заклинило на "нет".
   --Помнишь, где ты живешь?
   --Нет.
   --Кто твои родители?
   --Не знаю.
   --Как ты здесь оказалась и зачем?
   --Не знаю.
   --Можешь что-нибудь рассказать о себе, своей жизни?
   --Я ничего не помню.
   Пусть думают, что их эксперимент удался,--решила я тогда,--может быть, тогда не станут меня больше ничем травить и отпустят. Я уже знала куда пойду, если выберусь отсюда.
   --По-моему, все в порядке,--сказал Боскус то ли мне, то ли тем двоим, что стояли рядом.
   --Проверить не нужно, считаешь?--усомнилась женщина.
   --Я и так вижу,--ответил Боскус и снова обратился ко мне:--Тебя не беспокоит то, что ты ничего не помнишь о себе?
   --Немного. Вы ведь мне расскажите, что со мной случилось?
   Мне не терпелось услышать, ради чего все это было затеяно.
   --Конечно,--обрадовался Боскус и добавил:--Ничего страшного с тобой не случилось. Ты потеряла память. Это бывает.
   --Но почему это произошло со мной?
   --Ты упала и ударилась головой.
   "Ну, просто мексиканский сериал",--усмехнулась я про себя и снова спросила:
   --Когда я могу уйти домой?
   --А где твой дом?
   --Не знаю. Вы не расскажите мне?
   Боскус оглянулся на женщину. Та кивнула и подсела ко мне. Как оказалось, именно она отвечала здесь за легенды.
   --Меня зовут Эл,--представилась женщина.--Я расскажу тебе о твоей прошлой жизни, чтоб она не стала для тебя чем-то новым и странным. Слушай. Тебе восемнадцать лет. Ты жительница Цезарии, гражданка Рима, единственная дочь цензора Солона. У тебя есть большой, красивый дом, обширные угодья и немало рабов.
   Я изумилась и, кажется, слишком широко раскрыла глаза. Почему они не придумали что-нибудь из реальной жизни?
   --Я понимаю. Тебя это удивляет пока, но ты привыкнешь,-- стала убеждать меня Эл.--Это ведь твоя жизнь.
   --Так у меня есть отец?--переспросила я, дивясь и думая о том, как же они представят мне моего мнимого родителя, да к тому же еще древнего римлянина?
   --Да. У тебя был отец, но он, к сожалению, умер два года назад. Теперь ты круглая сирота,--грустно молвила Эл.
   "Ну вот, и понарошку не дали побыть нормальным ребенком",-- подумала я, а Эл продолжила:
   --Но Солон был на хорошем счету у консула. Ты ни в чем не нуждалась и не будешь нуждаться. К тому же с таким приданым ты - завидная невеста. На сколько я знаю, у тебя уже есть и жених - ближайший друг твоего бедного отца Марк Сагдор.
   --В самом деле?-- весьма удивилась я.
   Меня уже начинал разбирать смех. И в то же время я категорически не могла понять, зачем они внушают мне это. Для какой такой корысти может понадобиться подобная чушь?
   --Но прежде чем уйти домой, ты должна пройти курс реабилитации,--предупредила меня Эл.--Вспомнить или заново выучить свой родной язык, ознакомиться с законами и нормами гражданской жизни и... отрастить волосы. Ты должна выйти отсюда такой, какой была до того, как потеряла память.
   --А какой мой родной язык?--не поняла я.--На каком же я сейчас говорю?
   Интересно, что они придумают.
   --Этот язык остался в твоем сознании как некий архетип. А твой родной - цезарийский. Ты должна будешь его вспомнить.
   Что за бред? Может быть, я попала в дурдом и вокруг меня сумасшедшие? Да, точно. Это, несомненно, так. И как только я встречусь с настоящим доктором, я все ему расскажу. А этим буйнопомешанным лучше ничего не говорить. Пусть думают, что я - гражданка Рима, царица Сафская или алжирский дей, только бы не трогали меня.
   --Отдохни еще,--обратился ко мне Боскус.--С завтрашнего дня начинаются занятия. Чем скорее, ты все вспомнишь, тем скорее окажешься дома.
   Я кивнула. А они взяли и дружно вышли за дверь. Щелкнул запор. Я осталась одна. Если они сумасшедшие, то почему спокойно разгуливают? Да где же я?! Что это за место? Кто эти люди? Тут я внезапно вспомнила о том, что говорил мне Боскус перед тем, как я отключилась. Он нес какую-то околесицу про другую планету. И после этого они нормальные? Они - сеятели... Так это секта! Ну, конечно! Нужно бежать отсюда. И как можно быстрей.
   Я вскочила с постели и обнаружила, что совершенно голая. Проклятье! Где теперь моя одежда? Окон здесь не было. Я не имела понятия, где нахожусь и что мне делать. Я обмоталась простыней и стала расхаживать по палате в поисках чего-нибудь металлического и острого. Как назло все предметы, предназначения которых я не знала, ни коим образом не подходили для отмычки. Но вдруг я ощутила нечто тревожащее: по спине пробежали мурашки. Я внезапно почувствовала внимательный взгляд наблюдателя. Я всегда чуяла, когда на меня смотрят исподтишка. Даже и не разглядывая комнату, я тут же догадалась, что где-то притаилась камера. Как вести себя? Кто те, кто наблюдают за мной сейчас? Если это не сумасшедший дом, не больница и не секретная лаборатория, проводящая эксперименты над людьми, то что же?
   Я уселась на кушетку и просто стала ждать. Моя нелегкая жизнь приучила меня не предаваться бурным эмоциям, все спокойно воспринимать и обдумывать, прежде чем решаться на что-то. Ситуация была не ясной. Возможно, ход, интуитивно угаданный мной в самом начале, и был единственно верным. В таком случае мне нужно пока придерживаться его. А значит, я потеряла память и искренне верю в ту чушь, что они тут мне несут. Так тому и быть...
   Завтра наступило после того, как я снова проснулась. Мне принесли поесть. Еда была несколько необычной, но очень вкусной еще и потому, что у меня уже давно маковой росинки не было во рту. Кажется, это было мясо, правда на вкус незнакомое, и какие-то злаки, которые я тоже не определила. Фрукты - это точно яблоки и абрикосы, а вот напиток - черт его знает. Впрочем, мало ли на свете напитков и яств, которые я, сирота казанская, никогда не пробовала и не попробую.
   Человек, приносивший мне завтрак, оставил дверь открытой. Я не сразу заметила это. Странно. Теперь меня не хотят держать взаперти? Или он просто забыл? Я было пыталась заговорить с ним, спросила, где это я нахожусь, но он удивленно посмотрел на меня и покачал головой. Я догадалась, что он не понимает моего языка.
   И только я хотела, обмотавшись простыней, выглянуть за дверь, как тот же человек снова вернулся. "Наверное, вспомнил, что не запер дверь",--решила я сначала, но ошиблась. Он принес для меня одежду и, ткнув себе в грудь, произнес, видимо, свое имя:
   --Гай.
   --Очень приятно,--отозвалась я, хотя и знала, что он ничего не понял. Ну что-то же надо было ответить, и я добавила к этому, тоже хлопнув себя:--Юлия. Можно просто -- Лиса.
   Человек этот выглядел как мальчик, но по выражению лица я дала бы ему лет тридцать. И в то же время он не был карликом, и почти был одного роста со мной. Он достал из кармана блокнот и принялся старательно произносить написанное там. Только со второго чтения я догадалась, что он пытается произнести русские слова.
   --Пока можешь выйти осмотреться. Звонок позовет на занятия. За тобой придут,--удалось разобрать мне из его тарабарщины.
   Я заулыбалась и закивала в ответ, мол, поняла. Он тоже криво осклабился и ушел, снова оставив открытой дверь.
   Я принялась одеваться. Это была не моя одежда и вообще черт знает что. Раз они объявили меня римской гражданкой, то теперь я должна и тунику носить?! Потом-то я узнала, что то, что принес мне Гай, были туника, стола и башмаки из мягкой кожи. Но тогда я понять не могла, как это все надевать и в какой последовательности.
   В то время, когда я в замешательстве вертела в руках цветные шелка своей новой одежды, на пороге возникла Эл.
   --Доброе утро,--сказала она.--Не помнишь, как это носится?
   --Нет,-- откликнулась я.--Я ... не помню.
   --Вот это - вниз, это - сверху. Если находишься у себя, можешь не надевать столу. Но если выходишь из комнаты или на улицу, без нее нельзя. Это неприлично.
   --Понятно.
   Я стала неуклюже натягивать тунику, которая доходила до самого пола, взяла в руки выпавший узкий ремешок, не зная, как поступить с ним.
   --Это подпоясывают здесь.--Эл провела ребром ладони у себя под грудью.--Надень и столу. Мы идем на занятия. Сегодня у тебя первый день. Постарайся как можно больше усвоить, и тогда скорей попадешь домой.
   Я попыталась изобразить радостную улыбку, но слова ее отнюдь не добавили мне оптимизма. Видимо у нас были разные представления о доме. Меня, очевидно, готовили для какой-то игры, маскарада или еще чего-то подобного. А вдруг они принесут меня в жертву какой-нибудь Кали?! Тогда при чем тут Древний Рим? Я начинала уставать от всей этой чертовщины.
   Но усталость моя пропала тут же, как только мы с Эл вышли за пределы моего убежища. Я остолбенела, потому что никак не ожидала увидеть то, что увидела. Вокруг меня и подо мной и надо мной располагались бесконечные двери, из которых выходили люди. Все они двигались в одном направлении по опоясывающей внутреннюю часть здания широкой винтовой лестнице. Даже вскользь окинув взглядом все это, можно было понять, что таких как я здесь несколько тысяч.
   --Ты удивлена?--спросила меня Эл.
   --Так много людей! Они что все без памяти?
   --Некоторые поступили к нам на лечение недавно, кто-то вместе с тобой, а кто-то уже прошел весь курс реабилитации и не сегодня-завтра возвращается домой.
   --Похоже, у нас свирепствует эпидемия амнезии,--сказала я и подумала про себя: "Милиция с ног сбилась, разыскивая без вести пропавших. А они вот где все".
   --Странно, что тебя это удивляет,--подозрительно молвила Эл.--Ты в самом деле ничего не помнишь из своей прошлой жизни?
   --Если бы я помнила, разве я была бы здесь у вас? Жила бы сейчас спокойно в своем большом доме и готовилась к свадьбе с Марком... как там его?
   --Марк Сагдор. Он начальник личной гвардии прокуратора Цезарии и тоже гражданин Рима.
   --Да...Интересно, сколько ему лет, если он был другом моего отца?--внезапно задалась я вопросом, сама от себя того не ожидая.
   Странно я себя вдруг ощутила. Лишь на секунду, я представила себя вдруг знатной, богатой наследницей, которая выходит замуж за уважаемого и высокопоставленного военного, и даже немного возгордилась. Отчего бы? Это всего лишь чья-то нездоровая фантазия.
   Эл заулыбалась и успокоила меня:
   --Не беспокойся. Я не знаю точно его возраст, но он еще не стар.
   Она повела меня вниз по винтовой лестнице, а в мою голову начали закрадываться смутные подозрения. У какой организации, пусть даже государственной, а тем более секты, могут быть средства на все это? Здание, в котором я находилась, было гораздо больше, чем все известные мне. Содержание такого количества пленников или кто бы мы ни были, требовало немало всевозможных ресурсов и финансов. У кого могли быть такие деньги? Кому это было нужно? И зачем? Для какой цели? Она действительно должна быть достаточно серьезной для таких вложений.
   Такие мысли царили в моей голове, когда я вслед за Эл спускалась куда-то вниз. Рядом с нами и впереди, и позади нас шли люди. Они не обращали на меня никакого внимания. Некоторые из них разговаривали друг с другом на каком-то языке, похожем одновременно и на латынь, и на французский, и на испанский. Мне казалось даже, что я могла различить отдельные слова, поскольку в школе изучала французский, а испанский был моим хобби. Здесь были и женщины и мужчины, молодые и постарше. Все шли сплошным потоком куда-то вниз по лестнице, и я тоже плыла сейчас по этому течению. Неужели никто из них ничего не помнит о себе, и им, так же как и мне внушают разные небылицы? Вот этот в тунике и кирасе думает, наверное, что он легионер или даже центурион. А возможно ему сказали, что он консул или император. Девушка, шагавшая чуть поодаль, закутанная в широкую накидку, свисающую до самого пола и путающуюся у нее в ногах, очевидно, мнит себя знатной римлянкой, а у той, что шагает впереди, на лопатке красуется татуировка в виде буквы "D". Может быть, ей сказали, что она гетера по имени Диана или Деметра. Как бы сбежать отсюда?
   --Мы пришли,--прервала мои мысли Эл.--Вот здесь тебе все объяснят.
   "Хорошо бы",--подумла я, входя вместе со всеми в широкие двустворчатые двери.
   Я оказалась в огромной аудитории, места в которой располагались амфитеатром. Внизу в центре стояла цилиндрическая пластиковая кафедра; сиденья тоже были из пластика и уходили далеко вверх. Аудитория была уже полна разного народу. Все шумели и рассаживались. Я же стояла и глазами выбирала себе наиболее выгодное место. Наконец, как только я нашла себе место поближе к "сцене", вошел человек, в котором я сразу узнала Боскуса. Я сразу пожалела, что села так близко, потому что мы оказались с ним лицом к лицу на расстоянии двух метров.
   Боскус начал что-то говорить, но я не могла разобрать ни слова. Язык мне был непонятен, но мне показалось, что он говорил сначала по-английски, потом по-немецки и итальянски, а затем я услышала и знакомую французскую речь. Потом он, вдруг посмотрев прямо на меня, сказал на чистейшем русском:
   --Сегодня вы впервые будете присутствовать на реабилитационных занятиях. Вы будете вспоминать свой родной язык, свои корни и заново получать знания, соответствующие своему статусу, чтоб выйти из нашего оздоровительного центра такими, какими вы были до того, как потеряли память. Вы разделитесь на небольшие группы, и у каждой такой группы будет свой наставник. Занимайтесь прилежно и вскоре вы сможете покинуть это место, заново возродившись к жизни.
   Боскус произнес подобную речь еще на нескольких языках, из чего я сделала вывод, что в плену пребывали люди не менее чем из девяти разных стран. А если еще учесть то, в скольких странах говорят по-английски, французски и испански, то география еще более расширится. После этого он стал называть имена. Их обладатели выходили на середину, и как только набиралась группа в пять, шесть или семь человек, к ним подходил наставник и куда-то уводил. Я внимательно слушала, стараясь не пропустить свое имя, и спустя почти полчаса, наконец, расслышала:
   --Игнатиус из Митайо, Аврелий Аридский, Юлия Солонида, Миранда Акцинида, Корнелий из Льяджи.
   Вспомнив, что моего мнимого отца звали Солон, я догадалась, что Солонида - это я, и вышла на середину аудитории. К нашей группе тут же подошла Эл и повела нас к выходу.
   Наша группа состояла из троих молодых людей и двух девушек, включая меня. Мы были отобраны по языковому принципу. Все говорили по-русски. Видимо, так легче нам было пудрить мозги.
   Мы оказались в небольшой приятной и уютной комнате с множеством растений, зеленоватыми стенами и мягким освещением. Окон здесь, правда, как и везде не было. Нас усадили на стулья в круг, так чтобы каждый видел каждого. Среди нас расположилась и Эл.
   --Давайте для начала познакомимся друг с другом,-- весело сказала она, прихлопнув ладонями.--Расскажите, что каждый знает или помнит о себе. Давай начнем с тебя, Корнелий.
   Корнелий, смущенный юноша, рыжеволосый и конопатый, весь напрягся, словно сдавал экзамен, и уверенно стал представляться:
   --Меня зовут Корнелий. Я из города Льяджа, что на севере Цезарии. Мой отец вольный горожанин, ремесленник по имени Тиобул.
   --Это все, что ты знаешь?--спросила его Эл.
   --Я знаю пока только то, что вы сами рассказали обо мне,--ответил Корнелий из Льяджи.
   "Неужели, они тоже играют, как и я?--думала я, пока остальные пересказывали внушенные им небылицы.-- Нет. Этот второй тоже кажется таким искренним и уверенным. Похоже, он действительно потерял память и теперь нисколько не сомневается в том, что он вольный крестьянин, проживает в вымышленной стране Цезарии и зовут его Игнатиус, а не Саша там или Дима".
   --Ну, а теперь ты расскажи, все, что знаешь о себе,--обратилась Эл ко мне.
   Я поколебалась несколько секунд. Мне в голову вдруг пришла смешная идея: а что если я выдам им сейчас: "Меня зовут Лиса. Я - воровка и почти шлюха. Нет у меня ни отца, ни матери, ни своего дома, ни тем более рабов. Ну, а что касается гражданства, то я гражданка России, и паспорт у меня имеется". Любопытно, как среагируют на это "достопочтенные жители Цезарии"? Реакцию же обманщицы Эл мне не трудно было предугадать. Но как только я мысленно произнесла свое резюме, мне стало грустно и обидно за то, что я не живу в их фантастическом мире и не верю в ту прекрасную сказку, в которую поверили они. А может быть эти сеятели творят благое дело? Возможно, Миранда Акцинида в настоящей своей жизни Марина или Маша, одинокая, некрасивая и никем не замечаемая бухгалтерша какой-нибудь захудалой автобазы (Боскус же говорил, что они выбирают тех, кого никто не будет искать). А здесь она - дочь Акция, богатого работорговца и гражданина города Мербура, что находится всего лишь в нескольких стадиях от Эвксинского моря. И мне не захотелось оставаться в реальности, когда можно, хотя бы на некоторое время почувствовать себя в другом, волшебном, мире. Я сказала:
   --Я - Юлия, дочь гражданина Рима цензора Солона.
   --Отец Юлии был при дворе прокуратора очень известным и уважаемым человеком,--добавила Эл с улыбкой.
   По ее интонации я поняла, что в нашем общем диковинном мире, именно я занимаю более выгодное положение. Мне стало так приятно, как не было никогда. Если бы все это было правдой! Но если мне удастся выбраться отсюда, я попаду в свою прежнюю жизнь с обшарпанной комнатой в общежитии, с вечным безденежьем и ребятами, которые снова будут принуждать меня выходить на дело.
   --Для начала я расскажу вам о нашем государстве,--деловито заявила Эл.--Цезария - исконная земля обширной Римской империи, в центре ее - Великий город Рим. Главный человек в Цезарии и во всей империи - император. Он издает законы, ему подчиняется армия и все чиновники. От имени нашего императора Амфилая Одиннадцатого каждой провинцией и самой Цезарией управляют консулы и прокураторы. Цезарией правят консул Тибрус Ларнус, в руках которого сосредоточена исполнительная власть, и прокуратор Симеон Арозий, выполняющий функции судьи. Должна добавить, что Юлии выпало редкая и славная участь быть гражданкой Рима, потому что по всей империи граждан насчитается не более двух тысяч. Они все известны по именам.
   --Мы должны их все выучить?--с досадой в голосе спросил вдруг Аврелий, щупленький, курносый подросток, который считал себя уроженцем острова Арид. Видимо нелюбовь к школьной зубрежке так крепко сидела в его подсознании, что не вытравилась даже после ликвидации воспоминаний.
   --Не сейчас,--улыбнулась Эл.--Ты потом их узнаешь почти все. Но вы должны знать названия всех провинций Римской империи, в окружении которых находится Цезария. Самая большая и южная - Маджад, на севере и северо-западе расположены Бироджи, Пайа и Торувальо. На востоке - Индия, на северо-востоке - Амфилион. Все, что находится за пределами империи - варварские страны. Но и они все когда-нибудь станут частью Великого Рима.
   Эл еще долго рассказывала нам о Римском государстве, но из истории, преподаваемой нам в школе, я ничего подобного не могла вспомнить. Никогда не слышала я об императоре Амфилае Первом, Втором, а тем более Одиннадцатом. Ничего не говорилось в учебниках о провинциях Маджад и Сарьян. Никто из учителей истории никогда не называл Римскую Империю Цезарией. Я решила уточнить кое-что:
   --Почему исконную землю зовут Цезарией?
   --Хорошо, что ты спросила, Юлия,--похвалила меня Эл.--Если ты проявляешь интерес уже на первых занятиях, значит совсем скоро пойдешь на поправку. Ну, а что касается названия... Цезарией эта область зовется со времен первого императора Рима - Цезаря. Считается, что он ведет свой род от самого Юпитера. Нынешний император - его прямой потомок.
   --И как давно умер Цезарь?--снова спросила я, точно зная год его убийства.
   --Это произошло около пяти веков назад,--пояснила Эл, приятно удивляясь моему неподдельному интересу.
   История реальная и вымышленная весьма причудливо переплетались в рассказе Эл. Будто за какой-то надобностью в настоящую историю добавили художественный вымысел. При этом участниками ее были и реальные лица, и придуманные персонажи, и мифологические боги и богини. Эл совершенно серьезно рассказывала нам о том, как в битве при Тоа, когда провинция Пайа подняла восстание против армии консула, на сторону римлян встали боги и вместе они одержали славную победу.
   Мои собратья по несчастью слушали все это раскрыв рты, я - с интересом и, про себя недоумевая. Если бы мы действительно жили в те времена, то вся эта чушь про богов была бы уместна, но в наше время, где все это могло пригодиться? Как они могли использовать все то, что внушали нам, затрачивая при этом, судя по всему огромные средства? Мне не давал покоя этот вопрос: зачем, для чего это все? И кто такие сеятели? А может быть государство с ними за одно?
   Мой мозг усиленно работал, строя различные версии, одна необычней другой, но то, что говорил мне Боскус, считая, что я ничего не вспомню потом, все равно не могло быть принято всерьез. Люди не могли летать на другие планеты, тем более в другие галактики. Однажды, правда, американцы высаживались на Луне, но она-то совсем рядом, а чтоб пролететь хотя бы до соседней галактики, понадобиться не одно столетие и не одна жизнь. Но тут вдруг лишь на секунду я представила: а что если все это правда, немыслимая, невероятная, фантастическая реальность? Ведь не все, что существует не только во вселенной, но даже и на Земле, поддается моему пониманию. Я внезапно испугалась и ощутила неприятный холодок в затылке и учащенные удары в груди. Наверное, при этом лицо мое приняло такое растерянное и испуганное выражение, что Эл, взглянув на меня, прервала свое повествование и спросила:
   --Что случилась, Юлия? Тебе не хорошо?
   Я уставилась на нее, поняв, наконец, что не смогу больше притворяться и дальше.
   --Зачем вам все это нужно?--спросила я, желая раз и навсегда покончить с проклятой неизвестностью.
   --Что?--не поняла Эл.
   --Зачем вам все это?--повторила я с напором.--Зачем эти выдумки и сказки? Зачем вы держите нас здесь? Для чего все это затеяно? С какой целью?
   --Юлия...
   --Я все помню!--закричала я.--Я никакая не римская гражданка. Я Лиса! Я воровка! Сирота из приюта! Я хочу знать, зачем весь этот маскарад?!!
   Лицо Эл вытянулось и побелело. Глаза стали ожесточенными, взгляд - жестким. Она что-то коротко выкрикнула, и через несколько секунд в комнату ворвались двое мужчин, одетых как Гай. Они схватили меня за руки и поволокли из комнаты.
   Я упиралась, ругалась, кричала во все горло. Я не понимала тогда, зачем делаю это. Меня обуял безудержный и дикий страх. Мне казалось, что теперь-то меня точно должны будут убить. Но я не могла больше играть. Неизвестность была для меня самым тяжким бременем. Неизвестность меня угнетала и делала несвободной. Я хотела освободиться, пусть даже ценой своей жизни.
   Меня впихнули в ту же комнату, откуда я вышла утром, и заперли дверь. Упав на пол, я ударилась о ножку кровати и застонала, не от боли, а от обиды и бессилия. Я поняла, что во мне что-то оборвалось, что мое ангельское терпение, воспитанное долгой воздерженностью бесправной сироты, наконец, дало трещину.
   --Я хочу знать, что здесь происходит!--заорала я, зная, что за мной наблюдают.--Вам не удалось стереть мою память, как тем несчастным! Я не поверила в ваши сказки о богах и героях! Отпустите меня домой или убейте!
   Это была первая в моей жизни истерика. Еще никогда я так не боялась и не психовала. Я билась всем телом в плотное, непоколебимое полотно двери и кричала:
   --Боскус! Позовите Боскуса! Я хочу видеть того мерзавца, что заманил меня сюда! Я хочу знать!
   Ответом мне была лишь напряженная выжидающая тишина, за которой угадывалась какая-то натянутость, растерянность или недоумение. Я понимала, что меня изучают и чего-то ждут. И я тоже стала ждать.
  

ГЛАВА 4

ПОБЕГ

  
   Боскус пришел ко мне после того, как я успокоилась и замолчала. А произошло это примерно через полтора часа. Впрочем, я вовсе не успокаивалась, а лишь сделала вид. Я поняла, что пока беснуюсь, никто не станет со мной говорить, если вообще имеет такое намерение.
   Я села на пол, обхватив руками колени и устремив взгляд прямо перед собой. Подавив нервическую дрожь и до скрипа сжав челюсти, я стала ожидать что будет дальше. Минут через десять, во время которых я не меняла положения, открылась дверь, и на пороге возник Боскус. Он тут же щелкнул запором, предупреждая мой побег или попытку его. Подойдя ко мне ближе, он присел на корточки и будто в задумчивости скривил рот.
   --Так ты все помнишь?--спросил он.
   Я не ответила, а лишь пристально, со значением, посмотрела в его глаза.
   --Ты все помнишь,--уже не спрашивая, а констатируя, вздохнул Боскус.
   Я позволила себе улыбку не к месту. Мне почему-то вдруг стало весело. Выходит, я перехитрила его и их всех?
   --Ты действительно помнишь все?--снова спросил он, словно не мог никак поверить в свой промах.
   В подтверждении своих слов я начала излагать:
   --Меня зовут Юлька. Прозвище - Лиса. Вам это известно? Я никогда не была даже в настоящем Риме, а тем более в древнем. Я круглая сирота. Мои родители, как говорили мне, погибли в авиакатастрофе. Хотя, возможно, это выдумка. Я склонна считать, что моя мать просто бросила меня в роддоме. Сколько я себя помню, я все время жила в детском доме. Потом я научилась воровать. Ты должен был стать очередной моей жертвой, но мы, кажется, поменялись местами.
   --И что же ты хочешь?--спросил он таким тоном, что я сразу поняла: чего бы я не хотела, исполнять он это не собирался.
   Я решила несколько поубавить спесь, поскольку поняла, что строптивостью точно ничего не добьюсь.
   --Отпустите меня домой, пожалуйста,--попросила я тихо и смиренно.
   --Это невозможно. Мы никого не отвозим обратно.
   На другой ответ я и не рассчитывала, но все же решила уточнить:
   --Почему?
   --Ты видела, сколько здесь людей? Почему мы должны делать исключение именно ради тебя?
   --Но ведь с ними у вас проблем не возникало?
   --Ты не уникум, не надейся. И с этим мы справимся, поверь.
   --Тогда расскажите хоть, для чего вы внушали мне, что я знатная дама из Древнего Рима?
   Боскусу надоело видимо сидеть на корточках. Он встал и присел на круглый табурет, стоявший у моей кровати. Я осталась на полу, лишь подняв на него глаза. Он, судя по всему, сомневался, стоит ли мне рассказывать хоть что-нибудь, и я решила помочь ему:
   --Вы ведь меня все равно убьете, и тогда уж я точно ничего не вспомню.
   --Мы не собираемся убивать тебя!--удивленно и одновременно гневно произнес он.--Если бы в этом была необходимость, это можно было сделать и на Земле.
   --Только не начинайте снова бредить,--саркастически возразила я.
   --Ты должна уже была догадаться,--сказал Боскус с такой серьезностью, что мне стало страшно.
   --И я должна верить вам после того, как вы пытались внушить мне, что у меня есть большой дом и множество рабов?--сказала я, чтоб сразу разуверить себя в только что возникшем нелепом предположении.
   --Не самая плохая доля,--с иронией заметил мой визави.--Не каждый день нам удается пристраивать своих подопечных в хорошее место. А тебе повезло. Тебя не только зовут так же, как погибшую дочь Солона, но ты и похожа на нее. А поскольку о ее смерти никто не узнал (она отправилась со своей кормилицей на учебу на остров Боле, и корабль их затонул), мы легко бы заменили тебя. Тем более отец ее умер, а домочадцы и друзья Солона вряд ли бы заподозрили неладное, ведь с тех пор уже три года минуло. Девушка могла измениться и все такое. Волосы только отрастить тебе нужно. Здесь с короткой стрижкой ходят только провинившиеся рабыни. Для знатной женщины это позор.
   Он замолчал и без малейшего следа безумия в глазах посмотрел на меня. Я больше не удивлялась, слыша подобное не впервые.
   --К чему все это? А завтра вы скажете мне, что на самом деле я Клеопатра, или мой папа Навуходоносор, и я, наверное, и в это должна буду поверить?--задала я вопрос и, по продолжительному молчанию поняв, что он стал риторическим, спросила о другом:--Что со мной будет дальше?
   --Скорее всего, твоя память снова будет стерта. Вернее сказать, будет такая попытка. Но сначала нам нужно изучить тебя и понять, почему вышел прокол. Чем-то ты видимо отличаешься от остальных.
   --Я не хочу, чтоб меня изучали.
   --Кому хочется быть подопытным кроликом.
   --Почему бы вам просто не отпустить меня?
   --Я же говорю: это невозможно.
   --Потому что на сегодня нет рейса до Земли?--грустно усмехнулась я.
   --В том числе,--совершенно серьезно промолвил Боскус.
   --А если я сбегу?
   --Это почти невозможно.
   --Ты сказал "почти"?
   --На самом деле возможно все. Да к тому же..,--он прищурился ехидно и сложил руки на груди, выражая этим полную свою правоту и контроль над ситуацией.
   --Что "к тому же"?--спросила я, несколько обозлившись.
   --Даже если тебе и удастся сбежать, что в общем хоть и мало, но вполне вероятно, то ты вскоре вернешься обратно.
   --Какая самонадеянность! И почему же?
   --Нелегко оставаться одной на чужой планете.
   Я уронила голову на колени и обречено простонала:
   --Как я устала от этого.
   --Отдыхай,--коротко приказал он и, тут же вскочив с табурета, скользнул за дверь. Клетка снова защелкнулась.
   Я легла на кровать и стала рассматривать потолок. Я поняла, какую ошибку совершила, и пожалела, что вдруг обнаружила себя. Теперь мои шансы совершить побег практически равнялись нулю. За мной будут следить и гораздо пристальней, чем раньше. Обманывая их и притворявшись, я могла бы потихоньку разведать все ходы, выходы и лазейки и однажды сбежать отсюда. Но теперь... Я кожей ощущала на себе неотрывный пристальный взгляд и боялась шевельнуться. Я оказалась под прочным колпаком.
   Наверняка на сей раз они применят ко мне более сильное средство, а потом станут долго рыться в моих мозгах. Или наоборот, изрядно помучив меня разного рода УЗИ и рентгенами, усыпят и вытянут всю мою память. После этого я буду считать себя Таис Афинской или царицей Клеопатрой и играть в придуманную ими игру, полагая, что это и есть моя жизнь. Осознавать это было тяжко и мучительно. У меня не могло уместиться в голове, что я скоро лишусь навсегда своего собственного "я" и стану кем-то другим. В это трудно было поверить.
   Дверь вновь щелкнула, и в светлом проеме появился Гай с подносом в руках. Позади него стояли двое крепких молодцов. Я невольно улыбнулась: они считали меня отчаянной, раз решили прислать охрану с этим пареньком.
   --Надо поспать,--сказал Гай на очень изломанном русском и взял с подноса шприц.
   Очевидно полагая, что я буду неистово сопротивляться, двое дуболомов выступили вперед.
   --Пожалуйста,-- покорно согласилась я и наивно спросила:--Куда?
   Какое-то необычное, равнодушное умиротворение вдруг снизошло на меня, и я решила вовсе не протестовать. Зачем зря тратить силы, если все равно меня скрутят?
   Мне сделали довольно-таки болезненный укол в бедро, и даже не успев ощутить, что сейчас усну, я в одно мгновенье провалилась в сон.
   Проснувшись, я в первую очередь перебрала в памяти основные эпизоды своей жизни и поняла, что я - все еще я. Я все также лежала в своей палате, свет в которой был значительно приглушен. Очевидно, то, что я проснулась, сразу же стало известно, потому что не успела я свесить ноги с кровати, как дверь открылась, и снова вошел Гай. Мне показалось даже, что я спала не более двух-трех минут. На этот раз охранники остались снаружи.
   --Опять колоть?--спросила я.
   --Идем со мной,--поманив рукой, сказал он.
   Я слезла с постели и медленно побрела к двери. Ноги плохо слушались меня. Очевидно, я все-таки порядочно проспала. Я не успела снять столу перед тем, как уснуть, и теперь она, смятая и опутывавшая мои колени, торчала безобразными складками.
   В коридоре был полумрак и ни души.
   --Сейчас ночь?--удивилась я.
   --Ноче,--подтвердил Гай.
   Мне не хотелось никуда идти, я почувствовала себя жертвенным ягненком. Но сопротивление было бесполезным. Охрана шла позади меня и нервно шипела даже тогда, когда я запиналась на ступеньках. Пусть даже я сумела бы, оттолкнув Гая, убежать от них, но что толку, если в этом здании не было даже окон.
   Впрочем, когда мы проходили мимо знакомой аудитории, а затем свернули за угол, я приметила в стене небольшую круглую нишу, и в глубине ее, как мне показалось, отливало темное стекло. Я не посмела приглядеться пристальней, чтоб понять было это окном или нет. Не нужно было показывать свой интерес к этой детали. Возможно, позднее, если мне предстоит еще вернуться и вернуться той же дорогой, я смогу разглядеть его подробней.
   Это действительно оказалось круглое окно. Каждую ночь меня стали водить мимо него, и деталь за деталью, я смогла изучить его. Поскольку меня выводили ночью, когда все остальные пленники мирно спали, то за окном этим я не могла разглядеть ничего кроме качающихся на ветру или спокойно стоящих деревьев. Очевидно, это здание находилось в каком-то лесу, и это вселяло мне надежду. Лиса-воровка сможет легко уйти от погони, если, конечно, вообще сможет выбраться из клетки.
   Пять ночей подряд Гай со своими мордоворотами приходила за мной и уводил вниз, в какую-то лабораторию. Там меня неизменно поджидал Боскус. Я была его проблемой, его проколом и позором. Он работал над моим сознанием.
   В первую ночь он лишь постоянно задавал мне какие-то вопросы, смысла которых я не могла понять и не улавливала никакой связи с моим положением. Так, например, он спросил, почему я коротко стригусь. Я честно ответила, почему. К чему мне было лукавить и пытаться обманывать его?
   --Как часто у тебя случались ощущения дежа вю?--спрашивал он.
   --Никогда,--отвечала я.--Я ни разу не ощущала ничего подобного, хотя много раз слышала об этом от других людей.
   --Никогда?--переспросил он, и мне показалось, что он даже слегка удивлен.--Ты уверена?
   --Да.
   На следующую ночь Боскус усадил меня в очень неудобное кресло, похожее на кресло в кабинете зубного врача, и начал просвечивать мою голову. Вверху надо мной я заметила какой-то аппарат с красным мерцающим экраном и, немного струсив, спросила шутя:
   --Мой "возмущенный разум" не закипит?
   Боскус не посчитал нужным отвечать на мой вопрос, наверное, найдя его детским и глупым. За последние дни я общалась только с ним и Гаем, который приносил мне еду и свежую одежду. Я скучала. Боскус был какой-то не настоящий, слишком озадаченный и серьезный, лишенный всяческих эмоций. И мне почему-то захотелось его немного расшевелить. Он никогда не пытался шутить или кокетничать со мной, как это делали многие другие мужчины. И это, не смотря на то, что мы всегда были одни.
   --Боскус, ты робот?--спросила я однажды, наблюдая за тем, как он сосредоточенно всматривается в монитор, в то время как я с множеством проводков на голове полулежала на жесткой кушетке с приподнятым изголовьем.
   Он удивился, а это случалось очень редко, и даже оторвал свой взгляд от экрана.
   --Почему ты так решила?
   --Ты не живой какой-то.
   --И из этого ты сделала вывод, что я биоробот?
   --Из этого и еще кое из чего,--сказала я интригующе.
   Боскус ухмыльнулся впервые за последние три ночи:
   --Как я понимаю, ты имеешь в виду мое явное равнодушие к твоим женским прелестям?
   Я слегка опешила, так как ничего подобного в виду не имела.
   --Да нет...
   --Я - ученый. Я должен быть беспристрастным.
   Больше я не пыталась расшевелить его. Напрасный труд.
   На седьмую ночь Боскус сделал заявление:
   --Я так и не смог найти в твоей мнемической системе никаких особенных отличий,--сказал он.--И из этого я делаю вывод, что, либо у тебя очень сильный иммунитет, либо индивидуальная и очень редкая невосприимчивость к препарату, и обычной его дозы для тебя, видимо, недостаточно. Мы попытаемся увеличить дозу.
   --А если снова не поможет?--спросила я, несколько оторопев. Всякий растеряется, если его станут ставить в один ряд с лабораторной крысой.
   --Снова увеличим дозу.
   --И до каких же пор?
   --Пока не подействует или...
   --Пока подопытный объект не отбросит копыта,--закончила я его фразу.
   --Ну, будем надеяться, что этого не произойдет.
   Мне стало дурно и невыносимо гадко. Меня начинала душить злоба.
   --Ты хоть понимаешь, что я при этом чувствую? Каково мне?--спросила я, почти ожесточенно.
   --Все отлично понимаю,--спокойно сказал Боскус.
   --Ничего ты не понимаешь!
   Я попыталась взять себя в руки. Мне ни в коем случае нельзя было выходить из себя. Однажды я уже навредила себе таким образом. И теперь, когда уже вторую ночь подряд Гай приходит за мной без охранников, и у дверей лаборатории тоже больше никого не ставят, нельзя чтоб они снова заподозрили меня в нелояльности.
   Я сжала зубы и, закрыв кулаками глаза, попыталась сделать вид, что готова заплакать.
   --Ты ничего потом не вспомнишь об этом,--успокаивающим тоном произнес Боскус.
   --А сейчас мне как...
   --Потерпи. Сегодня мы проведем еще несколько последних тестов, а завтра всему этому настанет конец. Я уверен, что на этот раз получиться.
   --Раз уж ты уверяешь, что я ничего не вспомню, может быть поведаешь мне, для чего все это затеяно?
   --Я столько раз рассказывал тебе и, надо сказать, уже устал.
   Тесты не заняли много времени. На этот раз Боскус быстро отпустил меня и позвал Гая. Тот явился, и я отправилась с ним. В моей голове уже давно был готов четкий план действий.
   Сколько раз я ходила ночью по коридорам этого загадочного здания, и ни разу нам не встретился никто из здешних служащих или таких же подопытных, как я. Я надеялась, что и сегодняшняя ночь не станет исключением. Единственное, в чем я не была уверена, так это в том, что за мной не наблюдают из неведомых углов везде, где бы я ни была.
   Не дойдя несколько шагов до окна, я остановилась и застонала. Шедший впереди Гай, обернулся и удивленно посмотрел на меня.
   --Голова,--объяснила я, изображая страдания и хватаясь за виски.--Ужасно болит. Не могу терпеть.
   Парень как будто насторожился, но все же приблизился ко мне. Его ждал точный удар в середину груди, которому когда-то давно меня научил Куч. Гай даже вскрикнуть не успел, обмяк и рухнул на пол.
   Медлить мне было нельзя ни мгновенья. Проворно хватив за ноги, я оттащила его к стене и быстренько стянула с него штаны и куртку. Появиться в театральном балахоне, где бы то ни было, и попасть сразу же в милицию или, того хуже, в психушку я не хотела. Не прошло и полминуты, как я одетая в костюм Гая, стояла на округлом подоконнике и пыталась открыть окно. Я не могла понять, как это сделать, но не позволяла себе нервничать и теряться. Я не знала, видел ли кто-то случившееся только что или нет, и потому ждала появления охранников в любой момент.
   Обшарив в полутьме всю окружность окна, я не обнаружила ни защелки, ни замка, ни даже ручки. За стеклом хлестал дождь, но шум его не проникал внутрь здания. Видимо стекло было достаточно прочным для того, чтоб пропускать звуки с улицы. Мокрые ветки какого-то дерева с порывами ветра ударяли по прозрачной поверхности, но я не слышала ни единого звука. Все это не добавляло мне уверенности. Я попробовала разбить стекло, со всей силы ударяя по нему локтем и коленом. Оно даже не треснуло. Уходили драгоценные секунды, но результата не было.
   Я начинала приходить в отчаянье, и тут мне показалось, что я услышала звуки шагов. Вжавшись в стекло, я замерла и практически перестал дышать. Те, кто шли по коридору, а их было как минимум двое, не могли не заметить лежавшего у стены бездыханного Гая. Увидев его, они сразу бы поняли, в чем дело, и тут же обнаружили бы на подоконнике меня. Но к счастью шаги стихли. Я поняла, что те двое свернули в одну из дверей, не дойдя до того места, где валялся бедняга, и не заметили его в тени издалека. Тогда мне стало ясно, что никто не обнаружил пока моей проделки, иначе бы охранники уже давно явились бы сюда.
   Попытки открыть окно возобновились. Я попробовала с силой надавить на раму, и вдруг внезапно почувствовала на своем лице упругие удары дождевых капель. Невероятное облегчение! Оказалось, что окно открывалось очень просто: по продольной диаметральной оси.
   Мне удалось, хоть и с трудом (рама была очень толстой и тяжелой), приоткрыть небольшую щель, в которую можно было пролезть. Я тут же промокла до нитки и продрогла, но это не только не остановило меня, но даже еще более усилило мое желание оказаться поскорей на воле, с ветром, с дождем и свободой. Но тут меня ожидало жестокое разочарование.
   Выбравшись на подоконник с другой стороны и сразу же прикрыв окно, я поняла, что нахожусь отнюдь не на первом этаже здания, как мне показалось изнутри. Хоть и было темно, все же я сумела определить по вершинам рядом стоящих и хлещущих меня ветками деревьев, что до земли довольно далеко.
   Эйфория сменилась растерянностью. Пару минут назад главной моей проблемой было окно, а теперь, когда я успешно справилась с ней, оказалось, что это были только еще цветочки. И что теперь? Залезать обратно?
   Я посмотрела внутрь. Гай начал шевелиться. Еще немного и он придет в себя, и все откроется. И все мои старания сойдут на нет. И завтра мне снова будут чистить мозги. Ну уж нет!
   Ко мне снова вернулась былая отчаянная решимость. Я подвинулась к краю ниши, на которой стояла, вжавшись в стену, и провела рукой по мокрой поверхности здания. Как никогда мне могли бы сейчас пригодиться мои альпинистские навыки. Но нет. На стене не было ни единой выщерблины, щели или ямки. Она была абсолютно гладкой, и это был не цемент и не кирпич, а какой-то другой, очень плотный и гладкий материал. Ничего не выйдет.
   Я с надеждой стала всматриваться в темную кипящую массу перед собой. До ближайшего дерева было не более трех метров, а ветки его то и дело, доставали до меня. Эх, если бы разбежаться и прыгнуть посильней! Тут я заметила, что Гай уже совсем почти пришел в себя, и это подстегнуло меня к отчаянному поступку. Я прыгнула, не успев ничего рассчитать и подумать о возможных последствиях.
   Раскинув руки, чтоб сразу ухватиться за первую попавшуюся ветку, я пролетела метра три вниз и, с треском обломив несколько непрочных сучков, повисла на одном из них, вцепившись в него так сильно, как можно только цепляться за свою собственную жизнь.
   Провисев так полминуты или больше и с трудом веря в то, что осталась жива, я стала размышлять над следующей проблемой: как перебраться на ствол, чтоб спуститься, наконец, на землю. После прыжка это было уже куда проще. Потихоньку закинув ногу на скользкий от дождя сучок и беспрестанно путаясь в ветках и листьях, я стала осторожно, задом, подбираться к стволу. На это ушло примерно пять-семь минут. Костюм Гая был изодран в клочья, кожа моя тоже изрядно пострадала, на руках, ногах и щеке появились свежие царапины, местами довольно-таки глубокие. И мне еще очень повезло! И все еще продолжало везти, поскольку, судя по безмятежному спокойствию в круглом окне в трех метрах надо мной, никто не бросился за мной в погоню. И я решила не испытывать судьбу, начав стремительный и рискованный спуск с мокрого дерева.
   До земли оказалось действительно далеко. То круглое окно располагалось приблизительно на высоте шестиэтажного дома. Пока я спускалась, дождь прекратился, но ветер даже еще более усилился. Уже ощутив под ногами твердую почву, я увидела сквозь густые кроны, как начали постепенно разбегаться тучи, выпуская из темноты огромный, светлый диск луны. Такой большой луны в наших краях я никогда не видела. Но я уже знала, как поступлю, если окажется, что меня увезли за границу.
   Оказавшись по пояс в густой и мокрой траве, я почувствовала себя почти счастливой. Осмотревшись, я поняла, что здание, из которого я только что благополучно унесла ноги, просто гигантских размеров. Может быть из-за темноты, а может и из-за действительно невообразимых габаритов, я не могла разглядеть, где заканчивается его крыша и как далеко тянуться округлые бока. Впрочем, изумляться мне было некогда. Я тут же отправилась прочь от него и подальше.
   Мне все еще везло. То ли Гай все еще пребывал в нокауте, то ли, очнувшись, он просто побоялся сразу доложить о моем побеге, но меня все еще не хватились и не пустились в погоню.
   Я двинулась в противоположном направлении от своей тюрьмы, вверх по склону холма или горы, поросшей редким лесом. Огромная луна иногда показывалась на несколько мгновений и снова скрывалась. Я успела заметить в бледном освещении, что вокруг меня лишь лес, состоящий из высоких деревьев с широкими листьями, под ногами высокая мягкая трава, и изредка встречающиеся невысокие кустарники и деревца поменьше. Я поднималась и поднималась без устали куда-то в гору, надеясь вскоре выйти на открытое пространство и разглядеть где-нибудь хоть какой-то признак человеческой цивилизации.
   Было очень холодно и сыро. В лицо дул сильный ветер. Я продрогла, но не отчаялась. Сколько бы я ни шла, мне рано или поздно должно было встретиться человеческое поселение. Даже если я нахожусь в джунглях Амазонии, что впрочем, судя по климату и растительности, не так уж и маловероятно, все равно люди должны жить и здесь.
   Внезапно я оказалась на краю обрыва. Луна как назло скрылась в этот момент, и я едва не провалилась вниз. Деревья закончились, и по темной пустоте впереди я поняла, что внизу начинается довольно-таки обширная долина, а я стою на вершине одного из утесов, возвышающихся над ней.
   Схватившись на всякий случай за ствол ближайшего дерева, я остановилась, чтоб осмотреться и перевести, наконец, дыханье. Вот-вот из-за туч должна была показаться луна, и я смогла бы разглядеть то, с чем столкнулась.
   И вот долина осветилась серебристым лунным светом, и я ахнула. Впервые я увидела такую ошеломляющую картину. Внизу простиралась изумительно зеленая равнина, пересеченная светлой, перламутровой лентой реки. На другом ее конце возвышались поросшие лесом горы, справа и слева она терялась в темноте, за которой тоже угадывались холмы и деревья. Над рекой висел невесомый пар, легким муаром растекавшийся по долине. Это было удивительное зрелище, от которого у меня захватило дух. Я даже не сразу догадалась всмотреться пристальней, чтоб отыскать в этом месте жилище людей.
   Когда первая волна восторга и восхищения, охватившего меня, спала, я все-таки попыталась отыскать глазами признаки каких-нибудь строений или хотя бы следы пребывания здесь людей. Не могло быть такого, чтоб в таком прекрасном месте не ступала нога человека. Здесь должны были жить люди, которые обязательно помогли бы мне, даже если они иностранцы.
   Но вот долина осветилась еще больше, стало совсем светло, словно внезапно наступил день. Я не сразу поняла, в чем дело. Взглянув на небо, я вдруг застыла в еще большем потрясении и изумлении: неподалеку от лунного диска вдруг появился еще один.
   Я протерла глаза и прищурилась. Сомнений не было: из-за туч выплыла еще одна луна. Я слышала, что иногда случаются подобные оптические явления, когда люди видят на небе одновременно две луны или два солнца. Но в данном случае... Вторая луна была несколько меньше, располагалась ближе к горизонту и имела зеленоватый оттенок.
   В голове мыслей было ноль. Я лишь тупо пялилась на небо, ощущая, как тело сковывает холод непередаваемого ужаса. От яркого света в глазах встали жгучие слезы.
   И тут на другой стороне неба возник месяц. Третий. Еще меньший, чем два первых и к тому же убывающий.
   Слезы горячим потоком хлынули мне на лицо. Это были слезы мистического, всепоглощающего и суеверного ужаса. Я поняла, наконец, где я на самом деле нахожусь. Я приняла те нелепые, как мне когда-то казалось, подозрения, совпадения и намеки, указывающие на то, что Боскус говорил чистую правду. Он все время пытался сказать мне об этом, а я принимала его за одержимого. Ведь мой собственный мир был таким обыденным, косным, исключающим все невероятное и фантастическое. Но теперь я не могла не поверить собственным глазам.
   Я оказалась одна на чужой планете. Это действительно был Эмброн.
  

ГЛАВА 5

ЧУЖОЙ МИР

   Не помню, сколько я простояла так, ухватившись за дерево и дрожа от неописуемого страха и волнения. Меня словно сковало льдом. Я не могла пошевелиться, оторваться от тонкого ствола деревца, не могла поверить, и не поверить тоже было уже невозможно. Как воспринять всерьез такую реальность? Как не впасть в болезненную паническую лихорадку? А вдруг мне это снится? Может быть это просто кошмар? Напрасная надежда. Никогда во сне я не испытывала настолько реальные дуновения сырого, но теплого ветра, не чувствовала усталости во всем теле и боли от глубоких царапин и ушибов.
   Вскоре в голову стал возвращаться здравый смысл, и первая мысль, пришедшая туда же, была о том, чтоб вернуться обратно к Боскусу, его опытам и тестам. Пусть мне сотрут память, пусть делают, что хотят, только бы не оставаться здесь одной в этом чужом и страшном мире.
   Я повернулась в ту сторону, откуда пришла. Внизу даже сквозь деревья был отчетливо виден их корабль. Теперь мне было понятно, что это был именно корабль. Он возвышался гигантской улиткой над деревьями, во много раз превосходя их в высоту, а по ширине почти достигая того же размера. Он не притягивал меня ничем. Напротив, мне хотелось убежать от него подальше. Но бежать было некуда. И я решила вернуться. Мне ничего не оставалось. В тот момент я поняла, почему за мной не отправили погоню. Боскус знал, что я испугаюсь и вернусь. Он знал это и оставался спокойным.
   На дрожащих, подгибающихся ногах я медленно шла в обратном направлении. Никакой гордости не было уже в моем сердце. Только страх. Чтобы я отдала, чтоб снова вернуться к своей прежней жизни, к своей комнате в общежитии, к ребятам, от которых я так хотела сбежать и которые казались мне теперь чуть ли не родными. Как возможно было поверить в происходящее? Как можно было не сойти с ума?
   Близился рассвет. Побледнели луны, посветлело небо. Кто знает, сколько солнц на этом чужом небосводе? Я не торопилась возвращаться, зная, что возвращение неизбежно. Я осознавала, что не была готова к такой свободе. Я добровольно возвращалась в руки своих тюремщиков. Вдруг громкий звук вывел меня из безразличного оцепенения. Это был всего лишь треск палки под моими ногами. Но я тут же очнулась и вспомнила о том, что в диком лесу постоянно нужно быть начеку.
   А между тем лес начал просыпаться и оживать. Вершины деревьев запорхали птичьими крыльями. Отовсюду стали слышаться голоса животных, птиц или еще кого-то. Этот чужой лес был населен такими же чужими, враждебными и, наверное, опасными для меня тварями. Я стала осторожней. Прислушиваясь ко всем шумам, что возникали поблизости от меня, я стала уже не идти, а красться. Лисица оказалась на чужой территории. Здесь ей могло не поздоровится.
   Заметив, что кусты впереди меня вдруг ожили и зашевелились, я остановилась и приготовилась, если понадобится, к молниеносному бегству. Напряжение мышц и нервов было так велико, что мне стало не хватать воздуха. Кто знает, какая зверюга может появиться сейчас передо мной? Саблезубый тигр, тиранозавр или дикий вепрь? Воображение в один миг нарисовало страшную картину.
   Из кустов высунулась морда гиены. Впрочем, это была, конечно же, не гиена, но поскольку сходство с земным животным было довольно таки велико, я тут же и окрестила ее так про себя. Она стала принюхиваться, сверля меня злобными глазками, и потихоньку выползать из зарослей. Я не захотела ждать, пока она решит, что со мной делать, и стрелой метнулась вправо. Передо мной тут же оказалась еще одна серо-полосатая морда, а в траве рядом сверкнула пара глаз. Эти животные охотились стаей. И я, похоже, была их жертвой.
   На помощь звать было некого. Корабль был далеко, да и сомнительно было, что кто-то из него бросился бы спасать меня, неверную беглянку. Я застыла, ясно осознавая, что не смогу убежать от гиен и как только сделаю малейшее движение, они сразу же бросятся на меня. Странно, но страх мгновенно улетучился. Я ощутила только мощный прилив адреналина и даже какой-то соревновательный азарт.
   Самая крупная особь из трех, окруживших меня тварей, стала осторожно подкрадываться ко мне. Она мягко ступала по земле и хитро посматривала на меня, полагая, что деться мне все равно некуда. Мои дела были плачевны. У меня оставалась только одна надежда: если нырнуть сейчас вон в те кусты и тут же броситься наутек, то, возможно, мне удастся выиграть несколько секунд, чтоб потом соориентироваться. Так я и сделала.
   Влетев в листву, я услышала, как надо мной раздались резкие крики и захлопали крылья. Я спугнула целую стаю притаившихся там птиц. Это, возможно, меня и спасло, потому что гиены отвлеклись на них, подарив мне несколько спасительных секунд. Я кинулась со всех ног, не соображая, куда бежать. Вокруг почему-то становилось все больше и больше кустарников, и мне с трудом удавалось найти свободное пространство среди них. А за спиной уже трещали ветки. Меня догоняли. Трое на одного - это же не честно!
   И вот, пролетев через очередные заросли, я вдруг не почувствовала под ногами опоры и куда-то рухнула. В один миг, который, впрочем, показался мне довольно-таки долгим, я соскользнула в глубокий, заросший низким, колючим кустарником овраг, и угодила в протекающий по его дну ручей. Не успев определить, сломала ли я чего-нибудь или вывихнула, я тут же вскочила на ноги и помчалась по воде, благо, что она не доходила мне даже до щиколоток.
   Я не знала, продолжалась ли погоня после того, как я свалилась в овраг, но все еще неслась вперед, поднимая тучи брызг. Лишь внезапно ухнув по грудь в прятавшуюся в воде яму, я остановилась и, осмотревшись, поняла, наконец, что гиены отстали. Мне оставалось надеяться только, что вскоре они отыщут себе более доступную жертву и перестанут охотиться за мной.
   Выбравшись из воды, я села на один из лежащих на берегу плоских камней и стала дожидаться, когда же, наконец, взойдет хотя бы одно солнце, и я смогу высохнуть и согреться. Теперь я не знала, в какой стороне корабль, совершенно не ориентируясь в сторонах света, тем более на чужой планете. Я собиралась, обсохнув хоть немного и отдышавшись, влезть на дерево и отыскать корабль.
   Примерно через полчаса привычного для меня земного времени я ощутила на себе первые теплые лучи. На Эмброне начинался рассвет. Здесь было лишь одно солнце, и оно мало чем отличалось от нашего. Пока я дожидалась его, я сумела вытащить из ноги вонзившийся под кожу выше колена острый шип, успела выдрать из мокрых волос почти все застрявшие колючки и промыть все царапины на руках и ногах. Затем я напилась воды из ручья и ощутила страшный голод.
   Мне не составило особого труда влезть на дерево и понять, что все это время я двигалась в противоположную от корабля сторону. Теперь он находился от меня гораздо дальше, чем раньше. Но все-таки я его видела, и это предавало мне силы. Еще несколько часов назад я и не подумала бы, что буду так хотеть возвратиться туда, в тепло, в сытость и определенность. Да, именно в определенность. Мне ведь было ясно, что со мной будет. Я даже находилась в более выгодном положении, чем остальные пленники. Я хоть, по крайней мере, представляла, кто я на самом деле и кем буду потом. По сравнению с теперешним моим положением, я была просто счастливицей.
   Одно обстоятельство, правда, все еще не давало покоя моему самолюбию. Боскус оказался правым. И когда я вернусь обратно с повинной головой, он, конечно же, не преминет мне сказать об этом. Каким бы бесправным не было мое положение на корабле, все же оно было лучше теперешнего. Да, Боскус, ты оказался правым. Не следует пускаться в погоню за сбежавшей лисой, которая все равно вернется сама, потому что слишком привыкла к своей клетке и знает, что погибнет без нее.
   Сидя на дереве, я не спешила отправляться к кораблю. Я размышляла. Здесь, на высоте восьми метров от земли, мне не угрожали хищники. Я грелась под лучами чужого солнца и уже почти обсохла и успокоилась. Неужели моя гордость позволит мне вернуться в тюрьму? Но разве есть иной выход? Я ненавидела Боскуса и всех, кто был с ним, за то, что они манипулировали мной, моей памятью, сознанием, волей. Разве он единственный, кто может меня спасти? Но ведь я в чужом мире. Что может ждать меня здесь одинокую и беззащитную? Есть ли здесь люди? Боскус говорил, что здесь живут, переселенцы с Земли, которые, впрочем, понятия не имеют об этом. Как они примут меня, если я сумею их отыскать? Как я буду общаться с ними, не зная языка? А ведь перед тем как попасть в лапы Боскуса, я собиралась начать новую жизнь в чужом городе, с чужими людьми, которым до меня нет никакого дела. Таким образом, я получила почти то, что хотела. Так значит пенять можно лишь на себя.
   Я приняла решение не спешить с возвращением, а проверить себя. Например, сумею ли я найти какую-нибудь еду и смогу ли избежать встречи с хищниками.
   Спустившись с дерева, я осмотрелась кругом. Лес был полон разнообразной растительностью: кустарниками, цветущими и плодоносящими травами, деревьями всех размеров и форм. Но как определить, что из всего этого можно есть, а что нет? А может быть в ручье водится рыба?
   Вдруг что-то холодное и влажное коснулось моей ноги, и я, взвизгнув, вскочила на стоящий рядом камень. В траве безмятежно и медленно ползла огромная, толстая змея. Это была даже не змея, а целое бревно. Я не смогла бы обхватить ее руками, если бы конечно, мне в голову вдруг пришла такая идиотская мысль. По середине ее блестящего темно-сизого тела имелось значительное утолщение. Она недавно позавтракала кем-то очень крупным и только поэтому, видимо, отнеслась ко мне так флегматично. Так, Лиса, будь начеку. В этом диком мире ты не охотник, а... еда!
   В ручье рыбы не было. Да и будь она, как бы я стала ее ловить? А голод давал о себе знать, и вода из ручья уже не помогала. На кустах были какие-то ягоды, довольно крупные, похожие на виноград, но я не спешила отправлять их в рот. Мучительная смерть от отравления на чужой планете меня не прельщала. И все же я попробовала надкусить одну упругую фиолетовую ягоду и проверить, не случится ли у меня желудочных колик или тошноты.
   Странная на вкус ягода оказалась довольно съедобной, но больше я есть не осмелилась, решив подождать. Усевшись рядом с кустарником, я принялась изучать содержимое карманов Гая. Как ни странно эта мысль посетила меня только что, хотя мне давно уже мешали двигаться предметы, лежавшие в них. Карманов в его костюме было немало: два на груди, один из которых оторвался и висел на лоскутке, два внутренних, два по бокам и столько же сбоку у колен. Гай был мальчиком на побегушках, и этим все объяснялось.
   Я разложила перед собой все найденные мной предметы и принялась осматривать их, размышляя, каким образом каждый из них мог бы мне пригодиться. Здесь были две пары резиновых перчаток, ампула с какой-то синей жидкостью, непонятный прибор с электронным табло, лупа в футляре и хирургический нож в пластиковом чехле. Интересно, зачем Гай носил с собой скальпель? Его я спрятала так, чтоб сразу можно было его схватить, а остальное рассовала обратно по карманам. Кто знает, что, когда и где мне еще может пригодиться?
   Через полчаса, не почувствовав в своем желудке ничего необычного, я, наконец, принялась утолять свой ужасный голод "виноградом". И вообще, можно подумать мне есть чего терять,--решила я, уплетая чужеземные ягоды. Ничего вокруг меня не происходило, никто больше не покушался на мою жизнь. Лес притих под палящими лучами солнца и как будто уснул. Наевшись вдоволь, и я почувствовала сонливость. Но спать было нельзя ни в коем случае. В любой момент я могла стать чьей-то добычей.
   Я снова поднялась на ноги и отправилась исследовать лес, держа наготове скальпель. Я понимала, что в случае нападения хищника, он вряд ли мог спасти меня, но с ним все равно стало как-то спокойней. К тому же у меня был и постоянный ориентир - корабль, к которому я рано или поздно должна была вернуться.
   Я побрела по лесу, осторожно, медленно, стараясь не особенно быстро приближаться к кораблю. Я словно искала или ждала чего-то, что должно было остановить меня, не дать вернуться в ненавистную тюрьму. И нашла. На моем пути внезапно возникла огромная серая кошка.
   Она стояла от меня в трех-четырех метрах. И я, не позволив себе растеряться, в одно мгновенье вскочила на дерево и стала карабкаться к вершине. От страха добравшись почти до самого верха, я, наконец, остановилась и посмотрела вниз. Гигантская кошка спокойно стояла у дерева и, задрав лукавую морду, смотрела на меня. Рядом с ее огромной бархатной лапой поблескивал мой скальпель, который я обронила впопыхах. Так. И что теперь?
   Кошка уселась под деревом и стала облизывать свою лапу, как обычная земная мурка. Мне даже показалось, что она перестала обращать на меня внимание, полностью сосредоточась на гигиене своей шкурки. Рядом, как назло не было ни одного дерева. А то бы я, пожалуй, презрев опасность, сиганула на соседнюю ветку, а оттуда еще куда-нибудь. Кошка не собиралась уходить и разлеглась прямо подо мной, щурясь от солнца. Похоже, она собралась дожидаться пока ее добыча, не выдержав, слезет или свалиться, изжарившись на нещадно палящем солнце.
   --Эй, ты!--крикнула я ей. Может быть, она поймет, что я - человек, и со мной нелегко будет справиться.--А ну, пошла прочь отсюда!
   Она даже ухом не повела, выражая свое полное превосходство и безразличие, только сладко потянула лапищи и зевнула, обнажив ряд желтоватых зубов. Это что демонстрация для меня?
   --Пошла вон, говорю, а то я сейчас спущусь!--пригрозила я ей снова, в напрасной попытке избавиться от стерегущей меня бестии. Она и не думала убираться.
   Вдруг я услышала за кустами треск ломающихся веток. Кто-то явно приближался к поляне, и, похоже, что это был человек. По крайней мере, это существо ступало достаточно уверенно. У кого из животных может быть такой твердый шаг? Листва кустарников, окружавших поляну, была так густа, что как я не тянула голову, не могла рассмотреть шедшего. Но вскоре он предстал передо мной сам.
   Это был юноша, почти мальчик, невысокого роста, с простым лицом, которое почему-то меня сразу поразило своим добродушием. Он забавно сжал губы и безо всякого страха направился к серой кошке. Та тоже нисколько не смутилась и сощурилась от удовольствия, повернув к нему свою лукавую морду. Парнишка подошел к ней, присел рядом и потрепал по загривку. Кошка заурчала и потерлась о его руку. Она оказалась домашней. Такая-то дура! Мальчишка посмотрел вверх и, улыбнувшись, что-то произнес, явно обращаясь ко мне.
   Само собой, я не поняла ни слова, хотя язык показался мне знакомым. Я вспомнила, что слышала его на корабле. Это был тот самый цезарийский, который я не успела выучить, и теперь жалела.
   Парень встал и, приложив ладонь ко лбу, начал меня рассматривать. Через минуту снова последовала реплика, только теперь она сопровождалась жестом, приглашающим меня спуститься. Выражение его лица совсем не вызывало у меня опасений, и я стала осторожно слезать вниз. Мое криминальное альпинистское прошлое не первый раз уже служило мне добрую службу на этой планете. Я довольно проворно переступала с ветки на ветку и слышала, как наблюдавший за мной незнакомец присвистывает от удивления.
   Спрыгнув с дерева, я остановилась перед ним и, покосившись на кошку, которая не обратила на меня никакого внимания, незаметно подобрала скальпель.
   Мы стали друг друга рассматривать. Мальчишка был одного со мной роста, щуплый, со встрепанными пшеничными волосами и крупными веснушками. Он был одет в широкие штаны из какой-то грубой материи и такую же необъятную, без рукавов рубаху неопределенно-серого цвета. Его голубые детские глаза смотрели на меня улыбчиво.
   Он снова что-то промолвил, и я поняла, что мне задан вопрос.
   --Я не понимаю,--сказала я ему только для того, чтоб он, наконец, уяснил, что я нездешняя и не говорю на его языке.
   Он удивленно приподнял белесые брови и снова что-то сказал. Я начала нервничать и, глупо улыбнувшись, покачала головой. Он, видимо, догадался все-таки, что я не понимаю ни слова, и кивнул. Потом он указал глазами на одетые на мне штаны Гая и, четко выговаривая слоги, спросил:
   --Унчитос?
   Я кивнула зачем-то, чтоб показать только, что диалог все же завязался. Потом жестами я попыталась объяснить, что заблудилась в лесу. И вдруг мне пришла в голову идея: попытаться объясниться с ним на французском, который я изучала в школе. Еще раньше на корабле мне показалось, что цезарийский язык включает в себя много французских слов. Правда я не была уверена, что они совпадали по значению.
   --Я здесь совсем одна. Мне нужна помощь,--произнесла я по-французски, с трудом припоминая нужные слова и синтаксис.
   Не знаю, насколько он понял меня, только он, несомненно, задумался о чем-то и с обеспокоенным видом стал серьезно рассматривать траву у себя под ногами. Потом снова посмотрел на меня и как будто переспросил о чем-то. Я поняла, что он повторил за мной несколько измененное слово "помощь".
   Я закивала и сказала "да" на всех известных мне языках. Мальчишка снова призадумался и закусил губу. Я смотрела на него и ждала, что он ответит, вернее, с какой интонацией, потому что смысл его ответа мне все равно будет не понятен.
   Но тут кошка резко вскочила на ноги и напряженно подняла голову. Она бесспорно что-то почуяла. Может быть какого-то зверя? Наше внимание тут же было отвлечено на нее. Она беспокойно поводила ушами и округляла свои огромные глаза. Парень тоже насторожился и, нахмурившись, стал прислушиваться к чему-то. Потом этот звук услышала и я.
   По лесу разливался ровный монотонный гул. Он постепенно рос и густел. Потом мы ощутили сначала легкую, а потом довольно-таки ощутимую вибрацию земли. Сперва я решила, что это землетрясение, и лишь когда увидела растущую и надвигающуюся на нас тень, все поняла и сразу окаменела от ужаса.
   Мой корабль набирал высоту. Его гигантская туша тяжело поднялась над лесом и зависла, издавая оглушительный рев. Затем громкий звук внезапно прервался. Огромная улитка подобрала под себя "ноги" и, наклонившись вбок, уже совершенно бесшумно, стремительно унеслась куда-то.
   Следующий звук, который раздался вслед за этим, был мой оглушительный крик. Я не могла поверить, что они оставили меня здесь. Не понимая, что делаю, я вдруг сорвалась с места и понеслась в ту сторону, куда, как мне показалось, улетел корабль. Можно было подумать, я могла бы догнать его. Я ничего не соображала от опустошающего меня страха. Сердце испуганно колотилось, ноги неслись сами по себе, голова звенела как колокол. И мысль теплилась лишь одна: "Как же так?!!" Подобным образом, наверное, чувствует себя собака, которую нерадивые хозяева случайно или нарочно, оставили на вокзале далекого чужого города.
   Я бежала, задыхаясь от ужаса, скорости и хлещущих по лицу веток, и вскоре оказалась на краю утеса и остановилась, упав на коленки. Передо мной снова растилалась та самая долина, которую я видела ночью в свете лун. Теперь ее можно было хорошо рассмотреть. Небо было чистым до самого горизонта. На нем не было и следа корабля. Он улетел, оставив меня одну на чужой планете. И когда я осознала это, поняв, каково теперь мое положение, на волю вырвались безудержные рыданья.
   Подошел мальчишка со своей кошкой. Оба они остановились возле меня, не издавая ни звука, только тяжело дыша. Видимо, они решили меня догнать, и им это не удалось. Отчаянье придало мне небывалую скорость. Я потом даже сама удивлялась, насколько быстро я неслась по лесу, бессмысленно рассчитывая догнать улетающий корабль. Подождав, пока я успокоюсь хоть немного, парень задал какой-то вопрос, указывая на горизонт. Я подумала, что он спрашивает меня о том, какое я имею отношение к этой штуке.
   --Меня забыли,--сказала я по-французски и уткнула лицо в колени.
   Парнишка подождал еще немного, потом осторожно потрогал меня за плечо. Я подняла на него залитые слезами глаза.
   --Помощь,--сказал он по-своему и закивал.
   Я поняла, что он имеет в виду, поднялась на дрожащие ноги и понуро отправилась вслед за ним.
   Мы довольно таки долго шли куда-то по лесу. Я была опустошена, не обращала внимания на дорогу и не запоминала ее. Я просто шагала вслед за мальчишкой и кошкой. Я знала только то, что иду к людям, но кто они, какие, как примут меня, об этом я не могла пока думать. Меня все еще не покидали растерянность и панический страх брошенной собаки.
   Уже на подходе к своему селению, мальчишка остановился и стал говорить мне что-то, будто давал инструкции, как вести себя. Было заметно, что он нервничал. Может быть, его соплеменники не любят чужаков? Тогда у меня, наконец-то, и возникло беспокойство. До меня дошло, что я должна буду предстать сейчас перед обитателями чужой для меня планеты, которым я не нужна совершенно, но в которых сама я очень нуждаюсь.
   Мы вышли на большую поляну в лесу, и я увидела несколько крепких бревенчатых домишек с крышами из широких, разлапистых веток. Возле них бегали дети, ходили женщины. В стороне ото всех стояла группа мужчин. Это было поселок в лесу, вдалеке ото всей остальной цивилизации. Если меня угораздило попасть в Цезарию, которая являла собой лучший образец римского государственного устройства, то этот поселок был скорее варварским.
   Как только мы появились, на нас сразу обратили внимание. Хотя, конечно, не на нас, а на меня в первую очередь. Сначала подбежали дети и запрыгали вокруг меня, а те, что были постарше, остановились, взирая с любопытством. Потом подошли женщины, а вслед за ними и мужчины. Они окружили нас двоих с мальчишкой, и тот сразу затараторил скороговорку, видимо, о том, как, при каких обстоятельствах и где он меня подобрал. При этом я заметила, что тон его был нерешительным и извиняющимся.
   После того, как он выпалил все, установилась какая-то тягостная тишина. Все молча стояли и осматривали меня, а я уже начинала смущаться. Потом заговорил мужчина лет сорока высокий и широкоплечий, с небольшой бородой, длинными черными волосами, завязанными в пучок на затылке. За спиной его висел огромный лук и колчан, на поясе - короткий меч. Наверное, он был здесь главным, потому что все сразу стали внимательно его слушать и кивать, соглашаясь. Он заговорил резко и отрывисто, словно швырял слова в парня, стоящего рядом со мной. А тот с каждым словом все ниже и ниже опускал голову и съеживался.
   И вдруг главный резко выступил вперед и, схватив мальчишку за плечи, стал трясти его и орать что-то прямо в лицо. Потом он грубо оттолкнул его и с размаху ударил по щеке. Тот отлетел, врезался в толпу, что стояла позади и упал. Но на этом дело не кончилось. Я сразу поняла, что этот злобный великан собрался продолжить избиение моего спасителя, и встала между ними, загородив лежащего на земле парнишку. Главарь был несказанно удивлен и остановился, грозно сверля меня взглядом. Я поняла, что надо объясняться. Но как? На каком языке? И на французском я не могла бы все правильно растолковать. Я решила говорить на своем языке, надеясь, что хотя бы по моей интонации они поймут, что я им не враг, и что мне нужна их помощь и защита. Я посмотрела стоящему почти вплотную ко мне главарю в глаза, стараясь придать своему взгляду честность и открытость, и сказала:
   --Я попала в беду. Я потерялась, осталась одна. Я прошу у вас разрешения остаться здесь, в вашем селении, иначе мне грозит голодная смерть или смерть от зубов хищников. Этот мальчик (я указала на него) не виноват. Он добрый. Он хотел мне помочь. Я вас очень прошу.
   У меня дрогнул голос и закололо в глазах, когда я произносила последнюю фразу. Я шмыгнула носом и смущенно опустила очи долу, надеясь разжалобить этих людей.
   Главный удивился. Он нахмурил одну бровь, в то время как другая приподнялась. Я снова подняла на него глаза и сразу догадалась, куда был направлен его озадаченный взгляд. Молния моей истерзанной куртки была наполовину расстегнута. Тут я действительно смутилась и поспешно потянула вверх застежку.
   --Женщина?--узнала я, хоть и с трудом, испанское слово, произнесенное этим дикарем.
   Я кивнула, окончательно стушевавшись, и опять опустила глаза. Но верхним зрением я все же приметила, что мужчина отошел подальше, чтоб лучше меня рассмотреть, а затем вопросительно обвел глазами соплеменников. Неужели вначале меня приняли за мальчишку? Это, наверное, из-за коротких волос. Недаром Эл говорила, что мне необходимо перед выходом на волю отрастить волосы. Я взглянула на стоящего в стороне парня, с которым пришла сюда. Он тоже был немало удивлен.
   Спустя две-три неопределенные минуты, во время которых я нервно перебирала в руках свой оторванный карман, главный все-таки вынес свое решение. Он торжественно изрек что-то, обращаясь ко мне, и по его снисходительному тону и по тому, как облегченно вздохнул мой давешний спутник, я поняла, что мне позволили остаться.
   Народ вокруг меня сразу оживился и повеселел. Мужчины тут же чинно отошли в сторону, видимо, чтоб обсудить происшествие в своем узком мужском кругу. Женщины и дети обступили меня и загалдели, перебивая друг друга. Я мило улыбалась всем, ничего не понимая из того, что они наперебой сообщали мне или спрашивали. Но тут в круг врезался мой знакомый мальчишка и всех растолкал, весело внушая им что-то. У него уже повысилось настроение. Я догадалась, что он хочет меня со всеми познакомить.
   В первую очередь он представил их предводителя, командора. Он осторожно указал на него и уважительно произнес:
   --Аржак.
   Я кивнула, давая знать, что все поняла, и после этого парень начал называть мне имена окружающих, в которых я сразу запуталась. С первого раза я запомнила только его собственное имя, потому что после того, как представил мне главаря, он показал на свой лоб и горделиво изрек:
   --Жулалу.
   --Очень приятно,--ответила я и улыбнулась.
   По прокатившемуся удивленному возгласу, я догадалась, что они приняли это выражение обязательной вежливости за мое имя. Жулалу вскинул брови и попытался повторить за мной:
   --О - чи -при...
   --Нет, нет,--засмеялась я, мотая головой и руками, и добавила по-испански фразу, которую, пожалуй, только и успела выучить из этого языка:--Меня зовут Лиса. Ли-са.
   Похоже, что они поняли, потому что раздался дружный взрыв смеха. Я же не поняла ничего, но засмеялась вместе со всеми. Уж лучше пусть будут надо мной смеяться, чем погонят обратно в лес.
   --Лиса?--весело переспросил Жулалу и, взяв меня за руку, повел показывать свой поселок.
  
  
  
  

ГЛАВА 6

НЕЗАВИДНАЯ ДОЛЯ УНЧИТОС

   Уже две недели я жила в Сате-эр, деревне, в которой обитали люди, называвшие себя унчитос. Сутки на Эмброне длились несколько дольше, чем на Земле. Я сразу поняла это по тому, как тяжело мне было поначалу выносить длинный рабочий день, который начинался еще до восхода солнца - Антэ, и заканчивался с появлением на небе звезд и всех лун.
   Унчитос жили натуральным хозяйством, благо, что щедрая природа субтропиков Эмброна, давала им почти все необходимое. Мужчины охотились на кабанов, которых водились здесь огромными стадами, ловили рыбу практически голыми руками, потому что она так и кишела в лесных ручьях и речках. Женщины занимались собирательством, ведь съедобных фруктов, ягод и кореньев, как оказалось, в лесу было полно.
   В Сате-эр жило около сорока человек: девять зрелых мужчин от двадцати до пятидесяти лет, трое стариков под семьдесят, которые впрочем, были еще довольно крепкими, женщины в основном тридцати- и сорокалетние, бабушка Рипша, считавшаяся знахаркой, и дети от грудных до шестнадцатилетних, к которым относился так же и Жулалу, поскольку ему не было семнадцати.
   Что касется моего спасителя, то с ним я общалась больше, чем с другими, поскольку именно он опекал меня в поселке. В первые же дни он познакомил меня со всеми жителями Сате-эр и со своим ремеслом: Жулалу был чучельником. К тому же, как не без гордости заметил он сам, он умел мастерить дудки и играть на них. Среди его сверстников было еще двое мальчишек - блезнецов, и двое девчонок: одна девушка ничем не приметная, зато другая - невообразимая красавица Лилин.
   Лилин являла собой именно тот идеал женской красоты, к которому я всегда безнадежно стремилась. Ну, разве могла бы я стать вдруг натуральной пепельной блондинкой, на голову выше самой себя? Разве можно было бы изменить темно-карие зрачки на небесно-голубые и увеличить разрез глаз, отрастив к тому же тонкие черные брови? Правда Лилин была по моему мнению несколько полновата, но по здешним меркам это было как раз то, что надо. И все равно даже в крупном земном городе Лилин не осталась бы незамеченной. Ну а здесь в Сате-эр ее буквально боготворили. Она никогда не выполняла тяжелую работу, и почти весь день проводила в праздности. Правда, позднее я поняла, почему к ней так относились. Поняла и ужаснулась...
   За то время, что я жила среди унчитос, я неплохо научилась понимать их язык, хотя сама на цезарийском говорила еще очень неуверенно. Я не могла вникнуть в его странный синтаксис и не пыталась пока произносить целые предложения, боясь ошибиться. Как я и подумала с самого начала, цезарийский являл собой несколько искаженную смесь почти всех земных языков романской группы, включая и латынь. Таким мне было немного легче изучать его. Кое-какие слова я могла понимать уже сразу, до смысла других доходила либо методом проб и ошибок, либо консультируясь у Жулалу.
   Жизнь унчитос, таким образом, могла бы показаться раем, если бы не одно существенное обстоятельство. Они были совершенно бесправны в Римской империи. Они не были гражданами каких либо городов, не были вольными крестьянами или ремесленниками. Их постоянно преследовали раньядоры - охотники за раб??ш, чтоб потом продать работорговцам наряду с пленниками из варварских стран, провинившимися жителями римских провинций, а так же преступниками и должниками. Впрочем, унчитос и состояли сплошь из беглых рабов, варваров и детей тех же унчитос. Потом я поняла, почему так разозлился на Жулалу Аржак, за то что он привел меня в поселок. Унчитос жили замкнуто, потому что скрывались ото всех.
   Кто-то из них становился разбойником, кто-то просто бродяжничал и прятался, жители деревни Сате-эр пытались вести мирную и честную жизнь. Теперь и я была одной из них. Я тоже стала унчитос, потому что носила варварские штаны, была коротко острижена, как наказанная рабыня и не имела никаких документов и прав. Вспоминая о том, что я могла быть гражданкой Рима, богатой и знатной, я грустно усмехалась и пеняла лишь на себя.
   Меня хорошо приняли в деревне, после того, как командор Аржак позволил мне остаться. Мне даже предложили переодеться в традиционный наряд женщин унчитос - цветастое платье с широченными рукавами. Я вежливо отказалась, хорошенько заштопав костюм Гая. Я все еще, как могла, пыталась отдалить миг моего окончательного превращения в местную жительницу. А где-то глубоко в сердце жила непотопляемая надежда на то, что Боскус все же вернется за мной.
   Меня поселили в доме для девушек. В нем проживала также и Лилин, которая почему-то сразу меня невзлюбила. Вместе с ней, несомненно верховодившей всеми девчонками, в доме жила тихая и миролюбивая девушка Пея и две тринадцатилетние задушевные подружки, которые, впрочем, из-за более длинных суток, были моими ровесницами.
   Я изо всех сил старалась быть полезной в поселке. Мое детдомовское прошлое помогало мне. Женщины Сате-эр были весьма приятно удивлены, узнав, что я умею шить, вышивать, вязать, и виртуозно выполнять традиционный в здешних местах макияж (спасибо Бенедикт, которая, конечно же, и предположить не могла, где и как пригодится мне ее мастер-класс). Детям я сумела угодить, подарив им электронный прибор Гая с мигающими разноцветными огоньками и надув из резиновых перчаток смешные воздушные шарики.
   Мужчины же не могли поверить рассказу Жулалу о том, как я здорово лазаю по деревьям, пока я не продемонстрировала им свои способности, взобравшись по бревенчатой стене на крышу двухэтажного мужского дома, а оттуда сиганув на стоящее рядом дерево. Я естественно не избежала ушибов и царапин, но произведенный эффект того стоил. К тому же я легко могла разводить огонь при помощи "волшебного глаза" - увеличительного стекла. И теперь моя надежда на то, что мужчины когда-нибудь возьмут меня с собой на охоту, стала не такой уж и несбыточной.
   А пока я с восхода Антэ и до самой ночи, где царствовала самая большая луна Эмброна - Арагун, выполняла сугубо женскую работу. На рассвете мы с девушками уходили в лес собирать различные плоды и коренья, и многие из них я вскоре уже могла узнавать сама. Детдомовская школа выживания помогала мне. Возвратившись из леса, мы немного отдыхали и принимались за приготовление пищи для мужчин, которые должны были после полудня вернуться с охоты или рыбалки. Затем каждый мог заняться своим, небесполезным впрочем, делом. Я шила одежду для местных малышей, украшая их вышивкой и ракушками. Время от времени бабушка Рипша обучала меня ткачеству, попутно рассказывая о чудодейственных свойствах тех или иных растений, насекомых и даже животных.
   Примерно через месяц после того, как я сбежала из корабля, я стала замечать, что Жулалу вдруг начал избегать меня. Я сразу попыталась выяснить, в чем дело.
   --Парни смеются надо мной,--нехотя объяснил он,--говорят, что я связался с девчонкой.
   --И ты решил со мной больше не дружить?--спросила я.
   --Да разве мужчина и женщина могут дружить?--засомневался он, то очевидно имея в виду, что утаил от меня, когда рассказывал о разговоре с парнями.
   --Конечно, могут!--горячо заверила я его.--Знаешь, у меня на родине у меня был друг. Его звали Куч. Мы с ним дружили с самого детства. Он был мне как брат, понимаешь?
   --Я-то понимаю. А вот близняшки...
   Я тут же выразила серьезное желание поквитаться со всеми, кто дразнит моего друга и заступника, и пообещала Жулалу побить их.
   --Ты что и драться умеешь?--удивился он.--Ты уверена, что ты девушка?
   Я рассмеялась и объяснила, что на моей родине девчонки дерутся иногда не хуже парней. Для него это было чем-то неслыханным и пожалуй даже противоестественным.
   Я, конечно, рисковала разозлить жителей Сате-эр, решаясь на месть, но, вопреки моим страхам, после того, как я расквасила нос одному из задир близнецов, меня почему-то стали уважать еще больше. А их отец нисколько не разозлился на меня и сказал:
   --Ты странная девчонка. Может быть, ты и в самом деле упала с Арагуна, как говорит Жулалу.
   Тем не менее, имя мое почему-то неизменно вызывало ухмылку. Я не могла понять, почему и жалела о том, что сразу не назвалась своим родовым именем, данным мне моей непутевой мамашей.
   --На самом деле Лиса - это не имя, а прозвище,--попыталась я однажды объяснить это Жулалу.-- Мое настоящее имя - Юлия. А лиса - это зверек такой лесной, он обитает в тех краях, откуда я родом. Охотится на зайцев, мышей, птиц. Он рыжий, у него длинный пушистый хвост, острая мордочка. Считается, что он хитрый и проворный охотник.
   --Ты как будто себя описала,--засмеялся Жулалу, но потом на мгновенье задумался и предложил:--Пойдем, покажу тебе кое-что.
   В хижине Жулалу было полно чучел птиц, грызунов, мелких хищников и прочих животных. Многие из них походили на земных и, возможно, были перевезены сюда вместе с людьми, но были и другие, совершенно ни на кого не похожие, эмбронские.
   Жулалу показал мне одно чучело.
   --Это лиса?
   Зверек с каменными глазками был похож скорее на мангуста, чем на лису. Лис, возможно, на Эмброне и не водилось. Я неуверенно пожала плечами и сказала:
   --Может быть, у тебя не все животные есть?
   --Конечно, не все. Только больше у нас никого такого, как ты описала, не водится,-- разочарованно проговорил Жулалу.--А этого зверя привез с севера Аржак. Он сказал, что это скубилар, дикий лесной охотник. Бедняга не долго прожил в нашем климате, издох. Вот я из него и сделал чучело.
   --Как живой,--сказала я и погладила чучело по шелковистой спине.
   --Так значит ты Скубилар ?-- обратился ко мне Жулалу, улыбнувшись.
   --Нет. Я - Лиса, говорю же тебе!
   --Лиса... звучит плохо. Знаешь, на нашем языке, это одно из названий одного противного насекомого. Скубилар лучше.
   Я не стала спорить. Скубилар, так Скубилар. Какая мне разница. Лишь бы меня не ждала та же участь, что и его...
   Впрочем, чтоб заслужить это имя мне пришлось порядком постараться. После драки с близняшками, я напросилась все-таки на охоту. Аржак долго не соглашался, ругался и злился, говорил, что я испорчу им всё, и все останутся голодными. Но со мной трудно было спорить, особенно если я чувствовала, что оппонент сомневается в своей правоте. Я заверила командора, что ни в коем случае не стану вмешиваться в процесс и только посмотрю. Мне было очень любопытно, как охотятся по-настоящему, ведь промысел лисы в курятнике вряд ли можно было назвать охотой.
   На один день меня освободили от сбора даров леса, и рано-рано я отправилась на охоту. Поскольку мяса было пока достаточно, в этот день решили не устраивать большую облаву на кабана, а пострелять из лука по птицам и разным мелким зверушкам. Я была несколько разочарована, и понимала, что Аржак принял такое решение именно из-за меня. К тому же сам он и еще трое мужчин постарше, и вовсе не пошли с нами, считая ниже своего достоинства принимать участие в показной охоте для девчонки-выскочки. И раз уж все было понарошку, то я пригласила с нами моего товарища.
   Надо сказать, что чучельник Жулалу в деревне считался несколько чудным. Он не мог стать охотником и добытчиком. У него было слишком мягкое сердце, чтоб убивать. Три или четыре года назад, когда его в первый раз взяли на охоту, он показал себя не с лучшей стороны. Он должен был стоять на отведенном ему месте во время загона, чтоб сразить кабана, если тот на него выскочит. Но он не смог сделать этого, и не потому что испугался, а потому что не смог убить. Кабан сбежал, ранив Жулалу в ногу. Ему, правда, дали еще один шанс на следующей охоте, но тогда он отвлекся на разоренное гнездо дикой кошки, подобрав единственного оставшегося в живых котенка. С тех самых пор Гонча, так назвал он котенка, и живет рядом с ним под крыльцом дома для юношей.
   Тем не менее, я упросила Намара, старшего на этой охоте, захватить с нами Жулалу. Он скорчил недовольную мину, но все же согласился.
   --Может быть, еще и весь девичий дом захватим?--спросил он сурово, но потом, вздохнув, махнул на нас рукой.--А-а, ладно. Все равно уж охоты славной не будет.
   Жулалу не очень-то и хотелось идти. Ему не нравилось, когда убивали животных.
   --Потому я и делаю чучела. Я даю им вторую жизнь,--говорил он.
   Он изготавливал чучела только из животных умерших своей смертью. Когда мы встретились с ним в лесу, он как раз и разыскивал при помощи Гончи больное или раненое животное. Нашел меня. Что ж, и себя бы я тогда с полной уверенностью назвала бы раненой лисицей.
   Так вот мы с Жулалу отправились на охоту. По дороге к охотничьим угодьям, небольшому лесному озеру с болотистыми берегами, где водилось множество водоплавающих, над нами подшучивали бывалые охотники. Намар, которому было лет двадцать пять - тридцать, по крайней мере, на вид, подтрунивал над Жулалу, но со мной почти не разговаривал. Неужели боится, что я сдачи дам?--думала я не всерьез и не встревала в их диалог.
   Ни мне, ни Жулалу не доверили оружия. Мы вообще должны были тихо сидеть в сторонке, наблюдая за непревзойденной меткостью, ловкостью и сноровкой опытных охотников. Это относилось даже и к Гонче, которая по моему личному убеждению все-таки превосходила людей в терпении, к тому же имела гораздо лучший слух и нюх.
   Мы расположились на небольшом возвышении над озером, откуда отлично было видно все место действия. Заметно было, как мужчины подкрадывались к плавающей на водной глади стае каких-то пернатых, похожих на наших земных гусей, но с хохолком на розовых головах. Они подошли довольно близко, когда птицы взмыли вверх. Поднялся оглушительный гогот и фонтан брызг. И без того бесшумные звуки стрел затерялись в этом гомоне, но мы заметили, как в воду рухнуло несколько подстреленных птиц. Я не успела засечь, соответствовало ли их количество числу доблестных охотников. Самый младший из них вошел в воду у берега и стал закидывать веревку с крючком на конце, одну за другой вытаскивая мокрые тушки. Вся "операция" заняла не более получаса.
   --Еще будут охотиться?--спросила я Жулалу, ожидая от охоты все же чего-то более захватывающего.
   --Сначала они разведут костер и съедят ритуальную птицу - самую жирную, а потом произведут возлияния в честь Дианы - покровительницы охотников.
   Я готова была уже согласиться со словами Намара о том, что не будет сегодня славной охоты, и приуныла.
   --А после этого что?-- все-таки спросила я немного погодя.
   --Потом возможно пойдут стрелять максусов. Это такие ушастые зверюги, помнишь, я показывал тебе чучело.
   Я припомнила странное существо, будто бывшее помесью зайца и бобра. Впрочем, лишь для меня оно было странным. Странность его, однако, имела совершенно никакого значения, потому что у него было вкусное мясо. Ко всему прочему максусы были столь неповоротливы на суше, что даже после обильных возлияний в честь Дианы подстрелить их не составляло особого труда. Подумав об этом, я снова скисла. Какое удовольствие охотиться на несчастных зверушек, которых может поймать даже маленький ребенок?
   Лежа на пологом утесе, я смотрела сверху вниз на то, как мужчины Сате-эр закладывают ритуальный костер.
   --Может быть, они позовут нас к себе,--предположил Жулалу.--Вид у них довольный. Сегодня никто не промахнулся.
   --Ты хочешь пойти к ним?--спросила я.
   --А ты нет?
   --Разве это не скучно?
   --Да что ты! Там рассказывают такие интересные истории!
   --Охотничьи байки, знаем, не вчера родились,--пробурчала я, надеясь, что нас все-таки не позовут.
   Надежды мои не оправдались. Вскоре после того, как костер был правильно устроен и жирная птица подвешена над ним, нам милостиво позволили спуститься к огню.
   Жара стояла такая, что одна мысль о том, что мне нужно будет находиться рядом с костром, заставляла меня обливаться потом. Хотя я давно уже сменила куртку Гая, на холщовую рубашку без рукавов, какую носили мужчины в Сате-эр, но штаны я ведь снять не могла, не позволяли элементарные правила приличия. В общем, я была уже близка к тому, чтобы надеть, наконец, женское платье и расстаться со своими глупыми чаяниями. Оно было уже готово. Я сама соткала для него материю, покрасила и сшила, да так, что мне позавидовали все женщины поселка. Оставалось только решиться. А все еще не могла. К тому же будь я сегодня в женском платье, разве взяли бы меня на охоту?
   Делать было нечего. Мы пошагали вниз к костру. Впереди шла Гонча. Но вдруг она резко остановилась и насторожилась. Спустя несколько секунд она, взметнув сухие камешки и пыль нам в лица, резво припустила куда-то.
   --Что это с ней?--спросила я Жулалу.
   --А!--махнул он рукой.--С ней это часто бывает. Почует добычу и бросает меня среди леса.
   Мы стали спускаться по заросшему мелкими кустарниками склону, на какое-то время потеряв из виду скрывшихся за деревьми и большими камнями охотников. Нам нужно было углубиться в лес, чтоб миновать опасный болотистый участок берега.
   Мы шли молча, жара не располагала к беседе. Она же несколько снизила нашу бдительность, потому что мы вдруг оказались лицом к лицу с мокроусом. Это животное, не имевшее никаких аналогов на Земле, было одним из тех существ, с которыми лучше бы не встречаться на узкой лесной тропинке. Но нас все же угораздило. Отдаленно мокроус напоминал ежа, но был гораздо крупнее, агрессивнее и с опасными к тому же клыками, с которых капала слюна.
   Мы застыли, понимая, что лучше не злить этого зверя. Позвать на помощь тоже было трудно. Чтобы нас услышали теперь, нужно было крикнуть очень громко, и это уж точно бы взбесило нашего мокроуса.
   Жулалу не раз приходилось сталкиваться в лесу с разного рода зверьем, поэтому он знал, что нужно делать.
   --По моему сигналу,--прошептал он тихо,--бросаемся в разные стороны. Ты беги к костру, а я вон туда.
   --Нет, ты беги к костру,--решила я проявить благородство и почему-то пожалела сразу, заметив устремленные на меня злобные глазки гигантского "ёжика".
   --Не спорь,-- отозвался Жулалу и тут же присвистнул.
   Не сразу сообразив, что это и был сигнал, я все перепутала и бросилась вслед за мальчишкой. Но он крикнул мне снова:
   --Я же сказал, разбегаемся!--И оттолкнул меня в сторону, чтоб до меня дошло, наконец.
   Естественно, по тому, как я заметалась, мокроус решил, что я более слабая добыча, которая к тому же уже паникует, и помчался именно за мной. Маневр, призванный озадачить и сбить с толку эту умную тварь, таким образом, не совсем удался. И в этом я была виновата сама.
   Ничего лучшего я не придумала, кроме как бежать со всех ног от догоняющего меня зверя, причем в противоположную от костра сторону. Я старалась петлять, перескакивать через препятствия, мчаться сквозь кусты, но настырный мокроус не отставал. Правда, он и не догонял, решив, похоже, меня измотать. Я теряла силы и не могла ничего придумать. Мне даже страшно не было, не верилось, что меня может ёжик сожрать.
   Проскочив между двумя сросшимися у корней деревьями, я вдруг споткнулась и, пролетела метра два вперед, а потом еще столько же прокатилась кубарем. Еще лежа на прелых листьях, я оглянулась на моего преследователя и не смогла сразу поверить такому своему везению. Глупый мокроус прочно застрял между деревьями, со всего маху воткнувшись в древесину своими торчащими в стороны клыками. Как не пытался он освободиться, но только еще больше заклинивался.
   После того как поднялась на ноги и отдышалась, я решила подойти к нему поближе. Не только его клыки, но и толстые бока с колючками плотно вклинились между деревьями, так что мне нечего было теперь опасаться его. Зверь то затихал и трусливо прикрывал маленькие глазки, думая, наверное, что сейчас вот и наступит его конец, то снова возобновлял неистовые, но бесплодные попытки вырваться. Я присела к его жалкой морде и стала дразниться:
   --Ну, что? Догнал меня? Кто кого теперь? --спрашивала я язвительно и показывала ему кулак.
   За этим занятием меня и застал запыхавшийся Жулалу. Примчавшись к костру, он крикнул, что мне нужна помощь, и, не успев объяснить ничего толком, бросился обратно по моим следам. Теперь он едва переводя дыханье, не мог прийти в себя от изумления. В его глазах выходило, что я поймала мокроуса, и это было чем-то невообразимым. Девчонка, которая хоть и умеет драться и лазить по деревьям, но все же девчонка, а не охотник, сумела поймать такое опасное животное. Неслыханно!
   Я не стала разуверять Жулалу, и вскоре мне представилась возможность пронаблюдать, каким образом рождаются мифы. Парень рассказывал историю о моем бегстве от мокроуса, как о подвиге, всякий раз прибавляя все новые и новые несуществующие подробности, в которые и сам, как ни странно, верил. В конце концов, он уже заявлял, что я, принеся жертву богине охоты, выследила и заманила в хитрую ловушку злобного зверя.
   Поначалу сидевшие у костра охотники, которые, между прочим, так и не удосужились броситься мне на помощь, нисколько не поверили в рассказ Жулалу, но факт в виде застрявшего мокроуса, заставил их поверить и несказанно удивиться.
   --Теперь я понимаю, почему тебя в деревне зовут Скубиларом, --сказал пораженный Намар.
   Так я и завоевала свое прозвище и из противного насекомого превратилась в дикого лесного охотника...
   Накануне того дня, когда я должна была облачиться в женское платье, поскольку костюм Гая совсем почти превратился в лохмотья, случилось нечто неприятное.
   Еще утром я снова поругалась с Лилин. Как я не пыталась мирно существовать с этой красоткой, все мои благодушные поползновения разбивались вдребезги о ее заносчивость и беспричинную злобу ко мне. Я вежливо напомнила ей о том, что сегодня ее очередь производить уборку в нашем доме. Она заметила, огрызнувшись, что я не имею права указывать ей, поскольку пришла в их родной поселок неизвестно откуда, и к тому же волосы у меня короткие. Надо сказать, что в последнее время моя прическа вызывала насмешку лишь у Лилин. Другие давно привыкли к ней, тем более что я стремилась теперь отрастить волосы.
   Кроткая Пея вызвалась убраться за эту высокомерную девчонку. Но в меня уже вселился бес и обостренное чувство справедливости.
   --Не надо, Пея!--остановила я ее и, отобрав у нее метелку, подсунула под надменный носик Лилин.
   Надо было видеть, как она вспыхнула от возмущения. Ее просто распирало сказать мне что-нибудь резкое, но, заметив, что все девчонки, даже лентяйки подружки, смотрят на нее с укоризной, она остервенело вырвала у меня метлу и принялась пылить почем зря, чуть ли не скрипя зубами от досады. Мы тут же выбежалииз дома, чихая и радуясь, тому, что смогли приструнить надутую красотку, и отправились на сбор ягод. Не смотря на мои охотничьи подвиги, я все равно занималась женским трудом. Мужчины не допускали даже мысли о том, чтоб пустить в свой круг женщину. Впрочем, я на этом и не настаивала и не просила. Отправься я сейчас с ними на настоящую охоту, все бы увидели, что вовсе никакой я не охотник и посмеялись надо мной.
   На этот раз мы решили пойти на изобильные дальние плантации. Это было сколь опасно, столь же и оправдано. Там можно было встретить чужаков, что нельзя было допустить ни в коем случае, поскольку наше местоположение могло быть раскрыто. Но в тоже время вот-вот должен был начаться сезон дождей, и наши походы в лес прекратяться. Нужно было сделать запас.
   Нам понадобилось только несколько часов, чтоб добраться туда. Несмотря на то, что мы вышли еще до восхода, Антэ уже стоял высоко, когда мы пришли на склон большого холма, сплошь заросшего ореховыми деревьями и ягодными кустарниками. Мы с Пеей, две подружки Рина и Дила и несколько совсем маленьких девчонок от шести до десяти лет, принялись собирать все это изобилие в свои плетенные коробки. Мы переговаривались как всегда, смеялись и шутили. Нам предстояло пробыть здесь до самого вечера, и возвратиться домой уже в сумерках. Было очень жарко, и даже тень ореховых деревьев не спасала. С нас капал пот, к нам приставал гнус, но лесные девчонки, казалось, не замечали этих неудобств, изнуряющих меня. А я пыталась держаться изо всех сил, терпения мне было не занимать.
   Жара немного спала к вечеру, и даже стало холодать. Мы собирались уже, взвалив на спины полные коробы, двинуться к дому, как вдруг... Кто-то из маленьких заметил, что-то необычное. Мы насторожились и притихли. Никому не нужно было говорить "тсс", все и так знали, чего нужно бояться. Хищников здесь не должно было быть, но поди объясни это тигру или вепрю, случайно забредшему сюда.
   Все залегли в яму и сбились в кучку. Мы с Пеей как самые старшие стали потихоньку выглядывать из травы и осматривать окрестности, стремясь найти источник непонятного шума. Вскоре на вершине холма, у подножия которого мы сейчас были, мы заметили группу людей. Это были трое мужчин. Впереди шел, видимо, главный, в высоком шлеме с разноцветным пернатым гребнем. Его стальные доспехи бросали на нас отблески. Двое других мужчин были одеты попроще, но все равно было видно, что они военные. Вся группа шла в обратную от нашего поселка сторону.
   --Думаешь, они были у нас?--спросила меня Пея. В ее глазах отразился испуг. Она знала, что это могло бы значить.
   --Конечно, нет!--заверила я ее.--Они могут идти, откуда угодно. А кто они не знаешь?
   --Это егерь со своими помощниками.
   --Егерь?
   --Да он охраняет эти леса. Все эти леса, озеро, долина и холмы, все находиться во владении консула Цезарии. Никто не имеет право жить здесь.
   Домой мы возвращались чуть ли не на цыпочках, боясь разговаривать, обходя хрустящие ветки и пригибаясь к земле от малейшего шороха. Обратно мы, таким образом, пришли уже заполночь.
   Поселок не спал. Мы сразу почувствовали неладное, еще издалека заметив горящий посреди поселка костер.
   --Старейшины созвали совет,--объяснила мне Пея.--Что-то случилось.
   Нас встретили с облегченьем. Оказывается, что они решили, что нас захватили в плен. Мы сразу же узнали, что егерь действительно был здесь. Он наткнулся на поселок случайно, и потому не стал ввязываться в драку, имея с собой только двоих солдат. Но нас успокоили. Оказывается, с егерем можно было договориться. Нужно было только заплатить ему выкуп, и он оставит нас в покое.
   Я слушала эти наивные речи и поражалась. Видно, эти люди просто не знали, что такое шантаж. Ни один шантажист никогда не отстанет от своей жертвы, пока не высосет из нее все до последнего гроша. А в нашем случае все могло быть еще хуже. Заверив унчитос, что не хочет им зла, егерь вернется сюда уже с целым отрядом и перебьет нас всех. А если он из тех чиновников, что берут взятки, то неужели он станет довольствоваться ничтожной платой, которую могут собрать бедные унчитос. Выгодней было бы привести сюда охотников за рабами и получить за это неплохую мзду.
   Мне очень хотелось предостеречь жителей поселка, к коим я теперь и сама относилась, но две вещи меня останавливали. Во-первых, я все еще плохо разговаривала на их языке, и не смогла бы достаточно убедительно изъясниться. Во-вторых, я не имела не только права голоса, но даже и права присутствовать на совете, на который я попала лишь благодаря растерянности и неразберихе, царившей после ухода егеря. Мне не позволили бы даже слово сказать и отправили в девичий дом. Но где же мы возьмем деньги, если живем натуральным хозяйством?
   Когда же на следующее утро я узнала, где планируется раздобыть нужную сумму, я остолбенела. Унчитос решили продать в рабство одного из них. Нетрудно было догадаться, что этим товаром должна была стать Лилин. Вот почему ее так холили и лелеяли. Оказывается, она первоначально готовилась к чему-то подобному. Это был их капитал, их резерв.
   Красотка между тем вовсе не печалилась. Оказывается, она давно уже была в курсе своего предназначения и чрезвычайно гордилась этим. Ей очень хотелось попасть в другой мир, выйти из глуши, леса, вечной работы, к которой она, впрочем, имела очень небольшое отношение. Она мечтала стать рабыней - дэшу.
   У Аржака был свой человек на рынке рабов в ближайшем городе. Через него можно было продать Лилин за хорошую цену, не рискуя самому попасть в руки работорговцев. На следующий день ее снаряжали все женщины поселка. На нее надели лучшее платье, сшитое специально для этого случая, заплели волосы, подняв их на затылок костяным гребнем. Меня попросили сделать ей традиционный макияж, которым пользовались только женщины унчитос и дэшу. Этот макияж был точно таким же, какому обучала меня когда-то Бенедикт. Я с сочувствием и жалостью смотрела на Лилин, а она, глупая, взирала на меня с гордостью и презрением.
   --Тебе так хочется стать дэшу? Хочешь стать игрушкой в чужих руках?--спросила я ее, не удержавшись.
   --Ты мне завидуешь, Скубилар, --с иронией ответила она.
   --Чему же тут завидовать?--изумилась я.
   --Меня ждет другая жизнь. Может быть, я попаду в большой город или богатое поместье. Может быть, мой хозяин будет любить меня и будет щедрым и заботливым,--размечталась Лилин.
   --Каков бы он ни был, твой хозяин, ты будешь всего лишь вещью, которую можно будет продать в любой момент.
   --Ты просто завидуешь,--снова повторила неисправимая Лилин, но уже снисходительным тоном.
   --А ты просто наивная. Ты не знаешь жизни.
   --А ты-то откуда знаешь?--расхохоталась она.--Многое ли ты видела со своего далекого Арагуна?
   По мнению жителей Сате-эр, я была родом с луны, где жили варвары - бигару. По крайней мере, Аржак, многое повидавший на своем веку, заверял, что встречался с этим таинственным племенем, часть которого проживает на северных островах Эмброна, а часть на луне, и что они разговаривали как будто на том же языке, что и я. Я сочувственно смотрела на веселую Лилин и молчала. Не могла же я сказать ей, что знаю о жизни рабов Древнего Рима из уроков истории.
   --Но ты не беспокойся, Скубилар,--шепотом, словно подружке, сказала мне вдруг Лилин, когда мы оказались одни.--Как только у тебя отрастут волосы, ты займешь мое место.
   --Что?!!
   --Тебя тоже продадут, как только в этом будет необходимость,--заверила она меня, думая, что, таким образом, успокоила мою зависть к ее славной участи.
   Через час Аржак увел глупую Лилин на рынок, чтоб продать за деньги. Им двигали лучшие побуждения. Он хотел спасти свой поселок, защитить свою жизнь, свой уклад, свое право на уединенное и затворническое существование. Но каким путем! Продажа, предательство, даже в цезарийском эти слова имеют один и тот же корень. Их смысл почти одинаков. Я не могла понять этого, не могла простить того равнодушия и деловитости, с какой жители Сате-эр отправляли на продажу Лилин. Я перестала доверять им. Теперь и речи не могло быть о том, чтоб расстаться с моей обветшалой одеждой и, надев платье, превратиться в одну из них. Нет. Я решила носить штаны до тех пор, пока это будет позволять приличие.
   В тот вечер мы не работали. Я ушла от всех, оставшись наедине сама с собой. Мне стало очень грустно и ужасно захотелось расплакаться. Люди, к которым уже я привязалась, которым поверила, которые стали для меня семьей, тем, чего не было у меня даже на Земле. И эти люди однажды решат вот так же продать и меня. Без сожаления, без сочувствия, без малейшего угрызения совести. В этом мире так было принято. И я уже была его частью.
  

ГЛАВА 7

РАНЬЯДОРЫ

   Тех денег, что жители Сате-эр выручили за Лилин, егерю и в самом деле оказалось недостаточно. Он навел таки на нас охотников за рабами. Впрочем, я была уверена, что, сколько бы ему не дали несчастные унчитос, он все равно бы предал нас. Похоже, он сразу решил взять деньги с обеих сторон.
   Первые дни после посещения Сате-эр егерем и его сподручными я еще питала надежду на то, что, возможно, в этом наивном мире все люди столь же наивны как мои унчитос, и нам действительно удастся откупиться безо всяких последствий. Надежда была, но сомнения не хотели оставлять меня, хотя жители лесного поселка так свято верили словам егеря, что не удосужились даже выставить простую охрану, ну хотя бы для собственной успокоенности. Куда там! Я несколько раз пыталась завести разговор на эту тему с Аржаком, но он видимо считал меня недостойной беседы с ним, к тому же мы плохо понимали друг друга.
   Когда нагрянули раньядоры, для всех унчитос, кроме меня, конечно, это стало неожиданностью. Но наши мужчины были охотниками, и они не умели убивать людей.
   Раньядоры работали сами на себя, они не представляли никакую власть. Им можно было сопротивляться. Их было всего двадцать человек. Но они охотились не на животных, как унчитос, они мастерски владели ремеслом охоты на людей. Они окружили деревню рано утром, когда все еще только просыпались и напали на дом мужчин. Но атака пошла не так, как они предполагали. Унчитос прорвали окружение и разбежались.
   Тогда охотники кинулись ловить женщин и детей, чтоб хотя бы не вся добыча ушла от них. Некоторые мужчины ринулись защищать свои семьи и тоже оказались в плену. В неразберихе и сумерках трудно было хоть что-то понять и разобрать. Стоял оглушительный ор, рев и плач.
   Не успев еще как следует проснуться, я сразу поняла, что случилось, и остановила, схватив за руку, Пею, пытавшуюся выскочить на улицу.
   --Замри!--строго сказала я ей и дернула ее вниз.
 &;nbsp; Из окна, к которому я осторожно подкралась, мало что можно было рассмотреть. Было еще очень раннее утро. Но догадаться о том, что происходило, было не трудно. Нигде не было видно Аржака, Намара или хотя бы Жулалу. В толпе связанных по рукам и ногам пленников я различила все семейство драчунов - близняшек, их мать и отца. Бабушка Рипша, Рина, Дила и многие женщины были там же. Стояло сплошное рыдание и стенание. Из леса приводили плачущих девчонок и мальчишек, тех, кто попытался сбежать, но все же попался.
   Вот-вот кто-нибудь из охотников заглянул бы и в наш девичий дом. Нам нужно было скрываться. Помочь тем, кто был пойман, мы не смогли бы в любом случае. Я потянула дрожащую от страха Пею к лестнице на второй этаж. Пригибаясь за перила, мы ползком стали взбираться наверх. Что говорить, не только моя бедная подруга, но и я дрожала от волнения и страха. Меня колотило так, что я едва держалась на ногах, но я не позволяла себе расслабляться. Нам нужно было бежать, и я уже знала как. Ведь план побега я всегда готовила заранее. И когда нас посетил егерь, я тут же приготовила возможный путь к отступлению.
   Девичий дом стоял у самого леса. Это было нам на руку. Со второго этажа можно было, разобрав настил, выбраться на крышу и незаметно перелезть на ближайшее дерево. Но это мне было можно. Как только Пея поняла мой план, она наотрез отказалась залезать на крышу.
   --Что хочешь попасться к ним?--спросила я, но ответа не дождалась. Мне некогда было уговаривать упрямую девчонку, и, надеясь, что она все же одумается и последует за мной, я подпрыгнула и ухватилась за край деревянного бруса.
   --Ты меня бросаешь?--проканючила снизу Пея.
   Я ответила ей не сразу. Ну, что мне было с ней делать?
   --Если ты сейчас же не вылезешь на крышу, мы попадемся обе,--прошипела я уже сверху. Выглядывая из-за конька, я наблюдала за тем, как раньядоры начали прочесывать ближайшие строения. Они вот-вот должны были появиться и тут.
   --Я не могу, Скубилар,--заплакала Пея.
   --У тебя почти совсем нет времени. Сюда идут,--прошептала я ей нервно.--Если сейчас же не двинешься с места, я ухожу одна. Я не собираюсь попасть в руки охотников за рабами из-за тебя!
   Я протянула ей руку, а другой крепко ухватилась за перекладину. Пея неуверенно взяла мою ладонь и залезла на табурет. Снизу раздался топот. Кто-то быстро вбежал по ступенькам.
   --Скорее!
   Пея задрожала и, вместо того чтоб начать взбираться, застыла на месте. Шаги уже раздались на лестнице. Не зная, что еще придумать, я стала тянуть ее за руку, но было уже поздно. На пороге комнаты появился охотник. Я успела отпрянуть от дыры в крыши и стала наблюдать за ними в щель. Кажется, он меня не заметил.
   --Это ты хорошо придумала, сбежать через крышу,--с гадкой улыбочкой проговорил молодой парень.--Жаль, что у тебя ничего не вышло.
   Пея стояла, молча обливаясь слезами, пока раньядор отвязывал от своего пояса веревку. А я? Ну, что я могла сделать? Бросить сейчас эту глупую недотепу?
   Парень подошел к Пее, которая все еще стояла на том же месте, и набросил ей на руки петлю. Она подняла глаза и увидела меня. Я сделала успокаивающий жест, все, мол, у меня под контролем, и решилась.
   В следующий момент я как можно бесшумнее соскользнула с крыши и рухнула прямо на голову охотника. Он, конечно, этого не ожидал и потому не удержался на ногах. Как только мы оказались на полу, на его затылок обрушился удар, в который я вложила всю свою силу. Удачно под рукой у меня оказался табурет. Но к удивлению моему он вовсе не отключился, а, скинув меня со своей спины, вскочил на ноги и резко развернулся. Ну, и крепкая у него оказалась голова!
   --Ах ты звереныш!--завопил он, бросаясь ко мне.
   Но я знала, где слабое место у парней, ведь драться меня учил Куч. Не вставая с пола, я пнула его ногой в нужном направлении. Он вылупил глаза и согнулся. Тут же я вскочила на ноги, но не сразу смогла решить, куда же его еще ударить. Грудь его была закована в торакс, так что мой коронный удар у меня бы вряд ли получился.
   --Сейчас я тебе задам, проклятый мальчишка!--взревел охотник и снова двинулся на меня.
   Вот тебе раз! Меня снова приняли за парня.
   --Я девчонка,--возмущенно поправила я его и, воспользовавшись возникшим удивлением, закатила ему кулаком по носу.
   Наверное, он все-таки увидел искры пред очами, по крайней мере, я сама, воительница липовая, просто взвыла от боли, размахивая по воздуху отбитой кистью. Но долго радоваться не пришлось, он встряхнул головой и тут же вынул короткий клинок. Вот, черт! Мне пришлось бы туго, если бы Пея в этот момент еще раз не огрела его табуретом. На сей раз для него это было достаточно, и он рухнул, как подкошенный.
   Видимо, когда Пея почувствовала реальную опасность, в ней что-то проснулось. Вскочив на ту же табуретку, она сама начала взбираться на крышу. Раненый парень мог быстро придти в себя, у нас было очень мало времени. Оказавшись на непрочной крыше, Пея снова оробела, но постаралась не захныкать. Рядом стояло дерево, и к нему уже была привязана веревка. Я сделала это заранее. Сколько трудов мне составило спустить эту трусиху на землю! И все же мы оказались внизу и сразу же припустили в глубь леса. Теперь нам нужно было отыскать тех, кто сумел убежать.
   Они не могли уйти далеко, но мы очень рисковали, потому что раньядоры все еще рыскали рядом. Поэтому, отбежав глубже в лес, мы затаились в овраге. Солнце все еще не взошло, и было очень холодно. Но мы не сразу почувствовали озноб, потому что долго не проходило волнение. Прижавшись друг к дружке, мы сидели в сыром кустарнике, стараясь подавить дрожь от холода и страха.
   Только через несколько мучительных часов мы увидели на верхушках стоящих по краям оврага деревьев долгожданные лучи Антэ.
   --Может быть, они ушли?--подала голос Пея.
   --Как бы то ни было, нам нельзя возвращаться в деревню. Там может быть засада.
   --Зачем? Они и так почти всех увели.
   --Нет, не всех. Где-то в лесу должны быть еще Аржак, Намар, Жулалу и остальные. Многие мужчины успели сбежать. Это так подло с их стороны! А еще командор...
   Сейчас, когда первое волнение прошло, и рассудок обретал ясность, я стала понимать, что мужчины поступили низко. Мне казалось, что они вполне бы могли защитить нас от охотников. Впрочем, я, конечно же, ошибалась. Их было слишком мало. Из-за внезапности, они не успели сгруппироваться, взять оружие, и смогли лишь спастись сами. К тому же они были отнюдь не благородными рыцарями, а всего лишь унчитос. И каждый был за себя. Исключение составляли лишь те, у кого были какие-то привязанности, такие как отец близнецов и некоторые другие мужчины, у которых уже были дети. Аржак был холостяком, и у него не было никаких обязательств перед племенем. И Пея не могла понять, что значит подло, если речь идет о спасении собственных жизней.
   --Разве у вас не принято выручать товарища, если тот попал в беду?--спросила я ее тогда.
   --Не знаю,--растерялась она.
   --Но ты же меня выручила, когда ударила того воина табуретом. Он ведь убил бы меня, если бы не ты. Ты поступила хорошо, а они - подло, понимаешь?
   --Но ведь они не могли помочь нам,--возразила Пея.--Их самих едва не увели в плен.
   --Кто-то же должен был...
   --Тсс!
   Пея встрепенулась. Над оврагом зашуршала трава. Мы снова прижались к земле, выглядывая из-за осоки. Прошло несколько напряженных минут, до дна оврага добрались солнечные лучи, и из травы показалась серая кошачья голова.
   --Гонча,--позвали мы почти дуэтом.--Иди сюда!
   Кошка тут же заметила нас и спрыгнула вниз. Она принялась ходить вокруг нас, тереться о ноги и мурлыкать.
   --Надо найти Жулалу,--сказала я ей, напрасно надеясь, что она поймет меня.
   --Твой хозяин, где он?--серьезно спросила у кошки Пея.
   Гонча продолжала свою песню, сидя перед нами и щуря лукавые глаза. Я разочарованно вздохнула и, взглянув на свою спутницу, пожала плечами. Кошка стала вылизывать лапу. Мы, отыскав солнечное место, уселись греться.
   Вдруг Гонча резко встала, деловито оглянулась на нас и пошагала наверх. Мы переглянулись.
   --Она закончила свои дела и теперь готова нам помочь,--весело объяснила мне Пея.--Она своенравная кошка.
   Мы стали взбираться за ней наверх. Гонча уверенно шагала по траве, и мы были спокойны. Чужака она почувствовала бы издалека. Лес просыпался. Антэ поднимался над ним все выше и выше. Все было как всегда, но все было совсем другим. Нам больше не нужно было выходить на работу, спешить куда-то и быть обязанными кому-то. Ведь Сате-эр больше не существовало. Когда Гонча привела нас в поселок, мы увидели лишь пепелище.
   Здесь же на обугленных бревнах сидели и оставшиеся его жители: Аржак, Намар, еще один молодой мужчина по имени Буйа и Жулалу. Он сразу же вскочил и отправился нам навстречу, как только мы вышли из-за деревьев.
   --А мы то думали, что больше никого не осталось,--радостно сказал он.
   Мы не разделяли его радости. Пея заплакала, и я едва сдерживалась, чтоб не разрыдаться. Нашего поселка словно и не бывало. Я снова почувствовала тяжкое одиночество как тогда, когда увидела улетающий корабль.
   --Возможно, кто-то еще придет из леса,--предположил Аржак и, глядя на нас, спросил:--Как вы сумели сбежать?
   --Через крышу,-- сказала я, чувствуя, как дрожит мой голос.--Что мы будем делать теперь?
   --Что делать,--пробурчал командор,--что тут сделаешь?
   --Мы не попытаемся их отбить?
   Он глянул на меня презрительно.
   --Лучше не зли меня, Скубилар.
   --Я не права?
   --Нет! И вот еще что: я думаю, что во всем ты виновата.
   --Я?!!
   --До того как ты появилась у нас, мы мирно жили десять с лишним лет. Ты принесла нам несчастье, Скубилар.
   Я не знала, что ответить на это. Несправедливо, но лучше не зарываться...
   --Подождем, может быть кто-то еще придет из леса,--повторил Аржак.--Потом нужно уходить отсюда подальше. Они наверняка вернуться за оставшимися.
   Мы оставались на пепелище до заката, но никто больше не появился. Вскоре после того как стемнело, набежали тучи, загремел гром. Хлынул сильный ливень. Мы вынуждены были спрятаться в единственной не сгоревшей до конца хозяйственной постройке. Стало холодно и сыро. Воцарилось уныние. Никто не знал, как быть дальше.
   Аржак принял решение уходить с рассветом. Мы устроились, кто как сумел, и приготовились ко сну. Но разве можно было уснуть? Не только холод и бесконечная вода мешали мне спокойно погрузиться в сон, но и стоявшая перед глазами картина сегодняшнего утра. Пея тоже была молчалива и печальна. Жулалу не разговаривал ни с нами, ни с мужчинами, командор был необычайно угрюм и озабочен. На остальных я не обращала внимания. Только глубоко за полночь, когда дождь ненадолго прекратился, я смогла забыться на час-полтора.
   Проснувшись от крика Пеи, я сначала решила, что продолжается мой страшный сон, но тут же поняла, что это наяву. Вокруг меня мелькали темные силуэты, были слышны проклятья и ругань. Пея до боли сжимала мою руку и с ужасом смотрела в темноту. Появились люди с факелами, и мы все поняли. Это вернулись охотники. В стороне лежали на земле связанные Намар, Буйа и Аржак. К нам приближались двое мужчин, закутанные в плащи. Мы попались. Успели удрать лишь Жулалу с Гончей.
   Нас выволокли из лачуги и крепко связали. Я и не думала сопротивляться, это было бессмысленно теперь. В мокрой траве и грязи мы стояли на коленях и слушали, как потешаются над нами довольные своей вылазкой ночные охотники. Вскоре, привязав друг к другу цепочкой, нас повели куда-то по мокрой траве.
   Унчитос шли молча, раньядоры же без конца болтали. Они были удовлетворены уловом и чувствовали себя чуть ли не богачами. Как оказалось, Сате-эр была чуть ли не самой большой деревней в округе. За всех ее жителей можно было выручить немалую сумму. А поскольку ускользнуть сумел лишь один мальчишка, который, впрочем, и не стоил особенно ничего, то чувства охотников можно было понять.
   Я шла позади Аржака, в темноте постоянно наступая ему на пятки. Я делала это не нарочно, усталость и озноб не давали мне как следует сосредоточиться на дороге. В конце концов, командор не выдержал и выругался, сильно дернув за веревку. Я споткнулась и упала, а вместе со мной на землю повалились идущая за мной Пея. Охотники захохотали, оказалось, что со стороны все это выглядело смешным. Поскольку сами мы не могли подняться и только барахтались на мокрой земле, они подошли к нам и, схватив нас за волосы, поставили на ноги.
   --Не наступай на меня больше, Скубилар,--предупредил меня командор.
   --Мы вообще могли бы не быть здесь, если бы у тебя хватило ума организовать оборону,--изрекла я фразу, которую долго сооружала в голове. Мой синтаксис все еще был слаб.
   --Я не воин, а охотник!--огрызнулся Аржак.
   --Теперь ты не охотник, а дэш!--не осталась я в долгу.
   Наши враги снова расхохотались, услышав это. Что ж понятно, у них было хорошее настроение.
   --У мальчишки странный акцент. И штаны странные,--сказал один из них, указывая на меня.
   Может быть и лучше, что меня принимают за парня. Кто знает, что у этих охотников на уме? Пея вон неспроста дрожит как осиновый лист.
   --Эй, ты!--окрикнул меня раньдор.--Откуда ты родом?
   Я не ответила, потому что не знала, что сказать. Не рассказывать же этим дикарям байку, что сочинили обо мне в Сате-эр.
   --Черт с ним,--ответил ему другой.--Нам нужно поторапливаться, если не хотим промокнуть.
   Снова собирался дождь, но уже начало светать. Мы стали спускаться в долину. Там у реки расположился временный лагерь охотников. Сверху мы заметили палатки и охраняемый огороженный загон. В нем словно скот толпились унчитос. Их было больше, чем в нашей деревне, значит, не один лесной поселок был опустошен.
   Когда мы уже подходили к лагерю, Аржак вдруг, полуобернувшись ко мне, тихо сказал:
   --Не говори им, что ты бигару.
   --Почему?--спросила я, хотя и не собиралась говорить ничего подобного.
   --Некогда объяснять. Придумай что-нибудь, если снова спросят.
   Мы подошли к лагерю. Нас подвели к загону, и я увидела много знакомых лиц. Нам обрадовались, дети подняли крик, женщины замахали руками. Нас стали отвязывать и вталкивать за изгородь. Вдруг среди тех, кто стоял в охране, я заметила того парня, от которого мы с Пеей сбежали утром. Голова его была перевязана.
   Я кивнула Пее, указывая на него глазами. Она увидела его и, открыв от ужаса рот, попыталась смешаться с толпой. Тоже сделала и я. Но он нас сразу заметил, не мог не заметить, из-за того переполоха среди унчитос, который вызвал наш приход. От меня не ускользнул его злобный взгляд в мою сторону. Видимо сейчас он не мог отлучиться от своего поста, но что-то подсказывало мне, что обиду он нам не простит и просто так дело не оставит. Но хуже чем сейчас все равно уже не будет. К тому же наш товарный вид он вряд ли станет портить.
   День разгорался. Унчитос толпились группами, наша деревня стояла отдельно. Я все еще не могла до конца осознать, что превратилась в товар. Для унчитос же это состояние было обычным. Многие из них уже не раз бывали в рабстве. От обычных рабов их отличало только то, что они постоянно бывали в бегах. Ничто не могло остановить их на пути к свободе. Я тоже не собиралась мириться со своей участью, и даже теперь, сидя в загоне, прибывала в уверенности, что мне удастся сбежать отсюда. Меня не останавливала даже мысль о том, что бежать-то мне собственно и некуда было. Я уже знала, кто я такая в этом мире и где мне искать пристанища. Теперь я была унчитос.
   К вечеру я стала подыскивать себе единомышленников и, прежде всего, подошла к Намару. Почему к нему? Я решила, что он оказал самое сильное сопротивление раньядорам. У него был здорово подбит глаз, и сквозь порванную в клочья рубаху виднелись многочисленные ссадины, тогда как у Аржака и остальных едва ли была хоть царапина.
   --Можно сбежать отсюда?--спросила я его.
   Он покосился на меня здоровым глазом.
   --Тихо.
   --Охранники же далеко.
   --Тут и без них ушей хватает,--чуть слышно сказал он и огляделся.
   --Что и свои могут..?
   --Тихо.--Он ухватил меня за локоть и оттащил подальше от всех.
   --А может быть ты нарочно расспрашиваешь меня, чтоб потом выдать им?--спросил он.
   Я даже отвечать на это не стала и не обиделась, но Намар добавил, усмехнувшись:
   --Ах, да. Ты же бигару, я забыл. На всякий случай: если ты захочешь выдать меня, то знай, что я тоже молчать не стану.
   --Вот и поговорили,--оскорбилась я на этот раз и резко развернулась, чтоб уйти.
   Он остановил меня, схватив за рубашку.
   --Подожди. Думаешь, отсюда просто сбежать? Раньядоры не случайно разместили нас посреди долины. До ближайшего куста здесь не меньше стадии.
   --А если через реку?
   Он призадумался и спросил через пару минут:
   --Плавать умеешь?
   --Да.
   --Я подумаю,--сказал он и, оттолкнув меня, отвернулся.
   Я сразу, еще когда только меня бросили в загон, заприметила то место у изгороди, через которое можно было подобраться к реке. В этом месте берег круто спускался вниз. Там, правда, стоял охранник, но в темноте его можно было обезвредить. Не впервой. Я подошла поближе к ограждению, чтоб осмотреть его. Оно было довольно прочным и метр с небольшим в высоту, сплетенное из каких-то гибких веток. Его можно было легко перелезть. Молодой охраник, стоявший рядом, все время подозрительно глядел на меня, и я, сделав вид, что изгородь меня совершенно не интересует, поспешила отойти к своим.
   Намар, по всей видимости, не собирался больше никого брать с нами. Я следила за ним исподтишка и заметила, что он ни с кем больше не разговаривал. Может быть, у них есть какие-то тайные знаки? Но одно я знала точно: он не брал в расчет Пею. Но я-то не могла ее оставить здесь. В конце концов, мы вообще без Намара могли бы обойтись. Когда они все бросили нас, сбежав в лес, мы справились и без них. Я решила поговорить сейчас же с Пеей.
   Она разговаривала о чем-то с бабушкой Рипшей, когда я отыскала ее. Я ущипнула ее тихонько и кивнула в сторону.
   --Что, Скубилар ?--спросила она меня.
   --Надо поговорить.
   --О чем?
   Я глянула на нее достаточно выразительно, надеясь, что она поймет, что разговор должен состояться с глазу на глаз, но она продолжала взирать на меня непонимающе. Но вдруг взгляд ее поменял направление, и глаза начали округляться. Я обернулась и увидела, как в загон вошел наш охранник с перевязанной головой. Он явно искал кого-то глазами в толпе, и не сложно было догадаться кого.
   --Прячемся,--раздался из-за моей спины голос Пеи.
   --А мне бы куда спрятаться?--поинтересовалась я и отодвинулась подальше в толпу.
   Но было поздно. Он нас заметил. Да и куда тут можно было спрятаться? Пея тотчас куда-то скрылась. Я осталась на месте, так как поняла, что бежать куда-либо в этом случае бессмысленно. Это могло только еще больше разозлить охотника. Я решила принять удар на себя, а он, видя, что подруга моя удаляется в сторону, и глазом не моргнул. Тогда мне стало ясно, что разборки он решил устроить именно со мной.
   Охотник подошел ко мне и, не произнося ни слова, завел мне за спину руки. Я почувствовала, как запястья стягивает веревка. Вокруг меня стихли разговоры. Но как мне могли бы помочь сейчас сочувственные взгляды унчитос? Раньядор отнюдь не ласково толкнул меня в плечо, показав таким образом направление, куда я должна была идти. В этот момент мне пришло в голову, что охотники за рабами вполне могли бы пожертвовать одним пленником, то есть мной, чтоб другим не повадно было калечить бесстрашных раньядоров. Недаром все остальные унчитос были так покорны. У меня затряслись колени, и я остановилась, решив не отдавать без боя свою жизнь.
   --Вперед!--рявкнул охотник с забинтованной головой. Между прочим, это ведь Пея его так огрела, а не я. Но ему видимо больше запомнился мой удар по больному месту.
   --Куда вы ведете меня?--спросила я, повернувшись к нему лицом.
   --Куда надо!
   --Я не пойду, пока не узнаю, что со мной будет,--заявила я и увидела, что мои соплеменники начинают окружать нас. Вероятно им тоже стало любопытно, что мне будет за мою дерзость.
   --Какая тебе разница, будешь ты это знать заранее или нет,--справедливо заметил раньядор.
   Я понимала, конечно, от моего знания судьба моя не измениться. Но я старалась оттянуть время, сама не ведая, зачем и прекрасно осознавая, что без толку.
   --Прочь!--крикнул охотник и стал расталкивать собиравшуюся толпу.
   У него на пути встал Намар. Он скрестил руки на груди и сурово воззрился на парня, давая понять, что не посторониться.
   --Бунт?!--воскликнул раньядор.
   Намар не сдвинулся с места и ни слова не произнес. Но охотник видимо не хотел затевать потасовку, боясь, наверное, за свою раненую голову. Он обошел Намара, волоча меня за руку. Я успела только с благодарностью взглянуть на моего защитника. Хоть его выходка и не возымела действия, все-таки, как оказалось не все среди унчитос равнодушные. Мне даже стало чуть-чуть легче. Но не на долго.
   Как только мы подошли к выходу из загона, мне снова стало не по себе. Охотник тащил меня к палатке, возле которой горел костер и стояла целая толпа его товарищей.
   --Будешь знать как бить, куда не следует,--зло дернув меня за руку, сказал охотник.
   Я снова попыталась выяснить свою участь:
   --Вы меня убьете?--спросила я его.
   --Не для того мы вас ловим, чтоб убивать,--соизволили мне ответить.
   --Так что же будет со мной? Меня накажут?
   --Да уж, не сомневайся. Особенно после того, как братья узнают, что ты девчонка,--сказал он противным тоном.
   У меня возникли страшные подозрения. Нужно было срочно отводить от себя беду, иначе я рисковала бы навсегда заделаться мужененавистницей. С меня и одного такого раза на Земле хватило...
   --А, ты что рассказал, что тебя покалечила девчонка?--с нарочитым изумлением спросила я.
   Он остановился и подозрительно посмотрел на меня.
   --Нет. Я еще не говорил.
   --Лучше и не говори,--предупредила я его. --Или ты хочешь, чтоб они посмеялись над тобой? Этакого воина, охотника и все такое, здорово приложила какая-то девчонка - унчитос.
   Он ничего не ответил, но мне не сложно было догадаться, что мои слова все-таки возымели на него действие. Уже смеркалось, и видимо для того, чтоб получше рассмотреть, меня подвели ближе к огню.
   --Это тот самый?--спросил кто-то охотника. Видимо кое-что он все-таки успел рассказать.
   --На девчонку похож,--сказал другой.
   --Разве у парней такие ресницы бывают,--удивился старый воин, который подошел ко мне совсем близко и заглянул в лицо.--Это точно мальчишка? Может стриженая рабыня?
   Охотники рассмеялись. Я покосилась на моего хмурого раньядора.
   --Это парень,-- подтвердил он угрюмо.
   --Чего спорить, проверить что ли сложно?--сказал один молодой охотник и, быстро приблизившись, схватил меня за ворот.
   Не так-то легко было сразу разорвать толстую ткань моей рубашки. Он слегка замешкался, и я выиграла время. Руки у меня были связаны, поэтому я постаралась посильней пнуть его в коленную чашечку, а когда он согнулся от боли, ударила его головой так, что у самой искры перед глазами замелькали. Как же он разозлился! В его руке тут же оказался короткий меч. Я огляделась и попятилась. Никому не было до меня дела. Тому охотнику, что привел меня сюда, будет на руку, если меня зарежут сейчас. Никто тогда возможно и не узнает, какого я пола. Остальные просто стояли и ждали, чем дело кончится. Помогать мне никто не собирался, но и разозленному охотнику тоже. Я могла рассчитывать только на себя.
   Мы принялись бегать вокруг костра, я от него - он за мной. Это длилось несколько минут. Охотников это уже стало смешить. Вдруг мой преследователь резко повернул мне навстречу и оказался прямо передо мной. Я почти бессознательно отпрыгнула к костру и ногой вышвырнула ему в лицо ворох мелких красных угольков вместе с горячей золой. Он взвыл и схватился руками за лицо. Что я наделала! Я только еще больше вывела его из себя.
   Отбросив свой меч, охотник с ревом бросился на меня и опрокинул на траву. Через секунду я почувствовала на своей шее крепкую хватку и стала задыхаться. Его искаженное гневом лицо с красными пятнами от ожогов нависло надо мной. Колени его прижимали меня к земле так, что я не могла даже шелохнуться. Я извивалась как могла и чувствовала, что мой конец близок. Но спасение пришло оттуда, откуда я не ожидала. Охотника оттащили свои, когда поняли, что он всерьез собрался убить меня. Все-таки я стоила денег.
   Я села, откашливаясь. Мне казалось, что в горле у меня что-то сместилось. Кожа на шее горела, словно обоженная. Охотники успокаивали своего товарища, что-то вполголоса вталкивая ему. В конце концов, он махнул рукой и ушел в палатку. Ко мне подошел старый раньядор и помог подняться на ноги.
   --Откуда ты?--спросил он меня.
   --Из Рима,--ответила я заготовленным враньем, причем даже не своим.--Я служил у цензора Солона.
   --Сбежал?
   Я кивнула.
   --Ты храбрый. Среди унчитос таких немного. Как тебя зовут?
   --Скубилар.
   --Дикий лесной охотник?
   Я снова кивнула.
   --Такое имя надо заслужить. Впрочем, я и так вижу, что ты не прост,--сказал пожилой раньядор и обратился к своим товарищам:--Я думаю, на него нужно будет поднять цену.
   Как мило. Только что меня хотели задушить, а теперь запросто ведут разговор о моей цене. Оказалось, что я могу стоить не меньше двадцати талантов.
   Пока охотники беседовали между собой, к ним присоединился еще один. Он сменился с того самого поста у реки, через который мы с Намаром собирались бежать. Я заметила на себе его пристальный взгляд и поспешила отвернуться. Но он подошел прямо ко мне и заговорил с остальными.
   --Мне этот парень сразу показался подозрительным. Что он натворил?
   --Забинтованная голова Кара и обоженное лицо его брата на его счету, Эктор,--сказал ему кто-то с усмешкой.
   --Почему же его не накажут?
   "Чтоб тебе провалиться! Кто тебя тянет за язык?" От злости я сжала челюсти, боясь сказать что-нибудь резкое.
   --Я тут выяснил о нем кое-что,--ехидно заметил Эктор и приподнял мой подбородок, чтоб посмотреть мне в глаза.
   Почему-то я сразу поняла, что от этого человека ничего хорошего мне ждать нельзя и испугалась. Но вместо того чтоб выразить покорность, склонив голову, я гордо воззрилась на охотника, сама не понимая, зачем. Наверное, я хотела таким образом погасить свой страх.
   --Я-то все думал, откуда у него такой странный акцент. А оказывается, он - бигару!
   Я не моргнула глазом, зато охотники весьма оживились.
   --Так ты солгал нам?-- разочарованно спросил меня пожилой раньдор.
   Я промолчала. Это и так было ясно. Впрочем, чтобы я не ответила им по поводу места своего рождения, все было бы ложью. Не могла же я им сказать правду.
   --Тогда ты будешь наказан!--строго заметил старик и кивнул двоим охотникам.
   Меня должны были высечь плетьми, и избежать публичного обнажения я уже не смогла бы. Вот-вот мой секрет должен был раскрыться. Меня подвели к какому-то столбу и привязали сверху руки. Но тут случился переполох, и мои палачи отвлеклись. К костру прибежали двое охотников, крича на ходу:
   --Побег! Двое унчитос спрыгнули в реку!
   --Кто?
   --Те, которых мы привели прошлой ночью.
   Нетрудно было догадаться, что это был Намар и еще кто-то из нашего поселка. Интересно, кто меня продал? Кто сказал Эктору, что я бигару? Мои подозрения сразу пали на Намара, иначе, почему он сбежал, не дождавшись меня?
   Я осталась стоять привязанной к столбу, тогда как почти все раньядоры, забыв обо мне, бросились на поиски сбежавших. Намар, сам того не зная, помог мне.
   Я простояла так почти всю ночь. Усталые раньядоры явились под утро, и им было уже не до меня. Между тем рук своих я уже давно не чувствовала, и все тело словно было набито иголками. Когда меня сняли, наконец, я рухнула на землю и тут же уснула. Даже почувствовать, как кровь начинает разбегаться по рукам, я не успела, слишком была измучена. Последним, что я услышала перед тем как окончательно погрузиться в сон, было то, как старый раньядор сказал своим, что я и так уже достаточно наказана.
  

ГЛАВА 8

  

РАБОТОРГОВЕЦ МАРИУС ПЛАВИЙ

   Мне не долго удалось поспать. Меня грубо растолкали, когда солнце еще не успело подняться высоко. Мозг мой с трудом пытался пробудиться. Я ничего не соображала, только чувствовала несказанную ломоту в теле и страшную жажду, которая, впрочем, все равно перебивалась непреодолимым желанием снова забыться сном.
   В лагере все уже пришло в движение. Я же была прикована цепями к тому самому столбу, который должен был вчера послужить местом моего наказания. Мне ничего больше не оставалось, как только сидеть рядом, словно дворовой собаке. Ежеминутно клюя носом, я едва сдерживала себя, чтоб не уснуть, свалившись в пыль. Какое же это было мучение!
   Вокруг меня то и дело сновали охотники и унчитос. Судя по всему, шла какая-то перепись. На большом камне сидел писарь с разноцветным птичьим пером в руке, и к нему то и дело подводили пленников. Он задавал им вопросы, что-то записывал в толстую книгу и подзывал следующего.
   Ко мне вдруг приблизился охотник с перевязанной головой.
   --Тебе вчера повезло,--сказал он беззлобно.
   --Тебе тоже,-- уныло откликнулась я.
   --Пожалуй...
   --Не могу ли я попросить напиться?
   Он подал мне свою дорожную фляжку, вытащив из горлышка пробку. Мне очень хотелось пить, и я выпила почти половину. Вода была на удивление холодной. Видимо охотник только что набрал ее в реке, я даже почувствовала едва уловимый вкус тины.
   --Благодарю.
   --Ты странная девчонка,--сказал мне он, приняв флягу обратно.--Ты действительно бигару?
   Я пожала плечами. Докажи теперь, что не верблюд! Черт бы побрал того болтуна, что придумал обо мне такое! Я промолчала, не в силах придумать ничего в ответ. Охотник зачем-то заглянул мне за спину и ощупал лопатку.
   --Татуировки у тебя нет, значит, ты в рабстве еще не была. Так значит ты с севера? Говорят, бигару живут на острове Самарьяр.
   Ну, что мне было отвечать? Я кивнула. Скажи я сейчас, что все это не так, меня снова приняли бы за лгунью.
   --Зачем же ты соврала?
   --Командор велел.
   Аржак все равно сбежал, так что ему ничего не будет. Но я отважилась задать вопрос.
   --Почему здесь так не любят бигару?
   --Наверное, потому что боятся,--неожиданно тихо проговорил охотник и заговорщицки улыбнулся мне. Мне показалось, что он меня испытывает.
   --Да. Я бигару,--сказала я.--Только предпочитаю об этом никому не рассказывать. Сам знаешь почему.
   Охотник рассмеялся и обернулся, потому что его кто-то позвал. Меня велели подвести к писарю.
   --Как твое имя?--спросил меня чиновник, после того как я была отцеплена от столба и подведена к нему.
   --Скубилар.
   --Место рождения.
   --Остров Самарьяр,--ответила я. А что мне было делать? Мало того, что я стала унчитос, так теперь еще и бигару. Зачем я, дура, сбежала с корабля? Могла бы быть теперь гражданкой Рима.
   Писарь удивленно посмотрел на меня, потом обернулся на стоящего за его спиной Эктора. Тот кивнул ему многозначительно.
   --Возраст,--задал писарь следующий вопрос, с интересом рассматривая мои штаны.
   Я не умела считать по-цезарийски, поэтому ответила, что не знаю.
   --Пятнадцать,--сказал за меня писарь, окинув меня оценивающим взглядом, и сделал запись.
   --Читать и писать умеешь?--снова спросил он.
   --Может быть и умею, я не пробовал,--ответила я.
   Все стоящие рядом расхохотались. Чиновник показал мне свои записи и предложил сквозь смех:
   --Попробуй, прочти это.
   Это был обычный римский унциал с несколькими только незнакомыми буквами. Я выбрала из текста пару слов с понятным мне значением и прочла их. Смешки тут же прекратились. Писарь крякнул и посмотрел в свои записи, желая проверить меня. Потом он снова взглянул на Эктора. Тот с меня глаз не сводил и смотрел так, словно подозревал меня в каком-то страшном злодеянии.
   --Что ты еще умеешь?-- осведомился уже он.
   Я не знала, что отвечать. Не могла же я сказать, что умею шить, вязать и делать макияж? Может быть, похвастаться своим умением лазить по деревьям? Открывать замки? Воровать?
   --Я - охотник,--сказал я тогда.--Только это и умею.
   --Как ты попал в деревню унчитос?--продолжал допрос Эктор. Он явно имел какой-то замысел. Что он хотел выведать у меня?
   --Я бродяжничал, заблудился, пришел в Сате-эр...
   --Как ты попал на материк?
   Тон его становился все жестче. Мне становилось не по себе.
   --Что ты пристал к нему?--спросил подошедший к нам старый охотник.
   --Мне кажется, это именно он подбил тех двоих на побег,--объяснился, наконец, Эктор.--Я видел, как они шептались в стороне от всех. Ты же знаешь, каковы эти бигару.
   --Это правда? Ты хотел сбежать?--обратился ко мне старик.--Отвечай! Не смей больше лгать!
   Я начинала злиться. Какая несправедливость!
   --Да, я собирался сбежать!--ответила я с вызовом.--И не понимаю, что здесь предосудительного. Я родился свободным и им останусь!
   --Этих бигару нужно содержать отдельно от всех,--заявил Эктор.--Я предупреждал.
   В его руке я заметила плетку. Стало понятно, что наказания мне уже не избежать. Проклятый раньядор! И что он привязался ко мне?! Будто бы нет здесь других унчитос. Он подошел ко мне совсем близко и сунул плетку мне под нос. Пахнуло совсем свежей кожей, и по моей спине тут же помчались мурашки. Я взглянула на него и обнаружила усмешку в его глазах. Она не предвещала ничего доброго.
   --Но это еще не все,--заговорил он снова, обращаясь к своим товарищам, которые стали собираться вокруг меня.-- Я наблюдал за ним, как я уже сказал.
   Что за интригующий тон у Эктора? Он словно собрался объявить нечто любопытное.
   --У мальчишки, оказывается, есть тайна.
   У меня похолодело в затылке. Черт бы его побрал! Эктор наклонил ко мне свое лицо и вдруг неожиданно резко дернул мою рубашку вниз.
   --Мальчишка этот вовсе и не мальчишка!--громогласно засвидетельствовал он то, что и так стало ясно. Он торжествовал и выглядел, словно иллюзионист, который сказал "ап!" после удачно завершенного фокуса.
   Я не успела защититься, да и не смогла бы. Раздался хоровой возглас удивления. Еще бы! Как я им долго и удачно морочила голову.
   Охотники начали переговариваться между собой. Я придерживала руками порванную на груди рубашку, сгорая от стыда и смущения. Мало того, что меня оголили пред столькими людьми, так еще все поняли, что я обманщица! Кроме того, я еще и бигару. Я обожгла лицо Кару и пробила голову его брату. Я подстрекала унчитос к побегу. Я кругом виновата. Зачем, дура, я ушла с корабля?!
   Что могло последовать вслед за этим, я, к счастью, не узнала. Внезапно послышались возгласы, началась суета. Охотники тут же забегали по лагерю, унчитос загалдели в загоне. К стоянке приближался караван работорговца, которого раньядоры уже давно ждали.
   Охотники, что стояли вокруг меня, тут же потеряли ко мне интерес и занялись другими унчитос. Разномастную толпу нужно было разделить на группы. Отдельно отгоняли орущих и визжащих детей, тут же разделяя их на мальчиков и девочек. Разную стоимость имели и женщины, и мужчины, и те что помоложе и те, что постарше. Подростки входили в одну группу, старики - в другую. Молодые мужчины, нерожавшие женщины, опытные охотники: все имели свою определенную стоимомость.
   Эктор, перед тем как заняться другими пленниками, не забыл посадить меня на цепь, прикованную к столбу. Это был недобрый знак: значит, разборки со мной он еще не закончил, иначе бы и я отправилась в одну из стоимостных групп. Я отодвинулась поближе к палатке, чтоб поменьше привлекать к себе внимание и не быть раздавленной.
   --Мы с тобой еще потолкуем, Скубилар, -- шепнул он и отправился куда-то.
   Суета вокруг меня не утихла, а стала еще больше, когда караван подошел к нашему лагерю. Но меня она пока никак не касалась. Мне безумно хотелось есть, но надежды на то, что обо мне кто-нибудь вспомнит, было мало. Я стала осматривать замок, соединяющий обруч на моей ноге. Мне вдруг стало интересно, как он устроен. Замок был очень большим и тяжелым, и у него была просто гигантская скважина для огромного ключа, что висел теперь на поясе у Эктора. Да. Это был, конечно, не турецкий замочек, который я с легкостью открывала шпилькой. Это же первобытный, примитивный эмбронский замок! Я едва не вскрикнула, и выругалась про себя. Ведь могла бы и раньше догадаться! В кармане штанов я нащупала давно забытый мной скальпель Гая и сразу почувствовала, как заскакало в груди сердце. Это было как раз то, что нужно.
   Отодвинувшись еще дальше к палатке, я принялась всматриваться в глубь замочной скважины. Механизм был прост как дважды два, хотя на Эмброне, наверное, считался чудом современной механики. Дужка отлетела через считанные секунды. Я восторжествовала.
   Спрятав ноги под себя, я стала ждать удачного момента. Я собиралась сбежать отсюда под эту суету. Эктора, моего главного противника, не было видно, а значит, в моей судьбе больше никто не был заинтересован лично. Все пытались угодить прибывшему работорговцу и заработать больше денег.
   Для начала я проникла в палатку. Я не знала, чья она была, но внутри я обнаружила множество небезынтересных для меня вещей. Прежде всего, я прихватила с собой традиционный охотничий клинок, флягу для воды и кусок вяленого мяса. Осторожно выглянув наружу, я убедилась, что вокруг не было никого из видимых мною раньше раньядоров. Все были чрезвычайно заняты и не обращали на меня никакого внимания. Это было мне на руку. Сразу за палаткой, из которой я вылезла, начинался небольшой лесок. Впрочем, это был даже не лес, а кустарниковые заросли, в которые я нырнула и тут же замерла.
   Я решила подождать, пока не смогу убедиться в том, что мои действия не возымели последствий. Все вроде бы оставалось по-прежнему. Где-то вдалеке стоял невообразимый гвалт: это прибывший работорговец, привередничая, выбирал себе товар. Я услышала, как он купил сразу всех молодых мужчин, затем девушек и женщин, а по поводу стариков долго торговался. Что произошло потом, я не знала, так как стала продвигаться дальше. Мне нужно было бежать отсюда как можно скорее.
   Кустарник внезапно кончился, и я наткнулась на чистое поле. Вот тебе раз! Как же быть?! На открытом пространстве меня могли легко заметить. Я решила подождать немного и заодно перекусить. Только оторвав зубами первый кусок сухого мяса, я поняла, насколько мне хотелось есть. За одну минуту от него не осталось ничего. Теперь мне нужно было уходить. Мое исчезновение могли заметить с минуты на минуту.
   Пока я осматривала поле в поисках хоть какого-то укрытия, мне несколько раз казалось, что слышался какой-то шум. Я оборачивалась в тревоге, но не замечала ничего подозрительного. Легкий ветерок перешел сначала в сильный, а затем в шквал. Снова подступали тучи, приближалась гроза. Я понимала, что мне нужно отправляться отсюда сейчас же, но боялась выходить на открытое пространство. Из лагеря меня легко могли бы заметить. Оставалось дожидаться начала дождя. Ливень должен был стать моим прикрытием. Притаившись в кудрявом кустарнике, я с надеждой стала смотреть в посеревшее небо.
   Из лагеря все еще доносился галдеж. Работорговец купил почти всех унчитос и теперь пристраивал их в свой караван. Вот-вот освободившиеся охотники вернутся к своим палаткам и обнаружат мою пропажу. Я занервничала, дождь никак не начинался. Необходимо было рисковать. Я поднялась с земли, решив все же выйти из кустов. Впереди я уже видела плотные полосы ливня. Мне нужно было отважиться пойти им на встречу.
   Позади вдруг снова послышался шорох. Я резко обернулась и тут же оказалась лицом к лицу с Эктором. Отпрянув в то же мгновенье назад, я выхватила украденный мной в палатке клинок и выставила его перед собой.
   --Только подойди!--предупредила я охотника.
   --Осторожно, не порежься,--иронично заметил он.
   Он не боялся меня, зато я была напряжена до предела и нервно реагировала на малейшее его движение. Мне не хотелось думать, что придется воткнуть в него меч, если он попробует приблизиться ко мне. Не так-то легко убивать. Но я понимала, что сделать это все же придется. Другого выхода просто не было. Убежать я уже не смогла бы, и просто так он меня не отпустит.
   --Отстань от меня, если хочешь жить,--пригрозила я ему.
   Это его только насмешило.
   --У меня другое предложение,--услышала я в ответ.--Ты добровольно возвращаешься в лагерь, и раборорговец Мариус увезит тебя на рынок. Тебя уже продали оптом с другими девчонками. Поскольку он уже вот-вот отъедет, наказать тебя здесь не успеют.
   --Ни на какой рынок я не поеду! Я предпочитаю свободу!
   --Ты все еще надеешься сбежать?--удивился Эктор.--Думаешь, что сможешь остановить меня этим?
   При этом он указал глазами на клинок и сделал одно только молниеносное движение, и мой меч оказался в его руке. Я остолбенела, испугавшись и поразившись одновременно. В следующую секунду на нас обрушился ливень, а я бросилась со всех ног, не понятно на что надеясь. Через несколько мгновений я почувствовала, как тяжелое тело Эктора с разбегу налетело на меня. Я упала в мокрую траву и оказалась придавленной к земле. Он тут же стянул мне руки за спиной и, наклонившись к моему уху, прошипел:
   --Думаешь, обхитрила меня? Я с самого начала с тебя глаз не спускал. Я уже имел дело с бигару и знаю, что вы плуты и способны выкидывать разные фокусы. С замком это у тебя славно вышло, я все видел.
   --Почему же ты сразу не остановил меня?--едва слышно спросила я, так как грудь моя была вдавлена в землю.
   --Решил позабавиться и посмотреть, как ты поведешь себя дальше. А теперь поднимайся, мы едем в Маркузу.
   --Кто это мы?--спросила я, вставая.
   --Я нанялся надсмотрщиком к Мариусу.
   --К этому работорговцу?
   --Да.
   --А я-то надеялась, что избавлюсь от тебя.
   В ответ прозвучал громоподобный хохот...
   Ливень лил, не переставая, до самого вечера. Я шла в одной связке с Пеей и другими девушками. Нас вели словно скот на веревке, прицепленными друг у кружке. Здесь не было дорог, одна сплошная трава и колючки. Мы шли в Маркузу, на рынок, где работорговец собирался продавать нас втрое дороже и каждого отдельно. Но до этого города было более двух дней пути. Всю дорогу я ловила на себе внимательный взгляд Эктора, ехавшего верхом рядом с Мариусом Плавием, работорговцем, что купил всех нас.
   Дорога была нелегкой даже для наших охранников и самого Мариуса, хотя они ехали верхом. Что уж говорить про нас. Порой мне казалось, что я сплю на ходу. От усталости в голове расплывался туман, и ноги шли будто отдельно от тела, сами по себе. Но я не роптала, я должна быть выносливой и гордой, как настоящая бигару. А впрочем, кто такие эти бигару; знают ли они, что такое детдомовская закалка...
   Во время коротких привалов нас кормили гадкой холодной кашей вперемешку с дождевой водой, и я не раз вспоминала о вольной жизни в Сате-эр, где было вдоволь разной сытной пищи. Сбежать мне было уже не суждено, так как Эктор предупредил всех охранников, что именно за мной нужно следить постоянно и внимательно, так как я бигару. Оставалось надеяться лишь на то, что мне удастся смыться из дома моего будущего хозяина.
   К вечеру второго дня изнурительного пути, когда от обилия влаги я едва ли ощущала себя сухопутным существом, вдалеке показались каменные ворота Маркузы. Мы дошли, наконец-то. Я обрадовалась вместе со всеми, так как это обещало положить конец скитаниям под проливным дождем и долгожданный отдых. Городок этот располагался неподалеку от Рима и был известен большим невольничьим рынком. Дождь к вечеру прекратился, и даже ненадолго показался затухающий Антэ. Когда же караван подошел к воротам, на небе уже взошли две эмбронские луны.
   Всех девушек и женщин поместили отдельно во дворе, примыкающем к рынку, предоставив нам самим располагаться, как сумеем. Утром должна была начаться распродажа. Мы с Пеей и бабушкой Рипшей нашли себе приют у обвалившийся стены, и, если бы солома, что валялась там, не была сырой, его вполне можно было назвать уютным.
   Арагун сиял в полную силу и был ослепителен и огромен. Я не могла отвести от него глаз.
   --Скучаешь по родине?--спросила меня Пея, которая всерьез верила, что Арагун был моим отечеством.
   Скучала ли я по моей настоящей родине? Я и сама не знала. На Земле у меня не оставалось ничего и никого. Разве что Куч... Знал бы он, куда меня занесло и во что я превратилась. Как была я сиротой бесприютной и бесправной, так ею и осталась. Только здесь дела мои обстояли намного хуже. Тогда я действительно осознала, какую большую услугу оказал бы мне Боскус, если бы дал мне другую жизнь. Но на кого пенять теперь, кроме самой себя? Завтра я стану дэшу, и вскоре на моей лопатке появится татуировка в виде латинской буквы "D".
   Я задремала, но вдруг очнулась от громкого воя, похожего на волчий, но более густого и мощного. К нему присоединился другой, пониже тоном. Потом еще один такой же. В этом вое было что-то злое и печальное одновременно, наводившее и ужас, и тоску, вызывавшее и жалость и страх.
   --Что это?--спросила я у Рипши, которая слушала эти звуки, ни чуть не удивляясь.
   --Гомусы.
   --Это звери?
   --Да, и очень кровожадные. Их выпускают на ночь бродить вокруг невольничьих рынков или поместий, где много рабов, что б никто не смог сбежать.
   --Как странно они воют. Словно... по-человечески,--сказала Пея, поежившись.
   --Я сталкивалась с ними не однажды, когда была моложе,--стала рассказывать бабушка Рипша, подсев к нам с Пеей поближе.--Тогда мне казалось, что страшнее чудовищ нет на всем белом свете. Они огромного роста, ходят часто на задних лапах, все в бурой шерсти. Клыки огромные и торчат наружу. Лица у них плоские точно у людей, а глаза страшные. Я сама видела, как они растерзали на куски раба, который попытался сбежать. Хозяин пытался было их остановить, да они и не слушали. Они порой и хозяев своих не очень-то боятся.
   --Они разумны?--спросила я.
   --Ну что ты! Это глупые и свирепые существа. Здесь они почти приручены, но говорят, где-то на севере, за горами Онукана они живут на свободе. Говорили, что на каких-то островах...
   --Уж не на тех ли, где живут мои соплеменники бигару?--спросила я с невольной иронией.
   --Не знаю... Как тоскливо они воют...
   Мы услышали, как из-за забора стали доносится ругательства. Кто-то кричал на гомусов, заставляя их притихнуть. Потом послышались гулкие удары кнута по мостовой.
   --Сегодня Арагун полный, вот они и воют,--сказала Пея, устраиваясь для сна.
   Утро наше наступило очень рано. Девушек разбудили, когда не все звезды еще погасли. Все ворчали и зевали, но поднимались со своих мест. Нас повели к бассейну, что был расположен на другой стороне двора, дали нам мыло и велели как следует отмыться.
   --А ты куда?!--грубо схватив меня за руку, спросил охранник. В темноте меня снова приняли за мальчишку. Но, присмотревшись ко мне как следует, он усмехнулся и, сунув мне в руку маленький кусок шершавого и пахнущего маслом мыла, толкнул к бассейну.
   Вода была очень холодной, ведь Антэ уже давно не было видно, и дождевая вода не успевала согреваться. Девушки стояли на каменном краю бассейна, не решаясь войти в воду. Нас начали подгонять вялыми криками невыспавшиеся и злые охранники. Я решилась и, скинув свои диковенные штаны, осторожно ступила на выложенное плоским камнем дно бассейна. Я всегда считала, что глупо упрямиться, когда рано или поздно придется что-то сделать. Раньше я почти всегда была первой, когда нужно было на что-то решиться, зато никогда не торопилась на раздачу слонов. Таков уж был мой обычай. Вот и теперь я первой вступила в холодную воду и, погрузившись по пояс, спустила с плеч свою истерзанную рубашку. Охранники ведь не рассчитывали на то, что мы будем мыться в одежде, и нам нечего было их стесняться. За мной шагнула сначала Пея, потом постепенно и все остальные.
   Выбираться из воды было гораздо сложнее. Воздух был холодным и сырым. Дрожа и покрываясь мурашками, я вышла первой и оделась в одно мгновенье. Мы долго потом не могли согреться, а Антэ все никак не появлялся.
   На рассвете к нам пришел сам Мариус Плавий. Перед открытием рынка он решил еще раз хорошенько осмотреть свой товар. Это был большой и грузный старик с совершенно лысой головой и круглой седой бородой. Он носил огромный белый балахон и поверх еще пурпурную тогу, прикрывавшую всю его пузатую фигуру. Мариус явился с одним из своих личных рабов, тяжело опустился на подставленный ему табурет и стал устало оглядывать наши нестройные ряды.
   Я решила не высовываться и даже спряталась за спину бабушки Рипши. Рядом с работорговцем, надменно задрав подбородок, уже стоял его новый надсмотрщик Эктор. Мариус с унылым видом переводил взгляд с одной пленницы на другую, показывая тем самым, что товар его не слишком устраивает. Когда же он дошел до меня, то, даже, чуть приподняв руки, шлепнул по своим толстым ногам.
   --Это еще что? Как тут мальчишка оказался?!!
   Опять двадцать пять! Мне это уже стало надоедать. Да разуйте, наконец, глаза! Но Эктор сам тут же дал объяснение, наклонившись к толстому уху своего хозяина.
   --Бигару?--удивился Мариус.--В самом деле?
   --Нет сомнения,--услышала я звучный голос надсмотрщика,--и она уже себя показала.
   --Как?
   --Подговорила бежать двух унчитос, да и сама едва не ускользнула. Только от меня ведь не уйдешь.
   При этом лицо его растянулась в ехидной улыбке.
   --Не везет, так не везет!--с досадой воскликнул Мариус.--Ну, кому, скажи, кому из моих уважаемых постоянных клиентов я смогу сбыть эту стриженую девчонку бигару?!! Моя честная репутация не позволит мне сделать это. Была бы хоть симпатичной, а то... А ну-ка, пусть подойдет ко мне.
   Меня не надо было долго упрашивать. Я сама вышла из строя. Охранник не успел даже приблизиться ко мне, а я уже стояла перед работорговцем. Он, прищурившись, стал разглядывать меня с головы до ног.
   --Раздеть ее?--спросил Эктор, и у меня все похолодело внутри.
   --Я и так вижу, что ничего выдающегося,--ответил Мариус.-- И ростом мала и худая. Глаза, пожалуй... да что в них толку. Неужели ты считаешь эту замухрышку опасной?
   --Не считал бы, если бы не видел ее в деле,--ответил тот, сверля меня глазами.--Она умеет открывать замки без ключа.
   Мариус снова всплеснул руками.
   --Этого еще не хватало! Посмотри-ка в записи, как ее зовут?
   --Я и так знаю: Скубилар.
   --Клянусь Юпитером, разве у девчонки может быть такое имя?! Это ведь, кажется, зверь какой-то?
   --Да. Он водится в северных лесах. Такая хитрая и проворная тварь,-- пояснил Эктор со злостью.
   --Ну, да! Кто бы сомневался! Она и смотрит-то на меня как звереныш,--опять прихлопнул ладонями работорговец и обратился ко мне:-- Это что, тебя твоя мать так назвала?
   --Меня так прозвали унчитос,--сказала я.
   --Неспроста, наверное. Ничего хорошего от бигару с таким именем ждать не приходится,-- вздохнув, сделал Мариус заключение.
   По какой-то непонятной причине, мне он начинал нравиться. Я видела, что он не злой, и даже как будто чуточку сочувствует мне. В его присутствии я даже перестала бояться Эктора. Мариус не стал бы приказывать сечь меня просто так. За те два дня, что мы шагали в караване, я многое слышала о нем от унчитос и сделала свои выводы о его характере. Мариус обладал одновременно двумя взаимоисключающими качествами. Он был чрезвычайно скуп, но в тоже время неправдоподобно добр. Поэтому он к каждому своему домашнему рабу относился чуть ли не как к собственному ребенку и плакал, когда ему приходилось продавать кого-то, рыдал, пересчитывая вырученные золотые монеты. Вот и сейчас он не со злобой, а с надеждой в голосе спросил меня:
   --Скажи, ты ведь будешь умницей и не сбежишь от своего хозяина, кто бы он ни был?
   Я едва сдержала улыбку. Какая наивность!
   --Я обещаю вам, что приложу все свои усилия и способности, чтоб снова обрести свободу,--ответила я. Теперь мне необходимо было соблюдать обычаи того племени, в которое меня по ошибке записали. И, черт возьми, я уже начинала гордиться тем, что я - бигару.
   --Ну, и что мне с ней делать?--снова вздохнув, спросил Мариус.
   --Оставьте ее пока у себя,--посоветовал вредный Эктор.--Может быть мне удастся выбить из нее ее бунтарские наклонности.
   --Ладно, иди покамест. Потом разберемся с тобой,--махнул рукой работорговец и сменил тему:-- Вон ту девчонку подведите-ка, может быть, ее удастся продать подороже, если причесать и накрасить...
   Рынок открылся к полудню, когда закончился утренний дождь. Нас всех вывели на обширное пространство с множеством деревянных помостов, на которых то и дело стали выставляться рабы по одиночке и группами. Покупателей было немало. В розницу продавали крепких молодых мужчин и красивых женщин. По двое и трое шли девушки, используемые в качестве домашней прислуги, и мальчишки - подростки годившиеся в подмастерья. Целыми десятками продавались рабы для полевых и строительных работ. Маленьких детей обычно реализовали вместе с их матерями в качестве бесплатного довеска, из которого со временем получались дэш или дэшу, имеющие свою стоимость. Но иногда все же случались трагедии, когда ребенка разлучали с матерью, мужа с женой, брата с сестрой.
   Мы сидели позади нашего помоста и наблюдали, как одного за одним распродавали жителей Сате-эр вместе с другими унчитос, пойманными раньядорами. Мариус лично назначал цену, торговался и беседовал по-дружески со своими постоянными клиентами, среди которых даже были двое граждан Рима, узнаваемых по золотой каемке на их плащах. С ними Плавий разговаривал особенно почтительно, ведь сам-то он был всего лишь гражданином Маркузы.
   Бабушка Рипша, я и Пея сидели в стороне от всех. Мы были нежелательным товаром. Рипша была уже стара и не годилась даже в прислуги, Пея не отличалась выразительной внешностью и Мариус собирался продавать ее вместе с группой домашних дэшу из другой деревни. Ну, а я по предложению Эктора вообще не продавалась и едва ли могла радоваться этому.
   К вечеру унчитос осталось не много. Покупателей тоже стало меньше, и нас решили, наконец-то, покормить. Мы сидели со своими глиняными плошками, в которых лежало несколько кусочков вареного овоща, напоминающего земную спаржу, и быстро поедали их. К помосту подошел странный старик и спросил хозяина. Один из охранников, потешаясь над этим чудаковатого вида покупателем, окликнул Мариуса:
   --К вам этот достопочтенный господин.
   Видимо в "постоянных и уважаемых клиентах" человек этот у Мариуса не числился, потому что он оглянулся устало и, с удивлением посмотрев на старика, не очень дружелюбно спросил:
   --Хотите купить себе кого-нибудь?
   Старичок был и в самом деле странным, сгорбленным, с сухим остроносым лицом и жидкой бороденкой. На маленькой голове его горшком торчала толстая шерстяная шапка с множеством шнурков, на концах которых висели металлические украшения в форме звезд. Звезды же были рассыпаны и по его шелковому темно-синему одеянию. В руке он держал посох с набалдашником в форме лунного серпа.
   --Мне нужны две служанки и мальчишка подешевле и посообразительней, -скрипучим голосом заявил старичок.
   Такой запрос вызвал дружный смех не только наших охранников, но и самих унчитос.
   --А старик-то не промах! Ишь, чего захотел! А бесплатно не надо тебе никого?--послышалось отовсюду сквозь смех.
   --Я астролог. Меня зовут Квинтус. Звезды предсказали мне, что через два года я умру, поэтому мне необходимо кому-то передать свои знания. Для этого мне нужен толковый мальчишка,--продолжал объяснение старик, не обращая внимания на насмешки.
   --Мы тебе и без звезд скажем, что тебе скоро в могилу!--снова захохотали охранники.--В чем у тебя еще душа держится?!
   --И в доме надо кому-то убираться. Жена моя скончалась месяц назад.
   Эти слова снова вызвали смех. Ну, что за идиоты! Мне стало жаль несчастного старика, и я шикнула на унчитос:
   --Тише, вы! Что тут смешного?!
   Один из охранников недобро взглянул на меня и тут же просветлел лицом. Ему в голову пришла забавная идея. Схватив за шиворот, он подтолкнул меня вперед и, стараясь не смеяться, произнес:
   --Вот смышленый мальчишка, в самый раз для тебя!
   --А не маловат ли?--спросил Квинтус, с сомнением посмотрев на меня.
   --Тебе же подешевле надо, так чего же ты привередничаешь?
   --Берите его,--сказал Мариус, обрадовавшись, что ему, может быть, удастся избавиться от меня.--Из уважения к вам уступлю его совсем не дорого.
   Работорговец наш был несказанно доволен, что ему удалось облапошить старика и заключить удачную сделку. Продавец всегда радуется, когда ему удается сплавить плохой товар по хорошей цене. Мало того, что Квинтусу подсунули вместо сообразительного мальчишки девчонку бигару, так вместе с ними еще ушли немощная старуха в качестве опытной домашней прислуги и невзрачная девушка, за которую бы никто не дал такую цену.
  
  
  

ГЛАВА 9

АСТРОЛОГ КВИНТУС

   Сбежать от этого божьего одуванчика будет делом плевым,--решила я, когда сделка была завершена, и мы отправились с ним в его дом. Но вот прошло уже десять дней, а я все еще оставалась у него. Я совершенно раздумала куда-либо бежать. Дело в том, что за это время я успела позабыть о том, что была куплена в качестве мальчишки-раба. Как только мы пришли в его скромный дом, он сказал нам, что вообще-то ему не нужны ни ученик, ни прислуга, и купил он нас единственно для компании.
   Когда умерла его жена, ему стало очень одиноко. У них не было ни детей, ни родственников. Старик остался совершенно один. В их уютном домике никогда не водилось прислуги или рабов, жена Квинтуса сама заботилась о порядке, обеде, приеме гостей и клиентов. Теперь же он не мог обойтись без чьей либо помощи, участия и заботы. Но где ее было взять? Не иначе как на невольничьем рынке. И выбрал он именно нас, как оказалось, отнюдь не случайно. Ведь ему не нужны были ни красавицы, ни крепкие молодцы. Он вообще был не такой как все, поэтому многие его знакомые считали старика придурковатым простофилей.
   Квинтус правильно рассчитал, придя на рынок в конце дня. Из остатков, как он сказал потом, легче было выбрать. Сначала он присмотрел себе хромого калеку и двух мальчишек-близнецов из Сате-эр, но хромой оказался хитрецом, а мальчишки непослушными забияками. С их энергией можно было только в поле работать. Туда они, впрочем, потом и отправились. Были и еще предложения, но потом он увидел нашу живописную группу, и что-то подсказал ему, что мы именно то, что ему нужно. Он и потом считал, что не ошибся. Бабушка Рипша прекрасно готовила, Пея была послушна и кротка, а во мне он нашел усидчивого и прилежного ученика.
   Конечно, все это не значило, что мы могли вольготно и беззаботно жить в свое удовольствие. Мне приходилось брать уроки несколько раз в день и помогать Рипше и Пее в работе по дому. Но нам это было не сложно. Старик был не привередлив и не прихотлив. Сам он жил тем, что предсказывал по звездам и лунам будущее для богатых граждан. К нему обращались за советом, когда нужно было назначить день свадьбы или жертвоприношения, составить чей-нибудь личный гороскоп или определить наиболее удачное время для охоты. Ну и, конечно, за все это он получал деньги.
   Нужно ли мне было сбегать отсюда? Где я могла бы найти приют лучше? Я жила в тепле и сытости, не обремененная тяжелым трудом, с людьми, которые мне нравились. Бабушка Рипша и Пея тоже были довольны. Пожалуй, из всех унчитос нам повезло более всех. Потом мы узнали, что многих мужчин купили для работ на полях ближайших поместий и в качестве галерных рабов на суда. Те, что были помоложе и покрепче забрали в гладиаторы. Женщин раскупили по одиночке в прислуги, наложницы, няньки. Я не желала бы себе участи ни одной из них. Поэтому, мы и считали, что нам очень повезло.
   Мы жили в одном доме с нашим добрым хозяином. Дом был двухэтажный, но небольшой, имел маленький внутренний двор с бассейном, уютные комнаты и террасу на крыше. Он делился как бы на три части. В одной была комната хозяина и библиотека совмещенная с кабинетом, в другой - наши комнаты и столовая, в третьей кладовки, сауна и кухня. Все три части соединялись между собой деревянными переходами на сваях.
   Я жила в отдельной уютной комнатке с окнами на улицу. Рипша и Пея жили в другой, напротив. По утрам, когда мне нужно было собираться на урок к Квинтусу, я находила несколько минут, чтоб понаблюдать из своего окна, как мимо шли и ехали куда-то люди разных сословий. Проезжали повозки дичито - свободных горожан, колесницы граждан Маркузы, а может быть и других городов, проходили рабы и рабыни со своими хозяевами, воины в пыльных доспехах, чиновники в белоснежных тогах с красной каймой, ремесленники, спешившие на очередной заказ. Изредка можно было увидеть забредшего в город по каким-то делам вольного крестьянина - димехо. Обычно его сопровождал навьюченный до отказа дариб - животное схожее с земным верблюдом.
   Жизнь закипала в Маркузе с восходом Антэ. Это был маленький город близ Рима. На окраинах его находилось множество поместий римской знати. Поля здесь были плодородны и обильно омываемы великой рекой Тэан-Винь. На наречии одного из древних племен Эмброна это название означало "река жизни". Во время разлива Тэан-Винь удобряла поля илом, а многочисленными своими притоками и рукавами снабжала водой тысячи городов, городков и селений. Великая река впадала в Холодное море, по ней ходили суда, привозившие из далеких провинций шелка и рабов. Маркуза тоже располагалась на Тэан-Винь и имела свою речную пристань.
   Все меня устраивало в доме Квинтуса, но было одно неудобство: я все еще считалась мальчишкой. Как было сказать старику правду, не боясь его разочаровать? Но не объясниться было тоже нельзя. Если от кого-то другого он узнает о том, что я девушка и к тому же бигару, он может перестать доверять мне. Ведь умалчивая правду, я, таким образом, обманывала его.
   А пока ничего не подозревавший Квинтус справил нам новую одежду, обрядив меня в широкие варварские штаны и рубаху, а Пее и Рипше подарив по традиционному платью дэшу. Волосы мои начали отрастать и доставали уже почти до плеч, поэтому я стала надевать на голову повязку, какие носили обычно молодые мужчины рабы, и прятать под ней свои кудри. Признаться я очень завидовала Пее, которой очень шло цветастое платье дэшу. Мне тоже хотелось одеться, как подобает женщине, но я вынуждена была носить мужскую одежду.
   Но зато теперь я могла никого больше не бояться. У меня был хозяин, все равно что родной отец или дедушка. Однажды на рынке, куда я пришла, чтоб купить зелени для обеда, мне встретился Эктор, но я уже могла не бояться его. Больше он не имел надо мной власти. Я посмотрела на него гордо и прошагала мимо. Он был верхом, и я услышала, как его лошадь захрапела мне вслед, оттого, наверное, что хозяин ее, раздосадовавшись, слишком туго натянул поводья.
   Старичок не любил долго спать, поэтому и нам нужно было не вставать рано. Рипша занималась приготовлением пищи, Пея работала по дому, а я помогала, как могла, им обеим. В мои обязанности так же входила уборка свитков в библиотеке Квинтуса, и занятие это было сколь нелегкое, столь и бесполезное. Вечером я раскладывала свитки по полкам, а днем воцарялся прежний беспорядок.
   После того как наш хозяин завтракал, к нему приходили клиенты, обычно двое-трое за утро. Он принимал их у себя в кабинете-библиотеке. На простых дичито, не имевших, как правило, никакого образования, сотни мудреных свитков, уложенных на полках и разбросанных по всей комнате, производили обычно потрясающее впечатление. Речь астролога была тоже под стать им витиеватой и заумной. Я сидела вместе с ним и слушала, набираясь опыта общения и литья воды на мельницу тщеславия. Ведь важна была не точность в астрологии, а знание слабостей и тайных желаний клиента, того, что он хотел бы услышать и что не хотел. Квинтус знал эту науку отлично и пытался обучать ей и меня. Правда, основы астрономии мне все же пришлось изучить.
   Я узнала, что на небе Эмброна восходит не три, а четыре луны. Самая яркая звезда тоже оказалась спутником. Я изучила некоторые созвездия, астрологические фокусы и приемы, помогающие дурачить честных граждан, знаки зодиака, отличающиеся от земных лишь названием животных. Квинтус научил меня предсказывать будущее по звездам, а вернее, сообщил пять-шесть умных фраз, подходящих ко всем случаям жизни и к разным людям. Тут, впрочем, я бы и без него догадалась, что сказать. Фантазия у меня была богатой. Неужели даже среди благополучных и богатых людей нашелся бы хоть один, кому нельзя было сказать следующее: "В прошлом у Вас случались неприятности и даже горести, вы многое теряли, но и кое-что приобретали. Человек вы исключительной доброты и щедрости, и в будущем Вас ожидает еще много событий". Примерно подобное Квинтус всем и рассказывал. Удивительно, но все эти фокусы считались великим мастерством, раз тропа простаков к астрологу не зарастала...
   Впрочем, самое главное открытие у меня еще было впереди.
   --Как, по-твоему, выглядит из космоса мир, где мы живем?--спросил меня Квинтус однажды во время очередного урока. При этом он начал рыться в многочисленных свитках, коими был завален его стол и вообще весь кабинет, чтоб показать мне рисунок.
   --Как шар,--ответила я, не дождавшись демонстрации.
   Квинтус изумился.
   --Разве унчитос не считают, что она выглядит как блин?
   Я частенько удивляла старика своими неожиданными познаниями в точных науках. Не зря же я проучилась десять лет в школе, кое-что запомнила из математики, астрономии, биологии и физики. Он всегда удивлялся, спрашивая, откуда у меня такие познания, а я обычно старалась увильнуть от прямого ответа. И вот теперь я решилась рассказать ему кое-что о себе. Не совсем правду, но...
   --Унчитос, может быть, так и считают, учитель, но я-то не унчитос.
   Для старика это стало откровением. Он отвлекся от своих длинных свитков и пристально взглянул на меня.
   --Кто же ты?
   --Я бигару,--сказала я и посчитала обязательным тут же добавить:--Но я не собираюсь бунтовать. Мне у вас нравится, я всем доволен.
   Старик выглядел озадаченным и крайне заинтересованным. Он даже вылез из-за стола и подошел поближе к широкому подоконнику, который всегда служил мне сиденьем. Признаться, я частенько вместо того, чтоб внимательно слушать занудные поучения Квинтуса, посматривала на волю, разглядывая прохожих. Он встал передо мной и, прищурив левый глаз, хитро спросил:
   --Можешь сказать что-нибудь на языке бигару?
   Я задумалась. Говорить на этом языке я, конечно же, не умела, но Аржак заявлял не раз, что мой родной язык очень похож на бигаруйский. Тогда я продекламировала первое, что пришло мне на ум:

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуты душевной невзгоды.

Желанья. Что толку напрасно и вечно желать,

Ведь годы проходят, все лучшие годы...

   Квинтус во время этой декламации вытянулся в лице, а глаза его словно затуманились.
   --Лермонтов,--вдруг произнес он мечтательно на чистейшем русском, после того как я закончила читать стихотворение.
   Теперь настала моя очередь непередаваемо удивиться.
   --Квинтус?!!
   --Так ты посвященная?--снова спросил он по-русски, но словно и не меня, так был погружен в свои собственные мысли.
   --Посвященная в чего?--не поняла я.
   --Посвященные, так еще называют бигару, говорят на том же языке, что и мы с тобой.
   --Они говорят по-русски?!!
   --Ну, почти. Язык, конечно, не мог не измениться за столько веков. И я бы мог стать одним из них. Ведь я тоже все помню.
   --Помнишь?!!--вскричала я.--Ты помнишь, как сеятели доставили тебя сюда?!!
   Лицо Квинтуса стало печальным, он погрузился в воспоминания.
   --Да. Мне было шестнадцать лет. Я жил в СССР, учился в школе. Помню, как раз Советский Союз запустил искусственный спутник. Мой отец еще раньше погиб на фронте, мать умерла в Ленинграде. Я эвакуировался один из голодного города. Сеятели забрали меня из приюта, в котором я жил тогда. Мне многое пришлось пережить, но они так и не догадались о том, что я ничего не забыл. Здесь я стал учеником астролога. И ты первый, кто узнал об этом.
   От удивления и радости я не могла произнести больше ни слова. Из моего горла вырывались лишь какие-то всхлипы. Наконец-то, мне удалось найти землянина, земляка! И как замечательно, как невероятно, что им оказался именно Квинтус!
   --Расскажи , расскажи мне все, учитель!--выдохнула я.
   --Что рассказывать?--грустно спросил астролог.
   --Ну, что вообще все это? Что за сеятели? Кто они такие, ты знаешь?
   --В свое время мне удалось выведать у них многое, перед тем как они ввели мне сыворотку. Я был любопытен, а они ничего не скрывали, думая, что я все забуду.
   --И ты им поверил сразу?
   --Ну, конечно! Все наши помыслы были тогда о далеких мирах и космических путешествиях. Никто из тогдашних мальчишек не сомневался, что существует где-то другая жизнь и другие люди. Поэтому, когда два человека в странной одежде сказали мне, что мне предстоит путешествие на другую планету, я поверил им и согласился с радостью. На Земле меня ничего больше не держало.
   --Кто же они такие?
   --Потомки первых людей. Земля - не первая и не последняя планета-дублер. А тот мир, в котором впервые зародилась человеческая раса, уже давно не существует. Когда-то очень давно их планета оказалась на грани катастрофы, людей нужно было расселять по соседним мирам. С тех пор в этом и состоит их миссия. Когда население где-нибудь достигает критического количества или, наоборот, вот-вот погибнет, начинается переброс его на другие планеты. Человек обретает новую память и новую жизнь, но что-то остается в подсознании, во снах, в фантазиях. Поэтому сегодняшняя жизнь на Эмброне так похожа на историю земного Древнего Рима. А где-то в других мирах, возможно, царствует первобытный строй или глухое средневековье, инквизиция, в следующих - люди ушли далеко вперед и вот-вот сами станут посещать другие планеты. Все зависит от того времени, из которого извлекают людей.
   Для того чтоб переварить все, что я услышала, мне понадобился почти час. Я довольно долго молчала, размышляя; молчал и Квинтус, думая о чем-то своем. Новый мир уже стал для меня реальностью, реальностью были и сеятели, равняющие себя с Богом. А может быть, Бог и снарядил их на эту стезю? Как же слаб человек, как жалок, как несвободен... Человечество странствует по безбрежным далям вселенной, само о том не подозревая, и только некие потомки первых людей управляют этим. И все-таки существуют те, кто, борясь со стихией, пытается плыть против течения. Они всегда существовали, во все времена и во всех мирах...
   --Ты говорил еще о каких-то посвященных?--напомнила я.
   --Северные люди, бигару, посвященные, их по-разному называют.
   --Во что же они посвящены и кем?
   --Кем? Наверное, только своей памятью, как мы с тобой, и памятью своего рода. Они тоже знают, кто мы и откуда.
   --Их здесь считают бунтарями и смутьянами, а остров Самарьяр обителью безвластия. Это потому что они знают тайну Эмброна?
   --Они не только знают, но и постоянно контактируют с сеятелями, который уже смирились с ними. А свободолюбие - это, пожалуй, просто главная этническая черта бигару. Они не ставят, на сколько я знаю, себе задач рассказать всем людям правду об их появлении на этом свете. Не трудно понять, что им мало кто поверит. Но они и не терпят любой несвободы.
   --Почему же ты не один из них?
   --Не так-то просто быть посвященным. Не так-то просто добраться по водам Холодного океана до острова Самарьяр. В молодости, когда я только услышал о посвященных, я мечтал попасть туда. Мне казалось, что там только я и обрету свой настоящий дом. Но с течением лет я начал понимать, что моя жизнь уже сложилась и по-другому ее не переиграть.
   --Что ты знаешь об этом острове? Знаешь, как туда добраться?
   --Я знаю не так уж и много, это запретная тема. Цезарийские путешественники не рискуют изучать путь к этому острову, потому что не хотят навлекать на себя гнев властей.
   --Но что-то же известно о нем?
   --Он очень большой, я полагаю даже, что это не остров, а целый материк. Судя по широтам, там зимой выпадает снег, и лето не слишком ласково. Там много хвойных лесов, в которых обитают пушные звери. В том числе и твои сородичи - скубилары.
   Как приятно было снова разговаривать на родном языке и не напрягать изо всех сил слух и мозг, чтоб понять, что от тебя хотят окружающие. Как повезло мне, что я встретила Квинтуса и обрела, наконец, свою пристань в этом чужом мире. Очень давно мне уже не было так радостно на душе. И Эмброн вдруг стал мне ближе и роднее. Я даже вспомнила свою детскую мечту о полете на дельтаплане, и вдруг поведала о ней Квинтусу.
   --А что,--сказал он,--может быть, как-нибудь и полетаем.
   После этого я решила, что сейчас самое время открыть мою страшную тайну. Я собралась с духом и откашлялась. Признаться, я уже стала отвыкать говорить на родном языке.
   --Квинтус, мне нужно тебе еще кое-что сказать.
   --Что?--спросил он рассеянно, так как все еще витал где-то.
   --Я... в общем... я не совсем парень.
   Глаза астролога в миг очнулись и засмеялись.
   --Да знаю я!--махнул он рукой.--Думаешь, я сразу не понял, что ты вовсе не мальчишка? Не такой уж я слепой старый дурень.
   --Почему же ты сразу не сказал? Почему заставил меня притворяться?--изумилась я снова. Это был воистину вечер открытий.
   --Я думал, ты сама этого хочешь.
   --По-вашему, я трансвистит?!!
   --Кто, кто?
   --Ай! Я и забыла, что в ваше время такого явления еще не было. Ну, это тот, кто любит рядиться в одежду противоположного пола. Сразу говорю, я не из таких! Не по своей воле я сделалась мальчишкой.
   --Лучше тебе им и оставаться. Так ты будешь меньше привлекать недвусмысленный интерес свободных мужчин.
   Я хотела было подробней расспросить своего хозяина по поводу его последнего утверждения, но он решил резко сменить тему:
   --Ты помнишь еще что-нибудь из поэзии?
   --Наверное.
   --Почитай, прошу тебя. Я ничего уже не помню...
   --Попробую,--пообещала я и тут же стала читать подвернувшееся в памяти любимое стихотворение:

Сердце, сердце, грозным строем встали беды пред тобой.

Ободрись! И встреть их грудью, и ударим на врагов!

Пусть везде, кругом засады, твердо стой, не трепещи.

Победишь - своей победы на показ не выставляй.

Победят - не огорчайся, запершись в дому, не плачь.

В меру радуйся удаче, в меру бедствиям горюй,

Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.

   --Кто это?--спросил Квинтус.
   --Древнегреческий поэт Архилох.
   --А-а... А я и слышу какие-то знакомые мотивы. Сейчас среди дичито, к коим отношусь и я, как раз популярны подобные мысли о золотой середине и мере во всем... А из русских классиков ты ничего не помнишь?
   --Помню и из классиков,--сказала я, но в голову снова явилось нечто иное:

В жемчугах, янтаре и кораллах

Снова осень на землю упала.

Растекается дымом лиловым,

Полыхает костром у земли.

В облаках, проплывающих мимо,

Напевает свирель пилигрима.

   И трепещут опавшие листья,

Как печальные крылья мои...

  
   --А это кто?
   --Я.
   --Хм... Как давно я не видел осени...
   Я тоже вздохнула и стала читать "Еду ли ночью по улице темной..." Некрасова.
   В тот день мы засиделись за полночь. Нам было о чем поговорить, что вспомнить. Потом я долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, а в голове всплывали все новые и новые стихи школьной программы, да и не только. У меня была хорошая память, и понравившееся стихотворение я запоминала со второго прочтения.
   На утро все было по-прежнему, но в то же время и не совсем. Пея и бабушка Рипша сразу заметили перемену. Да и как тут было не заметить, если мы с Квинтусом общались теперь на непонятном для них языке.
   За завтраком наш хозяин сделал важное заявление, которое, впрочем, меня навело на грустные мысли. Он объявил, что звезды предсказали ему смерть через два года, но перед этим, он пошлет прошение к консулу. Он собрался требовать для нас вольную. Да, Квинтус не был вечен. Рано или поздно он умрет, и у нас опять не будет дома. Конечно, если у нас появятся официальные документы, то, по крайней мере, мы обретем статус дичито. Но у меня больше не будет земляка... я снова останусь одна на чужой планете.
   --Не грусти, Скубилар,--сказал мне Квинтус на цезарийском.--Я ведь еще жив. И вот что, чтоб ты не унывала, я все-таки подарю тебе платье.
   Это немного развеяло мою грусть. Мы с Пеей вместе отправились в лавку, чтоб выбрать подходящую материю. Выбор, надо сказать, был не велик. Ткани здесь продавались лишь грубые, шерстяные или сотканные из растения наподобие земного льна. Шелка, привезенные издалека, были привилегией знати. Расцветки были небогаты, ведь ткачи использовали только природные краски. Тем не менее, мне удалось разыскать вполне неплохую легкую ткань нежно-зеленого цвета. Через два дня соседи Квинтуса с изумлением смотрели мне вслед. Их, конечно же, отнюдь не платье мое сногсшибательное удивляло, а я сама в нем.
   --Обманул, хитрый мальчишка, оказался девчонкой,--объяснял им Квинтус, посмеиваясь в бороду.
   Вскоре никто уже не стал считать меня парнем. Волосы мои отрастали. От сытой и беззаботной жизни я свежела и поправлялась. Когда мы с Пеей выходили по делам, на рынок за продуктами, к клиентам Квинтуса по поручениям, я не могла не замечать устремленные на нас взгляды, в основном мужские.
   Постепенно я забывала Землю и всех, кто остался на ней. Эмброн становился моим новым домом и моей новой жизнью. В какой-то момент я поняла даже, как мне повезло. Ведь это и была та самая другая жизнь, о которой я и мечтать не могла на Земле. "Чем же я, сирота и воровка, заслужила ее?"--думала я иногда, и мне становилось страшно. Слишком уж все гладко складывалось теперь в моей жизни.
   Видимо я чувствовала беду. Старик умер намного раньше отведенного ему звездами срока...
   Однажды утром, придя в кабинет на занятия, я не застала его на месте. Это было не в его обыкновении. Обычно раньше всех вставала Рипша, чтоб приготовить завтрак, потом просыпался Квинтус, а уж затем мы с Пеей. Я всегда заставала его за столом, разбирающим свитки и карты, а теперь обнаружила вдруг кабинет пустым. Мне сразу стало не по себе, но ничего плохого я тогда подумать не посмела. Старость не радость, видимо он решил выспаться,--решила я тогда. Но все оказалось куда более печальным.
   Старика хватил удар. Он с вечера еще лежал на полу своей комнаты, не в силах никого позвать на помощь. Да мы бы и не могли помочь ему. Он так и не пришел в сознание. Рипша предложила было позвать соседа, такого же лекаря, каким астрологом был Квинтус. Что мог он сделать? Предложить пустить ему кровь или влить в рот настойку из клыка мокроуса? Впрочем, и мои безутешные рыданья вряд ли могли помочь ему. Мы позвали соседа.
   Квинтус был еще жив, когда явился этот эмбронский доктор, но надежд я уже не питала. Исход был ясен и неотвратим. Сосед сочувственно заохал и заахал, приложил свое ухо к груди старика, ощупал его конечности, заглянул в рот и сообщил нам, что Квинтус уже на пути в подземное царство.
   Так и закончилось наше недолгое благоденствие. Мало того, поскольку Квинтус не успел послать прошение к консулу о наших вольных, то мы так и остались дэшу. Нас должны были распродать вместе с остальным имуществом астролога, а именно домом, мебелью и библиотекой. Правда, позора быть проданными наравне с кроватями, тумбочками и табуретками, нам удалось избежать. Мы снова вернулись к Мариусу. По непонятному закону Цезарии, если прежний владелец имущества, которое после смерти хозяина не передается по наследству, еще жив, то оно возвращается ему безвозмездно. Разумеется, Плавий принял нас. Бесплатно он с радостью готов был принять даже меня.
  

ГЛАВА 10

ПОД НАДЗОРОМ

   Мариус уже успел распродать всех унчитос, и теперь ожидал нового поступления от раньядоров, которое должно было случиться не раньше, чем через три месяца. Нас он взял в свой дом, так как был уверен, что больше покупателей на нас не найдется. Но дома у него и так было полно рабов, так что нам вроде бы и делать было особенно нечего. Мариус имел поместье с виноградником, на котором работали около полусотни мужчин-рабов, в доме его было человек двадцать прислуги да просто так, на побегушках жили около десяти человек. Потому Эктору работы хватало. Но он старался почему-то, чтоб именно мне некогда было скучать, объясняя это хозяину тем, что пока, мол, я занята чем-нибудь, в голове моей не рождается планов побега. Так что, как только я переступила порог дома Мариуса, на меня тут же перевалили все нудную и грязную работу по дому. Я должна была трудиться от рассвета до заката, отмывая до блеска мраморные полы, стены и мебель, вычищая жаровни, котлы и амфоры на кухне, выбивая перины и подушки и выполняя любую работу, в то время как многочисленные дэшу целыми днями слонялись без дела. Я стойко переносила их насмешки и издевательства Эктора, который следил за тем, чтоб я не сидела без дела ни минуты.
   Впрочем, надсмотрщик не был единственной преградой между мной и свободой, ведь я находилось под его бдительной охраной лишь днем. А ночь - это было мое время. Когда-то это было час лисы-воровки, а теперь - бигару. Время для бегства и избавления от рабства, но... Поместье Мариуса охранялось по ночам сварой ужасных гомусов. Я могла бы без труда преодолеть двухметровый забор, испещренный выступами и выбоинами, легко смогла бы открыть незамысловатый замок, запирающий нашу дверь на ночь, но пройти мимо людоедов - вряд ли. А значит, я должна была действовать днем, а для этого необходимо было усыпить бдительность Мариуса, а главное - Эктора.
   Я удивила работорговца, явившись пред его очами в платье. И еще больше удивился он, узнав, что я не только не сбежала от старика Квинтуса, но даже и не собиралась этого делать. Мариус поинтересовался, не изменила ли я своим убеждениям.
   --Может быть и изменила,--ответила я кротко.
   Работорговец просиял и очевидно поверил мне. Но я не собиралась изменять своим принципам, я изменила лишь свою тактику. Я снова разрабатывала план. После смерти и похорон Квинтуса, мы еще почти сутки пробыли в его доме. И все это время, от заката и до заката я провела в библиотеке астролога. Только под вечер следующего дня, когда за нами вот-вот должны были придти охранники Мариуса, я нашла то, что искала. Это была старая, времен древних завоеваний, навигационная карта, показывающая путь к острову Самарьяр.
   Для того чтоб попасть туда, мне нужно было добраться до северной провинции Турлон, затем пробраться сквозь римские военные кордоны в земли варваров, где по слухам бродили на свободе жуткие гомусы. И только пройдя эти земли, мне удастся подойти к Холодному морю. А как преодолеть эту водную преграду, я не задумывалась. По сравнению с тем, на что мне нужно будет пойти, чтоб пробраться на север, это не казалось тогда мне большой проблемой.
   Мариус поверил в якобы произошедшую со мной метаморфозу, ведь он был добряком и верил в то, что люди могут меняться. Но Эктора я так и не смогла ввести в заблуждение. Он все еще пребывал в уверенности, что натуру бигару изменить не может ничто. Разве что кнут. С первого же дня этот садист настойчиво искал повод для того чтоб наказать меня. Но я была просто шелковой, я не жаловалась на усталость и мозоли, я безропотно бралась за любую работу и добросовестно исполняла ее даже тогда, когда валилась с ног от усталости.
   --Ты слишком уж строг с ней,--услышала я однажды голос Мариуса. Он обращался к своему надсмотрщику и говорил, видимо обо мне, потому что больше никто из рабов не удостаивался такого пристального внимания Эктора.
   --А мне, напротив, кажется, что не достаточно,--ответил тот не слишком почтительно.
   --Другим служанкам заняться нечем, посмотри, как они раздобрели от безделья. Ты их так испортишь.
   --Они выполняют свою положенную норму,--отрапортовал надсмотрщик.
   --У Скубилар, похоже, эта норма в пять раз больше? Взгляни-ка на нее, она стала еще худее чем раньше, скоро ее ветром унесет.
   --Ну, уж нет! Даже тот ветер, что гуляет в ее бунтарской голове, не сможет унести ее из вашего поместья.
   --Может быть, она уже и не собирается сбегать?
   --Я в это не верю. Наверняка она просто ждет случая. Но я лично ручаюсь вам, что он ей не представится.
   В это время мне пришлось выйти из того укрытия, в котором я сумела подслушать разговор. Мне необходимо было набрать воды. Поставив на плечо высокий бронзовый кувшин, я шагнула к колодцу и тут же попалась Мариусу на глаза.
   --Скубилар!--позвал он меня.
   Я сделала вид, что его окрик стал для меня неожиданным, и удивлено обернулась.
   --Господин?
   --Подойди сюда, деточка.
   Я поставила кувшин и подошла к Плавию.
   --Скажи-ка, ты не устаешь? Ты так много работаешь.
   --Я солгу, если скажу, что не знаю усталости,--ответила я, честно взирая на него.--Но разве не такова доля дэшу? Что делать...
   --Сбежать, например,--ехидно подсказал Эктор.
   --Мне некуда бежать,-- опечаленно опустив глаза, произнесла я.
   --Разве?
   --Да подожди ты, Эктор!-- сердито молвил мой хозяин.--Действительно, куда ей бежать?
   --Бигару всегда найдется куда,--не унимался бывший раньядор, у которого словно завелись личные счеты ко всем бигару.
   --У тебя есть родные?--ласково справился у меня Мариус.
   --Нет. Ни родных, ни друзей, ни дома,--тихо проговорила я и шмыгнула носом, чтоб еще больше разжалобить Плавия.
   Эктор даже крякнул от досады. Надо же! Повестись на притворные слезы девчонки!
   --Разве здесь ты себя не считаешь дома?-- чуть не плача сам, спросил хозяин.
   --Я надеюсь, господин, что вскоре я смогу здесь почувствовать себя как дома.
   --Она же морочит вам голову!--в сердцах воскликнул мой мучитель.
   --Ты бессердечный, Эктор!--сочувственно глядя на меня, ответствовал Мариус.
   --Я вижу по ее глазам, что она что-то замышляет!
   --Я не стану больше замышлять ничего и перестану даже и думать о свободе, хотя она по-прежнему дорога мне, если мне удастся обрести здесь дом, покой, тепло и сочувствие,--стараясь быть искренней, смиренно промолвила я.
   --Вот видишь! Ей просто нужен дом! Любому человеку, даже бигару требуется покой и пристанище,--назидательно изрек работорговец и снова обратился ко мне:-- На сегодня с тебя хватит работы. Отдохни.
   Эктор не нашел возражений, хотя видно было, как сильно возмущает его недальновидное попустительство Мариуса. Я со слезами на глазах поблагодарила хозяина за заботу и поплелась в ту часть дома, где располагалась рабочая прислуга. Одержанная мной маленькая победа не особенно радовала меня, потому что весь остаток дня я собиралась проспать. Завтра Эктор снова поднимет меня раньше всех.
   Но опасения мои не оправдались. Я проснулась сама, причем уже после рассвета, что не случалось со мной с тех пор, как я вернулась к Мариусу. Испугавшись сначала, что проспала и мне достанется, я стремглав выскочила на улицу и с удивлением увидела, как другие дэшу, зло посматривая на меня, выполняют мою работу.
   --Мариус приказал дать тебе сегодня выходной,--объяснила мне Пея.
   Я почувствовала страшную неловкость. И что же мне делать в мой самый первый на Эмброне выходной? Просто стоять и смотреть, как другие работают? Почему-то мне стало казаться, что я могла бы гораздо лучше и чище подмести двор и вычистить бассейн.
   Эктор бесшумно подошел сзади.
   --Радуйся!--услышала я.
   --Завтра мне придется отработать за весь этот день?--догадалась я и оглянулась.
   Надсмотрщик выглядел очень недовольным.
   --Мариус совсем из ума выжил,--пояснил он.--Он берет тебя в личные прислуги, так что перебирайся в другую половину дома.
   --Ты шутишь?--не поверила я.
   --Хотелось бы. Не понимаю, как ты могла провести его?
   --А ты мне, конечно, не поверил?
   --Разумеется.
   --Значит, по-твоему, я неисправима?
   --Бигару успокаиваются лишь в могиле,--зловеще молвил он и, придвинувшись, прошипел мне в самое ухо:--Не расслабляйся! Я за тобой слежу!
   Он не дал мне опомниться и быстро ушел. Наверное, он полагал, что поверг меня в ужас. Немного напугал, не скрою, но теперь я чувствовал себя немного уверенней. Хозяин на моей стороне и не даст меня в обиду. Если только я сама не дам ему повод. Нужно было быть осторожней.
   Мой переезд в другую половину дома не занял много времени. У меня не было никакого имущества, потому что я сама была имуществом. Мне нужно было только привести в порядок мой угол и отрыть спрятанную заветную карту. Осторожно развернув ее, я спряталась за угол и в тысячный раз с трепетом стала разглядывать незамысловатый рисунок. Даже во сне мне грезились эти взгорья и озера, которые придется преодолевать, снился необъятный простор Холодного моря, которое должно было стать не преградой, а мостом между мной и свободным миром острова Самарьяр. Я представляла себе, как пробираюсь через пограничные кордоны, как бреду с опаской сквозь дикие леса Турлона и варварских земель. Сколько мне предстоит еще пережить лишений и невзгод, прежде чем я смогу добраться до заветной цели. Но до этого было еще далеко. И когда только проклятый Эктор прекратит беспрестанно следить за мной?
   Спрятав свиток за лиф, я отправилась на свое новое место. Мариуса сегодня не было дома. Он отбыл с утра в соседнее поместье на свадьбу своего друга. А поскольку свадьбы граждан, и особенно богатых, длились напролет несколько дней, включая и те, что обычно необходимы для восстановления жизненных сил после обильных возлияний, то хозяин обещал вернуться лишь через неделю. В таком случае мне нужно было быть очень осторожной.
   Теперь наш надсмотрщик, которой остался за хозяина, удвоил свою бдительность. Впрочем, дэшу это обстоятельство вовсе не взволновало. Они-то ничего не замышляли и были всем довольны, им в поместье Плавия жилось вольготно. Зато я снова удостоилась пристального внимания. И именно тогда, когда я больше всего страшилась повстречать Эктора, он вырос предо мной. Его взгляд, необычайно довольный и жесткий, не предвещал ничего хорошего.
   --Что у тебя там?--спросил он, указывая глазами на мою грудь.
   Я невообразимо струсила, но заставила себя улыбнуться и перевести все в кокетство. Только бы я ошибалась, решив, что он заметил, как я спрятала карту! Возможно, это все от страха!
   --Ты же знаешь, ничего выдающегося,--ответила я с натянутой улыбкой и, невольно отступая.
   --Ты что-то прячешь?
   --Нет.
   --Я могу и проверить.
   Я чувствовала, что мои нервы вот-вот сдадут, и я со всех ног брошусь куда-нибудь. Будто бы я могла сразу преодолеть двухметровую стену! Будто бы могла убежать! Соберись! Успокойся!
   --Проверь! Но предупреждаю: без приставаний!-- возгласила я и ссутулилась, складывая руки на груди.
   Да! Так правильно. Пусть он решит, что я боюсь его домогательств.
   --Не смей предупреждать меня ни о чем, дэшу!--взревел он и в одно мгновенье подскочил ко мне.--Неужели ты подумала, что меня что-то остановит, если ты понадобишься мне как женщина?!!
   Мой тайный свиток в миг оказался у него. Я не сразу даже успела прочувствовать весь ужас своего положения. Меня поймали буквально с поличным. Карта острова Самарьяр: какие еще нужны доказательства. Даже идиот догадался бы, зачем она нужна мне - бигару. Пергамент был развернут и осмотрен, и я тут же получила звонкий удар по лицу, от которого перед глазами засверкали искры. Эктор дождался своего звездного часа. Теперь у него есть все основания, чтоб наказать меня, а может быть даже убить. Есть доказательство для Мариуса, доказательство того, что он, его преданный слуга, оказался, в конце концов, прав: бигару успокаиваются лишь в могиле...
   Вот и я испытала на себе беспощадное жало плетки. "Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой. Ободрись! И встреть их грудью"! Я не позволяла себе закричать, хотя Эктор очень старался выбить из меня отчаянный крик боли. Он прилагал к этому всю свою силу, злость и ненависть. Мне на грудь одна за другой капали капли крови из прокушенной губы. Я, словно бешеная лисица, до одурения сжимала зубы и чувствовала во рту солоноватый вкус. Я изо всех сил прикусывала губу, чтоб не закричать, чтоб не возрадовался разъяренный Эктор, чтоб не возликовали собравшиеся вокруг лобного места и жаждущие зрелища рабы и рабыни. Надсмотрщик уставал и сбивался со счета, я уплывала в темноту. Меня обливали водой, и счет начинался заново. Один! Два! Три!--вторил восторженный хор. Сколько я еще выдержу, им было интересно. Язык во рту распух, горло - будто исчезло. Я не могла бы, наверное, закричать, даже если бы и захотела... Четырнадцать... пятнадцать... шестнадцать... "Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой..." Снова холодный душ, и снова - белой, тусклой пеленой перед глазами свет. На спине больше нет живого места? Почему остановились? Ах, да. Я едва ощутила острые укусы множества иголок на правой лопатке. Черной меткой оставили они на моей коже знак зависимости - D. Сколько мне еще осталось дышать, столько же теперь пробудет со мной и рабское клеймо. Я надеялась, что умру, не чувствуя уже ни боли, ни унижения. Сердце, сердце...
   Я не помнила, как меня бросили на солому в мой прежний угол. Я очнулась поздним вечером на коленях у Пеи. Рядом сидела бабушка Рипша, колдуя над моей спиной. Она смазывала ее чем-то ужасно дерущим и дурнопахнущим. Я боялась пошевелиться, не желая больше ощущать свое истерзанное тело. Из глаз, наконец-то, хлынула соленая влага, а застывший в горле крик вырвался на волю лишь глухим стоном.
   --Она очнулась,--услышала я растерянный голос.
   Пред глазами возникло морщинистое лицо Рипши.
   --Губа распухла,--констатировала она.--Надо тоже смазать. Быстро пройдет.
   --Не надо,-- простонала я. Теперь мне захотелось стать капризным ребенком.
   Но бабушка Рипша не собиралась слушать меня. Она приподняла мою голову и ткнула вонючей тряпицей в угол моего рта.
   --Я и раньше слышала, что бигару выносливы, но никогда не видела, до какой степени,--сказала она Пее.
   --Тебе не было больно?--спросила меня эта глупая девчонка.
   --Мне и сейчас больно, просто дьявольская боль,--вымолвила я.
   --Я бы орала как проклятая, даже если бы меня пару раз ударили плеткой,--с наивным восхищением сказала Пея.
   --Бигару гордые,--пояснила ей Рипша, значительно кивнув головой.
   А может быть, я действительно бигару и всегда была? А та прошлая моя жизнь на Земле уж не приснилась ли мне? И Куч, и ребята из банды, и Боскус... Все они были лишь сном, странным, глупым сном, который я почему-то считала своей жизнью. А настоящее мое - вот оно: Эктор, Мариус, Пея... А я - бигару, и смысл моей жизни - сквозь тернии к свободе. Через заборы, кордоны, моря... во что бы то ни стало... не смотря ни на что... на свободу. Через боль, кровь, отчаянье... на свободу, словно вон из собственной кожи...
   --Ты хотела сбежать к своим?--снова услышала я голос Пеи.--Эктор показывал нам карту, которую он у тебя нашел. Это был путь к острову Самарьяр.
   Я промолчала.
   --Тебе ни за что не добраться туда без вольной,--сочувственно продолжила моя подруга, поняв, что молчание и есть мой ответ.--Это ведь так далеко. Одинокая девушка без хозяина, отца или мужа у любого солдата вызовет подозрения, и если он не найдет у тебя документов, тут же отправит в тюрьму, а оттуда снова на распродажу. А теперь у тебя и вовсе клеймо...
   За стеной послышались уверенные шаги. Это несомненно был Эктор. Пея и Рипша тут же отсели подальше от меня. И правильно сделали: сочувствовать мне - это для надсмотрщика значило то же самое, что разделять мои взгляды. Им могло достаться не меньше чем мне. И почему я не смогла тогда в лагере воткнуть в Эктора клинок? Почему не решилась? Может быть, была бы уже на полпути к Холодному морю.
   Он вошел в нашу темную конуру.
   --Живая?--спросил он, светя на меня чадящим фонарем.
   Никто ему не ответил. Тогда он подошел и рывком развернул меня на спину. Я не могла сдержаться и застонала, потому что в истерзанную и окровавленную мою плоть вонзились тысяча острых соломинок.
   --Живучая,--произнес он с досадой.
   --Я до тебя доберусь,--прошептала я, с ненавистью глядя на темный силуэт.
   Эктор развеселился.
   --Она видимо в бреду.
   --Я тебе убью, обещаю,--подтвердила я тихо, потому что из-за распухшей губы едва ли вообще могла разговаривать.
   Он снова рассмеялся и присел ко мне. Присмотревшись, он, очевидно, понял, что я не в бреду и взгляд мой не затуманен.
   --Берегись,--снова вымолвила я и почувствовала, как по подбородку снова побежала теплая струйка.
   Надсмотрщик перестал хохотать и резко схватил меня за волосы.
   --Завтра! Снова за работу! И никакого отдыха! Никаких лекарей! Посмотрим, кто из нас первым спуститься в подземное царство мертвых.
   Я не помнила, как он ушел, потому что то ли отключилась, то ли уснула. Но мне показалось, что он и не отлучался, так как, очнувшись от жесткого толчка, я снова увидела его ненавистное лицо.
   --Пора вставать,--ехидно изрекло оно и растянулось в противной улыбке.
   Антэ еще не взошел. Было очень раннее утро в сером тумане. За спиной у надсмотрщика стояла заспанная и злая дэшу-экономка, которая держала в руках новое платье грубейшей выделки. Моя же одежда, превратившаяся в кровавые лохмотья, валялась тут же рядом. Выбор туалета был не случаен: даже самая нежная шелкова материя была бы сейчас нестерпимой пыткой для моей спины. А эти ужасные платья не носила ни одна из домашних дэшу Мариуса. Их надевали только предназначавшимся на продажу рабыням, да и то только до тех пор, пока они не обретали новых хозяев.
   Мне пришлось подняться и взять своё пыточное платье. Эктор молча следил за мной все то время, пока я надевала его, сжав челюсти. Облачившись, я не сразу смогла выпрямиться: кровь спеклась на спине. Но стоять перед надсмотрщиком согбенной я не хотела. Превозмогая ужасную боль, я расправила плечи. Пусть не думает, что сломил меня. Я не сломалась. Мои мысли и устремления остались при мне. Я все равно сбегу. Теперь это стало делом чести бигару. А честь отстаивают даже ценой жизни.
   --Интересно, о чем ты сейчас думаешь?--поинтересовался он.--Могу поспорить, что о том, насколько неудобен тебе твой наряд.
   Он явно злорадствовал и не пытался скрывать этого.
   --Скажи-ка, ты все еще хочешь сбежать? Я не отбил у тебя эту охоту?
   Я не смогла ответить, хотя дерзкий и вызывающий ответ вертелся у меня на языке. Слишком плотно были сжаты от боли зубы. Он вполне мог бы убить меня. Перед Мариусом у него было оправдание. Почему же не сделал этого? Неужели он задался целью растоптать, прежде всего, мою волю, убить во мне стремление к независимости? Потом, когда он подвел меня к грязным кухонным котлам, которые мне предстояло выскоблить до блеска, я задала свой вопрос:
   --Почему ты сразу не убил меня?
   Он уже собирался отойти, но остановился и повернулся ко мне.
   --Хочу, чтоб ты мучилась как можно дольше.
   --Сколько в тебе ненависти!--сочувственно проговорила я. Злиться я была еще не в силах.
   --Я ненавижу только вас, бигару!--ткнув кулаком в мое плечо, воскликнул Эктор.
   --За что?
   --За хаос, который вы вносите в порядок!
   Я понимала, что бесполезно доказывать ему что-то, тем более что мой рот открывался с трудом, но не могла позволить ему сказать слово последним.
   --Это неправильный порядок, когда один человек владеет другим!
   --Так угодно богам! И не тебе, дерзкая дэшу, пытаться изменить существующий мир!
   --Я знаю, что не смогу изменить его. Но свою судьбу я намерена изменить. Я все равно стану свободной! Или умру!
   --Так значит, плеть тебя не образумила?
   "Нет! Не образумила! Этого не будет никогда! Можешь забить меня до смерти, но меня тебе не переломить!"--собиралась выкрикнуть я, но вдруг ощутила, как из искусанной губы снова потекла кровь и, вытирая ее рукавом, я неожиданно даже для самой себя попросила:
   --Отпусти меня, и у тебя больше не будет этой проблемы. Не нужно будет вставать чуть свет, постоянно следить за мной, придумывать мне новую работу.
   --Отпустить?!!--изумился надсмотрщик.-- Тебя поймают, не успеешь выйти даже из Маркузы. И приведут обратно.
   --Меня не поймают.
   --Глупая, самоуверенная дэшу! И куда ты пойдешь?!! Никакого острова Самарьяр не существует! Нет его! Это всего лишь легенда!
   --Не правда! Он существует! Откуда тогда карта?--воскликнула я, зажимая рукой кровоточащую ранку.
   --Это просто картинка.
   --Где же тогда живут бигару?
   --Если бы император знал это, он давно бы послал туда войска и уничтожил их. А так приходиться бить вас по одиночке.
   --Лучше бы и меня ты убил.
   --Может быть еще представится случай, не волнуйся.
   Он ушел вполне довольный, решив, наверное, что одержал победу и в словесной перепалке. Я принялась за чистку котлов. Усердно и рьяно, как это только позволяла мне моя истерзанная спина, я терла, скоблила и отмывала жесткий черный нагар, чтоб не думать о своей тяжкой доле. "Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой..."
   Боль утихла, хотя и не сразу. Просто я привыкла к ней. Только платье прилипло к спине, потому что пропиталось кровью. Вечером меня вместе со всеми дэшу заставили вымыться в специальном бассейне с теплой, нагретой солнцем, водой. Это была еще одна пытка. Платье пришлось сдирать со спины резким движением. Слезы сами собой брызнули из моих глаз, но крик так и не вырвался, разбившись о сжатые зубы. Теперь я не могла позволить себе стенание и плач. Я поклялась, что не сломаюсь и вынесу все, что уготовано мне богами этого мира. Ведь я - бигару. Я - мифическое существо, не такое как все и потому презираемое и не достойное сочувствия. Мне оставалось только терпеть и ждать. Терпеть многое и ждать неизвестно чего.
  
  
  

ГЛАВА 11

ГОМУСЫ

  
  
   После этого происшествия и речи не могло быть о том, чтоб я стала личной служанкой Мариуса. Меня снова отправили в барак для рабочих дэшу. И вот спустя две недели, проснувшись ранним утром, я как всегда увидела Эктора. Видимо ему снова с самого утра пришла в голову какая-то идея, по поводу меня. И почему ему не спалось? Стоило ли лишь из-за тупой своей мстительной ненависти подниматься так рано? На этот раз у него был чрезвычайно довольный вид.
   --Наконец-то я отыскал работу как раз по тебе!--сообщил он мне радостно.
   Я не разделяла его хорошее настроение, догадавшись, что мне от этой новости ничего доброго ждать не приходится. Хмуро поднявшись со своей постели, я по привычке спросила, чем же сегодня мне нужно будет заняться. Но когда я узнала, чем именно, я остолбенела от ужаса. Приказав следовать за собой, Эктор решительно направился в ту сторону обширного подворья, куда даже близко не приближается не одна дэшу. Мы подходили к клеткам гомусов.
   Этих зверюг, которых я видела всегда лишь издалека, когда они днем спали в своих вольерах, кормили только раз в сутки. Был один единственный дэш у Мариуса, который мог осуществлять это опасное предприятие, да и то рядом всегда стояла пара охранников с оружием, кнутами и сетями. Гомусы не признавали никаких хозяев, никого не слушались. Но этого от них и не требовалось. Им нужно было выполнять лишь одно: рвать на куски любого, кто попробует перебраться через забор в ночи. Однажды я наблюдала, как раб, которого все называли ключником, из-за висящего на его шее ключа от клетки, с опаской открыл дверь в вольер и, быстро побросав куски сырого мяса гомусам, которые впрочем, и не собирались вырываться наружу, мигом захлопнул дверь. Таким же манером потом он наливал им и воду. Охранники, готовые в любой момент накинуться, все это время были начеку. И что интересно: больше никакой работы у раба, кормившего зверюг, не было. Видимо, хозяин ценил его.
   Я невольно замедлила шаг, когда мы стали подходить к клеткам. Что задумал проклятый Эктор на этот раз? Один из трех гомусов проснулся и поднял голову, глядя на нас. Никого ужасней я не видела в жизни! В кино видела, конечно, монстров и страшней, но так ведь это в кино! А тут... Огромное лохматое чудище медленно поднялось сначала на четыре лапы, а потом встало на задние, став в полтора раза выше меня ростом. Оно с тупым интересом разглядывало именно меня. А я - его. Стараясь не робеть, я как можно смелей взирала в глаза чудищу. Я чувствовала, что нельзя было показывать свой страх. Даже собаки кусают лишь тех, кто их боится, а тут - кровожадный монстр. И вдруг на одно мгновение мне показалось, что в страшных зрачках гомуса сверкнула искра разума. Но она тут же погасла, я не успела даже сообразить: почудилось ли мне это или нет. Зверь отвернулся от нас и зарычал, потом снова встал на четыре лапы и заходил кругами по клетке. Его собратья тоже начали просыпаться.
   --Старик-ключник, что кормил этих тварей, заболел, и, скорее всего, умрет,--сказал Эктор, о котором я даже забыла на пару минут.
   --Умрет?--на поняла я.
   --В последний раз гомусы здорово поцарапали его. Он истекает кровью, если вообще жив еще...
   Я очень сильно занервничала. Звери, наверное, сильно покалечили того раба, что кормил их, раз он собирается на тот свет. А если фантазия Эктора настолько безжалостна и нездорова, как я думаю, то он, скорее всего, предложит теперь им на завтрак меня. Собственно я почти угадала.
   --Они уже два дня ничего не ели. Их нужно срочно покормить. Займись этим. Теперь это будет твоей каждодневной работой,--услышала я, наконец, свой приговор.
   Наверное, я очень изменилась в лице, потому что Эктор просто расцвел от удовольствия. Он видимо очень хотел, чтоб я смертельно испугалась. И добился своего. У меня даже перехватило дыханье. И, возможно, я сразу же сошла с ума, потому что вместо того, чтоб умолять надсмотрщика сжалиться надо мной и избавить от этой работы, я, словно в каком-то забытьи, спросила его:
   --Чем же их покормить?
   --Я бы с удовольствием скормил им живьем тебя,-- язвительно сказал он,--но кто же тогда будет кормить их завтра, послезавтра и так дальше, пока сам не станет их едой?
   --Хорошо, я все сделаю,--сказала я, все еще не выходя из фрустрации.
   Эктор вдруг перестал ухмыляться.
   --Ты полагаешь, видимо, что тебе досталась работка "нечего делать"? Ну, так не радуйся! Если гомусы во время кормления не разорвут тебя на части, в чем я лично очень сомневаюсь, ты снова отправишься на кухню мыть котлы, а потом подметешь двор и перетрясешь перины! Не думай, что тебя ожидает та же вольготная жизнь, что была у того бедняги, который кормил этих зверюг раньше. Он, между прочим, не был бигару и не собирался сбегать на Самарьяр!
   Три пары звериных глаз тут же с интересом обратили на меня свои взгляды. Видимо тот факт, что я -бигару и их заинтересовал. Неужели и они тоже не любят бигару? Тогда мне точно конец...
   --Мясо, вон там,--сказал Эктор, указывая на подсобку, и повесил мне на шею ключ.
   --Ну, и дела,--сказал я вслух, продолжая стоять столбом, после того как ушел Эктор.-- И что теперь мне делать?
   Гомусы во все глаза пялились на меня и пока не проявляли агрессивности. Я тоже смотрела на них, стараясь привыкнуть к их, мягко сказать, нестандартной внешности.
   --Вы, ребята, наверное, очень проголодались?--произнесла я, опомнившись, наконец.--Сейчас я вас накормлю.
   Легко сказать! Неужели мне все-таки придется сделать это? Придется открыть клетку? Увидеть гомусов в открытую, вне решеток? А может быть мне просто сон дурной снится? Проклятый Эктор!
   Я отправилась в постройку, из которой доносился ужасный запах. Хотя мясо подвозили каждое утро, при такой жаре оно быстро портилось. Тем более здесь лежал еще вчерашний запас, над которым уже летали какие-то насекомые. Я вошла в подсобку и застала там двух рабов, которые разрубали мясо на куски. Увидев меня, они весьма изумились.
   --Вчерашнее мясо нужно зарыть,--распорядилась я, и заметив их недоумение, добавила:--Теперь я кормлю гомусов. И поскольку они не ели двое суток, им нужна двойная порция.
   Рабы переглянулись, как будто не поверив мне.
   --Или вам самим придется сделать это,--пригрозила я, и они тут же принялись за работу.
   Мясо было нарублено и погружено в корзины через несколько минут. Все это время я морально готовилась к предстоящей кормежке. Но перед тем, как перетащить корзины к клеткам, я придумала совершенную глупость: поговорить с моими подопечными.
   Вернувшись к клетке, я откашлялась и, стараясь не смотреть на страшные морды, вежливо, словно разговаривала с кем-то достойным уважения, произнесла следующее:
   --Меня зовут Скубилар. Теперь я буду вас кормить. Предлагаю договориться. Давайте сосуществовать мирно. Это и ваших и в моих интересах. Сейчас я принесу вам двойную порцию свежего мяса, и прошу вас, не съеште случайно вместе с ним и меня. Иначе завтра вам снова придется голодать. Вряд ли Эктору удастся еще кого-нибудь заставить делать эту работу.
   Закончив речь, я посмотрела на зверей и поразилась на то, как они внимательно меня слушали.
   --Ну, так мы договорились?--спросила я и постаралась улыбнуться.
   Гомусы продолжали молча созерцать меня.
   --Молчание - знак согласия,--нервно усмехнувшись, промолвила я.
   Только не бояться! Не суетиться! Не думать! Не трусить!--твердила я про себя, волоча тяжелые корзины к входу в клетки. Деловито и не спеша, сняла я с шеи ключ от замка, неторопливо вставила его в замочную скважину, не суетясь, несколько раз провернула его, но едва не вздрогнула, когда дужка отлетела в сторону, со звоном стукнувшись о прутья клетки. Гомусы зашевелились и стали подходить ближе. Каких усилий мне стоило сохранять спокойствие! Внутри я вся была сжата в железный ком, но внешне пыталась не показывать этого. Один за другим я отправляла шматы мяса в клетку, стараясь бросить их подальше, а они все не заканчивались даже в первой корзине. А корзин было три! Звери принялись за трапезу, разрывая мощными челюстями красные куски и хрустя костями. Это было зрелище не для слабонервных! Они быстро расправлялись с тем, что я успевала отправлять в их вольер, и я ужасно боялась, что они начнут вырывать еду прямо из моих рук. Но все обошлось, хотя я едва ли надеялась на это. Когда третья корзина опустела, я неспешно закрыла дверь и без лишней суеты защелкнула ее на замок. Уф!
   --Вы молодцы, ребята,--ласково сказала я сытым зверюгам.--Сейчас налью вам попить.
   В то время как я выкатывала из подсобки тележку с наполненной водой бочкой, к вольеру подошли двое охранников с полным вооружением. Один из них держал в охапке сеть, другой нес копья и кнуты. Они остановились в недоумении и переглянулись.
   --Так это ты тот новый дэш, который будет кормить гомусов?--спросил один из них.
   --Да. И я только что сделала это. К тому же, если вы заметили, я - вовсе не дэш!
   --Это девчонка,--тупо заметил другой.
   --Ничего не понимаю,--снова сглупил первый.
   Я стала открывать замок. Мне нужно было выглядеть уверенной перед этими тупицами, которые с интересом ожидали сейчас, что со мной будет. Они даже не удосужились встать возле клетки, чтоб подстраховать меня. Просто пялились на то, как я с трудом наклоняю бочку, чтоб вылить воду в корыто, как гомусы прыжками подскакивают ближе ко мне и, урча, начинают пить. Я подождала несколько секунд, сколько позволили мне мои напружиненные нервы, и осторожно закрыла дверь. Заперев, я повесила ключ на шею, показывая этим, что принимаю на себя эту каждодневную обязанность.
   --До завтра, ребята,--улыбнулась я зверюгам, хотя они остались к этому совершенно безучастны.
   Зато охранники просто обалдели, не зная, видимо, что и подумать.
   Я понимала, конечно, что бравирую напрасно, ведь завтра все может сложиться вовсе не так удачно. Я запросто могу стать очередной жертвой гомусов, и эти горе-охранники не смогут мне помочь или не захотят. Но я позволила себе этот маленький, мимолетный праздник, гордо прошествовав мимо пораженных столбняком дуболомов.
   С приподнятым настроением я поспешила на кухню, чтоб снова заняться котлами. Так велел мне надсмотрщик. Интересно, что скажет он, увидев меня живой и даже невредимой? Мое рабочее место было свободно, потому что другие дэшу еще и не вставали. Острожно, стараясь не разбудить кухарку и Пею, которая была ее помощницей, я принялась за чистку котлов, кастрюль и противней. Но кухня уже проснулась. Первой на пороге появилась заспанная Пея и, взглянув на меня, нисколько не удиилась моему раннему труду. Это случалось каждый день.
   --У тебя сегодня, кажется, хорошее расположение духа?--удивилась она.
   --Не всегда же мне страдать.
   --Но ты опять поднялась раньше всех.
   -- Такая моя судьба.
   -- Если бы судьба...Тебе помочь?
   --Ты же знаешь, Эктор не позволит.
   --Знаю. Я просто так спросила. И почему он так тебя не любит?
   --Напрасно ты напомнила мне о нем с самого утра. Мое настроение сразу испортилось,--вздохнула я и присела немного передохнуть.
   Дом зашевелился. Стала просыпаться прислуга. На черную кухню, в которой готовилась еда лишь для рабочих невольников и невольниц, заглядывали заспанные физиономии. Всем хотелось узнать, когда будет завтрак. Пея засуетилась, испугавшись, что вот-вот собиравшаяся проснуться дэшу-кухарка, задаст ей трепку, так как не были еще почищены овощи. Она принялась за свое дело, а я за свое. Но первый котел засверкал лишь за минуту до того, как в него должна была налиться вода. За это я получила взбучку от поварихи, которая пригрозила, что пожалуется на меня Эктору. Я насупилась и не посчитала нужным объяснять ей, из-за чего задержалась с утра. Да она бы и не поверила. А что до надсмотрщика, так меня теперь им не испугаешь. Ведь я только что благополучно избежала зубастых пастей гомусов.
   Между тем кухня становилась все оживленней. Кухарка ругала рабов и рабынь, которые вдруг зачастили на кухню. Кто-то просил воды, кто-то спрашивал, что будет на завтрак или приносил пятую по счету охапку дров.
   --Да что с вами со всеми сегодня?!!--кричала повариха, размахивая полотенцем.--Убирайтесь все отсюда, иначе завтрак подоспеет лишь к обеду! Измар! Что ты уставился на Скубилар, будто впервые ее увидел?!!
   Раб тут же выскочил за дверь. А я, кажется, стала догадываться, из-за чего сегодня случилось нашествие на кухню. Похоже было на то, что, либо охранники гомусов, либо рабы, что рубили мясо, разболтали всему подворью о том, что я новая ключница этих зверюг. Всем сразу захотелось посмотреть на этакое чудо, то есть на меня. Вскоре к нам даже пожаловали дэшу-наложницы из хозяйской половины. Это были именно те, что развлекали нашего надсмотрщика. Они не питались на нашей кухне, у них была совсем другая жизнь и иные интересы: платья, украшения, сладости. Им совершенно нечего было делать в нашем бараке и не нужно было изобретать никакого вымышленного предлога. Они просто брезгливо заглянули к нам, прячась за дверь. "Ключ! Посмотри! Я же говорила тебе. Это та самая Скубилар, о которой вечно твердит хозяин",--услышала я их сдавленный шепот. Отвернувшись, я усмехнулась: ко мне явно приходила популярность.
   --Надо же! И эти к нам?--удивилась Пея и посмотрела на меня.--А что это за ключ у тебя на шее?
   Мне пришлось рассказать им все.
   --Не может быть! Они не съели тебя?!!
   --Сегодня нет,--сразу опечалившись ответила я.--А завтра может быть и съедят.
   Стоило ли торжествовать, было ли из-за чего? Все эти любопытствующие наверняка либо сочувствовали мне, либо злорадствовали. Только и всего. Нечем было гордиться горемычной Скубилар.
   Но, обернувшись на дверь, я поймала на себе восхищенный взгляд одной из пожилых дэшу. Я даже остановилась и посмотрела на нее непонимающе. Она сразу отвела глаза и снова занялась чисткой овощей. Но эта женщина была далеко не единственной, чей странный взгляд беспокоил меня в течение всего дня. Идя по подворью, я с неприятным недоумением отмечала направленные на меня взоры, реплики, жесты. По отрывкам разговоров, доносившихся до меня, можно было догадаться, что каково бы ни было их личное отношение ко мне, все они удивлялись тому, что гомусы меня не сожрали. Иногда до меня долетали и версии. Так одна из домашних служанок Мариуса сказала другой дэшу, что, возможно, Скубилар особенная, заговоренная богами. Другой раб спросил меня, не знаю ли я языка животных, мол, говорят, что бигару могут общаться с тварями. Я ответила раздраженно, что не знаю, и быстрым шагом удалилась от него. Не хватало еще, чтоб меня стали считать ведьмой или еще кем-нибудь в этом роде. Мне достаточно было и того, что я - унчитос и бигару. А еще у меня была татуировка на лопатке и рубцы на спине, которые возможно никогда не заживут. Я не хотела лишний раз злить Эктора, который мог бы теперь решить, будто я оказываю влияние на рабов или, чего доброго, подбиваю их к побегу.
   Весь день прошел за работой. К вечеру я едва успела выполнить все, что велел мне сделать надсмотрщик, и уснула, совсем забыв о том, что завтра мне нужно снова кормить чудовищ. Но среди ночи меня разбудили страшные звуки. Это был именно их дьявольский вой. Еще только ночь назад я и не замечала его, не слышала, давно привыкнув. Но теперь он снова поверг меня в ужас. В непроницаемой бездне ночи, которая раньше была другом лисы, а теперь ее страхом, все стало выглядеть совсем по-другому. Я вспомнила жуткие морды этих странных животных и тот мимолетный взгляд, который показался мне разумным. А что может быть ужасней осмысленных глаз монстра? Впервые за долгое время Скубилар стало очень жаль себя. Гордая и непреклонная бигару не смогла сдержать слез, уткнувшись в соломенную подстилку.
   Но если б знала она, какой сюрприз принесет ей следующее утро...
   Уже по привычке проснувшись до того, как Эктор пришел будить меня, я вышла на воздух. День снова обещал быть жарким. Во всех смыслах. Я должна была еще раз испытать судьбу, открыв клетку диких животных, любивших закусить человечинкой. На кануне вечером мы узнали, что старый ключник, порванный гомусами, умер.
   Эктор окликнул меня со своего балкона. Вместо того чтоб нежиться со своими рабынями на мягкой перине, которую я, мечтая тайком набить ее гвоздями, собственноручно выбивала каждый день, он вставал чуть свет ради меня. Как трогательно! Чтоб тебе провалиться!
   --Иди к клеткам!--крикнул он мне.--Я сейчас спущусь!
   "Да зачем же, почтенный Эктор?!! Не трудитесь! Или вы вожделеете лицезреть, как я буду съедена? О, держу пари, вы грезите об этом по ночам",--шептала я себе под нос, медленно направляясь к вольеру.
   Развлекая саму себя таким образом, а вернее, отвлекая от угрюмых мыслей, я подошла к гомусам. Они словно ждали меня. Все трое не спали, и, сидя у самой двери, внимательно следили за всеми моими движениями. Рабы уже нарубили три корзины мяса и теперь осторожно выглядывали, спрятавшись за дверь подсобки. Охранники тоже были здесь, но почему-то без всякого оружия.
   --С добрым утром, ребята,--поздоровалась я нарочно только с гомусами.--Проголодались?
   За спиной тут же послышался смешок.
   --Беседуешь с ними?
   --Доброе слово и скотине приятно,-- отозвалась я, не отрываясь от своего занятия. Я уже подтаскивала корзины к двери, и звери то ли радостно, то ли возбужденно рычали. Сердце цепенело от ужаса, но виду я не подавала. Я уже знала, как следует вести себя с диким зверьем: нельзя показывать им свой страх.
   --А вы почему без оружия?-- обратился Эктор к солдатам, заметив, наконец-то, хоть кого-то еще кроме меня.
   --Вчера она и без нас справилась.
   --Зачем вы тогда тут торчите?!!
   --Интересно.
   Этот разговор двоих тупиц со своим начальником в иной ситуации мог бы меня рассмешить, но только не сейчас. Я готовилась к подвигу и уже снимала с шеи ключ. Но только я вставила его в скважину, как все мое напряженное до предела существо вздрогнуло от резкого окрика Эктора:
   --Это еще что?!!
   Гневный вопрос, как ни странно, был адресован не мне. Не решаясь подойти ближе к клеткам, во дворе поодаль стояло несколько рабов и рабынь. Они пришли посмотреть на то, как маленькая девчонка будет кормить кровожадных тварей или на то, как эти самые твари закусят маленькой девчонкой.
   --Что за собрание тут?!! Вам работы мало?!! Ну, так вы ее получите сегодня!
   Я подождала, пока рабы разошлись или просто скрылись с глаз Эктора, подглядывая откуда-нибудь, и отперла дверь...
   Эктор не удивлялся. Он досадовал и скрипел зубами, глядя на то, как дикие зверюги послушно трапезничают, совсем не собираясь рвать меня на мелкие кусочки. Гомусы вели себя смирно и сдержанно, и как будто даже старались не пугать меня. Я все так же со знанием дела выполнила свои обязанности, убрала корзины, налила им воды и, замкнув замок, повесила ключ на шею.
   --До завтра, ребята,--сказала я моим подопечным и, внутренне ликуя, обратилась к надсмотрщику:--Я жду дальнейших указаний, хозяин.
   --Подожди!--пригрозил он мне, но видимо сразу не придумал, чего именно мне ждать, и обратился к двум болванам, стоявшим неподалеку:--Идете за мной! Надо проверить цепи на внешнем периметре. Вчера друзья Скубилар особенно рьяно рвались на волю.
   Дать мне новую работу Эктор, наверное, забыл или не придумал, поэтому я направилась на кухню. А там уже толпилась целая ватага рабов и рабынь. Все они взбудоражено обсуждали что-то и, как только я подошла к ним, стали громко меня приветствовать. Некоторые из них стали свидетелями моего утреннего приключения , и рассказывали остальным, что даже прежнему, ныне покойному ключнику не удавалось так лихо управляться с гомусами. Я старалась улыбаться, но моя улыбка, наверное, выглядела испуганной. Произошло то, чего я боялась: сама того не желая, я стала популярной у рабов. Теперь если решат, что я оказываю на них дурное влияние, меня в лучшем случае забьют до смерти, а в худшем - посадят на цепь и отрежут язык, чтоб я никого не подстрекала к побегу.
   --Теперь мы точно знаем, что ты необыкновенная,--услышала я откуда-то сбоку.
   --Такая выдержка!
   --Она совершенно не боится этих чудовищ!
   --И они ее слушаются!
   --Наверное, они и за воротами не тронули бы ее!
   --Может быть они и нас не стали бы рвать?!!
   Только не это!!! О чем они говорят?!! Мне конец!
   --Да вы что?!! Вы с ума сошли?!!--закричала я на них.--Вы же меня убиваете!!!
   Но они ничего не услышали, продолжая обсуждать сегодняшнее утро и мою доблесть. Я в отчаянье закрыла ладонями уши. Мне захотелось тут же испариться куда-нибудь. Что за олухи! Глупые, глупые дэшу! Еще чуть-чуть и они объявят меня своей предводительницей и отправятся штурмовать ворота. Но до того как они действительно решаться на это, подоспеют охранники Мариуса, здорово отдубасят их, кое-кого выпорют прилюдно плетками, а меня... Я не могла даже представить, что сделает со мной Эктор.
   Но меня спасла кухарка. Она выскочила из кухни с поварешкой в руках и разогнала все почтенное собрание в один момент, угрожая оставить всех без завтрака. Мне же, после того как закончила воевать, она тоже пригрозила:
   --Ты доиграешься, Скубилар! А играешь ты с огнем!
   Я и сама это понимала, но того, почему именно мне выпадают на долю все эти злосчастья, понять не могла. Не дождавшись завтрака, я ушла в барак и забилась там в самый дальний угол. Мне снова захотелось заплакать. Будь проклят тот, кто первым назвал меня бигару! Хотя нет! Пусть будет пусто Боскусу! И зачем он привез меня на эту планету? Ну, а если уж привез, надо было довести дело до конца! Уж лучше бы мне стерли память! Я была бы сейчас не опасной бунтовщицей, с невольничьим клеймом на лопатке, а богатой жительницей Рима.
   Я пробыла довольно долго в своем углу. Я вспоминала о Земле, на которой обо мне никто не вспоминал, о доме, которого у меня никогда не было, о своем ремесле, за которое я видимо и была теперь наказана богами. В конце концов, по старой своей привычке я начала рифмовать свои несчастья, мурлыча себе под нос. Впервые я делала это на чужом языке...

Как этот день ко мне жесток и одинок.

И только ночь одна добра и глубока.

И снова сердце, словно брошеный щенок,

Скулит, зализывая рваные бока...

   --Какая грустная песня,--услышала я голос рядом.
   Это Пея принесла мне завтрак. Добрая душа. Она да еще, пожалуй, бабушка Рипша только и были добры ко мне и понимали меня. Они ведь были унчитос, но не были бигару. Они были послушны и исполнительны. А меня постоянно уличали в запретных стремлениях, даже если я их и не имела. Они проявляли бы ко мне больше сочувствия, в котором я очень нуждалась, если бы не боялись быть наказанными за это. Поэтому Пея поставила передо мной кувшин с молоком, положила кусок хлеба и поспешила удалиться. Я не стала ее останавливать и не обиделась на нее. Все было ясно.
   Поскольку надсмотрщик не успел дать мне работы, я еще несколько часов каменным изваянием просидела в бараке. Но нужно было выходить, а я очень боялась. Мне не хотелось снова ощутить на себе пристальное внимание рабов Мариуса. Но меня в второй раз выручила наша повариха. Она со значением посмотрела на меня и велела идти перебирать в кладовке просо. За этим занятием, скрытая от всех глаз, я и провела оставшийся день. Бабушка Рипша нашла меня спящей над одним из мешков.
   Но как оказалось день мой еще не был закончен, и главное испытание еще ожидало меня впереди. Приближалась ночь...
   Я вышла из кладовки и, стараясь не шуметь, стала пробираться в свой барак. Но рабы, похоже, не спали. Где-то за хозяйственными постройками слышались возбужденные голоса. Подойдя ближе к этому месту, я с ужасом услышала свое имя из уст ни кого-то, а самого Эктора.
   --Вот ты где!-- Один из охранников дернул меня за руку.--Где ты была?
   --В кладовке...
   Через минуту меня притащили к месту сборища, и Эктор радостно встретил меня.
   --Да с чего вы взяли, что она особенная? Посмотрите на нее!--Он схватил меня за плечо, вытащив в круг. - Она - обычная выскочка. Гомусы могут разодрать ее так же, как и любого из вас! И вам еще представится случай убедиться в этом!
   Он что-то задумал, это стало совершенно очевидно. Я пыталась сообразить, что именно, но от ужаса в голову ничего не шло. Растерянно оглядывая окруживших меня рабов, я даже не пыталась ничего предпринять, чтоб спастись. Любая, даже самая отчаянная попытка стала бы бессмысленной и безнадежной. На балконах хозяйской половины стояли дэшу наложницы в ярких шелках. Некоторых из них привез сегодня с рынка хозяин. С очевидным любопытством и ревностностью, присущей женщинам, живущим в праздности и неге, они рассматривали меня, обсуждая мои внешние данные. Я не слышала их выводов, хотя они говорили довольно громко. Мне важнее было услышать приговор Эктора.
   --Вы все будете наказаны очень сурово, если опять будете распускать глупые слухи!--продолжал Эктор. А сейчас быстро все расходитесь по баракам. Завтра вам очень рано вставать на работу!
   Невольники зашевелились, стали расходиться очень медленно, недовольно бормоча что-то. Тогда охранники начали подгонять их ударами плеток. Послышались женские крики и ругательства. Площадь перед хозяйским домом опустела спустя несколько минут. Мариус, стоявший на одном из балконов, приказал всем наложницам удалиться в покои и подвести меня ближе.
   --Что ты собираешься делать?--грустно спросил он надсмотрщика.
   --Вы же видите, господин, какое она оказывает влияние на других рабов. Не далеко и до бунта! Вы этого хотите?
   --Нет, Эктор, не хочу. Потому-то я и предоставляю все решать тебе. Ну, так как ты поступишь?
   --Я собираюсь решить одним разом сразу две проблемы: избавиться от ведьмы бигару и приструнить рабов. Сегодня ночью при попытке к бегству Скубилар будет съедена гомусами, и мы докажем остальным рабам, что никто не может сбежать из вашего поместья.
   Мариус задумался лишь на мгновенье, а потом произнес с нескрываемым унынием:
   --Что ж, Эктор. Ты хорошо знаешь свое дело. За это я тебя и ценю.
  
  

ГЛАВА 12

ВАРК.

   Ни довольный вид надсмотрщика, выводившего меня за ворота, ни равнодушие охранников, привязывавших меня к столбу, и даже ни вид огромных цепей, на которых гуляют здесь гомусы, ввергли меня в оцепенение. Я застыла и окаменела от вида окрашенного в кровавый цвет Арагуна, предрекавшего мою гибель. Обычно эта царственная луна была не видна нам из-за высокого хозяйского дома, зато сегодня она проявилась в своем истинном виде. Полный Арагун: сегодня гомусы будут особенно агрессивны.
   По всему периметру забора, плотно облегающего все подворье Мариуса, была протянута непрерывная и очень прочная проволока. За нее цеплялись длинные цепи гомусов, так что они могли свободно обходить вокруг всего поместья. Эта стальная дорожка была погружена в грунт, и не мешала проходу и проезду через два главных входа (один из них был парадным - через хозяйскую часть дома, другой - черный, через который подвозили продукты, утварь и рабов) и один потайной, расположенный прямо в звериной клетке. Чудовищ выгоняли за ворота не менее десятка вооруженных до зубов охранников, таща их за прицепленные к ним ошейники на цепях. Потом их прочно приковывали к проволоке и пускали гулять вдоль забора. Сегодня их ожидал сюрприз.
   Эктор лично провожал меня в последний путь. И после того как меня крепко привязали к вкопанному специально для этого случая столбу, он отослал охранников и решил поговорить со мной, видимо, в последний раз:
   --Мне даже жаль, клянусь богами! Хотя моя жизнь будет теперь намного спокойней, но, признаться, без тебя мне будет скучно. Я уже привык вставать чуть свет, чтоб присматривать за тобой. Привык ждать от тебя новых сюрпризов. Мне было даже интересно: что ты еще придумаешь, чтоб сбежать. Попробуй сейчас выкрутиться, Скубилар.
   Я не смотрела на него и не отвечала, понимая, что он пытается спровоцировать меня на дерзость. Но мне было не до этого. Заканчивались последние глотки моей жизни. Он еще раз проверил крепость веревок, затянул и без того крепкие узлы и зачем-то отодвинул упавшие на мое лицо волосы.
   --Я с большим удовольствием пронаблюдал бы за тем, как тебя будут разрывать в клочья, но, увы, не могу. Меня ждут мои новые наложницы,--продолжал он с усмешкой.--Но просто так, не простившись, я не могу уйти. Нас ведь многое связывало.
   Он взял в ладони мою голову и поцеловал меня в губы. Я не удивилась и не вышла из оцепенения, продолжая отрешенно смотреть сквозь него. Я не знала поцелуев любви, и мне не с чем было сравнить. Но в этом случае нельзя было ошибиться: этот поцелуй не был проявлением нежности или страсти, а был лишь издевкой палача.
   Он ушел с усмешкой на лице, и ворота с грохотом закрылись за ним. Арагун светил мне прямо в глаза, а вокруг не было ни души: поместье Мариуса располагалось за городом. Рядом несла свои воды великая река Тэан-Винь. Она брала свое начало далеко на севере в землях варваров и могла бы унести меня далеко отсюда. А теперь она станет свидетелем моей смерти. Какой же зловещий отблеск перекатывали сейчас ее волны.
   Кажется, перед смертью должна была проноситься перед глазами вся жизнь. Но почему-то ничего подобного не происходило. В голову лезли лишь какие-то глупые мысли. Я жалела о том, что так и не успела как следует выспаться перед смертью. В последнее время это мое желание затмевало даже мечту о свободе.
   С другой стороны высоких стен послышались лязг цепей и ругань. Гомусов выпускали на свободу. Раздалось несколько звонких металлических ударов: их приковывали к проволоке. Через несколько мгновений они появятся здесь. И они наверняка уже почувствовали мой запах.
   Может быть стоило принять смерть мужественно? Не кричать, не молить о пощаде и помощи? Может быть принять свою участь с гордо поднятой головой? Но когда тебе вцепится в горло зубастая пасть и ты почувствуешь боль, которую нельзя будет даже выкричать, станет уже не до гордости, ни до храбрости... Я повернула голову насколько могла назад. На стене, ожидая кровавого зрелища, стояли охранники. Их очень позабавит, если я буду вопить заранее, поэтому лучше молчать до последнего... До последнего! Как я не хотела, чтоб эти несколько мгновений стали для меня последними... Как страшно, как жутко ждать смерть...
   Мне захотелось закричать этим людям, что стояли за моей спиной, чтоб они сжалились надо мной и отвязали от столба. Как же они жестоки! Как безжалостен Эктор! Почему они меня так ненавидят?!! Я не заслужила ненависти! Вся моя вина заключается лишь в том, что я - бигару.
   Я - бигару? О чем я говорю? Разве я бигару? Разве я гордая и свободолюбивая, разве меня боятся рабовладельцы? Неужели свобода у меня вместо крови? Да нет же!!! Я просто слабая девчонка, которой очень не хочется умирать...
   -- Эй, вы! Там, на стене! Ждете, что я затрепещу и буду умолять вас спасти меня от гомусов?!! Не дождетесь!!!--крикнула я, не жалея связок, обращаясь к охранникам.--Я не стану молить о пощаде! Смотрите, как умирает настоящая бигару!
   Мой язык почему-то не слушался голоса разума. Он упорно не желал обращаться за помощью, и вместо этого дерзил, отрезая последний путь к спасенью. Как же я изменилась с тех пор, как покинула Землю! Все изменилось во мне: мои желанья, мои мечты, мои мысли. Но я ведь всегда была одна. И на Земле, и здесь. Может быть я - из особой породы людей, из породы одиночек и гордецов? Может быть есть во вселенной такая раса? И возможно имя ее - бигару...
   Из-за угла показались три пары горящих глаз. В темноте стали вырисовываться косматые силуэты. Со стены послышался свист и улюлюканье. Охранники подначивали гомусов. Они жаждали увидеть расправу.
   По моей спине забегали крупные мурашки, но через мгновенье я почувствовала, как покрываюсь испариной, а еще через пару секунд у меня, несмотря на жаркую ночь, начался страшный озноб. Гомусы настороженно приближались ко мне, принюхивались и внимательно разглядывали. Возможно, они проверяли, нет ли у меня оружия, и не могу ли я навредить им. Я смотрела на них в упор, не пряча глаз. Невозможно спрятать взгляд от собственной смерти. Еще несколько мгновений мне осталось жить. Пока они поймут, что я крепко привязана и беспомощна, только эти несколько секунд. И вот уже прошла - одна.
   Вторая.
   Третья.
   Все! Самый крупный зверь, оглушительно рыкнув, бросился ко мне. Я зажмурилась и вопреки своей воле громко вскрикнула.
   Вслед за этим со стены раздался дружный хохот вперемешку с раздосадованным рычаньем и противным металлическим лязгом. Ничего не понимая, но уже с надеждой, я открыла глаза и увидела, что цепи гомусов за что-то зацепились, и чудовища не могли двигаться дальше. Они царапали землю когтями, разбрасывая сухие комья, и разъяренно вопили совсем близко от меня.
   Через минуту ко мне пришло понимание, что все было подстроено нарочно. Цепи умышленно чем-то заклинили. Расчет Эктора был верен: он не хотел убивать меня, но заставил пережить самые ужасные минуты в моей жизни. Он все правильно придумал, но так и не дождался от меня ни раскаянья, ни паники. Никто не увидел ужаса в моих глазах, потому что их скрыла ночь; никто не услышал стенаний и жалоб, потому что я не произносила их вслух. Теперь я не жалела о том, что не стала унижаться перед ними. Но мне ведь еще предстояло пережить целую ночь в напряжении и постоянном ожидании, что цепь оборвется, и гомусы разорвут меня. Но почему-то уже не было так страшно.
   По затихающим разговорам и насмешкам, я поняла, что охранники Мариуса расходятся. Самое интересное они уже увидели, и теперь пора было отдохнуть. А девчонка пусть помучается одну ночь. Она бигару, и поделом ей!
   Как только голоса совсем утихли, гомусы неожиданно перестали рычать и рваться. Они сели на землю как-то странно, почти по-человечески, и чутко стали приглядываться ко мне. Мне снова стало жутко. Теперь я отчетливо видела в их глазах разум. Но не успела я еще и удивится этому, как тут же пришлось не поверить своим ушам.
   --Не бойся нас,--сказал самый крупный гомус на чистом цезарийском наречии.--Мы не собираемся есть тебя. Этот спектакль был для охранников.
   --Ребята,--растерянно вымолвила я и больше ни слова не смогла сказать. Так не изумлялась я с тех пор, как впервые увидела на небе три луны.
   --Удивлена?--спросил гомус.
   --Еще бы! Вы умеете разговаривать! И вы... словно люди!
   Теперь-то я смогла заметить то, что раньше не замечала или не хотела, боялась замечать. Гомусы действительно были очень похожи на людей. Их отличало от нас лишь несколько особенностей: бурая густая шерсть, покрывавшая все тело, длинные клыки, торчащие наружу и горящие в темноте глаза. И вот оказалось, что они способны разговаривать и разумно мыслить. Но почему об этом никто не знает? Почему я ни разу не слышала даже намека на то, что гомусы могут быть разумны?
   --Вы нарочно притворяетесь?--спросила я.
   --Да.
   --Но зачем?
   --Вот ты не притворяешься, и что? Хорошо тебе живется?
   --А вам?
   Говорил лишь один гомус. Остальные просто смотрели на меня, сверкая красными глазами.
   --Да, мы не так глупы, как кажемся, но это вовсе не значит, что мы не смогли бы убить тебя, если бы захотели. Этот штырь, что торчит в проволоке, очень легко вынимается. Надсмотрщик ведь не допускает мысли о том, что мы догадаемся это сделать.
   --Так что?
   --Ты поможешь нам сбежать!
   --Но Эктор мне этого не простит!
   --Ты уйдешь с нами. Нам ведь по дороге. Мы с тобой одной породы, породы не терпящих над собой хозяев, Скубилар. И ты поможешь нам.
   Мне пришлось задуматься, только мысли сложно было привести в порядок. Я не могла понять даже того, повезло ли мне на этот раз или нет? Чего ждать от этих полулюдей?
   --Как я могу это сделать?
   --Придумай. На то ты и бигару.
   --Так вот зачем я вам. Вы тоже полагаете, что у меня изворотливый ум?
   --Так ты хочешь каждое утро оставаться живой?
   Мой ум наконец-то прояснился. Озарение снизошло на него. Мне оставили жизнь авансом.
   --Мне нужно подумать,--сказала я.
   --Подумай,--ответили мне.--Но не слишком долго.
   На этом тема побега была временно закрыта. Я обещала подумать, но сейчас не в силах была выполнить этого. Даже мышцы мои обмякли, а глаза стали закрываться, после того как я избежала смерти. Чувство облегчения было настолько велико, что решительно ничего больше кроме него не помещалось в моей бедной голове.
   --Мое имя - Варк, а это Сант и Морк,--снова заговорил Гомус.-- Они не умеют говорить на человеческом языке, потому что недавно прибыли из северных лесов. А я уже давно живу среди людей. И теперь хочу на свободу.
   Я почувствовала неописуемую усталость и сонливость. Даже теплые мысли о свободе не могли растормошить меня. И хотя я и пребывала в вертикальном положении, но так крепко была привязана, что могла свободно заснуть стоя. Так я и сделала, верней мне и стараться особенно не нужно было. Я и не заметила, как задремала. Однако спать мне не пришлось. Через некоторое время меня вырвал из сна жуткий вой гомусов. Им нужно было оправдывать свое предназначение. Они с воодушевлением, в три пасти выли на полный Арагун.
   Так прошла самая ужасная ночь в моей жизни. Будет ли когда-нибудь самая счастливая...
   И кого же ты выбрала себе в союзники, Скубилар? Ужасающих чудовищ, чьи зубы привыкли раздирать живую плоть. Этого от тебя следовало ожидать. Но других союзников у тебя нет и не будет. Пока ты не доберешься до острова Самарьяр, везде будешь изгоем и одиночкой. Довольствуйся тем, что есть. Твои друзья зубасты и страшны как кошмарный сон, зато теперь ты не одинока. Они не скрывают того, что не побрезгуют закусить тобой, если представится возможность, но зато ты с ними одной породы, породы не терпящих над собой хозяев. Не думай о чувствах, Скубилар, ты не женщина, ты - дикий зверь. Ты умрешь в клетке. И твой путь - только на свободу, пусть даже твоими спутниками будут ужасающие гомусы.
   Вновь очнулась я уже на рассвете. За мной пришли два охранника, словно для меня не хватило бы одного. Гомусов уже загнали в вольер, а меня ждала моя постоянная работа.
   --Твои друзья проголодались. К тому же у них всю ночь слюнки текли. Иди покорми их,--скалясь и радуясь собственному остроумию говорили охранники и с трудом распутывали крепкие узлы веревки.
   Я не смогла устоять на ногах и рухнула на землю. События прошлой ночи совершенно подкосили меня. Мышцы совсем онемели. Я едва смогла привстать на колени.
   --Страшно было?--спросил меня один.
   Я не собиралась отвечать. Мой изможденный вид говорил достаточно красноречиво вместо меня.
   --Кто спорил, поседеет ли она за эту ночь? Смотри - ничего подобного! Только бледная как полотно.
   --Бигару!--призрительно фыркнул другой.--Их не проймешь ни плеткой, ни работой, ни гомусами.
   Я бы и сама подивилась стойкости бигару, если б все это не пришлось испытать на собственной шкуре.
   --Идем! Пора за работу!
   Подхватив за руки, меня повели во двор. Мои ночные собеседники уже давно ждали меня...
   Рабы больше не смели открыто выражать мне свое восхищение и почтение. Они поняли, наконец, чем им это грозит. Обычно я ловила только тайные и любопытствующие взгляды на висевший на моей шее огромный ключ от клетки. Ключница Скубилар, Скубилар бигару, так теперь меня все называли.
   --Как ты провела ночь в обществе своих друзей?--спросил меня Эктор в то утро.--Надеюсь, они не слишком напугали тебя?
   Он издевался и насмехался. А я изображала покорность и снизошедшее на меня смирение. Откуда ему было знать, что в голове Скубилар зарождался новый план.
   --Теперь ты поняла, наконец, что смертна? Поняла, что нет в тебе ничего особенного? И никогда тебе не сбежать отсюда?
   Я кивнула лишь один раз, согласившись, но отвела взгляд в сторону. Лукавые бесенята прыгали в нем.
   --Смотреть в глаза!--прикрикнул надсмотрщик, видимо все же заподозрив что-то.
   Пришлось тут же прогнать бесенят прочь и обратить на Эктора преданный взгляд.
   --В этот раз я тебя пощадил! Но в следующий раз пощады не жди!--пригрозил он мне и удалился.
   Что ж, Эктор, грози сколько хочешь. А я все равно сбегу отсюда.
   Теперь временем побега стал день. Ночью гомусы выходили на работу, да и охранник на сторожевой башне постоянно маячил. Зато днем, особенно после обеда, когда жизнь замирала во дворе Мариуса, можно было попытаться. План был прост: мы собирались улизнуть среди бела дня именно через клетку гомусов. Замок, что висел с обратной стороны клетки и открывался другим ключом, не был для меня проблемой. Я все еще не утратила своих земных навыков. Оставалось лишь выбрать подходящее время, и оно вот-вот должно было наступить. Это было время весенней ярмарки, когда по Тэан-Винь плыло множество торговых судов с рабами, пряностями, материями, лошадьми, оружием и прочим ходовым товаром. Мы с гомусами вполне могли бы захватить небольшое судно, плывущее на север и тогда бы нас уже никто не смог догнать. По слухам, ярмарка должна была начаться со дня на день и первые, пока еще слишком большие корабли уже проходили мимо поместья Мариуса.
   Но не все было так просто.
   Я прекрасно понимала, что буду нужна своим новым друзьям лишь до тех пор, пока они не окажутся на свободе, а потом ничто не сможет защитить меня от их острых зубов. Не исключено так же, что они берут меня с собой лишь в качестве запаса пищи в дорогу. Вот мне и предстоял выбор: поверить им и сбежать вместе или оставаться в поместье и ждать следующего удобного случая, который может скоро и не представиться. А если узнают, что это я отпустила гомусов, он может не представиться больше никогда.
   Решение было трудным, но я должна была принять его. Но вдруг дело приобрело совершенно иной оборот. Это случилось всего за день до начала весенней навигации. Наложницы Мариуса и Эктора захотели развлечений. И ничего не доставило бы им большего удовольствие, как устройство свадьбы рабов, унизительной и глумливой клоунады.
   Это была жестокая игра, подобная шутовским свадьбам карликов в земном восемнадцатом веке. Невесту выбирали из числа страшненьких или старух, а женихом, напротив, становился самый молодой и здоровый раб. Могло быть и наоборот, суть не к тому сводилась. Красавицам доставляло удовольствие наряжать уродину, тешась этим контрастом, но после они забывали о ней, веселясь на празднике и устраивая вакханалии. А потом, устав от плясок и возлияний, они со своими хозяевами, потешаясь и глумясь, провожали "молодых" на супружеское ложе.
   Сначала невестой должны были назначить Рипшу, старушку лет семидесяти. Но Эктору пришла в голову более оригинальная мысль: сделать невестой меня.
   Поскольку внешне я не была уродиной, его дэшу были разочарованы. Им оставалось надеяться лишь на то, что не подкачает жених. Но Эктор не торопился назвать его имя, видимо, выбирал. Но для меня это стало последним доводом в пользу побега с гомусами. Я могла бы вынести плетки, но такое унижение... Лучше уж быть съеденной Варком и его кровожадными товарищами.
   Глухо вздрогнули толстые прутья решетки, я прижалась к ним лицом.
   --Я с вами, гомус Варк!
   Варк встрепенулся и злобно зарычал. Были еще тусклые сумерки, когда луны уже скрылись, а Антэ был еще далеко, поэтому он не сразу узнал меня.
   --Это я - Скубилар. Я иду с вами!
   --Ты все-таки решилась?
   --Да!
   --Именно сегодня?
   --И ни днем позже. Медлить нельзя.
   --Это как-то связано с предстоящей свадьбой?
   --Ты попал в самую точку.
   --Странно, что Эктор выбрал невестой тебя. А жених кто?
   --Тебе интересно?!--вспылила я.--Можешь остаться и посмотреть, а я смываюсь отсюда!
   --Не кипятись, Скубилар. Охранник смотрит.
   Я оглянулась. На стене стоял ночной охранник и смотрел в нашу сторону. Мне пришлось приступить к выполнению своих обязанностей.
   --Расчет его прост,--говорила я, отправляя куски мяса в клетку,--он хочет, чтоб я навсегда забыла о свободе, превратившись в бабу - производительницу бесплатных рабов. А чтоб семейная жизнь не показалась мне райской, он так тщательно выбирает мне мужа, что до сих пор еще не нашел достойной кандидатуры. И судя по тому, как он меня любит, это должен быть либо редкостный урод, либо мерзавец, каких свет не видывал.
   --Так когда же мы осуществим наш план?--спросил Варк.
   --Через три дня свадьба. А через день-два по реке поплывут уже сотни лодок, и здесь будет такая суета, что нас никто и не заметит. Только нужно будет сразу же раздобыть для вас широкие хитоны, чтоб хотя бы в сумерках вас могли принять за людей.
   --Где их раздобыть?
   --Это я беру на себя, не волнуйся. В прошлой жизни я была воровкой.
   Итак я была полна решимости и соблюдала тщателную конспирацию. Мне приходилось изображать крайнее страдание и уныние, дабы порадовать Эктора и усыпить его бдительность. Я работала как всегда больше всех, и иногда даже выполняла что-то за Рипшу, у которой уже стали отказывать руки. В помещение, располагавшемся рядом с кухней хозяина, я гладила огромным утюгом белоснежные туники его наложниц. Дверь была открыта, и я услышала знакомые голоса Мариуса и его главного помощника.
   --Эх, жалость!--воскликнул наш хозяин.--Такой заказ пропадает!
   --Ты что Мариус?--спросил надсмотрщик.
   --Мне прислали заказ на мальчишку для охоты, а у меня, как назло сейчас ни одного мальчишки. И поймать не успеем. Отправлять уже сегодня.
   --Что за охота?--заинтересовался Эктор.
   --Охота на раба. Это только здесь так принято, поэтому ты и не знаешь. Знатные господа раскошеливаются, чтоб погоняться по лесам и оврагам за живым человеком.
   Я оторвалась от своего занятия и прислушалась, поскольку любопытство мое разыгралось не на шутку.
   --На человека охотятся словно на зверя?--спросил Эктор.
   --Не на человека, а на раба,--поправил его Мариус.--Охота есть охота, трофей есть трофей.
   --И они его убивают?
   --Если быстро поймают, то убьют, конечно,--пояснил работорговец.--Но бывали случаи, когда парня оставляли у себя в качестве раба, если он показывал достаточное проворство и изрядно веселил господ.
   --А если рабу удается сбежать?
   --Хм, это вряд ли. От таких-то охотников,--усмехнулся Мариус.-- Впрочем я слышал, что существует указ консула, по которому рабу, избежавшему такой участи на охоте, дается вольная с подписью самого прокуратора.
   Они ушли, унося с собой свой разговор, а у меня отчего-то отчаянно запрыгало сердце. Вольная за подписью прокуратора! Вот что мне нужно! Ну, почему я не мальчишка?!! А чем я хуже? А может быть...
   Вечером Эктор куда-то уехал, и краем уха я услышала, что он должен был вернуться лишь завтра. Тогда я решилась на разговор с хозяином. Я знала, что Мариус ни за что не согласится вызвать на себя гнев граждан Рима, подсунув им девчонку вместо парня. Но скупость его не знала предела, и на этом можно было сыграть. Когда я заявила о своем намерении участвовать в охоте, он сначала громко рассмеялся.
   --С ума сошла, девчонка!--со слезами на глазах от душившего его смеха проговорил он.--Да мне голову оторвут.
   --Пусть сначала меня поймают,--заметила я.
   --Даже и не думай,-- тут же посерьезнев, отрезал он.
   Я решила действовать через его слабое место.
   --Господин, вы потеряете такие деньги,--с притворным сожалением молвила я.
   Он задумался и наморщил лоб.
   --А впрочем.--Он оглядел меня внимательно с головы до ног.--Тогда на рынке я ведь принял тебя за мальчишку. Если надеть на тебя варварские штаны... Да-а...
   Он снова стал размышлять, с прищуром осматривая меня.
   --Да-а, даже самая красивая женщина не стоит и четверти той суммы, которую можно выручить за мальчишку для охоты. А ты, худышка, стоишь гораздо меньше. Но нет... я не могу, хотя денег жаль, конечно, жаль...
   --Но, господин,--снова воспрянула я,--ведь по документам я - Скубилар. Разве может дэшу носить такое прозвище? И Квинтус покупал меня как парня, посмотрев на мою одежду и короткие волосы. В случае чего вы скажете, что знать ничего не знали, написано, мол, и все тут.
   --Эктор будет недоволен. Кажется, у него есть какие-то планы относительно тебя...
   --Он мечтает избавиться от меня, вот и все его планы. Разве нет?
   --И то верно,--обрадовался Мариус.--А может и впрямь отправить тебя к егерю. Только волосы придется снова отрезать, а то уж подросли.
   --Хорошо!--радостно вскрикнула я.
   --Чему ты радуешься?--сочувственно спросил Мариус.--Неужели ты думаешь, что сможешь выжить в этой охоте?
   --Я выживу, господин!--заверила я его.--Я слишком хочу получить свободу!
   --И все-таки Эктору это не понравится,--снова с сомнением молвил Мариус..
   --Но почему вас это волнует?! Ведь вы же хозяин!
   --Он хорошо знает свое дело, и я не хотел бы потерять его,--пояснил он.
   Я уже и не знала, как и чем убеждать упрямца. Другой бы на его месте уже давно бы прогнал прочь нахальную дэшу, которая позволяет себе докучать своему хозяину, а этот смотрит на меня с сочувствием, прячущимся в мешках под глазами.
   --Пожалуйста,--стала я просить его,--дайте мне этот шанс! Вы же видите, Эктор хочет меня погубить. Я умру, хотя не заслуживаю этого. Он меня убьет, потому что ни гомусы, ни свадьба эта дурацкая, ни ваш прочный забор не остановят меня. Я буду рваться на свободу.
   Мариус раздумывал над моими словами минуты две. Потом сказал:
   --Раз так, тогда я отправлю тебя к егерю. Но предупреждаю сразу: тебе не выжить на охоте.
   --Таков значит, будет мой рок.
   --Решено.
   Меня должны были отправить с посыльным от егеря вечером этого же дня. Но я была связана обещаньем. И хотя мне больше не грозили зубы и когти гомусов, я считала подлостью бросить их одних и лишить надежды на свободу. Ведь у меня-то она теперь была. Рискуя попасться на глаза охранникам, которые, однако, были не столь же бдительными по отношению ко мне, как их начальник, я вошла в клетку и открыла замок в двери, ведущей на волю. В корзине вместо еды теперь лежали три широких плаща. В приближавшихся сумерках они должны были скрыть моих друзей от людских глаз.
   --Ты идешь на верную смерть,--сказал мне Варк.--Бежим лучше с нами.
   --Прости, но я не пойду. Я намерена раздобыть себе вольную.
   --Тогда прощай. Может быть, еще увидимся.
   --Прощай, Варк. И вы, ребята. Спасибо вам за все. Надеюсь, что вам удастся добраться до вашей родины, а мне вскоре побывать там проездом.
   Через час я, переодетая в мужские штаны и рубаху, выезжала из ворот поместья Мариуса в повозке егеря. Мне было жаль моих отросших почти до плеч волос, и я не стала их обрезать. Я просто надела на голову повязку, такую же как носили от солнца мужчины-рабы, и скрыла под ней свои волосы. Меня провожали многие рабы, кто с сочувствием, кто с недоверием и усмешкой глядя на меня. Я попрощалась лишь с Пеей и Рипшей, к которым очень успела привязаться, кивнула нашей кухарке, поклонилась смотревшему с балкона хозяину. Все они провожали меня на смерть, и я сказала им: "Прощайте"!
   Впереди меня ожидало нелегкое испытание, но я нему была готова.

ГЛАВА 13

ОХОТА

   Мы ехали берегом Тэан-Винь в южном направлении, и путешествие это длилось почти сутки. У меня было достаточно времени, чтоб расспросить старого помощника егеря об особенностях той смертельной игры, в которую я решила поиграть. Мне необходимо было узнать это, ведь я собиралась, как всегда, выработать план действий.
   Все оказалось очень просто. Меня выпустят в лесу и дадут немного времени, чтоб попытаться скрыться или спрятаться. Затем начнется охота. Несколько знатных господ (а на этот раз, по словам старика, это были действительно важные люди, и один из них - гражданин Рима) станут разыскивать меня, выслеживать и пытаться подстрелить. Причем они будут соревноваться и между собой: чей выстрел окажется смертельным, тому достается главный приз, который они сами назначают заранее. Это может быть: бочка вина, породистый скакун или славное оружие. Я уже не дивилась тому, что в этом мире считается порядком вещей охота на живого человека, пусть даже и раба, и заранее ненавидела этих людей, который с жестоким азартом будут метить мне в сердце своими стрелами.
   Но мы еще посмотрим кто кого!
   Что же касается моего плана, то он был еще проще: затаиться и не высовываться до поры, потому что охотники обычно рассчитывают на то, что жертва станет в панике метаться, пытаясь убежать. Впрочем, все детали проясняться лишь на месте. В общем: сориентируюсь по обстановке.
   Когда мы въехали во двор егеря, уже светало. А я должна была отправиться в лес сразу после восхода Антэ. К обеду же там появятся и господа охотники.
   Заспанный егерь оглядел меня критически, хотя в тусклых предрассветных сумерках мало что было видно.
   --Что это на этот раз прислал Мариус!--Молвил он, недовольно зевая в кулак.--Что это за мелочь! А до чего тощ! Мои клиенты будут недовольны, прикончив его через несколько минут.
   --Плавий утверждал, что мальчишка чрезвычайно прыткий,--вступился за меня сопровождавший меня старик.
   --Да? Надо бы проверить, да времени нет. Отведи его на кухню и вели накормить - в последний раз. Да смотри, чтоб сытно, да не слишком плотно! И вина ему дай, чтоб пошустрее был!
   После обильного завтрака мне удалось разговорить помощника егеря снова. Я не могла отправиться на смерть, не разузнав некоторые тонкости. Все, что требовалось от меня - только бежать и бежать, больше ничего. Но в лесу наверняка должно было отыскаться место, где могла бы спрятаться и затаиться Скубилар.
   --Случалось, что рабу удавалось сбежать?--спросила я старика.
   --Нет. Никогда такого не было.
   --А остаться в живых?
   --Редко.
   --Почему? Скрыться в лесу от охотников разве сложно?
   --Ты что никогда не слышал об охотничьих прокусах?
   --Нет.
   --Они выследят и догонят тебя, где бы ты ни был.
   --От них невозможно уйти?
   --"Ничего невозможного нет"--как говорит наш ученый философ Публиус. Но это не о тебе. Ты все равно не спасешься.
   --Откуда такая уверенность?
   --Просто знаю.
   --Так указ консула существует?
   --Существует. Только никто пока на моей памяти не сумел им воспользоваться.
   Я чувствовала, что старик не договаривает что-то. Да и с чего бы он стал откровенничать с очередной жертвой, коих за всю его жизнь было множество? Ясно, что просто так мне не спастись. Где-то в кустах на этот редкий случай у егеря наверняка припасен сюрприз. Берегись, Скубилар...
   В лес меня повез сам егерь с двумя охранниками. Зеленую, поросшую густой растительностью гору я могла видеть издалека, от самого егерского дома. Она была частью обширной сельвы, занимавшей большое пространство Цезарии и уходившей далеко к югу. Неужели,--думала я,--никто не смог скрыться в этих труднопроходимых чащах? Или кому-то это все же удавалось, просто никто об этом не узнал, потому что счастливчик сгинул в лесу или был съеден хищниками? И что это за охотничьи прокусы? Будем надеяться, что это ни что иное, как гончие псы, и мне удастся их обмануть.
   Чем ближе мы подъезжали к горе, тем меньше уверенности оставалось во мне. Одно дело мечтать о том, как я лихо смогу сбежать от охотников, применив всю своё проворство, а другое - вот он лес, вот она охота, реальная, и она начнется через несколько часов. Похоже, что я действительно могу в ужасе броситься удирать, оставляя за собой всяческие следы в виде собственного запаха, сломанных веток и панических флюидов в воздухе. Напрасно я приказывала себе успокоиться и сосредоточиться. У меня начинали дрожать колени.
   Мы подъезжали к подножью горы, где уже начинали встречаться редкие деревья с широкими кронами, трава стала выше и гуще, цветы - ярче и пестрей. Тут меня ожидал сюрприз номер один: мне на голову надели плотный черный мешок и связали ноги и руки. Я не должна была видеть, куда именно меня везут и где оставят. И как только я перестала видеть хоть что-нибудь и лишилась возможности двигаться, паника прочно вступила в свои права. Я окончательно перестала контролировать свои страхи. Я понимала, что просить их отпустить или хотя бы развязать меня было совершенно бесполезно. Сколько таких юнцов привозили они в этот лес? Наверняка никто из них не вызывал у этих людей жалости и не получал никаких поблажек. И я - лишь одна из многих обреченных на смерть.
   Меня везли словно жертвенного ягненка в неизвестном направлении. Я молча лила слезы под мешком и хлюпала носом, а мои провожатые разговаривали о своем. Я была лишь каждодневной и обыденной их работой. Мои всхлипы их нисколько не трогали. Потом мне все-таки развязали ноги, потому что дорога оборвалась и нужно было идти в гору пешком. Меня подхватили под руки и буквально поволокли, потому что от страха и неизвестности я не могла шевелить конечностями. Я чувствовала, что мы направляемся вверх. Высокая и сырая трава вилась вокруг меня и превращала мою одежду в мокрую, липкую ветошь. В то же состояние приходили и мои мозги.
   Наконец, меня кинули на землю и рывком сорвали мешок. Ослепительного света не последовало. В лесу было сумрачно, хотя утро было в разгаре.
   --Иди туда,--сказал мне один из охранников, указывая наверх.--И советую тебе сделать это побыстрей, скоро охотники нагрянут.
   Я повиновалась, не особенно осознавая пока, что будет дальше. Мне указали на густые заросли, идущие куда-то вверх, может быть к вершине лесистой горы, и я вошла в них, отодвигая руками от лица растительность. Вскоре я поняла, в чем была главная трудность. Из-за густых крон в лесу не было видно Антэ, и потому невозможно было определить направление. Я не знала, откуда я пришла и куда иду. Рельеф горы был неровным и, полагая, что двигаюсь вверх, я вдруг внезапно провалилась куда-то вниз в окруженный плотными зарослями овраг. Темнота стала еще гуще, а совсем рядом раздался тонкий вой. Прошла минута, прежде чем я смогла немного прийти в себя и понять, что это мой собственный жалобный вопль. Я понимала, что теряю время, но не могла справиться с настигнувшей меня вдруг совершенной апатией и безразличием к собственной судьбе. Что со мной? Я сидела на сырой земле, покрытой тысячелетними слоями листвы, перегноя, веток и трупиков насекомых и мелких животных, и не обращала никакого внимания на неприятный запах плесени, холод и тщетные попытки разума разбудить во мне инстинкт самосохранения. В голове расстилался туман безразличия и странного, душевнобольного покоя.
   И вдруг - лишь искра в мозгу! Это вино! Мне что-то подмешали туда! Это не я! Я не могу быть такой! Я сильная! Я Скубилар! Я бигару! Эта искра заставила меня вскочить и встряхнуться, но винные пары тут же попытались снова усадить меня в туман апатии. Где-то вдалеке раздался звук охотничьего рога. Время было упущено.
   Так вот почему никто не сбегал с охоты. Просто не успевал ничего придумать. Ну, конечно! Этого стоило ожидать! Все так просто не могло быть!
   Остатки дурмана медленно выходили из моей головы, но я оставалась на месте, пытаясь начать рассуждать здраво. Так. Я оставила после себя следы, и прокусы наверняка уже идут по ним. Сколько я уже сижу здесь? Полчаса или час? Как много я потеряла времени! Смысл игры видимо заключался в том, что жертва не могла долгое время ничего соображать, как и я сейчас, а когда трезвела и осознавала все, было уже поздно. В панике она начинала метаться, бегать, прятаться, но напрасно. Она была обречена. Я - обречена...
   Ну, нет!!! Вы еще не знаете бигару!
   Я ринулась что было сил навстречу приближавшемуся звуку рога. Нет, я не собиралась нападать первой. Просто в том же направлении я услышала шум воды. Видимо где-то из горы вытекал ручей, и сейчас мне нужна была вода, чтоб скрыть следы и выиграть хотя бы немного времени.
   Это действительно был родник, но он меня разочаровал. В том месте, где он бил, гора почти вертикально обрывалась вниз, так что не могла быть и речи о том, чтоб пойти по ручью. Маленький водопад терялся где-то внизу, в зарослях, и, судя по звуку, продолжал течь так же неритмично, перескакивая камни и падая в обрывы.
   У меня не было другого пути, как только вспомнить мои альпинистские навыки. Но как теперь стало трудно! Во-первых, я выросла и потяжелела, во-вторых, давно не практиковалась, в-третьих, камни были чрезвычайно скользкими от воды и такими холодными, что коченели пальцы. Мне нужно было перебраться на другой край скалы, из которой бил источник. Это дало бы мне значительные преимущества: псы потеряли бы след, а охотники не смогли бы проделать то же самое, что я.
   Цепляясь за не внушающие доверия скальные выступы, я искала глазами место, куда можно поставить ногу, чтоб переместить центр тяжести тела, и слушала как все ближе и ближе подходили ко мне охотники. Они не скрывали своего присутствия, трубили в роги, громко перекрикивались. Вот-вот должны были появиться из кустов прокусы. Но я не торопилась, нельзя было. От этого зависела сейчас моя жизнь.
   Камень, на который я не совсем уверенно переместилась, был скользким от воды и почти круглым. Я не рассчитала силу воды, хлещущей через него. Она тут же сбросила мою ногу, я не удержалась и, не успев испугаться до сердечного разрыва, оказалась висящей на ветке на три или четыре метра ниже источника. До земли, усеянной круглыми, облизанными ручьем, валунами, оставалось еще метров десять.
   Испуг настиг меня спустя пару секунд. Ветка подозрительно провисла и заскрипела. Я уцепилась за нее и, не придумав ничего лучше, лихорадочно начала пятиться к стволу. Обломиться сук или нет, я не думала тогда. Я хотела как можно скорее потерять из виду страшные камни подо мной, о которые моя голова еще пару секунд назад могла разбиться словно спелый арбуз. С каждым моим движеньем ветка начинала раскачиваться и наклоняться вниз, так что я не жалела ободранных в кровь рук и ног и продиралась сквозь листья к стволу.
   В то время, когда я почти достигла ствола огромнейшего, высочайшего дерева, мне пришлось замереть и затаить дыханье: из леса выскочили двое прокусов. Я отлично могла разглядеть их из своего укрытия. Это были некрупные твари, похожие скорее на кошек, чем на собак. Они обладали, насколько я знала, безупречным нюхом, и потому их и использовали в качестве ищеек на охоте. Их задачей был поиск жертвы, остальное же делали их хозяева.
   Меня должны были скрывать листья, по крайней мере, я на это очень надеялась. Прокусы озадаченно остановились перед обрывом и заводить носами по ветру. Они пытались учуять меня, ведь все приметы указывали на то, что я только что была тут. Они не хотели разочаровывать своих хозяев. Вероятно им все же не удавалось определить, в каком направлении я нахожусь, потому что животные носились возле обрыва с жалобным поскуливанием. Я молила богов Эмброна, чтоб они подарили мне хоть немного везенья. Не так уж много я просила.
   Вскоре я услышала разговор. У источника появились трое охотников. Они казались спокойными и уверенными. Их явно не разочаровало мое отсутствие. Напротив кто-то из них высказал довольство, признав, что охота обещает быть на сей раз интересной. Они вглядывались вниз, проверяя, не лежит ли там на камнях мое разбитое тело, осматривали заросли напротив, рассуждали о чем-то негромко и деловито, смеялись, предвкушая славное развлечение. Охота продолжалась. Как я ненавидела их, самодовольных, уверенных, безжалостных убийц, купивших мою жизнь и смерть!
   Один из охотников явно выделялся среди остальных. Было заметно, с каким осторожным вниманием относятся к нему двое других. И хотя они и позволяли себе известную фамильярность по отношению к нему, но делали это осмотрительно и ненавязчиво. Охотники называли его Сагдор, и я почему-то вспомнила вдруг, что именно так звали и моего мнимого жениха. Вернее и не моего вовсе, а Юлии, дочери гражданина Рима цензора Солона. А я - Скубилар-бигару, бесправная дэшу с клеймом на лопатке, и жениха для меня не нашлось даже у Эктора.
   На этого охотника я, само собой, обратила особое внимание. Это был статный, светловолосый мужчина средних лет, с гордой осанкой и правильным профилем. Большего я не могла разглядеть. У него был приятный голос, который почему-то звучал громче или, может быть, уверенней остальных. Наверное, это и был тот самый высокопоставленный гражданин Рима, о котором говорил Мариус Плавий. А когда кто-то из мужчин назвал его Марком, у меня почти не осталось сомнений в том, что это тот самый Марк Сагдор, начальник личной гвардии прокуратора Цезарии и друг покойного Солона. Я вдруг подумала о том, что если б все сложилось так, как задумывал Боскус и иже с ними, этот человек, что охотиться сейчас за мной, мог бы быть моим мужем. Эта мысль меня едва не рассмешила. И если бы я не висела сейчас на ветке в изодранной и окровавленной одежде, надеясь выжить в страшной игре, я могла бы от души посмеяться. И если б Скубилар была в ином положении, этот знатный римлянин мог бы даже понравиться ей.
   Я не знала точно, что задумали эти охотники, но вполне могла догадываться. Они решили отправиться в обход через заросли, чтоб спокойно перебраться на другую сторону скалы, из которой бил источник. Видимо у них не было сомнений в том, что их жертва находится теперь именно там. И никуда она не денется, потому что вид у них был довольный. Они удалились в лес, ведя неторопливую светскую беседу.
   Как только их прокусы скрылись в кустах, я начала быстрый спуск на землю. С дерева я сумела рассмотреть, где ручей переходил в более или менее спокойное состояние и сразу же, как оказалась на земле, припустила туда. Что я могла еще изобрести? Вода скрадывает запах - это все что я знала и на что могла тогда надеяться. Ручей петлял по кустам, перекатывал камни и тек вниз, к подножью лесистой горы. Там вероятно он сливался с другими ручьями, образовывал реку. Я бежала, едва не задыхаясь, шлепая по воде. Мне нужно было успеть вниз до того, как меня обнаружат.
   И почему я полагала, что спасенье ждет там, откуда меня привели? Так подсказывал мне мой инстинкт. Но он был обманут и притуплен той отравой, что затуманила мои мозги. Я и подумать не могла, что меня будут ждать именно там, у подножья горы. Видимо я не была оригинальна и, как и многие несчастные, бросалась к воде, пытаясь запутать след. Вода же привела меня прямиком к охотникам, которые спокойно стояли возле того места, где ручей широко разливался и терялся в густой траве. Я выскочила, ни о чем не подозревая, и полная уверенности, что опасности стоит ждать с обратной стороны. От изумленья скорее, а не от страха, который возникнул не тотчас, я замерла на месте и уставилась на своих преследователей, силясь сообразить, как они так быстро сумели оказаться внизу. Они стояли в нескольких шагах от меня, и у меня совершенно отсутствовали все шансы на благополучное бегство. Прокусы сидели возле ног хозяев безмятежно, но были настороже.
   --Стоило ли сомневаться, Сагдор, что мальчишку стоило ждать внизу?--с усмешкой обратился один из охотников к моему "жениху".
   --Кто-то обещал мне интересную охоту,--отозвался он в том же тоне.
   --Никто не собирается убивать его сейчас же,--обнадежил его третий и крикнул, обратившись ко мне:--Эй, как твое имя?!
   Я не сразу ответила им, внимательно следя за каждым движением своих ловцов. Возможно, что эта болтовня лишь отвлекающий маневр.
   --Отвечай!--снова прикрикнул охотник.
   --Скубилар,--ответила я, наконец.
   --Странное имя,--слегка удивился Сагдор и, если до этого он едва ли взглянул на меня, то теперь принялся внимательно оглядывать с головы до ног.
   Я готова была смутиться, но внезапно вспомнила, что представляю собой в данный момент парня. Повязка моя слегка сбилась, мне пришлось спешно ее поправлять, пряча рвавшиеся на волю волосы. Одежда была изрядно ободранной и совершенно мокрой.
   --Мы даем тебе фору... как тебя там?.. Скубилар. Беги. И как можно быстрей!--снова крикнул мне один из друзей Сагдора.
   Мне не нужно было долго объяснять. Я все поняла тут же и бросилась бежать в ту же сторону, откуда только что спустилась. Теперь не обязательно было бежать по воде, не имело смысла. Спустя несколько минут я почувствовала, что погоня за мной началась. Причем прокусов уж не было, иначе я давно уже смогла бы оказаться в их лапах. Видимо охотники решили слегка усложнить себе задачу поганявшись за мной пешком. Беги, Скубилар! Завоевывай себе свободу!
   Я старалась выбирать наиболее труднопроходимые участки, надеясь, что мои преследователи, пойдут по другому, более легкому пути. Я влезала на камни, заросшие невиданными растениями, прыгала в ямы и овражки, продиралась сквозь густые кусты и заросли лиан. Какое-то время мне казалось, что охотники начали отставать. Я даже остановилась и прислушалась: снизу как будто стихли голоса. Но это могло означать и то, что они осторожно подкрадываются ко мне. И потому я продолжила свое продвиженье. Теперь появился задор и страх. Их задор и мой страх.
   Я рисковала, этого требовал от меня обуявший сердце ужас. Я совсем забыла о вольной, думая только о том, как спастись и сохранить свою жизнь. Я хваталась за лиану, которая могла бы оборваться и унести меня в глубокую расселину, впрыгивала в заросли неизвестных растений, которые могли оказаться ядовитыми или полными каких-нибудь тварей, в огромном количестве обитавших в местных лесах. Мне приходилось без оглядки мчаться куда-то вверх или в бок, перелезать через голые скалы и спускаться в низины. Я спасалась, как могла, от охотников и их стрел, забывая о том, что могу погибнуть совсем по другой причине.
   Наконец, я совершенно выдохлась и, остановившись, спряталась в нагромождении голых камней. Я вышла на небольшую поляну без деревьев, на которой ярко светило солнце, отсюда можно было сразу заметить любого, кто двигался бы снизу. Я не сразу смогла отдышаться и оглядеться, но вскоре заметила, что сама себя загнала в тупик: впереди встала огромная, совершенно вертикальная скала. Она была выжжена Антэ до такой степени, что блестела словно зеркало. Белая и ослепительная, она стала внушать мне почти суеверный ужас. Я бросилась было назад, но вдруг услышала разговор там, внизу. Охотники шли за мной шли по пятам. Как же они так быстро раскусили меня? Прав был Мариус и все остальные, когда предупреждал меня. Он был прав: мне не выжить в этой охоте.
   Мне оставалось лишь броситься в обход скалы. Но она была бесконечной! Словно помогая меня поймать, она вновь и вновь вырастала передо мной и тянулась, тянулась нескончаемым лабиринтом. В панике я забилась в какую-то укромную щель и стала ждать. Либо меня не найдут, что мало вероятно, либо обнаружат быстро и убьют. У меня было очень мало надежды на то, что охотники пройдут мимо. Сквозь каменные завалы я увидела, как они осторожно вышли из леса иостановились, осматривая поляну и скалы. Затем они разбрелись по одному и, держа на готове арбалеты, отправились в разные стороны. Того, кто первым обнаружит меня и убьет, ждал приз. А моя жизнь не стоила в тот момент даже пол таланта.
   Один из охотников освсем близко подошел к моему убежищу. Я услышала его дыханье и осторожный шаг, едва шуршащий по выжженой траве. И он заметил меня! Но не сразу обнаружил это, а остановился возле камней, за которыми скрывалось мое прибежище, и небрежными жестами стал подзывать приятелей.
   Думать было некогда. Надо было действовать. И я просто поддалась импульсу или инстинкту. Лисой выскользнув из норы, я тут же стала подниматься по отвесной скале наверх. Камень был почти ровным, практически не за что было зацепиться, но видно страх придавал мне силы и сноровки. За несколько секунд я буквально каким-то чудом добралась до небольшого выступа, на котором можно было остановиться и на котором меня уже не могли достать охотники. Но не их стрелы!
   Совсем близко от меня просвистела и, ударившись о скалу, упала стрела.
   --Постойте!--услышала я голос Сагдора.--Мне любопытно, как у него так ловко получилось забраться по голой стене?
   Я висела к ним спиной и не могла разглядеть, что они задумывают, потому что боялась пошевелиться. Одно неуклюжее движение, и я полетела бы вниз, к их ногам. Солнце нещадно пекло, и камни были горячие, почти раскаленные. Мне приходилось терпеть боль и жжение.
   --Эй, ты!--крикнул мне другой охотник.--Спускайся! Мы хотим с тобой поговорить.
   --Ни за что!--отозвалась я и, чтоб доказать истинность своих слов сделала попытку взобраться выше. Там на уровне моего колена из щели выбивался крохотный желтый кустик травы. На него я и перенесла всю тяжесть своего дрожащего от напряжения тела.
   Еще одна стрела выбила искры из скалы совсем рядом с моим лицом.
   --Лучше уж тогда оставайся на месте!--прогремел грозный голос.
   --Я не могу стрелять по неподвижной мишени, --произнес Сагдор.
   --Спускайся! И мы снова позволим тебе бежать!
   --Я вам не верю!
   Ну, все. Прощай моя мечта о вольной за подписью прокуратора! Ловкая Скубилар, тебя поймали как котенка и возможно прибьют теперь. Третья стрела сильно поцарапала мне голень. От неожиданной боли я пошатнулась и, потеряв равновесие, рухнула вниз.
   Моя лисья сноровка помогла мне. Я приземлилась почти на ноги, почти удачно. Но тут же оказалась в окружении.
   --Берем живьем?--неуверенно спросил Сагдор. Видимо в подобной забаве он принимал участие впервые.
   --Посмотрим,--ответил ему его приятель и резко напрыгнул на меня.
   Я увернулась, успев со всей силы ударить нападавшего по лицу. Подоспевшему на помощь охотнику я сумела с разворота садануть локтем в солнечное сплетение. Он согнулся, а в это время разозленный полученным синяком охотник с гадким лязгом и ругательствами достал из ножен короткий меч. Я резко подалась назад, но вдруг, споткнувшись обо что-то, упала прямо под ноги Сагдору. Он хотел было заставить меня утихомириться, обратив мне в лицо арбалет, но я, сама не ожидая от себя такой прыти, вскинула вверх ногу и сумела выбить из его руки оружие. Все трое на несколько секунд, растерявшись видимо, замешкались. Я же, кувырком метнувшись к арбалету, схватила его и направила в их сторону.
   --Мне ужасно жаль,-- сказала я не очень твердым голосом,--но вам придется позволить мне уйти.
   Готовая в любой момент броситься бежать, я переводила прицел с одного охотника на другого. Они переглядывались, но я не заметила растерянности. Скорее они были озадачены.
   --Это что? Это девчонка?!!--с огромным разочарованием вдруг изумился один из охотников.
   Тут только я заметила, что моя повязка осталась лежать на том месте, где произошла схватка. И почему я не обрезала волосы?!!
   --Я - бигару!--гордо промолвила я, отвлекая их внимание от моей половой принадлежности.
   --Так ты еще и бигару?!! Ну, тогда тебе нужно знать кое-что: ты только что лишила себя последнего шанса на жизнь.
   Я и сама понимала это. Охотники разозлились. Теперь они жаждали крови. Пятясь назад с арбалетом наготове, я отступала к скалам, пока не уперлась спиной в камни. Все мои шансы обратились в ноль. Двое мужчин синхронно вскинули свое оружие, готовясь расстрелять меня.
   --Подождите,--снова начал Сагдор.--Мы просто убьем загнанную в угол жертву? Это уже не охота...
   --У нее твой арбалет, Марк,-- щурясь в прицел, ответил один из охотников.
   --Там нет стрелы...
   Теперь и я увидела, что мой единственный козырь больше не играет. Это конец. Со злостью зашвырнув тяжелый и бесполезный уже арбалет в сторону своих врагов, я с ожесточением уставилась в глаза своей смерти. Умирай, Скубилар! Тебя предупреждали, что тебе не выжить в этой охоте! Ты сама сделала свой выбор!
   --Друзья!-- снова заговорил римлянин.--Позвольте мне выкупить ее. Я не привык убивать женщин.
   Оба охотника с интересом взглянули на него.
   --Давайте оставим ей жизнь, и будем считать, что охота удалась--продолжал Сагдор.--А я обещаю устроить роскошную пирушку в Леранья-Рес не позднее завтрашнего вечера.
   --А как же главный приз?--поинтересовался один из мужчин.
   --Вы разделите его, а я в качестве компенсации заберу себе этого звереныша.--Он обернулся на меня.--Бигару? Это интересно...

ГЛАВА 12

ПОМЕСТЬЕ ЛЕРАНЬЯ--РЕС

   Дом Сагдора был выстроен на месте древнего укрепления и стоял на вершине высокой неприступной скалы. Он возвышался над принадлежащими Марку плантациями винных ягод. Стоя на краю скалы, можно было далеко рассмотреть живописные окрестности с ровными зелеными редутами винограда, кучерявые парки за ними, озеро одного цвета с небом и желтую дорогу, ведущую в Рим.
   Подъем и спуск со скалы был совершенно невозможен без ведома самого Сагдора или кого-то из его ближайших сподручных. Для этой цели был приспособлен какой-то мудреный механизм, прародитель всех будущих эмбронских лифтов. Скрипучая люлька вмещала около десятка людей одновременно и начинала медленно и натужно подниматься на толстых тросах наверх. Вверху трое крепких рабов, под присмотром охраны, вертели мощную ручку, заставляя вращаться несколько шестеренок и колес.
   Леранья-Рес было завидным поместьем. Но в нем Марк проводил очень мало времени, заезжая лишь для того, чтоб проверить дела, навестить своего старого отца или устроить веселую пирушку с друзьями. Все остальное время он жил в Риме. Так по краеней мере мне рассказывали.
   Сразу после охоты Марк исчез из поля моего зрения. В качестве живого трофея меня тут же отправили в Леранья-Рес. Обещанную друзьям пирушку ему пришлось отложить из-за каких-то важных дел в Риме. Но вот уже пятый день как я в поместье, и ничего не слышно о том, чтоб кто-то собирался ехать сюда. Ни каких гостей, никаких приготовлений, суеты. Впрочем, мне-то что до этого? Меня переодели в рабочую одежду домашней дэшу, и моей обязанностью снова стала уборка кухни для рабов.
   Первые дни меня все игнорировали, и для меня не было секретом, почему. Здесь вообще не любили новичков. Хозяин редко покупал новых рабов, в основном для плантации, и они жили внизу у озера. Здесь же во дворце жили преданные рабы и рабыни, надсмотрщик и привратник. Во флигеле жили рифины или белые дэшу, как их еще называли (это в отличие от нас - рабочих, черных дэшу), которые развлекали хозяина и его гостей. Их тоже не слишком любили в поместье. Они были капризны, тщеславны и почти не выходили из своих покоев. Жрицы оживлялись лишь тогда, когда прибывал хозяин, как правило, со своими друзьями. Глупые клуши! Я смеялась над ними за их суетность и неспособность видеть дальше собственного носа. Я жалела их, за то что они не знали, что такое свобода. И я завидовала им, тайно ото всех, а главное - от себя, за то что они могут позволить себе быть просто женщинами.
   Рабы присматривались ко мне и не торопились вступать в разговор. Видимо, их все-таки предупредидили о том, кто я. Один лишь странный старик проявлял ко мне явное расположение. Он все время ошивался рядом с кухней и запросто разговаривал со всеми, хотя все остальные относились к нему с явной иронией. Однажды я увидела странную, как мне показалось, сцену. Старика окружило множество людей, всем было весело отчего-то. Подойдя ближе, я догадалась, что он рассказывал что-то веселое, а рабы хохотали и подтрунивали над ним. Вдруг появился надсмотрщик. У него был явно недовольный вид. Он с громкими ругательствами разогнал толпу, не сказав однако ничего старику, который продолжал посмеиваться в бороду. Но что меня еще больше удивило: надсмотрщик был недоволен вовсе не из-за тунеядства среди рабочего дня.
   --Вы что забыли свое место?!!--неистовствовал надсмотрщик.--Что вы позволяете себе?!! Боги накажут вас за непочтительное поведение!
   А Агриппа, так называли странного старика, весело вскочил и заплясал, напевая что-то озорное. У него было что-то не в порядке с головой. Он часто выделывал нечто подобное или что-то еще в том же духе. Свой день он проводил то в полной праздности, то отчаянно пытаясь быть полезным везде и всем. С тех пор как я появилась в Леранья-Рес, он зачастил на кухню. Никто не заставлял его чистить котлы и мыть плошки вместе со мной, впрочем, никто ничего и не запрещал ему. Он занимался тем, чем хотел. Я же пыталась не разговаривать с ним. Я всегда немного побаивалась сумасшедших, будто они принадлежали к какой-то иной расе людей или знали нечто необычное. Он исподтишка посматривал на меня, посмеиваясь своим собственным непонятным мыслям и иногда подмигивал мне заговорщицки, словно нас с ним связывала какая-то тайна.
   Я очень удивилась, когда узнала, кто этот старик на самом деле. Надсмотрщик принес на кухню, где он сидел, какие-то бумаги и вдруг, вежливо поклонившись, попросил его поставить свою печать. И тут только я заметила, что у Агриппы на пальце красуется золотая печатка, а на ней - герб Леранья-Рес. Он с видом ребенка, которому нужно было выполнить серьезную миссию, поставил оттиск на сероватый свиток и важно оглянулся вокруг.
   --Ты кто?--решилась я спросить, когда надсмотрщик ушел, а повар отвернулся.
   --Я хозяин,--простодушно ответил Агриппа.
   --Ты - сумасшедший,-- покачала я головой,--а хозяина я знаю. Хозяин - Марк Сагдор, начальник гвардии прокуратора.
   --Мой сын!--гордо изрек свихнувшийся старик.
   Все в поместье знали, каким образом я досталась Марку, и некоторые пытались расспросить меня украдкой об охоте. Я пресекала любопытство на корню, резко прерывая разговор. Это не прибавляло мне популярности, но я не хотела больше слыть неблагонадежной. Я уже не позволяла себе мечтать о свободе...
   Но один человек постоянно напоминал мне о ней. Да, это был наш чокнутый хозяин. Именно он начал разговор на эту тему.
   --Как бы я хотел быть таким как ты!--сказал он однажды мечтательно.
   Я посмотрела на него выразительно, давая понять, что не понимаю, о чем это он.
   --Свобода...,--произнес он снова, с картинной задумчивостью уставившись в небеса.
   Никто из рабов не называл старика хозяином или господином, все звали его просто Агриппой, и он не возражал.
   --Агриппа,--сказала я,--чтобы ты обо мне не слышал, я... А что ты обо мне слышал?
   --Много чего,--загадочно прищурился умалишенный.
   --Это все ложь,--попыталась я оправдаться заранее.
   --Что ложь?--еще хитрее заулыбался старик.
   Я промолчала, надеясь, что он со свойственной всем дедушкам забывчивостью переменит тему разговора или вообще уйдет.
   --Ты ведь бигару? Разве это не великолепно - быть бигару?
   --Великолепно?!! Да знаешь, что мне пришлось пережить!!?
   --Не знаю. Расскажи!
   --Мне неприятно вспоминать об этом...
   --Быть свободным! Как ветер! Стремиться на волю! К горизонту! К небу! К звездам!--напыщенно и воодушевленно возглашал сумасшедший Агриппа. Он не хотел меня слушать. Он рассказывал свою сказку о бигару. А я была живым воплощением их реальности.
   --Успокойся,--сказала я ему, когда он перестал ораторствовать.--Ты забыл кое-что: я дэшу, у меня клеймо на лопатке, и сейчас я заперта здесь, и никогда мне отсюда не сбежать.
   Старик осекся и посмотрел на меня почти разумно.
   --Тебе действительно пришлось многое пережить?
   --А что такое истинная свобода? Была ли я когда-нибудь по-настоящему свободной?--заговорила я, обращаясь не к нему - к себе самой.--Может быть только когда жила в лесу среди унчитос или у Квинтуса, но не уверена, нет. А что такое неволя? Не знаю, когда я была больше несвободной: когда меня били плетьми и оставляли на съедение гомусам или когда я жила в другом мире и воровала чужое добро.
   Я уже собиралась распустить нюни, но отвернулась и посмотрела в сторону затухавшего Антэ. Чтоб высушить набежавшую влагу.
   Агриппа казался печальным. Я снова посмотрела на него.
   --Но я всегда стремилась на волю, где бы ни была. Может быть не в свободе дело, а в стремлении к ней. Всю жизнь стремись, бейся, преодолевай стены, разбивай оковы, всю жизнь до самой смерти. А придет она - и освободишься. По-настоящему...
   --Плохие мысли, не те, не о том ты думаешь,--обиженно произнес старик.
   --О том самом!--разрыдалась я почему-то.--Меня не любит никто, я прокаженная, я не хочу жить!
   Уже давно копились во мне эти слезы и жалобы, просто некому было все это выслушать...
   С этих пор началась наше странное приятельство: девчонки - изгоя и сумасшедшего старика.
   Агриппа и действительно был не в себе. Из разговоров дворни я узнала, что Сагдор очень любил своего полоумного отца, хотя и стыдился его. Друзья Марка знали о существовании сумасшедшего римского гражданина в поместье, но говорить об этом было не принято. Несчастный, самом собой, ничего не подозревал о своем состоянии и был уверен, что слывет добрым и справедливым хозяином, запросто общающимся со своими рабами. Десятки раз просил он меня рассказать о моих приключениях и мытарствах, и я снова и снова рассказывала. Конечно же, я ничего не сообщала о сеятелях, заменив их разбойниками, которые вывезли меня из родного и далекого города и от которых я сумела сбежать.
   --Вот это - жизнь, Скубилар! Вот это настоящая жизнь! Борьба! Страдания! Страсти! Как я тебе завидую!-- со своим излюбленным пафосом говорил Агриппа всякий раз, когда я заканчивала свой рассказ, а потом предлагал простодушно: -- Сбежим на Самарьяр. Сбежим вместе!
   Глаза его горели безумным воодушевлением, а я только уныло улыбалась бедняге.
   Вскоре по поместью поползли слухи о том, что со дня на день приезжает хозяин со своими друзьями. Назревало грандиозное празднество, обещанное Сагдором своим приятелям по охоте. Всем рабам и рабыням, включая меня, велено было включаться в активные чистку, мойку и украшение атриума и примыкавшего к нему двора, где и должен был состояться пир. Нам приходилось трудиться до самого вечера, так что наши беседы с Агриппой временно прекратились.
   На сколько я понимала, мне на этом празднике отводилась особая роль. Наверняка друзья Марка захотят посмотреть на невиданный в субтропиках трофей - живую лисицу из северных лесов. Наверное ему и самому будет интересно присмотреться к бигару. Я волновалась и предчувствовала что-то, пока сама не зная, что.
   В Леранья-Рес была совсем другая атмосфера, нежели у Плавия. Никто еще ни разу не упрекнул меня за то, что я - бигару, хотя все знали об этом. Никто, кроме старого сумасброда Агриппы, и не смотрел на меня как на нечто диковинное или враждебное. Поначалу многих удивляло мое имя, но здесь видимо привыкли судить о человеке не по имени и не по племени, и это меня радовало. Вскоре я обрела если не друзей, то хотя бы добрых собеседников, из числа тех, кто общался со мной охотно. Но больше всего свободного времени мне приходилось проводить с нашим старым хозяином. И тот непрестанно, оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не подслушивает нас, предлагал всевозможные и безумные, разумеется, планы побега из Леранья-Рес на остров Самарьяр. Он выглядел ребенком, который не задумывается о последствиях, целях и причинах, и сбежать хочет лишь ради самого побега, игры, интересного приключения.
   --Тебе-то зачем сбегать?--устало и в сотый раз вопрошала я порой.--Ты же свободен, богат, ты - гражданин Рима! Ты же можешь передвигаться без опаски куда угодно.
   --Ну, да! Разве сын позволит мне!--резонно возражал он.
   --А ты хоть понимаешь, что с тобой меня будут искать в три раза настойчивее?
   --Но так же еще интересней!
   Я обреченно вздыхала и приводила свой последний, убойный аргумент:
   --Ты стар, Агриппа. Ты не выдержишь дороги. Это очень далеко.
   --Это я-то стар?!! Это я-то не выдержу?!! Да я выносливей тебя в десять раз, девчонка!!!
   С ним бесполезно было спорить...
   Перед приездом Сагдора мне было велено привести себя в порядок. Хозяин прислал гонца, чтоб предупредить о своем прибытии, и этот самый гонец передал надсмотрщику распоряжения и по поводу меня. Мне выдали травяного цвета платье и велели сделать прическу дэшу. Меня это насторожило. Слишком пристальное внимание хозяина ничего доброго не предвещало, мне это было хорошо известно. Агриппа, святая простота, сообщил мне, что я наверняка удостоюсь высокой чести на пятый или шестой день праздника быть приглашенной в спальню хозяина.
   --Почему же только на пятый?!--рассмеялась я нервно.
   --Ему будет не до тебя. Какие здесь женщины, ты бы видела! -воскликнул этот старый селадон.--Ты им и в прислужки не годишься!
   Я видела этих женщин. У нас на Земле они страдали бы комплексом неполноценности из-за лишнего веса. Но здесь - это был эталон красоты. Стоило ли удивляться, что я рядом с ними была маленькой, серенькой замухрышкой.
   --Тебя следовало бы увеличить во всех пропорциях раза в полтора, только тогда ты смогла бы составить достойную конкуренцию этим красоткам,--со знанием дела заметил полоумный старикашка.
   --Тогда возможно я смогу избежать "высокой чести",--зло и обиженно огрызнулась я.
   --Это вряд ли. Мой сын любопытен, как и я. Только я стар уж, да дурак, а он молодой, ему к тебе другой интерес.
   --Вечно ты мелешь, Агриппа! Глупости! Не хочу об этом ничего слышать!
   --А вот посмотрим!
   --Ты врешь все!
   --А вот и не вру!
   Я затеяла этот детский спор за тем, чтоб скрыть набежавшее смущение.
   --После праздника я кое о чем расскажу тебе. У меня есть замечательная идея, как сбежать отсюда,--вдруг сменил тему Агриппа и стал почти серьезен, насколько вообще может быть серьезен полоумный.
   Надо ли говорить, что идеи о том, как сбежать из Леранья-Рес сыпались из старика словно из рога изобилия. Почти каждый день он шепотом сообщал мне глупейшие предложения, одно лучше другого. Но в этот раз почему-то решил заинтриговать меня. Что ж, я сделала вид, что заинтригована, хотя думала совсем теперь о другом...
   Сагдор приехал со своими друзьями в полдень следующего дня. Я наблюдала из укромного угла за тем, как все они постепенно, группами, поднимаются наверх. Гостей было человек десять, одетых в блестящие доспехи воинов и в гражданские плащи с золотой каемкой - знатных господ. Они поднялись первыми, спешившись внизу, у подножья. Приветливый и довольный, наш хозяин первым соскочил с подъемника и жестом пригласил их всех пройти в дом. Я следила за ним, не обращая внимания на остальных. И он явно выделялся из круга своих гостей. Уверенный, с горделиво поднятой головой и всегда слегка ироничный, Сагдор не мог не привлекать внимания. Все подворье тут же оказалось возле него. Все рабы рабыни выскочили встречать своего хозяина, кланялись, говорили что-то, хотя он на них не обращал никакого внимания. Дружный и пышный выход рифин отвлек и его и всех его гостей. Я отправилась выполнять порученную мне работу.
   То количество слуг, которое гости Сагдора привезли с собой (можно подумать здесь их не хватало), производило впечатление пестрой и неугомонной ватаги. Повозки, кони, рабы, охотничьи прокусы - по нашему двору теперь нельзя было спокойно пройти. Я была рада, что среди них я могла легко затеряться и не вызвать излишнего внимания. Поскольку никого из господ уже не было на подворье (они отдыхали во внутреннем дворе у бассейна), я могла не опасаться того, что встречусь с Марком. Я боялась этого и... надеялась на это. Мне хотелось знать, помнит ли он обо мне или нет.
   Агриппа, некоторое время побыв среди господ, снова вышел к нам. Ему было там скучно, и он предпочитал общаться с рабами, чем с господами.
   --Они разговаривают со мной, словно я дитя или сумасшедший,--посетовал он, подойдя ко мне.
   --Что, и твой сын тоже?--поинтересовалась я.
   --Он стыдится своего отца.
   --Тебе кажется.
   --Нет. Я же все понимаю,--очень печально промолвил Агриппа.--Я очень стар. Иногда болтаю глупости. Ему стыдно за меня, он стремится перебить меня или отослать подальше. Уж лучше я помогу тебе разлить вино.
   Кухарка поручила мне разлить вино по пеликам. Это было молодое вино нового урожая, которое хозяин еще не пробовал. Теперь он собирался похвататься им перед своими друзьями. Насколько я слышала, ни у кого из них не было собственных виноградников и винокурни.
   --Помнишь, я обещал кое о чем рассказать тебе?--полушепотом спросил Агриппа.
   --У меня что-то нет настроения слушать,--отозвалась я из бочки, куда наклонилась, чтобы проверить, пуста ли она. - Ты всегда предлагаешь какую-то ерунду. Вспомни хотя бы свои идеи с маскировкой и нападением на часовых.
   --На этот раз я все обдумал!
   Я вздохнула и вылезла из бочки. Она была пуста. Рядом стояло около трех десятков наполненных пелик. И это на десять мужчин и нескольких рифин! Они будут совсем пьяны, неуправляемы, и, наверное, устроят оргию. Как бы не вспомнили обо мне, ведь предлогом для сборища послужила именно охота.
   --Эта идея тебе понравится!--продолжал старик, ликуя.--Мы сделаем птицу!
   Я встрепенулась.
   --Что?!
   --Птицу! Ведь только птицы могут прилетать и улетать с нашей скалы когда угодно! Они совершенно свободны. Наверное, они сродни вам - бигару. Мы смастерим птицу, прилепим к ней крылья...
   --Белые крылья,--подсказала я,--белые, чтоб светились и ослепляли!
   Я почувствовала, как сердце мое заклокотало. Как когда-то, в другой жизни, глаза заслезились от восторженного мечтания. Белая птица из детского сна вновь меня посетила...
   --Хочешь белые, будут белые!--с энтузиазмом вещал Агриппа.--Хочешь, чтоб светились? Будут светиться!
   Нужно только придумать, из чего соорудить перья и хвост.
   --Погоди!--остановила его я. Эта идея сразу захватила меня.--Не нужно ни хвоста, ни перьев. Я знаю, как сделать искусственную птицу, которая сможет летать! Я умею!
   Старик схватил меня за плечи и слегка встряхнул.
   --Я знал, что в тебе еще проснется настоящая бигару! Я знал это! Я не сомневался, что ты сможешь оседлать и живую птицу!
   --Ну, нет,--прервала я его и стряхнула когтистые пальцы со своих плеч.--Живых пернатых нам как раз и не нужно! Успокойся, Агриппа! Чтоб сделать летающее устройство, немало всего нужно. А у нас ничего нет.
   --Вот это уже дело,--сказал старик.--Так что понадобится, говори, Скубилар.
   --Во-первых, потребуется много легких трубчатых жердочек наподобие таких, из которых делают навесы для скота.
   --Разве это проблема?
   --Ну, хорошо. А еще нужен клей - хороший, прочный столярный клей и несколько мотков просмоленной веревки, да покрепче.
   --Найдем!--сообщил Агриппа, лишь на миг призадумавшись.
   --Но это еще не все. Самое главное, без чего наша птица вовсе не полетит: нужна очень прочная, но легкая материя. Лучше шелк.
   --Шелк?--почесав в затылке, переспросил старина.
   Настоящий шелк, другого в Цезарии и не знали, привозили из южных колоний в ограниченных количествах. Надо ли говорить, что небольшой лоскут шелка для туники стоил как породистый скакун, а для того, чтоб закупить его для крыльев дельтаплана, понадобилось бы целое стадо таких лошадок. В шелка не рядили здесь даже рифин. Их носили лишь свободные римлянки, да и то в торжественных случаях. Лишь однажды видела я шелковое одеяние нежно розового цвета. Оно было надето на важной матроне, ехавшей мимо дома Квинтуса на носилках. Ее появление тогда вызвало настоящее столпотворение на улицах провинциальной Маркузы.
   --Это будет сложнее достать,--констатировал Агриппа, но добавил с уверенностью:--Нужно заглянуть в сокровищницу моего сына. Помниться, когда-то он собирался жениться на дочери своего друга, и для свадебного наряда невесты был закуплен нескромный рулон белого шелка. Кажется, он до сих пор хранится там.
   --А если Марк вдруг надумает снова жениться и обнаружит пропажу?--поинтересовалась я, улыбнувшись слегка. И эмбронский мир тесен... для липовых невест.
   --Он не женится,--заверил меня старик.
   --Почему ты так думаешь?
   --Точно знаю! Он поклялся на смертном одре своего друга, что позаботится о его дочери Юлии и возьмет ее в жены. А она, кажется, пропала.
   --Пропала?
   --Давно уже, года четыре назад, когда она отправилась через Эвксинское море. Может быть, их корабль затонул в шторм, а может его захватили черные работорговцы и продали ее в рабство. Этого никто не знает.
   Боскус и его соратники наверняка знали об участи несчастной Юлии. Ведь меня они готовили именно на ее место. И между прочим, он говорил, что я похожа на нее. Интересно, заметил ли это Марк?
   --Ты что расселась?!!--услышала я грозный глас кухарки.--Вторую бочку уже разлила?
   --Вторую?--удивление заставило меня выйти из задумчивости.--Разве этого им не хватит?
   --Не тебе думать об этом! Разливай!
   Пир начался уже ночью. Меня не привлекали для прислуживания, у Сагдора было достаточно хорошеньких служанок. Но меня это тогда и не особенно волновало. Белая птица снова занимала мое воображение. Нельзя было не услышать шум застолья, смех, хохот и визг, но я представляла себе не кутеж, а чертеж. Я вспоминала математические формулы, расчет сторон, углов, массы. Неужели получится, неужели здесь? Белые крылья, сотворенные из материи, которая предназначалась для свадебного наряда, должны были стать крыльями моей свободы. Дух захватывало от мыслей о полете, небе, облаках. Куда лететь, в какую сторону - будет зависеть не от меня, а от случая, направления ветра, такого же вольного, как и я. Куда он занесет меня, там и судьба. Но я была уверена, что свободная белая птица может отправиться только на Север... а куда еще?
   Знатные господа могли пировать до утра, а потом отсыпаться весь день напролет. Никаких дел у них не было, даже у хозяина. Все хозяйственные вопросы решал управляющий и надсмотрщик. Разве будет гражданин Рима думать о том, в какое время собирать тот или иной сорт винограда или сколько нужно закупить рабов, а скольких продать. Он и не знал, что твориться в поместье и не интересовался этим. Он был выше этого. Он ложился спать и просыпался, когда хотел, и его гости тоже. Поэтому шум и гам не затихал до восхода Антэ. Я же в это время как раз проснулась. Почти счастливая. Снова с целью и снова с мечтой о воле. Только бы Агриппа меня не подвел, чудной сумасшедший старик. Однако даже он все же был лучшей кандидатурой в соратники, чем людоеды - гомусы. Ну и друзья у тебя, Скубилар! Да ты и сама ненормальная, известно - бигару.
   Сагдор так и не вспомнил обо мне. Но его отец ведь сказал, что только день на пятый - шестой, не раньше я удостоюсь великой чести. А если не попасться ему на глаза,--решила уже я сама,--то возможно от непроходящего хмеля он и не вспомнит обо мне вовсе. Теперь не в моих интересах было обращать на себя внимание хозяина. Нужно было дождаться, когда он уедет, и начинать строительство дельтаплана. По моим расчетам, если удастся отлынивать от работы хотя бы на час - полтора в день, то птица будет готова к полету к началу осени. И тогда до сезона дождей я могла бы добраться до Холодного моря. Может быть. Если все пойдет по плану. Но у меня в последние годы ничего не идет по плану. Планировала побег от Жирафа и его друзей, а попала к Боскусу. Хотела уйти от него, а оказалась на другой планете. Потом унчитос, Мариус, Эктор... Я собиралась бежать с Варком, а отправилась на охоту, и теперь - здесь. Сбудется ли этот, последний, наверное, план побега, безумный, романтичный, несовершенный? А что будет со мной, если кто-нибудь узнает о нем? А что если глупый Агриппа проболтается?
   Я разыскала его спустя пару часов на кухне. Он, словно проказливый поваренок, воровал у кухарки булочки, а она делала вид, что не замечает его. Когда молодой хозяин был в поместье, старика старались не трогать.
   --А если она заметит?--спросила я шепотом, подкравшись к нему сзади.
   --Но ведь не замечает!--с восторгом прошипел довольный до невозможности старикашка.--Я великий вор!
   --Нашел чем гордиться! Идем во двор, великий вор, надо поговорить,--сказала я очень тихо и состроила весьма многозначительную гримасу.
   Агриппа поклялся, что будет испытывать самые страшные муки в подземном царстве мертвых, если хоть кому-нибудь разболтает о нашем замысле. Но я все еще сомневалась, можно ли на него положиться. Сейчас он играет в тайну, а что если захочет поиграть в правдивость? Кто его знает...
   --Я хочу, чтоб ты понял одно,--вполне нешуточно заявила ему я,--если узнают о нашей затее, тебе - ничего не будет. Ты отец хозяина. А мне достанется по первое число. Я уже знаю, что такое наказание плеткой. Понимаешь меня?
   --Ты кое-что забыла,--с детской серьезностью и недовольством заметил Агриппа.--Хозяин здесь - я! А не мой сын!
   --Тогда почему мы должны разрабатывать план побега? Почему бы просто и спокойно, с твоего хозяйского позволения, не спуститься со скалы на лифте?
   --На чем?
   --Не важно! Почему ты просто не отпустишь меня?
   Лицо старика вытянулось в обиженной гримасе. Он казался слегка удивленным и разочарованным.
   --Ты хочешь меня бросить, Скубилар?
   --Нет! Но пойми, друг мой, ты - свободен! А я? Ты видел это?--Я повернулась к нему спиной и задрала рукав, оголяя свое невольничье клеймо.--Я дэшу!
   --Я тоже несвободен!--занервничал Агриппа.--Мой сын не разрешает мне спускаться с Леранья - Рес. Я здесь как взаперти, как невольник!
   --Отец!?-- послышался вдруг удивленный голос, от которого я вздрогнула. Это был голос Марка.
   Даже не оглянувшись, я метнулась в сторону и, скрывшись за углом барака, припустила подальше от них. Боги, как же глупо! И умчалась сломя голову, испугавшись и не совсем поняв, почему. Моя работа снова стала казаться мне очень важной. Я лихорадочно принялась натирать мелом серебряный динос для умывания. Только бы Агриппа не упоминал обо мне. Только бы Сагдор не решил, что я в чем-то провинилась и поэтому сбежала. Пусть лучше позаботится о своем отце и выяснит, почему свободный старик считает себя невольником в собственном поместье.
   Я напрасно переживала. Марк был так удивлен последними словами своего отца, что совершенно не заметил меня. По крайней мере, так мне сказал Агриппа.
   --Как только твой сын уедет, мы начнем строительство,--сказала я ему.--И обещаю, что возьму тебя с собой.
   --На Самарьяр?
   --Да.
   --Птица, которую ты построишь, доставит нас прямо туда?
   --Это было бы здорово. Но боюсь, что она лишь поможет нам спуститься со скалы и пролететь несколько стадий, избежав погони.
   Я понимала, что старик станет мне обузой и может не выдержать тяжелого пути, но обещанье есть обещанье. И потом без него мне ни за что не раздобыть необходимые для строительства материалы. И даже если кто-нибудь обнаружит нашу птицу, то можно будет свалить все на выдумки сумасшедшего старика. Это никого не удивит и, главное, отведет от меня любые подозрения. Да и бдительного Эктора здесь, слава богам, нет. Лучшего прикрытия для подготовки побега мне было не найти. Какой никакой, а Агриппа все же хозяин. При случае он может и заступиться за меня, и замолвить словечко. По крайней мере, с ним я не рисковала быть съеденной, в отличие от прошлого, общего с монстрами, плана побега.
  

ГЛАВА 14

ЛЕГЕНДА О ПТИЦЕ ДИЛЕЙ

  
   Дни летели в суете и трудах почти незаметно. Мне и другим рабам приходилось так много работать, обслуживая огромную ватагу чужаков, что некогда было подумать или помечтать о чем-то ином, кроме долгого и спокойного сна. Я снова была при кухне целыми днями, а отчасти и ночами, надраивала медную, глиняную и серебряную посуду. Потом я уходила в барак и, упав ничком в набитый травами матрас, видела сны о том, как на своей белокрылой птице пролетаю над полями, которые обрабатывают краснофигурные рабы, и морями, по которым проплывают медные корабли с матросами в серебряных туниках.
   В те редкие моменты, когда мне приходилось заходить на хозяйскую половину подворья, я старалась избегать встречи с Марком или кем-то из охотников, которые собирались меня тогда прикончить. Благо, что они так были заняты своими подругами, возлияниями и чревоугодием, что не обращали никакое внимание на проходящих мимо. Только однажды я почувствовала чей-то внимательный взгляд и остановилась в неприятном предчувствии. Обернувшись в предполагаемом направлении, я посмотрела вверх, на балкон, выходивший из покоев рифин, и на мгновенье застыла. Там стоял Сагдор и внимательно рассматривал именно меня, хотя рабов и рабынь было во дворе несколько. Я тут же вспомнила его последние слова обо мне: "Бигару? Это интересно". Только бы ему, как и Эктору не пришло в голову проверять меня на прочность и верность. А значит, стоило держаться в стороне от Марка. Воспользовавшись тем, что мимо проехала повозка, на несколько мгновений скрывшая меня от глаз хозяина, я юркнула в арку, которая вела на рабочее подворье, и снова трусливо умчалась.
   Теперь я чувствовала: он обо мне вспомнил. Но так же понимала я, что радоваться этому не стоило. Наверное, Марк был лучшим хозяином из тех, с кем мне приходилось иметь дело, и, безусловно, лучшим человеком из знакомых мне на Эмброне. Рабы очень хорошо отзывались о нем, надсмотрщик не раз говорил о том, наш хозяин слишком уж добр к невольникам, хотя и военный. Рабам это было выгодно, но я не знала, как он относится к эмбронским изгоям - бигару. А что будет, если он узнает о нашем замысле? А если Агриппа умрет по дороге на Самарьяр или нас сумеют догнать? Что будет со мной? Об этом было страшно даже думать. Даже такой гуманист как Сагдор не станет церемониться с бунтовщицей, которая увела несмышленого старика и погубила его. Несчастный, глупый Агриппа! Горемычная я...
   В данный момент я ничего не могла сделать и никак защититься. Друзья Сагдора, которым он, наверное, напомнил обо мне, пожелали видеть меня. Это действительно произошло на шестой день, как и предрекал мне Агриппа. Мне приказали явиться - вот и все, ни предлога, ни повода. Они пожелали посмотреть на "звереныша скубилара",--так сказал мне управляющий и велел мне снова вымыться и переодеться. Знатным господам наскучили, наконец, их кутежи и попойки и они вспомнили о поводе их собрания, а заодно и обо мне. Мои надежды на то, что все пройдет гладко, не оправдались.
   Моя внешность отличалась от местных стандартов красоты, поэтому я надеялась, что ни привлеку внимания никого из гостей Сагдора, пусть даже и любопытства ради. Но по поводу Марка я то же самое сказать не могла. Вопреки здравому смыслу и негласному кодексу поведения бигару, мне хотелось обратить на себя его внимание, но совсем не хотелось думать о том, что я - влюбилась. Бигару могут любить лишь свободу.
   "Ветер - брат мой, дорога - сестра, а любимый - далекое море",--пела бабушка Рипша эту старинную песенку унчитос, когда мы жили в Сате-Эр и были свободны. Были свободны...
   Как тяжело появляться у всех на глазах, как страшно ощущать на себе десятки взглядов. Эти взгляды, любопытствующие, презрительные, насмешливые, казалось, так и обдирали на мне кожу, словно тройная плетка. Зато я не смела никому взглянуть в глаза, но только сначала. Как мне и приказали, я подошла к тому месту, где в окружении трех рифин возлежал наш хозяин. Я должна была встать на колени и низко наклонить голову, но не смогла себя заставить сделать это. Проходили секунды, я чувствовала, что от меня ждут знака повиновения, но... Упрямство стальным стержнем пронзило мой позвоночник, и он отказывался униженно прогибаться. Я стояла и сверлила глазами красный ковер у ног Сагдора. Затягивалась пауза. Но вдруг...
   --Скубилар?--послышался удивленный и знакомый женский голос. И он спас меня!
   Пробежал шумок. Я слегка наклонила голову, чтоб рассмотреть ту, что произнесла мое имя. Лилин!? Она сидела рядом с одним из друзей Сагдора. Разукрашенная, пышная и румяная, похоже, она была довольна своей жизнью, и мечта ее сбылась. Правда, неожиданный, видимо даже для ее самой, возглас этот слегка смутил красотку. Она озиралась по сторонам, смущенно улыбаясь.
   --Вы знакомы?--спросил Сагдор.
   --Да, немного,-- спесиво отозвалась Лилин.
   Ее положение было выше моего, рабочей дэшу, она, несомненно, была горда этим. Лучшей доли для бывшей унчитос нельзя было и желать.
   --Ты тоже бигару?--насмешливо осведомился хозяин.
   Лилин изменилась в лице и побледнела:
   --Нет! Нет! Что вы! Мы... жили вместе... в одном поселке. Это было давно,--принялась открещиваться от меня Лилин, оправдываясь.
   --В поселке унчитос?
   --Да,--с неохотой согласилась она. Ей не хотелось, верно, вспоминать о тех временах. Ну, еще бы!
   --Скубилар жила вместе с тобой в поселке?--снова спросил Сагдор с ленивым любопытством.
   --Она свалилась в наш поселок с Арагуна,--простодушно молвила девица, радуясь вниманию к ней хозяина.
   По залу пронеслось благородное ржанье. Знатные господа, наверное, были более образованы и знали, что на Арагуне никто не живет. Зато они верили в подлинное существование Юпитера, Купидона и прочих мифических существ. Так что и у меня появилась причина слегка улыбнуться, только слегка.
   --Ну, кто ты такая? Рассказывай,--обратился Марк ко мне, и я долго не могла заставить себя посмотреть ему в глаза и молчала, не понимая, что он хочет услышать от меня.--Ты всегда была бигару?
   Мне пришлось набраться твердости духа и обратить на него взгляд.
   --Да.
   --Странно, но ты напоминаешь мне одну... Но, не важно. Ты была свободна от рожденья?
   --Да.
   --А как ты стала дэшу?
   --Раньядоры поймали меня.
   --Скольким из них при этом ты пробила голову?--с усмешкой спросил Сагдор снова и откинулся на подушки, устраиваясь удобней. Происходящее его забавляло.
   Я не ответила, опять опустив глаза.
   --Не можешь сосчитать?--У него явно было игривое настроение, а я не знала, чем оно может обернуться для меня.
   --Двоим,--ответила я тогда совершенно серьезно.
   В зале раздался смех. Господа из тех, что не принимали участия в охоте, не поверили мне. Зато один из охотников вдруг счел нужным подтвердить мои слова:
   --Клянусь громовержцем, я ни за что бы не поверил, что эта девчонка способна оказать серьезное сопротивление, если бы не видел ее в деле!--воскликнул он слегка пьяным голосом.-- Это настоящий скубилар!
   --Почему ты притворялась мальчишкой?--спросил меня Марк.
   --Чтоб принять участие в охоте,--ответила я честно.
   --Ты хотела умереть?--почти утвердительно произнес он.
   --Я хотела получить вольную. Я слышала, что выживший в охоте раб может получить вольную от самого прокуратора.
   --Это всего лишь слухи. Такого закона не существует.
   --Я ведь все равно проиграла, так что мне теперь все равно.
   --Ты и не могла выиграть. Как бы тебя не звали, ты всего лишь маленькая женщина. Неужели ты всерьез думала справиться с тремя опытными воинами?
   --Если бы меня не опоили у егеря какой-то гадостью, вам ни за что не удалось бы обнаружить меня!--заверила я их с ожесточением.
   --Как ты смеешь дерзить хозяину, подлая дэшу!--раздалось откуда-то сбоку. Это был управляющий, который всегда следил за тем, чтоб рабы выказывали свое повиновение необходимым образом.--Ты уже забыла, что должна встать на колени перед господином?!!
   Я-то надеялась, что об этом уже забыли. Возможно, остальные и забыли, но только не управляющий. Этот всегда знал, что, зачем и в какой момент необходимо сделать. Я взглянула мельком на Марка. Он выжидающе и опять же насмешливо продолжал смотреть на меня, изучая или, может быть, испытывая. Но сталь из позвоночника никуда не делась и, пожалуй, еще больше затвердела. Я понимала, что ни за что на свете теперь не смогу приниженно пасть ниц. Только не я, не бигару!
   --Ты что не поняла?!!-- просто взревел управляющий, поняв, что хозяин не собирается опротестовывать его справедливое требование. Резко подскочив ко мне, он толчком заставил меня пасть на колени.--Что нужно сказать? Ну?
   Я обернулась и зло посмотрела на его круглую физиономию. Я знала, что должна сказать, только язык не слушался меня. Глупо. Глупо же. Ну, что я выиграю от этого? Здесь давно уже никого не наказывали, хочешь возобновить традицию, бигару?
   --Ну?--напрягся управляющий.
   В зале стояла тишина. Все с интересом ожидали, что будет.
   --Я повинуюсь,--произнесла я, наконец, ледяным тоном, едва сдерживаясь от праведного гнева.
   --По твоим глазам этого не скажешь,--заметил Сагдор.
   --Что ж,--сказала я тем же тоном, глядя прямо в его правый зрачок и нисколько уже не смущаясь,--язык может и солгать. Зато глаза всегда говорят о том, что твориться в сердце.
   Я дерзила. Я сама себе рыла могилу. Зато чуть в отдалении на коврах возлежал мой друг Агриппа. И он смотрел на меня с явным одобрением. И это одобрение сумасшедшего старика, от которого ничего в этом поместье не зависело, снова заставило меня вскинуть голову и сделать попытку подняться. Но не тут-то было: мне не позволили это сделать и толкнули ничком на ковер. И тут я почувствовала себя главной героиней шоу, дьявол его побери! Это был лишь очередной пункт программы развлечений знатных господ - посмотреть на то, как истинной бигару тяжело быть дэшу и как ее унижают и заставляют чувствовать свою зависимость. Наверное поэтому меня не наказали, а отправили с глаз долой.
   --Пусть уходит,--сказал Марк, махнув рукой и сделав вид, что потерял ко мне интерес.
   Но тут на сцене появился мой безумный друг.
   --Она останется!--заявил он и схватил меня за рукав.--Я ведь могу пригласить Скубилар в качестве своей гостьи?
   Знатные господа переглянулись: что мол вытворяет сумасбродный старик, но снисходительно и понимающе закивали головами. Марк слегка вытянулся в лице, но постарался сохранить прежнюю улыбку.
   --Конечно, отец,--негромко и не величественно произнес он и, чтоб быстро замять ситуацию, объявил:--Рифины собирались развлечь нас сегодня своим пением.
   Агриппа отвел меня в сторону и усадил рядом с собой на ковер. Я почувствовала себя тараканом, попавшим в тарелку с изысканными яствами, и поеживалась от неловкости. Мне хотелось уйти сейчас же, избежать бесцеремонных разглядываний и презрительных кивков в мою сторону.
   --Успокойся,--гордо сказал Агриппа.--ты все сделала правильно.
   --Именно так, как от меня ожидали,--произнесла я почти про себя.
   Мы сидели чуть позади Сагдора, так что я могла спокойно наблюдать за ним, не рискуя наткнуться на его взгляд. После выходки отца он слегка погрустнел, как мне показалось, но его рифины поспешили успокоить хозяина. Теперь была их очередь показывать шоу.
   Вперед выплыла Лилин. Ее фигура стала еще круглей, чем раньше, и, похоже, постепенно приближалась к идеальной. Она самодовольно и лениво махнула рукой музыкантам, и те заиграли.
   --Лилин, кажется, обещала нам новую песню,--сказала рифина, что сидела ближе всех к хозяину, а другая, что сидела чуть подальше, добавила ехидным тоном:-- Откуда она ее возьмет интересно?
   Мелодия, которую заиграли музыканты, сразу показалась мне знакомой, а когда Лилин запела я догадалась, наконец, откуда. Я узнала эту песенку, потому что сама же ее и сочинила. Это было давно в Сате-Эр, когда вечерами после работы мы в нашем девичьем доме болтали, спорили, ругались, гадали, пели песни. "Давайте сами сочиним песню о любви",--предложила тогда Лилин, и мы стали сочинять. Я не очень хорошо знала тогда цезарийский, и все же каким-то образом, по наитию или единым душевным порывом сразу же выдала и стихи и мелодию. Лилин, услышав ее, сморщилась и сказала, что песня глупая и вовсе не о любви, а о гордости. А теперь она, облаченная в прозрачные одежды рифины, распевала ту самую песню перед своим хозяином, грациозно пританцовывая и встряхивая пшеничными волосами.

Сердце - океан.

Шторм в нем или штиль,

Ветер или тишь - кто же угадает?

Синие глаза

Или небеса

Жемчуг глупых слез в океан роняют.

Нет, не удержать

В берегах его!

Нет, не укротить ураган мятежный!

Сердце не поймать!

Сердцу нет преград!

Сердце - океан, океан безбрежный...

   --Что это за песня, Лилин? Откуда она? Где ты ее слышала?--послышались со всех сторон удивленные и порой даже возмущенные голоса, как только она перестала петь и мелодия стихла. Особенно возмущались рифины: они-то, конечно, ничего другого от нее и не ожидали, от этой деревенщины.
   Лилин сразу струсила и потупилась, а потом вдруг встрепенулась и показала пальцем на меня.
   --Это песня Скубилар! Это она сочинила ее, когда мы жили в Сате-Эр!
   --Ну, кто бы сомневался!--воскликнул хозяин, которого, кажется, всерьез начал разбирать смех.
   Он даже обернулся на меня, и все остальные взоры тоже устремились в мою сторону, и Лилин обратилась ко мне, наверное, пытаясь оправдаться:
   --Я же говорила тебе тогда, что это песня совсем не о любви! Помнишь?
   --Помню,--едва слышно сказала я и против своей воли взглянула на Марка. На его лице обозначилось смешанное выражение: оно было суровым и любопытствующим одновременно.
   --Твоя подопечная, отец, не без талантов,--сказал он, не спуская глаз с меня.
   --Да, уж,--подтвердил Агриппа с гордостью, хотя, как мне показалось, и сам был удивлен.
   --Однако содержание этой песни наводит на размышление.
   --На какое же размышление, любезный Сагдор?--спросил кто-то из гостей, видимо желая завязать дискуссию. Говорили, что среди знатных господ в последнее время стали модны диспуты.
   Марк отвернулся.
   --На размышления о том, какие опасные мысли бродят в головах наших дэшу, уважаемый Главк.
   К разговору подключился еще один гость, за ним другой. Завязалась вальяжная и неторопливая беседа. Говорили о старых традициях, о прежних временах, о законе и порядке. Постепенно речь зашла и о бигару и о том, что пора бы давно уже посылать войска к этому острову, чтоб раз и навсегда подчинить или истребить это поганое племя.
   --Вы считаете, это возможно?--усомнился Марк и снова оглянулся на меня.--Если у их женщин в сердце необузданный океан, каковы же, по-вашему, их мужчины - воины?
   Ему говорили что-то еще, пытаясь опровергнуть это мнение, только я уже не слышала их. Мои глаза встретились с его взглядом, и я перестала видеть и слышать весь остальной мир. Если и был в моем сердце океан, то сейчас он очарованно затих и присмирел. О, проклятье! Неужели я влюбилась?
   Сагдор снова отвернулся и продолжил беседу, а я задумалась. Нет. Этого не может быть. Бигару не может любить своего хозяина, она может любить лишь свободу. "Ветер - брат мой, дорога - сестра. А любимый - далекое море..." Да и какая доля меня может ждать в поместье? В лучшем случае - стать одной из его рифин. Да и то - если удастся нарастить телеса. Я представила себе эту картину и поморщилась: валяться день-деньской на подушках, переодеваться пять раз на дню, скуки ради и ждать, когда же хозяин великодушно обратит на тебя свое внимание. О, боги! Такая жизнь не для меня! Ведь там внизу желтеет дорога, и горизонт постоянно притягивает к себе мой взгляд. Где-то там - остров, о котором я давно мечтаю и вижу во сне. Нет. Забудь о всякой любви! Она сделает тебя еще больше несвободной!
   Когда Марк снова оглянулся, я отвернулась и стала разглядывать цветные фрески на стенах. Мне нельзя было больше встречаться с ним взглядом. Я не могла предать свою мечту, не могла изменить своему племени, не могла забыть о свободе. Но зачем он постоянно оглядывается? Ах, да, ему стало любопытно...
   --Агриппа, позволь мне уйти, пожалуйста.
   --Зачем еще?
   --Ты что не видишь? Надо мной тучи сгущаются! Еще немного и произойдет нечто, что заставит навсегда распроститься с нашей птицей.
   Я старалась говорить как можно тише, но Марк видимо все равно услышал мой шепот. Снова обернувшись, он уже не слишком доброжелательно посмотрел на меня. Я заволновалась и забыла, на чем здесь можно было остановить взгляд. Он остановился на голубой арке, предваряющей вход в зал. В голове мелькнула мысль: не сбежать ли. Мысль была смелой, но если бы я знала что произойдет дальше, то сбежала бы, не смотря на всю дерзость своего поступка.
   --Наш спор не имеет конца,--сказал Сагдор, желая переменить надоевший разговор.--Мы выбрали не слишком удачную тему, благородные господа.
   --Чем же Вы предлагаете нам заняться, ведь вся ночь впереди?--спросил кто-то ленивым тоном.
   --Рифины не оправдали наших надежд насладиться искусством и лишь навели нас на философские размышления,--добавил другой.
   Это утверждение вызвало недовольный гул в стане яркоперых дэшу. Почти в один голос они стали обвинять Лилин и просить, чтоб о них не судили по одному выступлению и дали им шанс. Белокурая красотка из Сате-Эр обиженно дулась и с ненавистью поглядывала в мою сторону. Мне не было ее жаль: коль боги не наградили умом, могла бы поинтересоваться хоть у своих подруг, стоит ли петь нечто подобное в кругу ярых рабовладельцев. Но даже моя песенка не шла в никакое сравнение с той, что им предстояло сегодня еще услышать.
   --Может быть, кто-то из господ поразит нас исполнением гимна?--спросил Сагдор у своих гостей? У Римской знати искусства были в почете, музыки, пения и танцев не чурались и граждане.
   Гости, уверенные, конечно, каждый в своем таланте, принялись нахваливать друг друга, уверяя, что давно мечтали услышать достойный всяческой хвалы вокал того или иного своего сотрапезника. Они довольно долго гудели, притворно отказываясь от восхвалений в свой адрес и одновременно сочиняя дифирамбы соседу. И вот пока кукушки хвалили петухов за то, что те хвалили кукушек, встала Агриппа и громогласно объявил о том, что хочет всех порадовать своим выступлением. Все замерли, а Марк даже слегка побледнел.
   --Что ты хочешь исполнить для нас, отец?--спросил он настороженно и, заметно тревожась.
   --Я исполню старинную балладу, которая называется "Легенда о гордой и бесстрашной птице Дилей".
   Даже я стала волноваться за то, что Агриппа попадет впросак со своей "гордой и бесстрашной птицей" и не дай бог наведет на Марка ненужные подозрения. Уже одно только название старинной баллады не предвещало ничего хорошего для ортодоксальных умов убежденных рабовладельцев.
   В полной и недоуменной тишине Агриппа подошел к музыкантам и дал несколько наставлений, отобрав при этом у одного из них инструмент, напоминающий арфу. Бывало вечерами все несвободные обитатели Леранья-Рес собирались вокруг него, когда он выходил с этим инструментом на подворье. Напевным речитативом сказителя он исполнял старинные грустные или героические баллады, каждая из которых была едва ли не подлинной поэмой. И вот теперь он собирался продемонстрировать свое искусство знатным господам.
   Старик расположился посредине зала у небольшого искусственного водоема, в котором, поблескивая спинами, плавали крупные рыбы. Он присел на край бассейна, картинно закатил глаза и провел костлявой ладонью по струнам. Зазвучала незамысловатая мелодия, которую сразу же постарались уловить и остальные инструменты, а за ней - стихи, сливающиеся в монотонное, почти храмовое, пение.

Над зеленым ковром океана,

Над простором широких полей

Высоко над землею летала

Белокрылая птица Дилей.

Арагун там горел над лагуной

Всех светил среди ночи светлей.

Но белее лучей Арагуна

Были белые крылья Дилей.

И разгневанный голос раздался,

Над волнами сурово гремя:

"Как посмела ты в небо подняться

И гореть в небе ярче меня?!

Никому не дается свобода.

Никому не даруется жизнь.

Улетай с моего небосвода

И сейчас же на землю спустись!"

Но Дилей снова после заката

Продолжала над морем кружить.

Не летать невозможно крылатым.

Не летать - это значит не жить.

Не хотела Дилей покориться

И разгневала Цезаря лун.

И свободную, гордую птицу

Погубить захотел Арагун.

Он расставил волшебные сети

И послал своих лучших ловцов.

И Дилей, тех сетей не заметив,

Оказалась в руках подлецов.

Выли волны, кипела стихия.

Арагун лишь довольный взирал,

Как прекрасные белые крылья

Бились в черных решетках меж скал.

   Лица гостей постепенно вытягивались, они бесспорно начали чувствовать себя неловко. Более неуместного выступления, наверное, им не приходилось еще слышать в своем кругу. И эти слова исходили не из поганого рта какого-то бродячего комедианта - унчитос или странствующего певца сказителя, а из уст равного им по положению, хоть и сумасшедшего гражданина. Марк смотрел на своего отца исподлобья, и выражение лица его было суровым. Я понимала против кого сейчас была направлена его решительная суровость. Не мог же он сердиться на своего бедного, умалишенного отца, когда становилось совершенно очевидным то, под чьим пагубным влиянием он находился. И снова тучи над тобой, Скубилар! А Агриппа, довольный видимо производимым впечатлением, продолжал распевать еще воодушевленней:
  

Ни мгновенья покоя не знала

В заточении птица Дилей.

Только камни, где клетка стояла

День за днем становились алей.

Перед этим отчаяньем сильным

Расступилась темница ее,

Но взлететь переломанным крыльям

Было больше не суждено.

Только в небе таком необъятном

Можно вечно свободною быть.

Не летать невозможно крылатым,

Не летать - это значит не жить.

И последние силы сбирая,

Отползая от клетки своей,

Соскользнула с высокого края

И разбилась о камни Дилей.

За высокой грядой Онукана,

Где песчаная дремлет коса,

Над зеленым ковром океана

Арагун всех светлей в небесах.

А у скал расцветает бессмертник.

Среди белых полночных огней

Лепестки его алые светят,

Как кровавые крылья Дилей.


  
   Последний куплет он спел с таким эмоциональным подъемом, словно оглашал пророчество. И лицо его при этом горело каким-то безумным воодушевлением, и даже спустя несколько минут после конечного аккорда в зале продолжала стоять тишина.
   Первым очнулся Марк. Он несколько раз осторожно хлопнул в ладони и едва заставил себя сказать:
   --Прекрасное исполнение, отец.
   Вслед за этой неуверенной репликой последовало несколько таких же нерешительных одобрений и разрозненных хлопков. Агриппа поклонился, торжественно поднялся с края бассейна и победно взглянул на меня. Его даже нисколько не смутили ни мой убитый вид, ни растерянность его сына, ни недвусмысленные перешептывания гостей. Он просто ликовал, видя, что произвел впечатление, и ему не важно было - какое именно. Наверное он уже предвкушал скорый полет на той самой белокрылой птице. Бедный, глупый Агриппа...
   --Однако, любезный Марк, мы не только не ушли от неприятной Вам темы, но еще больше к ней подступили,--сказал кто-то из гостей.
   --Мне кажется, Ваш отец весьма проникся судьбой своей подопечной,--добавил другой.
   --Нельзя допустить, чтоб чернь строптивую дэшу превращала в героиню своих легенд и проводила какие-то аналогии,--произнес недовольным тоном третий.
   Тут только до меня дошло, для кого была спета эта песня и кто - та несчастная птица, разбившаяся о камни. Что за судьбу ты напророчил мне, Агриппа?
   Я снова, совершенно не желая того, привлекла к себе общее внимание. Старик подошел ко мне и жестом велел подняться. Мне пришлось подчиниться, ведь здесь я не могла вести себя с ним так же, как наедине.
   --Я горжусь тем, что знаком с настоящей бигару, для которой свобода - есть главная ценность в жизни! --высокопарно изрек он, а мог бы сразу воткнуть мне нож под сердце. Тогда я почувствовала бы себя гораздо лучше.
   --Отец!--не выдержал Марк. Он даже поднялся со своего ложа и подошел к нам.--Она рабыня, и у нее не должно быть никаких мыслей вовсе, кроме той, как лучше выполнять приказы хозяина. Если же, как ты говоришь, Скубилар мечтает сбежать, то я должен буду принять меры.
   Мудрый старик вдруг сделал неожиданный маневр. Он схватил меня за плечи и резко поставил между собой и сыном, то ли прячась за меня, то ли выставляя на показ. Я впервые оказалась так близко к Марку и непроизвольно сжалась комком. Он видимо тоже не ожидал ничего подобного и несколько растерялся, недоумевая и поражаясь отцовской выходке.
   --Ты можешь посадить ее в клетку, как птицу Дилей! Но тебе никогда не сломить ее гордого нрава!--выкрикнул Агриппа, сотрясая меня как плодовое дерево.
   --Гордость своего нрава она уже продемонстрировала сегодня,-- почти миролюбиво сказал Сагдор, желая успокоить отца.--Мы все посмотрели и оценили, а теперь не хочешь ли ты проводить ее отсюда?
   --Ты не станешь наказывать ее?--с непонятной то ли настороженной, то ли разочарованной интонацией поинтересовался старик, которого я уже почти ненавидела.
   Марк взглянул на меня. Какая к черту гордыня? Вид у меня был жалкий и растерянный. Мне хотелось поскорей слинять с этой проклятой хозяйской вечеринки, на которой я стала основной темой для обсуждения.
   --Почему бы тебе не спросить саму девушку?--спросил какой-то гость, чей голос еще не раздавался при мне.--Хочет ли она на самом деле сбежать?
   --Да, действительно,--поддержал его кто-то еще,-- пусть скажет сама.
   --Так что?--был задан твердый вопрос.
   --Сбегать я вовсе не собираюсь,--отчаянно выкрикнула я, радуясь хоть какой-то возможности защититься. -Клянусь всеми богами, я не сбегу! Можно мне уйти?
   --Не сбежишь?--удивился Агриппа.
   --Конечно, нет!--повернулась я к нему и сделала страшные глаза.--Отсюда невозможно сбежать. Можно только улететь, но я к несчастью - не птица!
   --А-а,-- понимающе кивнул идиот Агриппа.
   Я снова обернулась на Марка:
   --Позвольте мне уйти, прошу вас!
   --Не пришлось бы мне пожалеть о том, что я оставил тебя тогда в живых, Скубилар,--сказал он очень тихо и наклонив ко мне голову так, чтоб этого не могли услышать его гости. -Ты оказываешь очень дурное влияние на моего отца. И как только тебе удается это?
   --Я этого вовсе не хочу!
   --Чего же ты хочешь?
   Продолжать смотреть в эти жесткие глаза я дальше не могла и опустила очи долу.
   --Хочу, чтоб меня оставили в покое и забыли о том, что я - бигару. Хочу, чтоб ко мне относились как к обычной рабочей дэшу и не ждали ничего особенного. Вот и все. Разве я хочу слишком многого?
   --Ты не лукавишь?--с сомнением спросил Сагдор. - Обычная дэшу обыкновенно более покорна.
   --О чем вы там шепчетесь? Мы тоже хотим слышать вас!--раздалось вокруг, и Марк сразу отпрянул и повеселел.
   --Я думаю, мой охотничий трофей - этот скубилар, получил достаточно нашего внимания и может отправляться теперь на место,--шутливым тоном возгласил он, и все гости засмеялись.
   Не дожидавшись напоминания, я ринулась в ближайшую арку и помчалась в свой барак.
  

ГЛАВА 15

  

ТЕНЬ ЮЛИИ

  
   На следующий день все пошло по-старому. Никто не пришел по утру, чтоб наказать меня, хотя, проснувшись, я долго прислушивалась к звукам за стеной. Охранники наши обычно громко лязгали своими шпорами, но с утра я слышала лишь шарканье шагов дэшу, что вставали раньше всех. Это были винокурницы, которых еще до восхода Антэ спускали в долину. По своему статусу я тоже должна была стать винокурницей: когда хозяина не было в поместье, служанок здесь много не требовалось. Но когда я появилась здесь, девушку, что работала до меня при кухне, отправили в долину, а меня поставили на ее место.
   Встав ото сна, я, как и прежде направилась на кухню, чтоб заняться своими обычными делами. Меня ждала гора посуды, оставшейся после вчерашнего пира. Служанки, что прислуживали вчера своим господам, сейчас тоже спали мертвым сном. Так что все это было лишь на мне. Кухарка принялась уж готовить наш законный завтрак, не спросив меня ни о чем. Да и остальные здешние прислужки не обращали на меня особого внимания, а значит, о вчерашнем инциденте никто из них не узнал. Что ж, и прекрасно. Будем жить так, словно ничего и не было. И попадись мне только сегодня Агриппа!
   Но он весь день не высовывал носа из своих покоев. Может быть, его наконец-то замучила совесть? Вряд ли. Скорее всего, вчера он остался пировать с господами на всю ночь и теперь отсыпается. Однако мне не терпелось узнать, что происходило там, после того как я ушла. Быстро ли забыли обо мне благородные господа и... Марк?
   --Скубилар!--позвал меня надсмотрщик, и я очнулась от своих мыслей.
   --Я здесь!
   Он заглянул в кухню.
   --Вот ты где. Что это ты вчера выделывала на пиру?--вопросил он гневно.--Тебе оказали честь предстать пред знатными господами, а тебя вдруг сразила подагра?!!
   --Я весь день работала, а под вечер просто едва могла стоять на ногах,--попыталась я оправдаться.
   --Да?--почесал в затылке надсмотрщик.--Ну, я так и подумал. Иначе, почему хозяин приказал не трогать тебя?
   --Агриппа?
   --Да нет. Молодой хозяин, а не твой дружок полоумный.
   --Марк?
   --Да. Только не смей его так называть, дэшу! Для тебя он - хозяин, господин! Поняла!
   --Конечно. И что, он говорил обо мне?
   --Я не удивился, когда сегодня утром он позвал меня, подумав, что он желает тебя наказать. Но он сделал лишь одно распоряжение: Скубилар не трогать.
   --Он как-нибудь мотивировал это?
   --Мотивировал?--взорвался вдруг босс.--Ты должна быть безмерно благодарна за незаслуженное прощение и не задавать таких вопросов!!! А впрочем...
   Кажется, он начал остывать, махнул рукой и вздохнул, словно жалея о том, что теряет со мной время.
   --Впрочем, можешь сама у него спросить.
   --Разве я посмею?
   --Ты-то? Это после того, как ты смела так дерзить хозяину и тебе ничего за это не было?--удивился он.
   --Как, по-твоему, почему он не наказал меня? Я признаться была уверена, что не избегу плетки или ареста.
   Сама я не допускала мысли о том, что Сагдор вдруг проникся симпатией к бигару, которую нельзя было назвать красавицей. Не допускала, но мысль эта все равно вторгалась в мою бедную голову.
   --Наш хозяин слишком добрый,--сказал надсмотрщик и, не желая продолжать разговор со мной, обратился к кухарке:-- Сегодня к полудню мы ждем обозы из Льяджи. Приготовь больше еды для сопровождающих и их рабов.
   --На сколько человек рассчитывать?--спросила Кухарка.
   --Пять-шесть.
   --Мне понадобится еще помощники, я уже не справляюсь с такой оравой дармоедов. Рабы этих знатных господ прожорливы ужасно!--стала ворчать толстуха. Она готовила лишь для рабов, у хозяина был свой личный повар, которого он возил с собой.
   --А ведь я могла бы готовить для господ гораздо лучше этого бездельника из южной колонии,--сетовала она часто.
   --Судя по аппетитам этих господ и рифин, не такой уж он и бездельник,--смеялась я. -Ему приходится трудиться день и ночь. Так что не завидуй ему.
   --Да ты теперь знаешь!--вспомнила вдруг кухарка о вчерашнем.--Ну-ка, рассказывай, как у тебя все прошло? Ты понравилась господам?
   --Разве это важно?
   --Разве нет? А что тогда важно? Тебя кто-нибудь брал в спальню?
   --Нет,--усмехнулась я. Видимо для кухарки именно это было самым значительным.
   --Так ты просто прислуживала? Ты ведь этого делать не умеешь,--удивилась стряпуха.
   --Я и не прислуживала. На меня просто посмотрели, как на диковинного зверя, которого живьем поймали на охоте. А потом еще Агриппа выставил меня полной дурой.
   --Я тут!--послышался дребезжащий голос из-за угла.
   На сдобные запахи явился, наконец, вчерашний герой, с которым я так жаждала поговорить. Вид у него был отнюдь не виноватый, а очень даже довольный. Он видимо не выспался и позевывал, сладко почесывая кадык.
   --Что это было вчера, Агриппа?--сразу же спросила я с ехидством.
   --А что?--равнодушно молвил он, заглядывая в пышущую печь, где подходили булочки.
   --Ты хотел выдать меня со всеми потрохами!
   --Какими потрохами?--не отвлекаясь от созерцания пирожков прогундел наивный Агриппа.
   --Птичьими!-- дернула я его за руку, заставляя повернуться в мою сторону.
   --Скубилар, полегче!--цыкнула повариха на меня.--Это все же хозяин.
   --Простите, хозяин,--поклонилась я так низко, что коснулась волосами пола.--Простите за то, что по вашей вине меня едва не высекли вчера, а ваш сын решил, что я оказываю на вас дурное влияние.
   --Он так решил?--снова скорчил наивную физиономию старик.
   --Да что с тобой, Агриппа!--вспылила я.--Ты нарочно меня разыгрываешь?!
   --Вон отсюда оба!--вскричала уже кухарка визгливым голосом.
   Нам пришлось выйти на воздух.
   --Да что ты, Скубилар?--недоуменно спросил старик, когда мы отошли за кухню.
   Но я уже перегорела. Ну, что с него взять. Он смотрел на меня по-детски, улыбаясь ничего не понимая, а может быть и не припоминая о вчерашнем. Он и вчера не понимал, что творит. Бедный, бедный Агриппа. А мне-то что делать?
   --Помнишь, ты пел вчера песню?--спросила я тихо и уже совсем бесстрастно.
   --Я пел песню?--округлил Агриппа глаза.
   Тогда я поняла, что спрашивать его о вчерашнем бесполезно. И еще кое-что: на него нельзя положиться. Он мог проболтаться в любой момент. Я стала заложницей его глупости и могла поплатиться за это в любой момент. С мечтой нужно было проститься, забыть о ней навсегда. Агриппа был гораздо менее надежным компаньоном, чем гомус Варк. Тот был хоть в своем уме. Мне пришлось вернуться к своим обязанностям. Я отвернулась от старика и зашагала прочь.
   --Скубилар!--услышала я за спиной.
   --Что?--уныло отозвалась я.
   --Ты понравилась моему сыну.
   Эта фраза заставила меня повернуться.
   --Так ты значит не совсем память потерял?!
   --Я может быть и дурак, но не мог не заметить этого.
   Больше я ни о чем не решилась спрашивать Агриппу, но настроение мое резко повысилось и работать я стала гораздо энергичнее.
   Нет, я не начала питать иллюзии. Да и к чему бы они привели меня? Мне нужно было осуществить свою давнюю мечту, а ради нее и ради призрачной свободы я готова была погасить разгоравшееся огнище. В этом я дала себе зарок. Но это вовсе не значило, что мне не было приятно услышать эти слова Агриппы.
   --Скубилар, иди посмотри, что там за шум у подъемника. Верно, это обозы из Льяджи подошли,-- послышался голос кухарки.
   Льяджа, насколько я знала, славилась своими оружейниками. Она располагалась недалеко от Рима, и самые богатые и знатные воины заказывали себе доспехи и мечи именно там. Мне же этот город запомнился лишь потому, что там якобы жил мнимый Корнелий, которому Эл, наверное, все же запудрила мозги, в отличие от меня. И каково же было мое изумление, когда среди сопровождавших повозку с оружием ремесленников я увидела знакомое лицо. Мальчишка изменился, но я все же узнала его. Теперь он носил типичную для ремесленников одежду и прическу, и ничто больше уже не выдавало в нем землянина.
   Я тут же отпрыгнула за стену барака. В мои планы вовсе не входило попасться ему на глаза: не дай бог он вспомнит меня и... все то, что рассказывала им обо мне лгунья Эл!!! Он же может решить, что я - та самая Юлия, невеста или даже жена Сагдора! Ну, и в глупейшем положении я окажусь тогда! Какой черт принес тебя, Корнелий из Льяджи! Надеюсь у тебя не слишком хорошая память.
   Я бросилась обратно в кухню и налетела на гору только что помытой мной посуды. Кухарка принялась меня бранить так громко, что я испугалась, как бы на этот шум не заглянул сюда кто-нибудь из вновь прибывших. Быстро, как только могла, я стала собирать рассыпавшиеся серебряные плошки и кубки.
   --Скажи, ремесленники обедают вместе с хозяевами?
   --Конечно, нет, им придется накрывать отдельный стол. Не с рабами же им есть,--объяснила кухарка.--Серебряную посуду отнеси-ка на хозяйскую кухню. Да выясни, сколько человек пришло с обозом.
   --Я считать не умею,--испугалась я.
   --Никто и не просит тебя считать, покажешь на пальцах,--прикрикнула стряпуха и замахнулась на меня мокрым полотенцем.
   Выскочив за порог, я сразу нашла глазами Корнелия. Он расхаживал по каменному подворью и по-хозяйски распоряжался своими рабами, которые разгружали обоз. Надо же каков! И не помнит, поди, кем он был на Земле. Теперь он - цезариец с головы до ног, свободный горожанин дичито, рабовладелец и хозяин оружейного цеха, в котором заказывают оружие граждане Рима. Чтоб ты провалился!
   Мне нужно было проскользнуть мимо него с горой серебряной посуды. Я спрятала лицо за плошками и быстрым шагом стала пересекать подворье. Сквозь просветы в серебре, я могла наблюдать за Корнелием. Он был слишком занят разгрузкой, чтоб обращать внимание на одну из многочисленных дэшу, что сновали по двору. Я почти уже успокоилась и почти прошла, и вдруг... Что-то предательское попалось мне под ноги, и я с вопиющим трезвоном рухнула на мостовую. Плошки, оглушительно лязгая, заскользили по гладким камням в разные стороны. Все, кто находились во дворе, сразу же обернулись в мою сторону и чертов мальчишка тоже.
   И никто из наших не захотел бы и не стал бы мне помогать. Кто-то усмехнулся и сказал про себя "так тебе и надо", кто-то пожалел, кто-то вздрогнул от неожиданности. Кухарка, высунувшись из-за двери, крикнула: "Разиня! Вот я тебе!" и пригрозила кулаком. Но у Корнелия, наверное, еще не выветрилось из мозгов что-то земное, а именно остатки галантности или еще чего-то там, и он направился в мою сторону. Впрочем, я не знала, хотел ли он помочь дэшу - растяпе или поругать ее за компанию, и не стала дожидаться, когда он подойдет. Вскочив на ноги, я с кошачьей быстротой принялась собирать посуду. И когда он подошел ко мне, я уже успела все сложить. Остановившись возле меня, он наклонился, чтоб заглянуть мне в лицо. К счастью, моя косынка сбилась и волосы упали на глаза.
   --Эй!--услышала я из-за занавески своих волос.--Ты кто?
   Я старательно отворачивалась в противоположную сторону. Черт бы побрал его!
   --Мне нужно идти,-- умоляющим тоном произнесла я и собралась уже поднять серебро.
   --Ты не слишком-то почтительна, дэшу!--недовольно рыкнул Корнелий и схватил меня за руку.--А ну, стой!
   Я остановилась перед ним, не выглядывая из-за волос. Только бы не вспомнил! Наш разговор уже начал привлекать внимание суетливого двора. Разгрузка прекратилась, потому что рабам стало интересно, куда это отлучился их хозяин. Кухарка застыла на пороге, а наши любопытные дэшу озирались, усмехаясь. Нужно было предпринимать что-то и срочно.
   --Простите меня. Мне попадет, если я сейчас же не принесу это на кухню,-- взмолилась я.
   --Нет, постой. Чего ты прячешься?
   Он рывком откинул мои волосы и, взглянув на меня, недоуменно нахмурился. И тут его озарило:
   --Постой-ка. Я тебя знаю. Я видел тебя в клинике доктора Боскуса!--радуясь чему-то, воскликнул он.
   --Не понимаю, о чем вы,-- прошептала я, снова пытаясь отвернуться.
   --Помнишь Боскуса, Эл? -с энтузиазмом начал спрашивать он.
   --Нет!
   --И меня тоже не помнишь? Я Корнелий из Льяджи!
   --Я не знаю вас!
   --Погоди-ка, ты, кажется, - Юлия! Юлия дочь Солона!
   --Нет! Нет! --почти истерично воскликнула я, напяливая косынку.--Меня зовут Скубилар! Любого спросите, я никакая не Юлия! И отца никакого у меня нет! И не было никогда! Вы меня спутали с кем-то!
   --Разве?--растерялся он несколько. А откуда ты?
   --Я издалека, с севера. Отпустите, я спешу.
   --Ты не лечилась у доктора Боскуса?
   --Даже не слышала о таком никогда!
   --Ладно,--озадачился Корнелий.--Ты точно не Юлия? А чего ты тогда испугалась?
   --Я не знаю, кто такая Юлия,--немного успокоившись уже, сказала я.--Мне жаль, что разочаровала вас. Могу я идти?
   --Ну, иди,--все еще хмурясь, настороженно позволил он.--Ты очень похожа на одну девушку, которую я знал раньше. Правда, она-то была знатной римлянкой, а ты - дэшу.
   --Конечно,--поклонилась я и поспешила на кухню.
   Но не успела я оторвать взгляда от мостовой, как услышала за спиной вежливое и почтительное:
   --Приветствую вас, господин Сагдор!
   Марк возник прямо у меня на пути. Я с ужасом догадалась, что он слышал весь наш разговор. Видимо, ему не терпелось взглянуть на образцы оружия, которые он заказал для своей гвардии, потому он и вышел на подворье, куда раньше почти не заглядывал. Но здесь он стал свидетелем нашего с Корнелием разговора. Об этом не трудно было догадаться по выражению его лица. Но на меня он не обратил даже взгляда. Все его внимание было направлено на ремесленника.
   --Так ты видел Юлию? Давно? - пролетел он мимо меня по направлению к Корнелию.
   Я не могла заставить себя повернуться и идти туда, куда мне было велено. Я продолжала стоять и слушать их.
   --Около двух лет назад,--ответил слегка опешивший ремесленник.
   --Где?--Марк подступил совсем близко и так и навис над испуганным Корнелием.
   --В клинике доктора Боскуса.
   --Что это за место?
   --Там лечат людей, которые потеряли память.
   --Потеряли память?! Так она потеряла память? Что с ней случилось?
   --Не знаю.
   --Где она теперь?
   --Не знаю,--отчаянно закрутил головой Корнелий
   --Ты что-нибудь о ней знаешь?
   --Говорили, что она сошла с ума и сбежала,-- пожал он плечами и зачем-то взглянул на меня.
   Этот взгляд не ускользнул от Сагдора. Он тоже покосился в мою сторону, а я поняла, что надо сматывать удочки. Но сделав несколько пятящихся шагов, услышала:
   --Скубилар! Я не приказывал тебя уходить!
   Я остановилась. Только тогда почему-то до меня дошло, что Корнелий говорил не о настоящей Юлии, которая сгинула в морских волнах, а обо мне - подставной невесте.
   --Где эта клиника? - прошипел Марк, гневаясь отчего-то.
   --Этого никто не знает. Нас вывели оттуда во сне. Я сразу оказался у себя дома, очнувшись.
   --Да кто такой этот доктор?!
   --Кто его знает.
   Марк встряхнулся и вздохнул:
   --Так она жива. Значит жива. Я должен ее найти,--говорил он себе самому.
   --А что с оружием, господин Сагдор?--робко спросил Корнелий.
   --Позднее!--резко ответил Марк и шагнул назад, глядя себе под ноги. Подойдя ко мне, он пронзительно взглянул на меня и приказал: --Отнеси это на кухню и сейчас же приходи в мой кабинет. Мне нужно серьезно поговорить с тобой.
   Спустя некоторое время я робко отогнула полог, разделявший спальню Сагдора и его кабинет. Я вошла осторожно, озираясь по сторонам, и остановилась посреди замысловатого коврового рисунка. Хозяина нигде не было. Мне можно было хоть немного успокоиться и оглядеться.
   Кабинет был заставлен полками, на которых пылились свитки. У стены стояло весьма удобное кресло или даже почти диван. По углам расположились цветные бюсты каких-то горбоносых патрициев, вероятно предков Сагдора. В одном из них я с удивлением распознала Агриппу, хотя скульптор очень сильно польстил ему, придав властность и ум его чертам лица. Но таковы были каноны изображения граждан великого Рима.
   Выждав немного, не послышаться ли какие-нибудь шаги за дверью, я нерешительно шагнула к полке и вынула один из желтоватых свитков. На нем был изображен рисунок какого-то механизма, мне показалось - пресса, а рядом - мелкий текст. Читать мне не хотелось, и я подошла поближе к небольшому столику возле дивана. На нем тоже лежали вперемешку какие-то рисунки. Один их них сразу привлек мое внимание. Видимо его недавно извлекли откуда-то, потому что края его пожелтели. На нем была изображена молодая девушка. Чем дольше я смотрела на рисунок, тем яснее понимала, что лицо ее мне знакомо. Это была Юлия. Настоящая Юлия, благородная дочь гражданина Рима, невеста Сагдора. Здесь, на рисунке она была еще совсем молодой, почти ребенком, но мне казалось, что то же самое изображение я уже видела когда-то, когда жила на Земле, в зеркале. Она действительно была очень похожа на меня.
   --Узнаешь?--прозвучал голос из-за полога, и я, вздрогнув, уронила свиток.
   Там стоял Марк, и я не могла знать, как долго он уже наблюдает за мной.
   --Еще тогда на охоте я заметил это поразительное сходство,--сказал он, входя и поднимая портрет.
   --Такое случается,--чуть слышно ответила я.
   --Что случается?--не совсем понял он.
   --Что двое разных людей похожи друг на друга.
   Еще никогда я не чувствовала такого смущения и страха. Марк разглядывал меня очень пристально. Вероятно, он хотел разглядеть во мне что-то знакомое, что-то от той девочки.
   --Ты утверждаешь, что ты - бигару?
   Я кивнула.
   --Где ты родилась, как жила до того как попала на материк и оказалась в руках раньядоров? Расскажи мне о своей жизни, -- повелел он и стал удобно располагаться в кресле, вероятно ожидая длинного рассказа.
   Я задумалась. И что ему рассказать? Выдумывать я не хотела. Не хотела врать ему. И решила поведать всю правду:
   --Раньше я жила совсем в другом мире. И была свободна. По крайней мере, на моей спине не было клейма и следов от плетки,--начала я свой рассказ, но вдруг поняла, что не так уж это просто.-- Меня привезли сюда против моей воли. Здесь начались мои испытания. Я сбежала от моих похитителей, набрела на поселок унчитос. Это было неплохое время, пока не появились раньядоры. Они продали меня Мариусу Плавию, рабовладельцу из Маркузы. От него я попала к астрологу Квинтусу, он тоже был бигару и собирался дать мне вольную, но не успел. Это был единственный дорогой мне человек. Он умер, и я попала обратно к Мариусу.
   --Где ты жила? У тебя были родители? Кто они?--продолжал допрос Марк.
   --У меня не было родителей. Верней, я их не помню.
   --Я так и думал,--сказал Сагдор.--Может быть, ты просто не помнишь о своей прошлой жизни?
   --Я помню!--испугалась я, поняв, куда он клонит.
   --Ты действительно помнишь или кто-то внушил тебе это?
   --Я помню!--повторила я почти с отчаяньем.
   --Тогда скажи свое настоящее имя!--вдруг настойчиво потребовал он. - Ведь Скубилар - это прозвище, не так ли? Прозвище, которое тебе дали унчитос.
   --Откуда вы знаете?--совершенно оторопела я, понимая: что бы ни придумала я сейчас, все будет звучать неправдоподобно.
   --Лилин рассказала. Я расспрашивал о тебе. Надеюсь, ты не в обиде?
   --Я? - Кажется, мне совсем стало дурно: я вспомнила, что в поселке знали мое настоящее имя. Лилин сказала ему, наверняка сказала...
   --Ну, так как же тебя звали раньше?--очень настойчиво спросил Марк и даже чуть подался вперед.
   Я продолжала молчать упорно и безнадежно. На меня вдруг напала ужасная растерянность. Я не могла решиться ни на что и потому просто молчала, а на глаза уже стали наворачиваться слезы, непонятные, глупые слезы.
   --Слишком много совпадений,--тихо говорил Марк.--Тебя зовут Юлия, не так ли?
   Я промолчала, согласившись.
   --И ты очень похожа на нее. Да ты сама убедилась, рассматривая этот рисунок пятилетней давности.
   И тут я решилась:
   --Позвольте мне сказать!
   --Говори.
   --Да, меня действительно зовут Юлия, это имя мне дали при рождении. Но разве мало на свете женщин, которых одинаково зовут? Может быть, я похожа на ту Юлию, это трудно объяснить, но я - не она. Я - бигару. И всегда была бигару. Моя память достаточно ясна.
   --Так,--сказал Сагдор и задумался на минуту, рассматривая рисунок, потом снова посмотрел на меня и добавил:--В общем, я не сомневался, что ты - не она. Мне просто нужно было в этом убедиться. Я почти не знал ее. Видел лишь совсем маленькой. У нее был покладистый и мягкий характер, и даже если бы случилось так, что ее захватили черные работорговцы, она стала бы послушной дэшу. В отличие о тебя. Теперь, когда я знаю, что она жива, я должен разыскать ее.
   --Боюсь разочаровать вас,--произнесла я осторожно, решившись рассказать все до конца, чтоб раз и на всегда разрешить все недопонимания.
   --Ты что-то знаешь?
   --Там. в этой клинике, о которой говорил Корнелий... Это была я.
   --Ты?!!
   --Из за сходства с вашей Юлией, да и из-за имени к тому же, меня приняли за нее и представили меня всем как дочь цензора Солона, римского гражданина. Я потому и сбежала оттуда, что меня собирались выдать не за ту, кем я была на самом деле.
   --Тебя собирались вернуть в дом Солона как его дочь?!!--совсем изумился Марк.
   --Так и случилось бы, если бы я действительно потеряла память, как они решили. Но я уже говорила вам, что моя память ясна, как никогда.
   Лицо Марка потемнело. Он опустил глаза и задумался. Я почувствовала невероятное облегченье оттого, что все, наконец, разрешилось и оттого, что не пришлось ничего выдумывать и врать Сагдору. Теперь оставалось лишь дождаться его решения.
   --Странно, что ты не захотела стать знатной и предпочла этому жалкое прозябание унчитос.
   --Тогда я еще надеялась вернуться домой.
   --А теперь - надежды больше нет?--улыбаясь едва заметно, спросил он. Очередная наивная проверка на верность дэшу.
   --Теперь - нет,--ответила я с такой уверенностью, с какой можно говорить лишь истинную правду. Он-то имел в виду Самарьяр, а я Землю. Так что я нисколько не погрешила...
   На этом разговор прервался. Казалось, он все выяснил уже, но еще раздумывал на чем-то.
   --Ты можешь идти,--произнес он спустя некоторое время.
   Я сразу же направилась к выходу, но когда уже откидывала полог, чтоб выйти, услышала вдогонку:
   --Ты все-таки очень на нее похожа.
   Я не посчитала уместным отвечать и ушла, оставив его одного с думами, пыльными свитками, бюстами его предков и ... моим портретом. Странно: в какой-то момент я хотела поверить в то, что я и есть та Юлия. И почти поверила, но... она была бы послушной рабыней, а я - бигару. Бунтарка, мечтающая лишь о свободе, не может стать робкой аристократкой и покорной женой. Никогда...
  

ГЛАВА 16

МЕЧТА, НЕ ПРЕДАЙ!

Мечта, не предай!

Пусть вихри в лицо! Пусть волны соленые мечутся.

Пусть парус трепещет и мачта скрипит,

И падает небо на плечи мне.

Мечта не предай!

Пусть солнце сгорит! Пусть звезды на землю обрушатся!

Ослепни, оглохни, но все же дерзни,

Судьбы приговора ослушаться.

Мечта, не предай!

Пусть сердце в огне и горечь в груди разливается.

Мечта, не покинь! Ведь если предашь,

То что же тогда мне останется...

   --Слава богам, они наконец-то уехали,--сказала кухарка, заходя в кухню.
   --И хозяин тоже?--спросила я, тайком утирая слезы.
   --Он, кажется, остался. Хотя это странно, обычно он уезжает вместе с гостями. Но он все равно скоро уедет, его ждут дела в Риме.
   Почему-то меня часто стало пробивать на слезу. Последние три дня, что прошли после решающего разговора с хозяином протекли для меня в каком-то тумане и забытьи. "Что это с тобой?" -- не раз интересовался Агриппа. Да откуда мне было знать? Нужно было начинать строить нашу птицу.
   Я разыскала старика как только последний гость покинул Леранья-Рес. Пора было начинать действовать. Не смотря ни на что...
   --Как насчет шелка?
   --Я не нашел его,--безнадежно развел он руками.--Не знаю, куда он делся. У сына я не могу спросить, не наведя его на подозрения.
   --Его нет в сокровищнице?
   --Нет. Белого шелка нет. Возможно он перевез его в Рим, в свой дом.
   --Нет белого? А какой-нибудь есть?
   Агриппа потупился и засопел.
   --Что нет никакого?
   --Есть, но... Только красный. Красный как кровь...
   Мне словно снился какой-то сон, бессмысленный сон.
   --Красный?!! В самом деле?! Агриппа, ты что?! Ты в своем уме?! Что ты пророчишь мне?!
   Так наверное и должно было случится. Мечта не может сбыться полностью, таков закон подлости. Даже здесь, за черт знает сколько световых лет от Земли, он действовал безотказно. Кровавые крылья - вот оно, то, что должно быть, что суждено. Но даже это не удержит меня здесь. Оставаться в Леранья-Рес я не могла даже лишней минуты. Теперь не могла. Все изменилось.
   --Ты не станешь делать птицу?
   --Стану, Агриппа, еще как стану! Меня это не остановит. Как насчет остального?
   --Все есть.
   --Это судьба... А на что ты рассчитывала? Все именно так и должно быть.
   --Ты с кем говоришь?
   --Что?
   --О какой такой судьбе ты толкуешь?
   --Я о кровавых крыльях, Агриппа. Ты что сам не понимаешь? Это - Судьба!
   --Да это судьба!--напыщенно подтвердил старик.--Ты же - Птица Дилей!
   --Но ведь она же погибла! Меня ждет та же участь!
   --Она погибла с честью и свободой!
   --Да. С честью и свободой... так и должно случится. Другого конца у бигару быть и не может... Я схожу с ума, Агриппа.
   Но я не свихнулась. Мне не дала это сделать работа. А она начинала кипеть. Старик помогал мне, как мог, но силенок его часто не хватало. Приходилось что-то изобретать, придумывать. Это отвлекало меня от печальных мыслей. А вынужденная отчаянная осторожность и риск вливали в кровь так необходимый мне адреналин. И все же, время то вспоминается мне смутно как будто в тумане. Ведь я была безнадежно больна.
   Это было глупо - влюбиться в собственного хозяина, я и сама это прекрасно понимала. Но уж сколько раз твердили миру, что любовь зла, да что толку? Впрочем, в моем случае она вовсе и не была зла. Мой хозяин был самым замечательным человеком из всех, что мне приходилось встречать на проклятом Эмброне. Я не была уверена и в том, что даже на родной Земле я знала хотя бы одного человека, хоть отдаленно напоминавшего мне Марка.
   Он не был деспотом, не был тираном. Я не могла отыскать в нем хотя бы один недостаток. Единственное, что разделяло нас - это лишь то, что я была бигару, а он - рабовладельцем. И поэтому я приказывала себе выбросить из головы всю эту чушь о любви. Потому я и принялась так рьяно за постройку своей птицы. Она должна была стать настоящим, материальным, ощутимым символом моей свободы. А любовь - она сковывала меня, связывала по рукам и ногам. Иногда со страхом понимала я, что думаю о хозяине гораздо чаще, чем о своей собственной свободе.
   Говорят, что влюбленные становятся глупыми и суеверными. Так оно и есть. Услышав об алом шелке, я тут же уловила в этом тайным, да даже скорее вполне явный, знак. Этот знак пророчил мне смерть или того хуже - страдания. Эта кровавая птица могла унести меня слишком далеко отсюда. Так почему же я не жалела сил и энергии, что построить ее? Для чего я терзала саму себя? Бигару... Это я - бигару, с океаном вместо сердца, с океаном, который так жаждет спокойствия и мира, но зачем-то снова и снова вздымает волны, снова топит в своих волнах корабли своих собственных надежд...
   Я не стремилась увидеться с Марком. Я выполняла свою работу до полудня, а потом исчезала. Никто и не спрашивал меня, куда и зачем. Словно не только весь окружающий мир перестал существовать для меня, но и я для него. Была лишь она - моя алая птица, был он - но о нем лучше не думать. Иногда мне казалось, что я начинаю забывать о нем. Я с горькой радостью отмечала, что вот уже полчаса не вспоминала о Сагдоре. Но эти жалкие полчаса сменялись потом бессонными ночами и стесняющей тоской.
   Иногда в мой непроглядный туман удавалось пробиваться Агриппе. И в эти моменты, не такие уж и редкие, впрочем, я начинала подозревать, что старик не так глуп, каким хочет казаться. Однажды он спросил лукаво, но же время вполне серьезно:
   --Уж не влюбилась ли ты в моего сына?
   --А почему же именно в него?--поинтересовалась я, не собираясь отпираться. Все равно Агриппа был мне не страшен.
   --А в кого здесь еще влюбляться?--удивился он.--Тебе давно уже пора было влюбиться. И уж конечно - в него!
   --Что ты в этом понимаешь?!!
   --О!!! Я- то? Многое? Ведь Марк - мой сын! А значит похож на меня, ну, в молодости, конечно...
   --А может быть он похож на мать?--усомнилась я. В последнее утверждение верилось с трудом.
   --Скромность, я вижу, не в чести на вашей планете.
   Я хотела быть ироничной, собиралась обратить разговор в шутку, как это часто бывало, когда мы болтали с Агриппой. Ну, как можно было его вообще серьезно воспринимать? Но сегодня он меня удивлял. Он не собирался смеяться или шутить. С совершенно не характерным для него выражением лица он преградил мне путь и спросил:
   --Может быть, ты уже не хочешь улетать?
   Я не стала раздумывать.
   --Хочу. И сейчас, как никогда!
   --Но почему? Может быть, и не стоит вовсе? Может быть, забыть о нашей затее?
   --Ты уже не хочешь сбежать отсюда?
   --Я ведь и не собирался. Я ведь только тебе помочь хотел. Только не пойму: почему ты хочешь теперь сбежать, если любишь?
   Хороший вопрос!
   --Странно, что ты не понимаешь, мой дорогой Агриппа,--сказала я почти равнодушно.--Какое меня ждет будущее? С тех пор как мы последний раз разговаривали с ним о Юлии, я больше не видела его. Ни сегодня - завтра он уедет в Рим и тогда меня уж точно ничто здесь не удержит!
   --Я не слышал, что он собирается обратно в Рим.
   Моя птичка была почти готова. Оставалось лишь натянуть алый шелк: дело двух-трех дней. Я оглядела трубчатый каркас. Он был крепким, я знала. Я сама все скрепляла, склеивала и связывала; сама тысячу раз все проверяла; сама тянула время. Я могла бы улететь еще несколько дней назад.
   --Ты должна ему все рассказать!--заявил вдруг старик, вновь обращая на себя мое внимание.
   --Что рассказать? Что собираюсь уйти из Леранья - Рес?
   --Что любишь его!
   Я присела на бугор и внимательно посмотрела на Агриппу. Мне показалось, я должна именно сейчас очень доходчиво объяснить ему: почему я не должна этого делать. И тем более - он!
   --Послушай: что измениться? Мало ли здесь и в Риме рабынь, который обожают его? А я, как ты сам сказал, тем более далека от совершенства. Он предпочитает проводить время со своими плотнотелыми наложницами.
   --И все же ты должна признаться!--упрямо заявил Агриппа.
   --Ни за что! Да как ты не понимаешь?!! Мне труднее будет сбежать!
   --Возможно, тебе и не придется.
   В этот момент я метнулась к старику, чтоб зажать ему рот. В ближайших кустах послышалось то ли шипенье, то ли визжание. Стало понятно, что нас кто-то слышал. Тот, кто прятался там, однако никак не мог быть проворней Скубилар. Я знала все ближайшие тропинки и поспешила догнать случайного или неслучайного шпиона. Агриппа, казалось, не мог понять, что происходит. Он попытался остановить меня?
   --Что случилось?
   --Там кто-то есть,--шепотом сказала я, кивая на ближайшие кусты.
   Незваный гость тем временем, похоже, решил ретироваться. Листья зашевелились в обратном направлении. Мне нужно было поспешить.
   --Постой!--шепнул старик.--Это может быть опасно.
   --Кто может быть опасен для меня здесь на плато? Он уходит! Нужно непременно узнать, что он мог услышать!
   Я больше не стала слушать слабые возражения Агриппы. Ринувшись в обход кустарника, я вскоре опередила мелькавший в зелени светлый силуэт. Кем бы он ни был, я решительно была настроена остановить беглеца. Я спряталась за камни и выскочила прямо перед носом наглого лазутчика. Предо мной резко остановилась запыхавшаяся Лилин. Она показалась мне слегка растерянной, однако через пару секунд ее нос горделиво задрался, а глаза застекленели презрением.
   --Ты что пугаешь меня, чернавка!--услышала я тогда.
   --Ты что Лилин?--удивилась я.--Разве мы с тобой обе не из унчитос? Напрасно ты нос задираешь!
   --Мы не ровня! И уже давно! Я - при хозяине, а ты выполняешь грязную работу!
   --Ты при хозяине? Неужели? А я думала при его случайных заезжих друзьях.
   Лилин фыркнула и попыталась опять возразить. Но я уже поняла, что она просто пытается отвлечь меня от нужной темы. Ей, однако, не хватило ума уйти от нее достаточно далеко.
   --Вот я доложу, что вместо работы ты шляешься, черт знает где, и строишь что-то странное и... и ведешь с полоумным стариком вольные разговоры.
   --Что за разговоры?--насторожилась я.--Что ты слышала?
   --Я знаю: ты хочешь сбежать!--дерзко заявила она.--И об этом непременно узнает хозяин.
   Что было мне с ней делать? Не убивать же ее, право. Но как закрыть ей рот?
   --Ты хочешь выдать меня? Но почему?--спросила я, потому что решила потянуть время. Мне нужно было придумать что-то, и я соображала со скоростью обычно для меня не характерной.
   --Конечно! Я служу своему господину!
   --Дура верноподданническая! Он на тебя и не смотрит, а ты пресмыкаешься!
   --Посмотрит, после того как я окажу ему такую услугу. Я расскажу ему и то, что ты стащила из сокровищницы шелк! Воровка! Я видела рулон красной материи на камнях.
   Похоже было на то, что дело дрянь. Лилин слишком хотела угодить и выделиться, а возможно и занять место среди любимых наложниц. Конечно, на этом пути она перешагнет через меня без малейших сомнений. Каждый сам за себя, каждый спасайся как можешь - такова мораль унчитос. Ведь когда-то община пожертвовала именно ей, чтоб спасти себя. Теперь она собиралась поступить так же со мной.
   --Как ты оказалась здесь?--спросила я ее.
   --Гуляла.
   --Одна? Здесь? Сюда никто из белых дэшу не заходит!
   --А я - зашла! Я давно за тобой наблюдаю.
   --Но зачем?
   --Хозяин дал мне такое поручение.
   --Наш хозяин?!!
   Глупая Лилин не смогла не выдать своего секрета. Ей слишком хотелось похвастаться тем, что Марк доверил ей такое важное дело: следить за опасной и склонной к побегу бигару. Ну, конечно! Мне не пришлось даже что-то выведывать у нее хитростью. Но через пару секунд после того, как ее язык сболтнул лишнее, она поняла свою ошибку. Она тут же попыталась прорваться мимо меня. Я встала у нее на дороге, но удержать ее было совсем нелегко. Не могу сказать, что она была резвее меня, нет, разумеется, но зато гораздо дороднее и выше ростом. Сытая жизнь в Леранья - Рес делала ее все плотней и здоровей. Она рьяно рвалась и толкала меня всей массой своего тела, и я уже начинала уступать ее напору.
   --Стой, Лилин! Ты никуда не пойдешь и никому ничего не расскажешь!--цепко схватив ее за складки материи, кричала я ей. -Я тебе не позволю! Клянусь! Мне придется сделать тебе очень больно или убить, клянусь богами!!!
   --Прочь от меня руки!!!--истерично завопила тучная красотка, но вдруг взвизгнула еще пронзительней и через пару мгновений рухнула на каменистую тропинку.
   Позади нее нарисовался Агриппа. В пылу борьбы я его не сразу заметила. В руке он держал порядочного размера шип. Это был ядовитый шип растения, произраставшего здесь, в этой местности Эмброна. От него меня предостерегала еще бабушка Рипша, когда мы жили в Сате-Эр. Один укол скорее всего лишь парализовал Лилин на несколько часов. Но если кто-то имел неосторожность попасть в заросли этого растения и изрядно исколоться, тому уж точно грозила смерть.
   Агриппа отбросил шип в сторону и довольно крякнул, оглядев распластавшиеся телеса.
   --Спасибо, я едва уже ее сдерживала,--кивнула я ему.--Только через некоторое время она очнется и отправится докладывать обо всем Сагдору.
   --Ну, и что с того?--удивился старик, вновь возвратившийся к своему привычному наивно - дурашливому выражению лица.
   --Зато мне - будет! Лилин собирается рассказать ему о том, что слышала здесь.
   --А что она слышала?
   --Хоть ее куриные мозги и не смогли понять, для чего может послужить то сооружение, что спрятано за белой скалой, но об одном она догадалась верно: она знает, что я собираюсь сбежать. Лилин слышала, как я говорила об этом.
   --Она слышала?!
   --Да. Нужно было быть осторожней. Хотя, куда уж осторожней! Между прочим, ее послал шпионить за нами твой сын!
   Старик снова состроил несказанно удивленную физиономию.
   --В самом деле?!! Я же говорил! Говорил! Ты должна признаться ему!
   Я начинала злиться врожденная или нарочная эта глупая стариковская наивность начинала меня нервировать.
   --Скажи лучше, как быть с Лилин?--спросила я почти раздраженно.--Она недолго будет молчать.
   --Потом придумаем. А для начала, пусть ее кто-нибудь доставить в поместье. Не нам же, ей богу, тащить ее на себе!
   Мне пришлось отправиться во дворец, чтоб прислать слуг за Лилин. Там я рассказала придуманную нами историю о том, как мы с Агриппой, гуляя по отдаленным уголкам плато, обнаружили невесть откуда взявшуюся рифину без чувств.
   --Видимо, она укололась шипом токсара,--изображая крайнюю степень взволнованности, рассказывала я управляющему,--у нее на плече характерное багровое пятно.
   --Надо доложить хозяину,--хмуро изрек тот.
   --Нельзя терять ни минуты!--испугалась я слегка.--Пока ты ищешь хозяина, с Лилин может случиться что-нибудь плохое! Ведь с ней остался только несчастный глупый старик! А она лежит там, на камнях под палящим солнцем. Поспеши, прошу тебя! Потом доложишь хозяину!
   Мои восклицания удивили управляющего. Он, наверное, собирался спросить у меня, чего это я вдруг стала проявлять такую заботу о белой дэшу, но похоже, действительно решил поспешить. Мало ли что! Но я все же решила развеять его подозрения, добавив напоследок перед тем как он ушел:
   --Мы ведь с ней из одного поселка, разве ты не слышал об этом?
   --Слышал, --подтвердил он, успокоившись, и кивнул головой в знак того, что теперь-то все встало на свои места.
   Бесчувственную и бледную Лилин доставили во флигель. Ее осмотрел прибывший откуда-то снизу эскулап и заверил, что с ней будет все в порядке, пусть лишь отлежится. Меня же впервые после того нашего разговора о Юлии пожелал видеть Сагдор. Видимо, хотел выяснить обстоятельства дела. Это показалось необычным нашему управляющему, который обычно все дела, связанные в рабами, решал исключительно сам.
   --Судя по всему, хозяин скучает, раз решил сам разбираться с таким пустяковым делом,--сделал вывод он и отправил меня в кабинет Марка.
   Мне-то, однако, было понятно, что меня ведут на допрос. Безусловно, хозяин догадывался, что его шпионка отнюдь не случайно впала в спячку.
   Был уже вечер, когда я вошла в библиотеку. Ее окна выходили на запад, и ослепительно и удивительно прекрасный Антэ горел в открытых проемах окон, отчего комната приобретала багровый оттенок. Марк стоял и смотрел на закат, любуясь им и думая о чем-то. Тут же находился и его отец. Вид у него был такой довольный, что мне вдруг сразу стало легче. Может быть, он уже успел придумать что-нибудь в мое оправдание? А может быть и наоборот! Я вздрогнула, вспомнив вдруг его выступление с песней о птице Дилей. И на кого я по надеялась?
   Я вошла как можно тише, стараясь не нарушить торжественность этого момента своим прозаическим появлением. Я представила, как вечерами сюда в светлом, легком одеянии вплывают его рифины, чтоб увести в спальню. Черная дэшу, одетая в весьма поношенное рабочее платье и выгоревшую косынку готова была спрятаться за стеллаж или тяжелую портьеру у двери. Там я и остановилась. Марк обернулся и посмотрел на меня только после того, как Агриппа, видя, что он не замечает меня, громко откашлялся и произнес:
   --А вот и Скубилар! Сын! Я уверен, что она подтвердит мои слова!
   У Марка был скучающий вид. И он вовсе не спешил начинать допрос. Лишь после того, как Антэ скрылся в долине, наступили сумерки и слуга принес светильники, он обратился ко мне:
   --Рассказывай.
   Я снова изложила ему все то же, что рассказывала несколькими часами раньше надсмотрщику. Это уложилось лишь в три предложения.
   --Это все, что ты хочешь сказать мне?
   --Все.
   Зашевелился Агриппа, заерзал на стуле с закрученной спинкой. Я посмотрела на него с подозрением. Он тут же наивно и преданно уставился на меня, плут лукавый. Что это с ним?
   --Отец рассказал мне кое-что,--равнодушно промолвил Марк.
   --И что же?
   --Кое-что о тебе.
   Он прошелся по комнате, оглядел свитки, подвинув несколько, присел на край стола. Теперь его глаза были прямо напротив моих, а Агриппе пришлось выглядывать из-за его спины. Я, таким образом, потеряла моральную поддержку.
   --Кое-что интересное,--желая заинтриговать меня что ли, снова недоговорил он.
   Я предпочла промолчать, не имея возможности снискать даже поддержки Агриппы. Мне стало совсем, совсем не по себе. А даже решила про себя, что пусть уж лучше глупый старик разболтал о моей птице, чем о том, что я...
   --Ты подтвердишь его слова?--спросил он.
   --Как же я могу подтвердить, если не знаю, о чем речь,--произнесла я так тихо, что сама едва расслышала свой голос, испуганный и растерянный. И это мой голос? А еще бигару!
   --Мне хотелось бы услышать это от тебя самой.
   Я разволновалась настолько, что даже позволила себе заглянуть за спину Марка:
   --Что ты наболтал Агриппа? Что ты еще выдумал?
   Он только глаза вытаращил недоуменно, как всегда в своем стиле.
   --Отец действительно любит выдумывать истории, потому-то я и прошу тебя признаться во всем самой.
   --Да в чем признаться?!!
   Я чувствовала, как меня заманивают в ловушку или хуже - готовят капкан с острыми зубьями. Чистосердечное признание облегчает наказание. Я в чем-то должна признаться. Осталось угадать - в чем именно, чтоб не попасть впросак. У меня началась нервная дрожь. Чтоб не видно было, как трясутся мои руки, я сжала их в замок за спиной.
   --Так что?--уже более настойчиво спросил Марк.
   --Я не сделала ничего плохого!
   --Позволь мне судить об этом!
   Мне пришлось сделать громадное усилие, чтоб унять нарастающую дрожь. Слова подбирать было сложно, они так вязли в горле. Но я решила все-таки пояснить кое-что. Кое-что, чтоб не потерять своего лица и только.
   --Что бы там не рассказал вам Агриппа, я хочу сказать. Я не считаю, что совершила нечто предосудительное или достойное осуждения. Я хочу остаться верной самой себе.
   --Не сомневаюсь, Юлия,--кивнул Марк.
   --Я - Скубилар.
   --Да. И ты верна себе. А мне? Своему хозяину?
   Вопрос поставил меня в тупик. Он на что-то намекал или я стала слишком мнительной? Как я хотела сейчас же убраться от этих пронзительных глаз. Но тут, похоже, ему надоело играть в прятки, и он спросил напрямую:
   --Это ты устранила Лилин?
   Так вот в чем дело! Я не смогла удержаться от вздоха облегченья. Он беспокоится о своей шпионке. А Агриппа решил-таки переложить вину на меня. Вот молодец. Даруйте ему многие годы здоровья, о боги Эмброна!
   --Она увидела что-то? Или может быть - услышала?
   Что ж, лучше уж рассказать эту правду.
   --Мы никогда не ладили с ней. Даже когда жили в Сате-Эр и были свободными... Мне не понравилось, что она шпионит за мной и... это вышло случайно... Мне нужно было ее утихомирить... Ведь так, Агриппа?
   --Ну-у,--замычал зачем-то он.
   Да что такое?! Неужели ему в голову пришло, сочинить что-нибудь пострашнее. Я недоумевала.
   --Отец, прошу тебя..,--обернулся вдруг Марк назад.
   Я не сразу поняла, о чем он. Но через несколько мгновений все стало ясно. Агриппа встал и, не посмотрев даже на меня, выскользнул из кабинета. Я осталась наедине с Сагдором, и растерялась еще больше, так совсем не ожидала такого поворота событий. Чертов старик меня просто бросил.
   --Я знаю, что ты любишь меня,--сказал Марк сразу же после того, как стихли шаркающие шаги старика. -Не понимаю, почему ты решила скрывать это.
   Недоумение на моем лице появилось само собой. Наверное, потому, что я действительно была ошарашена. Так всегда бывает, когда полагаешь, что проблема уже решена, а она вдруг всплывает снова совершенно неожиданно и еще сильнее ошеломляет тебя и повергает в растерянность.
   --Или отец ошибся?
   Что мне было ответить? Сказать, что Агриппа прав, что сказал своему сыну чистую правду, что я на самом деле влюбилась в Сагдора впервые и совершенно без оглядки? А что будет? Или не думать об этом и просто прыгнуть в этот омут, положившись на судьбу? Я опустила глаза, пытаясь сообразить в то время, как мозг совсем отключился. Работали вовсю лишь чувства...
   --Ты необычная девушка,--говорил Сагдор. -Я это сразу заметил, еще там, на охоте. Ты меня заинтересовала, и не только тем, что похожа на мою погибшую невесту. То, что ты не могла быть ей, я догадался сразу - она совсем другая.
   --У меня и в мыслях не было заменять ее.
   --Да уж, конечно!--Он даже руками всплеснул.
   --Простите меня... Позвольте мне уйти...
   --Ну, нет! Подожди. Нам нужно выяснить все до конца.--Он подошел немного ближе.
   --Да что выяснять?! Позвольте, я все сразу объясню: да... Мне кажется, что я влюблена в вас. Только я ни на что не претендую и еще... Жизнь рифины для меня вовсе незавидна. Поэтому прошу, разрешите мне уйти и забыть об этом разговоре... И вы забудьте, пожалуйста.
   --Мне это лестно, честное слово!
   --Что?
   --Бигару, загадочная, необыкновенная, и вдруг - влюблена и именно в меня.
   Он решил позволить себе иронию в последней фразе. Хотел ли он просто разрядить очень напряженную атмосферу или на самом деле ему стало весело, только эта его насмешливость вывела меня из романтического оцепенения. Я подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.
   --Вот, вот -теперь я узнаю прежнюю Скубилар. Ты никогда не смогла бы стать рифиной, я это понимаю.
   Произнося это, он осторожно, словно на охоте, словно стараясь не спугнуть, подходил все ближе и ближе ко мне. Наверное, он не предполагал, что мне известно, чем все это закончится.
   --Ты не сможешь служить своему хозяину так, как служат они, угадывать его желанья, стараться угождать...
   Я тебя понимаю прекрасно,--говорил он, подбираясь все ближе.
   --Боюсь, что нет, вы меня совсем не понимаете.--Я становилась смелее. Некоторая бесцеремонность его по отношению к моим чувствам позволяла мне это. -Вы ведь не знаете, что это такое - разрываться на части.
   --Разрываться на части?--Он удивленно приподнял бровь и несколько изменился в лице, может быть догадался, что напрасно пытается шутить со мной.
   --Выбирать между любовью и свободой,--добавила я.
   --Ты действительно разрываешься между мной и свободой? Так ты что-то замыслила? Или как же иначе ты собираешься обрести свою вожделенную свободу?
   Я не знала, что ответить, ощущая его дыханье на своей шее. Он продолжал говорить, стоя позади меня совсем близко.
   --Ты не можешь решиться, не можешь сделать выбор? Так я сделаю за тебя это, имею право, не так ли?
   После этого я перестала слышать хоть что-то. Возможно потому, что Марк перестал говорить. Я почувствовала его теплые губы на своей шее, его руки на своих плечах и поняла, что не смогу и не хочу спорить с эти выбором, который он сделал за меня.
  
  

ГЛАВА 17

СВОБОДНЫЙ ПОЛЕТ

   Ночь близилась к концу, когда я выглянула в окно. Марк мирно спал, распластавшись по диаметру огромного круглого ложа. И почему я решила сбежать именно так, словно дикарка, не знающая, что есть двери. Почему-то мне казалось, что у дверей господского дома непременно должна была стоять стража, и она задержит меня или начнет о чем-то расспрашивать.
   Я потратила немало времени, чтоб выбраться из-под его руки настолько осторожно, чтоб не разбудить его. Затем долго перемещалась к круглому краю, тому, что был ближе к проему окна. Теперь я сидела на подоконнике и рассматривала Марка в последний раз...
   Я знала, что должна уйти, знала еще до того, как его руки впервые коснулись меня. Я из всех сил стремилась обрести свободу, и поэтому ни в коем случае не могла позволить себе свободу любить. Я не хотела даже думать о том, что будет после того, как он проснется. Кем я стала для него теперь? Кем я буду для него? Возможно он тут же отправиться в Рим, потому что непредсказуемая и загадочная бигару с этой ночи больше для него не загадка. Больше не интригует, не интересует, не влечет.
   До земли было несколько метров, так что прыжок вниз был бы рискованным. Но мне ничего не стоило перебраться сначала на карниз, потом по ребристому фронтону бесшумно и осторожно спуститься вниз. Было еще то раннее, раннее утро, когда слуги еще не встали, а хозяева уже легли. Это было благоприятное время для дерзкого побега Скубилар. Птица Дилей была уже готова к полету. Заранее предчувствуя, что мне стоило ожидать последствий после пробуждения Лилин, я поспешила натянуть красный шелк в тот же день, то есть вчера.
   Не нужно питать сентиментальных чувств, по крайней мере необходимо попытаться... Я пробиралась сначала через господский сад к баракам, в которых жили черные дэшу. Не могла удержаться, чтоб не предположить, продолжала ли бы я оставаться рабочей чернавкой после сегодняшней ночи? Если бы не сбежала. Теперь это не важно. Теперь все не важно. Я улетаю, улетаю сейчас, сегодня. Я не могла даже попрощаться с Агриппой, не могла, потому что он наверняка начал бы отговаривать меня. А я... А вдруг бы я согласилась? Согласилась променять свободу с ее скитанием, голодом, холодом и опасностями на сытое постоянство рабства, да еще с надеждой на небезответное чувство.
   Если на своих крыльях, пропитанных кровью и не слишком прочных, мне суждено разбиться о скалы, то пусть уж будет так. Хотя даже тогда я не могла сказать определенно, чего же я больше боялась: разбиться самой вдребезги или разбить свое сердце, оставшись здесь, в Леранья - Рес, с ним. Прочь, продажная шкура - надежда, для такой дикой лисицы как я, ты припасаешь за пазухой лишь камни.
   Знакомая тропа, та самая, на которой вчера возлежало белое тело рифины-доносчицы, начинала потихоньку освещаться серым предрассветным сиянием. Я шла по ней, не оглядываясь и не думая и не вспоминая. Все было - прошлое. Все стало вчерашним днем. Теперь меня ожидали свободный полет, сбывшаяся мечта, новая жизнь. Я даже вздрогнула, подумав об этой новой моей жизни, от которой неизвестно чего можно было мне ждать. С тех пор как я выбралась с корабля сеятелей, я никогда еще не оставалась одна, совсем одна. Я мечтала о свободе и жаждала ее, но... готова ли я к ней? К настоящей свободе, когда никто за тебя не в ответе и твоя жизнь принадлежит только тебе и только от тебя зависит? Ну, конечно! Я встряхнула головой. Я же бигару! Свобода в моей крови! Может быть, тогда и все что необходимо для выживания в суровом и одиноком мире, должно было пребывать у меня в голове? Могла ли я хотя бы на это надеяться? Сейчас я не знала даже, как смогу взлететь, а тем более, - приземлиться. А что будет потом? Ну, нет! Вот об этом лучше пока и вовсе не думать. Ни к чему давать себе лишний повод для соблазна остаться...
   Моя птица поджидала меня там, где могла ее заметить только я, ну, и, пожалуй, старик Агриппа. Бедный, что он подумает обо мне? В какой-то степени я окажусь воровкой, ведь стоимость красных крылышек птицы Дилей, превышала мою собственную рыночную стоимость раза в три. А ведь старик доставил мне этот шелк, надеясь на то, что я возьму его с собой. Коварная воровка! В этом ты вся, Скубилар! Мне стало даже немнго весело: я злорадствовала над самой собой, будто сердечные мучения могли бы помочь мне пережить этот момент, момент, когда мне предстоит навсегда покинуть Леранья -Рес.
   Не так-то просто это было, как мне представлялось. Дельтаплан оказался не очень легким. Когда я строила его, мне часто приходилось обращаться за помощью к Агриппе. Он был не таким уж хилым, как казался. По крайней мере, он мог работать наравне со мной, хотя и не делал этого. Господа ничего и никогда не делали своими руками. Он не знал, как готовиться клей, как плетутся веревки и даже как обрубаются трубчатые жердочки, из которых состояли почти все хозяйственные постройки на плато Леранья-Рес и под ним. Я же за годы своего рабства успела научиться многому. Голь, как известно, на выдумки хитра.
   Мне нужно было торопиться. Антэ готовился взойти. С восходом него вставали рабочие плантаций, над которыми я должна была пролетать. Мне не нужен был лишний шум. А они-то, уж конечно, подняли бы шум еще тот, потому что Агриппа уже не раз успел исполнить им песенку о птице Дилей. Наверняка они разбудят всю дворцовую челядь, а те поднимут господ. Агриппа, увидев меня станет слать проклятья или наоборот восторженно вопить, а Сагдор... Что бы подумал он?
   Мысли мешали мне работать, и я стала гнать их прочь. Ухватившись за веревки и закинув их за спину, я потащила отнюдь не легкую свою птичку к краю плато. А он был совсем рядом. Место мы с Агриппой выбрали не случайное. Это был самый неприступный край плато: внизу виднелись острые зубы скал, а стена была совершенно отлогой и гладкой. К тому же располагалось оно на достаточном отдалении от усадьбы. Каждое утро, с тех пор как началась постройка дельтаплана, я стояла на этом краю, ощущала легкий ветер, раскидывала руки в предвкушении полета и вглядывалась в далекий горизонт, который с каждым днем становился все ближе и ближе. А Марк все дальше... Проклятье! Забыть, забыть...
   В последний раз остановилась я у края, мне предстояла поставить точку. Но теперь взглянула я не вдаль, а вниз, туда, где разверзлись пасти скал. А если я ошиблась в расчетах? Если что-то сделала не так? Красные крылья - это судьба? В это время ярко-розовый первый луч коснулся моей руки, и я вздрогнула, словно обожглась. Ну, все! Пора!
   Я перевязалась ремнем и прицепила его к верхней трубке, затем крепко вцепилась в поручень. Теперь я стала одним целым с птицей Дилей, а может быть, и сама превратилась в птицу. Через мгновенье я почувствовала, будто эти шелковые лоскуты и на самом деле стали моими крыльями, потому что ветер нетерпеливо поднимал меня вверх. Восторг смешанный со страхом, а скорее даже ужасом тут же забился в висках. Но обратно было нельзя. Я вздохнула глубоко и начала разбег...
   Зеленые квадраты плантаций, воздух, колышущийся где-то под самым сердцем, слепящие лучи утреннего Антэ, -- все ворвалось в меня разом, и я едва не задохнулась. Только спустя какое-то время я поняла, что не падаю, а лечу. Лечу по-настоящему, как птица.
   Антэ разгорался с каждым мгновеньем все ярче, он заливал все небо и все, что проносилось подо мной. Я не могла из-за его лучей ничего разглядеть внизу. Я не знала, видел ли меня кто-то из рабов. А может быть Агриппа, который нередко просыпался рано утром вдруг заметил в небе огромную красноперую птицу. Ведь теперь меня можно было заметить с подворья, из флигеля рифин, из окон дворца, из спальни хозяина. А если, проснувшись на мгновенье и не найдя меня рядом, Марк встал и выглянул в окно... Прощай...
   Подумав об этом, я почти обрадовалась тому, что не стала свидетельницей его пробуждения и никогда не узнаю, как сложилась бы моя жизнь дальше. Прощай...
   Вот она мечта - сбылась! Могла ли я даже предположить такое, живя там, на далекой моей Земле? И вот я лечу, не пытаясь сдерживать слезы восторга, радостно вдыхая утренний, прохладный и свистящий воздух. Невозможно поверить в то, что не сплю, что мечта сбылась! Вот только... Да что опять?!! Ах, да... Белые крылья окрасились кровью, вытекающей прямо из моего сердца... Прощай...
   И здравствуй свобода!
   Как удивительно было ощущение полета! Как незабываемо! Антэ поднимался все выше и вскоре перестал ослеплять, но осветил для меня земли внизу. Трудно было угадать высоту, я летела над полями, которые казались ровными прямоугольниками, речками, отражающими искрящиеся лучи Антэ, лесами с кучерявыми деревьями. Я летела именно на такой высоте, на которой летают вольные птицы. И направление я определила не сразу, с начала это было совсем не важно. Слишком ярок был небосвод и свободен, слишком гулко стучало в висках и груди, и слезы стояли в глазах.
   Наивно было бы надеяться на то, что птица понесет меня прямо на север. Ветер дул несколько в другую сторону - на северо-восток, к римской провинции Амфилион. Но я и не наделась на то, что все сложится именно так, как мне хотелось. Не могла же я сразу оказаться в нужном мне месте или даже перелететь Холодное море и попасть на остров Самарьяр. Моей задачей номер один был побег с неприступного плато. А теперь у меня появилась задача номер два - приземление. Что и говорить, я не умела управлять дельтапланом, если то сооружение, на котором я сейчас летела, вообще можно было так назвать. Слава богам, я смогла построить его так, что он не рухнул сразу, а начал планировать. Но способен ли он был так же плавно сесть на твердую почву? В этом я начала сомневаться сразу же после того как прошли первые восторги, оторопь и радость. Птица начинала постепенно (к счастью пока постепенно!) терять высоту.
   Я понятия не имела, как заставить Дилей снова взмыть вверх. Об этом я совсем не подумала, когда строила ее. У меня было тогда только одна забота: как бы меня не застали за этим занятием да с ворованным шелком. Теперь я стала ощущать всю необходимость такого навыка: крылья стали как-то недобро трепыхаться, а дельтаплан крениться на правый бок.
   Внизу текла какая-то река, бежали многочисленные ленты ручьев, распростиралась зеленая равнина с очень редко встречающимися деревушками и поместьями вольных крестьян. Чем больше подо мной становилось воды, тем яснее я осознавала, что лечу к Амфилиону. Говорили, что там очень много озер, рек и прудов и очень мало городов. По этой причине, там почти не требовалось римского войска, Амфилион слыл самой спокойной провинцией. И эта земля, на которую я готовилась упасть.
   Сердце остановилось, дыханье тоже. Дельтаплан начал подпрыгивать, словно летел вовсе не по воздуху. Мне стало казаться, что я замечаю уже каждую травинку, хотя было еще высоко. Скорость полета то ли действительно увеличивалась, то ли мне так казалось от страха. Потом крылья вдруг резко поднялись вверх, что-то треснуло, хрустнуло, дельтаплан подскочил и едва не опрокинулся вверх тормашками. Меня резко тряхнуло, и я выпустила поручень, повиснув на ремне. От растерянности я даже глаза не зажмурила, только из последних сил судорожно уцепилась за верхнюю трубу, к которой был прицеплен страхующий ремень и который пока еще не сломался.
   Свой собственный крик я услышала неожиданно, он смешался со свистом ветра в сломанных костях птицы. Но потом возник еще какой-то шум, непонятно откуда идущий. Внизу под собой я вдруг увидела толпу людей, повозки, шалаши и еще что-то. Я не успела понять, что это - деревня или лагерь кочевников, и пронеслась над ними под громкий хор изумленных людей. Хорошо, что я не рухнула прямо на них! Хотя чего же хорошего? Возможно, тогда меня могли бы подобрать, спасти, перевязать переломанные руки и ноги, вылечить пробитую голову. Но люди остались позади, их крики начали стихать, я тоже перестала кричать и сильно сжала зубы. Впереди сверкала широкая река, и я падала прямо в нее!
   Когда наступил момент падения, оглушающий, весь в брызгах и скрежете, с гулким звоном воды и моим собственным воплем, мне показалось, что я больно ударилась обо что-то твердое, хотя кругом была лишь вода. Красные крылья по инерции пронеслись по реке еще несколько метров, протащили меня, привязанную ремнем, за собой, потом остановились и стали, медленно намокая, погружаться. Через пару мгновений меня потащило за ними на дно. Вот тут я и очнулась. Нужно было срочно выходить из шока, чтоб не захлебнуться в растерянности. Я все еще продолжала всхлипывать, потому что пока еще у меня не получалось дышать по-другому. Вздох получался истерично-испуганным, а выдох - свистящим. Я бессмысленно хлопала руками по воде, пытаясь удержаться на поверхности.
   Наконец, я решилась и набрала больше воздуха. Мне нужно было нырнуть за остатками дельтаплана, чтоб отвязать себя. Но вдруг я почувствовала, что меня больше не тянет ко дну. Зацепившись крылом за корягу, торчавшую под водой, дохлая птица Дилей перестала погружаться и снова начала всплывать на поверхность. Вскоре сильное течение вынесло ее на поверхность воды в виде рваной красной тряпки с остатками трубчатых жердей и обрывками веревок. Я же, успокоившись слегка, отвязала ремень от запутавшегося в шелке обломка и поплыла к берегу. Так закончился мой полет.
   Берег оказался болотистым. Доплыв до него, я еще долго не могла выбраться на твердую почву, ползла по вязкой грязи, кишащей какими-то гадкими личинками, потом пробиралась сквозь высокую траву с острыми как бритва листьями. Ощутив под ногами более или менее твердую почву, я упала ничком.
   Отдохнуть я дала себе не больше минуты, потому что невыносимо было находиться в одежде перемазанной смесью из грязи, червей и сухих травинок. Я тут же содрала с себя платье и нижнюю рубаху и огляделась. Неподалеку виднелась небольшая заводь с каменистым берегом. Возможно, там можно было более удобно подойти к реке.
   Воды я никогда не боялась, гораздо противнее были мелкие букашки, что ползали по мне. Поэтому я нисколько не испугавшись снова шагнула в реку, чтоб отмыться от грязи и прополоскать одежду. Но во что она превратилась?! Когда я более или менее сумела отмыть ее, то поняла, что вчерашняя опрятная и достаточно прилично одетая рабыня из богатого дома обернулась нищей бродяжкой в грязных лохмотьях. Нижняя рубашка, правда, сохранилась лучше, хоть за это спасибо провидению. Хотя о чем это я? Кажется, оно пребывало со мной со вчерашнего дня, иначе как бы... Проклятье! Ну, вот, опять вспомнила!
   В этот момент в воде замелькал красный огонь. Это прибивало к берегу труп моей птицы, вернее то, что от него осталось. Увидев его, я поняла, как могу исправить положение с платьем.
   Почти весь остаток дня я потратила на то, что бы достать из реки все остатки алого полотна. Их было не так уж много, большая часть оперения безвозвратно утонула. К тому же шелк явно потерял свой товарный вид. Он смялся после сушки, приобрел какой-то мутноватый оттенок. Теперь эту материю с трудом можно было принять за настоящий, привезенный из южных колоний шелк. Но это было и к лучшему. Где вы видели бродяжку в шелках? Я принялась сооружать себе наряд из остатков крыльев, веревок и своей нижней рубахи.
   Я трудилась до заката, отдаваясь этой нехитрой работе полностью, потому что нельзя было сейчас допустить мыслей о голоде, приближающейся ночи с ее тьмою и хищниками и о том, куда теперь мне идти и что делать дальше. Но когда работа была закончена, платье надето, а Антэ скрылся за дальним лесом, я не смогла больше отогнать эти думы. Единственной разумной мыслью тогда было - отыскать тех людей, над которыми я пролетела при падении. Если меня не подводит моя пространственная ориентация, то мне следует перебраться на другой берег в западном направлении. Мне казалось, что именно там я и видела селение или чем оно там было. Больше я ничего придумать не могла.
   В панике падения я почти ничего не замечала под собой. Но теперь мне припомнилось, что где-то, в том месте, где река становится уже, имелся ветхий мост. Но как, если даже он не появился в результате моего перепуганного воображения, как я могу отыскать его ночью? Может быть, хоть Арагун поможет мне?
   Эмбронская луна вскоре появилась взамен Антэ и посветлела, указывая мне дорогу берегом реки. Белый, двурогий, с острыми краями, Арагун горел не слишком ярко, но мне и этого было достаточно, хотя бы этого. Если вдруг набегут тучи, то я окажусь в кромешной тьме и тогда... Кто знает, кто водится на этих редколесных равнинах? Помоги мне, о Арагун! Я теперь свободна, как ты...
   Нелегко было идти ночью вдоль болотистого берега. Как далеко я отлетела от Леранья - Рес? Мне казалось, что здесь несколько иной климат, хотя возможно из-за того, что я попала на низменные равнины немного северней Цезарии. Неужели точно Амфилион? Не совсем туда, куда мне хотелось унесла меня моя птица, но зато подальше от поместья Сагдора. И она сделала меня все-таки свободной! Станет ли искать меня Марк? Беглых рабов обычно отлавливали, но ведь я была особым случаем. Или нет?
   Вдоль берега росла высокая трава, какая обычно растет на эмбронских болотах. За ней меня не могла разглядеть ни одна живая душа. Но хищники, им-то разглядывать добычу как раз не обязательно. Достаточно учуять. Мне приходилось пугаться каждого шороха. Вспорхнет ли из-под моих ног болотная птица, зажужжит ли рогатый жук-отшельник, взыграет ли большая рыба в реке, - каждый раз сердце мое останавливалось от испуга, потом начинало снова биться быстро-быстро и долго потом не могло успокоиться. Куда я шла, голодная, усталая, испуганная и свободная? Искала какой-то мост, возможно, мифический, созданный моим воображением для успокоения. Начинались уже вторые сутки моей бессонницы. И очень хотелось спать. И есть. И не хотелось быть одной...
   Через час или два моего путешествия берег стал ровней и суше, потому что слегка возвысился над рекой. Некоторое время спустя я наконец-то заметила нечто пусть отдаленно, но все же напоминающее мост. Подойдя ближе, я поняла: то, что я сверху и издалека приняла за мост, оказалось полуразрушенной плотиной с остатками мельницы. И кто только построил ее в такой безлюдной местности? И кто разрушил? Приблизившись к этому месту я вскоре поняла, кто стал виновником запустения. Время. Ветхость сооружения даже под скупым лунным светом говорила о том, что люди давным-давно покинули это место. Ни одна живая душа уже лет сто не бывала здесь, эти развалины целиком принадлежали водному царству реки. Но как бы то ни было, я собиралась перебираться по ним на другой берег.
   Плотина была похожа на ту, что на Земле строят бобры. Сложенная из веток деревьев, видимо когда-то растущего здесь леса, от которого осталось множество полусгнивших пней, она местами обрывалась, пропускала потоки воды и постепенно разваливалась. Кто знает, попади я сюда днем-двумя позже, возможно у меня уже не было весьма мало шансов преодолеть реку. У меня и сейчас их было совсем немного.
   На берегу я нашла достаточно крепкую еще жердь и с ее помощью ступила на старую плотину. Осторожно ступая, перешагивая ветхие или совсем пустые проломы, боясь лишний раз шатнуться, я стала подбираться к середине, где зияла довольно-таки широкая прореха. Дойдя до нее, я остановилась и посмотрела в реку. Вода была темна и глубока. Казалось, на дне плавают какие-то тени, возможно, это были рыбы или земноводные, но... Меня внезапно обуял дикий страх. Я вдруг сполна осознала, как я одинока, как уязвима сейчас, как страшно оказаться одной ночью в пустынной местности, посреди реки. Каким холодным казался мне тогда свет Арагуна. А ведь это он погубил птицу Дилей. И вот у меня по спине побежал холодный пот, а из глаз хлынули слезы ужаса: прямо подо мной, внизу медленно и мистически бесшумно проплывала длинная тень с горбатым чешуйчатым плавником, возвышающимся над водой. Чудовище двигалось неторопливо, как ночной призрак, как сумрачный фантом или кошмарное видение. Я так и застыла, боясь шевельнуться и как-то обнаружить свое присутствие. Оно проплыло, плавник тихо опустился в воду и скрылся, а я стояла, не двигаясь еще довольно долгое время. Слезы продолжали литься и капали прямо в темную воду. Вот она, цена свободы - страх, одиночество, отчаянная беспомощность... Это то, к чему ты так стремилась Скубилар. Ночной ветер становился холодней и промозглее. Речная влага пробралась ко мне под одежду и заставила меня дрожать от холода.
   Уже почти ничего не соображая от усталости, я впервые взглянула на простирающуюся впереди темную равнину. И вдруг она показалась мне не такой уж темной. Я моргнула глазами: там вдалеке горели маленькие точки огней. Возможно это были костры кочевников или того селения, над которым я пролетала днем. Видимо, чутье не обмануло меня. Я шла прямиком к человеческому жилью. Я приободрилась, встряхнулась и мигом начала соображать, как преодолеть злосчастный пролет.
   Слезать в воду после того, что видела минуту назад, я само собой не собиралась. Мне в голову пришло иное решение: я воткнула свой шест в дно, приготовившись перепрыгнуть. Видимо, загоревшаяся надежда на кров и тепло там вдалеке, помогла мне. Почти чудом я оказалась на другом берегу. Это был уже второй полет за сутки. На сей раз вполне благополучный. Еще пять уже более смелых шагов - и я перебралась на противоположный берег, оставив в прошлом страшную мельницу с плотиной и чудовищем. Я даже оглядываться не стала, поспешила вперед, не отрывая взгляда от дальних огней. Я глупо и суеверно боялась, что они вдруг пропадут, стоит мне только отвести от них глаза.
   Не хотелось задумываться о том, что меня может ожидать в незнакомом селении. Я зашагала по траве, почти не глядя под ноги и потому часто попадая в ямки и наступая на кочки и пеньки. Я смотрела только вперед и иногда в небо, по которому рассыпались эмбронские звезды с несколькими маленькими лунами и их царем - Арагуном. Было холодно телу, но зато тепло, так тепло душе! Я впервые за сегодняшний день почувствовала себя по-настоящему свободной. Хоть я была совершенно одна на этой огромной темно-зеленой равнине, наедине с ветром и черным небом, с двурогим месяцем и надеждой в сердце, я сдержанно ликовала. Пусть завтра будет что-то по-другому, снова будет преследовать меня опасность или сомнения, но сейчас... Сейчас я полностью свободна! Я иду туда, куда мне хочется, не подгоняемая ничьей чужой волей, ни по чьему приказу и повелению. Я свободна! Дикая лисица наконец-то выбралась из своей клетки! И теперь ее ждала полная опасностей и лишений, холода и невзгод, проливных дождей и промозглых ветров дорога. Дорога не Север...
   Огни приближались медленно, но все-таки приближались. Мне казалось, что они становились уже ярче маленьких лун, а иногда, - что они и сами не больше, чем самые обычные звезды, спустившиеся вдруг на землю, чтоб обмануть меня. Но я не сбавляла темпа, хоть устала невероятно. А они все приближались, медленно и верно. И вот мне уже стало казаться, что я слышу какую-то мелодию или даже песню. А может быть, ветер приносил мне людские голоса и блеянье дарибов. Я подходила к селению, а ночь уже перевалила за середину. Огни пылали все ярче, и вот я уже могла рассмотреть повозки и костры. Это была не деревня, а лагерь кочевников, а судя по летящей музыке, возможно, - странствующих артистов.
   --Стой на месте!!!--услышала я за своей спиной юношеский и очень знакомый голос. Неужели? Этого не может быть!
   Я попыталась повернуть голову в сторону говорящего, но снова услышала суровое:
   --Я же сказал!!! Не шевелись!
   --Жулалу?--неуверенно задала я вопрос.
   --Что?--переспросил озадаченный голос, и я сразу поняла, что это он и есть. Он самый! А вот и его верная Гонча. Она-то не могла меня забыть.
   --Ты кто?--немного мягче, но все еще очень недоверчиво спросил Жулалу.
   --А твоя кошка меня узнала раньше.--Она подошла ко мне и стала тереться о мои ноги в знак того, что мне не стоит ее опасаться, а я наклонилась и потрепала ее за ухо. -Это же я, Скубилар!
   Тут я решила повернуться, и увидела его, ничуть не изменившегося, с коротким копьем в руке. Вид у него был крайне удивленный.
   --Скубилар?
   --А ты думал, я призрак? Жулалу, как я рада тебя снова видеть! Ты всегда появляешься в самый нужный момент! Когда я остаюсь совсем одна...

ГЛАВА 18

ДЕТИ АНТЭ

   Бродяги, унчитос, скоморохи, гаеры, -- как только не величали их достопочтенные дичито и самодовольные димехо, но на самом деле они были - дети Антэ. Так они себя называли сами. Они кочевали от города к городу и от деревни к деревне, зарабатывали свой простой хлеб, кто как умел, сторонились больших городов, в которых стояли римские гарнизоны и больших дорог, по которым они могли передвигаться. Ведь почти каждый из них был либо беглый раб, либо унчитос, либо дезертир, либо разорившийся свободный человек, за которым гонялись заимодавцы.
   Я подняла на ноги всех обитателей лагеря. Все они вышли из кибиток, чтоб посмотреть, кто это к ним пожаловал среди ночи. В темноте я не могла их разглядеть, как следует, не помог и тусклый свет дешевых факелов и затухающего костра. Я лишь как можно любезнее поздоровалась и, присев к огню, стала активно греть руки.
   --Есть хочешь?--спросил Жулалу.
   --Если честно, у меня с вчерашнего вечера не было во рту ни крошки,--призналась я виновато. Не очень-то мне хотелось сразу становиться нахлебницей.
   Он принес мне лепешек и вина и присел рядом. Я поблагодарила и принялась утолять голод. В это время неподалеку подсел еще кто-то, я не обратила внимания, потому что очень проголодалась.
   --Куда ты идешь?--принялся расспрашивать Жулалу.
   --Пока не знаю,--проговорила я с набитым ртом, слукавив на всякий случай, ведь я определенно собиралась на Север.--Я только что сбежала от прежнего хозяина.
   --Только что? Откуда?
   --Из поместья Леранья-Рес, слышал о таком?
   --Мы бывали неподалеку. Но ведь говорили, что оттуда сбежать невозможно. Это ведь неприступная скала, разве нет?
   --Да. Я не совсем сбежала, скорее - слетела. Разве не над вами сегодня днем пролетела моя алая птица Дилей? Я соорудила ее сама.
   За спиной у меня послышался то ли вздох удивления, то ли ропот. Как оказалось, дети Антэ приняли мое сооружение за мифическое существо и страшно испугались. Они собирались даже снимать лагерь и уходить подальше от этого места, потому что чудище, безусловно, могло вернуться.
   --Простите меня,--изо всех сил пытаясь скрыть улыбку, обратилась я к людям.
   Я решила, что должна при этом подняться и посмотреть всем в глаза. Они должны были понять, что я не представляю опасности. Но как только я обернулась, тут же наткнулась на давно знакомое лицо, усмехающееся в бороду.
   --Этого следовала ожидать именно от тебя, Скубилар! Узнаешь меня?..
   Ну, еще бы! Как не узнать. История повторяется.
   --Останешься с нами?--услышала я еще один знакомый голос, на который снова обернулась Сплошные знакомые лица!
   --Если позволите, я останусь. Мне очень повезло, что я встретила вас.
   Немало таких таборов, больших и не очень, кочевало по Римской империи и за ее пределами. Они не знали границ, потому что считали себя свободными. Их отлавливали, клеймили, продавали в рабство. Многие из них убегали от своих хозяев и снова становились детьми Антэ или прятались в оседлых поселках унчитос, таких как Сате-Эр. Главной их философией, если ее можно так назвать, была - жизнь без запретов, вольная жизнь. Но римские власти не случайно имели на них зуб. Дети Антэ не гнушались воровства, мошенничества и даже грабежа, хотя основным их занятием считалось лицедейство. Вот в такую труппу по счастливой случайности попала теперь и я.
   Это было прекрасное время, не смотря ни на что! Меня приняли в артистическую стаю. Жулалу, как всегда, замолвил за меня словечко, сказав, что я умею сочинять песни. Дети Антэ кочевали по городам и весям Амфилиона, потому что эта провинция была самой спокойной и потому вполне удобной для унчитос и прочих бродяг. В этой стороне было много озер и холмов, зеленых долин и мелких перелесков, а людей было мало. На такой плодородной земле почему-то совсем не встречалось крестьянских хозяйств. Все жители здесь сосредотачивались в городах, основанных римскими властями, и весьма зависели от них. А ночи здесь были холодны, потому что уже веяло дыханьем севера. И все же это было воистину самое лучшее время в моей жизни, время, когда я была свободной, сытой и окруженной друзьями.
   Кстати, о друзьях. Кроме Жулалу и Гончи с артистами странствовали и еще некоторые из моих старых знакомых. Это были матерый унчитос и проныра Аржак, которого, как и в Сате-Эр, все величали командором, и отчаянный парень Намар. Я не виделась с ними с тех пор, как они сбежали из лагеря раньядоров, и мы, не договариваясь, почти не вспоминали о тех временах. Мало ли у кого были какие грехи. Кто-то разболтал тогда Эктору о том, что я бигару, после чего мне пришлось пережить множество очень неприятных моментов. Хотя я не винила их ни в чем. Таковы были моральные правила унчитос, вернее у них отсутствовали понятия о взаимовыручке, благородстве и честности. Каждый за себя, и никакой романтики. Они к удивлению радушно встретили меня и не сказали ни слова против того, чтоб я осталась с детьми Антэ.
   Так я и стала ребенком эмбронского солнца. Это было уже четвертое по счету мое имя. Бесправная унчитос, проклинаемая бигару, несвободная дэшу, теперь - вот это. Мне оно казалось самым лучшим, ясным, красивым и точным. Ну, а о том, что меня звали когда-то Юлией, я почти забыла. Теперь я - Скубилар навсегда. Эмброн уже стал моим домом. Я больше не вспоминала и не проклинала Боскуса. Все, кто любил меня и помнил там, на Земле, уже давно мертвы. Их место в моем сердце занято другими...
   Артистическая команда наша была небольшая: семь человек. Со мной стало восемь. Мне несомненно повезло. Как объяснил мне потом Жулалу, попади я в город, меня тут же бы поймали если не солдаты, то местные жители, которые не любят чужих. И снова - рабство. Так что мне действительно повезло. Я попала к нужным людям. Агриппа, наверное, был бы рад кочевать так с ними. Бедный Агриппа, вспоминает ли он обо мне?
   Совместными усилиями здесь в таборе составлялось некое подобие представления, в котором каждый из артистов принимал посильное участие. Иногда вместе они ставили небольшие пьески из местной мифологии и фольклора. Кто-то пел песни, кто-то играл на ударных и духовых инструментах, далеких от совершенства. Костюмы здесь были не приняты, герои надевали в лучшем случае маски. Впрочем, их наряды были так пестры, что сразу же легко выдавали в них голытьбу унчитос.
   Два дариба перевозили весь скарб на двух повозках, которые служили еще и кровом, одна - мужчинам, другая - нам. Женщин было всего двое: сорокалетняя инженю и ее маленькая дочь - Лала, теперь вот еще и я. Их муж и отец был кем-то вроде завхоза в труппе и почти не принимал участия в представлениях. А девочка лет восьми - девяти, с тех пор как появилась среди них, почти не отходила от меня ни на шаг. Ее интересовало все: откуда я, где я побывала, что видела, была ли я там-то и видела ли то-то, знакома ли я с тем-то и тому подобное. А однажды, узнав, от Жулалу по все видимости, что я считаюсь бигару, она с невероятной для ребенка серьезностью спросила:
   --А правду говорят, что бигару обладают тайным древним знанием и общаются с богами?
   --С богами?--переспросила я, не сразу поняв, о чем это она.
   --Ну, да. С богами, которые носятся по небу на огромных серебряных колесницах, похожих на ракушки. Однажды мы видели такую, она была громадной, медленно летела в облаках, но совершенно не шумела.
   Вот любопытно: чтобы произошло, если бы я встретилась сейчас с сеятелями и особенно с Боскусом ? Наверное, увидев, что я отлично вжилась в свою новую роль, хотя и отличную от той, которую они мне готовили, они не стали бы возвращать меня на корабль и снова прочищать мозги. Какой теперь был в этом смысл? Сагдор ведь уже все знает. А вдруг они до сих пор следят за мной? Я невольно взглянула на небо, в котором не было ни малейшего намека на присутствие серебряной колесницы и улыбнулась своим мыслям. Какая глупость! Мало им забот, кроме меня. Я решила не скрывать правду от девочки и поведала ей, что знаю древнюю тайну о том, откуда взялись все люди, и что встречалась с богами и даже летала на их чудесной колеснице. Возможно, это добавит мне еще несколько очков, и я завоюю еще больший авторитет среди детей Антэ. Малышка открыла от удивления рот.
   --И что же там внутри?!! Расскажи!!! Наверное там все из золота и серебра?!!--восторженно принялась расспрашивать она меня.
   --Вовсе нет,--улыбнулась я и присела к ней:--Но знаешь что, я не могу об этом рассказывать. Это ведь тайна, и она принадлежит не только мне, а всем бигару на свете. Понимаешь?
   Здесь-то уж я, конечно, могла рассчитывать на понимание. Унчитос не испытывали ненависти к бигару, потому что тоже были гонимы. Они были для них легендой, мифом и даже предметом восхищения для иных, к которым очевидно относилась и Лала. Никому из нашей труппы до меня не приходилось встречать живых бигару. Так что по мне они судили о всей нашей нации. Мне нужно было быть на высоте.
   --И ты не расскажешь никому ни за что?--спросила Лала.
   --Точно!
   --Даже если тебя будут пытать огнем и сдирать живьем кожу?
   О, Боги! Ну, и познания у этой крохи! А я и не думала об этом никогда. Хотя как знать, останься я у Мариуса дольше, возможно Эктору пришло бы в голову именно таким образом выведать у меня древнюю тайну бигару. Проклятье! Что это я вспомнила о нем?
   --Даже тогда не расскажешь?
   --Даже тогда,--подтвердила я и содрогнулась от этой мысли. Будем надеяться, что никому не придет в голову выяснять эту пресловутую тайну.
   Необыкновенно легко жилось мне среди детей Антэ. Может быть потому, что я многих из них уже знала, а тех, с кем познакомилась только что, казалось, знаю давно. Ни у кого здесь не было никаких обязанностей. Готовили еду, чинили повозки, пасли дарибов или сочиняли новое представление или песню - все это мы делали вместе.
   Наша пестрая труппа подходила к одному из небольших городков Амфилиона. Встав лагерем в окрестных лугах, мы выслали разведчиков, которые должны были выяснить, какой численности римский гарнизон стоит в нем и насколько опасно там окажется наше пребыванье. У нас заканчивались запасы продовольствия, рисковать в любом случае пришлось бы. А мне предстоял дебют.
   Я не обладала никакими особыми талантами в искусстве песни и танца, но тут этого и не требовалось. Хорошо у меня получались только стихи, а о мелодии заботился Жулалу. Он же умел мастерить разные дудки и играть на них. Намар так же оказался довольно таки искусным музыкантом. Он играл на инструменте, похожем на банджо и скрипку одновременно, а его приятель командор отбивал ритм на кожистом барабане.
   Первая наша репетиция прошла весело, хотя и не слишком складно. Однако все остались довольны. Я спела песенку о бродячей комедиантке, которую накануне вечером мы сочинили с Жулалу. Кроме этого, сам композитор и на дуде игрец готовил свой собственный номер с Гончей, который назывался "Смертельные трюки с дикой кошкой". Лала со своей матерью выступали отдельно. Они исполняли жутко унылые песни о несчастной скитальческой доле, и, слушая их, даже мне хотелось заплакать. Особенно печально звучал тоненький голосок Лалы:

Резкий ветер, резвясь, просто так,

Гасит уголь последний в ночи.

Спрячу дикое сердце в кулак

Не стучи, не стучи, не стучи!

И ночной простирается страх

Там, где теплился свет и исчез.

Но последняя искра костра

Долетает до самых небес.

И трепещет, и рвется за ней

Сердце-птица в дрожащей руке.

О, бескрайняя тьма, пожалей,

Не губи огонек вдалеке

Мне, бродяжке в пустыне чужой,

Мир полночный привычен и прост,

И от маленькой искры одной

Зажигаются тысячи звезд.

  
   Аржак с завхозом отправились на разведку. Вернувшись из города, они сообщили, что гарнизон стоит невеликий, да и солдаты почти всегда пьяны. Проявляя все же изрядную осторожность, мы отправились на работу.
   Местом для выступления обычно служила базарная площадь. Там в полдень всегда собиралась тьма народу, наших зрителей. К тому же у тех, кто приходил на рынок, как правило, были деньги, а значит, они могли заплатить за выступление. Кроме того, в толпе было легче затеряться, а в прилегающих закоулках без труда исчезнуть, если вдруг нагрянет римский патруль. Не скрою, кое-кто из наших не гнушался и заурядным воровством кошельков у зазевавшихся зрителей. Виртуозом в этом был наш завхоз. Что ж, мы - унчитос, с нас взятки гладки.
   У детей Антэ было заведено так, что каждый шел к рынку отдельно, чтоб не могли обнаружить толпу чужаков. Предстояло одной идти и мне. И в этом была проблема. Хоть рынок и располагался обычно в самом центре города, найти его, не спрашивая никого, было непросто. А спрашивать нельзя было потому, что мало кто говорил здесь на цезарийском, единственном известном мне языке империи. Любой сразу же мог бы обнаружить во мне чужачку. Был, правда, и небольшой плюс: амфилионцы были так же смуглы, как и я, так что хоть внешне я не слишком бросалась в глаза.
   Когда я, наконец-то, добралась до рынка, представление уже шло. Я сразу услышала нашу музыку и подошла к толпе, собранным выступлением нашей труппы. Жулалу с Гончей веселили публику. Раздавались удивленные возгласы, вздохи, вскрики, а вслед за ними - взрывы смеха. Я пробралась сквозь толпу не без труда и подала знак: я здесь.
   Пока выступала Лала и ее мать, я разглядывала нашу публику. Наряду с простыми, искренне сопереживавшими исполнителям, лицами, встречались надменные физиономии уверенных в себе толстосумов - дичито. Позади них стояли их рабы, дивясь на представление. Тут же находилось несколько димехо. Обычно любопытствующие подходили и уходили, кто-то кидал монеты в шапку Жулалу, но большинство просто бесплатно смотрели, топали ногами, свистели и переговаривались между собой на своем наречии.
   Наконец, настал и мой черед. Я услышала вступление своей песни и вышла в середину круга. Я не особенно волновалась, ведь здешняя публика была неприхотлива, а наша самодеятельность не так уж плоха. Я изобразила лукавую ухмылку, обвела глазами толпу и пошла по кругу:

Я спляшу и спою вам с улыбкой,

Подыграй мне бродяга на скрипке.

Мое платье - встрепанной птицей

Вслед за песней моей закружится.

   --Готовьте монеты, благородные господа!-- крикнула я чванливым дичито и остальным зевакам, что столпились вокруг. Останавливая взгляд на каждом из присутствующих всего лишь на несколько мгновений, я делала вид, что обращаюсь именно к нему, улыбаюсь и пою специально для него. Этот прием возымел действие, монеты посыпались.

Жемчугами роса на моих волосах,

И алмазы блестят, но лишь только в глазах.

Бубенцы, колокольчики, пестрый венок из цветов

И парадный убор для бродячей актерки готов.

   Платье мое действительно могло показаться странным многим. Никто, наверное, и не видел никогда такой материи, такого покроя и такого наряда, наскоро сооруженного мной на берегу реки из испорченного драгоценного шелка и грубых шнурков. Сколько же мне пришлось тогда пофантазировать, чтоб получилось нечто более или менее похожее на женскую одежду.

Вы останетесь здесь, ну а я упорхну

Вольной птице на месте сидеть ни к чему

И хоть нет вам до этого дела,

Но я все равно - королева.

   --Королева?!! Ну, да?!--раздался хохот в толпе.
   --Вот именно!--подтвердила я громогласно, не сбиваясь с мелодии.

Королева дорог, пройдох и воров

Королева дождей и попутных ветров.

Вот опять ускользает заря, вслед за нею и я -

Королева бродячих шутов и шального голья.

   На одном из вальяжных господ с самым надменным выражением лица я нарочно задержала взгляд и, подойдя к нему, довольно-таки дерзко спела последний куплет именно для него.

Я вновь выхожу на арену,

Чтоб вас насмешить до слез.

Я просто играю, а вы непременно,

Вы будете плакать всерьез!

   Господин оказался начальником городского караула, и надменный вид его был не случаен. Как только грянул последний аккорд, он резко махнул кому-то из-за спины. Стражники зашипели на толпу, пытаясь пробраться к нам, но наши отходные пути были давно подготовлены, да и присутствие солдат наши заметили сразу. Успев собрать деньги во время песни, Жулалу давно смылся, музыканты метнулись в разные стороны, как только стих последний аккорд. Мне же предстояло улизнуть из-под самого носа караульного. Для Скубилар это было не так уж и сложно. Стражники тут же заплутались в толпе, а я успела проскользнуть на одну из узких улочек, примыкавшей к базарной площади.
   Но дальше было сложнее. Город походил на лабиринт. Сколько же тут было переулков, к которым примыкали еще три-четыре таких же. Каждый из них заканчивался либо тупиком, либо разветвлялся еще на несколько улиц, по которым порой можно было пробраться лишь боком. Здесь проживала городская беднота, явно, что толстые дичито сюда бы не протиснулись.
   Наконец, я выскочила на более или менее широкую улицу и за ближайшими домами рассмотрела окраину. Но в одно мгновенье с этим послышался металлический лязг. Доспехи носили лишь солдаты. Нырнув за какую-то повозку, в которой по счастью никто не был запряжен, иначе бы животное точно взбесилось и выдало меня, я затаилась. Двое стражников приближались к этому месту и беседовали между собой на цезарийском. Они прошагали мимо, не прекращая разговора, из которого я могла расслышать лишь отдельные слова. Но что меня удивило сверх меры, так это то, что один из стражников вдруг явственно произнес мое имя. Он сказал - Скубилар, это я точно слышала. Но дальнейшее от меня ускользнуло. Видимо я так удивилась, что не смогла прислушаться. Но, что это я? Возможно, они просто говорили об охоте и о лесном звере, от которого я получила свое имя. Ведь Амфилион был ближе к северу, не исключено, что скубилары могли встречаться и в этих краях. Успокоив себя таким образом, я поспешила на окраину, как только солдаты скрылись в противоположном направлении.
   В тот же вечер, наскоро собрав скарб и, не дожидаясь, пока на нас объявят облаву, мы отбыли из городских предместий. Снова ждала нас дорога. Мы шли, сердце мое радовалось. Я шла не домой, у бродяг не может быть дома. Я просто шла вместе со всеми, я была не одна.

Еще один день унесет вероломный закат,

Багровым огнем паруса в облаках поджигая.

Там в небе давно корабли у причалов стоят

Увы, и на них невозможно добраться до рая.

Но лишь загорается над горизонтом восток,

Я снова в пути, и в пыли сапоги мои снова.

И вьются по свету сто тысяч знакомых дорог

Но нет ни одной, что проводит бродягу до дома...

ГЛАВА 19

  

СЛЕЗЫ СЕРДЦА

   --Помнишь песню, которую часто напевала бабушка Рипша?
   --Она много песен знала, а я особенно не прислушивался,--ответил как всегда скупой на разговоры Намар.
   Мы засиделись заполночь, что часто случалось, вспоминая о нашей прошлой жизни в Сате-Эр.
   --Ну, ту, в которой ветер брат, дорога сестра, помнишь?
   --Может быть... А что?
   --Она не выходит у меня из головы. Я все пыталась вспомнить слова. Раньше у последнего хозяина, я боялась даже мечтать о свободе. А теперь я вольная и знаю: эта песня обо мне. О том, как я иду к северу.
   --На Самарьяр что ли? Гм... --Намар усмехнулся. Может быть он тоже сомневался в существовании этого острова?
   --Аржак, ты ведь кажется, бывал в тех местах?--повернулась я к мешавшему в костре угли командору.
   --Не бывал,--нехотя отозвался тот. Он почти дремал, зачарованный горячим светом углей. -На севере был, в Торувальо. Бигару там встречал, а на острове не был. Да никто и не знает, как туда добраться, да еще и к океану подойти через земли гомусов.
   --Брось ты эту затею,--предложил Жулалу.--оставайся с нами. Мы скоро идем на юго-восток. А?
   --Я ведь потому и сбежала из Леранья-Рес, что меня тянет туда, на север. А не могу противиться этому. Там мой дом, я это знаю, хотя ничего о нем не помню. И если бы вы знали, чем я пожертвовала, чтоб обрести свободу. И потом, у меня была карта, настоящая древняя навигационная карта, показывающая путь к Самарьяру. Я отлично помню ее.
   --А ты что, действительно знаешь тайну бигару?--спросил Намар после некоторой паузы, в течение которой, видимо, они осмысливали мой монолог.
   --Не спрашивай... Лучше подыграй мне.--Я подала ему инструмент...

С лепестками ночного костра

Бесприютная тьма тихо спорит.

Ветер - брат мой, дорога - сестра,

А любимый - далекое море.

Я к нему дни и ночи спешу

И мечтаю, как там на закате

Успокоюсь, согреюсь, усну

Я в его леденелых объятьях.

А когда всколыхнется заря,

Горизонт ослепляя лучами,

Я увижу мираж корабля

С полыхающими парусами.

А пока снова возле костра

Бесприютная ночь одинока,

Брат мой - ветер, дорога - сестра,

И по-прежнему море далёко.

Вскоре дети Антэ должны будут повернуть на юг. Мы побывали уже почти во всех более или менее больших городах Амфилиона, заходили и в маленькие. Нужно было искать другое место. Здесь нас уже слишком хорошо знали, мы могли в любой момент наткнуться на патруль римлян. Нам оставалось побывать лишь в одном самом большом городе этой провинции, а потом... Потом мне придется продолжить путь на север одной. Снова одной...

   Дети Антэ не хотели и слышать о том, чтоб идти в земли варваров, где водились гомусы и прочие дикие животные, наподобие скубиларов. Я их и не просила, прекрасно понимая их опасения. Мне ведь доводилось встречать домашних гомусов, более или менее привыкших к человеку. А как же тогда ведут себя дикие?
   Настроение у меня было унылое. Да тут еще и мамаша Лалы...
   Она решилась, наконец, сменить амплуа и давно собиралась это сделать и вот теперь окончательно надумала. Она мотивировала это тем, что якобы заботится о своей подрастающей дочери, у которой теперь должен быть свой номер. Слезливые песни она оставляла ей. Но мне казалось, что истинная причина в другом. Мать чувствовала, что дочь исполняет песни лучше ее, и порой она только мешала своему чаду, которая своим голосочком доводила до слез публику. Мамаша стала разучивать монологи из трагедий. Когда-то она была дэшу у одного римлянина, который писал нечто подобное. Кое-что она даже помнила, а кое-что хранила в свитках, которые стащила когда-то, отправляясь странствовать с бродячей труппой. По вечерам теперь можно было слышать ее низкий голос. Напыщенно и с непривычной для меня, но принятой в тогдашнем столичном театре истеричной интонацией она декламировала:

Капли крови на лезвии остром -

Это слезы истерзанного сердца.

Или это пурпурный закат

Отразился в блистающей стали?

Но ни стонов, ни криков, ни жалоб

Не услышишь ты и не узнаешь.

Небо тьма застилает ночная.

   Никогда я тебя не увижу...
  
   Рыдающие ее возгласы погружали меня в меланхолию. "Никогда я тебя не увижу!"-- произносила она с таким страданием, что мне, не смотря на всю наивность ее искусства, становилось больно и тоскливо. Я опять вспоминала Леранья-Рес. В последнее время я вспоминала его все чаще. И был повод.
   Это произошло в одном из самых больших, а может быть и в самом большой городе Амфилиона, в котором мы давали концерт. Он был основан давно и не цезарийцами, а одним из древних вождей местных племен. Здесь, как ни в каком другом месте сохранялись местные обычаи, и правил им единолично потомок того самого вождя, а не римский наместник. Поэтому в городе не было ни римского гарнизона, ни даже обычной милиции. Город был спокойным, лояльным к империи, и потому римляне наведывались сюда лишь несколько раз в год, чтоб собрать налоги и заодно проверить, все ли спокойно. Нам не повезло, мы попали туда как раз в такое время.
   Нам оставалось надеяться лишь на то, что сборщики налогов не станут интересоваться какими-то бродячими комедиантами, пусть даже и унчитос. У них ведь и своих проблем хватает. Поэтому мы и решили не ждать, отсиживаясь в предместьях, пять дней, в течение которых город был полон римлян, а отправляться на работу. И тем не менее нам приходилось очень осторожничать.
   Кроме большой рыночной площади в городе было еще несколько поменьше. Для начала и чтоб присмотреться к местной публике, мы решили дать представление на окраине, перед входом в святилище. Здесь на небольшой площадке располагалось несколько лотков и постоянно толпился десяток - полтора димехо с их рабами и скотиной. Здесь мы решили дать мини концерт не в полном составе. Выступали только Лала под аккомпанемент одной лишь жалейки, ее мать с новым своим надрывным репертуаром и Жулалу с Гончей. Я же с Намаром и Аржаком отправилась в центр на разведку.
   Чем ближе мы подходили к центру города, тем менее заметным становилось наше отличие от местных жителей. Город оказался на редкость гостеприимным, потому что нам встречалось множество самых разных людей, с разными оттенками кожи, в разных одеждах и говорящих на разных языках. Мы начинали чувствовать себя более уверенно. Даже мой весьма экзотичный наряд не так сильно бросался в глаза в столь пестрой толпе. Пробираясь сквозь толпу народа на центральной площади, мы подыскивали подходящее место для арены.
   Вскоре я заметила, что моих попутчиков рядом нет. Намар и Аржак потерялись в толпе, хотя это я, конечно же, потерялась, а не они. Я решила, что возможно они просто обнаружили хорошее место и остановились там, ну а я пролетела в рассеянности мимо. Остановившись в стороне от бурлящего потока горожан, я принялась отыскивать глазами своих спутников. Они должны были быть где-то неподалеку. Но вокруг озабоченно шныряли лишь сотни незнакомцев и незнакомок.
   Поблизости я заметила сваленные кипы соломы и решила забраться на один из них, чтоб приглядеться с возвышенности. Но и это не помогло мне. Я ориентировалась на разноцветное и очень яркое перо, которое обычно торчало в широкой шляпе командора, но не могла ничего подобного отыскать глазами. Куда они могли запропаститься? Зато я увидела римлян, трое солдат во главе с командиром маршировали перед усталым толстяком в тоге с позолоченными краями. Бесцеремонно раздвигая толкучку, они шагали в моем направлении. К тому же стоящая на возвышении я привлекала нежелательное внимание прохожих. Один из них, молодой парень с хитрым лицом, остановился рядом и обратился ко мне на незнакомом наречии. Но я тут же быстро спрыгнула и, увернувшись от его попытки схватить меня за руку, нырнула в толпу. Всего уже в нескольких шагах от меня прошествовал римский патруль, сопровождавший налогового инспектора.
   Мне пришлось вернуться на окраину города, где уже закончилось выступление остальных артистов. Неприятное догадка возникла у меня: мне стало казаться, что Намар и Аржак избавились от меня нарочно. Почему иначе они даже не пытались найти меня? Впрочем сами они стали утверждать, что искали меня истово, но тщетно. Мне в это верилось с трудом. Но вскоре я и вовсе забыла эту обиду, после того, как услышала от них кое-что.
   Когда мы вернулись в лагерь, всю дорогу таинственно перешептывавшиеся Аржак и Намар объявили всем, что у них есть плохие новости.
   --На нас охотятся,--сообщил командор.
   --Это нам известно, мы постоянно в опасности,--ответил за всех наш завхоз.
   --На этот раз за нами охотятся намеренно, именно за нами. И я могу сказать почему.
   --Почему?--хором спросили все и я в том числе.
   --Это все из-за Скубилар. Это ее ищут. А мы все из-за нее в опасности.
   Лицо командора в эту минуту вновь стало таким, каким я увидела его впервые в Сате-Эр, когда просила о помощи. Суровое и безжалостное, оно снова выражало недоверие. Все, конечно, посмотрели на меня.
   --Меня ищут?--переспросила я на всякий случай.--Ты уверен, Аржак, что речь шла не о моем диком собрате? Может быть это был разговор всего-навсего двух охотников?
   --Я разговаривал лично с тем, кто разыскивает тебя,--резко заговорил командор.--Он нас с Намаром и спросили, кто мы такие. Нам конечно пришлось соврать, сказав, что мы крестьяне из Маджада, прибывшие на ярмарку, чтоб закупить новых семян. Слава богам, что солдаты ничего не смыслят в сельском хозяйстве, а то бы он в миг раскусил, что никакие мы не крестьяне. Так вот он и стал расспрашивать, не встречали ли мы по дороге бродячих артистов, а с ними - тебя. Он в точности описал твою внешность и даже назвал, между прочим, твое настоящее имя. Оказывается, при рождении тебя назвали Юлией.
   --Нам обещали здорово заплатить, если мы увидим тебя и доставим к ним,--добавил опечаленный или просто задумавшийся о чем-то Намар.
   --И не только нам, как ты сама понимаешь,--огрызнулся Аржак.
   --Понимаю,--промолвила я растерянно, вспомнив того хитрого парня на рынке. -Понимаю...
   --Кому-то ты очень нужна, раз тебя ищут даже здесь.
   --Очень нужна,--повторила я.
   Дети Антэ еще долго что-то обсуждали, не иначе мою участь. Возможно, они решали, сдавать ли меня за те деньги, что предлагали им солдаты или я больше принесу дохода, выступая на рыночных площадях. Я даже не слышала, о чем они говорили, совсем о другом думала. Я очень нужна, раз меня ищут и так далеко и давно. И это мог быть только он, Сагдор. Тогда у меня не возникло и малейшего сомнения.
   В ту ночь я не могла уснуть. Я думала о том, как мне стоит поступить. Я всерьез задумывалась о том, чтоб сдаться солдатам самой. Но хоть и была эта мысль серьезной, но она не долго торжествовала. Я просто позволила себе немного помечтать о том, что смогу вернуться в Леранья-Рес.
   --Твоя дорога лежит теперь только на север, Скубилар,--сказала я себе вслух, потому что доводы разума уже слабо действовали на взволнованное сердце.
   И все же, как приятно было знать, что он меня ищет, я ликовала, забывая об отчаянном своем положении. Я не имела понятия и не знала, что говорили обо мне дети Антэ. Решили ли они избавиться от меня или уходить вместе. Приближалось утро. Я не сразу почувствовала, как в бок мне стало тыкаться что-то мокрое и теплое. Это была Гонча. Я вышла из своей сладкой дремы и выглянула из повозки.
   --Тихо. Есть разговор,--сказал Жулалу, озираясь.--Отойдем.
   Я оглянулась на спящих крепким утренним сном Лалу и ее мать и вылезла на воздух. Я уже знала, о чем он собирался говорить со мной. Меня, конечно же, решили сдать, причем я разумеется ничего об этом не могла знать. Жулалу удивился, когда услышал от меня:
   --Я знаю, что меня хотят выдать. И я не виню вас: таких денег вам не заработать и за полгода.
   --И что ты думаешь делать?--спросил он и опять оглянулся на повозку.
   --У меня только один выход.
   --Уходить?
   --Да. Но сперва мне нужно выяснить одну вещь. Я хочу узнать, кто разыскивает меня.
   --Зачем?
   --Это очень важно. Тебе не понять.
   Разумеется, я не стала ни с кем прощаться, кроме Жулалу и Гончи. И я очень сожалела о том, что мне пришлось расстаться с детьми Антэ намного раньше, чем я намеревалась, да еще таким образом. Я не держала на них зла. По меркам этого мира, они собирались поступить совершенно правильно: обезопасить себя и заработать деньги. С точки зрения разумной логики, все было верно и справедливо. Но ведь они не думали, что я стану спокойно дожидаться своей участи? Как всегда на рассвете я отправилась одна по направлению к городу.
   Город просыпался медленно. Здесь видимо вообще было не принято вставать до восхода. Было опасно бродить по спящим улицам и привлекать внимание. Без языка и в экзотическом наряде я была замечательным объектом для подозрений. Я старалась быть очень осторожной и пробиралась к центру самыми глухими закоулками. Я толком и не знала, куда идти и кого или чего искать. Полагалась на случай или на везенье. Где-то глубоко в глупом сердце таилась надежда на то, что Сагдор здесь был сам лично. И потому меня тянуло к большому зданию, расположенному возле рыночной площади. Это была гостиница для знатных приезжих. Если бы Марк по какой-то причине приехал в этот город, то он, конечно, мог остановиться только здесь. Я не верила себе, но надежда меня не оставляла.
   Римляне, которые, как надо полагать, пировали вчера у местной знати, не собирались приниматься за работу ранее полудня. Рядом с воротами гостиницы даже стражи не было. Я нашла удобный наблюдательный пункт, из которого был отлично виден парадный вход. Одно было неудобство: к свалке старых телег, в котором удачно можно было спрятаться, можно было пройти только рядом с парадной дверью гостиницы. Сейчас это было сделать просто - рядом не было ни души. А потом? Я не очень-то задумывалась тогда об этом. В моей голове царили совсем другие мысли.
   Постепенно становилось шумнее, центральная площадь заполнялась народом, повозками с товарами и без, покупателями, продавцами или просто зеваками, скуки ради приходящими сюда каждый день за свежими новостями, сплетнями и зрелищами. На рыночных площадях больших городов происходило немало событий, достойных обсуждения: драки, кражи, мухлеж. И гвалт всегда стоял ужасный. Но несмотря на возрастающий шум, меня стало настойчиво тянуть в сон. Ведь я не спала всю ночь, и теперь организм требовал отдыха. Я задремала, хотя это было сложно. Все равно до полудня было еще далеко.
   Очнувшись ото сна, я прежде всего взглянула на вход в гостиницу и окна. Теперь там уже сновали слуги, доносились приятные запахи еды. А я даже не захватила с собой воды, не говоря о чем-то более существенном. Не было у меня и денег или чего-то, что можно было продать.
   --Ты опять осталась ни с чем, Скубилар. В который раз,--сказала я себе.
   Можно было, конечно, стащить что-нибудь на рынке, не так уж это было для меня сложно, хотя и несколько зазорно для гордой бигару. Но я сейчас не гордилась, мне очень хотелось есть, а еще больше - пить. Тем не менее я не могла выйти теперь из своего укрытия. Для этого мне каким-то чудом пришлось бы миновать появившуюся у входа в здание гостиницы римскую стражу. Потому мне, мучимой голодом и жаждой, необходимо было продержаться здесь в лучшем случае до того, как все вельможи разойдутся собирать налоги, сопровождаемые своими слугами и стражей, а в худшем - пока они снова не лягут спать, что произойдет еще совсем, совсем не скоро. И все это только для того, чтоб потешить свою глупую, эфемерную надежду.
   Я полагала, что меня никто не видит среди телег, зато мне хорошо было видно всех, кто входил или выходил. Я искала знакомых, тех, кто мог иметь отношение к поиску меня. Мне казалось, что возможно среди нескольких десятков разномастных римлян окажется тот, кто знает меня лично. И этот кто-то был осведомлен о пути моего передвижения и о детях Антэ, а что если ему известно и о дальнейших моих планах? Но никого из проходящим мимо я не узнавала. И тем не менее в каждом мне грезился посланник Сагдора.
   И зачем я здесь сижу? Что хочу выяснить? Все ведь напрасно, бесполезно. Я ведь все равно не смогу вернуться к Марку. И все же уйти, зная, что здесь мог быть он, а я его не увидела, было выше моих сил. И я продолжала сидеть.
   И сидела, пока не услышала доносящуюся с рыночной площади знакомую мелодию. Это казалось невероятным, но дети Антэ решились на безумный шаг. Дать концерт перед самым носом римлян, зная, что среди них есть те, кто ищет именно их. Ну и пусть меня уже не было среди них, тот, кто искал меня, ничего не знал об этом. А хотя... Я привстала на оглоблю, высунув рискованно голову, и еще пристальней и внимательней стала вглядываться на подворье гостиницы: сейчас он должен был выдать себя.
   Никто из римлян не обратил ровно никакого внимания на нестройную дилетантскую мелодию доносившуюся с площади. Никто, кроме одного. Это был не Сагдор, его я узнала бы даже издалека. Он один вышел не с парадного входа, а с черного, и я не могла рассмотреть его как следует. Он поманил к себе нескольких стражников и решительно двинулся к рынку. Он словно давно ждал появления артистов и знал, что рано или поздно они обнаружат себя. Действительно, с исчезновением меня, как легкого источника дохода, им снова нужно было зарабатывать деньги по старинке. И все же такой риск казался глупостью. Но кто же это человек? Я сердцем чуяла: знаю его. Но кто он?
   Понятно, что мне нужно было следовать именно за ним. И теперь, когда основной преследователь ушел в ложном направлении, возможно, остальные не обратят на меня внимания? Я как можно тише выползла из-под телег и быстрым шагом пошла по гостиничному подворью. Здесь в основном были рабы и несколько солдат. И я слишком выделялась среди всех них. Меня конечно заметили. Я старалась не паниковать и не слишком спешить, иначе меня приняли бы за воровку, которая стащила что-то и улепетывает. Рабы смотрели на меня с интересом и некоторым удивлением, а солдаты преградили мне путь. Их было двое: один выглядел суровым, другой - насмешливо оглядывал меня.
   --Ты откуда взялась?--спросил второй.
   --Я приходила сюда на ночь,--улыбнулась я беззаботно.
   --И кто это на тебя позарился, замарашка?--снова спросил смешливый парень.
   --Тот, кто только что ушел вон туда,--я указала в сторону рынка.--Он приказал мне следовать за ним.
   --Ты дэшу?--подал голос суровый солдат.
   --Да,--ответила я, чтоб отвести лишние подозрения.
   --Чья?
   --Одного из местных дичито.
   --Откуда знаешь наш язык?--продолжал допрос первый.
   --Постой, может быть, она и нам сгодиться?-- омерзительным тоном сказал второй и попытался поймать меня за руку.
   Я отпрыгнула, но сбежать все равно не смогла бы.
   --Мне, кажется, это не понравиться моему хозяину.
   --Какое нам дело до твоего хозяина, дикаря?--Римляне считали дикарями всех, кто не жил в Цезарии.
   --Но это точно не понравиться вашему начальнику. Мой хозяин обещал меня ему.
   --Какому еще начальнику?--насторожились солдаты.
   --Тому, что только что ушел на рынок. Я должна спешить за ним, он будет сердиться.
   Я надеялась, что они сейчас переспросят, назвав его имя, но напрасно: они лишь понимающе переглянулись и только. Второй снова скривил улыбку и хмыкнул, первый махнул рукой и сказал:
   --Ну, давай отсюда быстро!
   Мне не нужно было указывать дважды. Я тут же припустила к выходу из ворот, уже не боясь, что за мной погонится кто-то. Вслед мне понеслись лишь смех и свист.
   Рыночный день был в разгаре, народу было полно. И хотя я потеряла из виду римлянина, который искал меня, я знала, куда нужно идти - на звуки музыки. Там и он должен быть. Если, конечно, догадка моя оказалась верна. А что если этот солдат вовсе и не меня ищет, а лишь хочет выполнить свой чертов долг, то есть проучить пару - тройку унчитос. Ну, уж нет! Спасать я их не стану, они собирались меня предать! А Жулалу? А Лала? Они-то ни при чем.
   Я пустилась бегом. Пусть их эмбронские боги будут им судьями, но меня потом совесть будет мучить из-за того, что знала и не предупредила их об опасности. Я все-таки не унчитос, а бигару. Если быстро обогнуть рынок по периметру, где народу было поменьше, то я, возможно, смогу опередить римский патруль и предупредить детей Антэ.
   На бегу я даже успела перехватить пару глотков воды, правда дождевой. Сегодня ночью прошел первый, пока еще небольшой дождик. Впереди меня ждал целый сезон весенних дождей. Вода скапливалась во всех оставляемых на ночь емкостях: в неподъемных глиняных жбанах, горшках и амфорах и даже в декоративных выемках фундаментов. Возле одной такой выемки я остановилась на несколько секунд, успев умыться и сделать пару глотков дождевой воды с привкусом извести. В тени она не успела испариться.
   Музыка звучала все громче. Я приближалась к тому месту, где шел концерт. Вокруг него народ толпился так плотно, что мне никак было не подобраться. Зато вся она сразу же расступилась бы, появись здесь римская стража. И где же она? Я что так быстро неслась?
   Римлян не было видно. Как не пестра была здешняя ватага, пернатые шлемы и блестящие тораксы цезарийцев нетрудно было бы заметить и среди этой толпы. Однако ни единого признака того, что римляне здесь или вот-вот нагрянут не наблюдалось. Я подобралась как можно ближе к площадке представления, и уже видела мать Лалы, выступавшей со своим пронзительным монологом. Видимо читала она по здешним меркам действительно не так уж плохо. Толпа притихла и сочувственно слушала ее рыдающие реплики. Римляне не показывались, я начинала подозревать неладное. Но тут меня осенило: да с чего я вообще взяла, что они отправились сюда? Возможно, они ушли совсем в другую сторону по своим делам. Или нет? А если они подбираются?
   Как я не пыталась привстать на цыпочки, с моим маленьким ростом невозможно было разглядеть кого-то дальше двух-трех шагов. Но если бы римляне все-таки нагрянули, это бы сразу стало заметно. Мать Лалы закончила свой трагический монолог и толпа снова загудела и засвистела. Некоторые стали бросать монеты прямо ей. Я недоумевала. На сцену вышла Лала, зазвучала грустная мелодия. Ни на каких стражников не было и намека.
   --Эй,-- тихо послышалось за спиной.--Ты зачем здесь?
   Я даже не обернулась, сразу узнав обладателя голоса.
   --Ты как меня заметил, Жулалу?
   --Это не я - Гонча. Тебе здесь нельзя.
   --Почему?
   --Тебя же ищут.
   --Вот я и хочу узнать, кто. И кстати, некоторое время назад в вашу сторону направился цезарийский патруль. Я думала, что опередила его. Но возможно, я напрасно волновалась, их что-то не видно.
   --Скубилар.
   --Ну, что?
   Я все время разговаривала с Жулалу вполоборота, стараясь привстать повыше, чтоб рассмотреть толпу. И как я не заметила взволнованной нотки в его голосе?
   --Они уже давно здесь.
   Каким тоном он это произнес! Словно это были его последние слова перед смертью или позором. Я в ту же секунду поняла, о чем он, почувствовала внезапный колкий мороз во всем теле и тут же обернулась.
   Прямо передо мной на расстоянии вытянутой руки стоял Эктор.
  

ГЛАВА 21

  

СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ

   Где-то глубоко в сознании у меня таилось подозрение, что я еще встречу его. Эта маленькая заноза в сердце, вонзившаяся в него, наверное, с того столба, возле которого меня клеймили или глубокая обида за все, что пришлось вынести из-за него, не давали мне забыть о нем навсегда.
   --Так это ты разыскиваешь меня, Эктор?
   --Я.
   --Что тебе снова от меня нужно? Плавий продал меня, заключил честную сделку.
   --Это мне известно.
   --В таком случае, тебе должно быть все равно в бегах я или нет.
   --Беглая дэшу - ты в любом случае вне закона!
   --Тебе-то что до этого?! Кому ты теперь служишь? Не моему же бывшему хозяину?
   --Нет, к Сагдору я не имею никакого отношения. Но если мы с тобой не придем к соглашению, тебе придется вернуться в Леранья-Рес.
   --Откуда ты знаешь о Леранья-Рес?!
   --Это не важно.
   --Может быть объяснишь мне, зачем я тебе?
   --Не обольщайся, не ты мне нужна. Мне нужен этот проклятый остров!
   --Что?!!
   --Самарьяр, ты знаешь туда дорогу. И ты идешь туда, я знаю. Нам по пути. Мне необходимо добраться туда.
   --Не понимаю, зачем? Ты же ненавидишь этот остров больше всего на свете?
   --Вот именно поэтому, я и хочу его найти. Ты что не слышала об указе нашего императора?
   --Что за указ?
   --Он снарядил экспедицию на север, чтоб отыскать и покорить Самарьяр. Но она пропала. Теперь счастья могут попытать все желающие. Обещанная награда тому, кто найдет туда дорогу, превосходит все даже самые смелые ожидания.
   --Тогда у тебя должно быть большая конкуренция.
   --Вот поэтому я тебя и искал. Та карта, что я отобрал у тебя тогда, помнишь?
   --Еще бы!
   --Эта карта не стоит и сестерция. Остров, что изображен на ней, давно известен западным мореплавателям. Там нет никаких бигару. Посланник западных земель подтвердил это. Самарьяр находится где-то в другом месте. И ты знаешь, где он.
   Я не хотела верить своим ушам и в первое мгновенье решила, что Эктор блефует. Лишь через минуту до меня дошло, что в этом нет никакого смысла. Он говорил правду, иначе зачем все эти хлопоты по поиску бигару. Вот так просто, сам того не подозревая, Эктор нанес мне жестокий удар. Ну, конечно! Карта была очень старой, вполне могло быть, что земли, которые римляне тогда считали неведомыми, на сегодняшний день стали известными.
   --Можешь думать, что угодно, только я не знаю туда дороги,--ответила я искренне, только Эктор мне, конечно, не поверил.
   --Не пытайся обмануть меня. Я тебя хорошо знаю. Подумай, а пока твои друзья отправятся к здешним перекупщикам рабов.
   Я оглянулась на площадку. Музыка давно заглохла. Дети Антэ понуро стояли в центре, окруженные плотным кольцом переодетых в местные одежды солдат. Вот почему я их не заметила. Бедные бродяги... Они собирались продать меня, а я их разочаровала. А теперь еще по моей милости все они, скорее всего, превратятся в невольников. Как они должны ненавидеть меня.
   --Отпусти их, я согласна.
   --Я не сомневался в тебе. У вас бигару странные воззрения, на них я и рассчитывал. И почему только для вас важнее своих собственных интересов интересы мало знакомых людей?
   --Где тебе понять, ты же не бигару...
   --Уведите их! Пусть убираются из города долой с моих глаз! --крикнул Эктор через мое плечо и толкнул Жулалу.--И этого прихватите!
   Но тот неожиданно встрепенулся. Его кошка, поддаваясь настроению хозяина, взъерошилась и зашипела, отпугнув стоящую рядом толпу зевак.
   --Погоди, раньядор. Скажи, сколько у тебя солдат?--вдруг задал он вопрос Эктору.
   --Какое твое дело?!--последовало в ответ.
   --Держу пари, что не так уж и много. Человек двадцать или меньше?--хитро спросил мальчишка снова.
   --Ты шпионил?--насторожился бывший раньядор.
   --Да хоть бы и так. Только ты погоди, послушай. Позволь мне и Гонче пойти с вами. Мы вам пригодимся.
   --Ты много на себя берешь, жалкий унчитос!
   Гневу Эктора не было предела. Он даже грозно возложил руку на рукоять своего боевого ножа, что висел у колена. Но Жулалу не сдавался:
   --Тебе не нужны бойцы? Вот, к примеру, Намар участвовал в боях, хотя сейчас и считается дезертиром. А Аржак где только не бывал, он знает, что такое жизнь в дороге. Ну а обо мне и говорить нечего, я с рождения в пути. Я вынослив, а благодаря носу Гончи опасность чувствую за пять стадий.
   --Жулалу, угомонись!--попыталась я прервать его, чувствуя, что меня предают уже в который раз.--Только вас мне не хватало!
   --Замолчи, Скубилар!--прикрикнул на меня теперь Аржак. --Ты во всем виновата, так что лучше молчи. Мальчишка прав: мы не лыком шиты. И удел бродячих артистов не для нас. Ну, так что, раньядор? Ты берешь нас в долю?
   --Я подумаю. Но только о вас. Юнец может даже и не мечтать об этом,--чрезвычайно самодовольно произнес Эктор и ухватил меня за плечо.--Представление окончено!
   Убегать не было смысла. Ни в чем уже не было смысла. Та карта, что вела меня до этого дня, оказалась лишь иллюзией. А я еще удивлялась, почему это Квинтус ничего не упоминал мне о ней. Ведь он тоже был бигару. Знал ли он, что она устарела? Ведал ли он настоящий путь к острову? Теперь я уже не узнаю об этом никогда
   Эктор принял Намара и Аржака в свою команду, вопреки моему предположению. Видимо, ему действительно нужны были люди, раз он не побрезговал унчитос, один из которых был дизертиром, а другой бродягой повидавшим виды. Не говоря уже обо мне. И куда я поведу его? И всех нас? Ладно. Доберемся до Холодного моря, а там посмотрим. Не такая уж близкая эта дорога. И не безопасная.

От края земли и до кромки заката

Одна только галька шуршит под ногами.

Одна лишь дорога всегда, а над нами

По пять миллионов сестерций на брата.

Эгей! Голодранцы! Ловите монеты!

По небу разбросаны россыпи злата.

От края земли и до кромки заката

Топчите продранные ваши штиблеты...

И снова стезя, что до нас протоптали

От края земли и до кромки заката.

Слепа и угрюма, глуха и горбата

Бродяжья судьба волочится за нами.

   Не только Намар и Аржак в стане воинов Эктора отведывали бродяжьей доли. Эту нехитрую дорожную песенку, что напевали унчитос, поддержали еще пара - тройка голосов. А остальные может быть просто стыдились или не хотели выдавать своего происхождения. Так или иначе, ни одного из них я не могла бы назвать настоящим воином, нечто плебейское угадывалось в них.
   --Кто эти люди?--спросила я как-то Эктора, который неизменно следовал рядом.--Это твои друзья?
   Он не удостоил меня даже взгляда.
   --Солдаты удачи? Бывшие раньядоры?--не отставала я.
   --Не твое дело!--отрезал он, а я обиженно отвернулась, но любопытство меня не оставило:
   --И с ними ты собираешься завоевать Самарьяр? Ты не предполагаешь, что вас там встретит армия? И что она может дать отпор вашей жалкой кучке?
   --Мы не собираемся завоевывать остров,--удостоили меня ответом, наконец. -Нам лишь нужно отыскать его, получить за это деньги, а кровь пусть другие проливают. (Пауза) Например, твой бывший хозяин.
   Мне показалось, что последнюю фразу он сказал с усмешкой. Это еще что? Что ему было известно о нем, о нас... Неужели, он что-то знал? Да, нет. Откуда?
   --Почему именно он?
   --А что?--И снова усмешка.
   --Интересно,--сказала я и глаза отвела.
   --Начальник личной гвардии прокуратора наверняка возглавит экспедицию. Если она состоится.
   Этого еще не хватало!
   --Не думаю, что вы найдете Самарьяр,--скептически заметила я.
   --Не мы, а ты! - очень жестко было замечено мне.--Не забывай: твоя жизнь в твоих руках. Не покажешь нам путь к острову - и простишься с ней.
   --Я не боюсь смерти,--сказала я, подумав, что теперь уж все равно.
   --Ах, да! Я забыл, бигару не боятся смерти. Тогда поступлю по-другому: продам тебя в рабство варварам. Хуже для тебя, полагаю, не придумать наказанья.
   Эктор был в своем репертуаре.
   На свои собственные средства, невесть откуда взявшиеся, бывшие дети Антэ приобрели дарибов. У меня же никаких средств не было, и я либо шла пешком, либо тряслась на повозке, которая везла скарб и оружие. В мои обязанности так же входило приготовление пищи для всего этого сброда. Я никогда не умела готовить - никто не учил меня этому, так что недовольных было много. "Походные условия,--отвечала я на ворчания.--Привыкайте". И я к вам вовсе не нанималась!
   Мы двигались к северу, и самом собой, становилось холодней. Моя одежда была совсем не предназначена для такого климата. Я мерзла, ежилась, но жаловаться не смела. В конце концов, я ведь и сама собиралась на север. Но. В знойные южные ночи как-то не очень думается о том, как холодны ночи севера. И именно по ночам было особенно холодно. Костры не спасали. Да меня не могла бы согреть даже самая жаркая печка, потому и жаркое пламя не грело меня. Холод стыл на сердце...
   С тех пор как мы отправились в путь, я ни разу и словом не обмолвилась с моими бывшими союзниками. У меня достаточно накопилось на них обиды. Я точно знала, что они собирались сдать меня, моя судьба их мало волновала. Вот и сейчас они пошли без сомнений на новое приключение. Это было в характере унчитос. Но Жулалу? Вот его я не могла понять. Он сыграл в моей судьбе не последнюю роль, я дважды была благодарна ему за спасенную жизнь. Наконец, он предупредил меня о предательстве. И вдруг... Зачем он собирался ввязываться в эту авантюру? Хорошо, что Эктор не взял его.
   Мы приближались к маленькой провинции Турлон. Здесь жили дикие северные люди, которые одевались в шкуры, разводили скот и вели кочевой образ жизни. Несколько римских гарнизонов стояли здесь лишь для того, чтоб закрепить эту никому не нужную, холодную землю за Цезарией. Народ же здешний невозможно было как-то организовать или тем более заставить его платить подати. Сегодня они на одном месте, а завтра - ищи ветра в поле.
   На один такой кочевой стан мы наткнулись. Там мне удалось выменять теплую одежду, отдав взамен дикарям все мои бусы. Теперь моим мехам могла бы позавидовать любая землянка, если бы в них не водились паскудные насекомые. Но мне было уже все равно. Я подумала тогда, что мне было бы все равно, даже если бы моя шуба была сшита из скубиларов. Но скубилар не был завидным пушным зверем, здешние звероловы на него даже не охотились. И вообще, чем дальше мы продвигались на север, тем равнодушнее я становилась к своей собственной судьбе.
   Мы все ближе подходили к землям гомусов. Эктор перестал обращать на меня внимание, решив, наверное, что я уже никуда не убегу. Зато оживились его товарищи, видимо соскучившиеся по женской ласке. От меня только им было ее не дождаться. Меня начинала бить гневная дрожь даже если кто-то просто смотрел в мою сторону, не говоря уже о случайных или не случайных прикосновениях. В таких случаях я взрывалась динамитом. Мысль о том, что кто-то другой может прикоснуться ко мне, кто-то другой кроме... Эта мысль была для меня омерзительной.
   --Эктор, ты знаешь, через какую местность нам предстоит пройти?--спросила я, когда перелески стали превращаться в леса. Это были законные земли гомусов, и за добрую сотню стадий в округе здесь было не сыскать уже ни одного римского гарнизона.
   --Знаю,--коротко ответил он.
   --Тебе не страшно?
   --А тебе?
   --Ты не поверишь, если я скажу, что мне все равно.
   --Нет.
   --А мне все равно.
   --Мне кажется, ты заговоришь по-другому, встретившись со стаей гомусов.
   --Ты так говоришь, словно у тебя есть против них какое-то оружие.
   --Они спят днем. Мы будем идти днем,--снова очень лаконично ответил Эктор. Его вечные недоговорки уже давно перестали меня бесить. Я понимала, что его презрение ко мне так велико, что он не может позволить себе объяснять мне что-то обстоятельно и беспристрастно.
   --Ты хорошо их знаешь? Я не думаю, что все они так уж и спят днем.
   --А кто не спит, тот пожалеет об этом.
   --Ну, конечно! Эктор, говорю тебе: ты их не до оцениваешь. Я не хочу из-за твоей глупой самоуверенности оказаться в их пасти.
   --Ты же сказала: тебе все равно.
   --Это так. Но не ты провел наедине с ними целую ночь. Или ты забыл, как устроил мне это испытание?
   --Не забыл.
   --Ты не все о них знаешь, Эктор.
   --Если ты знаешь больше, скажи. Это и в твоих интересах.
   Я немного подумала, прежде чем рассказывать своему злейшему врагу то, что давно скрывала. Да что я теперь теряю?
   --Они вовсе не так глупы, как кажутся, Эктор. Они очень умны и хитры. Один из них по имени Варк говорил со мной.
   Я ожидала, что он расхохочется, не поверив мне. Ну, ладно. Я хоть попыталась предупредить его.
   --Может быть ты мне еще и знаменитую тайну бигару расскажешь?--иронично спросил он после того, как прошел приступ хохота.--Животные не могут говорить!
   --Они не животные. Они - люди!
   Эту фразу услышали и некоторые наши спутники. Теперь уже хоровой взрыв смеха раздался по округе. Те что ехали ближе к нам стали с хохотом передавать остальным смысл нашего разговора. А я замолчала и надулась. Я сделала все, что могла. И в жизни, как в плохом в кино. Никто не верит главному герою, пока его слова не подтвердятся в самом худшем смысле. Дело ваше, господа...
   А мы уже ступили в леса. Простирались они очень далеко, насколько я знала. А если еще учесть, что идти по ним было чрезвычайно опасно, расстояние это увеличивалось еще больше. В разгаре был день, так что Эктор был совершенно уверен в безопасности пути. Я же безуспешно пыталась угомонить их всех, просила вести себя тише. Мне уже мерещились повсюду в кустах светящиеся глаза гомусов. Впрочем, тогда еще я не знала, что до их исконных земель нам еще только предстояло добраться, и самое страшное еще впереди.
  
  
  

ГЛАВА 22

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

  
   Это мы были здесь незваными гостями. И нам нужно было опасаться за свои жизни. Леса здешние были настолько мрачны, что даже мои скептически настроенные спутники стали более осторожными. Высокие, похожие на сосновые, но гораздо выше, стволы деревьев образовывали на самом верху плотный занавес из своих крон. В лесах было мрачно и сыро. На юге не так заметна была осенняя погода, а здесь... Здесь была настоящая осень, мрачная, дождливая, холодная. Наверху все еще оставались листья, а внизу, с кустарников они уже опали. Прятаться было негде. Однако же и увидеть кого-то или чего-то можно было издалека. Можно было, но мы никого не видели. Тем не менее, каждый из нас ощущал чье-то присутствие, наблюдающий глаз, слышал странные шорохи и вздохи.
   Продвигались молча. Теперь было не до разговоров. По всему было ясно, что мы находились уже в землях гомусов, но никаких признаков их присутствия, кроме наших предчувствий, не было. Это настораживало.
   --Может быть они впадают в спячку. Я слышал, что некоторые животные на севере спят все зиму напролет,--предположил Намар. Эта фраза прозвучала впервые после всеобщего молчания в течение нескольких часов. Но я могла поспорить на что угодно: думали все об одном и том же, потому никто и не спросил, кто это "они".
   --Хорошо бы это было так,--отозвался кто-то из солдат, а я пробурчала:
   --Они не животные. Скорее вы - кретины.
   --Нужно найти место для стоянки. Скоро стемнеет,--сказал Эктор.
   Мы нашли овраг посреди большого дикого поля, со всех сторон окруженного лесом. Овраг был небольшим и не имел никаких шансов стать больше: лес поджимал его со всех сторон. Вообще казалось, что он возник здесь вопреки законам природы. Впрочем, это ведь был Эмброн...
   На дне оврага рос кустарник. Почему-то наш предводитель решил, что он должен послужить для нас защитой. Так бы может быть оно и было, если бы не костер. Он очень привлекал внимание. Но без него мы замерзли бы ночью. У костра выставили стражу, менявшуюся каждый час. Меня великодушный Эктор освободил от этого, объяснив это тем, что я разиня, и от меня толку все равно не будет. Только я все равно не могла спать. Тревожность в самом воздухе витала. Мне было страшно. Мои спутники полагали, что имеют дело всего лишь со свирепыми зверьми. Я же знала, что они люди, жестокие, как сама природа. И что они не потерпят чужаков на своей земле. Я не могла сомкнуть глаз, прислушиваясь к ночным звукам. Я знала, что они уже здесь и наблюдают за нами. Они знают, что у нас есть оружие. Им осталось только придумать, как уничтожить нас, с наименьшими потерями для себя. Ночь для этого подходила лучше всего. Могли они напасть и днем, если бы знали, что люди столь наивны, что полагают, будто бы гомусы ночные звери.
   Эктор принял пост первым. За ним должен был дежурить Намар, затем остальные - каждый по часу. Я наблюдала за тенью, которую отбрасывал Эктор. Она долгое время оставалась неподвижной, и я решила, что он уснул. Подняв голову с замшелого камня, я попыталась разглядеть его лицо. Его глаза были опущены.
   --Эктор!--позвала я тихо.--Ты не спишь?
   --Нет,--резко ответил он, в своем стиле.--С чего ты взяла?
   --По тебе не видно, что ты бдишь, ты будто застыл. А гомусы рядом. Я чувствую.
   --Я ничего не чувствую,--сказал он после того, как огляделся.
   --Тебе не кажется, что костер может привлечь их?
   --Ты предпочитаешь замерзнуть?
   --Я? Пожалуй, да, я предпочитаю замерзнуть, чем быть разорванной заживо на куски. Может быть нам стоит вернуться назад, пока не поздно.
   --Может быть и стоит,--задумчиво произнес Эктор, чем поверг меня в изумление. Я поднялась в стремлении ни в коем случае не потерять нить разговора, хотя чувствовала, что фраза, скорее всего, была обронена случайно. Подошла и присела к костру.
   --Давай уберемся отсюда поскорее,--сказала я, грея руки.--Неужели ты не чувствуешь это. Они рядом!
   Ответа я не услышала, Эктор, казалось, о чем-то задумался, но по его лицу я могла понять, что последняя моя смелая мысль, как ни странно, не вызвала у него раздражения. Поэтому тему я дерзнула развивать дальше:
   --Этот остров не стоит наших жизней. Да если нам каким-то чудом удастся пробраться сквозь эти земли, нас ждет еще и Холодное море, ты не забыл?
   Эктор снова ни слова не проронил, только на этот раз повернул ко мне усмехающееся лицо. Я поняла его без слов.
   --Ты хочешь спросить, а как же я одна собиралась добраться до острова? Честно отвечу: не знаю. Хотя одной мне было бы проще. Я вела бы себя намного тише и осторожней.
   Он снова отвернулся, помолчал еще некоторое время, потом вдруг откликнулся:
   --Помнишь поместье Плавия?
   --К чему это ты?
   --Ты помнишь те события, которые предшествовали твоему отъезду к егерю?
   Теперь я позволила себе ухмыльнуться. Еще бы не помнить!
   --Тебе не интересно узнать, кто должен был стать твоим мужем?
   --При других обстоятельствах, это было бы первое, о чем бы я спросила тебя при встрече,--сохраняя ироничный настрой, ответила я. И зачем он затеял этот разговор? Решил сменить тему? Это было не в его стиле. Мог ведь просто наорать на меня, как всегда, или промолчать презрительно по своему обыкновению. У него и выражение лица изменилось.
   --Я. Это я собирался на тебе жениться...
   Я застыла. И уставилась в одну точку во тьме. Но не оттого, что услышала только что, а потому что увидела во тьме много, слишком много горящих глаз.
   Я успела только вскочить на ноги, а Эктор, наверное, и вовсе не смог сообразить в чем дело. Не успел, потому что мгновенно исчез в ближайших зарослях. Я даже крика его не услышала. Глаз возникло огромное количество сразу везде, со всех сторон.
   --Тревога!!!--заорала я истошно и, обернувшись на спящих с ужасом увидела, что от некоторых из них остался лишь кровавый след.
   Жуткие морды вырастали из чащи и надвигались на меня. Я заметила как кто-то из наших успел вскочить и достать оружие. Немногие. Кто-то сразу рухнул без головы, которая отлетела прямо к костру. Кто-то, о боги! Это же Намар! В один момент он лишился руки и половины своих внутренностей. В свете костра я увидела, как что-то кроваво-блестящее еще колышется в огромной дыре в его груди. Аржаку повезло, он успел занять удобную боевую позицию, он сможет еще немного продержаться. Как глупо! Но я ведь знала, что так и будет. Я не заметила, что уже лежу на земле и вжимаюсь в нее из всех сил, словно пытаюсь провалиться сквозь нее. Возле меня большой камень, он наполовину скрывает меня, но все равно они заметят, обязательно заметят! Я закрываю голову руками, словно ее можно так уберечь. Почему-то я начинаю пятиться, а прямо передо мной вдруг падает навзничь громадный жуткий гомус. Мертвый. Кажется, его свалил Аржак. Теперь ему точно конец. На него тут же набрасываются трое монстров. Я слышу его то ли победный, то ли предсмертный рев и уже ничего не вижу, не хочу видеть. И продолжаю отползать назад, совершенно не представляя, почему, куда. Там старое русло ручья. Ну, да. Теперь я вспомнила, когда медленно сползла в него, вжалась в песчаник, зарылась в ветки, листья, закрыла уши руками, замерла. Я ждала, как тогда, той ночью, что они вот-вот набросятся на меня. Вот сейчас должны. Не могут же они не заметить меня.
   А наверху все еще творилось нечто невообразимо кошмарное. Я никогда еще не становилась свидетельницей такой жуткой резни, никогда еще не видела так много крови и так много настоящих смертей. Все это теперь стояло у меня перед глазами: безумные глаза Аржака, размахивающего мечом, и растерянный, вмиг опустевший взгляд Намара, не успевшего понять, что смерть уже пришла к нему; кровь, искры костра, горящие зрачки полузверей - полулюдей, дикие вопли, рев, стоны и гадкий, невыносимый запах смерти.
   Я не сразу поняла, что все закончилось. Это у меня в голове продолжала гудеть битва, а там уже все стихло. А я как ни странно жива. Они не нашли меня? Неужели не нашли? Но, может быть, все еще ищут. Нет. Нельзя высовываться.
   Прошло еще неопределенное количество времени, пока я решилась отнять руки от головы и открыть глаза. Потом приподняла голову, посмотрела наверх. Небо посерело. Близился рассвет. Заморосил мелкий дождик. Костер больше не трещал, но чувствовался запах сырого дыма. Там внутри еще тлели угли. Я не хотела подниматься туда, не могла заставить себя увидеть это... У меня возникло острое желание сейчас же убежать в обратном направлении, даже не оглянувшись на место побоища. И бежать, пока хватит духу и сил, пока не покину земли этих чудовищ.
   Но меня что-то остановило. Сначала я не могла понять, что это за звук, и сперва решила, что это гудит моя измученная голова, но... Это был стон. Кажется человеческий. Поняв это, я сразу же вскочила, забыв об осторожности. Я вдруг испугалась только того, что останусь совсем одна.
   Было трудно выбраться из ямы, тем более, что ватные ноги не слушались. Я помогала себе руками и настойчиво выползала наверх. То, что предстало пред моими глазами, описанию не поддавалось. Дно оврага, едва осененное предутренними сумерками, было усыпано трупами моих бывших спутников. Но их, казалось, было еще больше из-за того, что гомусы разрывали их на куски. На миг у меня возникло желание сползти обратно, но поодаль уже более отчетливо раздался прежний звук. Там был кто-то живой. Я пошла на него, почти зажмурившись. Я очень боялась наступить на чьи-то останки и едва сдерживала рвоту.
   Это был Аржак, а вернее все, что от него осталось. Его нога была судя по всему отгрызена, грудь разрыта, горло колыхалось. Он не был мертв, но и не жил уже. Слишком много крови впиталось в землю рядом с ним. То, что я приняла за стон боли, было, скорее всего, предсмертным хрипом. Я никогда не питала симпатии к командору, памятуя о том, как он встретил меня тогда в поселке Сате-Эр. Но сейчас я зарыдала так, словно предо мной на смертном одре находился самый близкий человек. В этих слезах наконец-то вылился наружу душивший меня животный страх и жалость к себе, вновь оставшейся совсем одной. Но вдруг сквозь ливнем хлынувшие слезы я заметила, что командор приоткрыл глаза и посмотрел на меня. Я тут же очнулась и подскочила к нему.
   --Аржак! Ты жив! Я сейчас, сейчас!
   Я кинулась было куда-то, не понимая, куда и зачем. Кажется я собиралась найти что-то, чтоб перевязать его раны. Но где там! Я принялась рвать свой нижний подол. Грязными лоскутами я перемотала обескровленную ногу и остановилась, в растерянности разглядывая безнадежную рану на груди. Аржак стал открывать рот и даже попытался пошевелить рукой, будто искал что-то. Я поняла, что он хочет снять с пояса флягу с водой. Ему нельзя было пить, но. Я наконец-то протрезвела и окончательно поняла, что его уже невозможно спасти. Эти запреты уже ничего не решат. Я сняла его флягу и дала ему напиться. Он тоже понимал, что доживает последние минуты. Он скалился и страдал от боли, но все равно шевелил губами, словно пытался что-то сказать.
   --Молчи, Аржак. Лучше не пытайся разговаривать,--сказала я ему и покрыла его рану несвежей тряпицей, оторванной от моего подола. Она сразу стала красной.
   Он словно внял мне, вдруг успокоился, обмяк весь, уронил голову и... заговорил:
   --Кто жив?--очень тихо спросил он, словно боялся разбудить кого-то.
   --Только я.
   --Эктор?
   --Его уволокли самого первого. Но его кажется нет здесь среди мертвых.
   Успокоившись и, как будто, смирившись, Аржак словно обрел второе дыханье. Немного странным голосом и нехарактерным для него утомленным тоном он вдруг начал вещать:
   -Я ведь был знаком с Эктором гораздо раньше, чем ты. Тогда он был другим. Ты даже не представляешь себе, насколько другим...
   --К чему это ты, командор? Лучше помолчи, твоя рана кровоточит.
   --Моя рана пусть тебя не волнует. Ты ведь знаешь, мне недолго осталось.
   В это время в горле Аржака что-то засвистело, дыханье его стало прерывистым, кровотечение усилилось. Я сильнее прижала тряпку к ране, но толку было мало. Но он продолжал говорить, словно хотел перед смертью сказать что-то очень важное:
   --Ты ничего не слышала о том, из какого Эктор племени? Откуда он?
   --Наверное, из разорившихся горожан, как и все наемники и раньядоры. Я об этом не задумывалась. Да и какое это теперь имеет значение?
   --Ты должна это знать, он из северного племени. Нам с ним пришлось когда-то хлебнуть одной участи - побывать в рабстве.
   --Что? Эктор был рабом?!!
   --Недолго. Я не знаю, как он потом стал римским солдатом. Но когда мы сидели с ним в одном загоне раньядоров, он не скрывал того, кто он.
   --Ты лучше помолчи. Мне не очень-то интересно, из какого племени Эктор,--сказала я, чувствуя, как под моей рукой что-то ревется наружу. Через секунду фонтанчик крови едва не залил мне глаза, взметнувшись вверх. Я зажала его другой рукой. Это конец. Бедняга Аржак!
   --Он бигару.
   Я не совсем поняла, о чем он, потому что продолжала бесплодные попытки справиться с кровотечением.
   --Он бигару, Скубилар, как и ты!--повторил Аржак, видя, что я не отреагировала на предыдущее утверждение.
   --Ты бредишь, ты очень много крови потерял.
   --Я знал его в то время, когда он не скрывал этого.
   Я посмотрела на него. В его взоре еще не было безумия или отрешенности. Он продолжал, прилагая нечеловеческие усилия:
   --Почему, ты думаешь, нам удалось сбежать тогда с Намаром из лагеря? Он помог нам, чтоб я не наболтал лишнего. Ведь я единственный, кто знал его тайну. А почему взял нас с собой? Смекаешь уже? И откуда у него эта ненависть к бигару, как ни у кого? Неужели ты не догадывалась, что так ненавидеть это племя может только тот, кто сам принадлежит к нему?
   --Этого не может быть! Аржак, ты уверен?!
   Аржак не смог ответить, закашлялся и выплюнул на развороченную грудь лужу крови. Этот рывок последнего признания доконал его окончательно. Из горла раздался скрип, и он закатил глаза.
   Я сидела рядом с ним еще несколько часов до тех пор, пока не прекратился свист, бывший его дыханьем. Я не могла ему ничем помочь, просто не смела уйти, пока он был еще жив. И все это время я с трудом переваривала то, что он успел рассказать мне в последний момент. То, что Аржак мог так шутить перед самой смертью, не могло уложиться в голове. Значит, он говорил правду? Эктор - бигару. Что могло быть невероятней!
   И когда я окончательно поверила в это, я поднялась с холодной земли и двинулась в том направлении, куда ушли чудовища. Эктора не было среди убитых, а значит, гомусы для какой-то надобности увели его с собой. Я должна была либо убедиться в том, что он мертв, либо попытаться спасти его. Теперь я должна была это сделать.

ГЛАВА 23

ГОРОД НЕУСТРАШИМЫХ

  
   Я не видела еще такого великолепного восхода Антэ в этих широтах. В зябких осенних с позолоченными краями облаках разливалась кроваво-алая акварель. Эта ослепительная картина завораживала и ужасала одновременно. Неужели снова знамение?
   Я не имела понятия о том, куда мне идти. Откуда мне было знать, где прятались гомусы? Хотя к чему им теперь прятаться в своих собственных землях? Я лишь предположила по едва заметным следам на увядшей растительности, куда они могли двигаться. Но шла почти наугад. И тоже не старалась скрываться. Я ведь знала их лучше, чем те, кому повезло меньше меня. Я знала, что они не были животными, а значит, была возможность договориться с ними.
   Чем выше поднимался Антэ, тем больше собиралось на небе туч, и вскоре они совсем скрыли его. Снова появилась гнусная изморось. Подул ветер. Стало очень холодно. Что за путь я себе избрала? Почему променяла тепло и сытость на это тоскливое северное ненастье? Голод, холод, тревога и смерть, всегда крадущаяся за тобой - вот отчего несвободна сама СВОБОДА. Ну, почему, почему не может быть по-другому?!!
   Лес внезапно кончился. Предо мной возникла довольно обширная равнина, которая все равно однако была окружена теряющимися в сырой серости лесами. Лишь с одной стороны виднелось что-то вроде холмов. Как бы мне хотелось скрыться от этого мокрого неба где-нибудь в тепле, обсохнуть, утолить голод и жажду. А потом можно было снова идти дальше. Обязательно идти дальше. Разве могла бы дикая лисица долго жить в тепле и сытости? Я не могла с уверенностью ответить на этот вопрос даже самой себе. Но я боялась признаться себе же самой в том, что, пожалуй, мне уже не так сильно хочется отыскать северный остров, как поесть и выспаться в тепле. А может быть и остаться в нем. Навсегда.
   Я решила отправиться в сторону холмов. Может быть, какое-то старое школьное чувство подсказало мне, что эти холмы не были природным произведением и напоминали какие-то картинки из прошлой жизни. Мои смутные догадки подтвердились, когда я подошла ближе. Судя по всему, холмы составляли какое-то геометрическое образование. Какое именно, наверное, можно было разглядеть лишь сверху, с высоты птичьего полета. Но возможно было предположить, что они образовывали круг, полукруг или эллипс. Я не удивилась бы, если б узнала, что это сооружение гомусов. Мне даже показалось, что верхушки холмов имеют форму конуса. Уж не пирамиды ли построили люди-звери? По крайней мере, было очень похоже. Правда, были они намного меньше земных египетских, к тому же поросли травой и даже местами кустарником, да и ребра в некоторых местах обрушились и округлились. И тем не менее, это были именно пирамиды. Чем ближе я подходила к ним, тем более в этом убеждалась. И росла моя уверенность в том, что здесь и стоило искать гомусов.
   Подойдя уже совсем близко к пирамидам, я заметила множества углублений на их поверхности, похожих на большие норы. Но если бы это были жилища животных, они вряд ли располагались так рационально: строго по вертикальным сужающимся линиям вверх. Почему-то я не захотела проверять, что или кто в них находился. Это могли быть их могилы или склепы. Впрочем, это могли быть и их дома. Я ведь не знала точно, до какой степени были развиты гомусы. Но то, что я увидела, обогнув один из холмов, повергло меня в изумление.
   Пред моими глазами предстал настоящий город. Он был окружен этими холмами, а сам расположился чуть ниже, в долине с рекой. Теперь мне стало понятно, что гомусы сами построили эти холмы для защиты города. В центре - это было хорошо видно сверху - стояли настоящие дома из дерева, крепкие, сложенные из толстых бревен. Дальше, к краям были домишки попроще, из земли или может быть глины или чего-то подобного. В центре же располагалась большая площадь. И она не пустовала.
   Я спряталась за деревьями, росшими по краю долины, и стала наблюдать за происходящим внизу. Издалека казалось, что там кипела обычная человеческая жизнь. Гомусы-самцы были раза в полтора выше даже самого рослого человека. Самок я еще не видела, но могла предположить, что это те, которые несколько меньше ростом. Мне даже показалось, что я вижу их детей. А впрочем, ничего удивительного, конечно, у них должны быть дети, мирная жизнь, хозяйственные заботы и прочее. Я просто не могла отделаться от старого стереотипа. Они для меня до сих пор оставались злобными хищниками. Но теперь могла ли я винить их в том, что они истребили всю нашу команду? Ведь мы вторглись на их законные территории.
   Я не знала, как поступить, зачем я пришла сюда. Сколько оставалось шансов на то, что Эктор был жив? Могла ли я подобраться незаметно? Это вряд ли. У гомусов отличный нюх. Да и затеряться среди них совершенно невозможно. Я здесь чужая и меня, скорее всего, ждет расправа. Так что же делать? Я ничего не могла сообразить, просто стояла и, выглядывая из-за дерева, созерцала суматошливую жизнь внизу.
   Вдруг мне показалось, что суета усилилась, галдеж стал как будто громче. Я решилась спуститься чуть ниже, чтоб присмотреться. Залегла за ближайший валун и поползла по наклонной холодной горке. Мне показалось, что я увидела в толпе гомусов знакомый блеск кирасы. Но проверить было невозможно, я не могла подняться на ноги.
   Земля подо мной почему-то вдруг стала влажной, а потом и вовсе превратилась в слякоть. Я не сразу заметила, что ползу невдалеке от ручья, стекающего с горы. Почва вдруг предательски поплыла, оторвался кусок грунта вместе с травянистым жухлым ковром, из-под него просочилась грязная вода, которая вдруг внезапно хлынула и понесла меня вниз. Только тогда, когда я оказалась внизу, промокшая, грязная, дрожащая, я поняла, что мне очень крупно не повезло, потому что я нашла очень неподходящее место для спуска. Я больно ударилась спиной о какое-то строение, а мутный поток помчался дальше и влился в речушку, текшую по краю селения.
   Я затаила дыханье и принялась ждать. Вот-вот за мной должны придти. Они не могли не заметить. Все повторяется, как тогда, той ночью...
   --А я уж думал ты не придешь, Скубилар,--услышала я очень знакомый сиплый бас.
   --Варк?..
   Нет, меня не разодрали тут же в клочья, как я ожидала. Мне даже не угрожали. Как, оказывается, полезно иметь знакомства среди диких людей. Мой старый знакомый Варк все-таки добрался до своих родных мест. А я, признаться, не думала, что он сможет это сделать. Слишком уж приметна была его внешность, а ему нужно было пройти через всю страну. Я не стала спрашивать, каким образом он все-таки добрался до этих мест, поскольку мое положение среди гомусов все равно оставалось слишком шатким. Я лишь надеялась, что мой старый знакомый не забыл, какую услугу я оказала ему когда-то.
   Варк пригласил меня к себе в дом. И это был дом вождя. И все равно я невероятно боялась проходить сквозь шеренгу страшных диких людей. Они вращали своими свирепыми зрачками, рычали, урчали или говорили что-то на своем зверином языке, пытались до меня дотронуться. Кому-то из них было любопытно, кто-то меня ненавидел, потому что я - чужая. Я шла вслед за Варком к его дому, стараясь не отстать от него. Мне казалось, что как только я задержусь хоть на шаг, они бросятся на меня и разорвут на куски. Даже вождь не успеет меня спасти, если вообще захочет это сделать.
   Когда мы подошли ближе к дому, гомусы отстали. Наверное, здесь было нечто вроде заповедного места, на которое не могли ступить простые смертные. Они встали вокруг двора, окружающего не слишком совершенную постройку из бревен и стали наблюдать. А мне приказали присесть возле тлеющего огнища. Бывшего узника Мариуса, с которым я была когда-то почти на равных, было не узнать. Прибавилось спеси и гордости. Он был дома, но он многое повидал, изучил язык чужаков, и потому, верное, пользовался большим уважением у менее опытных соплеменников. После того, как Варку притащили нечто вроде кресла, он наконец-то заговорил со мной.
   --Это наш город,--сказал он тоном гида,--мы назвали его Гроосак, на нашем языке это значит, что здесь живут отважные, неустрашимые люди. Мы не терпим чужаков, так что я не стану извиняться пред тобой за то, что мы убили твоих спутников.
   Я не ответила, подумав, что, наверное, должна дождаться разрешения вождя. Он продолжил свою речь:
   --Я не думал, что ты хоть когда-нибудь доберешься сюда. Должен сказать, тебе повезло, что ты попала именно к нам. Другое племя вряд ли пощадило бы тебя.
   На этот раз я все-таки решила ответить:
   --Я благодарна судьбе, Варк, за то, что она послала именно тебя.
   Соплеменники моего знакомого гомуса то и дело производили восхищенный гул. Видимо их поражало умение их вождя вести свободную беседу на незнакомом им языке. Он выглядел чрезвычайно довольным. На нем единственном было некое подобие одежды: красная мантия, подбитая кожей и отороченная мехом. В ней он выглядел очень внушительно. Однако я заметила, что на левой руке его не хватает половины ладони, а правый глаз почти закрыт и гноится. Видимо, все же нелегко далось ему путешествие до дома. Сант и Морк, как я потом узнала, и вовсе погибли в первой же схватке с людьми.
   --За оказанную мне когда-то помощь, я сохраню тебе жизнь, хотя у нас не принято оставлять в живых чужаков. У меня возникла было мысль, не делать ли их нашими рабами, но мое племя не поддержало меня. Мы не хотим уподобляться вам, становясь рабовладельцами.
   Я снова не нашла, что ответить, но подумала об Экторе. Видимо, его уже не было в живых. Что же они сделали с его телом, ведь я так и не нашла его?
   --Хотя да, я забыл: ты ведь бигару. Римляне считают вас особенными. Но только не мы, для нас, что бигару, что цезариец, что амфилионец - все чужаки, и никому пощады не будет. Ты сможешь уйти отсюда живой. Когда захочешь, а пока можешь быть моим личным гостем.
   --Мне некуда возвращаться, Варк.
   --А как же Самарьяр?
   --Он недосягаем. Я совсем не уверена, что смогу добраться до Холодного моря. А тем более переплыть его.
   --До холодного моря здесь рукой подать, Скубилар,--сказал Варк. Разве ты не чувствуешь его дыханье? Если подняться вон на те холмы,--он указал на север,--то с них можно увидеть его.
   Я невольно вскинула взгляд и посмотрела туда, куда указывал Варк. Мне сразу показалось, что я слышу шум волн, и в груди что-то заколыхалось, что-то, что раньше я называла надеждой. Неужели я дошла?
   --Но у меня есть еще один сюрприз для тебя,--сказал Варк и крикнул что-то одному из стоящих рядом гомусов. Тот сразу удалился, а вождь сделал чрезвычайно довольное выражение лица, если не сказать, морды.
   Я примерно догадывалась, в чем именно состоял обещанный мне сюрприз. Я рассчитывала увидеть сейчас пред собой череп Эктора или еще что-нибудь из его останков. Варк ведь знал, кто был моим злейшим врагом. Он не мог не помнить его, не мог не узнать. Возможно именно поэтому, или потому что гомусы приняли бывшего надсмотрщика за вождя стаи, которую они истребили, его тело не оставили на поле боя. Мне сразу же стало тошно, оттого что я не знала, на какую пытку они обрекли моего бывшего злодея. Но меня действительно ожидал сюрприз.
   По нарастающему гневному гулу, я догадалась: чтобы ни осталось от Эктора, это сейчас явят передо мной. Но он неожиданно предстал предо мной живой, хотя и не очень здоровый.
   --Эктор!--не могла удержаться я от восклицания. Я вскочила и даже рискнула подбежать к нему. Грозные рыки сопровождавших, а вернее тащивших его под руки, гомусов, вынудили меня остановиться.
   Услышав мой крик, он поднял голову. То ли он долго сопротивлялся, то ли гомусы его били нарочно, но вид у него был потрепанный, хотя крови я на нем не заметила. Он казался только изнеможенным, да одежда была порвана и грязна.
   --Эктор, ты живой. Я даже не рассчитывала,--произнесла я, не зная, что сказать и как это понимать.
   --Да. Мы оставили ему жизнь пока. Я ведь знал, Скубилар, что ты придешь. Скажи: его смерть доставит тебе удовольствие?
   Варк был уверен в моем утвердительном ответе. Он светился, если так вообще можно сказать о его страшной морде. Толпа загудела в предвкушении кровавого зрелища. Эктор смотрел на меня, вяло усмехаясь. Он и не думал просить пощады. Он ведь был гордым бигару. А ведь было время, когда я бы пришла в экстаз от подобной ситуации. Было время, когда я мечтала увидеть мучения моего инквизитора, хотела его смерти, представляла себе, как вонзаю ему нож прямо между его смеющихся глаз. Что-то изменилось?
   --Не надо, Варк. Прошу тебя,--сказала я так тихо, что из-за гула толпы моих слов не было слышно. Но гомус меня понял, наверное, прочитал по губам. И это ему очень не понравилось. Он оскорбился и рявкнул. Его соплеменники тут же настороженно притихли.
   --Я не понимаю тебя,--сказал он, пока еще сдержанно, хотя свирепость уже рвалась на волю.
   --Слишком много крови, Варк, слишком много.
   --Чем больше, тем лучше,--произнес он, повышая тон.--Так ты не хочешь его смерти? Почему же? Разве это не было твоим заветным желанием, когда ты была у него в рабстве? Разве это не он изводил тебя?!
   --Было, было, не отрицаю. Я говорила и тебе об этом. Но еще больше я желала свободы, ты помнишь? Теперь мы оба свободны. Я не дэшу, он не надсмотрщик. А ты - у себя дома.
   --Мне эта свобода далась очень нелегко,-- слегка успокоившись, наверное, из-за того, что вспомнил о нашем с ним прошлом, произнес Варк и указал больной ладонью на свой глаз.
   Это еще что! Он мог бы лишиться жизни, это точно.
   --Я обещаю, что вылечу твой глаз,--пообещала я.-- Ты же помнишь, я разбираюсь в травах. Только не убивай его, не надо.
   --Ты можешь излечить меня? - с сомнением переспросил вождь.
   --Мы же были друзьями, Варк, неужели ты мне не доверяешь? Я выполнила свое последнее обещанье, не смотря на то, что сама осталась в заточении. Пожалуйста, оставь ему жизнь и отпусти нас.
   Варк казался весьма недовольным. Со своими ранениями он выглядел куда страшнее, чем тогда ночью, когда мы с ним познакомились. Теперь он был еще и зол.
   --И все же я не понимаю, Скубилар, почему ты так изменилась к нему? Разве ты забыла, что это именно он собирался скормить тебя нам, он изводил тебя, заставлял работать до изнеможения, насмехался? Ты не забыла, что он поставил тебе клеймо?! Что же изменилось с тех пор?
   Ну что было ответить ему? Разве сама я могла бы дать себе отчет в том, что заступаюсь сейчас за самого лютого врага, рискуя при этом своей собственной безопасностью? Но отступить я не могла. Наверное, мне следовало бы отомстить ему, но эта месть не принесла бы мне никакого утешения. А теперь, когда я узнала, что он бигару... И еще кое-что, в чем он признался мне перед тем, как напали гомусы. А впрочем, это ведь мысль. А вдруг сработает?
   --Ты хочешь знать, Варк, почему я так изменилась к нему? Ответ прост: он обещал на мне жениться.
   Изумление на жуткой морде гомуса смотрелось очень необычно, если вообще можно говорить о какой-то мимике под шерстью. Я же взглянула на висящего на лапах двух дюжих мохнатых молодцев Эктора. Он не поднимал головы. Я только надеялась, что у него хватит ума подтвердить мои слова, тем более, что я почти не грешила против правды.
   Сначала Варк издал какой-то гортанный звук, не совсем вникая в ситуацию. Видимо он пытался осознать, что теперь Эктор мне вовсе не враг, а даже совсем наоборот, и теперь, по всей видимости, кровавой расправы, на которую он надеялся и которой так жаждали его поданные, мне вовсе не хочется. До него наконец-то дошло, и он разразился ужасающим хохотом. Его соплеменники, которые пока не могли понять, в чем дело, последовали его примеру. Более жутких звуков, мне еще не приходилось слышать. Даже Эктор ненадолго приподнял голову и оглядел рокотавшую толпу.
   --Так он обещал жениться?--внезапно перестав смеяться, серьезно переспросил вождь и обернулся к бывшему надсмотрщику: --А он собирается выполнять свое обещанье?!
   Державшие Эктора гомусы, догадавшись, что вопрос направлен их подопечному, энергично встряхнули его, а один из них резко поднял его голову.
   --Отвечай!--потребовал Варк.
   Я боялась, что Эктор все это время пребывал в откючке и не понимал, что от него требуют. Для гомусов это стало бы достаточным основанием для казни. Но, слала богам, он собрался с силами и ответит в своем духе:
   --Я готов жениться хоть на черте.
   В другом случае я бы наверное обиделась, но сейчас мне было не до обид. Эктор не изменил себе и своему нраву, это был скорее добрый знак. Его откровения перед пленом были так не характерны для него, что я растерялась, а теперь, похоже, гомусы снова вправили ему мозги.
   --Так тому и быть,--сказал Варк.--Значит свадьбу сыграем здесь! Завтра!
   Я попыталась придти в себя от его неожиданного решения, в то время как он уже объявлял на своем языке эту новость соплеменникам. То ли у гомусов было мало праздников, то ли он обещал отдать после свадьбы новобрачных им на обед, но обрадовались они этому известию чрезвычайно. Мне оставалось лишь гадать. На всякий случай, я с признательностью обратилась к Варку:
   --Спасибо. Я не забуду твоей доброты.
   --Один раз я уже мог быть свидетелем твоей свадьбы, Скубилар, помнишь?
   --А как же? Как раз накануне твоего побега. Но тогда нам с ним не суждено было соединиться.
   Сколько же раз я уже была невестой? Это уже третий. Только вот навряд ли брак, заключенный вождем гомусов признает хоть кто-нибудь из людей. Но надеюсь после этого Эктор, в благодарность за спасенную мною жизнь, перестанет меня ненавидеть. Как будто это для меня важно? Все-таки он бигару...
   Меня поселили в доме Варка. Это был двухэтажный рубленый терем с крохотными окошками, служившими наверное скорее бойницами, чем окнами. Сам вождь со своими женами жил наверху, а на нижнем этаже находилась его сокровищница. Тут меня и расположили.
   Обширное помещение с земляным полом было заполнено почти доверху разного рода трофеями. Здесь было и оружие, и кухонная утварь, и сундуки с одеждой, и побрякушки драгоценные и просто блестящие, и много разного прочего хламу. Мне было разрешено выбрать себе свадебный наряд и украшения. А пока я решила как следует выспаться если не в тепле, то хотя бы в сухости, и зарылась в груду дорогих нарядов разных времен и народов. Ночью мне приснилось Холодное море. Мне и раньше оно часто снилось, но никогда еще не было так близко. О свадьбе я не думала.
   А утром меня откопали. Помочь собраться для церемонии Варк снарядил одну из своих жен или кем они там у него считались. Она была не так агрессивна, как остальные соплеменники. Так мне показалось. По крайней мере, она стала доставать из груды одежды какие-то наряды и предлагать мне. Я остановилась на том, что показался мне наиболее подходящем мне по размеру, но потом передумала и сказала ничего не понимающей самке гомуса:
   --А почему собственно я не могу выбрать самый лучший наряд? Ведь это моя самая первая свадьба. И возможно последняя. Я должна выглядеть как настоящая невеста.
   После такого решения я вылезла из-под тряпья и принялась сама разбираться в нем. Через некоторое время я вытащила на свет пахнущее сыростью пышное платье из красного шелка и замерла. Видно от судьбы все же не уйдешь, птица Дилей. Хотя стоит ли надевать красное? А вдруг этот цвет так же раздражает гомусов, как и земных быков? Я решила не рисковать и остановилась на теплом зеленом платье с отороченным мехом капюшоном и замысловатой желтой вышивкой. Жена Варка, радостно скалясь, нацепила на мою шею множество блестящих ожерелий. Я не могла возражать ей, хотя стала выглядеть как продавщица дешевых бус.
   Эктор выглядел измученным. Когда мы увиделись с ним, я сумела тихо спросить:
   --Тебя что пытали?
   --Нет, всего на всего продержали привязанным всю ночь,--так же тихо отозвался он и нас развели, видимо для церемонии.
   Все же Варк молодец. Хоть таким образом да отомстил ему за меня.
   --Подумаешь, всего лишь привязанным к столбу провести одну ночь. На глазах у гомусов, от которых можно ожидать чего угодно,--с иронией сказала я, когда мы снова оказались рядом с Эктором.
   Брачный обряд гомусов был незамысловат. Один из них, верно шаман или колдун, монотонно бубнил что-то, а толпа повторяла за ним отдельные звуки или слова и притопывала в такт его кожаному барабану. Меня и Эктора то и дело подводили друг к другу, потом разводили в сторону, обсыпали пеплом, листьями и еще чем-то. Наконец, нас поставили рядом и принялись водить хоровод вокруг с завываниями и топотом. Затем пошел дождик. Нас усадили на сырую землю и снова началось какое-то действо, за которым мы уже лишь наблюдали.
   Я очень устала, хотя только сидела все время, а от заунывного нытья и ритмичного стука меня стало клонить в дрему. То и дело принимался моросить противный дождик. Ближе к полудню, вдруг выглянул Антэ, а я все-таки задремала, потому что внезапно очнулась от громкого звука, похожего на треск. Перед нами разводили гигантский костер. Сырая древесина трещала жутко. Половина гомусов куда-то испарилась, другая половина, в основном самки, подкидывали хворост, раздували огонь, суетились вокруг. Мне сразу потеплело, я обратила внимание на сидевшего рядом Эктора:
   --Как думаешь, мы останемся в живых?--спросила я его.
   --Откуда мне знать? Это ведь твои друзья,--не добро заметил он.
   --Если бы не я, тебя не было бы в живых. Ты хоть понимаешь это?
   Эктор промолчал, видимо он это понимал. По крайней мере я надеялась на это.
   --Можно хотя бы в благодарность за это не огрызаться на меня?
   Снова молчание. Может быть он и признал свою вину, но ни за что бы не стал просить у меня прощенья. Он не таков. Или все же...
   --Прости,--услышала я спустя некоторое время.
   Теперь я не сразу ответила и взглянула на него изумленно. Что за перемены?
   --Это говоришь ты? Ты уверен, что не бредишь?--поинтересовалась я на всякий случай.
   --Тебе пришлось пережить из-за меня много неприятных минут. Надеюсь, ты меня простишь когда-нибудь.
   Его невозможно было узнать. Может быть гомусы подменили его кем-то другим? Или, почувствовав себя в моей шкуре, он вдруг раскаялся?
   --Ну, допустим, и не минут вовсе, и даже не дней, а лет. Ты что забыл сколько мы с тобой знакомы?
   Сколько я уже на этой планете? О Боги! Скоро три года!
   --Почти три года.
   Наш разговор прервался внезапно. К нам быстро приближался Варк. Подойдя к нам, он ничего не сказав, рванул меня за руку и больно царапнул своим когтем кожу. Я увидела на своем запястье красную полоску. Потом то же он проделал с Эктором и соединил наши руки так, что кровь смешалась и закапала на землю.
   --Теперь вы муж и жена по нашим обычаям,--сказал он и растянул свою ужасающую улыбку.
  

Глава 23

ВОЛНЫ ХОЛОДНОГО МОРЯ

  
  
   Я добралась до него. Невозможно было поверить!
   Все то время, что я продвигалась на север, я считала, что до моря еще совсем далеко. Оно казалось мне совсем недосягаемым, недостижимым как мечта. И вот оно предо мной. Не сплю ли я снова?
   Но нет. Во сне не может присниться холод и сырой ветер, не так явственен был бы шум волн, не столь пронзительна синева воды. Я не сплю. Это явь. И она отрезвляет. Возник вопрос: а что же дальше?
   Варк оказался намного великодушней, чем я предполагала. Он подарил нам настоящую лодку. Она была произведением рук человеческих, была военным трофеем диких людей, трофеем рассохшимся и дырявым. Мой новоиспеченный муж, как умел, законопатил ее, и мы пустились в плаванье. Вот уже несколько дней, а может быть недель. Я уже потеряла счет времени.
   --Ты хоть понимаешь, Эктор, на что мы идем?--спросила я его перед тем как отплыть.--Ты понимаешь, что наши шансы выжить равны нулю?
   --Нужно плыть на север,--ответил он.
   --Там дальше только льды. Мы замерзнем или утонем.
   --Что ты предлагаешь? Вернуться? Куда? У тебя есть куда вернуться?
   --Нет.
   --И у меня.
   --Тогда..?
   --Стоит рискнуть.
   --Это не риск. Мы просто обрекаем себя...
   Парус был крепким, ветер попутным. Он нес нас на север, туда, где никогда не было никаких островов. Была только призрачная надежда на то, что каким-то чудом нас вынесет на сушу, и что эта суша и окажется тем самым островом. Но я ведь знала, что этого не случится. А значит, мы умрем. Я закуталась в меха, сидя на корме, пытаясь спрятаться от пронизывающего холодного ветра, и временами впадала то ли в дрему, то ли в забытье...
   --Здесь я видела кое-какие травы, которые могут тебе помочь, Варк. Бабушка Рипша говорила мне о них, хотя в тех местах, где мы жили тогда, они не росли,--сказала я нашему хозяину вечером того же дня, когда нас оженили. Варк устроил пир, забив в нашу честь нескольких своих домашних животных. Гомусы ели сырое мясо, а для нас было сделано исключение. Пищу поджаривали на кострах.
   --Если ты поможешь мне вылечить глаз, я вам еще и лодку подарю,--пообещал сытый и довольный празднеством вождь.
   Я оставила своего мужа в качестве заложника и на следующее утро отправилась на поиски травы, которую знала лишь по описанию. Впрочем, не трава мне нужна была, я могла бы, по большому счету, использовать любую. Мне-то было понятно, что рана Варка воспалилась из-за никудышного ухода и грязи. Достаточно было промыть ее, как следует, забинтовать. Но траву, похожую на ту, что должна снимать воспаление, я все же отыскала тогда...
   Эктор все время молча смотрит на север. Могла ли я предположить в ту пору, когда была в рабстве, что мой самый заклятый враг, тот, кто ненавидел меня, всех бигару и остров Самарьяр так люто, сам окажется бигару? И что на самом деле этот остров, на котором он так же как и я никогда не был, влечет его гораздо больше, чем меня? Как ни пытался он избавиться от этого наваждения, не смог. И вот теперь он в лодке, которая несет его куда угодно, только не к этому острову. И он знает об этом. И я знаю. Но влечение слишком велико. И пусть есть только крохотная надежда, все же это повод для подобного безумства. Для бигару - повод. И в этом я согласна с ним, потому что я - тоже бигару. Просто мы с ним из одного племени. Никто и нигде нас ни ждет. И нет у нас обратной дороги...
   В поисках травы я зашла довольно таки далеко в лес. Наверное, подсознательно я шла к югу, стремясь отдалить опасность, уйти с земель гомусов. Племя Варка было не единственным в этой местности. И хотя он утверждал, что на все расстояние, что можно обхватить взором, сидя на самой высоком холме, нет ни одного племени, и все эти земли его, я совсем не исключала случайных роковых встреч. Потому и была на чеку постоянно.
   Посещали ли меня мысль о том, чтобы бросить Эктора и убраться подальше отсюда? Не скрою, посещала. Только здравый рассудок побеждал мой страх. Никуда я не могла вернуться. Как ни странно, вполне настоящий, теплый и светлый мир Леранья-Рес стал для меня призрачней острова Самарьяр. На минуту я представила себе, что смогу вернуться туда, откуда меня никто не гнал, кроме собственной гордыни. Изнеможенная, жалкая, грязная скиталица, похудевшая, поседевшая, поумневшая. Что ожидало бы меня там? Прежняя ли жизнь? И Марк? Нет. Участь сбежавшей дэшу: плетка, карцер, презрение. Никто не посочувствует такой идиотке. И правда: променять спокойную, сытую жизнь на грязь, холод, голод, сырость, страх, темноту. Что за глупость? А если бы все можно было вернуть назад? Поступила бы я также?

Я уходила навсегда и возвращаться не хотела

Душа стонала и хрипела,

Но непреклонною была...

И вот, стоптав подошвы в кровь, дорогам жизнь отдав в угоду,

Свою никчемную свободу

Я прокляла...

  
   Прокляла? Разве? Даже сейчас, когда моя жизнь болтается щепкой в океане, я не сомневаюсь в правильности своего выбора...
   --Приближается буря,--услышала я тихий голос Эктора и посмотрела в ту же сторону, куда смотрел он, на темный край неба.
   Ветер еще более усилился, стал порывистей. Волны заходили проворней, подкидывая и встряхивая лодку. Эктор стал убирать парус. Его лицо было спокойно, сосредоточено, но мне казалось, что в углах его рта таится обреченность. Я еще больше закуталась в шубу и покрепче ухватилась за край лодки...
   Свадебный вечер был утомителен и страшен. Гомусы ошалели от сырого мяса, танцев и костра. Я опасалась, что они могут кинуться на нас. Но Варк вскоре после заката отпустил нас. Нам позволили удалиться в дом вождя, хотя он сам вместе с остальными все еще оставался у костра. Наше бракосочетание было лишь поводом для их дикого праздника. Потом Варк объяснил, что свадебные церемоний у гомусов вообще не бывает, все происходит гораздо проще. Просто ему хотелось показать соплеменникам свое знание чужих обычаев, и этот ритуал он подсмотрел у людей. Тем не менее, поскольку Варк не был жрецом, наш брак не мог считаться действительным. Да нас это и не волновало. Нам оставили жизнь, и это было главным.
   Я обрадовалась возможности уйти с глаз диких людей. Наверное, Эктор тоже. Впрочем, его чувства, как всегда невозможно было угадать. Выглядел он очень уставшим, это и было лишь ясно.
   Мы долго молчали, у меня не было потребности разговаривать о чем-то, хотя, само собой многое было недосказано. Он первым заговорил. В чулане было темно. Я не могла различить даже его фигуру в углу, слушала лишь голос:
   --Это как наваждение преследует меня с самого детства. Мой отец, он был бигару...
   В ту ночь я уснула лишь перед восходом. Я слушала ту самую правду о том, что есть я и мой народ. Мой народ... Потом я долго не могла уснуть. Закончив свой монолог, он не проронил более ни звука, но я была уверена, что и он не сомкнул глаз. Ему было тяжко открываться, трудно было и мне. Слишком неожиданно, слишком странно. А может быть ничего иного и нечего было ожидать от бигару, настоящего бигару - Эктора. Не то что я! Но я не стала отвечать ему откровенностью. Никто и никогда не узнает, кто я на самом деле! Здесь у меня новая судьба, новое имя, новый путь...
   Он считает, что его отец был сумасшедшим, потому что утверждал, будто все бигару - пришельцы из других миров. Что ж, это даже к лучшему. Все равно нам никогда не добраться до Самарьяра, а стало быть он никогда не узнает, что это - истинная правда. Но он одержим идеей попасть на остров лишь потому, что где-то в глубине души действительно верит в это. Верит и надеется на то, что его отец был вовсе не сумасшедшим...
   От минуты к минуте становилось ясней, что наша лодка вот-вот опрокинется. Я медленно начала перебираться ближе к мачте, возле которой замер Эктор. Целые бочки нестерпимо холодной воды толчками обрушивались на меня, пытаясь стащить за борт. Толстая шуба отяжелела, больше не грела, страшно мешала передвигаться, но зато не давала волнам сотворить свое черное дело. Я перебралась к нему, потому что кое-что вдруг захотела выяснить прямо сейчас, и именно сейчас, когда мы оба смотрим в глаза смерти.
   --Ответь мне,--прокричала я ему в самое ухо, -- за что так ненавидел меня?
   --Я всегда тебя любил,-- ответил он очень тихо, глядя мне в глаза, но я все равно услышала, несмотря на дикий вой воды.
   Он крепко обнял меня. Нам обоим было понятно - шли последние минуты...
   Когда я слегка задремала возле свадебного костра, мне привиделся сон: яркое поле в цветах, залитое теплым дневным светом, огромное, тянущееся к горизонту, и на другом конце его - знакомая фигура. Эту мужчина в белой одежде, в блестящей кирасе, он воин, свободный, спокойный и самоуверенный. "Это дорога к счастью",- говорит он мне, и хоть он очень далеко, голос его звучит совсем близко - в моей голове. Под моими ногами оказывается утоптанная тропинка. "Нет, нет,--я отчаянно мотаю головой, - я не могу ступить на это радужное поле. Там за спиной меня ждет душа смятенная", - говорю я и поворачиваюсь в обратную сторону. "Но это дорога к горю,--слышу я. "Знаю, знаю..."
   --Эктор, ты действительно веришь, что он существует, этот остров?--снова прокричала я.
   --Я не верю, я просто знаю, иначе зачем мы здесь. И ты - знаешь...
   --Я знаю... знаю...
   Все случилось в один единственный миг, лодка перевернулась и захлебнулась. Я тут же потеряла Эктора, ничего не различая в бурном водовороте, барахтая бессмысленно ногами и руками, не понимая, где небо, где море, где я. Тело стало камнем, тяжелым камнем. Тяжелой стала вода, тьма и бурление в ушах. Какое-то время я пыталась бороться, хотя еще минуту назад дала себе зарок - как только перевернемся, поддаться воле стихии. Спасенья я ни ждала ниоткуда, так какой смысл биться за эту жизнь и воздух. И я успокоилось. И стала погружаться. И, чем ниже я опускалась, тем спокойней было море, темней холодная вода. Холод подбирался к сердцу, а вода пережимала горло. Жизнь уплывала тихо, и паники не было, потому что не было сознания. Я не могла осознать открыты или закрыты мои глаза, тьма непроницаема. И даже когда тьма стала постепенно сменяться светлыми цветными кругами, становящимися от мига к мигу все ярче и ярче, я ни удивилась ни сколько, ни на мгновенье. Этот яркий цветной огонь, что возникал перед глазами, и что я могла еще ощущать, и должен был быть переходом в мир иной. Свет наплывал и становился безбрежным. Мне стало вдруг тепло. Сухо. Спокойно. Радостно... И все...
   Сначала я ощутила ослепительный белый свет. Через некоторое время, сколько оно длилось это время не берусь даже предположить, стало больно от него глазам, и я догадалась, что каким-то непостижимым образом все еще существую. Позднее пришло более четкое осознание себя как живого организма, но организма, который решительно не понимает: почему он еще жив? В таком состоянии и пребывала долгое время, не хотя, не жилая, не стремясь понимать что-либо, а лишь радуясь этому факту. Все объяснилось скоро само собой, когда я увидела над собой это давно знакомое лицо.
   --Боскус, скажи, что с тех пор как мы не виделись с тобой, со мной ничего не происходило и что мне все только снилось. Ведь правда? Ты все-таки что-то сделал с моими мозгами?
   В ответ он послал мне свою обычную дежурную ухмылку. Он не поверил, что я спрашиваю серьезно, хотя в первые несколько секунд, я действительно хотела так думать. Но потом вдруг вздрогнула.
   --Эктор?
   Вместо ответа я услышала шаги и приподнялась. Он подошел ко мне с таким необыкновенным выражением лица, какого я никогда не видела у него раньше, - восторженным и счастливым.
   --Вставай, ты должна это увидеть,--сказал он мне.
   В комнате, где я находилась сверкало дневным светом массивное круглое окно. Мы подошли к нему. Корабль сеятелей завис над скалистым берегом, за которым простиралась бескрайняя зеленая равнина с лесами, озерами, холмами. Волны миролюбиво пенились у скал, Антэ тихо сиял, небо белесо голубело. И совсем недалеко отчетливо вырисовывался сверкающий как слоновая кость город. Сомнений у меня не было никаких.
   --Самарьяр...
   --Вы выбрали в общем правильное направление,--заговорил за нашими спинами Боскус. -Только вот льды бы вам не удалось преодолеть. Дело в том, что этот остров, который вы называете островом, вовсе не остров, а материк, и находиться он с другой стороны Эмброна. Тем не менее, мы следили за вами до последней минуты, не решаясь вмешиваться.
   --Спасибо, что вмешались.
   --Не благодари, все-таки это моя работа, --сказал Боскус и вышел из комнаты, оставив нас одних.
   Нам ничего не нужно было говорить друг другу, мы вместе переживали одни и те же чувства. И понимали друг друга без слов. Это была наша земля, земля наших сновидений и мечтаний, наш дом и наш рай. И нечего было задумываться сейчас о том, как примут нас здесь наши соплеменники. Ведь главным в нашей жизни навсегда останется именно этот миг, миг первой встречи с мечтой, которая не предала.
  
  

КОНЕЦ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   146
  
  
  
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"