Призванный.

Эта весть оглушила Илава как гром среди ясного неба. Просто однажды пришел со службы нахмуренный отец, и за ужином, пряча глаза от родных, вдруг промолвил, что скоро им придется покинуть город. Мать охнула и залилась слезами, младшая сестренка Тайле, вряд ли что понявшая, заревела с ней за компанию, и только Илав, выпучив от удивления свои голубые глазищи, уставился на родителя. С языка его рвалась куча вопросов, и он, конечно же, поспешил забросать ими отца. Куда? Из-за чего? Почему именно нам?

- Не только нам, но и всей нашей общине, - горестно произнес отец, чем только усилил недоумение Илава.

- Почему наш народ должен отсюда уходить? Мы же жили здесь даже не века, а тысячелетия!

- Потому что сами когда-то пригрели змей на своей груди! - рявкнул отец. - Если бы они завоевали нас, как многие окрестные народы, было бы не так обидно. Но они не смогли взять нашу крепость и сделали вид, что смирились. Да и подобрать под себя весь мир у них тоже не вышло, даже собственного единого государства сохранить не удалось. И тогда к нам пришли их торговцы. Ну да, мир же, отчего бы и не поторговать! Заняли незаметно большую часть городского рынка, воздвигли рядом с ним целый торговый квартал, где завели свои порядки, попросили разрешения построить в Авигроне свой храм, и наши тогдашние власти пошли у них на поводу. Ну да, не в нашем же храме им было молиться! А потом за торговцами потянулись их ремесленники, которых мы тоже охотно принимали, поскольку в некоторых ремеслах они, чего уж тут скрывать, заметно нас превзошли. А потом у нас наступила демократия... - горько усмехнулся отец.

- А что демократия-то? - вскинулся Илав, которого в школе учили гордиться той давней революцией. - Народ наконец-то обрел право голоса, скинув прогнивший царский режим!

- Ну да, и режим тот прогнил, тут не поспоришь, и аристократы должны были лишиться своих латифундий, и у подобравших под себя огромную собственность жрецов следовало отобрать, наконец, государственные привилегии. Все это так, сын. И не у нас одних это происходило - такова была общемировая тенденция. Наш несчастный Авигрон просто не мог оставаться в стороне. Вот только правоверные демократию понимали по-своему. Царьков-то своих они тоже много где поскидывали, завели выборную власть, вот только церковь свою отделять от государства не стали. Внутри своих общин они могут сколько угодно между собой собачиться, но как только дело доходит до противостояния с неверными, к каковым они всегда относили и нас, их община немедленно сплачивается и выступает единым фронтом. Короче, с введением демократии они обрели в Авигроне все гражданские права, смогли покупать землю, служить в армии и полиции, получили представительство в магистрате и стали подтягивать сюда своих единоверцев. Приезжать стали уже не только торговцы и искусные ремесленники, а и всякая шушера, готовая на любую неквалифицированную работу буквально за гроши. И мы их пускали, поскольку к тому времени подняли уровень образования своей общины и от грязной работы отвыкли. Ну, надо же кому-то и улицы подметать, и канавы копать, и на стройках работать! Одно время нас спасал приток крестьян, потянувшихся в город за лучшей жизнью, но и этот ресурс постепенно иссяк, зато сельская местность обезлюдела, там остались только зажиточные фермеры, которым требовались поденные работники. И откуда, ты думаешь, они брались? Ну да, из числа все тех же правоверных, которые охотно селились на наших землях, и в итоге их стало там абсолютное большинство. Сперва в сельской местности, а потом и в столице, поскольку те из них, кто уже здесь закрепились, стали подтягивать своих родственников, да и детей в их семьях куда больше, чем в наших. Сам, небось, знаешь по своей школе.

Илав кивнул. Действительно, у большинства его одноклассников было не по одному брату и сестре, это только их с Тайле в семье всего двое.

- Ну и в итоге они обрели большинство в магистрате и получили возможность устанавливать свои законы, - вздохнул отец. - Сразу вводить в качестве таковых свой религиозный кодекс как-то постеснялись, поскольку мы были им еще нужны, кто-то же должен был их учить и лечить, да и квалифицированных управленцев так сразу не подготовишь. Но постепенно мы их и выучили на свою голову, они окончательно заполонили и армию, и полицию, и все городские службы, и мы сами не заметили, как стали бесправным религиозным меньшинством в собственном городе. Мы, видишь ли, им теперь больше не нужны! Только наше здесь присутствие мешает им окончательно отбросить все светские законы и начать жить по законам своей религии, сделать ее, наконец, государственной и обязательной для всех, как во всех остальных их странах. Да и вряд ли тогда Авигрон останется независимым государством. Кому нужна будет эта маленькая республика, уже ничем не отличающаяся ни по населению, ни по своим законам от более сильных соседей? Кто-нибудь из них и прихватит ее как плохо лежащий предмет! Вот только нынешнему магистрату на это наплевать, там ведь торговцы заправляют, а им государственные границы только торговать мешают, поскольку таможенные пошлины же приходится платить! Мы теперь для них вроде неудобного камешка в сапоге! Короче, магистрат потребовал от нашей общины прекратить богослужения в храме, поскольку мы, де, своими языческими обрядами только смущаем правоверных. Праздник призвания Стража еще позволят провести, но после него храм должен быть закрыт навеки. Потом сама наша религия ожидаемо попадет под запрет, и если хочешь продолжать здесь жить - сам становись правоверным, а нет - убирайся на все четыре стороны!

- Послушай, Тенрув, но может есть еще какая-то возможность здесь удержаться? - вступила в разговор мать. - Может кто-нибудь еще вступиться за нас?

- Кто, Илле? - горько промолвил отец. - За пределами Авигрона у нас нет и никогда не было единоверцев, если не считать редких эмигрантов, да и те, скорее всего, относятся к религии своих отцов как к какой-то экзотике. Наш единственный храм здесь. Если его отнимут, нам останется молиться своим богам только в собственных квартирах, да и то не факт, что полиция правоверных не начнет разгонять эти сборища. В демократических странах, возможно, и повозмущаются такому произволу, но рвать из-за нас отношения с правоверными точно не станут, да и принимать у себя явно желанием не горят. Мы для них всего лишь упертые сектанты, от которых непонятно чего ждать. В лучшем случае разрешат обосноваться где-нибудь в сельской глуши и основать несколько поселений, все же землю кому-то обрабатывать надо, а мы, как маргиналы, для них всяко безопаснее правоверных. Но и это для нас станет спасением, поскольку в государствах правоверных нам точно не дадут жить своим укладом.

Илаву даже смешно стало, когда он представил своего отца работающим на тракторе. Квалифицированный бухгалтер, который никогда ничего тяжелее папки с бумагами в руках не держал. Какой из него, к черту, фермер?

- Но должен же быть еще какой-то выход... - совсем сникла мать. - У нас же тут такой дом...

- Да, и денег от его продажи должно хватить на переезд, приобретение земельного участка и возведение на нем хоть какой-нибудь бревенчатой халупы, - жестко сказал отец. - У многих из нашей общины и того не будет. А какой может быть другой выход? Отказаться от религии отцов и самим стать правоверными? Тогда мы просто исчезнем как народ, да и придется принять все их обычаи. Ты хочешь, чтобы нашей Тайле сделали обрезание? Да, даже их законы этого не требуют, но не обрезанных девушек они воспринимают, извини, исключительно как шлюх, с которыми может переспать за скромную плату юноша, у которого пока не хватает средств заплатить за невесту. Замуж такую никто не возьмет, это считается у них позором. А если и возьмут, она в семье мужа все равно будет лишена права голоса по их обычаям, ей даже детей не дадут забрать в случае развода, уходи, в чем пришла! Ты такого будущего хочешь для нашей дочери?!

Мать, ничего не ответив, опять заплакала и прижала к себе Тайле, которая, наоборот, смолкла, вероятно, ошарашенная открывшимися перед ней неприятными перспективами. Илав и сам был шокирован этими откровениями. Никогда отец не говорил о таком в его присутствии, вероятно, берег детскую психику, никогда еще мальчику не доводилось видеть плачущую мать. Видимо, их уже настолько допекло, что не осталось сил разыгрывать перед детьми счастливую семью. Родители только что расписались в своем бессилии спасти их дом, теперь семейство Флорси обречено превратиться в жалких изгнанников... не изменив, правда, при этом своей вере. Многие ли из общины последуют их примеру? Илав подозревал, что далеко не все. Расставаться с родиной не хотелось страшно. Это пятилетняя соплюшка Тайле может еще позабыть, где жила прежде, и освоиться даже в какой-нибудь деревенской глуши, но ему-то уже двенадцать, и у него точно не такая короткая память. В душе мальчика росла подспудная ярость. Он, казалось, повзрослел за один этот вечер и готов был к схватке с несправедливым окружающим миром. Сдерживало его только полнейшее непонимание, что он тут может сделать.

Остаток ужина прошел в угрюмом молчании, так и разошлись по своим комнатам.

На следующий день в школе Илава стали дразнить одноклассники. Слухи о решении магистрата, похоже, разошлись уже по всему городу, и дети теперь, не стесняясь, демонстрировали свое презрение к неверным. Илав и еще трое его единоверцев старательно делали вид, что это их не трогает, хотя ох как хотелось сорваться и полезть в неравную драку. Учитель по долгу службы старался осаживать дразнящих, но на ребят-иноверцев все равно смотрел уже как на отрезанный ломоть. Сегодня они еще здесь, в классе, но пройдет какой-то месяц, и все они сгинут на просторах планеты, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Так стоит ли тратить на них свои душевные силы?

Из школы Илав вернулся в еще худшем настроении, чем туда шел. Родителям было не до него, они зарылись в географические карты, выискивая место, куда можно было бы податься, кому-то звонили, ища покупателя на дом. Плюнув на домашние задания, мальчик отправился гулять. К деду, что ли, пойти. Старый Йихнов всегда был рад видеть внука, может, хоть он сможет чем-то утешить. Дорога к дедовскому дому вела мимо крупнейшего храма правоверных. Зло зыркнув на его огромный голубой купол, Илав перешел на противоположную сторону улицы, лишь бы не пробираться мимо толпившихся у его ограды новых хозяев Авигрона.

Дом Йихнова Флорси в три окна по фасаду был втиснут в непрерывную линию таких же двухэтажных каменных домов. Ни тебе собственного палисадника, ни приличного заднего двора. Одна радость, что близко к храму стражистов, как теперь называли адептов древней веры, в том числе уже и они сами. Когда-то, вероятно, это место считалось весьма престижным, оттого и такая теснота, но теперь стражисты были не в почете в Авигроне, и здесь не проживало больше ни одного важного городского чиновника, только лишь жрецы и храмовые работники. Именно в храме всю жизнь и проработал старый Йихнов, в жреческую касту так и не выбившись, поскольку занимался исключительно хозяйственными делами, зато имел ключи ото всех храмовых помещений и иногда позволял внуку осматривать самые потаенные места.

Добравшись до нужной двери, Илав решительно вдавил кнопку дверного звонка и с облегчением услышал шаги за дверью. Дед на месте, стало быть, можно будет излить душу. Открывший ему крепкий старик выглядел понуро, но Илаву сквозь силу улыбнулся.

- Здравствуй, внучек.

- Привет, дед! А ты куда собираешься переезжать? Мать с отцом пока так и не выбрали.

- Ох, Илав, им хоть есть ради чего ехать. Ради вас с сестрой. Вы-то можете еще укорениться на новой почве, а меня, как старый дуб, уже никому не выкорчевать, разве что срубить. Куда я от моего храма? Здесь родился, здесь и помру, видать, от рук пришлых.

- Но они же пока еще никого тут не убивали!

- Ну да, здесь же не голытьба их живет, все солидная публика, которой беспорядки не нужны. Но как только вся молодежь наша из города уедет и сопротивляться станет некому, нас, стариков, просто передушат потихоньку или из домов повыгоняют, чтобы подыхали на улице. Но лучше уж так, чем лечь в чужую землю.

- И что, нет никакой возможности этого избежать?! - чуть не со слезами воскликнул Илав.

- Возможность-то есть, да вот желающие ей воспользоваться вряд ли найдутся... - вздохнул дед. - Сейчас же каждому своя шкура важнее блага общины. А в давние времена, когда случались настоящие беды, на помощь призывали Стража.

- Так его же и сейчас каждый год призывают! - удивился Илав. - Вон, через неделю праздник призвания состоится.

- Ох, внучек, ты же уже достаточно большой, чтобы понимать, что все это не более чем инсценировки, в которых роль Стража исполняет один из храмовых жрецов. А я тебе говорю о настоящих призывах.

- А почему жрецы не могут призвать его по-настоящему?

- Потому что обычными обрядами здесь не обойтись. Страж не явится, если его не убедить, что призывают его не по пустякам, дело действительно крайне серьезное. А убедить его может только чья-то добровольная жертва. Но кто же согласится собой пожертвовать ради других? Я лично не знаю никого из взрослых и относительно здоровых членов общины, кто бы на такое пошел. Даже старики на что-то еще надеются, кроме тех, кто и так уже при смерти. Но вряд ли Страж примет такую жертву, скорее сочтет, что его пытаются так обмануть.

- А дети?.. - неожиданно для себя выдохнул Илав.

- Хм, детям, я слышал, Страж дает послабление, с них достаточно будет и жестокой порки розгами. Причем детьми тут считаются лишь те, кому еще не исполнилось тринадцати. Ты бы еще подошел. Но ваше поколение же воспитывали в соответствии с новыми веяниями, никто из вас розог и в глаза не видел, разве что на картинках. Это моих сверстников драли почем зря, а теперь у нас другие законы. Удивительно, что и правоверные в нашем городе им следуют, хотя в исконных своих землях они отпрысков не то что розгами, а плетьми почем зря охаживают, и никто против этого обычая не протестует.

Илава пронзила мысль, что вот он, его шанс спасти родную общину от изгнания, а любимого деда от верной смерти.

- А если я принесу такую жертву? - заикнулся он.

- Внучек, ты хоть понимаешь, на что подписываешься? Это же жутко больно, а если пойти на попятную посреди процедуры, то все будет зря. Жертва должна быть добровольной от начала и до конца.

- Дед, я не струшу! - выкрикнул Илав.

- Ох, ну тогда, раз ты такой самоотверженный, пойдем готовиться. Розги еще нарезать надо, а в храм придется пробираться незаметно ночью, а то жрецы возмутятся, что кто-то смеет проводить церемонию призыва через их голову, и наверняка не дадут своего согласия. Знаю я этих перестраховщиков... Ладно, позвоню твоим родителям, что ты остаешься ночевать у меня.

Следующий час Илав провел в самом заросшем углу городского парка, вырезая под руководством деда подходящие прутья. От одной мысли, что он сейчас саморучно готовит то, чем его скоро будут полосовать, мальчика бросало в холодный пот, но он упорно продолжал свое дело. Получившаяся охапка даже на вид была страшна, а как подумаешь, что всю ее о тебя истреплют... Илав старался не думать, не трус же он, в конце концов!

В храм они пробирались как воры под покровом ночной тьмы. Йихнов открыл черный вход, и только когда они оказались внутри, рискнул зажечь ручной фонарь. Включать освещение было нельзя, чтобы никто не увидел света в окнах храма. В алтарном помещении, к счастью, никаких окон не было, и можно было зажечь хотя бы свечи. В их колеблющемся свете Илав с благоговением рассматривал алтарь в виде массивной каменной плиты на позолоченных столбах, на которой, на его памяти, никаких жертв никогда не приносили.

- Раздевайся и укладывайся на эту плиту, - указал дед, - под ней есть рукояти, за которые можно держаться во время порки. Я не имею права удерживать тебя на алтаре, ты должен делать это исключительно сам.

Представив себе, что раздевается для медосмотра, Илав скинул с себя все лишнее, оставшись в одних носках. Впрочем, и их тоже пришлось снять, поскольку, по утверждению деда, на алтарь надлежит ложиться только в том виде, в каком ты появился на свет. В храме было прохладно, и все тело мальчика покрылось гусиной кожей. Впрочем, он понимал, что это ненадолго, скоро его прижарят, как в настоящем пекле!

Пессимистические ожидания Илава сбылись даже с избытком. Уже первый удар пучка розог заставил его взвыть, а дальше боль все нарастала. Вскоре Илаву стало казаться, что его не прутьями хлещут, а обливают кипятком. К счастью, у боли все же был некий предел, по достижении которого ягодицы словно бы потеряли чувствительность. Не в силах сдержать крик, Илав доорался до хрипоты, отполировал алтарь собственным животом, но рукоятей ни разу не выпустил, стискивая их до побелевших ногтей, и не позволил себе издать ни одной просьбы о пощаде.

Когда порка внезапно закончилась, он бессильно распластался на алтаре. Впрочем, дед тут же напомнил ему, что церемония еще не закончилась. Пришлось, преодолевая боль, сползать с алтаря и, схватившись обеими руками за иссеченные ягодицы, плестись к барельефу на стене, изображающему Стража. Оторвав, наконец, ладони от зада, Илав увидел, что они перемазаны кровью. ЕГО КРОВЬЮ! Его едва не замутило, но все же он сумел с собой справиться и, приложив обе ладони к барельефу, прохрипел формулу призыва:

- Страж, прими мою жертву, приди и спаси твой народ!

Уже в полном опустошении отойдя от барельефа, Илав подумывал о том, чтобы улечься на пол, поскольку оставаться на ногах больше не было никаких сил. И тут на его глазах из барельефа начала истекать некая светящаяся субстанция. Ее становилось все больше, она стала сгущаться, принимая облик человеческой фигуры, которая, окончательно обретя черты, оказалась мальчишкой, ровесником самого Илава. Мальчик стоял, разинув рот, тогда как дед за его спиной пал ниц и воздел руки к пришедшему:

- Хвала тебе, наш Господин, что снизошел к нам в сей трудный час! Только раньше ты никогда не являлся к своим верным слугам в этом облике!

- А вы и не знали, что ваш Страж это должность, а не имя? - усмехнулся вышедший из барельефа парень. - Тот, кто приходил к вам последний раз, сейчас очень занят, попросили меня. Если что, мое имя Миран. Так зачем звали-то?

- Нам запрещают служить тебе, - пробормотал Илав, - ну, или твоим божественным родственникам. Наш народ хотят изгнать из этого города.

- То есть вы продолжаете служить Клану Живого огня, и кто-то именно за это смеет изгонять вас из города, испокон веков находящегося под покровительством Клана?! - возмутился Миран. - Кто же эти наглецы?

- Они называют себя правоверными и молятся своему богу, - смиренно пояснил Йихнов. - Когда-то мы сами пустили их к себе жить, но их стало слишком много и они взяли здесь власть... Их слишком много, чтобы мы могли справиться с ними своими силами. Они хотят через неделю закрыть наш храм, и тогда мы не сможем больше жить в этом городе.

- То есть это не одномоментное нашествие? Если все развивалось постепенно, то почему никто не взял на себя ответственность это пресечь. Почему не позвали на подмогу Стража, в конце-то концов? Почему в последний момент возложили все на старика и мальчишку?

- Герои давно у нас перевелись, Господин, - горько усмехнулся Йихнов. - Вот только один мой внук и остался...

- Я принял твою жертву и потому обязан вас защитить, - промолвил Миран, приближаясь вплотную к Илаву. Руки Мирана скользнули за спину мальчика и прошлись по его ягодицам, моментально снимая боль.

- Оказывается, не один братец умеет исцелять, - довольно усмехнулся Миран, - я тоже этого дара не лишен, хотя давненько не практиковался... Вот ведь удивительное дело: я честно защищал вверившийся мне народ от военных невзгод, а они в итоге меня бросили, оставили одного в опустевшем городе. А здесь уже люди честно выполняют свою часть договора, хотя их боги позабыли о них. Но теперь здесь все изменится, не будь я сыном Космократора!

Илав, недоверчиво ощупав ягодицы, не обнаружил на ней свежей крови. Похоже было, что все уже зажило. Вспомнив вдруг, что он стоит голый, мальчик попятился к своей одежде и принялся торопливо одеваться. Мирану было сейчас не до него, он беседовал с дедом.

- Бросили вас, Господин? - пораженно пробормотал Йихнов. - Да как же такое могло случиться?

- И все же случилось, - вздохнул Миран, у которого этот разговор разбередил не самые лучшие воспоминания. - История эта долгая, но если вам интересно, то слушайте...

- Случилось это очень давно и в другой звездной системе, хотя та планета была очень похожа на вашу. И в глубине одного из его континентов, посреди таежных лесов, существовало мелкое княжество Шеви. Его столице, одноименному городу, уже больше двадцати пяти веков, и он пережил добрый десяток нашествий, пока местному князю перед угрозой неминуемого захвата и разорения не пришло в голову обратиться за помощью к Высшим Силам. Мой отец, чье истинное имя вам знать не следует, но смертные там называли его Космократором, принял клятву этого князя и всего населяющего Шеви народа поклоняться ему до скончания времен в обмен на защиту от любых захватчиков. Поскольку у отца много дел во Вселенной, осуществлять эту защиту он поручил мне, и я в свою очередь поклялся защищать Шеви и всех его обитателей, поклоняющихся мне и моему отцу. Я ни разу не нарушил этой клятвы, даже когда вокруг все захватили пришлые варвары катерцы, создавшие затем свою империю. Они и Шеви попытались прибрать к рукам. Последний правитель из местной княжеской династии к тому времени давно уже скончался, передав мне в собственность все окрестные земли, так что в моих руках была теперь и духовная, и мирская власть над этим местом. В городе существовал, конечно, еще и свой магистрат, но он занимался только вопросами городского хозяйства и не волен был с кем-то воевать или же, напротив, заключать мир. И вот восемьсот лет назад в конец обнаглевший катерский император Сапатис явился под стены Шеви во главе огромной армии и попытался учинить осаду, а в результате всего через сутки лишился и своей армии, и головы! Я дал ему ровно столько времени, чтобы успел подойти даже арьергард, а потом покончил с ними одним махом, просто спалив их всех вместе с окрестным лесом! Слыхали, небось, о верховых пожарах в хвойных лесах? Тогда огонь вздымается до неба, и от огненного вала не убежать никому! Ну, они там и сгинули почти все, а кто случайно уцелел, должен был запомнить этот ужас до конца жизни. Во всяком случае, имперцы больше туда не совались ни разу. Среди уцелевших при том пожаре оказался некий Робус Парент, сын князя Парентского и младшей сестры императора. Я пожалел тогда этого щенка и отпустил после отеческого внушения, а он потом подрос, умудрился возглавить империю и учинил моему Шеви торговую блокаду!

- Это как? - не понял Илав.

- Ну, просто перестал пропускать туда своих купцов и купцам из Шеви тоже запретил торговать на имперской территории. Я никогда в торговые дела не лез и просто не обращал на это внимания. А потом народ из Шеви стал понемногу сбегать в империю. В отличие от купцов, наших ремесленников там вполне привечали и давали завести собственное дело. За ремесленниками потянулись крестьяне, которым надоело кормить город, не получая взамен почти ничего, а на обезлюдевших имперских территориях им давали плодородную землю, потом дворяне, переставшие получать с них оброк и впавшие почти в нищету, городские стражники, короче, все, кто хоть чем-то мог быть полезен империи. В итоге в Шеви остались одни старики, кормившиеся с окрестных огородов, а потом перемерли и они, и я остался один.

- А почему вы не попытались ликвидировать эту блокаду, Господин? - удивился Йихнов.

- А как? Этот Робус не нарушил нашего с ним уговора, а я всегда верен данному мной слову. Откуда ж мне знать, что он до такого додумается? А потом все уже как-то само собой потекло, вроде и не виноват никто, и бегства уже не остановишь... Развели меня, как дурака! С тех пор Шеви интересовал только всяких мелких грабителей. Пришлось даже завести в лесу оборотней, чтобы их отгонять, только после этого жить там совсем скучно стало.

- Господин, а как этот обманщик сумел стать императором? - спросил Илав, которому вдруг до жути интересна стала эта история, случившаяся в неведомом ему мире. - Может, надувал всех подряд?

- Об этом я знаю только с чужих слов, а люди имеют свойство сильно привирать, когда дело касается их интересов, - промолвил Миран, - но их документы вроде бы свидетельствуют, что отец Робуса, князь Парентский, сопровождал императора в этом походе и погиб вместе с ним, а отпущенный мной Робус, который был тогда твоим ровесником, сумел добраться до своего родового замка, где и пережил годы последующей смуты, так сказать, под материнским крылом. Между тем, уничтоженный мной император Сапатис слыл изрядным самодуром, но воителем был знатным и присоединил к империи очень обширные территории. Проводя большую часть жизни в походах, он успел обзавестись только двумя детьми с большой разницей в возрасте, так что после того, как он погиб в огне вместе со взятым им в поход сыном, его венценосная супруга Кауве осталась лишь с малолетней дочерью на руках. Будучи по происхождению не катеркой, она в соответствии с традициями своего народа попыталась провозгласить себя правящей императрицей, но у двух младших братьев Сапатиса, в том походе не участвовавших, оказалось на этот счет свое собственное мнение. Стоит сказать, что в империи тогда не существовало официального закона о престолонаследии, и кто должен занять трон в случае отсутствия у почившего императора сыновей, было совершенно не ясно. Традиции наследования власти по женской линии у катерцев не было. Итак, между претендентами на престол начались раздоры, быстро переросшие во всеобщую смуту. Робуса, сына младшей сестры покойного Сапатиса, тогда в качестве претендента на власть никто и не рассматривал, а потому и не трогали, а он, будучи еще малолеткой, не покидал своего Парента и ни в какие боевые столкновения не ввязывался. Претенденты на престол, между тем, занялись взаимоуничтожением, не гнушаясь жечь деревни на землях своих противников и разорять их города. Недавно покоренные народы, пользуясь удобным случаем, поднялись, отложились от империи и, хуже того, активно включились во всеобщую резню. Столица была взята на щит, императрицу вместе с дочерью зарезали, самый младший из братьев Сапатиса, совершивший это преступление, так и не сумел надеть на себя корону, поскольку был вскоре разгромлен войском второго по старшинству брата и погиб в бою, а может, попал в плен и был там прирезан, тут историки расходятся, а уцелевшего брата в свою очередь прирезал во время разбойного налета какой-то туземный князек. Смута на том не закончилась, поскольку войну на развалинах империи продолжили наследники покойных. Кончилось тем, что весь императорский род оказался вырезан подчистую, держава практически распалась и не была завоевана соседями только потому, что те сами опасались лезть в эту кровавую кашу. Только тогда уцелевшая столичная аристократия вспомнила, что юный князь Парентский, к тому времени уже подросший и во главе собственного войска успешно отражавший все посягательства на земли своего удела, приходится племянником покойному Сапатису. Да, по закону он относился к роду Парентов, но более близких родственников у Сапатиса уже не осталось. Робуса пригласили на престол, худо-бедно собрали какое-то ополчение и принялись восстанавливать порядок в стране, громя разбойничьи шайки и войска туземных князей. Робус проявил себя талантливым полководцем и после трех лет непрерывных походов сумел восстановить империю в прежних границах, за что получил даже прозвище Восстановителя. На мою территорию он, блюдя договор, не лез. Я, конечно, мог испортить ему всю компанию, лишив последнего войска, но поскольку он один изо всей катерской и туземной аристократии был связан со мной договором, то казался тогда наименьшим злом, тем паче, что все эти окрестные князьки во время смуты постоянно покушались на мои земли - единственные, которые так и остались не разграбленными! О, как достали меня тогда эти грабители! Пришлось дать Робусу всех их подчинить, и грабежи действительно прекратились, ну а дальше случилась та самая блокада. Крестьяне разбежались, город тоже обезлюдел, все вокруг поросло лесом, мои оборотни контролировали только ближайшие окрестности Шеви, так что имперцы втихомолку прихватили окраинные земли моего княжества и даже умудрились воздвигнуть на них город. Окрестности Шеви сперва отмечались на их картах белым пятном, потом они, разумеется, забыли о моем с Робусом договоре и негласно включили все мои земли в состав своей империи. Соваться вглубь окружающего Шеви леса, правда, по-прежнему боялись, но пару раз все же отправили туда археологические экспедиции, но мои оборотни из, конечно, схарчили, - ухмыльнулся Миран. - Один безумец все-таки сумел добежать до города, я даже явился ему, чтобы познакомиться, но он, представьте себе, сходу принялся палить в меня из ружья!

- Чудовищно! Ты, конечно же, наказал его за это, Господин? - возмутился Йихнов.

- Какое там, - отмахнулся Миран, - он был в таком страхе, что сам тут же скончался от разрыва сердца! И киснуть бы мне там в одиночестве еще непредставимо сколько времени, если бы судьба не предоставила мне шанс взять реванш, - довольно ухмыльнулся он. - А причиной всему стали твои ровесники, Илав!

- Не может быть! - искренне удивился мальчик.

- Их за какие-то мелкие грехи отправили в исправительную школу, которую катерцы разместили аккурат на границе моего запретного леса, ну, чтобы некуда было бежать, потому что единственная дорога, ведущая к этой школе с имперской территории, надежно контролировалось. И когда этих пареньков там совсем допекли, они рванули в мой лес, сумели спастись бегством от оборотней и добрались до самого города, не спятив по пути. Я их встретил, пообщался и провел через лес туда, где их никто не искал. Они смогли вернуться в свои семьи и рассказали там обо мне. И представь, у их родителей нашлись знакомые, которым мой город оказался нужен позарез!

Сделав выразительную паузу и увидев искренний интерес в глазах обоих слушателей, Миран продолжил:

- Дело было в том, что в том мире давно уже развивалась электронная торговля. Не понимаете, да? Значит, на вашей планете до нее еще не доросли. Короче, там всю планету опутали сетью спутниковой радиосвязи и гоняли по этим сетям всякую информацию, а заодно и электронную валюту. Многие неплохо зарабатывали на том, но правительства всех стран душили их налогами. И владельцы торговых компаний просто мечтали найти такое место, где можно было бы торговать почти без налогов, даже приобрели для этих целей заброшенную нефтедобывающую платформу, стоящую вне любых территориальных вод, объявили ее отдельным государством с собственными законами и очень успешно там расторговались. Правительства ведущих стран того мира быстро ощутили налоговую убыль и постарались силой задавить этот островок свободы. На платформу высадился чей-то спецназ, и все было кончено, но мечта о безналоговом рае сохранилась, а тут как раз подвернулся я со своим Шеви. Ведь если Робус имел все возможности заблокировать мое княжество, просто не пуская туда купеческие караваны, то теперь, когда информация гонится через спутники, сделки заключаются в электронном виде, а товары завозятся со складов во исполнение сделок, заключенных, может быть, на другом краю планеты, все эти блокады стали просто смешны. Как им было пресечь такую коммерцию? Спутники они сбивать не могли, это бы вызвало паралич всей мировой торговли и обмена информацией! Десант высаживать, как на ту платформу? Да я бы спалил любой десант, как воинство Сапатиса! Это уже не говоря о том, что имперские дураки объявили Шеви своей территорией, и потому высадка там десанта из любой другой страны они вынуждены были бы признать агрессией против самих себя, а сами они не имели права вводить на территорию Шеви своих воинов согласно подписанному Робусом договору. Равно как и подвоз продовольствия они теперь не могли запретить, поскольку их же законы не позволяли правительству организовывать внутренние таможни, равно как и устанавливать режим госграницы вокруг какой-то части территории страны. Что им тогда оставалось делать? Признать независимость Шеви? Да оппозиция их за одно такое предложение со всеми костями сожрала бы!

Миран мечтательно улыбнулся, вспоминая те дни.

- В итоге эти электронные торговцы прибыли в Шеви, поклонились мне, как положено, я с ними заключил такой же договор, как с прежними жителями города, они завезли в Шеви все нужное им оборудование, перевезли свои семьи, короче, мой город опять ожил. Началась торговля через спутники, имперские власти встрепенулись, попытались задействовать полицию, но та, памятуя о моих оборотнях, лезть в лес отказалась, и тогда они не нашли ничего лучшего, как прислать боевой самолет! Испугать, видимо, хотели! Ну, я его тут же и спалил прямо в воздухе! Вот тогда они совсем засуетились, прислали на переговоры со мной важного чиновника, и я наглядно продемонстрировал ему свою силу, на его глазах спалив сосну, напомнил о нашем с Робусом договоре и о том, что теперь, когда они первые его нарушили, послав тот самолет, руки у меня развязаны. И если они осмелятся напасть на Шеви, хоть войска прислав, хоть обстреляв ракетами, то я терпеть не стану и сожгу их города! Посланник в страхе вернулся в столицу Катериса и перепугал всех уже там. А знаете, что самое смешное? - прищурился Миран.

- Что? - тут же спросил Илав.

- Что они там напрочь забыли о том договоре! Робус, оказывается, не счел нужным оповестить о нем своих подданных, рассказал только своему наследнику, и так эта тайна и передавалась дальше, не выходя за пределы рода Парентов. А потом у них установилась конституционная монархия, то есть императоры продолжали царствовать, но реально больше не правили, а настоящее правительство ни о чем и не ведало! Ну, пришлось им бежать за подмогой к своему императору, который по тому договору считался теперь клятвопреступником, хотя приказа послать самолет сам не отдавал. И тот все же сумел найти выход, отправив ко мне на переговоры наследного принца Лодиса, который пока еще не занял трон и потому и формально был ни в чем не виноват. Ну, мы с ним и заключили новый договор почти на тех же условиях, что и с его давним предком, разумеется, исключив теперь возможность всяких блокад, и независимость моего княжества имперцам все же пришлось признать, хотя взамен я оставил им построенный ими на моих землях город. Моим новым подопечным он был просто не нужен, им хватало и Шеви с ближайшими окрестностями. А еще Лодис презентовал мне копию старинной книги, в которой Робус изложил свои впечатления о нашей с ним встрече, - тут Миран махнул рукою, создав сгусток тумана, из которого словно сами собой материализовались несколько бумажных листков. - Хотите послушать?

Йихнов с Илавом, разумеется, тут же выразили свое горячее желание.

Миран принялся читать, на ходу переводя с не знакомого своим слушателям языка:

"Я, Робус, первый император Катериса из рода Парентов, оставляю сии воспоминания в назидание потомкам.

В 1211-м году от рождества Пророка мне довелось принять участие в Северо-Восточном походе императора Сапатиса, моего дяди по матери. Большинство туземных княжеств сразу покорились нашей силе, приняв вассальную зависимость от империи. Среди отказавшихся подчиниться наибольшую строптивость выказало небольшое Шевское княжество, возглавляемое по слухам не человеком, а неким бессмертным демоном по имени Миран. В своем ответном письме этот Миран требовал от императора обойти стороной его земли, угрожая в противном случае сжечь его и все его войско силой своего гнева. Сапатис не испугался шантажа, но все же обратился за советом к служителям Господа, которые заверили его, что никакому демону не под силу противостоять Божьей воле, а имперской армии покровительствует сам Господь. Удовлетворившись этим, Сапатис приказал своим войскам перейти границы Шеви и взять в осаду его столицу.

Отряд моего отца, князя Парентского, расположился на дальнем краю лагеря осаждающих, в глубине леса, подступающего к самым крепостным стенам. Будучи предоставлен сам себе, я с утра успел облазить все окрестности и обратил внимание, что рядом с нашим шатром, находится небольшой пригорок, а в его основании - отверстие, вероятно, барсучья нора. Самого хозяина норы там уже не было - то ли сбежал, то ли попался кому-то из охотников.

Был уже поздний вечер, когда я улегся спать в отцовском шатре. Сам отец еще не вернулся, поскольку должен был разместить на стоянке подтянувшийся очень поздно арьергард. Проснулся я, когда стены шатра вдруг ярко осветились пламенем. Выскочив наружу, я увидел, что вокруг нас полыхают вековые сосны. Мгновенно поняв, что мне грозит, я рванулся к тому пригорку и постарался залезть ногами вперед в барсучью нору. Взрослый воин туда наверняка бы не втиснулся, но мне в ту пору было всего двенадцать лет, и я был очень тощим. Только это меня и спасло.

Я лежал под толщей земли и наблюдал в отверстие, как бушует адский пламень, видел, как рушатся деревья, слышал ужасные вопли горящих заживо людей и ржание взбесившихся коней. По земле тянуло едким, горячим дымом, и мне стало трудно дышать. Я зарылся носом в землю, но все равно потерял сознание.

Очнулся я уже в окружении вражеских латников, которые выдернули меня из норы как морковку и сумели откачать. Огонь уже затих, и вокруг до самых стен Шеви простиралось одно сплошное пепелище. Меня заставили подняться и погнали к городским воротам. Так я попал в Шеви в качестве жалкого пленника.

Меня и других пленных, случайно уцелевших в огне и попавших в руки шевцев, привели в резиденцию Мирана, служившую одновременно и его храмом. Нас было тут всего десятка два, причем я оказался единственным дворянином, а остальные были простыми латниками или даже обозниками. На наших глазах в храм заносили обгоревшие останки самых знатных аристократов империи. Я опознал тела императора, его сына, а также своего отца, князя Парентского, и понял, что сам теперь волею судьбы стал владетельным князем.

Собравшиеся в храме шевские дворяне дружно преклонили колени, и тут я своими глазами увидел, как из стены над алтарем истекает нечто белое, которое затем сгущается и приобретает очертания мальчика моих лет. Я уже видел это лицо на шевских монетах. Сомнений нет - перед нами предстал сам Миран, тот самый демон, что только что погубил огромную имперскую армию. Он занял кресло, установленное у самого алтаря, и нас, пленников, подвели к нему, заставили опуститься на колени и назвать свои имена. Услышав, что я являюсь племянником покойного императора Сапатиса, шевские дворяне потребовали немедленно меня казнить, дабы извести весь вражеский род под корень. Мне же, чудом уцелевшему в пожаре, очень не хотелось умирать, и я, позабыв о дворянской чести, стал молить Мирана сохранить мне жизнь, клятвенно заверяя, что не имею ничего ни против него лично, ни против его княжества, а просто сопровождал отца в походе. Вероятно, мой вид был столь жалок, что демон вдруг смягчился и заявил, что пощадит меня, если я поклянусь за себя и всех своих будущих потомков, что Паренты никогда отныне не придут с войной в шевские земли и никогда не пошлют сюда своих воинов. Я немедленно согласился принести данную клятву. Тут Миран расчувствовался и пообещал в ответ не трогать ни мои земли, ни моих людей, пока сия клятва не будет нарушена с нашей стороны, но, поскольку клятва эта очень серьезна, она должна быть оформлена в виде специального договора и скреплена кровью, дабы я никогда о ней забывал. А в наказание за мое участие во вражеском нашествии я буду публично высечен розгами, после чего и обрету право подписать данный договор. Меня, владетельного князя, собирались сечь на людях, как какого-нибудь уличного воришку!!! Но я был не в том положении, чтобы протестовать, и потому смиренно сказал Мирану, что готов принять от него любое наказание.

Всю церемонию назначили на следующий день. По требованию Мирана я должен был войти в его храм уже обнаженным, и потому разделся догола перед выходом из той каморки, которую предоставили мне для ночлега. Посмотреть на сечение иноземного князя собрались не только местные дворяне, но и многочисленная городская чернь, и я, войдя в храм с парадного входа, был вынужден идти нагишом по узкому проходу меж выстроившихся людей, которые не стеснялись отпускать в мой адрес сальные шутки. Поднявшись на помост в алтарной части храма, я по приказу назначенного экзекутора улегся на установленную специально для меня лавку и был крепко привязан к ней за руки и за ноги. Явившийся Миран отдал приказ о начале экзекуции. Должен сказать, что до того дня розга никогда не касалась моего тела. Только ощутив жгучие укусы лозин, я осознал, насколько болезненно это наказание. И как я ни старался сдержаться и не уронить своего достоинства на глазах у черни, сие оказалось превыше моих слабых сил, и вскоре я огласил помещение отчаянными криками. На моей спине и ягодицах словно разожгли настоящий костер, и сознание мое начало туманиться от нестерпимой боли.

Но и эти адские муки, наконец, подошли к концу, меня отвязали, подняли с лавки, заставили опуститься на колени перед креслом Мирана и поцеловать розги, которыми меня секли, после чего демон явил мне два экземпляра нашего с ним договора, уже подписанного им самим. Мне принесли перо, смочили его в крови, собранной с нанесенных мне только что ран, и этим пером я подписал оба пергамента. Один из экземпляров тут же вручили мне, а другой Миран лично спалил, провозгласив, что тем самым сей договор попадет прямо на восьмое небо, где ни одна сила не сможет его изменить. Свой экземпляр договора я сохранил и подшил теперь для сохранности в сию рукопись.

Я был очень слаб после порки и не мог самостоятельно передвигаться, и Миран разрешил мне остаться в Шеви до полного исцеления. Шевские дворяне собирались потом немедленно выслать меня за пределы княжества, но их сюзерен, заявил, что отправлять ребенка в долгий путь через земли, полные разбойников, это все равно что посылать его на смерть. А разбоем, как я узнал впоследствии, занялись как местные князья, которые, едва прослышав про гибель имперской армии, тут же позабыли о своей вассальной зависимости от империи, так и наши же солдаты, сумевшие сбежать из горящего леса и оставшиеся безо всякого командования. Миран сказал, готов отправить со мной других наших пленных, которых здесь, в Шеви, тоже намеревались казнить, но только в том случае, если они согласятся принести мне вассальную клятву и таким образом станут моими людьми. Естественно, ни один из них не отказался. В итоге по прошествии нескольких дней я выехал из Шеви во главе небольшого вооруженного отряда, который благополучно доставил меня в наш родовой замок к моей матери и стал впоследствии основой моей княжеской дружины, что пришлось набирать заново взамен той, что погибла в последнем походе. Перед отъездом я упросил Мирана, чтобы он не обнародовал содержание нашего договора за пределами Шеви, ссылаясь на то, что служители нашей Церкви не одобрят моего поступка и это грозит мне большими неприятностями. Демон согласился и на это в обмен на мое обещание, что отныне его враги станут и моими врагами, будь то церковники или князья, совершающие набеги на шевские земли. Должен отметить, что эту устную часть нашего уговора я впоследствии скрупулезно исполнял, наказывая разбойничающих князей и устраняя тех церковников, что поносили в своих проповедях Мирана.

Пока я мирно жил в Паренте, рос и набирался сил, мои дядья в погоне за императорской короной рвали империю на куски. В ходе усобицы творились самые жуткие преступления, никто уже больше не вспоминал о законе, и разбойники ощущали свою полную безнаказанность. Лазутчик, засланный мной в Шеви, доносил, что Миран очень недоволен разбойными нападениями на его земли и уже склоняется к тому, чтобы самолично отправиться наводить порядок. Наш с ним договор защищал от его притязаний только территорию принадлежащего мне Парентского княжества, и кто бы смог помешать ему захватить все остальные имперские земли? Я осознал, что я единственный, кто еще в состоянии спасти нашу державу от гибели, но сделать это я смогу только в том случае, если сам стану императором и, соответственно, все подданные империи будут считаться тогда моими людьми. К счастью, среди аристократических родов Лекамоса еще сохранились вменяемые люди, и мне удалось убедить их возложить императорскую корону на мое чело. С того дня начался мой тяжкий труд по восстановлению порядка".

- Дальше он долго и велеречиво описывает свои военные кампании, поскольку тех его ничтожных, по сути, противников вы все равно знать не знаете, вряд ли вам будет это интересно, так что данную часть его воспоминаний можно и пропустить, перейдя сразу к финалу, - промолвил Миран, перелистывая листки, - ага, вот и он:

"Восстановив единство страны, я стал думать, как я могу отомстить демону за смерть отца и дяди и мое собственное унижение, не нарушив при этом нашего с ним договора. После долгих размышлений мне пришло в голову, что торговые отношения никак там не прописаны. Поскольку Шевское княжество теперь оказалось полностью окруженным моими землями, я сумел установить для него режим торговой блокады, не пропуская туда никаких купцов и не принимая у себя купцов из самого Шеви. При этом всем моим вассалам было приказано беспрепятственно принимать любых переселенцев из Шеви и селить их на своих землях. Мои расчеты оказались верны. Мирана бросили почти все его подданные, и сегодня, когда я пишу эти строки, его окружает лишь кучка стариков, с чьей смертью Шевское княжество обезлюдеет окончательно. Судя по тому, что демон так и не предпринял против меня никаких враждебных действий, его воля реально связана нашим с ним договором. Тем важнее сохранить этот договор в действии на все последующие века. Я завещаю, чтобы все мои потомки воспитывались таким образом, чтобы они всегда осознавали свое ничтожество пред лицом силы, которой они не в состоянии противостоять. Пусть помнят они, что пережил я по воле Мирана, и передают эту память из поколения в поколение. Да не погубит их никогда гордыня, что погубила великого воителя Сапатиса и его прославленных военачальников! Сей договор я сохранил в тайне от подданных, кроме самых доверенных лиц, и отныне он должен передаваться в роду Парентов от отца к сыну. Очередной наследник престола должен быть посвящен в эту тайну по достижении двенадцатилетнего возраста и с той поры всеми силами стремиться, чтобы этот договор не был нарушен никогда, ибо иначе на весь наш род падет проклятие и ничто уже не спасет империю от гнева Мирана".

- Поразительно точные воспоминания, - произнес Миран, закончив чтение, - представляю, в каком шоке был его потомок, когда впервые их прочел. Особенно от осознания, чем он должен расплатиться за перезаключение договора.

- Господин, так вы и Лодиса тоже высекли?! - не смог сдержать своего удивления Илав.

- Разумеется, ведь никакой смертный не может рассчитывать на благоволение Высших Сил, не принеся им жертвы, - усмехнулся Миран. - В случае Робуса, надо признать, жертва эта была не вполне добровольной, но в тех обстоятельствах на иное рассчитывать и не приходилось, а вот Лодис уже точно знал, на что шел. И надо сказать, свою часть договора он скрупулезно выполняет, так что мне даже нет уже нужды постоянно находиться в Шеви. Ровно поэтому я согласился помочь своим друзьям, когда возникла такая необходимость. Ты, мальчик, свою жертву уже принес, она принята, и теперь я обязан исполнить твое пожелание. Остается один вопрос: как лучше это сделать?

- Господин, через неделю наши жрецы будут официально призывать Стража, - промолвил Йихнов. - Если вы явитесь народу во время той церемонии, думаю, ни у кого не возникнет никаких вопросов.

- Хорошо, так и сделаю, - ухмыльнулся Миран. - Их будет ждать большой сюрприз... А вы, мои верные слуги, идите отдыхать, ведь ночь уже идет к концу, и ни о чем не беспокойтесь. Встретимся через неделю.

Закончив эту речь, Миран начал таять, превращаясь в туман, который вскоре втянулся обратно в барельеф. Дед с внуком поспешили покинуть храм, пока не рассвело.

На ежегодный праздник призвания Стража верховный жрец Гестхов Танаи шел с тяжелым сердцем. Ему неприятно было даже смотреть на свой родной храм. Сколько раз здесь он обращался к своему богу, сколько раз призывал его явиться своим верным адептам и сам уже давно не верил, что когда-нибудь узрит такое чудо. Все, что он мог сделать - это дать надежду малым сим. Пусть хоть они увидят воочию явление Стража... пусть хотя бы дети поверят, что он все еще с ними, что Высшие Силы по-прежнему готовы защитить их народ от бед. Взрослые уже давно не верят ни во что, может потому боги их и покинули. Но как бы там ни было, свой долг он должен исполнить до конца. Вот сейчас он войдет в алтарную часть храма, произнесет предписанные традицией фразы призыва, произведет символическое жертвоприношение... а дальше заранее скрывающийся здесь младший жрец Роив, облаченный в божественные одежды и щедро загримированный, выйдет из алтаря в облике Стража к поклоняющемуся ему народу, чтобы хотя бы на несколько часов сделать его счастливым. Дальше бог вернется к алтарю и якобы покинет храм... хотя он и так уже давно его покинул. Вот только на сей раз его храм опустеет навсегда. Впрочем, и это еще вопрос. Победившие правоверные вполне могут приспособить его для каких-нибудь собственных нужд, и вот это будет уже настоящее осквернение. Лучше бы они его просто снесли...

Натянув на лицо улыбку, все же сегодня великий праздник, Гестхов церемонно раскланивался с прихожанами, стараясь не замечать их нахмуренных лиц. Искренне радовались только малые дети, из глаз остальных сквозило чуть ли не отчаяние. Только старый Йихнов Флорси и его стоящий рядом внук почему-то излучали уверенность и словно бы что-то предвкушали. Впрочем, сейчас не время было размышлять над этой загадкой. Гестхова ждали младшие жрецы и долгая церемония.

Длительные камлания над алтарем, наконец, подошли к концу. Плеснув на него специального храмового вина, что должно было символизировать принесенную жертву, и с потаенным ужасом подумав о том, КАКИЕ жертвы здесь иногда приносились в глубокой древности, Гестхов уже готов был кивнуть Роиву выходить к народу, когда из вделанного в храмовую стену барельефа стража вдруг стал истекать густой туман...

Творилось что-то немыслимое, не описанное даже в древних храмовых хрониках. Странный туман сгустился в нечто, напоминающее человеческую фигуру, ее черты постепенно прояснялись, и жрецы, в благоговейном ужасе вжимавшиеся спинами в стены, уже видели перед собой мальчика-подростка в одеждах Стража, совершенно не похожего при этом на свои канонические изображения. Гестхов, с трудом подобрав отпавшую от удивления челюсть, дрогнувшим голосом вопросил:

- Кто ты, небесное создание?

- Тот, кого ты вызывал, - гордо ответил мальчик.

- Страж?!...

- Он самый.

- Но вас, Господин, никогда еще не видели в этом облике... - нерешительно пробормотал Гестхов.

- А тебе разве никогда не доводилось слышать, что Бог один, но персон у него много? - усмехнулся юный Страж.

Эту философскую концепцию Гестхов действительно когда-то слышал от своих учителей, но никогда над ней не задумывался. Бог захотел обратиться к своим верным адептам другим ликом? Пусть так. В это очень хотелось поверить, когда больше верить было не во что. Оставался единственный вопрос: почему Страж раньше не удостаивал их своими визитами? Высказать его богу Гестхов не посмел, его хватило только на недоуменное:

- Но почему?...

- Ваши вечные попытки плутовать с Высшими Силами не вызывали у них ничего, кроме презрения, - промолвил Страж, брезгливо покосившись на залитый вином алтарь, - но к вашему счастью, среди вас нашелся ребенок, у которого достало мужества принести настоящую жертву кровью. Она принята. Теперь Высшие Силы готовы удовлетворить ваши чаяния, а разбираться с ними на месте делегировали меня. Мое истинное имя Миран, и у меня большой опыт вмешательства в людские дела. Мне уже известно от вызвавших меня, что пришлый народ собирается изгнать вас из вашего родного города. Да, ваши прежние правители сами виноваты, что пустили его сюда, но все они уже давно мертвы, и спрашивать с них будут уже в другой жизни. Но те, кто не почитает Стража, не должны распоряжаться в Авигроне, и я очищу от них город. А от вас я жду советов, как мне лучше это сделать.

Первая фраза Мирана заставила Гестхова густо покраснеть, но божество, к счастью, не было настроено устраивать ему выволочку. Следующая мысль жреца была о спасшем их всех юном герое, и тут ему сразу же вспомнился Илав Флорси, который явно знал, что здесь должно произойти. А дед наверняка помогал ему в принесении жертвы... Мысленно благословив все их семейство, Гестхов склонился перед Стражем в поясном поклоне и нижайше попросил его явить себя народу. Детали операции по отвоеванию города можно обговорить и после, а праздничная церемония должна идти своим ходом.

Отставленный от дела Роив так и остался при алтаре, чтобы не смущать народ, а остальные жрецы, выстроившись в две колонны по обеим сторонам от Стража, торжественно двинулись на выход. У Мирана весь этот спектакль особого удовольствия не вызывал, но раз народ тут привык именно так встречать своего бога, то уж ладно, он им подыграет, чтобы ни у кого и вопросов не возникло, истинный ли это Страж.

Собравшийся в храме народ не сразу просек, что происходит что-то необычное: дети по привычке радовались, взрослые натянули было на лица постные улыбки и лишь потом осознали, что и Страж выглядит как-то не так, и сопровождающие его жрецы улыбаются как-то уж слишком искренне, словно только что получили благую весть. Илав, увидев Мирана, не смог уже сдержать эмоций и принялся скакать, как какой-нибудь восторженный малолетка. Гестхов, глянув на него, полностью уверился в своих предположениях о личности юного героя, но, не имея права ломать веками установленную церемонию, никак не стал его выделять, а вместо этого, пройдя вперед и развернувшись к Стражу лицом, склонился перед ним и возблагодарил за принятие их скромной жертвы, после чего приложился губами к его ладони. Вслед за ним это проделали и остальные жрецы. Пришедшие на праздник люди тоже принялись выстраиваться в очередь, чтобы поцеловать божественную длань, благо это можно было сделать только раз в году, а сейчас, возможно, вообще в последний раз, ибо почти никто из них не представлял, где окажется через год и можно ли будет там вообще призывать Стража. Поняв, что ему предстоит, Миран совсем не обрадовался, и резким взмахом рук остановил страждущих.

- Я прибыл к вам не для благословений, - резко произнес он, - а дабы покарать ваших гонителей. Илав Флорси, иди сюда!

Разом смутившийся мальчик вышел из очереди и робко подошел к Мирану. Поставив его перед собой лицом к людям и положив руки ему на плечи, Страж продолжил свою речь:

- Если хотите кого-то поблагодарить за спасение, то благодарите его. Именно он, преисполнившись мужества, принес кровавую жертву, принятую Высшими Силами, и только потому сейчас перед вами стоит истинный Страж, а не актер из числа жрецов. Мои уши открыты для ваших просьб, но не ждите от меня никаких материальных благ, ибо моя стихия - разрушение. Итак, я слушаю вас, мои верные адепты!

Народ ахнул и дружно опустился на колени, пока Миран не потребовал от них встать. И вот тут рекой потекли жалобы на произвол со стороны правоверных и мольбы защитить и не допустить изгнания. Страж выслушал все это с каменным лицом, а когда народ, наконец, затих, поклялся очистить Авигрон ото всех их гонителей.

- А теперь идемте на улицы и покажите мне тех, кто хочет вас изгнать, - закончил он свою недолгую речь.

Праздничная церемония была окончательно сломана, но теперь уже всем было не до нее. Вместо недавнего уныния взрослых стражистов переполняла жажда мести, а дети просто радовались возможности принять участие в столь необычном деле. Толпа повалила из храма на улицу, но там почтительно расступилась, пропуская вперед Мирана. Справа от бога следовал Илав с улыбкой до ушей, а слева почтительно пристроился Гестхов, уже рассказавший, как идти к городскому магистрату. Туда и направились.

Помимо переполнявшей его радости, Илав ощущал сейчас и немалое смущение. Сверстники взирали на него со смесью зависти и благоговейного ужаса, а взрослые из числа тех, кто представлял себе, что на деле означает принесение кровавой жертвы, - с глубочайшим почтением, как на настоящего святого. Святым Илав, увы, не был и следовать высоким стандартам сохранения моральной чистоты был пока не готов, и потому с некоторым ужасом размышлял, как же он в свой класс теперь-то войдет? Мыслей о том, кого он в этом классе тогда увидит, пока не было. Не до них, надо же сперва разобраться с городскими властями!

Разумеется, новые хозяева Авигрона не могли не заметить эту нежданную демонстрацию, но не придали ей сперва большого значения. Ну что могут им сделать эти жалкие стражисты, у которых и оружия-то никогда не водилось! Ну, пошумят под окнами магистрата, потребуют не закрывать их храм. Но решение уже принято и отменено быть не может, так что все это не более чем агония языческой религии в Авигроне. Сбросят пар и разбегутся. Но на всякий случай у входа в магистрат дежурил усиленный наряд полиции, кое-кто был там даже с автоматами.

Полицейский офицер, старший в этом наряде, с заметным презрением взирал на приближающуюся толпу. Его, правда, удивило, что в голове колонны идет какой-то мальчишка, разодетый под Стража. Новый жрец у них там, что ли, завелся? Не могли кого посолиднее отыскать для изображения своего божка? Полицейский готов был уже обратиться к Гестхову, чтобы тот прекратил весь этом неуместный маскарад, но тот вдруг замер на месте, а к полицейскому подошел тот самый мальчишка.

- Кто ты и почему преграждаешь путь хозяину этого города? - надменно провозгласил он.

- А ты не много берешь на себя, мальчик? - ухмыльнулся полицейский. - Я Сав Генхаун, майор полиции Авигрона, и я таких, как ты, десятками в кутузку запихивал!

- Если бы ты посадил хоть одного такого, то от твоей кутузки осталась бы лишь груда камней, - парировал мальчик. - А теперь ступай прочь с моей дороги, твоя власть кончилась навсегда.

Сав вспыхнул от такого дерзкого заявления. Проклятые язычники, похоже, совсем страх потеряли, раз смеют угрожать правоверному! Желание лично надрать уши малолетнему "богу" он, впрочем, подавил, уж слишком решительной выглядела эта толпа, но зато кивнул автоматчику, чтобы дал очередь над головами. Тот охотно изготовился, но едва попытался нажать пальцем на спусковой крючок, как грянул взрыв. Отшвырнув покореженное оружие, автоматчик повалился на мостовую, хватаясь руками за израненную грудь. Сав с ужасом переводил взгляд с него на автомат, чей магазин буквально разнесло на части. Именно его металлические осколки и поранили владельца автомата.

- Надо же, какая незадача, - осклабясь, произнес мальчишка, - порох в патронах, оказывается, может взорваться, как только я этого захочу! А все, что в принципе способно гореть, может вдруг загореться, все, что может сгнить, по моей воле сгниет, все, что может распасться на куски, на них и распадется. Любая материя подвластна мне на моей земле! Ну что, вы по-прежнему будете торчать здесь, как бараны, со своими опасными игрушками в руках?

Полицейские попятились, со страхом взирая на свое табельное оружие и явно подумывая, не отбросить ли его куда подальше. Сав потянулся к кобуре, извлек оттуда пистолет... и его брови от удивления поползли вверх. Прямо на его глазах вороненый металл стала покрывать безобразная ржавчина. Еще минута, и боевое оружие превратилось в изъеденную коррозией железяку, а затем просто рассыпалось в его руках, при этом патроны раскатились по мостовой. Сав горячо взмолился своему Богу, но наваждение не исчезло. У его подчиненных дела обстояли не лучше. Мало того, их мундиры тоже стали терять свой лоск, превращаясь в какую-то ветошь. Спасаясь от полного позора, защитники магистрата предпочли ретироваться. Сав отступал последним, обеими руками поддерживая распадающиеся форменные брюки.

Когда путь в магистрат оказался свободен, ухмыляющийся Миран вошел в здание и, учтиво направляемый Гестховом, двинулся к залу заседаний. Собравшиеся там городские советники уже поняли, что творится что-то не то, но сбежать от греха подальше им не давал гонор. Кто-то, впрочем, уже успел позвонить в полицейское управление, вызвав подкрепление к магистрату, так что оставалось лишь потянуть время. Присутствующий здесь же настоятель городского храма усердно молился, призывая господни кары на головы проклятых язычников, которые, как раз, ждать явно не собирались.

Увидев, что двери в зал заперты, Миран небрежно махнул рукой, и те рухнули внутрь помещения вместе с дверным косяком. Пройдя по ним, Страж грозно оглядел шокированных советников и произнес:

- Как вы, временщики, посмели не пускать хозяина этого города?!

- У Авигрона нет никаких хозяев, кроме законно избранной власти! - возмутился глава магистрата, от волнения сорвавшись на фальцет. - Кто вы такой, чтобы нас оскорблять?! Немедленно покиньте это помещение!

- Я Миран, страж и единственный законный владелец этой земли, - промолвил вошедший мальчуган, за спиной которого теснились многочисленные стражисты. - С каких это пор гости, из милости пущенные пожить, получили право определять порядки в доме? Мои адепты проявили непростительную наивность, разрешив вам селиться в Авигроне, но сейчас я, хозяин и бог этих земель, говорю вам: убирайтесь вон! Отныне вы здесь никто и звать вас никак. Вы не будете больше ничем тут управлять и жить здесь тоже не будете. Мне не нужны тут прислужники конкурентов. Молитесь, кому хотите, но только за пределами моего Авигрона.

Вот таких речей настоятель храма стерпеть уже не смог и принялся визгливо обличать Мирана, обзывая его исчадием ада и угрожая, что Господь его туда и низвергнет за его богопротивные дела.

- Пока я здесь, твоему Господу сюда хода нет, - спокойно ответил Миран.

- Он всегда с нами, вот Его храм! - провозгласил настоятель, указывая на окно, в котором хорошо было видно величественное сооружение под голубым куполом.

- Да, непорядок, в моем городе не должно быть святилищ иных богов, - произнес Миран, - но это дело поправимое.

Страж подошел к окну, поднял руку с расставленными пальцами, чуток поводил ей, примеряясь, а затем сделал рубящий жест. И на глазах ошеломленных советников огромное здание храма стало рушиться внутрь себя, за считанные секунды превратившись в груду обломков. К счастью для правоверных, в этот час там не шло никакой службы и здание стояло пустым. Шок, однако, все равно был таким, что с минуту никто из советников не мог вымолвить ни слова. Наконец, настоятель, перестав хватать воздух распахнутым ртом, по-бабьи завыл, что-то причитая и заламывая руки. Впрочем, Мирану было глубоко наплевать на его чувства, пусть хоть удавится. Он подошел поближе к главе магистрата и повторил свой приказ убираться из города.

- Но здесь же вся наша собственность! - взвыл тот.

- Даю вам неделю, чтобы все распродать, - ответил Миран.

- Но это же ничтожно малый срок, да и кто купит!

- Это уже ваши проблемы.

- Здесь могилы наших предков!

- Можете забрать их прах с собой. А нет, так пусть лежит, я не против. Мало ли какие захватчики за долгие века упокоились в земле Авигрона. Молиться на их могилах вы все равно больше не будете, и никаких ваших храмов я здесь больше не потерплю. Если ваше добро дороже вам вашего бога, можете сменить культ, тогда я заключу с вами договор и никто не станет гнать из Авигрона моих новых адептов. Надеюсь, вы меня поняли?

Ответом ему было скорбное молчание. Поняв, что здесь сопротивление подавлено, Миран сказал своим сторонникам покинуть на время магистрат, все равно эта бывшая власть уже ничего не рискнет сделать.

Когда стражисты пропали из поля зрения, тот советник, что ранее звонил в полицейское управление, все же рискнул перезвонить и поинтересоваться, почему помощь так до сих пор и не прибыла. В ответ он услышал истерику полицейского генерала, кричавшего, что у них только что взорвались бензобаки, весь наличный машинный парк сгорел и теперь они уже никуда выехать не смогут. Советника прошиб холодный пот. У него не было пока доказательств, что все это тоже сотворил Миран, но если вспомнить вышибленную дверь и одним мановением руки разрушенный храм... Да мало ли, что у этого демона еще в загашнике? Поделившись неприятной вестью с коллегами, он окончательно впал в уныние, впрочем, как и большинство его сотоварищей.

Между тем на улице в отсутствие полиции стали собираться потрясенные правоверные. Разрушение храма было видно и слышно издалека, но никто из них не мог понять, как могла случиться такая катастрофа, и жгучий интерес погнал их на площадь. Женщины громко стенали, глядя на руины, мужчинам же хотелось найти виновников произошедшего, и далеко ходить им не пришлось: на площади чего-то ждала здоровенная толпа стражистов во главе с каким-то клоуном, нарядившимся в Стража. Недовольные правоверные затеяли с ними перепалку, и парень в одеждах Стража поспешил в нее вмешаться:

- Внемли мне, пришлый народ, возомнивший себя хозяевами в моем городе! Я Миран, законный владелец и защитник сей земли, и терпение мое иссякло. Вы, пожелавшие изгнать из Авигрона моих верных адептов и установить здесь свои варварские порядки, в наказание будете изгнаны сами. Даю вам неделю на то, чтобы распродать лишний скарб, после чего вы должны будете покинуть пределы Авигрона. Я только что обратил в прах ваш храм и сделаю то же с домами тех, кто посмеет меня ослушаться. Если в назначенный срок вы откажетесь их покинуть, я обрушу их на ваши головы!

Угрозы юного Стража напугали далеко не всех, уж слишком нереальными они казались, хотя непонятно по какой причине обрушившийся храм и должен был наводить на неприятные подозрения. Богатый торговец, живший рядом с магистратом, первым вслух выразил сомнения в силе Мирана, мол, докажи, что не блефуешь.

- Это твой дом? - вопросил в ответ Миран, показав на стоящий невдалеке помпезный особняк с роскошным балконом по всему фасаду. - По глазам вижу, что твой. Ну так смотри, коли не веришь!

Миран щелкнул пальцами, и капитальный балкон с основанием из железобетонных плит вдруг с треском отделился от стены и рухнул вниз, только куски арматуры торчать остались.

- А можно еще и так... - еще один щелчок, и все стекла особняка разом полопались, усыпав осколками мостовую. - Ну что, еще не убедил? Тогда выводи из дома всех, кто там есть, пока он не обрушился в прах!

Побледневший торговец отпрянул от Стража, умоляюще выставив перед собой руки:

- Нет, только не это, я не смею больше сомневаться в ваших словах... господин Миран!

Никаких показательных разрушений больше не потребовалось. Толпа правоверных как-то быстро рассосалась, разнося страшные слухи по всему городу. Перед новой силой быстро капитулировала и полиция, потрясенная не только видом враз запылавших автомобилей, но и прибежавшей от магистрата толпой безоружных оборванцев, в которой трудно было признать посланный туда усиленный наряд. Самовзрывающиеся патроны, мгновенно ржавеющее табельное оружие, превращающаяся в гнилую ветошь форма... Да как вообще воевать с этим невесть откуда взявшимся дьяволом?! Желающих переть на рожон не нашлось даже среди самых истово верующих, и уже к ночи власть в Авигроне окончательно пала к ногам Мирана.

Гестхов Танаи всю жизнь готовил себя к религиозному служению, и ему и в страшном сне не могло привидеться, что когда-то ему придется осуществлять административную власть. Вот только магистрат разбежался, полиция сложила оружие и тоже разошлась, и во враз сделавшемся бесхозным городе надо было поддерживать хоть какой-то порядок. Миран во все эти мелкие дрязги влезать, конечно же, не хотел, да и вряд ли от его управления вышел бы хоть какой-нибудь толк, поскольку в здешних реалиях он не разбирался совершенно, да и в своем любимом Шеви подобными делами никогда не занимался, предоставив их самим горожанам. Гестхов бы тоже с удовольствием отказался, но он все же был лидером общины и должен был отвечать за своих людей. Если бы среди них нашлись хоть какие-то квалифицированные управленцы, он с удовольствием передал бы им бразды правления. Но, увы, правоверные так давно уже оттерли стражистов от управления их родным городом, что таковых просто не осталось, если не считать нескольких рядовых счетоводов. Пришлось браться за дело самому, назначая помощниками особо ответственных прихожан.

Чиновники магистрата занимались откровенным саботажем. Мол, что вам помогать, когда вы все равно нас выгоняете. А вот посмотрим, как вы теперь разберетесь с делами без нас! Первым делом они остановили все платежи. К счастью, Тенрув Флорси, отец Илава, неплохо разбирался в финансовых документах и сумел взять это дело под контроль. Руководить уборкой улиц пришлось ставить пожилого опытного дворника, энергоснабжением занялся бывший электромонтер, паре частнопрактикующих юристов пришлось налаживать работу юридического отдела магистрата, на плечи одного из терапевтов взвалили руководство здравоохранением, нашелся свой человек и в системе водоснабжения и канализации.

Встал вопрос, как теперь быть с судом. Весь наличный контингент судей Миран, конечно же, разогнал, потому что это были сплошь религиозные фанатики, да и те кодексы, по которым они в последнее время судили, брезгливо разорвал, заявив, что туда пробралось слишком уж много установок чужой религии. Гестхов осмелился ему возразить, что, увы, других законов сейчас в Авигроне нет, а те, что когда-то были, не применимы из-за коренного изменения жизненных реалий. Надо бы, конечно, принять новые, но кто этим сейчас займется? Грамотных юристов среди стражистов очень мало, и у них сейчас иные важные дела. Да и судить кто будет?

Но тут уже Миран уперся. Некому судить? Ну так он тогда сам этим займется, все равно больше нечего делать. Нет законов, говорите? А кому, как не богу, их и давать? Хорошо помня, что древние законы Авигрона считались как раз таки богоданными, с этой логикой Гестхов спорить не осмелился, заметив только, что тогда и карать преступников Мирану тоже придется самому. Тут Миран с ним согласился, пообещав заодно и заменить собой всю разогнанную полицию. Мол, раз в его обязанности покровителя города входит защита верных адептов, то ему этим делом и заниматься, а если глаз не будет хватать, то он вполне может приволочь сюда всякого рода младших духов, или хоть тех же оборотней, которые так хорошо охраняли Шеви. Представив себе полицию, состоящую из оборотней и бесплотных привидений, Гестхов не мог не ухмыльнуться. Неизвестно, насколько они будут разбираться в юридических тонкостях, но что вгонят злоумышленников в страх - это точно!

Сложнее всего оказалось со школьными учителями. Стражистов давно уже не допускали к воспитанию подрастающего поколения и, соответственно, не обучали на педагогов. Храмовым жрецам разрешалось обучать детей только религии, а как быть с остальными предметами? Пока правоверные еще не покинули город, а их дети продолжали ходить в школы, там оставались и правоверные учителя, но это же не надолго! Гестхов извелся, выискивая среди прихожан людей, сведущих в тех или иных школьных науках, вроде даже нашел, но хорошо понимал, что качество такого преподавания будет ниже всякой критики. Ну а что тут прикажете делать?

Легче всего обошлось с торговлей, хоть она и была целиком в руках правоверных. Торговцы своей выгоды упускать не привыкли и первыми смекнули, что на новом месте пробиться им будет крайне сложно, а здесь хоть какая-то клиентура, да останется, и тот, кто сохранит лавку, на жизнь себе заработает. Религия мешает? Так это ж не следы операции, что с тобой на всю жизнь остаются. Это раньше за отпадение от правой веры отступнику грозили всяческие кары, а теперь в Авигроне кто карать-то будет? Не Миран же! А если свои же фанатичные собратья решат отомстить, так тот же Миран им по башкам и надает, чтобы не смели никого судить по отмененным им законам. И потянулись в храм просители, клянущиеся, что у них, наконец, открылись глаза и они уверовали в Стража. Миран в их искренность не больно-то и верил, но, однако, никому не отказывал, все же чем больше у тебя адептов, тем лучше. Вздумают втихую молиться своему прежнему богу? Да эти торгаши и прежде в него не особо верили, а теперь, при новом покровителе, и подавно не станут. А уж когда приучатся исполнять желаемые им обряды, то станут ничуть не хуже наследственных стражистов.

Когда истекла отпущенная Стражем неделя, наиболее ревностные правоверные все же потянулись вон из Авигрона, стеная и проклиная Мирана. И откуда только этот жуткий демон свалился на их головы? Видать, вырвался из ада попущением Господа, дабы наказать их за их грехи. Город стал пустеть на глазах. Появилось много брошенных домов, продаваемых за бесценок, куда менее многолюдным стал городской базар.

Для Илава это означало исчезновение из города его одноклассников. Не сказать, чтобы они в последнее время ладили, но все же мальчику было жаль их терять. Он даже было заопасался, что они останутся в классе всего вчетвером, но нет, еще трое ребят продолжали ходить на занятия, как ни в чем не бывало, а на расспросы отвечали, что их семьи решили сменить религию. Семь человек на класс - это, конечно, тоже маловато, но тут прошел слух, что их объединят с соседней женской школой. При власти правоверных совместное обучение мальчиков и девочек было невозможным, но теперь все запреты пали, а в прежние времена, как очень вовремя вспомнил Гестхов, отдельных школ для мальчиков и девочек в Авигроне не было, почему бы и сейчас их не слить?

Слух оказался верным. Вскоре в их классе появилось восемь девчонок, из которых половина - бывшие правоверные. Вот они больше всего стеснялись ребят и первое время даже глаз поднять не смели, когда те оказывались рядом. Мальчишки, впрочем, тоже стеснялись сверстниц, хотя и поглядывали на них краем глаза. Вместе с девчонками пришла и учительница - их классная наставница, которая не смогла бросить подопечных и тоже сменила религию. Увидев, какое царит в классе напряжение, она усадила всех своих девиц в правом ряду, а мальчишек попросила занять левый, при этом средний ряд оставался пустым. Это в какой-то мере всех успокоило, позволило не отвлекаться от учебы, и лишь потом, с течением дней, два разделенных прежде мира стали понемногу приноравливаться друг к другу. Прорывом стало, когда мальчик и девочка вдруг уселись в среднем ряду за одной партой, и учительница не стала им ничего говорить. Остальные первое время напряженно за ними наблюдали и, кажется, даже завидовали, но дразнить не осмеливались, а когда поняли, что ничего экстраординарного не происходит, и сами внутренне расслабились и постепенно смешались. В других классах, по слухам, происходило примерно то же самое.

С учителями, правда, было трудно. В обеих слитых школах, мужской и женской, набралось лишь пять учителей, согласившихся поменять веру, и им приходилось работать с максимальной нагрузкой. На помощь им пришли набранные Гестховом волонтеры, которые сперва неуверенно себя чувствовали в окружении такого количества детворы и предметы свои излагали не слишком доходчиво, но потом все же как-то приноровились. Курс истории Авигрона, например, вел тот самый младший жрец Роив, которому прежде на церемониях приходилось играть роль Стража. Утратив свои прежние обязанности, он нашел себя в воспитании подрастающего поколения. А уж свой предмет он знал более чем хорошо.

За отпущенную Мираном неделю численность общины стражистов выросла чуть ли не вдвое. Первыми вернулись те, чьи родители, деды или даже они сами прежде были стражистами, но перешли в правоверные ради расширения своих прав. Теперь, когда все встало с ног на голову, придерживаться чужеземной религии им не было уже никакого смысла, и они дружно вспомнили о вере предков. За ними последовали ушлые торговцы, отдельные учителя и прочие квалифицированные специалисты, для которых их дело оказалось важнее веры, и, наконец, те, кто ни за что не хотел бросать свой родной дом. Остальные, для кого религия оказалась важнее, вынуждены были покинуть город, и за короткое время население Авигрона сократилось втрое.

Городские службы функционировали с заметным трудом, полиции не осталось вообще, но правонарушений почему-то стало даже меньше. Все потенциальные нарушители до жути боялись Мирана, от которого ничего не утаишь и который, если вдруг возьмется их судить, то будет делать не по отмененным им законам, а по своему собственному разумению. Обещанных им оборотней в городе, кстати, так и не увидели, а вот всяческие духи... Теперь горожанам частенько доводилось видеть, как из какой-нибудь стены вдруг изливается что-то белесое и бесплотное и бесшумно скользит по воздуху. Никаких телесных контактов при этом не случалось, но достаточно было понимания, что у Мирана ныне везде есть свои соглядатаи.

Но время шло, и жизнь в городе постепенно устаканивалась. Появились даже приезжие. Сперва это были эмигрировавшие ранее отсюда стражисты, привлеченные слухами, что ситуация в Авигроне коренным образом поменялась в их пользу, потом всяческие авантюристы ищущие применения своим способностям и готовые ради этого служить любому богу. Ну а почему бы не рискнуть, если в городе явная нехватка специалистов, хорошо платят, и при этом очень дешевое жилье? Покупай за скромную сумму покинутый прежними хозяевами особняк и живи там как король!

Удалось, наконец, избрать и новый состав городского магистрата. Возглавил его Тенрув Флорси, показавший себя неплохим администратором и рачительным распорядителем авигронской казны, и Гестхов с большим облегчением вернулся к своему прежнему делу.

Маленькое независимое государство Авигрон слабо интересовало близких и дальних соседей. Только постоянная грызня между многочисленными монархиями правоверных позволяла ему продолжать свое автономное существование, не будучи поглощенным какой-то более сильной страной. Держался Авигрон почти исключительно на торговле, и многих коммерсантов привлекали здешние невысокие пошлины. Но все, конечно, понимали, что если у правоверных в кои-то веки появится по-настоящему авторитетный лидер, способный сплотить все это вечно бурлящее море в единую империю, вдохновленную религиозной идеей, то и Авигрону тоже придется туда войти, утратив всякую автономию.

Для влиятельных демократических стран Авигрон был не более чем забавной экзотикой. Ну да, существовало когда-то такое древнее царство, сыгравшее не последнюю роль в мировой истории. Только теперь это уже давно и никакое не царство, а парламентская демократия, а вместе с монархией пропали и все ее пышные ритуалы, так что туристам там уже особо смотреть нечего. Ну да, есть там еще какие-то стражисты, которые когда-то составляли большинство здешнего населения, но не смогли противостоять общемировой тенденции и стали лишенным власти меньшинством, упорно придерживавшимся прежних религиозных воззрений. Хорошая тема для статьи в каком-нибудь популярном журнале на потребу обывателей, не более того. Ну, изучение этой секты способно еще прокормить нескольких университетских профессоров, специализирующихся на языческих культах, ну, еще какое-то количество студентов сочтет интересным записаться на посвященный им курс. Так мало что ли существует другой подобной экзотики? Эти, по крайней мере, мирные, никому терактами не угрожают и вообще, похоже, смирились со своей неизбежной ассимиляцией.

Когда пошли слухи об изгнании стражистов из их родных мест, им, конечно, стали сочувствовать, как сочувствовали любым другим гонимым, но кроме нескольких довольно вялых общественных кампаний это сочувствие ни во что так и не вылилось. Никаких тебе дипломатических демаршей, никаких отзывов послов. Да и не было в Авигроне никаких иностранных посольств, кроме как из соседнего Лайбана - крупного и довольно влиятельного в мире государства правоверных. Вот там посольств хватало, и послы в Лайбане по совместительству считались и послами в Авигроне, пусть даже никогда туда и не наведывались. Тем не менее, раз уж из Авигрона ожидались потоки беженцев, на это как-то надо было реагировать, и реагировали в основном созданием пунктов для их временного проживания. По общему мнению, экзотическая община стражистов, разбросанная по разным странам и весям, вскоре должна была перестать существовать как единое целое.

И беженцы действительно потекли из Авигрона, но ко всеобщему несказанному удивлению это оказались вовсе не стражисты. Сбежавшие из города правоверные разносили слухи о каком-то жутком демоне, вызванном стражистами. Этот демон якобы разрушил городской храм правоверных, еще чьи-то дома, и заставил сгореть или взорваться все вооружение авигронской полиции. И они, беженцы, конечно же организовали бы сопротивление вторгшейся нечисти, если бы не риск погибнуть под завалами вместе со всей своей семьей.

Это было неслыханно! Вечные жертвы вдруг рискнули огрызнуться? Но как они могли справиться с превосходящими силами правоверных, не имея даже оружия? В сказки о каком-то призванном демоне сперва мало кто верил. Вот только поток беженцев все нарастал, и становилось ясно, что в бега вынуждена была податься большая часть населения Авигрона. И все они без исключения твердили и о демоне, и о разрушенном им храме. Какое-то коллективное умопомешательство случилось в этом занюханном Авигроне или... что-то такое действительно было?..

В Авигрон следовало срочно направить разведчиков для прояснения сложившейся ситуации, вот только под какой личиной? В Лайбане тайные агенты демократических стран всегда успешно маскировались под правоверных, вот только правоверным сейчас в Авигрон хода не было. К счастью сами беженцы и подсказали выход, с ненавистью говоря о своих бывших собратьях, которые решили остаться в городе во что бы то ни стало и ради этого даже пошли на смену веры. Не значит ли это, что авигронские стражисты готовы привечать всех своих единоверцев вне зависимости от того, давно ли они уверовали в Стража? Ну, если так, то подгоним вам неофитов.

Когда спешно подготовленные агенты проникли в Авигрон, уже первые их сообщения поставили на уши всю политическую элиты. Оказалось, что беженцы ничуть не врали - демон таки был, и агенты видели его собственными глазами, равно как и разрушенный им храм правоверных. Демона звали Миран, и местные стражисты весьма путано объясняли, каким образом он оказался воплощением их обожаемого Стража, но при этом были от него без ума. Ну, тут их можно было понять: столько лет являться гонимым меньшинством и вдруг, словно в награду за былые притеснения, оказаться на вершине пирамиды. Все они клялись, что правоверных изгнал именно Миран, а сами они и пальцем для этого не пошевельнули, хотя и рады были теперь служить своему нежданному защитнику.

Самое удивительное, что и проникшие в город агенты отнюдь не горели теперь желанием его покидать. В Авигроне страшно не хватало квалифицированных специалистов, а разведчики были мастерами не только в шпионаже, и их охотно принимали на работу с высокими окладами. Пославшим их спецслужбам они теперь цветисто расписывали все преимущества своего внедрения в ряды городской власти и, в принципе, даже не врали, хотя в реальности интересы родных стран вдруг стали для них куда менее значимы, чем возможность реализовать свои сокровенные желания под протекцией Мирана. Правоверные дружно считают его демоном? Ну и хрен с ними, а для них самих он теперь воплощенный бог!

Лайбанского посла в Авигроне события застали врасплох. Сперва он не хотел верить в явление какого-то языческого бога, потом, увидев, что прежняя власть разбежалась, долго не мог понять, с кем ему теперь здесь взаимодействовать, поскольку за международные дела в новом временном правительстве никто не отвечал. Наконец, он прорвался к Гестхову и выразил тому протест по поводу изгнания единоверцев, на что лидер стражистов ответил, что это вовсе не его решение, а воля Стража, которую он просто не имеет права не исполнить, как его верный служитель. Религия правоверных не дозволяла общаться ни с какими демонами, но посол все же рискнул взять на себя грех и попросил об аудиенции у самого Мирана. Как выяснилось, зря старался - Миран сам с ним общаться не захотел, для него все правоверные здесь были на одно лицо, послы они там или не послы. Оставалось лишь слать отчаянные депеши в Лайбан, но там тоже далеко не сразу просекли всю опасность складывающейся ситуации и очухались, лишь когда в страну устремился поток беженцев из Авигрона.

Беженцы, разумеется, всячески старались приукрасить свои страдания и тем разжигали страсти во внимавшем им народе. В столице и еще нескольких лайбанских городах прошли митинги с требованием наказать обидчиков единоверцев, и полиции с трудом удавалось сдержать разгоряченные толпы. Священники в храмах призывали к священной войне против обнаглевших язычников. Правительство Лайбана решило, что вполне можно обойтись и полицейской операцией, но для начала стоит вручить авигронцам ультиматум. Трясущийся от страха посол все же рискнул явиться к ним к Мирану. Демон документ прочитал, хмыкнул и заявил, что если кому-то из лайбанцев надоела жизнь, то пусть являются - он живо поможет им с ней расстаться. Посол отстучал депешу, что ультиматум был отвергнут в самой оскорбительной форме, и попросил разрешения вывезти из Авигрона посольских сотрудников с семьями, поскольку вскоре тут для них может стать небезопасно. Разрешение на временную эвакуацию было получено, и вместе со всеми уехал и сам посол, резонно решивший, что ему нечего делать в стране, где его никто не желает слушать.

Полицейская операция с целью взять под контроль всю территорию этого маленького государства, разумеется, исходя исключительно из гуманитарных соображений, была тщательно разработана и началась по плану, но захлебнулась уже на границе Авигрона. В штаб стали массово поступать истерические донесения, что полицейские автомобили самопроизвольно загораются, стоит им оказаться на чужой территории. Попытались двинуть бронетехнику, но стало еще хуже - в ней разом взрывался весь боезапас. Жертвы уже исчислялись десятками, а ведь доблестные борцы за права единоверцев не встретили еще ни одного авигронца! Плюнув на технику, решили пересечь границу в пешем строю, но тут у оккупантов стали взрываться патроны, и количество раненых сильно возросло. Идти на врага с голыми руками желающих не нашлось, и лайбанская полиция вынуждена была отступить.

Только начав разбирать причины провала операции, лайбанские полицейские начальники вспомнили, что беженцы о чем-то подобном уже говорили, вот только речи их посчитали досужими выдумками. Кому-то пришла в голову мысль задействовать армейскую авиацию, раз вторжение по земле невозможно. Но и высадить десант не удалось: все самолеты загорелись в воздухе, стоило им пересечь границу Авигрона. Не выжил никто. Шок оказался настолько велик, что горячие головы, потребовавшие наказать авигронцев ракетным обстрелом, были срочно отстранены от руководства. Мало ли какие еще козыри есть в рукаве у этого демона? А ну как он не только на границах может все сжигать, но его сила и на территорию самого Лайбана тоже распространяется?!

Самое удивительное, что рядовые авигронцы даже не подозревали, какая опасность угрожала им в эти дни. Миран, взявший на себя защиту государства, об этой маленькой войне даже оповещать никого не стал, а самолеты в небе сжигать он еще в родном Шеви научился. Единственное, что его тревожило - не устроят ли ему соседи торговую блокаду. Но лайбанские правители явно уступали своим умом Робусу Паренту - никому из них это даже в голову не пришло.

Когда позорный провал лайбанцев стал очевиден, а в Авигроне избрали новый магистрат, правительства демократических стран решили, наконец, перехватить инициативу в отношениях с этим обновленным государством, дерзко выбивавшимся из сложившегося мирового порядка. Правоверные, конечно, изрядно всех достали, но ссора с ними привела бы к большим экономическим потерям. Открыто поддерживать их врагов нельзя, выступать на их стороне - противно, но, может, удастся своим посредничеством примирить противоборствующие стороны? Первой инициативу проявила Лютеция, изъявившая желание установить с Авигроном дипломатические отношения на уровне послов.

Глава обновленного магистрата Тенрув Флорси питал к Лютеции изрядное уважение. Не так давно он даже рассматривал ее в качестве места, где может обрести новое пристанище его семья. Переезжать не пришлось, и теперь он мог общаться с лютецийцами не в качестве принятого из милости иммигранта, а в качестве радушного хозяина. Разумеется, он дал согласие на установление дипотношений, и вскоре уже принимал в магистрате Лейна Декариета, полномочного лютецийского посла.

Поздравив Тенрува с избранием на высокую должность и выразив надежду на установление дружественных связей между народами Авигрона и Лютеции, Лейн все же счел нужным выразить сожаление о попрании религиозных свобод правоверных на территории Авигрона, мол, прогрессивная мировая общественность этим крайне обеспокоена.

"Ох, где вы все были, когда наши религиозные свободы здесь попирались..." - подумал Тенрув, но вслух лишь заметил, что решение об изгнании из Авигрона всех правоверных принимал лично Страж - истинный хозяин этой земли, а они, его верные слуги, не могут оспаривать решение своего бога.

Добиваться аудиенции у Мирана и предъявлять претензии уже ему Лейн благоразумно не рискнул. Агентура уже доносила о крутом характере новоявленного бога. Что ему стоны каких-то заграничных правозащитников, когда он так запросто расправляется с теми самыми правоверными, которых эти правозащитники и тронуть не рискуют? Признав решение Мирана воздействием непреодолимой силы, над которой правительство Авигрона не властно, Лейн выразил надежду, что теперь ничто не помещает Авигрону влиться, наконец, в ряды демократических государств, чему может поспособствовать подписание им ряда уже действующих международных договоров, как сугубо экономического характера, так и гуманитарного, направленного на защиту прав человека, что было невозможно под властью правоверных. Тенрув пообещал внимательно рассмотреть столь лестные предложения, и стороны расстались, вполне довольные друг другом.

Лютецией дело не ограничилось, и в течение следующего месяца в Авигроне открылось еще несколько иностранных посольств. Миран появлению на его земле иноверцев рад не был, но высказывать претензии не стал, надо же как-то общаться с соседями, если не хочешь блокады с их стороны, тем более что на возведение в Авигроне собственных храмов они и не претендовали.

Когда исход правоверных из Авигрона закончился, город какое-то время казался необычайно тихим и почти обезлюдевшим. Но на освободившееся место постепенно потянулись новые переселенцы, ожила торговля, кое-как отладилась работа городских служб, связи с зарубежными государствами стали еще интенсивнее прежних, и Миран успокоился - запустение Авигрону, похоже, больше не угрожало. Свои оборонительные функции Страж осуществлял настолько успешно, что правоверным соседям оставалось теперь только злобно щериться - напасть они бы больше не рискнули бы ни за что. Но почивать на лаврах ему было скучно. Здешняя цивилизация еще не доросла до объединения всей планеты в единую информационную сеть, и потому тот легкий способ заработка, что освоили его новые адепты в Шеви, для авигронцев был пока невозможен. Нет, он, конечно, вбросил такую мысль и даже заинтересовал ей часть молодежи, но без поддержки передовых стран этого мира за столь масштабный проект не стоило и браться, а там пока жались, высказывали всяческие сомнения и не спешили вкладывать деньги даже в нужные для этого исследования. Ну и как тогда прикажете поднимать экономику Авигрона, чем инициативных людей сюда привлекать? Ниша обнаружилась неожиданно и по сути случайно.

Миран, выбравший своей постоянной резиденцией посвященный ему же храм, от скуки забрел в магистрат и невольно стал свидетелем мелкого скандала. Ругались директор одной из городских школ и чиновник, возглавлявший городской отдел образования.

- Заберите у меня этого Тогрена! - ругался директор. - От него все учителя стонут, ни один не хочет вести его класс! И детей он всех затерроризировал, прямо не мальчишка, а какой-то черт!

- Что же, несколько взрослых людей с одним десятилетним пацаном справиться не в состоянии? - увещевал его чиновник. - А раньше как его контролировали?

- А никак! Исключали из школы, когда окончательно доводил. Только он все городские школы успел обойти, никто больше его брать не хочет, а просто выставить его на улицу нам законы не дозволяют.

- А до совести его достучаться не пытались? Мол, тебе ж свободную жизнь обеспечили, что ж ты за добро злом платишь!

- Ха! Да он из семейки неофитов, они и раньше не бедствовали, а в новую веру перешли, только чтоб собственность свою не потерять! Этот Тогрен и раньше атаманом был среди своих сверстников-единоверцев, а как они поразъехались, оказался без своей свиты. Вот и мстит сейчас всем, а заодно по новой авторитет зарабатывает, чтоб все вокруг его боялись. И что я могу ему сделать? Временно от уроков отстранить? Так он и так на занятия не больно рвется. Выговор ему сделать? Да плевать ему на эти выговоры! И ведь даже за уши его оттрепать мне закон не позволяет!

- А почему, собственно? - недоуменно промолвил Миран, обращаясь к обоим собеседникам.

Те разом замолкли, обнаружив рядом своего бога. Но тот ждал ответа, и чиновник вынужден был пояснить:

- Эээ, видите ли, Господин, но школьные уставы запрещают физически воздействовать на учащихся. Это еще со времен прежней власти идет, но и правоверные не по собственной инициативе их приняли, а следуя общемировой тенденции на защиту детей от жестокого обращения.

- То есть когда малолетний хулиган лупит своих сверстников, это не жестокое с ними обращение, а если ему за это надрать задницу, будет жестокое? - поразился Миран. - Тот мир, откуда пришел к вам я, еще поразвитее вашего, но там подобная дурость никому и в голову не приходит! В Катерской империи даже принцев секут почем зря и не без пользы для дела. Короче, если до этого вашего засранца слова не доходят, вразумите его розгами.

- Да я бы с радостью, но законы... - протянул директор.

- А законы те, что, с неба к вам упали? - усмехнулся Миран. - Магистрат их принял, магистрат и изменит. По моему совету, разумеется.

Советы бога никто, разумеется, оспаривать не стал. Закон о допустимости физического наказания несовершеннолетних граждан Авигрона был спешно принят магистратом и тут же отражен в уставах учебных заведений. До учащихся довели, какие санкции к ним теперь могут быть применены, но поверили не все. Сев Тогрен оказался в числе тех, кто не поверил. На уроке он по привычке отвесил леща более слабому однокласснику, а когда учитель попытался физически его сдержать, начал драться уже и с ним. На шум заглянул директор, буйного мальца все же скрутили и заперли в кладовке со школьным инвентарем. Он этим фактом, конечно, бурно возмущался, пинал ведра и швабры и орал, что пожалуется отцу, который, мол, всем тут задаст! Но выпускать его никто не спешил, и он, наконец, выдохся и успокоился.

Просидеть в кладовке Севу пришлось пару часов. Когда дверь открыли, он решил было, что его пришли выпускать и можно теперь идти домой, но пришедшие за ним двое дюжих мужиков назвались судебными приставами и заявили, что сходить он может только в туалет и лучше бы ему это сделать, поскольку далее его ждет наказание. Сев, ни в грош не ставивший школьных учителей, как-то сразу понял, что с этими его конвоирами качать права не стоит, и послушно сходил, куда ему предлагали, после чего его взяли под руки и доставили в физкультурный зал, где вдоль стен уже выстроились классы, а посередине стояла невесть где добытая длинная деревянная лавка. Тут же оказался и судья, потребовавший у Сева объяснений по поводу произошедшего инцидента. Сев сдуру принялся все отрицать, но сразу же нашлись свидетели из числа одноклассников, которые все видели, и им, конечно, поверили больше. В результате судья объявил, что гражданин Авигрона Сев Торун признается виновным в злостном хулиганстве и ввиду его малолетства по закону номер такой-то приговаривается к публичному наказанию розгами в количестве пятидесяти ударов. Приговор надлежит привести в исполнение немедленно.

Сев сильно побледнел и хватал ртом воздух. Он о таких наказаниях и не слышал никогда, и потому даже не представлял, чего ему ждать. Из ступора его вывел один из приставов, приказавший мальчику раздеться догола и улечься животом на лавку. Теперь у Сева от стыда заложило уши, и из бледного он стал красным как рак. В семьях правоверных полное обнажение считалось страшным унижением, а чтобы еще и перед девчонками!... Он вцепился в свои брюки, но тот же пристав убедительно объяснил ему, что если он не разденется сам, то его все равно разденут насильно, и выглядеть при этом он будет еще более позорно. Пришлось, роняя слезы, снимать с себя все и плестись к лавке, прикрывая руками пах. Едва он улегся, его привязали к ней широким ремнем в районе поясницы, а затем старательно вытянули в струнку, привязав еще за запястья и щиколотки. Один из приставов вооружился розгой.

Сев всегда считал себя стойким парнем и в драках боли не боялся. Впрочем, ему и доставалось куда меньше, чем его противникам. Но то, что обрушилось сейчас на его ягодицы, обжигало не хуже кипятка. Сперва он еще пытался сдерживать крики, но терпения его хватило лишь на десяток ударов. Дальше он уже ревел во все горло, выкрикивал что-то бессвязное, заливался слезами, извивался на лавке, насколько позволяли ремни, рвался из пут, а потом охрип, потерял волю к сопротивлению и лишь жалобно хныкал.

Сев даже не сразу понял, что порка закончилась. Он продолжал судорожно всхлипывать, когда его отвязывали, потом сделал было попытку встать, но тело отозвалось такой болью, что он вновь повалился на лавку. Присутствовавший при наказании врач хотел было вызвать носилки для переноски высеченного, но вышедший из стены Миран сказал ему не спешить, поскольку мальчик, на его взгляд, не так уж сильно пострадал и способен добраться до школьного медпункта и своим ходом. И действительно, когда боль немного поутихла, Сев сумел таки подняться и, хромая при каждом шаге, нагишом поплелся в медпункт. Вся стыдливость в этот момент вылетела у него из головы, думать он мог только о боли. Миран последовал за ним.

Рухнув ничком на стоящую в медпункте кушетку, Сев чуток пришел в себя и стал способен воспринимать обращенную к нему речь, чем Миран тут же и воспользовался, посоветовав мальчику кардинально изменить свое поведение, а не то его ждет повторение неприятной процедуры. Повторения Сев категорически не хотел и потому принялся горячо заверять Мирана, что станет теперь самым послушным мальчиком в школе. Обещал он это настолько искренне, что Миран ему поверил и в награду исцелил все нанесенные розгами повреждения.

Теперь, когда боль окончательно ушла, Сева накрыло осознание того, в каком позорном виде он только что предстал перед одноклассниками. Теперь же все его просто задразнят, а он и стукнуть в ответ никого не сможет, поскольку это грозит ему новой поркой. Его авторитет самого крутого парня пал во прах и восстановлению явно не подлежит. Севу захотелось завыть от безнадежности и жалости к себе, но природное жизнелюбие пересилило. Мальчик огляделся, обнаружил, что в медпункт принесли его одежду, и принялся одеваться, раздумывая, как бы так смыться из школы, чтобы ни с кем не столкнуться по дороге. Своими горестями он мог теперь поделиться только с отцом, хотя и осознавал, что тот не спасет его от гнева Мирана.

Зрелище порки, конечно, потрясло всех присутствовавших при сем школьников. Мелкие хулиганы с ужасом примеривали эту ситуацию на себя и зарекались делать впредь хоть что-то подобное. Многие жалели Сева, хотя четвероклашки дружно заявляли, что так ему и надо. Девчонки постарше, многим из которых прежде ни разу не доводилось видеть голого мальчика, хихикая, обсуждали его стати, сходясь при этом, что для такого мелкого шпендика розог было все же многовато. Правда, учившийся в этой же школе Илав, оценив состояние Севовых ягодиц, тут же заметил, что когда сам он приносил себя в жертву, ему досталось куда хуже, так что и Сев перетерпит.

Отец Сева Ренав Тогрен о проблемах своего сына узнал чуть ли не последним и когда прибыл, наконец, в школу, все уже было закончено. Произошедшее ему категорически не нравилось, но, поразмыслив, он с ужасом осознал, что не может ничего здесь исправить. Уехать из города в Лайбан, как большинство его родственников? Но после того, как он променял истинную веру на сохранность своей собственности, для бывших своих единоверцев он стал отступником, а это еще хуже язычника. И дальше оставаться здесь в качестве адепта стражистской веры? Но какое он тогда имеет право выдвигать претензии своему новому богу? Тот вправе наказывать своих адептов так, как сочтет нужным. Но как-то вступиться за сына Ренав все же посчитал своей обязанностью и потому, увидев Мирана, принялся сетовать на чрезмерность полученного сыном наказания.

- А ведь вам давно жаловались на его поведение, - задумчиво промолвил Миран, - что же вы его вовремя не остановили, чтобы не доводить до такого?

- Да как его остановишь? - сложил руки в молитвенном жесте Ренав. - Вы же знаете, какие здесь были порядки. Никакой возможности проявить свою родительскую власть!

- Ну, теперь такая возможность у вас появилась, - произнес Миран. - Проявляйте, никто и слова вам не скажет. Но если вы так и не сумеете внушить сыну, как надлежит вести себя в обществе, и он опять заработает себе розги, то винить в этом вам придется только себя.

- Ну уж нет, он у меня теперь станет шелковым, - пробормотал Ренав, кланяясь благодетелю и вспоминая, куда он запрятал дедовскую камчу. Если бы теперь у Сева и возникло вдруг желание нарушить обещание, данное Мирану, то отец быстро бы выбил из него эти опасные мысли.

Разобравшись со старшим Тогреном, Миран счел нужным перед уходом дать инструкции и учителям.

- Сегодня был случай исключительный, - промолвил он, - школьникам следовало наглядно продемонстрировать, что им грозит за безобразное поведение, но в дальнейшем, полагаю, подобные мероприятия лучше будет проводить в более приватной обстановке. Да и суд стоит привлекать только при самых серьезных проступках, а с менее серьезными, думаю, вполне сможет разобраться и школьный совет. Разумеется, и наказания за них должны быть не такими суровыми, но все же достаточно чувствительными, чтобы виновный не захотел повторения. Вы в этом лучше разбираетесь - вам, как говорится, и карты в руки. Разрешаю править в этих целях школьный устав.

Даже те педагоги, что были не во всем согласны с Мираном, предпочли оставить свои возражения при себе. Все же показательно высеченный сегодня Сев реально всех достал и не хотелось впредь ощущать свое бессилие перед лицом очередного малолетнего хулигана.

Сын Лейна Декариета Карен ходил в ту же школу, что и Сев с Илавом, поскольку она считалась лучшей во всем Авигроне. Мальчику пришлось в спешном порядке учить местное наречие, к счастью, мало отличавшееся от уже известного ему лайбанского языка. Но такова уж судьба сына дипломата, которому вечно приходится менять школы и страны, чтобы не расставаться с родителями. Здесь, в Авигроне, не было ни одного его сверстника-лютецийца, а так как он не мог жить без общения, то просто вынужден был наводить контакты с местными детьми. Это у него даже получалось, он успел обзавестись несколькими приятелями и довольно комфортно чувствовал себя в школе, пока не стал свидетелем наказания Сева.

К счастью, этот хулиган учился на класс младше и Карену пока не доводилось с ним сталкиваться, но что представляет из себя эта "гроза школы", он, конечно, знал. В его прежних школах такие тоже встречались, и на них тоже не было никакой управы, ну, кроме исключения, и Карен бы понял, если бы этого Сева однажды выгнали, но чтобы вот так...

О таких наказаниях Карен никогда не слышал и даже не читал. В Лайбане, где его отец работал советником посольства до перевода с повышением в Авигрон, при посольстве имелась собственная школа, и ему редко доводилось общаться с местными детьми. Ходили слухи, что в семьях их физически наказывают, хотя официально это не поощрялось и даже не признавалось, но, поскольку уточнить было не у кого, Карен их отметал. Сейчас же сложившаяся у него в голове картина мироздания пошла трещинами. Оказалось, что никакой гарантии физической неприкосновенности у детей не существует, что взрослые при нужде могут дисциплинировать их и самыми жестокими методами. Всегда самоуверенный Сев прямо у него на глазах превратился в жалкое зареванное существо с багровым задом. Карен умер бы от стыда, окажись вдруг на его месте. А мысль, что такое в принципе возможно, он никак не мог выбросить из головы. Ну да, он на год старше, он не лупит одноклассников и тем паче не дерется с учителями, он вообще иностранец, но мало ли как оно в жизни бывает? Ошарашенный мальчик долго не мог прийти в себя, а вечером выложил все свои страхи родителям.

Мать Карена по совместительству являлась еще и собственным корреспондентом одной из влиятельных лютецийских газет и просто не могла пройти мимо такой сенсации. Наскоро успокоив сына, она ринулась в его школу выяснять все обстоятельства произошедшего, а оттуда в магистрат, который, оказывается, спешно принял такие немыслимые в нынешнем просвещенном мире законы. Все подтвердилось, включая участие во всем этом деле Мирана, и написанная ею статья была опубликована на первой полосе, жаль только, что без фотографий, поскольку семья высеченного Сева категорически отказалась общаться с журналисткой, да и никаких следов на теле мальчика якобы уже не осталось.

Разразившаяся сенсация приняла мировой масштаб, вызвав многочисленные дискуссии в СМИ и потоки заявлений государственных и общественных деятелей, осуждающих это решение властей Авигрона. Правоверные, впрочем, отнеслись к этому делу куда более спокойно. Защищать права вероотступников там точно не собирались, и первой реакцией стало злорадство, мол, так им и надо! Но интерес публика все же проявляла, и из Лайбана в Авигрон был направлен корреспондент влиятельной газеты с наказом взять интервью у пострадавшей семьи. Ренав Тогрен на контакт с ним пошел, и в ходе интервью выяснилось, что семья вовсе не считает себя пострадавшей, что глава ее может осуществлять теперь свою родительскую власть вполне в духе заветов Пророка, а жестоко наказанный мальчик заметно присмирел и проблем больше не создает.

Интервью напечатали, и читатели газеты призадумались. А ведь и в самом деле Пророк никогда против телесных наказаний не высказывался и даже вроде бы сам применял их к собственным детям, а что специально не пропагандировал, так в те времена в этом не было никакого смысла. Зачем ломиться в открытые ворота, когда никому вокруг и в голову не приходит, что может быть как-то иначе? А вот про святость родительской власти он действительно говорил.

Началась дискуссия, в которую немедленно включились консервативные богословы, начавшие сетовать, что, мол, как же мы дошли до жизни такой, что теперь проклятые язычники лучше нас исполняют заветы нашего же Пророка? И если им это можно, то почему же нам нельзя? Потому что неверные навязали нашим властям свои представления о морали, а те и повелись? Спор вышел далеко за пределы Лайбана, и общественное мнение большинства правоверных общин склонилось к необходимости восстановления родительской власти в полном объеме. Правящие круги, чуткие к народным настроениям, когда дело не касалось их кошелька, чтобы успокоить недовольных, решились кое-где скопировать авигронские законы, естественно, с учетом местной специфики и ссылаясь на отеческие традиции и заветы Пророка, а не на мнение какого-то демона. Тем не менее, в народной памяти отложилось, что послужило толчком всему этому процессу, и Мирана перестали воспринимать исключительно как врага правой веры.

В демократических странах о подобных дискуссиях, разумеется, и речи идти не могло. Сева Тогрена там считали жертвой самодура и даже предлагали его семье политическое убежище... какового та, как ни странно, не пожелала. Бизнес Тогренов развивался более чем успешно, они стали знаменитостями, и их магазин теперь считали своим долгом посетить чуть ли не все посещавшие Авигрон иностранные туристы. И что, бросать теперь налаженную жизнь и срываться куда-то в неизвестность, где не факт еще, что удастся расторговаться, а вот наследник точно отобьется от рук?! Обижают маленького? Ничего, перетерпит!

Правозащитники, конечно, возмущались, властные органы делали осуждающие заявления, послам приходилось что ни день являться в магистрат, чтобы довести до его главы озабоченность своих правительств нарушениями прав юных граждан Авигрона, Тенрув Флорси ожидаемо отправлял их всех к Мирану, мол, не имеем права выступать против божьей воли, Миран же все вручаемые ему официальные бумаги немедленно отправлял в мусорную корзину. Все его ответные заявления сводились к тому, что здесь, мол, моя территория и своих адептов я имею право наказывать, как посчитаю нужным. Дальше слов, впрочем, дело не заходило. Вводить экономические санкции против страны, по-прежнему торговавшей в основном с соседними странами правоверных, было бессмысленно, а спасать юных авигронцев силой никто бы не решился, памятуя о том, как легко Миран расправился с посмевшими атаковать его землю лайбанцами.

Лейн Декариет на правах дуайена дипломатического корпуса добился конфиденциальной беседы с Мираном, на которой выразил обеспокоенность неравнодушной общественности по поводу жестокого обращения с авигронскими детьми. Мол, и физически это отнюдь не безвредно, и душевные травмы остаются, и насилие таким методом не пресечешь, поскольку наказанные дети приучаются к мысли, что кто сильнее, тот всегда и прав.

- Ну, если правильно применять, то безвредно, - хмыкнул Миран. - Никто из высеченных по моему указанию от этого не умер и даже инвалидом не сделался, а если дойдет до просечек, то я их и залечить могу, опыт есть. Без душевных потрясений это будет вообще не наказание. К тем, кого возможно усовестить словами, розги не применяются, а вот до кого никакие слова уже не доходят, тех иначе к порядку не приучить. А что до мысли, что прав тот, кто сильнее, так тот же Сев Тогрен еще задолго до всяких розог к ней пришел. Только он-то был уверен, что он тут самый крутой, может творить все, что захочет, а вот ему никто ничего сделать не может, потому что сверстники его слабее, а все взрослые - бесхребетные слюнтяи. А как только ему наглядно продемонстрировали, что взрослые могут его больно наказать, он быстро осознал, что пока всего лишь маленький мальчик и должен подчиняться установленным не им правилам. Да, на всякую силу может найтись большая сила, которая и будет устанавливать законы. Правоверные готовы были изгнать из Авигрона моих адептов, потому что сила была на их стороне, они реально могли это сделать, но как только явился я, убираться из города пришлось им самим, потому что иначе мне не защитить было тех, кого я поклялся защищать, и я мог это сделать. Никакое право не действует, если за ним нет силы. Тот же Сев в итоге смирился и больше, насколько я знаю, никому не пакостит. Куча ни в чем не повинных детей оказались избавлены от знакомства с его кулаками. И после этого вы еще будете говорить, что я нарушаю права малолетних авигронцев? Права издеваться над другими я их лишил, это точно, но разве кто-то давал им такое право? Они сами его себе присвоили, а с незаконно присвоенным когда-нибудь все равно придется расстаться. Или у вас в Лютеции все по-другому, кто что захапал, тот на то и имеет право?

Лейн не нашелся, что ему возразить.

Когда шум поутих и даже самые упорные смирились с мыслью, что на решения авигронских властей им не повлиять никак, в магистрат стали приходить неожиданные послания. Отдельные богатые иностранцы интересовались, нет ли в Авигроне закрытых пансионов, где бы могли принять на обучение детей из-за рубежа? В ходе переписки выяснялось, что их отпрыски совсем отбились от рук, не желают учиться, нарушают законы, ведут саморазрушительный образ жизни, и принудить их вернуться на праведный путь не могут ни родители, ни школа, ни даже полиция, поскольку тронуть их не смей, а на любые слова они давно уже плюют с высокой колокольни. Карманных денег лишишь, так они в отместку начинают распространять наркотики! Существуют, правда, тюрьмы для малолетних преступников, но, может, все же есть способ остановить их, не доводя до такой крайности?

Пансиона в Авигроне не было, но если есть спрос, почему бы и не создать? Тенрув вышел с предложением, благо и здание имелось, которое можно было быстро переоборудовать для постоянного комфортного проживания детей, Миран дал добро, и желаемое заведение было открыто в кратчайший срок. В Авигрон стали привозить на обучение отпрысков иностранных толстосумов. Привыкшие ни в чем себе не отказывать дети сперва, конечно, бунтовали, нередко творя такое, что даже Севу в голову бы не пришло, но после первой же заработанной порки резко сдувались, начинали плакаться в письмах к родителям на проявленное к ним насилие, но, не получая в ответ сочувствия, вынужденно смирялись и все же брались за учебу. Поротый зад неожиданно оказался хорошим стимулом.

Результаты такого воспитания оказались столь впечатляющими, что удовлетворенные родители стали делиться опытом в своих кругах. Авигрон неожиданно стал популярен как место обучения подрастающего поколения, а его пансион вошел в число самых престижных в мире учебных заведений. Обучение в нем стоило дорого, и прибыль от него регулярно пополняла теперь авигронскую казну. Встал даже вопрос об открытии еще нескольких подобных заведений, поскольку спрос на них пока явно превышал предложение.

Свою уникальную роль в международном разделении труда Авигрон уже обрел, но Мирану этого было мало. Ему не давала покоя та информационная сеть, что существовала во временно покинутом им мире, благодаря которой возродился его Шеви. В этом мире ничего подобного еще не было, хотя компьютеры, как он выяснил, уже были. Ну да, только в самых передовых странах, еще достаточно громоздкие и не персональные, но были! Миран не считал себя специалистом в людских науках, но там, в Шеви, ему доводилось общаться с компьютерщиками экстракласса, и они много выболтали ему о своей работе. А что, если и в этом мире поискать подобных людей? Наконец, решившись, он донес свою задумку до Тенрува Флорси.

Тенрув куда лучше разбирался в финансах, чем в технике, но раз сам бог говорит, что такое возможно, значит, надо искать. Например, публиковать рекламные материалы в газетах передовых стран с приглашением на работу в Авигрон.

Первая рыбка клюнула довольно быстро. В Лютеции обнаружился инженер Шторех Асенкивит, который давно уже, оказывается, носился с идеей соединять разные компьютеры кабелями и гонять между ними информацию, за что в профессиональных кругах числился полусумасшедшим. Предложение реализовать свою мечту на деле, да еще за приличное жалование, он счел манной небесной и согласился на переезд в Авигрон, практически не раздумывая. Здесь уже Миран взял его в оборот, втолковывая ему, что компьютеры не только кабелями можно соединять, но и спутниковой связью, и так даже выйдет гораздо эффективнее. Спутники здесь, кстати, уже запускали и использовали их для фотосъемки земной поверхности и метеорологических наблюдений. Кое-кто уже приходил к мысли, что через них можно осуществлять и телетрансляции.

Миран хорошо помнил, чем именно торговали его адепты в Шеви. Большую часть их информационных товаров здесь и товарами-то не считали, а на то, что согласились бы покупать, все равно бы не было большого спроса из-за полного отсутствия персональной вычислительной техники. Но вот акции... На фондовых биржах здесь торговали по старинке, поднятием рук в толпе брокеров, собравшихся в одном зале. Не было никакой связи между биржами в разных частях планеты, информация доходила медленно, чтобы торговать на разных биржах, надо было при каждой держать брокерскую контору, крупных игроков это давно уже не устраивало, но альтернативы не было. Ну, значит надо создать эту альтернативу.

Шторех готов был написать протокол для обмена информацией между компьютерами, равно как и матобеспечение самих электронных торгов, но для этого ему требовалась помощь квалифицированных программистов, которых в Авигроне, разумеется, не было и быть не могло. Ну, раз нет, значит, привлечем, поманив высоким окладом и возможностью прославиться в качестве основателей новой отрасли. А пока Шторех искал энтузиастов, готовых переехать в Авигрон, Миран насел на Тенрува с требованием закупать спутники связи и мощные компьютеры, что должны быть установлены во всех городах мира, где есть фондовые биржи.

- Да для этого всего нашего бюджета не хватит! - взвыл Тенрув.

- Стало быть, берите кредиты, - отрезал Миран. - Они все равно потом окупятся сторицей.

Невероятно авантюрная по местным меркам кампания завертелась. Производители спутников и средств космической связи удивлялись, с чего это вдруг возник такой массовый спрос на их продукцию, но честно выполняли заказы, в мировых столицах оборудовались мощные компьютерные центры, принадлежащие недавно созданной авигронской компании, собравшиеся под крылом Штореха программисты корпели над программным кодом. А потом та самая компания внезапно объявила, что готова организовать торговлю акциями по всему миру в круглосуточном режиме с подключением к ней всех существующих фондовых бирж. Брокерское сообщество ахнуло от открывшихся перспектив и всем гуртом ринулось регистрироваться. Владельцы бирж, понявшие, что остаться вне этого движения означает их быстрый крах, пожелали вступить в долю. Авигрон пошел им навстречу и сделал свою компанию публичной, выбросив на рынок ее акции, и курс их так взлетел, что полученной выручкой авигронская казна смогла досрочно расплатиться по всем кредитам, оставшись при этом с большой прибылью, и это еще до начала торгов!

Первый блин не вышел комом, и на владельцев электронных торгов со всех сторон посыпались заманчивые предложения. Брокеры товарных бирж теперь с завистью смотрели на своих собратьев с фондового рынка и мечтали тоже беспрепятственно толкать свой товар по всему миру. Крупные игроки задумывались, а зачем им теперь вообще стационарные биржи? Можно ведь установить компьютер со спутниковой тарелкой и в собственном особняке и торговать прямо из дома, когда душа пожелает. Авигронцы готовы были подключить всех, и бизнес рос, как на дрожжах.

Проблемой, правда, оставались расчеты по заключенным сделкам. Ну, зафиксировал ее компьютер, но когда еще банки с одного конца планеты переведут соответствующую сумму на другой, а там, зафиксировав получение платежа, внесут изменение в соответствующий реестр. К тому времени те акции могут быть уже десять раз перепроданы. А если перевод денег вдруг сорвется, что тогда будет с последующими сделками? А бесконечные колебания курсов валют, способные свести на нет выгоду от заключенной сделки? Нужен был инструмент для мгновенного расчета прямо в компьютерной сети. Существующие валюты для этого не подходили, поскольку их перемещение жестко контролировалось центробанками соответствующих стран и вполне могло быть заблокировано по политическим мотивам. Но раз Авигрон всю эту кашу заварил, ему ее и расхлебывать.

Тенрув Флорси не мог побороть нервной дрожи, когда узнал, что с ним хочет встретиться делегация банкиров, представляющая крупнейшие банки планеты. Раньше финансовые магнаты такого калибра маленьким Авигроном не интересовались. За кредитами к ним пришлось идти на поклон, и далеко не все тогда согласились их выделить, из-за чего теперь, наверное, кусали локти, сетуя о недополученной прибыли. Но сейчас они пришли сами с весьма неожиданным предложением: не стоит ли Авигрону задуматься об эмиссии собственной валюты?

Такая маленькая страна как Авигрон не могла себе позволить чеканку собственной монеты, но, издавна живя торговлей, допускала обращение на своей территории всех существующих в мире валют. Это не давало возможности покрывать эмиссией дефицит казенных средств, но зато и инфляционных вспышек страна не знала. Главным платежным средством всегда становилась самая крепкая на данный момент иностранная валюта. Но право эмитировать собственную валюту у Авигрона, естественно, было, и теперь предстояло им воспользоваться, вот только валюта эта должна была существовать исключительно в компьютерной сети, быть хорошо обеспеченной и свободно конвертироваться. Невероятная ответственность, но и перспективы открывались просто фантастические.

Не в силах решиться на это сам, Тенрув бросился за советом к Мирану, который в финансовых вопросах разбирался так себе, но помнил, что в прежнем его мире существовали такие резервные валюты, которыми можно было расплатиться по любым сетевым сделкам. И что же, здесь это завидное место предстояло занять новой авигронской валюте? Такое баснословное предложение ни в коем случае не следовало упускать, и он, конечно, дал свое согласие, посоветовав только назвать новую валюту стражем. Знающие поймут, а для остальных пусть это будет страж чистоты всех финансовых сделок. Новый закон быстро прошел через магистрат, и первая в этом мире полностью безналичная валюта вошла в оборот.

Для гарантии огромного числа заключаемых сделок нужен был соответствующего размера резервный фонд, средства для которого Авигрон выделить был не в состоянии. Но те же банкиры предложили учредить для этой цели особый банк и дружно скинулись при сборе его уставного капитала. Банк этот, таким образом, стал акционерным, и пакет его акций, принадлежащий Авигрону, был даже не самым большим, но это уже не имело значения. Когда этот банк, названный Гарантийным, начал свои операции, ни у кого не осталось сомнений, что именно Авигрон теперь стал мировой финансовой столицей.

Разбогатели все причастные к этой финансовой революции. Учрежденная Шторехом компания торговала по всему миру своим программным продуктом, все новые коммерческие структуры открывали свои представительства в Авигроне, чтобы быть ближе к сердцу мировой финансовой системы, цены на недвижимость резко пошли вверх, пополняя кошельки горожан, городская казна пухла от налогов с биржевых и банковских структур, и вскоре Тенрув потрясенно констатировал, что Авигрон вышел на первое место в мире по доходам на душу населения. Многие теперь стремились сюда попасть и заполучить гражданство. Ценным специалистам и состоятельным людям это даже удавалось.

Натурализовавшихся иностранцев к смене веры не понуждали, но многие из них сами заинтересовались странной местной религией и, будучи весьма свободомыслящими людьми, ради интереса переходили в стражисты. Иноверцев, желающих открыть в Авигроне собственные храмы, выпроваживали из страны, тут уж Миран был тверд. Чтобы какая-нибудь чужая религиозная община в будущем получила здесь численный перевес и на этом основании начала устанавливать собственные порядки? Да никогда!

Новая сетевая реальность привела к бурному развитию электронной промышленности. Возникший спрос на персональные компьютеры подлежал удовлетворению, техника все совершенствовалась и при этом дешевела, к сети подключалось все больше пользователей, она сама развивалась и дотягивалась все до новых населенных пунктов. Ее растущие мощности позволяли уже не только проводить сделки, но и обмениваться новостями, а потом уже и вообще любой информацией. Новые узлы этой сети принадлежали уже не Авигрону, вот только общие правила поведения в ней по-прежнему устанавливались здесь, и Миран следил, чтобы они по возможности соответствовали тем, которым следовали его былые шевские адепты. Вся планета понемногу входила в информационную эру.

Миран вышел из стены храма, приведя в небольшое замешательство патрулирующих улицу полицейских. Судорожно отдав честь высшему начальству, они поспешили отойти подальше.

Ну да, теперь за порядком в Авигроне снова следила полиция. Слишком уж много иностранцев осело здесь за последнее время, и им было куда спокойнее видеть в качестве охранников правопорядка обычных людей, а не выплывающих внезапно из стен бестелесных привидений. Сейчас город мог позволить себе содержать и лучшую в этом мире полицию, и много что еще.

На месте когда-то разрушенного Мираном храма правоверных вырос многоэтажный Центр информационных технологий, где располагались офисы кучи компаний, чья работа была так или иначе связана с мировой информационной сетью. Банки и брокерские конторы сконцентрировались в другом месте города, заняв целую улицу, которую уже и официально переименовали в Банковую. В городе впервые в его истории открылся собственный университет, готовящий лучших в мире программистов, а также юристов, финансистов и много кого еще, как и положено уважающим себя университетам, но именно программистский факультет пользовался особым авторитетом и привлекал на учебу молодые таланты со всего мира. Большая часть его выпускников оседала потом в Авигроне, благо с работой проблем не было. Закончил этот факультет и Илав Флорси - сын недавнего главы городского магистрата Тенрува. И если отец после отставки занялся банковской деятельностью, то сын основал собственную компанию по производству матобеспечения и теперь трудился в здании ЦИТа, пользуясь немалым уважением в профессиональной среде. И мало кто из окружавших его приезжих талантов догадывался, что этот блестящий бизнесмен в детстве сыграл решающую роль в перевороте, столь разительно изменившем Авигрон, а за ним и весь мир. Здесь же, в ЦИТе, работал теперь и Карен Декариет, не пошедший по стопам отца, поскольку новые технологии увлекали его куда больше дипломатии.

Перевоспитанный юный хулиган Сев Тогрен пошел по финансовой стезе и стал банковским служащим. О своих школьных "подвигах" он теперь очень не любил вспоминать. Его отец так и продолжал заниматься торговлей, только теперь уже через мировую компьютерную сеть.

Йихнов Флорси скончался от старости в собственном доме и, оплаканный всей общиной стражистов, был за особые заслуги похоронен на территории храма, где главным жрецом теперь уже был Роив. Постаревший Гестхов окончательно отошел от дел и пребывал теперь на пенсии.

Улица перед храмом по случаю раннего утра была еще практически пуста, и взгляд Мирана уперся в темноволосого парня в нездешней одежде, непринужденно стоящего у храмовой стены. Вот уж кого он меньше всего ожидал здесь увидеть!

- Ну, здравствуй, младший братец! - иронично промолвил Миран, намекая на многотысячелетнюю разницу в возрасте, хотя внешне пришелец выглядел куда старше. - Что привело тебя на мою территорию?

- Я пришел к тебе с радостной вестью, - в тон ему ответил Белек, - ты можешь завершить здесь свои тяжкие труды и возвращаться в свой любимый Шеви, где тебя давно уже заждались. Там уж точно твоя территория, а не временно занятая по просьбе законных хозяев. Клан Живого огня полностью удовлетворен тем, как ты защитил от преследований и даже преумножил число их адептов, и выражает тебе за это горячую благодарность. Если вдруг потребуется их помощь в Шеви, то отплатят, чем могут. А они, сам знаешь, не только разрушать горазды, в отличие от нас с тобой. Далин шлет тебе особый привет и на всякий случай напоминает, что настоящий Страж - это все-таки он. Он теперь, наконец, освободился и за городом, если потребуется, присмотрит. Но мне так кажется, что уже и не потребуется. Ты здесь такое наворотил, что ни у одного потенциального агрессора в здравом уме и мысли не возникнет прибрать к рукам Авигрон. А если и возникнет, то все страны мира дружно дадут ему по этим самым рукам, чтобы не смел покушаться на мировой финансовый и информационный центр!

- Ну да, теперь уже вряд ли рискнут, - промолвил Миран, у которого давно уже создавалось впечатление, что запущенная им машина прекрасно работает и без его вмешательства. Как, собственно, было последнее время и в Шеви, но там и в самом деле привычный за целые столетия родной дом. - Ну, я готов уступить место Далину, хотя авигронцы, конечно, будут удивлены появлению у них нового Стража.

- Ну, как-нибудь объяснишь при прощании.

- А что это он сам сюда не явился, а вместо этого тебя сюда прислал?

- А чтобы я, в случае чего, уговорил тебя по-родственному, - усмехнулся Белек. - Далин вспыльчив, ты, если честно, тоже не подарок, зацепились бы языками, а там слово за слово и, сами того не желая, превратили этот ухоженный город в развалины. Оно кому надо? А так, надеюсь, ты не забыл, кто из нас главный ран, пусть и не старший по возрасту?

- Ты, ты, можешь не повторять, достал уже, - пробормотал Миран. - Ладно, уговорил, сообщу людям о своей отставке с должности Стража. Но сам понимаешь, они мне теперь не чужие, так что если что...

- Опять вернешься и наведешь здесь порядок, - закончил за него Белек. - Думаю, Далин против не будет. Ладно, иди прощайся со своими поклонниками, а я пошел...

- Э, э, только не вздумай открывать отсюда портал! То, что ты наоткрывал, потом хрен кто закроет! А потом оттуда всякая нечисть полезет!

- Не полезет, меня Попрыгунчик сюда доставил и он же заберет, так что все будет чисто. Ну, до встречи!

И сыновья Космократора разошлись каждый по своим делам. А город продолжал жить собственной жизнью, в которой и после ухода Мирана теперь вряд ли что изменится.

---

Оставить комментарий © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 07/03/2021, изменен: 07/03/2021. 129k. Статистика. Повесть: Фэнтези

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"