Черный император.

Счастливая жизнь Марнея Тарбота разом переломилась в тот день, как тополь во время урагана. Вот росло во дворе красивое, мощное дерево, верхушкой своей взмывавшее выше шпиля донжона, а потом вдруг нежданная буря, громкий треск, и толстенный ствол, переломившись на высоте человеческого роста, рушится всей своей тяжестью на крепостную стену, сшибая с нее каменный зубец! Марней помнил, с какими проклятиями согнанные на помогу крестьяне распиливали потом этот тополь и латали нанесенные им повреждения. Оставшийся пень дал на следующий год отростки, но должно пройти еще немало лет, прежде чем хоть один из них достигнет высоты и стати своего предшественника. А ведь и не гнилой вовсе был тополь, расти ему еще, казалось бы, и расти...

Вот и для Марнея то утро не предвещало никаких бед. Отец с матерью были приглашены на свадьбу к владельцу соседнего замка. Для торжественного выезда даже заложили карету, но их, детей, с собой не взяли. Тринадцатилетнему Марнею не привыкать было оставаться за старшего, тем паче рядом всегда есть взрослые слуги, получившие от родителей соответствующие указания, так что несколько дней свадебных торжеств пережить можно было легко, не беря на себя никакой ответственности, а там уж вернется отец и быстро разрешит все возникшие проблемы. Так что Марней ни о чем не беспокоился, пока в обед не примчался в замок на взмыленном коне один из сопровождавших отца стражников и не поведал ужасную весть.

Что-то страшно напугало коней у самого взъезда на Чертов мост, они понесли, кучер не справился с управлением, и тяжелая карета, проломив парапет, сверзилась с высоты в воды бурной реки. Ни барон, ни баронесса не выплыли. Их побитые о камни тела слуги выловили потом ниже по течению и только тогда решились послать гонца в замок.

Марней с трудом осознал масштабы случившейся катастрофы. Баронство обезглавлено, их тихий мирок непоправимо разрушен. При жизни отец не допускал Марнея до серьезных дел, говорил, что рано еще, да и хозяйственные дела, которыми занималась мать, были ему совершенно неведомы. По закону именно он должен стать теперь бароном Тарбот, но как он сможет управлять многочисленной челядью, если даже для собственных младших братьев он никакой не авторитет? Впрочем, править баронством ему в любом случае пока не дадут, поскольку он еще несовершеннолетний. Стало быть, им с братьями граф должен назначить опекуна. Вот только кто им будет, и удастся ли им уживаться с ним так же мирно, как они жили с матерью и отцом?

О случившейся с Тарботами трагедии, разумеется, оповестили всех соседей, и только что отпразднованные свадебные торжества плавно перетекли в похоронные. Марнею приходилось одному отдуваться за все их безутешное семейство, поскольку его десятилетний брат Сантей совсем не блистал светскими манерами, семилетний Тенвей был попросту неуправляем, а самого младшего из братьев, пятилетнего Палея, весть о смерти отца с матушкой поразила настолько, что он, и до того бойкостью не отличавшийся, совсем ушел в себя, забился в угол и сидел там, обняв коленки и раскачиваясь.

Разумеется, на похороны съехались все их близкие и дальние родственники. Марнею выражали соболезнования, гладили его по голове, но тут же, не стесняясь его присутствия, сварливо обсуждали, кто именно примет на себя бремя попечения над сиротами. Вообще-то, так себе бремя, поскольку баронство приносило неплохой доход. Многие явно желали дорваться до этих денег, ну, и о землях не забывали. На границах владений Тарботов было несколько спорных участков, и Марней ясно осознавал, что теперь они точно утекут в чужие руки. Что характерно, его мнением по вопросу опекунства никто даже не соизволил поинтересоваться, и это было обиднее всего.

Споры пока ни к чему не привели, и претенденты на роль опекуна подумывали уже, как будут склонять на свою сторону графа, чтобы тот предпочел их конкурентам, когда запоздавший баронет Сурпад, уже достаточно пожилой и с трудом передвигавшийся, вдруг напомнил им об еще одном претенденте:

- Как же вы, господа, можете решать судьбу сирот без их старшего брата? Вдруг он приедет и заявит свои права?

- Какого еще брата?! - взвыл барон Клерд, дядя Марнея по матери. - Что, у моей сестры был еще один сын?

- Был, и Модли родила его вскоре после свадьбы. Вы тогда, помнится, были еще совсем мальцом и могли этого не знать, - усмехнулся в усы Сурпад, - а потом Тарботы ни разу не выводили его в свет, наверное, стеснялись, поскольку он терроризировал всю округу. Вслед за ним, если мне не изменяет память, Модли родила еще пятерых сыновей, но все они скончались в младенчестве, и если бы не крепкий первенец, семья так и осталась бы бездетной. Но Рея ни одна хворь не брала, и вообще он каким-то чудом умудрялся избежать серьезных травм, хотя играл в такие опасные игры, словно намеренно задался целью свернуть себе шею.

- Ну и где же он тогда, этот ваш Рей? - рявкнул Клерд.

- Едва ему исполнилось тринадцать, он сбежал из замка, нанявшись оруженосцем к какому-то странствующему рыцарю, - промолвил Сурпад. - Что интересно, почти сразу после его побега ваша сестра в очередной раз разрешилась от бремени, новорожденного нарекли Марнеем, потом рожала еще трижды, последний раз уже в сорок лет, и ни один из ее поздних детей до сих пор не умер.

У Марнея было такое ощущение, словно его пыльным мешком по голове шарахнули. Он-то всегда думал, что он у родителей первенец, а оказывается, лишь седьмой по счету, хотя мог бы и сам, дурак, догадаться, что что-то здесь не так. С чего бы это матушка начала рожать, когда ей было уже за тридцать? Но ни о каких старших братьях ни мать, ни отец ни разу с ним не заговаривали, даже могил их он не видел, то есть их не было в родовом склепе Тарботов, а какие там младенцы похоронены рядом на кладбище, он в принципе и не интересовался. Ладно, пятеро померли, бывает, но самый старший-то, может, еще жив! Вот только почему он на памяти Марнея ни разу не заглядывал в их замок?

Клерду сей факт тоже показался весьма сомнительным, и он выразил уверенность, что старший наследник Тарботов наверняка сгинул в одном из военных конфликтов, на участие в которых подряжаются странствующие рыцари вместе со своими оруженосцами. А если погиб он в чужом краю, то теперь и могилы его, мол, уже не сыскать.

- Все могло быть, - произнес Сурпад, - вот только не так давно до меня дошли слухи, что Рей Тарбот не только жив, но и успел сделать неплохую карьеру, возглавляет теперь целый отряд наемников.

- То есть он кондотьер, - зло прошипел Клерд.

- Похоже, что так, вот только дворянства его никто не лишал и прав наследования, насколько я помню, тоже. То есть по закону именно он теперь барон Тарбот. Захочет ли он принимать этот титул, или ему милее вольная жизнь, это другой вопрос, но мы в любом случае обязаны оповестить его о гибели родителей. А то ведь если случайно прознает сам и заявится, то сами понимаете...

- Да уж понимаю... - недовольно протянул Клерд. У отрядов кондотьеров сложилась самая дурная репутация, такие могут не полениться и взять замок штурмом, если сочтут потенциальную добычу достойной внимания, и уж тем паче, если их предводитель в своих правах. - Только где теперь нам искать этого вашего Рея?

- Можно заплатить глашатаям в Исиборне, чтобы оповестили народ об открывшемся наследстве. Город этот торговый, и слухи оттуда расходятся быстро...

- Ладно, так и сделаем, - кивнул Клерд. Жирный кусок уплывал их рук, но лучше уж лишиться его, чем головы, да и конкурентам тогда тоже ничего не достанется. А если удастся втереться в доверие к этому вечному страннику Рею, то еще поглядим, кто здесь будет всем заправлять после его отъезда!

Приняв, наконец, общее решение, безутешные родственники разъехались с похорон, оставив сирот дожидаться визита их старшего брата, ну, а если тот так и не появится в разумный срок, то приезда назначенного графом опекуна. Временно исполнять обязанности такового назначили начальника замковой стражи. Старый служака свое дело знал, охрану наладил, нанял экономку заниматься вместо почившей госпожи хозяйственными делами, но в воспитание сыновей покойного барона не лез, решив для себя, что это исключительно господское дело. Вот приедет Рей, пусть он с ними и разбирается.

Жить в вечном ожидании чего-то неведомого оказалось очень тяжело. Так и не сумев призвать к порядку отвязных младших братьев, Марней совсем уже было опустил руки, уже не веря ни в какой приезд таинственного старшего брата и ожидая, скорее, что граф пришлет таки им опекуна. Но Рей, однако, все же приехал.

Начало того дня ничем не отличалось от предыдущих, и Марней откровенно скучал, бесцельно шатаясь по замку, когда стражник на воротной башне вдруг предупредил о приближении большого отряда конников. О, как все тут же засуетились! Начальник замковой стражи Корун предполагал, конечно, кого это могла принести нелегкая, но свои предположения афишировать пока не спешил, а ну как ошибся? Лучше закрыть до времени ворота перед будущим сюзереном, чем впустить в замок врага.

Когда гости приблизились, стало видно, что все они облачены в вороненые доспехи и черные плащи, да и кони под ними исключительно вороной масти. Зрелище было немного жутковатым, словно не люди к ним явились, а какие-то демоны из преисподней. Ломиться в закрытые ворота они, впрочем, не стали и попридержали коней в заметном отдалении, отрядив на переговоры одного, на чьем щите красной краской был начертан неведомый Марнею знак, хотя он, вроде как, не был полным профаном в геральдике. Коруну он, впрочем, оказался знаком, поскольку он повелел растворить ворота и сам же вышел встречать дорогого гостя, преклонив перед ним колено.

- Мы так долго ждали вас, господин...

Ни один мускул не дрогнул на молодом еще лице черного всадника. Он лишь жестом показал Коруну подняться и махнул рукой своим, дескать, формальности улажены, теперь поторапливайтесь.

Когда весь отряд въехал во двор замка, там сразу стало тесно. Марней, благоразумно отошедший за крыльцо донжона, подумал, что такое количество людей им даже не разместить в свободных замковых помещениях, разве что будут спать на полу вповалку, а для всех их коней точно не найдется места на конюшне. Главарь их, похоже, тоже это понял, поскольку приказал своим людям обустраивать лагерь за пределами замковых стен. Марней, увидев это, с облегчением выдохнул, хотя уже даже гордость какую-то почувствовал за незнакомого прежде брата - ни один известный ему барон не смог бы содержать вооруженный отряд подобной численности. А Рею, интересно, на какие доходы это удается делать? В любом случае это были невероятные успехи для беглеца, лишенного поддержки влиятельной родни.

Столпотворение во дворе не могло не привлечь внимания всех обитателей замка. Буквально в каждом окне виднелись физиономии любопытствующих, и среди них Марней различил мордашки младших братишек, Сантея и Тенвея. Хорошо, что пока еще не осмеливаются на двор выбраться, потолкаться среди приезжих воинов, хотя от этих оторв всего можно ожидать. Но в целом Марней их, конечно, понимал. Жутко интересно же, когда вдруг появляется старший брат, о котором ты прежде ничего не слышал. Сам Рей, между тем, уже о чем-то беседовал с Коруном. Не сдержав любопытства, Марней постарался потихоньку приблизиться к ним, чтобы хоть что-нибудь расслышать.

- Я готов отчитаться перед вами за все свои дела, господин барон.

- Не титулуй меня так.

- Но как же тогда... - вытянулось лицо у Коруна.

- Я не намерен давать никому вассальную присягу ради клочка земли с десятком деревень, которые и сотню воинов прокормить не в состоянии. Я даже Сирьке не присягал, хотя и нанимался к нему на службу во время двух его последних авантюр.

Марней аж вспыхнул, расслышав такое. Никто еще на его памяти не смел так презрительно обзывать их нынешнего короля Сируана VI. Коруну тоже явно стало не по себе, он даже заметно поежился, но почтительного тона не утратил.

- Но последнюю военную кампанию мы вроде как не проиграли...

- В целом да, и вопреки его бездарному командованию. Вот попомни мои слова, еще одна такая авантюра, и Сирьку ждет неминуемый разгром, а нашу Дитару тогда точно раздерут на части. Что ж, это будет не первое мелкое королевство с такой судьбой и явно не последнее, что не удивительно при таких бездарных военачальниках. Но в ближайший год это не моя забота, а потом кое-что может и измениться...

- Да, господин, вам все же надо решать, что делать со своими наследством. Если вы отказываетесь вступать в права, то что же будет с нашим баронством?

- До меня дошли слухи, что в мое отсутствие папаша с мамашей умудрились нарожать еще кучу пацанов и старшему из них уже исполнилось тринадцать. Неужели он такой рохля, что не сможет стать бароном?

- Марней вполне разумный мальчик, но в его возрасте никого не ставят править феодом без назначения взрослого опекуна, - ответствовал Корун. - Минимум через год, и то если он сумеет пройти посвящение в рыцари, а он к этому пока еще физически не готов.

- Посмотрим, - хмыкнул Рей, - меня-то посвятили как раз в четырнадцать и, клянусь Господом, имели на то все основания!

- Марней не такой, каким были вы в детстве, - возразил Корун. - Вот его младший брат Сантей, тот чем-то на вас похож, но ему ведь всего десять... В любом случае, кто-то должен отвечать этот год за баронство. Граф может назначить Марнею опекуна.

- Пока я здесь, Динька не осмелится, - презрительно фыркнул Рей. - Будет старательно делать вид, что ничего не происходит, лишь бы никак не реагировать. А иначе что? Осаждать он меня здесь, что ли, будет? Да он обосрется от одной мысли о таком, а его вояки разбегутся, едва завидев моих молодцов! Короче, год я тут перекантуюсь без проблем, в там уж брат пусть сам решает, как ему вести себя с Динькой.

Так, и графу их досталось... Он, конечно, не из великих воителей, но называть его светлость Динкея Динькой?!.. Марней даже в мыслях бы на такое не осмелился, но Рей, кажется, не уважал никого. Самолюбие мальчика, правда, было утешено тем, что ему все же быть бароном, раз уж старший брат считает этот феод слишком мелким для себя. Но на что он тогда, интересно, рассчитывает? Его слова, что Дитару когда-нибудь неизбежно разорвут на части, Марней, конечно, принял к сведению. Когда случаются такие катаклизмы, на вершину может взобраться любой авантюрист, за которым стоит серьезная военная сила. Неужели Рей именно на это и рассчитывает? От такой догадки мальчику стало зябко, а еще почему-то страшила неизбежная встреча со старшим братом наедине. Было в Рее что-то такое непонятное и даже жуткое.

Обустроившись в замке и в разбитом у его стен лагере, приезжие воины, разумеется, взялись за тренировки. Замковая стража тоже регулярно отрабатывала свои боевые навыки, но сам барон на памяти Марнея в них участия не принимал, а вот Рей охотно махался мечом со своими людьми. Он был, конечно, лет на двадцать моложе отца, но все равно слишком уж бесшабашно рубился. Да еще меч его... Какого-то странного оттенка, к тому же Рей как-то уж слишком ловко им вращал, словно тот ничего не весил. Неужели он такой дьявольски сильный?

Когда тренировка прервалась на обед, воины разошлись, побросав прямо во дворе свое оружие и доспехи, мол, все равно не украдут. В принципе они не ошибались, замковая челядь на такое не осмелилась бы, но кое чьи шаловливые ручонки все же страх преодолели. Сантей, тоже заинтересовавшийся оружием старшего брата, осторожно подобрался к его брошенному мечу и ухватился за рукоять. У Марнея аж глаза на лоб полезли, когда он увидел, что Сантей спокойно поднимает меч! Брат, конечно, крепыш и своим игрушечным деревянным мечом орудует уже очень ловко, но оружие взрослого воина ему пока явно не по силам, тем более такой длины. Стало быть, меч Рея весил куда меньше стального, но из какого тогда металла его отковали? Ну, не из мягкого же олова?!

Осмелевший Сантей, между тем, принялся фехтовать братским мечом, а потом со всей дури рубанул по чьему-то лежащему на земле шлему. Даже стальное лезвие должно было при этом по идее со звоном отскочить, но этот непонятный клинок врубился в сталь и рассек шлем напополам! Офигевший братец несколько секунд тупо взирал на дело своих рук, потом до него, кажется, дошло, он бросил меч и задал стрекача. Марнею бы тоже сбежать от греха подальше, на какая-то неодолимая сила повлекла его вперед и заставила подобрать брошенное оружие. Меч действительно оказался на удивление легким, и Марней вполне бы с ним управился. Но что же это все же за странный металл, и где Рей ухитрился его раздобыть? Загадок, связанных со старшим братом, становилось все больше, и Марней очень хотел их разгадать, хотя и предчувствовал, что ответы ему могут очень не понравиться.

Когда Корун сообщил Марнею, что старший брат зовет его в гостиную для конфиденциального разговора, мальчика охватили нехорошие предчувствия. Рей уже несколько дней живет в замке и почему-то только сейчас нашел время ближе познакомиться с младшими братьями? Они ему настолько безразличны? И даже он, Марней, которого сам Рей видит будущим бароном? Что-то в этом было ненормальное, а всякая ненормальность таит в себе угрозу. Но достойных причин отклонять приглашение не было никаких, да и не хотел Марней выставлять себя трусом.

Тихонько постучавшись и услышав приглашение войти, Марней осторожно приотворил дверь и просочился в гостиную. Обстановка комнаты изрядно его удивила. Все так же горел камин, и пол по-прежнему устилали выделанные медвежьи шкуры, на которых он когда-то так любил возиться с младшими братишками, но кресла почему-то были придвинуты к стенам, а в центре комнаты стояла длинная лавка, которую Марней раньше и не видал нигде. Из караульной ее, что ли, притащили? И уж совсем не к месту здесь была бадья с торчащими из нее прутьями. Мальчик недоуменно уставился на брата, который в ответ одарил его насмешливым взглядом.

- Марней Тарбот, тебе доводилось когда-нибудь расплачиваться за свои грехи?

- В смысле?

- В смысле собственной задницей.

Мальчик отрицательно замотал головой. Ни его, ни братьев родители почему-то ни разу не наказывали телесно, хотя он слышал, конечно, что в других дворянских семьях это практикуется почти повсеместно.

- Не удивлен, - спокойно промолвил Рей. - Я тут уже успел побеседовать с вашей нянькой, и она поведала мне, что наша мать была настолько подавлена смертью в младенчестве пятерых своих детей, что очередного своего отпрыска даже с рук не хотела спускать и чуть ли не облизывать была готова. Ты же знаешь, наверное, что ты у нее только седьмой по счету? Хорошее, между прочим, число, счастливое... Ну так вот, на твое счастье, ты оказался покрепче своих предшественников и выжил на радость матушке с батюшкой. Уверен, что они так тебя холили и лелеяли, что даже не шлепали, не говоря уже о том, чтобы задать розог за шалости.

- Так и не за что было, - рискнул возразить Марней.

- Прямо такой ангелочек, да? Но ты, братец, уже давно вышел из того возраста, когда дети считаются безгрешными, так что позволь тебе не поверить. Раздевайся.

- Как? - вскинулся Марней.

- Полностью. Одежду сложи вон на то кресло.

Обнажаться перед почти незнакомым братом было неловко, но мальчик заставил себя это сделать и замер, целомудренно прикрыв ладонями пах. Рей обошел его со всех сторон, внимательно разглядывая.

- А жирок бы тебе согнать не мешало.

Марней вспыхнул. Ну да, в еде его никогда не ограничивали, а поесть он любил... Рядом с более тощими братьями он действительно казался пухлым, хотя не до такой степени, чтобы жиром трясти, но ребер уже точно не было видно.

- Ну, раз других грехов признавать не хочешь, получишь за то, что так себя запустил, а еще, что не можешь справиться с младшими братьями, которые обязаны тебя слушаться, а ведут себя как малолетние разбойники. Правитель должен отвечать за своих подданных, будущий барон Тарбот.

Вот оно, подтверждение!

- А почему я барон, а не ты? - рискнул все же уточнить Марней.

- А потому что я рожден для большего, - отрезал Рей, - но вынужден пребывать здесь, поскольку не хочу бросать на произвол судьбы свою кровь. У меня есть год, чтобы воспитать из тебя достойного правителя, и можешь не сомневаться, я это сделаю, нравится тебе это или нет. Видишь лавку? Ложись на нее ничком и вытяни руки. Посмотрим, боец ты или рохля.

Марней, стиснув зубы, выполнил приказание и почувствовал, как его привязывают к лавке, сперва за щиколотки, а потом и за запястья. В заключение Рей притянул его к лавке широким ремнем еще и в районе поясницы, после чего мальчику даже дергаться стало затруднительно. А потом пришла боль. Ни разу в жизни не поротому Марнею казалось сперва, что ему на ягодицы плещут кипятком, и он не в силах был сдержать крики, как ни старался. Длилось все это страшно долго. Когда его, охрипшего и зареванного, наконец отвязали, он с трудом нашел силы, чтобы встать с лавки. Задница горела пожаром и вспыхивала новой болью при каждом шаге. Марней самому себе был сейчас противен, но брат почему-то прижал его голову к своей груди, утер слезы и сказал, что он хорошо держался и вырастет настоящим мужчиной.

Натягивать штаны было больно, но мальчик терпел, не желая демонстрировать своей слабости. Его жестоко высекли, но и неожиданно высоко оценили, все это вызывало противоречивые чувства, с которыми надо было разобраться наедине. Видеть сейчас никого не хотелось, но пришлось, поскольку Рей приказал ему оповестить Сантея, что его тоже ждут в гостиной. Да уж, братец розги точно заслужил! Всячески стараясь скрыть, как ему самому сейчас плохо, Марней известил брата, где и зачем его сейчас ждут, и даже мстительно улыбнулся, увидев потрясенное братишкино лицо. А вот нечего без спроса за чужие мечи хвататься!

Сантей и так предчувствовал, что выходка с мечом и шлемом ему с рук не сойдет, но действительность превзошла все его ожидания. Однако Сантей с самых малых лет видел себя рыцарем и презирал трусов. Осторожного старшего братца, кстати, тоже. Родительские наказания были ему что с гуся вода, и потому он регулярно позволял себе шалости, за которые любого крестьянского мальчишку высекли бы, наверно, до потери сознания. Корун для него тоже авторитетом не был, но, едва увидев Рея, он почувствовал в нем настоящего доминантного самца, которому не стыдно будет подчиняться. Более того, ему почему-то страшно хотелось, чтобы и Рей оценил его по достоинству, приблизил к себе, сделал своим оруженосцем, что ли! На большее мальчик пока не претендовал, для десятилетнего и эти мечты казались очень уж дерзкими, но он готов был на все, чтобы их осуществить, и потому не колеблясь пошел в гостиную.

Далее ему пришлось долго краснеть ушами, выслушивая нарекания старшего брата. Рей припомнил ему все его грехи, о которых успели донести замковые слуги, и особо последнюю дерзость с мечом и повреждением воинского имущества. Сантей, покорно опустив голову, не смел возражать и лишь в конце рискнул спросить, а что это за меч у Рея такой странный?

- Узнаешь, когда подрастешь, - хмыкнул брат, - а сейчас раздевайся догола и ложись на лавку, пришло время отвечать за свои безобразия.

Сантей, ни слова ни говоря, выполнил приказ и дал себя привязать. Рей его не щадил, хлестал не только по ягодицам, но и по бедрам, и по спине, отвесил полсотни крепких ударов, так что кое-где даже проступила кровь. Сантей, прикусив губу, долго пытался сдерживать крики, потом все же разрыдался, но пощады не просил и вынес все, что ему было отмерено.

Когда уже второй младший братец кропил слезами его грудь, судорожно вцепившись руками в его, Рея, рубаху, старший вдруг ощутил симпатию к этому отчаянному мальцу, который действительно чем-то напоминал его самого в этом возрасте. Первоначальные планы Рея на этого брата не распространялись, но волчонок с крепкой хваткой может оказаться не лишним в его отряде, верные люди ему нужны.

Если акции Сантея сильно поднялись в глазах Рея после перенесенной порки, то Тенвей старшего брата откровенно разочаровал. Семилетний шкодник был почему-то свято уверен, что ему все и всегда должно сходить с рук, и едва заслышав, как обошелся Рей с двумя его старшими братьями, попытался спрятаться в чулане. Стражникам пришлось искать его по всему замку и затем насильно волочить на расправу, орущего и извивающегося. Оказавшись в гостиной, мальчуган тут же попытался забиться под кресло, и Рею пришлось самолично извлекать его оттуда. Малец при этом яростно извивался и даже норовил укусить брата за руку. Потребовались усилия троих стражников, чтобы, наконец, раздеть засранца и распластать на лавке.

Щадить его Рей не собирался и выдал не только то, что заранее наметил, но и много сверх того. Тенвей визжал после каждого удара, пока совсем не осип. От шестидесяти розог попка его оказалась вся в крови, а сам он, истратив все силы, лежал на лавке безвольной тряпочкой, не переставая, впрочем, жалобно всхлипывать. Напутствовать его в чем было сейчас бессмысленно, пусть им лекарь занимается, а там уж Рей посмотрит, что делать с этим трусишкой. Стражники отнесли Тенвея в замковый лазарет, а Рей самолично отправился знакомиться с самым младшим из своих братьев, пятилетним Палеем.

Десятый из братьев Тарботов был точно не от мира сего. Пристроившись в уголке, он держал в ручонках толстую книгу и водил носом по ее страницам, хотя его точно еще не учили читать. На вопросы Рея он отвечал односложно, не поднимая глаз, и, кажется, был раздосадован, что его отвлекают от важного дела. Никаких шалостей за ним не числилось, по крайней мере, Рею никто о таковых не донес, и наказывать малыша по сути было не за что, но Рею хотелось знать, как каждый из его братьев умеет терпеть боль, так что розги Палею светили все равно. Почувствовав, что обманывать такого мальца просто грех, Рей прямо высказал ему все свои резоны. Малыш подумал, возмущаться не стал, отложил книгу в сторону и дал Рею отвести себя в гостиную за руку.

Нянек здесь, разумеется, не было, а Палей ко всем прочим странностям был еще и не по возрасту неуклюж, так что Рею пришлось раздевать его самому. Малыш покорно улегся на лавку, и Рей даже постеснялся его привязывать. Пять ударов розгой, и хватит с него. Когда красные полосы вспыхивали на бледной коже, малыш заметно дергался, но упорно молчал, даже не пытаясь увернуться, лишь слезки на глазах проступили.

- Будущий святой... - вздохнул Рей, поднимая братишку с лавки. - Вот только что мне с тобой таким делать-то? Не в то время ты родился на свет, братец, в этом мире тебя сожрут и не поперхнутся. В монастырь пойти? Так там таких умных тоже не слишком привечают. Ладно, живи, как прежде, пока братья тебя защитить могут, а там посмотрим, что из тебя вырастет.

Одев Палея, Рей отнес его обратно на руках. Тот бы и сам, конечно, дошел, но Рею нравилось держать это доверчивое тельце. Нянчить младших братьев ему в жизни не довелось, к младенцам его и близко не подпускали (и правильно делали!), но вот этот малыш явно нуждался в его жизненной энергии и мог дать взамен что-то столь же неосязаемое, но почему-то очень Рею нужное. Об этом еще стоило поразмышлять на досуге, а пока он свое дело сделал, характер младших братьев оценил.

Год жизни после приезда Рея казался Марнею если не адом, то, по меньшей мере, Чистилищем, пребывая в котором, он должен был выстрадать право на свое будущее баронство, а в качестве демона-гонителя выступал старший братец собственной персоной. Марней быстро осознал, что все его прежние затруднения и проблемы гроша ломаного не стоили, что родители обращались с ним, как с хрупкой фарфоровой куклой, которую так легко разбить, просто уронив на пол. Но он, Марней, такой куклой не был и упорно не ломался, хотя его гоняли на занятиях бегом, борьбой и фехтованием и в хвост, и в гриву, а потом еще частенько секли за недостаточное усердие. Но если бы он прежний вдруг увидал себя нынешнего в зеркале, то, скорее всего, не поверил бы, что может стать таким.

Марней сильно вытянулся за этот год, раздался в плечах, от жирка на бедрах и следа не осталось, и лишь лицо почему-то оставалось все таким же круглым. Несмотря на многочисленные рубцы от розог, это новое тело нравилось Марнею куда больше прежнего. Теперь никто бы не осмелился обозвать его бабой, равно как и выразить сомнения в его воинских умениях. И он, наконец, получил меч, который был ему по силам. Такой же, как у Рея: легкий и невероятно прочный.

Он не раз приставал к брату с просьбой открыть секрет этого оружия, и однажды тот смилостивился. Под клятву хранить эту тайну Рей рассказал, что на земле существует куда больше металлов, чем знают даже кузнецы, и лишь выдающиеся алхимики в своих изысканиях смогли достичь невероятного жара и выплавить то, что в обычном горне выплавке не поддается. Неразумные люди считали, что эти алхимики знаются с нечистой силой, и потому всячески их гнали, и лишь тот сеньор, к которому Рей тринадцать лет назад поступил на службу, догадался, какое сокровище идет к нему в руки, и скрыл их в одном из своих горных замков, заодно предоставив его для их научных изысканий. Тот сеньор так и погиб бездетным, и дальние родственники раздербанили его наследство, но тот замок достался Рею и его боевой команде, как понял Марней, по праву самозахвата, но Рей к тому времени был уже настолько опасной фигурой, что никто не решался с ним тягаться. Все считали этот замок базой для его отряда кондотьеров, и никто окрест не догадывался, для чего он нужен на самом деле.

Итак, эти гении алхимии научились добывать из окружающей среди полтора десятка различных металлов, некоторые, к сожалению, существовали там в совершенно мизерных количествах, но Рей уже знал, на что похожи содержащие их минералы, и лелеял надежду отыскать где-нибудь их месторождения. О, тогда он сможет вооружить целую непобедимую армию! А пока в его распоряжении было лишь пять мечей из того легкого металла, который открывший его алхимик обозвал титаном, и десяток кинжалов из сплава других, тяжелых почти как золото, но при этом неимоверно прочных, даже прочнее титана. Такими можно было запросто пробить любой доспех. Мечи эти и кинжалы Рей ценил дороже золота, но двум своим младшим братьям пожертвовал по экземпляру того и другого.

Тяжелый кинжал с узким лезвием Марней пока хранил в тайнике до тех времен, когда и ему доведется идти на войну, а вот с мечом активно упражнялся и мог уже противостоять даже взрослым воинам. А уж как игрался с таким же подарком Сантей! Дай ему волю, он бы, наверное, и спать с ним ложился.

Именно этот братец больше всего сейчас удивлял Марнея. Сантей, всегда гораздый на опасные проказы, ни в грош не ставивший родительские запреты, теперь вдруг стал поклоняться Рею, как какому-то божеству. Шкодил, правда, все равно, если на то не было прямого запрета, и неизменно получал за то по заднице, но даже сам ритуал порки он, кажется, воспринимал как приобщение к каким-то высшим смыслам. Он, Сантей - слаб и грешен, Рей - всемогущ и всезнающ, и если этот небожитель обращает свое драгоценное внимание на такую ничтожную личность, как Сантей, надо принимать это внимание с неизменной благодарностью, даже если оно выражается розгами. Вот сечь себя слугам Сантей не позволил бы никогда! Вот только к Марнею Сантей относился по-прежнему. Признавал, конечно, старшим и будущим бароном, но командовать собой не давал.

Тенвея гоняли тоже, вот только проку от этого не было никакого. Занимался этот засранец только из-под палки, которой страшился до потери сознания, и неизменно филонил, когда его не контролировали. Если он в чем и преуспел, так это в умении прятаться, и когда дело доходило до порки, то искать его приходилось по всему замку и волочить потом на лавку усилиями минимум двоих здоровых мужиков, так он упирался. Ну и что взять с этого труса?

Самого младшего из братьев, Палея, Рей оставил в покое. Самостоятельно научившийся читать малыш не любил подвижных игр и все свободное время проводил в замковой библиотеке. Марней как-то решился побеседовать о его судьбе с Реем, и старший брат признался, что Палею лучше было бы родиться в семье алхимиков, а не дворянином, там бы он мог достичь настоящих высот. Впрочем, может быть, еще и достигнет, на младшенького у Рея были далеко идущие планы.

Но определять, что там вырастет из шестилетнего мальца, было еще не время, а вот Марнею пора было уже определяться со своей дальнейшей судьбой. Как только ему исполнилось четырнадцать, Рей задумал посвятить его в рыцари и даже пригласил на эту церемонию окрестных сеньоров. Марней выдержал все положенные для получения этого статуса экзамены, продемонстрировал боевую выучку, принес положенную клятву и был опоясан мечом. Да-да, тем самым, легким и прочным! Надо было еще съездить в графский замок, чтобы представиться сеньору и принести ему ленную присягу. Старший брат решил сопровождать его в этом путешествии.

Церемония прошла, как положено, и Марней официально теперь сделался бароном Тарботом, но поразил его больше не впервые увиденный сеньор, а то, что граф Динкей, кажется, реально побаивался Рея и вел себя при нем как кролик в присутствии удава. Он явно был рад, что этот ходячий ужас скоро покинет его владения и не оставит баронство за собой. Юный Марней казался ему куда более управляемым. Ну-ну...

Сделав младшего брата бароном, Рей посчитал свой долг перед семьей исполненным и стал готовиться к отъезду. Марней понимал, что это неизбежно, но становиться самостоятельным правителем было как-то страшновато, все же не он раньше все решал, а решали за него. Корун, конечно, опытный наставник и анархии в баронстве не допустит, но ответственность-то все равно теперь на Марнее... Услышав, что старший брат зовет его к себе на беседу, юноша отправился получать последние инструкции.

- Марней, не хочу тебя пугать, но через год-два нас ждет война, - сходу огорошил его Рей. - Наш Сируан совсем спятил и нарывается на конфликт с противниками, которые ему не под силу. Ты будешь обязан выставить рыцарский отряд и лично его возглавить, командовать тобой будут тупицы. Мне, конечно, тоже не избежать влезть в эту схватку, но надо мной, по крайней мере, командиров нет. Не геройствуй без нужды, береги своих людей и, главное, младших братьев. Без тебя их уже никто не защитит. Ну, и не забывай их воспитывать.

- Сантей не станет меня слушаться, - вздохнул юноша.

- Об этом сорвиголове не беспокойся, я забираю его с собой.

- Оруженосцем?

- Да, и это неплохое начало карьеры для одиннадцатилетки. Я был на два года старше, когда занял ту же должность, и потом быстро сумел выдвинуться. У Сантея способности ничуть не хуже. На тебе останутся двое младших. Тенвею не светит никакого наследства, кроме коня и доспехов.

- Какой из него рыцарь? Он такой трус!

В восемь лет еще нельзя списывать человека. Возьми его в ежовые рукавицы и дери за любую провинность.

- Я не умею...

- Этому не сложно научиться. А Палей пусть занимается тем, чем хочет. Его бы отдать лучшим учителям, но в этой дыре они не водятся, посылать его учиться в столицу - так он для этого еще слишком маленький, а в том моем замке некому возиться с детьми, да и вряд ли на него хорошо повлияет смена обстановки. Когда подрастет, я его навещу и посмотрю, что с ним делать дальше. Ну, удачи тебе, барон Тарбот!

- И тебе удачи, брат!

Отъезжающих братьев Марней провожал с крыльца донжона. Сантей, хоть и без доспехов, но зато с мечом, гордо гарцевал на верховой кобыле, кажется, наиболее смирной в конюшне, но на ее широкой спине он все равно казался слишком мелким и легким. Но - собственная боевая лошадь! Улыбка у Сантея была шире ушей, и вообще, кажется, не было тут в эту минуту счастливее человека.

Рей подал сигнал к отъезду и, когда распахнулись ворота, первым двинул коня на выход. Сантей пристроился сразу за ним. Марней помахал им вослед рукой, и они ему ответили. Когда ворота закрылись за последним всадников, юный барон Тарбот тяжело, словно весь груз ответственности разом опустился на его плечи, зашел в здание. Кого-то ждут теперь битвы и походы, а кому-то надо и на хозяйстве сидеть!

Быть полноценным хозяином замка оказалось делом крайне муторным, особенно когда у тебя еще и хозяйки нет. Корун, разумеется, по-прежнему управлялся со стражей, но в хозяйственные дела больше не встревал, и вся замковая челядь шла теперь за указаниями лично к Марнею. Ну и что он мог им умного посоветовать? С ужасом думая, как это столько лет выносили его отец с матушкой, юноша старательно делал вид, что находится в курсе всех дел, позволяя при этом слугам действовать по собственному разумению. Они же не новички здесь, давно уже знают, как и что надо делать, вот пусть все и идет, как шло раньше, авось, хуже не станет. А вот чем ему точно придется заниматься самолично, так это воспитанием младшего брата.

С отъездом Рея Тенвей, наконец, облегченно выдохнул и решил, что может вернуться к своим прежним делишкам. Марнея за угрозу он почему-то не воспринимал, хотя и задираться не рисковал, все же слишком большая разница в возрасте. Но его мальчишеское достоинство, многократно униженное Реем, требовало какой-то компенсации, а тут под рукой оказался младший братик, которого, казалось, можно безнаказанно третировать.

У Палея никаких общих интересов с братом не было, он даже во двор замка почти не выходил и лишь на завтрак и обед появлялся в трапезной. Тенвей дразнил его книжным червем и слабаком, но не получал в ответ никакой реакции. Ища, к чему бы еще придраться, он заметил, что брат настолько неуклюж при еде, что то и дело сажает себе на одежду жирные пятна и даже частенько промахивается, наливая себе из кувшина воды в бокал. Теперь он стал обзывать Палея поросенком и криворуким, а когда и это не вызвало ответной реакции, принялся приучать брата к порядку тумаками и таки сумел довести его до слез. На его беду, всхлипывающего Палея заметил Марней и, конечно же, учинил дознание, кто и за что посмел обидеть младшего. Несмотря на попытки Тенвея отрицать свою вину, он был уличен слугами и приговорен Марнеем к порке, на которую, разумеется, не пошел, по привычке спрятавшись в кладовке, но там его, конечно же, обнаружили и силой доставили пред очи старшего брата.

Вид братца, извивающегося в руках слуг в надежде как-то выкрутиться и сбежать, был отвратителен. Марней понял, что либо он сейчас заставит этого шкета подчиниться, либо окончательно утратит авторитет в его глазах, и тогда воспитывать сопляка будет бесполезно. Двери зала были закрыты, так что никуда Тенвей отсюда не денется. Марней приказал слугам отпустить брата и уставился на него тяжелым взором.

- Разве я разрешал тебе трогать Палея?

Молчаливое сопение в ответ.

- Разрешал или нет?!

- Ну, не разрешал...

- Тогда почему ты к нему пристаешь?

- А чего он ведет себя как поросенок...

- Как может, так и ведет, и не тебе его воспитывать! Запомни это раз и навсегда! А для лучшего усвоения ты сейчас сам разденешься догола, уляжешься на лавку и получишь внушение.

- Еще чего... - Тенвей подался назад.

- Пока сам не ляжешь, отсюда не выйдешь, - пригрозил Марней. - И никакой тебе еды и питья. Ну?

Брат упрямо замотал головой и отошел еще дальше.

- Ну, сиди здесь, пока не поумнеешь.

Марней приказал слугам запереть брата в зале, поставив ему ведро для отправления естественных надобностей, но не кормить и не поить, пока не позволит себя выпороть.

Тенвей сперва упрямился и голоса не подавал, но к вечеру проголодался и стал хныкать из-за двери, чтобы ему дали поесть или хотя бы попить. Марней посетил затворника и в ответ на жалобы показал ему на лавку. Боязнь боли была пока сильнее жажды, и Тенвей вновь забился в угол. Ну, пусть еще посидит.

На ночь мальчишку никто не выпустил, и вместо мягкой постели ему пришлось спать на той самой лавке, на которую он так не хотел ложиться. К утру живот у него подводило, а горло совсем пересохло. Он в отчаянии принялся стучать в дверь, чтобы принесли хотя бы воды, но вместо слуг явился все тот же жестокосердный Марней.

- Ну, что надумал?

Расплакавшись, Тенвей стал умолять брата дать ему хотя бы попить, а не то он умрет от жажды.

- Раз можешь пускать слезы, значит, пока не обезвожен, - констатировал Марней. - Посидишь еще, пока не образумишься. Мои условия тебе известны.

- А можно сперва воды, а потом на лавку? - попробовал торговаться Тенвей.

- Нет, сперва на лавку, а потом уж пей, сколько влезет.

Перспектива и дальше сидеть здесь без воды страшила уже сильнее боли. Подвывая от жалости к себе, измученный Тенвей скинул всю одежку и растянулся на ненавистной лавке. Марней еще и крепко привязал его за лодыжки и запястья, после чего ушел за розгами.

Что драть братца ему придется самолично, Марней понял давно. Рей, в конце концов, тоже всегда сек их сам, не поручая слугам. Возвращаясь в зал, юноша захватил с собой несколько хорошо вымоченных прутьев и кувшин с водой. Распластанный на лавке брат поднял голову, увидел розги и обречено закрыл глаза. На его тощих белых ягодицах еще можно было разглядеть следы от предыдущих порок, учиненный Реем. Ну что ж, пора обновить засранцу впечатления. Выбрав прут, Марней размахнулся и нанес первый удар.

На белом фоне вспыхнула красная полоса, пересекшая обе ягодицы. Брат дернулся и тихонько взвыл. Ага, значит, это еще не сильно. Марней стал хлестать сильнее, заставив братца вопить во все горло. Скоро на маленьком заду уже не осталось свободного места, новые полосы пересекались со старыми, и на местах пересечений стали выступать капельки крови. Тенвей уже изорался, осип и даже почти не дергался, смирившись со своей судьбой. Юноша понял, что порку пора кончать, и отшвырнул измочаленную розгу.

У отвязанного, наконец, мальчугана не хватило сил даже подняться с лавки. Марнею пришлось отпаивать его водой и обрабатывать просечки. Брат не сопротивлялся и даже не пытался отстраниться, а, наоборот, льнул к Марнею, словно именно в нем видел теперь спасение ото всех своих бед. Когда шкет немного отошел от болезненных ощущений, юноша помог ему встать и одеться. Ходить Тенвей сейчас мог только в раскорячку, но пустой желудок требовал свое, и мальчик поковылял в трапезную, а не отлеживаться в свою комнату. Есть, разумеется, пришлось стоя, но это была наименьшая из его бед.

Вечером Марней посетил брата в его спальне. Тенвей был сейчас не в том физическом состоянии, чтобы убегать и прятаться, и даже не встал с кровати, на которой лежал на животе, только взор его стал каким-то обреченным. Марней склонился над ним и дружески потрепал за отросшие на затылке вихры.

- Ну, надеюсь, понял теперь, что трусость ни к чему хорошему не приводит?

Братец осторожно кивнул.

- Не будешь теперь пытаться сбежать от заслуженной порки?

- Не-а, - замотал головой мальчуган и тут же тревожно осведомился: - А что, теперь всегда так будет, ну, без еды и питья?

- Пока не научишься достойно принимать наказание.

- А вас с Сантеем Рей тоже так наказывал? - вдруг осмелился спросить Тенвей.

- Имеешь в виду розгами? Да, как и тебя, и нам даже больше доставалось, поскольку мы старше. А еды нас не лишали, поскольку мы от наказания не бегали. И тебе пора лечиться от трусости, а то какой из тебя в будущем рыцарь выйдет? Разве что наемный убийца из тех, что стреляют из засады и тут же удирают, чтобы не поймали. Только ведь и таких ловят и потом казнят.

Тенвей нахмурился, размышляя. О своем будущем он пока редко задумывался, поскольку такие мысли ни к чему хорошему не приводили. Рыцарем, конечно, стать хотелось, но... Но вечные странствия с наймом в охрану то к одному, то к другому сеньору были пока не по нему, собственный феод не светил никак, да и свою трусость он прекрасно осознавал, а кому нужен такой боец? Увы, никаких иных перспектив у него все равно не проглядывалось. Придется бороться со своими инстинктами и покорно принимать порки, учиться владеть оружием и ездить верхом, чтобы, когда вырастет, суметь заработать себе на кусок хлеба. Родителей нет в живых, а Марней, из прежнего пентюха вдруг ставший решительным и жестким правителем, похоже, уже от него не отстанет. Страдать от голода и жажды больше не хотелось совсем, уж лучше привычные розги! Вот только почему он один должен страдать? Палея, вон, никто не дерет и даже к физическим упражнениям не принуждает!

- А из Палея тоже рыцаря не выйдет, - пробурчал он.

- Не выйдет, - согласился Марней. - Так он и рожден для другого. Если бы у нас с тобой, братец, были бы такие же способности к наукам, нас бы тоже учили не мечом махать. Но на деле имеем то, что имеем. С мечом и конем ты управишься, когда подрастешь, все задатки у тебя для этого есть, а вот что касается грамоты, тут я что-то не уверен.

Тенвей хмуро кивнул. Крыть, увы, было нечем, грамота у него действительно не очень-то шла.

- Ну так будешь меня слушаться? - спросил Марней.

- Да, барон, - выдохнул Тенвей.

Еще раз погладив брата по голове, Марней ушел. Малец, конечно, пока плохо управляем, но, кажется, уже морально готов бороться со своими пороками. Даст Бог, и из него вырастет что-то приличное, если он, старший, не даст парню спуска.

Как ни гордился Сантей своим умением ездить верхом, первый дневной переход дался ему весьма тяжело. Для своей кобылы он оказался слишком легким грузом, каждое ее движение заставляло его подскакивать в седле, и к концу дня он основательно отбил задницу. Только его природное упрямство, заставляющее терпеть боль, и не дало мальчику разныться, но вечером он ходил, широко расставляя ноги, и даже аппетита не было никакого, только бы добраться до кровати и забыться сном. Следующий переход, правда, дался ему уже полегче, а потом он кое-как приспособился и вновь стал способен ощущать радости жизни, а таковые, разумеется, были.

За свои одиннадцать лет он ни разу не выбирался далеко за пределы родового замка, даже в ближайшем городе не был, а тут они проехали сразу через несколько городов, ночевали на постоялых дворах, и однажды Рей даже взял его с собой на городской рынок. Сантей, никогда еще не видевший столько людей разом, чуть не потерялся в этой толпе, хорошо, что вовремя увидел удаляющийся черный плащ брата. Помимо снеди в дорогу они закупали какие-то странные ингредиенты, наверное, для тех алхимиков, что работали на Рея.

За пределами городов глазеть по сторонам было не так интересно. Однообразные леса тянулись по обеим сторонам дороги, изредка сменяясь полями, окружающими убогие деревеньки. Возможно, здесь где-то и разбойники были, но никто не осмеливался напасть на такой большой отряд, ни лесные обитатели, ни местные бароны, которые тоже законопослушным нравом не отличались и, бывало, реально грабили проезжих. Но кондотьеры Рея страшили их всех, и Сантей, постепенно осознав это, стал раздуваться от гордости, что и сам теперь принадлежит к столь грозной силе. При этом ревностно исполнял свои обязанности оруженосца, стараясь быть хоть чем-то полезным брату.

Наконец, они въехали в горы, куда более высокие, чем те, которые Сантей мог видеть в окрестностях своего родного замка. Дорога стала узкой, и ей, похоже, мало кто пользовался. Рей пояснил брату, что в этой долине нет других замков, кроме принадлежащего ему Ибтора, да и селений негусто, всего два, да и те населены не пахарями, а чабанами. Кроме как растить коз и овец, крестьянину в этой местности делать нечего.

Наконец, их глазам открылся неприступный замок на плоской вершине горы. Единственная ведущая к нему дорога серпантином вилась по склону и на каждом своем отрезке могла быть атакована сверху. Непрошеным гостям не поздоровилось бы. Сантей испытал настоящее благоговение при виде этой мощи. Кто бы ни задумал возвести этот замок, он нашел для него просто идеальное место.

Замковая стража открыла ворота перед своим сюзереном, и Сантей вслед за братом торжественно въехал во двор. Тесновато здесь, да, и почему-то не видно ни храма, ни даже какой завалящей часовни. Только могучее здание донжона, конюшни, караульная и еще какое-то неопознанное каменное строение без окон, но с многочисленными трубами.

Разумеется, в первый же день пребывания в замке не страдающий робостью мальчуган постарался облазить его весь и испытал горькое разочарование. В замке совсем не было детей! У себя дома, в Тарботе, Сантей привык предводительствовать ватагой сверстников. В основном это были сыновья замковых слуг, но и младший братец Тенвей там тоже присутствовал. Да хрен бы с ним, с этим плаксой, но некоторые проказы без поддержки товарищей проделывать было бы весьма затруднительно, а тут даже пообщаться на равных ни с кем не получится! Но обижаться было не на кого, свою нынешнюю судьбу Сантей выбрал сам. Ох, тяжела ты, доля оруженосца!..

Возникла мысль добраться до ближайшего селения и подружиться с кем-нибудь там, вот только идти туда было все же далековато, да и не слишком уверенно он себя пока чувствовал в таких высоких горах. Лучше сперва ознакомиться с ближайшими окрестностями. Из замка его выпустили без единого слова, и Сантей отправился гулять.

Большую часть горы за пределами замка занимал роскошный луг с такими цветами, каких у себя на родине Сантей и не встречал ни разу. Здесь они, возможно, росли повсеместно, вот только рядом с селениями их пожирали овцы, а в замке овец не держали, и гора была очень труднодоступна для всякой копытной живности со стороны. Мальчуган не отказал себе в удовольствии поваляться в траве, потом отправился смотреть, нет ли тут еще чего интересного, и почти сразу же наткнулся на колею, ведущую от замка куда-то на другой конец этого небольшого плато. Заинтригованный Сантей решил исследовать, куда она ведет, и в итоге добрел до какой-то странной башни, сложенной не из камня, а из кирпичей, и почему-то без бойниц наверху, но зато с ведущей туда лестницей. Что никакие сторожевые башни так не строят, мальчик был стопроцентно уверен, но тогда к чему это все? Сантей обошел странное строение кругом, обнаружив в ней некие отверстия, никак не похожие ни на окна, ни на двери, и каменные лотки под ними. Никакой жизненный опыт не подсказывал мальчику, что бы это могло быть, и Сантей, вздохнув, отправился обратно в замок, решив на досуге расспросить брата.

В самом замке, разумеется, его внимание привлекало то самое строение с трубами, из которых даже сейчас, летом, вились дымы. Печи, что ли, какие топят или же котлы? Сантей догадался уже, что именно там обитают знаменитые братовы алхимики, и его любопытство просто зашкаливало. В здание то кого попало не пускали, у дверей дежурил вооруженный стражник, но как-то не слишком бдительно, и, улучив момент, когда тот отошел по нужде, Сантей проскользнул в запретную дверь. И понимал же отлично, что его за это наверняка взгреют, но лучше уж пусть задница пострадает, чем постоянно мучиться от неудовлетворенного любопытства.

Увиденное внутри действительно поражало неискушенное воображение. Тигли, колбы, самая настоящая кузница с горном и мехами и две какие-то ванны, одна вроде бы пустая, и из другой поднимался едкий пар, ощущавшийся шагов за десять. К счастью, большая его часть втягивалась в расположенный прямо над ванной раструб. Сантей осторожно приблизился.

- Если свалишься туда, растворишься без остатка, - произнес незнакомый голос за его спиной, и Сантей испуганно отпрыгнул.

Как оказалось, обращался к нему мужчина в черной мантии (ну, здесь все черное носят) и того же цвета остроконечном колпаке. Так пристало одеваться только алхимикам, так что у мальчика не возникло ни малейших сомнений, с кем ему довелось встретиться.

- Ты брат господина Рея? - осведомился его собеседник.

- Ага, - кивнул Сантей.

- И он разрешил тебе сюда заглядывать...

- Ну-у... - протянул мальчик, уверенный, что сейчас его выставят отсюда, взяв за шкирку.

Но алхимик, представившийся Аспаргом, похоже, нуждался в собеседнике, поскольку выгонять Сантея не стал, а вместо этого пустился в длинные пояснения, из которых мальчик мало что понял, но выказывать это не стал, поскольку любые знания могут пригодиться в будущем. По словам Аспарга, дымящая ванна была наполнена кислотой, которая растворяет любые металлы, кроме благородных, извлекая их из дробленой породы, но из образующихся солей их потом можно восстановить, если через раствор пропустить ток.

- Что? - не понял мальчик.

- Ну, ты же видел молнии?

- Конечно.

- Так это по сути то же самое, только не с неба бьет, а вызывается искусственно. Пойдем покажу.

Они подошли к пустующей ванне, внутри которой оказались какие-то чушки, к которым вели медные проволоки, отходящие от какого-то странного барабана с ручкой.

- Вот сюда наливается раствор, - показал на ванну Аспарг, - вот эту ручку надо вращать, ну, как вращают вертел над очагом, только очень быстро, тогда в проволоках возникает ток, проходит через раствор и расщепляет в нем соли, после чего металл оседает вот здесь, - показал алхимик на одну из чушек, - остается его соскрести и можно дальше плавить и ковать.

- А мой кинжал тоже здесь делали? - осведомился Сантей, извлекая из ножен на свет свое сокровище.

- Да, - кивнул Аспарг, внимательно осмотрев лезвие, - это вольфрамово-молибденовый сплав, такое не выплавить даже в домне, но у нас есть вещества, дающие при горении нужную температуру. Это очень дорогое изделие.

- Я знаю, - гордо ответил Сантей. - А домна - это что?

- Это такая кирпичная башня, в которой горит уголь и плавится железная руда. Качественную и недорогую сталь можно получить только так, правда, после еще одного передела. Нужная печь у нас находится здесь.

- У-у, - протянул мальчик, - сколько у вас тут интересного! А можно, я сюда приходить буду в свободное время? Ну, помогать там в чем-нибудь...

- Можно, если ваш брат разрешит, - промолвил Аспарг.

Разумеется, Рей был очень недоволен, что младший братец лезет, куда ему не положено, и свою законную порцию розог Сантей отхватил, но, стоически стерпев наказание и отрыдавшись, он все равно принялся умолять брата разрешить ему ходить к алхимикам. Рей видел брата воином, а не ученым, и за прошедший год никакой тяги Сантея к книжному учению ни разу не замечал, но такой искренний интерес пришелся ему по сердцу. Ладно, если хочет знать, как добываются ценные металлы, пусть обучается у алхимиков, в конце концов, может случиться такое, что этот замок именно ему и перейдет по наследству. Разрешение было дано, и Сантей нашел, наконец, чем себя занять в отсутствие сверстников.

Разбираться в свойствах различных металлов и смотреть, как их извлекают из руды, было интересно, но уж больно противно там пахло во время этих процессов! Если Сантей надолго там задерживался, у него начинала болеть голова и приходилось выходить на свежий воздух. Чтобы развеяться, он поднимался на крепостную стену и озирал горы, долину, текущую внизу бурную речку и поселения горцев вдали. Отсутствие в замке сверстников все же его тяготило. Алхимики, конечно, забавные дядьки, но Сантей все же с трудом понимал их ученые речи. Вот встретить бы кого-нибудь, с кем он сможет побеседовать на равных...

Решение навестить, наконец, ближайшее селение зрело долго, но в итоге все же было им принято. Он не был уверен, что брат его туда отпустит, и потому просто не стал извещать Рея о своей авантюре. На плато-то его гулять выпускают, а там он просто незаметно спустится и все. Ради этой цели Сантей захватил с собой крепкую веревку, ну и свой вольфрамово-молибденовый кинжал в ножнах, чтобы было чем при случае защищаться.

Длины веревки хватило, чтобы сползти с обрыва. Она так и осталась там привязанной к скальному выступу, так что при случае можно будет и вернуться тем же путем. Вот только спустился Сантей не в долину, а в какой-то горный распадок, заваленный камнями, среди которых с трудом пробирался узкий ручей. Попрыгав немного по этим камням и пару раз оступившись, к счастью, без последствий, Сантей пожалел, что он не горный козел. Вот этим тварям никакие каменные нагромождения нипочем. Но тут ему повезло, и он увидел тропинку, ведущую куда-то в гору, но лучше уж вскарабкаться повыше, чем лезть по этой теснине. Откуда тут, кстати, тропа? Небось чабаны здесь своих овец гоняют, в таком случае она рано или поздно должна привести его к человеческому жилью.

Из-за поворота тропы вдруг донеслось испуганное блеянье овец, и Сантей ускорил шаги. Представшая перед его глазами картина показалась ему весьма эпичной. Мальчишка, по виду его ровесник, взобравшись на высокий валун, отбивался пастушьим посохом от осаждавшего его барса. Небольшая отара овец теснилась к обрыву, который им было не преодолеть, а путь наверх преграждал все тот же барс. Похоже, хозяин гор решил поживиться овечкой, а парень бросился защищать своих подопечных и переключил ярость хищника на себя. Пока еще ему удавалось держаться, но было ясно, что скоро барс найдет способ запрыгнуть на этот валун, хотя бы забравшись для этого повыше по склону, и тогда мальчугану конец.

Парень явно был из бедной семьи: и овец в отаре совсем мало, и даже пастушьей собаки нет. Да и возраст его маловат еще для подобной работы. Как такого вообще отпускают одного в горы? Видать, других работников на это дело в семействе просто нет.

Сантей понятия не имел, из какого селения этот мальчуган и являются ли обитатели того селения вассалами его брата, хотя по идее должны бы: окрестные земли обычно принадлежат владельцу замка, а никаких других замков в округе не наблюдалось. Но он, Сантей, будущий рыцарь, а рыцари должны защищать своих людей и вообще всяких сирых и обиженных. Достав кинжал, он бросился пареньку на помощь.

Поступок его был крайне безрассудным, и спасло его только то, что разъяренный барс утратил всякую бдительность и просто не заметил нового противника. Мальчик рухнул ему на спину, практически оседлав, и обхватил левой рукой за горло. Шокированное животное, не имея пока возможности достать нового врага ни клыками, ни когтями, не нашло ничего лучшего, как кататься по траве в надежде сбросить его или хотя бы придавить своим весом. При этом открылась грудь зверя, и Сантей вонзил свой кинжал туда, где по его представлениям должно было находиться сердце. Похоже, попал. Барс еще поизвивался в яростной агонии, повозил мальчика по камням, но силы его уже покидали, и вот он, наконец, затих. Изрядно помятый и покарябанный Сантей выкарабкался из-под мертвого зверя и натолкнулся на взгляд слезающего с валуна юного пастуха. Мальчишка взирал на него со смертью ужаса и благоговения и, подойдя, упал в ноги, целуя запыленные сапоги своего спасителя.

Вот ног Сантею еще не целовали никогда! Он сильно смутился и поспешил заставить пастушка встать, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Оказалось, что мальчишку зовут Далхо, он действительно ровесник Сантея и проживает в соседнем селении. Отец помер прошлой зимой, и теперь он единственный мужчина в семье, где кроме него есть мать и две младшие сестренки. Говорил пастушок на местном диалекте, который Сантей с трудом понимал, но основное все же усвоил и попросил провести его в селение, на что Далхо радостно согласился.

Тушу убитого барса бросать им, конечно, не хотелось, но сил дотащить ее до селения не хватило бы даже вдвоем. Далхо, впрочем, придумал выход - водрузить ее на спину самой крупной и сильной овцы, пусть она тянет, а они будут только зверя за лапы, чтобы не свалился. Так и сделали, и отара, подгоняемая криками пастушка, двинулась знакомой дорогой к жилью.

Вход их в селение оказался поистине триумфальным. Даже взрослым охотникам редко когда удавалось одолеть барса, а чтобы с этим справились двое мальчишек... Посмотреть на героев сбежались, кажется, все. Несмотря на не самый презентабельный вид Сантея, горцы сразу поняли, что он из господ, и, естественно, накинулись с вопросами. Пришлось представиться и даже показать свой кинжал, которым он поразил барса. Вот тут вопросы сразу кончились, селяне стали обмениваться понимающими взглядами.

Своего нового сеньора здесь, конечно же, знали, а о его боевых подвигах успели уже сочинить целые легенды. Ходили упорные слухи, что Рей якшается с нечистой силой, чему очень способствовали иногда встающие над его замком странные дымы. А вот о том, что у сеньора есть, оказывается, младший брат, тут понятия не имели. Отблеск славы Рея, естественно, пал и на Сантея. Понятно, мол, в кого он уродился таким героем. Желающих услужить юному господину, разумеется, тут же набралось немало.

Мужчины со знанием дела освежевали барса и пообещали за пару монет выделать ее должным образом и доставить в замок. На это Сантей благосклонно согласился, а вот предложение посетить дом местного старосты ради торжественного обеда в его честь все же отклонил: во-первых, он пока не еще не проголодался, во-вторых, всякие там официальные трапезы с их неизбежным церемониалом его еще в детстве достали, когда были живы родители, ну а в-третьих, ему куда интереснее было посмотреть, где живет спасенный им сверстник. Вот к его дому Сантей и направился.

Нищая хибара, в которой проживал Далхо с матерью и сестрами, выглядела убого даже на фоне соседних, отнюдь не богатых домов, а хлев, кажется, вообще готов был завалиться. Мать семейства не сразу поняла, с кем это вернулся ее сын и почему их сопровождает целая толпа зевак, но Далхо, увлеченно размахивая руками, в самых ярких красках расписал ей и свою встречу с барсом, и как он уже мысленно прощался с жизнью, и как небеса послали ему нежданного спасителя, который, ты не поверишь, сам накинулся на зверя и пронзил его сердце кинжалом! Разумеется, это его повествование было внимательно выслушано собравшейся толпой и спешно разнесено по всему селению. Осознав, что видит спасителя своего сына, женщина порывалась упасть Сантею в ноги, но тот ее удержал. Больше всего ему сейчас хотелось прекратить все это чествование и скрыться с людских глаз, все же такое повышенное внимание с непривычки его утомляло.

Только когда за ними закрылась дверь, отрезав ото всех зевак, мальчик облегченно выдохнул. Внутренний интерьер тоже был, мягко говоря, бедноват, и Сантей удивился даже, на чем они тут все спят. Вот на этих грубых лавках, что ли? Из темного на него пялились две пары глаз, принадлежавшие девчушкам примерно пяти и семи лет отроду. Да уж, какие из них еще работницы... Никакого приличествующего случаю угощения мать Далхо, конечно, предложить Сантею не могла, но зато ей не привыкать было лечить сыновние царапины и ушибы, да и штопать она умела, и иголка с мотком ниток в доме все же нашлась, и хотя чинить господскую одежду женщине еще не доводилось, она решительно принялась за дело. Вскоре Сантей, заклеенный какими-то целебными листьями во всех покарябанных местах, сидел в одних подштанниках на лавке и наблюдал за ее работой. Мысли в голове его рождались весьма интересные. Ну, не должен его новообретенный друг, а Далхо он априори уже считал своим другом, жить в такой нищете! Но чтобы привести в нормальный вид это жалкое хозяйство, нужно не так уж мало денег. Он, конечно, может попросить у Рея, и тот, скорее всего, ему не откажет, вот только справятся ли Далхо с матерью с этим хозяйством? Стоп, а что, собственно, они вообще забыли в этом селении? Хорошая портниха и в замке не помешает, работа ей всегда найдется, как и Далхо, хотя бы на кухне. Не принято в замке держать? Это раньше было не принято, но с тех пор, как Рей сам привез туда Сантея, эта традиция уже нарушена. Ну, не может он дальше жить без друзей! Если до селения ходить добираться далеко, так пусть хоть друг сам к нему переедет.

Именно с этими думами приведенный в божеский вид Сантей и направился обратно в замок, где его, конечно, уже обыскались. И не избежать бы ему розог, если бы не его рассказ о встрече с барсом. Рей сделал вид, что поверил, а там уж селяне и наглядное доказательство в замок доставили. Вот теперь будущий рыцарь мог сполна упиваться своей заслуженной славой.

Рей оказался настоящим провидцем: не прошло и года со дня его отъезда из Тарбота, как король Сируан, воспользовавшись усобицей в соседнем королевстве Толин, попытался оттяпать их пограничную провинцию. Лучшего способа примирить враждующих друг с другом толинцев вряд ли кто сумел бы найти. Противоборствующие партии заключили перемирие и собрали общее войско, дабы дать отпор наглому агрессору. Коронные войска оказались биты и откатились, и преследующие их враги уже сами вторглись на территорию Дитары. Сируан объявил своим вассалам всеобщий сбор, разослав гонцов по всему королевству.

До каждого провинциального баронства им было, конечно, не добраться, и весть о начинающейся военной кампании в Тарбот принесли посланники графа Динкея. Марнею пришлось спешно собирать своих людей. Отряд вышел не очень большой: два десятка конных рыцарей, столько же оруженосцев и десяток простых латников из замковой охраны. Больше он взять не мог, чтобы не оставлять Тарбот без защиты. Командовать ему придется самому: Корун, конечно, куда более опытен в военном деле, но кроме как на него, больше не на кого оставить замок. Тенвей в свои девять лет хоть и начал, наконец, проявлять какие-то зачатки ответственности, но даже и на оруженосца пока не тянет. Ох, распустится он теперь в отсутствие Марнея...

Несколько дней добирались до столицы графства, где Динкей вздумал устраивать смотр своим войскам. Хотя здесь собралось уже с полтысячи конных и вдвое большее количество пеших крестьян, вооруженных луками и копьями, сколько-нибудь приличного впечатления вся эта разношерстная орда не оставляла. Граф так и не смог навести хоть какого-то подобия воинской дисциплины, и Марнею становилось страшно от одной мысли, как поведут себя эти вояки, когда дело дойдет до реального боевого столкновения. Оставалось надеяться, что хоть королевские полководцы смогут привести это сборище в порядок.

Марней еще не настолько заматерел, чтобы носить тяжелые латы, и потому обходился кольчужным доспехом, а вот своим титановым мечом владел уже вполне виртуозно, к вящей зависти более старших и опытных рыцарей. Но каким бы там он ни стал рубакой, от него сейчас требовались прежде всего командирские качества, которые ему пока просто негде было проявить. Нет, ему, конечно, подчинялись, но вряд ли сильно уважали, и Марней понимал, что еще должен заслужить это уважение.

Каким бы там ни был авантюристом Сируан, но мобилизовывать людей он умел, и собравшаяся по его началом армия по численности вдвое превышала силы вторжения. Разумеется, было принято решение срочно атаковать. Толинский полководец это предвидел и заранее занял позиции на вершине холма. Выманить бы его оттуда, но Сируан не нашел ничего лучшего, как отправить в атаку свою кованую конницу. Здесь-то и случилась катастрофа.

Скакать вверх по склону было тяжело, рыцарские кони не сумели как следует разогнаться и потому не смогли сходу проломить строй толинской пехоты, ощетинившейся копьями. Да мало того, на дитарцев градом обрушились стрелы! И когда их ряды изрядно поредели, а строй смешался, из-за спин расступившейся вражеской пехоты по ним ударила толинская латная конница, атаковавшая под уклон и потому просто сметавшая передовые боевые порядки дитарцев, которым пришлось обратиться в бегство.

Марней, помня совет Рея беречь людей, в первые ряды со своим отрядом не лез, заметных потерь не понес и во время начавшегося бегства сумел сохранить порядок в рядах. Пропустив улепетывавшую толпу, он оказался в арьергарде отступавших и по мере сил сдерживал толинскую конницу. Один раз ему и самому довелось вступить в схватку. Здоровенный толинец, видимо, думал, что без труда одолеет мальчишку в кольчужном доспехе, размахивающего каким-то очень легким (уж не игрушечным ли?) мечом. Каково же было его удивление, когда эта "игрушка" сперва спокойно рассекла древко его боевого копья, а потом рубанула по запястью его правой руки, которой он только что схватился за меч. Странный металл прорубил кольчужное сочленение и отсек кисть в латной рукавице, из обрубка хлынула кровь. Добивать калеку Марней не стал, тот уже был не опасен.

Потеряв из отряда не более десяти человек, Марнею удалось отойти в ближайший лес, и тут перед ним встал вопрос, как действовать дальше? Остатки разбитой рати откатывались к столице, и пробиваться к ним было бессмысленно, так как их по пятам преследовали толинцы, какая-то часть ратников, лишенная командования, разбежалась по лесам. Отходить ли ему к родному замку и защищать его в надежде, что государи как-нибудь между собой договорятся? Начинать ли партизанскую войну в тылу наступающего врага? У юноши было слишком мало опыта, чтобы принять обоснованное решение. Но что он знал точно: Рея с его кондотьерами на поле битвы не было, следовательно, его отряд сохраняет боеспособность, где-то сейчас бродит и, возможно, готов нанести врагу внезапный удар. Соединиться бы с ним! Вот только где ж его искать? В надежде, что брат сам его найдет, Марней стал курсировать по лесам, собирая бродящих там ратников, готовых продолжать сопротивление.

Рей действительно не спешил добраться до места объявленного сбора, совершенно не веря в способности королевских полководцев и не желая попадать под неминуемый разгром при их командовании. Выведя свой отряд из гор с изрядным опозданием, он зашел в тыл армии вторжения и принялся для начала громить толинских фуражиров, разбредавшихся по окрестностям. Обнаружив достаточно крупный отряд противника, осаждавший баронский замок, он стремительным ночным ударом разогнал неприятелей. Владелец замка изъявил желание присоединиться к Рею, увеличив его небольшую пока армию на полсотни человек.

Тактика мелких ударов по толинцам себя оправдала. Пока основные силы врага осаждали Сируана в его столице, Рей имел возможность безнаказанно громить их обозы и деблокировать осажденные замки. Когда толинские полководцы осознали, наконец, что в тылу творится что-то неладное, силы Рея успели возрасти на порядок и он стал готов к более серьезным столкновениям.

Толинцы, наконец, выделили крупный отряд из двух тысяч латников с сопутствующей пехотой и отправили его на поиски столь досаждавшего врага. Рей влезать с ними схватку не спешил. Пользуясь лучшим знанием местности, он упорно уходил от столкновений, но и полностью не терялся, создавая у преследователей иллюзию, что они вот-вот смогут его нагнать. Наконец, ему удалось заманить врага в длинное ущелье, разделявшееся посередине надвое, и, поделив там свой отряд, отправил хуже подготовленную, но более многочисленную часть дальше, отведя свой отборный отряд в соседнее ущелье и затаившись там. В месте схождения ущелий сливались текущие по ним горные реки, их поймы здесь заметно расширялись, становясь пригодными для кавалерийской атаки.

Отряд толинцев, увлеченных преследованием постоянно ускользающего врага, растянулся по ущелью, разбившись на несколько колонн. Все видимые следы вели вперед, и авангард проскочил развилку, даже не заметив потенциальной опасности. Командовавший отрядом герцог Рубис ехал с основными силами, пребывая в полной уверенности, что о любом нападении его предупредит ушедший вперед авангард. Велико же было его потрясение, когда из бокового ущелья вдруг вылетела конная лава, атаковавшая даже без боевых кличей. Телохранители герцога сплотились вокруг него, но их было слишком мало, чтобы сдержать этот боевой таран. Герцог и сам оказался вынужден взяться за меч. Колонну толинцев разметало. Те, что шли в следующей колонне, конечно, поспешили на помощь, но они еще не выбрались из узкого места и не могли атаковать широким фронтом, а тут еще с соседних склонов на них покатились камни. Услышавший звуки битвы авангард тоже развернул коней - и был немедленно атакован с тыла.

Сантей во время похода усердно исполнял свои обязанности оруженосца, но накануне решающей схватки упросил брата позволить ему принять участие в битве. В своих новеньких титановых латах он смотрелся очень лихо. Конечно, любой взрослый латник легко бы вышиб его из седла ударом копья, да только все копья поломались при столкновении с первой линией атакующих, а в создавшейся толчее орудовать можно было только мечами. Меч Сантея был легким, вполне ему по руке, и мальчику вполне удавалось фехтовать им, парируя мощные, но слишком уж медлительные удары противников. В какой-то момент схватка вынесла его на рыцаря в дорогих, позолоченных доспехах и с роскошным плюмажем на шлеме.

Рубис уже не раз успел проклясть себя за непредусмотрительность. Его заманили в засаду, он сразу же потерял управление своими войсками, если не считать горстки телохранителей, и он даже не знал, что сейчас происходит в других местах ущелья. Напавшие на них враги были на свежих конях, заметно лучше подготовлены и даже, кажется, лучше вооружены. Их мечи запросто прорубали толинские доспехи. Командовал ими высокий воин, облаченный во все черное, рубившийся так лихо, что на любого противника ему хватало не более пары ударов. Он целенаправленно прорубался к Рубису и, похоже, намеревался лично взять его в плен. Рубис был уже морально готов к подобному исходу, но рыцарская честь не позволяла ему сдаться без боя.

Черный всадник был уже близко, но его отвлек на себя один из оставшихся герцогских телохранителей, а на Рубиса внезапно вылетел какой-то недомерок, как ему сперва показалось, в игрушечных детских латах. Рубис отмахнулся от мальчишки мечом, но странные латы внезапно оказались на диво прочными и выдержали этот удар, пацан даже с коня не слетел, а вот его ответный колющий удар пришелся на стык грудного панциря и прикрывающих шею пластин. Герцог даже не успел понять, что произошло, как уже захлебнулся собственной кровью.

Когда Рубис сполз с седла, у его телохранителей окончательно пропала воля к сопротивлению, и они принялись сдаваться, за ними сдался и зажатый с двух сторон авангард толинцев. Средняя часть их колонны, побитая камнями, потеряла всякую боеспособность и теперь в панике отступала. Арьергард даже не успел вступить в схватку, да ему и не удалось бы теперь исправить положения. Победа была полной.

Малость ошарашенный Сантей, спешившись, стоял над поверженным им вражеским полководцем. По законам войны роскошные доспехи убитого должны были теперь перейти в его собственность, но он ни за что не променял бы на них свои нынешние - легкие и удобные. Внезапно на его плечо опустилась тяжелая рука.

- Ну что, с первой победой! - пророкотал голос Рея. - Скажи кому, не поверят, что двенадцатилетний малец смог одолеть в схватке взрослого рыцаря, да еще не раз, говорят, побеждавшего на турнирах. Ах да, прошу прощения, со второй, как я мог забыть того барса!

- А ты же его, наверное, в плен хотел взять, да? - виновато поднял глаза Сантей.

- Что прошло, того не воротишь, тебе бы он в плен точно не сдался, так что правильно ты все сделал, - утешил его Рей. - Родной брат мне дороже любых пленников, будь это сам толинский король.

- А теперь мы куда? - осведомился мальчик.

- Понравилось воевать? Теперь мы уже можем двинуться и к столице, только не сразу, надо присоединить гарнизоны соседних замков. Враг сейчас ослаблен, подкреплений ему ждать неоткуда, так что у нас, братец, открываются неплохие перспективы, - хищно улыбнулся Рей.

Сантей энергично закивал - за своим старшим братом он готов был идти и в огонь, и в воду!

Весть о разгроме и гибели Рубиса быстро долетела до осаждавших столицу толинцев. Их король Сторвис не рискнул еще раз дробить свои силы, опасаясь вылазки осажденных. Между тем припасы подходили к концу, посланные по соседним селам фуражиры все чаще не возвращались из своих набегов, а на подход обозов из Толина уже нечего было и рассчитывать. Тут уж или снимай осаду и возвращайся домой не солоно хлебавши, или иди на решительный штурм и принуждай врага капитулировать. Сторвис избрал последнее. Его саперам, наконец, удалось подвести мину под городскую стену. После взрыва кусок стены обрушился в ров, и ожесточенные бои развернулись на городских улицах.

Сируан в какой-то момент понял, что город ему уже не удержать. Не желая сдаваться, он собрал наиболее боеспособную часть своей конницы и пошел на прорыв, оказавшийся лично для него роковым. Короля Дитары вряд ли рискнул бы убить какой-нибудь вражеский рыцарь - чужого монарха несравненно выгоднее было бы захватить в плен, чтобы потом получить за него богатый выкуп, но вот толинские лучники, обстреливавшие с крыш домов прорывающуюся колонну, плохо разбирали, куда именно стреляют, и одна из пущенных ими стрел поразила Сируана прямо в глазницу. Нелепая смерть суверена прорыв не остановила, и какая-то часть осажденных сумела вырваться из города, но она теперь лишилась даже намека на единое командование.

Пока Сторвис, так и не дождавшийся капитуляции врага, грабил захваченную столицу, Рей собирал в свою армию разрозненные отряды защитников Дитары. Одна из таких встреч особо его порадовала, поскольку встреченной им сотней оборванцев командовал его младший брат Марней.

Блуждая по лесам и изрядно поизносившись, люди Марнея мечтали только о том, чтобы воссоединиться с какой-нибудь более внушительной вооруженной силой. Таковая внезапно обнаружилась, и по редким гербам на рыцарских щитах можно было заключить, что это все же дитарцы, хотя никаких стягов они не несли. Марней лично отправился искать предводителя этого воинства, но не успел еще дойти до его шатра, как на него налетел маленький смерчик и облапил, издавая нечленораздельные восторженные вопли. Юноша с трудом опознал младшего братца. Сантей?! Здесь?!...

Сантей, захлебываясь от нетерпения, спешил пересказать брату все, что случилось за время их разлуки: и как он помогал алхимикам, и как с одним кинжалом в руках одолел барса, и как лично зарубил самого герцога Рубиса! Марней и верил ему, и не верил, уж больно фантастично это все звучало, и лишь потом, встретившись с Реем, узнал, что младший братишка на сей раз ни словом ему не соврал. Кто бы мог подумать, что из этого шкодника и шалопая так быстро может вырасти настоящий герой!

Отряд брата оказался далеко не последним приобретением Рея. К нему прибилось и большинство тех дворян, что вырвались из захваченной врагом столицы. Один из них, герцог Гронжан, посчитав себя самым родовитым дворянином в собравшейся армии, стал претендовать на руководство, ссылаясь при этом на свои полководческие таланты. Этого "полководца" Рей знал давно и в грош его не ставил, не сомневаясь, что уже известную всем бездарную конную атаку вверх по холму Сируан предпринял, опираясь в том числе и на его советы. Получив резкий словесный отпор, Гронжан продолжал возбухать, и Рею пришлось лично, перед собравшимися дворянами, дать ему кулаком по зубам. С одного удара мятеж был подавлен.

Войско Сторвиса, обремененное обозами, покинуло разграбленную столицу Дитары. Мир заключить так и не удалось, поскольку просто непонятно было, с кем его теперь подписывать: у покойного дитарского короля не оказалось наследников. Мысль присоединить всю эту страну к своим владениям у Сторвиса мелькнула, но тут же была им отвергнута, уж больно яростное сопротивление оказывали захватчикам дитарцы. Но если даже нельзя подчинить, что мешает хорошенько ограбить? И толинцы постарались воспользоваться предоставленным им шансом. Вывозили все ценное, вплоть до церковных облачений и королевской короны. Резонно опасаясь попыток дитарцев отбить свои святыни, Сторвис самолично подгонял отступающие колонны, спеша поскорее достигнуть родных земель.

Но сделать этого ему так и не дали. Верный своей тактике Рей отправлял мелкие отряды громить толинский обоз, но сам пока упорно уходил от столкновения с вражескими силами, уничтожая при этом на их пути все съестные припасы. Порядком оголодавшее воинство Сторвиса начало глухо роптать, требуя от своего сеньора договориться с дитарцами хотя бы по поводу продовольствия, сколько бы ни пришлось за это заплатить, а то какой смысл в одержанной победе?! Но что он им мог ответить? Что не может отправлять парламентеров незнамо куда, незнамо к кому, и не факт еще, что этот незнамо кто, даже если его удастся разыскать, вообще пожелает с ними разговаривать?

Нападения, между тем, становились все более дерзкими. Под покровом ночи диверсанты подбирались к походным лагерям толинцев, вырезали часовых, а потом начинали резать глотки спящим воинам, причем целенаправленно охотились за лучниками, ночующими у костров, в отличие от высокородных рыцарей, для которых все же разбивали шатры. Никто и никогда в цивилизованном мире раньше так не воевал. Сторвис просто не знал, что всему этому противопоставить, и им овладевал страх. Еще страшнее становилось от неизвестности, что еще может придумать этот безжалостный противник.

Вусмерть уставшее, издерганное постоянными ночными тревогами и голодное войско даже обрадовалось, когда у широкой реки Шайве наконец-то воочию узрело своего противника. Копейщики Рея плотным строем в два десятка рядов перекрывали единственный в округе мост. Когда толинцы наступали, этот самый мост они преодолели без малейшего сопротивления со стороны бегущего противника. Теперь надо было его штурмовать. Сторвис по привычке хотел сперва пустить в дело лучников, но их осталось прискорбно мало, меньше даже, чем в рядах противника. Атаковать же конным строем означало просто завязнуть в схватке на этом мосту.

Сторвис приказал сделать привал и разослал разведку вдоль берега. Разведчики вернулись сутки спустя и доложили, что всюду, куда они смогли добраться, переправы через реку разрушены противником и удалось найти лишь один брод, где река широко разливается, но берег с этой стороны настолько болотистый, что напоминает настоящую топь. Люди, может, еще и пройдут, но вот груженые телеги точно завязнут.

Ну что же, это был пусть и призрачный, но выход. Его конница переправляется на тот берег и ударом с тыла деблокирует мост, чтобы пропустить обоз. Сторвис решил даже принять личное участие в этой атаке.

Насчет топи разведчики не преувеличивали. Кони то и дело проваливались в нее по колено, а то и по брюхо, и приходилось с огромным трудом их оттуда вытаскивать. На речном перекате дело пошло веселей, хотя местами приходилось брести по пояс в воде, но вот уже передовая сотня добралась до поросшего густым лесом берега, начала выстраиваться в походный порядок и тут... из-за деревьев в нее густо полетели стрелы! Лес оказался просто напичкан вражескими лучниками, а попытка атаковать их привела лишь к тому, что кони толинцев ломали ноги в жутком буреломе. Расправившись с толинским авангардом, дитарцы взялись за тех, кто в этот момент переправлялся через реку и не имел ни малейшей возможности спрятаться.

Со скрежетом зубовным наблюдая, как бесславно гибнут их верные соратники, Сторвис и его охрана настолько утратили бдительность, что проворонили конную атаку с тыла. Оказалось, что дитарцы есть и на этом берегу, и это вовсе не наспех вооруженные крестьяне! Крупный отряд латников, возглавляемый всадником во всем черном, сидящем на вороном коне, быстро смел внешнее охранение и врубился в королевских телохранителей, тесня их к тому проклятому болоту! Сторвис быстро понял, что вырваться не удастся, что резервы из лагеря просто не успеют прийти к нему на помощь, и остается либо погибнуть в схватке, либо намертво завязнуть в топи, и тогда его точно ждет плен. Ну, если уж сдаваться в плен, то тогда хотя бы проделать это с наибольшим комфортом... Решив, что сопротивление бесполезно, и дождавшись, когда черный всадник, прорубившись через охрану, окажется прямо перед ним, король протянул ему свой меч. Но, к его несказанному ужасу, тот сдачу не принял, ответив лишь:

- Защищайтесь, государь!

Уже понимая, что он обречен, Сторвис скрестил мечи с этим дьяволом во плоти, и тот, легко отбив несколько ударов, резким колющим движением вогнал кончик своего меча в королевское горло.

Со всяким сопротивлением здесь вскоре было покончено. Рей, вытирая о траву свой окровавленный меч, дружески хлопнул по плечу подскочившего к нему Санвея:

- Ну что, братец, не только тебе довелось заколоть в бою знатного дворянина!

- А сколько за него выкупа бы наверное заплатили... - протянул Санвей.

- А зачем мне его выкуп, когда я могу взять все его королевство? - ухмыльнулся Рей.

- Да ну!...

- А вот увидишь.

- А сейчас мы куда?

- А сейчас мы идем брать толинский обоз. Они еще не знают, что окружены и к тому же остались без монарха, но когда узнают, думаю, долго сопротивляться не станут. Вернем себе все, что они награбили, заодно и их имущество прихватим.

Рей оказался прозорлив: обессиленные от голодухи и лишенные теперь высшего руководства толинцы предпочли сдаться в плен, мелкие их отряды, избежавшие окружения, рассеялись по окрестным лесам. Захватчики Дитары потерпели полный разгром.

Вражеское нашествие закончилось, и многим теперь казалось, что настало время заняться восстановлением порушенного. Страна осталась без верховной власти, и знатные дворяне, сплотившиеся вокруг герцога Гронжана, поговаривали уже, что пора бы собрать ассамблею, которая должна избрать нового короля, раз уж прежняя династия пресеклась. При этом прямо не говорилось, но подразумевалось, что монархом должен будет стать кто-то из представителей самых знатных родов. Сам Гронжан уже почти не скрывал своих амбиций. Но мелкопоместное дворянство и вооружившиеся на время войны крестьяне восстановления прежних порядков отнюдь не жаждали. В Рее Тарботе они видели теперь своего вождя, исключительно одаренного и удачливого, и готовы были идти за ним хоть на край света.

Отвечая этим настроениям, Рей выступил перед армией, заявив, что война еще не закончена. Враг должен сполна расплатиться за свои преступления, и именно теперь, когда военные силы Толина разгромлены, самое лучшее время с ним поквитаться. А посему сейчас не время ни для каких ассамблей, надо идти в поход, но если кто не чувствует в себе решимости, пусть возвращается в свои замки и поместья. Он, Рей, обойдется и без них, но ни на какие доли в отвоеванных землях пусть они тогда не рассчитывают. Под приветственные крики собравшихся Рей взгромоздился на своего боевого коня и объехал строй. Желающих идти за ним оказалось очень много, пожалуй даже подавляющая часть армии.

Марней готов был идти в поход с братом, но внезапно получил отказ. Рей заявил, что он теперь нужнее в родовом замке, пусть сидит там и воспитывает младших братьев, а с толинцами они как-нибудь разберутся и без его помощи. Юноша покорился, смертельно завидуя при этом Сантею, которого никто от похода не отстранял. Как хорошо, оказывается, быть оруженосцем, которому не надо отвечать за других людей! Сантей при прощании с ним сиял, как золотая монета, и даже, кажется, не заметил зависти старшего брата.

Несмотря на понесенное поражение, Толинское королевство не ожидало ответного удара. Казалось, что врагу тоже еще долго предстоит зализывать раны, да и как можно воевать без короля? У самого Толина король был, увы, теперь уже малолетний. После гибели Сторвиса освободившийся престол занял его тринадцатилетний сын Арвис, а овдовевшая королева была назначена регентшей.

Вторжение армии Рея оказалось стремительным. Он продвигался к вражеской столице, не утруждаясь осадой встречающихся по пути замков и не опасаясь, что их гарнизоны вдруг рискнут ударить ему в тыл. Толинцы все же успели собрать кое-какое ополчение, и возглавил его один из полководцев Сторвиса, уже довольно пожилой. Рей, не стесняясь, называл его исключительно старым пердуном. Зная, что лучшие силы толинцев во время дитарского похода, Рей атаковал центр их позиции своим личным отрядом, довольно легко прорвал, посеяв панику в рядах толинцев, а дальше уже остальные его силы довершили разгром противника. Избежавшие плена толинские дворяне поспешили разбежаться по своим замкам и запереться там, ожидая, чья возьмет. Желающих биться с Реем уже почти не осталось.

К несчастью для толинцев среди этих немногих оказался младший брат Сторвиса, командовавший столичным гарнизоном. Не обладая и долей полководческих способностей своего старшего брата и дорвавшись, наконец, до командования, он рискнул возглавить конную атаку на подошедших к столичным стенам дитарцев, смял их передние ряды и тут же сам стал объектом нападения отборной конницы Рея. После короткой схватки толинцы обратились в бегство... естественно, в направлении все еще открытых городских ворот. Воротная стража по всем правилам обязана была их закрыть, но не оставлять же на погибель королевского дядю, который отступал в последних рядах?!

Уже на воротном мосту дядя Арвиса обнаружил, что скачет теперь в окружении дитарцев. Они бы легко могли его пленить, но не он сейчас был их целью. Инстинкт самосохранения взял верх над рыцарским долгом, и дядя влетел в раскрытые ворота, а вместе с ним успело проскочить и достаточное количество дитарцев, чтобы вырубить воротную стражу. Ворота распахнулись окончательно и в них во главе своих верных соратников въехал всадник в вороненых доспехах. Рея теперь уже ничто не могло остановить. Стрелы, которые пускали в него засевшие в воротной башне толинцы, отлетали от его титановой брони. Догнать удиравших толинцев тоже труда не составило, и на базарной площади города дяде Арвиса все же пришлось принять свой последний бой. Когда пали все его соратники, против него вышел сам Рей, который в ходе короткой схватки и сразил предпоследнего мужского представителя правящей толинской династии.

Регентша обнаружила, что осаждена уже не в городе, а в собственном дворце. Дворцовая стража долго не продержалась бы, на помощь прийти было некому, и шансов на спасение больше не оставалось никаких. В качестве последней безумной надежды она отправила к Рею парламентера с предложением решить судьбу столицы поединком. Тот, к удивлению, согласился, но потребовал, чтобы с толинской стороны поединщиком стал сам юный король. Повисло напряженное молчание, прерванное репликой Рея:

- Братец, готовься к схватке.

- Я-а??.. - изумленно протянул Сантей.

- Ну, не я же! Если я сам выйду на поединок, мне потом до конца жизни будут пенять, что я прирезал малолетку. Регентша наверняка надеялась, что я соглашусь биться с кем-то из ее свиты, возможно, с начальником дворцовой стражи, но мне это уже не по рангу. А так все будет честно. Арвис на год тебя старше, но, думаю, не сильней. Так ты согласен?

Сантей ошеломленно закивал, и Рей перевел взор на парламентера. Тому оставалось только пробормотать, что он передаст все регентше, и отправиться восвояси.

Овдовевшая королева поняла, что ничего лучшего ей уже не предложат. Арвис, в свою очередь, жаждал поквитаться с убийцей отца и дяди, но готов был удовлетвориться и его младшим братом, и потому согласился на такой поединок. Некоторое время заняли переговоры об условиях будущей схватки. Сантей готов был сражаться и верхом, но юный король еще не так уверенно держался на боевом коне и уповал лишь на свои навыки в фехтовании, благо уроки ему давали лучшие мастера королевства. Договорились сражаться пешими, но в доспехах.

Непосредственно перед поединком Рей напутствовал младшего брата:

- Я уже двоих представителей толинской королевской династии переправил на тот свет, а ты пока лишь какого-то герцога! Теперь у тебя шанс уравнять счет и самому сразить короля!

Сантей в ответ лишь криво усмехнулся.

Детской шпагой, которой хорошо умел орудовать Арвис, не проколешь боевых доспехов, и мальчику пришлось вооружиться коротким мечом. Увы, это оружие оказалось для него тяжеловато, и хотя в начале поединка он активно им размахивал, временами даже тесня Сантея, но вскоре стал уставать, тем паче, что и доспехи еще изрядно мешали. Сантей в своих легких титановых доспехах, вооруженный привычным мечом, сперва лишь отражал удары юного короля, кружа по площадке для поединка и стараясь вымотать противника. Наконец, он понял, что Арвис устал, сам перешел в наступление и после нескольких ложных выпадов закончил бой уже привычным для себя колющим ударом в горло, перерезав противнику яремную вену. Кровь брызнула настолько сильно, что юный король уже не смог держаться на ногах, свалился и быстро испустил дух. Пришедшие поддержать его придворные впали в ступор. Только что на их глазах окончательно решилась судьба Толина.

- Мадам, у вас больше нет сыновей, остались одни дочери, и вряд ли кто рискнет теперь на них жениться, - часом спустя втолковывал Рей несчастной королеве, на правах победителя войдя во дворец.

- Что вы хотите? - пробормотала та.

- Я хочу, чтобы вы осознали, что власти над страной вам больше не видать ни при каких обстоятельствах. Отрекитесь ото всех прав на престол за себя и своих малолетних дочерей, и я обеспечу вам комфортное проживание в монастыре до конца жизни. Это лучшее, на что вы можете теперь рассчитывать.

- Но это все равно не сделает вас королем Толина! Наша знать просто не признает ваши права.

- Каким образом я буду править Толином - это уже мне решать. Но конкуренты в этом деле в любом случае не нужны. А ваша знать... Вот увидите, как только они узнают, чем здесь все кончилось, так не то что прибегут, на коленях приползут, чтобы мне поклониться!

- Хорошо, будь по-вашему... Я отрекусь в надежде на вашу рыцарскую честь.

- Мадам, можете на меня рассчитывать, я никогда не воюю с дамами.

С подписанным овдовевшей королевой актом об отречении Рей вышел на площадь перед дворцом и провозгласил там падение правящей толинской династии. Власть здесь была теперь полностью в его руках, но как это юридически оформить? Выход неожиданно нашли соратники Рея. Кто-то из них вспомнил о существовавшей некогда империи, властителей которых выдвигала и сажала на трон армия. Где-то раздобыли большой отрез алой материи, обернули в нее Рея, подняли его на руки и так пронесли по городу, провозглашая, что он теперь их император. Императорскую корону заставили делать местных ювелиров из сокровищ королевской казны, а потом сами же короновали своего предводителя в главном городском соборе, объявив его императором Дитары и Толина.

Рей оказался весьма прозорлив. Как только по стране разнеслось, что в Толине теперь новая власть, местная знать дружно отправилась на поклон к новоиспеченному императору в надежде сохранить за собой свои земли. Покорившихся он привечал, а верных соратников одарил за счет королевского домена и владений тех знатных толинских родов, которые отказались ему повиноваться либо просто сгинули в ходе войны.

Куда большее потрясение от вести, что они теперь живут в империи, испытала дитарская знать. Стало ясно, что никакой ассамблеи теперь никто собирать не будет, мнение знатных родов не интересно новоиспеченному императору. Многих это бесило, но воевать с Реем желающих не было. Все уже усвоили, что он непобедимый полководец, на его стороне армия, да и присягнувшие ему толинские феодалы вряд ли останутся в стороне, если в Дитаре начнется заваруха. Лучше смириться, что в объединенной стране теперь будет новая династия. В результате, когда Рей с триумфом въехал в дитарскую столицу, ставшую теперь и столицей империи, среди местной знати не нашлось никого, кто рискнул бы отказать ему в присяге. Имперское правление утвердилось и на этих землях.

Глава 11.
Первая потеря.

Когда известие о том, что их старший брат провозглашен императором, добралось до родового замка Тарботов, Марней даже не сразу в него поверил. Он верил, конечно, что Рей далеко пойдет, но чтобы это случилось так быстро и настолько оглушающе?... Увериться, что все это произошло на самом деле, его заставило изменившееся поведение соседних сеньоров. Они вдруг зачастили с визитами в их замок и стали откровенно лебезить не только перед ним, Марнеем, но даже перед жалким Тенвеем, которому ранее даже баронский титул не светил. Мелкий шкодник сперва, конечно, этому поражался, но быстро усвоил новые реалии и перед очередной заслуженной поркой с укором произнес:

- А ведь мы теперь с тобой принцы крови!

Мол, негоже так позорно наказывать столь высокородного отрока, да и вообще они теперь с Марнеем, по сути, в равном положении.

- Возможно, но от розог это тебя не избавит! - отрезал старший брат. - И если ты вдруг возмечтал, что теперь тебе целую провинцию в удел дадут, то зря надеешься. Если перестанешь быть таким засранцем, то, может, в будущем тебе и перепадет это наше родное баронство, а на большее даже и не рассчитывай!

Тенвей со скорбным выражением лица разделся и растянулся на лавке. По его наивным детским мечтам, как всегда, грубо прошлись сапогами. Какое удовольствие считаться принцем, когда тебя все равно секут, как какого-нибудь дворового мальчишку! Марней от своих принципов явно не оступится, а стало быть, страдать Тенвею еще года четыре, пока он не дорастет, наконец, до права получить рыцарское звание. От таких ужасных перспектив мальчику хотелось просто выть!

Пока глухая провинция мелко интриговала, спеша угодить новым хозяевам жизни, придворная знать с присущим ей опытом анализировала перспективы новой династии. Новоиспеченный император не был женат и, похоже, даже не задумывался пока о продлении рода. Его пытались познакомить со знатными девицами, но его, кажется, куда больше интересовали кобылы. Даже среди соратников у него не было явных фаворитов, и никто из его окружения не рискнул бы сказать, что способен манипулировать волей императора. Прежние монархи так себя не вели, но ведь у Рея было четверо младших братьев, двое из которых успели зарекомендовать себя лихими рубаками, а Марней еще и разумным военачальником, пусть командовать ему пока доводилось только небольшим отрядом. В случае чего кто-то из них и продолжит династию.

Марней, формальный наследник имперской короны, при дворе даже не показывался, безвылазно сидя в своем горном замке и довольствуясь пока лишь баронским титулом, что вызывало когнитивный диссонанс у графа Динкея. Вроде бы нынешний барон Тарбот его вассал, но, случись что с императором, может ведь в одночасье стать и господином! Поведению Марнея удивлялись, но осторожность императорского семейства в целом оправдывали. Ну да, если на Рея вдруг удастся совершить успешное покушение, то его наследника в хорошо защищенном горном замке заговорщикам точно не достать, и тогда уж Марней, уже успевший обрести авторитет в армии, сможет организовать сопротивление им и занять трон.

Раз императора не обольстить, а его наследник находится вне пределов досягаемости, оставалось лишь охмурять третьего из братьев. Сантей был еще очень юн, порывист, женским полом пока не интересовался, но легко находил себе друзей среди сверстников. На месте ему не сиделось, и он постоянно вовлекал их в разные авантюры, временами весьма опасные, за что и юному принцу, и его друзьям приходилось расплачиваться собственными задницами, причем экзекуции император всегда проводил собственноручно, никого постороннего на это действо не допуская, и если бы не болтливость самих наказанных, не было бы о том и достоверных слухов. Мальчишки откровенно хвастались, насколько мужественно они переносили свои наказания, но на сюзерена были отнюдь не в обиде, расплату считали справедливой и даже гордились своей причастностью к своеобразному ордену пострадавших от императорской руки, словно это была некая инициация, которую просто необходимо пройти уважающему себя юному дворянину.

Сантей - тот просто боготворил старшего брата, что вовсе не мешало ему нарушать по мелочам установленные тем запреты. Ну да, если плата заранее известна и вполне тебе посильна, то отчего бы и не рискнуть? За всеми этими забавами он не забывал и о замке Ибтор, к которому успело прикипеть его сердце, регулярно туда наведывался со своей свитой и как-то даже привез с собой в столицу одно из семейств замковой прислуги. Портных во дворце, что ли, не хватало?

Наблюдатели еще больше удивились, когда мальчишка из этого крестьянского семейства, ровесник Сантея, не только вошел в его окружение, но и заделался вдруг ближайшим другом принца. Сантей даже выхлопотал у брата дворянство для Далхо, и бывший пастушок стал вместе с ним обучаться воинскому искусству. От Далхо свитские и узнали, как одиннадцатилетний тогда еще Сантей спас ему жизнь, схватившись с барсом и будучи при этом вооруженным одним кинжалом. О том, что принц заколол в поединке юного толинского короля, а до того каким-то чудом сумел одолеть и взрослого рыцаря, здесь знали все, но чтобы ради какого-то крестьянского мальчишки почти с голыми руками пойти на барса?!... Такая самоотверженность и безбашенность даже ужасала, но тем с большим обожанием они относились теперь к своему другу и предводителю, и даже появление рядом с ним Далхо не казалось больше нелепостью. Приятно же, что ни скажи, всегда иметь рядом живого свидетеля твоего подвига!

За год, прошедший после образования империи, стране удалось в основном справиться с послевоенной разрухой, была восстановлена крепостная стена имперской столицы, хороший урожай давал надежду, что голода удастся избежать. Власть Рея укрепилась, но мирное правление ему претило. Он стал присматриваться к землям соседей на предмет расширения имперских границ. Больше всего его раздражало королевство Кеторна, куда сбежала недовольная новой властью толинская аристократия. Некоторые из этих деятелей, поступив на службу к местному королю, обрели немалое влияние и теперь грезили о реванше. Ну что ж, вместо того, чтобы ждать их в гости, он придет к ним сам!

По указанию Рея по всей империи стали искать и добывать нужные его алхимикам руды, и теперь те надолго были обеспечены сырьем и смогли заметно расширить производство ценных металлов. Еще год такого труда, и Рей сможет всю свою гвардию одеть в титановые доспехи и снабдить мечами из того же металла. И тогда: держись, Кеторна!

После года интенсивной подготовки имперская армия была готова к началу военной кампании. Самым запоминающимся событием в тот год стало посвящение в рыцари Сантея. Получив титул графа Ибторского (никогда эти земли не были отдельным графством, но на все воля императора), юноша пожелал, чтобы его оруженосцем стал Далхо. Теперь у Сантея был и собственный боевой отряд, набранный из горцев и безземельной дворянской молодежи. Последние буквально рвались в бой, надеясь в новой войне заслужить собственные земельные наделы.

Воспользовавшись очередным набегом кеторнских отморозков на имперские земли, Рей объявил этому королевству войну. Первая же схватка в чистом поле показала явное превосходство хорошо обученных и отлично экипированных имперских конных полков над разношерстной конницей Кеторны, да и завербованные Реем толинские лучники свое дело знали. Кеторнское войско было рассеяно, но не сдалось и приступило к партизанской войне. Рею пришлось последовательно штурмовать опорные пункты противника, его крепости и замки.

Сантей вновь отлично проявил себя в бою, возглавив конную атаку на правом фланге и самолично зарубив троих знатных кеторнских рыцарей. Слух о том, как он в детстве одолел барса, вышел далеко за пределы имперской столицы, и в итоге его самого наградили этой кличкой. Все знали уже, что Барс никого в плен не берет, рубится всегда насмерть и, несмотря на свой еще юный возраст, является одним из лучших мечников во всей имперской армии, уступая в этом искусстве только самому императору, который, наплевав на свое новое высочайшее положение, по-прежнему лично вел в бой своих соратников. Многие его противники мечтали сразить этого выскочку, но пока никому не удалось даже серьезно его поранить. Сантей во всем брал пример со старшего брата и тоже вел себя безбашенно, словно смерть всегда должна обходить его стороной.

Далхо, хоть и чувствовал себя белой вороной среди потомственных дворян, всегда следовал за своим сеньором, смело вступал в бой и старательно защищал ему спину. Его подвиги тоже не остались без внимания и принесли ему прозвище Барсенка.

Осаждать чужие замки Сантею было не по нраву. Вечные обстрелы, подкопы, и пока дойдет до штурма, можно успеть сдохнуть со скуки. Он обзывал кеторнцев крысами, боящимися высунуть нос из своих нор, и, презирая их, ездил по стране с совсем небольшой охраной, пробавляясь охотой, пока нет нестоящего дела. Между тем, количество его ненавистников все возрастало. Бывшие толинцы не могли простить ему убийства их последнего короля, а для кеторнцев он был наглым агрессором, верным соратником своего старшего брата. Его передвижения отследили и устроили ему засаду.

Юношеская беспечность вышла Сантею боком. Когда на его отряд напали в лесу, окружив со всех сторон, прорваться не удалось, и пришлось занимать круговую оборону. Силы, увы, были не равны, и, когда пали все соратники, Барсу с Барсенком пришлось сражаться, стоя спиной к спине. Нескольких нападавших они все же зарубили, но потом Далхо получил тяжелую рану и не смог устоять на ногах, а одному Сантею со столькими противниками было уже не справиться.

Когда имперские гвардейцы, обеспокоенные долгим отсутствием принца, подняли тревогу и приступили к поискам, все было уже кончено. На месте битвы нашли только обезглавленный труп Сантея и лежавшего без сознания Далхо в окружении их павших соратников. Убедившись, что оруженосец принца каким-то чудом еще жив, ему перевязали раны и доставили его в ставку Рея.

Император от таких вестей взбесился и, наплевав на планомерную осаду, бросил войска на штурм окрестных замков, не чураясь лично взбираться на крепостные стены. Провидение по-прежнему его хранило, удача не отворачивалось, и кеторнские твердыни пали одна за другой. В одном из взятых замков Рей обнаружил отрубленную голову брата и велел предать мечу все его население. Вскоре сопротивление было подавлено и по всей Кеторне.

Объявив, что эта страна отныне входит в состав империи, Рей с триумфом вернулся в столицу и первым делом устроил пышные похороны павшему брату, на которых сам же, не стесняясь, рыдал. Гибель любимого брата оказалась для него жесточайшим ударом, но и это он сумел как-то снести, только стал мрачней и недоступней.

Как ни тяжело был ранен Далхо, молодость взяла свое, и юноша выжил и даже поправился. От него Рей и узнал подробности последнего боя павшего брата. Верный оруженосец, до конца остававшийся со своим сеньором, пришелся императору по сердцу, и Барсенку по наследству от Барса перешел титул графа Ибторского. Мог ли нищий пастушок даже мечтать, что он станет когда-то хозяином этой долины?! Но судьба непредсказуема и может очень высоко вознести даже случайного человека.

Глава 12.
Позорная кончина.

Внезапная гибель Сантея что-то перевернула в душе императора. Подсознательно Рею вдруг стало страшно держать братьев вдалеке от себя. Вот ведь, пока Сантей был рядом с ним, ничего плохого с мальчишкой не случалось, несмотря даже на все жестокие сражения, в которых он успел поучаствовать, а вот стоило начать отпускать его в самостоятельные рейды, и на тебе... В результате Рей повелел младшим братьям перебраться из замка Тарбот в столицу. Черт с ним, с этим родовым гнездом, с ним и кастелян какой сможет управиться.

Марней, переехав в императорский дворец, немедленно оказался в центре внимания родовитых юных дворянок. Охмурять Рея они уже давно даже не пытались, он просто не обращал на них ни малейшего внимания, но семнадцатилетний принц оказался сделан из другого теста, поддавался на флирт и вскоре даже выбрал себе фаворитку из старинного герцогского рода. Родня девушки тут же приложила все усилия, чтобы добиться у императора согласия на брак, не династический, конечно, но и не сказать чтобы неравный, учитывая то, что Тарботы были выскочками в среде старого дитарского дворянства. Свадьбу сыграли пышную, Марней с супругой получили титул герцогов Кеторнских и бывший королевский домен этой страны во владение. Уже через год у герцогской четы родился мальчик.

Теперь будущее династии Тарботов, казалось, было обеспечено. Рей, страшный и непонятный даже для собственных придворных, оказавшийся ко всему прочему еще и женоненавистником, рано или поздно уйдет, и ему наследует более мягкий младший брат, породнившийся с древним родом и потому вполне вписывающийся в ряды местной аристократии. Если император был окружен, в основном, своими боевыми соратниками, то вокруг его наследника сформировался настоящий двор, с фрейлинами и светскими львами.

Но теплых мест возле сильных мира сего всегда не хватает, и проигравшие в этой конкуренции начинают искать иные варианты пристроиться. Между тем, во дворце сейчас жили и другие принцы. Самый младший, девятилетний Палей, явно был не от мира сего. Он не только не дружил со сверстниками, но, кажется, в них и не нуждался, предпочитая общаться со взрослыми учеными мужами, но большую часть времени отдавал чтению и почти не выбирался из дворцовой библиотеки, куда теперь по приказу Рея свозили все ценные манускрипты, какие только удавалось раздобыть на территории империи или купить в других странах. Придворные за глаза уже называли Палея блаженным и почти не сомневались, что в будущем он сделает неплохую карьеру по церковной линии. Знали бы они тогда, как скоро наступит это будущее! Самих их подобная карьера не прельщала, пристроиться в свиту этого принца было невозможно за полным отсутствием таковой, и потому, увидев куда-то бредущего Палея, они лишь почтительно кланялись ему, даже не делая попытки заговорить.

Совсем иначе вел себя одиннадцатилетний Тенвей. Появившись во дворце, он быстро создал себе репутацию неуравновешенного и шкодливого мальчишки. Старшие братья явно не слишком-то его уважали и воспитывать предпочитали при помощи розог, причем наказания всегда проводили собственноручно и без свидетелей. Никто бы и не узнал, что там реально происходило, если бы не сам Тенвей, которому надо было выплакать перед кем-то свои обиды. Утешители нашлись, и им даже удалось познакомить принца со своими малолетними родственниками, которые и составили его свиту, если этим термином можно назвать хулиганистую подростковую компанию, охотно включавшуюся во все авантюры, какие только приходили в голову Тенвею, и терроризирующую не только обитателей дворца, но и проживающих неподалеку горожан. Расплачиваться за такое веселье им приходилось собственными задницами. Раз уж самого принца секли, то и для его свитских получить такое же наказание стало уже делом чести, в чем им активно способствовали их отцы, берущие пример с самого императора.

Хотя годы теперь были как будто мирные, напряжение вокруг империи все нарастало. После присоединения Кеторны никто из ее соседей не мог чувствовать себя в безопасности. Старые распри были забыты, и возник антиимперский союз, не решающийся перейти к реальным боевым действиям, но охотно развернувший идеологическую войну. Все громче звучали речи, что новоявленный император явно вступил в связь с дьяволом, чем и объясняются все его невероятные военные успехи. Мечи и доспехи его воинства, что оказались крепче стали, по мнению недоброжелателей, были получены Реем из того же источника. Имперские власти, конечно, яростно все отрицали, но далеко не всех могли убедить.

В таком противоборстве прошло три года. Самым значимым событием этого периода стало посвящение в рыцари Тенвея. Четырнадцатилетний парень, кое-как освоивший военную премудрость, наконец-то избавился от розог и получил земли во владение. Увы, это было всего лишь баронство Тарбот, уже не нужное Марнею, которые охотно отказался от баронского титула в пользу младшего брата. Тенвей, в тайне рассчитывавший на герцогство, был очень разочарован. Его обида на старших братьев только возросла.

Кризис наступил, когда враги империи смогли перетянуть на свою сторону Первосвященника. Глава всей Церкви, наместник Бога на Земле, стал угрожать Рею отлучением, требуя покаяться в связях с нечистой силой и отказаться ото всех плодов сотрудничества с ней, прежде всего вернув изгнанному кеторнскому королю его законные владения. Император на шантаж не поддался и пошел на раскол. Он созвал церковных иерархов со всех имперских территорий, и под его давлением они объявили о выходе из подчинения Первосвященнику, образовав свою автономную церковь, главой которой внезапно оказался избран Палей, которому только недавно минуло тринадцать лет!

Церковники во всех странах испытали шок. Ну да, по древним законам именно в тринадцать лет наступало церковное совершеннолетие, поскольку по преданию сам Спаситель начал проповедовать в этом возрасте и ему внимали даже убеленные сединами мужи. Ну так то Спаситель, а в сложившейся церковной практике не бывало еще предстоятелей столь юного возраста. Но император поломал все традиции, протолкнув на высший пост младшего братца, и ни среди аристократии, ни в церковной верхушке не нашлось желающих открыто ему перечить. Некоторые рядовые священники все же отказались признавать раскол и подчиняться Палею, но им быстро заткнули рты.

Но где не было явного сопротивления, там росла и искала выхода тайная злоба. Рей слишком многим наступил на любимые мозоли, чтобы не нашлось желающих от него избавиться. Но как? Охрана бдила и не подпускала нанятых убийц ни к нему, ни к Марнею, попытки отравления тоже закончились крахом. Чертовы алхимики, которых так привечал император, нашли способы распознавать любые известные яды, в том числе и долгого действия, которые нельзя было сходу выявить, просто попробовав пищу перед тем, как подавать ее на стол. Покушавшиеся на Рея были выявлены и покараны, но расследователи не добрались до верхушки заговора, и заговорщики продолжали строить планы.

Нужно было найти человека, вхожего к императору, которого при этом не воспринимали бы всерьез. И такой человек во дворце был - пятнадцатилетний уже Терней, барон Тарбот, изобиженный на старших братьев, глуповатый и страдающий от болезненных амбиций. Заговорщики сперва смогли завербовать некоторых окружающих его шалопаев, а через них вышли и на самого принца. Им удалось внушить Тернею, что он станет спасителем страны, если наденет на себя императорскую корону. В обмен на помощь в этом деле юноша готов был покончить с самостоятельностью имперской церкви, вернув ее в подчинение Первосвященнику, и восстановить независимость Кеторны, передав власть над ней ее законным королям.

На пути к власти стояли Рей, Марней и его малолетний сын. Терней был слишком трусоват, чтобы попытаться заколоть обоих старших братьев кинжалом на какой-нибудь семейной трапезе, да и вряд ли сумел бы это сделать. Ткнешь одного, так другой с ним и голыми руками справится! Иное дело - подсыпать яд в салатницу, откуда черпают ложками все, предварительно приняв противоядие. Никто его сразу не заподозрит, а когда братьям поплохеет, будет уже поздно! Останется карапуз, но его-то как раз и заколоть можно.

План, возможно, и сработал бы, будь Терней более воздержан на язык. Если старших братьев он боялся, то к Палею привык относиться снисходительно и был свято уверен, что этот блаженный настолько погружен в свою книжную премудрость, что просто не воспринимает того, что творится в реальной жизни. Подшучивать над новоявленным предстоятелем вошло у него в привычку, и как-то он поинтересовался у младшего брата, что тот скажет, если вдруг предстанет перед Богом? Палей ответил, что он туда не спешит, поскольку не завершил еще своих земных дел, на что Терней возразил, что никому не дано определять время своей кончины. Вот так вот ходишь, коптишь небо, а потом вдруг раз - и откинул копыта! Палей тогда отделался примирительной фразой, что все, мол, в руке Божьей, и поспешил уйти, но слов брата не забыл. Ближайшей же ночью его посетил страшный сон, показавшийся мальчику пророческим, и утром он попросил Рея о приватной аудиенции, чего ранее не делал никогда. Удивленный император отказывать не стал и, едва они уединились, задал вопрос, что так встревожило брата.

- По-моему, у меня был вещий сон, - промолвил Палей. - Наш брат Терней хочет нас отравить.

- Вот этот трус? - удивился Рей. - Ты уверен?

- Да, - произнес Палей и пересказал брату странный разговор с Тернеем.

- Действительно подозрительно, - протянул Рей. - Но почему именно яд?

- Но ты же сам сказал, что он трус. Не с мечом же ему на тебя идти?

Рей хмыкнул и признал правоту брата, после чего стал внимательнее наблюдать за Тернеем во время всех встреч, посвятив в свои подозрения и Марнея. Как-то раз, притворившись пьяными, они усыпили таки бдительность младшего брата, и тот рискнул незаметно подсыпать что-то в салат, после чего стал предлагать братьям его попробовать. Тут же набежали стражники, испорченное блюдо унесли алхимикам на анализ, а незадачливого отравителя отвели в дворцовую темницу.

На следующий день, когда яд был выявлен, Тернея ждала дыба. Он и детских розог-то боялся чуть ли не до смерти, под кнутом же поплыл сразу и быстро сдал всех известных ему заговорщиков, а это были вовсе не рядовые люди. По стране пошли аресты церковников и аристократии, отловили и нескольких иностранных шпионов, таким образом, заговор был разгромлен наголову. Разъяренный император конфисковал земли у всех вовлеченных в него родовитых семейств и устроил разорительные набеги на территории соседей, поддерживавших заговорщиков.

Судьбу Тернея братья решали сообща, выставив из кабинета Рея всю челядь и затворив двери.

- Все же жалко его, дурака, - промолвил Марней. - Охмурили его эти сволочи, наплели всякой чуши, вот он и повелся...

- Ну, не такой уж он был и слабоумный, - возразил Рей. - Что окружение у него было паршивое, не спорю, так он сам его себе по вкусу подобрал, мы ему никого не навязывали и, может быть, зря. И нечего его жалеть, он-то тебя не пожалел, да и сына твоего жалеть не собирался. Если оставить его в живых и куда-то выслать, да даже и заточить, все равно вокруг него станут виться все, кто нами недоволен, стражу будут подкупать, побег готовить... И все вокруг будут знать, что у империи есть слабое место, и целенаправленно туда бить. Нужен нам этот геморрой?

- А если он поклянется больше не претендовать на власть и не причинять нам вреда? - предложил Марней.

- И ты поверишь его клятвам? - усмехнулся Рей. - Я так нет!

Поскольку мнения разделились, старшие братья дружно уставились на Палея, пока еще ничего не высказавшего. Не поднимая глаз, юный церковный предстоятель выдохнул:

- Мне по статусу надлежит проявлять милосердие, но Рей прав: предавший раз будет предавать и дальше. Пусть судьбу Тернея решает Бог.

- На земле? - уточнил Марней.

- На небе, - отрезал Палей.

- Стало быть, казнь, - подвел итог император. - Хотя отравителей раньше было принято сажать на кол, проявим к нему милость и казним мечом, как дворянина. Других знатных заговорщиков - тоже, а остальных можно и повесить.

На том и порешили.

Достойно принять смерть Терней так и не сумел. Он начал истерить еще в темнице, откуда его пришлось извлекать силой, орал проклятия и рвался из рук стражников, когда его затаскивали на эшафот, никак не хотел укладываться на плаху, так что удерживать его там стражникам пришлось втроем. И лишь отделившись от тела, голова его застыла в немом крике. Марнея чуть не стошнило от этого омерзительного зрелища, Палей во время всей казни не отрывал глаз от земли и не проронил ни слова, и лишь Рей оставался спокоен и руководил всем процессом. Лишь дождавшись, когда вздернут последнего из заговорщиков, он покинул дворцовую площадь, на которой проводилась казнь. На душе у него было муторно.

Глава 13.
Великий мор.

С самого дня казни заговорщиков Палея томили нехорошие предчувствия. Казалось бы, скоро минет уже полгода и пора бы им уже сбыться, но нет, все в империи шло на диво хорошо, недовольное дворянство притихло в страхе перед репрессиями, поддержавшие заговор соседи почли за лучшее откупиться, лишь бы не стать мишенью для агрессии, даже сам Первосвященник не призывал больше покарать раскольников и, пусть и сквозь зубы, поздравил Палея с четырнадцатилетием. Это можно было счесть полупризнанием в качестве главы самостоятельной поместной Церкви, а отсюда и до официального признания уже недалеко, тем паче, что вести о необыкновенной учености юного предстоятеля уже разлетелись повсюду, и у него обнаружилась масса поклонников в тех странах, церкви которых еще подчинялись Первосвященнику. Умри тот, и в случае объединения церквей именно Палей мог стать главным претендентом на освободившееся место, чего окружавшая нынешнего Первосвященника камарилья откровенно не хотела и ради отстранения такого кандидата готова была смириться даже с расколом. Итак, с этой стороны ему тоже ничего не грозило, но он привык доверять своим предчувствиям и даже догадывался об их причинах. Да, обрекая брата на смерть, он спасал спокойствие страны, но именно на нем как на предстоятеле лежит вина, что Тенвей умер без покаяния. Он не помог спасти душу брата, и Бог ему этого не простит...

С самого раннего детства Палей понимал, что он не такой, как все. Ему претили шумные игры сверстников, а то, что интересовало его, было категорически непонятно им. У него все валилось из рук, он мог внезапно замереть, глядя в одну точку, или упорно раскачиваться, сидя на стуле. Мерные повторяющиеся движения всегда его завораживали, помогали привести мысли в порядок, этой же цели служили довольно нелепые ритуалы, которые он сам для себя придумывал и потом скрупулезно им следовал. Конечно же сверстники за это над ним насмехались, большей частью за глаза, потому что он все же был сыном барона, но Тенвей делал это и в открытую, придумывал Палею всякие глупые прозвища и при всяком удобном случае готов был пихнуть или дать подножку, хотя сам Палей никогда к нему не лез. Избегая общества сверстников, мальчик предпочитал общаться со взрослыми, которые готовы были без насмешек выслушивать его фантазии и серьезно отвечали на его вопросы. Больше всего ему нравился замковый священник, который позволял заглянуть в свои книги. Видя, как он читает, Палей и сам в пятилетнем уже возрасте научился читать и с тех пор больше уже ни в чьем обществе не нуждался. У родителей была приличная для того времени библиотека, мальчик имел к ней доступ и часто, ухватив вожделенный том, забирался в какой-нибудь укромный уголок, где его не смог бы найти тот же несносный Тенвей, и читал, читал, читал...

Приезд Рея многое изменил в его жизни. Он почувствовал в неведомом прежде старшем брате некую потаенную силу и готов был ей служить. Не мечом, конечно, как Сантей, а исключительно своим умом, хотя кто там интересовался умом пятилетнего карапуза? Когда старший брат вдруг захотел испытать его терпеливость, он объяснил Палею свои резоны вполне по-взрослому, без скидки на возраст, и это оказалось так приятно, что мальчик смирился с необходимостью получения первой в жизни, и при том совершенно не заслуженной им порки, посчитав ее посильной платой за понимание. Ну, к боли ему было уже не привыкать, от того же Тенвея ему иногда и больнее попадало, хоть и кулаками. Порка та оказалась еще и последней, и потом ему больше не докучали, позволяли самостоятельно учиться по книгам, и не только Рей, но и Марней под его влиянием стали прислушиваться к его мнению. Тенвей еще продолжал по привычке задираться, но потом и его от этого отучили хорошими порциями розог. Короче говоря, Палей жил теперь в своем маленьком персональном раю, далеком от мирских страстей, пока, наконец, и его способности не оказались востребованы империей. В тринадцать лет он уже чувствовал силы нести на себе этот крест и согласился подставить плечо старшему брату. Но не было ли это ошибкой?

В то утро предчувствие беды стало как-то особенно острым. Покинув свои покои, Палей двинулся к кабинету старшего брата, благословляя по пути всех встречных. Здесь, во дворце, его тоже считали блаженным, но ровно потому и верили в его святость и даже особую целительную силу, недоступную другим священнослужителям. Стража у дверей пропустила Палея без звука, хотя любому иному, явившемуся без приглашения, наверняка учинила бы допрос. Хмурый Рей перебирал чьи-то донесения.

- Тебя что-то тревожит, брат? - безэмоционально осведомился Палей.

- А, это ты... Да, братишка, из Толина пишут, что там какая-то странная зараза завелась. У людей вдруг начинается лихорадка, на теле вспухают какие-то шишки, потом больные покрываются черными пятнами, начинают харкать кровью и быстро отдают Богу душу. Лекаря понятия не имеют, как с этим справиться. На, смотри сам.

- Если это Божья кара, то лекаря здесь не помогут, - промолвил Палей, ознакомившись с донесениями.

- А кто тогда поможет? Твои священники? Так они даже боятся причащать этих больных!

- Если они боятся, то я не забоюсь, - ответил Палей. - Кто-то же должен утешать страждущих.

Рей пытался его удержать, но юный предстоятель был непреклонен. Он искренне считал, что эта напасть послана Богом в расплату за их семейные грехи и, стало быть, именно ему, как представителю семейства, их и искупать. Он выехал в Толин, ходил по домам, утешая и причащая больных, но зараза и не думала отступать, более того, он подхватил ее сам. Верные слуги доставили его обратно в столицу почти в беспамятстве. Придя проститься с любимым братом, пока тот окончательно не испустил дух, Рей услыхал его последние слова.

- Это проклятие, - прошептал Палей, - оно наложено на нас за то, что мы так обошлись с нашим братом...

- Нет, - ответил ему Рей, прежде чем выйти из комнаты, - это проклятие несу на себе я, братец, а вы с Тенвеем стали лишь его случайными жертвами.

Опасаясь, что пышные похороны брата приведут к распространению болезни, император провел эту церемонию в узком кругу, не допустив на нее даже Марнея, а лишь пару священнослужителей, без присутствия которых просто немыслимо было схоронить почившего предстоятеля Церкви, и тех людей, что и так сопровождали Палея в его злосчастной поездке. Увы, принятые им меры оказались бесполезны, поскольку не изолированные вовремя слуги покойного успели уже много с кем пообщаться и зараза стала косить жителей столицы. Удивительно, но сам Рей ей при этом оказался не по зубам.

Поскольку посадить главный город страны на карантин никому и в голову не пришло, эпидемия вскоре выплеснулась за его пределы, а затем быстро распространилась чуть ли не по всей империи. Города и села обезлюдели, мощь державы оказалась подорвана, и теперь уже и речи не было о том, чтобы идти войной на соседей, защитить бы то, что есть. Соседи, впрочем, тоже вторгаться не спешили, резонно опасаясь занести заразу на собственную территорию, и даже перекрыли границы с империей.

Рею оставалось лишь с отчаянием наблюдать, как рушится дело всей его жизни. От обезглавленной Церкви большого проку не было, проводившиеся богослужения об избавлении от заразы приводили только к новым ее вспышкам, и их пришлось запретить, как и вообще всякие многолюдные собрания. Преданную Рею гвардию удалось сохранить, только заперев ее в казармах и пресекая всякие контакты с внешним миром. Вся тяжесть борьбы с эпидемией легла на городскую стражу, которая и сама быстро вымирала, но тут уже ничего не поделаешь, кто-то же должен был поддерживать порядок! Поняв, что кроме изоляции заболевших никаких других средств от заразы нет, император лично руководил этими мероприятиями, но помогало это пока довольно плохо. Единственной радостью Рея оставалось то, что до горного замка Ибтор, где продолжали работать его алхимики, эпидемия пока не добралась. Увы, но даже эти ученые мужи не могли пока предложить никакого лекарства от этой болезни...

Сам ли Рей ее занес, или кто-то из дворцовых слуг, покупавших продовольствие, но зараза в конце концов пробралась и в императорский дворец. Марней с утра как-то плохо себя чувствовал, и вскоре у него начался настоящий жар. Придя его проведать, Рей с ужасом опознал у своего последнего оставшегося в живых брата симптомы все той же неумолимой заразы! Супругу Марнея с малолетним сыном пришлось срочно от него изолировать, но, увы, он уже успел их заразить, и вскоре они слегли тоже. Несколько дней горячки и кровохарканья, и последние члены рода Тарботов покинули сей мир. В живых остался только сам император.

Похоже, эти последние жертвы удовлетворили месть потусторонних сил, поскольку вскоре после похорон Марнея и его несчастного семейства эпидемия повсеместно пошла на спад. Рей окончательно уверился в довлевшем над ним проклятии, но не мог позволить себе долго предаваться скорби. Полувымершая страна походила на пепелище, и именно ему предстояло отстроить ее заново.

Глава 14.
Одинокий волк.

Только железная воля помогла Рею устоять в этом безвременье, справившись со всеми мятежами, которые, конечно же, начали терзать страну, стоило мору отступить. Он мотался из конца в конец империи со своей гвардией, штурмуя и затем снося до основания замки мятежников. Но удача явно вернулась к нему, как только помер последний брат, и из всех сражений он неизменно выходил победителем. И когда пали все дерзкие авантюристы, оставшаяся знать окончательно уверилась, что Рею покровительствует сам Князь мира сего и, стало быть, выступать против него просто бессмысленно. Церковные иерархи в тайне придерживались того же мнения, но ни один не рисковал высказать это вслух. Как бы там ни было, страна постепенно успокоилась, и император получил возможность восстанавливать порушенное.

Удалось преодолеть и церковное неустройство. Рей созвал общеимперский Собор, на котором сам вызвался председательствовать, и под его грозным взором князья церкви избрали новым предстоятелем самого покладистого из своей среды. Рей, конечно, не мог доверять ему так же, как своему покойному брату, но и подвохов с этой стороны больше не ждал. Когда предстоятель - ни рыба, ни мясо, остальным церковникам волей-неволей приходится ориентироваться на светского владыку.

По завершении мора буквально по всей стране начался взрыв рождаемости и появилась уверенность, что лет через двадцать население полностью восстановится. Вот только сам император никакого участия в том не принимал. Рей упорно оставался холостяком, и, поскольку годы шли и молодость его постепенно уходила, придворные все сильнее опасались, что он так никогда и не обзаведется наследником. Советы жениться, наконец, звучали все настойчивее, но Рей лишь отмахивался от них. Кончилось тем, что вразумлять его пришла целая делегация.

- Ваше величество, любая неопределенность несет угрозу для спокойствия державы, - молвил старший из сановников, склонившись перед ним в почтительном поклоне. - Мы неустанно молимся, чтобы Господь продлил ваши лета, но люди, увы, все равно смертны... Страна должна знать, кто в случае чего сменит вас на троне, но у вас, к великому сожалению, до сих пор нет детей...

- Это моя карма, - с глубоким вздохом ответил ему Рей. - Чтобы империя и дальше существовала, род Тарботов должен пресечься на мне. Любой мой потомок будет проклят, и проклятие это перейдет на возглавляемую им державу.

Придворные охнули от таких откровений, и лишь тот же сановник рискнул предложить:

- Но тогда, подобно древним императорам, вы можете сами назначить себе преемника. И чтобы не было смущения в народе, нам нужен закон о престолонаследии.

- Чтобы все недовольные моим правлением начали виться вокруг этого преемника, как вились вокруг дурака Тенвея? - усмехнулся император. - Перебьетесь и без этих интриг. Когда я пойму, что подошел мой час оставить этот мир, я сам укажу на того, кто мне будет наследовать. Но не раньше. Идите и трудитесь на благо империи, чтобы я мог вас по достоинству оценить.

Стратегия Рея оказалась весьма действенной. Каждый из сановников, что помоложе, лелеял надежду, что выбор в итоге падет именно на него. Старшие больше рассчитывали на своих детей и стремились ввести их в ближнее окружение императора. Но все, как один, старались ему угодить, причем не лестью, которую он показательно игнорировал, а своей упорной работой на благо державы. Рей не любил роскоши, был беспощаден к взяточникам и казнокрадам, строил по всей империи отличные дороги, возводил крепости и целые города, поощрял торговлю и покровительствовал ученым людям, которые стекались в империю изо всех окрестных стран. Ему даже и воевать теперь почти не приходилось, но если боевые стычки и случались, то его войска неизменно одерживали в них верх.

За тридцать спокойных лет разоренная прежде страна настолько поднялась и разбогатела, что наняться на имперскую службу мечтали теперь чуть ли не все честолюбивые дворяне ближних и дальних земель. Но пока держава крепла, властитель ее дряхлел, и в какой-то момент старость взяла свое. Рей получил сложный перелом бедра, сверзившись с коня, и вскоре ясно понял, что не только теперь больше в седло не сядет, но и ходить ему больше вряд ли суждено. Доживать свой век жалкой развалиной он не желал, а придворные алхимики всегда готовы были обеспечить его любым ядом. Но прежде чем кончать счеты с жизнью, надо было позаботиться о стране...

Далхо Ибторский при дворе не подвизался, в столицу наезжал редко, больше сидел в своих горах, пробавляясь охотой, и контролировал работу алхимиков, которые по-прежнему выплавляли в Ибторе ценные металлы для нужд державы. К своим почти пятидесяти годам он заматерел, обзавелся большой семьей и давно уже, разумеется, звался Барсом, а не Барсенком, а если точнее - Горным Барсом. Вызов от Рея без указания цели их встречи его весьма удивил, но как верный вассал он поспешил в столицу.

Императорский дворец был переполнен слухами, придворные шушукались, что властитель совсем плох и, видимо, долго не протянет. Всех, конечно же, интересовало, кого он назначит своим преемником, вокруг наиболее вероятных претендентов уже кучковались сторонники. Появление какого-то провинциального графа прошло бы почти незамеченным, если бы Рей вдруг не пригласил его на личную аудиенцию, выгнав при этом из своих покоев всех посторонних.

Неуверенно вступив в довольно плохо освещенную комнату, Далхо поклонился в сторону кровати, на которой под медвежьей шкурой возлежал император. Даже при таком свете было заметно, как осунулся и поседел Рей.

- А, Далхо... - пробормотал император. - Я давно уже думал, кто может мне наследовать. Достойных людей вокруг меня много, и им хватит сил удержать державу, вот только... Охх... Вот только ни одному из них я не решился бы исповедоваться, а время для этого настало... Тебя сама судьба свела с моей семьей, тебе уже ведомы некоторые мои секреты, ты всегда верно служил и мне, и моему покойному младшему брату. Готов ли ты услышать то, в чем я никогда не признался бы даже своему духовнику? Вряд ли оно тебе хоть как-то поможет, но я не хочу уносить эту тайну с собой в могилу.

- Я готов, государь, - склонил голову Далхо.

- Тогда слушай. Мои отец с матерью в молодости пытались якшаться с нечистой силой, проводили всякие непотребные ритуалы, которые иногда перерастали в настоящие оргии. Во время одной из этих оргий и был зачат я, их первенец, и в этот момент они оба оказались прокляты, как, увы, и я сам... Я рос живым и крепким ребенком, ни одна хворь меня не брала, чего нельзя сказать про моих младших братьев, которых каждые два года рожала матушка. Они все помирали во младенчестве, как бы над ними не тряслись. Родители, кажется, поняли, что это их расплата, отошли от увлечений молодости, стали ревностными прихожанами, вот только это им не помогало. Как объяснил мне потом связавшийся со мной демон, это силы Ада так оберегали меня от любой возможной конкуренции, ну, и следовали моим невысказанным желаниям. Братья помирали, потому что я, дурак, ревновал их к родителям...

Рей на минуту затих, пытаясь справиться с тяжелыми воспоминаниями, потом продолжил:

- Но как бы ни довлело надо мной это проклятие, свою судьбу я выбрал сам... Когда мне исполнилось тринадцать лет, мне явился могущественный демон, который и просветил меня об обстоятельствах моего зачатия, о висящем на нашей семье проклятии и о том, почему умирали мои братья. Я мог отвергнуть его, но я этого не сделал. Он пообещал исполнить мое сокровенное желание. Я захотел стать величайшим правителем этого мира, ну, и чтобы мои братья больше так не умирали. Он пообещал исполнить это, если я покину родовой замок, мол, проклятие не будет довлеть над братьями, если я буду находиться вдали от них. Я удрал при первой возможности, нанявшись оруженосцем к рыцарю Гирону, тогда еще обычному полунищему кондотьеру, но как только я оказался рядом с ним, его осенила своим крылом удача. Он одолел в схватках нескольких знатных дворян, продав их доспехи, сколотил себя неплохой отряд, который опять же очень удачно действовал и побеждал во всех битвах. Награбленных средств хватило, чтобы выкупить у обнищавших дворянских родов несколько замков и в их числе тот самый Ибтор, что сейчас принадлежит тебе. Гирон обучил меня сражаться и посвятил в рыцари, я стал его самым верным соратником, участвовал во всех боевых стычках и не получил за это время ни единой раны. По совету демона я подсказал Гирону обратить внимание на алхимиков. Золота они, конечно, делать не умели, но в своих усилиях его добыть научились извлекать из горных пород очень интересные металлы, из которых можно было делать оружие исключительной крепости, причем из титана оно получалось еще и достаточно легким. С этим новым оружием наш отряд сделался просто непобедим! Что было дальше, тебе, наверное, уже рассказали сами алхимики.

Далхо кивнул.

- Да, Гирон поселил их всех в Ибторе, - продолжил Рей, - и поручил мне за ними присматривать. И когда его, наконец, настигла вражеская стрела, я оказался полновластным хозяином этого замка. При всех своих успехах Гирон так и не сумел обзавестить потомством, родственники у него, конечно, имелись и многое что расхватали из его наследства, но выгнать меня из Ибтора даже и не пытались. Отряд Гирона перешел на службу ко мне, и теперь я стал самым известным кондотьером во всей Дитаре. Тот демон выполнял наш с ним договор, и я не знал поражений. Пока я геройствовал, в Тарботе у меня народились новые братья. Никто из них не помирал в младенческом возрасте, и я понял, что проклятие перестало действовать. А когда наши родители внезапно погибли, я решил было, что они забрали его с собой. О, как же я был слеп!...

Рей прикрыл руками глаза и помотал головой. Дилхо терпеливо ждал продолжения рассказа.

- Оказалось, что проклятие никуда не исчезло, оно просто было отложено, - выдохнул, наконец, Рей, - и первом сигналом мне стала случайная, как тогда казалось, гибель Сантея, твоего покровителя, единственного из братьев, которого я больше года держал при себе. Я неверно понял этот сигнал и вместо того, чтобы держать оставшихся братьев подальше от своей персоны, вызвал их в столицу, надеясь защитить ото всяких неприятностей. И вот уже одного из них приходится казнить как предателя, а двух оставшихся вместе с моим единственным племянником забирает проклятый мор, который сразу же после этого и пошел на убыль! И лишь тогда я понял, что от этого проклятия мне не избавиться никогда. Род Тарботов обречен сгинуть, а мне суждено всю оставшуюся жизнь прожить одиноким волком. Но свое обещание демон выполнил, - усмехнулся Рей. - Я действительно стал правителем сильнейшего в этом мире государства, и если оно сохранится и после моей смерти, стало быть, я прожил жизнь не зря. Далхо, ты должен его удержать!

- Я-а-а?!... - поразился граф.

- Именно ты! Ты не относишься ни к одной из сформировавшихся при дворе партий, не связан родственными узами с аристократией ни одной из трех объединившихся в империю стран. Ты сможешь держать баланс между ними, не выдвигая незаслуженно одних и не подвергая опале других. И на тебя не перейдет наше родовое проклятие, так что ты сможешь передать власть своему сыну и, тем самым, основать новую династию. И ты должен сохранить доверенную тебе тайну, передав ее, может, только своему наследнику, чтобы ни у кого не возникло оснований подвергать сомнениям законность существования нашей империи. Готов ли ты в этом поклясться?

- Клянусь! - промолвил Далхо, приложив правую руку к сердцу.

- Тогда зови придворных, что наверняка уже толпятся там, за дверьми. Я хочу объявить им свою последнюю волю.

Уже через день после объявления Далхо Ибторского своим наследником Рей принял яд. Недовольных этим решением было немало, но старая гвардия Рея, помнившая геройство Далхо в юные годы, встала на его сторону, и коронация нового императора прошла без осложнений. А потом новоиспеченный император стоял в почетном карауле у гроба своего предшественника, провожая его в последний путь. Вероятно, в Ад, которому черный император Рей продал свою душу, пожертвовав собой ради величия созданной им страны.

КОНЕЦ

---

Оставить комментарий © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 02/01/2021, изменен: 02/01/2021. 139k. Статистика. Повесть: Мистика

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"