Аннотация: Небольшая зарисовка по мотивам поездки на мыс Церель.
Ветер выл, неся в лицо мелкую и почти несолёную балтийскую водяную пыль.
Николай постоял на галечном берегу, задумчиво глядя на серую рябь Ирбенского пролива, покрытую кое-где барашками пены. Столь же серое небо, ещё не очистившееся после ночного дождя, было кое-где перечёркнуто наклонными тёмно-серыми полосами идущего вдали ливня.
Коротко пиликнул мобильник. Николай взглянул на экран - мобильный оператор услужливо сообщал, что роуминг переключился с Эстонии на Латвию. Забавно, подумал Николай, возвращаясь к оставленной на дороге машине. Прежде чем сесть за руль, ещё раз взглянул на два почти одинаковых камня-обелиска в десятке метров друг от друга - надпись на одном, со звездой, гласила, что именно здесь в 44-м году было окончательно сломлено сопротивление немецко-фашистских войск в Эстонии, второй, с силуэтом железного креста, был посвящён погибшим немецким солдатам...
Мотор заурчал, машина неторопливо покатилась дальше, к маяку - туда, где Рижский залив встречался с открытым Балтийским морем.
Оставив машину у сарайчика, на двери которого была укреплена заламинированная схема Ирбенской артиллерийской позиции, Николай опять вышел к морю. Недалеко от воды лежала перевёрнутая лодка - похоже, даже целая, вдали ветер лениво крутил лопасти ветряков где-то за Менто - их в этих местах множество, Ирбенский пролив представляет собой словно огромную аэродинамическую трубу.
На берег плеснула очередная волна - и откатилась, оставив за собой хлопья пены и плавник. Блеснули меж облаков первые лучи уже поднявшегося солнца. Николай прошёл вдоль берега, мимо двухэтажного дома. Издали маяк казался пристроенным к дому, но на самом деле стоял от него в полусотне метров - одинокий и величественный, и в отличие от виденных в России выкрашенный не в красно-белые полосы, а белый с чёрной верхушкой. Конечно, это уже был не тот маяк, что стоял здесь ТОГДА - тот сгорел ещё в 1917-м во время одного из обстрелов...
Вдаль убегала длиннющая изогнутая песчаная коса с завалами камней - при желании можно было уйти далеко в открытое море. Со стороны Финского залива стоял на якоре, ныряя на небольшой волне, маленький рыбацкий катер - на вид очень старый, наверное, такие же бороздили эти воды тогда, почти сотню лет назад...
На западе тучи понемногу расползались, открывая ярко-голубое небо в клочьях светлых облаков. Морю возвращалась синева.
Вокруг - ни души. Наверное, ещё слишком рано - ещё нет и девяти утра, а этой глубинке чужда суета больших городов. До "столицы" острова, города Аренсбурга, ныне носящего имя Куресааре, с полсотни километров, да и он скорее представляет собой сонный курортный городок - особенно сейчас, в конце сентября.
Николай вернулся к сарайчику, посмотрел схему. Четыре кружка почти в ровный ряд, крайний левый чуть выше... Да, вот тут они и стояли, он останавливался как раз напротив одного из этих "кружков" - четыре двенадцатидюймовых орудия, огромные дуры на поворотных платформах, с лафетами в несколько человеческих ростов, способные послать полутонный снаряд на расстояние в полтора десятка морских миль...
Он вернулся к машине и поехал обратно - туда же, где стояли обелиски. Недалеко от них, рядом со скамьёй, на столбике был укреплён ещё один заламинированный лист - старая фотография орудия с выстроившимися на верхней площадке офицерами и матросами и немного текста на эстонском языке. Нет даже традиционного английского перевода - это место не относится к категории популярных, туристы сюда забредают довольно редко.
А вот и оно - залитая бетоном площадка, над которой на метр возвышается бетонный же усечённый конус с кругом ржавых дюймовых шпилек поверху - бывшее основание орудия. Николай с разбегу взобрался наверх, прошёл от края до края - метров шесть, а то и больше... Где-то здесь рядом проходила узкоколейка, по которой подвозили боеприпасы - каждый снаряд метр-полтора длиной, такие руками не потаскаешь... На лафетах орудий были кран-балки, позволяющие поднимать снаряды с тележек и закладывать их в казённик орудия... Сейчас, когда прошла почти сотня лет, всё вокруг поменялось - многочисленные кусты скрывали землю, наросло множество невысоких деревьев... Трижды за прошедшее время по этим местам прокатывался огненный вихрь - в 1917-м, в 1941-м и в 1944-м...
Но тогда, осенью семнадцатого...
Ровное поле - и стоящие на нём четыре орудия. Никакого прикрытия, брустверы далеко не везде - их просто не успели построить, батарею создавали в спешном порядке, строили её лихорадочно с осени шестнадцатого по весну семнадцатого года - чтобы прикрыть минные заграждения в Ирбенском проливе, не дать германскому флоту их вытралить...
И это дало результат - до осени семнадцатого года путь в Петроград для германского флота был закрыт. Финский залив, закрытый минными заграждениями и батареями на Наргене и Порккала-Удд, запечатан наглухо, а здесь, с юга, путь стерегла вот эта батарея на мысе Церель... и собранные с бору по сосенке морские силы Рижского залива - два древних броненосца, несколько крейсеров и россыпь эсминцев, против которых Германия выставила почти чудо техники - мощнейшие линкоры, уже выдержавшие испытание британским флотом у Ютланда...
А путь на Петроград под замком. Рига уже захвачена германскими войсками, но в Рижский залив германский флот не войдёт, пока цела двенадцатидюймовая батарея на мысе Церель.
Такие пушки Николай видел. Конечно, не те самые, а похожие. Их осталось три, три орудия на железнодорожных транспортёрах, снятые с линейных кораблей времён первой мировой. Одно - на форте "Красная Горка", второе - в железнодорожном музее на бывшем Варшавском вокзале, третье забралось дальше всех от последнего места службы - в Москву, на Поклонку. Огромный лафет, пробитый заклёпками, многометровый ствол, который у основания не охватить руками, поражали воображение.
Он закрыл глаза. Казалось, мир вокруг провалился в прошлое, и сквозь завывания ветра проскальзывает лязг поворотного круга орудия, стук роликов, идущих по кольцевому погону, закреплённому на этих самых, но ещё не ржавых шпильках...
Нос словно ощутил запах разогретой смазки, сгоревшего пороха, пота солдат и моряков-батарейцев, дыма, вырывавшегося из трубы паровозика-кукушки, подвёзшего из погребов очередной выстрел...
Снаряд парит в воздухе, подвешенный на цепях над казёнником орудия. Несколько пар рук направляют его, огромная стальная чушка ложится на направляющие подачи.
- Лоток загружен!
Массивный шток гидравлического прибойника загоняет снаряд в казённик, а на освободившееся место уже готов лечь цилиндрический пороховой мешок полузаряда...
- Есть заряд!
- Затвоооор!
Блестящий от оружейного масла поршень затвора выезжает откуда-то сбоку и с разгона вдвигается в ствол, запирая снаряд. Матрос-замковый в грязной робе быстро крутит маховик.
- Затвор стоп!
- Четвёртое готово! - орёт в телефонную трубку прапорщик с покрытым копотью лицом, в сдвинутой на затылок мичманке.
В ушах словно сам собой звучит усталый голос тёзки, командира батареи, кавторанга Николая Бартенева:
- Прицел 76... Целик 50... Залп по два...
Где-то там, в дали Ирбен, в семи-восьми милях, ползут силуэты кайзеровских линкоров - огромные туши, способные в один миг послать сюда по десятку таких вот снарядов из башен, укрытых за четвертью метра брони.
Против них - всего четыре орудия без броневой защиты и бетонных капониров. На ровной, как стол, равнине, поросшей редкими деревцами и куцым кустарником. Даже погреба почти не защищены - бомбёжка в начале сентября накрыла один из погребов, и смерчем огня как слизнуло почти сотню человек...
А за спиной - разрываемый войной остров Эзель, на который несколько дней назад высадился десант кайзеровских войск. Отлично одетых и экипированных, с автоматами и огнемётами. С поддержкой многочисленных шпионов среди местных немцев.
И тонкая линия обороны полуострова Сворбе - давно уставшие от войны солдаты когда-то императорской армии, вооружённые одними лишь трёхлинейками. Пулемёт - за счастье. Солдаты, многие из которых давно не понимают, за что воюют - царя уже полгода как нет, остались лишь Вера и Отечество... и Петроград, в котором нарастает что-то новое, неизведанное, в котором творится история...
Но творится она и здесь. Потому что прорвись германский флот в Рижский залив - на следующий день он будет в еле защищённом Моонзундском проливе. А кайзеровская армия с поддержкой флота почти парадным маршем рванёт на Ревель, на Ямбург... на Петроград.
- Огонь! - звучит в телефонной трубке. Лишние люди давно уже отбежали от пушки и укрылись в окопах.
Почти неслышно, и в то же время почти вырывая барабанные перепонки, звучит выстрел. Ствол орудия, выбросив у среза сноп пламени и порохового дыма, аж приседает назад, доставая казёнником чуть не до бетонного круга. Гидравлика со свистом возвращает ствол на место.
Бухают первое и третье орудия - батарея стреляет парами.
Где-то далеко, у горизонта, встают столбы воды, видимые сейчас лишь с дальномера на командном посту - единственном более-менее укрытом в бетон месте на батарее.
- Лево десять, больше два, - звучит в телефонной трубке.
Медленно, мучительно медленно ползёт ствол вдоль горизонта. Натужась, солдаты и матросы толкают от подъездных путей тележку с очередным снарядом.
Всё накрывает свист. Летящих снарядов не видно, есть только этот давящий звук с меняющейся тональностью - даже не громкостью...
Взрывы! И земля, взбаламученная ответными снарядами с линкоров, встаёт стеной...
Николай очнулся. Тишина, только подвывает... нет, не гидравлика и не летящие снаряды - воет балтийский ветер. Никого нет, пустота и тишина... и бетонный круг, на котором давным-давно нет орудия.
Николай проехал по укатанной грунтовке вдоль линии орудий, посмотрел на оставшиеся бетонные заграждения, на остальные бетонные конусы... Поставив машину на стоянку, прошёл на территорию музея, закрытого в этот ранний час. От стоянки территорию отгораживали старые мельничные жернова, помятые корпуса морских мин и ржавые поплавки параван-охранителей. Под вывеской музея приколочен насквозь проржавевший скелет трёхлинейки - может, с Великой Отечественной, а может, ещё с той, ПЕРВОЙ войны...
Прошёлся под деревьями, мимо указателя с надписью "Позиция" к основанию первого орудия...
Они задержали германские линкоры всего на один день.
И этот день оказался решающим.
Героизм солдат и моряков у Орисарской дамбы, мины, выставленные балтийцами, бьющаяся насмерть на Кассарском плёсе минная дивизия, сражавшийся до последнего броненосец "Слава", закрывший своим телом фарватер Моонзундского пролива сделали невозможное - германский флот к Петрограду так и не прорвался. Захватив острова Моонзундского архипелага, Германия выдохлась окончательно, никак не думая, что получит столь мощный отпор от разрозненного и, как они думали, не готового к борьбе русского воинства...
Николай вернулся на дорогу. Ещё раз посмотрел на маяк вдали, на виднеющиеся среди густой травы остатки укреплений...
Сюда стоило приехать через всю Ленинградскую область и всю Эстонию.
![[]](/img/b/beljaew_nikolaj_wladimirowich/prizrakiproshlogo/img_1855.jpg)
![[]](/img/b/beljaew_nikolaj_wladimirowich/prizrakiproshlogo/img_1758.jpg)