Аннотация: Исторический момент - дебютный рассказец)
Приют для героев
Перебежать.
Упасть.
Затаиться...
В соседнем коридоре гремят шаги: эхо от них мечется под сводчатым потолком, не давая определить ни число пробежавших, ни их направление. Ну, в тот угол, где залег я, они не сунулись, и одно это уже радует.
Некоторое время перевожу дух, непроизвольно и глупо тычу стволом пистолета из стороны в сторону, но потом убеждаюсь, что поблизости никого нет. Пока нет. Но это ненадолго - иначе было бы весьма заманчиво отлежаться здесь до самого конца, а остальные пусть хоть голыми руками шеи друг другу посворачивают...
Но отлеживаться нельзя, рано или поздно кто-нибудь так или иначе забредет сюда, и тогда уж начнется.
Медленно поднимаюсь и крадусь в противоположную (как мне кажется) сторону от бежавших, что все равно вряд ли может дать хоть какие-то гарантии. В здешних лабиринтах сам черт ногу сломит, так что наткнуться прямо на моих друзей я могу где-угодно. И мои страхи тут же оправдываются - в дальнем конце коридора я замечаю неслабую по размерам мужскую фигуру, задрапированную, правда, в какую-то рванину с нашитыми на нее металлическими бляхами. В руках фигура сжимает короткий меч с широким лезвием и узкой гардой, а на лицевой ее (фигуры, а не гарды) части тоже отражаются какие-то умозаключения, и, подозреваю, гораздо более нехитрые, чем мои собственные. И то, что молодец без лишних словоизлияний воздымает десницу с клинком вверх и, сопровождая действо деловитым сопением, бросается на меня, лишь подтверждает этот факт.
Целюсь, наверное, чуть дольше, чем следовало бы, поэтому выстрел сражает детину, когда нас разделяет не больше десяти шагов. В случае промаха выстрелить второй раз я бы не успел, но риск оправдан. Пусть небогатый, но все-таки достаточный для того, чтобы делать выводы, опыт пребывания в этом месте приучил беречь патроны.
Мечник с диким грохотом падает, под потолком гуляет эхо, а я уже убегаю со всех ног. Тут уже не важно, куда бежать, главное - всецело отдаваться этому процессу, а ноги куда-нибудь да выведут. Оставаться же на поле брани попросту глупо. Некоторые ушлые типы непостижимым для меня образом научились локализировать малейшие очаги шума даже в этих диких коридорах, так что через минуту-другую туда сбежится столько народу и начнется такая мясорубка, что какой-нибудь писатель-баталист только и сможет, что в растерянности отвалить челюсть. Короче, не пожелал бы и злейшему врагу; говорю это со знанием дела и без малейшего бахвальства - чего-чего, а злейших врагов у меня сейчас в достатке.
Эх, все-таки рано этот дурак выманил у меня пулю, не рассчитывал я так быстро начинать! Видимо, не выспался сегодня, вот и наткнулся, как чайник, на это дитя природы, а дитя, впрочем, ничуть поначалу и не огорчилось. Хотя чего от них ждать еще? Бегают разве что не голышом (а здесь, между прочим, и такие тоже есть), размахивают дрекольем и, судя по редким их фразам, которые я иногда слышу, прежде чем они стараются проткнуть меня чем-нибудь, располагают крайне слабым, но специфическим словарным запасом. Кстати, говорят они явно не по-русски, а я, немного знакомый разве что с аглицким, все прекрасно понимаю. Словно на мысленном уровне...
Короче, психи они. Все. Ну или почти все. А остальные, может, и не психи, но...
Крадусь на цыпочках, чтобы снова не оказаться застигнутым врасплох. К счастью, парочке в зале, которой оканчивается мой коридор, не до меня.
По-хорошему сейчас стоило бы сделать крутой разворот и уйти от них как можно дальше, но проклятое любопытство берет верх. Втискиваюсь в небольшую нишу, которая очень кстати оказывается рядом, и осторожно выглядываю. А парочка и правда презабавная.
Один - из тех самых, чокнутых. Облачен он в тунику, поверх которой блистает надраенный панцирь. В правой руке псих сжимает меч, который, по правде, больше напоминает длинный нож, а в левой - здоровый прямоугольный щит; на голове красуется шлем с вымпелом из крашеного конского волоса, а на ногах - что-то похожее на сандалии. Натуральный голивудско-карикатурный римский легионер. Второй производит впечатление получше, хотя наши солдаты-срочники, признаться, тоже те еще ребята. Он в камуфляже, высоких берцах и в автомате Калашникова. Правда, из автомата почему-то не стреляет, а упрямо старается поразить противника штык-ножом, присовокупленным к окончанию ствола. Бедняга. Не иначе с боеприпасами у него все куда печальнее, чем у меня.
Ну, значит, в этом случае его участь скоро решится. Голыми руками с легионером ему не совладать.
Некоторое время они кружат друг напротив друга, вяло размахивая оружием и делая разведывательные выпады, не забывая при этом изобретательно крыть друг друга по матери. Хорошо хоть тот мой давешний знакомый кинулся на меня молча, потому что соревноваться в красноречии меня абсолютно не тянет. Наконец этот, со щитом, понимает, что бесконечно так продолжаться не может и решительно атакует. Он довольно грамотно пихает срочника щитом, и пока тот делает шаг назад, без затей пытается ткнуть его мечом в открытое горло. Как тому удается увернуться - непонятно, но солдатик браво ныряет под руку с клинком, заходит грузному легионеру за спину и изо всей силы лупит прикладом по позвоночнику. Потом сподручнее перехватывает автомат и втыкает штык-нож в незащищенную панцирем шею. Псих, гремя доспехами, падает, еще хрипя на излете, но он уже явно отвоевался. Солдатик без видимого удовольствия добивает легионера, отправляя его прямиком к Аиду. Или Аид был у греков? Да это и неважно. Главное, что наш римлянин сдох.
Вдруг срочник замечает меня и смотрит почти задумчиво. Ну ясное дело, видеть здесь одетого в костюм с галстуком мужчину, наверное, приходится нечасто. Но задумчивость его вызвана все-таки не этим. Показываю ему пистолет, и он мигом понимает. Кивает, криво улыбается и скрывается в одном из трех ведущих из зала коридоров.
Ну и правильно. Люблю толковых людей. Вот если бы он остался лежать на полу, то наверняка пришлось бы тратить пулю. А так я еще в плюсах.
Прислушиваюсь. Эхо шагов победителя постепенно гаснет в коридорах, значит он не засел где-то поблизости, чтобы втихую засадить свой штык-нож мне в спину. Зато новый герой, пожаловавший в залу, имеет все шансы исправить это упущение. Точнее не сам герой, а его пуля, которая дробит стену сантиметров на тридцать выше моей макушки. Следующей я решаю не дожидаться, поэтому вновь прячусь в давешнюю нишу и беру пистолет наизготовку. Сейчас можно было бы с большой гарантией на успех убежать, но гад шарахнул по мне исподтишка, в спину, как по мишени в тире. Сволочь.
Супостат скрывается в коридоре, из которого только что прибежал я сам, наверное, сидит в такой же нише, которых там штуки три или даже четыре. А оружие у него покруче моего. К такому бы еще руки, растущие откуда надо, а не откуда получилось - и все. Составили бы мы с покойным легионером эдакую братскую могилу. А так еще ничего: я жив и даже еще здоров.
В засаде сижу довольно долго, с нервами пока все в порядке. А вот у незадачливого снайпера, видимо, похуже.
- Эй, мужик! - кричит он. По-русски кричит, в смысле реально по-русски. - Это... ну извини, что ли? Давай миром разойдемся.
- Что ж ты в спину целишь, урод? - спрашиваю.
- Да прости, прости, не сразу разобрал, что ты нормальный, - в голосе его слышится неподдельная (вроде бы) досада. - Тут же одни уроды, что с ними разговаривать? А я недавно совсем...
- А... Новичок, стало быть? Гарачий крофф?
- Ага, вроде того. Ну так что, мир?
Наверное, действительно мир. Может, и стоило бы проучить его, но из меня ментор тот еще. Пусть себе побегает.
- Ладно, черт с тобой, - говорю. - Мир. Только это, первый вылазь, а то ты меня все еще нервируешь немного. Чуть полчерепа не снес. Это, знаешь ли, немного настораживает.
Он высовывается из той самой ниши, которую я держал на прицеле, а меня уже сотрясает смех.
- Твою мать! Так ты мент, что ли?
- Ну да, - кивает этот тип. На нем и вправду мышасто-серая форма, а в руке казенный "Макаров". Эх, а я-то гадал, чем в меня шибанули? Видать, и вправду у страха глаза велики.
- Развеселил, мужик! - все еще хихикаю. - Ну ладно тогда, до новых встреч. После твоей пальбы сейчас сюда набегут благодарные зрителей. С ними и потолкуешь.
- Да много не натолкую, - он с сожалением косится на рукоять пистолета.
- Закончились? - я почти участлив.
- Ну, три еще осталось, но и до вечера ж еще...
- Вот блин! В твоем положении по мирным обывателям из-за угла лупить - самое то! Ну да ладно. Пообтешешься в наших краях, тогда понимание и придет. Зовут-то тебя как?
- Миша.
- Очень приятно. А я Паша. Ну, бывай здоровый.
- А мне с тобой нельзя? - говорит он с надеждой. - Вместе спокойнее.
Он мне почти нравится, но я не могу себе позволить эмоций.
- Ну на кой ты мне нужен? Я-то сам еле-еле справляюсь, еще тебя за собой таскать. Без обид, скоро сам поймешь, что в одиночку легче. По крайней мере, таким, как мы с тобой.
- Угу... - понуро кивает Миша. - Слушай, а где это мы? Что это вообще за балаган кругом? Я никак не пойму.
- Такое сразу лучше не рассказывать: или загордишься, или умом тронешься. Сам поймешь. Книжки-то в свое время читал?
- Читал.
- Вот и молодец.
С этими словами я скрываюсь в одном из коридоров. Понимаю я его, поначалу всегда трудно. Сам помню, как первую неделю держался. Тоже расстреливал обойму за полчаса да к толковым людям под крылышко набивался. Не взяли. И правильно сделали.
Впереди слышится топот множества ног, сталь бряцает о сталь, дикие вопли сотрясают сводчатые потолки. Это значит, что мне нужно совсем в другую сторону.
Какое-то время слоняюсь в полном одиночестве. Времени еще уйма, в такие моменты оно идет издевательски медленно. Из-за поворота резво трусит еще один персонаж из кунсткамеры, причем персонаж самый что ни на есть классический и вписывающийся в отведенную ему роль воистину идеально. На нем тоже туника, только гораздо длиннее той, что была на сраженном легионере, - немного ниже колен и с длинными рукавами; а также на нем имеются штаны в вертикальную полоску, похожие на пижамные. Туника обшита заплатками синей ткани с узорами из цветного шелка, поверх нее - отделанный мехом плащ. На ногах - ботинки из какой-то грубой кожи, мехом наружу. Светлые волосы до плеч, заплетенная в косичку борода. Одна мускулистая рука сжимает топор с широким лезвием на длинной рукояти, вторая - дивной красоты меч. Крайне неприятный, тупой взгляд.
С такими особо не поболтаешь.
Первая пуля бьет его в бок, но он остается на ногах и с поразительно быстро скачет ко мне.
Черт! Кувырком откатываюсь подальше, выхожу в стойку для стрельбы и снова жму на курок.
Мимо!
В глазах бородача беснуется пламя, он вполне впечатляюще рычит и успевает подойти совсем близко.
Успеваю выстрелить еще...
На этот раз в цель. Туника на груди оппонента намокает кровью, но он - вот же бычара живучий! - стоит как вкопанный, потрясает сталью разящей и готовится уже рубить меня, прямо с двух рук. Но я отчаянно против, и следующую пулю, собравшись, отправляю уже ему прямо в лицо.
Дальше все как по нотам - грохот упавшего тела и гонка по коридору, подальше от возможных любопытствующих.
Эх, что-то я такое слышал о подобных уникумах, сражающихся двумя клинками и не обращающих внимания на боль и ранения. Кажется, они еще какие-то грибы едят, а с мозгами имеют большущий дефицит, целиком полагаясь на какие-то там инстинкты. Ну оно-то понятно - нормальный мозг на две пули, попавшие в тело, реагирует вполне однозначно...
Примерно так же, как мой собственный мозг отреагировал на скользнувший мне между ребрами узкий клинок, мгновением позже выскользнувший из-под ребер и всаженный мне в живот, а потом аккуратно вспоровший горло.
Я еще успел без особого удивления узнать в моем убийце торжествующего солдатика с "Калашниковым"... Последнее, что я успел подумать, было спокойное осознание того, что я виноват сам - я был обязан его убить, когда мог. Но я его отпустил. А он не повторил моей ошибки. Талантливый парень...Он еще долго продержиться...
Потом свет погас...
.
* * *
Все-таки к этому чертовски сложно привыкнуть. С одной стороны мозг понимает, что все вокруг сплошная бутафория, но видеть очами души своей, как из того места, которое только что было твоим животом вываливаются кишки, - без подобного удовольствия я, например, вполне мог бы обойтись.
И, что особенно гнусно, все это жутко напоминает тот последний день в настоящем, реальном мире, когда выстрел, предназначавшийся не мне, оборвал таки линию жизни телохранителя Павла Коршунова, линию очень-очень длинную, судя по уверениям цыганки, привязавшейся к нему однажды на рынке. И когда рядом непонятно откуда появился седобородый всадник на удивительно-красивом коне о восьми ногах в окружении прекрасных и надменных блондинок скандинавского типа, одна из которых небрежно спросила на незнакомом, но отчего-то понятном языке:
- Этот, что ли?
Всадник довольно долго молча смотрел, но потом кивнул.
- Этот. Он подойдет...
* * *
...А кормят здесь нас, посмертных наемников, совсем неплохо. Каждый день - свинина, причем хотел бы я посмотреть на того кабана, которого зарезали к сегодняшнему застолью! Впрочем, на того, которого потребляли вчера, я бы тоже с удовольствием поглазел. Судя по куску, доставшемуся мне, животина была исключительная. Из питья - какая-то странная брага. На вид молоко молоком, но вкус имеет вполне куда менее безобидный, но по мозгам шибает - дай боже.
В общем, жить можно, особенно если учесть, что до того пришлось вдоволь помотаться по проклятым коридорам и пострелять по тем самым ребятам, которые как раз сейчас сидят за соседними столами и всласть потребляют дары природы внутрь. Впрочем, народу здесь столько, что надеяться на встречу с тем, кого ты подстрелил сегодня утром, вряд ли стоит, а к следующему дню все уже, как правило, забывается.
Помещение, в котором мы все расположились, впечатляет размерами. Если две ближайшие стены я еще как-то могу разглядеть, то дальние практически не видны, а потолок и вовсе теряется где-то там, наверху. Впрочем, возможно что его и вообще нет.
За соседними столами как-то сами-собой собрались более-менее нормальные мужики, со многими я уже познакомился и вполне мило общаюсь, дальше же тянется полная лесотундра. Мечта этнографа-энтузиаста, а заодно и специалиста по быту и нравам дальних пращуров. Некоторые из этих детей природы даже за столом не снимают своих доспехов, а манеры их достойны отдельной главы в пособии под названием "Этикет народов Европы в раннем Средневековье"
А в центре зала на небольшом возвышении восседают они. Именно восседают - в полном осознании собственного достоинства и места в нехитрой здешней иерархии.
Их двенадцать, и это очень колоритная администрация. Среди них выделяются трое - угрюмый плечистый великан, повсюду таскающий за собой здоровенный молот; высокий и очень красивый рыжеволосый мужчина со странным прищуром глаз, выдающим записного хитреца, и в особенности Тот, который сидит во главе стола.
Он ничего не ест, только постоянно прикладывается к кубку, который почему-то не опустошается. У его ног смирно лежит пара матерых волков, а на спинке кресла сидят двое воронов. Порой кажется, что птицы о чем-то тихо разговаривают со своим хозяином, а тот задумчиво кивает им в ответ, и отчего-то ясно, что он их действительно понимает...
Одни называют его Херран, другие - Фьельнир, третьи - Свидар или Свидрир, четвертые - Хникуд или Водан, ну а некоторые - Один.
И это - его чертог...
Мы - не герои. Мы наемники, нанятые на ближайшую вечность. Актеры, бесконечно разыгрывающие боевые сцены для своего Хозяина и его детей...
Как правило, Хозяин говорит редко: лишь задумчиво скользит взглядом по собравшимся здесь, за столами. И когда взгляд его останавливается на ряженых идиотах в туниках и шкурах, он улыбается, будто глядя на своих собственных детей, которых он любит и которыми гордится. Эти люди умерли давным-давно. При жизни они хотели умереть в бою, чтобы попасть сюда, на вечный пир к своему Богу. Они здесь дома.
И иногда по старой памяти они очень любят развлечься...