Полноватая высокая женщина стояла на самом краю мола, далеко выдававшегося в море.
Каттегат нес свои мутно-зеленые воды на восток, порой перехлестывая через край мола. Именно поэтому здесь больше не приставали корабли. Дно изменилось, и место стало слишком опасным. Единственное что осталось от причала - это наполовину утопленная башня маяка и длинный узкий полуразвалившийся мол. Находиться здесь, тем более в шторм, было опасным, но Мете Арнгримссон никогда не боялась моря. Особенно сейчас. Вслушиваясь в песню ветра и волн, кутаясь в промокший черный платок, она безмолвно плакала. Только морю она могла позволить увидеть свои слезы, и только ветру могла позволить высушить их.
Она просто вспоминала. Ее память хранила множество подобных прекрасных штормов. И однажды... не здесь, далеко на севере, в Норвегии, в один из таких штормов она увидела своего Нильса. Увидела и полюбила. Восемнадцать лет прожили они вместе. Целых восемнадцать.... Всего восемнадцать.
Сначала их жизнь была наполнена светом и счастьем, несмотря на то, что им пришлось уехать из Халтенбанкена, сначала в Бернхейм, затем в Осло, а потом и вовсе через проливы сюда, в Данию.
Нильс скучал по родным местам, по друзьям, по своей семье, но он понимал, что так будет лучше. А теперь он умирал. Рак медленно, но верно убивал его. И как могла Мете жить дальше? Без Нильса?
- Мете... - услышала она слабый шепот и помчалась по скользким камням к берегу. Нильс проснулся. Конечно, она не могла его услышать, слишком далеко он находился, но Мете всегда знала, когда она нужна ему.
К сожалению.
Незадолго до того, когда врач поставил страшный диагноз, Нильс начал подумывать о разводе. Он полюбил свою студентку. Мете никогда не видела ее, но она и так знала, как та может выглядеть. Хрупкая, тонкая, невысокая, с обязательными светлыми волосами и наивными синими глазами. И молодая. Совсем молодая. В общем, полная противоположность самой Мете.
Но Нильс заболел. И, естественно, ни о каком разводе речи и не могло быть, Мете снова была нужна ему. Хотя... она знала, что только слабая замена той девчонки. А та, разумеется, не захотела связываться с умирающим.
И ее уход убивал Нильса едва ли не быстрее чем болезнь.
- Нильс...- позвала она его, входя в дом. - Ты уже проснулся?
- Да, дорогая, - Нильс выехал в инвалидном кресле из кухни. - Мете! - Оглядел он насквозь промокшую супругу, - Мете!!! Переоденься! Ты вся мокрая, ты простудишься! - он даже попытался встать и помочь ей переодеться.
- Нильс..., - Мете нежно улыбнулась ему, вытаскивая из его пальцев свой платок. Затем она помогла ему снова сесть, - Нильс, я сейчас все сделаю. Не беспокойся.
Она поднялась на второй этаж. Включила воду в ванной, затем, развесив мокрые вещи на батареях, с головой погрузилась в горячую воду. Именно этого ей всегда не хватало. Именно здесь, в горячей ванной, она сильнее всего тосковала по холодному, бездонному, черно-синему морю. Может быть, именно поэтому ее ванная комната была отделана желтой и персиковой плитками.
Мете вышла из ванной, переоделась в теплый сиреневый халат, и спустилась в гостиную. Нильс развел камин и пол был теплый. Он давно этого не делал, и Мете уже казалось, что он совсем забыл о привычке своей жены - всегда ходить по дому босиком. Или ему стало все равно.
Но раньше..., раньше он никогда не забывал направлять струи кондиционеров вниз, когда они жили в квартире, а когда они купили свой дом, он провел почти все отопление под ним. Поэтому раньше в их доме всегда было тепло и... не только из-за хорошего отопления. Но... до того как Нильс съездил в Трёнденлаг на семидесятилетие матери.
Он вернулся домой с потухшими глазами, и Мете поняла, что теряет его.... Он сравнил их пустой большой дом с домиками его братьев, полными детского смеха (у многих из них были уже внуки). А Мете не могла иметь детей.
И тогда впервые Нильс посмотрел на нее с ненавистью.
А потом начался новый семестр и в его жизни появилась молоденькая студенточка. И любовь. Горячая искренняя любовь тридцативосьмилетнего мужчины к красивой молоденькой девушке.
И жизнь Мете кончилась.
Болезнь Нильса показалась ей одновременно и карой небес и наградой. Она была снова нужна ему. Она могла снова быть с ним рядом, но одновременно и знать, как он страдает по другой и видела, как он умирает.
Но Мете обещала никогда не бросать его. Там на берегу норвежского моря под тенью вздымающихся фьордов северного Трёнденлага, высокая черноволосая девушка, в глазах которой плескалось море, поклялась никогда не бросать своего любимого, пока она ему нужна. А молодой красноволосый рыбак обещал любить ее вечно.
Человек слаб. И вечной человеческой любви не бывает. Но Мете не умела любить человеческой любовью. И она не могла не сдержать свое обещание.
***
Нильс сидел в кресле и читал газету. Мете неслышно подошла к нему и заглянула через плечо. Нильс обернулся и улыбнулся жене.
- Ты опять гуляла по берегу?
- Почти я всего лишь прогулялась по молу.
- Мете... он же старый... это опасно! - в глазах Нильса появился испуг, он знал, чем грозит его жене падение.
- Ничего. Я была осторожна.
- Мете, - он сжал ее руку. - Я тебе говорил, как я тебе благодарен.....
- Говорил, - мягко улыбнулась она.
- Ты так много для меня сделала.... Я болен. А ты молода еще..., ты могла бы начать новую жизнь.
- Нильс, - Мете с укоризной взглянула на него, - Нильс, ну что ты за глупости говоришь. Как бы я могла оставить тебя? Я же люблю тебя, - с глубокой нежностью в голосе произнесла женщина, - я же поклялась, помнишь?
Нильс отшатнулся. В потемневших серо-голубых глазах заплескалась боль.
Мете любила его. Мете была верна ему. Мете не могла и подумать о том, чтобы бросить его. А он? Что сделал он для нее? Чем отблагодарил? - по белой щеке потекла одинокая слеза.
Мете нежно сняла ее поцелуем и прижала к груди голову мужа. Руки Нильса обхватили ее талию и с силой сжали.
Мете у д о в л е т в о р е н н о улыбнулась. Ей нравилось вызывать в нем чувство вины. Нежные слова она превращала в оружие. В страшное оружие. Она хотела причинять ему боль. Такую же боль, в которой сама жила уже несколько лет. И она ненавидела себя за это желание. За то, что и она в какой-то момент не выдержала. Не смогла справиться со своей болью. И выплеснула ее на самого любимого ею человека, и на главного виновника своих страданий.
Иногда ей хотелось кричать на него, хотелось бросить ему в лицо все свои обиды, и обвинить его в нарушении клятв, во лжи в предательстве, хотелось прокричать, что она знает обо всем, что она ненавидит его, что никогда не простит. Но она не могла. И из губ ее слетали нежные слова любви, которые несмотря ни на что все равно оставались искренними.
Мете ненавидела себя за эту слабость. И за то, что любила недостаточно и за то, что любила слишком сильно. Она умела ненавидеть эта женщина, в глазах которой все чаще просыпалось море.
Когда-то она была такой же порывистой, резкой, холодной и жестокой. А потом в ее жизни появился Нильс, и она превратилась в мягкую нежную верную жену. Но замок любви был разрушен. Его стены окрасились серостью лжи, его музыка наполнилась болью предательства, а из-под фундамента веры показалась черная бездна.
Мете снова училась танцевать на ее краю. Она становилась прежней.
И море все сильнее звало ее.
Нильс видел эту зеленую черноту в глазах жены, и он по-прежнему боялся ее потерять. Она была нужна ему. Больше чем когда-либо. Ему нравилось осознавать, что его любят так безумно и сильно, хотя он понимал, что потерял всякие права на эту любовь.
А иногда он ловил себя на мысли, что ненавидит Мете, именно за эту преданную любовь и за ее верность, за ее благородство.
Людям, обычно, не нравится чувствовать себя мразью.
***
На скамье сидела одинокая, закутанная в черное, фигура. Майкл подошел ближе и увидел что это женщина в длинном черно-синем платье и с темно-фиолетовым платком на плечах. Длинные черные волосы были заплетены в черную косу. Она казалась здесь неуместной, здесь в стерильной остановке больницы, словно пришелица из Средних веков.
- Мете Арнгримссон? - она подняла голову, и Майкл поразился тому, как молодо она выглядела. Даже не так. У нее словно бы не было возраста. Глубоко-посаженные темные глаза неопределенного цвета, казалось, несли в себе скорбь всего мира. Это были старые глаза на отчаявшемся молодом лице.
- Да доктор... - у нее был приятный низкий голос с хрипловатыми нотками. - Это я, - она поднялась и оказалась выше Майкла, чуть ли не на голову. Майкл знал, что рост Нильса Арнгримссона был около 180 сантиметров, а это значило, что Мете была даже выше своего мужа. У нее была красивая, пропорциональная фигуру, хотя и немного полноватая. Но это ей даже шло. Широкие плечи прекрасно сочетались с высокой красивой грудью, широкие бедра переходили в длинные ноги, к сожалению скрытые подолом платья.
Мете Арнгримссон была слишком не такая. Она разительно отличалась от общепринятых параметров красоты. Практически во всем. Но Майкл впервые подумал, что красота бывает разной. И Мете была красивой, своей особой тяжеловатой мрачной красотой средневековой дамы.
- Доктор... - голос стал еще более хриплым, и женщина закашлялась.
- Вы больны? - встревожено спросил Майкл.
- Ничего, - отмахнулась она, - это просто простуда. Доктор...?
- О'Раук. Доктор Майкл О'Раук.
- Очень приятно, доктор. А мое имя вы уже знаете. Мете Арнгримссон.
- Фрау... - Майкл нерешительно помедлил, почему-то ему показалось, что к этой женщине нужно обращаться по старинному.... - Арнгримссон
- Фру, - с мягкой улыбкой поправила его Мете.
-Извините?
- Фру Арнгримссон. Я норвежка. Как и мой муж, - ее глаза слегка расширились, словно бы от боли, - Как он, доктор?
Сердце Майкла заметалось в груди, как всегда такие моменты. Он был молод и больше всего ненавидел разговаривать с родственниками больных. И Майкл не думал, что когда-нибудь сможет к этому привыкнуть.
- Фру Арнгримссон... Болезнь вашего мужа прогрессирует. Химиотерапия не дала почти никакого результата.
Мете на мгновение прикрыла глаза, затем спросило почти спокойным тоном:
- Сколько ему еще осталось?
- Несколько недель. Может быть месяц.
- Хорошо... - неопределенным тоном проговорила она. - Что я должна для него делать?
- То же что и раньше. Будьте рядом. Не позволяйте волноваться. Уколы можно прекратить уже только при приступах.
- То есть... Я могу забрать его домой?
- Да. Мы ему больше здесь ничем помочь не можем.
- Он знает?
- Нет. Я не придерживаюсь этой модной методики - говорить пациентам правду. Я считаю, что близкие сами смогут выбрать нужный момент.
- Спасибо доктор - Мете нежно прикоснулась к его плечу и прошла в палату.
Майкл услышал ее жизнерадостный голос:
- Нильс!
- Мете, - слабо отозвался ее муж.
- Нильс, обследование закончено, и мы едем домой.
- За город?
- Nе, - Мете рассмеялась красивым приятным смехом, - ты не понял, Нильс! Домой. В Норвегию.
Потом Майкл с непонятной тоской наблюдал, как сильные руки Мете бережно поднимают мужа и пересаживают в коляску, как нежно она поправляет значительно поредевшие рыжевато-седые волосы, как с искренней любовью она ему улыбается и, что-то весело щебеча, везет по коридору.
И впервые молодой доктор О'Раук задумался о женитьбе. Почему-то он впервые увидел в ней нечто большее, чем официальное разрешение спать друг с другом и завести детей. Брак - это прежде всего ответственность, любовь и поддержка, и настоящий брак - должен быть навсегда.
А еще он подумал, что если бы его женой стала Мете Арнгримссон, он бы не стал возражать. И Майкл с удивлением осознал, что завидует Нильсу Арнгриммссону. Завидовать смертельно больному человеку - глупо, но Майкл хотел бы умирать именно так, ощущая заботу и нежность любимого человека, до самого конца.
***
В Осло шел мелкий моросящий снег. Молодой стюард, помогавший Мете с креслом Нильса, зябко поежился и поспешил укрыться в теплом терминале. Мете не спеша, покатила коляску мужа по аэропорту. Нильс держал на коленях сумку со своими вещами, она была толстой и набитой. Ведь там помимо вещей еще были его книги. Свои вещи, а именно пару платьев, платков и юбок с блузами, Мете уместила в большом рюкзаке, который несла на спине, как будто он ничего не весил. Через несколько часов они уже летели в следующем самолете уже до Тронхейма.
В Тронхейме когда-то учился Нильс.
Он уже был тогда женат на Мете, и учеба в университете стала началом его новой жизни...
А первый шаг в нее он сделал тогда, когда на холодном берегу, глядя в глаза цвета моря, клялся в вечной любви. Разрыв с родственниками, свадьба, уход из дома, все это было потом...
В Тройнхейме молодая семья Арнгримссонов жила достаточно бедно. Сначала они вообще существовали всего лишь на государственную стипендию Нильса.
Тогда они еще были молоды и наивны..., особенно Мете.... Прежняя, расчетливая она ушла куда-то вглубь, а на свет вместе с любовью появилось доверчивое, открытое, влюбленное существо с распахнутыми голубыми глазами.
Толкая коляску Нильса по брусчатке площади, Мете вспоминала прежнюю себя и усмехалась.
Сначала она научилась стыдиться себя. Своего тела. Слишком она была большая. Выше Нильса, выше многих его друзей, слишком крупная, слишком другая....
Она старалась прятаться в компании, носила неприметную одежду, и ей все время казалось, что все вокруг только и думают: И вот на этой нескладной дурехе женился красавчик Арнгримссон?!!!
А потом в их жизни появился Аре Линдерсен.
Молодой красивый, высокий (даже ощутимо выше ее!!!) восходящая звезда баскетбола... он был мечтой многих девушек, и желанным другом для многих парней... Нильс не стал исключением, и однажды пригласил его к себе на день рожденья.
Там Аре увидел Мете...
Сначала услышал, как она поет. Старинную песню саамов о море, переведенную ею самой на норвежский. Аре любил море... и сначала его заинтересовала коллекция Мете песен и стихов о нем. Он же предложил Мете издать сборник ее собственных стихов и переведенных ею со многих языков.
Именно благодаря Аре Мете решила заниматься профессиональным переводом, пошла на курсы получила сертификат и стала работать. Аре сначала сам подыскивал ей заказы, а потом уже она сама научилась существовать в пугающем мире авторов, редакторов и издательств.
Аре научил ее правильно говорить, со вкусом одеваться. Он любил ее... и научил Мете любить себя.
Ничто так не повышает самооценку женщины, как влюбленный в нее мужчина. Этому Мете тоже научил Аре.
В конце концов, Нильс забеспокоился и заревновал. Поэтому, закончив аспирантуру, он предпочел вернуться в родной Халтенбанкен простым преподавателем, лишая себя блестящего профессорского будущего. Мете, конечно же, уехала с ним.
Перед отъездом они поругались..., это была одна из их первых ссор
Мете не хотела, чтобы Нильс зарывал свой талант в землю в рыбацком поселке, так же не улыбалось ей встретиться с Арнгримссонами, а Нильс... Нильс жестоко обвинил ее в измене.
Она была молода... и ее только порадовала ревность мужа, несмотря на то, что ее обижало его недоверие.
Поэтому она предпочла уступить. У нее не хватило мужества лично сказать Аре об отъезде, она написала ему письмо. Глупое..., детское.., полное косноязычий и многоточий.
Потом уже... через десять лет Мете исправила эту ошибку. Свою первую изданную книгу "Песен соленого моря" она посвятила ему. Своему близкому, и преданному ею другу.
Нильс вспоминал, как бегал по этой площади, встречался с женой, с друзьями..., а теперь он болен, и его везет в коляске жена. Очень сильно болело сердце и не, ставшей привычной тяжестью в груди, успешно приглушаемой лекарствами, а той особой фантомной болью ,которой людей награждает психика...
И Мете тоже было больно.
В Тронхейме они пробыли около недели. Гуляли по паркам и площадям, посещали музеи и выставки. Город одновременно сильно изменился за десять лет, и остался прежним. Еще один Вечный город в Вечной стране. Может быть, потому что не менялись люди, жившие в ней?
Ещё несколько лет назад Норвежец, можно сказать, носил при себе свои мнения, позиции и убеждения. Эти мнения, позиции и убеждения он унаследовал от своих родителей, которые в свою очередь унаследовали их от своих родителей, а те от своих, и так далее. Среди этих унаследованных мнений, позиций и убеждений были следующие:
--
Слово серебро, молчание золото.
--
Норвегия самая красивая страна в Скандинавии, а Скандинавия, без сравнения, самый красивый уголок в мире.
--
Из всех врачей мира только норвежские врачи получили основательное медицинское образование. Они же являются единственными специалистами в мире, которые разбираются мало-мальски в гигиене.
--
Норвежские политики, функционеры, полицейские, официанты и таксисты никогда не обманывают, в отличие от иностранных (а также шведских) политиков, функционеров, полицейских, официантов и таксистов, которые коррумпированы, лживы, развращены властью и коварны.
--
Норвежские лыжники - лучшие в мире, и если иностранные лыжники (например, шведские) бегут быстрее норвежских, то это потому, что они применяют допинг и/или получают деньги от государства, или потому, что норвежские лыжники ошиблись с мазьюили накануне съели что-то не то.
--
В Норвегии крадут только воры, тогда как за границей воруют все, если не присматривать хорошенько за чемоданом.
--
Хенрик Ибсен крупнейший в мире драматург.
--
Только норвежская еда является подходящей для человека.
--
Все норвежцы индивидуалисты.
--
Есть все основания не доверять компьютерам и системам телевизионного контроля в магазинах.
--
Богатство не приносит счастья.
--
Еду нужно запивать водой.
--
Нужно быть осмотрительными с итальянцами, французами, голландцами, шведами, испанцами, греками и с большинством других иностранцев старше или моложе 18 лет.
(с) Одд Бёрретцен
В Тронхейме пару раз они натыкались на знакомых. Несколько бывших однокурсников Нильса, и Уле из Халтенбанкена приехал к дочери в гости...
В их глазах появлялся почти ужас, когда они узнавали в больном старике, рядом с Мете, Нильса Аргнгримссона, бывшего когда-то статным красноволосым красавцем. Слава Богу, среди норвежцев было не принято сплетничать, и поэтому существовал большой шанс, что Арнгримссоны пока еще не узнали о приезде Нильса и Мете в Норвегию.
Мете не хотела признаваться самой себе, но она, как могла, оттягивала возвращение в Халтенбанкен. Родители Нильса ненавидели ее, братья не доверяли, их жены шпыняли, остальные опасались, или того хуже смеялись над ней.
Она даже пару раз порывалась остаться в Тронхейме, но все-таки смирила себя.
И уже через несколько часов, с высоко поднятой головой она вошла в здание вокзала и приобрела два билета на электропоезд местного сообщения, ходившего из Сюр-Тренденлага в Тромс филке, до Халтенбанкена.
Перед выходом из гостиницы Мете набрала ненавистный ею номер.
- Да? - раздался в трубке незнакомый голос, принадлежавший, по-видимому, молодой женщине.
- Могу я услышать фру Хенрику?
- А кто ее спрашивает?
- Это Мете. Жена Нильса.
- Какая еще..., - начала девушка, затем, поперхнувшись, сказала: я сейчас ее позову.
- Что тебе нужно? - услышала она резкий голос Хенрики.
- Хенрика, я и Нильс сейчас в Тронхейме, к вечеру будем в Халтенбанкене, пошлите Арнгрима или Хенрика нас встретить. Поезд в Тромсе, 19:36. Помочь с вещами и вообще...
- А сама дотащить свои тряпки не в состоянии? небось, весь гардероб притащила...
- Там книги Нильса.
- А, - немного смягчилась Хенрика, страсть сына к чтению она прекрасно знала, и как бы ей не хотелось обвинить Мете во всевозможных грехах, она не могла не помочь своему сыну.
- И все-таки... возьми носильщика... От вокзала не так уж и далеко.
- Хенрика!!! - воскликнула Мете, - неужели вы не понимаете... Нильс болен...
- Я знаю.
- А знаете ли вы то.. что он... Ладно, - горько сказала Мете, - как хотите, я бы прекрасно обошлась и без вашей помощи. Обходилась же как-то раньше.
Можете не утруждать себя.
Вчером, с трудом помогая Нильсу справиться с коляской, Мете шутливо извинялась, за то, что хотела сделать сюрприз Арнгримссонам и не предупредила о приезде, иначе бы их встретили. Нильс смеялся и тоже сказал, что они сами могут справиться, тем более молодой сын начальника станции предложил подвезти.
Мете старалась не оглядываться по сторонам. Здесь на этих покрытых булыжниками мостовых жила бедная запуганная Матильда Улавссон. И сейчас она начала просыпаться в ней. Она боялась этих черных стен, этих людей, понимала, что они ничего ей сделать не могут, и все равно боялась.
Затем Хельги выехал на асфальтированную дорогу вдоль моря, объезжая фьорд справа. Услышав шум грохочуших волн, Мете еще глубже закуталась в шаль. Нильс сзади успокаивающе похлопал ее по плечу. Он знал, какие воспоминания преследовали его жену, хотя конечно не подозревал, насколько страшные тайны хранил ее разум.
Вскоре машина затормозила у ворот коттеджа родителей Нильса, его старшие братья жили на той же улице, неподалеку.
Хельги вытащил коляску из багажника и усадил в нее Нильса, хотя тот, как мог, сопротивлялся и просил позволить идти ему самому. Так же, не слушая возражений Мете, Хельги потащил их сумки к воротам, и решительно позвонил.
Из дома показалась плотная седая женщина. Ее блеклые голубые глаза остановились на лице Мете.
Хенрика узнала ее, но она не могла поверить, что рядом с ней Нильс. Затем она побежала.
Дверца ворот хлопнула.
- Нильс !!! - Хенрика, - упала на колени возле коляски, - Нильс!!! Что с тобой.
- Это рак мама.. я же тебе говорил....
- Но я не знала что настолько все плохо... И твои волосы.. твои чудесные волосы...
- Это все химотерапия, - произнесла Мете.
Хенрика умоляюще посмотрела на нее.
- Да, - ответила глазами ей Мете, - он умирает.
***
Ночью Мете спустилась на кухню выпить воды.
Она не могла заснуть в этом месте, пропитанными воспоминаниями, и поэтому предпочла прогуляться по дому. Хотя бы до кухни и обратно. Лишь бы не лежать в постели, вглядываясь в темноту, и не пугаться шорохов теней.
Тени этого дома не любили ее. Домовой громко стучал дверцами , на чердаке скрипели половицы. Кошка, хранительница очага, вскочила со своего места и угрожающе зашипела.
И Мете с ужасом осознала, что сегодня новолуние. Ночь когда танцует и поет море. Она вцепилась ногтями в косяк двери, умоляя себя не слышать.
Наконец боль отступила.
Мете выпрямилась и почти ровным шагом направилась к кухне.
- Опять приступ? - из темноты вышла Хенрика.
- Нет. Просто сердце.
- Не лги мне. Пусть врачи и выписали тебя, но ты - сумасшедшая. И я это знаю. Меня не обманешь.
- Никто вас не обманывает, - пробурчала Мете, гремя чашками.
- Кстати.. спасибо тебе... - Хенрика внезапно переменила столь любимую ею тему: сумасшествие невестки.
- За что?
- Во-первых за то что не сказала Нильсу о моем отказе вас встретить. Я, правда, не думала что он в таком состоянии. А во-вторых... спасибо что остаешься рядом с ним. Почему кстати?
- Он мой муж... - Мете мягко поставила чашку на стол, боясь разбить, - и я люблю его.
Хенрика откинулась на спинку стула.
- Я знаю, - она на мгновение прикрыла глаза, - как бы я к тебе не относилась, я не могу не признать этого факта. Ты его любишь. И он любит тебя.
- Нет, - улыбнулась Мете, - Я нужна Нильсу. Но он не любит меня. Больше не любит.
- Мой сын... - начала Хенрика, но Мете перебила ее:
- Не возражайте. Я - не дура. И прекрасно поняла реакцию всей вашей семьи на мой приезд.
Нильс приезжал к вам прошлой зимой. Мне сказал, что едет на конференцию, а поехал в Норвегию. И не один. Не так ли? Он привозил ее. Как свою будущую жену. И вы все думали, что между нами все кончено.
- Откуда ты...
- Откуда я знаю о ней? Опять же, Хенрика, я, может, и сумасшедшая, но я не дура. И вполне способна сложить два и два. Откуда я знаю о ее приезде?... Я просто могу хорошо анализировать информацию. Так оговорка, там намек... - я все запоминаю. И постепенно складывается картинка. Вот, например, Хельги сегодня сказал о каком-то смешном случае на крестинах Марии, а Нильс кивал со знанием дела. Но Марии всего два года. А это значит, Нильс не мог присутствовать на ее крестинах. Вот так вот, фру Арнгримссон.
- Нильс знает?
- Нет. Он думает, что я ни о чем не догадываюсь.
- Мужчины... - несколько презрительно процедила Хенрика, - они все одинаковы..., не видят дальше своего носа. Сколько ему осталось? - Мете совсем отвыкла разговаривать со свекровью с ее вечными сменами настроения, тона и темы разговора.
- Может быть, месяц... может быть два...
- Так мало... - Хенрика задохнулась.
- Болезнь прогрессирует.
- Рак ведь лечится...
- Лечится... и лечить начали на средней стадии.. то есть была большая вероятность, что химиотерапия поможет... но... - Мете замолчала.
- Продолжай. Что но???
- Мне кажется, Нильс не хочет жить. Она ведь ушла от него. Сразу как узнала, что он болен. И это его убивает.
Хенрика горько рассеялась.
- Матильда... Даже в самом страшном и бредовом сне я не могла представить, что буду сидеть вот так вот с тобой на кухне и обсуждать любовницу моего сына. Тем более повод... А еще я никогда не думала, что стану сожалеть о том, что любовь к тебе Нильса прошла. Прости его...
Мете опустила голову.
- Я не могу. Извините...
Хенрика коснулась слегка покореженными артритом пальцами густых черных волос.
- Ничего... Главное ты любишь его...
***
Мете шла по улицам Халтенбанкена и одновременно узнавала и не узнавала их.... Вот школа. Вот площадь на которой стоит слегка позеленевший бронзовый паренек в одежде узника концлагеря. Памятник Павшим борцам за свободу Норвегии.
В принципе площадь Уле была одним из ее любимых мест. Точнее мест, где она не чувствовала ненависти к городку. Быть может, история этого места сыграла свою роль. Чуть меньше полувека назад, когда установили памятник, старая Магда стала заботливо носить к подножию цветы, подметать площадь, красить оградку, лавочки - все делала сама, не дожидалась помощи. А все потому, что говорила, что мальчик этот ее Уле напоминает, сына в войне сгинувшего. Где он похоронен, она до сих пор не знает, а мальчик - вот он. А в день, когда умерла Магда, говорят, пошел страшный ливень, и утром на глазах парня вступила роса, похожая на слезы. Так в Халтенбанкене между собой и стали называть площадь Павших Борцов за Свободу Норвегии - площадью Уле.
Здесь Мете было спокойнее всего. Быть может, еще потому, что Уле был отцом ее матери? И эта площадь, которая, казалось бы, помнила дух старой доброй женщины, была единственным ее наследством, которое никто не мог отобрать.
Но, кроме успокоения, здесь Мете начинало терзать чувство вины. Поэтому, положив букет роз к ногам Уле, она поспешила пойти дальше. К городскому портовому рынку.
Здесь тоже почти ничего не изменилось, только продавцы слегка постарели. И никто не шептался ей в след, они просто не узнавали в ней Матильду Улавссон, которая исходила криком, стоило ей только приблизится к прилавкам.
Она научилась сдерживать себя... но все равно ей было неприятно находиться здесь. Поэтому она поспешила дальше. В книжном магазине продавались и ее книги. Причем, как сказал продавец, очень неплохо разбирались. Так же он предложил ей организовать встречу с раздачей автографов. На что Мете конечно, не согласилась. Никогда не любила она эти сборы - неизбежное наследство известности. Благо ее это почти никогда не касалось. И все-таки с выходом каждой новой книги, она давала своему издателю уговорить себя на всякие там презентации и интервью.
Только вот уже больше двух лет она ничего не писала стоящего.
С тех пор как поняла, что Нильс больше не любит ее.
Раньше у меня было море.
Потом появился ты.
Теперь у меня не осталось ничего...
Мете никогда не писала чисто любовной лирики. Только то, что так или иначе касалось моря. Теперь, кроме этих трех глупых строчек или гневных поэм о страдании и предательстве, она не могла ничего написать. После все листы старательно уничтожались. А женщина впадала в какое-то оцепенение, длящееся неделями.
Ничего
Только боль и тоска о море
И ты. такой чужой.
Хм. Прогресс, - подумала Мете и зажмурилась от выглянувшего сквозь тучи солнца. Незаметно она вышла к акватории. И перед ней бурлил своей жизнью порт, а на подкрашенных светом зеленых волнах качались корабли. Несколько рыболовных судов. Где-то внутри зашевелилась маленькая испуганная Матильда Улавссон, но женщина не дала ей проснуться. Она давно уже не боялась рыбаков. Давно. Но спускаться она не стала. И так слишком много впечатлений. Главное она уже пережила. Она приняла в себя этот город. Обычный рыбацкий поселок. Каких тысячи. И он больше ничего не значит для нее.
***
Так проходили дни. Мете ухаживала за Нильсом, общалась с его семьей. Когда надо уходила гулять, оставляя их одних. И постепенно увидела, как Нильс начинает оживать.
И она жадно впитывала в себя каждую его улыбку, обращенную к ней. Капли его искренней признательности и привязанности. И знание о том, что это последние мгновенья наполняло ее каким-то горьким счастьем.
Через месяц Нильс все еще был жив и даже пытался ходить сам.
Мете вышла из дома после завтрака и отправилась в библиотеку за очередной порцией книг для мужа.
Проходя по Нижней улице, она вздрогнула, так как над ее головой промчался электропоезд, в сторону Тромсе. Дело было не в громком звуке, просто от него исходило какое-то ощущение угрозы. Получив книги, она поспешила вернуться домой. Тяжесть на сердце не думала никуда деваться, а наоборот становилась все больше.
У начала дорожки к коттеджу она застыла. Перед домом стояла машина того самого начальника станции, сын которого подвез их с Нильсом. А на крыльце дома стоял (!!!) Нильс и обнимал какую-то девушку с длинными светлыми волосами.
И свет... свет, который исходил от него.
- Обращение, почти мольба к теням. И они смилостивились над ней. А, может, решили поиздеваться над нелюбимом ими существом. Ветер донес ей шепот мужа:
- Я знал. Я знал, что ты вернешься...
Ничего ты не знал, - захотелось закричать ей, - ты умирал от отчаяния. Потому что она тебя бросила!!! И только я!!! Я!! Была рядом с тобой...
Пакет с книгами выпал из рук. А потом женщина просто медленно осела на землю. Как же больно... Господи. Как больно....
Она хотела встать, подбежать к ним, надавать ей оплеух, обвинить ее, убить их обоих...; сделать хоть что-нибудь. Потому что эта девица отбирала у нее все, даже право на его последнюю улыбку. Но Мете не могла встать. Не могла закричать, не могла заплакать.
После того как парочка скрылась в доме, она поднялась и пошла к морю. Длинным окружным путем, на пляж у старого маяка. На то самое место, где Нильс впервые поцеловал ее.
Она прошла по останкам лечебницы, и ей показалось, что пепелище по-прежнему так же пылает жаром, как и в день ее побега.