Старые боги преданы, но не забыты. Бродят колдовскими тропами те, кому полагается быть мертвыми. Снятся дивные сны, рождаются запретные чувства... и однажды ведьмак не сможет сказать: "Нет". Что принесет всего одно слово? Жизнь или смерть?
Р.S. История мрачна, грустна, но надежда присутствует.
Венок из чертополоха
На древнее капище ходить не велено. Говорят, проклятое место, недоброе. Олеся не знает почему. На поляне от деревянных идолов и следов не осталось, травы расстелились шелковым ковром, дубы выстроились полукругом, огромные, мощные. Стволы могучие, двое-трое мужиков, лишь взявшись за руки, смогут обхватить. А небо над разрушенным капищем синее-синее, и если лечь на землю да раскинуть руки, чудится, будто летишь, словно птица. Отпускает вечная тяжесть, лежащая на плечах Олеси и ставшая такой привычной, что ее уже и не замечаешь.
Строг запрет, но Леся слишком любит небо. Бездонное, как и ее глаза. Таких темно-синих, ярких ни у кого в семье шестилетней девочки нет. У родителей и братьев зеленые, будто вода болотная. В глубине души Олеся знает почему, но между нею и правдою бездонная пропасть да тяжесть неподъемная, прижимающая к земле.
Боги, поверженные, но не забытые, строят для девочки мостик: сплетают из трав, кореньев, лунного света. Слабый, хлипкий, да на другой нет сил...
***
Олеся осторожна. Она крадется бесшумно, словно лесной зверь. Ни одна веточка не колыхнется, не выдаст девочку с золотыми косами. Поляна пуста, дубы приветливо шелестят листвой, радуются. Они всегда радуются, когда она приходит. Гладит ладошкой шершавую кору, улыбается светло и солнечно, как умеют только дети.
Для Леси поляна пуста, но что стоит ведьмаку отвести взгляд? Прежде он и не такое умел. Прежде, когда на капище возвышались деревянные идолы.
Чужака девочка заметила у подножия дуба. Он сидел, оперевшись о выступающий над землей корень. Волосы цвета воронова крыла собраны в хвост, хоть так носить теперь не принято, черная рубашка подпоясана кожаным ремнем, брюки примяты: лен, что с него взять. Два меча на перевязи за спиной; на траве, в ногах, фляга и резная чаша со сложным орнаментом.
Ей бы испугаться да бежать. О ведьмаке не принято говорить, но слухи ходят. Как же без них? Страшные слухи, мерзкие. А награда за его голову измеряется златом.
Ей бы бежать без оглядки, не теряя времени, но они одной крови.
- Не ходи сюда. Увидят - убьют или чего хуже.
Олеся не знает, что может быть хуже смерти, да и смерть девочку не страшит. Леся в нее пока не верит. А за поляну обидно. Не ходить?!
- Почему?
- Не спрашивай. И дома любопытствовать не смей, - приказывает ведьмак.
Голос у него совершенно обычный, человеческий. Не ворона клекот и не крысиный писк, как люди говаривали. Не отвечает Олеся. Кто он такой, чтобы запрещать?!
Из фляги льется в чашу вода. То ли бесцветная, то ли зеленая - не разобрать.
- Пей, однажды поймешь.
Пальцы девочки касаются резных деревянных боков. От первого глотка кружится голова, перед глазами пускаются в пляс цветные блики, в нос ударяет запах можжевельника, словно кто-то поднес к огню веточку и поляну застелил сладковатый дым. Первый глоток пряный, второй горький, а третий безвкусный. Выскальзывает чаша из ослабевших ладоней, падает на траву. Чудится Лесе будто деревья, травы и камни умеют говорить...
Час прошел или одно мгновение? Не понять. Схлынуло наваждение, растворилось, а ведьмака и след простыл. Ни оброненной чаши, ни единой примятой травинки...
***
После встречи на капище Олесе стали сниться дивные сны. В них горечи и пепла слишком много даже для взрослого, в них говорит память рода. Сладок дым можжевеловый, а правда горше полыни. Сняты невидимые для простого глаза оковы: исчезла тяжесть с плеч, будто и не было, но семья стала для Леси бесконечно чужой. Она приемыш в доме людей, что убили ее родителей. Тех, кто принял новый порядок и новых богов.
Девочка обещана наместнику края. Ради этого ей позволено жить. Быть Олесе наместнику женой покорной и верной. Кровь славного, древнего рода смешать с чужой кровью. Исполнить клятву не ею данною и свои принести обеты. Так назначено. Исполнится ли?
Дороги грядущего неведомы, а пока Лесю и владыку края разделяют годы детства, юности да хрупкие грани снов.
***
Тропы ведут Олесю на капище как бы не чаще, чем прежде. Закрывает от лихих глаз ее путь ведьмак Радислав. Рассказывает забытые сказания о травах, назначении земных тварей и небесных тел. О том, как люди отреклись от веры и свой род предали. Отказались от его знаний, традиций, надежд и стремлений.
Двенадцать лет проходят, словно одно мгновение, а ведьмак все такой же, как в первую встречу. Ни проседи в волосах, ни россыпи морщин. Лишь складка в уголке рта стала глубже, жестче, упрямее.
К нему в дом, сокрытый в колдовских угодьях, ведет едва заметная тропинка. Не зная, что искать - никогда не найдешь. Там травы поют иначе, а путь охраняют верные сторожа. Дом сложен из дубовых брусьев, укрыт виноградом и плющом. Веранда выходит на восток, встречает рассвет, а рядом с ней лавандовый луг.
Олеся любит лаванду и маленький, но уютный и надежный дом. У его хозяина глаза цвета грозовых облаков. Изменчивые, манящие. То темно-серые, то светлые, будто зимнее небо...
Ему жить осталось меньше года, а наследника нет, да кому то ведомо?
Молчат дубы, молчат травы и звери, и ведьмак лишнего слова не молвит.
***
Знакомая дорога бросает Лесе под ноги дурман, крапиву да чертополох. Шипят сторожевые змеи. Девушка недоуменно замирает. Не верит. Ждет.
Радислав возникает бесшумно. Небрежным взмахом отпускает степных гадюк. Гибкие, черные тела исчезают в траве. И дышать сразу становится легче. Ой, ненадолго!
- Больше не ходи. Все, что мог - я тебе рассказал. Большего девице не понять, уж прости. А коли так - нечего терять время зря.
Холодное равнодушие, отстраненность в каждом его жесте и взгляде. Так смотрят на ставшую ненужной вещь, что случайно попалась на глаза. О ней забудут (пусть себе пылится) или выбросят, мыслями находясь далеко-далеко.
Много ведьмак Олесе поведал, не утаил секретов ремесла. Не страшны теперь девушке чужие клятвы. Она может сама выбрать свою судьбу. Ко всему подготовил Олесю Радислав, кроме собственных слов, отравивших вернее яда.
Леся не плачет. Уходит, гордо расправив плечи. Он не увидит искусанных до крови губ, горячих слез, что будут бежать по щекам. Он не увидит... А ворон? Кто знает, чей то ворон, нахохлившись, сидит на осине. Кто смотрит черными глазами птицы? Друг или враг?
"Не ходи... Не нужна..." - бьется в висках.
Ей бы впустить в сердце ненависть или построить глухую стену, отделив настоящее и прошлое, да Олеся не может...
***
Она пришла сама.
Право ли, дерзость ли? Пришла к Радиславу, как приходили женщины в седую старину, как нынче забыто.
Платье алое расшито узорами обрядовыми, поясок, из трав сплетенный, обнимает тонкий стан. Золото волос по плечам рассыпано, по спине, вниз, да до самых колен. На челе венок: барвинок, ветви березы, душица, лаванда, можжевельник, рута, тысячелистник, чертополох.
Она пришла сама. Босиком по разнотравью: упрямому пырею, ковру спорыша, соцветиям клевера, белым и алым... Мимо дрожащего марева, что сохранило очертания статуй старых богов, оскверненных кровью и сожженных.
Ей не перечили сторожа, а шиповник расцвел вне срока, вытянул к тропе ветвь в розовых цветах. Возьми, прими дар.
Она пришла сама.
И следовало прогнать.
Да не смог.
Лишь молвил тихо, в глаза глядя:
- Если останешься, через полгода вдовий венок наденешь.
Вздрогнула, поняла, да не то, что он хотел.
- Сколько отмеряно, столько и будем. Вместе.
Едва заметно подрагивает венчальный венок в протянутых девичьих руках. Щурится насмешливо цвет чертополоха, растопырил колючки, распушил лепестки. Будешь спорить, ведьмак?
Мог бы...
Да поздно.
Она пришла и стала женой. Обвилась тонкой лозой, не на краткий миг, на века. В женщинах встречных, рождаясь вновь, будет искать Радислав ее черты...
***
Поздно Олеся родилась, поздно. Или Радислав поспешил? Как знать. В вечность улетают дни сладкие, медовые. Пьян ведьмак от любви. Никогда прежде он так счастлив не был. Хочется Радиславу безнадежно и отчаянно увидеть сына с глазами цвета васильков, на Олесю похожего. Но негоже оставлять жену одну с ребенком. Чем он мертвый сможет помочь? Ничем. Значит, тому не бывать. Ведьмак сумел сохранить наследие предков и много нужного, хорошего сделал, да только кажется теперь, что главного не успел...
Сменяют друг друга закаты и рассветы. Чудится иногда Олесе будто снится ей дивный сон. Гонит молодая женщина прочь мысли о будущем, но никуда от них не деться. Ей обещано далекое грядущее: новая встреча через века. Знание то бесценно, но дни неумолимо уходят здесь и сейчас. Тайком пьет Олеся отвар трав, словом верным заговоренный, и заклинает богов подарить ей сына. Знает, что муж не согласен. Знает, что ребенок должен появиться на свет среди колдовских угодий, а роды следует принимать ведьме или ведьмаку... Вот только тех, кого можно пригласить в их укрытый чарами дом, днем с огнем не сыщешь. Знает то Леся, но... смириться не может. Любимый уйдет, этого не изменить, однако с ней останется его маленькая частичка. Колдовские луга будут рады наследнику. Ведьмак хочет оставить ей все, что имеет, из Олеси он готовил преемницу. А молодая женщина наследство хочет передать сыну. Их сыну. С другим мужчиной Олеся жизни не видит. Никто, кроме Радислава, ей не нужен.
***
Чудное место колдовские угодья: древнее, силой наполненное. Время там, если хозяин пожелает, течет иначе. В Лесином городище один день еще не прошел, а с мужем они вместе уже полгода.
Не следовало играть со временем. Не к месту то было, не к месту! За шесть месяцев Олесю признали бы мертвой и прекратили поиски. Но не хотел Радислав обрывать для жены тропку к людям. Когда он рядом, выбор кажется простым и очевидным. А что она решит, оставшись одна? Луга никогда не бросит, сбережет, сохранит, но будет ли счастлива?
Казалось ведьмаку: он знает, как будет лучше. А боль... Боль уйдет, и со временем с другим за руку будет ходить его суженая. Для другого расцветет ее улыбка, и будет он любить Олесю больше жизни.
Казалось ведьмаку: он знает, как лучше. Вот только Леся давно свой выбор сделала, и зря Радислав его не принял.
Провел ведьмак жену до опушки: уговорил на день к приемной семье вернуться. Чары истощились: скоро Олеси хватятся, а так, если сходить, проведать, время в колдовских лугах опять потечет по-иному. Вновь полгода будут двенадцати часам ровняться.
***
Чуждым и совершенно чужим стал для Леси дом. Даже ее комната показалась тусклой, мертвой. Задумалась Олеся и не заметила, как угодила в пасть капкана.
Женщина, что ее вырастила, появилась на пороге, но в горницу не зашла.
- Пришло письмо от твоего нареченного. Приказал беречь, как зеницу ока. Скоро приедет за невестой, а пока в комнате посидишь. Так вернее. Не спорь: о тебе беспокоимся! Что наместнику скажем, если не сбережем суженую?
- В комнате до его приезда? - не поверила Леся.
- Да, милая.
Холодок дурного предчувствия пополз по спине. Поняла вдруг молодая женщина: что-то не так с горницей.
- Да что со мной случится? - она беспечно пожала плечами. - А как же хозяйство?!
- Будто мы не справимся! - мелькнула фальшивая улыбка. - К свадьбе будешь готовиться.
Захлопнулись двери. В бессильной ярости сжала Олеся кулаки: колдовской узор оплетал комнату, превращая ее в клетку. Лесе эти чары не одолеть, но страха нет: Радислав поможет. Он и не такую защиту снять сумеет, да еще и незаметно, никто даже не поймет, что случилось!
От воспоминаний о муже улыбка озарила лицо молодой женщины, а потом в один миг погасла. Кольнуло сердце, забилось быстро-быстро, отчаянно. Стало больно и пусто. Поняла Олеся от чего та боль, но уцепилась за надежду-соломинку. Любимый не мог так с ней поступить! Не мог!!!
Сундук по-прежнему стоял у стены, а в нем дожидался своего часа можжевельник. Тело не в силах покинуть комнату, однако для души нет преград. Вьется тонкой струйкой дым, а невидимый для простых глаз девичий силуэт огибает дом, а затем скользит по улицам, напрямик через дворы, огороды и палисадники.
Мелькают обочины луговой тропы, а травы привечают Олесю по-иному: приветствуют как хозяйку.
Она успела... Все же успела! И земля, готовая разверзнуться, чтобы принять тело, замерла. Позволила молодой женщине упасть на колени, коснуться в последний раз родного лица.
- Люблю... - прошептала Леся отчаянно.
Заставила себя разорвать прикосновение, отступить и разрешить земле укрыть Радислава, а травам окутать холмик.
Поняла она только сейчас: муж прощался. Думал, что Олесе так будет легче. Злость поможет справиться с горем. Вот только не было злости: Леся простила. За все, что было и могло бы быть. Он ведь так и не узнал о сыне... Молодая женщина лишь недавно поняла, да сказать не решилась. Думала, вот из городища вернется...
***
От улыбки сводило скулы, маска покорности трещала по швам, но Олеся держалась. Примеряла наряды, восторгалась новым платьям и лентам, как и положено молоденькой девушке, да потихоньку выпытывала о женихе. И сильный он, и ладный, и грозный, и справедливый. А за плечом его верная тень - ведьмак. Брат родной, поддержка и опора.
Как не выдала страх - не понять. Лишь зубы сильнее сжала, да на головную боль сославшись, мастерицу-сплетницу выпроводила.
От ведьмака ребенка не спрятать. Приедет вместе с навязанным женихом, и сбежать Леся не сумеет. Быстры воды Великой Реки. Камень к ногам - и нет гулящей девки, род опозорившей, помолвку сорвавшей.
Разными знаниями владел Радислав. Темные, злые чары он от любимой не утаил. Ясные нынче ночи, звездные, струится лунный свет в окно ее клетки. Куется из лунного света кинжал, кровью сдобренный, а с каждой отданной каплей жизнь Леси на один день короче становится.
Невидим для чужих глаз тот клинок. Лезвие его острее стали, а нанесенные им раны заживают тяжело, долго. Он легко оборвет чужую жизнь, однако тут же рассыплется, истает... Ножны для кинжала не нужны, где он хранится неведомо, но если нужно - тут же возникнет в ладони.
Всем хорош лунный клинок, да только он оружие последней надежды. И так, и так примеряется Олеся к узору своей клетки, но пока ничего не выходит...
***
- Наместника убили, - произнес младший из братьев да отвел глаза. Не велено ему было говорить Олесе о смерти жениха.
- А... - выдохнула молодая женщина.
Она свободна?
- Не бойся, - неправильно понял юноша охватившие Лесю чувства, - его обеты перешли брату.
Ведьмаку.
Белее снега стала Олеся.
- Не бойся, сестра, он женится. Чует мое сердце, женится. От принятых клятв новому наместнику никуда не деться.
Хорош у Леси клинок... Да поможет ли ей лишь один удар?
Что же ты, Радислав, наделал?..
***
- Готовься! Идут! - только и успел крикнуть брат.
Наместник ни птицы не отправил, ни гонца. Не стал он себя утруждать такими церемониями. Нагрянул - словно на голову с небес свалился.
Голоса зазвучали совсем близко, за стеной. Нареченный, поправ все традиции и приличия, желал немедленно взглянуть на обещанную ему деву.
Готовиться? Олеся приготовилась. Расправила складочки на подоле и сжала лунный кинжал.
На пороге комнаты стоял ведьмак. На Лесю смотрели холодные, цепкие серые глаза. Молодое лицо обрамляли белоснежные пряди: седина безжалостно выела светло-русый цвет, ни одной золотой ниточки не оставив. Хищник замер на пороге девичьей горницы. Волк, томившийся на цепи и сорвавший оковы.
В этом мужчине Олеся видела свою смерть. Ясно видела, отчетливо, но не дрогнула, ничем себя не выдала. Она сильная, она справится. Со всем справится ради сына.
Наместник едва заметно склонил голову в приветствии.
- Мне перешли обеты брата. Примешь?
Время застыло, тишина такая: тронь - зазвенит.
Качается на сквозняке пучок тысячелистника. Едва-едва, неслышно, размеренно.
За спиной ведьмака толпа сплотилась, подобралась близко-близко. Ждут, словно вороны.
- Вон! - короткий приказ. Что наместнику до приличий?
Люди отпрянули. Растерянные, покорные. Куда только делась гордость?
Двери закрылись, оставляя Олесю с ведьмаком один на один.
Лунный клинок обжег холодом.
- Мне нужна жена.
- С приплодом? - губы иронично изгибаются. А что скрывать? Он все и сам видит.
- А хоть бы и так. Не обижу.
- Пожалел?
- Нет. - В его глазах все, что угодно, кроме жалости. - Я понял, чей наследник твой сын. Мы одной крови.
3недели назад
- Кто твой господин?
- Вы, - отвечают разбитые губы. Взгляд ведьмак старательно прячет: слишком много в нем ненависти. Бессильной, бездонной ненависти. Рабский ошейник позволяетзлиться, презирать, ненавидеть, но слуга не может навредить своему хозяину. Общая кровь - отца - помогла превратить Данияра в идеальное оружие в руках наместника. Шестнадцать лет ведьмак не принадлежит самому себе, шестнадцать лет ищет выход, но безуспешно.
Новый удар ногой по ребрам. У обычного человека сломались бы кости.
- Не слышу!
- Вы -мой господин!
- Уже лучше, - тонкие губы владыки края искривляются в подобии усмешки. -Ты никто, жалкий раб, и так будет вечно.
Если бы он только мог... Но он ничего не может!Люди думают: правая рука, доверенное лицо. Они не знают... Рабство, запрещенное века назад, здесь, рядом. Ведьмак, способный обращать реки вспять, не может разорвать эти цепи. Лишь одно у Данияра не смогли отнять: веру. Молится он забытым богам. Своим богам. И ждет.Шанса,чуда...
Когда пришло время, Данияр просто немного припозднился: конь повредил ногу.Раненый, потерявший сознание наместник не мог приказать себя спасти...
Ведьмак получил свободу и... трон.
***
Стелется едва заметная тропа. Не зная, где искать - никогда ее не найдешь. На той тропе мужчина и женщина с полугодовалым ребенком на руках.
У женщины глаза синие-синие, бездонные. Она любит мужа, да не живого, а мертвого. С ним навеки тонкой нитью связана.
А мужчина владеет землями от края до края. Слишком много для беззаботного счастья, слишком мало, чтобы вернуть старую веру. У него подспорье - колдовская сила, злато и каменья.
У его жены золотые косы, у сына глаза голубые, будто воды Великой Реки, а волосы скоро станут цвета вороного крыла. Будут люди шептаться за спиной, да ведьмаку все равно. Поговорят и успокоятся, а нет - он поможет.
Касается ладонью Олеся перил на веранде. Погруженная в воспоминания, не замечает она грусти и нежности во взгляде Данияра.
Молчат травы и камни, не смея сказать ведьмаку: "Не твоя это женщина. Не тебе она богами обещана". Знают травы и камни: ни разу он к ней не прикоснулся, как супругу касаться должно.
А шиповник покачивается на ветру спокойно и безмятежно. Не пришло еще его время, но однажды потянется к свету новый бутон, умоется росой и раскроет лепестки навстречу солнечным лучам и... любви.
