Шура Барзеев влюбился! В это, конечно, трудно поверить, но Шура Барзеев - романтик, эстет, позитивист и неизменный поклонник талантов Генри Миллера, Анаис Нин и Александра Грина влюбился как простой мальчуган, с первого взгляда и навсегда. Нет, конечно, Шура и раньше влюблялся; он первый раз еще в детском садике в девочку с голубыми бантиками влюбился; за косички ее дергал и ведерко с песочком отбирал. Потом, когда в школе учился, то влюблялся периодически, но чтобы вот так сразу и так глубоко, это с Шурой впервые произошло. Начиналось все очень прозаично и буднично. Пришел Шура к двоюродной сестре на день рождения и поначалу скучал отчаянно. Сестра в текстильном институте училась, парней в текстильном мало, в основном одни девчонки, а те, которые и были, не очень разговорчивыми оказались. Водки на вечеринке не выставляли, вино - сухое; выпил Шура пару бокалов шампанского, от него только настроение ухудшилось. Уходить нельзя, сестра все-таки, не оценят родственники Шурино поведение. Так бы и скучал Александр весь вечер, да тут новая гостья пришла. Именинница подвела Шуру к ней знакомиться:
- Пойдем, братик, я тебя с замечательным человеком познакомлю.
Стояла гостья в окружении девчонок, рассказывала им что-то веселое, и уже сам ее бархатный голос привлек Александра Барзеева. А когда повернулась она к Шуре, грациозно наклонив головку и протянула ему руку для знакомства, то ласковая мимолетная улыбка вдруг появилась у нее на устах. Шура вздрогнул. Невероятная это была улыбка; очаровывающая и притягивающая, обворожительная улыбка. Нет, это была не Рафаэлевская мадонна и не Кустодиевская красавица. Рембрандтовская Саския ; капризная, нежная, кокетливая Саския ван Эйленбюрх дочь бургомистра из Леевердена; именно такой, увидел ее великий голландец, и именно такой он показал ее всему миру. Такие же слегка неправильные черты лица и грубоватость форм, но и такие же глаза; огромные небесно-голубые, сверкающие глаза. Ни о чем другом теперь Шура и думать не смел, весь вечер с новой подруги глаз не сводил, никому не давал к ней даже приблизиться, стихи о любви читал, про параллелизм в творчестве художников Кустодиева и Рембрандта рассказывал. Потом они влюбленные всю ночь по Москве бродили, на звезды смотрели, а Шура историю архитектуры Москвы живописал. "Храм Покрова Богородицы на Рву", Барма и Постник, взятие Казани, крещение татар, торжество русского народа, "Никольский собор в Зарядье", "Церковь рождества Богородицы в Путинках". Очень красочно Шура все рассказывал. Саския на него восхищенными глазами смотрела и каждому слову внимала, а главное Шура так свою экскурсию построил, что влюбленные, в конце концов, возле его общежития оказались. Вначале "Церковь Всех Святых" осмотрели, по церковному кладбищу прошлись, а оттуда уже и до Шуриного родного Орлика рукой подать. Предложил Шура любимой своей зайти посмотреть на скромное его обиталище. Девушка вначале в комнату заходить не хотела, долго отнекивалась и отказывалась, но Шура весь свой талант использовал и уговорил таки. Зашли в комнату, а на Шуриной кро-вати Самсон-друг спит. Шура очень расстроился:
- Что же это ты, Самсоныч, разлегся тут, как свинья поверх одеяла? Видишь, мы отдохнуть пришли. Я и моя любимая - Соския! (Шура так и произнес Соския, через букву "О", он слышал, что настоящие голландцы всегда так говорят).
Самсон ни слова не возражая с кровати слез и отправился Леху Сушинского будить. Он решил на Лешиной кровати прикорнуть немного, а Леха его намерения спросонья неправильно истолковал:
- Самсон, ты чего это тут? Может, нехорошее что задумал? Прекрати!
- Что прекратить? Говорят и не знают сами, чего говорят! Шура вернулся!
- Ну и спал бы вместе с Шурой, у него кровать широкая!
- Так он не один пришел! Соску какую-то привел.
- А! ну, если соску...
А Шура их диалог и не слышал совсем, не до того ему. Шура принялся на ночлег укладываться. Но тут его неприятность крупная подстерегла; очень уж его девушка неподатливой оказалась. Сколько Шура ее не уговаривал, ничего не получалось, всякий раз у нее отговорка находилась: то у Шуры ноги колючие, то Самсон не спит, то еще какая-то ерунда. Наконец после долгих переговоров удалось Шуре верхнюю часть "аммуниции" снять, но дальше...
- Нет, Сашенька, я так просто не могу, я обет дала; никому не принадлежать, только одному любимому и единственному.
- Любимая! Так я же и есть твой самый дорогой и единственный!
- И все равно, Сашенька, только после свадьбы...
Услышал Шура Барзеев такие слова и весь счастьем и нежностью неописуемой охватился, - "Ах, какая же девушка моя любимая скромница целомудренная". Хотел было Александр меж собою и девушкой любимой меч положить или на другую кровать перебраться, но очнулся вовремя; кровати все заняты, а меча у него отродясь не водилось. Расслабился Шура и начал стихи сочинять; но не во весь голос, а про себя; Шура всегда, когда в волнительном состоянии оказывался, в голове рифмы прокручивал. Замечательные в этот раз у него стихи получились, чувственные.
Любимые девушки - вид ваш прекрасен,
И мысли наивные радуют нас.
Но мир окружающий очень опасен,
А каждый четвертый вокруг ...
Тишина, ветерок за окошком шуршит, Шура рифму на ...ас подбирает, а сам к предмету страсти своей потихоньку подкрадывается..., но тут новая неожиданность; откуда-то стук раздался, слабенький такой; тук-тук-тук. Шура даже вначале подумал, что это у него в голове рифма стучит, но тут снова и посильнее уже; тук-тук-тук!
- Шурочка, мне страшно, кто-то в дверь стучит.
- Да кто же к нам стучать будет, любимая. У нас открыто всегда.
Вскочил Шура с кровати, дверь распахнул, действительно нет никого. Только назад к кровати вернулся, как снова стук раздался. Тут Шура окнчательно из мира грез вернулся:
- Любимая, это же Женька Лазарев из шкафа стучит.
- Как из шкафа? Что же он у вас в шкафу делает?
- Не тревожься, Саския моя, Женька - отличный парень, он у нас часто в шкафу спит. У него болезнь такая хитрая - Агорафобия. Он на кровати спать не может, а в шкафу мы его на ключ закрываем, а то он во сне вываливается.
Подошел Шура к шкафу, ключик повернул, дверка открылась, а оттуда парень взъерошенный выскочил, и в коридор бегом, на Шурину девушку даже и не посмотрел. Парень в туалет побежал, а Шура назад в кроватовку вернулся; лежит его девушка тихонько на кровати, в одеяло с головой завернулась и молчит.
"Стеснительная" - подумал Шура и снова мечтам предался. А потом и не заметил, как заснул. Очень крепкий у Шуры организм был.
А проснулся Шура - светло совсем. Ребята в институт собираются, Саския к стеночке отвернулась в одеяло закуталась, не слышно ее. Тут как раз и Женька из шкафа вылез:
- Простите меня, ребята, я вам, наверное, весь кайф сломал, но уж очень писать захотелось, сил терпеть не было.
Если бы Женька Лазарев таких слов не сказал, то и Шура промолчал бы, и неизвестно чем бы все закончилось, но тут Шуре немного неприятно стало:
- Не понимаю я вас, Полковник Лоуренс, как вы можете такие вульгарные слова в присутствии моей Саскии произносить, она таких слов не любит и к тому же стесняется очень!
Но ведь и Полковник Лоуренс не простой парнишка был, он тоже обижаться умел:
- А я вас тоже не понимаю, Саша! Такой солидный человек, а позволяете себе на уши макаронные изделия навешивать. Никакая это не Саския, это Нинка из Энергетического. Я ее по голосу сразу признал. Никого она не стесняется, она половину Энергетического института окончила, и прозвище у нее соответствующее есть "Мериохане".
- Погоди, Лоуренс, погоди. Что это ты непонятное такое говоришь "Мери..."
- Что-то вы сегодня расслаблены очень, Шура, почти как жираф. На примере поясняю. Вы про Клеопатру египетскую слышали? Так вот у нее такое же прозвище было "Феллатриса мериохане" или другими словами - рот нараспашку.
- Рот нараспашку? Так ты что, Лоуренс, хочешь сказать, что она минетчица, а меня всю ночь динамила по-крупному?
- Ну вот вы и окончательно проснулись, Шура! Совершенно правильное слово вы подобрали. "Динамистка". Нинка любит парнишкам вроде тебя мозги пудрить.
- Ах ты ж сука этакая! - Шура матерно выругался, - Я к ней с любовью огромной, а она - динамо крутить?!
А "девушка любимая" еще больше Шуру расстроила: откинула она одеяло и так заразительно смеяться начала, что все вокруг проснулись и начали нехорошими словами на Шуру ругаться.
- Смотри-ка, она же еще и смеется надо мной!
Схватил Шура обидчицу свою поперек талии и в одних маленьких трусиках в коридор выставил. Но тут уж полковник вступился:
- Зря ты Барзеев так; не по чину забираешь. Нинка чувиха клевая, а то что она тебя кинула маленько, так ты сам виноват. Дорогой и единственный!
Рассмеялся Шура, вся злость у него прошла сразу. Нинка после этого еще пару дней в общаге ошивалась, но Шура после такого конфуза в любовь с первного взгляда верить перестал.