Бебешко Владимир : другие произведения.

Рыба

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Пролог
  
   По крыше беседки пробарабанили последние капли дождя, над соседним кварталом прощально ухнул гром, и ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Наш больничный дворик утопал в зелени. Блестели под солнцем мокрые листья, в воздухе пахло озоном и гниющими в соседнем саду яблоками. Притихшие во время грозы кузнечики осторожно пробовали голоса, а над клумбами уже вовсю трудились пчелы. Возле крыльца приемного отделения стояла умытая дождем машина "скорой помощи". У ее колес в мелкой лужице плескались воробьи.
   - "Рыба"! - заявил Петрович. - На тебя запись.
   - Запись так запись, дядь Толь, - сказал я. - Завтра доиграем.
   Пока я складывал домино в коробку, Петрович задумчиво размял желтыми пальцами беломорину, закурил.
   - Благодать-то какая, Вовка, - сказал он, оглядываясь по сторонам. - Нас не будет, а это все останется.
   Где-то в тополях трубно заворковала горлица, с натужным гулом мимо входа в беседку пролетел шмель.
   И вдруг послышался звук сирены. Вначале слабый и едва различимый, он быстро набирал силу и приближался. Не прошло и минуты, как витрины ларьков на той стороне дороги фиолетово блеснули и, заложив лихой вираж, в больничные ворота въехал милицейский "УАЗ". За ним, бампер к бамперу, следовала пассажирская "ГАЗель". А вот ничем не примечательный желтый "ПАЗик" с матерчатыми шторами на окнах просто и незатейливо заблокировал выезд из больницы.
   Водитель "скорой помощи" торопливо отогнал свою машину от крыльца, и ее место тут же заняла "ГАЗель". На "бобике" стихла сирена, у подъехавших машин одновременно открылись двери, и все пришло в движение.
   Замелькали черные "сферы" и белые буквы на бронежилетах омоновцев, бросались в глаза укороченные автоматы в руках простых ментов.
   Ребята из ОМОНа рассредоточились вокруг крыльца, держа автоматы наизготовку. Из "бобика", поправляя на поясе кобуру, вылез Алехин. К нему подошел омоновский командир, и оба направились к "ГАЗели".
   - Ты смотри, - напомнил о себе дядя Толя. - И майор ваш "пушку" нацепил. Прямо боевик какой-то.
   Я вышел из беседки и сразу же оказался под наблюдением ближайшего спецназовца.
   - Александр Николаевич! - чуть раньше, чем хотелось бы, позвал я майора.
   Алехин оглянулся и приветливо махнул рукой:
   - А, старлей. Давай к нам! Пропустите его.
   Держась за резаный живот, я подошел и поздоровался с майором.
   - Ну что, старлей? Как аппендикс? - с улыбкой спросил Алехин. - Заживает?
   - Уже свербит и чешется, товарищ майор.
   - Добро. Это - старлей Гусев, - майор представил меня командиру ОМОНа. - Наш дознаватель. А это - капитан Самолазов.
   - На месте, - ответил омоновец. - Хорошо.
   Я взглянул на майора. Алехин картинно вздохнул и развел руками.
   - Отбой, - капитан вынул из уха маленький наушник-вкладыш и протянул руку. - Самолазов, - сухо представился он.
   Мы обошли "ГАЗель" и остановились у ее распахнутой настежь задней двери. В полутемном салоне резко пахло мочой. На полу между сидениями лежал в луже собственной крови молодой мужик.
   Глаз привычно фиксировал детали: рост потерпевшего - сто семьдесят пять, плюс-минус один сантиметр; вес - около девяноста; возраст - тридцать-тридцать пять лет; телосложение спортивное. Под разорванной в клочья футболкой были видны грязные окровавленные бинты. Мокрые шорты с вывернутыми наружу карманами и дорогие кожаные сандалии дополняли его гардероб. Левая щека и висок были покрыты коркой засохшей грязи. Раненый тяжело и прерывисто дышал, его ноги била мелкая дрожь.
   - Как тебе наш красавец, нравится? - спросил майор. - А на трассе после этого деятеля четыре трупа осталось.
   - Ого! - я присвистнул. - А кто это?
   Алехин посмотрел на капитана и вопросительно вскинул брови.
   - Карасик Дмитрий Иванович, - Самолазов достал из кармана прозрачный пакет с документами и протянул его майору.
   - Разрешите, - нас оттеснил от "ГАЗели" врач. С носилками в руках подошли санитар и водитель "скорой помощи".
   - Карасик, Карасик... Что-то знакомое.
   - Ба-а-альшой человек! - Алехин с улыбкой передал пакет мне.
   В пакете находились два паспорта, водительское удостоверение, техпаспорт на машину. Здесь же лежал и солидный бумажник из кожи какой-то рептилии. На самом дне, возле красиво оформленного конверта, поблескивали "желтым металлом" часы.
   - Вы что, "вели" его? - спросил я Самолазова.
   Капитан кивнул и снова вставил наушник.
   - Да, - коротко бросил он, оглядываясь на больничные ворота. - Пропусти.
   Я вынул оба паспорта и открыл заграничный. С фотографии на меня спокойно смотрел широкоплечий крепыш.
   - Кто? - спросил Алехин у капитана.
   - Прокуратура.
   "ПАЗик" на воротах заурчал и отъехал в сторону, пропуская к нам прокурорскую "Волгу".
   Я торопливо бросил оба паспорта в пакет и отдал его капитану:
   - От греха подальше.
   - Ты бы смылся отсюда, - Алехин смотрел на меня с сочувствием.
   - Поздно...
   Из "Волги", ни на кого не обращая внимания, грузно выбрался Головатый. Он что-то буркнул своему водителю, и направился к "ГАЗели". С минуту прокурор постоял, наблюдая, как раненого перекладывают на носилки, перекинулся парой слов с доктором, и только потом подошел к нам.
   - А что это Гусев, как в засаде сидел? - пошутил прокурор города, протягивая руку. - Александр Николаевич, кто у тебя по месту будет это дело вести?
   - Если УБОП не заберет, думаю передать его Бессонову. Он только из отпуска.
   - Ладно! - прокурор махнул рукой. - Четыре трупа, все равно нам копать. Где его бумаги?
   Капитан молча отдал пакет Головатому. Прокурор перебрал его содержимое, бегло изучил оба паспорта, заглянул в бумажник.
   - Где мобильник? - спросил он.
   - Здесь все, что было при нем, - ответил капитан. - Остальное - в джипе. Там сейчас ваши работают.
   - Да знаю я! - перебил Головатый. - На, - он вернул пакет омоновцу. - Оформите потом изъятие.
   Раненого Карасика уже занесли в больницу. Осматривавший его хирург вышел на крыльцо и закурил, задумчиво глядя в одну точку. В беседке зашелся кашлем Петрович.
   - Ага, эскулап освободился, - Головатый направился к доктору. Мы двинулись следом.
   - Ну, что скажет медицина?
   Щурясь от дыма, доктор сделал глубокую затяжку, и устало ответил:
   - Плохо дело. Такие повреждения. И сердце там слабое, - он снова затянулся. - Впрочем, рентген покажет. Но надежды мало.
   - Так ему что, вообще операцию делать не будут?!
   - Уже, наверное, делают.
   - А вот такой вопрос, - Алехин деликатно взял доктора под руку. - Хотя бы дня два-три он протянет?
   - Вряд ли, - пожал плечами хирург. - С такими ранениями долго не живут.
   Прокурор сунул руки в карманы и, смерив нас долгим взглядом, пробормотал:
   - Пять трупов, а?
  
  
   Глава 1. Дорога.
  
   Сквозь залитую ярким солнечным светом жару июльского полдня по про­селочной дороге меж колхозных полей и густых, одичавших лесопосадок, неспешно пылит уже не новый "Mitsubishi-Pagero". В комфортабельном салоне джипа, благодаря тонированным стеклам, царит приятный зеленоватый полумрак, негромко играет музыка. Выставив толстый локоть в окно, водитель лениво, одной рукой покручивает баранку. Большой серебряный брелок от ключа зажигания мерно раскачивается над его коленом, время от времени негромко ударяясь о пластиковую панель. Сидящий рядом пассажир, былинного телосложения здоровенный детина Леха-Слон, кажется, задремал. Оно и к лучшему.
   Ведущий "Радио Европа" объявил Киркорова, и Карась уже протянул руку, чтобы выключить всю эту музыку к чертовой матери, как вдруг салон наполнился утробным воем - любимого артиста узнала Лехина малолетняя идиотка.
   Леха вздрогнул и открыл глаза.
   - Так! - рявкнул он, разворачиваясь всем корпусом назад. - Что там такое?!
   "Пение" тут же прекратилось. Карась сокрушенно покачал головой и сплюнул в окно.
   - Брат, а, брат? - спросил он минуту спустя. - Не пора ли нам колоться?
   - О чем колоться? - Леха лениво растягивал гласные. - Ты че, Димон?
   - О чем колоться? Ну, посуди сам, брат. Я выезжаю в полпятого утра из города. Об этом, - слышишь, Леха, - об этом мало кто знал. И вот на трассе около Карповки я вижу тебя с баулом и с этой... Что, невеста? А, Слон?
   Карась повернулся к собеседнику. Встретив тяжелый взгляд из-под полуопущенных век, он ухмыльнулся и, передразнивая друга, с блатной ленцой в голосе произнёс:
   - "Слышь, Димон! Классно, что это ты. Короче, возьми нас до Днепра". Короче, даю тебе десять минут. Ты либо колешься, и я тебя с подругой высаживаю по пути, где скажешь. Либо... Ну, ты понял. Время пошло.
   - Что я понял?
   - Не груби, - осадил его Карась.
   - Слышишь, Рыба! Че за понты?! - Леха весь подался вперед. - Мы вместе или нет?! Слышишь, короче, давай расставим все точки над "i".
   - Давай.
   Впереди из посадки на дорогу царственным шагом вышел козел. Следом высыпали козы. Увидев в приближающемся джипе конкурента, козел угрожающе наклонил голову и заскреб копытом по пыли.
   Пришлось остановиться.
   Следом за козами из зарослей шиповника, тяжело опираясь на клюку, вышла согнутая "в три погибели" старуха. На ее горбу раскачивался внушительных размеров мешок с травой. Огрев палкой одну из коз, бабка схватила козла за рога и неожиданно легко оттащила его от машины. Остальные козы с интересом обнюхивали радиатор и колеса, плутовато поглядывая на людей своими бесовскими глазами. Вдруг одна из них, пружинисто присев, явно вознамерилась запрыгнуть на капот. Димон резко нажал на клаксон, животных сдуло как ветром, и джип почти бесшумно тронулся с места.
   - Не спи, брат! Время идет. Давай, расставляй свои точки.
   - В общем, слышишь? - произнес Леха голосом двоечника у доски. - Ты это самое... Короче, что тебе не ясно?!
   - Я ж тебя нормально спросил, - Карась снова сплюнул в окно. - Ладно, слушай вопросы. Как ты узнал, когда и какой дорогой я сегодня поеду?
   - Да не помню я. Сказал кто-то.
   - А ты вспомни. Это же вчера было, не так ли?
   - Ну, да, - тяжело согласился Леха.
   - Кто был в хате, когда тебе это сказали?
   "Когда тебе это специально сказали".
  
   * * *
  
   Карась выехал сегодня минут в десять пятого. Перед этим он долго, не меньше получаса, сквозь гардину изучал пустую в этот ранний час улицу. И хотя громадный Дживс, положив морду на передние лапы, мирно посапывал посреди двора, на душе у Карася было препаршиво.
   Спустившись в гараж, он вынул из верстака новенький "Грач" ("Я вам скажу: офигенная вещь! Штука двести баксов - и он ваш!" - или как там барыга говорил?), заслал патрон в ствол, подкинул пистолет на ладони, и со вздохом положил его на место. Даже в просторных шортах полуторакилограммовая "пушка" вряд ли будет смотреться невинным брелком. Потом он открыл ворота и уселся за руль "Паджеро". Гадостное чувство, вот уже три дня словно тисками сдавливающее грудь, вновь напомнило о себе, и Карасю пришлось сделать над собой усилие, чтобы захлопнуть дверь и выехать во двор.
   Вопреки обыкновению, Дживс даже не попытался встать на задние лапы и лизнуть хозяина в нос. Он медленно отошел в сторону. Пройдя несколько шагов, он на минуту оглянулся. Обида и печаль, взявшись за руки и не мигая, стояли в его карих, почти человеческих глазах. Потом он отвернулся, улегся на землю и, пока Димон выезжал на улицу, запирал ворота и калитку, больше не поворачивался. Но вот стих вдали шум мотора, осела пыль, и Дживс, тяжело вздохнув, закрыл морду лапой.
   Карась быстро проскочил спящий город, и в половине пятого уже сворачивал с трассы на проселочную дорогу, как вдруг две одинокие фигурки дальше на обочине, на которые он сперва не обратил никакого внимания, пришли в движение. Карась посмотрел на них и чуть не взвыл от досады: к нему спешил "самый крутой киловатт их бригады" Леха-Слон.
   Через плечо Слона была перекинута громадная спортивная сумка. Широко шагая, он толкал перед собой какую-то девчонку. Когда странная парочка приблизилась, лицо Карася вытянулось - девчонка была дефективной.
   Одетая в застиранный не то халат, не то платье с засаленными рукавами и карманами, она пробежала последние несколько метров и остановилась перед машиной. На вид ей было лет четырнадцать или пятнадцать. Увидев Карася, малолетняя идиотка широко улыбнулась, затопталась на месте и, пуская губами пузыри, поздоровалась:
   - Ы-ы!
   - Ы! - строго ответил подошедший Слон. - Стой тихо! Слышь, Димон! Классно, что это ты. Короче, возьми нас до Днепра, а?
   Карась пожал протянутую руку и огляделся по сторонам. Вроде бы все тихо...
   - А это что? - он кивнул на малолетку.
   - Да так, - хмуро ответил Леха, ставя на заднее сидение баул. - Просили передать. В хорошие руки.
   - Куда передать?
   Леха начал терять терпение:
   - В Днепропетровск! - он открыл дверь пошире и позвал девчонку: - Ы! Иди сюда, ы-ы.
   Карась еще раз посмотрел на идиотку и его передернуло.
   - Стой.
   Он порылся в кармане, вынул оттуда новенький мобильник, нажал пару светящихся кнопок и приложил телефон к уху. Ждать пришлось почти минуту.
   - Привет, Миша!.. Да, я... Нормально. Что? Нет, как и договаривались... Да... Миша, тут одно недоразумение. Меня на выезде из города Леха Герасимов караулил с какой-то голимой идиоткой. Я говорю: с идиоткой! Да, Слон... В общем, Миша, я их до Днепропетровска довезу. Не знаю... Да... Хорошо, я понял. Давай! - Карась выключил телефон и спрятал его в карман.
   Еще раз оглядевшись по сторонам, он вышел из машины и открыл багажник.
  
   * * *
  
   - Ну-у, кто там был... - Леха почесал нос. - Ну, я был, Туркмен, Жорик, потом этот, как его, Царицынский с Олегом приехал.
   - И больше никого?
   - Никого. Че за допрос, Димон?!
   - Леха, - тихо спросил Карась, - сколько ты бабла за бугор перевел?
   - Нормально. А че?
   - Штук восемьсот, да?
   - Ну-у, где-то так.
   - А магазин и "Шиномонтаж"?
   - А, - Слон благодушно махнул рукой. - Пусть сеструха пользуется.
   - И это все? - разыграл удивление Карась. - А на что ты там жить будешь?
   - На первых порах хватит.
   - Брат, не спеши. А на вторых порах что ты делать будешь?
   - Слышишь, Димон! Придумаем что-нибудь. На Кубе восемьсот тысяч баксов - это громадный капитал, понял?
   Карась уважительно кивнул:
   - Да, круто. Ты бы с такими бабками лучше в КНДР поехал. Или нет, Кузя ж к тебе на Кубу приехать обещал, не так ли?
   Слон замер, но быстро нашелся и нервно ответил вопросом на вопрос:
   - А при чем тут Кузя? Что ты прешь?
   - Ну как "при чем"? Это же Кузя тебе вчера малолетку привез, ага, Лёсик? Мне Марадона вчера звонил, - закончил, не моргнув глазом, Карась.
   - Заколебал меня ты этим Кузей, слышишь?! Кузя, Кузя... - Леха отвернулся к окну.
   Карась с презрением посмотрел на слоновий затылок. Сунь руку в карман, достань "пушку", нажми курок. Окно открыто - все вылетит. А если что, навести марафет в салоне двух литров газ-воды вполне хватит. Да и потом, "Паджеро"-то ведь все равно придется бросить. Да в том-то и дело, что нету "пушки" в кармане. Но монтировка под сиденьем имеется, гм.
   У Димона вспотели ладони, и он по привычке огляделся по сторонам.
   Но, нельзя. Пока. Карась глубоко вздохнул и, расслабившись, откинулся на сидении. Надо куда-нибудь на полчаса заехать побазарить. Что там они затеяли? Слон просился до Днепра? А до этого Днепра километров тридцать или сорок осталось. Легкий спазм сдавил желудок. Что же этот чертов Кузя затеял?!
   И идиотка эта. Так, стоп! Стоп. Значит, Слон, спортивная сумка и маленькая замурзанная идиотка! Карась всем телом повернулся и посмотрел назад. Девчонка стояла на коленях в багажном отсеке и гладила пальцем неизвестно как оказавшуюся на окне стрекозу. При этом она что-то тихо бубнила себе под нос и кивала головой. Та-ак. Нет, "терку" надо устроить обязательно!
   - Леха, знаешь, - покручивая баранку, произнес он. -я хочу без понтов свалить за "бугор", без лишних проблем и сюрпризов. Тихо и навсегда. Меня там ждут новая жизнь и солидные деловые партнеры. Кстати, ты знаешь, сколько Кузя на черный день припрятал?
   Слон молчал.
   - У нас с ним в Австралии фирмочка есть на троих. Кто третий - тебе знать не положено. Так в этой фирмочке наши с ним доли составляют по два "лимона" с лишним. Еще в Германии какая-то там интернетовская контора ему в немалые бабки обошлась.
   Леха опять отвернулся к окну, и Карась, обращаясь к его затылку, рискованно пошутил:
   - Есть еще свечной заводик в Самаре.
   - Слышишь, Дима! Чего ты от меня хочешь?! Довези до Днепропетровска и всё! У тебя уже просто мания какая-то! "Что? Кому? Где?!".
   Не реагируя на эту вспышку, Карась свернул с дороги. Те­перь джип, плавно переваливаясь с колеса на колесо по невидимым в густой зеленой траве канавам и кочкам, медленно подъезжал к месту, где две сходящиеся лесопосадки образовывали нечто вроде лесной поляны. То там, то там, из высокой и слегка прижухлой травы выглядывали голубые глазки васильков, веселыми островками белели россыпи ромашки и торчали старушечьи головы наполовину облетевших одуванчиков. Полевой вьюнок дружелюбно оплетал ветви ближайшего куста шиповника. Раздавив кротовью нору, джип остановился.
  
   Глава 2. Страсти по Хармсу
  
   Димка-Спортсмен
   К моменту окончания средней школы невысокий, крепко скроенный паренек Дима Карасик был уже кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе. Подвигнул на такое, в общем-то, миролюбивого и улыбчивого юношу банальный комплекс неполноценности. В самом деле: разве это справедливо, что за какое-то лето между седьмым и восьмым классами многие пацаны, стоявшие раньше на уроках физкультуры по левую руку от Димки, вытянулись, кто на спичечный коробок, а кто и повыше. И это притом, что именно у него, у Димки Карася первого во всём классе вырос кадык, сломался голос, и появилась растительность на верхней губе, именно ему первому начали уделять внимание классные красавицы, которые созрели годом раньше! А теперь вот такой облом... Ну да ладно, не получилось ввысь - пойдём вширь.
   Вообще-то увлечение спортом началось гораздо раньше, еще в четвёртом классе. Тогда весь Старометизный район их небольшого городка всколыхнуло убийство предводителя местной шпаны. И произошло это буквально у всех на глазах.
   Восемнадцатилетний здоровый лоб Вовка Степанов по кличке Семен имел обыкновение куражиться на "пятаке" перед местным гастрономом. Он стоял в окружении своих "шестерок" и ленивым жестом подзывал к себе какого-нибудь прохожего из тех, кто бросал пугливые взгляды на его ватагу. И, если у бедолаги не хватало ума или смелости проигнорировать этот жест, начиналась длительная процедура установления личности подошедшего.
   Для начала Семен с сонным видом и под гыгыканье пацанвы выяснял паспортные данные теперь уже окруженного шпаной гражданина. Затем следовало: "Куда идешь?", "Почему так быстро?" и т.д. и т.п.
   Когда же "этот фраер позорный" начинал надоедать, его отпускали, как правило, без мордобоя. Правда, какой-нибудь весельчак при этом обязательно требовал небольшую сумму в долг или часы - поносить: "Потом отдам. Ты что, не веришь?!".
   Так и в тот погожий майский день Семен стоял, подпирая толстым плечом фасад гастронома, и благосклонно слушал, как упражнялись в остроумии его подданные, передразнивая только что отпущенного "козла". Как вдруг все разом смолкли. По противоположному тротуару, под ручку с каким-то незнакомым парнем шла Танюша. Красавица Танюша, которая холодно отвергла ухаживания правильного пацана Семена, шла, весело смеясь, под ручку с каким-то чуваком! Казалось, стихли даже пьяные "базары" за столиками соседней "Рюмочной"! Нужно было спасать авторитет.
   Семен вальяжно, не спеша перешел улицу и подождал, пока парочка не приблизится. Опять же лениво перегородил девушке дорогу и, ухмыляясь, что-то произнес. Таня попыталась, было, обойти его, но Семен резко схватил девушку за руку.
   И тут вмешался её невысокий худощавый кавалер. Он молча вклинился между ними и, опустив руки, стоял, спокойно глядя Семену в лицо. Со скорбной миной повернулся Вова Степанов к своим улыбающимся через дорогу корешам, мол, что поделаешь, не я первым начал, и с мгновенным разворотом, как и учили в колонии, попытался локтем заехать Танькиному хахалю в зубы. Но на своем красивом развороте встретил Вова Степанов по кличке Семен два мощных удара в голову, упал, ударившись затылком об бордюр, пару раз дернулся, выгнулся дугой и затих навсегда.
   Сразу же после этого случая бокс был единодушно объявлен обязательным пунктом в программе становления личности будущего защитника Родины.
   Не стал исключением и маленький Карасик, которого за светлую кудрявую шевелюру дразнили Стружкой. Пройдя все этапы предварительного отбора, он и еще несколько других таких же резвых пацанят, были приняты в секцию окончательно. Но не было в характере у Димки агрессивности или хотя бы той спортивной злости, без которой в боксе делать нечего. Во время поединка он сознательно пропускал один-два удара и лишь после этого заводился на всю катушку. Как ни ругал его тренер за это, как ни наказывал - ничто не помогало.
   И вот однажды, примерно, год спустя после начала занятий, Иван Михайлович отозвал запыхавшегося и мокрого от пота Димку в сторону и с грустным вздохом заявил:
   -Нет, Карась, ты никогда не станешь окунем и никогда не будешь чемпионом. В общем, думай сам.
   Затем было увлечение бассейном и самбо до тех пор, пока в школе, где учился Дима, не открылась секция вольной борьбы. Вёл её новый молодой физрук Саня, который своей методикой преподавания и демократичным поведением очень быстро завоевал расположение детей.
   После первой же тренировки Димка понял: вольная борьба - это его стихия. Как будто специально созданная под его склад характера и физические данные, борьба увлекла полностью и бесповоротно. Смущало лишь категорическое требование Сани хорошо учиться. А учёба всегда давалась Димке легко, не было лишь должного прилежания, да и, откровенно говоря, хорошо учиться было в среде старометизовской ребятни чем-то вроде легкого позора - западло.
   С ростом разрядности и спортивного мастерства все больше времени стали забирать всевозможные олимпиады, сборы и соревнования. Какая уж тут учеба? Одним словом к концу восьмого, в те годы выпускного класса Карась имел первый разряд по вольной борьбе и длинную шеренгу троек в аттестате.
   Вскоре перед ним встала дилемма: либо оставаться в школе еще на два года, либо поступить в какой-нибудь "технарь" или "бурсу". Разрешить её помог завуч. Он как-то спросил Димку о его планах на будущее и, не став слушать всякую ахинею в ответ, очень тихо произнес:
   - Пойми, Дмитрий, чем лучше ты будешь учиться, тем лучше ты будешь жить, - развернулся и ушел, оставив Димку одного в пустом школьном коридоре.
   Когда он дома объявил родителям о желании остаться в школе, а затем поступать в институт, отец с матерью его поддержали, особенно мама - она всегда мечтала о высшем образовании.
   К зимним школьным каникулам в девятом классе Карасик стал хорошис­том. А в октябре, уже будучи в десятом, на областных соревнованиях по вольной борьбе он занял второе место в своей весовой категории и был объявлен кандидатом в мастера спорта.
   Но ничто хорошее не вечно. Ещё не успел Димка привыкнуть к своему новому спортивному званию, как произошла трагедия, поставившая крест на его спортивной карьере. Любимого тренера Александра Алексеевича, или просто Саню, сбила машина. Полученные травмы - переломы обеих ног, нескольких ребер и позвоночника - были не смертельны, но навсегда приковали его к инвалидному креслу.
   Вначале ребята навещали своего Санька чуть ли не через день, но вскоре он сам запретил им приходить, понимая, какое тягостное впечатление производит на молодых хлопцев его теперешнее состояние.
   Секция распалась. Карасик в числе самых лучших и перспективных был приглашен в секцию вольной борьбы при факультете физвоспитания местного Пе­дагогического института. Но здесь уже не было прежнего коллективизма и взаимовыручки, да и новый тренер с ними явно отбывал повинность.
   А однажды перед самой зимой поехал Димка с отцом на рыбалку, где, вы­п­­­­­­рыгивая с лодки на мокрый от дождя деревянный помост, он поскользнулся и упал в ледяную воду. В итоге - тяжелое ОРЗ. Лишь через десять дней бледный и всё ещё слабый Карасик "приплыл" на тренировку, но никто не поинтересовался, где он был, и что с ним случилось.
   После этого Дмитрий оставил секцию, так, приходил иногда - размяться, поддержать форму. Появившееся свободное время было посвящено учебе и девочкам. Им нравилось внимание Димки-Спортсмена с его приветливой улыбкой, уверенными движениями борца и несомненными успехами в учёбе.
   Окончил школу Дмитрий Карасик, имея в аттестате зрелости три четверки, остальные - пятерки.
  
   Юлечка
   На первом курсе Индустриального института, студентом которого Дима стал в том же году, он впервые с удивлением ощутил в своей душе томительно-сладкий дискомфорт любви.
   Случилось это на репетиции студенческой комик-группы "Соседи". Димон, как его теперь все называли, не был участником самодеятельного коллектива, но ему очень нравилась буквально насыщенная ионами юмора атмосфера дружбы и полного взаимопонимания, которая царила тут. Поэтому каждый день после занятий он спешил не домой, а в институтский Актовый зал, на сцене которого и проходили репетиции. Димка вместе со всеми весело смеялся над наиболее удачными творческими находками и с не меньшим возмущением, чем остальные, отвергал явные несуразности. Ему неоднократно делали предложение стать полноправным участником коллектива, но всякий раз Дима со стеснением отказывался.
   В тот день после лекций шла последняя, генеральная репетиция спектакля "Страсти по Хармсу". Был задействован весь имеющийся реквизит. По ходу развития сюжета, через равные промежутки времени, сцену в одном и том же направлении должен был пересекать перепуганный милиционер с вытянутым от удивления лицом и вытаращенными глазами.
   И вот, когда в очередной раз высокий и нескладный Генка-"милиционер", втянув голову в плечи и выпучив в зрительский зал большие немигающие глаза, скрылся за кулисами, Димка не выдержал:
   - Не верю! - по-станиславски крикнул он и, уже обращаясь к рядом сидящему режиссеру Ленке Грач, упрямо повторил: - Не верю!
   Репетиция прервалась. Все озадаченно уставились на Димона. Из-за кулис показался уже и вправду удивленный "милиционер".
   - Генка, - быстро заговорил Дима, отчаянно жестикулируя и подыскивая нужные слова. - Генка должен держать в руках большой картонный пистолет. Это - раз. Потом. Зачем ему галифе и сапоги?! Пусть будет в рваных, застиранных домашних гамашах с пузырями на коленях. И в шлёпанцах!.. Или в кедах на босу ногу.
   Видя, что первое недоумение сменяется понимающими улыбками, Димка, забыв все свои прежние страхи, быстро взбежал на сцену. Здесь свою горячую и сбивчивую речь он щедро обогатил жестами и мимикой:
   - Дальше. Со всяким... Нет! С каждым новым выходом у него должно меняться выражение лица. Вот так! Ну, помните этого, ну, пионера: "А вы тут чего делаете, а?". Понимаете, физиономия "мента" должна становиться всё более и более подозрительной, - и под дружный хохот доморощенных комедиантов Димон изобразил перепуганного Крамарова.
   - И ещё! - он уже пытался перекричать поднявшийся гвалт одобрения. - И ещё, - добавил Димка, когда все опять с веселым любопытством уставились на него. - Пусть с каждым новым выходом у Генки в руках оказываются другие, самые нелепые предметы. Ну там, солёный огурец, к примеру.
   Теперь кричали все! Казалось, ни кто не слушает остальных. Предлагались самые неожиданные варианты:
   - Лучше банка огурцов!
   - Глобус!
   - Носки! Полосатые...
   - Генка! Слышь, Генка! Чугунную батарею! На горбу!! Ха-ха-ха...
   Взлохмаченный и раскрасневшийся Карасик стоял на сцене и сияющими глазами смотрел на орущих друзей. Он уже сделал шаг, чтобы сойти вниз, как вдруг замер, словно пораженный громом!
   Из галдящей и веселой толпы, в которую превратились "Соседи", на него долгим и задумчивым взглядом, не отрываясь, смотрела Юлечка Невзорова.
   И всё! Остановилось время. Призрачно задрожали и растаяли в воздухе стены и потолок, и куда-то исчезла шумная орава, и в наступившей тишине остались лишь эти невыразимо прекрасные глаза.
   Но вот дрогнули длинные пушистые ресницы и опомнившийся Димка, красный, как рак, кубарем скатился со сцены и, потупив взор, плюхнулся в своё кресло.
   В этом спектакле у Юлечки роли не было. Пьеса, написанная в жанре абсурда, предусматривала соответствующий типаж исполнителей, под который стройная черноволосая смуглянка просто ни как не подходила. А когда все угомонились, и репетиция была продолжена, Юля подошла и села возле Димки, как бы невзначай спихнув его руку с подлокотника.
   "Очень недовольный" Димон "очень строго" посмотрел на Юльку. А та с невинной улыбкой "внимательно наблюдала" за развитием событий на сцене. И вновь ураган эмоций пронёсся в Димкиной душе, оставив после себя лишь лёгкую и радостную пришибленность от такого соседства.
  
   Мадам э мусью
   После репетиции комедианты шумной толпой спустились в полутёмный и пустой институтский вестибюль. Кварцевые часы на стене высвечивали девятнадцать-тридцать. Ворчливая гардеробщица облегчённо заметалась среди вверенных ей пустых вешалок, срывая и сваливая в одну кучу на барьер одинокие актёрские куртки, плащи и пальто.
   Юля вытянула свою курточку из общего завала и, разворачиваясь, нос к носу столкнулась с Димоном. Димка, специально подстроивший это столкновение, знал, что сейчас он должен пошутить. Но как?! А, была-не была:
   - Слюшай, дэвушек! Дай памагу, да?
   "Боже мой!.."
   Но Юлька прыснула и посмотрела почему-то на гардеробщицу. Та важно кивнула в ответ и неожиданно подмигнула.
   - Вот чудак-чэлавэк! Кацо, дарагой, канэшно памагы! - раздалось вдруг у Димки за спиной.
   Карасик удивлённо оглянулся. Сзади стоял, надменно подкручивая воображаемый ус, Генка-"милиционер". Увидев Димкину растерянность, деликатный хохмач многозначительно кашлянул в кулак и направился к выходу, продолжая негодовать:
   - Такой хароший дэвушка, а он спрашивает - памоч или нэ памоч...
   Слегка ошалевший Карасик вновь повернулся к гардеробу. Юлечка с улыбкой, чуть наклонив голову, смотрела на Димку блестящими озорными глазами и - о, счастье! - протягивала ему свою курточку.
   В холодную черноту ноябрьского вечера вышли вместе, и Юля как-то вполне естественно взяла Димона под руку и уже не отпускала до самого своего дома. Прощание получилось скомканным и неловким. Они стояли под моросящим дождём у освещенного подъезда пятиэтажки и, не зная, что сказать, робко поглядывали друг на друга. И эта обоюдная растерянность радовала обоих и сближала лучше всяких слов.
   - Ну, пока, - первой нарушила молчание Юля.
   Димон, вздохнув, лишь кивнул.
   Постояли ещё несколько секунд. Наконец, виновато улыбнувшись и пожав плечами, девушка быстро направилась к дому. Уже в подъезде она вдруг оглянулась и, помахав Димке рукой, крикнула:
   - До завтра, Димончик! - и быстро взбежала по ступенькам.
   Оставшись один, счастливый Карасик ещё немного потоптался на месте, и вдруг с гиканьем и свистом, вприпрыжку, словно школьник, ловко перепрыгивая через лужи, понёсся домой.
   Следующим утром он уже прохаживался взад-вперёд пред заветным подъездом, то и дело поглядывая на старые, с облупленной краской деревянные двери. "Так, что у нас сегодня? Первая пара - геометрия - всё в порядке. Вторая пара - блин! - механика! Ну где ты, Юлечка? Давай быстрее, мне ещё "лабу" передрать надо!..". Мелко заморосил дождь.
   - Привет, Димончик! - вдруг услышал он.
   Перед ним стояла чуть запыхавшаяся Юлька. Деловито игнорируя Димкино замешательство, она, как и вчера, взяла его под руку. С треском раскрылся зонтик над их головами и студенты, тесно прижавшись друг к другу, направились в институт.
   Возле самого института их вернул на грешную землю театральный "мент" Попов.
   - Бонжур, мадам э мусью Карассен, - вежливо прогундосил он, приподнимая мокрую кепку.
   - Судя по погоде, сэр, - высокопарно ответил Димка, - уместней было бы: "Хау ду ю ду, э-э...
   - Мистер анд миссис Крюшиен" - Юлечка была сама невозмутимость.
   - Ага, Хрюшиен, - легко согласился Генка.
   - Крюшиен, сэр, - поправил Димон, надменно вскинув бровь. - Мистер анд миссис.
   В шумном вестибюле им пришлось расстаться - разные факультеты, разные аудитории.
   Вновь встретились перед самой премьерой. Всех комедиантов отпустили с последнего часа распоряжением ректора. За Димоном на политэкономию пришли чуть ли не всем составом. Преподаватель слегка поломался, ссылаясь на важность предмета, но вынужден был капитулировать перед последним аргументом Ленки-режиссёра:
   - Да вы что, Лаврентий Моисеевич! Да ведь на премьере будет сам товарищ Вунюков - секретарь Отдела культуры горкома партии!
   - Всё, всё! - замахал руками препод. - Можете забирать своего худрука!
   - И как давно я худрук? - осторожно поинтересовался Димон у Ленки, когда вышли в коридор.
   - С сегодняшнего дня! - решительно пресекла дальнейшие расспросы режиссёр.
   - Ты смотри, надо же, - покоряясь судьбе, убито пробормотал Карасик.
   До начала представления оставалось минут сорок. Поэтому, не теряя времени, действующие лица принялись быстро переодеваться и наносить грим. Оформление сцены было закончено ещё вчера, за него все были спокойны. С реквизитом тоже всё было в порядке. Небольшая заминка вышла с трёхлитровкой огурцов - она была закатана жестяной крышкой. Но в последний момент новоявленному худруку удалось убедить режиссера, что начатая банка без крышки в "милицейских" руках будет смотреться комичнее.
   - Символичнее, - точно заметил Генка, и все кинулись искать, чем бы её открыть.
   Пришлось Димке сбегать к электрику за плоскогубцами. А по залу между рядами уже сновали первые захватчики лучших мест.
   Спектакль прошел "на ура". Зал был переполнен. Сидели в креслах, взяв на руки любимых девушек или просто девушек, сидели и стояли в проходах, толпились возле запасных дверей.
   Большие Люди солидно занимали восьмой ряд центральной группы кресел. Точно в середине этого ряда горой розового сала возвышался сам товарищ Вунюков. И когда переполненный зал в очередной раз содрогался от хохота, он, благодушно посмеиваясь, авторитетно кивал головой. По правую руку товарища Вунюкова сверкал золотой улыбкой ректор, по левую - похохатывал за компанию вузовский парторг Ефимов. Дальше от центра, поближе к проходам, в порядке убывания собственной значимости располагалось остальное институтское начальство.
   Димон впервые в жизни оказался за кулисами во время представления. Незадействованные в спектакле комедианты выполняли обязанности гримеров, костюмеров и прочих ассистентов. Суматошно подготовив очередное действие и выпустив актеров к публике, они, схоронившись за дырявым киноэкраном в глубине сцены, с трепетом наблюдали за реакцией переполненного зала. И когда новый взрыв смеха сотрясал пыльные портьеры Актового зала, закулисные соглядатаи, счастливо улыбаясь, похлопывали друг друга по плечу и показывали большие пальцы вверх.
   Затем были мгновения такого всеобъемлющего, всепоглощающего счастья, о существовании которого Карасик и не догадывался. Освещенные яркими лучами софитов, ребята, взявшись за руки, стояли на сцене и под нескончаемые аплодисменты, свист и крики, кланялись благодарной публике. Рампа, словно гигантская линза, преломляла и фокусировала на них энергию зрительского восторга.
   Вопрос "Куда пойти обмыть удачную премьеру?" был решен однозначно: к Генке, куда же еще?! А чего, предки - на Севере, "хата" пустая. Короче, веди, Попов, в свои пенаты!
   Там же Димке и объяснили то состояние эйфории, которое охватило его на сцене:
   - Слушай меня ушами, - Ленка ткнула в его сторону горящей сигаретой. - Да престань обниматься с Юлькой! - выпито было уже немало. - Меня обнимай... Ага, значит так. Димон, мы, значит, одиннадцать человек, подарили праздник полутысячной толпе. Так? Так. Сколько будет: пятьсот разделить на одиннадцать? Серый! Тише там с гитарой - ничего не слышно! Юлька, не подсказывай, пусть сам считает... Сорок пять? Что - сорок пять? Ах, да! Так вот, представь себе: ты идёшь, а на встречу тебе идут сорок пять человек, и каждый тебе рад, каждый с тобой здоровается, хлопает по плечу...
   - И спрашивает: "Как мама?" - вставил кто-то.
   - И каждый, - отмахнулась Ленка, - тебе заявляет, что ты - классный парень, и что ты не зря на свете живешь. Понял, Димон? Всё, целуйтесь дальше. Спичку! Дайте мне спичку, у меня сигарета потухла...
   Расходились заполночь. Стоя в дверях, хором пытались уговорить хозяина никого не провожать, но Генка с пьяным упорством норовил первым покинуть свой гостеприимный "вигвам".
   Димон поймал его на лестничной площадке.
   - Геша, - заводя друга обратно в квартиру, проникновенно начал Карасик.- ­ Время - полпервого ночи, - он показал Генке свои часы.
   - "Михаил Светлов"! - обрадовался тот. - Ту-ту-у! "Михаил Светлов"!
   - Ну! Чьёрьт побьери! - они уже прошли через прихожую и направлялись в спальню. По пути Димон жестом дал понять усталым гостям, мол, выходите, я сейчас. - Чьёрьт побьери, чьёрьт побьери, - по-аптекарски приговаривал он, укладывая Генку на диван.
   Вскоре познакомились и сдружились Юлины и Димкины родители. Отцы сблизились на почве рыбалки и "Жигулей": оба были страстные рыболовы, и у обоих в гараже стояла "копейка". Круг взаимных интересов их матерей оказался неизмеримо шире.
   Начиная с двадцатых чисел декабря, Димка стал появляться дома только для того, чтобы поспать, побриться и позавтракать - "Соседи" готовили новогодний капустник. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Димон пару раз остался ночевать у Юлечки, а затем и вовсе забрал из дому свою зубную щётку.
   - Галочка, здравствуй! Извини, что так поздно.
   - Катюша, ты?! Да я сама хотела только что звонить.
   - Как там наш Димка, у вас?
   - Да, дети на кухне. Чай пьют - позамерзали, как бобики.
   - Галя, передай, пожалуйста, Диме, чтобы немедленно шел домой.
   - Катюша! О чем ты говоришь?! Никуда я его, на ночь глядя, не отпущу! У нас же три комнаты, я ему в зале постелю. Дети так устали...
   В общем, матери поняли друг друга.
  
   Зимние каникулы провели в Сухуми, у Юлиных бабушки с дедушкой. Бабушка, мамина мама, была русская, дед - старый абхаз с огромным пористым носом, седыми с прозеленью усами и хитрым прищуром карих глаз. Жили в пригороде, недалеко от моря в большом каменном доме с множеством жилых, но сейчас необитаемых пристроек. Прекрасный воздух, здоровая пища, полнейшее ничегонеделание и любимая девушка рядом - что еще нужно уставшему студенту?
   Ездили в горы. Лёгкий утренний морозец. Непередаваемых оттенков чистое небо над головой. Внизу, в абсолютно прозрачном воздухе уходят вдаль бесконечные леса, а вдалеке вздымаются, покрытые ослепительно белым снегом, пики гор. А совсем рядом - протяни только руку! - и чуть ниже, кокетливо покачивая ватными боками, проплывает белая тучка.
   Взявшись за руки, часами гуляли по набережной. Юлечку ужасно веселили напыщенные местные сердцееды. Они бросали жгучие, полные страсти взгляды на девушку, и яростным черным зрачком пытались испепелить Димку.
   В пустом стеклянном кафе на самом конце длинного и широкого причала Дима и Юля, тесно прижавшись друг к другу в плетеных креслах, долго смотрели, как над февральским штормящим морем сплошной темной массой проносятся в сторону берега тучи. А за пеленой дождя, на самом берегу стонали и гнулись под порывами ветра мокрые и глянцевые красавицы-пальмы.
  
   Мокрый "Икарус"
   По возвращении домой Дима и Юля уже не расставались. Вслед за Димкой в квартиру Невзоровых перекочевал магнитофон с колонками, а чуть погодя - гантели и пудовая гиря. А ещё месяц спустя, Димка, уже не стесняясь, пританцовывал по утрам в одних трусах перед дверью в туалет, где Юрий Максимович Невзоров, в силу дурной привычки, подолгу читал "Науку и жизнь".
   Из-за нагрузок, связанных с театральной деятельностью, у студента Карасика под конец второго семестра с угрожающим постоянством стали появляться "хвосты". И чем ближе к сессии, тем труднее становилось их сбрасывать. А ведь от успеваемости полностью зависела стипендия, которую Димон сам догадался отдавать Юлькиной матери.
   Как всегда, мужчину спас регулярный секс. Благодаря ему, Димка довольно быстро охладел к обязанностям худрука. За бокалом пива лучший друг и пофигист Генка прокомментировал это так: "У тебя, кацо, классная баба, и она - твоя, когда б ты ни пожелал. И тебе не надо больше райской птицей выдрючиваться перед девками. Дай мне по морде, если я не прав. Прав? Тогда пошли ещё возьмём по пиву."
   Поздней ночью, переписав с чужой тетради последнюю непонятную формулу, Димка выключил лампу и улёгся рядом с Юлей под одеяло. Но сон не шел.
   - Юльчик, а Юльчик, - Димон слегка потряс девушку за плечо.
   - Ну? - глухо отозвалась любимая.
   - Юльчик, а может, как-нибудь завяжем с этим?
   - С чем?
   - Ну, с этим, с "Соседями"? Трудно очень.
   - Давно пора, - она придвинулась ближе и положила голову на Димкину грудь.
   - Только знаешь, Юль, как бы это сделать так, чтобы ... - он замялся, не зная как продолжить.
   - Никого не обидеть? - подсказала Юля.
   - Ну да, чтобы не чувствовать себя предателем, что ли.
   Юля вздохнула.
   - Видишь ли, Димончик, предать можно только в беде.
   - Да нет, - помолчав, ответил Димка, - не только.
   - Ты же посмотри, - горячо зашептала Юля, проснувшись окончательно. - "Соседи" при институте уже много лет. В их составе всегда были в основном первокурсники или отъявленные пофигисты. И всё потому, что дальше учебные нагрузки растут, и если ты хочешь получать стипендию, то тебе уже не до представлений.
   - Но ведь Генка на втором, а Ленка - та вообще на четвертом, - скорее для очистки совести продолжал упрямиться Дима. - Генка, правда, пофигист, и...
   - Нет, Димоша, немного не так, - Юля вздохнула. - Вот ты скажи мне, ты меня любишь?
   - Пуще пряников и мармелада!
   - Вот! А Генка не любит.
   - Э-э...
   - Лежи, лежи! Генка, в смысле, никого не любит, ему, Димончик, без разницы, чем после лекций заниматься.
   - Да? - облегченно спросил Дима. - А домой, уроки делать?
   - Ну, это его проблемы.
   - А Ленка?
   - Во-первых. Как у Ленки фамилия?
   - Как? Ну, Грач.
   - Как фамилия у завкафедрой политэкономии?
   - Лаврентий Моисеевич Грач! Так что, папа и дочка?
   - Тише ты. Нет, мама и сын, - передразнила Юлечка. - Но это во-первых.
   - А во-вторых?
   - А во-вторых, - сладко потягиваясь и прижимаясь всем телом к Димке, томно произнесла девушка, - ты можешь представить, что она с кем-то спит?
   - А чего, - пробормотал Дима, Ленку он всегда уважал, - плюшевый мишка наверняка имеется.
   - И ты, мой дорогой, - отчётливо произнесла Юля, - ещё немного, и станешь плюшевым.
   - Я?! Я - плюшевым?! Я тебе сейчас покажу, "плюшевым"!
  
   Неумолимо приближалась сессия.
   - Не могу, Геша, никак не могу, - Димка сидел в одних трусах на кухонной табуретке в прихожей, и, прижимая телефонную трубку к уху плечом, продолжал вяло отнекиваться. - Мне в пятницу курсач сдавать. Юлька? А ты у неё сам спроси.
   На том конце провода Генка Попов агитировал "всей кодлой махнуть на природу". Он красочно описывал дым костра и запах шашлыка. Затем откуда-то взялась запотевшая бутылка "Пшеничной" и "пара пузырей кагора".
   - А главное, - тут Генка сделал драматическую паузу, - приехал Бэтмэн!
   Бэтмэн, или Сашка Громов, был кумиром творческих "неформалов" их города. Закадычный друг Генки, Сашка учился в Москве на психиатра, но на каникулы всегда приезжал домой. И каждый его приезд воспринимался как праздник души. Дело в том, что Санек, или, как оно привычнее, Бэтмэн, по слухам, был соавтором нескольких песен у легендарных Гребенщикова и Бутусова. Так это на самом деле, или нет, никто его "в лоб" не спрашивал, а сомневаться в этом было не принято. Достаточно было увидеть и услышать его игру на гитаре, заглянуть в его добрые и маленькие за минусовыми очками глаза, чтобы понять, что ты никогда не будешь ревновать к нему свою девушку.
   Вообще-то Димон изначально скептически относился ко всяким там панкам и хиппи, которых теперь развелось несметное количество. Это был, пожалуй, единственный пункт разногласий между ним и Ленкой Грач. А буквально неделю назад, на Дне рождения у Генки, дело и вовсе чуть не дошло до взаимных оскорблений. На все его доводы Ленка отвечала однообразно:
  
   - Ты узко мыслишь! - крикнула она, и ткнула в его сторону горящей сигаретой.
   - А ты не закусываешь! - парировал Димон.
   Им приходилось орать друг другу через стол: мерные аккорды "Пинк Флойда" наполняли комнату глухой вибрацией. Посреди залы пытались изобразить медленный танец Юлечка и Серега Первый, которым Димка, повернувшись назад, пару раз, - для профилактики, - показал кулак. Зато, тут же, за столом остальная братия под перебор гитарных струн выводила нестройным хором: "... А в городе в том сад - всё травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы...". Порой звуки гитары становились не слышны. Дирижировал вилкой сам именинник.
   - Каждый человек имеет право на самовыражение! - кидалась лозунгами из-за дымовой завесы Ленка. - Нестандартность мышления - это признак продвинутого разума! Продвинутого! Если ты не понимаешь человека, это не значит, что он дурак! Это значит, что у тебя узкий лоб!
   - Узкий лоб?!
   - Да! Ты можешь не соглашаться с человеком! Но он имеет право выразить!
   - Выразить?!
   - Да!
   - Что этот панк мне хочет выразить своей щёткой на голове?!
   - Причем тут щетка?! Я - про душевный комфорт!
   - Какой комфорт мазать голову клеем?! Давай выпьем!
   - Давай!
   Сигарета была беспощадно раздавлена в тарелке, и Ленка решительно протянула Димону свою стопку. Димка сосредоточенно налил сначала ей, потом себе. И уже собирался произнести тост, как вдруг из-за его плеча нарисовалась рука со стаканом, а над головой послышалось:
   - А мне?
   Плохо смазанной телегой смолкла капелла. Возница Генка замер на полуслове с вилкой в руке. Димон медленно повернулся назад. А там стоял, улыбаясь до ушей...
   - Бэтмэн!! Шурик!! Саня!! Штрафную ему! Юлька, сбегай на кухню, там, в холодильнике ещё колбаса и грибы! Серый, будь другом, принеси из спальни стул...
   Однако великодушный Бэтмэн замахал руками, вырвался из объятий и сам сбегал и на кухню, и в спальню. За столом он лихо опрокинул стакан водки, быстро разделался с тарелкой оливье, отказался от селедки и, наконец, щадя провинциальное любопытство, принялся рассказывать о последних событиях на авангардном Олимпе. Лишь после этого Шурик взял в руки гитару.
   - Баллада "Старик"!
   Баллада "Старик" прошибала слезу, а Генка и вовсе рыдал:
  
   Старик, убеленный седой бородой,
   По пыльной дороге бредёт.
   А солнце висит над его головой
   И тени совсем не даёт...
  
   - Ну так что, едем? - продолжал настаивать Гена.
   - Не могу, - Димон постарался произнести это как можно тверже. - Без курсача Пасечник мне зачет не поставит. А у Юльки завтра консультация по сопромату.
   - "Зачет, сопромат", - передразнил Генка. - Фетюк ты после этого! Не понимаю, человеку в армию осенью, а он про стипендию думает.
   Так уж получилось в Димкиной жизни, что поворотные моменты в его жизни почти всегда приходились на осень.
   Сентябрь начался с затяжных дождей. Первые три дня установившееся ненастье воспринималось как подарок небес после раскаленного августа. Но вот пошла уже вторая неделя однообразно серых и слякотных дней.
   Стараясь не наследить мокрыми кроссовками на дорожке, Димон стоял в прихожей у себя в квартире и читал повестку из военкомата. Отец смотрел на сына торжественно и улыбался. Глаза матери выражали лишь любовь и тревогу за свое чадо. "Министерство Обороны СССР... Военный комиссариат города... Повестка N... Согласно статье... Закона СССР "О всеобщей воинской обязанности", гр. Карасик Дмитрий Иванович призывается в ряды Вооруженных Сил СССР для прохождения действительной военной службы... Во исполнение... Явиться... При себе иметь... Военный комиссар полковник И. Ф. Чуб".
   На подтопленном стадионе кучки провожающих окружили мокрый "Икарус". Заботливо укрытые от дождя зонтиками, чуть пришибленные алкоголем и бессонной ночью призывники рассеянно слушали последние наставления родни и друзей. Некоторых обнимали невесты.
   Димон одним из первых зашел в автобус и занял место у окна. То и дело протирая рукавом потеющее стекло, он улыбался своим. Укоризненно покачал головой матери: "Ма, ну чего ты?!". Подмигнул отцу. Юля стояла рядом с ними и улыбалась сквозь слезы. Димон поманил её пальцем. Когда она подошла вплотную к автобусу, Димка прижал свою ладонь к стеклу, и Юля сделала то же самое. "Юльчик, все будет в порядке". "Да, Димончик". "Я тебя люблю". "А я - тебя".
   Последний призывник занял своё место, капитан каких-то там войск в мокрой плащ-палатке провел перекличку, и "Икарус", выпустив клуб черного дыма, медленно покатил к воротам.
   Пока не поздно, Димка потряс над головой сцепленными руками. По-американски отдал честь Бэтмэн. Икая и покачиваясь, Генка изобразил жест испанских коммунистов и что-то проорал. Отворачиваясь от ветра, батя закуривает сигарету, мама вытирает слезы, ее успокаивает Юлькина мать, дядя Юра держит над ними зонтик. Серега Первый, Лена и Наташа, Серый N2, Галя и Вовка Сухинченко.
   И Юлечка.
   Дождь барабанил по стеклу, и капли, мелко подрагивая, стекали вниз замысловатыми ручейками.
  
  
   Глава 3. Дорога
  
   Карась откинулся на сидении, и, стараясь не переигрывать, протяжно зевнул и с хрустом потянулся. Удастся что-нибудь из Слона вытянуть - хорошо, а не получится - и черт с ним. В любом случае Леха больше не жилец. Игнорируя мрачно-выжидательный взгляд своего спутника, он открыл дверь и спрыгнул на залитую ярким солнечным светом траву.
   - "Посолим", - бодро предложил он.
   Первым делом Карась стянул с себя опротивевшую потную футболку и закинул ее на заднее сидение, прямо на Лехин баул. Хотел снять и часы, но передумал. Оставшись в одних шортах и сандалиях, он деловито осмотрел машину и пучками травы протер запыленные номера и фары. Он не поднял головы, когда хлопнула дверь и Слон, стараясь не испачкать брюки, направился к ближайшим кустам. Лишь открывая дверь багажника, Карась на секунду, не больше, задержал взгляд на широком Лехином затылке.
   Маленькая идиотка, беззащитно щурясь и моргая от внезапно хлынувшего света, сидела на ковролиновом полу багажного отсека. Димон изобразил на лице добрую улыбку и, приглашая выйти, протянул пассажирке руку. Но девочка оставалась на месте, лишь ещё теснее прижимаясь к спинке заднего сидения, и испугано смотрела на него.
   Когда надоело гримасничать, Карась подтянул к краю багажника свой дорогущий, купленный по пьяни в Дюссельдорфе саквояж "Стентор". Порывшись в нем с минуту, он вытянул на свет литровую бутыль газировки, открутил колпачок и, запрокинув голову, одним махом отпил добрые пол-литра.
   Леха сделал свое дело и подошел к ним.
   - Оставь мне, - он по-свойски потянулся за бутылкой.
   Напившись, Карась громко рыгнул и отдал наполовину опорожненную бутылку девчонке. На этот раз дефективная не заставила себя долго упрашивать. Она схватила бутылку обеими руками и, обливаясь, принялась жадно глотать пузырящуюся влагу.
   Леха медленно опустил руку.
   Не глядя на Леху, Карась задумчиво наблюдал, как малолетка пьет воду. В отдалении, не дальше километра, прогромыхал прицепами тяжелый грузовик. Малолетка, наконец-то, напилась и теперь сидела, не зная, что делать с бутылкой. Икнув, она поставила ее между ног и, стесняясь Карася, стала ковырять пальцем ковролин. Карась вздохнул и произнес:
   - Я не повезу вас дальше, брат. Забирай баул, дурочку, воду, - он решительно обошел Слона, уселся за руль и, продолжая следить за Лехой в боковое зеркало, завел машину.
   Слон с минуту постоял, глядя в сторону, затем беззвучно матюгнулся и подошел к Карасю.
   - Да подожди, Димон! Только не психуй, слышишь? - Леха открыл правую заднюю дверь и "вжикнул" молнией на своем бауле.
   Димон мрачно барабанил пальцами по оплетенной кожаными ремешками баранке. Затем откинулся на спинку сидения, вздохнул и провел ладонью по лицу. Леху надо кончать.
   - Вот, смотри, Димон. Видишь? - На раскрытой Лехиной ладони, стволом к нему лежал, поблескивая на солнце, почти новенький ПМ.
   Интересно, спилены ли номера? Карась протянул руку, чтобы посмотреть, но вовремя ее отдернул. Слон расценил этот жест по-своему:
   - На, бери, - он протянул пистолет Карасю.
   - Зачем он мне? Чего ты мне его показываешь?
   - Ну-у, чтобы ты, это самое, не понтовался.
   Карась с досадой огляделся по сторонам и, ни слова не говоря, отжал сцепление и включил первую скорость. Джип медленно тронулся с места.
   - Димон, подожди! Слышишь, Дима, не гони беса! Б....!! - Леха споткнулся, упал, но тут же вскочил и побежал за машиной.
   Еще пять-шесть метров, и джип выедет на дорогу. Что делать? Быстро отъехать метров двести, выкинуть баул и девчонку, и, как говорится, прощай, немытая деревня? А впереди, процентов на девяносто, какая-то подлянка ему уже приготовлена. Да, но можно дорогу сменить! Можно, ну и что? Дальше-то что?! Узнать бы, чего от него хотят... Карась скосил глаза на боковое зеркало.
   - Карась! Не гони, слышишь?! Подожди!
   Пистолет Леха по-прежнему держал за ствол. Утяжеленная запасным колесом, дверь багажного отсека раскачивалась, но захлопываться не собиралась. Слышно было, как по багажнику перекатывается недопитая бутылка. Вода, наверное, выливается. Ну и хрен с ней. Ох, твою!! "Стентор" же вывалится! Джип съехал с травы на дорожную пыль и остановился.
   Подошел Слон.
   - Ну что, приехал? - с глумливой улыбкой он похлопывал себя "Макаровым" по бедру, в другой руке он держал раскрытый саквояж.
   Димон откинулся в кресле. Покосившись на пистолет, он слабо мотнул головой: садись. Болел желудок, покалывало сердце. Карась потер ладонью волосатую грудь. Сейчас бы валидольчику. А что, пусть Леха видит, как Рыба слаб.
   Забросив саквояж в багажник и, из принципа, оставив заднюю дверь открытой, Слон с довольным видом уселся на свое место. Рука с пистолетом покоилась на его колене, а ствол "Макарова" почти упирался в бардачок.
   Карась еще раз вздохнул и, по-прежнему потирая грудь, потянулся к бардачку. Леха чуть подался назад, но пистолет не убрал. Нормально. Найдя валидол, Карась выломил одну таблетку и положил ее под язык.
   - Брат, извини, нервы.
   - А что тебя так, Рыба, нервирует?
   - Твоя тупость, Слоняра! Я уже ко всему был готов, когда вас с дурочкой увидел! Я и спрашивать ни о чем не стал. Но чтобы "волыну" в дорогу взять... - Карась покачал головой. - Нет, это ж надо, а! "Что тебя нервирует?"! Ну, хорошо, брат. Ты прикинь: тормозят нас мусора. Делают легкий шмон. Все!! Приехали!
   Слон выглядел озадаченным. В общем-то, Рыба прав, пушку брать не следовало, но чего он орет? Что, умный самый? Он посмотрел на пистолет и неуверенно произнес:
   - А я всегда с собой ствол вожу, ты же знаешь.
   Карась от досады толкнул руль.
   - Где?! Где ты его возишь?! В сумке?!
   Выплеснув эмоции, Карась вдруг почувствовал приятное облегчение. Давившее последнее время чувство безысходности исчезло почти бесследно. Гм, словно гора скатилась с плеч. Даже дышать легче стало.
   - Что ты меня обуваешь, братан? - стараясь не потерять темп, продолжал он. - Зачем ты "дуру" взял?
   - Ну, ладно, Димон, не ори. Взял, так взял. Сейчас выкину, - с этими словами Леха открыл дверь и резким движением отбросил "Макаров" в сторону. Пролетев бумерангом через поляну, пистолет с глухим стуком исчез в кустах.
   - Нормально? - Леха недовольно посмотрел на Карася.
   Тот с силой выплюнул осточертевший валидол в окно, и ничего не ответил. Карасю вообще захотелось сейчас расслабиться, закрыть глаза и не думать более ни о чем. Как же он устал! И пусть все идет самотеком.
   Он скривился от мерзкого привкуса во рту. Из чего же эту гадость делают?! Карась снова сплюнул в окно. Однако он отвлекся, Слона нужно было дожимать. Нет, ты прикинь, а? Взять с собой пушку только затем, чтобы демонстративно ее потом выкинуть! Вот му...
   В этот момент что-то вдруг несильно качнуло джип, и Леха с Димоном, взглянув друг на друга, резко обернулись. Но ничего страшного не случилось, просто из машины выпрыгнула девчонка. Оказавшись на траве, она торопливо задрала подол своего не то халата, не то платья, и присела тут же, возле задних колес джипа. Какая-то смутная догадка заставила Карася вновь посмотреть на Леху, заглянуть ему в самые зрачки.
  
  
   Глава 4. Армия
  
   Гвардии прапор
   Школа сержантов Воздушно-десантных войск Краснознаменного Закарпатского военного округа была образцово-показательной.
   Димкиным взводом командовал худой и нескладный, на первый взгляд, гвардии прапорщик Иванцов. Выгоревший на солнце ёжик белых волос, красные, чуть оттопыренные уши и простецкое выражение загорелого, в веснушках лица - не таким мыслился командир. Хотя ему и было, по слухам, двадцать три года - старик, с точки зрения восемнадцатилетних пацанов - но вся его какая-то аморфная фигура с непропорционально длинными руками при первом знакомстве не вызвала у солдат должного уважения. Когда командир роты старший лейтенант Ясень представил им их взводного, кое-кто в строю даже явственно хмыкнул.
   Старший лейтенант с прапором переглянулись и Ясень, пряча улыбку, спросил:
   - Вопросы есть?
   Вопросов не было.
   Тогда старлей козырнул и удалился, а на плацу перед взводом остался стоять один Иванцов. Незаметно пихая друг друга локтями, взвод салаг с интересом разглядывал своего командира. Простецкое лицо, васильковые глаза, пухлые обветренные губы, сидящий мешком камуфляж и какая-то разболтанность этого пацанистого прапора не вязались с их представлениями о суровой воинской дисциплине.
   Взводный развернул сложенный вчетверо тетрадный лист и, ещё раз благодушно оглядев своих плечистых подчиненных, приступил к знакомству:
   - Авдеев!
   - Я!
   - Аксенов!
   - Я!..
   - Взво-од, напра-аво! За мной бегом марш!
   По Димкиным подсчетам, это был не меньше, чем десятый километр неожиданного марш-броска. Взвод уже минут пять тяжелой трусцой продвигался гуськом по склону лесистой карпатской горки. Конечно, все они спортсмены, у всех цветущее здоровье, но вот что-то не хватает дыхания, гулко бьётся под самым кадыком сердце, бегущий впереди только путается под ногами - вон, как с него валит пар! - и, кажется, проклятый кирзач уже натер на ноге порядочную вавку.
   Тропинка затейливо петляла среди желтого букового леса, пружинила под сапогом опавшая листва. Раз-два, раз-два. Лишь бы не сбиться с ритма. Раз-два, раз-два. Расслабить ключицы. Раз-два, раз-два. Дыши через нос. С непривычки темнело в глазах, холодный воздух саднил бронхи. Раз-два, раз-два. Наконец, включилось "второе дыхание", и зеленый салага Карасик, не думая более ни о чём, бежал уже на полном автопилоте. А этот расхлябанный и несолидный прапор резво бегает взад-вперед из головы в хвост отряда и, знай себе, приговаривает:
   - Давай, давай! Вот ты. Как фамилия? - пристроился он к какому-то солдату.
   - Грищенко, - хрипло выдохнул облако пара солдат.
   - Молодец, Грищенко! Только не петляй так, беги ровно.
   - И не сутулься, - неожиданно для себя буркнул Димон.
   - Тоже верно! - раздалось над ухом.
   Карась повернул разгоряченное красное лицо к командиру. Но взводный уже умчался вперед, резво перепрыгивая через выступающие из земли узловатые корни сосен и буков.
   Димка не слышал команды остановиться. Просто, когда он выбежал на желтую опушку, половина взвода, в изнеможении раскинув руки, уже валялась на влажной палой листве. Кого-то рвало - после плотного завтрака не прошло и часа, кто-то, болезненно скривившись, разглядывал свою растертую до крови ногу. Согнувшись и уперев ладони в колени, Карасик стоял, прижавшись боком к сосне, и долго не мог отдышаться. С каждым выдохом мокрая тельняшка противно отлипала от спины. Думалось тоже урывками, в такт дыханию. А где же прапор? Вот он, стоит посреди поляны, травинку жуёт.
   Наконец, ломая кусты и не разбирая дороги, мимо Димки, постепенно гася скорость, пробежал стокилограммовый Сашка Спивак.
   - Все собрались? - бодро спросил прапор.
   На свою беду, Димка встретился с ним взглядом.
   - Рядовой Карасик, - командир сверился со списком, - пересчитайте людей и доложите.
   В тот же день их взвод разбили на четыре отделения и представили командиров. Были также согласованы графики занятий и назначены дневальные.
   На другое утро выпал первый в этом году снег. Тяжелые мокрые хлопья падали на плечи, фуражку и лицо, и тут же таяли, холодными змейками стекая за воротник. В серой стылости предрассветного часа голос рукопашника звучал глухо и раскатисто.
   - В современной войне, конечно, решающую роль играет техническая оснащенность войск. Но, - гвардии капитан Пригожин указал пальцем куда-то вверх. - Физическая подготовка личного состава никогда не потеряет свою актуальность. А в современных локальных конфликтах её значение трудно переоценить.
   Два отделения замерли перед капитаном по стойке "смирно". Чуть поодаль, за спиной инструктора, молча стояли два рослых сержанта.
   - Все вы занимались спортом - и это хорошо, - продолжал Пригожин. - Но как спортсмены, вы из себя никакой ценности не представляете. Иначе вы были бы не тут, а в спортроте. Поэтому забудьте о всяких там своих разрядах и данах. Всем понятно?
   Инструктор строго оглядел мокрых солдат. Затем, не оборачиваясь, махнул сержантам рукой. Два крепыша недопустимо вольной походкой подошли к капитану. Их лихо заломленные голубые береты, вопреки непогоде, смотрелись впечатляюще.
   - Та-ак, - капитан сверился с каким-то списком. - Первое отделение. Инструктором назначаю гвардии старшего сержанта Проскурякова. Второе отделение - гвардии сержант Вяткин. Приказы сержантов выполнять быстро и безоговорочно - от этого зависят ваши жизнь и здоровье. Вопросы?.. Нету вопросов. Приступить к занятиям!
  
   Любовь и семечки
   Буквально, какие-то восемь месяцев назад, перед самой присягой крепенький такой парнишка с обритой наголо головой с интересом рассматривал себя в зеркале после бани. А сейчас? А сейчас за ворота части, получив увольнение в город, выходил бравый вояка - гвардии младший сержант ВДВ Дмитрий Карасик. Надетая по случаю предстоящих первомайских праздников парадная форма десантника, лихо надвинутый на правую бровь голубой берет с черной окантовкой и начищенные до блеска сапоги - эталон! На этот раз девушка Руся не стала корчить из себя панночку. Завидев Димку при полном параде, она отложила в сторону свою проклятую книжку и широко улыбнулась всеми своими веснушками. Впервые за три дня их знакомства.
   - Книга о вкусной и здоровой пище? - несколько поинтересовался Карасик.
  
   Вот и закончилось обучение гвардии младшего сержанта Карасика, и он со дня на день ожидал назначения в другую часть. И, хотя, в Афган его, точно, не пошлют, но мало ли, чего в Кремле придумать могут. Подготовка у них - будь здоров! Как говорится, любого потенциального противника голыми руками угробить можем. Да и руки не такие уж голые. Основы рукопашного боя, огневая подготовка, бесконечные марш-броски, прыжки с парашютом и эта, вначале непокорная Полоса - все пройдено почти на отлично. Однако в последнее время происходит нечто странное. Вчера, например, их рота отрабатывала "захват плацдарма в горной местности с воздуха". То есть, после четырех часов полета их сбросили на скалы недалеко от Пятигорского аэропорта. А недавно на стрельбище им привезли для ознакомления "типичное стрелковое оружие потенциального противника". М-16 понравилась.
   Все это вкупе с неясными сообщениями из Нагорного Карабаха и еще откуда-то из Узбекистана не могло не тревожить. Жаль, что он не проявлял должного рвения на политзанятиях. Был бы шанс командиру второго отделения младшему сержанту Карасику остаться инструктором в Школе до самого дембеля. Но выход, кажись, намечается...
  
   Удивленно взметнулись вверх рыжие бровки, и Димону пришлось повторить:
   - Я говорю: книга о вкусной и здоровой пище? - он кивнул на глянцевую обложку.
   Руся запрокинула голову назад и захохотала. Димка с пока непонятным для себя удовлетворением отметил, что смех был чересчур громким и несколько вульгарным.
   - Что ты, глупый, якая здоровая пища?! Ой, не могу! - от нового приступа смеха Русино лицо густо покраснело.
   Карась попытался сохранить выражение полнейшей растерянности - пусть девочка посмеется. А он, тем временем, попытается взвесить все плюсы и минусы только что родившейся идеи.
   Наконец, Русланка отсмеялась и, подняв со скамейки свой фолиант в суперобложке, ткнула его Димону под нос:
   - На, дывысь, это ж галерея, глупый!
   Карась выпучил глаза на "Сборник репродукций Государственной Третьяковской галереи" и быстро пошевелил ушами. Эффект превзошел все ожидания. От смеха Русю сперва сложило пополам, а затем она бессильно присела на корточки. Как хорошо, что мы не отошли от лавочки, подумал младший сержант, подхватывая девушку за плотные бока и усаживая рядом с собой. Прохожие понимающе улыбались Карасю и шли дальше по своим делам.
   Затем было традиционное кино. Показывали двухсерийный фильм "Любовь и голуби". Всю первую серию Руся прижималась жарким боком к десантнику и комментировала каждый эпизод. Из темноты на них шикали возмущенные зрители. Перед началом второй серии Димон сбегал на угол и принес своей даме целый кулек жареных семечек.
   Вспомнилась Юлечка. Девять месяцев прошло! Рука Карася скользнула с подлокотника вниз и мягко спружинила на обширном Русином бедре. Девичье сердце затрепетало. Руся задышала громче, и с удвоенной энергией налегла на семечки.
   Первые полгода письма от Юлечки приходили раз в пять, шесть дней. Димон старался отвечать с такой же периодичностью. В последнее же время одно письмо в две недели вполне устраивало обе стороны. Юля оканчивала второй курс и готовилась к сессии. А Генку, кажется, будут выгонять из института. За прогулы и хроническую неуспеваемость. Ленка Грач защищает диплом. Забрали в армию Серегу Первого. Написал письмо. Пишет, что попал на Тихоокеанский флот. А вчера проводили в армию Вовку Сухинченко. Серегу Второго в армию вообще не возьмут - у него какие-то проблемы с почками. Дед зовет летом к себе на море, но ты же знаешь, Димончик, что я без тебя никуда не поеду! Напиши, когда у тебя будет отпуск, и мы махнем на море вместе. Только деда надо предупредить заранее. Димончик, как я по тебе скучаю! А вот сегодняшнее письмо его очень огорчило. Любимая написала, что "твой ненаглядный собутыльник Геша, которому ты каждый раз передаешь приветы, бросил институт и уехал к предкам на Север. Приходил вчера бухой в стельку, требовал тебя позвать...".
   После кино подразумевались проводы "до самой калитки". В теплых сумерках плавали ароматы цветущих вишен и абрикоса. На фоне первых звезд с сухим шорохом носились летучие мыши. Майские жуки, натужно гудя, безостановочно перелетали с ветки на ветку. На фоне белой вишни темнело Русино лицо. Целоваться не хотелось.
   - Димко, а як её зовут? - у Русланы что-то с голосом. Он стал отрывистым и глухим. Туго стянутая бюстгальтером грудь тяжело ходила вверх-вниз в такт дыханию.
   - Звали, - грустно поправил Димон.
   - А что, умерла?! - ужаснулась Руся.
   Димона покоробило:
   - Да нет, что ты! Просто, я её прогнал, - он посмотрел на часы. - То она посуду мыть не хочет, то стирать отказывается. Ну, ладно, я пошел.
   Карась повернулся к ней, надеясь быстро чмокнуть в щечку, но не успел. Его встретили влажные и полные, чуть приоткрытые губы и жаркие объятия здоровой во всех отношениях девушки. Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем десантник в помятой парадной форме, обсыпанной мелкими белыми лепестками, вылез из душистого куста сирени и, поминутно отряхиваясь, заспешил в часть.
  
  
   Водка...
   Прапорщика Юру Иванцова, своего непосредственного начальника, Карасик нашел перед самым отбоем в Ленинской комнате. Сидя в одиночестве за низким журнальным столиком, Юра сосредоточенно писал маме письмо. На тумбочке в углу, за пустыми рядами стульев беззвучно работал телевизор.
   - Товарищ прапорщик, разрешите обратиться! - гаркнул подошедший сзади Карась.
   Прапор дернулся и зачеркнул полписьма. С сожалением глядя на, и без того неровные, строчки и появившийся только что крутой зигзаг, Юра пробормотал:
   - Вольно.
   Однако команда несколько запоздала, так, как Карась уже сидел напротив него в кресле и нахально заглядывал в глаза. Иванцов нахмурился и быстро огляделся по сторонам. Но в комнате, слава Богу, больше никого не было. И Юра расслабился.
   - Ну, обращайся, - разрешил, наконец, командир.
   Димон вдруг весь подобрался. Глядя за спину Иванцова, он вскочил с кресла и вытянулся по стойке "смирно".
   - Товарищ прапорщик! Есть хорошие новости! - уставным голосом отчеканил он.
   Прапор оглянулся назад. В дверях стоял, переминаясь с ноги на ногу и неуверенно отдавая честь, молодой салажонок весеннего призыва. На его левом рукаве красовалась повязка дневального.
   - Я вас слушаю.
   - Товарищ прапорщик, велено выключить телевизор, - виновато развел руками солдат.
   - Отставить, - тихо произнес Юрик. - Кругом. Шагом марш!
   Когда прапорщик Иванцов повернулся к Карасику, младший сержант вновь сидел в кресле и улыбался.
   - Ну, что там за новости?
   - Юрик, - Карась нагнулся над столиком. - Помнишь, был разговор в бане?
   Юрик отвел взгляд. Вспоминать банный разговор двухнедельной давности было неприятно.
  
   Тогда отделения Карасика и Спивака подняли по тревоге среди ночи. Запретив брать оружие и боеприпасы, посадили в машины, и отвезли далеко в лес. На лесной поляне, куда они приехали через полтора часа быстрой езды, горел костер, росли подснежники, и пахло весенней прелью. У костра, осторожно протягивая руки к огню, грелись офицеры. Стоял сырой и туманный предрассветный час.
   К выпрыгнувшим из крытого "Урала" десантникам подошли капитан Ясень и незнакомый майор с красной записной книжкой в руке. Перед воинами была поставлена стратегическая задача: обеспечить удачную охоту командующему Закарпатским военным округом. Пришедший вскоре егерь увел куда-то в лес отделение Сашки Спивака. Отделению же Карасика, под руководством майора, пришлось исполнять роль обслуги: заготовлять для полевой кухни дрова, носить из студеной горной речки воду, расставлять столы и стулья, накрывать на стол. А главное - охранять водку!
   - Выдавать строго по моему приказу или записке! - сдвинув брови, инструктировал майор. - Ты, сержант, отвечаешь за каждый ящик лично.
   Привезли провиант, и майор, черкнув что-то в своем блокноте, убежал ругаться с шоферами. А на Димона снизошло озарение. Он приказал отнести водку к реке и аккуратненько поставить ящики с "Пшеничной" и "Московской" в ледяную воду.
   Часам к двенадцати показались охотники. Первым на поляну, небрежно зажав под мышкой ружье, вышел здоровенный мужик с красными мешками под глазами. На нем были ватные штаны, высокие сапоги и меховая авиационная куртка. Крупную седую голову венчала каракулевая папаха. Широко и по-хозяйски ступая, генерал-лейтенант Кулешов подошел к столу. Отдав подбежавшему полковнику ружье, командующий нетерпеливо оглянулся назад. Из лесу по двое, по трое выходили остальные охотники. В основном, это были пожилые полковники и генералы. Красные, возбужденные лица, распахнутые шинели, измазанные глиной сапоги и сбившиеся папахи придавали свите командующего довольно нелепый вид. Вдобавок ко всему, некоторые из них очень неумело держали свои ружья.
   Тут Ясень стал подавать через поляну Карасю какие-то знаки и делать страшные глаза. Младший сержант, к великому облегчению капитана, понимающе кивнул, и подбежал к вновь прибывшим. Отдав честь ближайшему подполковнику, который растерянно крутил головой, не зная, куда пристроить двустволку, Карасик вежливо произнес:
   - Ваше ружье, пожалуйста, - и через минуту весь охотничий арсенал аккуратными горками возвышался недалеко от накрытого стола.
   Командующий по-прежнему смотрел поверх голов в сторону лесной тропинки и рассеяно отвечал на поздравления. Оглядывались назад и остальные "партизаны". Наконец в лесу под чьим-то сапогом громко треснула ветка, и на поляне нарисовался не совсем трезвый лесник в сопровождении Спивака. За ними, натужно сопя, четверо десантников несли на плече длинную жердину с привязанным к ней за ноги кабаном. При каждом шаге толстая жердь прогибалась, и убитый секач касался головой земли. Вторая четверка, также ступая шаг в шаг, тяжело несла пятнистого оленя.
   Когда стихли последние поздравления, и все желающие сфотографировались с ружьем в руках на фоне трофеев, генерал-лейтенант пригласил всех за стол. Ледяная водка пилась легко, и тосты следовали один за другим. И вскоре напряженная сосредоточенность штабистов сменилась непринужденным весельем. Уловив паузу между тостами, Карасик подошел к дальнему концу стола, где в обществе себе подобных капитанов и майоров, скромно "гудел" Ясень. Димка подошел к нему со спины, и, наклонившись, прошептал:
   - Товарищ капитан, извините, можно вас на минуту?
   Капитан вытер рот салфеткой, встал из-за стола и отошел в сторону.
   - Слушаю вас, младший сержант, - абсолютно трезвым голосом произнес он.
   Когда-то в кабинете Ясеня Димка видел на письменном столе пухлый и изрядно потрепанный томик "Двенадцати стульев", и сейчас он об этом вспомнил и рискнул:
   - Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены...
   Капитан сделал шаг назад и изумленно уставился на младшего сержанта. Затем поощрительно улыбнулся и, положив руку на Димкин погон, мягко спросил:
   - Что случилось, Дима?
   - Товарищ капитан, тут такое дело, - Карась сделал вид, что замялся. - Тут мои хлопцы, и Спивака... В общем, надо накормить людей, - как бы извиняясь, закончил он.
   - Ага, - протянул Ясень и, недобро сощурившись, принялся высматривать кого-то за столом.
   В это время их окликнул командующий:
   - Эй, мужики, а что это вы там стоите, как неродные? А ну-ка, подойдите сюда. Вольно, вольно! - Генерал-лейтенант протестующее замахал руками, увидев, что младший сержант перешел на строевой шаг.
   Тем не менее, и Димка, и Ясень вытянулись перед генералом по стойке "смирно". Кулешов откинулся на спинку стула, и, улыбаясь, произнес:
   - Что это ещё за сепаратные переговоры за моей спиной?
   По столу пробежал жиденький смешок. Красные воспаленные глаза остановились на Карасике.
   - Говори, сержант.
   - Товарищ генерал-лейтенант, докладывает гвардии младший сержант Карасик, - странно, но никакой робости Димка не ощутил.- Товарищ генерал, - Карась сконфуженно улыбнулся. - Ребятам бы поесть чего.
   Над поляной повисла тишина. На легком ветру покачивались верхушки сосен. В костре громко треснуло полено.
   - Тупиков, - наконец вполголоса произнес генерал.
   Согнувшись, как в окопе, к голове стола подбежал всё тот же майор-распорядитель.
   - Товарищ генерал, майор Ту...
   - Заткнись, - мрачно перебил его командующий. - Запиши там у себя в книжке: "накормить солдат и отправить их в часть". И ещё, запиши большими буквами: "выдать им с собой..." Сколько вас? "Выдать им с собой один ящик водки".
   - Но, товарищ генерал...
   - Написал? Выполняй.
   В часть десантники приехали вместе с Ясенем. В казарме оба отделения, запугав салагу-дневального, вполне профессионально оккупировали Ленинскую комнату. С величайшей предосторожностью внесли в неё ящик водки и весь "трофейный" провиант. Сдвинув вместе столы и расставив стулья, с нетерпением стали ожидать капитана, который отправился в штаб. Однако вместо него явился взводный Иванцов.
   С необычной для себя строгостью он осмотрел вытянувшихся подчиненных и, сухо кашлянув в кулак, спросил:
   - А что, разве какой-то праздник?
   Спивак умоляюще посмотрел на Димона - скажи что-нибудь! А прапор уже заглядывал под стол. "Значит, была наводка", - смекнул Карась.
   - Так точно, товарищ прапорщик! Сегодня День независимости республики Мозамбик!
   - Отставить, - нараспев произнес командир и, прохаживаясь взад-вперед среди вытянувшихся подчиненных, продолжил. - Значит, марш-бросок - вместе, огневая - вместе, дежурство по части - тоже вместе. А вот День независимости - и командир побоку? Чего улыбаетесь? А у меня, между прочим, мерзавчик пылью зарос! - и он вытащил из кармана граненый общепитовский стакан.
   - А Ясень? - приходя в себя, спросил Спивак.
   - А я чем не дерево? - и, потирая ладони, Иванцов добавил: - Капитан, если и придет, то сказал, что попозже.
   Во время пьянки старались не шуметь. После трехсотого грамма спаянный коллектив понемногу разбился на пары и тройки особо доверенных собеседников. Юрик рассказывал Димону про Афганистан. Монотонно и одно и то же. Видя, что Карась слушает невнимательно, прапор обиделся, вскочил с места и принялся стаскивать с себя через голову гимнастерку. В нестройный шум голосов вклинилась напряженная пауза. На том конце стола Спивак прервал свой живой монолог, и вопросительно кивнул Карасю. Карась отмахнулся и посмотрел на обнаженного по пояс Иванцова. Худое и жилистое тело покрывал равномерный коричневый загар. Правая ключица была изуродована шрамом.
   Но не его хотел показать Юра. Повернувшись к Димке спиной, он ткнул себя пальцем наугад под левую лопатку. Там была вытатуирована карта Демократической республики Афганистан. Точно на месте проекции сердца стоял крестик, а под ним надпись: Кандагар 1984-1986.
   Карась почувствовал себя свиньей.
   - Юрик, извини! - он вскочил на ноги и принялся помогать прапору одеваться. Со стыда он не находил слов, и тихо бормотал: - Я ж что, я ж верю...
   Быстро налили еще по сотке.
   - Командир, скажи что-нибудь.
   Оттолкнув Димкины руки, Юра угрюмо застегнулся, и, поправив ремень, взял со стола стакан. По примеру Карася все встали со своих мест. Юра стоял, опустив голову, и молчал, а десантникам почему-то было стыдно смотреть друг другу в глаза.
   - Хлопцы, - заговорил, наконец, Юра. - Дай вам Бог никогда не видеть этого.
   Выпили. Молча закусили. Посидели.
   - А кто знает, как Горбачев в Америку летал? - через время с улыбкой спросил прапор. Он, явно, чувствовал за собой вину за то, что испортил всем настроение. - Летят, значит, в самолете Горбачев, Рейган и Маргарет Тэтчер...
   Анекдот был плоский и бородатый, но посмеялись все от души, с облегчением.
   Выдавили из бутылок последние граммы. Слово взял Спивак. Приняв монументальную позу, Сашка оглядел всех строгим взглядом и сказал:
   - Давайте выпьем за командира.
   Просто и доступно.
   Вдруг через открытые форточки с улицы донеслось утробное урчание грузовиков. Приоткрылась дверь, и в комнату заглянул запыхавшийся дневальный.
   - Приехали, - доложил он.
   Батальон ВДВ в полном составе возвращался с полигона.
   Не успела захлопнуться за дневальным дверь, как оба отделения, "действуя четко и слаженно в условиях дефицита времени", привели Ленинскую комнату в первозданный вид. Стулья были расставлены на своих местах, лишние столы вынесены в коридор, а ящик с пустыми водочными бутылками чудом оказался втиснут в тумбочку под телевизором.
   Прапор скомандовал отбой, и отделения, сосредоточенно чеканя шаг, прошли строем мимо изумленного салаги, и быстро раздевшись, завалились на своих койках спать.
   - ...Карась, проснись. Чуешь? Давай, просыпайся! - его тормошил Спивак.
   Димон сел и с трудом разлепил веки. За окнами было еще светло. Или уже светло? Не без напряга Карась посмотрел на часы. Без пяти семь. По казарме разносился молодецкий храп. Чертов Шурик молча протягивал Димону его штаны. Димка грубо их отобрал и, задирая высоко вверх брови - чтобы не закрывались глаза, - принялся одеваться.
   - Ну? - он стоял перед Сашкой и медленно моргал. Страшно хотелось спать.
   Спивак критически оглядел друга и, не говоря ни слова, потянул его умываться. После водных процедур Димка окончательно пришел в себя.
   - Говори! - потребовал он, застегивая мокрый воротник.
   - Пошли в баню.
   "Щас порву!" - подумал Карась.
   - Юрик приглашает, - быстро добавил Санёк, предусмотрительно отступив шаг назад.
   На воротах КПП их поджидал не совсем свежий Иванцов.
  
   ... и пиво
   В раздевалке городской бани стоял несусветный шум. Была пятница, конец рабочей недели, и советские служащие, плечом к плечу с пролетариатом, догоняли и перегоняли капстраны по количеству потребленного пива на душу населения.
   Пиво продавалось тут же, на разлив и в бутылках. И за ним выстроилась мавзолейная очередь страждущих. На кассе сидела исполинская тетка необъятных размеров. Её арбузные груди и громадный, лежащий на коленях живот не позволяли застегнуть изорванный докторский халат. У пивных кранов, двигаясь неспешно и величаво, работал одутловатый малый с пористым лицом. Полуголые и одетые мужики запросто называли его Стасиком и взглядом умоляли налить кружку "до краев". Но Стасик на это не реагировал, а отстоя пены никто требовать не решался.
   Три десантника обреченно пристроились в конец очереди. Димка с интересом и некоторой иронией оглядывался вокруг. Спивак равнодушно смотрел на толстую тетку, ему было всё равно - за пиво платил прапор. А Юрик, глядя то в пол, то в потолок, подсчитывал в уме предстоящие расходы.
   - Эй, хлопцы! - послышался крик в голове очереди. - Служивые! Идите сюда! Идите!
   Возле самой кассы им призывно махал руками маленький тщедушный мужичок. Очередь синхронно повернулась и недовольно посмотрела на воинов.
   Мужик у кассы начал сердиться:
   - Ну вы идёте?!
   И странное дело, очередь не возражала. Десантники подошли к кассе.
   - Зинка, это со мной, - заявил мужичок, кивая на них.
   В ответ Зинка колыхнула животом и молча воззрилась на хлопцев.
   - Шесть пива, - заявил Юрик, и поспешно добавил: - В бутылках.
   - Девять, - поправил Карась и протянул Иванцову кучку мелочи.
   - Двенадцать, - Сашка не выдержал взгляда друзей, и отдал Юрке мятую купюру.
   В парилку бегали по очереди - двое парятся, один охраняет пиво. И то ли предыдущий хмель ударил в голову, то ли так подействовала сауна, но вскоре ребята были уже "добрыми". Как водится в таких случаях, речь зашла "про баб".
   - Димон, ик, у тебя баба есть? Ик? - прапор прижался лбом к Димкиной голове.
   - Есть, - кивнул Димка, поддерживая командира плечом.
   - Нет, не тут, ик. Ик, дома.
   - И дома есть.
   - А у меня нету, ик, и не было. - Юрка глубоко вздохнул и перестал икать.
   - Ты только скажи, командир! - горячо откликнулся Сашка. - Мы тебе такую бабенцию соорудим - Устав забудешь!
   - Нет. Я сам хочу!
   - Что "сам"? - не понял Спивак.
   - Я сам хочу познакомиться с ба... С девушкой! - Иванцов выпрямился и, уставившись на Карася, спросил: - Скажи, друг, как ты с этой познакомился?
   - С кем? С Полиной?
   - Ну, я не знаю, как её! - он приложил руки биноклем к глазам. - В очках!
   - Ну да - Полина.
   - А как?! Как ты с ней познакомился?! - взмолился командир. - Я, когда вижу хорошую бабу, так весь деревянным становлюсь. Ни "бэ", ни "мэ" сказать не в силах.
   - А что там знакомиться? - Карась почесал затылок. - Она в книжном магазине работает. Я спросил, есть ли Джером. Она сказала, что нет. Тогда я от нечего делать спросил, как она относится к раннему Набокову. Ну, слово за слово, и я говорю: "Давайте встретимся завтра после пяти".
   - А она что?
   - А что - она? - пожал плечами Димон. - Говорит: "Давайте".
   - И всё?
   - Всё.
   Тут Сашка толкнул непонятливого друга в плечо:
   - Карась, давай командиру бабу достанем. Тебе какую, командир? Вот такую? - он показал Иванцову мизинец. - Или такую? - кивок в сторону кассы.
   Не веря в исполнение желания, Юра, как зачарованный, переводил взгляд с толстой Зинки на мизинец Спивака.
   - Ну, - начал было Юрик, но выразить словами свой идеал не смог. Тогда он встал и принялся руками описывать вокруг себя круги, приговаривая: - Вот тут чтоб вот так было. А тут - так, но не очень!
   - Ясно, - серьёзно кивнули оба сержанта. - Будет сделано, командир...
  
   - ...Ну, помнишь, в тот вечер, когда мы с охоты приехали? Так вот, есть тебе девушка! И какая?! Устав, точно, забудешь!
   Юра опустил голову. Вздохнул и посмотрел на телевизор. Наконец, с недовольной миной произнес:
   - Да ладно, Карась, я тогда пошутил.
   Юркины уши горели.
   - Ты не понял, Юра, - серьезно произнес Димон. - Никто за тебя телку уламывать не собирался. Она сама про тебя спросила.
   Иванцов недоверчиво покосился на Карася.
   - Я её ещё недели три назад увидел, - грустно продолжал тот. - Как ни выйду за ворота, так она сразу в начале аллеи на лавочке с книжкой сидит. Я и так к ней, и так - ноль эмоций! Сидит себе, читает.
   - Такая рыженькая, да? - Юрик весь подался вперед.
   - Да. И я неделю назад рискнул, сел возле нее и спросил: " О чем читаем?", а она смотрит на меня и говорит: "Извините, молодой, человек. Но вы, к сожалению, не так умны, как Шерлок Холмс, и красивы, как доктор Ватсон!". Понимаешь, как ведром воды окатила! Чего ты ржешь?
   - Так, ничего. - Юрик вытер слёзы. - Ну, а дальше что?
   - Ничего. - Карась надулся и собрался уходить.
   - Да ладно, Димка! Не вся коту масленица. Дальше что?
   - Ничего. Иду я сегодня в город, прохожу мимо нее и даже не здороваюсь. А она говорит: "Извините, что я тогда с вами так обошлась. Но вы вели себя хамски".
   - Правильно говорит.
   - Вот. А я говорю: "Готов искупить вину мороженым".
   - А она?
   - Смеется. А потом просто прогулялись по городу. Но, понимаешь, о чем бы я ни говорил, она слушает как-то рассеянно, что ли. А, главное, постоянно про тебя спрашивает. То "как зовут?", то "сколько лет?", а потом зарделась вся и, знаешь, Юрик, как о каком-то пустяке, спрашивает: "Дима, а вы не знаете, у него девушка есть?"
   - А ты что? - напрягся прапор.
   - Что? - удивленно переспросил Карась.
   - А ты ей что ответил?
   - Говорю: "Была, но давно".
   У Юры отлегло от сердца. Он тоже приметил эту пышную рыженькую девушку с крепкими, соблазнительно круглыми коленками. Она постоянно что-нибудь читала, и мило, по-домашнему лузгала семечки. А Юра Иванцов, десантник-"афганец", кавалер ордена Красной Звезды, вынужден был отворачиваться в сторону, проходя мимо заветной лавочки. Чтобы не покраснеть и, тем самым, не выдать себя. Ну не знает он как с девушками общаться! И самое идиотское в этом то, что, чем интереснее и симпатичнее девушка, чем она желаннее, тем тупее и косноязычнее становился Юра. А уже, слава Богу, двадцать четыре года!
   - Дима, а, это самое, ну это, - бедный прапорщик рассматривал свои ладони. - Ну, как её зовут?
   - Руслана, - с улыбкой ответил Карась и, забивая последний гвоздь, небрежно произнес: - Если хочешь, я вас познакомлю.
   - Димка! Брат! - только и нашел, что сказать командир.
   - Давай, тогда, послезавтра. Ты сделаешь "увольниловки" на второе мая?
   - Без проблем! Только, Дима, - Юра опять замялся. - Сашке ничего не говори. Ладно?
   Димон обиделся.
   - Ты что, командир? Ты за кого меня принимаешь?
   - Да ну, я так... Спасибо, Дима!
   - Брось, Юрец, так и должно быть. Ну, я пошел? - младший сержант поднялся и, не дожидаясь разрешения, направился к двери.
   У самой двери он оглянулся. Юрка полулежал в кресле, вертел в руках недописанное письмо и глуповато улыбался в потолок. Самое время!
   - Юрик, чуть не забыл. - Карась озадаченно поправил берет. - А вдруг завтра приказ, и меня куда-нибудь переведут?
   - Не переведут, - беспечно махнул рукой размечтавшийся прапор. - Останешься в части.
   - А-а, ну тогда - другое дело! - протянул Димон, осторожно закрывая за собой дверь.
   "Есть!! Ид-ди сюда!"
  
  
   Глава 5. Дорога
  
   Смеясь, Карась похлопал Леху по колену:
   - Ну и кадры, Слоняра! Будем как дети, а?
   Леха подозрительно посмотрел на Карася и отвернулся.
   - Ладно, брат, давай мириться, - Карась успокоился и сплюнул. Проклятый валидол!
   Он вылез из джипа и подошел к багажнику. Девчонки рядом с машиной уже не было. Она, спотыкаясь, бродила по поляне и, как-то не по-женски наклоняясь, рвала цветы. Причем рвала не все подряд, а тщательно подбирая цветок к цветку. Поймав на себе взгляд Карася, малолетка заморгала, широко улыбнулась и закрыла лицо букетом. Вдруг она сорвалась с места и, пробежав по поляне несколько шагов, также внезапно остановилась и исподлобья посмотрела на Карася. Улыбка по-прежнему блуждала на ее неумытом лице.
   Карась слегка опешил. С поглядывая на Слона, он достал из "Стентора" вторую бутылку газировки. Первая валялась рядом. Как и предполагал Карась, из ее натекла порядочная лужа. Он выбросил пустую бутылку и вернулся в машину.
   При виде газ-воды лицо Слона сделалось каменным, он угрюмо посмотрел на Карася и отвернулся. Димон, ухмыляясь, стал осторожно откручивать колпачок. И в ту же секунду мириады пузырьков устремились вверх, и вода с шипением брызнула из-под крышки. Чертыхнувшись, Карась выставил руку наружу. Наконец давление в бутылке упало, он свинтил крышку и принялся полоскать рот.
   Леха заерзал в кресле. Не в силах скрыть раздражение, он еще раз злобно зыркнул на Карася и потянулся к приемнику.
   - ...льной сфере. После назначения Игоря Борового начальником УМВД области заметно активизировалась работа по выявлению... - приятным женским голосом заговорило радио. Леха убрал руку и вновь отвернулся к окну. - Я ставлю своей первоочередной задачей на новом посту искоренение коррупции в верхних эшелонах...
   Карась несильно толкнул Леху в плечо и молча протяну бутылку. Слон забрал ее вяло и как бы нехотя. Не торопясь, вытер горлышко ладонью и лишь после этого сделал несколько глотков.
   - Московское время - десять часов. В Киеве, Вильнюсе и Стамбуле девять...
   - Слышишь, Димон. Как-то странно мы едем, - Леха вернул ему бутылку. - Какие-то у нас недомолвки, нервы какие-то.
   - И десять минут уже два раза как прошли, - со вздохом вставил Карась.
   - Ну, блин, - Леха в изнеможении закатил глаза под лоб, - ты опять за старое? Поехали!
   - А ты что, не хочешь со мной попрощаться, поговорить напоследок? Вдруг мы больше никогда не увидимся?
   - Вот там и поговорим.
   - Где? - быстро спросил Карась.
   - Ну, это самое, короче, по пути.
   - А ты спешишь?
   - Спешу!
   - А я нет. Так что, давай, Слон, пока.
   - Да ну, Дима! - Слон скривился. - Что с тобой такое?
   - Хочешь правду, брат?
   - Что за "правду"?
   - А боюсь я дальше с тобой ехать, понял? Нутром своим чую подлянку впереди! Нутром чую, что неспроста ты ко мне в попутчики набился! Не перебивай меня! Не тебя я боюсь. Там, - Карась мотнул головой, - уже знают что ты со мной едешь, и если я не доеду, тогда... Ох, Слоняра, тогда я и представить себе боюсь, что с тобой будет.
   И Леху прорвало. Не натурально так, но прорвало:
   - Да ты че, Димон?! - он часто моргал и не находил слов. - Гонишь беса, да?! Что я тебе сделал такого?! Ты че, короче?
   - Ты лучше спроси, чего ты не сделал, - Карась презрительно ухмыльнулся. - Я тебя, баклана, три раза сегодня оскорбил, а ты все рожу два на два строишь и в непонятку играешь. Ясно я выразился?
   - А куда ж я денусь? Я ж...
   - Все! Вали из машины.
   - Димон, слышишь, Дима! Ну, подожди, Димон. Дай сказать, - Слон поднял руки вверх, затем молитвенно сложил их на груди. - Димон, слышишь, короче, я тебе клянусь, слышишь? Я клянусь, что ничего против тебя не затевал. Никаких планов не вынашивал. Дима, ты ж меня знаешь не первый год. Слышишь, короче, ну, были против тебя базары, но я никаким краем к этому! Да, слышал я, что канитель против тебя затевается, но значения не придавал - оно мне надо? Слышишь, Карась, ты же авторитет, - ведь так? - а я всегда в торпедах ходил. Пойми меня правильно, слышишь?
   Рассеяно оглядываясь по сторонам и, то и дело, поправляя зеркало заднего вида на ветровом стекле, Карась, скучая, ожидал, когда Слон выдохнется. Ну не верил он Лехе, и все тут. Кто-то явно не хочет, чтобы он благополучно слинял из страны. Но ведь он едет, так сказать, "с концами", это известно всем. Сигнал из столицы - хорошо оплаченный сигнал! - был получен вовремя, все дела удалось аккуратно "закруглить", и почти без потерь. Бабки давно уже за бугром, вполне легальные, работающие, юридически защищенные доллары. Какой смысл совать ему палки в колеса? Как ни крути, а бред какой-то получается. Карась наклонил зеркало так, чтобы малолетка на поляне была хорошо видна.
   Так, давай еще: Слон, большая сумка, и маленькая, замурзанная идиотка. Слон и убогий неполноценный ребенок. Здоровенный амбал Леха и умственно неполноценная малолетка... Чехов. Господи! А Чехов-то при чем? Ружье. Точно, ружье! Висит себе такое ружье на сцене все три акта, а ты гадаешь, к чему оно? А оно возьми и бабахни под самый занавес!
  
  
   Глава 6. Турбаза
   Вне себя от радости
   - Здравствуйте, бабушки! - весело крикнул Димка старухам, и вбежал в подъезд.
   А секунду спустя он уже стоял перед оббитой дерматином дверью в невзоровскую квартиру и, сгорая от нетерпения, давил на кнопку звонка. Дверь открыла тётя Галя. Увидев, кто пришел, будущая теща заулыбалась, всплеснула руками и отступила в сторону.
   - Ну, слава Богу, наконец-то дождались, - произнесла она, вытирая руки.
   Стараясь не испачкаться в муке, Карась чмокнул "мамашу" в щёчку и принялся разуваться. На шум вышел Юрий Максимович. Мужчины обнялись и солидно пожали друг другу руки. Прошли в залу. По пути Димон презентовал тете Гале настоящее гуцульское веретено, а Юрию Максимовичу с хитрым видом была преподнесена армейская фляга.
   - Чтоб никогда не высыхала! - торжественно пожелал Димка.
   - Спасибо, спасибо, - обрадовался Невзоров, и, взглянув на Димкины погоны, протянул: - Э-э, да ты уже, вижу, сержант?
   - Гвардии сержант! - Димон гордо указал на гвардейский значок.
   Юрий Максимович уважительно качнул головой:
   - А ведь, и года не прошло.
   - Не прошло, - согласился Карась, но не это сейчас было главное.
   - Юра! - позвала мужа из кухни тётя Галя. - Сходи за хлебом!
   - Иду! - тот час отозвался послушный глава семьи и, подмигнув Димке, развёл руками. Жизнь!
   - Дядя Юра, а Юлька где?
   - В институте. Скоро будет, - с порога отозвался Юрий Максимович, и добавил: - У нее сегодня последний экзамен за курс.
   Оставшись один, Димка вскочил с кресла и быстро прошел в "их комнату". Там, на первый взгляд, все оставалось по-прежнему. Та же шкура медведя на полу, карта мира над письменным столом, подаренный Юлькиным дедом ковер над диваном. На маленьком столике у открытой балконной двери замер в ожидании хозяина верный друг суматошной юности - бобиновый магнитофон "Комета".
   На стене возле трюмо Димкин взгляд наткнулся на гитару. Что-то знакомое. А, да это же размалеванная фломастерами шестиструнка Серого! Вот он, Димкин автограф! А вот и сердечко, которое Юлечка нарисовала на Ленкиных именинах и размашисто расписалась внутри. Везде стояли автографы и пожелания остальных "Соседей". Димон провел пальцем по струнам, и гитара отозвалась мелодичным звоном.
   - Пошли, Дима, позавтракаем, - в комнату заглянула тётя Галя.
   - Тётя Галя, родная, я только что из дому, - Димка молитвенно прижал руки к груди. - Только-только из-за стола.
   Галина Адгуровна искренне расстроилась.
   - Ну, хоть пирожки, - настаивала она. - Из духовочки! Свеженькие!
   К пирожкам была сметана. Потом пришлось "попить чайку". Тоже с пирожками. После этого объевшийся Димон вяло отвечал на многочисленные вопросы Юлькиных родителей. Нестерпимо потянуло на улицу.
   - Вот что, пойду-ка я схожу к институту, - бесцеремонно закруглился Карась. Отметая любые возражения, он направился в прихожую.
   Он уже зашнуровал краги и снял с вешалки берет, как раздался звонок в дверь. Димка повернулся и клацнул замком. На пороге стоял Серый Номер Один и растерянно смотрел на штурмового десантника. Сытый сержант скептически улыбнулся.
   - Здорово, Первый! - переступив порог, он протянул Сереге руку.
   Первый ответил осторожным, холодным и потным рукопожатием и, пытаясь улыбнуться в ответ, деревянным голосом произнес:
   - Здорово, Дима.
   - А, Сережа, - к дверям подошла Юлина мама. - Юля еще не пришла. Зайдешь? - не совсем удачно спросила она.
   - Да. Нет. Я... Я за гитарой пришел. Мне гитара нужна. Играть...
   Оставшись на площадке наедине с Карасем, Серый желтыми пальцами достал дешевые сигареты и, поломав две спички, с третьей, наконец-то, прикурил. В такой день Димке не хотелось думать о чем-нибудь плохом. Наоборот. То, что он не придает значения Серегиному визиту к свей невесте, должно свидетельствовать о его, Карася, благородстве.
   - Серый, дружище, а чего это ты дома? Юлька писала, вроде бы тебя во Флот еще в марте забрали, - дружелюбно поинтересовался Димон.
   - Комиссовали меня.
   Вместе с гитарой тетя Галя вручила Сереге целлофановый пакет с пирожками. Прижимая и то, и другое к груди, Серега, не прощаясь, развернулся и направился к выходу из подъезда. Димон недоуменно посмотрел на Галину Адгуровну.
   - Побили его в армии, и недели не прослужил. Два месяца в госпитале потом лежал. Родители за ним ездили на Камчатку. К нам каждый день заходит. Придет, посидит, посидит и уходит, не сказав ни слова, - тётя Галя тяжко вздохнула.
   "Вот тебе и благородство", - подумал Карась, провожая взглядом поникшую фигуру друга юности.
   Встреча с Юлечкой произошла на ступеньках центрального институтского входа. В легких сарафанчиках, с сумочками через плечо девушки вышли на улицу и, сходя вниз, живо обменивались впечатлениями о только что сданном экзамене. Увидев поднимающегося навстречу десантника, девушки смущенно заулыбались и отошли в сторону. Вне себя от радости, Димка одним махом преодолел оставшиеся ступеньки и заключил любимую в объятия.
   Однако долгого поцелуя не получилось. С неуверенной улыбкой Юля мягко отстранилась.
   - Люди же вокруг, - сказала она, поправляя челку.
   Карась быстро обернулся, но ничего, что в такой момент стоило бы внимания, не увидел. Улица, как улица. Идут себе прохожие, возле скамейки большая черная собака обнюхивает урну, от противоположного тротуара медленно отъехала и скрылась за углом белая "Волга". В обратном направлении с противным воем промчался полупустой троллейбус.
   Пойми после этого женщин! То они на тебе от страсти пуговицы обрывают, то после десяти месяцев разлуки говорят про каких-то людей!
  
   Коммандос
   - Юльчик, родной, здравствуй! - не желая признавать никаких условностей, Димка вновь обнял свою девушку.
   Юлечка уже пришла в себя от неожиданности и, вдруг расплакавшись, прижалась к его груди.
   - Димончик, приехал, - только и сказала она, поднимая к нему мокрые глаза.
   Еще один, на этот раз долгий-долгий поцелуй, и сладкая парочка, переводя дыхание, сошла, наконец, с институтского крыльца.
   Родители Юлечки были людьми деликатными. Поэтому, когда молодые люди явились домой, супруги Невзоровы быстро собрались, и без лишних слов уехали на "фазенду".
   Прошел, наверное, час, прежде чем Юля, обессилено положив голову Димке на грудь, спросила:
   - Почему ты не написал, что приедешь?
   - А я и сам не знал, что получу отпуск. Все получилось так неожиданно. Начальству понравилось, как мы захватили штаб "синих".
   - "Синих"?
   - Да, условного противника. Они - "синие", а мы - "зеленые".
   - И всем дали отпуск?
   - Нет, только командирам отделений.
   - Так ты командир отделения?! - Юля подняла голову и восхищенно посмотрела на Димку.
   - Нет, - Димон скромно разглядывал потолок. - Я теперь заместитель командира взвода.
   - Ну и свинья ты, Карась, после этого, - в сердцах произнесла Юля.
   - Что так? - опешил Димка.
   - Разве ты не мог раньше захватить какой-нибудь штаб?
   Карась громко заржал. Схватив девушку, он перевернул её на спину, и, нависая над ней, скрипучим голосом произнес:
   - "Ромашка", "Ромашка"! Я - "Подснежник"! Я - "Подснежник"! Докладываю: приступаю к захвату вражеского штаба! Как слышно? Прием!
   Соседям через панельную стенку всё было слышно очень хорошо. Прием.
   Первые два дня отпуска прошли во встречах с родней и друзьями. А вот самого лучшего друга увидеть не удалось - Генка уехал к родителям на Север. О поездке на море не могло быть и речи, во-первых - билеты, а во-вторых, деда действительно нужно было предупредить заранее. Ну и ладно. Димкины родители достали путёвку на заводскую турбазу, и неделю сержант с девушкой провели там. Знать бы заранее, чем обернется такой отдых.
   На песчаном берегу лесной полноводной реки, где располагался турбазовский пляж, оказалось неожиданно много знакомых. Удивляться этому не следовало, ведь на Старометизном комбинате, которому и принадлежала турбаза, работала чуть ли не треть населения их города. Выше и ниже по течению реки в этом обширном лесном массиве находилось множество других турбаз ведущих предприятий области. Почти каждую ночь подвыпившие ватаги малолеток, и не только, устраивали межплеменные разборки с последующей госпитализацией отдельных бойцов. Всё следующее утро разговоры отдыхающих старшего поколения сводились к теме "Куда смотрит милиция?". Но, поскольку сами пострадавшие на вопросы медиков из "скорой помощи" угрюмо отвечали: "упал" или "споткнулся", единственный на четыре турбазы милиционер всё своё время проводил с удочкой в камышах.
   На второй день после прибытия, когда надоело валяться на горячем песке и нырять в мутные воды реки, Димка взял напрокат водный велосипед. Медленно вращая педали, они поплыли в залив рвать кувшинки.
   Залив был широкий и мелкий. Их катамаран медленно дрейфовал вдоль обитаемого берега залива. Противоположный берег представлял собой непролазные камышовые заросли. Там нестройным хором квакали шкреки, и время от времени с шумом взлетали дикие утки.
   В непотревоженной прозрачной воде среди водорослей мелькали стайки рыб и колыхались на слабом течении клочья бурой тины. Щурясь от ярких бликов, Димка бездумно смотрел на воду и наслаждался покоем. Кувшинок было мало. Да и зачем их рвать, пусть растут. Юлечка, откинувшись на сидении, подставляла лицо ласковым солнечным лучам.
   Вдруг на илистом дне среди водорослей Димон увидел довольно крупного рака. Не долго думая, он плюхнулся в воду, обдав брызгами горячее Юлькино тело. Девушка недовольно открыла глаза. Посмотрев на вынырнувшего Карася, она звонко рассмеялась. Димкино лицо было сплошь усеяно зелеными веснушками ряски, а уши и лоб покрывали длинные пряди тины.
   - Прыгай сюда! - предложил он, отплёвываясь.
   - В это болото? Никогда! - гордо заявила Юлька и снова закрыла глаза.
   Через минуту около её ноги из воды с тихим всплеском высунулась рука. В страшных скрюченных пальцах был зажат большой черный рак. Рука высунулась выше, ещё выше, согнулась кисть, и рак аккуратненько опустился на гладкое девичье бедро.
   Пронзительное "А-а-а!!!" пронеслось над спокойными водами залива, и, всколыхнув желтые кувшинки, растворилось в ближайшем сосновом лесу. Карась, виновато улыбаясь, смотрел на Юльку снизу вверх. В его руке по-прежнему сердито шевелился рак, норовя достать своего обидчика клешнями.
   Извиняться пришлось очень долго. Но идея наловить раков Димке понравилась, и он решил сбегать на турбазу за кульком, чтобы было, куда складывать улов. Брать в руки "эту гадость" Юля отказалась наотрез. По прямой, через лес, до турбазы было метров триста, не больше. И Карась поплыл к берегу.
   Минут через десять Димон с большим полиэтиленовым пакетом в руках выбежал из леса на берег и, чуть не свалившись в воду, резко остановился. Его глазам открылась любопытная картина. Возле катамарана посреди залива плавала пустая лодка, а на Димкином месте сидел худощавый парень в казенных черных трусах по колено. Его нездоровая бледная кожа была сплошь покрыта фиолетовыми пятнами татуировки. Парень по-свойски обнимал Юльку за плечи и пытался раздвинуть ей ноги. Вокруг катамарана, шумно регоча и кидаясь тиной, плавали еще трое. Юлька, вцепившись в руки хулигана, молча силилась оторвать их от себя. Она с мольбой смотрела в сторону берега.
   Тихое появление Димкиной головы среди кувшинок в трех шагах от катамарана придало девушке смелости. Она зажмурилась и со всех своих женских сил заехала кулачком насильнику между глаз. От неожиданности, тот выпустил Юльку из своих объятий. Но из воды, подтянувшись на руках, вылез его подельник. Этот, видимо, решил не церемониться. Он схватил Юльку за волосы и запрокинул ей голову. Другой рукой он сорвал с нее лифчик. Юля хрипло вскрикнула и прикрыла грудь руками.
   Понимая, что медлить нельзя, Карась, всё же, тихо подплыл сзади к одному из оставшихся в воде.
   - Давай, Сипа! Заголяй её! - заорал тот. - Я сейчас помогу!
   Но не помог. Карась сзади обхватил парня левой рукой за шею, а правой резко толкнул его голову в бок. Раздался хруст сломанных позвонков, парень обмяк и ушел под воду. На них никто не обратил внимания.
   А на катамаране Сипа, балансируя перед Юлькой на узком жестяном баллоне, все так же держал её за волосы. Лифчик по-прежнему был зажат в его кулаке.
   - Ты, коза! Ты ударила моего кента! - он снова дернул ее за волосы и наотмашь ударил лифчиком по лицу. - Ты что, мокрощелка гуммозная, ласковых слов не понимаешь?!
   Второй из оставшихся в воде встретился взглядом с Карасем. Димка высунул из воды палец и приложил его к губам. У парня дернулся кадык, он судорожно сглотнул и быстро-быстро закивал головой. Карась подплыл к катамарану.
   - Дима? Какой я Дима, коза?! Меня зовут Сипа! Сипа!! А это - мой страдалец! - Сипа рывком опустил свои казенные трусы.
   Его татуированный кореш, который свои трусы давно уже снял, не понял абсолютно ничего. Вот только что Сипа стоял, орал и махал бабскими тряпками. Потом вдруг его как кто за ноги дернул. Они разъехались в стороны, и Сипа грохнулся об железный баллон! Прямо своим "страдальцем"! Видели бы вы, как посинела его рожа! А когда татуированный отсмеялся, Сипу словно корова языком слизала. Ни в воде, ни на катамаране! Не надо было по такой жаре столько пить!
   Татуированный стал на корточки и, прикрывая глаза от солнечных бликов, попытался заглянуть под воду. Вдруг чья-то сильная рука схватила его за загривок и со страшной силой ударила носом об железный баллон катамарана.
   Димон, продолжая работать руками, вытянул вниз ноги. Пальцы уперлись в илистое дно. Тут можно стоять. Юлечка, прикрывая рукой грудь, энергично тряхнула головой, откидывая от лица свои прекрасные волнистые волосы. Посмотрев на Димку, она наклонилась и молча подняла плавающий в воде лифчик.
   Мимо Карася проплыли парусиновые трусы Татуированного. Их хозяин лежал на баллоне, безжизненно свесив конечности. С разбитого носа и расквашенных губ в воду пульсирующим ручьем стекала кровь.
   Нужно было найти Сипу. Димон стал обходить катамаран, шаря вокруг себя в мутной воде руками и ногами. Прямо под Юлькой он наступил на что-то гладкое. Набрав воздуха, Карась нырнул и вытащил из воды труп. О том, что для Сипы всё в этом мире закончилось, сомневаться не приходилось. Сквозь ряску в небесную высь уставились немигающие глаза, а мелкая волна вымывала из его ноздрей и полуоткрытого рта клейкую розовую пену.
   - А ну стой! - вдруг грозно крикнула Юля.
   Димон оглянулся. На полпути к берегу неуверенно замер четвертый из этой компании.
   - Догоню, - спокойно предупредил его Карась и, махнув рукой, приказал: - Плыви сюда, поможешь.
   Парень послушно поплыл назад. Он добросовестно помог Димке найти второй труп и погрузить обоих мертвецов в лодку. Туда же кинули Татуированного. Больно ударившись головой об скамейку, он, не приходя в себя, глухо застонал.
   Лодка была большая и вместительная. На корме красовалась надпись: "база отдыха "Ливадия"". По дну лодки в грязной воде перекатывались две пустые бутылки из-под водки, тут же плавала мокрая пачка "Примы". Скамейка на корме была завалена одеждой. Связав четвертому руки чьей-то майкой, Карась заставил его лечь на дно рядом с остальными и не высовываться. Сам он вернулся на катамаран и подсел к Юлечке.
   Всё было кончено. Мутный ил постепенно оседал, и вновь среди водорослей показались стайки юрких мальков. Вот нерешительно квакнул один шкрек, его поддержал другой, и вскоре лягушачий концерт возобновился с прежней силой.
   - Юльчик, - Карась обнял девушку и нежно поцеловал её в голову, - всё нормально, всё будет хорошо.
   Юлечка молчала, глядя в одну точку перед собой. И Димка подумал, что проблемы, похоже, только начинаются. Боясь оставить невесту одну, он оглянулся на лодку. А с этими что делать?
   Вдруг Юля напряглась и медленно повернулась к Димону.
   - Где ты был? - глухо спросила она. - Где ты был, когда они приехали? Где?! Я тебя спрашиваю: где ты был?!! - её голос сорвался на крик, и она накинулась на Димку с кулаками. Началась истерика.
   Димка видел в кино, что в таких случаях дают пощечину, но рука на любимую девушку не поднималась.
   Избиение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Юля взяла Димку за голову и с силой притянула к себе. Её глаза были полны слез, а губы горячо шептали:
   - Возьми меня! Милый, родной, возьми меня! Прямо тут! Сейчас! Возьми! Иначе я никогда больше не смогу любить! - она принялась целовать Димкино лицо - глаза, губы, лоб, щёки. Её всю трясло, как в ознобе.
   Секс получился короткий и яростный. Со стонами и криками. От качающегося катамарана кругами по всему заливу расходились волны. Большая зеленая лягушка вылезла из тины и, выпучив глаза, удивленно смотрела на людей. За всю свою жизнь она многое повидала, но чтоб такое...
   Когда Юлечка после последнего и самого сладкого поцелуя слезла с Димона, к ней вернулась прежняя деловитость. Беззаботно плескаясь в воде, она, как о чем-то несущественном спросила:
   - А с этими что делать будем? - и легкий кивок в сторону лодки.
   А Карась, надевая плавки, боролся с подступающей паникой. Азарт боя уже прошел, и в голове прыгали лишь обрывки мыслей. "Две "мокрухи"!", "тюрьма!", "срок!". Действительно, надо что-то делать.
   Юля вылезла из воды и вновь уселась Карасю на колени. Желая взбодрить любимого, она принялась ворковать ему на ухо:
   - Ты был как Рембо! Как коммандос из джунглей! Один против четверых!
   - А я и есть коммандос, - отмахнулся Димон. Он посмотрел Юльке в глаза. - Ты понимаешь, что это - тюрьма?
   - Ну почему же сразу тюрьма, Димончик? Кому они нужны?! Знаешь, сколько б они горя людям принесли! А ты, в конце концов, действовал в условиях необходимой обороны, или как это называется? Эмоции.
   - В состоянии аффекта.
   - Да! Вот именно, в состоянии аффекта. К тому же это - уголовники, их искать никто не будет!- девушка помрачнела. - И потом, представь себе, что было бы со мной, если бы ты не победил.
   - Что ты предлагаешь? - напрямую спросил Димон.
   Она выразительно посмотрела на свою расцарапанную грудь.
   - Но не убивать же!
   - А ты думаешь, нас бы пожалели? - сузив глаза, вкрадчиво спросила Юля.
   У Димы Карасика был ещё шанс остаться чистым, если не перед собственной совестью, то, хотя бы, перед Законом. Но он его упустил.
   - Ладно, слезай с меня, - сказал он, вставая с деревянной скамеечки, - займемся делом.
   Карась подтянул к катамарану лодку и связал Татуированного. После чего сел на вёсла и загнал её в камыш. Ещё раз осмотрел трупы, проверил узлы на руках и ногах живых насильников и, строго приказав им лежать тихо, вылез из лодки. Проваливаясь по пояс в зловонную черную жижу, он вышел на открытое пространство и поплыл к Юльке. Девушка сидела на баллоне катамарана и очень скверно изображала полную беззаботность. Увидев Карася, она пересела на педали и поплыла навстречу.
   - Что ты с ними сделал? - заглядывая Димону в глаза, спросила она. - Их надо...
   - Помолчи, любимая, - вежливо попросил тот. - А ну, встань.
   - Зачем?
   - Встань, я сказал!
   Юля послушно приподнялась с сиденья. Карась вытянул из-под нее свой полиэтиленовый пакет и снова спустился в воду. Он не грубил, не оскорблял, но Юля никогда раньше не видела его таким... Жестким, что ли. А Карась, тем временем, остервенело ныряя, ловил раков. Когда уже в пакете копошилось с десяток членистоногих, Карась забросил его на катамаран и вылез следом.
   Выплыли на реку, и вскоре показались пляжи. Шлепанье мяча по воде, смех, крики, брызги, визг - всё происходило, словно на другой планете. Димон хмуро посмотрел на свою спутницу. Юлька отвернулась.
   Начиналась новая жизнь.
  
   Избавитель
   На причале Карась показал лодочнику свой улов. Старик презрительно хмыкнул, но из вежливости все же спросил:
   - В заливе драл?
   - Нет, на том берегу. Под кустами прошелся, и вот, к пиву закусь имеется.
   - А пиво есть?
   - Пива нет, - вздохнул Карась.
   - Ото ж.
   В домике Юля переоделась и пошла на кухню варить раков. А Карась, беззаботно насвистывая, отправился к заливу. Когда за соснами скрылся последний домик, он перешел на легкий бег. К берегу подошел осторожно, и внимательно оглядел залив. В горячем предвечернем воздухе стоял комариный звон. Лишь иногда на воде раздавался тихий всплеск, а из дальних камышей доносилось утиное кряканье. На заливе не было ни души. Карась еще раз оглянулся по сторонам, и быстрым шагом направился в обход к другому берегу, где в камышах была спрятана лодка.
   Противоположный берег оказался болотистым, и когда в прибрежных зарослях показался нос лодки, Карась вновь был по колено в грязи.
   С того момента, когда он покинул своих пленников, прошло чуть больше часа. От лодки исходил запах дохлой рыбы. Татуированный по-прежнему лежал на Сипе и шумно дышал через открытый рот. Передних зубов у него не было, а вместо носа - запекшееся кровавое месиво. Все лицо и лоб распухли от обширной гематомы.
   Послушный Номер Четвертый уткнулся в ноги парню со сломанной шеей, и, до предела повернув голову на бок, красным глазом смотрел на Димона. Кисти его туго связанных за спиной рук приобрели синюшный оттенок. В довершение всех бед, оба пленника были нещадно искусаны комарами.
   Карась залез в лодку и, стараясь ни на кого не наступить, перебрался на корму. Смахнув с лавки валявшуюся тут одежду, он уселся и принялся тщательно перебирать каждую вещь. Преодолевая брезгливость, он рылся в карманах, и если что-то находил, складывал тут же возле себя.
   Юлька оказалась права, это были амнистированные уголовники. Среди найденных вещей были четыре справки об освобождении. Каждому из четырех предписывалось в определенный срок стать на учет в милиции по месту прежней прописки. Тут же находились и билеты на поезда.
   - Широка страна моя родная, - пробормотал Карась.
   География действительно впечатляла. Так, покойник Сипа, оказывается, был жителем Уфы. А Татуированный должен был уже завтра зарегистрироваться у себя в Туле. Послушный Снигирев Иван Константинович проживал до ареста в поселке Дорогино Новосибирской области. Единственным, можно сказать, земляком был Александр Древаль из Чугуева, тот самый, которому Димон сломал шею.
   В одном из карманов лежал паспорт на имя Пономарева Валерия Николаевича. С фотографии смотрел пожилой мужчина в больших квадратных очках. Денег Карась не нашел нигде.
   Пришла пора задавать вопросы. Он встал и подтянул к себе за связанные ноги Снигирева. Посадил его на среднюю скамью, и развязал руки. Снигирев осторожно вынул руки из-за спины и, кривясь от боли, стал рассматривать свои распухшие ладони.
   - Откуда вы? - спросил Карась первое, что пришло в голову.
   Пленник не ответил. Он по-прежнему был занят своими руками, и сейчас пробовал шевелить пальцами. Карасю пришлось повысить голос:
   - Я тебя спрашиваю, - напомнил он.
   - Ты знаешь, что тебе за это будет? - Снигирев медленно поднял глаза. Ему было стыдно за свою трусость, тем более, что лично он ничего плохого этому чересчур деловому молокососу не сделал.
   Димон привстал с сиденья, и левой несильно ударил его в нос. Тут же Снигиреву на колени закапала кровь.
   - Откуда вы?
   - Учреждение ЮЕ - ноль двадцать семь - четырнадцать, - Снигирев запрокинул голову вверх, пытаясь остановить кровь.
   - Что это такое?
   - Макеевский строгач.
   - Это что, тюрьма?
   Не опуская головы, Снигирев, скосил глаза на Димона.
   - Это лагерь строгого режима, - произнес он, и вновь занялся своим носом.
   В этот момент из-под лавки раздался гнусавый голос Татуированного:
   - Хозяин, развяжи меня. Не бери грех на душу. Зачем тебе третий "жмур"? - слова давались ему с трудом. - Мы уже ответили за твою бабу.
   - Пересядь на нос, - приказал Димон Снигиреву.
   Тот красноречиво посмотрел на связанные ноги.
   - Давай, парень! Не заставляй меня терять терпение! - Карась с силой толкнул его в грудь, и Снигирев, задрав ноги кверху, упал спиной на труп Древаля.
   Не особо церемонясь, Димон, так же - за ноги - подтащил к себе Татуированного и усадил на место Снигирева.
   - Так, - Карась нашел его справку и прочел вслух: - Яковлев Андрей Андреевич, шестьдесят четвертого года рождения. Туда-сюда... Ага, вот: город Тула, улица Че Гевары, дом тридцать, квартира восемь. Что скажешь, Андрюха?
   - Хозяин, развяжи, - вместо ответа попросил он, протягивая Карасю связанные чьей-то рубашкой руки.
   Узлы были завязаны на совесть, и Карасю пришлось изрядно потрудиться, прежде чем освободить Яковлева.
   Андрюха первым делом надел трусы. Затем потрогал свой развороченный нос, прикоснулся к заплывшим от гематомы щекам, представляя себе, как он сейчас выглядит. Картина получилась безрадостная. А вспомнив про выбитые зубы, он и вовсе приуныл и сплюнул кровавым сгустком за борт.
   - Попали мы с тобой, Дятел. Круче и не придумаешь, - он повернулся к Снигиреву.
   Тот, по-прежнему сидя на Древале, кинул злобный взгляд сначала на Яковлева, а потом на Карася, и ничего не ответил.
   Время шло, а Димон до сих пор не знал, как ему поступить с пленниками.
   Тут вдруг совсем некстати вспомнился первый тренер Иван Михайлович: "Нет, Карась, ты никогда не будешь окунем!". Или как там он сказал? Ну, не важно. Главное, что он, Карась, какой-то патологический добряк в этом мире жестокости. Ого, неплохо сказано! Надо запомнить.
   - Так, закругляемся! Слушайте меня оба. И ты, Дятел, и ты, Андрей Андреевич Яковлев, - жестко проговорил сержант ВДВ. - Убивать вас у меня смысла нет. В милицию, гм, вы на меня жаловаться вряд ли побежите. В общем, жажду мести я утолил... Но если ты, Дятел, еще раз на меня волком посмотришь - утоплю! Так, все ясно? Не слышу!
   - Да ясно, хозяин.
   - Ясно, - буркнул и Снигирев.
   - И еще одно, - Карась произнес это очень спокойно и с расстановкой, - Если я кого-нибудь из вас когда-нибудь увижу, я расценю это однозначно, и тогда пеняйте на себя.
   - Да что ты, хозяин! - поспешно заверил его Яковлев, обнажая в улыбке окровавленную десну. - Всё справедливо. Ты фартовый парень, и поступил по закону. Тебе любой авторитет руку подаст!
   - Всё. Ты, Яковлев, развязывай себе ноги и одевайся, а то у тебя уже задница на солнце обгорела. И ты тоже! Шевелитесь!
   Стараясь не наступать на трупы, толкаясь и раскачивая лодку, горе-насильники оделись и выжидательно посмотрели на Карася. Он отдал им справки и вдруг спросил:
   - А как же вы домой доберетесь? Без денег и с такой физиономией? Ты же, Яковлев, на свою фотографию не похож.
   - А, хозяин, - Яковлев беспечно махнул рукой, - не впервой!
   - А чей это паспорт?
   Подельники быстро переглянулись.
   - Да был тут один, понимаешь, - неуверенно произнес Яковлев.
   - Ясно, - резюмировал сержант. - Замочили старика...
   Карась несколько раз окунул паспорт в воду, затем, зацепив его кончиками пальцев, бросил на дно лодки.
   Солнце медленно клонилось к закату. Один за другим стихали в лесу и на болоте птичьи голоса, и как-то разом вдруг смолкли лягушки. Подул свежий ветерок, красный закат на западе закрыла туча, и все вокруг посерело. Но до темноты было еще далеко.
   - Ну что, Снигирев, твои руки прошли? - неожиданно спросил Карась.
   Дятел покачал головой и пересохшим ртом произнес:
   - Болят.
   - Значит, надо разрабатывать. Чтоб застоев не было. Пройди к носу, зачерпни со дна грязи и замажь надпись на борту.
   Чуть помедлив, Снигирев встал и выполнил приказ. Димон не без удовлетворения отметил про себя, что угроза утопить подействовала на Дятла благотворно, сбив с него всякую спесь. Вероятно, они по-другому не понимают.
   - А теперь оба прыгайте в воду, будете толкать лодку.
   Трое в лодке, озираясь по сторонам, медленно выплыли из камышовых зарослей. На вёслах сидел Карась. Оба уголовника расположились на корме, трупы лежали у них под ногами. Снигирев с отвращением стряхивал с мокрых штанов налипшую ряску, а Яковлев, перегнувшись через борт, выкручивал рубашку. В наступивших сумерках Карась с интересом разглядывал его татуировки. Чего тут только не было! И череп с костями, и свастика, на впалой груди красовался одноглазый пират с кинжалом и пушкой. Правое плечо было украшено розой с шипами, а с левого мило улыбался гном в обнимку со шприцем.
   На выходе из залива их подхватило и понесло прочь от турбаз тугое течение реки. Не желая уплывать далеко, Карась направил лодку к дикому берегу на той стороне, и, ухватившись за низкие ветви дерева, остановился. Некоторое время сидели молча, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Но всё было тихо, и Карась, наконец-то, велел сбрасывать трупы в воду.
   Когда оба покойника отправились на дно, вопреки ожиданиям, Дима никакого облегчения не ощутил, наоборот, представилось ему, что где-то высоко-высоко, даже не в нашем мире захлопнулась такая маленькая дверца, ведущая... Куда? Что ты мелешь? Выкинь эту стивенкинговщину из головы! Это были бандиты! Они хотели изнасиловать Юльку! И я избавил мир от подонков. Всё! Проехали.
   - А теперь вылазьте! Быстро! Чтоб духу вашего здесь не было!
   Снигирев и Яковлев, втянув головы в плечи и не глядя на Карася, торопливо перелезли за борт и, цепляясь за торчащую из воды корягу, вылезли на скользкий глинистый берег.
   Карась отпустил дерево и выгреб на середину. Здесь он вытянул вёсла из уключин и бросил их в воду. После этого прыгнул в воду сам и, борясь с течением, поплыл к своему берегу.
  
   Спасибо от людей
   Когда Карась добрался до своего домика, стемнело уже окончательно. Свет не горел. Он осторожно открыл незапертую дверь и вошел в комнату. Одетая Юлька, свернувшись калачиком, спала на кровати. В окно застучали первые капли дождя. Фотовспышкой сверкнула молния, грянул гром, и ночной ливень обрушился на спящую землю.
   Карась скинул с себя мокрую одежду, не очень вежливо отодвинул Юльку и залез под мятую простынь. Поворочавшись с боку на бок, он, под мерный шум дождя, вскоре заснул.
   Утром в чистом, умытом небе ярко засияло солнце. Димку разбудили чьи-то голоса, смех и громкая музыка. Он открыл глаза, приподнялся на локтях и выглянул в окно. Только что в столовой окончился завтрак, и мимо их домика на пляж направлялись первые отдыхающие. Мужчины несли под мышками надутые матрацы, некоторые уже в пути настраивали свои приемники на любимую станцию. У женщин в руках были сумки с пляжными ковриками и провиантом. Толкаясь и крича, пробежала полуголая детвора, гоня перед собой большой красный мяч. Группа невыспавшихся парней и девушек замыкала шествие. Среди них, смешно переступая пухлыми ножками, топал розовощекий малыш в чепчике и с соской во рту. Он останавливался и приседал возле каждого цветочка, с интересом разглядывая и трогая маленькими пальчиками лепестки. Затем, покачнувшись, он снова вставал и продолжал свой путь. Прямо под Димкиным окном его нетерпеливо поджидала молодая мамаша.
   Настроение у Карася было препаршивое. Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза. "Идиот! Что я вчера наделал! Ну зачем я их прикончил! Мог же просто поразбивать носы! М-м-м..." Карась протяжно застонал и хлопнул себя по лбу.
   В этот момент скрипнула половица, и, отодвинув плечом марлевую занавеску, в комнату вошла Юля. В руках она держала Димкин завтрак - тарелку с макаронами и котлетой и стакан чая. Поставив и то, и другое на стол, она повернулась к Карасю и, качая головой, с улыбкой произнесла:
   - Ну ты и дрыхнешь! И завтрак проспал, и всё на свете. Вставай, соня!
   Фальшь настолько явственно звучала в Юлькиных словах, что Карась не выдержал и недовольно покосился на подругу. Но причем здесь Юлька? Он откинул простынь и встал с кровати.
   Вяло и без аппетита поел. Девушка, надо отдать ей должное, делала вид, что ничего не произошло, и держалась молодцом. Допивая холодный чай и задумчиво глядя в окно, Дима тихо произнёс:
   - А ведь, ты знаешь, Юльчик, всё к этому и шло.
   - К чему?
   Он вздохнул, отставил в сторону стакан, и, наконец, решился:
   - Я ведь, если честно, убивал сознательно. Я давно знал, что могу убить человека. Не хочу убить, а именно могу. И никакого священного трепета перед чужой жизнью! А скажи, разве я похож на злобного дегенерата?
   - Димончик, ты у меня самый...
   - Подожди. Меня, ведь, знаешь, в детстве даже из секции бокса исключили по причине непреодолимого миролюбия. Я вообще, это самое, какой-то патологический добряк в этом мире жестокости.
   - Я это...
   - Не перебивай меня! Пожалуйста. Знаешь, у нас в "учебке" рукопашный бой был по два-три часа почти каждый день. Большинство приёмов - запрещенные в спорте. Многие из них, если доделать до конца, могут окончиться тяжелой травмой или смертью твоего партнёра. Юльчик, - Карась тяжко вздохнул, - я иногда в пылу боя еле сдерживался, чтобы не довести атаку до конца, и не выполнить то, последнее, движение, ради которого всё и было затеяно. Меня даже побаивался Проскуряков - наш инструктор. И вчера, когда я схватил Древаля за шею, я мог сдержаться и, ну, хотя бы, оглушить его. Но я не сделал этого.
   Юля помолчала, но затем, оживившись, спросила:
   - А ты подумал, что бы они тогда с тобой сделали?
   - Да ничего бы они не сделали, - Карась махнул рукой. Не таких слов он ожидал. - Ладно, пошли на пляж, нечего в такое утро в хате париться.
   На пляже было шумно. Люди еще не разомлели от солнца, и каждый развлекался, как мог. Ритмично хлопали ладони по мячу, мамаши звали из воды непослушных детей, из разных концов пляжа старались перекричать друг друга многочисленные "VEFы", "Спидолы" и "Романтики".
   И вдруг Карась увидел милиционера. Не "своего", турбазовского, с удочкой в руках, а незнакомого молодого лейтенанта с дерматиновой папкой под мышкой. Лейтенант ходил по пляжу, сдвинув фуражку на затылок, приседал перед загорающими, и показывал им какую-то фотографию. Люди приподнимались на локтях, долго рассматривали снимок и, пожав плечами, возвращали его обратно.
   Юлька толкнула Димона в бок.
   - Вижу, - отозвался он, не открывая глаз.
   Вскоре чья-то тень заслонила солнце.
   - Лейтенант Мамченко.
   Димон, приложил руку козырьком ко лбу и посмотрел вверх. Милиционер быстро и привычно присел возле Карася, глядя при этом на смуглую красотку рядом с ним. Юлька мило улыбалась в ответ.
   - Видели ли вы этого гражданина? - он протянул им фотографию.
   Девушка с интересом разглядывала скверное изображение мужчины в очках.
   - Это кто, бандит? - спросила она, прижимаясь к Димкиному плечу.
   - Не совсем. Скорее жертва, - лейтенант перевёл взгляд на Димона.
   У Карася глухо стучало сердце. С увеличенной паспортной фотографии на него сквозь толстые стекла очков смотрел Пономарев - как его там? - Валерий Николаевич. Он почесал грудь, лениво покачал головой и снова улегся на коврик. Во рту пересохло.
   Лейтенант встал, еще раз бегло посмотрел на Юлькины ноги, и удалился.
   - Кто это был? - шепотом спросила Юля.
   - Лейтенант Мамченко, - ответил Карась и перевернулся на живот.
   - Нет, на фотографии.
   - Откуда я знаю?
   - Нет, знаешь, - по-прежнему тихо спросила она.
   - Что, так заметно? - Карась сжал челюсти.
   - У тебя сердце билось, как паровой молот, - Юля погладила его по спине.
   - Я видел паспорт этого хмыря в лодке.
   - У них?
   - Да. Они его, как я понял, прикончили где-то.
   - Так это же хорошо! Слышишь, посмотри на меня, - и когда их глаза встретились, она, чеканя каждый слог, произнесла: - Ты просто наказал бандитов! И люди тебе только спасибо скажут.
   Карась на это ничего не ответил. Он тяжело вздохнул и отвернулся.
  
   Меры предосторожности
   Дима не ожидал, что будет так трудно. Что придется вздрагивать каждый раз, когда по реке промчится моторная лодка рыбинспекции или спасателей. Что придется ежечасно напрягаться и отводить глаза, терзая себя идиотскими вопросами типа: "А чего это тот мужик на меня так посмотрел?!". Или: "Что-то в столовой сегодня тише обычного...". Приходилось изрядно помучиться, прежде чем отогнать весь этот бред, и не стать параноиком.
   Дальнейшее пребывание на турбазе радости не доставляло. Но и уехать домой Карась не решался. А вдруг расценят как бегство?
   - Кто?! - теряла терпение Юлька.
   - Мало ли кто, - бурчал Димон и разговор на этом обрывался.
   Некоторое облегчение наступило, когда, наконец-то, через три дня приехал Димкин отец, и на "Жигулях" увез их домой.
   - Ты не заболел, Дима? - обеспокоено спросила мать, когда они вошли в квартиру, и попыталась потрогать Димкин лоб.
   - Да ну, что ты, ма? - Карась недовольно уклонился. - Все нормально. Устал я. На солнце перегрелся.
   Спать решили лечь пораньше, чтобы завтра в полпятого утра быть на вокзале. Юлька сначала поприставала, но затем обиженно засопела и вскоре заснула. А к Карасю сон не шел. Он долго лежал неподвижно, уставившись в потолок. Перед глазами навязчиво вставали сцены побоища на заливе, и усталый мозг в который раз прокручивал возможные варианты исхода этой стычки. И как ни крути, как ни верти, вывод получался однозначный - переборщил ты, Карась, ох, переборщил. Наконец, Димкино подсознание сжалилось над ним и послало из своих темных глубин спасательный круг мысли: "А если бы они взяли верх, нас бы вряд ли пощадили. Ха! Какое там "вряд ли"?! Нас бы, точно, не пощадили! Сначала надругались бы, а затем утопили - к чему им живые свидетели? Как я мог тут поступить иначе? Выбора у меня не было! Пусть эти двое еще спасибо скажут..."
   Карась облегченно вздохнул, поцеловал теплое Юлькино плечо, откинулся на подушку и мгновенно заснул. Сон был здоровый и крепкий, без сновидений.
   Утром на вокзале, не смотря на столь ранний час было людно и оживленно. Карась при полном параде стоял не перроне и обнимал Юлечку. Рядом мать, стараясь не расплакаться, увещевала его писать как можно чаще, не лезть на рожон и беречь здоровье. Отец же с напускной деловитостью оглядывался по сторонам.
   Карась слушал рассеяно и невнимательно. В сторону здания вокзала он старался не смотреть - там, возле служебного входа курили два милиционера, сержант и старшина. Карась досадливо посмотрел на часы.
   Мама приняла это в свой адрес и обиженно замолчала. Карасю стало очень неловко, и он, не выпуская Юльку, прижал к себе любимую маму и нежно ее поцеловал.
   - Ма! Ну конечно, буду писать чаще, и Юрику привет передам. И...
   Неожиданно над их головами хрипло кашлянул громкоговоритель. Все посмотрели вверх. Динамик ухнул, затем пискнул и, наконец, скрипучим фальцетом произнес:
   - Скорый поезд номер пятьдесят один "Краснодар - Львов" прибывает на второй путь. Стоянка - две минуты. Нумерация вагонов от хвоста поезда. Повторяю: скорый поезд номер...
   - Наш, - засуетился отец. Он подхватил сумку, и направился ко второму пути.
   За ним следом двинулись мать и Юля. Оставшись один, сержант присел и заново завязал шнурок на высоком армейском ботинке. Как в плохом детективе, он быстро оглянулся назад. Но милиции возле служебного входа уже не было. Досадуя на собственную трусость и все эти дурацкие меры предосторожности, гвардии сержант Карасик поправил берет и заспешил к своим.
  
  
   Глава 7. Дорога
  
  
   - Я, вообще, как узнал, что ты сегодня едешь, так бегом, на понтах собрался, и...
   - И прихватил с собой дурочку, - продолжил за него Карась, - и как-то добрался до окраины города, хотя, проще было бы заехать ко мне, если на то пошло. А подумай, брат, не будет ли странно выглядеть, если я не спрошу у тебя, где твоя машина? Я не слишком сложно выразился?
   Леха ответил с готовностью:
   - А че я буду ее брать?
   - Логично. А кто вас утром до трассы подвез?
   - На "тачке" приехали.
   Карась снова посмотрел в зеркало, но девчонки в нем видно уже не было. Давая Лехе понять, о чем сейчас спросит, Димон всем телом развернулся и поискал глазами малолетку. Она стояла недалеко от джипа, прижимала к себе букет и увлеченно с ним беседовала. Заметив, что Слон проследил за его взглядом, Карась снова развернулся и, устроившись поудобнее, спросил:
   - Как она к тебе попала?
   - Кто? Она? А-а, а ее родич привез.
   - Чей родич?
   - Ее. То есть, мой. Короче, Димон, наш родич!
   - Так вы родственники?!
   - Ну-у, да, родственники.
   - Племянница? - подсказал Карась.
   Леха сделал неопределенный жест.
   - Да-а, в общем, где-то так, - он взял бутылку, открутил колпачок и, сосредоточенно глядя в потолок, стал медленно пить воду.
   - Брат, а как ее зовут? - спросил Карась, когда Леха вытер губы и положил бутылку на место.
   - Ее?
   - Ее.
   - А-а, - Лехин лоб сложился в гармошку, - сейчас вспомню, сейчас. Типа Элиза, как-то... А, не, не Элиза. М-м-м, что-то из "черных", короче. А-а! О! Эльнара!! Вспомнил, точно - Эльнара!
   Довольный собой, Леха победно посмотрел на Карася и улыбнулся.
   - Гы, брат, ты что, тоже из "черных"?
   - Ты че, Карась, гонишь, что ли?
   - Но ты же сам сказал, что вы родственники.
   - Ну, сказал. Короче, а может, у нее мамка за чучмека замуж вышла. Может такое быть? Может?
   - Да я тебе верю, Леха, верю. Не кипятись. А она что, в дурдоме была?
   - Да, в Карповке, - Слон отвернулся к окну.
   - А теперь куда ты ее везешь?
   Леха ответил не сразу. Он поерзал на сидении, вздохнул и, по-прежнему глядя в сторону, глухо произнес:
   - К дяде в Днепропетровск. Слышишь, Дима! Поехали, короче!
   - Успеем! - властно отрезал Карась. - Не суетись, я сказал! Я, может быть, только сейчас начинаю тебе верить.
   Слон в который раз недоверчиво покосился на него, но сразу же отвел взгляд. Что-то выискивая в траве, тихо бродила вокруг джипа малолетка. Карась посмотрел на нее повнимательнее. Да, что-то восточное в ней было. Если, к примеру, помыть ей голову, то, возможно, она окажется жгучей брюнеткой. И еще, подумалось Карасю, она, наверное, из той породы женщин, которым на протяжении всей жизни никогда не приходится переживать по поводу фигуры. Типа, Бэла или, там, царица Тамара.
   Царица улыбнулась Карасю и неожиданно подбежала к машине. Остановившись возле открытой двери, она, не сводя с Димона глаз, затопталась на месте и вдруг протянула ему букет.
   Ошарашенный Карась посмотрел на Леху, потом опять на Эльнару, и нерешительно принял подарок.
   - Это чего, мне? - недоумевающе спросил он.
   - Ы-ы, - ответила Эльнара и закрутила туловищем.
   Нет, ты прикинь, а! Он опять повернулся к Слону. Леха хмуро смотрел вдаль.
   - Нет, ты прикинь, Слон. Букет, - Димон удивленно таращился на ромашки и васильки в своей руке.
  
  
   Глава 8. Суровый аромат одеколона
  
   Сюрприз
   В части Карасика ожидал сюрприз. Вернее, два.
   Во-первых. Спивака перевели для прохождения дальнейшей службы в Бухару. В записке, которую Сашка оставил другу, он писал, что не плохо, мол, встретиться после дембеля, обсудить дальнейшую житуху, наладить стабильные связи. Он также дал свой домашний адрес, а новый армейский обещал выслать "когда всё определится".
   Второй сюрприз был действительно сюрпризом. Когда ему здесь же, в казарме сообщили, что Иванцов женится, Карась лишь рассеяно кивнул, продолжая читать Сашкино письмо. Но вот смысл сказанного, наконец-то, дошел, и сержант поднял голову.
   - Что ты сказал? - спросил он у дневального.
   - Я говорю, прапор наш, того, женится, - ухмыльнулся солдат.
   - И на ком же?
   - Да, говорят, там такая секс-бомба, и вдвоем не обхватишь! - дневальный дерзко подмигнул Карасю.
   - Отставить! Двадцать два наряда вне очереди и три часа непрерывного онанизма! - строго произнес он и, посмеиваясь, отправился докладывать о своем прибытии.
   На плацу его окликнули:
   - Сержант Карасик! - его догонял командир.
   Карась умеренно строевым шагом заспешил навстречу. Юра цвел и пахнул. От прапорщика исходил суровый аромат одеколона "Саша". В том, что это именно "Саша", а не, к примеру, "Тройной", сержант был уверен на все сто процентов - он каждый вечер обильно орошал себя на турбазе этим "парфюмом", спасаясь от комаров. Ассоциируясь с турбазой, этот запах теперь портил ему настроение.
   Карась подошел, по Уставу отдал честь и отрапортовал:
   - Товарищ гвардии прапорщик! Разрешите доложить. Гвардии сержант Карасик для дальнейшего прохождения службы прибыл!
   - Вольно, - нетерпеливо перебил прапор. - Зайдешь потом ко мне.
   Прапорщик остепенился. Ушла присущая ему какая-то детскость, движения стали солидными и неторопливыми. Даже оттопыренные уши, казалось, больше не просвечивались на солнце рубинами.
   Юра теперь жил у Руси и проводил дома все свободное время. О семейной жизни при встрече он не рассказывал ничего, лишь многозначительно покашливал в кулак и счастливо улыбался на шутки старших офицеров.
   Димон рад был, конечно, за своего друга, но примешивалась сюда такая маленькая досада на то, что вот он, Дима Карасик, не был бы счастлив, и не смог бы довольствоваться столь малым, вернее, столь обширным. Не важно. Да и Руся его теперь не очень-то и жаловала. Держа, естественно, язык за зубами.
   А через месяц играли свадьбу, на которой у Димона была роль дружка - почетного свидетеля. Отмечали бракосочетание во дворе Русиного дома. За длинным столом, под наспех сколоченным на случай дождя навесом, среди многочисленных родственников невесты блестели начищенными пуговицами и значками офицеры ВДВ. Из далекого сибирского села приехала Юрина мама с младшим сыном. Сват тут же установил над ними трогательную опеку. По всему двору бегала, играла и прыгала детвора, а самые маленькие из них забирались под стол, долго там возились и вдруг в самый неподходящий момент с криками и оглушительным визгом выскакивали из-под него.
   Руслана и Юрий сияли от счастья. Русины подружки откровенно завидовали невесте, доставляя ей тем самым еще большую радость. Юрик же просто был на седьмом небе, и его уши снова горели по-детски тепло и ярко. Он мало ел и почти ничего не пил. Когда над столом раздавалось очередное "Горько!", Руся тут же бросала вилку, вытирала полотенцем рот, и с готовностью поднималась со стула. Юрику не оставалось ничего другого, как вставать следом. Он густо краснел, неуклюже топтался на месте и робко поглядывал на гостей. Так что невесте приходилось брать инициативу в свои руки.
   Второй год службы у сержанта Карасика прошел спокойно. Никаких мало-мальски значимых событий за все это время не произошло. Письма от Юльки приходили раз в месяц, и Димон с такой же периодичностью отвечал. Тема событий на турбазе в их посланиях друг другу не была затронута ни разу.
   Карась так и остался до самого дембеля заместителем командира взвода. Он не "высовывался" и звёзд с неба не хватал - не было нужды. Постепенно сглаживались в памяти и события на заливе, вызывая лишь легкий душевный дискомфорт. А обилие вокруг людей с погонами помогло со временем преодолеть страх перед милицией. Армейские будни, не считая, конечно, недели ГКЧП, текли своей чередой, пока, наконец, не вышел Приказ, и Карасик в звании старшего сержанта был уволен в запас.
  
   Форточка
   Стоял конец сентября. Как и два года назад, небо было сплошь затянуто тучами. Карась выскочил из поезда и, прикрываясь спортивной сумкой от хлестких и холодных струй дождя, добежал до темного от влаги здания вокзала. В том, что его ни кто не встречал, он был виноват сам - хотелось, понимаешь, сделать родным и близким сюрприз. И сюрприз получился отменный.
   Его внезапное появление вызвало дома настоящий переполох. Тихо войдя в квартиру, он повернулся и, стараясь не клацнуть замком, осторожно закрыл дверь. В зале работал телевизор, а батя, развалившись на диване, читал газету. Карась скинул с плеча сумку и быстро разулся. Оставляя на дорожке мокрые следы, он прокрался на кухню, откуда доносился плеск воды и звяканье посуды. Мать стояла спиной к нему и ожесточенно скребла ножом пригоревшую сковородку. Димон, тихо уселся за обеденный стол и негромко кашлянул. Мама от неожиданности резко повернулась. Не веря собственным глазам, она уставилась на сына. Нож выпал из ее руки.
   - Дима! Сынок!
   На шум явился недовольный отец.
   - Димка!
   - Ма, ну, чего ты? Ну, нормально все, ма.
   Ну вот, он дома. Среди самых родных и близких людей, которые всегда поймут и простят. Так они и стояли втроем посреди кухни, не в силах выпустить друг друга из объятий. И Карась почувствовал: еще немного, и он расскажет все. И будь, что будет...
   Первым нарушил молчание отец:
   - Ладно, мать, отпусти сержанта. Видишь, он же мокрый весь. Давай, Дима, включай горячую воду, и быстро в ванную!
   После горячего душа и вкуснейшего - домашнего! - обеда Димон быстро оделся в уже подзабытую "гражданку", смахнул пыль с белых кроссовок, прихватил зонтик и, сгорая от нетерпения, направился к выходу.
   - Куда ты? - забеспокоилась мать.
   - Домой, - с улыбкой ответил Димон.
   Родители переглянулись.
   - Остался бы сегодня, смотри, льет как.
   - Ма! - Димон обнял маму за плечи, прижал к себе и нежно поцеловал. - Ма, ну, я завтра приду. На целый день! Завтра воскресенье, вы дома будете, и мы с утра придем. Еще наговоримся! - и еще раз чмокнув мать в щеку, он выбежал на улицу.
   Сильный боковой ветер выгибал спицы зонтика и щедро осыпал Карася водяной пылью. Возле Юлькиного подъезда сверкала никелем и умытыми боками белая "Волга". Раскрытая пачка "Marlboro" вызывающе краснела на приборном щитке перед рулем. Вокруг чистых колес автомобиля весело играл бурунами поток дождевой воды.
   Проклиная "козла, который припарковал свою тачку в этом месте", Карась, вымочив ноги окончательно, обошел машину и заскочил в подъезд. На сухом паркетном полу подъезда отпечатались две цепочки мокрых следов - женских с точечными отпечатками каблучков, и мужских с довольно необычным узором подошв. Карась сложил зонтик и энергично стряхнул с него воду. Критически осмотрев свои мокрые кроссовки, он стал подниматься на третий этаж.
   На бетонных ступеньках лестницы мужские следы приобрели более отчетливые очертания, на них теперь можно было различить ящерицу и надпись "Salamander". "Круто!" - Карась уважительно качнул головой. Он был уже на площадке второго этажа, как вдруг наверху хлопнула дверь, и послышался быстрый топот - кто-то спускался ему навстречу. Не ясно почему, но у Димона появилась твердая уверенность, что это был владелец шикарной обуви. А, следовательно, и белой "Волги" у подъезда. Стало быть, это тот самый козел! Но теперь тебе придется обходить меня. И Карась, расправив плечи и натянув "кирзовую рожу", двинулся дальше.
   Встреча произошла на площадке между вторым и третьим этажом. Прямо на него чуть не налетел молодой мужик в дорогущем джинсовом костюме. Хоть на вид ему и было лет тридцать пять, но его лоб уже плавно переходил в просторную лысину. На пальце он небрежно вертел ключи от машины. Карась и не подумал посторониться. Едва лишь дядя увидел Димку, с него тут же сошел весь лоск, и он бочком, бочком обошел угрюмого Карася. Оказавшись у Димки за спиной, джинсовый мужик боязливо оглянулся и еще быстрее заспешил вниз.
   В следующий момент у Димона внутри все похолодело. Верить собственным глазам не хотелось. Не поднимая головы и, почему-то, стараясь не наступать на эти мокрые следы на полу, он подошел к Юлькиным дверям и нажал кнопку звонка.
   Дверь открылась не сразу.
   - Боря, ну я же сказала: на сегодня хватит! - она стояла перед ним на пороге в коротенькой маечке и трусиках, и вытирала большим махровым полотенцем голову. Влажные пряди густых темных волос закрывали Юлино лицо.
   Придерживая одной рукой полотенце на голове, она потянула дверь на себя, но Карась быстро подставил ногу.
   - Ну не будь ребенком! Скоро вернутся предки... - резким движением она откинула волосы с лица и распахнула свои прекрасные карие глаза.
   Карась молча смотрел, как вытягивается и сереет ее смуглое лицо, а капризная улыбка медленно, но верно превращается в жалкую гримасу. Рука с полотенцем безвольно упала вниз. Юля отпустила дверь и попятилась назад.
   - Ну, что, - криво ухмыльнулся Димон, переступая порог. - Предки, говоришь, скоро вернутся?
   Словно защищаясь, Юля коснулась виска. Смотреть Димке в глаза она избегала. Молчание затягивалось. Карась, не разуваясь и не глядя на подругу, прошел на кухню. Тяжело опустившись на табурет, он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Из ванной доносился слабый шум воды.
   Странно - ни отчаяния, ни обиды, ни ревности. И Карась вдруг с удивлением понял, что внутренне был готов к такому развитию событий, хотя Юлька, вроде бы, поводов не подавала. Он не ощущал себя даже преданным или кинутым, ничего этого не было. Появились лишь усталость и какое-то легкое равнодушие. Карасю вспомнились ее последние кисловатые, в неполный тетрадный лист письма с одинаковой концовкой: "Ну, вот и всё. Пиши. Пока".
   Димон открыл глаза. Юля стояла спиной к нему у окна и курила, с силой выдувая дым в открытую форточку. Полотенце было обмотано вокруг ее бедер.
   - Мальборо?
   Она посмотрела на окурок в своей руке и, не оборачиваясь, кивнула. Оправдываться она, явно, не собиралась. Ну и хрен с ней! Карась хлопнул себя по коленям и энергично поднялся с табурета.
   - Как говорил наш ротный хохмач Вахтанг, когда изменила женщина, это все равно, что вам плюнули в форточку.
   Он уже был в коридоре, когда услышал тихое:
   - А если мужчина?
   - А если мужчина, - с готовностью отозвался Димон, - то это все равно, что вы плюнули из форточки! В общем, сплошная анатомия. Будь здорова!
   - Подожди.
   Карась не остановился.
   - Дима, подожди.
   Он вопросительно вскинул бровь и нехотя обернулся.
   - Дима, - девушка теребила край полотенца и озадаченно смотрела на него, - Дима, ты не... Мы... Давай поговорим. Ты не можешь просто уйти.
   - Почему? - Димон, казалось, был искренне удивлен, и, видя полное замешательство на ее лице, с усмешкой спросил: - Что меня держит?
   Юля неуверенно, с опаской подошла ближе и, робко коснувшись мокрой Димкиной рубашки, произнесла:
   - Я не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал, но пойми, Димончик, мне было очень трудно все это время, и мне нужна была поддержка...
   - И ты ее получила, - закончил за нее Карась. - Пуговицу не оторви.
   - Что?
   - Пуговицу, говорю, не оторви.
   Юля с надеждой посмотрела ему в лицо, но, наткнувшись на холодный и презрительный взгляд, вздрогнула и отступила назад.
   - Как ты не поймешь?! - вдруг крикнула она, - Мы никогда не будем прежними после того, что случилось на этой сраной турбазе! Мы будем постоянно друг другу об этом напоминать одним своим присутствием! А я этого не хочу, понял?!
   Губы Карася тронула ухмылка и Юля стушевалась. Она нахмурилась и посмотрела в сторону кухни, где на подоконнике осталась лежать пачка сигарет. Юля слегка оправилась от испуга, и теперь непонятное поведение Карася начинало ее раздражать. Тем более, она не знала, как себя с этим Димкой вести. Забыла.
   - Иди, закури.
   Вернувшись в коридор, она нашла Димку на прежнем месте. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, и задумчиво рассматривал потолок. Она успела выкурить полсигареты, прежде, чем Димон заговорил.
   - Ну, что, ты все сказала? - безразличным тоном спросил он.
   - Да. Нет! Дима, я это... Давай останемся друзьями.
   - Давай, - неожиданно легко согласился Карась.
   Улыбнувшись, он коснулся Юлькиной груди и добавил:
   - И любовниками тоже.
   - Нет, Дима. Я не могу. У нас с Борей все серьезно, он предлагает выходить за него замуж. Он замечательный человек! У него...
   - Ну, хоть изредка?
   - Ну... Может быть...
   - Вот и лады! Я пошел.
   - Подожди! - она вышла за ним на лестничную площадку, - Ты и вправду не ревнуешь?
   - Нет, ну что ты?! - все с той же улыбкой ответил Карась и, не оглядываясь, заспешил прочь.
   - Дима, я позвоню!
   - Ага!
   Выходя из подъезда, он коротким прямым ударом правой с треском выбил из дверей кусок фанеры.
  
  
  
   Глава 9. Дорога
  
   Карась осторожно положил букет на "торпеду", еще раз покосился на Леху, затем отстегнул от ключей серебряный, доставшийся от прежнего хозяина джипа брелок, и с улыбкой протянул его девчонке. Эльнара покраснела, потупилась и, вдруг, схватив подарок, отбежала с ним в сторону. Из букета на верхнюю ромашку неторопливо выползла маленькая зеленая гусеница. Карась аккуратно, стараясь не раздавить, снял ее с цветка.
   - А все же, брат, постарайся вспомнить, кто тебе вчера сказал, во сколько я поеду? - спросил он, выкидывая гусеницу в окно.
   - Царицынский, - после минутного молчания буркнул Леха.
   - А потом Туркмен приехал?
   - Ну да.
   Карась еще раз окинул взглядом непролазные джунгли посадки, бескрайнее скошенное поле, на том конце которого, едва различимой из-за марева точкой, медленно перемещался трактор. А дальше вдоль дороги вытянулся зеленый частокол трехметровой кукурузы. На брошенной в придорожной канаве старой покрышке грелась на солнце серая с коричневыми пятнами ящерица. Карась грустно вздохнул: когда еще доведется увидеть это все?
   - Леха, а ты тут, в этих местах был когда-нибудь? - ни к селу, ни к городу спросил он.
   - Нет, - чуть помедлив с ответом, сказал Слон.
   - А в Днепропетровске?
   - Нет. А что? - ожидая подвоха, неуверенно спросил Слон.
   - Да так, ничего... И что, Абраша прямо сходу заявил: "Карась едет завтра в четыре утра"? Или он как-то намекнул там?
   - Ну, слышишь, Дима, - страдальчески скривился Леха.
   Вдруг послышалась тихая мелодия, и Слон, поспешно расстегнув кожаный чехол на своем ремне, достал мобильник.
   - Да, - отворачиваясь от Карася, резко произнес он. - Ну, да... Да. Нет, еще нет... Не знаю.
   Выставив локоть в окно, Карась с ухмылкой наблюдал за происходящим, снова сожалея о том, что не взял пушку. Придется руками. Или... Он сунул руку в дверной отсек и вытянул длинную блестящую отвертку. О, самый раз!
   Леха выключил и спрятал телефон, и неожиданно, без всякого принуждения заговорил:
   - Мы сидели у Марадоны, ну, бухали, короче. Ну, и базарили о разном. Прощались, типа. А Абрам говорит: "Так и так, короче, Рыба в Штаты линяет с концами, это самое, и бабло уже там". Вот. Ну, и говорит потом, что ты часов в пять утра и погонишь.
   - А потом Туркмен с Жориком приехал? - Карась положил отвертку на место.
   - Ну.
   - Или с Олегом?
   - Что "с Олегом"?
   - Или с Олегом Туркмен приехал?
   - С Олегом... Слышишь, Дима!!
   - Ладно, не бузи! - грубо оборвал Карась. - Теперь ты слушай меня. Сейчас выезжаем на трассу, понял? Если у тебя есть еще какие-нибудь причиндалы криминальные, оставь их тут - мне только лишних проблем с мусорами не хватало. Усек? Давай, потроши свой баул.
   - Да слышишь, Дима, нету там ничего.
   - Смотри. И это, брат. В Днепр я вас не повезу, понял? Там дальше будет заправка с рестораном, "Окраина" называется.
   - "Околица".
   У Карася екнуло сердце, и вновь болезненно сжался желудок. Он замолчал и внимательно посмотрел на Слона.
   - Что? - не понял Леха.
   - Да так, брат, ничего. Просто вспомнил, что сегодня вторник.
  
  
   Глава 10. "Гражданка"
  
   "Ботинок Ильича"
   Адаптация к гражданской жизни заняла чуть больше двух недель. Первое время Димон, вскакивая с постели при первых же звуках будильника, рассеяно оглядывал свою комнату, хлопал себя по лбу, и снова валился на диван. Настроение было хронически препаршивым. Закинув руки за голову, он еще минут пятнадцать лежал, слушая, как на кухне мать готовит ему завтрак, и гадал, чем бы сегодня после института заняться. Вчерашний день был похож на позавчерашний; тот - на предыдущий. Попов на Севере, в каком-то Ноябрьске, - и где это? - клепает с предками "большую деньгу". Ленка Грачиха теперь горбится над персональным кульманом в КБ на Старометизном. Видел он ее три дня назад, заходил. Шнобель стал больше, косметикой не пользуется. Эх, вот бы Юльку сейчас! Карась вздохнул и поправил под одеялом трусы.
   Как не хочется в институт идти! Старых знакомых там почти никого не осталось: хлопцы в армии, девки уже на четвертом курсе, и почти все повыскакивали замуж. Ну, Юлька, ну, тварь. Хорошо, хоть Боря этот ее на глаза не попадается. Хотя, при чем тут Боря. Пусть живет.
   Первая пара - лаба по "вышке". Что-то вроде "нахождение функции Грина". И многочлен этого, как его, Лежандра. Господи, оно мне надо?!
   Вот Андрюха Юрченко. Ведь раздолбай же конченый в школе был. Постоянно у Терехи все списывал, с тройки на двойку. А смотри ты: весь в "варенках" ходит, кроссовки на нем "Пума". Старая бывшая "Рюмочная" теперь кооперативное кафе "Уют". И председатель кооператива там - бывший лоботряс и белобилетник Андрей Альфредович Юрченко. Без всякого, между прочим, многочлена... Лагранжа.
   Карась откинул одеяло и вскочил с постели. Подойдя к письменному столу, он покопался в ящиках, затем из кармана висящей на спинке стула рубашки вынул клочок бумаги с телефонным номером и вышел в прихожую. На кухне мать уже накрывала на стол.
   - Доброе утро, ма, - поздоровался он, подходя к телефону.
   - Доброе утро, Дима. Завтрак на столе.
   - Угу, - Дима снял трубку и стал набирать номер.
   Ленка ответила почти сразу же:
   - Слушаю.
   - Привет, Лена!
   - Привет, - неуверенно протянула Ленка. - Карась, ты?
   - Я. Как дела?
   - Хорошо. Карась, я спешу, я на пороге стою.
   - Я понял. Лен, я хотел одну вещь спросить. Лена, а сколько вам на работе платят?
   После некоторой паузы Ленка ответила:
   - Ты будешь дураком, если институт бросишь, понял? Ну, ладно, это твое дело. У меня зарплата триста десять рублей с копейками.
   Карась сокрушенно качнул головой.
   - Триста двадцать рублей, - пробормотал он. - А у мужиков?
   - Начальник отдела у нас получает триста семьдесят. Дима, мне надо идти.
   - А? А, да, конечно! Ну, давай, покедова. Я позвоню как-нибудь.
   - Пока.
   Он еще постоял, поскреб подбородок и направился в ванную.
   Лабораторную он нагло списал, а очкастый препод сделал вид, что ничего не заметил. Вообще-то к "армейцам" отношение в институте было снисходительным. Мороки с ними никакой, не хиппуют, в ставших модными после ГКЧП демонстрациях участия не принимают. А то, что ребята за два-три года подзабыли предметы, это ничего, это дело поправимое.
   Однако, было противно. Ну, хорошо. Выйдет он через четыре года инженером на сто девяносто три рубля в месяц. А дальше? До самой старости горбиться над кульманами с ватманами? Или лаяться с алкашами-подчиненными? Да кому он через четыре года со своим дипломом нужен будет?! Совдепия, и та скоро развалится!
   На четвертой паре, на сводной лекции по инженерной этике сонную аудиторию почтил своим визитом декан. Поздоровавшись за руку с преподом, он прошелся взад-вперед перед доской, кашлянул в кулак и начал:
   - Товарищи студенты, - декан повернулся к окну. - Как вы знаете, в нашем институте работала комиссия из Министерства. И мы сочли нужным довести до вашего сведения следующее, - декан крутанул шеей и поправил узел галстука. - Нам понизили категорию вуза. Из-за предельно устаревшей материальной и учебной базы. Нам пока не ясно, какие будут последствия, но мы сочли нужным честно сообщить вам об этом. Благодарю за внимание.
   После занятий весь курс загнали в Актовый зал на комсомольское собрание. Слушая краем уха выступающих, Карась с ностальгией разглядывал те же самые, из невозвратного прошлого, линялые портьеры, плешивый бархатный занавес, все тот же пыльный бюст Ленина в глубине сцены. И даже вечный институтский комсорг, тощим индюком сидящий за столом президиума, и ритуальный графин со стаканом перед ним ничуть не изменились за эти два года. Димон вытянул ноги, откинулся в кресле и прикрыл глаза.
   - ...гражданский консенсус. И на нас, товарищи, возложена ответственная задача по претворению...
   Кто-то тронул его за рукав. Димон открыл глаза и повернул голову. Девушка рядом с ним застенчиво улыбалась и молча показывала на запястье. Улыбнувшись в ответ, Карась развел руками: часов не ношу. Девушка грустно вздохнула и обреченно посмотрела на сцену. Карась сделал успокаивающий жест и повернулся к соседу с другой стороны. Там тоже часов не оказалось. А вот у сидящего сзади Игорька из-под рукава поблескивал циферблат. Однако сам Игорек, запрокинув голову, разглядывал потолок.
   - Игорек, - тихо позвал Димон.
   - Мм? - вернулся на землю Игорек.
   - Время скажи.
   Игорек со вздохом поднял руку и показал Димону часы. Димон кивнул и наклонился к девушке. Она придвинулась ближе и Дима, касаясь носом ее пышных волнистых волос, прошептал в розовое ушко:
   - Пять минут шестого.
   Девушка благодарно кивнула, чуть отстранилась и зачем-то застегнула верхнюю пуговицу своей вязаной кофты.
   А ничего девушка. Не красавица, но аппетитная. Интересно, есть ли у нее парень? Карась посмотрел, кто сидит за ней. Тоже девушка. Хорошо.
   - ...поддержать общенародный референдум и воплотить в жизнь великие заветы Ильича!
   Раздались жидкие аплодисменты. Ректор собрал бумаги, сошел с трибуны и вихляющей походкой старого геморройщика вернулся в президиум.
   - Товарищи, - наклонился к микрофону комсорг, - доклад окончен...
   - Двери закрываются, следующая станция - "Ботинок Ильича", - пробормотал Карась.
   Девушка посмотрела на Карася и неуверенно улыбнулась.
  
   Профессор Евстигнеев
   Та же самая, но из другой, из прошлой жизни гардеробщица подала Димону через барьер куртку, и он, застегнув "молнию", вышел на улицу.
   Возле институтского входа прощались подружки, закуривали, солидно отворачиваясь от ветра, парни. Чуть поодаль, у свежевскопанной клумбы молодой папа раскачивал детскую коляску и нетерпеливо поглядывал на институтское крыльцо. Из коляски доносился детский плач.
   - Пока, Димон. Ты же принеси завтра конспект, хорошо?
   - Само собой.
   Карась сошел с крыльца и остановился у лавочки. К вечеру заметно похолодало. Димон застегнул "молнию" до самого подбородка, поправил на плече сумку и приготовился ждать.
   Студенческий народ расходиться не спешил. Кто-то попросил у него сигарету, подошел и попрощался за руку Игорек, кивнула еще пара-тройка ребят из его группы. На соседней лавочке старательно наигрывал на гитаре длинноволосый паренек, рядом с ним молча курили две девушки. У парня на шее висели деревянные бусы. Плач младенца, то стихающий, то раздающийся с новой силой, начинал раздражать, а ее все не было.
   Но вот, наконец, на широком институтском крыльце показалась та самая девушка. Торопливо застегивая на ходу кофту, она сбежала по ступенькам, и обрадованный Карась двинулся ей навстречу.
   Фигура у девушки была не ахти, до Юлькиной далеко. Слегка полноватые ноги, чуть шире, чем хотелось бы "фюзеляж". Но зато милые и мягкие черты лица говорили о ее покладистом и беспроблемном характере. В общем, не красавица, но симпатичная. Даже очень. Хранительница очага. И "ямочки" на щеках.
   Но что за дела? Девушка едва не бежала - мешали каблуки и еще порядочная толпа вокруг. С кем-нибудь столкнувшись, она рассеяно извинялась, становилась на цыпочки, вытягивала шею и с тревогой высматривала что-то впереди.
   Димон проследил за ее взглядом. Потом он тяжело вздохнул, поправил сумку и поплелся домой. На перекрестке под светофором Карась оглянулся. Девушка - да какая там девушка! - баюкала на руках ребенка, а молодой папаша заглядывал через ее плечо и пытался дать младенцу соску.
   И снова Димону некуда спешить. Идти домой, зубрить всю эту туфту институтскую не хотелось. Карась медленно брел мимо пустых витрин Универмага. В их глубине, на обитых выцветшим войлоком кубах стояли и валялись пыльные манекены. Последние лучи солнца золотили верхние окна пятиэтажек, а сразу сделавшийся холодным ветер гнал перед ним по тротуару обрывок газеты и первые опавшие листья. Толстые витринные стекла, в которых, как в мутной воде отражалась противоположная сторона улицы, были густо оклеены написанными от руки объявлениями. "Продается...", "Срочно продам...", "Отдам в хорошие руки...". Что он там отдаст в хорошие руки?
   От нечего делать Карась подошел поближе. Так, " Отдам в хорошие руки 1,5 мес. щенка сенбернара". Адрес, телефон. О! "Две симпатичные девушки составят компанию молодым (и не очень) людям для приятного времяпровождения". Нарезные купончики, к сожалению, все были оторваны.
   Позади Карася, у тротуара остановилась красная "Нива".
   "Продается 2-х местная надувная лодка "Нырок", кофейный сервиз на 6 персон..." Интересный комплект. Карась подошел к следующему объявлению.
   Красная "Нива" тронулась с места, проехала несколько метров и вновь остановилась у него за спиной. У Карася глухо забилось сердце. Он пристально вгляделся в отражение автомобиля. В "Ниве", по-видимому, находился один лишь водитель, и, судя по неподвижно белеющему пятну его лица, водила пристально его, Димона, разглядывал. Пассажиров в машине, кажется, не было.
   У Карася вспотели ладони. Стараясь не вертеть головой, он огляделся по сторонам. Ему навстречу шла, тяжело переставляя ноги, пожилая тетка с двумя раздутыми сумками в руках. А со стороны института по тротуару ехал на допотопном "Орленке" какой-то шкет. На переодетых ментов они похожи не были. От того, что в первую очередь подумалось о милиции, стало очень досадно и противно. "Что, параноиком стал?". Карась решительно перевел взгляд на "Ниву".
   Водила сидел к нему спиной. Что-то смутно знакомое было в его затылке. Не хотелось бы выглядеть дураком, однако тут явно что-то не так: уж чересчур неестественно-"деревянная" у мужика поза. Карась расправил плечи и зашагал к автомобилю. В крайнем случае можно будет потом просто перейти на ту сторону улицы.
   Мужик за рулем сидел все так же, спиной к нему. Более того, поставив локоть на руль, он явно заслонял от Карася лицо ладонью.
   Димон еще раз осмотрелся по сторонам и чуть нагнулся к открытому окну "Нивы".
   - Закурить не найдется? - спросил он.
   Мужик очень медленно повернулся; Димон с отвисшей челюстью сделал шаг назад, сумка съехала с его плеча и шлепнулась на асфальт.
   - Ты что? Ты? - оторопело спросил он.
   Довольный собой Генка вылез из машины и раскрыл объятия.
   - А я еду, никого не трогаю...
   - Вот паразит, а! - друзья обнялись и Карась в порыве радости заехал Генке кулаком в живот.
   - Ох, ну ты даешь, Димон! Так я еду, никого не трогаю, вдруг вижу, профессор Евстигнеев по асфальту шлепает!..
   - Ну, гад!.. А ты машину купил? И куришь. Надолго приехал?
   - В воскресенье улетаю. Ничего не поделаешь - работа. А "Нива" папика. Старики мои с Нового года на пенсию уходят, я и перегнал им автомобиль на Большую Землю. Да не расстраивайся ты, Димон! У меня в апреле отпуск, а сейчас только два дня. Но тебе мало не покажется! Но ты-то как? Рассказывай!
  
   "Дальрыба"
   Пили из майонезной баночки. В ранних, по-осеннему безмолвных сумерках в чистом небе догорал закат, появились первые звезды. Друзья расположились в беседке пустующего детского садика. "Нива" стояла тут же, рядом, въехав передними колесами в песочницу. Время от времени набегающий ветерок кружил у их ног смерчики из опавших листьев. Было тихо и холодно.
   - Ну, а ты что? - Генка сквозь сигаретный дым разглядывал товарища.
   Димон с пьяной сосредоточенностью пытался выловить из консервной банки кильку, и не отвечал. Генка усмехнулся и откинул окурок в сторону.
   - Так что же ты? - повторил он свой вопрос.
   Карась икнул, оставил банку в покое, и принялся облизывать красные от томата пальцы. Дернувшись всем телом и мотнув головой, он с усилием сфокусировал взгляд на пустой бутылке и, наконец, изрек:
   - Наливай!
   Генка встал, подошел к своей "Ниве" и открыл дверь. Вернувшись в беседку, он не без труда поставил друга на ноги и отвел к машине.
   Под утро Димону приснился сон. Будто запутался он в мокрой тине и, напрягая все силы и отчаянно извиваясь, пытался выплыть на чистую воду. А сзади плавала лодка, с которой к нему тянула руки мертвая девка. Карась прилагал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться, выпутаться, выплыть, с отчаянием осознавая, что силы покидают его. А смрадная рука с растопыренными пальцами была все ближе и ближе... В центре белоснежной кафельной залы, потолки которой невозможно разглядеть, сидит, высунув язык, огромный ньюфаундленд. Однако это уже не ньюфаундленд, а налитая до краев ванная и посреди обильной пены торчит Генкина голова. Не успел Карась удивиться, как Генка закрыл один глаз и медленно скрылся под водой.
   Проснулся Дима с тяжелой головой, мерзким привкусом во рту и со жгучим чувством стыда и отвращения к самому себе. Вчерашний вечер сохранился в памяти отдельными, слабо связанными между собой фрагментами. Тут были и красные от кильки пальцы, и щербатое горлышко майонезной банки, и прищуренный Генкин глаз: "Ну, а ты что?". А... А что - я?!
   Голову от виска к виску пронзила огненная спица. Превозмогая слабость, Дима встал с постели.
   "Ну, а ты что?". О чем это он?! О чем это он спросил?! И не раз!
   Хорошо, хоть предков дома нет. Не хватало еще морали всякие выслушивать. Карась кое-как привел себя в порядок: умылся, почистил зубы. Вроде легче стало. А не побриться бы? - он посмотрел на себя в зеркало. Что, блин, Генка имел в виду?!
   Димон зажмурился и обхватил голову руками. Опять перед глазами красные пальцы, консервная банка с надписью "Дальрыба", потом все плывет. Потом Генка с прищуром, как у Дзержинского на портретах, спрашивает: "Ну, а ты что?". Так, а потом что? А потом на меня валится заднее сидение "Нивы". Занавес.
   Зазвонил телефон. Карась вышел из ванной и взял трубку.
   - Да.
   - Здоров, студент! Дрыхнешь? А как же "альма-матер"? Чего молчишь?!
   - Геша, - с трудом произнес Димон. - Сушняк.
   - А-ха-ха-ха! Так чего же ты?! Есть верное средство! Берешь...
   - Ген, я тебе ничего такого не наговорил вчера?
   - А как же?! Наговорил.
   - Чего? - сердце в висках глухо отбивало секунды.
   - Признался ты, понимаешь, в юношеских пододеяльных грехах. Все рассказал! С какого возраста, как часто. А что ты там в трубку дуешь? У меня отит будет.
   Карась положил трубку на плечо и, улыбаясь, посмотрел в потолок. Еще раз вздохнул.
   - Алло! Что там такое?! Ов! Где ты там?!
   - Да здесь я, здесь. Генка, слышишь, а сколько время?
   - Сейчас спрошу... Девять без пяти.
   - А где ты.
   - Из автомата звоню возле твоего дома. Так ты в институт идешь?
   - Мм, надо бы.
   - Карась, не мути воду. Ты ж вчера говорил: "Категория вуза, алкаши-подчиненные" и все такое. Ты что, забыл?
   - Ладно, сейчас выхожу.
   - О! Вот это другое дело.
  
   Венгерские кроссовки
   Возле единственной на весь квартал телефонной будки стояла Генкина "Нива". Ночью, вероятно, был мороз, и с деревьев осыпалась большая часть листвы. День обещал быть солнечным и холодным. На свежем воздухе Карасю стало значительно лучше. Он закинул сумку через плечо и направился к машине.
   - А это что? - Генка недовольно кивнул на сумку.
   - Так, чтоб предки не "запасли". А куда поедем?
   - Куда хочешь. Предлагаю на пиво.
   - Ну, погнали. Только я много не буду.
   - Ага, когда тебе хватит, я сам скажу. И вообще, пиво - это жидкий хлеб! Витамины, - Генка указал пальцем в потолок, - микроэлементы. Плюс пустая стеклотара, которую можно сдать. Круговорот денег в природе.
   Два или три квартала Димон мочал, искоса поглядывая на друга, и слушая обычный Генкин треп.
   - Слышишь, Геша, - наконец решился он. - О чем ты спрашивал у меня? Ну, вчера, когда говорил: "А ты что"?
   "Нива" подъехала к перекрестку и остановилась на красный свет. Попов достал сигарету, закурил.
   - Знаешь, друг, - он повернулся к Карасю. - Я никогда эту твою Юльку не уважал. Не было в ней какого-то, ну, целомудрия, скажем так.
   Дали зеленый, и "Нива" тронулась с места.
   - Чего ты лыбишься? - спросил Генка, переключая скорость.
   - Я не про то, - Карась хотел спрятать улыбку, но не мог. - Она тоже тебя переваривала плохо.
   - Во-во. Я боялся, что ты Боре этому ее новому здоровье попортил.
   - Руки чесались, Гена. Этот козел вареный Юльку, по-моему, около года пас. Но дело не в нем.
   - А я о чем говорю? Все от нее зависело. Чем раньше ты это понял, тем лучше. Вот магазин, - Генка подъехал к тротуару и остановился. - Пошли посмотрим.
   - Бабу ведь хочется, Ген! - Карась вышел из машины.
   - С бодуна всегда так, - сказал Генка, запирая "Ниву". - Не тужи, Карась, за тобой девки косяком ходить будут. А хочешь, переходи на заочный. Я тебе вызов к нам на Север сделаю. У нас знаешь телок сколько? И бабки хорошие. Ха-ха-ха-ха! В смысле - деньги! Зарплата, в смысле, хорошая.
   - И сколько?
   - Если слесарем по третьему разряду, то в месяц рублей восемьсот. Плюс "полярки".
   - Какие "полярки"?
   - Да северный коэффициент такой. Полгода отработал - плюс пятнадцать процентов к окладу. Девушка, пиво есть? Нет? А будет? Что делать, Димон? Давай за водярой станем?
   - Ну ее! - скривился Карась. - поехали в "Универсам", там разливное может быть.
   Но в свободной продаже пива нигде не оказалось. Ехать же к цыганам за водкой Димону не хотелось - одно лишь воспоминание о вчерашней "Столичной" вызывало приступ тошноты. "Агдам" или "Кагор" как-то не очень...
   - Нет, -уже в машине вздохнул Генка. - Объездить полгорода и не похмелиться! И деньги есть - вот, что самое обидное.
   А Карасю уже было неплохо и так. Свежий воздух и хороший обмен веществ сделали свое дело, и Димон, чуть опустив стекло, подставлял лицо под холодную струю и улыбался.
   - Это не Рио-де-Жанейро, - заключил Генка.
   - И плашек три восьмых дюйма у них нет, - подхватил Карась. - А трамвай пускать... - и не договорил.
   Генка резко вдавил тормоз и "Нива", взвизгнув, остановилась.
   - Идиот! - Генка хлопнул себя по лбу. - Какой же я идиот! "Дюймовочка"! Слышишь, Карась? Едем в "Дюймовочку"!
   - Что за "Дюймовочка"? "Детский мир"?
   - Ага! - Генка развернул машину. - После третьей начинаешь агукать и пускать пузыри. Кабак такой по Калинина знаешь?
   - Ну.
   - Гну! Он теперь кооперативный, усек? И председатель кооператива - мой хороший кореш Славка Ермаков. Одноклассник мой. Барыга жуткий! Может, знаешь?
   - Нет.
   - Сейчас узнаешь!
   На продуваемой ветром улице Калинина прохожих почти не было. У разбитых витрин кафе "Дюймовочка" стоял с пачкой "Кэмела" в руке сам Барыга. Две тетки в поварских передниках сметали с тротуара осколки битого стекла. Чуть дальше, на автобусной остановке несколько человек, кутаясь в пальто и плащи, с интересом наблюдали за происходящим. Попов остановился напротив кафе.
   - Так вот какой рэкет в действии, - протянул он, выходя из машины. - Привет, Славик. И кто тебя так?
   - Привет, - вяло поздоровался с ними Ермаков. - Да Пахом какой-то.
   - А чего он хотел?
   Ермаков насмешливо посмотрел на Генку и хмыкнул:
   - Стекла побить.
   - Да-а, трудная доля кооператора, - Генка почесал затылок. - Ущерб невосполнимый.
   - Восполнимый, еще как восполнимый. Семеновна! Куда ты метешь? Пойди, возьми ведро. А ты как? - Ермаков вновь повернулся к Генке.
   - Нормально, в отпуск приехал.
   - Ты на Севере?
   - Да.
   - А-а-а... Семеновна!
   - Что? - выглянула из витрины повариха.
   - Позвони Олегу еще раз.
   Семеновна кивнула и скрылась в темных глубинах кафе.
   У Карася замерзли ноги. Он посмотрел на свои старые венгерские кроссовки, и вернулся в прогретый салон "Нивы". В институт надо было, все же, пойти. Или не надо...
   Генка с "барыгой"-одноклассником еще о чем-то поговорили, и зашли в кафе. Димон уселся поудобнее. Подняв воротник, и сунув руки в карманы, он стал смотреть на проезжающие мимо машины. Движение по улице Калинина было оживленным. Центр города, как ни как.
   Карась перевел взгляд на битые витрины "Дюймовочки". С его места были хорошо видны валяющиеся на кафельном полу кафе столы и стулья, карниз со спутанной гардиной. И везде - кучи битого стекла.
   На подъехавший голубой "жигуленок" Карась не обращал внимания до тех пор, пока не открылись двери и из машины не вышли пассажиры. Первым показался здоровый, почти квадратный приземистый мужик лет под сорок с коротко остриженной головой. Просторный спортивный костюм лишь подчеркивал его фигуру атлета. Карась готов был поспорить, что это бывший штангист. Остальные трое имели внешность чуть менее колоритную, однако иметь дело с ними Карась бы поостерегся - чувствовалось, что ребята, как минимум, кандидаты в мастера.
   Спортсмены равнодушно посмотрели на разбитые витрины, на "Ниву", оглянулись по сторонам. Зеваки на остановке мигом потеряли к происходящему всякий интерес, кто нервно посмотрел на часы, а кто просто отвернулся, подняв воротник. Один из крепышей забрал с сиденья милицейскую дубинку, и направился к Карасю.
   Димон весь подобрался. Он осторожно вынул руки из карманов, и чуть приоткрыл дверь "Нивы". В случае чего, ею можно толкнуть нападающего. Из машины выходить смысла не было, это могли расценить как вызов. Но пацаны, кажется, серьезные, руками зря махать не станут. Тем более, что оставшаяся у "Жигулей" троица, не дожидаясь товарища, двинулась к кафе. Карась немного успокоился и вытер потные ладони о джинсы.
   Парень с дубинкой остановился у "Нивы".
   - Из Тюмени? - спросил он, указывая дубинкой на номера.
   На вид рэкетир был года на два старше Димона, и было в нем что-то знакомое.
   - Нет, - Карась открыл дверь чуть шире. - Я местный. Это дружбан с Севера приехал.
   Рэкетир внимательно посмотрел на Карася.
   - Что-то ты мне кажешься знакомым, - он подошел ближе. - Давно дембельнулся?
   Поеживаясь, Карась вышел из машины. Он оказался чуть ниже собеседника, но шире в плечах. Нейтрально улыбаясь, Карась ответил:
   - Месяц уже на "гражданке".
   - Подожди! - бандит коснулся Карася дубинкой. - Тебя Дима зовут?
   - Да.
   - И ты учился в двадцатой школе, так? Там тренера еще вашего машина сбила, так? Вы потом к нам в институт ходили.
   - Ну, так! - Карась изобразил на лице радость и отвел от себя дубинку. - А ты... А ты Сливе нашему руку сломал! Все, вспомнил. А то смотрю, и думаю, где я тебя видел?
   - Точно! А Слива этот еще батю своего привел.
   - Помню. За это вторую сломать надо было.
   - Точно!
   Парни пожали друг другу руки.
   - Чем занимаешься? - оглядывая Карася с ног до головы, спросил новый знакомый.
   - Учусь в институте.
   Рэкетир с сочувствием посмотрел на худые Димкины кроссовки, и оглянулся на своих. Но "бригада" уже скрылась в кафе.
   - Вот что, - рэк легонько ткнул Карася дубинкой. - Есть хорошая, нормальная работа. Ты где служил?
   - ВДВ Прикарпатского ВО.
   - Еще лучше! Значит, слушай. Придешь завтра, ну, давай к часу, на Центральный рынок. Там иди или к конторе, или к "Фениксу". Это наш охранный кооператив. Спросишь меня.
   - А если тебя там не будет?
   - Буду. Скажешь: "Позовите Мишу". А я уже тебя покажу кому надо.
   - А платят у вас хорошо?
   Миша почему-то надменно посмотрел на Карася и сплюнул.
   - А сколько тебе надо? - спросил он.
   Карась пожал плечами:
   - Рублей семьсот... Или шестьсот.
   - Видишь тачку? - Миша дубинкой показал на голубой "жигуленок". - Нравится?
   - Ничего, нормальная тачка, - осторожно ответил Карась.
   - Я заработал ее за год. А ты - как себя покажешь. Понял?
   - Классно! - Карась был искренне удивлен. - Понял.
   - Ну, давай! Чтоб завтра к часу был.
   - Давай, - Карась пожал крепкую Мишкину ладонь. Все-таки приятно разговаривать с человеком, когда знаешь, как его зовут.
   У входа в "Дюймовочку" Миша нос к носу столкнулся с Генкой. Осторожно неся бутылку коньяка, тот сделал шаг в сторону, но Миша дубинкой, словно шлагбаумом, перекрыл Попову путь и о чем-то спросил. Оправдываясь, Генка развел руками, показал сначала на разбитую витрину, потом кивнул в сторону "Нивы". Миша посмотрел на него с сомнением, но ничего не сказал, и скрылся в кафе.
   - Козлы вонючие, - Генка уселся за руль. Он сунул бутылку Карасю и завел машину. - Куда поедем?
   - Мне все равно. Поехали к тебе.
   - "Поехали к тебе"... И Ермак сволочь! Нет, чтобы объяснить этим мордам, друг, мол, приехал...
   Обычный пофигизм вернулся к Генке на кухне после третьей стопки. О том, что произошло в кафе, Карась расспрашивать не стал. На душе у него скребли кошки - тоскливо было видеть Генкину квартиру тихой и почти нежилой. Карась встал из-за стола, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.
   Сколько раз они с Юлькой здесь целовались? Вот-вот раздадутся веселые голоса, крики, смех. Серега Первый и Наташа внесут сейчас гору грязной посуды, за ними следом в поисках спичек припрется и Ленка Грач. Кто-то выключит в зале магнитофон, и станет слышным необычайно мелодичный перебор гитарных струн.
   - Ген, а где сейчас Бэтмен? - спросил Карась, не оборачиваясь.
   - В Москве сейчас Сашок, в аспирантуре. Садись, Димон! Давай за нашего Бэтмена.
   - Давай. Только знаешь, что? Надоело по пятьдесят капель цедить. Наливай, что осталось в два стакана - за всех сразу и вздрогнем!
  
  
   Глава 11. Дорога
  
  
  
  
  
   Глава 12. Рыба
   Без обиды
   Утром следующего дня Димкино заявление о переводе на заочное отделение лежало в деканате. Объясниться по этому поводу с родителями Карась решил вечером -портить себе настроение с утра не хотелось. Тем более, если он поставит их перед свершившимся фактом, шума будет значительно меньше.
   Никакого особого чувства свободы на выходе из института Карась не ощутил. Он разочарованно вздохнул и поехал провожать Генку на самолет.
   - Все, Димон. Все, слушай меня, - Генка держал в руке полную стопку. - По последней.
   - Мы же только что "на посошок" выпили.
   - И правильно сделали! А теперь - по последней.
   - Гена, - Карась украдкой посмотрел на настенные часы, - ну, тебе ж дорога неблизкая предстоит.
   - Правильно! А ты хочешь, чтобы я всю дорогу, как пень в окно пялился?
   - А про автовокзал ты не забыл? Тебе еще там билеты брать надо.
   - Карась, ты заколебал! - рассердился Генка. - Ты как избавиться от меня хочешь.
   - Чего это - избавиться? Ладно, - Карась поднял свою стопку, - поехали...
   Такси поймать не удалось. Автобус на автовокзал шел через Центральный рынок. Не смотря на будний день, торговля здесь была в самом разгаре. Товарно-денежные отношения начинались еще на подходе к рынку. В плотном потоке покупателей и просто зевак небольшими группками располагались бабушки, предлагающие старые валенки, пуховые платки или самодельные теплые стельки. Вдоль наружных стен базара оборотистые мужики выложили на принесенных из дому раскладушках запчасти, ворованные метизы и прочую нехитрую мелочь.
   Карась посмотрел на часы. Блин! Пять минут первого!
   - Когда у тебя автобус? - спросил он у Генки.
   - В половину второго, - ответил тот.
   - А самолет?
   - Аж в десять вечера, - вздохнул Генка, и добавил: - Каждый раз уезжаешь, и какая-то тоска охватывает. А ты что сегодня делать будешь?
   - О, - оживился Карась, - хорошо, что напомнил. Мне сегодня к часу в деканате нужно быть. Только без обиды, Гена.
   Генка как-то сразу скис.
   - Да? - вяло спросил он.
   - Да. Понимаешь, я заяву про переход на заочный написал, и мне, это самое, надо в час там быть. Детали там всякие утрясти, туда-сюда.
   - Ну, если надо, так надо. А как ты учиться будешь? На заочном, по-моему, нужно работать где-то.
   - Ты мне вызов обещал на Север прислать.
   - Ты что, Карась, головой ударился? Я вызов смогу тебе сделать не раньше, чем через два месяца!
   - Да не ори ты. Устроюсь куда-нибудь сторожем пока. А там видно будет. Приехали.
   Автобус остановился у автовокзала.
   В его просторном и гулком зале было малолюдно - возле батареи, расстелив на полу рваное тряпье, спала цыганская семья, несколько человек со скучающими лицами дежурили у кассы. Генка занял очередь.
   - Прикинь, Дима, - начал он. - Летел я прошлый раз через Москву, и дай, думаю, Бэтмена повидаю. А дело было в Домодедово. И пошел я, значит, искать телефон-автомат. Ты слушаешь?
   - Слушаю я, Геша, - ответил Карась, оглядываясь на окно. Автобус, на котором они приехали, все еще стоял на остановке. - Только ты быстрее давай, мне уже бежать надо.
   - Тогда, может, "накатим" по быстрому, а?
   - Нет, - спокойно отрезал Карась. - Я не могу припереться в деканат с перегаром, сам пойми. А "пузырь" тебе в дороге самому пригодится.
   - Ну, как хочешь, - глядя в пол, сказал Генка.
   - Братуха, - Димон по-дружески толкнул его в плечо, - не раскисай! Приедешь в апреле или когда там, "гудеть" целый месяц будем! Я тебе слово даю.
   - Ладно, едь в свой деканат, - отмахнулся Генка. - Давай, пока.
   Димон пожал Генкину руку, потом притянул друга к себе и похлопал по спине.
   - Напишешь, как приедешь, - сказал он. - Все, я побежал, а то ноги уже замерзли.
   На выходе Карась оглянулся и махнул рукой. Но Генка в его сторону не смотрел.
  
   "Мазда 626"
   К часу дня людей на Центральном рынке стало меньше. У кооператива "Феникс" возле своей машины стоял Миша. Он крутил на пальце ключи и разговаривал с двумя парнями. Одного из них, плечистого и с добродушным выражением лица, Карась видел вчера, когда тот приезжал с Мишкой к "Дюймовочке". Карась подошел к ним.
   - Привет, - поздоровался он.
   -Здорово, Димок, - Миша пожал Карасю руку.
   Плечистый парень благодушно улыбнулся, а его товарищ вообще не отреагировал на появление Карася. Они кивнули Мишке, и зашли в "Феникс".
   Миша посмотрел на часы.
   - Молодец, коллега, не подвел, - он хлопнул Карася по плечу. - Ну, пошли.
   Контора рынка располагалась чуть дальше, сразу же за крытыми торговыми рядами. Вокруг нее было шумно и многолюдно. Торговый день подходил к концу, и работники прилавка сдавали в камеру хранения свои безразмерные тюки и баулы. На высоком крыльце какие-то селяне ругались с мужиком в белом халате. Бравая тетка пыталась пронести сквозь эту толпу взятые в аренду весы.
   Пока Димон с Мишей подходили к конторе, к ее крыльцу подъехала и остановилась красивая белая иномарка.
   - Опа, - озадаченно произнес Миша. - Тулуп. Что-то рано сегодня.
   Друзья подошли к машине.
   На ее багажнике блестело никелем название: "Мазда 626". Парень за рулем пересчитывал у себя на коленях толстую пачку денег, сидящий рядом пассажир, молодой худощавый мужик с очень наглой рожей, не сводил глаз с его рук.
   На колени водителю легла последняя пятидесятирублевая бумажка.
   - Две двести, - произнес пассажир.
   Парень за рулем согласно кивнул и вышел из машины. Увидев подошедшего Мишку, он приветственно махнул рукой, и взбежал по ступенькам в контору.
   - Привет, Кузя! - Мишка наклонился к машине. - А мы думали, Тулуп приехал.
   - Привет, - небрежно кинул Кузя, - Тарас тут?
   - Тут.
   - Позови.
   - Сейчас. Димок, - Мишка повернулся к Карасю, - постой тут, - сказал он, и быстро зашагал к "Фениксу".
   От нечего делать, Димон стал разглядывать автомобиль. На фоне чуть подтаявшей мерзлой грязи, щедро рассыпанного мусора и мелочной суеты торгашей вокруг белая "Мазда" выглядела как фрагмент какой-то нездешней, сытой и благоустроенной жизни.
   Под стать машине был и одетый во все добротное и дорогое пассажир. Почувствовав, что его разглядывают, Кузя лениво повернулся к Карасю. Карась отвел взгляд первым.
   Миша вернулся очень быстро. Тарасом оказался тот самый улыбчивый крепыш с широкими плечами. Он подошел к "Мазде", а Миша с Карасем направились к конторе.
   - Миша, слышишь, а кто этот Кузя? - спросил Карась, поднимаясь по ступенькам.
   - Правая рука.
   Народу в конторе оказалось не так уж и много. Дальний конец ее длинного коридора был огорожен сварной решеткой - там находился опорный пункт милиции.
   Возле директорского кабинета Карась остановился.
   - Стой, - сказал он. - Как директора по имени-отчеству?
   Миша озадаченно посмотрел на Карася.
   - Марадону? - спросил он. - Так и будет: Марадона. Заходи, не дрейфь!
   Директорский кабинет оказался просторным и, на удивление, чистым. На стенах обои, на подоконниках - горшки с цветами. У стоящего в углу открытого сейфа на низком столике свистел диковинной конструкции пластмассовый электрочайник. Между двумя зарешеченными окнами находился стандартный письменный стол. Дополняли обстановку шикарный диван и гарнитур "стенка" напротив него. В "стенку" был встроен цветной телевизор.
   Перед директорским столом стоял Кузин водитель. На диване, откинувшись на мягкую спинку, расслабленно полулежал с закрытыми глазами молодой мужик лет под тридцать. Один его рукав был закатан выше локтя, с другой стороны на диванной обивке валялись шприц и рыжий резиновый жгут.
   Директор рынка сидел за столом и пересчитывал уже знакомую Карасю пачку денег. Лысый и упитанный азербайджанец, или кто там он, с нездоровым румянцем на толстых щеках очень мало был похож на знаменитого футболиста.
   Карась с Мишкой подошли к столу. Продолжая считать деньги, директор поднял набрякшие веки и вопросительно посмотрел на Карася.
   - Мардан, - обратился к директору Миша. - Вот человек, что я утром говорил.
   Мардан досчитал деньги и сунул их в ящик стола.
   - Сегодня передам, - буркнул он Кузиному водителю.
   Тот ничего не ответил, с интересом взглянул на Карася, и вышел из кабинета.
   - А что он делать умеет, Миша? - наконец спросил директор.
   - Это ты о чем?
   - Ну, он поваром или барменом может работать, - подсказал Марадона. Он встал из-за стола и выключил чайник.
   - При чем тут повар? - удивился Миша. - Нам нужен человек в "Дюймовочке" или нет?
   - Я такое не решаю, - ответил Мардан, заливая кипяток в керамический чайник.
   - Не, друг, а, в натуре, что ты умеешь? - спросил кто-то за их спинами.
   Димон с Мишей оглянулись. Наркоман сматывал на кулаке резиновый жгут. Затем он подобрал с дивана шприц и положил все это возле телевизора. Двигался он свободно и уверенно, да и говорил, как нормальные люди. В принципе, Карась никогда раньше с наркоманами не общался, но, судя по многочисленным анекдотам, только что "ширнувшийся" должен был выглядеть несколько иначе. А может он и не наркоша, может, диабетик какой-то.
   - Олег, - ответил за Карася Миша, - он только что дембельнулся, а так, я его давно знаю. Мы с ним в детстве в одну секцию на борьбу ходили. Димок нормальный пацан, в десантуре служил. Кирпичи перебивать может.
   - Нормально, - согласился Олег.
   Он откатал рукав и чему-то улыбнулся.
   Мишка тоже заметно повеселел.
   - Давай его на "Дюймовочку" пока поставим, - предложил он Олегу, - а там видно будет.
   - Давай, - благодушно согласился Олег.
   - Так мы прямо сейчас и поедем.
   - Давай.
  
   Бармен
   Уже на улице, на обратном пути к "Фениксу" Карась спросил:
   - Олег что, тоже "рука"?
   - Нет, Олег - племянник, - ответил Миша.
   - Кузин? - удивился Карась.
   - Ты что, гонишь? Олег Тулупа племянник. Сани Кожуховского. Да ты не дрейфь, все путем.
   - А чего мне дрейфить? - Карась пожал плечами. - Только глаза у него какие-то странные, смотреть неприятно.
   - А-а, так это зрачки. У них всегда после "ширки" такие. Раскумарился Олег. Сейчас мы с тобой зайдем в "Феникс", заберем кого надо и поедем на Калинина.
   - Название какое-то, - поморщился Карась. - "Дюймовочка"... Вроде Детского Мира.
   Мишка коротко хохотнул.
   - Поменяем, когда кабак нашим станет, - пообещал он, пропуская Карася вперед. - Заходи.
   Первым, кого увидел Карась, переступив порог охранного кооператива, был вчерашний "квадратный" штангист с очень коротко остриженной с проседью головой. Широко расставив мощные ноги, он сидел на стуле, и флегматично ковырял спичкой в зубах. Напротив него, за столом пожилой милицейский капитан что-то писал на листе бумаги, и тут же зачитывал написанное:
   - ... В связи с вышесказанным, я, Резников Николай Константинович, заявляю...Заявляю, что претензий к Гринько Андрею Андреевичу не-и-ме-ю, точка. Все. Чтоб заява сегодня у меня была, понятно?
   Штангист выплюнул спичку:
   - Понятно.
   - Число поставите сегодняшнее. Какое сегодня?
   - Первое ноября, - подсказал Миша.
   - Значит, ноль первое одиннадцатое девяносто первого года, - милиционер критически осмотрел свое творение. - И подпись чтоб нормальная стояла! А не как в прошлый раз.
   Он сунул ручку в кармашек дерматиновой папки, и встал из-за стола.
   - Вот, - капитан протянул исписанный лист штангисту. - Заяву перепишите слово в слово.
   - Оставь на столе, - ответил штангист.
   Капитан что-то пробормотал про чужую мать, бросил бумагу на стол, и вышел.
   Когда за ним хлопнула дверь, Миша подтолкнул Карася к штангисту.
   - Толян, я новые кадры привел! - заявил он.
   Карась хмуро, через плечо посмотрел на приятеля. Миша шутливо выставил перед собой ладони:
   - Все! Все, - он подошел к столу и взял в руки оставленный капитаном черновик.
   Штангист, с интересом разглядывая Карася, протянул руку первым.
   - На борьбу ходил? - спросил он вместо приветствия.
   - Да, - ответил Димон, пожимая мясистую лапу.
   - Сержант?
   - Старший, - Карась посмотрел на Мишу, но тот сидел на столе, читал заявление, и помогать Карасю больше не собирался.
   Вдруг Мишка хмыкнул:
   - Глянь, Толян, - он презрительно улыбался. - Пшеничный написал: "...телесные повреждения, зафиксированные у меня на станции "скорой помощи" были получены мной в результате падения с дерева на приусадебном участке". Во дает!
   - Ты машину водить умеешь? - Толян по-прежнему не спускал с Димона глаз.
   - Умею. И права есть.
   Штангист поднялся со стула.
   - Валера! - позвал он.
   - Чего? - парень с перебитым носом и плотно прижатыми к черепу ушами показался в дверном проеме.
   - Иди сюда, - Штангист забрал у Мишки черновик, и протянул его Валере. - Сейчас берешь Гриню, и дуете к его терпиле. Пусть заяву перепишет слово в слово. Все ясно?
   - Ясно.
   - Заява должна быть у меня в пять часов. Понял?
   - Да понял я, - с досадой ответил Валера, и вышел из комнаты.
   Следом за ним к выходу направился и штангист.
   - Поехали на Калинина, - бросил он на ходу.
   Следов вчерашнего погрома в "Дюймовочке" почти не осталось: витрины блестели новым стеклом, снаружи и внутри кафе было относительно чисто и убрано.
   Прямо напротив входа располагалась стойка бара, справа - небольшой, на шесть или семь столиков, зал. Тяжелые бордовые портьеры на окнах создавали в нем подобие домашнего уюта. Туалет, подсобные помещения и кухня находились слева от входной двери. В воздухе висел слабый запах жареной рыбы.
   За ближайшим от бара столиком сидел Ермак. Перед ним на белой скатерти, возле общепитовского набора солонок и перечниц лежали какие-то счета, в пепельнице дотлевал окурок. В руке Ермак держал плоский импортный калькулятор.
   Оглянувшись на шум, он вздохнул и полез за новой сигаретой. Глаза его задержались на Карасе.
   - Как тут? Тишина?- спросил штангист. Он подвинул к себе стул и солидно уселся напротив Ермакова.
   - Пока да, - ответил тот, и, помявшись, добавил: - милиция приходила утром. Заставили нас объяснительные писать.
   - Кто позвал? - с угрозой в голосе спросил Миша.
   - Никто не звал, что вы? Менты из-за Эдика приезжали. Его же вчера в травматологию отвезли.
   - Это ты про бармена своего? - спросил Толян.
   - Да, - Ермаков глубоко затянулся. - Меня, ты же знаешь, не было, когда это все случилось. Семеновна рассказывала...
   - Что это у тебя? - штангист взял со стола исписанный лист бумаги.
   - Ущерб. Как и договаривались, - ответил Ермаков.
   - Ого! - Мишка заглянул через плечо штангиста. - Почти одиннадцать "штук"!
   Карась тоже подошел. "Бокалы пивные, 42 шт. - 296 руб." - прочитал он верхнюю строку списка. В самом низу, под жирной чертой, было выведено: "Итого: 10928,20 руб."
   - Чего это "ого"? - возмутился Ермаков. - Одной только водки больше, чем на две тысячи триста побили. А вино там посмотри, коньяк. А бар пришлось заново переделывать. А цветомузыка? А за стекла сколько я отдал! На, смотри!
   - Не нервничай! - резко осадил его Мишка.
   - Базар килма! - штангист хлопнул ладонью по столу. - Иди, позови свою Семеновну.
   - И пожрать пусть принесут, - тут же вставил Мишка, усаживаясь за стол. Карасю он кивнул на стул рядом с собой.
   Ермаков собрал бумаги в одну стопку, раздавил в пепельнице окурок, и ушел на кухню.
   Карась уселся напротив Мишки. "Джинсовый" Ермаков почему-то вызывал антипатию, и то, как его поставили на место, Карасю очень понравилось. Люди в цехах на заводах работают за триста десять да за триста семьдесят рублей в месяц, а у этого барыги за один раз на десять тысяч добра всякого перебили, и ничего, рядовая сумма. Это ж сколько Димкиным предкам горбатиться ради таких бабок нужно! Хотя, поговорка "хочешь жить - умей вертеться" тоже, в принципе, верна. Вот и будут они вертеть всяких "верченых"! Чтоб не борзели.
   Подошла, вытирая о передник натруженные руки, Семеновна. Улыбалась она широко и неискренне.
   - Здравствуйте, мальчики, - нараспев произнесла повариха. - Здравствуй, Толя. Что кушать будете? Окрошечка есть свежая.
   - Здорово, баба, - отозвался штангист. - Давай окрошку. И второе принеси. Что у тебя на второе?
   - Котлетки, Толя, есть, пюре, рыбка жареная, но холодная уже.
   - Неси.
   - А парень с вами что будет, - Семеновна улыбнулась Карасю.
   - Он все будет, - ответил Мишка. - Тем более, это твой новый сотрудник.
   - Сотрудник! - фальшиво обрадовалась Семеновна. - Шофером будете?
   - Барменом он будет, Семеновна! Иди уже.
   Семеновна украдкой оглянулась на кухню и наклонилась над столом.
   - И правильно, - сообщила она шепотом. - Эдик наркотики продавал. В коробках спичечных. Сама видела. Приходят, как стемнеет, молодые парни и девки, а он им - коробочки или папиросы вот такенные! Да.
   Толян с Мишкой смотрели на повариху внимательно и слушали, не перебивая. Неожиданно Мишка пнул ее под столом в ногу и показал глазами на кухню. Оттуда с бутылкой водки и стаканами в руках вышел Ермаков. Семеновна выпрямилась и перевела дыхание.
   - Капусточка! Капусточка квашенная к водочке есть. Вкусная, с лучком! - опять затараторила она в своей манере. - Принести, Толя?
   - Принеси, - серьезно разрешил штангист.
   Подошедший Ермаков поставил стаканы и бутылку, забрал бумаги, и уселся с ними за соседний столик.
   - Слышь, Ермак, - Толян сидел вполоборота, сверля Ермакова тяжелым взглядом. - Куда ты ходил, когда наезд случился?
   - Домой ездил, - просто ответил хозяин кафе.
   - Зачем? - быстро подключился к допросу Мишка.
   Ермак вздохнул и закатил под лоб глаза:
   - Ключи от квартиры забыл.
   - Ты на "тачке" своей ездил?
   - Ну а на чем же?!
   - Дай ключи, - штангист протянул к Ермакову свою лапу.
   Славка еще раз вздохнул, вынул из кармана две связки ключей, привстал со стула и протянул их Толяну. Однако штангист ключи не взял. Он махнул рукой и отвернулся, обменявшись с Мишкой быстрыми взглядами.
   Карась в этой пантомиме мало что понял. Вернее, ничего не понял. Пришлось взять со стола бутылку, и сделать вид, что изучает наклейку. Хотя и бутылка, и наклейка на ней были и без того очень интересными, Карась таких никогда не видел. На позолоченной этикетке красовался портрет бородатого мужика с надменным взглядом. Надпись под ним гласила, что это князь Игорь Орланофф. Made in Germany. Ни фига себе!
   Из кухни, держа перед собой большой, заставленный тарелками поднос, вышла Семеновна. За ней другая женщина несла тарелку с нарезанным хлебом.
   - Вот окрошечка... Картошечка... - приговаривала Семеновна, расставляя еду на столе. - Кушайте.
   - Наливай, - приказал не понятно кому Толян.
   Карась вопросительно посмотрел на Мишку. Тот кивнул на бутылку:
   - Смелее, бармен. Осваивай новую профессию.
   Чокаться и произносить тосты здесь было не принято. Толян с Мишкой привычно-обыденно вмазали по полстакана, и принялись за окрошку. Карась поспешил последовать их примеру.
   - Стой, Семеновна, - с набитым ртом приказал Мишка. - Не уходи. Садись.
   Тревожно поглядывая то на Мишку, то на штангиста, Семеновна уселась на краешек стула. Пустой поднос она положила себе на колени.
   - Расскажи еще раз, как все было.
   - Ага, хорошо, - с готовностью ответила повариха.
   - Только подробнее, с деталями. Димок, не спи, наливай!
   - Ага, поняла, - Семеновна смахнула с подноса крошки. - С самого начала?
   - Да. Начинай. Как ты на работу пришла, и дальше.
   - Поняла я, Миша, поняла. Ага. Ну, все как обычно было, да. Пришла я, значит, как всегда, к восьми. Отпустила Григорьевича - он сторожил ночью. Вот. Ну, потом Нина пришла. Мы быстренько полы помыли, то-се, и пошли на кухню готовить. Потом Лилька-официантка, шлендра эта объявилась, прости меня, господи. А потом я помои выносила, смотрю: Эдик уже пришел.
   - Сколько времени было?
   - Точно не скажу, Толя. Часов девять. Или чуть меньше. Я на часы не...
   - А босс когда появился?
   - Сразу. Я ведро на кухню принесла, а Славик там уже был, продукты проверял.
   - Ермак, где Лилька? - кромсая вилкой котлету, спросил Толян.
   - Откуда я знаю? - Ермаков снова закурил. - Ее вообще сегодня не было.
   - Я Лильку и вчера что-то не видел, - заметил Миша.
   - И точно, Миша, - Семеновна округлила глаза. - Только бандиты приехали, так ее и след простыл! Да! Вот Нина не даст сбрехать.
   - Напиши мне ее адрес, - сказал Мишка Ермакову.
   Открылась входная дверь. Четыре предпенсионного возраста мужика, с интересом озираясь по сторонам, направились к бару. Ермаков положил перед Мишкой клочок бумаги, и заспешил навстречу посетителям.
   Карась попил, поел. Ногам было очень тепло, в душе - полный комфорт. Ощущение собственной принадлежности к мощной и жесткой команде заставляло держаться солидно, и строгими глазами смотреть на эту классную тетку Семеновну.
   Вот он сейчас вставит свой вопрос, и они окончательно выведут Ермака на чистую воду.
   - Так, сержант, - Толян кивнул в сторону бара. - иди, потренируйся.
   Заготовленный коронный вопрос в миг куда-то пропал. Карась с достоинством, как хорошо поевший человек, встал и отправился следом за Ермаковым.
   За стойкой бара на полу лежал деревянный настил. Таким образом, бармен всегда оказывался чуть выше своих клиентов. Ассортимент продукции на полках был небогатым - все "Русская водка" да портвейн. Лишь на двух самых верхних были выставлены на всеобщее обозрение "Золотое Кольцо", "Князь Игорь Орланофф", какой-то трехзвездочный коньяк с грузинской вязью на этикетке, и не понятно, что под названием "Амаретто". Мужики стояли перед баром и зачарованно смотрели, как Ермак разливает по стопкам водку.
   Карась зашел за стойку к Ермакову.
   - Закусывать будете? - дежурно поинтересовался тот у клиентов.
   Мужики посовещались.
   - А что есть? - спросил, наконец, один из них.
   - Котлеты, шницель, яйца вареные. Есть капуста квашеная. Вот лимон.
   - А почем капуста?
   - Два пятьдесят.
   - Коля, - заволновались мужики, - и так обойдемся. У Витька хлеб от "тормозка" остался.
   Еще одно короткое совещание.
   - А если мы всю бутылку возьмем? - спросил все тот же Коля.
   - Сорок пять, - с каменным лицом ответил Ермак.
   Мужики повздыхали, но требуемую сумму выложили и заняли столик у окна.
   - ...Поели они, и тот, что светлый такой, - продолжала тем временем Семеновна, - вдруг на кухню заявился. Мы с Ниной спрашиваем: "Вам чего?", а он окурок свой в тазик с оливье сунул и говорит: "Книгу жалоб и предложений"...
   Видя, что Ермак собирается вернуться за столик, Карась спросил:
   - А мне что делать?
   - А, угу, - Ермак кивнул и вернулся за стойку.
   Он положил перед Карасем изрядно потрепанную общую тетрадь. Полистал, и ткнул пальцем в нужную страницу.
   - Вот это - сегодняшние цены, - сказал он. - Пока запомни их. А Гена улетел?
   - Улетел, - буркнул Карась, склоняясь над тетрадью.
   Чего тут такое? Водка "Русская" - 100 гр. - 9 руб. Понятно. Водка "Кайзер" - 100 гр. - 17 руб., бутылка - 85 руб. Пиво. "Ячменный колос" - 11 руб., "Жигулевское" - 12 руб.
   - ...Что? Который из них Эдика бил? Нин, кто Эдика бил?
   - Все по очереди и били.
   - Хорошо, - штангист Толян задумчиво теребил мочку уха. - А они называли промеж собой какие-нибудь имена или кликаны?
   - Пахом! Пахома постоянно поминали. Вот, Нина тоже слышала.
   - Ты уже говорила.
   - А больше никого.
   - Был еще Саид у них, - сухо добавила Нина.
   Семеновна чуть не подпрыгнула на стуле.
   - Да, точно! Был! - воскликнула она. - Это тот, который Эдика больше всех бил! Да. Они уходили, и ему крикнули: "Саид, поехали!". Так, Нина?
   Нина молча кивнула.
   Мишка и штангист вновь переглянулись.
   - Что, среди них "черные" были? - спросил Мишка после паузы.
   - Какие там "черные", Миша! - махнула рукой Семеновна. - Свои все головорезы.
   - Опознать сможешь?
   - А вот этого, Толя, не надо. Я хоть и старая уже, но пожить еще хочется.
   - Семеновна, - удивился Мишка, - ну ты даешь. Чтоб мы тебя в обиду дали? Покажешь тихо из машины, и всех делов.
   - Ой, боюсь я, Миша, ой, боюсь, - Семеновна сокрушенно покачала головой. - Ой, как бы не вышло чего.
   - Ладно, иди, баба, не ной, - сказал штангист. В его зубах уже торчала спичка.
   - Едем? - спросил Мишка.
   - Подожди.
   Женщины быстро убрали со стола, и ушли на кухню.
   - Сержант, - спросил штангист, - ты знаешь, зачем ты тут?
   Карась улыбнулся, но шутить передумал.
   - Догадываюсь, - ответил он.
   Толян ничего не ответил. Он встал из-за стола, одернул брюки и зашагал к выходу.
   - В общем, Димок, - к стойке подошел Мишка. - Остаешься тут, и действуешь по обстановке. Ермак покажет, где телефон. Слышишь, Ермак? Напиши ему номера телефонов.
   - Там есть.
   - В общем, понял, да? Если что, позвонишь, и любому, кто трубку поднимет, скажешь одно только слово: "Дюймовочка". Запомнил?
   - Ясен пень, - ответил Карась. - К телефону с боем прорываться?
   - Нет, - серьезно сказал Мишка. - За кухней есть вторая дверь, Ермак покажет. Давай, не дрейфь. Мы поехали. Подскочим ближе к вечеру.
  
  
   Рыба
   За окнами уже посерело. Ермак включил верхний свет и магнитофон. Зал наполнила тихая мелодия, по стенам и потолку заскользили разноцветные пятна цветомузыки. Мужики у окна, скинувшись еще на одну бутылку, чувствовали себя уже как дома, оживленно переговаривались и громко смеялись. И много курили. К великому неудовольствию Карася, оказалось, что менять им через каждые двадцать минут пепельницу - обязанность бармена.
   Из кухни вышла Нина.
   - Сахара тебе сколько ложить? - спросила она.
   - Куда? - не понял Карась.
   - В кофе. Или ты чай будешь?
   - Да нет, чего? - Димон пожал плечами. - Давайте кофе. Две ложки.
   Вскоре Нина принесла большую чашку кофе и два обсыпанных сахарной пудрой кекса на блюдечке. Подмышкой у нее была зажата обугленная в одном месте деревянная скалка. Поставив чашку и блюдце перед Карасем на стойку, она протянула ему скалку:
   - На, положи где-нибудь, чтобы под рукой была.
   - Спасибо, - удивился Карась, но скалку взял. - Надеюсь, не пригодится.
   Куда-то уехал на своей "восьмерке", но вскоре вновь появился Ермак. Вдвоем с Карасем они выгрузили из багажника несколько ящиков пива, и занесли их в подсобку.
   - И где вы пиво берете? - сказал Карась. - Мы с Генкой вчера полгорода объездили, и не нашли.
   - Есть такие места, - туманно ответил Ермак.
   Он еще раз, сверяясь с бумажкой, пересчитал ящики.
   "Вмазать бы тебя по затылку, козла джинсового!" - Карась мысленно сплюнул и вернулся за стойку.
   Резко отворилась входная дверь.
   - Димон, собирайся! - это был Мишка. Заходить в кафе он не стал.
   Карась, не задавая лишних вопросов, схватил висящую на спинке стула курточку, и кинулся к выходу.
   - И Семеновну, Семеновну забери! - крикнул Мишка. - Давайте, быстро! Мы в машине.
   Семеновна все прекрасно слышала, и, когда Карась забежал на кухню, она уже стаскивала через голову фартук. Повариха заметно нервничала, в ее глазах была растерянность. Димон помог Семеновне надеть пальто, и они вместе вышли из кафе.
   В "Жигулях" возле Мишки сидел парень с круглой упитанной физиономией. Он лузгал семечки, сплевывал шелуху в открытое окно, и с интересом наблюдал за подходящим к машине Карасем. На заднем сидении возился, пересаживаясь и освобождая места, Тарас. Пропустив вперед Семеновну, Карась сел в машину и захлопнул дверь.
   Ехать пришлось недолго. За все это время никто в машине не проронил ни слова, не считая, конечно, Семеновну.
   - Ты меня домой потом отвезешь? - спросила она, едва усевшись.
   Не отрываясь от дороги, Мишка кивнул.
   - Связалась на свою голову, прости меня, господи. А ты чего улыбаешься?! - Семеновна толкнула локтем Тараса. - Старая я для этих ваших дел! Улыбается он...
   Центр города остался позади, дальше начинались "спальные" районы. Само собой, придорожные фонари здесь все были разбиты, однако видно было пока достаточно хорошо, и Мишка фары не включал. Свернув в очередной проезд между пятиэтажками, он спросил:
   - Здесь?
   - Да. Вон туда, во двор заедь, - сказал круглолицый. - А теперь направо. Всё.
   Мишка остановился. Во дворе не было никого. Впереди, в сгустившихся сумерках, у одного из подъездов белела "Мазда". В большинстве окон пятиэтажек горел свет, часы на приборном щитке "Жигулей" показывали половину восьмого. Какая-то неясная тень отделилась от "Мазды", и направилась в их сторону. Это был Кузин водитель.
   - Жорик, - произнес круглолицый, и открыл дверь. В салоне тускло засветились две лампочки.
   Жорик подошел к ним.
   - Приехали? - спросил он.
   - А у тебя кто там? - спросил Мишка.
   - Кузя и Олег с Гриней. Пошли.
   Все вышли. Семеновна, вцепившись в сумку, осталась сидеть в машине.
   - Кого это ты водишь за собой, Буряк? - спросил Кузя, когда парни подошли к "Мазде".
   - Это Димон, - Мишка повернулся и посмотрел на Карася. - Я рассказывал про него. Классный пацан, в десантуре служил, а теперь не у дел остался.
   - Он за него пишется, Кузя. - подал с заднего сидения голос Олег. - Мы днем базарили.
   Из темноты, застегивая на ходу ширинку, к ним подошел еще один сотрудник "Феникса". Он поздоровался со всеми, в том числе и с Карасем, за руку, и наклонился к Кузе.
   - Я смотрел, с той стороны балкона нет, - сообщил он.
   Кузя не ответил. Он все еще разглядывал Карася. На этот раз Карась взгляд не отвел - смотреть сверху вниз всегда удобнее.
   - Возвращайтесь по тачкам, будем ждать, - наконец произнес Кузя.
   - Андрюха, - спросил Мишка подошедшего, - просвети, где его окна.
   Гриня показал пальцем на противоположный дом.
   - Видишь подъезды? Раз, два, три, четыре. Видишь? Дальше не надо.
   - Ну.
   - Четвертый подъезд, третий этаж. Видишь? Влево два темных окна, между ними балкон. Понял?
   - Понял. Ну, мы в машине будем.
   - Угу, - Гриня уселся рядом с Олегом.
   - Буряк, старуха с вами?
   - Да.
   - Возвращайтесь в тачку, а твой кент пусть ее сюда приведет.
   - Хорошо.
   С ворчанием Семеновна вылезла из "Жигулей" и в сопровождении Карася направилась к "Мазде". Там у открытого багажника, с фонариком в руке, их уже поджидал Кузя. Рядом с ним стоял Олег. Кузя приглашающе кивнул, и включил фонарик. Семеновна и Карась подошли ближе.
   - Ой! - повариха отпрянула от багажника. - Что это?
   В багажнике лежал, скрученный, как солдатская скатка, белобрысый парень. Его разбитое лицо напоминало недожаренную отбивную с моргающими от яркого света глазами. Развороченная, вывернутая наизнанку верхняя губа кровоточила, передних зубов у него не было. В раздутых и опухших ноздрях запеклась кровь, и парень дышал через рот, выдувая из пролома в зубах багровые пузыри. Обширная гематома превратила его глаза в китайские щели.
   Почувствовав, что за ним наблюдают, Карась спокойно посмотрел на Кузю. Кузя повернулся к Семеновне.
   - Этот? - спросил он строго.
   Повариха сделала еще один шаг назад, и испуганно закивала.
   - Иди на место! - Кузя захлопнул багажник. - А ты садись к нам, поговорим с тобой.
   Карась уселся на заднее сидение рядом с Гриней. С другого бока его потеснил Олег. Последним в машину сел Кузя.
   - Рассказывай, - приказал он.
   - Что рассказывать? Мишка все сказал.
   - Я говорю - рассказывай!
   - Ну, дембельнулся я полтора месяца назад, и...
   - Где ты живешь?
   - Улица Декабристов, двенадцать, квартира пятьдесят четыре.
   - Ты все время там живешь?
   - Да. То есть, нет. До армии больше, чем полгода у телки своей жил. По Ленина.
   - А сейчас что, не живешь?
   - Да пошла она... - в сердцах бросил Карась.
   - Слышишь, десантник, - в разговор включился Олег, - как тебя кенты по жизни называют?
   - Ну, как называют? - растерялся Димон. - Так и называют. Димон или Карась. Кто как.
   - Гы-гы, Карась! - заулыбался Гриня.
   - И есть за что? - спросил Олег.
   - То есть? - Карась переводил недоуменный взгляд с одного собеседника на другого. - Это фамилия у меня такая - Карасик.
   - Рыба! - подытожил сидящий за рулем Жорик.
   - Точно! - отозвался Гриня.
   Повисла тишина. Кузя, развалившись на переднем сидении, смотрел в темноту за стеклом. Слева от Карася завозился, доставая сигареты, Гриня.
   Чиркнула спичка. Гриня закурил.
   - Куришь? - он протянул пачку Карасю.
   - Нет, - ответил тот.
   - И кем ты у нас хочешь быть? - спросил Кузя.
   Карась пожал в темноте плечами.
   - Не знаю. Как все.
   Димон почему-то подумал, что Кузя сейчас ухмыляется. Так оно и было. Кузя повернулся Жорику.
   - Как все, - повторил он. - Как Семеновна, да?
   - Ну, Семеновна - баба, - заявил Карась.
   - А ты - мужик?
   Чувствуя какой-то подвох, Карась не знал, что ответить. А все, он это тоже чувствовал, ждали, что он сейчас скажет. Однако молчание затянулось, и первым его нарушил Олег:
   - Кузя, слышишь, не понтуй его, - он открыл дверь, и высморкался в стылую грязь. - Он покажет сегодня, что он умеет.
   Если бы Олег не стирал сейчас с пальцев сопли, Карась пожал бы ему руку.
   - Ну что? - Кузя посмотрел на водилу.
   - Пусть покажет, - согласился Жорик.
   - Ладно, будем Пахома ждать. Да закрой ты там дверь - холодно!
   - Так ты десантник? - Гриня опустил стекло, и выкинул окурок.
   - Да.
   - А в "горячей точке" был?
   - Не был. Где Пахома будем брать?
   Карасю никто не ответил. Ему пришлось уточнить:
   - Я имею в виду, что, если дверь в его хату открывается наружу, то взять его будет легче на улице.
   - Почему, - спросил Кузя.
   - Потому, что, если дверь открывается во внутрь, то я ее открою в один миг.
   - Ногой? - догадался Гриня.
   - Ногой, - кивнул Карась.
   - Гриня, куда открывается дверь? - спросил Олег.
   - А я знаю?
   - Иди посмотри, - приказал Кузя.
   И Гриня без разговоров покинул салон.
  
  
   Телемастер
   Неожиданно следом за Гриней из машины вышел Карась. Он внимательно осмотрел два темных окна на третьем этаже и, особенно, балкон. Пахом, судя по всему, собирался его застеклить - там от перил до потолка белели новые рамы лоджии.
   Не был также застеклен и балкон на втором этаже. Под ним проходила газовая труба. И, если залезть на козырек над подъездом, и пройтись по трубе до нижнего балкона, то... А что, можно!
   На освещенном пролете между вторым и первым этажом мелькнула тень, скрипнула и хлопнула дверь, и из подъезда вышел Гриня. Хорошо, если бы он догадался позвонить, подумал Карась. Да вряд ли в квартире кто-нибудь есть.
   - Что ты смотришь? - Гриня подошел к "Мазде".
   - Ну как там? - спросил в свою очередь Карась.
   Гриня оттеснил его от двери и залез в машину.
   - Там две двери, - сообщил он.
   Все посмотрели на Карася.
   - Подвинься, - Димон сел на Гринино место. - Нам этот Пахом живой нужен или как?
   - А ты что, "или как" тоже можешь?
   Спокойное молчание Карася произвело впечатление. Даже невозмутимый Жорик поправил зеркало заднего обзора, чтобы лучше было видно Рыбу.
   - Я вот что предлагаю, - заговорил Карась неуверенно. - Мы можем подождать Пахома в хате. Через балкон залезть можно. И шума будет меньше, и фактор внезапности.
   - Через балкон? - Кузя опустил стекло.
   - Да, по газовой трубе. Видишь? Сначала на козырек залезть, а дальше - уже не проблема.
   - А дверь на балконе? - напомнил Жорик.
   - Выдавить стекло. Снизу не видно будет.
   - Жорик! - ухмыльнулся Гриня. - Сержант на полигоне! А шума ты знаешь, сколько будет?
   - Не будет шума, - ответил за Карася Олег. - Тряпку мокрую на стекло, и "мочишь". Мы так еще по малолетке делали.
   Все посмотрели на Кузю.
   - Ну, ладно, - заговорил тот через минуту. - Только теперь все быстро надо делать. Эти фраера в любой момент могут приехать. Ты, Рыба, сам полезешь?
   - Смотря, сколько их будет, - ответил Карась. - Но лучше вдвоем с кем-нибудь. На всякий случай.
   Кузя посмотрел на Жорика, и кивнул на дом.
   - Можно, - согласился Жорик.
   Он вышел из машины первым. За ним - все остальные.
   Белобрысый в багажнике трясся от холода. Жорик выдернул из-под него старую, всю в масляных пятнах, байковую рубашку. Из-за спины пленника он достал пластмассовую пятилитровую канистру с водой. При каждом его движении белобрысый сжимался и втягивал голову в плечи.
   - Пошли, - Жорик протянул Карасю тряпку. Он уже хотел захлопнуть багажник, но Кузя его опередил.
   - Рыжий! - он наклонился к пленнику. - Смотри на меня, козел! У Пахома "ствол" есть? Есть? Дайте фонарь!
   - Есть, - слабо шевельнулся в разбитом рту язык.
   Кузя закрыл багажник.
   - А ты свой взял? - спросил он у Жорика.
   Тот молча похлопал себя по карману, и снова кивнул Карасю:
   - Погнали.
   Как и предполагал Карась, Пахом затеял в квартире ремонт. Посреди залы, куда они без проблем проникли из балкона, стояли деревянные козлы. Гарнитурная стенка, диван, кресла и большущий телевизор были покрыты клеенкой, вдоль стен лежали рулоны обоев.
   Стараясь в темноте ничего не задеть, Карась и Жорик прошлись по квартире. Неплохо живет этот Пахом. В спальне почти все пространство занимала огромная, такие Карась видел только в кино, кровать. Напротив нее, на мерцающем позолотой столике, стоял еще один телевизор.
   Они направлялись в кухню, когда послышался звук подъезжающего автомобиля. Карась и Жорик кинулись к окну.
   В проезд между двумя противоположными пятиэтажками, освещая себе мощными фарами путь, медленно въехала большая темная машина. Она подъезжала все ближе и ближе, пока не остановилась прямо под ними у подъезда.
   Погасли фары.
   На том конце двора пришла в движение Мишкина "копейка", белой "Мазды" из окна видно не было. Однако Карасю сейчас было не до этого. Потирая ушибленное о холодильник плечо, он озирался по сторонам.
   - Что такое?! - зашипел Жорик.
   - У тебя пушка есть? Есть. А у меня ничего нет! - таким же шепотом ответил Карась.
   Жорик похлопал Карася по плечу и показал на стену. На ней, возле газовой плиты висел набор кухонных ножей. Карась схвати самый большой из них, и попробовал лезвие. Заточка была что надо.
   Внизу хлопнули автомобильные дверцы. Жорик выглянул в окно, и махнул пистолетом:
   - Ховаемся!
   - Стой! - Карась поймал его за рукав. - Сколько их?
   - Двое. Вязать будем тут, в прихожей. Нельзя, чтобы он прошли в комнаты, понял? Я стану в зале, - быстро шептал Жорик, - а ты будь в туалете. Я наведу на них "волыну", а ты обоих сзади вырубишь. Сможешь?
   Карась кивнул, и скрылся в туалете. Сердце колотилось в каждой клетке тела. Знакомо зачесались и вспотели ладони. Карась привалился к стене и постарался расслабить плечи.
   Он представил себя в привычном камуфляже с закатанными по локоть рукавами, в тяжелых армейских сапогах, каблуками которых запросто можно раздробить грудную клетку. Вспомнил, как, еще будучи салаженком, он разбил коленом Спиваку нос, и как долго потом не мог отстирать коричневое пятно на штанах, пока оно не выцвело само. Карась сделал глубокий вдох, выдох, и успокоился.
   Со слабым щелчком в замке повернулся ключ. Сквозняк колыхнул воздух, и дверь открылась.
   - Твою мать! Опять эти суки балкон не закрыли!
   Зажегся свет.
   В приоткрытую дверь Карасю была видна часть коридора, неровно сорванная полоса обоев на стене и, стоящий на полу возле стопки деревянного паркета телефон.
   - Не бери в голову, Игорек, - раздался второй голос. - От этих шабашников, пока на место не поставишь, толка не будет.
   - Я их опускать буду, а не ставить, - пообещал невидимый Игорек.
   Потными пальцами Карась перебирал рукоятку ножа.
   Кто-то пересек видимое пространство коридора.
   Послышался невнятный возглас, и эта же фигура, но теперь с расставленными в стороны руками, попятилась назад.
   - Ты тоже руки поднял!
   Карась вышел из туалета.
   В прихожей с поднятыми вверх руками стояли два молодых мужика. У переднего, который, видимо, и был Пахомом, страха в глазах не было. Он стоял спокойно, и переводил настороженный и цепкий взгляд с одного непрошенного гостя на другого. Его товарищ держал над головой цветастый полиэтиленовый пакет, в котором угадывались контуры нескольких бутылок. Пакет в вытянутой руке периодически подрагивал, и тогда в прихожей был слышен тихий звон стекла.
   Стараясь не закрыть собой пистолет в руках Жорика, Карась сделал шаг назад.
   - Ты, - он показал ножом на место, где только что стоял сам, - стань сюда!
   Пахом нехотя подчинился.
   Что с ним делать дальше, Карась не знал. Вот, если бы Пахом дернулся или сказал что-нибудь грубое. А так... Карась отбросил нож в сторону кухни.
   - На пол! - Жорик качнул пистолетом.
   Пахом не шевельнулся.
   - Поставь его раком.
   Карась зашел Пахому за спину, схвати его за воротник, и резким ударом кулака по почкам заставил его рухнуть на колени.
   Падая, Пахом опустил руки вниз. Но не для того, чтобы опереться о пол. Его правая рука пошла дальше и метнулась под расстегнутую куртку. Карась только этого и ждал. Не отпуская воротник, он сделал ладонь лодочкой, и со всего размаха хлопнул Пахома по уху. Тот сразу обмяк и, как бесформенный куль, рухнул лицом в пол.
   Бутылки теперь звенели, не переставая.
   - Ну ты там, - сказал Жорик. - опусти кулек.
   Мужик у дверей мгновенно выполнил приказ, и тут же снова задрал руки вверх. Причем так старательно, что рукава закрыли уши. Этот второй был напуган до такой степени, что даже боялся моргать. На его оголенном запястье блестела золотая цепочка.
   - Прошмонай его, - Жорик кивнул на Пахома, и обратился к стоящему у дверей: - Оружие есть?
   Мужик затряс щеками:
   - Н-н-нет...
   Карась перевернул Пахома на спину. Нос Игорька, как и следовало ожидать, был разбит, а посреди лба прямо на глазах вырастала багровая шишка. Он был без сознания.
   - Ван Дамм недоделанный, - пробормотал Карась, доставая у Пахома из подплечной кобуры длинный черный "ТТ". - Прикинь, а? - он поднял глаза на Жорика.
   Жорик протянул руку.
   Карась с сожалением отдал пистолет и продолжил обыск. Из карманов куртки он выгреб ключи от машины, пачку презервативов и несколько мятых купюр. Последним был извлечен лоскут какого-то коричневого бинта, аккуратно завернутый в целлофан.
   - Дай бинт сюда, - сказал Жорик, - Олегу отдам. Посмотри, в носках у него ничего нет?
   В носках у Пахома ничего не оказалось. Зато из заднего кармана его брюк Карась вынул плотный кожаный бумажник.
   В нем были деньги. Много денег. Купюры, согласно их достоинства, были педантично разложены по отделениям. В одном из них оказались доллары. Настоящие зеленые американские доллары!
   Бумажник Карась отдал Жорику без напоминаний. Он выпрямился, повел плечами, и подошел к стоящему с поднятыми руками мужику.
   - Что в карманах? - спросил Рыба. - Выкладывай.
   Портмоне у этого типа тоже оказалось увесистым. Мужик с готовностью извлек из карманов ключи, сигареты, зажигалку, носовой платок. Последней, слегка помявшись, он отдал Карасю перетянутую резинкой пачку двадцатипятирублевок.
   - Все? Ложись возле своего кореша.
   Мужик неуклюже стал на четвереньки и подполз к Пахому. Плюхнувшись на живот, он прижался щекой к полу, и зачем-то закрыл глаза.
   Жорик подошел к стене и пощелкал выключателем. В кухне несколько раз вспыхнул и погас свет.
   - Ты его надолго? - Жорик пнул Пахома ногой.
   - Минут на сорок, - ответил Карась. - Надо бы его на живот перевернуть, а то кровью может захлебнуться.
   - Ты слышал? - теперь пинок достался мужику. - Переверни дружбана на пузо.
   Кто-то чуть слышно постучал во входную дверь. Карась прильнул к глазку, и только потом открыл.
   Кузя, Олег и Тарас вошли в квартиру. Кузя перешагнул через распростертых на полу пленников, заглянул в комнаты, на кухню.
   - Кузя, смотри, какой "прикуп" у них был, - сказал Жорик, доставая из карманов оба бумажника, пачку денег и пистолет.
   Кузя взял "ТТ", снял его с предохранителя, понюхал ствол.
   - Олег, тебе тоже презент, - Жорик бросил ему кусок коричневого бинта в целлофане.
   Олег поймал пакет на лету, благодарно кивнул, и спрятал его в карман.
   - Кто из них Пахом? - спросил Кузя.
   - Вот этот.
   - А второй кто.
   - Хрен его знает. Но послушный, - Жорик поставил ногу мужику на спину. - Ты кто?
   - Парни, парни! Я все скажу! Только не делайте мне ничего, - горячо и невнятно заговорил мужик, моргая и боясь оторвать голову от пола. - Я не с ним, понимаете? Я тут вообще ни при чем!
   - Мужик, тебя спрашивают: кто ты такой? - беззлобно повторил Жорик вопрос.
   - Я Волошин Вадим Аркадиевич, - поспешил ответить мужик.
   - Кооператор? - Кузя продолжал рассматривать пистолет.
   - Да, да! - закивал Волошин. - Строительный кооператив "Монолит".
   - А Пахом тебя "доил", - продолжил за него Жорик.
   - Да, да! Я и говорю, я тут ни при чем!
   Вновь послышался тихий стук.
   - Кто это? - Карась посмотрел на Олега.
   - Мина.
   - Телемастер, - расплылся в улыбке Тарас.
   - Открывай давай, - сказал Кузя.
   Карась открыл двери. На пороге стоял тот самый, упитанный малый, который сидел в машине возле Мишки. Он вошел в квартиру, и отдал Жорику ключи от "Мазды". Из-за пазухи Мина вытащил паяльник.
   - Там Рыжий в багажнике, кажись, дуба режет, - сообщил он, почесывая паяльником спину.
   - Во, блин! - Жорик кинулся к выходу.
   - Жорик! - остановил его Кузя. Он вынул из пачки примерно пятую часть купюр, и протянул их Карасю. - Отвези Рыбу домой, он здесь больше не нужен. Потом поедешь к Тулупу, и скажешь Сане, что будет лучше, если он сюда приедет. И посмотрите, что там с Рыжим.
   Карась - теперь уже Рыба - взял деньги и, борясь с искушением тут же их пересчитать, вышел следом за Жориком. В подъезде он все же не вытерпел и разложил "четвертаки" веером. Да тут не меньше трехсот рублей! За один день!!! Ликуя, Карась аккуратно сложил купюры, и спрятал их в карман. "Новые кроссовки! Нет, кожаная куртка!.. Или кроссовки?" Улыбаясь, он еще раз потрогал деньги, и вышел из подъезда.
   Прямо напротив него смутно темнел силуэт Пахомовой машины. В замерзших лужах отражались редкие в этот поздний час светящиеся окна. "Мазда" стояла чуть поодаль, у соседнего подъезда. Жорик мигнул фарами, и включил зажигание.
   - Куда тебя везти? Декабристов...
   - Двенадцать, - подсказал Рыба, усаживаясь на Кузино место. - Квартира пятьдесят четыре. Четвертый подъезд, второй этаж, налево.
   - Ну ты даешь.
   - Наши люди на такси в булочную не ездят.
   - Я понял, - кивнул Жорик, трогаясь с места.
   Карась разочарованно умолк. Всю дорогу до своего дома он просидел, как на иголках. Такие бабки за день! Сколько же их там?!! Такие бабки!!! А классная у Жорика курточка. Интересно, сколько она стоит?
   - Здесь?
   - Да, - Карась вышел из машины. - Ну, пока.
   - Ага, - широко зевнул Жорик, - пока.
   - Завтра во сколько?
   - С утра.
   - Понял. Ну, я пошел.
   Вдоль пустынной улицы выстроились темные массивы домов. В разрывах между тучами проплывали необычно яркие звезды. Во всем Димкином доме свет горел только в одном окне - у него на кухне.
   Дома пахло аптекой. Мама сидела в кухне за столом, обхватив руками перевязанную шарфом голову, и покрасневшими глазами смотрела на Диму.
   - Ма, что случилось? - Карась торопливо разделся и прошел на кухню. - Ма, ну чего ты?
   - Это я хочу знать, что случилось, - слабым голосом ответила мама. В ее глазах заблестели слезы. - Ты на часы смотрел? Ты знаешь, сколько сейчас время?
   - А сколько время? - часы на стене показывали пятнадцать минут второго. - Ну подумаешь, час ночи. Ну и что? Ма, ну только не плачь, ма. Ну, все в порядке. Ну, чего ты? - Карась погладил маму по голове и поцеловал в мокрую и соленую от слез щеку.
   - Где ты был? - отстранилась она.
   - Ма, ну, чего ты? Ну, с компанией был. С девушкой. Видишь, мы даже не пили. Все нормально.
   - Все нормально? Мы с отцом все больницы обзвонили, милицию! А ты "все нормально" говоришь.
   - Тю, - опешил Димка, - а что со мной может случиться?
   - Вот будут у тебя дети, тогда узнаешь, - мать глубоко и судорожно вздохнула, и вытерла слезы. - Ты в институте был?
   Карась подошел к рукомойнику, набрал целую кружку воды, и залпом выпил.
   - Был, - ответил он, вытирая губы.
   - Дима, посмотри на меня. Почему ты не взял учебники, конспекты? Почему?
   - Ма, ну, короче! Я с сегодняшнего дня на заочный перешел.
   - О, Боже... Зачем, Дима?
   - А что тут такого? Ну, на полгода дольше учиться, я узнавал. Зато стаж будет идти и деньги будут.
   Пытаясь понять, о чем он говорит, мать нахмурилась.
   - Какой стаж? Какие деньги? - спросила она. - О чем ты говоришь?
   - Ма, я уже работу нашел, понимаешь?
   Мама устало прикрыла глаза.
   - Делай, как знаешь, Дима. Ты уже взрослый человек, - она тяжело встала из-за стола, и вышла.
   Сгорая от нетерпения, Карась прошел в ванную, закрыл за собой дверь, и достал из кармана деньги. Сколько же тут?!
   Купюры были почти новые и гладкие. Карась поплевал на пальцы.
   Раз, два, три, четыре, пять, шесть.
   Он замер и прислушался. Затем открыл воду и снова прислушался.
   Семь, восемь, девять, десять...
   Двадцатипятирублевок было ровно девятнадцать штук!
   А это... Это... Он посмотрел в потолок, и расплылся в улыбке. Это же четыреста семьдесят пять рублей!!!
   Ха!! Ид-ди сюда!
  
  
   Глава 13. Дорога
  
  
  
  
  
   Глава 14. Первый день
  
   План
   Следующий день суббота. Тулуп. Секс. Будни. Криминал.
  
   Конкретные каракули
   Вскочив утром с дивана, Карась снова пересчитал деньги, с улыбкой потянулся и вышел из комнаты. Отец, прихлебывая чай, читал на кухне газету, мама хлопотала у плиты.
   - Здоров, па! Ма, я сейчас умываюсь и бегу! Дай чего-нибудь пожевать.
   - Я же завтрак готовлю, - устало ответила мама. У нее были красные глаза и вялые движения невыспавшегося человека. - Ты что, не будешь ждать?
   - Какой "ждать", ма?! Я иду на работу, я ж тебе говорил.
   - Сегодня суббота, - напомнил отец.
   - А мы работаем, па, - слово "работа" почему-то давалось Карасю с трудом. Он развернулся и направился в ванную. - У нас ненормированный рабочий день! - крикнул он, уже умываясь.
   - А что за работа? - спросил отец, когда Карась уселся за стол.
   Димон подул на чашку чая, откусил бутерброд.
   - А? - переспросил он. - Что за работа? Работа как работа. Охранный кооператив "Феникс".
   - "Феникс"? - родители переглянулись. - А где это?
   - Центральный рынок, - с набитым ртом ответил Карась.
   Родители молчали. Карась торопливо доел бутерброд, и потянулся за следующим.
   - Дима, - осторожно начал отец, - а может, ты ко мне на завод пойдешь? Я тебя в инструментальный цех устрою учеником. И учиться будешь, и работать. Ты же будешь продолжать учебу?
   - Па, ну конечно! - Карась успокаивающе улыбнулся. - Само собой.
   - Ты подумай, Дима. Зачем тебе этот базар? С отребьем всяким связываться, со спекулянтами, зачем это тебе? А у нас и девчат много хороших работает, познакомишься.
   - Па, а сколько я буду получать? - Карась вытер губы ладонью, и отставил пустую чашку.
   - Какая разница, сколько ты будешь получать?! - рассердился отец. - Тебе учиться надо!
   - Я так и собираюсь: учиться и работать. Все, пока! Я побежал...
   Утро выдалось морозным и солнечным. Мельком пожалев о том, что не надел кепку, Карась похлопал себя по карману с деньгами, и направился к автобусной остановке.
   Настроение было отличным! Димон улыбнулся идущей навстречу девушке, и с удовлетворением отметил, как вспыхнули легким румянцем ее щеки. Девушка машинально поправила прическу, и перевесила сумочку на другое плечо.
   - Привет! - сказал Димон, когда они поравнялись.
   Девушка скользнула взглядом по его старым кроссовкам и, не сбавляя шага, прошла мимо.
   Карась хмыкнул и оглянулся ей вслед. Фигурка у девушки, особенно сзади, была классная! А купить сегодня лучше теплые, как у Мишки, ботинки на натуральном меху. Интересно, сколько они стоят?
   На остановке "Центральный рынок", где Карась не совсем удачно выпрыгнул из переполненного автобуса, первым, кого он увидел, был Тарас. Квадратный малый стоял чуть в стороне от плотного потока покупателей, расслабленно курил сигарету, и рассматривал прохожих. Добродушная улыбка, наверное, никогда не сходила с его лица. Увидев Карася, Тарас подмигнул ему, и вновь отвел взгляд.
   - Привет, - Карась подошел к Тарасу. - На стреме стоишь?
   Тарас улыбнулся чуть шире и снисходительно кивнул.
   - Ну что, там есть кто-нибудь? - Димон кивнул на рынок.
   - Наверное, - неопределенно ответил Тарас.
   - Ага. Ну, в общем, пошел я, короче, а то и так опоздал, - и Карась с несколько подпорченным настроением направился к широким, распахнутым настежь базарным воротам.
   Через несколько шагов, толкаемый в спину спешащими на базар людьми, он оглянулся на Тараса. Тот стоял на прежнем месте все в той же полурасслабленной позе. Блин, "тормоз" какой-то!
   На огороженном машинами "пятачке" перед охранным кооперативом "Феникс" стояло человек пятнадцать, или больше, молодых и не очень парней. Широкие спортивные штаны или джинсы-бананы "Пирамида" и просторные кожаные куртки придавали им весу и солидности. Не большинство, но многие из них, а Карась определял это безошибочно, были спортсменами. Мина и Валера с перебитым носом разговаривали с тремя незнакомыми Карасю парнями. Сидя за рулем своей машины, Мишка копался в бардачке. Возле него с зажатой в пальцах сигаретой сидел грустный Гриня. Жорик и упитанный лысый мужик стояли около "Мазды". Сунув руки в карманы широких брюк, мужик слушал Жорика, рассматривал носки собственных туфлей, и в знак согласия кивал головой. На фоне совдеповских "Жигулей" белая "Мазда" смотрелась особенно шикарно.
   - Здоров! - Карась подошел к Мишке. - Как оно?
   - Здоров. Нормально, - Мишка пожал ему руку и повернулся к Грине: - Все! Сам видишь, нет у меня твоей заявы.
   - Твою мать! А-а, Рыба, - Гриня мрачно посмотрел на Карася.
   - Пусть твой терпила еще одну напишет, - посоветовал Мишка, выходя из машины. - А ты как? Выспался?
   - Выспался, - улыбнулся Карась.
   - Молодец. Тебе, я слышал, уже кликан дали? Рыба?
   - Дали, - Карась расплылся в улыбке. - Это самое, слышишь, Миша? А сколько твои ботинки стоят?
   - Не помню. Рублей триста. Австрийские. Пошли к пацанам.
   - Пошли.
   Странно, но никто на Карася особого внимания не обратил. Парни разговаривали, смеялись, обсуждали между собой какие-то свои проблемы. Кто-то рассказывал анекдот.
   - Мара! Я не буду больше!! - закричал вдруг чернявый юркий паренек, отбегая в сторону.
   Под одобрительные выкрики, за ним следом солидно вышел плечистый здоровяк в надетой поверх спортивного костюма кожаной куртке. Он сделал несколько шагов и остановился.
   - Мара, ну я больше не буду.
   - Иди сюда.
   - Мара, ну...
   - Иди сюда, я сказал!
   - Слышь, Буряк, - к Мишке подошел один из парней, - к Штанге зайди.
   - А что там? - спросил Мишка.
   - Не знаю. Там у него Сиротин сидит. Кажись, ему долг не отдают.
   - Это Боря-Сирота, который джинсы варит?
   - Да, - кивнул парень.
   - Ладно, - сказал Мишка, и заспешил к "Фениксу". На полпути он обернулся: - Да, Бек, это - Рыба! С нами теперь будет.
   - Я понял. Саня, - Бек протянул руку.
   - Дима, - пожал ее Карась.
   - С нами теперь будешь? - спросил Бек, глядя куда-то в сторону.
   - Если возьмут, - Карась чувствовал себя идиотом.
   - Да че, возьмут.
   Из "Феникса", запахиваясь на ходу в длинный кожаный плащ, вышел светловолосый мужик лет под сорок. Окинув притихших пацанов колючим, с по-ленински недобрым прищуром, взглядом, он направился к "Мазде".
   - Тулуп на понтах, прикинь, - чуть слышно произнес кто-то позади Карася.
   Увидев, кто к ним подходит, лысый собеседник Жорика расплылся в подобострастной улыбке и с протянутой рукой заспешил навстречу.
   - ...и этот твой подонок мне всю отчетность квартальную портит! - капитан Пшеничный в сопровождении Кузи вышел из кооператива и раздраженно надел форменную меховую шапку. Поискав кого-то глазами, он ткнул пальцем в сторону Мишкиных "Жигулей" и с укоризной посмотрел на Кузю: - Вон сидит твой придурок Гриня. Короче, Серега, заяву он не принес, и на этот раз "химией" не отделается.
   - Гриня! - позвал Кузя. - Иди сюда.
   Парни смотрели на понуро подходящего Гриню, кто насмешливо, а кто с любопытством.
   - Суши сухари, Андрюха!
   - Вот хулиган, - покачал головой Саня-Бек, и все, кто это услышал, заржали. - И как таких земля носит?
   В дверях показались Мишка и Штангист. Сдерживая улыбку, Карась подошел к ним.
   - Да подожди, - отмахнулся от него Мишка, - где Саня?
   - Тулуп? Вон он, с лысым разговаривает.
   Мишка сплюнул и направился к белой "Мазде".
   Широко расставляя при ходьбе колоннообразные ноги и заслоняя собой весь дверной проем, на крыльцо "Феникса" вышел Штангист.
   - С нами не хочешь поехать? - спросил он, оборачиваясь всем корпусом назад.
   - Нет, - из-за его широкой спины, прикуривая на ходу, вышел "джинсовый" Боря. На его мизинце висело кольцо с ключами от машины. - Что мне там делать?
   Карась, не отрываясь, смотрел, как этот гад красной пачкой "Мальборо" заслоняет от ветра зажигалку. Прикуривает. Выпускает дым. Поднимает глаза. Вздрагивает. Суетливо прячет сигареты и зажигалку в карман.
   - Толя, - Сирота буквально впихивает свою ладошку в громадную лапу Штангиста, - я поеду, добро? Мне еще в исполком надо заехать, туда-сюда. Пока!
   - Сирота! - остановил убегающего деловара Кузя.
   Карась повернул голову и встретился с жестким Кузиным взглядом. Пшеничный уже ушел, а Гриня с опущенными плечами печально смотрел куда-то в одну точку.
   - Сирота! - чуть громче повторил Кузя.
   - Да, - с готовностью отозвался тот, подходя ближе.
   - Откуда ты его знаешь? - Кузя кивнул на Димона.
   - Серега, да ты что? - испугался Боря. - Откуда я могу его знать?
   - Не темни! Знаешь.
   - Я?!! - Боря даже присел и двумя руками указал на себя. На Карася он смотреть боялся.
   - Эта гнида у меня бабу увела, - спокойно объяснил Карась. - Когда я в армии был.
   - Я? - пролепетал кооператор. - Да нет... Мы с ней ничего...
   Кузя минуту помолчал, все также пристально глядя Карасю в глаза.
   - Ладно, едь, - сказал он, наконец.
   - Мы с ней давно...
   - Вали, Боря.
   Боря не заставил себя упрашивать, и поспешил смыться. Толян грузно зашагал к "Мазде", Кузя же продолжал сверлить Карася взглядом.
   - Чего ты сюда приперся? - спросил он.
   - Как "чего"? - опешил Карась. - Мне ж говорили: приходи.
   - Кто?
   - Как "кто"? - Карась испугался уже не на шутку, но виду старался не подавать. Он огляделся по сторонам. Лысый мужик, делая брови домиком, что-то объяснял Мишке и Тулупу. Жорик уже сидел в машине. Штангист стоял рядом, отведя чуть в сторону руку с дымящейся сигаретой. - Вот, Мишка и Жорик сказали: приходи.
   Кузя еще раз бесцеремонно оглядел Карася с ног до головы, ничего не сказал и отправился следом за Штангой.
   Предоставленный самому себе, Карась угрюмо смотрел на "начальство", и думал о том, что четырехсот семидесяти пяти рублей надолго вряд ли хватит. Устраиваться же к бате на завод очень не хотелось. Ну просто никак не хотелось! А ехать к Генке, черт знает куда на Север - тем более.
   А, ну их! Сейчас уйду!
   О том, что речь зашла про него, Карась понял сразу. Как только лысый умолк, Кузя о чем-то спросил Мишку, и тот, отвечая, посмотрел в его, Карася, сторону. Оглянулся Тулуп, нашел его взглядом Жорик. Лишь Штангисту оглядываться было лень. Запрокинув голову кверху так, что на шее образовались жирные складки, он выпустил в небо белую струю дыма. Затем все опять уставились на Мишку. Потом Тулуп сел в машину, и они с Жориком уехали. А потом - слава тебе, Господи! - Мишка махнул ему рукой: давай сюда!
   Карась с достоинством, делая невозмутимую физиономию, подошел. Тем временем лысый попрощался за руку с Кузей и Штангистом, и заспешил прочь.
   - Витек! - крикнул ему вслед Мишка. - Твоя тачка на выходе?!
   Лысый обернулся и кивнул.
   - Миша, - пробасил Штангист, - забери с собой Блыма. А то он, сдается мне, на конкретные каракули сегодня нарывается. Да и все одно - цыганва. Может, понадобится.
   - Ладно, - ответил Мишка. - Блым! Блин. Блым, иди сюда!
   Тот самый паренек, который убегал от Мары, резво подскочил к Мишке.
   - Садись в машину. И ты, Димон, тоже.
   Блым без разговоров плюхнулся на переднее сидение, Карась уселся сзади. Захлопывая дверь, он вновь встретился с колючим Кузиным взглядом.
   - Михей, а куда едем? - спросил Блым.
   - Заткнись.
   Мишка уже прогревал мотор, когда Кузя постучал в окно.
   - Что? - Мишка опустил стекло.
   - Буряк, я передумал. После Пискуновки не сюда поедешь, а дергай прямо к Сироте, понял? Разберешься с ним, и будешь тут не позже трех, - Кузя еще раз посмотрел на Карася. - С Рыбой, - добавил он.
   - Ха! Пискуновка! - обрадовался Блым. - Я там каждую хату знаю! Родичей там валом, конкретно, Миша! Слышишь, Кузя, мы до Принцессы едем?..
  
   Подзаголовок 2
   Когда, непрерывно сигналя и останавливаясь через каждые два метра, Мишкин "Жигуль" с трудом протиснулся сквозь плотный людской поток, и выехал за ворота рынка, лысый их уже ждал.
   - Ну что? - он наклонился и заглянул в салон. - Дорогу знаете?
   - Ты че, гонишь? - возмутился Блым. - Садись в свою тачку, и едь за нами!
   Мишка подождал, пока лысый Витек усядется за руль стоящего возле автобусной остановки "сорок первого" "Москвича", повернулся к Блыму, и тихо сказал:
   - Жека, поедь с ним. Вымути у дантиста, сколько у него "бабок" реально. Быстрее, пока он не уехал!
   Карась пересел на переднее сидение.
   - Миша, объясни, что мы у цыган делать будем?
   - Дантиста охранять, - ответил Мишка, выруливая на проезжую часть. - И взять кое-что надо.
   Проехали центр города. Мишка немного расслабился и хлопнул Карася по колену:
   - Какой у нас кооператив? Охранный? - с улыбкой спросил он. - Поэтому мы едем охранять нашего клиента - дантиста.
   - А почему он дантист? Это что, кличка?
   - Потому, что он - дантист. Стоматолог. Причем стоматолог классный! Вот, смотри, - Мишка оттянул пальцем угол рта, - мне мост нахаляву поставил. Теперь кости куриные грызу, и проблем не знаю.
   - А к цыганам ему зачем? - спросил Карась.
   - Золото у них покупает. А мы - чтобы они его не "кинули". Знаешь, сколько он с собой везет?
   - Сколько?
   - Двадцать тысяч.
   - Ого! - воскликнул Карась. - Не, Миша, правда?
   - Он так сам на базаре сказал. Значит, нам за охрану должен две "штуки" отломить.
   - Сколько?! - Карась круглыми глазами уставился на Мишку. - Ты гонишь!
   - Чего это? - удивился Мишка, а затем рассмеялся: - Да нет, Димок, мы только десять процентов получим. Двести рублей на троих. Остальное - в общак.
   - Что за несправедливость! Рисковать своим здоровьем, своими молодыми жизнями за какие-то десять процентов?! Я буду жаловаться в местком!
   - Ха-ха-ха-ха-ха!!! Молодец, Рыба! Далеко пойдешь!
   "Спальные" районы остались позади, и теперь вдоль дороги тянулись деревянные заборы частного сектора. Попетляв по многочисленным переулкам, "Жигули" и "Москвич" остановились перед большим и новым, но каким-то неухоженным домом. Закатанное в асфальт подворье скрывал высокий шиферный забор. Недалеко от массивных металлических ворот возвышалась уже слежавшаяся куча строительного мусора. На ней маленький чумазый цыганенок справлял в направлении "Жигулей" малую нужду. Из калитки на шум подъехавших машин выбежала целая орава замурзанных и одетых во что попало цыганят. Они обступили машины и оживленно загалдели. Калитка открылась еще раз. Дородная цыганка в пестрых одеждах и со щеткой черных усов внимательно оглядела улицу и подъехавшие автомобили.
   - Баба Червонка! До стола зовешь? - развязно крикнул ей Блым.
   Баба Червонка что-то прокричала в ответ, - что именно, Карась не разобрал, - цыкнула на детей, и скрылась за калиткой.
   Мишка и Карась вышли из машины. Дантист, прижимая "дипломат" к животу, запирал свой "Москвич". Незаметно для него, Блым скорчил кислую рожу и отрицательно помотал головой.
   - Пошли, - Мишка первый толкнул калитку.
   Асфальтированный пятачок между капитальным гаражом и домом был усеян собачьими фекалиями и опавшей листвой. Бывший палисадник зарос бурьяном, а розовые кусты выродились в колючие заросли шиповника. То здесь, то там валялись обрывки грязного тряпья, белели осколки битой керамики. Откуда-то из-за дома раздавался басовитый лай крупной псины. Четыре пожилые цыганки сидели на кухонных табуретках у приоткрытых ворот гаража, курили и лузгали семечки. И над всем этим витал едва уловимый кислый запах чего-то химического.
   - Чернобаям - привет! Дайте семок, - Блым по-свойски подошел к цыганкам. - Гы-гы! - он повел носом. - Принцесса "ширку" варит.
   - Где Принцесса? - грубовато спросил Мишка, оглядываясь, на всякий случай, на оставленные на улице машины.
   - Чего орешь? Чего надо? - из дома вышла рыжая и еще не старая цыганка, одетая почему-то в темное вечернее платье с глубоким вырезом. В самом низу этого выреза сверкала на солнце крупная брошь. На все ее пальцы были нанизаны перстни и толстенные, на всю фалангу, кольца. На шее нитка жемчуга соседствовала с двумя цепочками, на одной из которых висел большой, усыпанный блестящими камешками, крест. Все видимые зубы цыганки также были золотыми.
   - Привет, Рада, - к ней подошел стоматолог. - Я за цацками приехал, как и договаривались.
   - А это кто? - Принцесса показала пальцем на Карася.
   - Свои люди, - ответил Мишка. - Пошли в хату, времени мало.
  
   - Вот пятьсот восемьдесят третья, - Принцесса поставила на стол керамическую супницу и сняла крышку.
   Подобное Карась видел только в кино. Глубокая посудина была завалена золотом! Кольца, серьги, цепи, крестики и медальоны! И даже давно вышедшие из моды запонки.
   Стараясь не наступать на валяющийся на полу засаленный тюфяк, Карась подошел ближе.
   - Рада, я тебя спросил: "лом есть"? - дантист закончил собирать маленькие лабораторные весы.
   - Бери это! Молотком побьешь, и будет тебе лом. Бери!
   - Сколько? - хитро сощурил глаза стоматолог.
   - По семьдесят пять.
   - Не пойдет. Давай лом.
   - Лом полтинник будет, - Принцесса закрыла супницу.
   - Сорок.
   - Лом полтинник будет! - сверкнула глазами цыганка.
   - Ну хорошо, хорошо. Полтинник, так полтинник.
   В жестяной коробке из-под краснодарского чая, заполняя ее более, чем наполовину, тускло желтела россыпь золотых коронок, ломанных сережек и обрывков цепочек.
   - А это что? - дантист вытянул из нее несколько звеньев браслета от часов.
   - Золото, золото! Берешь?
   - Одну минуту.
   Дантист вставил в глаз лупу, достал из "дипломата" скальпель, и поскреб им обрывок браслета. Удовлетворенно хмыкнув, он запустил руку в жестянку и выловил наугад несколько коронок и сломанный перстень без камня. Все это он по очереди поскреб ножом и, видимо, остался доволен.
   - Здесь все нормально. Взвешиваем? - предложил он, вынимая лупу. - Но, прежде всего, уважаемая, ты доверяешь моим весам?
   - Любезный, - едко произнесла Принцесса, - давай, взвешивай! Я знаю, сколько там "рыжева".
   "Рыжева" оказалось ровно триста семьдесят четыре с долями грамма.
   - С тебя восемнадцать тысяч семьсот тридцать пять, - тут же заявила Принцесса.
   Пока дантист отсчитывал нужную сумму, Карась, который никогда раньше подобной кучи денег не видел, пытался придать лицу равнодушное или даже сонное выражение. Это получалось с трудом.
   Карась вздохнул и посмотрел в окно. Четыре цыганки по-прежнему лузгали семечки, а перед ними на корточках сидел Блым. Он, вероятно, рассказывал нечто смешное, потому, что цыганки посмеивались и перебивали его короткими фразами.
   Но вот Блым оглянулся и встал на ноги - к ним подошли два парня. Один из них, худой и с расцарапанными прыщами на лице, передал что-то ближайшей старухе. Старая цыганка переглянулась с теткой помоложе. Та стряхнула с подола лушпайки, и повела парней в гараж.
   Клацнули замки. "Дипломат" был уже у дантиста в руках. На столе осталась лишь пустая жестянка из-под чая.
   - Все? - спросила Принцесса.
   - Да, - сказал дантист, направляясь к выходу.
   - Иди за ним, - сказал Мишка Карасю, - я сейчас.
   Дантист и Карась вышли из дома и зашагали к калитке.
   - Что, поехали? - спросил Блым.
   - Буряк сказал, чтобы его подождали, - солидно ответил Димон.
   - А-а, - Блым с некоторым недоверием покосился на Карася, и вернулся к своим родственницам.
   Мишку ждать пришлось недолго. Минут через пять они с Блымом вышли из калитки. В руке Мишка держал майонезную банку, в которой плескалась коричневая, похожая на крепкий чай жидкость. Крышки на банке не было.
   - На, подержи, - Мишка передал банку Блыму, и ключом открыл машину. - Витек, где разъезжаемся?
   - А куда вы сейчас, в город? - спросил Дантист.
   - Да, "ширку" завезти надо, - Мишка кивнул на банку.
   - Тогда на Фрунзе и разъедемся.
   В машине Карасю опять пришлось усесться сзади.
   - На, Рыба, держи, - с переднего сидения Блым протянул ему банку. - И не расплескай! Это большие бабки стоит.
   - Нельзя было крышку попросить? - недовольно спросил Карась, забирая банку.
   Мишка завел машину и дал задний ход.
   - Ладонью прикрывай, - посоветовал он.
   Дороги в частном секторе представляли собой размытую дождями и разбитую грузовиками грунтовку. Кое-где ямы были засыпаны золой и битым кирпичом. Так что, пока машины доехали до поворота на другую улицу, и ладонь у Карася, и банка были уже мокрыми. Он держал банку в вытянутых руках, и тихо матерился.
   - Что ты там стонешь? Держи крепче! - оглянулся назад Блым. Однако, встретившись взглядом с Карасем, поутих. - Уже, считай, полтора куба нету, - сообщил он Мишке.
   Мишка надавил на клаксон, быстро опустил стекло и помахал рукой. Едущий впереди "Москвич" остановился.
   - Что? - выглянул Дантист.
   - Витек, у тебя есть что-нибудь, куда "ширку" перелить можно? Выливается.
   Вскоре Блым, сдвинув от усердия брови, осторожно переливал наркоту в обычную бутылку из-под пива. Выцедив последние капли, он сунул пустую банку в бардачок, а бутылку, не глядя, протянул назад.
   Карась заметил, что Мишка смотрит на него в зеркало, и уселся поудобнее, раскинув руки на спинке заднего сиденья. Лицо его было расслабленным, а взгляд сделался холодным и немигающим.
   Блым удивленно посмотрел назад.
   - Че за дела? На, бери! - он держал бутылку перед Карасем.
   Карась не шевельнулся.
   "Сопля, - мысленно сказал он черным зрачкам Блыма, - я могу тебя убить одним ударом. И вот, что с тобой будет: свернутая набок челюсть, проломленная височная кость и крошево выбитых зубов на залитом кровью подбородке. Ты понял?"
   У Блыма шевельнулся загривок, и он рефлекторно кивнул. Блым неуверенно посмотрел на Мишку, потом уселся нормально, поерзал на сидении и раздраженно пробурчал:
   - Ну что, поехали? Чего стоять тут? - бутылку он аккуратно держал у себя на коленях.
   Вот так.
   Карась устало покрутил шеей. Скольким зарвавшимся салагам он остудил таким макаром борзоту. А те бугаи были - дай Бог каждому! Никто не смеет приказывать старшему сержанту ВДВ. Даже на "гражданке". И довольный собой Димон подмигнул Мишке в зеркало.
  
   Подзаголовок 3
   В центре города Мишка остановился у подъезда красивой и престижной девятиэтажки. Блым снова перелил "ширку" в майонезную банку и вышел из машины.
   - Саня! - проорал он, задрав голову.
   На балконе третьего этажа показался Тулуп.
   - Ты дома? - обрадовался Блым. - Иду!
   Карась пересел на переднее сидение.
   - Что Тулуп, "ширяется"? - спросил он.
   - И не только Тулуп, - ответил Мишка. - Все, кто сидел, все "мажутся".
   - И Кузя?
   - Кузя не сидел.
   Часы на приборном щитке "Жигулей" показывали пять минут двенадцатого. Мерно работал на холостых оборотах мотор.
   - Слышишь, Миша, а что за проблемы у Грини с ментом?
   - С Пшеничным?
   - Ну да, с капитаном.
   - Да дурак твой Гриня! - неожиданно резко ответил Миша. - Мужик в "Шашлычной" своим корешам пиво нес и Андрюху задел то ли локтем, то ли бокалом. Так наш "Брюс Ли" сраный и нос ему разбил, и пару ребер сломал, и еще что-то там. Короче, мужик в больнице, а Грине-идиоту "хулиганку" шьют.
   - И ничего сделать нельзя?
   - Можно, в принципе, - ответил Мишка, - но трое суток прошло, и Пшеничный дело в суд передал. Теперь Гриня должен либо судье, либо своему следаку крупно отстегнуть. А у него и непогашенная судимость есть.
   - Понятно. Значит, мужик написал, что Гриня его...
   - Не мужик, - перебил Карася Мишка. - Заяву на Гриню вся его смена подписала. Там одиннадцать подписей.
   - Ни фига себе! - воскликнул Карась. - И никто за товарища не заступился?
   - Пробовал один, да быстро бегает.
   - Я вообще ничего не понял, - Карась наморщил лоб. - Значит, Гриня был один против двенадцати взрослых мужиков, что ли?
   - Нет, зачем - один? - пожал плечами Мишка. - Я там тоже был, Мина был, Валерка-боксер.
   - Ясно, - протянул Карась. - А чего ж ты Гриню сам не успокоил?
   - А оно мне надо? Мы уже крепко поддатые были. А так хоть "ха-ха" поймали.
   В машине стало душно, и Мишка выключил мотор.
   - А куда ты вчера вечером делся? - спросил после минутного молчания Карась.
   - Семеновну домой отвез, потом ездили с Гриней, Эдика искали.
   - Так он же в больнице.
   Мишка улыбнулся и посмотрел на Карася.
   - Что ты вчера вечером делал? - неожиданно спросил он.
   - Как - что? - растерялся Димон. - Ну-у... А что ты имеешь в виду?
   - Ты вчера весь вечер провел дома, - четко, по слогам произнес Мишка. - Понял? Смотрел телевизор.
   - Ну да, так и было: программа "Время", "Прожектор перестройки", а потом этот, как его...
   - А потом, Димок, как придешь домой, изучишь программу досконально - что было, по какому каналу и во сколько.
   - А "предки"?
   - Это уже твои проблемы, Рыба. И будет очень плохо, если они станут общими.
   - Да ну, слышишь, Миша, - недовольно скривился Карась.
   Стекла в машине начали запотевать. Мишка протер их тряпкой, включил зажигание, и мотор заработал вновь.
   - Жаль, что ты в "горячей" точке не был, - произнес он, наконец.
   Карась прекрасно все понял. Настал его черед снисходительно улыбнуться и чуть надменно посмотреть на Буряка.
   Мишка, откинувшись на спинку сидения, расслабленно водил пальцами по оплетенной цветной проволокой баранке. Не дождавшись ответа, он поднял взгляд на Карася, и спокойно спросил:
   - Или был?
   - По телевизору видел. В программе "Время", - сказал сущую правду Карась.
   - Я это к тому, - объяснил Мишка, - что Кузя может тебе тут "горячую" точку устроить.
   - Я это понял, - кивнул Карась. - Сегодня, после трех. У Кузи все на роже было написано. Что-то вроде проверки будет, так? Только я не понимаю, на кой пень ему это нужно? Он что, всех так проверяет?
   - Нет. Но уж больно резко ты вчера отличился. Да и под меня ему копнуть охота.
   - А где я вчера отличился? Перед телеком? - хмыкнул Карась. - Ладно, это все ясно. Ты мне вот, что объясни. Тебе-то это все зачем?
   - Что - это?
   - Меня на работу устраивать, опекать?
   Мишка смерил Карася долгим взглядом.
   - Объясняю, - жестко начал он. - Я тебя привел, значит, ты мой человек, в моей бригаде, понял? А чем больше у меня людей, тем больше мой вес и авторитет. И еще. На первых порах я за тебя полный ответ держу. Догнал?
   - Догнал.
  
  
  
   Глава 15. Дорога
  
  
  
   Глава 16. (Тюряга)
  
  
  
  
   Глава 17. Дорога
  
   Включение главы "Марина-проститутка"
  
   Весна. Март 1995г.
  
   Глава 18. Будни (переименовать?)
  
  
   Вежливость
   Было четыре часа дня. Разбрызгивая грязь, "Мазда" въехала на территорию опустевшего к этому времени рынка. Вдоль пустых прилавков ветер гнал рваные пакеты и клочья оберточной бумаги. Из засыпанного мусором контейнера валил густой черный дым.
   Марадону они увидели у входа в здание администрации. Колыхая брюхом и размахивая руками, он что-то доказывал двум своим соотечественникам. Джигиты слушали его краем уха, и хмуро поглядывали на приближающуюся машину. Здесь же, возле конторы стояла их грязная "Волга" с тонированными стеклами и российскими номерами. За рулем в ней кто-то сидел.
   Карась с Миной переглянулись. На заднем сидении Блым выразительно присвистнул, а Олег привычным движением поправил за поясом пистолет и прикрыл его пуловером. "Мазда" остановилась в полуметре от "Волги", и пацаны, не торопясь, вышли из машины.
   - О, Дима! - обрадовался Марадона, и заспешил навстречу. Судя по багровым пятнам на его щеках, разговор с приезжими давался ему нелегко.
   Отвечая на рукопожатие, Карась еще раз окинул взглядом незваных гостей. Одетые во все дорогое и черное, они держались с нарочитой раскованностью, лениво перекидывались гортанными фразами на своем языке, и надменно поглядывали на Карася. У того, который был постарше, отсутствовала верхняя половина левого уха, и под короткой стрижкой был виден широкий, тянущийся от виска к затылку, шрам.
   Димон посмотрел на своих. Блым находился у чуть приоткрытого багажника "Мазды". Он жевал жвачку и, не отрывая глаз от "абреков", сквозь зубы сплевывал на землю. Олег спокойно стоял рядом с Карасем, а Мина, держа правую руку в кармане, блокировал "Волгу".
   - Что тут такое, Мардан? - спросил Карась.
   Директор рынка пришел в движение.
   - Они торговать у нас хотят, - сказал он.
   - Ну, пусть торгуют.
   - Оптом, Дима, - щеки Мардана вновь побагровели. - И они хотят двадцать пять мест под навесом и двадцать на "Овощах". Где я им, Дима, найду двадцать пять мест под навесом?
   - Давай в другом месте, - заговорил вдруг по-русски горец со шрамом.
   - В другом месте?! - взвился Марадона. - Дима, я им говорю: тридцать процентов, плюс по два доллара в день за каждое место. А они говорят: давай десять процентов, у нас денег пока мало. Дима, чечен - и без денег! Ты в это поверишь?
   - Так они что, не хотят "на шифер" давать?
   - Нет, не хотят. Они говорят: мы в охране не нуждаемся. Они...
   - Скажи им, - перебил Карась, - что мы в них тоже не нуждаемся. Пусть вяжут лапти отсюда. Пошли, пара слов к тебе есть.
   Карась направился к крыльцу. В это время чеченец со шрамом сделал шаг навстречу и протянул руку, пытаясь властным жестом остановить Карася.
   - Подожди, - только и успел произнести он, потому что в следующий момент Карась схватил его за пальцы и с хрустом вывернул кисть. С перекошенным от боли лицом горец рухнул на колени, а его товарищ замер под прицелом у Олега.
   - Блым, похлопай их, - приказал Карась.
   - Командир, не гони пургу, - из "Волги" вылез высокий и слегка сутулый брюнет. Прикуривая, он дружелюбно посмотрел на Карася.
   Блым, тем временем, вытянул из-за пояса молодого чеченца "ТТ" и передал его Олегу. У стоящего на коленях ничего подозрительного при себе не оказалось. Однако, глядя на пылающие ненавистью глаза горца, отпускать его руку Димон не торопился.
   - Как тебя зовут? - спросил он пленника.
   - Абрек, - сквозь зубы прошипел тот. - Ты меня еще узнаешь.
   - Тебя, Абрек, не учили, что в гостях надо быть вежливым?
   - Командир, отпусти его, - вновь послышался мягкий голос высокого, - мы сейчас к Дрону едем.
   - Так что, Абрек, учили или нет?
   - Мой народ борется, - морщась от боли, заявил он.
   - Твой народ борется! А ты здесь турецкой кожей, помидорами и наркотой торгуешь! - Карась оттолкнул от себя пленника и подошел к Олегу. - "ТТ" я забираю себе. Трофей. Пошли, Мардан, пара слов к тебе есть.
   - Мардан, - продолжил Карась, кода они подошли к конторе, - сегодня вечером подъедут четыре фуры. Надо буде их за ночь разгрузить. Сделаешь?
   Глядя через плечо Карася вслед удаляющейся "Волге", Марадона рассеяно кивнул.
   - Уехали? - тихо спросил Карась.
   Марадона снова кивнул, и оба вздохнули с облегчением.
   - А ведь вернутся. Зря ты его так.
   - Пусть возвращаются.
   - Не дай Бог, Дима, не дай Бог.
   - Ты еще перекрестись, - Карась криво ухмыльнулся. - Они вправду чеченцы?
   Марадона пожал жирными плечами:
   - Не знаю, это они сами сказали.
   - "Не знаю", "не знаю"! Не хватало еще... Ну, ты понял насчет четырех фур?
   - Понял. А что там, как обычно?
   - Да. Сигареты, одежда там всякая.
   - Хорошо, сделаем. А кого это нелегкая сюда несет? Где, блин, наша драная охрана?! - Марадона неожиданно резво взбежал по ступенькам и скрылся в конторе.
  
  
   От трех до пяти
   Со стороны базарных ворот к ним приближался какой-то мужик в светлом демисезонном пальто. Когда он подошел поближе, Карась не без удивления узнал в нем своего одноклассника Вовку Терехина. Зябко кутаясь под порывами ветра и никуда не сворачивая, Терехин шел прямо к ним. Улыбаться он начал заблаговременно, издалека. Но вот, наконец, Терехин подошел к "Мазде" и нерешительно поднял в приветствии руку.
   На крыльцо "управы", шумно топая сапогами, высыпали бойцы вневедомственной охраны.
   - Мужик! - заорал Терехину один из них. - Ты что, читать не умеешь? Написано по-русски: "Рынок работает до четырнадцати ноль-ноль". Давай, разворачивайся!
   - Заткнись, - коротко бросил Карась. Боец осекся на полуслове, втянул голову в плечи, и пьяно заморгал.
   Карась подошел к Терехину.
   - Привет, Димон, - Вовка с опаской поглядывал на то на Олега, то на Мину, то на вневедомственных охранников. - А я думаю, ты или не ты?
   - Здоров, Воха, - из головы не шли чеченцы.
   Приняв кислый тон Карася в свой адрес, Терехин мелко задвигался и извиняющимся голосом произнес:
   - Нет, Димон, если тебе некогда, то я потом как ни будь.
   - Говори.
   - Давай отойдем.
   - Говори, Воха! Не тяни резину.
   - Хорошо, я быстро. Я постараюсь быстро. Я, как бы это сказать, в школе нашей теперь работаю. Учителем физики. После института.
   - Я знаю, Вовчик.
   - Ну да. Так вот, значит, помнишь наш кабинет физики? Там еще подсобка есть такая.
   Карась кивнул.
   - Да-да, я быстро, Димон! Значит, подсобка, как я говорил. Одним словом, как бы это сказать, выпили мы перед Восьмым марта там с Мариной, - Терехин испуганно посмотрел на Карася и развел руками. - Вот так, - закончил он.
   - Ну, и что?
   Вовчик отвел взгляд и убитым голосом произнес:
   - А теперь она говорит, что всем расскажет. Что она не знает, беременна она или нет. Но ведь я не хотел, - на Тереху было жалко смотреть. - Она напоила меня, понимаешь? И я забылся просто! Я не хотел. А она теперь говорит, что скоро брат из тюрьмы выйдет.
   - Я не понял, что за Марина?
   - Ну, Марина. Из 10-"А". Но, Димон, как бы это сказать, не брата ее я боюсь. Подумаешь, что сидел. Нет. Но у меня же семья, дочка маленькая. Меня тесть со света сживет. А то брат какой-то. Подумаешь, в тюрьме он сидел...
   - А кто твой тесть?
   - Дима! Да не в этом дело! Что я, тестя боюсь? Подумаешь...
   - Кто твой тесть?
   Вовка тяжко вздохнул:
   - Начальник земельных ресурсов.
   - Управления Департамента земельных ресурсов? - уточнил Карась.
   - Да. Но...
   - Высокий такой, да? Кучерявый, седой и с красной рожей? Чобот, кажись, фамилия?
   - Да.
   - Ясно, - Карась улыбнулся. - Короче говоря, ты под педофильными статьями ходишь. От трех до пяти, как говаривал дедушка Чуковский. Да-а, не завидую. Но я не въеду никак, чего ты от меня хочешь?
   Терехин посмотрел куда-то в сторону, затем перевел увлажнившиеся глаза на Карася.
   - Дим, помоги мне.
   - Как?!
   - Ну, хоть брату этому скажи.
   - Что я ему скажу? И ты же сам сказал, что он еще сидит.
   Глядя себе под ноги, Тереха смазал со щеки слезу, судорожно вздохнул и произнес:
   - Извини, что побеспокоил. Пойду я.
   - Ладно, стой, - жестко произнес Карась. - Как тестя твоего по имени-отчеству?
   - Василий Поликарпович.
   Возле здания конторы Блым с охранниками травил анекдоты. Мина с Олегом уже сидели в машине.
   - Жека! - позвал Карась. - Жека, давай сюда!
   Блым подбежал и замер в позе "Я весь внимание". Интуиция верно подсказала ему, что с "опущенным лохом" в хилом пальтишке здороваться не следует.
   - Женя, поможешь этому... гражданину. А ты, - Карась насмешливо посмотрел на Вовку, - расскажешь ему все по новой. Жека, это не для отмазки. Только ничего сам не делай, понял? Узнай всё, и всё. Сколько сейчас?
   Терехин поспешно посмотрел на часы.
   - Полпятого.
   - Все, мы поехали. А ты, Блым, чтоб часам к восьми был в "Киевской Руси", помнишь, зачем? И смотри, чтобы никаких делов. Только узнай все, - строго напомнил Карась и направился к машине. С Вовкой Терехиным он не попрощался.
  
  
   Хозяин
   Полчаса спустя, Карась, высадив по пути Олега с Минаковым у гостиницы "Украина", въехал во двор неприметной хрущевской пятиэтажки. Внимательно осмотревшись, он запер машину и вошел во второй подъезд. Здесь он простоял еще несколько минут и только потом, убедившись, что за ним не следят, поднялся по ступенькам и позвонил в нужную квартиру.
   Дверь открылась почти сразу же, и хозяин с радушной улыбкой на лице предложил войти.
   - Присаживайся. Кофе хочешь? - дежурно поинтересовался он, когда Карась уселся в кресле у журнального столика в гостиной.
   Карась пожал плечами.
   - Если пиво есть, то давайте, - сказал он, и хозяин отправился на кухню.
   В принципе, Димон помнил, что зовут хозяина квартиры Николаем Сергеевичем, но еще ни разу он его по имени-отчеству не назвал. И впредь не собирался.
   - Ну, что расскажешь? - хозяин аккуратно поставил на полированную столешницу пиво.
   - Чеченцы приезжали, к Мардану подкатывали.
   - Прогнали?
   - Вроде, да.
   - Боишься? - хозяин задумчиво смотрел на Карася.
   - Да, не без этого. Кому нужна лишняя морока?
   - Морока, говоришь, - кагебешник пристально посмотрел на Карася, вздохнул. - Ну, выкладывай давай.
   - Чего выкладывать?
   - Ты дурочку из себя не строй, хорошо? Сколько их было?
   - Трое.
   - Серьезные ребята?
   - А кто их знает? На "Волге" были с российскими номерами. К Дрону после нас поехали.
   - Ладно, разберемся. А хочешь, я тебя, Карасик, обрадую? Да ты пей пиво, пей!
   - Спасибо.
   - Так вот, помнишь Протопопова?
   - Рясу? А чего вы вспомнили?
   - Расслабься, убили кента твоего в Одессе.
   - В Одессе? - Карась даже не пытался скрыть удивление. - Ему же года два еще сидеть!
   - А тебе? - быстро спросил хозяин.
   Карась промолчал и отвернулся.
   - Так что на тебе еще один должок, понял? Ладно, пошли дальше. Как у нас дела с "синими" обстоят?
   - Никак. Знаю только, что участковый из "Солнечного" эфедрином торгует, и знаю, что эфедрин узбекский. У наркоманов в почете, - Карась поставил пустую банку на стол.
   - Еще? - спросил хозяин.
   - Не надо.
   - Хорошо, пошли дальше. Как Глушко, деньги взял?
   - А куда ж он денется? - усмехнулся Карась.
   - Хорошо. Будем закругляться. Если не ошибаюсь, у гражданки Кожуховской сегодня День рождения, и вы все собираетесь в "Киевской Руси", по-моему?
   Карась не ответил.
   - Твоя задача, - продолжил после паузы хозяин, - посмотреть, будут ли новые лица. Если будут, выяснить, кто они и откуда. Так, с этим разобрались. Пошли дальше.
   Вдруг он встал и вышел из комнаты. Не было его минуты три. Когда хозяин вернулся, Димон увидел в его руке цветастую коробку.
   - Вот подарок для вашей Саломеи, - он протянул коробку Карасю. На ней был изображен сотовый телефон и красиво исполненная надпись: "Motorola".
   - Напичкали туда всякого, - пробурчал Карась, забирая коробку.
   - А как же?! Надо же нам знать, чем живет и дышит молодежь.
   Понимая, что аудиенция окончена, Карась встал с кресла и направился в прихожую
   - "Молодежь" - он позволил себе передразнить хозяина. Уже обуваясь, Карась добавил: - Бабе сорок три года стукнуло, а вы - "молодежь".
   - Ну, Дмитрий! Нельзя так о женщинах. Они - украшение нашей жизни. Все, - комитетчик оставил игривый тон. - Подаришь ей телефон.
   - У нас уже есть подарок.
   - А телефон ты подаришь от себя. И скажешь, что оплатил первые шестьсот минут разговора. Подожди, - он оттеснил Карася от двери и прильнул к глазку. - Можешь идти, - сказал он через минуту.
  
  
   Саломея Тулуп
   Недавно отреставрированный ресторан "Киевская Русь" выглядел вполне по-европейски и сиял в ночи всеми цветами радуги. Громкая музыка слышалась уже на подъезде к нему, а соседняя автостоянка была сплошь заставлена продукцией лидеров мирового автомобилестроения.
   Столы ломились от изобилия. Гости пили, ели и танцевали с местными красотками. Киевская рок-группа сменяла на эстраде московского пианиста, а в перерывах между ними горбоносый и усатый тамада веселил публику тостами и анекдотами.
   За самым последним столиком, испытывая некоторую неловкость, торопливо грузились под завязку участковый и два сержанта.
   Виновница торжества восседала на своеобразном подиуме в центре зала за одним столом с мужем, сыном и невесткой. Сам Тулуп, уже пустив по венам хорошую дозу, почти не пил и часто выходил встречать прибывающих гостей лично.
   Мероприятие "держали" хозяева, а так же, согласно традиции, по два-три человека от наиболее состоятельных гостей. Карасю Кузя наказал следить, чтобы никто не ходил на кухню и не лез на эстраду.
   - Есть у одного горного народа, - вдруг взревели голосом тамады маршалловские черные динамики. - Есть у одного горного народа прекрасная легенда о гордой и прекрасной принцессе Анаит. Она была так прекрасна, что Солнце и Луна считали ее своей сестрой, и так горда, что горы расступались на ее пути. И юноши, друзья мои, и юноши не считали себя достойными ее божественной руки. Она была так прекрасна и горда, что даже ее отец, грозный царь, возвращаясь из далеких военных походов, ничего не мог подарить своей дочери, ибо любой подарок, по сравнению с ее красотой, выглядел жалкой, никчемной вещью.
   - А она, друзья мои, - продолжал тамада, - она была простой красивой девушкой, которой хотелось простых человеческих радостей. Но, увы. Никто этого не понимал, и прекрасная Анаит каждую ночь выходила на балкон и горько плакала. Слезы ее стекали в прекрасную плодородную долину, и вскоре затопили все вокруг. Так образовалось озеро Севан. А сама принцесса превратилась в каменную статую. Друзья мои! Друзья, давайте не допустим, чтобы на этой счастливой земле образовалось свое озеро Севан, и преподнесем дорогой Анжелочке наши скромные, но по-человечески теплые подарки!
   Московский пианист грянул что-то торжественное и Саломея, улыбаясь, поднялась со своего места.
   Первым на помост к имениннице не без посторонней помощи взобрался жирный Каха Жвания. Забрав у тамады микрофон, он гнусаво произнес:
   - Такую красоту должен увидеть весь мир. Поэтому, вот тебе, дорогая, от нас, - он сунул ей две бумажки. - Кругосветное путешествие на двоих!..
   - Здорово, Карась! Прикинь, пускать не хотели!! Га-га-га! - Блым жадно набросился на еду. Кто-то налил ему водки. Пусть пожрет, подумал Карась и отвернулся, спешить некуда. Свой подарок, белую "ладу"-пятерку, они уже преподнесли, а мобильник лежал теперь у именинницы в сумочке.
   Тем временем на помост к Саломее поднялся директор Старометизного завода в сопровождении какого-то строгого мужика с портфелем. Директор держал микрофон чуть выше собственного пупа, поэтому Карась плохо разобрал, о чем он говорил. Понял только, что подарок - это десять процентов акций завода, а строгий мужик - нотариус, который тут же заверил дарственную.
   - Привет тебе от одноклассника, - довольный жизнью Блым откинулся на спинку стула, прикурил от зажигалки и глубоко затянулся. - Хоть это и муть явная, но ничего, Карась, узнал я что мог.
   - Ну, давай, Жека, выкладывай.
   - А я что делаю? - Блым переставил свой стул поближе к Карасю. - Узнал все. Зовут телку Марина, фамилия - Герасимова. Слышишь, Дима, а на кой нам за этого педагога мазу тянуть? Всё, продолжаю! Значит, фамилия ее Герасимова. Живет недалеко от школы, надо будет - покажу. Ха, Димон! Взяли мы у Марадоны тачку и поехали. Кореш твой дорогу показывал. Заехали мы во двор, - там пятиэтажки кругом, - и остановились недалеко от ее подъезда. Прикинь, а этот лох со мной на "вы"! Сидим, сидим, как вдруг - бац! - дружбан твой белеет, как мел, и на пол сползает. А сам пальцем вперед тычет, физиономия перекошенная. Я посмотрел туда. Елы-палы! Идут, прикинь, две девки, ростом с колокольню, здоровые такие кобылы. Садятся они, короче, на лавку у подъезда, и начинают курить. Этот типа педагог возле меня жмется, чуть носом в колени не упирается. Я говорю: "Которая из них?", а он, прикинь, шепчет: "Которая без шапки.". Губа у него не дура, Карась, там такие мяса!! М-м-м...
   - Ты еще в Дуньку поиграй, - хмыкнул Карась.
   - Ага! Выхожу я из машины и подхожу к ним. А они еще закурить не успели. Я им свое мальборо дал, и, типа, говорю, что студент...
   - Ты можешь короче?
   - Ладно. В общем, завтра они в школу не пойдут, и мы поедем кататься. Так, что мне завтра транспорт нужен.
   К их столу с почти закрытыми глазами медленно подходил Тулуп. За ним следовал Кузя. Подойдя к Карасю, Тулуп тяжело оперся о его плечо, взял из подставки несколько салфеток и, наклонившись, принялся монотонными движениями полировать свои туфли.
   - Вези его домой, - тихо приказал Кузя.
   Карась встал, и они вдвоем вывели Кожуховского из ресторана.
  
  
   Евгений Алексеевич
   - Иди, открой.
   - М-м?
   - Иди, двери открой, звонят, - беременная Ирка повернулась на другой бок и укрылась с головой.
   Карась встал с постели и, почесываясь, побрел в прихожую. Открыл внутреннюю дверь и посмотрел на экран глазка.
   - Босс! В школу опоздаем! - дурачился на площадке Блым.
   Чертыхнувшись, Карась повернул замок, нажал кнопку, и бронированная дверь бесшумно отворилась.
   - На, Карась, это тебе, - Блым протянул ему банку пива. - А что, Ирка спит?
   - Спит, - буркнул Карась.
   Они прошли на кухню. Карась открыл банку, перелил пиво в высокий чешский стакан, медленно и со смаком его осушил, вытер с губ пену, и лишь тогда заговорил.
   - Я понял вчера, что эта девка курит.
   - Ага! И курит, и бухает как лошадь!
   - Т-с-с! Не ори. А подруга что?
   - Такая же, - глаза у Жеки блестели.
   Карась задумчиво на него посмотрел.
   - Тогда, может, правду Тереха говорил, что не он ее, а она его? - спросил он. - Ты как думаешь?
   - А что? Вполне, - Блым пожал плечами.
   - Ладно, вот тебе ключи, иди в машину, а я сейчас.
   Когда Карась вышел из подъезда, Блым сидел в "Мазде" и прогревал мотор. Димон уселся рядом. Привстав на сидении, он вынул из заднего кармана бумажник, достал из него три купюры по сто долларов, и протянул их Жеке.
   - Бери. На представительские расходы.
   - Надо бы добавить, - заявил Жека, трогаясь с места.
   - Я тебе добавлю! - пообещал Карась. - Теперь слушай меня ушами. Задача у тебя такая: сделать так, чтобы эта Марина поработала на нас. Подругу отшей сразу, нам она не нужна. Усек?
   - Вроде бы.
   - Пусти ей пыль в глаза, подарков купи, по ресторанам после школы поводи.
   - Димон, ты чего, гонишь, что ли? После какой школы?! Они же туда только от скуки ходят, или когда на улице холодно, а дома предки сидят.
   - Во-во. Сейчас ты мне ее покажешь, и я уйду. Про машину можешь сказать, что твоя. На все тебе три дня.
   - Димон, а как насчет педагога?
   - Какого педагога? А-а-а! Сделай, Блым, так, чтобы она тебе на педагога пожаловалась. Скорее всего, попробует вытянуть из Терехи бабки. И, это самое, выясни, что там за брат у нее в тюрьме сидит? А то еще нарвемся на хулигана.
   - Гы-гы-гы!
   - Вот и будет тебе тогда "гы-гы-гы". Что, приехали, что ли? Где они?
   - Да что-то не видно пока. Слышишь, Карась, а зачем нам это все? Сдается мне, что ты не просто за корефана своего канителишься.
   - От многих знаний большие сроки, Блым. Вот еще что, - очень серьезно произнес Карась. - Наведи справки о ее родне, мамка там, батя. Чтоб мороки потом меньше было.
   Жекино лицо вытянулось, и он озадаченно присвистнул.
   - Так чего же мы тогда тут палимся? - спросил он. - Чтоб детки потом мусорам рассказали, в какую машину их подруга садилась?!
   - Блым, - Карась тяжко вздохнул, - ты в пределах дурак, или как? Мне нужна эта девка живая, здоровая и жизнерадостная. А еще лучше, чересчур жизнерадостная, усек?
   - А-а, понятно... О! Глянь, идут, - Блым кивнул вперед, - Может, останешься? Глянь, какие телки!
   К школе ленивой походкой направлялись две, несомненно, уже познавшие любовь, девушки. Держались они уверенно и независимо. Высокомерно отвечая на приветствия сверстников, десятиклассницы свернули с тротуара и остановились у проезжей части.
   - Блым, они обе без шапки. Которая она? - спросил Карась.
   - Та, видишь, которая в белой куртке. Без сумки которая, - Блым просигналил и, высунувшись из окна, помахал им рукой.
   Девушки переглянулись, хихикнули, но тут же взяли себя в руки и со скучающими лицами направились к машине.
   - Да-а, акселерация, - покачал головой Карась. Открывая дверь, он повернулся к Блыму и сказал: - Ну, ты понял, да? Подругу отшиваешь, а эта Марина чтобы через три дня была своя в доску.
   - Понял, понял. Я подругу на тебя свалю. Гы! Глянь, кровь с молоком! А ляжки какие!!
   Карась в ответ подмигнул, бегло оглядел подошедших школьниц, - ах ты, Тереха, сукин кот! - и, выходя из машины, залебезил:
   - Хорошо, Евгений Алексеевич. Как вы и сказали, я буду передавать вашим людям по триста долларов с ларька.
   - С каждого! - жестко поправил Блым.
   - Да-да, с каждого, - согласился Карась и откланялся. Перейдя дорогу, он поймал такси и уехал к Марадоне.
  
  
   Марадона
   В шумной толчее у входа в Центральный Рынок к нему подошел вечно улыбающийся квадратный Тарас.
   - Здоров, Димон.
   - Здоровее видали, - пожал протянутую руку Карась. - Как тут? Порядок?
   - Аж скучно, - широкое лицо Тараса расплылось в добрейшей улыбке. Расслабленно поколачивая себя кулаком по ладони, он добавил: - Марадону мандраж колотит. Тут ночевал, домой ехать побоялся.
   - А ты не боишься?
   Тарас на такую глупость отвечать не стал. Его улыбка стала еще шире, и он повел могучими плечами. Затем лениво полез в карман, достал сигареты, выбил одну и сунул ее в зубы. На секунду улыбка сошла с его лица, и Тарас, похлопав себя по карманам, недовольно посмотрел по сторонам. В тот же миг в шумном людском потоке возле них возникла какая-то неразбериха, послышалась ругань, и из толпы к ним подвалил Кука. Поздоровавшись с Карасем, Кука щелкнул зажигалкой, подождал, пока Тарас прикурит, и снова исчез.
   - Слышишь, брат, а кто приезжал, пока меня не было? - спросил Карась.
   Тарас обрадовано ткнул его пальцем и сказал:
   - О. А я чуть не забыл. Кузя утром был с Мишей. Они Олега забрали и уехали.
   - Когда?
   - Часов в шесть.
   - А куда?
   - А я не спрашивал. Просил только тебе передать, чтобы, как только ты здесь нарисуешься, чтоб мигом к Тулупу дул.
   - Ясно, - поморщился Карась. - Мамека у себя?
   - Должен быть. Я ж тебе говорил, он даже домой ночевать не ездил.
   - Ну, давай, до вечера.
   - Давай.
   В стоящий у здания конторы милицейский "уазик" старшина с сержантом грузили ящик водки. В самой "управе" плотность населения была еще даже большей, чем у торговых рядов. Кто пришел давать объявление по ретранслятору, кто платить за аренду весов. Словно из стивенкинговского триллера, к кабинету ветврача выстроилась очередь одетых в грязные и рваные халаты мясников. Мимо Карася охранники провели в "обезьянник" расхристанного чумазого цыганенка. У кабинета главного бухгалтера базарный опер Астахов внимательно слушал какого-то невзрачного мужичонку в сером драповом пальто. Когда Димон поравнялся с ними, опер, не отрываясь от собеседника, коротко бросил:
   - Зайди ко мне, Карасик.
   Карась сделал вид, что не услышал и толкнул дверь директорского кабинета.
   - Ведь посадят меня, Мардан Русланович! - перед стопкой накладных и квитанций за директорским столом сидела главный бухгалтер рынка Зоя Сергеевна. Глазами, полными слез, она смотрела на жирную спину Марадоны.
   - Ну, посадят, так посадят, - спокойно ответил Марадона. Он стоял у зарешеченного окна и вытряхивал в цветочный горшок заварку из чайника. Оглянувшись на шум, он кивнул Карасю.
   В другом конце кабинета на диване развалился, поигрывая брелком от ключей, Мина.
   - Здорово, Колек, - Карась протянул ему руку. - Опять Марадона пятнами пошел.
   Мина чуть привстал и пожал протянутую руку.
   - Довели старика, - сказал он.
   - Тут и ты, Дима, пятнами пойдешь, - обиделся Марадона.
   Карась пожал плечами, смерил строптивую Зою Сергеевну вполне нейтральным взглядом, отчего та съежилась и испуганно заморгала. Усевшись рядом с Миной, он спросил:
   - Куда Кузя с Олегом поехали?
   - К Дрону, - Мина широко зевнул и потянулся. - А тебя Тулуп срочно ждет.
   - Знаю я. Слышишь, брат, а Кузя сам поехал или Дрон его вызвал?
   - А хрен его знает.
   Зазвонил телефон. Марадона раздраженно снял трубку и приложил ее к уху:
   - Да. Что?! - трубка с грохотом упала на место. Марадона прошелся взад-вперед перед столом, остановился напротив главбуха и спросил:
   - Зоя, ну что ты из себя девочку корчишь? Не первый раз. Подписывай.
   - Мардан Русланович, ну не могу я, - Зоя приложила к глазам платочек. - Вы посмотрите сами. Вот здесь на сумму шестьдесят девять тысяч восемьсот пять, а здесь всего двадцать одна тысяча четыреста семьдесят семь. Это даже слепой увидит, Мардан Русланович! Ну как я могу такое подписать?!
   - Не будешь подписывать? - уточнил Марадона. Сунув руки в карманы, он перекатывался с носков на пятки и не сводил глаз с заплаканного лица своего главбуха. Красные пятна на его жирных щеках угрожающе слились в одно, и теперь директор рынка был похож на перезревший помидор.
   - Мардан Русланович...
   Марадона вдруг сгреб лежащие перед главбухом бумаги и указал ими на дверь:
   - Пошла вон.
   - Мардан Русланович!
   - Пошла вон! - заорал директор. Подскочив к двери, он широко ее распахнул и добавил: - Ты уволена.
   Зоя Сергеевна тихо заплакала и, утирая покрасневший нос платочком, вышла из кабинета.
   С силой захлопнув за главбухом дверь, Марадона вернулся к столу, кинул на него измятые бумаги, и плюхнулся в кресло. Барабаня пальцами по столу, он уставился в одну точку перед собой.
   - Где фуры, Мардан? - спросил Карась. - Выгрузили?
   - Фуры разгрузили, - машинально ответил Марадона. Теперь он вертел в руках шариковую ручку, внимательно разглядывая ее со всех сторон.
   - А машины где?
   - А машины, Дима, стоят за ангаром! Машины без путевых листов и накладных в другую область не уедут! А эта сучка, - Марадона отшвырнул ручку в сторону двери, - надумала прыть свою показывать! Прямо, хоть бери, и сам подписывай.
   Карасю все это стало уже надоедать. Тем более, что Тулуп, которого по утрам лучше не нервировать, его уже, наверное, заждался. И Кузя почему-то без него уехал.
   - Это все твои проблемы, Мардан, - заявил он. - Мне надо машины сегодня отправить назад, ты понял?
   Марадона ничего не ответил и сердито посмотрел на часы.
   - Ну, ладно, - Карась хлопнул себя по коленям и встал с дивана. - Вы, типа, тут сами разбирайтесь, а мне надо к Тулупу.
   - Да, да, Дима, - оживился Мардан. - Он звонил. И Толик с Мишей говорили, когда за Олегом приезжали.
   - А что они говорили? - спросил Карась.
   - Они говорили, - Мина тоже поднялся, - что, как только Рыба тут появится, дать ему в дупель, засунуть в багажник, и прямиком к боссу.
   В кабинет, сморкаясь и вытирая платком раскрасневшийся нос, вошла Зоя Сергеевна. Ни на кого не глядя, она подошла к столу, молча рассортировала измятые документы, придвинула к себе калькулятор и углубилась в расчеты.
   - Присядь, присядь сюда, - Марадона поднялся с кресла, и, деликатно придерживая главбуха за оттопыренный зад, усадил ее на свое место.
  
  
  
  
  
  
   Глава 19. Дорога
  
  
  
  
  
   Глава 20. Авторитет
  
  
  
  
   Глава 21. Дорога
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

97

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"