Почему грустная красота всегда насыщеннее радости? Имеет большую силу притяжения для многих людей?
Люди стали довольно рано усложнять свои чувства. Точнее, они стали регистрировать и пытаться вместить в оболочки слов те странные ощущения, которые выражали одновременно и радость, и грусть.
Эта высшая категория ощущений возникает, когда прошлое, настоящее и будущее наслаиваются друг на друга, и человек это чувствует в совокупности, одним букетом. Это моменты ощущения единовременности. Они происходят при взаимодействии с природой, или с другими людьми. Когда мы иногда обращаем внимание на дерево с пожелтевшими листьями. Или мы видим очень старого человека и угадываем через едва уловимые мелочи, жесты, наклон головы, каким красивым был этот человек в молодости. Я привожу лобовые примеры. Но иногда это ощущение возникает при наблюдении совершенно отстраненных мелочей, крупиц. Часто это нечто совершенно неявное и почти неуловимое. У меня такое чувство возникло недавно, когда я открыл маленькую старую книжку немецких Märchen. Я разглядывал в ней пушистые, мягкие рисунки, выполненные синеватой пастелью. Может быть эта, словно раскрошенная на лист бумаги пастель слегка напоминала следы пыльцы, оставленные бабочкой. А может быть дремное детское тепло, исходящее от самого слова Märchen, выведенного на обложке старинным, заусенчатым почерком, вызвало подобные ощущения. Я не знаю, что это было, и почему.
Япония в своей чувственной эстетике, пожалуй, больше всего потворствовала понятию хрупкой единовременности. Японская эстетика построена на таких величинах как моно-но аварэ и ваби саби. Эти понятия - целые миры, со множеством эмоциональных ингредиентов, играющих на понятии времени.
Говоря про западный мир, можно вспомнить, что уже в "Энеидах" Вергилий упоминает lacrimae rerum (tears for things). Постепенно, в некоторых странах стали появляться близкие по своей единовременной смысловой природе слова, фактически непереводимые на другие языки. В немецком это прекрасное слово Sehnsucht, в португальском Saudade. Но, следуя техническому прогрессу, идеологии скорости, западный мир постепенно шел к упрощению, быстрому и однозначному восприятию вещей и явлений. Клишированию, классификации. Уже в барочное время, через музыку, с помощью модной идеи Affektenlehre, была предпринята попытка систематизировать чувства слушателя и управлять ими.
Сегодня, из прежнего богатства мы имеем только жалкие и неточные смысловые плевки, вроде таких слов, как "ностальгия", "томление" и "тоска". Но даже эти понятия уже нелегальны. Они - изгнанники в мире двоичного кода. Да, нет. Здесь, сейчас. Официальный набор чувств, дозволенный сегодня обществом - это комикс, по сравнению с японской эстетикой. Или тем ennui, которое испытывал Байрон при написании Чайлд Гарольда. Или тем Sehnsucht, которое ощущал Новалис.