В черном небе плясали бешеные языки пламени. Дразнили, издевались, пытаясь вырвать признание у стоявшей на костре женщины. Но она молчала, лишь гримасой боли показывая испытываемые ею адские муки.
Раскаленный воздух, наполненный криками и проклятьями, душил и, казалось, жаждал еще смертей. Люди, стоящие вокруг костра, с ненавистью кричали и бросали в женщину камни.
- Ведьма, колдунья, Дочь Гхора, Помощница Чакаты - доносилось из толпы.
А костер разгораясь все сильнее, уже лизал огненными языками ее платье. Казалось, еще чуть-чуть и, он перекинется на рядом стоящих людей, на ветхие лачуги, липнущие одна к другой.
Чумазые дети, сверкая белками глаз, молча, стояли вдалеке, готовые поддаться общему безумию, и лишь страх не давал им подойти ближе.
На земле, раскинув руки, неподвижно лежал покрытый грязью молодой парень. Из раны на его голове стекала тонкой струйкой алая кровь.
Женщина на костре уже не стонала и не шевелилась, да и кровожадная толпа потеряла к ней интерес. Отделившись от всех, к лежащему на земле парню подошел мужчина. В его движениях чувствовалась дикая грация непобедимого зверя. Люди, попадавшиеся на его пути, стремились как можно быстрее исчезнуть с наполненных злобой глаз.
Не насытившись муками женщины, мужчина решил продолжить избиение по-прежнему неподвижного человека. От удара в живот тот пришел в себя, застонал и попытался увернуться от еще одного удара, чем еще больше разозлил мучителя. Тот с ревом и дико вращающимися глазами бросился к лежащему в грязи человеку. Парень бы умер от такой бешеной атаки, но судьба смилостивилась над ним. Из толпы выступил высокий старец. Никто не увидел, как он взмахнул рукой, а мучитель уже валялся в нескольких метрах от незнакомца, отброшенный синей молнией, выпущенной из рук Хранителя.
- Успокойся, Йорг! Мы здесь собрались не для того, чтобы наши дела сравнялись с делами Гхора,- обратился старец к дикому мужчине, - а для того, чтобы покарать детей ночи. Не забывай об этом, ведь ты же дитя света, ребенок Арунда и Оломаи. Не подобает чаду таких родителей уподобляться Гхору.
Повернувшись к толпе, Хранитель продолжил:
- Братья и сестры! Обуздайте свой гнев. Вы на верном пути, вы правильно сделали, что привели её ко мне, заподозрив вашу сестру в поклонении Гхору и Чакате. Ни один почитатель Гхора, ни одна помощница Чакаты не имеют права ходить по Киртере, не имеют права дышать Огаласом, не имеют права пользоваться Пылашем, тем более не имеют права пить и окроплять себя Вионом. Ведь все четыре стихии принадлежат нашей матери Оломаи, это она от любви дала нам жизнь. Не будем же гневить наших отца и мать. Колдунья получила по заслугам, а ребенка её мы не должны трогать - Оломаи милостивая богиня. Единственное, что мы можем сделать, так это сохранить ему жизнь, чтобы он выбрал нужный путь, путь Оломаи.
И вновь, повернувшись, к избитому человеку, воздел руки к небу, произнеся:
- Я лишаю тебя, сын Хары, сил, которыми она тебя наделила при рождении, - старец сложил две руки вместе и направил их на незнакомца, лежавшего на земле.
Парень на это ничего не ответил, но в его пылающем взгляде было столько ненависти, что обладай она материальной составляющей, старик давно б уже лежал на земле маленькой горсткой пепла.
Из рук Хранителя вырвалось розовое сияние, которое обвило парнишку, не давая ему двинуться.
- Силы Пылаша, силы Виона, силы Оголаса, силы Киртеры покиньте сие недостойное тело и вернитесь в свою обитель. Это дитя больше не нуждается в вашей помощи. Отныне ты дитя лишенное чуда, которым одарили боги. Отныне ты - пустой!
Толпа вскинула руки, и закричала в исступлении "Пустой! Пустой!".
Розовое сияние всё сильнее обволакивало тело юноши, словно выжимая его и вытягивая последние силы. Сияние незаметно превратилось из розового в радужное, и соскользнув, впиталось в ладони старца.
Постепенно люди замолкали, и начали расходиться. Каждый возвращался к своим оставленным делам. Все вставало на свои места, лишь страшный вид пепелища с обгоревшим телом, напоминал о произошедшем.
Всем без исключения было плевать на лежащего недвижимо юношу. Никто не подал бы ему воды или еды, ведь он был пустым, значит, недостойным жить и находиться среди "нормальных".