Кто-то когда-то выстругал их из полена, привязал толстые веревки и повесил на ветку дуба, что растет на зеленом холме рядом с синим морем. Дети качались, а качели старалась качать как можно выше, чтобы слышать их смех. Но дети выросли и оставили качели. Постепенно дом, в котором они жили, опустел, из большого и красивого превратился в старый и заброшенный. Качели качали ветер, качали сухие дубовые листья, качали желуди, случайных мух и капли дождя. Качели грустили, потому что не слышали детского смеха, не видели людей. Им стало незачем взлетать до небес, поэтому они лишь едва колыхали траву, что буйно разрослась под ними. Качели состарились и уснули, чтобы не грустить.
И вот спустя много лет, в дом заехали люди: мама, папа и девочка, с огромным бантом на голове. Когда она бежала, он махал крыльями, как бабочка. Девочку звали Агата, и волосы у нее были кудрявые, такого цвета, как зрелые желуди, что начали осыпаться с дуба. Она, радостно повизгивая, подскочила к спящим качелям, сгребла желуди, села, обхватив руками веревки, и качнулась. Качели охнули и чуть не стряхнули девчушку на землю. Но она удержалась и рассмеялась. Детский смех - он как солнечный луч, впорхнул вглубь качелей и разорвал последние нити сна. И так же, как много лет назад, качели пробежались по верхушкам деревьев, раскачали до самых небес, опрокидывая ноги в облака, и заглянули на другие планеты. Сердце ребенка кувыркалось от счастья. "Ухх! Как здорово вы качаете, милые старые качели! Вы намного лучше тех, на которых я качалась раньше. К тому же, мне не придется ни с кем вас делить, вы будете только мои!" - довольно жмурилась Агата.
- Моиии! - прокричала она, и ее слова эхом прокатились по холму.
Она сидела на качелях, раскручивалась из стороны в сторону и напевала смешную песню про тучку и медведя. Одна за другой разглаживались морщинки и затягивались трещинки на качелях. Они слушали девочку и улыбались, легкие и юные, как когда-то.
- Меня зовут Агата, - сказала девочка.
- Мы будем лучшими друзьями, - добавила она и убежала ужинать, подскакивая на одной ножке и продолжая напевать.
Девочка и качели и правда подружились. Агата украсила веревки яркими лентами, и они приятно щекотали в полете. Они много разговаривали, и это были настоящие разговоры: Агата болтала, качели кивали, скрипели и шептали в ответ. Девочка много времени проводила на зеленом холме под дубом. Она могла качаться часами, опрокидывая ноги в облака, рассказывала качелям секреты, потому что они умели хранить тайны. Качели умели слушать, а девочке так этого не хватало, ведь родители, часто, вместо того, чтобы выслушать, отправляли дочь играть. И когда Агата делилась сокровенными мыслями со своими деревянными сообщниками, те всегда выслушивали до конца и отвечали тихими напевами. Качели насвистывали, как диковинные птицы, целовали в золотистую макушку, заплетали в волосы ветер, нежность и покой.
Качели могли высушить слезы, раскачав высоко-высоко. И они рассказывали Агате, о чём переругиваются между собой вороны и щебечут их птенцы, сидевшие в гнездах на ветвях дуба. Они уверяли, что нет ничего прекраснее, чем восход солнца и звездное небо. Они обещали, что если она придет покачаться ночью, то одну звезду они сумеют сорвать. Полюбуются на нее и отпустят домой, мигать на черном бархатном одеяле. "На самом деле, небо по ночам спит, и видим мы черное бархатное одеяло, которым оно укрыто, - шептали качели. - Звезды пришиты к нему нитками, поэтому их не так трудно достать, а, налюбовавшись, закинуть обратно".
- Но кто же пришьет звезду на место? - спрашивала Агата.
Качели отвечали, что она сама прилипнет, ведь у каждой звезды в кармане лежит тюбик клея, на случай, если она упадет и захочет вернуться.
- А есть звезды, которые не хотят возвращаться? - не унималась девочка.
И тогда качели отвечали, что это случается, если звезда упала в море. Всем звездам нравится плавать, и почти все остаются на глубине и играют с рыбами в догонялки. Так из небесных звезды превращаются в морских.
Много историй рассказывали девочке качели. А она читала им книжки. Качели слушали и изумлялись, впитывая то удивительное и прекрасное, о чем говорила Агата. Так двое друзей открывали мир друг для друга, веселые и беспечные, как ветерок, что бы частым союзником в их играх и потехах.
Один раз Агата прибежала на холм вся в слезах, волосы ее были спутаны, один бантик потерялся. Глупый мальчишка (который почему-то нравился Агате) толкнул ее и пребольно дернул за косички. Растрепанная и униженная, она прибежала выговориться друзьям. Те ласково раскачали, разделили пышные кудри в отдельные локоны и переплели травинками в аккуратный хвост. Агата вмиг почувствовала себя красавицей, вытерла слезы, и забыла о мальчишке-драчуне.
В другой раз Агата качалась, облизывая огромный рожок мороженого, с колотыми орешками и облитого шоколадом. Мороженое так ванильно пахло, что качели не удержались и лизнули. Конечно, тогда рожок выпал из рук Агаты и шлепнулся на коленки. Она чуть не обиделась, но у качелей был такой смущенно-пристыженный вид, что это только рассмешило Агату, и она вымазала их виноватую морду кучей холодного лакомства. Качели довольно облизнулись.
А в один жутко дождливый день, девочка накинула на качели свой дождевик и долго сидела рядом под зонтом, чтобы качелям не было одиноко висеть на улице, когда все прячутся по теплым уютным домам.
Однажды качели спасли Агату от злой лохматой собаки. Они так быстро и высоко раскачали, что собака, не только не укусила ее, но, поджав хвост, с жалким видом быстро убралась восвояси. И качели ударили бы за свою девочку, они стали бы защищать ее до последнего вздоха.
Когда Агата болела, и мама не отпускала качаться, то качели весь день уныло скрипели, звали свою любимицу, переживали за нее всей силой живого деревянного сердца. И в один из таких дней, отец девочки не выдержал надоедливого скрипа, пришел и сбросил качели с ветки дуба. Они шлепнулись в грязную лужу, до смерти перепугав крохотного щупленького лягушонка, что дремал в ней. Пять дней Агата лежала в постели, не зная, что стряслось с ее подругой. И вот когда она, наконец, выздоровела и прибежала на холм, то увидела, что ее качели лежат на земле, облепленные улитками. Агата заплакала, отцепила гадких улиток и нежно погладила качели теплой ладошкой. Но качели и не думали жаловаться, они были бесконечно рады снова увидеть девочку. Отцу Агаты пришлось прицепить их на место, настолько упрямы и беспощадны оказались глаза его дочери.
Но все истории когда-нибудь закачиваются.
В один мокрый и холодный вечер, Агата пришла к качелям особенно грустной. Она не поздоровалась, как делала обычно и не села качаться. Она устроилась под дубом, скрестив ноги, и стала молча наблюдать, как заходит за горизонт солнце. Качелям совсем не понравилось такое настроение девочки, они обеспокоенно качнулись, скрипнув веревками. Агата посмотрела на друзей и грустно улыбнулась. Качели остановились и затихли, ожидая разговора. Но девочка вдруг подбежала и раскачалась высоко-высоко, дальше неба, так что качели свободно выдохнули и качали, как качали всегда - с наслаждением и радостью. Агата качалась долго, и остановилась только, когда стемнело, чтобы качели не могли видеть ее лица. Агата сказала:
- Я уезжаю.
В удивительном, прекрасном мире стало совсем тихо, как будто всё разом уснуло.
- Мне не разрешают взять вас с собой. Они говорят, что качели есть везде.
Девочка всхлипнула и продолжила:
- Но ведь вы мои друзья, а они не понимают. Мне будет не с кем говорить. Прощайте!
Агата поцеловала качели в сиденье, одряхлевшее за минуту на сто лет, и убежала, захлебываясь слезами.
В следующую минуту качели треснули. Трещина пролегла по всему сиденью - от края до края. Так раскололось сердце качелей. Они не уснули, как когда-то, покинутые детьми. Они перестали жить, навечно замерев на слове "прощай".
Наступила еще одна осень. На качели нападали новые желуди и листья, обильно посыпались холодные дожди. В трещине паук замуровал себя паутиной. Вороны смело садились на них, картавили на каждом "каррр", но быстро улетали, не находя причин задерживаться - ни тепла ни корма. Пришла зима. Выпал снег, насыпав пухлую горку на старое заледенелое сиденье. Но качели больше не могли ни видеть, ни слышать, ни чувствовать. Им было все равно, быть ли высушенными солнцем, загнивать ли под дождем, захлебываться ли снегом. Только любовь к девочке не давала одеревенеть сердцу качелей, согревая его там, в самой глубине, под трещиной длинною в вечность. Но такая тоска и холод исходили от полумертвого куска дерева, который раньше звался качелями и умел петь, что стал засыхать столетний дуб, трава на холме поредела и больше не пестрела мелкими, как рисинки, цветочками.
Что же Агата? Она перестала доверять взрослым. Она ничего не могла им рассказать, потому что они не понимали самого главного, так как же они могут понять остальное? Они не понимали, что другом может стать все, что угодно. И что скучать по качелям можно сильнее, чем по человеку. Они не верили, что качели умеют не только слушать, но и понимать. Они не увидели, как по ее маленькому сердцу пролегла такая же глубокая трещина, как пролегла трещина по сердцу качелей.
Через несколько лет после отъезда из дома у зеленого холма, повзрослевшая Агата серьезно заболела. Родители прыгали вокруг ее постели, желая исполнить любые пожелания дочери. И они бы сделали для нее все, но только Агата ничего не просила. Она просто не знала, что нужно просить, ей было больно и плохо, и ничего не хотелось. Ей приснился сон. Она качалась на своих качелях, опрокидывая ноги в облака. Она позвала родителей посреди ночи. Она знала, что хочет. И знала, что они не смогут отказать. Не смогут отослать ее играть. Не смогут обмануть. Утром папа вывел дочь на улицу. К дереву, на котором раньше висела пластмассовые желтые качели (на которых Агата ни разу и не покачалась), были привязаны ужасно старые, в птичьем помете, с огромной трещиной качели. Агата узнала друзей, хоть они и выглядели по-другому, без ярких лент и при виде ее не скрипнули. Агата отстранилась от отца, медленно подошла к качелям, провела рукой по потемневшим веревкам. Она села, оттолкнулась от земли ногами, но тогда родители предупредили ее, что она слишком слаба, чтобы качаться. Дочь посмотрела на них огромными синими глазами на осунувшемся лице и сказала:
- Но мы же друзья.
Родители не смогли возразить. Они оставили друзей наедине.
Агата качнулась. Но странно, ей вдруг показалось, что качели не ее, чужие, настолько непривычно они ответили на ее движение. Она заговорила с ними, но качели все также оставались просто качелями, молчаливыми и далекими. Тогда Агата встала. Она провела рукой по глубокой черной трещине. Она все поняла.
- Ваше сердце тоже разбито. Но ведь настоящая дружба не заканчивается, правда?
Качели не ответили. Агата испугалась: что если она выросла и никогда, никогда больше не сможет почувствовать того, что было таким простым и понятным в детстве? Ноги подкосились, и девочка упала на траву. Испуганные родители подбежали к дочери, качая головами. Отец хотел убрать качели, разочаровавшись в надежде на чудо. Он-то думал, она взглянет на эти развалюхи и окажется здоровой! Но мать, о чем-то глубоко задумавшаяся, остановила его. В конце концов, это всего лишь качели, пусть повисят, вреда не будет.
Назавтра она пришла в комнату Агаты. Девочка по-прежнему лежала в огне, такая худенькая, навсегда малышка, ее дочка. Даже не верится, что она когда-то бегала, смеялась. Смеялась. Да, ну конечно! Тот смех, что разлетался по холму и был слышен в каждой комнате их дома, дарили Агате качели. Раскачиваясь, она могла хохотать без остановки часами.
- Агата, девочка моя, - прошептала мать, склонившись над самым ухом больной дочери.
Агата открыла глаза.
- Смех - самое лучшее лекарство. Твои друзья вспомнят тебя, если ты засмеешься, как смеялась прежде.
Агата думала, что дружба между ней и качелями для матери не понятна и неведома. Она очень удивилась, услышав эти слова. Девочка забыла, что всех матерях живет волшебное чувство, способное выручить в нужную минуту, подсказать, спасти свое дитя. Чувство это - любовь, самая искренняя из всех.
Матери пришлось помочь Агате дойти до качелей, настолько она была слаба. Она раскачала высоко-высоко. Агата качалась, опрокидывая ноги в облака, хотя каждую секунду боялась упасть, еле удерживаясь слабыми руками за веревки. Она засмеялась. Девочка смеялась и смеялась, не желая останавливаться, не желая терять друзей после нескольких лет тоски по ним. И качели услышали, потому что ничего не было для них прекраснее, чем смех Агаты. Даже матери показалось, что качели стали другие. Она отошла в сторону.
Качели раскачивали как в самые лучшие дни дружбы. Счастливая девочка под тихий напев качелей, качалась до небес и уже не боялась упасть.
Когда Агата, наконец, слезла с качели и обернулась, она увидела, как они смеются. Трещины не было - была улыбка, во всю ширину сиденья, сияющая и яркая, ярче и чище улыбки солнца.
Все истории заканчиваются, но многие из них находят свое продолжение.
- Знаешь, мне понравился мальчик. Нет, он не дергал меня на косички, как в детстве. Ты не забыла? - ответила Агата на поспешный вопрос качелей. Я ведь совсем уже взрослая. Теперь, если я кому-то понравлюсь, он захочет поцеловать меня.
Впервые качели засмущалась, заалев, как маки на поле. Тогда Агата тоже смутилась, а потом они хором рассмеялись, развеяв неловкость.
- Я сегодня вас познакомлю. Мы перемешаем ногами все звезды на небе.
В этот вечер качели долго пели влюбленным старые сказки, мудрость которых иногда забывается.
- Так что же, все это правда, бабуля? Ты разговаривала с качелями? - спросила старенькую-престаренькую бабушку маленькая девочка. Она сидела на ее коленях и крутила в своих ручонках кудрявые, но уже не цвета зрелых желудей, а серебристые, как иней, локоны.
Бабушка не ответила, но в глазах ее блеснули хитрые огоньки.
- А у тебя есть подруга, внученька? - вместо ответа спросила она девочку.
- Настоящая или выдуманная?
Бабушка усмехнулась.
- Любая.
- Да. Я с Маргариткой дружу, хотя она и часто противная. И мама моя подруга. Но качелей нет. Я совсем не люблю качаться. Я люблю играть в песочке, через веревочку прыгать.
Бабушка погладила внучку по голове.
- А ты бы хотела, чтобы мама и Маргаритка были с тобой всегда?
- Да. Я их люблю.
- Это хорошо, хорошо. Они будут, по крайней мере, твоя мама точно.
- А дедушка был твоим другом?
- Да, он был моим самым лучшим другом, после качелей, разумеется, - подмигнула бабушка внучке.
- Но он же бросил тебя и улетел на небо. И качелей больше нет. Значит, они были не настоящие друзья, да, бабуля?
- Нет, они мои - единственные и настоящие друзья.
- Но их же нет!
Бабушка отстранила внучку, встала с низенькой скамеечки, подошла к окну. Там, на зеленом холме, могучий дуб шелестел листьями.
- Твой дедушка всегда живет в моем сердце. А качели - они здесь, они всегда со мной, только вот стали невыносимо брюзжать. Постоянно ворчат, что им не хватает полетов. Но как я могла оставить их качаться, если они совсем одряхлели. Как, впрочем, и я. Вот-вот развалимся вместе.
- Где же твои качели?!
- Да вот же, моя скамеечка.
И девочка ясно услышала, как скамейка недовольно скрипнула в ответ.