В деревне со странным названием Исочи, местные ставят ударение на первую букву, я оказался случайно. Впрочем, боже ты мой, разве есть на свете хоть что-то случайное! ...
С трассы пришлось съехать около пяти утра. Когда-то, такое уже случалось - пробил запаску. Мать честная, двадцати минут не прошло, как я ее поставил. И вот тебе - на! Да еще погода не сахар - холодина. Из машины высовываться не хочется. Но и здесь торчать смысла нет. Ближайший населенный пункт далеко за сотню километров отсюда.
Горючего почти пол бака. Может и хватит. Если подкачивать колесо каждые пять, десять минут... Да, уж. Ладно, надо хоть до заправки добраться.
И тут... После третьей пятиминутки, я съехал на обочину прямо к указателю: "д. Исочи 1,5 км." Откуда она здесь взялась, уму непостижимо! Конечно, отремонтировать колесо в деревне вряд ли удастся, но, по крайней мере, я не замерзну.
Ведущая в Исочи грунтовка оказалась очень даже приличной, без вывороченной из колеи земли, словно по ней не колхозные трактора ездили, а исключительно легкие экипажи. Было еще темно, когда я въехал на деревенскую улицу. Рассвет только-только угадывался в едва побледневших тенях. Свет фар выхватывал из темноты добротные заборы, палисадники, коих я давным-давно не видел. Где-то, в глубине, неуверенно, словно нехотя забрехала собака. Казалось, деревня начала просыпаться.
И точно, в одном из домов вдруг отворилась калитка и из нее вышел человек. Он остановился у дороги, явно дожидаясь моего приближения.
Я подкатил к нему и опустил стекло. Холодный воздух тут же ворвался в салон. Это был юноша. Землистого цвета плащ с капюшоном почти полностью скрывал его фигуру, но не лицо. Даже в тусклом свете панели приборов было видно, что оно еще не знало бритвы. Окинув меня внимательным взглядом он, вдруг, улыбнулся задорной, мальчишеской улыбкой.
- Здрасте, а Вы здесь ищите кого или заблудились?
- Здравствуй. Да, я колесо на трассе пробил и запаску тоже.
Не дожидаясь моего вопроса, парнишка выпалил.
- Так это Вам к Гегелю надо. В конце улицы, с правой стороны крайняя хата. У его сына жигуленок, ну и гараж, там, с оборудованием всяким.
- А что, его Гегелем так и звать?
Собеседник мой прыснул смехом.
- Да, нет. Петр Ефграфыч он. В школе у нас историю преподавал. Ну, ладно. Мне пора. Вы уж знаете, что делать. До свидания.
Развернулся и скользнул к себе, за калитку. Я рта не успел открыть. Вот это да. Словно призрак. Как явился, так и исчез. Что ж, спасибо, брат. Остается лишь разыскать этого Гегеля. К крайней хате я подъехал на спущенном колесе...
И снова. Только собрался выйти из машины, чтобы постучать в ворота, как одна их половина распахнулась и в проеме появился хозяин. Показав знаком, чтобы я заезжал во двор, он стал открывать вторую. Это был крепкий мужчина лет пятидесяти, в военной форме. Китель без знаков различия дополняла армейская шапка-ушанка с кокардой, а легкость и уверенность движений показывали в нем человека, привыкшего к физическому труду. Все это мелькнуло одной общей картинкой пока я проезжал в ворота.
Двор оказался обширным. В глубине его, за таким же частоколом, как палисадник снаружи, расположилось еще одно строение, возможно, летняя кухня, а рядом с ней - гараж. Я подъехал к нему и заглушил двигатель...
Хозяин терпеливо ждал меня у крыльца. Улыбка освещала его лицо, а в карих глазах плескалась безудержная радость. Знаете, есть такие счастливые натуры, которые сразу располагают к себе, будто вы знакомы тысячу лет. Я почувствовал это сразу, и потому вышло, что как-то не к месту ляпнул.
- Здравствуйте, мне, вообще, Петр Ефграфович нужен.
Тут мой визави вытянулся во фрунт, и, клацнув каблуками, склонил голову.
- Петр Ефграфович Кузенков, с кем имею честь?
Я невольно улыбнулся и тоже назвал себя.
- Ага. Александр Михалыч, значит. Ну, что, Саша, пошли в дом. Греться.
Уже через пять минут мы болтали как старинные приятели. Он поведал, что сын его - военный, полковник. Что явится он к обеду и решит мою проблему с колесами. Я изумился.
- Как полковник? А сколько ему лет?
- Да, молодой еще, на пятый десяток только перевалило.
- Постойте. А Вам тогда сколько?
- В этом году семьдесят.
Я уставился на него в недоумении. Коротко стриженные, хоть и седые, волосы открывали крепкую шею, гладкий лоб. На лице лишь под глазами скопились мелкие морщинки.
- Как такое возможно!?
Широко улыбаясь, он смотрел на меня словно на неразумное дитя.
- Это вам молодым кажется, что семьдесят уже древняя старость. Вот и сын иногда меня дедом кличет. Глупости все это. Тело -футляр, который точно соответствует живущему в нем духу. Так что, пока дух в порядке и тело будет в норме.
- А нас учили, что в здоровом теле здоровый дух.
Лукавая улыбка коснулась его губ.
- Разве тело твой хозяин? Кто кем руководит? Ты им или оно тобой?
- Ну, как. Оно мне говорит, что ему хочется покушать, поспать. Опять же в туалет сходить - не откажешь ведь.
Отвечал я шутливо .
- Оно еще и секса требует, - Улыбнулся Петр Ефграфович. - а для этого надо партнера найти. Значит, ты это делаешь, чтобы обслужить свое тело? Ешь, спишь, испражняешься, ищешь женщину. Этим что, исчерпывается твоя жизнь?
В его устах вопрос прозвучал не праздно.
- Ну-у, нет. - Оставил я шутливый тон. - Работа еще. Друзья. Общение.
- Интересно, что это за общение, - поинтересовался он - если каждый думает о еде, туалете, сне и сексе? О чем же вы говорите?
Неожиданно разговор стал приобретать серьезный характер.
- Как о чем? - Отвечал я уже без тени улыбки. - О жизни. Например, вот, политику обсуждаем. Смотрите, что в Стране творится.
- Ах. Ну, да. - Заметил он саркастически. - Надо же требовать, чтобы правительство создало лучшие условия для ублажения тел. Требуется денег побольше, еда повкуснее, унитаз, пусть не золотой, но в хорошей квартире, чтобы было куда женщину привести. Опять же, телам требуется медицинский уход. А еще у этих тел случаются дети, которых, уж точно, надо кормить, одевать, обучать. Очевидно, что власти со всем этим не справляются. Безобразие, да и только.
- А что, разве не так? - возразил я.
- Отчего же. Когда главное - тело. Все именно так. - Говорил он примирительным тоном. Но меня это почему-то задело.
- Я что-то в толк не возьму. Вы что хотите сказать, что надо отказаться от тела?
Он смотрел на меня с мягкой улыбкой.
- Упаси боже, как можно отказаться от храма своего. Я говорю о том, что храм лишь там, где господствует дух человеческий, а не богатство его убранства. Будь он хоть весь из золота. Ну, да ладно. Мы еще успеем наговориться, а сейчас пошли завтракать.
Тут мой пыл как-то сразу угас, и я с готовностью последовал за ним.
На завтрак была яичница и вареная картошка с квашенной капустой. Все это мне показалось необыкновенно вкусным. Замечательная еда и радушие хозяина совершенно меня разморили. Я смотрел на него чуть ли не с умилением. И вдруг, как-то по-детски спросил.
- Петр Ефграфович, а почему Вас Гегелем зовут?
Он глянул на меня значительно.
- Это что, Федька разболтал?
- Я имени не успел спросить. Парнишка, который меня к Вам направил.
- Ох, помело. Что он еще сказал?
- Сказал, что вы историю в школе преподавали. Но причем тут Гегель?
Священнодействуя с заварным чайником, Петр Ефграфович какое-то время молчал, словно раздумывая над ответом.
- Вообще-то Федька у нас лучший. Врать не умеет. Я действительно преподавал историю. Только школу нашу закрыли. А Гегель... Ну, это просто.
Он вновь сверкнул лукавым взглядом.
- Я рассказываю людям о том, чего не видно, не слышно, что нельзя пощупать и на вкус попробовать.
- Это что, сказки такие, - насмешливо спросил я - вроде, как царь приказал стрельцу добыть то, чего вообще не может быть.
- Может, может. Сейчас все узнаешь. - В тон мне отвечал Петр Ефграфович.
Он разлил по чашкам пахучую жидкость. На столе появился мед, тертая смородина. Какая-то сдоба, похожая на куличи. Я ощущал себя словно в раю. Тепло, уютно, сытно.
Перелив чай в блюдце, господи боже мой, это когда же так чай пили, Петр Ефграфович отхлебнул из него, забавно щурясь. Меня это окончательно развеселило и, словно играя в игру, я последовал его примеру.
Однако, мне было любопытно, о чем же это невидимом упомянул хозяин. О духе, что ли. Только кто ж его знает, есть он или нет. Я было собрался задать вопрос как, отвечая на мои мысли, Петр Ефграфович сказал.
- Вот ты думаешь, что если что-то нельзя увидеть, услышать, понюхать или пощупать, то значит в реальности этого нет.
- Ну, как... - Протянул я, пытаясь сформулировать свой ответ. - Оно может и есть, только достоверно установить это невозможно, пока оно не будет зафиксировано органами чувств.
Широкая улыбка расплылась на лице моего собеседника.
- Ах, вот оно как. Значит, все, что не отражается органами чувств, даже если оно существует, на нашу реальную жизнь не влияет. Я правильно понимаю?
- Ну, конечно. Как оно может влиять, если мы этого не чувствуем? А раз не чувствуем, то можно гадать сколько угодно, есть оно или нет.
Петр Ефграфович отхлебнул очередной раз из блюдечка, поставил его на стол и спросил.
- Саша, скажи, ты знаешь, что такое любовь, мужество, сострадание, терпение?
Я задумался.
- Хм... Ну, это определенные человеческие качества. Вы хотите спросить свойственны ли они мне?
- Отнюдь. - Возразил он. - Меня интересует другое. Как ты думаешь, они существуют в реальности?
- У одних людей да, у других днем с огнем не сыщешь. - Отвечал я.
- Хорошо. Но если они у кого-то есть, то как мы об этом узнаем, ведь их не видно, руками не пощупаешь, не вкуса, не запаха. Органы чувств их вообще не фиксируют.
- Ну, это только по действиям человека судить можно.
- Так. - Подводил он меня к какому-то выводу. - А раз речь о действиях, то, значит, эти невидимые и не слышимые качества влияют на нашу реальную жизнь. Почему же ты говоришь, что такое невозможно.
Вот дела! Я был захвачен этой мыслью врасплох. Действительно. Простая логика. Но что-то во мне ей противилось. И я никак не мог понять, что. А Петр Ефграфович продолжал.
- Ты же не будешь отрицать реальность сознания, на том основании, что оно неподвластно органам чувств?
Вместо ответа, я воскликнул.
- Подождите, подождите. - Мне показалось, что я начал нащупывать твердую почву под ногами. - Сознания, ведь, когда-то не было, и, значит, речь может идти только о нервной системе, о головном мозге, в котором рождаются мысли. Реальность - это головной мозг. Мыслить - его свойство. Разумеется, что свойство не отделимо от самого предмета, и существует только в связи с ним. - Блеснул я своими познаниями.
Однако, Петр Ефграфович улыбался, глядя на меня, как на несмышленыша.
- И кто же это тебе сказал, что сознания когда-то не было?
- Как кто? Это научно установленный факт. Нас в школе учили, что в результате Большого взрыва образовалось огромное газопылевое облако, из которого, с течением времени, возникли все Планеты, в том числе и Земля. Сначала она была раскаленным шаром, а когда температура упала, возникли условия для зарождения живой клетки. Началась эволюция нервной системы, которая и привела к возникновению головного мозга человека.
- Да, да, я слышал об этом. - Кивнул он. - Как совершенно случайно сложились обстоятельства, когда в минеральном равновесии Земли вдруг появилась живая клетка. И дальше все пошло по нарастающей. А ты сам не хочешь подумать? Вот, как ты считаешь, что более совершенно, живая клетка или автомобиль?
- Конечно, живая клетка. - Ответил я.
- Тогда скажи, какова вероятность возникновения автомобиля в результате взрыва автомобильного завода?
Я опешил. Мать честная. Да такое вообще невозможно!
- Вероятность - ноль. Тут все очевидно.
- Ну, вот, а что, тогда, говорить о живой клетке, филигранной гармонии Солнечной системы и всего Космоса. Разве слепая, неразумная сила способна все это создать и поддерживать? - Спросил он.
Я был озадачен таким поворотом и механически отхлебывая чай, уже не ощущал его вкуса. Н-да. Вроде все так. Вполне логично. Однако, меня все равно что-то не устраивало. И, наконец, я понял, что.
- Хорошо. С этим трудно не согласиться. И все же. Если наш Мир сотворило сознание, то получается, что оно способно существовать без головного мозга. А кто же тогда мыслит? Сознание ведь должно кому-то принадлежать? У него должно быть тело. Иначе, кто же будет желать творить Миры. Ведь, если нет никакого тела, то остается... пустота. А как пустота может к чему-то стремиться, может чего-то желать. Это же абсолютная бессмыслица, что стремлением, желанием, волей обладает то, чего нет.
Увлеченный своей тирадой, а надо признать, что беседа меня захватила, я не сразу заметил, что Петр Ефграфович как-то особенно развеселился. Казалось, бесенята, радостно пляшущие в его глазах, сейчас выскочат наружу.
- - Именно так. - Заключил он. - Вот видишь, ты сам себе и ответил.
Я удивился.
-Не понял. Вы, это о чем?
- Как о чем? Неужели ты не заметил, что не только сформулировал основной мировоззренческий вопрос, что было раньше материя или сознание, но фактически дал на него ответ, сказав, что сознание не может существовать в пустоте. А если не в пустоте, то где?
- Я же говорю, у него должно быть материальное тело, потому что кроме материи вообще ничего нет. Это то, что вечно, поскольку смерть одной ее формы означает рождение другой.
Но человеческое тело умирает. И вместе с ним умирает сознание. А раз оно подвержено смерти, значит, его когда-то не было, и появляется оно на свет лишь с возникновением телесного органа - головного мозга. Я не вижу здесь ответа на вопрос о возможности существования сознания без тела.
- Ну, ладно. - Смиренно произнес Петр Ефграфович. - Тебе просто не хватает последовательности, чтобы соединить в одно целое собственные воззрения. Суди сам. Ты говоришь, что материя вечна, потому что все что есть, что рождается и умирает это ее формы. Но почему ты не причисляешь сюда сознание. Ведь, если кроме материи ничего нет, то и сознание должно быть материальным. Должно обладать каким-то материальным содержанием, наподобие того, как содержанием физического тела являются молекулы, атомы, электроны, протоны и другие элементарные частицы, которые по сути своей являются волнами. И ты абсолютно прав говоря, что пустоты нет, поскольку любая волна может образоваться лишь в какой-то субстанции. Так что, эта субстанция и есть материя, то, что вечно. А все тела - ее смертные формы. Следовательно, если сознание - материя, то ее содержанием является та же самая вечно существующая субстанция, что и у всех предметов, всех тел, включая человеческие тела.
Твоя непоследовательность в том и состоит, что, привязывая сознание к телу, рассматривая его в качестве свойства головного мозга, ты, по сути, отказываешь ему в материальности. Дескать, мозг - это материя, одна из форм ее существования, а сознание нет. Однако, сам подумай, разве может быть хоть что-то вне вечной материи, существовать раньше или позже вечности.
- Нет. Конечно. - Вынужден был я согласиться.
- Ну, вот. А у тебя получается, что существует вечность в лице материи, и наряду с ней еще что-то другое - сознание, которого когда-то не было. Значит, оно родилось до материи или после нее, то есть раньше или позже вечности. А такое, как ты понимаешь, невозможно. Налицо явное отсутствие логики.
Вот и получается, что утверждать, будто сознание родилось после возникновения его материального носителя - мозга, так же бессмысленно, как утверждать обратное, что сознание родило вечную материю. И то, и другое - полнейший абсурд.
Не в силах что-либо возразить, я словно впал в ступор. С одной стороны, меня пронзила какая-то несомненная мощь, содержащаяся в словах собеседника. Но с другой... Она так противоречила всему, чему я когда-то учился! Осознавать это было мучительно.
- Ничего, ничего. - успокаивающе заметил Петр Ефграфович. - Один шаг ты уже сделал, значит, сможешь сделать и следующий. Сейчас надо подумать о том, что именно мешает тебе соединить две простые вещи, которые вытекают одна из другой? Кроме материи ничего нет и, следовательно, сознание тоже должно быть материальным, обладать материальной основой. Ответь себе на этот вопрос, и ты сделаешь огромный шаг к свободе.
Однако, сил у меня больше не было.
- Ох! Не знаю. - Беспомощно протянул я.
Разговор наш прервался. Я с трудом переводил дух. Петр Ефграфович меня не торопил. Он молча прихлебывал чай, ожидая, когда я соберусь с мыслями. Наконец, я созрел.
- Хорошо. Давайте еще раз. Итак, Вы утверждаете, что существует какая-то вечная разумная субстанция, из которой состоит все на свете. В том числе люди?
- Совершенно верно. - Откликнулся он. - Да ты сам был в одном шаге от этого вывода.
- О, господи! У меня мозги сейчас закипят! - Воскликнул я. - Но как же тогда головной мозг, ведь его точно когда-то не было. То есть не было человека, как такового, как определенного тела, а, значит, не было его личного сознания. Это же факт.
Петр Ефграфович, не спеша захватил ложечкой очередную порцию смородины, запил ее чаем и, неожиданно, без всякой связи с нашим разговором спросил.
- Саша, у тебя телевизор дома есть?
- Есть, - удивленно ответил я. - А что?
- Скажи, если он испортится или вообще погибнет. Ну, я не знаю, взорвется, например, или кто-то выбросит его с балкона, и он разобьётся вдребезги, придет тебе в голову мысль, что с его смертью исчез телевизионный сигнал.
- Нет, конечно. Просто потребуется новый телевизор.
- Вот именно. Точно так же и сознание. - Вдруг заключил он. - Мозг - лишь его инструмент, который позволяет сознанию, проявиться здесь, в нашем видимом мире. Как движущаяся картинка и звук в телевизоре. Разбился телевизор, не будет ни картинки, ни звука. Но это не значит, что нет телевизионного сигнала. Так что смерть мозга - это не смерть сознания. Меняются лишь тела, в которых оно себя проявляет.
- Выходит, человеческое тело - это не человек? - Спросил я.
- Безусловно. Человек - это дух. А тело его - смертная оболочка, которую он вынужден многократно менять в своем бесконечном путешествии.
Господи, ну как это осознать?! Я уже напрочь забыл о чаепитии. Чай мой давно остыл, в то время, как я с болью душевной пытался следовать за мыслью собеседника. Мне казалось, что я иду по натянутому канату, рискуя в любую секунду потерять равновесие.
- Ладно. Допустим, что все так, как Вы говорите. - Пытался я сохранить свой баланс. - Однако, аналогия с телевизором ровным счетом ничего не объясняет. Ведь, сколько бы ни было самых разных телевизоров, в каждом из них идут одни и те же программы. В то время, как одинаковых человеческих сознаний нет. Почему же, если сознание, проявляется в человеческих телах, как телевизионный сигнал в телевизорах, оно абсолютно разное у всех людей? Получается, что телевизионный сигнал не один, а их превеликое множество? И что же, каждый из них вечен?
- Разумеется. - Последовал ответ.
- Стоп. Стоп. Стоп. Петр Ефграфович, - возмутился я - вы же сами говорите, что вечной является только разумная субстанция, и, следовательно, только ее сигнал, значит, люди, как формы ее проявления, смертны.
- Отнюдь. - Ответил он.
- Ничего не понимаю! - Заявил я в растерянности.
Казалась, я окончательно запутался. в этих философских лабиринтах. Но мой собеседник, будто уловив надвигающееся на меня отчаяние, поспешил на помощь.
- Саша, здесь нет никакого противоречия. И если б ты так не переживал, а спокойно поразмыслил, то сам бы нашел ответы на свои вопросы. Ладно, я тебе помогу. Скажи, если бросить в пламя свечи какое ни будь вещество, что произойдет?
- Ну, оно изменит свою окраску. - Ответил я.
- Так. Однако, само пламя останется прежним?
- Разумеется. Изменится лишь его цвет.
- Тоже самое происходит с людьми, в каждом из их тел. - Заметил он. - Подобно этому образу, существует только один сигнал, точнее одно вечное пламя, а каждый человек - это его искра или столь же вечная свеча, в огне которой, как в доменной топке, переплавляются все ингредиенты, - плоды, следствия его телесной, чувственной жизни, следствия его поступков и мыслей. У всех людей они свои. Отсюда и кажущееся множество сигналов, хотя это лишь различия в проявлениях одного единственного сигнала, одного единственного сознания, искрами которого мы являемся.
- Высшего Разума? - Спросил я.
- Точно так.
В глазах Петра Ефграфовича мелькнула надежда. Он смотрел на меня будто врач у постели тяжело больного.
Однако, я продолжал стоять на своем.
- Что ж получается? Я - это вовсе не я, а общий для всех Высший Разум? Но как тогда мое, отличное от других, сознание. Оно ведь точно существует. Неужто каждый человек носит в себе два сознания - одно всеобщее и другое его личное? Это же бред какой-то - два сознания в одной голове.
К тому времени, чай наш был выпит и вместо ответа Петр Ефграфович вышел из-за стола, застегивая верхние пуговицы кителя.
- Саша, нам надо прерваться. У меня есть срочные дела по хозяйству. Я скоро вернусь, ну, а ты убери посуду и поставь ее вон туда, в мойку.
Что ж. Я был рад возникшей заминке. Мне требовалось время, чтобы усвоить этот неожиданный для меня разговор, к которому я оказался совершенно не готов. Выполнив просьбу хозяина, я подошел к окну и ... замер от восхищения.
Красный восход разгорался на востоке. Тонкие облака, фантастическим узором висели над горизонтом. Небо быстро белело и с каждой минутой поглощало все новые и новые звезды, еще висевшие на небосводе. Было видно, как широкая пойма реки вздыбливается за ней обрывом. А там, в утреннем полумраке, словно огни маяка, сверкают под первыми солнечными лучами, купола какого-то храма.
Сердце мое забилось в сладкой истоме. Перед лицом этой красоты мирские заботы поблекли, и я глубоко вздохнул. Свобода! - пело все у меня внутри. Время остановилось...
И вдруг, скрипнула входная дверь. Я обернулся. Петр Ефграфович с порога окинул меня цепким взглядом.
- Ты тоже видел?
Переполненный блаженством я лишь молча кивнул, наблюдая как в его глазах отражаются мои чувства. Мы оба словно столкнулись с чем-то Грандиозным. Не было никакого желания спугнуть разговорами коснувшееся нас Величие.
Но, наконец, Петр Ефграфович произнес.
- Похоже сама Вселенная желает тебе помочь. Что ж, если ты готов, продолжим. Прошу в кабинет.
Как оказалось, кабинет занимал всю вторую половину дома. Это было огромное помещение без потолка, и установленные по периметру книжные стеллажи поднимались до самой крыши. Ба! Это же тысячи книг! Но, мало того, у противоположной стены расположился большой телескоп, а рядом глобус Земли размером... в человеческий рост! Я не то что не видел никогда ничего подобного, но и представить себе не мог, что окажусь в какой-то научной лаборатории, да еще где? - в деревне.
Слева от входа, образуя отдельную композицию, стоял широкий диван с двумя мягкими креслами и монументальный письменный стол, который дополняла лампа с классическим зеленым абажуром. Мягкий свет падал на этот угол откуда-то с верхней части стеллажей, делая его призывно уютным. Петр Ефграфович уселся в одно из кресел и жестом пригласил меня последовать его примеру. Я сел, и еще не оправившись от изумления, пролепетал.
- Вы что, ученый?
Мне показалось, что хозяин дома откровенно смеется надо мной, хотя улыбка едва касалась его губ.
- Ну, можно сказать и так. Однако, главное в другом.
- Что Вы имеете ввиду? - Спросил я.
- Здесь побывало совсем немного людей. - Сказал он значительно.
- Да? И чем же я заслужил такую честь?
Петр Ефграфович улыбался.
- Этого я не могу сказать, но, судя по твоим вопросам, просто настало время.
- Хм. Время? Для чего?
- Как для чего? Получить ответы на свои вопросы. Хотя, истинное знание не в ответах, которые ты получишь. Его вообще невозможно облечь в слова, записать и положить в карман, потому что оно заключается в умении. Так что, тебе еще только предстоит очень, очень многое узнать. - Петр Ефграфович неожиданно замолчал. И, вдруг, с непонятной мне грустью продолжил. - Надеюсь, они помогут тебе в этом.
Он смотрел мне в глаза с какой-то мягкой, отеческой улыбкой как будто провожал в далекое плавание. Меня это озадачило.
- Я не совсем понимаю, о каком умении Вы говорите? Хотя ясно, что любое теоретическое знание должно подкрепляться практикой. Уметь делать что-то практически - вот настоящее знание. Вы об этом?
- И об этом тоже. - Отвечал он. - Но лишь в небольшой степени, потому что есть такое умение, которое выходит за рамки любой теории. Однако, именно оно ведет человека к всемогуществу Божества.
Я недоуменно молчал. А Петр Ефгафович продолжил.
- Это умение любить, Саша. Ведь какими бы практическими знаниями ты не обладал, всегда остается один, самый главный вопрос, будешь ты их использовать для того, чтобы властвовать над людьми или будешь искать способы, как служить им.
Во веки веков самая сокровенная тайна заключалась в том, что в этой области знаний любые правила не имеют смысла, поскольку каждый раз только голос сердца может подсказать, что именно и как ты должен делать. Умение следовать этому голосу - вот истинное Знание. Знание, которое не имеет ничего общество с невежеством, религиозной или идеологической ограниченностью и какими бы то ни было предрассудками. Доступ к беспредельной, божественной мощи, кроится именно здесь и каждый человек - это путь к ней. Путь обретения себя в качестве бога, в качестве пламени всеобъемлющей любви.
Я сидел как завороженный. Одновременно мягкий и мощный голос собеседника отзывался во мне каким-то блаженством. Мне казалось, что никогда прежде я не мыслил так ясно, без труда следуя за ходом его мысли.
И вдруг, я словно споткнулся: а как же я? Где мое место на этой шкале между человеком и богом? А что, если этой шкалы вообще не существует, и тогда к чему все эти вопросы?
Только теперь я почувствовал, что разговор наш грозит уничтожить что-то очень важное в моем сознании, грозит, буквально, убить меня! Я испугался. Что делать? Прервать беседу? Но как быть с теми сомнениями, которые уже поселились в моей голове? Кто поможет их разрешить?
Никто... Стало ясно, лекарство заключается в "яде", который я сейчас пью. Мне только надо твердо держаться своего, а уже потом выяснять что к чему. Приняв это решение, я, на сколько мог, успокоился и спросил.
- Вот вы говорите, о пути человека к богу. А можно определить, начал человек двигаться к нему или нет? И на каком отрезке пути он сейчас находится?
Петр Ефграфович внимательно посмотрел мне в глаза. Казалось, он заглянул в самую глубину моей души, и продолжил успокаивающим тоном.
- Саша, человек просто не может двигаться в каком-то другом направлении, независимо от того, понимает он это или нет. Ведь ему приходится пожинать следствия своих мыслей и поступков. Так что, рано или поздно, ко всем приходит понимание, что хорошо, а что плохо. А это уже определенный шаг в нужном направлении.
И даже, если человек выбрал "плохую" сторону поведения, он осознает это, понимает, что в его власти перейти на "хорошую". Большинство людей так и живут, попеременно шагая то в одном направлении, то в другом, поддаваясь сиюминутным настроениям.
Но, осознанное движение к богу начинается лишь тогда, когда человек обнаруживает двойственность своего сознания. Да, да, как раз то, что ты назвал бредом, для человека означает начало самопознания. Познания того, что существует только одно - всеобщее сознание, которое вечно исследует само себя.
- Вы хотите сказать, что этим занимается Высший разум, что он сам себя изучает?!
Это не укладывалось в моей голове! А Петр Ефграфович продолжал.
- Именно так. Чудовищное заблуждение полагать, что самопознанием заняты отдельные люди, а тем паче какие-то избранные из них. Нет. Изучает себя Единый или Высший разум, который обитает в каждом человеке. Он ведет нас по этому пути. Другое дело, что следовать его указанием или нет, решаем мы сами.
Здесь я не выдержал.
- Петр Ефграфович, все это для меня очень сложно. С одной стороны, люди не могут не двигаться к богу, а с другой у них свобода воли и они вправе выбирать куда им идти. Где же тут логика?
- На самом деле, все не так сложно, если ты уяснишь, что есть одна - божественная воля, и каждый человек, будучи искрой божества, является ее воплощением. Он не может скрыться от нее и страдает всякий раз, когда действует в разрез с этой волей. Поэтому, ему еще только предстоит выстроить свою текущую жизнь в соответствии с ней. А произойти это может только тогда, когда цели, к которым стремится человек в обыденной жизни, прилагая для их достижения свою свободную волю, совпадут, в конце концов, с целями божества, то есть, когда его главной целью станет служение людям.
Ну, а если, обладая свободой воли, он сознательно выберет темную сторону, и встанет на путь осознанной борьбы с божественной волей, то, в конечном итоге, его может ждать полная аннигиляция и возвращение к самому началу, - к минеральной жизни.
Впрочем, большинства людей это не касается. Так что, если вернуться к нашей аналогии со свечей, можно сказать, что вначале, захваченный своими страстями человек не видит ничего, кроме цветов своего пламени. Однако, со временем, освободившись хоть от какой-то из них, он обнаруживает, что в нем существует и чистое пламя, которое так отличается от цветного, что кажется будто оно совершенно другое. Тогда и возникает мысль о существовании двух разных сознаний. Появляется, как бы, новый объект для исследования. Хотя это одно и тоже пламя, одно и тоже сознание, так что, изучает оно не что-то другое, а само себя.
Каждый человек по своей сути - чистое пламя или чистый Разум. Только ему еще предстоит очистить это пламя, то есть очистить свое сознание от страстей, чтобы стать тем, кем он и так является в силу своей природы - Высшим Разумом, Богом. И чем больше страстей угасло в человеке, тем дальше он продвинулся на своем пути к богу. Кстати, ты слышал о Джордано Бруно?
- Это которого в средние века сожгла на костре церковная инквизиция?
- Да. И сожгли его именно за то, что он утверждал, человек - это смертный Бог, а Бог - бессмертный человек.
- Получается, если это так, значит, придет время и человек перестанет умирать?! - Восхитился я этой мыслью.
- Самым естественным образом. Когда все уроки жизни в физическом теле будут усвоены, потребность в нем отпадет и человек сможет облачиться в другое - бессмертное тело.
Я вздохнул и печально заметил.
- Да, это очень красивый сюжет, как в сказке. Только, Петр Ефграфович, кто же этому поверит?
. Он беззаботно улыбался.
- Поверят те, кто стал задавать вопросы. А ищущий обязательно найдет, потому что ответы спрятаны не где-то за три девять земель, а внутри каждого из нас. Вот и тебя ждет та же судьба. - Заключил он.
Разум мой бунтовал, но, странно, что-то в его словах било меня в самое сердце.
Вдруг, Петр Ефграфович выпрямился, напряженно прислушиваясь... Неожиданно, лицо его просветлело.
- Сын приехал. Пойдем встречать.
Через мгновение он был уже на ногах. Однако, я абсолютно ничего не слышал. Ни звука двигателя, ни скрипа тормозов, ни шагов в доме.
- Петр Ефграфович, да с чего Вы взяли? - Пробормотал я, нехотя выбираясь из уютного кресла.
- Идем, идем. - Настаивал хозяин. - Сейчас я вас познакомлю.
Мы вышли на крыльцо. Нас приветствовало полуденное солнце, то и дело выглядывавшее из-за туч, и глухая деревенская тишина. Однако, едва мы успели глотнуть морозного воздуха, как за воротами послышался звук подъехавшего автомобиля. Двигатель умолк, хлопнула дверца и ... во двор вошел человек.
Мама дорогая! К нам шел мужчина, похожий на Петра Ефграфовича так, что, если бы не явная разница в возрасте, его можно было принять за близнеца! Тот же, чуть выше среднего, рост, телосложение, походка, те же карие глаза, прическа! И только смолянистая чернота волос, да совершенно гладкое, без единой морщинки, молодое лицо составляли отличие одного от другого. Военная форма лишь подчеркивала их невероятное сходство.
В растерянности, я невольно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь как-то принять эту реальность. Тем временем, перебросив в левую руку портфель и шапку, прибывший поднялся на крыльцо.
- Мне Федька дырку уже в мозгу просверлил. В доме гость, ему срочно нужна помощь.
Заговорил он так, словно мы лишь вчера с ним расстались, а до того знали друг друга всю жизнь. И теперь, радостно улыбаясь, он дружески жал мне руку.
- Будьте знакомы. - с видимым удовольствием представил нас Петр Ефграфович.- Это мой сын Николай, Николай Петрович значит, а это Александр Михайлович.
Мы заговорщически переглянулись, понимая, как это смешно величать друг друга по имени и отчеству. Я глянул на него внимательней: на вид не более тридцати, хотя в глазах угадывалась та особенная твердость, которая свойственна людям, привыкшим к немалой ответственности.
Обняв сына за плечи, Петр Ефграфович скомандовал.
- Идемте в дом, иначе наш гость застынет не только от удивления, но и от холода.
Однако, едва переступив порог Николай остановился.
- Отец, у меня времени в обрез. Я потом что-нибудь перекушу, надо сначала дело сделать.
И ко мне.
- Саша, давай загоним машину в гараж.
Петр Ефграфович возражать не стал, и уже через минуту я медленно вкатил в ворота гаража и остановился на указанной Николаем разметке. Тут выяснилось, что само название "гараж" было очень условным.
Мы находились в помещении с высоким потолком, длиной не менее тридцати метров. И только первые пять из них напоминали обычное гаражное пространство, с полками и всякими инструментами. Здесь стояли тиски, небольшой токарный и фрезерный станок, сварочный аппарат. На стене в специальных ячейках находились разнокалиберные ключи, сверла и т.п.
Все же остальное пространство, кроме центральной части, было заставлено каким-то странным оборудованием, о назначении которого, приходилось только гадать, ибо к обслуживанию автомобиля оно явно не имело никакого отношения. Какие-то провода, колбы, трубки, похожие на электро-катушки приборы, и еще масса всего такого, что я не в силах описать. Но что еще было странно, в этом столь просторном помещении было так же тепло, как в доме.
Закрыв ворота, и предваряя мои вопросы, Николай сказал.
- Здесь я занимаюсь своими научными экспериментами.
- И в какой области, если не секрет? - Спросил я.
Он улыбнулся.
- Никаких секретов. Главным образом магнетизм, электричество, оптика. Еще термодинамика. Но ты, гуманитарий, вряд ли тебе это о многом говорит.
- Ну, да-а. - Протянул я - Мои знания так себе, в рамках средней школы.
Тем временем, Николай включил какой-то привод, и часть пола между колесами с левой стороны машины стала подниматься, пока, упершись в днище, не подняла ее подобно домкрату.
- Могу я чем-то помочь? - спросил я, понимая, что сейчас не к месту донимать Николая расспросами.
- Нет, Саш, я тут сам управлюсь, ты лучше деду с обедом помоги. - кивнул он в сторону дома с добродушной улыбкой.
Я улыбнулся в ответ.
- Что, наш ученый тебя выгнал? - радостно приветствовал меня Петр Ефграфович, хлопоча у кухонного стола.
- Да. Послал к Вам на помощь. - Отвечал я ему в тон.
- Вот и хорошо.
На столе у него уже была разложена всякая утварь. В одной из тарелок лежали вареная свекла, несколько картофелин и два яйца. Рядом стояла банка с солеными огурцами.
- Мы с тобой соорудим сейчас праздничный салат. - Заявил Петр Ефграфович. Звучало это торжественно - Твоя задача - на крупной терке натереть отдельно пару соленых огурцов, две свеклы и вот эти вареные яйца. Так, давай-ка мы еще и морковки добавим - заключил он с творческим азартом. Сейчас я ее сварю.
Уговаривать меня не требовалось. Я с удовольствием включился в работу. Сначала вытащил из банки два аппетитного вида огурца, потом разложил указанные мне продукты по тарелкам и начал их шинковать. Хозяин возился с кастрюлями у плиты. Не прерывая своей работы, я поинтересовался.
- Петр Ефграфович, скажите, а чем вы топите? Я тут обнаружил, что в гараже у вас так же тепло, как и в доме. Хотя площади большие. Печи нигде не видно, газовых труб тоже. Электрическое отопление что ли? Это ведь очень дорого.
Занятый своими делами, он обернулся ко мне в пол оборота.
- У нас электричество и отопление бесплатное.
- Не понял. За вас кто-то платит?
- Никто. Просто нет такой необходимости. - Ответил он. - Установка, которую мы используем обеспечивает само-нагрев воды, а избыток тепла преобразуется в электричество.
Говорил он это таким обыденным тоном, каким обычно обсуждают погоду. Я опешил.
- Вы шутите!? Что значит само-нагрев? Вообще, как можно нагреть воду без затраты энергии?
- Можно, если заставить ее вращаться. - Отозвался Петр Ефграфович. - При вихревом движении вода начинает выделять тепло.
Да что же это такое! Я не мог взять в толк, о чем он говорит.
- Постойте, Петр Ефграфович. Но, чтобы вода стала вращаться, ведь все равно нужна энергия. Необходим насос, который не может работать без двигателя, а двигатель требует энергетических затрат.
- Да, конечно. - Повернулся он ко мне лицом. - Только эти затраты в несколько раз меньше той энергии, которая получается на выходе.
- О, боже! Да, что Вы такое говорите! - Не скрывал я своего возмущения. - Это что, вечный двигатель что ли?! Но такого не может быть!
- Интересно. Почему? - Казалось, он искренне удивился.
- Да, как почему?! Потому что КПД любой установки не может превышать ста процентов. - Воскликнул я возмущенно.
- Ах, вот оно что? И кто тебе такое внушил? - Поинтересовался он без тени эмоций.
- Что значит внушил?! Это же прописная истина, которую в школе преподают. И любой ученый об этом знает. - В запальчивости тараторил я. - В Академии Наук даже существует специальная комиссия по лженауке, которая борется со всякого рода антинаучными изобретениями, в том числе и вечных двигателей, потому что это невозможно?
Петр Ефграфович помолчал, словно дожидаясь, когда пыл мой уляжется.
- Саша, вот что я тебе скажу. Запомни это на будущее. Привычка - чудовищная сила. Те знания, которые ты усвоил с детства, заставляют твое сознание выстраивать массу суждений о жизни, часто бессмысленных, которые совершенно не соответствуют действительности. Однако, разум уже привык к ним настолько, что отказ от привычки, часто становится подобным смерти. Ее неосознанный страх останавливает многих. Не дает им сделать шаг в верном направлении.