Аннотация: Рассказ о деревенской дурочке Верунке. Полностью. Не вычитано.
Учитель умер на рассвете.
А потому весь день я провела в бегах, что твой конь, собирая все, что нужно. И если с травами проблем не возникло - часть оставалась еще с прошлого лета, часть я собрала сейчас, то за всем остальным пришлось идти в город.
Этот момент я оттягивала до последнего. Проверила, все ли настои подобраны правильно. Несколько раз подточила ритуальный нож. Поправила чуть криво лежащую на столе книгу: до обряда еще далеко, а и у меня сейчас не все есть, но...
И лишь выйдя из домика и плотно закрыв дверь, поняла, как же я боюсь.
...
Еще десять лет назад, когда я, перепуганная и зареванная, набрела на избушку Учителя, Миффа называлась деревней, но, как я слышала, повелением князя ей был присвоен статус города, а значит... Значит теперь камни были здесь повсюду. Из него были сложенны двухэтажные дома, им были выложены дороги - чтоб осенью не размокала грязь, он окружал повсюду. Но по мне, лучше бы его не было вовсе.
-На мне кровь!..
-А я сегодня ночью так замерз!..
-Лучше бы оставался в каменоломне, тут дикая жара!
-Верунка, Верунка, смотрите, Верунка, дурочка! Верунка, ты по-прежнему слышишь голоса камней?! Дурочка Верунка!
-Нет, она на меня внимания не обращает, а между прочим, под меня зерно закатилось!..
-Дурочка Верунка!
В спину врезался комок грязи, и я ускорила шаг, подгоняемая злым детским:
-Дурочка Верунка!
Учитель научил меня различать голоса людей и камней, не слышать настойчивую речь булыжников, но я, пытаясь вылечить его от лихорадки, подхваченной невесть когда и невесть где, уже три месяца не была в городе и попросту отвыкла от такой многоголосицы!
-Ну, скажите ж ей, пусть хоть посмотрит на меня! На мне кровь, Слышащая, кровь!
-Чепуха! Мальчишка разбил на тебе коленку, разве это кровь? Вот подо мной - целый труп! Мыши. Слышащая, ты ведь можешь отвалить меня и посмотреть?
-Верунка, дурочка Верунка!
Дразнившие меня, босоногую девчонку, десять лет назад дети давно выросли, заимели собственных детей, и теперь уже от них в спину летит обидное:
-Верунка, дурочка Верунка!
До спасительной лавки Петера оставалось всего несколько футов. Их я практически пробежала, захлопнула за собой дверь, прижалась спиной к спасительному деревянному полотну. Хвала Хранителям!
Петер приветливо улыбнулся из-за прилавка. Поговаривали, кто-то из его предков был лесовиком, может этим и объяснялось то, что он единственный, из всей Миффы, построил дом из дерева, а не из камня. И именно поэтому за покпками я всегда ходила только к нему. Лучше несколько минут потерпеть и пройти в спасительную тишину, чем стоять в лавке и постоянно пытаться понять, кто к тебе сейчас обращается - человек или решивший обратиться к Слышащей камень.
-Здравия, Верунка!
-И тебе того же, Петер, - выдавила улыбку я. - Мне два золотника воска, гросс свечей, моток манильской пеньки...
-Как мэтр Марк?- перебили меня.
-Умер. И семь наперстков.
В лавке повисла гробовая тишина. Выглянувший из дальней двери Франек - сын Петера, мгновенно спрятался обратно.
-Как умер? - тихо выдохнул торговец, потрясенно уставившись на меня. Рыжая щетка усов над верхней губой испуганно вздрогнула.
-Сегодня утром, -слова давались с трудом. - Так где мой заказ?
-Да-да, сейчас, Верунка, - купец принялся поспешно выкладывать на прилавок мои покупки. Положив двенадцать пучков свеч, он замер, уставившись на меня:
-И как же теперь? Помочь похоронить надо...
-Я сама, - огрызнулась я, укладывая свечи и воск в приготовленную корзинку.
-Но...
-Я сама справлюсь! И не надо никого присылать помогать! - кажется в голосе проклюнулись слезы.
-И как ты теперь? - осторожно поинтересовался Петер. - В город переберешься?
Я нервно передернула плечами, на миг представив этот ужас. Многоголосица всех камней города, не замолкающая ни на мгновение...
-Ни за что!
Последними в корзину легли семь наперстков. Все чин по чину, как полагается.
Теперь расплатиться, выдавить новую улыбку:
-До свидания, Петер, - и, зажмурившись на мгновение, решительно шагнуть вперед в окружение несмолкающих голосов.
-Надоело мне на одном боку лежать!
-Хорошо в горах было, не то, что здесь.
-Верунка, дурочка Верунка!
...
В полночь, когда за окном тревожно заухал филин, я принялась за работу. Небольшая землянка в самом сердце леса, куда по своей воле не зайдет ни один горожанин, была вырыта давно. Учитель лежал в ней в тяжелой домовине еще с утра, так что все, что мне оставалось сделать, это расставить вокруг него шесть наперстков наполненных соком одолень-травы. Седьмой наперсток стал на грудь. Следующий круг был образован двенадцатью пучками свеч, причем каждая из них была обвязана тонкой ниточкой. Из купленного воска я еще днем сделала тоненький огарок, который сейчас поставила прямо в седьмой наперсток.
Свечи горят. Палец осторожно движется по строчкам магической книги - некоторые слова я до сих пор читаю с трудом. Голос дрожит и срывается.
Слова непонятны и трудны, но каждое из них нужно выговорить правильно.
Смолкли последние звуки.
Я медленно поднялась по выдолбленным в земле ступеням. С трудом сдвинула тяжелый камень - прикрыла вход в землянку. Булыжник недовольно закряхтел и завозмущался что его трогают.
Част свечей скоро догорит. Некоторые погаснут от недостатка воздуха. А мне остается только ждать, когда завершится первая часть ритуала. Ждать семь лет семь месяцев и семь дней.
И лишь придя в лесную избушку, где я столько лет прожила с учителем, я позволила себе разреветься. Впервые за прошедший день. Впервые за прошедшие десять лет.
Я попала сюда случайно. Бежала не видя от слез дороги перед собой, бежала пытаясь скрыться от голосов звучащих в голове, вновь и вновь зовущих меня. Обращающихся ко мне.
Бежала вперед и сама не заметила как переступила деревенскую границу, как попала в лес.
Заблудилась я быстро. Впрочем, особо этому не огорчилась. В лесу я впервые не слышала этих назойливых голосов, звучащих повсюду. Голосов, которые слышала лишь я.
Одним Хранителям известно, сколько я блуждала по лесу. Раньше я за околицу не выходила: деревенские вообще боялись леса, только взрослые изредка покидали Мифу, когда нужно было что-то из леса, а детям рассказывали о чудовищах, о Серой гати с которой нет возврата, о распускающемся на рассвете эдельвейсах, о злых колдунах.
К дому одного такого я и вышла. Зареванная и голодная.
Долго ходила вокруг, не решаясь заглянуть в страшную заплетенную плющом избушку, а когда наконец решилась, шагнула вперед... Дверь внезапно распахнулась и на пороге появился хозяин. Помню, он уже тогда был очень старым, заросшим длинной седой бородою. Помню, меня еще очень поразила черная новая одежда - я до этого такую только у старосты видела.
А он глянул на меня из-под кустистых бровей:
-Ты кто такая? Зачем пришла?
У меня и голос пропал:
-Вер... Верунка... - Все, что смогла выдавить я. - Заблудилась.
Он покосился на темное небо и скривился - позже я узнала, что так он улыбается:
- Заходи что делать. Утром в деревню отведу.
Боялась я дико. Трусила как последний заяц. Еще бы, про колдуна в деревне, что только не рассказывали: и вороном летает, молоко ворует у коров. И детскую кровь пьет, чтоб вечно жить, и болотные огоньки руками ловить умеет.
Рассказывать рассказывали, да только взрослые сами к нему ходили: кто за зельем, кто за лечением, кто за предсказанием.
Первую ночь в доме колдуна - это потом он стал учителем - я почти не запомнила. Кажется мне дали кружку молока (наверное, того самого, ворованного) и постелили на лавке.
А уже утром... Утром меня повели обратно в Миффу. Сперва я этого не поняла и покорно шла рядом с колдуном, крепко держа его за руку (при дневном свете он, в своих черных одеждах, уже не казался таким страшным), но, когда меж деревьев показалась мощенная камнями дорога - спасибо, князю, проложили - и стены домов - по его же приказу и строения каменными делали, чтоб пожаров не было...
К тому моменту я уже сообразила что в лесу, в отличие от Миффы голоса меня не преследуют, ничего мне не рассказывают, а потому резко дернулась, вырываясь из цепкой хватки колдуна, и рванулась обратно в лес.
Догнал он меня практически мгновенно, схватил за руку, потянул в сторону деревни.
-Не пойду - не пойду - не пойду!!! А-а-а-а-а!!!
-Не ори!
Голова дернулась от звонкой оплеухи. Я ойкнула и замолкла, прижимая ладонь к горящей щеке. Рука у колдуна была тяжелой.
-Чего орешь? Я тебя домой веду.
-Не пойду я туда. Не пойду - не пойду - не....
-Замолчи! - вновь рявкнул он. - Я ж тебя к родителям веду!
-Нет у меня родителей!
-А живешь где?
-При трактире. Трактирщица меня зря хлебом кормит. И дразнят все, дурочкой деревенской обзывают. А еще голоса эти. Не пойду - не пойду - не...
-Ты можешь замолкнуть хоть на мгновение?! - не выдержал лесной колдун. - Какие голоса?!
-Эти! - я обвиняюще ткнула пальцем в сторону дороги. - И все говорят, говорят, говорят... Не могу я уже! А рассказала. Так все вокруг дразнятся!
Старик прищурился:
-Подожди... Кто говорит? Камни? И что же они тебе говорят?
Я хлюпнула носом, точно поняв одно: пока со мной разговаривают, в Миффу не поведут:
-Они хором все говорят. Понять трудно, и голова болит!
-А ты прислушайся... Этот, например, что говорит? А этот?
Некоторое время я стояла молча, морща лоб, а потом вздохнула:
-Тот жалуется, что его лошадь копытом ударила, ему больно, а этот - что солнца ему мало...
Колдун выпустил мою руку и строго погрозил мне пальцем:
-Стой здесь, - а сам шагнул к дороге.
Не знаю, что уж он там делал, но, вернувшись через некоторое время, спросил:
-Так как, говоришь, тебя зовут?
-Верунка...
-И родных у тебя нет?
-Нет...
-Ну что ж, юная Слышащая... Пойдем со мною...
Впоследствии я никогда не пожалела, что ушла из Миффы.
...
Трудней всего было первые два месяца после смерти Учителя. Трудно было просыпаться на заре, спешить накрыть на стол и... Вздрагивать, вспоминая, что никто больше не окликнет: "Верунка, завтрак готов?" Трудно было отгонять от окон слетевшиеся к полуночи и застрявшие подле слюдяных стекол болотные огоньки - Учитель так и не объяснил, что их манит сюда, а сама я его книги читать... Не то, что не отваживалась, тяжело было. Трудно было хранить каменное выражение лица, стараясь не расплакаться перед заглянувшими в избушку сочувствующими деревенскими - Учитель всегда говорил, что слезы - зло и могут помешать ритуалу.
Трудно было осознавать что надо жить дальше.
Но я жила. Конечно, не могла как Учитель лечить болезнь наложением рук и заговорами, но в травничестве слегка разбиралась. Знала, что барбарис помогает при тошноте, полынь - спасает при отравлении, помнила, что лучшее средство против насекомых - пижма... Учитель рассказывал.
Жила как могла. В город старалась выходить как можно реже.
Так прошел год, второй. Мне пошел третий десяток. Впрочем, что мне исполнилось двадцать, я лишь предполагала: годы подкидыша без рода и племени никто считать не будет. Это учитель через пару дней после того, как я поселилась у него, смерил меня взглядом и протянул:
-Зим тебе где-то восемь. Грамоте еще учить не поздно, садись, начнем.
Я жила. Просто жила. Продолжала лечить травами, подсказывала, чем можно помочь при различных болячках...
Дни сменялись днями. Месяц шел за месяцем, год - за годом.
Через пять лет после смерти Учителя я, наконец, решилась разобрать его сундук. Заглядывать в него при жизни старого колдуна мне не разрешалось, а теперь... Наверное, там уже мыши все съели. Надо хоть почистить... Книги Учителя я все в сохранности держала, пыль протирала, а тут...
Пройдя в комнату, где жил Учитель, я покосилась на огромный шкаф, заполненный толстыми томами - нигде и у кого я столько не видела, даже у старосты, когда мы с Учителем к нему в дом ходили - и, опустившись на колени пере сундуком, решительно распахнула крышку.
Учитель меня баловал, покупал у торговцев лучшую одежду. Я носила таие платья, что мне завидовала дочь деревенского старосты. У самого же колдуна из одежды были лишь пара черных рубашек, несколько пар темных брюк, ботинки да сапоги. Ну и на зиму - теплый полушубок.
Здесь же... Я потрясенно прикоснулась к тонкому шелку и осторожно вытащила из сундука кружевную рубашку. На плече она была разорвана, на рукаве запеклись застарелые пятна крови. Следующей лежала зеленая бархатная куртка. Тоже порванная.
Да я такой ткани за всю свою жизнь не видела! В Миффе такого никогда не шили.
Плащ, подбитый мехом. Брюки, заляпанные грязью и кровью. Сапоги из черного сафьяна. Заштопать дыры, простирать да на ярмарке продать - полгода безбедно жить будешь!
А на самом дне, под ворохом одежды лежал хрупки пергаментный свиток со сломанной печатью. Я осторожно развернула его...
Минут через десять - Учитель рассказал мне, как определять время по часам - я осторожно сложила вещи обратно в сундук, погладила незамеченную мною ранее магическую печать на внутренней поверхности крышки, сохраняющую вещи в нетленности и решительно захлопнула сундук. Пусть все хранится.
Какое мне дел до того, как вещи виконта Марка Вюлдиша оказались в этом сундуке?
О застарелых шрамах, бывших у Учителя, я вспоминать не буду.
...
Год шел за годом. Месяц за месяцем, день за днем. Дни, когда я ожидала окончания ритуала показались мне пыткой.
Учителя я похоронила в начале осени, когда лето еще не ушло до конца... А значит, семь лет, семь месяцев и семь дней истекали в середине весны.
И вот день настал.
Поздно ночью я отправилась к оставленной много лет назад землянке. С трудом отодвинула камень - тот опять заворчал, что отлежал себе все бока - спустилась вниз...
Во время весенних паводков вода неоднократно заливала неплотно закрытую землянку. Часть непрогоревших свечей были смыты водой, наперстки разметало по дальним углам, но не это было главное.
В центре разрушенного круга, там, где я семь с лишним лет назад оставила бездыханное тело, надрывался в крике младенец.
Первая половина ритуала завершена.
...
Ребенок рос очень быстро. Как и говорил Учитель, один день его жизни был равен году. К счастью, дожидаясь окончания первой части ритуала, я запаслась разной мужской одеждой.
На исходе пятого дня, когда подросший Марк - давать ему другое имя я не собиралась - уже готовился ко сну, в дверь избушки кто-то постучал. Я распахнула дверь и удивленно уставилась на стоящего перед дверью Франека.
-Здравия, Верунка, - чуть слышно выдохнул он, крутя в руках кепку с длинными перьями.
-Здравия, - согласилась я. - Что-то случилось?
Парень потупился, смущенно переступил с ноги на ногу:
-Через порог хоть пустишь?
Я посторонилась:
-Проходи, конечно...
Франек степенно шагнул в комнату, глубоко вздохнул и на одном выдохе молвил:
-Выйдешь за меня?
Великие Хранители! Я только сейчас обратила внимание, что юноша одет в новую, праздничную одежду: плотные замшевые желтые брюки, синие вязанные чулки и ботинки с застежками. Поверх белой рубахи - длинный жилет...
-Хранители с тобой, Франек! Ты что?! Да я ж... Меня в Миффе терпеть никто не может! Да и поздно мне уже замуж идти. Двадцать пять лет... Все мои ровесницы лет десять как замужем...
Парень вновь переступил с ноги на ногу:
-А что? Хозяйка ты, я вижу, справная. А что в девках засиделась, ничего страшного... С колдуном вон, пожила, он, я вижу, из тебя эту дурость про говорящие камни, как ты в детстве болтала, выбил.
Меня как огнем обожгло. Дурость?! Выбил?! С языка уже были готовы сорваться злые слова, как за моей спиною чуть слышно скрипнула дверь:
-Теть Верунка, кто там пришел?
Франек пораженно уставился на выглядывающего из дальней комнаты Марка:
-Кто это?
Решение пришло мгновенно. Я тут же оказалась рядом с ребенком, обняла его, прижала его голову к себе и, гордо глядя на "женишка", надменно сообщила:
-Сын мой!
Пятилетний Марк задергался, вырываясь из крепкой хватки. Кажется, я его слишком придавила...
-Сын?!
-Сын-сын, - весело согласилась я, выпуская наконец мальчишку...
-Но как... Когда... Да он на тебя вообще не похож! - Франек попытался придумать последнее оправдание моей девичьей чести. - Ты светлая, а он чернявый, как фаронерек!
-А он в отца пошел! Правда, Марк? - я ласково погладила мальчишку по голове.
Ребенок непонимающе вскинул голову и уставился на меня во все глаза. Но молча, по крайней мере.
-Марк? Ты... Его в честь колдуна назвала?!.. Подожди, ты хочешь сказать, что он и есть его отец?! Да нет, чушь какая-то... он умер давно... - Франек не замолкал ни на мгновение. Кажется, он говорил все подряд, лишь бы не молчать.
Я расхохоталась:
-Придумал тоже! При чем здесь Учитель?
-Ну да, ну да, конечно... - не переставая бормотать ни на мгновение, юноша медленно отступа спиной вперед, пока не уперся в закрытую дверь. Панически оглянулся и выдохнул: - Ну, я пошел?
-Иди, - пожала плечами я.
Дверь захлопнулась... Марк поднял на меня удивленный взгляд:
Разболтает ведь Франек, что я теперь не одна живу. Как пить дать, разболтает. Была у деревенской дурочки одна надежда выйти замуж и та рассеялась...
...
Я не знаю, может Франек никому ничего не рассказал, может, что другое произошло, но как я жила раньше, так и продолжила. Лечила травами, подсказывала, что может помочь при болезнях...
А на семнадцатый день решилась на серьезный разговор с Марком.
Он слушал меня, открыв рот от удивления, а когда я наконец замолчала, удивленно мотнул головой и осторожно протянул:
-Ничего не понял... Давай, я повторю, то что мне ясно, а ты поправишь, если что?
-Ну, давай, - вздохнула я.
Парнишка вздохнул, почесал курчавую голову и медленно начал:
-Так... Семь лет назад умер твой учитель. Он был колдуном. Так?
-Так, - не стала спорить я.
-Ты провела обряд... И вместо него появился я... Так?
Я только кивнула и юноша продолжил:
-Один мой день равен человеческому году. Сейчас мне семнадцать... Предположим, я - в самом деле, он. Что еще не окончено? Зачем продолжать обряд?! Зачем еще что-то делать?
-Затем, что если его не сделать, ты умрешь! - не выдержала я.
Марк вздрогнул всем телом и потрясенно уставился на меня:
-Почему?!
-Да потому что твой день равен году! Ты проживешь еще месяц, самое большее два!
На несколько мгновений повисла гробовая тишина... А потом юноша осторожно уточнил:
-А может... Все само закончится?
-Не закончится! - огрызнулась я. - Нужно закончить обряд. Это можно будет сделать с двадцать седьмого по тридцатый день. Позже - будет бессмысленно.
На этот раз молчание затянулось.
-И что нужно для его проведения?
-Несколько капель твоей крови. И твое согласие.
-И все? - удивленно ахнул он.
-Все.
Парнишка самонадеянно фыркнул:
-Значит, как понадобится, поцарапаешь, возьмешь. Я разрешаю... Слушай, Верунка, - вдруг зачарованно ахнул он, - а может, обряда и проводить не надо? Вдруг, я уже колдун? В конце концов, книги, что здесь хранятся, я читал... А?
Я придвинулась к нему, заглянула ему в глаза... и, улыбнувшись, помотала головой:
-Не колдун ты.
-Почему?
-У колдунов и чернокнижников люди в глазах отражаются перевернутыми...
В ответ паренек внимательно всмотрелся в мое лицо и разочарованно протянул:
-Ты тоже не колдунья.
-Учитель говорил, у меня нет такого дара, - не стала спорить я.
-А как тогда обряд провела? - не успокаивался Марк.
Я только плечами пожала:
-Учитель говорил, его кто угодно провести может. Главное, чтоб возвращали колдуна. С простым человеком ничего не получится...
Мы сидели на завалинке лесной избушки. Весна в этом году пришла рано, снег давно сошел, и в лесу было по-летнему тепло. Где-то в вышине закричала ранняя птаха.
А Марк все места себе не находил. Он уже несколько раз порывался что-то сказать, но каждый раз передумывал... И наконец решился:
-Верунка... А... Каким он был? Ну, тот, другой я?
На этот раз ответ долго искала я. Перебирала слова, пытаясь найти нужное и никак его не находя...
-Добрым.
Нужное слово пришло само. Прыгнуло на язык раньше, чем я сама поняла, что сказала.
А вслед за ним и воспоминание пришло. Яркое, словно это было только вчера...
На грубо сколоченном столе горит одинокая свеча. Пламя скачет и дрожит, хотя в комнате - ни дуновения, окна плотно закрыты, на двери - засов.
Передо мною распахнутая книга. Я пытаюсь прочесть ее уже пятый вечер подряд. Разбираю каждое слово минут двадцать, не меньше...
За спиной слышны шаркающие шаги. Я даже не оборачиваюсь - привыкла к этим звукам за шесть лет. Палец вновь застряет на строчке - эти буквы настолько одинаковы! А Учитель как издевается -нет, чтобы помочь, прочитать, глядишь, я на слух лучше бы поняла.
-Прочла?
-Читаю.
За спиной - надрывный кашель, а потом заскорузлый палец тихонько раз за разом тюкает в макушку:
-Эх ты... Косы длинные, да ум весь в них ушел...
Мне обидно до слез. Даже буквы перед глазами расплываются.
Рядом слышен шум отодвигаемой лавки, Учитель садится рядом... Кашляет, пододвигает книгу к себе:
-Ну, показывай, где застряла? Вместе читать будем...
...-Добрым, - тихо повторила я, вытирая невесть с чего влажные щеки.
Марк удивленно уставился на меня:
-Ты что? Плачешь?
-Да нет, в глаз что-то попало...
...
На двадцатый день я спозаранку пошла на реку: воды чистой набрать.
Мавки сделали мостки по просьбе учителя еще десять лет назад. За прошедшее время дерево местами прогнило, местами вообще, обрушилось в воду. Сама я починить никак не могла. Марка просить... Кто его когда этому учил? Ну а с русалками тем более договориться не смогла бы - они меня еще при жизни Учителя особо не любили, а уж теперь...
Я, опасливо косясь на огромные дыры в мостках, осторожно стала на колени, склонилась, зачерпывая ведром воду, и с ужасом почувствовала, как гнилое дерево проваливается подо мною. Истошно завизжала...
Крепкая рука перехватила меня за миг до того, как я рухнула в воду. В следующее мгновение меня вытащили на берег, поставили на землю и испуганно поинтересовались:
-Ты как?
Встрепанный Марк не отрывал от меня перепуганного взгляда.
Парень обнял меня за плечи, потянул в сторону домика:
-Пошли.
-А... - ведро уплывало все дальше.
-Из города новое принесу, - отрезал юноша.
Дорога до избушки прошла в молчании. Уже у самого порога Марк тихо вздохнул:
-Я так за тебя перепугался.
Я хлюпнула носом:
-Я тоже... - встретилась с ним взглядом и одновременно с юношей расхохоталась: глупо получилось - кто за кого испугался? - Ты как на реку попал? - я постаралась поменять тему разговора.
Парень внезапно покраснел, опустил взгляд...
-Я за тобой следил.
-Зачем?! - ахнула я.
-А вдруг с тобой что-нибудь случилось бы?! И вообще... Люблю я тебя! - выкрикнул он, запнулся и смущенно добавил: -Вот.
У меня и голова кругом пошла:
-Марк, какая любовь, о чем ты?! Ты хоть знаешь, что это?!
-Знаю, - отрезал он. - В книгах читал. И когда мы в город ходили, там... с местными разговаривал.
-О чем?! - тихо простонала я.
Честное слово, я и подумать не могла, что прогулка в город пару дней назад обернется таким... такой... проблемой. Я просто, старательно стараясь не слушать гула голосов, раздающихся со всех сторон, вывела Марка в Миффу, чтоб он хоть мог посмотреть, что это такое. На нас двоих косились, оглядывались... Но ни камней вслед, ни злого шепота не было. То ли Франек проболтался, что я не одна живу, то ли наоборот, молчал как рыба, о нашей беседе.
Марк, правда, куда-то отлучался, но вернулся очень быстро, так что я и значения-то никакого этому не придала. А теперь.
-Обо всем, - отрезал парень.
-Марк, ну какая любовь?! Что ты мелешь?! Ты... тебе всего двадцать дне...
-Ты сама говорила, что мой день равен году, - перебили меня.
-Ну и что?! Даже если двадцать лет! Мне уже двадцать пять! Понимаешь?! Я старуха! В Миффе женятся в пятнадцать!
Юноша только фыркнул:
-Значит, поговорим об этом через неделю. Когда я буду старше тебя.
Надеюсь, за это время он забудет эту глупую идею.
...
Не забыл. Утро двадцать седьмого дня встретило меня букетом цветов. И ссорой с Марком. Упрямый мальчишка не хотел понимать, что даже теперь, когда ему, наверное, двадцать семь лет, глупо говорить о любви, просто глупо!