Эван : другие произведения.

Отрывки рассказов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это не цельные рассказы - так отрывки, начатые приличное время тому назад... Два начатых - "Лепрозорий" и "Четверо" (в котором всего пара абзаца, поэтому он скорее до кучи...). Сам не знаю - нужно ли дописывать или не стоит... Буду рад услышать чьё-либо мнение...

   ЛЕПРОЗОРИЙ.
  
  
   Знаете, зачем заключённых выводят на прогулки? Зачем им показывают бетонную коробку внутреннего дворика, накрытую сверху колпаком далёкого неба? Своеобразная пытка - чтобы знали, чего лишились, чтобы каждый день дышали пыльным запахом свободы - близкой, но такой далёкой.
   И небо почти всегда - пронзительно синее, будто море на обложке журнала. А каким ему быть, когда глаза только и видят - серый бетон стен да стальные сети на окнах?
   Мы не были заключёнными. Мы были всего лишь пациентами. Но и нас выводили во двор не для того, чтобы мы дышали свежим воздухом. Это было бы слишком дорогим удовольствием для жителей лепрозория.
  
   Дворик подавлял - облезлые синие скамейки в углу и немногочисленные спортивные снаряды. Бетонная коробка - двадцать на двадцать метров - с одним выходом - внутрь клиники. Под открытым небом. И это искупало любые неудобства.
   Поздняя осень давала о себе знать - небо было бледным, как рука больного анемией, солнце сквозь призму облаков казалось маленьким раскалённым кружком жести. С утра пациентам выдали поношенные ватники и сапоги на меху, и мы стали ещё больше похожи на заключённых. Интересно, атмосфера гнёта специально оговорена в программе клиники?
   Одежда оказалась на удивление удобной: с узкими глубокими карманами, в которых не мёрзли руки, и высоким облегающим воротом - как раз по погоде. Плиты маленького дворика - "места для выгула заключённых", покрылись изморозью, изо рта вырывались густые клубы пара. Несмотря ни на что небольшая кучка людей окружила турники, слышались подбадривающие крики - кто-то подтягивался на спор.
   Интересно, каково ладоням спортсменов на таком морозе - мягкие подкладки, что были на перекладинах, давно стёрлись, сами они облезли и заржавели, напоминая стальные скелеты диковинных животных.
   Натянув шапку на самые глаза, чтобы не видеть мрачного небосвода, я прошёл в дальний угол двора, где на скамейках собрались пациенты, для которых скудные развлечения клиники давно перестали быть интересными. Моя компания.
   Из-под подошв вырывалась белая пыль инея, словно кто-то рассыпал по земле каменную крошку. Скоро выпадет снег, тогда прогулки укоротят вполовину, мы практически лишимся единственной отдушины и привилегии - начнутся хмурые зимние будни бараков...
   Клетчатое небо, чёрт бы его побрал.
   Меня поприветствовали дружными кивками, оглядевшись, я присел возле лавки на корточки. В центре внимания был Паскаль - чернокожий парень, вечно сутулый и напряжённый, как сжатая пружина. Массивный ватник смешно смотрелся на небольшой фигуре негра, шапка торчком стояла на макушке, похожая на причудливый меховой колпак. Пухлые губы Паскаля играли чуть глуповатой улыбкой, руки он широко развёл в стороны, что-то показывая.
   - ...Лесов у нас мало, и они такие же, как сто и тысячи лет назад, - рассказывал африканец. - И дождей почти нет. Но когда они идут, то капли бьют по листьям с таким звуком, словно кто-то барабанит по столу пальцами...
   Хороший парень. Умеет мечтать, умеет рассказывать так, чтобы слушатели затаивали дыхание. Вот только лепрозорий оставляет след - в остальное время Паскаль хмурый и неразговорчивый - словно картонный.
   Я нашёл взглядом Наташу - единственную девушку во всей клинике. Она слушала Паскаля, сцепив пальцы и смотря в землю. Как мне показалось - даже не моргая. Бедная. Она новенькая, ей труднее всех. Потому что в её памяти ещё не поблекли кадры той, "прежней" жизни.
   Жизни, где не было лепрозория.
   Наташа подняла голову, и мы столкнулись взглядами. Она робко улыбнулась, начала шарить по карманам. На свет появилась пачка сигарет и зажигалка, девушка нервно закурила. Затягивалась она так, что, казалось, я сейчас услышу, как тихонько трещит сигарета.
   У неё наверно руки мёрзнут, внезапно подумал я. И понял то, в чём давно не хотел себе признаваться...
   Наташа затушила бычок о скамейку и словно опять отключилась - голова опустилась, глаза смотрят в точку. Лишь руки чуть дрожат - после сигареты. Она ведь начала курить лишь в клинике.
   Кроме неё никотином у нас никто не баловался, хоть это и был официально разрешенный продукт в стенах нашей "тюряги". Причём - бесплатно распространяемый. То ли это был неожиданный всплеск альтруизма заведующих, то ли кроме сигарет ничего разрешать было нельзя.
   Но у нас всё равно никто не курил, даже те, кто был курящим на свободе. Узнавая, что сигареты - единственная привилегия пациентов, все сразу бросали.
   - Выйду - вернусь наконец на родину, поднимусь на Голгофу и буду молиться. - Это был Герман, тридцатилетний еврей, тихий, спокойный, никогда не расстающийся со старыми почерневшими чётками. Он и сейчас по привычке теребил их, будто слепой, пытающийся понять, что держит в руках. - Долго молиться - несколько дней. Чтобы Бог точно услышал. Тогда я скажу ему, всё, что думаю... об этом мире.
   Это была своеобразная игра - странная, почище кэрроллвского сумасшедшего чаепития. "Когда выйду..." - роковая фраза витала в воздухе, переходя от одного пациента к другому. Произнесёшь её - и ты свой. Ты присоединяешься к тем, кто не смирился, кто знает - выход из лепрозория лишь один.
   В крематорий.
  
   Лепра - так называют проказу. Лепрозорий - клиника для прокажённых. Но это имя не было официальным названием нашей клиники. "Клиника" - по-другому никто из персонала не говорил, страшное прозвище "лепрозорий" - кровь от крови наше, пациентов. Когда-то в самом начале слово было произнесено - да так и осталось.
   Место для прокажённых.
   Нас лечили - непонятно от чего, непонятно как. История попадания в клинику всегда была одинаковой: после очередного медосмотра приходили люди в форме - и нас в буквальном смысле изымали из нормальной жизни, помещали в прозрачную - из пуленепробиваемого пластика - карантинную капсулу, а через пару дней свободная койка в палате была занята новым пациентом.
   "Вы смертельно больны" - обтекаемая фраза, которой награждали по прибытию в лепрозорий. Никто не знал, что это за смертельная болезнь, но она не являлась инфекционной - охрана клиники спокойно ходила без карантинных костюмов, дышала одним с нами воздухом.
   Проказа тоже почти незаразна.
  
   Внутри лепрозорий олицетворял одну единственную фразу - "недостаточное финансирование". В противовес дворику здесь было на удивление чисто, а белые, обитые пластиком, стены и яркие лампы дневного освящения почти стирали всякое сходство с тюрьмой. Но всё было как-то "недоделано".
   Недостаточное финансирование.
  
  
  
   ЧЕТВЕРО (рабочее название).
  
   Лоб женщины ещё был тёплым, но на ощупь - словно протёртая ткань, натянутая на череп. Смуглый мальчишка шмыгнул, воровато оглянулся, но ночная улица, накрытая дождём, была пуста.
   Тело женщины было зажато в щели между двумя домами, куда она заползла, спасаясь от дождя. Она лежала в луже грязи, руками обхватив плечи, голова была вздёрнута, в открытом рту блестели неожиданно белые зубы.
   Значит, не слишком бедная. Мальчишка облизнулся.
   Руки с длинными и ловкими пальцами зашарили по мёртвому телу, воришка сопел от нетерпения, наконец, под поясом женщины он нащупал кошелёк - кожаный мешочек с позвякивающими монетами. Запихнув мёртвое тело дальше в щель, мальчишка ринулся прочь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"