Души усталой тихий бред, мозгов унылое шуршанье...
Идя трамвайными путями и, как всегда, глубоко думая о смысле жизни, мыслитель Сидоров не заметил трамвая. Трамвай не заметил Сидорова. Получился страшный лобовой удар лба трамвая о лоб мыслителя. Визжа от боли и ужаса, трамвай умер на месте, а Сидоров пошел дальше, слегка завидуя мертвому трамваю, которого не мучил более проклятый вопрос о смысле жизни.
Придя домой, Сидоров хорошенько почистил помятую трамваем харизму, продул чакры, одел тапочки и возобновил любимые размышления о смысле жизни. "Смысл жизни таких великих умов человечества, - рассудил он, удачно устроившись в кресле напротив телевизора, - как, например, Махатма Ганди и Лев Толстой, зиждется, видимо, на следующих началах...Или жиздется? Как правильно? Зиждется или все-таки жиздется?"
Устало погоняв в благородном мозге, слегка пострадавшем от удара о трамвай, - "зиждется или жиздется?", "жиздется или зиждется?", Сидоров так и не нашел ответа. Устав, он принял мудрое решение - смысл жизни Льва Ганди "зиждется", а Махатмы Толстого - "жиздется", а вот на каких началах? - "додумаю завтра, на свежую голову", решил он, включил со вздохом облегчения футбол и, отупев вскоре от созерцания любимой игры народа, мирно отошел ко сну, надеясь, что завтра все-таки додумается до конца.
"Какова мораль?" - спросишь ты. - "Зачем ты написал эту чушь?" А затем, дружок, чтобы ты не думал о смысле жизни на трамвайных путях, где думать особенно вредно. Это во-первых. А во-вторых - чего тут думать, если Лев Ганди и Махатма Толстой за нас уже все придумали, кроме телевизора. "А помогло ли им это знание смысла жизни?" - спросишь ты, мой ехидный друг, и будешь, черт возьми, чертовски прав. И впрямь, стоит ли знать его, коль в конце концов Лев Ганди схлопотал пулю от злого шовиниста и гадюки Годсе, успев лишь шепнуть "Хэ, Рам!", а Махатма Толстой ушел босиком из родного ашрама и был найден в придорожной канаве? Так давай надеяться, что наш друг и хороший человек Сидоров не додумается на свою беду до смысла жизни, бросит это глупое занятие и мирно доживет свой век у телевизора, чего и себе пожелаем.
К сожалению, как стало известно, наш друг не оставил свих опасных попыток и вновь погрузился в пучину размышлений о смысле жизни.
Так вот, спешу огорчить тебя - он до него все-таки додумался. До чего он там додумался, мы не знаем, он нам не сказал, но судя по его угрюмому виду и обрывкам фраз, вроде - "все люди свиньи", или "а ну его в болото!" можно догадаться, что смысл жизни ему совсем не понравился. Пораженный новыми страшными истинами бытия, словно метастазами, благородный мозг Сидорова отказался служить далее своему хозяину, успев подать последний совет - красиво уйти из юдоли печали и скорби, называемой жизнью, повесившись где-нибудь на видном месте, в назидание прочим мыслителям.
Вняв совету, Сидоров влез на крышу родной восьмиэтажки, повесил себе на грудь табличку - "Я слишком много знал!" и повесился сам, на телевизионном кабеле, прыгнув в бездну родного двора. Все пошло как по маслу - хрипя и дрыгая, как положено, ногами, Сидоров вместе с петлей заскользил вниз по склизкому от городской грязи кабелю и, набрав изрядную скорость, влетел в окно нижестоящей пятиэтажки, куда шел кабель с восьмиэтажки.
По-прежнему хрипя и двигая ногами, наш друг грянулся на стол в чужой квартире, заставленный напитками и заедками, которыми хозяин и гости квартиры хотели отметить успешную сделку - продажу качелей и каруселей с детской площадки родного двора заезжему азербайджанцу.
Вид разбитых бутылок и сплющенных закусок не доставил счастья людям. Он не доставил радости ни хозяину Федору, местному дворнику, ни унитазных дел мастеру - сантехнику Ипполиту, ни даже электрику Васе. Забыв заповедь Льва Ганди и Махатмы Толстого о непротивлении злу насилием, они, наоборот, крепко побили Сидорова.
Дворник Федор бил Сидорова линзой от телевизора "КВН", который пропил еще его достойный отец 7 ноября 1967 года по случаю празднования пятидесятилетия Великой Октябрьской Социалистической Революции. Электрик Василий бил Сидорова полным собранием сочинений Льва Ганди и Махатмы Толстого. Самые тяжкие травмы - моральные - наносил Сидорову интеллигентный сантехник Ипполит, обливая его страшной англо-русско-немецкой вербальной смесью.
"Zvolach!", "Глюпый карофф!", "You stupid дурак, blya, go home!" "Look what you have done, зараза! Ты хуже Буша, мирно бомбящего зверские иракские аулы!" - брызжа слюной и путая слова, кричал яростный Ипполит, бывший переводчик Министерства иностранных дел, выгнанный оттуда за пьянство и святотатство. (Хоть и не к месту, но скажем, что Ипполита выгнали после того, как он, болея с похмелья, не совсем верно перевел комплимент английской королевы российскому президенту. "How nice it is, sir, - сказала королева, - that your pet Connie (такая собачка президента - прим. автора) sleeps in your bedroom". "А ведь хорошо, сэр, - перевел Ипполит, - что ваши ручные кони спят в вашей спальне".
Потешив свою злобу вволю, злые люди выкинули Сидорова с балкона на газон родного двора, не обращая внимания на предупреждение: "По газону не ходить!", где его, по счастью подобрала добрая фея, бабушка Настя. Благородная женщина отнесла нашего друга к себе домой, помыла - причесала его, да и излечила боль и раны тайским массажем и брандахлыстом из денатурата с кошачьим салом. Сдав в ломбард фамильные ценности, а в приемный пункт - пустые бутылки, благодетельница Настя на вырученные средства откормила - отпоила Сидорова, купила ему костюмчик и отправила домой, наказав впредь о смысле жизни не задумываться, "ибо не от большого ума наша Земля вертится, ибо нет у человека настоящего, а есть только прошлое и стремительно уходящее в прошлое будущее, которое ты, мил человек, проживешь, как жил в прошлом, и коль был ты свиньей, то свиньей и останешься", - вздохнула баба Настя, да и пошла себе своим любимым делом заниматься - бутылки искать, мыть, да в прием сдавать.