Ничего особенно дипломатического в моём калейдоскопе, предлагаемом вашему вниманию, вы не найдёте. Заверяю вас, что международная дипломатия слишком нудное и неинтересное дело, которым мне не хотелось бы омрачать ваше благосклонное внимание. Тем более, что в последнее время дипломатия и международное право всё больше начинают напоминать свод "понятий", по которому живёт уголовный мир - грубая сила, эгоизм, враньё и провокации. Заниматься поисками ответа на извечный вопрос - "Кто виноват?", мы с вами не станем, а оставим это мутное дело на усмотрение мудрых мужей дипломатии, к числу которых я точно не отношусь, и Слава Богу!
Я хочу просто и незамысловато рассказать вам о людях, животных и даже птицах, которые встречались мне в моём тридцатилетнем калейдоскопе дипломатической службы. Давайте прямо с птиц и начнём! Возьмём птицу, так сказать, за рога!
***
--
"Нажрался? Держись!". У моих родителей были знакомые, а у них был попугай, который знал только одну фразу - "Нажрался? Держись!" На все просьбы сказать что-нибудь разумное, доброе, вечное, птица жёстко отвечала - "Нажрался? Держись!". По прошествии долгих лет службы я пришёл к выводу, что птица была глубоко права, а фраза её вполне уместна и справедлива, поскольку эту формулу я потом много раз слышал от всяких дипломатических людей в разных ситуациях. О разумном, добром, вечном никто из них никогда не высказывался. Почти. И то спьяну.
--
"Птица - жертва терроризма". Еду я как-то раз по прекрасному Коломбо, собственноручно управляя автомобилем, что послам вообще-то категорически запрещено, еду и радуюсь, что удрал из опостылевшего посольства и от собственных нудных донесений в Центр об обострении террористической ситуации в Шри-Ланке. Кругом красота и свобода! Прекрасные здания, милые туземцы туда-сюда черед дорогу шастают - тут главное туземца случайно не переехать, птицы порхают и щебечут! Впереди видать огромную буддистскую ступу, похожую на колокол. Всё хорошо, думаю, главное, ступа такая большая и белая. Вдруг впереди неё что-то как жахнет! Ступа стоит, а над ней всплывает огромный дымный гриб от взрыва. Открываю руководящие очи, захлопнувшиеся от испуга, и вижу - на мою машину сыплются разнообразные дохлые птицы, только что весело трещавшие в кронах деревьев. На разорванных в клочья ударной волной людей я вдоволь насмотрелся, но птицы! Лапки кверху, глаза наружу, лежат на капоте невинные жертвы человеческого зверства, будь оно проклято!
К слову. По моей просьбе МИД неоднократно предупреждал наших туристов по возможности не ездить на Шри-Ланку, чтобы не стать жертвами бомбового терроризма. Напрасно предупреждал. Туристов было полным-полно. Лишь по счастливой случайности никто из них не пополнил собой мрачный мартиролог жертв террористов - 75 тысяч человек! - а мне не пришлось выдавать родственникам оторванные конечности и разлетевшиеся в разные стороны потроха.
В самом посольстве пришлось как-то раз спилить старую акацию, на колючих ветвях которой, как украшения на новогодней ёлке, повисли кишки, руки и ноги, прилетевшие к нам через забор после взрыва. Не стоит ездить отдыхать туда, где ревёт фугас и пальмы гнутся. Не надо!
--
"Битва Динозаврыча с птицей". Василий Назарович, посол в Индии, ласково прозванный в коллективе "Динозаврычем", прогуливается по территории вверенного его попечению посольства в Дели, поблескивая идеально гладкой руководящей лысиной. За ним почтительно семенит завхоз. Над Динозаврычем висит гордый коршун, точь-в-точь такой же, что Чиль в сказке о Маугли. Птица парит в воздухе на широко расшаперенных крыльях и соображает про себя, поглядывая на ослепительную лысину, - "Чтой-то это такое? Вкусно, поди? Дай-ка я на неё спикирую!" И спикировал, скотина, ободрав когтищами многомудрый череп члена ЦК КПСС. Голову, правда, оторвать не успел - прибежал завхоз и, матерно лая, отогнал обиженную птицу.
"Убить гада! Немедленно! Сволочь какая!" - загремел разгневанный посол, щупая окорябанную лысину. - "Ты куда смотрел, пидор! Тащи ружьё! Всех крупных дробом, всех!"
Динозаврыч пошёл к врачу чинить череп, завхоз немножко пострелял в небо куда попало и тоже ушёл, переваривать "пидора". Сдаётся мне, что в глубине своей завхозовской души он тихо восхищался подвигом птицы, который он сам давно хотел совершить, но не осмелился.
Надо сказать, что коршуны, кроме выродка, напавшего на нашего степенного патриарха Динозаврыча, очень полезные птицы. Если бы не они и грифы, убирающие падаль с улиц индийских городов и деревень, огромная страна быстро бы вымерла от заразных заболеваний.
Я использовал коршунов, чтобы узнать, работает ли парламент. Когда они заводили небесный хоровод над ним, это означало, что парламент возобновил сессию, а вместе с ним и парламентская кафешка, обильно снабжавшая ближайшую помойку превкусными пищевыми отходами.
Я часто заезжал на парламентские радения, не помоев ради для, а просто потому, что в Дели развлечений очень мало. А тут, если повезет, чего только не увидишь - то какой-то дядя перекусывает кусачками провод от микрофона спикера, то страшная как Баба Яга старуха накидывается на какого-нибудь бедолагу министра с криком - "Долой! Пошёл вон!" Прелесть! Ни в каком театре такого не увидишь.
Да, и ещё немного о стервятниках. В Бомбее с незапамятных времён живёт небольшая община парсов-огнепоклонников, последователей Заратуштры. Все они давным-давно переженились между собой, и поэтому стали страшные как черти, маленькие и болезненные. Мрут как мухи. По их религии, вода, воздух и земля есть чистые субстанции, которые нельзя осквернять телами усопших. На этот предмет в городе есть "Башня молчания", куда родные и свозят тела дорогих покойников, чтобы их расклевали стервятники. Б-р-р!
Надо было такому случиться, что коршунов и грифов в этом районе прохватил какой-то мор и они все до единого дружно передохли in no time. "Покойников много, а коршунов нет, так кто же склюёт их себе на обед?", да и местное население, не парсы, возмущаться начало - пованивает, мол, чёта, сверх привычных лимитов. С местным населением в Индии шутки плохи. Случись чего, то не выступление президента по телевизору бегут смотреть, как у нас, а сразу норовят конкретно в морду. К слову - увидеть на местном рынке торгующих чем угодно пришельцев, каких-нибудь местных азеров, совершенно невозможно, так как коренное население обязательно выкинет их со своего базара с переломанными рёбрами, и правильно сделает.
Перепуганное начальство проворно наловило коршунов и грифов где-то в другом месте и выпустило их рядом с "Башней молчания". Вот бы у нас так - переловить таджикских орлов и выпустить их обратно на родину, вместе с киргизскими соколами и горскими стервятниками, пока они нас не расклевали, а скормить им можно было бы тех наших соотечественников, которые в России среднеазиатскую и кавказскую конкисту устроили.
--
"Пьяные попугаи". Попугай человеку друг, а вот человек попугаю - нет, не друг, а иногда просто скотина. Узнав, что в Москве можно здорово заработать на попугаях, техсостав посольства в Исламабаде немедленно наладил контрабанду птиц на родину. Схема такая - закупаются попугаи, каждому в клюв закапывается по нескольку капель водки, обалдевших попугаев укладывают рядами в коробку, коробку грузят в багажное отделение самолёта и - в Москву! в Москву! Половина птиц, как минимум, прибывала дохлее дохлого. Оставшихся в живых попугаев продавали, а на выручку кудряво жили - пили, жрали, срали. Воистину, нет большего скота, чем человек.
--
"Курлыша и Федя". Курлыша, милейший русский журавль -красавка, жил в посольстве в Исламабаде. Улететь она не могла, поскольку добрые люди обрезали ей маховые перья под самый корень. Когда над посольством пролетали родные ей журавли, следовавшие из России на зимовку в Индию и Пакистан, Курлыша начинала прыгать и кричать, призывая к себе братьев и сестёр, но, увы, они пролетали мимо.
Курлыша, прожившая в посольстве несколько лет, перестала бояться людей, но на всякий случай державшаяся от них всё-таки подальше, вдруг стала жаться к нам как можно ближе. Она часами стояла на одной ноге у входа в здание посольства и уходить категорически отказывалась. Состоялось служебное расследование, показавшее, что в дебрях посольства завёлся огромный варан, положивший себе целью жизни поймать и сожрать бедную птицу. Федя - именно так его окрестил наш техсостав, был выкопан из норы, связан и вынесен за пределы жилого городка. Там Федю развязали и, отпуская на волю, дали ему такого страшного пинка, что он в посольство больше никогда не совался. Возможно, Федя запросил политического убежища у американцев, где был назначен на должность старшего эксперта по российским зверствам.
В тот же год Курлыше повезло второй раз - к ней прилетел чудесный журавль. После каскада красивых брачных танцев и щёлканья клювами они стали делать гнездо, но, увы, дикий журавль не выдержал присутствия людей и улетел, оставив Курлышу одну плакать в только что свитом доме, где так и не состоялось её семейное счастье. Эхе-хе! Курлышка! Мы плакали вместе с тобой.
--
"О кошке немножко". Тиха и страшновата мадрасская ночь. Тихо-тихо крадётся к квартире дипломата Мишико и его жены Нуну зловещая кошка, инспектор забытых на кухне кастрюль и съестных припасов. Умело просочившись в приоткрытую форточку, ловкий зверь одним прыжком врывается на кухню и, хищно урча, хватает со сковородки одинокую котлету, оставленную Мишико, любителем пожрать, на ночной перекус. Дико хохоча, радостный зверь выскакивает обратно в форточку, провожаемый семиэтажной бранью на грузинском и русском языке. (С трудом представляю себе, как можно дико хохотать с котлетой во рту. Оставим это недоразумение на совести редакции).
Устал, в общем, Мишико от кошки и соорудил сложную систему блоков и рычагов, чтобы, не вставая с кровати, захлопнуть форточку и поймать котлетоубийцу. Соорудил, значит, эту систему, а на столе в кухне коварно оставил кастрюльку с борщом и куском мяса в этом самом борще.
Наступила ночь. Крышка на кастрюльке - "Звяк!", Миша за рычаг - "Дёрг!", форточка - "Хлоп!", кошка - "Твою мать! Вот я врепалась-то!"
Ночную тишину, окутавшую мягким саваном жилой городок генконсульства в Мадрасе, в клочья разорвали отчаянный визг кошки, рёв Мишико и крики Нуну - "Миша! Только не убивай! Миша! Не убивай!"
Утром взволнованные соседи, не знавшие о кошкоубийстве, дружно зашли к генконсулу с докладом о страшной ночной драме с криками убиваемой Нуну и зверским рёвом Мишико. Да тут ещё, как на грех, генконсулу принесли заявку от Нуну на поездку к хирургу по какому-то совсем другому поводу, с кошкой никак не связанному.
Мудрый генконсул тут же пришёл к правильному выводу - да, Мишико точно убивал свою Нуну. Надо срочно разобраться, пока он её совсем не добил, решил он, и вызвал Мишико "на ковёр". Опытный и осторожный начальник начал разговор с Мишико как бы исподволь, чтобы аккуратно вывести дипломата на признательные показания. "Как, мол, дела? Как себя чувствует ваша уважаемая супруга?" И так далее, очень дипломатично.
Мишико, проработавший с генконсулом не один год, нескрываемо удивился такому допросу и прямо спросил - "Что случилось?". Правда вскрылась очень быстро, сконфуженный генконсул отпустил Мишико, который потом ещё долго разговаривал с доносителями в основном матерно. Чего с кошкой случилось, не знаю! Возможно, Мишико и Нуну сделали из неё питательное сациви, а может, простили и отпустили на волю под честное слово, что впредь она будет тырить харчи только у соседей.
--
"Штабеля друзей". Чтобы не возвращаться более к Мадрасу, расскажу вам коротенько ещё одну дипломатическую историю, случившуюся в этом же городе. Тамошний главный министр, ханжа и изувер, ввёл "сухой закон" в штате Тамилнаду, поставив в невыносимое положение местных забулдыг, которым то есть совершенно не было где нажраться. Изнывая от жажды, они "оттягивались" на дипломатических приёмах, в том числе и на наших. К концу каждого такого мероприятия образовывалась когорта мадрасских друзей, которые даже "мама" сказать не могли, не то что добраться до дома. На этот случай в генконсульстве был предусмотрен особый газончик, куда складывали штабелями наших перепившихся гостей, чтобы к утру выдрыхлись и могли расползтись по домам. Американцы, наверно, просто выкидывали таких друзей за ворота, но мы-то вели себя куда дипломатичней, расширяя тем самым и без того широкий круг наших местных забулдыжных симпатизаторов.
Мы от индийцев тоже не отставали. К примеру, коллективная встреча Нового года в Государственном комитете по экономическим связям в Дели начиналась с того, что каждый заходящий в зал участник торжества был обязан выпить стакан водки, подносимый выпившим Дедом Морозом, и закусить солёным огурчиком, который ласково подносила окосевшая Снегурочка. Сами понимаете, каков был финал праздника. На древний Дели опускался густой зимний туман, в котором бродили наши обалдевшие люди, останавливались, шумно рыгали салатами в придорожную канаву и сами падали туда же. Тьфу, пропасть!
--
"Ищук и верблюд". Ищук - это фамилия такая, которую носил освобождённый секретарь партийной организации посольства в Исламабаде, присланный из Москвы для идеологического окормления коллектива. Ну, что-то вроде попа с партбилетом. Ищук был умный человек и ни в какие серьёзные дела не вмешивался, мирно и бездельно отсиживал свои рабочие дни в кабинете, изредка пописывая в Центр о верности дипломатов делу Ленина - Горбачёва. Доносами не увлекался, за что ему отдельное спасибо. Таких Ищуков по всему белу свету было пруд-пруди. В посольстве в Дели их было сразу два - оба неплохие такие мужики, потихоньку спивавшиеся от нечего делать. Была у них ещё секретарша, присланная со Старой площади, освобождённый комсомольский вожак из ВЛКСМ и такой же руководитель из ВЦСПС.
В новые времена, то есть сегодня, им на смену пришли попы, пооткрывавшие приходы в некоторых посольствах, например, в том же Дели, добавляя к общей сумме официального вранья об успехах российской дипломатии свою толику.
Как сказал один противный англичанин: "Чем ближе к Церкви, тем дальше от Бога". Я исповедую именно эту философию, наверное потому, что я тоже противный. Впрочем, Господь с ними, с попами. О них уже всё сказал один русский поэт - "Попы издревле доказали неистовство утроб своих и в старину так славно жрали, что назвали жрецами их". Давайте лучше вернемся к Ищуку, что ли?
Да, едет это себе товарищ Ищук по прямой как стрела главной улице дипломатического квартала в Исламабаде и, наверное, рассуждает про себя о чём-то возвышенном или, наборот, о том, что неплохо было бы приехать поскорее домой и пожрать чего-нибудь эдакого. Едет он это себе, едет, как вдруг над дорогой взмывает огромный одногорбый верблюд - дермадером почему-то называется, взявший в великолепном прыжке гряду высоких кустов вдоль обочины, и с рёвом ужаса обрушивается на ищуковскую машину. Крики, рёв, матерный лай, во все стороны летят брызги стёкол и помёта - верблюда и Ищука. Чьего помёта было больше, установить уже не представляется возможным.
Рыдающего верблюда с расквашенной мордой увели под руки испуганные пакистанцы, делясь между собой и с верблюдом антипартийными высказываниями на языке урду, верблюд и Ищук отчётливо и взаимно матерились и т.д. и т.п.
Как говорили в народе, вечером того же дня Ищук направил в Международный отдел ЦК КПСС отчёт о событии с верблюдом, намекая на свои мужество и героизм. Может, ему даже какую-нибудь партийную медаль присвоили? Не знаю. Я бы дал, ну, скажем - "За благородство помыслов" с расплющенным верблюдом на заднем сидении ищуковского авто.
--
"Бой дипломата со священной коровой". Молодой дипломат Пьянот, прозванный так ещё в МГИМО за неугомонную страсть к спиртным напиткам, прибыл как-то раз к нам в Дели из Исламабада, совершенно измученный практически полным отсутствием выпивки в строгом мусульманском Пакистане. Понятное дело, Пьянот сходу хорошенько размочил напитками свой иссохшийся организм, нормально выпив со своими делийскими коллегами, после чего пожелал прокатиться по древнему городу и поснимать его достопримечательности.
Пьянот прибыл в один из торговых районов и немедленно начал щёлкать фотоаппаратом, чтобы уловить мгновения здешней жизни и быта. Особенно заинтересовала его одна священная корова, мирно кушавшая мусор в ближайшей помойке. Корова позиционировалась к Пьяноту в основном задом, потому что её фотогеничная морда была по уши погружена в отбросы. Пьянот сначала по-хорошему попросил корову повернуться к нему мордой, чтобы он мог снять фронтальный фотографический шедевр.
Надо ли говорить, что корове мусор был гораздо приятнее, чем какой-то нелепый приставала, просьбы которого она надменно игнорировала. Разозлившийся дипломат схватил корову за рога и мощным движением развернул животное анфас, а корова, тоже разозлившись, шваркнула Пьянота о землю и наклонила башку со здоровенными рогами, желая выпустить обидчику кишки.
К счастью, в последний момент, расталкивая восхищенных болельщиков родной коровы, к ней подошёл пожилой человек самого благородного вида, брахман, наверное, ласково отвёл коровью башку в сторону от кряхтящего на земле Пьянота, и сказал ей с мягкой укоризной - "Матушка! Оставь в покое этого сына бледнорылой свиньи! Если ты осквернишь свои рога об это подобие человека, об этого низкорождённого слизняка, то ты совершишь страшный грех, за который тебя накажет великий Шива. В следующей жизни ты переродишься не в брахмана, о чём ты, конечно, мечтаешь, а в какую-нибудь липкую жабу, которую съедят безумные франки из Фарангистана, и ты никогда не сможешь возобновить цепь высокородных перерождений, потому что от тебя останется одно говно".
Корова послушно склонила голову перед брахманом, сказала "Ом Рам!" и с его позволения вернулась в помойку, где и продолжила жрать вкусный мусор.
А Пьянот-то что? Да дурак и слабак ваш Пьянот! Посрамил себя и Россию! То ли дело я! Я как-то раз так всыпал в Агре одной священной корове, не дававшей нам войти в бассейн "Шив МСча", что она бежала, поджав хвост как испуганная собака какая-нибудь.
Об этом я написал в своей легендарной повести "Страшный советник", так что повторяться не буду. Прочитайте эту невероятно правдивую историю и прикиньте, смогли бы вы сами победить священное животное с таким блеском, как это сделал я.
--
"И унитазов стройный ряд посла на думу тяжкую наводит". Про говно порядочному писателю писать не полагается, а порядочному читателю читать о нём тем более, только если он не какой-нибудь латентный дерьмофил. К счастью, писатель я непорядочный, а ты, читатель, можешь этот этюд пропустить, отзываясь обо мне по возможности интеллигентно. Войдите в моё служебное положение, сделайте одолжение - куда от него деваться-то?
Сижу я как-то раз на утреннем совещании у посла в Дели, терпеливо слушая, как дипломаты озвучивают разные умные мысли и даже стратегические идеи задвигают. Я сам пару раз тоже вякнул что-то такое судьбоносное, чтобы быть в общем тренде и послу понравиться. Ничто, как говорится, не предвещало, хотя с этим послом, напоминавшим мне поведением и внешностью швейковского фельдкурата Отто Каца, я был всегда начеку.
Совещание идёт к концу, ничего особенного, вроде, не происходит, я предаюсь мечтаниям о том, как сейчас пойду к себе в посланнический кабинет и начну принимать посетителей - человек так пятьдесят за три часа до обеда. Тут, главное, не описаться, потому что из-за нескончаемого потока визитёров мне до туалета не добраться. Да и там тоже - стою как-то раз у писсуара, держа в державной длани своего ветерана, как вдруг рядом пристраивается советник по культуре и начинает нервно писать и что-то мне столь же нервно объяснять из области культуры. "Федя! - говорю я, - Ё... твою мать! У тебя совесть есть? Дай процесс завершить!" Я вообще очень грубый, ноблесс-то оближ, мля!
Да, думаю, потом, когда посетителей распихаю, пойду в референтуру читать и править, мерзко сквернословя, срочные донесения, написанные десятью разными почерками десятью мудаками, и опять без обеда останусь. Лафа, а не жизнь.
Совещание заканчивается, я с облегчением отрываю свой утомленный полуруководящий зад от сиденья (руководящий у посла), как вдруг слышу противный такой, плаксивый голос одного военного человека. "Александр Михалыч! Тут, знаете, вдоль заднего забора посольства прям на улице унитазы наши стоят и в них индийцы вот уже три дня какают! Примите меры, Александр Михайлович! Срам-то какой!"
"Ты куда смотрел! - взвился Отто Кац - Мы тут каждый день престиж Родины поднимаем, а они у тебя тут срут где попало из-за твоего попустительства". "Александр Михалыч! Не виноватая я! Инженер в клубном сортире ремонт сделал, новые унитазы поставил, а старые, наверное, сцуко ленивый, чтоб не свалку не ехать, вдоль забора выставил, индийцы туда и срут!"
С Отто Кацем, особенно на публике, спорить было бесполезно. Короче, я был назначен старшим уполномоченным по индийскому дерьму и в этом новом лестном качестве заставил инженера собственноручно убрать продукты жизнедеятельности наших стратегических партнёров.
А вы говорите, что дипломатия - это блеск люстр и звон бокалов! Вас бы так!
Позвольте, я ещё ну совсем немножко на эту душистую тему писну. Прилетел я в первый раз в Бомбей из зловонного, жаркого Дели. Посадили меня в роскошный автобус с кондиционером и поехали мы по набережной в гостиницу. За окном на роскошных небоскрёбах сияет реклама, в автобусе уютно и прохладно, как мне никогда в Дели не было, никаких безобразий во мраке ночи не видно. Поселили меня в чудесный номер, просторный, чистый и с большим японским телевизором. Счастливый, завалился я спать со светлыми мыслями, что не зря столько лет учился и попал наконец-то в прекрасный город, ну прям как Чикаго какое-нибудь.
Проснулся я рано, вскочил радостный, отдёрнул занавески на окне и возликовал от счастья - передо мною голубое небо, а под ним плещется прекрасный голубой океан. Ух, щас как искупаюсь! Направил я свои сияющие радостью очи чуть пониже и - Ом Рам! - чуть не взвыл от горя. Вдоль дивного пляжа сидят на корточках тысячи и тысячи индийцев - до самого горизонта! - и интимно общаются с природой, благо под рукой и водичка, и песочек для подтирки в неограниченном количестве имеются. Вспомнил я Остапа Ибрагимовича с его: "Нет, это не Рио-де-Жанейро" и тихо всхлипнул от досады. На пляж купаться я не пошёл, мечтая поскорее вернуться в родной Дели, пусть и зловонный слегка, но где всё-таки никто не какает сразу в таких больших количествах.
Заканчиваю. Я сейчас работаю послом в Нигерии. Прочитал на днях английскую научную статью о том, что по количеству какающих на улице Нигерия занимает второе место в мире после Индии, где я прожил девять лет. Читаю и думаю: "Господи, за что?! Почему бы руководству не послать меня послом в Западную Европу, где какать на улице отучили ещё при Каролингах и Капетингах. Европейцы теперь себе этого не позволяют. Арабы и негры, если, которых сейчас в Европе видимо-невидимо? Ну их в баню! В родной Азии и Африке я белый русский человек, а в Европе - русский белый негр". Оно мне надо? Выйду на пенсию и напишу добрую, теплую книгу об Африке и Азии - "На дальних рубежах Родины, или жизнь среди засранцев". Купите себе экземплярчик обязательно!
--
"Коленозадая дипломатия". Дипломатия, она разная бывает. Например, международная, на всяких там высоких форумах. Сначала ласково так разговаривают, даже умильно, в рамках протокола и норм приличия, а потом как заведутся, особенно в ооновских структурах и рабочих группах, как начнут друг на друга орать, словно игуанодоны, обожравшиеся салата оливье в новогоднюю ночь. Показать бы их по телику, гы-гы! Меня почему-то к международной дипломатии не подпускают, а зря! Я бы сразу Россию с Америкой помирил! Как? Да очень просто - зашёл бы я запросто к Трампу в Овальный кабинет, поцеловал бы взасос, как Брежнев Хонеккера, да и сказал бы ласково, со слезой в голосе: "Дональд, дорогой ты мой человек! Ну, хули ты, ё, в самом деле! Хошь, я Шварцику, который тебя макарониной обозвал после встречи с Путиным, морду расквашу, но только чтобы его перед этим хорошенько связали". Трампу станет стыдно, разрыдается он вместе со мной прямо под историческим гобеленом "Моника делает миню Биллу", санкции тут же отменит, а меня губернатором на Гавайи отправит или хотя бы в наш Мухосранск, который в американское подданство давно уже просится. Но лучше всё-таки на Гавайи.
Э-хе-хе! Мечты, мечты! Не пустят ведь меня к Трампу наши ревнивые руководящие дипломаты, не пустят!
Ладно, утираю слёзы обиды и рассказываю вам про свои методы и дипломатические приёмы. А летел это как-то раз В.В. Путин из какой-то далёкой страны обратно в Москву через Дели, где должна была состояться его встреча в аэропорту с помощником премьер-министра Индии г-ном Браджешем Мишрой по вопросам военно-технического сотрудничества. Сам Владимир Владимирович тогда премьером был. Дело архисерьёзное. Приехал я в индийский МИД и спрашиваю, мол, по какой формуле встреча проходить-то будет? "А очень просто! - отвечает с гадкой усмешкой замминистра - Путин, Мишра и наш переводчик". "А как же я? Мне же надо будет в Москву стафет писать, understand?" "А ты, Твое Временно Поверенное Превосходительство, можешь "лесом идти". Тебе там быть незачем". - отвечает мне этот Паркаш Миазма. - "Я тебе потом всё расскажу".
Если индийцы говорят - "нет!", то это точно - "нет!". Спорить с ними бесполезно, поэтому я и прибег к коленозадой дипломатии. Стали наши руководители заходить в комнату для переговоров, переводчик за ними потянулся, а за ним я, ступая тихо, как хищный барс. Взял индуса за плечи, развернул мордой обратно, дал ему страшного пинка в косматый зад, так что он у меня торпедой из комнаты вылетел, и захлопнул дверь.
Владимир Владимирович поразил меня своей феноменальной памятью. В ходе двухчасовых переговоров по сложнейшим вопросам военно-технического сотрудничества он говорил с отличным знанием предмета, не заглядывая ни в какие шпаргалки. Снимаю шляпу, Владимир Владимирович! Если бы мне не довелось ранее переводить многочисленные переговоры с индийцами по ВТС, то я мало чего бы понял и тем более ничего бы толком не сумел перевести и записать как положено. А так у меня по итогам встречи толковая депеша получилась, на пятнадцать машинописных страниц. Ну, чего бы я делал, если бы не дал стратегическому партнёру пинка в зад?
Индийцы на меня за мои методы, понятное дело, окрысились. Замминистра закатил мне истерику, я не остался в долгу и тоже наорал на него, пообещав пожаловаться Путину. "Ты пойми, мил человек, - говорю, - Владимир Владимирович пожалуется твоему Мишре на твоё безобразное поведение, и поедешь ты послом в солнечный Исламабад, где пакистанская сигуранца из тебя живо чучело индийского шпиона набьёт. На те запись беседы и бутылку водки для переводчика, чтобы на жопу себе примочку поставил. Да смотри, сам не выпей". Интересно, сможет ли какой-нибудь наш гигант дипломатии дать пинка под зад американскому партнёру? Сомневаюсь я что-то.
--
"Бойтесь армянцев, коньяк приносящих". Должен сказать, что армян я весьма уважаю. На Троекуровском кладбище, где похоронены мои родители, обрели вечный покой многие замечательные армяне - военачальники, инженеры, лётчики, учёные, деятели культуры и прочие достойные люди, накрепко связавшие свои судьбы с русским народом. Вечная им память! Делаю это невольное отступление, чтобы никому не пришло в голову подумать, что я в следующем эпизоде хочу возвести напраслину на этот славный народ. Однако что было, то было!
Как-то раз, захлёбываясь счастливым смехом, армянский посол в Индии рассказал мне, как его друг, проведя успешные переговоры с азербайджанской делегацией по Нагорному Карабаху, вручил главному азербайджанцу в подарок бочонок с отличным армянским коньяком, щедро заряженный пургеном. Делясь со мной своей радостью, армянский посол с упоением рассказывал, какой библейский понос прохватил азербайджанского коллегу! Не смешно, а даже как-то подловато. Не думаю, что даже такой известный отравитель, как Чезаре Борджиа, пал бы так низко, тем более что по итогам переговоров армянин и азербайджанец, радуясь успеху, обнялись и даже чуть не расцеловались.
Низкий класс! Армянская дипломатия могла бы оказать нашей куда более ценную услугу, кабы преподнесла этот бочонок кому-нибудь из недоброжелателей России, скажем, Терезите Мэй, которая коньячок точно бы высмоктала, так как англичане, как известно, те ещё пропойцы.
Её предшественник, Уинстон Черчилль, ежедневно всасывал не менее пол-литра лучшего армянского коньяку. Не случайно лорд Бивербрук сказал о нём: "Уинстон наполовину гений, наполовину идиот". Пить надо меньше! Легендарный Винни, начинавший свой рабочий день с принятия бокала шампанского в постели, по итогам войны растерял всю былую империю, а могучий британский лев превратился в дрессированного пуделя американцев, которые вышибли союзников из бывших колоний, в первую очередь из Индии. Махатма Ганди здесь не при чём, поскольку без американского пинка англичане из Индии нипочём бы не убрались.
Достанься армянский бочонок Терезитушке, напоминающую мне своим экстерьером старую клячу на льду, то она чудесно прочистила бы себе нижние чакры, напрямую связанные с её микроскопическим мозгом. Может, перестала бы вякать в наш адрес: "Novichok! Novichok! Poor old Skripal!" Вот ещё! Наказать предателя - это самое милое дело, просто делать это надо умеючи. Нюхнули же в своё время Бандера и его приспешник Лев Ребет цианистого калия и отлично подохли.
--
"Генеральное сражение техсостава". Не знаю, как вам, а мне мои мрачноватые истории о дипломатах начинают надоедать. Давайте лучше окунёмся вместе в различные прелестные ситуации с участием простых русских людей, не омрачённых никакой дипломатией. Нырнём, так сказать, в омут народной жизни.
К примеру - собрались дома у водителя посла в Исламабаде, Василия Василича, лучшие люди, цвет техсостава - электрик Коля и унитазных дел мастер, слесарь-водопроводчик Боря по очень серьёзному поводу. Василий Василич, горячий поклонник Бахуса, сделал целый чан отличной манговой самогонки и радушно пригласил друзей на её презентацию с последующей консумацией. Приятели быстро забалдели от крепкого и сладкого напитка, расслабились и завели приятные русской душе разговоры о смысле жизни, торжестве добра над злом и о прочей мути. Зря, кстати, расслабились! В посольстве, в самый разгар пьяного праздника, погас свет из-за перебоев в городской энергетической сети, что в Исламабаде бывает по несколько раз на дню. Главный инженер Витя побежал в дежурную комнату техсостава, чтобы вместе с электриком Колей, дежурившим в тот день, попытаться запустить старый дизель-генератор. Коли на месте не оказалось, дизель не завёлся, и инженер, тоже где-то нормально выпивший, помчался к Василию Василичу, где расслаблялся Коля, и ворвался в квартиру, осыпая участников попойки неописуемыми проклятиями.
Электрик Коля резонно заметил инженеру Вите, что он может идти на хер. Инженер Витя, в прошлом профессиональный боксёр, убедительно дал Коле в хрюкало, в потом также Василию Васильевичу и Боре, солидарно поддержавшим заявление Коли насчет "пойти на хер!".
Желая присоединиться, я устремился на поле битвы - мне очень хотелось дать в морду сантехнику, норовившему "слупить" с меня бутылку за ремонт родного унитаза, но успел лишь к финалу схватки. Василий Васильевич и жена Коли волокли под руки вниз по лестнице рыдающего и писающего в штаны главного виновника баталии, а прочие её участники расползлись по своим квартирам опохмеляться и зализывать рваные и укушенные раны.
Пакистанцы дали ток, вспыхнул свет, загремели кондиционеры, заурчали унитазы. Я отправился к дизелю, зачинщику драки, и долго бранил его, поскольку тоже успел перехватить пару стаканов самогона, поднесённых мне добрейшим Василием Васильевичем.
--
"Печёнкин улетел!" Самый большой дипломатический приём в нашем посольстве в Дели проводился, понятное дело, 7 ноября. На огромной лужайке посольства накрывались столы со всякой всячиной, мужики из техсостава, переодевшись под официантов, дежурили у маленьких столиков с напитками, наливая желающим водку, виски, пиво и так далее. Забавно было наблюдать, как, осторожно осмотревшись по сторонам, официанты стремительным движением снимали со стола бутылки и ловко прятали их в кусты.
Прибравшись на лужайке после ухода гостей, ребята собирали оставшуюся закуску, а также припрятанные в кустах бутылки, и дружно отправлялись в подвал посольства, чтобы в своём спаянном коллективе спокойно отметить праздник победы пролетарской революции. Отпраздновав, они весёлой велосипедной стайкой отправлялись домой в жилгородок.
Славные ребята! Я дружил с некоторыми из них, особенно с Петей Солодухиным, о котором я написал рассказ "Петя и кот". Кстати, в кулуарах поговаривают, что этот рассказ скоро включат в школьные хрестоматии по литературе вместо надоевшего всем ещё сто лет назад Некрасова. Если не верите, то прочитайте этот мой рассказ, и вы обалдеете от счастья. Или не обалдеете. Ну, и не надо.
Коль скоро речь зашла о литературе, позвольте ж мне, автору нелепому, отвлечься ненадолго от Вити и рассказать вам пару посольских баек о левиафанах советской культуры, посетивших Дели в разные времена. Вот, о Фурцевой, советском министре культуры. Прилетела она, это, в Дели спецбортом, весело так спускается по трапу, а внизу её поджидает индийский министр и его молодой помощник. Министр, конечно, говорит выпитой Фурцевой всякие дипломатические прелести, а его помощник, держа под мышкой папку с бумагами, лезет другой рукой в карман брюк и начинает сладострастно чесать свои сопревшие на жаре индийские яйца.
Фурцева отвлеклась от культурного дискурса с министром, подошла к парню, выдернула у него из-под мышки папку и громко сказала: "Ты давай двумя руками наяривай! Так-то оно удобнее будет".
Да, а потом приехал в Дели один очень известный поэт, дитя "оттепели" шестидесятых. Посольская интеллигенция радостно встретила неоклассика и устроила в его честь дружескую попойку в одном из номеров гостиницы "Джанпатх", на четвёртом этаже, с чудесным видом с балкона на внутренний двор - цветы всякие растут по краям бассейна, шезлонги разные вокруг, уютно раскрытые, в ожидании гостей стоят.
Ну, выпили, конечно, как надо, так что поэту стало нехорошо и побежал он зело борзо на балкон, чтобы немножко сверху вниз поблевать, как это у классиков принято. Да и вообще, снизу вверх даже классики блюют крайне редко. Метнулся, значит, он на балкон, да так разогнался, что ударился яйцами о перила, и полетел вместе с ними во внутренний дворик, где, к счастью, угодил прямёхонько в раскрытый шезлонг. Я думаю, что именно после этого полёта он заикаться стал, приобрёл свою, так сказать, очаровательную черту, положенную всякому гроссмейстеру литературы.
Никак не доберусь до Вити Печёнкина, вы уж меня извините! Забыл даже, на чём я выше остановился. Да, на том, что "вы обалдеете от счастья". Витя! Я тебя люблю! Не сердись на меня, если я дорасскажу, чем кончилось ваше велосипедное ралли после приёма. Все ребята нормально доехали до городка, а Витя припозднился что-то, отстал, поехал домой один, и свалился в придорожную канаву, да так ловко, что велосипед накрыл Витю сверху. Велосипед крутит по инерции колёсиками, которые поблёскивают на солнце, Витя поблёскивает лысиной прямо под велосипедом, встать не может и напрасно взывает о помощи. Уехали все!
Слава богу, проезжал мимо освобождённый партийный секретарь, хороший такой мужик. Достал он Витю из-под лисапеда и отвёз домой, матеря его вперемежку с цитатами из "Морального кодекса строителя коммунизма".
Всё, заканчиваю! Зашёл я как-то раз на задний двор посольства, чтобы выпить с Петей Солодухиным "ладошку"-другую виски, а тот сидит печальный такой, виски пить не хочет, а лишь на голубятню со слезами на глазах смотрит. "Петя! Que pasa?" - спрашиваю я. "Печёнкин улетел!" - отвечает рыдающим голосом Петя - "Мой любимый голубь, такой же лысый и человечный, как Витька Печёнкин. Лёша! Горе моё огромно! Виски принёс? Давай квакнем с горя по "маленькой"!" Квакнули, конечно, по "большой", потому что и горе-то Петино большое было.
--
"Родовые муки совести". Далёкий, прекрасный 1981 год! Прекрасный потому, что мне и Мише Петракову, ныне послу в ЮАР, студентам-практикантам МГИМО, всего-то по двадцать с небольшим лет. Впереди светлые дали, надежды, желание сделать что-нибудь огромное и хорошее, например, построить коммунизм на одной шестой земной суши, со всех сторон окружённой цивилизацией. Радостно ещё и потому, что мы ни свет ни заря удрали в этот воскресный день из посольства, избежав тяжкой и тупой работы по переводу железобетонных посланий ЦК КПСС индийским коммунистам, которые почему-то регулярно приходили в посольство из Москвы на выходных. Мобильников тогда не было и изловить нас, вырвавшихся на свободу в прекрасный Дели, было невозможно. Ура и долой ЦК КПСС с его посланиями!
Идём мы в центр города по прекрасной улице Willington Crescent, справа - монументальный памятник отцу индийской нации Махатме Ганди, ведущему группу единомышленников к свободе. У скульптора лица соратников и фигуры их получились какие-то измученные, словно не очень-то им хотелось идти навстречу светлому будущему. Может, им и при англичанах неплохо жилось? Не знаю. Думаю, если бы сам Махатма Ганди предвидел, какой памятник ему потом поставят в Москве - летом обкаканный голубями, а зимой облепленный холодным снегом, то, may be, поубавил бы он свой резвый шаг к славе. Впрочем, дело не в памятнике - чем он хуже страшилищ, расставленных по всей Москве? - а в том, что поравнявшись с ним, мы заметили впереди на обочине какой-то нездоровый ажиотаж и на всякий случай напряглись. Индийские тётки с хитрыми мордами в панике бегают туда-сюда, кричат и плачут, а в центре этой тусовки на руках у своих товарок лежит толстая баба, и воет нехорошим голосом. "Сэр! Сэр! Давай скорей тридцать рупий. Такси надо, в больницу её срочно отвезти. Она вот-вот родит!" Завидя нас, толстая роженица закатила глаза горИ и завыла ещё громче. Дрогнули наши комсомольские сердца! Зашевелилась совесть, рука потянулась к карману, чтобы вынуть из него тридцать рупий и спасти бедную женщину от родов прямо на месте завывания. Что-то нас остановило. То ли тётки выглядели не слишком убедительно, что ли просто жалко стало своей нищенской стипендии. Не помню! Помню только, что всю последующую неделю меня и Мишу мучила наша комсомольская совесть. "А что если она и впрямь рожала? А мы-то..." - вопрошал Миша, более интеллигентный и совестливый, чем я.
Признаюсь, меня тоже мучили угрызения совести, но, слава Кришне и Вишну, когда мы через несколько дней снова топали по тому же маршруту, нам встретилась опять та же ватага, с той же толстой роженицей, которая вот уже неделю не могла разродиться в ожидании такси. Мы с чистой совестью послали этих тёток, опять подбежавших к нам, в жопу (послал я, Миша для этого слишком воспитан), и бодро двинулись дальше, испытывая огромное моральное облегчение.
Впереди нас ждёт красивая гурдвара - сикхский храм Бангла Сахиб, куда подтягивался бедный народ, который сикхи кормили каждый день - утром, днём и вечером, совершенно бесплатно. Ожидать подобного от наших пастырей совершенно не приходится. Окормить бедных можно молитвой, ну а денежки сгодятся на покупку "Мерседесов", дорогих одеяний, квартир, дач и так далее. Срам! Может, стоит пооткрывать у нас сикхские храмы, да побольше. Бедным русским людям точно лучше станет, а наших обожравшихся попов отправить в Индию, в приюты для леперов, где работала святая мать Тереза. Может, тогда у них совесть проснётся? Вряд ли, издохла она у них.
Чтобы закончить свой экскурс о сикхах, среди которых у меня было немало знакомых и даже приятелей, кратко расскажу о том кошмаре, который устроили индийские власти сикхам в Дели, после того как Индиру Ганди застрелили два охранника-сикха в её резиденции. На следующий день со всех сторон к центру города потянулись кучки мародёров и убийц, уничтожавших по команде индийского руководства ни в чём не виновных сикхов. Над городом повисло дымное марево от сотен подожжённых домов и магазинов, пойманных сикхов связывали колючей проволокой, обливали керосином и поджигали. Лишь на третий день, чтобы остановить весь этот ужас, власти дали команду полиции и армии открыть огонь на поражение по мародёрам. Я вспоминаю с огромным уважением и даже завистью одного сикха - капитана индийских ВМС, который расстрелял из пистолета банду налётчиков, попытавшихся было вломиться к нему в дом и убить его вместе с семьёй. Молодец! Зачем я об этом рассказываю? Индира Ганди и её сын Раджив, позднее убитый тамильскими сепаратистами, погибли по своей вине, заигрывая с террористами и не пытаясь решить проблемы сикхов и тамилов политическим и экономическим путём. Вместо этого они выпустили на волю дракона терроризма, чтобы расправиться со своими противниками и получили за это по заслугам. Не надо бегать с волками.
--
"Тропою Аллилуевой". Как вы, наверно, знаете, дочь Сталина Светлана Аллилуева ушла пешком из советского посольства в Дели в посольство США и запросила там убежища. Это отдельная история, которую я не берусь комментировать, а несчастной Светлане сочувствую от всей души. Можно, я немножко расскажу об одном интересном случае с перебежчиком, свято блюдя при этом государственную тайну, хотя об этой истории знало всё наше посольство.
А приехала это в Дели группа паразитов из руководства ВЛКСМ с целью установления межпартийных связей с индийской молодежью, а на деле за тем, чтобы, как обычно, пожрать и выпить на халяву, купить сувениров, посмотреть достопримечательности и т.д. Это в ВЛКСМ и других советских паразитарных организациях была такая традиция поощрять своих наилучших паразитов, а посольство, понятное дело, обслуживало всю эту капризную и пьяную свору. Ну, прям бюро путешествий "Parasites International", а не посольство.
Да, так вот - приехала эта делегация и один из её членов, по фамилии Бандура, решил, что он устал строить коммунизм и что ему пришла пора "делать ноги" на Запад. Пошёл он тропою Аллилуевой, добрался до американского посольства, где и сообщил дежурному морпеху-ирландцу, что хотел бы "to defecate to your Embassy". Эта скотина перепутала слово "to defect", т.е. "запросить убежища", с "to defecate", что означает "покакать". Здоровенный рыжий ирландский парень, ненавидящий англичан, как все ирландцы, показал рукой на British High Commission, и задыхаясь от смеха сказал: "No way! Go and defecate right over there!" ("Низя! Иди к ним и какай там!"). Не знаю точно, где господин Бандура обосрался наконец. Думаю, что он это проделал ещё по пути к американцам, со страху. Хрен с ним! Вспоминаю разговор с отцом, руководителем советской внешней разведки, который пожелал всем предателям сдохнуть самой мучительной смертью. Присоединяюсь к этому пожеланию, и не перестаю удивляться, какой же надо быть бандурой, шкурой и скотиной, чтобы предать свою Родину.
--
"Сетна, Сталин, Микоян". Спорим, что вы не знаете, кто такой Сетна, вызвавший гнев у самого Сталина и при этом оставшийся цел. А я вот знаю! Сетна, бывший советским послом в Тегеране в годы войны, преподавал у нас дипломатический протокол. Напрасно, кстати, он его преподавал. К слову, я, уже дважды посол, не смыслю в протоколе ни уха ни рыла, а в протокольных ситуациях действую, исходя из здравого смысла. Ну, например, на дипломатических приёмах стараюсь не есть икру с ножа, потому что это не комильфо, да и язык можно отрезать, а предпочитаю действовать угрёбистой суповой ложкой, дождавшись, когда гостеприимные хозяева отвлекутся каким-нибудь утончённым разговором. Не вытираю жирные руки о волосы, потому что их у меня почти не осталось, не сую яйца в общую солонку и вообще веду себя в целом благородно. Ну, а руки можно и о мягкую мебель вытереть, мебель-то не своя.
Английский язык у меня мгимовский, поэтому я часто не понимаю, о чём мычат иностранные дипломаты, обращаясь ко мне с недожёванной котлетой во рту, и уловив интонацию собеседника, тоже глубокомысленно мычу: "О, да! О, нет!" Эти придурки, англосаксы особенно, меня тоже не всегда понимают, и поэтому за мной закрепилась репутация скрытного, себе на уме, опасного русского, may be, даже с Лубянки. Когда же самые наглые из них прямо спрашивают меня, не шпион ли Вы, Ваше Превосходительство, я молча смотрю на них страшным зраком, как голая жопа на ежа, так что они давятся салатами, лобстерами и прочими кренделями, и отлезают в сторону.
Опять я отвлёкся от главного! Видать, старческая деменция не дремлет, а крепнет, гася остаточные проявления моего головного мозга. Ну, вот! Звали нашего преподавателя "Сетна", потому что он постоянно вставлял это слово где попало, совсем как Ельцин, который тоже часто говорил вместо "следовательно" "сетна", но делал это державно и убедительно, принимая в Кремле вместо, скажем, французского посла два стакана водки, а не ad lepetum, как бывший посол. Впрочем, и у него был свой звёздный час.
Прилетел Иосиф Виссарионович в Тегеран, чтобы решить с Рузвельтом и дружище Винни, чего дальше делать с Гитлером и как после войны делить добычу, чтобы между собой не разосраться вконец и вместо фюрера не начать бомбить друг друга. Вот это, я понимаю, дипломатия.
Наговорившись с союзниками всласть, великий Сталин уехал отдыхать на посольскую дачу в Зарганде, которую когда-то давно местный феодальный авторитет проиграл в карты русскому офицеру. Кругом горы, чистый воздух, местные птицы распевают стихи Саади и Хайяма. Ходит довольный Иосиф Виссарионович по саду, покуривает трубочку, а за ним Сетна почтительно семенит. "Таварищь пасол! Эта гара как называецо?" - спрашивает вождь, указывая трубкой на прекрасную снеговую вершину. "Это, товарищ Сталин, сетна..." - бормочет Сетна, который, как всякий посол, ни черта не знает о стране пребывания. "Харашо! Красыво! Спасыбо, товарищ пасол", - говорит Иосиф Виссарионович и возобновляет свой променад. "А вон та, дыругая гора, как называецо?" - спрашивает Сталин через пару минут. "А эта гора, товарищ Сталин, она, э-э-э, сетна...". "Што такое? - удивляется Сталин - Апять Сетна? Да вы ничего не знаэте, товарищ пасол", - начинает сердиться Сталин. Ещё бы одна "Сетна" и не миновать послу командировки в Караганду лес пилять или чего-нибудь похуже, но что-то отвлёкся Иосиф Виссарионович - то ли Винни шампанским громко поперхнулся, то ли Франклин Делано прислал гонца доложить Сталину, что он ему сейчас расскажет, как надо правильно делать атомную бомбу, то ли что ещё, не знаю.
В отличие от бестолкового "Сетны", глубоко уважаемый мною Анастас Иванович Микоян был образованным и дельным человеком, и даже очень добрым, что среди тогдашней партийной государственной элиты было большой редкостью.
Приехал Анастас Иванович в советское посольство в Стамбуле на встречу с коллективом. Дипломаты и их супруги выстроились в шеренгу, рядом дети в костюмчиках и с трогательными розовыми бантиками хором благодарят партию за своё счастливое детство. Идёт это себе Микоян вдоль строя, улыбается, жмёт руки, обещает вскорости колбасный завод открыть им. Микояна. Посольский люд издаёт радостные междометия: "Канешна! Так точно, тов. Микоян! Без колбасы теперь никак!" Идиллия! Церемония завершается, Анастас Иванович собирается отправиться на переговоры с турками, как вдруг из-за шеренги дипломатов выскакивает маленькая белая собачонка, местная любимица, и звонко лая, накидывается на Анастаса Ивановича, как Ильич на Троцкого. Прежде чем эта дурёха успела порвать руководящие брюки, здоровенный дурак-советник подскочил к собачке и дал ей страшного пинка. Любимица народа с визгом улетела в кусты, зато народный любимец Анастас Иванович страшно расстроился и закряхтел от горя и сострадания: "Ну, как же это можно, товарищ! Что за зверство! Ах-ах-ах, нехорошо!" Огорчённый Анастас Иванович уехал, а посол задал советнику страшный нагоняй, причитая: "Ну, дурак, твоё счастье, что здесь Камо не было! Он бы из тебя быстро чурчхелу сделал, за то, что ты Анастаса Ивановича огорчил. Ах, дурак ты, дурак! Дашнак цюцюн ты эдакий!"
Да, был бы там Камо, которого японцы в паровозной топке сожгли - помните - "Бьётся в тесной печурке Камо...", то советник запросто мог бы угодить в здешний турецкий рай, где, как вы знаете, каждому правоверному выделяется дворец, во дворце сорок палат, в каждой палате по сорок комнат, в каждой комнате по сорок кроватей, на каждой кровати сорок небесных гурий, которых можно наяривать целую вечность. Я тоже туда хочу, а не c праведниками нектар ad usratum хлебать в православном раю. "Пажалста, - гавару я с турецким акцентом, - Туда хачу! Только не нада мине армянским кынжалом рэзать, пажалста!"
Тьфу! Опять я напутал! Не Камо, а Лазо джепы сожгли в топке-то. Всё равно в турецкий рай хочу!
--
"Посол - он тоже человек". И ничто человеческое ему не чуждо, даже Любовь. Вот и посол в Шри-Ланке, измученный собственными руководящими манипуляциями и исполнением поручений Центра о советских инициативах в разных сферах международной жизни, ланкийцам совершенно неинтересных, отправился в советский центр культуры смотреть концерт самодеятельности, где его внезапно сразила Любовь.
Сидит это себе посол Кулматов, единственный в то время советский посол из Киргизии, и тем самым уникальный, в первом ряду и кисло рассматривает местных пионеров и октябрят, танцующих гопак под громкую песню о том, как Ильич любил детишек и заботился об их будущем. Измождённому тоской Кулматову вспомнился даже неправильный анекдот об Ильиче и детишках, который ему рассказал какой-то антисоветский гад - "Владимир Ильич! Из Казани поезд с колбасой пришёл! Куда прикажете её девать? А долго шёл? Да три месяца! Детям, детям!"
Совсем было протух Кулматов от тоскливого созерцания шоу, ну прям как та колбаса от Ильича, как вдруг на сцену выбегает такое! Красивая-прекрасивая жена водителя посла, смугленькая, черноокая, в красном цыганском платочке и монистах. Как крикнет она - "Чавела!", как затрясёт своими прелестями, как крутнётся на стройных ножках в цыганском танце! Кулматов аж закряхтел от пароксизма бурной страсти, разом завладевшей всем его киргизским естеством. Чуть было не крикнул он - "Переодеть пастушкой и ко мне в опочивальню!", да парткома убоялся, который сидел рядом и тоже безнравственно кряхтел.
Взял тогда Кулматов девицу красную в грамотную осаду и стал подбираться к этой башне услад "тихой сапой". Для начала сделал он её своей горничной, оклад жалования положил изрядный такой, чтобы женщине прекрасной придать правильное направление мыслей насчёт неописуемых благ, если она... того... ну, сами понимаете!
Девушка в резиденции убирается, месяц - другой, большой зарплате радуется и невдомёк ей, дуре бестолковой, о пожаре страсти, бушующем в организме посла. Терпел-терпел Кулматов, да не вытерпел и брякнул ей начистоту - "Ай, девушка, стань моей! Я тебя в Киргизию отвезу, будем вместе по степи на верблюдах скакать, кумыс пить да бешбармак кушать. Вот как я тебя люблю, однако!"
Что-то не прельстилась девица красная пословыми посулами, да ещё и порядочной оказалась, да своему мужу на посла нажаловалась. Пришёл к послу тогда муж - здоровый такой парень и, невзирая на табель о рангах, взял посла за грудки и пообещал ему его морду киргизскую расквасить, если от жены не отстанет.
Кто-то "настучал" на Кулматова в Москву, наверное, завистливый партком, оттуда послу пришёл "втык", чтобы своим безобразным поведением строительству коммунизма не препятствовал. Впрочем, поскольку Кулматов был уникальный национальный кадр, вся эта история сошла ему с рук, а водителя с пресловутой женой отправили от греха подальше на работу в Дели. Я её потом там видел - "Ах, яхши, ах, сладкий какой женщин!", посмотрел на неё да отполз в сторону, потому что мужик её уж больно зверообразного вида был. Я ведь не посол был, и уж мне-то он точно бы в "репу" дал.
Была ещё одна такая же история, только позже, с другим послом, в другое время и в другой стране. Посол этот, в отличие от киргиза, был замечательный дипломат и прекрасный человек, но тоже не устоял перед красотой чужой жены и сделал ей страстное предложение. Рассказывать я о нём не буду, потому что уважаю, а оступиться может ведь каждый, особенно если на тебя, покачиваясь, смотрят прелестные перси и улыбчивая попа. Короче, получило Его Превосходительство от мужа разводным ключом по своей руководящей головушке, да так и ходило до конца дней своих со вмятиной на черепе.
Можно, я сделаю коротенькое отступление от темы руководящей любви и немножко расскажу вас о бешбармаке, о котором вы, наверное, слышали, но не пробовали, и не надо! А рассказал мне отец, как ездил он в Киргизию тамошний КГБ инспектировать. Дела закончили, и повезли киргизы отца на пленэр, бешбармак кушать и веселиться. "Представляешь, Лёша! - рассказывал отец - Варят они целого барана, без соли и перца, и как есть на стол подают. Мне, как почётному гостю, достались варёные бараньи глаза и яйца, да целая бутылка водки в придачу. Я коллегам говорю - мол, не пью я водку! Переглянулись они недоумевающе - как же это, дескать, можно не пить водку, и выкатили мне бутылку коньяку. Это на жаре, да ещё с бешбармаком вприкуску. Б-р-р!"
Лично у меня к киргизам смешанные чувства какие-то. Вот, сидим мы в Дели с киргизским поверенным, с которым когда-то вместе в МГИМО учились. Набрался киргизский дипломат, да и стал вести пьяные речи о том, как русские киргиз в советские времена угнетали. "Джигит - говорю я - Свинья ты, братец! Ты где учился-то! В Москве, в МГИМО! Кто из тебя человека сделал? Русские! На те за это в морду, бешбармак ты сраный!" И дал, и правильно сделал.
Я не против киргиз, но лучше бы они всё-таки к себе на Родину вернулись, а вот киргизочек, хорошеньких таких, в России бы оставили. Уж больно некоторые из них на ту цыганочку похожи, до которой я так и не добрался.
--
"Американский шпион и русская любовь". Предупреждаю вас, друзья читатели, что это строго секретный рассказ, который вы не должны разглашать в кругу близких и знакомых. Так и хочется начать с ключевой фразы: "Ну что, дошпионился, морда американская!", однако обо всём по порядку. Начну я свой рассказ с начала, а фразу эту роковую поставлю там, где надо, так что имейте терпение и с конца не читайте.
Захожу я как-то раз с утра пораньше в посольство. Сидит за пультом мой друг пограничник Саша, посольство охраняет, в тёмных очках почему-то. "Товарищ Карацупа! - говорю я - Почему вы сегодня в чёрных очках, как шпион американский? И где ваша верная пограничная собачка Джульбарс? Может, она классовую бдительность утратила в чёрных очках и к американцам убежала?" "Иди на... !" - вяло сказал безрадостный Саша. Подошёл тут офицер по безопасности Жора Галкин, отвёл меня в сторонку и доверительно захрипел мне на ухо сиплым голосом: "Лёша! Оставь Сашу в покое. Ему сейчас нелегко!"
"Да что же такое случилось-то, Георгий Иваныч? Почему он в очках-то?" "Ты вот чё, Лёша! - просипел Г.И. - Слушай и никому не говори, что я тебе сейчас расскажу, ибо это большая государственная тайна. А сидим мы вчера ночью с Сашей вот на этом самом боевом посту и бдительно в мониторы наружных видеокамер следим - не крадётся ли в посольство какой-нибудь классовый враг. И что ты думаешь - видим на экране, как вокруг посольства во мраке ночи какая-то подозрительная машина вертится - то едет, то встанет, то опять едет. Подозрительно! Ну-ка, сынок, говорю я Сане, садись-ка быстренько в дежурную "Волгу", гада этого догони да выясни, не американский ли это шпион чего-то такое опасное вокруг нашего забора проделывает. Вскочил Саша в "Волгу" и помчался вдогон за этой машиной, которая точно с американскими номерами оказалась. Цэрэушник бежать, Саша - за ним. Вылетели они на дорогу вдоль Буда Парка, ну ты её знаешь, и помчались! Американец, подлец такой, знал, что она Т-образным перекрёстком заканчивается, сбросил заранее скорость и в поворот вписался, а Саша - нет, и влетел на всём ходу в Буда Парк! Ну, и набил себе синяк под глазом, когда лицом комсомольским об торпеду ударился".
"Здорово! Молодец Сашка! Георгий Иваныч! Может, его стоит к медали представить?" "Думаю об этом," - сказал Жора, загадочно улыбаясь. - "Никому ни слова, лады?"
Несколько позже я узнал, как всё было на самом деле. Никакой там американский шпион вокруг нашего забора не шпионил, а просто Сашка, хорошо выпив для куражу, поехал по этой самой дороге в местную школу "Bluebells", где преподавали две наши молоденькие учительницы, хорошенькие такие, маленькие, но с большими сиськами и очень либерально относившиеся к близким знакомствам с приятными мужчинами. Сашка про этот поворот забыл спьяну, и действительно на всём ходу влетел в Буда Парк, пробив в нём просеку и распугав мирно дрыхавших обезьян и павлинов.
Жора молодец! "Отмазал" своего подчинённого как надо, чтобы его начальство не наказало. Жаль только, что не поймал Сашка шпиона американского, не сказал ему дрожащим от гнева голосом: "Дошпионился, шпион американский?" Жаль! Да, и кстати, куда же всё-таки задевался пограничный пёс Джульбарс?
Да, как договорились, никому об этой истории ни гу-гу!
"Тэк-с!" - сказал казак через долину. О международной дипломатии мы с вами поговорили, о культурной немножко тоже, о народной дипломатии и думать не хочу, потому что меня от неё тошнит. Осталась самая интересная - военная дипломатия. Уже и не знаю, имею ли я право, штатская штафирка несчастная, судить об этой самой мощной нашей дипломатии, но если вы и Генштаб не против, то совсем немножечко вякну на эту тему.
Легендарный командир афганских моджахедов Ахмад Шах Масуд был застарелой занозой в заднице советского генералитета, пытавшегося, вполне безуспешно, "прихлопнуть" Масуда в контролируемом им ущелье Пандшер ("Пять львов") на севере Афганистана. Раз за разом на Пандшер накатывались наши войска и каждый раз, получив достойный отпор от пандшерского льва, откатывались назад. Это не мешало нашим Суворовым слать в Москву победные реляции об огромных потерях противника, который вот-вот сдастся под нашим очередным натиском. Об одной из таких "реляций" рассказал мне мой отец, приглашённый как-то раз на военное совещание после очередного провала в Пандшере.
"Понимаешь, Лёша! - говорил отец - Сижу я среди генералов - все такие гладкие, солидные, - слушаю их и ушам своим не верю. Мол, нам противостояли на этот раз три тысячи моджахедов, полторы тысячи из них убиты или ранены. Никаких тел или раненых, а также вооружений и боеприпасов на поле битвы не обнаружено. Получается, что оставшиеся в живых полторы тысячи афганцев унесли на себе по горным тропинкам полторы тысячи убитых и раненых, а также всё вооружение и боеприпасы. Они либо не люди, а кентавры, либо генералы опять наврали. И правильно, нечего этих моджахедов жалеть-то! Полторы тысячи, и всё тут!"
До сих пор не могу понять, какой такой "интернациональный долг" мы исполняли в Афганистане, укокошив несметные тысячи людей, защищавших свою родину от впёршегося к ним северного соседа. Есть такая афганская поговорка: "Если тебе ночью приснился танк, значил, жди в гости друга". Отвечая на мой вопрос - "зачем?", отец, шеф советской разведки, принимавший значительное участие в афганских делах, а точнее, в "расхлёбывании" последствий кровавых побед наших генералов над невинным афганским народом, говорил мне - "Не знаю! Нет ни одной настоящей причины, ради которой стоило затевать эту войну. Поддержали якобы нужный нам режим, встали гарнизоном в Кабуле, по нам стали стрелять, мы - отвечать, и пошло-поехало по всей стране на целых десять лет. Американцы, говоришь? Мол, хотели у нас под брюхом свои базы создать, а на отрогах Гиндукуша ракеты развернуть? Зачем они - у американцев в Индийском океане Седьмой Флот болтается, с ракетами, самолётами и чем хочешь. Скорее всего, наши старцы хотели США "козу" показать - вон, мол, какие мы великодержавные, берегись, надменный дядя Сэм! Маразматики!"
Насчёт "маразматиков" - это точно. Помню, что когда в одном из больших афганских городов началось восстание против промосковских властей, один взволнованный старый хрен из высшего партийного руководства дал команду - "Вооружайте пролетариат!" Вот дурак-то, прости Господи! Ну, какой там, на фиг, пролетариат.
В годы нашей оккупации в Афганистане болталось несметное количество представителей наших ведомств, людей в основном безграмотных, искажавших в своих отчётах в Москву реальную картину событий.
Я бережно храню доставшийся мне от отца сборник самых дурацких выдержек из этих отчётов под названием "Афганские жемчужины". Вот некоторые из них - "Объект наблюдения постоянно носит усы, овал лица имеет цилиндрический...", "Аманулла - боевой командир, талантливый организатор, предан делу партии, гомосексуалист...", "Низшие слои бедной сельской интеллигенции...", "Ахмад по ночам уходит куда-то из дома, днём возвращается, усталый и хмурый..." Ага, наверно к чужой бабе каждую ночь шлёндрался.
Я невольно сыграл роковую роль в судьбе афганского посла в Дели, которому по его просьбе выдал визу в Таджикистан для встречи с Масудом. Таджикского посольства тогда в Дели не было. Знал бы, чем дело кончится, нипочём бы не выдал.
Посол сидел на совещании у Масуда, когда находившиеся там два журналиста-террориста привели в действие взрывное устройство в видеокамере. Масуд погиб, а мой афганский друг получил четыреста одно осколочное ранение и лишился ноги, которую пришлось ампутировать.
Всё, о чём я вам рассказал - об ужасе гибнущего мирного населения, о смертях и горе пострадавших в ненужной войне - это тоже дипломатия. Дипломатия старых идиотов. Я склоняю свою голову в память о погибших тринадцати тысячах наших солдат и офицеров. Я участвовал в розыске наших военнопленных в Афганистане. У меня есть книга об этом - "По ту сторону Гиндукуша". Если вы читаете только для развлечения, то лучше не читайте её. Она вам точно не понравится.
***
Чему может научить дипломат своих соотечественников? Да ничему, поскольку вся наша жизнь - сплошная дипломатия по "понятиям", везде одинаковая, будь то самое захудалое трамвайное депо или самые "верхи". Мы немножечко покрутили вместе с вами трубочку калейдоскопа, в которой сложилось немало картинок из моей жизни. Если вам мои истории не понравились, показались неинтересными и глупыми, то, обещаю, что специально для вас напишу в следующий раз третий том "Капитала" Карла Маркса. Шучу, конечно, и расстаюсь с вами до следующих радостных встреч.