Барышева Мария Александровна : другие произведения.

Увидеть лицо ч.1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.91*26  Ваша оценка:

  УВИДЕТЬ ЛИЦО
  
  Книга 1.
  
  
  Иногда то, чего мы боимся, менее опасно, чем то, чего мы желаем.
  Д. Коллинз
  
  У дурака и счастье глупое.
  Китайская пословица.
  
  
  
  Часть 1
  
  ПОПУТЧИКИ
  
  
  
  I.
  
   По-разному и от разного просыпаются спящие.
   Иным достаточно легкого прикосновения, шепота, шелеста, тепла чужого дыхания, особого, утреннего тиканья часов, порой, даже внимательного взгляда, скользящего по лицу; а иных не разбудить ни шлепками, ни крика-ми, ни военным маршем. Одних будит восходящее солнце, вспыхивающая безжалостным и неживым светом электролампа или полная луна, пристально глядящая в закрытые веки, для других тьма и свет взаимозаменяемы и незна-чительны, и их сон граничит со смертью, родственен ей, хоть и менее раду-шен - он не настаивает и охотно отпускает желающих вернуться, а порой и гонит их. Одни сны подобны бабочкам, испуганно вспархивающим с цветка от неосторожного касания или при виде тянущейся к ним руки, другие - как липкая, ленивая паутина, выпутываться из которой, право же, совсем не хо-чется. Кто-то, как дикий зверь, чувствует во сне опасность, а кто-то может не почувствовать во сне и собственную смерть. Иные просыпаются мгновенно, иные выбираются из снов лениво, как старые тюлени на разогревшийся бе-рег. Глаза одних распахиваются, словно дверь от крепкого удара ногой, а у других открываются медленно, и не раз еще опускаются веки в поисках слад-кого забытья и разрушенных видений. Сны - и отдых, и волшебная тайна, и кошмары, и абсолютная алогичность, и серые провалы, и бесцельно ссы-пающееся в никуда время, и прошлое, которого никогда не было, и будущее, которое никогда не наступит. И сны, и лица спящих так же индивидуальны и неповторимы, как отпечаток пальца... Странно...
   Да, по-разному и от разного просыпаются спящие.
   По-разному просыпались и люди, пригревшиеся, убаюканные монотон-ным покачиванием в чреве старого автобуса - автобуса-трудяги, километр за километром упрямо преодолевавшего мокрую ленту дороги, подрагивая и деловито урча двигателем, устало взрыкивая на поворотах, отмахиваясь "дворниками" от крупных дождевых капель, разбивавшихся о лобовое стек-ло.
   На очередном скользком повороте автобус занесло, он качнулся, дернул-ся, мотор закашлялся, но сразу же бодро взревел, и расслабившиеся и задре-мавшие за время пути пассажиры вздрогнули, выбираясь каждый из своего сна.
  
  * * *
   Алина Суханова вытряхнулась из сна, как всегда, легко и сразу же поду-мала о своем ресторане. Еще бы - ресторан, мечта всей жизни, наконец-то открылся, работает, и к вечеру она вернется и снова увидит, как уютно светят на столах лампы под маленькими абажурами, услышит легкий плеск воды, сбегающей тонкими, почти невесомыми струйками в обложенный округлыми камнями крохотный "пруд", в котором показывают мокрые спины серебри-стые губастые карасики. А в уголке, неприметный, стоит столик - ее столик, сидя за которым так удобно ненавязчиво наблюдать за посетителями, пы-таться понять, что они из себя представляют, как личности, примерять на них различные виртуальные ситуации и размышлять над книгой, которая никогда не будет написана - руки не дойдут, да и образования не хватает, разрознен-ные обрывочные знания были плохими помощниками и лежали в голове, словно сваленная груда кладовочного барахла. Количество прочтенных книг отнюдь не всегда переходило в качество, ибо читать и понимать - вещи раз-ные.
   Иногда она задавала себе почти кощунственный вопрос - да полно, ресто-ран ли был той самой заветной мечтой или возможность наблюдать за людь-ми, не опасаясь, что тебя вышвырнут? Люди куда как интереснее книг... В чужую жизнь она не лезет - просто наблюдает, ничего постыдного в этом нет. "Любопытство - не порок, а стремление к знаниям!" - любила говари-вать ее уже давно скончавшаяся прабабка. Правда, покойница вообще много чего говорила, а каждый раз, заглядывая в ярко-зеленые глаза правнучки, фыркала и сокрушенно-пророчески качала головой: "Кошка! Распутницей вырастет!" Маленькой Алина не понимала, повзрослев смеялась. Мужчин, разумеется, любила, не без этого, но до распутницы ей было далеко. Иногда она даже жалела об этом. Распутницам жилось куда как проще.
   Сидевшая в одиночестве у окна девушка зевнула и едва успела подхватить соскальзывавший с колен том Перумова. Зевнула еще раз и раздраженно по-смотрела на оконное стекло, по которому змеились бесчисленные следы до-ждевых капель. Ее лицо, присыпанное мелкими веснушками, исказилось в горестной гримаске. На дождь она сегодня никак не рассчитывала, зонта у нее с собой не было, а черный берет, приминавший ее медно-рыжие кудри, конечно же не спасет. Хоть на автовокзале таксисты и будут топтаться вплотную к подъехавшему автобусу, настойчиво ловя пассажиров в свои приветливые и услужливые объятия, все равно - пока она дойдет до такси, успеет промокнуть насквозь. Презентабельный будет вид на деловой встрече, ничего не скажешь! Какого черта она не взяла машину, а поехала на автобу-се?! И компаньонке большое спасибо! Ехать-то должна была она, но ком-паньонка на радостях так вчера напилась на долгожданном открытии ресто-рана, что сегодня лежала дома в совершенно нетранспортабельном состоя-нии.
   Алина Суханова вздохнула и прижалась лбом к холодному стеклу, отчего берет слегка съехал на затылок. Ее немного мутило, и разумеется, это было следствие просачивавшихся в салон выхлопных газов, а никак не вчерашнего веселья. Она сморщила нос и скосила глаза на темно-зеленый, местами про-рванный чехол, обтягивавший спинку переднего сиденья, потом попыталась опустить спинку собственного кресла, но запавшая кнопка не работала. Не автобус, а развалина, напоминает те, на которых доводилось ездить в детстве. Может, это он и есть? Хотя, их, кажется, давным-давно сняли с маршрутов, может только где в маленьких городках и сохранились. Алина попыталась вспомнить, как выглядел автобус снаружи, но не смогла - не обратила вни-мания, когда садилась. В принципе, это было не так уж важно.
  
  * * *
  
   Когда автобус тряхнуло, Олег Кривцов, притулившийся возле окна и над-винувший кепку глубоко на нос, крепко приложился головой о стекло и вы-ругался, еще не проснувшись. Просыпаться он начал через минуту, через две на ощупь сдвинул кепку на затылок и потер пострадавший висок, через три с половиной сердито зевнул, а через четыре открыл глаза и хмуро уставился в мокрое окно.
   Дождь. Чудненько. Как всегда - некстати.
   Он попытался было снова заснуть, но сон уже не шел, спугнутый оконча-тельно и бесповоротно. Тогда Олег бегло оглядел салон, потянул носом, при-слушался к работе двигателя и сокрушенно покачал головой - доехать-доедет, но механику бы руки оборвать!.. Подумав об этом, он тотчас вспом-нил о "мерседесовской" фуре, которую вчера поставили к ним на ремонт. Проблемы со стартером - работа хлопотная, интересно, как там без него справятся его олухи? Взять хотя бы, недавно, двое молодых принялись зава-ривать бак, не выпарив из него бензиновые пары - ума палата! Вышло, что и должно было выйти, - шарахнуло от души. С парнями, правда, ничего, только штаны пришлось просушить да выслушать слегка болезненную лекцию о вреде идиотизма на производстве... А фура, как-никак, тянула тысяч на сто пятьдесят зеленых и оттого вызывала вполне естественное беспокойство. Ес-ли бы Серегин первенец подождал бы с появлением на этот свет хотя бы па-ру деньков и не пришлось бы спешно мчаться на приличествовавшее случаю торжество, Олег бы занялся машиной самолично. Он любил свою работу, любил машины и до сих пор возился с ними наравне с собственными подчи-ненными, хоть и являлся владельцем автомастерской и делать это был со-вершенно не обязан. В обязанность владельца входило изымание выручки, а не лежание под машинами, но Кривцов вкалывал и гордился этим. Работав-ший у него бывший одноклассник постоянно неодобрительно гундосил: "Олег, ты роняешь свой авторитет! Как так можно, ты же босс, я бы на твоем месте..." Но он не был на его месте, а чем таким он роняет свой авторитет, Олег не понимал. Преимущество было лишь в том, чтобы строить свой день так, как вздумается, захотел - поработал, захотел - гульнул. Постоянный вальяжный образ жизни был ему неинтересен. Масло навечно въелось в его кожу, а машины - в душу, руки его неизменно были черными, а глаза - вни-мательными и веселыми, как бы он ни был измотан. Никто из окружения Олега не мог похвастаться тем, что видел Кривцова усталым, мрачным, больным - в общем и целом, как он любил выражаться, замшелым и заплес-невелым, а оттого, когда он разносил кого-нибудь из подчиненных за спустя-рукавничество в работе или сцеплялся с кем-нибудь при соответствующих обстоятельствах, его суровость, а то и злость производили особый эффект, проламывая привычное добродушие, как косатка казавшийся таким крепким и надежным лед.
   Олег зевнул, улучил момент, когда автобус шел более-менее ровно, без тряски, прижался лбом к холодному стеклу и блаженно вздохнул. Голова по-сле вчерашнего, вернее сказать, сегодняшнего побаливала ой как ощутимо! Он закрыл глаза, и из пустоты чудесным видением выплыла запотевшая бу-тылка "Невского". Над горлышком вспухала горочка пены, по стеклу вниз лениво оползали холодные капли. Олег страдальчески облизнулся и помор-щился - губы ссохлись и дотрагиваться до них языком было неприятно. Ку-пит пива на первой же остановке! И какого черта он не сделал этого сразу?! Конечно, Серега всучил ему на прощание бутылку коньяка, но опохмеляться коньяком - не в его стиле.
   Кривцов приоткрыл один глаз и глянул на часы, потом снова в окно. Они опаздывали - и прилично. Он раздраженно почесал затылок, надвинул кепку обратно на нос и попытался снова задремать.
  
  * * *
   Борис Лифман всполошенно вскинулся в кресле, едва успев удержать уже почти сорвавшийся с губ крик. Несколько секунд он быстро-быстро моргал, непонимающе глядя перед собой, пока животный ужас не исчез из его глаз, оставив лишь сонную затуманенность. Потом расслабившиеся мышцы опус-тили его тело обратно на сиденье. Он откинулся на спинку, достал платок и аккуратно промокнул вспотевшее лицо, еще хранившее мальдивский загар, и на его указательном пальце блеснул тяжелый перстень - упитанный кроко-дил с разинутой пастью, изумрудными глазами и толстым хвостом. Борис глубоко вздохнул и положил ладонь на стекло. Холод успокаивал.
   Что-то снилось. Что-то страшное.
   Хорошо, что рядом со мной никто не сидит...
   Он закрыл глаза и попытался вспомнить, но сон уже исчез бесследно - ни событий, ни лиц, ни очертаний. Только...
   Разные глаза. Разноцветные глаза.
   Черное.
   Цветы.
   Борис вздохнул еще раз и раздраженно потер лоб. Странно - в последнее время кошмары снились частенько, несмотря на спокойный образ жизни, на достаток, на постоянный отдых - шикарный, но без излишеств. Все есть, все-го хватает... тогда в чем же дело? Может быть, он заболел?.. Да нет, он ре-гулярно обследовался - Лифман очень дорожил своим здоровьем, здоровье дается один раз, гарантий на него нет и обменять его невозможно. Нервы? - нервничать поводов не возникало. Жена идеальна и довольствуется тем, что получает, любовницы изобретательны, не дергают, не отравляют жизнь и то-же довольствуются тем, что получают, ювелирная мастерская, несмотря на дикую конкуренцию, приносит отличный доход, так что он может позволить себе и симпатичный двухэтажный особняк в немецком стиле с зимним садом и бассейном, и не менее симпатичную "БМВ-универсал", и регулярные по-ездки на курорты с проживанием в престижных отелях. Все шло прекрасно. Что же тогда? Муки совести? Не с чего.
   Если бы кто-то назвал Бориса Лифмана жестоким, он бы удивился. Он был вежлив и образован, он был осторожен и рационален, но жестоким себя не считал ни в коей мере. Возможно, его рациональность и справедливость и была жесткой, но никак не жестокой. Да, он выжимал из "Дилии" все соки, следя, чтобы выработка была предельно полной, но, простите, для того "Ди-лия" и была создана, бизнес есть бизнес, и люди, которых он брал на работу, знали об этом. Хочешь получать деньги - работай, не нравится - до свида-ния, вы знаете, сколько сейчас безработных ювелиров!
   Однажды он услышал, как одна из "серебрянщиц" назвала его "удельным князем". Возможно, это бы даже и понравилось ему, если бы не презритель-ный тон. Хамку Борис вскоре уволил, но прозвище не забыл, хотя и не заду-мывался над ним, как и над тем, что "Дилия" давным-давно и в самом деле превратилась в удельное княжество со своими законами, со своей системой штрафов - список, им лично аккуратно отпечатанный, висел на стене в каж-дом цехе. Опоздание - штраф, величина в зависимости от количества поте-рянного времени. Курение не по расписанию - штраф. Болтовня на рабочем месте - штраф. Шатание по цехам без уважительной причины - штраф. Обед раньше или позже половины второго - штраф. Приход на работу с бодуна - штраф. Употребление на рабочем месте - штраф. Ругань - штраф. Неуважи-тельное поведение - штраф. Единственный язык эффективного воздействия - это язык денег, оттого и дисциплина в "Дилии" поддерживалась на высоком уровне. Лучшие, выгодные заказы доставались самым примерным. Хотите денег - работайте. Да, тяжелая работа, да, тяжелые условия, но высокая зар-плата все оправдает.
   Он пошарил по карманам и достал обтянутую красной замшей небольшую коробочку, открыл и принялся внимательно изучать лежавшие в ней пласт-массовые макеты колец и перстней. Взял один из макетов - причудливое, но не аляповатое сплетение гибких ветвей и чешуйчатого змеиного тела и, рас-сматривая его, задумался, как кольцо будет выглядеть в золоте. Талантливая девочка, ничего не скажешь, воображение так же искусно, как и пальчики! Недаром едва придя в мастерскую, просидела на серебре всего три дня - он сразу перевел ее на модели - самый престижный цех, который его подчинен-ные именовали "шоколадным". Одно плохо - очень уж много пьет, ладно хоть после работы, а не во время. Впрочем, все его подчиненные пили по страшному. Оно и понятно - работа не сахар. Сам знает, сам был мастером, а после так свезло - стал директором филиала и с тех пор к инструментам не притрагивается. Ему всего лишь недалеко за тридцать, так что здоровье, сла-ва богу, успел сохранить.
   Борис положил макет обратно и взял другой, попутно глянув на часы и слегка нахмурившись. Пора бы уж и приехать.
  
  
  
  * * *
  
   Жора Вершинин проснулся, зевая и потягиваясь - и то и другое от души и со вкусом, как делают это здоровые люди в прекрасном настроении.
   - Э-эх! - сказал он и потянулся еще раз, широко раскинув руки, благо со-седа у него не было. Все равно, простора маловато и в узком пространстве его большое, отменно мускулистое тело помещалось с большим трудом. Жо-ра был гигантом с устрашающим, грубовато вылепленным смуглым лицом и знал, что при взгляде на него многим невольно представлялась арена, звон тяжелых мечей и хруст костей, вполне вероятно, их собственных. Люди, не знакомые с ним, часто пугались - и совершенно напрасно. Вершинин был добродушен до безобразия и вывести его из себя было крайне сложно, даже если человек обладал большим искусством в этой области. В свои двадцать семь лет он последний раз дрался в седьмом классе и с тех пор больше не ввязывался ни в какие конфликты, впрочем, при его появлении любые кон-фликты как-то сами собой сходили на нет. Жора не любил ни драк, ни руга-ни, ни кровавого мордобоя на экране. Больше всего на свете он любил покой. Любил завалиться на диван с интересной книжкой, или засесть за стратеги-ческую компьютерную игру, или сразиться с кем-нибудь в шахматы, или просто поговорить об интересных вещах. Путешествовать он предпочитал не по городам, а по глобальной сети, на улицу выходил редко, в основном для деловых встреч или изучения ассортимента книжных и компьютерных мага-зинов, и длинные волосы, сейчас собранные в роскошный хвост, отрастил, скорее всего, исключительно потому, что лень было ходить в парикмахер-скую, а вызывать парикмахера на дом Жора не хотел - он не пускал к себе кого попало. Жить Вершинин предпочитал один - девушки, задерживаясь у него больше, чем на три дня, пытались наводить в квартире свои порядки, убирать вещи, рыться в компьютере, а этого он не любил, поэтому одинокая жизнь его вполне устраивала. В его большой квартире имелось все, что нуж-но, с сетью принадлежавших ему "Интернет"-кафе особых хлопот не было, свой город он не покидал, и если бы не похороны старшего брата, Жора не оказался бы в этом автобусе. Изначально ехать не хотел- Колька и он с дет-ства терпеть друг друга не могли и фактически считались братьями лишь по-тому, что у них были общие родители. Бросив школу после восьмого класса, брат долго мотался по стране, пока не осел в Пятигорске, где женился и где его, в конце концов, благополучно и прибили в пьяной драке в какой-то низ-копробной забегаловке. Никаких отношений они не поддерживали, и узнав о его смерти, Жора слегка расстроился, а где-то в глубине души вздохнул с об-легчением. Он предпочел бы попрощаться с непутевым братом мысленно, но мать настояла, чтобы он поехал - уж что-что, а настаивать она умела, пре-красно зная, что является единственным человеком, которому Жора не мог отказать ни в чем.
   Он глянул на часы - ехать еще минут сорок, не меньше, можно было бы и еще поспать, но спать уже не хотелось. За окном поливало, как из ведра, в приоткрытую форточку тянуло свежестью, и некоторое время Жора, чуть прищурившись, с удовольствием смотрел, как бесконечно летят мимо мок-рые осенние деревья и сползают по стеклу капли. Он любил дождь. Кроме того, дождь в дорогу - это к удаче. К похоронам, правда, удача не имеет ни-какого отношения, но, по крайней мере, дорога должна быть хорошей.
   Жора повернул голову. Напротив него, в соседнем ряду хорошенькая брюнетка в черном кожаном френче копалась в своей сумочке. Полы ее френча высоко поддернулись, давая Жоре возможность в полной мере оце-нить длинные ноги брюнетки. Ноги были хороши.
   Почувствовав его взгляд, молодая женщина подняла голову и взглянула на Вершинина. Ее антрацитово-черные и блестящие, как крышка рояля, волосы были безжалостно стянуты в тугую "ракушку", тонкие брови, похожие на усики бабочки, резко взмывали вверх, придавая лицу удивленное выражение, широко расставленные карие глаза смотрели с редкой холодностью, и на первый взгляд брюнетка казалась законченной стервой, что, впрочем, нис-колько не умаляло ее телесных достоинств. Жора вскользь улыбнулся ей и отвернулся, напоследок еще раз скользнув взглядом по ее голым коленям. Взяв с соседнего кресла захваченную с собой "Энциклопедию мировых сен-саций ХХ века", он открыл ее на истории китайской императрицы Цы-Си и углубился в чтение, чуть покачиваясь в такт движению автобуса.
  
  * * *
  
   Ольга Харченко раздраженно отвернулась, немало удивленная тем, что здоровенный жлоб с на редкость не обезображенной интеллектом физионо-мией, который плотоядно глазел на ее ноги, оказывается, умеет читать. Ее взгляд упал на запотевшее стекло, испачканное темно-красным - ее собст-венной дорогой помадой. Идиот, ссутулившийся в водительском кресле, либо сел за руль впервые в жизни, либо пребывал в крайне тяжелом похмельном состоянии. Тряхануло так, что она в прямом смысле слова "вцеловалась" в стекло, чуть не выбив себе зубы. Сон не то что рукой смахнуло - сдернуло, грубо и довольно болезненно. Спросонья Ольге показалось, что кто-то по-добрался к ней и влепил хорошую пощечину - причем сделал это так, словно имел на это полное право.
   Просыпайся! Сейчас!
   Оттого, вскинувшись, и развернулась резко, выставив перед собой согну-тую левую руку - то ли отбить следующий удар, то ли ударить самой. Но ру-ка почти сразу расслабленно легла на колени, а ладонь другой взлетела и ос-торожно потрогала губы. Больно. Вот идиотизм!
   Роясь в сумочке в поисках зеркала, Ольга попыталась вспомнить, снилось ли что-нибудь. Но сны запоминались ей крайне редко, не запомнились и в этот раз. Ничего. Только голос... Кто-то разговаривал с ней в том сне. Она не помнила ни лица, ни слов - только голос - теплый, бархатистый, обнимаю-щий и удивительно сексуальный. При воспоминании о нем в низу живота за-ныло, и она посмотрела на увлеченного книгой жлоба уже почти благо-склонно. В конце концов, экземпляр не так уж плох, хотя, как правило, такие качки в постели мало на что были способны, а то и не способны вовсе - жра-ли всякую дрянь для наращивания мускулов, всякие стероиды и превраща-лись в полных импотентов - уж она-то знает. В ее "Вавилоне" таких был це-лый выводок, но использовать их можно было лишь в качестве декораций, больше они ни на что не годились.
   Вспомнив о "Вавилоне", Ольга повеселела. Дела в принадлежащем ей клубе с каждой неделей шли все лучше и лучше, несмотря на мрачные про-гнозы окружающих. Когда стало известно, что "Вавилон" отныне принадле-жит ей - более того, что и управлять им она намерена сама, визга было до небес: "Как это так?! Баба во главе быть не может! Баба все дело завалит!" Ну, и как, завалила баба все дело?! "Вавилон" пахнет и цветет - еще пышнее, чем при Денисе, кроме того, в нем появилось несколько занятных комнаток весьма интимного свойства, которые изысканная публика ой как оценила. Узнай про их существование покойный хозяин "Вавилона" - точно скончал-ся бы по второму разу. Ольга и сама любила бывать в них - и в качестве зри-тельницы, и в качестве участницы свершавшихся там сексуальных действ - ее изобретательность не знала границ. Денис далеко не все знал про ее изо-бретательность, но и того, что она демонстрировала ему в постели, было бо-лее чем достаточно. Денис был, что называется, ходок, но после знакомства с Ольгой другими женщинами больше не интересовался, семью бросил - кро-ме Ольги ему никто не был нужен. Говорите, на сексе далеко не уедешь? Чушь собачья для любителей розовослюнных любовных романов! Стоящее тело, неутомимость и богатая фантазия - если ты этим обладаешь, то многого добьешься. Возможно, всего. Особенно, если у тебя при этом еще есть и моз-ги.
   Ей не пришлось потратить на Дениса очень много времени, главное было умело повести дело. Закончилось тем, что он сам уже чуть ли не на коленях начал уговаривать свою неистовую любовницу принять "Вавилон" в пода-рок. Ольга долго ломалась, отказывалась, мурлыкала, что ей от него ничего не нужно, и согласилась лишь в виде величайшего одолжения. А через месяц он умер - прямо во время одного из их бурных свиданий. Такая неприятность - ну, что ж поделать, Денис, несмотря на активность, был уже не молод, сер-дечко пошаливало... В конце концов, умереть на женщине - мечта любого мужчины!
   Конечно, когда Денис преставился, тут же налетели родственники. Но уж Ольга-то знала, как тут дело поставить. Если она что-то получала, ее малень-кие пальчики держали намертво. Родственникам не досталось ничего, хотя они очень долго не могли угомониться. Однажды к ней в кабинет в сопрово-ждении адвоката явилась даже денисовская великовозрастная дочура и долго вопила, что именно она, Ольга, намеренно укатала в постели ее папулю до смерти, дабы обобрать до нитки его несчастную семью. В конце концов, Ольге это надоело, и ее охрана спустила обоих с лестницы. Какое ей дело до чужих родственников? Если что-то упустили, так это только их вина, и она здесь совершенно не при чем. Каждый выживает, как умеет, так что ее со-весть может быть спокойна. Она никого не убила, ничем особенно противо-законным не занималась, семье помогала регулярно... Подумав об этом, Харченко улыбнулась уголком рта - улыбнулась почти тепло. При всей своей холодной расчетливости и полнейшем равнодушии к окружающим Ольга была на редкость привязана к своей семье, состоявшей из матери и младшей сестры, регулярно навещала их и засыпала бесчисленными подарками. Прав-да, Харченко-младшая, работавшая корректором в заурядной газете, не раз-деляла жизненной философии удачливой сестры и от подарков часто отказы-валась и даже свадебный подарок - серебристо-серую "тойоту-камри" при-няла с большой неохотой и больше под давлением счастливого новобрачно-го, чем по собственной воле. Поэтому, отгуляв свадьбу, Ольга теперь воз-вращалась домой не в радужном настроении. Ничего, подрастет - сообразит, что к чему, поймет, что пока молодая, нужно брать от жизни все, вцепляться в нее зубами и рвать, кусок за куском, потому что молодость проходит очень быстро, а старость не торопится уходить никогда, и куски эти потом могут очень пригодиться. А она, бывшая (будем смотреть правде в глаза!) дешевая фотомодель, двадцати шести лет от роду уже владеет шикарным, одним из самых популярных в городе ночным клубом, потихоньку разворачивает кое-какой торговый бизнес и скоро сможет позволить себе завести ребенка. Не так уж плохо, господа!
   Ольга взглянула на часы, и ее брови-усики поднялись, став почти верти-кальными. Уже час, как автобус должен был добраться до конечной, но за окном не было и признака того, что они подъезжают к городу - сплошняком деревья - целый лес.
   Она привстала над креслом и огляделась. Позади нее сидела девушка с короткой стрижкой и с хрустом ела чипсы, читая какую-то книжку - судя по названию и рисунку на обложке, любовный роман; жлоб напротив тоже ут-кнулся в свою книгу, не проявляя никакого беспокойства. На сиденье позади него какой-то человек, надвинув черную кепку на глаза, возился, устраиваясь поудобней и, судя по всему, пытаясь заснуть. На кресле за сиденьем водителя светловолосый мужчина с короткими бачками рассеянно глазел в ветровое стекло, да и сам водитель, ссутулившийся за рулем, выглядел вполне обы-денно. Опоздание, похоже, никого не волновало. Может, это у нее часы спе-шат?
   В любом случае, сначала нужно найти зеркало. И если она разбила себе губу о стекло, водитель стопроцентно вылетит с работы - уж Ольга-то об этом позаботится.
   Она снова начала перетряхивать содержимое своей сумки.
  
  * * *
   Автобус дернулся, и Марине Рощиной показалось, что кто-то настойчиво и бесцеремонно трясет ее за плечо.
   Просыпайся! Просыпайся!
   Еще балансируя на грани сна и реальности, она вяло отмахнулась рукой, чтобы оттолкнуть этого, назойливого, не дающего еще немного понежится в приятных расслабляющих глубинах. Но ее пальцы с длинными, расписанны-ми золотистыми цветами и изукрашенными стразами ногтями лишь впустую рассекли воздух. Тогда ее ресницы дрогнули, но еще долго не отрывались от щек, продолжая подрагивать на коже, словно перья испуганной птицы. Ма-рина очень любила спать - настолько же сильно, насколько не любила про-сыпаться, и ее будни никогда не начинались раньше обеда.
   В конце концов, ее веки все же поднялись, и на мир глянули большие гла-за изумительного аметистового цвета, неизменно вызывавшие нескрываемое восхищение окружающих. Во всем мире только у одной женщины были фиолетовые глаза - у Элизабет Тейлор, но Марина всегда считала это улов-кой - то ли линзы, то ли особая подсветка при съемке. В любом случае, Эли-забет Тейлор была очень далеко отсюда, на другом материке, а она, Марина, здесь, единственная в своем роде.
   Марина приподнялась, чуть повернув голову, и на плечо ей ссыпалась тя-желая золотистая масса волос - не менее замечательных, чем глаза. Распу-щенные, они доходили ей до колен, закручиваясь на концах крупными завит-ками - густые, по-здоровому шелковистые, они своей яркостью и блеском успешно соперничали с золотыми украшениями на ее запястьях и пальцах. Сейчас они слегка спутались. Марина достала из сумки расческу и начала причесываться, перекидывая волосы через согнутую руку. Движения ее были округлыми, неспешными и удивительно естественными - наблюдать за ней было все равно, что смотреть, как одна за другой накатываются волны на от-логий песчаный берег. Спокойная, размеренная, она никогда никуда не торо-пилась - в ее жизни никогда не было дерганий, нервотрепок и всего того, что заставляет людей становиться резкими в словах и движениях и экономить каждую секунду, как скряга, складывающий денежки в потайной уголок. Ес-ли для иных время было водой, безвозвратно утекающей сквозь пальцы, то для Рощиной оно тянулось неспешным густым медом, в котором изначально засахарились и спешка, и резкость, и непроизвольная грубость. Она родилась в благополучной, очень обеспеченной семье и до своих нынешних двадцати восьми лет прожила благополучную и обеспеченную жизнь, не требовавшую от нее никаких особых усилий. Свой салон красоты "Геба" Марина открыла в девяносто шестом году, и с самого начала дела шли великолепно. Даже ав-густовский кризис 1998 года, когда для всех наступили черные времена, не стал для нее трагедией. В то время, как другие салоны закрывались, "Геба" чудесным образом выстояла и ни на день не прекратила своей работы. Сей-час она была самым популярным салоном в городе, все прочие по сравнению с ней были лишь жалкими забегаловками. В "Гебе" работали лучшие масте-ра, получая более чем щедрую плату и постоянно представляя ее на самых разнообразных конкурсах. И сейчас Марина, возвращаясь с одного из них - конкурса на лучшую историческую прическу, улыбалась в душе - "Геба", как всегда, победила.
   Расческа на мгновение замерла, утонув в густых золотистых прядях. Ро-щина зевнула, показав мелкие ровные зубы, и потянулась, потом осторожно помассировала затылок, затекший от лежания на неудобной жесткой спинке кресла. Когда приедет, обязательно как следует выспится, а потом пойдет к своим - и победу надо отметить, а кроме того, заняться собой. Дорога всегда приносит некоторые, пусть и незаметные разрушения - пыль, тряска, долгая неудобная поза, усталость... Надо будет сделать массаж и солевое оберты-вание, подлечить волосы и обновить загар в вертикальном турбосолярии... ну и так еще, по мелочам. В подтяжках, коррекции фигуры и разнообразных антицеллюлитных процедурах она, слава богу, пока не нуждается, а уж с ли-цом и вовсе никогда проблем не возникало - Марина была безупречно краси-ва от природы и никогда не курила, зная, насколько это вредно для кожи. Свою красоту она носила со спокойным достоинством и сыпавшиеся на нее со всех сторон комплименты воспринимала, как должное. Ее внешность мог-ла бы открыть перед ней многие двери, но строить на ней карьеру Марине в голову никогда не приходило, более того, она всегда, не жалея сил, отговари-вала подруг, стремившихся любой ценой попасть в шоу-бизнес - там была лишь грязь и алчность, а красивые девушки - не больше, чем яркая обертка для товара, который нужно повыгодней продать. А она - она была просто красива, и было с нее довольно. Марина любила свою размеренную жизнь, любила сытое, уютное тепло, любила обеих своих персидских кошек, любила секс, когда он не слишком утомлял, любила магазины, когда было с кем туда пойти, и любила оказывать помощь. Помощь эта довольно часто превраща-лась в опеку, ненастойчивую, деликатную, но умело обволакивающую со всех сторон - бессознательно ей нравилось окружать себя людьми, в каждом из которых, так или иначе, был ее вклад, и которые умели быть ей благодар-ны. Людей она отбирала очень тщательно, и чаще всего это были девушки - молоденькие, стеснительные и невзрачные, которых она наставляла на путь истинный и которым устраивала жизнь.
   Марина взглянула на часы, потом в мокрое окно, и в ее аметистовых гла-зах появилось легкое недоумение. Если верить часам, они должны были уже подъезжать к городу, но что-то пока непохоже. Дождь ее не огорчил - у Ма-рины был с собой зонт, да и на автовокзале ее уже ждет машина. Огорчало другое - поездка затягивалась, а ей хотелось поскорее выбраться из этого ужасного автобуса с неудобными креслами - автобус дребезжал и трясся, кроме того, в салоне ужасно пахло дымом, и у нее начала болеть голова. Скоро она вся пропитается этим запахом. Ее веки чуть опустились, и блеск аметистов под ними из теплого стал холодным - если Марина и ненавидела что-то на этом свете, то это был дискомфорт.
   Она отвернулась от окна, и ее рука снова начала плавно двигаться, и золо-то волос послушно потекло сквозь зубья расчески и тонкие умелые пальцы.
  
  * * *
  
   Алексея Евсигнеева разбудил не столько дрогнувший автобус, сколько усилившийся стук капель по крыше и стеклу, и, протерев глаза, он посмотрел в окно - сонно, но с вполне отчетливым раздражением, смешанным с некой странной безысходной тоской, которая, впрочем, тут же исчезла. Из всех ве-щей в мире он больше других не выносил три: когда ему прекословили, когда коверкали его фамилию (Ев-сиг-не-ев! - раздельно и с нескрываемой злостью всегда поправлял он тех, кто имел неосторожность по рассеянности или не-дослышке назвать его "Евстигнеевым") и когда шел дождь. В дождливую по-году его настроение всегда резко ухудшалось, и горе было тем, кто его заде-вал, хотя бы и пустячком, на который он в обычное время мог и не обратить внимания. Даже под самыми страшными пытками он никогда бы не признал-ся, что в детстве, вплоть до десяти лет, дико боялся грозы, при первых же, самых слабеньких раскатах грома прятался под одеяло или в надежный тем-ный уголок, а начинающийся дождь ввергал его в панику. Страх был дет-ским, глупым, и с возрастом он от него избавился, но до сих пор дождь дей-ствовал Алексею на нервы - только теперь уже не пугал, а вызывал неприят-ные воспоминание о собственной трусости. Если бы кто-то проник в его тай-ну, Евсигнеев, возможно, убил бы его - то-то потеха была бы конкурентам, узнай они, что генеральный директор одной из крупнейших в городе строи-тельных фирм когда-то до жути боялся самой паршивой грозы!
   Алексей взглянул на часы, потом опустил поддернувшийся рукав своего легкого черного пальто. Вот-вот должны были приехать, тогда какого черта за окном до сих пор такая глушь?!
   Вся эта поездка была совершенно некстати. "Модильон" завален аппетит-ными заказами, которые конкуренты так и норовят вырвать прямо из зубов, - несколько роскошных особняков, бильярд-кафе, еще одно кафе, потребовав-шее стиль "романтизм", полное переоформление двухэтажного кинотеатра в стиле "ТехноАрт" и абсолютная перестройка типовой гостиницы в стиль "классицизм". Кроме того, один кадр потребовал себе особняк с огромным зимним садом, а владелец фирмы ландшафтного дизайна и озеленения, рабо-тавшей с ними сообща, в последнее время начал выкобениваться. А тут еще, как назло, мамаша на старости лет связалась то ли со свидетелями, то ли с адвентистами, то ли еще с какими-то крестоносцами и теперь собиралась пе-реписать на них свою двухкомнатную квартиру, чтобы в ней устроили мо-лельный дом. Молельный дом, как же! Спасибо, соседка сообщила, а то ма-маня в следующий раз звонила бы из приюта для престарелых! Ничего, сей-час он приедет и устроит этим свидетелям такое свидетельство - до конца жизни будут иметь дело только с пюре, клизмами и судном. Алексей купил матери квартиру на свои деньги и не позволит, чтобы какие-то кадры в рясах ее прибрали. Конечно, если он захочет, он может купить сто таких квартир, но дело было в принципе. Плохо то, что башню матери подкосили охрени-тельно не вовремя! Не то, что недели - дни расписаны по минутам! Алексей старался быть пунктуальным и рациональным - и работа, и спорт, и отдых с друзьями - строго в свое, определенное время. И везде выкладывался без ос-татка: работал в поте лица, ведя изощренную и упорную борьбу за клиентов; доводил себя до изнеможения в тренажерном зале, до онемения отмахивал руку в боулинг, а отдых с приятелями, будь то ресторан, сауна или его собст-венная квартира, редко обходился без грандиозной попойки и скандала. Не-которые из приятелей утверждали, что ему нельзя много пить - якобы, пере-пивая, он иногда звереет так, что унять его нет никакой возможности. Евсиг-неев таких случаев не припоминал и считал враньем, кроме того, все прияте-ли тоже перепивались так, что даже ширинку сами не могли расстегнуть, - уж откуда им-то помнить?!
   Он еще раз взглянул в окно - на этот раз с отвращением, потом достал со-товый телефон и начал нажимать на кнопки. Перед ним, в неширокой щели между креслами, мелькнула рыжеволосая девичья голова в черном берете - девушка, склонившись, что-то искала в своей сумке. Алексей оценивающе прищурился. Симпатичная. Хорошо бы, блядь. С такими проще - долго не выкобениваются. Если ее не встречает какой-нибудь хахаль, можно попробо-вать состыковаться с ней по приезде. Вряд ли она будет против - бабы нико-гда не были против него - и внешность, и деньги на его стороне. Только бы не оказалась себе на уме. Мозги у женщины должны быть покороче, а ноги подлиннее. И вообще он предпочитал проституток - все делают на высшем уровне, и хочешь - слушаешь их трепотню, а хочешь - прикажешь заткнуть-ся, и они заткнутся, потому что им за это платят.
   - Ваш абонент временно недоступен, - ласково сообщила трубка.
   Алексей негромко выругался и повторил вызов. Он ждал с фирмы важного звонка, но его все не было, поэтому он решил позвонить сам - и вот вам, здрассьте. Ничего удивительного - в дождь все у него идет наперекосяк.
   Дожидаясь ответа, Алексей скучающе посмотрел налево. Соседа у него не было, а поговорить хотелось, кроме того, в дороге часто удавалось заводить полезные знакомства. В поле его зрения попал сидевший напротив в сосед-нем ряду и тоже в одиночестве худощавый черноволосый человек с тонкими, немного женственными чертами лица, смахивавший на какого-то актера, и разглядывал пластмассовые колечки. Ювелир что ли? "Ювелир, не ювелир, но то, что еврей - это точно!" - кисло подумал Алексей и отвернулся. Его пальцы начали вытанцовывать на подлокотнике кресла, выстукивая какой-то мотив, безотчетно попадая в такт разбивавшимся о стекло дождевым каплям.
  
  * * *
  
   Светлану Бережную разбудил голод, и она выпрямилась, сонно оглядыва-ясь, - ладная, спортивная девушка с коротко постриженными пушистыми каштановыми волосами и такими же каштановыми глазами, в выражении ко-торых сейчас была почти такая же взъерошенность, как и в прическе.
   Автобусной тряски она не почувствовала - неприхотливая и в жизни, и во сне, она была невосприимчива к таким мелочам. А вот голод - это уже по-серьезней. Ее тело постоянно настоятельно требовало еды, и ела Света много и часто, при этом, на зависть подругам, без малейшего ущерба для фигуры. Возможно, потому, что регулярно занималась танцами, а, кроме того, редко сидела на месте. С принадлежавшими ей пекарней и пиццерией было много забот, а то время, которое им не доставалось, Светлана проводила в домаш-них хлопотах. Она была очень хозяйственная - определение именно с тем округлым, не редуцированным "о", придающим слову особую уютность и в чем-то очаровательную деловитость. Ее большая квартира сияла чистотой, вещи всегда лежали на своих местах, и на всем лежал отпечаток аккуратно-сти, в чем-то даже педантичности. Единственное, в чем Светлана позволяла себе небрежность, - это готовка.
   Кухня - огромная, совмещенная со столовой, была сердцем квартиры, а готовка - Светланиной страстью. Рецептам, умещавшимся в ее голове, не было числа, готовила она вкусно и умело, и наблюдать за ней на кухне было все равно, что смотреть, как художник в порыве вдохновения бросает на по-лотно мазок за мазком. Блюда были ее картинами и ее поэмами, они шли из самого сердца ее души, и она считала, что соблюдать при их приготовлении точность и аккуратность было недопустимо - все равно, что пытаться создать картину с помощью линейки. Светлана всегда все делала на глаз, руки ее порхали с небрежной быстротой и никогда не ошибались. Стол и плита были ее палитрой, а продукты красками - и нежная белизна муки и майонеза, и все оттенки красного - от ярких томатов до густого бордо очищенной свеклы, и умытая густая зелень огурцов и трав, а легкая - капусты, и желтизна сыра и яичных желтков, и янтарный мед, и оранжевая свежесть моркови. Никто не мог так быстро и ловко разделать рыбу или птицу, нарезать овощи и зелень или замесить тесто и уж точно никто не мог так изобретательно и празднично украсить даже самое простое блюдо, превратив его в маленький аппетитный шедевр - настолько прекрасный, что его даже было жаль съедать. Она нико-гда не пользовалась современными кухонными приспособлениями, облег-чавшими работу хозяек, считая, что они только уродуют ингредиенты, кото-рые, на самом деле, должны получать силу от приготовивших их рук, а не от всяких электризованных железок. С ножами Светлана управлялась не хуже, чем опытный хирург со скальпелем, из-под ложек никогда не летели брызги, ничто и ни разу не было не дожарено или пережарено. Она знала - то, что делаешь с любовью, никогда не может получаться плохо.
   Почти каждый вечер в доме Бережной бывали гости, которые могли в полной мере оценить ее искусство. На все предположения друзей о том, что Света могла бы стать богом в любом элитном ресторане, она лишь презри-тельно приподнимала брови. Готовить за деньги? Никогда! Кроме того, в деньгах она не нуждалась, ей всего хватало.
   Она посмотрела сквозь мокрое стекло на стремительно мчащиеся деревья. Мокрые пожелтевшие листья казались неряшливыми, неприглядными, и са-ми деревья, придавленные кислым пасмурным небом, выглядели мрачновато, хотя, наверное, в хорошую погоду осенний багрянец и золото этого густого леса были очень красивы. Светлана наклонилась, почти прижавшись к стеклу лбом, и несколько раз выдохнула, смешно выпячивая губы, потом указатель-ным пальцем нарисовала на затуманившемся стекле сердечко. Оно получи-лось неровным и каким-то уж слишком одиноким. Сердитым взмахом ладони она стерла рисунок, потом расстегнула стоявшую рядом на сиденье большую сумку и достала из нее пакет чипсов. Отправляясь куда-то, Бережная всегда брала с собой много еды, а в такой дальний путь - и подавно. Еще целый час - поскорей бы уже приехать. Светлана по-кошачьи зажмурилась, предвкушая предстоящий отдых с друзьями. Кажется, она не отдыхала уже целую веч-ность.
   Разорвав упаковку, она вытащила одну хрустящую пластинку, потом дру-гую, положила в рот и разжевала. Подтянула к себе лежавшую рядом книжку в мягкой обложке, на которой были изображены мужчина и женщина в ста-ринной одежде, сжимавшие друг друга в страстных объятиях, открыла ее на том месте, где лежала закладка, и через несколько секунд ее лицо стало от-решенным - под ним было пусто - его обладательница улетела в далекий и волшебный мир романтики.
  
  * * *
  
   Кристина Логвинова перешла из сна в реальность, как это часто бывало, почти незаметно и еще долго отрешенно осматривала автобус из-под полу-прикрытых век, прежде чем поняла, что уже не спит. Такое бывало очень часто, и ее личный психолог говорила, что у Кристины преобладает поверх-ностный сон, а глубокого почти и не бывает... она говорила и о причинах - говорила мудрено, научно - но этого Кристина уже не запомнила, впрочем, ей это и не было нужно. Главное - выполнять предписания, а в любом пред-писании, естественно, кроется и устранение причин какого-либо расстрой-ства. А причины и так ясны - переутомление, постоянные стрессы, усилен-ное внимание "желтой" прессы к ее личной жизни, а также алкоголь и, воз-можно, то, что она по старой памяти бурной молодости периодически позво-ляла себе побаловаться сигаретками с особой начинкой, хотя от травки, вроде как, никакого вреда быть не может. Ничего удивительного - жизнь известной певицы всегда полна сложностей, а постоянные выступления и богемные ту-совки отнимают много сил и здоровья.
   Кристина выпрямилась и сморщила нос, потом надрывно закашлялась и испуганно схватилась за горло. Ничего удивительного, что она проснулась, - в автобусе жутко воняет, аж в глазах защипало. Пожар что ли? Она привстала и в панике огляделась - но нет, в салоне не было ни пламени, ни клубов ды-ма, пассажиры вели себя совершенно спокойно, не выражая ни малейшего стремления спешно спасаться бегством. Какая-то блондинка, неспешно рас-чесывавшая свои роскошные волосы, взглянула на нее с ленивым удивлени-ем, и Кристина поспешно опустилась на сиденье, продолжая успокаивающе массировать шею. Все понятно, просто старый автобус, но как бы с такой во-нью ей не потерять голос - в горле уже першит, а у нее послезавтра запись с Басковым, а еще через два дня она должна ехать на гастроли в Германию.
   Логвинова вздохнула - вздох получился капризно-раздраженным. Только бы все было нормально, только бы никто не сглазил - мир полон завистни-ков, которым не удалось добиться того, чего добилась она. Потому и прихо-дилось значительную часть денег тратить на знающих экстрасенсов и дипло-мированных магов, которые охраняли ее от всяческого зла. В дороге же, ко-гда не было возможности даже позвонить кому-нибудь из "защитников", она полагалась на изобилие самых разнообразных талисманов. У нее были и си-не-зеленый аквамарин, оберегавший от порчи и предупреждавший об опас-ности, и гранат, который должен был приносить счастье, и довольно круп-ный изумруд в перстне (он мог давать способность предвиденья, особенно, если положить его под язык - пока, правда, у нее не получалось, но, возмож-но, лишь потому, что до сих пор предвидеть было особо нечего), и рубин, не-сущий удачу и долголетие, и хризолит, отгонявший ночные кошмары, и тиг-ровый глаз, снимавший усталость и защищавший от ненависти и коварства конкурентов, и кулон с огромной заговоренной жемчужиной - один из ее главных амулетов от бед и несчастий. На шее Кристины также висели: пра-вославный крест - на золотой цепочке, а египетский с ушком - Анх - на се-ребряной, кроме того, она носила на шее тисовые четки. В сумочке Кристина держала обсидиановую пирамидку, кроличью лапку, пузырек с заговоренной водой (в нее верила не особо, но пригодится) и травы в шелковом мешочке, собранные "особым образом". Между лопатками, вдоль позвоночника, изви-вался искусно вытатуированный когтистый и хвостатый дракон, похожий на диковинный корень, - символ счастливого случая, китайский дракон Чиао, тогда как на левой груди была вытатуирована пчела - индуистский символ реинкарнации. Зная значения обеих татуировок, Кристина все же сделала их больше ради красоты. То, что она частенько обращалась то к одной религии и культуре, то к другой, а то и к нескольким сразу, Логвинова вполне осозна-вала, но не считала это каким-то святотатством, полагая, что вера есть вера в любом случае - она едина, просто для каждого народа выражается в чем-то своем, поэтому заимствовать что-то то у одного культа и мировоззрения, то у другого вполне допустимо - так же допустимо, как и смешивать их. Пока это было еще увлечением, некой серьезной взрослой игрой, и Кристина была уверена, что в манию это не перерастет никогда - никаких там сект, мона-стырей и религиозного фанатизма.
   Кристина зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой, хотя рядом никто не сидел, потом поправила волосы - угольно-черные, с прокрашенными в них ярко-красными прядями, постриженные в стиле "акульи зубы" - очень длин-ные со спины и совсем короткие спереди. Эту прическу с поэтическим назва-нием "пламя в ночи" она сделала совсем недавно, и очень себе с ней нрави-лась. Муж... вернее, теперь уже бывший муж, прическу не одобрил, но это его сугубо личные трудности. Все, что было с ним связано, ее уже давно не касалось. Серость, бездарность, балласт... зачем она вообще за него выходи-ла? Недолгое время замужества прошло как-то мимо нее, всплывая лишь от-дельными, ничего не значащими картинками, словно она была посторонним человеком, на минуту заглянувшим с улицы в чужую комнату и в чужую жизнь, а потом отправившимся дальше, по своим делам. Жаль, что для того, чтобы развестись, пришлось возвращаться в родной город, потому что род-ной - вовсе не обязательно любимый, да времени много потеряла.
   Логвинова достала из сумки плеер, надела наушники и в ее ушах громко зазвучал ее собственный голос, певший одну из самых популярных песенок "Тень моей любви". Она откинулась на спинку кресла, рассеянно глядя на мокрые деревья за окном и слушая себя - внимательно, придирчиво и с удо-вольствием, и камни в ее бесчисленных перстнях поблескивали умиротво-ренно, похожие на подуставших и мирно дремлющих на посту стражей.
  
  * * *
  
   Лешка был единственным, кто толком так и не проснулся. Нельзя было назвать пробуждением то состояние, в котором он, не открывая глаз и не осознавая ни того, где находится, ни даже себя, на ощупь поменял диски в своем сиди-плеере, сунув прежний диск в стоявший рядом на сиденье пакет. Потом нажал на воспроизведение, и по его губам расползлась улыбка - от-решенная, словно и ей снились какие-то свои, особенные сны. Просыпаться он не собирался - ни тряска, ни дождь, ни голоса не могли ему помешать. Он знал, что просыпаться еще не время.
  
  
  * * *
  
   Виталия Воробьева, сидевшего прямо за креслом водителя, разбудили не дрогнувший автобус, не дождь, не сны, не истекшее время, засеченное телом для отдыха - ничто из того, что обычно чаще всего будит людей. Его разбу-дила тревога, четкое, почти осязаемое чувство опасности, сравнимое с хоро-шим тычком под ребра или чьим-то истошным воплем.
   Он выпрямился в кресле, тут же открыв совершенно не затуманенные сном глаза, как будто вовсе и не спал. Обладая реакцией хищника, которого малейшие, хоть мало-мальски тревожные перемены, будь то звук, запах или просто некое особое изменение в самой атмосфере окружающего мира, при-водят в состояние мгновенной внимательной бодрости, Виталий быстро ос-мотрелся, оценивая обстановку и выискивая источник опасности. Чутье не могло его подвести. Оно никогда его не подводило - опасность он всегда чувствовал так же безошибочно, как и смерть, этому быстро учились...
   Виталий неожиданно вздрогнул, и его серо-синие глаза, только что смот-ревшие внимательно и настороженно, вдруг стали беспомощными и затрав-ленными - глаза человека, который не в силах вспомнить, кто он такой, где очутился и как сюда попал. Губы искривились, сжались в узкую полоску, ло-вя уже готовый вырваться вскрик, пальцы левой руки судорожно вцепились в запястье правой, безжалостно сминая его, так что захрустели суставы. Боль, как ни странно, принесла подобие успокоения, и он чуть расслабился, глубо-ко вздохнув, потом поддернул вверх рукав кожаной куртки и посмотрел на свою правую руку, чуть шевеля пальцами, словно пытался нащупать в возду-хе нечто, видимое только ему одному. Облизнул пересохшие губы. Запозда-лое осознание только что приснившегося - настолько реального, что на долю секунды он и в самом деле подумал, что...
   Что?!
   Сон исчез, хотя только что он помнил... Исчез в один миг, как рисунок на песке, захлестнутый высокой волной, оставив после себя лишь легкий и уже тоже исчезающий след боли, страха, особой горечи и грызущей тоски, понять которые нельзя, если только ты не...
   Что?!
   Виталий вздохнул и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Что бы там ни было, это просто сон, кошмар, бред, которого не существует и о котором не стоит задумываться. Что сон? - за горло не схватит, по голове не огреет. Только вот рука... рука почему-то очень его беспокоила. Что-то с ней было не так, с этой рукой, что-то очень и очень не так... Виталий еще раз взглянул на свою раскрытую ладонь, его пальцы сжались на запястье в последний раз, а потом отдернулись - раздраженно и в то же время с явным облегчением. Он хмыкнул. Рука как рука. Надо же, привиделось... Переутомился что ли?
   Руки Виталия легли на подлокотники кресла с обманчивой расслабленно-стью. Пальцы и тыльные стороны ладоней покрывало множество свежих мелких царапин и проколов, словно Воробьев долго что-то искал в густых ежевичных зарослях, и, мимолетом взглянув на них теперь, Виталий чуть улыбнулся уголком рта. Он отвозил племяннице щенка чау-чау в подарок на день рождения, и дорогой тот, вертлявый и непоседливый, изжевал ему все руки, то пытаясь обрести свободу, то просто убивая время. Исцарапанные ладони еще хранили тепло щенячьего тела - живое тепло, одно из самых за-мечательных ощущений в мире. Сестра, конечно, увидев "подарок", в первые минуты едва не открутила Виталию голову, но смирилась очень быстро. Хо-рошенькая сучка - много шерсти и чуть-чуть зубов и глаз - с грозным име-нем Гера очаровала всех почти моментально, а когда, заснув, захрапела, раз-валившись кверху лапами и чуть подергивая во сне кончиками коротких ушей, даже сестра сказала с обреченным умилением: "Ладно, пусть живет".
   У самого Виталия в его небольшом двухэтажном доме жили двое чау-чау, у каждого из которых был свой этаж и каждый весьма ревностно относился к собственной территории. Умные, серьезные и независимые, похожие на ма-леньких, но очень хмурых медведей, они научили себя уважать и, в свою очередь, уважали хозяина - чувство, рожденное не палкой, но взаимным до-верием и справедливостью. Уважая хозяина, они уважали и его собствен-ность, и, хотя и на одном, и на другом этаже и помимо них хватало живности, на которую они бы с удовольствием поохотились, собаки никогда себе это не позволяли, хоть некоторую из этой живности недолюбливали, а ежа, воро-вавшего у них еду и укладывавшегося в самых уютных местечках, и вовсе ненавидели.
   Воробьев не был, что называется, зоологическим фанатом, не держал дома сто кошек и двести собак, и в его доме не было такого, чтобы не протолк-нуться, но, все же, дом был населен. Виталию сложно было это объяснить, но ему нравилось окружать себя жизнью, видеть вокруг жизнь в разнообразных ее проявлениях - видеть свежую зелень растений, смотреть, как мелькают в прозрачной воде юркие рыбки, как неторопливо и словно на цыпочках пере-двигается по приспособленному для него обрубку дерева, вращая своими странными глазами, хамелеон, как ругаются между собой попугаи, склонив голову набок, как неуклюже топочет по своим делам трехлапый, когда-то угодивший под машину еж. Чау-чау, все же, были его любимцами, знали об этом и умело этим пользовались, относясь к прочим привязанностям Виталия со снисходительным презрением.
   Да, жизнь. Ему нравилось смотреть на жизнь, прикасаться к жизни и соз-навать, что этой жизни ничто не угрожает. И идти на крайние меры, чтобы угрозы не возникало. К животным это не относилось, но людей он не щадил. Пусть будет больно сейчас, зато выживешь потом и к боли будешь готов все-гда. Он вел школу женской самообороны и к своим ученицам относился без всякого снисхождения и жалости - девчонки вплоть до выпуска уходили до-мой в синяках и ссадинах. Все же палку он не перегибал и очень тщательно следил, чтобы ни одна из его учениц не бросила занятий. Те, кто попадали в его школу, могли уйти из нее лишь выучившись, лишь тогда, когда он мог быть спокоен за их дальнейшую судьбу. Виталий бывал жестким, иногда бы-вал и жестоким и перед выпуском устраивал своим ученицам настоящие эк-замены по выживанию. Когда он считал, что какая-либо из девушек уже вполне обучена, то с помощью одного или двух крепких ребят организовы-вал на нее нападение - самое настоящее, без всякой фальши. И если ни о чем не подозревавшая ученица показывала хорошую реакцию на фактор неожи-данности и успешно отбивалась, он со спокойной совестью отпускал ее из школы. Жестоко? Пусть так. Но его девчонки могли спокойно ходить по го-роду в любое время суток и дать отпор любому любителю легких денег и да-рового женского тела, а то и какому-нибудь маньяку, вздумай они к ним су-нуться. Взять хотя бы недавний случай - одна из выпускниц легко отправила в нокаут своего бывшего приятеля, попытавшегося на почве уязвленного са-молюбия перерезать ей горло. А не будь Виталий жесток в своей преподава-тельской работе, девчонку бы, возможно, сейчас хоронили. Так-то.
   Взгляд Воробьева скользнул по мокрому окну, по ссутулившейся спине сидевшего перед ним водителя, по ветровому стеклу, снова по водителю, пе-ребежал на девушку в соседнем ряду, которая, откинувшись на спинку крес-ла и закрыв глаза, чуть покачивала головой в такт звучавшей в ее наушниках музыке, с праздным мужским интересом огладил ее ноги в высоких, чуть ли не до бедер сапогах, опять переместился на водителя, на этот раз уткнувшись ему в затылок, потом двинулся было к летящему мокрому заоконному пей-зажу, но на середине пути вдруг запнулся, дернулся и метнулся обратно, сно-ва вонзившись в стриженый водительский затылок. Виталий чуть выпрямил-ся в кресле, потом, как бы между прочим, передвинулся на соседнее - ближе к проходу, откуда он мог частично видеть профиль водителя - молодого еще мужчины, русоволосого и широколицего, напряженно смотревшего в лобо-вое стекло и постукивающего по рулю указательным пальцем правой руки, под грязным ногтем которого темнел кровоподтек. Словно почувствовав его взгляд, водитель чуть повернул голову. Но Виталий продолжал наблюдать - и за ним, и за дорогой, и даже за постукивающим по рулю пораненным паль-цем, неотвратимо ощущая, как с каждой уходящей секундой тревожное предчувствие перерастает в уверенность.
   Что-то было не так. Пока он еще не понял, что именно, но что-то было очень и очень плохо. И водитель знал об этом.
  
  
  II.
  
  
   Алина вытащила из стоявшего на соседнем кресле пакета бутылку мине-ральной воды, машинально подстукивая ногой в такт игравшей в салоне ка-кой-то немудреной иностранной песенке, крутанула крышку и вскрикнула, когда взболтавшаяся от тряской поездки вода с веселым шипением брызнула во все стороны.
   - Черт, нельзя поосторожней?! - рявкнул сзади мужской голос. Алина по-вернулась, виновато моргая. Сидевший сзади привстал, перегнулся через спинку ее кресла и ткнул чуть ли не в лицо девушке свой сотовый телефон с поблескивавшими на нем несколькими капельками воды.
   - Если он сломался...
   - Простите пожалуйста, - поспешно произнесла Алина, - наверное, бутыл-ка растряслась, а я...
   - Мне наплевать, что там у вас растряслось! - перебил ее владелец теле-фона, бережно обтирая свой аппарат рукавом дорогого черного пиджака. - Если он сломался, я с вас взыщу, не сомневайтесь!
   - Но я же не специально! - голос девушки слегка зазвенел от возмущения. - И потом, всего пара капель попала...
   - Это - дорогая вещь! - темноволосый, с небольшими залысинами на вис-ках мужчина еще раз взмахнул телефоном перед глазами Алины и опустился на свое сиденье. Его гладко выбритое, породистое лицо потемнело от бешен-ства.
   - Неуклюжая курица! - пробормотал он - вполголоса, но так, чтобы си-девшая впереди девушка услышала. Несколько секунд он нажимал на кноп-ки, потом торжествующе провозгласил:
   - Пожалуйста, не работает!
   - Бросьте! - лениво сказал сидевший на соседнем ряду худощавый чело-век, прикрывая крышку обтянутой красной замшей небольшой коробочки. - Во-первых, девушка извинилась. Во-вторых, подобные вещи предусмотреть нельзя. А в-третьих, вы уже полчаса возитесь со своим телефоном совершен-но безрезультатно.
   - Вам-то откуда знать! Вы же дрыхли все это время! - огрызнулся Алек-сей, с легким недоумением ощущая в себе уже не раздражение, а самое на-стоящее бешенство. Сотовая связь сдохла, автобус вот-вот развалится - дре-безжит на ходу, и весь салон провонял выхлопными газами, да еще безмозг-лые бабы, которые вечно тащат с собой гору всяческой снеди и не могут да-же толком бутылку открыть, и всякие уроды, которые позволяют себе вме-шиваться в чужие разговоры!
   И дождь...
   - Дрыхли! - с вызовом повторил он, в упор глядя на "ювелира-еврея" су-зившимися глазами. Тот спокойно пожал плечами и мягко, снисходительно сказал:
   - Спорить с подобными вам людьми бесполезно - одна головная боль и ничего больше.
   Обладатель телефона зло что-то ответил, но Борис уже отвернулся и за-был о нем. Он хорошо знал такой тип людей. На таких проще не обращать внимания, и тогда вся их злость сама собой сходит на нет. Такие много кри-чат, но за их криками, как правило, одна лишь пустота, и будь Борис атлетом с пудовыми кулаками, скандалист вообще бы слова не сказал в его сторону. Но Борис атлетом не был и предпочитал первый тип тактики. Он вставил нужную фразу в нужный момент, потому что вообще никак не отреагировать на подобное нельзя, но теперь об инциденте можно и забыть.
   - Почему мы так опаздываем?! - Ольга, не выдержав, выглянула в проем между креслами. - Эй, сударь за штурвалом! Я к вам обращаюсь! В чем де-ло?! Уже минут двадцать, как должны быть в городе!
   - Ничего подобного! - возразил с сонным весельем мужской голос в со-седнем ряду. - Еще полчаса как минимум!
   Над спинкой кресла появилась взлохмаченная голова и одобрительно ус-тавилась на Ольгины ноги, видневшиеся из-под разошедшихся пол кожаного френча.
   - Дамочка, не наводите панику раньше времени. Ну опоздаем минут на пятнадцать - и что? Иначе и быть не может. Общественный транспорт всегда опаздывает. Это такой обычай.
   - Спец по общественному транспорту, тоже мне! - Харченко презрительно фыркнула, открывая сумочку. Олег ухмыльнулся и сполз обратно на сиденье, томно обмахиваясь черной кепкой.
   - Я спец по любому транспорту. С удовольствием бы перебрал вашу ходо-вую.
   Позади него кто-то хрюкнул от сдерживаемого смеха. Алина невольно улыбнулась, пряча в пакет злополучную бутылку. За два кресла от нее чих-нули, потом послышалось удивленное неразборчивое бормотание.
   - Слюни подотри! - отрезала Ольга со спокойной злостью, деловито копа-ясь в своей сумочке. Ее собеседник усмехнулся в пространство, откинулся на спинку кресла и нашлепнул кепку себе на лицо. Закинул руки за голову, по-том вытянул ноги, вернее, попытался это сделать.
   - Господи, меня уже тошнит от этой вони! - произнес капризный девичий голос где-то в начале салона. - В самом деле, неужели нельзя ехать побыст-рее?! Как на похоронах тащимся!
   - Быстрее нельзя - дорога скользкая, - водитель еще больше ссутулился за рулем. - Уже скоро приедем, потерпите. Самую малость припоздаем.
   Сидевший за его спиной человек, до того вроде бы рассеянно наблюдав-ший, как дворники ритмично обмахивают мокрое ветровое стекло, резко по-вернул голову и внимательно посмотрел на водителя. Потер большим паль-цем короткие темно-русые бачки и спросил - равнодушно и негромко, так что услышал только водитель:
   - Гарантируете?
   - Ну конечно! - в противоположность ему водитель почти выкрикнул от-вет.
   Борис уронил очередной макет в коробочку и удивленно выглянул в про-ход - в голосе водителя ему послышались неуместные вроде бы, истериче-ские нотки, словно того подловили на чем-то криминальном или непристой-ном или...
   ...или он чего-то испугался...
   Показалось? Да нет, вон и рыженькая, так неудачно открывшая бутылку, привстала, держась за спинку кресла, и смотрит удивленно-настороженно. Борис повернул голову - в конце салона еще одна женщина перегнулась че-рез ручку кресла - так, что ее длинные светлые волосы почти касались гряз-ного пола. Мельком он подумал, что волосы у женщины воистину роскош-ные, сейчас такие редко увидишь, и едва удержался, чтобы не попросить ее приподнять голову, дабы не запачкать чуть завивавшиеся на концах пряди.
   - Что-то с автобусом? - хриплым со сна голосом спросила она. Впереди на своем кресле недовольно заворочался "спец по транспорту".
   - Все в порядке с автобусом! - раздраженно пробурчал он из-под кепки. - Что за паникеры собрались сегодня?! Дайте поспать человеку! Шеф, нельзя ли сделать потише это "гумца-гумца"?! И так башка квадратная...
   Водитель протянул руку и послушно убавил громкость магнитофона, по-том снова вернул ладонь на руль.
   - Откуда вам-то знать, что все в порядке?! - Марина подобрала свободно спадавшие волосы, перекинув их через согнутую руку, и через несколько кресел от нее директор ювелирного филиала удовлетворенно улыбнулся. - Вы же его не разбирали, не смотрели.
   - Я слышу, - снисходительно ответил Кривцов. - Так что едьте спокойно. Может, спеть вам печальную колыбельную песнь?
   - Избавьте! - язвительно бросила Ольга. Она захлопнула свою сумочку, несколько минут сидела молча, чопорно выпрямившись и задумчиво глядя перед собой, потом повернулась и посмотрела в щель между креслами.
   - Не могли бы вы дать мне зеркало?
   Девушка оторвала взгляд от книги и рассеянно посмотрела на нее затума-ненными глазами, очевидно, еще находясь во власти прочитанного или, воз-можно, плавая в каких-то своих сладких фантазиях. К ее губам прилипли крошки жареного картофеля, яркие на фоне густо-малиновой помады.
   - Что?
   - Зеркало, - повторила брюнетка тоном, каким разговаривают с несмыш-леными детьми. - У вас есть?
   - А, зеркало... Сейчас посмотрю.
   Она отложила книгу и начала перебирать содержимое своей пухлой сум-ки. Ольга наблюдала за ее действиями с тоской профессора, принимающего экзамен у бестолкового первокурсника, и Света почувствовала этот взгляд, но никак не отреагировала. Такие взгляды ее редко задевали. На людей, ко-торые так смотрят, не стоит обижаться, их можно только пожалеть.
   - Забыла, - наконец сказала она, резким движением застегивая замок "молнии". - Надо же! Впервые в жизни забыла зеркало, представляете?!
   - Неужели? Очень жаль, - холодно сказала Ольга, совершенно не разделяя ее восторга. - А вам не сложно спросить сзади?
   - За мной никто не сидит, разве что через пару кресел спросить... - Света достала из кармана куртки платок и промокнула губы, оставив на ткани жир-ный поцелуйный след. - Автобус-то сегодня почти пустой...
   Алина пыталась рассмотреть что-нибудь сквозь стекло, по которому хле-стали косые струи дождя, но единственным, что удавалось увидеть, были размытые силуэты деревьев, стремительно улетающие назад. Деревья росли сплошняком, почти вплотную подступая к дороге, и конца-края им не было видно. Она не помнила этой местности, правда это еще ни о чем не говорило. Да и о чем это могло бы сказать, кроме того, что город почему-то еще далеко, хотя автобус идет на вполне приличной скорости. Ни единого строения, даже какого-нибудь жалкого сарайчика, и ни единого просвета в стене деревьев. Интересно, что это за деревья?
   Она взглянула на часы, хмуро покачала головой и внезапно осознала, что не на шутку разнервничалась. Оттого ли, что поставщики могут ее не дож-даться?
   - Простите, у вас не будет зеркала?
   Алина вздрогнула от неожиданности и почти испуганно посмотрела на не-заметно подошедшую к ее креслу девушку, потом заставила себя улыбнуть-ся.
   - Конечно, сейчас. Как же это так - у женщины и нет зеркала?
   Та пожала плечами, склонив голову набок - жест получился виноватым и неожиданно детским. Длинная каштановая челка упала ей на лицо, закрыв один глаз, и девушка словно бы спряталась за ней.
   - Еще одно исключение из правила! - она громко засмеялась, когда через несколько минут Алина подняла голову от распотрошенной сумки, недо-уменно глядя в пространство. - Тоже забыли, да? Забавно. Три женщины без зеркала - это уже нонсенс! Ну, извините.
   Она повернулась и пошла к своему креслу, а Алина еще раз заглянула в сумку, мучительно стараясь вспомнить, клала ли она сегодня в нее пудрени-цу? Напрасно. Сегодняшнее утро затягивал такой плотный туман, словно оно отстояло от настоящей минуты на несколько лет. Она смутно помнила только две вещи - как дремала в такси по дороге на вокзал и как, покупала сигареты, только вот не помнила где. Алина даже не смогла толком вспомнить, какая на улице стояла погода и как она садилась в автобус. Да, хорошо вчера поси-дели, ничего не скажешь! Впрочем, все это ерунда, по сравнению с тем, что ресторан, мечта всей жизни, наконец-то открылся, работает, и к вечеру она вернется и снова увидит, как уютно светят на столах лампы под маленькими абажурами, услышит легкий плеск воды, сбегающей тонкими, почти невесо-мыми струйками в обложенный округлыми камнями крохотный "пруд", в котором показывают мокрые спины серебристые губастые карасики. Правда, "ресторан" - это, наверное, сильно сказано. Ресторанчик. Но свой. Конечно, проблем с ним еще будет... Алина мотнула головой, чувствуя, что ее опять начало клонить в сон. Она взглянула на часы, философски пожала плечами и закрыла глаза, поудобней устроившись в кресле.
   Полчаса прошли в тишине, если не считать злобного бормотания Алексея, все еще возившегося со своим телефоном, чьего-то похрапывания и громкого хруста поглощаемых стриженой девушкой чипсов. Автобус уверенно мчался сквозь ливень, и щетки "дворников" неустанно размазывали по стеклу бес-конечные струи воды. Раскачивалась укрепленная по верхнему краю ветро-вого стекла желтая бахрома, крутились и подпрыгивали подвешенные тут же вымпелы и незатейливые дешевые игрушки. С прикрепленного возле дверей плаката в салон ослепительно улыбалась длинноногая мулатка в бикини, сто-явшая на фоне прибоя.
   Большинство пассажиров, смирившись с тем, что автобус запаздывает, снова задремали. Ольга, нервно кусая губы, поглядывала то на часы, то в ок-но. Ее пальцы находились в беспрестанном движении, то оглаживая и без то-го идеальную прическу, то барабаня по ручке кресла, то теребя ремешок сумки. Она с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не устроить скандал.
   Сидевший за спиной шофера Виталий не спал. Он внимательно смотрел то в лобовое стекло, то на затылок ссутулившегося шофера, и на его лице все больше проступало выражение хмурого, в чем-то даже тревожного удивле-ния. Наконец он потянулся в кресле, хрустнув суставами, и рассеянно сказал:
   - До чего ж хреновая сегодня погода!.. Вроде разгар дня, а почти за час ни одной машины не видел!
   Шофер вздрогнул и пробормотал что-то вроде "попрятались" и "парши-вая дорога". Его пальцы судорожно сжались на руле, так что побелели кос-тяшки, и заметивший это Воробьев нахмурился еще больше, но его лицо тут же разгладилось.
   - Как бы не застрять, - озабоченно сказал он и передвинулся на соседнее кресло, чтобы смотреть на водителя в профиль. - Экипаж-то, прямо скажем, древний.
   - Не накаркайте! - огрызнулся водитель, пристально глядя на дорогу. Его лицо было застывшим, только уголок рта чуть-чуть подергивался.
   - Как вы без зеркала-то ездите? - поинтересовался его собеседник, глядя на то место, где должно было находиться зеркало заднего обзора. Водитель промолчал, чуть скривившись, точно у него неожиданно разболелся зуб, но Виталий не отставал.
   - Я вот одного понять не могу... Я этой дорогой не раз сам машины гонял, только вот теперь почему-то не могу понять, где мы едем?
   Руки водителя непроизвольно вывернули руль, и автобус дернулся, слегка накренившись, но тут же выровнялся. Сзади кто-то возмущенно вскрикнул, с полки свалилась матерчатая сумка и тяжело шлепнулась между креслами. Виталий привстал, наклонился к водителю и, придерживаясь за спинку крес-ла, произнес злым шепотом:
   - Слушай, мужик! Мы идем на хорошей скорости! Город должен был поя-виться час назад! Ты ничего не хочешь объяснить?! Думаешь, я не вижу, как ты дергаешься?!
   Водитель внезапно ударил ногой по педали тормоза, и автобус, визгнув шинами по мокрому асфальту, остановился так резко, что его заднюю часть подбросило, и какое-то мгновение она висела в воздухе, и колеса беспомощ-но вращались, потом ударились о дорогу. Пассажиров швырнуло вперед, с полок посыпались вещи. Шофер ударился грудью о руль, и у него вырвался хриплый возглас боли. Воробьев, судорожно вцепившись в переборку, устоял на ногах, чудом не вылетев в лобовое стекло. Подвешенные игрушки запры-гали в нелепом, дерганом танце, стукаясь друг о друга.
   Автобус застыл посреди дороги, урча мотором. "Дворники" с ритмичным скрипом мелькали взад-вперед. По крыше гулко барабанили дождевые капли.
   - Вы что - сдурели?! - заорал Борис, вскакивая. Алина, оглушенная, оше-ломленно трясла головой. Марина, всхлипывая, откинулась на спинку кресла, прижимая к лицу ладони. Из-под ее пальцев текла кровь, пачкая высокий во-рот светлого свитера.
   Дверь автобуса открылась, и в салон ворвался мокрый холодный воздух. Водитель, держась одной рукой за грудь, вскочил и вылетел из автобуса под дождь, где и застыл, крутя головой по сторонам и что-то бессвязно бормоча. Виталий выскочил следом, ухватил водителя за отвороты бежевой куртки и со всей силы стукнул о борт автобуса. У водителя вырвался квакающий звук.
   - Ты куда нас завез?!
   - Н-не знаю, - водитель жадно хватал ртом воздух вместе с дождевыми ка-плями. - Я сам ничего не по...
   - Как это "не знаю"?! - Виталий еще раз стукнул его об автобус, потом отпустил и отступил на шаг. По его лицу текла вода, мокрые волосы прилип-ли ко лбу. - Первый рейс что ли?!
   - Я десять лет на этом маршруте! - яростно возразил водитель, потирая ушибленную грудь. - Я ехал, как всегда... я просто... Я не знаю этой дороги! Этой - не знаю!.. И я не мог на ней оказаться! Я нигде не сворачивал! Я ехал, как обычно, а потом... - он запнулся, моргая мокрыми ресницами.
   - Что потом?! Начал ехать необычно?! - Виталий, крепко сжав губы, от-вернулся, глядя сквозь стену дождя туда, куда убегала мокрая асфальтовая лента, окаймленная шеренгами раскидистых деревьев. Казалось, он совер-шенно не замечает, что уже насквозь промок. Потом произнес - уже спокой-ней: - Да-а, блин, Элли, мы уже не в Канзасе!
   - А где - можно узнать? - с неожиданной вежливостью осведомился Кривцов, который, стоя на автобусной ступеньке, уже несколько секунд слу-шал странный разговор и, наконец, счел нужным принять в нем участие.
   - По-моему, я задремал... - пробормотал водитель, тупо глядя в простран-ство. - Задремал тогда... я... но секунды на две, не больше... я... но я не мог за это время никуда свернуть... я бы сразу понял... я...
   - Я правильно улавливаю? - осведомился Олег, задумчиво сдвигая кепку на затылок. Виталий кивнул, не оборачиваясь и продолжая вглядываться в невидимый горизонт.
   - Похоже мы заблудились.
   - Хе! - Олег неожиданно повеселел. - Что это за хреновина?! Мы не могли заблудиться! Здесь на Брянск только одна дорога!
   Водитель громко сглотнул, и его глаза удивленно округлились. Светлые ресницы теперь моргали с такой скоростью, что их движение почти не улав-ливалось. Виталий медленно повернул голову и так же медленно произнес, четко выделяя каждое слово, словно по одной прихлопывал ладонью на столе костяшки домино.
   - Какой! На хрен! Брянск?!
   - Обычный. Город такой, - охотно ответил Олег. - Основан, кажется, в ты-сяча сто...
   - Я ехал в Самару! - перебил его Виталий. - При чем тут Брянск?!
   - Ну, мужик, - стоявший на ступеньке сожалеюще развел руками, - пе-чально тебе это сообщать, но ты капитально ошибся автобусом. Он идет в Брянск - и только в Брянск.
   Водитель открыл было рот, но его опередил раздавшийся из автобуса воз-мущенный и в то же время испуганный женский голос.
   - Это быть не может!
   Все обернулись. Из-за плеча Олега выглядывала девушка в коротком лег-ком пальто, схваченном на талии широким поясом с блестящей пряжкой. Сползший набок берет еле держался на рыжих кудрях, взгляд изумленно рас-крытых глаз суматошно прыгал по ошеломленным лицам стоявших под про-ливным дождем людей. На лбу наливался небольшой кровоподтек от удара о спинку кресла.
   - Какая Самара?! Какой Брянск?! Вы что?! - она почти кричала, и облада-тель кепки досадливо поморщился, потирая ухо. - Это же волгоградский рейс!
   - Еще лучше! - Кривцов внимательно оглядел ее с ног до головы. - Если б не время года, я бы подумал, что вы оба перегрелись! А может, хорошо кур-нули с утреца, а?! Волгоград, Самара... Это же хрен знает где! Как вас зане-сло на брянский рейс?! Или вы читать не умеете?!
   - Волгоградский! - упрямо возразила ему Алина - теперь уже немного жа-лобно - и остановила взгляд на водителе. - Ну скажите же ему! Вы чуть нас не угробили, так теперь...
   - Он вам скажет то же, что и я: автобус идет в Брянск - и только в Брянск. Ну нет из Смоленска волгоградских рейсов!.. кажется...
   Лицо девушки резко побелело, и веснушки выступили на нем яркой рос-сыпью.
   - Как из Смоленска? - с трудом произнесла она, вцепившись в поручень так, что захрустели суставы.
   Виталий неожиданно расхохотался, закинув голову, так что дождевые ка-пли беспрепятственно забарабанили по его лицу. Чуть приглушенный шумом дождя сухой смех прозвучал нелепо и пугающе. Водитель съежился и начал бочком пробираться к двери, вытирая спиной мокрый борт автобуса.
   - Так, - негромко пробормотал Олег, - вот и спятил один.
   - Может, мы внутри все выясним, - сказала Алина почти умоляюще и по-пятилась. - Вернитесь в салон, вы так простудитесь.
   - Да, верно, - Виталий, казалось, только сейчас заметил, что насквозь вы-мок. Он поднялся на одну ступеньку и остановился, смахивая ладонью воду с лица и волос. - Только скажи-ка мне, рыжик, из какого города ты ехала?
   Алина была настолько сбита с толку, что пропустила фамильярность мимо ушей.
   - Из Волжанска конечно!
   - Класс! - весело сказал Воробьев, поднялся и прошел в салон. Следом юркнул водитель, и через несколько секунд дверь автобуса с легким шипени-ем закрылась, отсекая брызги и запах мокрой коры. Олег остался стоять на ступеньках, сжав губы и напряженно наблюдая, как водитель ерзает на сиде-нье, потирая ушибленную рулем грудь и что-то бормоча. Пассажиры сидели на своих местах, терпеливо дожидаясь, пока водитель даст объяснения и ав-тобус поедет дальше, только Света стояла возле кресла Марины, которая си-дела, откинувшись на спинку, и прижимала к носу испачканный кровью но-совой платок. Еще один, насквозь мокрый, валялся на полу, чистый Бережная нервно комкала в пальцах. Никто не слышал разговора, и вошедших встрети-ли возмущенными и злыми взглядами.
   - Почему... - начала было Ольга, но Света тотчас ее перебила.
   - Глупо, конечно, спрашивать, но никто не везет с собой лед?
   - Дайте сюда платок, - мрачно сказал Виталий. Борис перегнулся через ручку, взял переданный платок и протянул дальше. Из-за спинки другого кресла высунулась чья-то большая рука, приняла платок, почти потерявший-ся на широченной ладони и вручила его подошедшему человеку. Тот молча повернулся и пошел обратно к двери, которая тут же услужливо открылась.
   - Давай, - буркнул "спец". - Вот удачно, раненых нам еще не хватало!
   Он высунулся на улицу и вскоре вернул платок насквозь мокрым. Воробь-ев вернулся к пострадавшей, отклонил спинку ее кресла до предела и, сложив платок в несколько раз, пристроил его блондинке на переносицу.
   - Дышите через нос, выдох чуть задерживайте. Сейчас остановится.
   Рощина беззвучно шевельнула губами и закрыла глаза. Виталий отвернул-ся от нее и сел на одно из пустовавших кресел, взъерошив свои мокрые воло-сы.
   - Почему стоим? - деловито спросил кто-то. Олег вздохнул, поднялся в салон и остановился в проходе, облокотившись о спинки кресел и почти по-виснув на них.
   - Тут возникла небольшая заминка...
   - Я так и знал, что эта рухлядь сломается! - рявкнул Алексей, приподни-маясь. - Она же могла перевернуться! Ты нас чуть не убил - ты это понима-ешь, урод?!
   - Как только приедем, вы с этой работы вылетите! - крикнула Харченко, зло уставившись на водителя. Тот равнодушно пожал плечами и отвернулся. По его лицу все еще бродило ошеломленное выражение. Казалось, он не мо-жет понять не только где находится, но и кто он вообще такой.
   - Это смотря куда приедем, - негромко сказала Алина, уже вернувшаяся на свое место. Водитель протянул руку и выключил двигатель. На несколько се-кунд в салоне наступила тишина. Магнитофон молчал. Дворники безжизнен-но замерли. Дождевые капли монотонно стучали по крыше и стеклам. Нако-нец, Олег откашлялся, сдернул кепку и посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Его короткие пепельные волосы стояли торчком, отчего "спец" напоминал рассвирепевшего ежа.
   - Мой вопрос покажется вам всем очень странным, но... Короче, люди, куда вы едете?
   - Идиот! - отрезала Ольга, запахивая свой френч. Кривцов кивнул.
   - На вашем месте, возможно, я бы и сам так отреагировал, поэтому не обижаюсь. Вопрос все слышали? Уже можете начинать отвечать.
   - Мы сбились с дороги? - спросил Борис, крепко сжимая коробочку с ма-кетами. "Спец" неопределенно покрутил в воздухе растопыренными пальца-ми, потом вернул руки на спинки кресел.
   - Можно и так сказать.
   - Так автобус не сломан? - Алексей облегченно вздохнул. - Тогда давай-те...
   - Мужик, ты что - нерусский?! Ты можешь ответить толком, куда ты ехал?! - в голосе Олега зазвучало нескрываемое раздражение. - У меня дел не меньше, чем у тебя, и если я спрашиваю, куда ты ехал, значит это важно! Я тебе не авторитет, так спроси у водителя! Его слово тебя убедит?!
   - Это важней, чем вам кажется, - ровно произнес водитель, не повернув головы, и прозвучавшие в его голосе нотки вызвали на лицах всех без ис-ключения пассажиров выражение тревоги - пока легкой, но уже вполне ощущаемой, а вместе с ней появилась нервозность, которая, получив доста-точно пищи, вполне могла перерасти в панику. Марина приподняла голову и, придерживая компресс, в нос произнесла:
   - Куда мы могли ехать на ростовско-волжанском рейсе, кроме как в Вол-жанск?!
   - Хорошо же вы приложились! - холодно заметила Ольга. Ее пальцы нервно теребили в мочке уха золотую сережку, поблескивавшую зелеными камешками. - Наверное, сотрясение мозга. Интересно, как этот автобус мо-жет ехать из Ростова, когда он ехал из Костромы?!
   - Что вы несете?! - Алексей вскочил, все еще сжимая в руке свой драго-ценный телефон. - Этот автобус идет в Валдай! Я же в Валдай еду!
   - Откуда? - спросил Олег, о котором на время все забыли.
   - Из Питера, естественно!
   Блондинка и худощавый мужчина, не так давно с ним препиравшийся, ус-тавились на него с таким неподдельным изумлением, что Алексей вдруг по-чувствовал себя неуверенно и неуютно - такого не было уже очень давно, а, может, и вообще никогда не было. Он опустился на место, чувствуя нарас-тающее беспокойство. Что-то было неправильно, но пока Алексей не мог по-нять, что именно. Пока он понимал только то, что часть пассажиров неожи-данно сошла с ума.
   - В Валдай, значит. Из Питера, - задумчиво произнес Олег. Сел на ручку кресла, хлопнул себя кепкой по колену и уныло сгорбился. - Ой, как это пло-хо.
   - Почему? - спросила Света, все еще стоявшая возле кресла Марины. Ви-талий едва слышно усмехнулся, и от его смешка Алина, судорожно нажи-мавшая кнопки своего сотового, вздрогнула.
   - Потому что я, например, еду на этом автобусе в Брянск, хотя при этом вон та милая девушка, - спец кивнул в сторону Алины, - едет на этом же ав-тобусе в Волгоград, а этот наблюдательный мокрый мужчина намерен по-пасть на нашем автобусе в Самару. Кому есть что сказать?
   Тут же он уронил кепку и зажал уши ладонями, потому что все пассажи-ры, не исключая и Марины, мгновенно забывшей о своем пострадавшем но-се, вскочили и заговорили разом, стараясь перекричать один другого. В авто-бусе поднялся невообразимый гвалт. Водитель тупо смотрел в лобовое стек-ло, кроша в пальцах незажженную сигарету. Виталий молчал, пристально разглядывая полосу мокрых деревьев за окном.
   - Я еду в Краснодар! Что это за бред?! Мне в Валдай совсем не надо! Я не могла ошибиться! - надсаживалась Бережная.
   - Да Краснодар вообще в другой стороне! - кричал в ответ какой-то паре-нек лет семнадцати в не по размеру огромной куртке, из которой жалостно торчала его длинная тонкая шея. - Вы двинулись все, что ли?! Это камышин-ский автобус!
   - Как он может быть камышинским, когда он киевский! - Борис начал рыться в карманах, дабы предъявить билет и поставить все на свои места. - Киевский!
   - Ты не только автобусом, ты еще и страной ошибся! - Ольга, растеряв всю свою холодную надменность, почти визжала. - Лично я покупала билет на Волжанск и ни в какой долбанный Киев не собираюсь!
   - Это транзитный до Пятигорска! - упорно бубнил чей-то бас, не обращая внимания на прочие выкрики. - Через Саратов и Элисту!
   - Билет покажи!
   - И покажу, только и ты свой показывай! Киевский - придумали тоже!..
   - А вы-то что молчите?! - спросила Алина у выглядывавшей из-за кресла девушки в соседнем ряду. Девушка была облачена в блестящий красный джангл, переходящий в высоченные светло-коричневые с бахромой сапоги, в ее длинных темных волосах были прокрашены ярко-красные пряди, и спо-койствие на лице резко контрастировало со взбудораженностью остальных пассажиров. Унизанные множеством колец тонкие пальцы аккуратно держа-ли наушники.
   Услышав вопрос, Кристина взглянула на Алину и изящно пожала плеча-ми.
   - А чего мне сейчас дергаться? До Москвы еще часов шесть. А вам в Вол-гограде выходить, кажется. Или где?
   Алина изумленно подняла брови.
   - Вы разве не слышали, о чем тут говорили?! В какой город...
   - Да какая мне разница? - равнодушно ответила экзотичная девушка. - Он же транзитный, а через какие города идет, я не знаю. Я плохо разбираюсь в географии. Главное, что он идет в Москву, на остальное мне наплевать!
   - Да не идет он ни в какую Москву! - кисло сказал сидевший неподалеку Олег. - Вы еще не поняли?!
   - Кстати, вам не кажется странным, что вы путешествуете якобы в Моск-ву, до которой ехать больше суток, в такой рухляди?! - заметила Алина. Олег посмотрел на нее взглядом умирающего.
   - Какие сутки?! От Смоленска до Москвы шесть часов езды! Чуть больше, чем до Брянска. Ваш маршрут, по сравнению с остальными, еще ничего, хоть Москва и совсем в другой стороне.
   На лице Кристины спокойствие наконец-то начало сменяться легким, ка-ким-то сонным удивлением.
   - А при чем тут Смоленск? Я вообще-то из Волжанска. Я никогда не была в Смоленске.
   Кривцов схватился за голову и страдальчески застонал, и в тот же момент в визгливую перебранку в салоне вонзился резкий и жесткий крик:
   - Тихо!
   Голоса сразу умолкли, словно кто-то неожиданно выключил звук, и в ав-тобусе повисла напряженная, звенящая тишина, нарушаемая только чьим-то хриплым дыханием. Светловолосый мужчина, которому принадлежал этот казарменный окрик, встал и негромко произнес:
   - Вы забыли о главном.
   - О чем же? - почти враждебно спросила Алина, поворачиваясь. Виталий скользнул по ней равнодушным взглядом, потом улыбнулся - так же равно-душно.
   - Не о чем, а о ком.
   Он неторопливо прошел сквозь тишину к креслу водителя, сунул руки в карманы мокрой куртки и внимательно посмотрел на обернувшееся к нему растерянно-испуганное лицо.
   - Куда ты нас вез.
   Водитель отвернулся от него и взглянул на остальных пассажиров, кото-рые молча смотрели на него - каждый с собственной надеждой, ожидая отве-та, который докажет именно его, а не других, правоту.
   - Знаете, - сипло сказал он, - я вообще не могу понять, почему вы вдруг...
   - Куда ты нас вез?! - с нажимом повторил Виталий. Водитель глубоко вздохнул, точно перед прыжком с большой высоты, и с явной неохотой отве-тил:
   - В Тулу.
   - Что?! - возмущенно-испуганно завопил кто-то. Алина склонилась вперед и закрыла лицо ладонью. Света непонимающе хлопала ресницами, глядя по сторонам. Олег наклонился, подобрал свою кепку и от души выматерился, запоздало-деликатно прикрыв рот ладонью.
   - Из какого города? - лицо светловолосого осталось спокойным - каза-лось, его уже ничто не могло удивить. Водитель неожиданно вскинулся в кресле.
   - Автобус следует из Воронежа в Тулу! - рявкнул он, сжимая кулаки. - И если вам надо в Москву, в Брянск или еще куда, то какого хрена вы делаете на моем рейсе?! Уж я-то знаю, куда еду!
   - Правда? - язвительно спросил стоявший рядом. - Может тогда скажете, где мы сейчас?
   - Это уже отдельный разговор! - хмуро буркнул водитель. - А что касает-ся... сейчас покажу вам приписные документы, и тогда...
   - Да уж, покажите! - встрял Борис и взмахнул в воздухе небольшим бу-мажным прямоугольником. - Билеты! Давайте сверим билеты!
   - Пусть покажет приписку! Пусть покажет, где там про Тулу написано! - Алексей выскочил в проход и ринулся к креслу водителя, но по дороге нале-тел на обладателя кепки, который встал, загородив проход. По его губам бродила скучающая улыбка. Уходить он явно не собирался.
   - Сядь на место, - "спец" вздернул голову - Алексей был гораздо выше его. - И так бардак, еще тебя не хватало для полной гармонии! Пусть спо-койно разберутся...
   - Я сам со всем сейчас разберусь! - заорал Алексей, брызжа слюной, и Олег, скривив губы, чуть отодвинулся. - Кто дал вам право здесь командо-вать?!
   - Да я не командую. Я вообще ничего не делаю. Просто стою. Мне нравит-ся тут стоять. Так что если хочешь пройти - лезь через кресло. С интересом на это посмотрю.
   - Хватит! - с досадой сказала Марина, закатывая ворот своего свитера так, чтобы не были видны пятна крови. - Бога ради, что вы как дети?! Вот мой билет, смотрите и убедитесь.
   Алексей презрительно хмыкнул, давая понять, что считает ниже своего достоинства связываться, отвернулся и сел на одно из кресел неподалеку. Вытащил портмоне и начал в нем рыться, поглядывая в сторону водителя. Борис взял у Марины билет, внимательно рассмотрел и отчеркнул ногтем ме-сто, где стояли четкие ровно пропечатанные буквы.
   Волжанск
   - Ничего не понимаю, - растерянно произнес он, предъявляя свой билет, где местом прибытия такими же буквами был указан Киев. - Ну, во всяком случае, мы согласно билетам едем из Волжанска и Ростова, а не из какого-то там Воронежа.
   - В этом нет никакого смысла, - пробормотала Алина. Она смотрела на свой билет с нелепой надеждой, словно этот клочок бумаги мог вернуть все на свои места. Мысли в ее голове кружились, наползали одна на другую, словно составляющие усердно помешиваемого кем-то густого супа. Что про-исходит? Чья-то идиотская шутка? Что-нибудь типа съемок "Скрытой каме-ры"? Наверное, иначе как все это можно объяснить?
   Алина начала украдкой поглядывать на остальных пассажиров. Смесь страха, растерянности, злости и непонимания - и на лицах, и в глазах, и в го-лосе, и даже в дыхании - скрываемые кое-как, неумело, они упорно просачи-вались наружу, как пот из кожных пор в жарком воздухе. У нее сейчас на-верняка было такое же лицо, и в лица остальных можно было смотреться, как в зеркало. Зеркало... Она нахмурилась.
   Три женщины без зеркала - это уже нонсенс!
   Ну, пропажа зеркала - это еще далеко не самое страшное. Особенно при данных обстоятельствах. Вероятно, теперь оно ей еще долго не понадобится. Алина повернулась и попыталась рассмотреть хоть что-то в оконном стекле, но в нем отражался только смутный размытый силуэт. Деревья за окном стояли неподвижно, лишь желтеющие листья чуть подергивались от ударов капель, и в этом было что-то нервное, словно деревья не могли дождаться, когда же они отсюда уедут. Отчего-то ей вдруг подумалось, что деревья тя-нутся на многие километры от дороги - сплошь лес, мокрый, безмолвный, равнодушный. Нет ветра и нет звуков - только сеющийся с низкого неба хо-лодный дождь, погребающий под собой застывший на дороге заблудившийся автобус.
   Дождь, плавно переходящий в конец света.
   Мы так долго стоим, и до сих пор не проехало ни одной машины. Ни еди-ной. Здесь только мы и деревья...
   - Можно взглянуть на ваш билет? - спросил Борис, перегнувшись через ручку кресла. Девушка вздрогнула, отвела взгляд от мокрого стекла и увиде-ла, что все пассажиры, не считая светловолосого мужчины, все еще стоявше-го возле водителя, собрались вместе - кто-то сидел в креслах, кто-то при-строился на кресельных ручках. Человек в кепке и недавно накричавший на нее владелец телефона, стояли, склонившись к остальным, - туда, где не-сколько рук перебирали, нервно сминая, листочки автобусных билетов. По-зади них возвышался молодой мужчина поистине героических пропорций, хоть сейчас отправляй на конкурс "Мистер Вселенная" - прочие на его фоне выглядели хилыми карликами. Грива длинных вьющихся черных волос, стя-нутых в пышный хвост, тяжелая нижняя челюсть, бычья шея, здоровенные руки, вполне способные без особых усилий раздавить чью-то голову, смуглая кожа - смуглая явно от природы, а не от сильного загара, да и черты лица не совсем славянские - почему-то казалось, что где-то в его генеалогическом прошлом присутствовали индейцы, а, кроме того, дело не обошлось и без аф-риканца... Впрочем, несмотря на устрашающую внешность, выглядел он вполне добродушно, хоть и был так же раздражен, как и остальные.
   - Конечно, - она протянула свой билет. Борис схватил его с неожиданной жадностью, и над клочком бумаги тут же склонилось несколько голов, едва не столкнувшись лбами.
   - Видите?! - торжествующе воскликнула Ольга, ткнув длинным ногтем куда-то в центр билета. - И здесь то же самое!
   - Что именно? - спросила Алина, поняв, что, заглядевшись в окно, пропус-тила что-то важное. Брюнетка вернула ей билет.
   - Ни на одном нет даты. И времени отправления тоже нет.
   Алина взглянула на билет и убедилась, что та права. Цена, налог, пункт отправления, пункт назначения. Чисел не было.
   - Вы не заметили, когда покупали?
   - На такое не всегда обращаешь внимание, - заметила Света. - Я всегда смотрю на место, а уж потом на все остальное. Села в тот автобус, который объявили и... Хотя, наверное смотрела, просто не помню.
   - Никто не помнит, - хмуро сказал Олег. - Откровенно говоря, я и как в ав-тобус садился, помню очень смутно, я еще толком не проснулся. На автопи-лоте садился. Еще удивительно, что я сел на свое место, - он отвернулся и, взглянув в окно, нахмурился еще больше. - Нам нельзя долго тут стоять... дождь... Эта рухлядь и так вот-вот развалится, удивительно, что ее вообще на рейс выпустили. Такие годах в восьмидесятых бегали, помню.
   - Так давайте поедем, чего зря тут торчать?! - Алексей нервно потер щеку. - Обсудить все можно и на ходу.
   - Погодите вы!.. Еще неизвестно, куда ехать - вперед или назад. Если вы не забыли, мы заблудились! - Борис откинулся на спинку кресла и похлопал себя по колену тоненькой пачечкой билетов. - Давайте подведем итоги. Нас одиннадцать человек...
   - На удивление мало, - вставил Олег. Борис кивнул.
   - Да, это тоже можно учитывать... Значит, все мы едем в совершенно раз-ные города. И при этом водитель убежден, что выехал из Воронежа, хотя при этом девушка едет из Волгограда...
   - А я - из Питера, - буркнул Алексей и мотнул головой в сторону "спеца", - а вон он - из Смоленска!
   - Удивительная наблюдательность! - Олег ухмыльнулся, потом, обернув-шись, окликнул Виталия: - Эй, мужик, а ты, собственно, из какого города-то выехал?!
   - Из Саратова.
   Олег развел руками, словно хотел показать, что снимает с себя всякую от-ветственность за происходящее. Алина не увидела этого жеста, она, вытянув шею, напряженно смотрела на тех двоих, что до сих пор не присоединились к их "собранию". Светловолосый мужчина стоял к ней спиной, но лицо води-теля она видела очень хорошо и так же отчетливо видела на нем страх и рас-терянность. Водитель что-то быстро говорил, тыча указательным пальцем то в приборную доску, то в ветровое стекло, то в сторону двери, то в пол, то просто начинал отчаянно размахивать руками, точно дирижер, пытавшийся обуздать неожиданно взбесившийся оркестр. Его собеседник механически качал головой, ничего не отвечая, и Алина вдруг почувствовала животную, нарастающую панику. Это была не чья-то дурацкая шутка. Они не просто ошиблись автобусом. Не просто заблудились. Все было намного, намного хуже. И деревья...
   Господи, при чем тут деревья?!
   - Да, - задумчиво произнесла Марина, - но при этом пятеро-то, едут из Волжанска. Пусть и в разные города, но из Волжанска.
   - А я, как и вы, еду в Волжанск, - с вызовом отозвалась Ольга, доставая из сумочки пачку сигарет. - Так что я, все-таки, в вашей группе. А вот осталь-ные, действительно, либо ошиблись, либо у них что-то с головой! Билеты еще ничего не доказывают!
   - Но ведь мы... - начал было Борис, но Харченко раздраженно отмахну-лась.
   - Наплевать! Нас всех объединяет один и тот же город, а от этого уже лег-че - разве нет?! Кто-то по-дурацки пошутил с этим рейсом! Разве вы не слы-шали про такие передачи?! А они все, включая и водителя, наверняка в одной команде! Изображают ужас, а в душе над нами потешаются! У одного из них наверняка камера! И в автобусе тоже где-то спрятана! Ничего, когда мы до-беремся до города, я выясню, что и как, и все эти шутники окажутся за ре-шеткой пожизненно! Я устрою так, что они пожалеют, что их мамаши в свое время не сделали аборт!
   Она щелкнула зажигалкой и закурила, выпустив изящную струйку дыма. Рощина неодобрительно поморщилась.
   - Обязательно здесь курить?
   - А вы предлагаете мне выйти на улицу?! - язвительно спросила та. - Если вам не нравится, почему бы вам не прогуляться самой?!
   - Вы могли хотя бы возле двери...
   - Я буду курить там, где мне это удобно! - отрезала Ольга и отвернулась. Марина открыла было рот для достойного ответа, но Борис успокаивающе положил ладонь ей на плечо.
   - Не стоит, оставьте ее. Еще не хватало, чтобы мы все здесь перегрызлись. И так все на взводе. Надо что-то решать, выбрать направление и ехать, может быть, мы успеем куда-то добраться до темноты.
   - Господи, - жалобно сказала Света и зябко обхватила себя руками, - да что ж это такое?! Мне нужно сегодня обязательно попасть в Краснодар! У Людки же сегодня презентация!
   - Мадам, очевидно, еще не поняла, что сегодня никто из нас не попадет туда, куда собирался! - ядовито сказал Алексей, и девушка взглянула на него почти с ненавистью, ей совсем не свойственной.
   - Заткнитесь, вы уже всех достали!
   - Хватит! - Борис, волей-неволей взявший на себя роль миротворца, воз-дел руки к потолку. - Прекратите! Руганью мы ничего не решим!
   - Тогда надо побыстрей определиться с направлением, - Алексей стукнул кулаком по спинке кресла. - Думаю, всем будет спокойней, когда эта чертова телега наконец-то куда-нибудь поедет. А потом можете сколько угодно рас-суждать, отчего да почему людей, ехавших в абсолютно разных направлени-ях, занесло в один автобус! Я хочу куда-нибудь приехать! Мне срочно нужно позвонить! Кстати, у кого-нибудь есть телефон?! Я заплачу... по тарифу.
   - У меня есть, - безмятежно ответила Кристина. Легкое удивление на ее лице так и не переросло в нечто большее - очевидно, серьезность происхо-дящего еще не дошла до ее сознания. - Но он не работает.
   - Мой тоже, - хмуро сказала Алина, но на всякий случай снова вытащила телефон и в очередной раз послушала поскрипывающую тишину. Оператор службы экстренной помощи не отзывался, хотя при этом индикатор качества сигнала показывал уверенный прием. Она пожала плечами и спрятала теле-фон.
   - Ну, в этом, как раз, ничего удивительного нет, - ободряюще заметил Бо-рис, проверивший свой телефон намного раньше. - Черт его знает, куда нас занесло!
   Олег кивнул головой в сторону Алексея.
   - Хоть и не хочется мне это признавать, но наш скандалист в чем-то прав. Нельзя, чтобы автобус застаивался. Нужно ехать. А там по ходу разберемся, чья это шутка и...
   - Если это шутка, то с каждой минутой она становится все занятней, - громко сказал Воробьев, незаметно подошедший сзади в сопровождении во-дителя. Олег вздрогнул и схватился за сердце.
   - Бля!.. простите, девушки. В следующий раз... тебя как зовут, кстати?
   - Виталий, - ответил тот, ероша свои мокрые волосы. Кривцов без церемо-ний протянул ему руку, и светловолосый машинально пожал ее.
   - Олег. Будем знакомы. Так вот, Виталий, ты предупреждай в следующий раз, а то я нервный, могу и инфаркт схватить от таких неожиданностей!
   - В таком случае, старик, может ты выйдешь, подышишь воздухом, пока я народу очередную новость сообщу, - предложил Виталий без тени улыбки на лице и расстегнул куртку. В вырезе его белой футболки блеснула серебряная цепь с крупными звеньями. - Новость-то неважная.
   Ладонь Олега снова с хлопком припечатала куртку на груди, и его лицо сморщилось как-то по диагонали.
   - Господи, что еще?!
   Виталий чуть отодвинулся в сторону, так что всем стало видно бледное и как-то сразу постаревшее лицо водителя. Если в тот момент, когда он прере-кался с Виталием, ему можно было дать не больше тридцати пяти, то сейчас он выглядел почти под пятьдесят. Даже потускневшие светлые глаза, каза-лось, состарились. Руки безвольно и равнодушно свисали вдоль бедер.
   - Вот тут Петр Алексеевич утверждает, что это не его автобус.
   - В смысле? - переспросил Борис, потирая переносицу. - Вы угнали его, что ли?
   Голова водителя отрицательно мотнулась. Одна рука взлетела и ухвати-лась за спинку кресла и тут же брезгливо отдернулась, точно дотронулась до чего-то мертвого и гниющего.
   - Нет, я ничего никогда... Но этот автобус - не мой! Я водил похожий... может, даже, точно такой, но это было давно... У нас на маршрутах сейчас нет таких автобусов. У нас "Икарусы-250"... "Лазы-696", и я на "Икарусе" хожу... но это ведь "Лаз-695-н"! У меня автобус новенький, чистенький, просторный, и двигатель... даже кресла... - он посмотрел на зеленый чехол кресла с нескрываемым отвращением. - У него такой ход!.. и барахло это на ветровом не болтается... я этого не люблю!.. - голос водителя стал почти умоляющим и забрался почти на конец второй октавы. - У меня только на приборке русалка стояла... - он сомкнул ладони, точно пытался охватить ими что-то круглое, - такая русалка в шаре, знаете?! Там вода и в ней блестки... они на ходу все время кружатся вокруг нее... но ее нет, и этот автобус - я не знаю его!
   - Русалки... шары!.. Что за бред?! - раздраженно сказал Алексей, похру-стывая суставами пальцев. - Да он же пьяный, вы посмотрите на него! Не удивительно, что он нас завез неизвестно куда! Ты с опохмела или еще не ложился?!..
   - Да я вообще не пью! - теперь в голосе водителя зазвучала истерическая злость. - У меня язва!
   - Ну да, конечно! Белка у тебя, а не язва!
   - Подождите!.. Так, получается, вы рейсом ошиблись?! Ну, автобусом, да? - Марина привстала, глядя на водителя с надеждой, показавшейся вконец помрачневшей Алине совершенно нелепой - ошибиться мог один, два, но не все сразу! - Вы просто не в тот...
   - Я вел свой автобус! - рявкнул водитель, тяжело дыша и глядя на пасса-жиров ненавидящим взглядом, взбешенный их тупостью. Его пальцы снова вцепились в спинку кресла и сжались. Раздался негромкий треск рвущейся материи. - Я был в своем автобусе, но теперь, почему-то, я веду этот, и я хочу знать, как это могло выйти?!
   - Что значит - был в своем, а оказался в чужом?! - Ольга вскочила, с не-нужной щедростью рассыпая на кресло искры и пепел с недокуренной сига-реты. - Что значит - ты не знаешь?!
   Петр Алексеевич вдруг сразу обмяк и опустился на сиденье. Невысокий, плотный, казавшийся крепким и надежным, теперь он весь как-то безжиз-ненно, податливо расплылся, точно из него разом вынули все кости.
   - Я же уже говорил... - его голова начала чуть покачиваться из стороны в сторону. - Кажется, я задремал... может быть... но не больше двух секунд... а потом... и дорога...
   - Петр Алексеевич пытается сказать, что задремал в одном автобусе, а проснулся в другом, который, к тому же, ехал по незнакомой местности, - пояснил Виталий тоном начинающего психиатра. - Вот, собственно, и все.
   Водитель подтверждающе кивнул, и в этом жесте проскользнуло явное облегчение от того, что хотя бы один человек понял, что он хотел сказать.
   - Это как же понимать?! - Олег чуть прищурился. - Пока вы спали, кто-то подменил вам автобус, так что ли?!
   - Я не знаю! - казалось, водитель вот-вот расплачется.
   - Хватит! Хрен с ним, с автобусом! - Алексей снова двинулся вперед, и на этот раз Олег не стал заступать ему дорогу, а сел на свободное кресло и, ут-кнув локоть в ручку, задумчиво подпер ладонью подбородок. - Мне плевать, на каком мы автобусе, все это - бред синюшный! Где мы и куда ехать - вот что важно! Ты мне скажи - когда ты понял, что заблудился?!
   - Ну... - Петр Алексеевич пожал плечами. - Не знаю... Час... Может, больше... Я...
   - Так какого ты молчал, урод?! - взревел Алексей и вдруг рванулся к во-дителю, в одном гигантском прыжке покрыв разделявшее их расстояние. Но на месте Петра Алексеевича, успевшего только испуганно приоткрыть рот, неожиданно почему-то оказался Виталий, а сам Петр Алексеевич, ойкнув, отлетел за его спину почти в начало салона, хотя не имел ни малейшего на-мерения это делать. Виталий перехватил разъяренного бизнесмена за запя-стье, потом нырнул куда-то вниз, и в следующее мгновение голова Алексея оказалась намертво зажата в сгибе чужого локтя, а сам он нелепо выгнулся с вытянутой назад и вывернутой рукой, хрипя от боли, злости и недостатка воздуха. Его лицо быстро наливалось кровью, глаза изумленно выпучились, словно он увидел на полу что-то очень интересное. Ольга взвизгнула, урони-ла недокуренную сигарету себе на колено, взвизгнула снова, на этот раз бо-лезненно и, смахнув окурок на пол, припечатала его ногой. На ее черных колготках появилась овальная дыра с оплавленными краями, и на коже мгно-венно выступило розовое пятно ожога.
   - Отпустите его! - закричала Марина, прижав ладони к щекам и растянув кожу, отчего ее полные губы разъехались в разные стороны. - Перестаньте! Вы же его убьете!
   Петр Алексеевич по-крабьи отползал к двери, в то же время пытаясь встать. На губах Алины, не отрывавшей глаз от застывших в проходе сплет-шихся фигур, против ее воли появилась змеиная улыбка. Олег все так же си-дел, задумчиво подпершись, но теперь на его лице был простодушный азарт-ный интерес школьника, наблюдающего за потасовкой одноклассников.
   - Неплохо, - спокойно заметил Жора. - А лучше сразу в окно.
   - Пусти! - просипел Алексей, чье лицо уже приобрело устрашающе багро-вый цвет. - Пусти, козел!
   - Я тебя отпущу, если ты сядешь на свое место и будешь сидеть очень ти-хо и не психовать, - размеренно сказал Виталий и, слегка оскалившись, уста-вился Алексею в затылок. Цепочка выскользнула из-за выреза его футболки и мерно раскачивалась в воздухе. - Сделаешь? Или тебя держать, пока ты не сдохнешь?!
   - Прекратите вы, в самом деле! - потребовал Борис с осторожным возму-щением. - Этого нам еще не хватало!
   Виталий взглянул на него с неожиданной скукой и слегка поддернул руку Алексея вверх. Тот попытался взвыть, но из-за сдавленной шеи у него вы-рвался только писк. Виталий чуть ослабил хватку, и Алексей, жадно глотая воздух, прохрипел:
   - Сделаю! Пусти, сука!..
   - Чудно, - сказал Виталий и резким движением оттолкнул Алексея, так что тот ударился о спинку ближайшего кресла. Одернув задравшийся пиджак, тот плюхнулся на сиденье, нежно растирая помятую шею, кашляя и бормоча, что он еще со всем разберется. Петр Алексеевич наконец-то поднялся и те-перь пятился к своему месту, втянув голову в плечи.
   - Умеете вы общаться с людьми! - раздраженно заметила Алина, вставая и закидывая на плечо ремешок сумочки. Раздражена она была, впрочем, не столько учиненной Виталием экзекуцией, сколько тем, что это отчего-то дос-тавило ей несказанное удовольствие. - Следуете правилу: "Если здесь нет главных, то почему бы не я"?!
   - Не самое плохое правило, - заметил Виталий менторским тоном. - И на всякий случай предупреждаю остальных: водителя не трогать! Понимаю, всем хочется его вздернуть за то, что сразу нам ничего не сказал, у меня и самого руки чешутся, но сейчас это роскошь. Потом - пожалуйста. Но в дан-ный момент водитель должен быть жив и желательно без тяжких телесных повреждений, ему автобус вести и, возможно - будем реалистами - долго.
   - Ты же сам только что водителем автобус колотил, реалист! - сказал Олег, не меняя своей задумчивой позы. Виталий пожал плечами.
   - Был не прав, вспылил.
   Он прислонился к креслу, хмуро глядя, как Алина мимо него пробирается в начало салона. Подойдя к водителю, она протянула руку, и Петр Алексее-вич шарахнулся от нее так, будто девушка замахнулась на него ножом. Али-на недоуменно взглянула на свою раскрытую ладонь, машинально спрятала ее за спину, потом осторожно спросила:
   - Петр Алексеевич, скажите... вы нас помните?
   - Я... не знаю, - плечи водителя чуть поддернулись вверх. - Может быть... Да нет, наверное нет... Я редко обращаю внимание...
   - Но может быть вам кто-то бросился в глаза... может быть, вы заметили кого-нибудь! - взволнованно произнесла Марина, сообразив, куда клонит Алина. - Не могли же вы вообще ни на кого из нас не посмотреть!
   - Может и посмотрел, - Петр Алексеевич опустился на свое место, погля-дывая на стоявшую перед ним Алину с опаской. - Не помню. И почему вы думаете, что тогда в автобусе были именно вы?! Ведь автобус-то был дру-гой!.. Отстаньте от меня, вот что! Можете говорить, куда ехать, а так - от-станьте! Я ничего не знаю!
   - А вы точно водитель? - Олег встал и потянулся. - Что-то очень уж бес-помощны вы для водителя.
   Петр Алексеевич ничего не ответил, только поджал губы дужкой, с пре-увеличенным вниманием разглядывая кровоподтек под ногтем указательного пальца. Дождь ожесточенно барабанил по крыше автобуса, и в наступившей тишине стук капель казался особенно громким. Несмотря на то, что день еще и не помышлял сменяться вечером, сеявшийся сквозь стекла свет стал совсем тусклым, безжизненным, и притихшие пассажиры превратились в тени, за-думчивые и расстроенные. Только тощий паренек заткнул уши наушниками и отключился от окружающего мира, да девушка с красно-черными волосами извлекла пилочку и сосредоточенно обрабатывала свои сверкающие ногти.
   - Ни у кого нет с собой зонтика? - наконец спросила Алина. Ответом ей было отрицательное молчание. Ольга чуть передвинулась, закрывая про-жженные колготки полой френча, потом закинула ногу на ногу.
   - Да курите вы здесь, не жеманьтесь!
   - Курить в автобусе запрещено! - неожиданно механическим голосом произнес Петр Алексеевич, что вызвало в салоне взрыв полуистерического хохота. Алина слегка улыбнулась, но улыбка получилась жалкой.
   - Откройте дверь, я выйду.
   Вслед ей что-то сказали, но слов Алина не разобрала. Выскользнув на улицу, она на мгновение зажмурилась, ошеломленная хлынувшим ей на го-лову ливнем, и под закрытыми веками возникло видение - ее ресторанчик, уютный свет под вишневыми абажурчиками, тепло, успокаивающий звон по-суды, аппетитные запахи, плывущие из кухни, за стойкой смешливая, черно-волосая, похожая на цыганку Женя, плеск воды в "прудике"... Алина откры-ла глаза и вздохнула. Она тревожилась за свой ресторанчик. Более того...
   Он не покидает моих мыслей... обстоятельства из рук вон плохи, а я ду-маю о нем каждые полминуты, как я могу сейчас думать о ресторане?.. это тревога или навязчивая идея... сейчас бы только приехать куда-нибудь, где есть люди и телефон, а ресторан никуда не денется!..
   ...звон посуды, лампы на столах... они так долго их выбирали...
   ...деревья... листья уже пожелтели, но еще не опадают... и как же такое может быть?..
   Алина вдруг почувствовала, что дождь больше не льет ей на голову и, вздрогнув обернулась. Рядом стоял Олег, подняв над собой свою кожаную куртку, так что она закрывала и его и Алину.
   - Не мог же я отпустить девушку одну под дождь, - сказал он, ухмыляясь. - Кажется, я знаю, для чего вы вышли, но это все равно ничего не даст, что бы там ни было написано. Все же, пошли посмотрим.
   - Сначала посмотрите туда, - Алина кивнула в сторону теснившихся у до-роги деревьев, тихо шелестевших под дождем. - Это, наверное, ерунда... но, вы не видите ничего странного?
   - Странного? - переспросил Олег с искренним недоумением, придвигаясь к ней вплотную, так что она почувствовала прикосновение его плеча. Скло-нив голову набок он несколько секунд молчал, потом произнес: - Ну, это очень мокрые деревья. И их очень много.
   - Идите сюда.
   Алина двинулась к деревьям, стуча каблуками по мокрому асфальту. Олег, чуть помедлив, обернулся, потом пошел следом, снисходительно покачивая головой.
   - Вы знаете, что это за дерево? - спросила она, прикоснувшись кончиками пальцев к мокрому стволу одного из деревьев, которое свечкой уходило вверх на добрых пару десятков метров, и его чуть пожелтевшие сердцевид-ные листья подрагивали от ударов капель. Олег пожал плечами.
   - Конечно знаю. Это тополь.
   - А это? - Алина указала на дерево гораздо более скромных размеров, росшее рядом, с овальными глянцевитыми листьями. Спец по транспорту прищурился.
   - Вишня, по-моему... Да, точно, вишня, у нас ею весь двор засажен. Вес-ной здорово цветет, а летом идешь, бывало...
   - А вон то? - перебила его Алина. Олег присмотрелся и покачал головой.
   - Врать не буду, не знаю.
   - Это яблоня, - она повернулась и начала четко и монотонно произносить названия, указывая то на одно, то на другое дерево: - Каштан, акация, череш-ня, кипарис, абрикос, сосна, персик, платан, шелковица...
   - А вы разбираетесь, - заметил Олег с легким уважением. Алина досадливо поморщилась.
   - Дед научил... Не перебивайте! Ель, слива, береза, кустарниковый дуб, гранат, клен... Вам достаточно? Я действительно разбираюсь, можете не со-мневаться. Что теперь скажете?! Такой лес вам не кажется странным?!
   - Да... сам по себе он бы так не вырос... Получается, мы в какой-то бота-нический сад заехали, так что ли? - Олег обернулся, вглядываясь в деревья по другую сторону дороги. - А вы глазастая!
   - Ботанический сад? - в голосе Алины проскользнула нескрываемая иро-ния. - Никакой идиот не стал бы сажать эти породы деревьев рядом друг с другом, это раз! А если бы и посадил, то одни непременно бы заглушили другие, попросту убили бы их - у деревьев ведь такая же борьба за выжива-ние, как и у животных, и многие из них не выносят взаимного соседства - это два! А три - климат, он подходит далеко не всем этим деревьям.
   - Но они же здесь растут - и вплотную! И выглядят вполне неплохо, - Олег стукнул носком ботинка по стволу тополя, а потом вдруг вытянул шею, вглядываясь куда-то в глубь зарослей. - Чтоб мне провалиться, если вон то - не пальма! Я видел такие в Ялте, точь в точь! Дела!..
   - Вот-вот! - торжествующе сказала Алина, поправляя мокрый берет и слегка ежась. - Где-нибудь на вашем маршруте есть такие леса-сады?!
   - Нет. Но это все равно ничего нам не дает, - Олег поднял куртку повыше. - Да-а, завез нас водила! А вдруг мы по какому-нибудь заповеднику катаем-ся? Потому и не ездит здесь никто... Виталя говорил, что он за целый час ни одной машины не видел. Я, кстати, тоже. Хотя... чтоб в заповеднике была такая трасса... сомнительно. Ладно, пойдем, глянем на табличку. Вы ведь за этим вышли, верно?
   - Верно, - Алина усмехнулась, но ее лицо сразу же стало серьезным. - Скажите, Олег, а вы... вы меня не помните?
   - Нет, к сожалению, - удрученно ответил Олег, потом подмигнул ей. - Странно, я бы сразу обратил внимание на такую девушку. Знаете, глаза у вас просто ведьминские, честное слово! Зеленущие, а затягивают как!.. Никого из ваших прабабушек не сожгли на костре за колдовство?
   На этот раз Алина даже не улыбнулась, казалось, она услышала только первую фразу, а остальные для нее потерялись в шуме дождя.
   - Вот и я вас не помню. Никого из автобуса не помню. А ведь всегда хоть кого-то из попутчиков запоминаешь - невольно. Видели, на левом ряду муж-чина сидит громадный, просто Кинг-Конг, на такого сложно не обратить внимание...
   - Да уж, - пробормотал Олег слегка раздраженно, и Алина хмыкнула.
   - Я хочу сказать, что человек таких размеров сразу бросается в глаза. Странно все это.
   - Думаете, нас усыпили и тайно перенесли в этот автобус во главе с води-телем?! - Олег рассмеялся. - Бросьте, кому такое нужно?! Все это - одна большая путаница плюс переопохмеленный Петр Алексеевич. Сейчас разбе-ремся с направлением, двинемся и куда-нибудь приедем, уж поверьте мне!
   - Хотелось бы, - произнесла Алина с внезапной тоской. - Ох, как хотелось бы! Что-то у меня такие предчувствия нехорошие!
   - Устали просто и нервы еще, - Олег на мгновение выглянул из-под куртки и тут же спрятался обратно. - Проклятый ливень! Посмотрим и назад, а то простудимся. Пошли.
   Водитель, нервно постукивая пальцами по рулю, посмотрел, как они, на-крывшись курткой, пробежали мимо открытой двери автобуса, и отвернулся. Его лицо было апатичным и усталым. Света, вернувшаяся на свое место, приникла к окну, почти касаясь его носом, и внимательно разглядывала дере-вья сквозь стекло, покрывшееся дымкой от ее дыхания.
   - И что это они там делали, интересно? - пробормотала она.
   Оставшимся пассажирам было не до ушедших - они ожесточенно спори-ли, в какую сторону следует ехать. Паренек в наушниках сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал. Кристина, запоздало начавшая нервничать, наблю-дала за спорящими, кривя губы с капризным нетерпением избалованного ре-бенка и то и дело спрашивая:
   - Скоро мы уже поедем?!
   Алексей в споре не участвовал. Его большие пальцы стремительно летали по кнопкам сотового, и те тихо попискивали. Карие, близко посаженные гла-за внимательно следили за игрой на дисплее, лицо было сосредоточенным и спокойным - спокойствие, натянутое туго, но неаккуратно, и опытный глаз мог бы увидеть, что под этим спокойствием притаилась злость, словно хищ-ник в засаде, с нетерпением ожидающий наступления своего часа. Злость на Виталия, унизившего его перед всеми. И злость на себя, допустившего это унижение. Как подобное могло произойти?! Он не считал себя ни рохлей, ни истериком - ни те, ни другие долго не выдерживали, их давили, сминали. Его до сих пор никто не смял, и то, что произошло - очень тревожный звоночек. В том, что он попытался ударить водителя, не было ничего страшного - это было вполне справедливо и естественно. Но он растерялся. И он просил. И все это видели.
   Алексей стиснул зубы, и крылья его носа слегка побелели, но выражение лица не изменилось. Разумеется, он этого так не оставит, но теперь придется ждать подходящего момента. Сейчас дергаться бессмысленно. Дергаться на-до было еще тогда. Сделав что-то сейчас, он только поставит себя в глупое положение. Надо подождать. Ведь верно говорят англичане: не бойся гнева сильного человека, но бойся гнева терпеливого человека.
   - Так значит, решено, продолжаем ехать вперед, - сказал Виталий, перека-тывая в пальцах незажженную сигарету. - Осталось только спросить мнение тех двоих...
   - В любом случае, нас большинство, - заметила Ольга тоном, не терпящим возражений. - Возвращаться нет смысла.
   - Все же, мы их спросим. Эй, а ты-то что скажешь? Здесь у всех право го-лоса.
   Алексей медленно повернул голову и взглянул на Виталия. Тот смотрел на него без вызова и насмешки - равнодушно, как смотрят на поднадоевшую старую мебель. Алексей не сомневался, что на его ответ Виталию глубоко наплевать, а вот, поди ж ты, все же спрашивает. "Принципиальный!" - поду-мал он с нехорошей усмешкой, глубоко погребенной под мрачным спокойст-вием. Вслух же произнес:
   - Я? Ничего я не скажу. Ведь решили уже.
   - Тебе все равно?
   - Абсолютно, - взгляд Алексея вернулся к дисплею - сейчас все смотрели на него, и это ему не нравилось. - Впрочем, продолжать ехать вперед было бы вполне логично. Все дороги где-нибудь заканчиваются. Трасса езженая, в порядке.
   - Хорошо, - Виталий сунул сигарету в рот, но тут же резко развернулся на звук шагов.
   В салон поднялся Олег. Он двигался очень медленно, словно во сне, ши-роко открытые глаза смотрели куда-то внутрь себя. Съехавшая мокрая кепка чудом держалась на затылке, с волос капала вода, стекала по лицу и шее, за ворот светлого свитера, испещренного влажными пятнами.
   - У кого-то... - сипло произнес он, откашлялся и начал снова, но теперь заговорил несвойственным ему дребезжащим фальцетом. - У кого-то извра-щенное чувство юмора. Когда я найду этого кого-то, то...
   - Что еще случилось?! - с досадой перебил его Борис, вставая. - И куда вы дели девушку?
   - Девушка стоит на улице, - продребезжал Олег, возвращая кепку в нуж-ное положение. - Я оставил ей свою куртку. Она стоит там, смотрит на таб-личку и ругается. Я тоже ругался, но потом устыдился и ушел - больно здо-рово у нее получается. А вам лучше к ней присоединиться - не сомневаюсь, когда вы увидите... у многих мат попрет из всех естественных отверстий.
   - Но ведь там ливень! - воскликнула Харченко с таким негодованием, точно Олег сделал ей редкое по своей непристойности предложение. - Ты что, сам не можешь объяснить, в чем дело?! Вряд ли это настолько сложно, что ты не справишься!
   - Что-то не припомню, чтобы пил с вами на брудершафт, так что лучше следите за своим языком, милая, - произнес Олег с неожиданной холодной злостью, мгновенно рассеявшей уже окутавшую его в глазах прочих пасса-жиров ауру добродушной шутливости. - Раз я говорю, что лучше выйти - значит, лучше выйти. А если вы боитесь, что дождь подпортит ваш внешний вид, то напрасно - почему-то мне кажется, что кроме нас на вас теперь еще долго никто не будет смотреть.
   Одновременно с его последним словом Света резко выпрямилась в своем кресле. Марина привстала, и ее рот округлился испуганным "о".
   - Перестаньте, - с досадой сказал Борис, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за зонтик, - женщины и так напуганы.
   - Женщины? - Олег иронически хмыкнул. - Да я, по ходу дела, и сам под-пуган.
   Он повернулся, надвинул кепку на глаза и вышел в дождь. Виталий уро-нил сигарету и, не сказав ни слова, стремительно выбежал следом, по пути перепрыгнув через валявшуюся в проходе чью-то сумку. За ним вылетел Алексей, чуть не сбив Бориса, который, чертыхаясь, стаскивал с себя пальто, а потом, нервно толкаясь и переговариваясь, потянулись остальные. Рощина извлекла откуда-то большой прозрачный зонт и поманила Свету, тут же вце-пившуюся в ее руку, словно испуганный ребенок. Уже на улице под зонтик нырнула и Логвинова.
   - Мне нельзя намокать, - сказала она с легким раздражением и провела кончиком мизинца под нижней губой. - От дождя портятся волосы и кожа. В следующий раз обязательно поеду самолетом или поездом, хотя первого бо-юсь, а второго не люблю - меня в поезде страшно укачивает. Только автобу-сы и машины... но в автобусе я больше не поеду.
   Ольга, презрительно скривив губы, вышла последней, прикрывшись своим френчем. Она шла быстро и уверенно, с силой впечатывая высокие каблуки своих полусапожек в асфальт и выбивая фонтанчики воды. Выражение ее лица было свирепым. Рушились все назначенные встречи, весь график летел к чертям - и все из-за чьей-то идиотской шутки. Удачное время выбрала се-стра для своей свадьбы, ничего не скажешь! И свадьба-то была убогая, уж в любом случае не заслуживавшая того, чтобы ехать на нее из-за тридевять зе-мель! Почему она села на эту развалину, почему не полетела самолетом?!
   Одна из тонких бровей-усиков сдвинулась к переносице, и в презритель-ном изгибе губ появилось нечто, отдаленно напоминающее недоумение.
   Почему она не полетела самолетом?
   Она не помнила.
   Или не знала?
   Ольга нервно дернула плечом. Она не страдала провалами в памяти и все-гда в точности могла сказать, что делала, когда и объяснить подоплеку любо-го своего поступка, поскольку необдуманных поступков не совершала. По-чему же теперь она не может вспомнить, что заставило ее решить возвра-щаться в Волжанск именно автобусом? Это напугало ее.
   Я проснулась в десять... я позвонила... я позавтракала... снова позвонила - Катьке, попрощалась, поздравила... мать что-то совала на дорогу - пи-рожки?.. сто раз ей говорила, что не ем никакого теста!.. такси... водитель идиот, тащится, как черепаха, всех пропускает!.. сигарета... господи, на какой свалке подобрали этот автобус, вонь и дребезжит, как... еще и ливень - здорово!..
   Секундочку!
   А где все остальное?!
   Сигарета, а потом сразу же пробуждение в качающемся, наполненном вы-хлопными газами салоне.
   Прочие пассажиры уже столпились перед автобусом, и идти до них было всего лишь пару метров, но женщине показалось, что она преодолела не меньше двухсот, да и шла минут десять. Рыжеволосая девушка стояла впере-ди всех, вскинув над собой руки с чужой курткой, и на ее лице застыло такое выражение, словно она вот-вот расплачется. Остальные, включая и водителя, сгрудились за ее спиной, молча глядя в одну точку, и выглядели так, словно их согнали сюда на расстрел. Только спец, щурясь от стекающих по лицу дождевых капель, крепко сжимал побелевшие губы, с трудом сдерживая вновь готовые вырваться наружу ругательства.
   Ольга обернулась и замерла, моментально превратившись в удивительно гармоничную часть застывшей группы.
   Никто из пассажиров не бредил и не был не прав, совсем недавно с пеной у рта доказывая, что автобус идет именно в тот город, куда было нужно каж-дому. И не был не прав, отстаивая город, из которого автобус отправился. В принципе, правы были все вместе и никто в частности. Табличка над ветро-вым стеклом, на которой, согласно всем правилам стояли пункты отправле-ния и назначения автобуса, ясно это подтверждала.
   Волгоград и Волжанск, Брянск и Смоленск, Валдай и Санкт-Петербург, Ростов и Краснодар, Самара и Киев, Пятигорск и Саратов, Воронеж и Тула, Москва... Все эти названия стояли на табличке, прописанные четкими чер-ными буквами одно поверх другого лишь с легким смещением, как бы специ-ально для того, чтобы прочитать можно было каждое, и в этой заботе чуди-лась особая издевка. Отдельно стояло только тире - длинное, жирное, рассе-кавшее странную печатную вязь на две части.
   А дождь усиливался, капли все громче и все безжалостнее барабанили по податливым листьям замерших деревьев, по железной крыше автобуса, по курткам и непокрытыми головам растерянных людей, и этот монотонный, неживой звук только подчеркивал окутывавшую мокрую дорогу тишину, особую пустую тишину, протянувшуюся на многие километры, и каждый из стоявших перед заблудившимся автобусом вдруг с предельной остротой ощутил, насколько он одинок в этом незнакомом месте под холодным, беско-нечным и равнодушным осенним дождем.
  
  
  III.
  
   Автобус снова мчался сквозь ливень, но в его движении уже не было де-ловитой уверенности, он больше походил на отупевшее от погони, измучен-ное животное, которое гонят вперед лишь граничащие с безумием остатки инстинкта самосохранения. Петр Алексеевич то прислушивался к звуку дви-гателя, озабоченно покачивая головой, то с отвращением поглядывал на рас-качивавшиеся перед ветровым стеклом веселенькие яркие игрушки, но чаще всего его взгляд обращался к дороге, покорно ложившейся под колеса, пус-тынной и прямой, как стрела, и тогда в его глазах появлялось уже прочно пустившее там корни жалобное выражение.
   Все пассажиры перебрались в начало салона - так было проще общаться да и взаимное соседство несколько успокаивало. Пересел даже Алексей, но по-прежнему пребывал в одиночестве - никто не захотел садиться рядом с ним. Его это задело, но лишь слегка - он был слишком занят, он размышлял.
   С того момента, как автобус вновь тронулся с места, прошло чуть больше часа. Первые десять минут все переговаривались скорее механически, оше-ломленные увиденным, отчаянно пытавшиеся разобраться в том, что проис-ходит - и в одиночку, и с помощью других одновременно, отчего то и дело путались в словах и мыслях и злились. Но постепенно среди пассажиров рас-пространилось некое подобие спокойствия, в чем-то сродни расслабленной апатии после шока. Олег, вернувшийся в свое прежнее состояние, упрочил это спокойствие легкими шуточками и прибаутками, с истинно русской щед-ростью присовокупив к этому початую бутылку коньяка, коя и была немед-ленно распита под извлеченные из сумки Светы чипсы, орешки и пирожки. Крохотную толику уделили даже Петру Алексеевичу, после чего жалобное выражение в его глазах приобрело несколько подмасленный вид.
   Чуть подогретая коньяком беседа приняла более непринужденный харак-тер - настолько непринужденный, насколько это было возможно для людей, совместно угодивших в некую неприятную историю. Но знакомились осто-рожно, точно шли по тонкому льду, прощупывая собеседников, пытаясь уло-вить фальшь, определить виноватого. Беда объединяла, но отнюдь не сбли-жала и не вызывала слепого доверия.
   Отвечая на вопросы и в свою очередь сама что-то спрашивая, Алина вни-мательно разглядывала остальных пассажиров, пытаясь понять, что скрыва-ется за их лицами, словами, жестами, ощущая точно такие же изучающие взгляды - некоторые легкие и умелые, словно скальпель в руках опытного хирурга, другие тяжелые и бесцеремонные, словно копающиеся в чужих ве-щах вороватые пальцы. Все это чем-то походило на игру, жутковатую и в то же время интересную. Они перезнакомились, они чуть-чуть рассказали друг другу о себе (еще неизвестно, что из сказанного соответствовало истине), они строили догадки, они даже пытались смеяться, но они были совершенно чу-жими друг другу. Чужими и подозревающими. И останутся такими, даже ес-ли, наверное, будут ехать вместе вечность.
   А что, если так и будет?
   Дурочка ты, Суханова! Напуганная, паникующая дурочка!
   Здесь никого и ничего нет. Только мы и дождь...
   Сжав зубы, Алина задушила назойливые, трусливые мыслишки, запрятала их куда-то в глубь сознания и отвернулась от окна, к которому ее взгляд про-тив воли возвращался снова и снова. Устроившийся рядом с ней Олег что-то в очередной раз сказанул, и некоторые рассмеялись - чуть натянуто, но все же рассмеялись. Смех успокаивал. Она чуть улыбнулась, хотя сказанного не расслышала. Олег ей нравился. Не особенно привлекательный внешне, но обаятельный, он казался славным парнем - настолько славным, насколько может быть человек, постоянно глазеющий на ноги какой-нибудь из пасса-жирок. По крайней мере он хоть как-то пытался приободрить остальных и, надо отдать должное, у него это получалось. Простодушный и легкомыслен-ный на поверхности, он, тем не менее, казался не так-то прост, и пошлова-тые, но не задевающие шуточки слетали с его языка с такой же легкостью, как и тщательно обдуманные колкости и рассудительные фразы. Чем-то он был похож на ярко окрашенную хищную рыбу, которая, вполне сытая, плы-вет неторопливо, выставив из темной воды высокий радужный плавник, но в случае чего плавник мгновенно мог уйти с поверхности, а вместо него вы-нырнуть распахнутая пасть с острейшими зубами. И тем не менее он ей нра-вился.
   Нравился настолько же, насколько не нравился Алексей Евсигнеев (Ев-сиг-не-ев! - раздельно и с отчетливой злостью поправил он Бориса, который, не расслышав, назвал его "Евстигнеевым"). Алексей вызывал у Алины не-приязнь не из-за той вспышки ярости, когда он обрушился на нее за подмо-ченный телефон, не из-за своей истеричности и нелепого упрямства. Не иг-рала тут роли и внешность - внешне темноглазый и темноволосый, с пра-вильными чертами лица Евсигнеев был довольно красив, и, совершенно не зная его, Алина вполне могла бы счесть Алексея очень даже интересным мужчиной. Но сейчас даже бледный призрак подобной мысли не мог поя-виться в ее голове. Евсигнеев был ей неприятен, более того, вызывал легкий холодок какого-то детского страха. Разговаривая, он никогда не смотрел со-беседнику в глаза - его взгляд мог упереться в чужой подбородок или в про-странство над чужим плечом, изучать какую-то деталь одежды или собствен-ные руки, но к глазам никогда не поднимался. Люди, не смотрящие собесед-нику в глаза, всегда ее настораживали. Евсигнеев никак не производил впе-чатления стеснительного человека, скорее...
   ...скорее он опасается, что кто-нибудь может что-то разглядеть в его глазах... что-то, чего лучше не знать...
   Она пожимала плечами в ответ своим мыслям - пожимала не без снисхо-ждения. Евсигнеев сказал, что занимается торговым бизнесом. Бизнесмен. Нет, скорее, бизнесменчик. В любом случае, бизнесмены - народ скользкий и во всем видят потенциальную угрозу, обман...
   Светлана Бережная поймала ее задумчивый взгляд и вскользь улыбнулась, заправив за ухо непослушную короткую прядь темных волос. Большая сумка со всяческой снедью, прежде покоившаяся рядом на кресле, теперь стояла у нее в ногах, хотя половина кресел в автобусе пустовала, и Светлана то и дело наклонялась и поддергивала сумку за ручки, стараясь устроить ее поудобней. При этом на ее лице появлялось особое хозяйственное выражение. "Пирож-ки, - думала Алина с незлой усмешкой. - Наверное, там гора еды и особенно пирожков... поэтому она так ее бережет". Света обмолвилась, что держит маленькую пекарню и пиццерию, и услышав это, Олег, усиленно работавший челюстями, немедленно осведомился:
   - Это не образцами ли готовой продукции мы сейчас закусывали?
   Светлана, мотнув головой, поджала губы - почти негодующе - как можно сравнивать! - потом в очередной раз улыбнулась, но в глазах ее улыбки не было. Несмотря на бодро звучащий голос, улыбчивость и спокойное выраже-ние лица, Бережная казалась самой напуганной из всех - не разозленной, возмущенной или ошеломленной происходящим, а именно напуганной. А когда она смотрела в окно, за которым хлестали косые струи дождя, в ее гла-зах мелькала паника, и она непроизвольно жалась к своей соседке. Тогда та, не глядя в ее сторону, успокаивающим, почти материнским жестом клала ла-донь ей на запястье, что-то произносила, и Светлана слегка расслаблялась, с нескрываемым восхищением поглядывая на светлые волосы соседки.
   Роскошные волосы Марины Рощиной и впрямь заслуживали восхищения, как впрочем и сама Марина. Алина, с присущим только женщинам умением находить изъяны в чужой внешности, была вынуждена это признать, все же подумав напоследок, что над Рощиной, скорее всего, ежедневно работал весь принадлежащий ей салон красоты. Длинные густые волосы, как с рекламы шампуня, гладкая сливочная кожа, правильные, гармоничные черты лица, царственную красоту которого не портил и распухший, покрасневший нос. Изумительные аметистовые глаза смотрели твердо, спокойно и такими же спокойными были слова и жесты. Она выглядела немного взволнованной, но не напуганной и в утешении и ободрении не нуждалась, хотя в автобусе на-шлось бы немало желающих их предложить. От Алины не укрылось, что все пассажиры мужского пола то и дело омывали Марину взглядом - кто испод-тишка, кто открыто. Та замечала и те, и другие взгляды, и время от времени ее губы трогала легкая улыбка, в которой было что-то кошачье, и в аметисто-вой глубине суживающихся глаз зажигался теплый золотистый огонек.
   "Красивая", - думала Алина не без доли зависти - не змеиной, ядовитой, а, скорее, обыденной: мол, хорошо бы и мне так, а нет - и не надо. На Рощину просто было приятно посмотреть, как на яркий свежий цветок или произве-дение искусства. Ладная, темноглазая Света, сидевшая рядом, сама по себе была очень даже хороша, но на фоне Марины казалась бледной невзрачной тенью.
   Света, наклонившись, что-то прошептала на ухо Рощиной, сделала левой рукой такое движение, будто закручивала в патрон лампочку, и обе затряс-лись от сдерживаемого смеха. Потом Марина завела ладонь на затылок и пе-рекинула волосы с одного плеча на другое - золотистая, густая волна мед-ленно, словно во сне, перекатилась по сгибу ее руки и хлынула вниз, захле-стнув и плечо Светланы, и между женщинами протянулась шелковистая, блестящая паутина, словно связав их. Марина засмеялась снова, убрала воло-сы, слегка потянулась, разминая затекшее от долгого сидения тело, и все мужские взгляды, как по команде, приковались к ее тонкому, натянувшемуся на груди свитеру. Алина, не удержавшись, хихикнула - очень тихо, так что услышал только сидевший рядом Кривцов. Он повернул голову и посмотрел на нее укоризненно, потом удручающе пожал плечами - мол, мужик - и в Африке мужик, это понимать надо.
   Она заметила, что Виталий отвел взгляд от Рощиной последним. Он явно благоволил к Марине больше остальных, но не подмигивал ей, как Олег, и не поглядывал осторожно и смущенно, как Борис, - он просто смотрел - откры-то и прямо - настолько прямо, что иногда уже сама Марина начинала беспо-койно ерзать и старательно отворачиваться.
   Он был единственным из всех, кто о себе вообще ничего не рассказал и не назвал своей фамилии. Алине казалось, что он сделал это не из-за опасения - просто на деле Виталию было абсолютно наплевать на все и на всех. У него была цель - доехать до какого-нибудь города, остальное его не волновало, и если Олег был самым бодрым и смешливым из всех пассажиров, а Светлана - самой напуганной, то Виталий был самым равнодушным, словно тогда - вна-чале под дождем, а позже - сцепившись с Алексеем, он исчерпал весь запас своих эмоций. Он сидел спокойно, говорил мало и так же мало спрашивал, и взгляд его был скучающим, но Алина очень хорошо помнила, как не так дав-но эти невыразительные глаза были иными - глаза человека, способного на многое, глаза человека, способного и убить, если он сочтет это нужным.
   Не самое плохое правило.
   Алина вдруг поймала себя на мысли, что ей было бы намного спокойней, если бы автобус остановился и Виталий бы вышел. Ушел бы в дождь и нико-гда не возвращался. Мысль была странной и более чем глупой, и, появив-шись, тут же пропала. В конце концов, только благодаря его наблюдательно-сти они так быстро узнали о том, что попали в беду, - а ведь могли еще ехать и ехать, переругиваясь с водителем, который, она не сомневалась, еще долго бы ни в чем не признавался. Виталий высказывал вполне здравые и дельные мысли и, пусть и варварскими методами, но сумел поддержать порядок. Дру-гое дело, что будет, если ему вдруг вздумается установить свой порядок?
   Сидевший на соседнем сидении человек отнюдь не вызывал у Алины та-ких мыслей, хотя рядом с ним Виталий казался карликом. Ему пришлось из-рядно потесниться, чтобы гигант Жора поместился в кресле. Жора больше всего походил на медведя - сытого, добродушного и ленивого, ценящего комфорт и спокойствие. Мускулистый гигант оказался человеком весьма об-разованным, любящим книги и шахматы, увлекающимся компьютерами, и в промежутках между вращающимися по замкнутому кругу вопросами "где мы?" и "что происходит?" успел обсудить с Олегом преимущества и недос-татки всех версий "Windows", рассказать Марине о значениях и особенно-стях женских причесок у той или иной древней цивилизации и поспорить с Борисом на тему государственного устройства Древней Спарты, проявив та-кие познания о периодах правления Ликурга и Лисандра, что Борис был уже и не рад, что начал этот разговор и вскоре его участие в нем свелось к кива-нию головой и односложным фразам. Глядя на Жору, Алина то и дело сдви-гала брови, мучительно пытаясь вспомнить, где могла его видеть - лицо Вершинина казалось ей очень знакомым. Но так и не вспомнила.
   Борис Лифман (Алина заметила умудренную и язвительную усмешку Алексея, появившуюся сразу же после того, как Борис назвал свою фамилию) казался на редкость аккуратным - и в своем внешнем облике, и в словах, и в поступках. Аккуратность переходила в осторожность, осторожность - в опа-ску и подозрение. Тем не менее, он на свой лад тоже пытался поддерживать порядок, но, в отличие от Виталия, использовал словесные увещевания и ста-рался свести на нет любые споры, возникавшие в салоне. Роль миротворца вполне отвлекала его от собственной растерянности и подавленности. Хотя они с Виталием были одного возраста - лет тридцати, Виталий все же оста-вался просто "Виталием", а в обращении к Борису невольно напрашивалось отчество.
   Коробочка с макетами украшений уже побывала в руках каждой из пасса-жирок, и, наблюдая, как женщины рассматривают каждое кольцо или кулон-чик, Лифман аккуратно улыбался, и в его глазах светилось явное удовольст-вие. Он внимательно выслушивал комментарии, и Алине казалось, что Борис запоминает не только слова, но и интонацию.
   - Я тоже когда-то хотела стать ювелиром, - говорила Светлана, прикиды-вая на палец приглянувшееся кольцо. - Работать с драгоценными камнями - это... - она пошевелила пальцами, затрудняясь подобрать определение.
   - Я сижу в модельном цехе, - в голосе Лифмана прозвучало легкое сожа-ление, - и больше работаю с воском и серебром. Я занимаюсь макетами. Так что золото-брильянты - это не ко мне. Я скорее художник. Но камни... вы правы, это нечто совершенно особенное. Настоящие, не искусственные кам-ни... они как люди - у каждого есть свой характер, своя сила, своя жизнь... Застывшие осколки мира, плененные стихии. В бриллианте - талая вода на солнце, рубины - иные как пламя, иные как кровь, а в иных словно плещется дорогое розовое вино... В изумруде можно увидеть весеннюю траву под све-том полной луны, а в сапфире - летние сумерки юга, густые и мягкие, как бархат... Но если неправильно огранить и неверно подобрать оправу, камень погаснет, и тогда вы увидите только дорогую вещь, но не драгоценную.
   - Вы так красиво рассказываете, - Светлана восхищенно вздохнула. - Так поэтично.
   Борис скромно отмахнулся.
   "А хорошо держатся! - думала Алина, невольно глядя на свои золотые кольца с простенькими "фианитами". - Хорошо держатся для тех, кто катит неизвестно куда и неизвестно с кем. Уже десять минут никто не выдвигает никаких версий".
   - Да-а, действительно, слова художника, а не ремесленника, - заметил Жо-ра. - А в Индии, кстати, с незапамятных времен драгоценные камни исполь-зовали в терапевтических целях.
   - Да, - Борис кивнул, - в ведической...
   - Бога ради, только не надо лекций по сакральной медицине! И без того уже голова кругом идет! Вы бы лучше подумали о том, что мы будем делать, когда кончится бензин! У любого бака есть дно... Что мы будем делать, ко-гда заглохнем посреди этого дурацкого леса?! Надо ко всему подготовиться заранее, а не рассуждать о драгоценных камешках! - резко сказала Ольга Харченко, докуривая очередную сигарету. В отличие от остальных она не ходила курить в конец салона, чтобы не сильно беспокоить немногочислен-ных некурящих, а дымила, не сходя со своего места, из-за чего у нее с Рощи-ной уже произошло несколько стычек, и они уже были недалеки от того, что-бы вцепиться друг другу в волосы.
   Слушая ее холодный голос, четко, без истеричных взвизгов выговаривав-ший каждое слово, Алина вздрогнула, представив, каково приходится ее подчиненным. А потом нахмурилась.
   Как странно. Если не считать шофера и мальчишки (который, уткнувший-ся в свои наушники, вообще не пожелал ни с кем ни о чем разговаривать, удовлетворив любопытство остальных пассажиров тремя словами: "Леха, учусь, отстаньте"), в автобусе собрались вполне благополучные люди. Уст-роенные люди. Люди, которые вполне могли бы себе позволить нечто иное - никак не старенький подтекающий автобус.
   Я был в своем автобусе, но теперь, почему-то, я веду этот!..
   Люди, которые не помнят друг друга. И не помнят старенький подтекаю-щий автобус.
   - ...я не заметил...
   - ... я никогда не смотрю...
   - ... на автопилоте пришел...
   - ... я не помню...
   - ... может и видела, но на ту минуту у меня были дела поважнее...
   - ... я бы сразу обратил внимание...
   И почему вы думаете, что тогда в автобусе были именно вы?!
   Билеты без даты и времени отправления. Разные города. Печатная вязь. Деревья. Кому понадобилось все так запутать? И для чего? Хотя, может быть...
   - Перестаньте вы смолить каждые пять минут, уже дышать нечем! Я и так простужена... я могу голос потерять! У меня завтра запись начинается! - раздраженно сказала Кристина, оглаживая большим пальцем ограненный ка-бошоном тигровый глаз в своем перстне.
   - Голос?! - Ольга презрительно хмыкнула. - Голос на сегодня как раз не обязателен, главное - длинные ноги, приличная грудь и минимум одежды, если, конечно, вы - не мужчина, хотя и...
   - Я не спрашиваю ваше мнение! - огрызнулась Кристина. - Я просто про-шу вас курить поменьше!
   Харченко ничего не ответила - отвернулась к окну, продолжая демонстра-тивно дымить. Кристина не менее демонстративно закашлялась, после чего начала что-то втолковывать Борису. Тот устало кивал.
   Алина чуть повернулась, так, чтобы по возможности видеть всех пассажи-ров, и лицо ее вдруг стало очень усталым. Мокрый берет она давно сняла, влажные рыжие кудри сбились, спутались и, наверное, выглядели смешно, но расчесывать их не хотелось. Может быть, скоро опять придется выходить под дождь...
   Ее взгляд упал на Алексея. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла и смотрел перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. Почувство-вав чужое внимание, он слегка подобрался, покосился в ее сторону, потом быстро и воровато глянул куда-то вперед, а в следующий момент его глаза снова стали пустыми, но теперь в этой пустоте было что-то неестественное. Алина была готова поклясться, что знает, на кого он смотрел, да и угадать это было нетрудно - только одному из всех пассажиров могла предназна-чаться мелькнувшая среди этой пустоты вспышка холодной ярости.
   Сколько времени прошло с тех пор, как все они начали обращать друг на друга внимание? Часа три? Или два с половиной. Не так много, во всяком случае. А она уже побаивается Алексея и Виталия, Алексей готов вцепиться тому же Виталию в горло, между Харченко и Рощиной установилась вполне отчетливая неприязнь... А что будет, когда пройдет шесть часов? Или два-дцать? Где гарантия, что они все не передерутся между собой, как пауки в банке?
   Алина закрыла глаза и позволила назойливому беспокойству о ресторан-чике заполнить все свое сознание. Сейчас эти мысли, теплые образы, почти слышимый плеск воды и почти осязаемые запахи кухни даже успокаивали. Особенно, если не смотреть на оконное стекло, не наблюдать за бесконечным бегом бесконечных дождевых капель и не видеть, как встряхивают листьями деревья, которым не положено быть вместе.
  
  
  IV.
  
   Ближе к концу четвертого часа все, если не считать задремавшей Светы, успели окончательно запутаться в версиях - от реальных и вполне невинных до самых фантастических. Дорога по-прежнему оставалась пустынной - ни одной машины на ней так и не появилось, и автобус одиноко катил сквозь непрекращающийся дождь. Вдобавок, где-то за низкими толстобрюхими ту-чами начало угрожающе погромыхивать, словно там ворчал, просыпаясь, не-ведомый сердитый великан. В открытые форточки врывался резкий запах озона. Марина попросила Петра Алексеевича включить свет, и тот беспреко-словно подчинился. Теперь пассажиры больше не прятались в тенях, но и тревога и на лицах, и в глазах была освещена самым безжалостным образом.
   - Ни хибарки, ни машинки, - кисло сказал Олег, поглядывая в окно на сплошную стену мокрых деревьев. - Хоть бы на велосипеде кто проехал, что ли! Али просто бегом пробежал. Не знал я, что в отечестве есть настолько обширные необитаемые территории.
   - Если мы до сих пор еще в отечестве, - вполне серьезно заметил Жора, чья голова почти полностью возвышалась над спинкой кресла. - Ни по при-роде, ни по климату ничего не понять.
   - Смотря, откуда нас везут и как на самом деле давно, - Ольга осторожно массировала затекшее колено. - Если нас действительно усыпили, как тут некоторые считают...
   - Глупости все это! - уже в который раз возмутилась Марина. - Кому бы такое понадобилось?! Наверняка скоро все очень просто объяснится само со-бой.
   - Правда? - скептически осведомилась Ольга. - Может, уточните, как ско-ро? Вы не заметили - это "скоро" длится уже довольно долго! Вспомните про билеты, про табличку, про все эти странности с автобусом, если верить нашему многоуважаемому шоферу, про то, что мы черт знает где находим-ся!.. У вас весь ум в волосы ушел?!
   Прежде, чем Рощина успела достойно ответить, Виталий встал и, обер-нувшись, произнес с ледяной вежливостью:
   - Брейк, дамы. Рассуждать рассуждайте, но на личности не переходите. Еще кошачьих свалок тут не хватало! Не накаляйте обстановку, она и без то-го паршивая, и не забывайте, что помимо вас здесь еще есть люди, которые тоже могут переживать. Вы, надеюсь, девушки умные, сообразительные и свои разборки тормознете до развязки. Верно?
   На последнем слове в его голосе прозвучала легкая угроза, но в противо-речие ей на губах появилась неопределенная улыбка, и адресована она была Рощиной. Та, чуть порозовев, сердито передернула плечами и отвернулась.
   - А вам не кажется, что вас это совершенно не касается?! - сказала Хар-ченко враждебно, но за этой враждебностью промелькнула некая заинтересо-ванность. - Мы как-нибудь без вас разберемся.
   - Без меня не получится, - улыбка Виталия стала иной, - так что лучше не разбирайтесь. Иначе вас придется успокаивать.
   - Мы уже видели, какими методами вы успокаиваете! - неожиданно пода-ла голос Алина, попытавшись встать, но Олег удержал ее за руку. - Их вы тоже чуток придушите для поднятия дисциплины?!
   Виталий ничего не ответил, только усмехнулся и сел на свое место. Заки-нув руку за голову, он закрыл глаза. Толстые звенья его серебряной цепи тускло поблескивали в неярком свете автобусных ламп.
   - Зря ты так, - негромко прогудел рядом Жора.
   - Если бы! - иронично отозвался Виталий, не открывая глаз. - Ты когда-нибудь видел, как искры или окурок попадают на сухую солому? Огня-то всего ничего, такая малость... а солома вспыхивает и сгорает мгновенно - ахнуть не успеешь.
   - Это ты к чему? - спросил Вершинин недоуменно, пытаясь поудобней устроиться в кресле.
   - Это я к тому, старик, что солома - это мы, полный автобус соломы, и с каждой минутой она становится все суше.
   - Но искры можно и залить, - Жора потер лоб. - Не обязательно их давить.
   - Мне некогда бежать за водой. Да и некуда.
   - Зачем же бежать за водой? - лицо Жоры стало настолько невинным, на-сколько это было возможно при его тяжелых и резких чертах. - Всегда мож-но использовать ту, что под рукой.
   Виталий, приоткрыв один глаз, посмотрел на него, и оба неожиданно раз-разились громким хохотом, звонко хлопнули друг друга по ладоням - так просто, словно были знакомы не один год, после чего каждый погрузился в свои мысли.
   - Надо же, смеяться умеет, - Алина несильно шлепнула Кривцова по паль-цам, все еще сжимавшим ее предплечье. - Ты уже можешь меня отпустить.
   - Могу. Но не хочу, - Олег улыбнулся чуть кривоватой улыбкой, но уви-дев, что в глазах Алины явственно заштормило, отдернул руку, точно обжег-ся, заслонился раскрытыми ладонями и запищал: - Ой, не бейте, тетенька, не буду больше, век воли не видать!
   Она фыркнула, но, увидев, что к их креслам идет Борис, поспешно убрала улыбку с лица. Лифман остановился возле них, и Олег приветственно при-поднял на голове свою кепку.
   - Славная нынче погодка!
   - Да уж, - Борис наклонился и заговорил смущенным и в то же время заго-ворщическим шепотом: - Алина, я попросил водителя ненадолго притормо-зить. Вы не могли бы посмотреть... посмотреть на деревья? Они... все такие же?
   Алина взглянула на него удивленно. Олег-таки уговорил ее рассказать про странный лес всем остальным, но это мало кого заинтересовало, и тот же са-мый Лифман обронил: "Да мало ли кто где что посадит, мало ли где что вы-растет".
   - Я все время на них смотрю, - хмуро сказала она. - Они не меняются.
   - А вы не можете ошибаться?
   - Нет. Хотя хотела бы, - Алина отвернулась, уже в который раз рассматри-вая плывущие мимо мокрые стволы и кроны. Она уже почти ненавидела их. Тополя... то здесь, то там - огромные тополя-свечи, как у них в Волжанске - почти до самого неба.
   - Каштан - видели только что? - Борис печально вздохнул. - Вам не дово-дилось бывать в Киеве? У нас там такие каштаны... так цвели...
   - Вы так говорите, будто мы прямиком на тот свет едем, - насмешливо произнес Кривцов, но на этот раз его насмешка была холодной. Борис рассе-янно пожал плечами.
   - Кто знает, - неожиданно сказал он и ушел. Олег покачал головой и сквозь зубы процедил одно из тех слов, которые обычно не употребляют в приличном обществе, потом вдруг чуть подтолкнул Алину плечом и провоз-гласил на весь автобус:
   - А может, мы в другом измерении, а?!
   - Потрясающая версия! - Ольга презрительно фыркнула. - Наверное, вы очень долго над ней думали.
   - А что?! - неожиданно сказала Кристина, кутаясь в свой джангл. - Я ко-гда-то читала одну книгу...
   - Неужели, - негромко пробормотала Харченко, пытаясь рассмотреть свое отражение в солнечных очках. Мокрый френч она повесила на одно из кре-сел, оставшись в коротком темно-красном шерстяном платье.
   -... там люди летели в самолете... Ну, они, короче, заснули... некоторые, а потом, когда проснулись, увидели, что попали... ну, не сразу увидели, а по-том, когда приземлились, что попали в другое измерение. А те, которые в са-молете тогда не спали, исчезли - только, короче, остались всякие их вещи - часы, кольца, зубы золотые, протезы... - Кристина начала разглядывать свои расписные ногти с таким вниманием, будто в них была врисована по мень-шей мере часть прочитанной книги. - А вдруг нас было гораздо больше, а мы про это не знаем? Не помню, как книжка называлась... Там еще такие... с зу-бами... все съедали.
   - "Лангольеры", - сонно сказал Жора, не оборачиваясь. - Я читал в детст-ве. Занятная вещь... в отличие от версии.
   Кристина сердито покраснела и пожала плечами.
   - Я просто так сказала. Просто вспомнила книгу.
   - Ну, в одном девушка права, - Олег глубокомысленно потер кончик носа, - и я уже это говорил. Нас слишком мало. Для такого... господи, уж не знаю, как правильно сказать... таких крупных рейсов... слишком мало.
   Он натянул кепку на нос и из-под нее внимательно взглянул на водителя. Тот даже со спины казался растерянным и подавленным... но было ли так на самом деле? Под растерянностью и подавленностью могло прятаться все что угодно. Кривцов был реалистом и не верил ни в бога, ни в черта, ни в преоб-ражающиеся автобусы. Болен ли был Петр Алексеевич, пьян или лгал, пре-следуя какие-то свои определенные цели, - это его волновало в самую по-следнюю очередь. Важнее были последствия, и поскольку Петр Алексеевич в первую очередь мог быть источником самых разнообразных неприятностей, Олег не спускал с него глаз и прекрасно понимал, что Виталий и здоровяк Жора сели точнехонько за спиной водителя совсем не случайно.
   - О, Господи! - Борис меланхолично вздохнул. - Да что толку от ваших версий, все равно ведь этим ничего не изменишь. Только аппетит разыгрался. Ни у кого больше не найдется что-нибудь пожевать?
   - Потерпите, вы совсем недавно жевали, - сказал Жора. - Нам нужно бе-речь оставшуюся еду, потому что...
   Он осекся, но было уже поздно - часть пассажиров снова начала испуган-но переглядываться. Губы Кристины задрожали, и она сникла в своем кресле. Потускневший, невидящий взгляд Алины уплыл куда-то в глубь салона, пальцы Марины начали нервно теребить край свитера, растягивая вязку. Лифман взглянул в окно с почти звериной тоской.
   - Все льет и льет, - пробормотал он. - Бесконечно...
   Его не услышал никто, кроме Кристины, и она поникла еще больше - в голосе Бориса ей послышался некий удар гонга, отзвук судьбы. Ее пальцы, приняв решение без ее участия, пробрались за вырез кофточки и намертво вцепились в висевшие на шее оба креста.
   - А что, все правильно, - Ольга развернулась, выставив в проход изящно скрещенные ноги. - Надо реально смотреть на вещи. Неизвестно, сколько мы будем ехать по этой глуши, а еда, как и бензин, не бесконечны. Поэтому лучше сейчас разделить еду поровну, а потом уж пусть каждый распоряжает-ся своей долей, как захочет, - по-моему, это было бы вполне разумно.
   - Разумно, вы правы. Но, как я понял, из всех нас еда есть только у Свет-ланы, - вдруг произнес Алексей, отрываясь от своего телефона, и некоторые из пассажиров, успевшие подзабыть о его существовании, вздрогнули.
   - Ну и что? - Ольга искренне удивилась, при этом даже не взглянув на крепко спящую Бережную, которая съежилась в кресле, смешно морща нос во сне и крепко обхватив себя руками - то ли от холода, то ли от страха поте-рять саму себя, пока ее сознание блуждает где-то далеко. - Значит, ей при-дется поделиться с нами. Она ведь уже сделала это раньше, так что не думаю, что откажет теперь.
   Алина медленно повернула голову и посмотрела на Ольгу так, словно увидела впервые. Ее веки чуть опустились, и изумрудный блеск глаз под ни-ми стал тусклым и холодным.
   - Будь вы на ее месте, вы вряд ли бы поделились с нами.
   Ольга усмехнулась ей с некой уютной снисходительностью - так усмеха-ются люди в своей теплой комнате, глядя сквозь оконное стекло на бегущих под ливнем прохожих.
   - Ты права, милая. Но я не на ее месте.
   На секунду в автобусе повисло неловкое молчание, рассеченное двумя хо-лодными и изучающими женскими взглядами. Алина отвернулась первой, мысленно с удивлением разглядывая столь неожиданно вспыхнувший в ней гнев. Она считала себя человеком достаточно добродушным, предпочитаю-щим скорее отшутиться, чем лезть в драку, но сейчас была почти готова вце-питься Харченко ногтями в физиономию и с величайшим наслаждением рас-полосовать ее. То ли Ольга так действовала на людей, то ли обстоятельства начали потихоньку пережевывать ее, Алинину, психику... в любом случае, ничего хорошего в этом не было. Алина сжала зубы, начала свой гнев уду-шать и удушила, после чего повернула голову и увидела, что за это время Виталий успел встать и теперь стоит неподалеку от кресла Бережной, погля-дывая то на Ольгу, то на нее с потаенным подозрением экзаменатора, выгля-дывающего у студентов шпаргалки. Не человек -цербер!
   - Давайте уж потом с едой разберемся, - предложил Борис почти жалобно, явно жалея, что вообще завел этот разговор. - Потом, когда все проснутся, успокоятся... грызни этой не будет... Нам сейчас главное автобус... Такой жуткий запах - может, у него что-то в двигателе горит? Или это такие вы-хлопные газы...
   - Это не выхлопные газы, это горят тормозные колодки, - авторитетно со-общил Кривцов и зевнул. - Не страшно.
   - Вы уверены?
   - Естественно, - сказал Олег с нескрываемым презрением к тому, кто не знает столь простых вещей. - Слушайте, люди, скучно-то как, елки! Пере-станьте киснуть, так только хуже будет! Может кто расскажет чего-нибудь увлекательное, а то что я тут должен один, как Шахерезада?!.. Если...
   Остальные слова Олега потерялись в громком коротком вскрике, полном ужаса и боли, страдающем, отчаянном и такой странной, почти потусторон-ней тоски, что никто сразу и не понял, что родился и замер он на побелевших губах Светы Бережной, которая уже не спала, а сидела в своем кресле, вы-прямившись и вытянув шею так, словно пыталась что-то разглядеть в ветро-вое стекло автобуса. Сидевшая рядом Марина, отпрянувшая от неожиданно-сти к окну, испуганно смотрела, как перекатываются на ее скулах желваки, бешено и мелко-мелко, по-собачьи, раздуваются ноздри. Распахнутые до предела глаза Светы смотрели в никуда - остекленевшие, неживые.
   - Ты что? - от волнения голос Рощиной превратился в малоразборчивый писк.
   Этот звук вывел Свету из ступора. Все ее мышцы словно оттаяли, она оползла в кресле, став удивительно маленькой и зарыдала, крепко вжимая в лицо ладони. Плач был громким, перемежающимся с иканием и стуком зу-бов, то и дело переходящим в истерический хохот. Бережную трясло, и ее го-лова с негромким глуховатым звуком билась о спинку кресла.
   - Ну, Света, успокойся, просто кошмар... - Марина попыталась утешающе ее обнять, но Света с неожиданной силой вырвалась. Ее ладони спрыгнули с лица и начали суматошно охлопывать тело, точно пытались потушить неви-димый пожар. Карие глаза яростно сверкали.
   - Я не такая... - сипло бормотала она, - ... не такая...
   Часть пассажиров уже столпилась возле них, и Олег, качая головой, гром-ко сетовал об истраченном коньяке, который бы сейчас очень пригодился.
   - Дайте ей по лицу! - сказала Ольга, перевешиваясь через спинку своего кресла. - Это всегда помогает!
   - Отойдите, - хмуро приказал Виталий остальным, опускаясь на корточки возле кресла Светы, и Марина, все еще безуспешно пытавшаяся успокоить соседку, инстинктивно рванула дрожащую Бережную к себе.
   - Не трогайте ее! Вы ненормальный!
   - Света, - произнес Виталий, не обращая на Марину ни малейшего внима-ния. Его руки метнулись и ловко поймали Свету за прыгающие запястья, сжали. - Светочка.
   Марина удивленно замерла, застыла и Алина, которая уже наклонилась, чтобы оттолкнуть Виталия от кресла. Обе смотрели на его пальцы, которые несколько раз скользнули по запястьям Светы к ладоням и обратно, потом окончательно перебрались на ладони, разминая их в каких-то одному ему из-вестных точках. Он повторял имя Бережной, словно некое заклинание, и его негромкий голос казался очень сильным и в то же время звучал с особой за-вораживающей бархатистостью. Света затихла, глядя на Виталия изумлен-ным детским взглядом.
   - А ты... - начал было Жора, но ладонь Виталия взлетела в воздух в пове-лительном жесте, останавливая его, потом коснулась шеи Светы за углом че-люсти. Чуткие пальцы и там отыскали какую-то точку, поиграли с ней, затем самыми кончиками пробежали по левой щеке Светы - от правого уголка губ к виску и обратно, и Света чуть поежилась от приятно-щекочущего ощуще-ния.
   - Ш-ш-ш, - Виталий легонько стукнул ее указательным пальцем по кончи-ку носа и чуть улыбнулся. - Все. Все?
   Света молча покивала, прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом тоже улыбнулась, расслабленно откидываясь на спинку кресла.
   - Спасибо.
   - Эффектно, - заметил Олег с нескрываемым восхищением. - Слушай, а нельзя и мне такое сделать? Наверное, чертовски приятно - Светик наш пря-мо неземным светом засветился.
   - А, иди ты! - беззлобно и необидно бросил Виталий, достал сигарету и направился в конец салона. Остальные снова обступили, насколько это по-зволяла ширина прохода, кресло, вопросительно глядя на Бережную, выти-равшую слезы тыльной стороной ладони. Ужас исчез с ее лица бесследно, и только в глубине глаз притаилась уже угасающая странная безысходная тос-ка.
   - Так что случилось, прелестное дитя? - участливо спросил Олег у Свети-ных ног, завлекательно обтянутых тонкими черными брюками. - Что ж за та-кой жуткий кошмар тебе приснился?
   Алина, наклонившись, положила ладонь на локоть Светы, и на этот раз та не стала вырываться - напротив, вцепилась одной рукой в ее запястье, а дру-гой - в плечо Марины и жарко, сбивчиво зашептала:
   - Этот водитель... что вы о нем знаете... вы ведь не знаете, кто он на са-мом деле... он ведь может притворяться... врет нам... куда он нас везет?.. куда?.. может, к каким-нибудь чеченцам... вы забыли, что они постоянно людей похищают... потом выкуп требуют... вам не приходило это в голову... кто он такой, этот Петр Алексеевич... он врет нам... врет!.. это он все устро-ил... он...
   Олег встряхнул ее за плечо, и она, подавившись словами, замолчала.
   - Тихо, тихо... Версия не лишена здравого смысла, но лишена вероятно-сти. Кроме того, Петр Алексеич сам перепуган до усрачки... простите, дамы, - Кривцов неодобрительно покачал головой в адрес самого себя. - В любом случае, это не твоя забота. Значит, тебе привиделся наш водила при полном боевом комплекте и в окружении зверских кавказских рож?
   Света медленно покачала головой.
   - Не скажу, - произнесла она, подумав, потом повернулась к Марине. - Те-бе скажу. И тебе, - Света поймала ускользавшую руку начавшей выпрямлять-ся Алины. - Вам скажу. А вы уйдите, пожалуйста.
   Олег пожал плечами.
   - Ну-ну, мрак покрытый тайной, - пробурчал он слегка обиженно и напра-вился к своему креслу. Света поманила девушек, чтобы они наклонились к ней и тихо сказала:
   - Мне снилось... Так странно, глупо даже... Я не могу сказать точно, но мне показалось, что это был не сон... Мне стало так страшно... и когда я проснулась, то мне вдруг показалось, что я действительно не такая, что я на самом деле какая-то уродина, жирная, страшная... Что нет у меня никакой пиццерии, и живу я в какой-то халабуде!.. Жирная, страшная...А я краси-вая!.. - ее ладони вновь судорожно запрыгали по лицу и по телу. - Я ведь красивая?!
   - Ну конечно, - Алина начала приглаживать ее растрепавшиеся волосы. - Ты замечательная. А это просто глупый сон. Забудь про него - и все.
   - Но это было так реально... - Света зябко обхватила себя руками. - Я чув-ствовала свое огромное тело, было так тяжело дышать... у меня была одыш-ка... я с трудом ходила... и мне... мне так не хотелось, чтобы наступало зав-тра...
   - И все-таки это был сон, - Марина наклонилась и обняла Свету, наполо-вину утопив ее в своих роскошных волосах. - Переутомление, нервы... У те-бя славная фигурка и замечательное личико, так что не забивай голову вся-кими глупостями. Все хорошо, ты здесь, с нами.
   - Утешила! - с кислой улыбкой сказала Бережная, и все трое рассмеялись - негромко, но от души.
   Смеясь, Алина невольно вспомнила, как совсем недавно наблюдала за Бе-режной, когда та бегала по салону, раздавая пирожки и орешки. Света была ладной, спортивной, но что-то в этой спортивности казалось немного непра-вильным. Она словно не привыкла к своей фигуре и не знала толком, как об-ращаться со своим телом, словно с платьем нового непривычного фасона, и в ее движениях проглядывала с трудом скрываемая неуклюжесть, особенно в том, как она бочком, сжимаясь, пробиралась между креслами, хотя могла и так пройти совершенно свободно. Скорее всего, совсем недавно она была очень полной и похудела настолько быстро, что еще не успела этого осоз-нать. Наверное, какая-то особенная диета, а вследствие ее - разнообразные особенные сны.
   Отсмеявшись, Алина пошла в конец салона, чтобы выкурить сигарету и увидела, что Виталий еще стоит у открытой форточки - она совсем о нем за-была. Поворачивать назад было поздно - он уже заметил ее и теперь рассе-янно наблюдал, как она идет между креслами. Алина отвернулась от него, пробралась к окошку на противоположной стороне и закурила, щурясь от ле-тящих ей в лицо дождевых капель.
   Дорога слегка повернула, и автобус качнулся, вписываясь в поворот. Али-на, не сводя глаз с мокрого стекла, ухватилась одной рукой за спинку кресла и вдруг, ни с того, ни с сего, ощутила странную пустоту, словно оказалась в другой реальности, где не было у нее ни ресторана, ничего и никого, да и са-ма она была...
   Была кем?
   Она нервно дернула головой и провела ладонью по лицу, словно стирая невидимую паутину. Наваждение исчезло, но страх остался - тупой, болез-ненный.
   ...когда я проснулась, то мне вдруг показалось, что я действительно не такая...
   Это еще что - коллективное сумасшествие?!
   - Вам плохо?
   Вздрогнув, Алина дернулась назад, стукнувшись о ручку кресла. Дымя-щаяся сигарета, как живая, выпрыгнула из ее пальцев и по широкой дуге уст-ремилась было на пол, но была ловко подхвачена чужими пальцами и вруче-на девушке целой и невредимой.
   - Спасибо, - сказала она с плохо скрытой досадой. - А с чего вы взяли, что мне плохо?
   - Вы побледнели, - Виталий взглянул мимо нее в окно, хмуро отметив, что уже начинаются сумерки. - И у вас стало такое испуганное лицо... Что-то увидели?
   - Да нет, - Алина нерешительно посмотрела на сигарету, потом затянулась. - Скорее... почувствовала. Нервы, наверное... Скажите, а у вас не было... такого странного ощущения... словно вы - вовсе и не вы?
   Воробьев усмехнулся - не без издевки, но его взгляд успел-таки маши-нально метнуться к собственной правой руке и тут же скакнуть обратно на веснушчатое лицо собеседницы.
   - Не было. Почему вы спрашиваете?
   Она раздраженно пожала плечами.
   - Просто... А вы не знаете - существует ли какой-то... ну, не знаю, газ что ли, чтобы людей с ума сводить?
   - Возможно. Человек весьма изобретателен в способах истребления себе подобных. Думаете, нам в автобус подпустили нечто такое?
   - Я думаю, что вы мне соврали, - с неожиданной серьезностью сказала Алина, глядя на него в упор. - Не знаю, почему, но вы мне врете. Вот, что я думаю.
   Она выбросила недокуренную сигарету, выбралась в проход между крес-лами и очень быстро пошла в начало салона. Виталий посмотрел ей вслед, потом автобус снова качнулся, и он бросил взгляд в окно. Потом быстро прошел к водительскому креслу и, оперевшись о него одной рукой, некото-рое время вдумчиво изучал дорогу через ветровое стекло, после чего вернул-ся на свое место, где его встретил сокрушенный взгляд Жоры.
   - На похороны я уже точно не попаду, - печально сказал он. - Плохо. Мать расстроится.
   - Похороны? - осторожно переспросил Виталий. Жора кивнул.
   - Да. Брат. Прибили по пьяни. Ну... мы, видишь ли, никогда особо и не ладили, так что... - он философски пожал плечами. - Мать очень просила приехать. Брат все-таки...- в глазах Вершинина вдруг блеснула колючая злость. - Мстит мне братец. Даже после смерти. Если б не он, я б в этом ав-тобусе не оказался!
   - Ты это брось! - резковато сказал Виталий, потирая затылок и глядя в ок-но. - Здесь пять баб, у одной уже истерика была... если и мы еще раскисать начнем - все, хана! А тебя это в особенности касается.
   - Почему именно меня? - хмуро осведомился Жора, подбираясь в кресле. Виталий улыбнулся.
   - Коню понятно! Ты из нас самый внушительный и на женщин должен действовать успокаивающе, они, в большинстве своем, считают, что пока на-ходятся в обществе такого титана, с ними ничего, хуже насморка, не при-ключится, - он подмигнул Жоре. - Женская психология, старик!
   - А ты, что ли, психолог? - спросил Жора с внезапным подозрением.
   - Упаси боже! - Виталий снова принялся смотреть в окно. - Слушай, тебе не кажется, что мы уже какое-то время едем не прямо, а по спирали?
   - Да, - приглядевшись, деловито подтвердил Жора. - Это плохо?
   - А хрен его разберет! - Виталий раздраженно потер исцарапанные паль-цы. - Все плохо, уж не знаю, что и хуже. Может, скоро и приедем куда-то. Ночь скоро, а бензин на исходе - вот, что особенно плохо, старик.
   Жора привстал и поверх спинки кресла посмотрел на Свету, которая, уже совершенно успокоившись, вместе Мариной тщательно изучала содержимое ее косметички.
   - Чеченцы, а? - пробормотал он, опускаясь. - Ты допускаешь такое?
   - Я допускаю все. Когда ни хрена не ясно, все, что угодно, можно допус-тить, - Виталий взглянул на часы. Жора потянулся и отчаянно зевнул.
   - Мудры изречения ваши. А ты знаешь, с какой-то стороны даже и повез-ло. Пять девушек - и все как на подбор. Особенно блондинка. Тебе как?
   - Сейчас - никак! - Воробьев вдруг рассвирепел. - Ты лучше думай, как лучше подготовиться к окончанию нашей прогулки, которое может быть са-мым неожиданным... и как бы этих девушек, всех как на подбор, не при-шлось вскорости из-под чужих жоп выручать! С ситуацией надо разобраться, а потом уже бегать с дымящимся наперевес!
   Жора добродушно хмыкнул, нисколько не обидевшись.
   - Нет в тебе никакой романтики, Виталя. Никакого, так сказать, душевно-лирического трепета. Приземленная ты субстанция!
   - Чего? - хмуро переспросил Виталий, потом поднял голову и, взглянув в лобовое стекло, прокатил по всему салону слово, обычно не употребляемое в культурном обществе. От причудливо перемешанных в нем эмоций слово прозвучало протяжно, мелодично и даже довольно красиво.
   Метрах в ста впереди асфальтовая трасса резко обрывалась. Странный лес приветливо расступался, давая место большой поляне, и на этой поляне воз-вышался внушительных размеров трехэтажный особняк - чудесное видение с арками, балкончиками, экседрами, тройными окнами и четырехскатной кры-шей, ухоженным садом и сплетением мокрых дорожек, выложенных яркой цветной плиткой. Особняк казался пустынным и нереальным и выглядел здесь совершенно нелепо - настолько нелепо, что Виталий не выдержал и ог-лянулся, желая убедиться, что не он один его видит. Но, судя по вытянутым шеям и широко раскрытым, остекленевшим от удивления глазам прочих, особняк действительно стоял на том самом месте.
   В тот же момент автобус, словно обрадовавшись вместе со всеми, чихнул, задребезжал всеми составными частями и, проехав еще метров десять, облег-ченно заглох.
   - Все, абзац! - констатировал Петр Алексеевич, облокачиваясь на руль всем телом. - Бензин кончился.
   - И дорога тоже, - прогудел Вершинин, вставая и упираясь головой в пол-ку.
   За особняком, округло огораживая поляну, насколько хватало глаз, сплошной стеной стоял лес, желто-зеленый, мокрый и хмурый. Деревья рос-ли настолько плотно, что не только проехать, но и пройти между ними почти не представлялось возможным - даже с такого расстояния было видно, что между ними придется протискиваться, и у мгновенно осознавшей это Али-ны вырвался жалобный звук, похожий на короткое рыдание.
   - Это как же так? - прошептала Марина. Алексей дернул головой, словно пытался кого-то боднуть, и саданул ладонью по спинке кресла.
   - Приехали!!!
   - Надо было тогда назад повернуть! - визгливо закричала Ольга. - Надо было тогда...
   - Вы все были за то, чтобы ехать вперед! - перебил ее Петр Алексеевич, вскакивая. - Вы все так решили! Чего ты теперь на меня орешь?!
   - Это ты во всем виноват! Завез нас хрен знает куда! И чего теперь де-лать?!..
   - Не верещать! - сказал Виталий, не отводя глаз от особняка. - Не мутить нервы остальным. Сядь и закрой рот, иначе я тебе его закрою, сука!
   Его голос прозвучал негромко и обыденно, точно Виталий рассуждал о погоде, но услышали все, и в автобусе повисла шокированная тишина. Побе-левшее лицо Ольги дернулось, она сделала хриплый жадный вдох, словно у нее неожиданно кончился воздух, беззвучно шевельнула губами и опусти-лась в кресло, глядя в затылок Виталию суженными глазами.
   - Ну, вы вообще уже!.. - возмутился Борис. Алексей улыбнулся, изучая ребро своей ладони.
   - Значит, все это время мы ехали сюда, - пробормотал Олег, подходя к Во-робьеву и вместе с ним вдумчиво изучая особняк. - Как это получается, что такая серьезная трасса ведет всего-навсего к какой-то хижине?! Как такое может быть?! Слышь ты, красавец, - он пихнул водителя локтем. - Это что такое?
   - Откуда мне знать?! - хмуро ответил Петр Алексеевич. - Может, мы смо-жем оттуда позвонить? И нам, наконец, скажут, куда нас все-таки занесло?
   - Если там кто-то есть, - пробормотал Олег. - Мне кажется, он пустой.
   - Вот сейчас и проверим, - Виталий нажал на рычаг, и дверь автобуса с шипением открылась, впустив в салон холодную свежесть и запах дождя. - Все равно выбирать не из чего. Автобус дальше не идет.
   Остальные пассажиры начали было выбираться в проход, но Виталий от-рицательно махнул рукой.
   - Нет, нет, не все сразу. Сначала я схожу и... - он обмахнул взглядом са-лон, - Жора, посмотрим, что и как. Неизвестно, что это за дом и что там за люди.
   - Я тоже пойду, - вдруг сказала Алина, глубже натянула мокрый берет и решительно двинулась к двери. Виталий так же решительно перекрыл ей до-рогу рукой, но Алина остановилась только тогда, когда почти уткнулась в эту руку подбородком. - И не возражайте! Если в доме кто-то есть, вам быстрей откроют, если с вами будет женщина. При таких обстоятельствах женщина вызывает большее доверие.
   - В принципе разумно, - заметил Жора. Виталий раздраженно взглянул на него и убрал руку.
   - Если вам охота мокнуть... - он пожал плечами и вышел в дождь. Верши-нин двинулся следом, нагнувшись в дверях, чтобы выйти на улицу.
   - Возьмите, - Марина протянула Алине свой зонт. - И если что, сразу же бегите в автобус.
   Алина молча кивнула и взяла зонт, с легким неудовольствием отметив, что никто больше не попытался ее отговорить. Никто и не смотрел на нее больше - все взгляды вновь приковались к особняку. Она отвернулась и спустилась по ступенькам. Виталий и Жора уже стояли перед автобусом и ждали ее, оглядываясь. Она отметила, что если Жора озирался больше с праздным интересом, то Виталий смотрел внимательно и цепко, словно в уме разбирал пейзаж по деталям, и его взгляд в чем-то казался профессиональ-ным.
   - Странное место, - сказал он хмуро. - Очень странное.
   - Ну, почему же, - Жора поежился и сунул руки в карманы. - Просто кому-то захотелось уединения.
   - Нет ограды, - Виталий пока не двигался с места. - Даже дохленькой ре-шетки нет. А домик выглядит богато. Сколько, интересно, тянет такая вилла?
   - На первый взгляд - тысяч восемьсот, это без обстановки и без внутрен-ней отделки. Здесь, наверное, около тысячи квадратных метров. Парадный особняк для истинных любителей роскоши. Мы продали похожий на про-шлой неделе.
   Все резко повернулись и удивленно взглянули на Алексея, который стоял, заложив руки за спину, и внимательно и оценивающе разглядывал дом. Каза-лось, Евсигнеева нисколько не заботят ни дождь, щедро поливающий его до-рогой костюм, ни откровенно неприязненные взгляды обернувшихся к нему людей.
   - Но насчет ограды вы правы. Владельцы таких домов всегда озабочива-ются мощной системой защиты. А уединенность вовсе не означает защищен-ность. Скорее наоборот.
   - А может здесь есть защита, просто мы ее не видим, - Жора вытер ладо-нью мокрое лицо. - Какое-нибудь силовое поле. Или мины.
   - Или самострелы. Или голодные львы, автоматически выпускающиеся при виде съедобных нарушителей, - Виталий хмыкнул. - Ладно, пошли. А вы, - он взглянул на Алину, - держите от нас дистанцию метра в два, не меньше. Если что - успеете удрать. Может, вернетесь?
   - Нет!
   Ответ получился слишком поспешным и прозвучал настолько по-детски упрямо, что Жора не выдержал и рассмеялся. Виталий слегка улыбнулся, от-вернувшись.
   Хотя всех четверых съедало нетерпение, шли все же медленно и осторож-но, не сводя глаз с особняка, стараясь уловить хоть малейшее движение за мокрыми оконными стеклами. За шумом дождя их шаги казались беззвучны-ми, и Алина, представив себя на месте обитателей дома, которые, возможно, сейчас наблюдают, как по дороге молча идут четверо насквозь мокрых лю-дей, настороженно озираясь, подумала вдруг, что сама бы, наверное, нипочем не открыла. Времена гостеприимства к незнакомцам прошли давным-давно, и в таком глухом месте при виде неизвестно откуда взявшихся чужаков ду-маешь в первую очередь только о плохом. Но почему же и в самом деле им не попадались никакие упреждающие знаки, таблички, ограды? Дом отнюдь не выглядел заброшенным - он был ухоженным и новым.
   И очень дорогим.
   Идя, она затылком чувствовала внимательные взгляды оставшихся в авто-бусе, которые, верно, сейчас все столпились возле лобового стекла. Ощуще-ние было не очень приятным, словно по затылку, перебирая холодными лап-ками, бегало какое-то насекомое.
   Вблизи дом оказался еще больше, превратившись в самый настоящий дворец. Мощные стены, сложенные из крупного серого камня, местами обте-санного, местами оставленного в своей природной форме, отчего дом час-тично и впрямь напоминал старинный замок. Тем сильнее контрастировали с этой замковой тяжеловесностью бесчисленные балкончики и веранды из светлого дерева, легкие, воздушные, с длинными балюстрадами и резными балясинами. Третий этаж, целиком облицованный деревом, и вовсе казался пряничным из-за кружевных наличников и прочих резных изысков. Стран-ную, хоть и привлекательную смесь замка, палаццо и русской избы окружали множество клумб, между которыми причудливо извивались выложенные бе-лыми и красными фигурными плитками дорожки, и увидев эти клумбы, Али-на удивленно подняла брови. Цветущие хризантемы, розы и георгины - это было, невзирая на слегка побивший их ливень, не только красиво, но и впол-не естественно. Изумительные бархатистые виолы, одни из ее любимых цве-тов, тоже допускались - со скрипом, но допускались. А вот тюльпаны, гиа-цинты и тагетесы сейчас цвести никак не могли. И тем не менее, нахально цвели, и даже сквозь холодный осенний дождь Алина чувствовала пьянящий гиацинтовый запах. Это было нелепо.
   Так же нелепо, как и деревья.
   Она отвернулась от цветов и поспешила к остальным, которые уже стояли перед двенадцатиступенчатой лестницей, ведшей к кирпично-красной двери с тяжелой золотистой ручкой. По обеим сторонам лестницы на каменных пе-рилах возлежали два мраморных льва - сонных, упитанных и выглядящих вполне довольными жизнью. На окнах первого этажа Алина заметила изящ-ные, но кажущиеся достаточно надежными решетки, и это почему-то ее не-много успокоило.
   - И что теперь? Стучать или звонить? - Жора осторожно дотронулся до морды одного из львов, но Виталий одернул его.
   - Ничего не трогай. Звонить... я не вижу звонка. Значит, постучим.
   - Нежно и деликатно, - пробормотал Жора.
   Тем не менее, никто не двинулся с места. Все продолжали нерешительно стоять перед лестницей и смотреть на закрытую дверь, и дом, казалось, тоже смотрел на них множеством мокрых окон. Смотрел оценивающе и задумчиво - пустить или нет.
   - К черту! - наконец сквозь зубы сказал Воробьев и начал подниматься по ступенькам. Алина приподняла зонт, и остальные сгрудились под ним, а ко-гда дверь глухо отозвалась на три коротких удара, вздрогнули - звук оказал-ся неожиданно громким.
   Виталий подождал немного, потом постучал еще раз. Дом молчал. Вита-лий прижал ухо к двери, пытаясь услышать приближающиеся шаги, но из-нутри не донеслось ни звука.
   - Может, они спят? - предположил Жора и оглянулся туда, где мок под дождем их автобус. На фоне великолепия особняка он казался особенно грязным и убогим.
   - Эй! - закричал Алексей, задрав голову. - У нас автобус сломался! Мож-но от вас позвонить?! Мы заблудились! Эй!
   Одинокий крик тут же потерялся среди шлепающих о землю и крышу до-ма дождевых капель. Виталий снова постучал, на этот раз уже более раздра-женно, потом сложил ладони рупором, прижал их к двери и прокричал:
   - Хоть скажите где мы! Хоть позвоните сами - вызовите кого-нибудь! Мы не можем уехать!
   Дом проигнорировал и эту просьбу. Не дернулась ни одна занавеска, не ожил дверной замок и не зашлепали изнутри чьи-нибудь бегущие ноги. Ви-талий, уже без всякой деликатности, бухнул по двери обоими кулаками. Дверь охнула, легонько звякнуло стекло в одном из окон, и вновь наступила тишина.
   - Совести у людей нет! - Вершинин бесцеремонно хлопнул одного из львов по упитанному мраморному заду и поднял голову, дабы выкрикнуть в закрытые окна свое замечание во все горло, но тут Алина дернула его за ру-кав.
   - Подождите! Тихо!
   Виталий обернулся, положив ладонь на дверную ручку. Насквозь мокрый, он сейчас казался особенно раздраженным.
   - Что такое?
   - Не шумите, - Алина сделала несколько шагов назад, так, чтобы видеть все здание. - Тихо. Послушайте.
   Все застыли, напряженно и удивленно вслушиваясь.
   Дождь гулко барабанил по крыше, шлепал по дорожкам, листьям и лепе-сткам цветов, отчего растения недовольно раскачивались туда-сюда. Чуть потряхивала темно-зелеными лапами росшая возле угла дома огромная ста-рая ель, лишь чуть-чуть не дотягивавшая макушкой до края четырехскатной крыши. И все эти шелестящие, шепчущие, неживые звуки были здесь един-ственными. Тишиной веяло от наглухо запертого особняка - тишиной, не-доступным уютом и абсолютной пустотой.
   Виталий убрал ладонь с дверной ручки и медленно спустился к осталь-ным, потом повернулся и посмотрел на окна. Да, теперь и он слышал. И чув-ствовал. Тишина. Никто не наблюдал за ними - настороженно или с любо-пытством, никто не дышал за этими стенами, за ними не билось ничье серд-це. Был только дом и они, мокрые, продрогшие и растерянные. И лес за до-мом, встающий сплошной, неприступной стеной. Больше, чем конечная.
   - Да, там никого нет, - тихо сказал он. - Вот это влипли.
   - Может, они в город уехали? - Жора завел руки на затылок и начал ма-шинально отжимать свои великолепные намокшие волосы. Виталий тяжело посмотрел на него.
   - Город? А где ты тут видел город? Мы в общей сложности пять часов ехали по этой проклятой дороге - пять часов с того момента, как сообразили, что к чему, и ни развилки, ни хоть самого дохленького грунтового ответвле-ния... и ни единой машины. Триста километров голой трассы, ведущей к од-ному-единственному дому! И если они действительно в городе, то...
   Он замолчал, спохватившись и бросив короткий взгляд на Алину, и та ед-ва сдержалась, чтобы не фыркнуть.
   - Прошу вас, продолжайте свою мысль. Биться в истерике не буду, обе-щаю.
   - Вы бы лучше позвали остальных - пусть сами полюбуются, - произнес Виталий кислейшим голосом, и Алина без труда уловила за этой фразой: "А не пошла бы ты..."
   - Нет смысла, - оглянувшись, проворковала она. - Они и так сюда идут.
   Все обернулись. Действительно, остальные пассажиры уже выбрались из автобуса и бежали к ним, прикрывшись куртками и пакетами. Впереди всех неслась Марина, и ее неприбранные волосы развевались на бегу, словно ди-ковинный плащ. Груди Рощиной лихо подпрыгивали под свитером, и Алина заметила, что ни Жоре, ни Виталию, ни Алексею мрачность только что сде-ланных выводов не помешала с неприкрытой заинтересованностью наблю-дать за этой пляской. Ей стало смешно, и в то же время она почувствовала некоторое раздражение - нашли время!
   - Я пока посмотрю вокруг, - Алина повернулась, чтобы уйти, и Виталий тут же отвел взгляд от Марины и предостерегающе сказал:
   - Здесь пока лучше не гулять одной. Подождите остальных.
   - Знаете, я уже совершеннолетняя и как-нибудь сама разберусь, что мне делать! - буркнула она, изумляясь заслонявшему сейчас все неодолимому желанию как можно сильнее нахамить этому человеку, хотя в данном случае он был абсолютно прав, а это раздражало еще больше.
   На губах Виталия появилась недобрая ухмылка. Больше всего ему сейчас хотелось перекинуть рыжую упрямицу через колено и как следует выпороть, невзирая на возраст. Детский сад, ей богу! Ведет себя как несмышленый ще-нок. Будь она в его школе, он бы быстро отучил ее от подобных замашек!
   - Да идите, дело ваше... Насколько я помню, в страшных фильмах именно таких, как вы, первыми и убивают.
   - В страшных фильмах именно такие, как вы, и убивают, - Алина снова от-вернулась, не заметив, как в глазах Виталия что-то дрогнуло, и выражение их на мгновение стало ошеломленным, как у собаки, мимо которой промчалась и тут же бесследно исчезла кошка, и теперь она пытается понять, была ли кошка на самом деле. Воспоминание
   осознание?
  мелькнуло и исчезло, и он даже не успел его ухватить. Но это было связано с его рукой. Каким-то образом это было связано с рукой... Виталий поднял правую ладонь и посмотрел на нее так, словно она вдруг неожиданно стала прозрачной, потом пожал плечами.
   Бред!
   - Попляшу да попляшу! - сварливо сказал он в спину уходящей девушке и отвернулся к остальным. Алина в ответ только языком щелкнула.
   Все же, сразу заходить за угол не стала - отошла от дома на несколько метров и только потом взглянула на торцовую сторону. В этой части участка не было клумб, а тянулся ярко-зеленый газон, расчерченный дорожками - уже выложенными яркой кирпично-красной плиткой, и вдоль дорожек, по-вторяя их причудливые изгибы, тянулись аккуратно постриженные кусты вейгелы и барбариса. Уж с этими было все в порядке - барбарис, как ему и положено в это время года, усыпан ярко-красными шариками ягод, вейгела давным-давно отцвела и уже начала терять листья. Через равные промежутки рядом с дорожками стояли фонари - вплоть до самого леса - с круглыми плафонами на граненых черных столбиках.
   Глядя на мокрые кусты, она вдруг загрустила - вспомнился дед, привив-ший ей знания и любовь ко всему, что цветет и зеленеет - дед, творивший чудеса на своем крохотном дачном участке, дед, в детстве казавшийся доб-родушно-грозным божеством деревьев и трав, могущим в равной мере разда-вать милости в виде цветов или ягод или молнии в виде шлепков и подза-тыльников. Для обозначения всего, что вызывало его наивысшее восхище-ние, дед всегда почему-то использовал слово "зараза". "Эх ты, какая зараза!" - говорил он, оглядывая особо красивую розу или на славу уродившиеся персики. "Ну, зараза!" - сообщалось маленькой Але с присовокуплением дружеского подергивания за рыжую косичку, и она с удовольствием понима-ла, что сегодня была особенно хорошей девочкой. Деду бы понравился этот цветник, ведь он мечтал почти о таком же - и цветы, и газоны, и живые изго-роди, и узоры из кустов... Однажды он пообещал внучке, что как-нибудь в палисадничке возле дома подберет и высадит цветы или кусты так, чтобы они складывались в ее имя. Но не успел...
   Алина отвернулась и неторопливо пошла к следующему углу дома, по-путно оглядывая его - уже закралась крамольная мысль отыскать хоть ка-кую-то щелку, лазейку, чтобы проникнуть внутрь и хоть чуть-чуть отогреть-ся. Может быть даже поспать в горизонтальном положении. Мысль о том, что придется вернуться в автобус, вызывала у нее дурноту. Но пока что щел-ки не находилось - весь первый этаж был наглухо закрыт и зарешечен - дом казался абсолютно неприступным, словно мнительная старая дева.
   Завернув за угол, Алина резко остановилась, словно налетела на невиди-мое препятствие, а потом улыбнулась - совсем не так, как следовало бы улы-баться при таких дождливо-загадочных обстоятельствах.
   Если сад-цветник был их с дедом совместной мечтой, то собственный пруд был ее индивидуальной. Габариты ресторанчика не позволили ей уст-роит в точности такой, какой она хотела. А этот был точно таким, совершен-но таким, не маленьким, но и не очень большим, с невысокими, выложенны-ми крупными плитами сланца берегами, засаженными осокой и камышом, заросший кувшинками, по чьим листьям-блюдцам и раскрытым, чуть розова-тым цветкам весело шлепали капли, с зарослями пурпурной ивы, клонящей ветви к пузырящейся от дождя воде и с белой беседкой на берегу, заплетен-ной глицинией. И там должны были быть рыбки - обязательно должны, там, среди листьев кувшинок. И когда она, стуча каблуками по плиткам дорожки, подбежала к берегу и, наклонившись и осторожно разогнав ладонью обле-тевшие ивовые листья, всмотрелась в пятачок темной воды, убереженной ее зонтом от рябящих ее капель, то там, среди уходящих вниз стеблей действи-тельно сновали яркие рыбки. Она не знала, как они называются, да это и не было важно. Важно то, что они были, и был пруд, и пруд этот почему-то принадлежал не ей. Когда...
   - Что это вы тут делаете?
   От неожиданности Алина дернулась, поскользнулась и, уронив зонтик и суматошно взмахнув руками, чуть не свалилась в пруд. Да и свалилась бы, не ухвати ее вовремя за предплечье чьи-то крепкие пальцы. Зонтик заколыхался на поверхности пруда среди кувшинок, словно диковинный корабль.
   - Осторожней!.. что ж вы такая пугливая?..
   Алексей отпустил ее руку, и Алина сделала шаг назад, удивленно наблю-дая, как он вылавливает из пруда зонтик. Достав его, он встряхнул им и про-тянул ей.
   - Вот, держите. Нашли что-нибудь интересное?
   - Нет, - коротко ответила она, глядя на особняк поверх его плеча.
   - Просто осматриваетесь? - Алексей немного нервно одернул промокший пиджак. - Можно постоять с вами?
   - Зачем? - ее голос прозвучал откровенно враждебно. Алексей потер ла-донь о ладонь, потом сунул их в карманы брюк.
   - Просто... я хотел извиниться. За то, что наорал на вас из-за телефона... На самом деле это такие пустяки. Просто я иногда срываюсь - понимаете, работа нервная, постоянно проблемы... да тут еще эта катавасия с автобусом. И дождь этот проклятый!
   - Вы не любите дождь? - чуть мягче спросила Алина, стараясь ухватить его взгляд, но Алексей тут же отвел глаза в сторону.
   - Вообще плохую погоду не люблю - куда как лучше, когда солнце...
   Алина тут же снова насторожилась, ее лицо стало непроницаемо-холодным, и Евсигнеев с досадой понял, что допустил какую-то ошибку. Еще в автобусе он заметил, как она исподтишка изучала его - так и ела зелеными глазищами, точно пыталась вывернуть наизнанку и узнать про него абсолют-но все. Но в этих глазах не было выражения простого любопытства - такими глазами заглядывают в паучью нору. А вдруг у нее окажется слишком хоро-шее зрение, и она увидит то, что не следует? Увидит дождь и то, почему он на самом деле пошел за ней? В последнее время у него появилось много мыслей, и одной из них была та, что всем им, возможно, придется еще очень долго быть вместе.
   Подумав об этом, Алексей тут же вспомнил о покушавшихся на квартиру его матери адвентистах, которым сегодня так и не удастся вставить стержень до самого их обожаемого неба, и снова начал свирепеть. "Тупая сука! - хоте-лось заорать ему. - Я по собственной воле пришел с тобой помириться, и ты должна благодарить... а ты стоишь тут и выкобениваешься, пока мне на го-лову льет дождь!" Все же он сумел взять себя в руки - даже выражение его лица не изменилось, и все же она, сжимая зонтик обеими руками, отступила назад, вероятно, что-то почувствовав. Алина опасалась его, и с одной сторо-ны это было приятно. Кроме того, чем больше она пугалась, тем сексуальнее становилась.
   - Вы хорошо себя чувствуете?
   "Как я могу чувствовать себя хорошо, дура?! Как, когда я замерз, дико хо-чу жрать, на фирме без меня хрен знает что творится, заказы пролетают... Черт бы подрал мамашу и этот автобус! Я бы почувствовал себя лучше, если б дождь кончился! И если бы засадил тебе прямо здесь, а потом утопил в этой луже, потому что мне не нравится, как ты на меня смотришь!"
   - Ну... для того, кто вымок и заблудился, не так уж плохо. Особенно ря-дом с такой девушкой.
   Он улыбнулся и заставил себя посмотреть ей в глаза. Капли барабанили по его голове, и Алексею казалось, что они стекают прямиком ему в мозг.
   - Девушкой, вот как?! Я-то думала, что всех нас вы зовете "глупыми ку-рицами".
   - Слушайте, я просто хочу, чтобы между нами не было никаких разногла-сий. Мы попали в беду, и свары нам сейчас ни к чему. Я действительно пы-таюсь извиниться. В автобусе... я не очень красиво себя вел... Может, пусти-те под зонт? Меня уже выжимать можно.
   - Да пожалуйста, - Алина пожала плечами и приподняла зонт, чтобы он мог подойти. Теперь она снова смотрела на пруд и, казалось, потеряла к Алексею всякий интерес.
   "Что, грязные лужи тебе интересней, чем стоящий рядом с тобой мужик?"
   - Может, вернемся к остальным? - предложил он, чуть коснувшись ее ру-ки. На этот раз она не отпрянула, а только повернула голову. - Наверное они уже что-то решили.
   - Вообще-то, я хотела осмотреть дом...
   - Я шел с другой стороны и не нашел ничего, что было бы открыто, - он слегка улыбнулся удивлению в ее глазах. - Да, когда долго едешь и приезжа-ешь неизвестно куда, то думаешь, прежде всего, о нормальном отдыхе... и чтобы никакой тряски, никакой вони.
   и никакого дождя
  Ладно, нам-то, мужикам, проще. А вот вам должно быть тяжело.
   Где-то среди мокрых деревьев закричала какая-то птица - тонко, жалобно, словно испуганный ребенок. Тоскливый звук на мгновение рассек шум дож-дя и тотчас же затих. Оба подняли головы, вглядываясь в чащу, откуда раз-дался крик, и только сейчас заметили, как низкое небо наливается темно-синим, как тонут в нем деревья и словно отступают назад, превращаясь в темную, непроницаемую стену, как сгущается воздух. Сквозь дождь мягко и неумолимо приближалась ночь, не обещая ни звезд, ни тепла, ни покоя, но с избытком обещая неизвестность. Неприступный особняк равнодушно ожидал ее прихода, блестя мокрыми окнами.
   - Да, пойдемте к остальным, - севшим голосом сказала Алина, чувствуя, как по спине растекается противный холодок страха. Все восхищение этим местом вдруг ушло, и теперь ей было очень не по себе, словно весь мир исчез и остались только этот дом и стерегущий его лес. И ничего и никого больше - на сотни, на тысячи километров.
   Она повернулась и пошла прочь - так быстро, что Алексею пришлось до-гонять ее бегом.
   По дороге он предложил ей понести зонтик и взять его под руку.
   Алина не отказалась.
  
  V.
  
   - Постучите еще раз! - Ольга повыше подняла над головой свой френч, с которого текла вода.
   - Да сколько можно?! - Жора зло двинул в дверь ногой. - Мы и так уже обстучались! Там никого нет! Здесь нигде никого нет!
   - Что же нам теперь делать? - растерянно прошептала Марина. - Бензин кончился, тут не открывают... Что же нам - идти обратно пешком?! Под до-ждем?! Ночью?!
   Она сжалась в нише двери, рядом с Виталием, обхватив себя руками. Мокрые волосы облепили ее плечи и спину, и Марина буквально ощущала, как с каждой секундой они разрушаются, ведь дождевая вода так для них вредна... Ее дивная мягкая теплая кровать и процедуры в "Гебе" теперь ка-зались недостижимой мечтой. Она, привыкшая к комфорту, чистоте и вос-хищению, теперь оказалась в грязи и холоде, посреди леса, в обществе лю-дей, которые только и делают, что орут друг на друга.
   - Идти? - голос Лифмана дрогнул. - Да вы что?.. Во-первых, мы не знаем куда, во-вторых... на ночь глядя.
   - Можно попробовать через лес, - Олег подошел к одному из окон и, почти прижавшись носом к решетке, попытался заглянуть в дом, но шторы были задернуты так плотно, что не осталось ни малейшей щелки. - Мы ведь не знаем, что за ним. Но это, опять же, только утром. Ночевать в лесу под дож-дем мне совершенно неохота - я природу люблю, но не до такой степени.
   - Хотите сказать, что мы должны всю ночь провести в автобусе?! В этой развалюхе? - ужаснулась Ольга. - Да я ни за что туда не вернусь!
   - А что вы предлагаете? - прокричала Света из экседры, в которую они за-бились вместе с Кристиной и теперь сидели на скамеечке, прильнув друг к другу, как две сиротки.
   - А я ничего предлагать не обязана! - Ольга мотнула головой в сторону Виталия. - Вон, раз уж он решил всеми командовать, пусть он и предлагает! А он пока что ничего не делает!
   - Ну, а что вы хотите, чтоб я делал?! Кто вас вообще сюда звал?! Возвра-щайтесь в автобус, пока мы решаем... еще не хватало, чтоб кто-нибудь вос-паление легких схватил! "Скорая" сюда не приедет! - Виталий спустился по ступенькам, подошел к одной из клумб и начал очень внимательно ее разгля-дывать. - Жора, поди сюда. Кстати, где эта... с красными волосами?
   - Я здесь! - оскорбленно крикнула Кристина, выглянув из ниши и тут же спрятавшись обратно. - И у меня не...
   - Здесь - и ладно, - Виталий рассеянно отмахнулся, потом начал что-то го-ворит Жоре, показывая то на клумбу, то водя рукой вокруг. Жора закивал.
   - Это мы можем. Завсегда с нашим удовольствием. Может, и вправду сра-ботает. Я могу и залезть...
   - Дом обрушишь, - буркнул Виталий. - Я сам.
   - А рыжая где? - Ольга оглянулась, только сейчас заметив, что Алины и Алексея нет. - И этот дебил?
   Все, кроме Жоры и Виталия, тоже начали оглядываться. До сих пор они не обращали друг на друга особого внимания и не заметили, что кого-то не хва-тает.
   - Пошли погулять, - Виталий повернул голову и криво ухмыльнулся, уви-дев как раз вышедшую из-за угла пару. - Вон, видать уже нагулялись.
   - Надо же, уже под ручку! - Ольга поежилась - вечерний холод начал пробираться сквозь ее тонкое и, к тому же, изрядно намокшее платье. - Бы-стро же они нашли общий язык! Ну правильно - кто делом занимается, а кто гуляет!..
   - Как же вы мне все надоели!.. - пробормотал Виталий - так тихо, что да-же стоявший рядом Жора ничего не разобрал, потом еще раз оглядел всех, особое внимание уделив Петру Алексеевичу, который стоял в сторонке от остальных и, нахохлившись, смотрел на окна второго этажа. Он наверняка думал о том же, о чем и Виталий. Воробьев не сомневался, что уже все об этом думают. Решение, с общественной точки зрения, не очень-то красивое, но другого просто не было. Другое дело, что никто пока что его не предло-жил, и он прекрасно понимал, что все ждут его предложения. Потом немного повозмущаются, скажут "Ах, как же так можно?!" и якобы вынужденно со-гласятся - теперь уже со спокойной совестью. С другой стороны, он хорошо понимал и их страх, и их растерянность - городские жители, привыкшие к относительному постоянству вещей, к пусть сложным, но ординарным про-блемам, к домам и уличному шуму, здесь, среди тишины, пустоты и неиз-вестности потерялись. Автобус, пусть и непонятно куда, но все же ехавший, был еще привычным мирком, тесным, но привычным, в нем еще можно было вести себя, как всегда, рассуждать, качать права, вести обыденные разговоры. Но выйдя из автобуса, они оказались в другом мире, и в этом мире почему-то именно он, Виталий, должен был что-то решать. Даже гигант Жора - и тот смотрел на него вопросительно, ожидая инструкций. Меньше других расте-рялся Кривцов, но этот сразу видно парень тертый, привыкший полагаться только на себя, кроме того, обладающий редкой способностью сохранять бодрость духа в любой ситуации - по крайней мере, до тех пор, пока на него смотрят чьи-то глаза. Прочие же явно раскисли - даже стервозная Харченко поплыла, это заметно, несмотря на ядовитый голос и постоянные замечания. Еще чуть-чуть, и вся женская половина усядется рядком на одну скамейку и будет реветь в голос, и никаких гарантий, что Борис и Петр Алексеевич к ним не присоединятся. Кстати...
   - А пацан, что, как самый умный в автобусе остался? - спросил он без особого интереса. - Шли бы и вы к нему.
   - Какой пацан? - Олег машинально глянул в сторону автобуса. - А-а, этот меломан... даже не помню, как его зовут. Наверное, сидит там в обнимку со своим плеером. Кристина, вы ведь, кажется, после нас ушли?
   - Да. А его зовут Леша, он говорил... Только в автобусе его нет, - Кристи-на пальцами осторожно разделяла свои слегка подмокшие волосы на пряди.
   - А где он тогда? - Виталий нахмурился.
   - А он ушел, - безмятежно ответила Логвинова. - Сказал, что не собирает-ся тут с нами всю жизнь торчать и найдет дорогу сам. Взял и ушел. Через лес пошел - я видела.
   - И вы его отпустили?! - возмутилась Алина. Она уже вернула зонт Мари-не и теперь притулилась на скамейке возле Светы и Кристины. Сейчас она развернулась, глядя на нее в упор и поражаясь тому, как в человеке одновре-менно с растерянностью может сочетаться такая расслабленная безмятеж-ность. - Да как вы могли?!
   - А что я должна была делать?! - вяло огрызнулась Кристина. - Связать его? Он же слов не понимает, он же дегенерат какой-то!
   - Надо было сразу нас позвать! - пальцы Алины затеребили край пальто и потянули его на голые колени. - Куда он пойдет - лес кругом! Он ведь еще мальчишка!
   А позови она - ты бы побежала его останавливать, Аля? Нет, не побе-жала бы. Потому, что тебе нравится наблюдать, но действовать тебе со-всем не нравится.
   - А ты кто - его мама?! - Кристина начала тереть пальцами грани обси-диановой пирамидки, которую уже давным-давно извлекла из сумочки и те-перь крепко сжимала в руках. - Он совершеннолетний - пусть делает, что хочет!
   - Мы, мальчишки, нигде не пропадем! - с задумчивым оптимизмом сказал Олег, сдвигая мокрую кепку на мокрый затылок и глядя в сторону автобуса. - А вдруг ему повезет - добредет до чего-нибудь?
   - Это вряд ли, - Виталий бросил взгляд на часы. - Скорее всего он заблу-дится. Пойду поищу, а ты, Жора, действуй. Куда он пошел?
   Кристина неопределенно махнула в сторону деревьев с правой стороны дороги, на мгновение отвернувшись, а когда вновь повернула голову, изум-ленно моргнула - Виталий исчез, и там, где он только что стоял, теперь хле-стали струи дождя, точно Виталий чудесным образом рассыпался на мириа-ды водяных капель. Жора недоуменно хмыкнул, потом, приглядевшись, при-метил мелькнувший уже возле автобуса, едва различимый силуэт, который тут же пропал.
   - Человек-из-тени, - пробормотал он и, наклонившись, без труда выворо-тил один из скрепленных цементом камней, которыми была обложена клум-ба. - И все-таки, он со странностями.
   - Он слишком много на себя берет, - крикнул Борис - голос у него был ти-хий, и ему приходилось кричать, чтобы его услышали за шумом дождя. - Слишком много.
   - Ну, ничего, - Олег, проходя мимо, дружески похлопал его по плечу. - За-то вы здорово о драгоценных камнях рассказываете.
   Даже сквозь дождь было видно, как возмущенно побагровело лицо Лиф-мана.
   - Намекаете на то, что я ничего не делаю?
   - Вы сами это сказали, - кротко заметил Кривцов из-под козырька задорно вздернутой кепки. - Прошу отметить это в протоколе.
   - Вы, между прочим, тоже пока героизмом не блистали!
   - Да я и не претендую, - спокойно сказал Олег и отвернулся, считая вопрос исчерпанным. - Эй, гражданин Геракл, а куда вы поперли сей снаряд? Я пра-вильно улавливаю?
   Жора пробормотал что-то неразборчивое, примериваясь глазами к окнам второго этажа. Олег встал рядом с ним, прищурился и махнул рукой.
   - Лучше вот туда, там с решетки можно замечательно уцепиться за карниз и вот за ту штучку, не знаю, как она называется... Интересно, почему они по-ставили решетки только на первом этаже? Чтобы по ним удобнее было за-лезть на второй?
   Алина, внимательно за ними наблюдавшая, привстала.
   - А что вы собираетесь де...
   Она не договорила, потому что в тот же момент Жора размахнулся и мет-нул камень в окно. Тот проломил стекло и вместе с осколками исчез внутри дома в сопровождении такого пронзительного дребезга, что и Жора, и Олег, по старой памяти детства закрутили головами по сторонам, словно в любой момент мог появиться кто-то, жаждущий покарать хулиганов.
   - Что вы наделали?! - ахнула Алина, выскочив из ниши. Кристина и Света остались сидеть и только вытянули шеи, стараясь ничего не упустить. Борис картинно всплеснул руками, а Ольга удовлетворенно улыбнулась и ударила ладонью о ладонь, приветствуя удачное попадание. Марина покачала голо-вой, но особого осуждения в этом жесте не было. Алексей внимательно по-смотрел на зияющую в стекле огромную дыру, повернулся и быстро зашагал к автобусу. Водитель обеспокоенно посмотрел ему вслед, но тут же отвер-нулся.
   - Мы разбили окно. Правда ужасно? - весело произнес Олег, подходя вплотную к решетке. - А сейчас я сделаю нечто еще более ужасное - я залезу внутрь и открою вам дверь. Кошмар, правда?
   - Но ведь это же чужой дом, - Алина, не выдержав, юркнула обратно в нишу. - Мы не можем...
   - Еще как можем! - Ольга зло сверкнула глазами. - Вот на улице торчать до рассвета мы не можем! Вы, конечно, можете остаться, коли такая правед-ница!..
   - Цыц, бабье! - прикрикнул Олег с грозным весельем. - На самом деле, ничего жуткого в этом нет. Мы все, насколько я понял, люди при деньгах, и когда хозяева вернуться, просто скинемся и заплатим им за ущерб, вот и все. Положение обязывает. Я прекрасно понимаю ваше возмущение, но выхода другого у нас нет, Аля. Есть, конечно, еще вариант, но он и для здоровья вре-ден, и словом некрасивым называется. Ох, дай бог, чтоб у них там хоть где-нибудь сигнализация стояла. Чтоб хоть кто-нибудь приехал. Может, он во-обще пустой.
   - Лучше ждать под крышей, чем на улице, - резонно заметил Петр Алек-сеевич, вертя мизинцем в ухе. - В конце концов, что они - не люди, не пой-мут что ли?
   - Я бы не поняла, - пробормотала Марина самой себе. Олег сдернул с себя кепку и нахлобучил ее Жоре на голову. Она едва прикрыла ему макушку, отчего гигант стал выглядеть весьма потешно.
   - Доверяю - номерок можешь не давать. Ежели что - споймай меня.
   На секунду он замер, чуть прищурившись и искоса глянул на Вершинина - внимательно и вдумчиво.
   - Слушай, а ведь где-то я тебя видел. Не помню, где и когда, но точно ви-дел. Такой знакомый портрет... - Олег сдвинул брови, потом раздосадовано махнул рукой. - Ладно, потом вспомню, на досуге.
   Он ухватился за решетку, подтянулся, уцепился за фронтон и снова под-тянулся, упираясь ногами в неотесаные камни, из которых была сложена сте-на, дотянулся до края прилегающего к окну балкона, снова подтянулся и пе-ребрался на выступающую поверхность фронтона, где можно было вполне безопасно стоять, даже не держась.
   - Какая удобная архитектура, - пробормотал Олег и посмотрел вниз, где столпились остальные, наблюдая за его передвижениями. - Что-то не слышу я восторженных аплодисментов!
   Жора сцепил руки над головой и помахал ими.
   - Вы дверь сначала откройте! - крикнула Ольга, потом негромко и язви-тельно сказала: - Вот клоун!
   Олег оперся о подоконник и заглянул внутрь, потом прокричал:
   - Хозяева! Вас правда нет?!
   Он немного подождал, не особенно рассчитывая на ответ, потом натянул рукав куртки до пальцев и согнутым локтем оббил хищно торчащие осколки стекла. Несколько осколков упали во двор, и стоявшие невольно отскочили, глядя, как Олег, пригнувшись, пробирается внутрь.
   - Эй, Жора! - услышали они его крик. - Здесь, похоже, стоял симпатич-ный журнальный столик из стекла. Теперь он тут не стоит.
   - Черт! - упавшим голосом сказал Жора. - Еще расходы...
   - Это уже целиком ваши расходы, - Ольга потерла зудящее от ожога коле-но о другую ногу. - Я за это платить не собираюсь.
   Жора промолчал, и она больше ничего не сказала, в этот раз точно угадав момент, когда лучше больше ничего не говорить. Ольга поежилась под своим воздетым на руках френчем. Ей хотелось в дом. Разбитая губа саднила, раз-болелась голова, кроме того, она замерзла и проголодалась. Хоть бы в доме были свет и горячая вода... и еда, много еды. Ольга закрыла глаза, чувствуя, как по ногам от промокших ступней ползет холод. Обычно она ела в ресто-ране, не утруждая себя готовкой, но сейчас отчего-то вспоминались не ресто-ранные блюда, а вкус горячего борща, который готовила мать. Огромная та-релка дымящегося борща со сметаной и большим куском вареного мяса... она ела бы его с чесноком и хрустящим пшеничным хлебом. Ольга сглотнула заполнившую рот слюну, невесело подумав, что забреди сейчас сюда кто с тарелкой этого самого борща, он бы мог провернуть неплохую сделку.
   Олег перебрался на подоконник и спрыгнул в комнату, пропав из вида. Они уловили, как едва слышно хрустнуло раздавленное стекло, как Кривцов ругнулся, а потом наступила тишина - тягучая, невыносимая, до краев на-полненная дождем. Почти не дыша смотрели они на дверь - яркую кирпич-но-красную дверь, ожидая волшебного, желанного звука открывающегося замка.
   Где-то вдалеке снова закричала птица.
  
  
  
  
  
  
  VI.
  
   Он не преодолел, наверное, еще и ста метров, с трудом пробираясь среди деревьев, но уже понял, что мальчишку ему не найти. Был уверен в этом. Бы-вает такая уверенность, появляющаяся внезапно, без всяких предпосылок и размышлений, твердая и непреложная, как аксиома. Бывает, когда просто знаешь. Бог его знает, куда Лешка успел забрести за это время, остается только надеяться, что он все же доберется до какого-нибудь жилья, а не за-ночует в лесу. В любом случае, ему его не догнать, дождь и сумерки сильно ухудшали видимость, да и деревья росли слишком плотно. Кроме того, шум капель заглушал любые звуки, и кричать здесь было все равно, что в тесной каморке, оббитой ватой. Да черт ее знает, эту Кристину, насколько правильно она показала направление. Сколько ей - лет двадцать пять, наверное... уж пора бы соображать в этом возрасте! Сказала бы сразу, и не болтался бы он сейчас по мокрому лесу! Лешка, конечно, тоже далеко не ребенок, но и до взрослого пока не дотягивает. Вряд ли ему больше семнадцати, первокурс-ник... ну, и, юношеский максимализм, конечно, в избытке!.. Вы так, а мы этак! Вы туда, а мы, как самые умные, сюда! Олух!
   Все же он пошел дальше, время от времени во всю силу своих легких вы-крикивая имя сбежавшего паренька. Дождь стекал ему за шиворот, мокрая уже насквозь футболка прилипла к телу, становилось очень зябко, и Виталий невольно ежился. Осени здесь были холодные...
   Где здесь?!
   Чем дальше он уходил, тем плотнее росли деревья, и вскоре ему уже при-ходилось протискиваться в просветы между стволами. Ветви деревьев пере-плетались, образуя над его головой сплошной желто-багряный полог, и те-перь капли падали реже. Будь обстоятельства другими, он бы заметил, на-сколько здесь красиво, но сейчас было не до того.
   - Лешка! - крикнул Виталий еще раз и остановился.
   Дальше хода не было - сплошняком заросли лещины и березняка длин-ной и широкой полосой. Сквозь них пришлось бы уже проламываться, но нужды в этом не было. Заросли, насколько глаз хватало, стояли нетронутые - здесь никто не проходил.
   Виталий выругался, поняв, что выбрал неверное направление. Он сорвал пожелтевший лист лещины и размял его в пальцах, оглядываясь. Суханова права - лес и вправду был странным. Вон то дерево - самая натуральная ай-ва, точь в точь такая росла во дворе у его сочинской бабки, и откуда, скажи-те, она тут взялась? Лещина и березняк, а так же то и дело встречавшаяся по дороге черемуха выглядели здесь куда как более естественно, обычно и зна-комо. Напоминали лесные колки вокруг озер в родных самарских окрестно-стях. Отчего-то вдруг вспомнилось Бобровое озеро, куда еще пацаненком бе-гал с друзьями порыбачить. А лучше всего было пробраться туда во время паводка, когда шли на нерест щука и лещ! Славное было время, когда так ма-ло было нужно от жизни, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливым, и хорошо, когда в дни поздней весны удавалось отделаться от сестры, всегда норовившей увязаться следом вместе со стайкой пищащих и визжащих под-ружек, которые, обрывая ирисы на озерных берегах, поднимали совершенно невозможный гвалт...
   Его пальцы разжались, просыпав на мокрую землю измочаленные обрыв-ки желтого листа. Сам не зная, почему, Виталий протянул руку и легко по-хлопал один тонких атласных березовых стволиков. Ощущение было странно приятным, словно встретил старого друга. Потом его лицо вдруг отвердело, и призрачная ностальгия слетела с него, словно подхваченный ветром газовый шарф.
   - Тебе чего здесь надо? - холодно произнес он не поворачиваясь.
   Евсигнеев, считавший, что шел совершенно бесшумно, удивленно застыл в десятке метров от него, полускрытый толстым стволом старого платана, и его рука, сжимавшая обломок толстого сука, машинально юркнула за спину. Он сглотнул, пристально глядя в светлый затылок стоявшего перед густыми зарослями человека. Капли дождя блестели на его лице, точно злые слезы.
   Виталий, не дождавшись ответа, повернулся, и Алексей, понимая, что скрываться глупо, вышел из-за дерева и направился к нему. Мокрая прелая листва мягко пружинила под ногами - непривычное ощущение для ступней, привыкших к асфальту и гладкому полу.
   - Ничего... просто, решил тоже поискать. В одиночку тут не справиться.
   - Ну, и как успехи, чего нашел? - осведомился Виталий, пристально глядя на него. Алексей разочарованно развел руками.
   - Ничего. Как испарился. Наверное, в другую сторону пошел... и как его теперь искать в этой чаще?..
   - А дубье зачем?
   Алексей чуть подбросил сук на ладони и неопределенно усмехнулся.
   - Да так... на всякий пожарный. Мало ли, кто здесь ходит.
   - Верно... ходят здесь мало.
   Виталий отвернулся и пошел прочь вдоль зарослей. Алексей похлопал веткой по ладони, нерешительно огляделся, потом двинулся следом за ним.
   - Будет разумней, если ты выберешь другое направление, - заметил Во-робьев, не оборачиваясь.
   - Но вдвоем мы быстрее...
   - Быстрее прочесывать лес одновременно в разных местах, а не тащиться в одну и ту же сторону. Это не увеселительная прогулка! Если не найти этого малолетнего идиота до темноты, ему плохо придется. Поэтому если ты дей-ствительно хочешь помочь его найти, пройди наискосок хотя бы там! - Ви-талий махнул рукой в противоположную сторону, потом остановился и обер-нулся. На его губах была кривая улыбка. - Или такой решительный мужчина боится ходить по лесу один?
   Пальцы Алексея сжались на импровизированной дубинке и побелели, но его лицо осталось спокойным.
   - Слушай, конечно, после того, что было в автобусе, ты можешь...
   - Мне наплевать на то, что было в автобусе! - резко перебил его Виталий, вытирая ладонью мокрое лицо. - Нужны действия, а не базар пустой!.. Или делай что-нибудь, или не мешай!
   - Но ты же не знаешь, на что тут можно наткнуться! - Алексей с трудом сдерживался, чтобы не заорать. - Надо держаться вместе... нравлюсь я тебе или нет!
   - Ты не баба, чтобы нравиться мне или нет, - Виталий откашлялся и сплю-нул. - Но знаешь что, Ев-сиг-не-ев, - он произнес его фамилию подчеркнуто раздельно. - Кому другому я бы поверил, что он пришел с добром. Но только не тебе, мужик. Я не знаю, зачем ты здесь на самом деле.
   - Но ведь только я и пришел! - рявкнул Алексей и ударил суком о ствол ближайшего дерева так, что полетели щепки. - Никто из них не пошел - только я!
   - И что же? - равнодушно спросил Виталий и хотел было отвернуться, но его остановил неожиданно изменившийся голос Алексея.
   - Ладно, куда, по-твоему, мне лучше идти?
   Виталий едва не сказал, куда тому следует идти на самом деле, но вместо этого указал направление, напутствовав:
   - Постарайся запоминать, как идешь, чтобы потом и тебя не пришлось ис-кать. Зови его. И слушай внимательно - может этот крендель откликнется, а может я или кто еще позовем. Давай...
   Он отвернулся
   Рука Алексея взметнулась в воздух, и сучковатая дубина с силой опусти-лась на стриженый светлый затылок. Виталия швырнуло вперед, на моло-дую поросль березняка, и раньше, чем его тело успело смять тонкие ветки и коснуться земли, он ударил снова и успел еще раз. Жесткая кора вминалась в ладони при каждом ударе, и вначале звук, с которым сук ударялся о чужой затылок, был каким-то упругим, звонким, но постепенно он стал сырым, чавкающим, словно он бил по сгустку жидкой грязи. Что-то теплое брызну-ло ему в лицо, потекло по щекам, подбородку, а он все бил, натужно хакая при каждом ударе. Светлые волосы Виталия потемнели от крови, и голова все больше походила на сдувшийся мяч, а отброшенная в сторону рука под-прыгивала все реже и реже, и все ленивее сжимались пальцы, хватая прелые листья и отмершие ветки. Изо рта Виталия, прижатого к земле, вырыва-лись странные придушенные звуки, похожие на фырканье, словно он и уми-рая, пытался посмеяться над Алексеем, унизить его, как в автобусе, но здесь-то уже никого не было, и никто не увидит, никто не узнает, что он
  и быстро зашагал вдоль зарослей. Видение, возрастом в долю секунды, ис-чезло бесследно, и какое-то мгновение Алексей, тяжело дыша, дрожа всем телом и до боли сжимая сук в пальцах, тупо смотрел, как в густеющих су-мерках удаляется от него неповрежденный светлый затылок. Крупные капли дождя, находившие лазейки в густой кроне деревьев, весело барабанили по его голове. Потом он резко развернулся и пошел туда, куда указал Виталий.
   Как такое могло прийти ему в голову?! Он ведь нормальный, цивилизо-ванный человек - как такое могло прийти ему в голову. Прежде такого не было...
   Это не напугало Алексея, но удивило и озадачило. Он мог пожелать кому-нибудь смерти в приступе ярости, но никогда это не происходило настолько осознанно-трезво. Ярости не было, была только холодная злость, не набрасы-вающая пелены ни на глаза, ни на рассудок, каждое движение было последо-вательным и продуманным, и видение, пронесшееся через мозг, через каж-дую клеточку его тела, было таким ярким, что он до сих пор ощущал тепло брызг чужой крови на лице, чувствовал ее едва ощутимый сквозь лесную сы-рость медный запах и отчетливо слышал шорох, с которым агонизирущие пальцы умирающего царапали по мокрым листьям. Алексей даже невольно переложил ветку в другую руку и посмотрел на свою ладонь, словно ожидал увидеть на ней следы от с силой вдавившейся в кожу коры. Но, разумеется, ничего не было.
   - Нервы... - прошептал он и резко обернулся - показалось вдруг, что Ви-талий прознал о его тайном замысле, может, даже, каким-то образом умуд-рился подсмотреть его видение и тихо идет следом, готовя для удара такую же дубинку... Но за спиной были только неподвижные тени, в которые пре-вращались погружающиеся в сумерки деревья. Нервы, конечно же нервы. Он переутомился, вымок, обстоятельства странные, если не сказать пугаю-щие... да еще лес этот проклятый! Сейчас бы в сауне оттянуться как следует с этой рыжей, коньячку хлопнуть хорошего, с Димкой сыграть партию в бо-улинг... да только нет здесь ни сауны, ни коньячка, ни Димки... и уж точно ни боулинга. А он хорошо бросал шары и запястьем никогда не дергал, нико-гда...
   Выбравшись на дорогу, Алексей побежал, чтобы поскорее вновь оказаться в лесу на противоположной стороне - здесь не было спасительных густых ветвей, к которым он уже успел привыкнуть, и дождь лил сплошной стеной, в которой можно было и захлебнуться. Он с треском вломился в какой-то кус-тарник, пробежал, хрустя сухими ветками и спотыкаясь, метров сто и пере-шел на шаг только тогда, когда лес вновь стал настолько густым, что бежать по нему было уже невозможно, а сеющиеся сверху капли стали намного ре-же.
   Теперь он стал идти внимательнее, оглядываясь и стараясь не забирать в сторону - хоть становилось все темнее и темнее, лес еще более-менее про-сматривался. Из кармана достал ключи и то и дело останавливался, чтобы нацарапать на стволе дерева закорючку - дай бог разглядеть их, когда пойдет обратно, иначе вернуться по этим закорючкам будет также нереально, как по дорожке из хлебных крошек, проложенной через птичий двор.
   Алексей уже углубился в лес довольно далеко, и желание повернуть назад посещало его все чаще. Мокрые деревья теснились вокруг ей-ей угрожающе, и если и раздавались в лесу какие-то звуки - все они тонули в шуме шле-пающих о листья капель. В конце концов, он даже перестал осматриваться, просто упрямо шел вперед, словно рассчитывая, что рано или поздно просто уткнется мальчишке в спину. Очень важно, чтобы именно он нашел его, - важнее, чем казалось вначале. Чтобы это сделал именно он, а не Виталий.
   - Лешка! - зло крикнул он, остановившись, чтобы нацарапать очередную метку. Лес впитал крик, мгновенно растворив его в себе, и Алексей не услы-шал не только эха, но и собственного голоса, точно впустую, беззвучно от-крывал рот. Ладно, погодите же, вот когда он отыщет этого паршивца, он та-кое с ним сделает...
   - Отпусти ее!.. Что ж ты делаешь, гад?!! Пусти ее, сейчас же пусти!!!..
   Алексей дико огляделся, хватая ртом мокрый воздух и не сразу сообразив, что крик раздался не здесь, в лесу, а в его собственной голове.
   - Кто?.. - вяло, испуганно пробормотал он и только после этого понял, что по-прежнему один в лесу. Но крик казался таким реальным. Хриплый, пол-ный ужаса и ненависти женский голос. Словно женщина только что стояла рядом с ним, кричала прямо ему в лицо, вцепилась в плечо, пытаясь отта-щить, оторвать от чего-то...
   Ладонь Алексея огладила плечо, потом он тихо застонал и с силой уткнул-ся лбом в мокрый ствол дерева. Шершавая кора оцарапала кожу, боль напом-нила ему, где он и зачем здесь находится. Оттолкнувшись от дерева, Алек-сей, шатаясь, как пьяный, сделал несколько шагов, потом провел пальцами по ссадине на лбу и тупо уставился на кровь.
   ... очки на полу, маленькие очки в роговой оправе... брызги крови на правой линзе... и на стене пятно крови, прямо на обоях, дешевых старых обоях в мелкий розовый цветочек... теперь безнадежно, безнадежно испорченных... и снова крик, но теперь уже без слов - низкий, страшный, горестный вой...
   - Я же сказал закрыть пасть!.. я же сказал не орать!.. В собственном доме отдохнуть нельзя!..
   Алексей мотнул головой. Капли методично шлепали по пальцам, уже раз-мыв ярко-красный до бледно-алого. Он вытер руку о пиджак и пошел вперед, с каждым шагом с силой всаживая сук в землю, словно та была в чем-то ви-новата.
   Нервы. Он устал. Когда вернется, обязательно покажется хорошему пси-хиатру. Раз уж его начали посещать галлюцинации, это верный признак... У него никогда не жили никакие женщины. И нет у него дешевых обоев в розо-вый цветочек. Никогда не было. Он просто очень устал... До чего же здесь тихо. Он был совсем не против тишины, но эта казалась слишком уж перво-бытной, и ему среди нее было неуютно, не по себе, словно он тайком забрал-ся в чужую квартиру.
   Успокаивая себя и не глядя под ноги, Алексей, наверное, не заметил бы этой вещи, если бы не наступил на нее. Под ногой что-то упруго хрустнуло, и он, без особого любопытства глянув вниз, увидел небольшой красный пакет с рекламой сигарет "ЛМ".
   Наклонившись, Алексей поднял его и заглянул внутрь. Там оказались не-сколько компакт-дисков в треснувших футлярах и дешевая пластмассовая зажигалка. Он вытащил один, зачем-то прочел название - "Nickelback", по-том уронил диск обратно. Это был Лешкин пакет, вне всякого сомнения. Но почему он валялся здесь? С чего бы мальчишке понадобилось бросать свои диски?
   Алексей огляделся и в нескольких метрах впереди увидел нечто, заста-вившее его похолодеть. На земле лежал Лешкин сиди-плеер, поблескивая мокрым серебристым корпусом, тут же, рядом валялись наушники.
   На негнущихся ногах он подошел к ним и сел на корточки, внимательно разглядывая. Плеер был разбит вдребезги, словно по нему с силой ударили ногой или швырнули о ствол одного из деревьев. Расколотый диск косо тор-чал наружу, землю вокруг усеивали серебристые кусочки пластика. Дужка, соединявшая наушники, была разломана, провод разорван, и из него высовы-вались тоненькие медные жилки. Казалось, кто-то от души выместил на плеере свою ярость, и вряд ли это был сам Лешка.
   Евсигнеев протянул руку и поднял один из наушников, но тут же уронил, брезгливо сморщив рот, - наушники оказались перепачканы в чем-то влаж-ном и липком. За пальцами от черного кругляшка потянулась темно-красная слизь. Секунду он смотрел на влажную нить, потом встряхнул рукой и начал яростно тереть пальцы о прелую листву.
   Второй наушник тоже оказался испачканным в той же самой слизи. Поис-кав, Алексей нашел еще несколько капель на листьях - там, где до них не до-бралась вода, на плеере тоже отыскались темные брызги. Сомневаться в их происхождении не приходилось - кровь трудно было перепутать с чем-либо другим. Прочие следы, если они и были, смыл дождь.
   - Господи, - прошептал Алексей, выпрямляясь. - Вот черт!
   Шуткой здесь и не пахло. Даже обладай мальчишка совершенно извра-щенным чувством юмора, он ни за что не стал бы приносить ему в жертву ни свой сиди-плеер, ни диски. Что-то плохое случилось с Лешкой, что-то жут-кое, вряд ли эта кровь из порезанного пальца... Только где же он?
   Евсигнеев обернулся и почти затравленно посмотрел на то дерево, на стволе которого нацарапал свою последнюю метку. Сейчас она была едва видна. Внезапно он понял, что совершенно не хочет знать, что случилось с Лешкой и куда он подевался. Волки его сожрали или уволок в чащу какой-нибудь маньяк - он этого знать не хочет - и все! Сейчас он хотел только од-ного - выбраться из этого проклятого леса и вернуться к остальным. К черто-вой матери все это самаритянство и самоутверждение, к е...еням! Кто бы это не сделал, он сейчас где-то здесь, может быть, даже притаился вон за тем толстенным дубом... выжидает, пока он повернется спиной.
   Беззвучно хватая воздух широко раскрытым ртом, Алексей сделал шаг на-зад. Под его ногой хрустнула ветка, он хрипло вздохнул от испуга и, огля-девшись, прижался боком к стволу дерева, нащупывая пальцами свою метку. Разодранная ключом кора немного успокоила его, дыхание выровнялось и вместе с этим исчезло противное ощущение, будто сердце колотится где-то в горле.
   -...шка!
   Евсигнеев застыл, до боли в глазах вглядываясь в чащу. Где-то неподалеку впереди протестующе зашуршали ветки - кто-то уверенно проламывался сквозь кусты. Алексей уловил движение в сгустившихся лесных сумерках и попятился было назад, но приглушенный шлепками капель крик повторился, и он остановился, с облегчением узнав голос.
   - Лешка! Стой!
   Он не стал задумываться над тем, каким образом Виталий умудрился ока-заться впереди него. Широко раскрытыми глазами он наблюдал за тем, как пробирается сквозь кусты серая тень, пока руки торопливо сгребали остатки плеера вместе с мокрыми листьями. Сжимая все в охапке, Алексей отскочил назад, быстро запихнул подобранное в пакет, смял его и засунул во внутрен-ний карман пиджака - как раз в тот момент, когда кусты неохотно расступи-лись, выпуская человека в крошечное пространство между деревьями.
   - Эй, а ты как здесь оказался?! - удивленно-раздраженно спросил Вита-лий, подходя к нему. Черты его лица расплывались в полумраке, глаза каза-лись черными дырами. Видел он или нет? - Я же сказал тебе идти в другую сторону.
   - Я и шел, - сипло ответил Алексей, осторожно прижимая ладонь к пиджа-ку над тем местом, где лежал пакет. - Я шел, куда ты показал.
   - Значит, шел по кругу...
   - Нет, я все время шел прямо. Я делал отметки, можно проверить...
   - Делать больше нечего! - Виталий сплюнул. - Нашел что-нибудь?
   - Ничего. А ты.
   - Нет, - Виталий закинул голову, глядя на верхушки деревьев. - Глухо. Парень словно растворился. Где его теперь искать... вот дурак!
   - Что будем делать? - осторожно осведомился Алексей, с облегчением по-няв, что его действия остались незамеченными. Виталий вздохнул.
   - Возвращаться, что еще? Даже если в доме и найдется пара фонарей, най-ти его здесь ночью нереально, а без них - и тем более. Возможно, он дейст-вительно докуда-нибудь добрался. В крайнем случае, придется ему ночевать в лесу, но тут ему вряд ли что грозит, кроме хорошей простуды.
   Алексей отвернулся.
   - А волки? Или там... медведи.
   - Не похоже, чтобы они здесь водились. На рассвете решим, что делать, дальше бродить здесь бестолку! Интересно, где ж ты так свернул, что я на тебя наткнулся?
   - Но я не сворачивал! - Алексей похлопал ладонью по стволу дерева, где была выцарапана его метка. - И, кроме того, тогда бы я пересек дорогу, а я не видел никакой дороги!
   - Странно, - Виталий оглянулся. - Получается, мы сквозь лес вокруг дома прошли, что ли? Иначе бы кто-то из нас обязательно прошел по дороге. Зна-чит, оба забрали в сторону. Ладно, пошли, пока совсем не стемнело. Дикое место.
   Двое мужчин начали торопливо пробираться среди деревьев. Никто из них больше ни разу не оглянулся, и их уход больше походил на поспешное от-ступление с чужой территории, даже бегство, а тихая, пропитанная дождем тьма неумолимо катилась следом за ними, как хозяин, уверенно шествующий по своим владениям, и деревья тонули в ней, пропадали бесследно, и шелест листьев походил на насмешливый шепот разыгравшихся духов, вовсю поте-шающихся над затерянными в этой глуши. Ночь проглотила лес и холодным порывом ветра вздохнула удовлетворенно.
  
  
  * * *
  
   В тот момент, когда Виталий сорвал мокрый, пожелтевший лист лещины, из особняка впервые донесся звук. Замок мягко щелкнул, и кирпично-красная дверь беззвучно повернулась на петлях, приоткрываясь, замерла, потом чуть колыхнулась взад и вперед, словно надменный особняк сжалился и милости-во поманил из-под дождя и холода под свою крышу. И, казалось, вовсе не участвовала в этом рука Олега, отпершая замок и толкнувшая створку, и уж тем более ничья рука не коснулась этой двери, когда она затворилась за по-следним вошедшим с негромким сухим щелчком, оставив упитанных мра-морных львов мокнуть в одиночестве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть 2
  
  ПРИГЛАШЕННЫЕ
  
  I.
  
   Вначале они говорили почти шепотом - отчасти из-за неосознанного опа-сения, отчасти из-за чувства вины. На Жору, который прокатил было по про-сторному холлу зычное "Эй!" негодующе зашикали. Даже Олег притих и одобрительно поглядывал по сторонам, поджав губы дужкой и кивая головой каким-то своим мыслям.
   - Мы ведь ничего такого не сделаем. Просто от дождя спрячемся, - зачем-то пробормотала Марина, приподнимая на сгибе локтя мокрые волосы.
   - Что, испугались крутизны хозяев? - насмешливо прошептала Ольга. - Думаете, нас расстреляют за это? Разумеется мы ничего не сделаем. Цивили-зованные люди, в конце концов. Не ворье какое-нибудь!
   - Ни черта не видно! - Олег отвернулся и зашарил по стене в поисках вы-ключателя. - И как я только до этой двери добрался... а замок-то у них про-стой на удивление...
   Он замолчал, поняв, что его все равно никто не слушает.
   В полумраке дом казался нежилым и запущенным. Холл имел форму рав-нобедренной трапеции, большим основанием упирающейся в длинную лест-ницу, посередине холла возвышалась прямоугольная колонна, уходившая вверх метров на пять, по бокам изгибались высокие арочные проемы, но в целом разглядеть что-либо было сложно - виднелись только смутные очер-тания мебели, достаточные лишь для того, чтобы на нее не наткнуться, а на стенах и потолке что-то едва заметно поблескивало.
   - Включите же, наконец, свет! - Ольга раздраженно переступила с ноги на ногу, и ее каблуки легко стукнули. Паркетный пол. Ох, и измажут же они его сейчас, с дождя!
   Олег невнятно пробормотал что-то насчет того, что неизвестно, есть ли здесь свет вообще, потом издал короткий удовлетворенный возглас, свиде-тельствующий о том, что он нашел выключатель. Что-то едва слышно щелк-нуло, и в холл плеснулся свет - настолько неожиданно яркий, что некоторые прикрыли глаза, болезненно отреагировавшие на такой резкий переход.
   Освещение произвело удивительные перемены. Громоздившийся, словно груды захламлявшей и заслонявшей все пыли, полумрак мгновенно разбе-жался по углам, втянулся в них, исчез, и дом точно раздался вширь и в сто-роны, став просторным и нарядным. Оказалось, что потолок здесь доходил только до середины холла, чуть выдаваясь за подпиравшую его колонну, а дальше до самой лестницы пространство уходило вверх "воздушной баш-ней" на высоту всех трех этажей - вплоть до огромного витража из бледно-зеленых, желтых и красных стекол, складывающихся в сюрреалистические растительные узоры. На самой же колонне обнаружились светильники - на каждой грани, закрытые длинными полосами матового стекла с чуть желто-ватым оттенком. Многочисленные светильники были и на стенах холла - над белым мягким мебельным гарнитуром из дивана и двух кресел - полусфери-ческие, на других стенах такие же плоские, как и на колонне. Светильники в виде матовых шаров пристроились даже на двух первых массивных баляси-нах перил, а там, где колонна упиралась в потолок, оказался небольшой тре-угольный желто-зеленый витраж, тоже служивший светильником. Кроме ди-вана и кресел в холле стояли прозрачный журнальный столик на деревянных ножках, похожих на кегли и массивный платяной шкаф красного дерева. Возле одного из кресел, контрастируя с его белоснежной обивкой, в массив-ной, без всяких изысков кадке росла монстера, поблескивая ухоженными глянцевитыми листьями. Между полукруглыми светильниками висела боль-шая картина в стиле фэнтези - странный замок со множеством башенок и шпилей на вершине неприступной скалы и парящий над ним извивающийся багряный дракон. Стены были окрашены в смесь бледно-желтого и коричне-вого - не ту, которая наводит на мысль о больничных палатах, а мягкую, не-навязчивую и вполне приятную для глаз. Чистый, натертый паркет надменно сиял под светом ламп. Широкие ступени, выложенные матовыми плитами, тоже сияли, но в этом была некая уютность и намек на приглашение поско-рее пройтись по ним и узнать, куда они ведут.
   - Ничего себе! - пробормотал Кривцов. Его ладонь так и осталась в возду-хе возле выключателя, словно ее удерживала невидимая нить. - Ребята явно не любят темноту.
   Борис присвистнул, явно желая выразить восхищение, но свист получился неожиданно горестным и совершенно неподходящим к его солидному обли-ку. Все изумленно озирались, пораженные неожиданно открывшимся вели-колепием, хотя у некоторых были дома и пошикарней.
   - А некисло обитают местные обитатели! - Олег подошел к лестнице, за-глянув по дороге в каждый из проемов, но не увидев ничего, кроме пустых разветвляющихся коридоров, освещенных настенными светильниками. Оста-новившись возле первой ступеньки, он хмуро посмотрел на светящийся ма-товый шар лампы, потом, придерживаясь рукой за перила, наклонился и взглянул вверх. Такие же лампы горели вдоль лестницы на каждой этажной площадке. - Что это, у них весь свет включается одновременно?
   - А что, удобно, - Марина раскрыла мокрый зонт и нерешительно глянула на сверкающий паркет, потом все же пристроила зонт возле стены. Деловито сняла с себя мокрое пальто, повесила его на один из пустующих крючков шкафа, после чего подошла к дивану и повалилась на него с блаженным вздохом. - Господи, наконец-то! Как же я устала.
   Света немедленно последовала ее примеру, заняв одно из кресел, но не сняв мокрой короткой куртки. В другое кресло плюхнулась Ольга, вытянув ноги. Остальные разбрелись по холлу, только Алина осталась стоять у двери, и ее лицо выражало явное неодобрение.
   - Непонятно, зачем столько ламп? - Олег легко щелкнул по одному из бронзовых стебельков, на котором покоился шар светильника. - Такая расто-чительность... И одновременное включение - это ведь совершенно нерацио-нально!
   - А, по-моему, здорово, когда так много света, - Бережная откинулась на мягчайшую спинку кресла, довольно жмурясь. - Если можно себе это позво-лить, то почему бы и нет... - ее последние слова превратились в малоразбор-чивое бормотание.
   - Вот ответ на ваш второй вопрос, - Ольга подтолкнула пальцем лежавший на столе прямоугольный предмет размером с ладонь. - Свет регулируется с пульта, у меня дома такой же. Чудная вещь для ленивых людей.
   Ее пальцы проворно забегали по кнопкам, и свет в холле лампа за лампой начал меркнуть, и сверху по лестнице обрадованно пополз полумрак, воз-вращая себе утраченные владения. Тотчас Света вскинулась в кресле, широко распахнув глаза.
   - Включи! Немедленно включи обратно!
   - Ах, нервы, нервы!.. - насмешливо произнесла Ольга и с подчеркнутым жеманством опять принялась нажимать на кнопки, и сумерки в холле вновь начали недовольно отступать. Алина взглянула на Свету, удивленная непри-крытой яростью в ее голосе, потом сняла мокрый берет и начала стряхивать воду с волос, оглядываясь в поисках зеркала. Попутно она заметила, что и остальные девушки, даже Марина, казалось, вовсе лежавшая с закрытыми глазами, ищут зеркало, и улыбнулась про себя.
   Да уж, мы все настоящие женщины... можем умереть от переохлажде-ния, от голода, от воспаления легких... но перед этим должны обязательно быть уверены, что хорошо выглядим...
   - Сейчас бы горячую ванну, - жалобно протянула Кристина, садясь рядом с Мариной. Мокрые волосы облепили ее голову и щеки, словно странный чер-но-красный шлем. - Ванну и что-нибудь поесть.
   - Эх, я бы сейчас борща навернула... тарелки две, - Харченко мечтательно уставилась в потолок, потом перевела взгляд на Олега. - Раз здесь есть свет, может и еда найдется. Вы вниз спускались - ничего не заметили?
   - Я-то впотьмах спускался, - Олег отошел от лестницы и уселся на ручку кресла, в котором полулежала Света. - Дождемся хозяев или сами пойдем искать?
   - Думаете, они здесь сегодня появятся? - Борис направился к шкафу, на ходу встряхивая мокрое пальто. Кривцов хмыкнул.
   - Логически - возможно. Свет-то есть, а населенных пунктов мы поблизо-сти не видали. Здесь, вероятно, автономка, генератор... а какой смысл остав-лять генератор молотить, если не собираешься очень скоро вернуться? Вер-но, Жор? Эй, Жора!
   Вершинин не ответил. Он стоял напротив дивана, впившись взглядом в висевшее на стене полотно, и выражение его было хмурым, даже злым и в то же время озадаченным. Олег окликнул его еще раз, и только тогда он не-охотно повернул голову.
   - Что это с тобой? Не такая уж плохая картина.
   - Да нет, просто... - смуглое лицо Жоры слегка разгладилось, но выраже-ние озадаченности осталось. Он вяло махнул рукой и окончательно отвер-нулся от картины. - А куда делся наш нервный бизнесмен?
   - Пошел пацана искать... по-моему, - отозвался водитель, разглядывая ко-лонну с простодушным любопытством селянина, впервые попавшего в музей изящных искусств. Сейчас, при ярком свете, его внешность уже не предъяв-ляла претензий ни на отчество, ни на неприязнь - молодой мужчина с про-стыми, чуть крупноватыми, но вполне приятными чертами лица и очень гус-тыми, слегка вьющимися русыми волосами, насквозь мокрый и, так же, как и большинство, растерянный, но уже вполне взявший себя в руки. - Во всяком случае, он пошел в ту же сторону.
   - Удивительная забота, - язвительно заметил Борис, аккуратно приглажи-вая ладонью мокрые волосы. - Даже подозрительная. Может, и он решил са-мостоятельно поискать дорогу?
   - Вряд ли, - Олег неотрывно смотрел на один из освещенных коридорных проемов. Тот манил - манил неодолимо. Спускаясь вниз, он толком ничего не рассмотрел, понял только, что дом огромен - настолько огромен, что это вызывало у него недоумение. Кому понадобилось строить такую махину в такой глуши? Может, это гостиница или какая-нибудь турбаза? Комната, в которую он попал через окно, была похожа на гостевую - полностью мебли-рованная, но совершенно безликая - даже в полумраке ощущалось отсутст-вие отпечатка индивидуальности владельца.
   Так или иначе, ему хотелось все осмотреть. Конечно, это нехорошо - дом-то чужой и влезли они сюда без спроса, но нельзя же было просто сидеть - и то, дивана и двух кресел для всех маловато, чтобы хоть немного отдохнуть. Еда опять же... сейчас он был согласен и хоть на какой-нибудь завалящий концентрат. И пива... хорошо бы пива!.. Другое дело, что это за люди - вла-дельцы этой избушки? Лояльно ли они к ним отнесутся или без лишних раз-говоров закатают в асфальт? Интересно, сам бы он закатал?
   Кривцов чуть потянулся, сдвинул мокрую кепку, с которой все не мог рас-статься, на затылок и добавил:
   - Он, конечно, истерик, но не полный дебил. Вернется.
   - Что дальше делать будем, - поинтересовалась Кристина, поправляя один из своих замечательных высоких сапог. - Есть так хочется...
   - Так давайте поищем, - Ольга положила пульт на столик, подтянула к се-бе стоявшую на нем пепельницу и закурила, запоздало закинув ногу на ногу, чтобы закрыть прожженные колготки, потом ткнула указательным пальцем в сторону возвышавшегося неподалеку Жоры. - И не надо изображать из себя укор совести! Вы же все этого хотите, просто сказать не решаетесь! Чего вы в самом деле?! Ведь уже решили, что заплатим за ущерб...
   - Минуточку! - Петр Алексеевич резко развернулся. - Вы решили! Но вы, может, и при бабках, а у меня зарплата... - он неопределенно покрутил в воз-духе пальцами и покачал головой, - и ту задерживают. А вы уже и столик ка-кой-то сломали, неизвестно, чего еще натворите... Мне ваш отдых совсем не по карману!
   - А ты, водила, вообще помолчал бы! - правая ладонь Ольги, вывернутая вверх, раздраженно запрыгала, и с сигареты на белую обивку кресла полетел пепел. - Это ты нас сюда завез! Лучше подумай, куда теперь пойдешь рабо-тать, потому что с этой работы ты вылетишь однозначно!
   - Ну, это уж будет, когда до места доберемся, - почти равнодушно заметил Петр, почесывая заросший светлой щетиной подбородок и вернувшись к раз-глядыванию колонны. - Там-то уж... А здесь мы все по равному, как голые на полянке - без власти, без связей... Так что, грозите мне, не грозите - мне-то наплевать. Здесь вы мне ничего не сделаете. Зато я могу что-нибудь сде-лать. Здесь нет ваших законов!
   Ольга ехидно усмехнулась. Ладонь Алины, стряхивавшая воду с волос, замедлила свое движение и теперь ползла сонно и тяжело, с силой прижимая кудри к голове, в то время как ее невидящий взгляд скользил по кругу - от чуть прищуренных светлых глаз шофера к усмешке Ольги, по лицам, за-стывшим в раздумье, по глазам, уже вовсю обшаривавшим лестницу и оба проема.
   Здесь нет ваших законов.
   Конечно же они обыщут дом. И она пойдет тоже, конечно же... Потому что...
   Здесь нет ваших законов.
   Ну, какие-то законы есть, но их гораздо меньше, чем обычно, и все они смотрит на них по-разному, и может статься, скоро законов не останется во-обще или останется только чей-то один закон... если только не вернутся хо-зяева и не поставят все на свои места.
   Или мы так и останемся смотреть на эти деревья сквозь дождь... и ка-ждый будет смотреть из своего окна...
   - Эй! Э-эй!
   Кто-то защелкал пальцами у нее перед лицом. Алина вздрогнула и сфоку-сировала взгляд на стоящем перед ней Борисе.
   - Что? - спросила она, потирая шею тыльной стороной ладони.
   - Вы ничего не слышали? Я говорю, вы не одобряете, что мы хотим ос-мотреть дом?
   - Вы еще голосование откройте! - Ольга встала, воткнув сигарету в пе-пельницу и оставив в кресле мокрый френч. - На кой черт нужно чье-то одобрение? Вы забыли, что нам нужен телефон?! Как вы его найдете, если собираетесь кудахтать в прихожей до прихода хозяев?! А если они придут через год?! А если они сейчас мирно спят в своих постелях?!
   - Вряд ли здесь есть телефон, - пробормотала Алина, одной рукой рассте-гивая мокрое пальто, а другой продолжая потирать шею.
   - Сидя здесь, мы уж точно этого не узнаем!
   Ольгины каблуки решительно простучали к лестнице и остановились в раздумье над выбором направления. Кристина неохотно встала и пошла сле-дом, яростно ероша свои мокрые волосы и унося на своих бедрах, обтянутых короткой цветной юбкой, благосклонный взгляд Олега. Потом он прижал ла-донь к подбородку и сокрушенно покачал головой каким-то своим мыслям.
   - А не лучше ли дождаться остальных, - нерешительно спросил Жора. Ольга снова скривила губы в усмешке, которая, казалось, скоро вовсе пере-станет покидать ее лицо.
   - Остальных? Хотите сказать, этого?.. Виталия? А разве не он вас сюда по-слал? Я видела, как вы шушукались! Что у вас - аллергия?!
   Последняя фраза была адресована Алине, и назойливая ладонь той испу-ганно замерла на шее, точно пытаясь защитить от чего-то, потом рука рас-слабленно сползла и повисла вдоль тела. Ничего не ответив, она подошла к шкафу, на ходу снимая с себя пальто. Пристроила его через крючок от Мари-ниного, взглянула на пальто Бориса, на пустые крючки и слегка улыбнулась. Одиннадцать. Забавно... Нет, еще бы один, тогда и вправду было бы забавно.
   Хотя вряд ли понадобится еще один, ведь Лешку они не найдут... Лешка забрался очень далеко в дождь... может, он уже сам стал дождем...
   ... и гиацинты, цветущие там, на улице... весна посередине осени...
   Она мотнула головой, словно отгоняя назойливую муху и заботливо об-махнула мокрое пальто ладонью. Излишняя задумчивость вредна. Она может заставить ее вернуться в автобус, несмотря на тепло и уют, потому что ей не нравится это место, хоть здесь и есть такой замечательный прудик...
   Тем временем Олег соскочил с ручки кресла и галантно подал руку Свете, чтобы помочь ей встать. Та приняла ее и улыбнулась - скорее удивленно, чем благодарно-кокетливо, и наблюдая, как она встает и идет к лестнице, Крив-цов почувствовал искреннее недоумение. Светка была хорошенькой девчон-кой с отличной спортивной фигурой, облегающая черная одежда - брюки, свитерок и короткая куртка только подчеркивали это - конфетка, а не девуш-ка - развернуть и съесть! Почему же такая конфетка смотрит так удивленно, словно не привыкла к знакам мужского внимания? Более того, она смотрит и с подозрением, как будто выискивает в его поведении намек на издевку. Странная... Наверное, бедняжка насквозь закомплексована.
   Борис, сокрушенно качая головой и всем своим видом показывая, на-сколько противоречит то, что должно было произойти, его моральным прин-ципам и он принимает в этом участие только в силу обстоятельств, последо-вал за остальными, собравшимися возле лестницы. Жора, уходя, бросил на картину еще один взгляд, похожий на шлепок сырой грязи. Только Марина осталась полулежать на диване. Алина стояла возле шкафа и с преувеличен-ной тщательностью поправляла свой серый в вертикальную полоску костюм.
   - Вы остаетесь? - без особого интереса спросил Петр. Алина еще раз раз-гладила ладонями юбку и, поджав губы, с явной неохотой подошла.
   - Я никуда не пойду, - громко сказала Марина, не открывая глаз. - Мне надо отдохнуть.
   - Ну и ладно. Тогда хозяев встретите, если они заявятся.
   Марина, пробормотав что-то неразборчивое, приподняла свои волосы на сгибе локтя и рассыпала мокрую шелковистую массу по спинке дивана - ис-крящееся влагой золото на белой обивке в море света - океане света, в кото-ром кому-то было очень и очень спокойно.
  
  * * *
  
   Осматривать, чуть попререкавшись, начали с левого коридора. О том, чтобы для быстроты осмотра разделиться, никто даже не заикнулся - бродить по дому в одиночку пока не хотелось, не хотелось и вдвоем, кроме того, каж-дому было спокойнее, пока остальные находились у него на глазах.
   Олег ошибся - свет не включался одновременно во всем доме. Освещены были только коридоры и площадки, но из-за открывающихся дверей привет-ливо выглядывал все тот же полумрак - до тех пор, пока кто-нибудь не на-шаривал на стене выключатель. Обилие ламп и на потолке, и на стенах пора-жало - казалось, обитатели дома то ли действительно очень не любили тем-ноту, то ли коллекционировали светильники.
   За первой дверью, к их удивлению, оказалась самая настоящая игровая комната. Когда Жора нажал на выключатель, лампы осветили отполирован-ную боулинговую дорожку и бильярдный стол. Чуть поблескивали разно-цветные боулинговые шары и выстроенные в аккуратную линию кегли. Один темно-синий шар сиротливо лежал в начале дорожки. Бильярдные шары бы-ли выложены равносторонним треугольником, прислоненные к борту стола стояли два кия. Все было приготовлено к игре, казалось, она почти началась, когда какие-то непредвиденные обстоятельства заставили игроков покинуть комнату.
   - Ничего себе! - восхищенно произнес Олег, подходя к бильярдному сто-лу. Взяв один шар, он подбросил его на ладони, потом внимательно оглядел. Шар был качественным и дорогим, как и сам стол. - А мне начинает здесь нравиться. Кто-нибудь умеет играть?
   - В данный момент, - заметил Борис, потирая переносицу, - это совершен-но не важно. Другое дело, что раз есть бильярд, значит должно быть и все ос-тальное. Пойдемте дальше.
   - Сейчас, - Олег вернул шар на место, взял кий, помахал им в воздухе, по-том наклонился и начал примериваться к пирамиде. Алина подошла к бо-улинговой дорожке и неумело подняла шар, оказавшийся довольно увеси-стым. Покачала его обеими руками, нерешительно посмотрела на кегли, по-том на отверстия в шаре, пытаясь понять, для каких пальцев они предназна-чены.
   - Дайте сюда, - сказала Ольга за ее спиной, и Алина, вздрогнув от неожи-данности, чуть не уронила шар. Харченко бесцеремонно отняла его, закрепи-ла пальцы в отверстиях, опустила руку и покачала ею.
   - Тяжеловат, на мужика больше... Отойдите! - приказала она, приподни-мая шар на уровень плеча и чуть поддерживая его левой ладонью, но Алина предусмотрительно отскочила еще раньше, чем Ольга договорила до конца. Левая ладонь Ольги уплыла, правая пошла вниз, два раза качнулась легко.
   - Послушайте, это все-таки...
   На третьем коротком замахе Ольга отпустила шар с легким, едва слыш-ным выдохом. Тот с уверенной неторопливостью ровно прокатился по до-рожке и с грохотом врезался в кегли, расшвырял их и исчез в зеве автомата. Одна кегля осталась стоять, пьяно раскачиваясь.
   - Ну, - прошептала Ольга одними губами.
   Кегля качнулась в последний раз и, сдавшись, со стуком повалилась. Жора и Борис зааплодировали. Олег, уже разбивший пирамиду, хмыкнул, рассчи-тывая следующий удар.
   - Да вы профи! - с искренним восхищением сказал Жора. Ольга поверну-лась.
   - Я профи во многих областях, - произнесла она без улыбки, глядя на него в упор. Жора поспешно отвел глаза, почувствовав, как у него резко вспотели ладони, потом украдкой огляделся - не заметил ли кто? Но никто не смотрел в их сторону. Ольга уже тоже отвернулась, наблюдая, как "грабли" убирают кегли с дорожки. Из возвратника с гулом покатился шар.
   - Да он работает, - Светлана удивленно раскрыла глаза. - Здесь, наверное, все включено. Значит, хозяева действительно скоро вернутся.
   - Так пойдемте дальше, - Кристина потрясла за плечо водителя, который, облокотившись о стол, с интересом наблюдал за действиями Олега. - Мы же не играть сюда пришли! Нам нужно найти телефон!
   - Сейчас, лапонька, - пробормотал Олег, прищурившись. - Сейчас, сей-час...
   Ударом он направил биток в борт, тот, ударившись, откатился и толкнул другой шар, который аккуратно юркнул в лузу. Петр одобрительно кивнул. Олег выпрямился, уперев кий бампером в пол.
   - Видал, какой чистый абриколь?! - довольно сказал он. Водитель пожал плечами.
   - Я в терминах не секу. Так играю, по-простому. Но забито красиво.
   Света уже вышла из комнаты и стояла в коридоре, оглядываясь. Чуть дальше он разделялся на два коротких коридора, каждый из которых закан-чивался закрытой дверью. Еще одна, в отличие от остальных совсем узкая, была в двух шагах от нее, и выключатель располагался в коридоре, рядом с дверью, а не за ней. Туда она могла войти и сама - зажечь свет и войти. Не так, как в предыдущую. В той было темно, и Светлана вошла в нее послед-ней. Даже пусть не темнота - полумрак, но и тот заставлял ее сердце болез-ненно сжиматься. Кто-то когда-то сказал ей, что у нее нюктофобия - болез-ненная боязнь темноты. Бережная считала это глупостью. Она не боялась темноты. Просто... не любила.
   Она осторожно нажала на выключатель. Раздался легкий щелчок, и в щели под дверью появилась желтая полоска. Светлана чуть улыбнулась и оберну-лась на раздавшийся сзади шум. Жора тащил из комнаты Олега, а тот упи-рался.
   - Да погоди ты, я хочу попробовать триплет сделать...
   - Да что тебе, горит что ли?! Дом чужой... Олег, елки, мы зачем сюда за-лезли - в бильярд сыграть?!
   - Ты компьютерный человек, тебе не понять!..
   Жора, обидевшись, отпустил его, и Кривцов, сердито дернув плечами, надвинул кепку на нос.
   - Я, между прочим... - возмущенно начал Жора.
   - Между чем?
   Светлана, засмеявшись, отвернулась и открыла дверь, и при виде того, что скрывалось за ней, все лица озарились деликатной задумчивостью, а многие - и облегченным удовольствием.
   - Э-э, да это всего лишь туалет, - протянул Олег слегка разочарованно. Ольга насмешливо глянула на него.
   - А вы что ожидали увидеть? Теннисный корт?
   - После той комнатки скорее футбольное поле. Теннис не люблю. У меня дома валяется чья-то ракетка - я ею мух убиваю, - сказал Олег, разглядывая убранство просторного туалета, отделанного перламутровым кафелем. - Да-а, и тут богато. Унитаз, случайно не серебряный? А кресло тут на кой?
   - Наверное, чтоб с компанией ходить. Один ждет, а другой... - Кристина не договорила просившееся в рифму слово и засмеялась. Кривцов хмыкнул.
   - Задам вопрос, поражающий своей неожиданностью, - кому-нибудь сюда надо?
   Остальные слегка смущенно переглянулись. Надо было всем.
   - Сначала пусть дамы, - галантно предложил Борис, - а мы пока дальше посмотрим.
   - Какой Версаль! - Олег хихикнул, потом кокетливо взял Петра под руку. - Пойдем, дара-агой, поищем себе местечко получше.
   Водитель оглушительно захохотал, содрогаясь всем телом. Борис попы-тался было придать себе осуждающий вид, но не выдержал, фыркнул и быст-ро пошел вперед. Жора обернулся - его грубоватое лицо выражало нереши-тельность и легкое смущение.
   - Девчонки, может вас постеречь?
   - Иди-иди, - рассеянно отозвалась Ольга, - перебьемся. Не украдут.
   - Ну... ладно.
   Светлана уже успела закрыть за собой дверь, и они услышали щелчок за-пираемого замка. Алина постучала в дверь.
   - Смотри, напрочь не защелкнись.
   Ольга задумчиво смотрела на удаляющуюся широкую спину Вершинина. Кристина проследила за ее взглядом, потом тонко хихикнула.
   - А парень-то на тебя реагирует.
   - Не удивительно, - Харченко задумчиво потерла указательным пальцем нижнюю губу. - Хорошее тело. Вот только на что оно способно?
   - Ну, пока не проверишь - не узнаешь, - Кристина начала рыться в сумоч-ке в поисках расчески. - А мне больше Олег нравится. Веселый... и внешне ничего. Простоват, но оригинален - не то, что мой бывший. И тот, который ушел, светленький - симпатичный, но очень уж злобный. И только и делает, что командует.
   - Забудь - он на блондинку запал, - Ольга потянулась, встав на цыпочки. Алина прислонилась к стене, зябко обхватив себя руками.
   - Мне кажется, сейчас есть проблемы посерьезней, - заметила она. Ольга искренне рассмеялась.
   - Это не проблемы, это неудобства. В конце концов, мы уже не под дож-дем и не в этом вонючем автобусе, а это, согласись, неплохо, - она убрала с лица улыбку и внимательно и бесцеремонно оглядела Алину с ног до головы. - А у тебя есть любовник?
   - Тебя это не касается, - резко ответила Алина, возвращая Ольге такой же бесцеремонный взгляд. Та пожала плечами, и на ее губах снова проступила улыбка, на этот раз более циничная.
   - Ой, какая скромница! Скромность не украшает современную женщину, милая. Прошли те времена, когда мужики двигались умом, увидев краешек женской туфельки из-под платья. Нужно вести себя свободней, тогда и жизнь наладится. Могу дать пару уроков.
   - Держишь бордель? - язвительно осведомилась Суханова. Ольга засмея-лась - Алина, сама того не зная, точно попала в цель, только вот "Вавилон" крайне далек от ее представлений о борделе, и побывай та хоть в одной из Ольгиных "секретных" комнат, верно получила бы разрыв сердца от потря-сения. А потом она перестала смеяться и недоуменно спросила себя, с чего вообще зацепилась за эту рыжую дурочку, у которой такой вид, будто у нее давным-давно не было не только хорошего секса, но и секса вообще? Не по-тому ли, что она чем-то напоминает ей сестру - Катька всегда так же цепля-лась за вопросы морали, так же возмущалась Ольгиным циничным мировоз-зрением и даже так же осуждающе склоняла голову набок, горько поджимая губы, а нижняя часть лица Алины и вовсе копия Катькиной. Другое дело, что сестра бы в этот дом вовсе не вошла, на месте Алины бы сейчас бесстрашно залепила ей пощечину, не думая о последствиях, а побывав в одной из "сек-ретных" комнат, скорее всего Ольгу бы убила. А еще...
   А еще скажи мне, почему ты не полетела самолетом? И почему ты не помнишь, как села в автобус? Это не беспокоит тебя? Так же не беспоко-ит, как та банка с кислотой, правда? А ведь это намного важнее твоих сек-ретных комнат, намного важнее... потому что...
   Потому, что?!
   Ольга мотнула головой, недоуменно моргая, и увидела, что Алина обеспо-коенно смотрит на нее.
   - Тебе плохо?
   - Нет, - ответила Харченко резче, чем хотела и нервно облизнула губы. - Если мне станет плохо, я вам сообщу!
   Она стукнула в дверь туалета.
   - Ты там что - спать устроилась?!
   - Секундочку, - приглушенно отозвалась Света, - тут хоть зеркало...
   Кристина облегченно вздохнула, взъерошив свою и без того растрепанную и начавшую подсыхать черно-красную гриву. Ольга взглянула на свои про-жженные колготки, потом подняла голову и увидела, что Алина продолжает смотреть на нее, но беспокойство исчезло из ее глаз. Теперь их выражение было непонятным и каким-то затаенным, словно она что-то подозревала. Не знала, но подозревала.
   - Может, вы что-то почувствовали? Что-то странное?
   - Что это, интересно, я должна была почувствовать? - раздраженно, почти враждебно ответила Ольга. Дверь туалета отворилась, и она скользнула внутрь, оттолкнув выходившую Светлану. Та с удивленным возгласом отле-тела к стене. Дверь с грохотом захлопнулась.
   - Сдурела?! - возмущенно крикнула Светлана. Кристина зевнула, медлен-но опустилась на корточки, проехавшись спиной по стене, уперла локти в со-гнутые колени и положила подбородок на переплетенные пальцы.
   - Нервы, наверное. Мне самой, то и дело, хочется разораться. Вся эта по-ездка - сплошной стресс! Я не приеду на запись... вы не представляете, как это ужасно! А Германия?! Если я опоздаю на гастроли!.. - она яростно замо-тала головой, потом начала стаскивать с пальца изумрудный перстень.
   - А вы правда певица? - с уважением спросила Светлана. Ее влажные, те-перь уже аккуратно причесанные волосы блестели в свете многочисленных ламп. Кристина кивнула, потом положила перстень в рот, крепко сжала губы и приняла задумчивый вид.
   - Что ты делаешь? - Алина удивленно улыбнулась. Кристина недовольно махнула рукой в ее сторону.
   - Пытаюф пфедфкафать будуфее. Не мефай!
   Алина пожала плечами, потом посмотрела в ту сторону, куда ушли муж-чины. Ей очень хотелось, чтобы они вернулись. Без них в этом доме ей было очень не по себе, и сейчас она согласилась бы даже на общество Виталия или Алексея.
   Она снова начала рассеянно тереть ладонью шею, и полоска кожи под ней вскоре стала ярко-розовой, словно свежий рубец.
  
  
  
  * * *
  
   - Снаружи дом казался меньше, - негромко произнес Олег. - Я здесь тако-го не предполагал.
   - Наверное, это не дом. Наверное, мы влезли в какую-то частную гостини-цу, - прошептал Жора. - А это, наверное, гораздо хуже.
   Борис ничего не сказал, он просто вздохнул, но в этом вздохе было согла-сие.
   Они стояли на полу, выложенном темно-коричневым кафелем, а в не-скольких метрах от них поблескивала вода, в электрическом свете казавшая-ся неестественно ярко-голубой, и на полированных невысоких бортиках бас-сейна лениво колыхались волнистые отсветы. Вдоль бортиков стояли длин-ные кадки с разнообразными растениями, распростершими над водой веточ-ки и ухоженные листья, некоторые свисали, почти касаясь водной поверхно-сти. Растения были и на стенах - вьющиеся, пышные, яркие. Многие цвели, и в воздухе чувствовался тонкий смешанный аромат. От обилия зелени бассейн походил на лесное озеро - только кафель и гнутые блестящие перила порти-ли все впечатление. Сквозь прозрачные стену и покатый потолок был виден мокрый сад, тонущий в сумерках, - та часть двора, где они еще не были, - де-ревья здесь росли густо, лишь в некоторых местах проглядывали клумбочки и завитки фигурно высаженных кустов. По стеклам барабанили дождевые капли, наполняя комнату призрачным шелестом, и пришедшие завороженно молчали, глядя на неподвижную воду.
   - Вот это да! - наконец, не выдержал Кривцов. - Он же огромный! Я и по-думать не мог...
   Жора подошел к краю бортика, отведя загородивший ему дорогу большой узорчатый овальные лист, опустился на корточки и поболтал рукой в воде.
   - Приятная водичка, - он хлопнул по поверхности ладонью, и в воздух взлетело облачко брызг. - Красиво как, а? Может, искупнемся?
   Его сильный голос эхом прокатился под потолком, и Борис поежился.
   - Нет уж, с меня хватит воды на сегодня. Может, пойдем дальше?
   - Да погодите вы! - с досадой сказал Олег, пробираясь сквозь заросли к дальней части бассейна, где стояли небольшой шкафчик, несколько белых лежаков и столик. - Дайте хоть полюбоваться - не каждый день такое вижу.
   - Постарайтесь ничего не сломать, - назидательно произнес Борис. Петр подошел к одной из кадок и с любопытством уставился на диковинный ярко-розовый цветок, похожий на пушистый шар. Жора наклонился ниже, чтобы рассмотреть дно, отчего швы на его куртке печально вздохнули.
   - Тут совсем мелко, - он зачерпнул немного воды и зачем-то понюхал ее. Пахло цветами - то ли теми, которые окружали бассейн, то ли вода была с какими-то ароматическими добавками. - А в той части, наверное, метра че-тыре будет.
   - Мне казалось, что мы собирались искать телефон! - в голосе Бориса по-слышалось раздражение. - Что вы делаете?! Куда вы полезли?!
   - Как что - ищу телефон, - отозвался Олег, открывая шкафчик. Он оказал-ся почти доверху набит хрустящими прозрачными пакетами с чем-то мягким и разноцветным. Он взял один, развернул и с веселым возгласом вытащил за лямку ярко-красный купальный лифчик.
   - Батюшки! - Жора выпрямился, глядя на находку Кривцова с радостным интересом. - Ты смотри, Олег, и цвет твой!
   - Положите на место! - возмутился Лифман. - Зачем вы хватаете чужие вещи, да еще и интимные!
   Петр оставил созерцание цветка и быстрыми шагами направился к Олегу, который, сдвинув кепку на затылок, прикидывал на себя лифчик поверх куртки, кокетливо хлопая ресницами и округлив рот.
   - Жорик, меня не полнит красное? - осведомился он тонким голосом. - Или, может, лучше что-нибудь веселенькое, в цветочек?
   Жора от избытка чувств схватился за живот, наполнив оглушительным хохотом все помещение, и тот запрыгал, перекатываясь и отражаясь от стен. Петр вытащил из пакета красные трусики-бикини и начал их разглядывать, растянув на мозолистых ладонях, контрастируя с которыми тонкая ткань ка-залось еще тоньше и нежнее. Борис открыл было рот для гневной тирады, но тут в открытую дверь влетели Алина и Светлана и изумленно застыли, пора-женные и видом бассейна, и Олегом, на черной куртке которого задорно круглились чашечки лифчика. Тот поспешно сдернул купальник и сунул его водителю, который недоуменно воззрился на него, не зная, что с ним делать, скомкал и сунул в хрустнувший пакет.
   - Ничего себе! - Алина задрала голову к стеклянному потолку, потом по-шла вдоль бортика, восторженно оглядываясь. - Вот это да! Вот это да!
   Светлана по примеру Жоры, подбежала к краю бортика, сунула в воду обе ладони и подбросила вверх и вперед горсть прозрачной воды, взвизгнув:
   - Как здорово! Класс! И купальники есть, да?!
   - Купальники? - переспросила Ольга, появляясь в дверях и тут же удив-ленно раскрывая глаза. - Елки, вот это они тут устроились!
   Ее голос прозвучал относительно спокойно - вид бассейна ее удивил, но не поразил, в ее доме тоже был бассейн, пусть и не такой большой и без вся-ких глупых цветов, и она не понимала, с чего это Алина и Светлана носятся среди кадок и перекрикиваются с таким восторгом, будто никогда не видели бассейна. Но потом с ленивой снисходительностью подумала, что они при их доходах вряд ли могли себе позволить иметь дома нечто подобное.
   Из-за плеча Ольги выглянула Кристина, и Борис обреченно всплеснул ру-ками.
   - Ну все! Мы отсюда никогда не уйдем!
   Алина и Светлана уже стояли возле Олега, склонив головы над еще не-сколькими извлеченными из шкафчика пакетами, в которых были не только купальники, но и мужские плавки.
   - Да они совсем новые, - сказала Алина, сминая пакет в руках, но не рас-крывая его. - Даже этикетки не сняты. Их еще не надевали. Только пригото-вили все.
   - Наверное, это действительно гостиница, а купальники дают напрокат, - предположил Жора. Борис, чуть наклонившись, внимательно изучал дверь, через которую они сюда вошли.
   - Я бы с удовольствием искупалась здесь, - Света жадно смотрела на яр-кие, разноцветные тряпочки. Алина забрала у нее купальники и принялась складывать их обратно в шкаф.
   - Обязательно искупаешься, солнышко, - Олег приобнял одной рукой ее, а другой - Алину и повел к выходу. - Вот проясним обстановку, а потом... ду-маю, хозяева не будут против, если мы прополощем здесь наши закопченные кости. В конце концов, если окажется, что здесь действительно гостиница, то мы будем постояльцами, думаю, у нас хватит на это денег. Разве им не нуж-ны лишние деньги? Эй, господин ювелир, кстати, телефона здесь нет!
   - Вы меня изумили до глубины души! - язвительно ответил Борис и вы-шел. Олег пожал плечами и отпустил девушек, чтобы они могли пробраться сквозь заросли.
   - Какой обидчивый мужик.
   - Просто он переживает, - отозвалась Бережная, не оборачиваясь. - Все-таки, художник в своем роде... Тонкие натуры все такие, не нужно его ви-нить... И, кроме того, мы ведь действительно здесь только из-за телефона, а мы...
   Она не договорила, но смысл недосказанного и так был понятен. Олег не-довольно хмыкнул, но тут шедший сзади водитель нерешительно пробормо-тал:
   - А вот насчет денег... так у меня, например, совсем не...
   - Твой вопрос мы решим на общем собрании, - произнес Олег мегафон-ным голосом. Алина рассмеялась, и услышав ее смех, Олег слегка приподнял брови. В дверях он придержал девушку за локоть, и, обернувшись, она во-просительно взглянула в его непривычно серьезное лицо.
   - Чертовски прикольное ощущение от примерки купальника не мешало мне смотреть по сторонам, - негромко сказал Кривцов. - Даже ежеминутная радость от того, что я существую вообще, не мешает мне смотреть по сторо-нам.
   - Сложное начало, - ответила Алина, почти уверенная, что ее сейчас обви-нят в чем-то предосудительном, возможно даже, в неком преступлении - очень уж мрачным сделался его взгляд, и казалось, что, начав с купальника, Олег закончит приговором к смертной казни, коий немедленно и приведет в исполнение.
   - Я о том, что с той минуты, как мы к этому дому подошли, ты словно с креста снятая.
   - Просто устала.
   Олег мотнул головой.
   - Ты все время за всеми наблюдаешь. Очень внимательно. Не так, словно ждешь от каждого какой-то гадости... а словно каждый тебе должен что-то сообщить... проговориться, выдать что-то - взглядом, жестом - не знаю. Возможно, я ошибаюсь, но разве не это не давало тебе только что веселиться так же искренне, как Светке? Что-то не так с нами, Аля? Или что-то не так с этим домом? Я не верю в привидений, но я верю в человеческую наблюда-тельность. Ну так?
   Алина остановилась, глядя, как остальные открывают новую дверь и за-глядывают внутрь, как Жора ищет выключатель и как Светлана стоит позади всех, вытянув шею и стараясь заглянуть в комнату.
   Да нет, Олег, ничего странного, пара неопределенных подозрений, кото-рым еще очень далеко до каких-то версий, возможно, все это лишь бред нервной женщины, но возможно нас чем-то отравили в том автобусе... может, поэтому Свете приснился такой жуткий для нее кошмар, и поэто-му Виталий так странно смотрел на свою руку, и поэтому у Ольги было та-кое лицо, словно она потеряла что-то очень важное, и поэтому у меня на секунду вдруг возникло такое непонятное ощущение, что я...Да нет, ничего такого, и дом как дом, вот только почему гиацинты, растущие в открытом грунте, цветут в это время года?
   - Я не знаю, - произнесла она вслух. - Пока не знаю.
   Фыркнуть и свести все к шутке или просто сказать "нет" не получилось. Хотелось поделиться своим беспокойством, это можно было сделать, даже просто сказав "не знаю", и теперь ей стало немного легче, а Олег еще больше помрачнел.
   - Но что-то все-таки есть, а? - он резко обернулся, точно боялся, что их подслушают, и в этот момент на лице Алины проступили растерянность и беспомощное негодование человека, который, собравшись сообщить нечто жизненно важное, обнаружил, что лишился дара речи. - И когда тебе будет, что сказать, ты ведь скажешь мне, правда?
   - Почему ты решил, что я...
   Олег предостерегающе поднял руку, потом легко дернул Алину за один из влажных локонов, и тот лег посередине ее лба медной буквой "s".
   - Потому что я поверил тебе, - просто сказал он. - Поверил, что то, что ты сказала про деревья, серьезно, а ведь мы тогда еще не видели эту чертову табличку! Ты можешь заметить что-нибудь еще. И ты, и Виталий - вы оба у меня на примете.
   На лицо Алины набежала тень - она только сейчас вспомнила, что Вита-лий и Алексей где-то там, в том странном лесу.
   - Плохо, что они пошли вместе, - Алина обернулась туда, где за углом, в холле, на диване осталась Марина.
   И плохо, что она там одна, - мало ли, что могут сделать хозяева, если неожиданно вернутся.
   - Здесь подвал какой-то, - долетел до них голос Жоры. - Олег! Ты чего там застрял?!
   - Худшее, что они могут сделать - это набить друг другу морды, - сказал Олег уже добродушно. - Ладно... мы еще вернемся к этому разговору, Аля, хорошо? А если я замечу что-то странное - даже в самом себе, обязательно тебе скажу. Людям, не страдающим избытком беспечности и недостатком наблюдательности, лучше объединять свои усилия.
   Он снял с себя кепку и хлопнул ее на рыжие кудри девушки. Посмотрел, чуть прищурившись и отступив на шаг.
   - Поноси ее хоть минут пять. Для меня, ладно? Смотрится офигенно. Че-стное слово!
   Кепка придала Алине неожиданно хулиганистый вид, не спасала и стро-гость делового костюма. Даже не видя себя в зеркало, она осознала это и ши-роко улыбнулась Олегу, поправила нахально торчащие из под кепки влажные волосы.
   - А так и еще лучше, - Олег тоже улыбнулся и потянул ее за руку туда, где толпились остальные.
   За открытой дверью оказалась длинная лестница, уходившая куда-то вниз, откуда доносился ровный гул. Жора уже спускался по ступенькам. Вскоре он исчез из поля зрения остальных, а еще через несколько секунд снизу долетел его голос:
   - Эй, здесь, похоже, узел управления домом. Кто-нибудь хочет посмот-реть?
   Олег и Петр быстро начали спускаться, следом за ними, чуть помедлив, пошла и Света, остальные остались стоять.
   Жора стоял посередине небольшого помещения, заплетенного трубами, и с интересом оглядывался. Олег подошел к гудящему в углу большому гене-ратору и взглянул на дисплей панели управления.
   - Вот оно, сердце особнячка. Я занимался похожими одно время. На во-семьдесят четыре киловатта... ну понятно, с таким можно себе позволить ку-чу ламп и прочего барахла. Точно скоро вернутся, - он обернулся, разгляды-вая остальное оборудование, - ничего не выключили.
   Он повернулся, разглядывая шкафчик, заставленный пластиковыми ба-ночками и флаконами с разнообразными моющими и чистящими средствами, потом подошел, наклонился и пробежал глазами по этикетке большой пла-стиковой бутыли.
   - Концентрированная серная кислота, - сказал Жора за его плечом. - Ин-тересно, на хрена столько?
   Олег пожал плечами.
   - Для бытовых нужд. Уж точно не для того, чтобы купаться в ней.
   - Так и так вон сколько всего.
   - Запасливые люди. Вот вернутся - спросишь. А вернутся они скоро.
   Водитель уже деловито, почти по-хозяйски занимался проверкой системы.
   - Верно, - подтвердил он. - Отопление, газ, вода - все есть. Хор-роший домик, а?! Откуда он, интересно, воду сосет?
   - Наверное, там где-нибудь артезианская скважина, - Олег усмехнулся, по-том снова взглянул на генератор, и усмешка исчезла с его лица. - Эта штука тонны две весит, не меньше. Как они ее сюда приволокли? В такую даль? Да и зачем?
   - Для удобства, как это зачем?! Как здесь жарко! - Светлана, прищурив-шись, смотрела на прикрепленный на стене щиток с кнопками и рычажками. - А что такое лидхт сустем?
   - Чего? - Жора подошел к ней и рассмеялся. - Лайт систем! Система ос-вещения. Языки надо учить, девушка. Что тут у нас, - пробормотал он, водя пальцем вдоль надписей. - Наружное освещение... фонари?!.. бассейн, кух-ня, столовая, игровая, гостиная, зал, первая комната, вторая... господи, зачем такие сложности?
   - Ничего не нажимай, - предупредил Олег, идя мимо него к лестнице. Вершинин воровато глянул в его сторону, потом передвинул один рычажок. Петр, наблюдавший за его действиями усмехнулся и хотел было что-то ска-зать, но тут сверху донесся стук каблуков.
   - Эй, народ! - долетел до них голос Алины. - Бросайте все и поднимай-тесь! Мы нашли кухню!
  
  * * *
  
   Огромная кухня сияла чистотой и новизной. Блестело полированное дере-во бесчисленных шкафчиков. Большой холодильник возвышался в углу, словно суровый идол. С крючков над столом свисали сковородки и кастрю-ли. Хищно поблескивали прикрепленные на стене наточенные ножи - от со-всем коротенького до широкого тесака. На полочках выстроились нарядные баночки со специями, походившие на игрушки. Большая плита выглядела так, будто ею ни разу не пользовались, длинная столешница была без единой царапинки. Лампа здесь была только одна - в нарядном кружевном абажуре, большие темные плиты пола были чисто вымыты. Через большое, во всю стену окно заглядывали сумерки, и видно было, как вдали качает ветвями мокрый лес. На стене задумчиво щелкали квадратные часы. За приоткрытой дверью была погруженная в полумрак большая столовая. Еще одна дверь бы-ла плотно закрыта, и на расположенном на ней дисплее светились цифры - там скрывалась большая морозильная камера.
   Кухня была абсолютно, идеально новой - казалось, здесь еще никогда не приготовили ни одного блюда, здесь не чувствовалось хозяйской руки, и всю посуду и кухонную технику словно только что привезли из магазина.
   Светлана застыла в восхищении, и на ее лице появилось выражение, близ-кое к умилению - эта кухня так напоминала ее собственную, идеально устро-енная и в идеальном порядке. Все было расположено именно так, как ей нра-вилось, все на своих местах, ничего лишнего. Она даже зажмурилась, пред-ставляя, каким удовольствием было бы здесь что-нибудь приготовить, а ос-тальные тем временем уже вовсю хлопали дверцами шкафов и шкафчиков.
   - Боже мой! - произнес Олег, открывая дверцу холодильника. - Да здесь еды на месяц! Все, что душе угодно! Ох, сырокопчененькая, моя любимая! - он извлек длинную палку колбасы и с наслаждением потянул носом. - Ребя-та, это не дом - это оазис!
   - Ну, значит хозяева точно скоро явятся, - Жора голодными глазами смот-рел на содержимое холодильника. - Иначе, какой смысл забивать все про-дуктами?
   Шкафы были наполнены крупами, макаронными изделиями и консервны-ми банками. Один оказался набит сладостями, а в самом большом скрывалась настоящая алкогольная коллекция - бутылки с водкой, вином, ликерами и коньяками стояли аккуратными рядами, словно войска на параде. Борис вы-тащил одну из бутылок и прочитал название на этикетке.
   - Массандровский "Ай-Серез", - сказал он с улыбкой. - Люблю это вино. Сколько везде ездил, сколько вин перепробовал, а все равно лучше крым-ских, по-моему, нет.
   - Не знаю, мне больше нравятся французские вина, - заметила Ольга, ро-ясь в одном из шкафчиков. - Например, "Шабли".
   - Понты! - фыркнул Олег, который вина вообще не употреблял и даже са-мое дорогое из них, не задумываясь, сменял бы на бутылочку хорошего про-хладного пива. Борис усмехнулся.
   - Ну, о вкусах не спорят, к тому же я не любитель сухого вина, но вам по-везло - здесь есть "Шабли" и не одна бутылка.
   - Чудесно, но в винах вы разбираетесь плохо, потому что "Шабли" слад-кое вино, - сказала Ольга, рассматривая банку кофе. Борис покачал головой.
   - Нет, вы ошибаетесь.
   - Ничего я не ошибаюсь, - Ольга поставила банку на место и открыла дру-гой шкаф, - я постоянно его покупаю и прекрасно знаю вкус. Смотрите, здесь полно хлеба, и он совсем свежий. Похоже, сегодняшний.
   Борис пожал плечами, решив не спорить. Но он-то хорошо знал, что "Шабли" - сухое вино. Однажды он его пробовал - страшная кислятина, ему больше по душе был сладкий вкус.
   - Кто бы ни были хозяева этого дома, у них отличный вкус, - восхищенно сказал Олег, извлекая из холодильника бутылку "Невского". - Не знаю, как вы, а я сдерживаться больше не могу!
   Он ловко содрал крышку зубами, опрокинул бутылку надо ртом и начал жадно глотать. По его лицу расползлось блаженное выражение.
   Это стало сигналом. Зашелестели разворачиваемые обертки, застучал по столу нож, вкусно захрустел, рассыпая крошки, разламываемый хлеб. Зашу-мел кран, и вскоре во включенном чайнике сердито забормотала, закипая, вода. Зазвенела посуда, и по кухне поползли запахи аппетитные запахи кол-басы и сыра. Все весело переговаривались с набитыми ртами, и только Свет-лана, несмотря на голод, стояла на месте, с почти священным ужасом наблю-дая, во что превращается идеальный кухонный порядок, да Алина так и за-стыла посередине кухни с банкой консервированных грибов в руке.
   - Не стесняйся, присоединяйся, - предложил Жора, активно двигая челю-стями. - Вкуснотища!
   - Но ведь это не наше. Это... так, вообще-то, нельзя, - Алина растерянно посмотрела на банку и поставила ее на место. Ольга фыркнула.
   - Брось, пара бутербродов не введет их в убыток. К тому же, мы все равно им заплатим... Впрочем, тебя никто не заставляет. Можешь вообще вернуть-ся в автобус.
   - У каждого свое право выбора, - заметила Кристина, раздраженно погля-дывая на кепку, приминавшую рыжие кудри бывшей соседки по автобусу.
   - Я позову Марину, - холодно сказала Алина и вышла из кухни. Остальные смущенно переглянулись. Ольга, жуя бутерброд, подошла к двери морозиль-ной камеры, нажала на ручку, с усилием открыла ее, выпустив облако стыло-го пара, и, негромко вскрикнув, отпрянула, но тут же облегченно рассмея-лась.
   - Что такое?! - Жора вскочил, но Ольга, продолжая смеяться, покачала го-ловой.
   - Ничего. Всего лишь мясо.
   Морозильная камера была едва ли вполовину меньше самой кухни. С больших крюков свисали выпотрошенная говяжья туша и две бараньих, а с крюков поменьше, укрепленных на длинных деревянных планках, протяну-тых вдоль стен, - бледные упитанные куриные тушки. На полках лежали рубленое мясо и упаковки с полуфабрикатами, мороженые рыбины, слепо глядящие стеклянными от холода глазами, и несколько больших параллеле-пипедов сливочного масла, уложенных в картонные коробки.
   - Да, прилично они затарились, - пробормотал Жора, глядя на говядину и представляя себе огромный ломоть мяса, шипящий на сковородке. Он отку-сил большой кусок хлеба с маслом и сыром и проглотил его, почти не жуя.
   - Здесь полно овощей, - сказал Петр, открывая дверцу очередного шкафа. - Да, для одной семьи этого многовато, наверное, здесь действительно гости-ница. О, да здесь и лифт есть - наверное, чтобы еду в номер подавать.
   Он посмотрел на большую кнопку рядом с открытым зевом небольшого лифта, потом наклонился и, выгнувшись, заглянул в темную лифтовую шах-ту, уходившую куда-то вверх - сама кабинка была где-то на другом этаже.
   - У нас в части один молдаванин вот так же голову в лифт засунул, - буд-нично заметил Олег. - А лифт как раз вниз ехал, вот ему голову и расплющи-ло. Как орех. Лифт и кухню потом до-о-олго отмывали.
   Голова водителя поспешно вынырнула наружу, и он быстро отошел в сто-рону. Жора хохотнул.
   - Может, откроем бутылочку вина? - предложила Ольга, поежилась и за-хлопнула морозильную камеру. - Или коньяк? Одним чаем мы не согреемся.
   Борис покачал головой.
   - Это будет уже чересчур. Одно дело бутербродики, а другое... - не дого-ворив, он нервно посмотрел на дверь. - Не знаю, как вам, а мне хочется по-быстрее найти телефон. Все-таки нехорошо, что мы здесь, к тому же, мне ка-залось, у всех вас были какие-то дела. Я не прав?
   Светлана вздохнула и сунула в рот кружочек колбасы, окончательно сми-рившись с тем, что ни на какую презентацию она сегодня не попадет. Откро-венно говоря, ее это уже не слишком огорчало. Вернее сказать, не огорчало вообще. Больше всего ей сейчас хотелось выгнать всех с этой чудесной кух-ни, привести ее в порядок и что-нибудь приготовить. Чуть-чуть отдохнуть - совсем чуть-чуть - и что-нибудь приготовить. Эта кухня просто создана для нее, уж она знает, как с ней обойтись.
   Если б они узнали об этом, решили бы, что я ненормальная... мы неиз-вестно где находимся, а у меня такие мысли... ведь большинство женщин ненавидит кухню, но это потому, что они находятся на ней по обязанности, а обязанность что угодно превратит в каторгу. А для меня это все равно, что для Бориса его драгоценные камни... это тоже творчество. В конце концов, я в состоянии заплатить за эти продукты.
   Бережная взглянула на ювелира, постукивавшего пальцами по столешни-це. Длинные тонкие пальцы, очень красивой формы. Интеллигентный, обра-зованный он нравился ей больше других. Если Виталий и Алексей вызывали у нее страх - и после той драки, и вообще манерой поведения, Жора пугал уже только своими устрашающими габаритами, а водитель пугал тем, что был на подозрении, то Борис внушал ей доверие и казался человеком чутким и уж точно не способным на жестокость. Такими должны быть мужчины - мягкими, чуткими, нежными, а не бессердечными неандертальцами, решаю-щими все проблемы физической силой и не способными на красивые слова. Глядя на танец его пальцев, Светлана вдруг почти воочию ощутила их на своих бедрах и, сглотнув, отвернулась, чувствуя, как внутри поднимается жаркая волна.
   Кристина, ограничившаяся одним бутербродом с кусочком ветчины, в это время, включив свет в столовой, неторопливо шла вдоль длинного дубового стола, ведя ладонью по резным спинкам высоких стульев и негромко напевая
  
  Моя любовь не струйка дыма,
  Что тает вдруг в сиянье дня,
  А вы прошли с улыбкой мимо
  И не заметили меня
  
   Если бы кто-нибудь сейчас наблюдал за ней, то, возможно, нашел бы это довольно забавным - настолько слова старого танго не подходили к внешне-му облику Логвиновой, вышагивавшей по светлому деревянному полу в сво-их высоченных блестящих сапогах, сияющем красном джангле и цветном намеке на юбку. Яркий свет двух больших круглых люстр прыгал в камнях ее колец, песня лилась из густо накрашенных красным губ, исполняемая до-вольно приятным бархатистым голосом, и казалось, что поет не Кристина, а кто-то другой, спрятавшийся в цветную и довольно вульгарную обертку.
   Кристина остановилась и легонько вздохнула, довольная - голос звучал как надо, дай бог, чтобы она не подхватила простуду. Только бы побыстрей отсюда выбраться - ведь ее жизнь расписана на много месяцев вперед, и ни-чего нельзя упускать, ведь конкурентов море, и постоянно появляется кто-то новый, ежедневно, ежечасно. Пусть она собирает стадионы, пусть остальные, по сравнению с ней, неизмеримо далеко внизу - расслабляться в этом мире было нельзя. Да, побыстрей бы выбраться, но не сегодня - она слишком ус-тала. Хозяева не будут против, если она проведет ночь в этом доме - наобо-рот, они должны быть счастливы - разве каждый день они принимают у себя певицу такого масштаба? Странно, что остальные смотрят на нее так, как будто не ее клипы постоянно крутят во всех музыкальных телепередачах. Наверное, просто не узнали или не могут поверить, что оказались в одном автобусе со знаменитостью.
   Она огляделась. Интерьер столовой резко отличался от кухонного, и из-за этого ей бы полагалось находиться скорее на третьем этаже, таком деревян-но-кружевном и прянично-нарядным снаружи. Вся, вплоть до потолка, она была отделана резным светлым деревом, а сам потолок по периметру подпи-рали толстые деревянные столбы, искусно вырезанные в форме идолов, на-поминавших изображения древних славянских богов. Кристина, заинтересо-ванная, присмотрелась повнимательнее. Нет, они не просто напоминали, они и были этими изображениями - вероятно, хозяева дома увлекались древне-славянскими верованиями. Знания Кристины были обрывочными и беспоря-дочными, из-за того, что ее внимание было бессистемно рассеянно по слиш-ком многим религиям, но о пантеоне славянских богов она знала немало, это была одна из ее любимых тем. Длинноволосый и длиннобородый мужчина с раздутыми щеками, изо рта которого вырывались рельефные струи воздуха, несомненно был Стрибогом, верховным богом воздушных стихий; старик с развевающейся бородой и с палицей и молнией в руках походил на Перуна, а еще один идол, держащий жезл и топорик и единственный из всех окрашен-ный в черный цвет, вне всякого сомнения изображал Чернобога, повелителя безумия и смерти, и на него она смотрела особенно долго. Потом поежилась. Странная мысль - установить скульптурные изображения богов в столовой, у впечатлительного человека при их виде мог бы пропасть аппетит, ибо лица даже олицетворяющих добрые силы божеств были суровыми, даже злыми, и взгляды деревянных глаз, пересекавшихся в пространстве над обеденным столом, были недобрыми. Неожиданно у нее пропало желание петь.
   Здесь, очевидно, ждали гостей - стол был полностью сервирован, и на ка-ждой тарелке лежали белоснежные накрахмаленные салфетки, перетянутые посередине золотистыми лентами. В канделябры были вставлены новые све-чи, только и ждущие того, что чья-то рука зажжет их. Драгоценно сиял и пе-реливался чистый, умытый хрусталь, ослепительно блестело начищенное се-ребро столовых приборов.
   - Ничего себе! - произнесла Кристина. Голос ее прозвучал хрипло и не-ожиданно громко, и она машинально прикрыла рот ладонью. Ее взгляд снова пробежал по лицам идолов, подмечая каждую морщинку, проведенную ис-кусным ножом резчика. Теперь, казалось, все они смотрели на нее - осуж-дающе и даже зло, словно она посягнула на их владения. По позвоночнику Кристины поползла ледяная змейка легкого страха. Вероятно, в этих идолах было очень много плохой энергии, и нужно было уходить отсюда, иначе эта плохая энергия начнет забирать ее собственную, высасывать ее без остатка - уж она-то знает! Кристина старательно перекрестилась, после чего поверну-лась, накрепко сжимая под воротом кофточки свой главный амулет - загово-ренную жемчужину, и едва сдержала крик, увидев стоящий в дверном про-еме темный мужской силуэт. Потом с шумом выдохнула - это был всего лишь Борис. Склонившись, он задумчиво изучал дверной замок.
   - Что вы делаете? - почти враждебно спросила Кристина, разозленная соб-ственным испугом. Борис выпрямился и взглянул на нее, удивленный тоном ее голоса.
   - Да ничего. Вы не видели там телефона?
   - Нет! - бросила Кристина, проходя мимо него в кухню. Сейчас она отча-янно жалела, что не прихватила с собой порцию хорошей травы - косячок был бы сейчас в самый раз. Можно, конечно, выпить большой стакан "от-вертки", но это будет не то, совсем не то.
   Она обернулась на оставшихся позади идолов. Как всегда, темная энергия не только пугала, но и приягивала. Хотелось вернуться и рассмотреть их повнимательнее... ходить вокруг, водя пальцами по деревянным лицам, при-слушиваться к ним... и к себе.
   Плохие, плохие вибрации.
  
  
  
  II.
  
   - Марина...
   Она остановилась посередине холла, удивленно глядя на пустой диван, потом обернулась в сторону вешалки, хотя прекрасно понимала, что уж кто-кто, а Рощина сейчас не вышла бы на улицу даже под дулом пистолета. Ко-нечно же, пальто Марины все так же мирно висело на крючке, но сама Мари-на исчезла.
   Алина нерешительно посмотрела в сторону лестницы, потом быстро про-шла в левый коридор и поочередно заглянула в игровую, в бассейную и в подвал, но везде было пусто.
   Тогда иди наверх.
   Она поднялась до середины лестницы, стараясь не касаться каблуками ступенек, чтобы они не стучали, потом остановилась и, глядя на площадку второго этажа, снова позвала Марину - на этот раз громче, но ее зов остался без ответа.
   Проще всего было вернуться на кухню, и пускай Марину ищет кто-нибудь из мужчин - для них это будет только в радость, они ведь все сделали на нее стойку. Ее вовсе не прельщала перспектива бродить одной по огромному чу-жому дому, пусть и освещенными коридорами.
   С другой стороны это было довольно глупо. Кроме них в доме никого не было, это ощущалось, и что, в конце концов, такого ей может грозить?
   "Да-а, - заговорил в ее голове глумливый тоненький голосок, - прямо как в штатовских страшилках - маленькая девочка будет блуждать по темным комнатам, в одной из которых ее поджидает чудовище, чтобы разорвать на кровавые лохмотья, съесть мясо и разгрызть мозговые косточки... Сколько тебе лет, Суханова?"
   Пять... Але было пять...
   Она зло тряхнула головой, отчего кепка Олега свалилась на пол. Алина подхватила ее и снова начала подниматься, на ходу отряхивая кепку ладо-нью. Глупо, конечно же глупо.
   На площадке второго этажа Алина остановилась и взглянула через полу-круглые перила вниз. Обе лестницы были длинными, и последние, сбегавшие к площадке первого этажа, казались очень, очень далекими.
   Отсюда ж свалиться - и хана!
   Она отошла от перил и заглянула в коридор. Здесь он был другим - круг-лым и широким, со светлой стеной, вдоль которой тянулся ряд плоских узор-чатых светильников, формой похожих на таблетки.
   - Марина!
   Голос у нее неожиданно сел, и имя прозвучало хрипло, с каким-то шипе-нием и так тихо, что даже она его не услышала, только почувствовала, как шевелятся ее губы. Снизу долетел далекий приглушенный смех и звон посу-ды, и ее голова дернулась в направлении звука, тут же стихшего. Алина все же слушала, но уже другие звуки, которые издавал сам дом, продолжая жить своей жизнью. Каждый дом дышит - и дышит по-своему, и чем старше он, тем глубже и шумнее его дыхание. Этот же дышал почти беззвучно.
   Где-то легко скрипнула дверь, скрипнула еще раз - легко, едва слышно, и она пошла на этот скрип, ступая тихо, как вор, и зачем-то накрепко вцепив-шись в ремень своей сумочки. Снова раздался легкий скрип, но теперь к это-му звуку примешался еще один - уже постоянный - отдаленный шум лью-щейся воды.
   Алина прошла несколько плотно закрытых дверей и замедлила шаг - сле-дующая дверь, плывшая ей навстречу, легонько колыхалась взад и вперед, едва слышно поскрипывая. Проходя мимо, она заглянула в комнату, и сквозь полумрак увидела, как мокрый ветер раздувает тяжелые занавеси на разби-том окне - том самом, через которое Олег проник в дом. Комната казалась пустой, но Алина все же остановилась, потом вошла внутрь и включила свет. Лампа под потолком осветила обломки журнального столика на полу и лужу дождевой воды на новеньком паркете под окном. Это была средних размеров спальня, выдержанная в бежевых тонах, обставленная красиво, но просто - большая двуспальная кровать, застеленная аккуратно и без единой морщин-ки, две тумбочки, кресло и шкаф. Напротив кровати стоял небольшой телеви-зор, включенный в режим ожидания - лампочка на панели мягко светилась зеленым. Из-под прямоугольного, во весь потолок плафона лился яркий свет. Даже несмотря на разбитое окно комната выглядела уютной, но казалась не-жилой.
   Шкаф привлек ее внимание тем, что обе его створки были распахнуты - то ли хозяева забыли закрыть, то ли Марина полюбопытствовала. Алина подо-шла и взглянула на аккуратный ряд мужских костюмов, каждый из которых висел на отдельной вешалке и был тщательно завернут в полиэтилен. Выдви-нув один из ящиков, она увидела кипу запакованных мужских рубашек. Али-на взяла одну из упаковок и повертела в руках. Рубашка была абсолютно но-вой, и было видно, что упаковку еще не открывали. Пожав плечами, она уро-нила рубашку в ящик, а потом резко развернулась - где-то хлопнула дверь. Она выбежала из комнаты, не выключив свет, и огляделась - коридор по-прежнему был пуст. Где-то все также текла вода.
   Алина сдвинула кепку на затылок - почти таким же небрежным жестом, каким это делал Кривцов, и решительно пошла вперед - теперь уже не таясь и вовсю стуча каблуками. Сумочка весело хлопала ее по бедру.
   Вскоре она остановилась перед очередной закрытой дверью. Именно из-за нее и доносился шум льющейся воды - уютный, домашний звук. На полу ле-жала узкая полоска яркого света. Облизнув губы, Алина громко постучала, и из-за двери сразу же отозвался недовольный Маринин голос.
   - Занято! Кто там?!
   - Это Алина, - сказала она в щель между дверь и косяком. - Я вас везде ищу. Мы нашли кухню, там полно еды, так что если хотите...
   - Лучше б вы нашли телефон, - отозвались из-за двери. - Ты одна?
   - Да.
   Замок щелкнул, и дверь приглашающе приоткрылась. Алина потянула ее на себя, и в коридор вырвалось облако теплого сырого пара.
   Ванная комната по размерам едва ли уступала недавно виденной ею спальне. Зеленовато-голубой свет, лившийся с потолка и стен, наполнял ее до краев - искусно сделанные светильники имитировали колыхание морской воды, и по телу Марины, которая стояла перед большим зеркалом в одном лишь невесомом кружевном белье, мягко скользили причудливые тени и све-товые пятна. Казалось, что ее кожа светится призрачным светом. В глубине аметистовых глаз, с удовольствием глядящихся в затягивающееся дымкой зеркало, сияли огоньки. В большую круглую ванну, к которой вели две сту-пени, с шипением хлестала вода, наполнив ее уже до половины, и глядя на нее, Алина только сейчас поняла, насколько же она на самом деле замерзла и устала. От бурлящей водной поверхности тянуло душистым персиковым ароматом. На столике рядом с зеркалом лежал фен, а сбоку от зеркала в стену была врезана квадратная розетка. Одежда Марины, аккуратно сложенная, лежала на стоявшем в углу креслице, там же стояла сумочка, а поверх нее был брошен длинный светло-розовый махровый халат. Рядом, на полу, ва-лялся скомканный полиэтиленовый пакет и две сорванных этикетки.
   - Где ты это взяла? - удивленно спросила Алина, дотрагиваясь до халата. Ткань оказалась мягкой и приятной на ощупь.
   Марина протерла ладонью зеркало и недовольно повернула голову.
   - В одной из комнат, в шкафу.
   - А тебе ничего - надевать чужие вещи. Неизвестно ведь, кто его носил...
   - Его никто не носил, - лениво ответила Рощина, подошла к ванне и по-болтала ладонью в воде. - Его даже не открывали. Он только что из магазина и моего размера. Почему бы мне его не надеть? Вернутся хозяева - я за него заплачу. Если захотят, я им потом хоть сто таких пришлю! Мои вещи ведь в автобусе, и я не могу за ними идти. Кстати, тебя не затруднит сказать шофе-ру, чтобы он их принес? Большая черная сумка.
   - Я смотрю, ты здесь уже как дома, - с усмешкой заметила Алина, но на губах Марины не появилось ответной улыбки, более того, она посерьезнела и посмотрела на нее так, словно та сказала какую-то непростительную глу-пость.
   - Я не собираюсь сидеть грязной только из-за того, что хозяева где-то ша-таются! Я еще стерплю сон на голодный желудок, но лечь спать, не приняв ванну?!.. Нет уж, извините, я не так воспитана, кроме того, это очень вредно. Кстати, советую тебе сделать то же самое - или после меня, или поищи ван-ную на третьем этаже - возможно, она там есть. Ты выглядишь... не очень чистой, кроме того, от тебя пахнет дымом. Это Олега кепка, да? А ты не бо-ишься носить чужой головной убор? Уж она-то точно не только что из мага-зина.
   - А ты уже собираешься и спать здесь ложиться? - спросила Алина, про-пустив шпильки мимо ушей. Спокойный вид Марины удивил ее - она дейст-вительно чувствовала себя так, словно имела полное право здесь находиться. Марина недоуменно пожала плечами.
   - Ну конечно. Я уже выбрала себе комнату - следующая дверь направо - большая вишневая спальня с чудной кроватью - как раз такой, какие я люб-лю. Ты можешь заглянуть, она очень красивая, но учти, что это моя комната. Их здесь много и они все разные, так что, думаю, ты найдешь свою.
   - Хозяева скоро вернутся, и им может не понравится, что мы здесь устрои-лись.
   - С чего это вы взяли, что они скоро вернутся? - Марина отвернулась, раз-глядывая строй флаконов, флакончиков и баночек на полках. - Только пото-му, что дом обставлен, забит одеждой и разным таким прочим?..
   - Потому что здесь все включено. Работает генератор, есть свет... к тому же, горячая вода - тебе не пришло это в голову? А на кухне полно еды, и там немало и скоропортящихся продуктов. Зачем им было все это запасать, если они не собирались уезжать надолго?
   Теперь Марина улыбнулась - снисходительно и немного странно.
   - А тебе не пришло в голову, что хозяева или хозяин уже вернулись?
   - В смысле? - Алина невольно обернулась на неплотно прикрытую дверь. - Думаешь, на третьем эта...
   - Нет, на третьем этаже пусто. Ты ведь сказала, что все сейчас на кухне?
   - Ну да.
   - Ну, вполне возможно, что и они тоже там. Что они приехали на этом ав-тобусе вместе с нами. Это тебе не приходило в голову? Ты ведь не знаешь никого из этих людей, и этот дом может принадлежать кому угодно из них, - взгляд Марины неожиданно стал холодным. - Может быть, это даже твой дом. Тебя я тоже не знаю.
   Алина не выдержала и рассмеялась, хотя в глубине души ей было совсем не смешно.
   - Мой?! Да мне в жизни на такой не заработать!
   - Сейчас это совершенно не важно, - в голосе Марины зазвучало прежнее равнодушие. - Другое дело, что мы вряд ли оказались здесь случайно. Мо-жет, это у них такой способ приглашать в гости, не знаю. Может, это дурац-кая шутка или какое-нибудь телешоу - знаешь, сколько их сейчас расплоди-лось? Может, тут везде камеры...
   - И, подозревая такое, ты собираешься спокойно лечь спать?!
   - Именно, - Марина раздраженно взглянула на дверь, потом наклонилась и закрутила краны. - Какой смысл дергаться сейчас, лучше разобраться со всем утром, когда будет светло и погода установится. В конце концов, этот дом не так уж плох, и я не против немного отдохнуть. Если найдете телефон - чу-десно, тогда утром и решим вопрос с отъездом, потому что места отдыха я все же предпочитаю выбирать сама.
   Марина завела руки за спину, к застежке лифчика и выразительно кивнула на дверь.
   - Ты не против? Я привыкла купаться без свидетелей.
   Алина молча повернулась и вышла. Уже закрывая за собой дверь и ежась от коридорного воздуха, после ванной показавшегося очень холодным, она спросила:
   - Так, значит, такие халаты есть в каждой комнате?
   - В каждой комнате полно одежды, и она совершенно новая, вся запако-ванная. В одних комнатах только мужская, в других - только женская. Даже белье...Так что это точно не гостиница - не слышала я, чтобы в гостиницах был такой сервис. Закрывай быстрее дверь - холодно! И передай шоферу на-счет вещей.
   Алина закрыла дверь, вернее, почти захлопнула ее.
   - Ваше высочество!.. - язвительно произнесла она, не пытаясь понизить голос, и отвернулась.
   Все словно с ума посходили! Одни внизу чаи гоняют, другая, видишь ли, ванну принимает и уже комнату себе присмотрела! О том, ради чего они дей-ствительно залезли в этот дом, помнит, похоже, только Борис, остальные же уже воспринимают происходящее, как некое занятное приключение... А мо-жет, так и правильно? Может и ей вернуться к остальным, вволю поесть, по-нежиться в горячей ванне, выбрать себе комнату по вкусу, перед сном, может быть, посмотреть телевизор или немного почитать, а с утра поплавать в бас-сейне... Какая разница, чей это дом? Немного еды и тепла - что в этом ужас-ного? Обстоятельства обязывают.
   Не умирать же от голода и сырости из-за каких-то принципов? Ты жи-вой человек, ты устала и замерзла, ты проголодалась. Тебе простительно. Тебе сейчас простительно все. Иногда полезно отступить от своих принци-пов, особенно для того, чтобы выжить. Тебе ведь это известно лучше, чем многим, верно? Ты ведь с пяти лет это знаешь. Тебе ведь пять было, Аля? Пять?
   Ее ладонь поднялась к шее и прилипла к ней. Проклятый дом, ведь иногда она месяцами не вспоминает о том, что произошло так давно. Но с тех пор, как она переступила порог этого дома, уродливое воспоминание то и дело поднимает голову, показывая свое обезображенное лицо. Не потому ли, что подсознательно она опасается этого дома - опасается больше, чем странно-го, везшего ее в никуда автобуса? Ведь в этом воспоминании худшим было не чувство вины, а тот, так и не повзрослевший детский страх. Страх почув-ствовать то же самое. Страх умереть так же, как и та...
   Алина скрипнула зубами, подняла руку и в тот крошечный клочок време-ни казалось, что сейчас она влепит себе пощечину. Потом ее ладонь нырнула в сумку и появилась обратно уже с пачкой сигарет. Она зло закурила и вме-сте с облаком дыма хрипло выдохнула:
   - Дура!
   Алина повернулась и направилась было обратно к лестнице, но тут же ос-тановилась. Потом обернулась - медленно, словно воздух и время вдруг ста-ли густыми и вязкими, подобно меду.
   Странно, почему она не слышала этот звук раньше? Возможно. Его за-глушал шум льющейся воды - совсем недавно приятный и уютный, теперь бы он показался ей грубым и раздражающим. Этот же - тихий, нежный, вол-шебный, похожий на что-то из детства - из той короткой его части, которая была наполнена верой в сказочные чудеса. Словно неподалеку звонили ма-ленькие серебряные колокольчики.
   Рассеянно улыбаясь, Алина пошла навстречу звуку. Тонкая спираль сига-ретного дыма разматывалась за ее рукой, словно путеводная нить, и тут же предательски таяла в воздухе, исчезала бесследно, как вскоре исчезла за од-ной из дверей и сама Алина.
  
  * * *
  
  
   Он слушал их разговор, бесшумно дыша ртом и прижимаясь к стене. По его губам блуждала отрешенная улыбка, пальцы правой руки легко поглажи-вали подбородок, и изумрудные глаза золотого крокодила на его мизинце по-блескивали с сытой удовлетворенностью. И сам разговор был занятным, но еще занятнее было слушать тех, кто не подозревает о его присутствии рядом. Борис понимал, что всего лишь несколько шагов Алины отделяют его от то-го, чтобы оказаться в глупейшем положении, кроме того, превратиться в большего подозреваемого, чем остальные - даже чем водитель.
   Он надеялся, что девушки вот-вот начнут обсуждать остальных, более то-го, начнут обсуждать его. Пусть подслушивать и аморально, но зато очень полезно. Борис очень хорошо это знал, и порой страсть к незримому присут-ствию при чужих разговорах помогала ему избегать не только серьезных ошибок, но и бед. Кроме того, это было так... так...
   При всем богатстве своего лексикона, он так ни разу и не смог подобрать верного определения этому ощущению.
   Как раз в тот момент, когда Борис решил продвинуться на пару шагов вперед, чтобы лучше разбирать слова - девушки стали говорить очень тихо - он вдруг услышал громкий хлопок двери и голос Алины, резкий и язвитель-ный:
   - Ваше высочество!..
   Нужно было спешно ретироваться, но на мгновение он растерянно застыл на месте, как пойманный с поличным неумелый вор. Потом дернулся было назад, но остановился, недоуменно слушая тишину. Алина молча стояла на месте, возле двери в ванную. Зачем? Что-то увидела? Или догадалась о его присутствии и теперь тихо посмеивается над ним?
   Он услышал звук расстегиваемой "молнии" и легкий щелчок. Пахнуло резким запахом табачного дыма, после чего невидимая Алина громко сказа-ла:
   - Дура!
   На этот раз Борис с трудом узнал ее голос - хриплый, дрожащий и болез-ненный. С Алиной что-то было не так, скорее всего она нездорова, а то, что девушка разговаривала сама с собой, настораживало еще больше. Вся его симпатия к ней мгновенно улетучилась - Борис всегда старался держаться подальше от больных людей, в особенности это касалось женщин, как бы красивы они не были. Любой физический недостаток, любая болезнь, серьез-нее насморка, любое повреждение серьезнее порезанного пальца вызывали у него чувство брезгливости, даже отвращения, и порой ему приходило в голо-ву, что спартанский метод оздоровления нации, несмотря на свою жесто-кость, не так уж плох...
   Раздался приближающийся стук каблуков, и Борис бесшумно скользнул назад, в сторону лестницы, но тут же остановился - шаги стихли. Через не-сколько секунд стук каблуков возобновился, но теперь он удалялся. Борис недоуменно приподнял брови, потом двинулся в обратном направлении.
   Он вошел в изгиб коридора как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алина за-крывает за собой дверь. Это удивило его, и он не окликнул девушку, как со-бирался вначале. Если человек закрывает за собой дверь, это значит, что он не хочет, чтобы его видели и чтобы ему в чем-то мешали. Но одно дело дверь ванной, а другое - дверь чужой комнаты в чужом доме. "Это подозрительно, - подумал он, - и любопытно. И куда как более интимно. Что она там делает, за закрытой дверью? Наверное, ей не понравится, если я ее окликну".
   К тому же, если ее позвать, она может понять, что я все слышал...
   Что ты все слушал. Так будет вернее.
   Борис на цыпочках подошел к закрытой двери и прислушался. Единствен-ным звуком, доносившимся из комнаты, был легкий хрустальный звон, но этот звук, несмотря на красоту и мелодичность, казался механическим, и ни-что не выдавало присутствия в комнате живого существа, словно шагнув за дверь, Алина оказалась в ином измерении, очень далеко отсюда.
   Встревоженный, сам не понимая, отчего, он положил ладонь на дверную ручку, но тут в щели под дверью вспыхнул яркий свет, и его рука испуганно отдернулась. Мысленно плюнув, Борис отвернулся от двери и сердито, уже не таясь, зашагал по коридору. Им снова полностью завладело желание найти телефон, ради которого он и покинул кухню, а вместе с этим вернулось и прежнее раздражение. Если остальные, похоже, уже раздумали куда-то торо-питься, то у него дел невпроворот. То, что сегодня он уже не попадет домой в любом случае, это очевидно, но ему нужно оказаться там хотя бы завтра. Завтра прибудут материалы, ему нужно разобраться с новыми моделями, на-грузить выдатчиц... "Дилия" не имеет права даже на сутки простоя. Кроме того ему необходимо предупредить жену - его телефон не работает, и она, наверное, уже с ума сходит, ведь ... никогда не ограничивала его свободу, но ей всегда необходимо знать, что он жив-здоров, ведь она так сильно...
   Борис замедлил шаг, осознав некую корявость в своих мыслях. Что-то бы-ло в них пропущено, что-то очень и очень важное, что-то обязательное, и пропустить это было так же невозможно, как...
   Он остановился, глядя перед собой пустыми остановившимися глазами, но почти сразу же они ожили, и Борис улыбнулся - изумленно и вместе с тем облегченно, как человек, чудом избежавший серьезной беды. Инга! Конечно же, Инга! Господи, до чего же нелепо - забыть имя собственной жены! Неу-жели эти странные обстоятельства так на него подействовали и психика дала трещину? А может, это началось еще раньше... оттого и кошмары? Лифман занервничал, его глаза забегали, точно он пытался отыскать ответ на стенах коридора.
   Телефон... надо срочно позвонить Николаю Ивановичу и описать сим-птомы, чтобы к его приезду он точно знал, в чем дело, и мог назначить ле-чение... к черту остальные дела - здоровье важнее!
   Расстояние до следующей двери он преодолел, тщательно и в то же время судорожно восстанавливая в памяти облик жены - так прилежный студент восстанавливает в памяти выученный накануне экзамена билет. Постепенно Борис успокоился, поняв, что больше ничего не забыл. Наверное, какое-то временное помутнение. Разве мог он забыть Ингу, свою Ингу, с которой прожил почти пять лет - стройную и гибкую, с кожей цвета бронзы, с копной вьющихся волос, черных и блестящих, которые так эффектно рассыпáлись по ее плечам и по подушке...Ингу, похожую то ли на испанку, то ли на цыган-ку... то ли на испанскую цыганку. У нее очень маленькие и очень красивые ступни, а на левой груди родинка, похожая на бабочку... она занимается ди-зайном интерьеров, любит черный шелк, духи "Живанши" и соленый мин-даль, а на пальцах ног носит золотые кольца, которые он всегда сам для нее делал... Борис чуть улыбнулся, и в его улыбке было облегчение. Он любил ее, в самом деле любил. Инга была дочерью владельца основной ювелирной фирмы, и как только он увидел ее, то сразу решил, что она должна принад-лежать ему. Так и случилось. Другие женщины - да, они были и их было много, но это так, для разнообразия, а Инга одна. Кроме того, она его любит, а этим не бросаются.
   Все еще погруженный в свои мысли, он отворил дверь, нажал на выклю-чатель и прикрыл веки, уже готовый к тому, что свет не просто зажжется а обрушится лавиной с потолка и со стен. Так и случилось. Еще не открыв гла-за, Борис провел ладонью по внутренней стороне двери. Как и все двери, ко-торые он уже осмотрел, она запиралась - только изнутри.
   Подняв веки, он увидел, что оказался в гостиной - просторной и странно-го дизайна - стены и потолок как бы перетекали друг в друга и были отдела-ны странным полупрозрачным материалом, больше всего напоминавшим толстенный слой чистого льда, всюду волнистые выступы и ниши. Пол за-крывал мягчайший серебристый ковер. Вся техника - светлый "металлик", стеклянные столики причудливой формы, прозрачные шкафы, повторяющие изгибы стен, светлые кожаные диваны и кресла, люстра, похожая на россыпь застывших капель, плотно закрывавшая окно тяжелая белая штора, затканная серебристыми цветами... Не комната, а жилище Снежной Королевы. Только одно выбивалось из общей гаммы - кресло, даже не кресло, а диванчик - плетеный диванчик-качалка из солнечной лозы, незатейливый и приятный для глаз, стоящий подчеркнуто отдельно.
   Борис медленно пошел через гостиную, оглядываясь с интересом, но без восхищения. Комната ему не понравилась. Кажется, такой стиль называли "неомодерн" или как-то еще... Он не любил такое, предпочитая классиче-скую строгость и изысканность, а также роскошь, но не без легкого налета уюта, чтобы комната не напоминала музей.
   Техника в комнате была не просто хорошей, а очень хорошей. "И доро-гой", - отметил он, рассматривая телевизор - огромный домашний кинотеатр, видеомагнитофон, музыкальный центр. И тем более странно было видеть ря-дом с ними такую древность, как рижский проигрыватель "Аккорд". Шкафы были забиты дисками, видеокассетами и пластинками. В шарообразной горке сияли бокалы - фигурные, длинные, пузатые, широкие - и от этого драго-ценного сияния тянуло холодом - так же, как и от темного зева камина, пус-того, старательно вычищенного... либо просто никогда еще не использовав-шегося. Однако рядом с ним были сложены небольшие аккуратные полешки и стояло ведерко с углем. Каждый кусок угля был завернут в белую бумагу и походил на снежок. На каминной полке лежала коробка длинных спичек, тут же стояли какие-то безделушки, на которые Борис не обратил внимания. На стенах висело несколько картин, похожих на ту, которую он видел внизу, в холле - странные пейзажи, драконы, замки, причудливые чудовища, и когда Борис шел мимо, существа провожали его загадочными нарисованными гла-зами.
   Наверное, это действительно совершенно новый дом, здесь все только приготовлено, здесь все кажется новым, даже картины... картины выгля-дят только лишь приготовленными для взглядов, и я первый, кто их увидел... кроме художника, конечно...
   Казалось бы, где, как не здесь быть телефону - эта гостиная, судя по все-му, должна была считаться местом, где хозяева проводят довольно большую часть времени. Но телефона Борис не нашел. Не нашел он и телефонной ро-зетки - если она здесь и была, то ее очень тщательно замаскировали от по-сторонних глаз.
   Гостиная соединялась с двумя комнатами - кабинетом, совмещенным с библиотекой, и чем-то вроде парадной залы. В кабинет Борис заглянул лишь мимоходом - отметив, что телефона и там нет, он только скользнул взглядом по высоким длинным полкам, где выстроился настоящий парад тонких и пухлых книжных томов, по тяжелому столу и черному вращающемуся крес-лу. Кабинет, оформленный с изысканной строгостью и преимущественно в благородном цвете темного дерева, успокаивал привычной простотой линий, и Борис наказал себе, что в случае задержки в доме обязательно сюда загля-нет осмотреть местную библиотеку. Судя по всему, здесь можно было найти немало интересного, кроме того, по книгам можно было многое понять о хо-зяине или хозяевах этого дома - они были все равно, что отпечаток их лично-сти.
   А когда он включил свет в зале, и тот пролился из огромной люстры, бро-сившей на лепной потолок узорчатые тени, напоминавшие причудливый цве-ток, то застыл на пороге, позабыв о гостиной, которая сейчас показалась бы ему еще более отвратительной. Что та гостиная, когда здесь стены обтянуты шелком цвета густого вина, и темный бархат портьер не только на прикосно-вение, но и на взгляд нежен, как девичья кожа; когда здесь легкие вишневые полукресла в стиле ампир с подлокотониками в виде насторожившихся гри-фонов, когда здесь столики на львиных лапах и статуэтки из позолоченной бронзы; когда здесь шахматный паркет, который грезит о прикосновениях ног, ткущих узоры вальсов и танго; когда здесь ниша с диванчиком с золоти-сто-черной обивкой, ждущая тайн, которые поведают друг другу кто-то, склонившись голова к голове за занавеской из золотистых нитей, ниша, ждущая поцелуев и признаний; когда здесь сверкающий "беккеровский" ро-яль, томящийся по чутким пальцам, которые оживят его и наполнят залу му-зыкой, - может искристой, как шампанское, может сладкой, как густой ли-кер... что та гостиная в сравнении с этим - тусклая призрачная картина, тающая, как дымка на стекле, нелепая и ненужная, ничто...
   Его восхищенный взгляд разбился об одну из стен, и уголки рта Бориса возмущенно дернулись. Кто бы ни были хозяева этого дома, они не имели права помещать это здесь, в этой чудесной зале. Другой может быть и оценил великолепную коллекцию холодного оружия, занимавшую всю дальнюю стену, но только не Лифман. Оружия он не терпел - пусть даже некоторые кинжалы и сабли из коллекции уже на первый взгляд были бесценными про-изведениями искусства.
   Его изумило, что все эти жуткие колющие и режущие предметы, находя-щиеся, судя по всему, в отличном состоянии, висят здесь просто так, а не на-дежно заперты в каком-нибудь шкафе-витрине. Любой может схватить и по случайности поранить себя или кого-нибудь из окружающих. Очень неосто-рожно со стороны хозяев.
   Борис с отвращением отвел взгляд от холодно и хищно сияющих клинков и подошел к одному из стоявших возле стены столиков. Его взгляд снова по-теплел, и он осторожно, обеими ладонями, как неоперившегося птенца, взял с узорчатой столешницы одну из пяти стоявших на ней кофейных чашечек на блюдце. Вздохнул восхищенно. Вот это было настоящее произведение ис-кусства - и блюдце, и чашка были сделаны из высокосортного, тщательно отполированного янтаря, а ложечка - серебряная с янтарным навершием. Как-то он видел похожий набор в одном из антикварных салонов.
   А потом Борис увидел на настенной полке часы и забыл обо всем, потому что это были те самые часы. Когда-то он проходил мимо витрины какого-то заурядного магазинчика, увидел их и остановился, как завороженный, пото-му что если и существовала в мире совершенная красота, то она была вопло-щена в них. Никогда Борис не видел ничего более прекрасного. Это были бронзовые каминные часы, миниатюрная копия Реймского собора, изготов-ленная с величайшим мастерством и точностью - и две высокие башни, и стрельчатые арки, и статуи в нишах, и мельчайшие скульптурные украшения - если память ему не изменяла, их было более тысячи. Только на месте большого круглого окна-розы теперь был циферблат. Часы щелкали - мягко, благородно, почти царственно, как им и полагалось - ведь именно в Рейм-ском соборе короновали французских королей.
   Лифман осторожно, почти не дыша, прикоснулся к ажурной бронзе. Его пальцы слегка дрожали. Он улыбнулся, потом опустился в вишневое полу-кресло, не сводя взгляда с маленького собора. Тогда они ему не достались. Борис не помнил, почему... кажется, он поехал за деньгами, просили за часы не так уж много, всего восемь тысяч долларов, но в тот раз у него с собой столько не оказалось... да, конечно же, он поехал за деньгами - и опоздал. Часы купил кто-то другой, и теперь он знает, кто.
   Борис откинулся на спинку и скрестил руки на груди. В его взгляде поя-вилось ожидание. Тогда ему так и не удалось услышать, как они отбивают наступление часа. На что похож их звон? Похож ли он на звон реймских ко-локолов, возвещавших о пришествии нового монарха? Так или иначе, теперь он это узнает. Телефон подождет, "Дилия" тоже. Все подождут.
  
  * * *
  
   Нежась в горячей ванне, Марина потеряла счет времени. Она лежала с за-крытыми глазами и слушала, как тихо шелестят, постепенно оседая, пухлые пенные сугробы. Звук был приятным, расслабляющим, и от него, как и от те-пла, неудержимо клонило в сон. Ее волосы лениво колыхались в воде, словно диковинные водоросли, и даже и они, казалось, дремали, как дремало, отды-хая, все ее тело.
   Постепенно дремота начала переходить в сон. Одна рука Марины, забро-шенная на бортик ванны, соскользнула и шлепнула по воде, обдав ее лицо мыльными брызгами. Это разбудило Рощину, и она недовольно приподня-лась, осторожно снимая пальцами с лица хлопья пены. Потом выдернула за-тычку из сливного отверстия ванны и включила душ.
   Изгибаясь под теплыми струями воды и старательно смывая с себя пену, она начала тихонько мурлыкать какой-то незамысловатый мотивчик, то и де-ло поглядывая - не отклеился ли страз с какого-нибудь из ногтей. Это было божественно - ощущать себя вновь чистой - почти так же божественно, как ощущать себя красивой, потому что...
   На мгновение перестав напевать, Марина недоуменно моргнула. Ей пока-залось, что она упустила нечто очень важное, только что всполошенно про-мелькнувшее среди ее расслабленных, неспешных мыслей. Впрочем, воз-можно, ей это только показалось. Важным сейчас было только то, что "Геба" останется без ее присмотра на целые сутки. Кошек-то подруга накормит, но вот с салоном никто, кроме нее, не управится.
   Критично нахмурившись, Марина провела ладонью по своему плоскому животу, потом, извернувшись, попыталась заглянуть себе за спину. Ванная комната, конечно, была идеальной - именно такой, как должна быть, но здесь не хватало большого зеркала - прямо над самой ванной, чтобы можно было себя осмотреть с ног до головы. Во-первых, это было необходимо, чтобы увидеть малейшие дефекты - раньше, чем они превратятся во что-то серьез-ное и гораздо более заметное, а во-вторых... это было просто приятно. Она не считала подобное признаком нарциссизма - ничего ужасного в том, чтобы любоваться собой, нет - так делает большинство женщин. Вот если тебе не нравится смотреть на себя в зеркало, это уже плохой признак. В особенности, если смотреть не на что.
   Только сейчас Марина вдруг осознала, насколько же раздражают ее ос-тальные попутчицы. Конечно, ни одна из них ей и в подметки не годилась, но все же они были хороши. Каждая была по-своему привлекательна и совер-шенно не похожа на других, будь то рыжеволосая и зеленоглазая Алина, жи-вая и яркая, Ольга с ее точеным профилем, строгой прической и той холод-ностью, которую можно было бы счесть аристократической, держи она рот закрытым, экзотическая Кристина, несмотря на всю вульгарность своего об-лика, выглядевшая весьма аппетитно, и Света - ладная, подтянутая и просто хорошенькая, без изысков. Последняя была единственной, к кому Марина испытывала некоторую симпатию - наивная, явно закомплексованная, не-смотря на внешнюю привлекательность, и нуждающаяся в помощи. Кроме того, она с простодушной искренностью восхищалась Мариной, и той не могло это не льстить.
   Выключив воду, Марина подтянула к себе полотенце, вытерлась - очень аккуратно, чтобы, не дай бог, не раздражать кожу. Небрежно бросила мокрое полотенце в угол, взяла другое и завязала на голове тюрбаном, спрятав под ним влажные волосы. Перешагнула через бортик ванны и осторожно спусти-лась по мокрым ступенькам. Надела халат, потом подошла к зеркалу и недо-вольно поморщилась, не увидев за плотной дымкой своего отражения. Она протянула к зеркалу руку, но потом убрала - ей не хотелось дотрагиваться до мокрого и холодного стекла. Оглянувшись, Марина подобрала брошенное полотенце и вернулась к зеркалу. Ее рука прижала махровую ткань к запо-тевшей поверхности и повела в сторону, прорисовывая в дымке блестящую полосу, и из этой полосы на нее пристально глянули чужие водянисто-голубые глаза, тусклые и воспаленные, обрамленные редкими ресницами и окруженные сеточкой морщин - глянули и их тут же проглотила вновь рас-ползшаяся дымка.
   Взвизгнув, Марина отскочила назад, ее всполошенно взметнувшаяся рука смела со столика флакончики и бутылочки, и они с веселым звоном посыпа-лись на пол и раскатились во все стороны. Поскользнувшись, она упала на бок, снова взвизгнув, на этот раз от боли в ушибленном бедре и затихла на гладком полу, тупо глядя, как в нескольких сантиметрах от ее лица вращает-ся соскочившая с какого-то флакона розовая пластмассовая крышечка. Та крутилась все медленнее и медленнее, пока не остановилась совсем.
   Застонав, Марина приподнялась, потом села, прижимая ладонь к ноющему бедру. Полотенце свалилось с ее головы, и по спине и груди рассыпались влажные пряди. От их прикосновения она вздрогнула, потом подтянула по-лотенце к себе и встала - медленно-медленно, словно столетняя старуха. Ее губы дрожали. Так же медленно она пошла обратно к зеркалу, вытянув перед собой руку со скомканным полотенцем, словно та, кому принадлежали эти страшные больные глаза, могла выскочить из зеркала и наброситься на нее.
   Зеркало-обманка? Там с другой стороны - окно, там кто-то прячется...
   Махровый комок ткнулся в стекло, прокатился по нему, оставляя за собой чистую сверкающую поверхность, и единственным, что увидела Марина в блестящей неровной полосе, были ее собственные глаза, испуганные, с длин-ными мокрыми ресницами. Почти сразу же они исчезли, и ее рука с полотен-цем снова проехалась по зеркалу, и снова, и снова... Почти минуту Марина внимательно смотрела, как в зеркале появляется и исчезает ее лицо, потом уронила полотенце и отошла к ванне, по дороге зло пнув один из флакончи-ков, который со звоном откатился к унитазу. Она опустилась на одну из вед-ших к ванне ступенек и окунула мокрое лицо в сложенные ковшиком ладони.
   Господи, неужели у меня начались галлюцинации?
   Нет, не может быть!..
   Марина резко отняла ладони от лица и взглянула в сторону зеркала - ей почудился чужой взгляд, скользящий по ее сомкнутым пальцам. Она была почти готова вновь увидеть наблюдающие за ней из зеркала чужие водяни-сто-голубые глаза, взгляд которых был и несчастным, и озлобленным, какой бывает у глубоких неудачников, возненавидевших всех и вся. Но запотевшее зеркало слепо смотрело мимо нее в светящуюся зеленовато-голубым стену. Она встала и почти подбежала к нему. Протерла ладонью, нажимая так силь-но, что стекло протестующе застонало под ней, и удовлетворенно взглянула на свое лицо, и в испуге и растерянности не утратившее ни капли красоты.
   Возможно, ее разморило сильнее, чем она думала, - сказались и усталость, и стресс, и горячая ванна. Ведь бывает же такое, что человек может задре-мать даже на ходу, когда сильно выматывается. Вот и она задремала и увиде-ла крошечный, глупый сон.
   Облегченно вздохнув, Марина подобрала полотенце и тщательно протерла зеркало целиком, потом пододвинула к нему креслице, села и начала стара-тельно расчесывать мокрые волосы. Прикосновение расчески, расслабляю-щее ощущение того, как зубья прокатываются сквозь пряди, успокаивало. В детстве мать, гордившаяся ее волосами, могла причесывать ее часами, и пока она изобретала все новые сложные прически, маленькая Марина почти рас-творялась под пальцами и расческами, снова и снова, бесконечно переби-рающими ее волосы. Как это чудесно, когда вся жизнь так же приятно-расслабляюща, как это ощущение, когда все идет своим чередом, когда все бури где-то далеко и где-то далеко разбиваются и тонут чужие корабли, ко-гда изо дня в день зеркало рассказывает тебе прекрасную историю...
   ...из него не смотрят чужие больные глаза, от вида которых сердце в странном обреченном ужасе падает куда-то вниз...
  То, что внешность не имеет никакого значения, - глупости, так говорят толь-ко некрасивые женщины.
   Протянув руку за феном, Марина машинально взглянула на потолок. Она делала это уже не в первый раз, памятуя что именно на потолках ванных очень любят пристраиваться длиннолапые пауки-сенокосцы. Даже их, без-обидных и неуклюжих она боялась панически, не говоря уже о прочих, и всякий раз, когда в ее доме каким-то образом оказывалось нечто, имеющее более четырех ног, звала на помощь очередного приятеля или соседей, а сама боязливо следила за их действиями с безопасного расстояния. Но если про-чих насекомых она просто боялась, то пауки вызывали у нее дикий ужас, и Марина не сомневалась, что упади ей на руку хотя бы крохотный безобид-ный сенокосец, у нее случится сердечный приступ. Разумеется, посвящены в это были очень и очень немногие, своего страха она очень стыдилась. Конеч-но же, это был глупый страх. Но что поделать?
   Разумеется, здесь, в этой ухоженной ванной никаких насекомых не было, да и быть не могло. Марина усмехнулась самой себе и, склонив голову набок, так что густая масса волос ссыпалась вниз, почти коснувшись пола, включи-ла фен.
  
  
  * * *
  
   - Как вы думаете, здесь есть камин? - спросил Жора, ополаскивая чашку под струей горячей воды и рассеивая вокруг брызги. - Я бы сейчас с удо-вольствием посидел возле огонька.
   - Наличие телефона тебя уже не волнует? - лениво осведомилась Ольга, расслабленно откинувшись на спинку стула. Олег, стоявший в дверном про-еме с сигаретой, насмешливо хмыкнул.
   - Вас это, похоже, тоже уже не волнует. А кто совсем недавно кричал: "Вперед, вперед!" Мы ведь осмотрели только один этаж в этом дворянском гнезде.
   - Мне расхотелось, - Ольга отодвинула от себя чашку с недопитым кофе. - Хозяев в доме нет, это очевидно - грохот, который мы подняли на кухне, разбудил бы и мертвого. Из-за дождя они могли бы не слышать, как разби-лось стекло, но это... особенно кастрюля, которую наш Кинг-Конг сшиб го-ловой...
   - Ну, а на хрена вешать кастрюли прямо над столом?! - сердито отозвался Жора, отходя от раковины. Его место тотчас заняла Света, которая извлекла из шкафчика уже примеченную раньше упаковку разноцветных губок, доста-ла одну и начала деловито вытирать мокрые бортики раковины. Ольга, на-блюдавшая за ней, недоуменно-насмешливо приподняла брови, потом доба-вила:
   - Кроме того, Лифман все равно уже отправился на поиски, как самый деятельный. И пока мы поднимемся наверх, он уже будет знать, есть здесь телефон или нет. Так что, какой смысл?
   - Конечно, проще, когда все делают другие, - тихо пробормотала Света. Ольга раздраженно взглянула в ее сторону и хотела было ответить, но Крив-цов предостерегающе поднял указательный палец и сказал почти умоляюще.
   - Девчонки, девчонки!.. Не надо! В шестьдесят восьмой раз напоминаю, что мы договорились хотя бы час провести без грызни. Все ж в одном коры-те, елки!.. Да, Петь?
   - Я бы выпил чего-нибудь... согревающего, - заметил водитель в ответ. - Чайком после такого не согреться. Очень просто насморк можно схватить. Может, все-таки накатим все вместе по двести?
   Олег посмотрел на него крайне задумчиво, потом мотнул головой, но в этом жесте проскользнуло явное сожаление.
   - Не, вот дождемся остальных, тогда и...
   - Тогда и что? - негромко спросили сзади. Олег отшатнулся от двери, чуть не уронив сигарету и еле успев придержать уже почти вырвавшееся руга-тельство.
  - Ё, я ж тебя просил!.. Ты что, специально так подкрадываешься?
   - А чего ты такой нервный? - раздраженно произнес Виталий, заходя на кухню и вытирая ладонью мокрое лицо. Следом ввалился Алексей, промок-ший и злой. На его лбу пламенела свежая ссадина, увидев которую сердо-больная и чувствительная Светлана в ужасе всплеснула руками.
   - Господи, что случилось?!
   - Да ерунда... - Евсигнеев осторожно потрогал лоб. - На дерево налетел в темноте... Дурацкий лес... не видно ни хрена!..
   - Нашли? - спросила Ольга, выжидающе глядя на тихо затворившуюся дверь.
   - А разве похоже?! - Виталий стащил с себя мокрую куртку и швырнул ее прямо на пол. Вода лила с него ручьями, точно Воробьеву вздумалось при-нять ванну прямо в одежде, футболка прилипла к телу, из белой став грязно-серой, в ботинках хлюпало. Он вытащил из кармана пачку сигарет и, держа ее перед собой в вытянутой руке, несколько секунд наблюдал, как из той ка-пает вода, потом зло сжал в пальцах, и из пачки уже потекло вовсю. Ругнув-шись, он швырнул бесформенный комок на стол, где его тут же подхватила Светлана и переправила в мусорное ведро.
   - Я сделаю вам чаю, - сказала она, отходя к плите. - Сколько сахара?
   - Приятно иметь дело с разумными людьми, - Виталий устало рухнул на стул. - Мне без сахара.
   - Мне три ложки, пожалуйста, - пробормотал Алексей, ежась в мокром костюме и с наслаждением слушая успокаивающий, домашний звон посуды. Виталий благодарно кивнул Олегу, протянувшему ему сигареты, закурил и откинулся на спинку стула. Вода продолжала стекать с его одежды, с тихим стуком ударяясь о плиты пола и собираясь в крошечные лужицы.
   - Значит, смылся пацан? - осторожно констатировал Кривцов. Виталий фыркнул.
   - В прямом смысле слова! Вот придурок!.. Ну, будет теперь под дождем ночевать, схватит воспаление легких... Непохоже, чтобы в округе кто-нибудь жил. И кому понадобилось строить дом на таком отшибе?.. Кстати, кто фона-ри включил?
   - Фонари? - недоуменно переспросил Олег и подошел к окну. Вокруг дома и вдоль дорожек празднично сияли цепочки огней, отчего стена леса, охва-тывавшая особняк, казалась еще более темной и зловещей. Трудно было представить, что только что там кто-то бродил и вернулся невредимым. Пря-мые, тугие струи дождя холодно серебрились в электрическом свете, превра-тившись в чуть колеблющиеся нити, крепко связавшие небо и землю, и глядя на них, Олег почувствовал себя на теплой, наполненной людьми кухне еще более уютно, чем раньше.
   - Никто, они, наверное, на фотоэлементе, - сказал он отворачиваясь, - и...
   Олег неожиданно осекся и метнул подозрительный взгляд на Жору. Ги-гант немного смущенно пожал плечами.
   - Ну, я включил, - пробурчал он. - Ну, а что такого-то?
   - Хорошо сделал, - произнес Виталий прежде, чем Олег успел что-то ска-зать. - Иначе мы бы еще долго по этим зарослям лазили. Не видно ничего, все кругами ходили, никак не могли к дороге выйти. И вроде ж отошли неда-леко... Спасибо, солнышко, - последнее относилось к Свете, поставившей перед ним большую чашку чая, исходящую паром, и тарелку с толстым лом-тем хлеба, где поверх масла были аккуратно уложены колбасные кружочки. Без раздумий Виталий бросил недокуренную сигарету в пепельницу и отку-сил большой кусок бутерброда. Алексей, нежно, точно неоперившегося птенца, держа горячую чашку между ладоней, устало опустился на стул, ко-торый Петр, отставив в сторону недавние раздоры, услужливо принес ему из столовой. С приходом еще двоих людей на, казалось бы, довольно просто-рной кухне уже стало немного тесновато, но перейти в столовую никому и в голову не пришло.
   - Судя по тому, как вы тут вольготно разложились, хозяев в доме нет, - за-метил Виталий, стремительно расправляясь с бутербродом. - А не боитесь, что они по возвращении вам шею намылят? Между прочим, совершили уго-ловно наказуемое деяние.
   - Мы совершили! - Вершинин насмешливо фыркнул. - Разве это не ты сказал мне: "Жорик, возьми-ка вон ту каменюку и зафигачь-ка ее вон в то окошко" - а?! Как вдохновитель и главарь банды пойдешь по полной!
   - Телефон хоть нашли?
   - Пока нет, - отозвалась Кристина. - Но зато тут такой бассейн!..
   Алексей скрипуче засмеялся, оставляя пустую чашку. Смех был безжиз-ненным и монотонным и больше походил на какой-то механический звук, словно Евсигнеев был плохо сделанным роботом.
   - Бассейн!.. как раз то, что мне сейчас нужно!.. Елки, бассейн!.. Как это не нашли телефона?! А вы его вообще искали?! Вы, небось, сразу на кухню... душевно, смотрю, расположились! А чего уж тогда в столовой не устрои-лись?! Салфеточки там, сервизы, бокальчики!.. Там ведь столовая?!
   - Да, - почти весело сказала Кристина - казалось, она вовсе утратила спо-собность обижаться. - Но туда лучше не ходить. Там плохая энергия.
   - Господи, ну и компания подобралась! - Ольга рассмеялась и посмотрела на часы. - Один другого лучше!
   Виталий нахмурился и обвел всех внимательным взглядом, точно увидев впервые.
   - Кстати, о компании. Где еще трое?
   - Ювелир пошел искать телефон, - Олег открыл шкаф и с любопытством уставился на тускло поблескивающие бутылки. - А Аля пошла за блондин-кой... ты разве их не видел в холле?
   - Нет.
   Олег пожал плечами и извлек из шкафа бутылку водки. Водитель следил за его действиями загоревшимися глазами, Алексей тоже оживился, и его те-ло чуть расслабилось, приняв естественную позу - до того он сидел на стуле строго, прямо и так напряженно, точно боялся рассыпаться.
   - Значит, пошли дом осматривать. Может даже к этому Борису присоеди-нились. Вернутся - из дома-то они куда денутся?
   - Я, ребята, поражаюсь вашей беспечности, - Виталий со звоном поставил чашку на стол. - Заехали черт знает куда и черт знает каким образом, залезли в чужой дом, жратву нашли - сели и расслабились! Все! Красота!
   - А что мы должны были делать?! - Олег начал раздражаться.
   - Держаться вместе, в первую очередь! - Виталий встал, потирая запястье правой руки. - Пока ни в чем не уверены, держаться вместе! А эти... да и вы хороши, тоже!.. Одного уже отпустили - фиг знает, где теперь искать этого урода!..
   - Ну, уж эти-то в лес не пойдут, не беспокойтесь! - заметила Ольга, рассе-янно наблюдая за Жорой, который украдкой то и дело поглядывал на ее ноги. - Погуляют по дому и вернутся. Что тут такого, в конце концов?
   - Погуляют... А вы знаете, чей это дом? Что это за дом?
   - Уж не замок с привидениями, во всяком случае! - Олег поставил бутыл-ку обратно в шкаф, и Петр проводил ее сожалеющим взглядом. - Дом как дом! Вполне обитаемый! Генератор пашет, котлы работают, газ есть, жратвы навалом...
   - Это-то и странно, - сказал Виталий и направился к двери. - Все есть, а хозяев нет. Прямо не дом, а "Мария Селеста"! Чудеса!
   - Да брось ты! - поспешно произнес Олег. Он бы с удовольствием подис-кутировал на эту тему, но заметил, как резко побледнела Светлана, испуган-но расширив глаза. - Это всего лишь значит, что хозяева скоро вернутся. Отъехали на чуток - и все! Ну, влепят нам, конечно, но мы же с ними распла-тимся. Разберемся в ситуации и утром уедем. А Леха этот, наверное, уже давно сидит в какой-нибудь избушке, чай пьет! Чего ты из мухи слона дела-ешь?!
   Виталий обернулся в дверях и усмехнулся кривой усмешкой, в которой не было ничего веселого.
   - Забавные вы люди, - произнес он и тихо прикрыл за собой дверь.
  
  
  III.
  
   Стоя на площадке второго этажа, Виталий удивленно прислушивался, чуть поеживаясь от прикосновения к телу мокрой одежды. Если даже здесь он слышал, как разговаривают оставшиеся на первом этаже, то на втором и на третьем царила абсолютная тишина, и ничто не указывало на то, что где-то по дому бродят еще трое людей, словно они затаились, стараясь не изда-вать ни звука. Это было странно. Любопытные так себя не ведут, так ведут себя виноватые или боящиеся, но последние не стали бы ходить в одиночку.
   Он глянул на лестницу, ведущую на третий этаж, раздумывая, не начать ли с него, но его размышления прервал отдаленный вскрик, долетевший из-за изгиба коридора - слабый, больше похожий на вздох, но испуг в нем прозву-чал достаточно отчетливо.
   Виталий развернулся и метнулся по коридору, и навстречу ему стреми-тельно понеслись двери - все до одной плотно закрытые. Ближайшую ком-нату он миновал, не заглянув в нее - крик явно раздался из какой-то более дальней.
   Две следующих комнаты были пусты. В одной из них горел свет, дверь была распахнута настежь, на мокром полу блестели осколки стекла, а в окне зияла огромная дыра. Один из ящиков шкафа был выдвинут.
   Виталий обернулся, напряженно вслушиваясь - не повторится ли вскрик, не раздастся ли хоть какой-то шум. Возможно, он ошибся, и беда произошла вовсе не на этом этаже. Все же он повернулся и быстро пошел дальше, и сра-зу же его усилия были вознаграждены - за следующей закрытой дверью, под которой лежала узкая полоска света, вдруг что-то механически зажужжало, словно кто-то включил какой-то прибор.
   Он ударил кулаком в дверь. Та оказалась заперта, и, не долго думая, он уже приготовился вынести ее плечом, когда дверь вдруг открылась сама и в коридор выглянула Марина в розовом халате и босиком. Ее влажные растре-панные волосы были небрежно разбросаны по плечам, аметистовые глаза смотрели настороженно, и, когда она увидела, кто стучал, их выражение не изменилось. Это немного удивило Виталия - раньше она смотрела на него иначе.
   - В чем дело?
   Тон ее голоса тоже изменился, он был почти враждебным, точно пришед-ший посягнул на ее собственность. Жужжащий фен в ее руке окатил его вол-ной теплого воздуха, и только теперь Виталий ощутил, насколько он промок.
   - Вы кричали?
   - Да. Просто поскользнулась и упала. Немного ударилась, но ничего серь-езного. А что?
   - Да ничего. Просто...
   - Вы сейчас были в соседней комнате?! - резко оборвала она его и махнула рукой с феном вправо. - В той! Были там?!
   - Я даже не знаю, есть ли там комната, - ответил Виталий, уже сам начи-ная раздражаться. - Я только поднялся. Чего вы так вопите?!
   - Ах, да... - рука Марины опустилась. - Нет, я просто... Да вы же насквозь мокрый, - ее голос немного смягчился. - Переоденьтесь, в комнатах полно одежды - нераспакованной, только что из магазина... Извините, я хочу вы-сушить волосы.
   Она отступила в ванную и потянула на себя дверь. Виталий еле успел всу-нуть ногу между дверью и косяком.
   - Вы видели Алину и...
   - Я никого не видела! Уберите ногу!
   Совершенно сбитый с толку, Виталий отступил, и дверь тотчас захлопну-лась. Он недоуменно посмотрел на нее.
   Марина вела себя очень странно, и в чем-то эта странность объяснялась плохо скрытым за резкостью уходящим испугом, но что такого могло про-изойти в ванной? Поверх плеча Рощиной он не увидел там ничего необычно-го, ничего такого, что могло бы испугать взрослую женщину. С другой сто-роны, откуда такая враждебность, словно Виталий собирался что-то у нее отобрать? И она даже не спросила о Лешке, не спросила, нашел ли он его.
   Просто поскользнулась и упала.
   Почему ты врешь, Марина? Что тебя могло так напугать?
   Виталий хмуро посмотрел на свою правую руку, вдруг вспомнив уже да-лекий и нелепый разговор в автобусе.
   ...у вас не было такого странного ощущения... словно вы - вовсе и не вы?
   Такого, конечно, не было, но что-то не так с его рукой... то и дело ему ка-жется, что что-то не так с его правой рукой... но ведь рука может быть толь-ко рукой и ничем иным - разве нет? Другое дело...
   Не знаю, почему, но вы мне врете.
   Да, он соврал. И Марина тоже. С другой стороны, что в этом такого?
   Или у нее тоже возникло какое-нибудь странное ощущение?
   Внезапно он почувствовал, что ему совершенно необходимо поговорить с Сухановой. Но где она?
   Виталий толкнул следующую дверь и сразу же увидел Алину. Она стояла посередине комнаты, боком к нему, пристально глядя на что-то, лицо ее было рассеянным и мечтательным, как у человека, думающего о чем-то добром и очень хорошем; руки расслабленно повисли вдоль тела, и ремешок сумочки, съехав, еле-еле держался на плече - еще одно мгновение, и он соскользнет. Девушка никак не отреагировала на его приход, даже не повернула головы, и на какой-то момент Виталию показалось, что она спит, хотя ее глаза были широко открыты.
   - Алина!
   Вздрогнув, она резко развернулась, отчего сумочка таки шлепнулась на пол, и по ее лицу, стремительно сменяя друг друга, промелькнули испуг, уз-навание, а затем яростное негодование, словно Виталий, произнеся ее имя, что-то непоправимо испортил или уничтожил. И только потом его выраже-ние стало немного виноватым и гораздо более осознанным. Она как-то иска-тельно улыбнулась и наклонилась за сумочкой.
   "С ума тут все что ли посходили, пока я по лесу лазил?! - изумленно по-думал он. - И я в том числе!"
   Только сейчас Виталий увидел, на что она смотрела - и не только увидел, но и услышал. С потолка свисала подвеска - немыслимо ажурное сооруже-ние из латуни и тонкого цветного стекла - сюрреалистические, не сущест-вующие в природе цветы и стебли, переплетенные друг с другом и в то же время словно находящиеся отдельно, настолько изящные и тонкие, что до них было страшно дотронуться - казалось, одно-единственное легчайшее прикосновение превратит это чудо в пыль. Все стебли выходили из одной точки - небольшой сферы из матового зеленого стекла, охваченной мелкой золотистой сеткой, и, сплетаясь, устремлялись вниз и немного в стороны, и все это, сияя в свете лампы, медленно кружилось и раскачивалось, издавая призрачный серебристый звон. Окно было закрыто, преграждая дорогу ветру, - скорее всего, матовая сфера скрывала в себе электромоторчик, который и приводил подвеску в действие.
   Виталий мысленно пожал плечами. Он никогда не считал себя особым эс-тетом, но даже и будь он таковым, подвеска бы его не заворожила - красивая игрушка, ничего больше.
   - Вы меня напугали, - произнесла Алина, возвращая ремешок сумочки на плечо. - Что вам надо?
   И снова эта враждебность в голосе - не такая явная, как у Марины, но все же вполне отчетливая. Впрочем, здесь-то это как раз и не удивительно - Алина с самого начала восприняла в штыки, похоже, даже сам факт его су-ществования, и ее неприязнь к нему была почти осязаемой...
   Нет, не то. Я ей помешал. Помешал смотреть на эту дурацкую бренчал-ку, помешал слушать ее...
   Виталий неожиданно рассвирепел. Все это бред и какого черта он вообще должен в этом разбираться?! У него хватает других проблем, кроме того, он устал и насквозь вымок. Простудиться, конечно, не простудится, здоровье у него отменное, но все равно неприятно - хорошо бы переодеться и выпить еще горячего чая, а может и чего-нибудь покрепче...
   - Мне надо, чтобы вы пошли со мной! - резко сказал он, схватил Алину за запястье и потянул прочь из комнаты. Она поддалась - слишком удивленная, чтобы сопротивляться, и только в коридоре, когда дверь комнаты захлопну-лась, вырвала руку и отшатнулась к стене, глядя на него с испуганной зло-стью.
   - Вы что, упали на голову?!
   - Как самочувствие?
   - Нормально. А что? - ее ладонь поднялась, легко тронула висок, потом проехалась по шее и легла на ремешок сумочки. Алина нахмурилась, но те-перь ее голос звучал как обычно. - Вы нашли его? Лешку? Вы его догнали?
   - Почему вы не спросили об этом сразу?
   Алина удивленно захлопала ресницами.
   - Я... что?
   - Наверное, вас это не очень-то волновало?
   - Ошибаетесь! - резко ответила она. - Меня это очень волновало! Мы не-известно где... ночь и такая погода, в этом лесу... а он совсем мальчишка. Я волновалась даже за вас, хоть вы этого и не заслуживаете.
   - Тогда почему вы не спросили об этом сразу, когда я зашел в комнату?!
   - Вы сами-то здоровы? - осторожно спросила Алина, бочком делая шаг в сторону лестницы, но Виталий поймал ее за плечо.
   - Честно говоря, не знаю.
   - Что?.. - теперь в ее голосе появилось настоящее беспокойство. - Вы бы переоделись, с вас прямо течет!.. У вас есть с собой другая одежда?
   - Да, в автобусе... Почему вы так смотрели на эту штучку? - Виталий об-вел в воздухе круг указательным пальцем. - Когда я вошел, то даже подумал, что вы в трансе.
   - И всего-то?! - Алина облегченно рассмеялась. - Господи, я-то подума-ла!.. Нет, просто эта подвеска очень похожа на ту, о которой я мечтала в дет-стве... вернее, на ту, которую я придумала. Я нарисовала ее... я немного ри-сую... и дед обещал мне ее сделать, когда у него будет свободное время, но так и не сделал. У нее внутри такой электромоторчик, знаете... чтобы она звенела даже тогда, когда нет ветра. Я придумала ее... а эта так на нее похо-жа, только она еще красивее... я ведь была совсем девчонкой, когда ее рисо-вала. Наверное, сейчас я бы нарисовала ее именно такой... Впрочем, - ее го-лос похолодел, - вряд ли вам это интересно. Вы нашли Лешку?
   Виталий покачал головой, глядя на свою правую руку. Лицо Алины стало мрачным.
   - Это очень плохо.
   - Почему?
   Она посмотрела на него, как на идиота.
   - Но погода... и ночь...
   - И все?
   - А разве этого мало? - отозвалась Алина, чуть помедлив.
   Виталий неопределенно пожал плечами, прислонился к противоположной стене и вздохнул.
   - В автобусе вы спросили - не было ли у меня каких-то странных ощуще-ний... будто я - вовсе и не я. Почему вы это спросили?
   - Не помню, чтобы я спрашивала такое, - рассеянно произнесла она. - Впрочем, если это так - извините за дурацкий вопрос. Странно, что вы за-помнили то, что я спросила.
   - У вас были такие странные ощущения? - настойчиво спросил Виталий, пропустив ее слова мимо ушей.
   - Если и были, вас это не касается.
   - Послушайте, - сказал он, стараясь сдерживать тон, - мы попали в дурац-кую и странную историю, приехали в странное место... неужели вы не пыта-лись в этом разобраться?! Вы что-нибудь заметили? Здесь? За другими? За собой?
   - Нет.
   - А вот теперь вы мне врете, - заметил Виталий, глядя на нее в упор. Алина вздернула подбородок.
   - А с чего я вообще должна перед вами откровенничать?! Я вас не знаю, кроме того, никаких симпатий к вам не испытываю!
   Виталий улыбнулся.
   - Но это ведь уже откровенность.
   Алина посмотрела на него сердито, потом по ее губам против ее воли скользнула ответная улыбка, и они тут же снова сжались в узкую полоску. Раздраженно глядя в стену поверх его плеча, она молчала до тех пор, пока Виталий не сказал:
   - Ладно, но мы еще вернемся к этому разговору.
   - Это вряд ли! - буркнула Алина и поправила кепку, получив в награду насмешливый взгляд - конечно же, Виталий узнал кепку, и она была почти уверена, что сейчас он что-нибудь съязвит на этот счет, но вместо этого он махнул рукой в сторону приоткрытой двери в конце коридора.
   - Вы включили там свет?
   Она отрицательно покачала головой.
   - Нет, я не ходила туда, я... Наверное, Марина включила. Или кто-то из наших... пока я была в комнате.
   - Скорее всего, это ювелир, его тоже нет внизу. Посмотрю... Вы пойдете? Или хотите вернуться туда? - он махнул рукой в сторону комнаты, из кото-рой только что ее вытащил, и Алина посмотрела на него почти возмущенно.
   - Не говорите ерунды! Это же всего лишь безделушка!
   - Мне показалось, что минуту назад вы так не считали.
   - Вы опять за свое! - Алина отвернулась и резко зашагала в сторону осве-щенной комнаты. Виталий в несколько шагов легко нагнал ее и молча пошел рядом, засунув руки в карманы темно-коричневых брюк, от дождевой воды ставших почти черными.
   Идя, Алина украдкой бросала на него изучающие взгляды. Виталий не-спроста завел этот разговор, он явно успел что-то подметить, возможно, даже что-то узнать
   И ты, и Виталий - вы оба у меня на примете...
  и ей отчаянно хотелось поделиться с ним своими наблюдениями и ощуще-ниями, но недавние слова Марины останавливали ее.
   Ты ведь не знаешь никого из этих людей, и этот дом может принадле-жать кому угодно из них...
   Так почему этот дом не может принадлежать хотя бы ему? Может, это он все устроил? Может, он какой-нибудь маньяк и сейчас придушит ее где-нибудь в темном уголке, и она ничего не сможет сделать, потому что он вы-ше ее головы на полторы и намного сильнее - она прекрасно помнила, как легко Виталий справился с Евсигнеевым, хотя разъяренный бизнесмен был и покрупнее его, и явно не слабак...
   - Вы меня подозреваете?
   Алина дернула головой - вопрос застал ее врасплох.
   - Я подозреваю всех, - резко ответила она. - Почему бы и не вас в том числе? Вы ведь меня, наверное, тоже подозреваете?
   - Вас? Нет.
   - Почему? - Алина удивленно посмотрела на него.
   - Потому что вам страшно, - просто ответил Виталий, не глядя на нее. - Жаль, что вы не хотите говорить, почему. Впрочем, как вы сами заявили, это ваше дело.
   - А вы, случайно, не юрист по образованию?
   - Нет, - он усмехнулся, - я далеко не юрист.
   - А чем же вы занимаетесь?
   - Просто живу, - Виталий распахнул полузакрытую дверь, и Алина, рас-считывавшая на хорошие манеры, хотела было проскользнуть вперед, но он почти грубо отодвинул ее в сторону и вошел первым.
   - Вас не учили пропускать женщин вперед?! - возмущенно воскликнула она.
   - Не в этом доме.
   Пожав плечами, Алина вошла следом и сразу же остановилась.
   - Вот это да-а! - протянула она, оглядывая гостиную с детским восхище-нием. - Какая красота! И до чего ж оригинально! Они наняли хорошего ди-зайнера! О, да здесь и камин есть!
   - А у вас дома нет камина? - поинтересовался Виталий, прищуренными глазами вглядываясь в распахнутую дверь в конце комнаты.
   - Нет, зачем он мне? Мне такие навороты ни к че...
   Он легко похлопал ее по плечу, заставив оборвать фразу, потом прижал указательный палец к губам и кивнул в сторону двери, потом пошел вперед, бесшумно перекатывая ногу с пятки на носок. Алина удивленно посмотрела в указанном направлении, приподняла брови, потом наклонилась, быстро сня-ла туфли и на цыпочках засеменила за Виталием.
   Вначале она не заметила Лифмана - он каким-то изумительным образом слился с великолепным убранством залы - а увидев, удивилась, что не заме-тила его сразу. Ювелир сидел за одним из столиков возле стены, расслаблен-но откинувшись на спинку вишневого полукресла и скрестив руки на груди, и вначале Алине показалось, что он спит. И только потом она заметила, что его глаза открыты, и неподвижный взгляд устремлен на стоящие на полке красивые бронзовые часы, сделанные в виде дворца.
   - Ощущения "дежа вю" не возникает? - прошептал Виталий, склонившись к ее уху. - Ну-ка, а сейчас? - он вдруг резко перешел с шепота на казармен-ный окрик. - Что вы делаете?!
   Встрепенувшись, Борис повернул голову, и Алина против воли дернулась за спину Виталия - из глаз утонченного и интеллигентного Лифмана на них глянула такая свирепая ярость, что ей показалось - еще мгновение, и ювелир набросится на них. Но ярость в его глазах почти сразу же сменилась почти обыденным раздражением.
   - Что вам?
   - Ничего, - Виталий переводил изучающий взгляд с часов на лицо Бориса и обратно. - Просто осматриваем дом, как и вы. Нашли телефон?
   - Телефон? - Борис нахмурился, точно не мог понять, о чем его спросили, потом снова приковался взглядом к часам. - А-а... Нет, телефон я не нашел. Поищите на третьем этаже.
   - А вам что - уже надоело искать?
   - Да! Черт, двадцать секунд осталось - вы можете, бога ради, помолчать?!
   Виталий бросил быстрый взгляд на Алину, и та, прижав ладонь к губам, отвела глаза, потом начала было говорить:
   - Два...
   В ответ Лифман зло грохнул кулаком по столешнице, и Алина испуганно замолчала и посмотрела на Виталия. Тот указал ей глазами на часы, потом указательным пальцем повторил то самое вращательное движение, каким не-давно обозначил ее подвеску. Алина скорчила презрительную гримасу и од-ними губами беззвучно произнесла: "Бред!", после чего собственным указа-тельным пальцем сделала такое же вращательное движение возле виска. Ви-талий укоризненно покачал головой, и в тот же момент часы на полке начали бить, торжественно и протяжно возвещая о наступлении следующего часа. Борис, приоткрыв рот, подался вперед, напрягшись, жадно ловя каждый удар и не сводя глаз с часов. На его лице застыло выражение абсолютного бла-женства. И только когда последний звук растворился где-то под сияющей хрустальной люстрой, он обмяк в своем полукресле и, опершись локтем о стол, взглянул на Виталия и Алину так, словно увидел их впервые, и им обо-им в этот момент он отчего-то напомнил старого скрягу, охраняющего свое добро.
   - Слышали? - спросил он так горделиво, словно часы были его собствен-ностью. Потом его взгляд скользнул вниз и стал возмущенным. - У вас мок-рая обувь - вы же испортите паркет! Здесь...
   Виталий так посмотрел на него, что Лифман осекся, а потом недоуменно потер лоб. Лицо Алины стало испуганным. Ее рука поднялась и медленно стащила кепку с головы, уронив на глаза несколько медных локонов.
   - Что здесь происходит? - прошептала она.
   - Ничего, - в голосе Бориса проскользнули извиняющиеся нотки. - Я искал телефон, а нашел... Это те самые часы, которые я когда-то хотел купить. В точности те самые! Представляете?! А я никогда не слышал, как они зво-нят... вы уж простите, что я... Вы слышали? Это прекрасно!.. Эти часы - точная копия Реймского собора...
   Он остановился, подумав, что пришедшие вряд ли слышали о существова-нии Реймского собора, так что нет смысла им об этом говорить, и его восхи-щения они, конечно, не поймут. Бисер перед свиньями.
   - Собор в Амьене мне нравится больше, - с усмешкой заметил Виталий, без труда отгадав причину паузы, - но я, смотрю, часы и мокрый паркет вам куда интересней людей.
   - Людей? - ошеломленно переспросил Борис, нехотя поднимаясь с полу-кресла. - Но ведь парнишку вы, конечно, нашли?
   - Нет, не нашел, - ответил Виталий, внимательно глядя на Алину, которая старательно разглядывала залу, делая вид, что этот разговор ее совершенно не интересует. Ее пальцы нервно комкали кепку Кривцова.
   Он не сразу спросил про Лешку, и я тоже... Я так разозлилась, когда меня окликнули в той комнате, так разозлилась... потому что он помешал мне слушать эту воздушную музыку, я ведь в детстве буквально бредила этой подвеской... я так испугалась, что он захочет посмотреть на нее поближе и сломает, разобьет... Почему эта подвеска здесь? Почему здесь часы Лиф-мана?
   Почему здесь цветут гиацинты?
   - Это плохо, - лицо Бориса наконец-то приняло соответствующую обстоя-тельствам мрачность. - В такой ливень!..
   - Ливень! - иронично произнес Виталий и отвернулся от него. - Алина, вы не надумали мне чего-нибудь сказать?
   - Нет! - отрезала Алина, потом кивнула на дальнюю стену залы. - Если Борис удивительным образом нашел здесь свои часы, то это, наверное, спе-циально для вас!
   Виталий усмехнулся и прошел мимо нее. Подойдя к стене, он некоторое время заинтересованно смотрел на сверкающую коллекцию холодного ору-жия, потом протянул руку и аккуратно снял странную саблю с коротким изо-гнутым, сужающимся клинком и стержнем в виде петли вместо черена.
   - Дюсак, - сказал он, показывая оружие Алине. - Венгерская разновид-ность сабли, крестьяне здорово им орудовали. Век шестнадцатый, кажется. Ну надо же! А вот это, - Виталий небрежно махнул дюсаком в сторону жут-коватого вида циллиндрической булавы с длинными острыми шипами, - мор-генштерн, в переводе с немецкого - "утренняя звезда". Арбалетик здесь не-плохой, мощный, кажется, французский... Но должен вас разочаровать - я не люблю холодного оружия. Я вообще никакого оружия не люблю.
   Он осторожно повесил саблю на место, отвернулся от металла, перелитого в бесчисленные острия и лезвия и вышел из залы. Алина задумчиво посмот-рела ему вслед, потом глянула на Бориса.
   - Человек черт знает сколько шлялся по лесу под дождем, а вы на него на-ехали из-за паркета?! И чего вы так разорались из-за своих часов... кстати, они ведь даже не ваши!
   Борис виновато пожал плечами, и золотой крокодил на его мизинце, кото-рым он постукивал по запястью другой руки, как-то сразу потускнел и стал выглядеть очень печально.
   - Не знаю, честно говоря. Накатило что-то. Наверное, устал, даже... - он замолчал, превратив дальнейшую часть фразы в очередное пожатие плечами.
   - Даже что? - спросила Алина резче, чем хотела, и Борис глянул на нее удивленно.
   - Да ничего, - ответил он уже спокойно и довольно холодно. - А по какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? Я вообще не обязан вам что-либо объяснять.
   - Да уж, здесь никто никому и ничем не обязан.
   - Приятно было пообщаться! - произнес Борис еще холоднее и быстро вышел, оставив ее в одиночестве.
   Алина немного побродила по зале, разглядывая ее с чисто детским восхи-щением. Откинула крышку рояля, постучала указательными пальцами по не-скольким клавишам. Звук у инструмента был чистый, сильный, и впервые в жизни Алина пожалела, что не умеет на нем играть - даже весьма посредст-венный пианист, верно, мог бы извлечь из него чудесную музыку - рояль был великолепно настроен и находился в прекрасном состоянии.
   Она еще раз посмотрела на коллекцию оружия. Конечно, ей его было не оценить - для нее это были только красивая чеканка, причудливые узоры, сверкающие драгоценные камни и металл, больше ничего. Красив был сереб-ристый арбалет, но ручка механизма натяжения насмешила ее, напомнив ручку самой обычной мясорубки. Немецкая же булава вызывала отвращение. Моргенштерн. Почему такое уродливое оружие назвали таким красивым именем?
   И взойдет звезда утренняя, лилия небес с ароматом рассветного ветра - над радостью одних, над горем других, над обыденностью иных, но кто взглянет на звезду утреннюю, и останется ли кто, на кого взглянет она...
   Алина усмехнулась невесело. Фраза из ее книги, тщательно продуманной, давным-давно созданной в голове от начала и до конца, - книги, которая ни-когда не будет написана. Но зато у нее есть ресторан - ее замечательный рес-торан.
   Она вышла в гостиную. Виталий сидел в плетеном диванчике-качалке спиной к ней и неторопливо раскачивался, и качалка уютно поскрипывала.
   - Я хочу поискать телефон на третьем этаже, - сказала Алина, с легкой улыбкой глядя ему в затылок. - Вы пойдете или вернетесь к остальным?
   Откровенно говоря, она бы предпочла второе, но Виталий, коротко сказав "Пойду", встал, и Алина разочарованно отвернулась и не увидела, как его пальцы ласково пробежали по подлокотнику диванчика и как неохотно они от него оторвались, и как, выходя из гостиной, он обернулся - и не один раз.
  
  
  IV.
  
   К одиннадцати часам вечера хозяева дома так и не вернулись, и уже все-рьез встревоженные недавние пассажиры собрались в гостиной. За это время они уже успели облазить особняк вдоль и поперек и убедиться, что в нем нет ни малейших признаков телефонной линии. Затерявшийся в лесу дом был полностью отрезан от внешнего мира, в нем даже не было радио и телевиде-ния, и огромный телевизор годился лишь для просмотра видеофильмов, а стоявший в одной из комнат мощный компьютер подключался только лишь к электрической розетке и замыкался на самого себя. Имевшиеся у некоторых сотовые телефоны по-прежнему не работали.
   На третьем этаже оказалось еще семь жилых комнат - заботливо приго-товленных, с забитыми одеждой шкафами, и небольшой тренажерный зал. К удивлению Алины, ожидавшей, что в первую очередь последний вызовет восторг у Жоры, гигант, ввалившийся в тренажерную вместе со всеми, по-смотрел на станки для изготовления торсов с абсолютным равнодушием. За-то искренний восторг у него вызвал обнаруженный в одной из комнат третье-го этажа компьютер, отчего Вершинина пришлось выволакивать из комнаты чуть ли не силой. К еще большему ее удивлению страстным поклонником холодного оружия оказался Кривцов - при виде коллекции в зале его глаза засияли, как лампочки новогодней гирлянды и руки потянулись к ней сами собой. Алина и Виталий моментально переглянулись, хотя не имели ни ма-лейшего намерения это делать.
   В конце концов, перетащив из автобуса свои вещи и использовав все запа-сы горячей воды, они собрались обсудить создавшуюся ситуацию. Светлана по собственной инициативе приготовила чай, кофе и бутерброды и с помо-щью кухонного лифта переправила их в гостиную, в полной мере оценив все удобства такой доставки.
   - Горяченькое перед сном после всего - самое то! - глубокомысленно из-рек Олег, вальяжно раскинувшийся в кресле и прихлебывавший дымящийся чай. Кепка снова вернулась к нему и теперь лежала рядом на подлокотнике - он не оставил ее в одной из комнат, куда перетащил свои вещи, - точно боял-ся, что в его отсутствие ее кто-нибудь стащит. В пальцах он вертел длинный тонкий трехгранный стилет, который, не удержавшись, снял со стены в зале, ответив на раздраженно-укоризненный взгляд Бориса: "Я только подержать", - Хотя и без того буду спать как убитый.
   Никто не стал возражать ни по какой из частей высказывания - горячень-кое действительно было самым тем, а то, что в особняке придется заночевать, ясно стало уже довольно давно. Все только лениво переглянулись, а Марина, забравшаяся с ногами в одно из кресел, как бы между прочим стянула на гру-ди халат - ей показалось, что Виталий слишком уж настойчиво заглядывает ей в вырез. Впрочем, нельзя было назвать ощущение неприятным - просто это было неприлично, а так... Рощина мысленно пожала плечами - возмож-но, она была бы и не против, чтобы он не ограничился только лишь взгляда-ми.
   Кроме нее в найденные в комнатах купальные халаты переоделись лишь Ольга и Кристина. Светлана накинула собственный легкий халатик, разрисо-ванный извивающимися драконами, Алина же, по причине короткой поездки не взявшая с собой никакой одежды, принципиально сидела в своем слегка влажном костюме. У Олега, Бориса и Алексея с собой было достаточно ве-щей, чтобы переодеться полностью, Жора сменил только рубашку, а Вита-лий, которому переодеваться было не во что, повел себя менее застенчиво, чем Алина, и в гостиную явился, замотавшись в длинное полотенце и теперь, сидя на плетеном диванчике и чуть раскачиваясь, походил на римского кон-сула, размышляющего о состоявшихся накануне комициях1. К нераспакован-ной одежде в шкафах комнат никто из мужчин не притронулся.
   В портале камина танцевал огонь, разведенный совместными усилиями Виталия и Олега, и перед ним полукругом на относительно безопасном рас-стоянии выстроилась промокшая обувь. Все сидели босиком - в отличие от изобилия одежды в особняке не нашлось ни одной пары обуви - даже до-машних тапочек. Под потолком плавали рваные полотнища сигаретного ды-ма, неспешно выматываясь в чуть приоткрытую дверь, ведущую на веранду.
   Большинство взглядов было направлено в экран огромного телевизора, и изредка раздавались смешки. С единодушного решения поставить что-нибудь "легкое и веселенькое" из гостиной видеотеки извлекли "Великолеп-ного" с Бельмондо - первую же комедию, попавшуюся на глаза. Робкое предложение Жоры посмотреть что-нибудь типа "Властелина колец" было дружно оставлено без внимания, и он, надувшись, некоторое время принци-пиально смотрел в сторону, но вскоре начал поглядывать на экран - с каж-дым разом все более заинтересованно. Этого фильма он раньше не видел. Но не менее часто, чем на экран, Вершинин поглядывал на картины, висевшие на стенах гостиной, и каждый из этих взглядов отражался на его лице выра-жением недоумения и раздражения.
   Виталий фильм почти не смотрел. Его левая ладонь лежала на подлокот-нике диванчика, большой палец любовно поглаживал сплетенную лозу. Взгляд то рассеянно устремлялся куда-то в сторону камина, то и вовсе бес-цельно блуждал в пространстве. Лишь иногда он украдкой пробегал по ли-цам остальных, и тогда в нем появлялись ясность и легкая тревога, а ныряя в декольте Марины, замасливался, и тогда в нем проступала обыденная, до-вольная ухмылка - там и в самом деле было на что посмотреть.
   Алина не отрывала глаз от телевизора, иногда смеялась, но на самом деле почти не следила за разворачивавшимся на экране действием. Одна ее часть ждала, когда кто-нибудь скажет что-либо существенное, - ждала и наблюда-ла. Другая же рвалась прочь из гостиной - в комнатку неподалеку, уютную комнатку... впрочем не так важна была комнатка, как наполнявший ее сереб-ристый звон... как кружащаяся под потолком хрупкая ажурная подвеска... Крошечная, трогательная в своей наивности детская мечта, о которой она почти забыла и которую кто-то другой воплотил в жизнь. Она, возможно, была не так уж важна, но она была из хорошей части детства. Из той, которая до. Потом было только после, и мечты стали более практичны, но куда как менее красивы, да и детство, практически, кончилось... Поэтому на нее хоте-лось еще раз посмотреть. Или просто смотреть.
   Проследить, чтобы никто не сломал ненароком.
   Алина сердито тряхнула головой. Наваждение! Так ли уж не прав был Ви-талий? Виталий, который, кажется, уже перестал о чем-либо беспокоиться - только и делает, что глазеет на Марину и покачивается на диванчике-качалке, который при этом издает монотонный и довольно таки раздражающий скрип. И выглядит на редкость довольным.
   Она замечала, что некоторые взгляды, устремленные в экран телевизора, были не менее рассеянными и задумчивыми, чем у нее самой, но не знала, о чем думают ее случайные попутчики и не знала, насколько тонки нити, удерживавшие их всех вместе в этой гостиной.
   Света хотела вернуться на кухню - вернуться одна, несмотря на позднее время.
   Борис с трудом сдерживал себя, чтобы не метнуться обратно в залу - к изысканной роскоши и к часам, чей бой был так величественно прекрасен.
   Олегу тоже хотелось оказаться в зале, но на роскошь ему было наплевать - он видел только сверкающую сталь, обращенную в такую совершенную форму - стилет в его руках был лишь малым, и так странно, что коллекция принадлежала не ему...
   Марина незаметно для окружающих сжимала в кулаки свои тонкие ухо-женные пальцы. Зеркальная галлюцинация была не так уж важна - куда важ-ней было другое - очень многие заходили в ее... в эту ванную после. Они могли что-то испортить. Могли... да мало ли что? Так или иначе ей хотелось обратно. Может быть, еще раз принять ванну - она ведь так расслабляет по-сле долгой утомительной дороги...
   Жора хотел вернуться в свою комнату с компьютером - он уже четко оп-ределил ее своей. Ему так и не дали толком разобраться, что сложено на вин-те - выволокли из комнаты, как ребенка... Пусть компьютер слепой, пусть, но в нем наверняка должно быт что-то интересное.
   Виталий никуда не хотел идти. Наоборот, он бы предпочел, чтобы ушли все остальные - в свои комнаты, на кухню, на улицу, в лес - к черту, куда угодно! Он устал и ему хотелось отдохнуть, а сидеть, чуть покачиваясь, в этом диванчике-качалке было так приятно - особенно потому, что...
   Остальные смотрели фильм.
  
  * * *
  
   Олег со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, нечаянно проколов острием стилета, который вертел и так и этак, подушечку указательного пальца. Досадливо дернув губами, Олег быстро слизнул выступившую ка-пельку крови - движение почти неуловимое, но, тем не менее, не оставшееся незамеченным. Брезгливая Марина поморщилась, глаза Ольги чуть блеснули, словно у предвкушающего сытную трапезу подуставшего вампира, а Борис укоризненно произнес:
   - Доигрались таки! Поздравляю! Положили б ножик на место, пока еще не...
   - Ножик?! - зеленовато-карие глаза Олега сверкнули презрительно и на-смешливо. - "Ножики", как вы изволили выразиться, на кухне - для хлеба и колбасы!.. ножик! Это мизерикордия, кинжал милосердия. Таким когда-то добивали на турнирах раненых рыцарей... и...
   Он осекся, спрятав начавшую было зарождаться ухмылку, и наблюдавшая за ним Алина подумала, что не ошибется, предположив, что недосказанная часть фразы звучит как: "... и ювелиров, которые лезли не в свое дело".
   - Но ведь это же не ваша вещь, - не отставал Лифман, стараясь одновре-менно смотреть и на Олега, и в сторону залы, и на экран телевизора.
   - И что с того? - неожиданно сказал Виталий, неторопливо раскачиваясь на диванчике взад и вперед. - Она и не ваша. И часы в зале, из-за которых вы недавно так раскричались, тоже не ваши...
   Лицо Бориса дернулось, точно от сильной боли, потом он криво улыбнул-ся, но болезненное выражение в его глазах осталось.
   - Речь не об этом, я просто пытаюсь...
   - ...и кресло, в котором вы сидите, не ваше, и чай, который вы пили, и си-гареты, которые вы курите, - все это тоже не ваше. Но это мелочи, а мы здесь собрались не для того, чтобы их обсуждать, и уж не для того, чтобы киношку посмотреть! Есть вещи посерьезнее...
   - Я вас умоляю! - вскинулась Харченко - единственная, кто с неподдель-ным интересом следил за действием на экране. - Только не надо на сон гря-дущий опять разворачивать эту бодягу про автобус! Приехали куда-то - и довольно на сегодня!
   - Вопрос в том, куда.
   - Господи! - Ольга раздраженно передернула плечами. - Вы решили до победного конца нас запугивать?! Или вам не доводилось раньше бывать в больших домах?
   - Доводилось, но не таким образом...- Виталий подхватил начавший спол-зать край полотенца, наблюдая за Алиной, которая в этот момент очень вни-мательно разглядывала валявшиеся на журнальном столике вскрытые сига-ретные пачки, извлеченные заблудившимися пассажирами из прозрачного шкафчика гостиной, где многочисленные и разнообразные сигаретные блоки были сложены аккуратной поленницей. Во взгляде девушки отчетливо чита-лись интерес и легкое недоумение.
   - Серьезность только в том, что мальчишка потерялся, а так... - в голосе Петра проскользнули почти умоляющие нотки. - Крыша над головой есть, еда есть...
   - И комнаты, - сказала Алина - негромко, почти шепотом, но интонация, с которой была произнесена фраза, заставила все головы повернуться к ней. Жора потянулся к пульту и уменьшил звук телевизора. - Ведь все успели найти себе комнаты? И ведь всем хватило, не так ли?
   - Ну да, - пробормотала Кристина и оглянулась, ища подтверждение своим словам. - Да, хватило. И что такого? Это же хорошо - каждый будет спать в нормальной постели.
   - Одиннадцать комнат, - произнесла Суханова с некоторой долей юмора, крутя в тонких пальцах ей же самой открытую пачку "Честерфилда". - В до-ме одиннадцать жилых комнат - вы заметили это? И нас тоже одиннадцать. Какое удивительно забавное совпадение, а?!
   Ольга переглянулась с Кристиной и недвусмысленно постучала себя ука-зательным пальцем по виску. Та пожала плечами.
   - Двенадцать, - заметил Олег. Мизерикордия мелькала в его черных от масла пальцах хищной молнией. - Ты забыла про Лешку, который...
   - Лешки здесь нет, - Алина потянула к себе другую пачку, затылком чув-ствуя испытывающий взгляд Виталия. - В дом вошли одиннадцать человек. И ночь в нем проведут одиннадцать человек... мне так кажется.
   - Почему ты так решила? - Ольга подобралась, словно готовящаяся к прыжку кошка. - Ты что-то знаешь?
   - Ничего я не знаю! - огрызнулась Алина, постукивая сигаретными пачка-ми друг о друга. - "Кажется" от "знаю" отличается очень сильно. Я же ска-зала - забавное совпадение. Но мне другое интересно - как вы выбрали свои комнаты. И было ли такое, чтобы одна и та же комната приглянулась сразу двоим?
   Все начали переглядываться - кто недоуменно, кто вопросительно. После несколькоминутного молчания и пожимания плечами, Олег сказал:
   - Да что значит как - от балды выбирали, какая свободна...
   - Нет, ну я сразу выбрал ту, в которой комп стоял, понятно, - перебил его Жора. Алина метнула быстрый взгляд на Марину.
   - А ты меня насчет своей комнаты сразу предупредила, помнишь? Боль-шая вишневая спальня.
   - Да, - отозвалась та с легким вызовом, в очередной раз подбирая полы ха-лата, не желающие быть затянутыми поясом и беззастенчиво расползающие-ся в стороны. -Там кровать с балдахином. И что?!
   - А я выбрала самую светлую, - тихонько сказала Светлана, прихлебывая остывающий чай. - Вернее... ну, мне кажется, днем она должна быть самой светлой. Там такие красивые обои - розовые с золотыми птицами... и лампа во весь потолок... под витражом.
   Алина кивнула каким-то своим догадкам и взглянула на Алексея. Евсиг-неев пожал плечами.
   - Да я-то, в принципе, первую попавшуюся свободную взял. Ну, разве что, мебель там... люблю скандинавский стиль... а так...
   - Секундочку! - Жора потянулся и взял свою чашку, почти потерявшуюся в его огромной руке. - А как же комната, в которой я стекло выбил? Уж в ней-то...
   - Я взял ее, - скромно сказал Борис и слегка улыбнулся удивленным взгля-дам. - Вернее, я оставил в ней свои вещи. Вполне могу переночевать и в гос-тиной, у огонька. Мне много не надо.
   - Как мило, - протянула Ольга и, чуть передвинувшись, поджала под себя ноги, не без умысла позволив халату на какое-то мгновение высоко поддер-нуться на загорелом бедре. Взгляд Жоры тут же скользнул по нему, но с ка-кой-то небрежностью и почти сразу же перепрыгнул на стену, где висели картины. Ольга поправила халат, недоуменно приподняв брови. Совсем не-давно Вершинин явно проявлял к ней интерес - что же тогда такого может быть в этих картинах, что смотреть на них интересней, чем на ее ноги?! - Ладно, вернемся к нашим баранам. К чему ты завела разговор про комнаты? Что с того, что их одиннадцать и каждый нашел свою?
   В камине негромко треснуло полено, и Алина чуть дернула плечами, чув-ствуя нарастающее глухое раздражение. Она не могла объяснить того, чего пока не поняла сама - это было слишком бесформенным, слишком неясным и основанным не только на наблюдениях, но и на эмоциях. Ей не нравилось все, что произошло до сих пор, и то, что происходило сейчас, не нравилось то, как они попали в этот пустой дом и сам дом ей не нравился тоже. Но если ситуация с автобусом действительно выглядела очень нехорошо, то осталь-ное, вероятнее всего, объяснится очень просто. Утром взойдет солнце, вер-нутся припоздавшие хозяева особняка, устроят им головомойку, объяснят дорогу, они как-нибудь разберутся с автобусом или найдут способ сообщить о себе миру... и уедут - каждый в свой город. Хоть бы было именно так!
   - Может, и ничего, - хмуро произнесла она. - Ты ведь заглядывала в шкаф в своей комнате? В тот, где одежда?
   Ольга красноречиво махнула в воздухе кончиком пояса от своего халата, и Алина кивнула. Кивок получился странно огорченным.
   - Это была женская одежда, ведь верно? И в моем шкафу тоже женская. И у Марины...
   - И у меня, - пробормотала Кристина, туго натягивая халат на коленях. Олег осторожно положил стилет на ручку кресла и почесал затылок.
   - Ну, у меня явно не женская. А... - он развернулся в сторону Жоры, и тот, без труда уловив невысказанный вопрос, оторвался от созерцания картин, с каждой минутой приобретавшего все более свирепый характер, и недовольно буркнул:
   - Да.
   - А размер не заметил? - вдруг спросил Виталий, в очередной раз скрип-нув диванчиком. Жора скептически посмотрел на него, шевеля пальцами бо-сых ног.
   - Я примерял что ли?! Ну, уж явно не на карлика. Светик, а можно еще кофейку, если не трудно?
   - Конечно, - Бережная приняла у него чашку, стараясь при этом стоять от Вершинина как можно дальше, отчего ей пришлось слегка наклониться впе-ред и даже вытянуться, балансируя на носках. Она сделала это прежде, чем успела сообразить, насколько явно выказывает свою опаску, и ей стало стыд-но, но было уже поздно. Искреннее огорчение и обида, появившиеся на смуглом лице гиганта, устыдили ее еще больше, и Светлана, покраснев как рак, вылетела из гостиной, по дороге чуть не стукнувшись о дверной косяк. Алексей криво улыбнулся и потер пальцем царапину на лбу.
   - У меня тоже вроде бы там бабских тряпок нету, - сказал он, и тут же по-жалел об этом - как-то уж слишком быстро и неестественно прозвучали сло-ва - вон, рыжая как сразу покосилась! А вдруг они захотят проверить?! Вдруг найдут то, что он принес с собой из леса?! Еще подумают, что это он пацана... с них станется...
   А вдруг и вправду он?.. Ведь были же у него в лесу галлюцинации...
   - Я же сказал закрыть пасть!.. я же сказал не орать!..
  ...и то жуткое, вызванное яростью видение. Евсигнеев вздрогнул, вновь поч-ти наяву ощутив ладонью удар дубинки, податливо вминающейся в чужой затылок, а ноздрями - запах мокрых палых листьев и свежей крови. Он мет-нул вороватый взгляд на Виталия, но тот, полузакрыв глаза, все так же нето-ропливо покачивался на плетеном диванчике и казался на редкость умиро-творенным. Алексей обмахнул взглядом остальных - ничего.
   Провалы в памяти... Они бывали, но только по пьяни, и, по рассказам ко-решей, именно в эти моменты, которых он не помнил, Алексей зверел до не-возможного. Может, это в чем-то и соответствовало истине, но сейчас-то он не пил! Он вообще сегодня не пил! Хотя накатил бы с удовольствием!
   Алексей потер слегка вспотевшие ладони и попытался придать лицу вы-ражение интереса. Вернется в комнату - обязательно перепрячет чертов пле-ер!
   - ...значит, и у тебя тоже? - спросил тем временем Олег. - Эй, Петь!
   Водитель, который к тому времени уже покинул свое место и теперь стоял возле горки, разглядывая фигурные бокалы, кивнул.
   - Да, удачно комнаты выбрали? - заметила Ольга с легким недоумением. - Ни единого промаха. Действительно занятно.
   - Что-то я сегодня слишком часто слышу это слово, - Олег удрученно вздохнул. - И чем чаще я его слышу, тем меньше мне все это нравится. Что еще, Аля? Какое еще занятное совпадение есть у вас в запасе?
   Суханова нахмурилась. Неожиданно ей захотелось вывалить все-все, и пусть сами разбираются... если только не знать почти наверняка, что уж с этим-то разбираться не будут, а сочтут всего-навсего паникующей идиоткой.
   - Ну... может быть, сигареты.
   - Господи, а сигареты-то тут при чем? - Ольга усмехнулась, затянулась сигаретой и выпустила изо рта изящную струйку дыма. Алина не улыбнулась в ответ.
   - Курят все, кроме Марины, Светы и... (Лифман поднял указательный па-лец) и Бориса. А ты какие сигареты предпочитаешь?
   - "Мальборо" легкие, иногда "Слимс" - Ольга быстрым движением стряхнула в пепельницу короткий столбик пепла. - А что?
   - А ты, Олег? - спросила Алина, не обращая больше на нее внимания. Тот постучал по столу вскрытой пачкой.
   - Старую добрую "Яву".
   - А я верблюда, - Жора кивнул на пачку крепкого "Кэмэла" и вопроси-тельно глянул на Алексея, передавая ему эстафету. Тот вытянул из пачки длинную темную сигарету и покачал ею в воздухе.
   - "Капитан Блэк".
   - "Беломор", - отозвался Петр от горки, с осторожным любопытством кру-тя в пальцах особо причудливый бокал. Виталий приоткрыл один глаз и ле-ниво сказал:
   - Я тоже.
   - Обычно "Давидоф" - сказала Кристина, глядя на свою пачку с таким по-дозрением, словно из нее вот-вот должна была выползти некая омерзитель-ная многоногая тварь. Алина молча бросила на журнальный столик пачку "Честерфилда", которую держала в руке все это время.
   - Мы ведь взяли здесь эти сигареты. Вон в том шкафчике. Удивительное разнообразие, в точности соответствующее нашим вкусам. С чего бы...
   - Если это гостиница, как мы решили, - перебил ее Жора, - то не удиви-тельно, что тут такой ассортимент.
   - Изумительно точный ассортимент! - иронично заметила Алина, и ее ла-донь снова начала тереть шею. - А вы нашли там еще какие-нибудь другие сигареты?
   Олег вскочил, быстро подошел, почти подбежал к шкафчику и распахнул дверцу. Вытащил один блок, потом другой, затем решительно вывалил все содержимое шкафчика прямо на серебристый ковер. Несколько минут он старательно рылся в груде сигаретных блоков, потом поднял голову навстре-чу остальным вопросительным взглядам и с чувством сказал:
   - ... мать! А здесь-то в натуре только наши марки!
   - И что это доказывает? - подала голос до сих пор молчавшая Рощина и перекинула через плечо волосы, заплетенные в свободную косу. Ольга взгля-нула на недокуренную сигарету и зло ткнула ее в пепельницу, да так, что пе-пел полетел в разные стороны. Алина, перед мысленным взором которой опять всплыла ее уютная комнатка
   Ее?!..
  и кружащаяся под потолком хрупкая подвеска, неожиданно вспылила.
   - Откуда я знаю?! Меня спросили - я ответила! Сами выводы делайте!
   - Тихо, Аля, тихо, - успокаивающе пробормотал Олег, как попало сваливая блоки обратно в шкафчик. - И без того молодец! Мне самому вся эта ситуе-вина не нравилась, а теперь и тем более.
   - А что случилось? - осведомилась вернувшаяся Светлана, которая, на этот раз подойдя к Вершинину вплотную, аккуратно и стараясь не распле-скать, подавала ему чашку кофе. Алина раздраженно махнула рукой, встала, подошла к одному из шкафов и начала с преувеличенным интересом переби-рать пластинки. Жора пожал плечами и снова принялся разглядывать карти-ны на стенах. Виталий потянулся за пультом дистанционного управления, потом резко поднялся и очень внимательно посмотрел на диванчик, на кото-ром только что сидел. Его брови сошлись на переносице, точно он пытался решить чрезвычайно трудную задачу. Потом он вытянул руку и выключил видеомагнитофон.
   - Эй! - возмущенно воскликнула Ольга. Виталий бросил пульт на стол.
   - Все равно никто не смотрит. Алина, вы не психуйте. Если еще что-то подметили - поделитесь с нами, не стесняйтесь. Возможно, это важно.
   - А может вам есть чем поделиться? - ядовито произнесла Алина, не от-рывая взгляда от пластинки "Саймона и Гарфункеля" и так же подчеркнуто "выкая", хотя все уже давно отбросили формальности и перешли на "ты".
   - Может, - Виталий неторопливо отошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на залитый светом мокрый двор. Дождь так и не прекратился, ка-пли звучно шлепали по крыше, плиткам дорожек и желтеющей листве - шепчущие, холодные звуки. Ни луны, ни звезд, темное небо сливалось с ле-сом почти без наметки границы, и казалось, словно кто-то огромный ради потехи спрятал особняк вместе с садом в свой просторный черный мешок - подальше от чужих глаз. - Вернее, не столько поделиться, сколько спросить. Вы состоятельные люди?
   - К чему этот вопрос? - в голосе Ольги послышалась настороженность и неприкрытая враждебность. Виталий, не поворачиваясь, усмехнулся, но ве-селья в его смешке не было.
   - Уж поверь мне, не для общего развития. Мне повторить вопрос? Может, не все услышали?
   Хорошенькое личико Светы смялось в испуганной дрожащей гримасе, мгновенно утратив бóльшую часть своей привлекательности. Она опустилась в кресло так резко, словно ей подрубили ноги, и обвела всех жалобным взглядом.
   - Господи, я так и знала! Это все из-за выкупа! Я так и знала! Когда-нибудь этим должно было кончиться! Это чеченцы!
   - Да какие на хрен чеченцы?! - Алексей, не выдержав, стукнул кулаком по подлокотнику. - Опять начинается?!
   - Это он нас завез! - Бережная махнула подрагивающей рукой в сторону Петра, и тот, ошеломленный, чуть не уронил хрупкий бокал. - Смотрите, как у него глаза бегают. Он с ними заодно!
   - Я не чеченец! - громко возмутился Петр и взмахнул бокалом, чуть не расколотив его о горку. - Я русский, я из Воронежа!
   - С улицы Лизюкова, - негромко пробормотал Олег, захлопывая дверцу шкафа. - Ты, кстати, единственный, кто полностью не представился. Как ва-ше фамилиё, воронежец?
   - Сливка.
   - Что "сливка"?
   - Не что, а кто! Я это! Фамилия такая! И нечего ржать! Я, между прочим...
   - Ладно, ладно, - Олег, проходя мимо, успокаивающе похлопал его по пле-чу, - расслабься. Нормальная фамилия.
   Водитель, все еще ворча, поставил бокал на место и отправился разгляды-вать шкаф с видеокассетами. Борис сел на подлокотник кресла Светы и начал ее успокаивать, раздраженно поглядывая в полуприкрытую полотенцем спи-ну Воробьева, который все так же смотрел в окно.
   - Так ты к чему про бабки спросил? - Олег присел на корточки возле ка-мина и, прищурившись, уставился на огонь. Гибкие тени и красноватые от-светы запрыгали по его лицу, придав ему иллюзию несвойственного угрюмо-го выражения. - Ну, я состоятельный. Не так, чтобы очень, конечно, - атолл или, там, замок прикупить не смогу, но на жизнь очень даже хватает.
   - Мне тоже, - в голосе Виталия послышалось легкое сожаление. - И я не сомневаюсь, что все прочие, кроме нашего уважаемого шофера, так же не испытывают недостатка в средствах. Владелец автосервиса, владелец сети "Интернет-кафе", владелица пекарни и пиццерии...сплошь бизнесмены и бизнесвумены. И удачливые, к тому же, а? Какая интересная подобралась компания!
   - К чему ты клонишь? - холодно спросила Ольга, вздергивая брови-усики. - Может, это ты все организовал? Так учти, что выбить из меня...
   - Чушь! - неожиданно сказал Алексей, снова закуривая. - Никакой логи-ки! Сам затеял, сам переполошил? Да, я удачливый! И я могу позволить себе не один такой особняк. Это достаточное свидетельство моей состоятельно-сти?
   - Вполне, - Виталий повернулся и очень внимательно посмотрел на него. - Тогда объясни мне, состоятельный человек, какого ты из Питера в Валдай едешь в какой-то древней консервной банке? Ни самолетом, ни комфортным поездом, а автобусом... да еще каким?! Почему? Привычка самоограничения с молодости? Излишняя экономия? Или шифруешься?
   - Да я!.. - Алексей осекся, потом сощурился, и в его глазах появилась тя-желая работа мысли. Ольга выпрямилась, нервно заглаживая за уши угольно-черные пряди. Жора оторвал раздраженный взгляд от картин и устремил его на Виталия - теперь в нем читалось недоумение, но адресовано оно было не Воробьеву, а самому себе. Олег не повернул головы, но теперь смотрел в пы-лающий камин так внимательно, точно пытался предсказать будущее по тан-цующим огненным лепесткам. Виталий, опершись спиной о подоконник, ждал ответа - ждал терпеливо, и, казалось, он может ждать его вечность; его лицо было спокойным и немного сожалеющим, точно он обладал жизненно важным знанием, поведать которое не в силах.
   - Я не знаю, - наконец произнес Евсигнеев, и все впервые услышали в его голосе беспомощную растерянность. - Бл... черт!.. я не знаю! Действитель-но! Конечно, я должен был самолетом или... а если уж автобусом, то... Ни-чего не понимаю! Я бы никогда... какой смысл... Но я проснулся в нем, и это было нормально. Это было абсолютно нормально! Почему? Меня ведь ниче-го не беспокоило, потому что я сам!..
   - Ты помнишь, как садился в автобус?
   - Смутно, - Алексей потер переносицу. - У меня были неприятности, и я не особенно... но я хорошо помню, что садился сам! Да, помню, что сам са-дился в автобус! Вот как он выглядел, не особенно... но я садился сам, никто меня силком не тащил! Какого хрена я сел в этот автобус?!
   - Вот! - в голосе Виталия прозвучало мрачноватое удовлетворение. - Вот теперь мы начинаем говорить о чем-то конкретном. А ты, Кристина? Гово-ришь, ты певица? Популярная?
   Логвинова посмотрела на него так, словно ее оскорбили в лучших чувст-вах.
   - Представь себе! - отрезала она. - И если ты обо мне не слышал, то это не значит, что меня не слышал никто! Я очень популярная! У меня сейчас столько работы, что на личную жизнь времени не остается!.. Да я...
   - Кристина? А ты не родственница Кристины Орбакайте? - весело осведо-мился Олег. Логвинова недоуменно посмотрела на него.
   - Чего?
   - Кристина... - задумчиво протянул Жора, с сомнением глядя на нее.- Ты не обижайся, но я о тебе тоже что-то не слышал. Хотя я вообще мало... - он махнул рукой и замолчал.
   - "Тень моей любви" сейчас на первых строчках всех отечественных хит-парадов! - надменно произнесла Кристина тоном аристократки, у которой замурзанный бомж попросил закурить. Виталий хмыкнул.
   - Откровенно говоря, мне на это наплевать! Меня другое интересует - ес-ли ты популярна, значит должна быть при деньгах и вполне можешь позво-лить себе полететь в Москву на самолете, а не тащиться почти сутки в какой-то развалюхе. Разве популярные певицы путешествуют с таким дискомфор-том?
   Аристократическая надменность слетела с лица Кристины, и оно стало по-детски жалобным. Действительно, почему она не полетела самолетом? Осо-бенно, если торопилась - ведь она бы уже давным-давно была бы в Москве. Почему, вместо того, чтобы ехать в аэропорт, она поехала на вокзал, взяла билет и спокойно села в автобус? Вернее, как в него садилась, Кристина не помнила, но очень хорошо помнила как шла по салону, как села в кресло и почти сразу же задремала и проснулась лишь когда автобус тряхнуло на по-вороте. Во всяком случае, она действовала совершенно самостоятельно.
   - Да, ты прав, я бы... Значит, это было внушение! - ее пальцы нырнули в вырез халата и вцепились в заговоренную жемчужину. - Мне внушили, что-бы я поехала на автобусе. Загипнотизировали! Нас всех загипнотизировали, и поэтому...
   - Лично меня никто не гипнотизировал! - резко сказала Алина, ставя пла-стинку обратно в шкаф. - Для меня поехать на автобусе - дело совершенно обычное. Я далеко не богата, особняков у меня нет, машин тоже! И какой был автобус, на таком и поехала, тем более, что Волгоград от Волжанска не так уж далеко! Совершенно самостоятельно поехала! Правда, как выглядел этот автобус, внимания не обращала, но уверяю, что никто мне ничего не внушал - ни взглядами, ни пассами! Чушь какая!
   - Ты можешь просто не помнить! - Кристина с почти сценической трагич-ностью сцепила пальцы - жест был несколько испорчен многочисленными массивными кольцами, не давшими проделать его с естественной, подходя-щей к обстоятельствам скоростью. - Они ведь могли стереть память! Про-сто...
   - Хватит этого бреда! - Харченко вскочила и резко развернулась к Алине, отчего полы ее халата на мгновение разошлись до самого пояса, явив ярко-алый кружевной намек на трусики. - Меня другое интересует! Если это по-хищение, то ты-то им зачем сдалась?! Без денег?! Ты либо врешь насчет сво-его финансового положения, либо заодно с ними!
   - Да неужели?! - взвилась та, начиная терять над собой контроль. - Зна-чит, я на подозрении, потому что езжу, как большинство, на общественном транспорте, а не раскатываю в личном вертолете?!
   От злости и волнения ее голос начал прерываться - Алина не привыкла к длительным словесным перепалкам и чувствовала, что скоро попросту либо сорвется на бессвязный истеричный визг, либо выскочит из гостиной, и она видела, что Ольга это понимает - это было ясно по ее кривой улыбке, уже начавшей расползаться по губам.
   - По крайней мере, из нашего большинства ты выбиваешься, - процедила Харченко, чуть сощурившись. - Ты с самого начала дергалась, с самого на-чала тебе что-то чудилось... все вокруг мрачное, странное!.. Обстановку на-гнетала?! Психологическая атака?! Пока водитель...
   - Что водитель?!! - громко и мощно рявкнул временно позабытый всеми Петр, и Светлана, сосредоточившаяся на собственных переживаниях, под-прыгнула на кресле, сбросив руку Бориса, заботливо притулившуюся на ее плече. Сидевший на корточках Олег чуть покачнулся, потерял равновесие и с размаху сел на серебристый ковер. Высоко под потолком испуганно звякнула хрустальная люстра. - Хватит меня сюда приплетать! Я всех вас вообще пер-вый раз в жизни вижу!.. а лучше бы и не видел никогда - за что вы только свалились на мою голову?! Я могу виниться за то, что дорогу потерял... тут, может, и я виноват! Но что - я вас из разных автобусов вытаскивал и в этот складывал?! Мне что - заняться больше нечем?! Да и где бы я взял эти рейсы - трассы фиг знает где от моей?!! Что я, получается, катался туда-сюда и пас-сажиров из чужих автобусов тырил, кто глянется?! Чтоб я таким... да пошли вы все на хрен! Еще, блядь, в международные террористы запишите! У меня выходной завтра, я с сыном на рыбалку собирался! Я вам тут не пацан, чтоб меня... Да пошли вы все!..
   На мгновение он замолчал, чтобы глотнуть воздуха, после чего детально и отчетливо сообщил своим бывшим пассажирам направление и способ пере-мещения в этом направлении, заставившие бы содрогнуться человека с вооб-ражением. Олег скорчил гримасу, в которой удивление смешалось с уваже-нием.
   - Однако! Ты флотский что ли?
   Петр, взъерошенный, как вынырнувший из самой гущи драки воробей, и являвший собой воплощение справедливого негодования, открыл было рот для новой порции возмущенных воплей, но тут Виталий вне себя шарахнул ладонью по подоконнику, прихватив при этом роскошную занавесь и чуть не оборвав ее.
   - Хватит! Все визги и детсадовские разборки потом! Я задал конкретный вопрос, так что отвечайте, как господин Евсигнеев, по существу, коротко и ясно. Это потом уже будете делать выводы и выяснять, кто тут самый глав-ный дурак! А ты, - он холодно взглянул на Ольгу, - обычная тактика - луч-ший способ защиты - нападение?
   - Мне защищаться ни к чему! - отрезала Харченко и, повернувшись, на-правилась к двери. - Я иду спать! И сразу предупреждаю всех, - оглянув-шись, она обвела пальцем в воздухе полукруг, начав с Алины и закончив сто-явшим возле окна Виталием. - Я приложу все усилия, чтобы без моего согла-сия в мою комнату никто не вошел, ясно?! Даже не суйтесь!
   Она обмахнула всех откровенно враждебным взглядом, потом снова от-вернулась, но прежде, чем еще слегка влажные волосы, взметнувшиеся от движения, успели ссыпаться ей на плечо, раздался голос Алины, чуть преры-вающийся и совершенно равнодушный - несмотря на вопросительную инто-нацию, она не спрашивала, а лишь озвучивала свои размышления.
   - Интересно - ты больше боишься нас или того, что тебе придется отве-чать на вопрос - и не только нам, но и самой себе?..
   - Что?! - Ольга резко развернулась, и ее брови взметнулись почти верти-кально. - Боюсь?!
   Подбоченившись, она вызывающе застыла на перехлесте десяти внима-тельных, изучающих взглядов, видя при этом только один - взгляд зеленых глаз Сухановой, к ее изумлению смотревшей на нее не только со злостью, но и с чем-то, очень похожим на сочувствие.
   ...почему ты не полетела самолетом... почему ты не помнишь, как села в автобус? Это не беспокоит тебя?
   - Боишься, - подтвердила Алина, и ее ладонь скользнула по шее - по тому месту, которое и без того растерла уже до красноты. - Потому что ты не мо-жешь на него ответить. Ты не знаешь ответа. Или не помнишь его и думаешь, что у тебя что-то с памятью. Возможно даже, что ты заболела. А ведь такие, как ты, не могут признать какую-то свою слабость или болезнь. И уж тем бо-лее признаться в ней.
   Ольга несколько секунд смотрела на нее, нервно покусывая губы, потом резко дернула головой, взметнув веер угольно-черных прядей и широкими шагами пошла к своему креслу. С размаху плюхнувшись в него, она закинула ногу на ногу, выдернула из пачки сигарету, разодрав при этом пачку почти напополам, щелкнула зажигалкой и сказала:
   - Хрен с вами! Я была на свадьбе у сестры, в Архангельске. Туда прилете-ла на самолете, а почему решила возвращаться автобусом - понятия не имею! Я просто вышла из дома, села в такси и поехала на автовокзал, и это было нормально. Я не знаю, почему так сделала. Или не помню... Как садилась в автобус - тоже не помню. Но когда я проснулась в нем, все было в порядке, и я знала, что скоро должна приехать... вернее, уже должна была... автобус сильно опаздывал. Все.
   - И тебя ничего не насторожило? - спросил Виталий, поглядывая то на нее, то на свою правую руку. Ольга неопределенно пожала плечами.
   - Да нет.
   - От Архангельска до Волжанска, даже если брать очень грубо, не меньше двух тысяч километров... даже двух с четвертью, - негромко произнес Олег, не отрывая глаз от камина. Его пальцы неслышно постукивали по ковру, поч-ти полностью утопая в нем. - И если брать так же грубо, ехать уж никак не меньше суток. Вернее, около двух. Хочешь сказать, все это время ты проспа-ла?
   Ольга снова пожала плечами, но на этот раз ничего не ответила. Ее губы плотно сжались, и в их очертании появилось что-то обреченное, как и в ли-нии чуть сгорбившейся спины. Марина зябко согнула пальцы ног и плотнее закуталась в свой халат. Между ее бровями образовалась морщинка, в амети-стовых глазах медленно, но верно расползалось испуганное ошеломление че-ловека, наткнувшегося в темноте на фонарный столб. Вся ее жизнь не была настолько богата непонятными и пугающими происшествиями, как этот один-единственный вечер, и, судорожно роясь в своей памяти, Марина, пусть все же еще на уровне инстинкта, ощущала, что бури, всегда бушевавшие вда-ли, на этот раз подбираются и к ее кораблю, и крепчающий ветер уже начи-нает безжалостно рвать в клочья шелковые паруса.
   - А ведь я думал об этом, - медленно и как-то сонно произнес Олег и встал. Его волосы так и остались торчать смешным ежиком, но сам Кривцов сейчас не выглядел ни смешным, ни насмешливым. Серьезность старила его, но в то же время каким-то образом словно увеличивала, и теперь Олег выглядел на-много внушительней, чем какой-то десяток минут назад, и куда как больше походил на солидного хозяина автосервиса. - Вернее, если честно, конкретно думать я начал только сейчас, а так... проскакивали мысли... И даже не в состоятельности тут дело... просто я понять не могу - какого я поперся из Смоленска в Брянск не на своей машине. Я никогда не езжу ни на чем дру-гом! Кто-нибудь сможет мне объяснить, какого хрена я приехал к корешу на своей блондиночке, а обратно двинул на каком-то общественном сарае?
   - Так, наверное, сломалась твоя блондиночка, - с улыбкой предположил Борис, старавшийся не упустить ни единого слова и одновременно, словно заклинание, повторявший про себя имя жены, боясь снова забыть - ведь он уже забыл многое...
   Например, забыл, как обычно, сесть на аэрорейс "Волжанск - Киев"...
  и в первые несколько минут после вопроса Виталия, после того, как он все это осознал, Лифману стало страшно. Но теперь, когда он понял, что эти странные провалы в памяти и нелепость поступков не только его привилегия, страх начал отступать. - Или принял слишком много, чтобы за руль садиться.
   - С моей девочкой все в порядке, - произнес Олег тоном заботливого па-паши, - а пил я вчера... ну, почти вчера. Сын у кореша родился... Но дело не в этом! Просто я тупо оставил свою машину в Смоленске! Кажется, поручил кому-то перегнать ее в Брянск... А за каким хреном, спрашивается?!
   - А какая у тебя машина? - спросил Борис - скорее для того, чтобы вообще что-то сказать. Олег хмыкнул и почесал ухо.
   - Для города - "ягуар "Соверен", а так - "Нива", цвет - белая лилия. На-деюсь, этот олух никуда на ней не въедет.
   Алина удивленно приподняла брови - о "Ниве" Кривцов говорил с явной любовью и беспокойством, тогда как о машине, стоившей, наверное, под сто тысяч зелени, упомянул походя, небрежно и довольно равнодушно. Хотя, черт их разберет этих автомобилистов, особенно состоятельных, - мало ли, какие у них причуды! Она перевела взгляд на Светлану, и та, нервничавшая больше других, тотчас отреагировала.
   - Что ты на меня так смотришь?! Уж я тут совершенно не при чем, и нет у меня никаких провалов... и вообще!.. Я к друзьям в Краснодар ехала! У Лю-ды сегодня должна была быть презентация ресторана!.. И ехала я нормаль-но!.. Самолетами я никогда не летаю и машины у меня нет...зачем машина, когда такси... да и я вообще машин боюсь!.. Поэтому я и поехала автобу-сом... Правда, я не думала, что он будет таким старым, но... - Бережная по-давилась словами и замолчала. Борис снова ободряюще погладил ее по узко-му плечу.
   - Успокойся, милая, никто ведь тебя ни в чем не обвиняет. Ну, успокойся. Все образуется.
   Светлана вывернулась из-под его ладони, словно ожегшись, и на мгнове-ние ее облик изменился - глаза широко распахнулись, и из них выглянули изумление, подозрение и даже что-то похожее на страх, густо сдобренные тем блеском, каким отличаются только зарождающиеся слезы; голова ушла в плечи, и сама Светлана как-то съежилась, словно безуспешно пыталась спря-таться в своей одежде, и на это крошечное мгновение сам Борис почувство-вал не только недоумение, но и стыд, хотя на самом деле пытался успокоить девушку и ничего дурного у него и в мыслях не было.
   Если говорить уж совсем откровенно, пытался успокоить очень симпа-тичную девушку, которая его очень и очень привлекает - и внешностью, и кротостью, и этакой наивностью...
  Но все тут же исчезло, словно чья-то тень промелькнула, не оставив след, и Светлана юркнула обратно под его ладонь и даже прижалась плечом к его боку, что было приятно, и он почувствовал, как расслабляются ее напряг-шиеся мышцы. Она выпрямилась и вздернула подбородок, что порадовало Бориса еще больше - у Светланы была очень красивая шея... в чем-то, даже, пожалуй, красивей, чем у Инги. Нервы, конечно же, - девочка и так напугана, а тут еще... с такими вопросами.
   Он посмотрел по сторонам, но, казалось, никто не заметил происшедшего, только Суханова, прикусив губу, хмуро смотрела на Светлану, сведя брови. Почти сразу же она отвернулась.
   - Значит, ты обычно ездишь автобусами, так получается? - осведомился Виталий. Светлана взглянула на него, чуть улыбнувшись, и Борис неожидан-но почувствовал легкий укол ревности - какими бы страшными не казались девушке эти вопросы, они не пугали ее, если их задавал Виталий, более того, она была совсем не против на них отвечать. Похоже, что после того малень-кого инцидента в автобусе она начала относиться к Воробьеву с тем восхи-щением, которое испытывает маленький ребенок к сильному взрослому, за которого можно надежно спрятаться, в случае чего.
   - Нет, обычно как раз нет. Я... - ее улыбка стала немного смущенной, - обычно... ну, я правда мало где бываю, но обычно... я люблю ездить на ко-раблях... на лайнерах, пароходах, это гораздо интересней... кроме того, это бывает так... - она запнулась.
   - Романтично? - Виталий тоже улыбнулся, и в этой улыбке не было ни следа иронии. Светлана коротко кивнула, чуть покраснев. - А почему ты не сделала так в этот раз? Ты могла бы добраться до Новороссийска или Туапсе, да и напрямую - Кубань вполне судоходна.
   Вот теперь в ее улыбке появилась растерянность.
   - Я не знаю. Ох, я правда не знаю. Меня давно пригласили... я бы могла... Я не думала об этом... Странно.
   Олег негромко произнес некое слово, которое услышала только Марина и возмущенно покраснела.
   - Не выражайтесь! Терпеть этого не могу!
   - Ох, вырвалось, - сокрушенно сказал Олег, снова превратившись в того Олега, к которому они привыкли еще в автобусе. - Звините, мадмазель! По-звольте замереть в глубоком пардоне.
   - Клоун! - пробормотала Ольга, почти не покидая своих растерянных мыслей. - А ты сама-то, принцесса? Тебя-то как сюда занесло?
   - "Не знаю" будет достаточно? - Марина с ленивой кошачьей грацией пе-ременила позу и положила голову на согнутую руку, отчего ее полурасплет-шаяся коса соскользнула с ручки кресла. Она подхватила ее и перебросила за спину. - А если вас интересует мое благосостояние, то я владею процветаю-щим салоном красоты. В Волжанске, - в ее голосе проскользнули горделивые нотки.
   - Вы так просто об этом говорите, - заметил Петр, разглядывая видеокас-сеты. - А вдруг мы все бандиты?
   - Один из вас уж точно, - отозвалась Марина, - и раз я и без того здесь, то не думаю, что сказала что-то, чего они не знают. Я была в Ростове, на кон-курсе исторических причесок. Мы взяли первый приз... Потом мастера... они куда-то поехали. А я отправилась домой. Не знаю, почему я выбрала ав-тобус. Предпочитаю самолеты, в них хоть чище.
   - Что значит - один из нас уж точно?! - вскинулся Борис.
   - А то и значит. Я вас не знаю. И то, что вы говорите... сказать можно все, что угодно, - Марина отвернулась и начала разглядывать ноготь указательно-го пальца. Алина обменялась с Олегом насмешливым взглядом, потом по-смотрела на Бориса.
   - Ждете моих признаний, надо понимать? - недовольно произнес ювелир. Его ладонь так и не покинула плеча Светланы, которая, прислонившись к нему, растерянно смотрела в сторону двери. - А мне нечего сказать. В злате не купаюсь, на лимузинах не путешествую! Для меня автобус - вполне нор...
   - Вранье! - резко бросила Ольга, поднимая голову и глядя на Лифмана сквозь пряди спутавшихся волос. - Расскажи эти сказки вон, Свете - она у нас наивная! Уж что-что, а в состоятельных мужиках я разбираюсь, как бы они не шифровались! Нищие в мой клуб не ходят! И если ты - обыватель со средним достатком, то я - папа римский!
   - Мама, - негромко, почти шепотом произнес Олег, не удержавшись, и Ольга вонзила в него переполненный холодом взгляд.
   - Сейчас кому-то в табло как прилетит!
   - Боже, что за жаргон! - воскликнул Кривцов с притворным возмущением. - Лексика вершин российского дна!..
   - Она права, между прочим, господин Лифман, - Виталий подошел к пле-теному диванчику и остановился в задумчивости, словно решал - стоит на него садиться или лучше отойти подальше - даже дальше, чем позволит ком-ната. - Вы не рядовой ювелир. Раньше, конечно, были им - но не сейчас. У нас сегодня вечер откровенности - не выбивайтесь из общей картины, не фальшивьте. Вы говорили, что хотели купить часы - те, в зале. И говорили не как человек, у которого не было денег, а как человек, у которого эти часы увели из-под носа. Я не знаю, сколько они стоят, но явно не одну штуку зе-лени. Модельный цех, говорите? Воск и серебро?
   - Да! - с вызовом ответил Борис. - Много вы понимаете в ювелирном биз-несе! Я работаю в очень престижной мастерской!..
   - Ну, - Виталий сокрушенно пожал плечами, - тогда у нас тут и вправду филиал Ватикана.
   Борис вскочил, развернувшись в его сторону. Его худое смуглое лицо еще больше потемнело от негодования, изумрудные глаза золотого крокодила на пальце яростно блеснули, когда Лифман взмахнул рукой - жест получился величественным, почти царственным, словно Борис давно и тщательно его продумал.
   - Кем ты себя возомнил - господом богом?! Какое право ты имеешь нас оскорблять и допрашивать?!
   - Бог не допрашивает, к богу идут добровольно и с открытым сердцем, - устало сказал Виталий. Алина ошеломленно взглянула на него - эта фраза из уст Виталия была для нее такой же неожиданностью, как если бы Петр, кото-рый сейчас с простодушным любопытством наблюдал за происходящим, вдруг разразился гомеровскими гекзаметрами или начал рассказывать об ос-новных чертах эпохи Ренессанса. - Кроме того, я атеист. Мы всего лишь пы-таемся разобраться в происходящем. Ты мешаешь. И то, что ты так упорно запираешься, наводит на определенные мысли.
   - Все высказались - чем ты лучше нас?! - зло процедил Алексей, развле-кавшийся тем, что вытягивал пальцы на руках, слушая, как похрустывают суставы. - Или может...
   - Никаких "или может"! - отрезал Борис. - Я в этом деле не замешан. Ладно, допустим, я давно не работаю в цехе! Я директор волжанского юве-лирного филиала "Дилии" с представительством в Киеве! Да, у меня имеют-ся средства! И вполне естественно, что у меня не возникало желания сооб-щать об этом каждому встречному и поперечному! Что же касается моего пребывания в этом проклятом автобусе, я его объяснить не могу! В Киев я всегда отправляюсь самолетом! Почему я не сделал так в этот раз, я не знаю! Вы довольны?!!
   - Вполне, - спокойно ответил Виталий, ероша свои светлые волосы. - Ви-дите, совсем не больно.
   Олег, открывший было рот, возмутился.
   - Нахал! Я собирался это сказать!
   - Вам бы все шуточки! - ядовито произнес Борис, опускаясь на свое место. Его ладонь снова вернулась на плечо Светланы. Та не возражала, более того, охотно пододвинулась под нее. Ей до сих пор казалось дикостью, что она так отшатнулась от Бориса. Как ей только могло прийти в голову, что...
   Но это было - был тот момент, когда жила уверенность, что ласковый или восхищенный взгляд - не более, чем насмешка, издевка... что успокаи-вающий голос сейчас начнет выкрикивать хриплые ругательства... и ладонь на плече может в любой момент отяжелеть, стать чужой и ненавидящей и начать бить - снова и снова... потому что она, Света, всего лишь...
   Бережная мотнула головой, отгоняя страшные и непонятные мысли, и крепче прижалась к Борису, который посмотрел на нее удивленно и в то же время удовлетворенно. Уж что-что, а, во всяком случае, один союзник у него был, и когда он снова заговорил, голос его звучал спокойней и гораздо уве-ренней.
   - А ты сам, Виталий? Раз уж ты так здорово спрашиваешь, почему бы тебе для разнообразия самому не ответить?
   - Да пожалуйста, - Виталий облокотился на спинку кресла, глядя на Мари-ну, и та немедленно беспокойно заерзала. - Я ездил в Саратов, к сестре. Мог бы поехать на своей машине - у меня старый "лендровер", кому интересно - но тут как раз знакомый на своей тачке собрался по тому же маршруту, и я поехал с ним, это было удобней, потому что мне нужно было отвезти сестре щенка. Вернее, своей племяннице.
   - А какого щенка? - немедленно спросила Светлана.
   - Чау-чау, - Виталий усмехнулся, глянув на свои исцарапанные и искусан-ные пальцы. Светлана с детским восторгом воскликнула.
   - Ой, они такие хорошенькие!..
   - Иногда ты меня пугаешь, - пробормотала Ольга, покосившись в ее сто-рону. Алина поспешно прижала ладонь к губам, поймав уже готовый вы-рваться смешок.
   - А почему сел в автобус, - Виталий пожал плечами. - Это как раз таки нормально. Другое дело, почему я сел в такой раздолбанный автобус... ско-рее, почему я не заметил изначально, на чем поеду. А если и была какая-то причина, по которой я не взял машину до Самары, то я ее не знаю.
   - Ну, у тебя ситуация, все-таки, намного лучше, чем у большинства, - Олег потянулся за сигаретой, потом передумал и просто рухнул в свое кресло. - А что касается доходов? Тоже мен бизнеса?
   - Ну, небольшой бизнес имеется, но большей частью я рантье.
   - А что это значит? - поинтересовалась Светлана. Олег хмыкнул, снова крутя в пальцах мизерикордию.
   - Это значит, Светик, что можно вообще ни черта не делать и все равно регулярно получать неплохие деньги - с земельного участка, ссуды, с ценных бумаг. Красота! А главное можно спокойно заниматься любимым делом, ни на что не оглядываясь! Можешь, конечно, меня поправить, Виталя, но, по-моему, ты вряд ли целый день только и делаешь, что греешься на солнышке и пьешь портвейн.
   - У меня есть кое-какие дела, - уклончиво ответил Виталий. - Кроме того, у меня школа женской самообороны, где я сам и преподаю.
   - Класс! - восхитился Кривцов, чуть не уронив стилет. - Слушай, возьми ассистентом! Хоть уборщицей! Я ради такого хоть навечно в Самару перееду вместе со всей мастерской.
   - Женской... - едва слышно пробормотал Алексей, потирая все еще ною-щую шею. - Ну-ну.
   Женщины не должны уметь драться. Женщины должны быть уступчивы и благодарны... особенно рыжая... Почему она так его беспокоит... только ли из-за того, что ее отчаянно хочется разложить?.. Почему ее лицо словно ссадина на внутренней стороне губы, которую все время тянет пощупать языком? Видел ли он ее раньше? И если да, то где? Почему иногда, когда он смотрит на нее, его охватывает такое странное ощущение... такое воров-ское ощущение... как отдаленная угроза наказания за что-то?..
   Мысленно Евсигнеев отсутствовал в комнате лишь долю секунды, а, вер-нувшись, услышал почти дружный смех и немедленно присоединил к нему свой, поняв, что смеются над словами Олега.
   Ничего, ничего... я пойму, с какой стороны к тебе подойти, я уже почти понял, я единственный, кто это понял... и ты узнаешь, что никто не смеет унижать Евсигнеева, никто не смеет совать его мордой в говно, никто!.. только бы скорей закончился этот проклятый дождь...
   - Ладно, здесь все ясно, - сказал Олег, глядя на ноги Кристины, нервно до-куривавшей сигарету. - А ты, Петро?..
   - Все, что мне известно, я уже сказал, - отозвался водитель, который, стоя у шкафа с видеокассетами, распространял вокруг себя удушающие клубы "Беломора". - А что насчет того, что... так я водила простой. Живу практи-чески на зарплату, чем за меня выкуп брать?.. Бензином или старыми по-крышками?
   - А может ты тоже скрытый миллионер? - Алина, чуть поежившись, про-вела ладонями по пиджаку - не высох ли. Может, плюнуть на принципиаль-ность и тоже переодеться в новенький чужой халат - ведь так недолго и про-студу схватить? - А? Не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных!..
   - Ага, конечно! - буркнул Петр, снова начиная раздражаться. Ольга за-смеялась.
   - Нет, даже близко не валялся, это же очевидно!
   - Ладно, поверим нашему финансовому детектору, - покладисто сказал Виталий. - Остался последний... Жора! Эй, Жора!
   - Чего? - гигант оторвался от созерцания картин и воззрился на него не-много затуманенным взглядом. - Это насчет чего? А-а... Ну, тут все просто. Я на похороны ехал. А тут... - он огорченно прищелкнул языком.
   Оживление в гостиной как рукой сняло - фраза, мрачная сама по себе, при нынешних обстоятельствах прозвучала особенно зловеще, и гулкий бас Вер-шинина представился чуть ли не гласом вестника смерти. Только Виталий, для которого это не было новостью, рассеянно почесал свое изгрызенное щенком запястье, да Алина отвернулась, чтобы никто не видел ее лица - ей казалось, что его выражение сейчас должно быть довольно глупым, потому что в памяти отчего-то всплыл старый детский фильм "Гостья из будущего", и огорченная интонация Жоры вдруг до жуткости напомнила высказывание одного из персонажей.
   Ты понимаешь, я за кефиром пошел. А тут пираты...
   Я на похороны поехал. А тут такая хрень...
   Ой, ждут тебя в психушке, Аля, после этой поездочки! Ждут с оркестром!
   Жора несколько секунд просидел в окружившем его гробовом и явно не-ловком молчании, кинул быстрый взгляд на одну из картин, словно это помо-гало ходу его мыслей, после чего на его лицо набежала тень.
   - Я бы не поехал, если б не мать... мы с братом не очень-то, вернее ска-зать, совсем не... Словом... - Жора насупился - воспоминания о брате, своей смертью втравившем его в эту поездку, отнюдь не улучшили его настроения. Потом он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. - Ладно, как го-варивали латиняне, de mortuis aut bene, aut nihil1, поэтому...
   - Поэтому неплохо было бы ин вино веритас - так, кажется, тоже они го-варивали? - негромко произнес Кривцов, тут же заработав раздраженно- пре-зрительный взгляд Ольги, нисколько, его, впрочем, не смутивший. - Или не-много аква витэ - воды жизни, точнее, водки. Иногда сижу и думаю - такой мудрый народ были эти римляне... А в каком должны были... в какой город ты ехал?
   - В Пятигорск, - Жора заглянул в свою пустую кружку - не осталось ли чего?
   - Самолетом бы проще было, - заметил Виталий, пристально глядя на Ма-рину, и та машинально кивнула. - Тебе не кажется?
   - Смысл мне объяснять то, что ты и сам знаешь? - Жора удрученно вздох-нул. - Амнезией не страдаю - ни ретроградной, ни парамнезией... а вот объ-яснить, почему поехал так, а не этак, не могу, как и вы все. Сел и поехал. Возможно, еще и отсутствие опыта сказалось - я, откровенно говоря, толком из города и не выезжал никуда.
   - А откуда ты таких терминов нахватался? - поинтересовался Олег. - Врач что ли?
   Жора хмыкнул.
   - У меня мама профессор.
   - Профессор чего?
   - Педиатрии. В волжанской медакадемии преподает... Мы обсуждаем си-туацию или мою маму?
   - Ах, да, ситуация... - Олег снова посерьезнел. - Ситуация, мягко говоря... не, при девушках нельзя. Ну, в общем эта ситуация наводит меня на мысли о кухне.
   - При чем тут кухня? - встрепенулась Светлана, отодвигаясь от Бориса.
   - При том, что без ста грамм тут никак не разобраться, - Олег извлек из пачки очередную сигарету и посмотрел на нее с подозрением. - Толпа со-стоятельных людей неизвестно почему и неизвестно как садится в раздол-банный автобус и едет в нем в разные города. Откровенно говоря, вот так вот сразу версий у меня нет. Кстати, есть у нас еще что-нибудь общее, кроме со-стоятельности и того, что мы не можем объяснить кое-какие свои действия?
   - Я, конечно, человек, в пределах разумного, скромный, кроме того, нико-му не хочу польстить, - медленно произнесла Алина, обводя взглядом ос-тальных. - Мы все не только молоды, но и привлекательны... думаю, боль-шинство из нас это заметили? Или я ошибаюсь?
   Ольга презрительно фыркнула из своего кресла, а Рощина наградила Али-ну взглядом, в котором отчетливо читалось недовольство. Олег, Виталий и Жора обменялись удивленными и в то же время оценивающими взглядами. Алексей усмехнулся, разглядывая свои сцепленные на коленях пальцы.
   - Ну, что касается вас, милые дамы, - Борис улыбнулся, - тут действитель-но нареканий быть не может.
   - Да уж, - Олег подмигнул Кристине, - все как на подбор - такой цветник!.. А вы нам комплимент не вернете? Жорке можете ничего не говорить - с ним и так все ясно - Геракл с твердой буквы "г". Ну, а мы? Светик, ну скажи ты что-нибудь. Можно на нас смотреть при ярком свете и не зажмуриваясь?
   - Вполне, - едва слышно ответила Света и порозовела, зябко обхватив себя руками. Петр добродушно рассмеялся.
   - Ну, я-то не претендую, я - человек простой...
   - Брось, Петро, не жеманься! - Олег чуть нахмурился, явно думая о чем-то другом. Потом встал, подошел к шкафу с видеокассетами и начал что-то вы-искивать. Борис, поджав губы, взглянул сначала в сторону залы, пытаясь уловить тиканье часов, потом перевел взгляд на дверь в коридор.
   - Интересно, зачем здесь столько замков? - произнес он в пространство, никому конкретно вопрос не адресуя. - На каждой двери замки.
   - Ну понятно - хозяева за имущество беспокоятся, - Алексей зевнул и встал.
   - Да? А почему замки только изнутри? - Борис встал, подошел к двери и указательным пальцем постучал по ней. - Я обратил внимание... везде, где ходил. Замки всюду, но только внутренние, наружных нет, разве что на мо-розильной камере. Я еще понимаю в жилых комнатах, в ванных... а в кухне зачем? В комнате отдыха? В узле управления? Беспокоиться за имущество - значит запирать его, а не запираться с ним, разве нет? Да и кому придет в голову запираться в подвале? Зачем?
   Виталий резко выпрямился.
   - Везде? Ты хорошо смотрел?
   - Если б я смотрел плохо, то не высказывался бы, - язвительно отозвался Лифман. - Странно, что ты при своей наблюдательности этого не заметил!
   Воробьев взглянул на него со снисходительной улыбкой - так смотрит умудренный жизнью человек на капризничающего ребенка, и Борис неволь-но отвел глаза. Не то, чтобы этот светловолосый парень был ему неприятен, не то, чтобы он пугал его, но в его присутствии у Бориса то и дело появля-лось странное чувство неловкости и неуверенности в себе. Виталий наверня-ка младше и жизненного опыта у него поменьше, но что-то в его взгляде смущало и заставляло прислушиваться к тому, что он говорил. Более того, заставляло подчиняться, а вот это уже раздражало.
   - Нет, - негромко произнес Олег, отходя от шкафа с видеокассетами. - Мелькнуло что-то, а ухватить не успел... Ничего, вспомню. Ну, какие будут предложения?
   - Лично я иду спать, - Марина с ленивой грацией соскользнула с кресла и одернула халат. - Уже первый час... я не привыкла ложиться так поздно. Можете сколько угодно сидеть здесь и строить свои теории... Лично мне ра-зумными кажутся только две версии - либо это чей-то дурацкий розыгрыш, типа какого-нибудь телешоу, либо все дело действительно в деньгах. Так или иначе, все уже произошло, и никакие разговоры этого не изменят.
   Она быстро вышла из комнаты. Ольга встала и, ничего не говоря, тоже по-кинула гостиную.
   - Девчонки, вы заприте комнаты-то - на всякий пожарный! - крикнул вслед Олег, и из коридора долетел удаляющий голос Ольги.
   - Без тебя в жизни бы не догадались!
   - Вот стервозная баба! - Кривцов рассмеялся. - Радует, что такая здесь в единственном экземпляре, а то плохо бы нам пришлось! Ну что, будем еще заседать или отправимся на боковую?
   - Я, пожалуй, сделаю себе еще бутерброд и пойду спать, - извиняющимся тоном сказала Светлана и начала собирать грязную посуду. - Хоть и плохая привычка есть на ночь, но... От нервов, обычно, очень есть хочется.
   - Мы все сегодня перенервничали, - заметил Борис, помогая ей. - Я, на-верное, бы тоже еще чего-нибудь перехватил. Нет-нет, ставь все сюда, на поднос, я заберу.
   Подхватив поднос с посудой, Лифман вышел из комнаты, пропустив Светлану вперед, следом, отчаянно зевая и поеживаясь, ушла Кристина. Алексей недоуменно посмотрел на качнувшуюся за ними дверь, потом на лифт, с помощью которого они не так давно поднимали еду из кухни, снова на дверь, пожал плечами, потом коротко кивнул оставшимся в комнате.
   - Надеюсь, завтра увидимся.
   - Оптимистично, - отозвался Олег, подхватывая с кресла стилет и свою кепку. - Ладно, пойду восстановлю статус-кво, - он весело помахал в воздухе мизерикордией, потом огляделся. - Аля тоже ушла? Эх, и эта не попроща-лась... а я даже и не заметил. Тихо ходит, как мышка.
   - Я тоже не заметил, - рассеянно отозвался Виталий, думая о чем-то дру-гом.
   Алина, которая, воспользовавшись отсутствием внимания к своей персо-не, тихо выскользнула на веранду, криво улыбнулась, скрытая узорчатой за-навесью, потом подошла к перилам и глянула вниз. Здесь почти вплотную к дому, ярко освещенные светом фонарей, росли пышные розовые кусты, па-раллельной линией протянувшиеся вдоль стены, и капли дождя нещадно би-ли по нежным лепесткам, стойко выдерживавшим эти удары. Кусты были огорожены прочным железным забором метровой высоты. Заборчик был причудливо-ажурным и производил бы довольно симпатичное впечатление, если бы не заканчивался острыми прутьями, хищно торчащими вверх и сразу же наводившими на мысли о том, что нечаянно свалиться на них сверху было бы очень неприятно и крайне вредно для здоровья. Алина удрученно вздох-нула, безуспешно накручивая на палец короткий непослушный локон, - ну не приходила в голову ни одна положительная мысль. Такой уж настрой - везде мерещится что-то зловещее. Почти сразу же в голову заглянула еще менее положительная, но куда более глупая мысль - не попроситься ли на ночь к кому-нибудь в комнату, а то в своей в одиночестве еще начнет видеться что-нибудь жуткое? Все-таки, хорошо, что ее комната запирается только изнутри, так что снаружи не откроешь.
   Конечно хорошо, потому что ты с малолетства труслива, как мышь, хорошо, хоть, темноты не боишься.
   С другой стороны, ты с малолетства имеешь на это право.
   Она поежилась - мокрая ночь, оказавшаяся на редкость холодной, настой-чиво запускала стылые пальцы под пиджак, норовила забраться чуть ли не под кожу. Стукнув зубами, Алина повернулась, тихонько подошла к колы-шущейся в проеме приоткрытой двери занавеси и через щелку осторожно за-глянула в комнату. В пределах ее видимости никого не было, и решив, что все уже разошлись по комнатам, она хотела было выйти - ее ладонь уже по-плыла к занавеси, но тут же отдернулась, спугнутая негромким голосом Оле-га.
   - Слушай, ты чего с этим Евсигнеевым в лесу сделал?
   - Ничего, - отозвался Виталий, и она услышала, как что-то брякнуло. Раз-далось ворчание, источником которого, как определила Алина, был Жора.
   - Полотенце свое подбирай, когда ходишь, квирит1, блин!..
   - Чего?!..
   - Жора, сгинь, не вали интеллектом!.. А чего тогда этот мэн бизнеса из ле-су сам не свой пришел? Какой-то очень уж странный. То ли перепуганный, то ли...
   - Физическое воздействие я к нему не применял, если ты об этом.
   - А моральное?
   - А смысл?.. - Виталий помолчал, потом добавил: - Он, правда, долго по лесу один ходил, без меня. Может, видел чего... Не знаю.
   Раздалось легкое поскрипывание, и Алина поняла, что Виталий снова уселся на плетеный диванчик-качалку. И чего он так к ней прицепился?! По ее мнению, качалка и Виталий друг другу не подходили совершенно.
   А может наоборот - слишком подходили?
   Возможно, она ему тоже что-то напоминает... Ведь и она, Алина, нашла вещь, которая очень напоминает... а Борис нашел свои желанные часы... а Олег - коллекцию холодного оружия, которую, дай волю, так и сгреб бы всю в охапку... Возможно, каждый найдет в этом доме какую-то свою вещь...
   "Тихое помешательство уж точно!" - мелькнула сердитая и в то же время издевательская мысль.
   -...анекдот, - ворвался в ее сознание голос невидимого Олега. - Четверо друзей встречаются, ну, один и говорит: "Слушайте, а я знаю классных дев-чонок!" Второй отвечает: "А я знаю их телефоны". Третий говорит: "А я знаю, где они живут". А четвертый: "А я знаю отличного врача!"...
   - Гы-гы-гы!.. - отреагировал Жора. Виталий усмехнулся.
   - Где-то я уже это слышал.
   - Да я на авторство и не претендую, - отозвался Олег. - Просто пытаюсь вас развеселить, а то вы с наступлением темноты стали совсем какие-то зам-шелые и заплесневелые, аж скулы сводит!.. Один так вообще... Жора!.. Тебя мама в детстве хорошим манерам не учила?! Когда с тобой разговаривают, фасадом надо поворачиваться! Чего ты все время таращишься на эти карти-ны?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!
   - Смотря что ты имеешь в виду! - в голосе Жоры неожиданно зазвучало предельное раздражение, готовое в любую секунду уступить место злости. - Технику?! Удачно ли перенесен на полотно мир во всех его иллюзорно-объемных характеристиках?! Может идею?! Или выигрышна ли борьба света с изначальной аморфностью безмолвной плоскости листа?! Уж это не Борис Валеджо, во всяком случае!
   Алина, от волнения прикусившая губу, услышала звук удаляющихся ша-гов, потом недоуменный голос Кривцова.
   - Ничего не сделал, да? Только спросил... Какие-то нервные все сегодня! Уж от него... аморфность, тоже мне!.. Я тоже много длинных слов знаю. Этиленгликоль... или там... рециркуляция. И чего распсиховался - я ведь его не о конструкции промежуточного вала спросил, а о прекрасном... хм-м, хо-тя, карданная передача тоже прекрасна в своем роде... А картинки и вправду ничего. Прикольно, когда у девушек из одежды только мечи и луки, только такие картинки лучше вешать в спальне, а в такой комнате надо бы какие-нибудь живенькие натюрморты.
   - Между прочим "натюрморт" в переводе с французского означает "мерт-вая природа", - рассеянно заметил Виталий. Олег огорченно фыркнул.
   - Сговорились, да?! А, ну вас всех! Пойду забудусь сном. Или может най-ти зонтик и двинуть под окошко Кристинки петь серенады?
   - Почему именно Кристинки?
   - А у нее ноги самые длинные. - После этих слов Алина раздраженно по-краснела. - Для легкого флирта важна исключительно внешность. Чего ей спеть, а? "Я здесь, Инезилья, стою под окном?"
   Алина не разобрала ответ Виталия, но он явно пришелся Олегу не по ду-ше, потому что голос Кривцова прозвучал весьма раздраженно.
   - А ну вас!.. разумничались к ночи - что ты, что Жорка!.. Пойду-ка заныр-ну в свою холодную кроватку, раз вы все такие нудные!
   Алина услышала смешок Виталия, потом диванчик снова скрипнул, слов-но с него встали, послышались удаляющиеся шаги и все стихло. С минуту она постояла, прислушиваясь, потом снова протянула руку к занавеси, но ко-гда ее пальцы снова почти коснулись ткани, занавеска в резком рывке отле-тела в сторону, явив в дверном проеме неслышно подошедшего Виталия. Ах-нув от неожиданности, девушка отшатнулась назад, стукнулась спиной о пе-рила и тут же дернулась обратно - память услужливо подсунула ей мокрые острия железных прутьев внизу.
   - Мама в детстве не учила вас, что подслушивать невежливо? - язвитель-но осведомился Виталий и сделал шаг в сторону, чтобы она могла пройти, но Алина осталась стоять на месте и только сердито дернула плечом.
   - Я не подслушивала. Просто вышла покурить. Я не знала, что должна всех оповещать о своих действиях! А разве вы говорили о чем-то, чего не следует слышать другим?
   Виталий сухо улыбнулся.
   - Дело не в содержании. Вы прекрасно сами все понимаете... Знаете, Али-на, вы милая девушка, с головой, но иногда здорово действуете на нервы. Вы, часом, раньше не в ЖЭКе работали? Или где-нибудь в исполкоме?.. Заходите или будете ночевать на балконе? Дело, в сущности, ваше, если желаете схва-тить воспаление легких.
   - Ты единственный, кто еще до сих пор обращается ко мне на "вы", - вдруг заметила Алина, глядя через его плечо на плетеный диванчик. Виталий хмыкнул.
   - Уже и вежливость не по душе?!
   - Вряд ли это вежливость. Скорее отчуждение. Подчеркивание того, что я не могу иметь с тобой ничего общего и должна держаться подальше. Или же-лание постоянно ставить меня на место. Ты ведь тоже ко мне симпатий не испытываешь, верно?
   - Ты угадала.
   Алина удовлетворенно кивнула и шагнула в комнату. Виталий закрыл балконную дверь, подхватил снова начавшую сползать простыню, закинул ее на плечо и, обернувшись, недовольно взглянул на Алину, выжидающе оста-новившуюся посередине комнаты.
   - Разве вы не идете спать, - в его голосе прозвучали раздраженные нотки. Алина улыбнулась, точно он произнес именно то, что она ожидала услышать.
   - А вы? Или хотите еще посидеть на диванчике?
   Голова Виталия, уже начавшая было отворачиваться от нее, резко дерну-лась обратно, а когда Алина протянула руку и скользнула ладонью по плете-ной лозе, на ощупь оказавшейся чуть теплой, он бессознательно сделал шаг вперед и тут же остановился.
   - У вас сейчас лицо, как тогда у Бориса... или у меня, наверное... - тихо произнесла Алина, убрав руку. - Вы знаете об этом?
   - Разве? - Виталий посмотрел на диванчик - на этот раз почти с ненави-стью. - Нет, вам померещилось. С чего... это просто мебель, к тому же не моя... Борис-то ладно... может, это действительно те самые часы, а люди, подобные ему, больше любят красивые вещи, чем чью-то жизнь... к тому же, эти часы стоят бешеных денег, а это... - он пожал плечами. - ... это просто мебель...
   - Подвеска в моей комнате тоже ничего не стоит... но вы же знаете - есть вещи, которые ценны иным - не деньгами. Вещи, которые напоминают о чем-то, - Алина опустила глаза и слегка улыбнулась. Улыбка была туманной, мечтательной. - О чем-то светлом. На какие-то мгновения мне даже показа-лось, что я перенеслась в прошлое... поэтому я так разозлилась, когда вы мне помешали. Вам этот диван тоже о чем-то напоминает?
   Виталий, не отвечая, прошел мимо нее и остановился возле двери в залу. Прислонился к косяку и прищурился, глядя на дальнюю стену, где в полу-мраке угрожающе поблескивало оружие.
   - Во дает Кривцов - так спать, что ли, и пошел со своей мизерикордией?!.. Статус-кво, статус кво!.. Черт подери!.. - он обернулся и пристально взгля-нул на Алину. - Да, напоминает. Глупо, конечно... - в его голосе мелькнуло раздражение. - У нас был такой, пока мы не переехали в город... В саду рос-ла кривая яблоня - очень старая, ветви свешивались почти до земли... вот под ней было наше местечко - мое и младшей сестры, когда мы были совсем мелкие... и летом он стоял там, его отдавали нам на все лето. Стоял на дос-ках, чтоб мог качаться. Хорошее было время... А потом дом продали, а диван при переезде куда-то делся. А этот точь в точь такой, даже узор, - Виталий хмыкнул, - даже качается и скрипит так же...словно стоит на досках. Только этот совсем новый.
   Взгляд Алины чуть потеплел.
   - И вам не кажется это странным?
   - Нет. В доме, наполненном вещами, хоть одна да может напомнить о чем-нибудь каждому. Мне кажется странным наше отношение к этим вещам. Они кажутся слишком важными.
   - Они кажутся слишком своими.
   - Но они не наши! - Виталий резко оттолкнулся от косяка и быстро пере-сек гостиную. Остановившись у двери он, не оборачиваясь, сказал: - Я знаю, о чем вы думаете. Подстроить такое невозможно. Подобное обычно не знает никто, кроме тебя самого, а до определенного момента и сам об этом забыва-ешь... Спокойной ночи и не забудьте запереть дверь. И советую не бродить по дому в одиночестве. Это ведь все-таки очень большой дом, - последняя фраза прозвучала достаточно зловеще - случайно или специально, и Алина невольно поежилась.
   - Хватит вам! Мне и без того не по себе.
   - Это и к лучшему, - заметил Воробьев, выходя.- Чем страшнее вам будет, тем осмотрительней станете себя вести.
   - А вы жестокий человек, оказывается, Виталий.
   - Такая жестокость только на пользу, - отозвался он уже из коридора.
   Алина немного постояла, слушая его быстрые удаляющиеся шаги, и чем тише они становились, тем более длинными и темными казались ей тени в гостиной и тем ближе подступало странно зловещее чувство полуодиночест-ва, будто где-то в комнате присутствовал кто-то невидимый, наблюдающий за ней с неким злым удовлетворением. Выражение ее лица стало горестным. Разговор не получился - и виноват в этом был не только Виталий, но и она сама. А ведь из всех пассажиров...
   уже не пассажиров, а, скорее, постояльцев
   приглашенных
  только Виталий и Олег пытались что-то понять, в чем-то разобраться, как и она, - пытались, пока...
   Пока не нашли в этом доме что-то свое?
   Чего ты все время таращишься на эти картины?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!
   Вспомнив возглас Олега, Алина с любопытством взглянула на одну из ближайших висевших на стене картин и недоуменно пожала плечами. Рису-нок в стиле фентези - незаурядный, но отнюдь не гениальный, - пышногру-дая дамочка с осиной талией, обряженная в железное полированное бикини, лихо отмахивалась мечом от некого чудища с обилием крыльев, зубов и ког-тей, причем у чудища был совершенно человеческий, тоскливо-похмельный взгляд, и казалось, что хочется чудищу вовсе не свежей девичьей плоти, а холодного пива. Не вызывало сомнений, что Жора в этой картине видел не-что большее, чем она, Алина, что она для него наверняка что-то значила, как и другие висящие здесь картины, но, судя по его реакции, никаких светлых воспоминаний в нем не будила. Скорее наоборот.
   Чертовщина какая-то!
   Вздохнув, Алина нажала на выключатель и поспешно вышла, словно спа-саясь бегством от обрадованно плеснувшейся в комнату тьмы.
  
  
  V.
  
   Тишина и полумрак наполнили дом, растеклись по длинным извилистым коридорам неспешно, но уверенно, по-хозяйски, словно царили здесь извечно - с тех самых пор, как была окончена стройка, поставлен на свое место по-следний предмет, в последний раз колыхнулась заполнившая бассейн вода и закрылась входная дверь, отрезав от особняка последнего вышедшего из него человека, и до того момента, когда тяжелая дверь отворилась вновь, дом знал лишь тишину и полумрак и этого ему более чем хватало. Промокшая ночь кружила вокруг него, заискивающе терлась о стены, требовательно скреблась в стекла холодными дождевыми каплями, но ни одно окно, ни одна форточка не остались открытыми, и даже дыра в стекле была надежно заткнута подуш-кой, - дом был равнодушен и неумолим к ее просьбам. У него была своя ночь, в которой дремали вещи и сонно тикали часы, на ощупь считая секун-ды, - своя ночь, сухая, теплая и уютная, и только одно мешало обрести ей глубину и размах - негаснущие полоски яркого света под одиннадцатью две-рями, за каждой из которых, несмотря на поздний час, были открыты чьи-то глаза.
  
  * * *
  
   Жора Вершинин и не помышлял о сне, находясь на своем самом любимом в мире месте - перед компьютером, и сейчас для него не имели значения ни обстоятельства, ни тот факт, что и компьютер, и собственно дом, в котором он находился, принадлежали неизвестно кому, а сам Жора, мягко говоря, пребывал здесь незаконно.
   Собственно, в комнате было только его тело, обряженное в одни лишь трусы, а сам Жора ушел очень далеко и был очень занят. Люди, подобные ему, имели живой гибкий ум и не менее живую фантазию, но не имели воз-раста, и могли с абсолютной серьезностью работать над важными компью-терными делами и резаться в компьютерные игры, чем Жора сейчас и зани-мался, полностью погрузившись в четвертую версию "Героев". Сейчас он был отнюдь не Жора, а маг Хаоса двадцать шестого уровня Козусс и его грозная многочисленная армия безостановочно катилась вперед, методично захватывая вражеские замки и изничтожая всех неприятельских "хиросов" на своем пути. В войске Жоры-Козусса грозно потрясали бряцающими молния-ми титаны, сурово пыхтели черные и сказочные драконы, а костяные алчно пощелкивали лишенными плоти челюстями, по перьям буревестников змеи-лись молнии, словно у птиц было короткое замыкание, а ангелы воодушев-ленно вздымали к компьютерному небу длинные мечи. Все предвещало ско-рую победу.
   Козусс удовлетворенно хмыкнул, скрипнул вращающимся полукреслом, из которого командовал наступлением, воткнул сигарету в пепельницу, до-жидаясь, пока ссыпется песок в часах, извещая о наступлении следующего хода, завел войско за очередную гору и потер руки, когда из тени выступил очередной вражеский герой, который в одиночестве раздумывал над чем-то возле серной шахты.
   Маг Хаоса щелкнул на герое правой кнопкой "мыши", дабы узнать его имя и состав войска, презрительно фыркнул, после чего его войско с торже-ствующим воплем "Вот ты и попался, Салдрин!", в полном составе накатило на врага.
   Дальше произошла катастрофа. Салдрин, на беду оказавшийся магом те-ней тридцатого уровня, устроил Козуссу самый настоящий Ватерлоо. Благо-даря своей повышенной удаче он отхватил себе право первого хода, тут же напрочь заморозив злополучного мага, после чего, лишив вражеское войско магической поддержки, тут же принялся за его истребление, призвав на под-могу орду злых волшебниц, рыцарей-гоблинов, джиннов, ядовитых отродий, черных чемпионов и ледяных чудищ. Козуссу оставалось только бессильно скрежетать зубами, глядя, как гибнет его отборное войско, - заклятие было слишком сильным, а второго мага он по самоуверенности с собой не прихва-тил. Первыми с печальным лязгом обвалились титаны, за ними кучкой сияющих перьев ссыпались ангелы, тяжело рухнули черные и сказочные драконы, осыпались костяные. Дольше всех продержались буревестники, но вскоре и они легли на поле боя черным пеплом, после чего схлопотал мол-нию и сам полководец-маг двадцать шестого уровня и, произнеся Жориными устами историческую фразу: "Вот это свалка, вашу мать!!!" - упал бездыхан-ный. Под мрачную музыку на экран выплыла уведомляющая табличка "Пе-чально, но вы стали жертвой более сильного врага".
   - Сильного, как же! Да он же нечестно дрался! - проворчал маг Хаоса, за-курил новую сигарету и вышел из игры, после чего встал с полукресла - уже Георгием Вершининым, широко зевнул и огляделся. Его взгляд упал на одну из стен комнаты, после чего настроение у бывшего мага испортилось оконча-тельно. Похоже, хозяева специально поразвешали фентезийные картины по всему дому именно в тех местах, на которые ему случалось посмотреть - да-же в эту комнату не поленились.
   - Уроды! - хмуро произнес Жора и подошел вплотную к стене, почти ут-кнувшись в нее носом. Его спутникам пришлось бы задирать голову, чтобы рассмотреть картину, но для Жоры она была как раз на уровне глаз. Возмож-но, это было и к лучшему, иначе неудобство разозлило бы его еще больше.
   Картина превосходила размером все прочие, им виденные, и казалась осо-бенно яркой и живой - неизменная пышногрудая и тонкоталийная красавица, наряженная в браслеты и сапоги а-ля Кристина Логвинова, слившаяся в стра-стных объятиях с симпатичным драконом, немногим больше ее, на фоне пы-лающего полуразрушенного города.
   Жора хмыкнул, после чего цинично выдохнул прямо в центр картины гус-той клуб дыма.
   - Вот и говорите про идеи, которые витают в воздухе... - буркнул он, от-вернулся от картины и снова подошел к столу. Взял пачку ксероксной бума-ги, содрал с нее обертку, достал упаковку карандашей, открыл ее, извлек один, аккуратно заточенный и, прихватив и то, и другое, направился к крова-ти - воистину гигантской, словно сделанной специально для него. С размаху повалился на покрывало, хлопнул пачку листов перед собой, прикрыл веки и задумчиво закусил кончик карандаша. Спустя минуту его глаза резко распах-нулись и рука затанцевала над чистой поверхностью листа, проворно покры-вая ее серыми штрихами.
   - Вот так! - с вызовом сказал Жора через полчаса и запустил карандаш че-рез всю комнату. Тот стукнулся о стенку, отскочил и приземлился на клавиа-туру, застряв в пространстве между клавишами. Вершинин перевернулся на спину и поднял над собой свежий рисунок, удовлетворенно разглядывая свое творение - трех голых красоток с мечами в руках, стоящих на вершине горы и глядящих на зрителя с выражением: "Мы грозны и независимы, но, в прин-ципе, не против". Одной из девушек Жора нарисовал голову Ольги, второй - Марины, в третьей без труда угадывалась Кристина. На заднем плане из-за горы, заслоняя собой солнце, поднимался, расправляя крылья, гигантский ящер с задумчивостью на шипастой морде. По мастерству исполнения каран-дашный рисунок был ничуть не хуже висевшей на стене картины.
   Жора встал и пристроил свой рисунок на раму картины, потом отошел чуть подальше, любуясь.
   - Я еще проверю... - пробормотал он, взмахнул рукой и повалил стоящий рядом стул. - Елки, какой кретин поставил сю...
   Жора осекся, вспомнив, что сам поставил стул поближе к батарее, разве-сив на нем влажную одежду. Наклонившись, он поднял стул и сгреб свалив-шиеся с него рубашку и брюки. Что-то выпало из вороха влажной одежды и легко шлепнулось на пол. Жора опустил глаза, потом свалил одежду на сиде-нье стула и поднял упавший предмет.
   Это был ремень - неширокий черный кожаный плетеный ремень, сделан-ный на совесть, но уже изрядно пообтрепавшийся, особенно посередине. Еще бы он не пообтрепался, потому что...
   Жора нахмурился и опустился на кровать, держа ремень в руках и водя большим пальцам по сплетеным кожаным полоскам - осторожно, точно ре-мень был спящей смертельно ядовитой змеей. Возможно, со стороны это смотрелось забавно - ремень терялся в его больших крепких ладонях, казался маленьким и несуразным и совершенно не вязался с настороженным выра-жением лица Жоры, но сейчас ничего забавного ему в голову не приходило.
   Воспоминания Жоры об отце были довольно смутными, ясно и четко он помнил только его большие, всегда грязные ботинки, смешанный запах оде-колона "Русский лес" и табака "Золотой пляж" и ремень в мозолистой руке, с вытатуированными на пальцах буквами "КОЛЯ". Отец любовно именовал ремень "черным доктором", и не было дня, чтобы он не врачевал им Жору или его брата, какими бы мелкими не были их проступки, следуя девизу "Побивай чадо с малолетства, дабы укрепить его". Бил он очень больно и умело, почти не оставляя синяков, а на постоянные полуистеричные выска-зывания матери о том, что бить детей негуманно, хмуро отвечал, что из сы-новей должны вырасти настоящие мужики, а не сопливые мямли, поэтому пусть она не вмешивается и не мешает ему воспитывать детей так, как он считает нужным. В конце каждого спора он неизменно добавлял: "... иначе я однажды не приду" и мать сразу же испуганно замолкала. Впрочем, несмотря ни на что, однажды он действительно не пришел, сгинув бесследно, и шести-летний Жора был рад этому. Ремень он забрал с собой...
   ...но этот был настолько пугающе похож... не точная копия, конечно... но так похож, как будто это он и есть, словно отец бросил его тут, выйдя на ми-нутку...
   ...чтобы найти его, Жору, чтобы полечить его "доктором"...
   Вершинин резко повернул голову, на неуловимое мгновение почти уверо-вав, что сейчас дверь откроется и в комнату ввалится отец в облаке "Русского леса" и "Золотого пляжа" и, многообещающе прищурившись, скажет:
   - Ну, что, попался, сучонок?! Хорониться вздумал?! От доктора не спря-чешься! Ну, иди сюда, будь мужиком, что ты, как девка, сопли распустил! Мне девки не нужны!..
   Жора зло скрежетнул зубами, бессознательно скатывая ремень в рулон-чик, потом неожиданно рассмеялся. Какого черта?! Посмотрел бы он на сво-его папашу сейчас! Он бы поломал его пополам, несмотря на всю свою па-цифистскую натуру. Небось дражайшему отцу поплохело бы, увидь он, как вымахал тот, кого он все время называл "сопливым хлюпиком"!
   А ведь в свое время этот сопливый хлюпик этим ремнем...
   Он с размаху швырнул скатанный ремень на шкаф. Вероятно, с большим удовольствием он швырнул бы его в окно, но для этого требовалось встать, подойти к окну, открыть его - слишком много действий для одного яростно-го порыва. Как только ремень исчез с его глаз, Жора почувствовал себя на-много уютней, но осталась неприятная растерянность и какой-то полудет-ский страх, и злость... и виной тому был не столько сам ремень, не столько выползшие со дна памяти неприятные воспоминания, сколько своя собствен-ная реакция. Почти паника. Верно, такую мог бы испытывать на его месте какой-нибудь тощий замурзанный очкастый неудачник, но никак не он. Жора согнул руку в локте и удовлетворенно взглянул на вздувшиеся под кожей бугры мускулов, постучал по ним кончиками пальцев. Ощущение своего сильного тела сейчас приносило особое успокоение. Конечно, главное мозги, но во что они упакованы - тоже немаловажно.
   Все это время ремень наверняка висел на спинке стула - хозяйский или гостя какого-нибудь. Странно, что он его сразу не заметил - единственная не новая вещь в безликой комнате, единственная вещь, хранившая крошечный отпечаток чьей-то индивидуальности. Изначально он должен был сразу бро-ситься в глаза на фоне новехонькой, с иголочки, обстановки комнаты и по-рядка - уж не теперь, когда включен компьютер, на столе бардак и кровать разворошена...
   Жора хмыкнул, расправил плечи и, играя мускулами, продекламировал, глядя на темно-зеленую, затканную летящими журавлями портьеру:
   Умеет так воображенье
  Влиять на духа вещество,
   Что даже наше униженье
   Преобразует в торжество.1
   Только вот торжества он почему-то не ощущал.
  
  * * *
  
   Ольга Харченко сидела на большой двуспальной кровати, поджав ноги, и курила. В комнате было очень тепло, работал кондиционер, и открывать окно не было нужды - напротив, она тщательно задернула шторы - вид мокрого сада, размытого света фонарей, которые так никто и не выключил, и темной стены леса ей опротивел, кроме того, куда как более, чем сам дом, напоминал о том, в насколько дурацкой и даже пугающей ситуации она оказалась.
   Пять минут назад она вернулась с кухни, чувствуя себя довольно глупо, - кралась босиком по темным коридорам, вздрагивая, как школьница, в первый раз удирающая с уроков. На кухне Ольга прихватила парочку апельсинов, распихав их по карманам халата, и бутылку любимого "Шабли", рассудив, что хозяева не обеднеют, а возвращаясь обратно, на лестнице, как назло, столкнулась со Светланой, которая наверняка тоже направлялась на кухню. Она, конечно, успела спрятать бутылку под полу халата, правда недостаточ-но быстро, и Бережная наверняка заметила. Ольга уже приготовилась к тому, что та сейчас что-нибудь сказанет, но Светлана только скользнула по ней рассеянным взглядом и прошла мимо, унося с собой круг света от маленькой аккумуляторной лампы, которую несла перед собой, выставив руку так, словно собиралась этой лампой от кого-то отбиваться. На ее лице было недо-уменно-растерянное выражение. С пальцев свободной руки свисала цепочка с каким-то кулончиком, который Ольга не разглядела, да и не старалась, а пулей взлетела вверх по лестнице и нырнула в свою комнату.
   Уже там она обнаружила, что не взяла ни бокал, ни штопор, но возвра-щаться на кухню и искать их под осуждающим взглядом Светланы не было никакого желания, а выходить из комнаты еще раз - тем более. В конце кон-цов можно было вспомнить отрочество и пить из горла, благо она одна, а пробка... Ольга извлекла из сумки ключи и с помощью одного из них с тру-дом, но таки пропихнула пробку в бутылку.
   Теперь она восседала на кровати в кружевном черном белье и с удоволь-ствием пила вино, сопровождая каждый глоток сигаретной затяжкой и с каж-дой минутой приходя во все более благодушное состояние. Из динамиков маленького сиди-проигрывателя, стоявшего на тумбочке возле стены, пел Рой Орбисон - Ольга приглядела компакт в шкафу гостиной и, уходя, неза-метно стянула его. Надо было стянуть заодно и бокал, но вот это-то вряд ли удалось бы сделать незаметно.
   Прихлебывая из бутылки, Ольга лениво разглядывала комнату. Комната ей нравилась. Овальной формы, просторная, ничего лишнего - Ольга не лю-била мещанской захламленности, всяких там диванчиков-подушечек, салфе-точек, вазочек, бесчисленной зелени в горшках. Только на полу у стены стояла большая ваза в китайском стиле, но она казалась тут вполне на месте, как и торчащие из нее сухие камышины - специально обработанные, а не со-рванные где-то на ближайшей речке. А помимо нее - только кровать, боль-шое зеркало с полочкой, стул, многоугольный журнальный столик, телевизор и видеомагнитофон на тумбочке и шкаф. Все - да ей больше ничего и не на-до.
   Ольга слегка потянулась и растянуто произнесла:
   - Дурак ты, Лифман, это все-таки сладкое вино! Специалист хренов! И ты, Жора, дурак, иначе бы уже давно постучал в эту дверь! Разве мало дала на-меков?! Кретин!
   Она подумала о "Вавилоне" - впервые подумала без беспокойства, но с легкой тоской. Сейчас бы в одну из "секретных" комнат - вот уж отвела бы и душу, и тело. Воображение нарисовало ей весьма притягательную картину, под сахарный голос Орбисона она смотрелась довольно занятно, и Ольга едва слышно хихикнула. Иногда собственная любовь к старым сладким песням казалась ей странной - она ведь была отнюдь не сентиментальна и не роман-тична, и никому из тех, кто общался с ней больше минуты, и в голову бы не пришло, что Ольга увлекается Орбисоном, Бенсоном и Элвисом Пресли, а, кроме того, иногда не прочь послушать и классическую музыку.
   Она растрепала волосы, потом спрыгнула с кровати и закружилась по комнате, напевая и держа в одной руке бутылку, а в другой сигарету. Ей бы-ло почти весело и, несмотря на усталость и издерганные нервы, спать не хо-телось совершенно.
   Ольга поставила бутылку на призеркальную полку, изогнулась и внима-тельно и придирчиво оглядела себя в зеркало, потом приспустила с плеч лямки лифчика, обнажила груди и слегка приподняла их на ладонях.
   - Что, скучно вам, мои малышки? - произнесла она, после чего вернула лифчик на место, взяла бутылку и с любопытством посмотрела на шкаф. Она уже заглядывала в него раньше, но не особенно рассматривала вещи, приме-тив лишь обернутые целлофаном несколько женских деловых костюмов на вешалках и махровый халат, который сейчас был небрежно переброшен че-рез золотистую спинку кровати.
   Роя Орбисона сменил Арт Гарфункель. Ольга кивнула, точно приветствуя его, наклонилась и потерла обожженное колено. В чем она завтра поедет - не в дырявых же колготках? Если в шкафу нашелся халат, то, вполне возможно, там есть и колготки.
   Она толкнула одну из дверец шкафа, и та легко откатилась в сторону, сложившись гармошкой, открыв свету костюмы и платья, бережно укутан-ные целлофаном. Ольга поставила бутылку на пол и, чуть наклонившись, по-тянулась к одежде. Целлофан зашуршал-захрустел под ее пальцами - ча-рующий магазинный звук, звук отражений в зеркалах, придирчивых взгля-дов, улетающих денег и удовольствия от очередной обновки.
   Кто бы ни была та, которой принадлежала или для которой была приго-товлена эта одежда, она явно предпочитала деловой стиль и однотонность. Были и вечерние наряды - немногочисленные, роскошные и очень дорогие. Не удержавшись, Ольга вытащила один из них, сняла целлофан и, шлепая босыми ногами по паркету, подбежала к зеркалу. Приложила платье к себе, и глаза ее засияли - ярче, чем камни, шедшие по краю декольте, и женский ин-стинкт подсказал ей, что это отнюдь не стразы и не цирконий. Платье было великолепным - черное и белый блеск, строгость и в то же время длинный разрез, который бы выгодно демонстрировал ее стройные ноги... Сколько же оно стоит?
   Ольга с трудом устояла, чтобы не надеть платье и вернула его в шкаф с огромным сожалением. Потрогала целлофан, скрывший сияющие камни и обратила свой взор на ящики. Потянула один на себя, и в нос ей пахнуло чем-то приятным, какими-то легкими духами. Снова захрустел целлофан. Шелк и кружева, тонкие, невесомые, изящные - белье, какие-то пеньюарчики, коф-точки... Они открывала ящики один за другим, доставала вещи, смотрела, вскрывала упаковки, бросала обратно. А вот и колготки. Ольга удовлетво-ренно улыбнулась и начала ворошить аккуратную стопку, ища черные. Ее пальцы коснулись чего-то холодного, и она, испуганно выдохнув, отдернула руку. Потом выдвинула ящик подальше и небрежно откинула в сторону упа-ковки с колготками.
   Вещь, стоявшая в углу ящика, выглядела здесь совершенно нелепо, ей тут было совсем не место. Небольшая стеклянная банка с ярко-синей пластмас-совой крышкой, опоясанная полустершейся наклейкой с надписью "Огурчи-ки маринованные". Надпись не соответствовала действительности - никаких огурчиков в банке не наблюдалось, и она была до половины наполнена ка-кой-то желтоватой жидкостью.
   Баночка из-под маринованных огурчиков в ящике с бельем. Не пустая ба-ночка.
   Ты свою тоже прятала в ящике с бельем, не так ли? И ты помнишь, что было в твоей? Интересно, что в этой. Тебе интересно, Оля? Тогда это была самая большая порция адреналина в твоей жизни.
   Широко раскрыв глаза, Ольга отшатнулась от шкафа так резко, что поте-ряла равновесие. Ее нога подвернулась, и она с размаху села прямо на пол, тупо глядя, как в полуметре от нее из опрокинутой бутылки с легким буль-каньем вытекает вино, расползаясь по паркету прозрачной лужицей.
   Огурчики маринованные.
   Один лишь взгляд, длиной в долю секунды, взгляд вскользь, уже на разво-роте, уже почти на бегу все же может вместить в себя очень многое - и чужой ужас, и чужую боль, и раззявленный в крике на глазах обезображи-вающийся рот, но самое главное - то, как расплавляется, изъязвляется, словно выворачиваясь наизнанку, кожа, буреет, вздувается, обвисает лох-мотьями... и смесь страха, паники, возбуждения и восторга едва не разры-вает сердце - ощущение ни с чем не сравнимое... особенно когда так долго решаешься, думаешь, глядя на эту банку, даже выцарапываешь на крышке зубцом вилки первую букву чужого имени...
   Рука Ольги потянулась и подняла бутылку, потом она нервно рассмеялась и поднялась на ноги. Пряди волос упали ей на лицо, и Ольга дернула голо-вой, отбрасывая их назад.
   Надо же, столько лет прошло, а она до сих пор такая нервная. Чуть ли в истерику не впала только из-за того, что в шкафу кто-то спрятал обыкновен-ную банку, так похожую... Оля, Оля, что с тобой, ты ведь никогда не боялась своего глупого и хилого демона, которого некоторые почему-то называют совестью.
   Решительно закусив губу, она шагнула к шкафу и схватила банку так, словно это было живое существо, могущее в любой момент вырвать и сбе-жать. Но тотчас же выражение ее лица вновь стало испуганным и жалким, и Ольга, пошатываясь, добрела до стула и осторожно опустилась на него. По-ставила банку на журнальный столик, не отрывая взгляда от крышки, на ко-торой косо и криво была выцарапана небольшая буква "Т".
   - Как это?.. - почти беззвучно прошептали ее губы. Дернулись и повтори-ли: - Как это?..
   Руки действовали сами - трясущиеся, словно лапки агонизирующего на-секомого, пальцы отвинтили ярко-синюю крышку и уронили ее на столик. Та дважды крутанулась и улеглась неподвижно. Плотно сжав губы, так что они почти исчезли, превратив рот в узкий рубец, Ольга чуть наклонила банку над столиком, и вниз упали несколько капель, и полировка в том месте мгновен-но вспухла пузырями, которые тотчас лопнули и почернели. Вверх потянулся тонкий едкий дымок.
   Ольга, отодвинувшись, резким движением плотно прижалась к спинке стула, суженными глазами глядя на испорченный столик. Пальцы правой ру-ки вцепились в запястье левой, безжалостно сминая его, и суставы едва слышно похрустывали. Нижняя губа обвисла, обнажив зубы в растерянном и злом оскале, ласкающий голос Джорджа Бенсона в ушах превратился в зло-вещий рев.
   - Кто? - хрипло прошептала Харченко. - Кто мог?.. кто?
   Она ведь разбилась, она должна была разбиться... но это ведь она, и именно ее руки выцарапали эту букву... такие вещи выжигаются в памяти навсегда, и ошибиться невозможно. Значит не разбилась, кто-то поднял ее, кто-то принес сюда, кто-то обо всем знает...
   На нее накатила паника, и Ольга вскочила, но тут же, сжав зубы, опусти-лась обратно на стул. "Вавилон" никогда бы не достался ей, не умей она держать себя в руках. Нет, она не позволит. Теперь, когда она получила практически все, что хотела, она никому не позволит это отнять!
   - Убью, - прошептала Ольга и отвернулась, отыскивая взглядом бутылку, словно свет маяка в кромешной тьме. Нашла и потянулась к ней, глухо по-вторив:
   - Убью!
  
  * * *
  
   Светлана сидела на кухне одна - маленькая съежившаяся фигурка в чер-ном халатике, по которому летели куда-то, извиваясь, расписные драконы. Лампа под кружевным абажуром ярко освещала огромную кухню, отчего фи-гурка на табурете казалась еще более маленькой и еще более одинокой.
   Ольга напрасно беспокоилась - Светлана даже не узнала ее на лестнице, лишь машинально отметив, что поднимается кто-то из своих. Харченко для нее прошла мимо бледным призраком, тут же исчезнувшим из памяти. Сей-час вообще ничего не имело значения, кроме медальона, свисавшего с ее пальцев на короткой серебряной цепочке плотного плетения. Он неторопливо раскачивался перед ее лицом, и Светлана смотрела на него завороженным взглядом пациента, наблюдающего за движением кристалла гипнотизера.
   - Помогите! Откройте! Бога ради, откройте!.. Помогите!
   Дверь сотрясается от ударов в отчаянье бухающих в нее кулаков, и ще-кой она чувствует эту тряску. Щека горит - от стыда, страха и возбуж-дения - дикое и в чем-то приятное ощущение, и железный ободок дверного глазка холодит плотно прижавшиеся к нему раскрытые веки. Она смотрит и знает, что из глазков дверей напротив так же смотрят соседи. Ее пальцы не тянутся к дверному замку, и она знает, что соседи тоже не откроют. Она не оборачивается к телефону, и знает, что соседи тоже не позвонят - страшно - и за себя, и за драгоценнные потерянные секунды редкого зрели-ща. А свет на площадке, как назло, так ярко горит, и так хорошо все видно, что оторваться невозможно. Во всем этом было что-то чарующее, какая-то сковывающая, замораживающая магия, но магия темная, на краткий промежуток времени заморозившая не только тело, но и душу.
   - Помогите!..
   В ее дверь она почему-то стучала особенно долго - последняя дверь по-следнего третьего этажа. Кто она была, откуда и почему вбежала именно в этот подъезд в тот поздний час, Светлана так никогда и не узнала, как и не узнала, что с ней стало потом. Она хорошо рассмотрела ее немолодое лицо, даже пудру, слежавшуюся в углублениях морщин... а потом они ударили ее по голове, и от удара ее швырнуло прямо на Светланину дверь. Глазок у нее был расположен низко, и после удара Светлана уже не видела ее лица, но ме-дальон увидела - крошечное мгновение, но он отпечатался в памяти навечно, а потом она боком свалилась на площадку, и больше Светлана уже не видела ни лица, ни медальона, а только согнутые спины тех, кто торопливо выдирал сумочку из ее пальцев и сдирал украшения... в том числе и медальон. Они ничего не боялись, они знали, что на них смотрят, но им было все равно. Может быть, они знали, что им нечего бояться.
   Позже она ничего не сказала, и знала, что соседи тоже ничего толком не сказали. Скорее всего, потому, что знали, что другие тоже не откроют для них свою дверь.
   Молоденький паренек из милиции, уже уходя, тогда на площадке презри-тельно и нарочито громко бросил в их адрес: "Ботва!" Светлана не поняла смысла, но поняла интонацию, ощущение от которой было как от плевка.
   Она знала, что это был гнусный поступок, и знала, что повернись время вспять, все равно не открыла бы дверь, и от этого ей становилось еще хуже. Отвратительная гниющая язва на ее безупречном прошлом. Прошло уже не-сколько лет, все уже начало подергиваться милостивым туманом забытья, и только медальон еще долго безжалостно сверкал сквозь него. Но вскоре и он начал меркнуть... до той минуты, пока Светлана не нашла его, расстилая кровать в своей комнате - чудесной комнате розовых и золотых тонов, на-полненной лампами и цветами - пусть и те, и другие выглядели так, словно их только что привезли из магазина, но эта безупречная магазинная ухожен-ность не мешала им создавать атмосферу того аккуратного уюта, который она так ценила.
   И медальон оказался там - висел на серебряной цепочке, захлестнутой за один из шаров розового дерева на спинке кровати, и увидеть его для Светы было равносильно жестокому пинку в живот, от испуганной неожиданности у нее в первый момент даже закружилась голова. Кто-то забыл его там, хотя сейчас ей уже начинало казаться, что этот кто-то оставил его там специально, рассчитывая на то, что именно она найдет его. Предположение, разумеется, было нелепым, но тотчас же в ее ушах, словно наяву зазвучал глуховатый го-лос рыжеволосой Алины:
   -...интересно - как вы выбрали свои комнаты?
   - А я выбрала самую светлую. Вернее... ну, мне кажется, днем она долж-на быть самой светлой. Там такие красивые обои - розовые с золотыми птицами... и лампа во весь потолок...
   Лампа во весь потолок...
   Светлана запрокинула голову и, сощурившись, глянула на нарядный аба-жур над головой. Ее рука с цепочкой упала, и холодный медальон уютно улегся на колене.
   Самая светлая комната - светлая не только днем, но и ночью, потому что в ней лампа во весь потолок, потому что она наполнена лампами... это первая причина, по которой она ее выбрала, а вовсе не из-за красивых обо-ев... Конечно, у нее нет никакой нюктофобии, но все же намного спокойней, когда вокруг столько ламп... и кто-то знал об этом и оставил подарок для ее совести...
   Бред, конечно же бред! Конечно, Алина была ей симпатична и казалась милой и доброй, но все же была явно не в себе. Их похитили, и все это уст-роил водитель. Возможно, у похитителей какой-то особый план насчет них, но, так или иначе, этот план не может быть настолько особым.
   Она взглянула на медальон, холодивший ее колено сквозь ткань халата. Сантиметров шести в диаметре, серебряный с черневым рисунком - четыре выложенных по кругу длинных широких листа, попарно соприкасающихся черешками, а между ними - скопище цветов, похожих на ландыши, - такие же аккуратные маленькие цветки-колокольчики, но они не свисали, а смотре-ли вверх, будто каждый лежал отдельно, - выпуклый, изящный, почти живой. Мастерски сделанный медальон казался старинным и очень дорогим. Ред-кость, но даже редкости не обязательно быть в единичном экземпляре... Вот только у медальона был дефект - небольшая, но довольно заметная щербинка на одном из листьев, возможно, след грубого удара обо что-то, и от этого де-фекта Бережной хотелось плакать. Иногда память бывает очень жестока в своей безупречности. Это был тот самый медальон.
   Вряд ли дом принадлежал кому-то из тех грабителей, скорее всего, они сразу же продали украшение, и хозяин дома, приобретший его, был очень да-лек от того позднего вечернего часа на лестничной площадке старого трех-этажного дома. Но на всякий случай Светлана извлекла из памяти полустер-шиеся от времени лица грабителей и примерила их на всех своих спутников мужского рода. Ни одно не подходило. Впрочем, это пока тоже ни о чем не говорило...
   Внезапно Светлану охватило глубокое растерянное отчаяние - мысли у нее в голове настолько смешались и переплелись, что выстроить из них хоть что-нибудь, что принесло бы ей хоть какое-то успокоение, не представлялось возможным. Самым лучшим решением было бы постучаться в чью-нибудь дверь, вывалить все, как есть, и послушать, что он скажет.
   Он? Ты ведь думаешь о двери в комнату Лифмана, не так ли?
   Ах нет, он же собирался переночевать в гостиной, верно, туда он и пошел, проводив Светлану до ее комнаты. Впрочем, ведь и в гостиной есть дверь, не так ли?
   Ей показалось, что желая спокойной ночи, Борис немного замялся - воз-можно, он ждал, что она пригласит его зайти... но ведь Светлана не из тех, кто приглашает мужчину в свою спальню сразу после знакомства - Лифман должен был это понять. А раз не стал напрашиваться, значит, он порядочный человек. И не в равнодушии дело, она ведь нравится ему - это очевидно.
   Мимолетно она удивилась тому, что ей настолько польстило внимание Бориса. На нее часто обращали внимание красивые мужчины. В ее жизни было много красивых мужчин - красивых, порядочных и страстных, и было много красивых романов. Сейчас, правда, ее сердце свободно, но это времен-но... а у Бориса нет обручального кольца. Светлана мечтательно улыбнулась, но ее улыбка тут же увяла.
   - Обычно я люблю ездить на лайнерах...
   - А почему ты не сделала так в этот раз?
   Застонав, Светлана прижала ладони к вискам. От движения медальон съе-хал с ее колена и негромко звякнул о пол. Она поспешно схватила его и во-ровато огляделась, потом подсунула медальон под красивую плетеную хлеб-ницу, стоявшую на столе, и, облегченно вздохнув, огляделась.
   Ее взгляд потеплел. Вот это было ее место, ее мир, где ничто не могло ее побеспокоить и нарушить ее душевное равновесие. Не зря она сбежала сюда из своей комнаты и даже прошла по темным коридорам с одной-единственной лампой в руке, и сейчас, когда медальон исчез с ее глаз, уже все было почти в порядке. Кое-кто из ее спутников, будь он здесь, мог бы съязвить, что для Светланы кухня все равно, что земля для мифического ве-ликана Антея, хотя она вряд ли поняла бы иронию, поскольку ее библиотеку составляли исключительно любовные романы.
   Ее желудок сжался в легкой судороге, и Светлана встала. Еда - лучшее лекарство для расстроенных нервов, но сейчас ей не подходили простые бу-тербродики или какие-нибудь консервы. Еще раньше успев изучить содер-жимое кухонных шкафов, она прикинула кое-что в уме и улыбнулась отре-шенной полуулыбкой художника, приступающего к новой картине. В моро-зильной камере она видела отличных рыбин - одну из них недолго разморо-зить в микроволновке. А еще ей понадобятся консервированные шампиньо-ны, сыр, лук, майонез и кое-какие специи. Все это здесь было.
   Светлана, бросив косой взгляд на хлебницу, так удачно прикрывшую зло-счастный медальон, направилась к морозилке. На мгновение она задумалась - не запереть ли дверь? - но тут же отказалась от этой мысли. А если кому-то здесь что-нибудь понадобится? Мало ли, что подумает человек, наткнувшись на закрытую кухонную дверь. С другой стороны, увидев, чем она занимается тут глубокой ночью, тот же человек сочтет ее сумасшедшей. А, наплевать!
   Повернувшись спиной к двери, она не заметила, как та беззвучно отвори-лась, и в щели мелькнули чьи-то внимательные глаза.
  
  * * *
  
   Олег лежал на кровати, закинув ногу на ногу и шевеля босыми пальцами. Футболку он снял, а снимать джинсы было лень. Довольно часто, особенно в прохладное время года он так и засыпал в одежде - так ему было удобней, и он не очень понимал, почему каждая из живших с ним подруг из кожи вон лезла, чтобы отучить его от этой привычки. В конце концов, носки же он снимал, а остальное - какая разница, голый он спит, в джинсах или ночной рубашке с оборками?!
   Он любовно разглядывал стилет, крутя его между пальцами. Оружие бы-ло в идеальном состоянии, о нем явно заботились - честь и хвала хозяину коллекции. Эх, Олегу бы такую! У него тоже была коллекция, но далеко не такая большая, а в этой были такие славные штучки!.. Хорошо бы пообщать-ся с тем, кому она принадлежала, может, удастся и прикупить у него что-нибудь. Холодное оружие было второй страстью Кривцова после машин, и он считал себя неплохим специалистом в этой области.
   Олег положил мизерикордию рядом с собой на покрывало, рассеянно по-думав - заметил ли Виталий, что он не вернул стилет на место? Он действи-тельно собирался это сделать, но как-то задумался и обнаружил, что все еще держит оружие в руках, только закрыв за собой дверь комнаты. Возвращать-ся уже не стал, рассудив, что положит его на место утром. Он же не вор, в конце концов!
   Потом Олег подумал, что мог бы прихватить и еще что-нибудь для про-фессионального изучения и восхищения. Там висел такой великолепный ка-ратати1, что глазам больно становилось, а ведь он даже не успел взять его в руки!.. И алебарды толком не разглядел, заметил только немецкую и нидер-ландскую, а ведь их там несколько. Кажется ведь у нидерландской самый длинный и узкий наконечник... перо... А квандао2 - у него-то квандао не было! И арбалетик неплохой - стрельнуть бы из него разок...
  В ягодицу Ольги, например!..
  И ведь видно, что оружие старинное, настоящее, а не сделанное под заказ. Бешеных денег стоит! Впрочем, что там деньги, когда речь идет о такой кра-соте!
   Олег сел и зевнул, почесав голый живот. Недавний разговор в гостиной встревожил его не на шутку. Наверное, он бы меньше встревожился, если бы ему четко сказали, что он есть похищен или что-нибудь в таком же духе - жутко, но четко. А вот такие непонятки куда как хуже - уж не знаешь, что и думать. Да и думать уже не получается. А когда думать не получается, то лучше всего лечь спать. Чего-чего там волосодлинная блондиночка говори-ла? Возможность наличия скрытых камер. Олег хмыкнул и - просто так, на всякий случай - повернулся вокруг себя, показав всем стенам высоко подня-тый кулак с торчащим средним пальцем.
   - Ну, суки, если смотрите, имейте в виду - найду и жопой на выхлопную трубу того самого автобуса насажу! - сообщил Кривцов, сделав зверское ли-цо.
   Ему никто не ответил, да он и не ждал ответа. Сочтя устрашающее обеща-ние вполне достаточным, Олег опустил руку и, еще раз зевнув, огляделся. Ничего комнатка, простенько, но со вкусом. Он лишь слегка покривил ду-шой, заявив друзьям по несчастью, что выбирал комнату от балды. Комнату слева сразу же занял Жора, заявив, что помещение с компьютером предна-значено исключительно для него, в комнате справа захотела ночевать Свет-лана, поэтому Олег сунулся в оставшуюся между ними свободной и остался вполне удовлетворен отсутствием балдахинов, лиан, трюмо и прочей дребе-дени и присутствием большой и очень мягкой кровати. Кроме того, ему по-нравились обои - забавные обои - белые в оранжевую полоску. Должно же быть в комнате хоть что-нибудь забавное! "Тюряга!" - заметил тогда Олег с усмешкой и оставил комнату себе.
   Переложив стилет на тумбочку, он откинул одеяло, поразмыслил - не за-курить ли? - и не закурил. В голову в очередной раз полезли тревожные мысли о мастерской - как там фура и не обнаружит ли он, вернувшись до-мой, что молодые оставили от нее одни колеса? Эх, если б и в самом деле Серегин первенец хоть пару деньков продрых бы еще в Катюшке... Хоть де-нек бы! И не оказался бы тогда Кривцов в этом дурацком автобусе в стран-ной компании и у черта на рогах! Одно утешало - девочки подобрались вкусные - все как на подбор! Так всех бы сразу и...
   Интересные мысли в этом направлении вдруг пресеклись другой, совер-шенно неожиданной и, по мнению Олега, слишком ранней для его нежного двадцатисемилетнего возраста. Наверное, так повлияло пребывание в Сере-гином доме, лицезрение самого друга, исходящего радостью, Катьки высоко в окне, что-то счастливо и неразборчиво кричащей в форточку, церемония торжественной встречи у роддома, сам первенец, весь какой-то складчато-сморщенный и неизвестно на что похожий, но произведший в душе про-жженного автослесаря довольно приятный, немного отдающий завистью трепет. Может, и вправду пора завести семью и каждый вечер приходить до-мой, а не в свою квартиру? Денег хватает, жена даже может и не работать, лишь бы дом в порядке держала. Сам Олег обычно предпочитал девушек ев-ростандарт, чтобы ноги были видны издалека, но женился бы, наверное, на такой, как Серегина Катька - пухленькая симпатяшка, веселая, милая, до-машняя. К такой приятно возвращаться после работы - и доглядит, и накор-мит вкусно, и в постели заснуть не даст. Может и вправду попробовать?
   Ты только вернись вначале домой, Кривцов?
   Почему ты не поехал на своей машине, а? Ты ведь всегда ездишь на своей машине.
   Олег раздраженно фыркнул и принялся кружить по комнате. Он ведь ни-когда не жаловался на плохую память, на какие-то провалы... да ведь и не было провалов-то. Он просто почему-то тупо сел на автобус, да еще и люби-мую машину доверил чужим рукам!
   - Значит, это было внушение! Нас всех загипнотизировали! - крикнула из прошлого невидимая Кристина.
   - Да идите вы, загипнотизировали! - пробурчал Олег, довольно часто вы-ражавший свои мысли вслух, вне зависимости от наличия слушателей. - Ме-ня и пиво не выпить никто не загипнотизирует, так тем более машину оста-вить!
   Алину надо продолжать трясти - девчонка явно что-то знает или подоз-ревает, постоянно наблюдает за всеми... Ух и глазищи у нее! а ноги и подав-но... Стоп, стоп, Кривцов, отмотай обратно, сейчас не до того! Наблюдает. И небезуспешно, между прочим! Деревья, комнаты, возраст, сигареты... Странно, очень странно. У Виталия тоже мысли работают в нужном направ-лении... а то так бы каждый сидел тихонько, размышляя о предстоящем ви-зите к психиатру - и он сам в том числе. А так другое дело! Дружным кол-лективом с ума не сходят, это вам не ОРВИ! Не, Виталия надо держаться - хоть и со своими тараканами мужик, но нужный. Лихо он мэна бизнеса зало-мал, хотя тот здоровый!
   Интересно, все же, чего этот мэн бизнеса из лесу такой пришибленный явился, словно его там кто-то уестествил неестественным способом?!
   - Он долго по лесу один ходил. Может, видел чего...
   И чего ж такого мог там увидеть этот придурок? Остывающий Лешкин труп, присыпанный листочками? Или может встретил там Лешку, опять пси-ханул из-за чего-то и сам его камешком по кумполу?
   Не, Кривцов, это уж перебор!
   И все-таки, что-то тут не так. В автобусе все были еще ничего, а к вечеру стали какие-то дерганые, странные. Только ли из-за страха? Жорка, вон, тоже из-за каких-то картин раскричался - подумаешь, спросил!..
   Кого же он мне напоминает?
  Да и сам он хорош - чего так носится с этими железками? Это ведь всего лишь вещи.
   Да, зато какие!..
   Раздосадованный и сбитый с толку, Олег зло стукнул кулаком по дверце шкафа, мимо которого проходил. Удар со злости получился чересчур силь-ным - шкаф покачнулся, и наверху что-то со стуком упало и гулко покати-лось к краю. Олег вскинул голову, потом руки и едва успел поймать обру-шившуюся сверху вазу.
   - Ну, чисто NBA! - весело сказал он и слегка подбросил увесистую вазу в ладонях, разглядывая ее.
   Ваза была необычной, из цветного стекла с разводами - зеленый кувшин-ковый лист-донышко, на нем сам полый розовый цветок кувшинки, из кото-рого вырастала, собственно, сама ваза, круглая, пузатая, с широким горлом. И ручки в виде прыгающих лягушек. Сооружение, по мнению Олега, аляпо-ватое и довольно дикое. Именно такие больше всего нравятся женщинам, особенно когда...
   Ручки в виде прыгающих лягушек... Это было очень плохо.
   Олег медленно перевернул вазу вверх ногами. Он был почти готов к тому, что увидит на донышке. Конечно, это было невозможно, но он был почти го-тов. И все же, когда он увидел надпись, сердце у него в груди болезненно и растерянно дернулось.
   Аккуратные витиеватые буквы, сплетающиеся в одно-единственное слово.
   Любочке.
   Он чуть не уронил вазу, потом осторожно поставил ее на журнальный столик. Отошел и опустился на кровать, глядя на одну из лягушачьих морд. Казалось, лягушка смотрит на него, раздвинув губы в издевательской ухмыл-ке.
   Думал, нас больше нет? А мы здесь! Помнишь нас?
   Олег потер подбородок и потянулся за сигаретами. Закурил, прищуренны-ми глазами сквозь дым продолжая рассматривать лягушачью морду.
   Спокойно, Кривцов! Чего ты так задергался?! Ну ваза, ну надпись. Мало ли на свете Любочек?! Мало ли на свете ваз?! Ну бывают в жизни такие сов-падения! А чудес как раз не бывает. Та ваза разбилась вдребезги, ты же пом-нишь. Ты же сам дотаптывал осколки - почти в пыль, чтобы склеить нельзя было.
   Вот только другой такой быть не может. На поток их не ставили, ее сдела-ли одну-единственную, под накатом чувств. Глупую аляповатую вазу для любимой женщины...
   - Олежа, зачем ты это сделал?
   - Чего сделал?
   - Ты это специально сделал, да?
   - Она сама упала...
   - Ну зачем ты это сделал?! Зачем?!
   - Да зацепилась она!
   - Так сама упала или зацепилась?! Что ты врешь?! Как она могла так разбиться?!
   Грохот захлопнувшейся двери в большую комнату. Отца нет, он придет вечером. Олег стоит в маленькой комнате, глядя на осколки вазы, потом подкрадывается к закрытой двери и слушает. За дверью - мать и бабушка. Бабушка старается говорить тихо, мать почти кричит, и в ее голосе слезы. Слышать их странно больно, хотя он хотел, чтобы в ее голосе были слезы, потому что она виновата - и перед ним, и перед отцом.
   - Мама, он сделал это специально!
   - Люба, ну что ты говоришь! Как это специально?!
   - Я знаю, что специально! Да у него это на лице написано! Ты видела ос-колки?! Как можно было так разбить нечаянно?!
   - Люб, ну зачем ему это?!
   - Он знает. Наверное он слышал наш разговор. Он все понял и сделал это мне назло!
   - Люба, ну что ты говоришь - Олежка же еще ребенок!
   - Мама, ему одиннадцать лет! Он уже очень многое понимает!
   - В конце концов, это всего лишь ваза.
   - Это все, что мне осталось от Кости! Теперь ничего больше нет! И Кости нет!.. Жить не хочу!!!
   - Люба, так нельзя! У тебя семья...
   - Видеть их обоих не могу!
   - Тише, Люба. Он услышит. Сама же говоришь, что он все пони...
   - Мне теперь все равно! Господи, почему это не Костин ребенок?!..
   Олег в две затяжки докурил сигарету, поискал глазами пепельницу, потом встал, открыл форточку и вышвырнул окурок в дождь. Подошел к вазе, вни-мательно посмотрел на нее, потом снова перевернул и вгляделся в надпись.
   - Нет, - произнес он неуверенно. - Конечно нет. И почерк не его.
   Он поставил вазу на место, поднял голову и суженными глазами уставил-ся туда, где стена сходилась с потолком.
   Он смотрел очень долго.
  
  * * *
  
   Холода в комнате не ощущалось, сырости тоже, но Борис все же подошел к окну и проверил, плотно ли сидит в пробитом стекле подушка. Та оказалась чуть влажной, и когда Борис дотронулся до нее, его вдруг захлестнула от-резвляющая волна и только сейчас он осознал, что собирается идти ночевать в гостиную - идти исключительно потому, что в зале стоят часы, о которых он мечтал. Ну стоят, ну и что? Не проводить же ночь, разглядывая их?
   Это не твои часы.
   Но они должны были быть моими.
   Ничего. Когда вернутся хозяева, он поговорит с ними. Предложит хоро-шую цену. Может быть, даже двойную цену.
   Если они вернутся...
   Почему ты не полетел самолетом?
   Почему ты забыл имя своей жены?
   - Инга, - с нажимом произнес Борис, сосредоточенно глядя перед собой, словно прилежный ученик, повторяющий урок. - Инга. Я скоро приеду. И в этот раз мы отправимся на Мальдивы вместе. Тебе ведь тогда на острове Ку-рамати понравилось? - поедем туда.
   За стеной кто-то перебирал струны гитары - минорная дождливая музы-ка. Кажется, там была комната Виталия. Борис отвернулся от окна и оглядел комнату, которая ему досталась. Лужа дождевой воды на полу уже почти вы-сохла, останки стеклянного столика он собрал и аккуратно сложил в углу, и в целом сейчас комната выглядела вполне прилично и уютно. Красивая мебель темного дерева, черный с белыми узорами ковер на полу и покрывало на кровати в тон ему. Большая настольная лампа с абажуром из цветного стекла, очень похожая на знаменитые лампы Тиффани. Несколько бронзовых стату-эток, преимущественно женских. Борис взял одну из них в руки, чтобы полу-чше рассмотреть. Девушка с распущенными вьющимися волосами, окуты-вавшими ее стройную обнаженную фигуру, словно плащ, стояла, чуть накло-нившись вперед, и приглашающе протягивала правую руку, на ладони кото-рой стояла узорчатая чаша, словно предлагая отведать из нее. Ладонь левой руки покоилась на бедре, а саму руку обвивало чешуйчатое змеиное тело. Голова змеи поднималась над левым плечом девушки, выглядывая из тяже-лой массы ее волос. Казалось, и змея, и девушка пристально смотрели в одну точку, и взгляд их пересекся точно на его переносице. На губах девушки на-вечно застыла чуть кривоватая, недобрая улыбка, а лицо было совсем дет-ским - вряд ли ей было больше пятнадцати. Статуэтка, несмотря на красоту, произвела на него удручающее впечатление, показавшееся странно знако-мым, и Борис даже передернул плечами, хотя тут, скорее всего, был виноват неприятно холодящий кожу металл. Он вернул статуэтку на место, после че-го несколько минут с интересом разглядывал висящий на стене большой моржовый клык, покрытый искусной резьбой, изображавшей охоту на по-лярных медведей.
   И в самом деле - зачем ему идти ночевать в гостиную, тем более, что она ему совершенно не нравится? Не спать же ему в зале на игрушечном ампи-ровском диванчике с шелковой обивкой? Он прекрасно переночует и здесь. Правда, он бы еще более прекрасно переночевал в комнате Светланы, если б она его пригласила. Когда Борис провожал ее, у него мелькнула мысль на-проситься в гости, но он тут же отбросил ее - Светлана казалась девушкой робкой и стеснительной, излишнее мужское внимание ее пугало, и напором он бы только оттолкнул ее. Уж во всяком случае, ничего толкового бы из этого не вышло. Здесь нужна деликатность, и как жаль, что на это нет време-ни! Она очень красивая девушка - мастер-природа создала чарующее изде-лие. Своего рода, маленький шедевр.
   Борис легонько, сожалеюще вздохнул, отвернулся от стены, сделал шаг к кровати, и едва его правая нога коснулась пола, как ее тотчас пронзила ост-рая боль, огнем прокатилась по позвоночнику и растеклась по правому боку, вгрызаясь все глубже и глубже...
   Если вы настолько больны, Борис Анатольевич, так уходите с этой ра-боты. Мне ваши опоздания и ваша микроскопическая выработка...
   - ...руку ему держи!..
   Вскрикнув, Лифман покачнулся, вцепившись скрюченными пальцами в бок, словно пытаясь выдрать из себя боль, чуть не упал, потом кое-как доко-вылял до кровати и повалился на нее лицом вниз...
   И ничего не было.
   Лежа на животе, он тупо моргал, чувствуя щекой прохладную ткань по-крывала. Боли не было - она исчезла так же неожиданно, как и появилась, словно ее и не было никогда, словно она приснилась ему - так же, как и эти голоса и странные слова, которые они произносили. Первый был незнако-мым, хотя вызвал у него необъяснимую ненависть, почти такую же сильную, как и боль. Второй Борис, кажется, уже слышал раньше. Да, во сне. В том страшном сне, в автобусе. В том сне, который он никак не может вспомнить. Только...
   Глаза. Разноцветные глаза.
   Борис шумно выдохнул в покрывало и приподнял голову, потом осторож-но перевернулся на спину. Боль не появилась. Голоса тоже.
   Приснилось?
   Он взглянул на моржовый клык, потом на статуэтку, которую недавно
   во сне?
  держал на ладони. Девушка все так же призывно протягивала ему чашу, но в ее улыбке теперь чудилась некая издевка жестокой юности, презрительно на-блюдающей за чьей-то немощью.
   - Сука! - прошептал Борис хрипло и тут же сам себе удивился - обычно он не употреблял подобных выражений, даже оставаясь наедине с самим со-бой, всегда стараясь заменять их не менее эмоциональными, но более литера-турными. А тут слово выскочило само, дав понять, насколько он напуган.
   Он сел и ощупал правый бок непослушными, дрожащими пальцами. По-том вытащил смявшуюся рубашку из-за пояса брюк, задрал ее и снова ощу-пал бок, внимательно его разглядывая. Ничего. Борис наклонился вправо, по-том влево, после чего осторожно встал и сделал туловищем несколько вра-щательных движений. Боль не возвращалась. Если она вообще была.
   Он пойдет к врачу. Как только приедет, сразу же пойдет к врачу. Сразу же, с автобуса - позвонит и пойдет. К этому... как его... Юрию Семеновичу.
   Или Семену Юрьевичу?
   Да нет, Николаю Ивановичу!
   Почему ты не полетел самолетом?
   Борис застонал, сжав голову вспотевшими ладонями. Внезапно ему пока-залось, что он рассыпается на части - вся его память, вся его жизнь. Прокля-тое место, ненормальные попутчики! Часы... бой колоколов Реймского собо-ра... Замки на дверях - вот это было мудро, по настоящему мудро.
   Тяжело дыша, Борис начал расстегивать рубашку. Волосы прилипли к вспотевшему лбу и щекам, в темных, почти черных глазах застыла волчья тоска. Он хотел домой. Он хотел в свой особняк в немецком стиле с зимним садом и бассейном, хотел к своей жене, которая похожа на испанскую цыган-ку и любит соленый миндаль. Он хотел в свою "Дилию". Больше всего он хотел в свою мастерскую. "Дилию", дары приносящую. Никто не знал, поче-му он именно так назвал мастерскую - красиво - и ладно. Узнали бы - на-верное посмеялись. Он назвал ее именем одной из героинь О'Генри - Дилии из рассказа "Дары волхвов". Женщины, отрезавшей свои роскошные волосы, чтобы продать их и купить подарок мужу на Рождество. Этот рассказ нра-вился ему еще с детства.
   Он хотел в свою мастерскую.
   Он хотел в свое княжество.
   Лифман содрал с себя рубашку и швырнул ее на стул. Та косо повисла на спинке, свесив рукава почти до пола. Он отвернулся от нее, начав расстеги-вать брюки, рассеянно мазнул взглядом по стоявшей возле кровати тумбочке, накрытой изящной кружевной салфеткой, и его рука застыла. Широко рас-крыв глаза, Борис сделал несколько шагов и остановился.
   С тумбочки на него тоже смотрели. Глупыми стеклянными голубыми гла-зами - внимательно смотрели из-под нейлоновых ресниц и улыбались блед-но-розовыми губами. Кукла сидела, чуть наклонившись вперед и раскинув босые ноги - красивая кукла - старая, но все же красивая с капризным выра-жением на хорошеньком, чуть поцарапанном личике, обрамленном коротки-ми каштановыми кудрями. В те времена таких кукол было не достать. Не-мецкое качество, резко выделявшееся на фоне совдеповских Машек и Дашек с жесткими пластмассовыми руками, жидкими блеклыми волосами и жутко-ватыми лицами.
   На кукле была белая блузка и короткая серая юбка. Левой руки по запя-стье не было - казалось, ее кто-то отгрыз. На одной из раскинутых ног тоже виднелись следы зубов и не хватало большого пальца.
   Он даже знал, как ее звали.
   - Аёна.
   - Нет, не Алена.. Баба Лена сказала, что ее зовут Жанна, потому что она немка!
   - Ет! Аёна!
   - Вот дура!
   Дальше как всегда рев и крики:
   - Ама! Бойка дуой зывается! Он Аёну абыал!
   Вскоре он возненавидел эту куклу почти также, как и ее. Она везде таска-ла ее с собой - даже в туалет, и когда он, сажая сестру на унитаз, пытался за-брать куклу, чтобы она ее не уронила, Наташка всегда поднимала рев. Смот-реть на нее, когда она ревела, было невыносимо - ее скошенное вправо лицо начинало дергаться больше обычного, и казалось, что каждая мышца сокра-щается отдельно и по-своему, из перекошенного рта выплескивалась слюна, из носа начинали ползти сопли. Пару раз она все же уронила свою Аёну в унитаз, и ему пришлось доставать ее и отмывать от сестринских какашек. После второго раза он все же не выдержал и влепил ей подзатыльник. В тот день он получил, наверное, самую большую порку в своей жизни. А когда Наташке исполнилось двенадцать, он не доглядел за своим щенком, которого ему только-только подарили - смешным длинноухим спаниелем. Тот стащил у Наташки куклу, пока та спала, и отъел ей руку. Страшно вспомнить, что то-гда было, - сестре даже врача вызывали. А щенка родители отдали каким-то своим друзьям. Боря был счастлив, когда ей не исполнилось тринадцать.
   Лифман медленно протянул руку и взял куклу. От толчка ее ресницы хлопнули по щекам, словно приветствуя его - старого знакомого.
   Аёна.
   Он словно наяву увидел сестру - увидел, как она медленно тащится по комнате, осторожно ступая на правую, вывернутую внутрь ногу и прижимая к боку правую руку со сжатым кулачком. Ноги при ходьбе у нее странно пе-рекрещивались, отчего сестра напоминала маленького лебедя из балета "Ле-бединое озеро" - дряхлого, больного лебедя, которого так и хочется пристре-лить, чтоб не мучился.
   Аёна.
   Сморщившись от ужаса и отвращения, Борис отшвырнул от себя куклу. Та, отлетев, ударилась о стенку и упала на спину, задрав к потолку босые но-ги и уставившись в него стеклянными глазами. Со своего места он видел, как колышутся каштановые нейлоновые ресницы. Это сводило его с ума.
   Борис подбежал к окну и с грохотом распахнул его. В комнату ворвался мокрый холодный ветер, швырнув ему в лицо пригоршню ледяных дождевых капель. Задохнувшись, он обмахнул ладонью мокрое лицо и дикими глазами посмотрел на пустынный двор, разрисованный кругами призрачного бледно-го света фонарей. Потом повернулся и кинулся к кукле. Схватив ее за изгры-зенную ногу, он бросился к окну и, размахнувшись, швырнул ее вниз. Потом вытер руку о брюки и выглянул на улицу. Кукла косо висела на прутьях ог-рады, окружавшей цветущие розовые кусты - бросок был так силен, что же-лезные острия пронзили мягкое резиновое тельце насквозь. По открытым стеклянным глазам барабанил дождь.
   - Господи! - прошептал Борис и отшатнулся от окна. - Господи!
   Утром куклу непременно увидят, начнутся вопросы. Нужно спуститься и снять ее, забросить куда-нибудь, но никакие силы не смогли бы заставить его сейчас выйти на улицу.
   Он закрыл окно и, отвернувшись, прижался спиной к подоконнику, глядя на тумбочку, где раньше сидела эта страшная, отвратительная кукла.
   Ее не могло быть здесь! Ее не могло и не должно было быть здесь! Через несколько дней после похорон кукла куда-то исчезла вместе с остальными Наташкиными вещами, и он никогда не интересовался, куда. Он был только рад этому.
   Как она могла появиться здесь?!
   Борис судорожно сглотнул и зажмурился. Потом открыл глаза и посмот-рел на пустую тумбочку. Обернулся и взглянул в мокрое стекло. Потом плотно закрыл шторы, схватил со стула рубашку и, надевая ее на ходу, быст-рыми шагами вышел из комнаты, ни разу больше не оглянувшись. Дверь громко хлопнула за его спиной.
  
  * * *
  
   Ей казалось, что в доме достаточно хорошая звукоизоляция, но когда в комнате под ней кто-то со всей силы хлопнул дверью, звук получился такой силы, будто дверь хрястнула о косяк в миллиметре от ее уха. Кристина от не-ожиданности и испуга подпрыгнула на креслице, мазнув рукой по зеркальной крышке стола и смахнув на пол только что тщательно приготовленные ко-каиновые полоски.
   - Вот блядь! - зло сказала она, глядя на припудренный порошком пол. По-том повернула руку и лизнула предплечье там, где прилипли белые крупин-ки, с усилием дотянувшись до них языком.
   Будь этот кокаин ее личной собственностью, Кристина не поленилась бы спуститься этажом ниже и устроить грандиозный скандал. Но кокаин был чужим - она нашла его на полке в своей комнате в золоченой китайской шка-тулочке - чудный пластиковый мешочек и чудная серебряная трубочка. И порошка в этом мешочке оставалось еще прилично.
   Брать его было очень неосмотрительно, даже опасно - это не сигареты и не вино, но Кристина ничего не смогла с собой поделать. Едва она открыла шкатулку, как руки сами потянулись и объяснять им что-либо было беспо-лезно. Они знали, что нужно ее телу и что нужно ее бедному усталому мозгу. И они знали, что в пакетике еще до того, как открыли его. Вообще-то Кри-стина редко баловалась кокаином, обычно предпочитая в качестве допинга смешной табак, но в этот раз, как назло, с собой ничего не было. А тут такой подарок!
   Кристина деловито приготовила новые полоски и склонилась над ними, откинув на спину мешающие черно-красные пряди волос. Через несколько секунд она выпрямилась, несколько раз шмыгнула носом, потерла его боль-шим и указательным пальцами и откинулась на спинку кресла, прислушива-ясь к ощущениям. Потом бросила серебряную трубочку, и та легко звякнула о зеркальную столешницу, в которой отражался резной потолок из темного дерева. Звук получился удивительно значительным и наводящим на размыш-ления. Кристина оттолкнулась ногой от пола, и кресло, в котором она сидела, несколько раз повернулось вокруг своей оси, и круглый потолок над ней медленно поплыл - от начала к концу и снова к началу. Кристина легко улыбнулась, подумав, что комната похожа на колодец - огромный колодец, в котором она - как отражение невидимой осенней луны.
   Полки тоже плыли по кругу - множество полок на стенах, полок длинных и темных, полок, заполненных статуэтками и шкатулками, цветными свечами причудливых форм и связками ароматных благовонных палочек, металличе-скими кувшинчиками, чайничками и чашками, сверкающими кристаллами и расписными раковинами, и по все комнате - занавеси из стеклянных шари-ков, крошечных золотистых фигурок, ракушек - ажурные, блестящие, изящ-ные, таинственные... Комната-загадка. Комната для нее.
   Вращаясь в кресле, она слушала, как барабанят за окном дождевые капли. Звуки были разными, и Кристина сейчас могла бы безошибочно сказать, ка-кая капля ударяется о землю, какая об асфальт, какая о цветок, а какая - о ветку дерева. Она слышала, как над особняком и бесконечным лесом неторо-пливо ползут сонные тучи. Она слышала шаги спускающейся к утру ночи. И она слышала, как горит свет - противный сверлящий звук, от которого у нее постепенно начинала болеть голова.
   Кристина резко встала, отчего четки и цепочки с крестами и заговоренной жемчужиной коротко колыхнулись в вырезе ее халата. Раскинув руки, она несколько раз повернулась вокруг себя, запрокинув голову, полузакрыв глаза и тихо напевая, почти не шевеля губами:
  Ты в замок мой войдешь однажды,
  В волшебный час хмельной луны.
  Дверь распахнешь и блеском шпажным
  Прогонишь вековые сны.
  Ты тьму сожжешь веселым взором,
  Объявишь призракам войну,
  Гитары чутким перебором
  Ты приласкаешь тишину.
  Пологи древней паутины
  Сорвешь недрогнувшей рукой
  И превратишь в пыль и руины
  Мою тоску и мой покой.
  Быть может, ты меня погубишь,
  Быть может, к звездам вознесешь -
  Мне все едино, если любишь,
  Я все отдам, когда придешь...
  Но не течет в мой кубок ласка -
  Я вновь обманута весной.
  Ну, где же ты - где сон, где сказка -
  Где мой придуманный герой?!
  
   Кристина улыбнулась и открыла глаза. Было так хорошо, не хватало толь-ко музыки и свет горел слишком громко. Она подошла к музыкальному цен-тру и включила его. Поставила диск Оливера Шанти, за которым совсем не-давно ходила в гостиную, и, нажимая на кнопку воспроизведения, усмехну-лась, вспомнив дверь в комнату Ольги, захлопнувшуюся сразу, как только она открыла свою. Та тоже за чем-то бегала, и Кристина была почти уверена, что Ольга ходила на кухню. Она всегда безошибочно ощущала чью-то по-требность в алкоголе или наркотиках.
   Кристина погасила свет, щелкнула зажигалкой и пошла вдоль круглой стены, и вслед за ней одна за другой расцветали бесчисленные свечи и, за-кручиваясь спиралью, начинали тянуться вверх ароматные дымки благово-ний. Вскоре комната наполнилась танцующими огоньками и прыгающими тенями.
   Она взяла с одной из полочек очередную, еще не осмотренную шкатулоч-ку - золотистую, расписанную павлинами - и снова опустилась в кресло.
   Потолок, теперь казавшийся более низким, снова плыл над ней. Ее лицо то выступало из темноты, то вновь пропадало в ней, словно растворяясь, крас-но-черные волосы разметались по плечам острыми хищными прядями, на гу-бах застыла отрешенная улыбка; поджав под себя ноги, она кружилась в са-мом центре мистической индейской музыки, постигая тонкости каждой про-ходящей мимо секунды, в то время как ее пальцы постигали содержимое шкатулки. Постепенно кресло кружилось все медленнее и медленнее, потом Кристина резко выпрямилась и, уперевшись в пол босой ногой, остановила его вращение. Встала, подбежала к выключателю, и тьма проворно разбежа-лась по углам, прихватив с собой и мистику. Обнаженные свечи приобрели нелепый вид, но Кристине сейчас было не до этого. Она снова плюхнулась в кресло, перевернула шкатулку вверх дном и высыпала ее содержимое себе на колени. При этом крышка выскользнула у нее из рук и со звоном ударилась о пол.
   Ее пальцы, перебиравшие горку вещей на коленях, заметно дрожали. Она брала каждую и подносила близко к лицу, потом роняла и брала следующую.
   Простенькое посеребренное колечко с пятью красными камешками. Два детских переливных календарика со сценками из старых мультфильмов. Кра-сивая пестрая лакированная ракушка. Серебряная монета 1913 года, достоин-ством в двадцать копеек. Гашеные вьетнамские марки со змеями и цветами. Значок с головой ахалтехинской лошади. Несколько старых купюр по десять и двадцать пять рублей с профилем Ленина. Вкладыши-наклейки от жева-тельных резинок. Пластмассовые сережки-гвоздики в виде розовых бантиков. Ярко разрисованный маленький пупсик-ангелочек. И еще одни серьги - большие красивые серьги-подвески - янтарь, оправленный в серебро.
   Нелепый бестолковый набор вещей, которому место в какой-нибудь дет-ской шкатулке среди игрушек. Они и были в детской шкатулке. Когда-то.
   Начальная школа, друзья, неизменные веселые и визгливые посиделки у ко-го-нибудь в гостях, пока родители на работе. Чего они только не собирали тогда - и монеты, и значки, и марки, и календарики... Разглядывали, хваста-лись, обменивались. Но не всем. Некоторые вещи владельцы наотрез отка-зывались менять на что-либо, считая их перлами своей коллекции. На них можно было только смотреть и завидовать. Она завидовать не желала.
   Может кто-то и догадывался, что именно Кристина виной тому, что у ко-го-нибудь из их компании то и дело пропадают вещи, но впрямую никто во-просов ей не задавал. Только одна...
   Кристина взяла янтарные серьги за серебряные крючки и подняла их вы-соко вверх, глядя, как раскачиваются пластинки темно-желтого полупро-зрачного янтаря.
   - Да не брала я твои дурацкие серьги! Это ты их куда-то засунула!
   - Брехло ты, Криська! Они на кровати лежали, когда я из комнаты вы-шла! Там только ты была! Где они!
   - Не знаю!
   - Ты украла! Покажи, что у тебя в карманах!
   - Разбежалась!
   Она была сильнее, поэтому вырвалась и убежала. А вечером в дом к ро-дителям уже бывшей подруги заявилась разъяренная Логвинова-старшая и потребовала объяснений - как это так, ее Кристину назвали воровкой! Сама Кристина скромно топталась у матери за спиной, и Танькина оранжевая куртка висела так близко.
   - ... она сама их и украла, а на мою дочь сваливает! Вы поищете хоро-шенько! Мы никуда не уйдем, пока я все не выясню!
   Провели обыск, и вот поди ж ты - в кармане Таниной куртки обнаружи-лась одна из пропавших янтарных сережек. А также несколько монеток и ка-лендариков, в которых Кристина с негодованием опознала вещи, похищен-ные у ее друзей. (Кто бы знал, каких трудов ей стоило с ними расстаться, хоть она и старательно выбрала те, которые представляли наименьшую цен-ность).
   На следующий день о случившемся знал весь класс, а также все четыре окрестных двора. Жизнь Тани превратилась в ад, и в конце концов она, еле-еле дотянув до конца третьего класса, не выдержала и перевелась в другую школу.
   Это было так давно, что почти стерлось из памяти, превратившись в некий смутный сгусток, натыкаться на который, мысленно блуждая по своему про-шлому, было неприятно. Но Кристина давно выросла, выросла и Таня, у ко-торой сейчас уже была своя семья. Все украденные вещички Кристина давно растеряла, и все это уже не имело никакого значения. Но оказывается имело. Все почти стерлось из памяти... все, кроме тех вещей. Кристина уже не пом-нила ничего из того, что было в ее коллекциях, но хорошо помнила вещи, ко-торые украла.
   И они каким-то непостижимым образом оказались здесь. Все оказались здесь. Кто-то знал о ее прошлом. Кто-то залез к ней в голову и все узнал, а потом заманил ее в этот дом. Она была права, когда говорила о гипнотизере. А может это был и не гипнотизер. Может это был кто-то похуже.
   Столовая... эта столовая с лицами богов, недобрые взгляды деревянных глаз, она здесь совсем неспроста... а может, это напротив лучшее место во всем доме... спрятаться среди богов - кто посмеет тронуть тебя среди бо-гов, кто осмелится посягнуть на ужинающего с богами?..
   Кристина вскочила, и безделушки градом посыпались на пол, раскатив-шись по всей комнате. Она подбежала к двери и проверила, хорошо ли та за-перта, потом проделала то же самое с окном, после чего извлекла из своей сумочки небольшую коробочку, открыла ее, и сине-зеленый аквамарин сверкнул под электрическим светом. Она крепко, до боли сжала его в паль-цах и зажмурилась. Камень молчал. Если здесь и была опасность, он ее не чувствовал. Не исключено, что все это затеяли настоящие искусники, кото-рые вполне могли нейтрализовать или даже напрочь испортить ее талисманы. Кристина торопливо сунула под язык свое изумрудное кольцо, но и это не принесло никакой пользы - будущее по-прежнему оставалось темным и не-известным. Она прижала ладонью свои кресты и заговоренную жемчужину, потом вывалила из сумки все талисманы и обереги, перебирая их прыгаю-щими от страха пальцами. Халат сполз с ее плеч, и на свет выглянула голова вытатуированного дракона на изогнутой шее и одна когтистая лапа. Схватив пузырек с заговоренной водой, она брызнула ее на тонкую щель между две-рью и косяком и немного на замок. Потом подошла к окну и обрызгала стек-ла. Несколько секунд Кристина внимательно смотрела, как ползут вниз, к по-доконнику, прозрачные капли, словно пыталась предсказать будущее по их следам.
   Достав сухие травы, она растерла их в ладонях, измельчив почти в поро-шок, которым насыпала вокруг кровати круг. Он получился немного неров-ным, но Кристина не стала его поправлять - переделывать было нельзя, и как легла крупинка, так и должна остаться. После этого она сгребла все свои амулеты и талисманы и уселась на кровати, озираясь по сторонам. За окном лил дождь, и в стуке капель теперь чудилось нечто темное, зловещее. Свечи, чуть слышно потрескивая, исходили каплями цветного стеарина, застываю-щего на канделябрах и шандалах причудливыми фестонами. Она сидела, бесшумно дыша ртом и слушая, как бьется ее собственное сердце.
   Почему они не узнали тебя? Тебя ведь знает вся страна, но почему ОНИ не узнали тебя? Почему они смотрят на тебя, как на обычную девчонку?
   Ты ведь известная певица, Кристина.
   Ты известная певица, Кристина?
   Ты певица?
   Ты Кристина?
   Логвинова мотнула головой и сжалась в комок. Кольца сияли на ее паль-цах, безмолвные камни-стражники слепо смотрели на догорающие свечи.
   Конечно, она певица! Ее первый альбом "Ночные поля" принес ей беше-ный успех, второй - "Тень моей любви" пользовался не меньшей популярно-стью. Почти на все песни сняты клипы. Она - одна из почетнейших гостей на богемных тусовках. Она тесно знакома со всеми звездами, с некоторыми да-же дружит - настолько, насколько вообще можно дружить со звездами. У нее шикарная квартира в Москве. Что с того, что она решила съездить в родной город инкогнито - ведь журналисты так достают!.. И если уж кого и похити-ли ради выкупа, так это ее. А может, похитили и с другой целью - ведь кру-гом завистники...
   - ...если ты популярна, значит должна быть при деньгах и вполне мо-жешь позволить себе полететь в Москву на самолете, а не тащиться поч-ти сутки в какой-то развалюхе. Разве популярные певицы путешествуют с таким дискомфортом?
   Как здесь оказались эти вещи?
   Кто бы мог подумать, что детский грешок, с течением жизни утративший и значимость, и четкость, и объем, может оказаться сильнее удара кувалдой, если его вдруг подсунут тебе под нос в своей первозданной свежести?!
   Кристина закусила губу, потом решительно спрыгнула с кровати, осто-рожно перешагнула очерченный искрошенными травами круг и направилась к зеркальному столику, где лежала чудесная серебряная палочка, а вместе с ней - покой и забвение, и безболезненное решение всех вопросов.
  
  * * *
  
   - Чеченец! - шипел Петр, нервно расхаживая по комнате. - Меня чечен-цем обозвать! Козлы!
   Он сел на кровать, но тут же снова вскочил, не находя себе места. Сбори-ще уродов! Ему сказали ехать прямо, он и поехал, и не его вина, что дорога привела к этому чертовому особняку! Как теперь из этой ситуации выкручи-ваться?! Окно вынесли, стол разбили, черт знает сколько всего сожрали и еще, может, и свистнули чего-нибудь, а кто за это платить будет?! А если на него все повесят?! Мол, ты завез - ты и плати! Но ведь он же не виноват! Он же тут ровным счетом ни в чем не виноват! На тульском автовокзале навер-ное все уже на ушах стоят - целый автобус пропал! А может и к лучшему, что стоят. Может, найдут их? Хотя как их отыщут в этой глуши? Они ехали сюда несколько часов - и ни одной машины, ни одной!
   Петр подошел к окну и вытянул шею, пытаясь разглядеть за стеной дождя свой автобус, но тот стоял слишком далеко. Надо было бы подкатить его по-ближе к дому, но, с другой стороны, что с ним может случиться? Да и кому он сдался бы без бензина? Разве что испортить могут, стекла побить... он же за него в ответе.
   За какой именно автобус ты в ответе? Ты отвечал за другой автобус. Совсем за другой. А этот не твой.
   Сливка стукнул кулаком по подоконнику. Как он мог так влипнуть - он, шофер со стажем, знающий трассу, как свои пять пальцев?! Он мог бы про-ехать по ней с закрытыми глазами! Кто с ним сотворил это и зачем? Денег с него не возьмешь... А вдруг они узнали про серебро? Петр побледнел, мыс-ленно понося последними словами своего кореша Гришку, недавно втянув-шего его в авантюру с торговлей краденным серебром из старых разобран-ных агрегатов. Елки, ведь не хотел же соглашаться, слишком стремно - в старые времена расстрельной статьей пахло... да слишком деньги нужны. Честным путем много ли заработаешь? А со всех сторон только и слышно - дай, дай! Сыну на школу, жене на шмотки, машине - на запчасти, да и само-му - и есть хочется сладко, и спать мягко. Эти вот, в автобусе - белые и пу-шистые что ли? Тоже ведь накрали, а теперь строят из себя! Эта вон, Харчен-ко, сучка гонорейная - с работы, видишь ли, вылетишь! Владелица клуба - знаем мы, каким местом ты себе этот клуб заработала! Вылечу я с работы - да ты доедь до моей работы вначале!
   Он вернулся к кровати, сел и налил себе еще "Русского стандарта", ис-кренне надеясь, что хозяева особняка не заметят пропажи - бутылок-то ва-лом! Водку Петр стянул на кухне еще тогда, когда все бродили по дому пе-ред вечерней сходкой в гостиной, охая и ахая каким-то там очередным вы-пендрежам хозяев. Ему в доме понравились только диваны, бассейн и теле-визор. Да еще бильярд и витражи на лампах, пожалуй, хотя это уже излише-ство.
   Петр закинул голову и комком вышвырнул содержимое стакана в рот. По-тянул носом, потом шумно выдохнул и сказал стакану:
   - Эх, хорошо! Словно ангел по сердцу погладил!
   Черт с ней, с язвой! Бывают в жизни моменты, когда выпить надо даже непьющему, так чего уж говорить о том, кто это дело полюбляет?! А ему вы-пить было надо. Очень надо.
   Наверное, он будет помнить этот момент до конца жизни. Тот момент, ко-гда он, задремав всего лишь на секунду... даже меньше, чем на секунду, от-крыл глаза и увидел, что сидит за баранкой своего старого симферопольского автобуса, на котором в свое время отъездил года три. Он увидел желтую ба-хрому, которую прилепил к стеклу его сменщик. Увидел болтающиеся иг-рушки, которые прилепил сам когда-то. И нарисованных красоток - и пла-катных, и с наклейки от жевательной резинки, которых лепили все, кому не лень. Он почувствовал под ладонью знакомое прикосновение руля в зеленом вязаном чехле, а под ягодицами - знакомое, продавленное с краю кресло. Он услышал знакомый звук двигателя. Все это одновременно обрушилось на не-го со всех сторон, Петр задохнулся, руль дернулся в его руках, и автобус подпрыгнул на повороте, встряхнув дремлющих пассажиров. Петр до сих пор удивлялся тому, что автобус не перевернулся - он был очень близок к этому. Кто знает, может так было бы и лучше.
   После этого Сливка наверное около часа ехал на автопилоте, пытаясь по-нять, что с ним произошло, - дорога стала занимать его намного позже - где-то минут за пятнадцать до того, как Виталий прицепился к нему со своими вопросами. Он держал ладони на руле и пытался понять, не сошел ли он с ума. Ведь он водил этот автобус только до девяносто третьего, а потом уво-лился и вернулся на родину, в Воронеж. Он никогда больше не садился в этот автобус, он водил новенький... но это был тот самый. Он не мог ошибиться. Водитель всегда узнает свою машину. Особенно ту, на которой сбил челове-ка.
   Он не был виноват. Скользкая зимняя дорога, парень пьяный в хлам взду-мал проскочить перед колесами - прямо возле гостиницы... только до колес и проскочил. А одно из колес ему в аккурат по голове пришлось. Была у пар-ня голова, стала лепешка кровавая. Но Петр не был виноват, так ему и сказа-ли... и все же на той работе оставаться больше не мог. Уехал, закрутился, за-был...
   И вот здрассьте! И как это понимать? Сидел в одном автобусе, оказался в другом. Да еще в том, на котором человека убил! Всю дорогу до особняка он вел автобус, стискивая зубы, чтобы не сорваться в истерике, а тут еще эти уроды сзади - только масла в огонь... Знали бы они, каково ему! Им плохо... а ему?!
   Петр махнул еще водки и закрыл глаза, вспоминая разговор в гостиной. Дом, дом, странный дом... Да сиренево ему, что это за дом! У него автобус пропал! А вместо него эта вот хрень появилась, за которую еще и отвечать приходится! Он поймал себя на мысли, что сейчас бы с удовольствием спус-тился вниз с чем-нибудь поувесистей и разнес бы эту колымагу вдребезги пополам!
   - Я - Петр Алексеевич Сливка, родился в 1968 году в городе Воронеже... - сонно пробормотал Петр, открыл глаза и хмуро посмотрел на кровоподтек под ногтем большого пальца. Потом встал и снова подошел к окну, при-стально вгляделся туда, где за деревьями скрывалась подъездная дорожка, словно за это время автобус подкатился поближе к дому. Может, спуститься вниз проверить?..
   Может, это все-таки не тот автобус?
   Не дури, Петя! Ты же знаешь, что тот. Ты ведь знаешь его наизусть - и изнутри, и снаружи.
   - Петр Алексеевич, скажите... вы нас помните?
   Нет! Он не помнил никого из них! Ни единого! Ни великана Жору, ни да-же Ольгу Харченко, на которой, казалось, кроме френча ничего больше и не было. И вот это-то и странно. Ладно, он мог сесть за руль, когда Вершинин уже был в салоне, а вот Ольга сидела как раз за его спиной. Он должен был ее запомнить! На смазливых баб невольно обращаешь внимание, особенно когда они голоногие.
   Но он не помнил.
   - Это он нас завез! Смотрите, как у него глаза бегают. Он с ними заодно!
   Вспомнив возглас Светланы, Петр не выдержал и зло шарахнул кулаком по стене, из-за которой его тотчас же голосом Ольги внятно послали.
   - Уже иду! - процедил он свозь зубы, потом не выдержал и пожелал Хар-ченко всяческого здоровья, заключавшегося в разнообразных половых из-вращениях со всеми представителями фауны, включая и бактерий, а также приятного путешествия "в" и "на". Услышала Ольга или нет, но из-за стены больше не донеслось ни звука. Петр отвернулся и мрачно посмотрел на себя в большое зеркало, потер уже заросший светлой щетиной подбородок.
   - И ничего у меня глаза не бегают! - заметил он вслух почти с детской обидой, потом взглянул на противоположную стену. Кто бы ни был хозяин этой комнаты, он явно очень беспокоился о своей внешности - зеркала на каждой стене. Хорошо хоть потолок не зеркальный! Он видел такой в каком-то фильме. Кажется, в "Половом инстинкте"... тьфу-ты, в "Основном ин-стинкте"! Впрочем, какая разница?
   Петр подошел к кровати, взял бутылку и обнаружил, что употребил без закуски уже ровно половину. Надо выпить все - все равно спать ложиться - а бутылку потом спрятать в автобусе, чтоб не нашли. Да, ага - а если утром вместо этого автобуса появится какой-нибудь другой? Что там говорили - какая-нибудь передача снимается шуточная? Камеры везде?
   Из любопытства он осмотрел комнату в поисках камер. Если они там и были, он их не нашел. Зато нашел нечто другое, заставившее его сесть на кровать и крепко призадуматься, глядя на вещь, покоившуюся на его темных мозолистых ладонях.
   Это был шар размером с крупный апельсин - прозрачный стеклянный шар, наполненный водой, шар, в котором сидела золоточешуйная русалка с зелеными глазами, и дно вокруг нее было усыпано золотыми блестками. Петр несколько раз встряхнул шар, и в нем поднялась золотая метель, в которой лениво заколыхались длинные русалочьи волосы.
   - А откуда это тут? - тупо спросил он у пустой комнаты. Потом перевер-нул шар и уставился на выцарапанные на подставке буквы.
   "МОЁ!"
   Да уж, еще бы не его, жена подарила год назад специально для автобуса. Мол, так веселее. Он взял, хотя после того случая не любил игрушечек... об-зор заслоняют.
   Он отхлебнул "Столичного стандарта" прямо из горла и сфокусировал взгляд на безделушке. Шар из автобуса, его шар из его автобуса. Только по-чему этот шар в чьем-то особняке, а автобус и вовсе пропал?!
   Во всяком случае, теперь понятно что хозяева особняка причастны ко всему этому бардаку! Появятся - живыми не уйдут!
   Петр повернул голову и взглянул на закрытую дверь.
  
  * * *
  
   - Сейчас! - рявкнул Алексей в ответ на очередной вежливый стук в дверь ванной. - Уже иду!
   Его пальцы быстро двигались, смывая под струей воды уже подсохшую кровь с наушников и останков плеера. По голубой эмали раковины в сток тя-нулись бледно-розовые нити. Он работал сосредоточенно, нахмурившись и закусив губу.
   Мысль пришла в голову, когда он собирался перепрятать пакет с Лешки-ным барахлом. А вдруг все равно найдут? Заметят кровь и что тогда? Как он будет выкручиваться? Выбросить где-нибудь в саду, закопать, булькнуть в пруд? А как он выйдет из дома незаметно? Даже глубокой ночью - где гаран-тия, что кто-нибудь не спит? Услышит, как он отпирает входную дверь и прибежит - а куда это вы собрались? а что это у вас такое? Нет, нельзя.
   А если найдут без крови?
   "Перестраховаться! - думал он, закручивая кран. - А как подсохнет, либо перепрячу, либо выброшу утром где-нибудь. В других комнатах прятать нельзя пока - наткнутся - кто-нибудь да и узнает Лешкин плеер. Лешки в доме не появлялось, как эти вещи сюда попали? Кто принес? Хозяев не было. А в лес за Лешкой кто ходил? Он и Виталий. А кому больше поверят, а? Уж явно не тебе!"
   Евсигнеев сложил отмытое в полотенце, которое прихватил тут же в ван-ной, проверил - не вывалится ли - придал лицу равнодушно-сонное выраже-ние, открыл дверь и столкнулся нос к носу с Алиной. На ней все еще был се-рый костюм, с согнутой руки свисал длинный бледно-зеленый халат. Она обмахнула его удивленно-настороженным взглядом. Алексей повернулся и, посторонившись, сделал широкий жест в сторону ванной.
   - Прошу! По-дурацки дом устроили - комнат куча, а ванная только одна. Извините, что заставил вас ждать.
   - Ничего, - отозвалась девушка, проскользнула мимо него и тихо прикрыла за собой дверь. Она показалась ему какой-то подавленной, зеленые глаза словно смотрели куда-то внутрь себя, будто пытались отыскать нечто очень важное. А, к черту, не до нее сейчас!
   ...объясни мне, состоятельный человек, какого ты из Питера в Валдай едешь в какой-то древней консервной банке?
   Может, это конкуренты устроили ему аттракцион? Или эти... как их... свидетели, что на мамашкину квартиру позарились - решили по-крупному срубить?.. да нет, не похоже.
   Да, Гамара, влетел ты капитально! Сдергивать надо отсюда - хрен его знает, а вдруг загасят, как Леху? Тут уж не до девочек девяносто шестой пробы!
   Алексей резко остановился, недоуменно заморгав, потом обернулся. Дверь в комнату Виталия была чуть приоткрыта - правда, что с того - он же не мог услышать его мыслей.
   Почему он назвал себя Гамарой? Это что еще значит?
   Внезапно у него возникло ощущение, что он забыл что-то очень важное. Но тут же пропало.
   Опустив голову, Евсигнеев быстро зашагал вперед, крепко зажав в руке полотенце. На лестнице он прибавил скорости, а в свою комнату почти вбе-жал и, уже закрывая ее, услышал, как где-то внизу громко хлопнула дверь. Интересно, чья?
   Проверив, надежно ли закрыт замок, Алексей окинул взглядом комнату. Где спрятать? Только не в шкафу! Из разговора в гостиной он уже понял, что в шкафу прятать нельзя. Он задумчиво взглянул на кровать, застеленную кремовым покрывалом и подошел к ней. Его рука уже протянулась, чтобы сдернуть покрывало, но тут в комнате за стеной что-то грохнуло, а потом он услышал приглушенный голос Петра, выговаривающий в чей-то адрес затей-ливые ругательства. Алексей хотел было постучать в стенку, но тут же пере-думал - черт его знает этого дебильного водителя - а вдруг побежит жало-ваться Виталию, и тот сюда вломится? Нет, не стоит. А с козлом этим бело-брысым он еще разберется, дайте срок!..
   ...сырой звук ударов... теплое, стекающее по щекам и подбородку... рез-кий медный запах крови...
   Алексей скрежетнул зубами. Не было этого. И Виталий жив-здоров, сука! И пацана он не убивал! Он его не видел даже!
   Правда?
   Господи, когда же кончится дождь?!
   - Твою мать!.. - прошептал он и сдернул с кровати покрывало.
   В следующее мгновение Алексей отшатнулся от кровати, словно спорх-нувшая с нее легкая материя обнажила скопище мохноногих пауков. Его ли-цо исказилось судорогой, полотенце с остатками плеера выпало из обмякших пальцев.
   Одеяло, лежавшее на кровати, совершенно не подходило к комнате, об-ставленной и отделанной красиво и со вкусом, и смотрелось нелепо - старое лоскутное одеяло, пестрое и потрепанное. От его пестроты рябило в глазах. От его присутствия сердце выворачивалось наизнанку.
   Голос матери, вошедшей в комнату, звучит приглушенно. Он не видит ее - перед глазами пыльная темнота, в которой намного уютней, чем там, снаружи. Он не видит очередной молнии, но кожей чувствует ее и сжима-ется в комок в ожидании нового, жуткого раската грома.
   - Лешенька, я же тебя попросила пол пропылесосить... Лешенька, ты где?.. Лешенька!
   Одеяло, его одеяло ползет вверх, и он судорожно вцепляется в него. Одея-ло продолжают тянуть, и тогда Леша кричит:
   - Не тронь! Уйди! Не лезь ко мне!
   - Лешенька, опять?.. Ну ты же уже взрослый мальчик, тебе ведь девять лет уже! Ну это же просто гром, - мать, не особо сведущая в предмете, на мгновение замолкает. - Тучки сталкиваются...
   - Пока не кончится - не выйду!
   Мать вздыхает, потом покладисто говорит:
   - Ладно, сиди... Как кончится - я тебе скажу.
   - Только когда совсем кончится!
   - Хорошо, Лешенька, хорошо. Только смотри, скоро Настя из школы при-дет - смеяться начнет, нехорошо...
   - Будет ржать - в ухо получит!
   - Ох, дети, дети... Лешенька, а покушать? Картошечки горяченькой бу-дешь?
   - Сюда принесешь.
   - Так ведь темно там...
   - У меня фонарик есть.
   Мать уходит. Она всегда соглашается. Леша знает, что она не станет делать того, чего он не хочет, потому что любит его гораздо больше, чем дуру-Настьку. А он сидит под одеялом, пока не кончается гроза - сидит долго, то и дело зажигая фонарик на короткие промежутки времени - эко-номит батарейки - и при его свете смотрит на цветные лоскутки, вспоми-ная, какой от чего отрезан. Мать сама сшила это одеяло для него несколько лет назад - большое плотное ватное одеяло, и, прячась под ним от грозы, Лешка выучил его наизусть - каждый лоскуток, каждый рисунок.
   Потом страх как-то сам собой сошел на нет, превратившись в терпимую хандру, а одеяло, чтоб не напоминало о былом позоре, он велел матери вы-бросить. Значит не выбросила, глупая старуха! Отдала кому-то... ведь не на свалке же эти богатеи его подобрали! Потому что это было то самое одеяло, которое он раз за разом изучал, водя по нему тонким лучом фонарика. Вот этот оранжево-зеленый лоскуток от старого матушкиного фартука. Этот го-лубой с черными разводами - от халата. А этот белый с глупыми утятами - от старой сеструхиной пижамы. Он мог назвать любой из этих лоскутков. Любой!
   Порыв ветра швырнул в оконное стекло тяжелые дождевые капли, и Алексей вздрогнул. Его рука непроизвольно дернулась к одеялу, потом он резко развернулся, сдернул одеяло с кровати и швырнул его в угол, сметя с тумбочки какие-то безделушки. Бросился к своим вещам, вытащил сотовый телефон, нажал на кнопки и приложил трубку к уху.
   Тишина.
   Он выругался и швырнул телефон на кровать. Его руки дрожали.
   - Значит, раскопали! - прошептал Алексей, уставившись в мокрое окно в щели тяжелых кремовых занавесей. - Раскопали, суки! Удавлю!
   Он поднял пакет и торопливо запихнул его в наволочку. Пристроил по-душку на кровати, косо бросил сверху покрывало и направился к двери.
  
  * * *
  
   Ее пальцы двигались с той особой плавностью, которая была присуща всем ее движениям, и золотистые пряди послушно скользили между ними, сплетаясь в толстую косу, тяжелую и блестящую. Она делала так каждый ве-чер - привычка, выработанная еще с детства. Бабушка, ложась спать, всегда заплетала свои волосы в косу, приговаривая: "Волосам в косе спать слаще". Волосы у нее были длинные и густые - до глубокой старости и так и не посе-дели.
   Марина перебросила косу через плечо, сняла халат и подошла к большо-му, во весь рост зеркалу. Вытянулась, поднявшись на носки, потом изогну-лась, чуть повернувшись в сторону, и медленно провела ладонью по своей идеальной формы ягодице. Улыбнулась зеркалу, и отражение вернуло ей мягкую довольную улыбку.
   - Свет мой, зеркальце... - пробормотала Рощина и зевнула, показав мелкие аккуратные зубы. Ее аметистовые глаза были сонными, но где-то в глубине мерцало легкое беспокойство и какая-то неустроенность, которой она не могла понять.
   Пожав плечами, Марина подошла к шкафу, открыла его и зашуршала цел-лофаном. Вытащив нужный сверток, она распаковала его и, держа за бре-тельки, легко встряхнула короткую ночную рубашку из тончайшего темно-синего кружева. Бросив целлофан в шкаф, она быстро надела ее и снова под-бежала к зеркалу.
   Богиня! Настоящая богиня. Жаль, оценить некому.
   В памяти вдруг, как назло, всплыли те чужие, жуткие глаза взглянувшие на нее из зеркала ванной - глаза, медленно затягивающиеся влажной дымкой.
   Не было никаких глаз! Никаких глаз не было!
   Отойдя от зеркала, Марина проверила - надежно ли заперта дверь, а по-том, мягко ступая босыми ногами по пушистому ковру, подошла к кровати, отвела ладонью тонкую ткань балдахина и скользнула под пухлое одеяло, чуть поежившись от прикосновения к телу холодной простыни. Взглянула на расписной потолок, потом перевернулась на живот и блаженно вздохнула, уткнувшись лицом в мягкую подушку, приятно пахнущую какими-то цвета-ми. Усталое тело возликовало долгожданному комфорту, ресницы неумоли-мо потянуло вниз, и, уже засыпая, Марина протянула руку, чтобы выключить ночник. Другая ее рука скользнула под подушку и вздрогнула, наткнувшись на что-то холодное, ребристое и чуть звякнувшее от ее прикосновения. Ма-рина убрала руку, уже почти коснувшуюся выключателя, и удивленно от-крыла глаза. Ее пальцы сжались на странном предмете и вытянули его из-под подушки.
   Это были ключи - один медный с длинной и сложной острой бородкой - от квартиры, другой маленький, чуть погнутый и совсем простой - от почто-вого ящика. На железном кольце вместе с ключами висели несколько брело-ков - цветочек, куколка, круглая пластинка с нарисованными на ней горами, розой ветров и надписью "Кавказ", матовый светло-коричневый округлый камушек и босая подошва человеческой ноги, на которой зеленой ручкой бы-ло нарисовано немного кривое сердечко, заключавшее в себе буквы С и Н.
   Марина судорожно сглотнула. Ее рука дернулась, и связка ключей и бре-локов соскользнула с ладони и со звяканьем закачалась в воздухе, удержи-ваемая лишь за розовый цветочек, зажатый между пальцами.
   - Это тюльпан!
   - Нет, колокольчик!
   - Розовых колокольчиков не бывает!
   - Нет бывают!.. И вообще, это, скорее всего, роза!
   - Вообще не похоже!..
   Марина закрыла глаза. Ее пальцы, словно у слепой, ощупывали ключи и брелоки, скользя по каждому зубцу и каждой выемке - снова и снова - так, как делали это когда-то почти два десятка лет назад.
   Подруги не разлей вода еще с подготовительной группы - она, Марина Рощина с заплетенными в толстую золотую косу волосами, и Норматова Ди-лярам, Диля, с резкими неправильными чертами лица, темноглазая и темно-волосая с неизменным веселым коротким хвостиком почти на макушке. Диля наполовину узбечка, несколько лет назад она вместе с родителями и преста-релой теткой переехала в Волжанск из города со смешным названием Ахун-бабаев. Мать Марины не одобряла их дружбу, считая Дилю некультурной и какой-то чумазой, но мнение матери Марину мало волновало. Семья Норма-товых была бедновата, и Марина с самого начала окружила Дилю дружеской обволакивающей опекой, приглашая ее на обеды, отдавая ей старые или на-доевшие вещи и игрушки и охотно принимая взамен ее обожание. Самой лучшей забавой у них было наряжаться в платья Марининой мамы, когда той не было дома, обвешиваться ее украшениями и танцевать в гостиной под му-зыку Поля Мориа или Франка Пурселя. Плохо, что это бывало так редко.
   Утро солнечное, теплое. Они идут, обмахиваясь веерами из опавших кле-новых листьев - цветных, ярких - от светлой зелени до глубокого бордо. На Маришке пушистый белый беретик, на Диле - вязанная желтая полоска, за-крывающая уши, а вокруг шеи - длинный тонкий шарф, красивый, хоть и не-много потертый. Маришке приятно видеть на Диле этот шарф. Раньше он принадлежал ей.
   -... сегодня не раньше семи придет. Так что после...
   - Нет, говорю же - не могу! Мама сказала сегодня сразу домой, с тетей Шахнозой посидеть, потому что никого не будет.
   Рощина надувает губы. Шахноза Норматова ей не нравится, даже пуга-ет - тощая, морщинистая, похожая на высушенную рыбу, и все время с па-пиросой. И глаза у нее, как у мертвой рыбы - тусклые и выпученные.
   - А она сама не может посидеть что ли?
   - Не-а. Заболела. Лежит и все время вот так делает - хр-хр! - Диля дер-гает губами, закатывает глаза и смеется, потом сморщивает нос. - От нее так воняет, фу-у-у!
   - Ну чего она не может сама полежать?
   Диля мотает головой.
   - Ну Дилька! Мама неизвестно когда в следующий раз уйдет так надолго!
   Черноволосая головка снова отрицательно качается. Маришка понижа-ет голос.
   - Дилька, она такое платье новое купила! Бархатное! До пола!
   Выражение лица Норматовой становится жалобным, но решимость остается.
   - И браслет купила, Дилька! Большой такой! А я нашла, куда она шнур от магнитофона спрятала!
   - Не могу! - с отчаяньем говорит Диля. - Влетит! Пожалуйста, Мариш-ка, давай в другой раз, а?
   Маришка смотрит на подругу почти зло. Как Дилька может ей отказы-вать?! Как после всего, что она для нее сделала?!
   - Ну и пожалуйста! - она швыряет кленовый букет в лужу и быстро ухо-дит вперед.
   Конечно они помирились - на первой же перемене. Но Диля так и не со-гласилась идти в гости. И тогда Маришка решила проблему самым про-стым способом - на большой перемене отправила подружку за булочками, а сама стащила ее ключи из кармашка старенького ранца, и всю дорогу домой перебирала их пальцами в кармане пальто, чувствуя удовлетворение и легкое чувство страха - она впервые в жизни что-то украла. Они распрощались, как ни в чем не бывало, а буквально через пять минут Диля позвонила в дверь ее квартиры.
   - Я ключи потеряла, представляешь?! Дашь позвонить? А то тетка не открывает.
   Маришка, как-то очень взросло улыбаясь про себя, проводит ее в гости-ную, и конечно же там на кресле лежит новое материно платье, и Диля вспоминает о телефоне только спустя два часа, не ведая, что ключи уже давным-давно снова лежат в кармашке ее коричневого ранца...
   О том, что было потом, вспоминать не хотелось. Всю жизнь не хотелось. А сейчас и подавно.
   Ее пальцы снова сжали связку ключей и брелоков - почти двадцать лет спустя. Это было дико - снова держать их в руке. Это было невозможно. Но ключи действительно Дилькины. Это ее брелки. И буквы "СН" на резиновой босой подошве... Сашка Нестеров, Дилькина любовь. Марина всегда считала его дебилом...
   Откуда здесь Дилькины ключи?!
   - Господи! - прошептала Марина. Ключи выскользнули из ее пальцев и, звякнув, упали на одеяло.
   Получается, это Дилькин дом? Марина много лет назад потеряла ее из ви-да и ничего не знала о судьбе бывшей подруги. А что, если та сделала удач-ную партию или еще каким-нибудь способом разбогатела?.. А что, если она догадалась про ключи и хочет с ней поквитаться?..
   Марина мотнула головой и вскочила. Нет! Она хорошо помнила, что из себя представляла Норматова. Такое ей не по силам. Нет!
   Она разгладила на бедрах синее кружево и впервые в жизни пожалела, что не курит. Взглянула на кровать - ключи лежали там, где она их бросила. Они никуда не исчезли. Они были настоящими.
   Марина подняла ключи, держа их двумя пальцами, словно хвост дохлой крысы, открыла ящик тумбочки, бросила туда связку и с грохотом задвинула ящик. Схватила со стула халат и надела его, путаясь в рукавах.
   Ей нужно в ванную. Ей нужно немедленно попасть в ванную... туда, где по коже скользят светящиеся зелено-голубые волны, где большое зеркало от-ражает ее всю, где так приятно лежать среди теплой ароматной пушистой пе-ны и чувствовать, как все проблемы и дурные мысли тают, тают...
   Марина вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, - как раз вовремя, чтобы увидеть спину уходящего за угол человека, державшего в ру-ке полотенце. Она узнала Алексея. И тут же забыла про него.
   Запахнувшись в халат, Марина подошла к двери в ванную и толкнула ее. Дверь была заперта. Она нетерпеливо постучала, прислушиваясь к удаляв-шимся шагам на лестнице.
   - Секундочку! - ответил из-за двери голос Сухановой. Марина раздражен-но скривила губы и прислонилась к стене, рассеянно разглядывая полутем-ный округлый коридор. Она услышала, как где-то наверху захлопнулась дверь, потом еще одна открылась и закрылась. Похоже, в эту ночь многие не спали...
   - Представляешь, я ключи потеряла!..
   Почему ты поехала одна? Почему ты поехала в автобусе?
   Больные злые глаза за зеркальной гладью...
   В дом вошли одиннадцать человек. И ночь в нем проведут одиннадцать человек... мне так кажется.
   Марина резко развернулась и, неожиданно для себя самой, грохнула кула-ком в дверь ванной прокричав:
   - Да ты там что - утонула?!!
   - Я же сказала - сейчас! - голос Алины сразу же похолодел. - Оставь дверь в покое!
   Марина, слегка покраснев, опустила руку, не понимая, что на нее нашло. Портить отношения с Алиной ей не хотелось, она была ей относительно сим-патична - менее чем Светлана, но, несомненно, более, чем Ольга или Кри-стина.
   Она неторопливо пошла вперед, в сторону гостиной, сунув руки в карма-ны халата и бесшумно ступая босыми ногами. Незавязанный, он колыхался, при каждом шаге открывая коротенькую ночную рубашку, но Марину это не волновало - в коридоре все равно никого не было.
   Одна из дверей оказалась приоткрытой, словно приглашая войти. Марина хотела было пройти мимо, но, не удержавшись, все же заглянула в щель и ос-тановилась. Ее обдало жаром, она облизнула губы и улыбнулась, и в комнате поняли эту улыбку и приняли то, что обещала она и обещали распахнутые полы халата, к которым так и не протянулась рука Рощиной в смущенном порыве.
   - Иди сюда! - повелительно сказали ей из комнаты.
   В этот раз Марина не возмутилась и не смутилась, хотя и обращенный к ней повелительный тон, и протянутая навстречу рука были совершенно не-двусмысленны. Не раздумывая и не оглядевшись по сторонам, она шагнула в комнату, и дверь за ней захлопнулась.
  
  * * *
  
   Виталий проверил развешанную на стульях одежду - та даже и не думала начинать сохнуть. Можно было, конечно, взять из ванной фен и попробовать просушить им, но заниматься этим было неохота. В комнате тепло, скоро он ляжет спать - к чему вся эта возня? Ночью одежда ни к чему, а одеяло вряд ли смутится, если он залезет под него в одних трусах. Виталий покосился на шкаф и хмыкнул. В крайнем случае... Нет, брать чужие тряпки не хотелось. Ничего, не сахарный - не растает и во влажной одежде. Вот Суханова - ду-рочка, со своими принципами может запросто схватить воспаление легких и тем самым еще больше осложнит ситуацию. Хотя... еще не известно, какие из ее принципов доживут до приезда хозяев.
   Если они приедут.
   Виталий подошел к окну и надолго остановился возле него, до боли в гла-зах вглядываясь в лес за стеной дождя. Отрезаны от мира. Напрочь отрезаны. Сколько им придется провести здесь - сутки, неделю, месяц? Если сложить вместе все, о чем говорилось в гостиной, и отнять понятия "случайность" и "совпадения", то получится, что долго. Утром уйти пешком? И далеко они уйдут? Да и куда? А если погода не улучшится? А девчонки сколько выдер-жат? Да еще и на каблучках? Не босиком же им идти, а лишней обуви в доме нет. Интересно, почему одежды навалом, но нет даже тапочек?
   Может, выслать вперед кого-то одного? А где гарантия, что он не пропа-дет так же, как и Лешка?
   ...чего тогда этот мэн бизнеса из лесу сам не свой пришел? Какой-то очень уж странный...
   Виталий прижал к холодному стеклу кулак и оперся на него лбом. Да, Ев-сигнеев и ему показался каким-то пришибленным, но тогда он решил, что тот просто перетрусил. Алексей не производил впечатления смельчака, он был истериком - из тех, которые много кричат, а потом быстро прячутся под стол. В запале может наворотить дел, но если ему вовремя дать по морде, то сразу присмиреет.
   А все-таки, может он действительно что-то видел, пока ходил один?
   Виталий прокрутил в памяти тот момент, когда раздвинул мокрые ветви кустов и увидел бизнесмена, роющегося за полой своего пиджака...и потом, весь тот короткий промежуток времени, когда они разговаривали, Алексей постоянно прижимал руку к груди. Тогда Виталий подумал, что у него нела-ды с сердцем или прокуренные легкие барахлят после долгой прогулки...
   Роющегося за полой пиджака? Или что-то прячущего за нее?
   Хотя возможно, все это ему только показалось.
   Зато не показалось, что у большинства пассажиров ближе к вечеру начала ехать крыша. Включая и его самого.
   Тебе ведь хотелось бы, чтоб этот диванчик-качалка стоял не в гостиной, а в этой комнате... потому что тогда было лучшее время, тогда было все просто и спокойно, и был еще сад, и старая яблоня с ветвями до земли, и Дашка с тощей косичкой, которой можно было наврать с три короба, а она слушала с открытым ртом, но...
   Лицо Виталия вдруг болезненно сморщилось, в глазах появилась расте-рянность и он, пошатнувшись, схватился левой рукой за подоконник. Он ведь не мог, никак не мог...
   Не мог что?
   Ощущение исчезло, едва появившись, а понимание так и не успело прий-ти. Словно ему, подзадремавшему на секунду, плеснули в лицо ледяной во-дой.
   Не мог что?
   Я не знаю.
   А что с твоей правой рукой? Что с ней?
   Даша... Даша...
   ...хотите еще посидеть на диванчике?
   Виталий скрежетнул зубами. Он не был напуган, но, что гораздо хуже, был сбит с толку. Ему снова вспомнилось лицо Алины, наблюдающей за кружением стеклянной подвески - лицо лунатика, гуляющего по самому крепчайшему из своих снов. А глаза Бориса?! Интеллигентный, деликатный, но глаза у него в тот момент были, как у обезумевшего от голода пса, защи-щающего кус мяса... только вот вместо мяса были часы.
   У вас сейчас лицо, как тогда у Бориса... или у меня, наверное... Вы знаете об этом?
   Нет-нет, Аля, ты ошибаешься. Тебе показалось. Не могло быть такого... ведь это всего лишь мебель...
   Только вот когда она дотронулась до диванчика, ее захотелось оттолкнуть - и подальше, потому что это ему не понравилось.
   Виталий бросил короткий взгляд на один из горящих фонарей. Хорошо, что не выключили, - вдруг, все-таки выйдет пацан...
   В дом вошли одиннадцать человек. И ночь в нем проведут одиннадцать человек...
   Виталий выругался и отвернулся от окна. Снял висевшую на стене но-венькую гитару, опустился на стул и начал рассеянно перебирать струны - сначала неопределенно, потом из-под пальцев полилась неуверенная фанта-зия на тему "Nothing else matter" "Металлики". Постепенно она обрела жизнь и силу, после чего совершенно незаметно превратилась в тальковский "Лет-ний дождь". Взгляд Виталия скучающе скользил по стенам, смотреть на струны нужды не было - пальцы и так знали, что им делать. Гитара грустила в его руках, и сонная ночная музыка бродила по комнате струящимися шага-ми. И вдруг запнулась - фальшиво и пронзительно дернулась, чуть не обор-вавшись, струна. Виталий с грохотом отставил гитару к стене, встал и пошел в дальний конец комнаты. По дороге простыня, развязавшись, свалилась с него и осталась лежать на полу. Он этого не заметил.
   Руки у него вспотели, и поэтому, сняв ошейник со стены, Виталий уронил его. Ошеломленный, он нагнулся, чтобы поднять его. Он не мог припомнить случая, чтобы когда-нибудь что-нибудь ронял.
   Коричневый собачий ошейник был старым, самодельным, переделанным из широкого кожаного ремня, вручную неумело прошитого толстыми чер-ными нитками. На ремне темно-синей пастой крупными шатающимися дет-скими буквами было написано имя.
   БЭК.
   То было время, когда тянуло на приключения - время закопанных кладов и таинственных заброшенных домов, время робин гудов и чингачгуков, время луков с тетивой из лески и стрел с голубиными или чаячьими перьями, время, когда дрались на деревянных мечах и шпагах, время, когда девчонки даже иногда были принцессами...или, уж во всяком случае, леди Марианнами и Констанциями Буаносье. Это сейчас играют в авторитетов, Терминаторов и Нео, принцессы превратились в Мадонн и Бритни Спирс, а главные рыцар-ские девизы - "Астоло виста, бэби" или "У нас, реальных пацанов, не забалу-ешь"... хотя, это уже, вроде как, отходит, и недавно он даже видел стайку мальчишек и девчонок, игравших в старые добрые "казаки-разбойники"... А тогда все было именно так...В то время он зачитывался Дюма, Фенимором Купером, Луи Буссенаром и Джеком Лондоном. И когда появился щенок - причудливая смесь водолаза, овчарки и ирландского сеттера, пятнистая, за-диристая и вислоухая, приведшая бы в священный ужас любого знатного ки-нолога - появился, невзирая на негодование отца и запреты матери, Вита-лий назвал щенка Бэком, с презрением отметя в сторону Дашкиных "Пуш-ков" и "Кузек". Он был уверен, что щенок вырастет точно таким же, как Бэк из лондоновского "Зова предков" - смелым, преданным и мудрым. Навер-ное, так и случилось бы...
   Виталий судорожно сжал ошейник в пальцах. Пряжка больно врезалась в кожу, но он сжал кулак еще крепче, словно болью пытался прогнать дурной сон. Потом раскрыл ладонь и снова посмотрел на ошейник. Осторожно вы-тащил несколько застрявших за пряжкой длинных черных с рыжиной волос-ков.
   Бэк был лохматым. Очень лохматым.
   - Эй, Бэк! Ко мне!
   Вислоухий пес-подросток летит через двор, как стрела, в пасти зажат индейский лук, длинный пушистый хвост стелется по ветру...
   - Хороший пес, хороший...
   Бэк ухмыляется, вывалив розовый язык, в глазах сияет такой же мальчи-шеский восторг, как и у его хозяина... много позже их до краев наполнят му-ка и ужас... и тяжесть камня в руке нельзя будет сравнить с тяжестью всего земного шара...
   Мрачновато-независимые и преданные до кончиков коротких ушей Це-зарь и Мэй появились у него лишь несколько лет назад, а до той поры он больше ни разу не заводил собаку. Такое не забудешь, и даже сейчас, пусть и редко, те глаза нет-нет, да и взглянут на него из-под груды прожитых лет - взглянут без ненависти, но укоризненно, что иногда гораздо хуже ненависти.
   Ошейник пропал спустя несколько недель после происшедшего - Виталий подозревал, что мать выбросила его, чтобы он не напоминал сыну о том, что случилось. Он долго искал его, обвинял Дашку, что это она его куда-то засу-нула, более того, влепил ей подзатыльник - и сестра, обычно ударявшаяся в слезы даже, если ее дергали за косичку, в этот раз не заплакала...
   В вещах, которые делаешь своими руками, не ошибаешься. А вещах, ко-торые, к тому же, связаны с болью, не ошибаешься вдвойне. Это был ошей-ник Бэка. Его ошейник. Как он здесь оказался?
   Виталий встал и взглянул на свою ладонь. На ней остался глубокий отпе-чаток пряжки. Он был настоящим. Как и ошейник.
   Воробьев бережно, словно тот мог в любую секунду рассыпаться в пыль, положил ошейник на тумбочку, вытянул из пачки папиросу, примял ее двумя пальцами и сунул в рот. Закурил, наполняя комнату густым сизым дымом.
   Спокойно. Будь реалистом. Это не может быть тот же самый ошейник - хотя бы потому, что прошло почти двадцать лет, а этот, хоть и старый, вы-глядит так, будто он его сделал только вчера. Он должен был уже рассыпать-ся в пыль, выцвести... да мало ли что... Но эта вещь - точная копия и явно предназначенная исключительно для тебя. Не существует идеально одинако-вых воспоминаний, как не существует одинаковых отпечатков пальцев. Кто-то пронюхал о том, что ты тогда сделал, смастерил этот ошейник и подбро-сил в комнату... Но, во-первых, зачем? А, во-вторых, как можно было узнать, что ты выберешь именно эту комнату?..
   ...как вы выбрали свои комнаты?
   Ты права, рыжик, тысячу раз права! Мы выбрали именно свои комнаты. Мы оказались здесь совсем не случайно. Кто-то позаботился о том, чтобы мы очнулись в одном автобусе, на дороге, ведущей в один конец. Кто-то изучил все наши привычки и пристрастия. Кто-то приготовил для нас этот дом. Кто-то ждал нашего приезда. И этот кто-то сейчас внимательно наблюдает за на-ми.
   Зачем?
   И есть одно "но". Нельзя узнать о том, чего никто не видел, чего ты нико-му не рассказывал, о том, что ты спрятал на самое дно своих воспоминаний, потому что вспоминать об этом больно и погано... нельзя.
   Но кто-то смог это сделать.
   Виталий с силой воткнул недокуренную папиросу в пепельницу и встал. В голове была только одна мысль - нашли ли что-нибудь остальные, или в эту игру играют только с ним? Он взглянул на часы - время позднее, но ничего - не до деликатности. Нужно поговорить с Алиной или Олегом. Прошло до-вольно много времени с тех пор, как они покинули гостиную - кто знает, может и они что-нибудь нашли в своих комнатах? Может так же сидят сей-час, ошеломленно хлопая глазами и уговаривая себя, что все это совпадение, что вещь всего лишь похожа, что этого не может быть...
   Виталий приоткрыл дверь, но тут же вернулся в глубь комнаты за просты-ней. Кривцову-то все равно, а перед девчонкой все же лучше малость соблю-сти приличия, а то еще решит, что он, интеллигентно выражаясь, явился к ней с "нехорошими намерениями".
   Он поднял простыню и тут же застыл, услышав, как где-то рядом отвори-лась дверь, и приглушенный голос Евсигнеева с отчетливо натянутой любез-ностью произнес:
   - Прошу! По-дурацки дом устроили - комнат куча, а ванная только одна. Извините, что заставил вас ждать.
   Ему неразборчиво что-то ответили, и послышался стук закрывшейся двери и легкий звук удаляющихся шагов. Виталий хмуро взглянул на свою дверь, раздумывая, не догнать ли бизнесмена и не попробовать ли вытрясти из него правду (если, конечно, она существует)? Потом отвернулся, посмотрел на простыню в своей руке и швырнул ее на кровать. Нет, если и говорить с ни-ми, то не сейчас. К тому же, нет никакой гарантии, что тот, кто все это зате-ял, или, по крайней мере, его помощник, не находится среди них. Наиболь-шая вероятность, что это Петр, хотя с тем же успехом этим человеком может оказаться и балагур Кривцов, и чрезмерно наблюдательная Суханова. Да, он сказал ей, что не подозревает ее. Но это было тогда. Сейчас Виталий уже ни в чем не был уверен. Может, девчонка - на редкость талантливая актриса? Правда, тогда ее наблюдательность нелогична... а может, в этом есть своя логика, соответствующая некому плану?
   Виталий чертыхнулся, чувствуя, что все его мысли начинают сплетаться в совершенно невообразимый и нелепый узор, какое-то кружево, выходящее из-под пальцев в усмерть пьяной вязальщицы.
   Не смотри на ошейник. Пока не смотри. Хоть какое-то время не смотри. Не надо...
   Он вздернул голову - кто-то со всей силы грохнул кулаком в дверь ван-ной. Потом без труда узнаваемый голос Марины прокричал:
   - Ты там что - утонула?!
   Ей что-то ответили. Виталий не разобрал слов, но вряд ли Марине сказали что-то лестное. Он усмехнулся - как бы не сцепились кошечки! Кто там - Ольга что ли? Визгу тогда будет до утра.
   Виталий, все еще улыбаясь, потянулся было за новой папиросой, но его рука застыла в воздухе, а улыбка превратилась в ухмылку, недобрую и ци-ничную. Спиной он почувствовал взгляд - скользящий, оценивающий, горя-чий. Он знал, чей это взгляд.
   Виталий неторопливо обернулся. В коридоре перед полуоткрытой дверью стояла Марина босиком и в распахнутом халате. Ее грудь вызывающе про-свечивала сквозь тонкое синее кружево, полурасплетшаяся коса, перекинутая через плечо, отливала золотом, аметистовые глаза горели. Когда он взглянул на нее, ее лицо чуть порозовело. Она улыбнулась и облизнула пересохшие губы. Виталий видел, как в такт ее сердцу пульсирует жилка на шее под сли-вочной кожей.
   Слова были не нужны, все здесь было просто и понятно - и ее улыбка, и взгляд, и язык, нарочито медленно облизавший губы, и даже подрагивание тонкой кожи над жилкой были достаточно откровенными. Это было очень кстати. Сейчас ему это особенно нужно.
   - Иди сюда! - приказал Виталий и протянул руку. Он не собирался с ней церемониться. Кошка. Он хорошо знал таких. Он с самого начала понял, что она из себя представляет.
   Марина стремительно вошла в комнату и захлопнула за собой дверь, и Виталий в тот же момент оказался возле нее и сразу же, не тратя время на поцелуи и прочую лирику, одной рукой дернул с ее плеч халат, а другой по-тянул вверх коротенькую воздушную рубашку. Ткань затрещала, Марина что-то пискнула ради приличия, затрепыхалась, на лицо ему ссыпались пыш-ные пряди волос, одурманивающе пахнущие какими-то цветами.
   - Тихо! - прошипел Виталий. Потом слегка встряхнул ее, только один раз взглянув в два провала, наполненные пылающей аметистовой лавой. - Чего дергаешься? Хочешь ведь?!
   Она сглотнула, потом крепко обхватила его, вонзив жестко расставленные пальцы в его напряженную спину и прижавшись всем телом.
   - Да!
  
  * * *
  
   Алина отвернулась от кружащейся под потолком подвески, задумчиво напевавшей свою воздушную хрустальную песню. Сделать это было непро-сто - взгляд тянулся обратно, поворачивая голову, словно привязывая ее к сверкающим стеклянным цветам упругими, какими-то сладостно-ноющими нитями. Смотреть на нее было так приятно, так спокойно, что она почти за-бывала, где находится. Ни о чем не хотелось думать, хотелось просто сидеть и смотреть, смотреть и чувствовать, как сквозь нее снова и снова проходит этот чистый волшебный перезвон.
   Сонно глядя перед собой, она начала расстегивать пиджак, но на третьей пуговице остановилась, зевнула и принялась стаскивать с пальцев кольца. Потом сняла с запястья часы и, держа все в ладони, подошла к тумбочке. Звон колыхающейся подвески ласково оглаживал ее по голове - казалось, та поет ей колыбельную, стараясь, чтобы до самого утра и мысли, и сны ее бы-ли такими же волшебными и воздушными.
   Тебе пора спать, Аля, маленькой девочке пора спать... Как ни крути, ты все равно маленькая девочка, маленькая взрослая девочка, у которой есть ресторан, у которой сбылась ее главная мечта... но ты все равно маленькая девочка, тебе сейчас самое время быть такой, потому что у тебя жизнь идет в обратную сторону, потому что в пять лет ты стала старухой... Те-бе ведь пять было, Аля? Пять?
   Алина ссыпала украшения на тумбочку и подошла к окну. Ресторан... А ведь сколько уже времени прошло, как она не вспоминала о своем рестора-не?.. Внезапно думать о нем ей показалось очень важным.
   На столах лампы под маленькими абажурами...легкий плеск сбегающей в "пруд" воды... черные плитки пола...
   Мысли путались... Они должны были быть совсем не такими, в них не было беспокойства, не было восторга долгожданного обладания. Они были тягучими и скучными.
   Она облокотилась на подоконник, разглядывая двор. Ее окно располага-лось почти над парадной лестнице, и, хотя большая ель слегка заслоняла об-зор, Алина могла видеть одного из мокнущих под дождем мраморных львов и дорожку, по которой они сюда пришли, исчезавшую за стеной деревьев. Там, невидимый, стоял их автобус, и она подумала, что ночь под дождем вряд ли пойдет ему на пользу. Бледный свет фонарей заливал двор, но всюду свернулись чуть колыхающиеся от ветра тени, на дорожке их было и вовсе целое скопище, почти сливавшееся с деревьями, и на какое-то мгновение ей почудилось, что одна из этих теней колыхнулась как-то отдельно от осталь-ных, как-то очень уж самостоятельно и осознанно, как это присуще живому существу.
   Выпрямившись, она долго, до боли в глазах всматривалась в деревья воз-ле дорожки, но теперь это были деревья, как деревья, и тени жили лишь в такт порывам ветра... но все же был тот момент, когда Алина была почти уверена, что из-за деревьев выглянул и тут же скрылся какой-то человек.
   Может, кто-то вышел на улицу? Но она не слышала, чтобы открывали входную дверь. Может, Лешка выбрел-таки из леса... но он не стал бы вести себя так странно. Хозяин? Наблюдает за ворами, проникшими в его дом?
   Наибольшей вероятностью было, что ей просто померещилось.
   Сходи, проверь.
   От этой мысли Алину даже передернуло. Ей и в доме-то находиться было страшновато, а выйти сейчас, одной... Нет, уж нет!
   - Показалось, - пробормотала она и резким рывком задернула шторы обеими руками, отчего нервно вздрогнули листья стоявших на подоконнике пышных ухоженных растений.
   Да. Это было проще всего.
   Алина отвернулась от окна, зябко ежась в непросохшем костюме и стара-ясь не смотреть на подвеску, снова подошла к тумбочке и задумчиво взгля-нула на свои часы и кольца, потом выдвинула ящик, чтобы переложить их туда и слабо улыбнулась. Кто бы не подготавливал эту комнату, он явно был со странностями - зачем-то насыпал в ящик цветов. И даже без стеблей - од-ни головки. Одуванчики... Зачем?
   Она взяла один из цветков в руки, и улыбка медленно сползла с ее лица.
   Одуванчик был совсем свежим, точно его только что сорвали, - большой, пышный ярко-желтый цветок. Он был насквозь проткнут спичкой, выходив-шей точно из основания стебля, словно из длинной юбки, и на ее верхушку был надет небольшой одуванчиковый бутон, имитируя женскую головку с прической. Куколка из цветка, какие делали, наверное, очень многие малень-кие девочки.
   И она тоже.
   Аля пошла в садик, когда ей было чуть больше пяти с половиной, а до той поры мать ежедневно отводила ее к бабушке с дедушкой до шести вечера. Они жили в старом тихом районе, в длинном, окруженном акациями, доме, и иногда Але казалось, что родители со всего города приводят сюда детей к их бабушкам и дедушкам - скамеечки во дворе всегда были заняты старика-ми, а вокруг под их присмотром возились Алины сверстники. С ними было ве-село, но часто этого казалось мало, потому что кроме двора существовали и другие места - например, пустырь через дорогу, за маленьким гастроно-мом, где стоял заброшенный полуразрушившийся дом, густо заплетенный ежевикой, где были несколько холмов, по весне покрывавшихся буйной зеле-нью, где был овраг, в стенках которого кто-то неизвестно когда и неиз-вестно зачем вырыл неглубокие пещерки, и где было так интересно играть. А еще интересней там казалось потому, что ходить через дорогу было за-прещено. Всех их, выпуская на улицу, строго предупреждали: "Через дорогу не ходить - выпорю!" И большинство не ходило никогда. Аля бегала туда регулярно. Иногда удавалось зазвать с собой кого-то из друзей, но большей частью она играла на пустыре одна - чаще всего, в одной из тех самых пе-щерок, где мастерила кукол из цветов и спичек и строила для них дворцы. Одиночество не мешало играм - как правило, она его просто не замечала. Весной было столько цветов и какие только из них можно было смастерить платья!..
   А в пять с половиной она пошла в детский сад - маленькая старая девоч-ка, которой часто снились кошмары, которая не любила играть в куклы и которая всегда очень берегла свою шею...
   Но это было очень давно, время насыпалось сверху толстым слоем, вос-поминания редки и блеклы и больше похожи на полузабытый плохой сон... и только иногда...
   Как сейчас.
   Алина уронила куколку в ящик и взяла другую. У этой юбка и голова бы-ли сделаны из полураспустившихся одуванчиков, в которых желтое уже сме-нилось белыми пушкáми, почти готовыми вылететь. Были здесь куколки и с фиолетовыми юбками из просвирника, и с красными из мака, и с голубыми из васильков... но больше всего было из одуванчиков...
   Хрипло выдохнув, она резко захлопнула ящик. В воздух взлетели не-сколько белых пушинок и медленно стали парить, постепенно снижаясь. Алина смотрела на них, как завороженная, беззвучно шевеля губами. Ее рука потянулась к шее, потом снова схватилась за ручку ящика и очень осторожно выдвинула. Конечно же, цветы никуда не делись.
   Она отвернулась и медленно опустилась на кровать, тупо глядя на свои голые колени. Цветочные куклы. Цветочный бал в ящике тумбочки ее комна-ты.
   Это не твоя комната!
   Но я ее выбрала. Она словно была приготовлена для меня. Словно ждала меня. Ведь именно это я сказала остальным. И я не собираюсь отказываться от своих слов.
   Ты сумасшедшая. Это просто цветы. Наверное в этой комнате жила ка-кая-нибудь маленькая девочка, и это ее цветы.
   Тогда куда делась эта маленькая девочка? Цветы совсем свежие. И нигде поблизости я не видела ни одуванчиков, ни просвирника, не, тем более, мака. Вокруг дома столько красивых цветов - какой резон выискивать какие-то там одуванчики, когда можно делать кукол из роз, гиацинтов и тюльпанов?
   Ты ведь не знаешь никого из этих людей, и этот дом может принадле-жать кому угодно из них.
   Может быть, это даже твой дом?
   Алина застонала и обхватила голову руками. В любом случае это совпаде-ние - жуткое совпадение, потому что никто не знал про то, что тогда случи-лось. Ни единая живая душа, кроме нее самой. Одно дело - как появились здесь эти цветы, и другое - для кого они были предназначены.
   Это не твое дело. Не твое дело.
   Подвеска кружилась под потолком, хрустально напевая.
   А может тебе? Все здесь предназначено для тебя, как и я - ведь ты наша маленькая девочка, да? Наша? Может, хочешь поиграть? Поиграй, а я буду петь для тебя, ведь ты наша маленькая девочка...
   Алина вскинула голову и взглянула на подвеску почти с ненавистью. По-том встала и подошла к шкафу. Открыла одну из створок и застыла, прислу-шиваясь.
   Дом не спал, несмотря на поздний час. Где-то едва слышно играли на ги-таре, за стеной с грохотом отворили окно. Сверху долетела ругань, кто-то хлопнул дверью, что-то упало на пол. У кого-то на третьем этаже громко иг-рала музыка - странные мистические мотивы.
   Кто-нибудь из них нашел здесь еще что-то свое?
   Алина решительно вытащила из шкафа упакованный бледно-зеленый ха-лат и разорвала обертку. Если уж кто-то решил сыграть с ними в какую-то игру, то ей церемониться совершенно ни к чему. Горячий душ, халат, по-стель. Именно в такой последовательности.
   Она посмотрела на свои туфли, вздохнула, потом снова начала рыться в шкафу. Ее усилия были вознаграждены довольно быстро - Алина вытащила пару толстых шерстяных носков серого цвета, перекусила скреплявшую их леску и натянула их на ноги. Вполне заменят тапочки.
   Прихватив халат, она подошла к двери и некоторое время стояла возле нее, нерешительно положив чуть подрагивающие пальцы на ручку, потом повернула замок и осторожно приоткрыла дверь.
   Слабоосвещенный коридор был пуст. Алина вышла закрыв за собой дверь и направилась было в сторону ванной, но тут же резко развернулась - внизу кто-то отпирал входную дверь.
   На мгновение она бестолково затопталась на месте, нерешительно погля-дывая на закрытые комнаты, потом, так и не стукнув ни в одну из них, побе-жала к лестнице. Стараясь ступать как можно тише, Алина быстро спусти-лась вниз и замерла на последней ступеньке.
   Лампы в холле горели только на колонне - еще перед тем, как они отпра-вились в гостиную, Олег, манипулируя кнопками пульта, сам отрегулировал свет, оставив в холле несколько включенных светильников "на всякий слу-чай", и сейчас Алина мысленно поблагодарила его. Если бы холл был тем-ным, она бы испугалась гораздо больше, но сейчас возившийся у входной двери человек был ярко освещен и вполне узнаваем.
   - Куда ты собрался! - громко спросила она, не скрывая враждебности. Был бы это кто-то другой, то, возможно, ее голос прозвучал бы иначе, но у двери, согнувшись над засовом, стоял человек, бывший одним из первых на подоз-рении.
   Петр, вздрогнув, обернулся, уронив что-то, и это что-то со стуком покати-лось по полу.
   - Е-мое, чего пугаешь?! Думать же надо! Так недолго и инфаркт поймать!
   - Куда ты собрался! - повторила Алина, быстро идя через холл. Петр на-клонился и поднял странный предмет, повернул его, глядя на свет - не трес-нул ли где. Алина увидела, что это была игрушка - стеклянный шар, напол-ненный какой-то жидкостью, в которой, взметнувшись от сотрясения, буше-вала золотая вьюга.
   - Куда собрался? Автобус хочу проверить, - от Петра ощутимо пахнуло перегаром - похоже, он таки не удержался и приложился к хозяйской водоч-ке.
   - Ночью?
   - Вот именно ночью с ним и может случиться какая-нибудь фигня! - в го-лосе водителя появилось раздражение. - Мало ли, кто здесь может шляться! И вообще, чего я перед тобой отчитываться должен?! Ах, ну да!.. Сливка вас завез, Сливка во всем виноват, он же чеченский террорист и похититель!.. а я, блин, забыл про это! Мне походить по комнатам, разрешения спросить выйти?! Может мне и на толчок сходить разрешения спрашивать?!
   - Чего ты психуешь? - Алина пристально взглянула на его лицо, хранив-шее выражение справедливого негодования, и нервно проехалась зубами по нижней губе. - Нормальный, вполне естественный вопрос... Чего ты так дер-гаешься?!
   Петр, фыркнув, открыл замок и потянул тяжелую дверь на себя. Та с лег-ким скрипом отворилась, впустив в холл дождевые брызги и порыв осеннего ветра, взметнувшего волосы девушки и переброшенный через ее руку халат.
   - А, идите вы все... надоели мне до... Че хочу, то и делаю!.. Я за этот ав-тобус в ответе! Я...
   Не договорив, он отвернулся и открыл дверь пошире.
   - Этот шар... он твой? Или ты нашел его в своей комнате? - вдруг вырва-лось у Алины. Петр повернул голову, непонимающе глядя на нее.
   - А что? Ну, нашел. А что? Я... я ведь не собираюсь... я его... А что тебе-то?!
   - Ты собираешься с его помощью проверять автобус, что ли?
   Сливка взглянул на нее с такой свирепостью, что Алина даже невольно сделала шаг назад.
   - Тебе че от меня надо, а?! Так взял, для... ну, короче... Да могу и тебе ос-тавить, чтоб не цеплялась! - он поднял руку с шаром, потом крепче сжал пальцы. - Нет, не оставлю. Шла бы ты спать, девочка, достала уже!
   - Он что-то для тебя значит?
   Лицо Петра внезапно стало очень несчастным. Он резко отвернулся и шагнул за порог.
   - Смотри там, поосторожней, мне показалось, я кого-то видела из окна, на дорожке...
   Дверь закрылась, слегка стукнув о косяк и отрезав от водителя ее слова. Алина несколько секунд смотрела на нее, потом отвернулась и начала под-ниматься по лестнице.
   Петр врал или просто что-то не договаривал, но очевидным было только одно - ему так же не по себе, как и остальным. Пожалуй, даже страшно. Дей-ствительно ли он пошел проверять автобус (и чего там проверять, хотя фиг их разберет, этих водителей!) или это отговорка. Что он хочет делать там в темноте, под дождем? А шар? Как он в него вцепился! Он наверняка что-то...
   Алина вдруг вспомнила, как несколько часов назад, еще в автобусе, Петр, запинаясь от волнения, пытался объяснить им, что автобус этот на самом де-ле вовсе не его.
   ...барахло это на ветровом не болтается... я этого не люблю!.. у меня только на приборке русалка стояла... русалка в шаре...там вода и в ней бле-стки... они на ходу все время кружатся вокруг нее... но ее нет...ее нет...
   Она даже остановилась на одной из ступенек, потом снова быстро начала подниматься. "Что это значит?! - монотонно стучало у нее в голове. - Что это значит, чтоэтозначит, чтоэтозна..."
   Дверь в ванную оказалась заперта, и из-за нее несся шум воды. Алина не-сколько раз дернула ее, с минуту погуляла от стены к стене, вспоминая не-счастное лицо водителя, потом решительно постучала. Из-за двери что-то не-довольно буркнули. Алина, прислонившись к стене, подождала еще минуту.
   Цветочные куколки в ящике тумбочки... полный ящик цветочных куко-лок...
   Тебе ведь пять было, Аля? Пять?
   Достаточно было закричать, Аля. Просто закричать. У тебя ведь был сильный голос. Тебя могли бы услышать... но ты струсила, хотя тебе уже было пять, Аля... и теперь за это ты сполна наша девочка...
   Закусив губу, она развернулась и снова постучала.
   - Сейчас! - раздраженно ответила дверь евсигнеевским голосом. - Уже иду!
   Настроение у Алины испортилось еще больше, и она тоскливо взглянула туда, где за поворотом коридора скрывалась дверь в ее комнату, размышляя - не отступить ли туда, пока бизнесмен не покинет ванную. Пусть Алексей не так давно и расшаркивался перед ней и выставлял себя воплощением любез-ности и кротости, он не стал от этого более приятен. И пугать ее не перестал.
   Где-то дальше по коридору отворилась дверь, и Алина повернула голову и вытянула шею, словно таким образом могла из-за округлой стены увидеть, чья эта комната. В тот же момент щелкнул замок, и из ванной вышел Алек-сей, сжимая в мокрых руках сложенное полотенце. На его лице блестели кап-ли воды, влажные черные волосы были небрежно откинуты назад.
   - Прошу! По-дурацки дом устроили - комнат куча, а ванная только одна. Извините, что заставил вас ждать, - сказал он и улыбнулся. Улыбка была с налетом искусственности, как и приветливо-вежливый голос, словно Евсиг-неев пытался за ними что-то спрятать - что-то, чего показывать ей, Алине, было никак нельзя. Говоря, он не смотрел ей в глаза, но украдкой разгляды-вал ее лицо, и она почувствовала во всем его облике некую старательно скрываемую тревогу, даже испуг, словно его только что застукали на месте преступления.
   - Ничего, - пробормотала Алина и проворно скользнула мимо него в ван-ную. Закрыв дверь и защелкнув замок, она прижалась к двери ухом и не-сколько секунд вслушивалась в удаляющиеся шаги. Потом вздохнула и на-правилась к ванной. Наверное, до тех пор, пока не наступит утро, ей во всех, даже в кажущейся совершенно безобидной и пугливой Светлане, будет ме-рещиться нечто зловещее.
   Она подошла к ванне, открыла кран, отрегулировала воду и переключила на душ. Ванная начала заполняться паром, пронизанным колеблющимся зе-леновато-голубым светом. Алина быстро разделась, небрежно побросав оде-жду на стул, и шагнула в ванную.
   Поворачиваясь под щекочущими горячими струями, она пыталась ни о чем не думать, но получалось плохо. Алина бы дорого дала, чтобы узнать - нашли ли что-нибудь остальные... и вообще, что они сейчас делают в своих комнатах?
   Цветы в ящике стола... для чего они... для кого они... почему они свежие, если в доме никого нет?.. ведь они уже больше четырех часов здесь и никого не видели... за это время цветы должны были завять...
   А в доме действительно никого нет?
   Или, может, цветы не завяли потому, что здесь в открытом грунте цветут гиацинты?..
   Зачем водитель на самом деле пошел на улицу?.. и эта игрушка... эта иг-рушка...
   В дверь постучали - громко, требовательно и настолько уверенно, словно постучавший был здесь хозяином.
   - Секундочку! - крикнула Алина, выключила воду и потянула к себе большое махровое полотенце. Вытираясь, она перешагнула через бортик ванной и спустилась по ступенькам. Повесила влажное полотенце на крючок и, надевая халат, подошла к раковине, полочка над которой была уставлена флаконами духов. Вскользь глянув на нее, Алина ухмыльнулась с неожидан-ной циничностью.
   - "Клема", - негромко произнесла она, потом посмотрела на полку более внимательно. Протянула руку и сняла с нее один из флаконов, на котором черными витиеватыми буковками было написано: "Cliema".
   Ей захотелось выругаться. Или разбить что-нибудь. Те же духи, например. С размаху об стену. Или об лампу, что еще лучше. Наверное, она бы так и сделала, если бы ее взгляд не упал на раковину.
   На голубом фаянсе еще блестели прозрачные капельки воды, а на самом верху раковины, в ложбинке возле обвода, как живые, свернулись две совсем другие капельки густого красного цвета, похожие на свежую эмаль.
   Она поставила духи на место и схватила со столика упаковку ватных па-лочек. Открыла ее, достала одну и осторожно дотронулась до одной из капе-лек, и по вате поползло вверх ярко-красное. Алина покрутила палочку перед глазами, разглядывая так и этак.
   Дверь вздрогнула от сильного, злого удара.
   - Ты там что - утонула?! - прокричал голос Рощиной. Алина повернула голову и посмотрела на дверь сужеными глазами. Так-так, их высочество снова решила посетить свою ванную?
   - Я же сказала - сейчас! - процедила она сквозь зубы. - Оставь дверь в по-кое!
   Снова взглянула на палочку, потом осторожно понюхала пропитанную красным вату. Та ничем особым не пахла. Но, скорее всего, кровь. И что уди-вительного - у Евсигнеева ссадина на лбу, промывал, наверное. Лицо же у него было мокрое...
   А вот на ссадине подсохшая корка, уже потемневшая - ведь если кровь, то хотя бы часть этой корки должны были содрать? Разве нет?
   А может он еще где-то поранился? Аля, шла бы ты спать, пока совсем умом не поехала!
   Алина швырнула палочку в ведерко, открыла кран и плеснула водой на капли, которые тотчас же тонкими ярко-алыми ниточками стекли в сливное отверстие.
   Открывая дверь, она уже приготовилась к стычке с Мариной, но коридор оказался пустым. Алина недоуменно покрутила головой по сторонам, потом прошла вперед по коридору и почти сразу увидела Рощину - как раз в тот момент, когда она шагнула в комнату Виталия - так стремительно, что Алине показалось, будто Марину рывком вдернула в комнату некая невидимая сила. Дверь за ней захлопнулась, спустя секунду щелкнул замок, а еще спустя се-кунду из-за двери донеслись весьма характерные звуки. Алина, порозовев, отвернулась и быстро пошла прочь.
   "Ничего себе! - ошеломленно-раздраженно крутилось у нее в голове. - Быстро, однако! Конечно, этого следовало ожидать... Вот козел!.."
   К тому моменту, когда Алина закрыла дверь своей комнаты, все непонят-ки как-то сами собой отступили на второй план, выпустив на первый глухую, какую-то оскорбленную и совершенно непонятную злость. Она держала цеп-ко и не отпускала ее до тех пор, пока Алина не выдвинула снова ящик тум-бочки - на этот раз до конца, и не вытащила из груды пронзенных спичками цветов предмет, который не заметила раньше.
   После этого она еще почти час сидела, тупо глядя на до конца выдвину-тый ящик. Ее правая ладонь нервно скользила по шее взад и вперед, до крас-ноты растирая тонкую кожу, а подвеска продолжала напевать свой мотив, и серебристая музыка была тоскливой и холодной, как бьющие в оконное стек-ло дождевые капли.
  * * *
  
   Где-то неподалеку хрустнула ветка, и он, очнувшись, испуганно вскинул голову. Глянул в лобовое стекло, потом в боковое, затем включил фары. На дорогу легли два бледных круга света, и некоторое время Петр очень внима-тельно смотрел на колыхающуюся серебристую занавесь дождевых капель перед автобусом. Потом оглядел лишь слегка осветившиеся заросли с обеих сторон дороги. Там, куда проникал свет, были только мокрые стволы деревь-ев, в глубине же леса свернулась непроглядная тьма, но она казалась непод-вижной. Водитель хмыкнул, потом взглянул на часы и удивленно вздернул светлые брови. Он просидел в автобусе черт знает сколько и даже не заметил, как прошло время.
   Петр взглянул на приборную доску, где стоял шар с русалкой, протянул руку и встряхнул его. В шаре закружилась золотая метель. Он удовлетворен-но кивнул и встал, держа игрушку в руке. Оглянулся на пустой темный са-лон, потом прошелся по нему, проверяя, тщательно ли закрыты форточки, после чего вернулся к своему месту и хмуро взглянул на висящие перед вет-ровым стеклом цветные игрушки. Щелкнул по одной из них, негромко ска-зав:
   - Пам!
   Резиновая обезьянка закачалась, вращаясь вокруг своей оси. Петр скри-вился и отвернулся от нее, внезапно ощутив в груди странную пустоту. Все было неправильно, все было как-то очень неправильно, как-то не так... слов-но его провели, но он не мог понять, в чем именно. И пассажиры... нужно было думать о пассажирах - о каждом в отдельности, сейчас это показалось очень важным, потому что на самом...
   Все исчезло.
   Петр неуверенно улыбнулся и потер грудь под тонким влажным свитером, потом застегнул "молнию" куртки. Он устал. Да, наверное, все это потому, что он устал. В конце концов, он всего лишь шофер. Он не обязан что-то вы-яснять. И он не обязан брать на себя столько ответственности. Он отвечал за автобус, но тот автобус исчез. Он отвечал за людей, но только пока они были в автобусе. Теперь они из него вышли и, следовательно, сами по себе, а он - сам по себе. Они больше не пассажиры. И они ничем не лучше его.
   Петр резко отвернулся от руля. Господи, да что он делает в этом кошмар-ном автобусе. Он проверил его, он убедился, что это действительно его авто-бус, а теперь он пойдет и ляжет спать! Хватит с него на сегодня!
   Сливка закурил, потом спустился по ступенькам, закрыл за собой дверь и, прищурившись, посмотрел сквозь дождь на особняк, пряча папиросу под со-гнутыми пальцами - туда, где на втором и третьем этажах ярко горели не-сколько окон - кто-то, несмотря на глубокую ночь, тоже не спал. На этот раз ему показалось, что особняк находится гораздо дальше, чем раньше, словно пока Петр сидел в автобусе, дом неслышно отступил подальше к лесу. Он не сразу сообразил, в чем дело, и только, когда сделала несколько шагов, понял.
   Кто-то выключил все фонари.
   Где-то рядом раздался едва слышный шелест, почти заглушенный стуком капель, словно кто-то раздвинул мокрые ветки. Петр испуганно оглянулся, крепко сжав шар в мокрых пальцах, но ничего не увидел и быстро зашагал к дому.
  
  VI.
  
   Она резко села на кровати, судорожно прижимая к груди одеяло и широко раскрытыми глазами глядя в темноту. Дыхание с сухим свистом вырывалось из легких короткими, болезненными толчками, тело била крупная дрожь, бе-лье прилипло к коже, мгновенно покрывшейся испариной.
   Ее рука бестолково запрыгала по стене, ища выключатель бра и не находя его. На мгновение мелькнула испуганная мысль, что он вообще пропал - что-то в этом доме появляется, а что-то исчезает... но тут ее палец нашарил не-видимую кнопку и ткнул в нее, с легким треском сломав ноготь. Неяркий свет обнажил комнату, на полу которой кружились тени от беспрерывно вращающейся подвески.
   Алина негромко всхлипнула, обхватив руками себя вместе с одеялом, по-том обтерла ладонью мокрое лицо и задышала немного ровнее.
   Это был сон, даже не сон, а мгновение сна, наполненное не видениями, а болью - такой сильной, словно чья-то рука в железной перчатке сжала ее сердце и раздавила его, и такой реальной, что ей показалось, что она умирает. Но, несмотря ни на что, это был всего лишь сон.
   Она подождала немного, сидя на кровати очень прямо. Боль не возвраща-лась. Да и не могла вернуться, если это был сон. Она ведь здоровая женщина, отнюдь не сердечница. Это был сон.
   Алина отбросила одеяло и подтянула ноги к груди. Ее взгляд упал на ча-сы, показывавшие начало третьего. До утра оставалось всего лишь несколько часов, но этого вполне хватит, чтобы поспать.
   Вместо того, чтобы выключить свет и нырнуть обратно под одеяло, она слезла с кровати и подошла к зашторенному окну. Недавний сон уже начинал казаться далеким, как и страх, их сменила тревога, непонятная, смутная и тя-гостная - то ли случилось что-то, то ли случится, то ли случается сейчас... Алина тряхнула разлохматившейся головой, пальцами раздвинула шторы и глянула в щелку. Единственное, что она увидела, были барабанящие по стек-лу капли и смутные очертания ели возле дома. Фонари, раньше заливавшие двор размытым призрачным светом, были выключены.
   Нахмурившись, Алина отвернулась от окна и задумчиво посмотрела на дверь. Подошла к тумбочке и выдвинула ящик. Ни жуткий предмет, ни цветы никуда не пропали, но уже в полном соответствии с законами природы нача-ли вянуть, и когда она дернула ящик, из него выпорхнуло целое облако бе-лых пушинок и слегка пахнуло залежавшимися лепестками. Она снова взгля-нула на дверь, запустив пальцы в рыжие кудри, потом решительно сдернула со стула халат и, надевая его, подошла и повернула замок. Потом осторожно отворила дверь и выглянула в полутемный коридор. И сразу же увидела Ви-талия - он в одних трусах стоял неподалеку, глядя куда-то в пространство и потирая ладонью голую грудь. Отчего-то Алине показалось, что он остано-вился внезапно, и даже в полумраке было видно, какое белое у него лицо.
   - Почему не спите? - негромко спросил он, не повернув головы.
   - А вы? - Алина вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. - Вам пло-хо?
   - Нет, отчего же, хорошо, - Виталий опустил руку. Его кожа снова приоб-рела нормальный цвет. - Хорошо и даже очень.
   - Ну, еще бы?! - Алина невольно усмехнулась, кутаясь в халат. - Если так затейливо проводить время...
   - Вы не только подслушиваете, но и подглядываете? - осведомился он не менее иронично.
   - Было бы за кем. Случайно увидела, - она повернулась, глядя туда, где за-круглялся коридор, уводя к лестнице.
   - Да ну? Моя комната находится очень далеко и от вашей, и от ванной. Что вы там делали? Совершали ночной моцион?
   Алина раздраженно скривила губы - ей было не до пререканий.
   - Думайте, что хотите! Не знаете - Петр вернулся?
   Виталий резко повернулся к ней.
   - А он выходил?
   - Да, в начале первого, - Алина едва удержалась от еще одного язвитель-ного замечания. - Он сказал, что хочет проверить автобус. Он показался мне немного странным...
   - И вы мне не сказали!
   - Простите, я забыла, что вы здесь главный.
   Виталий открыл рот и тут же закрыл его. Только хмыкнул.
   - Может, и надо было, но... и вы были заняты, и мне не хотелось панику наводить. Думаете, он пошел пошептаться со сподвижниками? Кстати, это, наверное, он фонари вокруг дома выключил.
   - Фонари выключены?!
   Виталий тут же пожалел о вырвавшихся словах - на губах Алины появи-лась ухмылка такой концентрированной ехидности, какой при разумной эко-номии хватило бы на год использования.
   - Ладно. Знаешь, где его комната?
   Алина кивнула, отбрасывая с глаз медные пряди.
   - Сходи, посмотри - там ли он. А я спущусь, проверю дверь и включу фо-нари.
   - Только смотри - вдруг там засада, - почти серьезно предупредила она, тоже поменяв местоимения. Ей тут же вспомнилась мелькнувшая в зарослях тень... да нет, вероятно, померещилось.
   - Так я ее сразу увижу - по зонтикам, - отозвался Виталий и проворно метнулся по направлению к своей комнате. Передвигался он бесшумно и так стремительно, что Алина едва успела уловить его движения - казалось, он только что стоял тут и вдруг таинственным образом исчез. Почти сразу же за поворотом открылась дверь его комнаты.
   Интересно, Марина там или уже ушла?
   Это нездоровый интерес, Суханова. Так что катись наверх выполнять приказание! А вдруг водитель с топором выскочит? Или с гаечным ключом? Он нервный. Может, пойти в зал и прихватить что-нибудь из коллекции. Тот же моргенштерн, например, если поднимешь. Такая утренняя звезда ес-ли взойдет над чьей-нибудь головой, так...
   Конечно, ты можешь взять и то, что лежит в ящике твоей тумбочки. Ты ведь знаешь, как с этим обращаются?
   Это не тот же самый! Это ошибка! Этого быть не может!
   Тебе ведь пять было?..
   Так, ладонь прочь от шеи, лицо побезмятежней... ты идешь выполнять ре-альные действия... а не размышлять, что да почему и откуда взялось!..
   Поднявшись до середины лестничного пролета, Алина застыла, изумлен-ная увиденным. На площадке третьего этажа, возле стены, стоял Жора, чья одежда так же, как и у Виталия, не отличалась разнообразием, отчего он те-перь выглядел еще более внушительным - огромный, загорелый, с мощными буграми мускулов, с крепким торсом, который, наверное, мог бы без особого ущерба для себя выдержать удар джиповского бампера. Вершинин походил на скульптуру молодого Геракла, в процессе подвигов пристрастившегося к табаку и живописи, поскольку в пальцах его одной руки торчала дымящаяся сигарета, а в пальцах другой был зажат какой-то слегка помятый рисунок. Жора переводил взгляд с этого рисунка на висевшую перед ним на стене фэнтезийную картину, которых, как успела заметить Алина, в доме было до-вольно много. Выражение лица Жоры было растерянным и свирепым. Появ-ления Алины он даже не заметил.
   - Что ты делаешь? - поинтересовалась она, поднимаясь на площадку. Жо-ра неприветливо покосился на нее.
   - Господи, ты здесь откуда?! Впрочем... - он отвернулся. Судя по всему, вопрос он задал машинально и ответ был ему неинтересен.
   - А не поздновато ли для...
   - Черт подери! - неожиданно рявкнул Жора и дернул головой, отчего его длинные, стянутые в хвост волосы слегка колыхнулись. - Неужели в таком большом доме человек даже ночью не может побыть в гордом одиночестве?!
   Алина, пожав плечами, осторожно обошла его и пошла по коридору. Она не стала возмущаться, а уж тем более скандалить. Наверное, мало кто захотел бы скандалить, находясь от Вершинина в непосредственной близости.
   Да чего он так злобствует из-за этих картин? Что они для него?
   Она помнила, что дверь в комнату водителя была второй от лестницы. За-помнить это было несложно, поскольку его соседями были Ольга и Алексей, которые, размещаясь в своих комнатах, успели сцепиться и втянуть в свою свару и Петра, почти сразу же ставшего третьей стороной, чье участие за-ключалось в изрекании разнообразных и красочных пожеланий и высказыва-ний в адрес двух других сторон.
   Алина постучала, но ответа не получила. Решив, что Петр, возможно, спит (представляешь, ночью - и спит - до чего ж удивительно!), она постучала снова - на этот раз громче. От последнего удара дверь вдруг податливо кач-нулась внутрь, и Алина, от неожиданности потеряв равновесие, чуть не вва-лилась в комнату.
   Здесь было темно. Она несколько секунд послушала тишину, потом наша-рила на стене выключатель и решительно нажала, прищурившись навстречу вспыхнувшему свету.
   В комнате сильно пахло холодным табачным дымом. Застеленная кровать была лишь чуть-чуть смята, и в целом комната бы выглядела совершенно нежилой, если бы не придвинутый к кровати низкий столик, на котором стояли стакан, на две трети пустая бутылка водки и пепельница с нескольки-ми окурками.
   Похоже, что, выйдя отсюда в начале первого, Петр так и не возвращался. Может, заснул в автобусе спьяну, если эти две трети бутылки сам употребил, а не в компании того же, например, Кривцова?
   Или сидит в кустах и совещается со сподвижниками.
   Чего-то не очень он похож на человека, у которого могут быть такие сподвижники. Если он и способен на что-то криминальное, то так - стянуть по мелочи...
   Психолог ты хренов!..
   Алина погасила свет, вышла из комнаты и некоторое время стояла в кори-доре, задумчиво глядя на двери соседних комнат, на порогах которых лежали узкие полоски света - и там и там не спали. Кто хуже?
   В конце концов, она постучала в дверь комнаты Алексея, но и там ей не ответили. Она осторожно приоткрыла дверь. В пустой комнате царил кавар-дак - шкаф распахнут, покрывало косо свисает с разворошенной кровати, на подушке брошен сотовый телефон, возле кроватной ножки - скомканное по-лотенце, одеяло валяется на полу, тут же разбросаны какие-то безделушки, словно их одним махом смели с тумбочки, одежда кое-как свалена на пол. На драку не похоже, скорее всего, нынче ночью у бизнесмена было очень плохое настроение.
   Только где он сам?
   Алина развернулась, вышла и уже без всяких церемоний и раздумий толк-нула дверь в комнату Ольги. Та тоже была пуста. Разобранная кровать лишь слегка смята, и кажется что с нее встали очень давно, одна из створок шкафа открыта, на спинке стула висит темно-красное Ольгино платье, возле жур-нального столика валяется пустая бутылка вина, в воздухе стоит табачный и едва уловимый винный запах... и какой-то еще, наводящий на мысли о почти забытых уроках химии. Алина подошла к журнальному столику, подняла бу-тылку и, прочтя название, криво ухмыльнулась, потом рассеянно скользнула взглядом по круглой столешнице. В одном месте полировка почернела и по-шла пузырями, словно от ожога. Стоявший рядом стул был перевернут, словно кто-то вскочил с него в очень большой спешке.
   Алина выбежала из комнаты, всполошенно обмахнула взглядом в обе сто-роны пустой коридор, быстро дошла до следующей комнаты и распахнула дверь. Ее взгляд сразу же упал на компьютер, стоявший на угловом столе, и, вздохнув с некоторой долей облегчения, Алина дверь закрыла - в комнате с компьютером жил Жора, а где он находился, ей было известно. А вот кто разместился в остальных комнатах? Вместе с ней на втором этаже останови-лись Виталий, Марина и Борис... значит тут еще должны быть комнаты Кри-стины, Олега и Светы.
   Дверь следующей комнаты оказалась чуть приоткрыта. Алина заглянула в щель, но дальше открывать дверь не стала - и так было видно, что комната пуста, а черная кепка, надетая на один из набалдашников кровати, указывала на Кривцова, который так же, как и обитатели предыдущих комнат, испарил-ся неведомо куда.
   - И что это мы делаем?!
   Вздрогнув от неожиданности, она дернулась, несильно стукнувшись вис-ком о косяк, обернулась и, увидев того, кто задал вопрос, ойкнула и снова дернулась, снова стукнувшись - на этот раз спиной об дверь, отчего та за-хлопнулась.
   - Так что это мы делаем? - повторил Олег. В его голосе не было ни подоз-рительности, ни справедливого негодования человека, в комнату которого пытаются влезть без его разрешения - только простодушный, почти детский интерес.
   - А вы что делаем? - в свою очередь спросила Алина, считая что в данной ситуации имеет больше прав на такой вопрос.
   Если бы не добродушное выражение лица и смеющийся, чуть затуманен-ный то ли сном, то ли какими-то размышлениями взгляд карих глаз, Олег бы сейчас имел довольно угрожающий вид. За кожаным ремнем джинсов были рассованы квилон1, несколько кинжалов в ножнах и дага, за плечом болта-лась, сверкая золотой насечкой, азербайджанская сабля. В левой руке он держал роскошный каратати, а в правой тащил полутораручный меч, оперев его для удобства клинком на плечо.
   - Мы идем спать, - Олег опустил меч - очень осторожно, но тот стукнул-таки об пол. - И кому другому мы бы сказали много нехороших слов по по-воду подглядывания в чужую комнату без разрешения хозяина, но вам мы можем лишь смущенно улыбнуться и проследовать своим курсом.
   - Извини... я просто проверяла... Олег, все куда-то делись... на этом эта-же. Никого нет в своей комнате...
   - Ну, вот я сейчас буду в своей комнате, - утешительно сообщил Кривцов и сделал попытку снова водрузить меч на плечо, отчего чуть его не уронил. - Если хочешь, то и ты можешь быть в моей комнате. Могу даже прочесть тебе познавательную лекцию. Вот, например, этот кинжал, слева, - Олег шевель-нул локтем в нужную сторону, - европейский, века, по-моему, шестнадцато-го, его называли "ушастый кинжал" и он...
   - Ты собрался на войну? - перебила его Алина, немало изумленная и ви-дом Олега, и равнодушием, с каким он отнесся к пропаже остальных. Крив-цов чуть поморщился.
   - Да нет, просто хотел оружие поизучать... спокойно. Я верну, не беспо-койся.
   - А на месте нельзя было изучить?
   Олег снова поморщился, но на этот раз так, словно откусил от чего-то гнилого.
   - Да ну, там ювелир сидит - с таким видом, будто его месяц в уксусе вы-мачивали. Какое там изучение!..
   - Борис?
   - Ну да, - Олег бочком пробирался мимо нее к двери своей комнаты. - Си-дит там, как...
   - А больше ты никого не видел?
   Олег пожал плечами, вернее попытался это сделать.
   - Ну, меня никто не окликал, во всяком случае. Да я и ювелира бы не заме-тил, если б о его ногу не споткнулся. В зале всего одна лампочка и горит.
   Он ногой открыл дверь, вошел, аккуратно ссыпал оружие на кровать и вернулся обратно к двери.
   - А... Жорку видел возле лестницы. А в чем дело-то.
   - Да водитель пару часов назад вышел автобус проверить, и, похоже, до сих пор не вернулся.
   Олег расплылся в добродушной улыбке.
   - Не удивительно, он же водитель... небось, и бутылочку с собой туда прихватил, - он прижал руку к сердцу. - Аля, все это не удивительно, в этом чертовом доме никто не может заснуть, вот и разбрелись все кто куда.
   Он толкнул дверь, но Алина успела всунуть ногу между створкой двери и косяком.
   - Ого, Аля, ну не так же открове...
   - Разве не ты говорил мне о наблюдательности?!
   - О наблюдательности, но не о панике.
   - Но вы же все недавно слушали то, что я говорила! Анализировали и слушали! И ты слушал!
   - Слушал. И буду слушать. Но не сейчас... я же уже сказал тебе... Аля, мне чертовски нравится твоя нога, но я хочу закрыть дверь!
   - Ты нашел в своей комнате что-то знакомое?
   Глаза Олега внезапно потемнели, а лицо окаменело, став совершенно не-знакомым.
   - Убери ногу! - произнес он свистящим злым шепотом.
   Алина отскочила назад, и дверь хлопнула перед ее лицом.
   Реакция была красноречивей слов. Он тоже что-то нашел, и это явно не хорошие воспоминания.
   Ты тоже нашел свой старый грех? А сколько тебе было лет?..
   Паника...
   Зачем она, дура, спросила? А вдруг он захочет узнать, что же нашла она? И с чем это связано? Она ведь не может об этом рассказать - и не скажет... никто этого не знает.
   Стучать в комнату Светы она не стала - просто зло пихнула дверь ногой. Светлана не возразила по причине отсутствия. В комнате действительно бы-ло много света и розовые обои с золотыми птицами. Сумка Бережной стояла в углу, на стуле висела аккуратно сложенная одежда, на журнальном столике валялся пустой пакетик из-под жареной картошки. Застеленная кровать была идеально гладкой, на нее даже не присаживались.
   Последняя жилая комната - Кристины - тоже оказалась пустой. В ней ви-тал смешанный и густой запах благовоний, жженых свечей и каких-то трав. Везде валялись, раскатившись, дешевые безделушки, едва слышно жужжал диск в музыкальном центре, но звук был выключен. Вокруг кровати на полу каким-то коричнево-зеленым порошком был очерчен круг. Алина пожала плечами. Это как раз было не очень удивительно - Кристина, похоже, ма-лость повернута на этом деле. Удивительно, где сама Кристина, а вот это...
   А может она настолько повернута, что сама все это и организовала? Люди, порой, сходят с ума весьма оригинально...
   Алина проверила балкон, тоже оказавшийся пустым, и быстро вышла из комнаты. Направилась было в сторону лестницы, но тут же остановилась и повернула голову.
   Единственным помещением на третьем этаже, куда она не заглянула, была тренажерная комната, находившаяся за округлым поворотом, и приглушен-ные монотонные механические звуки долетели именно оттуда.
   Она быстро пошла вперед, и по мере ее приближения звук нарастал, к не-му прибавился механический лязг и чье-то хриплое дыхание. В тренажерной явно кто-то занимался, невзирая на глубокую ночь, - и чем это изумительней Олега, с бряцаньем волокущего в свою комнату груду холодного оружия?
   Дверь была плотно закрыта. Алина, наклонившись, несколько секунд слушала, чувствуя себя при этом ужасно глупо. Что она здесь делает? В кон-це концов, ей нужно было всего лишь проверить комнату Петра. Она это сде-лала, а остальным пусть занимается Виталий, с самого начала возложивший на себя обязанности главнокомандующего! Ну разбрелись все - ну и что?! Она, между прочим, тоже сейчас не в своей комнате. Может, и в нее сейчас кто-нибудь заглядывает и, поводя очами, бормочет: "А Алины-то здесь нет, это очень подозрительно, может, в ней-то все и дело?" Лучше вернуться к себе, лежать на кровати и слушать, как...
   Алина мотнула головой, стиснула зубы и осторожно приоткрыла дверь, возблагодарив того, кто ее ставил, - петли не скрипнули.
   Евсигнеев сидел на тренажере в дальнем углу затылком к двери, методич-но сводя и разводя руки, громко вдыхая и выдыхая. Его спина блестела от пота, под мокрой кожей ритмично перекатывались мускулы.
   Алина подалась назад, и в тот же момент Алексей резко замер. Поняв, что это означает, она метнулась прочь - как раз тогда, когда голова Евсигнеева уже поворачивалась к двери.
   Скользнув за поворот, Алина услышала, как Алексей вышел в коридор и его негромкий голос произнес:
   - Кто тут шляется?!..
   Ее взгляд упал на дверь в комнату Кристины. Она открыла ее и беззвучно закрыла за собой. Погасила свет и прижалась к стене за дверью, бесшумно дыша в удушливой от благовоний темноте.
   Шаги приблизились, потом затихли неподалеку от двери. Алина услыша-ла, как Алексей озадаченно хмыкнул, прошел чуть подальше, потом остано-вился, и негромко, почти шепотом произнес:
   - Лешка?..
   В голосе были странная отчаянная надежда и страх, словно Алексей с не-терпением ждал отклика, собираясь, услышав его, тут же убежать и запереть-ся покрепче. Наступило молчание, потом Алексей уже прежним своим рез-ким и раздраженным голосом буркнул:
   - Узнаю - матку выверну!
   Громко хлопнула дверь тренажерной. Алина вздрогнула, зажмурившись, потом осторожно открыла свою дверь и выглянула в пустой коридор. Потом вышла из комнаты, тихо притворила дверь и мелкими шажками побежала по коридору.
   Почему Евсигнеев позвал мальчишку? Почему именно его? Он не похож на человека, беспокоящегося за чью-то жизнь, но почему же казалось, что он действительно надеялся, что это был именно Лешка?
   А тренажеры среди ночи?
   Господи, сумасшедший дом!
   Жора так и стоял на лестничной площадке. Теперь он изучал висевшую на стене картину, чуть ли не уткнувшись в нее носом. Алина осторожно обошла его и побежала вниз по лестнице. С размаху проскочив второй этаж и уже перепрыгнув через ступеньку лестницы, спускающейся к первому, она резко развернулась на одной ноге, взмахнув полами халата, и метнулась в коридор. Добежав до двери ванной, она ударила в нее кулаком и громко сказала в щель:
   - Марина!
   - Что надо?! - после короткого молчания зло ответил голос Рощиной сквозь шум воды. Алина покачала головой и тихо произнесла:
   - Ничего. Теперь ничего.
   Паника. Ничего значительного. Просто никто не может уснуть в этот про-клятом доме.
   Куда ты уйдешь от вещи, окатившей тебя плохими воспоминаниями? Ту-да, где эти воспоминания можно смыть воспоминаниями хорошими. Или где просто очень приятно, где ожила какая-то твоя мечта - пусть это тоже всего лишь вещь... Как долго после того, как открыла ящик до конца, ты наблюдала, как кружатся стеклянные цветы, слушала, как они поют?..
   Нет, это бред, почему ты решила, что другие тоже что-то нашли? Бред, бредбредбред... Иди спать!
   Дверь гостиной оказалась заперта, хотя света за ней не было. Удивленная Алина прижала к ней ухо, но ничего не услышала. Тогда она негромко по-стучала, и почти сразу же за дверью раздался легкий щелчок, а потом при-ближающиеся шаги. Дверь распахнулась, и в полуосвещенный коридор вы-глянула Ольга - растрепанная, с диковатым огоньком в глазах и странно сы-той, медленно исчезающей с влажных губ улыбкой. Одной рукой она при-держивала на груди распахивающийся халат с болтающимся поясом.
   - Что на этот раз? - неприветливо спросила она, убирая с глаз волосы. От нее слегка пахло вином. - Новая теория?
   - Водитель сюда не заходил?
   Брови-усики Харченко встали почти вертикально.
   - А за каким х... нет, не заходил. А в чем дело?
   - Два часа назад он пошел проверить автобус и, похоже, еще не вернулся. Я немного беспокоюсь. Виталий пошел на улицу, а я смотрю здесь, но пока его не видела. У себя в комнате его нет.
   Ольга прикусила губу и посмотрела на Алину с неожиданной задумчиво-стью.
   - Сейчас, - сказала она и скользнула в гостиную, прикрыв за собой дверь. Из-за нее донесся какой-то шорох. Рука Алины потянулась было к ручке, но дверь тут же распахнулась, и Ольга вышла в коридор, пальцами заправляя растрепанные волосы за уши. Теперь пояс ее халата был тщательно завязан. Закрывать за собой дверь она не стала.
   - Этот урод мне с самого начала не нравился! Завез нас неизвестно куда, а теперь, значит, автобус по ночам проверяет! Как же!..
   - Подожди! - опешила Алина, идя рядом с ней. - Почему сразу такие вы-воды?! Может с ним что-то случилось.
   - Это с нами что-то случилось, а с ним, можешь быть спокойна, все в по-рядке, - Ольга подозрительно покосилась на нее. - А ты что же, все это время сидела его ждала?!
   - Да нет. Кошмар приснился, вышла проветриться и проверить заодно. А его так и нет. А ты что делала в гостиной?
   - Кино смотрела, - Ольга сделала паузу, а когда снова заговорила, ее голос показался Алине слегка надтреснутым, но она не обратила на это внимания, глядя за скользящие мимо перила вниз, на освещенную лестницу - в холле включили свет. - Там актриса одна, Татьяна Дердюк... Слыхала?
   - Нет, - рассеянно ответила Алина, кутаясь в халат.
   - А ты, случайно, к модельному бизнесу отношения не имеешь?
   - Я?! - Алина фыркнула - не без нотки презрения. - Бог миловал!.. А по-чему ты спрашиваешь?
   - Да так, - Ольга слегка расслабилась, постукивая ногтями по перилам в такт шагам. - Да, ну и движуха здесь ночью! Клоун этот, Кривцов совсем не-давно заходил, из залы груду железок уволок, псих! Похоже, он на них со-всем повернутый - меня даже не заметил. А ювелир в зале заперся - давно уже. Пришел сам не свой и заперся. Олег чуть дверь не вынес, пока тот ему не открыл. Похоже, сегодня никто не спит.
   - Да, - отозвалась Алина упавшим голосом, - похоже.
   На этот раз холл заливал яркий свет. Они остановились неподалеку от ко-лонны, настороженно оглядываясь, и в тот же момент входная дверь распах-нулась, и в холл вместе с брызгами и ветром ворвался Виталий. Он запер за собой дверь, после чего стащил с себя мокрую куртку, надетую прямо на го-лое тело, и швырнул ее на вешалку. С куртки тут же интенсивно потекло - прямо на сверкающий паркет, но Виталий, не обращая на это внимания, вы-тер ладонью мокрое лицо, увидел две безмолвные и испуганные фигуры, за-стывшие возле колонны и подошел к ним, постукивая себя по бедру выклю-ченным фонариком. Серебряная цепь на его голой груди сейчас сверкала особенно ярко.
   - А, пополнение. Еще одна неспящая, - поприветствовал он Ольгу и пере-вел вопросительный взгляд на Алину. - Ну что, проверила этаж?
   - Да, его там нет. И на втором тоже. Посмотреть здесь?
   - А ты еще не посмотрела?! - Виталий удивленно вздернул брови, и брови Алины тоже взметнулись вверх, но возмущенно.
   - Я что - метеор?!
   - Ясно, девочки заболтались... Короче, входная дверь была незаперта, мокрых следов в коридоре я не видел. В автобусе пусто, вокруг дома тоже никого. Ты не заметила, когда Петр выходил, фонари были выключены?
   - Включены. Наверное, он их выключил позже, если вернулся в дом. Если нет следов, значит он вернулся давно.
   - Он или кто-то другой.
   - А может они сами? - Ольга посмотрела в сторону кухни. - Какое-нибудь реле или фотоэлемент.
   Виталий покачал головой.
   - Их отключили из подвала - я проверил. Кстати, в автобусе с нескольких кресел пропали чехлы.
   - Чехлы? - переспросила Алина. Ольга хмыкнула и направилась туда, где на крючке, среди прочих, висел ее френч. Виталий кивнул.
   - Да, кто-то снял чехлы с пяти кресел. Наверное, Петр, но зачем...
   Говоря, он, сдвинув брови, пристально разглядывал Алину, скользя взгля-дом по полам ее халата, и этот взгляд показался ей таким странным, что она сделала шаг назад и спросила:
   - Ты чего?
   - Да нет, ничего, - Виталий дернул головой. - Показалось. А она...
   - А водила с зонтиком на улицу выходил? - крикнула Ольга от вешалки.
   - Нет, - сказала Алина, подходя к ней. Ольга небрежным жестом указала ей на зонт Марины. Он все так же стоял раскрытый, каким его оставила хо-зяйка, но на прозрачном куполе блестели капли воды, и на паркете, куда упи-рались спицы, уже образовалось несколько лужиц.
   - Значит, он за ним вернулся, - задумчиво произнесла Ольга.
   - Это нелепо. Он бы взял его сразу, - заметил Виталий, разглядывая вися-щие пальто и куртки, потом протянул руку и начал ощупывать каждую по очереди. На пальто Алины его пальцы почти неуловимо задержались, потом перескочили на следующее.
   - Мне показалось, что он был не в том настроении, чтобы возвращаться, - сказала Алина, наблюдая за его действиями. - Одежда и так не успела высо-хнуть, зачем ты...
   - Чей это плащ? - резко, почти грубо перебил ее Виталий, дергая за рукав темно-серого плаща, висевшего посередине. Ольга прищурилась.
   - По-моему, этого дебила, Евсигнеева.
   - Он насквозь свежемокрый.
   Алина пощупала ткань плаща и убедилась, что Виталий прав.
   - Значит, он тоже выходил на улицу. Получается, совсем недавно. Но я только что видела его в тренажерной, - она задумалась. Волосы Алексея ка-зались влажными, но они могли быть влажными и от пота. - Мне показалось, он там уже давно.
   - В его плаще мог выходить кто-то другой...
   Все трое резко развернулись в сторону лестницы, навстречу раздавшимся шагам. Алине бы очень хотелось, чтобы это оказался Петр, но по лестнице спускался Жора. Его наряд не изменился, но рисунка в руках уже не было. Ольга скользнула по его торсу таким откровенно оценивающимся взглядом, что Вершинин слегка поежился.
   - Что, опять всеобщее собрание?! - громко вопросил он еще со ступенек. - Слушайте, ну вы просто неугомонные! Аля, твоя небось затея?! А я думаю - чего ты по ступенькам носишься вверх-вниз!
   - Да всего-то один раз... - возмутилась Алина, но Виталий махнул на нее рукой, останавливая и к чему-то прислушиваясь, потом развернулся и быст-рыми шагами направился в сторону бассейна. Все, не сговариваясь, двину-лись следом, даже Жора, которого на ходу быстро ввели в курс дела.
   - И что с того? - искренне изумился тот. - Здесь же, по-моему, вообще се-годня никто не спит, все шляются туда-сюда, словно в полдень на привозе. Кто-то еще захотел погулять...
   - Погода в самый раз! - ехидно произнесла Алина, потом вытянула шею, глядя в конец коридора, на приоткрытую дверь подвала.
   - Во всяком случае, я в бизнесменский плащ бы не влез.
   - Это уж точно, - голос Ольги был похож на кипящий мед. Жора снова по-ежился, покосившись на Харченко. Отчего-то рядом с ней он сейчас чувство-вал себя совращаемой малолеткой, хотя, конечно, был совсем не против сов-ращения.
   Виталий распахнул дверь, ведшую в "бассейную" и они сразу же увидели пропавшего водителя. Петр преспокойно стоял у бортика, вытирая полотен-цем мокрые волосы, и вид имел довольно безмятежный - ни следа той нер-возности и испуганности, которые Алина заметила в нем два часа назад, словно прогулка к автобусу совершенно его успокоила. Вода в бассейне еще колыхалась - очевидно, Петр только что из него вылез. В полуметре от води-теля стоял один из легких пластмассовых стульев, на котором была свалена его одежда в совершенно невыразимом беспорядке, больше похожая на еди-ный тугой ком, чем на отдельные вещи. Жора ухмыльнулся - точно также обращался со своей одеждой и его брат, ныне (и, наверное, слава богу!) по-койный...
   Жора напрягся - у него вдруг возникло странное ощущение искусствен-ности, нереальности - оно исчезло почти мгновенно, и Вершинин так и не понял, в связи с чем оно появилось. В его сознание ворвался голос Петра, и он вскинул глаза - водитель и Виталий уже препирались.
   - ... уже говорил, что я ни перед кем не обязан отчитываться! Я что - в тюрьме?! Выйти не могу?! Помешал я вам чем-то?! Чего вы все прискакали?! А, это все ты постаралась!.. - он ткнул в Алину пальцем, качнувшись вперед. Его правая нога вильнулась по скользкому полу, Петр взмахнул руками, ста-раясь удержать равновесие, но у него ничего не вышло, и он, вскрикнув, упал спиной вперед, с размаху ударившись ягодицами о бортик бассейна. Его дер-нувшаяся нога зацепила стул с одеждой, и тот кувыркнулся в воду, а следом кувыркнулся и сам Петр. Отфыркиваясь, он тут же вынырнул, охая и оглашая гулкое пространство разнообразными указаниями в адрес скользкого пола, бассейного бортика и бассейна вообще, которые эти указания выполнить не могли физически, поскольку являлись предметами неодушевленными, пере-мещаться не умели и приписываемых им водителем органов и родственников не имели. Ольга вскинула брови, а Алина деликатно уставилась на заросли в дальнем углу бассейна.
   - Отдохни, здесь все-таки дамы, - дружелюбно сказал Жора, присаживаясь на корточки рядом с бортиком и наблюдая, как Петр собирает свои расплыв-шиеся вещи. - Ничего не сломал?
   - Нормально! - буркнул водитель и вылез, ухватившись за протянутую ему руку Вершинина. Виталий не сделал попытки ему помочь - он стоял, скрестив руки на груди и задумчиво глядя перед собой.
   - И давно ты здесь плещешься?
   - Не знаю! - раздраженно буркнул Петр, машинально поглаживая постра-давшие ягодицы, обтянутые ярко-красными плавками. - Может час, может больше. Здесь здорово, я никогда в таком не... А в чем дело-то?
   - Да ни в чем, - Виталий мрачно взглянул на груду вещей на бортике бас-сейна, вокруг которой быстро расползалась лужа. Теперь никак нельзя было понять, действительно ли Петр пробыл здесь час или забежал за несколько минут до них, хотя... пол в холле ведь был сухим. Его взгляд упал на одну из рук водителя, массирующую ушибленное место, и на долю секунды в нем появилось недоумение, но тут же исчезло. - Ты пришел сюда прямо в курт-ке?
   - Я не знал, что в куртке сюда нельзя! - отрезал водитель, растерянно гля-дя на свои мокрые вещи. - Черт, какая неприятность, я принес сюда и ботин-ки, чтобы потом помыть... правда, не в бассейне, как получилось. Меня те-перь расстреляют?!
   - А чего ты так всполошился? - Виталий криво улыбнулся и глянул на стул, задумчиво плывущий в дальний угол бассейна, воздев к стеклянному потолку все четыре ножки. Доставать его из воды, судя по всему, никто не собирался. - Нервный?
   - Да! - Петр обвел всех мрачным, не лишенным враждебности взглядом. - Хотелось бы знать, у кого такое дурацкое чувство юмора?! Кто забрал чехлы с кресел моего автобуса?! И кто выключил фонари? Я шел обратно - чуть шею не сломал! Мы же договаривались, что фонари будут гореть всю ночь!
   - А разве это сделал не ты? - осведомилась Ольга. Петр фыркнул и открыл рот - очевидно для того, чтобы выдать очередной шедевр неформальной лек-сики, но тут же закрыл его и направился к шкафчику, сердито отпихивая со своего пути зеленые побеги и пышные соцветия.
   - Конечно же я! Кто же еще?! Мне в кайф заниматься по ночам подобной фигней! Я всего лишь пошел проверить автобус! Я беспокоюсь за автобус! А потом, раз не спится, решил поплавать! Я никогда не был в таком крутом бассейне! Что в этом такого?! Нет, вы точно все шизанутые! Не забудьте ут-ром вернуть чехлы на место! Пусть это и не тот автобус, на котором я выез-жал, но это казенное имущество, и за него могут взыскать!
   - А ты никого не видел, когда выходил? - в голосе Виталия послышались примирительные нотки, хотя выражение лица по-прежнему оставалось хму-рым.
   - Я и себя-то не видел! - рявкнул Петр, открывая дверцу шкафа. Виталий покачал головой и отвернулся.
   - Пойду, отнесу фонарь. Все это полный идиотизм!
   Он вышел в коридор. Жора весело посмотрел на плавающий в бассейне стул и последовал за Виталием. Водитель вытащил из шкафа пакет и вытрях-нул из него короткий белый махровый халат.
   - Как вы думаете - если я его надену, потом не будет заметно... я ведь не буду снимать этикетки. Он наверняка жутко дорогой.
   - Какая тебе разница - ты ведь уже надел плавки и купался в них, - с ус-мешкой сказала Алина отворачиваясь. Петр небрежно качнул головой.
   - Ну, если что, уж за такую мелочь я могу заплатить.
   - Подобная вещь может стоить не меньше двухсот долларов, - заметила Ольга. - Вряд ли в таком доме держат барахло. Так что не обольщайся.
   - Ты ведь шутишь? - спросил Петр с такой жалобной надеждой, что Ольга и Алина, не выдержав, расхохотались и тут же отрицательно покачали голо-вами.
   Тем временем Виталий и Жора стояли в подвале и озадаченно смотрели на шкафчик с бытовой химией.
   - Вот это уже совсем плохо, - Воробьев вопросительно взглянул на Жору. - Я-то не обратил внимания, когда заходил, но ты уверен, что они тут стоя-ли?
   - Конечно уверен! Олег еще этикетки вслух читал... Две здоровые такие бутыли, - Жора почесал затылок. - На хрена кому-то понадобилась соляная кислота?! Да еще ночью. Кто ее взял?!
   - Думаю, тот, кто выключил фонари и свистнул чехлы. Только зачем? - Виталий отвернулся от шкафчика и принялся методично обшаривать подвал. Жора снова почесал затылок, потом последовал его примеру.
   - Наверное, вернулись хозяева и решили с нами поиграть.
   - Ты забыл, о чем мы говорили вечером?! - раздраженно спросил Виталий, заглядывая за гудящий генератор. - С нами играют с самого начала, с тех пор, как запихнули в этот чертов автобус! Эти суки скорее всего за нами на-блюдают... и где гарантия, что одной из этих сук не является один из нас?! Другое дело, что до этого момента игра была относительно безобидной, но кислота, старик, это уже серьезно.
   - Здесь ее нет, - Жора выпрямился и потер голую грудь. - Скажем осталь-ным?
   - Пока не стоит, запаникуют... дождемся утра... - Виталий вцепился себе в волосы и зажмурился. - Столько непоняток... от всего этого может поехать крыша!
   Он открыл глаза и покосился на Жору. Ему безумно хотелось спросить, нашел ли он что-нибудь в своей комнате. Что-нибудь особенное...
   Эй, Бэк! Ко мне!..
   - Так или иначе, мне в этой хижине очень не по себе. Слушай, - голос Жо-ры чуть надломился, - как ты думаешь, два человека могут себе представлять что-то совершенно одинаково.
   - Одинаковые фантазии? - рассеянно спросил Виталий, с трудом вырыва-ясь из своих мыслей. - Не знаю, возможно. Зачем тебе?
   Жора нервно облизнул губы, потом сказал:
   - Да так. Как говаривал Пифагор: "Никогда не давай полной воли своему воображению: оно произведет чудовищ"! Пошли обратно.
   В "бассейной" уже никого не оказалось, свет был выключен, и в полумра-ке серебристо поблескивала чуть волнующаяся водная поверхность, и стул в углу бассейна колыхался вместе с ней. Всех бодрствующих они нашли в хол-ле, и к их удивлению, людей прибавилось - теперь здесь стояли Светлана и Кристина, которые о чем-то жарко препирались с Алиной. Глаза Кристины горели диковатым весельем, щека Светланы была испачкана чем-то белым, очень похожим на муку, а в вырезе ее халата покачивался занятный серебря-ный медальон, которого раньше на ней не было.
   - ... мне лучше знать, где я была и когда!
   - У меня еще пока нет галлюцинаций! Да и Кристина тебя тоже видела!
   - Это правда! Когда Светка запищала, я из столовой сразу выскочила!.. ну, почти сразу. Я видела, как ты в дверь вылетела! Так что это все твои штучки!
   - Бред!..
   - ... не думала, что ты такая! Это же жестоко... ты же видела, что я бо... не люблю, когда темно, да еще так внезапно! - Бережная почти рыдала.
   - Света, ты что-то путаешь, я спала в это время!
   - А кто это может подтвердить?!
   Алина, приоткрыв рот - явно для того, чтобы сказать что-то обидное, кач-нулась к Светлане, взъерошенной, как воробей, но тут между ними вклинил-ся Жора и развел девушек в разные стороны, придерживая за плечи.
   - Девчонки, что еще случилось?
   - Не трогай меня! - пискнула Бережная, отшатываясь назад. Алина же молча дернула плечом, сбрасывая Жорину ладонь.
   - Спроси эту сказочницу, что случилось!
   - Тихо! - с досадой сказал Виталий, засовывая руки в карманы насквозь мокрых брюк. - Перестаньте кудахтать! Объясните толком, в чем дело!
   Светлана и Кристина начали объяснять, перебивая друг друга и то и дело переходя на крик, чтобы заглушить Алину, которая почти через каждое слово пыталась вставить возмущенные реплики. В результате снова поднялся ма-лоразборчивый гвалт, из которого Жора и Виталий с трудом поняли, что око-ло часа назад, когда Светлана была на кухне, кто-то выключил свет, тем са-мым насмерть перепугав ее. На крик Светланы из столовой выскочила Кри-стина, и вместе они видели, как Алина выбежала из кухни, захлопнув за со-бой дверь. Когда же они выглянули в коридор, там уже никого не было.
   - Вранье! - подытожила Алина и крепко сжала губы. Виталий мрачно по-смотрел на нее, потом на Светлану.
   - А что ты делала на кухне?
   - Готовила, - ответила она, покраснев. Ольга и Жора изумленно перегля-нулись, а на губах Алины появилась тонкая многозначительная усмешка, ад-ресованная самой себе. - Просто я... А я не обязана объяснять. Пусть она объяснит, зачем так по-дурацки шутить! Я спиной к двери стояла, у плиты, а тут вдруг раз - и темно! Дверь за моей спиной хлопнула, что-то упало, потом щелкнуло, я закричала... Хорошо, Кристина из столовой прибежала, - Свет-лана ткнула пальцем в Алину. - В столовой-то свет был! Кристина как дверь открыла, я тебя сразу увидела! Вот в этом халате ты и была!
   Алина опустила растерянный взгляд на подол своего халата. Виталий по-тер подбородок, задумчиво глядя на Светлану.
   - Ты ее со спины видела?
   - Да в профиль! - Светлана переплела чуть подергивающиеся пальцы.
   - Я тоже, - поддержала ее Кристина. - Я прекрасно тебя рассмотрела! Ты, наверное, сразу из душа сюда пришла. Или с улицы.
   - Почему? - быстро спросил Виталий.
   - У нее волосы были влажные, - Кристина сдвинула брови. - Нет, точно с улицы. От нее дождем пахло. И холодом.
   - Так значит, это ты в евсигнеевском плаще выходила? - Ольга резко раз-вернулась в ее сторону. - Может, и фонари ты выключила?
   - А чехлы?! - поспешно подключился водитель. - Зачем ты их взяла?
   - Да что за бред?! - вскинулась Алина, зло сверкая глазами. - Час назад я была в своей постели! Я сюда первый раз сейчас спустилась, вот с ней, - она кивнула на Ольгу. Виталий чуть вздернул брови. - Либо у вас обеих большие проблемы с головой, либо вы обе сговорились.
   - Зачем? - поинтересовалась Кристина полупрезрительным тоном.
   - А зачем тут вообще все это?! - рука Алины обмахнула пространство по кругу. - Может, все это ваша затея?! Сами и были на улице, а теперь пытае-тесь свалить все на меня! Если б я все это сделала - стала бы сейчас спус-каться, да еще и Ольгу с собой тащить?!
   - Возможно, стала бы, - негромко произнесла Харченко, и Алина осеклась, ошеломленно задохнувшись. - По двум причинам. Первая - если все затеяла ты и теперь решила проверить, как все идет, а заодно перевести все стрелки на Петра. Или на Евсигнеева, если ты в сговоре с водителем (Петр презри-тельно фыркнул и возвел глаза к потолку). Проделка со светом только по од-ной причине - тебе что-то срочно понадобилось на кухне, но Светлана не должна была это что-то увидеть. А вторая причина - те провалы в памяти, которые были у каждого из нас. Возможно, у тебя они снова появились. Вот ты и спустилась - ты ведь считаешь, что ничего не делала, а на самом деле сделала. Кто-то заставил тебя это сделать - так же, как нас заставили сесть в автобус.
   - Что-то очень уж мудрено, - пробормотал Жора. Алина нервно потерла ладонью шею.
   - А может, это у вас провалы в памяти?! Может, это вы вдвоем все сдела-ли, а теперь не помните?! Или вообще...
   - Я знаю одно, - жестко произнесла Ольга, обводя всех холодным взгля-дом. - Я никому из вас не верю! До утра никто не вздумайте стучать в мою дверь!
   Она повернулась и быстро взбежала вверх по лестнице. Светлана и Кри-стина снова устремили раздраженные взгляды на Алину, дожидаясь объясне-ний.
   - Я не была на кухне! - отрезала Алина. - Так что нечего на меня так та-ращиться! Я не буду извиняться за то, чего не делала!
   - А почему вы только сейчас разборки устроили? - осведомился вдруг Петр, до сих пор в разговоре не участвовавший. Скомканная одежда в его ру-ке обильно исходила водой. - Почему тогда не побежали выяснять отноше-ния - сразу?
   Кристина пробормотала что-то неразборчивое. Светлана слегка недоумен-но пожала плечами.
   - Ну просто... было очень поздно...
   - А сейчас очень рано! - раздраженно сказал Виталий. - А может потому, что вам не хотелось уходить оттуда, где вы находились?
   Светлана посмотрела на него жалобно, как провинившийся ребенок на грозного отца, и стянула на груди халат, пряча медальон от его внимательно-го изучающего взгляда. Алина отвернулась и негодующе замотала головой, запустив пальцы в медные кудри.
   - Короче, никто ни черта не может объяснить, - подытожил Виталий и кивнул головой в сторону лестницы. - Отправляйтесь спать, посмотрим, что принесет нам утро. Петя, Жорик - проводите девушек?
   - А... - начал было Петр, осторожно кутавшийся в свой короткий халат, но Жора легко подтолкнул его вперед.
   - Конечно, с удовольствием. Всем спокойной ночи. Девушки, позвольте сопроводить вас в будуар.
   Не дожидаясь соглашения, он вдруг сгреб в охапку взвизгнувшую Кри-стину и понесся вверх по лестнице. Светлана с криком "Подождите!" кину-лась за ними, следом, рявкнув: "Да что ж это такое?!" - кинулся Петр. Вита-лий медленно пошел к лестнице, косясь на идущую рядом Алину. На ходу он протянул руку и осторожно коснулся ее растрепанных волос. Алина зло от-дернула голову.
   - Да сухие, сухие, не была я на улице и на кухню не заходила! Впрочем, тебе-то уж точно бесполезно доказывать!
   - Отчего же? - поинтересовался Виталий, снова пряча руку в карман. - Я настолько бестолков или настолько пристрастен? Отсутствие симпатий от-нюдь не должно граничить с отсутствием логики, рыжик. Если все, что я сейчас услышал и увидел, твой спектакль, то он очень глуп, а ты мне глупой не кажешься.
   - Да неужели?! Такое признание - большая честь для меня! - Алина зябко обхватила себя руками. Виталий хмыкнул.
   - Я бы допустил, что ты привиделась Кристине - она под хорошим кай-фом, - Алина повернула к нему изумленное лицо, и Виталий спокойно кив-нул. - Да, да, можешь мне поверить. Но Светка... Ладно, при определенных теориях и Светку можно сбросить со счетов. Но почему ты сказала, что впер-вые спустилась сюда сейчас, с Ольгой? Ведь это же не так.
   - Почему не так?
   - Потому что я не могу сбросить со счетов самого себя. Я ведь видел тебя здесь, на первом этаже, возле комнаты отдыха, когда вернулся из подвала с фонарем. Я даже говорил с тобой. Чего ты думаешь, я так удивился, что ты еще не проверила этаж? У тебя было полно времени.
   - Значит, и ты тоже... - прошептала Алина, медленно поднимаясь по сту-пенькам. - Господи, ну что за бред... ну не была я здесь!
   - Нескладушки-неладушки! Я верю своим глазам, - заметил Воробьев. - Что, спишем на провалы в памяти? А выход на улицу - тоже?
   Алина молчала, пока они не подошли к двери ее комнаты, потом, остано-вившись, резко развернулась и взглянула прямо ему в глаза.
   - Я не была на улице! Не была! Я все прекрасно помню! И нет у меня ни-каких провалов!
   Виталий вздохнул - почти сожалеюще.
   - Твое пальто ведь тоже было мокрым. Мокрым насквозь.
   Лицо Алины окаменело. Она несколько раз беззвучно шевельнула губами, потом прижала ладонь ко рту и произнесла сквозь пальцы.
   - Неправда.
   - Спустись и проверь, - Виталий улыбнулся уголком рта. - Это не приду-маешь.
   - Почему же ты никому не сказал?
   - Потому что, - Виталий неопределенно пожал плечами. - Может, у тебя и была причина соврать насчет того, когда ты спустилась... но на улице ты не была.
   - Почему ты так решил? - Алина выдавила из себя усмешку, но та получи-лась довольно жалкой. - Потому что мне страшно?
   - Да не столько поэтому, сыграть можно все что угодно, если ты хорошая актриса... Но ты бы тогда не пошла вниз со мной. Вполне возможно, что кто-то пытается тебя подставить, чтобы мы перестали тебя слушать... И возмож-но, это кто-то из нас. Ты слишком много думаешь, рыжик, и слишком часто смотришь по сторонам.
   - Но Светка меня видела!
   - Свет горел в столовой, а не в кухне. Это почти полумрак... она могла ви-деть кого-то похожего на тебя, с твоим цветом волос... Если все заранее под-готовили, почему они не могли подготовить и парики?
   - Значит, теперь ты окончательно веришь, что все подстроено? - с надеж-дой спросила Алина.
   - Верю, - голос Виталия чуть дрогнул, и она вцепилась встревоженным взглядом в его лицо.
   - Что-то случилось?
   - Случилось, - глухо ответил он. - Только вот я еще не разобрался... Лад-но, идите спать, девушка, а то уж утро скоро. Напоминать про замок, думаю, нет смысла.
   Алина молча отвернулась и открыла дверь, слушая его удаляющиеся ша-ги, но тут же повернула голову.
   - Из-за того, что я много думаю?! Но ведь и ты тоже! И тебя тоже слуша-ют!
   Виталий остановился, но не повернулся.
   - В том-то и проблема, - произнес он так тихо, что она с трудом разобрала его слова. - Моя куртка тоже была мокрой, когда я ее взял. Спокойной ночи.
  
  * * *
  
   Дом ждал утра в тишине и темноте, и в разные минуты разных часов по коридорам бродили темные фигуры, бесшумно спускаясь по ступеням и без-звучно ступая по плиткам, прячась друг от друга, проверяя, выискивая, на-блюдая, пытаясь понять, слушая стук дождя за стенами, и всюду за ними следовал страх - тот страх, который приносят неизвестность и непонимание, который заставляет снова и снова проверять дверной замок и заглядывать за задернутые шторы и смотреть на стрелки часов, кажущиеся неподвижны-ми... И только один из них был спокоен, только один не ждал приближения утра, и только на одних губах была улыбка, не лишенная снисходительности.
  
  
  
  
  
Оценка: 6.91*26  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"