Барышева Мария Александровна : другие произведения.

Последнее предложение, ч.1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.05*9  Ваша оценка:

  Пролог
  
   Ночь всегда приходила в город неожиданно. Сумеречных прелюдий почти не было - солнце величаво опускалось за горизонт, и пылающий алый край его долго виднелся над верхушками деревьев, словно солнце никак не могло решиться покинуть город. А потом алое сияние гасло, и в городе вдруг мгновенно становилось темно. Казалось, что ночь, как огромный голодный зверь, тишком бродит неподалеку, дожидаясь, пока уйдет бдительное солнце, - и вот он, нужный момент! - и зверь выпрыгивает и проглатывает все без остатка - и припорошенный золой от древесного угля город, и огромные старые ели вокруг него, и озера, и протоки, и горбатые мостики над ними, и сонную реку, лениво ворочающуюся в своем ложе. Все исчезало в густой тьме, и лишь сияли фонари и неспящие окна домов, и бледные стволы берез на улицах белели, словно призраки. Поток фар на дорогах быстро истончался, и к двенадцати часам вовсе сходил на нет. Город рано ложился спать, и мало кто в глухой ночной час бродил по улицам. Все замирало, все видело сны.
   Последний трамвай, громыхая, суетливо катил по рельсам, и немногочисленных пассажиров в нем то и дело подбрасывало и раскачивало. Кто-то зевал, кто-то пытался читать при тусклом свете салонных ламп, но большинство рассеянно смотрели в окна, за которыми плыл привычный темный пейзаж, - смотрели, почти не видя его, погруженные в свои усталые мысли. И только один из них, поглядывая в запылившееся стекло, видел узкие улицы и думал о том, что тьма, растекающаяся по ним в свой час, настолько густа, что ее можно резать ножом. Ему доводилось бывать в других городах, но ни в одном из них ночь не казалась ему настолько темной. Может, тому виной густые еловые леса вокруг города, а может то, что он родился в этом городе и прожил здесь всю жизнь, и знает об этой ночи гораздо больше тех, кто сейчас едет с ним в старом дребезжащем трамвае. Иногда ему казалось странным, что здесь бывают рассветы. Он считал, что рассветы не шли городу, как не шли ему дневное солнце и вечерние фонари. Здесь была к месту ночь, прячущая в себе все изъяны и огрехи - прячущая все, что так откровенно при солнечных лучах. Темный город, и люди, населяющие его, так же бледны, как стволы берез, проносящиеся сейчас перед его глазами. Он подумал о том, что, возможно, есть города, где живешь так, будто ежесекундно чувствуешь на своем плече дружескую руку. Но он в такие города не верил. А здесь ему всюду чудились лишь равнодушный холод и завистливо-лживый шепоток. Когда через полгода ему исполнится двадцать пять, он уедет отсюда - это он решил совершенно точно.
   Но с каждой секундой он все меньше был уверен в том, что ему исполнится двадцать пять.
   Потому что боль под ладонью, которую он прижимал к своей куртке, стараясь, чтобы это выглядело небрежно, росла. И не только вширь, но и вглубь. И если вначале ощущение было таким, будто нож так и остался торчать у него в животе, хотя он его выдернул почти сразу же, то теперь ему казалось, будто внутри него ворочается раскаленное ядро, проникая все глубже, прожигая себе дорогу сквозь его внутренности. На мгновение он почувствовал панический страх, который тут же сменился недоумением. Он хорошо изучил, как умирают другие. Но ему никогда не приходило в голову, что он тоже может умереть.
   Впрочем, почти сразу же человек подумал, что это будет довольно неожиданным поворотом сюжета. Ему нравились гибкие сюжеты, непредсказуемые, живые, а не те, которые видны от начала и до конца и похожи на железные стержни, и тебе только и остается, что нанизать на этот стержень детали, как кольца детской пирамидки. Получается добротно, но не больно-то интересно. На него нахлынуло нетерпение. Нужно было поймать машину - зачем он поехал на трамвае?! Он сделал это совершенно бездумно - просто шел мимо остановки, собираясь перейти на другую сторону улицы и нырнуть в темные дворы, но тут подкатил трамвай, его двери открылись, и он сразу же вошел в них, как будто красно-белые створки поманили его, и это сиденье у окна в конце салона будто ждало именно его. А ведь пассажиры могут его запомнить... хотя вряд ли. Никто за все время поездки ни разу не посмотрел на него. Он доедет до нужной остановки и тихо выйдет, и им никогда не узнать, что в этот ночной час вместе с ними ехал тот, кто десять минут назад убил человека. И, возможно, тот, кого этот человек убил тоже.
   Мысль показалась ему забавной, и он улыбнулся своему размытому отражению в стекле, и почти сразу же почувствовал, как по его подбородку потекло что-то теплое. Человек потер подбородок ладонью и увидел на пальцах кровь. Она влажно блестела в тусклом свете и казалась очень яркой. Какой-то уж слишком яркой, и глядя на нее, человек ощутил какую-то нелепость. Он постарался запомнить это ощущение, бросил вороватый взгляд на женщину, которая сидела напротив и зевала, прикрывая рот растопыренными пальцами, нашарил в кармане платок и торопливо вытер пальцы и подбородок, сгорбившись и снова отвернувшись к окну. Потом осторожно положил ладонь на живот. Повязка на ране сильно намокла, стала тяжелой и горячей, и человек порадовался, что на нем черные брюки. Если кровь протечет, не будет видно пятен.
   Украдкой он наблюдал за остальными пассажирами, изучал их, запоминал, и боль вовсе не мешала этому, - умение, выработанное еще с детства. Когда он наблюдал за людьми, все прочее отсекалось, отодвигалось куда-то в глубь его существа, и возвращалось лишь тогда, когда он отводил глаза. Человек называл это "визуальным препарированием" и гордился этим личным термином, хотя временами он казался ему довольно глупым. Лицо он запоминал мгновенно и откладывал его в уголок памяти, как фотографию, которая может пригодиться в будущем... хотя, как правило, внешность не имела значения. Если изучаемый что-то говорил, он анализировал и запоминал тембр его голоса, характерные словечки, манеру говорить, предполагаемый объем словарного запаса. Он изучал, как человек дышит, как он двигается, выражение его глаз и лица в той или иной ситуации, и его забавляло, насколько часто глаза и лицо расходятся друг с другом.
   Углядеть ему удалось немногое - почти все пассажиры сидели к нему спиной, но он смотрел и подмечал небрежно повязанный шарф, прическу, конец нитки, торчащий из шва одежды. Одна из пассажирок то и дело теребила сережку в мочке уха. Пальцы другой женщины нервно подрагивали на ручке сумочки. Мужчина, читавший газету, изредка потирал подбородок. Молодая парочка, сидевшая почти в начале салона, громко болтала, и девушка иногда смешно оттопыривала губы, а ее приятель сильно жестикулировал, и у него был тонкий неприятный смех. Молодой мужчина, единственный из всех ехавший стоя, хотя вокруг было полно свободных мест, смотрел в окно, чуть прищурившись, будто там светило яркое солнце, и в изгибе его плотно сжатых губ угадывались жесткость и скверный характер. Женщина, говорящая по сотовому, с которого свисала игрушечная пушистая собачка, чуть склоняла голову набок, когда произносила длинные фразы, и поглядывала на стоящего мужчину с легким интересом. На ее ногтях были стразы, которые то и дело вспыхивали в свете ламп, и человек отвел глаза - смотреть на эти вспышки было неприятно.
   Трамвай притормозил возле пустой остановки, двери открылись, но почти сразу же захлопнулись с громким шипением, словно оскорбившись, что никто не пожелал в них войти. Трамвай, качнувшись, тронулся, и человек начал вставать - следующая остановка была его. Но встать ему не удалось - раскаленное ядро внутри крутанулось, боль всплеснулась к сердцу, выше, тупо стукнула в затылок, и человек мешком свалился с сиденья. Он лежал, подтянув ноги к животу, и смотрел перед собой полузакрытыми глазами. Под щекой подрагивал холодный пол.
   В салоне ничего не изменилось. Несколько голов повернулось в его сторону, человек ощутил на себе полузаинтересованные-полуосуждающие взгляды, но почти сразу же пассажиры вновь отвернулись, и его охватила некая насмешливая ярость. "Вы думаете, что пьяный! - свирепо подумал он, пытаясь приподняться, но голова утягивала обратно, точно весила тонну, и скрюченные пальцы безуспешно царапали грязный пол, громыхание колес из-под которого оглушительно било в ухо. - Пьяный или обколовшийся наркоман. Вы думаете так обо всех, кто падает! Так удобней, не правда ли? Можно спокойно пройти мимо или отвернуться. Я был прав! Всегда был прав!"
   Он закрыл глаза, пытаясь собраться с силами и морщась от боли, и в этот момент на его руке сжались чьи-то пальцы. Потом его перевернули на спину, приподняли под подмышки, и чей-то голос спросил:
   - Эй, парень, ты живой?
   Он машинально утвердительно кивнул и тут же испугался, что тот, кто приподнимает его, нащупает повязку, увидит кровь и... Но его усадили на сиденье и сразу же отпустили. Человек открыл глаза и увидел того самого мрачного мужчину, который ехал стоя. Его лицо было раздраженным, а глаза смотрели с неким досадливым сочувствием.
   - Спасибо, - хрипло прошептал человек, - но мне...
   - Градусом не тянет... а все прочее... - мужчина вытащил сотовый. - "Скорую"...
   - Не надо, - прошептал он - почти умоляюще. - Мне лучше, лучше...
   - Бесплатно, - мрачно ободрили его.
   - Нет... моя остановка... сейчас остановка... мне обязательно надо... только помогите выйти... и все. Пожалуйста.
   Он заметил, что теперь все в салоне смотрят на них. Мужчина скривился, словно от зубной боли, потом помог ему подняться и подвел к дверям, крепко и надежно придерживая под локоть. Человек уцепился за поручень и облегченно вздохнул, почувствовав, как трамвай начинает притормаживать.
   - Работать - ни-ни, а вот нажраться... - доверительно сказал кому-то неподалеку женский голос. - Хорошо хоть не наблевал!..
   - Заглохни-ка, дамочка! - с неожиданной злостью отрезал мужчина - как плетью хлестнул. Женский голос захлебнулся, потом что-то сварливо ответил, но поддерживаемый уже не слушал - двери открылись, и он, дернувшись вперед, вывалился бы в них, если бы мужчина не успел его подхватить.
   - Слушай, мужик, давай "скорую" вызову - ты ж на ногах не стоишь!
   - Нет, - человек вывернулся из его рук и попятился. - Спасибо... спасибо вам... но... я сам... сам... мне уже лучше... Спасибо!..
   Двери захлопнулись, и трамвай неторопливо покатил прочь. Мужчина проводил его сожалеющим взглядом, сплюнул и удивленно посмотрел на человека, который, пошатываясь, брел к темнеющему неподалеку жилому массиву.
   - Придурок, загнешься ведь или пришибут!.. - он пожал плечами и сунул в рот сигарету. - Из-за тебя, дурака, теперь придется пешком идти!..
   Раненый вдруг остановился. У него в голове возникли два вопроса, которые показались ему очень важными - сейчас они были даже важнее боли, важнее того, что он может не успеть...
   - Вы не местный, да?
   - Местный, - озадаченно бросил уходящий мужчина через плечо. И почти сразу же почему-то добавил: - Слишком.
   Мужчина перебежал через рельсы и исчез, проглоченный теснящимся среди старых лип мраком, прежде чем он успел задать ему второй вопрос. Он хотел знать его имя. И сказать ему свое. Просто... просто хотелось остаться для помогшего не безликой фигурой, а кем-то, у кого есть имя.
   Человек отвернулся и побрел домой, прижимая ладонь к животу и чувствуя, как по его ногам начинают стекать просочившиеся-таки сквозь повязку струйки крови. Ощущение было щекотным и очень неприятным. По дороге он дважды споткнулся и чуть не упал. Подбородок снова стал влажным, бредущий вытер его, опять споткнулся и налетел на березу, оставив на бледном стволе смазанный кровавый отпечаток ладони. Ему казалось, что он идет целую жизнь, и когда, наконец, захлопнул за собой дверь квартиры и повалился на пуфик в прихожей, то не поверил в это. Наверное, он все еще сидит в трамвае и видит сон. Но рот вновь наполнился горячим, медным, с подбородка на линолеум зашлепали тяжелые капли, добавляя к бледно-коричневому красную гамму, и он сообразил, что это не сон.
   На кухне он выпил воды - не столько для того, чтобы утолить иссушающую жажду, сколько чтобы изгнать этот отвратительный медный вкус. Но вода, приятно охладившая небо и язык, прокатилась внутрь жидким огнем, ядро в животе завращалось с бешеной скоростью, и человека стошнило в раковину. Он едва не упал, еле-еле успев ухватиться за край раковины, и несколько секунд стоял, согнувшись, тяжело дыша и опустив голову, и бессмысленно смотрел на раскачивающиеся розовые нити слюны, тянущиеся от подбородка к потрескавшейся эмали, усыпанной пятнышками ржавчины. Было очень больно. Он не знал, что это будет так больно.
   Наконец он заставил себя разжать пальцы. Повернулся, цепляясь за стены, вышел из кухни, стукнувшись плечом о дверной косяк, и побрел в комнату. По дороге он все-таки упал и встать уже не смог - ноги дрожали и разъезжались. В животе все горело, и перед глазами мелькало что-то серое, похожее на скопище мыльных пузырей, подбрасываемых ветром. Тогда он пополз, цепляясь за пол скрюченными пальцами. В комнате его рука дрогнула, пальцы сорвались, и он содрал с указательного заусеницу. Крошечная ранка сразу же защипала, и это человека насмешило. Как на фоне той боли он способен чувствовать такую мелочь?!
   Он добрался до кровати, оставив за собой след из размазанных темно-красных пятен, привалился к ней спиной и только сейчас осознал, что кровь течет по его подбородку с пугающей интенсивностью. Расстегнул куртку - рубашка, разорванная и обмотанная вокруг талии и удерживаемый ею легкий женский свитерок, когда-то бывший голубым, пропитались темной кровью и набухли. Он развязал узел, скомкал повязку и уронил на пол. Та упала с сочным чавкающим звуком. Человек взглянул на рану. Нож, после того как воткнули, провернули, и рана почти зияла, но все равно казалась очень маленькой. Небольшой "Grand way" с крестом на лезвии. Женщины не носят с собой большие ножи.
   Обычно, женщины вообще не носят с собой ножи.
   Человек взглянул на телефон в коридоре. Нужно вызвать "скорую"... конечно, он вызовет, но вначале нужно еще многое успеть. Ведь он практически только начал. А время уходит... странно, что теперь у времени и у его крови равная скорость. Он много раз слышал, что от ранения в живот умирают долго. Умирают в мучениях... но долго.
   Он действительно умирал долго. И успел многое сделать, удивляясь тому, что еще никогда в жизни ему не работалось так хорошо, как сейчас. А боль росла, и это уже было не раскаленное ядро, а чья-то когтистая лапа, терзавшая его внутренности, раздиравшая их в клочья, и иногда ему чудилось, что он слышит влажный звук рвущихся тканей.
   Под конец он начал кричать, и сквозь собственный крик слышал, как разбуженные, раздраженные соседи стучат в стены.
   Он кричал долго.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Тем, кто на все закрывает глаза при жизни,
   бывает некому их закрыть после смерти.
  Э. Севрус
  
  Часть 1.
  ЗАМЕНА
  
  I.
  
   Если бы человеку, который этим теплым прозрачным утром вел по сонной Шае ослепительно белый катерок, сказали бы, что он, к счастью своему, находится в одном из красивейших уголков русской природы, он бы равнодушно ответил: "Да неужели?!" - или вовсе бы насмешливо фыркнул. Человек прожил здесь всю свою жизнь, красота примелькалась, и он ее попросту не замечал, зная слишком хорошо - и лабиринты речек и речушек, и озера, в гладь которых с невысоких берегов смотрелись березы, и бесчисленные островки, и огромные еловые леса, от которых рассветы казались зелеными, и тишина в них по утрам была древней. Он знал удобные заводи и закоряженные участки, он знал все окрестные ручьи и родники, он знал, где в мае расцветают дикие ирисы, но это ни в коей мере не делало его счастливее. На свой лад он, возможно, любил и Аркудинск, и его окрестности, но ему никогда бы не пришло в голову ими восхищаться. Тем более вслух. Он здесь жил - и все. Поэтому не понимал, почему Толька, друг детства, сам проживший в Аркудинске черт знает сколько лет, то и дело хлопает его по плечу и восклицает:
   - Нет, Ромка, ну ты погляди - какая же все-таки тут красота!
   - Да, - сдержанно отвечал Роман каждый раз, сосредотачивая свое внимание на реке, и в его глазах не было никакого восхищения. Шая на этом участке была мелководна и таила на своем неровном дне группы старого коряжника, к тому же недавние весенние разливы могли принести немало толстых сучьев, а то и рухнувших деревьев, часть которых будет кочевать от берега к берегу, но большинство осядет ниже по течению, очень далеко отсюда, где Шая, когда-то бывшая сплавной рекой, была забита затопленными стволами, похожими на трупы поверженных великанов. Гонять здесь на приличной скорости мог только сумасшедший или тот, кто отменно знает эти места. Роман, в сущности, был и тем, и другим, чего никогда и не скрывал. В самом начале их поездки Анатолий испуганно ойкал и хватался за все, что придется, но теперь уже пообвык и вовсю смотрел по сторонам. В конце концов, он сказал.
   - Почему-то твое "да" звучит как "отцепись".
   - Смысл верен, - заметил Роман, - просто говорить "да" гораздо проще. Толька, ты словно из другого мира явился! Тут все те же елки, что и раньше.
   - Нет, ну все-таки, как красиво же!
   - Да, - Роман сунул в рот сигарету, и Анатолий рассмеялся, почесав намечающуюся на макушке плешь.
   - Характер у тебя не изменился. А в этой строительной фирме, из которой тебя турнули, девчонки работали?
   - Если всю ту ерунду, которой они занимались ежедневно, можно назвать работой, то да, работали, - с легким раздражением произнес Роман, явно не желая развивать эту тему.
   - Готов поспорить, что когда ты уходил, они аплодировали стоя!
   - Ты позвал меня на эту прогулку, чтоб поговорить о дурах, с которыми я работал? - поинтересовался Роман, и катер заложил такой вираж, что Анатолия едва не вынесло за правый борт. Он испуганно ругнулся и пихнул водителя в бок.
   - Обалдел?!
   - Ты мне сказал: "Ромка, я хочу поглядеть, не разучился ли ты управлять. И по-прежнему ли хорошо ты знаешь эти места". Я показал тебе и то и другое, и, думаю, теперь имею полное право знать, на кой черт я тебе понадобился?!
   Круглое, добродушное лицо Анатолия выразило озабоченность, после чего он проникновенно сказал:
   - Я тебе говорил - у меня бизнес.
   - Да, - покладисто согласился собеседник, - у тебя бизнес. Экскурсии, водные прогулки и все такое... но если ты хочешь каким-то краем меня к этому привлечь, то у тебя, кроме бизнеса, еще и тяжелая форма умственного расстро...
   - Ты можешь меня выслушать, ничего при этом не говоря?
   - Ладно, - Роман бросил недокуренную сигарету в темно-зеленую воду, и она тотчас унеслась прочь и исчезла за кормой в хвосте пены и брызг. Удерживая руль одной рукой, он раздраженно потер согнутым пальцем старый косой шрам на правой щеке, заросшей темной щетиной, и взглянул на приятеля с видом, исполненным бесконечного, хотя и очень мрачного терпения. В этот момент Роману Савицкому, уже три дня экс-сотруднику ремонтно-строительной фирмы "Феникс" исполнилось тридцать два года, но он напрочь об этом забыл. Сейчас он хорошо помнил только одно - что стараниями Лехи Минаева, давнего друга и коллеги, "Фениксу", только-только перешедшему от квартирного ремонта к переделке офисов, грозила долговая ловушка, что Леха приполз к нему на коленях, умоляя помочь и во всех красках расписывая страдания больной жены, а потом самый крупный и выгодный заказ, когда-либо достававшийся "Фениксу" и уже частично выполненный, достался его конкурентам, им же достался и Минаев, на деле все это подстроивший и виртуозно соскочивший, а Роман достался самому себе, вылетев с работы в рекордно короткий срок.
   Он не стал ничего доказывать ни генеральному, ни самому себе. Он свалял дурака и хорошо это понимал. Расписался, где нужно, и вышел из офиса, и женская часть коллектива действительно, хоть и не аплодировала, но смотрела ему вслед радостно и облегченно. Он не стал ничего доказывать и Лехе, а просто от души набил ему морду, после чего так же от души напился, а на следующее утро, неся из магазина позвякивающий пакет, встретил Тольку Чернова, который, как оказалось, уже два года как вернулся в Аркудинск - и вернулся отнюдь не бедным человеком.
   - Так вот - ты сейчас без работы, - сказал Анатолий, восторженно поглядывая на березы на левом берегу, незаметно сменившие ельник. Многие из них росли косо и сильно наклонялись к воде, и ветер поигрывал их изумрудной листвой.
   - Я без работы не останусь! - буркнул Роман, и катер вильнул в сторону, уворачиваясь от задумчиво плывущего топляка, за которым тянулись зацепившиеся веточки роголистника, словно оборванные швартовы. - А то, что я расчувствовался перед чьими-то соплями, отнюдь не значит, что я еще когда-либо сделаю то же самое!
   - Аркудинск - не маленький город, - вкрадчиво заметил Чернов. - Но, с другой стороны, это не такой уж большой город. Мой тебе совет - сделай перерыв, не лезь опять в то же болото. Отдохни несколько месяцев. В людях сейчас проснулся патриотизм, их тянет не к пирамидам, а к березкам, у забугорного народа это тоже сейчас модно, а здесь и места шикарные, и условия теперь не те, что раньше... туристическая инфраструктура...
   - Если ты о гостиницах, пансионатах и всем прочем, что в последние годы понастроили, то я в курсе, - перебил его Роман, и его взгляд снова стал скучающим. - "Волшебный бор" через несколько домов от моего, и грохот ночных увеселений в нем не дает мне спать. А по Светлому теперь вовсю гоняют на моторках, что раньше было запрещено!.. Ты мне собрался читать лекцию о прогрессивности туризма или что?
   - Короче говоря, я уже объяснял тебе, что у нас развита целая сеть водных эколого-исторических маршрутов, для которых мы используем и более вместительные катера-такси, и вот такие... - Анатолий любовно похлопал ладонью по белому корпусу, потом чуть передвинулся на сиденье и поскреб ногтем пятнышко на ветровом стекле. - И я тебе скажу, что не все наши пассажиры любят ездить медленно и печально. Иногда им хочется лихости... - катер дернулся в сторону и разошелся со встречной моторкой чуть ли не впритирку, и с моторки вслед злобно закричали, но крики уже остались далеко позади, - но не мне!.. не мне! Больше так не делай, понял?!
   - Да ничего не случится с твоей игрушкой, - Савицкий сбавил скорость и чуть повернул руль, придерживаясь правого берега. - Что же касается твоего...
   - Брось, Ромка! Ты же хорошо знаешь озера, реки и водишь прекрасно. Будешь катать экскурсии или арендаторов. С документами я все устрою и с деньгами не обижу. Дальше, конечно, посмотрим, а пока... Соглашайся. Хорошая работа на свежем воздухе...
   - Какой из меня, к черту, экскурсовод?! - удивился Роман.
   - Экскурсовод?! - лицо Анатолия выразило неподдельный ужас. - Да упаси боже, я тебя к людям и близко не подпущу, а том ты мне весь бизнес порушишь! Экскурсоводы у меня свои, а ты будешь лишь сидеть себе в креслице, да рулить, вот и все. Ну и, там, насчет безопасности.
   - Я не таксист, Толя, - с холодком произнес Роман.
   - А кто ты сейчас? - вкрадчиво осведомился приятель. Роман почесал затылок и переложил руль на левый борт, обходя длинный песчаный мыс, на котором темнела резиновая лодка и возле костерка сидели двое рыбаков.
   - А архитектор тебе точно не нужен?
   - Нет. В этом качестве ты, увы, меня не интересуешь.
   - Ладно... не знаю. Мне надо подумать.
   - Думай, пока не пришвартуемся.
   - Мне хватит, - пробормотал Роман, рассеянно глянув на тянущийся по левому берегу березняк, и тут же удивленно приподнял брови.
   На невысоком обрыве боком к реке стояла молочно-белая лошадь и, опустив голову, пощипывала зеленые стрелки травы. Верхом же на лошади, держа приспущенные поводья, сидела молодая женщина в черных брюках и черной водолазке, и смотрела на него в упор, и даже с такого расстояния ее лицо показалось Роману отчаянно знакомым, хотя отчего-то это узнавание ассоциировалось с чем-то неприятным. Пшеничные волосы женщины были взбиты, зачесаны набок и подобраны, и из начеса на правое ухо спускалось несколько прядей, отчего прическа напомнила ему старые дворянские портреты. К такой прическе полагалось пышное платье с глубоким декольте, и от этого простая облегающая водолазка на женщине казалась совершенно нелепой. В правой руке женщина держала сигарету, и это добавляло ее облику еще больше нелепости, но, тем не менее, нелепость эта была очень привлекательна.
   Роман обернулся к другу, желая узнать, как он истолкует это явление, но, ткнув Анатолия пальцем в плечо и повернув голову, он увидел, что обрыв пуст. Лошадь и всадница словно растворились в прозрачном утреннем воздухе, и на него взирали только бледные безмолвные стволы берез.
   - Чего? - Анатолий обмахнул взглядом пустынный берег. Роман покачал головой и нахмурился - отчего-то его вдруг охватило странное чувство предрешенности - как будто кто-то только что одним махом распланировал всю его дальнейшую жизнь - и сделал это далеко не самым лучшим образом. Но чувство сразу же исчезло, оставив после себя пустоту, которая моментально начала наполняться раздражением.
   - Да ничего... привиделось.
   - Я же говорю - тебе нужна перемена обстановки. Это ж будет не работа, а отдых!
   - Да неужто?! - Роман фыркнул. - Может, мне тебе еще и приплачивать тогда?
   - Да-а, с тех пор, как я видел тебя в последний раз, твое душевное состояние резко ухудшилось, - скорбно констатировал Чернов. - Ей-богу, ты так скоро совсем пропадешь. Так что встреча наша - это, воистину, перст судьбы!
   - После хорошей поддачи ее же коленом. Что ж, сам виноват - ответственность несут исключительно те, кто ставят свои подписи... Сделай одолжение - при следующей нашей встрече не ори на весь город: "Ба-а! и чья же это свежепохмельная рожа?!"
   - Не давай повода, - Анатолий снова принялся счищать с ветрового стекла одному ему видимое пятнышко. - Ты думай лучше. Эх, и давно же я не выбирался! Парадокс - у меня полно катеров, а я на них не езжу.
   Роман раздраженно пожал плечами, размышляя о том, привиделась ли ему всадница на обрыве или нет? В сущности, в этом не было ничего странного - в окрестностях Аркудинска не одна конная школа и все такое прочее... но почему ее лицо, даже размытое расстоянием, показалось ему таким знакомым - настолько же знакомым, насколько он, в противовес этому, был уверен, что никогда прежде эту женщину не встречал.
   Это привело его в еще большее раздражение.
   Может, поэтому он и согласился на предложение Чернова намного раньше, чем на горизонте показался город.
  
  * * *
   Аркудинск, расположившийся между двумя озерами, соединенными между собой двумя широкими извилистыми протоками, по форме напоминает сильно скошенные вправо песочные часы, и если смотреть сверху, то кажется, будто дома и домишки сгребли в кучу и кое-как втиснули в пространство между слабоизрезанными озерными берегами и лесом. Но на самом деле это пространство не так уж мало, и если прогуляться по городу, он кажется более изящным, чем с высоты птичьего полета. Это неспешный город, задумчивый город церквей и старых горбатых мостиков, в нем сохранилось множество почтенных домов образца русского провинциального классицизма, за которыми в последнее время ухаживали вовсю, и пряничных бревенчатых домишек с резными ставнями, многие из которых выглядели сильно запущенными. Конечно, в нем несравненно больше безликих высоток и современных построек с панорамными окнами и витринами, но все же в городе чувствуются старые времена, он пронизан простотой и безыскусностью, по улицам то и дело бродят коровы и козы, ощипывая листья с зеленых изгородей, в палисадниках многих домов роются куры, а когда над Аркудинском плывет праздничный многоголосый колокольный звон, заполняющий город от края до края, то современность кажется чем-то нереальным.
   Аркудинск стоит на небольшой возвышенности, и весеннее половодье почти не затрагивает город. Шая, огибающая его с юго-востока, река спокойного нрава, и с ней нет никаких хлопот, озеро Аркудово, по которому днем оживленно снуют катерки и лодки, с середины пятидесятых прошлого века сильно обмелело, хотя все еще довольно велико, а озеро Тишь, на берегу которого нарядные зеленые купола Спасского собора соседствуют с мрачным приземистым зданием химзавода, меньше Аркудово в полтора раза и во столько же раз грязнее. Хотя и в Тиши до сих пор водится рыба, и при наличии терпения и свободного времени ее иногда можно даже поймать. Но если вам хочется порыбачить именно на озере, то лучше отправляться на Светлое. Оно не примыкает к городу, но к нему уже тянется растущее с каждым годом щупальце элитного Лесного района, застроенного преимущественно особняками и минимаркетами западного типа, в которых на каждый товар приходится не менее двух охранников. В этом районе не слышно биения сердца дневного города, до него не доходят трамвайные линии, не долетают сюда рабочие звуки лесозавода "Аркудинсктрейд", на котором трудится значительная часть аркудинцев, здесь нет угольной пыли, а старые ели, оставленные специально для того, чтобы украсить новые улицы, растут поодиночке и похожи на военнопленных. У района есть своя церковь, ее закончили в прошлом году, и она кажется какой-то ненастоящей, будто ее только что привезли из магазина игрушек.
   Роману этот район не нравился с тех самых пор, как его построили, поэтому на предложение Анатолия, занимавшего один из особняков в Лесном, зайти к нему в гости и выпить пива или чего-нибудь еще, он ответил относительно вежливым отказом. Потому сейчас они попивали пиво в одном из барчиков на берегу Аркудово и смотрели на озеро. Анатолий с увлечением повествовал о маршрутах и своих сотруднических связях, пока не заметил, что Роман слушает его вполуха, рассеянно стряхивая сигаретный пепел на громоздящуюся перед ним в пепельнице груду окурков.
   - Ты чего притих? - наконец спросил он. - Как с катера сошли, ты и двух слов не сказал.
   - Да я не... просто чего еще говорить-то? - Роман воткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую. - Насчет твоего предложения я уже все сказал. Я даже сказал "спасибо". Ты ждал большего проявления эмоций? Или медаль?
   - Я сделал это вовсе не из благотворительности! - слегка обиделся Чернов, по-своему истолковав его тон. - Мне действительно нужен хороший водитель. Что ты все злобствуешь, Ромка? Я-то при чем?
   - И ты не при чем, и я не злобствую, - Савицкий глотнул пива. - Просто по твоей физиономии видно, что ты собрался нырнуть в ностальгические воспоминания и меня следом утянуть, а я туда не хочу. Мне и тут хорошо.
   - Знаешь, из-за чего все твои жизненные проблемы? - авторитетно сказал Анатолий. - Из-за твоего характера. Я тебя знаю давно и знаю, что человек ты неплохой, но характер у тебя омерзительный! И если бы...
   - Уж не хочешь ли ты сказать, - Роман насмешливо вздернул бровь, - что если бы я был мил и кроток, аки овечка, то все еще сидел бы в "Фениксе" на своем законном месте? Знаешь, Толян, а и правда - ударяйся лучше в ностальгию!..
   - Жениться тебе надо, вот что! - заявил Анатолий, и приятель посмотрел на него с изумлением учителя физики, которому вместо изложения закона Максвелла начали цитировать пособие для желающих научиться вязать спицами.
   - Толь, я тебя, что ли, вез слишком быстро? Видно тебе голову продуло...
   - Ты ведь уже не мальчик, и...
   - Да ну?! И чего ж я вечно обо всем последним узнаю?! - Роман чуть перегнулся через стол, насмешливо глядя на Анатолия, но насмешка была холодной. - Толь, ты мне предложил работу. Я согласился. А нравоучения мне без надобности, понял?.. Значит, послезавтра к девяти?
   - Да, - Анатолий большим огорченным глотком допил свое пиво и покосился на Романа, который уже выглядел совершенно спокойным. - Только ты... это... побрейся - ладно? А то рожа у тебя сейчас совершенно бандитская - даже мне страшно.
   - Рожа как рожа, - Роман пожал плечами и рассеянно потер кожу на щеке, стянутую шрамом. - Да я и не брился всего два дня.
   - А зарос недели на две вперед. Ладно, пошли. А то еще пару минут с тобой поговорю и сам захочу тебя убить.
   - Да бога ради. Только постарайся сделать это изящно.
   Чернов в ответ только головой покачал.
   Когда они вышли, небо было затянуто облаками, и на улице ощутимо похолодало. Роман поежился и застегнул "молнию" куртки, а Анатолий уткнул подбородок в поднятый воротник полупальто. Почти не разговаривая, они перешли вымощенную брусчаткой площадь и остановились возле автостоянки под развесистыми липами. Неподалеку на тротуаре, подтянув ноги к груди, лежал мужчина в джинсовом костюме, далеко откинув на асфальт правую руку с обращенной к небу ладонью, точно прося милостыню, и прохожие обходили его, старательно отворачиваясь. Какая-то девчушка лет пяти присела на корточки рядом с лежащим, но подоспевшая мать тотчас же вздернула ее за руку и утащила прочь, через плечо бросая на мужчину огненные взгляды.
   - А мужик-то вроде на пьяного не похож, - заметил Анатолий, закуривая. - Может, сердце прихватило?
   - Без нас разберутся, - Роман, прищурившись, взглянул на пасмурное небо, потом на приятеля. - А впрочем, поди, да проверь, раз такой добропорядочный.
   - А ты?
   - А я не претендую.
   Анатолий помял сигарету в пальцах, но с места не двинулся. Его добродушное лицо неожиданно приняло жалобное выражение.
   - Знаешь, я никогда раньше об этом не думал, но, с тех пор как вернулся, неожиданно понял одну вещь. В этом городе живут самые равнодушные люди, каких я только видел.
   - Ты в этом смысле? - Роман кивнул на лежащего. - Удивил! Везде так.
   - Но здесь в особенности. Сколько я уже... и сам видел, и от знакомых слышал... вот так лежит кто-нибудь, или бьют кого-то или еще что-то - никто не ввяжется, да что там - никто даже не позвонит никуда... большей частью, во всяком случае. У меня знакомый один пошел недавно в магазинчик... а у него - бац! - микроинсульт. Упал, головой стукнулся и потерял сознание. Причем днем дело было... Лежал у всех на виду, голова в крови... долго лежал, и никто не остановился - все думали, что по пьяни башку рассадил. Только через два часа его увезли.
   - Умер?
   - Да, - Анатолий хмуро посмотрел на летящий по озеру катер. Роман пожал плечами.
   - Не в равнодушии тут дело, Толь. Я тебе вот что скажу - они все замечают, все понимают, они даже могут и посочувствовать, но никто из них не сомневается в том, что внимание может принести с собой только неприятности. Поэтому проще сказать самому себе, что видишь очередное пьяное тело, и пойти тихонько дальше. Главнейший девиз нашего распрекрасного города: "Не мое дело".
   - И не твое тоже?
   - А как же? - Роман усмехнулся уголком рта. Анатолий покосился на лежащего мужчину и отвернулся.
   - Это-то меня и пугает. Аркудинск как трясина... и я тут... Ты прав - это не мое дело.
   - Что-то тебя, Толя, в какие-то дебри понесло. Глянь-ка лучше туда, - Роман вытянул руку, указывая на озеро, и Чернов послушно повернул голову.
   Если Тишь усыпана крохотными островками, как крупой, то на Аркудово был всего один остров, но довольно большой, и у него даже было свое название - Лозовой. Расположенный ближе к западной оконечности озера, он имел вытянутую форму, и на этом острове среди ивняка расположился белый трехэтажный особняк с тремя островерхими темно-коричневыми крышами, похожий на миниатюрный замок, отчего-то сразу же наводящий на мысли о сказках братьев Гримм. Но к фасаду этого замка был зачем-то пристроен портик с легкими колоннами, что совершенно портило всю картину. На острове была своя пристань, и возле нее чуть покачивались на легких волночках два пришвартованных катера.
   Это сооружение некогда было выстроено по велению одного из местных крупных бизнесменов, вознамерившегося устроить в нем нечто среднее между пансионатом и элитным клубом. Но по окончании строительства то ли мысли бизнесмена приняли другое направление, то ли случилось что-то еще, но только особняк почти круглый год стоял пустой, и жили в нем только сторожа. Бизнесмен вскорости уехал из города, но особняк оставил за собой, и каждый раз, когда он навещал Аркудинск по каким-то делам, в особняке громко играла музыка, слышался женский визг, вечером и ночью все окна сияли огнями, а над островерхими крышами с грохотом расцветал фейерверк, не угасая почти до утра.
   Но сейчас особняк не выглядел пустым. Несколько окон на третьем этаже было открыто, и ветер колыхал в них тяжелые шторы, а ведь прежде Роман вообще никогда не видел, чтобы на окнах особняка были шторы. Недалеко от причала виднелись двигающиеся людские фигурки, и пока Роман смотрел на особняк, к острову подлетел еще один катер, и с него на причал начали выгружать какие-то ящики.
   - Похоже горчаковский алькасар опять не пустует, - удивленно сказал он. - Неужто этот козел вновь собирается устроить празднество с дискотекой и салютом до утра?
   - Что-то не пойму я, кто из нас уезжал из города? - Анатолий насмешливо фыркнул. - Горчаков ничего устроить не может, потому как уже почти год пребывает на одном из местных кладбищ. У него там собственный склеп.
   - Небось, такой же уродливый, как и этот дом, - Савицкий прищелкнул языком - новость и вправду его удивила. - А кто же здесь теперь?
   - Теперь особняк принадлежит его жене... то есть, вдове. И, похоже, она решила в нем надолго поселиться.
   - Но она его не ремонтировала - вот об этом я бы знал... Странно, что она его сразу же не продала. Это была с самого начала дикая идея - построить дом на этом острове. Почва плохая, в половодье заливает. Рано или поздно он либо в воду сползет, либо развалится сам собой.
   - Ну, так съезди к ней, попроси аудиенции и объясни, что к чему, просвети бедняжку, - Анатолий хихикнул. - Может, ей-то как раз нужен архитектор.
   - Я к бабе работать не пойду! - буркнул Роман, мгновенно теряя к особняку всякий интерес и отворачиваясь, но Анатолий продолжал смотреть на остров.
   - А ты ее когда-нибудь видел?
   - Кого?
   - Супружницу горчаковскую.
   - Не знаю, он их каждый год менял. Парочку видел на городских мероприятиях, если то, конечно, жены были, - обычные бляди, ничего особенного. А тебе зачем?
   - Любопытно просто. Говорят, она, вроде как, вообще с острова никогда не выезжает, живет затворницей. Хотелось бы посмотреть, что он напоследок себе нашел.
   - А от чего умер-то? - Роман сопроводил вопрос зевком.
   - Кто-то неаккуратно в него ножом ткнул - как раз во время дня рождения. Вот Горчаков взял да и умер.
   - Так может это веселая вдова? - без всякого энтузиазма предположил Роман. Чернов покачал головой.
   - Насколько мне известно, нет. В момент убийства она хлестала коньяк в присутствии кучи свидетелей... хотя подробностей я не знаю. Вроде там кого-то посадили...
   Анатолий бросил на остров последний взгляд, подошел к своей машине, отключил сигнализацию картинным движением и сделал Роману приглашающий жест.
   - Подбросить?
   - Не, - отозвался тот, оценивающе оглядывая темно-синий "Гран вояджер" приятеля. - Я свою продал и теперь отвыкаю от роскоши. Думал, ты приедешь на чем-нибудь более внушительном.
   - Надоели джипы, хочется изящества, - Анатолий открыл дверцу, потом любовно похлопал "крайслер" по крылу. - Австрийская сборка, салон удобный, а главное - очень вместительный багажник.
   - Да, если что - много конкурентов поместится.
   - Меня изумляет, что ты в своем "Фениксе" ухитрился продержаться так долго! - чуть сердито заметил Анатолий. - Мне кажется, что весь коллектив во главе с генеральным должен был выкинуть тебя в окно сразу же, как ты в первый раз открыл рот!
   - Не принимай на свой счет - я всего лишь сделал рациональное замечание, - Роман опустил на глаза солнечные очки и постучал ногтем указательного пальца по стеклу. - Взгляни - разве эти глаза лгут?
   - А, иди ты! - буркнул Анатолий, плюхаясь на сиденье. - До послезавтра - и не вздумай опоздать! И постарайся иметь человеческий вид, а то тобой сейчас только детей пугать!
   - Яволь, герр комендант!
   Чернов сплюнул в открывающееся окно, запустил двигатель, и "вояджер" величаво вырулил с площадки, мягко шурша шинами. Роман закурил, глядя ему вслед, усмехнулся, окинул рассеянным взглядом площадь, после чего развернулся и неторопливо зашагал по тротуару к тому месту, где все так же лежал человек в джинсовом костюме. Остановившись возле него, Савицкий хмыкнул, после чего несильно пихнул лежащего носком ботинка в бок.
   - Эй, Желудь! Вставайте, граф, пора на расстрел!
   Пальцы откинутой руки дрогнули, сжались, лежащий перекатился на спину, явив круглое мясистое лицо, испещренное красными прожилками, и припухшие мутные глаза, которые, моргая, уставились на Романа.
   - Наше вам, - сердечно сказал лежащий, источая густую волну перегара. - А че - уже утро?
   - Для тебя - да. Что, Желудь, опять с женой не поладил? Другого места для спанья не мог найти? Как ты по ночам не мерзнешь - не понимаю. Ночью-то и заморозки бывают. Не думаешь ты о других, Желудь. А то представь - идут люди утром бодрой массой, полной надежд на будущее, а тут твой заиндевевший труп. Очень неприятно.
   - Грех так говорить, сосед, - просипели с асфальта, задумчиво глядя на дымящуюся сигарету в пальцах Романа. - Дай-ка ты мне лучше на стекляшечку... для поправиться...
   - На стекляшечку не дам, но могу дать по морде - причем совершенно безвозмездно, - Роман наклонился и сунул недокуренную сигарету в рот лежащему. - Вали досыпать куда-нибудь в кусты, а то из-за тебя некоторые хорошие люди думают, что они нехорошие.
   - Это как? - удивился человек, жадно затягиваясь сигаретой.
   - Да так... Давай, сгребайся! А в следующий раз можешь улечься спать на трассе - одним махом решишь проблемы многих, и мои в том числе. А то вечно куда не пойду - везде твое тело поперек дороги!
   - Грех так говорить, - повторил собеседник, с трудом поднялся и, пошатываясь, вломился в зеленую изгородь. Роман хмыкнул, закурил новую сигарету и неторопливо пошел дальше. По дороге он купил пива в первом же попавшемся ларьке. Пиво он попросил похолоднее. Продавщица опрометчиво ответила, что пиво и так не горячее. Говорить такое Роману Савицкому было бы нежелательно, но говорить такое Роману Савицкому уволенному было совершенно недопустимо, и он, открыв пиво открывалкой, лежавшей тут же на прилавке, несколькими фразами довел молоденькую продавщицу до полуистерического состояния, после чего с чувством выполненного долга приветливым голосом пожелал ей приятного дня и, попивая пиво, удалился.
   До дома можно было доехать на трамвае или автобусе, но Роман пошел пешком, чтобы убить время, которого вдруг оказалось слишком много. Непривычно было в самый разгар рабочего дня ощущать себя свободным, никуда не торопящимся, не строящим планы. Проработав в "Фениксе" почти шесть лет без отпуска, он теперь чувствовал себя нелепо, и в его неторопливой походке была некая растерянность человека, отставшего от поезда, лишившегося всех вещей, но еще этого не осознавшего. Он разучился ходить по городу просто так, нежеланная свобода сбивала с толку, и Роман не совсем понимал, что с ней делать.
   Он допил пиво, остановившись на горбатом мостике, облокотившись о холодные камни парапета и глядя вниз на ленивую воду, - высокий, поджарый мужчина с резкими чертами лица и темными, коротко подстриженными волосами. Раздражение, казалось, навечно поселилось в изгибе его плотно сжатых губ и в глубине темно-серых глаз, а косой шрам на щеке только добавлял мрачности его облику, и, глядя на этого человека, трудно было поверить, что при желании он может быть необыкновенно обаятельным, но такое желание у Савицкого возникало лишь в тех случаях, когда это было необходимо для работы или приятного времяпрепровождения с особами противоположного пола. Абсолютно самодостаточный, он не нуждался в чьем-то постоянном присутствии. Его родители давно умерли, друзей у него было мало, да и тех он растерял с годами, а женщины проходили через его жизнь быстро и незаметно, как через проходную комнату, и ничего не оставляли после себя, а если и пытались, то все это сразу же сгребалось и выбрасывалось вон. Ему нравился его образ жизни, и в одиночестве он находил не тоску, а покой и комфорт.
   Поставив пустую бутылку на асфальт и спустившись с моста, Роман снова закурил. Еще с тех пор, как вернулся из армии, он курил очень много - в день уходило почти три пачки, и в последние годы его это начало беспокоить. Он даже начал пытаться сократить количество сигарет, но сегодня ему было на это наплевать. Чем дальше уходило за полдень время, тем больше на Романа вновь накатывала странное чувство предрешенности, охватившее его еще тогда, на реке, когда он увидел ту женщину. Дело было, разумеется, не в женщине - ха! баб он на лошади не видел, что ли?! - дело было в другом... непонятное и неприятное чувство, что как только он повернулся и взглянул туда, на обрыв, где-то что-то щелкнуло, запустив давно отлаженный и ждущий своего часа механизм, и он, Роман Савицкий, некое маленькое колесико в этом механизме.
   И лицо - где он мог видеть это лицо?
   Мимо него продефилировали две длинноногие девчушки в сапожках на высоченных каблуках толщиной с младенческий мизинец, и Роман, оторвавшись от неприятных размышлений и подняв очки на лоб, с интересом досмотрел, как они дошли до угла дома, завлекательно вихляя бедрами. Он ухмыльнулся и пошел дальше, по дороге от души пнув облезлую козу, которая, перегородив тротуар, общипывала листья с молоденькой березки. Оскорбленно мемекнув, коза затрусила прочь, щедро сея на асфальт черные орешки и дергая хвостом. Проигнорировав возмущенный вопль сидевшей неподалеку хозяйки козы, Роман перебежал через рельсы, предварительно подождав, пока проедет трамвай, прошел между обсаженными березами девятиэтажками и свернул во двор. На проездной дороге между футбольной площадкой и домом стояли три женщины средних лет - все, как на подбор, в брюках с заниженной талией и, несмотря на прохладу, расстегнутой верхней одежде - и разговаривали, оживленно жестикулируя. Роман притормозил перед ними, рассеянно взглянув на пухлый сливочный живот одной из женщин, и раздраженно спросил:
   - И как прикажете вас обходить? Еще б разлеглись тут! Нельзя в сторону сдвинуться, что ли?
   Две дамы испуганно качнулись к обочине, третья же, возмущенно вздернув подбородок и подавшись к Роману, взвизгнула:
   - Да пошел ты, козел!..
   - Люда, не связывайся, - потянула ее за руку подруга, - это из пятого подъезда - такое хамло, что ужас!.. рожу его видела?! - он и ударить может!..
   - Не боись, тетки, - бодро сказал Савицкий, проходя мимо, - я не бью пожилых женщин.
   Как он и ожидал, вслед ему возмущенно и нецензурно закричали уже в три горла, но Роман на это никак не отреагировал, считая, что сказал уже достаточно. Дойдя до своего подъезда, он опустился на скамейку и вытащил сигареты. Идти домой не хотелось. Роман закурил, праздно глядя в глубь двора, где прогуливались молодые мамаши с чадами, одетые по-весеннему легко, хотя настоящая весна еще только-только подбиралась к Аркудинску. Иногда Роману казалось, что местное женское население специально рано меняет зимнюю утепленность на весеннюю легкость, чтобы у весны не было другого выбора, как сжалиться и прийти, чтобы согреть нарядных, постукивающих зубами от холода аркудинок. Он отрешенно улыбнулся, щурясь сквозь дым, и внезапно обнаружил в голове одну мысль, которая его сильно озадачила.
   Он опять думал об Ивалди.
   Это было странно, потому что он не думал о нем почти месяц - с тех пор, как не получив ответа на свой очередной комментарий, больше ни разу не заглядывал на авторскую страницу этого сумасшедшего. Роман вообще не знал, зачем пишет эти комментарии - по отсутствию новых творений Ивалди никак нельзя было соскучиться. Можно было только порадоваться, что в последнее время он не выдал ничего нового.
   Роман наткнулся на это имя на одном из местных сайтов несколько лет назад, в разделе самиздата, где аркудинские авторы выкладывали свои творения - как поэзию, так и прозу, и его удивило, что так много жителей Аркудинска увлекаются литературным творчеством. Хотя, с другой стороны, просматривая другие самиздаты в Интернете, он уже давно сделал вывод, что в России пишет каждый третий, не говоря уже о каждом втором. Впрочем, нельзя было ручаться, что все авторы местожительствовали именно в Аркудинске - большинство из них не указывали о себе никаких данных - только имя или псевдоним.
   Роман, в основном, читал лишь то, что относилось к фантастике или фэнтези, иногда заглядывал в раздел детективов, приключений и истории, мистику и хоррор же он не открывал вообще никогда, походя отметив, что в местном самиздате это был самый малопосещаемый раздел, и авторов в нем было меньше всего. Он заглянул туда лишь потому, что увидел в новинках имя "Ивалди". Это имя почему-то показалось ему знакомым, и в то же время сильно озадачило. Кажется, это было что-то из германской мифологии. Из любопытства Роман посмотрел, что же означает имя "Ивалди". Ивалди оказался гномом смерти из германо-скандинавской мифологии, прятавшим жизнь в недрах большого океана и посылавшим ее в мир в нужное время. Также Ивалди был одним из тех мастеров-кузнецов, кто изготовил заколдованный обоюдоострый меч для бога войны Черу - меч, который уничтожает своего обладателя, если тот недостоин им владеть.
   "Будем знать", - рассеянно тогда сказал Роман сам себе и заглянул на страницу автора - что же пишет олицетворяющий себя с гномом, управляющим доставкой жизни?
   На странице оказались два небольших романа и с десяток мелких повестушек - все без исключения помесь легкой мистики с ужасами, и Савицкий сам не заметил, как прочитал один из романов до конца, хотя этот жанр терпеть не мог, а, прочитав, выкурил несколько сигарет подряд, глядя в рассветное окно невидящими глазами и спрашивая себя, зачем он вообще читал эту мерзость? Но ответа так и не нашел, а в течение последующих нескольких дней прочитал все остальное, пытаясь понять человека, который все это написал, но так и не понял. Он даже не понял, мужчина это или женщина. Возможно даже под псевдонимом "Ивалди" скрывались соавторы - довольно часто изложение действия было сумбурным, словно книгу писали несколько человек, азартно отпихивая друг друга от клавиатуры.
   А вероятней всего, Ивалди просто был сумасшедшим, и Романа удивляло, что среди многих комментариев, в которых было откровенное отвращение и пожелание "бросить засорять самиздат всякой фигней" попадалось и немало лестных, а некоторые даже выражали беспредельное восхищение, особенно некие Блэки, Самец, Валесса и Vova. Савицкий не понимал, чем тут можно восхищаться.
   Книги были темными, мрачными и в то же время удивительно яркими и живыми, может, именно поэтому от них было так трудно оторваться. Сюжет изобиловал банальностями, кровь лилась широким потоком, а главные герои, все без исключения, были бездушными мерзавцами, к концу произведения становившимися чуть ли не демонами в человеческом облике. Второстепенные персонажи были не лучше. Ивалди мало внимания уделял описанию внешности своих героев, четко обозначая лишь пол и возраст, зато в подробностях описывал их внутренний мир, эмоции и переживания, сцены же убийств были настолько точно детализированы, словно автор наблюдал их в реальности, стоя рядом с блокнотиком и время от времени расспрашивая убийцу и хрипящую жертву, что те в данный момент чувствуют. Любовных линий практически не было, и все творения Ивалди заканчивались всеобщим хаосом, грудой трупов и совершенной безысходностью. В общем и целом, от прочтения этих книг оставалось ощущение, что кого-то стошнило желчью и кровью на компьютерные страницы. Именно это Роман и написал в своем комментарии, иронично подписавшись "Черу". И получил ответ.
   "Если мои книги так вам отвратительны, зачем вы прочитали их все?"
   Савицкий неожиданно разозлился, как мальчишка, который на глазах у друзей попал в глупую, унижающую ситуацию, - разозлился, потому что сам по-прежнему задавал себе этот вопрос. Может потому, что ему хотелось знать, что же за человек сидел где-то там, за клавиатурой, отчего в его голове появляются такие мысли? Может, потому, что, несмотря на слабый сюжет, изложение было слишком хорошо?
   А может, потому, что ему казалось, этот человек очень хорошо знает, о чем пишет. И это уже слегка пугало.
   Возможно, я хочу знать не только, кто ты и где, но и что нужно сделать, чтоб никто больше не смог прочитать твоих мерзких книг. Потому что они слишком запоминаются. Потому что их хочется дочитать до конца, хотя я уже знаю, что в твоих книгах никогда не бывает счастливого конца. В них вообще никогда не бывает ничего счастливого.
   После этого между ним и Ивалди на авторской странице началась бурная переписка, состоящая в основном из злобной полемики и обоюдных язвительных замечаний и оскорблений. Роман не оставлял без ответа ни один комментарий, увлеченно ругался с теми, кто оставлял хвалебные замечания, поддерживал тех, кто называл "гнома" "шизофреником", а его творчество "помоями", и каждое новое произведение Ивалди сопровождал фразой: "Поздравляю вас, глубоконеуважаемый любитель кровавого месива, с тем, что вас стошнило очередным творением!"
   Это продолжалось довольно долго, но как-то, прочитав очередной выложенный романчик Ивалди, Савицкий задумался. В книге по-прежнему хватало крови, ее даже стало больше, как больше стало и злости, но она заметно отличалась от остальных. Сюжет был все так же вяловат, но на этот раз появилась четкая и довольно красивая любовная линия, а главный герой оказался очень даже симпатичен и благороден, хотя к концу книги все равно погиб, причем довольно глупым образом. Роману казалось, что действие произведения уже закончилось, и автор приготовился поставить точку, но обнаружил главного героя в живых и спешно изничтожил, чтобы не отступать от своих правил. Сцены убийств утратили яркость и детализированность, зато в других сценах теперь было больше жизни, и в целом можно было сказать, что на этот раз Ивалди отошел от хоррора, изваяв практически чистую мистику.
   Савицкий в тот вечер был в хорошем настроении, а потому написал:
   "Это уже немного лучше, чем было, но вы по-прежнему очень мало работаете над сюжетом. И у меня складывается впечатление, что единственная ключевая идея всех ваших книг - отправить на тот свет как можно больше народу. У произведения должна быть какая-то цель, но у вас ее нет - у вас есть только желание размазать повсюду кровь. И это удручает, поскольку вы, все-таки, обладаете некоторым талантом. Но, похоже, он достался не тому человеку. Смотрите, чтобы ваши книги не уничтожили вас, как меч Черу уничтожил своего обладателя".
   И вот уже несколько месяцев Ивалди не выкладывал на своей странице даже крохотного рассказика. Несколько раз Роман, злясь на самого себя, спрашивал его - уж не бросил ли он свое творчество и не занялся ли чем-нибудь общественнополезным? Но, не получив ответа, наказал себе впредь больше не заглядывать на эту страницу и вообще забыть о существовании Ивалди. и у него это успешно получалось - до сегодняшнего дня.
   Роман раздраженно отщелкнул окурок в куст боярышника, встал и вошел в подъезд. Неторопливо поднимаясь к себе на третий этаж, он размышлял о том, что будет послезавтра, и так увлекся этим, что заметил сидящего на площадке мальчишку только тогда, когда чуть не наступил на него.
   - А ты еще чего тут расселся? - удивленно спросил Савицкий, останавливаясь перед своей дверью.
   Мальчишка вскинул светловолосую голову и внимательно посмотрел на него блестящими сине-зелеными глазами. На вид ему было от силы года четыре, одет он был неряшливо и очень легко для такого холодного дня. Тонкие бледные руки жалостно торчали из рукавов синей футболки, которая была ему велика. Одежда казалась довольно грязной, а на правой щеке малыша темнело черное пятно - то ли от сажи, то ли чего-то еще. Волосы, в которых застрял сухой стебелек травы, были всклокочены, а в углу рта подживала болячка. Он сидел на черном вязаном коврике перед дверью Романа, поджав ноги и прижимая к груди толстую тетрадь, и вид у него был такой, словно он имел полное право здесь находиться. На вопрос Романа он ничего не ответил, только крепче прижал к себе тетрадь и застенчиво улыбнулся полубеззубой улыбкой. От него исходил вполне уловимый запах немытого тела.
   - Что ты тут делаешь, спрашиваю?! - произнес Роман, повысив голос, в котором было естественное раздражение человека, который идет домой отдыхать, а не обнаруживать перед своей дверью на коврике чьих-то там детей.
   - Я тут давно, - ответил мальчишка и принялся задумчиво грызть ноготь большого пальца. Роман посмотрел на него озадаченно. Пацан вел себя как-то странно - да полно, уж не развеселая ли это шутка какой-нибудь из его бывших подружек?
   Я не хотела тебе говорить, но так сложились обстоятельства... В общем, у тебя есть сын.
   Савицкий даже поймал себя на том, что ищет соответствующую записку, приколотую к одежде ребенка, и разозлился еще больше.
   - И чего тебе надо?
   Мальчишка извлек палец изо рта и протянул Роману свою тетрадь.
   - Почитаешь мне?
   - Нет, - Роман вытащил ключи и начал отпирать дверь, пытаясь сообразить, видел ли он мальчишку прежде. Наверное, все-таки, ребенок какого-нибудь из соседей, только вот чей? Он никогда не обращал внимания на детей, и все они для него были на одно лицо. - Иди домой, понял?! Брысь отсюда!
   - Дома скучно, - сообщил мальчишка и снова принялся обрабатывать зубами ноготь. - Ну, почитай!
   - Не буду я тебе ничего читать! - вскипел Савицкий, толкая дверь. - Пусть тебе дома читают! Или иди во двор, там полно теток - может, они тебе почитают, а от меня отцепись! И уйди от моей двери!
   Лицо малыша сморщилось, и он быстро-быстро заморгал, явно намереваясь разреветься. Роман скривился, шагнул в квартиру и громко хлопнул за собой дверью. С минуту постоял в коридоре, глядя на безмолвный экран телевизора в гостиной, потом выругался, сунул в рот сигарету, повернулся и открыл входную дверь. Мальчишка все так же сиротливо сидел на коврике, но теперь повернулся к двери боком, и Роман увидел, что один локоть у него ободран, и на свежей ссадине только-только начала подсыхать кровь вперемешку с грязью.
   - Ну, и почему ты все еще здесь?!
   - А у тебя есть собака? - спросил мальчишка и шмыгнул носом.
   - Нет у меня никакой собаки! Катись отсюда, я сказал, а то спущу с лестницы! - Роман снова захлопнул дверь и зажег сигарету. Бросил ключи на тумбочку с такой силой, что от удара стоявший на ней флакон туалетной воды опрокинулся и покатился к краю. Роман поймал его и водворил на место, после чего распахнул дверь и наткнулся на выжидающий сине-зеленый взгляд.
   - Сидишь? - мрачно осведомился он. Мальчишка не ответил, с любопытством глядя на дымящуюся сигарету, подпрыгнувшую в губах Романа вместе с вопросом. Савицкий огляделся - почти беспомощно. Он не привык иметь дело с детьми. Позвонить в дверь кого-нибудь из соседей - может, подскажут, чье это чадо? Да вот только он давным-давно разругался со всеми соседями - большинство из них были женщинами более чем среднего возраста, которые занимались исключительно тем, что совали нос не в свое дело.
   - Ты чей, пацан?
   - Мамин, - логично ответили ему. - А ты чей?
   - С какого этажа, спрашиваю? Где ты живешь?
   - Там, - мальчишка махнул рукой в угол, на толстую вентиляционную трубу, и Роман, правильно истолковав направление, уточнил:
   - В соседнем доме?
   Малыш кивнул и снова принялся за ноготь, и без того уже сгрызенный почти до мяса.
   - А квартиру помнишь?
   - Четыре.
   - Замечательно! Вот и иди к себе в квартиру четыре!
   - Там закрыто.
   - Ну, а я-то тут при чем? - буркнул Роман, стряхивая пепел на площадку. - Черт возьми, перестань грызть ногти, когда с тобой говорят!
   - Ты злой, - сказал мальчишка, не сделав попытки вынуть палец изо рта.
   - Наконец-то до тебя дошло! - удовлетворенно произнес Роман и захлопнул дверь. Снял куртку, разулся, докурил сигарету в несколько затяжек и воткнул ее в пепельницу, полную вчерашних окурков. Открыл холодильник и критическим взором окинул его содержимое, пробормотав: "М-да, грустно", - после чего вернулся в коридор и остановился возле входной двери, прислушиваясь к стуку каблуков на лестнице. Он подождал, но, вопреки его надеждам, звуки шагов не замедлились на его площадке, и он не услышал ничьих голосов. С полминуты спустя сверху раздался хлопок закрывшейся двери. Роман раздраженно потер шрам на щеке и повернул ручку замка.
   - Ты тут решил навеки поселиться, что ли?
   Мальчишка вытянул губы трубочкой, словно собрался кого-то от души поцеловать, и отвернулся, глядя на пустую лестницу. Роман немного постоял молча, потом сказал:
   - Если уж тебе охота тут сидеть - на здоровье! Но уйди с тряпки - она мокрая. И вообще лучше не сиди на полу - простудишься, ясно? - он почесал затылок. - Что у тебя с рукой? Упал?
   - Валька меня толкнул, - радостно ответил мальчишка, - а потом я его толкнул, а потом пришел Русик, и я убежал. У Русика есть лазерный пистолет. А у тебя есть?
   - Нет, - в этот момент Роман почему-то подумал о Лехе Минаеве и невольно усмехнулся. - И, может, оно и к лучшему... Вот что, вставай-ка. Ты знаешь, что нельзя ходить с такой дырой в руке - можно занести инфекцию, да так, что тебе потом могут запросто оттяпать руку. Вот так - бац! - и все.
   "Господи, я говорю точь в точь, как моя мать! - мысленно изумленно сказал он себе. - И на кой черт мне это надо?"
   - Да? - лицо мальчишки выразило недоверие, смешанное с легким испугом, и он встал, уцепившись за повисшую руку Романа, прежде чем тот успел ее отдернуть. Пальцы у него были прохладные и липкие, и с их прикосновением Роман вдруг ощутил накрывшую его с головой волну странного восторга, непередаваемого чувства уверенности, что все будет совершенно замечательно и... Но тут малыш отпустил его руку, и ощущение кончилось. Очевидно, это было всего лишь неизвестно откуда-то взявшееся умиление - и с чего бы вдруг, спрашивается?
   - Ладно, - неохотно пробормотал Савицкий, - давай, мы промоем тебе руку, замажем... но ты сразу же пойдешь домой, понял?
   - Ага, - малыш шмыгнул носом и шагнул в открытую дверь так простецки, что Роман невольно изумленно застыл на пороге. В нынешние времена доверчивость не была присуща даже детям.
   - Слушай, малый, а тебе мать не говорила, чтобы ты не подходил к незнакомым людям? И уж тем более, не заходил к ним домой?
   Мальчишка обернулся. Казалось, он искренне удивлен.
   - Но я же тебя знаю. Ты - Рома, так тебя называет дядя Миша, который часто спит за площадкой. А еще тебя называют Хамло. А еще называют Му...
   - Ограничимся "Ромой", - поспешно сказал Савицкий, закрывая дверь. - Клади свою тетрадь здесь и пойдем в ванную. Тебя-то как зовут?
   - Денис, - сообщил мальчишка и положил тетрадь на тумбочку, еле-еле дотянувшись до края. - Лозинский.
   Роман пожал плечами - фамилия ничего не могла ему сказать, поскольку он не знал ни одной фамилии здешних обитателей, кроме Мишки Желудя, и понятия не имел, кто живет в соседнем доме, да еще и в четвертой квартире. Он отвел Дениса в ванную и промыл ему ссадину, после чего отыскал в аптечке заживляющий бальзам и сделал мальчишке повязку, израсходовав весь свой более чем скудный запас бинтов. Денис, устроившийся на бортике ванны, стоически перенес процедуру и даже не поморщился, лишь то и дело принимался грызть ногти.
   - Ну, вот, - сказал Роман, - потом твоя мамаша сделает лучше. Господи, ну и воняет же от тебя... Ты хоть моешься?
   Мальчишка не ответил, с интересом разглядывая свою руку и болтая ногами, потом ткнул указательным пальцем в направлении правой щеки Савицкого.
   - Ты был на войне?
   - Нет, - Роман ссадил его с бортика ванны и вывел в коридор. - Так когда вернется твоя мамаша? Или отец?
   - Только мама, - Денис подтянул грязные джинсы. - Ее зовут Оля. Это очень важно.
   - Мне это совершенно неважно, - Роман вытащил из пачки сигарету, недовольно посмотрел на нее и спрятал обратно. - Так когда она придет?
   - А она и не уходила, - Денис прошмыгнул в кухню и уселся на стул задом наперед, жадно оглядываясь по сторонам.
   - Как не уходила? - Роман остановился перед ним, сунув руки в карманы брюк. - Ты же сказал, что у тебя закрыто.
   - Ну да, - Денис потянулся к маленькому музыкальному центру, стоявшему в нише шкафа. - Можно включить?
   - Нет, нельзя! - Роман перехватил его руку за запястье и легко хлопнул грязную ладошку о столешницу. - Так значит, твоя мать дома? Так чего ж ты мне голову морочишь?! Иди домой!
   - Там закрыто. Дома было скучно, я вышел, а дверь захлопнулась.
   - Елки, так постучи в нее! - сказал Савицкий, раздраженный бестолковостью ребенка. - Раз твоя мать дома, то она тебе откроет! Она же тебя не выгнала?
   Мальчишка покрутил головой.
   - Ну, так в чем дело? Или я еще и должен тебя за ручку отвести?! - вскипел Роман и все-таки закурил.
   - Она и тебе не откроет, - сообщил Денис, разглядывая прозрачные дверцы посудных шкафов. - Она занята.
   - И чем же таким она занята, что дверь открыть не может? - уже почти зло спросил Роман, открывая кран и подставляя стакан под струю воды.
   - Она висит.
   Роман вздрогнул, стукнув стаканом о край раковины, и обернулся, недоуменно глядя на мальчишку. По затылку отчего-то пробежал неприятный щекочущий холодок, и Роман невольно провел там кончиками пальцев, будто на затылке примостилось назойливое насекомое. Денис смотрел на него с откровенным интересом, точно ожидал занимательной реакции, и Роману захотелось как следует его выпороть.
   - В смысле? На телефоне, что ли? Или она у тебя спортсменка? - кто-то у него в голове облегченно вздохнул - конечно, спортсменка, вот тебе и разумное объяснение - подтягивается на турнике... а ты чего подумал, Савицкий? Вот чего ты подумал? - Висит на турнике, правильно?
   Денис замотал головой, и в сине-зеленых глазах Роману почудилась хитринка.
   - Нет. На люстре.
   Савицкий с грохотом поставил стакан на стол, выплюнул сигарету в раковину, схватил мальчишку за плечи и встряхнул так, что тот лязгнул зубами.
   - Малый, тебя кто надоумил меня разыгрывать?! - он встряхнул его еще раз. - Говори, или я тебя так выдеру - неделю сидеть не сможешь! Чьи это шуточки?!
   Малыш вытаращился на него во все глаза, сморщился и его рот расползся во все стороны. Он вздохнул, набирая воздух для грандиозного рева, и Роман поспешно отпустил его. Ребенок - это уже было плохо, но плачущий ребенок - это во много раз хуже.
   - Извини, ну, извини... - он неумело огладил плечи мальчишки, прижал пальцы к его мокрым губам и тут же убрал, машинально вытерев их о штанину. - Я больше не буду, но и ты не шути, понял? А теперь говори правду - где твоя мать?
   - На лю...
   - Мальчик, - Роман приложил кончик указательного пальца к его носу, - дядя Рома терпеливый до поры, до времени, но если ты будешь с дядей Ромой шутить, то дядя Рома сильно разозлится. Давай еще раз.
   - Только теперь она на полу-у-у, - проныл Денис, скосив глаза на палец Савицкого.
   - Кто на полу? Мать?
   - Лю-у-устра! А в потолке крючок... и там провода... много проводов... и она висит... и на лице волосы... - мальчишка начал размеренно икать, и Роман опустил руку, ошеломленно глядя на него. - Я хотел на улицу... но она ничего не говорит... и я ушел. С ней скучно. Зачем она туда залезла, а?
   Роман встал, схватил стакан со стола и протянул ему.
   - На, выпей-ка, - он отвернулся, и его взгляд уткнулся в трубку радиотелефона, лежащую на столе.
   Врет пацан, конечно же врет. Кто-то его подучил... сам бы вряд ли такое измыслил - слишком мал... Черт, ну и ситуация!
   - Ей, наверное, там холодно, - сказал за его спиной детский голос, потом послышалось продолжительное бульканье. - Она совсем голая.
   Роман протянул руку к телефону, выругался вполголоса и отдернул ее. Посмотрел в окно.
   Даже, если это и правда, что ты сделаешь, что?
   Я тут давно...
   Савицкий, это не твое дело!
   - Вот что... - неуверенно произнес он, - ты знаешь свой телефон?
   Ответ мальчишки был именно таким, какого он и ожидал.
   - Нет.
   - Хре... ладно, сейчас, - Роман нервно провел ладонью по лицу, - сейчас я позво... нет, сейчас мы пойдем и проверим, и если ты мне наврал...
   - Пойдем! - Денис поставил стакан и обрадовано спрыгнул со стула. - А ты мне потом почитаешь?
   - Еще как, - хмуро ответил Савицкий, быстрыми шагами идя в прихожую. Пока он завязывал шнурки ботинок, мальчишка стянул с тумбочки свою тетрадь и теперь вовсю крутил ручку нижнего замка, то открывая его, то закрывая. Роман схватил ключи и, не надевая куртку, распахнул дверь и выскочил на площадку. Денис замешкался в прихожей, разглядывая календарь с мчащимся по пустынной трассе роскошным "феррари", и Роман выдернул его из квартиры за плечо. На почти неуловимое мгновение ему захотелось юркнуть обратно в квартиру, оставив пацана на площадке вместе с его проблемами, тетрадкой и придуманной голой мамашей, висящей на люстре, после чего он зло хлопнул дверью.
   На улице Денис сразу же начал ныть:
   - Дядя Рома, я не могу так быстро!..
   Роман чертыхнулся, подхватил его и сунул под подмышку, после чего почти побежал через двор к соседнему дому, хотя не имел ни малейшего намерения не только бежать, а и вообще туда идти. Но что-то заставляло его, может, те холодные лапки, щекотнувшие недавно его затылок. Пацан, конечно же, все выдумал, но все равно Роману было сильно не по себе. Не каждый день к тебе приходят маленькие мальчики и сообщают, что их мама висит на люстре. Он перехватил Дениса чуть пониже, чтоб его свисающие ноги не колотили его по бедру, и спросил на ходу:
   - Почему ты пришел именно к моей квартире?
   - Не знаю, - почти весело ответил малыш, явно довольный тем, что его несут. - А ты можешь бегом?
   "Ремнем! - с наслаждением подумал Роман, снова перехватывая сползающего мальчишку - тот оказался очень легким, но ноша была непривычной и неудобной. - Со всего размаха! Чушь это все, что детей нельзя пороть!"
   - Туда, - сообщил Денис, вытягивая руку в направлении первого подъезда. - Только она тебе все равно не откроет.
   Роман ничего не ответил и влетел в подъезд, чуть не столкнувшись с выходящей полной женщиной, которая испуганно ахнула и воскликнула:
   - Да смотреть же!.. чуть не убил!.. господи!..
   Роман, не слушая ее, взбежал по лестнице, поставил мальчишку перед красно-коричневой дверью с золотистой цифрой "4" и вонзил палец в пуговку звонка, огласив гулкий подъезд громким пронзительным дребезгом, напомнившем ему старый будильник школьных годов, который сметал с постели не хуже урагана. Он звонил почти десять секунд, потом опустил руку, слушая, как последняя трель звонка затихает где-то в недрах квартиры. Трель угасла - и все, тишина - ни звука, ни движения за дверью. Роман наклонился к двери, напряженно прислушиваясь, потом, прищурившись, посмотрел в дверной глазок, мутный, словно бельмо слепца. Мальчишка рядом с ним монотонно шмыгал носом.
   - Ну, я же сказал! - победно заявил он, когда Роман отодвинулся и грохнул в дверь кулаком, а потом подергал ее туда-сюда. - Она не откроет.
   - Просто никого нет дома, - раздраженно сказал Роман - не столько ему, сколько самому себе. - Вот и все.
   Собственно, это действительно было все. Пусть изобретательный мальчишка сидит тут и ждет, а он, Роман, пойдет домой. Вообще не нужно было сюда приходить. Пацан бы и сам дошел спокойно - пройти от одного дома до другого - дело нехитрое и для четырехлетнего.
   - Она дома, - Денис посмотрел на него каким-то удивительно взрослым взглядом, и по затылку Романа отчего-то вновь заелозили холодные щекочущие лапки. У четырехлетних мальчишек не бывает, не должно быть таких взглядов. Словно ребенок, выйдя из квартиры, что-то вынес из нее в своих глазах, и это что-то...
   - Я тебе покажу, - Денис схватил его за рукав рубашки и потянул к выходу из подъезда. - Ты можешь залезть на окно. Я тебе покажу, какое. Скажешь ей, чтобы она спустилась и открыла дверь.
   Роман, мысленно ругаясь на чем свет стоит, позволил маленькой руке вывести себя из подъезда. Денис остановился и показал на второе от подъездной двери окно, забранное узорчатой облезлой решеткой и почти полностью спрятавшееся за большим кустом шиповника. Роман неуверенно оглянулся на многолюдный двор и почесал затылок.
   - Только этого не хватало!.. Ладно, подожди в подъезде.
   - Я буду тут, - Денис плюхнулся на скамейку и тут же заболтал ногами. Савицкий огляделся еще раз и перебрался через низкий заборчик. Прошел между кустиками фиалок, вспугнул кошку, блаженствовавшую под кустом шиповника, ухватился за прут решетки и подтянулся, поставив ногу на выступ. Перехватил прут повыше и забрался на железный подоконник, который тут же предательски грохотнул под его тяжестью.
   Бледно-синие шторы на окне были задернуты наполовину, оставляя для обзора пространство шириной чуть больше полуметра, и Роман, держась одной рукой за решетку, а ладонь другой ребром прижав к виску, наклонился, заглядывая в окно, для чего ему пришлось прижаться к решетке лицом. Та была очень холодной и шершавой.
   Даже блеклого пасмурного света улицы хватило, чтобы контраст в сочетании с полузакрытыми шторами сделал комнату за стеклом довольно темной, но все же Роман разглядел достаточно.
   Женщина, которую звали Оля, не была абсолютно голой. На ней были ярко-красные кружевные трусики, сползшие и лишь наполовину прикрывавшие бледные ягодицы, а на правой ноге - розовый тапочек с пушистым помпоном, который болтался, зацепившись за большой палец. Второй тапочек лежал на полу среди осколков разбитой люстры, место которой теперь занимало человеческое тело, неподвижно висевшее спиной к окну на фоне книжного шкафа. Голова женщины склонилась вперед и влево, и белый толстый провод выныривал из темно-рыжих прядей волос на затылке и тянулся к потолку, захлестнутый за удерживавший люстру крюк. Руки с полусогнутыми пальцами ровно и как-то удивительно безмятежно свисали вдоль бедер, и на правом запястье нарядно блестел золотистый браслет часов.
   Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.
   ...Я тут давно...
  Во-вторых, расстояние от пола до ног со скрюченными, сведенными судорогой пальцами было больше полуметра, и на этом полу не было ничего, похожего на отброшенный стул или еще что-то, с помощью чего женщина могла бы дотянуться до крюка, привязать петлю и надеть ее себе на шею. Вокруг было пустое пространство, и ближайшая мебель - пухлое пестрое кресло, стояла слишком далеко - не вскочила же она с него в петлю прицельным прыжком?!
   Тело вдруг легко качнулось, словно кто-то невидимый подтолкнул его, и начало медленно поворачиваться, продолжая слабо раскачиваться из стороны в сторону, - жуткий маятник в виде человека. Нога женщины дернулась, тапочек свалился с нее и беззвучно шлепнулся на пол, и в тот же момент Роман развернулся и спрыгнул в палисадник, еще в полете услышав женский крик.
   - Эй, ты что это там делаешь?! Ворюга! Сейчас милицию вызову!
   - Вызывай! - заорал Роман, приземлившись чуть ли не в колючий шиповник и мгновенно вскакивая на ноги. Он вылетел из палисадника - туда, где возле двери в подъезд стояла та самая женщина, с которой он недавно столкнулся. - И "скорую"! Да живее, что ты стоишь, дура! - он зло впихнул ее в подъезд. Женщина хотела было снова закричать - на этот раз от испуга, но увидев выражение лица Савицкого, развернулась и проворно засеменила по лестнице. Роман хлопнул себя по бокам - ну, конечно, куртку он оставил дома, а вместе с ней и сотовый. Он глянул на скамейку, где оставался сидеть Денис. Скамейка была пуста. Роман суматошно огляделся - нет, нигде не видать мальчишки. Ну и черт с ним, потом найдет! Он с грохотом влетел в подъезд, в два прыжка взлетел по лестнице и на третьем прыжке въехал в дверь плечом. Дверь дрогнула, но выдержала. Роман ударил еще раз. Женщина позади него скрежетала ключом в замке и испуганно-жадно спрашивала:
   - Что-то с Ольгой Матвеевной, да? Что-то с Ольгой Матвеевной?
   В тот момент, когда Савицкий примеривался к третьему нападению на упрямую дверь, из соседней квартиры выглянул сонный мужичок в тренировочных штанах и раздраженно осведомился:
   - Ты какого... здесь на... творишь?!
   - Помоги с дверью... там баба в петле... вроде жива еще...
   Мужичок изумленно вытаращил глаза, и из-за его плеча тотчас выглянуло худое женское лицо с прилипшим к нижней губе листиком петрушки и угрожающе сказало:
   - Вася, не суйся не в свое дело! Потом не оберешься...
   - Уйди! - рявкнул мужичок и подскочил к Роману. Женщина осталась стоять на пороге, глядя на них с настороженным любопытством и что-то жуя. - Давай... раз, два... три!
   Они слаженно ударили в дверь, и на этот раз замок не выдержал. Что-то кракнуло, дверь просела, и Савицкий с мужичком по инерции влетели в квартиру, сметя по дороге тумбочку, с которой с дребезгом посыпалось какое-то барахло, и в воздухе тотчас разлился густой запах жасмина. Роман, не останавливаясь, перепрыгнул через упавшую тумбочку и бегом кинулся в комнату. Он слышал, как мужичок, ругаясь, топает следом. Кто-то взвизгнул за его спиной, да так громко, что у Романа зазвенело в ушах. Мотнув головой, он подскочил к висящему телу, которое все еще чуть покачивалось, обхватил за лодыжки, чтоб приподнять, но тотчас отдернул руки и отпрянул назад, и потревоженное тело медленно закружилось, отчего свисавшие рыжие волосы мотнулись туда-сюда, и тусклый сеявшийся из окна свет заиграл на часах и золотых кольцах. Мужичок рядом с Романом шумно вздохнул, потрогал женщину за щиколотку двумя пальцами и тотчас, скривившись, вытер руку о штаны.
   - Да она уж остыла, бедная, - он перекрестился и снова вздохнул. - Жаль, хорошая была женщина... Что ж она... да еще в таком виде...
   - Кошмар какой! - дрожащим голосом осуждающе сказала худая женщина, стоявшая позади него. Ее глаза бегали вверх-вниз, жадно впитывая все подробности. - Оделась бы хоть...
   Савицкий, все еще стоявший с протянутыми руками и ошеломленно смотревший на голый живот повешенной, кожа на котором приобрела бледно-серый оттенок, краем сознания уловил в женском голосе странные нотки недоумения и вздрогнул, опуская руки, и в этот момент нежданный помощник зло, с нажимом сказал:
   - Иди домой, Катька! Иди и Райку сюда не пускай - точно ведь сейчас прискачет поглазеть!..
   Женщина что-то недовольно ответила, сзади послышалась возня, потом звук пощечины, но Роман не обернулся, сжимая и разжимая пальцы, которые все еще хранили неприятное ощущение от прикосновения к холодной, неживой плоти. Он думал о мальчишке, который сейчас возится где-то во дворе или пристает к кому-нибудь, чтоб ему почитали.
   ... ей, наверное, там холодно... зачем она туда залезла?..
   Да только, похоже, залезла она туда не сама.
   Безвольно свисающая рыжеволосая голова вдруг дернулась и начала медленно подниматься, тусклые пряди волос поползли вверх, открывая небольшую, чуть обвисшую грудь, казавшуюся очень холодной - словно кожу натянули на отполированные куски льда, - и шею, на которой был затянут провод. Белый штепсель, торчавший из узла, врезался в горло под подбородком, словно какой-то безумный шутник пытался включить его в женщину, словно в розетку.
   Роман, не отрывая взгляда от поднимающейся головы, качнулся назад, не в силах поверить в то, что видит. Ведь он дотрагивался до нее, она была мертва - это совершенно точно, ошибиться было невозможно... ведь не держали же женщину в морозильнике, прежде чем подвесить к потолку?!..
   Голова, поднимавшаяся медленно и плавно, вдруг снова дернулась, и Савицкий задохнулся, глядя на страшное, распухшее, синюшное лицо. вывалившийся язык казался почти черным, выпученные глаза, испещренные сеткой лопнувших сосудов, смотрели точно на Романа, и чей-то мерзкий голосишко в глубине его потрясенного сознания издевательски пропищал:
   - А ведь она тебе видит, Ромка. Что ты на это скажешь? Ивалди бы это понравилось, а?
   Язык женщины лениво, с сырым хлюпающим звуком втянулся в рот, оставив на подбородке розовую влажную полосу, она растянула губы и произнесла неожиданно нежным, почти волшебным голосом:
   - И про тебя там тоже есть.
   Не выдержав, Роман хрипло выдохнул, дернулся в сторону, налетел на Васю, и они вместе растянулись на паласе, неподалеку от кучки скомканной одежды. Савицкий тотчас вскочил, дикими глазами глядя на женщину, которая мирно висела в такой же позе, как они ее и нашли, опустив голову на грудь - и совершенно непохоже было, чтобы эта голова только что поднималась. Он моргнул, провел ладонью по лицу, с силой надавливая, точно пытался содрать с него кожу, и хрипло выругался. Тягучий назойливый запах жасмина полз из коридора, сплетаясь с запахом мочи, исходившем от темного пятна на паласе под мертвыми ногами, - тошнотворная смесь.
   - Ты чего? - удивленно спросил мужичок, поднимаясь с паласа и глядя на Романа с опаской.
   - Ты сейчас... да нет, ничего, нервы шалят, - Роман на всякий случай отступил на шаг назад. - Я не каждый день на висельников смотрю, понял?!
   - Да чего уж там, - Вася покрутил головой и подошел ближе к трупу, внимательно приглядываясь и что-то недоуменно бормоча.
   - Ты чего - решил в подробностях рассмотреть?
   - Да просто... что-то... да Ольга ли это? - он наклонился, и Роману отчаянно захотелось оттащить его назад. Он почувствовал смятение - какого черта?! Ему просто привиделось, ему весь день что-то чудится. Мертвецы есть мертвецы - и нечего от них ждать каких-то фокусов! Повесили бедную женщину - да грустно, да неприятно, но бедная женщина уже ничего не может сделать, кроме как висеть и остывать, как полагается. Так что хватит дергаться, Савицкий, у тебя теперь и без того проблем хватает. Удрать уже не получится, тебя видели, о тебе расскажут - только хуже сделаешь. Как ни крути, а с органами общаться придется, хоть этого и хочется меньше всего. Ох, пацан, и чего ж ты не сел на чей-нибудь другой коврик?!
   Да ты и сам хорош - какого черта ты его впустил?!
   - Смотри, ничего нигде не трогай, - сказал он вместо этого, и Вася посмотрел на него озадаченно.
   - Да я и не... а че такое?
   - Стул видишь на полу?
   - Нет.
   - Вот то-то и оно. Думаешь, она туда взлетела?
   - Ё!... - воскликнул мужичок и одним прыжком оказался возле Романа. - Так ее... уй, ё!.. вот это я попал... - он замысловато выругался, яростно почесал голый живот и прищурился. - не, вроде Ольга... не, точно Ольга... видать, чего-то сделала с собой... Вот, что значит, внимания на людей не обращать - потом и не признаешь их.
   - Давай-ка выйдем отсюда... - сказал Роман, почти пропустив его слова мимо ушей и разворачиваясь в сторону прихожей, но в самый последний момент ухватил смысл и осведомился: - Ты о чем?
   - Ну так... Ольге-то уже за полтинник... Он хоть и молодилась, но все равно... годы-то берут свое, - Вася бросил на покойницу последний недоуменный взгляд. - И в теле была... а теперь - прямо тростиночка. Не старше тридцати выглядит.
   Роман обернулся - не без опаски, но мертвая женщина по-прежнему вела себя именно так, как ведут себя все мертвые женщины. И если выбросить из памяти ту кошмарную распухшую маску, она действительно казалась не старше тридцати. Ну тридцать пять максимум.
   - Так почем ты знаешь, что это она - ты же ей в лицо не смотрел?
   - Да она, она, - Вася удрученно махнул рукой. - Я ж ее больше двадцати лет знаю, мне и в лицо смотреть не надо. Вон, у нее на правой руке ожог выше локтя - это, она говорила, с детства еще... можешь глянуть.
   - Раз ты ее так хорошо знаешь, так может пацан ее у тебя посидит, пока тут не разберутся и не решат, чего дальше, родственникам позвонят, - предложил Роман. - Не на улице же ему торчать? Тем более...
   Вася, обходивший опрокинутую тумбочку, обернулся.
   - Какой пацан?
   - Ну как какой - сын ее, - Роман снова начал раздражаться и, почувствовав это, мысленно облегченно вздохнул - раздражение смывало прочь неприятное и постыдное ощущение от того, что он только что в усмерть перепугался. - Денис. Это же он меня сюда и притащил - мол...
   - Мужик, ты или путаешь чего, или тебя кто-то наколол, - озадаченно сказал Вася, в то же время глядя на Романа не без подозрения. - Ольга одна тут жила, и никаких детей у нее нет.
  
  II.
  
   Кухня была аккуратной, нарядной, чисто прибранной, на окне - кружевные занавесочки, на стенах бесчисленные полочки со специями, крючочки, с которых свисали кухонные принадлежности и яркие полотенчики. На подоконнике, застеленном клеенкой, выстроились горшки с цветами, стояли они и на холодильнике. Над столом мерно тикали часы, расписанные резвящимися щенками, на самом же столе, покрытом ярко-желтой скатертью, стоял овальный поднос с чайником и сахарницей, и иногда поглядывая на него, Роман почему-то отчетливо представлял, как сидела за этим столом рыжеволосая женщина и пила чай - сидела в одиночестве в своем аккуратном кухонном царстве, глядя на часы и на глуповатые щенячьи морды. Ему подумалось, что женщине этой очень не понравилось бы, что сейчас ее желтая скатерть усыпана чешуйками пепла, а рядом с подносом пристроилась маленькая салатница, заполненная окурками. Присутствие же на кухне троих мужчин в верхней одежде и обуви, которые курили вовсю, ей не понравилось бы еще больше.
   - Значит, вы утверждаете, что пришли сюда по просьбе мальчика, который представился сыном Ольги Аберман?
   - Он сказал, что его фамилия Лозинский, - Роман потер ноющий висок и рассеянно посмотрел на сидящего перед ним человека с тонкими черными усами и острой бородкой, придававшими ему вид испанского корсара, для конспирации переодевшегося черную куртку и темные джинсы. Корсар, носивший фамилию Панов, казался беспредельно добродушным, и только цепкие взглядики внимательных глаз показывали, что это далеко не так. Примостившийся же возле подоконника молодой светловолосый крепыш, неохотно представившийся старшим лейтенантом Нечаевым, был небрит и недоволен, а его глаза смотрели с таким выражением, что Роману то и дело чудились пронизывающий ветер и холодная стена за спиной. Крепыш не скрывал, что Савицкому нисколько не верит, но ограничивался лишь короткими скептическими репликами и большую часть времени занимался тем, что смотрел в окно, да постукивал пальцем по округлому пестрому листу маранты, предоставив корсару все делать самому.
   - После того, как Аберман не открыла, вы влезли на подоконник, правильно?
   - Вы случайно не из тех, кто в детстве неоднократно смотрел "Чапаева", надеясь, что уж в этот-то раз он не утонет?! - Роман вкрутил окурок в белый фаянс салатницы, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам. - Я рассказываю вам это уже в десятый раз и ничего нового я вам не скажу!
   - Вы были знакомы с Аберман?
   - Нет.
   - А мальчика, которого, якобы, нашли перед своей дверью, видели раньше? - неожиданно злобно поинтересовался Нечаев, и Роман посмотрел на него холодно, потом ответил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
   - Может и видел. Для меня все дети на одно лицо, я уже сказал.
   - Значит, увидь вы его сейчас, то и не узнали бы?
   - Теперь уж узнал бы - я этого паршивца на всю жизнь запомнил! - Роман откинулся на табуретке, прижавшись спиной к стене. - И давайте без "якобы"! я его не выдумывал. Уж если б я хотел обставиться, то, во-первых, придумал бы что-нибудь более правдоподобное, а, во-вторых, вовсе сюда бы не пошел.
   - Погодите, никто же не утверждает, что вы лжете, - ласково сказал Панов и покосился на коллегу - почему-то насмешливо.
   - Да? Ну, значит, мне мерещится, - буркнул Роман и принялся было разглядывать лампу под потолком, но его взгляд тут же скользнул на корсара. - У этой... действительно не было детей?
   - Действительно. Одинокая женщина, вела бухгалтерию парфюмерно-косметического магазина, по отзывам соседей - хороший, безобидный человек, которого подвесили к потолку на шнуре питания от монитора собственного компьютера, - спокойным тоном произнес Нечаев, и его ярко-голубые глаза недобро блеснули. - Может, хочешь посмотреть еще раз?!
   - Погодите, Валерий Петрович, - корсар сложил пальцы домиком. - Просто, вы понимаете, Роман Андреевич, что рассказали очень странную историю? Какой-то мифический мальчик, растворившийся в воздухе. Никто его не видел. Женщина, с которой вы столкнулись у подъезда, например, никакого мальчика с вами не видела.
   - Не видела или не заметила? - Роман снова вернулся к созерцанию лампы. - Пацан был совсем мелким. Я его сам заметил не сразу, чуть не наступил на него.
   - И почему же, вы думаете, он пришел именно к вам?
   - Не знаю. Думать - это ваша забота, я рассказал все, что знаю.
   - А может, не все? Может, Роман Андреевич, - снова встрял Нечаев, - вам стоит сказать то, что вы действительно знаете - что убили вы эту Аберман, а потом вернулись сюда, потому что что-то забыли. Ключа у вас не было, поэтому вы выломали дверь, а потом придумали всю эту сказку с мальчиком!
   - Гениально! - буркнул Савицкий. - А перед этим залез на подоконник, чтобы все на меня полюбовались. Очевидно, у меня мания величия. Или может, я пытался просочиться сквозь решетку, да, елки, не вышло?! Поэтому да, придумал сказку про мальчика. И фамилия моя вовсе не Савицкий, а Оле-Лукойе!
   - Успокойтесь, Роман Андреевич, - сказал Панов психиатрическим тоном. - Может, чего-нибудь хотите? Водички? Или сигарету?
   - Я бы сейчас выкурил изысканную сигару, скрученную на голом бедре смуглой кубинки, только вряд ли у вас завалялась такая в кармане, - Роман снова потер висок, слушая приглушенные голоса за стеной, и Нечаев взглянул на него с интересом.
   - А что - сигары так делают?
   - Возможно. Хотя большинство утверждает, что это вранье.
   Нечаев удивленно дернул головой, после чего на его лице появилась досада, и он отвернулся.
   - Семченко, который помогал вам высадить дверь, сказал, что в комнате вы вели себя... странно.
   - Там труп висел. Естественно я вел себя странно, - Роман чуть прищурился, изгоняя из памяти медленно поднимающееся распухшее мертвое лицо. - У меня слабые нервы... Кстати, мужик этот тоже вел себя... немного странно. Он сказал, что женщина... вроде как и не Ольга, а потом все-таки признал. Он утверждал, что она слишком молодо выглядит, хотя на деле ей было за пятьдесят. Мне показалось, он очень удивился.
   Панов и Нечаев переглянулись, после чего корсар задумчиво постучал пальцами по столешнице.
   - По словам соседей, вы - отнюдь не добродушный человек, Роман Андреевич. Они неоднократно отмечали вашу грубость и жестокость. Поэтому опять же странно, что вы, с вашим характером, вдруг проявляете такое участие.
   - У меня было хорошее настроение, - Роман подтянул к себе пачку и вытащил сигарету. - Долго вы меня еще мариновать будете? Чтоб я еще когда-нибудь связался с чьими-то проблемами!.. елки, вот уж правду говорят о благих намерениях!.. Почему бы вам не поискать этого паршивца и не узнать, кто его ко мне послал?! Вы будете составлять какой-нибудь фоторобот?! Или мне вам изваять его из мрамора?!
   Валерий оторвался от подоконника и открыл было рот, но тут в кухню заглянул плешивый толстячок в светлом плаще, который был ему явно мал, и поманил Панова согнутым указательным пальцем. Тот, в свою очередь, кивнул Нечаеву, Валерий бросил на Роман взгляд, похожий на шлепок грязи, и вышел, слыша, как позади Панов дружелюбно спрашивает, чем Роман занимался в течение дня. Он остановился на пороге комнаты и хмуро посмотрел на лежащее на полу тело.
   - Надеюсь, Сергеич, ты позвал меня, чтобы сообщить радостную новость - это самоубийство.
   - Ну, если предположить возможность того, что она завязала у себя на шее провод, а потом подпрыгнула и прицепила его к потолку, то да, - толстячок подмигнул ему. - Но вряд ли эта дама была настолько проворна, так что увы, Валера... Сначала в два оборота затянули на шее, потом подняли туда, - он кивнул на потолок. - Даже видимость самоубийства не пытались создать, а ведь шнур достаточно длинный, чтобы соорудить из него такую петлю, чтоб голова пролезла.
   - Что еще приятного скажешь? Когда ее?...
   - Ну, - Сергеич поерошил остатки волос на затылке и ухмыльнулся, - между десятью пятнадцатью и десять двадцатью.
   - Смешно. А если серьезно?
   - А если серьезно, то пока могу сказать, что часа три-семь назад, где-то так. Диагноз - механическая асфиксия, подробности потом.
   - В общем, тетеньку удавили, - подытожил Валерий и поджал губы. - Во не повезло!
   - Ей или тебе?
   - Обоим, - Валерий оглянулся в сторону кухни, нахмурился и спросил: - Как думаешь, Сергеич, сколько ей лет?
   Толстячок удивился.
   - Вы разве не...
   - Нет, ну вот на твой взгляд.
   - Ты ж знаешь, что бывают всякие... Ну, лет тридцать, может, немного старше.
   - Пятьдесят четыре.
   - А вы уверены, что это именно она? - тут же усомнился Сергеич. - Телосложение не спортивное, мышцы вялые... Разве что какая-то особая диета или операция... но при операции... А вообще, чего только не бывает. У одних тело стареет быстрее, чем лицо, у других наоборот. Если бы... да вот только по ее лицу ничего теперь не поймешь. Ну что, можно забирать?
   Валерий кивнул и подошел к высокому человеку, который задумчиво разглядывал примыкавшую к окну стену, оклеенную бледно голубыми обоями. Прямо посередине на обоях зеленым была нарисована большая римская III с жирной смазанной точкой, похожей на раздавленную муху.
   - Надеюсь, это просто такой дизайн? - поинтересовался он. - Может, она сама это нарисовала, для красоты?
   Человек пожал плечами.
   - И я надеюсь. Меня вот другое удивляет. Я осмотрел дверь, которую вынесли эти два клоуна. Она не была захлопнута. Она была заперта, и замок стоял на фиксаторе. Снаружи этого не сделать.
   - Он мог перескочить от удара.
   - Не в замке такого типа. И цепочка выдрана - значит, она была наброшена.
   - Может, это сделал кто-то из них, когда они вошли. Чтобы...
   - Нет. Свидетели говорят, что они сразу же кинулись в комнату, без задержек. А когда вышли, никто из них возле двери не останавливался и никаких манипуляций не проделывал.
   - Может, свидетели врут.
   - Там к тому времени весь подъезд столпился, - человек хмыкнул. - Что это, по-твоему, соседский заговор какой-то?! И цепочка выдрана, Валера. Понял?
   - А решетки...
   - Я проверил.
   - Ты хочешь сказать, что отсюда никто не выходил?
   - Нет, кто-то отсюда, разумеется, вышел, но я пока не знаю, как. Покойная хозяйка ведь не могла запереть дверь, а потом залезть обратно в петлю, правда?
   - А жаль, - искренне сказал Нечаев, пристально глядя на зеленую цифру.
   Роман, привалившийся спиной к стене, слышал практически все.
   Услышанное нисколько не улучшило его настроения.
  
  * * *
   В конце концов, его отпустили, пообещав, однако, скорую встречу для "уточнения и дополнения". Выяснилось, что в восемь утра Аберман, еще живая и здоровая, общалась по телефону со своей подругой, и этот разговор никоим образом не походил на заранее записанный на пленку. Роман же с восьми часов уже пребывал в обществе Анатолия Чернова, что тот и подтвердил - вначале по телефону, а потом почти сразу же явившись лично и устроив на лестничной площадке грандиозный скандал. В результате Савицкому пришлось самому утихомиривать разбушевавшегося приятеля, и, когда они уже покидали подъезд, оба отечественных детектива, казалось, были только рады от них избавиться, хотя на лице Нечаева читалось явное огорчение. В принципе, Роман его понимал, хоть и испытывал большое желание многократно выбросить крепыша в закрытое окно.
   - Угораздило же тебя! - сказал Анатолий уже на улице. - Но знаешь, я беру назад свои слова насчет твоего характера. Сегодня тебе с ним крупно повезло. С того момента, как мы расстались, проследить твой маршрут не составляет никакого труда - вплоть до того, во сколько, детально в минутах, ты проходил там или там. Ума не приложу, как ты ухитряешься за один день разругаться с таким количеством человек!
   Роман не ответил. Сжимая в пальцах позабытую сигарету, дотлевшую почти до фильтра, он неотрывно смотрел на дом. Зарешеченное окно на первом этаже притягивало его взгляд, словно магнит. Убитую давно увезли, но ему все чудилось, что она по-прежнему там, и все так же висит на ее ноге розовый тапочек, зацепившись за окоченевший большой палец, а мутные с кровавой сеткой глаза внимательно смотрят сквозь шторы - смотрят прямо на него, словно пытаясь что-то объяснить.
   - Ромка?..
   Он вздрогнул и уронил сигарету, ожегшую ему пальцы. Перевел взгляд на подъезд, перед которым по-прежнему толпились чуть ли не все обитатели двора, многие из которых то и дело поглядывали в его сторону, потом повернулся и как-то сонно направился в сторону площадки.
   - Может, пойдем куда-нибудь, посидим? - предложил Анатолий, хмуро плетясь в кильватере. Роман остановился возле пустых качелей и снова оглянулся на дом. - Ромк, ты меня слышишь? Пошли, а? Такое увидеть - это ж...
   - Толь, перестань ты квохтать, я ж не истеричная гимназистка! - буркнул Савицкий, закуривая новую сигарету. - Мне и раньше доводилось покойников видеть. К тому же, я ее и не знал вовсе.
   - Тогда чего ты...
   - Что-то не так было в этой бабе, - Роман толкнул качели, и они заколыхались вперед-назад с громким скрипом. - Что-то в ней было не то, только я еще не понял.
   Толь, как ты думаешь, если покойники шевелятся и говорят с тобой - это нормально, или стоит озаботиться своим душевным здоровьем?
   Я ничего не видел! Ничего не было!
   ...Там и про тебя тоже есть...
   И все же, если с разумным негодованием вымести из памяти медленно поднимающееся жуткое лицо, с женщиной действительно было что-то не так. И когда он думал об этом, перед его глазами отчего-то вставали вначале аккуратная нарядная кухня, а следом - ярко-красные кружевные трусики, будто что-то связывало эти две вещи. Но что?
   - Да там все было не так, насколько я успел понять, - рассудительно заметил Чернов. - Но вот чего ты туда полез, так и не понял. Чего ментов не дождался?
   - Она дернула ногой, - сказал Роман, наблюдая, как из подъезда вышла группа мужчин и остановилась между служебным "газиком" и красной "восьмеркой". - Я решил, что она живая.
   - Наверное, посмертные мышечные сокращения. Я про такое слышал.
   - Я тоже, - Роман мрачно посмотрел на него. - Но это сейчас здорово рассуждать, а тогда мне что надо было делать? Постучать в окошко и спросить: "Скажите, пожалуйста, это у вас посмертные мышечные сокращения или агония?" Я тебе единственное, что могу сказать, - вот теперь пусть хоть с десяток теток развесят на березе перед моим окном - я даже форточку не открою!
   - Пошли! - решительно сказал Анатолий, подталкивая его к выходу из двора, где на углу стоял его "Крайслер". - Менты с тебя прямо глаз не сводят. Лучше не нервируй их своим присутствием.
   - Чую я, что они на меня еще насмотрятся, - пробормотал Савицкий, неохотно подчиняясь. - Ну, ничего, найду этого щенка - шкуру с него спущу! Так подставить!
   - Ты сам подставился, - Анатолий зазвенел ключами и оглянулся на милицейскую машину. - И, все-таки, странно, что никто, кроме тебя, этого пацана не видел.
   Роман резко остановился.
   - Уж не хочешь ли и ты спросить: "А был ли мальчик?" Думаешь, из-за твоего предложения у меня на радостях начались видения?!
   - Я просто сказал, что это странно. Что ты сразу...
   - Его видел я - этого вполне достаточно. Черт, я этому паршивцу даже руку перевязал!.. Хотел бы я знать, кто его ко мне подослал. Сам бы он до этого не додумался. Денис Лозинский... фальшивка, конечно же!..
   - Садись, - Анатолий открыл дверцу машины. Роман плюхнулся на сиденье, подождал, пока приятель заведет двигатель, и с неожиданной усталостью сказал:
   - Если ты собираешься все отменить насчет послезавтра, то я, в принципе, пойму. Во всяком случае, попытаюсь.
   - Хорошо. Не приходи послезавтра... в девять. В десять приходи, а то у меня кой-какие дела нарисовались, - Анатолий подмигнул ему. Роман усмехнулся и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки, но под ними тотчас, как назло, возникло видение распухшего языка, медленно втягивающегося в рот мертвеца, и, вздрогнув, он выпрямился и уставился в окно. Вид проплывающего мимо красно-коричневого торца дома немного успокоил, но все равно то и дело чудился в голове чей-то издевательский хохоток.
   Испугался? Испугался?
   А ведь ему всегда казалось, что у него крепкие нервы. Уж не будет ли следствием сегодняшнего то, что он начнет подскакивать по ночам с воплями и жалобно лепетать: "Мама"?! Будь мать жива, она бы, наверное, его высмеяла. Мать Романа была женщиной жесткой и язвительной, а травмы признавала только физического характера, считая все нервные потрясения и страхи сплошным притворством, которые нужно безжалостно искоренять и ни в коем случае не потакать им. "В этих случаях ремень практичней, чем сюсюканье!" - то и дело говорила мать, и Роман не раз удивлялся тому, что она не родилась мужчиной. Его отец тоже не раз этому удивлялся, а через шесть лет совместной жизни удивился настолько, что ушел к другой женщине, с которой и жил в мире и согласии, пока в девяносто девятом инсульт не свел его в могилу. Мать пережила его на шесть месяцев, погибнув в одной из самых страшных аварий за историю Аркудинска, когда в пассажирский автобус врезался грузовик с лесоматериалами, и Роман до сих пор бессознательно обходил улицу, где это произошло.
   Уже на выезде из "рукава" Анатолий притормозил возле ларька, в приоткрытой двери которого курила скучающая продавщица, разглядывая прохожих и отпихивая ногой толстого кота, пытавшегося прошмыгнуть внутрь.
   - Сигареты забыл, - сказал он, открывая дверцу. - Сейчас.
   Роман рассеянно кивнул, глядя на дорогу сквозь ветровое стекло. И вдруг подобрался, словно пес, учуявший потерянный след.
   "Рукав", огибавший ларек, выходил на сквозную дорогу, которая, в свою очередь, протянувшись метров на двадцать пять, вливалась в трассу, где катил поток машин. Старые березы, росшие вдоль тротуара, закрывали ее, но в просвет между двумя деревьями Савицкому хорошо был виден пешеходный переход, у которого, дожидаясь разрешающего сигнала светофора, стояли несколько человек. И одним из них был мужчина в короткой темно-зеленой куртке и спортивных штанах. Его голова была повернута в профиль - обычный, ничем не примечательный человек лет сорока, которого Роман никогда не видел прежде. Он и сейчас не обратил бы на него внимания, если бы мужчина не держал за руку ребенка - светловолосого малыша в потертых джинсах и синей футболке, которая была ему слишком велика. Малыш неотрывно смотрел на человека, и даже с такого расстояния Роману было видно, что он улыбается во весь рот. На его руке, чуть выше локтя, белела свежая повязка.
   - Ах ты, черт! - зло и вместе с тем обрадовано воскликнул Роман, распахнул дверцу, выскочил из "вояджера" и кинулся к трассе, слыша за спиной шум едущей машины. Чей-то голос выкрикнул его фамилию, но он не обратил на это внимания.
   Он не стал окликать мужчину и уж тем более мальчишку - ни к чему, еще спугнет. Вот догонит - и тогда...
   На светофоре вспыхнул разрешающий сигнал, и мужчина в зеленой куртке двинулся вперед. Роману показалось, что он идет как-то сонно, и не столько он ведет мальчишку, сколько тот ведет его - почти тащит за собой. И едва он подумал об этом, уже вылетая на тротуар, как малыш обернулся и посмотрел точно на него.
   Конечно же, это был Денис - Савицкий не ошибся.
   Мальчишка улыбался - улыбался ему, и в его улыбке не было ни страха перед грядущей расправой, ни издевки - ничего - теплая, дружеская полубеззубая улыбка, которая при других обстоятельствах могла бы и умилить. Роман невольно притормозил, ошеломленно глядя на негодника, и тот на ходу помахал ему рукой - приветливый жест, как будто они знали друг друга давным-давно. Потом он отвернулся и вдруг остановился, и его спутник в зеленой куртке остановился тоже, так ни разу и не обернувшись.
   Роман смотрел на них секунду. Может быть, немного меньше - позже ему казалось, что с того момента, как мальчик и мужчина застыли на дороге, времени вообще не было. Может, какой-то клочок, который нельзя уловить ни взглядом, ни сознанием. Только что они стояли на дороге, а теперь вместо них был серебристый "опель-караван", вылетевший из потока машин и смахнувший две человеческие фигуры небрежно, как рука смахивает крошки со стола. Где-то над крышей "каравана" мелькнуло, кувыркаясь, зеленое пятно, и только потом Роман услышал грохот, дребезг бьющегося стекла и отчаянный визг тормозов. С тротуара всколыхнулся крик ужаса, в который вплелся вой клаксона, похожий на чей-то предсмертный вопль... а может, это и был вопль - Роман так и не успел этого понять. "Опель" развернуло и боком вынесло на встречную, где он с лязгом впечатался багажником в левое крыло потрепанной "тойоты" и застыл, методично мигая габаритными огнями.
   Роман сделал шаг вперед и остановился, глядя на дорогу, где лежал мужчина в зеленой куртке, сейчас похожий на изломанную окровавленную куклу, брошенную на асфальт каким-то малолетним озорником. Он шагнул не потому, что хотел подойти поближе, - ему просто потребовалось сделать какое-то движение. Ему казалось, что если он останется стоять на месте, что-то внутри него, дрожащее и натянутое до предела, порвется, и он тоже закричит - но не от ужаса, и это было намного хуже. Кто-то пробежал мимо него, еще кто-то, несколько человек, среди которых он узнал Нечаева, склонились над телом, загораживая его, но Савицкий и без того увидел уже достаточно. Человек на дороге был мертв - вероятней всего с того самого момента, как в него врезался бампер "каравана", и о крышу ударялось уже мертвое тело. Он лежал, немыслимо перекрутившись в талии, так что его верхняя часть с раскинутыми руками прижималась спиной к асфальту, а нижняя почти упиралась в него коленями. В пыли медленно и сонно расползались темные ручейки, затекая в выбоины асфальта и изгибаясь между выступами.
   Кто-то кричал - страшный вибрирующий вопль, перемежавшийся судорожными всхлипываниями. Роман взгляну на "опель" - вопль доносился оттуда, и за покрытым густой паутиной трещин и красными разводами ветровым стеклом металась и корчилась темная фигура. Он отвернулся и снова посмотрел на дорогу, потом огляделся по сторонам, пытаясь осознать случившееся. Мысли тяжело ворочались в мозгу, словно в густой трясине.
   Взбесившийся "караван" на его глазах сбил двоих человек, но на дороге лежал только один. Это было невозможно.
   Роман подошел к бордюру, глядя туда, где возле погибшего толпились люди, потом посмотрел наверх, на провода, словно мальчишку ударом могло зашвырнуть туда. Разумеется, там ничего не было. И нигде ничего не было - ни малейших следов того, кто назвал себя Денисом Лозинским. Ни тела, ни обрывка, ни лоскутка - ничего.
   Но машина сбила двоих.
   Где же второй?
   Роман поймал себя на том, что ищет мальчишку среди толпящихся людей. Это было нелепо. После такого удара ребенок просто не мог...
   Тогда где же он?!
   Внезапно он понял, что видел, как "опель" сбил Дениса, но с того самого момента, как бампер смел его с дороги, он его больше не видел, словно удар был настолько силен, что мальчишка превратился в пыль.
   Роман в несколько прыжков оказался возле искалеченного "каравана" присел на корточки и заглянул под днище, почти уверенный, что увидит зацепившееся за ось тело ребенка. Но там было пусто.
   - Какого хрена ты делаешь?! - раздался над ним злой окрик. Роман выпрямился и молча холодно взглянул в искаженное бешенством лицо Нечаева. Женщина в "караване" продолжала кричать, но уже тише, и рыдания теперь раздавались все чаще и чаще. Он повернулся и увидел, как какой-то человек открывает дверцу и помогает ей выйти. Женщину шатало, из глубокого пореза на лбу текла кровь, заливая лицо и кокетливую белую курточку. Цепляясь за плечо человека скрюченными пальцами, она что-то пробормотала про тормоза, потом снова начала кричать. Роман, отвернувшись, шагнул было в сторону тротуара, но Валерий схватил его за плечо.
   - Я тебе вопрос задал, Савицкий! Что ты сейчас делал?! И почему ты выскочил из машины и рванул сюда?! Я видел! Мы прямо за вами ехали... Знал, что это произойдет, а?! знал?!
   - Поумерь фантазию, детектив! - Роман сжал пальцы на запястье Валерия и резко сдернул его руку со своего плеча, отчего где-то в шве рубашки жалобно вздохнули нитки. - Я не господь бог! Откуда мне было знать?! Может, еще скажешь, что и этого беднягу я укокошил?!
   - Почему ты побежал?! - упрямо повторил Нечаев, дергая желваками и свирепо раздувая ноздри.
   - Мне показалось, что я увидел того пацана. Но я ошибся.
   - Пацана, как же! Сказки мне не рассказывай! Ты...
   - Что я?!
   Нечаев, сжав зубы, чуть прикрыл веки, после чего произнес - уже спокойным тоном:
   - Мы еще с тобой поговорим. И ты... - он замолчал, раздраженно глядя на подошедшего Панова, который покачал головой, потом, приподняв брови, сказал:
   - Роман Андреевич, здесь и без вас народу хватает, так что шли бы вы отсюда. Вы сегодня, прямо, вестник смерти, просто.
   - А, идите вы оба! - зло бросил Савицкий, развернулся и пошел прочь. Уже идя по тротуару, он развернулся и в последний раз взглянул на серебристый "опель", габаритные огни которого все так же ритмично мигали. Отчего-то в голову пришла неуместная, казалось бы, сейчас мысль - как женщина может ездить на такой грязной машине? Серебристый бок "каравана" был настолько пыльным, что на нем можно было рисовать, и какой-то шутник уже изобразил пальцем на водительской дверце большую римскую "IV". А могли бы нарисовать и кое-что похуже. Или написать.
   Впрочем, сейчас это не имело абсолютно никакого значения.
  III.
  
   Он вышел из дома только поздним вечером. Он не вышел бы вовсе, но за час до того проснулся и понял, что уже не заснет - ни в ближайшее время, ни этой ночью. Удивительно, что ему вообще удалось хоть немного поспать. Еще более удивительным было то, что ему ничего не снилось. Совершенно ничего - сплошная серость, вплоть до того момента, когда она открыл глаза и уставился на большой матовый встроенный в потолок светильник, призрачно белеющий в темноте. "Хорошо, хоть ремонт успел сделать" - отчего-то подумал Роман, и следом тут же выпрыгнула сердитая мысль: "Нашел, о чем сейчас думать!"
   Он пошарил по стене в поисках выключателя, но не нашел, и встал впотьмах, угодив одной ногой в тапочек, а другой - в оставленную на полу пепельницу, и та с грохотом откатилась в сторону. Роман чертыхнулся, отряхнул босую ногу от прилипших к ней окурков, повалился обратно на кровать, и его ладонь снова заелозила по стене. На то, чтобы его пальцы наткнулись, наконец, на кнопку, ему понадобилась почти минута. Раньше такого не было никогда. Свет плеснулся с потолка безжалостной волной, и Роман прищурился, потом прикрыл глаза еще и рукой. Он специально сделал так, чтобы верхний свет включался непосредственно возле кровати - это помогало быстрее просыпаться в экстренных случаях, а ночника не держал вовсе. Но сейчас Савицкий даже пожалел об этом. Свет был слишком ярок и резал глаза так, будто он целые сутки провел в густом мраке.
   Он хмуро посмотрел на груду окурков на паркете, выругался, перекатился на другую сторону кровати, встал и пошел в ванную хромающей походкой, упирая черно-серую от пепла ногу в пол лишь большим пальцем, чтобы не испачкать. В ванной Роман открыл кран и перекинул было ногу через бортик, но, передумав, переключил воду на душ и, сбросив одежду, забрался под теплые тугие струи. Провел ладонями по намокающим волосам, с силой надавливая, и некоторое время стоял, свесив руки вдоль бедер и невидящими глазами глядя в стену, выложенную новеньким светло-серым кафелем. Вода хлестала его по лицу. Со стороны могло показаться, что человек под душем уснул, забыв лечь и закрыть глаза.
   Выключив воду, Роман докрасна растерся полотенцем, вылез из ванны и задумчиво пошевелил пальцами босых ног. Почесал старый шрам на боку, потом подошел к зеркалу, уже затянутому густой дымкой, резко провел по нему рукой, и зеркало скрипнуло под ладонью - тонкий противный звук. Из-под ладони в неровной серебристой полосе выглянуло на мгновение мокрое лицо, заросшее темной щетиной, и тут же вновь заволоклось дымкой, но этого мгновения было достаточно, чтобы Роман успел увидеть свои глаза. Их выражение ему крайне не понравилось. Ему почудилось в них нечто жалобное и даже слегка беспомощное. Он не припоминал, чтобы зеркала, в которые он смотрелся, когда-нибудь отражали что-то подобное.
   Может, он действительно болен?
   Ладно, черт с ним, с мертвецом - ему действительно могло что-то померещиться. Два последних дня до этого он пил со страшной силой и почти не спал - вот вам и последствия. К тому же, Роман действительно не каждый день видел мертвецов, да еще и в таком неприглядном виде. Последний раз он видел покойника почти год назад - это был студент, утонувший в Аркудово по пьяни и проведший в воде несколько дней, пока какой-то лодочник не зацепил его случайно якорной лапой. Зрелище было не ахти, но, по сравнению с бедной Ольгой, студентик выглядел чуть ли не херувимчиком. Могло привидеться... стыдно это признавать, но могло.
   А вот мальчишка ему никак не мерещился. Он был на самом деле. Он был настолько реален, что Савицкий до сих пор ощущал прикосновение к своей ладони его прохладных липких пальцев, чувствовал его теплую тяжесть на своих руках и отлично помнил звук его голоса. Мальчишка был - и в его квартире, и на бортике его ванны, и на скамейке под окном Аберман. И он был на дороге - именно он улыбался Роману и махал ему, именно он так доверчиво держал за руку мужчину в зеленой куртке за доли секунды до того, как их обоих сбил "караван".
   Вот только куда он делся потом?
   Роман пошарил на полке под зеркалом, вытащил пачку сигарет и зажигалку, которые были разбросаны по всему дому, и закурил, глядя на мутное зеркало и удрученно качая головой. Он думал о том, что все, что случилось сегодня, было неспроста. Это не было импровизацией судьбы, которая, большая шутница, частенько тяготела к черному юмору. Это не было случайным стечением обстоятельств. Роман не верил ни в то, ни в другое, в ходе жизни не раз убеждаясь, что все происходящее имеет свою подоплеку, свои движущие силы и свои последствия, которые, в свою очередь, тоже становятся причиной какого-то события. И отнюдь неспроста он сегодня оказался на месте одной смерти и спустя несколько часов стал свидетелем другой.
   Его туда привели.
   Не будь мальчишки на его придверном коврике, Роман не пошел бы в соседний дом и уж точно не стал бы заглядывать в окно. А не увидь он того же мальчишку на переходе, не кинулся бы за ним следом... Но если в первом случае было убийство, то вторая смерть вряд ли была запланирована. Либо женщина, сидевшая за рулем "опеля", была сумасшедшей.
   В сущности, они все сумасшедшие.
   Но не настолько ведь, чтобы намеренно давить кого-то средь бела дня на одной из трасс, с которой не удерешь просто так. Да она и не пыталась удрать.
   И мальчишка - почему в обоих случаях этот мальчишка?
   Роман вышел из ванной, даже не обматываясь полотенцем - чего стесняться в собственной квартире? - вернулся в спальню и уже там надел легкий халат в мелкую изящную клетку. Савицкий любил клетчатые вещи, и в его шкафу была целая коллекция рубашек самых разнообразных расцветок, украшенных непременными перпендикулярно пересекающимися полосками. Он не знал, чем вызвана эта привязанность. Многие привязанности не имеют совершенно никакой причины.
   В отличие от событий, у которых причины есть всегда.
   Роман собрал окурки и выбросил их в мусорное ведро. После чего тщательно вытер пол. Если большинство вещей в его квартире лежали в уютном беспорядке, и горизонтальные поверхности мебели частенько укрывались слоем пыли, то паркет Роман держал в чистоте. А иногда, когда в голову приходила какая-нибудь идея, он использовал пол вместо письменного стола, ложась на живот, раскладывая вокруг бумаги и ставя поблизости бутылку пива. Письменный стол был хорош для технических отработок и тщательных продумываний, но для творческого полета мысли он никуда не годился.
   Перейдя в другую комнату, Роман включил компьютер и отошел к окну. Осторожно отвел ладонью штору, выглядывая во двор, и тут же осознал, что ведет себя так, будто сидит в укрытии, а там, где-то в ночи, бродят выслеживающие его охотники. Он зло дернул штору, открывая ее полностью, наверху что-то жалобно щелкнуло, и штора повисла косо, слетев с двух клипс. Роман ругнулся, но поправлять ее не стал и прижался лбом к прохладному стеклу.
   Он увидел все тот же двор, что и много лет назад - с тех пор, как выглядывал в окно совсем еще мальчишкой. Только березы сильно разрослись, их стволы стали толще, а крона - гуще, и даже в темноте виделась весенняя нежность и беззащитность молодых листьев. Все теми же были красно-коричневые дома, побитые временем, все так же стояли возле площадки машины, и все так же на скамейках и на широком парапете между площадкой и группкой гаражей собирались стайки молодежи, и оттуда раздавались крики, взрывы хохота и грохот музыки. Изменились марки машин, и у людей, которые ходили внизу, были уже другие лица, и других собак выводили на прогулку - да, это все стало иным, но в общем и целом не изменилось ничего. До сегодняшнего дня. Теперь соседний дом стал другим, и в особенности другим казалось темное мертвое окно на первом этаже. Двор часто посещала смерть - она приходила к старикам вместе с болезнями, она приходила к алкоголикам под звон бутылок, пьяные крики, а порой и во взблеске кухонного ножа, как-то она заглянула к одному из соседей Савицкого вместе с хрустом сломавшихся балконных перил, а в одну из семей пришла вместе с руганью и замахом молотка. Однажды таким же прохладным весенним вечером она под плеск воды присела на бортик ванны, в которой тринадцатилетняя девчушка на почве несчастной любви и беспредельного максимализма вскрыла себе вены, а в девяностых ее приход в один из соседних домов был самым громким - под звук взрыва взлетевшего на воздух "вольво", и на стволе ближайшей к углу дома берез до сих пор виден темный след от ожога и кривые рубцы от осколков. Роман знал обо всем этом, но до сих пор был лишь далеким сторонним наблюдателем. Теперь все было иначе, и может быть, поэтому, чем дольше он смотрел в темное окно, тем темнее оно ему казалось.
   Роман отошел от окна, сел за компьютер и некоторое время, уперев щеки в ладони, бездумно смотрел на заставку рабочего стола - фотографию вырезанного в толще песчаника храма Хазнет Фируан, где когда-то хранилась казна легендарно пещерного города Петры. Фотография была сделана так, что храм казался нежного оранжево-розоватого, рассветного цвета, он казался входом в сказку, в легенду, во что-то неземное и бесконечно прекрасное. Савицкий считал его одним из красивейших творений архитектуры, когда-либо создававшимися за историю этого мира, и надеялся, что когда-нибудь ему доведется съездить в Иорданию и увидеть Хазнет Фируан своими глазами. Но сегодня эта мечта казалась ему невыполнимей, чем когда-либо, она даже казалась чужой, как и лежавшие на столе и висевшие вокруг него на стенах рисунки чудесных домов и величественных дворцов, которые никогда не будут построены. Не потому, конечно, что он впустил в свою квартиру маленького мальчика со ссадиной на руке. И уж вовсе не потому, что он больше не работает в "Фениксе". Просто все... просто все это было нереально.
   Он сердито убрал с экрана заставку, вызвал телефонный справочник Аркудинска, ввел фамилию "Лозинский" и нажал на поиск. Через несколько секунд компьютер сообщил, что на данный момент среди аркудинских абонентов не зарегистрировано ни одного Лозинского. Вероятней всего, Денис Лозинский действительно на самом деле был кем-то другим. Или - очень-очень маленькое "или" - у семьи Лозинского нет городского телефона.
   В любом случае, найти мальчишку представлялось делом совершенно невозможным - разве что, если он опять на него случайно наткнется. Не ходить же ему круглые сутки по городу и заглядывать в лица всем мальчишкам подряд? Но Дениса или кто бы он там ни был, лучше бы найти. Потому что только этот Денис знает, в чем тут соль, и только он может снять с Романа все подозрения. Он не сомневался, что подозрений у Нечаева и Панова на его счет осталось с горкой - иначе, почему они не только не предложили составить фоторобот мальчишки, но даже не особо интересовались описанием его внешности? Не верят... Тогда почему отпустили? Только из-за подтвержденного алиби и выдранной цепочки? Да ладно, все равно прицепятся. Особенно Нечаев - тому дай волю - самолично бы к стенке поставил. И чего он на него так взъелся?
   Но мальчишка... этот мальчишка...
   Среди груды бумаг на столе Роман отыскал чистый листок, взял карандаш и принялся покрывать лист быстрыми короткими черными штрихами, которые постепенно, словно как-то сами собой сложились в лицо - худенькое детское лицо с всклокоченными волосами, пятном на левой щеке, болячкой в углу рта и смешной полубеззубой улыбкой. Подумав, Савицкий добавил теней у крыльев носа, поправил очертания губ и чуть сильнее изогнул левую бровь, потом немного темнее сделал глаза. Теперь сходство было безупречным - с рисунка на него смотрел тот самый мальчишка, которому он перевязывал руку и который так по-детски болтал ногами, сидя на бортике ванны. Но вместе с этими штрихами, приблизившими рисунок к натуре, из детского лица почему-то почти исчезли жалобность и то умилительно-забавное, что присуще большинству лиц маленьких детей, зато в нем проступило что-то хитроватое, почти по-взрослому осознанное, и в изгибе улыбающихся губ чудилось нечто лисье. От этого мальчик не казался старше, но он больше и не казался потерянным и несчастным, каким его помнил Роман. Скорее наоборот. Он был доволен. Очень доволен.
   - Тьфу, черт! - буркнул Роман и отпихнул рисунок подальше, в который раз убедившись, что рисовать дома намного интересней и проще, чем людей. Он бросил карандаш на столешницу и потянулся на стуле, сцепив пальцы на затылке. Один из тапочек свалился с его ноги и мягко шлепнулся на пол. Роман вздрогнул, и на него вдруг со всех сторон накатил густой запах жасмина - приторный, удушающий, словно чьи-то мягкие плюшевые лапы, деликатно, но настойчиво хватающие за горло, залепляющие рот, нос, тянущие куда-то в вязкую жасминовую топь. Задохнувшись, он вскочил, морщась, быстро прошел в другую комнату, включил свет, распахнул стеклянные дверцы полукруглого шкафчика и вытащил бутылку виски. Посмотрел бутылку на свет, отвинтил крышку и заглянул в бутылку одним глазом, после чего, ругнувшись, уронил бутылку на паркет, и она гулко покатилась к дивану. Савицкий извлек из шкафчика бутылку коньяка, потом другую. В конце концов он выудил на свет все стоявшие в шкафчике бутылки и убедился, что они совершенно и безнадежно пусты. Лишь в одной почти на самом донышке плескалось чуток дагестанского коньяка, и Роман проглотил его одним махом. Раздраженно пнул ногой валяющиеся на полу бутылки, вызвав жалобный стеклянный перезвон, потом собрал их все и, держа за горлышки, отнес в кухню, где свалил в мусорное ведро. Распахнул холодильник и тут же захлопнул его - там на полке лишь сиротливо стояла бутылка пива - водичка, которой жасминово-смертной акварели никак не смыть. Прищурившись, Роман внезапно снова, как наяву, увидел, как кувыркается над крышей "каравана" темно-зеленое пятно, в котором никак невозможно было угадать человека, и вернулся в спальню почти бегом, мысленно ругая себя за то, что умудрился так раскиснуть. Быстро оделся, посмотрел на рисунок и, сложив его, сунул в карман куртки "на всякий случай". Хотя более чем вероятно, никакого случая не будет.
   Открыв дверь, Роман первым делом посмотрел на пустой коврик, слегка сдвинутый в сторону. Разумеется, перед дверью никого не было, хотя он почему-то был почти уверен, что на него сразу же жалобно посмотрят знакомые сине-зеленые глаза.
   ...Почитаешь мне?
   Роман торопливо пересек двор, сунув руки в карманы куртки и старательно не смотря на соседний дом. Почти все окна вокруг были темны, но в этой темноте ему чудились любопытствующе-подозревающие соседские взгляды - прямо какая-то мания! Он подумал, что идет слишком уж торопливо - словно спасается бегством - и слегка замедлил шаг.
   Светофор на злополучном переходе монотонно мигал оранжевым глазом. Роман остановился и закурил, задумчиво оглядываясь. О происшедшем на дороге напоминали лишь стеклянные осколки, да пятно крови на асфальте, в редком свете фонарей кажущееся черным и похожее на раздавленного осьминога. В остальном же все было обыденно и безмятежно. На остановке под навесом на скамейке лицом вверх лежал какой-то человек, и когда Савицкий шагнул с бордюра на дорогу, со скамейки устало спросили:
   - Э, мужик!.. Не знаешь, какое число сегодня?
   - Нет, отозвался Роман, не обернувшись.
   - Эт-то хорошо... - удовлетворенно сказал лежащий и тотчас заснул.
   Недавно выстроенный круглосуточный минимаркет на другой стороне трассы, возле маленького черемухового скверика, приветливо и ободряюще, словно маяк, сиял огнями в густой аркудинской ночи. Роман вошел внутрь, раздраженно протолкнувшись сквозь стайку скудноодетых девиц, вздумавших вести беседу прямо перед дверьми, и рассеянно подумал, что в последнее время неспящих в Аркудинске становится все больше.
   В алкогольном отделе он, предварительно задумчиво заглянув в свой кошелек, взял бутылку не очень дорогого, но вполне приличного коньяка, в овощном прихватил пару лимонов и пошел к кассе. Когда подошла его очередь, молодая пухлощекая кассирша взглянула настороженно сначала на красноречивый джентльменский набор, который Роман выложил перед кассой, потом на самого Романа. Она работала здесь уже почти полгода и была достаточно хорошо знакома с Савицким и с его характером, но, тем не менее, натянуто улыбнулась и приветливо сказала: "Здравствуйте". Правила магазина обязывали говорить всем "Здравствуйте", даже тому, кого на самом деле тебе хотелось бы стукнуть кассовым аппаратом по голове и послать в известные места.
   - Вам пакет нужен?
   - Да... и еще три пачки "Кэмела", - отозвался Роман, тускло глядя сквозь нее, и кассиршу это удивило - она ожидала, что тот непременно, как обычно, что-нибудь сказанет. Но Роман молчал, равнодушно наблюдая, как она вытаскивает сигареты. Его взгляд скользнул над ее плечом к очереди у соседней кассы, полускрытой решетчатыми полочками с шоколадом и жвачкой, поплыл обратно и вдруг остановился, зацепившись за мужчину с красной пластмассовой корзинкой в руке. И в тот же момент мужчина, словно почуяв этот взгляд, обернулся и открыто посмотрел на него. Криво и нехорошо улыбнулся уголком рта и снова отвернулся.
   "Ах ты, падла!" - зло сказал про себя Роман. В его сознание ворвался голос кассирши, и он сообразил, что она его о чем-то спросила - и уже не один раз.
   - Что?
   - Карточка есть у вас?
   - Нет, - он протянул ей деньги и снова взглянул на соседнюю кассу, но Нечаева там уже не было. Роман сложил покупки в пакет, еще раз оглядел зал и вышел из магазина. Кассирша удивленно смотрела ему вслед.
   Медленно спустившись по ступенькам, Роман сунул в рот сигарету и зло оглянулся на стеклянные двери. Случайность? Местожительствующий поблизости Нечаев вышедши за кефирчиком и хлебушком, а тут - ба-а! - такая неожиданная встреча? Что-то не верится. Но отслеживать его передвижения - тоже, знаете ли, чересчур. Может, Нечаев действует по собственной инициативе - фильмов насмотрелся или еще чего? Тогда почему так грубо? Затравить решил? Роману вспомнился шведский детектив, в котором один полицейский, мастер по слежке, мог следить за подозреваемым сутками, умело и при этом совершенно не прячась, так что у подозреваемого, в конце концов, сдавали нервы. Он усмехнулся - ну, пусть следит, коли так, все равно ничего не выследит - сунул руку в карман куртки за зажигалкой, но тут же выдернул ее и ухватил за шиворот прошмыгнувшего мимо светловолосого мальчонку в темной куртке. Тот дернулся и перепуганно пискнул:
   - Вы че?!
   Роман молча вытащил его из темноты на свет, падавший на ступени, и убедился, что мальчишка с Денисом не имеет ничего общего, кроме светлых волос - хоть и маленького роста, он был явно не младше семи, и его смятое испугом лицо было Роману совершенно незнакомо.
   - Ничего, - сказал он и раздраженно толкнул парнишку обратно в темноту. - Катись отсюда!
   Мальчишка порскнул прочь, как вспугнутый заяц, а Роман, чертыхнувшись, достал-таки зажигалку и закурил, после чего зашагал к переходу, покачивая пакетом. Он больше не оглянулся ни разу. Но даже если б и оглянулся, Нечаев, стоявший за углом магазина и наблюдавший эту короткую сцену, не стал бы ждать дольше. Он подошел к тому месту, где только что стоял Савицкий, наклонился и поднял белеющий на асфальте сложенный вчетверо листок бумаги. Развернул его, поднялся по ступенькам к свету и внимательно посмотрел на рисунок. Потом перевел взгляд на уходящего человека и пожал плечами - жест получился раздраженным и не лишенным огорчения.
  
  * * *
   Роман обнаружил, что потерял рисунок, лишь в прихожей, когда, повесив куртку, хотел вытащить его из кармана, чтобы взглянуть еще раз. Он огорчился, но не сильно. По правде говоря, где-то, краешком сознания, Роман был даже рад этому - слишком живым и недобрым получилось нарисованное лицо.
   В гостиной он открыл коньяк, налил его в пузатый бокал на короткой ножке и поставил на журнальный столик темного дерева рядом с тяжелой пепельницей в виде сложенных ковшиком хрустальных ладоней. Пепельница ему отчаянно не нравилась, и Роман нередко порывался убрать ее, наконец, куда-нибудь, но дальше порывов дело не шло. Пепельницу когда-то подарила ему мать, и он сразу же спрятал ее - и потом прятал еще много раз, но мать, заходя к нему, неизменно находила пепельницу и вновь водворяла на видное место. Вначале она сердито выговаривала ему за то, что он так пренебрежительно относится к ее подарку, но позже это превратилось даже в некое подобие игры. Может, поэтому хрустальные ладони до сих пор послушно принимали в себя пепел и окурки - играть в одиночку не было никакого желания и даже казалось нечестным.
   Роман наглухо задернул шторы и погасил верхний свет, а вместо него включил торшер возле пухлого кожаного дивана - зеленый абажур, венчавший длинную прозрачную ножку. Принес аккуратно нарезанный лимон на блюдечке, после чего с размаху повалился на диван. С минуту он лежал с закрытыми глазами, потом сел, залпом проглотил коньяк, сжевал лимонный кругляшок и закурил, глядя на противоположную стену, где в двух шкафах выстроились тяжелые ряды книг, а между ними на темно-зеленой в мелких золотистых ромбах стене висели несколько пейзажных картин и четыре цветных фотографии под стеклом - флорентийского собора Санта-Мария дель Фьоре, пекинского Летнего дворца, западной части храмового комплекса Каджурахо и храма Спаса на крови, но и они, как недавно Хазнет Фируан на экране мониторы, не принесли ни удовольствия, ни успокоения. Роман налили себе еще коньяка и прищурился, разглядывая темно-янтарную жидкость на свет. Денис помахал ему. Почему? Поиздеваться? Нет, в жесте не было никакой издевки, как и в выражении лица - одно сплошное дружелюбие.
   А, вот и ты, Ромка! А я уж заждался. Смотри, чего сейчас будет!
   Роман вздрогнул и отпил половину бокала, но призрачный мальчишеский голосок не отставал, бормотал одно и то же. А ведь действительно... как ни дико это звучит, мальчишка словно знал, что сейчас будет. Знал, что у "опеля" откажут тормоза знал время и место. Савицкий подумал о безвестном человеке в зеленой куртке, который вел мальчика через дорогу... сонные, вязкие движения... Да что там, все выглядело так, будто не он вел мальчика, а мальчик вел его - ведь Роману еще тогда показалось, что малыш почти тащит своего спутника. И остановил его в точности на том месте, где мгновеньем позже пронесся вышедший из повиновения "караван". Привел его прямо к смерти.
   И исчез.
   Затейливый бред, а, Рома?
   Он допил коньяк и со звоном поставил бокал на столешницу, чуть не уронив. Мальчишка был там, он видел его!
   Тогда куда он делся? Призрак, что ли?
   Ой, Савицкий, ты еще скажи, что видел саму Смерть, сопровождавшую очередного несчастного к месту его гибели! А перед этим сопроводившую Аберман в петлю с чьей-то помощью и заглянувшую к тебе в гости, беспокоясь, что бухгалтершу, не дай бог, долго не найдут! Ну, и заодно руку забинтовать, а то вдруг заражение можно подхватить...
   Роман фыркнул и раздраженно воткнул сигарету в хрустальную ладонь, после чего распростерся на диване, закинув руки за голову и пристально глядя в светло-коричневый потолок, испещренный темными геометрическими узорами. Его взгляд медленно скользил по ровным линиям, выписывая собственный бесконечный узор. Это расслабляло и в то же время помогало сосредоточиться. Но Роман тут же подумал, что такими измышлениями недолго себя и до дурдома довести. Почему бы не отнестись к этому проще? Ну, видел - и видел - и черт с ним!
   Но почему именно он?
   Да еще это дурацкое чувство предрешенности с самого утра. И женщина в квартире... нет, что-то определенно не так было с этой женщиной - женщиной, которая так тщательно следила за своей кухней - все на месте, все аккуратно, ни крошки, ни пылинки, даже полотенчики висят ровненько, одинаково сложенные, словно по линеечке вымеряли. Да и в комнате, если б не разбросанная одежда, тоже все очень аккуратно - на всем оттенок не столько хозяйственности, сколько педантичности.
   Мальчишка, вероятней всего, увидел женщину в окно. В квартире его быть не могло - дверь была заперта и цепочка наброшена...к тому же, у Аберман не было никаких детей. Но ее белье... эти красные кружевные трусики... Если женщина так тщательно следит за своим жильем, следит ли она так же тщательно за самой собой? А трусики сползли до середины ягодиц... и не просто так... да что там, сползли - они еле держались на ней. Странно, что они вообще не свалились. Потому что они были ей слишком велики. И не оттого, что растянулись, были ношеными, старыми... они просто были ей велики. И они казались новыми. За свою жизнь Роман достаточно насмотрелся на женское белье, а одна из его подруг была просто на нем помешана и покупала себе новые гарнитуры чуть ли не каждый день. Эти красные кружевные трусики вряд ли ведали больше одной стирки. На кой черт женщине с неплохим достатком, женщине, следящей за собой, надевать на себя новое белье, которое ей слишком велико?
   Может, это сделал убийца?
   А ему на кой черт это надо?
   Да псих он, вот и все объяснение!
   Интересно, дефективы заметили это или нет?
   Роман скомкал все свои измышления, налил новую рюмку коньяка, снял с книжной полки "Эру милосердия" Вайнеров и решительно зарекся сегодня вообще о чем-либо думать.
   Но из этого все равно ничего не вышло.
  
  IV.
  
   Середина весны в Аркудинске - время суховатое, прохладное, зеленое, и у зелени этой множество оттенков, поэтому берега рек и озер на каждом участке зелены по-своему - где темная зелень вековых елей, где нежная робкая зелень берез, где яркая звонкая зелень лип, а там, где темную воду метут длинные ветви и саблевидные листья ив, зелень прозрачна и кажется чем-то неопределенным, и всюду подмешаны изумрудные пятна молодой травы, словно брызги акварели, слетевшие с кисти небрежного живописца. У узкого оконечья Аркудово - большой черемуховый парк, но там пока сплошь серое и темно-коричневое - зеленого почти не углядишь, черемуха только просыпается, а зацветет ближе к лету, и тогда парк закудрявится белым и изменится до неузнаваемости. А вместе с цветами черемухи придут грозы и ливни, и в золоте бесчисленных куполов и крестов над городом будет расцветать холодный синий огонь молний. Но еще далеко до той поры.
   Роман слушал и это, и многое другое изо дня в день, пока катерок под его управлением уверенно сновал по озерам речками и протокам - первое время слушал внимательно, потом вполуха и, наконец, перестал слушать вовсе, выучив наизусть и заранее зная, когда головы пассажиров повернутся налево, где из-за лип выступят вначале Семеновская часовня, а затем - нарядный Спасский собор, а когда - направо, чтобы увидеть среди берез белые стены Матвеевского монастыря, и знал, в какую точку Аркудово лучше всего подвести катер, чтобы было особенно хорошо видно, как в лучах полуденного солнца взрываются ослепительным светом купола Успенского собора.
   Иногда катер возил экскурсантов, иногда пассажиров, которым хотелось "просто везде покататься". Роман предпочитал первую категорию - они слушали экскурсовода и общались исключительно с ним, вторые же то и дело начинали приставать с расспросами, рассказывали о себе, жаждали услышать какие-нибудь занимательные истории или его биографию и вообще мешали работать. Хуже всего было с теми, кто выбирался катером на пикники, - везти обратно всю совершенно перепившуюся компанию было невыносимо, и уже несколько раз Савицкому приходилось выуживать из реки хмельных индивидуумов, которые в попытке сфотографироваться на борту катера в особо лихой героической позе теряли равновесие и летели в воду. Но после того, как последнему из них, только чудом не угодившему под винт встречного ботика, Роман довольно болезненно объяснил, что так делать нехорошо, его перестали ставить на подобные увеселительные поездки. Нет, с экскурсиями было проще, а сами экскурсоводши - в основном, дамы средних лет с историческим образованием, - смотрели на него лишь как на выкуривающее безмерное количество сигарет и иногда здоровающееся приложение к катерной системе управления, что Романа вполне устраивало.
   Со времени странных и страшных событий прошло три недели - ровные тихие дни, плавно перетекающие один в другой и прокатывающиеся через жизнь Савицкого так же мирно, как прокатываются по галечным пляжикам Аркудово легкие волночки в теплые погоды. Ничего не происходило, а все, что произошло, стало понемногу отходить на задний план, и теперь он уже не придавал этому такого значения и не размышлял о случившемся, снова и снова разглядывая геометрические узоры на своем потолке. Дважды его вызывали в милицию, где Роман повторил свой рассказ без малейших изменений, а потом все стихло - о нем словно забыли. Еще несколько раз он натыкался в окрестных магазинах на Нечаева, но Валерий все время смотрел сквозь него ничего не выражающим взглядом и делал вид, что это вовсе и не он. Роман принял игру - вел себя соответственно. Однажды он даже услужливо подал ему коробку с картофельным пюре с полки, куда Нечаев никак не мог дотянуться, вызвав-таки среди безучастности в его глазах раздраженно-злую вспышку, что Романа совершенно по-детски повеселило, хоть это и было глупо. Но пюре Нечаев взял.
   Во дворе все еще судачили о происшедшем и смотрели на Романа косо, но это его не задевало - на него и раньше большинство соседей смотрело без всякого дружелюбия, которое ему, впрочем, и не требовалось. Он уходил на работу очень рано утром, возвращался зачастую после наступления тьмы, поэтому с жителями своего и окрестных домов практически не встречался. Но, проходя мимо одного из безжизненных окон на первом этаже, задернутом синими шторами, то и дело бросал на него короткий задумчивый взгляд. Это получалось как-то само собой, без всякого его на то желания.
   К концу третьей недели Роман поймал себя на том, что в полном соответствии со словами Чернова он действительно отдыхает на новой работе. Она зачастую утомляла, суетливые и любопытные пассажиры, особенно иностранцы и особенно крикливые немцы и итальянцы изрядно действовали на нервы, и, все же, он отдыхал. Аркудинск начинал казаться ему иным, более близким и даже родным, хотя раньше, сколько бы раз он ни ходил по его улицам, Роман никогда не ощущал ничего подобного и уж точно не подумал бы, что город может даже казаться ему красивым. Отдельные дома - да, но не весь город. Может быть, потому, что уже многие годы, спеша на встречи, к заказчикам, к поставщикам материалов, он никогда на этот город не смотрел, а если и смотрел, то не видел его. Здесь не было дворцов, соборы и бесчисленные церкви, церквушки и часовенки были симпатичны, но благоговейного трепета не вызывали, провинциальный классицизм ему давно приелся, а считающееся одной из выдающихся городских архитектурных достопримечательностей здание земской управы навевало скуку. К тому же, здесь не было ни Хазнет Фируана, ни Санта-Марии дель Фьоре, ни, даже, хоть одной-единственной стóящей коринфской колонны. Но теперь город почему-то вызывал у Савицкого непонятное чувство приязни, хотя то и дело Аркудинск казался ему святошей в пышном и ярком провинциальном наряде, надменно рассевшимся между озерами. И лучше всего, все-таки, было, когда катер оставлял городские окрестности и пансионаты далеко позади, и воздух становился чистым и вкусным, и по обе стороны реки тянулся лес, наполненный такой хрупкой и звонкой тишиной, что не только голос, а даже вздох мог расколоть ее, словно тяжелый молот тонкостенную стеклянную вазу. И лишь там, где росли ели, тишина становилась густой и уверенной, стойкой к тарахтению катерного движка и болтовне пассажиров, и в ней иногда чудилось что-то древнее и издевательски-выжидающее.
   Анатолия он почти не видел - Чернов был постоянно занят, где-то крутился, что-то выяснял, утрясал, заключал. Только однажды они вместе посидели в баре, расположившемся прямо на их большом дощатом причале, причем Анатолий пил исключительно кофе и вид имел сугубо деловой. Это было в день инцидента с избитым пассажиром. Чернов никаких нареканий не высказал, пассажира обозвал "козлом" и заявил, что сам с этим разберется, но только все равно Савицкого на подобные прогулочные рейсы больше не поставит.
   Поэтому Роман и был так удивлен в начале четвертой недели, когда рано утром зашел в контору, предварительно поздоровавшись с несколькими коллегами, выкурив с ними сигарету, обсудив предстоящую перемену в составе городской администрации и даже ни с кем не поругавшись. У него было сонное, спокойное настроение, и на мир он взирал с добродушной снисходительностью. Прошедшую ночь Роман недурно провел в объятиях изобретательной и энергичной особы противоположного пола, утром отлично позавтракал и сегодня был жизнью практически доволен.
   Контора располагалась неподалеку от причала в маленьком, забавном, почти сплошь стеклянном здании, выстроенном в стиле техно-арт и чем-то удивительно похожим на уменьшенную копию китайской пагоды, упавшую крышей вниз с большой высоты.
   - Всего один пассажир? - недоуменно переспросил Роман, когда сидевший за столом администратор выглянул из Интернета и сообщил ему об этом. - Тогда при чем тут я, Сеня? Пусть закажет вон хоть Вовку с его четырехместкой, у меня-то целых семь. Или вообще пусть гидроцикл возьмет, сам себя развлекает. Али меня сегодня на четверку пересаживают?
   - Нет, пойдешь на семерке. Арендуют именно ее и именно с тобой.
   - Что - на четверке седалище не помещается? - пробурчал Роман, расписываясь, после чего с запоздалым удивлением вздернул брови. - Что значит именно со мной?
   - Роман Савицкий ведь именно ты, не так ли? Потребовали именно тебя, а почему - сам и выспрашивай. Может, знакомая твоя, почем я знаю?
   - Баба? - Роман удивился еще больше и бросил ручку на столешницу. - И в одиночестве?
   - Может, ей уединения захотелось, - администратор подтянул к себе журнал. - Может, ты ей приглянулся. В любом случае, меня это не касается - желание клиента - закон! Так что ты заказан начиная с через пять минут и до восьми вечера. Кстати, она заказала тебя на всю неделю, так что радуйся.
   - Я должен катать взад-вперед какую-то бабу целую неделю с утра до вечера?! - ужаснулся Роман, и Сеня уничижающе фыркнул.
   - Дурак ты, Роман Андреич! Другой рад бы был... а ты "ба-абу катать"! Я б и сам ее возил, да не умею, - в его глазах заблестела маслянистая мечтательность.
   - Оно и к лучшему, - Роман потер щеку и искоса взглянул на администратора. - Неужто так хороша - тебя, гляжу, припекло... А кто из экскурсоводш...
   - Ты что - не понял? Не берет она экскурсовода. Только ты и катер - все! Она уже заплатила, даже с верхом, так что давай, Рома, без своих выбрыков. А то мало того, что хороший заказ потеряем, так еще и огребем. Девочка-то, похоже, непростая.
   - Ладно, маршрут какой?
   - Произвольный. Возможно, с высадкой на сушу - она об этом предупреждала. Так что вперед и с песней! Баки заправлены, и дама уже на катере.
   - В обход меня?! - возмутился Роман и сунул в рот сигарету. - Это, между прочим, запрещено!
   - Вот сам ей и запрещай, а я - пас, - перед ним развели руками. - Между прочим, здесь не курят.
   - Да здесь, по ходу, вообще ничего не делают! - буркнул Роман и вышел, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
   Женщина действительно уже была на катерке, чуть покачивавшемся возле причала, - именно на том, на котором Савицкий ходил чаще всего. Она сидела на одном из темно-синих диванчиков, рассеянно водя пальцем по дуге сложенного тента и отбрасывая с плеч непослушные длинные золотистые волосы, присобранные заколками на висках, но едва раздраженная фигура Романа показалась в поле ее зрения, сразу же встала, повернув голову к озеру, так что он не мог видеть ее лица. На ней был расстегнутый темный плащ, полы которого колыхал ветерок, и серебристо-серый брючный костюм. В вырез пиджака выглядывал широкий шелковый ворот белоснежной блузки, а в вырезе ворота блестело плетеное золото, золото было и на пальцах, и Роман даже не сомневался, что на ногах женщины изящные сапожки на шпильках. Он сразу же развеселился, вспомнив описание лодочных костюмов у Джерома, и к катеру подошел уже в относительно хорошем настроении. Роман собрался было перебраться на борт, но в этом момент женщина повернулась, сняла солнечные очки и сказала:
   - Здравствуйте.
   Почему-то Роман не удивился, обнаружив, что знает ее. Вернее не знает, уже видел раньше. Правда тогда она была довольно далеко, и прическа у нее была другой, и одета она была иначе, к тому же, сидела на лошади, а не стояла уверенно на палубе его катерка с таким видом, будто он, Савицкий, был ей много чего должен. Но ее лицо он запомнил и узнал сразу же. Это была та самая девушка, никакой ошибки быть не могло, просто теперь она стояла совсем близко, и ее лицо рисовалось четче. У левого уголка ее рта было крошечное родимое пятнышко, на подбородке - маленькая ложбинка, а в глазах невообразимо перемешались зелень и синева, и глаза эти казались нахальными и по-хозяйски надменными. Короткая золотистая челка растрепалась от ветра, а накрашенные красно-коричневым губы изогнулись в полуулыбке, в которой чувствовалось нечто оценивающее. На вид ей было лет двадцать, но что-то в глубине глаз заставляло накинуть еще года три-четыре. Тогда, среди берез, она казалась далеким очаровательным призраком, теперь она стала близкой и совершенно реальной и, хоть и не утратила очарования, Роману не понравилась совершенно. Явно из тех, кто любит все говорить и делать поперек и слишком много о себе мнит. К тому же, она была блондинка, а блондинок Савицкий терпеть не мог.
   - Здрассьте, - буркнул он и перебрался на катер, бросив в воду окурок. Теперь девушка смотрела на него с искренним любопытством. Она действительно была в сапожках на длиннющих шпильках, и Роман мысленно усмехнулся. Сел в свое кресло, положив рядом пакет, деловито протер тряпкой и без того чистое ветровое стекло, затылком чувствуя внимательный и выжидающий взгляд, побарабанил пальцами по рулю и недовольно сказал:
   - Ну?
   - Это, надо понимать, общий вопрос? - поинтересовались сзади. - Включающий в себя знакомство, план поездки и много других полезных сведений? Я предупреждена о вашей немногословности. Значит, вы и есть мой водитель?
   - Водитель, - подчеркнуто произнес Роман, не оборачиваясь. - Обойдемся без притяжательных местоимений.
   - Бога ради, - голос у нее был чуть глуховатый, грудной и упругий. - Приятно, что вы хотя бы относительно образованы.
   Роман развернулся в кресле и раздраженно посмотрел на нее. Она все еще стояла возле диванчика, на котором он теперь заметил объемистый пакет. Одной рукой девушка придерживала на плече золотистую цепочку-ремешок сумочки.
   - Зачем вам понадобился именно я? Здесь полно народу... и я вас впервые в жизни вижу...
   - И вовсе нет, вы меня уже видели, как и я вас, - тут же перебила она его, разглядывая самым беззастенчивым образом. - Я тогда была на верховой прогулке с друзьями, а вы ехали на катере... Впрочем, это не имеет никакого значения, просто мне вас рекомендовали, как очень хорошего водителя и знатока этих мест.
   - Кто рекомендовал?
   - А вот это вас совершенно не касается, - лениво ответила она и картинным жестом поправила волосы. - Какая вам разница, кого и по какой причине вы возите?
   - Какой же маршрут вам угоден? - с неожиданным спокойствием спросил Роман, и девушка чуть сдвинула брови.
   - Может, вначале познакомимся, нам ведь не полчаса вместе ездить... Меня зовут Рита...
   - Мне на это наплевать, - он отвернулся и закурил.
   - О вашем характере я тоже предупреждена, - насмешливо сказали сзади. - Но для удобства общения вам лучше знать мое имя - не будете же вы называть меня по половому признаку или "эй, вы"?!
   Роман хотел было объяснить блондинистой особе, что совершенно не собирается с ней общаться, но подумал, что, заводясь, только сыграет ей на руку, и проворчал, снова обернувшись:
   - Ладно. Маргарита... как дальше?
   - Только не Маргарита и никаких отчеств! - на ее лице появился комический ужас. - Иначе я буду чувствовать себя невероятно старой!
   - Да вы и так не молоденькая.
   Она чуть опустила длинные накрашенные ресницы, и в сине-зеленом что-то полыхнуло, после чего неожиданно для Романа Рита искренне рассмеялась.
   - Похоже, я вам страшно не нравлюсь, а?
   - Вы удивительно догадливы, - он выпустил густое облако дыма, пытаясь понять, почему она до сих пор стоит здесь, а не отправится в контору и не устроит там скандал. Или, по крайней мере, не найдет другого водителя. Ему страшно не хотелось везти ее - ни сегодня, ни вообще когда-либо. Бывают такие люди, только-только увидев которых, сразу же хочется, чтобы их вообще никогда не существовало.
   - Ладно, меня также предупредили, что ваш характер не влияет на ваш профессионализм. Так как мне вас называть - Роман Андреевич или можно без отчества?
   - Называйте меня "водитель". И, по мере возможности, не обращайтесь ко мне без крайней необходимости, - Роман вытащил из кармана солнечные очки. - Так каков маршрут? Или я должен его угадывать?
   - Маршрут вы выберете сами, - она, наконец, села и забросила ногу на ногу, так что восходящее солнце заблестело на металлической набойке каблука. Роман хмыкнул и поправил высокий ворот своего толстого свитера. - Покажете мне все.
   - В таком случае, сбегайте в контору и поднаймите экскурсовода.
   - Я же не сказала, что потребую от вас ознакомительных речей. Я не нуждаюсь в рассказах. Я просто хочу, чтобы вы меня провезли везде, где только можно. Показали все вокруг, абсолютно все, поэтому выберите маршрут сами - как вам будет удобно, с чего сочтете нужным начать, где продолжить, покажите мне те места, которые именно вы считаете наиболее красивыми. Я доплачу лично вам. И еще я хочу, чтобы вы катали меня медленно, - Рита улыбнулась, и улыбка оказалась неожиданно серьезной, как будто она выполняла очень ответственное поручение. На мгновение в ее глазах мелькнуло что-то надрывное, дрожащее, испуганное, но сразу же исчезло, и Роман решил, что ему померещилось. - И единственная просьба - начните с рек. Озера - в последнюю очередь. Ну... вот, собственно, и все, - ее деловитый взгляд осторожно тронул его переносицу. - Вы уже можете чего-нибудь сказать.
   - Мне говорили, вы собираетесь делать остановки.
   - Да. И не одну. Хочу прогуляться по лесу, осмотреться. А вы будете меня сопровождать.
   - Это не входит в мои обязанности, - тут же отреагировал Савицкий. - К тому же, я не могу оставлять катер без присмотра.
   - Вы отвечаете не только за безопасность катера, но и его пассажиров...
   - Когда они сидят в этом катере, а не шатаются неизвестно где.
   - Бросьте, - Рита зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой, - я уже утрясла этот вопрос. Можете справиться в конторе, если не верите. Будете меня сопровождать - и точка! За сопровождение я тоже доплачу, если вся проблема в этом.
   Роман швырнул окурок за борт и посмотрел на часы, потом поднялся и хрустнул суставами пальцев.
   - Надеюсь, вам уже доводилось ходить на катере?
   - Считайте, что нет, - Рита вытащила из сумочки сигареты, достала одну и поднесла к губам, выразительно глядя на него, но Роман молча сунул руки в карманы и злобно оглянулся на сияющие стекла конторы. Рита пожала плечами и щелкнула зажигалкой.
   - Значит, правила такие: на борту не сидеть, во время движения по катеру не ходить и не прыгать и никуда руками без спроса лезть. Хотите что-то рассмотреть повнимательней или перейти куда-то - вначале говорите мне, я остановлюсь. Без дела меня не отвлекать. За борт ничего не бросать. И, кстати, за борт не свешиваться! Булькнете в воду - я вас вылавливать не буду!
   - Я хорошо плаваю, - насмешливо заметила она.
   - В полном обмундировании и в ледяной воде? - поинтересовался Роман не менее насмешливо. - К тому же, можете угодить под винт, и тогда вас долго будут собирать по всему Аркудово. По мелким кусочкам.
   Рита на мгновение слегка побледнела, но тут же вызывающе вздернула подбородок.
   - Ладно, считайте, проинструктировали. Чем еще напугаете бедную девушку?
   Роман вытащил из носового рундука пару скатанных полосатых одеял, подошел к диванчику, где она устроилась, и с размаху хлопнул одеяла на синее сиденье.
   - С вашей одежкой вам следовало заказать яхту, а то вырядились, как на светский раут, а не на речную прогулку, - он отвернулся и подошел к борту. - Замотаетесь в одеяла, иначе околеете прежде, чем успеете хоть что-то увидеть. Если замерзнете, скажете - дам еще одеяла. В крайнем случае, спуститесь в каюту и будете смотреть через стекло.
   - У меня есть коньяк, - задумчиво произнесла Рита, бросив на Романа косой взгляд, не лишенный игривости.
   - Это ваше дело. Но если напьетесь и начнете буянить, то завтра подыщете себе другого водителя.
   - Неужели для вас примерное поведение пассажира и собственное душевное равновесие важнее денег?
   - Я вас предупредил, - Роман отвернулся от нее. - Валька!
   Сидевший на краю причала замызганный подросток, который курил, задумчиво плевал в воду и наблюдал за уплывающими плевками, повернул голову:
   - Че?!
   - Отдай швартовы.
   Валька плюнул еще раз, напоследок, окурок птичкой спорхнул с его пальцев и плюхнулся в воду. Он встал, прихрамывая и зевая, подошел к кнехту, отвязал оба троса и поочередно бросил их Савицкому, после чего, ухватившись за перила, оттолкнул катер ногами, и Роман погрозил ему кулаком, затем убрал с борта мягкие кранцы, смахивавшие на кукурузные початки, и вернулся на свое место.
   - А разве нельзя, чтобы эти штуки висели? - тут же деловито спросила Рита, и Роман чуть поморщился, надевая очки и запуская двигатель.
   - Можно, но это будет значить, что я бескультурный водитель.
   - Понятно.
   Роман хмыкнул, слегка подавая катер назад, потом чуть развернулся влево и отошел от причала на малом ходу. Катер развернулся еще чуть-чуть, неторопливо обогнул небольшой мысик, разминулся со встречной подходящей моторкой, с которой Роману зычно прокричали утреннее приветствие, прибавил ходу и понесся вдоль берега, полосуя сине-зеленую воду и высоко взметывая шлейф сияющих под солнцем брызг. Краем глаза Роман уловил движение позади и рявкнул:
   - Я же сказал не шляться на ходу!
   - Вы слишком быстро едете! - взвизгнула Рита, плюхаясь обратно на диванчик.
   - Вы сказали оставить озера напоследок. Так к чему мне тут плавать задумчиво?
   - Вы слишком близко к берегу! А вдруг мы на что-то налетим?!
   - Здесь глубокий участок, а левее - наоборот мелко... Перестаньте орать, или я поверну назад!
   - Ладно, - неожиданно покладисто сказали сзади, и наступила долгая тишина. Катер миновал остров, где среди ивняка и берез темнели крыши нелепого замка. На причале, возле которого покачивались два катерка, сидел здоровенный пес и задумчиво чесал задней лапой ухо. Рядом с ним стояла невысокая женская фигурка и смотрела на берег. "Верно, это и есть горчаковская вдова", - подумал Роман, с любопытством глянув в ее сторону, но разобрать черты лица с такого расстояния было невозможно. Сзади по-прежнему послушно молчали, и он отвернулся, глядя в ветровое стекло и чувствуя, как его затылок трогает бесплотная осторожная ладошка чужого взгляда.
   Катер вошел в русло Шаи и сбавил ход. По обеим сторонам потянулись ели - высокие, задумчивые, за ними изредка просвечивали одноэтажные домишки. Вскоре они исчезли вовсе, мелькнула белизна Матвеевского монастыря, и теперь остались только ели.
   Прошло около часа. Катер уже еле полз, согласно получено инструкции, река сделала два поворота, остались позади пансионат "Сказочный", уже довольно шумный в это время, несколько расположившихся на берегах компаний, а сзади так и стояла тишина, и вскоре Роману начало казаться, что он едет один. Он подумал, что, возможно, пассажирка заснула, и обернулся.
   Рита не спала. Она сидела на диванчике, чуть развернувшись и скользя по правому берегу взглядом, но в этом взгляде не было ни любопытства, ни восхищения. Ее глаза были широко раскрыты, и их до краев наполняло что-то надрывное, растерянно-испуганное и в то же время настороженное, как будто в любую секунду из леса могло с хрустом выломиться чудовище. Губы чуть подрагивали, лицо застыло и теперь казалось старше, пальцы крепко прижимали к груди сумочку. От надменно-насмешливой очаровательности не осталось и следа - на диванчике сидела испуганная, несчастная женщина, похожая на погашенную лампу.
   Он успел увидеть достаточно, хотя Рита почувствовала его взгляд почти сразу же, и в тот же момент порыв ветра встрепал ее пшеничные волосы, и лицо скрылось за ними. Она раздраженно отбросила их на спину, и лицо вновь показалось - безмятежное, уверенное, слегка ироничное. Губы расползлись в легкой, чуть кошачьей улыбке, и из сине-зеленого под ресницами будто поманили зазывно пальчиком.
   - Вы меня разглядываете, синьор водитель? Я вам, все-таки, нравлюсь, а? Внешне, во всяком случае?
   - Нисколько, - Роман отвернулся, закуривая. - Просто думал, что вы уснули.
   - И хотели ласково разбудить ударом весла? - Рита потянулась, заложив руки за голову - не без умысла. Мимо промчался очередной катер, с него что-то неразборчиво крикнули, щелкнул фотоаппарат, и Рита раздраженно обернулась.
   - Вроде бы мы уже далеко отошли от города, а здесь так шумно - то и дело кто-нибудь носится!
   - Выше по течению будет потише. Или скоро будет поворот, а после него можно уйти в Березянку. Там дальше целый лабиринт речушек, можно долго кататься - правда не по всем, большинство слишком мелки и закоряжены. Но все же, чтобы и их все пройти на такой грустной скорости, не один день уйдет.
   - А там большое движение?
   - Нет. Там сложно ходить.
   - Но вы пройдете?
   - Пройду, - недовольно ответил Роман, глядя сквозь дым прищуренными глазами. - Ну, чего решаете?
   - Второй вариант.
   - Вы еще не замерзли?
   - Нет пока, - Рита улыбнулась, обнимая себя руками. - Вы, все-таки, обо мне беспокоитесь?
   - Нет. Но если вы умрете от переохлаждения, то меня уволят.
  
  * * *
   Прошло несколько часов, и все это время Рита сидела тихо, как мышка, лишь изредка что-нибудь говоря - не столько Роману, сколько самой себе - тихим задумчивым голосом. Савицкий не разбирал слов, да и не пытался, и головы больше не повернул ни разу - он почти забыл о сидящей позади девушке, и если его мысли и возвращались к ней, то лишь по двум причинам.
   Где же он, все-таки, мог видеть ее лицо раньше?
   Интересно, ноги у нее под брюками ничего или так себе?
   Катер медленно рассекал темно-зеленую воду, держась середины русла, которое становилось все уже и уже, приглушенно бормотал движок, почти не нарушая лесных звуков. Вокруг был густой березняк, спускавшийся почти к самой воде - легкий, светлый, пронизанный птичьим щебетом, и от отражений густых березовых шевелюр вода казалась еще зеленее. Левый берег выступал крохотными пушистыми травяными мысиками, и возле них плавали листья-блюдца кувшинок, и оттуда доносилось сочное поквакивание, и когда катер проходил мимо, с листа то и дело взметывалось зеленое тельце, и в воде раздавался всплеск. Дикие утки, ворошившие клювами в воде, едва-едва завидев катер, снимались и торопливо летели прочь, хлопая крыльями. Однажды среди травы мелькнула острая лисья морда с настороженными ушами, стрельнула глазами в сторону катера и тотчас исчезла.
   - Что это? - наконец-то спросили сзади, и Роман чуть обернулся, взглянув на Ритину руку, указывавшую на торчащие из воды потемневшие от времени сваи, мимо которых они проплывали.
   - Остатки старой плотины, - он посмотрел на часы и сунул в рот очередную сигарету. - Еще полкилометра, и я разворачиваюсь. Дальше по этому участку мы не пройдем, так что...
   - Но там же самая красота! - огорчилась Рита и осторожно перебралась к другому борту.
   - Ничем не могу помочь. Если пойдем дальше, то рискуем застрять или налететь на что-нибудь. Радуйтесь - в середине лета мы и до этих мест бы не дошли. Вернемся и пойдем в следующую речку...
   - Но я хочу дальше!
   - Нужно было тогда заказывать надувную лодку с моторчиком! - раздраженно отозвался Роман. - На ней бы вы далеко уехали.
   - А если я закажу такую, вы поведете?
   - Нет.
   - Я заплачу, сколько скажете.
   - Я же сказал, нет!
   Рита недовольно тряхнула головой, звякнула ручкой сумочки и решительно сказала:
   - Тогда причальте к берегу! Я хоть так погуляю, посмотрю.
   - Возле берега слишком мелко. Можно сесть...
   - Так выберите место, где можно и не сесть! - вскипела Рита. - Не мне вас учить! Я хочу сойти на берег - и точка!
   - Ну, для того, чтоб вы сошли на берег, мне вовсе не обязательно причаливать.
   - Намекаете, чтобы я добиралась своим ходом? Не выйдет! - она помолчала, видя, что Роман не собирается останавливаться. - Если причалите, я дам пятьдесят долларов сверху. Лично вам! Прямо сейчас! Я же говорила, что за катер вы можете не беспокоиться!
   - Деньги вперед, - отозвался Савицкий, задумчиво оглядывавший береговую линию, и затылком сразу же почувствовал ее презрительную улыбку.
   - А мне можно к вам подойти? Вы же запретили ходить по...
   - Сейчас можно, только идите осторожно и постарайтесь не раскачивать катер.
   - Вы так говорите, будто я центнер вешу!
   - Не знаю, я вас не взвешивал.
   Сзади что-то зло прошипели, потом Рита осторожно перебралась на нос и, аккуратно подобрав подол плаща, села на сиденье рядом с Романом, обдав его терпким, чуть сладковатым ароматом духов. Щелкнула замком сумочки и протянула ему сложенную вдвое купюру.
   - Настоящие, можете не беспокоиться.
   - Это вам следует беспокоиться, - заметил он, осторожно разворачивая катер и продолжая внимательно смотреть на берег. - Как же вы там будете гулять? Лес давно никто не пылесосил и асфальта там нет.
   - Ой, как смешно! - буркнула Рита, потом ее глаза чуть округлились, глядя, как катер с выключенным двигателем неторопливо, но уверенно скользит носом к берегу между двумя травяными мысиками прямо к березам. - Что вы делаете?! Я думала, вы должны мерить глубину и все такое. Мы же сейчас...
   Нос катера мягко ткнулся в берег, и она ойкнула, зажимая рот ладонью. В тот же момент с кормы что-то тяжело булькнуло в воду. Рита повернула голову и с изумлением увидела, что кресло рядом с ней пусто. Она вскочила, испуганно глядя назад, но тут же что-то метнулось мимо нее, и Рита плюхнулась обратно в кресло. Катер чуть качнулся, она услышала легкий всплеск, ее взгляд прыгнул обратно к берегу, и, к своему изумлению, Рита увидела, что Савицкий уже там и деловито привязывает трос к стволу березы.
   - А... а что это сейчас упало?
   - Якорь, - ответил он с легким недоумением, потом посмотрел на ее лицо, с которого еще не сошел испуг, и фыркнул - не без удовольствия. - А вы думали, это я спрыгнул и уже весело гребу в сторону Аркудинска? Ну-ну.
   Сине-зеленая рапира яростного взгляда ткнула его в переносицу, после чего Рита вспорхнула с кресла, подхватила свой пакет, стоявший возле диванчика, и исчезла в каюте. Роман пожал плечами и посмотрел в сторону леса, потом прошел несколько метров вперед и остановился, рассеянно разглядывая небольшую полянку, сплошь желтую от одуванчиков.
   - Вы не поможете мне сойти? - через какое-то время сердито спросили его с катера.
   - Нет, - ответил он, не обернувшись и продолжая смотреть на одуванчики, улыбаясь уголком рта. Сзади чертыхнулись, потом раздался легкий всплеск и снова приглушенная ругань - на этот раз более затейливая. Роман чуть приподнял брови - он не ожидал, что капризная золотоволосая кукла знает такие выражения. Интересно, чья же она игрушка? Своим умом ей таких денег взять неоткуда.
   Рита с нарочитым шумом прошагала мимо него, зло отпихивая березовые ветви со своего пути и с силой впечатывая подошвы в молодую траву. Она пересекла полянку и остановилась, глядя на Романа уже почти с ненавистью, которая его от души позабавила. Плащ, серебристый костюм и сапожки со шпильками исчезли - на ней был светлый джинсовый костюм, черный свитер и кроссовки. Из прежней экипировки осталась лишь сумочка и золото в ушах и на пальцах. Волосы она закрутила на затылке и теперь казалась совсем девчонкой - хорошенькой, избалованной и неумной. Кроссовки, как и низ брючин, были мокрыми.
   - Какого черта вы не надели это сразу? - удивленно спросил Роман. - К чему был весь этот выпендреж?! Вы же с самого начала не на городское фланирование собирались - так ехали бы так, удобней бы было. Или обязательно нужно было иметь представительский вид? Для конторы, что ли?
   - А если для вас? - осведомилась Рита с задумчивостью палача, выбирающего особо затейливое орудие пытки, и Роман хмыкнул.
   - Тащитесь по водителям катеров?
   - Безумно. Так что ловите момент!
   - Воздержусь, - он отвернулся и неторопливо направился в сторону катера. Его возмущенно окликнули:
   - Вы куда?!
   - Приглядеть за катером - куда же еще?
   - А кто будет приглядывать за мной? Я же говорила, что вы будете должны меня сопро...
   - Я вам ничего не обещал, - спокойно ответил Роман, облюбовал себе местечко на берегу, сбросил куртку и опустился на нее. - Я водитель, а не нянька. Хотите гулять - на здоровье, хоть обгуляйтесь, только не советую отходить далеко. Заблудиться тут сложно даже вам, но здесь водятся медведи, и им все равно - есть у вас деньги или нет.
   - Нет здесь никаких медведей, - ее голос чуть дрогнул, и она переступила с ноги на ногу, хрустнув сухой веткой, - в прозрачном лесном воздухе звук прозвучал громко, словно пистолетный выстрел.
   - Есть. Раньше их в окрестностях нашего города знаете сколько водилось?! Потому и озеро так называется - Аркудово. Аркуда - в старину так называли медведя. Сейчас их, конечно, намного меньше, но они есть, и с осени на них начинается охота. Спросите у кого угодно в городе. К тому же, в лесу довольно часто водятся и люди, а эти будут похуже медведей.
   - Тогда вы тем более должны пойти со мной!- заявила Рита. - Вы ведь сами себе противоречите. Если со мной что-нибудь случится, то вас...
   - Это что-то с вами случится вне катера, поэтому я тут не при чем, - сказал Роман, лениво созерцая противоположный берег. - Вы мне сказали причалить - я причалил. На этом мои активные действия закончены.
   Позади него долго, задумчиво молчали, после чего девушка неожиданно сказала:
   - Но вы не можете оставаться тут один.
   - Это еще почему? - Роман обернулся. Рита смотрела на него со странным выражением, сдвинув брови и плотно сжав губы, отчего ее лицо казалось маленьким и далеким. Она выглядела так, словно решала необычайно трудную задачу. Савицкий поймал себя на мысли, что ее слова прозвучали так, будто приглядывать следует как раз за ним, словно он некое беспомощное существо, которое ни в коем случае нельзя оставлять в одиночестве. Потом в ее глазах мелькнуло раздражение и непонимание - казалось, она мысленно спрашивает себя - полно, да тот ли это человек?! - а губы, в противоречие с глазами, расцвели холодной ироничной улыбкой. - А-а, вы боитесь, что я улучу момент и удеру вместе с катером и вашими тряпками? Не беспокойтесь, я вас дождусь. Посижу тут, на солнышке.
   - Странно, что вас до сих пор никто не убил, - сердито заметила она, наклонилась и сорвала одуванчик. - Ладно, я недолго.
   Роман недоуменно пожал плечами, глядя, как она идет среди берез, помахивая одуванчиком, потом отвел глаза от светло-голубого пятна, уплывавшего все дальше и дальше, и снова принялся смотреть на реку, жалея, что не прихватил с собой удочку. В это время как раз идут плотва и язь, а окунь здесь промышляет постоянно - и окунь не мелкий, в детстве они здесь и килограммовых вытягивали. Странно было сидеть здесь и смотреть вокруг - ничего не изменилось, как будто он был здесь только вчера, и даже их личное место подхода к берегу все так же надежно, несмотря на то, что Березянка, все же, слегка обмелела. На самом деле Роман был совсем не против этой высадки - даже рад этому, сейчас он отдыхал и наслаждался знакомой тишиной и знакомыми окрестностями, просто вздорной кукле знать об этом было совершенно необязательно. Разогревшееся весеннее солнце щедро проливало на него лучи, и он довольно щурился под ними, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. В воде изредка всплескивала рыба, и Роман каждый раз удрученно качал головой.
   Прошло около получаса. Выкурив очередную сигарету, он зевнул, думая о том, что будь земля потеплее, можно было бы прилечь и поспать пару часиков, и вдруг вскочил, настороженно и выжидающе глядя в сторону леса - туда, откуда прилетел далекий приглушенный вскрик, больше похожий на вздох. От сонливости в его глазах не осталось и следа, рваный взгляд прыгал от дерева к дереву, но Роман не торопился срываться с места. Он знал, что вскрик ему не померещился - знал это так же хорошо, как и то, на что способны избалованные и глупые девчонки, чтобы выставить кого-нибудь на посмешище в собственных глазах.
   Крик повторился - уже громче, и на этот раз Роман разобрал в нем собственное имя и, ругнувшись, кинулся в лес, бросив куртку на берегу.
   Отыскать нужное направление было совсем несложно - среди берез все еще витал терпковатый запах ее духов, казавшийся здесь совершенно нелепым. Невидимый след наискосок уходил от берега в глубь леса. Услышав новый вопль, в котором испуга было уже меньше, а ошеломления - больше, Роман проломился сквозь заросли молодого березняка, огляделся и крикнул:
   - Рита! Завопите еще раз!
   - Я тут! - неожиданно сказали где-то рядом и словно из-под земли. В голосе было смущение и раздражение. Роман повернул влево, пробежал несколько метров и остановился перед округлым провалом в земле, по краям которого торчали обломанные ветви. Глубоко вздохнув, он заглянул внутрь - со дна глубокой ямы на него с виноватой злостью смотрела Рита, взъерошенная и перепачканная землей. На ее скуле пламенела длинная царапина, в волосах застряли листья и сухие веточки.
   - Ничего не сломали? - спросил он, присаживаясь на корточки на краю ямы, и Рита яростно сверкнула глазами, словно рассвирепевшая кошка, угодившая в западню.
   - Почему вы спрашиваете с таким сожалением?! Достаньте меня отсюда!
   - Как вас угораздило?
   - Вам процесс интересен?! Я уронила сумочку. Ручка порвалась... Я хотела ее достать веткой и сорвалась! Это волчья яма, да? Да вытащите же вы меня! Так и будете глазеть?! - она изо всех сил подпрыгнула, но край ямы был безнадежно высоко. Роман задумчиво оценил расстояние. Даже наполовину свесившись вниз, он все равно не сможет достать до ее вытянутой руки.
   - М-да, - пробормотал он, встал и пошел прочь. Вслед ему из ямы всполошенно закричали:
   - Куда вы?! Вы что - меня бросите?! Вернитесь сейчас же! Куда вы пошли?! Вы не представляете, что я с вами могу сделать! Вас в этом городе никто больше на работу не возьмет! Вытащите меня! Рома, пожалуйста, вытащите!.. - в голосе Риты сквозь злость проглянула паника. На несколько секунд она замолчала, очевидно, переводя дыхание, а потом из ямы раздалось нечто, похожее на визг беснующейся ведьмы:
   - И-и-и-и!!!..
   - Маргарита, не знаю вашего отчества, сделайте одолжение - заткнитесь! - рявкнул Роман, сосредоточенно оглядывавшийся по сторонам. - Или я действительно уйду! Причем навсегда!
   Тишина наступила мгновенно, словно кто-то зажал Рите рот. Савицкий удовлетворенно кивнул, отошел еще на несколько метров и, наконец, нашел поваленный древесный ствол толщиной в руку. Подхватил его, отволок к яме и наклонился над ней, и со дна ямы на него глянули два злых-презлых глаза.
   - Отойдите! - скомандовал он и медленно опустил ствол вниз, так что верхушка дерева осталась торчать наружу. - А теперь забирайтесь. Надеюсь, он выдержит ваш вес.
   Рита зло что-то пробурчала снизу - явно в его адрес, потом посмотрела на древесный ствол с негодованием монахини, которой предложили исполнить у шеста стриптизерский танец.
   - Ну, чего задумались? Али решили там навеки поселиться? В таком случае, попрошу расписочку, что вы остаетесь там добровольно.
   - Мерзавец! - процедила она сквозь зубы, уцепилась за ствол и начала кое-как карабкаться по нему. Пару раз Рита чуть не сорвалась, но все же вскоре одна ее рука оказалась в пределах досягаемости, и Роман, наклонившись, крепко схватил ее за запястье и помог вылезти. Едва ее ноги ступили на землю, как он отпустил ее, и Рита, потеряв равновесие, плюхнулась на пятую точку, но тотчас вскочила, бешено сверкая глазами, которые, утратив синеву, стали темно-зелеными, словно предзимняя Шая.
   - Вы специально это сделали?! - она взмахнула рукой, сумочка вылетела из нее и устремилась в сторону Романа, который проворно отскочил в сторону. Сумочка ударилась о березу, тяжело брякнула на землю, раскрывшись от удара, и из нее вместе с обычными женскими ненужностями вывалился предмет, который Савицкий совершенно не ожидал увидеть.
   - Ё-мое! - протянул он, опустился на корточки и поднял небольшой тускло поблескивающий пистолет с витиеватыми буквами PB на щечке рукоятки. Повертел его в руках, качая головой, вытащил обойму, тут же с щелчком вставил обратно и изумленно сказал - не столько Рите, сколько самому себе. - Хреновина-то заряжена!..
   - Отдайте! - смятенно сказала Рита и отняла у него пистолет. - Нечего хватать чужие вещи! К тому же, он не настоящий.
   - С точки зрения любителей крупного калибра он действительно может считаться не настоящим, - холодно заметил Роман. - Беретта Бантам, калибр шесть-тридцать пять. Не такой уж большой, конечно, но, ежели удачно пальнуть, человек задумается навсегда. На кой черт вам оружие?
   - У меня есть разрешение! - воинственно ответила Рита, опускаясь на колени и торопливо собирая высыпавшееся содержимое своей сумочки.
   - Интересно, какой идиот вам его дал?
   - Не ваше дело!
   - Вы правы, это больше не мое дело, - ровно отозвался Роман, отворачиваясь. - Жду вас на катере. Отплываем немедленно, так что пошевеливайтесь. А завтра найдете себе другого водителя.
   Он быстро зашагал обратно, отбрасывая в сторону заслонявшие дорогу ветви. За его спиной раздался щелчок, хруст, потом быстрый топот, и в следующее мгновение Рита схватила его за руку и остановилась перед ним, виновато и даже как-то искательно заглядывая Роману в глаза.
   - Подождите, ну, пожалуйста! Зачем вы так сразу?.. Это всего лишь пистолет, что в этом такого? Он со мной на всякий случай - ничего больше. Ну вы же знаете, какая сейчас жизнь? Вы же знаете, что сейчас может произойти все. что угодно! Нужно же бедной девушке как-то себя защитить? - на ее губах заплясала неуверенная улыбка, искательность в глазах сменилась томной грустью, и Роману внезапно захотелось дать ей пощечину. - Если вам не нравится, что рядом с вами вооруженный человек, так на время поездки я могу отдавать пистолет вам - вот и все. Так сойдет?
   - А вы не боитесь, что мне захочется вас застрелить? - поинтересовался Роман, придавая себе предельно мрачный вид. - Откровенно говоря, мне уже хочется это сделать.
   Рита усмехнулась - как-то слишком умудренно, уголок ее рта дернулся вниз, и она покачала головой, после чего молча сунула пистолет ему в руку и удалилась величавой, чуть прихрамывающей походкой. Роман, совершенно сбитый с толку, недоуменно посмотрел на пистолет на своей ладони, потом на уходящую девушку. Подождал, пока она отойдет подальше, и крикнул:
   - Эй! Как, все-таки, ваше отчество?!
   - Алексеевна, - удивленно ответила Рита, оглянувшись.
   - Так вот, Рита Алексеевна, куда вы идете?
   - К берегу. Вы же ска...
   - Берег там, - он махнул рукой в противоположную сторону. Рита дернула плечом, глянув на Романа со знакомой злостью, развернулась и захромала в нужном направлении.
  * * *
   Отплыли они только спустя два часа, поскольку Рита изъявила желание откушать на лоне природы. Роман не стал возражать, ему уже и самому хотелось есть. Он забрал с катера прихваченный с собой сверток и вернулся к своей куртке, наблюдая, как девушка, перетащившая на берег объемистый пакет и одно из одеял, расстелила на траве клеенку и разложила на ней бутерброды с красной и черной икрой, колбасу сыр, баночки с какими-то вкусностями и довершила натюрморт бутылкой дагестанского коньяка, который сразу же шелковисто заблестел под солнцем. Села на сложенное одеяло, скрестив ноги, и призывно кивнула Роману, который сидел в сторонке и разворачивал свой скромный сверток с парой бутербродов с толстыми ломтями копченого мяса, свежим огурцом и несколькими яркими редисками.
   - Прошу к столу.
   В ее голосе была игривая безмятежность, как будто совсем недавно ровным счетом ничего не произошло, и Роман подумал, что, возможно, для нее действительно так и есть - все события не имеют значения, быстро затягиваются туманом и проваливаются в никуда - короткая память, как у бабочки-поденки.
   - Спасибо за предложение, но у меня есть еда, - ответил он и сочно захрустел редиской. Лицо Риты стало обиженным, но эта обида показалась Роману фальшивой, будто под ней пытались спрятать нечто другое, чего он никак не должен был увидеть. Он уже заметил, что Рита то и дело смотрит на часы, но в этих взглядах нет нервозности торопящегося человека. Скорее наоборот.
   - Бросьте, ну что вы? Я же от чистого сердца предлагаю.
   - А я от чистого сердца отказываюсь. Мне хватит и того, что у меня с собой.
   - Ну, а бутербродик с икрой? Оливки? А кальмаров хотите?
   - Нет, спасибо.
   - Но коньяк-то будете? - она скорее утверждала, чем спрашивала. Роман покосился на бутылку - не без сожаления, ибо коньяк был хорошим.
   - Нет, не буду.
   - Да не будьте вы такой букой, что вы, в самом деле?! - Рита улыбнулась, чуть склонив голову набок. - Чего вы стесняетесь?
   Роман тоже склонил голову набок.
   - А я похож на человека, который умеет стесняться?
   - Вы похожи на человека, который умеет портить другим отдых! - буркнула она, погасив улыбку, и принялась пальцами выуживать оливки из банки. Роман пожал плечами, откусил здоровенный кусок от бутерброда и предался задумчивому жеванию. Как и всегда, на свежем воздухе, и хлеб, и копченое мясо оказались необыкновенно вкусными. Он ел и то и дело поглядывал на Риту, которая деловито расправлялась с едой, и теперь у нее был такой вид, словно она сидела на берегу в полнейшем одиночестве. Роман замечал, что и она поглядывает в его сторону - украдкой, взгляды были быстрыми и тонкими, как бушменские стрелы. Очень странная особа. На катер взошла с надменностью королевы, потом дружелюбие, игривость, ругань, опять дружелюбие, снова ругань, а теперь хлеб-соль... Пистолет в сумочке. Эти тонкие настороженные взгляды. А то испуганное и несчастное лицо, которое он видел тогда, за секунду до того, как его закрыли взметнувшиеся волосы? Нет, что-то очень не то с этой дамочкой. И почему она на него так странно смотрит? То ли побаивается, то ли пытается что-то понять... И зачем, все-таки, ей понадобился именно он? В рекомендации Роман не верил ни капли. Он вполне мог бы допустить, что приглянулся развеселой девчушке, и она наняла его с целью качественно развлечься на природе. Отдых не получается, и девчушка злобствует - вот и все. Но что-то тут не вязалось, и он пока сам не мог понять, что именно. Роман снова посмотрел в ее сторону, и в этот момент Рита уже во второй раз почти с мужской лихостью хлопнула порцию коньяка из пластикового стаканчика, вызвав у него невольную улыбку, и она эту улыбку почуяла, потому что сразу же взглянула на него - на этот раз открыто, и спросила:
   - Может, все-таки, хотите? - она не уточнила, чего именно, и он снова улыбнулся, покачал головой и взял последнюю редиску.
   - А меня редиской не угостите?
   - Нет, - он с хрустом раскусил редиску - та была свежей и приятно-острой. Рита потрясенно передернула плечами.
   - Слушайте, ну вы просто какой-то гипертрофированный женоненавистник! Я думала, такие только в книгах бывают.
   - А с чего вы взяли, что я женоненавистник? - лениво спросил Роман, дожевывая редиску. - Только лишь потому, что мне не нравится ваша персона? Отнюдь. Возможно, у меня и появлялись завлекательные мысли в вашем направлении, но вы открыли рот и все испортили.
   - Можно вам задать один бестактный вопрос?
   - А я могу вас остановить?
   Рита осторожно потрогала подсохшую царапину на скуле и закурила, искоса глядя на него сквозь дым.
   - Откуда у вас этот шрам?
   - Не ваше дело.
   - А если я вам заплачу - скажете? - она чуть прищурилась - выжидательно. - Нет, серьезно. Сколько вы хотите за свою историю?
   - Что, привыкли все покупать? - все так же лениво произнес Роман, почти не глядя на нее. - Хорошо приучены к тому, что все можно купить? Не потому ли, что и вас когда-то тоже купили?
   Красивое обращенное к нему лицо вдруг дернулось, безмятежное любопытство на нем смялось, раскололось, в глубине глаз забилось что-то агонизирующее, и Роман понял, что попал в больное место. Он ощутил несвойственную ему растерянность и тут же разозлился. Сама виновата! На кой черт лезть к постороннему человеку с дурацкими вопросами?! Или она привыкла, что при виде нее все мужики распускают слюни и начинают откровенничать?!
   Рита уже справилась с собой - курила спокойненько, и в прищуре глаз снова уютно свернулось прежнее безмятежное любопытство избалованного ребенка.
   - Да у вас из языка растут когти, Роман Андреевич.
   - Не знал, что у меня столь затейливая анатомия.
   - Знаете, а вы мне даже немного нравитесь, - она небрежно улыбнулась ему сквозь дым, и голос ее был непривычно взрослым и ровным. - Мне нравится, что вы жестоки сразу. Вы ничего не прячете, нет никаких красивых оберток... Я сразу знаю, что вы жестоки. Это хорошо.
   - Чего ж хорошего? - Роман недоуменно усмехнулся. - Другие...
   - Других не бывает. Бывают только жестокие, - произнесла Рита все тем же, так не шедшим ей голосом. - Просто каждый по-разному упакован. Но рано или поздно он выглядывает наружу. С вами проще. Вас уже видно.
   - Странная у вас философия, - Роман докурил, сложил пакет и поднялся. Потянулся, хрустнув суставами. - Чем говорить, собирайтесь лучше, пора отбывать. Нужно выйти в Шаю до темноты. А то еще налетим на что-нибудь... вряд ли вам захочется заночевать в лесу в моем обществе.
   - Упаси боже! - на этот раз испуг в ее голосе, похоже, был искренним. Но собирала свои вещи Рита все равно долго и задумчиво - то ли потому, что всегда так делала, то ли назло ему. Роман уже давно забрал одеяло, а она все еще возилась со своим пакетом, глядя в сторону леса, пока Савицкий не крикнул раздраженно:
   - Вы там не заснули?!
   Рита посмотрела в его сторону - и в самом деле немного сонно, потом поднялась и пошла к катеру, покачивая пакетом. Подойдя, потянулась, чтобы поставить пакет, и Роман забрал его - не из желания помочь, а чтобы ускорить действо. Но когда он повернулся обратно, Рита совершенно естественным жестом протянула руку, рассудив, очевидно, что если пакет взяли, то и ей помогут забраться. Роман, поджав губы, чуть грубовато перехватил ее ладонь, подтянул, и в тот же момент Рита пискнула, выдернув руку, и шлепнулась обратно, подняв тучу брызг и с трудом удержав равновесие. И тут же возмутилась:
   - Я опять намочила ноги!
   - Так чего верещали?!
   - Кольнуло что-то. Где затылок, только ниже.
   Она снова протянула руку и на этот раз забралась на катер, закусив губу. В ее глазах было недовольство. Подхватив свой пакет, она подошла к диванчику, стащила с себя куртку и завела руку за спину, пытаясь что-то нащупать, снова ойкнула и мгновенно превратилась в самого несчастного человека на свете.
   - Ну что там еще?! - Роман подошел к ней, хмуро глядя сверху вниз. - Что? Давайте посмотрю.
   - Обойдусь! - отрезала Рита. - Подумаешь...
   - Это может быть какое-нибудь насекомое, - предположил он и чуть улыбнулся. - Например, клещ...
   - Ой, посмотрите, пожалуйста!
   Роман зашел ей за спину и оттянул широкий ворот свитера. В сливочной коже, чуть правее позвоночника, торчал очень тонкий короткий сучок, под которым засохло маленькое красное пятнышко. Ниже белел шрам, толщиной не превосходящий сучок и длиной с мизинец - он нырял под лямку лифчика и выныривал с другой стороны, где, изломившись, обрывался.
   - Просто заноза. Сейчас, подождите.
   Он сходил на нос и вернулся с перекисью и кусочком ваты. Выдернул сучок, выпустив из крошечной ранки немного крови, отчего Рита снова ойкнула, потом чуть отклонилась назад, опершись о его подставленную ладонь.
   - Сядьте прямо - мне так неудобно, - буркнул Роман.
   - А мне очень удобно, - Рита повернула голову, и на него глянули сияющие глаза, в которых сейчас была одна синь, а зелень утонула где-то в глубине. Она улыбнулась и чуть приоткрыла губы. Роман терпеливо ждал, держа в свободной руке флакончик с перекисью и глядя прямо в синее сияние, из которого снова манили зазывающе пальчиком. - Ром, а тебе не хотелось бы?..
   - Нет. Вы сядете? Или обработаете сами?
   - Неужели я настолько не в вашем вкусе? - насмешливо спросила Рита и выпрямилась. - А-а, понимаю, вы - человек высокого морального облика и классифицировали меня, как шлюху. Но разве не может кто-то просто сразу понра...
   - Я вас не классифицировал - ни как шлюху, ни как-то иначе, - спокойно сказал Савицкий. - Но вам что-то от меня надо. Вы со мной заигрываете, хотя я вам не нравлюсь - возможно, даже больше, чем вы не нравитесь мне. Это все, что я классифицировал.
   - Фантазии! - небрежно бросила Рита, и он усмехнулся.
   - И заигрываете, кстати, не очень-то умело. Хотя, кто другой может и повелся бы. Кому все равно.
   - А вы, значит, беспредельно разборчивы, - Рита снова отклонилась назад, прижавшись затылком к его ладони и повернув голову, и он не убрал ладонь, с любопытством глядя ей в глаза, в которых зелень и синь уже снова были в равных пропорциях. - Слушайте, Роман, - ее веки вдруг широко раскрылись, будто девушку осенила необычайная мысль, - а может, вы голубой?
   Он ухмыльнулся, и одновременно с этой ухмылкой его ладонь исчезла из-под затылка Риты, и она повалилась на диван, с размаху стукнувшись головой о сиденье, и снова ойкнула. Роман встал и посмотрел на нее с печальной усмешкой, как смотрят взрослые на безнадежно глупых детей.
   - Ответ, я так понимаю, отрицательный, - пробормотала Рита, поднимаясь с диванчика и потирая затылок. - Извините, я не хотела вас обидеть.
   - Вам это и не удалось, - Роман неожиданно подмигнул ей. - Для того, чтобы меня обидеть, нужно иметь хоть капельку ума. А у вас, - он сожалеюще развел ладонями, - увы! Но не расстраивайтесь, при хорошей анатомии ум ведь не обязателен, не так ли?
   Рита коротко взглянула на него, вскочила, сгребла пакет и свою куртку и ушла в каюту, зло хлопнув дверью.
   Она не выходила из нее до тех пор, пока катер не вернулся в русло неспешной Шаи.
   Роман предпочел бы, чтоб она не выходила из нее до самого Аркудинска.
  
  * * *
   Он надеялся, что странная клиентка аннулирует свой заказ, во всяком случае, в отношении него, и он больше ее не увидит, но когда Роман, покончив с формальностями, покинул контору, Рита ждала его за углом, неподалеку от автостоянки в бледном свете фонарей. Она снова приняла свой элегантно-надменный облик, который слегка портила царапина на скуле. Ее волосы, тщательно расчесанные, сбегали с правого плеча золотисто-пшеничной волной, и закончившие на сегодня работу и попивавшие пиво возле перил водители поглядывали на нее с живым интересом. Рита постукивала каблучком сапога по асфальту, и ее глаза удовлетворенно поблескивали, как у человека, выполнившего ответственную и сложную работу.
   - Надеюсь, вы ждете не меня? - спросил Роман с надеждой, замедляя шаг.
   - Вас.
   - Что вам еще? - он остановился совсем, и Рита улыбнулась - опять безмятежно, словно вновь позабыла все недавно происшедшее. Бабочка-поденка.
   - Хочу напомнить, что завтра приду в это же время. И не думайте, что вам удастся улизнуть на другой маршрут. Вам не позволят.
   - А вы, случайно, не мазохистка? - с любопытством осведомился он, и Рита хихикнула.
   - Может быть, отчасти. Ладно, до завтра.
   - До завтра еще дожить надо, - рассудительно заметил Савицкий. - Вдруг я простужусь или под трамвай попаду...
   - Не говорите так! - вдруг очень серьезно попросила Рита и погрозила ему сине-зеленым взглядом, как упреждающим пальцем. - Никогда так не говорите!
   Она резко развернулась и направилась к автостоянке, и в звонком перестуке ее каблуков была злость. Роман, закурив, смотрел, как она дошла до темно-фиолетового "мини купера", и тотчас же дверца со стороны водителя открылась и из машины выбралась каштановолосая девушка с короткой стрижкой и миловидным лицом, одетая в короткую куртку и джинсы. Девушка сдержанно улыбнулась Рите, потом несдержанно всплеснула руками, очевидно увидев царапину. Она резко взглянула прямо на Романа, потом мотнула головой в его сторону, явно безмолвно спрашивая, не он ли учинил над Ритой это злодеяние? Рита засмеялась и что-то сказала, и Роман тотчас же отвернулся и пошел в сторону остановки. И пока он шел, в его памяти то и дело всплывали то шрам на тонкой спине, то крошечное пятнышко возле уголка рта, то короткий отрезок времени, наполненный странно-серьезным голосом и странно-серьезными фразами, и мысленно Савицкий снова и снова повторял кому-то, возможно несуществующему, что лучше бы некоторых людей вообще никогда не было на этом свете. И возможно несуществующий молчал в ответ.
   Вероятно потому, что был согласен.
  
  V.
  
   Смотря по телевизору утренние новости, он водил утюгом торопливо и рассеянно, и опять загладил на рубашке косую складку. Чертыхнулся и принялся ее разглаживать. Зачем, собственно, гладить рубашку, если ее из-под свитера и так не видно? К тому же, он не на парад идет. Вот же ж, привычка - надевать мятую вещь неприятно, даже если ее и не видно. Роман подумал, что если и стоит завести в доме женщину, то для того, чтобы гладить белье. У него вечно получалось не глаженье, а черт знает что. Хотя, поди еще заставь женщину что-то погладить. Его нынешняя подружка, работавшая паспортисткой, если и гладила что-то, так только свою кошку.
   Уже на остановке Роман, глянув на часы, обнаружил, что опаздывает. Ни автобусов, ни маршруток, как назло, не было - прибывали исключительно те номера, которые ему были совершенно не нужны. Он завидел громыхающий неподалеку "шестой", перебежал дорогу и оказался на остановке как раз перед открывшейся дверью трамвая. Выплеснулись выходящие, Роман нырнул в дверь в первых рядах и пристроился возле окна. Рядом колыхнулось, задев его, знакомое терпковатое с легкой сладостью облако, и он машинально повернулся - Рита? Но нет, конечно же это была не Рита, да и что ухоженной кукле было делать в рабоче-крестьянском транспорте? Он отвернулся от сонного лица незнакомой шатенки, трамвай тряхнуло, кто-то, стоявший сзади, повалился ему на спину и тотчас исчез, не извинившись. В Аркудинске люди редко извиняются.
   Три остановки Роман проехал, безразлично глядя в мутноватое оконное стекло. На четвертой две трети пассажиров вышли, в трамвае стало совсем свободно, и Роман чуть передвинулся, но не сел. Сонная шатенка уже вышла, но облако знакомых духов так и плавало рядом, и это Савицкого раздражало. Трамвай дернулся, трогаясь с места, Роман слегка качнулся, ухватившись за поручень и с трудом сдерживая зевок, рассеянно повел глазами в сторону, и зевок застрял у него в горле.
   Тот, на кого он смотрел, приветственно улыбнулся. Потом поднял ладонь и легко махнул - знакомый дружеский жест. В сине-зеленых глазах, опушенных светлыми ресницами, была улыбка - такая же приветливая, как и та, что устроилась на губах. И болячки в уголке рта уже не было.
   - Черт меня дери! - прошептал Роман и передвинулся вправо - очень медленно, словно подкрадывался к бабочке, которую мог спугнуть неосторожным движением. И остановился, когда оказался точно рядом с сиденьем.
   Мальчишка был все в таких же потертых джинсах, но теперь на нем была темная куртка, а светлые волосы казались длиннее. Это был Денис Лозинский, и Роман понял бы это даже, если б мальчишка и не улыбнулся ему так узнавающе. Конечно, это был Денис.
   И в то же время не он.
   Малышу, сидевшему на придверном коврике, было от силы года четыре. Ребенку же, на которого сейчас смотрел Роман, уже исполнилось лет шесть, возможно даже семь. Хоть он и сидел, Савицкий сразу же осознал, что этот мальчик был гораздо выше ростом, и его лицо было очерчено более резко. Он мог бы быть родным братом того Дениса. В любом случае, он не мог быть тем Денисом - ведь что бы ни вытворяли дети, вырасти за три недели на три года они не могут никак.
   И все же это был именно Денис. Объяснить это было невозможно, но это был именно он. И он его узнал.
   Рядом с мальчишкой сидела сонная женщина лет тридцати пяти с тщательно подвитыми каштановыми волосами, рассыпавшимися по ткани светло-серого плаща. Лицо женщины с мелкими чертами было бледным и невыразительным - в глаза бросались лишь губы, накрашенные ослепительно яркой красной помадой, они приковывали к себе все внимание, отчего прочие части лица еще больше бледнели и пропадали куда-то, и казалось, что кроме губ ничего больше и нет. Одной рукой женщина держала сумочку, другой крепко сжимала ладошку Дениса, и изредка губы обращались к нему и улыбались сонной ласковой улыбкой.
   - Денис? - очень тихо произнес Роман, наклонившись, и глаза женщины, до этого момента незаметные, вдруг появились на лице, вспыхнув злым волчьим огнем, как будто этим вопросом Роман посягнул на ее собственность. Она чуть подвинулась к мальчику, крепче сжав его пальцы. Мальчишка кивнул и снова улыбнулся. Его улыбка уже не была полубеззубой - все зубы, белые и крепкие, были на месте.
   - Привет, дядя Рома, - вместе с ним повзрослел и голос, и из него исчезли наивно-лепечущие нотки. - Почему ты уже тут? Ты рано. Слишком рано. Нам придется импровизировать.
   - Что ты несешь?! - прошипел Роман, быстро огляделся и наклонился еще ниже. - Ты хоть понимаешь, что ты мне устроил, паршивец?!
   - Инна уже наполняет ванну, - задумчиво произнес Денис, глядя куда-то сквозь Романа. - И пена уже шуршит, пухлая... с ней здорово играть, когда сидишь в ванне... Чего ж вы не в автобусе, дядя Рома? Ох уж мне эти вечные перебои с городским транспортом! Но хорошо, что у вас больше нет машины, а то все бы так запуталось.
   Роман широко раскрыл глаза, решив, что мальчишка рехнулся. Несет какой-то бред, и слушать его немного жутковато - так мог бы говорить взрослый человек, а не шестилетний ребенок.
   - Вот что, малый, - зло сказал он, - сейчас мы выйдем и потолкуем с тобой в другом месте! - Роман покосился на волчьи глаза яркогубой женщины, смотревшей на него в упор, но, почему-то, до сих пор молчавшей. - Значит, это твоя мамаша?
   - Нет, - Денис вдруг фальшиво всхлипнул, и в его глазах заискрился смех. - Нет у меня никого. Я так одинок, дядя Рома.
   - Ну, так сейчас будет тебе компания! - Роман, решив не тратить больше времени на бессмысленную болтовню, схватил мальчишку за плечо с намерением выволочить его из трамвая, и в этот момент сидевшая рядом женщина ожила, уронила сумочку и яростно заколотила Савицкого свободной рукой, другой по-прежнему держа Дениса за ладонь.
   - Не тронь, пусти! - пронзительно завизжала она. - Пусти моего родного!.. Он мой родной!.. пусти его, сволочь, пусти!..
   Роман едва успел отдернуть голову, когда рука со скрюченными пальцами устремилась ему в лицо, и выпустил Дениса. Салон загудел возмущенно-любопытствующими голосами, кто-то ахнул, в следующую секунду трамвай остановился, и в него хлынул поток пассажиров. Романа отнесло в сторону, стукнув о чью-то спину, и он на какое-то время потерял из вида и мальчишку, и взбесившуюся женщину, но все еще слышал ее визг:
   - Мой родной!... родной!.. Помогите, он хочет его отнять!..
   Роман попытался пробраться на прежнее место, но остервенело проталкивавшаяся сквозь толпу пухлая дама вдвинула его кому-то в бок. Часть людей, обернувшись и вытянув шеи, смотрела туда, откуда долетал истеричный женский крик. Внезапно он оборвался громкими булькающими звуками, раздался чей-то испуганный вопль, и толпа колыхнулась назад. Роман, плюнув на приличия, рванулся вперед, грубо отшвырнув с дороги какую-то женщину, пихнул кого-то локтем и прорвался к сиденью, где оставались Денис со своей попутчицей. Вокруг сиденья уже образовалось довольно широкое пустое пространство. Яркогубая женщина, косо завалившись на диванчик, билась в судорогах, широко разевая рот, и из него с бульканьем выплескивалась густая пена, заливая сиденье, светло серый плащ и пол вокруг, ползла она и из бешено раздувающихся ноздрей. Женщина хрипела, и ее лицо стремительно синело, а глаза выпучивались так, что, казалось, еще немного, и они выскочат из глазниц.
   Дениса не было.
   Роман суматошно оглянулся - нет, нигде не видать светловолосой головы. Но он здесь, в трамвае. Он должен быть здесь!
   - Припадочная, - испуганно сказал кто-то рядом с Романом. - Вон, пена пошла... Делать-то чего?..
   - Остановите трамвай! - зло заорал Савицкий, одновременно кидаясь к бьющейся женщине. Отчего-то он был уверен, что дело тут совсем не в припадке. Подхватив ее, он усадил женщину так, чтобы ее голова с раскрытым ртом свесилась вниз и она не захлебнулась, потом вскинул глаза. Пассажиры, смотрели на него с испуганным любопытством, ожидая, что он будет делать дальше. - Да скажите же, чтоб трамвай остановили, бараны! "Скорую" вызовите! И найдите пацана - здесь где-то он... Лет шесть, светлые волосы... Найдите и не отпускайте! Да живо - что вы уставились?!
   Изо рта женщины, подергивавшейся в его руках и надрывно кашлявшей, продолжала хлестать пена, распространяя вокруг кислый запах, смешанный с другим, очень сильным и очень знакомым, и Роман не сразу понял, что это, а поняв, удивленно моргнул. Пахло лавандой.
   - Остановить трамвай! - вдруг рявкнул кто-то в гомонящей толпе начальственным голосом, и услышав этот голос, Роман болезненно и как-то обреченно поморщился. Послышался возглас кондукторши, начальственный голос что-то бормотнул, и кондукторша истошно заорала:
   - Васька!.. останови!.. твою!.. в!..
   Трамвай с лязгом дернулся и замер. Роман, поддерживая женщину, оглядывался по сторонам, ища Дениса, но везде были лишь незнакомые взрослые лица. Вскоре среди них появилась небритая физиономия Нечаева и устремилась к нему, и Савицкий сразу же отвернулся. Женщина все еще подергивалась, но уже слабее, и ее продолжало тошнить. Он не мог понять, как в человеческом теле могло уместиться столько жидкости - пенистая лужа уже расползлась на половину салона, и люди брезгливо поджимали ноги и пятились.
   - Дверей не открывать! - крикнул где-то рядом Нечаев, и его голос начал удаляться. - Никому не выходить!.. Милиция!.. Врач есть?! Есть врач?!.. Не орать! Когда надо, тогда и выпущу! В сторону, в сторону!..
   Роман заметил, что пена, все еще выползающая из распахнутого рта и ноздрей женщины стала розовой. Она уже не дергалась, и только по телу волнами пробегали мелкие, почти незаметные судороги. В следующую секунду какой-то полный мужчина решительно оттолкнул его назад, выхватив женщину из его рук, уложил на сиденье и почти полностью загородил ее своим массивным телом. Роман, пошатнувшись, отвернулся, и рядом с его ухом тихо прошипели:
   - Что ты тут делаешь?
   - На работу еду, - Роман чуть повернул голову. - А вот ты, старлей, чего тут делаешь?
   - И я на работу... - в голосе Валерия послышалась легкая растерянность. - Что с бабой? Траванулась чем-то?
   - Не знаю... ты "скорую" вызвал?
   - Да, - с холодком ответил Валерий. - Между прочим, никакого пацана в трамвае нет. Я везде посмотрел. Я слышал, как ты орал. Где он был изначально?
   - Сидел рядом с ней.
   Некоторое время они молчали, напряженно наблюдая за манипуляциями полного человека. Потом мужчина выпрямился и мрачно сказал:
   - Она умерла. Ничего тут не сделаешь.
   Роман и Валерий вздрогнули и посмотрели на женщину, чьи ноги в темных брюках безжизненно свесились в проход. Черные туфли были облеплены розовыми хлопьями. Из уголка рта медленно тянулась темно-розовая жидкость, и пена подсыхала под ноздрями.
   Пассажиры загомонили громче прежнего, потом несколько голосов выкрикнули:
   - Выпустите нас! Мы на работу опаздываем!
   - Откройте двери, - хмуро приказал Нечаев кондукторше и взглянул на Романа. - Выйдем-ка, гражданин Савицкий.
   Роман понимающе кивнул, вытирая руки носовым платком, после чего вдруг произнес:
   - Валерий Петрович, у меня к вам личная просьба. Понюхайте-ка эту бедную даму. Изо рта чем пахнет у нее?
   Глаза Нечаева раскрылись до пределов, дозволенных природой.
   - Совсем сдурел?!
   - Черт его знает! Чувствуете какой-нибудь запах вокруг?
   - Духи кто-то разлил, похоже... - Валерий сморщил нос, внимательно посмотрел на лицо Савицкого, оглянулся на торопливо выбегающих из трамвая пассажиров, пожал плечами, наклонился и, сморщившись еще больше, осторожно потянул воздух рядом с мертвым раскрытым ртом. Поспешно выпрямился и озадаченно почесал затылок.
   - Лаванда. Несет, как не знаю что!.. Ела она ее, что ли?
   - Мальчишка болтал что-то про ванну... с пеной... бред какой-то нес... какая-то Инна, мол, уже ванну набирает...
   - Опять ты со своим мальчишкой?! - так громко заорал Нечаев, что один из пассажиров с перепугу споткнулся о ступеньку и выпал на тротуар. - Не было никакого мальчишки, Савицкий! Она одна сидела, ясно тебе?! Я ее видел! Видел, как ты к ней подрулил и чего-то сказанул! Что ты ей сказал, что она тебе в рожу вцепилась?!
   - Не ей я сказал, а пацану, кретин! И это из-за него она в меня вцепилась?!
   - Да не было никакого пацана, шизик! Никто его не видел, кроме тебя! Да тебя в психушку надо упечь до скончания веков!..
   В это время в трамвай поднялся официально прибывший врач, раздраженно посмотрел на них и направился к телу, следуя манящей руке полного удрученного мужчины. Роман с Валерием мгновенно замолчали и вышли на улицу, где Нечаев тотчас ухватил Савицкого за рукав.
   - Ты куда это?
   - На работу.
   - Мы с тобой не договорили!
   - А чего говорить, коли ты все так прекрасно видел? Если у меня и галлюцинации, то они вот этого, - Роман махнул рукой в сторону трамвая, - сделать никак не могли! Или, скажешь, и ее я тоже, а? Интересно, и каким же это затейливым образом?! Ты видел, сколько из нее вытекло?! Непонятно, как она вообще смогла выйти из дома и сесть в трамвай. Это невозможно, вообще-то. Подумай над этим. А еще подумай, если пацана не было, то почему она тоже его видела? Ты слышал, что она кричала?
   - Мой родной, - холодно ответил Валерий. - Она кричала это тебе. Ты ее знаешь, не так ли?
   - Впервые вижу. Она кричала не мне. Она кричала, что я хочу забрать у нее ее родного. То есть, пацана.
   - Да не было там!.. - возопил Валерий, но тут же осекся, глядя на оконное стекло. Взъерошил свои светлые волосы, болезненно сощурился и внезапно стал самым озадаченным человеком в мире.
   - Что за бред?.. - пробормотал он едва слышно.
   Роман тоже взглянул на трамвайное окно, желая узнать, что привело Нечаева в такое состояние, но ровным счетом ничего не увидел. Стекло было мутным, но относительно чистым, на нем не было никаких кровавых или угрожающих надписей - вообще ничего не было. Изнутри оно запотело, и на бледной дымке кто-то пальцем нарисовал большую римскую цифру V, подчеркнутую сверху и снизу. Цифра уже таяла, расползалась, оплывала крошечными каплями влаги.
   Что-то метнулось в его мозгу - что-то стремительное, неуловимое - и тотчас исчезло.
   - Ты зашел позже меня... - еще тише произнес Валерий, так что Роман едва разобрал сказанное. - Но не... Нет, не верю я в такие совпадения...
   - Что вы там бормочете, господин детектив? - раздраженно спросил Савицкий, покосившись на толпящихся возле трамвая людей, которые только недавно утверждали, что опаздывают на работу.
   - Не твое дело, - отозвался Нечаев как-то сонно и повернул голову. Его ярко-голубые глаза потускнели и словно ушли в глубь черепа. - Вы, собственно, свободны, Савицкий. Я вас боле не задерживаю. Только сделайте одолжение - в ближайшее время никуда из города не выезжайте. И постарайтесь не менять место жительства.
   Рядом с самым озадаченным человеком в мире появился еще один не менее озадаченный.
   - Отчего вдруг столь резкая перемена? И с какой стати мне сидеть сиднем в этом городе? Я что - подозреваемый? Из-за того, что какая-то незнакомая мне баба чего-то там наглоталась?!
   - Савицкий, если отпускают, то следует уходить - и как можно быстрее, - блекло сообщил Валерий. - Я еще разберусь с тобой и твоими галлюцинациями.
   - А я тебе говорю - был там пацан! - упрямо буркнул Роман, сам раздраженный собственным упрямством. Чего он, собственно, стоит тут и чего-то доказывает какому-то тупоумному старлею?! - И я с ним говорил. Только...
   - Я не знаю, что там тебе опять привиделось, - Нечаев сунул в рот сигарету и с недобрым прищуром взглянул на Романа. - Я знаю только одно - в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.
  
  * * *
   Ему пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться, и Савицкий опоздал почти на полчаса. Подходя к причалу, он не сомневался в том, что если вздорная кошка вздумает устроить по этому поводу истерику, он скинет ее в воду. Наплевать, что за это его уволят. Сейчас ему было абсолютно на все наплевать. Происшедшее крутилось в голове сумасшедшей каруселью, и из этого кружения то и дело выглядывало лицо мальчика, который стал старше, и издевательски улыбалось, и качалась приветственно детская ладошка, и в уши ввинчивались взрослые фразы, произнесенные звонким детским голосом. Ему казалось, что и асфальт, и деревья, и сам воздух - все вокруг пахнет лавандой - теплый, сырой, приторный запах, будто весь Аркудинск превратился в огромный кусок мокрого туалетного мыла. Ладони по-прежнему чувствовали тяжесть умирающей и судороги, сотрясавшие ее тело, и она снова и снова взвизгивала в его мозгу:
   ... Пусти моего родного!.. Он мой родной!..
   А следом почему-то неизменно выплывало озадаченное лицо Нечаева, и это раздражало больше всего.
   К его удивлению Риты на катере еще не было - не было ее и нигде вокруг - ни у перил, ни в барчике на причале. Роман взглянул на часы, пожал плечами и зашагал было к конторе, но в этот момент на стоянку, визжа шинами, в облаке темной пыли влетел "мини купер" и затормозил в самый, что ни на есть, последний момент, едва не въехав передним бампером в ствол липы. Из машины выскочила Рита в короткой черной куртке и облегающих золотистых брюках, вытащила пакет, хлопнула дверцей, перекинула через плечо ремешок сумочки, включила сигнализацию - и все это на одном стремительном движении, так что Роман совершенно не успел уловить, где начиналось одно действие и заканчивалось другое. Стуча высоченными каблуками, она почти подлетела к Роману, и тот воззрился на нее изумленно - где же вчерашняя элегантность и надменность? Девушка выглядела какой-то взъерошенной, спутавшиеся волосы небрежно рассыпались по плечам и спине, куртка сидела на ней как-то косо. Рита тяжело дышала, и казалось, что она приехала не на машине, а только что слезла с лошади после долгой безумной скачки. Напряженное лицо со слегка поджившей царапиной было очень бледным, а глаза смотрели странно, точно Рита пристально приглядывалась к чему-то внутри себя. Оказавшись возле Романа, она поспешно пристроила на ненакрашенные губы вчерашнюю безмятежную улыбку, но он этой безмятежности не поверил.
   - Здравствуйте. Я опоздала, да? - небрежно спросила Рита чуть срывающимся голосом, и ее глаза посмотрели на Савицкого так, словно Рита ждала от него какой-то особой реакции. - Давайте поедем. Давайте скорее поедем!..
   Он молча развернулся и пошел к катеру. Каблучки торопливо застучали сзади, потом рядом, и Рита, обогнав его, метнулась к катеру и прыгнула на него, отчего катер чуть покачнулся. Роман вздернул бровь, озадаченный тем, как удается развивать такую скорость в столь неудобной обуви, потом спохватился и запоздало крикнул:
   - Я же говорил - нельзя прыгать на катер!
   Она не огрызнулась, как вчера - вообще ничего не ответила, сидела на диванчике, обняв свой пакет, и смотрела в сторону причала, и в ее молчании было что-то такое, отчего Роман то и дело украдкой поглядывал на нее. Казалось, что на диванчике и впрямь сидит кукла - неживая, холодная, и за приоткрытыми губами и стеклянными глазами одна лишь пустота. Рита ожила, только когда катер уже вошел в Шаю, и ее первые слова озадачили Романа еще больше.
   - У вас все в порядке?
   - Разумеется, - равнодушно ответил он. - С чего бы у меня быть беспорядку?
   - Это просто вежливость! - сказала Рита со знакомым раздражением. - Неужели вам чужда обычная человеческая вежливость? Мне показалось, что вы неважно выглядите.
   Ты на моем месте, подруга, выглядела б еще хуже. Знать бы только точно, на каком я месте.
   - Вам показалось. Вы и сегодня вооружены? Что прихватили на этот раз? "ТТ" или, - Роман обернулся, - парочку осколочных гранат?
   - Фаустпатрон, - буркнула Рита и снова превратилась в куклу. Роман хмыкнул и отвернулся.
   Сегодня она не просила делать остановки и практически не разговаривала, молча смотрела на берег, то ли предаваясь созерцанию весеннего пейзажа, то ли погруженная в какие-то свои мысли. Роман был доволен - на этот раз он вез почти идеальную пассажирку, но в то же время его не оставляло недоумение. Вчера вечером Рита не оставила ему сомнений в том, что и сегодня на катер придет взбалмошное и вздорное существо, беспрерывно говорящее и делающее глупости и окутывающее его усиленным и столь подозрительным Роману вниманием. Но сегодня на катер пришел кто-то другой, сидел очень тихо, очень много курил, и если Савицкому и удавалось поймать обращенный на него сине-зеленый взгляд, то никакого выражения он в нем не видел. Кукольный взгляд. Стеклянный. Обедать она ушла в каюту, ничего ему на этот раз не предложив.
   Выйдя из каюты почти через час, Рита перебралась на нос, устроилась в креслице рядом с Романом, поставила у ног пакет и принялась заплетать волосы в косу, склонив голову набок и глядя на скользящие мимо развесистые вековые ели. Ее пальцы быстро и слаженно бегали среди золотистых прядей.
   - А вы женаты, Роман Андреевич? - поинтересовалась она рассеянно, и Роман так же рассеянно ответил:
   - Не ваше дело.
   - Я бы удивилась, если б вы сказали что-нибудь другое.
   - Я не женат.
   Рита усмехнулась, бросила недоплетенную косу, достала из сумочки сигареты и закурила. Роман, скосив на нее глаза, заметил, что пальцы девушки чуть подрагивают. Она неотрывно смотрела на лес, и он не мог видеть выражения ее лица. Внезапно Роману захотелось, чтобы лицо это было видно - хотя бы часть. Сейчас отчего-то, когда Рита поворачивалась затылком, он чувствовал себя неспокойно, как будто в эти моменты с ее лицом происходило что-то ужасное.
   Словно почуяв его мысли, Рита повернула голову, и сине-зеленый взгляд огладил его щеку - по-знакомому недвусмысленно-игривый, и так же по-знакомому Роман почуял за этой игривостью легкую фальшь. Неприязнь просвечивала сквозь эту игривость едва-едва, как донные камешки сквозь темную воду, а к неприязни этой тесно прильнуло смятение. Савицкий чуть повернул голову, и взгляд, скользнув по его зрачку, вдруг всполошенно, словно вспугнутый воришка, дернулся вниз, к груди, перепрыгнул на руку и снова юркнул в сторону береговой линии, выискивая что-то среди елей. Мысленно Роман спросил себя, какая, в сущности, разница - что, да почему? Фальшивит игривая кошечка или нет? Чего задумываться о подоплеке - важен сам факт - красивая девка в самом соку предлагает себя уже второй день подряд - тут и статуя командора слюной бы изошла. Да вот только при всей Ритиной игривости что-то не позволяет поставить ее в ряд особ легкого поведения.
   Роман мысленно пожал плечами и обратил все свое внимание на реку. Катер чуть свернул, обгоняя неторопливо плывущий вниз по течению топляк, и в тот же момент Рита извлекла из пакета бутылку коньяка, отвернула крышку и нецивилизованно хватанула прямо из горлышка. Глубоко вздохнула, опуская руку с бутылкой, после чего сопроводила коньячную порцию сигаретной затяжкой.
   - Ух! - сказала она и вальяжно развалилась в креслице. - Перефразируя Стейнбека, нет ничего лучше первого глотка коньяка!
   - Первого? - Роман недоверчиво вздернул бровь. - Вы разве в каюте уже не приняли на бюст?
   - О, со мной изволили заговорить?! - изумилась Рита, обнимая бутылку, как любимое дитя. - В вашем голосе я слышу осуждение - верно, именно такое слышали миряне в голосах укорявших их монахов, которые сами же весьма обильно... - она махнула рукой, видимо, решив, что не сможет закончить предложение, после чего продекламировала, задумчиво глядя в горлышко бутылки одним глазом:
  Если я напиваюсь и падаю с ног -
  Это богу служение, а не порок.
  Не могу же нарушить я замысел божий,
  Если пьяницей быть предназначил мне бог!
   - Не знал, что вы знакомы с творчеством Хайяма, - заметил Роман, вскользь отметив, что строки выучены не вчера с целью покрасоваться, а знакомы явно давно - причем не только знакомы, но и насквозь прочувствованы.
   - Не знала, что вам известно, кто это такой, - в тон ему ответила Рита, чуть поежившись.
   - Но не думаю, что вы знаете наизусть всю "Рубайату", - Роман коротко глянул на нее и усмехнулся. - Что это с выражением вашего лица, дама? Вы полагали, что мои литературные познания не распространяются дальше надписей на бутылках с разнообразным áлкоголем? Надеюсь, вы не сильно расстроились по этому поводу?
   - Не вижу повода для расстройства. А вы кто по образованию?
   - Не ваше дело.
   - Вы еще не натерли мозоль на языке этой унылой фразой? Бросьте, Роман Андреевич, мне кажется, вы вполне умеете по-человечески разговаривать.
   - Вы наняли меня, чтобы я катал вас взад-вперед или вел с вами светские беседы?
   - А разве это нельзя совместить? - Рита протянула ему коньяк. Роман мысленно вздохнул и отрицательно качнул головой. - Опять? Почему так - нам еще долго плыть, никто и не узнает, что вы пили. Коньяк хороший... И вы не похожи на заядлого трезвенника. Или у вас жесткий принцип - не пить на работе? Почему вы не можете вести себя по-людски - я не имею в виду это, - она качнула бутылкой, - а вообще? Не нравлюсь вам - ну и на здоровье, я не собираюсь делать из этого вселенскую трагедию - ах, боже мой! - конец действа - графиня с изменившимся лицом бежит к пруду!
   - Что вам от меня надо, а? - спросил Савицкий раздраженно, скользнув взглядом по ее аккуратно скрещенным ногам в облегающих брюках. Рита изящно пожала плечами.
   - Просто общения. Не пугайтесь, я не собираюсь сбивать с праведного пути столь высокоморальную личность, как вы, - я уже поняла, что вы изначально исполнились ко мне глубочайшего отвращения и, наверное, именно поэтому так часто поглядываете на мои ноги.
   - Я уже говорил, что у вас хорошая анатомия, - Роман потер шрам на щеке и посмотрел на небо, вскользь отметив кривоватую усмешку пассажирки.
   - Все-таки действует?
   - Не нарывайтесь, - посоветовал он скучающим тоном и, быстро глянув на реку перед носом катера, повернул голову и ухмыльнулся, медленно прокатив взгляд по ее фигуре снизу доверху. - Иначе мне действительно вздумается остановить катер, ссадить вас на берег и извалять по траве в разнообразных затейливых позах. Вы этого хотите? Предпочитаете ли прелюдию из поцелуев или вас сразу со страстным рыканьем ухватить за белые бедра?.. Ну, так как - даете отмашку? - Роман ухмыльнулся шире, после чего резко убрал похабство и из улыбки, и из взгляда, и из голоса. - Но нет, увы, вижу, не скользить нам по бальным залам полян, не встречать лесной рассвет в сонной и сладостной истоме объятий, не погружаться в одну на двоих грезу, поэтому давайте каждый займется свои делом - вы будете молча восхищаться окрестностями, я - вести катер. Ага?
   Рита как-то сонно поморгала, потом озадаченно спросила:
   - Это что сейчас было?
   - Ровным счетом ничего, - отозвался Роман прежним равнодушным тоном и закурил. - Какие будут указания?
   Она покосилась на него с каким-то комическим испугом и в то же время оскорбленно, словно он был восковой фигурой, внезапно ожившей и игриво хлопнувшей ее по заду, сопроводив шлепок непристойным предложением. Глубоко вздохнула, спрятала бутылку в пакет и чуть хрипловато произнесла:
   - Однако.
   - Если это было указание, то я его не понял, - сообщил Роман. - Соблаговолите выразиться яснее.
   - Мы ведь сейчас идем вниз по течению, да?
   - Именно.
   - Выключите двигатель.
   Роман, чуть пожав плечами, покорно остановил движок, надеясь, что не подвергнется очередной обработке, долженствующей, по замыслу Риты, преобразить его в насквозь дружелюбного типа, и мысленно вопросил кого-то, возможно несуществующего, почему тот не доглядел за сотворением мира и Романа в частности - лучше бы его создали глухим, либо всех женщин немыми, и тогда, вне всякого сомнения, образовалась бы всеобщая гармония. Катер тихо скользил по воде, влекомый теперь лишь задумчивым течением реки, и не тревожимый больше звуком двигателя лес словно придвинулся ближе, приглядываясь и оценивая.
   - Как тихо! - выдохнула рядом Рита - почти беззвучно. - Я отвыкла от такой тишины, какое-то время мне вообще казалось, что такой тишины больше не существует. Какие огромные деревья! Знаете, когда я смотрю на них в такой тишине, человеческая цивилизация представляется мне не грозной и могучей, а чем-то бледным, с хилыми ручонками, возможно даже несуществующим. Странно думать, что где-то там остался город - сплошь камень, машины и деньги, деньги... Здесь все это не имеет никакого значения.
   - Погодите, скоро те хилые ручонки дотянутся и сюда, - Роман откинулся на спинку сиденья, закинул руки за голову и чуть прикрыл глаза. - На Светлом тоже когда-то было очень тихо. И на Тиши - не зря же такое название... А теперь там сидит Аркудинск.
   - Вы не любите этот город? - поинтересовалась она, отводя задумчивый взгляд от елей.
   - Я в нем родился, - просто ответил Савицкий. - С родным городом всегда срастаешься. Особенно когда живешь в нем слишком долго. Не могу сказать, что не люблю его. Но не знаю, можно ли назвать то, что испытываю к нему, любовью. Он - просто часть меня.
   - А не наоборот?
   - Ни в коем случае.
   - А я его люблю. Больше, конечно, когда нахожусь подальше от него - особенно здесь. Но люблю, - сказала Рита слегка запальчиво, по-детски. - И окрестности, и сам город. Он очень красивый, если, конечно, отбросить все эти уродливые безликие многоэтажки, витрины и прочее... а вот старые дома, и храмы, и горбатые мостики...
   - А люди?
   - Что? - ее губы почему-то дернулись, словно Роман задал ей на редкость бестактный вопрос.
   - Вы любите Аркудинск вместе с его жителями? Или отдельно от них?
   В глубине ее глаз вдруг мелькнуло вчерашнее, надрывное и растерянно-испуганное, и Рита почти сразу же отвернулась.
   - Почему вы так спросили?
   - Просто. Один мой знакомый сказал недавно, что в этом городе живут до крайности равнодушные люди.
   - Такие люди живут везде, - с ощутимым холодком отозвалась Рита, не поворачиваясь, и разговор вдруг порвался - как тетива, натянутая сильнее предела, и оборванные концы щелкнули по собеседникам, откинув их в разные стороны. Девушка резко встала и ушла в каюту. Роман выпрямился, опустив руки, и недоуменно глянул ей вслед, пытаясь понять, что он такого сказал? И сразу же разозлился - зачем вообще что-то говорил?! Внезапно он обнаружил, что уже довольно давно не думает об утреннем происшествии и не мерещится всюду сырой запах лаванды - вокруг были только запахи хвои, холодной воды, коры, да еще легкий терпковатый аромат духов, словно позабытый возле Романа своей хозяйкой.
   Указаний запустить двигатель не поступало, и некоторое время Роман безмятежно курил, глядя на реку и лишь изредка дотрагиваясь до руля. Вот против такого времяпрепровождения он ничего не имел, особенно когда рядом никто не говорит, - сидел себе и слушал плеск воды и изредка перекрикивавшихся в лесу птиц, и лягушечье поквакивание. И когда в эти звуки вплелся еще один, тонкий, жалобный, дрожащий, цепляющий за сердце, не сразу понял, что это такое. Вздрогнув, Роман обернулся и увидел, что Рита стоит позади, возле диванчика, чуть покачиваясь в такт движению судна, и водит смычком по струнам прижатой к подбородку скрипки, повернув голову, и почти закрыв глаза. Кончики ее пальцев медленно и сонно двигались по грифу, и из-под волоса смычка струилась печальная, надрывная и очень одинокая мелодия. Возможно, она была красивой, но у Романа от нее вскорости свело зубы, и мир стал казаться гораздо неприглядней, чем был на самом деле. Сдвинув брови, он терпел несколько минут, но потом не выдержал:
   - Бога ради, сыграйте что-нибудь другое! А то у меня ощущение, что я плыву на собственные похороны.
   Видно сказал под руку, потому что смычок дернулся, издав всполошенный, болезненный звук, словно кошка, которой прищемили хвост.
   - Это же Паганини! - оскорбилась Рита, опуская руку со смычком и глядя на Савицкого так, словно он сказал какую-то пошлость.
   - Рад за него, но если мое мнение тут учитывается, больно уж грустно для этих мест и, как сказал доктор Ватсон своему музицирующему другу, я думал, с кем-то плохо. Сыграйте что-нибудь менее душещипательное.
   Рита прищурилась - неожиданно лукаво.
   - То есть, вы все-таки хотите, чтобы я сыграла?
   - Я не против хорошей музыки, если только от нее не впадаешь в меланхолию.
   - Моцарт вас устроит?
   - Надеюсь, не "Реквием"?! - почти испуганно спросил Роман, и Рита чуть вздрогнула, потом фыркнула, вскинула голову, и из-под смычка полилась "Маленькая ночная серенада" - веселая, легкая, запрыгала над ленивой водой, словно некое живое существо, задорно бегущее куда-то, перебирая ножками в невесомых туфельках. Потом мелодия загустела, замедлилась, и этой он уже не знал, но не стал спрашивать, не желая перебивать исполнительницу. Иногда в музыке угадывалось что-то знакомое, и Роман подумал, что, верно, Рита не играет что-то определенное, а импровизирует на многие темы. А потом перестал думать - просто слушал, откинувшись на спинку кресла, и музыка бродила вокруг, плавала, кувыркалась, сливаясь со звуками окружающего безлюдного мира, - то блестящая и яркая, то поэтичная и задумчивая, то мягкая с легким баском, то острая и подпрыгивающая; она рассыпалась, окутывала, парила и нашептывала, и улетала куда-то к далеким верхушкам елей, и тонула в сонной воде, отступала, почти неслышная, и вдруг становилась всем, тянулась, как мед, и подсчитывала биение сердца. Роман невольно заслушался настолько, что позабыл, где находится и кем является, и предоставленный самому себе катер едва не въехал в мысок - Савицкий еле-еле успел спохватиться и обогнуть его. Заметила это Рита или нет - он не знал, скрипка все так же продолжала петь позади, не прервавшись ни на секунду, и голос ее становился все более значительным, словно пытаясь что-то объяснить ему или просто поговорить.
   Он был не против.
  
   * * *
   Сойдя с катера, Роман подал ей руку, и Рита, чуть пошатываясь, спустилась на причал, изумленно вскинув брови и глядя на Савицкого с нескрываемым любопытством.
   - Что с вами, Роман Андреевич, вас неожиданно посетила галантность?
   - Это просто в благодарность за исполнение, - Роман покосился на нескольких коллег, весело скаливших зубы в сумраке у перил, - и за то, что вы больше ничего не говорили. Вынужден признать, что играете вы хорошо. Что-то заканчивали?
   - Местную консерваторию, - Рита неопределенно мотнула головой куда-то в сторону автостоянки. - Что-то говорит мне, что, несмотря на этот неожиданный комплимент, глупо пытаться просить вас помочь донести вещи до машины.
   - Вы правы, - Роман взглянул на циферблат своих часов, и Рита, склонив голову, тоже зачем-то внимательно туда посмотрела.
   - Завтра постараюсь не опоздать, - она сделала короткую паузу и вопросительно глянула на него. - Никаких возражений или упреков не последует? Нет? Чýдно. Благодарю, что так мужественно выдерживаете общество столь скорбного умом создания, как я.
   - Да не за что, - отозвался Роман и покачал головой, глядя, как она идет к автостоянке, после чего поднял голову и почти зло посмотрел туда, где, согласно всем представлениям, располагался кто-то, возможно несуществующий. Потом неторопливой походкой направился к конторе.
   Когда он вышел оттуда, машина Риты все еще была на стоянке, и Рита стояла возле нее, и в бледном свете фар Роман увидел злость на ее напряженном лице. Та злость, которую ему уже доводилось наблюдать, была по сравнению с этой блеклым призраком - сейчас черты исказило нечто сильное, глубинное, что зарождается не от пары брошенных обидных слов, а от чего-то очень серьезного. Чуть впереди нее стояла вчерашняя девица, верно, прибывшая встречать подругу своим ходом, и ее лицо, в противоположность Ритиному, совершенно ничего не выражало - бесстрастная красивая маска. Обе смотрели на высокого крупного мужчину, который, по-хозяйски облокотившись на темно-зеленую "ауди", доброжелательно улыбался им, и стеклышки его очков в изящной оправе поблескивали благосклонно. Мужчина был одет дорого и со вкусом, и в его позе и в изгибе легко улыбающихся губ чувствовались уверенность и легкая снисходительность.
   - Уж который день ищу тебя по всему городу, а ты - надо же - тут! Что случилось, Риточка? Дома тебя нет, сотовый отключила. И тут-то чего позабыла? Не знал, что тебя интересует подобный бизнес.
   - Что вам надо? - услышал Роман холодный голос Риты. Он уже почти миновал стоянку, направляясь к остановке, но нотки, прозвучавшие в этом голосе, заставили его остановиться. Савицкий повернулся, и в тот же момент мужчина выпрямился и шагнул к "куперу" и застывшим возле него женским фигурам. Шатенка тотчас же почти неуловимым движением переместилась чуть вперед и в сторону, так что Рита оказалась за ней, и свет фонаря блеснул на ее зубах, показавшихся из-под разошедшихся в совершенно безэмоциональной улыбке губ.
   - Эй, эй! - мужчина, сразу же остановившись, весело засмеялся. - Будет тебе, Ритка! Убери свою волчицу, мы же интеллигентные люди! Что ты, в самом деле, так со старым другом?
   Рита тронула шатенку за предплечье, потом негромко и с нажимом что-то сказала мужчине - вряд ли то, что обычно говорят старым друзьям. Роман увидел, как его холеное, чисто выбритое лицо чуть дрогнуло, и, не тратя времени на размышления, быстро пошел к стоянке - очень быстро, следя за стоящими и готовясь уловить момент, когда шаг придется сменить на бег. В душе он надеялся, что делать этого, все-таки, не придется, и все разрешится само собой. И тут Рита повернула голову и увидела его.
   Роман не ожидал такой реакции. Лицо Риты изломилось в совершеннейшем ужасе, она вся как-то съежилась, превратившись в маленькое, странно обреченное существо. Ее рука коротко дернула шатенку назад, после чего Рита, развернувшись, проворно юркнула в машину. Шатенка стремительно последовала ее примеру, и "мини купер", визгнув шинами, всполошенно прянул вперед, почти впритирочку разошедшись с задним бампером "ауди", обдал отпрыгнувшего мужчину тучей пыли и умчался прочь. Роман изумленно посмотрел вслед удаляющимся огням, совершенно сбитый с толку. Мужчина, обмахивавший ладонью свой дорогой плащ, снова рассмеялся и негромко сказал:
   - Вот стерва!
   Из "ауди" выглянула чья-то голова и уважительно произнесла:
   - Дмитрий Степаныч, опоздаем.
   Мужчина небрежно отмахнулся, равнодушно взглянул на Романа, который, щелкая зажигалкой, задумчиво и как бы между прочим разглядывал его, и неохотно открыл дверцу "ауди" с пассажирской стороны. Перед тем, как его лицо исчезло в тени, Савицкий успел уловить на нем недоумение. В этот момент на стоянку величаво въехала еще одна машина, и Роман улыбнулся, узнав "гранд вояджер" Чернова. Анатолий выскочил из машины, приветственно махнул Роману, но тут же обернулся, когда из окошка "ауди" ему узнавающе, с ленцой сказали:
   - А-а, Толя.
   - Здравствуйте, Дмитрий Степанович, - отозвался Анатолий, и Романа чуть покоробило скользнувшее в его голосе легенькое почтение. - Вы, никак, ко мне?
   - Да нет... я тут так... по своим делам, - рассеянно ответил обладатель изящных очков. - Ну, счастливо.
   "Ауди" вырулила со стоянки, мягко шурша шинами, и Роман, бросив на нее последний короткий взгляд, повернулся к подходящему Анатолию.
   - А ты чего тут красуешься? - весело спросил Чернов. - Я думал, ты уже ушел. Нанимательницу твою встретил на выезде - чуть в меня не вписалась, неслась, как ополоумевшая. Ты ей чего-то сказанул?
   - Нет, по-моему, она всегда так ездит, - Роман посмотрел в сторону трассы. - А что это был за кадр?
   - Гельцер.
   - Мне это ничего не говорит. Это фамилия или профессия? И чего ты перед ним расстилаешься?
   - Ничего я не расстилаюсь! - тут же обиделся Анатолий. - Обычная вежливость. Я у него когда-то кредит брал, ну и сотрудничаем, опять же.
   - Большая шишка? Что-то я о нем не слышал.
   - Никакая он не шишка, просто мэн бизнеса. Посерьезней меня, конечно, и связи у него хорошие, но, в принципе, я тебе скажу, ничего особенного. Вроде Горчакова покойного, компаньон, кстати, евонный. Обоими его пансионатами вроде как он теперь заправляет и фирмочкой тоже... А чего он тебе сдался?
   - Да так, заполняю пробелы в образовании, - Роман взглянул на часы. - Торопишься?
   - Да, заскочил на минутку, проверить кое-что, а потом домой лететь надо - Людка прием сегодня устроила, и мне желательно на нем присутствовать. А то... - Анатолий выразительно покрутил головой и вздохнул, - ну, ты ж знаешь Людку! В субботу, может, вырвусь, посидим.
   - Ну, ладно, тогда пока. - Роман отвернулся было, но Чернов тут же окликнул его:
   - Эй, да ты погоди, у меня дел-то на минуту! Я тебя подброшу.
   - Да нет, спасибо, пойду я. Кстати, - Савицкий ухмыльнулся, - ты уже осуществил свою мечту?
   - Которую? - осведомился Анатолий немного озадаченно. - У меня их много.
   - Ну, ты ж все хотел поглядеть, что Горчаков нашел себе напоследок. Видал ее?
   - Да, - Анатолий ухмыльнулся, и его круглое лицо, казалось, округлилось еще больше, подернувшись легкой мечтательностью.
   - Ну, и как она?
   Мечтательность слетела с его лица мгновенно, сменившись удивлением.
   - В смысле?
   - В смысле внешности. Ты, Толя, сегодня чего-то туго соображаешь. Сам увидел, так поделись с другими, мне тоже интересно. Я ж ее не видел.
   Анатолий вдруг расхохотался и хлопнул Романа по плечу так, что тот чуть не потерял равновесие.
   - Ой, Ромка, ну ты даешь! Я, конечно, знаю, что ты малообщителен и ни в чем вокруг не заинтересован, но не настолько же! Второй день подряд катает горчаковскую вдову с утра до вечера и жалуется, что ни разу ее не видел.
   - Что? - ошарашенно спросил Роман, сжав в пальцах сигарету так, что та моментально сломалась, и вниз посыпались табачные завитушки. - Эта...
   - Ну да, Маргарита Алексеевна Горчакова, собственной персоной. Она особо и не шифровалась. Тю, Ромка, я-то думал, что ты уже достиг в этой области определенных успехов! Еще порадовался, когда она тебя выбрала - во, думаю, повезло приятелю! - Анатолий почесал затылок. - Честно говоря, я думал, что ты ее знаешь, может, знакомая старая. Мы с ней здесь позавчера вечером имели очень милую беседу, и она мне твою фамилию и имя назвала - мол, действительно такой-то здесь работает? Ты как раз подходил с пассажирами, я ей тебя и показал. Ладно, черт с тем, кто она, может, тебя и имена не интересуют, но вот...
   - А тебе не показалось странным, Толя, что особе, у которой есть личные катера и достаточно челяди, вздумалось поднанять какой-то левый катер с левым водителем?! - перебил его Роман почти зло, и Чернов посмотрел на него удивленно.
   - Нет. У баб знаешь сколько всяческих причуд? А у баб с деньгами - в особенности. Знаешь, Ром, мой тебе совет - относись ко всему проще. Ладно, побегу... А то может дождешься?
   Роман покачал головой, отвернулся и пошел к остановке - почти бегом.
  
  VI.
  
   Домой он не поехал - выскочил из автобуса через пару остановок и долго бродил по городу среди сгущающейся весенней ночи, прохожих, рева машин и громыханья трамваев, сидел где-то на скамеечках, стоял на горбатых мостиках, бездумно глядя в тихую воду и потеряв счет времени. В голове все перемешалось, снова кружилась там какая-то сумасшедшая карусель - то малыш, смотрящий жалобными глазенками, то снова он, повзрослевший и по-взрослому циничный, тапочек, сваливающийся с дернувшейся ноги, тело, бьющееся в его руках, поднимающееся мертвое лицо, мужчина в зеленой куртке, сонно идущий навстречу своей смерти, снова Денис, улыбающийся во весь рот, чистые звуки скрипки смешивались с запахами лаванды и жасмина, где-то тихо плескалась река, и снова и снова уходил в тень ужас на обернувшемся бледном лице.
   Относись ко всему проще.
   В конце концов Роман обнаружил себя на приподъездной скамейке в каком-то незнакомом дворе с сигаретой в пальцах и злого до невозможности. И поди еще разбери, от чего эта злость - от свалившихся на голову полузагадок-полувидений или от того, что Рита оказалась вдовой состоятельного типа, известного в свое время в Аркудинске разнообразными скандальными историями и шумными гулянками. Роман видел его несколько раз в ресторанах, которые посещал со своими подругами. Горчаков был довольно симпатичным молодым мужиком спортивного типа и поначалу каждый раз вел себя довольно прилично, и долетавшие до Романа обрывки его фраз выдавали хорошую образованность. Но напиваясь, а пьянел он быстро, Горчаков превращался в этакого разгульного хамоватого барона, орущего на весь зал, требующего беспрекословного подчинения от любого и норовящего с кем-нибудь сцепиться. Роман никогда не интересовался, чем он занимается, просто знал, что у Горчакова "много чего есть". У него в ту пору хватало своих забот, "Феникс" только-только расправлял крылышки, а к ремонтно-строительному бизнесу Горчаков не имел никакого отношения.
   Савицкий отщелкнул окурок в кусты и рассеянно посмотрел на подъездное окошко, из которого на скамейку лился слабый свет, потом потер щеку. Отказываться возить Риту он не собирался - какая, действительно, разница, кого возить, но все же ему хотелось знать причину. Может и стоит задать ей завтра парочку житейских вопросов. Хотя, возможно и не стоит. Да вот только странновато ведет себя мадам Горчакова. И не только ее поведение - вся она насквозь странновата - причудливая смесь задумчиво-загадочной мадонны с итальянских картин с разбитной безмозглой кошкой. Надо же, какую игрушку прикупил себе Горчаков!
   Кто-то неторопливо прошел мимо - Роман уловил лишь движение, звук шагов и щелканье зажигалки. Шаги замедлились еще больше, потом начали возвращаться, и он лениво повернул голову.
   - Извините, у вас прикурить не будет? - вежливо спросили из полумрака. Роман молча протянул зажигалку, и человек подошел ближе, окунувшись в бледненький подъездный свет - не старый еще светлоусый мужчина в распахнутой куртке и спортивном костюме под ней. Закурил, поблагодарил, отдавая зажигалку, и грузно опустился на скамейку рядом. Протяжно зевнул, пробормотал: "Надо ж, как тепло сегодня", - после чего принялся уныло жаловаться на продавщиц магазинчика в соседнем доме, которые взяли моду закрываться на полчаса раньше положенного. Он говорил это не столько Роману, сколько самому себе, и Савицкий слушал его краем уха, размышляя - домой пойти или к Наташке-паспортистке, которая вряд ли будет против его визита. Он снова закурил. Голос мужчины жужжал рядом, как сонная осенняя муха. Роман взглянул на часы, чуть поежился от неожиданно на мгновение пронизавшего его холода и начал было вставать, но фраза, выделившаяся вдруг из сонного жужжания, уронила его обратно на скамейку.
   - ...ведь верно я говорю, мой родной?
   - Что вы сказали? - ошарашенно переспросил Роман. При других обстоятельствах он, вероятней всего, иначе бы отреагировал на столь фривольное обращение, но последние слова были настолько дико похожи на те, что он слышал утром, что Савицкий слегка растерялся, и злость появилась лишь долей секунды позже. Мужчина очень медленно повернул к нему голову - так медленно, будто у него болела шея, и он боялся усилить боль неосторожным движением. Но на лице, чуть подернутом морщинами, боли не наблюдалось - лишь отстраненное дружелюбие к случайному собеседнику. Только лицо это было неестественно молочно-белым, а губы - бескровными с легким голубоватым отливом. Усы, брови и ресницы были чем-то припорошены, словно пудрой, хотя Роман готов был поклясться, что когда человек протянул ему обратно его зажигалку, ничего этого не было. Белые порошинки чуть искрились в бледном свете.
   - Я... говорю... им... лишь... бы... слинять... пораньше... - мужчина с усилием выталкивал из себя слова, словно они давались ему с огромным трудом, и каждое это слова срывалось с бледных губ в сопровождении клубов густого пара, словно он сидел посередине зимней стужи. Над его головой легкий ветерок колыхал тонкую веточку, усыпанную распускающимися вишневыми цветами. Роман начал очень медленно подниматься, лицом чувствуя дыхание на редкость теплой аркудинской ночи. Это был просто дым... но в руках сидящего уже не было сигареты... внезапно он понял, что искрящиеся порошинке на лице мужчины - ни что иное, как иней. Иней посреди тепла!
   - Х-х-хо... - выдохнул человек, выпустив еще один клуб пара, обхватил себя руками и застыл неподвижно с раскрытыми губами. Послышался легкий серебристый треск, и глаза, сонно смотревшие на Романа, словно затянулись тончайшим искрящимся стеклом. Иней уже покрывал все лицо, сгустившись вокруг губ и под ноздрями, и лицо это сверкало и переливалось, точно необычайная снежная маска - страшное и красивое зрелище, от которого трудно было отвести взгляд.
   Его ноги подкосились, и он рухнул обратно на скамейку, оторопело глядя на искрящийся профиль, смотрящий в никуда мерзлыми глазами. Ветви цветущей вишни зашелестели громче, и в этом шелесте чудилось что-то издевательское. Вокруг было тепло и теперь, казалось, стало еще теплее. Он чувствовал, как струйки пота стекают по телу под рубашкой. Роман медленно наклонился вперед и заглянул за грузное тело, сжавшееся на скамейке. Он не знал, зачем делает это, но почему-то был уверен, что сделать это необходимо - и как можно быстрее.
   Рядом с мужчиной сидел Денис и крепко держал его за плечо, похожий на жадно присосавшуюся к своей добыче пиявку, - тонкие детские пальцы сомкнулись на коже куртки железной хваткой. Он чуть склонил голову и улыбнулся - милая мальчишеская улыбка, совершенно невинная и искренняя. Мальчишка был все в той же одежде, что и утром в трамвае, - симпатичный, светловолосый семилетний мальчуган. Возраст многих детей бывает сложно определить - хилый шестилетний заморыш на деле оказывается лет двенадцати, а высоченный пацан может оказаться много младше, чем выглядит, но Роман совершенно точно знал, что мальчишке, который смотрит на него, семь лет. Не шесть-семь. Семь.
   - Шли бы вы домой, дядя Рома, - звонко произнес детский голосок. - Поздно уже. Да и заморозки сегодня. И не говорите никому. Не поверят вам - вы ж знаете.
   Роман сорвался со скамейки с яростным возгласом и кинулся на Дениса, но его пальцы схватили лишь пустоту. Мальчишка исчез, словно его никогда и не было, и вокруг была лишь теплая густая ночь, до отказа заполнявшая пустынный двор. Тяжело дыша, он отшатнулся, озираясь и пытаясь уловить топот бегущих детских ног, потом тупо посмотрел на человека, который все так же сидел, обхватив себя руками и глядя насквозь. Наклонился и прижал пальцы к его шее слева. Кожа под ними оказалась не просто холодной, а мерзлой, твердой, и Роман не ощутил под ней ни единого биения. Он отдернул руку, потом снова протянул ее и осторожно потянул человека за плечо, и тот, продолжая держать самого себя в объятиях, тяжело качнулся и со стуком упал на скамейку, а с нее - на асфальт. Звук был таким, словно уронили замороженную говяжью тушу. Сжав зубы, Роман наклонился и попробовал приподнять скрючившееся с согнутыми ногами тело, но тут же понял, что не сможет этого сделать, и отпустил, и труп снова повалился на асфальт все с тем же деревянным стуком. Роман опустился на корточки, одной рукой нашаривая во внутреннем кармане куртке сотовый, а другой яростно терзая свои волосы на макушке, словно они были в чем-то виноваты. Бледный подъездный свет растекался по мертвому мраморному лицу, и он видел, как на нем медленно, словно по волшебству, выступают крохотные капельки влаги. На чуть голубоватых раскрытых губах их было уже множество. Одна из капелек скользнула за край губы, сверкая, скатилась по белому небритому подбородку и застряла среди щетинок. Роман встал, сжимая телефон в кармане и не отрывая взгляда от этой крохотной сияющей капельки, глухо, затравленно выругался и отступил назад. Его взгляд заметался по темному двору, словно сбившийся со следа пес, и Роман заорал вне себя от бешенства:
   - Денис!
   И тотчас возле соседнего подъезда метнулась гибкая тень, окунулась на мгновение в бледный свет, и перед Романом мелькнуло искаженное страхом тонкое женское лицо - мелькнуло и тотчас исчезло, и тень пропала так же стремительно и беззвучно, как до того пропал со скамейки мальчишка. Ему показалось, что... да нет, показалось. Уж ее-то тут быть никак не могло.
   - Денис! - снова закричал Роман зачем-то, хотя знал, что никто не отзовется.
   Где-то стукнула оконная створка, раздалось собачье гавканье, и все стихло, остался лишь призрачный шелест деревьев и далекий шум машин. Дениса не было. Возможно, его не было никогда. Но мертвец, скорчившийся на асфальте, был. Как и все мертвецы до него.
   Я знаю только одно - в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.
   "Но он сам ко мне подошел! - с испуганной злостью закричал кто-то у него в голове. - Я даже не звал его - он подошел ко мне сам! Сам! При чем здесь я?!"
   Роман решительно удушил истеричный голосок и тускло взглянул на человека, замерзшего насмерть посреди теплой задумчивой ночи. Пробормотал негромко:
   - Извини, мужик.
   Отвернулся и ушел неверной походкой, не оглянувшись ни разу.
  
  * * *
   Он вызвал "скорую" из телефона-автомата через квартал и некоторое время стоял на другой стороне улицы возле ларька, пристально разглядывая редких прохожих, останавливавшихся, чтобы поглазеть на витринку и что-нибудь прикупить. Потом дошел до остановки и тут же повернул в сторону, сам не зная, куда идет. Роман знал только одно - домой он сегодня не вернется ни за что на свете. Было жутко оставаться среди четырех стен наедине с происшедшим и со своими мыслями. Но, с другой стороны, что если, пока он бродит по городу, с ним еще кто-нибудь заговорит... или он просто увидит какого-нибудь человека - кого угодно - ларечницу, водителя маршрутки или автобуса, молодежную компанию, любого случайного прохожего? Просто посмотрит на него, а спустя секунду обнаружит рядом с этим человеком улыбающееся мальчишеское лицо? И потом мальчишка опять исчезнет, отпустив уже мертвую руку. Не сейчас, не сегодня, так завтра, и этим человеком может быть кто угодно. Им может стать Толька Чернов, коллеги-водители, Сенька из конторы, алкаш-Желудь, Рита... Он не может пойти к Наташке, потому что этим человеком может оказаться и она. Хотя, возможно, в следующий раз Денис возьмет за руку именно его. И ведь однажды он уже брал его за руку. Но ничего не произошло, он жив, его не сбила машина, он не замерз насмерть. Что вообще происходит?! При чем здесь он, Роман? И кто были эти люди - мужчина в зеленой куртке, женщина, умершая в трамвае, человек, попросивший у него огоньку и спустя несколько минут превратившийся в ледяную статую? Ничто не происходит просто так, это железное правило. У всего есть объяснение, у всего есть предпосылки и у всего есть последствия, становящиеся предпосылками чего-то другого. Может, если он узнает, кто были эти люди, он сможет что-нибудь понять?
   Между прочим, как ни крути, налицо было только одно убийство. Прочее - неизвестно что. Несчастный случай на дороге. Женщина в трамвае - ладно, допустим, чем-то отравилась, либо ее отравили... хотя выглядело, как будто она... ладно, черт с ним, отравили... лавандовая пена... при чем тут пена? А этот мужик... это ж вообще никак нельзя назвать - ни убийство, ни несчастный случай. Замерзнуть в десять градусов тепла можно, если тебя окатят жидким азотом... но ведь ничего подобного не было, не так ли? Полтергейст, что ли? Да замечательно, а скоро ему начнут мерещиться бегающие плотоядные деревья и летающие тарелки! Мальчишки уже мерещатся - мальчишки, которые слишком быстро взрослеют.
   В голове у Савицкого образовалась такая болезненная каша, что он с трудом сдержался, чтобы не взвыть. Закурив, он попытался взять себя в руки и пошел по улице, стараясь изображать человека, который попросту решил прогуляться перед сном. На следующем перекрестке Роман свернул направо и вдруг обнаружил, что находится на окраине одной из центральный городских площадей, оживленной несмотря на позднее время. Тротуар был залит светом фонарей, всюду сияли ларьки, павильончики и витрины. Некоторое время Роман шел спокойно, но вскоре обнаружил, что пристально вглядывается в каждого встречного и постоянно озирается, ища светловолосую мальчишескую фигурку. Чертыхнувшись, он свернул в проулок и направился к мостику. На мостике хихикала многочисленная молодежная компания. Развернувшись, он почти бегом прошел мимо Николаевской часовни и оказался в березово-липовом скверике, где почти все скамейки были заняты обнимающимися парочками. Роман повернул направо, перебежал через рельсы и вскоре перестал соображать, куда идет. Город раскачивался перед его глазами, а потом и он, и время превратились в сплошное цветное, сверкающее огнями и грохочущее музыкой месиво, которое подхватило Савицкого и понесло куда-то, и там был вкус коньяка и женский смех, чьи-то игривые руки, целый ассортимент запахов духов и табака, и снова вкус коньяка, а потом, кажется, была водка, и танцы, рядом кого-то били, но совершенно определенно не его, и он тоже не бил, потому что в этот момент кто-то женского рода с хорошей фигурой целовал его в шею и с придыханием шептал в ухо: "Поехали к тебе", - и снова кто-то смеялся и рассказывал страшно потешную историю про то, как он разбил свою машину, и был уже другой шепот, бледно-голубой кафель, обнаженная женская грудь, тяжело колыхавшаяся под задранным к подмышкам свитерком, но главное, что совершенно нигде не было Дениса. Потом было что-то еще - совершенно уже неразборчивое и незапоминающееся, а после туман рассеялся, и Роман увидел себя в каком-то полупустом темном баре с низким потолком, под которым слоился густой сигаретный дым. Как-то очень уж темно было в баре, и Савицкий, болезненно поморщившись, провел ладонью перед глазами, нашарил солнечные очки и поднял их на лоб. Он сидел один за узким прямоугольным столиком, сервированным до отказа набитой окурками пепельницей, на треть полной бутылкой коньяка, двумя стаканами, в одном из которых плавал окурок, и тарелкой с апельсиновыми корками. В затылке мягко постукивало, левая сторона шеи ныла, будто ее кто-то долго, вдумчиво жевал. Роман поспешно проверил карманы куртки - сотовый на месте, количество денег изрядно уменьшилось, но все же их было достаточно. Он потер щеку и обнаружил на ладони разводы от помады. Криво усмехнулся, плеснул коньяк в один из стаканов и выпил его. Самочувствие от этого не улучшилось, но душевное состояние теперь было намного лучше, чем до погружения в цветной хаос, и острые клювики тыкавшихся в мозг вопросов значительно притупились. Роман окинул бар быстрым взглядом - нет, не видать мальчишки - потом уткнулся глазами в часы на запястье. Ба-а, всего-то два часа ночи! Да только вопрос, какого числа? Он снова вытащил телефон и прищурился на дисплей - нет, никто не звонил.
   За его спиной кто-то проследовал к стойке неверной походкой и что-то пробормотал - очевидно, заказ. Роман повернул голову в ту сторону, без особого интереса глядя на стоящего спиной человека, и в этот момент он повернулся и, уставившись на него, развел руками, чуть не уронив наполненный стакан. Покачнувшись, двинулся было в сторону, на свое место, потом описал полукруг и плюхнулся на стул напротив Романа, со стуком поставив стакан на столешницу и уткнувшись в нее локтями.
   - Ба-а! - протянул Роман, сразу же на четверть протрезвев. - Какая неожиданная встреча под луной!
   - Да уж, - зловеще ответил Нечаев, мотнул головой и подозрительно заглянул в свой стакан, словно ожидал обнаружить там вместо водки притаившегося злоумышленника. Краем сознания Роман удивился тому, что Валерий был пьян не меньше, чем он сам, а ведь Нечаев не выглядел человеком, который сию минуту что-то отмечал, как и не выглядел человеком, лихо напивающимся по любому поводу. Светлые волосы Нечаева были взъерошены, в подглазьях залегли синеватые тени, а на широком лице расползлась такая мрачная решимость, что Роман протрезвел еще на одну восьмую. Он подумал, что Нечаев вряд ли подсел к нему, чтобы расспросить о здоровье и потолковать о жизненных сложностях, поэтому налил себе еще коньяка и отпил половину под злым взглядом ярко-голубых глаз.
   - Никак собираетесь меня допросить... Валерий Петрович? - поинтересовался он, сосредоточившись на том, чтобы выговаривать слова внятно. - Или вы тут в засаде? Ну... маскировка... у вас просто... - Роман уважительно кивнул и предался сложному процессу прикуривания сигареты. Нечаев тоже закурил, опять заглянул в стакан, после чего сообщил, так же тщательно выговаривая слова:
   - Я собирался тебя завтра... сегодня вызвать... но раз ты тут... к тому же... вряд ли ты своими ногами... - он посмотрел на потолок, словно ища там окончание фразы. Роман тоже посмотрел туда, потом пробормотал:
   - Не собираетесь же вы меня... прямо тут... допрашивать... да еще в таком собственном виде? Вас, господин детектив, за это и попереть могут!
   Нечаев пригладил взъерошенные волосы и посмотрел на него с мучительной задумчивостью девушки, решающей, какое платье ей надеть, после чего спросил:
   - А вы, собственно, по какому поводу... гражданин Савицкий, так красиво выглядите?
   - Полное непонимание окружающей действительности, - Роман допил коньяк. - А вы, позвольте поинтересоваться?
   - А вот это тебя не касается! - буркнул Валерий и потер небритый подбородок, после чего вдруг сообщил: - С женой поцапался. Бывает...
   Роман вздернул бровь, тут же подумав, что если это и правда, вряд ли одни лишь семейные неурядицы довели старлея до того, что самая малость отделяет Нечаева от перспективы безмятежно уснуть прямо здесь, на столе. Он выглядел совершенно измотанным, кроме того, в его глазах сквозь злость проглядывала все та же беспредельная озадаченность, которую Роман увидел утром.
   - Не, ты если чего спросить хочешь... спрашивай, - Савицкий мотнул головой в сторону занятых столиков. - Только тут люди кроме нас...
   Нечаев выразил некультурное пожелание в адрес прочих посетителей бара, после чего, пригнувшись, вдруг спросил свистящим шепотом:
   - Как давно ты был знаком с Назаревской?
   - С кем? - переспросил Роман с искренним недоумением.
   - Назаревская Инна Семеновна, семьдесят первого года рождения. Ну?
   - Впервые слышу.
   - Неужто?
   - Да не знал я ее! Кто такая? - Роман подпер подбородок ладонью и уткнулся взглядом в лицо Нечаева, которое все время уплывало куда-то в сторону. - Судя по вашим... проницательным глазам я... рискну предположить, что это умершая в трамвае дама, верно? Так вот, я ее не знал!
   - Да ну? - Нечаев ухмыльнулся, но выражение его глаз стало еще более озадаченным. - В трамвае умерла Татьяна Назаревская. Инна - ее сестра. Ты же мне говорил... помнишь?.. Инна набирает ванну... Я был у них дома, разговаривал с ней. Она действительно набирала ванну - по времени именно тогда, когда ее сестра умирала там, в твоем обществе - набирала чертову ванну с чертовой лавандовой пеной... я даже нюхал этот пузырек... чтоб его... запах один в один!.. и я хочу знать, откуда тебе было об этом известно?!
   Роман, окаменев лицом, почти минуту сидел молча, потом глухо сказал:
   - Я же тебе объяснял - пацан...
   - Хватит мне про пацана! - рявкнул Нечаев, и к ним повернулись несколько заинтересованных пьяных лиц. - Мне нужны ответы от тебя, а не от твоих галлюцинаций!
   - Так задавай нормальные вопросы! - взбеленился Савицкий. - Не понимаю... как в вашей конторе держат такую истеричку, как ты! Я тебе все сказал, что было! Все, что видел - про прочее не знаю! И вообще - желаете выспрашивать, так вызывайте официально, ясно?! Мальчишка...
   - Еще слово скажешь мне про мальчишку, и я тебя удавлю прямо тут, - неожиданно спокойным, будничным голосом пообещал Валерий и заглотил водку. - Мне твоя рожа сразу не понравилась.
   - И слава богу... а то б у меня возникли нехорошие подозрения.
   Нечаев хмыкнул, и, глядя на его лицо прищуренными глазами, Роман внезапно подумал, что что-то тут очень не то - неспроста Нечаев к нему прицепился, неспроста у крепыша даже сквозь злость такое выражение на физиономии, будто он при свете дня и в полной трезвости налетел на фонарный столб. И возможно это выражение вызвано именно тем, что подвигло Валерия так качественно надраться в будний день.
   - Знаешь, что я тебе скажу, Валерий Петрович? - произнес он очень тихо, стараясь не путаться в словах, и Валерий заинтересованно наклонил голову. - Несмотря на то, что ты ни разу не видел никакого пацана и, к тому же... настроен ко мне... до крайности негативно... ты мне веришь. Существуют какие-то обстоятельства... и ты мне веришь, хоть и не знаешь толком... ты мне веришь, вот ты и бесишься!
   Лицо Валерия дернулось, и в пьяной голубой мути глаз полыхнуло что-то яростное и осознанно-трезвое, и Роман, уже соскальзывавший обратно в хмельные волны, успел осознать, что попал в точку. В следующую секунду руки Нечаева стремительно метнулись навстречу ему, словно кобры в броске, явно собираясь ухватить Савицкого за горло, стол покачнулся, посуда на нем задребезжала, и бутылка опрокинулась, с ненужной щедростью разливая остатки коньяка. Роман, среагировав в последний момент, увернулся и, вынырнув справа от рук, уже утягивавшихся назад, подхватил бутылку и водворил ее на место, спасая коньяк. Ладони Нечаева запоздало шлепнули чуть выше и тоже сжали бутылку. Кто-то из-за барной стойки тоскливо закричал женским голосом:
   - Леха! Клиенты буйствуют!
   Роман и Валерий, вцепившись в бутылку, словно в поручень, смотрели друг на друга злым замутненным прищуром, и на их скулах играли желваки. Валерий чуть наклонил голову, и Савицкий как-то отстраненно подумал, что Нечаев может быть и при оружии. Мысль эта отчего-то показалась ему ужасно смешной, и он не удержал улыбки, и Валерий тоже ухмыльнулся и убрал руки. Теперь его лицо было совершенно спокойным, и только в глазах поблескивали нехорошие огоньки. Какой-то парень, верно, призываемый Леха, возник рядом с его плечом, задумчиво оценил ситуацию, взглянул на Валерия, удивленно-раздраженно скривил губы и удалился.
   - А ты можешь допить, - с недоброй ласковостью предложил Нечаев, откидываясь на спинку стула. - Чего добру-то пропадать?
   - И в самом деле, - Роман плеснул себе в стакан, чуть покачнулся и легко махнул бутылкой в его сторону, спросив так же ласково: - Будешь?
   - А давай, - отозвался Валерий, закуривая. Роман перевернул бутылку над его стаканом, поставил, пустую, на пол и тут же задел ее ногой, отчего бутылка укатилась куда-то в сторону. Они почти синхронно выпили коньяк, не сговариваясь встали и плечом к плечу вышли в теплую ночь. Пересекли небольшую площадку, тускло освещенную одиноким фонарем, прошли тротуар и завернули за рядок гаражей, пошатываясь и иногда цепляясь ботинками за камешки и выступы. Висевший среди легких облачков полумесяц проливал на них скудный свет, которого, впрочем, было достаточно, чтобы не врезаться в дерево и не идти на ощупь. По дороге Роман оглядывался с вялым любопытством, пытаясь понять, в какой части города находится, но так и не понял. Огонек сигареты, торчащей во рту Валерия, мерцал рядом, словно раздраженный глаз. Вскоре они остановились. Друг от друга их отделяло не больше полуметра.
   - Значит, говоришь, верю я тебе? - зловеще и почти трезво произнес Валерий и выплюнул сигарету. - Верю, значит, паскуда, да?
   Роман утвердительно тряхнул головой, после чего, пристально вглядываясь в темный силуэт Нечаева, сказал:
   - Предлагаю свести наш диалог к заурядной драке.
   - Я за! - выдохнул оппонент.
   Савицкий не столько уловил, сколько почувствовал его движение и дернулся в сторону, уходя от увесистого кулака, летящего ему в челюсть, тут же пригнулся и, перехватив противника поперек груди, впечатал его спиной в стенку гаража, которая гулко охнула. Что-то прорычав, Валерий разорвал захват и одновременно двинул Романа коленом в пах, но попал в бедро. Тот отскочил, Нечаев метнулся следом, но Роман сунулся вниз и, вывернувшись сбоку, ухватил его за предплечье и продолжил нечаевский бросок вперед, одновременно сделав подсечку, и Валерий с приглушенным рычанием сунулся лицом во влажную землю, тотчас же перекатился влево, и нога Романа ударила в пустоту. В следующий момент он получил болезненный пинок в коленную чашечку, потерял равновесие и тоже упал, стукнувшись затылком. Валерий навалился сверху, прижав правую руку, и ударил-таки в челюсть, издав короткий удовлетворенный вздох, тут же сменившийся болезненным стоном, когда свободная рука Романа коротко ткнула его в правое подреберье. Роман тотчас же боднул его головой в лицо, и ему в глаза хлынула чужая кровь. Нечаев начал заваливаться набок, и Роман столкнул его с себя, одновременно вскакивая, но его сразу же ухватили за ногу и дернули обратно, и уже падая, он почему-то подумал, что разъяренный старлей сейчас вцепится в него зубами. Он шлепнулся на палые листья, тотчас же дернул головой, и сгустившийся в полумраке чужой кулак лишь скользнул по его скуле. Что-то слабо блеснуло, и Роман, сообразив, что это ни что иное, как оскаленные зубы Нечаева, направил кулак туда, но тут блеск исчез, а следом неожиданно исчез и сам Нечаев, с болезненным и удивленным воплем улетев куда-то в сторону, хотя Роман ничего не успел сделать, чтобы этому посодействовать. Голову даже после чувствительных ударов все еще застилал хмель, но не настолько, чтобы Савицкий не сообразил, что в их "диалог" неожиданно ввязался кто-то третий, и взметнулся с земли, почему-то сразу же подумав о Денисе, но тут кто-то сзади завернул ему руку за спину, потом развернул его, и в следующее мгновение Роман получил сокрушительный удар в грудь, отбросивший его назад. Он громко стукнулся о стенку гаража и боком повалился на землю, но тотчас же сел, мотая головой и отчаянно кашляя. Где-то совсем рядом послышалась возня и громкое сопение Нечаева. Роман услышал, как он сплюнул и болезненно выругался.
   - Поговори у меня еще! - весело сказали в полумраке, после чего перед Романом возник изящный темный силуэт. Он ощутил легкое прикосновение к своей ноге, потом рядом с ним к гаражу шумно привалились и произнесли задыхающимся недовольным голосом Валерия:
   - Ну вот оно тебе надо было, а?!
   Темная фигура усмехнулась, потом присела на корточки, щелкнула зажигалкой, и при слабом свете огонька Роман увидел улыбающееся симпатичное девичье личико и обрамлявшие его короткие каштановые волосы. Личико показалось ему отчаянно знакомым, но прежде, чем он успел сообразить, откуда его знает, огонек погас, и лицо спряталось во мраке. Раздался негромкий мелодичный смех.
   - Ну что, красавцы, угомонились? Очень любопытно было наблюдать, как вы тут сцепились, словно два шалых кота! Зре-е-елище, я вам скажу - жаль, камеру не прихватила!
   Роман недоуменно посмотрел туда, где, по его расчетам, находилось лицо Нечаева, и тот, правильно истолковав его движение, вяло махнул рукой в направлении силуэта и сердито сказал:
   - Познакомься - Майя, моя жена. Майя, это Роман.
   - Здрассьте, - хрипло отреагировал Роман, слишком удивленный, чтобы негодовать по поводу такого неожиданного и болезненного завершения драки, после чего снова закашлялся и потер ушибленную грудь. - Да, дамочка, удар на совесть!
   - Старалась, - усмехнулась невидимая Майя. - Да ты не переживай, все там у тебя цело. К утру пройдет, - зажигалка снова щелкнула, и в полумраке расцвел тлеющий огонек сигареты. - Так-так, и, конечно же, оба кривые в корягу. Валера, и как это понимать?! Ты на меня по телефону излил пропасть всяческих упреков, что меня почти не бывает дома, я получаю свободные сутки и лечу, как дура, к любимому, одинокому мужу, а он в это время шатается неизвестно где, надирается и устраивает детсадовские разборки! Уж слава богу Роман Андреевич к твоей конторе никаким боком, а то вылетел бы ты пулей!
   - А мы знакомы? - осведомился Савицкий, кожей чувствуя, как сразу же напрягся Нечаев.
   - А как же? У нас общий наниматель.
   И тут Роман вспомнил ее - ну конечно, шатенка, приезжавшая встречать Риту и вставшая между ней и Гельцером вчерашним вечером. Он снова потер грудь и подумал, что мадам Горчакова под неплохой опекой.
   - Ладно, орлы, - весело сказала Майя, - принимайте вертикальное положение, а я пока машину подгоню. Только не вздумайте снова сцепиться, ибо я сейчас - тетка крайне раздраженная, а у вас координация - не ахти. Усек, ненаглядный?!
   Валерий что-то негодующе пробурчал в ответ, и темная фигурка исчезла. Роман, откашлявшись, сплюнул и начал подниматься, пытаясь сообразить, в какую сторону ему идти и думая о том, что на сегодня с него, пожалуй, хватит впечатлений. Рядом тяжело выпрямился Валерий, цепляясь за стенку гаража, зашуршал чем-то, потом задушенно сказал:
   - Нос, слава богу, цел, а то завтра бы... Слушай, - он неожиданно пихнул Романа в плечо, - а неплохо ты!..
   - Взаимно, - пробормотал Савицкий, осторожно ощупывая колено. Не распухает, значит, все в порядке. - Сигареты есть у тебя?
   - До свалки были, - Валерий принялся охлопывать себя по карманам. - Эх, елки, вечно бабы все испортят! И как она меня вычислила?.. Ты как, архитектор?
   - Не понял еще, - отозвался Роман, ощупывая ноющую челюсть. - Это, значит, твоя жена?
   - Она, - Валерий с кряхтеньем отлепился от стенки гаража. - Замечательная моя Майя, хотя у меня то и дело такое ощущение, что я женился на Джеки Чане. Уй, ё, моя печень!..
   Рядом заурчал мотор, захрустели сухие ветки, и на обоих плеснулся яркий свет фар. Валерий, болезненно поморщившись, отвернулся, прикрывая глаза, и Роман, недовольно обследующий языком шатающийся зуб, увидел, что воротник рубашки и нижняя часть лица Нечаева обильно испачканы кровью, а нос уже прилично распух. Во взъерошенных волосах застряли прошлогодние листья, куртка измазана грязью, а прищуренные глаза смотрели озадаченно. Валерий походил на человека, который долго катился кувырком по крутому склону и теперь пытается сообразить, что же, собственно, произошло. Взглянув на Савицкого, он ухмыльнулся - не без удовольствия, и Роман понял, что выглядит не лучше. Дверца машины открылась, и к ним подошла Майя, чей облик был в идеальном порядке. Она казалась раздраженной и в то же время очень довольной собой.
   - Физиономию-то вытрите, господин офицер, а то глядеть на вас жутко, - она протянула мужу носовой платок и бутылку минеральной воды, и Валерий, что-то грозно пробурчав, забрал у нее и то, и другое и шагнул в темноту. Роман, решив, что мизансцена больше не нуждается в его присутствии, собрался было ретироваться, но Майя разгадала его движение еще в зачатке и крепко ухватила за руку, прежде чем он успел занести ногу для первого шага.
   - Куда это вы собрались? Извольте в машину. Рита мне спасибо не скажет, узнав, что я позволила вам бродить ночью в таком состоянии.
   - Мне совершенно все равно, что и кому она скажет! - буркнул Роман, покосившись на ярко-красную "восьмерку". - С моим состоянием все в порядке. А коли не верите - кликните муженька, мы вам на бис исполним!
   - Что такое? - пророкотал Валерий, появляясь из темноты в относительно отмытом виде. Обмахнул подозрительным взглядом Майю и Романа, потом глянул на открытую дверцу "восьмерки" и мрачно пробурчал:
   - Ты взяла мою машину без разрешения.
   - Во-первых, не твою, а твоего отца. А во-вторых, изображать грозного главу семьи будешь дома утром, после рассола, - отрезала Майя. - Полезай назад. А ты, Ромка, давай на переднее. И не спорь! - ее глаза нехорошо сверкнули, и симпатичное личико стало жестким, как-то резко утратив милую округлость черт. - Тебе Ритку везти через несколько часов, должен успеть выспаться, а то утром въедешь куда-нибудь не туда. Мне твоя персона глубоко индифферентна, а Риткина - нет, так что садись.
   - Почему это я на заднее? - почти обиженно спросил Нечаев.
   - Потому что я, ведя машину, могу случайно глянуть на тебя и напугаться. А обоих вас я назад не посажу - по глазам вижу, что вы обязательно снова сцепитесь, - Майя подтолкнула его к "восьмерке". - Я с тобой еще дома поговорю, одинокий рейнджер. Садись или поедешь домой в багажнике!
   - Вот когда я прояснюсь!.. - зловеще пообещал Валерий и полез на заднее сиденье, напоследок бросив на Романа азартно-негодующий взгляд, словно малыш, которого силком вытаскивают из песочницы. Савицкий, глянув на часы, и удрученно вздохнув, плюхнулся в кресло рядом с водителем и ощутил желание немедленно заснуть. Машина тронулась с места, и он откинулся на спинку кресла, борясь с зевотой - в основном потому, что зевать, благодаря кулаку Валерия, теперь было больно. Майя, держа ладони на руле, скосила на него глаза и поинтересовалась:
   - Как самочувствие?
   - Архихреново, спасибо, - Роман пошарил по карманам, потом повернулся к Валерию, который уже курил, что-то раздраженно бормоча себе под нос заплетающимся языком. Заметив вопросительный взгляд, он вытащил из кармана измятую пачку и протянул недавнему противнику.
   - Вижу, вы большие друзья, - насмешливо заметила Майя, но в этой насмешливости Роману послышалось беспокойство. - А, Валерик? Что - просто захотелось размяться или во взглядах не сошлись?
   - Дома поговорим! - буркнул Нечаев. - Я не собираюсь ничего обсуждать при посторонних!
   - Это я-то посторонняя?!
   - Да я не о тебе, - поспешно сказал он. Роман украдкой глянул на Майю и успел уловить удивление на ее лице - похоже, она сама давно не видела мужа в таком состоянии.
   - Где вы живете? - спросила Майя, выводя машину на трассу, и Роман неохотно сказал ей адрес, зевнув-таки, отчего тут же схватился за челюсть, сморщившись, после чего поинтересовался:
   - Так вы у Горчаковой работаете? Я думал, вы подружки - уж больно свирепо вы на меня глянули, когда она вернулась с подпорченной внешностью.
   - А это точно не ваша работа? - тут же подозрительно спросила она. Роман хмыкнул.
   - Я работаю иначе - вон хохлома на заднем сиденье.
   - На себя потом поглядишь, умник! - угрюмо пробурчал Валерий, но прежней злобы в его голосе уже не было. - Майка, как же наш взаимный пакт о ненападении?
   - Сегодня он не действует. И перестань обзывать меня нижним бельем - знаешь же, что терпеть этого не могу! Да, я у нее работаю, но при этом у нас очень хорошие отношения. Ритка - девчонка неплохая, хоть и взбрыкивает иногда, но я ее хорошо знаю и отношусь к этому лояльно, - Майя чуть повернула голову, и Роман ощутил на себе ее твердый, недобрый взгляд. - Так что вы смотрите - будете себя с ней вести девиантно, я вас огорчу - верите?
   - Вам не поверишь, - он потер грудь - болело уже меньше, но все равно ощутимо. - Только кто из нас ведет себя девиантно, это еще большой вопрос... Странно, мне казалось, что это среди мужиков модно нанимать себе телохранителей женского рода.
   - Всякие бывают обстоятельства, - неопределенно ответила она и сосредоточила все свое внимание на дороге. Роман покосился на ее сосредоточенный профиль, потом поднял голову и встретился глазами с маячащим в зеркале обзора мрачным лицом Валерия. Та еще семейка! Странно, что Валерий, вроде бы считающий его повинным во всех смертных грехах, позволяет ему болтать со своей женой и не возражает против того, что Роман едет в его машине. Он подумал, что при всей занятности и выразительности недавней сцены, Валерий не очень-то похож на подкаблучника.
   - А вы, раньше, случайно не в милиции работали? - рассеянно спросил Роман. Майя улыбнулась, и ее лицо снова стало мягким и очаровательным.
   - Да. В отделе кадров. Потом ушла. А Валерка так и не развязывается - принципы у него, видишь ли, рыцарь правопорядка! - она хихикнула. - Если б твое рыцарство еще должным образом оплачивалось!
   - Молчи, женщина! - с сонной усталостью сказал Нечаев. - Нечего рассуждать на темы, в которых ты ничего не смыслишь. Давайте уже приедем. Надоели вы мне оба - я спать хочу, у меня утром дел полно.
   Майя усмехнулась, но ничего не ответила, и в машине воцарилась тишина - до тех пор, пока она не остановилась возле дома Савицкого.
   - Ну, спасибо, что подбросили, - Роман открыл дверцу и оглянулся на Нечаева, который сердито курил. - Рад был пообщаться, Валерий Петрович, было очень познавательно.
   Валерий мрачно что-то пробурчал, а Майя легко улыбнулась и отстраненно кивнула, не взглянув на него. Роман вылез, довольный, что все, наконец, закончилось, захлопнул дверцу и направился было к своему подъезду, но тут его сзади окликнул раздраженный голос:
   - Погоди-ка!
   - Ну что еще? - недовольно спросил Роман, оборачиваясь к подходящему Валерию. Тот остановился, и почти с минуту они тускло смотрели друг на друга, чуть пошатываясь.
   - Ни хрена я тебе не верю, - сказал Валерий с какой-то усталой обреченностью.
   - Да пошел ты!.. - отозвался Савицкий почти дружелюбно. - Я и сам себе иногда не верю, потому что того, что я видел, быть не может. Но я это видел, и мне от этого весьма хреново, можешь хоть этим утешиться. Потому что больше, собственно, нечем. Ты не можешь доказать, что я затейливый маньяк, а я ничего не могу доказать даже самому себе.
   Валерий скривился, словно откусил добрый кусок лимона, качнулся в сторону и прислонился к стволу березы. Его лицо вдруг стало совершенно невыразительным, но в глазах что-то поблескивало - остро, внимательно, настороженно.
   - А знаешь, от чего умерла Назаревская? - неожиданно спросил он. Роман криво усмехнулся.
   - А как же! Это ведь я ее злостно умертвил, согласно твоей версии! Опять возвращаемся к нашим баранам? Слышь, старлей, я спать хочу, ты тоже, может закончим пока? Я тебе уже говорил - желаешь допрашивать - вызывай повесткой! А если...
   - Она утонула.
   Роман осекся, ошарашено глядя на него и сразу же протрезвев окончательно.
   - Чего?! Погоди, ты хочешь сказать, она захлебнулась собственной...но я же ее...
   - У нее было полно воды в легких. В легких и в желудке. Анатом сказал, что такое может получиться лишь, когда воду вдыхаешь. Во всех дыхательных путях - вода, вплоть до альвеол. Он сказал, что это типичное мокрое утопление, ни о каком захлебывании собственной блевотиной и речи быть не может. Мыльная вода... - Валерий потер висок. - Анатом думал, мы вытащили ее из ванны. Когда я сказал, откуда ее вытащили на самом деле, он решил, что я его разыгрываю... Пришлось поставить ему пузырь, чтобы он счел этот случай экстренным, - Нечаев сунул в рот сигарету и исподлобья глянул на Романа. - Я спросил, мог ли человек с таким количеством воды в легких добраться до трамвая, сесть в него и уж только там умереть. Он мне сказал, что человек в том состоянии, в каком он его узрел, обычно загибается от паралича дыхательного центра, а не разгуливает по улице, если только вода не появилась в дыхательных путях непосредственно в самом трамвае, чего, естественно, быть никак не может. Теперь мы оба не знаем, как отписываться. У меня полно свидетелей, а он думает, что у всех у нас либо заговор, либо белая горячка. Черт меня дернул сесть в этот трамвай и проявлять активность!
   - Почему ты мне это сказал? - хрипло спросил Савицкий, пытаясь осознать услышанное. - Нет, да этого быть не может... да и... как в ней могло что-то остаться - она ж полтрамвая залила! Наверное, твой танатолог просто...
   - Кабы б так, я б счастлив был! - буркнул Валерий, и Роман сразу же почувствовал, что тот многого не договаривает. Он потер затылок, в котором словно засела тупая ледяная игла, покосился на "восьмерку", из которой выглядывала Майя, подававшая мужу безмолвные мимические сигналы, и закурил, а перед глазами стояла сверкающая снежная маска, заиндевевшие шарики глаз и капля влаги, стекающая по щетинистому подбородку.
   Не поверят вам - вы ж знаете.
   - А хорошо ты это все придумал, - безжизненно сказал он. - Затейливо. Думал, поплыву я от таких неожиданно открывшихся обстоятельств, сяду тут с тобой под деревцем и начну проливать горючие слезы... а там - кто ведает, глядишь, и признаюсь в чем-нибудь. Только можно было попроще и не так надрывно.
   - Сука ты, - устало сказал Нечаев. - Я думал...
   - А ты не думай! Ты не веришь в то, что я говорю, и тут же рассказываешь мне еще большую дикость. Мне это все уже... - Савицкий чиркнул себя большим пальцем по горлу. - Несколько часов назад я видел, как умер человек - умер самым идиотским образом, и я понять не могу, как это возможно... и не хочу понимать.
   - Опять?! - Валерий отскочил от березы, словно она его обожгла, и его глаза внезапно стали огромными. - Какого... ты мне сразу не сказал?!
   - Ты сам понял, чего спросил?
   - Как, где, кто?!
   Роман молча смотрел на него. Валерий сделал такое движение, словно собирался схватить его за горло, но вместо этого сунул руки в карманы и сжал пальцы в кулаки.
   - Судя по твоей физиономии, ты был там один, и никто ничего не может подтвердить?
   - Глядите-ка, какие чудеса логики, - Роман швырнул сигарету на асфальт и наступил на нее. - Сам поищи, старлей. Я "скорую" вызывал. Мерзлые трупы в такую погоду - явление нечастое, так что найдешь быстро. Рядом со мной сидел человек и меньше, чем за минуту он замерз насмерть. Иди, доказывай, что и это я сделал. Ну - баш на баш - ты мне сказку рассказал, и я тебе тоже.
   - Ну ты и урод! - вырвалось у Нечаева, и он, крутанувшись на одной ноге, кинулся к машине. Роман крикнул ему вслед:
   - А набрала она ванну-то?
   - Что? - Валерий, запнувшись, обернулся - на его лице было злое недоумение. - Нет, не набрала. Сказала, пришлось заново набирать, видно пробка неплотно встала - вытекло все... Почему спросил?
   Не отвечая, Роман повернулся и, пошатываясь, побрел к своему подъезду.
   Он лег не сразу - еще несколько часов лежал на полу, на животе, и карандаш в его пальцах бегал по листу, вырисовывая лицо, ставшее уже ненавистным, - лицо, которому теперь было семь лет.
  
  VII.
  
   Человек, выбравшийся из подкатившей к остановке под густыми липами маршрутки, был сосредоточен до крайности. Он шел очень прямо и очень аккуратно - так, как обычно ходят подвыпившие люди, стараясь казаться беспредельно трезвыми. Но человек с того самого момента, как открыл утром чуть опухшие глаза, не брал в рот ни капли ничего градусосодержащего, о чем очень сильно жалел. Он смотрел перед собой, не глядя по сторонам - не только не поворачивая высоко поднятую голову, но и не двигая глазами. Откровенно говоря, он предпочел бы оставить голову дома, но, увы, жизнедеятельностью организма это не было предусмотрено. Человек шел, щурясь от яркого солнца, а вокруг расправляло прозрачные радужные крылья теплое утро, и город, несмотря на будний час, казался нарядным, и многочисленные храмы, сияя куполами, грелись в солнечных лучах со снисходительно-добродушным видом, и небо, стряхнув с себя облачные гривы, было безмятежно-голубым, где-то спрятался ветер, и зелень листьев была неподвижна, в парке необычно рано оживала черемуха, дворняги вальяжно раскинулись на теплом асфальте, изредка моргая и зевая, в цветочных рядках появились ландыши, на березах пронзительно ругались скворцы, а аркудинцы, снующие по улицам, в верхней одежде нараспашку, а то и вовсе без нее, были необычайно улыбчивы и приветливы, и как-то враз до невозможности похорошели все девушки, и всюду было шумно и весело - словом, согласно лирике Фета, над душою каждого проносилась весна. Но идущий был словно окутан темным облаком болезненного недовольства. От гомона и тепла голова у него болела еще сильнее, сияние куполов и небесная голубизна резали глаза, он спотыкался об дремлющих дворняг и почти не смотрел на девушек, не замечал ландышей и предпочел бы тихой, разморяюще теплой погоде прохладу и дождь.
   По дороге ему попался стенд с солнечными очками, и Роман подошел к нему, разглядывая ассортимент темных и цветных стекол. Рядом сразу же расцвела продавщица, защебетала что-то, но Роман прервал ее раздраженным жестом, снял со стенда очки со стеклами потемнее, надел их и, даже не сделав попытки посмотреться в зеркало, сунул удивленной девчонке несколько купюр и удалился, чувствуя себя немного получше. Челюсть с левой стороны все еще ныла, а под теменной костью будто выплясывали фламенко чьи-то острые каблучки. Он шел и по-прежнему не смотрел по сторонам. Возможно, где-то рядом или навстречу ему сейчас шагал повзрослевший светловолосый мальчишка, держа кого-нибудь за руку, и Савицкий не хотел его увидеть. Это было не его дело. Это с самого начала было не его дело.
   На подходе к автостоянке дорогу преграждал здоровенный грузовик, и Роман, раздраженно покосившись на пустую кабину, свернул, собираясь обойти его, но, едва выйдя из-за края кузова, резко остановился и почти сразу же скользнул обратно.
   Они стояли в нескольких шагах от него - Рита спиной, Гельцер - вполоборота, и взгляд Романа успел ухватить его лицо, недовольное, чуть насмешливое, с пересахаренной улыбкой. Лица Горчаковой он не мог видеть, но в ее расправленных плечах и идеально выпрямленной спине чувствовалось напряжение. Дым сигареты, которую она, впрочем, держала небрежно, чуть поигрывая ею, выматывался в неподвижный воздух дрожащей спиралью.
   - Ты много куришь, Рита, - услышал Роман голос Гельцера. - Косте бы это не понравилось - ой, помню я, как ему что-то не нравилось, на всю жизнь запомнил. Что, котенок, долгожданная свобода кружит голову? Говорят, когда свобода дается вдруг и полностью, можно умом поехать. Ты как?
   - Тебя беспокоит мое душевное благополучие? - спокойно спросила Рита. - Что тебе надо, Дима? Ты получил все, что хотел, чего ж ты снова так активно всходишь на горизонте? По-моему, наша последняя беседа была предельно ясной. Ты мне всегда казался человеком солидным и рациональным, и вдруг гоняешься за мной по городу, как пацан, названиваешь... Ну вот, ты меня нашел - говори. Ты хочешь дом?
   - Рита, если б я хотел и дом, я бы сказал тебе об этом сразу, - до Савицкого долетел смешок. - К тому же, не в моих привычках вышвыривать на улицу скорбящую вдову.
   - Тогда объясни...
   - Здорово же он тебе все переломал. Это всего лишь обычное ухаживание, Рита, а у тебя тут же началась мания преследования. Ты либо прячешься от меня, либо между нами возникает твоя волчица и показывает клыки.
   - Глядите-ка, самец надел брачное оперение! - насмешливо бросила Рита, но в ее голосе Роман ощутил странную нервозность, и вжался затылком в борт кузова, мысленно спрашивая себя, какого черта он не идет на катер, вместо того, чтобы шпионить за своей нанимательницей? Хорош же он будет, если его тут обнаружат! Роман вытащил сигарету, отодвинулся от кузова и на всякий случай придал себе безмятежно-незаинтересованный вид, в то же время вновь невольно прислушиваясь к разговору.
   -... с того, ни с сего, и я, признаться...
   - Рита, я не мальчишка и расстилаться перед тобой в слезах и соплях не намерен, если ты этого ждешь. Мы с тобой не первый день знакомы, и я...
   - Не для того я оказалась на свободе, чтобы снова...
   - Да кто у тебя ее отнимает, свободу твою, глупая? Тебе всего лишь предлагают сделать ее более комфортной. У тебя же ничего уже не осталось, Рита. А у меня дела сейчас идут очень хорошо...
   - Только не начинай пространные речи, что, мол, одинокой симпатичной нужно крепкое мужское плечо с надежным обеспечением. К тому же, ты выбрал не самое лучшее место...
   - А где еще, коли тебя застать не перемещающейся на большой скорости невозможно. Не подрезать же мне тебя на трассе - улетишь, вмажешься во что-нибудь, а я за тебя беспокоюсь.
   - Если это все, что ты хотел сказать, то я, извини, пойду. Меня, наверное, уже водитель ждет, а он очень нервный...
   - Зачем тебе это? - недоуменно спросил Дмитрий. - У тебя свои катера. Чудишь ты все, Ритка.
   - Пока, Дим.
   - Да погоди, Рита! - Роман услышал сердитый Ритин возглас - верно, ее схватили за руку, чтобы удержать, - осторожно передвинулся к краю кузова и выглянул. Рита теперь стояла боком, чуть пригнувшись - разъяренная кошка, только-только, что не шипит, в глазах сплошная зелень, от солнечных лучей кажущаяся фосфорицирующей, ладонь лежит на замке сумочки.
   - Рита, я понимаю, что когда-то... но все это в прошлом. И если ты поверишь мне, то в прошлое уйдет совершенно все, - голос Гельцера подчеркнул последнее слово. - Я не Костя, и мне никогда не пришло бы в голову применять к своим женщинам методы физического воздействия и таскать их голяком за волосы перед своими корешами.
   - Кореша были не против, насколько я помню, - произнесла она весело, и от этого веселья у Романа появилось очень нехорошее предчувствие. - Спасибо, что напомнил.
   - Со временем многое переосмысливаешь, - задушевно сообщил Дмитрий. - И все, что ты хочешь от жизни, порой вдруг выстраивается в совершенно ином порядке, появляется что-то новое, что-то видится бессмысленным и ненужным. Мне нужна ты. Я ведь не предлагаю тебе роль содержанки - я предлагаю тебе роль законной жены...
   - Роль, - Рита улыбнулась.
   - Я ведь не прошу делать это ради меня. Сделай это ради себя, - он подступил к ней вплотную. - И я ведь тебе далеко не противен...
   - Дмитрий Степаныч, вы вступаете в мое личное пространство средь бела дня? - теперь ее голос был игриво-возмущенным, но холодная ярость в глазах осталась. Ладонь Гельцера легла ей на плечо, чуть смяв джинсовую ткань куртки, пальцы Ритиной руки со щелчком открыли замок сумочки, одновременно с этим она подалась назад, выворачиваясь из-под чужой ладони, и в тот же момент Роман, прекрасно помнивший, что в сумочке Горчакова носит не только косметику, вышел из-за грузовика с раздраженным видом и незажженной сигаретой в зубах. Оба воззрились на него с совершеннейшим изумлением, как будто не ожидали встретить в районе причала человеческое существо.
   - А, вот вы где! - сказал он Рите, полностью игнорируя ее собеседника. - Когда мне называют время, я воспринимаю это, как срок, а не как шутку. Долго мне еще там загорать? Или вы собираетесь отплывать после обеда? В таком случае я займусь личными делами, вместо того, чтобы сидеть на скамеечке и трепетно вглядываться в горизонт!
   На лице Гельцера появилось злое раздражение, Рита же теперь смотрела как-то потерянно, словно смирившийся с приговором смертник.
   - Я задал вопрос, - Роман щелкнул зажигалкой, и зеркальца очков Гельцера чуть дернулись.
   - Вы что - не видите, мы разговариваем!
   - Ну и что? - удивился Савицкий с самым простецким видом. Гельцер взглянул на Риту - не без укоризны.
   - Это и есть твой водитель? Господи, Рита, не могла подобрать ничего получше? Я скажу Толе, чтоб нашел тебе нормального, с человеческой внешностью...
   - Оставь меня в покое! - прошипела она, защелкнув, к облегчению Романа, сумочку. Дмитрий покачал головой, потом небрежно бросил Савицкому:
   - Подожди на катере, тебе все равно деньги идут...
   - Увы, не могу, - кисло сообщил Роман, чуть передвинувшись, так что Рита теперь была где-то за его спиной, и затылком он чувствовал ее взгляд, похожий на всполошено стучащий кулачок. - Не вы меня нанимали.
   - Ну, так считай, что я, - Дмитрий начал рыться во внутреннем кармане своего дорогого пиджака, и в тот же момент Роман развернулся и пошел в сторону причала, и Рита облегченно застучала перед ним каблучками, едва-едва не срываясь на бег. Он услышал сзади торопливые шаги, резко развернулся, остановившись, и не ожидавший этого Гельцер с размаху налетел на него и тотчас отскочил назад с перекошенным от злости лицом.
   - Налетать на людей невежливо, - мягко сообщил Роман и, подняв очки на лоб, прищурился Дмитрию в переносицу. - Вы хотели мне что-то сказать или обнять на дорожку?
   Губы того дернулись, но в следующую секунду он рассеянно улыбнулся, глядя на Романа, как на пустое место, потом повернулся и сделал знак мужчине брутального сложения, уже выскочившему из стоящей возле "купера" "ауди", и тот не без удивления вернулся на свое место. Рита сзади дергала Романа за куртку, пытаясь сдвинуть его с места, и испуганно шептала:
   - Прекрати! Что ты делаешь?!
   - Водитель, значит, Рита? - мягко спросил Гельцер девушку, выглянувшую из-за плеча Савицкого. - Как интересно. Надоела сдоба, захотелось черного хлеба? Что ж, это можно понять, но чего ж не нашла кого посмазливей? Рожа, как у пьющего сантехника, да битая, к тому же...
   - Я катером не рожей управляю, - Роман тоже улыбнулся с видом человека, который совершенно не умеет обижаться. - А вы при таком костюме могли бы, пардон, манеры поправить, а то выражаетесь, как помянутый сантехник. Остались старые замашки? Бывает.
   Гельцер улыбнулся шире. Теперь он так и лучился добродушием.
   - Ну, думаю, у нас еще будет возможность обсудить мои манеры. А тебе советую сегодняшний рабочий день посвятить размышлениям над своим будущим - потратишь время с пользой.
   - Пожалуй, я потрачу его на более приятные вещи, - Роман опустил солнечные очки на глаза. Гельцер снисходительно покивал, но Савицкий не мог не заметить под его добродушием и спокойствием с трудом скрываемое бешенство. Казалось еще немного, и солидность Гельцера, и без того уже посеченная мелкими трещинами, осыплется, и он, даже не призывая на помощь громоздкого обитателя "ауди", сцепится с Романом прямо на стоянке, не обращая внимания на прохожих и собственный статус. Это было странновато - Дмитрий не казался похожим на человека, запросто устраивающего развеселую потасовку из-за бабы. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, после чего Роман спокойно развернулся и пошел к причалу, с сонным раздражением бормоча себе под нос:
   - Быстро в путь вооружился благородный Гайавата, легкий челн он сдвинул в воду, потрепал его рукою...
   Он услышал за спиной шум отъезжающей машины, и в тот же момент откуда-то сбоку на него налетела Рита, вцепилась в руку, затрясла. В ее широко распахнутых глазах бился холодный ужас, пшеничные волосы всполошено прыгали по плечам.
   - Что ты наделал?! Господи, ты даже не представляешь, что ты наделал?!
   - И что же я наделал? - Роман высвободил руку, не понимая причины такого всплеска эмоций. Гельцер, разумеется, оскорбился, но вряд ли это стоит того, чтобы он предпринял решительные действия по переправлению оскорбителя в мир иной. Только почему же тогда у нее такой вид, будто ее знакомец отсюда поехал прямиком в киллерскую контору?
   - Он действительно может сделать так, что вас уволят, - быстро ответила Рита. - Разумеется, я сделаю все... - она осеклась и чуть опустила ресницы. - А что вы там делали?
   - Курил, - ответил он, с трудом сдержав зевок.
   - И что вы слышали?
   - Ничего, - Роман взглянул на часы. - А если что и слышал, так меня это не касается. Только мой вам совет - в следующий раз разборки со своими бойфрендами проводите где-нибудь в другом месте. Здесь, как видите, людно.
   - Да какой... - Рита небрежно отмахнулась, потом посмотрела на него каким-то удивительно осторожным взглядом. - Причал в другой стороне, и ничего вы меня там не заждались, вы ведь сами только что пришли, правда? Почему вы вмешались?
   - Потому что стрелять здесь строго воспрещается.
   На ее лице появилось негодование вкупе со смущением.
   - Но я...
   - Только не говорите, что вы полезли в сумочку за сигаретами. Не то у вас было выражение глаз.
   - Вы не только подслушивали, но еще и подглядывали?!
   - Не подглядывал, а выглянул, - поправил ее Савицкий. - Слушайте, мне еще в контору надо зайти. Вы хотите отплыть сейчас или ближе к ночи?
   Рита передернула плечами, чуть склонила голову и вдруг театрально всплеснула руками, будто только сейчас его разглядела.
   - Что с вами случилось?! Вас сбил трамвай?!
   - Можно и так сказать, - проворчал он, удержав руку, которой отчего-то вздумалось подняться и прикрыть разбитую нижнюю губу. Рита ухмыльнулась, хотя ужас в ее глазах так и остался - не рвался теперь наружу, а притаился где-то среди сине-зеленого.
   - У вас вся шея в засосах, Роман Андреич, - ехидно заметила она. - Видно, это был очень любвеобильный трамвай. Который, к тому же, вас здорово напоил. Жвачка-то перегара не перешибает.
   - Господи, до чего ж вы мне надоели! - сказал Роман и толкнул дверь так поспешно, словно спасался бегством.
  
  * * *
   На этот раз Рита, к его удивлению, назвала конкретный маршрут, потребовав отвезти ее к тому месту, где в Шаю впадала речка со смешным названием Коряжка - крохотулька даже по местным меркам, летом ее можно было перейти вброд, да и сейчас о том, чтобы плыть по ней на чем-то более внушительном, чем надувной матрас, не могло быть и речи, о чем Роман Рите и сообщил, но та лишь пожала плечами.
   - Мне это известно. Не нужно считать меня большей идиоткой, чем я есть, Роман Андреич!
   - Это сложно, но я стараюсь. Опять, я так понимаю, начнутся лесные прогулки?
   - Не беспокойтесь - я вас с собой больше не позову, - отозвалась сидевшая на диванчике девушка как-то устало и больше не проронила ни слова. Роман тоже больше ничего не спросил. Пару раз он оборачивался - Рита курила с отрешенным видом, глядя на бликующую воду, и выражение ее лица напоминало вывешенную на двери табличку "Никого нет дома". Лицо то и дело прятали треплющиеся волосы - катерок летел на полной скорости - опять же удивительно, Романа попросили ехать быстро. Мимо проносились встречные лодчонки, на берегах чуть потряхивали листьями под легким ветерком березы, сегодня выглядевшие особенно ярко и жизнерадостно, и солнечные лучи пронизывали их, золотили тихую реку, и всюду была зелень и яркие пятна цветов, и в лесу вовсю щебетал пернатый народец - так громко, что было слышно даже за шумом движка и рассекаемой воды. Весна здесь чувствовалась сильнее, чем в городе, окончательно отбросив робость и предавшись упоительному буйству, и даже Савицкий, слегка пришедший в себя после богатой на события ночи, поглядывал вокруг не без доли умиротворения, но Рита, казалось, ничего этого не видела. Это было так не похоже на то, как она вела себя в день их первой совместной поездки. Даже вчера она казалась не в пример жизнерадостнее, и когда катер уже был надежно пришвартован в нескольких метрах от того места, где в ленивую Шаю вбегала суетливая говорливая Коряжка, Роман, не выдержав, спросил:
   - Да что с вами такое сегодня? Вы не заболели? Или так расстроились из-за этого кретина?
   - Можно я позаимствую ваш девиз? - Рита встала, аккуратно одергивая свою курточку, и Роман вопросительно взглянул на нее с берега.
   - Который?
   - Не ваше дело.
   - Не мое - так не мое, - Роман наклонился и сорвал травинку, теплую от солнца, глядя, как Рита перебирается с катера на берег. - Надеюсь, когда вы свалитесь в очередную яму, это тоже будет не мое дело?
   Она что-то хмуро пробурчала, оглядываясь, потом вытащила из сумочки сигареты и сунула их в карман куртки, после чего протянула сумочку Савицкому.
   - А это еще зачем? - осведомился он, принимая сумочку. - Совершенно не мой стиль.
   - Пусть побудет у вас. Мы же договаривались - помните? Подождите меня здесь.
   - Не занимайтесь ерундой! - грубовато сказал Роман и сунул сумочку ей обратно. - Просто, если вам уж так приспичит кого-нибудь напугать...
   - Не продолжайте! - оборвала его Рита почти с ужасом, схватила сумочку, развернулась и пошла прочь, безжалостно приминая кроссовками желто-лиловое цветочное великолепие и вспугивая хрупких бабочек, бросив на Романа напоследок короткий взгляд, в котором ему почудилось что-то жалобное и беспомощное. Роман отвернулся, слыша, как похрустывают сухие веточки под ее ногами, потом сбросил куртку и растянулся прямо на траве, не заботясь о чистоте гардероба. Он пролежал так несколько минут, закрыв глаза. Неподалеку послышались громкий шум, треск ветвей, суетливое хлопанье крыльев и легкий вскрик, но Роман не пошевелился и глаз не открыл - Рита всего лишь вспугнула задумавшегося тетерева, и беспокоиться тут было не о чем.
   Через несколько минут он сел и стянул с себя свитер, оставшись в одной футболке - солнце жарило вовсю. В траве кто-то шебаршился, с берез доносилось резковатое птичье покрикивание. Роман стряхнул с колена муравья, потер все еще ноющий висок и снова лег, подложив свитер под голову, потом закурил, лениво пуская дым в прозрачный воздух и щурясь под темными стеклами. Но, не докурив сигарету и до половины, приподнялся и недовольно посмотрел туда, куда ушла взбалмошная и насквозь непонятная горчаковская вдова. Очень не понравилось ему это жалобно-беспомощное в ее глазах. Он уже видел такое выражение - в собственных, отраженных зеркалом после первой встречи с растреклятым Денисом - нет, после второй, когда "опель"... и не в "опеле" тут дело, и не в кружевных трусиках бухгалтерши, и не в лаванде, и не в инее, и даже не в рассказе Нечаева, не менее безумном, чем его собственные видения
  видения ли?
  а в том, что ему не хотелось, чтобы Рита ходила где-то одна, потому что кто-то может взять ее за руку и отвести...
   К нему?
   А может, и нет - ведь тех людей он не знал совершенно, а Риту возит уже третий день... может, это всегда должны быть люди, которых он не знает... но почему именно он, почему?..
   Роман сморщился, собрал все свои измышления в кучу и обозвал их нехорошим словом, после чего, с досадой посмотрев на тихонько покачивающийся катер, встал и быстро пошел туда, где между деревьями исчезла Рита.
   На этот раз отыскать ее след было гораздо проще - и не только потому, что чувствовался слабый аромат духов. Подальше от берега березы росли реже, но выглядели более старыми, и почти все пространство между ними заполнял низкорослый кустарниковый дубняк, на котором вездесущие пауки уже успели развесить свою золотящуюся под солнцем паутину, и там, где только что прошел человек, она висела печальными лохмами, ветки иногда торчали косо, на земле попадался один-другой сбитый молодой листок. Вскоре Роман увидел втоптанный в палые листья окурок, потом приметил зацепившийся за сучок длинный золотистый волос. На попадавшихся травяных островках без труда можно было разглядеть примятые стебли. След, ровный, четкий, уводил наискось от берега в глубь леса, и Роман, осторожно разводя густые ветки и бесшумно продвигаясь вперед, понял две вещи - во-первых, Рита идет очень быстро, во-вторых, она очень хорошо знает, куда идет. Он попытался припомнить, что же такого может быть в этом месте, но в последний раз он был здесь очень давно и бродил исключительно вдоль берега, а дальше не забирался - стоящей рыбы в Коряжке было не добыть, и места вокруг нее были неудобными - сплошь холмики, хлесткие ветви, да сырость. Роман знал лишь, что километрах в десяти отсюда расположилась полузаброшенная деревенька, название которой позабыл, но, судя по направлению, Рита стремится явно не туда.
   Далеко впереди среди ветвей мелькнуло вдруг голубое пятно, и Роман остановился. Осторожно выглянул из-за ствола березы - пятно не двигалось, Рита стояла - то ли осматривалась, то ли вспоминая, куда идти дальше - идет ведь определенно к какой-то цели, явно не прогуливается. Он застыл, прижимаясь щекой к прохладной березовой коре и чувствуя себя совершеннейшим идиотом. Если бы Рита шла куда-нибудь купаться или загорать, а он - подглядывать за ней или с еще более гнусными намерениями, тогда цель была бы, по крайней мере, хоть реально объяснимой. Роман ждал, слушая, как высоко в ветвях над его головой обличающе стрекочет сорока. Справа доносился веселый плеск воды, и слышалось одинокое томное поквакивание.
   Голубое пятно качнулось из стороны в сторону, словно бы неуверенно, потом послышался шелест раздвигаемых ветвей, и оно исчезло. Роман осторожно двинулся вперед, не сводя глаз с того места, где скрылась Рита. Рядом по толстому стволу стремительно промелькнуло рыже-серое, раздраженно зацокало, метнулся еще не перелинявший до конца, свалявшийся хвост. Белка, застыв на развилке тонкой ветки, подозрительно оглядела крадущегося Савицкого и, сделав какие-то свои выводы, устремилась на более недосягаемую высоту.
   Застенчиво прячась за деревьями, Роман преодолел еще около пятидесяти метров и остановился, осторожно выглядывая из-за березы. Перед ним чуть колыхались ветки. Идти дальше не было нужды - и отсюда было все прекрасно видно.
   Рита стояла на краю небольшой продолговатой полянки, боком к нему, а в центре расположилось, то, что некогда, очевидно было домом. Нет, домом - это сильно сказано - избушкой, неизвестно кем и неизвестно зачем тут выстроенной. Уцелела лишь нижняя часть обугленного сруба, все заросло травой, и черное, проглядывающее сквозь зелень, казалось немного жутковатым. Сруб чуть осел на правый бок, с угла притулился молоденький дубок, тянущий ветки во все стороны, словно пытаясь прикрыть это безобразие, совершенно неуместное в ярком весеннем лесу, чуть в стороне валялось несколько обгорелых бревен. Пожар, видимо, был очень давно, уж не меньше десяти-пятнадцати лет назад, и сразу видно, что полыхало на совесть. Избушка, видно, была заброшена, или занялась так, что потушить попросту не успели, а река ведь под боком... Странновато немного, место тут сырое, бревнам просто так не загореться, а припомнить такого лета, чтоб его хотя бы с натяжкой можно было назвать засушливым, Роман не мог. Но в любом случае смотреть на уродливые останки сгоревшей избушки было неприятно. Интересно, что здесь понадобилось Рите - она ведь шла именно сюда и застарелым пожарищем, похоже, ничуть не удивлена.
   Пока он думал об этом, Рита закурила и подошла к срубу - осторожно, как подходят к спящему опасному хищнику. Обошла вокруг. Лицо у нее было мучительно-сосредоточенным, как будто она пыталась что-то понять. Покачала головой, потом пробормотала - негромко, но Роман услышал:
   - Нет, не то. Ничего. Вот черт! Но должна же быть причина, должна!
   После чего Рита отшвырнула сигарету, с размаху плюхнулась прямо на траву и, закрыв лицо ладонями, задушено произнесла:
   - Рассказать? А что тебе на это скажут? Только одно - у вас, девушка, редкий по своей оригинальности параноидальный бред! Может, и не было ничего... твои фантазии плюс его фантазии... но почему же все так похоже и... почему это имя?!..
   Она застонала и закинулась на траву, продолжая зажимать лицо ладонями, и Роман чуть отодвинулся назад, чувствуя себя в высшей степени неловко. Возможно, если б Рите и в самом деле вздумалось тут оголиться, это было б еще ничего, но сейчас он глазел не на женские формы, а на чужие переживания, и это было намного хуже. Он отвернулся, хмуро глядя на ползущего по березе трудягу-муравья, борясь с желанием закурить и слушая доносящиеся до него мучительные всхлипывания. Отчего-то вспомнился утренний разговор Риты с Гельцером, и Роман мысленно обругал себя за столь неуместно проявленное любопытство. Некоторые вещи о людях лучше не знать. Иногда о людях лучше вообще ничего не знать, и тогда, возможно, тебе все равно, когда им плохо.
   Рита вдруг вскочила, поспешно вытирая чуть опухшее, мокрое от слез лицо, изукрашенное полосками раскисшей туши, резко повернулась и направилась прямо в его сторону. Роман отступил назад и бесшумно исчез в зарослях дубняка, и ветви не шелохнулись и ничем не выдали его отступления.
   Когда Рита подошла к катеру, Савицкий безмятежно спал, вольготно раскинувшись на траве, и обратил на нее внимание только после того, как она наклонилась и как-то негодующе потрясла его за плечо.
   - Эй, я уже здесь, просыпайтесь!
   - Что-то вы быстро, я бы еще поспал, - он приподнялся на локте, глядя на ее лицо - ни малейшего следа слез, макияж поправлен - верно, останавливалась по дороге, потому у него и получилась такая приличная фора. Он и взаправду успел немного задремать. - Может, еще погуляете?
   - У вас рабочий день, как вы недавно изволили заметить, - с холодком ответила Рита. - Так что вставайте и перемещайтесь на свое место, хватит загорать!
   - Я-то думал, мы здесь надолго, - проворчал он, натягивая свитер, и Рита взглянула на него очень внимательно, чуть сузив глаза. В голове Романа вдруг мелькнула мысль - неужели заметила? Да нет, не должна была.
   - А вы не думайте.
   - Брать пример с вас? Ладно.
   Она раздраженно дернула плечом и пошла к катеру, бросив на ходу:
   - Изощряйтесь в остроумии где-нибудь в другом месте и при другой аудитории!
   Голос прежний, и в осанке уже не чувствуется ни растерянности, ни беспомощности - вернулась вздорная кошка. И то ладно.
  
  
  * * *
   На причале, сидя за барным столиком под чуть колышущимся тентом, покуривал Анатолий, имея предельно мрачный вид, и, едва Роман ступил на доски, поманил его к себе указательным пальцем. Он сразу же понял, что к чему, и неторопливо направился к столику, доставая сигареты. Рита ушла не прощаясь - по дороге они успели разругаться в пух и прах, так что она, в конце концов, чуть не вцепилась ему в лицо. Впрочем, отчего-то у Романа не сложилось впечатления, что поездкой она недовольна, и яростные стычки для нее сегодня были чем-то сродни хорошей порции коньяку, употребленной с целью отрешения от реальности. А вот сама бутылка с коньяком на сцену так и не вышла. И на скрипке Рита больше не играла, и не омывала Савицкого недвусмысленными взглядами. И вплоть до того момента, как она, назло ему, лихо перепрыгнула с катера на причал, чуть не сломав каблуки, и прошла мимо, протащив, словно тяжелый шлейф, свое почти осязаемое бешенство, Роман чувствовал ее старательно скрываемый страх.
   Роман приземлился на стул и, не вынимая изо рта сигарету, безмятежно сказал:
   - Анатолий Федорович, какая неожиданная встреча! А я и не при мундире, и руки грязные. Ничего, что мы при прочих подчиненных так вольготно за столиком? Фавориты не в чести.
   - Свинья ты, Ромка, - устало произнес Чернов, втыкая окурок в пепельницу. - Вот ей же ей свинья!
   - Аргументируй, - предложил Роман, пододвигая к себе его стакан с пивом и отхлебывая из него. Анатолий стал еще мрачнее, хотя дальше, казалось, было уже невозможно.
   - Недавно я имел неприятный телефонный разговор.
   - Хочешь продемонстрирую чудеса телепатии? - Роман переместил стакан на прежнее место. - Разговор ты имел с неким Гельцером, который предложил тебе уволить меня ко всем чертям. Аплодисменты будут?
   - Когда он сказал мне, что один из моих работников оскорбил его самым хамским образом, я уже понял, о ком речь - до того, как он назвал мне фамилию и приметы. К тому же, он сказал, что ты был пьян. И очень грубо разговаривал с его приятельницей, а когда он, Гельцер, хотел сделать доплату, чтобы составить своей приятельнице компанию на катере, ты ему отказал в самой некультурной форме... кстати, в какой именно?
   - Ушел, не сказав ни слова, - Роман усмехнулся, краем глаза заметив, как вылетел со стоянки "мини купер". - Самая некультурная форма - это отнюдь не оскорбления, а полное пренебрежение.
   - Ром, должны же быть какие-то грани...
   - Толь, не надо опять лекций. Заявление писать или ты в устной форме?..
   - Идиот! - буркнул Анатолий и потер затылок. - Что на самом деле-то было?
   - Да ничего особенного. Активно набивался составить моей клиентке компанию на променаде, а клиентка этого дико не хотела. Вот, собственно, и все. Она, конечно, забавная особа - настолько забавная, что иногда ее хочется утопить, но клиенты, как известно, всегда правы. Особенно клиенты состоявшиеся. Горчакова хотела ехать одна, и я это хотение поддержал, только и всего. Махание конечностями и матерное обрамление отсутствовало. Пьян не был, но был с хорошего похмелья, это правда.
   - Был повод? - быстро спросил Анатолий. Роман кивнул, и Чернов тотчас же сделал вывод из этого кивка.
   - У тебя неприятности?
   - Честно говоря, я так и не понял, - Роман задумчиво посмотрел на оконечность Аркудово, испещренную сияющими огоньками, и поддернул вверх замок "молнии" - становилось прохладно.
   - А с физиономией что?
   - Аллергия.
   - На чей-то кулак? - Чернов насмешливо фыркнул. - Короче, я Гельцеру сказал, что, разумеется, разберусь с тобой методами морально-финансового воздействия, но с увольнением воздержусь, поскольку ты мой близкий друг, человек со сложной судьбой и кучей жизненных проблем.
   - Не знал, что со мной так грустно все обстоит, - Савицкий вздохнул. - А еще сказал бы, что я обременен десятком малолетних детишек - для пущей жалости... Толь, зря ты это сделал. Спасибо, конечно, но зря.
   - Тебя забыл спросить! - проворчал Анатолий. - Одно дело, когда мне жалуются на кого-то, и совсем другое, когда мне указывают, что следует делать!
   - А, вот так даже?
   - Пошли к черту отсюда! - вдруг решительно сказал Чернов и встал, сгребая со стола барсетку. - Я сегодня не на машине, посидим где-нибудь, попьем нормального пива, - он с отвращением покосился на недопитый стакан. - И я уж прослежу, чтобы завтра ты вышел в нормальном виде!
   - Понял тебя, - удрученно отозвался Роман, поднимаясь. - Слыхивал я от тебя, Федорыч, эту фразу в студенческие годы и, как правило, на следующий день вообще никуда не выходил.
  
  * * *
   Все же, несмотря на связанные с временами студенчества нехорошие предчувствия, возвращался домой Роман практически трезвым. Вечер получился неплохим, душевным, посидели в тихом, спокойном барчике, стилизованном под английскую таверну, предаваясь обсуждению жизненных реалий и воспоминаниям, не скатываясь, впрочем, в ностальгию. Анатолий с праздным мужским интересом расспрашивал о Рите и негодовал, что Роман до сих пор не предпринял никаких шагов с целью непосредственного сближения с клиенткой, но Савицкий упорно переводил разговор на другую тему - сейчас ему не то, что говорить, даже вспоминать о Горчаковой не хотелось.
   Было довольно поздно, город уже засыпал, и Роман, намеренно пренебрегший услугами транспорта и выбиравший дорогу побезлюднее, с невеселой усмешкой подумал, что у него входит в привычку бродить по Аркудинску среди тьмы, скрываясь от людей, будто он был в розыске. А может, его и вправду разыскивают - причем, прямо сейчас. Знать бы только кто и зачем?
   Он постоял немного на мостике, покурил. Ему нравилось курить на этих старых горбатых мостиках, глядя то на слабо поблескивающую воду внизу, то на город по обе стороны, спрятавшийся среди слабо шелестящей зелени деревьев. Светились редкие огоньки, где-то громыхал трамвай, с печальной сварливостью покрикивала в гуще лип какая-то ночная птица, словно жалуясь на нелегкую пернатую судьбу. Тихая звездная ночь сонно плыла на Аркудинском, и в серебристом свете мягко поблескивали кресты Спасского собора, как бы ненавязчиво напоминая, что кто-то, возможно несуществующий, и сейчас поглядывает на город. За все время, что Роман стоял на мосту, мимо него прошел только один человек, сердито разговаривавший по сотовому.
   Докурив, Савицкий перешел на другую сторону и зашагал вдоль низенького парапета. Слева тянулась липовая аллея, тонущая во мраке, а единственный горевший возле дорожки фонарь тускло освещал переполненную урну, из которой торчала ножка кухонного стола. Роман пристроил на кучу пустую сигаретную пачку и пошел дальше. Аллея кончилась, вдалеке показался черемуховый скверик, сквозь который просвечивали огни минимаркета. Там останется только перейти через дорогу, и он будет дома.
   Он не услышал сзади шагов - не услышал вообще ни единого звука, но почуял опасность - инстинктивно, как чувствует ее зверь, давно уже этой опасности ожидавший и готовый к ее приходу. Таких вещей объяснить невозможно, глупо и пытаться, это просто произошло. Только что сзади все было мирно и спокойно, позади была лишь пустая ночь, а потом Роман резко дернулся в сторону, одновременно разворачиваясь, и сзади уже была густая черная тень, опускавшая с замаха руку туда, где только что был его затылок. Об парапет ударилось что-то тяжелое, брызнуло с дребезгом во все стороны, и в воздухе остро и неприятно запахло дешевым вином. Тень стремительно повернулась, метнулась к нему, Роман уловил движение и с другой стороны, проскочил вперед, увернувшись от удара, и увидел еще две тени, надежно перекрывавшие путь к отступлению.
   Это не походило ни на ограбление, ни на хулиганскую выходку. От нападавших попахивало алкоголем, но самую малость, как бы между прочим, они двигались осознанно-трезво и проворно, целеустремленно и, что главное, двигались совершенно молча. Они ничего не спрашивали, не угрожали, не ругались, и Савицкий внезапно понял, что сейчас его будут убивать. За что - это уже другой вопрос, в данный момент совершенно не интересный, - то, что его будут убивать, уже само по себе было достаточно плохо. И спрашивать: "Господа, а в чем, собственно дело?" или "А вы меня ни с кем не перепутали?" было совершенно некогда, да и глупо, а сбежать пока не представлялось возможным.
   Все это пронеслось у него в голове за долю секунды, а тело уже разрешало ситуацию самостоятельно, перехватило летящую в живот руку, в пальцах которой тускло взблеснуло, крутануло, одновременно ныряя вниз и по ходу успев вмазать ногой по чьему-то колену, перехваченный за руку человек коротко выдохнул, невольно побежав по дуге следом за ущемленной конечностью. Глаза ухватили еще один взблеск, направленный, на этот раз точно в лицо, он дернул головой, уклоняясь, сильнее вывернул перехваченную руку, об асфальт негромко звякнуло, и в тот же момент послышался болезненный возглас - это первый нападавший налетел на нож своего сподвижника. Что-то ожгло левый бок, под футболкой сразу же потекли теплые струйки, но Роман не обратил на это внимания - не до того было, навалились еще двое, а раненый, что-то бормоча, оползал по парапету рядом.
   По сравнению с тем, что началось потом, недавняя свалка с полупьяным Нечаевым представлялась просто детской возней в песочнице, хотя Роман искренне пожалел об отсутствии здесь Валерия и его очаровательной жены. На него напали не спецы, но люди определенно достаточно хорошо владевшие приемами рукопашного боя. Дважды Роман едва-едва избежал "шлагбаума", в самый последний момент уходя от летящей в кадык ребром ладони, и подумал, что дела обстоят еще хуже, чем показалось вначале. Они уже переместились на несколько метров влево от начальной точки нападения, и человек, получивший ножом от своих же, все так же лежал на асфальте, скорчившись и страдальчески постанывая.
   Уловив момент, Савицкий, резко дернувшись в сторону, перенаправил одного из метнувшихся следом, продолжив его движение по чуть заниженной траектории, отчего тот с размаху въехал головой в парапет и на некоторое время потерял интерес к происходящему. Роман тут же перескочил обратно, увернулся от удара, ударил сам и тоже промахнулся. Двое, один из которых по-прежнему держал нож, теперь нападали не так активно, но и не давали уйти, перемещаясь неторопливо, даже как-то с ленцой, отвлекая внимание друг на друга и высчитывая подходящий момент, и со стороны казалось, что все трое исполняют некий сложный танец. Роман тяжело дышал, футболка и свитер на боку промокли насквозь и прилипли к телу. Дыхание противников тоже было довольно сбитым, но их было двое и, хотя каждый из них уже успел пропустить несколько ударов, чувствовали они себя явно гораздо лучше. Его дернули обманным выпадом, проверяя, потом еще раз, так что Савицкий слегка развернулся лицом к парапету, а потом оба напавших пошли в атаку одновременно, но еще раньше, чем Роман успел углядеть, куда целит рука с ножом, он заметил на парапете нечто другое. Там сидела фигурка - маленькая фигурка, и в серебристом свете звезд укоризненно качалась ее светловолосая голова. Его ошеломленный взгляд зацепился за нее, потом вернулся к руке, в то время как тело отбивало атаку первого противника, и Роман осознал, что поздно, не успеет - нож уже летел ему под ребра.
   Того, что произошло в следующую секунду, никто из троих не понял.
   Лезвие ножа, которое вот-вот должно было войти в человеческое тело, вдруг выгнулось вверх почти под прямым углом, словно это была не крепкая сталь, а пластмасса, сломалось с легким печальным звяканьем, отлетело в сторону и кануло где-то в темноту.
   Нападавший озадаченно застыл, тупо сжимая в пальцах обломок ножа, после чего почти обиженно спросил:
   - Что за хрень?
   Роман дернулся назад, решив отложить разгадывание происшедшего на потом, но лишившийся ножа человек все же получил ответ, хоть и не на этот вопрос, - справа от его головы мелькнуло что-то длинное, с размаху врезалось в висок, раздался тупой деревянный звук удара, и нападавшего снесло в сторону, словно хоккейную шайбу под клюшкой. Он стукнулся о парапет, тут же выпрямился, ошеломленно мотая головой, но Роман больше не смотрел в его сторону - напарник ударенного кинулся на него, решив несмотря ни на что довести дело до конца, а чуть подальше медленно поднимался третий, вышедший из нокаута после соприкосновения головы с парапетом. Единственное, что успел заметить Савицкий, - это то, что парапет был пуст - фигурка исчезла.
   Дальше все пошло еще быстрее. Атаковавший Романа отлетел в сторону с болезненным возгласом, тут же дернулся обратно, но его вдруг почему-то пронесло мимо, словно кто-то сзади придал ему ускорения мощным ударом. Савицкий уловил мелькнувшую позади него фигуру, уже приземлявшуюся на асфальт из прыжка, в следующий момент в ночи что-то громко хлопнуло, запахло пороховой гарью, и пронзительный, срывающийся на истеричный визг женский голос завопил с веселым страхом:
   - Завал-лю сук!!!
   Послышался топот, мимо Романа кто-то пробежал, хлопнул еще один выстрел, послышался вскрик боли, потом шуршание и стук, будто прочь торопливо поволокли чье-то тело, цеплявшееся ботинками за асфальт, и наступила тишина - еще более глубокая, чем до начала драки, только слышалось легкое, едва различимое дробное постукивание. Роман качнулся назад, привалился к парапету, тяжело дыша, пошарил в кармане и щелкнул зажигалкой. В безветренном воздухе расцвел огонек и осветил взъерошенную Риту, которая стояла перед ним, пошатываясь и стуча зубами, и держала в одной руке пистолет, а в другой - перепачканную кровью ножку от кухонного стола, которую он совсем недавно видел в урне. В ее глазах причудливо смешались страх и полубезумный восторг победителя.
   Немая сцена продолжалась секунду, после чего Роман опустил руку с зажигалкой, в данный момент уже неспособный чему-либо удивляться. Послышался стук - это Рита уронила ножку от стола, и Савицкий всерьез испугался, что Горчакова может последовать за ней на асфальт, либо у нее сейчас начнется истерика.
   - Спрячь пистолет, Рита, - сказал он, задыхаясь, - спрячь быстрее!.. только на предохранитель поставь.
   Из темноты обиженно фыркнули - нет, похоже, ни истерики, ни обморока не предвидится, - послышался щелчок, потом ему на грудь легла испуганная ладонь и тотчас отдернулась. Роману внезапно стало смешно - настолько, насколько может быть смешно человеку, чуть не получившему ножом в печень. Рита спасла ему жизнь и теперь понятия не имеет, что с ним делать дальше.
   - Они... могут вернуться, - бормотнул дрожащий голос.
   - Вряд ли, - Роман прижал ладонь к саднящему боку и, оттолкнувшись спиной от парапета, сделал шаг вперед, ошарашено глядя на стоящую рядом фигурку с разметавшимися волосами. - Но лучше отсюда слинять, иначе может прийти кто-нибудь другой. Тихо, выстрелы далеко слышно.
   - Подожди, я... - ее руки обхватили его за талию, и одна тут же отдернулась, наткнувшись на влажное, в то время как вторая вцепилась еще крепче. - Что это - кровь?! Ты ранен?!
   - Ерунда... только перестань меня трясти, или я действительно стану ранен, - он невольно скривился, и рука всполошено исчезла, тут же появилась снова, и Романа осторожно, но решительно придвинули назад к парапету.
   - Подожди тут, я машину подгоню.
   Прежде, чем он успел что-то ответить, Рита исчезла, и до него долетел негромкий топот убегающих ног. "Не на каблуках", - машинально отметил Савицкий, привалившись к холодному бетону. Расстегнул куртку, осторожно приподнял свитер и футболку и, снова щелкнув зажигалкой, ощупал разрез длиной с ладонь. Ничего ужасного - нож лишь рассек кожу и верхний слой мышечной ткани, но все равно болезненно и неприятно, к тому же одежда испорчена безвозвратно, а ведь свитер и куртка почти новые. Он посмотрел на пустой парапет, опустил свитер и наклонился, водя трепещущим огоньком по сторонам. Вскоре Роман нашел, что искал - в трех шагах от него на асфальте тускло поблескивал обломок лезвия. Он подобрал его и удивленно посмотрел на слом. Не "стекло" - хорошая прочная сталь, нужно приложить усилие, чтобы сломать лезвие, да еще прямо посередине. Только в том-то и дело, что никаких усилий вообще не прикладывалось. Острие ножа даже не коснулось его тела.
   Нож просто сломался.
   И уж никак не допускается мысль, что напавший на него прихватил с собой сломанный и плохо склеенный нож, развалившийся в самый неподходящий момент, - ну никак!
   А на парапете был Денис.
   Причем явно очень недовольный.
   Покачав головой, Роман спрятал обломок в карман и посмотрел на дорогу за аллеей, где летели, приближаясь, яркие глаза фар. Он думал, что Рита остановится напротив - спуск к парапету был слишком далеко, но вместо этого "купер", не сбавляя скорости, выскочил на аллею, проскользнул между липами, чуть не снес скамейку, пропахал газон и остановился на развороте, осыпав Савицкого травой и земляными крошками.
   - Кто тебя учил водить, солнышко? - задушевно спросил Роман у распахнувшейся дверцы. - Покажи мне эту сволочь.
   - Садись скорей!
   Пригнувшись, он посмотрел на светлое кожаное сиденье и покачал головой.
   - А застелить есть чем? Запачкаю.
   - Да садись ты, елки! - прошипела Рита, и Роман заметил, что ее ладони так и подпрыгивают на руле. Вытащив его из одной переделки, она, возможно, может втравить его в другую, устроив грандиозную аварию. За руль она его, конечно же, не пустит - нечего и пытаться. С другой стороны, лучше разбиться в полный хлам с красивой женщиной, чем истечь кровью на асфальте. Он повалился в кресло, захлопнул дверцу, и машина понеслась вперед, вдоль парапета - быстро, но удивительно ровно. Роман закурил, откинулся на спинку сиденья, и Рита взглянула на него осуждающе.
   - Ты много куришь. Потому и задыхаешься сейчас - они тебя совсем вымотали. В больнице...
   - Никаких больниц, отвези меня домой, если не сложно.
   - Какой домой?! - она чуть не сорвалась на визг. - Ты же...
   - Пустяковый порез, разве что кровит сильно, - спокойно ответил Роман. - Сам справлюсь.
   Рита чуть прищурилась.
   - Из-за того, что ножевое? У тебя есть причины не светиться?
   - Да, - просто ответил он. Рита покладисто кивнула.
   - Чýдно. А у тебя есть, чем перевязать?
   - Черт, нет! - Роман скривился. - Я же все потратил на...
   Он осекся, но Рита, не взглянув в его сторону, махнула рукой на приближающийся минимаркет.
   - Там должна быть аптека. Я быстро.
   Она притормозила и выскочила из машины, не закрыв дверцу. Хмуро посмотрев ей вслед, Роман заметил, что она прихрамывает. Он взглянул на испачканные кровью пальцы и закрыл глаза, пытаясь сообразить, что к чему. Кому понадобилось его убивать? По жизни за ним тянулся длинный шлейф обиженных, но никогда эти обиды не были такими, чтобы за них стоило убивать. Может, его и вправду с кем-то перепутали? Или у местных киллеров нынче ночью тренировка? И почему там был Денис? Не из-за него ли сломался этот чертов нож?
   Вернулась Рита, плюхнулась на сиденье, бросив назад фирменный пакет и переправив туда же бутылку коньяка, и, поймав взгляд Романа, пояснила, выруливая со стоянки:
   - Мне надо. И тебе, наверное, тоже. Уж теперь-то ты не станешь отказываться?
   - Не стану, - он усмехнулся. - Вынужден признать, что чертовски тебе благодарен, хотя вряд ли мой характер от этого улучшится.
   - Мне тоже так кажется. Но тебе не за что меня благодарить, - произнесла она, не глядя на него. В ее голосе не было вежливой небрежности, казалось, Рита и впрямь убеждена, что благодарить ее совершенно не за что. - А... что это вообще такое было? Я и разглядеть-то ничего толком не успела... все так быстро... но... это ведь не ограбление было, верно?
   - Не похоже, - он быстро глянул на нее. - А что вы-то там делали, мадам? Только не говорите, что совершали ночной променад, увидели, как злые дядьки на кого-то набросились и решили весело кинуться на выручку. В жизни не поверю.
   - А что - разве это так уж невозможно? - с вызовом спросила Рита, глядя на дорогу. Роман покачал головой.
   - Совершенно невозможно.
   - Слушай, раз ты утверждаешь, что благодарен мне, то почему бы тебе не принять все, как есть, а не выспрашивать, что, да почему?! - неожиданно вскипела она. - Ты хороший водитель, и мне не хотелось бы искать другого. Я увидела, как они на тебя напа...
   - На меня? - переспросил Савицкий. - А откуда ты знала, что это был именно я? Там темно было, а дорога от парапета далеко. Машина твоя осталась не там, где все произошло... Ты шла за мной?
   - Вовсе нет! - буркнула Рита, останавливая "купер" возле его подъезда. Роман открыл дверцу, потом повернул к ней насмешливо-удивленное лицо.
   - Ты за мной следила?
   - Не льстите себе, Роман Андреевич! - холодно ответила она, не глядя на него. - Я не слежу за своим персоналом.
   - Возможно. Только объясни тогда, каким образом ты привезла меня к моему дому и точнехонько к моему подъезду, если я не сказал тебе адрес?
   Рита посмотрела на него свирепо, схватила пакет и бутылку и выскочила из машины. Подождала, пока он выйдет, включила сигнализацию и следом за Романом вошла в подъезд, почти втолкнув его внутрь, прежде, чем он успел сказать ей, что прекрасно дойдет один, и распрощаться.
   - Ну следила, - сердито и гулко сообщила она за его спиной. - И что такого? Мне было любопытно, что ты за человек.
   - Обычно это выясняют с помощью беседы.
   - С тобой побеседуешь!
   - Ты сунулась очень вовремя, но больше никогда так не делай! - буркнул Савицкий, отпирая дверь. - Тебя могли убить - ты это понимаешь? Лучше б сразу стрельнула в воздух - глядишь, они бы и разбежались.
   - Честно говоря, я поначалу просто забыла про пистолет, - смущенно ответила Рита. - Только потом... Я жутко перепугалась.
   - Прошу, - он распахнул дверь, и Рита скользнула в темноту прихожей. Роман включил свет, захлопнул дверь и с кривой усмешкой взглянул на Риту, которая с любопытством озиралась.
   - Ну что, заманили красавицу в логово чудовища?
   - Ты и представления не имеешь о чудовищах, - Рита зацепилась взглядом за зеркало, скривилась и начала поправлять волосы. - Значит, все же считаешь меня красавицей?
   - Я выразился фигурально, - Савицкий снял куртку, посмотрел на нее и бросил на пол. - Гады, испортили хорошую вещь!
   Он включил свет в ванной, открыл дверь и потянул вверх край свитера, но Рита тотчас перехватила его руку.
   - Давай лучше я, - она принялась очень осторожно стягивать с него свитер. - Не жеманничай, мне уже доводилось раздевать мужчин.
   Бросив свитер на пол, Рита уставилась на окровавленную футболку и слегка побелела, потом сузила глаза и решительно ухватилась за ткань. Когда и футболка полетела на пол, Рита глубоко вздохнула и прижала к губам кулак.
   - И это ты называешь ерундой?!
   - Так, иди-ка в комнату! - Роман решительно развернул ее и подтолкнул к дверному проему. - Я и сам прекрасно справлюсь.
   - Но я...
   - Брысь!
   Она оскорбленно передернула плечами и, прихрамывая, удалилась. Савицкий посмотрел ей вслед, вошел в ванную, закрыл за собой дверь и обозрел в зеркале свое озадаченное лицо.
   Он ей не верил.
   И он совершенно ничего не понимал.
  
  * * *
   Когда Роман вошел в комнату, Рита бродила перед шкафами, разглядывая корешки книг, а столик перед диваном был аккуратно сервирован коньяком, рюмками и нарезанным лимоном. Услышав его шаги, она резко обернулась, оценивающе взглянула на повязку, потом ее взгляд зацепился за короткий старый шрам на другом боку, располагавшийся почти симметрично свежему, и в глазах Риты появилось что-то укоризненное. Савицкий повалился на диван и ласково посмотрел на шелковистый коньяк в рюмках.
   - Я бы поставила и еду какую-нибудь, но у тебя совершенно пустой холодильник, - заметила Рита. - Ты что же - не ешь, что ли?
   - Нет, конечно, - Роман потянулся к одной из рюмок. - Я андроид.
   Она чуть скривила губы, после чего на ее лице появилось выражение бесконечного терпения.
   - Больно?
   - Неприятно, - он проглотил коньяк и глубоко вздохнул, поставил рюмку на стол и закинул руку за голову. - Но не смертельно. Так что твой персонал вполне работоспособен.
   - Можешь не усердствовать - сегодня я на тебя все равно не смогу обидеться.
   - Может, поспорим? - он улыбнулся, разглядывая ее обтянутые джинсами ноги. Ноги были хороши, как, впрочем, и все остальное, доступное оценивающему взгляду. Рита тоже улыбнулась.
   - А все равно, здорово ты их.
   - Мерси, - скромно отозвался Роман, про себя подумав, что если бы он их действительно "здорово", то ее вмешательство не понадобилось бы, но на самом деле все было отнюдь не "здорово" - ведь он не спец, граждане, совершенно не спец, но и не дурак, чтобы объяснять это красивой женщине, только что так по-детски восхитившейся. - А ты чего хромаешь? Человека раньше била ногой когда-нибудь? Как сегодня?
   - Ну, - Рита смутилась, - только того, кто меня учил.
   - Майя учила?
   Она изумленно распахнула глаза.
   - Ты знаешь Майю?
   - Да, - Роман закурил и весело пояснил: - Вчера познакомились. Я подрался с ее мужем.
   - И кто победил?
   - Майя.
   Рита фыркнула.
   - Скоро в городе не останется ни одного человека, с которым ты бы не подрался!
   Она подошла к столику, одним махом выпила свою рюмку, прикусила кружок лимона, после чего посмотрела на Савицкого с заботливо-докторским выражением, отчего стала выглядеть довольно забавно.
   - Что ж я... тебе ж отдохнуть надо... вон как...
   - А я отдыхаю, - Роман похлопал ладонью по дивану. - Присаживайтесь, мадам, а то мне даже как-то неудобно - я тут вальяжно развалился, а нанимательница стоит, - он усмехнулся, заметив, как в ее глазах что-то дрогнуло. - Не бойся - приставать с поползновениями не буду - во всяком случае, не сразу.
   - Мне кажется, что человеку со свежераспоротым боком не до поползновений, - заметила Рита и чопорно присела на краешек дивана, держась так натянуто, словно боялась, что сиденье под ней в любую секунду провалится. Роман потянулся к бумажнику, который забрал из куртки, и вопросительно взглянул на нее.
   - Сколько ты заплатила?
   Рита посмотрела на бумажник так, будто это была дохлая крыса, и возмущенно сказала:
   - И слышать не желаю! Прекрати сейчас же! Еще не хватало! Да и какой смысл?! Все равно...
   Не закончив фразу, она плеснула себе коньяк, сердито выпила его и уставилась на картины. Роман задумчиво обозрел декольте ее тонкого свитерка, после чего осторожно спросил:
   - Рита, там на парапете... ты кого-нибудь видела?
   - Вроде нет... но я и не смотрела на парапет, - Рита удивленно повернулась. - Вы там... так мелькали, что... А в чем дело?
   Вопрос, в отличие от прочих бессвязных фраз прозвучал как-то слишком четко и резко, и Роман покосился на нее, но не обнаружил в сине-зеленых глазах ничего, кроме тревожного любопытства.
   - Да так... может, там еще кто-то был.
   - По-моему, нет. Ой! - ее ладонь с растопыренными пальцами испуганно прикрыла рот. - Совсем забыла! Я же второй раз не в воздух... я же, кажется, в кого-то попала!.. У меня действительно есть разрешение, но что если...
   - Да ничего если, - Роман задумчиво посмотрел на потолок. - Тебя они разглядеть не могли и, судя по всему, вообще не ожидали, что вдруг появится некая мамзель с дубьем и с пушкой. В милицию пойдут? Мол, примите меры - мы тут хотели замочить одного обывателя, а нас обстреляли - что ж это такое творится?!
   Она фыркнула и опустила руку. Роман потер подбородок, уже заросший темной щетиной, выпил немного коньяка, встал и задумчиво прошелся по комнате, то и дело ощущая на голом торсе Ритин взгляд - ей-ей оценивающий. Возможно, следовало привести себя в более приличный вид, но ему было не до хороших манер. В голове вновь образовалась каша. Денис приходил... но почему в этот раз все остались живы? Он мотнул головой, опустился на чуть тепловатый пол, после чего лег на спину ногами к двери, закинув руки за голову, и принялся скользить взглядом по геометрическим узорам на потолке.
   - Ты чего? - озадаченно спросили его с дивана.
   - Думаю.
   - А почему на полу?
   - А мне на полу лучше думается, - ответил он, не сводя глаз с потолка. - У всех свои заскоки, видишь ли.
   Рита помолчала, звякнула бутылкой, потом встала и остановилась рядом с его согнутым локтем. Роман на секунду оторвался от созерцания потолка и посмотрел на нее снизу вверх, искренне пожалев, что Горчакова в данный момент не в юбке.
   - И как - помогает? - поинтересовалась она.
   - Иногда.
   - Ты очень странный, - сделала вывод Рита, и Савицкий усмехнулся, вскользь подумав, что после всего случившегося многие стали бы очень странными, после чего его мысли вновь заняло лезвие ножа, выгибающееся под нелепым углом - оно волновало его куда как больше, чем державшийся за этот нож неизвестный индивидуум и его коллеги. Рита обошла его по кругу, поглядывая с опаской, словно начинающий психиатр на небрежно связанного маньяка, после чего неожиданно села на пол и осторожно легла ногами в противоположную сторону, чуть повозившись на жестком паркете с видом жертвы, старающейся поудобней устроиться на языческом алтаре. Роман повернул голову и удивленно посмотрел на ее лицо, оказавшееся теперь совсем рядом.
   - Опять за старое? Смотри, у меня и в самом деле сейчас природные инстинкты взыграют, и травма этому не помеха. Один мой знакомый приставал к медсестре, лежа в реанимации под капельницей в полуагонизирующем состоянии.
   - Что ж ты раньше свои инстинкты так успешно сдерживал? - ехидно спросила Рита, но чуть отодвинулась. - Просто я тоже хочу подумать.
   - А тебе-то это зачем? - искренне удивился он, но, почувствовав безмолвную вспышку ярости, поправился: - В смысле, ты-то тут не при чем.
   - Хотелось бы верить... - задумчиво пробормотала она, глядя в потолок. - А вдруг их послал Гельцер? Из-за того, что ты сегодня...
   - Из-за того, что я влез в ваш разговор и вел себя неподобающим образом? - Роман приподнялся на локте, глядя на нее с усмешкой. - Этот твой Гельцер что - буйнопомешанный?!
   - Вообще-то нет. Разумный, сдержанный человек. Деловой. Но...
   - Что но?
   В обращенных на него глазах мгновенно что-то захлопнулось, и Рита ответила как-то поспешно.
   - Он был компаньоном моего мужа, а я его мало знала... так, по всяким торжествам. Я просто хотела сказать, что со временем иные люди могут измениться до неузнаваемости. Может, он решил, что у нас с тобой... приревновал. Он ведь меня замуж зовет... почему-то.
   - А ты, значит, не хочешь, - задумчиво произнес Роман и внимательно посмотрел на нее - так внимательно, что Рита вдруг съежилась, а потом взвилась с пола в оскорбленном прыжке, и Савицкий в тоске прикрыл веки, подумав, что драк в последнее время было уже более чем достаточно. Рана в боку назойливо саднила, как бы напоминая о своем существовании.
   - Ты слышал наш разговор, не так ли?! Слышал! Я еще тогда увидела это по твоей физиономии! Да, так получилось, что я была вынуждена передать Диме часть бизнеса, оставшегося после мужа. И ты решил, что мне вздумалось его вернуть таким затейливым способом?! Воспользоваться его неожиданной влюбленностью, закадрить первого встречного мужика и натравить на него возревновавшего Гельцера таким образом, чтобы он полностью засветился?! А то и самой поднанять толпу, а потом каким-то образом указать на несостоявшегося жениха - мол, это он, злодей, посадите его, а я, пожалуй, заберу все назад?!
   - Занятный триллер, но начисто лишенный логики и возможности претворения в жизнь, - сказал Роман несколько ошарашено и лениво посмотрел на ее возмущенное лицо. - Ничего подобного я не решил. Но ты, девочка, затеяла какую-то странную игру. Ты нанимаешь именно меня... черт с ними, с личными катерами, но ты нанимаешь именно меня и уж точно не из-за каких-то там рекомендаций. Ты ко мне клеишься, хотя я тебе неприятен во всех отношениях. Ты таскаешь с собой пистолет. Ты знаешь мой адрес и отслеживаешь мои сегодняшние передвижения, ты ввязываешься в драку из-за человека, который, опять же, насквозь тебе неприятен, ты запросто идешь в гости к этому человеку и запросто с ним болтаешь, хотя не знаешь его совершенно. Проще говоря, ты изо всех сил опекаешь человека, на которого лично тебе глубоко наплевать! Может, я и частенько демонстрирую чудеса глупости, Рита, но я не умственно отсталый. Тебе что-то от меня надо. Что?
   Она криво улыбнулась - улыбка была дрожащей, натянутой.
   - А может я просто воспылала к тебе необузданной страстью?
   - Ага, - Роман кивнул, садясь. - На предмет необузданной страсти не смотрят так, будто он в любую секунду извлечет топорик из неожиданного места и приступит к кровавому убиению. Ты напугана, Рита. Я знаю тебя третий день и третий день ты напугана до смерти.
   Рита посмотрела на него так, словно на сцене и в самом деле появился обещанный топорик, после чего изящно прислонилась к стене, завела ногу за ногу и покачала головой с какой-то старческой умудренностью. Ее лицо выражало глубочайшую горесть и обиду.
   - Ну и фантазии у вас, Роман Андреич. Вот так-то - пытаешься кому-то помочь, а тебе взамен...
   - Ладно, мадам Горчакова, - Роман осторожно поднялся и потер голую грудь, - был неправ, излагал бред, вызванный ликованием уцелевшего организма и принятием áлкоголя. Великодушно прошу извинить. Может поцелуемся в знак примирения? Или еще полежим рядышком на полу? Можно и не просто полежать.
   Рита негодующе вскинула брови.
   - Только недавно вы утверждали, что я дико вам не нравлюсь, а теперь...
   - Ну, надо ж чем-то заняться, - он пожал плечами. - К тому же, физическая симпатия и душевная часто очень сильно разнятся. А мой общественный статус, похоже, тебя не волнует. Раз начали - давайте соответствовать задумке.
   Она покачала головой.
   - По-моему, ты просто ненормальный.
   - Да ну? А я-то голову ломаю - и что ж со мной не так?
   Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину - небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней - неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?
   - Дворцы, храмы... - Рита повернула голову. - Вижу, ты большой поклонник архитектуры?
   - Можно и так сказать.
   - И какое же произведение архитектуры твое любимое?
   Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:
   - Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун... много интерпретаций.
   - Сокровищница божественных фараонов? - блеснула Рита эрудицией. - Это в пещерной Петре, в Иордании, да?
   - Была там? - с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.
   - Не довелось. Во Франции была, на Кипре... ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела... и в "Индиане Джонсе" видела... Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.
   Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.
   - А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо... А скульптуры на фасаде - где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян - словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали - для меня она прекрасна целиком... В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.
   - Обычно так говорят о людях, - как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.
   - Может, я не совсем правильно выразился... Для меня это не просто строение - это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир... Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел... долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.
   - И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? - спросила Рита - почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.
   - Хотел бы. Возможно и увижу, - Роман чуть улыбнулся. - И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, - он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. - Ну, это я так представляю.
   - А саму Петру... ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?
   - Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.
   - Одна моя знакомая была в Петре, - с неожиданной мрачностью сказала Рита. - И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.
   - Каждый видит по-своему.
   Рита, что-то пробормотав, подошла к компьютерному столу и принялась с интересом разглядывать висящие вокруг рисунки зданий.
   - Не знала, что ты такой мечтатель, - она чуть повернулась, прижимаясь бедром к столешнице, и Роман заметил взгляд, который она бросила на монитор - взгляд, наполненный отчетливым отвращением. - Какая же твоя главная мечта?
   - Как у всех, - Савицкий опустился на диван и воткнул окурок в хрустальные ладони. - Куча денег и доступных хорошеньких девушек.
   - А если серьезно?
   - А если серьезно, то не твое дело.
   - О, как давно не звучала эта фраза! - Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. - А я-то уж начала тревожиться.
   - Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, - он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. - В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят - красиво.
   Она удивленно повернулась.
   - Но почему именно айва?
   - Не знаю. Хочется - и все. Здесь она не растет - слишком холодно. Занятно - мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было... да и глупо.
   - А я видела, - медленно произнесла Рита, держа ворох рисунков, и отвернулась, зашелестев листами. - И это вправду красиво. Но желание, все же странное, хоть и...
   Она резко замолчала, словно ей зажали рот, и Роману, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что Рита как-то сгорбилась и словно стала меньше, подломившись в коленях. Послышался мягкий шлепок - это упали на столешницу рисунки. Рита медленно и как-то механически повернулась, свесив руки вдоль бедер и бессмысленно глядя куда-то в угол. Ее глаза были настолько пустыми, что Роману показалось - к нему обернулся зомби. Лицо было мертвенно белым, и по нему стремительно растекался холодный ужас.
   - Ты что?! - он вскочил, и порез на боку возмущенно отреагировал на столь резкое движение вспышкой боли, вызвав у него невольную гримасу. Ужас мгновенно исчез с ее лица, и за ним сомкнулось дрожащее отчуждение, словно ветви густых кустов за испуганным зверьком, всполошено кинувшимся прочь в чащу.
   - Н-ничего, - хрипловато произнесла Рита и быстро пошла через комнату к дверному проему. - Все в порядке. Мне нужно идти. Мне... - она остановилась, глядя на него. - Уже поздно, я и так засиделась, а тебе нужно... Кстати у тебя завтра выходной... нет, не только завтра... вообще приходи, когда тебе станет лучше. Я поговорю... я улажу... только проведи эти дни дома - ладно? Не ходи... оставайся дома.
   - Что случилось? - Роман пристально смотрел на нее, и она съежилась, водя глазами по сторонам, стараясь избежать его взгляда. - Что ты увидела, Рита?
   - Ничего, - удивленно ответила Рита, нервно потирая ладони. - Мне действительно пора домой. Мы мило поболтали, но, думаю, на этом стоит закончить. Не провожай меня.
   Роман медленно опустился на диван, глядя, как Рита идет в прихожую. Но, переступив порог, она вдруг развернулась, стремительно подбежала к дивану и плюхнулась на него. Вздернула голову и, глядя Савицкому в переносицу, четко и как-то торжественно произнесла:
   - Ты мне не нравишься! Мне не нравится твоя внешность, мне не нравится твой голос, мне не нравится твой характер - мне абсолютно все в тебе беспредельно не нравится!
   - Ну, ничего нового ты мне не сказала, - отозвался он ровно, заметив, как подпрыгивают на диванной обивке ее тонкие пальцы. Рита устало опустила голову, отчего золотистые пряди ссыпались ей на лицо, потом резко тряхнула ею и прямо-таки вцепилась взглядом в его взгляд - отчаянно, как утопающий цепляется за протянутую руку.
   - И я тебе тоже дико не нравлюсь! Верно?
   - Верно.
   - Слава богу, - прошептала Рита облегченно, и, прежде чем Роман успел сообразить, что к чему, подалась к нему и прижалась губами к его губам. Он ответил на поцелуй с машинальным удивлением, но почти сразу же ощутил ее ладони на затылке, на спине и притянул девушку к себе, и в этом уже не было ничего машинального. Роман чувствовал, что девушку прямо-таки колотит, но Рита не прерывала поцелуя, ее губы становились все более жадными, она тонко постанывала, ее пальцы скользили среди его волос, соскальзывали на щеки, на затылок, и во всем этом не чувствовалось ни малейшего неприятия.
   А потом вдруг все кончилось, и Рита отпрянула, опуская руки и задыхающеся бормоча:
   - Нет... нельзя... будет еще хуже, еще хуже...
   - Хуже быть не может, может быть только лучше, - Роман потянул ее обратно, и она подчинилась, безвольная, как кукла, запрокинув лицо и глядя на него отрешенными глазами, и хотя ее губы снова на мгновение скользнули по его губам, он уже понял, что продолжения не будет. Все ушло так же стремительно, как и появилось - рядом теперь было лишь испуганное существо, хотевшее только одного - сбежать. Он отпустил ее, и Рита тотчас вскочила, всполошено одергивая свитер и краснея, как школьница.
   - Я... извини, я просто... это... а-а, короче! - она как-то злобно махнула рукой и пулей вылетела в прихожую. Роман, шумно выдохнув, откинулся на спинку дивана, крепко стукнувшись затылком о стену, выругался про себя словами, которые предназначаются только женщинам и только в таких ситуациях, потом встал и, проведя ладонью по взъерошенным волосам, неспешно вышел в прихожую, где Рита отчаянно крутила ручку замка. Роман протянул руку, и Рита, отшатнувшись, прижалась к двери спиной, глядя на него так, будто он собирался запереть ее здесь и использовать для удовлетворения самых мрачных и извращенных сексуальных фантазий. Не выдержав, он усмехнулся и отпер замок, потом дернул дверь, приоткрывая. Лицо Риты стало отчаянно виноватым, но она почти сразу же выпрямилась и придала себе царственно-надменный вид, явно решив превратить бегство в благородное и своевременное отступление.
   - Ну... выздоравливай, - обронила она. - До свидания.
   - Ага, - ответил Роман беззаботно, что далось ему непросто. - Веди машину осторожней, а то разобьешься или собьешь кого-нибудь, что, конечно, хуже гораздо.
   В ее глазах полыхнуло, и она, отвернувшись, шагнула на площадку. И, когда он уже потянул назад дверь, вдруг произнесла знакомо взрослым голосом, не оборачиваясь:
   - Знаешь, твой Хазнет Фируан, конечно, великолепен, но за этим фасадом, которым ты так восхищаешься, - всего лишь голая неинтересная пещера. Там ничего нет. Мой тебе совет - если ты попадешь к нему, не заходи внутрь. На это лучше смотреть только снаружи. Мне казалось, что я нашла свой Хазнет Фируан, но когда я зашла внутрь, я не увидела там ничего хорошего.
   Рита перекинула через плечо ремешок сумочки и припустила вниз по ступенькам. Несколько секунд Роман слушал, как стучат подошвы ее кроссовок, потом захлопнул дверь, вернулся в комнату, налил себе полную рюмку коньяку и залпом выпил. Подошел к столу и задумчиво обозрел его.
   - Что же ты увидела? - пробормотал он и провел пальцами по груде рисунков - наброски зданий, законченные и только начатые. Ничто в этом не могло напугать. Роман разворошил их, разбросав по всему столу, и невольно вздрогнул, когда из-за листа с недорисованным полукруглым зданием выглянули вдруг знакомые глаза, в которых были хитринка и осознанная взрослость, - глаза, оживленные на бумаге его собственной рукой вчера ночью. Савицкий вытянул рисунок целиком и застыл, пристально глядя на улыбающееся и удивительно жестокое в своей беззаботности лицо Дениса Лозинского.
  
  VIII.
  
   Утром порез выглядел менее жутко - стянулся за ночь, подернувшись темной коркой, чуть зудел и, судя по всему, неплохо заживал - не появилось ни красноты, ни припухлости, но ощущения все равно были неприятными. Кроме того, ощутимо побаливали ушибы, и Роман, позвонив в контору и беззастенчиво соврав, что имел честь серьезно простудиться, с удовольствием провалялся в постели до десяти часов. Потом все же встал, сочтя, что пребывать в постели до обеда - это уже чересчур. После всего, что случилось, было как-то не до отдыха.
   Дымя на балконе первой утренней сигаретой, Савицкий рассеянно смотрел во двор и пытался понять причину дикого ужаса Горчаковой. Он не мог ошибиться - что-то случилось именно в тот момент, когда она просматривала его наброски. Неужели Денис? Неужели она знает мальчишку?! Неужели и она видела, как стремительно взрослеющий пацан то и дело кого-нибудь хватает за руку с летальным исходом?! Это может объяснить, почему она с самого момента их знакомства так напугана. Но не может объяснить, зачем он ей понадобился. Прознала, что у него похожие ситуации возникают и ждет момента, чтобы обсудить? Как?
   Не-не, не может быть, ерунда какая-то!
   А может, и не в рисунках дело - просто возникла вдруг в голове какая-то неожиданная мысль, воспоминание, ассоциация - да черт его разберет, что там может твориться в женской голове! Точно ясно только одно, что девчонка ведет себя насквозь алогично. Правда, против того, что началось было на диване, он ничего не имел - до того момента, конечно, как все закончилось.
   ...только проведи эти дни дома... оставайся дома...
   Роман вернулся в комнату, включил компьютер и несколько минут задумчиво смотрел на заставку. В голову ему пришла мысль, что он уже очень давно не заглядывал на авторскую страничку Ивалди... впрочем, ему и без сдвинутого писателя хватает проблем. Роман сел поудобней, после чего, войдя в Интернет, приступил к поискам. Потратив почти полчаса, он прочитал, наконец, короткое сообщение годичной давности, извещавшее о трагедии на Лозовом острове, где, во время празднования собственного дня рождения был убит довольно известный в городе бизнесмен Константин Горчаков. Следствие ведется, есть версия о заказном характере убийства. Супруга убиенного госпитализирована с тяжелейшим нервным срывом. Разыскивается брюнетка двадцати - двадцати пяти лет, скрывшаяся с места преступления.
   Савицкий закурил новую сигарету и выключил ссылку. В сущности, ему было наплевать на то, кто и зачем отправил на тот свет господина Горчакова. Если даже и Рита заказала драгоценного муженька, это ее личное дело - не такой он моралист, чтобы читать кому-то лекцию на тему "Убивать мужей нехорошо". Другое дело, что это никаким боком не касается Дениса Лозинского. А может, он пришел и взял за руку ее мужа?
   Откинувшись на спинку кресла, он закрыл глаза и увидел шрам на тонкой женской спине, ныряющий под лямку лифчика, а сразу же за ним - останки сгоревшего дома. Зачем Рита туда ездила? Что она пыталась там понять?
   Но должна же быть причина, должна!
   - Тьфу, елки! - вырвалось у Роман, он вскочил и направился на кухню с решительным намерением позавтракать - глядишь, еда и отодвинет на задний план все эти дурацкие измышления. Кроме того, действительно хотелось есть.
   Савицкий открыл холодильник и с озадаченной грустью обозрел пустые полки - только на одной стояла бутылка пива, а в ящике лежал увядший пучок укропа. Содержимое же морозилки было представлено бруском заиндевевшего сливочного масла. Приготовить завтрак из этих ингредиентов не смог бы человек даже с богатейшей кулинарной фантазией. Роман захлопал дверцами шкафов, но нашел лишь пачку соли, пустую упаковку из-под макарон, уксус и многочисленные специи. С одной из полок на него негодующе посмотрел длинноусый таракан, который был немедленно умерщвлен и переправлен в мусорное ведро. Роман выругался - и в адрес рыжего покойника, и в свой собственный, после чего оделся и покинул квартиру.
   На Тарасовском рынке, или попросту Тарасовке, царило относительное затишье - рабочий люд еще не выбегал на обеденную закупку, а большинство домохозяек уже скупило все, что надо, и удалилось к готовке и телевизорам, очередей не было, и покупатели текли редким размеренным потоком. Продавцы, покуривая, болтали друг с другом и с мобильниками, читали или играли в нарды, кто-то дремал. Между рядами и павильончиками бегала местная дурочка лет пятидесяти, закутанная в ярко-голубой дождевик, и пронзительно вскрикивала:
   - Я голубое привидение! Смотрите на меня - я голубое привидение!
   Один из продавцов, подбрасывая на ладони кубики, раздраженно попросил женщину кричать где-нибудь в другом месте, иначе он сию секунду преобразует ее в привидение летающее, и дурочка обиженно унеслась, по дороге задев Романа локтем. Он рассеянно посмотрел ей вслед, потом снова перевел взгляд на прилавки, раздумывая, что бы купить. Мимо прошмыгнул светловолосый мальчишка лет семи, и Савицкий тут же дернулся следом и, обогнав, заглянул в недоуменное детское лицо. Не Денис, конечно же. Да, так он действительно скоро станет параноиком. В Аркудинске пропасть светловолосых мальчишек.
   Остановившись, Роман принялся изучать груду рыбы на прилавке и ценники перед ней. Поодаль в лотке шевелились темно-зеленые раки, размахивая усами, то и дело какой-нибудь переползал через край лотка и устремлялся было прочь по прилавку, но продавщица подхватывала его и возвращала к собратьям. Роман сунул руку во внутренний карман куртки, приглядываясь к здоровенному губастому язю и меланхолически вспоминая те времена, когда, еще мальчишкой, каждый год все лето проводил с друзьями на реках за удочками, ночуя тут же, в прибрежном лесу...
   Долетевший с дальнего оконечья Тарасовки дикий женский вопль заставил его повернуться. Он быстро огляделся - движение было автоматическим. Нигде вокруг ни одного знакомого лица, и осознавание этого принесло с собой успокаивающий вывод - если там что и случилось, на этот раз он тут не при чем. Продавцы вытянули шеи, вглядываясь вдаль, где теснились павильоны, некоторые из них уже устремились прочь, покинув прилавки на соседей, бежала, гонимая жадным любопытством, и рыбная продавщица. Роман отвернулся и сделал шаг к соседнему прилавку, но потом решительно развернулся и быстрым шагом пошел следом за остальными. Крик не прекращался, всплескиваясь громкими всхлипывающими волнами, и он почти видел, как женщина, задыхаясь, набирает воздуха в грудь для нового истеричного вопля. Когда Роман приблизился к густеющей на оконечье рынка толпе, в крике начали различаться слова, связанные завываниями.
   - Паша!.. Паша!.. что ж это... что?!.. ну... Паша!..
   Продолжая озираться, он подошел к людям, стоявшим широким полукругом, и решительно протолкался в первые ряды, стоявшие на почтительной дистанции от происходящего, и едва Роман посмотрел в центр этого полукруга, то сразу же понял причину этой осторожности.
   Растрепанная женщина средних лет сидела на асфальте, неподалеку от разбитой бутылки пива, поджав под себя согнутые ноги, и прикрывала кричащий рот дрожащими растопыренными пальцами. Другая ее рука судорожно цеплялась за свитер бьющегося рядом мужчины, который лежал на спине, и его тело подергивалось и подпрыгивало, словно его било током. Запавшие глаза человека дико вращались в глазницах, из прыгающих губ вместе с болезненными мучительными стонами и сухим кашлем выплескивались струйки темной, почти черной крови, и Роман, чуть подвинувшись вперед и оказавшись рядом с глухо стукающейся об асфальт головой, почуял исходящий от человека легкий, но вполне ощутимый тухловатый запах. Невольно сделав шаг назад и не сводя глаз с лица мужчины, искаженного болью, Роман отметил знакомо кольнувшую его легкую странность - одежда на человеке была хорошая, добротная, но непомерно большая - дергающиеся руки болтались в огромных рукавах свитера, брюки висели мешком и с каждым судорожным движением тела, сползали все ниже и ниже, открывая белье в синюю полоску, которое, отставая в скорости, тем не менее тоже неумолимо съезжало, слишком большое для своего владельца. Савицкий вздрогнул, внезапно осознав, что лицо, на которое он смотрит, словно уменьшается на глазах - щеки вваливаются, сухая серая кожа все туже и туже обтягивает кости черепа. В памяти отчего-то всплыло ученое слово "кахексия"1, которое любила употреблять одна из его медицинских подружек. Народ испуганно гудел вокруг, и из обрывочных фраз Роман смог понять лишь то, что мужчина покупал в ларьке пиво и с ним, похоже, вдруг случился какой-то припадок, хотя часть публики склонялась к тому, что это инфекция.
   - ... да что ж за инфекция?!.. - вскрикнул кто-то позади Савицкого. - Я ж его только что видела... нормальный мужик... а теперь прямо скелет!.. Танька, пошли отсюда!
   - "Скорую" вызвал кто-нибудь? - осторожно спросил Роман у человека, который справа от него что-то возмущенно бормотал о массовых экологических загрязнениях, и тот кивнул, не сводя взгляда с мужчины, который и вправду уже походил на обтянутый кожей скелет. Скрюченные пальцы, прыгавшие по асфальту, напоминали прутики, ботинки свалились со ступней, носки сползли к щиколоткам, брючины болтались на ногах, словно на ручках швабр. Лимфатические узлы на шее раздулись до размера сливы, сама же шея стала тонкой, как трость. С дернувшейся правой руки слетело обручальное кольцо, с легким призрачным звоном прокатилось мимо пивной лужи, чем-то напоминавшей сильно смазанную римскую "VI", и исчезло где-то под ногами столпившихся людей. Женщина, глядя вокруг бессмысленными глазами, снова и снова повторяла имя мужа осипшим голосом, продолжая подвывать. Ее рука дернула свитер в очередной раз, слабо бьющееся тело чуть приподнялось, и свитер задрался, обнажив страшную яму вместо живота и костистые полукружья ребер. Кто-то в толпе завизжал, послышался топот бегущих прочь ног.
   - Наконец-то! - сказали рядом с Савицким, и он, вздернув голову, увидел въезжающую за ограду рынка машину "скорой". В тот же момент женщина вдруг резко замолчала, и Роман, снова взглянув на мужчину, увидел, что тот лежит неподвижно, глядя куда-то в сторону пустым взглядом и распахнув окровавленный рот, - жуткая костлявая маска. Ему вспомнились тела узников концлагеря из военной кинохроники, и Роман начал медленно отступать, не в силах оторвать взгляда от страшного мертвого лица, и лицо это плыло, подергивалось рябью, и сквозь него проглядывали другие мертвые лица - распухшее и посиневшее, бледное и забрызганное кровью, мокрое и измазанное розовой пахучей пеной, белое и серебрящееся инеем. И когда он повернул голову, то увидел еще одно, тоже кажущееся мертвым, - словно вспышка в волнующейся толпе - застывшее, жесткое, с царапиной на скуле, глядящее на мертвеца суженными глазами.
   Он хотел было окликнуть ее, но Рита, хоть и не заметившая его, словно почуяла это и, отступив назад, мгновенно исчезла из вида, и на том месте, где она только что была, теперь покачивалось незнакомое женское лицо в солнечных очках. Роман огляделся, потом кое-как прорвался через месиво людских тел и, оказавшись на свободном пространстве, огляделся снова. Нет - пропала вздорная кошка. Уж не почудилась ли она ему?
   Савицкий повернулся и медленно побрел к распахнутым железным воротам. В голове у него стучало, ноги были как ватные. Он не видел Дениса, не видел, но это было так похоже... Он пришел слишком поздно, он мог бы и вообще не пойти... значит, это все же не связано с ним, не связано... Но мысль не принесла облегчения. В голове по кругу крутилось ученое слово, и Роман никак не мог остановить это кружение. Кахексия... Внезапная кахексия... но она не бывает внезапной, невозможно это, как невозможно замерзнуть в десять градусов тепла или утонуть в трамвае. Но он видел... и не только он, все видели. Внезапная... Одежда - конечно же она была нормального размера, просто тот, на кого она была надета, внезапно похудел - внезапно... настолько внезапно, что это его убило. Нет смысла зацикливаться на возможно-невозможно - это произошло внезапно... а эти проклятые красные кружевные трусики - конечно же, они тоже были нормального размера, просто она тоже похудела - внезапно... Но это была другая худоба, она не была нездоровой, она была естественной, подходящей по возрасту. Роману вспомнился разговор в соседней комнате, и он замедлил шаг, пронзенный внезапной мыслью - не такой уж невероятной на фоне всего происшедшего.
   Аберман не просто похудела. Она помолодела.
   Роман перешел улицу и, завернув за угол, оказался на маленькой детской площадке. Не глядя по сторонам, опустился на первую попавшуюся скамейку рядом с поскрипывающими висячими качелями и закурил, тупо разглядывая свои ботинки. И не особенно удивился, когда спустя секунду рядом весело сказали:
   - Законы действия - великая вещь. Я уж думал, мне придется тебе ручкой махать, но ты пришел. Ты всегда приходишь, и это весьма приятственно.
   Роман поднял голову и зло взглянул в смеющиеся сине-зеленые глаза сидящего на качелях Дениса. Он был в легких серых брюках и ярком цветном свитерке, коротко остриженные светлые волосы весело топорщились во все стороны. Симпатичный беззаботный мальчишка лет десяти-двенадцати, у которого, казалось, не существует и никогда не будет существовать никаких жизненных сложностей.
   - Это твоя работа - там, на рынке? - спокойно спросил Савицкий, не двигаясь - двигалась только его рука с сигаретой, поднимавшаяся к губам. - Что это было?
   - Печальная история, - Денис болтнул в воздухе выпрямленными ногами и начал тихонько раскачиваться. Старенькие качели пронзительно поскрипывали. - Одна из множества печальных историй, но теперь она закончилась, как скоро закончатся и все другие истории.
   - Значит, это не последняя история? - Роман выдохнул дым, небрежно глядя на мальчишку и готовый в любой момент сорваться с места и наброситься на него. - Зачем же ты устраиваешь все эти истории?
   - Мне нравится, что ты, в первую очередь, не выспрашиваешь о технике процесса, - Денис уважительно покивал. - Ты хочешь знать причину. Оно и правильно, потому что, в сущности, никакой техники не существует. Все просто происходит. Потому что так задумано. Я лишь содействую этому. Соответствую самому себе. Потому что я полностью закончен.
   - Хочешь сказать, что это задумал не ты?
   - А ничего я не хочу сказать, - Денис чуть свесился вперед и склонил голову набок. - Какая разница, кто это задумал. Важно, что он задумал.
   - Кто ты такой? - Роман покатал сигарету в пальцах. - Призрак что ли?
   Мальчишка искренне расхохотался.
   - Когда ты держал меня за руку - разве это была рука призрака, дядя Рома? Впрочем, - он задорно подмигнул Савицкому, - может и призрак, черт его знает! Я никогда не задавался этим вопросом. Думаешь, стоит? А-а, понимаю, - Денис шутливо погрозил пальцем, - для тебя ведь это принципиально важно. Призрак витает себе и витает - чего ж тут поделать, а вот существо материальное можно и прибить, верно, дядя Рома? Так вот, прибить меня никак нельзя. Изменить - можно, а вот прибить - нет.
   - Изменить? - осторожно переспросил Роман. Денис покачал головой.
   - Не трать время попусту. Ты и так за свою жизнь его потратил достаточно много. Знаешь, дядя Рома, мне тебя искренне жаль. Это так грустно, что мы познакомились не сразу, знать бы - эх! - он мечтательно возвел глаза к небу. - С тобой-то гораздо интересней, столько неожиданностей.
   - Чего ты ко мне-то прицепился? От меня-то тебе что надо?
   - От тебя? - казалось, Денис удивился. - Ничего. Просто ты часть меня, вот и все. Вы все теперь часть меня, а не просто рядовые жители этого дурацкого города! И не надо так со мной, дядя Рома - ишь, "прицепился" - ну что за пренебрежение?! Ты ведь должен быть мне благодарен.
   - Да неужто? Это за что же? - Роман криво улыбнулся, и Денис пожал плечами.
   - За что? Ты все еще жив.
   Фраза стукнула его тяжело, как брошенный камень, и Роман мрачно посмотрел на почти докуренную сигарету. Внезапно он осознал, что сидящее перед ним беззаботное существо, кем бы оно ни являлось, действительно в состоянии сотворить что угодно - с ним, с кем-либо другим - и он, Роман, никак не сможет этому помешать. А может, и сможет - нужно только понять, что к чему.
   - Вижу, пошла напряженная работа ума, - произнес Денис с некой насмешливой заботой, и Роман поднял голову, устало глядя на него. - Ну, думай, бога ради, потому что очень скоро думать станет некогда. Глупый человек, странный человек, отрезавший от себя весь мир и, в то же время, иногда заботящийся о нем больше, чем этот мир заботится о нем. Но это бывает так редко... и большей частью ты похож на остальных. Ты спросил, кто я? На самом деле, я могу быть кем угодно. Я могу быть даже воплощением твоих неродившихся детей, дядя Рома. Мальчика и девочки. Двое из твоих подружек сделали аборт, даже ничего тебе не сказав. Они даже не попросили у тебя денег. Ты представляешь себе, кто ты, Савицкий, если ни одна из этих женщин не решилась сказать тебе, что беременна? Ты один, Рома. У тебя, конечно, будет еще очень много женщин, но ты всегда будешь один, и когда-нибудь ты поймешь, что, на самом деле, быть одному не так уж здорово. Но будет уже слишком поздно. Правда, это лишь один из вариантов того, как сложится твоя жизнь. Есть и другой.
   - Какой же? - осведомился Роман, с досадой заметив, что его голос слегка дрогнул.
   - Более увлекательный... и гораздо более короткий. И знаешь, в чем прелесть? - Денис широко улыбнулся. - Тебе не придется мучиться выбором. За тебя уже выбрали.
   - Надо понимать, и я... - Роман, длинно присвистнув, ладонью изобразил падающее тело, потом шлепнул себя по колену и усмехнулся. Денис, наблюдавший эту пантомиму, неожиданно обиделся.
   - Неужто ты из тех, кто, открыв первую страницу книги, почти сразу же заглядывает на последнюю?! Не зли меня, иначе я подумаю, что зря растянул твое существование!
   В глазах, смотревших на Романа, вдруг загорелся холодный зеленый огонь, как у притаившегося в полумраке кота, а разъехавшиеся в широкой улыбке губы открыли два ряда белоснежных треугольных зубов, казавшихся очень острыми. Между зубами чуть подрагивал узкий, похожий на змею черный язык. Денис улыбнулся еще шире и провел по железным стержням, на которых висели качели, пальцами с длинными молочно-белыми когтями, и из-под когтей раздался противный скрежет.
   - Впечатляет, - Роман закурил новую сигарету. - Надо полагать, мне следует с громкими воплями пуститься наутек?
   - Да шучу я! - Денис расхохотался, опуская руки. Теперь он снова имел насквозь обычный облик, и во рту поблескивали крепкие здоровые детские зубы. - Все ж таки, сплошная мистика, надо иногда соответствовать внешностью.
   - А чего ж все время так не ходишь?
   - Потому что я не такой, - Денис снова принялся раскачиваться, закинув голову. Неподалеку от них резко притормозила белая "тойота", из которой тотчас же вылетела растрепанная зареванная девица. Следом за ней высунулся полупьяный мужчина и, успев ухватить ее за руку, потянул обратно, заорав:
   - Ты мне еще гонор будешь показывать, сука?!
   Девица немного потрепыхалась, потом огрела его по лицу сумочкой, выдернула руку и унеслась в глубь дворов. Двое молодых людей, наблюдавших неподалеку эту сцену, засмеялись и пошли дальше, миновав старуху, которая, кряхтя, собирала высыпавшуюся из разорвавшегося мешка картошку.
   - А ты никогда не задумывался, почему все это происходит именно здесь? Почему именно здесь это стало возможным? В этом месте, населенном церквями и равнодушием? - Денис кивнул влево, где за домами виднелся краешек шпиля Иоанновской церкви. - Святость здесь набрасывают, как вуаль, на безобразие своей души. Здесь все так усиленно молятся и так усиленно крестятся - крестятся теми руками, которых они никогда никому не протягивают для помощи. Я никогда не мог понять, зачем в одном городе столько храмов, зачем? Здесь давно живут одни лишь призраки, а призракам бог не нужен. Им вообще ничего не нужно. Им нужно только, чтобы их не трогали.
   - Глупости все это, - раздраженно ответил Роман, разглядывая его и пытаясь понять, с чем же, все-таки он столкнулся. - Все города похожи один на другой и во всех живут самые разные люди. По всему миру.
   - Но я-то здесь, - насмешливо заметил мальчишка. - Этот город - часть меня, а я - часть его - часть его безграничного любопытства, его зависти, его трусости и его равнодушия. Насчет зла есть множество мнений, но самое страшное зло - это не убивцы с топорами и прочие, им подобные. Самое страшное зло - это равнодушие. "Не мое дело" рядовых и полное пренебрежение власть имущих. Я не знаю, как везде. Мне все равно, как везде. Я всегда был здесь. И если бы ты знал, - лицо Дениса внезапно исказилось судорогой, - если б ты только знал, как я ненавижу этот город! Это проклятое болото с его показной святостью!
   Слушая его, Савицкий внезапно почувствовал странное ощущение "дежа вю" - и эти фразы, и сказанные ранее - когда-то он уже сталкивался с ними, они были ему знакомы, но он никак не мог вспомнить откуда. Денис уперся пяткой в землю и остановил качели, пристально глядя на него.
   - Я могу тебе только одно посоветовать, - спокойно сказал он. - Живи, как прежде, и не пытайся ничего предпринимать - ты все равно ничего не сделаешь, только потратишь время, а время для тебя сейчас драгоценно. Все будет идти своим чередом и ты будешь это видеть. Увы, это неизбежно, тебе придется все видеть. Я понимаю, это неприятно, но это, поверь мне, не такая уж большая плата за лишнее время жизни.
   - Ты только что разглагольствовал о равнодушии, а теперь требуешь его от меня? - Роман вздернул бровь. Денис, хмыкнув, встал, наклонился и поднял с земли обломок сухой ветки.
   - Это не будет равнодушием. Это будет лишь вечным опозданием, - он опустился на корточки и принялся что-то чертить в пыли. - Ты ведь всегда опаздываешь, дядя Рома, согласись. Они все равно умирают.
   Роман бросил окурок, с ненавистью глядя на склоненный светлый затылок и изо всех сил заставляя себя думать, что это - не затылок ребенка. Он перевел взгляд на лежащий неподалеку булыжник с неровными краями, потом снова на склоненный затылок.
   - Сломавшийся нож - конечно, твоя работа?
   - Ага. Тебе пока не время умирать. А потом так вовремя подоспела дама, но за ее действия я ответственности не несу.
   - Ты знаешь Риту Горчакову? - тихо спросил Савицкий. Мальчишка вскинул на него глаза и вдруг расхохотался, чуть не потеряв равновесие.
   - Знаю ли я Риту Горчакову?! Ох, ну и вопрос! Знаю ли я Риту!.. Я знаю лишь то, что Рита Горчакова - редкостная сука, вот что я тебе скажу! Хотя многие ее поступки не лишены логики.
   - Так каким она здесь боком?
   - Обоими, - Денис снова вернулся к рисованию. - Отстань со своими дурацкими вопросами, а? Я и так тебе много сказал. В виде аванса могу и больше сказать, вернее, дать еще один совет. Если хочешь искать помощи для себя - рассказывай об этом всем подряд, но если хочешь помочь другим - не рассказывай никому.
   - Могу загреметь в психушку и испортить всю задумку? - с невеселой усмешкой пробормотал Роман. Денис покачал головой.
   - Нет. Дело в том, что тебе могут поверить.
   От тона, каким были произнесены эти слова, Савицкий ощутил в затылке щекочущий холодок. Денис выпрямился и задумчиво посмотрел на свое произведение. Рисунок больше всего напоминал три выстроенные в ряд шестиконечные снежинки, какими их обычно рисуют маленькие дети.
   - Что это значит? - поинтересовался Роман, очень осторожно приближаясь к нему и вцепившись взглядом в тонкую детскую шею. Денис повернул голову и улыбнулся - открыто, дружелюбно, солнечно.
   - Это значит, что мне пора.
   Он вдруг проворно крутанулся на одной ноге, поднырнул под рукой, уже протянувшейся, чтобы схватить его, и проворно помчался прочь по улице.
  
  * * *
   Роман кинулся следом, оттолкнув с дороги двух удивленных женщин, метнулся за угол, куда юркнул Денис, и застыл на мгновение, всполошенно выискивая мальчишку среди потока прохожих, потом углядел светловолосую голову в добрых двух десятках метров от себя, и снова ринулся вперед, расталкивая и сшибая людей и волоча за собой шлейф возмущенной ругани. Разогнал стайку мамаш с колясками, которым вздумалось поболтать посередине улицы, перемахнул через очень удивленного питбуля, загораживавшего дорогу, врезался в чье-то тучное тело, оглушительно пахнувшее дешевыми духами, потом еще в кого-то. Рядом кто-то ахнул, но он уже снова бежал вперед и видел только одно - стремительно удаляющуюся светловолосую голову. Через десяток метров он налетел на грузчика, несущего к павильону паки с газированной водой, они оба повалились на землю, и бутылки весело покатились во все стороны под ноги прохожим. Роман чувствительно стукнулся затылком об асфальт и на мгновение ощутил желание отказаться от погони.
   - Ты охренел?! - негодующе заорал опрокинутый грузчик, перевернулся и набросился было на него, но Савицкий пнул его в грудь обеими ногами, отбросив назад, вскочил и снова бросился бежать. Светловолосая голова по-прежнему мелькала далеко впереди, поток прохожих заметно поредел, открывая пространство для обзора, и Роман увидел, как бегущий мальчишка вдруг резко остановился и цапнул за руку мужчину в сером костюме, открывавшего дверцу серебристого "фиата". Мужчина резко выпрямился, глядя куда-то вбок, потом быстро распахнул дверцу, и Денис юркнул внутрь. Мужчина прыгнул следом, хлопнула дверца, и "фиат", заурчав двигателем, сорвался с места в тот самый момент, когда Роман уже почти добежал до него, и ему показалось, что в заднем стекле он видит улыбающееся лицо Дениса, с издевкой машущего ладошкой. Не останавливаясь, он перемахнул через ограждение, удерживая взглядом серебристую машину, которая, развернувшись и, с полным презрением к правилам, метнулась на кольцевую, ловко проскочив между двумя маршрутками на соседней полосе. Роман огляделся - нет ли поблизости таксистов, но тут возле него притормозила ярко-красная "восьмерка", невежливо толкнув его крылом, и ее передняя дверца распахнулась точно сама собой.
   - Живо! - страшным голосом заорал Нечаев, и Роман, не тратя времени на изумление, плюхнулся в машину и захлопнул дверцу. "Восьмерка", последовав примеру "фиата", произвела легкий переполох в стройном ряду автомобилей, обогнула клумбу и помчалась следом за юркой серебристой машинкой, которая продолжала нарушать все мыслимые и немыслимые правила.
   - Козел! - бушевал Валерий, зло колотя ладонью по клаксону. - Что этот мудак творит - на тот свет захотел?! Да я его... блядь! - он крутанул руль, обходя вылетевший из поворота джип. Просигналив, тот дернулся в сторону, и сзади раздался целый всплеск негодующих гудков. Впереди "фиат" вылетел на встречную, потом дернулся обратно, на освободившееся в ряду место, а маршрутка на встречной, вильнувшая немного запоздало, отчаянно визжа тормозами, с громким лязгом впечаталась в крыло шедшему перед "восьмеркой" старенькому "рекорду", тот развернуло, но Валерий успел выкрутить руль, и машина выпорхнула на тротуар, разгоняя прохожих, в панике кинувшихся во все стороны. Пролетела несколько метров, потом проскочила между двумя стволами старых берез и снова оказалась на трассе.
   - Вон он! - Савицкий ткнул пальцем в направлении мелькнувшего впереди "фиата". - На Павловский сворачивает!
   - Вижу - не слепой! - рявкнул Нечаев в перерыве между страшнейшими богохульствами, совмещенными с яркими живописаниями сексуальных привычек водителя "фиата". - Пристегнись, а то ты мне, на хрен, стекло башкой высадишь! Это и есть твой пацан?! Какой же он, к... четырехлетний?! Ему ж не меньше десяти!
   Роман ошарашенно посмотрел на него, не веря своим ушам.
   - Ты его видел?!
   - Ну да, - нетерпеливо ответил Нечаев, яростно крутя руль. - Цветной свитер, светлые волосы. Видел, как ты за ним по улице несся, как он Шмаева за руку схватил. Они, значит, знакомцы, иначе чего тот его в машину пустил?! Да еще теперь и... твою!.. куда ж тебя несет?!
   Впереди снова раздался грохот, и "восьмерка" дернулась в сторону, огибая две столкнувшиеся иномарки. "Фиат" немного приблизился и теперь ехал относительно ровно, словно водитель, до этого момента пребывавший без сознания, неожиданно пришел в себя.
   - Почему ж ты не видел его в трамвае?! - заорал Роман, и Валерий тоже заорал в ответ:
   - Откуда я знаю?! Но я вижу его сейчас - этого довольно!
   - Черт! - Роман глубоко вздохнул, следя взглядом за серебристой машиной. - Не хотелось бы пугать тебя, старлей, но, по-моему, это очень плохо.
   - Хуже того, что я занимаюсь какой-то непонятной херней, быть не может! - рявкнул Нечаев, потом скосил глаза на Савицкого. - Слушай... я так понимаю, если мы Шмаева не догоним, ему хана?
   - По-моему, ему уже хана, - негромко ответил Роман. - И это не зависит от того, догоним мы его или нет.
   - Елки, знал бы - сразу взял бы его за шкирку и... - Валерий зло ударил ладонью по рулю. - Да, интересно, и куда бы я его "и..."?!
   - А, начинаешь соображать?
   - Да пошел ты!..
   - Полчаса назад на Тарасовке мужик скончался очень странным образом. Куда ты, говоришь, мне идти?
   - Не может быть!
   - Кто он такой, этот Шмаев? Откуда ты его знаешь? Что ты вообще тут делал?!
   - Судя по изумительно глупым вопросам, это не твои шуточки, - с мрачной досадой констатировал Валерий.
   - Ты о чем?!
   - Потом! - он нетерпеливо отмахнулся, беззастенчиво, вслед за "фиатом", проскакивая на запрещающий сигнал светофора. Серебристая машина пролетела еще несколько кварталов, перемахнула через протоку, то и дело выпрыгивая на тротуар и скрежеща боком по перилам моста, с которого Роман ночью смотрел на город, развернулась и понеслась в сторону, противоположную той, где на него напали. Свернула на узкую улочку и весело запрыгала по брусчатке.
   - Не пойму - он едет куда-то или так - катается, - недоуменно пробормотал Нечаев. Словно услышав его вопрос, "фиат" свернул направо, вдруг прибавил скорости, снова свернул и как-то косо вылетел на большую площадку перед нарядным зданием музыкального училища. Развернулся и резко затормозил, вывернув колесами пучки травы, проросшей между плитами.
   Из машины никто не вышел.
   - Тормози! - крикнул Роман, Нечаев ударил ногой по педали, и "восьмерка" остановилась на противоположном краю площадки. Несколько секунд они сидели и молча смотрели на мерно мигающий правый габаритный огонь "фиата", потом Савицкий, отстегнув ремень безопасности, выскочил из машины, с другой стороны вылетел Валерий, и тотчас, словно дожидаясь их появления, дверца с водительской стороны "фиата", распахнулась, и из машины вылез Шмаев - бритоголовый мужчина лет тридцати пяти со ссадиной на лбу и перекошенным от ярости лицом.
   - Я тебе, мудак, сейчас яйца оторву и в глотку затолкаю! - заорал он еще издалека, не делая, впрочем, попытки отойти от "фиата". - У меня ж ребенок в машине!.. Да я!.. - Шмаев вскинул руки, словно призывая на них обоих гнев господень, и на его правом запястье под подернувшимся рукавом пиджака блеснули золотистые часы, на которых тут же весело заиграли солнечные лучи. Валерий свирепо двинулся вперед, явно намереваясь высказать Шмаеву все, что думает о его навыках вождения. С лестницы училища на них с интересом глазела стайка подростков.
   - Стой! - Роман, вдруг кинувшись следом, схватил его за плечо. Он не знал, зачем это сделал - то же звериное чувство, заставившее его ночью прянуть в сторону возле парапета. Валерий зло вырвался, и в тот же момент фигура стоявшего возле машины человека вдруг оделась огнем с ног до головы - мгновенно, словно Шмаев был сделан из соломы, пропитанной авиационным бензином. Долю секунды он продолжал стоять - пылающая фигура со вскинутыми руками - зрелище, несмотря на жуткость, удивительно красивое. С лестницы плеснулся всполошенный крик и смешался с другим криком, наполненным ужасом и болью. Живой пылающий факел заметался перед "фиатом", нелепо размахивая руками, похожими на огненные щупальца, и Валерий хрипло выдохнул, глядя на горящего человека широко раскрытыми глазами, потом снова дернулся вперед, но Роман резко вскинул руку поперек его груди, и Нечаев налетел на нее.
   - Он мертв, не подходи, - хрипло и устало сказал Савицкий. Валерий яростно посмотрел на него, перехватил за руку, чтобы вывернуть из сустава и отбросить Романа прочь, перевел взгляд на огненную фигуру, уже молча валившуюся на асфальт, и отпустил руку. Огонь угасал так же стремительно, как и появился, оставляя после себя страшное черное обугленное нечто, скорчившееся на асфальте, прижав колени к груди. Зубы, лишившиеся прикрывавших их губ, тускло поблескивали в жутком оскале. Роман попятился, таща за собой Валерия и почему-то неотрывно глядя на закопченные часы, с нелепой нарядностью сияющие на обгорелом запястье мертвеца. Ему казалось, он слышит, как они тикают, отсчитывая время. Его время.
   - Пацан... - прошелестел Нечаев, глядя на "фиат". Роман покачал головой.
   - Нет его там уже, можешь не сомневаться.
   - Уходи! - резко сказал Валерий, останавливаясь, и оттолкнул его назад. - Живо! Я тут сам разберусь... Иди домой и сиди там - понял?! Никуда не выходи! Я заеду - надеюсь, скоро... позвоню... Да иди же ты, не стой! Бегом, тачку поймай! Быстрей, народ тащится, сейчас половина города сбежится!
   Задавать вопросы времени не было - по площадке действительно уже бежали люди, и Роман, развернувшись, сбежал по склону, все еще слыша за спиной нарастающее, как гул сходящей лавины, дробное тиканье часов. Мимо него, по дороге к трассе пронеслась машина, развернулась и юркнула в соседний "рукав" - стремительно, но все же он успел ее заметить и с усталым удивлением подумать о том, что в городе не так уж много темно-фиолетовых "мини куперов".
  
  * * *
   Валерий объявился только ранним вечером. До того момента, как раздался звонок в дверь, Роман успел сотни раз прокрутить в голове случившееся, обдумать каждое слово Дениса и прийти к выводу, что ровным счетом ничего не понимает. Ясно только одно - его, Романа, ждет та же участь, что и остальных. В один прекрасный день подойдет к нему светловолосый мальчишка, которому, возможно, будет уже лет пятнадцать, и он, Роман, вспыхнет синим пламенем, али растечется неприглядной лужицей по асфальту после воздействия неведомой кислоты, а то и попросту свалится в Аркудово с катера, и его обглодают неизвестно откуда взявшиеся пираньи. Денис высказался предельно ясно - у него осталось мало времени. Но почему у него вообще есть время? Почему он не умер три недели назад, когда четырехлетний малыш, встав с придверного коврика, ухватил его за руку? И при чем тут, черт ее дери, мадам Горчакова? Вздорной кошке вздумалось и сегодня его отслеживать? Других дел у нее нет, что ли?
   И все же, где он мог слышать эти фразочки, которые произносил Денис? Определенно ведь слышал.
   И все эти погибшие - как он их выбирает, по какому принципу? Хватает первого встречного? Нет, вряд ли. Должна существовать какая-то закономерность. Все, что происходит, имеет свою причину.
   Интересно, какую?
   И кто этот Денис?
   Вернее, что он?
   А может и призрак - черт его знает!
   И все ж таки, как трудно отделаться от мысли, что перед тобой не обычный худенький мальчишка, а нечто... что, на самом деле, может быть чем угодно.
   Из прихожей долетел дребезг дверного звонка, и Роман, бросив карандаш, встал с пола. Задумчиво посмотрел на рисунок - лицо беззаботного двенадцатилетнего мальчишки, в глазах которого едва-едва угадывается нечто затаенно-хищное, недоброе. Слишком взрослые глаза для такого лица. Теперь, когда Денис стал еще старше, в его лице чудилось нечто смутно знакомое, чего он не замечал прежде. Нос, линия подбородка, глаза... Нет, ничего.
   В дверь снова зазвонили - длинно, требовательно, потом в нее бухнул чей-то тяжелый кулак.
   - Иду-иду! - проскрипел Роман, выходя в прихожую. - И хто там?
   - Откройте, люди добрые, - зло сказали из-за двери. - А то щас дверь вынесу!
   - Какой сюрприз! - устало произнес Савицкий, отпирая дверь. - Вы еще кипятите? Тогда мы идем к вам... ах, незадача, это ж ты к нам пришел.
   - Отложи свои шуточки - у меня был тяжелый день, - Нечаев мрачно ввалился в прихожую, и Роман хмыкнул, запирая за ним дверь.
   - А у меня он был легкий - порхал, аки бабочка. Получаю большое эстетическое удовольствие, когда вокруг народ мрет, да еще таким затейливым образом.
   Валерий что-то злобно пробурчал, сбрасывая ботинки, прошел в комнату и остановился, задумчиво оглядываясь и шевеля пальцами ног в носках.
   - Выпить есть? - простецки осведомился он. Роман кивнул, отходя к бару.
   - Да только выпить и есть. Ай-ай, Валерий Петрович, пить с подозреваемым...
   - Подозреваемый... сказал бы я тебе, кто ты! - Валерий плюхнулся на диван, потом наклонился, подобрал с пола рисунок и хмуро обозрел его. Покачал головой и бросил рисунок на журнальный стол. Вернувшийся Роман поставил на столешницу бутылку с остатками коньяка и две рюмки. Налил. Валерий сразу же схватил свою, выплеснул в рот и, откинувшись на спинку дивана, с хриплой ошарашенностью спросил:
   - Во что я влип, а?
   - Понятия не имею, - Роман тоже опустился на диван и сунул в рот сигарету.
   - А, по-моему, очень даже имеешь. Слышь, Савицкий, не виляй!
   - Да мне и нечем - утратил хвост в процессе эволюции.
   Валерий лаконично охарактеризовал его эволюцию распространенным непечатным словом и дернулся в сторону, явно намереваясь ухватить Романа за рубашку, но тот уклонился, и рука Нечаева лишь мазнула его по боку, на что вчерашний порез сразу отреагировал вспышкой боли. Роман ругнулся и отпихнул его.
   - Старлей, я ж тебе не баба, чего ты меня на диван заваливаешь?!
   - А чего у тебя там? - озадаченно спросил Нечаев.
   - Отверстие, не предусмотренное природой, - сердито ответил Роман, нежно погладив бок.
   - Откуда?
   - Само образовалось. Прямо мистика - может, в институт какой позвонить?
   - Мистика... - Валерий снова вклеил непечатное слово. - А серьезно?
   - Ножом задели ночью. Ребята какие-то наехали - уж не знаю, чем я им не глянулся... А может, международный день киллера отмечали. Кстати, странно, что до сих пор не ввели такой праздник - тоже ведь, как бы, работники... Ладно, - Роман стряхнул пепел в хрустальные ладони, - я так понимаю, ты ведь не на мое прекрасное лицо поглядеть пришел?
   - Удачно, что на тебя никто не обратил внимания, иначе мне пришлось бы объяснять, почему я гоняюсь за одним подозреваемым в обществе другого подозреваемого, - Валерий задумчиво посмотрел на потолок.
   - А Шмаев был подозреваемым? - удивился Роман. Валерий неохотно кивнул.
   - К счастью, иначе мне пришлось бы что-то выдумывать... По ограблению одного антикварного салона на прошлой неделе. Услышал - и забудь, потому что на самом деле я пас его не только по этой причине. Специально взялся подмогнуть одному из наших.
   - По какой же?
   Валерий вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и бросил его на колени Савицкому.
   - Вот по этой. Какая-то бабулька занесла утром, дежурному отдала. Обычная бабулька - никто ее не запомнил, впрочем, и повода не было ее запоминать. Конверт был на мое имя, сказала, что это благодарственное письмо...- Нечаев нецензурно прошелся в адрес подательницы письма и самого письма.
   - Я тебе его не посылал, если ты об этом.
   - Это я уже понял. Гляди, не стесняйся.
   Роман развернул лист и озадаченно уставился на него. Это был отпечатанный на компьютере список имен и фамилий, расположенных группками и поодиночке.
  1. Стелла Лячина.
  2. Андрей Лещук.
  3. Татьяна Дзевановская.
  4. Ольга Аберман Сергей Спирин.
  5. Татьяна Назаревская Борис Маринчак.
  6. Руслан Шмаев Павел Писменский?.
  7. Марина Крицкая.
  8. Дмитрий Гельцер Ксения Шайдак.
  9. Юрий Семыкин Илья Безяев Альбина Оганьян.
  10. Виктория Корнейчук.
  11. Владимир Зощук Елена Токман Роман Савицкий.
   - Это еще что значит?! - его палец ткнулся в последнюю фамилию, потом медленно пополз вверх. - Аберман, Назаревская, Шмаев... Это ж покойники! Те...
   - Сообразил? - Нечаев закурил, пристально глядя на него. - Еще наблюдаешь знакомые фамилии... кроме собственной, конечно?
   - Дмитрия Гельцера одного знаю... Мэн бизнеса, но никаких гарантий, что это именно он. Остальные... - Роман покачал головой. - Нет, никого.
   - Я когда этот список увидел, меня чуть удар не хватил, - Валерий наклонился и подобрал с пола карандаш. - Знаешь, почему?
   - Представляешь, не знаю, - не без раздражения отозвался Савицкий. Валерий хмыкнул, взял у него лист и карандашом поставил галочки возле каждой фамилии вплоть до седьмого пункта, закончив Писменским, потом протянул список обратно Роману.
   - Как думаешь, почему я это сделал?
   Роман запустил пальцы в свои волосы, суженными глазами глядя на отмеченные фамилии, потом медленно перевел взгляд на Нечаева.
   - Они...
   - Да, - тот кивнул. - Они все погибли. Убиты или погибли - уж не знаю, как назвать. И, между прочим, некоторых ты знаешь - вернее, видел. Спирина сбила машина на твоих глазах. Маринчак - тип, которого бригада "скорой" обнаружила в совершенно мерзлом состоянии. Писменский - мужик, который умер сегодня утром на рынке... кстати, знаешь, от чего он умер? Рак пищевода, предел четвертой стадии... вернее... - Нечаев озадаченно моргнул, - у него налицо все признаки. Но неделю назад он проходил медосмотр, он был совершенно здоров. И, судя по всему, отлично себя чувствовал, когда пришел на рынок. И по словам жены, и по описаниям... - он покачал головой и посмотрел на свою ладонь, - он выглядел...
   - Я понял, - перебил его Савицкий, - он выглядел обычным мужчиной, здоровым, в теле, который покупал в ларьке пиво, и вдруг за несколько минут превратился в мумию.
   - Даже я, очень далеко не врач, знаю, что так не бывает. У него... сплошные метастазы, опухоль уже проросла в легкие, в аорту, в диафрагму... На то, чтобы рак развился до такой степени, нужно не менее нескольких месяцев... А если даже отбросить все показания, представить, что не было никакого медосмотра, или был, но с другими результатами, представить, что он именно... этот человек в таком состоянии не смог бы даже выйти из дома.
   - Как и Назаревская, - медленно произнес Роман. - Есть версия?
   - У меня пока нет, - на лице Валерия появилось недовольство, - у тех, кто им до сих пор занимается, версий целая куча, но все они состоят исключительно из длинных научных терминов. Насколько мне известно, они собираются связываться с московскими специалистами-онкологами. Допускают, что это некая новая разновидность.
   - Сволочь! - Роман стукнул кулаком по столешнице, вскочил и тяжело заходил по комнате, потом остановился и с подозрением взглянул на Нечаева. - А ты-то как все это узнал?
   - Если я что-то хочу узнать, я это узнаю, - спокойно и без всякой рисовки ответил тот. - Я также знаю, что квартиру Писменских сейчас осматривают на предмет радиоактивных материалов, даже стены ковыряют, но что-то кажется мне, ничего они не найдут. У Шмаева такой вид, будто его сунули в мусоросжигательную печь в самый разгар ее работы. Им займутся только завтра утром, будут изучать химический состав того, что осталось - ты ведь знаешь, существует немало способов заставить человека загореться вот так вот запросто - одежда, пропитанная какой-то дрянью, что-то в крови или на коже и крохотная химическая бомбочка с таймером - ну, скажем, в кармане. Только мне кажется, и тут они ничего не найдут.
   - А часы? - вдруг спросил Роман. - Часы Шмаева? Они ведь целы?
   - Даже не оплавились. Тикали, как новенькие, когда его увозили.
   - Он надо мной издевается, - зло процедил Роман. - Эта маленькая тварь надо мной издевается! И говорящая покойница мне не померещилась - тоже его шуточки!
   - А вот можно поподробней и не так сумбурно? - с неожиданной мягкостью попросил Нечаев. Роман сел на диван, закурил и остро глянул на него.
   - А, мне опять начать пространное повествование? Сегодня и позавчера я тебе дал ориентир на двух покойников, о которых ты бы мог и понятия не иметь. Почему бы, для разнообразия, тебе не стать повествователем? Ты ведь неспроста ко мне прицепился, а, Нечаев? Что тебя зацепило?! - он схватил список и ткнул пальцем в первые три пункта. - До Аберман, судя по твоим словам, погибли еще трое. Ты знал об этом, а вот я о них понятия не имею. Для меня Аберман - первый мертвец. Что это значит?!
   Нечаев осторожно потрогал свой слегка припухший нос и задумчиво посмотрел на книжные полки.
   - Это значит, что ты - не первый.
   - Не понимаю.
   - А ты неплохо рисуешь, - Нечаев подтянул к себе рисунок и хмуро посмотрел на улыбающееся мальчишеское лицо. - Есть такой же, но возрастом помладше?
   Роман развел руками, словно врач, констатирующий неизлечимую болезнь, встал, подошел к письменному столу и вернулся с рисунком, который вчера держала в руках Рита. Его мысли вновь вернулись к ее застывшему лицу, мелькнувшему в рыночной толпе, к проскочившему мимо "мини куперу". Случайность?
   - Так-так, - пробормотал Валерий, принимая рисунок и кладя его слева от первого. - Определенно неплохо. А теперь вот так.
   Он извлек из кармана куртки сложенный лист и аккуратно расправил его рядом со вторым.
   - Ай-ай, как вам не стыдно, Валерий Петрович, подбирать чужие вещи?! - Роман криво усмехнулся, потом поднял указательный палец навстречу метнувшемуся недовольному взгляду Валерия. - Заметь, я не предполагаю, что ты свистнул его из моего кармана.
   - Ладно, - Валерий пристроил рисунки поровнее, потом демонстрационно провел над ними раскрытой ладонью. - Прямо возрастная галерея. Но кое-чего не хватает.
   Он вытащил из другого кармана еще три сложенных листа, разгладил их и один за другим выложил на столик, словно козырные карты. Роман прижал ладони к вискам и уткнулся согнутыми локтями в колени, потрясенно глядя на рисунки.
   Они были сделаны неплохо. Рисовал, конечно, не мастер, но явно человек не без таланта.
   Смеющийся малыш лет трех, может двух. Еще одна улыбающаяся детская мордашка - вряд ли старше лет полутора. И совсем кроха, вероятно еще даже не научившаяся ходить - черты мягкие, расплывчатые, в улыбающемся рте всего-навсего два зуба, и волосы, как пух. Но все рисунки напоминают один другой, как детские возрастные фотографии. Один и тот же ребенок.
   Денис Лозинский.
   - Что это такое? - прошептал Савицкий. - Что это значит?! Есть кто-то еще?!
   - И он тоже неплохо рисовал, - Валерий откинулся на спинку дивана. - Полтора месяца назад я занимался несколько странным несчастным случаем... были основания предполагать, что это было убийство. Женщина упала с балкона шестого этажа. Дверь квартиры была заперта, но вполне возможно, что некто воспользовался своим ключом. Очевидцы не могли с точностью сказать, что никто из подъезда не выходил, так же, как не могли утверждать, что женщину выбросили с балкона - они ее узрели уже в полете, когда крик услышали. В общем, ни то, ни се. Ни в квартире, ни на балконе никаких следов борьбы, соседи ничего не слышали, и я бы с удовольствием, извини за рабочий цинизм, констатировал самоубийство, но были две странности. Во-первых, женщина не жила здесь раньше - она сняла эту квартиру в этот же день, и, по словам хозяйки, страшно спешила. Заплатила ей сверх требуемого - за скорость. Вела себя очень странно, но та не обратила на это внимания - квартира сдавалась посуточно, деньги она получила очень хорошие. Спустя десять минут после того, как хозяйка распрощалась с постоялицей, та упала с балкона.
   - На фоне всего остального не очень-то странно, - заметил Роман, не отрывавший глаз от рисунков, - но для первого раза - да. Дороговатое самоубийство. В городе сколько хочешь мест, откуда можно качественно сигануть, коли приспичило. А вторая странность?
   - Главный свидетель - мужчина, живший по соседству. Их балконы смежные, незастекленные, он вышел покурить, и в тот же момент на соседний балкон вышла женщина, - Валерий покосился на него и яростно потер небритый подбородок. - У нее на руках был маленький ребенок.
   Роман постучал указательным пальцем по крайнему рисунку, потом недоверчиво хмыкнул.
   - Я понял, к чему этот звук, - буркнул Нечаев. - Мужик хоть и видел их всего несколько секунд, очень хорошо рассмотрел и запомнил малыша... в отличие от женщины. Ребенок был крошечным - месяцев пять, может шесть... в общем, ни ходить, не говорить... - он смущенно пожал плечами, - впрочем, не разбираюсь я в детях - чего там и когда... В общем, мужик утверждал, что эта кроха вдруг посмотрела на него, помахала ему рукой, сказала "Привет!" и назвала по имени. А потом женщину просто выбросило за балкон. Будто кто-то схватил сзади и перекинул через перила, но мужик утверждал, что там никого не было.
   - И ты, конечно же, решил, что у него поехала крыша, - мрачно констатировал Савицкий.
   - А ты бы что решил на моем месте? - Нечаев сверкнул глазами. - Я еще могу поверить в не по годам развитых детей, но даже они не умеют растворяться в воздухе. Все очевидцы утверждали, что женщина падала одна. И когда все сбежались, в наличии был только один труп. Даже если допустить, что они просто не разглядели ребенка, нельзя допустить, чтобы практически грудной младенец, брякнувшись с такой высоты, встал и ушел, верно? Так же, как нельзя допустить, что бедную тетку выкинул с балкона человек-невидимка. В общем, подумал я, что у бедняги просто мозги не в порядке. В подозреваемые его было не записать - соседи видели его на собственном балконе, когда тетенька летела, и летела она именно с соседнего балкона. Данные осмотра это подтвердили - не стану утомлять тебя подробностями. Мужик, кстати, во дворе устроил форменную истерику - все бегал, ребенка искал.
   - Дело закрыли?
   - Да. Самоубийство. Дама оказалась некоей Стеллой Лячиной, тридцати семи лет. Гример в одном из местных театров. Особа нервная, неуравновешенная. Состояла на учете - в двадцать лет наглоталась снотворного по причине несчастной любви. Поэтому, вроде как, дело было ясное. Но этот мужик, - Валерий страдальчески прищурился. - Как он начал меня доставать! Три дня подряд в отделение таскался с раннего утра, все про ребенка этого - мол, был - и точка, разберитесь, куда пропал, и никакое это не самоубийство, а, натурально, происки темных сил. Рисуночек принес, вернее, кучу рисуночков. Потом вроде отстал.
   - Можно вопрос?
   - Изволь.
   - Судя по интонации, кроме вышеперечисленного было еще что-то, что показалось тебе странным.
   - Не странным, - Валерий закурил. - Просто показалось забавным совпадением - ну, на самом деле это не так уж все забавно, конечно. Я с участковым когда говорил, так он сказал, мол, несчастливая квартирка. Год назад точно так же выбросили с балкона женщину - тоже днем... но то точно было убийство - в квартире разгром, соседи слышали крики и звуки борьбы. Видели убегающего мужчину, как выглядел, не запомнили, только что невысокий, субтильного вида. Может, это даже и баба была. В любом случае, никого не нашли - так и зависло... Я, как вернулся, проверил - из любопытства. Все верно. Но совпадения сплошь и рядом бывают... бывали.
   - Да уж... Андрей Лещук, - Роман ткнул указательным пальцем во второй пункт списка. Нечаев кивнул.
   - На четвертый день после случившегося некий Лещук, сварщик по профессии, ранним вечером получил под лопатку чем-то вроде стилета во время дисциплинированного перехода улицы в одном из центральных районов. Убийцу никто не видел, но в этом нет ничего удивительного - вместе с Лещуком дорогу переходило довольно много людей, и в толпе несложно провернуть такой фокус и уйти незаметно. Лещук свалился, и никто вначале не понял, что к чему - решили, что человеку плохо... Но, как ты думаешь, кто был одним из тех, кто решил, что человеку плохо?
   - М-да, - сказал Савицкий, взял бутылку с коньяком и посмотрел сквозь нее на свет. - И он, конечно же, прибежал к тебе.
   - Позже, вначале со мной связались соседи, чья территория была, интересовались показаниями по недавнему самоубийству - он же им все вывалил. Потом уж сам явился и рассказал, что стоял возле ларька и видел, как мимо прошел мужчина с ребенком, и, мол, он узнал ребенка - тот же самый, что на балконе, только на год старше. И ребенок ему улыбнулся и подмигнул. Мужчина нес его на руках. Начал переходить улицу и вдруг упал, а ребенок испарился. Рисунок мне опять притащил, истерики закатывал. Надо мной к вечеру уже весь отдел потешался, - Нечаев зло воткнул сигарету в пепельницу. - В общем, я его кое-как выпроводил. Соседи его в подозреваемые не записывали - несколько людей подтвердило, что он стоял на тротуаре, когда упал Лещук, - но рекомендовали консультацию у психиатра. А потом вечером мы с нашими мужиками зашли пива выпить, и один, которого недавно к нам перевели, сказал, что год назад на том же самом переходе идентично мужика замочили - возможно, один и тот же тип работает. На этот раз мне это показалось немного странным, но если тут было железное реальное убийство, то с Лячиной-то были непонятки. Другое дело, что в обоих местах присутствовал мой рисующий знакомец. Разумеется, ни в каких мальчишек я не верил ни капли. Но... - Валерий развел руками, - мне в тот момент было не до этого. А пять дней спустя, - он кивнул на список, - Дзевановская. Студентка политеха, девятнадцать лет. Поздним вечером обнималась на скамейке во дворе со своим приятелем. Потом что-то произошло. Приятель так и не смог толком ничего объяснить. Говорит, ничего не видел, потому как его физиономия пребывала в области ее груди. Слышал только, как в какой-то момент Дзевановская начала нести всякую ерунду, что, мол, нельзя себя так вести при детях. Потом она вскрикнула, и ему в лицо чем-то плеснуло - как выяснилось позже - кровью. Пацан прянул назад, шлепнулся со скамейки в кусты и уже оттуда услышал странный звук - будто что-то хрустнуло. Когда он протер глаза и принял вертикальное положение, мертвая Дзевановская лежала возле скамейки, а от угла дома к ним бежал какой-то мужик, а с ним - две женщины. Пацан, кстати, и поныне пребывает в психушке - слаб нервами оказался. Прибывшая медицинская бригада, осмотрев студентку, констатировала смерть от перелома шейных позвонков. Также под левой грудью обнаружили косую рану, предположительно нанесенную острым режущим предметом. Трое людей, прибежавших на крик пацана, никого не видели и ничего не слышали...
   - Прибежали на крик? Ну, а говорит, нет отзывчивых людей, - пробормотал Роман. Нечаев непонимающе вскинул брови.
   - Что?
   - Позже. Продолжай.
   - Оружия при нем не было, в окрестностях тоже ничего не нашли.
   - Но все равно все записали на этого парня?
   - Следствие еще ведется, - обтекаемо ответил Валерий. - И не я им занимался. Это, как и в случае с Лещуком, была не моя территория. Я просто все узнал позже...
   -...когда к тебе пришел один из прибежавших на крик, твой знакомец.
   - Да, - на лице Валерия появилась недовольная гримаса. - У вас, Валерий Петрович, сказал, лицо располагающее, я чувствую, что только вы мне поверите.
   - Честно говоря, твое лицо располагает к чему угодно, только не к...
   Нечаев раздраженно отмахнулся.
   - В этот-то раз он вел себя примерно, просто сказал, что проходил мимо и услышал крик. А уж мне сообщил, что на самом деле гнался за все тем же мальчишкой, которому уже почему-то было года три-четыре. Мальчишка подбежал к скамейке, схватил Дзевановскую за руку, и она сразу же дернулась и вскрикнула, а потом резко повернула голову - как-то странно - вбок и в то же время вверх - и сразу упала. А мальчишка исчез.
   - Ты ему, разумеется, не поверил, - утвердительно произнес Роман.
   - Нет. Но было странно, что этот красавец третий раз появляется там, где спустя минуту кто-то умирает.
   - Как я, - негромко заметил Роман, глядя перед собой невидящими глазами. - А может, все-таки, он Дзевановскую...
   - Нет. Он был далеко от нее. Женщины это подтвердили. Они псов своих выводили и... Я, конечно, могу допустить, что он мог нож метнуть, который потом куда-то делся, но свернуть шею на расстоянии?.. Врач сказал, что шейные позвонки именно сломали. Она не могла сломать их при падении со скамейки - картина бы тогда выглядела иначе.
   - Кого-нибудь убивали там раньше? - Роман плеснул в рюмки коньяк, выпил свою, но Нечаев к коньяку не притронулся, только глянул коротко на рюмку и принялся изучать свои широкие ладони.
   - Да. Год назад. Девчонку двадцати двух лет, продавщицу из ларька неподалеку. Резаная рана под левой грудью, сломанная шея. Сняли свитер и золото, но, возможно, это сделали местные нарики, когда она уже была мертва. Рядом с ней были обнаружены следы чужой крови. Это все. И, как ты понимаешь, уже чересчур для совпадения.
   - И что вы сделали?
   Нечаев пощелкал зажигалкой и спокойно ответил:
   - Ничего. Когда я со всем этим сунулся, меня завернули. Ничего не связывает убитых, ничего не связывает убийства. Похожесть - совпадения. Приятеля Дзевановской в то время, год назад, не было в городе. Подружку свою, вероятней всего, убил он сам, никого там, кроме него не видели. Надеются найти орудие преступления и растрясти его, если он, все-таки, придет в себя. Лячина покончила с собой. Три свежих трупа объединяет только один свидетель, но человеку, мол, не возбраняется шататься, где ему вздумается. На сообщника тоже не тянет. Что же касается прошлых, то он в это время лежал в больнице - попал в аварию. Сейчас в группе прорабатывают только Лещука и того мужика, которого убили в том же месте тем же способом, хотя я решительно не представляю, кому могли помешать сварщик-алкаш и учитель физики. Сиди спокойно, Нечаев, сказали мне, и занимайся своими делами, у тебя их хватает. А то с твоими нелепыми беспочвенными измышлениями кто-то решит, что мы серию прохлопали.
   - Да-а, красиво, - протянул Роман. - Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился. Ты мне тайны следствия выдаешь - чревато.
   Нечаев произнес длинную фразу по поводу тайн следствия, в которой приличными были только предлоги, потом продолжил:
   - И три дня спустя мы выезжаем на труп Аберман, и что мне, елки-палки, начинает рассказывать человек, который ее обнаружил, поглядев в окошко и сдуру вышибив дверь?! - Нечаев схватил-таки свою рюмку и выпил ее. - Он мне начинает рассказывать жалостную историю про мальчика, чтоб его!.. Про светловолосого мальчика, который привел его к квартире покойницы и чудесным образом испарился!
   - Неудивительно, что ты так взбесился.
   - Взбесился - мягко сказано! - прорычал Валерий. - Мало мне было одного сумасшедшего, теперь еще и второй объявился! То ли надо мной кто-то решил крепко поиздеваться, то ли это заразное. Уже чудилось, что вскорости возле каждого свежего трупа меня будет встречать взвод свидетелей и хором рассказывать про мальчика! Ей-ей, мне хотелось тебя прибить! А еще и Панов сидел, который, разумеется, был в курсе всего. Между прочим, он до сих пор уверен, что это ты повесил бедную бухгалтершу. Только пока не может этого доказать.
   - А ты, значит, больше не уверен? - поинтересовался Савицкий, закладывая руки за голову, и взгляд Нечаева полоснул его по лицу.
   - Коли б был уверен, я б с тобой тут коньяки не распивал и истории не рассказывал!
   - Почему ж на этот раз почетная роль обнаружения покойника досталась мне, а не тому мужику? - пробормотал Роман. Нечаев пожал плечами.
   - Не знаю. Но позже, когда я опрашивал соседей, то узнал, что одна старушка видела, как в окно Аберман, где-то за часа три до твоего прихода заглядывал мужчина. Он сразу же спрыгнул и убежал. По описанию - мой рисующий свидетель. Так что первым, кто увидел труп, был он, а не ты. Видно, в этот раз решил не светиться и звонить не стал. Вот и думай.
   - Чего мне тут думать, если я его даже и не видел никогда? - Роман посмотрел на лицо Валерия, потом на рисунки и на список, лежащий у него на коленях, резко выпрямился, и Нечаев тотчас же криво улыбнулся.
   - Что, сообразил? Да, ты его видел. Сергей Спирин. Это его тогда сбила машина. А теперь выкладывай, что тебе известно!
  
  * * *
   Роман стоял возле окна и смотрел, как ветер раскачивает ветви старых берез. Позади него была тишина - лишь периодически щелкала зажигалка, да иногда легко поскрипывал диван. Нечаев уже довольно долго не произносил ни слова - то ли обдумывал услышанное, то ли все еще приходил в себя. В сущности, Савицкому было все равно, чем тот занимается. Перед его глазами все еще стояли чужие рисунки, изломанное тело в зеленой куртке, лежащее на асфальте, и собственная фамилия в конце списка.
   Увы, это неизбежно, тебе придется все это видеть... но это, поверь мне, не такая уж большая плата за лишнее время жизни...
   За тебя уже выбрали.
   Он рассказал Валерию абсолютно все, исключив только из своего рассказа Риту - то ли потому, что слова злобного существа в облике мальчишки еще ничего не доказывали, то ли потому, что просто не хотел впутывать в это вздорную кошку. В конце концов, как ни крути, она спасла ему жизнь, хоть ее поведение и насквозь непонятно и подозрительно. К тому же жена Нечаева работала на нее - мало ли, что там взбредет в голову Валерию.
   "К тому же, ты был бы не против еще раз посидеть с ней на диванчике, а, Савицкий?" - издевательски спросил чей-то голосок, прорвавшись сквозь тягостные размышления, и Роман мысленно от него отмахнулся. Да, с чего бы ему быть против приятно проводить время с красивой девушкой?
   с девушкой, в которой столько всего понамешано, которая играла на скрипке среди воды, леса и тишины... с девушкой, у которой глаза до краев наполнены морем, которая шипит и огрызается, как вздорная кошка, а иногда так напугана... и которой ты зачем-то рассказал про Хазнет Фируан и айву - это было глупо, право же, глупо...
   - Бред, - тяжело сказал Нечаев за его спиной, и Роман кивнул, не оборачиваясь.
   - Конечно, бред. Только бред людей не убивает. Обычно это делают другие люди. Значит Спирину Денис не представлялся, я так понял?
   - Нет, я впервые услышал это имя от тебя.
   - И похожих убийств больше не было?
   - Начиная с Аберман, нет. Не знаю только насчет Писменского... пока непонятно, отчего он умер в действительности. И в списке только возле его фамилии стоит вопрос. Почему?
   - Может, тот, кто его составлял, не был уверен насчет него. В конце концов, это была болезнь... не насильственная смерть... а если честно - понятия не имею. - Роман отошел от окна и сел за стол, поглядывая в сторону Нечаева. С неудовольствием он поймал себя на мысли, что чем дальше от него Валерий, тем проще ему с ним беседовать. - Меня интересует, почему раньше был Спирин, а теперь стал я?
   - Такое впечатление, будто с одной ключевой фигуры сняли полномочия и передали их другой, а прежнюю уничтожили за ненадобностью, - пробормотал Нечаев, щелкая зажигалкой. - И с новой фигурой даже ведут беседы. Но только с появлением этой фигуры все пошло как-то наперекосяк. Раньше хоть было более-менее гладко, а теперь нелепости одна на другой. Люди погибают совершенно невозможным образом. Женщина, которая сбила Спирина, понятия не имеет, что делала в том районе. Она была там по делам три часа назад, а потом сорвалась из дома и снова зачем-то туда поехала. Назаревская, судя по всему, возвращалась домой, хотя должна была ехать на работу.
   - Возвращалась домой, где ее ждала ванна... - задумчиво произнес Роман. - А в том направлении, куда ехал Шмаев, лесозавод, где полно печей...
   Нечаев вскинул голову и нахмурился.
   - Через два квартала на Саешной, где замерз Маринчак, большой продуктовый склад. Там несколько вместительных камер глубокой заморозки, я знаю, потому как... неважно.
   Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Роман кисло улыбнулся.
   - Он не успевает. Кем бы там он ни был, он не успевает. Потому что я - не Спирин. Я - совсем другой человек. Назаревская должна была попасть в ванну, Шмаев - в печь, Маринчак - в холодильник...
   - Он бы никак не замерз там за пару минут, - заметил Валерий. Роман кивнул.
   - Да, все смерти все равно выглядели бы странно... но куда как менее странно.
   - А Писменский?
   - Не знаю... Может, теперь ему нравится, когда все происходит настолько странно. Но почему же теперь я?..
   - Меня не это волнует, - Нечаев встал. - У меня список - вероятно возможных потенциальных покойников. Мне до черта все эти мистические изыски! Я и без того уже готовый кандидат в психушку, как и ты. Может этот пацан телекинезом владеет или прочим там "езом" - не знаю...
   - Ты всерьез все еще думаешь, что это просто пацан? Тогда почему ты не видел его в трамвае, Валера? Не видел на переходе? Если б это был пацан, ты б его увидел... но ты увидел его только тогда, когда поверил. Ты не поверил Спирину, но в конце концов ты поверил мне, - Роман взял со стола карандаш и принялся крутить его в пальцах, поглядывая на мрачное лицо Валерия. - Возможно, ты бы увидел Дениса уже тогда, возле Маринчака, и ты бы наверняка увидел его сегодня утром, когда я с ним говорил. Зря я, дурак, тебя убеждал. Если б знал...
   - Да вы никак поплыли, гражданин Савицкий? - холодно спросил Нечаев. - Испугался какого-то... - он затейливо выругался, - и чтоб я перед каким-то... - Валерий снова запустил затейливую матерную руладу. - У меня список...
   - Может, это шутка твоих сослуживцев.
   - Когда я получил его, Шмаев и Писменский были еще живы. Такие шутки не в характере моих сослуживцев. Если этот список прислал тот, кто все это устроил, то здесь могут быть указаны не все, кого он наметил, или не...
   - Или его передал тот, кто в курсе всего и пытается помочь, - сказал Роман, не особенно в это, впрочем, веря. Нечаев усмехнулся - холодно, зло.
   - Хороша помощь - одни фамилии! Ни адресов, ни времени, ни места.
   - Значит, он сам не знает. Видишь, Шмаев написан перед Писменским, но Писменский умер раньше. Возможно, он знает только фамилии. А возможно, что наиболее вероятно, - все это полная лабуда, вот и все! И остальных людей, кроме меня конечно, вовсе и не существует. Ты уже пытался найти кого-нибудь из них?
   - Разумеется, пытался! Почему ты думаешь, я тут запросто с тобой болтаю?! И троих я уже нашел. Но что теперь делать с ними - понятия не имею!
   Роман закурил, посмотрел на темный монитор компьютера и ответил:
   - Не делай ничего.
   - Что? - очень тихо спросил Нечаев и сразу же как будто стал выше ростом.
   - Ну, а что ты можешь сделать? Во-первых, ты ничего не знаешь наверняка. Во-вторых, ты даже не знаешь, с чем имеешь дело. Ладно, когда это был бы человек, но это приходит и уходит, как и когда ему вздумается! И устраивает такие фокусы. Я не знаю, что это такое! И не знаю, что тебе делать.
   Валерий подошел к нему и холодно посмотрел на Романа сверху вниз.
   - Мне? Я говорил о "нас". Ты что же думаешь - я к тебе поплакаться пришел, что ли?! Так и так, Роман Андреич, я, бедный скудоумный опер Валера, ни хрена не понимаю, боязно мне - скажите что-нибудь умное! Я рассчитывал, что ты мне поможешь. Ты - единственный, кто более-менее в курсе, ты знаешь, что это - не бред, не выдумки, не совпадения, не инсценировка... К своим мне что ли идти с этим списком? А что я им расскажу? Свои домыслы? Твою историю? Мне никто не поверит! Даже если я все это выверну таким образом, что, мол, завелся в городе злобный маньяк или киллер-мастер-на-все-руки, никто не даст мне людей, никто не станет заниматься охраной. Да даже б если у меня было что-то материальное, ну выделили б мне одного-двух на день-другой... а что потом? Мне нужна твоя помощь. К тому же, уж кто-кто, а ты в этом непосредственно заинтересован. Ты ведь тоже в списке.
   - Я последний, - напомнил Роман, вставая. - Я бывший архитектор, а ныне водитель катера - должность и заработок не ахти, но быть водителем мне как-то больше по душе, чем быть покойником. Я понимаю, что ты имеешь в виду - рано или поздно я им все равно стану, судя по всему, но если я в это влезу, то стану им очень рано, а я этого не хочу.
   - А, ты вот так ставишь вопрос? - в глазах Нечаева появилось нечто, похожее на брезгливость.
   - А чего ты ожидал? Героических воплей и беспредельной самоотверженности? Может, тебя это и удивляет, но я хочу еще пожить. Я никого из этих людей не знаю - с какой стати мне бегать вокруг них кругами? Ты мне объясни - вот тебе зачем это надо? По долгу службы? Идейный? Медаль хочешь? Понимаешь же, что в любом случае ты крайним окажешься! Если жив останешься, конечно. Ты теперь тоже видишь эту тварь, а это кое о чем говорит. Или ты поклонник необъяснимого и тебе охота поиграть в Секретные материалы? Ну, так можешь сколько угодно изображать агента Молдера, только я, извини, не Скалли.
   Лицо Валерия внезапно затянулось спокойствием, глаза потускнели. Он молча взглянул на Савицкого так, словно перед ним сидело некое на редкость неприглядное животное, развернулся и пошел к выходу из комнаты.
   - Ты забыл, что ты мне сказал тогда, старлей? - громко спросил Роман, и Валерий остановился, но не обернулся. - Ты сказал, что там, где я появляюсь, кто-то умирает. Это же правда, не так ли? Он сказал мне, что я буду видеть, как умирает каждый... Как я могу что-то сделать? Что, если стоит мне встретиться с любым из них, и он сразу же... - Роман сделал плавный жест в сторону потолка. - Я убийцей быть не хочу.
   - А что, если наоборот? - Нечаев повернулся, сунув руки в карманы джинсов. - Что, если мы его опередим? Ты же сам сказал, с тобой он начал опаздывать... значит, существуют временные сроки. Возможно, ты бы мог спасти Назаревскую, если б знал, что у нее вода в легких, а не...
   - Или гнался за Шмаевым с огнетушителем наперевес, - с невеселой усмешкой добавил Роман. - Для этого нужно знать сценарий, но никакого сценария нет. Эта тварь просто ходит и забавляется. И, вполне вероятно, что именно она и подсунула тебе этот список. Старые покойники, парочка будущих, а остальное - всего лишь фуфло, посторонние люди, которых она трогать и не собирается! Чтобы ты был занят и не мешал ей, потому что ты теперь тоже ее видишь.
   Валерий озадаченно почесал затылок.
   - Может и так. Но... в любом случае я должен в этом убедиться. Присмотрю за следующей в списке, благо я выяснил, кто она такая. А ты сиди дома.
   - Всю жизнь?
   - Тогда запиши адрес, чтобы точно там не оказаться, в случае чего.
   - Нет гарантий, что она не окажется в моем дворе по удивительному совпадению, - Роман плюхнулся обратно в кресло. - Ладно, говори.
   - Горького, сорок шесть - двадцать. Марина Сергеевна Крицкая.
   - Кто такая?
   - Студентка, двадцать лет. С ней сейчас мой знакомый сидит, поеду сменять его.
   - Уж не спрашиваю, что ты им обоим рассказал... А про список ты кому-нибудь говорил?
   Валерий покачал головой, потом подошел к журнальному столику, взял листок с фамилиями и сунул в карман.
   - Мне их искать несколько человек помогало, но каждому я дал только одну фамилию. Сам искал Гельцера. В Аркудинске только один Дмитрий Гельцер... я надеюсь, все это веселье ограничивается лишь нашим городом. Судя по тому, что этот... уж не знаю, как его назвать, тебе наплел... Ты сказал, что знаешь этого Гельцера. Откуда?
   - Он ухлестывает за одной моей клиенткой, - неохотно ответил Роман. - Неприятный тип. А охранников у него, я думаю, и без тебя будь здоров. Сунешься к нему со своей историей - хуже от этого будет только тебе.
   - Но они не знают, от чего его охранять, - возразил Нечаев.
   - А ты, будто, знаешь! Кстати, ты не пытался искать собственно Дениса Лозинского? В телефонной базе Аркудинска он не значится, но может...
   - В паспортных столах, которые я успел проверить, он тоже не значится, - буркнул Валерий, собирая рисунки со столешницы. - Вполне возможно, что он живет без прописки... тьфу, черт! Кто живет?! Тому, что ты видел, ни жилье, ни прописка не нужны, я думаю. А Денис Лозинский - это, скорее всего, просто выдумка, вымышленное имя. Что бы ты ни встретил, должно же оно было тебе как-то назваться для удобства общения?
   - Не знаю, не знаю, - Роман крутанулся в кресле, глядя на потолок. - А может, это какой-нибудь малолетний маг-вундеркинд, живущий с родителями на съемной квартире?
   - Дичь несешь какую-то! К тому же, я в магов не верю.
   - А в кого веришь?
   - А черт его знает! - зло ответствовал Валерий. - Мне важно то, что народ мрет - вот в это я верю.
   - Один рисунок оставь, - потребовал Роман, вставая.
   - Что? - Валерий посмотрел на него непонимающе.
   - Тот рисунок, где ему примерно семь.
   - Зачем он тебе?
   - На всякий случай. Оставь, говорю.
   Нечаев пожал плечами, бросил рисунок на стол и пошел в прихожую.
   - У тебя сотовый есть? - спросил он, обуваясь. - Дай мне номер на всякий случай.
   Роман продиктовал ему номер, Валерий записал его в свой старенький телефон, нажал на кнопку вызова, и когда сотовый Савицкого, лежавший тут же на тумбочке, пронзительно запиликал, удовлетворенно кивнул и спрятал телефон в карман. После чего посмотрел на потолок и спросил:
   - Господи, чем я занимаюсь, а?
   Роман скептически покачал головой, отпирая дверь, и когда Нечаев уже выходил на площадку, назидательно произнес:
   - Если эта тварь вдруг объявится, ты лучше к ней не суйся. Мало того, что это опасно для жизни, так ты еще больше можешь все запутать.
   Нечаев посмотрел на него очень внимательно.
   - Потому что я его вижу? Боишься, что он может передать твои полномочия мне, а тебя пустить в расход?
   - Да, боюсь, - просто ответил Роман и захлопнул дверь. Прижался к ней спиной и почти минуту стоял так, закрыв глаза. Его не оставляло чувство, что он что-то упустил, не задал Нечаеву какой-то очень важный вопрос.
   Но так и не понял, какой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.05*9  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"