Барышева Мария Александровна : другие произведения.

Коллекция, ч.4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть 4.
  С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
  
  I.
  
   - Кира, чем ты занимаешься? Здесь, все-таки, не художественный салон.
   Она обратила на Ивана Анатольевича затуманенные глаза и поставила фигурку на подстеленный лист бумаги. Дядя склонился, оперившись ладонями о столешницу и удивленно глядя на то, что изобразила племянница. В пластилиновой ванне лежала голая женщина с высоко закрученными на макушке волосами, в ванне же находился и мужчина, но одетый. Одно колено мужчины вжималось женщине в живот, а другое - в бедро, зубы были оскалены, словно в напряжении. Мужчина стиснул пальцы на шее женщины, а та цеплялась за его запястья, будто силясь разорвать хватку. Изо рта женщины торчала мочалка, отчетливо была видна свисающая петелька. На бортике ванны лежало сложенное полотенце, из пластилинового крана лилась струя пластилиновой воды. Шланг душа был перекинут через бортик, и душ свисал, почти касаясь несуществующего пола. Казалось, его бросили только что, и он еще до сих пор раскачивается.
   - Господи, что это за жуть?!
   - Мужчина убивает свою любовницу, - неохотно пояснила Кира и взглянула на монитор так, словно не могла понять, что это такое.
   - Натурально как ты сделала, - сказал Иван Анатольевич, с любопытством разглядывая пластилиновое творение. - Прямо каждая черточка, даже эмоции... Да ты, прямо, мастер, тебе б заниматься... Только почему тебя такая жуть-то вдохновляет?
   - Это очень жизненно... - Кира потерла лоб и зевнула.
   - Кстати, у мужика очень знакомое лицо, - дядя склонился еще ниже. - С кого лепила?
   - С одной фотографии, - ответила Кира, роясь в бумагах и пытаясь понять, чем именно ей сегодня следовало заниматься. - А вообще... я его не знаю... Так, случайно... посмотрела...
   - И все-таки, занимайся творчеством в перерыв или дома, - он выпрямился и постучал кончиками пальцев по столешнице. - У тебя работы навалом, между прочим... Кстати, почему ты так давно не была в больнице?
   - Я... у меня сейчас нет времени, - Кира стрельнула глазами в сторону фигурки, потом взглянула на дядю, пытаясь придать лицу выражение озабоченности, но лицо слушалось плохо, считая, что выражение жесткости и цинизма пойдет ему гораздо больше. - Как освобожусь, зайду. В конце концов, запасов там на неделю, лекарств купили впрок достаточно, за уход мы заплатили, Стас без изменений - лежит себе и лежит, если что, нам сразу сообщат - к чему там я? Если я буду там сидеть ежедневно, лучше ему от этого не станет.
   На его лице на мгновение появилось некое усилие, словно он изо всех сил пытался что-то сдержать, но почти сразу же оно разгладилось и тут же по нему расползлось огорчение и недоумение.
   - Кир, я тебя не узнаю, - сказал Иван Анатольевич. - Как ты можешь так говорить? Он же твой брат.
   - Он... - Кира облизнула губы и напряглась. - Да, я зайду сразу же, как... У меня сейчас... у меня кое-какие дела...
   Знал бы ты, кто он, мой бедный простодушный дядя... Знал бы ты, кто все мы. Твой племянник - убийца, твоя жена - сволочь, твоя тетка - ведьма, а твоя племянница - сумасшедшая стерва... да и тоже уже убийца. Славный заборчик. Одна милая счастливая семья.
   - Ты плохо выглядишь, - на лице дяди Вани появилась тревога. - Кира, что с тобой творится в последнее время? Я же вижу, что у тебя что-то неладно. Ничего не объясняешь... Ты хоть ешь?
   - Очевидно, да, раз до сих пор не упала, бездыханная, на клавиатуру, - Кира взглянула на часы. - Все в порядке, дядь Вань, не беспокойся. Я просто... - она развела руками. - Просто.
   - Темнишь ты, вот что, - сказал он, неохотно отходя, но тут же остановился. - Кстати, ты не в курсе, куда Михеев запропастился? Неделю уже его нет. Вы ж с ним, вроде как приятельствовали?..
   Кира пожала плечами, пристально глядя на экран.
   - Не знаю, сама его давно не видела, а сотовый его не отвечает. Ты домой ему звонил?
   - Да звонил... Только там ничего не знают, сами уже беспокоятся. Сообщения, правда, от него приходят - мол, у какого-то приятеля засел, с новой программой ковыряются, сильно занят, поэтому на звонки отвечать не будет... Нет, ну бывало и раньше, что он так пропадал... с программами... и нам потом его изыскания были только на пользу... Но - то день, ну два... а тут...
   - Да появится - куда он денется?! - Кира дернула уголком рта. - Главное, чтоб он опять кому-нибудь чего-нибудь не посоветовал.
   - С него станется!.. Ладно, заказчик вот-вот придет... - дядя хмыкнул и наконец ушел. На лице Киры появилось облегчение, почти сразу же сменившись выражением тупой боли. Она прижала ладони к губам, потом провела ими по лицу, надавливая, будто хотела содрать с него кожу, и ее пальцы вплелись в распущенные волосы.
   Ей было очень плохо. Несмотря на все, что случилось, несмотря на то, что она знала о Егоре и даже на то, что он пытался сделать и сделал бы, если б не тени-стражи, сейчас ей его не хватало - не хватало безумно, не хватало его шуточек, глупостей и подковырок, и растерянных рассказов об очередной глупой ситуации, в которую он угодил. Конечно, осталась его тень на стенах ее дома, но она может только бродить взад-вперед и колотиться о невидимое стекло - и ничего больше, и лучше б она пропала - жуткое напоминание о том, что она сама отдала Михеева на растерзание псам. То, что осталось от него, могло бы жестами отвечать на ее вопросы, если б захотело, но Кира ни разу ни о чем его не спросила и была рада, что жуткая тень появилась всего лишь раз.
   Как бы она хотела вернуть их всех обратно - всех, даже дурочку Владу, которая, в сущности, была не так уж плоха. Вернуть такими, о которых она еще ничего не знала, а знание это пусть заберут - оно ей не нужно. Ту смешливую Вику, которая встречала ее во дворе, того Стаса, с которым они танцевали неуклюжий вальс возле старого рояля, того Егора, который покаянно вздыхал, сидя на перилах с сигаретой и болтая длинными ногами, ту Владу, которая зыркала на всех густонакрашенным взором... и того Вадима, который обнимал ее на скале среди бушующих волн. Только о Сергее не думалось совершенно, и порой она удивлялась, что его исчезновение прошло для нее совершенно незаметно. Пропал ли он сам по себе или в ее квартире - Киру это не интересовало, словно Мельникова никогда и не было на свете. Странно проходят иные люди через твою жизнь - вроде были близкими, а вспомнить о них нечего, да и незачем.
   А Вадима она не видела очень давно. Его не было во дворе, когда Кира шла на работу, не было и когда она с нее возвращалась, и когда бы она вечером или ночью не выглядывала на улицу, свет не горел в его окнах. Пару раз она позвонила ему, но Вадим не снял трубку. Вчера Кира, вконец обеспокоенная, переломила свою гордость и поднялась к нему, долго звонила в дверь, но дверь не открылась, и за ней не было слышно ничьих шагов. Внезапно она испугалась, что и Вадим тоже исчез - пробрался тайком в ее квартиру, чтобы все-таки выяснить... и его забрали... Но потом одернула себя, отчетливо вспомнив выражение лица Князева тогда, в подъезде. Он не вошел бы в квартиру даже под страхом смерти. "Даже моей смерти", - мрачно подумала Кира, спускаясь по лестнице. Утром, встретив Софью Семеновну с Лордом, она спросила, давно ли та видела Князева, и та ответила, что буквально час назад. Ее голос показался Кире враждебным, а выражение глаз - затаенно-опасливым, словно девушка могла в любую секунду вцепиться ей в горло.
   - Что вы на меня так смотрите?! - не выдержала Кира.
   - Нормально смотрю, - старушка пожала плечами и величественно удалилась, уводя Лорда, который упирался и никак не хотел уходить.
   Кира вздохнула, еще раз взглянула на пластилиновую сцену убийства - и чего ее пальцам так нравится воспроизводить все, что ей довелось увидеть? - потом открыла городской телефонный справочник и набрала в окне поиска "Стадниченко Юрий Валентинович". Именно так звали человека, пластилиновая копия которого душила женщину в пластилиновой ванне.
   На следующий вечер после гибели Михеева Кира просмотрела записи Веры Леонидовны, отметив все имена, напротив которых стояло "опл.", отобрала тех, чье появление должно было произойти в ближайшие лунные дни, и начала строить расписание, выбирая нужные фотографии и профили. Она без труда отыскала фотографию второго участника вчерашней сцены на стене, изорвала ее в клочки и выбросила. Ничего об этом знать больше не хотелось. А потом принялась смотреть.
   Большая часть сцен не представляла из себя ничего жуткого - как правило, это были любовные утехи с чьими-то мужьями или женами, которые их участники желали хранить в тайне. Несколько раз увеселения происходили и между однополыми партнерами - все датированные, в основном, восьмидесятыми годами, и Кира насмешливо подумала, что бабка, верно, хорошо настригла с развеселых партнеров - в то время на таких развлечениях можно было здорово погореть во всех отношениях. Интересно все же, каким образом она шантажировала своих незадачливых постояльцев - только лишь предъявлением информации на словах? Ведь у нее не было ни пленок, ни фотографий.
   Но попадались и сцены жуткие, после которых Кира включала свет и долго сидела с закрытыми глазами, словно боялась вновь взглянуть на окружающий мир. Может и прав был Егор, может действительно стены этой квартиры, накопив в себе столько теней и столько чужой боли, начали сводить людей с ума?
   31 марта 1994 года примерно в десять часов вечера Стадниченко Юрий Валентинович, местный житель, после бурной ссоры задушил свою любовницу Лидию Коган. До половины третьего ночи смотрел телевизор в гостиной, потом вытащил труп из ванной, замотал в одеяло и вынес из квартиры. Вернулся спустя два часа - уже без тела - и лег спать.
   4 сентября 2001 года снимавшие квартиру Зеленская Татьяна и Костина Вероника сцепились друг с другом во время развеселых посиделок с участием некоего Дмитрия Озерникова. Озерников пытался их разнять, за что получил от Костиной два удара по голове канделябром, после чего был вытащен из квартиры девушками и каким-то мужчиной, очевидно, вызванным на помощь. Девушки вернулись под вечер следующего дня, а через три дня съехали с квартиры.
   23 августа 1998 года Верич Виктор Пантелеевич, москвич, избил жену и своего тринадцатилетнего сына. Сын был увезен прибывшей бригадой "Скорой" и в квартиру больше не вернулся. Муж и жена съехали спустя четыре дня, и судя по тому, что Вере Леонидовне удалось заставить его заплатить, официально для Виктора Верича все прошло гладко.
   Помимо этого за эти лунные дни, пронизывающие целые десятилетия, в квартире состоялось великое множество драк с разнообразными последствиями, несколько зверских изнасилований и бесчисленное множество семейных скандалов. Кира была рада, что хранящие тени стены не сохранили заодно и звуки, иначе все это ощущалось бы еще более жутко.
   Кира запустила поиск и через короткий отрезок времени была уведомлена о том, что человек с такими данными в городе не проживает, вернее, телефон на него не записан. Она вздохнула не без облегчения. Неприятно было бы столкнуться с этим типом где-нибудь на углу. На фотографии он выглядел довольно отталкивающе - мрачное лицо, тонкие злые губы, сильно выдающийся подбородок... Хотя, наверняка он казался ей отталкивающим из-за того, что Кира о нем знала. Зачем она, собственно, ищет всех этих людей? Она ведь не собирается ни шантажировать их, ни выводить на чистую воду - да даже если б и захотела, у нее все равно нет никаких доказательств. Бабка умела это делать, но Кира не знает, как - и знать не хочет. И никакой литературы о всяких там ритуалах тоже читать больше не станет. И без того хватает! Она вспомнила Веру Леонидовну, несущую в гостиную беспомощного щенка, и вздрогнула. Неужели проклятая бабка изловила и убила и того смешного овчаренка, которого Кира когда-то видела в ореховой рощице?!
   Она прикусила ноготь большого пальца, глядя на монитор. Кира уже слишком хорошо знала цену своим подобным "хватит" и "больше никогда". Мир давно расщепился надвое, и в одной его части она отчаянно отшвыривала от себя все, что уже довелось узнать, и убеждала - то ли себя, то ли неизвестно кого - в том, что до срока, указанного в завещании, осталось два дня, и она избавится от квартиры - пусть кто-нибудь другой возится с ее ужасами, если ему того захочется! Но во второй части мира всегда была ночь и холодные стены, и так хотелось знать больше... и иногда ей даже казалось, что она понимает Стаса. Обыденность оставалась под солнечными лучами, под лунным же светом начиналось нечто совсем другое. Днем хотелось к живым людям, ночью же милее были тени.
   Проходившая мимо ее стола коллега Наташа, некогда благодаря совету Егора лишившаяся распрекрасной поездки на Кипр, потянула Киру за руку.
   - Кирка, пошли покурим! Ну пошли, мне одной скучно... пошли - сидишь смурная целыми днями! Люди должны общаться! Пойдем!
   - У-у... - отозвалась Кира и неохотно, но все-таки позволила вытащить себя из-за стола и увлечь к выходу. В коридоре они миновали Ивана Анатольевича, оживленно разговаривавшего с каким-то высоким полным мужчиной. По выражению его лица Кира поняла, что это и есть ожидаемый заказчик и подмигнула дяде. Тот сделал в ответ страшные глаза и мотнул головой - мол, проходите живее! Кира на ходу с вялым любопытством оглянулась на широкую мужскую спину в легкой бледно-серой рубашке, промокшей посередине и под мышками, и вышла на улицу. Мужчина, приметив девушек боковым зрением, с праздным любопытством глянул им вслед и тут же снова обратил взгляд на Ивана Анатольевича.
   - Ладно, с этим мы, считайте, все утрясли, сейчас я человека вызову... к сожалению, начальник технической группы сейчас на больничном, может через пару деньков... - Иван Анатольевич двинулся было в сторону, одновременно сделав приглашающий жест в сторону кабинета, но собеседник остановил его.
   - Не стоит беспокоиться, мне не к спеху. А человека вызывать не надо, чего дергать ради такой мелочи? Может, я пройду и на месте с ним пообщаюсь, а?
   - Ну, раз так - пожалуйста, - он провел мужчину в рабочее помещение. - Сюда, вот здесь наши сотрудники и обитают...
   - А у вас душновато, - осуждающе заметил тот, идя следом и вытирая вспотевшее лицо. Проходя мимо одного из столов, он вдруг резко остановился, и Иван Анатольевич, ощутив, что его больше не сопровождают, удивленно обернулся, потом тоже подошел к столу.
   - Это что ж, Иван Анатольевич, у вас за скульптор такой тут обосновался? - человек кивнул на пластилиновую композицию, и тот недовольно поморщился.
   - ...м-м, маркетолог наш увлекается.
   - Видать, в плохом настроении сегодня. Но талантливо, - насмешливо заметил мужчина и перевел взгляд на монитор. Уголки его рта дрогнули, и он чуть передвинулся, загораживая экран спиной. - Это уж не та ли брюнеточка, которая только что мимо нас проследовала? Ну, я вам скажу, такой вы цветник тут у себя развели!.. - он подмигнул Ивану Анатольевичу. Тот с прохладцей ответил:
   - Да, она. Моя племянница.
   - Все, - собеседник прижал руку к груди, - забыл-забыл, не видел... А вы знаете, Иван Анатольевич, наверное, вы правы, лучше нам в кабинете пообщаться. Очень здесь душно.
   - Ну, как скажете, - Иван Анатольевич окликнул одного из инженеров. - Руслан! Идемте, Юрий Валентинович.
   Тот кивнул, украдкой огляделся и, убедившись, что никто не смотрит в его сторону, как бы между прочим скользнул ладонью по столу и незаметно нажал кнопку перезагрузки. Компьютер сердито пискнул, но человек уже был в двух шагах от него, и вид имел самый невозмутимый. Один из сотрудников оглянулся на компьютер и сердито пробормотал себе под нос что-то насчет "долбанного контакта".
  
  * * *
   Перед уходом Кира забежала в туалет и, тщательно проверив запертую дверь, вытащила из сумочки сотовый Михеева, выдернула из него сим-карту, аккумулятор и свалила разобранный телефон обратно в сумочку. Может, и глупо было посылать сообщения родителям Егора, но, по крайней мере, возможно, что это отведет внимание от ее персоны. Не хватало ей еше одного визита Дашкевича, который и без того ходит вокруг, как лиса возле курятника, и каждый раз, как только понимает, что замечен, делает вид, что оказался рядом совершенно случайно и встречей беспредельно удивлен!
   Иван Анатольевич все еще сидел в своем кабинете вместе с предполагаемым заказчиком. Дверь была приоткрыта, и проходя мимо, Кира глянула в щель и, поймав взгляд дяди, помахала ему. Тот сделал ей знак не уходить, извинился перед собеседником, встал и пошел к двери. Кира рассеянно отметила, что отчаянно потеющий мужчина, сидевший к ней боком, тотчас же уставился в окно, словно до чрезвычайности захваченный пейзажем, хотя вид из окна открывался такой, что от него напротив хотелось поскорее отвернуться.
   - Ты к Стасу все-таки зайди, Кир, нехорошо так то... - сказал дядя, останавливаясь на пороге. - Зайдешь?
   - Конечно зайду. Ты меня пристыдил, - Кира обмахнулась сумочкой, после чего через нижнюю губу подула себе в декольте. - Ну и жарень сегодня! Вот сейчас съезжу, поужинаю, кое-что сделаю - и сразу поеду.
   - По темноте только ездить не вздумай! - предупредил он.
   - Э, да чего там, я такси возьму, если что.
   - Тебе деньги нужны? - заботливо осведомился Иван Анатольевич.
   - Деньги мне нужны всегда. Но пока они у меня есть. Во всяком случае, что-то слегка на них похожее... Пока, дядь Вань!
   Покинув территорию завода, Кира, по дороге на остановку прошла мимо маленького пустыря, где жгли мусор, и легким взмахом руки отправила в пощелкивающее пламя сим-карту. На остановке, оглядевшись, уронила в урну аккумулятор, а останки телефона, выскочив из топика, рассовала по урнам уже на рыночной площади. Вот и все. Ни Егора, ни его телефона. Если б и воспоминания можно было так же просто распихать по урнам!
   От рынка до дома Кира шла пешком. Асфальт был почти сплошь покрыт желто-зеленым ковром опавших цветов акации, из палисадников выглядывали последние отцветающие тигровые лилии, а в одном, тщательно огороженном, уже красовались ярким благородно-красным длинные соцветия гладиолусов. На соснах зеленели тугие шишки. Впереди и позади гомонили развеселые компании, направляющиеся на море, и Кире тоже захотелось пробежаться до пляжа и поплавать. Вода хоть и не слишком чистая, все же относительно прохладна, и находиться в море сейчас гораздо приятней, чем на раскаленной суше в душном воздухе. Почему, собственно, она так давно не была на море? Надо будет сходить... завтра. Да, она сходит на море завтра. Вот ей же ей, сходит! Хотя в это время возле берега полно медуз - бр-р!
   Вскоре Кира углядела впереди знакомую хрупкую фигурку, с усилием тащившую сетку с воистину гигантским полосатым арбузом, в несколько быстрых шагов догнала ее, поздоровалась и ловко перехватила одну ручку сетки прежде, чем владелица арбуза успела запротестовать, а еще через пару шагов и вовсе ее отняла.
   - Софья Семеновна, почему вы не поехали на троллейбусе? И зачем вам такой огромный? Его проще катить, а не нести.
   - Троллейбуса пока дождешься! - задыхаясь, отозвалась старушка. - Да и транспорт ведь с сегодняшнего дня подорожал. "Топики" целых полтора рубля теперь - ужас! Так что я лучше... а сегодня сын должен зайти с внуками - они арбузы-то знаешь как любят. Спасибо, Кирочка. Но может мне одну ручку... надорвешься!
   - Ох, надорву-усь! - проскрипела Кира, увернулась и поволокла арбуз дальше. Подъезд был уже совсем рядом, и походя она отметила, что среди обычного дворового контингента Вадима нет и сегодня. Под сердцем у нее больно кольнуло - острие из причудливого сплава тревоги и ревности. Небось развлекается с кем-нибудь. Ну и пошел он! А вдруг с ним все-таки что-то случилось?! На Киру внезапно накатила глухая тоска, и остаток пути до подъезда она прошла, глубоко погруженная в свои мысли.
   В подъезде стоял рев - Антонина Павловна, вывезя на порог квартиры древний пузатый пылесос, деловито пылесосила цементную лестничную площадку. Кира, мысленно пожав плечами, втащила арбузного монстра на второй этаж, подкатила к нужной двери и сбежала вниз, отмахнувшись от изъявлений благодарности, в которых ей сейчас чудилась неискренность.
   Захлопнув за собой дверь квартиры, Кира вздохнула, сбросила босоножки и босиком прошлепала в ванную, на ходу сдирая с себя одежду. Минут десять проплескалась под прохладным душем, с наслаждением смывая с себя пыльный будний день, надела длинную майку и прошла на кухню. Влажные волосы приятно-прохладно шлепали ее по плечам и спине.
   Из-за жары есть совершенно не хотелось, хотя ела она давно и, как обычно, всего лишь клубничный легкий йогурт. Интересно, как же все-таки Вадим в свое время догадался про эти йогурты? Кира налила себе большой стакан холодного фруктового сока, выложила на тарелку большой помидор, палочку соленого сулугуни и немного фаршированных оливок. Подумав, добавила туда две мороженные крабовые палочки и отнесла все в гостиную. Поставила на журнальный столик, потом прошла по квартире, открывая все окна, но тщательно задергивая при этом шторы. Окно в гостиной она оставила закрытым, после чего захлопнула дверь и зажгла свечи. Села прямо на пол, переставила тарелку и рассеянно принялась жевать, глядя на стены. Свисающие лоскуты обоев она давно ободрала, и теперь стены повсюду темнели бурыми проплешинами.
   Вскоре стены ожили - пришел в действие привычный ритуал, засуетились серые тени. Спустя пять минут пришли и черные - чуть больше десятка, и выстроились вдоль стен, уперев ладони в несуществующее стекло и глядя на нее. Большинство из них были ей давно знакомы, но ни деда, ни Вики, ни Егора сегодня среди них не было. Зато пришли другие старые знакомцы. Впервые Кира увидела их три дня назад и не особо удивилась их появлению - больше удивилась тому, что раньше не поняла, куда на самом деле подевалась забавная бомжовская компания. Вот тут Стас, конечно, сильно рисковал, приводя их в квартиру - интересно, как он ухитрился сделать это так, что никто из соседей не заметил? Скольких же он успел пригласить в это проклятое место, пока Кира раскатывала с Сергеем или мирно спала в своей постели? Неудивительно, что он так стремился каждый раз вернуться домой до наступления ночи, неудивительно, что Вика ему так мешала своим существованием - братишка разрывался надвое. Наверное, он действительно любил ее - слегка... Мысли выскакивали, как сухие горошины из жмени, щелкали, подпрыгивая, раскатывались в сознании в разные стороны и исчезали.
   - Привет! - сказала она, доедая помидор. Тени закивали. Некоторые принялись неспешно разгуливать туда-сюда, старательно обходя разлегшихся в углах псов-стражей, но большинство столпились на длинной стене гостиной - самой открытой для обзора и принялись внимательно слушать.
   Кира не рассказывала им ничего особенного - только то, что сегодня видела на улице, что происходит в городе, какая погода и так далее. Когда она сделала это в первый раз, ей это казалось совершенно нелепым, но теперь уже всякое чувство нелепости и неловкости исчезло - ведь они слушали так внимательно и жадно, то и дело пытаясь жестами выразить свое отношение к тому или иному - странные существа, невероятным образом запертые в стенах обычной квартиры старого сталинского дома, и сейчас она была единственным, что хоть как-то связывало их с покинутым миром. Если б только она смогла их выпустить! Но как - сжечь квартиру, взорвать дом? Нужно точно знать, что это поможет, иначе - кто знает, вдруг она сделает только хуже? Поэтому пока Кира только и делала, что вела эти странные односторонние диалоги, да играла на рояле, и музыку тени тоже слушали очень внимательно. Иногда некоторые из них даже танцевали - странные плоские танцы, отчего-то время от времени нагонявшие на Киру непонятный страх. Она смотрела на черные профили на стенах и удивлялась тому, что теперь видит не просто тени, а практически живые человеческие лица, и чтоб узнать какую-то из теней, уже виденную раньше, ей уже не нужно было сверяться с фотографиями, которые она давно выучила наизусть.
   Отправив в рот последнюю оливку, Кира тоскливо посмотрела на закрытое окно, где за шторами наливался, густел жаркий летний вечер. Может, все-таки, бросить все - и на море? Или дождаться ночи... когда лишь тьма и свобода, и все пути принадлежат только ей. Но кто-то бродит в той тьме - кто-то еще более темный, чем эта тьма, ждет ее... Знать бы кто. Может, он уже ушел... а может и не нужна она ему вовсе?..
   Но эта квартира... черт бы ее подрал, теперь она привязана к этой квартире. То и дело Кира ловила себя на мысли, что если квартиру удастся продать - что станет с ее обитателями? И что станет с человеком, который рано или поздно увидит их? Или в пылу ссоры с гостем скажет что-нибудь не то... Она обязана будет пригласить сюда нового хозяина... но что если стражи не станут его слушать? Она - наследница по крови, все-таки. Может, она должна будет что-то им сказать? А что? Бабка знала... Вот бы было здорово, если б Вера Леонидовна вдруг ожила! Кира бы получила несказанное удовольствие, придушив ее собственными руками. Разика три-четыре!
   Кира взглянула на стену почти с досадой. Иногда собственная квартира напоминала ей этакий круглосуточный, бестолковый детский сад для немых, а она сама была в нем воспитательницей, обязанной следить, чтобы определенные сюда не впадали в меланхолию и не принимались отчаянно колотить в стены, приводя в ярость псов-стражей. Знать бы точно, что эти обитатели не смотрят на нее в темноте, а уходят прочь... жить постоянно на пересечении десятков чужих бесплотных глаз... это чересчур. Может, все-таки, вернуться в дом дяди? Но нет, там тетя Аня, напуганная, сломленная и жаждущая выполнения обещанного - неважно, какой ценой.
   Она отнесла посуду на кухню, осторожно вытащила из пакета сегодняшнее творение и прошла с ним в столовую. Обеденный стол уже давно был раздвинут - на сложенном пластилиновая коллекция не умещалась. Кира пристроила фигурку на столешнице среди прочих и отступила на шаг, хмуро разглядывая. Псы, множество людей - группами и поодиночке. Коллекция подсмотренных жизней, украденных жизней - маленький пластилиновый мир на обеденном столе. "Я смотрю на них так же, как бабка Вера, наверное, смотрела на тени" - раздраженно подумала Кира. Села на пол, привалившись спиной к стене, закрыла лицо ладонями и негромко, глухо застонала, потом уронила руки на колени, невидяще глядя перед собой.
   - Я одна... - прошептала она. - Я совершенно одна.
   Черные бесплотные руки скользнули из стены по ее плечам, огладили их и исчезли, тут же появились другие, невесомо тронув ее шею. Кира подняла голову и, чуть повернув ее, скосила глаза себе за плечо. Черные тени столпились позади нее, склонились над ней, все новые и новые черные руки протягивались из стены и скользили по ее телу - целый лес рук, и странное сочувствие было в этом мельтешении. Кира прижалась затылком к стене и прикрыла веки, чувствуя, как бесплотные чужие пальцы водят по ее щекам. Стражи в углах привстали, но пока не пытались нападать.
   - Отстаньте... - пробормотала она, вяло дергая плечом, словно ее касались живые, теплые руки, которые можно было отбросить таким образом. - Нашли, кого утешать... Делать вам нечего.
   А действительно, что им там делать?
   Интересно, что будет, если отменить приглашение самой себе?
   Наверное, это был бы один из самых оригинальных способов самоубийства, только черта с два она станет проверять!
   Кира долго сидела так с закрытыми глазами, и тени рук скользили по ней, пока не улеглись покойно, и казалось, что множество людей сидит с ней рядом - и людей не чужих, которые успокаивающе обнимают ее, словно пытаясь сказать, что все еще будет хорошо. Постепенно она задремала, ее голова свесилась на грудь, Кира начала клониться влево - все дальше и дальше, пока не съехала на пол и, мгновенно проснувшись, вскочила, оглядываясь вокруг дикими глазами. Черные тени исчезли все до единой, ушли и псы-стражи, и вокруг на стенах было лишь серое мельтешение. Она взглянула на часы и всплеснула руками - уже было почти одиннадцать. Называется, съездила в больницу! А ведь обещала. Дядя расстроится, конечно, ну да... днем раньше, днем позже...
   Кира повернулась, и ее взгляд упал на стул, на спинке которого висели рубашки и футболка брата. Всю неделю она ходила мимо, не обращая на них внимания, а теперь они вдруг бросились ей в глаза, словно немой укор.
   И если мальчишка что-то там возомнил о себе, то теперь это уже не важно. Все равно он умрет.
   У нее перехватило дыхание, и Кире вдруг отчаянно захотелось увидеть Стаса. Сейчас, немедленно, несмотря ни на что. И может не столько потому, что на нее накатил прилив любви к пусть и свихнувшемуся, но брату, сколько потому, что Стас единственный из всех все еще был здесь, все еще был доступен, хоть сейчас и был больше похож на куклу, чем на живого человека. Но ведь и он может исчезнуть в любую секунду, и тогда не останется совсем никого. И где-то глубоко в подсознании ей так хотелось верить, что именно ей Стас вовсе не желал зла. Это было глупо, все факты говорили за обратное, но верить хотелось.
   Но сейчас никто не пустит ее в больницу, отделение наверное уже закрыто. Кажется, его закрывают в одиннадцать... а может и в двенадцать. В любом случае, если попросить, если, в конце концов... Дальше Кира думать не стала, метнулась в прихожую и вызвала такси, после чего вихрем пронеслась по квартире, гася свечи и убирая канделябры с пола. Натянула на себя легкие брюки и майку, закрутила волосы на затылке, и в этот момент раздался телефонный звонок. Машина ждала.
   Уже взявшись за ручку двери, Кира вспомнила, что забыла зажигалку, повернулась, подхватила одну из зажигалок с тумбочки, где их валялось аж четыре - ясное дело, ведь в квартире живут отъявленные курильщики. Сунула зажигалку в карман брюк. Карман был неглубокий... да ничего, авось не потеряет. Она начала поворачивать ручку замка и услышала, как в двери напротив тоже щелкнул замок. На лестнице послышались чьи-то шаги. Кира распахнула дверь и увидела Антонину Павловну, переступающую порог своей квартиры с Бусей на руках. Какой-то человек вышел из подъезда и Кира дернула головой в его сторону, потом снова взглянула на Антонину Павловну, вышла из квартиры и захлопнула дверь.
   - Живот у Бусечки прихватило, - сообщила тетя Тоня, спускаясь следом за Кирой, хотя та ее ровно ни о чем не спрашивала. - Спать мне не дает, приходится, вот, вести...
   - Может, вы ее перекормили? - рассеянно предположила Кира, выходя из подъезда и торопливо устремляясь к стоящему неподалеку "опельку" со включенным мотором.
   - Нет, у нее сбалансированное питание, - возмутилась та. Последние слова она произнесла подчеркнуто и со вкусом - верно, выучила из рекламы собачьего корма. Кира хмыкнула и скользнула в такси, которое сразу же, качаясь и подпрыгивая на разбитой дороге, покатило к выезду со двора.
   Водитель оказался на редкость словоохотлив и всю дорогу то рассказывал про свою жизнь, то принимался задавать вопросы, вся суть которых сводилась к недвусмысленному намеку на тесное знакомство. Кира отделывалась мрачными лаконичными ответами и была рада, когда наконец такси остановилось недалеко от железных ворот больницы, и она выскочила, захлопнув за собой дверцу, и тут же метнулась к приоткрытой калитке. Услышав за спиной шум отъезжающей машины, Кира сразу же сбавила ход, мысленно спрашивая себя - и почему, собственно? Таксист был молод и симпатичен, хоть и тарахтел без меры, а она одна...
   Неширокая дорожка между большими акациями была темна и пуста, только вдалеке виднелся силуэт человека, катящего куда-то громыхающую железную тележку. Сзади послышались торопливые шаги, и Кира сама заспешила. Какой-то полный мужчина обогнал ее, но почти сразу остановился, растерянно дернулся туда-сюда, и когда Кира проходила мимо него, жалобно и вместе с тем раздраженно спросил, чуть повернув голову.
   - А где же нефрология?! Девушка, вы не знаете, где тут нефрология?!
   - Ой... - Кира, остановившись, прижала указательный палец к носу и на мгновение задумалась. - Это вам... - она повернулась, вытягивая руку, - по-моему, здесь пройти и будет одноэта...
   Страшный удар обрушился на ее затылок, и Кира рухнула во мрак, мгновенно проглотивший и ее, и жаркую летнюю ночь.
  
  
  II.
  
   Из всех чувств вначале почему-то вернулся запах. Мрак остался, но теперь он пах старым ковром, луковой шелухой, железом и дымом. Потом зачесалось в носу и вместе с этим щекотным чувством появилось ощущение собственного тела. Кира осознала, что лежит на животе на чем-то мягком, и это мягкое покачивается и подрагивает... или это Киру трясут - ну да, трясут, чтобы разбудить. В гостиной прорвало трубу, и Стас пытается разбудить ее, чтобы сказать об этом.
   Несколькими секундами позже Кира сообразила, что это никак не может быть Стас. В памяти всплыл смутный обрывок - темная дорога, человек, что-то спросивший у нее, а потом... Потом была боль и дальше зияла огромная черная дыра... пока она не почувствовала запах.
   Кира сморщила нос и попыталась открыть глаза, за что тут же была наказана сильнейшей вспышкой боли в затылке. Она попыталась застонать, но лицо было плотно прижато к чему-то теплому, ворсистому. Все вокруг подрагивало, и ее голова покачивалась из стороны в сторону. Появился звук - ровный механический шум, и внезапно Кира поняла, что это звук двигателя. Она находилась в машине, и ее куда-то везли.
   Первая мысль почему-то была о Сергее. Бывший любовник, которого утрата машины добила окончательно, спятил и выкрал Киру и теперь везет куда-то с целью отомстить. Но едва возникнув, мысль сразу же показалась ей идиотской, и Кира ее отбросила. В любом случае, надо сперва оглядеться и, наверное, следует это сделать осторожно. Ее ноги были повернуты влево и согнуты, каблуки босоножек во что-то упирались, и макушка тоже периодически стукалась о что-то твердое, отчего в затылке становилось еще хуже. Казалось, там пристроился некий хищный дятел и долбит клювом, пытаясь добраться до позвоночника. Но не так важен сейчас этот чертов дятел, как то, что лежит она на заднем сиденье, а водитель смотрит на дорогу, поэтому вести себя надо очень тихо.
   Кира открыла глаза и увидела темный старый ковер, которым был застелен диванчик. Цвет ковра не определялся - в машине царил полумрак. Рядом, впереди, что-то щелкнуло, и Кира почувствовала запах сигаретного дыма.
   Она попыталась осторожно пощупать затылок, но что-то крепко держало ее руки за запястья. Кира попробовала пошевелить ногами, но и щиколотки тоже были чем-то крепко схвачены. На нее накатила паника, и она чуть не закричала, но вовремя прикусила губу. Машину тряхнуло, Кира в очередной раз стукнулась головой о дверцу, и на этот раз боль оказалась крепкой оплеухой, ненадолго сбившей истерику.
   Она медленно приподняла голову и посмотрела на свои руки, сведенные вместе. Запястья были туго обмотаны обычной веревкой, толщиной с палец и привязаны к широкой ручке-подлокотнику. Кира разглядела пепельницу, металлически поблескивающую в полумраке, ручку стеклоподъемника, опущенную защелку. Отечественная машина, причем явно старая. Она осторожно повернула голову и взглянула на человека, сидевшего за рулем. Крупный, полный мужчина, нервно постукивающий пальцами по рулю, отчего ему на колени сеялся сигаретный пепел. Он поднял правую руку, затянулся сигаретой, и слабый огонек осветил намечающийся двойной подбородок, часть выбритой щеки, ухо, постриженные на висках темные волосы. Человек что-то пробормотал и переложил сигарету в левую руку, поскреб пальцами правой шею. Кира не знала его. Какого черта ему от нее надо?! Еще один маньяк?.. Она похолодела. Конечно же, это хозяин пса - того пса, учинившего бойню в квартире Влады! Пса в машине нет - значит, он везет Киру к нему, чтобы... Господи, зачем такие сложности?
   Впрочем, не это сейчас важно, а то, что человек на нее не смотрит.
   Кира попыталась раскачать ручку, но та держалась на удивление крепко. Возможно, ручка отлетит, если рвануть со всей силы, но фактора неожиданности не получится - ноги тоже привязаны - к ручке противоположной дверцы. Можно дернуть одновременно руками и ногами, и отлетят обе ручки, и тогда, возможно, она сможет... Ее взгляд скользнул к окну, и Кира осознала, что ее положение еще более отчаянное, чем она думала. Машина неслась по прямой трассе, а справа - и дальше, куда-то в бесконечность, тянулась темная, каменистая степь. Осторожно повернувшись набок, Кира вытянула шею и взглянула в другое окно - слева от трассы громоздились темные скалы. Машина ехала где-то очень далеко от города. Небо было темным, и все же тьма уже истончалась, рассыпалась, ночь сходила на нет, и подступало утро. Прошла уйма времени, он мог увезти ее куда угодно - вообще с полуострова вывезти... но нет, это определенно еще Крым. Хорошо же он ее стукнул, что она так долго провалялась без сознания. И не боится везти вот так, в открытую? А вдруг кто тормознет?
   С другой стороны, ну и хорошо, что в открытую, а то ехала бы в багажнике, сложенная втрое. И задохнулась бы наверняка. Ветер, врывавшийся в открытое окно водителя, был лишь слегка прохладным, да и эта прохлада уже начинала уходить.
   Ох, раньше ж столько постов вдоль дороги стояло! Куда ж все подевались?! Хоть бы кто-нибудь остановил - он ведь быстро едет...
   Кира скосила глаза вниз и увидела на полу свою сумочку, которая покачивалась в такт движению машины. Брала ли она с собой нож? Кажется, да... Кира шевельнула привязанными руками, потом наклонилась и потянулась вниз, пытаясь ухватить ручку сумочки зубами и морщась от боли в выворачиваемых плечевых суставах. Еще чуть-чуть, еще...
   Что-то звонко щелкнуло, и Кира испуганно отдернулась назад.
   Человек по прежнему смотрел на дорогу, но теперь его правая рука была просунута между креслами и чуть покачивалась, издевательски, и так же издевательски поблескивал в ее пальцах небольшой изящный нож с пружинным лезвием. Ее нож. Раздался смех - густой, монотонный, странно безжизненный, и Кира съежилась.
   - Такие вот дела, - констатирующее произнес незнакомый голос. - Думаешь, что ты самый умный - и тут бац! - и такой вот облом! А мне было интересно поглядеть - будешь ты чего делать или нет?.. А ручки на дверцах крепко сидят - я проверил - крепкие ручки...
   Рука с ножом исчезла. Человек открыл бардачок, бросил в него нож и закрыл. Проверил, закрылся ли. Потом включил радио и начал перебирать станции, сделав очень большую громкость, и в машине воцарилась какофония из обрывков песен, разговоров и помех. Кира, решив наконец и сама поучаствовать в происходящем, хрипло спросила:
   - А ты кто?
   - Кто я?! - водитель то ли изумился, то ли обиделся, то ли и то и другое вместе. - Ты... Хорош прикидываться-то! Кто я... Сама ж меня искала, ну - вот я и здесь. Решил ускорить нашу встречу, а то... справочник не помог, так мало ли ты еще кого могла начать спрашивать. Дядю своего, например. И вся штука в том, - он прищелкнул языком, - как ты могла об этом спрашивать. У меня жизнь давно налажена - я не хочу все терять из-за какой-то жадной сучки!
   - Дядю? - Кира широко раскрыла глаза. - Я тебя искала?... Да я тебя вообще не знаю! Ты меня с кем-то пере...
   Человек включил свет и повернулся к ней, и увидев его лицо, Кира осеклась. Вдруг вспомнились недавние слова Егора.
   ...это была моя жизнь, и ты не имеешь права подсматривать. Нельзя лезть без спроса в чужие тайны...
   Прав был бедняга Михеев - тысячу раз прав. Нельзя подсматривать. А если уж подсматриваешь - никогда не выноси подсмотренное за стены дома - никогда!
   Он постарел, пополнел, обрюзг, на лице прибавилось морщин, изменилась прическа, но все теми же были злые, тонкие губы и теми же осталось выражение широко расставленных глаз. Человек, на чью фотографию она смотрела так недавно, человек, которого последним смастерили из пластилина ее неутомимые, проворные пальцы - пообломать бы их, эти пальцы! Человек, за прошлым которого она наблюдала на стенах своей квартиры - за страшным прошлым. Человек, задушивший женщину в ее ванной. Юрий Стадниченко.
   Но черт возьми, откуда он взялся, как он узнал?!
   - Заказчик, - почти шепотом произнесла Кира. - Ты - тот заказчик, которого ждал дядя. Он что... ты был в нашей комнате... ну конечно, Наташка утащила меня на перекур, а его угораздило устроить экскурсию!..
   Она зажмурилась. Невероятно! Какие тысячные доли шанса, что такое могло произойти?! Чтобы в тот самый день и час, в ту самую минуту, именно этот человек - невозможное совпадение, почти космическое. Словно кто-то наверху, поняв, что случай с Михеевым ничему ее не научил, решил преподать ей урок пожестче. Только, похоже, этот урок будет последним. Там была квартира, там была охрана, люди за стенкой, в конце концов, а здесь они только вдвоем - голая степь и скалы. Никто не поможет, и вся надежда на гаишников... но их нет. Никогда раньше Кире не приходило в голову, как отчаянно однажды захочется увидеть самого обычного гаишника.
   - Ну, чего - закончилась работа ума? - со смешком поинтересовался Юрий, поглядывая на нее в зеркало обзора. - Поставила все на место? Вот и славно. Что кривишься - больно? А мне каково было - ты подумала своими мозгами?! - его голос вдруг стал визгливым, капризным и требующим сочувствия. - Захожу я, весь в радужных перспективах с ног до головы и тут - бац! Как утюгом по башке! Секунду думал - совпадение, похоже... гляжу, фамилия моя на экране - справочки уже наводит, сука!.. Столько лет назад, сгладилось уже... и н-на тебе! Вот, думаю, попал ты, Юрик!.. А мне сейчас попадать никак нельзя, поняла, деваха?! Не то у меня положение! Сука, Лидка, через столько лет дотянулась - ты смотри!..
   - Куда ты меня везешь? - спросила Кира, с отчаяньем оглядываясь.
   - Подальше, - Стадниченко хмыкнул. - На романтическую прогулку. Знаю одно место - тебе понравится. О-очень, - он глумливо подмигнул ей в зеркало. - Пленка где?
   - Какая еще пленка?
   - Ой, вот только не надо!.. - Юрий зло саданул ладонью по рулю, и Кира поняла, что он на пределе. - То, что ты сделала - там все, до мельчайших деталей, все как было - я ведь это на всю жизнь запомнил! По рассказу так не сделаешь - даже по фоткам так не сделаешь. Только если самой увидеть... Так и знал я, что видюха там у этой старой суки стояла - ишь, и где она ее взяла в то время-то?.. Что - нашла бабкин схрончик и решила бабок срубить по-легкому?.. Не на того нарвалась, ласточка! Я если и плачу, то только один раз! Суке этой я когда-то заплатил... она хоть и не показала мне, зато рассказала очень подробно... сука! - его ладонь снова стукнула по рулю. - Надо было все-таки ее прибить... но тогда это никак... Заплатил, но предупредил - еще раз сунется - убью. Умная баба оказалась - не трогала меня больше. А как узнал, что сдохла она - думал, все! Надо было все-таки наведаться в хату... надо было... вот что бывает, когда дело запускаешь!
   "Надо было, - мысленно мрачно поддержала его Кира. - Вот был бы тебе сюрприз тогда! И я б тут не сидела!"
   - Видишь, как оно? - Юрий снова закурил. - Глядишь, и с тобой, дурой, ничего не стало бы. Анатольича жалко, хороший мужик, расстроится он... и так сколько всего на него свалилось. Мы с ним так славно побеседовали...
   Он снова принялся переключать станции, что-то бормоча себе под нос. Мимо пролетела встречная машина, и трасса вновь опустела. Кира лихорадочно соображала. Судя по всему, никакого плана у Стадниченко не было, он действовал спонтанно и наугад, рисковал напропалую, не раз мог попасться. Верно, увидев совершенное когда-то им убийство в ее пластилиновом исполнении, он так перепугался, что у него сорвало планку. Не стал выжидать, выгадывать, выслеживать, узнавать, что ей известно, что она хочет... В тот же день. Сразу же. Паника и истерика. Верно, это он тогда и выскочил из подъезда - наверное, уже собирался вломиться в квартиру или схватить Киру, когда она выйдет, да Антонина Павловна спугнула... Он ждал - он ведь наверняка слышал, как она говорила дяде, что вечером поедет в больницу к Стасу. И почему, черт возьми, так случилось, что повезло именно ему, а не ей, Кире?! Машина не его - Кира видела припаркованную машину заказчика, когда уходила - здоровенный "джипяра" - остальные машины на парковке были ей знакомы. Но если Стадниченко нужна пленка, зачем он увозит Киру от квартиры? Неужели он в таком состоянии, что уже не соображает, что делает?
   - Я скажу, где пленка, - осторожно произнесла Кира, решив, что бессмысленно доказывать Юрию, что никакой пленки на самом деле нет. К тому же главное сейчас - оказаться снова в городе, а еще лучше - в квартире. Уж там она ему покажет!.. - Я даже покажу, но мы должны вернуться.
   - Нет, я вернусь туда один, - рассеянно отозвался он, и этот резкий переход от истерики к расслабленности напугал Киру еще больше. - Чую я - какой-то есть подвох в твоей хате... Нет, ты туда определенно не вернешься... я тебя... - Юрий пригнулся и взглянул куда-то сквозь лобовое стекло, потом повернул голову вправо. - Определенно... - он посмотрел на часы, потом снова на дорогу, после чего постучал указательным пальцем по спидометру. - Что-то...
   - Что? - быстро спросила Кира, уловив в его голосе растерянность.
   - Как это... Я же тут только недавно проезжал! Я же... - он начал притормаживать, - тут уже был!.. Я знаю эту дорогу!.. Что за черт!
   - Заблудился?
   - А ты заткнись! - рявкнул Юрий, обернувшись. Его лицо побагровело от злости. - Еще ты тут мне будешь!.. Сейчас доедем - так вжарю, что кишки вылезут!..
   Кира съежилась и украдкой принялась расшатывать крепко державшуюся ручку дверцы, но он заметил почти сразу же, наклонился, выхватил что-то из-под сидения, и на Киру уставился черный зрачок револьвера старого образца.
   - Сказал не дергайся! Тихо лежи!.. а то... хрен машину от тебя отмоешь потом!..
   Кира мгновенно окаменела. Впереди появились фары встречной машины, и Стадниченко, спохватившись, спрятал пистолет и выключил свет. Мимо с ревом пролетел грузовик, и снова стало тихо.
   - Да где ж развилка-то?! - вдруг жалобно воскликнул Юрий, и руль дернулся в его руках, отчего машина вильнула по дороге. - Опять это... - он потер лоб и быстро заморгал. - Я ж не на месте стою... как это?!..
   Кира взглянула в окно и внезапно поняла, что он прав. Они здесь уже проезжали минут десять назад. Складывалось впечатление, что машина ездит кругами. Какую развилку он имеет в виду? Им уже много раз попадались развилки... и он всегда поворачивал направо... только... уж не одни ли и те же это были развилки? Мужик спятил - это ясно, еще и револьвером размахивает. Законченный псих. Нужно было что-то делать. Только вот что?
   Все пути... все пути и скрещенья их... странствуя от края до края времени, нетрудно научиться путям, нетрудно научиться открывать пути и нетрудно научиться отнимать их...
   Слова протекли через мозг и закончились улыбкой - понимающей улыбкой. Но понимание сразу исчезло, вновь сменившись страхом и паникой.
   Тело отчаянно затекло, и Кира попыталась перевернуться на спину. Нижней половине туловища стало значительно легче, но плечевые суставы сразу же протестующее заныли. Она приподняла согнутые ноги, и из кармана брюк вдруг выскользнула забытая зажигалка, проехалась по ее боку и остановилась в районе подмышки.
   - Что ты там возишься?! - Юрий обернулся, и Кира застыла, моля про себя, чтоб он не увидел зажигалки.
   - Ложусь удобней, а то болит уже все!.. Что - и это нельзя?!
   Ничего не ответив, он отвернулся, мгновенно потеряв к ней всякий интерес и снова перенеся свое внимание на дорогу. Кира осторожно перевернулась на бок, не сводя жадных глаз с прозрачного синего прямоугольника, потом попыталась достать его зубами, но шея оказалась коротковата, и после неудачной попытки, она откинулась назад, тяжело дыша и чувствуя, как запылившуюся щеку щекотит злая слеза. Скрипнула зубами, снова повернулась и, чуть приподнявшись, подтолкнула зажигалку левой грудью, и прямоугольник продвинулся на несколько миллиметров вперед. Воодушевленная этим, Кира отчаянно заерзала на диванчике. Ткань майки скользила по зажигалке, но все же та, хоть и медленно, постепенно продвигалась вперед, и наконец Кира схватила ее зубами и тотчас же перевернулась на живот и уткнулась лицом в ковер, затаившись. Выждав несколько секунд, она выплюнула зажигалку, покосилась в сторону Юрия, которых хлопал ладонью по баранке и матерился, на чем свет стоит, потом снова ухватила зажигалку зубами, дотянулась до своих пальцев, и те жадно сжались вокруг пластмассового корпуса.
   Поток брани вдруг оборвался, и странно изменившийся голос Стадниченко произнес:
   - Черт, опять он! И как только... Эй, ты, слышь-ка?!..
   Она прикрыла ладонью сжатый кулак и, повернув голову, услужливо посмотрела на Юрия.
   - Да?
   - У тебя это... собаки часом нет?
   - Собаки? - непонимающе переспросила Кира. - Нет, а что?
   - Пес, - хрипло сказал Юрий, впившись взглядом в зеркало заднего вида. Мимо с ревом пронесся микроавтобус, обдав его раздраженным гудком, и он поспешно перевел взгляд на дорогу, схватившись за руль. - Опять какой-то чертов пес! В городе какой-то прицепился, на выезде из города тоже... но ведь это не может быть тот же самый! Он не мог меня догнать!
   Кира попыталась приподняться, чтобы взглянуть сквозь заднее стекло, но веревки не пускали. Она повалилась обратно на диван и, криво улыбнувшись, очень медленно произнесла.
   - Кто знает...
   Вот и настала ее очередь.
   Перевернувшись, Кира щелкнула зажигалкой и, придерживая ее большим пальцем и мизинцем, вывернула запястье до упора, головой заслоняя тонкий лепесток от ветра и силясь дотянуться им до веревки, обвитой вокруг ручки. Онемевшие пальцы подчинялись плохо. Еще чуть-чуть, еще... Огненное острие коснулось веревки. Несколько секунд ничего не происходило, потом от веревки начал подниматься тонкий дымок.
   - Ты что делаешь?! - яростно заорал Юрий где-то совсем рядом. В этот момент машина вздрогнула от удара, вильнула из стороны в сторону, и он снова закричал, но уже без слов - страшный, пронзительный вопль боли. Машина дернулась и рванулась вперед. Кира вскинула голову и увидела, что Стадниченко, бросив руль и отодвинувшись от окна, прижимает левую ладонь к уху, и сквозь пальцы стремительно протекает красное, оставляя на рубашке большие, сразу же расплывающиеся пятна. Его правая рука судорожно крутила ручку, со скрипом поднимая стекло.
   - Руль! - дико заорала Кира, и Юрий бросил крутить ручку, вцепился в руль и крутанул его, и уже летевшая по встречной отчаянно сигналящая громада грузовика ушла в сторону и промчалась мимо. Юрий отнял руку от уха и снова схватился за ручку, всхлипывая и что-то бормоча. Кира увидела, что уха нет - от него остались лишь кровавые ошметки.
   - Что это такое?! - завопил он, подняв, наконец, стекло до упора, и тотчас за окном мелькнуло что-то большое, темное и живое, и раздался грохот, когда это что-то с размаху ударилось о машину. Огромная черная собачья морда с горящими густо-вишневым огнем глазами и разинутой пастью на мгновение появилась перед водительским окном и тотчас исчезла, словно призрак. Стадниченко что-то заорал, крутанул руль влево, раздался удар, потом громкий собачий визг, и Кира зажмурилась. Но несколькими секундами спустя пес появился снова, живой и невредимый, и Юрий дернулся в сторону, когда морда пса с силой ударилась о стекло, верхняя губа вздернулась, обнажив огромные клыки, и вишневый глаз на мгновение яростно уставился на него, словно запоминая. Стекло пошло трещинами. Пес исчез и тут же прыгнул опять, явно желая протаранить машину. Еще немного, и у него это получится. Стадниченко выругался дрожащим голосом и до упора утопил педаль газа. Машина, взревев, словно умирающий зверь, умчалась вперед, оставив пса где-то позади.
   Кира больше не смотрела в окно, отчаянно щелкая зажигалкой. Она узнала пса, узнала эти страшные сверкающие глаза. Это был страж - страж из ее стен. Но ни к чему сейчас ломать голову, как он здесь оказался и с какой целью - исход ситуации, если она так и останется привязанной, в любом случае будет не в ее пользу. Впереди грохнул выстрел, потом другой, раздалось громкое низкое рычание, Юрий что-то дико заорал, машину бросило из стороны в сторону, но Кира не повернула голову. Стиснув зубы, она жгла веревку. Дым уже валил вовсю - пламя, пусть и крошечное, уверенно съедало нити одну за другой. Кира сделала отчаянный рывок, и остатки веревки вдруг лопнули. Ее руки все еще оставались связанными, но уже не были примотаны к дверце. Не поднимаясь, Кира торопливо, обдирая губы, зубами развязала несложный узел и стянула с рук веревку, оставившую на запястьях багровые полосы, зашевелила пальцами, и секундой спустя по рукам забегали острейшие противные иголочки. Она дернула ногами, потом села, и увидев это, Юрий что-то прокричал, потом, почти не глядя на нее, вскинул руку с револьвером и выстрелил. Кира дернулась в сторону, и пуля впилась в спинку диванчика, выбив пыль и клочья ниток. Тотчас же левое крыло машины снова вздрогнуло от сильного удара, в окне, уже густо покрытом трещинами и зияющем отверстиями от пуль, что-то щелкнуло, и внутрь упал выбитый треугольный кусочек стекла.
   Веревку, стягивающую ее ноги, Кира пережгла намного быстрее, сбросила ее и рванулась было к правой дверце - выпрыгивать на такой скорости, конечно, чистое безумие, но и оставаться здесь немногим лучше. Ее пальцы уже почти коснулись ручки... и Кира вдруг медленно подвинулась обратно и села посередине диванчика, положив на старый ковер раскрытые ладони и глядя перед собой.
   Она не знала, зачем так делает.
   Но чувствовала, что так надо.
  
  * * *
   Жуткая псина наконец отстала, исчезнув где-то среди утренних сумерек, и Юрий облегченно вздохнул. Осторожно дотронулся до того места, где раньше было ухо, и охнул от боли, потом взглянул на стекло, которое держалось еле-еле - тронь - и осыплется. Снаружи по стеклу была размазана собачья кровь, и он удовлетворенно ухмыльнулся, но ухмылка тотчас исчезла, сменившись злой гримасой. Девка-то отвязалась, чего ж он сидит?!
   Удерживая руль одной рукой, Юрий обернулся и судорожно сглотнул.
   Кира аккуратно сидела на диванчике, сдвинув колени, и смотрела точно на него, улыбаясь - слегка, затаенно, как-то заговорщически. Сейчас, даже несмотря на испачканное кровью лицо и всклокоченные волосы, она казалась необыкновенно хороша - да что там хороша... самая красивая женщина, которую он когда-либо в жизни видел, и самая сексуальная. К ней тянуло - тянуло беспредельно, что-то такое исходило от нее мощными толчками - даже от кончиков ее аккуратно лежащих на сиденье пальцев - что-то такое, что хотелось бросить к черту руль, хоть машина и мчалась на предельной скорости, кинуться туда, к ней, содрать с нее одежду и взять женщину - немедленно, много раз подряд... Он дернул губами, задохнувшись, и ее улыбка стала шире и в ней появилось понимание... только вот в ее глазах никакого понимания не было. Они смотрели на него в упор - широко раскрытые, страшные, густо черные, словно в глазницах Киры плескалась расплавленная смола, и из этой черноты ослепительно сияли золотом пронзительные суженные зрачки, и казалось, что они, словно раскаленные золотые иглы, пронзают его глаза до самого мозга.
   - Смотри на дорогу, - произнесла она, и голос ее оказался низким, растянутым, словно время вдруг загустело. Юрий послушно повернул голову и вцепился пальцами в руль, глядя на ровное полотно трассы, потом выбил локтем остатки стекла и уставился влево, где неслись стоящие у обочины пылающие факелы - огромные, как телеграфные столбы. Ручки факелов устремлялись в чудовищную высь, навершия отливали бронзой, пламя колыхалось и жарко трещало, заливая дорогу кроваво-красным светом, мешавшимся с мертвенным жалким светом фар. Скалы исчезли. Просыпающееся утро тоже куда-то подевалось - над трассой снова висела ночь - плотная, беззвездная, первобытная, пронзенная красными нитями отсветов.
   Его потерянный взгляд метнулся туда-сюда, потом снова перепрыгнул на дорогу, и у Стадниченко вырвался испуганный возглас. На капоте на корточках сидела неизвестно откуда там взявшаяся обнаженная женщина, разведя руки в стороны, словно предлагая Юрию обнять ее. Ее тело было красиво крепкой зрелой красотой, длинные черные волосы вились по ветру и хлестали ее по плечам, на запястьях и предплечьях поблескивали золотые кольца браслетов... но левая нога женщины гладко блестела медью, и пальцы, постукивая по капоту, издавали неживой, металлический звук. Вместо лица у женщины был пылающий овал пламени, и глядя на него, Юрий чувствовал, что она смотрит точно ему в лицо, хотя глаз у нее не было.
   - Господи!.. - прошептал он и машинально перекрестил обнаженное пылающее видение. С заднего сиденья донесся тихий смех, и на мгновение перед ним в зеркале обзора мелькнули страшные золотистые зрачки. Женщина на капоте развела руки еще шире, и в нижней части ее лица вдруг открылся черный провал рта, в котором блеснули длинные тонкие изогнутые клыки. Издав страшный вибрирующий вопль, она с размаху прижала ладони к стеклу, и стекло задымилось, расплавляясь и пропуская внутрь скрюченные пальцы с острыми ногтями. Юрий заорал и крутанул руль вправо, потом влево, и машина закружилась на дороге, словно сумасшедший танцор, потом помчалась в обратном направлении, миновала бегущего пса, тот мгновенно развернулся и устремился следом.
   - Ведьма! - визгливо закричал он, схватил револьвер и ткнул было им в лобовое стекло, но на капоте уже никого не было, и стекло было совершенно целым. Вращая глазами, Юрий обернулся и навел револьвер на Киру, но вместо револьвера в его руке вдруг оказалась змея, холодная и скользкая. С шипением змеиная голова выстрелила ему в лицо, широко распахнув пасть, и он, вскрикнув, отшвырнул ее в сторону, и змея ударилась о дверцу и упала на пол, но это был уже револьвер. Юрий схватился за руль, но тот превратился в безголовое змеиное тело, живое и подрагивающее. Ключ вдруг начал проворачиваться назад в замке зажигания, и он вцепился в него, силясь удержать, но тот резко крутанулся, разодрав ему ладонь. Дорога двоилась в его глазах, трасса вдруг растеклась перекрестком - три дороги, шесть дорог, девять... Он рванул на себя ручку двери, но та осталась у него в пальцах, а вместо двери перед ним внезапно распахнулась гигантская волчья пасть, и вместо выбитого окна на Юрия взглянули вишневые горящие глаза. Едва успев увернуться, он дернулся к другой двери, но там на него ощерилась огромная змея, приглашающее разинув рот, в котором сверкали длинные ядовитые зубы. Он завопил, бестолково дергаясь из стороны в сторону. Сзади смеялись, и Юрий обернулся, трясясь всем телом, и почти сразу же тоже начал подхихикивать, уставившись в сияющие золотые зрачки. Машина, с заглохшим двигателем, уже никем не управляемая, подпрыгивая неслась в никуда - то ли с горы, то ли в гору - Юрий уже ничего не разбирал, да и неважно это было, потому что в этот момент Кира, смеясь, склонила голову набок, ниже, ниже, ее позвонки противно захрустели, а голова все поворачивалась и поворачивалась, пока подбородок не указал в крышу машины. Ее смех оборвался, она широко раскрыла рот, и из него полезли длинные золотые плети плюща, живые и извивающиеся, поползли по стенкам, мгновенно заплетая их с нежным золотым звоном, оплели подголовники кресел и устремились к горлу Юрия. Он завизжал, суматошно отмахиваясь, но плети уворачивались и тянулись упорно, и он уже чувствовал холодную металлическую хватку на своем горле. Смех, звон и пряный запах зелени наполнили салон, и в этот момент машина подпрыгнула в последний раз и остановилась.
  
  * * *
   Кира так и не поняла, что произошло.
   Она сидела и не могла шевельнуться, только смотрела - смотрела и смотрела, и где-то в груди растекалась знакомая тупая боль. Юрий бесновался впереди, дергался взад и вперед, что-то кричал совершенно безумным голосом, крутил руль туда-сюда, отчего машину бросало из стороны в сторону, и она то принималась вращаться посреди дороги, то снова мчалась вперед, пьяно вихляясь. Иногда он оборачивался и смотрел на нее, и глаза его все больше и больше тускнели, заволакиваясь мутной бледной пленкой, словно у Стадниченко неожиданно началась катаракта, и взгляд его был таким жутким, что ей хотелось вжаться в спинку сиденья, исчезнуть... но она смотрела, и губы ее улыбались против воли. Потом он и вовсе бросил руль, захохотал, закричал и замахал руками, словно отбиваясь от невидимых пчел. Машину мотнуло, она слетела с трассы и помчалась по склону, подпрыгивая на камнях, и отведя на мгновение взгляд от кривляющегося Юрия, Кира с ужасом увидела, что они летят точнехонько к обрыву. Не выдержав, она завизжала, но по прежнему не могла пошевелиться, а боль в груди становилась все сильнее и сильнее, и где-то там, в глубине болезненно и бешено колотилось сердце. Но склон кончился, машина начала замедлять ход, катилась все медленней и медленней и, наконец, остановилась, взметнув тучу пыли, не доехав до обрыва каких-нибудь метра три.
   Кира повалилась на диван, прижимая ладонь к груди. Боль была такой дикой, словно что-то пыталось вырваться наружу, разломав ребра и разорвав мышцы. Она дернула ручку дверцы, распахнула ее и вывалилась в утренний воздух, обдирая локти о камень и судорожно дергая губами. Попыталась подняться, и в этот момент из машины выскочил Юрий. Глаза его уже стали совершенно белыми, а голова сплошь серебрилась сединой. В руке он держал свой револьвер, которым размахивал, словно флагом.
   - Ведьма!.. - заорал он. Крик получился булькающим, словно Юрий набрал полный рот воды и пытался кричать сквозь нее. Грохнул выстрел, она дернулась назад, так и не поняв, куда он стрелял. Стадниченко подскочил к ней и замахал оружием перед ее лицом. Из его рта летели дикие звуки, похожие на кудахтанье. Кира, едва держась на разъезжающихся ногах, дернулась было в сторону, но Юрий кинулся следом, и тут рядом с ним вдруг, словно соткавшись из еще серого утреннего воздуха, возник забытый черный вихрь с горящими вишневым глазами. Что-то хрустнуло, чавкнуло, и рука Юрия с револьвером мягко шлепнулась на сухую траву. Кира, завизжав и бестолково взмахнув руками, отшатнулась, и земля вдруг ушла из-под ее ног, и она рухнула в пустоту.
   В самый последний момент ее пальцы вцепились в торчащий из обрыва ребристый камень, и Кира повисла, слыша как где-то далеко внизу дробно застучали осыпавшиеся камешки. Почти сразу же этот звук перекрыл мерный плеск далеких волн.
   Кира подняла голову, ища хоть что-то, за что можно было зацепиться, но везде была лишь сухая земля, гладкие камни и пучки сухой травы. Сверху долетел короткий, сразу же оборвавшийся вопль, и она поняла, что с Юрием все кончено, но сейчас ей не было до этого никакого дела. Внезапно она с ужасом увидела, что камень, за который она держится, медленно выворачивается из земли, и отчаянно завопила. Наверху, совсем рядом раздался шелест травы, сминавшейся под тяжелыми лапами, и над Кирой появилась огромная собачья голова со слипшейся от крови черной шерстью - появилась стремительно, словно пес подскочил к обрыву в нетерпении поскорее увидеть ее падение... или поспособствовать этому. Но пес смотрел не на нее, а на камень.
   Она видела его долю секунды, может быть даже меньше... Потом пес наклонился и вдруг окутался серой туманной дымкой, и сам словно стал клубящимся серым туманом. Крошки земли все стремительней высыпались из-под выворачивавшегося камня, вот уже заструился целый ручеек, Кира закричала, вложив в этот крик все оставшиеся силы, а клубящийся туман редел, рассыпался. Камень вывернулся, и в этот, самый, что ни на есть, распоследний миг, Киру крепко схватила за запястье сильная человеческая рука, с которой оползали остатки бесплотного тумана. Вниз протянулась другая, по которой змеился узкий ручеек крови, Кира, стиснув зубы от напряжения, потянулась ей навстречу, и вот уже и второе ее запястье в надежно сжавшихся пальцах. Она суетливо заболтала ногами, пытаясь нашарить опору.
   - Не надо, мне так только тяжелее, - сказал Вадим, с окровавленного лица которого стекали последние клочья тумана, исчезая в утреннем воздухе. На его правой щеке темнели глубокие порезы, волосы на виске слиплись от крови, глаза были напряженными и далекими, и где-то в их глубине дрожал, угасая, яркий вишневый огонь. - Вытащу, только не дергайся.
   Кира послушно замерла, ошарашено глядя перед собой, и тотчас ее потянули вверх - сначала медленно, потом быстрее, одна рука Вадима перехватила ее за пояс брюк и перевалила через обрыв. Кира приподнялась и проползла несколько метров вперед, мотая головой, после чего повалилась лицом в колючую траву, тяжело дыша. В отдалении послышался шум промчавшейся машины и затих. Рядом хрустнула трава, что-то проволокли мимо нее, послышался стук камешков, потом снизу долетел отдаленный звук удара, и Кира поняла, что это был Стадниченко.
   - Жива? - негромко спросил Вадим.
   - Вроде, - сипло ответила она и приподняла голову. Сердце уже не болело, и вообще Кира чувствовала себя на редкость хорошо, даже затылок прошел, и все теперь было бы замечательно, если б... если б не то, что она видела.
   Она поднялась, пошатываясь, и медленно повернулась. Вадим стоял в метре от нее, глядя куда-то мимо и тяжело, хрипло дыша. Из его простреленной руки бежала кровь, пятная сухую траву. Он был босиком и из одежды на нем наличествовали только старые тренировочные штаны. Князев вытер ладонью окровавленный подбородок, сплюнул, устало посмотрел на Киру, отвернулся, сделал шаг в сторону, и его ноги подкосились. Он тяжело рухнул на колени, потом повалился набок, перекатился на спину и замер, хватая воздух окровавленными губами. Ахнув, Кира мгновенно метнулась к нему, с размаху кинувшись рядом на колени. Все мысли исчезли, все, что она видела, исчезло - сейчас это не имело никакого значения. Она приподняла его голову, обернулась на пустынную дорогу, потом осторожно опустила голову Вадима обратно и начала яростно сдирать с себя майку, как назло путаясь в бретельках, и наконец сдернула, оставшись в одном черном кружевном лифчике.
   - Эта гонка... меня доконала... - пробормотал он, глядя на нее, и в его глазах была до боли знакомая теплая усмешка. - Что ты делаешь, Кира? Момент не самый подходящий...
   - Вика... научила меня... научила... я сейчас... - зашептала Кира, просовывая сложенную майку под его руку и оборачивая вокруг нее. - Насквозь... кровь идет не так уж сильно... крупные сосуды не задеты...
   - Перестань... и послушай меня... у меня мало времени... Там...
   - Не стану ничего слушать! - закричала Кира зло. - Не надо мне ничего объяснять, ничего знать не хочу... но Влада... зачем ты убил Владу?.. господи, зачем?..
   - Я не убивал ее, - Вадим хрипло выдохнул и закрыл глаза. Его лицо стремительно бледнело, под глазами расползались огромные тени. - Никого... в той... квартире... кто-то еще... кто-то сбежал... поэтому слушай... внимательно... Да перестань ты со своими тряпками! - вдруг рявкнул он изо всех сил и распахнул веки. Теперь в его глазах была лишь безнадежная усталая злость. - Что ты возишься?!.. что, не видела, кто я такой?!
   - Дурак! - заорала Кира в ответ, но тут же успокаивающе провела пальцами по его перепачканной щеке, и Вадим снова закрыл глаза, но теперь его веки словно захлопнулись - тяжело, и она перепугалась не на шутку. Рана была легкой, крови он потерял не так уж много... почему же выглядит так, словно умирает? Она закрепила импровизированную повязку, потом оглянулась на машину. Это оказался старенький салатовый "москвич". Он стоял в нескольких метрах от них, но Кире показалось, что машину от нее отделяет целая пропасть. Ее взгляд метнулся обратно и по пути зацепился за валяющуюся среди сухой травы оторванную человеческую руку, все еще сжимавшую револьвер. Она скривилась, с размаху пнула руку носком босоножка, и та улетела за край обрыва.
   - Вадик... - Кира легко похлопала его по щеке, - Вадик, очнись... не пропадай... я... ты слышишь?.. - она снова оглянулась на машину, потом подхватила его под подмышки, и в этот момент Вадим снова открыл глаза и прищурился, чуть водя головой из стороны в сторону, словно плохо видел, и отчего-то она вспомнила, как давным-давно, стоя на морской скале он как-то невесело посмеялся над тем, что Кира, якобы, хочет верить, будто спасший ее пес действовал по собственной инициативе.
   ...я нарушаю все мыслимые законы природы!..
   У нее сжалось горло, и она отвернулась, чтобы Князев не мог увидеть ее лица. Вадим что-то пробормотал, но так тихо, что Кира не разобрала слов. Сжав зубы и застонав от напряжения, она приподняла его и потащила к "москвичу". Босые ноги Вадима безжизненно прыгали по камням, и если б он не шевелил беззвучно губами, Кире бы уже чудилось, что она тащит мертвеца.
   - Я отвезу тебя в больницу, - хрипло шептала Кира, накрепко вцепившись в неподвижное тело. Вадим казался невероятно тяжелым, словно огромная каменная статуя, и казалось с каждой секундой становится все тяжелее. Почему она раньше не замечала, что он такой тяжелый, ведь он столько раз лежал на ней?.. - Вадик, я отвезу... сейчас... я успею... Только не умирай!.. не смей умирать, слышишь, мерзавец?!! Ты столько раз спасал меня... не смей умирать!
   Она остановилась на мгновение, чтобы передохнуть, но ее ноги тут же разъехались, словно тряпичные, и Кира повалилась на землю рядом с Вадимом, все так же держа его под подмышки, и уткнулась мокрым от пота и слез лицом в его волосы. По утренней трассе то и дело проносились машины, но ни одна из них не остановилась. Ни одна.
   - Брось, - вдруг хрипло сказал Вадим словно откуда-то издалека. - Поздно. Главное... что я успел... Ничего, это хорошее место. Умереть на свободе - это замечательно. Где угодно на свободе... только не там...
   - Прекрати... - прошептала Кира и заставила себя встать. Ее шатало, руки дрожали - а ведь прошла-то всего ничего. Она шагнула к машине, открыла заднюю дверцу и вернулась к Князеву, снова подхватила его и поволокла, помогая себе словами. - Это не страшно... рана легкая... просто ты... много пробежал... у тебя... наверное... слабое сердце... ничего... тебя вылечат...
   Кира усадила его, прислонив к машине, оббежала "москвич", забралась внутрь и втянула Вадима в салон. Он повалился на диван и прошептал:
   - Мне не помогут в больнице. Это нельзя вылечить. Это не болезнь... Я слишком... далеко от дома... слишком далеко ушел...
   И внезапно она поняла - и это, и еще очень многое. Захлопнула дверцу, прыгнула на сиденье водителя и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель взревел, и "москвич" мелко затрясся, словно в ознобе.
   - Я отвезу тебя в наш район! - твердо сказала Кира, выжимая педаль. - Я успею!
   - Оптимистка, - прошептал Вадим позади с агонизирующим весельем. - Тогда, для... начала... нажми другую педаль. Это тормоз.
   Старательно следуя его указаниям, Кира кое-как подвела машину к трассе и закрутила головой по сторонам, пытаясь сообразить, куда ехать. Вадим слабо махнул рукой.
   - Туда. Мы примерно в часе езды от города.
   На ее лице появилось изумление, потом испуг. В часе езды?! Где же она была все это время? Час - это слишком мало... Но тут же, глянув на Вадима в зеркало обзора, Кира, не раздумывая больше, крутанула руль, и машина всполошено выпрыгнула на дорогу, словно кто-то огромный дал ей хорошего пинка. Час - это было много - слишком много. Она сжала зубы и погнала "москвич" на предельной скорости, иногда вылетая на встречную и обгоняя попадавшиеся машины самым грубым образом, отчего вслед ей летели возмущенные и злые гудки. Крепко вцепившись пальцами в руль, словно сросшись с ним, Кира мысленно бормотала про себя одно лишь слово, как спасительную молитву: "Пожалуйстапожалуйстапожалуйста..." То и дело она оглядывалась на Вадима. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, тяжело дыша, его губы стали бескровными, лицо посерело, и ей казалось, что Князев превращается в тень и вот-вот исчезнет из машины. Его голова моталась в такт езде, свисавшая с диванчика рука покачивалась, задевая пол кончиками пальцев, и улучив момент, Кира потянулась назад и схватила эту руку. Она была ледяной. Кира наклонилась и прижала его запястье к своей щеке, в ужасе воскликнув:
   - Господи, почему ты такой холодный?!.. Вадим!..
   - Кира... постарайся держать... руль хотя бы иногда... - произнес он, не открывая глаз.
   Кира отпустила его руку, повернулась и, взвизгнув, крутанула руль, уводя машину со встречной, по которой летел, заливисто гудя, рейсовый автобус. Тяжело дыша, она ударила ладонью по рулю и от души выругалась.
   - Однако, - заметили сзади. - Ты... на флоте не служила?..
   - Вадим, не разговаривай... я тебя прошу!.. - Кира чуть не сорвалась на истеричный крик. - Не трать силы!.. Ты специально, что ли?!..
   - Не разговаривать? - Князев усмехнулся. - Я всего... три года, как... научился. Мне теперь... все время хочется... разговаривать...
   Кира машинально открыла рот для тут же родившегося вопроса - их и без того уже накопилось множество - но тут же захлопнула его. Потом глухо сказала - скорее себе, чем ему:
   - Я довезу! Довезу!
   - Зачем, Кира? Теперь - зачем?
   - Затем! - отрезала она.
   - А-а... понимаю... Бедная, у тебя, наверное... от вопросов сейчас... голова разламывается... А не... боишься сидеть... ко мне спиной?..
   - Если ты сейчас же не прекратишь, я брошу руль и зажму себе уши, мы обязательно куда-нибудь врежемся, и ты будешь в этом виноват! - вспылила Кира, оглядываясь. Вадим тускло посмотрел на нее из-под полуопущенных век, потом закрыл глаза ладонью.
   - Уй, да, это пробирает... - он закашлялся, содрогаясь всем телом, сморщился, и его ладонь скользнула к груди. - Черт!
   - Что?! Больно?!
   - Нет...
   - Врешь! Когда-нибудь... именно так было?
   - Именно так... нет... Я еще никогда... не уходил так... далеко...
   - Зачем же ты... если знал, что это может тебя убить - зачем?!
   - Отстань!.. - с болезненным раздражением ответил Вадим и закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. - Ты изволишь... быть недовольна тем... что жива?.. Нет, думаю... довольна... Вот и отстань от меня! Не гони так... разобьешься...
   Кира коротко и свирепо оглянулась, закрутила руль, и "москвич", дребезжа всеми составными частями, заложил вираж, обходя идущую впереди машину, лишь самую малость не впечатавшись во встречный "топик". Из пролетевшего микроавтобуса ей что-то крикнули, и Кира с истеричной яростью заорала в окно:
   - Сам коз-зел!
   Вадим хмыкнул. Много времени спустя он недоуменно спросил:
   - Так кто же был этот... кретин? Я понял, что он собирается тебя убить, но не понял, почему. Коллега твой... понятно... из-за чего, я видел его раньше... и воришку того тоже... но этот-то кто? Тоже из этой компании?
   - Какой компании?
   - Тех, кто оставил на стенах твоей квартиры... не очень хорошую часть своего прошлого.
   Кира взглянула в зеркало - глаза Вадима смотрели на нее внимательно и... настороженно, как будто она могла представлять для него опасность. Она отвела взгляд и, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, выложила все, что касалось появления Стадниченко. Князев, выслушав, осуждающе покачал головой, и внезапно ей стало очень стыдно. Как ни крути, она была виновата - занималась бы творчеством и изысканиями дома, и ничего бы не случилось, и с ним все было бы в порядке... да и с ней тоже.
   Но что ты сделала, Кира?.. Что ты сделала тогда в машине?..
   - В каком году это было? - спросили ее сзади слегка озадаченно.
   - В девяносто четвертом.
   - А-а, ну понятно, почему я его не знаю - меня тогда еще не убили - да что там, меня тогда еще и на свете не было, - произнес Вадим деловито и так обыденно, словно рассуждал о состоянии трассы, по которой они ехали. Руль дернулся в руках Киры, машина вильнула к обочине и тут же снова выровнялась.
   - Останови, - негромко потребовал Князев, выпрямляясь на диванчике. Кира, ошеломленно уставившись на дорогу и почти не видя ее, все же нашла в себе силы упрямо мотнуть головой.
   - Нет! Ты опять?!..
   - Останови, я сяду за руль. Дурак, сам виноват... но наверняка еще чего-нибудь брякну под руку, и ты точно куда-нибудь впишешься!
   - Да ты что - куда тебе за руль?!
   - Две минуты назад мы проехали границу города. Мне лучше, Кира.
   - Ты меня обманываешь.
   - Тогда ведь я не просил бы пустить меня за руль, - с холодком ответил Вадим. - В городе лучше вести мне. Твои проделки еще сойдут на трассе, но в городе ты тут же превратишь нас в яичницу. Ведешь, как будто первый раз в жизни за рулем.
   - Третий, - обиженно сказала Кира и притормозила на обочине, потом обернулась. Вадим и вправду выглядел немного лучше - губы порозовели, болезненная муть в глазах рассеивалась, и дышал он уже не так тяжело. Лицо утратило серость и теперь было просто очень бледным. Повернувшись, он выбрался из машины и, сильно хромая, обошел ее. Кира передвинулась на пассажирское сиденье, Вадим открыл дверцу и сел за руль. Только сейчас она заметила, что его волосы сильно отросли и окрашены в седой цвет лишь на кончиках, а вплоть до корней стали темно-каштановыми, и щеки покрыты темной щетиной не меньше, чем трехдневной давности. "Москвич" снова помчался вперед. Вадим потер порезанную щеку, потом насмешливо спросил:
   - Что ты так смотришь? Опять напугал - еще больше? Извини, вырвалось... но вот тут пугаться нечего - я ж не ходячий труп какой-то. Так что успокойся.
   - Это был ты, - глухо произнесла Кира, продолжая смотреть на его лицо. - Всегда был ты... под окнами, за спиной по ночам... Вот почему ты сказал мне тогда, что я защищена. Ты всегда был рядом... ты охранял меня с самого начала...
   - Но не всегда удачно, как видишь, - зло сказал он.
   - Ты не мог всего предусмотреть.
   - Но я должен был. Так что, извини, охранник из меня вышел паршивый, - Вадим притормозил на светофоре. - Машину придется оставить хотя бы за квартал от дома. Слушай, пошарь в бардачке - там у этого козла сигарет не завалялось? Курить хочется до черта!
   Кира открыла бардачок и порылась в нем, извлекла из-под груды барахла помятую пачку "Кэмэла". Несколько секунд тупо смотрела на нее, быстро моргая. Ей до сих пор казалось, что она спит и никак не может проснуться. Потом она достала две сигареты, прикурила одну и протянула ее Вадиму. Тот взял, не взглянув в сторону Киры.
   - Мило, спасибо.
   Она закурила сама и прищурилась на него сквозь дым.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Я же сказал - лучше.
   - Значит... теперь все хорошо? Ты не умрешь?
   - Умру, конечно, но, во всяком случае, не сегодня. Весьма признателен, - Вадим ударил ладонью по клаксону, одернув попытавшуюся его подрезать "тойоту", мотнул головой и потер бровь. Кира поджала губы, открыла было окно, но тут же закрыла его, встретившись с изумленным взглядом водителя соседней машины, уставившегося на ее лифчик, который на купальник никак не походил, ибо был кружевным и прозрачным беспредельно. Она скорчила водителю рожу и отвернулась.
   - Почему ты так со мной разговариваешь? Я ведь тебе не враг...
   - Зато я теперь... как враг тебе, - холодно ответил Князев, и его лицо стало знакомо холодным и равнодушным.
   - Господи, да почему?! - воскликнула она. - Ты... из-за того, что ты...
   - Если б я, кретин, не потерял вас в городе, ничего бы этого не было! - вдруг процедил он сквозь зубы. - Ничего! Я бы убил его и все... так же, как и тогда, и никогда бы... - он отвернулся, - ты бы не увидела...
   - Чего бы я не увидела?! - вскипела Кира. - Как человек спас мне жизнь?! И уже не в первый раз?! Какая разница, как он при этом выглядел?! Это его личное дело! Да хоть в бабочку-мутанта пусть превращается! С клыками, хвостами и всем там прочим!
   - Вот уж чего, слава богу, не умею, - с усмешкой и наигранным облегчением сказал Вадим, косо глянув на нее, и Кира поняла, что он ей не верит. - Но я не превращаюсь, Кира. Я перехожу. Я становлюсь тем, кем был изначально - на самом деле. Разве ты еще не поняла, кто я? - он повернул голову и пристально посмотрел на нее, широко раскрыв глаза, и в их глубине загорелся густой вишневый огонь, растекся до самых краев глазниц, поглотив коричневую радужку, и тут же погас. Теперь это снова были его глаза - карие, и из левого теперь как-то устало подмигивало ей знакомое золотистое пятнышко.
   - Конечно, поняла, - глухо ответила она, продолжая смотреть на него, и Вадим отвернулся. - Ты - страж из стен... или... уж не знаю, из чего. Ты - один из тех, кто стережет тени, охраняет квартиру и... забирает людей.
   - Вот именно, - его глаза сузились. - Но я сбежал. И теперь - и не пес, и не человек - и в то же время все. Я - сбежавшая тень. Я - живое и мертвое. Я подстерег сильного человека и стал его частью, а он стал частью меня, и уже не понять, где начинается одно и заканчивается другое. Вот что я такое. Обо мне даже не скажешь "кто", - Вадим с безадресной насмешкой прищелкнул языком. - Но я живу. И я не хочу обратно. Я свободен - почти, но мне довольно и этого... Это... это место - оно словно держит меня на цепи... не знаю как, но оно меня держит. Я не могу уйти далеко... и я не могу подойти близко... Ты видела, что происходит, если я ухожу далеко... а когда я очень близко, оно начинает тянуть, звать, и... это тоже бывает очень больно, Кира. И очень страшно. Оказаться там снова... второй раз мне уже не сбежать... - он покачал головой. - Поверь мне, это одна из тех вещей, которых я боюсь больше всего на свете.
   - А есть и другие?
   - Другая, - спокойно поправил ее Вадим и остановил машину. - Все, дальше придется пешком...
   Он потянулся было к повязке с явным намерением снять ее, но Кира поспешно схватила его за пальцы.
   - Ты что делаешь?!
   - Возвращаю - не собираешься же ты идти в таком виде? - он кивнул на ее кружевной лифчик. - Крови на ней особо не видно... и ожогов у тебя от нее не будет, - Вадим подмигнул Кире и ей опять - уже в который раз захотелось влепить ему пощечину, хотя она еще не совсем понимала, за что. - Или замотаешься в покрывало?
   - Не буду я ни во что заматываться! - зло ответила она и распахнула дверцу. - Мне наплевать, понял?!
   - Ну, твое тело - это твое дело, - Вадим хмыкнул и выбрался из машины. - Мне, лично, до сих пор не всегда понятно, зачем нужна одежда, когда тепло.
   Он захлопнул дверцу и двинулся вперед, прихрамывая и чуть пошатываясь. Кира в несколько шагов догнала его и схватила за здоровую руку.
   - Думаешь, удеру? - насмешливо спросил Вадим, глянув на схваченную руку не без удивления.
   - Да, - просто ответила Кира. - Пойдем к тебе, если не возражаешь... только твой вид... мы можем встретить кого-то из соседей...
   - Теперь это уже не важно.
   Утро уже расцветало вовсю, серый полумрак отступил, и из-за горизонта медленно и вальяжно выползало солнце, обещая новый жаркий день. Уже возвращались с прогулки собачники, уже тянулись на море отдыхающие, уже спешили по каким-то своим суетливым делам неугомонные старушки-жаворонки, и многие ошарашено оглядывались на неторопливо идущую странную пару - девушку с всклокоченными волосами, на которой выше пояса был один лишь прозрачный лифчик, практически ничего не скрывавший, и прихрамывающего мужчину с бледным лицом, порезами на щеке и затянутой на предплечье майкой. Они со злым вызовом смотрели на каждого, кто устремлял на них удивленный взгляд, и сцепленных пальцах их рук тоже таилось что-то злое и в то же время совершенно безнадежное.
  
  III.
  
   Кира сидела на стуле, поджав под себя ноги, смотрела на развевающиеся в ярких солнечных лучах оконные шторы и слушала, как в ванной шумит вода. На ней была серая мужская рубашка, и влажные волосы, рассыпавшиеся по спине, оставляли на ткани темные пятна. В голове было пусто и звонко, и из всех ощущений осталась только саднящая боль в затылке. Позабытая сигарета дымилась в пальцах. В окно врывался шум машин и отдаленный собачий лай... собачий лай...
   В ванной наступила тишина, и Кира подняла голову, но не отвела взгляд от окна. Скрипнула, открываясь дверь. Его шагов она не услышала, но знала, что он подходит к ней сзади, и пыталась понять - кто именно - и когда к ее затылку прикоснулась рука, вздрогнула, и рука Вадима сразу же отдернулась.
   - Я просто...
   - Нет, ничего, я просто задумалась... Посмотри, как там - не очень жутко?
   Его рука вернулась и начала осторожно ощупывать затылок. Кира чуть поморщилась от боли.
   - Приличная шишка, только и всего. Поболит, конечно, но скоро пройдет... Дать обезболивающего?
   - Нет, не хочу. Ты-то как? - Кира дотронулась до затылка и снова сморщилась. Вадим прошел мимо нее и прислонился к подоконнику, глядя в угол комнаты. Его мокрые волосы были приглажены, на руке белела повязка, сквозь которую проступило красное пятнышко, порезы на щеке закрывали тонкие полоски пластыря. Он был в легких брюках и черной майке навыпуск.
   - Хорошо. Правда.
   - А рука?
   - А-а, зарастет, как на собаке! - Вадим отмахнулся, криво усмехнувшись собственной шутке, но его лицо сразу же стало серьезным. - Говоришь, ты все это время была без сознания? Странно.
   - А что он делал все это время?
   - Ездил. Просто ездил. Сначала по городу... я потерял вас из вида совсем не надолго - думаю, в это время он и остановился, чтобы тебя привязать... а потом опять поехал. Затем выехал из города и начал ездить туда-сюда... словно просто катался, - он нахмурился, - будто... будто его водили... но так ездил, гад, что я никак не мог его догнать.
   - Ну, тебе ведь было тяжело бежать... за городом.
   Вадим метнул на нее злой взгляд и снова уставился в угол. Кира, глядя в окно, прошептала:
   - Я что-то сделала с ним. Я не знаю, что и как, но сделала. Он сошел с ума...
   - Ну, он меня увидел - зрелище не для слабонервных.
   - Нет, это было позже... когда ты отстал ненадолго. Он... я сидела и просто смотрела на него, - Кира сглотнула. - Он начал бесноваться, крутить руль во все стороны, отмахиваться от чего-то - будто что-то видел. Что-то, чего не видела я. И я... я смеялась над ним. И мне это нравилось... господи!.. - она закрыла лицо ладонями. - То, как он себя вел... это было ужасно! Он... он поседел - буквально за несколько секунд...
   - Кира, а ты... ничего не находила в своей квартире? - негромко спросил Вадим, и она убрала руки. Его лицо было взволнованным, и в глазах снова промелькнула странная опаска. - Что-нибудь, похожее на украшение? Камень... черный камень в оправе из листьев?..
   - Да. Откуда ты знаешь?
   - Он с тобой?
   - Нет, - Кира покачала головой, - я его потеряла... очень давно. Мне кажется, это... Стас забрал его.
   - Кроме твоего... Егора... это ведь он пригласил всех остальных?! - его голос стал напряженным. - Скажи, это ведь он?! Я... - Вадим вздохнул, - я знаю, что это не ты, я уверен... но, пожалуйста, скажи мне это сама.
   Она удивленно взглянула на него и кратко рассказала все, что узнала. Под конец ее рассказа Вадим удовлетворенно кивнул, но на его лице было недоумение.
   - Все-таки странно. Почему она доверилась именно ему - почему не тебе? И они слушались его... не понимаю. Там властны только женщины. Значит, она помогает ему... и все равно не понимаю, почему?
   - Вадим, ты меня опять запутал! - воскликнула Кира, всплескивая руками. - Подожди, не части!.. Кто "она"?!Вера?! Все, кто умирает там, уходят... куда они уходят?!
   - Можешь называть это "мир-ловушка". В сущности, это эдакое частное загробное царство, - Вадим криво улыбнулся. - Там нет ничего, кроме теней, боли и безумия. Большая коллекция теней, а стены твоей квартиры - лишь витрина этой коллекции. - Одни собирают марки, другие - спортивные машины, третьи - бабочек. Есть и такие, которые коллекционируют людей - любовниц, знакомых, друзей, должников... А она собирала тени. И в этом не было бы ничего страшного, если бы ей не захотелось собирать и живых. Живые поддерживали ее мир-ловушку. Кормили... ее стражей. Давали ей жизнь и оберегали, потому что та, у которой нет имени, не может найти ее тень среди этих теней. Поэтому из них получались самые лучшие тени. На них можно не только смотреть - за ними можно прятаться... Прости, Кира, я мало знаю, я ведь был всего лишь... стражем, и большую часть своей, хм-м, жизни там, я был абсолютно сумасшедшим. Иногда я кое-что видел... а понимать начал... уже здесь.
   - Но ведь она все равно умерла! В своей квартире! И даже не насильственной смертью!
   - Почему ты так решила? - ровно спросил Вадим, по-прежнему не глядя на нее. - Конечно же, насильственной. Я убил ее. Мне надо было сделать это сразу же... но я никак не мог просчитать последствий... а остальные их просто боялись. Боялись до смерти, и это было видно.
   - Что?! - Кира в ужасе прижала ладонь к губам. - Ты?! Но... но как?!
   - Ты когда-нибудь слышала о действии направленного инфразвука? - поинтересовался он, и Кира машинально кивнула, хотя слышала очень мало - практически ничего. - Софья Семеновна была так мила, что одолжила мне на время свою квартиру, и я установил там такой симпатичный приборчик, посылающий сигнал именно в ту точку, где Вера проводила больше всего времени - уж я-то хорошо знал, что это за место.
   - Кресло в гостиной, - тут же сказала Кира, и ее пальцы начали яростно крутить влажную прядь.
   - Постоянное воздействие инфразвука на организм в течение какого-то времени вызывает... Тебе нужны глубокие технические подробности или как?
   - К чему такие сложности?
   - Мне-то как раз это было несложно. И риск минимальный.
   - Кто-нибудь об этом знает?
   - Да практически все во дворе, - Вадим подошел к тумбочке, взял сигару и задумчиво посмотрел на нее. - Это они меня попросили... в конце концов... И я ни на секунду не пожалел об этом. Тогда...
   - Почему же жалеешь сейчас? - хрипло спросила она.
   - Мы решили, что она умрет - и все закончится. Но мы ошиблись. Все стало еще хуже. Кроме того, ты оказалась здесь. В этом кошмарном месте. Я надеялся, что, по крайней мере, вы просто продадите квартиру... но Вера... наверное, она поняла... И всех нас перехитрила.
   Он закурил и сел на пол, скрестив ноги и глядя на свои пальцы. В комнате повисло молчание. Кира смотрела на него и пыталась понять, чего в ней сейчас больше - ужаса или недоумения. Вадим поднял голову, проследил за направлением ее взгляда и покрутил сигару в пальцах.
   - Это не фарс - я действительно люблю курить. От бывшего... обитателя мне осталось много привычек... и знаний тоже.
   - Кто ты? - хрипло спросила она. - Почему когда-то ты сказал, что я знаю, кто ты? Раз начал рассказывать - расскажи мне все.
   - Конечно, расскажу... только не подгоняй. Мне это... непросто... - Вадим затянулся сигарой и выдохнул дым в сторону окна.
   - Но почему ты... почему именно я?.. из-за меня ты убил людей?..
   - Они угрожали твоей жизни, - просто ответил он. - Тебя интересует именно этот факт? Как человек, я бы мог поразмыслить над морально-этической стороной этих поступков, прежде чем их совершить. Но псы этого не делают никогда. Они действуют сразу, если видят угрозу для своих хозяев. Они просто убивают. Жизнь хозяина для пса важнее морали.
   - Что ты говоришь?! Я не твоя хозяйка...
   - Это не так. Ты моя, - Вадим поднял голову, в упор глядя на нее. - Я выбрал тебя. Ты помнишь, как и когда это произошло. Но ты не поняла. Ты ушла, а я остался, потому что ты не захотела, чтоб я ушел вместе с тобой. Я был мал и глуп... а потом меня поймали и отдали другой хозяйке... и это было очень больно, Кира. Я вырос там - и вырос иначе, там можно вырасти только в чудовище... я был уже не пес... но я сохранил память... Некоторые из нас помнили своих хозяев даже спустя много лет... и в редкие моменты просвета я тоже помнил... Конечно, тогда и там я не мог рассуждать так, как сейчас. Сейчас... я совсем не такой, каким был раньше. Я многому научился... и я многое украл.
   - Это невозможно... - прошептала Кира, глядя в стену. - Это не мог быть ты. Ты... ты же человек!..
   - Я не знаю, кто я. Я пытался быть человеком... но, как видишь, не получилось. И все же это я. Что тебе напомнить? Какая была в тот день погода? У какого дерева в ореховой роще ты стояла? Какое у тебя было лицо? Злость в твоих глазах? Ты думаешь, что у собак нет памяти? Что они умеют только рыться на помойках и находить для сна местечко потеплее? Но ведь и они тоже интересуются миром. И они, как и вы, люди, бывают всякие. Соня ведь когда-то говорила тебе - некоторые псы выбирают себе хозяев сами - раз и навсегда.
   Несколько минут Кира молчала, пытаясь хоть немного уложить все в голове. Потом прижала ладони к вискам и уперла согнутые локти в колени.
   - Нет, я не понимаю! Как такое возможно?! Дело даже не в... Ты рассуждаешь и говоришь, как человек, ты ведешь себя, как человек. У тебя огромный словарный запас. У тебя столько знаний... Ты водишь машину, разбираешься в технике, ты знаешь, как и когда нужно себя вести, ты умеешь общаться с людьми и твое мнение имеет для них немалое значение... ты здесь абсолютно свой. Если, как ты говоришь, ты... как ты мог прожить здесь столько, ни разу себя не выдав, как ты мог научиться всему этому за три года?! Я... многие не могут научиться этому даже за всю жизнь! А ты - за три года! Ты... ведь ничего не знал! Ты... не просто попал в чужое тело... ты попал в чужой мир со своими правилами и законами! Ты не мог так быстро адаптироваться... да и чтобы никто ничего не понял!
   - Хороший вопрос, - он задумчиво посмотрел на мягко светящийся огонек своей сигары. - Как-то я смотрел одну французскую комедию, где пес вдруг превратился в человека и продолжал вести себя, как пес. Учился быть человеком, но получалось у него с трудом... может видела?
   - Видела.
   - Мне, правда, было не смешно смотреть этот фильм... Так увидь ты меня в мой первый месяц жизни тут... я был еще бóльшим дебилом. А видела б ты меня, когда я первый раз выпил - у-у!.. - Вадим усмехнулся. - Здесь я живу два с половиной года, а первые шесть месяцев я жил через три дома отсюда. Из-за расстояния жить там постоянно было тяжеловато... но я был слишком счастлив, что, наконец, вырвался, и мне было наплевать... И первые шесть месяцев я учился, как проклятый... Я практически не спал. И, к тому же, я ведь был не один. У меня был очень хороший учитель.
   - Можешь даже не говорить, кто он. Софья Семеновна.
   - Она была первым человеком, которого я встретил. Была ночь. Я выскочил из квартиры, скатился по лестнице и выполз из подъезда на четвереньках. У меня была разорвана нога, я ничего не соображал, в голове была жуткая каша - какие-то обрывки, образы, слова, смысла которых я не понимал - понимал только, что мне удалось удрать, и теперь единственное, чего я хотел, это оказаться как можно дальше от этого места. Она подошла ко мне, она была с Лордом. Она узнала мое лицо и что-то спросила - я не понял смысла. Я попытался уползти, но не смог. И тогда в моей голове отчетливо появилось одно слово... я слышал, как иногда люди кричали его в квартире, и по интонации знал, что оно означает. Я произнес его - очень неразборчиво, ведь я никогда еще в жизни не говорил... но она поняла. И вдруг спросила меня: "Ты сбежал?" - и показала на окна квартиры. И на этот раз я понял смысл.
   - Как она могла узнать?
   - Я первый страж, который сбежал, но я не первый, кто сбежал.
   - Люди?! - Кира вскочила. - Ты говоришь о людях?! Но ведь... ты сказал, что нельзя дале... - Кира осеклась и медленно повернула голову в сторону распахнутого окна, за которым виднелся залитый солнцем двор. - Господи, они?!.. Сколько из них?!
   - Очень мало. Охрана там хорошая, - он криво улыбнулся. - Но иногда кто-нибудь да сбегал. В тот момент, когда человека забирали... они просто менялись с ним местами, выбрасывали его в тот мир и пытались вырваться от стражей. И некоторым это удавалось. Но только для этого нужно, чтобы забирали очень сильных людей. Я видел это только однажды... но я понял... Князев-Пахомов-и-черт-знает-кто-еще был очень сильным. Не здесь, - Вадим сжал кулак, потом поднес его к груди и постучал по ней. - Здесь. Он чертовски не хотел умирать! Как и я в свое время. Он сопротивлялся до последнего. Мало кто сопротивлялся так, как он. И я воспользовался этим, - Вадим встал, бросил дымящуюся сигару в пепельницу, сунул сжатые кулаки в карманы и отошел к окну. - В сущности, можно сказать, что это из-за меня я теперь здесь, а он там.
   - Как же тебя зовут? - негромко спросила Кира, напряженно глядя ему в спину. - Как твое настоящее имя?
   - Ты его знаешь, - он отвернулся от окна. - Меня зовут Вадим Князев.
   - Но ты ведь сам сказал... что это выдумка. Что такого человека никогда не существовало.
   - Меня зовут Вадим Князев, - с нажимом повторил Вадим. - И я существую.
   Несколько минут Кира молча смотрела на него, и все это время он ни разу не отвел взгляда. В его глазах были вызов и ожидание.
   - Кто был тот человек? - наконец спросила она. Вадим похлопал себя по щеке.
   - Этот? Занятный мужичок... Радиоэлектронщик. Имел опыт работы в охранных структурах, был хорошим специалистом по техническим системам охраны... и очень хорошим специалистом по несчастным случаям.
   - Я правильно улавливаю?
   - Ага.
   - И он приехал сюда... по делу? А по какому?
   - Не помню, - насмешливо сказал Князев и скрестил руки на груди. Уголки его губ опустились. - Та... женщина с девочкой... она была просто его знакомой. Они были ему здесь нужны для работы. Извини за спектакль. Мне жаль этих людей, но я и помню-то о них мало, практически ничего. Они мне чужие.
   - А я-то поверила!.. - Кира зло скрипнула зубами. - Жалостная история про рассыпающийся брак... Сам придумал?
   - Читал где-то.
   - Ты... забирал их?
   - Нет, - ровно ответил он. - Это правда. Но я забирал других. И их было немало.
   - Но... подожди, как же ты мог в тот день общаться с милицией. Ты не мог...
   - Это был... настоящий Князев...
   - Называй его лучше Пахомов... а то я запутаюсь.
   - Ладно. Он действительно вышел за сигаретами. Вернулся домой и первым делом включил свет, поэтому до него не добрались. Начал искать своих... вышел на улицу, стал осторожно расспрашивать... как бы между прочим... но беглецы сразу же поняли, в чем дело, и кто-то из них вызвал милицию. После беседы Пахомов кинулся собирать вещи... включил свет в гостиной, и перегорела одна из лампочек в люстре... Дальше ты знаешь.
   - Софья Семеновна тоже беглец?
   - Да. Пятнадцатилетней давности.
   - Но ведь она же живет надо мной! Как же она...
   - Они так же, как и я, не могут уходить далеко от квартиры... но ее близость на них совершенно не действует. Только на меня. Я ведь... совсем другой.
   Кира закусила губу и отвела глаза.
   - В сущности, ты так и остался на цепи. Просто она стала длиннее.
   - После того... места... для меня это не имеет значения.
   - Что же с тобой было потом?
   - Поскольку у нее уже был... опыт, она не стала вызывать "Скорую" - больница была слишком далеко, и она понимала, что там я бы умер. Она оттащила меня к себе, но там мне скоро стало совсем плохо... и тогда Соня помогла мне добраться до дома неподалеку, где жила ее подруга. Та уехала, и Соня присматривала за ее попугаем и цветами. Несколько недель я жил там, потом она помогла мне снять квартиру.
   - А деньги?
   - У Пахомова было кое-что припасено на черный день - деньги, документы, но все это находилось в Москве. Первое время для меня эта информация была совершенно бессмысленной... но она задала мне правильные вопросы, и когда я наконец, понял, чего она хочет, то сказал ей. Она съездила и забрала, вот и все. Так у меня появились документы и имя. Вадим Князев, 1940 года рождения. Пахомов использовал этот паспорт только однажды. Он был хорошим актером...
   - Как же ты жил?
   - Первое время - ужасно. Я весь состоял из обрывков, в голове была каша. У меня осталась часть человеческой памяти, навыки, привычки, но я совершенно не понимал, для чего они нужны. Я плохо говорил и не понимал значения большинства слов, которые были в моей голове. Я практически не умел читать, но знал некоторые буквы. Писать не умел совершенно... кстати я и сейчас пока еще плохо пишу. Я не знал многих элементарных правил поведения, но я помнил, как вели себя люди, за которыми я наблюдал из своего мира... Я умел играть в шахматы, я точно знал, какой ход в какой ситуации надо сделать, но не понимал смысла, думал, это такая работа... Я мог починить технику, но совершенно не понимал, что при этом делаю. Я не знал, что еду надо готовить. Я был ходячим собранием парадоксов - я знал сложности, не разбираясь в них, и не знал простых вещей. И на меня обрушилось столько запахов... - Вадим как-то болезненно прищурился. -Соня учила меня - почти все время проводила со мной. И другие люди тоже учили - она приводила их. Говорила им, что я ее родственник, попал в аварию, и у меня серьезные проблемы с памятью. Конечно, я не восстанавливал свою память - я практически делал ее заново, укладывая на место то, что сохранилось - обрывки, ошметки - то, что мне осталось после Пахомова. Как только нога зажила, Соня начала ходить со мной по городу - на такие расстояния, на которые только можно было уйти... безболезненно. Потом я стал ходить один. Много раз не обошлось без конфузов... но это ерунда. Новая жизнь так меня захватила, мне так хотелось узнать все больше и больше... мне так нравилось быть человеком... Я учился ежеминутно, ежесекундно, и злился, что в сутках так мало времени. Я научился читать - это было для меня одним из самых важных открытий. Вначале читал все подряд и совершенно запутался. Тогда Соня составила для меня последовательный список книг... Она сказала, что для того, чтобы узнать о происходящем в мире, нужно смотреть телевизор. Я смотрел его без перерыва целую неделю и чуть не сошел с ума.
   - О, тут я тебя вполне понимаю, - Кира улыбнулась.
   - Да... с тех пор я смотрю его... довольно редко... новости, хорошие фильмы...
   - Софья Семеновна знала, кто ты на самом деле?
   - Да, я все ей рассказал, как только научился более-менее связно выражать свои мысли. И даже... показал. Мне казалось... что с ней я должен быть честен...
   - И она не испугалась?
   - Нет, - Князев пожал плечами. - Почему-то продолжала со мной возиться. Может, потому, что у нее уже тогда возникли планы насчет меня, а может и потому, что, в сущности, она была очень одинока. Сын навещает ее крайне редко, а Лорд по природе слишком молчалив.
   - А потом ты переехал сюда?
   Он кивнул, отошел от окна и снова сел на пол, спиной к ней.
   - У Пахомова было прилично отложено, и какое-то время спустя Соня помогла мне купить эту квартиру. Соседям сказала, что недавно я попал в серьезную аварию, и с тех пор у меня проблемы с памятью и со здоровьем, поэтому если в первое время жизни здесь я и допускал ошибки, на них почти не обращали внимания. Я жил, я смотрел, я слушал, часто даже подслушивал... - Вадим усмехнулся. - Я учусь до сих пор - каждую минуту, я наблюдаю за людьми, изучаю те или иные моменты человеческих жизней и запоминаю, что в такие моменты следует делать и говорить. Ведь у меня в памяти было много свободного места, и я стараюсь забить это место до отказа. Я ведь до сих пор... еще многих вещей не понимаю. Некоторых из них я не пойму никогда. Но я давно понял, что для того, чтобы быть одним из вас, мало выглядеть так, как вы... этого слишком мало, - он потер затылок. - И я буду учиться, пока у меня есть время.
   - И ты оказался невероятно способным учеником! - глухо сказала Кира, глядя ему в спину. - Подумать только!..
   - У меня было очень много свободного времени. И ведь я начинал не с пустого места. Я ведь сказал, что я многое... унаследовал.
   - Все равно это очень короткий срок! Ты... черт тебя подери!.. ты намного умнее меня!
   - Какое несчастье!.. - язвительно произнес он, не глядя на нее.
   - Помимо всего прочего ты еще и отлично научился тому... как... следует обращаться с женщинами...
   - А этому учиться особо и не надо, - заметил Вадим. - Это уже инстинкты. Надо было только научиться разнообразию и подходу.
   - Уж на такую-то учебу ты, небось, выходил не в старческом облике! Кстати, этот имидж только из-за документов?
   - И из-за Веры. А еще из-за того, что Пахомов сюда приехал по работе, и взял аванс, а дело не сделал... Что же касается женщин... - он фыркнул. - Кстати, ты, наверное, теперь беспокоишься о своем здоровье?.. Не переживай - мутировать ты не будешь.
   - Вот спасибо, утешил! - Кира вскочила, зло глядя на него. - Слушай, а это свое развеселое чувство юмора ты тоже от него унаследовал?
   - Нет, Кира, - отозвался Вадим неожиданно усталым, разбитым голосом. - Чувства унаследовать нельзя. Они могут быть только своими. Его чувства ушли вместе с ним, и я о них ничего не знаю.
   - То есть, твое хамство и глубокий цинизм - это твои личные достоинства?!
   - Целиком и полностью.
   - Ну, знаешь ли!.. - Кира осторожно потрогала затылок и отвернулась, глядя на приоткрытую дверь в комнату. Потом неслышно подошла к Вадиму и села рядом с ним на пол, слегка прислонившись спиной к его спине. Он чуть вздрогнул, но не отодвинулся.
   - Ты видел меня всего лишь пять минут, - тихо сказала Кира, склонив голову и глядя на свои обломанные ногти. - И это было так давно...
   - А разве это имеет значение? - она услышала, как Вадим щелкнул зажигалкой. - Тогда... я пошел за тобой на остановку, но ты исчезла... А потом пришла женщина и позвала меня, протянула ко мне руку, и я пошел за ее рукой, потому что у нее был запах похожий на твой... она была твоей родственницей. Я думал, что она отведет меня к тебе. Но она отвела меня совсем в другое место. Я сбежал оттуда, потому что отчаянно хотел жить... и я хотел найти тебя. Говорят, псы проходят сотни километров, чтобы найти потерянных хозяев. Не знаю, через что именно прошел я, но это было очень далеко отсюда.
   - Во всех отношениях. И теперь ты не...
   - Это верно. Я не мог покинуть этот город, но я знал, что ты приедешь. Во мне мало осталось прежнего, но эти остатки... они все еще ждали хозяйку. А вместо хозяйки вдруг приехала женщина. Такая же, как те, которых я уже знал... и в то же время так на них не похожая... Меня это так запутало... Смотришь на нее, и видишь женщину, которую хочешь и телом, и душой, женщину, с которой хочешь говорить бесконечно, хочешь, чтобы она поняла все твои мысли и поняла тебя самого - до самого дна, и в то же время никогда не узнала, кто ты такой... То, что я представлял себе раньше, теперь никуда не годилось... Словно что-то вдруг рухнуло с пьедестала, на который я его вознес, но тут же оказалось еще выше. Просто быть рядом и защищать, если что... теперь этого было слишком мало. Я хотел большего... и дико боялся этого. Боялся выдать себя. Возможно, если б мы не столкнулись тогда... на море, ничего бы и не было, но там... Бывают минуты, когда удержаться невозможно, когда ни о чем не думаешь и все посылаешь к черту! - в его голосе зазвучала глухая ярость, он стал хриплым и рвущимся. - Раньше я такого не знал... Кажется, вы, люди, называете это безумием?
   Кира, отодвинувшись от него и глядя на выцветшие обои, на которых подрагивали пятна от солнечных лучей, очень тихо сказала:
   - Кажется, мы, люди, называем это любовью...
   Вадим ничего не ответил. Кира, чуть качнувшись назад, опустила голову, и влажные волосы ссыпались ей на лицо. Отчего-то, несмотря на то, что жаркое утро было в самом разгаре, ей стало холодно. Молчание наполнило комнату, молчание плыло мимо них, словно густые тяжелые тучи, несущие в себе еще не рожденную грозу, и ей казалось, что они сидят на вершине горного пика, и весь мир остался где-то далеко внизу, а здесь только холод и предгрозовая тишь. Кира сидела и думала о том, кто молчал позади нее, кто много лет принадлежал другому миру, кто совершил невероятное, кто часами бродил рядом с морем, завидуя его беспредельной свободе, и кто, несмотря ни на что, оказался человечнее многих из тех людей, которых она знала. Есть вещи, понять которые нельзя, как ни старайся, но есть и вещи, понимать которые просто не хочется, и сейчас Кире совершенно не хотелось понимать, почему желает, чтобы он был всегда.
   - Думаю, этого достаточно? - наконец, негромко произнес Вадим, и Кира почувствовала, что легкое прикосновение его спины исчезло. - Можешь спрашивать по делу. Кстати... если что - дверь не заперта. Честно говоря, мне странно, что ты все еще здесь.
   - А я давно должна была с громкими криками пуститься наутек и спрятаться дома под диван?! - яростно спросила она.
   - Примерно так.
   Кира встала, сделала шаг к выходу из комнаты, пьяно пошатываясь, потом развернулась, обошла Князева и с размаху села перед ним на пол. На лице Вадима не дрогнул ни один мускул, оно было холодным и равнодушным, и глаза льдисто поблескивали из-под полузакрытых век.
   - Что? - в его голос протекла жесткая насмешка. - Тебя интересуют какие-то физиологические подробности?
   Она приподнялась на коленях и очень медленно протянула руку к его щеке, но едва ее пальцы коснулись его кожи, Вадим отдернул голову так резко, словно эти пальцы были из расплавленного металла. В его глазах вспыхнула оскорбленная злость, и теперь уже Кира дернулась назад, уронив руку, и костяшки ее пальцев легко стукнули по паласу.
   - Я в этом не нуждаюсь!
   - Ты, значит, такого мнения о тех, одним из которых так хотел стать?!
   - Вы меня хорошо научили, в том числе и тому, что такое ваша жалость и ваша благодарность, - теперь его голос звучал почти спокойно. - Тому, как вы относитесь к тем, кто так или иначе на вас не похож. И вашей фальши вы меня тоже научили сполна! Я хотел стать одним из вас... но я им не стал... И если у тебя еще остались какие-то иллюзии на этот счет... - Вадим, чуть приподнявшись, широко раскрыл глаза, и в них снова начал расползаться густой вишневый огонь, пожирая все человеческие эмоции и заполняя глазницы чем-то далеким и чужеродным. - Ты не поняла всей правды про меня?! Или ты плохо меня рассмотрела?!
   - Что ты делаешь?! - воскликнула Кира и зло ударила кулаком по его колену. - Чего ты этим добиваешься?! Ты...
   - Я, - коротко ответил он, недобро ухмыльнувшись, и вишневый огонь в глазах придал этой ухмылке особую хищность. Его голова ушла в плечи, он сжался, словно готовясь к прыжку, и по его коже вдруг потянулся серый туман, становясь все гуще и гуще, черты лица расплылись, поглощенные клубящейся серостью, и в следующее мгновение Кира стремительно рванулась вперед и вцепилась в него - накрепко, как утопающий в своего спасителя, обхватила за шею, прижалась всем телом, почти крича срывающимся голосом:
   - ... остановись, останься... глупый... бедный мой, глупый любимый... ну почему ты такой глупый?!.. почему ты мне никогда не веришь?!.. ты действительно человек, потому что... ты такой же болван, как все мужики... я ему... а он мне тут устраивает!.. Вадик, ну... делай, что хочешь, а я... тебя все равно не отпущу!.. они, видите ли, оскорбились... ах ты, елки!.. Не отпущу - понял?!.. я чуть с ума не сошла, когда ты умирал!.. и ты теперь мне... ты сволочь, понял?!.. сволочь!..
   Воздух кончился, и она замолчала, истерично и задыхающеся дергая губами, и чувствуя, что ее трясет - то ли от злости, то ли от чего-то еще. С минуту ничего не происходило, потом на ее спину осторожно легли твердые, теплые ладони, медленно скользнули навстречу друг другу, сминая тонкую ткань рубашки, замерли на мгновение, и Вадим вдруг прижал ее к себе с такой силой, что у Киры хрустнули кости, и она уткнулась лицом в его плечо, чувствуя его дыхание рядом со своим виском и боясь шелохнуться, словно малейшее движение сейчас могло разрушить весь мир. Время исчезло, морские волны отхлынули прочь, далекие реки унесли свои воды, и шаловливый, солнечный ветер затаился где-то среди штор, и шумное утро кануло в никуда, и будущее утратило извечную власть, а прошлое забылось, не нужное, и осталось только настоящее, без начал и границ, и посреди него двое людей, которые утонули друг в друге, которые были одним, неразрывным, и которым казалось, что они умрут, если останутся каждый в своем, отдельном теле...
  
  IV.
  
   Вернувшийся ветер развевал легкие шторы, и они трепетали, легко шлепая по подоконнику и по распахнутым оконным створкам, и на потолке и стенах шевелились тени - обычные, не страшные, ничего не требующие. Вернувшийся день голосил, шумел и смеялся снаружи, и слышен был сварливый голос Нины, опять с кем-то переругивавшейся. Где-то плакал ребенок, а наверху, через этаж, надрывалось радио, на всю округу рекламируя новый магазин бытовой техники. В углу комнаты гудел вентилятор, гоняя туда-сюда волны теплого воздуха, и страницы позабытой на одном из телевизоров раскрытой книги тихо шелестели. На приоткрытой дверце шкафа, косо зацепившись полой, висела смятая рубашка с оторванными пуговицами. Попадая в поток воздуха, она начинала раскачиваться и размахивать рукавами, словно призывая на помощь. Подумав об этом, Кира фыркнула и посмотрела на колышущуюся рубашку сквозь запотевший бокал, в котором, кувыркаясь в нарядном розовом вине, кружились тающие кубики льда. Она прижала холодный бокал к щеке, потом поставила его на голую грудь Вадима, и тот, не открывая глаз, вздрогнул и сказал:
   - Прекрати.
   Коварно ухмыляясь, она потянула бокал ниже, к животу, и тогда рука Вадима, который, казалось, пребывал в состоянии абсолютной расслабленности, вдруг взметнулась и отняла у нее бокал - так ловко, что Кира даже не сразу поняла, почему ее пальцы вдруг оказались пусты. Он сел, в один глоток допил вино, и остатки льда хрустнули под его зубами. Вадим поставил бокал на тумбочку и снова лег, потянув Киру к себе за плечо. Она прижалась щекой к его груди и вздохнула, чувствуя, как пальцы Вадима перебирают ее влажные пряди.
   - Почему ты так долго молчишь?
   - Я должен сказать речь? - осведомился он. Кира вскинула голову и сердито уставилась на его насмешливое лицо.
   - Нет, ну слушай - это же... Прекрати сейчас же! Ты...
   Вадим не дал ей договорить, приподнявшись и поймав губами ее губы, потом откинулся на подушку, притянув Киру к себе. На несколько минут наступила тишина, потом Кира, с трудом заставив себя оторваться от его губ, осторожно провела кончиками пальцев по его располосованной щеке и скосила глаза на повязку.
   - Как твоя рука?
   - Да все в порядке... Перестань меня об этом спрашивать каждые две минуты.
   - Еще скажи, что тебе это не нравится!
   - Не, не скажу.
   Она отпустила его и, перекатившись на смятой простыне, легла рядом на бок. Нужно было говорить о серьезных вещах, нужно было разбираться дальше... но сейчас Кире этого не хотелось, и она чувствовала, что Вадим этого тоже не хочет. Хотелось глупостей, хотелось продлить это расслабленно-беззаботное время до бесконечности. Кира помолчала, потом очень осторожно спросила:
   - Вадим?..
   - А?
   - А ты... нет, ну я просто... ну ведь, получается... ты... оборотень, да?..
   - Что?! Кто я?! - Вадим внезапно жутко обиделся. - Еще чего не хватало! Конечно нет! Вот которые в страшных фильмах?! Ну спасибо! Я что тебе все это время рассказывал?! Я ведь не рассказал тебе жалостную историю... вроде... мол, цапнула меня магическая псина, и потом долгое время я каждое полнолуние без всякого на то моего согласия обрастал шерстью, клыками и всем там прочим и горестно бродил под луной, с хрустом поедая случайных прохожих обывателей сырыми и без соли, и даже не под водку, и сокрушался о тяжкой жизни вервольфа в современных условиях и о запущенности городских улиц, а потом тащился бы домой в развевающихся лохмотьях, а то и вовсе голый, закусив по дороге в ближайшем киоске "Сникерсом" и продавщицей! Потом все-таки осознал, что периодически являюсь существом мыслящим, и засел за русских классиков и дифференциальные уравнения...
   - Подожди! - затараторила Кира, пытаясь совместить извинительный тон с приступом хохота. - Ты что, я же просто... не обижайся...
   - Я читал про них, видел по телевизору! - буркнул Вадим, приподнимаясь на локте здоровой руки. - Ничего общего я с ними не имею, ясно?! Если и есть такая магия или болезнь, мне про это неизвестно!
   - Но ты-то... твое... это ведь магия?
   - То, как я появился в том мире и кем я там стал - да. То, как я сбежал, да. Но то, каким я стал здесь - в этом никакой магии нет... почти нет...
   - Но ты же превра...
   - Я не превращаюсь. Я перехожу!.. И делаю это, когда мне вздумается. И мозгов при этом не теряю!
   - А в чем разница?
   - Это происходит где-то здесь, - он постучал себя указательным пальцем по лбу. - Словно... мне кажется, это должно быть.... будто прыгаешь с крыши одного вагона на другой на полном ходу против встречного ветра. Осознаешь себя другим. Осознаешь себя иначе. Ощущаешь себя иначе. И переходишь. Целиком. Главное помнить себя прежним и ничего не забыть, иначе можно не вернуться.
   - То есть ты все время и тот, и другой, просто на поверхности что-то одно... Два в одном, а?
   - Тьфу, елки! - сказал Вадим и отвернулся. - Ну примерно.
   Кира, приподнявшись, потянула его за плечо и заставила повернуться обратно. Игриво-ласково скользнула языком по его шее, потом, прижавшись лбом к его подбородку тихо спросила:
   - А переходить - это больно?
   - Неприятно.
   - А куда одежда девается? - тут же не выдержала Кира. - Она переходит в шерсть? А если ты без одежды...
   - С одеждой или без я плешивым ни разу не оказывался! И вообще я в изучение этого факта не углублялся - мне не до того было, есть - и ладно. Очевидно мне надо было заняться серьезным исследованием этого вопроса? Состыковаться с парой академиков, разъяснить, в чем суть, они бы сказали: "Да-а, Вадик, ну дела!.. Ты покури, а мы пока обмозгуем..."
   - Бога ради, перестань ты злобствовать!.. Ну прости. У меня эти вопросы сами с языка слетают, я... Я больше не буду... не обижайся, пожалуйста, - Кира зажала себе рот ладонью, но тут же, сквозь пальцы, прогундосила: - И когда ты понял, что умеешь так делать?
   - Через день, как сбежал.
   - Но тебе ведь нет необходимости все время переходить, правда? - с надеждой спросила она. - Ты ведь... с тобой ничего не будет, если ты... перестанешь так делать?
   - Наверное. Я делал так только, если возникала необходимость. Псом я сильнее. Псом я не хромаю. Обоняние и слух, опять же. Но только, переходя, я резко утрачиваю хорошее воспитание. Человеком я бы мог как-то разрулить ту ситуацию на склоне - дать по морде многократно, да сдать в ментуру... а псом я вижу только один выход. И я... несмотря ни на что, Кира, никакое я не сказочное существо. Если меня ткнуть ножом, то из меня потечет кровь. И переходи - не переходи, рана все равно останется. И никакие серебряные пули для меня не нужны. Меня так же легко убить, как и любого другого - хоть топором, хоть кирпичом по голове...
   - Прекрати! - зашипела Кира, зажмурившись и крепко обнимая его. - Не смей о себе так говорить! Я не могу этого слушать!
   - Я просто пытаюсь объяснить... - начал было Вадим с искренним недоумением, но она легко шлепнула его по груди.
   - Замолчи!
   Он пожал плечом, потом улыбнулся и сказал:
   - А столько раз в дурацкие ситуации попадал из-за того, что вы так любите цитатами разговаривать - из книг, из фильмов... Пришел как-то во двор, Саныч говорит: "Присаживайтесь..." - а на скамейке чей-то пакет и куртка... Я на них показал, говорю: "Так тут чьи-то вещи..." А он мне ответил: "Сбросьте их на пол".
   - И ты сбросил? - Кира засмеялась.
   - Ну да... До сих пор с этим сложно... А мимика... вначале даже простая улыбка...
   - Учился, как Терминатор?
   - Как кто?
   - Забудь, - с облегчением произнесла Кира. - Слава богу, ты действительно редко смотришь телевизор!.. Вадик, ты говорил, что до сих пор многих вещей не понимаешь...
   - Да и в разговоре стараюсь избегать этих тем. Политики, например, не понимаю совершенно.
   - Но ты же говорил с Сан Санычем о политике - я слышала...
   - Да... бывает иногда... Почему-то ему мое мнение очень нравится.
   - Не "взять все и поделить"? - не удержалась Кира.
   - Я читал Булгакова, - с прохладцей ответил Князев. - Очень поучительная вещь, хотя я многого не понял. Может, пойму больше через несколько лет...
   - Чего еще ты не понимаешь?
   - Духов не понимаю, только если очень легкий запах. Зоопарков не понимаю. Судебно-правоохранительной системы не понимаю. Понимаю, для чего она существует, но вот так, какой она существует, не понимаю. ЖЭКи не понимаю по той же причине. Денег не понимаю. Я знаю, что, как и для чего, но до сих пор не понимаю, как можно драться и убивать за какие-то бумажки. Но ваш мир держится на них, поэтому с этим приходится считаться. Попсу вашу не понимаю. Музыка неприятная, голоса плохие, смысла в словах нет никакого... Если выпускают девиц и парней на сцену только чтобы на них поглядеть, так пусть они там делают что-нибудь другое - зачем петь-то?.. Наркотиков не понимаю...
   - А алкоголь, вижу, понимаешь...
   - О-о, еще как!.. но только тот, у которого хороший запах... Еще женщин до сих пор не понимаю... но, - Вадим подмигнул ей, - мне кажется, что вас никто тут не понимает.
   - Из чувства женской солидарности я бы должна была сейчас дать тебе по физиономии, между прочим! - раздраженно буркнула Кира. - Ишь!..
   Вадим закинул руку за голову, глядя на нее прищуренными глазами, в которых искрился смех, и Кира невольно улыбнулась, потом скользнула к нему, потерлась щекой о его щеку, заросшую щетиной, куснула за мочку уха и бархатно проворковала:
   - Сейчас я сделаю с тобой что-то ужасное...
   - Да? - он закрыл глаза, чувствуя ее губы на своей шее. - Пожалуйста поужасней, если можно...
   - Не сомневайся... - Кира глянула на лицо Вадима и склонила голову, затопив влажной черной волной волос его грудь, и на долгое время слова вновь исчезли из наполненной солнцем и ветром комнаты.
  
  * * *
   Кира сидела на кровати, заплетая влажные волосы в тугую длинную косу и раздраженно поглядывая на часы, щелкавшие на стене. Ее обуревало желание сорвать их и вышвырнуть в окно. Часы напоминали о реальности, в которую нужно было вернуться - реальности, которую сейчас она ненавидела всей душой.
   Как и прежде она не услышала его шагов, но почувствовала, что он в комнате, и обернулась, закручивая косу на затылке. Вадим остановился возле кровати, заглаживая ладонью мокрые волосы. На его лице блестели капли воды, глаза чуть потускнели, и взглянув в них, Кира поняла, что время расслабленной беззаботности кончилось.
   - Что нам теперь делать? - негромко спросила она. Вадим сел на кровать, глядя на противоположную стену.
   - Ты должна уехать, Кира.
   - Из-за квартиры?.. Да ну ее к черту! Я не вернусь туда. Я у тебя останусь...
   - Нет. Ты должна уехать. Тебе опасно быть в этом городе.
   - Но ты ведь не можешь уехать! - Кира повернулась, зло глядя на него. - А без тебя я никуда не поеду!
   Вадим устало вздохнул и вытянулся на кровати, чуть прикрыв веки.
   - Кира, я же не прошу тебя... уехать навсегда. Потом ты сможешь вернуться... если захочешь.
   - Понимаю... - Кира покачала головой. - Я мешаю тебе.
   - Если честно, то да. Пойми, я же не могу быть в двух местах одновременно. Мне нужно найти его... а так черт знает что получается - и не то, и не се!.. Проследил, убедился - вроде домой пришла, вроде уже сегодня никуда не пойдет... Отправился окрестности обшаривать... только, кажется, что-то нащупал - чувствую - елки! - опять куда-то выскочила... опять что-то случилось... Кира, ты же понимаешь, что я должен его найти. Он не просто беглец. Ты видела, что он сделал с Владой и ее матерью. Он не такой, как я, - он настоящий страж и будет обращаться с людьми так же, как и там, и убьет любого, если возникнет необходимость. Видимо, в тот день, когда ты оставила Владу у себя, он и сбежал, а она это видела. Потому он и пошел на такой огромный риск, кинувшись за ней сразу же, не успев освоиться в новом мире. Честно говоря, я не понимаю, как ему это удалось. Не понимаю, почему до сих пор не могу его найти. Сейчас он должен быть так же беспомощен, как и я тогда, кроме того, у него никого нет.
   - А он не мог... сбежать просто так? Без человека?.. ну, без тела?..
   - Нет, Кира, это невозможно, - Вадим покачал головой. - Ни люди, ни стражи не могут сделать такого - это точно.
   - Но я же видела... Когда они забирают - они высовываются из стены - и они абсолютно настоящие!
   - Лишь наполовину. Они все равно остаются частью того мира и отделиться от него сами по себе не могут. Там тоже есть свои законы.
   - Тогда... Значит, для того, чтобы он сбежал, или я, или Стас должны были кого-то пригласить, а затем отменить приглашение. Я никого не приглашала, кроме Влады... А что, если Стас, вернувшись, выгнал ее, и тогда...
   - Страж стал Владой? - закончил за нее Вадим. - Нет, невозможно. Он мог, пользуясь остатками памяти, вернуться к ней домой, где случайно оказалась Лена, и там уже сорваться и устроить бойню... Но я был...возле морга и видел Владу, когда ее привезли. Ее убили так же, как и остальных. Сама она себе не смогла бы нанести такие повреждения.
   - Значит, кто-то другой. Соседи видели, с кем днем пришел Стас?
   - Да, - Вадим повернул голову, глядя на Киру со странным выражением. - С твоим приятелем, Сергеем. Ты говорила, он пропал в ту ночь, когда Стас попал в аварию?
   - Да, - Кира нахмурилась, потирая кончик носа. - Ты... ведь искал и его, верно?
   - Да. Безрезультатно. И все равно не вяжется... Без разрешения стражи никого из приглашенных не заберут. А ты сказала, что вечером Сергей был у вас вместе со Стасом.
   - Он мог успеть отменить приглашение, когда погнался за мной. Стас же был вне себя и мог что-нибудь сказануть сгоряча, если Сергей попытался его остановить... Вадик, а что... произойдет, если ты вдруг окажешься... в моей квартире?
   По его лицу пробежала болезненная судорога, но когда он ответил, его голос звучал спокойно.
   - Меня заберут. Сразу же.
   - А если я тебя приглашу?
   - Это не важно, Кира. Если б я был обычным беглецом, то ничего бы не случилось... не вздумай ты, конечно, отменить приглашение. Но я страж, а стражи тебе не принадлежат. Ты можешь ими командовать, но распоряжаться ими ты не можешь.
   - Кому же они принадлежат?
   - Я не знаю ее имени... Я видел ее редко, она приходила в наш мир лишь в те ночи, когда в вашем мире было новолуние - мы... даже там всегда чувствуем, какая у вас луна... Странное чувство... Напрасно вы, люди, так страшитесь полнолуний. Бояться надо новолуний - самых темных ночей мира...
   Кира перебралась по кровати поближе к нему и, продолжая сидеть, взяла его руку и прижала к своей щеке, почувствовав, как по его пальцам на мгновение пробежала дрожь - остатки старого, темного страха, природы которого ей было не дано постичь.
   - Как она выглядела? Это была женщина? Молодая или старая?..
   - Нет. Это был ребенок. Девочка. Маленькая девочка... но то, что в ней скрывалось... ее глаза, ее смех... Я еще знаю слишком мало слов, чтобы суметь правильно ее описать... Может... - он закрыл глаза, - может и слов-то таких нет. Мы... которые одним только видом... могли свести с ума многих... мы рядом с ней - безобидные щенки!.. Она ужасна... хоть и внешность ее безупречна. Девочка - такая же, как дети в вашем мире, как Настя... и так же, как эти дети, она любит играть. И когда... она приходила... Вера приходила тоже... и они играли... с людьми... с нами... - Вадим резко сел на кровати и прижал ладони к вискам, с шумом втянув воздух сквозь стиснутые зубы. - И то, что... они делали... то, что... нас...
   - Не надо, не вспоминай, - Кира обняла его сзади, уткнувшись лицом ему в затылок, и руки Вадима легли поверх ее рук, крепче сжимая их на своем теле. - Что бы там ни было - ты туда больше не вернешься. Ты теперь здесь, с нами... со мной.
   Она потянула его назад и заставила лечь, сама вытянувшись рядом и умостив подбородок на его плече, молча осмысливая сказанное им. Потом недоуменно пробормотала:
   - Вера приходила... что значит, Вера приходила?!.. Она ж была жива!..
   - Она умела приходить в наш мир, - ответил Вадим, глядя в потолок. - Она знала дорогу... И на ней всегда был этот кулон... Он особый, мне кажется, он помогал ей приходить.... Мне кажется, что с ним связано даже само существование того мира... Эта... девочка... любила иногда касаться его, и один раз я слышал, как она спросила, довольна ли Вера ее игрушкой? Этот... камень... он словно слеплен из всех когда-либо существовавших кошмаров, и когда он рядом... Вот почему я спросил тебя о нем. То, что ты рассказала о поведении... этого... очень похоже на то, как там вели себя мы...
   - Нет, кулон у Стаса, а спросить у него по понятным причинам я не могу, - Кира вздохнула. - Господи, и как у меня голова еще не треснула? Может, мне бросить пытаться понимать, а, Вадик? Как только я со скрипом начинаю понимать что-то одно, тут же происходит что-то другое.
   - И это еще одна из причин, по которой тебе нужно уехать.
   Она закрыла глаза, слушая тиканье часов и его дыхание, потом тихо спросила:
   - Значит, те люди там... они все... никого из них нельзя вернуть?
   - Нет. Только, если дать им возможность сбежать... но ведь тогда для этого... нужно убить другого человека. И сбегать могут только самые сильные... а сильных там... очень мало.
   - Значит они... умерли? - Кира судорожно сглотнула, и палец Вадима скользнул по ее щеке, поймав юркнувшую из глаза слезу.
   - Мне очень жаль твою подругу. Я должен был... давно должен был все тебе рассказать!
   - В такое не поверишь, не увидев и не прочувствовав все от начала и до конца. Даже если б ты мне рассказал и в доказательство... перешел, я, наверное, все равно бы не поверила. И, кто знает, все могло бы выйти гораздо хуже! - она отвернулась и яростно ударила кулаком по подушке. - Ну почему никто ничего не сделал?! Почему?! Почему за столько лет никто даже не попытался?!
   - Никто не знал способа...
   - Способа... Да взорвать этот дом к чертовой матери!
   - Это бы ничего не решило. Твоя квартира - это лишь окно. Закроешь его - и неизвестно, кто и где откроет его в следующий раз. А тот мир этим не уничтожить, цепей не разрубить и тех, кто в нем живет, не отпустить туда... куда им следует уйти... теперь я это понимаю. Дело не только в человеке, и смерть Веры ничего не изменила.
   - Но хотя бы закрыть окно... хотя бы ненадолго...
   - В свое время я пытался их... уговорить на это... - Вадим хмыкнул. - Но никто из тех, кто живет в твоем доме, не согласился - особенно беглецы. Им не выжить вдали от этого места. А остальные... Многие, кто жил здесь, уехали, но многие остались. Они не позволят разрушить дом. Здесь их квартиры. Здесь их жизнь. Они к ней привыкли. Здесь их прошлое... Их не трогают - и это главное. А без их разрешения... в доме всегда кто-то есть, и они не уйдут. Нельзя же рушить дом вместе с людьми. Поэтому... я только лишь пугал Вериных постояльцев страшными историями. Некоторые верили...
   - Поэтому они не принимали тебя... вначале... потому что ты не хотел жить, как они?
   - Не говори так. Просто у меня меньше страхов, чем у них. К тому же, они еще никогда не умирали. Их забрали живыми. А меня забрали мертвым. И я видел гораздо больше, чем они.
   - Но почему Вера тебя боялась?
   - Может, потому что я не боялся ее, и она знала, что я могу ее убить. Ведь так и вышло.
   - Но ты боялся квартиры. А они...
   - Они боялись всего. Особенно Веру. И особенно беглецы. Они ведь украли чужие тела, и боялись, что Вера может их отнять. Они никак не могли поверить, что Вера не может этого сделать.
   - А она знала про беглецов?
   - Это мне неизвестно.
   Кира сунулась лицом в подушку, потом резко подняла голову и сказала:
   - В любом случае, в Сергея страж сбежать не мог. Потому что вечером Сергей преспокойно посиживал в моей квартире, и никто его не забирал. Но... - она медленно повернула голову, - но если страж бы сбежал в самого хозяина, то, наверное, все было бы иначе? Ведь даже хозяева могут допустить какую-то оплошность.
   Вадим резко сел, ошеломленно глядя на нее.
   - В Стаса? Но как?!
   - Я не знаю. Но ты ведь никак не можешь его найти, верно? А Стас не здесь - он в больнице. И он впал в кому, потому что не может жить далеко от этого места. Что, если в нем от Стаса осталось больше, чем когда-то в тебе... от... Пахомова?.. Потому стражи и не тронули его, когда он вернулся. Он наполовину беглец, но наполовину и хозяин. Чертовски удобная смесь! И тогда он свернул с дороги... потому что Стас... заставил его это сделать... Все-таки... наверное, он... привязан ко мне... вернее то, что от него осталось.
   Вадим ошарашено покачал головой.
   - Я не знаю... возможно ли такое?
   - С этим местом ничего нельзя знать наверняка, как мы уже убедились. И тогда... - она потерлась об его плечо, - тебе ни к чему его искать... а мне - уезжать.
   - Нет, я должен быть точно уверен. И... - он нахмурился... - закрыть дверь... наверное все-таки придется. Может, не сейчас, но я подумаю... А ты уедешь. И чем быстрее, тем лучше! Я подумаю... и я должен как-то все уладить с людьми.
   - Они боятся меня, верно?
   - Да, - Вадим повернулся и заглянул ей в глаза. Он смотрел так долго, что Кира, не выдержав, отвела взгляд.
   - Что ты пытаешься там увидеть.
   - Не знаю, Кира, - произнес он почти шепотом. - Но с тобой что-то не так... И я не знаю, что... но это... что-то очень знакомое... Может, те стены... что-то в тебе перевернули, я не знаю...
   - Но я - не она, Вадик! - решительно сказала Кира. - И я туда больше не войду! Перестань во мне что-то выискивать... Я уеду, если ты считаешь это необходимым. Я сделаю все, что ты скажешь. Но... я очень боюсь за тебя.
   - За меня-то чего? - Вадим фыркнул с легким оттенком самоуверенности и повалился на подушку. - Ничего со мной не случится. Все самое плохое со мной уже случилось. И... - он подмигнул ей, - самое хорошее тоже.
   - Когда ты последний раз спал? - спросила Кира, облокотившись на согнутую руку и положив ладонь ему на грудь.
   - Не помню...
   - Поспи, ладно? Целые сутки мотался... Спи. Ты долго меня охранял - сегодня я буду тебя охранять.
   - Ну, тогда мне точно ничего не грозит, - он улыбнулся, закрыл глаза и заснул почти сразу же, а Кира еще долго смотрела на него. Солнце уже уползло к западным окнам, утянув за собой все свои жаркие лучи, и в зашторенной комнате воцарился легкий прозрачный полумрак.
   - Никто тебя не тронет, - прошептала Кира, подняла голову, и ее зрачки в полумраке блеснули золотом. - Никто не посмеет нас тронуть. Никогда.
  
  * * *
   Постепенно она задремала, а когда вновь открыла глаза, часы на стене показывали восемь вечера, и между колыхающимися шторами видно было, что к раскаленному городу легкой поступью подкрадываются летние сумерки. Кира стремительно повернулась, испугавшись сама не зная чего, но ее сразу же успокаивающе тронули за плечо.
   - Что такое?
   Она облегченно вздохнула, глядя на Вадима, который лежал рядом и курил. Его глаза смотрели ясно, словно он проснулся давным-давно.
   - Ничего... Уже так поздно... Ты ведь не будешь возражать, если я переночую у тебя, правда? Дяде я звонила еще утром, никто меня искать не будет... Уеду завтра. День ведь ничего не решит?
   - Даже не знаю... Лучше б это было сделать сегодня.
   - Выгнать девушку из постели на ночь глядя?!.. Фи, Вадик, и не стыдно тебе?!
   - Нисколько, - ответил он и выдохнул под потолок густой клуб дыма, который заколыхался и начал расплываться во все стороны. - Но если...
   Вадим вдруг резко сел, водя головой из стороны в сторону и словно к чему-то прислушиваясь, и на его лицо набежала тень. Кира испуганно спросила:
   - Что?!
   Он покачал головой и опустился обратно на подушку, но его лицо так и осталось жестким, застывшим.
   - Ты хотела больше знать о беглецах, Кира? Ну, так сейчас сможешь спросить - я слышу, как сюда идет один из них - вот он ступил на последнюю ступеньку, прошел по площадке, прикоснулся к ручке двери... Вот сейчас он зайдет.
   Из прихожей донесся скрежет ключа, проворачивающегося в замочной скважине. Кира вздрогнула и схватила Вадима за запястье, хотя пугаться было особо нечего. Нетрудно было сообразить, у кого, кроме него, мог быть ключ от этой квартиры, и она осталась лежать, глядя на прикрытую дверь в комнату.
   Хлопнула входная дверь, в коридоре послышались легкие шаги. Дверь в комнату качнулась, отворяясь, и в проеме возникла хрупкая фигурка Софьи Семеновны, выглядящей, как всегда, аккуратно и безупречно, только выражение ее лица было отнюдь не аккуратным - оно было смято злостью и безграничным изумлением. Она сделала несколько шагов вперед и остановилась, глядя на них.
   - Вы б хоть постучали, Софья Семеновна, - со спокойной укоризной произнес Вадим, не делая ни малейшей попытки прикрыться, и рука Киры тоже не дернулась смущенно к простыне.
   - Что это значит?! - взгляд Софьи Семеновны забегал туда-сюда. Потом она взяла себя в руки и сделала шаг назад. - То есть... я...
   - Успокойся, Соня, сядь. Можешь говорить совершенно свободно.
   - Что это значит? - повторила она, и ее взгляд вонзился Кире в лицо. - Она что - все знает?!
   - Абсолютно. Нам давно следовало ей рассказать...
   - Ты же сам боялся... Как это вышло?.. - она медленно опустилась на стул. - Впрочем, можешь не объяснять. Девчонка опять во что-то вляпалась, и ты себя выдал, верно?! Господи боже, кто-нибудь кроме нее тебя видел?!
   - Нет, - сказала Кира и, сев на кровати, таки потянула к себе простыню - не столько из-за приличий, сколько из-за того, что неожиданно начала замерзать. - Софья Семеновна, а что, собственно, такого произошло?
   - Ты понимаешь, кто он?
   - Да. Так же хорошо, как понимаю, кто вы.
   - Речь не обо мне сейчас! - она раздраженно отмахнулась. - Никто кроме меня о нем не знает - никто! Из-за тебя он потерял осторожность, и если... хоть что-то... если вдруг его увидят остальные... особенно такие же, как я... Ты понимаешь, что будет?! Они убьют его! Думаешь, они станут разбираться в том, каким он стал?! Им будет достаточно того, что они увидят!
   - Не будет же он просто...
   - А что он сделает, Кира?! - зло спросила старушка. - Далеко ему отсюда не убежать, прятаться долго он не сможет. А люди... неужели ты думаешь, что он что-то сделает людям, среди которых прожил так долго, которые приняли его...
   - ... и послали на убийство, потому что боялись сделать это сами! - не менее зло перебила ее Кира, вскакивая с кровати. - Потому что вас хватало только на то, чтобы тихо сидеть в сторонке, смотреть и обсуждать все, что происходит. Почему никто из вас не попытался хоть что-то сделать сам?! Не только бабка отвечает за всех тех людей, которые погибли, но и вы! Потому что вы ей позволили!..
   - Он сам предложил!..
   - А вам это только давай!..
   - Хватит! - вдруг рявкнул Вадим, дернул Киру за руку, и она с размаху плюхнулась на кровать, изумленно глядя на него. - Прекратите кудахтать - у меня от вас голова болит! Ненавижу женские свары! Чего теперь-то языками молоть - это ничего не изменит! Кира, помолчи!.. Соня, ты, собственно, зачем пришла? Сказать мне то, что я и так знаю?! Или проверить, в порядке ли мой моральный облик? Облик в беспорядке, и я этим весьма доволен!..
   - Вадик, прекрати, зачем ты так?.. - беспомощно прошептала Софья Семеновна. - Я же все для тебя делала, ты мне как сын... Костя так редко приходит, а ты всегда рядом... Я же всю душу в тебя... я не перенесу, если с тобой что-то... я... а что ты сделала для него?! - она зло посмотрела на Киру, которая сидела, крепко держа Вадима за плечо и глядя из-за его спины горящими глазами. - Я так старалась, чтобы он действительно... я даже привела ему его первую женщину... но он вбил себе в голову, что ему нужна именно ты!.. Я ведь сразу поняла, когда ты перестал ждать какую-то там мифическую хозяйку и начал ждать женщину - раньше, чем ты сам это понял!.. Я надеялась, что ты здесь только... но ты осталась здесь жить и все испортила - все! Ты разрушила все, что мы с ним так долго создавали! Вадик, тебе ведь так дорого далась твоя жизнь - неужели это того стоит?!
   - Это стоит и большего, - ровно ответил он. - И я от этого не откажусь.
   Софья Семеновна хрипло вздохнула, потом снова взглянула на Киру, но на этот раз в ее глазах была мольба.
   - Может, хоть ты будешь благоразумна, наследница?
   - Не называйте меня так. Мне такое наследство не нужно, и я буду счастлива, если оно исчезнет. Не я разворошила все это, хватит!
   Вадим кивнул в ответ на безмолвный вопрос старушки, и на ее лице появилось недоумение.
   - Все-таки, Стас? Но... когда я была... там... я видела... я слышала... это истинно женская магия... и та, которая приходит...
   - Значит, мы все ошиблись. Хватит об этом и хватит причитаний, Соня, лучше подумай, что нам теперь делать. Кира нам поможет - она хочет этого сама... и, если что, сможет пригласить кого угодно...
   - Только не тебя! - тут же резко бросила Кира. - Я тебя даже к дому теперь близко не подпущу, понял?! Софья Семеновна, вы знаете всех беглецов?
   - Нет, лишь нескольких, - негромко ответила она. - А большинство из них не знают даже друг о друге - каждый считает, что он единственный. Им ведь страшно, Кира, пойми. В сущности, они ведь ни в чем не виноваты. Им просто хочется жить.
   - И вы не считаете себя виноватой? - Кира внимательно посмотрела на нее. Вадим предупреждающе дернул ее за руку, но она отмахнулась.
   - Нет, считаю, - Софья Семеновна глубоко вздохнула. - Я... украла чужую жизнь, чтобы выжить самой... Это можно понять, но все равно... Ты думаешь, мне было так уж просто жить все эти пятнадцать лет, девочка? Это было очень непросто! И мне до сих пор тяжело смотреть на себя в зеркало - и не только потому, что я, тридцатилетняя, сбежала в тело, которому уже исполнилось пятьдесят шесть. Я каждый раз вижу женщину, которую оставила в том кошмарном месте вместо себя! Так что не рассуждай о том, чего ты, слава богу, никогда не узнаешь! Те, кто выжил, им повезло. Ведь некоторые из сбежавших умерли уже здесь - в окрестных дворах, в больницах... одни от ран, другие оказались слишком далеко...
   - Вера знала про вас?
   - Нет, - твердо сказала Софья Семеновна. - Нет, я это точно знаю, потому что четыре года назад я пришла к ней в гости... и она меня пригласила... и я вышла из ее квартиры совершенно свободно. Если б она меня узнала, поняла... она бы ни за что меня не выпустила.
   - Зачем вы это сделали? - Кира чуть подвинулась вперед, глядя на поникшую фигурку на стуле. Сейчас Софья Семеновна казалась хрупкой до нереальности, и ее голос, когда она ответила, был тонок и прозрачен.
   - Из-за зеркала, Кира. Все из-за зеркала...
   В комнате стало тихо, потом Кира глухо произнесла:
   - Софья Семеновна, если из-за меня... может что-то случиться, я уеду насовсем. Я обещаю...
   - Нет, теперь я вижу, что и этого нельзя делать, - старушка слабо улыбнулась. - Потому что теперь все совсем не так. Он не станет ждать, он пойдет за тобой - я же вижу... Вы сумасшедшие - вы оба сумасшедшие. Делайте, что хотите... но, пожалуйста, будьте осторожны. Люди долго боятся, но всему, рано или поздно, приходит конец, и если в ближайшее время произойдет что-то еще... а они ведь по-прежнему уверены, что это твоих рук дело, Кира. Даже не беглецы уверены в этом. Ты слишком яркая, в отличие от Стаса, который больше похож на тень... на такую безобидную тень...
   Она встала и медленно пошла к двери. Уже стоя на пороге, обернулась, взглянула на них и покачала головой.
   - Все это так странно... но, знаете... а я и рада за вас... Должно же было появиться что-то хорошее... не все время же только боль и кошмары...
   Софья Семеновна тихо прикрыла дверь, и спустя несколько секунд из прихожей долетел громкий хлопок. Кира тотчас же повернулась к Вадиму.
   - Тебя... действительно... если...
   - Тихо, - размеренно сказал он, прижимая указательный палец к ее губам. - Все, хватит разговоров. Не бери в голову. Мы ведь уже все решили.
   - Ладно, хорошо, - потерянно сказала Кира. Она взглянула на часы и вдруг улыбнулась. - Завтра... До завтра еще так далеко! Знаешь, когда-то я с нетерпением ждала этого дня, а теперь мне не хочется, чтобы он наступал.
   - Почему ты его ждала? - рассеянно спросил Вадим и потянулся за сигаретами.
   - Так ведь завтра истекает срок, указанный в завещании. Завтра мы со Стасом станем окончательными владельцами... если только комиссию не смутит, что я оборвала в квартире часть обоев. Да, чудный подарок бабка сделала мне, ничего не скажешь! Надеюсь, там, в том мире, она теперь на таких же правах, как и остальные тени... если, конечно, попала туда...
   - Подарок? - он повернулся, и его рука застыла в воздухе. - Почему именно тебе? Стас тоже...
   - Так у меня день рождения завтра, - Кира хмыкнула. - Мы еще тогда посмеялись со Стасом - мол, приурочила... Да, такой...
   - Во сколько завтра?! - Вадим схватил ее за плечи, и Кира невольно ойкнула от боли.
   - Ты что?!.. Ну, если считать завтра тем, что начнется сегодня после двенадцати, то в тринадцать минут первого ночи, а что?
   - Одевайся! - Вадим спрыгнул с кровати. - У тебя дома остались какие-то важные для тебя вещи?!
   - Еще бы, а что? - недоуменно спросила Кира.
   - Тебе лучше забрать их прямо сейчас. И уехать тебе лучше прямо сейчас! Елки, и почему я раньше тебя не спросил?!.. Я не верю в подобные совпадения, и даже если я ошибаюсь, тебе все равно следует еще сегодня оказаться как можно дальше отсюда!
   - Подожди... но почему?!
   - Потому что сегодня новолуние.
  
  V.
  
   Уже на выходе из подъезда их остановил один из престарелых соседей Вадима по подъезду и принялся гневно что-то рассказывать про коммунальные системы, предстоящую зиму, в которую обещают дикие холода, и полнейшее равнодушие рэповских работников. Вадим нетерпеливо кивал, что-то бормотал в ответ, поглядывая в сторону дома Киры, и порывался уйти, но сосед вцепился, как клещ, то и дело вскрикивая: "Нет, ты подожди!" - и хватая Вадима то за рукава, то за пуговицу рубашки, и каждая новая попытка Князева улизнуть вызывала еще более жаркий всплеск эмоций. Кира скромно стояла в сторонке, глазами делая Вадиму знаки не дергаться и вести себя как обычно. Он снова выглядел так, как все свое время жизни в этом дворе, его ладонь опиралась на трость, сгорбленные плечи прикрывала старая мешковатая рубашка с длинным рукавом, глаза закрывали темные очки, а на голове была летняя шляпа с дырочками. Кира настояла, что раз он хочет ее сопровождать, пусть возвращается к прежней внешности - нельзя было разрушать все в один миг. Вполне возможно, что если кто и наблюдал утром их возвращение, то решил, что ему померещилось. Сосед Вадима вел себя как обычно, и Вадиму тоже следовало вести себя, как обычно, то есть, как примерному жильцу, интересоваться коммунальными системами собственного дома.
   - Слушай, Андреич, может во дворе поговорим, а - я как раз туда иду...
   Услышав это, Кира незаметно подмигнула Вадиму и мотнула головой, давая понять, что пойдет вперед. На его лице отразилось явное неудовольствие, и он уже хотел было что-то сказать, но она повернулась и направилась к ореховой рощице. Летний вечер был светлым, все кругом хорошо просматривалось, двор был полон людей, вдоль дороги нескончаемым потоком сновали пляжники, так что сейчас ей точно ничего не грозит. Это вам не Владина квартирка, дверь в которую можно было захлопнуть и вытворять все, что вздумается.
   Она оглянулась - Вадим и его сосед медленно шли следом, разговаривая. Кира подняла голову и посмотрела на небо, где уже просыпались первые звезды. Луны не было, и без нее небо казалось каким-то осиротевшим. На Киру накатил безотчетный страх, но приступ тотчас же прошел, и, поправив бретельку еще слегка влажной после стирки майки, она пошла дальше.
   Когда Кира вошла в крошечную ореховую рощицу, из зарослей сирени возле дома Вадима с треском выломился мальчишка, следом за ним выскочил весело тявкающий спаниель, и оба унеслись в сторону моря. Внезапно она загрустила, глядя на окрестные дома, на освещенную витрину ларька, на скамейки, где посиживали обитатели двора. Уезжать не хотелось отчаянно - и не только из-за Вадима. Она успела привязаться к этому месту - даже к этим людям, которых видела изо дня в день и которых, как оказалось, так и не успела узнать. Шумные, сварливые, веселые, а на деле - тихие, осторожные и напуганные. Иные переступают через свой страх, а иные так и идут по жизни, опустив голову и покорно слушая его шаги рядом с собой, - идут тихо, как тени, и живут тенями, и тенями беззвучно и незаметно уходят в небытие.
   Кира остановилась и вытащила из сумочки сигареты, с легкой улыбкой глядя, как по дорожке через парк в сторону двора вприпрыжку бежит Настя, пиликая игрушечным мобильником, а следом, далеко отстав, идет Нина и что-то раздраженно кричит внучке. Все было как обычно. Она уедет, а здесь так ничего и не изменится... но квартира будет закрыта до тех пор, пока не решат, что с ней делать, и никто больше никого в нее не пригласит. Стас в больнице... если его еще можно назвать Стасом...
   Сунув сигарету в рот, Кира пошарила в сумочке, но зажигалки не было, и она вспомнила, что та так и осталась валяться в машине Стадниченко. Кира подняла руку, чтобы вытащить сигарету, и тут рядом с ней что-то щелкнуло, и вспыхнул крошечный огонек. Ахнув, она отшатнулась, уронив сигарету.
   - Ты чего? - удивленно-обиженно спросил Сергей, вышедший из-за орехового ствола. - Я думал, ты ко мне идешь - разве ты меня не видела?
   - Нет, - ответила Кира, осторожно отступая назад. - Что ты тут делаешь?
   - Тебя жду... Зайдем к тебе, поговорим?.. Ты что... ты из-за машины что ли? Думаешь, я накат пришел делать?! - его голос стал еще более обиженным, и Кира остановилась, недоуменно моргая.
   - Сереж, ты?
   - Ну а кто еще? - озадаченно спросил Мельников, оглядываясь по сторонам. - Как там Стас?
   - Стас... Где ты был?! Тебя все ищут!
   - Я был болен, - с легкой хрипотцой ответил Сергей, поднося ладонь ко лбу. - Очень болен.
   Кира подумала, что тут Сергей, похоже не врет - даже в этих легких сумерках его лицо казалось нездорово бледным, и он то и дело вздрагивал, словно его бил озноб. Она действительно очень давно его не видела... или раньше просто не замечала, какой он высокий и какие у него широкие плечи. Ей показалось, что Сергей прилично пополнел, и даже щеки его стали пухлыми, но из-за бледной кожи лицо выглядело не откормленным, а одутловатым. В левой ноздре засохла узкая полоска крови, и пока Кира смотрела на него, из правой ноздри Сергея вдруг заструился кровавый ручеек, и кровь закапала с подбородка. Он качнулся назад, вскидывая к лицу руку с платком, и Кира заметила, что платок сплошь покрыт расплывшимися красными пятнами.
   - Мне плохо, Кира, - прошептал Сергей и протянул к ней свободную руку. - Что со мной?
   В памяти вдруг на мгновение всплыл тот далекий, уже забытый парень, выглядывающий из окошка "вектры" и весело болтающий всякую чепуху, и неосознанно она сделала шаг вперед, подтолкнутая некоей глубинной жалостью, - слишком испуганными и несчастными были обращенные на нее бутылочно-зеленые глаза... и тут же сзади чей-то незнакомый, резкий и злой голос крикнул:
   - Кира!.. Назад!
   Окрик хлестнул ее наотмашь, словно крепкая пощечина, мгновенно отрезвляя и подчиняя себе, она отшатнулась, но Сергей с неожиданной проворностью метнулся следом и успел поймать за правое запястье, мгновенно повернул Киру спиной к себе, словно когда-то на занятиях, и поддернул вывернутую руку вверх, одновременно сжимая пальцы спереди по обе стороны горла, и вместо вопля боли у нее получилось лишь слабое шипение. Голова мгновенно начала кружиться, и в висках мелко застучало.
   Вадим каким-то образом оказался уже совсем рядом, всего в шаге, промахнувшись, может быть, лишь на несколько сантиметров. Он легко чуть качнулся в сторону, но руку Киры поддернули еще выше, и от боли она, чуть присев, выгнулась дугой, глядя слезящимися глазами в бархатистое звездное небо. Она попыталась ткнуть Сергея острым каблуком босоножка, но не смогла пошевелить ногой - боль от заломленной руки распустила щупальца по всему телу и не давала двигаться. Он потянул ее назад и остановился между двумя деревьями. Их стволы были недостаточно толстыми, чтобы спрятаться за ними, и все же они более-менее теперь скрывали их и со стороны дороги к морю, и со стороны двора, где в сгущающихся сумерках по-прежнему сонно жужжали чьи-то голоса и рассыпался звонкий женский смех.
   - Тихо... - негромко сказали сзади, - тихо, т-с-с... спокойно, Вадик, или я раздавлю ей гортань... Я ведь еще помню, как это делается. К тому же, кругом полно людей... и они тоже могут пострадать... Так что... ведите себя естественно... просто встреча старых друзей, и двое из них... как раз решили обняться... Вот так, хорошо... Кирочка, ты ведь будешь умницей - кричать не станешь?.. и я тебе дам подышать, ага?
   Она слабо дернула головой, и ее руку чуть отпустили, а хватка на шее стала не такой крепкой, и в легкие просочилось немного воздуха. Головокружение чуть унялось, и в мозгу мелькнула нелепая досада: и почему все норовят ухватить ее за горло?.. Вадим стоял, казалось, расслабленно, лишь едва-едва, почти незаметно, покачиваясь из стороны в сторону. Лицо его было непроницаемым, жесткий, внимательный взгляд обшаривал людей перед ним сверху донизу, и сейчас, несмотря на человеческий облик, человеком он уже не казался - теперь это был хищник, сильный и смертельно опасный, упорно ищущий малейшую слабинку в позиции противника.
   - Смотрю, с бабами все так же тяжело... а, Вадик? - насмешливо произнес человек. - Всем нам с ними тяжело... говоришь им, говоришь... а они все равно делают по-своему. А мы потом расхлебывай!.. Уж за три года ты-то успел это понять?.. Три года, елки!.. Только когда оказался здесь, узнал... Я думал, лет сто прошло... Там-то нет времени... там вообще ни черта нет!..
   - Ты кто?.. - едва слышно прошептала Кира. После такого обращения уже было ясно, что это никак не Сергей, и она проклинала себя за то, что оставила Вадима с соседом и ушла вперед. Сзади усмехнулись, и на спину ей закапало что-то теплое - по-видимому, у держащего ее человека по-прежнему шла кровь.
   - Скажи даме, Вадик, кто я? Ты ведь... учуял, я же вижу, сосед.
   - Это Пахомов, - спокойно произнес Вадим, и то, что раньше было Сергеем, снова хохотнуло.
   - Вот именно, ворюга, я Пахомов!.. хоть и мало от меня... осталось... Черт, так странно видеть, как собственное тело разгуливает без тебя... А ты его сильно запустил, я гляжу. Хотя девочке, похоже, оно по вкусу... Ты знаешь, кто он, Кирочка?!.. Я-то хорошо знаю... - Пахомов насмешливо защелкал языком, потом зло прошипел: - Ты украл мою жизнь, мудак, страж хренов! Украл мое тело! А меня бросил в этом проклятом месте!.. Ты имеешь представление, где я был все это время?! - человек чуть наклонился, и Кира затылком почувствовала его горячее, влажное дыхание. - Странное место... Там все иначе... Там даже можно стать философом... в те моменты, когда что-то соображаешь... когда нет боли... да, девочка, боли... раньше я не знал, что для того, чтобы чувствовать боль, вовсе не обязательно иметь нервные окончания... и прочую анатомию... И там можно очень хорошо научиться ждать... быть терпеливым, быть сдержанным... настолько, что, вернувшись... не кинуться прочь... пообщаться со Стасом ... приметить, кто подглядывал за твоим возвращением... А я ведь помнил эту девчушку... еще когда жил тут... Забавный цыпленок, жаль, что так вышло... ну, так это и не я, ребята - это уже не я... Я только привел...
   - Что тебе надо? - негромко спросил Вадим, и хватка на горле Киры еще чуть-чуть ослабла.
   - Если б надо было только мне... - произнес Пахомов с внезапной печалью. - Но в том то и беда... Я бы все сделал совсем не так и не здесь... Я и говорить-то с вами не хочу... но я тут уже ничего не решаю... Эти твари... им лишь бы жрать да жрать!..
   - Мести хочешь? - просипела Кира. - Радовался бы, что на свободу вырвался, дурак!..
   - А я и радовался, пока мог... - ласково шепнул он. - Но теперь... ничего не могу... пока не выполню уговор! Вы думаете, мне поверили на слово?! Вы думаете, они отпустили меня одного?! Там теперь все иначе... сосед...
   В лице Вадима, смотревшего поверх головы Киры, на мгновение что-то изменилось, дрогнуло... и внезапно она поняла, как беглецу удавалось свободно разгуливать по ее квартире, почему Вадим не смог найти сбежавшего стража, и почему в квартире Влады произошло не просто убийство, а настоящая бойня. Тот мир и вправду был непредсказуемым местом. Впервые человек и стражи сбежали вместе... самый сильный человек и самые сумасшедшие стражи... и уже нет времени предаваться пространным размышлениям о том, как такое возможно.
   - Так что, не хочу я никакой мести, девочка, - почти весело сообщил Пахомов. - Вообще-то я бы хотел обратно свое тело... Это было неплохим... но оно разваливается. Здесь слишком тесно... слишком... И мне бы для начала хоть в одиночестве остаться, что ли...
   - Вадим! - долетел со двора звонкий голос Софьи Семеновны. - Что там у вас такое?!
   - Все нормально! - крикнул Вадим, не глянув на нее, чуть повел головой из стороны в сторону, и Кира заметила, что теперь он стоит ближе к ним с Пахомовым, чем стоял раньше. В его широко раскрытых глазах вдруг затанцевали, разгораясь, вишневые искры, и она тотчас же прошептала:
   - Нет, Вадик, пожалуйста... Только не это...
   - Да, послушай ее, сосед, - авторитетно произнес Пахомов, на мгновение скосив глаза в сторону дороги, где несколько человек, остановившись, украдкой с недоумением поглядывали на них, делая, впрочем, вид, что остановились просто так, и Вадим незаметно придвинулся еще чуть ближе. - И послушай меня... Ей спрятаться все равно негде... квартира не защитит... от них... Там мятеж уже давно назревал. Видишь ли, слуги верны своим хозяевам, когда те их хорошо кормят. Но когда еды становится мало, понятие верности для слуг превращается в нечто весьма легковесное. Когда ты сбежал, мало кто этим заинтересовался - еды было достаточно, но теперь все иначе. Люди сбегали - иногда - некоторых из стражей наказывали за это, но еда все равно была. А теперь времена изменились. Они знали дорогу - ты, Вадим, показал им ее... но теперь и она для них отрезана. Один из хозяев оказался слишком мягкосердечен и скуп, другой теперь и вовсе при смерти. Они ведь... все там слышат, - он улыбнулся окровавленными губами, но на этот раз в его улыбке не было ничего человеческого. Кровь уже не просто капала, а бежала с его подбородка тонким ручейком. - Ждать нового хозяина... Черт знает сколько времени это может занять. И этот дом... он слишком стар, он может просто рухнуть в один прекрасный день, и окно закроется. Когда его откроют и где... Поэтому они больше не хотят ждать... хотят в большой мир... хотят добывать еду самостоятельно. Но вся проблема в том, что люди не появляются больше перед стенами. Ни люди, ни псы - никто. И в ближайшее время не появятся, я так понимаю. Этот парень был последним, кому... ну, вы знаете... Поэтому... отдайте мне ключ. Они... говорят, что... сегодня его... можно отдать... Ключ, который поможет открыть тот мир и выпустить стражей. Тени так и останутся тенями, но стражи - это совсем иное, и миры для них равноценны. Ты ведь уже убедился в этом, Вадик? Они ждали тебя... но ты их кинул. Отдайте мне ключ... сейчас... или... они возьмут его сами... но вам это не понравится... - пальцы Пахомова снова чуть сильнее сжали горло Киры. - Ну живее... имейте же совесть... я не хочу тут кровью истечь!..
   - В сумке ключ... в сумке... - прошептала она, и сзади хрипло засмеялись.
   - Да не тот... хотя и он понадобится... Мне нужен кристалл, солнышко... Черный камешек... в оправе из листьев... ну ты знаешь...
   - У меня его нет. Стас забрал его...
   - Нет, он у тебя - и прямо сейчас! О, Вадик уже догадался - вижу по его физиономии... черт, чуть не сказал, по своей!.. - существо заговорщически подмигнуло Князеву. - Он у тебя в груди, Кира. Внутри тебя. Странно, что ты этого так и не поняла.
   - Что?!
   - Он так сросся с тобой, что уже не разобрать, где он, а где ты... И если не отдашь его добровольно, им придется просто счистить тебя с него. Грустно, но что поделать?
   Несмотря на то, что вечер уже стал совсем густым, глаза Вадима были видны совершенно четко, и впервые в жизни Кира увидела в этих глазах неподдельный ужас, который, верно, был отражением ужаса в ее собственных глазах. Хватка на горле, боль в вывернутой руке - все это мгновенно перестало иметь всякое значение, и, не сводя с него взгляда, Кира вдруг поджала ноги, и Пахомов невольно чуть качнулся вперед, увлекаемый неожиданной тяжестью, потом сразу же дернул ее обратно, в плече что-то легко хрустнуло, и под кожей будто растекся расплавленный металл, но уже было поздно, момент был потерян, и в следующее мгновение железные пальцы неожиданно отпустили ее горло, царапнув напоследок по коже ногтями. Вадим, держа Пахомова за нелепо вывернутое запястье, нанес удар куда-то поверх плеча Киры, и там что-то чавкнуло. Ее рука освободилась, и Князев сразу же оттолкнул ее в сторону. Не устояв на ногах, Кира шлепнулась на сухую траву, чуть не сунувшись носом в раздавленную пивную баклажку, и взвыла от боли в плече. Во дворе кто-то что-то выкрикнул, сзади раздался звук удара, чей-то злой возглас, снова удар, и она повернулась, перекатившись на бок и примяв сумочку, ремешок которой все еще обвивал ее предплечье. Вадим стоял неподалеку, загораживая ее, а Пахомов медленно пятился назад. Его лицо было разбито, рубашка спереди совершенно промокла от крови, но он смеялся - низко, трескуче.
   - Беги! - рявкнул Вадим, не повернув головы, и ринулся к Пахомову, который уже валился на колени, но раньше, чем подошвы туфель Князева оторвались от земли, тело Пахомова стремительно окуталось серым туманом, который сразу же словно взорвался, выбрасывая на свободу три огромных, мощных, черных собачьих тела, распластавшихся в прыжке, но еще в воздухе их встретил почти мгновенно выметнувшийся из такого же серого облака остроухий пес. Пролетев наискосок, он сшиб двоих стражей на землю, третий приземлился чуть правее и рванулся было к Кире, прожигая ее страшными горящими глазами и распахнув пасть, но пес тотчас же вывернулся из гигантского клубка мельтешащих и рычащих тел, в прыжке ударил стража грудью в заднюю часть тела, и того развернуло. Пес коротко рванул его за бок, ловко увернулся от дернувшейся навстречу оскаленной морды, и тотчас же вцепился в приоткрывшееся местечко на шее, одновременно заваливая стража на бок и подминая его под себя, в этот момент на него налетели двое других, и все совершенно смешалось в мелькании тел, лязге челюстей, рычании и коротких болезненных взвизгах. Во все стороны полетели клочья шерсти и вывернутые комья земли. Во дворе кто-то громко закричал, со стороны дороги послышался топот бегущих ног.
   Кира, перевернувшись, по-крабьи пробежала несколько метров вперед, ее занесло, она снова повалилась на бок и вдруг почувствовала, что рука уже не болит совершенно. Она вскочила, тут же нагнулась, подхватывая отброшенную трость Вадима и вдруг увидела Настю, которая стояла совсем рядом и смотрела на происходящее, широко раскрыв рот и без всякого страха на лице.
   - Лезь на дерево! - отчаянно завопила Кира и тотчас дернулась в сторону, уворачиваясь от наскочившего стража - жуткое подобие будьдога-переростка со сверкающими вишневым глазами. Краем глаза она увидела, как девчонка, подпрыгнув, ухватилась за сук, сама тут же завизжала и прыгнула за дерево, развернулась и на коротком размахе саданула стража тростью по уху. Что-то хрустнуло, но трость выдержала. Страж, слабо взвизгнув, на секунду остановился, глядя на нее почти с человеческим изумлением, потом снова рванулся вперед и налетел на трость, которую Кира успела выставить перед собой, как копье. Мощные лапы с силой ударили ее в плечи, опрокидывая на землю, и челюсти лязгнули где-то совсем рядом с лицом. Происходи все дело в кино, трость, несомненно, проткнула бы стража, как спица тающий кусок масла, и дальше все было бы просто замечательно... но трость всего лишь на мгновение удержала его на расстоянии, и гладкая ручка почти сразу же вывернулась из пальцев Киры под тяжестью мощного тела. Она ухитрилась вскинуть ноги и лягнуть стража каблуками в мускулистую грудь, но распахнутая пасть, сверкая огромными клыками, уже летела навстречу, и Кира, дико заорав и мало что соображая, со всей силы ударила кулаком, целясь во влажную черную мочку носа стража - и попала, располосовав нос серебряным перстнем. У собак нос являлся одной из наиболее чувствительных частей тела, и страж в этом отношении полностью им соответствовал - кубарем скатился с Киры почти с щенячьим визгом и ошалело замотал головой, растирая пострадавший нос лапами. Хрипло дыша, она вскочила, но сейчас же что-то ударило ее в спину и швырнуло на землю. Тут же раздался громкий рык, сухо хрустнула чья-то сломавшаяся кость, Кира попыталась ползти, но по ней тотчас же кто-то пробежал, невежливо вдавив лицом в землю. Неподалеку завизжали - громко, отчаянно, и она перевернулась, хватая губами горячий воздух. Где-то совсем рядом неожиданно грохнул ружейный выстрел, и из ствола ближайшего дерева полетели мелкие щепки, и с самого дерева кто-то истошно заорал:
   - Офонарел?! В собак стреляй, дебил - не в меня!..
   - Перестань... ты же в него попадешь!.. - послышался крик Софьи Семеновны, и следом тут же раздался еще один вопль - на этот раз детский и восторженный:
   - Дядя Вадик, как ты так делаешь?!
   Кира попыталась встать, цепляясь непослушными пальцами за ореховый ствол. В нескольких шагах от нее бился в агонии бульдог-переросток с разорванным горлом, из которого хлестала темная кровь, мгновенно впитываясь в иссушенную землю. Стражи и пес стояли чуть дальше, пригнувшись и примеряясь друг к другу - все трое страшно изорванные и окровавленные. Один из стражей походил на обычную, хоть и беспредельно жуткую дворнягу, другой же привел бы в священный ужас всех любителей пуделиной породы. У стража-пуделя не хватало уха, а плечо было разодрано до кости, страж-дворняга ослеп на один глаз, у пса подгибалась перекушенная передняя лапа. Кира в ужасе задохнулась - и дело было даже не в том, что Вадиму этих двоих никак не сдержать. Стражи подергивались из стороны в сторону, жадно поглядывая на нее, но пес не уступал дороги, глухо рыча, и Кира знала, что он не уступит ее никогда и хорошо понимала, что это "никогда" закончится очень скоро - вместе с его жизнью. Она развернулась - взгляд выхватил из сумеречного двора рваные, как вспышки, картины - бегущая к роще Софья Семеновна, столпившиеся у подъездов люди, готовые в любую секунду заскочить внутрь, их искаженные лица, и смешанное с ужасом узнавание на некоторых из них, Сан Саныч с переломленной двустволкой на руке, пытающийся дрожащими пальцами запихнуть патроны и что-то неразборчиво кричащий. Страх быть разорванной заживо толкнул ее к дому, и Кира даже пробежала несколько шагов, но тут позади снова началась драка, и повернувшись на бегу, Кира увидела, как стражи и пес атакуют друг друга веером яростных наскоков, и стражи расходятся все дальше друг от друга, и один из них вот-вот окажется у пса за спиной - и либо кинется на нее, либо вцепится псу в незащищенный загривок. И тогда, не выдержав, она закричала - и к этому дикому крику, выхлестнувшемуся из самого сердца примешалось что-то еще - что-то, что воскресило в груди знакомую боль и зажгло ярким золотом тонущие в черноте расширенные зрачки глаз, - и крик стал темным, и в нем был призыв. И призыв был услышан - и в окрестных домах, и далеко за пределами двора.
   Но откликнулись на него не люди.
  
  
  * * *
   Толстенький тыловик - капитан второго ранга - вышел на свою ежевечернюю прогулку к пивному ларьку неподалеку от парка, и рядом с ним, на поводке, как обычно тяжело трусил пожилой лоснящийся лабрадор, к старости ставший непомерно толстым и ленивым. Он переваливался из стороны в сторону с величавой неохотой, словно кубинская матрона, раздраженный, что его сдернули с мягкого кресла, где ему спалось необычайно хорошо, даже невзирая на жару. Казалось, что вот-вот, на следующем же шаге лабрадор повалится на дорогу и уснет, и поэтому капитан был удивлен до чрезвычайности, когда пес вдруг бодро вскинул голову, словно к чему-то прислушиваясь, а потом резко рванулся вперед, дернув поводок. От неожиданности хозяин разжал пальцы, и лабрадор помчался куда-то в полумрак с такой прытью, которую не проявлял даже в щенячьем возрасте.
   - Рэй! - завопил тыловик, кидаясь следом. - Рэй! Ко мне! Рэй!
   Какой там - только когти по асфальту зацокали. И тотчас же мимо тыловика бок о бок молча пронеслись две немецкие овчарки, за которыми поспешал, отстав самую малость, квадратный мускулистый стаффордшир. Едва не сбив его с ног в том же направлении промчалась стайка пыльных малорослых дворняг, целеустремленно вытянув морды, словно шли по запаху чего-то необычайно вкусного. Из подъезда, который он вот-вот должен был миновать, выскочила такса и кинулась за дворнягами, волоча за собой поводок. Следом выбежала встрепанная женщина, истошно вопя:
   - Джина! Джина!
   - Тай! - закричал кто-то позади. - Тай, твою мать! Куда тебя понесло?! Тай!
   Тыловик, повинуясь внезапно проснувшемуся инстинкту, резво отпрыгнул к бордюру - и вовремя - по дороге с сумасшедшей скоростью, словно сорванный ураганом башенный кран, шумно дыша пролетел огромный мастино, под которым, казалось, содрогался асфальт.
   - Что ж это такое? - озадаченно пробормотал капдва и тут же дернулся в сторону, когда в одном из окон второго этажа, под которым он стоял, послышался грохот, крики и звон бьющейся посуды. Он вскинул голову, и в этот момент окно с дребезгом расплескалось, и в палисадник вместе с тучей осколков вывалился здоровенный ротвейлер. Тотчас вскочив и не удостоив вниманием застывшего неподалеку человека, ротвейлер развернулся и помчался куда-то в глубь дворов, где исчезли и прочие псы, сильно хромая и печатая на асфальте кровавые следы. Откуда-то со стороны автостоянки пробежала кавказская овчарка, звеня длинным обрывком волочащейся цепи, и тыловик встрепенулся, услышав и вблизи, и вдалеке перепуганные и злые крики. Белым призраком мимо него промелькнул азиат, вскинув обрубок хвоста, а следом за ним хлынул настоящий собачий поток - дворняги, овчарки, питбули, бульдоги, таксы, боксеры, афганы, спаниели - с обрывками поводков и без них, бегущие молча и пыхтящие от жары и натуги. Облезлая дворняга бежала плечо к плечу с ухоженной многосотнедолларовой бразилейро, и в их движениях и поблескивающих глазах была одинаковая целеустремленность. Пушистый ярко-рыжий чау летел вперед, словно разъяренный медведь, походя расшвыривая путающихся под ногами коротколапых откормленных ши-тцу и французских бульдожек. Собаки вылетали из подворотен, выскакивали из подъездов, кто-то проламывался и сквозь оконные стекла, и больше всего перепуганного тыловика поразило даже не их количество, а то, что псы бежали молча и решительно, и ни один даже не сделал попытки повернуть назад или отвлечься на что-то. Это была стая - слаженная, сбитая, бесстрашная, и казалось, что ее позвал кто-то, чьего зова ослушаться было невозможно.
  
  * * *
   Самым первым в гущу свалки врезался Лорд, вцепившись в спину одного из стражей, следом подоспела, отчаянно пыхтя, толстая Буся, неожиданно лихо подпрыгнула и повисла у стража на хвосте, накрепко сомкнув челюсти, а за ней один за другим налетели подбежавшие псы, и люди, остолбеневшие у подъездов, смотрели, как погружающийся в полумрак двор со всех сторон захлестнуло собачье наводнение, неумолимо стекавшееся в ореховую рощицу, и среди них мелькала женщина с летящими по вечернему ветру черными волосами, в зрачках которой кипело расплавленное золото. Настя, обхватив толстый ореховый сук руками и ногами, жадно смотрела вниз, незадачливый пляжник, сидевший на соседнем дереве, деревянно бормотал:
   - Ну ни фига себе пошел на море... ни фига себе...
   - Вадим, перейди! - отчаянно завопила Кира, расталкивая псов и протискиваясь к стражам, в которых уже вцепились десятки челюстей. - Перейди, или они могут и тебя убить!.. Выпустите его!..
   В волнующемся море собачьих спин в одном месте появилась промоина, и оттуда выскочил человек. Спины тотчас же снова сомкнулись, и откуда-то из самой середины свалки к небу взметнулся агонизирующий вой стража, заживо раздираемого на клочки. Человек сделал несколько быстрых шагов в сторону двора, пошатнулся и начал было валиться набок, но Кира подскочила к нему и обхватила за талию, подставив перепачканное в пыли плечо. Левая рука Вадима, изорванная в нескольких местах, безжизненно висела, и из раны торчала сломанная кость, с шеи был сорван клок кожи, обнажив мышцы, а из глубоко разодранной спины хлестала кровь, в полумраке казавшаяся черной. Его пальцы больно впились Кире в плечо, и он хрипло прошептал, глядя прямо в страшные, сверкающие золотом зрачки.
   - Остановись... Отпусти их сейчас же... Ты же срастешься с ним еще больше, Кира!..
   - А может, оно и к лучшему?.. - мрачно спросила она, и в ее голосе послышалось странное злорадство. - Пусть заканчивают... Держись крепче... давай отойдем... Я приняла тебя тем, кто ты есть, прими и ты меня...
   Кое-как она отвела его подальше от ореховой рощицы - туда, где стояли скамейки, и с каждым шагом Киру все больше начинало трясти. За спиной стихали последние звуки драки, слышались крики хозяев, зовущих своих псов. Где-то вдалеке заливалась сирена.
   До скамеек им дойти не дали - чей-то резкий голос зло крикнул:
   - А ну стоять!
   Кира обернулась, и Вадим тотчас же отпустил ее плечо и выпрямился, глядя на Сан Саныча, который стоял метрах в восьми от них, уставив Вадиму в грудь ствол старого ружья, с которым хаживал на фазанов почти каждую осень - короткие вылазки и, как правило неудачные, потому что вдали от города удавалось нормально протянуть лишь несколько часов. Его лицо было искажено бешенством, и сзади к нему постепенно - один за одним подходили прочие жильцы Кириного и окрестных домов, образовывая полукруг.
   - Я видел! - глухо сказал он. - Я тебя узнал, сволочь! Ты - один из тех... Что - выследили?! Пришли за мной даже сюда?!..
   - Ты тоже?! - вдруг изумленно воскликнул один из толпящихся за его спиной людей, но Сан Саныч не повернул головы. На несколько секунд наступила напряженная, злая тишина. Из ореховой рощицы устало разбредались псы, возвращаясь к своим хозяевам, оставив в сухой траве несколько трупов своих собратьев. Там же валялись две бесформенные груды шерсти и мяса, некогда бывшие грозными стражами, а неподалеку лежал истоптанный бульдог-переросток, убитый Вадимом, тускло глядя в небо остекленевшими вишневыми глазами. Шел, пошатываясь, во двор Лорд, прихрамывая на заднюю лапу и строго глядя перед собой, и рядом с ним тяжело семенила Буся со слипшейся от вражеской крови шерстью, сверкая заплывшими глазками, из которых еще не исчез боевой задор. Среди деревьев остались стоять несколько рослых дворняг, кавказец с обрывком цепи на шее, американский бульдог с кровавым росчерком клыка на белой шкуре и две немецкие овчарки без ошейников.
   - Саша, я тебе сейчас все объясню... - начала было Софья Семеновна, делая в сторону Вадима и Киры осторожный шажок, но чей-то женский голос вдруг громко закричал:
   - Что объяснять - мы все видели!.. Он один из тех, кто меня туда затащил... кто там нас... мучил!.. Убей это чудовище - чего ты ждешь?! И ведьму эту заодно!
   - Менты приедут и ничего сделать не дадут! Давай живее... а то опять превратится!.. - поддержал ее кто-то.
   - А что это было? - ошарашено спросил еще чей-то мужской голос.
   - Подумать только... мы же с тобой столько раз пивко попивали!.. - Сан Саныч сплюнул, и ствол ружья чуть дернулся. Кира передвинулась в сторону, закрывая Вадима, но он тотчас оттолкнул ее и тихо сказал:
   - Беги... пока он перезарядит... успеешь...
   - Нет! - звонко и четко ответила она и чуть наклонила голову, и угасавшее уже пламя в ее зрачках начало было разгораться с новой силой, и со стороны рощи долетел глухой рык, но Вадим схватил ее за плечо и отвернулся от смотревших на них десятков глаз.
   - Хватит, прекрати!.. Ты что - натравишь их на людей?!
   - На людей?! - внезапно истерично взвизгнула она. - А где тут люди - покажи! Кто из них?!..
   - Егоров! - долетел громкий крик со стороны рощи. - Брось ружье! Обалдел что ли?!
   Кира, намертво вцепившись в него и чувствуя, что ее руки стали совершенно мокрыми от его крови, обернулась и увидела Дашкевича, который рысью несся через двор, и даже с такого расстояния было видно, какое ошарашенное у него лицо. Следом за ним летела маленькая фигурка, что-то крепко прижимавшая к груди. Сан Саныч коротко глянул в ту же сторону, потом его палец на спусковом крючке дрогнул, и в тот же момент стоявший рядом один из нардистов с бутылкой пива в руке, ловко подбил локтем ствол ружья. Дула дернулись вверх, из них оглушительно грохнуло, и с акации посыпались листья. Вместе с листьями с дерева с истошным мяуканьем свалился облезлый кот и унесся в темноту. Кто-то истерично засмеялся. Сан Саныч с размаху сел на землю, сжимая ружье трясущимися руками, и сказал:
   - Ва-ва-ва...
   Нардист вынул ружье из его податливо разжавшихся пальцев, а вместо них сунул бутылку пива, и незадачливый стрелок жадно присосался к горлышку, страшно вращая глазами.
   - Что ж вы стоите?! - неожиданно воскликнула одна из соседок, трагически всплескивая руками. - Человек же кровью истечет!..
   - Обязательно... - с хриплой, болезненной усмешкой отозвался Вадим. Его голова вдруг мотнулась в сторону и вниз, и он повалился на землю, тяжестью своего тела увлекая за собой и Киру, которая так его и не отпустила. Софья Семеновна метнулась к ним, а следом за ней, ломая настороженный и враждебный полукруг, неожиданно потянулись остальные - кто наклонялся, кто присаживался рядом на корточки, и мало кто остался стоять на прежнем месте. Из подъезда вдруг выскочила Антонина Павловна, держа в руках целый выдернутый из шкафа ящик, и Буся, увидев ее, кинулась навстречу и запрыгала вокруг, извиваясь всем телом.
   - Ах ты моя хорошая!.. - запричитала та, проталкиваясь сквозь толпу. - Пустите!.. Моя храбрая... не потрепали тебя?!.. Мамочка все видела... Кира, пусти, дай посмотреть...
   Антонина Павловна грохнула ящик на землю. Он оказался набит лекарствами и бинтами - не имея времени что-то выискивать, тетя Тоня поступила самым простым образом. Кира, чуть отодвинувшись, ошарашено посмотрела на нее, потом на остальных. Кто-то из оставшихся стоять в стороне крикнул:
   - Да вы что?.. Рехнулись что ли?!.. Леха, ну ты-то!.. Ты что - не видел?!..
   - И чего? - с философским спокойствием отозвался нардист, передавая ружье подбежавшему Дашкевичу. - Ну видел... Мужик за бабу свою сцепился - нормальное явление. Потом уж... разберемся, выясним... как очухается... морды набьем... друг другу... хлопнем по маленькой... Что - не знаешь, как это бывает? Давай подмогнем пока... Ну, чего ты стоишь - что - нерусский?..
   Оппонента эта бесхитростная логика сразила наповал и он потянулся к остальным. Дашкевич, всполошено проверив, не осталось ли в стволе ружья патрона, пробился сквозь толпу, отмахиваясь от обрушившихся на него вопросов и комментариев такой же лавиной суетливых вскриков:
   - Уйди!.. что это тут сейчас было?!.. чертовы псы - все что ли взбесились?!.. Егоров, я тебя так закатаю!.. да всех я вызвал!.. Всем молчать!.. хватит орать!.. откуда я знаю?!.. да какие войска?!.. как дети, ей богу!.. Кира, вы можете объяснить?!.. что у вас такое с глазами?!.. что это - мода такая?!.. прекратите сейчас же!.. не знаю я, что я видел!..
   - Максим, не мельтешите - вы мне мешаете!.. да знаю я, что делать!.. я может и на пенсии... но как хирург на хорошем счету была...
   - ... он не умрет?!.. скажите, он ведь не умрет?!..
   - ... да разойдитесь... дайте место...
   - ... сюда посветите...
   - ... нельзя "Скорую" - увезут... а там...
   - ... так пусть заштопают и сразу обратно...
   - ... здорово порвали...
   - ... он ведь не умрет?!.. пожалуйста... он ведь ни в чем...
   - ... Кирушка, милая... убери руки... успокойся...
   - ... а классно он - да?.. а в кино совсем не так показывают...
   - ...мне бы так - никто б не докопался...
   - ... Саныч, от тебя все равно никакого толку - хоть за пивом сгоняй!..
   - ... а тот-то - видал?!.. и сам... так еще и с собой образин приволок!.. представляю, что там сейчас творится...
   - ... так это они Владку, выходит?..
   - ... да, это не Вадик... ну что мне сделать, чтобы вы...
   - ... тихо, тихо...
   -... ну видишь, а ты говоришь - где тут люди...
   Голоса, окружавшие Киру, вдруг стали стремительно утончаться до комариного писка, и она начала проваливаться в липкий, душный туман, а когда пришла в себя, обнаружила, что стоит на коленях и плачет, уткнувшись Софье Семеновне в сухонькое плечо, и та обнимает ее, гладит по слипшимся от крови Вадима волосам, а присевшая рядом Мила, держа за руку, встревожено повторяет ее имя. Повернув голову, Кира увидела, что рядом стоит машина "Скорой" и соседи вместе с врачом как раз помогают загрузить внутрь каталку с безжизненным телом Князева, и вскочила, в ужасе закричав:
   - Нет! Ему нельзя!..
   - Кира! - Софья Семеновна успела ухватить ее за руку. - Успокойся. Они сделают, что нужно, и мы сразу же его заберем. Тоня договорится... ее там многие знают... Отвезем к нему, присмотрим... и ты тоже... Ничего с ним не будет.
   - Кто сопровождает? - сонно спросил врач через плечо. - Полезайте... времени нет...
   - Иди, - Софья Семеновна легко подтолкнула ее, но Кира вдруг покачала головой.
   - Нет. Езжайте вы... и тетя Тоня. Мне нужно туда, - она кивнула на темные окна своей квартиры. - Я должна... я сделаю так, чтобы она больше никого не смогла держать... И его тоже!
   - Кира, но ты...
   - Езжайте! Только если... в любом случае, не говорите ему, куда я пошла. Если что... скажете, что я уехала... как мы и договорились.
   Софья Семеновна пронзительно посмотрела на нее, коротко кивнула и начала забираться в машину.
   - Тогда и я поеду... вечно там разгружать некому... - пробормотал Леха-нардист, помог влезть в машину обеим женщинам и запрыгнул следом. Дверца захлопнулась, машина дрогнула и покатила к выезду со двора. Кира, сжав кулаки и стуча зубами, смотрела на нее, пока та не скрылась за поворотом, потом медленно повернулась и наткнулась на взгляды обитателей двора. Лица некоторых были ошеломленными, но уже по-другому - казалось, они мысленно спрашивают себя - что и почему они только что сделали? Кто-то тронул ее за руку, и Кира опустила глаза на Настю, которая протягивала ей ее сумочку.
   - Тетя Кира, ты потеряла.
   Она машинально взяла ее и прижала ладонь к груди, чувствуя себя совершенно опустошенной. Больше всего хотелось повалиться прямо здесь на землю и заснуть - и спать долго - до тех пор, пока все не решится само собой.
   - Я никого не приводила, - глухо сказала Кира, обводя взглядом стоящих перед ней людей. - Думайте, что хотите, но я никого не приводила...
   - Ты про что? - негромко спросил кто-то. Дашкевич подошел к ней и положил ладонь ей на плечо.
   - Кира, вы...
   Она вывернулась из-под его руки и обернулась.
   - Я узнаю, как разрушить ловушку, и все будут свободны. Ни цепей, ни страха... Я узнаю... только... пусть он живет, как и жил...
   - Как ты узнаешь?! - вяло спросил Сан Саныч, все еще сидевший на земле и крепко сжимавший в пальцах пустую пивную бутылку.
   - Она мне скажет, - Кира криво, недобро улыбнулась, отступая к подъезду. - Сегодня новолуние. Сегодня день открытых дверей.
   - Кира, вы уж извините, но я должен... - Дашкевич шагнул было к ней, но несколько человек вдруг сомкнулись перед ним, загораживая дорогу, и даже Сан Саныч, уронив бутылку, вскочил и встал рядом с ними.
   - Нет, пусть идет, - тихо произнесла Таня. - Максим Михайлович, вы же сами видели... Вы не понимаете, насколько для нас...
   - Вот сейчас и объясните - и мне, и... - что-то мягкое коснулось его ноги, и Дашкевич отшатнулся в сторону. Стоявшие перед подъездом люди поспешно расступились, и между ними неспешно прошествовали остававшиеся в роще псы, возглавляемые прихрамывающим Лордом. Собаки чинно уселись перед подъездом, и устремили на людей неподвижные взгляды. Американский бульдог нарочито лениво и широко зевнул, продемонстрировав великолепный набор клыков, и Максим поспешно отступил подальше. Кира бледно улыбнулась ему из подъезда, ее зрачки на мгновение вспыхнули золотом, тотчас погасли, и ее лицо медленно исчезло в подъездном мраке, словно погружаясь в темные воды бездонного омута.
  
  
  VI.
  
   Кира осторожно прикрыла за собой дверь и прислушалась. В квартире была тьма и тишина - глубокая, густая, холодная. Электросчетчик не издавал свои обычные трескучие звуки, молчал холодильник и не было слышно привычного тиканья часов из столовой, словно квартира затаилась в ожидании. Она протянула руку и включила свет. Тусклая лампочка озарила ее отражение в зеркале, посеревшее измученное лицо, встрепанные свалявшиеся волосы и всюду разводы подсыхающей крови - на руках, на лице, на шее, на одежде. Его крови. И ее было так много... Она наклонилась ближе к серебристой поверхности, медленно поднося руку к щеке и заглядывая в собственные глаза - темные, тусклые. Почему Дашкевич спросил, что у нее с глазами? Почему все люди - даже Вадим - так странно на нее смотрели? Что они увидели в ее глазах?
   Кира погасила свет и, осторожно ступая, прошла в гостиную, безошибочно ориентируясь в темноте и ни разу ничего ни задев. Странно, что когда-то она была здесь такой неуклюжей и не могла пройти во мраке и метра, чтоб на что-нибудь не налететь. Теперь она знала квартиру так же хорошо, как и собственное тело.
   Кира включила люстру и застыла посередине комнаты, глядя на стену и прислушиваясь к себе. Но не звучали в мозгу ничьи бесплотные голоса, не приходило понимание и боль в груди исчезла бесследно, зато настойчиво теперь напоминала о себе вывернутая беглецом рука, стремясь заполнить пульсирующей болью все сознание. Она пообещала - да, пообещала, но как выполнить это обещание? Зажечь свечи? Спросить у теней? Да откуда им знать... Или выключить свет и сидеть во мраке... до тринадцати минут первого? Ждать, пока что-то произойдет? А если ничего не произойдет? Если Вадим ошибся, и это действительно всего лишь совпадение? Не было никакой таинственности, никакого предчувствия чего-то ужасного, и в колыхании штор перед открытым окном не чудилось ничего зловещего. И вокруг нее, и в ней была привычная, безыскусная реальность. Болела рука. Кожу на лице неприятно стягивало от подсыхающей крови. Хотелось под прохладный душ. Хотелось копченой ставриды и холодного пива. На большом пальце назойливо саднил содранный заусенец, и его хотелось оторвать совсем. Если что-то и было в ее груди, сейчас оно ничем не давало о себе знать. Разве что уверенностью в том, что псы все еще охраняют вход в подъезд - Кира чувствовала это, словно от нее к их шеям тянулись невидимые поводки.
   Она подошла к окну, собираясь закрыть его, отодвинула штору, и в ней внезапно вспыхнула тревога. Вначале Кира даже не поняла, в чем дело, выглянула в пустой палисадник, потом снова перевела взгляд на подоконник и застыла. На подоконнике стояли два новеньких белых цветочных горшка, доверху наполненные землей.
   Кира стремительно обернулась, и тотчас к ее губам прижалась твердая, пахнущая мылом и табаком ладонь, деликатно прерывая уже готовый вырваться изумленный возглас.
   - Не надо громких звуков, а то у меня опять разболится голова, - тихо произнес Стас, обхватывая ее свободной рукой за плечи. - И в любом случае, ты же понимаешь, что кричать бессмысленно? Сюда никто не придет... Кира, да не делай ты такие глаза - уж меня-то бояться... Ничего я тебе не сделаю. Ни сейчас, ни впредь... Я могу убрать руку?
   Кира утвердительно дернула головой, и ладонь исчезла с ее губ. Стас, чуть прихрамывая, подвел ее к стулу и нажал на плечи, заставляя сесть, потом с ловкостью фокусника выхватил откуда-то моток веревки и несколькими быстрыми движениями притянул Киру к спинке стула, пропустив веревку у нее под грудью.
   - А это зачем? - озадаченно спросила она, даже не попытавшись сопротивляться, и Стас слабо улыбнулся, опускаясь рядом на пол. Его левая рука все еще была перевязана, а лицо испещряло множество мелких шрамов.
   - Лишь затем, чтобы ты сидела смирно - ты же у нас девушка эксцентричная. А ты думала, пытать начну страшным образом? С последующим убиванием?
   - Но ведь ты же... ты же...
   - Я же. Ты насчет больницы? - его верхняя губа на мгновение слегка вздернулась, словно у недобро ухмыляющегося волка. - Так я уж неделю, как в себя пришел... отлежал себе все на свете, ходить пришлось заново учиться... Специально просил тебе не сообщать - все ждал, ждал... когда же сестра ко мне придет... Но ты так и не пришла, - глаза Стаса зло сверкнули. - Ты меня бросила, Кира! Просто бросила! После того, как я чуть не отправился на тот свет из-за твоего истеричного выбрыка, ты меня бросила!
   - Стас, я просто...
   - Мне не нужны оправдания, - ровно сказал Стас, внезапно успокоившись и осторожно потирая затылок. - Это произошло - и все. Черт, у меня до сих пор такие дикие головные боли... и проклятое ребро срослось кое-как...
   - Ты еще смеешь меня в чем-то упрекать?! - вспылила Кира, сжимая пальцы в кулаки. - После всего, что ты здесь натворил?! Да, я не хотела к тебе приходить, потому что мне было жутко видеть тебя... жутко сознавать, что такое является моим братом! Да, бросила... хотя мне следовало тебя убить, сволочь! Как ты убил всех тех людей! Как ты убил... Вику! - она зажмурилась, и Стас легко погладил ее по сжатым пальцам.
   - Ну, ну... Не стоит впустую тратить столько громких слов. К тому же, я никогда никого не убивал.
   - Ты приказал их забрать! Это одно и то же!
   - Ой, да кого?! - он сунул в рот сигарету. - Если не считать Вики, все это были сплошь бомжи да алкашня, они и так уже давно не живут - они существуют, они и без моего вмешательства были как тени. Они хуже животных...черт! - Стас усмехнулся, закуривая. - Начинаю говорить, как свихнувшийся злой профессор из страшных фильмов. Это плохо.
   - Ты мне еще про спартанский метод оздоровления нации напомни!.. - прошипела Кира, глядя на него суженными от злости глазами. Стас фыркнул.
   - А смысл? То физиология, а нам всем не тела оздоровлять надо. Нам надо начинать с души. Нам надо заново учиться смотреть на мир... мы ведь уже давно не смотрим на него. Что же касается квартиры... Вера... ушла... и охрана была снята, а потом пришли мы и, пригласив друг друга, вернули все на свои места - уж она-то за этим проследила. Да, это я... кормил стражей.
   - Но Вика... - глухо сказала она, и по лицу Стаса пробежала болезненная судорога, разом сбив весь насмешливый цинизм.
   - Была бы хоть малейшая возможность, я бы этого не сделал. Вика была для меня одной из прекраснейших историй... но эта история закончилась. Она могла все разрушить... а я не хотел снова потерять сестру, я не мог этого допустить.
   - Я сейчас разрыдаюсь! - Кира картинно шмыгнула носом. - Да не меня ты боялся потерять, а эту дикую квартиру!
   - Вас обеих.
   - Это и есть твоя власть, Стас?! Этого ты так хотел?! Это...
   - Нет, конечно, - он повел вокруг рукой с дымящейся сигаретой, оставив в воздухе дымную спираль. - Это все ерунда, это лишь прихожая того места, что существует на самом деле. Я хотел другого, и мне это обещали. А ты поможешь мне это получить. Я все тебе объясню... но, Кира, даже не пытайся отказать мне... даже мыслей об этом не допускай! Я уже слишком дорого заплатил.
   - Ты научился приносить жертвы, - негромко заметила Кира, и Стас кивнул.
   - Да. И ты тоже. Забавно - к сегодняшней ночи ты обязана была отменить приглашение хотя бы одному человеку, и я все никак не мог придумать, как тебя заставить это сделать... А ты - надо же! Сама управилась. Мне уже все известно... не свезло бедняге Михееву... Ты просто умница. Недаром выбрали именно тебя... я уверен, что не только в крови тут дело.
   - Это вышло случайно! - в отчаянье воскликнула она.
   - Нет случайностей, Кира. Все вокруг связано невидимыми нитями, которые определяют события, и ты эти нити чувствуешь. Совершенно не случайно ты привела сюда именно его - человека, который когда-то в этой квартире совершил убийство. Отдав его, ты открыла свой счет и в то же время совершила правосудие. Знаешь, тьма всегда нравилась мне больше света - мне всегда казалось, что в ней гораздо больше справедливости. Тьма решительна, а свет больше любит болтать и разливаться слезами милосердия.
   - Ты демагог! - Кира пошевелилась, но веревка держала крепко. Впрочем, куда торопиться? Все уже подходит само собой, и почему-то она внезапно почувствовала, что рада этому. Стас рассеянно пожал плечами.
   - Может быть...
   - Сергей погиб, - прошептала она, и Стас покачал головой.
   - Я видел... Но это было только тело... а сам Серега там, - он махнул рукой на одну из стен. - Сегодня ты увидишь и его. И как же я проглядел... Я ведь отменил ему приглашение всего на несколько секунд, потому что Серега начал зарываться. Просто хотел припугнуть. Ладно... он всегда был болваном, с самого детства.
   - Ты давно его знаешь?
   - Еще бы! Кира, я ведь черт знает сколько готовился к сегодняшнему дню. Серега переехал сюда еще год назад, и мне стоило большого труда его уломать. Я рассчитывал, что его обаяние будет долгими вечерами держать тебя подальше отсюда, потому что мне нужно было работать... и в то же время рядом с тобой я мог держать только человека посвященного... практически посвященного. Случайные приятели никак не подходили. А он повел себя, как идиот!..
   - Значит, он твой друг? - Кира криво усмехнулась. - Какая предусмотрительность.
   - Он мой сводный брат. Ты забыла, что мать снова вышла замуж?.. Господи, Кира, ни к чему так таращить глаза - ведь никакого инцеста же не было. Он тебе никто.
   Кира срывающимся от ярости голосом произнесла короткую речь. Будь Вика жива, она восхитилась бы яркостью оборотов, заметив бы, впрочем, что даже невоспитанные девушки так не выражаются. Но Вики не было. Щеки Стаса чуть порозовели, потом он тихо засмеялся.
   - Да, это от души... Но, извини, таких действий я не могу совершить даже при всем своем желании... Анатомией не вышел.
   - А ты не боишься, что я тебе отменю приглашение?! - зло спросила она. - Что будет?
   - Меня заберут, - спокойно ответил Стас. - С некоторых пор твое слово значит гораздо больше, ты ведь понимаешь? Поэтому меня заберут, как и остальных. Получишь большое удовольствие. Ну, валяй!
   С минуту они молча смотрели друг на друга, потом Кира отвела взгляд и склонила голову, так что волосы ссыпались ей на лицо. Стас воткнул сигарету в пепельницу, встал, подошел к ней и отбросил назад спутанные пряди, бережно огладил их, после чего подцепил указательным пальцем ее подбородок, глядя ей в глаза без страха, но с сочувствием и какой-то странной грустью.
   - Ты такая красивая, Кира. Первое время я даже жалел, что ты моя сестра. И я знаю, что был момент, когда ты тоже об этом пожалела. Я это почувствовал. Вот что бывает, когда брат и сестра растут вдали друг от друга... К счастью, теперь уже ничего нет... теперь есть только знание крови... Слушай, - он вдруг засмеялся, убирая руку, - ну и веселуху вы устроили во дворе! Хорошо хоть, что это произошло сегодня, а не раньше, иначе у всех нас были бы неприятности. С кухни неважно было видно, но я разглядел достаточно... Стражи-то, сволочи, ишь чего захотели! Чуть не испортили все... кстати, сегодня остальные похоже получили славную взбучку, им теперь долго не захочется бунтовать! А Князев-то - ну не ожидал! Зря я на него взъелся, оказывается. Спас мою сестру... и все мои мечты. Отличный парень... если, конечно, его можно так назвать. Жаль, что он умрет... а коли выживет, они все равно его убьют. Их сегодняшнее сострадание краткосрочно - можешь мне поверить...
   - Он не умрет! - мгновенно вскинулась Кира. - И не смей о нем говорить! Он...
   - Он страж, Кира. И страж трусливый, к тому же. Он так боялся снова потерять свою жизнь, что ни о чем тебе не рассказал... и стой он сейчас там, за окном, он бы не вошел сюда, даже если б я принялся тебя убивать... Хорошо хоть под конец себя проявил... И каково это путаться со стражем - а, сестренка?
   - Заткнись!
   - Ладно, ладно... - Стас развел ладонями. - Похоже, с тобой приключился большой амор... Вы, женщины, иногда очень странным образом строите свои сердечные чувства.
   Он развернулся и вышел из комнаты. Кира опустила голову, зло кусая губы, потом взглянула на стоящие на подоконнике цветочные горшки. Чего хочет Стас? Что такого ему обещали? Неужели он хочет сделать то же, что и Вера Леонидовна? И что с ней самой происходит?
   Через несколько минут Стас вернулся. В его руках были Кирина расческа, небольшой, но кажущийся тяжелым пакет и ковшик с водой, в которой плавала губка. Он поставил ковшик на журнальный столик, положил туда же расческу и встряхнул пакет, в котором что-то звякнуло.
   - Так сложно было все совмещать, - с некоторым недовольством произнес он. - А она играла со мной в игры - в разные дни ходила и устраивала тайнички, а я должен был искать... Только один из тайничков - самый главный - ты нашла первой, и я, честно говоря, до сих пор так и не понял - радоваться мне этому или нет...
   Он запустил руку в пакет и вытащил пригоршню золотых украшений - колец, цепочек, браслетов. Драгоценные камни вспыхнули под светом ламп, и сминаемое плетеное золото тихо шелестнуло.
   - Смотри-ка, - нарочито дурашливым голосом сказал Стас и перевернул пакет, высыпая его содержимое на протертый палас, тут же ставший казаться еще более протертым и грязным. - Здесь не на один десяток тысяч... Мы богаты, Кира!..
   Она взглянула на сияющую груду драгоценностей, и внезапно ее разобрал смех. Запрокинув голову, Кира захохотала громко и от души, и Стас засмеялся тоже.
   - Да, ты права. После всего это действительно вызывает только смех. Это такая... мелочь!..
   - А ремонт? Для чего она запретила делать ремонт?
   - Это очень хрупкое место, Кира. Это очень старый дом.
   Он вытащил из ковшика губку, отжал ее и принялся аккуратно стирать кровь с ее лица. Кира дернула головой.
   - Я могу и сама!
   - Нет уж, позволь мне, - Стас подмигнул ей. - Сама ты сделаешь другое. Сегодня у тебя великий день, Кира. Сегодня ты не просто именинница, но в любом случае, ты должна хорошо выглядеть - ведь сегодня праздник в твою честь.
   - Праздник? - недоуменно переспросила она.
   - Да. Тебе приготовили потрясающее торжество, и моя скудная фантазия не сможет описать тебе всего его размаха. И тебе приготовили подарок. И скоро тебя начнут ожидать. Ты ведь пригласишь брата на свой день рождения, правда?
   - Стас, я не понимаю... Ты... - она вдруг широко раскрыла глаза. - Ты говоришь о том мире? Куда всех забирали? Там меня будут ожидать?
   - Уже знаешь про тот мир? - Стас хмыкнул, водя губкой по ее шее. - Князев поведал? Ну, оно и к лучшему - сэкономит мне время.
   - Что со мной происходит, Стас?! Почему я делаю такие странные вещи? Почему беглец сказал, что тот камень, который я нашла, у меня в груди?
   - Потому что это правда, - Стас присел на корточки, тщательно оттирая губкой ее окровавленные ладони. - А насчет странных вещей - это твои способности - новые способности, которые ты получила от него, и они проявились, как только камень почувствовал тебя полностью и начал близиться час темной луны. По счастью ты пока слишком быстро выдыхаешься, иначе б уже натворила дел. Хотя собак ты держишь до сих пор...
   - Я всего лишь посмотрела на одного человека, и он сошел с ума!
   - Да, так же, как и она, ты теперь можешь насылать безумие и кошмары. Многие из живущих на земле существ, беспрекословно исполнят твою волю, как бы далеко они ни были... Но это все ерунда, Кира. Скоро ты научишься более серьезным вещам.
   - Я не хочу!
   - Да неужели?! - он тонко улыбнулся, и Кира отвернулась. - Ты ведь дала им обещание, я слышал... Ты обещала им свободу. Жаль, но, мне кажется, скоро тебе не захочется выполнять это обещание.
   - Что это за камень?
   - Занятная вещь, - Стас взял расческу и принялся осторожно расчесывать ее спутанные пряди. - Одна из любимых игрушек Темной Девы, часть ее сути. К сожалению, я не могу дать тебе исключительно точной информации, но этот камень может созидать и может хранить.
   - Что именно?! Дурацкий концлагерь для теней?!
   - Вот сегодня ты и узнаешь, что он создал. Видишь ли, Кира, каждому он может дать что-то свое - и мало этого просто хотеть. В это нужно верить. А ты знаешь, как сильно с верой сплетена наша фантазия? Он может созидать, может хранить, может открывать пути, он может даже чувствовать. А еще он может отдать хранящуюся в нем суть тому, чье тело примет его и чье тело примет он.
   - И чем же мне так посчастливилось? - хрипло спросила она, пытаясь удержать в голове все сразу, но оно расползалось, разваливалось.
   - Ну, во-первых, ты женщина. Темная Дева на то и дева, и она никогда не подарит часть себя мужчине. А во-вторых, так получилось, что в тебе смешалась кровь обеих владелиц этого камня. Ведь его подарили сразу двум женщинам, Кира, - Стас помахал перед ней торчащими средним и указательным пальцами, жестко усмехнулся и снова превратился в заботливого парикмахера. - И каждая из них отдала бы все, даже своих детей за то, чтобы камень принял именно ее. Но он их не принял. Ему захотелось тебя. Поэтому бабуля так тебя ненавидела... до определенного времени, пока не поняла, что из любой ситуации есть выход.
   - И она тоже там будет?
   - Она еще как там будет. Ведь она и готовит для тебя этот праздник, Кира.
   - Что-то мне не хочется на него идти.
   - Извини, Кира, - Стас положил расческу и прижал ладони к ее щекам, пристально глядя в глаза, - но от твоих желаний уже ничего не зависит. Впрочем, скоро ты поймешь, какими глупыми были эти желания. Кроме того, на твой день рождения приглашена особая гостья - та, которой не отказывают.
   Кира отдернула голову и хрипло сказала:
   - Я хочу, чтобы из меня это вытащили!
   - Это невозможно, Кира. Бабка писала... что ни живой и не мертвый не могут этого сделать, если камень уже внутри. Его можно забрать, только убив тебя... но такой способ ведь не подходит, верно?
   - Стражи говорили, что сегодня я могу его отдать!
   - Больше слушай всяких глупых псов! Они вообразили, что что-то узнали... И как это бабка за ними не уследила?
   - Этот камень... он принадлежит... не Гекате ли? Той, из греческой мифологии? Ведь и собаки, и... все соответствует...
   - Уже успела начитаться? - Стас усмехнулся и убрал руки. - А тебе так важно имя, Кира? Ведь когда кого-то призывают, то призывают не имя. Призывают суть. Важно в кого ты веришь. Каждый верит во что-то свое, каждый обращается к чему-то своему... и иногда его могут услышать.
   - Стас, это бред! - внезапно разозлилась она. - Это все сказки! Страшные сказки, которые каждый народ, живший на этой планете, рассказывал по-своему! Ее не существует, как и всех прочих!..
   - Будь поосторожней сегодня с подобными высказываниями, - посоветовал Стас очень серьезно. - Иначе она может решить, что не существуешь ты. У каждого из них есть свой день и час, и знаешь, сколько из них исчезли бесследно, потому что в них перестали верить? Я могу назвать тебе сотни имен, и они тебе ничего не скажут, потому что суть тех, кто носил эти имена, давно забыта. Их помнят только старые книги - и то меньшую их часть.
   Стас взглянул на часы, опустился на пол и снова закурил, бледно глядя куда-то мимо Киры, и она заметила в его глазах ожидание и что-то очень похожее на страх.
   - А хочешь, я расскажу тебе одну историю, Кира? - рассеянно спросил он. - Это очень странная история, я знаю ее лишь из строчек, написанных рукой мертвеца... и я не верил в нее до тех пор, пока не приехал сюда. То, что случилось в детстве, я помню очень смутно, а ты не помнишь вообще, и это хорошо. Но дело сейчас не в этом, а в том, что когда-то ни здесь, ни вообще в этом городе не было ничего - ни камня в золотых листьях плюща, ни стражей, ни забранных, ни отпущенных, ни странного мира... Не было ничего, кроме двух маленьких девочек - Веры Нефедовой и Таси Ксегорати.
   В ее памяти сразу же отчетливо всплыла фотография, которую она держала в руках так давно... Две малышки в смешных пышных платьицах на фоне фонтана, крепко держащиеся за руки и очень серьезные - слишком серьезные для своих лет.
   - Поскольку удивления на твоем лице пока не наблюдается, значит, вторая фамилия тебе ни о чем не говорит, - заметил Стас, крутя в пальцах сигарету. - Похоже, ты была так занята своим будущим, что никогда не интересовалась прошлым. Даже отец тебе не говорил? Очень стыдно, Кира, не знать имя и девичью фамилию своей прабабки с отцовской стороны.
   - А? - Кира озадаченно сдвинула брови. - Но...
   В голове что-то зашевелилось - редкие, почти забытые рассказы отца... да, ведь иногда в них проскакивало "баба Тася, баба Тася...", но это не имело для нее совершенно никакого значения. Бабушку и дедушку она знала, но они давно умерли. К тому же они жили в Новгороде, и Кира видела их всего лишь несколько раз в жизни.
   - Подожди, подожди... - забормотала она. - Почему прабабка?! Они ведь одного возраста.
   - Это потом... - Стас досадливо поморщился, словно профессор, которому перебили увлекательную лекцию дурацкой репликой. - Вначале я расскажу тебе именно об этих маленьких девочках, потому что, в сущности, это самая важная часть моего рассказа. Это были славные девочки, способные, рано научившиеся читать и с очень богатым воображением. А еще это были очень заброшенные девочки и весь их мир состоял только друг из друга. Жили они в довольстве, у каждой из них были родители, которых связывала давняя дружба, - образованные серьезные люди - слишком серьезные, как оказалось - исследователи, ученые, религиоведы и историки, с увлечением принимавшие участие в раскопках старого города... В сущности Тася и Вера всегда были под присмотром, и в то же время родители не обращали на них внимания - у них была работа, были жаркие споры в гостиной, и девочки, которые играли неподалеку, всегда их слышали. И однажды - уже не в первый раз зашел спор о мифической покровительнице старого города - кто она была - либо некая обожествленная народная героиня, либо особое городское божество, либо Артемида, которой поклонялись еще тавры, либо ее жрица Ифигения, либо Геката. Один из спорящих утверждал, что на самом деле именно она похитила из-под жертвенного ножа ту Ифигению - читала Гомера, да? Он начал приводить в доказательство какую-то литературу, собственные исследования, принялся рассказывать о самом культе и даже рассказал о сообществе, которое до сих пор практикует ее ритуалы, описал обряд вызова, извлек даже какие-то записи... В тот вечер спор так и не был разрешен, как и в многие другие вечера после этого, но девочки все слышали - до единого слова. И ты знаешь, Кира, они поверили в то, что слышали.
   - А потом нашли эти записи и принялись вызывать? - с кислой усмешкой спросила Кира.
   - Именно так. Но они все-таки были детьми, Кира, и ритуал у них тоже был детским. Никаких распутий, ночного леса и прочих атрибутов и было-то их только двое... Можно даже сказать, что это была игра... просто некоторые игры оказываются очень серьезными. Свечи вместо костров, старые ключи от платяных шкафов, куклы и еда, зарытые в цветочные горшки, а не в лесную землю, вечер, вместо глухой ночи, когда родители вновь спорили в гостиной допоздна и позабыли о девочках, спрятавшихся в комнате Веры. И... щенок Таси. Первый страж.
   - Это уже не игра, - хрипло сказала Кира. Стас пожал плечами.
   - Может и нет. Но для нее это была игра. Особая игра. Потому что она услышала. И она пришла - та, какой они ее звали. Третья маленькая девочка. И большая шалунья. Видишь ли, наверное боги во многом похожи на нас, и, как и нам, им наверное бывает страшно скучно. Особенно тем, в которых уже мало кто верит - ведь боги зависят от нашей веры сильнее, чем ты думаешь.
   - Ты такой специалист?! Кроме того, я читала про нее, и еще очень многие...
   - Это не та вера, Кира. Большинство верит в них, как в кого-то, у которого можно попытаться что-то попросить, но им нужна совсем другая вера. Полная. Абсолютная. Без всяких сомнений. Как в кого-то, кто стоит прямо перед тобой. Такая, какая есть у детей. Они не роются в энциклопедиях, не вспоминают школьный курс физики и биологии, и если мысленно задают вопросы, то они совсем не такие, как у взрослых. И когда им рассказывают сказку, они в нее просто верят. Особенно... если это страшная сказка. Вспомни себя, Кира. Ведь ты тоже была ребенком. Вспомни свои детские выдумки, о которых ты мне рассказывала. Ведь в конце концов ты сама начала в них верить.
   - И что же она сделала?
   - Она показала им замечательное место для игр. И сделала подарок, о котором я уже говорил, объяснив его смысл. Мало кому доставались такие подарки, и каждый делал с ним что-то свое. Они сделали тот мир. Когда-то это была всего лишь детская площадка, Кира, представляешь?! Песочница, - Стас холодно улыбнулся. - Я не знаю, какие игры они там придумывали втроем... честно говоря, мне и не хочется этого знать. Я только знаю, что они бывали там слишком часто. И они часто отдавали. Вначале это были насекомые, птицы, животные, но с течением времени этого стало слишком мало. Во-первых, там жил уже не один страж. А во-вторых, девочки росли и вместе с ними росла их игра. Хотелось большего. Хотелось, чтобы коллекция была более разнообразна, и она одобряла их желания. Кроме того, она объяснила, что чем масштабнее коллекция, тем медленней будет идти для них время... и, кроме того, тогда они смогут играть в прятки... понимаешь с кем?
   - И кто же был первым? - Кира протянула к Стасу подрагивающую руку, и он, правильно истолковав ее жест, зажег сигарету и отдал ей.
   - Дочка молочницы, жившей по соседству. Потом и другие дети... Няня Веры. Точильщик ножей, захаживавший к кухарке Нефедовых. О доме поползли дурные слухи, однажды в нем начался пожар - скорее всего, это был поджог, и дом сгорел дотла. Окно закрылось. Нефедовы на время переехали в дом Ксегорати...
   - И веселые девочки снова открыли окно?
   - Да. И после целой серии очередных странностей и домашних разборок, отменили приглашение своим родителям, которые начали было докапываться до сути. А для окружающих придумали целую историю... Приехала пожилая тетка Таси и забрала девочек к себе, и какое-то время они жили тихо, потому что все-таки научились осторожности. Они выросли, у них появились семьи, а окно так и оставалось в старом доме, где продолжала жить Тася, и там же хранился и камень. Тетка давно умерла, и Тася жила в доме со своим мужем, Леонидом Сарандо, и маленьким сыном Колей - нашим дедом. Вера тоже была замужем, и теперь они очень редко пополняли свою коллекцию и уходили играть.
   Когда Вере исполнилось двадцать пять, она развелась и потребовала у Таси отдать ей камень, чтобы она смогла открыть окно и у себя, но та отказалась. Они и раньше страшно ссорились из-за этого камня, никак не могли его поделить, но в этот раз они рассорились так сильно, что Вера буквально взбесилась, отняла у Таси камень и отменила приглашение давней подружке.
   - И ее забрали, - Кира стряхнула пепел в подставленную пепельницу.
   - Обязательно. А Вера уехала из города.
   - Но ведь осталось окно! В этом доме должны были забирать людей - ведь все, кто зашел без пригла...
   - Нет, стражи перестали охранять дом, как только Вера открыла окно в другом месте. Они все ушли туда и с течением времени окно перестало существовать. А теперь и дома-то того давно уж нет.
   - И, значит, с тех пор бабуля вела развеселую жизнь в Ялте.
   - Да. Снова вышла замуж, потом опять развелась. Ей сильно мешало, если кто-то жил рядом, очень трудно было прятаться, нельзя было пополнять коллекцию и играть в игры, которые так успешно хранили ее молодость. Поэтому она и развелась. Муж забрал сына, позже они оба погибли на войне. Дочь осталась с ней - Вере не удалось спихнуть ее мужу. Это была очень любознательная девочка... поэтому они недолго жили вместе.
   - Хватит на эту тему! - с отвращением воскликнула Кира, и ее рука дернулась, отчего сигарета шлепнулась в груду драгоценностей. Стас поднял ее и аккуратно затушил в пепельнице.
   - К началу войны ей исполнился пятьдесят один год, но выглядела она не старше двадцати. Правда, война сильно состарила ее - ведь она не играла почти пять лет... К тому же... война старит всех... Она была тут, в самом пекле сорок второго, когда город и его защитников практически бросили, назвав это военным маневром... и бомб на него за месяц обрушилось столько, сколько, говорят, Англия не сбрасывала на Германию с самого начала войны... Три раза была ранена... чудом уцелела. Честно говоря, не знаю, за что именно она сражалась. Мне довелось - уже здесь - говорить с одним ветераном, который знавал ее в то время... Он сказал - отчаянная была баба, злая... может, потому и уцелела...
   - Или было, кому ее хранить, - заметила Кира.
   - Может быть. Но, так или иначе, и после войны она еще долго не была в своем мире и потеряла еще несколько лет - ведь вместо города были развалины. Кроме того, появилась еще одна проблема - Вера, всегда такая холодная и уравновешенная, выходившая замуж скорее потому, что так было надо... Вера вдруг влюбилась по уши в молодого фельдшера медицинской службы... Вначале они жили в бараках, потом им выделили квартиру, - Стас повел рукой вокруг себя, - и она...
   - Нашла место, где можно открыть окно, - зло закончила Кира, глядя на свои подрагивающие пальцы.
   - Да. И вначале ей пришлось трудно. Часть коллекции исчезла, как и часть стражей, а тех, которые остались, пришлось приручать заново - за это время они совершенно обезумели от голода. К тому же приходилось быть очень осторожной - впервые Вера боялась разрушить свою семейную жизнь. У нее родилась дочь, и все шло совершенно прекрасно, пока та не выросла и не встретила Константина Сарандо, и Вере понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что дочь вышла замуж за внука Таси, которую она когда-то отправила в тот мир. Она его буквально возненавидела, ей все время казалось, что он представляет для нее опасность, хотя наш отец ничего не знал. Какое-то время они жили здесь, вместе с родителями матери... родился я, потом ты, мы росли... и вместе с нами в голове Веры росли совсем другие мысли. Насчет тебя. Деда уже не было - как Вера ни осторожничала, однажды он поймал ее прямо тогда, когда она делала очередное пополнение своей коллекции... и тем самым подписал себе смертный приговор. Вера тоже умела приносить жертвы... - Стас потер щеку. - Она почувствовала, что камень хочет к тебе и поняла, что он примет тебя целиком. И решила отдать его тебе ... Честно говоря, я не знаю, для чего. Но я помню, как это было. Мать с отцом ушли в гости, и она выключила свет, зажгла свечи и попросила... попросила меня, чтобы я тебя подержал. Ты была маленькой, поэтому... это был очень медленный процесс... было много крови... и ты так кричала... Я дико испугался... но почему-то так и не смог тебя отпустить. И тут вдруг... вернулись родители.
   - И все увидели? - хрипло спросила Кира, вспоминая найденный когда-то обрывок записки.
   - Да, она слишком увлеклась. Увидели, что происходит... и что я тебя держу... Отец успел выдрать камень... До сих пор не понимаю, как матери удалось его удержать - он чуть не убил бабку. В тот же день они уехали отсюда навсегда... и разделили нас... Поэтому отец так до сих пор и не встретился со мной, поэтому мать врала мне, хоть бабка и писала мне правду... Мать не знала, что я с ней переписываюсь. Я написал ей первым. Я ведь все помнил, Кира... и я хотел знать... Я жил с матерью до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать... Знаешь, как тяжело жить рядом с человеком, который тебя боится и ненавидит?
   - Почему же бабка не пыталась... найти меня... снова что-то сделать?..
   - Кира, я больше ничего не знаю. Но теперь ты должна понять... что я никогда не хотел тебе ничего плохого. Вначале - может быть... но после того, как узнал тебя - нет. Ты сама нашла камень, ты сама повесила его себе на шею. Возможно, найди я его первым, то не отдал бы его тебе.
   - Да?! - истерично взвизгнула она. - Ничего плохого?! Ты понимаешь, что она хочет сделать теперь, бедный, всеми брошенный Стас?! Ей нужно мое тело! Она хочет сбежать в меня! И тогда у нее будут все удобства - и молодость, и вживленный камень со способностями!.. А ты еще и хочешь, чтобы я отправилась прямо к ней! О чем тут...
   - Камень срастается не только с телом, - мрачно ответил Стас. - Он срастается с человеком. Так что, во-первых, в ее бегстве не будет смысла, разве что просто вернуться в этот мир. А во-вторых, она могла сделать это давным-давно. Она-то ведь там не пленница. Она ушла туда добровольно. Она знала, что ее убивают и просто ушла.
   - Тогда что ей надо?!
   - Вот сама у нее и спросишь. Но я уверяю, что не позволю ей ничего сделать... Я ведь знаю, что к чему... и если что, сумею все разрушить. Мужчинам всегда отлично удавалось разрушать то, что создали женщины.
   - Ты слишком самоуверен, - холодно ответила Кира. Стас взглянул на часы и поднялся.
   - Нам пора, Кира.
   Он подошел к окну, поставил горшки на пол и закрыл створки. Выключил свет в комнате и начал зажигать свечи. Лицо его было сосредоточенным, и от этой сосредоточенности на Киру накатил какой-то детский страх.
   - Стас, это дурость! Стас, прекрати! Прекрати... или я что-нибудь сделаю!
   - Ничего ты сейчас не сможешь сделать, - равнодушно сказал Стас, зажигая все новые и новые свечи. - А если ты насчет стражей... слишком поздно. Подошло время. Там знают, что я приду вместе с тобой, и стражи меня сейчас не тронут.
   - Вот почему ты так протяженно рассказывал, мерзавец?!
   - Ну да, - Стас подмигнул ей и вышел. Кира рванулась, но веревка не отпускала. Она завела руки за спину, пытаясь нащупать узел.
   - Не устала? - заботливо осведомился Стас, снова заходя в комнату. В его руке был тяжелый пакет. Подойдя к Кире, он перевернул его и широким взмахом рассыпал по полу старые ключи, некогда лежавшие в шкафчике в прихожей.
   - Развяжи меня! - прошипела Кира.
   - Рано, - Стас наклонился, открыл дверцу шкафа и вытащил из него двух маленьких пластмассовых куколок с огромными глупыми голубыми глазами и большой ломоть хлеба, густо намазанный медом. Поднял один горшок с землей и, удерживая его под рукой Киры, сунул ей куколок.
   - Закапывай.
   - И не собираюсь! - она хотела было отшвырнуть игрушки подальше, но Стас схватил ее за руку, сжимая пальцы на пластмассовых тельцах, приподнял горшок и вдавил Кирину руку в пухлую черную землю, нажимая и проворачивая ее кулак все глубже и глубже, потом нажал на запястье и заставил разжать пальцы. Выдернул ее руку из горшка и Кириной ладонью засыпал углубление.
   - Я не буду никого вызывать! - закричала Кира и попыталась ударить его ногой, но Стас увернулся и ухватился за другой горшок.
   - И не надо. Сегодня тебя вызывают. Тебе даже не нужно давать им нового стража. И это - лишь символ того, что ты согласна и готова войти. И сможешь открыть дверь. Ты можешь голосить, сколько влезет, сестрица, долго рассказывать мне, сколь я ужасен и омерзителен, ты даже можешь отказаться... но как же твое обещание? А? И разве тебе самой не хочется увидеть, что там? Разве ты не хочешь отпраздновать свой день рождения?
   Кира молча посмотрела на него, закусив губу, потом повернула руку раскрытой ладонью вверх, и Стас положил на нее ломоть хлеба с медом, прижал снизу пальцы к тыльной стороне ее ладони, и их руки вместе вдавились в землю и вместе засыпали образовавшееся углубление. Стас достал из шкафа полотенце, и Кира резкими, злыми движениями вытерла липкую от меда руку, потом протянула полотенце Стасу. Он взял его, обтер ладонь, потом вытащил из ящика ножницы и быстро разрезал веревки. Кира встала и выгнулась, разминая затекшую спину.
   - И что же дальше?
   - Раздевайся, - коротко сказал Стас и потянул с себя футболку, неловко действуя левой рукой. Кира ошарашено уставилась на него.
   - Обалдел?!
   - Делай, что говорю! - бросил он и, швырнув футболку на пол, принялся расстегивать брюки. - Так надо. Ты чего - меня стесняешься, что ли? Господи, да не буду я на тебя смотреть! И ты на меня не смотри - я, может, тоже стесняюсь.
   Кира раздраженно пожала плечами и сдернула с себя майку, потом сбросила брюки и осталась стоять в одном белье. Стас, не смотревший на нее, как и обещал, сказал, заводя пальцы за резинку трусов.
   - Все снимай! Елки, детский сад!.. Ну представь, что ты у врача.
   - У патологоанатома?
   - Смешно... Давай быстрее! Тебе там твоя одежда не понадобится.
   - Ты куда меня отправляешь, Стас? На какую-то развеселую оргию? У меня не то воспитание!
   Стас, не оборачиваясь резким, нетерпеливым жестом протянул ей руку. Кира мрачно, но не без любопытства окинула взглядом его ладную, смуглую фигуру, сняла белье, швыряя его в разные стороны, подошла к нему и ухватилась за протянутую руку. Стас подвел ее вплотную к стене и остановился. В его глазах среди отсветов свечей теперь полыхал восторг, но страх все же оставался.
   - И что мне делать? - насмешливо спросила Кира. - Читать заклинания? Я не знаю текста.
   - Не надо никаких заклинаний. Их время давно прошло, - Стас повернул голову и взглянул ей в глаза. - Просто смотри туда. Не на стену - дальше. Ты поймешь. Почувствуешь. Но вначале скажи - приглашаешь ли ты меня?
   - Да, ты приглашен, - медленно произнесла Кира, и отчего ей показалось, что это сделал кто-то другой. Ее взгляд уперся в стену, и она почувствовала в груди легкий, теплый толчок, ощутив, как пальцы брата крепче сжались на ее руке. Что-то горячее потекло по всем ее жилам - что-то более горячее, чем кровь, и каждая клеточка ее тела вдруг потянулась куда-то вперед, вновь, как когда-то на ночной дороге, превратившись в наполненный ветром парус... но это был совсем другой ветер. Неживой холод обнял ее со всех сторон, и она вдруг поняла, что стена уже находится не перед ней, а вокруг нее.
   В следующий момент времени, который в ее мире назывался секундой, стена оказалась позади.
  
  VII.
  
   Ночь царила над миром - ночь без луны и без звезд, ночь без ветра и без звука, ночь холодная и безжизненная, ночь над головой и ночь под ногами - ночь повсюду, и откуда-то из глубины этой ночи тянулось к ней чье-то ожидание - тянулось и требовало начать свой путь...
   Только вот куда?
   Кира протянула перед собой руку, но не увидела ее. Пальцы Стаса исчезли с ее запястья, и она позвала его испуганным шепотом. Он откликнулся откуда-то слева.
   - Я тут. Все хорошо - не пугайся.
   А по твоему голосу так не скажешь, Стас, голос-то подрагивает.
   - Рука больше не болит... - удивленно добавил он. Кира услышала легкий шелест и поняла, что он торопливо сдирает повязку. - И голова тоже - совершенно. Черт, а мне тут нравится!
   Кира обернулась - позади была гостиная, все так же наполненная неровным светом свечей, не затрагивавшем этого мира. Она протянула руку, и ее пальцы коснулись холодного камня стены. Но теперь она была совершенно прозрачной, и Кира поняла, что сейчас смотрит в свою квартиру именно так, как долгое время смотрели жившие здесь тени. Она шлепнула по стене ладонью - камень, сплошь камень.
   - Стас, что ты сделал?! Как мы вернемся?!
   - Во-первых, это сделал не я, а ты, - ответил рядом невидимый Стас. - Во-вторых, сейчас это не важно. Смотри, за нами уже пришли.
   Кира повернула голову и увидела мелькающие во мраке сияющие густо-вишневые огоньки. Два из них подплыли и остановились совсем рядом, почти на уровне ее груди, и в следующее мгновение к ее бедру прижалось что-то пушистое - и сразу же исчезло. Из мрака раздался густой слаженный вой нескольких десятков глоток - протяжный, торжественный, он приветствовал, и Кира, вздрогнув, невольно дернулась назад и стукнулась спиной о стену, но из тьмы вдруг появилась рука Стаса и настойчиво подтолкнула ее вперед.
   - Не показывай им своего страха. Идем. Они доведут нас до границы.
   - Границы чего?
   - Того места, откуда дальше ты сможешь идти сама.
   Нашарив его пальцы, Кира глубоко вздохнула и решительно двинулась вперед. Стражи, которых во мраке выдавали лишь глаза, перестроились полукругом, огибавшем их сзади, словно отрезая обратную дорогу, лишь один шел впереди, изредка оборачиваясь. Было все так же холодно, и Кира начала дрожать, слегка постукивая зубами. Босые ноги ступали по чему-то мягкому и льдисто похрустывающему, и ощущение было бы даже занятным, если б не холод. Она чувствовала себя смятенной и совершенно беспомощной, и ей казалось, что даже эта густая тьма никак не способна скрыть ее наготу.
   Они прошли около ста метров, когда ночь вокруг вдруг стала стремительно бледнеть, словно где-то начало всходить невидимое солнце - начало и застыло, так и не выбравшись из-за горизонта, и мир окутался серыми рассветными сумерками, в которых четко обозначились черные тела огромных псов, медленно выступавших вокруг них. Они шли все медленнее и медленнее и вскоре совсем остановились, и Кира со Стасом остановились тоже. Она огляделась и увидела, что они находятся на бескрайнем холмистом пространстве, над которым нависает все то же беспросветно черное небо - и всюду, насколько хватает взгляда, едва заметно колышутся тонкие темные стебли цветов, похожих на маленькие тюльпаны. Их лепестки были бледными, призрачными, и казалось, что от них исходит легкое сияние, хотя, возможно, это была лишь иллюзия - просто слишком много этой призрачной белизны, заключенной в изящную форму. Кира глубоко вздохнула и повернулась - бескрайнее море бледных неземных цветов, и ей чудилось, что она стоит прямо на звездах. Она невольно приподняла одну ногу, жалея погубленную холодную красоту, но смятые ее ступней цветы тотчас же распрямились и вновь заколыхались, невредимые. Она оглянулась - позади не было ни одного следа, словно и они со Стасом, и стражи пришли сюда по воздуху. Квартиры уже не было видно, и там, где она осталась, теснился густой мрак, кажущийся живым, затаившимся.
   - Стас, ты посмотри только, какая красота!
   Стас молча кивнул, потом показал куда-то вверх, и Кира, подняв голову, увидела, что над ними порхает огромная стая бабочек. Они то рассыпались в разные стороны, то собирались воедино, то опускались вниз, почти касаясь крылышками их голов, то кружились, то зависали в воздухе - темные, беззвучные, и их движения походили на волшебный танец. Кира протянула руку ладонью вверх, и одна из бабочек тотчас же послушно уселась на нее, чуть подрагивая фигурно вырезанными крылышками, - бледная, серая, воздушная. Тень. Улыбка восхищения исчезла с губ Киры, и она качнула ладонью. Бабочка сорвалась с нее и смешалась с остальными, продолжив прерванный танец.
   - Что это? - тихо спросила Кира, глядя ей вслед. - Бабушки переправили сюда не одну охапку бабочек? Или это призраки всех когда-либо живших бабочек?
   - Не знаю, - Стас небрежно смахнул бабочку, пристроившуюся у него на плече. - Может, они просто здесь живут...
   Стражи, собравшиеся позади них, начали осторожно порыкивать, выражая свое нетерпение, но с места не сдвинулись, глядя на Киру выжидающе. Кира нахмурилась, не понимая, чего они хотят, взглянула на Стаса и с запоздалой стыдливостью заслонилась руками.
   - Я и дальше должна идти в таком виде? Мне бы не хотелось... К тому же, мне холодно!
   - Так оденься, - небрежно ответил Стас, пристально глядя куда-то в сторону. Кира изумленно взглянула на него.
   - Во что?!
   - Тебе видней. Ты же меня сюда пригласила, а не я тебя.
   - Но ведь это ты сказал, чтобы я...
   - Ш-ш, - Стас прижал палец к ее губам. - Не говори. Прислушайся к себе - разве ты не чувствуешь, что тебе не нужно ни о чем спрашивать? Посмотри на себя.
   Кира опустила глаза и увидела, как на том месте между грудями, где был старый шрам, где-то очень глубоко под кожей вдруг на мгновение проступило черное мерцание, окруженное золотым блеском, и золотое нитями протянулось по всему телу до кончиков пальцев, словно кровь, текущая по всем сосудам, неожиданно превратилась в жидкий металл. В следующую секунду все исчезло, но и этого было довольно. Стражи всполошено затоптались сзади, с морозным хрустом сминая цветы. Кира подняла голову и, отбросив с плеча пряди волос, потерянно улыбнулась.
   - Одну вещь я все-таки спрошу.
   - Какую? - осведомился Стас. На его макушке пристроилась большая бабочка, задумчиво пошевеливавшая крылышками.
   - Это... Аид?
   - Ну ты хватила! - Стас фыркнул и тряхнул головой, отчего бабочка сорвалась и неторопливо порхнула прочь. Кира медленно кивнула, отвернулась и опустилась на колени среди цветов. Протянула руки, широко разведя их, и цветы вдруг послушно потянулись навстречу, кивая изящными головками. Кира сгребла их в охапку, дернула, и стебли оборвались с тонким серебряным звуком. Она встала, прижала сорванные цветы к груди, и легкая призрачная дымка заструилась из-под примявших их ладоней, потекла вверх и вниз, обнимая, обволакивая все ее тело, густея, свиваясь и распрямляясь, и между ее кожей и ладонями вместо цветов пролегла легкая мягкая ткань - прохладная, но теперь эта прохлада была даже приятной. Кира опустила руки. Спереди и сзади ее от шеи до щиколоток закрывали два прямоугольных отреза бледной звездной материи, спадавшей вниз мягкими складками и скрепленной на плечах и на талии серебряными булавками в виде маленьких тюльпанов с широко раскрытыми лепестками. Спереди на плечах ткань сильно провисала, образуя глубокое декольте. Повернувшись, она взглянула на Стаса, и тот одобрительно кивнул. На нем были свободные брюки из такой же материи, подчеркивавшей его смуглую кожу.
   - Веди, - негромко произнес он. - Теперь ты знаешь дороги.
   Кира отвернулась, глядя на усыпанные призрачными цветами темные холмы, но смотрела она не на них, а сквозь них - туда, где под бледностью и темнотой пульсировали, словно вены, бесчисленные скрещения путей, тянущихся во все стороны, и каждый из них был притягателен по-своему, ибо мог привести в совершенно особенное место... или увести из него.
   - Вести на праздник? - спросила она, и Стас покачал головой.
   - Не сразу. Еще есть время. Я предлагаю тебе прогуляться. Отведи меня туда, куда меня обещали отвести.
   Кира коротко глянула ему в глаза, криво улыбнулась и медленно протянула левую руку, указывая направление, и на губах Стаса родилась такая же кривая улыбка, словно сейчас он был ее отражением. Он чуть приподнял согнутую правую руку, и ладонь Киры покойно легла на его запястье. Стражи молчаливой свитой двинулись следом, не сводя с Киры горящих глаз, и цветы легко похрустывали, сминаемые их лапами и босыми ногами идущих впереди людей.
   Они шли долго, и вокруг по-прежнему были лишь сумерки и усыпанные звездными цветами холмы. Откуда-то слева наискосок протянулась полоса клубящегося искрящегося тумана. Они вошли в него, и туман оказался густым и морозным, и как-то сам собой соткался из него широкий мерцающий шарф, окутавший голову Киры и перевивший на затылке ее волосы, а предплечья обняли тонкие серебряные змеи с рубиновыми глазами. Юркое щупальце тумана обвилось вокруг шеи Стаса и застыло на ней серебряной цепью причудливого плетения, на которой повисла лошадиная голова с глазами густо-синего сапфира, и теперь она мерно покачивалась туда-сюда при каждом его шаге. Туман неторопливо пополз прочь, словно утягиваемый чьей-то ленивой рукой покров, и вновь лишь цветы были вокруг, и они шли, то спускаясь, то поднимаясь и не глядя друг на друга, и наконец остановились, а позади них с едва слышным шелестом восставали смятые цветочные стебли.
   - Путь закончился, - тихо сказала Кира, глядя на цветы у себя под ногами, - но здесь ничего нет.
   - Ты ошибаешься, - ответил Стас. - Здесь есть очень многое, и путь наш только начинается. Посмотри вокруг.
   Она подняла голову и огляделась.
   Вокруг был город.
   Город был бледно-серым, и все же сквозь эту серость едва заметно просвечивали легкие краски - может, даже, лишь намек на них... Вокруг были каштаны и акации, широкая лестница, торец старого театра, бесчисленные летние ресторанчики, виднелись ограда рынка, давным-давно расположившегося на старой танцплощадке, и пожилые ивы, когда-то давшие ей название, и здание института на мысе справа, и справа же, за невысоким парапетом плескалось серое море, на котором чудились солнечные зайчики, хотя только недавно за спиной осталась глубокая ночь, и по призрачным волнам медленно полз паром, а чуть подальше возвышалась громада круизного лайнера. И всюду были люди - гуляли, спешили по своим делам, продавали и покупали, сидели на скамейках и в барах, и мимо катили машины - и все это бледное, призрачное, как и царившие над всем этим звуки, в которых улавливалась и музыка, и шум двигателей, и голоса, и плеск волн, и даже гул троллейбуса, только что промчавшегося где-то там, куда убегала широкая лестница, - и все это доносилось словно издалека. Исчезли усыпанные бледными цветами холмы, и под ногами был блекло-серый асфальт.
   - Это же бухта, - изумленно прошептала Кира. - Центр... а в той стороне бульвар и водная станция... Как мы здесь оказались? И почему... все такое... Что это за место?
   - Это твой город, - негромко ответил Стас, глядя в сторону лестницы. - Есть обычные тени, но есть и другие... все отбрасывает свою тень - и не только предметы и живые существа, но и явления и события... у всего, как ни странно, есть душа... И эти тени сейчас здесь... вокруг тебя, в этом воздухе таится память нашего мира... его крошечной части, но для нас эта часть огромна...И сегодня эту память можно увидеть. Вот, что еще может делать эта вещь...
   - Но ведь каждое событие можно увидеть лишь в положенное ему время... лунное время...
   - Только не сейчас. Потому что сегодня луна черна, и никаких правил нет. Идем, - Стас протянул ей руку. - Город ждет нас...
   Много позже, когда вновь вернулся привычный ход того, что в этом мире было временем, Кира осознала, что ей никогда не суждено забыть то, что она видела во время этой странной прогулки - ни ее красоты, ни ее откровений, ни ее ужасов... но сейчас время, к которому она привыкла, исчезло, и они бродили по городу среди теней, и казалось, что и сам город бродит вокруг них - каким-то непостижимым образом они могли за один шаг преодолеть и полметра, и огромные пространства, словно город решил лично показать им то, что считает нужным, и оторвав ногу от асфальта на одной улице, Кира ступала на другую улицу, находившуюся от той за много километров. Они, в сопровождении молчаливых стражей, шли по серому, и в то же время яркому городу холмов, бухт и лестниц, по одной из главных площадей, сменившей за свою жизнь семь названий, и по узким крутым грязным улочкам, и все менялось вокруг - то почти неуловимо, то стремительно, и молодели деревья, и таяли последние спешные новостройки, и одна за другой исчезали усыпавшие город заправки, магазинчики, павильоны, пропадали бары и летние зонтики, пропал поблескивающий купол и верхняя часть стен собора в древнем городе, и он вновь превратился в живописные развалины... На площадях и возле здания телецентра толпились митингующие, где-то постреливали, слышался призрачный грохот взрывов, уходил под воду перевернувшийся пассажирский катер, расходились на две стороны военные корабли, и командование свежеотнятого флота только-только обживало свой штаб, лишенный света город тонул в сером мраке и холоде, рассыпались бесчисленные пристройки и массивные вычурные особняки, пропала бесследно, будто и не было ее, уродливая ротонда, возносились к небу давно спиленные деревья и возвращались на место оползающие вместе с домишками склоны, и корабли вновь становились в свои бухты единым флотом, и вырастали из магазинов и сберкасс давно забытые хвосты очередей, и пустели витрины, и все меньше и меньше становилось на улицах юрких "топиков" и автобусов, а в троллейбусах была давка, и вальс за вальсом кружился в школьных дворах, и снова повязывали пионерские галстуки и выстраивались изнуряющие линейки, ожил стадион, сбросивший с себя шумный рынок, протягивались гигантские раннеутренние очереди за продуктами, пустели балки, и только дачки остались в них, все тоньше и ниже становились деревья в новых районах, и вот уже многоэтажки сияют сквозь серое свежей окраской, и в следующую секунду это уже лишь скелеты возводящихся домов, и вновь целым стоял давно сгоревший парусник-ресторан, и Стас, больно стиснув руку Киры, смотрел на фотографировавшуюся перед ним тогда еще счастливую семью. Все меньше оставалось мемориальных комплексов, исчезали современные здания техникумов и институтов, административных учреждений и домов культуры, и скверы только засаживались деревьями, и некоторые площади только начинали строиться... Город отступал, его лицо менялось все сильнее и сильнее, и все меньше оставалось безликих прямоугольных домов, давно знакомый кинотеатр вдруг превратился в развалины католической церкви, и проходя по двору, где акации были еще совсем молоденькими деревцами, Кира, затаив дыхание, наблюдала, как тает ее собственный дом, а спустя секунду смотрела, как тонет в бухте взорвавшийся линкор. Не ходили больше катера из бухты в бухту, и не было привычных троллейбусных линий, и всюду сновали смешные горбатые автобусы и старые машины, вновь помолодевшие, но и тех становилось все меньше, и вскоре город ощерился развалинами, черными от копоти, и среди завалов потерянно бродили люди, и с наступлением комендантского часа хлопали выстрелы, по одной из разрушенных главных улиц неторопливо полз танк с развевающимся знаменем на башне, перемалывая гусеницами битый камень, и все вокруг было вздыблено взрывами и опутано колючей проволокой... А потом они шли сквозь ад, и даже бесцветным он был страшен, и даже далекие звуки заставляли Киру зажмуриваться от ужаса, но Стас толкал ее, заставляя открыть глаза, и она смотрела на город, взятый в кольцо, город, на который обрушивался шквал огня, город, который тонул в гигантском пламени и дыму, смотрела, как обрубает концы и отходит последний корабль, и вслед ему несутся проклятия остающихся, смотрела, как отчаянно дерутся защитники города, брошенные на произвол судьбы, и застывала посередине заваленного тысячами раненых аэродрома, с которого взлетал последний транспортный "дуглас", и на котором бегущие сцеплялись в рукопашной за каждый самолет, слышала вопли и стоны людей, гибнущих в обрушившемся при взрыве боеприпасов штольневом госпитале, отворачивалась, не выдержав, от бойцов на скалах, которых тени немцев забрасывали гранатами, и от подлодки, команда которой, в ожидании последней шлюпки, колотила баграми цеплявшихся за борта раненых, пытавшихся спастись... Но Стас зло дергал ее за руку и заставлял поворачиваться, шипя:
   - Нет, ты смотри на них, смотри!.. Их бросили, а в честь тех, кто бросил, потом называли улицы! Смотри, потому что это было!.. Ты говорила, что хочешь все узнать, так смотри!..
   И она смотрела на небо, черное от немецких самолетов, и на людей, сходящих с ума от бесконечных бомбежек - и снова огонь и призрачный грохот без конца и без края, и орудия, бьющие по городу со всех сторон, и зенитная артиллерия, глубокой ночью отражающая первый немецкий авиационный налет... и, не выдержав, опять зажмурилась и уже не открывала глаз, пока звуки взрывов вдруг не стихли. Раздался тихий призрачный звон. Кира осторожно открыла глаза и увидела, как мимо неторопливо едет трамвай. Она никогда не знала, что в городе раньше ходили трамваи.
   - Идем, - Стас потянул ее за руку. - У нас мало времени.
   - Времени?.. - прошептала она, двигаясь места. А вокруг был город, которого она не знала совершенно - красивейшие дома, смотревшие на море, величественные дворцы, изменившиеся бульвары, и непривычно, как в старых фильмах, были одеты проходившие мимо люди, и некоторых из них она даже узнавала, и Кире становилось жутко, потому что всего несколько минут назад она видела, как они умирали. Она шла, и странно - с ходом времени назад город словно все больше расцветал, и уже асфальт сменила брусчатка, и возвращались на свои постаменты снесенные памятники, и усыпальница адмиралов в соборе снова была нетронута, и уже целой стояла католическая церковь, а в здании, где во времена Кириной жизни был спортзал, теперь расположилась караимская молельня, и вновь вырастали гигантские очереди, и отовсюду выглядывал послевоенный голод, и в город входили союзные войска, но вот уже затопляли улицы германские интервенты, и бушующее море выбрасывало на скалы огромный дредноут, а спустя несколько минут другой исчезал в пламени взрыва, и все длиннее становились юбки у проходивших мимо женщин, и появились конные экипажи, и с бульваров летели призрачные звуки "Прекрасного голубого Дуная", и небо над городом рассекали похожие на игрушки хрупкие аэропланы, и напротив одного из бульваров стоял на якоре восставший крейсер, и только-только заканчивалось строительство Покровского собора, и там, где была танцплощадка, теперь шумел огромный рынок, и уже исчез памятник-колонна, возносившийся, казалось, прямо из моря, а на его месте появился ресторан, и на улицах прорастала высокая трава, в деревянном театре с островерхими башенками давали представление, исчезли прогулочные катерки с тентами, и в бухтах уже стояли парусные корабли, вокруг которых шныряли ялики, и по дорогам стучали копытами конные упряжки, и давно уже не встречал рассветы и туманы старый колокол на берегу в древнем городе, а к небу величественно поднимался сверкающий купол еще не знавшего бомб Владимирского собора.
   Время вдруг потекло с нарастающей стремительностью. Похоронные шествия почти мгновенно сменялись свадебными кортежами. Одно за одним исчезали жилые здания, мастерские, госпитали, склады, город снова обратился в руины, и там, где совсем недавно были бульвары, гремели взрывы и располагались форты и бастионы, бледными призраками протянулись военные лагеря с шатрами-конусами. Слышались далекие звуки канонады, преграждая дорогу в бухты англо-французскому флоту уходили под воду корабли, и разъяренное бушующее море разносило в щепки вражеские суда, словно тоже защищая город, и развалины прямо на глазах превращались в дома. Город расцвел снова, исчезли батареи, укрылись слоем земли древние руины, низкие здания и домишки уходили в небытие один за другим, пропадали пыльные широкие улицы. Мелькнула на мгновение тень прибывшей в город величественной женщины, окруженной пышной свитой, и Кире показалось, что от женщины на нее повеяло холодом. Она вздрогнула, но женщина уже исчезла, и город, по которому они шли, все уменьшался и уменьшался, и вскоре остались лишь несколько слободок, и не было уже даже первой деревянной пристани, ушел флот из бухт, и вот и исчезли последние домишки, и осталась лишь крохотная деревушка, к которой внимательно приглядывались со стоявшего неподалеку разведывательного российского фрегата. А потом и вовсе все полетело кувырком, и они шли по странным улицам странного города, вновь охваченного пламенем, и мимо на низкорослых лошадках с воплями проносились всадники с саблями, луками и секирами, в сетчатых кольчугах. Шел бой, свистели сабли, описывая в воздухе круги и восьмерки, слышались крики умирающих, и все заволакивал дым, но секунду спустя пожар утих, и город уже был в осаде, и вот уже ушла орда, мелькнул обрывок какого-то праздника, похожего на свадебное торжество, и тут же город вновь окружили войска, и снова, и снова... вспыхивали и угасали бои, один яростней другого, и они шли сквозь них по тени земли, которая уже впитала в себя крови без всякой меры, и вокруг призрачно звенели славянские мечи, мелькали страшные всадники в широких ватных халатах и огромных меховых шапках, летели, завывая, странные стрелы, прямые улицы заполоняли то византийцы, то хазары, и снова византийцы, по ним катились баллистарии, и почти сразу же по ним уже маршировали тяжело вооруженные римские легионеры, и призрачное солнце поблескивало на остриях их двухметровых пилумов и на бляхах щитов-скутумов, и снова бои, но уже к городу несутся группы легкой скифской конницы, и следом подступают тяжело вооруженные всадники с сагарисами и копьями, и скифские акинаки сшибаются с греческими ксифосами, и идут в рукопашную фаланги, ощетинившиеся копьями и прикрывшиеся большими овальными щитами... бесконечные войны, бесконечные набеги, и в просветах битв - как видение - окруженная стенами тень белого города, утопающего в цветущих садах и морских бризах, колонны и башни, изящные стелы некрополей и мраморные статуи богов, храмы, сетка улиц, прямоугольные кварталы с высокими оградами, богатые усадьбы и шумные рынки, сельские клеры и ступенчатые террасы пышных виноградников, и праздники и горести, и прохожие в хитонах и гиматионах, и стражи с копьями и круглыми щитами, и льющееся в амфоры вино, и в тихих бухтах покачиваются торговые корабли со скатанными разноцветными парусами, униремы и длинноносые триеры, - и все это таяло, таяло... и на город наступала степь, и исчезали оборонительные стены, и засыпались колодцы, и вот уже великий город, некогда занимавший почти весь полуостров, превратился в крошечный поселок, прилепившийся к берегу бухты, вот уже тает и он, вот и нет домов, остались лишь землянки и шалаши, оживает заброшенная деревня тавров, и еще даже не родились колонисты-переселенцы из Гераклеи Понтийской, и вот уже пустынна земля, сменившая рельеф, и вдалеке бредет куда-то стадо мамонтов молчаливыми массивными призраками, а чуть поодаль тяжело переваливается на бегу шерстистый носорог, и море отступает далеко и покрывается льдом... и вновь тянутся повсюду, сколько хватает взгляда, уже забытые холмы, усыпанные звездными цветами, и отчего-то мучительно больно в сердце, словно оно успело с чем-то срастись, и по живому вдруг махнули ножом, и холодный свежий воздух обжигает легкие, и его почему-то никак не хватает...
   Ее ноги подвернулись, и она опустилась среди бледных цветов, сминая тонкую ткань и холодные лепестки, и закрыла лицо ладонями, сжимая зубы, и ее била дрожь. Стражи позади нетерпеливо рыкнули, и Кира, не отнимая ладоней от лица, истерично взвизгнула:
   - Молчать!!!
   - Не дали времени!.. - с хриплой яростью сказал где-то рядом Стас. - Не дали времени, не дали!..
   - Тебе мало? - прошептала Кира. - Господи, сколько крови...
   - Не только крови... но и славы... Это великий край... запомни, где ты живешь.
   Кира убрала ладони и посмотрела на Стаса, стоявшего над ней.
   - Да, великий... и ему не нужен еще один кошмар! Хотя меня не удивляет, что он появился именно здесь, где земля насквозь пропитана кровью и проклятиями...
   - Чем она только не пропитана...- рассеянно сказал он и закинул голову, глядя в беззвездное черное небо. - Знаешь... теперь я абсолютно счастлив.
   - Этого ты хотел? Увидеть?..
   Стас молча кивнул, и в его темных глазах еще мелькали кровавые отсветы сражений, через которые они прошли.
   - Ты захотел страшной вещи, Стас, - глухо произнесла Кира, вытирая мокрые от слез щеки.
   - Знание - это большая власть, сестрица. И прежде всего, над самим собой. Идем, - он протянул ей руку. - Мое желание окончено. Теперь начинается твой праздник.
  
  VIII.
  
   Они снова шли вперед по бледным цветам, и Кира слышала, как позади ступают лапы стражей. Стас молчал, и медальон на его груди, покачиваясь, тихо позвякивал. Его пальцы по-прежнему сжимали ее руку, но теперь он не вел, а скорее держал, точно боялся, что Кира в любую секунду может дать деру. В сущности, он не так уж ошибался... но квартира осталась слишком далеко, да и где гарантия, что стражи из почетного сопровождения не превратятся тут же в охотников? Кира шла и, несмотря на грандиозность всего, что уже произошло, ее мысли так и крутились по кругу, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же человеку.
   Она так и не поняла, откуда взялся этот дворец. Только что ничего не было впереди - лишь холмы без края, и вот он уже тут, и уносятся в чудовищную высь его бесчисленные башни, увенчанные куполами и острыми, как иглы, шпилями, и иные башни отливают медью, а иные гладко блестят черным, и огромный центральный купол сиял золотом, и всюду уступы, и толстые прозрачные колонны, внутри которых клубилось что-то темное, и стрельчатые арки, и широченная мраморная лестница, на перилах которой через равные промежутки стояли большие серебристые чаши, и что-то странное было во всем этом сооружении, если отбросить совершенно немыслимую архитектуру... чего-то не хватало, и Кира почти сразу же поняла, чего именно. Во дворце не было ни одного окна. И лестница, приглашающее взбегавшая вверх, упиралась в глухую стену. И откуда-то из-за этой стены доносились легкие призрачные звуки музыки, и прислушавшись, Кира ощутила еще большую нереальность происходящего. Страшный в своей красоте огромный дворец удивительно подходил этому миру, но музыка ему не подходила совершенно.
   - Это же "Венгерский танец" Брамса! - изумленно произнесла она, останавливаясь у подножья лестницы, и Стас негромко усмехнулся, хотя за этой усмешкой Кира все же ощутила смятение и страх.
   - Ну да. А ты чего ожидала услышать? Похоронный марш?
   - Я не понимаю... Эти холмы, дворец... это слишком...
   - Что слишком? Слишком красиво? - Стас склонил голову набок. - А как ты себе представляла это место? Реки крови, груды костей и всюду, конечно же, непременно заунывные стоны? В таком мире было бы довольно скучно, Кира, тебе не кажется?
   - Но я...
   Стас фыркнул, повернулся лицом к лестнице и приглашающе протянул руку. Кира осторожно оперлась на нее, и едва их ноги коснулись первой ступеньки, как в ближайших к ним двух серебристых чашах вспыхнуло пламя - белое с бледно-синим отливом, и от него потянуло холодом. Кира вздрогнула от неожиданности, но, сжав зубы, тут же шагнула на следующую ступеньку.
   Они поднимались все выше и выше, но ей почему-то казалось, что они наоборот спускаются, и из каждой чаши, мимо которой они проходили, взметывался белый огонь, словно кто-то, внимательно наблюдая за ними сквозь стену, нажимал нужные кнопки, и за их спиной снова сгущалась ночь, и холмы, усыпанные цветами, тонули в беспросветном мраке.
   Когда Кира ступила на площадку перед глухой стеной, ее вдруг потянуло вперед - потянуло неудержимо, словно невидимые руки обхватили ее за талию. Не останавливаясь, она шагнула вперед, прямо на стену, так и не отпустив руки Стаса, и стена вдруг приняла ее в себя, обдав на мгновение таким холодом, что Кире показалось, будто ее открытые глаза превращаются в лед. И в следующее мгновение они вошли в призрачную музыку, тоже казавшуюся тенью той музыки, которую она столько раз слышала... там, где-то очень далеко, и вокруг был гигантский круглый зал, и под высоким потолком, к которому уходили рассекавшие зал стройные колонны, теснилась тьма, в которой что-то холодно мерцало, и всюду было бледное пламя факелов, тянущихся вдоль стен, и недоброе поблескивание густо-черных зеркал, в оправе из тускло-золотых толстых змеиных тел, и музыка плескалась всюду, и везде, куда только не смотрела Кира, на гладких черных тусклых плитах пола в танце кружились люди - мужчины и женщины, дети и старики, одетые празднично, во фраки и пышные длинные платья, и Кира чувствовала движение воздуха, когда мимо, колыхаясь, проносились роскошные юбки, и у всего был только один цвет - бледно-серый. Но теперь это были уже не тени, и она видела черты их лиц, застывшие в улыбке губы и глаза, в которых поблескивали восторг и страдание. Вдоль стен сидели и лежали грозные стражи, пристально наблюдая за танцующими, и почетный эскорт, сопровождавший Киру и Стаса, тотчас же к ним присоединился.
   Музыка вдруг стихла, словно втянувшись обратно в стены, и гулкую тишину зала расколол торжественный возглас:
   - Она здесь! Приветствуйте же ее! Приветствуйте пришедшую по холмам!
   "Пришедшая по холмам" неожиданно заскромничала и, опустив глаза, сделала было попытку дернуться обратно, к стене, но Стас вцепился ей в руку, прошипев:
   - Прекрати немедленно! Хочешь, чтоб она нас выгнала?!
   - Камень-то у меня, все-таки, - заметила Кира, поправляя сползший с головы шарф.
   - А мир пока что у нее!
   - Логично, - буркнула она и приняла величественную позу. - Ладно, веди. Пришли - так пришли.
   Люди расступились по обе стороны зала, образовав широкий коридор, и низко склонились, и это отчего-то принесло Кире некое призрачное, как и все здесь, удовольствие, но она тут же одернула себя - нельзя, нельзя! Стас потянул ее за собой, и она пошла, ступая босыми ногами по гладким холодным плитам и надменно глядя вперед - туда, где, еще очень далеко, на площадке, к которой вели широкие ступени, стояла, приветственно протянув руки, высокая женщина с зачесанными наверх волосами и в строгом платье с длинной узкой юбкой, и даже не разбирая еще черт ее лица, Кира уже знала, чьи руки протянуты в ее сторону. В голове ее был полнейший сумбур, и она пыталась выудить из него хоть что-то, что ей следует сказать, но ничего не получалось. Что она сейчас скажет бабке? Вера Леонидовна, вы низложены? Или: "Теперь я тут главная и посему отменяю все это во веки веков"?! Она отвела взгляд от женщины и принялась смотреть на медленно плывущие мимо склонившиеся перед ней головы, и одна, с пышными короткими волосами, в которые был воткнут бледный цветок с холмов, вдруг показалась ей очень знакомой. Не выдержав, Кира выдернула руку из пальцев Стаса, и подбежала к застывшей в низком поклоне фигуре. Шарф слетел с ее головы, мягко скользнул на пол, превратился в туманную дымку и исчез.
   - Вика! Вика!
   Минина медленно подняла голову, и на Киру глянуло ее бледно-серое лицо и тусклые, ничего не выражающие глаза. Кира схватила ее за обнаженные плечи - кожа Вики оказалась прохладной и упругой, почти живой, и в то же время Кире показалось, что она касается не человека, а чего-то иного, и испуганно отдернула руки. В глазах Вики что-то мелькнуло, и она зашевелила губами, но Кира не услышала ни звука.
   - Они тени, - хрипло произнес Стас позади. - Они не могут разговаривать.
   Кира яростно обернулась к нему, но, увидев его лицо, осеклась и снова посмотрела на Вику. Подруга опять зашевелила губами, слабо махнула рукой туда, где сверкали глазами черные стражи, и на ее лице появилась мольба, потом она склонила голову, и Кира внезапно поняла, о чем попросила Вика. Она хотела, чтобы Кира отошла от нее. Потому что иначе Вику накажут. Кира сжала зубы, отвернулась и решительно зашагала вперед уже без всякой торжественности и величавости, шлепая по плитам босыми ногами. Стас остался где-то позади, и стоявшая с простертыми руками женщина приближалась стремительно, и когда до нее уже оставался лишь метр, она вдруг негромко, но четко произнесла:
   - Хорошо взвесь то, что ты хочешь сделать, ибо только от тебя зависит, как пройдет этот праздник, и не забывай, что хоть день рождения у тебя, ты, все же, на него приглашена.
   - Ты...
   - Не трать время на оскорбления, Кира, - Вера Леонидовна улыбнулась. Ее бледно-серое лицо, несмотря на изрезавшие его многочисленные морщинки, все еще хранило свою величественную красоту. - Я и так их знаю. И не пытайся что-то делать. Ты еще ничего не можешь, разве что мелкие фокусы, и стражи здесь слушают только меня. Чтобы что-то суметь, нужно быть одной из трех, а ты просто сама по себе и ты... - она сделала сочувственный жест, - ты сегодня только родилась... вернее, ты даже еще не родилась, нужный час не настал в вашем мире... Я вижу удивление в твоих глазах... но ты ведь уже должна была понять, что секунда вашего времени здесь может стать и целым веком.
   - Для чего ты меня пригласила? - зло спросила Кира, невольно чувствуя, что начинает поддаваться, подчиняться этому умудренному, властному голосу.
   - Уж точно не для того, для чего ты пришла на самом деле. Скоро ты узнаешь... - Вера Леонидовна протянула ей руку, и Кира машинально вложила ладонь в ее пальцы. - А пока будем праздновать. Все здесь сегодня будет тебя поздравлять, все здесь мы придумали специально для тебя.
   - Я польщена! - ядовито сказала она. - Почему ты можешь разговаривать, а они - нет?
   - Потому что я пришла сюда добровольно. Камень должен был остаться тебе... поэтому я... просто ушла, а в моем теле умерла сбежавшая дурочка, вообразившая, что ей удалось оказаться на свободе, - Вера Леонидовна приподняла ее руку, придирчиво оглядывая сверху донизу. - Теперь ты красива - совсем не то семнадцатилетнее убожество, которое я когда-то видела... Понравились тебе мои наряды? Я купила их для тебя... Жаль, что ты не девственна...
   - А чего ты ждала в двадцать шесть-то лет?!
   - Я говорю не об этом. Я говорю о твоем сердце... Но это не страшно, - Вера Леонидовна сделала кому-то в сторону приглашающий жест. - Посмотри, разве она не хороша?
   К ним неторопливо подошла девушка, которую Кира раньше не видела, потому что она все время стояла где-то за спиной Ларионовой. На вид ей было лет шестнадцать - не больше. Высокая, с длинными вьющимися волосами, она с любопытством посмотрела на Киру, после чего одобрительно кивнула. Ее лицо показалось Кире очень знакомым, и почти сразу же она поняла, что оно поразительно напоминает ее собственное, только нос был чуть покрупнее, и линия подбородка более жесткой.
   - Тася? - осторожно спросила она. Та кивнула и улыбнулась, подошла к Кире вплотную, и несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. От Ксегорати исходила волна легкого, невесомого запаха жасмина, далекого и призрачного. "Тень духов, - с невеселой усмешкой подумала Кира. - Все здесь тени - даже запах..." Тася наклонилась к ней, и Кира с трудом заставила себя стоять смирно и не вздрогнуть, когда по ее щеке скользнули холодные губы прабабушки. Хотя так нелепо было называть "прабабушкой" это юное существо...
   - А вот и мой Стасик!.. - воскликнула Вера Леонидовна и обняла за плечи подошедшего Стаса. - Здравствуй, мой золотой! Ты все сделал правильно, хотя под конец я уже начала волноваться. Где ты был так долго?
   - Я... болел, - хрипло ответил Стас. Он старался держаться невозмутимо, но его темные глаза смотрели, как у человека, мирно заснувшего в своей постели, а проснувшегося в угольной шахте. - Здравствуй, баба Тася...
   Та и его одарила поцелуем, после чего прислонилась к плечу Веры Леонидовны, и она обняла ее, насмешливо глядя на внучку. Позади в зал вновь пролился серебристый вальс, и Кира, не оглядываясь, почувствовала, как снова закружились в танце тени.
   - Шопен, - зачем-то сказала она - может, лишь для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, потому что слова неожиданно кончились. Она чувствовала себя гостьей - более того, гостьей глупой и совершенно не умеющей себя вести.
   - Почему такой тон? - Ларионова усмехнулась. - Я всегда любила классическую музыку и, знаю, ты тоже ее любишь. Я слышала, как ты играешь. Очень неплохо, хоть и слишком экспрессивно... Ну, что, так и будем прожигать друг друга взглядами? Или ты ждешь - и когда же злая ведьма сделает что-нибудь ужасное?
   - Я вижу, вы с Тасей неплохо ладите? - Кира проигнорировала насмешку. -Странно, если учесть, что это ты отправила ее сюда!
   Ксегорати раскрыла рот в беззвучном смехе, и Вера Леонидовна улыбнулась.
   - Кира, наши разногласия тебя не касаются, кроме того, мы все уже давно выяснили. Даже близкие подруги могут страшно поссориться.
   - Ничего себе поссорились подруги! - Кира поежилась - стоять босиком на плитах было очень холодно. - Зачем все это, баба Вера? Все эти люди... зачем?
   - Стас? - Вера Леонидовна недовольно посмотрела на внука, и тот пожал плечами.
   - Я ей все сказал.
   - Тогда к чему вопрос? - в голосе Ларионовой послышалось раздражение. - Тебе нужна моральная подоплека? Собираешься устроить нравственные разборки? Ни к чему делать из меня демона, Кира. Злая старуха, отдающая людей на растерзание псам и забирающая их в страшный мир... Беглецы, наверное, успели-таки понарассказать тебе всякой ерунды! Посмотри на них, - она сделала широкий жест на танцующих. - Разве им плохо?
   - А разве им хорошо?
   - Ну конечно. Здесь они многому научились. Здесь они ценят такие мелочи, которые не умели ценить там. Они уже никогда не состарятся. Я могу дать им любые ощущения, какие захочу... вкус вина, запах цветов, движения танцев, любовь, удовольствия... все.
   - И смотреть, как они при этом себя ведут, не так ли? - Кира нервно переступила с ноги на ногу. - Ты всегда любила наблюдать за людьми.
   - Именно. Но проблема в том, что люди все время куда-то разбегаются и всегда так старательно прячут свою жизнь от чужих глаз. А теперь им это не удается. Это наши с Тасей люди.
   - С которыми вы можете делать, что вздумается! Это ваши куклы, бабушка. Неужели все это... даже если отбросить тот факт, что ты благодаря этому протянула сто шестнадцать лет... неужели все это затеялось лишь ради игры?
   - У каждого свои игры, Кира. Каждый человек от рождения и до смерти во что-то играет. В учебу, в работу, в любовь, в равнодушие, в сочувствие, в повседневность - в саму жизнь. Все это - лишь одна большая игра. Каждый играет в то, что интересно ему. Нам понравилась эта игра. И мы давно поняли, что своя игра - единственно важное, что существует. Мы так воспринимаем мир. Намного ли мы хуже тех, кто долгие годы во дворе наблюдал за мной и ничего не делал?
   - Вы убили столько людей...
   - Напротив, мы дали им жизнь, которая никогда не закончится. Они тени для вашего мира, но здесь они живут, и здесь они больше люди, чем были там. Кира, к чему эта пустая болтовня о том, что и так есть свершившийся факт? Ты хочешь меня пристыдить или что? Если для тебя это так важно, займешься этим позже - коли у тебя еще останется такое желание. Посмотри вокруг, прислушайся к себе. Может этот мир и мал пока, но теперь он и твой тоже и скоро и ты научишься им владеть.
   - Если он так хорош, почему ты не осталась тут навсегда в любое из новолуний?
   - Чтобы подготовить все для тебя. Ведь и это твое наследство.
   - Да ну? Я потрясена, - пробормотала Кира. - А теперь... может, я пойду?
   - Не глупи - неужели ты думаешь, что отсюда можно уйти просто так?
   - Но я ведь не умерла? И не присоединилась?
   - Нет.
   - Но тогда...
   - Тогда начнем наш праздник, - перебила ее Вера Леонидовна, прошла мимо Киры, чуть задев ее бедром, подошла к одному из черных зеркал и положила ладонь на его гладкую поверхность. Раздался сухой треск, зеркало чуть дрогнуло, пошло рябью, и из его середины в ладонь Ларионовой выпал длинный треугольный осколок. Края зеркальной раны мгновенно стянулись, и зеркало вновь стало невредимым. Вера Леонидовна повернулась и пошла обратно, и осколок дрожал на ее ладони, словно жидкий металл, принимая иную форму, и когда она остановилась, Кира увидела вместо осколка зеркала черный, поблескивающий острейший трехгранный стилет.
   - Праздник готов, и нам не хватает только одного, - произнесла Вера Леонидовна. - Ему нужно тепло. Нужна жизнь. Его нужно оживить, Кира. Нужна жертва.
   Она протянула стилет Стасу, и тот потрясенно уставился на него.
   - Что?! Нет! Я этого не сделаю - и ты не сделаешь!
   - Все это время ты мне верил, - заметила Ларионова. - Должен верить и сейчас. К чему эти истерики, Стас?
   Кира, стоявшая рядом и внимательно наблюдавшая за ней, вдруг схватила стилет с протянутой ладони, вцепилась пальцами в плечо Веры Леонидовны и быстрым, коротким движением всадила острие ей под подбородок, и оно вошло с упругим сырым звуком, как вошло бы в настоящую человеческую плоть. Стас, ахнув, зажмурился. Кира отшатнулась назад, оставив стилет торчать в горле женщины и в ужасе глядя на свои пальцы. Вокруг нее все так же серебрился задумчивый вальс, и тени так и не прервали своего танца, словно ничего не произошло. Тася, пошатнувшись, повернулась, добрела до одного из стоявших на площадке глубоких диванов с фигурной спинкой и с размаху повалилась на него, содрогаясь в беззвучном приступе хохота.
   - Что это еще за глупые выходки?! - раздраженно спросила Вера Леонидовна. Ее пальцы сомкнулись на рукояти стилета, и она сердито выдернула его из своего горла, и глубокая рана, из которой вытекло несколько капель темной густой крови, мгновенно затянулась. - Вы пришли на серьезное мероприятие, а вместо этого валяете дурака! Вижу, Кира, твой глупый папаша без меры запустил твое воспитание! Где твои манеры?! Если ты собираешься весь праздник тыкать в меня ножиком, что обо всех нас подумают?! Ну вот, к тому же ты помяла мне платье! - Ларионова скользнула пальцем по плечу и расправила наметившуюся на ткани морщинку. - Можешь удовлетвориться лишь тем, что мне было чертовски больно!
   - Я... - ошарашено начала Кира и тут же замолчала. Пальцы Стаса вцепились в медальон и нервно теребили его, крутя на цепочке. Судя по всему, сейчас он был совершенно не в состоянии сказать что-либо вразумительное.
   - Конечно, сегодня тебе, как имениннице позволены разнообразные вольности, но все же не стоит забываться. Здесь не умирают, Кира, - со снисходительным презрением заметила бабушка и вытерла стилет о шерсть услужливо подбежавшего стража. - Никто здесь не умирает. Так что пообещай мне впредь не заниматься подобной ерундой! И ты тоже, Стас! Чего ты раскричался?! Я разве попросила тебя родной сестре горло перерезать, что ли? Не дослушают никогда... Бери давай! - она пихнула оружие Стасу, и тот принял его безжизненной рукой. - Нам нужна-то всего одна капля крови.
   - А в чем подвох? - осведомилась Кира, медленно делая шаг назад, но тут же наткнулась на стража, успевшего предусмотрительно усесться за ее спиной. - Вы получите власть надо мной, или после этого я никогда не смогу уйти - или что?
   - Да ничего! - огрызнулась Ларионова, оглядываясь на диван, где все еще беззвучно хохотала Тася. - Ты просто оживишь все это. Даже у теней есть цвета, и их нужно только разбудить. Кому интересны серые праздники? Мы все устроили - уж потрудись и ты, будь любезна. Тебя не убудет.
   Кира пристально взглянула на нее и повернулась к Стасу, который смотрел куда-то мимо, и пальцы его, сжимавшие рукоять стилета, побелели от напряжения.
   - Я об этом ничего не знал, - глухо произнес он. - Если не хочешь, я ничего не буду делать.
   - А как же все твои разглагольствования об умении приносить жертвы? - насмешливо спросила Кира, чувствуя, как в груди растекается некий равнодушный холод, и что-то уходит от нее - что-то из того мира, чему здесь было совсем не место. Внезапно Стас показался ей нелепым и очень смешным, особенно его дрожащая рука и потерянный взгляд. - Ты получил, что хотел, а теперь не хватает духа за это заплатить? Это же всего лишь капля крови, брат.
   - Но ты же только что не хотела ее отдавать!
   Кира медленно обвела взглядом огромный зал, закинула голову к мерцающей тьме под потолком, отрешенно улыбнулась чему-то внутри себя, и внезапно музыка стихла, и танцующие остановились. Наступила глубокая тишина, наполненная ожиданием. Кира взглянула на обращенные к ней бледные, ничего не выражающие лица и протянула к Стасу обращенную вверх ладонь. Он весь сразу как-то съежился, глубоко вздохнул и, придерживая ее указательный палец, неловко ткнул в подушечку острием стилета, словно неопытная медсестра, первый раз в жизни берущая кровь на анализ. Кира легко вздрогнула, и на пальце мгновенно набухла большая красная капля. Мгновение она смотрела на нее, такую искрящуюся и живую в этом бледном мире, потом опустила руку, и капля сорвалась с кончика пальца.
   Казалось, она падала неизмеримо долго - за время ее полета могли смениться целые поколения, могли рухнуть цивилизации, могло даже все начаться сначала или пойти вспять, как ожившая в тенях история старого города... но все было лишь иллюзией, и отданное, по своей или чужой воле, было принято, и вернуть его обратно невозможно. Она падала - и наконец она ударилась о тусклую черную плиту, и та вдруг воссияла ярким черным пламенем, и крошечная красная капля мгновенно исчезла в этом пламени, и от того места во все стороны протянулась сетка тонких пульсирующих алых нитей, словно наполняющаяся жизнью кровеносная система огромного существа, побежала по стенам, по потолку, вспыхивая в мерцающей черноте, и по залу пролетел глубокий вздох.
   - Да будет цвет! - услышала Кира негромкий, насмешливый голос. Она не знала, кому он принадлежал. Может быть, даже ей самой.
   И следом за алым прокатился свет, и он растекался по залу, и все выплывало из бледной серости, словно под потолок всходило неизвестно откуда взявшееся солнце, и все окуналось в его лучи, и все выходило из тени одно за другим, и кровь прорастала в цвете, и розовели губы, и глаза становились живыми, и яркость всплескивалась в нарядах, и пол приобрел густую сияющую гладкость атласа, и зеркала стали еще более бездонными, и золотая чешуя обвившихся вокруг них змей драгоценно засияла, и змеи ожили и принялись ползти по краям зеркал в бесконечном движении, едва слышно металлически позвякивая, и с потолка проросли золотые плети плюща, и на стенах распускалась сирень, и зал наполнился ее бархатным ароматом, и следом вспыхнули белые цветы жасмина, и повисли налитые виноградные гроздья; и кровь проросла в музыке, и она обрела силу и размах. Одна из толстых колонн вдруг взорвалась целым сонмом разноцветных бабочек, и они закружились по залу, словно ожившие цветы. Внутри другой вспыхнул живой огонь, прокатившись до самого потолка, и посереди зала ожил гигантский столб струящегося пламени, и из него во все стороны то протягивались, то снова прятались длинные огненные лепестки. А еще две колонны рассыпались в струях кристально прозрачной ледяной воды, и на их месте из пола забили фонтаны, наполняя зал свежестью, и в их бассейнах замелькали юркие рыбки всех цветов радуги. И Кира стояла посереди всего этого и смотрела молча - что тут было сказать? Оставалось разве что осознавать, что она только что вплела в чужой мир часть себя - и не только часть собственной веры, но и часть собственной фантазии, которая, наверное, принадлежала той солнечной девочке, которой осталось так мало... Но разве стоит жалеть об этом, когда вокруг все так прекрасно, когда вокруг танец, когда во всех обращенных на нее глазах восторг и преклонение, когда среди танцующих мелькают черные стражи, которые скоро будут принадлежать и ей? Кира чувствовала, как тонет во всем этом - и право же, это было не так уж плохо. Она ощутила на своем запястье чьи-то пальцы и, повернув голову, увидела Стаса, который медленно оглядывался по сторонам и выглядел совершенно ошарашенным. Изумление выглядывало даже из сапфировых глаз висевшей на его груди серебряной лошадиной головы.
   - Я никогда не думал, что будет так? - хрипло произнес он и взглянул на Киру, и почему-то в его взгляде ей почудилось сожаление. - Ну что? Ты довольна, что пришла сюда?
   - Я еще не поняла. Я знаю только то, что все эти люди не выглядят довольными. И...
   - Прекрати! - раздраженно перебил ее Стас. - Хватит думать о своем глупом страже! Он мертв - забудь про него!
   - Ты дурак, Стас, - спокойно заметила Кира. - Знаешь, во многих отношениях ты не такой уж плохой человек. Но ты дурак. Ты знаешь, для чего мы здесь? Мы оба? Ты думаешь, все дело только в празднике? Мы пришли сюда добровольно. Мы оба до сих пор живы. Задумайся над тем, какое это может иметь значение.
   - Милые мои внуки, перестаньте забивать себе головы всякой ерундой, - сказала Вера Леонидовна, кладя ладони им на плечи. - Все ожило, все цветет, все ждет только вас. Давайте же...
   Не договорив, она застыла, глядя в дальний конец зала, откуда не так давно пришли Стас с Кирой, и на ее лице появился глубочайший восторг, смешанный с такой же глубочайшей досадой. Кира поняла, что пришел кто-то еще, и Ларионова, с нетерпением ожидавшая этого гостя, в то же время до самого последнего момента надеялась, что он не придет.
   По залу на мгновение пробежала волна тени и холода и тут же исчезла, вернув празднику прежнюю яркость. Музыка умолкла, танец разбился, и пары, рассыпавшись, отхлынули к стенам, и вперед выступили стражи и сели, насторожив уши и глядя все в одну сторону - туда, где медленно шествовала через зал странная процессия.
   Впереди шла черноволосая девочка лет восьми, красивая и хрупкая, по-взрослому кутающаяся в широкий тонкий пестрый шарф, но, в сущности, ничем не отличающаяся от миллионов других маленьких девочек, которые играют во дворах, смотрят мультфильмы, возятся с котятами и щенками и любят сказки. Девочка со спокойным интересом оглядывалась по сторонам, неопределенно качала головой и иногда походя проводила ладонью по загривку оказавшегося близко стража, и у того вырывался восторженный вой, но в то же время он весь как-то поникал под этой ладонью. Кира внимательней пригляделась к стражам, в которых сейчас было что-то очень необычное, и внезапно поняла, что стражам страшно.
   - Это она!.. - прошипел Стас ей на ухо. - Смотри - это же она!
   - Но это ребенок, Стас! - изумленно произнесла Кира. - Какая же это...
   - Тихо - услышит! А кого ты ждала? Страшную старуху с клюкой?! Или вовсе какое-нибудь чудище?! Вспомни все, что я тебе говорил! Они такие, в каких поверили.
   Следом за девочкой выступали три странных существа - высокие женщины, все в одинаковых длинных бледно-сиреневых платьях, спускавшихся из-под серебряных поясов мягкими складками, и за спинами всех троих чуть колыхались при каждом шаге большие черные крылья, чем-то отдаленно напоминающие орлиные. Женщины строго смотрели перед собой, поджав яркие, кроваво-красные губы, и в их волосах, уложенных в сложные высокие прически, сияли алые камни, похожие на замерзшую кровь. На поясе каждой висел острый кинжал.
   - А это еще кто? - тихо спросила Кира. Стас пожал плечами.
   - Не знаю. Может, Керы? По преданиям, они носились над полем битвы, пили кровь раненых и вырывали их души.
   - Тогда чего им тут надо? С вырыванием душ тут и без них неплохо справляются...
   - Прекратите галдеть! - зло сказала сзади Вера Леонидовна и толкнула их в спины.
   Кира коротко огрызнулась и вцепилась Стасу в плечо, глядя на идущую за предполагаемыми Керами высокую девушку с волшебно красивыми чертами лица. Длинные распущенные волосы окутывали ее обнаженную фигуру, словно плащ, и левая нога сквозь вьющиеся пряди гладко блестела медью, и при каждом ее шаге в тишине зала раздавался легкий металлический стук. Девушка оглядывалась по сторонам с восторженным любопытством, свойственным юности, подмигивала жавшимся к стенам людям и улыбалась им полными яркими губами, и в этих улыбках было особое обещание. Стас, неотрывно глядя на нее, коротко вздохнул и подался было вперед, но тут же, чертыхнувшись, дернулся обратно и теперь сам стиснул Кирину руку, словно это придавало ему уверенности в себе.
   - А это что за чаровница? - насмешливо спросила она, и Стас снова вздохнул.
   - Наверное, Эмпуса. Между прочим, есть мнения, что именно ее следует считать прародительницей вампиров. Она завлекала молодых мужчин и выпивала их кровь. Но... я читал, что у нее были ослиные ноги.
   - Ну, кто ж является на праздник с ослиными ногами, Стас? К тому же, с такими ногами никого особо не завлечешь...
   - Прекратите, я сказала!
   - Ладно тебе, баб, это нервное... А кто она этой...
   - Считается, что дочь.
   - Да ладно!.. Мама-то выглядит гораздо...
   Ларионова больно дернула ее за волосы, и Кира, ойкнув, замолчала, хотя болтать сейчас хотелось беспрерывно - уж очень было страшно. Она тряхнула головой, сбросила руку Стаса и вдруг спустилась по ступеням и неторопливо пошла навстречу странным и жутким гостям, которые шли вперед спокойно и уверенно и были отчего-то удивительно похожи на бандитскую элиту, заглянувшую скоротать вечерок в собственном ресторане. Чей-то голос сзади позвал ее, потом она услышала торопливые нестройные шаги и поняла, что и брат, и бабка устремились следом.
   Кира остановилась, не дойдя до девочки какой-нибудь метр, и та остановилась тоже, глядя на нее с любопытством, и Кира ощутила, что из детских глаз на нее смотрит что-то неизмеримо древнее и умудренное. Она растерялась, не зная, что делать дальше. Гостей принято приветствовать, но она до сих пор даже не знала, кто перед ней. Вокруг столпились, махая хвостами, стражи, повизгивая, как испуганные щенки, один из них нечаянно наступил девушке на медную ногу, и та раздраженно отмахнулась от него. Стража отнесло к стене, он тяжело стукнулся об нее, смяв брызнувшую соком янтарную виноградную гроздь, и шлепнулся на пол.
   - Поклонись! - прошипела Ларионова Кире на ухо. - Сейчас же поклонись!
   - Не суетись, Вера, - насмешливо произнесла девочка, подхватив сползающий шарф. Голос у нее оказался чистым и звонким, слушать его было приятно, но у Киры по спине пробежал колючий холодок - отчего-то ей сразу же подумалось, что эта девочка - большая шалунья, и ее шалости не имеют ничего общего с шалостями других маленьких девочек. Темные глаза гостьи снова внимательно оглядели ее, и Кира внутренне сжалась, приготовившись к каким-то особым словам, но девочка, усмехнувшись, внезапно сказала:
   - А хороша девка! Ну, что ж, позволь мне тебя поздравить с твоей новой луной. Извини за опоздание. Ничего, что я с подружками? Среди миров скучно бродить в одиночестве.
   Кира машинально кивнула, изумленно глядя на нее, и девочка звонко засмеялась.
   - Почему ты так смотришь? Ты ожидала, что я заговорю каким-то особым образом? Гомеровскими гекзаметрами? Или скажу нечто высокомудрое и наводящее ужас? Брось, это скучно. Времена изменились, люди изменились и мы изменились тоже, - она недовольно огляделась. - Что такое, почему все остановилось? Продолжайте.
   Снова зазвучала музыка, и вокруг закружились пары в испуганном, дрожащем вальсе. Девочка чуть склонила голову набок, глядя на Киру.
   - Ты рада меня видеть, Кира? Говори правду.
   - Не знаю, - ответила Кира. - Но разве для тебя это имеет значение?
   - Это имеет значение для тебя. Отличные псы получились, правда? - девочка почесала за ухом одного из стражей, который чуть не рухнул в обморок от ужаса. - Но у моего двоюродного дяди есть пес и пострашнее. Знакомься, моя свита.
   - Э-э... - Кира вздрогнула. - Очень приятно.
   Мрачные крылатые женщины коротко и как-то удивительно мягко кивнули. Девушка улыбнулась несколько вызывающе, и ее прекрасное лицо вдруг исчезло, затянувшись слоем жидкого пламени, в котором распахнулся черный провал рта и блеснули тонкие изогнутые иглы клыков. Девочка шлепнула ее по голому бедру и весело сказала:
   - Веди себя прилично!
   Огонь стек с лица медноногой девушки и оно вновь засияло юной красотой. Усмехнувшись, она отбросила с плеча волосы и неожиданно сделала Кире классический реверанс.
   - Иногда она бывает довольно вредной, - заметила девочка. - Как, впрочем, и все мы.
   Она протянула Кире руку и та, помедлив, осторожно сжала пальцы на ее ладони. Ладонь оказалась совершенно обычной, теплой и мягкой. Девочка потянула Киру, заставив ее описать полукруг, и взглянула на Стаса, который стоял рядом, нервно сжимая и разжимая пальцы.
   - А-а, вот и Стас, - она улыбнулась с каким-то призрачным сочувствием. - Бедный, бедный Стас.
   - Почему это я бедный?! - хрипло спросил он, изо всех сил стараясь не смотреть на медноногую красотку, пожиравшую его глазами. Девочка молча покачала головой и протянула руку и ему. Стас положил свою ладонь на ее с таким видом, словно засовывал руку в тигриную пасть.
   - Я чувствую, ты придумала новую игру, Вера? - девочка двинулась к площадке, крепко держа Киру и Стаса за руки. - Это будет интересная игра?
   - Думаю, тебе понравится, - Вера склонила голову, обошла их и пошла следом. Вместе они поднялись на площадку, девочка разжала пальцы и поманила Киру.
   - Наклонись ко мне, дитя. У меня есть для тебя подарок.
   Кира послушно подчинилась, и девочка, оглядев ее растрепанные волосы, недовольно поджала губы, тронула указательным пальцем одну из прядей, и та вдруг ожила, зашевелилась, и следом за ней зашевелились остальные пряди, поднялись и свились в сложную прическу, и один локон, спустившись с виска, лег Кире на плечо, полузакрыв серебряный тюльпан-булавку, и Кира, глядя на свое далекое призрачное отражение в черном зеркале, невольно подумала, что работай это существо в какой-нибудь парикмахерской, оно давно бы сколотило себе состояние.
   - И там мне доводилось бывать, - засмеявшись, сказала девочка, и Кира с досадой поняла, что та прочитала ее мысли. - Многие из нас прожили не одну людскую жизнь. Это бывает очень увлекательно. Долгое существование располагает к скуке, а скука - это пустота, и ее необходимо заполнять. Свою последнюю жизнь я завершила в Багдаде год назад и видела там немало забавного.
   Она вытащила откуда-то из-под шарфа необычайно красивую золотую диадему в виде двух переплетенных змей, держащих в пастях яркие камни, вспыхивающие радужными огоньками и надела ее на Киру, после чего сделала ей знак ближе подойти к зеркалу. Кира приблизилась к гладкому овалу, с опаской поглядывая на беспрерывно ползущую вокруг него золотистую змею, и недоуменно посмотрела на свое отражение. В густых темных глубинах стояла незнакомка в странном наряде. Яркие камни сияли у нее надо лбом, и их сияние отражалось в ее глазах, которые были чернее зеркальной поверхности, и зрачки недобро горели золотом. Она медленно повернулась и взглянула на зал. Перед ней проносились кружащиеся в вальсе пары, пролетали искаженные искусственным весельем лица... Вика, Егор, Сергей, дед... Застонав, Кира снова отвернулась к зеркалу, яростно глянула на себя и ударила по гладкой поверхности кулаком, и та вдруг расступилась под ним легко, словно вода, и из зеркала во все стороны полетели брызги и превратились в крошечных змеек, которые мгновенно расползлись в разные стороны и исчезли. Кира отшатнулась, почти бегом вернулась к гостье и решительно спросила:
   - Кто ты?! Скажи немедленно - я хочу знать! Ты Геката?!
   - А что, если и так? - лениво произнесла девочка. - Это для тебя что-то изменит? Это что-то вернет обратно? Ведь все тут придумали вы сами - даже ты внесла сюда что-то свое. И ты в меня веришь.
   Руки Киры невольно сделали всполошенный, раздраженный жест. То, что стояло перед ней, вело себя странно и нелепо. Разве так должны вести себя боги?
   Но кто знает, как именно ведут себя боги?
   - Мы бываем всякие, - девочка отошла к одному из пухлых диванов и совершенно по-детски плюхнулась на него. - И ответственность за это несете исключительно вы, люди. Вы делаете нас такими. Вы верите в нас таких. Может, отложим эту бесполезную дискуссию, дитя? Иначе мне может стать скучно, - в ее голосе послышалась угроза, и по залу прокатилась волна холода, и музыка, сбившись, вскрикнула фальшивой трелью. - Меня звали на праздник, так пусть он будет. Кстати, - она сделала знак медноногой красавице и та, отойдя чуть в сторону, наклонилась к неизвестно откуда взявшейся большой зеленоватой широкогорлой амфоре, - как говорит ваш народ, на праздник не принято заявляться без бутылки.
   Рука Киры дрогнула от неожиданно появившейся в ней тяжести, и взглянув на нее, она увидела, что ее пальцы сжимают серебристую чашу с искусной чеканкой. Кира обернулась - все в зале - и танцующие, и гости, и обе бабушки, и Стас, выражение изумления в глазах которого уже достигло предела - все держали в руках точно такие же чаши. Чаровница, которую Стас назвал Эмпусой, откупорила амфору, легко подхватила ее, хотя та даже на самый приблизительный взгляд вмещала в себя литров двести, и, крутанувшись, взмахнула ею по короткой дуге, и вино плеснулось к потолку и оттуда хлынуло во все стороны, и подставленные чаши наполнились до краев густой розовой жидкостью, и ни одна капля вина не пролетела мимо.
   - Насколько мне известно, у вас не принято разбавлять... Итак, за именинницу! - негромко провозгласила девочка и подняла свою чашу, глядя на Киру с холодной улыбкой, и чаши поднялись вокруг и повсюду беззвучно шевелились губы, повторяя тост. Стас подошел к ней и, мрачно глядя в глаза, очень тихо произнес:
   - Прости меня.
   - Поздно, - отозвалась Кира, глядя на колышущееся в чаше густое душистое вино. Стас кивнул.
   - Да, я знаю... Что ж и все равно - с днем рождения.
   Кира криво усмехнулась и сделала большой глоток. Вкуса она так и не смогла понять - что-то яркое, бархатное и неизъяснимо чудесное прокатилось по языку, в голове мягко стукнуло, и ее слегка повело - вино оказалось очень крепким. Она взглянула на чашу, улыбнулась и дунула на нее, и чаша легко спорхнула с ее ладони, поплыла в сторону и опустилась на пол недалеко от Веры Леонидовны. Та одобрительно кивнула, и Кира нахмурилась, не понимая, почему бабушке это понравилось.
   Это сделала она или это уже сделала я? Я срослась с камнем совершенно? И чем же это так хорошо для нее? Чего она добивается? Она же все равно не сможет его получить...
   - Камень, - пробормотала она, подойдя к дивану, - этот камень...
   Девочка взглянула на нее с каким-то странным удовольствием.
   - Нравится тебе моя игрушка, Кира? Нравится тебе быть мною?
   - Нет, не нравится! - Кира сжала пальцы на груди, комкая тонкую ткань платья. - Забери его. Он мне не нужен!
   - Я не забираю обратно подарков, - ответила она, болтая ногами.
   - Тогда кто может его забрать?!
   - Ни живой и ни мертвый не могут его забрать. И отдать его ты не можешь. Ты можешь им только поделиться, но он все равно останется с тобой, - девочка отпила вина. - Почему ты не танцуешь, Кира? Все танцуют, а ты нет. Танцуй и ты. Пусть твой любящий брат тебя пригласит, а то он только стоит без толку и бубнит про себя: "И угораздило же меня!"
   - Но я не умею танцевать вальс, - вздрогнув, растерянно возразил Стас.
   - Ну конечно, умеешь, - Вера Леонидовна подошла к нему и заботливо тронула за плечо. - Здесь все умеют танцевать, разве ты не видишь? Ведь здесь собраны тени всех вальсов, которые были станцованы с тысяча восемьсот девяносто шестого года.
   Стас тускло посмотрел на нее, поставил свою чашу на пол и деревянно подошел к Кире, протянул ей руку, и они вместе спустились в зал. Музыка стихла, и пары застыли в ожидании. Они посмотрели друг на друга, потом Стас удивленно моргнул и положил ладонь Кире на талию, поднял левую руку и принял ее пальцы, и Кира прижала ладонь к его правому плечу, чуть отставив голову и глядя поверх, на затылок стоявшей неподалеку Вики в паре с мужчиной, тень которого Кира не раз видела на своих стенах и даже могла бы вспомнить, кто он такой, но сейчас это не имело никакого значения, а спустя несколько секунд и все остальное тоже утратило значение, потому что на зал обрушился один из волшебнейших хачатуряновских вальсов, и все вокруг закружилось, и они тоже полетели по кругу венского вальса, подхваченные музыкой. Вальс плескался от стены к стене, вальс накатывался и отступал, словно морские волны, замедлялся, замирал на мгновение, и вместе с ним замирало сердце, дрожа в мучительном нетерпении, и тут же все вновь с силой обрушивалось куда-то вниз, и взметывалось, и прохлестывало насквозь. По залу в своем воздушном танце порхали разноцветные бабочки, складывая в полете причудливые узоры, и откуда-то из-под потолка сеялись пушистые розовые цветы альбиции, а они кружились среди стройных колонн и фонтанов, и вокруг гигантского огненного цветка, и уже пропал Стас, и кто-то другой был на его месте. Партнеры менялись и менялись, чужие ладони ложились ей на талию, чужие и узнаваемые лица мелькали перед ней и вокруг нее, и вальс разрастался вширь и ввысь, и ему уже не хватало места, и вдруг раздались и оползли, словно расплавленный стеарин, толстые стены, и исчезли черные плиты пола, и свет стал другим, но вальс все длился и длился, он превратился в целую жизнь, и они кружились над цветущими лавандовыми полями, и над огромными штормовыми волнами, и над древними руинами, и над холмами, красными от колышущихся маков, и над верхушками корабельных сосен, пронзенных солнечными лучами, и над пламенем пожаров, и над морской гладью, из которой на них смотрели звезды, и над заснеженными горными вершинами, и над виноградниками, где зрели ягоды, накапливая в себе ветер и солнце, и над городом, сиявшим вечерними огнями, и над цветущими каштанами, и среди ветра, и среди весеннего ливня, и среди холодных шипящих вспышек гигантских молний, и среди снежных хлопьев, и среди солнечных лучей, и среди тополиного пуха, и не было конца музыке, и не было конца этому кружению. Она танцевала с Сергеем, она танцевала с Егором, она танцевала с Василием Ларионовым, она снова танцевала со Стасом, она танцевала с одной из Кер, которая смотрела на нее голодными глазами, и крылья ее мягко шелестели, она танцевала с медноногой красавицей, которая насмешливо и в то же время призывно улыбалась ей, сверкая иглами клыков, она танцевала со всеми, кто когда-либо был приглашен, и она смотрела на них, и только однажды чуть не сбилась с ритма, когда ей вдруг почудилось среди танцующих лицо Вадима. Но оно тут же исчезло - верно, это и вправду было видение. Вадима здесь быть никак не могло. Вадим никогда сюда не вернется. Он где-то далеко, в покинутом мире.
   Кира тряхнула головой и вернулась в вальс. Они снова танцевали в зале среди розового пуха, и ее ладонь снова лежала на плече Стаса, и он, чуть наклонившись, негромко сказал:
   - Тебе надо уйти. Не знаю, как, но тебе надо уйти! Я понял!
   - Что ты понял?!
   - Они хотят стать такой же, как она. У тебя камень, и вместе с тобой их будет трое: Тася, Вера и ты! Я слышал, что она сказала - ты можешь им поделиться. Тройственность. Ее часто изображали, как трехликую - помнишь?! У нее тройственная природа. Это связывали либо с тем, что она правит триадой человеческого существования, либо с тремя состояниями луны, либо с тремя ипостасями, - прошептал Стас, изо всех сил пытаясь не сбиться с ритма. - На самом деле важно, во что именно из этого поверили они!
   - Но она пришла одна! - Кира сжала пальцы на его плече. - Где же тогда еще две?
   - Еще их тут не хватало! - Стас коротко глянул туда, где на диванах сидели девочка и Вера Леонидовна. Таси видно не было. - В любом случае, они станут такой же как она и вместе с тобой получат и камень! И я не представляю, что они тогда могут устроить!
   - Так она им и позволит!
   - Знаешь, мне кажется, что позволит.
   - Она ведь очень разумна - слишком разумна, чтобы...
   - И слишком скучает, - глухо заметил Стас. - Ее ведь тоже начали забывать, Кира. Рано или поздно ее забудут совсем.
   Кира собралась было ответить, что она вовсе не собирается ничем делиться с бабками, пусть только попробуют заставить - и она им устроит!.. но в это мгновение ее подхватил новый партнер, а Стас исчез. Она закрутила головой по сторонам, выискивая его, и увидела, что он танцует с Тасей, чьи губы беззвучно шевелятся. Ее взгляд поймал взгляд Киры, и она увидела в нем колючую усмешку и нетерпение, и внезапно поняла, что Стас прав.
   Что ж, они все равно ее не заставят! Шиш им будет, а не суть бога, вот так!
   И внезапно вальс раскололся и ссыпался вниз, и застыли пары, и Кира обнаружила, что стоит на площадке неподалеку от дивана, где уютно устроилось божество в компании двух Кер. Стас стоял неподалеку, рядом с ним стояла Тася, положив ладонь правнуку на плечо, и Вера Леонидовна медленно шла к ним. Кира нашла глазами свою чашу и, неожиданно расшалившись, поманила ее пальцем, и чаша послушно прилетела. Кира отхлебнула вина и услышала детский смех.
   - Учится ребенок, - сказала девочка тоном заботливой мамаши. - Но только почему непременно сразу же глупостям?
   Кира хотела было ответить, но в этот момент в ее груди больно стукнуло, сердце сжалось, затрепетало, и по жилам растекся огонь. Вскрикнув, она повалилась на колени, выронив чашу, и по темным плитам расползлась густая винная лужа.
   - Рождение! - торжественно воскликнула Вера Леонидовна, заходя Стасу за спину, обнимая его за плечи и глядя на внучку, которая, извиваясь от боли, вжимала в ткань между грудями скрюченные пальцы. - Не пытайся - ты ничего не сделаешь! Я пришла сюда добровольно. Ты тоже. И третья из нас тоже должна оказаться здесь добровольно. К сожалению, это до сих пор не так. Когда-то я изгнала ее. Теперь я должна ее вернуть. Я слышала, как ты, Стас, как-то говорил об умении приносить жертвы. Ты был прав.
   Стас, почуяв неладное, рванулся было прочь, но Ларионова вцепилась в него с неожиданной силой, и подоспели стражи и встали по обе стороны, угрожающе рыча и сверкая глазами.
   - Кира! - в отчаянье выкрикнул Стас, но она, поглощенная болью, не смогла ни двинуться, ни ответить и только смотрела на него помутневшим взглядом. Тася обошла Стаса и легла перед ним на пол лицом вверх, раскинув руки и коснувшись кончиками босых пальцев его ног, и едва это произошло, как ее тело начало медленно подниматься на пятках навстречу Стасу, и того так же медленно потянуло к ней, вниз, и его руки раскинулись в стороны сами собой. Он закричал, и Ксегорати тоже закричала, но если в его крике был ужас, то крик Таси был наполнен торжеством. Вера Леонидовна отошла назад, глядя, как два тела тянутся друг к другу. Под углом в сорок пять градусов они встретились, и коснулись друг друга, и прошли друг через друга, и вот уже Стас неподвижно лежит на полу на животе, и Тася стоит к нему спиной, только на ней теперь были его светлые брюки и цепочка с медальоном, а на Стасе - ее платье. В следующую секунду вместо платья на нем появился парадный фрак. Тася быстрым движением сбросила брюки, мгновенно обратившиеся на полу в груду бледных цветов, и облачилась в поднесенное Верой Леонидовной простое длинное платье кофейного цвета.
   - Хм-м, затейливо, - заметила девочка, поудобней устраиваясь на диване. - Вот значит, что придумали? Давайте дальше.
   - Господи, - прошептала Кира, глядя на неподвижно лежащего брата и пытаясь подняться. Стас шевельнул правой рукой, приподнял голову и дико огляделся, потом вскочил, охлопывая себя и затравленно глядя по сторонам.
   - Не может быть! - закричал он и рванул на себе фрак, нитки затрещали, шов на поле разошелся и тут же снова стал целым. Стас дернул рубашку, во все стороны полетели пуговицы... и тут же снова оказались на своих местах, и вновь Стас оказался одет безупречно... так же, как и те, кто смотрел на него из зала. - Ты меня выгнала! Выгнала!
   - Я тебя вовсе не выгнала. Я тебя присоединила, - холодно поправила его Вера Леонидовна и улыбнулась Тасе, которая смотрела на свои руки, сжимая и разжимая пальцы. - Радуйся, что, в отличие от них, ты все еще можешь говорить. А теперь, будь добр - перестань галдеть, спускайся к остальным и не мешай нам!
   - Да, будь так любезен, - поддержала ее Тася низким бархатистым голосом.
   - Ах вы, суки! - рявкнул Стас и прыгнул к ней, но один из стражей в тот же момент ухватил его за ногу и опрокинул на пол, второй страж вцепился в щиколотку другой, и они стащили кричащего от боли Стаса по лестнице, оставляя на ней широкий влажный след.
   - Стас! - закричала Кира, с трудом поднимаясь на ноги. - Отпустите его, твари!
   Один из стражей вдруг взвизгнул и, перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону, словно кто-то дал ему хорошего пинка, но его место тотчас занял другой. Одна из золотых плетей плюща, свисавших с потолка, ожила, протянулась вниз и, словно щупальце, обвила его мощную шею и вздернула вверх, и страж, хрипя, повис высоко над полом, болтая лапами. Но тотчас на Стаса навалилась целая стая стражей, и спустя несколько секунд он исчез в глубине зала. Кира, застонав, прижала ладонь к груди. Одна из толстых колонн вдруг пошла трещинами и обвалилась, придавив нескольких стражей и не успевших отскочить людей. И тотчас оба запястья Киры оказались крепко сжаты в сильных пальцах. Она обернулась и с ненавистью взглянула на лица Таси и Веры Леонидовны, стоявших по обе стороны от нее.
   - Перестань, раны зарастут, вот они уже и заросли, и ты сможешь смотреть на него хоть вечность, - негромко сказала Ларионова.
   - Вы убили его!
   - Мы дали ему вечность. А теперь поделись с нами. Стань нами, Кира. Все соответствует, все, как надо - вот мать, - Тася подмигнула ей, - вот охотница, - Вера Леонидовна прижала ладонь к груди. - Нам не хватает лишь колдуньи. Нам не хватает тебя и того, что стало тобой. Присоединись к нам, и мы вознесемся! Мы будем триедины, и все тени мира станут нашими. Вечная жизнь...
   - Вечная жизнь на Украине? - Кира болезненно фыркнула, пытаясь вырвать руки. - Да упаси боже!
   - Весь мир! - зашептала Ларионова. - Мы сможем бродить по всем теням, мы сможем попадать в любое тело, которое отбрасывает тень! Мы сможем быть кем угодно! Мы станем такой же, как она!
   - Значит этого места вам уже недостаточно? - прошипела Кира и-таки вырвалась, тотчас же отскочив назад. - Хотите обратно?! Хотите всех сделать вашей коллекцией?! Нет уж!
   Внезапно под потолком что-то грохнуло, и в следующее мгновение в зале всплеснулись вопли боли и рычание, безумные вскрики и дикий хохот. Стражи набросились на людей и друг на друга, все новые и новые плети плюща прорастали к полу и вздергивали к потолку псов и людей. Одна из колонн разлетелась во все стороны длинными острыми осколками, пришпилившими к стенам оказавшихся на их пути людей, словно бабочек, и те бились и, обретя голос для боли, кричали в агонии, которая никак не заканчивалась. Огромный огненный цветок расплескался и хлынул в зал, и попавшие в огонь горели заживо и никак не могли сгореть. Змеи сползли с зеркал и ползали среди мечущихся людей, обвивались вокруг них, валили на пол и душили - бесконечно, потому что никто в этом мире не мог умереть, и боль и агония длились без конца, и раны зарастали, и появлялись снова, и ополоумевшие стражи снова и снова разрывали людей и друг друга на куски, но те срастались, и все повторялось вновь, и под потолком хрипели повешенные, суча ногами. Одно из зеркал сорвалось со стены и летало по залу, вращаясь, словно диск циркулярной пилы, снося головы и отрубая конечности, и обезглавленные тела шарили по полу, и головы беззвучно разевали рты, глядя в потолок мутными глазами. Люди хватали друг друга за горло, разбивали друг другу головы о стены и о колонны, кто-то полосовал себя осколками. Кровь растекалась по черным плитам огромными лужами, мешаясь с водой из разбитого фонтана, и аромат цветов переплелся с запахом горелого мяса.
   - Прекратите! - в ужасе закричала Кира, и обе женщины в ответ молча протянули ей раскрытые ладони. Она отскочила и взглянула на диван, но он был пуст. Кира зашарила взглядом по сторонам и увидела девочку, которая неторопливо шла через зал легким прогулочным шагом. Ее свита исчезла где-то среди мечущихся окровавленных тел.
   - Стой! - крикнула она, кидаясь следом и поскальзываясь на мокрых плитах. - Остановись!
   Девочка обернулась, потом повела рукой и вокруг нее образовалось небольшое свободное пространство, и плиты пола на нем мгновенно высохли. Она поправила шарф и села на пол, аккуратно скрестив ноги и задумчиво оглядываясь по сторонам.
   - Останови это! - воскликнула Кира, подбежав к ней и по дороге с трудом увернувшись от взбесившегося зеркала. - Останови этот кошмар!
   - Сядь! - четко приказала та и хлопнула ладонью рядом с собой, и Кира опустилась так поспешно, словно ей подрубили ноги. - Остановить? Но ведь вы это затеяли. Вы и останавливайте. Это ведь ваша игра.
   - Но как?! Они...
   - Я знаю.
   Кира потрясенно взглянула на нее, потом посмотрела вокруг и, не выдержав, зажмурилась.
   - Открой глаза, - негромко сказала девочка. - Здесь кругом безумие. Сейчас ты видишь то, что видит каждый из них. А вот что происходит на самом деле.
   Кира осторожно огляделась и недоуменно моргнула. Зал был таким же, как и прежде, и зеркало висело на своем месте, и колонны стояли невредимыми, и не было ни крови, ни огня, и лишь всюду на плитах катались и корчились люди и стражи, глядя куда-то вытаращенными от ужаса и боли глазами - каждый в собственный кошмар.
   - Слишком шумно, пожалуй, - заметили рядом, и все вокруг вдруг застыло, словно кто-то поставил на паузу страшный фильм. Кира обернулась и взглянула на девочку.
   - Ты все знала. И что будет со Стасом, и что они хотят сделать. Почему ты им позволяешь?
   - Потому что мне интересно, как далеко вы способны зайти.
   - Они ведь только что могли получить, что хотели! - яростно произнесла Кира, и девочка снисходительно кивнула.
   - Конечно, могли.
   - И что бы было?
   - Объединись - и узнаешь.
   - Я не понимаю!.. Но ты ведь знаешь?..
   - Знаю. И знаю, как на самом деле закончится эта игра, - девочка легко постучала пальцами по полу, и перед ней вдруг появились две совершенно обычные рюмашки и открытая бутылка "Столичной" - нелепое видение посередине кошмара. Кира внезапно почувствовала, что ее начинает разбирать смех, и схватилась за голову. Девочка тем временем наполнила рюмки и простецки предложила:
   - Накатим?
   Кира дико посмотрела на нее и взяла рюмку. Божество подмигнуло ей, подхватило свою рюмку и опрокинуло ее лихо, словно алкоголик с многолетним стажем. Кира выпила свою, чуть поперхнувшись и поморщившись. Обычная водка. Нет, это уже даже не сюрреализм.
   - Я и не знала, что боги тоже хлещут почем зря, - пробормотала она.
   - Да многие из нас только этим и занимаются, - девочка фыркнула. - Ведь мы очень похожи на вас.
   - Ерунда! Ты ведь... ты ведь мудра - почему ты позволяешь... вот это все...
   - Потому что это соответствует тому, что из меня сделали, - холодно ответила она. - Когда-то я была светлой, я охраняла, я заботилась, и мое волшебство было совсем не таким. А потом пришли чужаки и привели с собой своих богов, а из меня сделали чудовище! Мы зависим от тех кто верит в нас, и от того, как именно они в нас верят! Из меня сделали ужас и я соответствовала этой вере, потому что в другую меня перестали верить очень быстро - ведь те, кто еще верил, перестали существовать. Я бы так хотела вернуть себе прежнюю веру...
   - Как?! Творя кошмары?
   - Не я делаю эти кошмары. Их делаешь ты. Ведь ты тоже веришь в меня такую, о какой прочитала в каких-то книгах. Твоя вера сейчас очень многое значит, ведь в тебе часть меня.
   - Но они...
   - И они вызвали меня именно такой. К ним пришла я - та, в кого они поверили. Позднее божество. Никак не то, которое было раньше. Они не звали мудрость. Они не звали хранительницу и защитницу. Они звали примитивный страх. Но они звали слишком настойчиво. И они слишком верили. Вот их и услышали.
   - Но ведь есть другие... я читала...
   - В других уже давно никто не верит. Мое имя олицетворяют с кошмарами. Когда вспоминают меня, вспоминают не любовь, не свадьбы, не тучные стада и не налитые колосья и виноградные гроздья. Вспоминают только страх, и ужасных псов, и бездонную ночь. Вот кем меня вспоминают. Ведьмой со свитой демонов. Чем я это заслужила?
   - И что же - теперь ты вдруг решила нас проучить?!
   - Мне нет в этом нужды - вы с этим отлично и сами справляетесь. Я играла со многими, и все эти игры заканчивались по-разному. Много есть дорог, много есть ночей и миров тоже много, - девочка покосилась на нее. - Ты можешь мне задать какой-нибудь вопрос. И я отвечу.
   Кира закрыла лицо ладонями и прошептала:
   - Что мне сделать, чтобы все это закончилось?
   - Объединись с ними.
   - Что?! - она опустила руки. - Зачем?! Почему?!
   - Потому что я знаю, как закончится игра. Потому что ты любишь. И потому что тебя любят, - девочка неожиданно грустно улыбнулась. - И это великая любовь. У меня такой никогда не было. А теперь - иди.
   Зал вокруг снова ожил. Кира встала, молча глядя на нее, потом наклонилась, подхватила бутылку за горлышко и с размаху швырнула в ближайшую колонну, и бутылка весело брызнула осколками и водкой во все стороны.
   - Пол-литра?!.. - с наигранным возмущением воскликнула девочка. Кира снова схватилась за голову и отвернулась, оглядела зал и кинулась к лестнице. Взлетела по ней, разом перемахнув через несколько ступенек, и коротко глянула на стоящих перед ней женщин.
   - Я согласна.
   Вера Леонидовна улыбнулась и кивнула, и крики и рычание в зале тотчас стихли. Кира молчала, слушая, как по ступенькам цокают когти. Поток стражей втек на площадку и окружил стоящих на ней плотным кольцом. Позади люди поднимались на ноги и медленно, неуверенно подходили к ступенькам.
   - Думаю, перед этим, как имениннице, мне будет позволена еще одна маленькая вольность? - спросила Кира, и Вера Леонидовна приглашающе развела руками.
   - Да все что угодно!
   - Очень мило, - Кира улыбнулась, резко развернулась и коротко, со всей силы ударила Тасю в нос. Та, вскрикнув, дернулась назад и чуть не упала, вскинув руки к лицу. Между ее пальцев хлынула кровь, заливая кофейное платье. Вера Леонидовна вздохнула и возвела глаза к потолку.
   - Детский сад, - пробормотала она.
   Тася убрала ладони. Кровь уже не шла, и пятна с платья пропали, будто и не было их, и удар остался только в ее глазах, сверкающих дикой злобой. Она рванулась было к Кире, но Ларионова схватила ее за плечо.
   - Ну ты-то!.. Возьми себя в руки!
   Ксегорати глубоко вздохнула, осторожно потрогала свой нос, подняла правую руку и прижала ее к поднятой ладони Веры Леонидовны. К Кире протянулись две раскрытые ладони, и она посмотрела на них, сжимая и разжимая пальцы.
   - Вам дали такой дар, - хрипло произнесла она, - а вы потратили его так глупо.
   - Теперь ты будешь тратить его вместе с нами, - Вера Леонидовна поманила ее ладонью. Сжав зубы, Кира шагнула вперед, и их пальцы переплелись и словно срослись воедино, и тотчас же в ее груди вспыхнула дикая боль, и она закричала, запрокинув голову, и Ларионова и Тася закричали тоже, и Кира сквозь дымку боли чувствовала, как содрогаются их тела и чувствовала, как из нее - и не только из тела, но и из сути ее что-то рвется наружу, тянется к тем, двум, и она сама тянется следом, и желание слиться с ними в одно целое заполнило весь мир. Она закричала еще громче, и ей показалось, что она кричит уже тремя ртами, а не одним, и в ее мозг хлынули чужие мысли, и чужая ярость, и чужая злоба, и чужое безумие - и не было им конца. Она с трудом опустила глаза вниз и увидела, как в вырезе декольте, раздвигая, разрывая мышцы и кожу выступает ослепительное яростное черное сияние камня, окруженного золотом, и стекающая по нему кровь не может его погасить. Кристалл выступил на треть, от него потянулась темная дымка, и Вера Леонидовна и Тася резко качнулись вперед, навстречу ей, прижимаясь к Кире бедрами, и в тот же момент она услышала позади рычание и отчаянный болезненный визг. Тасю неожиданно дернуло назад и в сторону, и в образовавшийся просвет вдруг скользнул человек, согнувшийся под тяжестью висящего на нем стража, впившегося клыками ему в плечо. Чуть развернувшись, он ткнул стражу в глаза жестко расставленными пальцами, и тот с жалобным воем кубарем скатился куда-то вниз, одновременно с этим локтем ударив Веру Леонидовну под подбородок, отчего в челюсти у нее что-то громко хрустнуло, и она отлетела прочь, широко распахнув глаза, в которых среди черноты и золотистого блеска успело-таки вспыхнуть изумление. Тася проворно метнулась назад, но пальцы человека уже накрепко обхватили камень, который снова начал медленно втягиваться обратно в тело Киры, и внезапно остановили его.
   - И живой и мертвый! - глухо сказал Вадим кому-то, схватив Киру за плечо и рванув камень на себя, и она закричала от дикой боли. Тася сзади вцепилась ему в горло, но на нее вдруг налетел один из стражей и сомкнул челюсти на ее затылке. Вокруг все перемешалось, люди, о которых хозяйки забыли впервые за много лет, заполонили площадку и накинулись на взбесившихся стражей, которые кидались и на них, и друг на друга, вокруг снова воцарилось безумие, и сквозь боль Кира видела отблески этого безумия в глазах Вадима, и слышала, как скрежещут его зубы в невероятном усилии справиться с этим безумием и с камнем, который упорно цеплялся за свою хозяйку. Но Князев дернул еще сильнее, и кристалл вдруг вывернулся наружу в потоке крови и следом за ним из раны, извиваясь, полезли длинные золотые щупальца плюща, яростно хлеща его по рукам и оставляя на них глубокие порезы. Прищурившись от напряжения, он вытянул и их, и отпустил Киру, и она бессильно повалилась на пол, глядя, как золотые лианы обвивают держащую камень руку Вадима, полосуя ее, и дергаются во все стороны, словно огромные лапы пойманного насекомого.
   - Отдай мой камень! - закричала Вера Леонидовна, прыгая на него, как кошка, но Вадим увернулся и накрепко стиснул пальцы, и камень вдруг закричал, как кричит бьющееся в смертельной агонии живое существо, и между сжавшими его пальцами зашлепали на пол вязкие черные капли.
   А в следующую секунду зал погрузился в тишину - глубочайшую, густую, потрясенную. И только один звук был в этой тишине - негромкий детский смех. Вера Леонидовна застыла, потрясенно глядя на сжатый кулак Вадима и свисающие из него, вяло подергивающиеся и на глазах увядающие золотые лианы. Тася беззвучно рыдала, сидя на полу, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Люди ошеломленно переглядывались, и стражи пятились к стенам.
   Вадим разжал пальцы и с отвращением отшвырнул прочь вяло болтающиеся плети плюща, прикрепленные к какому-то дряблому темному комочку, и те упали на пол с тихим металлическим звоном. Он бросился вперед и подхватил на руки Киру, которая, тихо всхлипывая, силилась подняться, неотрывно глядя на страшную рану в своей груди, края которой медленно смыкались, и поток хлещущей из нее крови уже сходил на нет.
   - Не смотри, не надо, - тихо сказал он, закрывая рану ладонью. - Сейчас все пройдет... Прости меня, родная, прости... нельзя было по-другому тебя избавить...
   Кира подняла голову, глубоко вздохнула и подалась вперед, накрепко обхватив Вадима за шею, прижимаясь губами к его щеке и шепча со слезами:
   - Господи, что ты наделал, Вадик, зачем ты вернулся?!.. ведь тебе нельзя было возвращаться...
   - Ты как будто не рада меня видеть? - со знакомой, теплой усмешкой спросил он и встал, держа Киру на руках, крепко прижимая к себе и глядя поверх ее склонившейся головы на Веру Леонидовну.
   - Мерзкий ублюдок! - потрясенно прошептала та. - Что ты натворил?! Как ты осмелился вернуться?! Ты же сбежал! Никто - никто никогда...
   - У любых "никогда" есть исключения... соседка, - отозвался Вадим медленно отступая назад и внимательно следя за стражами, толпящимися у стены. - Вы так увлеклись действом, что вам и в голову не пришло, что бывшему стражу тоже захочется на все это поглазеть?
   - Ты пожалеешь! - взвыла Ларионова, согнув пальцы когтями и приседая, точно готовясь к прыжку. - То, что сейчас я с вами сделаю...
   - ...несомненно, было бы очень познавательно, но, увы, сделать ты ничего не сможешь, - с оттенком сочувствия произнес вдруг звонкий детский голос. Девочка, никем не замеченная, подошла к лестнице и остановилась, деловито поправляя свой шарф. Кира почувствовала, как Вадим вздрогнул, и еще крепче обхватила его за шею.
   - Удушишь, - шепнул он, и Кира, не выдержав, улыбнулась ему в щеку.
   - Почему?! - Вера Леонидовна растерянно огляделась. Тася встала и подошла к ней вялым старушечьим шагом, болтая бессильно свисающими руками. Стражи крутили головами по сторонам, словно к чему-то прислушивались, и в их глазах отчетливо светилось недоумение. - Что случилось? Мы...
   - Вы теперь здесь на общих правах, Вера, - девочка потянулась, лениво улыбаясь. - И ты, и Тася.
   - Нет! - закричала Вера Леонидовна, глядя, как к ней одна за другой поворачиваются головы когда-то забранных людей, и на их лицах появляется злорадное понимание. Она в отчаянном жесте протянула к девочке руки, а Тася упала на колени. - Как ты можешь?! Мы же столько лет играли... все для тебя!..
   - Для меня ли? - девочка пожала плечами. - В любом случае, эта игра окончена.
   Прежде, чем Вера Леонидовна успела что-то сказать, на нее и на Ксегорати набросились люди, следом за ними кинулись стражи, сейчас удивительно похожие на мальчишек, азартно ныряющих в увлекательнейшую масштабную драку, и спустя секунду на площадке образовалась куча мала, и девочка засмеялась, глядя на них. Вадим наклонился и осторожно поставил Киру на пол, не отпустив ее руки.
   - Как ты узнал? - потрясенно спросила она, и Вадим кивнул в сторону девочки, наблюдающей за дракой.
   - Подслушал, как вы говорили... Хотя, что-то такое уже приходило мне в голову. Вера уж очень меня боялась - и иногда мне казалось, что она боится не только за свою жизнь. Живой не может забрать камень, мертвый - тоже. Я жив, но в то же время и умер давно... Она придумала правила, но я под эти правила не подхожу.
   - И ты даже не знал наверняка - получится ли?
   - Я верил, - очень серьезно ответил Вадим. - Они поверили во все это - почему бы и мне не поверить во что-то свое?
   - Но как ты мог услышать? - Кира нахмурилась. - Все были далеко... и музыка...
   - ... и на стражей никто не обращал внимания, так что они могли шататься, где угодно. Здесь ведь... я им свой, Кира, - Вадим поморщился, словно от зубной боли, и добавил: - Ты извини - я там тебе окно высадил.
   - И решетку тоже, надо полагать... Черт, я же запретила им говорить, куда я...
   - Неужели ты думаешь, что мне понадобилось спрашивать?
   Кира, закинув голову, взглянула Вадиму в глаза, потом уткнулась лицом ему в плечо, и Вадим обнял ее, потом сказал:
   - Смотри.
   Кира обернулась и увидела, что через зал к лестнице с разных сторон неторопливо идут две женщины. Одна из них, совсем старуха, безучастно оглядывалась по сторонам, другая, зрелая и цветущая, смотрела только перед собой, и в ее глазах было раздражение. Глядя на них, Кира недоуменно сдвинула брови и вдруг вспомнила давно прочитанные строки.
   ...она может вести себя мудро, может быть беспечным ребенком, устремленным на одни лишь шалости, а может прийти и старухой, которой все безразлично...
   Тройственная природа...
   Ее взгляд наткнулся на мелькнувшие на мгновение среди волнующейся толпы исцарапанные лица Веры Леонидовны и Таси. Кроме ужаса на них сейчас было совершеннейшее недоумение и непонимание, и Кира поняла, что они представляли себе все совершенно иначе,
   ...вот мать...
   ...вот охотница...
  и неожиданно осознала, что их вера утратила свою значимость в этом мире. Теперь значимой стала ее собственная вера. Она верила - действительно верила, связанная с этим местом своей кровью. Крошечный обрывок информации... но она поверила. Может быть, сама того не ведая, она верила в это всегда. Все должно было быть именно так. Они пришли. Их стало трое. А потом останется только одна...
   Они прошли мимо Киры и Вадима, не обратив на них никакого внимания, подошли к девочке, и молодая женщина сурово произнесла:
   - Так-так, и опять кругом одно сплошное безобразие!
   - Мы просто играли! - воскликнула девочка, обернувшись, капризным голосом, каким на упреки отвечали и отвечают бесчисленное множество маленьких девочек во все времена. Старуха усмехнулась и что-то неразборчиво произнесла, после чего схватила девочку за одну руку, а женщина - за другую, их обняла густая черная дымка, и в следующее мгновение все трое исчезли, а на их месте стояла высокая девушка, окутанная волной черных волос, в простом длинном темном платье, широком черном шарфе, небрежно наброшенном на плечи, и серебристых сандалиях. В руке у нее, шипя и потрескивая, ярким пламенем горел факел, а на поясе едва слышно позвякивала большая связка ключей. Прекрасные черты ее лица были исполнены строгости и глубокой печали, и пока длился ее взгляд, устремленный на Киру и Вадима, вокруг таяли, уходя в никуда, высокие стены и толстые колонны, фонтаны и зеркала, золото и огонь - и вскоре не осталось ничего, кроме ночи и бесконечной темной равнины, усыпанной бледными цветами, и призрачного тумана, клубящегося далеко впереди, и отсветов факела, прыгающих по лицам стоявших на равнине людей, и неподалеку от них, нюхая холодный воздух, растерянно топталась разномастная собачья стая - все те, кто только что были грозными стражами.
   - Что теперь? - тихо спросила Кира, крепко сжимая пальцы Вадима.
   Девушка взглянула на нее, потом на стоявшую поблизости толпу людей.
   - Теперь все вернется на свои места.
   - Что это значит?
   - Ты можешь уйти. Обратно к себе, обратно к живым, - девушка скрестила на груди прикрытые тонким шарфом руки. - А мертвые уйдут туда, куда уходят все мои мертвые.
   - Твои?
   - Да. Они верят в меня. Теперь я - их бог. Они мои. Все до одного. Не переживай за них - плохо им не будет. Им теперь будет спокойно. Я оберегаю тех, кто верит в меня, - ведь их так мало... Они получат покой, они получат забвение... а потом вновь вернутся в твой мир. Не сейчас, но они вернутся. И их вера останется с ними. Но пока они уйдут туда, куда следует. И он тоже, - девушка протянула руку, указывая на Вадима.
   - Что?! - Кира рванулась вперед, но Вадим сразу же дернул ее обратно. - Нет! Он должен уйти со мной! Если бы не он!.. Ты не заберешь его!
   - Я пришла вернуть все на свои места, - четко произнесло божество и качнуло факелом туда, где стелилась серебристая туманная дымка. - Мертвые не должны находиться среди живых.
   - Он не мертвый!
   - Он хуже мертвого, - она повернулась и взглянула на Вадима. - Твоя жизнь достойна уважения, но твоя смерть должна состояться окончательно. Ты ведь все понимаешь? Ты сделал свой выбор, вернувшись сюда.
   - Да, это так, - ровно ответил он, не глядя на нее. Кира в отчаянье вцепилась ему в плечо и встряхнула.
   - Вадик, что ты говоришь?! Ты не можешь остаться здесь! Слышишь?! Я тебе не позволю! Я...
   Вадим оборвал ее крик, крепко прижав Киру к себе, и она глухо разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь.
   - Не надо... - мягко сказал он и, наклонившись, прижался подбородком к ее лбу. - Теперь ты...
   - Мне наплевать! - яростно воскликнула Кира, вскидывая голову. - Мне наплевать, что она там говорит! Если она не отпустит тебя, я пойду с тобой!..
   - Кира, нет, - тихо произнес Вадим, пристально глядя ей в глаза. - Не для того я вернулся.
   Он отпустил ее и медленно отступил назад - туда, где стояли остальные - и вот он уже среди них, и рядом с ним стояли, глядя на Киру чуть поблескивающими в полумраке глазами, Вика, Стас, Егор, Сергей, Василий Ларионов, Вера Леонидовна, Тася, слесарь, бомжовская компания с непривычно серьезными и ясными лицами, казавшимися помолодевшими, маленькая девочка с прической, как у африканской принцессы, - множество взглядов и множество лиц всех, кто был приглашен и кто был изгнан. Все безмолвно смотрели на нее, и в их улыбках медленно, но верно растекалось что-то отстраненное, безжизненное, и эти улыбки превращались в тени улыбок. Кира застонала и, обернувшись, зло посмотрела на девушку.
   - И это называется вернуть все на свои места?! Это называется вашими правилами?! Вы - мерзкие жестокие создания! Не понимаю, как в вас можно верить! Я вообще в тебя не верю - поняла?! До сих пор не верю!
   - Если ты в меня не веришь, тогда почему я все еще здесь? - спросила девушка, и Кира услышала в ее голосе призрачное сочувствие. - Вы, люди, странные существа. Вы придумываете нас, придумываете нам власть над вами, придумываете нам жестокость, кровожадность и бессердечность, даете нам все это и начинаете жаловаться на нашу немилость и равнодушие. Поселяете нас на небеса и жалуетесь, что мы неприступны. Но мы не живем на небесах, Кира. Мы живем в вас - в каждом из вас... но почему-то никогда, никогда не встречаемся с вами...
   - Но я...
   - А ты встретилась со мной. И теперь ты в меня веришь. Твоя вера очень важна для меня - ведь теперь мы с тобой очень крепко связаны, - девушка потянула с плеч шарф и накрыла им голову, так что его складки свесились вперед, наполовину спрятав ее лицо. - Там, где ты живешь, все будет, как прежде, и все будет забыто... но ты будешь помнить все. Теперь и ты тоже моя.
   - Но ведь камень...
   - Камень уже ничего не значит, - девушка отвернулась и легко шагнула в сторону. - Вера не в камнях, не в золоте, не в призраках и не в словах. Вера в сердце и в твоей крови, которую ты отдала этому месту. И важно сейчас лишь то, в какую меня ты веришь. Какую меня ты чувствуешь? Какой я для тебя существую? Думай не о том, что ты видела. Думай о том, что ты знаешь. Кто я, Кира? Какая я?
   Кира напряглась, глядя на ее затылок, прикрытый тонкой материей, потом зажмурилась, пытаясь понять, пытаясь осознать... Перед ней в стремительном полете пронеслись золотистые поля, тяжелые корзины, отмщенные обиженные, огромные стада, свадебные торжества, охотники, возвращающиеся с богатой добычей, детская возня, счастливые улыбки, ... но то и дело в этих красочных полотнах появлялись прорехи, и из них выплескивалась тьма. Кира отчаянно гнала ее прочь - ведь все, что происходило до сих пор, придумали люди - как ни крути, все это принадлежало Вере и Тасе, все это было частью именно их веры, а не частью истинного... но кто знает, что оно такое - это истинное - и есть ли оно вообще? Каждый смотрит на мир своими глазами и каждый верит по-своему...
   Хрипло дыша, Кира подняла веки, глядя на темную женскую фигуру, потом тихо произнесла:
   - Ты...
   Та резко развернулась, одновременно ладонью сметая шарф с головы, и на Киру пристально и насмешливо глянули наполненные сияющей тьмой глаза. Печаль бесследно исчезла с обратившегося к Кире лица, и теперь казалось, что это существо никогда не ведало печали. Лицо осталось все так же беспредельно прекрасным, но теперь это уже была не мягкое девическое очарование, а красота зрелой женщины - красота диковатая, жесткая и недобрая, и в появившейся на губах улыбке не было ничего кроме холода. Длинные черные пряди волос шевелились, словно змеи, и факел в протянутой руке пылал кроваво-красным пламенем, и пока Кира ошеломленно смотрела на женщину, из-за спины той медленно выходили строгие крылатые женщины с голодным взглядом и обнаженная девушка, чье лицо вновь затянулось огнем, и по равнине к ним неторопливо шла стая мрачных черных псов с горящими глазами, рядом с которыми стражи Веры и Таси показались бы безобидными молочными щенками, и множество уродливых теней металось над равниной, мелькали когтистые конечности, судорожно подергивающиеся хвосты, острые клыки, бесплотные глаза, наполненные нечеловеческой тоской и яростью, и над бледными цветами растекался призрачный стон и далекие вскрики.
   - Так вот в кого ты веришь на самом деле? - насмешливо произнесла женщина. - Ты хотела ту? Ну, так ты ее получила!
   - Нет! - в отчаянье воскликнула Кира. - Я представляла тебя не такой!
   - А поверила именно в такую. Вас теперь легче напугать, чем удивить, к угрозам вы прислушиваетесь внимательнее, чем к уговорам, страшное стало вам интересней тихих простых радостей. Взгляни на меня внимательно, Кира, - я твоя вера. Я! - женщина холодно усмехнулась и отстраняюще махнула рукой. - А теперь уходи. Время истекло, праздник окончен, и игра сыграна до конца. Миры разделяются.
   Тотчас же земля под ногами Киры вздрогнула, и она покачнулась, чуть не упав. Где-то вдалеке оглушительно грохнуло, она испуганно обернулась, потом взглянула на Вадима, неподвижно стоявшего среди остальных, бестолково дернулась вперед-назад, и Князев зло крикнул:
   - Уходи сейчас же!
   Он рванулся было к ней, но тотчас же несколько кошмарных псов молча метнулись ему наперерез, загораживая дорогу, и толстые коротколапые щенки испуганно брызнули от них в разные стороны. Кира сжала зубы и снова обернулась - как раз вовремя, чтобы увидеть, как по равнине, рассекая ее пополам, змеится черная трещина, убегая куда-то в бесконечность. Стены узкого провала дрогнули и начали медленно расходиться в стороны, и в тот же момент откуда-то снизу долетел громкий плеск, словно где-то там, на чудовищной глубине стремительно катила свои воды быстрая река. Кира сделала неуверенный шаг назад, потом взглянула на женщину почти жалобно, и та улыбнулась ей с неожиданной материнской лаской.
   - Я не могу воспрепятствовать тебе остаться, если захочешь. Я никогда никого не выгоняю. Ты была бы мне очень полезна в мире живых, но и здесь тебе найдется достойное место. Ты можешь странствовать вместе со мной, размышлять вместе со мной, владеть ночью вместе со мной... Ты мне понравилась. Ты тоже любишь свободу и пространства... Присоединяйся, если хочешь, и он, - женщина кивнула на Вадима, - останется с тобой навсегда.
   - Да уходи же!.. - яростно снова закричал Вадим, но она легко повела рукой, и его крик стал беззвучным. Одна из крылатых женщин вдруг оказалась возле него в стремительном текучем движении, положила узкую ладонь ему на плечо, и Князев, скривившись, вдруг резко накренился к земле, словно прижавшаяся к его плечу ладонь весила не меньше центнера. Кира оглянулась - провал за ее спиной раздвигался все шире и шире. Через него, впрочем, еще можно было перемахнуть одним прыжком... пока еще можно было...
   - Решай, - мягко сказали ей, и в следующее мгновение к Кире приглашающе протянулась рука с длинными тонкими пальцами. Кира оглянулась еще раз, потом повернула голову, и ее взгляд приковался к этим пальцам, которые столько предлагали... и следом за взглядом потянулась вдруг и ее рука - вначале медленно и робко, но вот уже жадное нетерпение протекло в это движение, а пасть провала позади распахивалась все шире, раскалывая усеянную бледными цветами равнину. Кира, глубоко вздохнув, качнулась вперед, и в этот момент Вадим вдруг резко вывернулся из-под придавившей его ладони, метнулся в сторону, сбил на землю уже взметнувшееся навстречу в прыжке черное тело пса, перекатился через него, подскочил к Кире и схватил ее в охапку, и ее рука, уже почти коснувшаяся пальцев женщины, улетела, и женщина вскрикнула, и в крике этом было изумление, и была злость, и была насмешка, и было что-то еще - темное, и в то же время странно снисходительное.
   Вадим ринулся к провалу, на бегу спустив девушку на землю и крепко держа за запястье, и Кира покорно мчалась следом, мало что соображая. Уже у самого края он резко остановился, развернувшись, и его рука на развороте с силой дернула Киру вперед и разжала пальцы, так что Кира, не успев даже вскрикнуть и затормозить, по инерции пролетела над широким провалом и рухнула на землю по другую его сторону, больно ударившись бедром, и, с хрустом смяв бледные цветы, откатилась назад. Тотчас же она вскочила и повернулась, но провал уже расползался стремительно, и перепрыгнуть его уже было невозможно, и где-то там внизу яростно и страшно ревела бушующая река, а Вадим стоял на противоположной стороне, сжав губы и чуть прищурившись. Отступили куда-то темное божество и его мрачная свита, и к краю провала, медленно заволакивающемуся туманной дымкой, один за другим подходили люди и псы, а Кира, в бессилье сжав пальцы, смотрела только на Вадима, дрожа всем телом и чувствуя, как больно колотится в груди сердце, словно где-то там опять поселился страшный кристалл... но нет, это был не он. Кристалл можно было вырвать. То же, от чего сейчас было столько боли, вырвать было невозможно. Он стоял на другой стороне, которая уходила все дальше и дальше... Он остался на другой стороне...
   Он остался...
   Не выдержав и ни о чем больше не думая, Кира с болезненным вскриком рванулась к краю чудовищной пропасти, раскинув руки...
   И с размаху ударилась о стену.
  
  
  IX.
  
   Кира не сразу поняла что произошло. Почти минуту она тупо смотрела на знакомые выцветшие обои в цветочек, не замечая ни боли, ни крови, текущей из разбитого носа. А потом навалилось осознавание, пронзительное и безжалостное, и она закричала - громко и страшно, как смертельно раненая волчица. Она кричала и кричала, запрокинув голову и яростно колотя руками по стене, расшибая их в кровь, - в нелепой, безумной надежде пробиться туда, куда ей больше не было хода. Она кричала, пока были силы, но вот и кончился крик, и только хрип уже вырывался из раскрытого рта. Ее руки последний раз ударились о стену, и Кира сползла на пол, скользя ладонями по обоям и оставляя на них кровавые полосы, которые теперь уже никуда не могли исчезнуть. Хрипло, со слезами дыша, она перевернулась и привалилась к стене затылком, но тут же выпрямилась, ощутив, как по лбу скользнуло что-то холодное и металлическое. Подняв руки, Кира стащила с себя нечто, охватывавшее ее лоб. Это была диадема, подаренная ей странной маленькой гостьей. Пальцы Киры сжались на чешуйчатых золотых змеиных телах, она взглянула на яркие радужные камни и со злым возгласом отшвырнула диадему прочь. Так прокатилась между канделябрами с давно прогоревшими и уже остывшими свечами, два раза крутанулась около батареи по стеклянным осколкам и мягко легла на пол, и золото вспыхнуло в солнечных лучах, щедро льющихся в комнату из разбитого окна, за которым криво висела сорванная решетка. Жаркое утреннее солнце впервые наполняло комнату до самого потолка, изгнав прочь извечный полумрак и холод, и теперь она казалась больше и выглядела еще более запущенной. И глядя на золотистые нити паутины на потолке, Кира окончательно поняла, что странного мира за стенами больше не существует, и она сидит в самой обычной квартире. Ушли тени. Ушли стражи. Ушли все события, свершавшиеся в тот или иной лунный день. Она осталась одна. Наедине со своей памятью. Наедине со своей верой, которая будет длиться до тех пор, пока не закончится ее собственная жизнь. И кто-то там, далеко, будет теперь питаться и ее верой тоже.
   Вытерев щеку, Кира оглядела комнату. Ее взгляд остановился на брошенной возле стены одежды Стаса, которая уже никогда не понадобится своему хозяину. Встав, она собрала свою разбросанную одежду и кое-как оделась, с трудом попадая ногами в брючины и болезненно щурясь от непривычно яркого света. Подошла к окну, осторожно ступая среди осколков, и резким рывком задернула шторы, потом взглянула на стену, на которой так и остались пятна ее крови. Чуть правее кресла у плинтуса что-то лежало. Подойдя, Кира наклонилась и подняла цветок - бледный призрачный цветок из другого мира, вернувшийся вместе с ней - словно прощальный дар того, кто никогда больше не придет. Лепестки цветка были снежно-холодными, и она спрятала его в ладонях, отчего-то испугавшись, что цветок сейчас растает.
   Кира обернулась в сторону коридора. Странно, что до сих пор никто не стучит в дверь, не кричит в окна. Ведь уже утро. Прошла целая ночь - самая огромная и темная ночь в ее жизни. Кира вдруг засмеялась, и смех был тихим, сухим и болезненным.
   Она пошла в свою комнату, достала из шкафа сумку и быстро побросала в нее часть вещей. Вернувшись в гостиную, собрала валяющиеся на полу драгоценности в пакет, бросила туда же диадему и свалила все это в сумку, после чего вытащила из шкафа оставшиеся свечи, вставила их в канделябры и зажгла. Подхватила один из канделябров, оглянулась на пластилиновые фигурки на столе и пошла по квартире, совершая последний обход, и всюду за ней оставался огонь. Хилый вначале, он постепенно набирал силу, разрастался, вспыхнула ярким пламенем хрупкая бамбуковая занавесь, огонь полз по паласу среди смятых, вываленных из кладовки старых газет, лизал растрескавшуюся полировку, которая тут же шла пузырями, жадно пожирал тонкие шторы и лохмотья обоев, и плавились, растекались пластилиновые фигурки, шевелясь от жара. Большое вращающееся кресло в гостиной вдруг оделось пламенем, превратившись в пылающий трон, но Кира этого уже не видела. Перекинув ремень сумки через плечо, она открыла дверь, обернулась, глядя на валящие из открытой кладовки густые клубы дыма, после чего со всей силы хлопнула дверью о косяк и вышла в жаркое августовское утро.
   Перед подъездом никого не было. На скамейках сидели несколько давно знакомых старушек и в их числе Нина, увлеченно переругивающаяся с Сан Санычем, который сидел за столом и попивал пиво, со снисходительным презрением поглядывая на увлеченных игрой нардистов. У Киры сдавило горло, и она отвернулась, хмуро глядя на идущих по дорожке к подъезду Софью Семеновну с величаво выступающим Лордом и Антонину Павловну, рядом с которой мелко семенила толстуха Буся.
   - Доброе утро, Кирочка! - крикнула тетя Тоня еще издалека. - А ты что ж это - никак уезжаешь?
   Подбежавшая Буся облаяла Киру и с чувством выполненного долга умчалась во двор гонять пухлых голубей. Лорд равнодушно взглянул на нее и принялся обнюхивать розовые кусты. Кира недоуменно посмотрела на спокойные лица обеих женщин.
   - Почему вы меня ни о чем не спрашиваете?
   - А о чем мы должны спрашивать? - искренне удивилась Софья Семеновна, поправляя подсиненную прядь.
   - О том, чем все закончилось? О том, что именно Стас, а не...
   - Кто такой Стас? - поинтересовалась Антонина Павловна, вытирая пот со лба.
   - Как кто такой?! Мой брат. Вы разве...
   - У тебя есть брат? - спросила Софья Семеновна с интересом, и Кира вздрогнула.
   - Вы что? Стас! Мы же жили тут вместе - вы что?
   - Кира, я тебя не понимаю, - Софья Семеновна пожала плечами. - Ты, как в марте приехала, так и живешь тут совершенно одна.
   - А квартира? Вы помните, где вы были?! Как вас забрали?! Как вы сбежали?!
   - Кирочка, - в голосе старушки появилась отчетливая тревога. - Ты нездорова?
   - Боже мой... - Кира задохнулась. - А Вадим?! Вадим Князев! Неужели вы...
   - Кто это?
   - Вы же сами!.. Он всегда сидел тут, во дворе! Играл в шахматы! Он жил вон там! - Кира обернулась и указала на окна первого этажа соседнего дома.
   По лицу Софьи Семеновны на мгновение пробежала судорога, будто что-то мелькнуло в ее сознании, но в следующую секунду она покачала головой и осторожно произнесла:
   - Кира, никакого Вадима я не знаю. А квартира та уже пару лет, как пустует. Старичок, который там жил, умер, а его родственники все никак не решатся ее продать.
   - Вот что такое твое забвение... - прошептала Кира, чувствуя, как сердце у нее разрывается от боли и злости. - Он же вас... а вы его даже не помните!..
   - Кира! - вдруг громко взвизгнула Антонина Павловна, тыча пальцем куда-то ей за спину. - Пожар! В твоей квартире пожар!
   Кира оглянулась на окна, из которых вытягивался еще пока слабенький темный дым, среди которого уже мелькали острые язычки пламени, и криво усмехнулась.
   - Это не пожар.
   - Как же не пожар - горит же, смотри! Это...
   - Это похороны, - негромко ответила Кира и пошла прочь. Женщины всполошено что-то закричали ей вслед, но она их уже не слушала, и шла все быстрее и быстрее, и только на повороте обернулась в последний раз. Перед ее окнами уже столпились люди, суетились, что-то кричали - люди, для которых все, что произошло, теперь ничего не значило - для них все растаяло бесследно, как снег, и она ненавидела их за это и ненавидела ту, которая сочла подобное самым лучшим способом поставить все на свои места.
   Кто-то потянул ее за руку, Кира вздрогнула и посмотрела на стоящую рядом с ней Настю, общипывающую налитую янтарную гроздь винограда.
   - Тетя Кира, а ты уезжаешь?
   - Да, - глухо ответила Кира.
   - Ты вернешься?
   - Нет.
   - А куда ты едешь?
   - Пока не знаю, - Кира присела перед ней на корточки, поставив сумку на асфальт. - Но дорог много... очень много... Скажи, Настя, а ты тоже не помнишь?.. Он жил вон в том доме, ходил с тростью...и всегда в темных очках... и играл в шахматы...
   Настя озадаченно нахмурилась.
   - Что-то не... хотя... кажется... жил такой человек...
   - Да, Настя, - Кира облегченно улыбнулась и погладила ее по плечу. - Такой человек жил.
   Она подхватила сумку и пошла к остановке, уже больше не оглянувшись ни разу. Вокруг было утро, вокруг был целый мир, доверху наполненный ветром и солнцем, и в этом мире среди шума и суеты беззвучно скользили тени - сонмы теней настоящего, сплетенного с тем, что происходило давным-давно, а может быть, еще только будет происходить, и Кира, криво и болезненно улыбаясь и придерживая на плече дорожную сумку, тускло смотрела сквозь них.
   Но иногда она смотрела и на них.
   И она их видела.
   И она в них верила.
  
  
  
  Забери с собой на память
  Белый город беспокойный,
  Перспективу старых улиц,
  Графских львов седую негу.
  Черный бархат южной ночи,
  Обновленный храм Владимир,
  Вековую дрему кладбищ
  Забери с собой на память.
  Раскаленность шумных пляжей,
  Горький дым степных пожаров,
  Диссонансы в криках чаек,
  Аритмию трасс вечерних.
  Забери соленый ветер,
  Равелина непреклонность,
  Катакомб густую сырость,
  Взгляд орла из темной бронзы.
  Забери руин молчанье
  И сердитый голос моря...
  Забери наш белый город,
  А себя... Оставь на память.
  
  21.02.06
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"