Агата Бариста. Комитет по суевериям
...Теперь ещё больше бреда в нашем йогурте!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Сушу на солнце под скалою.
На берегу южного сверкающего моря шумит и процветает славный город Новый Карфаген. Улицы его похожи на растянутые для просушки рыбацкие сети, а сам город - на босоногого мальчишку, что лежит на прогретом золотом песке и, закрыв глаза, слушает рокот набегающих волн.
Точных координат город не имеет. Параллели и меридианы проплывают сквозь Новый Карфаген, как стаи рыб сквозь заросли саргасс. Уличный прилавок с грудами миндаля и лукума, запах апельсинов и чая с мятой напомнят вам Касабланку, домик из шершавого белого камня с выкрашенными фиолетовой краской ставнями - прованский Касси или греческий Санторин; реплики бойкой торговки у входа на рынок заставят предположить, что город расположен где-то между Одессой и Севастополем... Словом, приметы, обычаи и особенности со всего света встречаются здесь и свиваются в красочный орнамент.
Разумеется, в таком особенном месте не могут не происходить удивительные события и необыкновенные истории. Один метеоролог даже прислал в журнал "Нью-Карфаген сайленс" (солидное, весьма уважаемое в научном мире издание) статью, где утверждал, что в составе воздуха, которым дышат жители города, наличествует специфический компонент, и это не что иное, как волшебство. Метеоролог весьма поэтически описывал, как зарождаются магические вихревые потоки. Начало, утверждал он, может положить сущий пустяк: на тротуаре вдруг шевельнулся никчёмный бумажный комочек - смятый трамвайный билет; вот он шевельнулся, покатился вдаль... затем уличная пыль, как гончая, взявшая след, скользнула вперёд по мостовой... и вот некто, недавно спрыгнувший с подножки трамвая и прошагавший уже полквартала, вдруг ощущает лёгкое прикосновение, будто бы белое пёрышко коснулось щеки... А через сутки в водоворот событий втянуто уже множество людей, и крутит их невесомыми щепками средь бурных вод... и далее всё в том же взволнованно-поэтическом духе, точно и с самим автором статьи произошло нечто подобное.
В редакции прочли, хмыкнули и в ответном письме посоветовали сочинителю обратиться в "Нью-Карфаген гитикс" (издание популярное, однако пользующееся, прямо скажем, сомнительной славой в научных кругах). Туда метеоролог обращаться не стал, потому что внезапно получил грант на исследование особенностей тумана в Гималаях и отбыл в королевство Бутан, где по недавним сведениям не то принял буддизм, не то женился... словом, успокоился, а это лучшее, что может сделать человек, ощутивший себя щепкой в бурном потоке.
Да, закручиваются в Новом Карфагене истории столь поразительные, что лица, непосредственно не участвовавшие в событиях, произносят слово "сказки", а некоторые, склонные к желчности особы, и вовсе употребляют недоброжелательное "враки". Что ж... жизнь не раз покажет скептикам, как они не правы; мы же даём слово чести, что всё, о чём будет поведано далее, происходило в действительности, - само собой, в чуть-чуть параллельной действительности.
Впрочем, как ни называй, а одна из историй так упрямо рвётся из-под пера, что оживает без оглядки на ярлыки. В ней есть всё, что надо рассказчику для счастья: лето, город у моря, занимательные персонажи, наполняющие жизнью старинные улицы. Как знать, может, спешащая навстречу девушка, -- сбежавшая из-под венца принцесса, а молодчик, вроде бы бесцельно курящий на углу у "Макдоналдса", - охотник на тех, кто не хочет быть найденным. В пентхаусе, скрытом от глаз горожан и туристов, обитают древние боги, в роскошном особняке предаётся чёрной меланхолии сумрачный рыцарь, а в пансионе по соседству просвещённая хозяйка заведения готовится дать бой невежеству и суевериям. Звенит, шумит, волнуется человеческое море рядом с морем солёным, затихая лишь на несколько мгновений, когда в конце дня издалека, из предместий, прилетает протяжный трубный зов и плывёт, плывёт над Новым Карфагеном... "Слонов на водопой повели. Вечер наступил" - отмечают про себя горожане и готовятся встретить ночь, полную тайн и упоительного цветения.
Первый день лета начался с прошумевшего в ночи ливня с грозой.
Непогода стихла к рассвету, восходящее солнце оттеснило тучи к горизонту, но от порывов ветра капли осыпались с деревьев так часто, что порой казалось, будто дождь ещё продолжается. Пахло мокрой землёй и травяной свежестью; прояснившееся небо обещало, что к полудню от благодати не останется и следа, но пока каждая ранняя пташка и каждый ранний червячок радовались прохладе.
Обитатели пентхауса, раскинувшегося на крыше одного из зданий Каштанового бульвара, -- длинной улицы, расположенной в самом сердце Карфагена и рассекающей это сердце пополам, - тоже проснулись и уже предавались необременительным утренним занятиям.
Гамилькар, бог Нового Карфагена, потягиваясь, вышел на кухню. Одет он был в гавайку, шорты на верёвочке и шлёпанцы. Гамилькар остановился возле стола, на котором лежала газета. Склонив крупную курчавую голову воителя, он просматривал заголовки, не забывая приглядывать за кофейником на плите.
Коричневая пена поднялась.
Гамилькар снял кофейник с огня, сунул газету под мышку, прихватил две кружки и проследовал на террасу.
На террасе Дидона, супруга Гамилькара и, соответственно, богиня, наводила порядок в своём маленьком садике -- поливала и рыхлила землю в кадках, удаляла повреждённые листья. Городские боги - скорее божки, духи, сплав древней крови и мистической сущности, но подвластно им многое. Дидона сумела бы проделать всю работу щелчком пальцев, однако карфагенские властители предпочитали естественный образ жизни. После прискорбных происшествий (например, со Старым Карфагеном, или с Остенисом, столицей Атлантиды) Гамилькар и Дидона дали друг другу обещание, что силой будут распоряжаться крайне осмотрительно, и вообще, постараются слиться с окружающей средой -- разумеется, в той степени, в какой вообще возможно подобное слияние для персон, облечённых недюжинной властью.
В некотором роде это была игра, но все знают, что никто не предаётся играм с такой страстью, как вседержители любого ранга. В сравнении с играющим богом семилетний ребёнок покажется старичком. Маленького Ваню может взять за руку мать и увести домой есть тыквенный суп прямо в тот момент, когда от его лазерного меча зависит судьба Галактики. И ведь пойдёт Ваня, пойдёт как миленький. Если попытаться отлучить от игры бога... возможно, тыквенные, как семейство, исчезнут с лица земли. А потом покатится: без тыквы не будет золотой кареты, Золушка не поедет на бал, не встретится с принцем, не потеряет туфельку... что дальше? Может, больше ничего и не случится, но, положа руку на сердце, этого мало, что ли? Так что вздохнём с облегчением, что обитатели пентхауса обнаружили определённую прелесть именно в скромном бытие.
- Кофе прибыл! - Гамилькар опустил ношу на круглую мозаичную столешницу, разлил кофе по кружкам и с газетой в руках устроился в плетёном кресле. Время от времени он прерывал чтение и не без удовольствия поглядывал на супругу -- живую кареглазую толстушку, обладавшую изящными щиколотками, будто выточенными из мрамора руками и классическим профилем, обрамлённым витыми бронзовыми локонами.
- Что пишут? - спросила подошедшая Дидона, забирая свою кружку.
- Ничего не пишут. - Гамилькар зевнул. - "Кентавры" продули "Арсеналу"... копытные... Это вообще не новость, а так... напоминание о всем известных истинах. Сахар сладкий, соль солёная, "Кентавры" никогда не проходят в четвертьфинал.
- А между строк?
- Между строк тоже ничего. Тишина. - Гамилькар снова зевнул. - Скукотища.
С тонкой усмешкой Дидона заметила:
- Мне кажется, или я слышу нотку разочарования?
Гамилькар фыркнул.
- Ничего подобного. Мне прошлого раза хватило, когда у нас гостила эта афинская шельма, твой любимчик Гермес.
- Не любимчик, - возразила Дидона. - Просто я вошла в его положение. Герми нужно было поправить здоровье, а у нас и целебные источники в горах, и специфический магический фон... некоторые лекари полагают его живительным.
- Ага, - хохотнул воитель. - Милый Герми так поправлял здоровье, что я чуть своё не потерял. Обокрасть дракона - надо было додуматься!
- Ну-у... действительно, Герми поддался искушению. Должно быть, слабость тела отразилась на силе духа. Но он же всё вернул. И он... сокрушался.
- О да... Сокрушался... лёжа на животе. Я б тоже сокрушался, если бы драконье пламя поджарило мой зад. Зато никто не назовёт Герми вруном - ему действительно понадобились целебные источники.
- И всё-таки зря ты сочинил те стишки и подвесил закольцованную озвучку прямо над больничной койкой. Бедняга никуда не мог убежать.
Гамилькар отхлебнул из кружки и пояснил:
- Нас, поэтов, критикой не сломить. Рифму "Гермес -- балбес" я по-прежнему считаю шедевральной. Она с предельной ясностью обрисовывает причины постоянных неприятностей милого Герми. Зато, надеюсь, в ближайшее время ждать в гости его не стоит, и нынешним летом не случится ничего похожего на прошлогоднюю заварушку.
- Кстати, о гостях... - осторожно сказала Дидона. - Вечерним пароходом из Лондона прибывает мой племянник. Троюродный, кажется... Вообще-то, он из Конфедерации.
- Очередная седьмая вода на киселе из Конфедерации, ты хотела сказать. Как туристический сезон, так у нас родни прибавляется.
Дидона смущённо улыбнулась.
- Может, племянник и семиюродный. Ветви древа так разрослись, что проникли в другие измерения... за столько-то столетий! Признаться, я уже слегка путаюсь в родственных связях. Но мальчик же в этом не виноват? Он раньше не бывал в нашем измерении, а Карфаген -- жемчужина этого мира и стоит посещения. Кстати, тётя Белерефонта... нечего хмыкать, я считаю её тётей... так вот, тётя писала, что юный Гилдартс мечтает посетить твою слоновню. Прямо-таки горит энтузиазмом, по её словам.
Услыхав про интерес визитёра к слоновне, Гамилькар смягчился. Питомник боевых слонов был его гордостью и отрадой. Вид Loxodonta africana pharaohensis считается вымершим, но это не так. Всего в мире существует три места, где энтузиасты хранят древнюю породу. Ещё одну слоновню держит знатное аравийское семейство ас-Судайри в узкой прибрежной долине где-то между Меккой и Абхой, а третий питомник имени Джона Эдуарда Челленджера расположен в Южной Америке, в Боливии.
- Ладно, поглядим. Надеюсь, парнишка не страдает приступами клептомании.
- Что ты! - убеждённо сказала Дидона. - Очень порядочный мальчик!
Не успел Гамилькар ей ответить, как откуда-то из глубины дома раздался гулкий тающий звук гонга.
- Кого это принесло, в такой-то час? - Гамилькар отставил кружку. - Племянничку вроде ещё рано.
Дидона пожала плечами и кивнула в сторону входа:
- Царга сейчас доложит.
Послышался чиркающий звук шагов, и на террасе появился человек. Он был крепко хром на правую ногу, неловко скрючен на левую руку, и половину его тёмного нумидийского лица - от виска до жёстких губ - пересекал чёткий, как от сабельного удара, шрам. Одет хромой был в чёрный спортивный костюм с белыми лампасами. На нагрудном кармане красовался знаменитый трилистник.
- Великий Прево Нового Карфагена! - хриплым голосом возвестил вошедший и, убавив торжественности в голосе, буркнул: - С чего бы это месье примчался в такую рань? Должно быть, случился переполох в лягушином болоте.
- Царга! - с укоризной воскликнула Дидона. - Ни слова о болоте при господине Дефуко! Это будет крайне неучтиво с нашей стороны. Проводи же его в гостиную и скажи, мы сейчас подойдём.
- Да твою ж фалангу в шеренгу! - в сердцах сказал воитель, поднимаясь. - Штаны надевать, политесы разводить... Чувствую, утро пошло насмарку.
- Хорошо, если только утро, - каркнул Царга, покидая террасу.
Когда хозяева появились в гостиной, навстречу им шагнул невысокий лысоватый человечек. Живое лицо посетителя выражало крайнюю степень взволнованности, галстук съехал набок, седеющего венчика не касалась расчёска.
- Тысяча извинений за вторжение, - живо заговорил посетитель. - С ночной почтой пришли важные известия. - Он сверкнул глазами из-под лохматых бровей и со значением понизил голос. - Дело касается особы царской крови!
-О! - сказала Дидона, всем видом выражая предельное внимание.
Её муж ничего хорошего от особ царской крови не ждал, а уж от их проблем вообще предпочёл бы держаться подальше, однако положение обязывало.
- Надо же... - произнёс Гамилькар, постаравшись, чтоб в коротком высказывании не отразились истинные чувства.
Луи Дефуко слыл в городе известной персоной. Однако известность эта имела, если можно так выразиться, двойное дно. В обычной, видимой каждому ипостаси месье Дефуко подвизался на ниве торговли - держал высоко ценимую местными гурманами лавку "Ваниль, перец и прочие колониальные товары". Лавка славилась превосходным ассортиментом специй, а также редкими сортами чая и кофе. О тайном же статусе торговца знали немногие. Звучным титулом Великого Прево месье наградила маленькая, но весьма самобытная диаспора Нового Карфагена.
Тут стоит сделать отступление и кое-что разъяснить. Кроме обычных людей город населяли и представители волшебных народов -- оборотни, эльфы, гномы и прочие создания тьмы. По издавна установленному порядку сущность их маскировалась, да и численность была невелика, поскольку волнообразный магический фон города не каждому приходился по вкусу. Однако, действительно, среди определённой части лекарей-магов бытовало мнение, что подобную нестабильность можно использовать в лечебных целях. Например, всплеск энергии мог подстегнуть угасающую магию или запустить инициацию ещё не проявленных способностей. Так что приживались в Новом Карфагене либо не особо чувствительные к фону, либо те, кто, напротив, надеялись на определённое влияние городской магии.
Племя людей-лягушек, к которому принадлежал Луи Дефуко, относилось к первому, нечувствительному типу. Весьма нечувствительному. Народец это был крепкий, гордый, отчаянный, имел галльские корни, но затем рассеялся по миру на цыганский манер. (Возможно, "охоту к перемене мест" породили некоторые извращённые гастрономические традиции прародины.) Представители племени обладали умением грянувшись оземь приобретать анималистическую форму. Причём не стоит полагать, что все обращённые представали перед миром безобидными земноводными, способными лишь квакнуть в минуты опасности. Некоторые особи переняли свойства ядовитых листолазов, что могут умертвить человека одним прикосновением. Однако тайна трансформации охранялась волшебным народом тщательно, и даже Гамилькар с Дидоной не могли оценить степень опасности, например, любезнейшего месье Дефуко, который, впрочем, сейчас являл картину полнейшего разброда мыслей и чувств.
- Три письма... - бормотал он. - Три письма от царственных особ! Невеста сбежала! Скандал, нарушение политических договорённостей... И что мы теперь имеем? Письмо из Нового Орлеана - раз! - Месье Дефуко поднял руку, сжатую в кулак, и разогнул один палец. - Письмо из Москвы - два! - Он разогнул второй палец. - И письмо из Санкт-Петербурга -- три! Три! - Потрясая перед носом хозяев тремя пальцами, Великий Прево желчно отметил: - И как обычно, последнее письмо полностью противоречит указаниям из Москвы. - Тут он оставил отогнутым только средний палец и некоторое время с отвращением разглядывал его. - Великий Прево, говорите вы? Жалкий, Ничтожный Прево - говорю я. Последнему мальчишке указывают меньше, чем городскому главе! Зачем я только согласился на эту должность?
Гамилькар и Дидона благоразумно не перебивали экспансивного оратора, давая тому выговориться.
Месье Дефуко нужно было отбушевать.
Утомившись и испив ледяного крюшона, гость наконец смог объясниться по существу. Ситуация действительно складывалась неоднозначная.
Всему магическому миру было известно, что людей-лягушек связывала давняя вражда с другим волшебным племенем -- людьми-змеями. Фактически эти народы столетиями существовали в состоянии вендетты, корнями уходившей во тьму веков. Обе стороны регулярно несли потери, случались и жертвы среди обычных людей, оказавшихся, как говорится, "не в то время, не в том месте и не в той компании". Особенно остро борьба протекала в Новом Орлеане. Город, соседствующий с чудесными тёплыми мангровыми болотами, приглянулся и змеям, и лягушкам. Никто не хотел уступать территорию и, разумеется, ничем хорошим это не кончилось, однажды свара достигла опасного апогея. В попытках добиться преимущества кто-то из враждующих... после так и не выяснили кто... переборщил с магией вуду, призвав дух свирепой луизианской ведьмы. И явилась Катрина, и лик её был ужасен, и вместе с ней пришёл ураган. Город был затоплен и разрушен. Новоорлеанские боги бросили все силы на оборону знаменитого Французского Квартала. Сердце города удалось отстоять, но защитники пали в борьбе со стихией, вышедшей из-под контроля.
Ужасающие последствия вендетты отрезвили наконец царские дома. К тому же, боги других городов недвусмысленно намекнули, что чешуйчатые и земноводные смутьяны отныне могут стать "персонами нон грата" в их владениях. На самом высоком уровне начались переговоры, итогом коих стал "Договор о мире и сотрудничестве". Символическим гарантом нового альянса становились пять смешанных браков между родовитыми отпрысками чешуйчатых и земноводных. Кандидатуры выбирались тщательно, знатность ставилась на первое место.
- Бедные лягушечки! - воскликнула в этом месте Дидона. - Связать свою жизнь с тем, кто может проглотить тебя или задушить! Должно быть, это очень страшно!
Месье Дефуко горделиво вскинулся:
- Смею вас заверить, моя госпожа, нас не так-то легко проглотить... можем поперёк горла стать. Тем более, члены правящих домов -- цивилизованные люди, умеющие держать себя в руках. Анималистическая форма -- крайность, в наше просвещённое время к ней прибегают редко.
- Нет, ну если на подсознательном уровне... ещё Зигмунд говорил... - Поймав выразительный взгляд мужа, Дидона смешалась. - Впрочем, он много чего говорил... Неважно, продолжайте, месье Дефуко...
Месье Дефуко пробежался по гостиной туда-сюда, опустошил кувшин с крюшоном и заговорил вновь.
- Итак, всё произошло несколько лет назад. Четыре политических брака - свершившийся факт. Отважные юноши из нашей знати пожертвовали свободой во благо народа и взяли в жёны змеиных аристократок. - Голос рассказчика смягчился. - И знаете, не так уж плохо вышло... У одной пары даже появился наследник (пока непонятно, чьи способности у него проявятся и проявятся ли вообще)... остальные пары пока бездетны, но сосуществует вполне мирно... а вот пятый брак... полная катастрофа!
Как выяснилось из рассказа месье Дефуко, последнюю пару должны были составить Варвара Оболенская, московская принцесса из Рюриковичей, и новоорлеанский змеиный князь Джон Виндзор, в родословной которого значился Эдуард Восьмой, отрёкшийся от английского престола ради дважды разведённой американки Уоллис Симпсон. (Возможно, привлекательность миссис Симпсон отчасти объяснялась принадлежностью к змеиному племени, чьи гипнотические способности всегда были на высоте.)
- И ведь поначалу шло как по маслу! - воскликнул месье Дефуко. - Состоялась официальная встреча, у всех создалось впечатление, что молодые люди понравились друг другу. Ну, наша-то Барбара змеёнышу... э-э-э... в смысле, князю... понравилась точно, иначе он бы не стал бы обхаживать невесту... так сказать... чересчур интенсивно...
Далее речь месье Фуко начала слишком часто перемежаться всевозможными "э-э-э" и "так сказать".
В сухом остатке выходило следующее.
Вскоре после знакомства очарованный Виндзор вознамерился форсировать события, не дожидаясь свадьбы, девушка проявила благосклонность и согласилась на позднее свидание в номере московского "Метрополя", где поселили высокопоставленного гостя. На следующий день князь проснулся поздно... с раскалывающейся головой, с внезапным осознанием, что вчерашний вечер потерялся в тумане, и что он остался не только без невесты, но и без ценного родового артефакта - медальона, позволяющего изменять внешность. Его телохранители клялись и божились, что своими глазами видели, как в полночь хозяин покинул отель и укатил прочь в неизвестном направлении, запретив охране сопровождать его. С тех пор Варвару Оболенскую никто не видел. Официальные поиски успехом не увенчались, но от других невест князь отказался. Процесс мирного урегулирования завис. Несостоявшийся жених не оставлял попыток найти беглянку частным образом. Он сменил множество детективных агентств, но до сих пор никто не сумел ему помочь. Змеиный талисман изменения внешности отлично скрывает не только внешность, но и ауру владельца.
- Если вас удивляет, почему я рассказываю историю только сейчас, то я и сам был не в курсе, - извинился месье Дефуко. - Такие скандалы тщательно скрывают от публики. Узнал обо всём сегодня ночью из московского послания. Теперь перехожу к сути дела. Недавно Джон Виндзор нанял одного очень серьёзного специалиста, "охотника за головами", которого, кстати, никто не видел, - к нему обращаются через цепь посредников. Говорят, у него свои, особые действия, основанные на магии. Не исключено, что он происходит из другого измерения. Так вот, охотник этот вроде бы напал на след Варвары Оболенской. Он уверен, что три года назад беглянка поселилась в Новом Карфагене.
- О как! - нахмурился Гамилькар. - С чего это он взял?
Месье Дефуко пожал плечами.
- Детали неизвестны. Однако уверенность наёмника столь велика, что он намерен прибыть в Карфаген для поисков принцессы. Обычным манером - инкогнито. Но Москва потребовала в случае обращения за помощью оказать полную поддержку тому, кто при личном контакте покажет вам русский золотой червонец тысяча девятьсот двадцать третьего года . С сеятелем на реверсе.
- С сеятелем?
- Именно. На монете пасторальное изображение - крестьянин с корзиной разбрасывает по пашне драконьи зубы. Мне также велено напомнить, что от выполнения политических договорённостей зависит мир во всём мире, и посему дело затрагивает интересы каждого, а не только каждого простого человека-лягушки и каждого простого человека-змеи... и всё в таком роде.
- Простой человек-змея... Ну-ну... - пробормотал Гамилькар саркастически.
- Эту часть послания я с вашего позволения опущу и перейду к следующим письмам. Змеиная община Нового Орлеана , в сущности, повторила требования Москвы и сообщила, что Джон Виндзор также прибывает в Новый Карфаген, и тоже инкогнито.
- Ещё одна высокородная особа... - скривился Гамилькар.
Дидона сочувственно положила руку ему на плечо и сказала:
- Ну, если князь тоже пожелал остаться неизвестным, то, собственно, нам остаётся только стоять в стороне.
- Угу. Он назмеячит , а нам потом разгребай. - Гамилькар источал пессимизм.
- А что там с Петербургом? - спросила Дидона. Последнее послание из северного города, с которым как-то ознакомил её Великий Прево, оказалось забавным.
- Петербург как всегда против, - пасмурно сообщил месье Дефуко. - Требуют переправить принцессу к ним. Обещают спрятать девушку так надёжно, что "ни одна собака чешуйчатая не найдёт". Говорят, что Синявинские болота, порезанные на участки по шесть соток, укроют любого. И кроме дачных кооперативов у них ещё миллион таких же укромных местечек. Вообще они считают, что если пустить ситуацию на самотёк, всё утрясётся само собой и торопиться ни к чему, возмущаются насилием над личностью, называют политику океаном сансары и так далее. Эту часть я тоже опущу. В качестве аргументации своей позиции петербуржцы приложили к письму собрание сочинений Достоевского, копии картин неких Митьков... братьев, наверное.... и аудиофайл с опусами местного барда по имени Борис Гребенщиков.
Брови воителя поползли наверх.
- Они сумасшедшие?
- Э-э-э... нет... они... э-э-э... всегда такие... - невнятно пояснил Великий Прево.
- Достоевского читать не буду, - отрезал Гамилькар. - Как-то пробовал, спасибо, увольте. После первой же главы такая тоска накатила, чуть не повесился в слоновне. Ну, давайте на картинки, что ли, поглядим... этих, как их.... братьев...
Великий Прево достал кристалл, присланный с почтой, установил его на столе и включил проектор.
Видеофайлы были просмотрены в глубоком молчании.
- Нет, картины ничего такие... Странные, конечно, но мне понравились... - раздумчиво высказался Гамилькар. - Но что отправители письма хотели сказать, посылая сей вернисаж?
- Всё же очевидно, - удивилась Дидона. - Они ясно показали, что в Петербурге много бравых и великодушных мужчин, готовых вступиться за бедную девочку.
- Да-а?! - изумился в свою очередь воитель. Он махнул рукой в сторону изображений, висевших в воздухе. - Лично я понял только, что эти бравые мужчины не дураки выпить. А уже ты сделала радужные выводы об их благородстве?
- Ну да... А разве не очевидно? Если ты не убеждён, то давай и песни послушаем.
Месье Дефуко закашлялся.
- Не советую, - сипло сказал он. - Очень специфические произведения.
- Нет уж, - заупрямился Гамилькар. - Дойдём до конца... в смысле, до Достоевского, а дальше ни шагу. Заводите шарманку, месье Дефуко. Песенки-то, небось, попроще будут.
Великий Прево как-то странно крякнул, но послушно перевёл кристалл в аудиорежим и включил воспроизведение.
"Зимняя роза..." - проникновенно запел бард, - "мы встретились с тобой на углу-у... ты двигала левой ногой..."
Песни Гамилькар выслушал, часто моргая.
- Что это было?.. - осведомился он, когда затихли последние аккорды. - Это для чего прислано? Чтобы окончательно всё запутать? Капитан Воронин, полковник Васин, невоздержанная Гертруда и остальная компания... кто все эти люди? Причём они здесь? Где эта "комната, лишённая зеркал"? И с какой стати "Пески Петербурга", если там болота!
Дидона всплеснула руками.
- Но, дорогой, что тут может быть непонятного? Это же абсолютно прозрачное послание, растворённое в каждой строчке! Конечно же, девочку надо спасать!
- Да с чего ты это взяла?
- Так из песен же! Всё кристально ясно! И каррарский мрамор не станет говорить с кем попало, и в этом мире есть что-то ещё... кроме скучных договорённостей... и так далее... неужели ты не услышал?
- В отличие от каррарского мрамора, скучные договорённости приводят жизнь в относительный порядок. Я, знаешь ли, не могу вот так взять и отодвинуть мировую политику в сторону. Тем более, что некий смысл в затее присутствует.
Дидона надулась и, поджав губы, уставилась в окно.
- Ладно... - вздохнул Гамилькар. - Будем смотреть по ситуации. Может, всё вообще кончится пшиком. Вдруг... сеятель этот... заблуждается. Как он вообще собирается искать девчонку, если артефакт маскирует даже ауру?
Месье Дефуко развёл руками.
- Говорят, у него свои методы. Возможно, по косвенным признакам. И ещё время... помните? Он уверен, что принцесса появилась в Карфагене три года назад. То есть, старожилы его не заинтересуют.
- То есть, он увидит одноногого негра, играющего на балалайке, и скажет "Ага! Ваше музицирование есть косвенный признак! А давно ль вы поселились в Карфагене, товарищ"?
Месье снова развёл руками, а Гамилькар опять тяжело вздохнул:
- Я старый усталый бог, желающий лишь покоя. Я на рыбалку хочу, а не вот это всё. - Он встрепенулся и обрёл решительный вид. - На рыбалку поздно, однако ничто так не успокаивает душу, как купание слонов. Сейчас же отправляюсь за город, будет у моих ушастых внеплановое развлечение. Господин Великий Прево, я вас услышал. Будем поддерживать связь. Царга! - Царга появился в дверном проёме немедленно. - Проводи месье Дефуко и готовь машину. Потом собери ребят, обрисуй ситуацию, пусть глядят в оба. Дидона, остаёшься за главного. Если что, шли телеграмму-молнию. Буду вечером.
- Есть, мой командир, - хмыкнула Дидона. - Но постараюсь обойтись без грозы среди ясного неба.
Она вышла на террасу и проводила взглядом удаляющуюся в сторону гор машину. Затем вернулась на кухню и сварила новую порцию кофе взамен остывшего. Дидона сполоснула свою кружку, достала новую для Царги и уже приготовилась было разливать дымящийся напиток, как вдруг с порывом ветра на кухню ворвалось нечто огненное, похожее на трепыхающийся фантастический цветок. Цветок спланировал на стол прямо перед Дидоной, и стало видно, что это маленький дракончик, в пасти которого зажат белый прямоугольник. Прямоугольник лёг на стол и вырос до размеров обычного конверта, а дракончик суматошно забил крыльями, поднялся в воздух и вылетел тем же путём, что и прибыл.
- Царга! - крикнула Дидона. - У нас есть календарь с праздниками?
- Нет, а что? - спросил Царга, входя в кухню.
- Да вот я хотела посмотреть, может сегодня Всемирный День Царственных Особ? - задумчиво сказала Дидона, разглядывая герб Эрмитании в верхнем правом углу конверта. - Пойдём на террасу кофе пить, заодно узнаем, что в письме.
...Удобно расположившись в плетёном кресле, Дидона вскрыла конверт и пробежала глазами по строчкам.
- Ну, здесь не всё так страшно. Обошлось без царственных особ. Королевская канцелярия извещает о прибытии ректора Эрмитанской Академии Магии, некоего господина Виаториса... Виаторис... Хм-м... "Странник" на латыни... Интересная фамилия... настоящая ли?..
- От нас-то чего хотят?
- Ничего особенного. Поездка частная, официального визита, к счастью, не предвидится. Однако просят оказать содействие в случае необходимости. Обтекаемая формулировка. Не думаю, впрочем, что с эрмитанцем будут проблемы. Этот действительно лечиться приехал, а не за принцессами гоняться.
- Что с ним? Подагра, ревматизм? - Царга осклабился: - Или нервное расстройство на почве изобилия юных девиц?
- Хуже. Магическое выгорание. О причинах умалчивают, но для ректора Академии магии диагноз роковой, сам понимаешь...так... что тут ещё... Оу! Послушай, он особняк Сфорца арендовал, помнишь, тот, шикарный, но заброшенный...
- На улице Исиды? И правда, с неделю назад мне докладывали, что людей наняли комнаты и сад в порядок привести. Вот, значит, для кого... Всё же не дешёвый домик, он и пустовал, потому что владельцы цену на аренду заломили. Видимо, господин Виаторис привык жить на широкую ногу... учитывая аппетиты Сфорца, это не просто широкая нога, а ласта какая-то... Взяточник, что ли? Место хлебное...
- Ах, пустое, - отмахнулась Дидона. - Не пойманный взяточник, раз о нём так заботятся. В конце концов, какое нам дело до морального облика чужого служащего? Пусть себе лечится. И кстати! Мне тут два приглашения прислали в VIP-ложу, в Карфагенский Музыкальный, на премьеру "Сильвы". Я было отказалась, а теперь знаю, куда их деть - перешлю эрмитанцу. Как приветствие и как знак, что послание получено. Всё-таки на такую должность кого попало не возьмут, ректор должен быть человеком солидным, образованным, не чуждым прекрасному... Ну, а если прекрасное окажется не прекрасным, то хоть театром полюбуется. Интерьер роскошный, ложа зачарована: изнутри всё видно и слышно как на первом ряду, снаружи - отвод глаз, ушей и носа. В конце концов, буфет там недурственный. Не пропадать же билетам.
- Сами, стало быть, на премьеру не пойдёте? Вот хозяин-то обрадуется, не жалует он ваши мюзиклы. Но вы же собирались идти. Что ж так?
Дидона нахмурилась.
- Да ну их! Вообрази, прима наша, госпожа Аллегрия Дракулешти... умница, красавица, тридцать лет на ведущих ролях... перед самой генеральной репетицией разругалась с мужем... в очередной раз... и укатила к маме в Кишинёв. А муж - он же режиссёр-постановщик -- вместо того, чтобы как обычно ринуться вдогонку, пасть на колени и вымаливать прощение у святой женщины с артистическим темпераментом, никуда не бросился, а преспокойно произвёл замену -- утвердил на главную роль хористку какую-то... зелёную, но с амбициями. Она будто роль назубок знает, хотя раньше на детских утренниках партию второго зайца изображала. "И мне, и мне морковку, дедушка Мороз!" - пропищала Дидона, сложив лапки на груди, и продолжила уже нормальным голосом: - Я бы закрыла глаза, будь это что-то современное. Но классика! Но "Сильва"!.. На святое замахнулись. И представляешь, говорят, это Теодор Вангелис проплатил назначение своей протеже!
- Вангелис? Умный мужик. С виду -- тюфяк тюфяком, а глаза волчьи. Одно слово -- банкир. До сих пор, кстати, в прожекты не вкладывался. Да у меня самого вклад в "Карфа Банке". Мы с хозяином приглядываем за обстановкой, и тут всё в порядке. Может, он знает, что делает?
- Это он раньше в чепуху не вкладывался. А теперь то ли седина в бороду, то ли кризис преклонного возраста. Иначе я не пойму, как можно было ради хористки грубо отодвинуть в сторону прекрасную заслуженную актрису?
- Она сама отодвинулась, - резонно заметил Царга.
Дидона фыркнула.
- Ах, какое это имеет значение... Главное, Вангелис со своей девицей воспользовались семейной драмой. Фу! В общем, каждый, конечно, может тратить свои деньги на что угодно, но лично я не хочу участвовать в этом фарсе. Да бог с ними. Вот вернётся госпожа Аллегрия, тогда и увидим настоящую "Сильву"... Всё, забыли. Давай лучше подумаем, что нам делать с московской принцессой.
- Для того, чтобы что-то с ней делать, надо сначала её найти. Пока она пряталась довольно успешно. Может, стоит оставить всё как есть?
Дидона сделала большие глаза.
- А вдруг этот тип найдёт девушку раньше и выдаст князю? Кто знает, на какие ужасы тот окажется способен!..
Царга скептически хмыкнул.
- Ещё неизвестно, на что способна московская девчонка. Может, она та ещё штучка. Удалось же ей довольно ловко обвести жениха вокруг пальца. А ведь змеи хитры и коварны, их на мякине не проведёшь.
- Вот именно! Хитры и коварны! Принцессе грозит опасность. И вот что я придумала... - Глаза Дидоны сверкнули азартом. - Нужно распространить информацию о появлении в городе "охотника за головами... Вели своим людям пустить несколько слухов... возможно, даже нелепых. Много лжи, немного правды... И среди всего - слух о наёмнике, разыскивающем принцессу. Кому надо, тот поймёт. Предупреждён -- значит вооружён.
Дублёная физиономия Царги приобрела кислое выражение. Он встал, прохромал к перилам и остался там, глядя на в сторону гор.
- Хозяину это не понравится. Мы не должны вмешиваться в лягушино-змеиные дела. Без его санкции не могу.
- Никто и не собирается вмешиваться! - оскорбилась Дидона. - Что я, не понимаю? Я тоже что-то смыслю в политике. Просто парочка-другая слухов из якобы надёжного, но совершенно неопределимого источника. В трамвае, допустим, кто-то разговорился или в баре за кружкой пива что-то квакнул... то есть сболтнул...
- Не знаю, не знаю... - Царга в сомнении покачал головой. - Командир будет недоволен.
Дидона со стуком опустила кружку.
- А я тогда расстроюсь... - зловеще пообещала она. - Сильно расстроюсь. А когда я расстраиваюсь, ты знаешь, что происходит с погодой... Ураган, град... хочешь сорок градусов в тени?
- По Цельсию или Фаренгейту? - мрачно осведомился Царга.
- По-любому неладно выйдет, как ни считай.
Царга поскучнел, вспоминая прошлогодний снег в июле.
- Ладно. Сделаем по-вашему... Поручу это дело Лупоглазому Вилли, он мастак на такие штуки. Но чтоб хозяин о вашей проделке ничего не знал.
- Я буду нема как рыба! - торжественно поклялась Дидона.
Перед выходом Лили ещё раз покрутилась перед зеркалом.
Не слишком ли?..
Может быть, может быть... в целомудренной длине по щиколотку коварно скрывались разрезы до середины бедра, облегающее бюстье с широкими бретелями подчёркивало достоинства - ни в коей мере не умаляя эти самые достоинства.
Но загорелые стройные ноги были хороши. И открытые плечи были хороши. И браслет собственного изготовления необыкновенно подходил ко всему. И белизна сарафана удачно оттеняла солнечную смуглость кожи... Нет, решительно всё было хорошо... хотя... повинуясь внезапному импульсу, Лили решительно взъерошила короткие тёмные волосы. Аккуратное каре разметалось в художественном беспорядке.
- Вот так, - подмигнула Лили отражению. - Разбавим эту бочку мёда капелькой "гранжа". - Она перевела взгляд ниже и приподняла подол.
Пара драгоценных стрекозок в том же стиле, что и браслет, украшала босоножки. Казалось, создания лишь на секунду опустились на перекрестья белых ремешков, вот-вот взмахнут тончайшими сверкающими крылышками и улетят. Бисер, стразы, ювелирная слюда, тончайшее плетение из серебряной проволоки - итог нескольких вечеров кропотливой работы... вечеров, подчас плавно переходящих в ночь. Как типичная "сова", Лили иногда ощущала прилив творческих сил ближе к полуночи.
Она повертела ногой и осталась довольна своим творением, несмотря на чувствительную ранку на пальце левой руки -- след от сорвавшихся кусачек. Пару туфель с не менее чудесными бабочками она вчера отнесла в "Лилит", их сразу же выставили на витрину. И цену поставили недурную. А вот с босоножками, как и с браслетом, расстаться не удалось.
- Жадная, жадная Лильен... - пожурила девушка своё отражение. - Эдак мы вылетим в трубу, - но тут же ещё раз взбила волосы, полюбовалась получившимся эффектом и ехидно добавила: - Зато будем в трубе самыми красивыми. - Привычка говорить о себе во множественном числе появилась, когда три года назад Лили прочла письмо... себе от самой себя. В то время внутри неё была потеря, пустота, ледяная дыра в памяти, и неровные строки, написанные с детства знакомым почерком, странным образом вселили чувство дружеского участия... а она так в нём нуждалась. После появилась Ева... её дружба отогрела сердце Лили, но письмо от самой себя оказалось первой ступенькой к возрождению...
Лили подхватила бумажный пакет, в котором лежало несколько картонок с бижутерией, вышла за дверь и остановилась в задумчивости. Если выйти через двор к главным воротам, будет быстрее, но тогда придётся пройти мимо трёх сумасшедших тёток из правого флигеля. Лили всегда чудилось нечто зловещее в трёх фигурах, закутанных в любую погоду во что-то чёрное, в их невыразительных, будто вырезанных из дерева лицах...
Говорят, тётки были сёстрами.
Это было вполне правдоподобно.
День-деньской они просиживали на лавочке под старой сикоморой, постоянно вязали что-то невразумительное и отпускали замечания (порой ехидные, а порой весьма странные) относительно каждого, проходившего мимо.
...Но если выйти через заднюю калитку, то потом придётся обходить полквартала, а она и так уже опаздывала.
В конце концов, рассудила Лили, смешно взрослому человеку двадцати трёх лет бояться пройти мимо соседей, каким бы странными они не казались. Пусть говорят что угодно... слова - это только слова.
Выберем путь воина, усмехнулась мысленно Лили и вышла из дома на увитую виноградом террасу.
На террасе герр Йоганн Шлиман, тучный седобородый мужчина, расположился в кресле-качалке, изучая кипу каких-то листов, подшитых в папке. Этой встрече Лили обрадовалась. Жилец со второго этажа был известным археологом, с недавнего времени он оставил работу в поле, сменив её на преподавательскую деятельность в местном Университете. На его лекциях по древней истории аудитория с трудом вмещала желающих.
Герр Шлиман оторвался от чтения, вынул трубку изо рта и поглядел на Лили поверх очков.
- Лильен! Хорошеете с каждым днём, - пробасил он шутливо. - Стук ваших каблуков заставляет биться чаще даже сердце такого старика как я.
- Благодарю... - улыбнулась в ответ Лили, - Но какой же вы старый? Вы солидный и умудрённый опытом.
- Эх, деточка, время берёт своё... что-то берёт, что-то прибавляет... - Археолог похлопал себя по большому животу, обтянутом клетчатой рубашкой. - Такова жизнь.
- У Евы сегодня премьера, - поделилась Лили. - Вот, - она подняла пакет, - несу ей бижутерию для спектакля. Представляете, зловредная костюмерша предоставила Еве новые украшения!
- И что? - с любопытством спросил герр Шлиман.
- Плохая примета! Нельзя играть премьеру в новых вещах. У Евы, конечно, есть свои украшения, но, во-первых, настоящие драгоценности тоже надевать нельзя, а во-вторых, для сцены нужно что-то более броское... а у меня как раз есть такое... знаете... легкомысленно-артистическое...
- Не сомневаюсь, ваша подруга обворожит всех, - любезно отозвался герр Шлиман. - Передайте ей мои пожелания удачи.
- Что вы! - ужаснулась Лили. - Этого никак нельзя желать перед премьерой!
- Как у них там в театре всё сложно, - подивился археолог. - А что же тогда пожелать прелестной Еве?
- Можете послать её к рогатому чёрту. Правда-правда.
- Еву -- к дьяволу?.. - захохотал герр Шлиман. - В этом есть что-то библейское, не находите, моя милая? Ну, раз так положено, отправьте нашу дебютантку куда следует от моего имени. А вам, Лильен, удачного дня... надеюсь, это не возбраняется?
- Даже приветствуется, - улыбнулась Лили. - И вам того же, герр Шлиман.
Девушка вышла во двор, всё ещё сохраняя улыбку.
Три гарпии в чёрном привычно оккупировали лавочку под сикоморой. Они встрепенулись и синхронно повернули головы.
"Лопатки вместе, подбородок вверх, и вперёд", - вспомнила Лили их с Евой любимую присказку и, продолжая улыбаться, лёгкой походкой двинулась к заветным воротам.
Три цепких взгляда изучили разрезы, плечи, открытое бюстье, растрёпанную копну волос - всё то, чем Лильен Де Линт собиралась порадовать мир сегодня.
- Госпожа Клотильда... госпожа Лахеса... госпожа Айса... - Лили притормозила и светски наклонила голову. - Чудесное утро, не правда ли?
- Не важно, каким было утро, если вечером сплетутся нити, - замогильным голосом проговорила средняя гарпия, которую, кажется, звали Лахеса.
- В самом деле? - продолжая придерживаться светского тона сказала Лили. - Никогда не задумывалась об этом. Простите, поболтала бы ещё, но дела, дела...
И она двинулась к воротам.
- Дела окажутся совсем не такими, - раздалось у неё за спиной.
- Что, простите? - Лили обернулась.
- Совсем молодёжь распустилась, говорю! - сказала гарпия Клотильда.
- Разоденутся, а потом жалуются, что мужики пристают! - поддержала гарпия Айса
- Да что там "разоденутся"... Голыми на улицу выходят!
Лили поморгала, потом засмеялась:
- Вот так, пожалуй, лучше, - и, тряхнув головой, продолжила путь, но за воротами её ждала ещё одна встреча.
"Да чтоб тебя, Доди Салазар!" - пробормотала Лили, закатив глаза при виде открывшегося ей зрелища.
...Литые колёсные диски с круговой перфорацией, сдвоенные выхлопные трубы, прозванные за внешний вид "дробовиком", потайной амортизатор, скрытый под низким вогнутым седлом, пятиступенчатая механическая трансмиссия, алюминиевые цилиндры и ещё что-то там, столь же значительное... Не то, что бы технические тонкости сильно интересовали Лили, но выбора ей не оставили. Во все подробности её практически насильно посвятил владелец раритетного брутального чуда под названием "Харли-Дэвидсон Фэт Бой", принявший ныне картинную позу у своего мотоцикла.
Доджеру Салазару только-только стукнуло семнадцать, его попытки отрастить бачки были пока не слишком убедительны, да и вообще внешность парнишки навевала смутные мысли о гадком утёнке, которому никогда не дорасти до лебедя.
Всё же Лили была уверена -- подрастает будущий пожиратель сердец. Выпросив дорогой подарок у отца, Доди принялся тщательно культивировать кинематографический образ: светло-русые волосы он высоко зачёсывал в кок, носил кожаные джинсы, куртку-косуху, ботинки из змеиной кожи, на нос непременно цеплял винтажные очки -- жёлтые стёкла, стальная оправа. И это работало. Не одна девчонка в округе провожала "беспечного ездока" заинтересованным взглядом. Вот и сейчас рядом застенчиво переминалась с ноги на ногу пятнадцатилетняя Роза, дочь пани Эльжбеты, хозяйки пансиона, где проживала Лили.
Главное, самоуверенность Доди была просто безразмерна. По мнению Лили просто море нахальства плескалось внутри парня... где-то на уровне ушей, а может быть и под самой макушкой. Успех у сверстниц вскружил Доди голову и с недавних пор он вознамерился покорять новые вершины. Например, при каждом удобном случае начинал отчаянно флиртовать с Лили.
- Вау! Кого я вижу! Сама Ледяная Лилия! - оживился Доди и присвистнул. - Не подвезти? Мой стальной конь к твоим услугам, красотка!
Не в обычаях Лили было наступать на чью либо гордость. Пожалуй, при других обстоятельствах столь прямолинейный подход её бы повеселил. Лили находила Доди забавным и как художник даже уважала того за творческий подход к созданию образа.
Но, во-первых, она терпеть не могла прозвище, присвоенное ей мальчишкой. Вряд ли Доди сознавал, насколько попал в точку. Что-то неладное творилось с её чувствами, и корень зла таился в прошлом... разобраться с которым мешала непонятная трусость. Ощущать себя трусихой ей не нравилось, и каждое напоминание об этом болезненно задевало... будто бередило старую рану.
Во-вторых, Лили оценила, каким взглядом одарила её Роза. Это был неприязненный и страдающий взгляд.
"Вот чёрт! - расстроено подумала девушка. - Только этого мне не хватало!"
А ведь прежде ей казалось, что у них сложились вполне дружеские отношения. Девочка часто забегала к Лили поделиться нехитрыми новостями и проблемами. К тому же приближался школьный бал, пани Эльжбета договорилась с Лили о пошиве платья для дочери, и выходило действительно чудно, но с недавних пор Роза стала избегать общения и даже пропустила последнюю примерку. Теперь, кажется, было понятно почему. Всё рушилось из-за дурацкого поведения мальчишки.
- И тебе доброе утро, Доди, но нет, спасибо, деточка, - отказалась Лили и пояснила, не скрывая усмешки: - Когда мне захочется покататься на детской карусельке, я пойду в парк аттракционов. Извините, ребятишки, спешу, пока-пока. - Она помахала рукой и ускорила шаг, решив, что завтра же проведёт с Розой беседу о Доди Салазарах этого мира.
- Каруселька? Передумаешь -- и я покажу тебе разницу, крошка! - выкрикнул вдогонку непотопляемый Доди и в качестве иллюстрации, очевидно, включил зажигание.
По улице поплыл басовитый рокот.
Вновь закатив глаза, Лили тем не менее отметила: "Хорошо держит удар, поганец."
У бара, затерявшегося в хитросплетении улочек за Музыкальным театром, не было ни броской витрины, ни вывески с названием. Местные, впрочем, окрестили заведение "Молнией": на дощатую, выкрашенную синим дверь владелец прикрутил табличку с символическим зигзагом. Окна "Молнии" занавешивали побеги дикого винограда, оплетавшие фасад до самой крыши. Так что туристы, исследовавшие городские закоулки в поисках модной ныне аутентичности, обычно не догадывались, что за оазис скрывается внутри. (Чаще всего они нервно пробегали мимо с восклицанием "Ну вот же, вот же снова эта синяя дверь, мы проходим мимо неё уже в третий раз!")
Лили вошла под звон колокольчика и окинула бар взглядом.
По вечерам здесь царило оживление; в выходные, когда с крошечной эстрады звучала музыка, и вовсе яблоку негде было упасть, по утрам же бар пустовал, позволяя хозяевам заниматься рутинными делами. И всё же в неурочный час страждущие всегда могли рассчитывать на горячую чашку... или стаканчик горячительного в случае крайней нужды.
Хозяин "Молнии", бритоголовый, покрытый татуировками крепыш с коротким, будто заострённым именем Вук молча кивнул Лили и продолжил сгружать в холодильник бутылки с пивом. Длинноволосая смуглянка Йованна, жена Вука, щедро разукрашенная тату под стать мужу, сидела за столом у окна и просматривала кипу накладных.
Единственным посетителем в баре оказалась хорошенькая блондинка с волосами, забранными в небрежный, почти рассыпающийся пучок. Она примостилась у стойки, на высоком табурете - как птичка на жёрдочке... нахохлившаяся и печальная птичка. Перед неё стоял стакан с водой - перед спектаклем Ева запрещала себе другие напитки, оберегая связки.
Плохо дело, поняла Лили, глядя на поникшую фигурку.
- Всем привет! - бодро сказала она, устраиваясь на соседний табурет. - Хотела получить порцию кофеина, но если хочешь, тоже буду только воду. За компанию.
Ева повернула бледное лицо. Её слабая улыбка больше походила на гримасу.
- Ради бога... даже если ты выпьешь стакан бензина, я не замечу.. . Я в панике, - пробормотала она. - Держалась, держалась... и вот на тебе. Меня сегодня освищут. Закидают гнилыми помидорами. Или тухлыми яйцами.
- Цветами тебя закидают, - сердито сказала Лили. - Вук, когда освободитесь, сделайте мне, пожалуйста, как обычно.
Вук кивнул, оставил своё занятие и направился к кофеварке. Машина была древней, громоздкой, рычаги двигались со скрежетом, и шипела она как паровоз перед отправлением, но Вук считал, что с её помощью готовит лучший напиток на свете и завсегдатаи "Молнии" разделяли его убеждение.
- Наверное, помидоры лучше... - будто не услышав Лили продолжила бормотать Ева. - Тухлые яйца -- это слишком. А гнилые помидоры... ну, подумаешь... будто кетчупом плеснули. Я снималась однажды в гангстерском боевике, в массовке. Невинную жертву изображала. Валялась на полу в живописной позе, обмазанная кетчупом. Было терпимо.
Лили фыркнула.
- Ну-ну, не выдумывай. Ты поёшь как соловей и в твоём пении столько чувства, что у меня мурашки по коже бегают, когда я слушаю... к тому же ты шикарно выглядишь на сцене. Что ещё нужно для успеха?
- Они шипят, что я бездарность. Что роль мне купили как содержанке. И где-то они правы. То есть не "где-то", а очень даже "тут же". Без Медвежонка я до сих пор была бы "гостья на балу, вторая с краю".
- Они -- это дорогие коллеги? Им завидно. Их никто не берёт на содержание... во всяком случае, на такое щедрое, - небрежно заметила Лили. - А Медве... кхм... Теодор -- умный человек. Увидел алмаз и позаботился о его огранке. И вообще, никто кроме твоего банкира не смог бы сдвинуть с места эту глыбу, Аллегрию. Она бы ещё сто лет все главные роли под себя гребла. Ну-ка, вспомни наш девиз...
- Лопатки вместе, подбородок вверх?..
- Именно так ты выйдешь на сцену и утрёшь всем нос. А пока, давай-ка я тебя отвлеку. Не представляешь, что случилось сегодня за завтраком!
Ева оживилась.
- Это правда, нужно переключиться. Всё время думаю об этих помидорах.
- Нашла о чём думать. Слушайте все!
Рассказывала Лили весело, в красках, выразительно посверкивая глазами и помогая себе жестами, и вскоре лицо Евы посветлело.
Итак, суть состояла в следующем. В "Лунном саду", пансионе пани Эльжбеты, где третий год Лили снимала апартаменты, по утрам в большой гостиной традиционно накрывался завтрак. Хозяйка собственноручно обслуживала постояльцев, а после, убедившись, что никто из гостей не остался обойдённым её заботой, разделяла общую трапезу и беседу. Она частенько повторяла, что их маленькое сообщество в некотором роде семья, и, судя по тому, что по утрам в гостиной собиралось большинство проживавших, концепция имела успех.
Этим утром пани Эльжбета, едва закончив хлопотать, присела за стол, обвела присутствующих укоризненным взглядом и произнесла:
- Нет, ну так же нельзя, дорогие мои...
"Дорогие мои" перестали жевать и прихлёбывать, и в недоумении воззрились на хозяйку пансиона, а та продолжила:
- Двадцать первый век на дворе! Люди в космос летают, на Марсе скоро высадятся. Наука творит чудеса, прогресс шагает по планете!.. У нас же средневековье какое-то. По городу ползут нелепые слухи!.. Вот что поведала мне сегодня наша горничная Грета? На рынке в капусте нашли говорящего кролика. В цилиндре и с золотыми часами. Как вам такое?..
Общество дружно похлопало глазами.
|