ЗАСУХА

Засуха - засуха - засуха. Засуха в столице. Что может быть хуже засухи в Москве? Только засуха в Московской области. Или наоборот.

Вместо озёр, прудов и водохранилищ - грязные лужи, а москвичи купаются!

Меня же в это... не затянете. Долго спасалась ванной, а теперь вода подаётся с перебоями, и нужно уловить момент, чтобы успеть набрать её и ополоснуться.

Я уж не говорю о бедной растительности: трава вчистую выгорела, а листья деревьев на две трети опали. И всё это - в начале июля.

Бабушки охают и вздыхают, молятся за грехи наши, учёные вещают очередные глупости по телевизору, а народ... Безмолвствует, естественно, но уже присматривает " свою дубину."

И ведь тучи ходят-бродят по небу, чёрные, клокастые; притаскивают с собой ураганы из неблизкой Сахары и страшные грозы. Сухие, как правило.

Какой месяц стоит на дворе - трудно понять. Всё смешалось, и теперь тёмно-коричневых поджаренных русских уже не отличить от африканцев. Народ похудел и похорошел, но уменьшился, ( увы ) в количестве.

" Повезло" и труженикам сельского хозяйства. На полях уже весь урожай сожрали жара и саранча.

Больницы переполнены : солнечные удары, дизентерия и прочие " радости" ;

но больше всего, конечно, страдают самые нежные из нас - невротики и шизофреники.

Представили себе обстановочку. Ну, вот. Теперь можно и к действию переходить, хотя какие ещё события могут произойти в такие времена? Лечь бы в прохладную ванну, ополоснуться чистейшей родниковой...

Ой! Я что-то не о том пишу.

Теперь, снова - здорово.

Отоварившись в магазине сухим огурцом и бутылкой " Боржоми" , подхожу к гнезду нашему, пятиэтажному. Около подъезда на солнечной лавочке сидит баба Фрося. Она не вставала с постели уже лет двадцать ( почти как Илья Муромец ), и даже летом в шубе тряслась от холода. А теперь -то! В шерстяной кофточке и легкомысленной косынке наслаждается под раскалённым ошалевшим солнцем. В нашем доме только она одна относится ко мне с уважением, остальные - даже здороваться перестали: " И куда такой сопливой девчонке управлять погодой!" Даже письмо собирались на работу послать с заключением о моей полной профессиональной непригодности.

Единственный мужик в нашем отсеке Коля Онуфриев так хохотал, прочитав " телегу" , что в растопленных мозгах соседок немного просветлело. Тот же защитник мой, задыхаясь от смеха и вычурно матерясь, посоветовал peoplу послать письмо Богу, президенту, или директору Гидрометцентра, а " божью коровку" - Аниту ( так меня, кстати, зовут ) оставить в покое.

Да, соседи меня откровенно недолюбливают: разведёнка, непьющая, молчальница, и ещё имя это дурацкое, не еврейка, вроде , но Анита.

" Нет среди русских такого имени и быть не должно!"

Поэтому Косте " спасибо" и большое. Я теперь хотя бы не боюсь, что воинствующие соседи обольют меня с верхнего этажа кипятком, или попросту, по - российски, набьют морду за издевательства над погодой.

Сняв с себя одежду, я тщательно прополоскала её и вывесила на балконе, а сама, вынув из холодильника крепкий, холодный (!) чай, легла на золотой блестящий паркет и забалдела.

Проснулась я от странных звуков. В окнах уже темно... Кто-то уверенными шагами шлёпает по квартире, радостно посвистывая.

" Тараканы, что ли, мутировали? - подумалось со сна, - или слесарь-душегуб припёрся убивать меня за бесконечную жару. Пистолет купить, что ли.?" Тяжело вздохнув, поднялась и двинулась по направлению звуков.

Теперь, представьте себе: в кухне на моём любимом табурете сидит молодой мужчина и так непринуждённо пьёт чай из моей самой любимой чашки.

- Кто вы? - спрашиваю с ужасом.

- А вы? - удивляется тот.

- Я тут живу уже тысячу лет.

- А сохранились неплохо.

Мужик вынимает из кармана справку и показывает мне. Да, всё похоже. Этаж и номер квартиры совпадают. Со сна я не сразу, но всё - таки понимаю, что это не тараканы, а сотрудники родного ЖЭКа смутировали от жары. Пятый год как бы пытаются снести старую гостиницу, где очерёдность так называемых номеров не отличается от наших; и на этой развалине понемногу наживаются работники ЖЕКа. Какой - никакой, а бизнес. Руководит им ловкая пожилая стерва Антонида.

После довольно шумной перепалки всё встаёт на свои места. Мужчина расстроен, просит потерпеть его одну сегодняшнюю ночь, обещает не создавать неудобств, затем представляется:" Дикунин Алексей, укротитель хищников."

Мать его...

Я уже почти успокоилась ( От рока, увы, не уйти.) Но тут старая занавеска пошевелилась и зарычала. " Неужто по жаре и она не выдержала? " - мелькнула мысль, но сразу утонула в недрах продолжавшего плавиться мозга, потому что в эту минуту, тяжело вздыхая, передо мной аккумулировался из горячего воздуха большой бурый медведь. Он с удивлением уставился на меня, и покрутив головой, двинул прямиком в мою сторону, знакомиться, видимо.

Тотчас в душе моей несчастной зародился страшный звериный вопль, но я его из своего нутра сумела как-то не выпустить, чтобы этот самый Дикунин не возрадовался.

А вот медведь, пожалуй, родственный звук услышал, заинтересовался и сделал по направлению ко мне ещё несколько шагов.

- Это - бред? - зло спросила я у Дикунина. - Нас трое или, быть может, уже восемнадцать - двадцать с медвежатами?

- Ради Бога не беспокойтесь, - засуетился Алексей. - Это - самый добрый медведь во всём мире, и вы обязательно понравитесь друг - другу. Он очень умён, а зовут его Сократом.

- Забирайте своё чудовище и дуйте в гостиницу, что во дворе.

- Увы! Мы испробовали всё, но открыть дверь так и не смогли.

- Сейчас Антониду притащу!

- Вряд ли. Мадам в глубоком запое после нашего задатка, а настоящие ключи от гостиницы скорее всего потеряны.

- Тогда я позвоню по 01, 02, 03.

- Валяйте, ещё не забудьте про Службу спасения. На всякий случай. Боюсь, что нам всем с разъярённым Сократом не справиться.

Я хлопнула дверью так, что отвалился косяк, и заперлась в спальне.

Моя болонка Малютка , сделав вид, что только что проснулась (подлая!), теперь жалобно поскуливала, и прижавшись ко мне, так и не заснула, вздрагивая от каждого звука; а я , выкричавшись, наоборот, успокоилась и отпала.

Рано поутру, оставив " гостям" суровую записку, мы рванули в парк, что начинался в полукилометре от нашего дома. Я очень любила это местечко, изобилующее прудами. Усевшись на берегу самого большого из водоёмов, сумевшего сохранить относительную чистоту и прохладу, мы долго восхищались солнечным светом и теплом. Жара ещё не проснулась.

Меня всегда удивляли утренние солнечные зайчики, каждый раз вытворяющие новый фантастический танец. Сегодня они, легко отрываясь от ярких бликов на поверхности пруда и стремительно взлетев, садились на верхушки роскошных старых ив. Потом , отдохнув немного, бесенята чинно, по очереди, но довольно быстро спускались по корявым стволам вниз, в темноту и прохладу тени и бесследно исчезали у корней красавиц. Мне всегда хотелось посмотреть, что же они делают там, в подземелье?

Насладившись танцем бликов, я стала собираться домой. И хотя сегодня суббота, и можно было бы ещё немного понежиться, но повалил громогласный народ, да и голове моей скрежетала мысль о гостях. Так хотелось верить, что мы вернёмся в любимую квартиру, а не в медвежью берлогу.

Но нет, если мне не везёт, то всегда капитально. И Дикунин, ( так хочется называть его " Диким" ) , и медведь, по-прежнему шныряли по комнатам, а вместе с ними (!?) - родная милиция и ОМОН.

" Господи, помилуй!"

- Неужели медведь всё-таки успел сожрать кого-нибудь? - спросила я .

Народ безмолвствовал.

- Ну, что ещё случилось? - рассердилась . - То медведя подселили, то...

- человека убили... - закончил мою тираду участковый Коля.

- Господи! - вздрогнула я . - Всерьёз что ли?

- Ещё как всерьёз, - нахмурился милиционер.

- Дожили, - ворчу, мысленно злорадствуя и представляя Дикунина в наручниках.

- Кого же убили?

- Антониду, - вздыхает Коля. - Ты-то где была?

- Да с Малюткой у прудов резвилась. Специально " подругу" увела, всё боялась, как бы это голодное чудовище - Сократ её на завтрак не слопало.

- Медведь, что ли - Сократ? - гудит милиционер.

- Ну, да.

- Хозяин-то, вроде, славный.

- Не рассмотрела пока, - говорю. - Сократ на нервы действовал, да и запах этот звериный теперь сто лет из квартиры не выгонишь. А что всё-таки случилось с Антонидой?

- Жуткая картина. С крыши её скинули, вроде бы. Сплошное месиво, особенно лицо. Ты, увы, тоже в подозреваемых. Видели, что рано поутру ушла.

- Меня и на пруду видели. Минаев подтвердит. Он там рыбу ловил и нас ругал за шум.

- Да знаю, что не ты, но по закону, всё одно, зайди сегодня в Милицию. Часа через три.

- Делать мне что ли нечего, - бурчу. - Медведя когда уберёте? Живу, как в берлоге.

- Теперь не знаю, что и делать. Придётся видно тебе его два-три дня потерпеть. Антонида - жадина могла придти добавку потребовать, а медведь в условиях повышенной человеческой речи не разобрался и встал на защиту хозяина.

- Тебе не кажется, - спрашиваю мента, - что на меня слишком много всего навалилось?

- А то! Дверь у тебя, считай, совсем не закрыта. Погоды приличной сварить не можешь, супу - тоже, с людьми неприветлива.

- Да разве это люди, - бурчу. - Заберите животное!

- Ну, куда мне его теперь девать? Все улики и все вопросы - в вашем подъезде. Кто Антониду на чердак уволок? Почему ты, такая - сякая - боевая, мужика с медведем не прогнала? За что бедную женщину с пятого этажа кинули?

- Бедная женщина! - возмущаюсь. - ЖЭК совсем, что ли обалдел - животных в гостиницу пихать.

- Ладно, уж, - вздыхает Коля, - что-то жалко тебя стало. Поживи недельку у меня . Лариска на теплоходе уплыла, да и работы по жаре - уйма. Все с ума сдвинулись.

- Пошёл ты, - говорю, - со своей квартирой. Я у тебя поживу, а вернусь в " пустышку" .

- Тоже мне - состоятельная. Да у тебя и взять-то нечего. Ещё три года тому назад советом " придворных " бабок решено было, что в наших домах ты - самая бедная.

- И слава Богу. Зато сплю спокойно. Спала, то-есть, до сегодняшнего дня. Шерстистого, хотя бы, уберите.

- Ну, нет у нас клеток таких. Не с медведями же, блин, работаем. И вообще, кончай " ля-ля." Хозяин поклялся , что тебя этот, как его - Стократ - не сожрёт. В тебе и вкусного-то ничего нет. Кости одни и кожа. и медведю противно на тебя такую глядеть. У бабы что самое главное?

- Ты мне эту проповедь уже в сотый раз в ступе толчёшь, - говорю. - Назло тебе ещё килограммчика на два похудею, чтобы и в мыслях твоих поганых не было за мной волочиться.

- Вот, засажу тебя вместе с медведем годков на пять, быть может, перестанешь хамить, - заорал " страж народа" .

- Давай-давай. Это я-я бедную женщину зубами на куски разорвала и отволокла на чердак. ( медведь мне ещё помогал), и радостно швыранула на асфальт. А леди эта была - люкс-модерн. Задница в два раза больше колеса у самосвала.

Шарахнув дверью, что есть мочи, " милиция" удалилась, витиевато матерясь. Второй косяк тоже не выдержал.

------- ------- ------- --------

На следующий день стало ещё жарче. Не было никаких сил: ни вставать, ни идти куда-нибудь. Особенно тяжело пришлось медведю в его шубе.

Но самое страшное, что по такой жаре не выдержали даже болота. Торф загорелся, и занесло Москву-матушку сизым вонючим дымом. Наши родители уже проходили такое в семьдесят втором. И как тогда Солнце, слегка раскаявшееся в содеянном, сменило свой окрас на ядовито - буро - оранжевый, но изменить уже ничего не смогло. Процесс пошёл, и от конфуза светило поспешило скрыться за дымом пожарищ, как будто бы засуху, духоту, вонь, болезни и недород не само сотворило.

" Пойду-ка, куплю всем мороженое," - решила я, и взяв малютку, помчалась вниз по лестнице. Лифт, как всегда, не ходил.

На улице было невыносимо душно, а обалдевшая жара всё зверела. Купив десять пачек сливочного, я понеслась обратно, а на донышке души билась мысль о тепловом ударе.

Перед домом краем глаза увидела, что за нами слежка. При нашем появлении молодой мужчина с военной выправкой, сидящий в чёрной " Волге" , шустро закурлыкал по мобильнику. У подъезда стояла вторая машина. В ней сидел тот же типаж.

" Бедненький" , - подумалось, и я рефлекторно сунула ему пачку мороженого в полуоткрытое окно.

Молодой человек крайне изумился, но жара уже успела привести всех к единому шизоидному знаменателю, и он решился ручку за мороженым протянуть.

Я улыбнулась ему, и только теперь бедняга застеснялся, но не отдавать же обратно.

- Ну, вот, - подумалось, - одного перевербовали. По такой жаре этот долго не выдержит.

И ещё одно... ТАКОЕ, появилось на лестнице... Но нет, пока не скажу... Дабы не сглазить... Только одно словечко и только для вас - " восхитительно!"

Я и думать не думала, что дома случится такой праздник. Сократ, не будучи дураком, обожал мороженое. Ради него он встал на задние лапы и начал представление. Здорово выпрашивал, как настоящий профессиональный нищий.

Мы с Дикуниным просто ухохатывались, а мороженое быстро исчезло в темноте наших желудков.

- Вообще-то я ему не даю, стараюсь не давать, - произнёс Алексей, - но в подобной ситуации надо зверя порадовать. Схожу-ка и я за прохладительным.

- А как же мы? - испугалась я. - От меня и малютки лакомством пахнет. Вдруг перепутает?

- Не бойся. Ты теперь навек его лучшая подруга. Садись-ка на кресло.

Я села.

- Сократ, - торжественно произнёс Алексей, - береги её.

Медведь тут же разлёгся вокруг моих ног, а его хитрая морда предвкушала продолжение наслаждения. Всё было, как в сказке, пока очухавшаяся Малютка не уловила тот факт, что симпатии переменились, и бросилась с лаем на медведя. Этого никто не ожидал. В конце-концов мы успокоили животных. Малютка забралась ко мне на колени, а Дикунин умчался за следующими порциями.

Слопав кучу мороженого, мы все, умиротворённые, завалились кто-куда. Я легла на прохладный пол, медведь ухитрился - рядышком, далее угнездился Алёшка с обвязанной мокрым полотенцем головой, что всегда у него побаливала при максиантициклонах; а Малютка, больше не пугаясь " царя природы" , всё пыталась успокоиться на моём животе: но я показала ей плётку. Тогда она принялась за медведя.

- Неопасно для Малютки? - спросила я укротителя.

- Нет-нет. Если уж больно сильно надоест, наподдаст немного.

- Но остудивший пузо Сократ на мелкие гадости Малютки внимания не обращал.

Таких, вот, в полном кайфе застал нас участковый Николай и аж присвистнул.

- Неплохо устроились, - позавидовал, посмотрев на медведя, дожёвывающего вафлю.

- Прости, Коленька, - сказала я, - не ожидали тебя в такую рань. Через часок заходи, мы снова сбегаем за мороженым и тебя угостим.

" Милиция" разозлилась. Она мечтала увидеть меня заплаканной и обескураженной. Под-след-ствен-ной! И главное, готовой на всё. Тут из неё и полезло.

- Подозреваемый Дикунин, - гаркнул Николай злобно. - На выход!

- С вещами? - улыбнулся Алёша.

- Нет!

- А медведя куда денем?

- Пусть лежит, как лежал.

- Всё правильно, - подключилась я, - и главное по-человечески. Теперь по плохому настроению Сократ возьмёт и нас с Малюткой слопает.

- Туда вам и дорога.

- Ревнует, что ли? - шепнул укротитель.

- Да какая ревность! Просто, дурной и мерзкий тип. Ты уж постарайся не очень с ним конфликтовать. Если что, - вали всё на меня.

Дикунина увели, медведь с Малюткой задрыхли. От нечего делать я настрогала салата и порезала варёное мясо. На большее никаких сил ни обычных, ни моральных уже не хватило.

- Поздним вечером, когда на два градуса " похолодало" , Сократ с Малюткой сожрали мясо, а мне пришлось ограничиться салатом.

- Пора действовать, - сказала я животным. - Завтра пойдём к начальнику.

Утром я побоялась тащить медведя по улице, как бы не засадили бедолагу в клетку; и пришлось ещё разоряться на такси. Водитель нам попался - веселейший, студент мединститута Влад. Прелесть, что за юноша. Всю дорогу прохохотали, предвкушая встречу Сократа с Милицией.

- Они там от страха..., - фантазировал Влад, и дальше - тысячи нецензурностей, одна веселее другой.

Медведь, видимо улавливая суть, тоже ехидно покашливал-порыкивал.

- Наверное, он так смеётся, - сделал вывод Влад.

Да, кстати, Малютка, эта моя предусмотрительная подруга, от поездки в милицию отказалась. Всё понимает, паршивка. Вот, и надейся на лучших друзей.

Вокруг милиции было тихо и безлюдно. Жара всех загнала: кого в пруд, кого в ванную, кого на больничную койку. Теперь ещё по телевизору вещают, что озона в Московской области чересчур, и надо бы окна крепко-накрепко закрывать, дабы ни одна озонинка не пробралась.

Но тут уж по собственному желанию: хочешь сразу в гроб ложись и жди, когда избыток озона тебя доконает, или закрывай всё подряд и от теплового удара загибайся. И вообще, откуда этот озон взялся? Всегда не хватало. Скорее всего опять какая-нибудь авария на сверхсекретном заводе произошла.

Ну, значит, милицейскую дверь открываю, Сократ рядышком косолапит, как кошечка домашняя, а через тротуарчик Влад посмеивается, ждёт бесплатного представления.

Только дверь приоткрылась, как медведь, шустренько так, шмыг в Милицию, будто-бы к лучшим друзьям в гости заглянул.

И в это же время самому ГЛАВНОМУ НАЧАЛЬНИКУ приспичило куда-то стопы свои царственные направить. Ну, и так непринуждённо, столкнулся он прямо нос к носу с медведем. А такой всегда был осторожный Никита Степанович: ни с кем ни ссорился: ни со старшими, ни со младшими, а тут от неожиданности ничего понять не может, сам мелко дрожит, а эта поганка-челюсть отпала и обратно помещаться никак не желает ( искусственная, значит). Но как-то он ухитрился, и её на лету подхватил, хотел ещё громко рявкнуть за непорядок, но медведь опять его опередил. Рык его был настолько блистательным, что на этот звук из кабинета Степаныча пулей выскочил Алёшка.

Сократ о начальнике тут же забыл, бросившись с радостным нежным ворчанием на грудь друга, а Главный как-то незаметно исчез, ну, просто, испарился.

После радостных приветствий Дикунина с медведем появилась парочка молодых милиционеров с целью Сократа поймать и засадить злостного нарушителя в предварительную камеру.

Тут уж зверь так разбушевался, что пришло и моё время - подключаться. Тем более, и начальник, слава Богу, появился, во что-то другое переодетый.

Я сразу к нему. " Если вы Дикунина не освободите, - заявляю, - то за смертность в нашем районе - не отвечаю. Мне, слабой женщине, с таким чудовищем одной не справиться. Ну, ясно, вы бы не возражали, что бы зверь меня скушал, но сперва он, Сократ, выест всех жителей округи, включая милиционеров.

Для него, (вы ведь понимаете) без разницы, кого сожрать: сотрудников, или трудящихся. Поэтому посылаю петицию в Международный суд. Пусть все знают, как обращаются в России с животными и людьми. В последний раз советую - срочно освобождайте Алексея под справку о невыезде. Ему наша Антонида нужна была, как " щуке гвоздь" . Сначала человека обманули, поселив чёрте - куда вместо гостиницы, теперь на беднягу пытаетесь убийство этой алкоголички свалить. Кому она была нужна?

И последнее, уж не обессудьте, я Путину лично письмо написала о нравах, бытующих в вашей милиции.

И, наконец, последнее: медведь за это время десять килограммов мяса сожрал. Как раз - все мои отпускные. Вот - требование: возместить убытки, иначе передаю дело в суд."

В ответ - молчание, такое непонятное... Неясно ещё пока, кто кого победил.

И тут, наконец-то, " на сцену" выходит начальник (собрался, всё-таки , с духом) , деньги мне суёт и говорит: " Ну, будет-будет, мы малость палку перегнули ( а глаза такие - злобно сверлящие). Попрошу вас только об одном, не посылайте письма. Это всё жара окаянная, мозги у всех совсем расплавились. И ещё, простите, огромная ЛИЧНАЯ просьба. Пусть медведь ещё поживёт у вас... парочку дней, а потом они с Дикуниным уедут в Петербург на гастроли."

( Ну, да. А Дикунину бедному, значит, опять сидеть в предвариловке. Теперь, видимо, пора. Главное орудие - к бою!)

- Да, кстати, - говорю. - Мне сегодня Антонида повстречалась(!!!). Под левым глазом - синяк, и коленка разбита. Так что вам полегче будет ... с трупами.

Тот в холодильнике - уж точно не Антонида. Голову даю на отсечение.

Сцена была! Куда там классику. И челюсть опять зашалила.

Вот ведь стоматологи в столице! Начальнику милиции челюсть приличную соорудить не в силах.

- Ты не шутишь? - шамкает.

- Ну, почему Вы все обо мне так плохо думаете? - говорю. - Я её до дому проводила, четвертинку помогла открыть, обругала слегка, что та милицию из трудового графика выбила. Но вызывать её сейчас нет никакого смысла. Клофелину Антонида покушала, без него не засыпает. Тараканы совсем заели.

Ох, как же на меня начальник посмотрел! Спасибо Сократу, тот очень кстати рыкнул и ситуацию разрядил. Ну, Главный как - будто бы и забыл Алексея в клетку запереть.

Влад трагикомедию, как смог, досмотрел и повёз нас всех, счастливых и радостных, обратно. По пути мороженым обзавелись. И уже дома, обсосав последний акт комедии и уложив распарившихся животных, решили сами передохнуть. Меня, кстати, новая мысль посетила, и я глубоко задумалась.

- Ну, - говорю ребятам, - ментам мы головы замутили, а чьи же эти ножки-ручки окровавленные в ментовке страдают?

- Надо же, - вторит Влад, - нам хиханьки, да хаханьки, а чья-то любимая тёща в чужом холодильнике парится.

- Оставьте вы всех мертвяков в покое, - говорит Алёша, вспомнить эти злорадные ментовские физиономии не могу.

- Ну, всё-таки, - не успокаивается Влад, - нельзя же к трупу так легкомысленно относиться. Может и обидеться, ведь человеком когда -то был. Вот ироды!

- Поеду, - продолжает, - немного подхалтурю. Всё никак не соберу на билет. Слетать надумал в одни малоизвестные тартарары. Если что-нибудь случится, по мобильнику меня найдите .

Только мы дома с комфортом расположились, как телефон проснулся и упорно так трень -тренькает.

- Алло, - говорю серьёзно, - Приёмная президента на линии...

- Послушай меня внимательно, - слышится в ответ, - это я - Николай, - и долгое-долгое молчание.

- Ну, что тебе ещё, - смилостивилась я.

- Мы тут с начальником ничего понять не можем. Чей же это труп был у нас в холодильнике?

- Как это- " был" ? - удивляюсь. - Ушёл что ли?

- Ну... да.

- Быть может, это от избытка озона? Растворился?

- Ты, мать-перемать, когда ёрничать перестанешь? Ведь лежали эти останки в холодильнике. Тихо, смирно. Куда они деться могли?

- Ну-у, вдруг они что-нибудь ценное забыли с собой прихватить... на тот свет...

- Слушай меня, - гаркает, - если не перестанешь глумиться (слово -то какое вытянул из подкорки ) , я тебя засажу лет эдак на десять. Как к человеку к тебе обратился. С просьбой. А ты ехидничаешь. Нет, бывают же такие бабы противные... Начальник всех перематерил и домой ушёл, а у меня в голове совсем помутилось. Крутится всё: медведи, собаки, жара эта паскудная и вещдоки, из холодильника ушедшие.

- Да ладно, - говорю, - подъезжай. Мороженого поедим и что-нибудь придумаем.

Наши дремлют на озоновом сквознячке, а мы с Колей голову ломаем. Тот ещё на Алёшку злится, чего, мол, этот бездельник здесь разлёгся?

- Жара, - говорю, - у всех помутилось. Не злись. Лучше расскажи , когда появился этот труп и где?

- Ну, значит, начальнику очень захотелось на тебя это дело повесить. Он и говорит мне...

- Вот, - зараза, - не удержалась я.

- Да слушай же. Это на второй день было. " Сходи-ка ты к Антониде, - говорит, - может у неё какой-нибудь компромат на Аниту найдётся?" Я и пошёл, Дома никого нет. Выглянул в окно, а она там, на тротуаре лежит, значит.

Кругом - кровища! Вызвал " Скорую" и труповозку. Лица не узнать, но бабки, как мухи на дерьмо слетевшиеся, её одежду вроде бы признали.

- Слушай, а может быть у неё есть сестра - близняшка? Или просто сестра? - Народ не знает.

- Ну, пойдём будить её, - говорю. - Вдруг что-нибудь и вспомнит, бедолага.

- Быть может, ты одна...?

- Смеёшься? Мне она с три короба наврёт, а тебе побоится.

Я написала Алёше записку, что родная " милиция" без меня не справляется, и мы отправились к Антониде. Та была проснувшейся и не в духе. От сильного похмелья тряслись руки, она никак не могла зажечь газ, и её здоровый мат слышался издалека.

- Ты пока помалкивай, - шепнула я Коле.

- Ну, как дела, дорогая? - спросила.

Тётка злобно молчала , но не долго. Через две минуты её прорвало.

- Ну что за народ! Одни... Вчера и выпила всего - ничего. Четвертинку. А сегодня в сумке - три рубля двадцать копеек. А ведь хорошие были деньги... - Тут она замолчала, потом буркнула. - Давай-ка Коля, посиди в комнате, разговор у меня женский. Всего-то на пять минут.

Знала я , знала, конечно, что за разговор ожидается , но решила на этот раз выстоять и не сдаваться.

- Да ладно вам, - сказала. -Здесь все свои. Сколько Дикунин отвалил вам за поселение?

- Пятьсот рублей.

- И всё спёрли?

- Нет, - уныло сказала Антонида. - Двести пятьдесят. Всё равно жалко.

- Ещё бы, - поддакнула я. - Как почувствовала, дай - думаю зайду. Проведую.

- А ты чего припёрся? - шуманула Антонида на Колю.

- Да, вот, беда у нас. Женщину, значит, убили.

Бабка никак не прореагировала. Одни утекшие деньги крутились в её голове.

- Думали - тебя, - продолжил между тем милиционер. - Уж очень похожая. Теперь сто лет проживёшь. Представляешь, и одета совсем, как ты, и рост такой же , и цвет волос.

- Посмотреть бы, - наконец-то, заинтересовалась Антонида. - Вот шмотки ещё распропали куда-то.

- У тебя самой - то сестёр-братьев нет?

- Есть один двоюродный поганец. На днях заходил, деньги клянчил. Что я им - сберкасса? - И без всякого перехода. - Анита!! Да зажги ты мне этот сучий газ, всё гаснет и гаснет, паразит.

- Сейчас-сейчас, - сказала я и зажгла плиту.

- Слушай, - зашептала тётка, - будь человеком, купи четвертиночку за свои. Отдам, всё отдам, но завтра. Вишь, руки сволочные не слушаются.

- Я бы с удовольствием, - говорю, - но меня этот медведь совсем разорил. Мясо жрёт, как вурдалак, а укротитель-то его в милиции всё это время просидел, и там у него , естественно, последнее вытянули. Так что, вынимайте свою заначку. Сбегаю.

С большим неудовольствием Антонида достала деньги из лифчика, и я умчалась за " горючим" .

Вернувшись, по унылому виду Коли поняла, что Антонида ни при чём, и бедняге придётся рождать новую версию.

- А что это за парень незнакомый тебя около Милиции дожидался? - вдруг брякнул он.

- Это мой старый знакомый, - заспешила я. - Боялась одна-то с медведем. Вот Влад у меня и пожил немного...

Что то в полученной информации Коле совсем не понравилось, и он умчался на радость мне в милицию, оставив, почему-то неприятный осадок в моей душе.

- Ну, вот, - подумалось, - теперь он ещё будет к Владу приставать, а я и фамилию " лучшего друга" не знаю. Пора - пора возвращаться домой и кое-что выяснить.

Но страхи мои оказались напрасными. В доме царил порядок. Влад оказался Токаревым. Мы поболтали немного об уликах, потом он, обругав жару, отправился на свою вторую работу.

А все остальные домочадцы спали, дремали, вздыхали. Жара и не думала сдавать захваченные позиции.

В десять часов вечера раздался телефонный звонок, и хохочущий Влад сообщил, что видел Колю, бледного, замученного, в подпитии.

- А труп-то, представляете, " погуляв немного" , - задыхался от смеха Влад, - передумал и вернулся на своё место.

- Быть не может, - восхитилась я.

- Информация, начальник, из первых рук. Милиционер теперь побаивается, что его мозги не выдержат.

- Да, - протянула я, малость слукавив, - знаешь, и у меня пустота в голове: ни блестящей идеи, ни слабенькой догадки ( ну, уж кого-кого, а этого малого не провести, и его хохоток о том же намекал), но я гнула своё. - Вот, сейчас заряжу мозги и, быть может, по ночной прохладе подкорка всё - таки вспомнит про совесть и сработает. Да и ты постарайся.

- Слушаюсь, товарищ начальник , - гаркнул Влад и отключился.

------- ------- ------- -------

Нет, это не лето. Во всяком случае - не московское. " Всё смешалось в доме Облонских" . Середина июля, а деревья стоят почти голые, и горячий ветер гоняет по земле и асфальту кучи жёлтых листьев: туда-сюда, туда- сюда. И ещё этот гнусный запах горящего торфа. Как Сократ это безобразие выдерживает, не понимаю, но вид у него благостный.

Завтра же они с Дикуниным уезжают на гастроли в Петербург. Конечно, зовут и меня с собой, но совсем... совсем не так, как хотелось бы; и я отказываюсь, о чём буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

И этому авантюристу - Владу на месте не сидится, он всё - таки собирается в какую-то тьмутаракань с геологами на поиски редкого минерала с уникальными свойствами. " Растёт" этот камень очень далеко, восточнее Тывы.

В Москве остаёмся только мы с Малюткой. Псина от этого в полнейшем восторге: хвостом вертит, ножки жеманно поднимает и ворчливым старческим голоском возмущается: " Ну, когда же все разъедутся, и мы будем с Анитой опять вдвоём. Тогда всё мороженое достанется мне и прочая вкуснятина тоже. И вся-вся любовь!"

------- ------- ------- -------

Ну, что ж, он не передумал и пришёл этот печальный день: все разлетелись и разъехались. А у нас ничего нового нет. Стою, смотрю в окно.

Солнце, склоняясь к горизонту, становится всё страшнее день ото дня. Необычайно огромное, оно зажигает кроваво - красные полосы на западе, обещая и завтра, и послезавтра одно и то же: жару без конца и края.

И вот теперь, уже почти на горизонте - его заключительный номер. Превращаясь из кроваво-красного, невыносимо - яркого цвета в страшновато-бурый светило стремительно падает вниз за ёлки... И в тот же миг картина на западе начинает меняться.

Кровь оказывается румянцем, редкие облака розовеют или голубеют, а горячий ветер ложится спать.

Наступает новое время. Можно, наконец-то, глубоко вздохнуть и подумать.

Ну, что ж. Последние известия таковы. Труп временами исчезает, но всегда возвращается. Двух слабых духом милиционеров увезли в психушку, а остальные, как-то уже привыкли.

Мне кажется, что труп уйдёт только вместе с сумасшедшей жарой; и по большому счёту никакой это не труп, а больная душа на редкость дурацкого безумного лета.

Да, кстати. Мощный организм Коли тоже не выдержал. Уволился мужик из Органов и теперь работает на кране. Счастлив, спокоен, спит хорошо, слава Богу!

И ещё одно событие свершилось : старая гостиница сгорела, как раз в день отъезда Влада. Теперь никто больше к нам не ломится и не качает прав.

Тихо, благостно, все страсти улеглись. Ещё бы дождичка Бог послал, сильного, буйного, затяжного, что омыл бы природу и наши души. Вот тогда мы отдохнём, как следует, успокоимся, а потом попробуем жить дальше.