Скиталец Хромой бог
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Эта книга продолжает серию Скиталец. Только она рассказывает о Древнем боге, ставшим виной всех этих событий. Роман Скворцов, круглый сирота. Вернулся из армии. Хромой на костыле. Он узнает, что является воплощением бога смерти и жизни. Как сироте и бывшему солдату ему дали комнату в бараке и работу завхозом в военном госпитале. Но в нем сила Древних. Он может излечить безнадежных больных. В нем нет злобы, он не хочет мстить тем, кто обидел сироту в приюте. Во имя жизни он с главным хирургом госпиталя отправляется в иные миры за лекарством для спасения ребенка. Там он встречает Клена, воина, Флора, вора и певца, Флая, юного дракона. И эта компания приносит на Землю целебный эликсир. Как встретит Земля его спутников? Поймут ли люди, началась новая эра в истории планеты? К истории о Даньке я вернусь в следующей книге. Он будет взрослее. А после вновь расскажу о героях третьей книги, о Романе Скворцове и его друзьях.
|
Скиталец. Хромой бог.
Баранов В.Д.
Роман фэнтези. Книга 3.
Часть 1
Полуденное жаркое солнце смотрело на землю, бросало пригоршни золота, лаская землю внизу. Оно ослепляло своим величием весь окружающий мир. Синее великое небо, наброшено драгоценной тканью на зеленые кудри деревьев. Небо чистое, словно его недавно постирали. Только редкие облака проплывают в вышине. Городская суетная улица, по которой бежит сейчас троллейбус. Роман сидит на мягком сиденье троллейбуса и сквозь пыльное оконное стекло глядит на улицу. Чуть улыбаясь. Хорошо. Еще утром он с волнением входил в военкомат, как его примут там. Но приняли его радушно. По военному, немного казенно. Но все же жаловаться было не на что. Наоборот. Через несколько часов он держал уже бумаги: направление на работу и документ на квартиру. На его первую квартиру в этой жизни. Собственную квартиру. У него никогда не было собственного дома. Кто он? Сирота, воспитанник детского дома. Теперь у него вдруг появилось собственное жилье. Отчего не радоваться. Это, конечно, командир, он позаботился. Позвонил в военкомат. Хороший мужик у них, комбат. Отличный дядька. Романа демобилизовали из армии по ранению. И некуда было бы ему идти, если бы не комбат. Рома. Ромка, вернулся в свой родной город. За два года тут многое переменилось. Все знакомое и другое. Он мог вспомнить детский дом, в котором рос. Родителей он не помнил, не знал. Были дни, когда хотелось узнать, откуда он, кто родители. Было бы легче знать, кто и почему навсегда выкинул его из своей жизни. Или не знать лучше? Но горечь эту он одолел. О днях в детском доме он пытался вспоминать только хорошее. Тетю Клаву, ее любящие мягкие руки. Ребят, с которыми рос. То, что вспоминать не хотелось, он вытравил из своего сознания. Но ощущение одиночества притаилось в глубине души. Всплыла давняя обида на то, как его часто наказывали за малые провинности, за порванную рубашку, за ботинки измазанные цементным раствором. Прочь все плохое. Он начинал новую жизнь. Каких-то несколько часов, и он стал владельцем собственной квартиры. У него теперь была работа, было будущее. Троллейбус легко бежал, запинался об остановки. На каждой из них он гремел входной дверью. Пассажиры входили и выходили, и троллейбус шел дальше. Роман ждал, когда объявят его остановку. А за окном троллейбуса шла своя жизнь, со своими радостями и печалями. И этот мир еще не знал, его будущее едет в простом салоне городского транспорта. Под мышкой с костылем. Роман услышал, следующая остановка госпиталь. Ему пора выходить. Он взял свой чемодан из легкого кожзаменителя. Накинул на плечо лямку рюкзака, зажал под мышкой костыль и стал пробираться к выходу. Вышел на своей остановке. Постоял, огляделся. Теперь это его остановка. Остановка на многие годы. Его пристанище. Все, как ему говорили. Пройти немного вперед, вон там, справа, торговый центр. Вон зебра перехода. Надо перейти на ту сторону, и он уже почти дома. Ромка перешел улицу, еще раз огляделся. Там, за забором, очевидно, больничный городок. Госпиталь, место его будущей работы. Здания старые вперемешку с современными. Дорожки, по которым ходят люди. Все почти рядом. Ему будет легко и просто добираться до работы. Он будет работать там кастеляном или проще, завхозом. Не плохая работа. Платят, конечно, не много. Но для начала ему хватит. Надо будет поговорить, может, дадут еще какой-нибудь приработок. Куда же ему еще идти, выпускнику детдома, без особой профессии, калеке. Каменный забор домов отгораживает улицу от тихих дворов. Ему надо войти в один из них. И там он найдет свой дом. Ромка вошел во двор. Большое пространство двора. Вон там девятиэтажки. И тут же дома пониже. Роман шел по серому тротуару в сторону неказистых бараков. Один из трех бараков его дом. Он идет по дорожке обсыпанной песком, обрамленной деревянными рейками к одному из этих бараков. Три синих домика. Они, словно случайно, приютились здесь. Роман в своих мыслях, прозвал бараки "три поганки". Эти домики выглядели здесь какими-то чужеродными. Три поганки среди высоких деревьев каменных домов. Роман подошел ближе, стал разглядывать номера. Вот, большая цифра шесть. Это его, его дом. Роман уверенно зашагал в сторону этого синего барака. Остановился, разглядывая его. Подслеповатые окна с деревянными рамами. Кто же в бараке будет ставить современные пластиковые окна. Вокруг барака низкий штакетник. За ним густая трава и кусты. Шиповник. Скоро эти кусты зацветут, наполняя божественным ароматом воздух. Начало лета, первые дни. Роман подошел ближе к дому. Вот подъезд. Возле входной двери лежит большая толстая доска. Над дверью козырек. Доска, очевидно, здесь лежит давно. Чуть-чуть прогнила. Ее положили здесь, что б в дождливую погоду перебраться через лужу. Роман подошел к двери, взялся за ручку, распахнул дверь. Скрипнула ржавая пружина. И он вошел, вошел в подъезд. Здесь царит легкая прохлада, полумрак. Тусклая грязная лампа под потолком. Три ступеньки. Он поднялся на них, остановился перед дверью. Она окрашена желтой грязной краской. Дверь его дома. Роман достал из кармана ключ с двумя бородками, вставил в замочную скважину. Ключ легко повернулся. Дверь раскрылась пред Романом. Он шагнул в свою квартиру. Прихожая. Включил свет. На полу лежит серая тряпка. Небольшая прихожая. На стене прибита металлическая вешалка с полкой для головных уборов. Несколько крючков, куда можно повесить одежду. Прямо под вешалкой стоит грубая подставка для обуви, склоченная из нетёсаных досок. Роман поставил свой чемодан прямо на пол. Заглянул в одну дверь. Включил свет. Душевая. Ржавый поддон и крючок душа. Роман переступил порог душевой, хотел лучше разглядеть здесь все. Свои владения. На стене душевой крючок, подобие лавки, куда можно будет класть белье, раковина. На краю раковины кто-то забыл помазок для бритья. Зеркало. Осколок зеркала приклеен прямо к стене. Совсем не плохо, очень даже уютно, решил Роман. Только воздух здесь душный, спертый. Надо оставить дверь открытой, пусть немного проветрится. Заглянул за другую дверь. Туалет. Грязный, в ржавых подтеках унитаз. Сливной бачок, накренившийся, словно пьяный мужик, который предупреждает, не тронь меня, я сейчас упаду. Мне тяжело держаться на пьяных ногах. Надо будет привести здесь все в порядок. Что ж, это его дом. Он постарается. Роман вошел в комнату. Большая комната, словно футбольное поле. Целых шестнадцать метров. Кровать, металлическая с никелированными головками. Роман подошел поближе, потрогал матрас, пружины. Не плохо. Не такая уж старая. И постель застелили. О нем позаботились. Белье, конечно, не новое, но чистое. Отлично, подумал Ромка. Шифоньер. Старенький шифоньер, но все равно, будет, куда складывать одежду и белье. Сюда, в этот шифоньер, Роман засунул рюкзак и чемодан. Вот стол. Поцарапанный старый стол. Роман подошел к нему, попробовал рукой на устойчивость. Крепко стоит. Стулья. Четыре стула. Один с высокой спинкой, квадратной, мягкое обитое тканью сиденье, правда, порванное. Из-под ткани лезет вата. Ничего, сидеть-то можно. Остальные три стула. Такие, должно быть, называли венскими. Гнутые спинки, округлые сиденья из фанеры. Фанеру покоробило. Наверно, под действием влаги. Фанера скоро будет задираться. Надо будет что-то постелить на эти стулья. В углу тумбочка. Фанерные бока окрашены ядовито синей краской. Отрада глаз, подумалось Роману. Сгодится. Окно заклеено старой пожелтевшей газетой. Газета выгорела на солнце. Прикрывает его жилье от непрошенных глаз. Под потолком висит лампа. Роман подошел к выключателю, щелкнул. Горит. Что ж, опять же хорошо. Прошел на кухню. Газовая плита, две конфорки. На одной из них стоит старенький чайник. Поверхность плиты грязная. Ни чего, он почистит. Будет уютно. Большая тяжелая тумба. Роман заглянул в нее. Тарелки, кастрюли, сковорода, ложки, вилки. Не плохо. Три чайных чашки. Одна с отбитой ручкой, но зато на ее боках веселые цветочки. Кухонный стол. Крепкий стол. Под столешницей зияет отверстие, в котором когда-то был выдвижной ящик. Этот ящик давно ушел по своим делам и забыл об этом родном гнезде. Роман вернулся в комнату. Сел на свой мягкий стул, как на трон. Приставил костыль к столу. Еще раз осмотрел свои владения. Старая мебель ждала решения хозяина. Ждала с тревогой. Неужели он решит избавиться от всего этого. И этому столу и стульям, всему этому, придется вернуться назад, туда, где стоит на улице мусорный бак, и дожидаться, когда их вывезут на свалку или, словно еретиков, сожгут на костре. Роман постучал рукой по столу. Отличная мебель, сгодится, прошептал он. В комнате повис облегченный вздох. Мебель, она эта мебель, может остаться в этой просторной уютной комнате. Здесь под подоконником радиатор, который дарит тепло этому жилью в сырые осенние дни и холодные зимние вечера. Значит этому столу, стульям, тумбочке не придется возвращаться на салку. Вот оно, сиротство, как блаженство. Ромка даже в полголоса запел: позабыт, позаброшен с молодых юных лет. А я мальчик на чужбине, счастья-доли мне нет. Покачал головой. На мою-то, на могилку, знать никто не придет, только раннею весною соловей пропоет. Точно. Скоро соловей прилетит, пропоет. И помрет он, Ромка, от голода. Нет, соловей, конечно, не прилетит. Побоится. Вон как журчит у него в животе от голода. Не плохо бы поесть. Надо дойти до магазина и что-нибудь купить. Роман взял свой костыль и вышел во двор. Теперь это его родной двор, родной по - настоящему. Опираясь на костыль, он вышел на широкую улицу к зебре перехода. Роман перешел на другую сторону улицы и заковылял к торговому центру. Подошел поближе, поздоровался:
- Кормилец, привет.
Вошел в прохладу торгового зала. Долго ходил, рассматривая то, что выставлено здесь на продажу. Звенел корзиной для продуктов, стучал по полу своим костылем. Взял пакет кофе, пачку сахара, пакет шоколадных конфет, несколько упаковок "доширака", несколько банок с готовым картофельным пюре. Взял баночку маринованных опят, тушенку. Совсем не плохо. Отличный будет обед и ужин. Прихватил батон. Может, что-то еще взять, подумал он, но остановил себя. Рома, глаза у тебя завидущие, руки загребущие. Не забывай, что твои карманы вовсе не раздулись от денег. Надо дотянуть до первой зарплаты. Пошел на кассу, расплатился. Стоял и складывал свои покупки в полиэтиленовый пакет. Услышал сзади голоса кассирш.
- Смотри, красивый парень.
- Да что в его красоте. Калека, хромой.
- Вот, как возьмешь, вроде красивый парень, а все не то. Какой-то изъян в них, в этих мужиках.
- А ты смотри на них, как на яблоко. Вот оно большое, красивое, румяное, а внутри червоточина. Никуда от этого не деться.
Роман не стал оборачиваться. К чему? Вышел из торгового центра и зашагал в сторону своих "трех поганок". Он только сказал своему костылю:
- Ну, пойдем, моя червоточина.
Дома он разложил в кухне на тумбочке свои покупки, поставил на плиту чайник. Вернулся в комнату. Присел. Ждал, когда закипит вода в чайнике. Можно заварить пюре, открыть банку тушенки, добавить маринованных опят. Чудесный будет у него обед. Чайник закипел. Роман поспешил на кухню, выключил конфорку.
Здания военного госпиталя равнодушно взирают на аллеи между корпусами, на редких прохожих. Сколько разных людей они повидали за эти годы. Работники, больные, посетители. Есть уголки, где редко кто появляется. Небольшой квадратный пятачок асфальта. Сюда заезжают изредка машины, что бы разгрузить инвентарь, белье. Тихо. Резкий порыв ветра. Клочок густого белого тумана. Он рассеивается. На асфальте стоят мужчина и женщина. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати. Лицо красивое. Темный загар и резко очерченные скулы придают ему особую мужественность, своеобразную элегантность. Его спутница так же молода. Изящная красивая женщина. Каштановые волосы и изумительные изумрудные глаза. Похоже, эти двое одеваются у лучших портных. Черный костюм из дорогой ткани, кремовая рубашка с золотыми запонками, в которых сверкают крупные бриллианты. Женщина в темно синем деловом костюме. Строгая голубая блузка. В лацкане ее жакета брошь с драгоценными камнями. Женщина берет мужчину под руку. Они идут по аллее.
- Дейлос, я боюсь этой встречи, - приятный мелодичный голос женщины звучит взволнованно. - Он может не понять нас, возненавидеть. Ему было так тяжело эти годы. Мы бросили его.
- Кандида, мы виноваты перед ним. Но не настолько. Он поймет нас. Мы оставили его здесь на время тяжелой войны. Мы не раз с тобой обсуждали это. Если б он попал в руки наших врагов, то утратил бы свободу. Они использовали бы его в своих целях. Он воплощение первого Древнего, нет никого равного ему по силе. Несколько дней и Древний начнет просыпаться в нем. Не сразу, но его разум сольется с Воплощенным. Если мы не совершим ритуал Обретения, он будет во тьме искать самого себя. Разум первого Древнего поработит его, он потеряет свою индивидуальность. Мы не можем обречь его на такие страдания. Возможно, он не сможет простить нас, как своего отца и мать, но наш долг сохранить его. Пусть он проклянет нас, но мы родили его и должны помочь в эти минуты.
- Да, Дейлос. Я готова, чем бы для нас с тобой это не закончилось. Я мать.
Они вышли с территории госпиталя, прошли по улице. Свернули во двор. Три синих двухэтажных барака. Их вел сюда маяк в виде родимого пятна под лопаткой сына. О нем, о его значении знают только отец и мать. В голове Дейлоса датчик размером с маковое зерно. Смертельно опасный датчик. Он приведет его к сыну. В зерне бесконечное количество случайностей, определивших место, где спрятан мальчик. Любая попытка добраться до этих данных ведет к самоуничтожению. И запуск датчика происходит по алгоритму, упрятанному в нем. Поэтому они не могли раньше найти сына. Дейлос и Кандида остановились. Собирались с духом. Дейлос посмотрел на жену. Кадида кивнула в ответ. Они решительно направились к бараку.
Зазвенел дверной звонок. Он звенел так, словно давно болел ангиной. Хриплый, простуженный голос звонка. И кто же явился к нему, подумал Ромка и пошел открыть дверь. Распахнул ее. На пороге стоят мужчина и женщина лет тридцати. Женщина стройная, не высокая. Красивое лицо. Роман сразу же уловил запах дорогих духов. На женщине деловой костюм. Куплен не в дешевом магазине. Явно, произведение известного кутюрье. Дорогой костюмчик, подумал Роман. Спутник женщины мужчина стройный, темноволосый. Пронзительный взгляд. Костюм один из тех, в которых высокопоставленные дипломаты появляются на официальных приемах.
- Да? - Спросил Роман. Ошиблись дверью, бывает.
- Роман? Мы к тебе. - Ответил мужчина. - Позволишь войти?
- Да. Да, конечно. - Роман впустил своих гостей в прихожую. Пытался сообразить, что может быть нужно этим людям. Не похоже, что они собираются предложить ему кофемолку или чайник "по выгодной цене".
- Вы по делу? - спросил он. Какие дела могут быть у него и этих людей. Ошибка выяснится, и он закроет дверь.
- Да, по делу. У нас сложное дело. - Мужчина виновато улыбнулся.
- А откуда вы знаете, что меня зовут Роман? - Вряд ли о его прибытии трубят здешние газеты. Он не звезда эстрады. И вернулся в город недавно.
- Мы знаем тебя. Знаем давно, с рождения. Позволишь пройти. - Спокойный мягкий голос. Он просит, а не настаивает.
- Да, конечно. Простите. - Роман отступил в сторону, давая гостям пройти в комнату.
Роман вошел вслед за гостями, сел на свой стул. Гостям предложил сесть на венские стулья. Эти двое присели, и мужчина начал:
- Меня зовут Дейлос, а это моя жена, Кандида. Роман, я скажу тебе сразу. Не будем ходить вокруг, да около. Тебе покажется это странным, возможно, ты решишь, что это бред. Мы - твои родители.
- Что?! - Удивился Роман. Вот это, да! Эти молодые люди - его родители? Это когда ж успели?
- Мы - твои родители. Я твой отец, а это твоя мать. Не стоит придавать значения нашему молодому облику. Внешность и возраст у нас не отвечает твоим представлениям.
- Вот так? Вы мои родители? - Роман заикался. - Вы ничего не перепутали?
- Да, Роман. Ты должен это принять. Боюсь, ваша медицина не сможет помочь нам доказать это. У нее появится больше вопросов, чем ответов.
- Но я вас совсем не знаю. Как я смогу принять такое. Это больше похоже на бред.
- Что делать. Так получилось, Роман, что мы вынуждены были тебя оставить. Со временем ты все поймешь. - Дейлос взял руку своей жены, ободряюще сжал ее.
Кандида благодарно улыбнулась мужу.
- Может, вы ошиблись. Может, я вовсе не ваш сын. Может, вы просто ошиблись адресом. - Это было самым естественным объяснением. Простое недоразуменье.
- Нет, Роман. Никакой ошибки здесь нет, и не может быть.
- Может быть, - Роман пытался возразить этим двоим, - все же сделать анализ ДНК?
- Роман, ты хочешь испугать врачей своим ДНК? - Кандида улыбнулась.
- А... а что не впорядке с моим ДНК? - Вот, теперь у него и с ДНК проблемы. Сколько раз он сдавал анализ крови. Все было в порядке.
- Твой ДНК совсем не такой, как у других людей. Сейчас идет перестройка твоего организма, твоего тела. Какое-то время твой ДНК не вызывал подозрений, он был замаскирован под обычный код. Мы как раз подоспели вовремя. Ты чужой в этом мире. Ты инопланетянин.
- Во, здорово. - Роман улыбнулся. - Значит, мы с вами пришельцы? А начиналось то все как здорово. Прямо, как в индийском фильме или мексиканском сериале. Сирота неожиданно находит своих родителей. А вы давно не обращались к доктору? С головой?
Женщина с мужчиной переглянулись. Заулыбались.
- Нам не надо этого, Роман. Ты нам не веришь, но скоро все поймешь. Прямо сейчас. Ты принадлежишь к очень древнему роду. Самому древнему во Вселенной. Ты член императорского дома. Мы из Звездной Империи. Все, что нас окружает, это - великое Все-Ничто, в котором плывут Вселенные. В одной из таких вселенных существует Звездная Империя, владеющая сотнями галактик. Во главе Империи - император. Ты принадлежишь к его роду. Твой официальный титул Великий лорд Роман, хранитель Империи, Трона и Династии.
- ИТД? - Вот как, он Великий лорд и хранитель чего-то там. Солнцепек, однако. Холодный компресс на голову.
- Что? - Не понял Дейлос.
- Империи, Трона, Династии. ИТД. И так далее. Значит, я сиятельный? - Улыбается Ромка.
- Сиятельный, сиятельный. - Одобрительно говорит мужчина. - Даже очень сиятельный. У тебя много родных. Кроме нас, отца и твоей мамы, у тебя есть дедушка и бабушка. Твой двоюродный брат, Александр, наследник престола. Другой брат, герцог Ардо, возглавляет службу безопасности Империи.
- Охренеть! Оказывается, у меня большая семья. - Маразм крепчает.
- Еще какая. Знатная и богатая семья. Но ты особый в нашем роду. Мы живем миллиарды лет. Мы бессмертные. И ты один из бессмертных. Но в тебе, как одном из нашего рода просыпается зерно Древнейшего, самого Древнего. Того, что родился при движении великого Все-Ничто. В те времена и самих Вселенных не было. Не было времени в том виде, как понимают его смертные. Поэтому им не понять устройство Всего. Там не было времени, им тот мир не доступен. В этом непостижимость. Зерно великого Древнего просыпается в одном из нас через каждый миллиард лет по их исчислению времени, что бы обновиться. Такая честь выпала тебе. Ты не просто относишься к древнему роду. Ты - Древний Бог.
- Я - Бог? Круто! Интересно все это, мамочка, папочка. Вы издеваетесь надо мной? - Жулики. Непременно жулики. Наговорят с три короба. Только красть у меня нечего.
- Нет, Роман. Сейчас ты все поймешь. - Мужчина опустил руку в карман, вынул перстень. - Это твое, Роман. Только ты имеешь право одеть его. Другой, если оденет его на свою руку, тотчас будет уничтожен.
- Замечательная цацка. Но будет лучше, если вы ее вернете обратно, в карман. - Нашли лоха. Примерь, а потом оплати с улыбкой. Заплатите пятьсот рублей и получите даром. Лохотрон.
- Роман, этот перстень твой по праву. Ты должен его надеть. Таково твое предназначение. - Дейлос протянул перстень Роману.
- Мне как-то не хочется. - Вот привязались. Мне эти сувениры ни к чему.
- Надевай. - Настаивал мужчина.
Роман взял перстень, оглядел его. Потом одел на средний палец правой руки.
- Ничего не произошло. - Роман рассматривал перстень на своей руке. - Но платить за него я не стану. У меня просто нет денег.
- Подожди, Роман. - Сказал мужчина. - Сейчас начнется действие перстня. Все клетки твоего тела должны слиться с великим Все-Ничто. Ты станешь единым с этим Все-Ничто. При этом будешь оставаться маленькой точкой этого мира.
Роман почувствовал легкое головокружение, а затем безумную резкую боль во всем теле, словно его тело разрывали на мелкие куски, разбрасывали по всему миру и одновременно складывали назад. Сколько прошло времени, он не мог бы сказать. Все было скрыто пеленой боли. Но вот боль утихла. Он снова вернулся в свою комнату. Напротив него сидят его отец и мать. Он начинает понимать, словно память возвращается медленно. Осторожно, потихоньку. Он почувствовал на голове что-то мешает ему. Не рога ли выросли? Он поднял руку, пощупал. Металлический обруч. Резной. Что-то наподобие диадемы.
- Это твой венец. Венец самого главного из Древних. Он появляется, когда ты захочешь и исчезает, когда прикажешь. - Пояснил Дейлос. - Произошел контакт с Изначальным. Благодаря кольцу слияние происходит медленно, первый Древний не может вытеснить тебя из твоего тела, он только передаст тебе свой опыт, сольется с тобой. Если Воплощения не происходит, человека захлестывает сила Древнего, он теряет себя, свое Я, свой разум. А венец ты можешь спрятать простым усилием воли.
- Ну, уходи, - сказал про себя Рома. Венец исчез. Пропал и перстень с руки.
Что это, галлюцинация?
- Твой венец, - сказала мать, - и перстень появляются по твоему желанию. И так же исчезают. Со временем ты вспомнишь все, что должен знать Древний. Ты бог смерти.
- Я бог смерти? - Роман произнес эти слова и страшные картины стали всплывать перед его мысленным взором. Серые каменистые долины, безрадостное темное небо. Безмолвие безысходности. Он тряхнул головой. Сбросил эти видения.
- Да, смерти. Все остальные боги ушли в меж пространство, что бы не навредить. Это произошло после Большой Битвы. Мы с твоей матерью Древние, но не имеем божественной сути. Мы простые воины.
- А я почему остался? Сижу здесь? - Вот еще одна загадка.
- Ты не можешь уйти. Ты нужен здесь. Ты бог смерти.
- Так я что, теперь должен бегать по улице, резать народ, как маньяк? Душить их? - Право, ему этого не хочется.
- Вовсе нет. - Мать смеется. - Тебе не надо бегать по улицам. Для этого у тебя есть многочисленные слуги. Кроме того, ты еще бог жизни. Ты и жизнь, и смерть в одном лице. Рома, нет Смерти без Жизни, как и Жизни нет без Смерти. Они идут рука об руку, и это ты.
- Я Жизнь и Смерть?
- Да, Роман. Ты скоро это поймешь.
Роман вспомнил про горячий чайник на плите.
- А может, вы кофе выпьете. У меня еще картофельное пюре есть. С тушенкой и маринованными грибами. И лапша. А то как-то не по-человечески. Даже не угостил вас ничем. Не каждый день родителей находишь.
- Кофе мы, конечно, выпьем с удовольствием. - Сказала мать.
Ромка встал, прихватил костыль. Женщина вскочила, подошла к нему, что бы поддержать.
- Мама, я дойду. - Ему оказалось легко назвать эту женщину мамой. Словно он помнил ее.
- Да, Рома. Прости, я не хотела тебя обидеть. Ты дойдешь. Можно, я помогу тебе там, на кухне.
- Да, мама. Пойдем.
Они зашли на кухню, взяли чашки. Роман взял себе чашку без ручки, но с красивыми цветами. Они налили кофе. Конфеты, сахар. Они сидели за столом по семейному и пили этот горячий ароматный напиток.
- Роман, - сказал отец, - у тебя есть дом.
- Ну, да. Вот он. Отличный дом. - Роман показал на эту комнату в бараке.
- Нет, Роман. - Смеется отец. - У тебя есть настоящий дом. Даже не один. У тебя дворец в столице Империи. У тебя есть мы. Наш дом - твой дом. Мы готовы принять тебя.
- Я как-то не готов, так сразу, поменять место жительства.
- Если не готов, ты можешь задержаться здесь. Закончить свои дела. Не забывай, что у тебя в распоряжении вечность. Можешь не спешить, но мы ждем тебя. И твой дом ждет тебя. Не забывай, у тебя долг перед семьей, пред Императором.
- Я буду об этом помнить. Позже приеду. - Роман ощутил уверенность в своей душе. У него есть семья, крепкий тыл.
- Хорошо, сын. Мы пойдем. - Дейлос встал, увлекая за собой жену.
- Пап, а как я найду эту звездную Империю? - Роману было любопытно, где эта неизвестная страна. Неужели его родина затерялась между звезд.
- Ты скоро все поймешь. Ты в каждой частице мироздания, а она в тебе. Стоит захотеть, и ты переместишься из одной точки в другую. Очень скоро твой человеческий мозг приспособится к новой действительности. Мы будем тебя ждать.
Родители растаяли в блеклом свете комнаты. Роман сидел на своем стуле-троне. Задумался. Кто он на самом деле? Память Древнего возвращалась к нему. Это было не легкое бремя. Очень не легкое.
Рома, сказал он себе, а не пора ли тебе лечь спать. Как говорится, утро вечера мудренее. И тебе завтра на работу. И боги обжигают горшки. Может ты и древнее божество, Ромка, но отдохнуть не помешает. Он спал. На кухонной тумбочке стояла пища богов. Тушенка, банки с пюре. В стеклянной банке гранулированная амброзия.
Кандида и Дейлос вернулись в свой дворец. Дворцовые комнаты так отличались от скромного жилища их сына.
- Я рада, что самое трудное позади. Дейлос, я боялась, он не захочет нас простить. Мне так его не хватало. Он наш единственный сын. Если б не эта злосчастная метка избранного, он был бы с нами. Его могущество, как проклятие. Темная сторона сознания еще найдет его.
- Кандида, он уже взрослый. Надеюсь, справится с этой ношей. Я, как и ты, хотел бы не разлучаться с ним. Готов поменять этот дворец на жалкую лачугу, но быть одной семьей. Наш мальчик когда-нибудь переступит порог нашего дома. Блудные сыновья возвращаются и не всегда жалкими и потерянными. Наш сын вернется героем.
Часть 2
Роман проснулся по привычке рано. Эта привычка выработана годами. Вначале детский дом, где добрые воспитатели не дадут ребенку нежиться утром в постели, после армия. Светало. За окном проехала машина. Каркали вороны. Пожелтевшая газета, закрывавшая окно, создавала в комнате ощущение плесени, печаль склепа. Пора покидать подушку. Подхватить своего верного друга, костыль, и вперед. Громкое ругательство сливающейся в унитаз воды, плюющийся кран в ванной. Жалкая грязная струйка воды в душе. Обычное утро небожителя. Роман побрился, умыл рожу лица, осмотрел свое отражение в осколке зеркала. Остался доволен. Пошел на кухню ставить чайник. Газовая плита встретила его вполне радушно. Горелка приняла чайник в пламя своих обжигающих страстных рук. Чайник вначале не реагировал на эти страстные объятия. Когда Роман вернулся на кухню, уже совершенно одетый, чайник пыхтел, в нем все бурлило. Не сдержать кипяток его сердечных струй. Роман выключил горелку. Пламя неохотно выпустило своего любовника из объятий. Чайник, горячий любовник, наполнил кипятком кружку Романа. Рома пил кофе из чашки со сломанной ручкой. Она ему сразу понравилась, и не только цветочками на боках, но и тем, что она, эта кружка без ручки, тоже калека, как и он. Об одном жалел Роман, вот дурья башка, ничего не взял к завтраку. Этот вопрос сегодня надо решить. Помыв чашку, он засобирался на работу. Первый рабочий день. Надо прийти пораньше. Он вышел на улицу. Двор был почти пуст. Навстречу попал мужчина, выгуливающий собаку на поводке. А та важно шла впереди. Первый попался мужчина. Хорошая примета. День будет удачным. Рома, первой попалась собака. А вот мужчина она или женщина, ты не спросил. Брось приметы. Окна многоэтажек презрительно смотрели на обитателя бараков. Роман вышел из двора и двинулся по направлению к госпиталю. На газонах трава, деревья в роскоши молодых листьев. Идут по тротуару люди. И все это - жизнь. Травинки могут пробиться через толщу асфальта. На карнизе, что над подъездом дома, выросло маленькое деревце. Какая все же упрямая жизнь. Солнце, оно способно растопить льды. Даровать жизнь всему окружающему. И оно же в своем неистовстве может выжечь все кругом, оставляя мертвые барханы. Живая капля воды, падающая на мертвый камень, падающая раз за разом на мертвый камень. При этом она разбивается, гибнет, гибнет сама, но разрушает камень. Не это ли библейское, смертью смерть поправ. Видимо так везде и всегда. Жизнь и смерть идут рука об руку. И все это в нем, в Романе.
Он вошел на территорию больничного городка. Куда идти? Несколько корпусов. В каком из них искать главного врача. Остановил девушку, по всему видно, работает здесь.
- Девушка, не скажете, где найти главврача? В каком корпусе приемная? - Говорил по возможности мягче, вдруг решит, идет жаловаться.
- Главврача? Сейчас по дорожке, потом налево. За тем зданием новый корпус. Там администрация. Спросите.
- Спасибо. - Роман зашагал по дорожке.
Новые и старые корпуса. Здесь тоже борются за жизнь пациенты, врачи, персонал госпиталя. Дарят жизнь. Только одно неказистое здание, приютившееся на территории госпиталя вызывает невольный трепет. Оно характеризует другую сторону. Вечный покой и скорбь. Морг. И тут, жизнь и смерть рядом. Рома вошел в новый корпус. Где здесь приемная? На вахте сидит пожилая женщина.
- А как мне найти главврача? Я устраиваться на работу. - Роман улыбнулся. Хотел с первых шагов на новой работе произвести хорошее впечатление о себе. Его открытая улыбка всегда вызывала симпатию у людей.
Женщина взглянула на него из-под очков. Устало вздохнула, но ответила доброй улыбкой.
- Здесь он, здесь, мил человек. Ты бахилы одень и на второй этаж ступай. Там приемную найдешь.
Роман присел рядом с пожилым мужчиной и начал надевать на обувь бахилы.
- А на третью свою ногу, на костыль, тоже бахилу одеть не забудь? - вот шутник этот старик.
- У нас парами бахилы. Было б два костыля, я бы и дала. - Откликнулась вахтерша. Строго посмотрела на деда.
- На костыль не оденешь. Размер не тот. - Заметил дед. Хитро подмигнул. - Вон аптечный киоск. Спроси напальчник. А то и другое что пойдет. Что для лихих гусар. Кожа к коже, называется. Ты без примерки не бери. Там в киоске деваха молодая, красивая. Вот ты и попроси, примерь на меня. Вдруг не по размеру. Клиент нынче всегда прав. Просит примерить, так ты и примерь мужику. - Дед посмеивается. Ему эти игривые шутки в радость. Молодость лихую можно вспомнить.
- Охальник! Ты чему учишь. Срам один. - Воскликнула вахтерша.- Что говоришь, старый, а туда же.
- Какой я старый. Свисну, так за мной молодухи побегут. - Дед кряхтит, лихо вытирает рукой усы. Подмигивает.
- Так и побегут! Из тебя песок сыплется. - Ворчит вахтерша. Но и сама не прочь перемолвиться словечком "об этом".
- Ты чего, бабка. Я еще молодой. Посвататься могу к тебе, красавица. Старый конь борозды не испортит. Ты такой радости от роду не испытывала. - Дед хвастается удалью. Что за дело, все в прошлом. Но жива еще память, еще не остыло сердце. Он все тот же пацан, что ждет сладости горячего поцелуя.
- Ой, жених! - Женщина расцвела. - У меня не такие под окнами серенады пели.
Роман оставил эту парочку ворковать дальше. Поднялся по лестнице на второй этаж. Приемную он нашел быстро. Вошел. Секретарь. Женщина средних лет. Капризный изгиб тонких губ. Жесткий взгляд.
- Здравствуйте. Доброе утро. А к главному врачу можно? - Роман стоял, опираясь всей тяжестью тела на костыль.
- А вы кто? По какому вопросу? - Вовсе не приветливо и не грубо. Выясним, выпишем маршрут. Кому в кабинет по принадлежности, а кому и дальний маршрутный лист.
- Скворцов Роман Алексеевич. Меня из военкомата направили. - Роман полез в карман за документами.
- Подождите минутку. - Уже более приветливо. - Аркадий Петрович, к вам Скворцов, по направлению военного комиссара.
Сообщила это секретарь своему начальнику по интеркому. Голос почти ласковый. Особенно: Аркадий Петрович.
- Пусть войдет. - Раздался ответ.
Девушка кивком указала на вход к руководителю. Милостиво. И стражники разомкнули алебарды, и позволили простолюдину войти в покои царские. Предстал ничтожный пред светлые очи владыки.
Он вошел. За столом сидел мужчина лет сорока пяти - пятидесяти. Встретил вошедшего пристальным взглядом.
- Ну, что, молодой человек, проходите. Присаживайтесь. Мне о вас уже сообщили. Держите бумагу. Ручку. Пишите заявление. Будете работать в хирургии. Кастеляном. Выдавать халаты, белье, учитывать материальные ценности. Я подпишу ваше заявление, и вы с документами в отдел кадров. Налево, третья дверь. Все оформите, потом в хирургию. К главному хирургу, Павлу Павловичу. Понятно? - Все это он сказал быстро. Некогда заниматься подобными вопросами. Так много дел, но для военкома он готов пожертвовать несколькими минутами своего драгоценного времени.
Про себя Рома отметил, как слово меняет должность Обычный завхоз. Мелочь. Кастелян, шателен - звучит гордо. И функции были другие, управляющий замком, сборщик податей, судья для слуг. А ныне просто хранитель простыней и халатов.
- Так точно. Все ясно. - Роман рапортовал по-военному. Не стоит отвлекать высокое начальство. Как утомительны эти гении и боги, что обивают пороги приемных. С наше повоюйте, с наше покочуйте.... Ну, с наше посидите на совещаниях, летучках, напишите отчеты о не проделанной работе. Работа не сделана, а тебе за это благодарность. Чиновник - это величайший дар, талант. Такая ноша не каждому по плечу.
- Ну, давайте, приступайте к работе. - Главврач бросил взгляд на заявление, оставил царственную каракулю. Протянул пергамент со своей резолюцией просителю.
Роман пошел в отдел кадров. Оформили его быстро. Желающих на такую зарплату не было. Вот и приняли по разнарядке военкомата. Госпиталь пополнил штатное расписание, военкомат мог отчитаться о помощи медицине и солдатам. Все довольны. Грех жаловаться, военком принял его хорошо. Не отмахнулся, как от мухи. Сделал, что мог. Хороший мужик.
Ромка направился к корпусу хирургии. Он проходил мимо этого здания недавно, поэтому нашел легко.
Старое здание с колоннами на входе. С этого дня он будет работать здесь.
Кабинет главного врача отделения не составило труда найти. Здесь его встретила секретарь, женщина в возрасте, как и положено. Но довольно приветливая. Чуть усталый взгляд, легкая печаль спит в ее кудрях.
- По какому вопросу? - Она оторвала взгляд от монитора. Отодвинула от себя клавиатуру. Скорее всего, она знала ответ. Позвонили из приемной главного врача госпиталя.
- Вот мои документы. На работу устраиваюсь. - Роман протянул документы.
- Павел Павлович сейчас на обходе. - Женщина развела руками. Помочь сейчас не может. - Но дело поправимое.
- Подождать? - Спросил Роман. Сделал шаг к одному из стульев, выстроившихся в ряд в приемной.
- Присядьте на минуту. С документами все в порядке. Мы все оформим и без Павла Павловича.
Секретарь набрала номер телефона.
- Маша, зайди ко мне. - Произнесла она в трубку.
Через какое-то время в приемную вошла девушка. Стройная, молодая. Под косынкой копна золотистых волос. Но лицо... Словно побитое оспой. Ясные, выразительные глаза.
- Маша, вот товарищ Скворцов. Он будет работать у нас кастеляном. Проводи его, покажи. Пусть знакомится с новым местом. Павел Павлович потом зайдет после обхода. Документы я оформлю.
- Хорошо. - Девушка пригласила пройти Романа с ней. Когда она приглашала Романа, отворачивалась, словно стесняясь своего лица. Они прошли на третий этаж. Маша открыла ключом дверь кабинета.
- Заходите. Это ваше рабочее место. Стол, шкаф с документами. Журнал учета. В нем зарегистрированы все материальные ценности. Журнал выдачи. Шкафы с бельем, халатами. В соседнем помещении стеллажи. Разберётесь? Там за шкафом раковина. Руки помыть, воды набрать. Электрочайник есть.
- Тефаль! Вообще роскошь. - Роман увидел на стеллаже чайник. Радостно улыбнулся. Для него такие обычные в обиходе вещи были подарком судьбы.
- Да. Если захотите выпить чая. А, да. На первом этаже буфет. Булочки, печенье. Можно купить что-нибудь перекусить. Работает с десяти до семи, без перерыва. В ящиках стола бланки актов, накладных. Что еще? Сверите по журналу наличие материалов. Справочник, там телефоны служб. Склад, отдел снабжения. Все понятно? - Девушка явно стесняется своего лица. Голос ласковый, словно просит, не смотрите на меня. И старается быстрее уйти от нового человека.
- Спасибо. Маша. Надеюсь, справлюсь. - Роман улыбнулся. До чего славная девчонка.
- Если будут вопросы, обращайтесь. Меня найдете легко. Спросите у дежурной сестры.
- Спасибо, Маша. Меня, кстати, Роман зовут. - Протянул руку.
- Очень приятно. Я побежала. - Она пожала протянутую руку, положила ключ на стол перед Романом и ушла.
Роман занялся учетом вверенных ему материальных ценностей. В обед он спустился в буфет, купил парочку булочек с марципаном и вновь занялся своим делом. Часа в три распахнулась дверь, и на пороге появился мужчина, лет сорока.
- Здравствуйте. Я - главный хирург отделения. Павел Павлович.
- А я Роман. Роман Скворцов. - Роман встал, приветстствуя вошедшего. Он полагал, что этого требует элементарная вежливость.
- Вижу. Вижу. Приступили к работе? - Доктор чуть прищурил глаза. Приветливая улыбка и легкие морщинки на лбу располагают к этому человеку.
- Да. Так точно. - Роман правой рукой очертил вверенное ему пространство. Левой рукой опирался на стол. Верный костыль, как страж, стоял у стены.
- Вот и хорошо. Думаю, работа не очень сложная. Вы освоитесь. Как вам новое место работы? - Павел Павлович смотрел на костыль. Хирург, он привык к такому.
- Все нормально. - Роман и в самом деле доволен своим первым местом работы.
- Какие-нибудь просьбы, пожелания? - Вопрос скорее обычный, дежурный, но доктор готов выслушать пациента.
- Вот, ... Павел Павлович, мне не удобно, в первый же день...
- Давайте, давайте. - Главный врач кивнул головой. Он готов слушать.
- Можно мне что-то по совместительству, после работы. Дворником или санитаром.
- Гм. Санитаром? Санитаров у нас не хватает. Можно. Тем более, что пациенты у нас в основном мужчины. Лежачие больные стесняются, когда надо судно подать. Санитарка женщина. Сам понимаешь. - Павла Павловича такое предложение заинтересовало. Нехватка кадров вечная проблема. Зарплата маленькая, люди не надежные.
- Да, понимаю. - Сам лежал в госпитале, знал как это не просто.
- Надеюсь, тебя такая грязная работа не смущает. Полы помыть. Судно подать, покормит больного, если он не может сам.
- Нет. Все нормально. Я привык. Я детдомовский. Мы сами там полы мыли. Все убирали. И в младших группах приходилось. Справлюсь. А больные. Так я сам после армии. Это все свои ребята. Не грех за ними поухаживать.
- Отлично. Завтра со старшей медсестрой согласуешь график работы. С отделом кадров я решу этот вопрос.
- Спасибо, Павел Павлович.
Главный хирург ушел.
А Ромка думал. Здорово. В первый же день я нашел себе еще работу. Не сидеть же сиднем. Опять же, зарплата пойдет. Денежки, грошики. Впрочем, а зачем мне грошики? У меня же кредитные карточки есть. Мать с отцом перед уходом оставили. Нет, не стоит разбазаривать денежки. Даже сокровища Древнего рода. Отец сказал, что у меня огромное состояние даже по меркам империи. Но я не тратить должен, а приумножать. Он и сам не понимал, что собирается приумножать. В его распоряжении сокровища тысяч планет. Он не представлял, кем является на самом деле.
Заработаю. Тогда все и куплю. Такие были благие помыслы. Но и они ведут в ад. Роман не удержался. После работы он в своем торговом центре купил телевизор и видеомагнитофон. В отделе мебели заказал кресло, тумбочку под телевизор, холодильник.
- Доставьте мне это завтра после шести вечера. Я на работе. - Как приятно чувствовать себя владыкой мира. Ты покупаешь, платишь деньги. Владыка, обладатель мира.
- Хорошо. - Менеджер счастлив угодить.
Рассчитался Роман рублевой кредитной карточкой. В продуктовом отделе купил пачку пельменей, горчицы, сыр, масло, батон и отправился домой. Он долго прикидывал, как расставит новые вещи. Планировал свою новую жизнь. И в этой жизни не было пока места его внеземной сущности. Спать он отправился около одиннадцати часов. Положил голову на подушку, закутался в одеяло и уснул. Интересно, что снится богам.
Часть 3
Причудливые сны посетили его этой ночью. Таких снов у него раньше не было. Звездные скопления, как в фантастическом фильме, сменялись инопланетными ландшафтами. Чудовища. Лица людей, которых он не узнавал. Кровь на оконном стекле. Груды тел. Убегают, напуганные чем-то люди. Он протягивает руку, и пламя настигает беглецов. Он не мог остановить эти видения. Это были чужие воспоминания, но теперь они принадлежали ему. Он не мог понять, кем был тот, с кем он сливался в едином потоке сознания. Злодей или герой? Равнодушное божество, жаждущее жертвенной крови? Принять, как данность, и жить с этим.
Утром Роман покинул свой "элитный" жилой комплекс бледная поганка. Перешел через двор, вышел на широкую улицу. Час еще ранний. Люди торопятся на работу. Одиночество в людском потоке. Роман остановился, опираясь на верный костыль, посмотрел на небо. Вроде тучки собираются. Возможно, будет дождь. Тут он услышал звук удара, крик. Посмотрел в сторону пешеходного перехода. Там женщина. Она собиралась перейти дорогу на зеленый свет. Возможно, сделала несколько шагов к самому краю тротуара, когда на нее налетел на полной скорости внедорожник, отбросил ее на тротуар и умчался.
- Боже ж мой! Боже ж мой! - Кричала какая-то женщина из прохожих. - Что творится! Ироды! Боже!
Возле лежащего на земле тела начала собираться толпа.
- Звоните в скорую! Звоните! Смотрите же! - Кричали люди.
Роман подошел ближе. Протиснулся через толпу еще редких зевак. На асфальте лежала женщина средних лет. Из раны на голове текла кровь. Пострадавшая была без сознания. Кто-то по сотовому набирал номер скорой помощи, кто-то звонил в полицию.
- Боже ж мой! - Стонала все та же женщина. - Средь бела дня наезжают. Звоните скорее. Вон, помирает. Ой, синеет. Боже.
Роман, зажав костыль возле своего тела, опустился на корточки возле пострадавшей. Сказал:
- Надо голову приподнять. - Обхватил ладонями голову жертвы. Приподнял голову женщины. Кровь на его руках. Он не знал, откуда это к нему пришло. Но он понял, что надо делать. В руках пульсировало тепло. Оно переходило в жар. В мощный жар. Волосы женщины были в крови. Она не приходила в себя. Жар из рук Романа перетекал в тело женщины. Бледность лица стала проходить. Он видел, под действием его рук рана на голове затягивается. Кровь перестала течь. Женщина приоткрыла глаза. Она не осознавала, что происходит вокруг. Ее взгляд встретился со взглядом Романа.
- Ничего, - проговорил Роман тихо, так что бы слышала только она, - твой час еще не пробил. Все будет хорошо. Улыбнулся ей.
Раздались сирены скорой и полиции.
- Давай, живи. Я приду, но значительно позже. Живи! - Это были не пустые слова. Тот, кто жил в нем, придавал этим словам особую силу.
Рома понялся во весь рост. Твердо оперся на костыль. Пропихнулся через толпу зевак. Двинулся к госпиталю. Когда скорая и полиция подъехали, женщина пришла в себя. Она сидела на земле, озиралась. Полиция опрашивала свидетелей. Врачи бросились к пострадавшей.
- Господи, сколько крови. А рана? Откуда кровь? - Врач скорой не мог понять, что произошло с его пациенткой. Такая скорость регенерации.
- Скорее в карету скорой. - Принял решение врач. - У нее может быть сотрясение мозга.
Роман оглянулся на эту толпу. Все та же суматошная женщина кричала:
- Боже ж мой! Глянь-ка, ожила!
Гадайте, как это произошло.
Роман пришел в свой кабинет. Смыл кровь с рук. Устроился за столом. Развернул перед собой журнал учета. Посидел, тупо глядя на раскрытую страницу. Встал и вышел, что бы найти старшую медсестру.
Темно-синяя краска стен, белые потолки коридора. Под ногами вышарканная плитка ПХВ. Запах дезинфицирующих средств.
- Да, это все не радует. Не зовет к жизни. И помирать тут не уютно. - Подумал он.
Старшую медсестру он скоро нашел. Та оказалась на месте.
- Ну, что? - Спросила старшая медсестра. - Павел Павлович мне сказал, что вы хотите подработать санитаром. Согласуем график выхода.
Старшая медсестра выглядела уставшей. Начало рабочего дня, но казалось, он дежурит здесь бессменно сутки.
- Хорошо, согласуем. - Роман был рад, что сможет подработать.
- Можете сегодня выйти на дежурство. Вечерняя смена или ночная. Что вам подойдет?
- Мне бы лучше ночная. После работы я бы сбегал домой, а потом вернулся. У меня нынче мебель должны привезти. Я только обживаюсь на новом месте. Телевизор привезут и холодильник. Можно? Роман сейчас пожалел, что поторопился заказать все это. Мог бы подождать. Решил бы спокойно все вопросы на работе. Чуть позже можно было заняться бытом. Родители оставили ему банковские карты. Детдомовский паренек и такой соблазн. Больше он не нуждался в деньгах и мог позволить себе многое. Он заглянул в банкомате на остаток своих счетов. Даже испугался, таких денег у него никогда раньше не было. Он даже прикинул, что может купить и квартиру и машину. Только к чему это. Его вполне устраивала квартирка в "трех поганках".
- Конечно. Давай, Роман. Вечером будь на посту дежурной сестры. Она вам подскажет, что надо делать.
После работы он успел принять свои покупки. Установил телевизор. Плоская небольших размеров доска экрана хорошо вписалась в его комнату. Мерцание экрана и голоса из динамика скрасят одинокий быт.
В одиннадцать вечера Роман был возле дежурной медсестры. Та скучала над какой-то книгой.
- Роман, - представился он дежурной, - я сегодня дежурю. Новый медбрат. Или санитар, не знаю, как правильно назвать свою должность.
Медсестра отложила книгу. Приветливо улыбнулась.
- Я Клава. Клавдия. Ты, Роман, садись. Ночное дежурство обычно спокойное. Все спят, отдыхают. Редко, что случается. Чай или кофе будешь? - Клава была рада напарнику, все не так скучно и одиноко в полумраке больничного коридора.
- Я не против. - Роман сел на предложенный стул.
- Сейчас подогрею. Что у нас с больными. Что б ты в курсе был. В третьей палате ребята после операции. На поправку идут. В пятой - готовят к операции. Шестая - ветераны. Самая тяжелая у нас тринадцатая. И номер несчастливый. Там лежат двое парней. Полная безнадега.
- А что с ними? - Спросил он просто так. Поддержать разговор. Но какое-то беспокойство возникло в душе.
- У одного паралич нижних конечностей. Все рано скоро выпишут. Тут уж не поможешь. Врач говорит, так и будет прикован к постели до конца дней. Бедняга. Второй. Гангрена обеих ног. Павел Павлович пока отложил операцию. Ждут, мать должна днями приехать. Парню полегче будет, когда рядом родной человек. Держат на интенсивной терапии. После ампутация. Немного полежит, домой выпишут.
- Тяжелый случай. - Роман вздохнул. Сам недавно из армии, рядом были такие же молоденькие ребята. А тут парням не повезло.
- У нас здесь насмотришься всякого. Поначалу жалко, сочувствуешь, душа болит. А потом привыкаешь, сердцем черствеешь. На всех не хватает души. Ты после, часа через два сходи, посмотри. В тринадцатую загляни. Может кому что надо. Особенно неходячим.
- Сделаю, командир. - Роман приложил руку к голове, отдал честь, хотя по уставу и не положено к "пустой голове" отдавать честь. Лукаво подмигнул сестре.
- Ладно тебе, Роман. То же командира нашел. - Парень ей понравился. Красивый. Только на костыле, жаль. Но человек, сразу видно, простой, с таким несложно найти общий язык.
Клава достала из стола книжонку. Протянула Роману.
- Можешь почитать от скуки. Мужикам такое не нравится, но у меня другого нет. Я все больше про любовь читаю. И что б хорошо все заканчивалось. Боли и слез здесь нагляделась. Ты, Рома, не думай, я не самая глупая баба. Такую книгу прочтешь, и веришь, что в жизни чудеса случаются. В жизнь хочется верить.
Роман взял книгу. Тонкий переплет. Карманный формат. Удобно на работу таскать.
Мери Стюарт, - прочитал на корочке, - Девять карет ожидают тебя.
- А сама, Клава, что читаешь? В какую из карет сядешь? - Он понимал, просто в жизни так мало романтики, добра. И хочется спрятаться в мир карет и дворцов, в выдуманный мир, но такой желанный.
- Хозяйка замка Мелани. Жуть. Но интересная. Тайны, любовь. - Клава, мечтая о приключениях вымышленного мира, прикрыла глаза. Ах, где та карета, что унесет в даль безоблачную.
- Ты у нас любительница дамского чтива. - Роман не был против, пусть люди читают и такие книги. В нем говорило устойчивое убеждение серьезных литераторов, такие книги для домохозяек и пенсионеров.
- Ты зря, Роман, так о дамском романе говоришь. Многие классики писали. Только их книги не называют дамскими. Анна Каренина - обычный дамский роман. С плохим концом. Эмиль Золя. Роман из цикла Ругон - Макары. Дамское счастье. Я не люблю книги с печальным финалом.
- Тут я с тобой согласен. Я, как и ты, не люблю, когда у книги плохое окончание. И в жизни не люблю. А эту почитаю. Люблю хорошие, добрые сказки. Может, сказку о Золушке перечитаю.
- Не сказки это, а настоящая жизнь. Не то, как мы живем. Мы живем в сказке: чем дальше, тем страшнее. Дремучий лес, куда ни глянь - баба яга и кощей бессмертный. - Клавдия горячо защищала право людей жить в добром мире, пусть выдуманном, но добром. Там у людей есть право на счастье.
- Кощей Бессмертный? Так не гляди на меня. - Роман рассмеялся. Костыль не самое приятное украшение. Символ беспомощности, запаха пота и натертых до крови подмышек.
- Ну, не ты, Рома. Ты совсем другое дело. Что мы в жизни видим. Работа, дом, магазин. Скучно.
- Зато спокойно. Все идет так, как должно. Рождение детей, старость, смерть, все приходит по раз и навсегда заведенному порядку.
- Что мы видим, - продолжала Клава, - сплошная серость. Я понимаю, в жизни есть место подвигу, порой незаметному. Любовь, которую мы находим, теряем. Не знаю, как об этом сказать. Хочется чего-то яркого. И что б непременно с тобой это случилось. Мы живем в ожидании чуда.
- Конечно, - Роман улыбался. - Тебе бы хотелось так жить, как в этих книгах? Мне тоже. Хочу верить, девять карет ожидают нас. И солнце всходило и радуга цвела...
- А то! Хотелось бы. Ладно, не отвлекай. - Клава уткнулась в счастливую жизнь бумажных страниц. Разбередил душу этот санитар.
Около часу ночи Роман отложил книгу и пошел на обход палат. В коридоре тишина. Он останавливался у дверей. Прислушивался. В некоторые палаты заглядывал. Может, кому помощь нужна. Возле тринадцатой задержался подольше. Приоткрыл дверь. Услышал голос больного, заметившего полоску света, пробившуюся из коридора.
- Сестричка. Сестричка. - Тихий голос, в нем и надежда и боль.
Роман вошел.
- Не сестричка я. Брат. Медбрат. - Роман прикрыл за собой входную дверь. Прошел в палату, освещенную одиноким фонарем на дорожке за окном.
- Слава тебе, господи. Медбрат. Мне бы эту, утку. - Звучало, как мольба, надежда беспомощного на простое сочувствие.
- Сейчас сделаю. - Роман включил настольную лампу. Помог больному с судном. - Ну, вот, парень. Сейчас все сделаем.
- Наконец хоть мужик. А то знаешь, стыдно. Когда беспомощный калека. Одни бабы тут.
- Ничего. Сейчас я тут. - Как хорошо Роман понимал этого парня. Судьба бывает жестока. Смерть, которую он представлял собой, может примирить человека с жизнью. Как не справедливо. Жестоко. Аллилуя, аллилуя. И жизнь вечная. Смертью смерть поправ.
- Вот я и говорю, хоть кто-то. Хоть один человек. Не бабы. - Вот так, простой мужской шовинизм. И женщины этим грешат. Но рожают мужиков. Два народа и две религии на Земле: мужчины и женщины. Простая истина.
- А бабы - не люди? - Ромка усмехнулся. Так забавно желание тех и других утвердить свое первенство. Есть Древние и их птицы, драконы.
- Курица не птица, баба не человек. - Вот уж точно, птицы, летящие от звезды к звезде - драконы. Женщина может стать драконом для мужчины. Носить под сердцем плод и радоваться первому крику ребенка. Наседка, орлица, тигрица - все это о ней. Хранительница жизни, трепетными крыльями оберегающая свое гнездо. Та, кто позовет на подвиг. И срежет волосы с головы Самсона, лишив его сил. Так много в одном хрупком создании.
- А ты, парень, с чем лежишь. Какая хвороба? - Спросил, хоть и знал, в чем дело. Пусть сам расскажет.
- Позвоночник. Они ничего сделать не смогли. Операцию сделали, а без толку. Одна мне теперь дорога, не дальняя. - Отчаяние, тоска в голосе.
- И куда ты собрался, брат? - Вот ведь дурак, точно найдет способ покончить с собой. А ему жить и жить. Как может он, Роман, принять его в долину мрака.
- Куда? Кому я такой нужен? Маяться со мной. На погост с березкой обниматься. Калека!
- Погоди! Видишь, я тоже калека. На костыле. Недавно из армии пришел. - Роман пытался образумить парня. Только такую боль трудно одолеть.
- Ты своими ногами ходишь. А я всю жизнь в коляске. И оправиться по-людски не могу. Кто со мной таскаться-то будет. Мать старая? У нее ярмом на шее висеть? Вечной болью перед глазами. А так, отболит и все. Забудет. - Парень отвернулся, глотая слезы.