1
В пророчествах дневного света 
Попробуй не ожесточиться,
Ты, обопсевшая волчица, 
Которой степью вся планета.
Луна безликая лучится,
Февраль на стеклах пустоцветы
Изобразил морозным цветом,
На сотни милей заграница
Видна сквозь магию кристалла.
Ты у окна бесшумно стала 
И вой подлунный подавила:
Все было - ничего не стало...
Из чаши памяти устало
Хлебнет бессонницы сивилла.

2
Хлебнет бессонницы сивилла
Из красочных воспоминаний
Своих тропических скитаний.
Все те, кого она любила,
Словами мерялись - не силой.
В прибоях буквенных плесканий
Плейбои скучно полоскали
Свои амбиции дебилов.
Судьбы крючки и многоточья
Распорядились ими очень
Привычно: братская могила.
И список потной южной ночи
Она читает между строчек,
Пока уныло дремлет вилла.

4
Под скрип заиндeвелых веток
Рождает образы былое,
Сплетая доброе и злое
Своих пустых дырявых сеток.
В них интервал плетений редок
А строчек горькие алоэ
Не перебьются пастилой и
Слащавостью пустых конфеток.
И возникает давний спор,
И потом катится из пор
Над обрамленьями портретов,
Смотря из прошлого в упор...
На этих лицах с давних пор
Луна бликует фиолетом.

10
Из кабинета глянет хмуро
На графику морозных окон:
За ними крон пушистый кокон.
Урода-валуна текстура 
Есть склеп: надгробная скульптура...
Старуха слеповатым оком
Точней, бельмом зрачка глубоким 
И линзой (камерa-абскура),
Той, что не видит дальше носа,
И населением раскосым
К забвенью приговорена.
Ее соседей-эскимосов
Не озадачивай вопросом:
Где поэтесса Бальмина?

11
Где поэтесса Бальмина?
Разорена ее берлога.
В бульварной прессе некролога
Не удостоилась она.
А может тяжело больна,
Едва жива и молит Бога
Послать ей смерти хоть немного:
Нейдет какого-то рожна.
Снаружи вьюги вой лихой.
Старуха стала шелухой,
Бесплотной сгорбленной фигурой.
Она, укутавшись дохой,
Переживает век глухой
Забытой миром старой дурой.

13
Склонившись над клавиатурой
Она дрожащими руками
Толкает вверх Сизифов камень
С неимоверной кубатурой.
Груба гранитная фактура:
Напоминает стены камер,
Поребрики под каблуками...
И мышц крепчает крепатура:
Ведут корявые, кривые
Вчерашних строчек мостовые
В запамятные времена - 
На них она завалы выев,
И, побеждая энтропию,
Как цензор правит письмена.

15
В пророчествах дневного света,
Хлебнет бессонницы сивилла,
Пока уныло дремлет вилла
Под скрип заиндивелых веток.
Луна бликует фиолетом
На привиденьях Кентервилла...
Нет, это память оживила
Давно ушедших однолеток. 
Седая русская культура
Из кабинета глянет хмуро,
Где поэтесса Бальмина
Забытой миром старой дурой,
Склонившись над клавиатурой,
Как цензор правит письмена.