Аннотация: Для одного из сетевых конкурсов написался рассказик-пародия на японский хентай. С элементами эр- или даже пэрнографии. Об экзистенциальных нравственных мучениях и глубокой внутренней драме монстра-тентакля.
Я живу на этой планете уже десять лет. Привыкнуть невозможно. Планета похожа на Землю совершенно во всем - небоскребы, автомобили, реклама в многоцветье огромных иероглифов местного языка. Жители имеют практически идентичную человеку анатомию. Разве только цвет волос, лицо и... глаза...
Это место досталось мне в награду. Я был ввязан в авантюру, масштаб которой не могу даже оценить. Пришельцы, когда-то казавшиеся мне величественными и непостижимыми, хотели лишь обеспечить себе возможность беспрепятственной охоты на людей. А я, как оказалось, помогал им. Это долгая история, вспоминать которую я не хочу.
Видимо оттого, что в результате постоянных чрезмерных нагрузок, мое тело перестало удовлетворять тех, кто считал меня своим рабом, меня решили отпустить. "Ты выиграл приз, - глумливо басил пришелец, который звал себя Никита, вцепившись своей клешней мне в горло, - теперь ты получишь свою планету, мы выбрали ее специально для тебя! Да! Ты будешь всемогущ и всесилен! Почти как мы! Местные жители ничего не смогут противопоставить тебе. Мы только немного тебя трансформируем. Ты будешь неотразим!"
Это были мои последние секунды на Земле. Очнулся я уже на другой планете, которую местные жители, по странному стечению обстоятельств, звали Токио. Но это я узнал потом. Первым ощущением для меня на планете была щекочущая нос травинка. Я открыл глаза и увидел над собой склонившуюся ветку какого-то дерева с распустившимися ярко-белыми цветками. Я вскочил на ноги, и... дух захватило от окружавшей меня красоты! Представьте себе: теплое утро, берег маленькой речки под голубым небом с редкими облаками. Изящный изгиб деревянного мостика через реку дополняла сверху замысловатая крыша, будто это был не мостик, а беседка. И все деревья по берегам речки цвели ослепительно белыми цветами, лепестки которых, подхваченные легким ветерком, срывались и летели, опадая на траву и на гладь реки. Когда я пришел в себя, то понял, что на мне есть какая-то обычная нейтральная одежда, пластиковые карточки с моими фотографиями и другие непонятные документы. Решив отложить разбор формальностей на потом, я осторожно пошел к реке, отодвигая руками ветви деревьев. И вдруг я увидел ее.
Она собиралась купаться. Видимо я подошел достаточно бесшумно, и девушка меня не заметила. Она была невысокого роста, и в ее ярко-малиновые волосы был вплетен большой белый бант. Она только что скинула туфельки и сейчас расстегивала пуговицы на розовой блузке. Мое сердце застучало громче. Блузка повисла на ветках прибрежных кустов, туда же отправилась клетчатая коротенькая юбочка. Оставшись в трусиках и бюстгальтере, девушка поежилась от ветра и захихикала. Закинув руку за спину, она готова была расстегнуть застежку на тоненькой лямочке бюстгальтера, но тут... тут спазм перехватил мое горло, и я судорожно и громко сглотнул. Она в испуге обернулась. И тут меня словно бы поразила молния. Девочка была явно старше, чем казалась со спины. И... Глаза! Ее глаза были в пол-лица! В миг я был возбужден до предела! Девушка тонко и пронзительно закричала, и вдруг... вдруг я тоже зарычал громче, чем мог вообразить! Мое тело изогнулось и стало расти. Одежда на мне затрещала по швам, а из всего тела полезли безобразные щупальца, которыми я аккуратно, но довольно крепко подхватил истошно визжащую девушку, сорвав с нее остатки одежды. Частью сознания поняв, что превращаюсь в монстра, я закричал в бешенстве: "НИКИТА-А-А-А!!!"
Больше ничего не помню...
Когда я пришел в себя, уже наступила ночь. Девушки рядом не было. Наверно, я убил ее... Убил и съел... Подобрав разбросанные по берегу документы, долго и безутешно рыдая, я дошел до ближайших домов и сорвал сушившуюся на веревках одежду, чтобы прикрыть свою наготу. Потом оказалось, что на пластиковых карточках достаточно денег, чтобы обжиться на планете, а документы принимают во всех местных учреждениях. Не буду рассказывать, как я обустроился в Токио, как выучил местный очень сложный язык. Это все было не просто, но, в сущности, бытовые мелочи совершенно не важны. Гораздо важнее и сложнее для меня стала борьба с монстром, жившим внутри. Я решил приложить все силы к тому, чтобы достойно прожить остаток своих дней, не повредив больше ниодному живому существу.
В массе своей жители Токио мужского пола представляют собой ничтожества. Это ничем не примечательные, серые личности с всклокоченными в разные стороны иссиня черными волосами. Они безнадежно и безуспешно пытаются соблазнить женщин, но, как правило, им это не удается. Поэтому они часто подсматривают в раздевалках женских бань, пуская слюни и получая жестокие тумаки от надзирателей и самих предметов своего вожделения. Примечательно, что получив тумаков, они валятся как попало на землю, и становится явственно заметно, как над их головами кружатся и тоненько пищат какие-то... толи насекомые, толи маленькие, невесть откуда взявшиеся птички. При этом лица мужчин выражают полнейшее блаженство. Я предполагаю, что именно от такого состояния местные мужчины получают свой кайф.
Жители Токио женского пола... Это мое неистовое проклятие, моя удушающая страсть, мое невыразимое счастье и беспросветное горе. До восемнадцати лет девочки практически совсем не имеют никаких половых признаков, но как только им исполняется восемнадцать... Я не знаю, как это происходит... Но они сразу превращаются в восхитительнейших, прекраснейших, сексапильнейших принцесс с небесной красоты формами и такими живут до того момента, как вдруг становятся сразу необъятно и необъяснимо толстыми, некрасивыми, властными и надменными. К этому времени у каждой оказывается рядом местный плюгавенький мужичок, ежеминутно вожделеющий недоступных ему красавиц и получающий за это тумаки с птичками от своих жен.
Но вот этот возраст, когда девушки цветут подобно тем деревьям с белыми цветками, этот возраст восхитителен. Волосы у девушек пышные, длинные и раскрашены в самые невообразимые цвета. Они носят коротенькие юбочки, но носят их так, будто на них надеты брюки. Промышленность планеты не умеет выпускать прочные ткани, поэтому блузки и юбки часто рвутся от любого мало-мальского натяжения. Девушки обожают демонстративно заниматься спортом в обтягивающих (и беспрестанно рвущихся) комбинезонах. И глаза... от них невозможно оторваться... когда жительницы Токио смеются, они сжимают ручки у себя на груди, а их глаза превращаются щелками в два изогнутых кверху полукруга. Это так мило и восхитительно, что мне приходится стискивать зубы и сжимать руки в кулаках до боли, чтобы скрытые во мне щупальца не вырвались на свободу.
Я работаю скромным учителем в колледже, преподаю математику. На педсовете я всегда настаиваю, чтобы ученицы приходили на занятия в юбках ниже колен. Я против глубоких вырезов на платьях и против всякой косметики. Ученики знают о моей строгости, боятся меня, поэтому учатся только на хорошо и отлично. Все. Кроме Наруко. Дрянная девчонка! Она игнорирует все мои требования о соблюдении высокой нравственности, приходит на занятия в самой короткой юбке, постоянно строит мне глазки. А когда я требую от нее дневник, она подает мне его с поклоном, и я успеваю заглянуть в вырез ее блузки, а там... Один раз мне пришлось выбежать под улюлюканье учеников из класса, чтобы защитить их всех от безумства своих щупалец. Подходит конец полугодия, а я не могу по ее оценкам поставить ей даже тройку! Вчера ко мне приходили родители Наруко. Ее мама, полная некрасивая пожилая женщина, умоляла меня позаниматься с Наруко после уроков. Я отказывался изо всех сил, но вынужден был уступить - отец Наруко занимает почетную должность в городском совете, и неуспеваемость дочери может плохо отразиться на его репутации.
И вот я в пустом классе жду эту негодницу Наруко. Я как влитой сижу на стуле с прямой спиной и стискиваю зубы, чтоб не поддаться возможным соблазнам. Вдруг я слышу в коридоре цоканье каблучков. Цоканье приближается и останавливается перед дверью. Я вытираю носовым платком обильный пот со лба. Слышно, как Наруко последний раз надувает пузырь из своей жвачки, пузырь лопается, Наруко выплевывает жвачку в урну для мусора и распахивает дверь. Несколько секунд ничего не происходит. Я медленно поворачиваю голову - Наруко, развязно ухмыляясь, стоит в дверях, отставив одну ножку в белом чулочке ("белые чулочки!!!") в сторону. Мне опять приходится вытереть пол со лба, и эта моя реакция на ее появление Наруко нравится. Она, не глядя, бросает на парту заплечную сумочку с книгами, подходит к учительскому столу, встает напротив меня, наклоняется, уперевшись руками в стол и говорит:
- Ну что? Позанимаемся, господин учитель?
И тут я просто взрываюсь разом во все стороны! Десять лет воздержания вскормили ярость и жажду монстра, живущего во мне. Я издаю громогласный рев. Мне нужно одно мгновение, чтобы сорвать с Наруко всю одежду. Наруко истошно вопит, но меня уже ничто не может остановить.
Но вдруг, я слышу шум со стороны двери. Я оборачиваюсь и вижу там... ее!!! В дверях стоит та самая девушка, которую я встретил на берегу в тот день, когда впервые оказался в Токио. Эти ярко малиновые волосы и большой белый бант я не забуду никогда! Я очень рад ее видеть - ведь я думал, что, будучи монстром, сожрал ее. Я должен попросить прощения! Может быть, это изменит все, и я смогу стать обычным человеком?! Я отбрасываю Наруко в сторону и протягиваю все свои руки-щупальца к ней, умоляя о прощении. Но что это? В ее руке оказывается длинный светящийся алым пламенем меч, длиной больше, чем она сама! Как она может удержать в руках такую тяжесть? Девушка строго смотрит на меня и вдруг начинает вращать этим огромным мечом у себя над головой! Она бросается на меня, подпрыгивает, и из ее милого маленького ротика вырывается крик:
