В квартире, редкостное дело, так тихо и мирно, что кажется, будто и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет... И хочется, не вставая с места, до второго пришествия тонуть в тихих и мирных делах типа чтения кошмаров про безответную любовь и доведение беспомощных первоклассников до школы... Но вставать приходится, ибо из моего пустого живота вдруг начинают доноситься такие человеческие завывания, будто там теперь жилище драконов и вообще пристанище всякому нечистому духу... Ужин должен был начаться еще двадцать пять минут назад, но жена, обложившись, как всегда, самыми толстыми и умными книгами, сосредоточенно сидит за своим компьютером с наклейками в виде бражников «мертвая голова» и строит свои бело-сине-красные гистограммы.Поскольку беспокоить ее в такие моменты опасно для жизни, я пью на кухне воду из-под крана, жую недозрелую грушу, похожую по вкусу на огурец, и представляю себя неудачливым фотографом на чужой планете, который с голодухи поедает какую-то слизь, поскольку давно уже понял, что его гонорар накрылся медным тазом. Это что, голодный бунт? доносится из комнаты.Я мысленно преобразовываю этот голос в рокот космодрома и молчу. Жрать, что ли, как всегда, хочешь? кричит жена, материализуясь на кухне. У того, кто целыми сутками спит да жрет, ничего в жизни получиться в принципе не может, так ему и придется умереть дурачиной. Как можно что-то успеть, если утром долго завтракать, до обеда сосредотачиваться, а затем снова заниматься набивкой своего безразмерного желудка? Итог-то всегда один сон без задних ног и впустую прошедшие суткиЯ молча выкидываю огрызок и иду в туалет. Ах, да, у тебя же есть еще и третье занятие, самое главное! Причем оно съедает больше всего времени!Вернувшись в комнату, я вижу, что жена, как дура, сидит под столом. «Дура не дура, а сроду так», хочется сказать мне, но я делаю вид, что у меня внезапно испортилось зрение. Ку-ку! подает она голос. Ой, кто это там то ли графики на полу строит, то ли пыль, как всегда, вытирает? Сам дурак набитый! злится она, начинает вылезать и только после этого я до меня доходит, что она уже не ругается, а очень даже мирится.Я решаю внести и свою лепту в дело разрядки напряженности, для чего говорю, что тоже могу от нее спрятаться, а она меня будет искать, пока не найдет... Испачкаешься ты, а стирать, как всегда, мне... с мрачным видом говорит она и выходит из комнаты. Не хочешь и слава богу, злюсь я, после чего до меня доходит, что я снова ее обидел.Размышляя, как жить дальше, я сажусь за компьютер и вдруг обнаруживаю, что за время моего отсутствия приключилась вселенская разбалансировка системы персонажей: один герой, случайно оказавшись на свободе, занялся дрессировкой диких ежей, другой, заглотив паука, перешел в состояние полной потусторонности, а третий, перебравши информации про «дао» и «дэ», мешком повис на стене.Я таращусь на экран, пытаясь выработать план чрезвычайных действий, но в голове такая неразбериха, что максимум, на что меня хватает, это залезть под стол и сидеть там, ожидая, когда же кое-кто наконец придет, заметит меня, походит вокруг-около, а затем, как всегда, не выдержит и рассмеется.Я сижу там, как дурак, десять минут, двадцать, тридцать и вдруг план операции становится очевиден: ту обнаженную, от которой все шарахаются, как от насильственной смерти, надо пинком под зад запихнуть в быстроходную летающую тарелку (мэйд ин галактика Протухшее Яйцо) и отправить в авангард. Бузинный бухгалтер пусть плетется в арьергарде, подсчитывая потери. Основные же силы следует сформировать из малолетних девочек, закаленных в сражениях с пригородными электричками, и малолетних мальчиков, закаленных в сражениях с малолетними девочками. А за фланги пусть отвечают Феофан, специалист по получению ранений, и его подружка, прекрасная в своей порывистости. А вооружу я их всех убийственной диметилгидразиновой смесью...Мне остается лишь расставить веселые поросячьи хвостики над буквами «и», когда с кухни доносится громогласный вопль: Вылезай, сволочь! Через пять минут я тебя, дармоеда, кормить буду!С трудом выбравшись из-под стола, я тру затекшие колени и слушаю, как музыку, надрывные крики: Динь-динь! Динь-динь! Ужинать! И не «сейчас», а сейчас же!И я бреду на голос.Она, не давая мне сесть, спрашивает, что я могу сказать в свое оправдание, и я, ни секунды не раздумывая, отвечаю, как по заученному, что ее курочка в сухарях стократ сильнее всего моего небесного войска со всеми его флангами. Редкое дело: ты попал в десятку, улыбается жена. Мне вообще повезло: ведь твои обиды могли отражаться на качестве твоих ужинов, но этого не происходит, искренне говорю я, уплетая за обе щеки. Ты снова попал! Но только до поры. Если в ближайшее же время ты не начнешь приносить в дом приличных денег, то моя месть будет страшна. |