Балабаев Андрей Михайлович : другие произведения.

Тропой Алисы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда иллюзии проникают в реальность, обычный человек идёт к психиатру. Псих - пытается проникнуть в сами иллюзии, становясь на Тропу Алисы - непредсказуемый путь к сердцу нереального мира.

   Утренняя прохлада запустила пальцы под одежду, заставив Марью поёжиться. Лето кончилось. Позади, отрезая дорогу в домашний уют, хлопнула дверь подъезда.
   - Вперёд, беспечный пешеход...
   Утро среды Марьяна не любила со времён университета. Среда ассоциировалась у неё с желтизной, сонливостью и унынием: в среду стояли самые скучные пары, в среду было дальше всего от выходных - прошедших и будущих - а уж работа в этот день и подавно казалась каторгой. Почему бы не сделать среду выходным днём вместо, скажем, субботы?
   "Напиши премьер-министру", - посоветовала она себе. "С его любовью к странным инициативам у тебя есть неплохой шанс".
   Всё, решительно всё в этот день оборачивалось против Марьяны. В автобусе ощутимо воняло - скорее всего, кем-то немытым - и от этого запаха скоро стало подташнивать. Пришлось выйти на остановку раньше и слегка пробежаться, чтобы не опоздать. Не по размеру громкая собачка оглашала ведущую к работе аллею противным лаем. В довершение всего, перед самым входом подвернулась левая нога (чёрт бы побрал дресс-код с его идиотскими туфлями!), и несколько секунд, спасаясь от падения на бетонную плитку, пришлось прыгать на правой. Шедший мимо мужик в костюме даже не подумал помочь.
   Тучная, источающая убийственный аромат духов Тарасьян отстала от Марьи на какие-то полминуты - та успела лишь убрать сумку и ткнуть в кнопку системника. Нагоняй от начальницы отдела мог бы стать достойной вишенкой на торте мелких злоключений среды, но в этот раз гроза прошла мимо - младшую сотрудницу величественно проигнорировали, немедля атаковав телефон. Кто сегодня вызвал гнев солнцеликой, Марью не интересовало: безвестный герой, ответственный за неведомые поставки, принял огонь на себя и эффективно отвёл его за пределы набитого столами и мониторами помещения.
   Работать отчаянно не хотелось.
   "Но квест на получение зарплаты никак нельзя провалить", - напомнила она своей лени.
   Среда в самом деле была жёлтой - цвета электронных табличек, цвета чужих лиц, цвета ламповых внутренностей комнаты, контрастирующих с бледным миром за окнами. Сентябрьская серость изнутри уже не казалась такой мерзкой.
   "Всё познаётся в сравнении. Трудись я на грязном овощном складе, этот офис тоже казался бы мне уютным".
   Понемногу начала болеть голова. В последнее время это случалось чаще и таблетки не особенно помогали.
   - Марьюшка, распечатай мне сводный отчёт за август.
   - Хорошо, Елена Геннадьевна.
   "Хорошо, что я его сделала - хотя по плану он до сих пор в работе. Но кого волнует?"
   Пока бумажка ползёт из общего принтера, можно встать и слегка размяться. Свысока посмотреть по сторонам. Помрачнеть.
   Женщины таращат глаза в мониторы. Кое у кого уже дымится чай - хотя всего-то девять утра. Строева и Светланова шепчутся. Машка явно раскладывает пасьянс - куда ещё ей тыкать мышью с таким сосредоточенным видом?
   Отчёт допечатался, и Марья отнесла его Елене Геннадьевне, заслужив сухое "угу".
   "Работа мечты. Ещё десять лет в этом болоте - и я превращусь в такую же уродливую тётку и тоже буду попивать чаёк, сплетничая о какой-нибудь ерунде."
   Марья нахмурилась. От сеанса самобичевания вряд ли стоит ждать пользы. Сама виновата, да. Не о таком мечтала? А о каком? Мечты бесполезны, если не дополнены точным планом. Были у неё конкретные мечты? Закончить ВУЗ, найти абстрактную работу? Попасть в страну сиреневых пони? Абстрактная работа - вот она, бессмысленная и беспощадная. А единственна сиреневая вещь на горизонте - кофточка Тарасьян. На пони никак не тянет, скорее уж, на корову...
   Она вернулась к работе, споро превращая разрозненную груду циферок в осмысленную структуру. Больше работаешь - меньше думаешь. Меньше думаешь - лучше спишь. Лучше спишь - лучше работаешь...
   "Тьфу!"
   Офис понемногу затягивал Марью, превращая её в свой придаток. Звенел, щёлкал, обрабатывал информацию, тратил сахар, глядел в окна и выпускал наружу щупальца телефонных переговоров.
   Звуки пульсировали: скрежет древнего принтера, крики Тарасьян, дробный стук пальцев по клавиатурам - офисная симфония то сливалась в единый, буравящий шум, то распадалась на сотни отдельных партий, каждая из которых норовила ухватить кусок сознания Марьи и утащить как можно дальше, как можно глубже. Следом поплыло зрение. Заколебались и вспучились пузырями стены, задрожал, готовясь обрушиться, потолок, а лица коллег, наоборот, приобрели пугающую чёткость. Выступающие носы, влажные, огромные рты, блестящие шары глаз - все они шевелились, двигались, из-под штукатуренных, раскрашенных масок выползало нечто сокровенное и поганое, оно тут же находило свои подобия и вступало в ними в спор - рты разевались ещё сильнее, мышцы под кожей напрягались, стягивая дряблую плоть и обнажая крупные зубы. Вокруг Марьи бушевал скандал, словесное побоище, смысл которого нельзя было разобрать, и волны злобы сминали и без того утратившую опоры реальность. Тучеподобная Тарасьян беззвучно орала на Машку Негожеву, та, оскалясь загнанной в угол крысой, изливала в ответ порции незримого яда, поодаль сцепились три молодящиеся дамы из абонентского отдела, программистка Строева, которую за глаза звали морской свинкой, трясла распухшей родинкой на щеке, пытаясь не то перекричать, не то задавить Светланову - и весь этот ад расползался вширь, углублялся, обретал всё больше отвратительных черт. Зубы сцепившихся сотрудниц росли, выпирая изо ртов; лица становились озлобленней, человеческие черты в них таяли, растворяясь в звериных гримасах. Ещё немного - и эти блестящие, большие зубы будут пущены в ход. Немного, совсем немного...
   Оскаленные лица разом повернулись к Марье и расплылись улыбками предвкушения.
   - Марьяна!
   Глаза не желали собираться в кучу. Марья тупо смотрела перед собой, потерянная в неожиданной тишине.
   - Ты как себя чувствуешь? Всё в порядке?
   Тарасьян. Её озабоченное лицо перед глазами и плавает. А где... На работе, конечно же. Где ещё?
   Захотелось расплакаться. Опять приступ. И у всех на виду.
   - ...сидишь и смотришь в одну точку, ничего не слышишь. Думали скорую вызывать.
   - Я... Простите. Со мной такое бывает. Вроде... вроде снов наяву. Что-то с нервной системой. Уже всё в порядке, спасибо.
   Взгляды. Из каждой щели, со всех сторон. Весь отдел пялится - сочувственно, жалостливо, насмешливо. Тема месяца для туалетных бесед.
   - А врачи что?
   - Не могут понять, в чём дело. Года три уже.
   "Поскорей бы закончилась эта пытка. Я на пределе. То ли зарыдаю, то ли наору на кого-нибудь."
   - ...купленные, что с них взять. У мамы участковый врач - так тот вообще...
   Голос Тарасьян снова опасно поплыл, то долетая до сознания обрывками фраз, то пропадая где-то на полпути.
   - Знаешь что? Поди-ка ты домой, отдохни. У тебя отчёты за август уже готовы?
   - Да, но...
   - Вот и молодец. Иди, иди. Ты вон какая бледная вся, того и гляди в обморок упадёшь. Может, Серёжу попрошу проводить?
   - Нет, спасибо... Мне уже лучше.
   Подарок от Тарасьян. Неужели искренний?.. Зато спектр взглядов пополнился завистью. Хочешь заработать сочувствие? Заболей. Хочешь удостоиться зависти? Пропусти по болезни рабочий день.
   - Пусть, пусть идёт! Молодая ещё, себя поберечь надо.
   "Поддакивают. Может, и правда искренне. Только я всё равно не отличу одно от другого."
  
   ***
  
   "Утро, десять часов, среда. Куда может спешить девушка в белой рубашке, юбке чуть выше колен и приталенном пиджачке? Конечно, к ненаглядному психиатру!"
   К тому самому добродушному дядьке, что стал уже одним из лучших знакомых. В кабинет, где старенький шкаф до отказа набит бумагами, а на кушетке треснул кожзам. Туда, где на окне беленькая решётка, за которой трепещет ива.
   На улице дышалось свежо и вольно, и хотелось не в больницу, не в облако её удушливых ароматов, а в парк, в лес, в ботанический сад, на худой конец - или сразу домой, под одеяло. Но...
   Пустой дребезжащий вагон подхватил Марьяну, увлекая совсем не туда, куда стремилась её душа. За окнами трамвая расцветали радужные сады, сквозь которые, как спины дельфинов сквозь гребни волн, то и дело проглядывали автомобили. Стекло холодило лоб.
   "Только бы не отрубиться, только бы не отрубиться. Вези меня, железный трамвай, вези в страну таблеток, анализов и уколов."
   Мимо часовой башни, где на белом циферблате ни единой отметки. Мимо вьющихся, как плющ вокруг дерева, лестниц. Мимо всплывающих из-под привычного городского пейзажа фантасмагорических картин, то дрожащих, как миражи, то пугающе реальных.
   Трамвай не подвёл. До больницы удалось добраться без происшествий, и даже маяться в коридоре почти не пришлось - что такое десять минут по сравнению с классической очередью? На месте оказался и добрый дядька Игорь Вячеславович - день, словно извиняясь за негодное утро, принялся услужливо подсовывать удачные стечения обстоятельств. Уже позже, сидя на стуле и отвечая на хорошо знакомый перечень вопросов, Марья вспомнила, почему когда-то определила психиатра в категорию добряков: при первой встрече, идя мимо неё, мрачной и насупленной в ожидании приёма, тот сунул ей в руки фруктовую конфетку. В ином случае она никогда бы ничего не взяла у незнакомца, но в тот раз машинально развернула и съела. Апельсиновый вкус вспомнился так ярко, словно конфета до сих пор была у неё во рту.
   - Что ж, шизофрения у тебя, Марьюшка, по-прежнему не просматривается. Это хорошо.
   - А что просматривается?
   Психиатр помедлил с ответом, глядя на девушку поверх сцепленных пальцев. Марья знала, что ответа попросту нет.
   - Давай лучше зайдём с другой стороны. Когнитивных нарушений я у тебя не вижу. Психически ты здорова, дееспособна, личность не страдает. Тут картина стабильная и беспокоиться пока не о чем.
   - Пока?
   - Пока. Потому что, как ты понимаешь, галлюцинации, видения, бредовые состояния - это всё психопатологические явления, у них есть определённые причины. Я бы сказал, что тебе очень повезло... в том смысле, что обычно эти явления сопровождаются разрушением психики. Ты ведь алкоголь, наркотические вещества не употребляешь?
   - Вы же знаете, что нет.
   - Знаю, ты девушка честная. Но поначалу я, видишь ли, в тебе сомневался. Очень некоторые симптомы похожи на... впрочем, не будем об этом. Вернёмся к нашим неприятностям. Причины. Органические поражения мозга, ты понимаешь?
   Марья понимала. Эти поражения в её голове искали уже несколько лет - без особых пока успехов.
   - Тот факт, что мы не можем их обнаружить, в какой-то мере обнадёживает - это означает, что процессы не зашли слишком далеко и не развиваются. С другой стороны, не зная причины, мы не можем и назначить конкретное лечение, только купировать симптомы - а это всегда, в той или иной мере, подавление деятельности мозга, угнетение отдельных функций... Ну, ты сама всё знаешь.
   - Угу.
   - Спусковых крючков по-прежнему никаких?
   - Я не замечала. Вроде бы, никакой привязки к конкретным ситуациям.
   - А запахи, например?
   - Вы же уже спрашивали.
   - А ты ещё раз подумай.
   - Сегодня в автобусе неприятно пахло. Но прихватило уже на работе.
   - М-да. Ты таблеточки принимаешь, как я рекомендовал?
   - Конечно.
   - И с таким результатом, хм... Если тебе совсем уж некомфортно с этими... проявлениями, можем попробовать более сильные препараты. Как два года назад. Но я бы советовал потерпеть, незачем молодой девушке такое колоть.
   Марья вспомнила лечение двухгодичной давности и содрогнулась. Возвращаться по доброй воле в то амёбообразное состояние, пусть даже и без видений, хотелось меньше всего на свете.
   - Я, наверное, воздержусь.
   - Оно и к лучшему. Но на томографию головного мозга ещё раз сходить придётся, и на анализ крови я направление дам. Если картина изменилась, сразу её зафиксируем и будем думать, что делать дальше. И чуть что - сразу ко мне! Звони, если нужно, телефон мой у тебя есть.
   После визита к психиатру, как всегда, стало легче. То ли от таблеток, то ли от самого факта.
   "Сиреневым пони не пробраться в больничную цитадель."
   Будний день, обеденный час. Город суетливо шевелил транспортными потоками, потягивался, как кот, под тёплым осенним солнцем. Город сверкал зеркальными окнами самодовольных офисных особнячков и серьёзных деловых башен, подмигивал Марье, словно разделял с ней общую тайну, шептал на ухо шелестом листвы и вечным гулом автомобилей. Домой не хотелось - дома было мрачно, тоскливо и одиноко. Дома стоял проклятый компьютер, окно в иллюзорную жизнь, которая порой становилась привычней, чем настоящая. Настоящая... Та, которую можно потрогать пальцами - это она? Шершавая кора дерева под ладонью - это она? Солнце, лучи которого заставляют жмуриться - это она? Если да - почему она не держит и не даёт опоры, почему позволяет человеку топиться в омуте сетевых иллюзий?
   "Небо, слабых не милуй, всем не под силу бремя свобод", - припомнила она строчку старой песни. - "Не сумел удержаться - падай, сам виноват."
   Возле парка Марьиным вниманием завладела вывеска небольшого кафе. Сначала её буквы, стилизованные под тёмное дерево, привлекли взгляд, потом слегка искривили траекторию движения и наконец Марья, признавая победу тайных желаний, уже осознанно двинулась навстречу завлекательным ароматам кофе и выпечки.
   "Я, наверное, видела это кафе сотни раз. А зайти решилась впервые. Странно."
   Среди десятка небольших чёрных столиков и ажурных стульчиков оказалось даже уютней, чем она ожидала. Свисающие из горшков растения обрамляли два больших полукруглых окна, понизу стояли тускло отсвечивающие бронзовыми деталями старинные кофейные приборы. За стойкой, на деревянных полках, гнездилось множество баночек с мармеладом и цветными конфетами.
   "Внутри не хуже, чем снаружи, как сказал бы Вини-Пух. Или это был унылый осёл? Не помню."
   Задумчивая девушка приняла у Марьи заказ - чашка кофе, яблочный штрудель. Хотелось попробовать всё и сразу, но квест на зарплату был далёк от завершения, заставляя ограничивать желания капризной плоти.
   Тихонько прихлёбывая кофе, Марья глядела в окно - на спешащих мимо прохожих. Молодой человек с сумкой для ноутбука - в костюме, бледный и торопливый. Женщина средних лет, крашеные волосы, озабоченное лицо. Потёртый субъект с опущенными плечами. Никто не шёл медленно, никто не смотрел по сторонам.
   "Одна я тунеядствую. Зато спокойно и тепло - что мне ещё надо?"
   Жизнь за окном текла, будто в очередном фильме про офисный планктон. Вот проехала машина. Вот представительная дама села на заднее сиденье большой блестящей повозки. Вот студентки прошли мимо, над чем-то весело хохоча. У каждого - своя история и каждому нет дела до остальных. Что же тогда держит их вместе?..
   "Сюжет игры. Лучшей многопользовательской игры всех времён и народов. Хотя мне привычней считать остальных людей NPC."
   - Разрешите?
   - Не разрешаю.
   "Одинокая девушка в кафе. Кто-то чует запах добычи."
   - Я закажу вам пирожных.
   Марья соизволила поднять взгляд, оценивая щедрое предложение. Предложение явилось под видом парня в чёрной рубашке, джинсах и задранных на лоб солнцезащитных очках. Прилизанные тёмные волосы формировали на голове подобие вертолётной площадки.
   "Пикапер, как пить дать. И рожа противная."
   "Рожа" наблюдала за Марьей внимательно, без улыбки. Обычное мужское лицо, без изъянов и ярких черт. Разве что глаза - но мало ли на свете глаз, обещающих поведать тайны вселенной?
   "Тайны вселенной редко простираются дальше банального секса."
   - Вам ничего не обломится.
   - Это меня устраивает.
   "Чёрт с ним. Я этот столик не покупала."
   - Два миндальных и два клубничных бисквита. Взнос за то, что портите вкус кофе своим присутствием.
   - Будет исполнено.
   Он заказал пирожные и чай. Пока официантка несла заказ, Марья неотрывно пялилась на тарелку: как бы нахал не подсыпал ей в еду дряни. Нахал подсыпать ничего не пытался, разговоры тоже не заводил.
   "Может, пронесёт?"
   Не пронесло. Она только-только успела отправить в рот кусочек нежнейшего бисквита, когда парень, решивший, видимо, что выжидал достаточно долго, нанёс удар.
   - А вы, говорят, интересные вещи видите?
   Внутри ёкнуло. Щекам стало горячо-горячо.
   - Кто... говорит?
   - Ветер шепчет.
   - Убирайтесь. Не знаю, что у вас ко мне за дело, но у меня к вам дел точно нет.
   - Зачем так строго? Тем более, что я всё равно не уйду.
   - Тогда уйду я.
   - А от себя вы тоже... уйдёте? - незнакомец сделал точь-в-точь такую же паузу, как и она парой мгновений ранее.
   Пальцы, державшие вилку, сжались. Остро, горячо захотелось воткнуть эту вилку в глаз надоедливому придурку. Только додумав мысль до конца и полностью осознав своё желание, Марья медленно разжала ладонь. Металл звякнул, упав на тонкий фарфор.
   "Наверное, этого он и добивается. Провоцирует. Проверяет, можно ли меня на улицу выпускать, или лучше посадить сразу в клетку."
   Вот он - сидит и смотрит. Не стесняясь, внимательно и насмешливо.
   Девушка демонстративно вздохнула.
   - Вы психиатр?
   - Что вы, что вы! Будь я психиатром - разве стал бы заказывать вам пирожные?
   Она, против воли, фыркнула.
   - Не знаю. Так что вам надо? Уверяю, меня сегодня не тянет на романтические знакомства.
   - Вас и завтра на них вряд ли потянет. Да и меня тоже, если это вам интересно. Я вообще ничего не хочу от вас получить.
   - Лжёте, - с удовольствием процедила Марья.
   - Почему же? - ничуть не возмутился собеседник.
   - Потому что каждый человек на этой планете, за исключением нескольких идиотов, действует из эгоистических побуждений.
   - Приятно знать, что вы не сочли меня идиотом. И всё же: я ничего не хочу от вас получить. Ничего такого, что вы можете потерять.
   - Вот вы уже уточняете. Значит, что-то вам всё же нужно. Колитесь сразу, сэкономите время мне и себе. Всё равно пикаперская хрень со мной не работает.
   - Сразу так сразу, - с неожиданной готовностью согласился он. - Я ведь уже спрашивал о том, что вы видите?
   - Да. И я успела ответить, что это не ваше собачье дело.
   - Положим, собачьих дел вы не упоминали. Равно как и хомячьих. И прочих... Хотите разобраться с этой проблемой?
   - Ааа. Сектант.
   - И опять вы поспешно судите. Я атеист. Не врач. Не мошенник. Мне не нужны ваши деньги и даже ваше симпатичное тело.
   - Кажется, вы вернули мне комплимент. Я так рада.
   - Если на моих похоронах все лица будут столь же радостны, я решу, что жизнь прожита не зря. И всё же вы не ответили на вопрос.
   - Ладно, ладно. Ваша взяла. Да, у меня проблемы с головой. Возьмите конфету.
   - Спасибо.
   Несносный тип без всякого стеснения подцепил бисквит с её тарелки и откусил. Прожевал и, как ни в чём ни бывало, продолжил:
   - Насчёт проблем вы верно заметили. Ну так что же - примите мою помощь?
   - Помощь в чём? - устало спросила Марья. Ситуация перестала её пугать, но перестала и развлекать: всё, как бывало и раньше, вдруг надоело и отдалилось за серый занавес. - В испытании какой-то новой методики лечения? Гипноз? Препараты? Знали бы вы, каким экзекуциям меня подвергали эскулапы, чтобы купировать эти приступы снов наяву. И я даже не уверена, что хуже - проблема или лечение.
   - Знаю. Только я вовсе не собираюсь избавлять вас от ваших приступов.
   - Имейте в виду - от девственности я уже успела избавиться.
   - Спасибо за информацию.
   - Чорд. Я думала, вы смутитесь.
   - Как насчёт... пойти туда, откуда вы пытаетесь убежать?
   И пока Марья хлопала глазами, пытаясь осознать смысл сказанного, он, ничуть не изменившись в лице, добавил:
   - И принести туда могильный покой.
   - Ааа. Я поняла. Вы тоже псих, да? Только чуть психованнее, чем я.
   Ситуация наконец-то нашла своё место в картине мира. Облегчение и разочарование - чего в этом факте больше?
   - Совершенно верно. Я тоже псих.
   "Он даже не пытается скрыть. Что ж, хвалю."
   - А про меня откуда узнали?
   - Обман, подлог, незаконное проникновение...
   - Эээ...
   - Шучу. Мы наблюдаемся у одного психиатра и мне, скажем так, удалось однажды заглянуть в его записи. Потом навёл справки, чуточку подождал - и вот мы встретились.
   - И что вас там привлекло? В записях этих. Учтите, я...
   - Ты.
   - Что - ты?.. - сбилась с мысли Марья.
   - Обращайся ко мне на "ты". Вежливая форма - для менеджеров и рекламных агентов.
   - Нууу... Не каждый день незнакомый шизофреник подсаживается ко мне в кафе, сообщает, что следил за мной и вот так сразу...
   - Я не шизофреник.
   - Все вы так говорите.
   - Ты здорова.
   - Речь-то не обо мне...
   Разговор снова начал приобретать тревожный оттенок. Сумасшедший явно вёл, и это чуть-чуть пугало. Самую малость. Марье очень не нравилось отбиваться.
   - Ты здорова. Потому что я вижу практически то же самое. Одни и те же симптомы. Пока я не узнал о тебе, тоже полагал, что болен. Но когда прочитал...
   Он в молчании допил свой чай, заказал ещё, потом продолжил - ровным голосом, словно говорил о покупке сосисок и стирального порошка.
   - Какое-то время назад я перестал убегать. Перестал принимать таблетки. Перестал отмахиваться от галлюцинаций. Перестал считать себя больным.
   - Звучит как исповедь саморазрушения. Помогло?
   - Нет, кончено. Приступов больше нет, потому что теперь я вижу эту дрянь непрерывно.
   Марья содрогнулась при мысли о такой перспективе.
   - Ну и зачем тогда?..
   - Чтобы понять. Если моя личность в порядке - а наш общий знакомый, Игорь Вячеславович, утверждает, что это так, но болезненное состояние налицо - значит, что-то не в порядке. Но не со мной. Как ты думаешь, насколько вероятно совпадение, при котором два незнакомых человека страдают одинаковым расстройством и видят идентичные галлюцинации?
   - Одна культура, похожая среда, вот и...
   - Не "похожие" галлюцинации, рысенька. Идентичные.
   - Как ты меня назвал?!
   - Рысенька? - он, казалось, и не заметил Марьиного возмущения. - Это из-за причёски и цвета волос.
   - А вилкой в глаз? - ядовито осведомилась она.
   - Не надо. Это больно.
   - Тогда за языком следи!
   - Хорошо.
   Он замолчал, гляди прямо перед собой.
   - Ну и? Ты закончил исповедь?
   - А? - встрепенулся незнакомец. - Я думал о том, как не сказать лишнего. Психиатрические проблемы несколько сокращают круг друзей, знаешь ли. Теряются навыки общения.
   - Знаю, представь себе. Что там про галлюцинации?
   - Лестницы, сады, башни... Порой описания совпадали вплоть до мелких деталей. Порой - отличались. Либо мы черпали вдохновение в одних и тех же источниках, либо - и впрямь видели одно и то же.
   - И ты выбрал самый сказочный вариант.
   - Почему нет? Я научился... приближаться к этим вещам.
   - Стал сильнее сходить с ума, ты хотел сказать.
   - Что-то вроде. И меня не отпускает мысль, что туда можно попасть.
   - Запросто. Ты ещё веществами закинься - и попадёшь. С гарантией. Может даже, насовсем.
   На равнодушном лице расплылась улыбка. Кривоватая, если не сказать - хищная.
   - Насовсем меня не устраивает. Вполне хватит какого-то времени.
   - И зачем?
   Марья порядком утомилась, но заканчивать разговор не спешила: в конце концов, хоть какое-то развлечение.
   - Я ведь уже упоминал. Решить проблему радикально - уничтожив её источник.
   - Чувак! Если бы ты попал в Нарнию, ты бы сделал из тамошнего льва чучело?!
   - Именно!
   - Тьфу!
   - Тебе жалко льва?..
   - Терпеть не могу Льюиса с его христианскими закидонами. Но я, в отличие от тебя, ещё не слетела с катушек полностью.
   - Разве? Когда ты видишь гниющий труп, у тебя есть три пути: убрать его, уйти - или выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Заодно заткнуть нос. Уйти ты пыталась - не получилось. Выкалывать глаза ты тоже пыталась, верно?
   - Ты и это прочёл?
   - Вряд ли меня лечили по-другому. И по доброй воле я те лекарства принимать больше не буду. Остаётся третий путь, не находишь?
   - Это безумие.
   - Да. Но кто мешает попробовать?
   - Здравый смысл. И зачем для этого нужна я? Лезь в волосатый шкаф или куда там ещё, может, завтра помашешь мне ручкой из разноцветного сада.
   - Я бы так и сделал, но есть нюанс.
   - Всегда есть нюанс.
   - Ты - мой ключик.
   - Нарываешься на вилку?
   - Я - такой же, как ты. Просто стучусь об эту стену лбом куда дольше. Хожу, ломлюсь в открытые двери - а они пропускают меня насквозь вместо того, чтобы впустить в себя. Представляешь? Вижу, но потрогать нельзя... Как в дурацком сне - в детстве мне снились такие. Чудесные игрушки, исчезающие поутру.
   Теперь он в самом деле походил на безумца. Глаза сверкали, руки... нет, руки не тряслись. Они продолжали аккуратно, как механизмы, орудовать ложечкой и подносить чашку к губам. Разительный контраст между взглядом, словами и языком тела.
   - Я, вообще-то, наоборот. Цепляюсь всеми лапками, чтобы не ухнуть в эту дыру.
   - Не рухнешь. Мы - две половинки ключа: я знаю - как, ты знаешь - где. Вдвоём мы сумеем туда вломиться.
   Он какое-то время продолжал буравить Марью взглядом, потом расслабился, откинулся на спинку стула и стал нормальным.
   "Обычный парень, и не скажешь, что шизофреник. А то и вовсе маньяк."
   - Я давил на тебя, как только мог. Думаю, пора заканчивать.
   - Наконец-то!
   Марья фыркнула, маскируя лёгкое разочарование.
   "Посмотрим, спросит ли он телефон. Последнее испытание, так сказать."
   Незнакомец не стал спрашивать телефон. Он положил на стол купюру, рядом с ней - клочок бумаги, встал, и, не прощаясь, вышел.
   Марья сграбастала бумажку. На ней, грубым и стремительным почерком, был написан номер мобильного. Чуть ниже стояла приписка: "Медиатор". Ещё ниже, совсем мелкими буквами, значилось: "Звони, когда станет хуже".
   - Вот идиот.
   Официантка проводила девушку взглядом, полным житейской мудрости.
  
   ***
  
   Марья открыла глаза. С потолка на неё смотрел огромный белесый глаз. Он был совершенно реален: чёрный провал зрачка, водянистая радужка, ниточки кровеносных сосудов и влажный блеск. Только размер - как у широкоэкранного телевизора.
   Некоторое время она моргала, надеясь, что глаз исчезнет, но тот оставался на месте, всё так же внимательно пялясь вниз. Тогда Марья заплакала - горячо и горько, до подбородка натянув одеяло. От жалости к себе, от страха, от чувства дикой несправедливости. От того, что сходит с ума. От того, что рано или поздно придётся делать инъекции, и они превратят её в тупой овощ. Слёзы, прорвав плотину самоконтроля, текли нескончаемым потоком, скатывались по щекам на подушку и размывали взгляд. Она потёрла лицо краем одеяла, боясь потерять страшный глаз из виду, но тот, будто удовлетворённый мучениями жертвы, исчез.
   Прогноз давешнего шизофреника сбывался с пугающей скоростью. Прошло всего несколько дней, но как за это время изменилась привычная жизнь! Видения теперь вторгались в поле зрения не от случая к случаю, а настырно и регулярно - дошло до того, что Марья стала избегать взглядов по сторонам, где почти наверняка можно было заметить не принадлежащие реальному миру вещи. И что хуже всего - большая часть этих вещей имела постоянное местоположение в пространстве. Башня, сложенная из гладких серых камней, увитая, как плющом, сразу несколькими лестницами без перил, обосновалась возле ближайшего книжного магазина. Видно её было не всегда, но уж если башня возникала - то на том самом месте. Марья пыталась пройти сквозь неё, но чем ближе подходила, тем прозрачней становилась иллюзия, пока не растворялась совсем. Однако стоило отойти дальше - и вот она, целая, до жути реальная, заслоняющая многоэтажку позади себя. Впрочем, совсем, на сто процентов настоящей, башня тоже не выглядела: она не отбрасывала тени, а пятна света на её поверхности не соответствовали положению солнца в небе.
   "Словно объект из виртуальной реальности, спроецированный мне в глаза."
   На клумбе, за которой ухаживали бабушки из Марьиного дома, обосновался мрачный металлический сад. Вид бабушек, ковыряющихся в земле среди гнутых, разветвляющихся, ржавых и блестящих металлических стержней, прутьев и шипов, отдавал комическим ужасом. Привычка выглядывать в окно очень быстро сошла на нет - вслед за привычкой крутить головой.
   "Скоро меня собъёт машина и всё закончится."
   Суицидальные мысли уже не пугали так сильно, как прежде. До осознанного ухода из жизни оставалось ещё далеко, но Марья отчётливо видела, как меняется внутри неё отношение к данному способу решения всех проблем. Медленно, со скрипом, против воли - и всё-таки меняется. Ежедневная пытка врастающими в реальность галлюцинациями подтачивала нерушимое когда-то табу.
   Она не шла к психиатру, отсрочивала этот момент, как отсрочивает ребёнок момент наказания, скрывая шалость, непременно всплывущую чуть позднее. Понимала это, и всё равно не шла. Коллеги по работе пришли к консенсусу, постановив, что у Марьюшки "проблемы на личном фронте". Поначалу к ней приставали с расспросами, потом - отстали, раз за разом натыкаясь на утомлённый взгляд и отказ продолжать беседу. Замкнутость окончательно отделила её от коллектива, с которым и прежде не просматривалось тесных отношений. Марья осталась совсем одна.
   По истечению следующей недели апатия и жалость к себе окончательно вытеснили страх. Жить, как ни в чём ни бывало, сил не осталось. Сил что-то изменить - никогда и не было. Она накрылась с головой одеялом, наслаждаясь маленьким уютным мирком - временем, когда никуда не надо идти, не нужно видеть навязанных больным мозгом видений, когда можно не притворяться и даже плакать - хотя слёзы успели высохнуть и больше не шли.
   Под одеялом, отчётливо видимая в проникающем внутрь свете, ползла чёрная многоножка. Марья сдавленно захихикала. Тварь проползала сквозь складки простыни, постепенно погружаясь в кровать.
   "Призрак многоножки в постели. Что дальше? Упырь в туалете? Червяк в тарелке?"
   Постель перестала казаться уютной. Пришлось встать, натянуть футболку и заняться утренними ритуалами. Видения, выполнив одним им известную норму, исчезли, позволив спокойно принять душ и позавтракать. Впереди был длинный субботний день - желанный когда-то, теперь он стал совершенно бесполезным отрезком времени. Гадая, чем бы заняться, Марья в очередной раз бросила взгляд на лежащую возле телефона бумажку - записку-предложение от давешнего маньяка из кафе.
   "Позвонить? А что: инвалиды же образуют пары. Почему бы больной девушке не встретиться с больным парнем? Других-то у меня нет."
   Звонить не хотелось сразу по трём причинам. Во-первых, Марья не любила признавать чужую правоту, а тут, как ни крути, придётся хоть временно, но поддаться безумной аргументации. Во-вторых, это означало признание собственного отчаяния. В-третьих, незнакомец в самом деле мог оказаться маньяком-расчленителем или реальным шизофреником, убедившим себя, что они видят одно и то же. В последнее верилось особенно охотно.
   Решительно протянув руку, она взяла телефон и набрала коротенький текст.
   "Как угадать, что галлюцинация нереальна?"
   Помедлила немного и ввела телефонный номер. Ещё помедлила - и с решимостью, которой хватило бы на прыжок с вышки в бассейн, ткнула в кнопку отправки. Потом отложила телефон, словно он мог в любой момент укусить, и попыталась заняться домашними делами. В глубине души Марья уже сожалела о содеянном и надеялась, что никто не ответит.
   Увы, трель входящего сообщения раздалась через минуту.
   "Может, это реклама."
   Самообман не сработал - сообщение пришло с того же самого номера.
   "Они освещены другими источниками света. Ни с чем не спутать."
   Сердце упало. Это свойство она не упоминала в разговорах с Игорем Вячеславовичем, она и заметила его не так уж давно - когда видения стали особенно стабильны и постоянны. Желая отвратить неизбежное, Марья настрочила другой вопрос:
   "Кто без спросу пялится на меня?"
   Ответ последовал столь же быстро.
   "Большие глаза. Иногда больше метра. Чаще всего они располагаются на потолке и на стенах."
   Пути к отступлению оказались полностью перерезаны.
   "Твоя взяла. Где встречаемся?"
   "Там же. В 12."
   После сообщения стоял улыбающийся смайлик. Марья отправила в ответ злобную рожу, потом решила, что это не самый точный ответ, и послала скупое "да".
   - И что же мне надеть на свидание? - озадаченно спросила она пустоту квартиры. Пустота ответила вспухшим на стене глазом. Марья показала ему язык.
  
   ***
  
   - Полезем в нору?
   - Мне казалось, мои уши непохожи на кроличьи.
   - Пластическая хирургия в наше время творит чудеса.
   - А шёрстку я эпилировал в модном салоне. Ты когда-нибудь делала эпиляцию?
   - Тебя это не касается!
   - В самом деле. Кстати, прыгать с крыши мы тоже не будем.
   - А ты, случаем, не маньяк?
   - Нет.
   - Чем докажешь?
   - А чему ты поверишь?
   Марья задумалась, но ответа не нашла.
   - Пожалуй, ничему.
   - Тогда зачем тебе доказательства?
   - Логично.
   - Если ты думаешь, что я маньяк - зачем решила встретиться?
   - Ты и сам наверняка знаешь.
   - Знаю. Галлюцинации замучили.
   - Как ты с этим справляешься?
   - Никак. Я просто заставляю себя помнить, что это не галлюцинации.
   Они встретились в кафе, но задержались там ненадолго и теперь брели по старым кварталам, в стороне от шумных дорог. Двух и трёхэтажные кирпичные дома, коричневые от времени, иногда - коряво оштукатуренные, улыбались солнцу и хорошей погоде. Блестящая спина реки мелькала в переулках по правую руку: город сползал к воде, от края которой начал когда-то своё восхождение на холмы. Во дворах, спрятавшихся за тёмными арками, сушилось бельё и росли морщинистые деревья. Посреди проезжей части ещё сохранилась старинная брусчатка, кое-где прикрытая заплатками асфальта, скромные цветники, уже по-осеннему бедные, отгородились от прохожих заборчиками из кроватных спинок и старых шин.
   То тут, то там прямо из тротуара торчали яркие стебли невиданных растений, но даже они не портили Марье хорошего настроения. Когда она в последний раз так гуляла? Не вспомнить. Парень, который остался в голове "Медиатором", шёл рядом и по большей части молчал. Она, время от времени, косилась на него и ловила блуждающий, задумчивый взгляд - потенциальный маньяк вёл себя прилично, руки распускать не пытался и разговоров на постельные темы не вёл.
   "Пай-мальчик. Как раз такие с катушек и слетают, пока никто не подозревает."
   Собственная паранойя немного смешила, но и не проходила.
   - Эй, кролик.
   - Что, рысенька?
   - Блин! Сама виновата. Угадаешь, что я сейчас вижу на углу того дома - считай, половина подозрений с тебя снята.
   На углу уходящей вниз улицы Марья наблюдала что-то вроде автобуса - ярко-жёлтого, с круглыми окнами-циферблатами и разноцветными цветами на крыше. Автобус медленно погружался в стену.
   - А другая половина?
   - Другая половина пожизненно.
   - Ладно, - вздохнул Медиатор. - Там жёлтый автобус. У него окна-часы и клумба на крыше.
   - Чорд.
   Марья растерялась. Доказательство того, что они видят один и тот же бред, было налицо, однако ощущение подвоха не покидало.
   - Я оправдан?
   - Наверное. Да. То есть... Нет, не могу понять. Почему ты видишь то же самое?..
   - Потому что смотрю на то же самое.
   - Это не ответ!
   Она дёрнула его за рукав, заставляя повернуться к себе.
   - Так не бывает!
   - А как бывает? Выдвигай непротиворечивую гипотезу, и я рассмотрю её со всем тщанием.
   - Нет у меня гипотезы.
   - Тогда прими на веру мою.
   - Ну допустим. Допустим, ладно! Что делать дальше?
   Марья старалась не смотреть в глаза спутнику и потому пялилась в окно дома, возле которого они остановились: там, рядом с обгрызенным алоэ в горшке, сидела полосатая кошка.
   - А дальше - просто веди.
   - Я?!
   - Ты. Иди, куда глаза глядят. В переулки, щели, дворами. Туда, куда бы ты была не прочь заглянуть, если бы это не выглядело глупо или странно. Если бы никуда не спешила.
   - Иии...
   - И, может быть, мы забредём достаточно глубоко, чтобы оказаться там, где хотим.
   Марья вовсе не была уверена в том, что хочет там оказаться, но она и без того зашла уже слишком далеко - особенно в мыслях.
   Прошло несколько длинных, очень длинных секунд.
   - Не хочешь?
   - Не то, чтобы...
   Неожиданно оказалось, что выполнить рекомендацию Медиатора не так-то просто. Когда гуляешь без всякой цели - это одно, но когда тебе специально говорят гулять просто так...
   Она преодолела свой ступор и двинулась вперёд. На ветхом балкончике кирпичного дома заметила старичка в халате - тот следил за прохожими внимательным взглядом. Залаяла собака, проехал, тихо фырча, автомобиль. Ничего не изменилось, всё оставалось обычным и настоящим.
   - А что, вообще, мне надо найти?
   - Не знаю.
   - Не знаешь?!.
   Медиатор молча кивнул.
   "Блин. Связалась на свою голову."
   На следующем перекрёстке Марья решительно свернула направо, спустилась вниз на один квартал и снова пошла по улице, идущей параллельно реке. Старые акации росли здесь вровень с крышами, смыкая ветви над головой, а домики выглядели ещё более дряхлыми. Сквозь видавшие виды фасады порой проступали очертания каких-то странных, нереальных конструкций - будто один мир сдвинули относительно другого, да так и оставили получившуюся в итоге щель.
   - Теперь сюда.
   Между забором и глухой стеной трёхэтажки оставалось довольно места, чтобы протиснуться и выйти к травяному склону - покосившиеся ограды из всякого хлама, пышные сорняки и тропка, взбегающая на холмик.
   "Вообще, я бы и в прежние времена сюда влезла - было бы с кем."
   Тропка сползла вниз, провела мимо гаражей, ворота которых давным-давно вросли в землю, и закончилась дырой в ржавом листе металла. Марья сотню раз успела пожалеть о том, что надела платье, а не походные брюки с ботинками, и теперь, осторожно пробираясь мимо зубастого железа, только сжалась в комочек - ругать себя и дальше смысла не было никакого.
   Они оказались во дворе очередного дома - постройки, может быть, сороковых или пятидесятых годов, неухоженном и пустом. На облезлых перекладинах не сушилось бельё, покосилась серая лавка, сколоченная из занозистых досок, не доносилось голосов или музыки. Обычно жители таких двориков реагируют на вторжения чужаков остро, но в этот раз обошлось: никто не окликнул подозрительных незнакомцев, подобравшихся с тыла, никто даже не пялился на них в окна. Грязно-жёлтые стены выглядели заброшенными - куда более заброшенными, чем любая развалюха в пределах города. В тех всегда полно бутылок, уродливых граффити, а то и чего похуже; там выбиты двери, окна и разломано всё, что можно и что нельзя.
   Старый дом не обгладывали городские падальщики. Его просто оставили - как ненужную вещь в кладовке.
   "Интересно, где же хозяева. Ушли в то самое зазеркалье?"
   Замявшись на мгновение, Марья двинулась в обход. От недавнего скепсиса не осталось и следа: теперь она чувствовала азарт и запах приключения - даже если приключение состоит в путешествии по нетронутым задворкам старых кварталов.
   Мимо брошенных стен, мимо мутных стёкол - вот уже виден край взрезанного двором склона, подъём, за которым угадывается открытое пространство. Дорога?
   И в самом деле - дорога. Медиатор галантно подал Марье руку, помогая подняться по сложной для лёгких босоножек тропинке, и спутники оказались возле растрескавшейся асфальтовой полосы. С другой стороны её ограждали широкая обочина и бетонный забор, внизу, как и ожидалось, блестела водная гладь.
   - Ну и?
   Марья испытывала смутное раздражение. Блуждания наугад всё ещё ни к чему не привели - а затеявший это псих, похоже, обстоятельствами ничуть не смущён.
   - Пойдём на остановку.
   - Эту, что ли?..
   Последний транспорт останавливался у прогнившей металлической конструкции, наверное, в прошлом веке. Когда-то её выкрасили в серый, но теперь краска растрескалась и облезла, обнажая ржавые пятна.
   - Тут действительно что-то ходит?
   - Нет.
   - Тогда какого...
   Слова застряли в горле.
   Вниз по дороге - пустой, без единой машины - катил автобус. Ярко-жёлтый автобус с прозрачными круглыми циферблатами вместо окон и разноцветной клумбой на крыше. Стебли фантастических цветов раскачивались из стороны в сторону, за стеклом, подчиняясь тому же ритму, раскачивалась фигура водителя.
   Автобус не проехал мимо, не исчез и не провалился. Неторопливо затормозил у остановки и распахнул двери. Марья окаменела.
   - Чего ждёшь? - ухмыльнулся Медиатор. - Ты отлично сработала.
   - Я... я...
   - Идём. Нас ждут великие дела.
   Он взял её безвольную руку и Марья послушно, как ребёнок, вошла в салон. Двери захлопнулись. Автобус тронулся с места, стрелки на окнах-циферблатах ожили и поползли в разные стороны - слишком бодро для нормальных часовых стрелок.
   - Держись!
   Она ухватилась за поручень, не в силах оторвать взгляд от происходящего снаружи. Там, стремительно прорастая сквозь тающую реальность, оживал и наливался плотью мир её безумных видений. Ткались из воздуха обрывки незнакомых пейзажей, мчался по уставленной статуями равнине дымящий поезд, ветви деревьев обнимали луну - обнимали сзади! - и тут же пропадали, сменяясь панорамой пышных садов с мраморными фонтанами и многоуровневыми дорожками. Как грибы после дождя вылезали кривобокие, яркие, но вполне прочные на вид дома, небо превращалось в ртутно-серебристую поверхность и проливалось на землю тягучими нитями, те обращались в колонны, верхушки колонн распускались, выбрасывая пучки огромных ветвей навстречу просветлевшему небосводу - рассмотреть дальнейшие метаморфозы не удалось, за окнами виднелись снежная тьма и тусклые шестерни, мельницы, зловещего вида башни...
   Марья в ужасе закрыла глаза.
   - Не понимаю, - бормотала она, медленно пятясь, словно позади оставалось хоть что-то, кроме оживших галлюцинаций. - Это же у меня в голове, да? Это не по-настоящему происходит?
   - А разве то, что происходит у тебя в голове - оно не по-настоящему?
   - Нет, нет. Никак, - Марья даже не пыталась шутить, её начало потряхивать. - Галлюцинации, да?
   Медиатор осторожно взял её ладонь в свою - почему-то затянутую в чёрную кожаную перчатку. Заглянул в лицо. Позвал - нежно-нежно, как зовут любимых, когда хотят разбудить.
   - Марьяна.
   - Да. Что?
   - Реальность - это то, что дано тебе в ощущениях. Есть ощущения - есть реальность. У тебя есть ощущения?
   Руку по-прежнему держали сильные пальцы. Сквозняк трепал волосы и нёс слабый запах не то гари, не то машинного масла.
   - Нет. Нет, нет, нет!
   Она выдернула свою ладонь и отступила на шаг.
   - Не пудри мне мозги, солипсист хренов!
   - Это не солипсизм.
   - Неважно! Если я слышу голоса в голове, которые рассказывают мне о заговоре соседской кошки - это ощущения, но чёрта с два это реальность!
   - Скорее всего, это шизофрения.
   - Вот-вот!
   - Но шизофрения - это реальность. Недоделанная, фальшивая, внутри мозга. Однако вся наша жизнь существует исключительно внутри мозга. Когда она совпадает с теми данными, что удаётся добыть через амбразуры органов чувств, мы именуем её настоящей. Когда не совпадает - болезнью.
   - Если я ударюсь...
   - Любые чувства - лишь информация. Человек не способен воспринимать реальный мир непосредственно и объективно. Мы видим тень реальности сквозь узкую щель, рысенька.
   - Не называй меня рысенькой!
   - Лисичка, белочка?
   - Тьфу.
   Марья поняла, что успокоилась. Если внутри своих видений она может рассуждать об их природе - значит, не всё потеряно. Может, проклятый искуситель того и добивался?
   Но проклятый искуситель уже отвернулся - теперь он с интересом поглядывал в сторону кабины, и одет был не в футболку, а в невесть откуда взявшееся пальто. Таким же таинственным образом в его руке очутился пистолет - огромный, невозможно длинный чёрный пистолет, похожий на те, что Марья видела в каком-то японском мультике. Японские мультики показывал бывший и единственный парень, и теперь перед глазами всплыл кадр с каким-то роковым красавцем, владевшим очень похожим оружием - только вряд ли у того красавца на оружии имелась серебряная надпись "Заря коммунизма".
   - Это что?
   - Самый лучший в мире инструмент.
   Медиатор широко ухмылялся - впервые с начала их недолгого знакомства девушка видела на его лице выражение, в полной мере соответствующее слову "восторг". Выглядело пугающе.
   В этот момент автобус затормозил, а весёлый механический голос, булькая и позвякивая, объявил остановку:
   - Марширующие равнины! Следующая остановка - конечная!
   События снова ускорили и без того немаленький ход. Бросился вперёд Медиатор - а следом за ним, на одних рефлексах, и Марья. Развернулась стоящая на месте водителя тумба - угловатое тело, соединённое с полом кабины гибкой трубой, качалось из стороны в сторону. Кто-то изобразил на цилиндрической голове клоунскую улыбку и белые, навыкате, глаза - но рисованные, плоские черты лица каким-то непостижимым образом шевелились, демонстрируя богатую мимику. Рот растягивался в чудовищной улыбке, глаза следили за пассажирами, красный нос подёргивался, будто принюхиваясь. Рук и ног у механического клоуна не оказалось.
   - Марширующие равнины. Следующая остано...
   Грянул выстрел. Вскрикнула от неожиданности Марья. Получивший огромную дыру в корпусе клоун заскрежетал, заискрил и свалился набок, ударившись головой о стекло.
   - Ты что делаешь?!
   - Ломаю. За этим мы сюда и пришли.
   Довольный, как обожравшийся сметаны кот, Медиатор смотрел на свой пистолет. Марья подыскивала хоть какие-то слова, но всё, что у неё получалось - только открывать и закрывать рот. Что сказать в такой ситуации?.. Нельзя вот так заявиться чёрт знает куда и начинать палить в своё удовольствие? А почему нельзя, если дело происходит в твоей собственной голове? Опыт компьютерных ролевых игр подсказывал, что прохождение, основанное на насилии, тоже не лучший выход - но где она сама, и где остались те игры? Цепи. Даже в бреду, даже сойдя с ума, она всё ещё чувствовала на руках и ногах их тяжесть. Кто виноват во всём случившемся? Псих с пистолетом? Или потустороння хрень, вторгшаяся в чужую жизнь и почти пустившая её под откос? Если уж тут, в мире своих галлюцинаций, она не чувствует себя свободной - где ещё можно обрести это чувство?
   "Отпусти себя на волю, позабудь свой страх. Здесь нет никого, кто может осудить или посмотреть косо. Здесь только ты."
   Вслед за Медиатором Марья выбралась наружу - и едва устояла. Ноги так и норовили подогнуться, вестибулярный аппарат не справлялся с масштабами и геометрией места, в котором остановился жёлтый автобус.
   Давило, заставляло сгибаться однотонное, кирпичного цвета небо. Во все стороны простиралась как стол гладкая, без единой кочки, равнина - такая же кирпично-красная, неживая. Почва... Да какая, к чёрту, почва - скорее, крашеная доска или огромный лист пластика под ногами. Марью словно засунули в щель между двумя невообразимых масштабов плоскостями - щель, набитую сотнями, тысячами одинаковых, шагающих в ногу фигур.
   "Коробка с живыми солдатиками - вот что это такое."
   Солдатики маршировали в идеальном порядке, держа одинаковые интервалы между колоннами и шеренгами. Человеческого роста, почти негнущиеся, на покрытых белой краской лицах намалёваны глаза-пуговки и усы. Нижние челюсти двигались, клацая в такт шагам. Марья посмотрела вдаль и тут же ощутила, как усиливается головокружение: сломанный клоун оказался прав на все сто, называя это место Марширующими равнинами. Казалось, что в непрестанном ритмичном движении находится вся бесконечная плоскость, от горизонта до горизонта. Нет, не тысячи - миллионы увенчанных чёрными киверами голов сливались в сплошное колеблющееся море. Спустя пару секунд ощущение изменилось - теперь Марье чудилось, что не равнина, а она сама, вместе с платформой, со стоящим на ней автобусом куда-то плывёт. Пришлось ухватиться за Медиатора - тот оказался твёрдым и неподвижным. Веки сами собой закрылись, дыхание медленно выровнялось, ноги снова обрели жёсткость. Когда она рискнула оглядеться, предусмотрительно не останавливая взгляд ни на чём конкретном, в глаза бросился ещё один элемент дикого ландшафта. Вдалеке, над подрагивающей линией горизонта, висел светящийся лик. Суровая маска - светлые провалы глаз, чёрные брови-палочки, прямая линия рта, источающая дымок - из-под каждой черты сочилось рассеянное сияние, заменявшее, как видно, в этих краях светило.
   В уши настырно лез монотонный шум - постукивание, шарканье, едва различимый гул. Шум, как вата, забивал слух - стоило один раз обратить на него внимание, как он, торжествуя, занял всё доступное место, растёкся по телу и влез под черепную коробку. Противно заныли зубы.
   - Что дальше?! - прокричала Медиатору Марья, тут же смутившись - её голос мгновенно перекрыл издаваемую солдатиками какофонию и даже обзавёлся собственным эхом.
   - Ломать! - в тон откликнулся Медиатор и показал пример: пальнул в бредущих у тонких опор платформы кукол. Одна тут же разлетелась обломками, но прочие не обратили на гибель товарища никакого внимания: всё так же механически переставляли ноги, разбрасывая куски и детали.
   - Но у меня же ничего нет!
   - А ты придумай! Выбирай то, к чему душа лежит!
   Душа лежала где-то в кустах. На ум приходили только старые посиделки с ролевиками и мечи, сваянные из текстолита или дюраля - такими Марья когда-то размахивала, гордо именуя эти действия словом "фехтование". Следом вспомнилось всё то же аниме и очередной мужик с большим инструментом - тесаком в свой собственный рост. Бывшему парню мужик, кажется, приходился не по душе, но Марье почему-то запомнился своей по-детски наивной брутальностью - возможно, именно потому, что контрастировавший с ним "молодой человек" оказался совершенно иного склада и после первых проблем свалил, даже не попрощавшись.
   - Цареубийца, я призываю тебя! - завопила она во весь голос уже безо всякого стыда. Завопила так, как не вопила целую вечность, протягивая руки к небу и широко разевая рот. Медиатор одобрительно улыбнулся, и девушка, окончательно срывая цепи приличий, пронзительно завизжала. Она всё ещё боялась выставить себя дурой, боялась, что ничего не выйдет, боялась проснуться в больничной палате - но рядом с твёрдой рукоятью, буднично лёгшей в подставленные ладони, все страхи оказались призрачной дымкой.
   - Ого, - сказал Медиатор.
   - Ого, - оторопело повторила вслед за ним Марья.
   В её руках, не таких уж сильных, не таких уж мускулистых и жилистых, как влитой покоился огромный тесак со сверкающей иззубренной кромкой, по клинку которого вилась искусная гравировка - переплетённая цепь из множества корон и венцов.
   Загрохотали новые выстрелы. Ещё несколько солдат превратились в мусор, а пистолет, словно не удовлетворённый масштабами разрушения, начал выплёвывать какие-то совершенно фантастические заряды, сметающие кукол уже десятками.
   "Не оставаться же в стороне, когда кругом такое веселье."
   Она сильнее стиснула рукоять, и меч зазвучал. Зазвенел серебряным смехом, захохотал, завибрировал, зубцы лезвия двинулись в хоровод, сливаясь в единую туманную грань, крича, умоляя, требуя - пусти в ход!
   - Что мне делать?! - заорала она Медиатору, хотя уже предчувствовала ответ, вливающийся в неё с песней "Цареубийцы".
   - Весь смысл в непрерывных процессах! Знаешь, как мошенники обрабатывают клиентов? Разорви шаблон, выйди за навязанные рамки - и ты сломал им игру!
   - И как мы должны сломать им игру?!
   - Просто ломай, - оскалился он. - Кроши всё, что видишь!
   Недолго думая, Марья спрыгнула вниз. Пол - язык не поворачивался называть это землёй - больно ударил в ноги. Размахнулась, мимоходом дивясь лёгкости своего оружия - и прочертила широкий круг, всё ещё ожидая треска, стука, сопротивления.
   Не было ничего. Меч, упоительно взвыв, рассёк ближайшие фигуры без малейших усилий - и потянул хозяйку за собой, увлекая в танец. К вою клинка добавился грохот выстрелов, пространство вокруг платформы стремительно покрывалось грудами обломков, а Марья, отпустив на волю свои эмоции, наслаждалась таинством разрушения. Сломанных кукол стало так много, что ей пришлось перейти на другое место, потом ещё и ещё раз. Летающий пушинкой меч рисовал круги и петли, шинкуя механических болванов в труху. Завал продолжал расти: новые солдатики уже не могли свободно пройти, спотыкались, падали сверху, ещё сильнее затрудняя движение. Всё новые шеренги подходили к преграде и пытались карабкаться на неё. Некоторые падали сразу, другие скатывались на полпути, образуя у подножия баррикады шевелящуюся массу, третьим удавалось добраться до гребня и они валились вниз по другую его сторону, громко клацая конечностями о тела собратьев. Хрупкие корпуса ломались, головы отскакивали, открывая шестерёнчатое нутро, летели наружу потроха-пружины и хитренькие детальки.
   Вскоре груда поломанных и застрявших механических солдат превысила высоту платформы автобуса, и Марья с Медиатором пошли параллельно ей, удлиняя и удлиняя завал. Равнина слева от них опустела. Суровый лик, стоящий над горизонтом, больше не взирал на происходящее свысока: теперь он сердито хмурился, глядя на учинённый разгром. Брови-палочки сошлись вместе, уголки дымящего рта опустились, а провалы глаз истекали багровым светом. Местный бог гневался, но не имея ничего, кроме лица, мог лишь бессильно наблюдать за истреблением своей бесполезной армии.
   Через полчаса, когда масштабы содеянного стали напоминать гряду холмов мусора, какие Марья видела на фотографиях свалок в странах третьего мира, разрушители остановились передохнуть. Медиатор ухмылялся - но тёмные глаза, сжавшись в щёлочки, смотрели резко и холодно.
   - Слушай, сколько у тебя там патронов? Я думала, пистолеты только в детских фильмах не перезаряжают.
   - А зачем его перезаряжать? Идеи коммунизма бессмертны.
   - Так он стреляет идеями?
   - Можно подумать, твой меч режет лезвием.
   - Эээ...
   - Ага.
   - Чорд.
   "Никогда не ожидала, что вместо надоевшего предложения повзрослеть мне когда-нибудь посоветуют стать ребёнком. А ведь и правда: это место не подчиняется логике. Надо помнить."
   Лицо, висящее над горизонтом, открыло рот, исторгнув душераздирающий вопль. Тоскливый, гневный, он ветром пронёсся над опустевшим пространством, взметнул Марьины волосы, грянул в завал - и поверхность под ногами качнулась. Медленно-медленно, с оглушительным скрипом, равнина начала накреняться.
   - Что происходит?!
   - Мы сломали его! Сломали!
   Удерживать вертикальное положение становилось всё трудней. Марья с ужасом наблюдала, как поднимается край горизонта, как исчезает за ним разгневанное лицо, как скользят вниз детали уничтоженных кукол - и наконец, не удержавшись, заскользила им вслед, вереща от страха. Вот обрушилась вниз груда мусора, а вот - и сама она, застрявшая меж сном и явью, летит куда-то вниз - но не во тьму, а в полоску живого, белого света.
   "Сейчас проснусь."
  
   ***
  
   Переливчатые голоса птиц. Ветер крадётся среди ветвей. Лучик солнца гладит лицо.
   "Утро - каким оно должно быть в беззаботный тёплый денёк."
   Головки фиолетовых, ультрамариновых, сиреневых цветов раскачиваются над головой. Из лепестковых резных корон выглядывают любопытные рожицы - это они поют птичьими голосами. Шуршит густая листва, глянцевая и сочная.
   Марья села. Страх попытался было сдавить грудь, но как-то неуверенно, слабо - лишь обозначил намерение, рассеявшись среди бушующих красок. Место выглядело знакомым, как наконец-то собранный пазл после долгой возни с отдельными элементами. Радужные сады.
   Поющие цветы ростом с настоящее дерево. Земля, усыпанная сухими листьями, блестящими камешками - розовыми, белыми, дымчато-чёрными, источающая душистый запах смолы. Медиатор, с задумчивым видом привалившийся к мохнатому стволу гигантского укропа с венчиками острых листьев на верхушках стеблей.
   - Доброе утро, - приветливо поздоровался товарищ, потягиваясь всем телом, как большой грациозный кот.
   - А что, успела пройти ночь? - спросила его Марья, в свою очередь разминая затёкшие мыщцы.
   - Не-а. Не знаю, можно ли доверять моим часам, но они утверждают, что десять минут назад мы увлечённо крушили кукол.
   - А потом куда-то обрушились.
   - Теперь мы знаем, куда.
   В десять минут не верилось: Марья ощущала себя свежей, как после сладкого сна без будильников и прочих кошмаров. Рука сама собой нашарила рукоять меча и сжалась вокруг неё. От "Цареубийцы" исходило чувство безопасности, покоя и спящей силы.
   - Идём?
   Она поднялась на ноги, осматривая волшебный сад. Разрушать его совсем не хотелось.
   - Идём, - отозвался Медиатор, поднимаясь следом. - Я думаю, здесь недалеко.
   - Недалеко - что?
   - Конечная, о которой говорил водитель.
   - А. Кстати, зачем ты его прибил?
   - Не люблю клоунов.
   - Коулрофобия?
   - Наверное. Наш мир не одобряет, когда человек стреляет в свои страхи - а здесь таких проблем нет.
   Они двинулись по едва заметной тропинке между цветами-деревьями и чешуйчатыми толстыми ананасами, из которых торчали зелёные веточки с колокольчиками. Пахло одуряюще - но всё равно здорово.
   "Сад без грязи и насекомых. Просто мечта."
   - А ещё какие-нибудь страхи у тебя есть? Кроме боязни клоунов?
   - Я всего боюсь. Насекомых, собак, пиявок.
   - Пищишь?
   - Нет, - ответил Медиатор совершенно серьёзно. - Контратакую.
   - Пиявок?..
   - Пиявки меня пока ещё не кусали.
   - Жаль, что не пищишь. Я б послушала.
   - А ты?
   - Я пищу.
   - Я имею в виду страхи. Ты чего-нибудь боишься?
   - Темноты боюсь. Высоты.
   Они вышли на открытое место и остановились. Сад закончился, тропинка перешла в мощёную шестиугольной плиткой дорожку, а дорожка, в свою очередь, упёрлась во врата замка. Сложенные из светло-серого, тщательно отполированного камня стены блестели в солнечном свете. Тонкие башенки с синими черепичными шатрами сошли прямиком со страниц детских сказок. Замок запирал выход из ограждённой скалами долины, занятой садом - стена с башенками, за ней донжон, больше похожий на дворец со множеством больших окон, шпилей и эркеров, а венчала картину главная башня - высокая, увитая белыми лесенками, с площадкой и часами у самого верха. Малиново-жёлтые витражи пускали солнечные зайчики. С донжона к стене протянулись ажурные мостики, украшенные лепниной.
   - Как в сказке... - шепнула Марья. - Будем ломать?
   - Ты посмотри, кто нас приветствует со стены.
   Она вгляделась. Среди зубцов в самом деле виднелось движение: мелькали какие-то создания, поблёскивали наконечники копий, в одном месте что-то ярко искрилось - явно собственным, не заёмным у солнца светом.
   - Гарнизон.
   Медиатор чуточку напрягся - Марья уже угадывала эту его черту, когда неизменно спокойное выражение лица, и без того малоподвижного, вдруг застывало и делалось совсем каменным.
   Подойдя ближе, она наконец смогла разглядеть защитников, толпящихся наверху. Те, в свою очередь, глазели вниз - пихались, дёргались, выглядывали и снова прятались за парапетом. Антропоморфный заяц с выпученными глазами - на голове шлем с прорезью для ушей, в лапах сжато копьё. Большая многорукая жаба, такая толстая, что вряд ли смогла бы сомкнуть пальцы на животе. Некто в низко надвинутой на лицо классической шляпе мага, вооружённый искрящимся посохом - это его Марья приметила издалека. Тощенькие большеголовые субъекты, длинноухие и мохнатые, сжимают крошечные мечи и щиты размером с тарелку. Слюнявая тварь с пастью в полголовы тупо пялится на гостей, свесив собачий язык и прядая коротенькими ушами. Десятки странных существ, способных органично вписаться в очередную диснеевскую поделку вместе со своим замком.
   Когда до стены оставалось всего ничего, Медиатор остановился, задрал голову и проорал:
   - Эй, чудовища! Сдавайтесь, и мы пощадим вас! Будете сопротивляться - умрёте!
   На стене заёрзали, залопотали: судя по всему, там шла нешуточная дискуссия. Марья взглянула на укрепления - ворота из толстых брусьев, окованные блестящим металлом, метров пять в высоту прочной на вид каменной кладки. Ни щелей, ни трещин. Как этот псих собрался штурмовать замок? И что делать, если они и вправду станут сопротивляться? Куклы Марширующих равнин умирали безропотно, но тут, похоже, существа иного склада, больше напоминающие разумных созданий, чем бездумные механизмы.
   Ёрзанье и лопотание продолжалось, но Медиатор долго ждать не изволил. Вскинув "Зарю коммунизма", он нажал на спуск и участок парапета взорвался в огненной вспышке. Брызнули осколки камня, разметало тварей-защитников: там, куда угодил заряд беснующихся идей, из стены вырвало немалый кусок.
   "Что ж я делаю-то."
   Осторожная мысль ещё текла где-то на краю сознания, в то время как Марья бежала к воротам, вскидывая "Цареубийцу". Внутренний голос продолжал отчаянно сомневаться, но что он мог против родившейся веры в саму себя?
   В землю неподалёку воткнулась стрела с дрожащим ярко-красным оперением. Мелькнула под ногами крупная плитка, покрывающая пространство перед стенами, что-то полыхнуло над головой, обдав лицо волной жара.
   Вот они. Могучие, покрытые лаком брусья, толстый оклад из полированного металла.
   "В этот момент положено лить кипящее масло."
   Меч завыл, вгрызаясь в твёрдое дерево. С оглушительным треском раскололись и рухнули внутрь створки ворот. Следом во двор замка влетела Марья, самой себе напоминающая воинственную богиню.
   "Тайные фантазии офисной мыши!"
   Ей навстречу бежали защитники - пучеглазые копейщики-зайцы, кривые трёхногие бородачи с одной-единственной лапой, торчащей из-за спины, толстые колобки на коротких ножках - ушастые и злые на вид, взгляд выхватил из толпы даже златокудрого юношу - почти человека, только с оленьими рогами на голове и зеленющими зеркальными очами, каких не может быть у живых существ.
   "Ну просто зоопарк."
   - За империю Человека! - завопила она первое, что пришло в голову, подбадривая саму себя. Страх, хоть и отступил перед абсурдом происходящего, все ещё не сдавался, но Марья переборола его, бросившись навстречу врагам: вера во власть над сном, пусть и сбывшимся, придавала сил и решимости.
   "Чорд, это совсем как на ролевых играх!"
   Пара мгновений бега - и стремительный, неотвратимый удар. Мелькнули в сузившемся поле зрения перекошенные рожи, полетели оторванные лапы, яркий и чёткий мир приостановил движение, позволяя насладиться минутой танца. Огромный заяц неловко выставляет копьё - росчерк меча лишает его сперва копья, а потом - головы. Ярко-красная, непохожая на кровь жидкость хлещет из короткой шеи, заляпывая всё вокруг. Оленерогий юноша кидается вперёд с блестящим клинком в руке, тянут когтистые лапы трёхногие бородачи - в раскрытых ртах всего по нескольку плоских зубов, давненько не чищенных... "Цареубийца" рисует восходящий круг, падает вниз, выписывая безостановочные петли, режет, рубит, кромсает. Всё, что тянется к ней, Марье, из-за пределов этих воздушных фигур, превращается в овощи под кухонным ножом, брызжет алым соком, исчезает и распадается. Вот взлетела в воздух златокудрая голова, уже без одного рога, вот разваливается надвое колобок - упавшие наземь половинки блестят и сочатся, похожие на модель какого-то органа в разрезе, вот трёхногие калеки со срезанными лапами и вспоротыми телами пропадают где-то за туманной гранью адреналиновой страсти, а навстречу выворачивается слоноподобная тварь - четыре тумбы-ноги, четыре толстых верхних конечности, обтянутых морщинистой серой кожей, зубастый хобот торчит из середины тела - не видно ни глаз, ни рта.
   Марья отпрыгнула от ринувшегося к ней хобота, но рубануть мечом не успела - тварь оказалась быстра. Неудачный выпад чудовище не смутил: оно шустро двинулось на девушку, топая ножищами и взмахивая руками.
   "Сейчас затопчет."
   Увернуться оказалось не так-то просто: неловкий с виду, противник почти мгновенно остановил своё громоздкое тело и, не тратя времени на разворот, снова двинулся в сторону Марьи. Хобот изогнулся в ожидании броска.
   Теперь, когда бой наконец-то стал походить на что-то серьёзное, пропал и детский азарт. Чуть-чуть - почти незаметно - дрогнули ноги.
   "А вдруг всё по-настоящему?"
   Живой танк почти рядом. Видны трещины в толстой шкуре, наверняка шершавой и тёплой на ощупь. Под симметричным телом, между ног, видно какое-то шевеление - венчик хлюпающих щупалец, крючьев, отростков...
   "Так вот где у него пасть. Наверное, набегает на добычу и сразу жрёт. Но хобот тогда зачем?.."
   Тело нырнуло в сторону без приказа. Крутнулось вокруг себя, резанув по мощной ноге мечом, и покатилось по твёрдым плитам, стараясь сжаться в комочек. Сзади протяжно хлюпнуло, заревело - но Марья позволила себя оглянуться, лишь откатившись подальше и вскочив на ноги.
   Монстр, припадая на подрубленную конечность, неуклюже тащился следом. Хобот яростно извивался, пострадавшая нога упиралась в землю коленом, волоча нижнюю часть на лоскуте кожи.
   - Марья-Марьяна, не стой столбом!
   Медиатор спрыгнул откуда-то со стены - Марья не видела, с лестницы или с самого верха - и влепил в слонопотама две серии по три выстрела. В этот раз без визуальных эффектов: просто дыры в шкуре, просто густая кровь, просто рёв умирающего зверя, протяжный, совсем не грозный.
   Остатки гарнизона, деморализованные разыгравшейся бойней, улепётывали к донжону.
   - За ними!
   Не успев отдышаться, не давая себе времени успокоиться, Марья бросилась следом. У ведущей наверх мраморной лестницы смешные и жалкие твари попытались снова дать бой, но огонь Медиатора разметал их ряды, а безжалостный "Цареубийца" довершил начатое, выкосив растерянную толпу. Те, кому повезло уцелеть, со всех лап и ног бежали куда подальше.
   С верхних ступеней лестницы открылся разгромленный, заляпанный кровью двор. Марья легко могла проследить свою дорогу - от выбитых ворот до самого донжона её путь отмечали части тел, лежащие в липких лужах. Посреди поля боя возвышался мёртвый слонопотам - гора уродливой плоти, из которой уже натекла какая-то дрянь.
   "Наверное, содержимое желудка. Рот-то снизу."
   Её замутило. Схлынул адреналин, прошёл восторг всемогущества - осталось ощущение чего-то грязного и отвратительного, словно пришёл в песочницу к малышам и разломал их вылепленные замки.
   "Только мы не замки ломали. Вернее, не только их."
   - У тебя всё лицо в кровище.
   Остановившийся рядом Медиатор сказал это таким тоном, словно сообщал о маленьком пятнышке на одежде.
   - Это не кровь. Не пахнет.
   - А должна? Ты ведь не веришь, что она настоящая.
   - В саду пахло. Здесь - нет.
   - Очень удобно, должен сказать.
   Внутри донжона было волшебно. Множество витражей пронизывали большой зал разноцветными лучами, тёплыми, и ласковыми; тонкие витые колонны поддерживали воздушную галерею, с которой умиротворённо взирали статуи антропоморфных зверей, рыцарей и волшебников. Пол, выложенный разноцветной мозаикой, отзывался на шаги звонким эхом.
   - Здесь, как... как в музее, - прошептала Марья. - На потолке, видишь?
   Над головой, среди лепного кружева, расположились сочные картины - прекрасные дамы в цветах, мелкие лесные зверюшки, люди в коронах...
   - Ширма, - отрезал Медиатор. - Красиво, но ложь.
   - Почему?..
   - Потому что я и ты видели куда больше. Замок слишком игрушечный, чтобы быть настоящим. Собран из кусочков, как эта мозаика под ногами - из кусочков наших представлений.
   - У нас одинаковые представления?
   - Не совсем. Я бы добавил суровости, величия, меньше детской сказки.
   - А я наоборот, побольше уюта... Мы не просто так сюда попали, хочешь сказать?
   - Мы и встретились-то с тобой не просто так. Но раз уж нам подсунули замок - значит, на нём дорога не заканчивается. Надо идти дальше, за декорации.
   - И куда?
   - Где самое важное место в волшебных замках?
   - На верхушке главной башни. Но почему...
   - Потому что стереотип.
   Просторная мраморная лестница вывела к подножию виденной ещё снаружи башни: той самой, увитой, как гирляндами, лесенками поменьше. Башня вырастала из огороженной площадки на покатой крыше донжона.
   - Мы полезем туда?
   - Угу.
   Медиатор сосредоточенно рассматривал уходящую в синеву неба конструкцию.
   - Там метров... не знаю, сколько. Сорок или пятьдесят даже, - поёжилась Марья.
   - У некоторых лестниц есть перила, по счастью.
   - Я боюсь высоты.
   - Тогда держись за меня.
   Он шагнул на ступеньки, и Марья поспешила следом. Вниз она старалась не глядеть - чем выше забиралась прилепившаяся к гладкому каменному цилиндру спираль, тем более игрушечным казался внизу дворик замка. Вдалеке виднелись радужные сады - пышная пена ярких цветов среди воздушной зелени, ещё дальше торчали неестественно острые, облитые солнцем горы.
   Порой лестница пересекалась с другими лестницами - в этих местах возникало странное переплетение кованых металлических перил и сошедшихся под разными углами ступеней. Один раз такая площадка оказалась вовсе непроходимой - две конструкции вливались одна в другую, словно так и было задумано. Медиатор решительно перелез на другую сторону, хватаясь за железные завитки, и потом долго уговаривал Марью последовать его примеру. Наклонившись вниз, она полюбовалась на острия крошечных башенок, отвергла затею с воздушной эквилибристикой и прорубила себе дорогу "Цареубийцей". Спутник только покачал головой.
   Наконец, вымотанная и раздражённая, она переступила край верхней площадки башни. Пять шагов от стены до парапета, вверху - только белый циферблат огромных часов и острый черепичный шатёр.
   - И что теперь?
   - Что теперь, что теперь? - промурчал тонкий противный голос, совсем непохожий на голос Медиатора. - А теперь в ловушке зверь!
   В тот же миг раздался нарастающий грохот и Марья, выглянув за парапет, с ужасом увидела, как дымящийся замок рушится куда-то вниз, оставляя площадку с башней висеть посреди безбрежной синевы. Следом срывались камни и куски кладки, таяли в дымчатой дали сады и горы - вся земля, ставшая вдруг маленькой и круглой, как зелёненький пятачок, таяла... таяла в небе. Небо оказалось везде - сверху и снизу, слева и справа, сзади и впереди - одна огромная, ясная, наполненная клочками облаков бесконечность. Закружилась голова. Подогнулись ноги - Марья села прямо на каменный пол, не в силах справиться с приступом агорафобии.
   - Мы не одни, - стоящий рядом Медиатор держал свой пистолет наготове. - Кто-то...
   - Кто-то, кто-то, кто-то здесь и не частью, и не весь!
   Из-за края башенного шатра выглянула здоровенная, дымчато-чёрная кошачья морда - блестящая ухоженной шерстью, с бирюзовыми человеческими глазами. Морда выглядывала всё дальше, но следом не появилось ни лап, ни тела - только длинная шея, словно удав с кошачьей головой, тянулась и тянулась, не желая заканчиваться. Лишь достав головой до пола, бесконечный кот подёрнулся рябью и в одно мгновение сократился - превратившись в кота почти обычного вида, разве что размером с овчарку.
   Создание потёрло лапой нос, нахально, напоказ лизнуло собственные тестикулы и уставилось на гостей пристальным взглядом. Алый язычок мелькнул меж белых клыков - а следом, как по команде, ударил металлический звон. С громким хрустом пришёл в движение механизм часов.
   Кот снова облизнулся и пропел:
   - Стоит стрелке-стрелке-стрелке сделать-сделать-сделать круг, наши гости-гости-гости обязательно умрут!
   Ударил выстрел - стремительно вскинувший оружие Медиатор выстрелил в меховую тварь, но заряд лишь выщербил каменную площадку. Нахала уже не было на прежнем месте, более того, его не было ни в одном конкретном месте: кот то растягивался, как резиновый, обвивая башню и верх лестницы, становясь похожим на мохнатую змею с лапками, то в мгновение ока сжимался, снова возвращаясь в привычный облик и чёрной молнией перемещаясь по своим небесным владениям.
   Сдвинулась секундная стрелка. Висящие в небе остатки башни задрожали, послышался новый треск - с парапета отваливались и летели вниз блоки камня. С каждым движением витого бронзового жезла, отмеряющего ход времени, таяла и маленькая площадка: сначала обвалился парапет, потом просыпались вниз края, а трещины, вгрызаясь в пол, начали подбираться всё ближе. Марья пискнула и прижалась к пока ещё прочному стволу башни - где-то над головой перемещался в пространстве кот, над ухом грохотал пистолет Медиатора, но взгляд оставался скован медленно ползущей к ногам бездной.
   Удар колокола. Сорок секунд.
   Тридцать пять.
   Тридцать.
   Двадцать одна.
   Снова колокол - под ногами остаётся не более метра твёрдой поверхности, внизу нет ничего, кроме голубой пустоты, падать в которую можно вечно.
   Взгляд упал на ползущую вверх стрелку - на ней сидел, улыбаясь, нахальный кот. Каждая секунда приближала его к верхней точке циферблата.
   - Нет!
   Затравленно оглянулся Медиатор. Марья завопила снова, осенённая внезапной догадкой:
   - Не дай ему доехать до верха! Он про стрелку, а не про время сказал!
   Товарищ понял. Спрятав пистолет под пальто, от отшатнулся к самому краю тающего пола, так, что у Марьи перехватило дыхание, сгруппировался и прыгнул. Зацепился за нижний, вогнутый край циферблата, подтянулся и отчаянным рывком достал до основания стрелки. Перехватил её руками и повис, извиваясь всем телом. Его потащило вверх, но Марья ухватила Медиатора за ноги и часы остановились, заколебавшись. Потом внутри что-то звонко хрустнуло и стрелка, не сопротивляясь больше, провернулась вниз, сбросив свою настырную ношу.
   Замерли трещины. Перестала рушиться башня. Кот, соскользнувший с часов, неуверенно растягивался, словно не знал, как возобновить отработавшую программу. Не долго думая, Марья провела поперёк туманного тела "Цареубийцей" - и тварь, мгновенно обретя плотность, шлёпнулась на камни двумя кровавыми половинками.
   В последний раз лязгнул колокол. Под часами пролегли чёрные щели, очертили небольшую, едва пролезть, арку, со скрежетом отползла потайная дверь.
   - Скорее.
   Чуть менее уверенный, чем обычно, Медиатор заглянул внутрь.
   - Лесенка. Тьма кромешная. Не отставай.
   Он протиснулся внутрь. Марья, вздохнув, шагнула следом. Мёртвый воздух наполнил её лёгкие, послышался звук задвигающейся двери и свет погас.
  
   ***
  
   "Из огня да в полымя - как между уровнями в игре."
   Смотреть некуда. Не на что, если уж быть совсем точной: по всем направлениям - серый цвет, безликое ничто без ориентиров и направлений. Кажется, протяни руку - упрёшься в стену, но стены нет, и света - тоже нет. Собственное тело прекрасно различимо, а вот теней, как ни двигай ладони друг относительно друга, не появляется.
   Под ногами - лестница.
   "Снова лестница. Весь этот поганый мир состоит из лестниц. Где безбарьерная среда и пандусы для инвалидов, я спрашиваю?"
   Перил у лестницы нет, но она достаточно широка, чтобы не бояться упасть. Матово-белые ступени, гладкие и твёрдые, уходят в никуда в обе стороны - едва-едва искривляясь на пределе видимости.
   И всё. Больше ничего нет.
   - Псих! Ты где! Медиатор!
   Крик тонет в серой пустоте. Одна. Совсем одна. Снова одна. Всегда одна.
   "Нет, нет, нет. Успокойся, Марьяна, не трепещи. До сих пор не пропала - и сейчас тоже не пропадёшь."
   Что делать? Куда идти - вверх или вниз? Есть ли у лестницы конец, откроется ли очередная дверь, обещающая спасение?
   - Эээй! Шизофреник долбанный! Куда подевался!
   Тишина.
   Марья опустилась на четвереньки, осторожно подползла к краю и осмотрелась. Лестница толстая, очень толстая! Интересно, зачем? И с другой стороны, похоже - тоже ступеньки...
   - Марья! - гаркнул совсем близко знакомый голос так, что она едва не свалилась от неожиданности.
   - Ты где?
   Марья покрутила головой - пусто. Где же...
   - Вниз посмотри! Вниз!
   Она снова свесилась вниз и остолбенела: из-за нижнего края лестницы торчала голова Медиатора.
   - Ты что там делаешь?!
   - Смотрю на тебя, как видишь.
   - Почему ты не падаешь?!
   - А ты? У меня здесь нормальная сила тяжести, направленная к ступеням! У тебя тоже?
   - Да! - прокричала она, принимая очередной выверт местной физики как данность. - Можно как-нибудь перелезть на одну сторону?
   - Сейчас проверим!
   Медиатор скрылся, но вскоре появился снова, зажав что-то в кулаке.
   - Это монета! Смотри, чтобы в лоб не прилетела!
   Он выпустил монетку и та, нарушая привычный порядок вещей, самостоятельно вспорхнула с его ладони, прошуршала мимо Марьи и сгинула где-то вверху.
   На мгновение ей показалось, что это не товарищ парадоксальным образом прилип где-то внизу, а она сама распласталась под лестницей и в любой момент может оторваться. Ёкнуло сердце.
   - Теперь ты! Есть какой-то ненужный предмет?
   Поковырявшись в своём рюкзачке, Марья выудила десятирублёвку и с лёгким сердцем отправила её вниз. Металлический кружок, как ему и положено, рухнул в бездну.
   - Ничего не выйдет, - крикнул со своей стороны Медиатор. - Мы просто упадём!
   - И что делать?
   - Пойдём куда-нибудь! Может, доберёмся до выхода.
   - Что-то я сомневаюсь, - пробормотала под нос Марья, но всё же ответила:
   - А в какую сторону? Вверх или вниз?
   - Покажи сначала, где у тебя верх!
   Она ткнула рукой вправо и только усмехнулась, когда Медиатор показал в противоположную сторону. Чего-то подобного следовало ожидать.
   "Но подумал об этом он, а не я. Я завидую."
   - Я, кажется, придумал!
   - Что?
   - Оба пойдём вниз!
   - Это как?!
   - Я в свой низ, а ты - в свой.
   - Ты с ума сошёл?! Мы так не встретимся никогда!
   - Просто попробуй! Сидеть на месте - не выход, а я тебя отыщу!
   - Нет! Не смей уходить!
   - Ладно! Тогда давай по-другому: ты сиди на месте, а я пойду на разведку. Если ничего не найду за три часа, вернусь обратно, идёт? У тебя часы есть?
   - Да! А ты точно вернёшься?
   - Обещаю! Разве что меня съедят... В общем, жди шесть часов! Если меня не будет - значит, что-то случилось. Всё, я пошёл!
   Прежде, чем Марья успела возразить, он исчез и одиночество навалилось с новой силой. Ступени были достаточно широкими, чтобы лечь на них, но недостаточно высокими, чтобы сидеть, опираясь спиной: книга на телефоне позволила убить лишь немного времени до того, как затёкшее тело потребовало движения.
   Марья встала и сделала разминку.
   Марья прочла ещё десяток страниц.
   Марья глотнула воды из припасённой бутылочки - пить не хотелось, вода показалась кислой на вкус.
   Марья улеглась и попыталась заснуть - жёсткий рюкзак под головой и страх скатиться в пустоту заставили отказаться от этой идеи.
   Марья села, уставившись в молчаливое ничто, и тихо заплакала.
   Медиатор ушёл и вряд ли вернётся. Или она слишком плохо о нём думает? Но опыт всей жизни подсказывает - те, кто уходят, больше не возвращаются. До сих пор это правило работало безупречно.
   "Вот бы сейчас проснуться в своей постели."
   Безумное приключение понемногу становилось мрачней. Вдвоём... Вдвоём было куда спокойней. Это ведь хорошо, когда есть, за кем идти? Когда кто-то принимает трудные решения за тебя? Или нет? Ладно, пусть не решения, пусть советы, да хоть бесполезная болтовня - лишь бы что-то живое рядом, лишь бы не пустота... Пустота. Вот она, со всех сторон, именно такая, какой ей и положено быть.
   "Если она начнёт со мной говорить - надо прыгать и будь что будет. Не хочу сойти с ума внутри сумасшествия."
   Вытерев слёзы, Марья ещё какое-то время предавалась мрачным мыслям. В конце концов грустить надоело, и она попыталась петь - однако глохнущий звук своего голоса бодрости не прибавлял. Слова растворялись едва ли не до того, как отзвучат до конца, грубые и слишком тяжёлые для полёта.
   Серое ничто ощутимо давило. Взгляду не за что ухватиться, есть пустота - но нет пространства, есть воздух - но нет движения. Сидеть на одном месте стало невмоготу, Марья принялась бродить туда-сюда, считая ступени - три вверх и три вниз, пять вверх и десять вниз, потом снова пять вверх - потянуться, расправить плечи, закрыть глаза. Рюкзачок лежал на одном месте, отмечая точку отсчёта. "Цареубийца" - единственная надёжная вещь в мире - молчал.
   Понемногу, сперва почти незаметно, начали дрожать руки. Ноги тоже не заставили себя ждать. Давящее чувство стало совершенно невыносимым, не давая ни сидеть, ни стоять - единственный выход был в бегстве, немедленном бегстве из серой дыры, туда, где есть верх и низ, свет и тень, где есть запахи и линия горизонта.
   Подобравшись к краю лестницы, Марья попыталась представить прыжок за грань. Воображение пугало, но не так уж сильно: падать всё равно было некуда.
   "Может быть, приземлюсь на такую же лестницу. Или просто буду лететь сквозь пустоту, пока не умру."
   Она отползла и устроилась на боку - лицом в глухую ступеньку. Пустые мысли становились всё более мелкими и бессвязными, белая поверхность перед глазами расплылась, превращаясь в иллюзию.
   "Иллюзия внутри иллюзии внутри иллюзии. Стоило ради этого убегать?"
   Тупое равнодушие вошло в её сердце, погасив страхи, желания и мечты.
   "Ничего нет. Больше ничего нет."
   Но что-то всё-таки было. Что-то алое. Что-то совершенно невероятное в мире, где нет ни тьмы, ни источников света.
   Глаза вперились в это алое, заставляя маховик мышления заново набирать обороты.
   Через пару мгновений пришло понимание.
   Отблески! Отблески алого света на белых ступенях!
   Марья вскочила, заозиралась - и остолбенела от счастья. Высоко-высоко, грубо привнеся в серое ничто понятие размерности, одна за другой вспыхивали алые искры.
   Вскоре долетели отдалённые звуки выстрелов.
   А чуть позже, заново наполняя вселенную жизнью и смыслом, вдалеке показалась тёмная фигурка, периодически стреляющая вверх из пистолета. Снизу, по той же стороне лестницы, на которой стояла Марья, шагал в её сторону Медиатор.
   Когда он наконец дошёл, она едва не бросилась к нему на шею - удержало только въевшееся в кровь чувство гордости. Но улыбку - улыбку Марья скрыть не смогла. Товарищ, если о чём-то и догадался, виду не подал. Просто сел рядом, убрал пистолет и как ни в чём ни бывало заявил:
   - Чуть больше пяти часов. Не скучала?
   Едва удержавшись от того, чтобы влепить Медиатору подзатыльник, Марья опустилась рядом.
   - Как ты сюда попал?
   Сердце всё ещё выстукивало рваный ритм и говорить без дрожи в голове оказалось не так-то просто.
   - Шёл, шёл и пришёл.
   - Не понимаю.
   - Лестница не имеет конца. Она закручена в ленту Мёбиуса.
   - Чего?..
   - Я не знаю, как отсюда выбраться, - тихо признался он. - Эта конструкция просто висит в пространстве с очень странными свойствами. И у неё одна поверхность. Куда бы мы ни пошли - в итоге вернёмся в то же место, с которого начали. Никогда не читала, что ли? Я из бумаги такие ленточки делал.
   - Читала, конечно, но...
   - Идеи, предложения? Я порядком устал.
   Медиатор в самом деле выглядел осунувшимся, и в Марье проснулось раскаяние. Пока она в отчаянии валялась на одном месте, он всё время шёл. Если бы она пошла ему навстречу...
   Тут в голове возникла ещё одна мысль, и раскаяние как ветром сдуло.
   - Пять часов?! Ты обещал идти в одну сторону только три!
   - Я обманул.
   - Ты!..
   - Прости, прости. Это чтобы ты не беспокоилась. Я с самого начала что-то такое подозревал по кривизне лестницы, вот и решил проверить. Не сильно сердишься?
   - Сильно!
   - Ладно. Главное, что не бьёшь.
   - Убить боюсь, - Марья начала остывать. - В следующий раз так и сделаю.
   Пока спутник отдыхал, она попыталась представить ленту Мёбиуса. Перекрученная и склеенная концами полоска бумаги. Объект с одной стороной. Полоска бумаги...
   - Как ты думаешь, какой толщины лестница?
   Вместо ответа Медиатор покосился на её меч.
   - Ты думаешь?..
   - Ага.
   - Метров десять. И где-то три шириной. Но она ведь может не развернуться.
   - Есть другие идеи?
   - Нет.
   - Тогда я приступаю.
   Теперь, когда решение было принято, вернулись и прежние силы. Ожил, зазвенел жаждой разрушения "Цареубийца", растаяло туманной гранью живое лезвие - и полетела белая крошка. Материал лестницы, не похожий ни на камень, ни на бетон, поддавался неохотно - меч вгрызался в него всё глубже и глубже, злобно взвизгивал, но продолжал безостановочное движение. Через полчаса работы в ступенях пролегла неровная канава метровой глубины - вырезанные куски Марья выбрасывала наружу. Присоединился Медиатор: жалящие выстрелы его пистолета выжигали приличных размеров ямы.
   Спустя пару часов они утомились и вповалку повалились на лестницу. Марья, позабыв про страхи, забылась в дрёме, перемежавшейся тяжёлыми сновидениями. Открыв глаза и вспомнив, где находится, с ожесточением вернулась к работе.
   Когда - казалось, прошли недели - траншея всё-таки была завершена почти до конца, товарищи вылезли на более низкий край. Медиатор, взглянув на Марью и получив одобрительный кивок, расстрелял последнюю тонкую перемычку. Ничего не произошло.
   Разочарование едва не раздавило их, навалилось всей тяжестью, как лавина, погребая под собой и лишая надежды. Потом противоположный край разрыва в лестнице стал удаляться. Неспешно набирая скорость, отплыл на метр, на десять, двадцать - и вдруг ринулся прочь, за несколько секунд скрывшись с глаз. Непоколебимая серость расцветала. Сперва обозначилась, просветлела даль, потом в ней образовалась лёгкая дымка, прорезались смутные очертания - и вот уже целый мир стал обретать чёткость, всплывая сквозь пустоту.
   Силуэты холмов вдалеке. Белесое, унылое небо. Светлые очертания стен, арок, участки полуразрушенных акведуков. Конец лестницы, на котором стояли Марья и Медиатор, упёрся в мощёную дорогу - стёртые плиты подогнаны одна к другой, не пробивается ни травники. На голых склонах по обе стороны изгибаются чёрные плети, усыпанные неуместно-белыми цветами.
   Дорога, прорезая холмы и перепрыгивая через тёмную воду мелких речушек, постепенно забирала в гору. Растрескавшийся мрамор, заплетённый чёрными лозами, вставал всё плотнее: теперь в его формах угадывались фасады зданий, портики, балюстрады, из небытия вырастали открытые террасы - спутники оказались в настоящем городе, некогда прекрасном, а ныне - источенном жерновами времени и забытом.
   Время от времени Марья замечала в развалинах высокие фигуры, с ног до головы закутанные в грязно-серое тряпьё. Фигуры стояли неподвижно и не понять было, пялятся они на неё, или просто любуются пейзажем - но впечатление незнакомцы производили тревожное.
   - Почему ты в них не стреляешь?
   - А зачем? Тут и так всё сломано.
   - Мне они не нравятся.
   - Я бы забеспокоился, испытывай ты к ним дружелюбные чувства.
   Медиатор замер и замолчал. Навстречу, ковыляя по старинной дороге, двигалось какое-то существо. Одетое в лохмотья и широкополую шляпу, оно тащило за собой двухколёсную тележку. При каждом шаге существо приволакивало левую ногу, издавая шуршание.
   Подойдя ближе, незнакомец остановился. Потрогал край шляпы, словно раздумывая, снять её, или нет, наконец со вздохом опустил корявые лапки и на сносном русском спросил:
   - Убивать будете?
   Голос у него оказался высоким, чуть дребезжащим, совсем не страшным. На лапках по четыре пальца. Сзади - толком не разглядеть - как бы не хвост болтается.
   - Не будем, - ответила за двоих Марья. - Если не нападёшь.
   "Трудно убить того, кто так смиренно осведомляется о своей участи. Даже если он неведома зверушка в моём бреду."
   - Я не нападу, - серьёзно ответил незнакомец. - Мне тележку тащить.
   - Зачем?
   - Если есть тележка -надо тащить.
   "Да он настоящий стоик. Или как там называется эта школа?.."
   - А что в тележке? - присоединился к допросу Медиатор.
   Марье стало немного стыдно.
   "Мы как гопники. Есть чо? - и всё такое."
   - Когда-то сыр был. Сейчас, наверное, уже нет. Я давно не заглядывал.
   - Пусть идёт, - решила Марья. - Не всё же нам местную фауну обижать. - Только скажи, куда дорога ведёт.
   Существо подняло мордочку - под шляпой показались большие блестящие глаза и мохнатый нос.
   - Туда, куда вы идёте, конечно.
   - А куда мы идём?
   Она решила быть терпеливой настолько, насколько это возможно.
   - Этого я не знаю. Я тележку тащу. Спросите лучше у жрицы.
   - У какой жрицы?
   - У белой. Вы её обязательно найдёте, потому что она вам встретится. Спасибо, что не убили.
   С этими словами зверушка подобрала ручку тележки и поволокла свою ношу дальше.
   - А они, похоже, осведомлены о наших похождениях, - Медиатор посмотрел вслед ковыляющей фигурке. - Не знаю, хорошо это, или плохо.
   - Кто - они?
   - Обитатели кроличьей норы. Паразиты нашего сознания. Призраки ноосферы. Выбирай вариант по вкусу. Но кто-то - кто-то там точно есть.
   - Мне бы твою уверенность.
   - За всё надо платить. И за уверенность - тоже. Дойдём до конца - выиграли. Не дойдём...
   - А обратно?
   - А ты хочешь? - вопросом на вопрос ответил он. - Явиться сюда - моя идея. Мы ещё можем вернуться, но тогда всё останется по-старому.
   Медиатор внимательно и послушно - послушно! - смотрел ей в глаза. Марья видела в них своё собственное отражение - маленькая девочка с нелепым мечом, застрявшая между сном и явью. Между желанием и привычкой. Глупая, с дурацкими косичками, в легкомысленном платье, заказанном через интернет...
   Размеренная жизнь стучала в виски и звала назад - проснуться, с облегчением распахнуть глаза, уставиться в потолок.
   Снова увидеть на нём чей-то глаз.
   Плыть по течению.
   - Хочу, - сказала она правду. - Но не буду.
   За следующим поворотом дорога, до того широкая и открытая, нежданно-негаданно втиснулась меж хорошо сохранившихся, выше человеческого роста стен, а потом и вовсе пропала, влившись, как ручеёк, на небольшую круглую площадь.
   "Широкие дороги так не заканчиваются. Но только не здешние."
   Над площадью веяло безвременьем. Узкие арки, которые вели на неё, местами осыпались, но мрамор оставался безупречно гладок и чист. По стенам вилась чёрная лоза, но вокруг не валялось ни листочка, ни клочка мусора.
   Посередине стоял массивный деревянный стол - благородного тёмно-красного оттенка, и под стать ему - стулья с резными спинками, будто только что из музея. За столом, лицом к гостям, восседала завёрнутая в пышное платье с белыми лентами фигура: царственная осанка и белая маска на лице завершали образ.
   - Это она - жрица? - шёпотом спросила Марья, однако та, что сидела за столом, каким-то образом услышала. Раздался нежный, текучий голос:
   - Это она, девочка. А она - это я. Садитесь, что же вы? Чай готов.
   Гости осторожно приблизились - рука в перчатке взяла фарфоровый чайник и аккуратно наполнила три изящных чашечки. Рядом стояла вазочка с печеньем. Стулья оказались на редкость неудобными и тяжёлыми, да вдобавок ещё и низкими - Марья чувствовала себя ребёнком, влезшим за взрослый стол.
   - Издалека? Устали? Угощайтесь, но не забывайте о хороших манерах.
   Тягучий голос напомнил Марье о жидком шоколаде: такой же густой и тёмный.
   - Кто вы? - пошёл ва-банк Медиатор.
   - Невежливый мальчик. Но что поделать, что поделать - отсутствие воспитания трудно компенсировать какой-то там просьбой. Кто я, ты спрашиваешь? А не ответишь ли сперва - кто ты сам? Нельзя узнать других, не зная себя, так ведь? Или не так?
   Из-под маски тревожно блестели глаза. Марья придвинула к себе чашечку и понюхала. Пахло чаем - увы, холодным.
   - Я - человек. Достаточно?
   - Вполне. А я - жрица. Белая жрица, если угодно. Мы ведь собирались увидеться?
   - Нет.
   - Нет? Как странно. И тем не менее - мы увиделись. Что ещё ты хочешь узнать, грубый мальчик? Ты ведь хочешь, нестерпимо хочешь узнать?
   - Жрица чего?
   - Всего. Других-то ведь нет - приходится играть и за них. Вот, например - мой храм.
   Она обвела рукой площадь, окружённую низенькой стеной со множеством арок, но Марье подумалось, что под храмом может подразумеваться и весь полуразрушенный город.
   - Что это за место?
   "Зачём он задаёт вопросы? Совершенно ясно, что ответа не будет. Такого ответа, который нам пригодится."
   Маска жрицы была цвета слоновой кости - вся, кроме век и губ. Веки мастер выкрасил в золотой, губы - в чёрный. Чем больше Марья присматривалась к ним, тем сильнее ей казалось, что эти губы - на самом деле живые: они едва-едва шевелились.
   - А ты, девочка? Почему ты молчишь? Разве у тебя нет вопросов?
   - Нет, - буркнула Марья, хотя вопросов хватало. Не объяснять же, что ей не нравятся ни голос, ни обращение?
   - Тогда я расскажу притчу. Быть может, она направит вас туда, где ответы опережают вопросы.
   Жрица поднесла чашечку к губам и продолжила:
   - Однажды ночью сидел у костра пастух, а рядом жалобно блеяла его отара. В ночи же бродил голодный волк, надеясь задрать овцу. Наконец, уверившись, что отару не стерегут злые псы, а пастух неопытен, волк осмелел и сказал из тьмы, подкравшись к костру:
   "Эй, пастух, плохой ты сторож отаре своей. Будь у меня десять ртов, я задрал бы у тебя десять овец. Но рот у меня один - как и ты один: почему бы не задрать мне тебя, чтоб не мучиться выбором?"
   "Вряд ли ты насытишься моим жалким телом" - ответствовал пастух, весь дрожа. "За свою жизнь я дам тебе десять овец и приведу их в твой лес, и ещё долго ты не будешь знать голода. Отбери же тех, которые тебе по вкусу."
   Волк, довольный предложением пастуха, только усмехнулся про себя:
   "Пусть приведёт мне десять овец, а там я и его задеру. Получу и овечье мясо, и сладкой человечиной закушу."
   Пододвинув к себе вазочку с печеньем, Марья задумчиво в ней порылась. С того момента, как она села в автобус, ни есть, ни пить не хотелось. С другой стороны, это ещё не значило, что пища совсем не нужна. Маленькие белые конвертики в сахаре - вполне аппетитны...
   - И когда волк приблизился к отаре, чтобы выбрать десять жирных овец, и увидел самую большую овцу, и взалкал её плоти, овца сбросила шкуру и оказалась медведем. Тот схватил волка лапами и загрыз. "Доволен ли ты, лесной господин?" - спросил медведя пастух. "Я помог тебе поймать волка, что посмел охотиться в твоих угодьях, и надеюсь на твою милость." "Да," - отвечал медведь, - "я доволен. Но посуди сам, хороший ли ты пастух, раз не ты овец защищаешь, а овцы берегут твою жизнь? А если так - пусть отныне овцы тебя пасут, стригут и едят твою плоть, что будет нарождаться снова и снова. Такова моя милость."
   И стало по его слову.
   Марья не пыталась понять, о чём говорит жрица. Мысли расплывались, печенье так и осталось в руке. Она просто смотрела, пытаясь найти вокруг хоть клочок чего-то привычного и устойчивого. Хоть клочок. Хоть осколок.
   Чёрные губы двигались, роняя слова. Под лентами, в которых пряталось тело жрицы, то и дело виделось подозрительное шевеление, будто там, скрытый от посторонних глаз, кто-то ползал.
   Медиатор, казалось, был полностью очарован дурацкой сказкой. Он сидел, глупо улыбаясь, и больше не задавал вопросов.
   "Что с ним такое?"
   Кружилась голова. Зачем хозяйка рассказывала эту белиберду? Чего она хотела этим добиться? Или бесполезно в этом месте опираться на логику?
   "Чай слишком холодный."
   Марья поняла, что запивать печенье чёрной ледяной жидкостью она не хочет. Подняла взгляд - и упёрлась в два непроглядных зрачка, наблюдающих за ней из-под маски. Ленты на шее жрицы чуть шевельнулись. Наружу высунулось что-то живое и гибкое.
   Многоножка.
   Чёрная головка твари дёрнулась туда-сюда, раскрыв жвалы, и снова спряталась. Марья попыталась встать, но ноги оказались ватными, а голова закружилась ещё сильнее.
   Жрица наблюдала за ней с откровенным интересом.
   "Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Что же это такое - не могу встать, будто в страшном сне."
   - Медиатор... - севшим голосом позвала она, но тот не отозвался.
   - А вот - мои прихожане, - произнёс текучий, мягкий, гнилостный голос.
   Из каждой арки, из каждого входа на площадь выбирались серые фигуры - те, что стояли истуканами вдоль дороги. На многих из них расползлась одежда и разошлись полы плащей - под ними, к ужасу Марьи, виднелось что-то вроде здоровенных стеклянных банок с плавающими внутри органами, соединёнными сетью кровеносных сосудов.
   "Жрица, жрица. Банки с органами. Без мяса. Жрица - от слова жрать."
   "Жрецы - жрут, а вкушецы - вкушают", - вспомнилась фраза из детской книжки. Всё встало на свои места. Волки - вот они, сидят на неудобных стульях за слишком уж высоким столом, забравшись в середину овечьего стада. И кое-кто в чужой шкуре тоже присутствует. Правда, пастух... Кто же такой пастух?
   "Если колдуна назвать по имени, колдовство рассеется".
   - Ты - медведь! - что было сил закричала Марья, преодолевая спазмы в горле. Получился лишь жалкий хрип. Жрица начала медленно подниматься со своего места - всё выше и выше, гораздо выше, чем можно ожидать от женщины в тонкой маске.
   - Ты - медведь!
   Слова проталкивались наружу, как тяжёлые шершавые камни. Но - проталкивались.
   - Но тебе не сожрать волков!
   Оцепенение разом спало.
   С воздвигнувшейся из-за стола жрицы спадали ленты и полосы ткани. Под ними проглядывали клочья свалявшегося чёрного меха с кишащими в них насекомыми, какое-то гнильё, сквозь перчатки вылезли когти. Маска треснула и свалилась, обнажив тупую морду, тронутую разложением; в широкой пасти торчали острые зубы.
   Уродливая, и вправду чем-то похожая на медведя тварь, низко заревела. Во все стороны распространился тошнотворный смрад, печенье на столе обернулось комьями плесени.
   Пошатываясь, выбрался со своего места и Медиатор. Его трясло, ошалелый взгляд метался туда-сюда, как у человека, проснувшегося в незнакомом месте.
   Омерзительные "разносолы" бегали чуть поодаль, не уходя и не нападая.
   Тварь, легко балансируя на задних лапах, мягким шагом двинулась в сторону строптивых гостей. Слишком легко и быстро.
   Марья старалась держать между собой и жрицей стол, на котором всё ещё валялись остатки чаепития - смердящие и гнилые. Ни одно чудовище в этом мире пока не демонстрировало такой грации, как вонючее, медведеподобное существо, притворившееся таинственной феей. "Цареубийца" рассерженно гудел, требуя жертву, но давать ему волю девушка не спешила: сомнения бродили в её голове маленьким табуном, заставляя просчитывать варианты действий. Жрица... медведица? хрипела напротив, раскачиваясь и скаля получеловеческую, полузвериную морду. Блестящие чёрные зубы подёргивались, живя своей собственной жизнью, из-за чего пасть твари казалась гнездом насекомых или хищных червей.
   "Если я атакую, она наверняка увернётся. Меч слишком длинный, один промах - и она рядом. Перегрызёт мне руки, и всё."
   От мыслей стало не по себе. Нельзя же проиграть бой собственному кошмару? Или всё-таки можно?
   Жрица не оставила выбора. Плюхнувшись на четыре лапы, она с дьявольской быстротой нырнула под стол, заставив Марьяну вскрикнуть от ужаса. "Цареубийца" упал вертикально вниз, в то время как ноги, чувствуя неумолимое приближение невидимых зубов и когтей, сами собой прянули в сторону. Страх, детский страх перед чудовищами, таящимися где-то внизу, в подкроватной тьме, поднялся в крови и вскипел; в тот же миг, отбросив половинки разрубленного стола, наружу выкатилась гнилая медведица, загребая лапами.
   Страх! Не тупой, накатывающий туманной волной, а резкий, острый, как нож. Страх движет руками, пытается отгородить хрупкое тело несокрушимым клинком, но враг, одинаково легко двигаясь и на двух, и на четырёх лапах, уходит из-под удара, тянется длинными когтями, всхрипывая с утробной злобой.
   Жрица вдруг остановилась, отшатнулась назад от слишком кусачей добычи - и кинулась в другую сторону, к остолбеневшему Медиатору.
   - Нет!
   Завопив - теперь уже от ярости, не от ужаса - Марья кинулась вслед за ней.
   Нет, нет, нет!
   Гром выстрела заглушил все звуки. Ещё и ещё - мгновенные, оглушающие удары. Жрица остановилась, нелепо растопырив лапы - и "Цареубийца" с торжествующим воем снёс косматую голову. Гнилое тело завалилось на пол, открыв бледного Медиатора с пистолетом в руке. Тот вдруг поднял оружие - ствол посмотрел прямо в глаза Марье - и выстрелил. Сзади раздался звон и громкое хлюпанье. Девушка стремительно развернулась - пока они убивали жрицу, создания с органами в стеклянным баллонах подобрались ближе. Когти на тощих руках со вздувшимися венами смотрелись вполне серьёзно, но шансов против волшебного оружия слуги чудовища не имели: каждое попадание расплёскивало содержимое их прозрачных тел, остатки валились наземь - лёгкие, желудки, кишки влажно шлёпали по мраморным плитам. Измождённые лица кривились в гримасах страдания и замирали, умиротворённые навсегда.
   - Идём отсюда.
   Медиатор пнул половину здоровой железной банки, в которой ещё плескалась мутная жидкость.
   - И надо было пристрелить ту тварь с тележкой. Чёрта с два я ещё с кем-то здесь вступлю в разговор.
   Он повернулся к Марье, смягчился, улыбнулся даже - диво-дивное - и погладил её по плечу.
   - Ты молодец. Спасибо. Напомнила, зачем мы здесь очутились.
   - Ты тоже ничего. А куда...
   Договаривать вопрос не пришлось: дорога, такая же широкая, как и прежде, лежала под ногами. Омерзительная площадь растаяла без следа.
  
   ***
  
   Они шли и шли - слишком долго, без всякой определённой цели. Никто не пытался съесть их, никто не преграждал путь. Дорога сбежала с холмов и вывела на равнину, где холодный ветер неустанно расчёсывал космы седой травы. Небо потемнело, из белесого сделалось серо-стальным, клубящимся - и чем дальше Марья и Медиатор углублялись в плоскую даль, тем сильнее хмурилась над ними эта мрачная крыша. Наконец она потемнела настолько, что отдельные клочья гонимых ветром облаков стали совершенно неразличимы - вместо них в тёмной массе прорезались линии. Целый лабиринт линий, разделяющих небеса на прямоугольные лоскуты.
   Марья пялилась на эту картину, пока не разглядела то, чего совсем не ожидала увидеть в небе - ряды точек, поразительно напоминающих... заклёпки.
   Небо состояло из склёпанных между собой железных листов. Это надо было переварить.
   Кое-где грандиозные листы расшатались, ветер отогнул их углы - совсем как хулиганьё отгинает углы заборов - и обнажил провалы в непроглядную черноту. Медиатор попытался оценить их размеры, но быстро сдался - над равниной не вставало солнце, тусклый свет просачивался откуда-то из-за горизонта, и в отсутствие ориентиров нельзя было понять, на какой высоте начинается твердь небесная. Сошлись в одном: провалы в небе огромны.
   Проходя под такими дырами, Марья непроизвольно задирала голову, пугая саму себя перспективой неведомой бездны - и бездна, в полном соответствии с расхожей фразой, не осталась в долгу. В чёрных провалах появились глаза. Круглые, немигающие глаза теснились в прорехах небесного свода, наблюдая за путниками, но не покидая своих убежищ.
   Железо. Тьма. Миллионы глаз. Тонкая грань, отделяющая седую равнину от чего-то чуждого и бездонного.
   "Совсем как подсознание от осознанной мыслительной деятельности."
   Очередной лист стал отделяться на их глазах. Со скрежетом, достойным возвещать конец мира, от отвалился, повиснув на последнем ряду заклёпок и открывая дорогу всему, что могло таиться во мраке. Марья, потрясённая абсурдом и грандиозностью этой картины, остановилась. На её глазах рушилась незыблемость представлений о природе вещей - словно какой-то шутник специально взялся ломать все и всяческие законы, демонстрируя их беспомощность.
   Лист металла, которым можно накрыть целый город, раскачивался над горизонтом. Зрячая тьма пристально смотрела вниз - зная, должно быть, что равно или поздно хрупкий мирок, прикрытый ржавой крышей, всё равно достанется ей.
   - Пойдём, - Медиатор потянул Марью за руку. - Не стоит туда смотреть.
   Она послушно пошла за ним, но нет-нет, да поглядывала через плечо: даже когда небеса опустились ещё ниже и из металлических стали кирпичными, превратившись в своды огромных залов, её тянуло вернуться и снова посмотреть вверх: вдруг удастся понять, что скрывается там, за гранью?
   Тайны остались позади, а багровые отсветы под мрачными сводами становились всё живее и ярче - в лесу из сотен кирпичных колонн невидимое пламя рождало паутину теней. Вдали родился заунывный гул, послышалось механическое стрекотание, по правую и левую руки потянулись бесконечные вереницы бледных существ - по виду людей, но разве можно в таком месте судить по виду?
   Стрёкот усиливался вместе с разгорающимся светом - впереди показался ряд распахнутых врат, из которых и лилось огненное сияние. Створки врат, тяжёлые и чугунные, вряд ли когда закрывались: бледные люди входили в них непрерывным потоком, смотря прямо перед собой, не оборачиваясь и не толкаясь. Медиатор с Марьей подкрались сбоку и заглянули внутрь - пространства хватило бы для трёх самосвалов, так что контактировать с местными обитателями не пришлось.
   За вратами... Мысленный монолог в Марьиной голове прервался, все силы мозга оказались брошены на то, чтобы сформировать и объяснить картину увиденного в освещённом жёлтыми огнями пределе. Предел - ничего более подходящего не шло в голову: огромное пространство, в которое можно запихнуть десяток футбольных полей, невообразимой ширины цех, оснащённый множеством параллельных конвейеров, берущих начало у распахнутых врат.
   Она зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть - и стояла так, а рядом стоял Медиатор, чьё молчание было красноречивее всяких слов. Если бы ад на самом деле существовал - это место с полным основанием могло бы претендовать на звание его филиала.
   Бледные, обнажённые люди втягивались внутрь безропотно и безвольно. Каждый усаживался в кресло, закреплённое на металлической ленте, и начинал своё движение вперёд - к первому из стоящих вдоль конвейера манипуляторов. Там уже поджидал сверкающий круг дисковой пилы: одним чётким движением манипулятор срезал крышку черепа, заляпывая алым и "пациента" и кресло, а следующая механическая рука, добравшись до обнажённого мозга, начинала быстро-быстро над ним кружиться, вытягивая из мягкой серой массы длинную нить. Нить наматывалась на барабан, который, по мере заполнения, отправлялся к следующему станку. Ненужное больше тело с опустевшей черепной коробкой сгружалось с ленты и отправлялось в топку стоящей тут же печи - именно это пламя и виднелось издалека. Никакого другого топлива в печи не подавалось, но паровые котлы, водружённые сверху, грелись исправно - пар крутил турбины, те вращали искрящие генераторы, а от генераторов толстые кабели шли к конвейеру. Круг замыкался: вереницы людей служили и топливом, и сырьём.
   Подвешенные под потолком плоские экраны подробно отображали процесс, смакуя каждую деталь: вот пила взрезает очередную голову, вот падает крышка черепа, а вот из вязкой серой массы вытягивается склизкая нить, наматываясь на барабан.
   В дальнем конце конвейера - там, куда отправлялись мотки добытых из мозга волокон - творилось главное таинство. Здоровенные рамы, плоды противоестественного союза механической прялки и 3D-принтера, без остановки щёлкали рабочими органами, сплетая в своём нутре конечный продукт чудовищной фабрики.
   С конвейера сходили новые существа. Цепочки сфабрикованных тварей тянулись к воротам с другой стороны цеха и пропадали за ними - сотни за сотнями, легионы за легионами.
   Некоторые из них были притягательны и прекрасны - грациозные, блестящие, гибкие, с золотистой кожей и вылепленными для любви фигурами. Мужчины, женщины, создания неопределённого пола - все они казались разными оттенками сексуального влечения, от всепоглощающей страсти, воплотившейся в большегрудых красавиц, до скрытого порока, принявшего облик тонких, извивающихся при каждом шаге подростков.
   Другие заключали в себе грани ужаса. Люди военной форме, с оторванными конечностями, с вывернутыми наружу рёбрами, со снесёнными черепами. Уродливые осклизлые твари, в которых человеческие черты казались тонкими картинками, напечатанными поверх чего-то пугающе-чуждого. Мутанты с вывернутой наизнанку плотью, демоны, покрытые шевелящейся кожей, дети без лиц и безглазые упыри.
   Тысячи обликов, тысячи воплощений. Субъекты в идеальных костюмах, с чемоданчиками в руках и мёртвыми, приклеенными улыбками. Призраки страдания, при взгляде на которых хотелось закрыть глаза и забиться под одеяло. Очаровательные девчушки - только-только со школы. Ослепительные атлеты, респектабельные старцы, блестящие роботы, комичные зомби - бесконечное разнообразие живых манекенов, театр ужаса для двух зрителей.
   Марья обернулась к товарищу. В остановившихся глазах Медиатора читались ужас и отвращение - она и сама испытывала те же эмоции, но всё же хотела поддержки, хотела видеть рядом кого-то более сильного и потому не удержалась, спросила:
   - Нам правда надо туда идти?
   Они, не сговариваясь, отодвинулись от ворот, спрятались в тени высокой створки - не столько скрывая себя, сколько скрывая от себя панораму цеха.
   - Похоже, мы... я малость переоценил наши силы.
   - Значит, идём в обход?
   - Здесь нет обходных путей. Не мы выбираем дорогу, дорога выбирает нас.
   - Прям как в сказке.
   - Мы и есть в сказке. В старой, неадаптированной: герои иногда умирают.
   - Вас пугает смерть, доктор? Хотите об этом поговорить? - неуклюже попыталась пошутить Марья. - Мне казалось, это вы здесь - главный жнец.
   - На любую косу может отыскаться свой камень.
   "Боится? Он - вот так вот - боится?"
   - Ну уж нет! Затащил меня сюда - изволь смеяться, пока голова не покинет плеч. Или ты уже сдулся?!
   Мысль о том, что Медиатор, который успел занять в её мыслях место где-то посередине между Нео и Гэндальфом, окажется очередной пустышкой, уколола неожиданно резко. Нельзя же так, нельзя разрушать мечты, когда едва-едва в них поверила!
   "Нужно", - не колеблясь, ответил внутренний голос. - "Потом разрушать больнее."
   Но Медиатор не стал пока разрушаться. Он плашмя похлопал себя пистолетом по виску - не то демонстрировал уверенность, не то делал вид, что о чём-то забыл.
   - Я здесь - вторая скрипка. Буду играть, пока смычок не сломается о голову дирижёра.
   - А я, значит, первая?
   - Именно. Ты будешь играть, пока зрители не станут плакать, рассыпаясь в прах от эмоций.
   - Закончится тем, что здание рухнет.
   - А вот этого мы оба и добиваемся.
   Он выпрямился, на глазах обретая былую уверенность, и усмехнулся Марье:
   - Ты станешь возражать, если для начала рухнет эта конкретная бойня?
   - Я обеими лапами за.
   - Тогда посвящаю мой маленький этюд тебе. Наслаждайся и держись позади. Прямо за спиной, хорошо?
   Фигура в грязном длиннополом пальто шагнула в проём ворот.
   "Что он собирается делать? И почему держаться позади?"
   Гул и стрёкот, стрёкот и гул. Изнуряющая какофония инфернальных машин, жар из открытых топок, запах крови и смерти. Шаг внутрь - на грязный металлический пол.
   Рявкнули сирены. Красным цветом вспыхнули экраны под потолком. Твари, безостановочно сходящие с конвейера, развернулись, как по команде.
   "Сколько же их тут?! Это уже не куклы и не плюшевые чудовища, это..."
   Медиатор поднял "Зарю коммунизма" и выстрелил - но не в приближающуюся толпу, а в ближайший паровой котёл. Рёв сирен потонул в оглушительном грохоте взрыва, перегретая вода, сбросив оковы давления, рванула во все стороны облаками раскалённого пара. Марья зажмурилась, ожидая удара - но ничего не произошло. Впереди, словно волшебный щит, виднелась спина товарища. Он стрелял снова и снова - каждый выстрел приводил к взрыву очередного котла, белая, подсвеченная багровыми огнями мгла заволокла всё вокруг, и в этой мгле Медиатор уверенно продвигался вперёд, не переставая стрелять - по машинам, манипуляторам, вырывающимся из пара обожжённым чудовищам.
   Каким образом Медиатор противостоит жару и взрывам, понять было невозможно. Каким образом его рука может с такой скорость метаться из стороны в сторону, встречая любую опасность зрачком ствола - тоже. Оставалось верить и надеяться, что путь сквозь кипящий ад завершится раньше, чем откажет паникующее сознание. Раньше, чем заполонившие всё вокруг создания возьмут их в кольцо. Раньше, чем из её собственного черепа извлекут омерзительно влажную нить, бросив тело на корм печам...
   Извлекут? Почему из неё должны что-то извлечь? Машины сломаны, энергия больше не подаётся, они идут...
   Идут?
   Марья вспомнила свой старенький детский страх - страх перед существом, которое заменяет по ночам твоё отражение. Ночное желание сходить в туалет обращалось в кошмар: ведь в коридоре висело большое, в рост человека, зеркало - а в нём жил кто-то, притворяющийся Марьяной, следил, ждал, когда она повернётся, и тогда, краем глаза, можно было заметить, как чужак глумливо скалит острые зубы. Она давно переборола детские страхи, но теперь совершенно отчётливо поняла: тварь из зеркала - здесь. Рядом. В густом тумане. Схватит, загрызёт и подменит - а Медиатор идёт дальше, он ничего не заметит...
   Она судорожно сжала меч, шаря взглядом вокруг себя.
   "Что-то не так. Что-то очень не так."
   На плечо легла мягкая рука. Марья вздрогнула, не в силах обернуться.
   - Ну посмотри же на меня, - зашептали знакомым голосом в ухо. - Оглянись, я тут, оглянись.
   Взвизгнул "Цареубийца", цапнув лишь пустоту. Никого нет. Медиатор - уже впереди, один силуэт виден в облаках пара... Догнать его оказалось неожиданно тяжело: Марья старалась изо всех сил, но спина товарища и не думала приближаться. На мгновение показалось, что он вообще исчез, но в следующую секунду оказался совсем рядом - едва удалось затормозить, ткнувшись лбом. Он почувствовал толчок, оглянулся - мутный взгляд, губы растягиваются в нехорошей улыбке.
   - А я тебя поджидал.
   Улыбка так и осталась натянутой, замерла на половине, позволив рту едва приоткрыться - но Марья знала, что скрывается за тонкими губами.
   Страх пришёл за её душой. Поломанные машины всё равно продолжали работу, всё равно плели свою дьявольскую продукцию, вынимая сырьё из головы жертвы. Страх не одолеешь оружием.
   Оскалившись, сама себе напоминая чудовище, Марья впилась в шею подделки левой рукой. Тварь задёргалась, попыталась сопротивляться - но ладонь, ничем не защищённые тонкие пальцы, сминала чужую плоть, как бумагу.
   - Я, я самый страшный монстр в этой пещере!!!
   Под рукой хрустнуло. Ярость полыхала внутри, ища выхода, обжигая непреодолимым желанием крушить, кромсать, рвать на части всё, что смеет на неё покуситься. Отбросив лёгенькое, совсем нестрашное тело, она двинулась вперёд, продолжая скалить зубы и готовая голыми руками встретить любой кошмар.
   Туман расступился.
   Прямо перед ней начиналась заключённая в тоннель лестница, рядом стоял Медиатор - настоящий Медиатор, грязный, усталый и очень бледный.
   - Мне вдруг показалось, что ты отстала.
   - Почти отстала. Но потом вспомнила кое-что.
   Он вопросительно склонил голову.
   - Вспомнила, как избавилась от детских кошмаров.
   - Гм?
   - Я их руками передушила. Страшно только сначала.
   - Там не только кошмары были.
   - Об остальных позаботился ты, - улыбнулась Марья. - Я в тебя верила.
  
   ***
  
   Вниз. Только вниз. Так долго, что нависающая сверху толща земли и камня заставляет невольно пригибать голову. А может, и нет никакого камня - есть только лестницы и тоннели, и пустота за тонкими стенками, и пронырливые создания, способные растягивать пасти поперёк проходов, превращая их в зубастые ловушки. Галереи пересекались, прорастали одна в другую, обрывались спусками и провалами. Где-то - дикий неровный камень, где-то - грубая кладка, где-то - орнамент и полировка. Пыль, темнота да светящиеся огоньки, рождённые "Зарёй коммунизма". Та едва ли уже походила на пистолет: чёрное дрожащее марево в руке Медиатора стирало, кажется, сам холст, на котором было нарисовано окружающее безумие, и больше всего напоминало пленённого демона - разожми пальцы, и он уничтожит бывшего хозяина. Медиатор пальцы не разжимал.
   Марьин "Цареубийца" тоже мало напоминал призванный ею меч. Он больше не визжал и не пел, словно утомился этими занятиями, зато короны на клинке искрились и дёргались, пытаясь из гравировки стать настоящей цепью. Иногда с них капала кровь.
   Вниз. Самой тёмной, запустевшей дорогой. На дне таился ответ, на дне брал начало корень, вырвать который они пришли.
   Утратило смысл понятие времени. Ослепли экраны электронных часов.
   Узкая, неведомой высоты щель. Ровные стены. Впереди - привычная уже спина. Шаг за шагом по проходу, цепляющему за плечи. Шаг за шагом, без мыслей - вот только путь всё уже. Протискиваться боком чревато: можно застрять, и тогда...
   - Он сужается.
   - Повернём?
   - Ты не поняла. Он не впереди сужается - стены сходятся. С каждым шагом.
   - Что?..
   - Ловушка. Очередная.
   - Бежим назад!
   - Нет. Ещё шагов тридцать - и мы пошевелиться не сможем. Стены движутся, когда мы идём. Пока стоим, всё в порядке.
   - У тебя ведь есть план?
   "Хватит на него полагаться. Хватит!"
   - Нет. Но мы выберемся.
   - Откуда ты знаешь?
   В голосе прорезались нервные нотки.
   - До сих пор ничто здесь не могло убить нас просто так. Всегда необходимо соблюсти какие-то условия, иначе стены могли бы просто сойтись. Значит, мы обладаем определённой властью над этим местом. Оно отторгает нас - но до конца отторгнуть не может. Думай.
   - Я?!
   - Я устал.
   Она пристыженно замолчала. Надо думать. Надо искать. Ответ наверняка под рукой, как с лестницей Мёбиуса, как с часами...
   Кончиком меча Марья нацарапала тонкие полоски у самого основания стен.
   - Сделай шаг вперёд, пожалуйста.
   Медиатор молча выполнил указание. Стены остались на месте, и тогда Марья шагнула следом. Теперь царапины едва виднелись.
   Она начертила новые полоски.
   - А теперь три шага, пожалуйста.
   Никакого эффекта.
   - Есть мнение, что они реагируют на нас, как на одно целое. Пока кто-то стоит на месте, другой может невозбранно идти вперёд. Словно мы забравшийся в щель бегемот, и постепенно растягиваемся...
   "Умная девочка. А теперь придумай, как это использовать."
   Стены съедают около миллиметра за каждый сделанный шаг. Сделанный шаг, сделанный шаг... А что, собственно, считается шагом?
   Теперь сделать шаг самой. Полоски... вот они, никуда не делись. Вот только запаса пространства для дальнейших экспериментов почти что нет.
   - Идея. Слушаешь?
   - Да.
   - Мне кажется, что стены сдвигаются всякий раз, как мы оба проходим расстояние, примерно равное дистанции между нами. Если один останется на месте, а другой дойдёт до выхода, но не выйдет, а будет ждать - второй сможет двинуться следом и стены на это не среагируют, потому что общего движения вперёд не будет. Длина нашего воображаемого тела станет слишком большой. Других мыслей у меня нет.
   - Значит, проверим эту.
   - Тогда иди.
   - Нет.
   - Почему?
   - Иди ты. Если теория неверна, оставшегося раздавит.
   - И? Какая разница, кого из нас?
   - Я тебя впутал. Мне отвечать.
   - С этим не поспоришь - ты впутал.
   Марья села на пол, уперевшись спиной в одну стену, а прижатыми к груди коленями - в другую. Медиатор молча смотрел.
   - Вот только сигнал о том, что дошёл до выхода, подать сможешь лишь ты. Твой пистолет справится, даже если это далеко.
   Торжествующе взглянув на товарища, она отвернулась.
   Пауза длилась долго - больше минуты.
   "Интересно, что за шестерёнки у него в голове сейчас крутятся. Вот бы узнать!"
   - Ты права. Жди, я пойду. Сигнал - два малиновых.
   Шорох шагов растаял во тьме. Медленно-медленно угас оставленный "Зарёй коммунизма" светящийся алый шарик.
   "И снова я его жду. Лишь бы не вошло в привычку - не люблю ждать."
   Мысли о всякой всячине. Почему-то - о покупках, шмотках, белье. О запахе душистого шампуня, по которому так стосковались волосы. Обо всём на свете - потому что напряжённое тело прижимается к стенам, пытаясь уловить их незаметное движение навстречу друг другу.
   Не думать, не бояться, не плакать. Иногда кажется, что щель стала уже, но это просто затёкшие спина и ноги требуют больше места. Усталость. Ставший привычным страх. Сколько ещё ждать?
   Вдалеке разлилось малиновое сияние. Угасло, заставляя трепетать от ожидания, вспыхнуло снова. И опять - тьма.
   Марья собралась с духом, упёрлась руками в камень справа и слева, сделала шаг вперёд.
   Замерла.
   Ещё один шаг.
   Дрогнули? Или нет?
   Шаг.
   Страх.
   Шаг.
   Страх.
   Не выдержав, она побежала - боком, приставными шагами, царапая мечом пол. Сердце колотилось в груди, стены наползали - не поймёшь, то ли на самом деле, то ли в воображении.
   Выбралась.
   Вывалилась в маленькую комнатку, белую, освещённую одинокой лампой под потолком.
   Осела рядом со входом, тяжело дыша. Ещё одно испытание позади. Сколько их осталось? И насколько достанет сил?
   - Мне кажется, это почти конец.
   Из комнатки не вело никаких путей - щель, через которую они прошли, задвинулась на глазах. Только посередине - квадратный, непроглядно-чёрный бассейн.
   - Ты ещё веришь, что мы доберёмся? - выдохнула Марья, размазывая по лицу грязь и пот. Тяжёлый запах и липкая субстанция, наверное, должны были вызывать тошноту, но почему-то не вызывали. Просто запах. Просто ощущение грязного лица. Просто ноги болят.
   - Вера бессмысленна, - равнодушно отозвался Медиатор, - а я не мыслю бессмысленными категориями.
   В нём не было ни кровинки. Ни на коже, ни под ней. Белесая маска, увидишь ночью - перепугаешься. Жили только глаза - чёрные, холодные и блестящие.
   - Ты похож на демона.
   - Да и ты сейчас не красавица.
   - А раньше?
   Марье зачем-то потребовался комплимент. Нужны ли демонам комплименты?
   "Пусть будет. Лишний комплимент не повредит даже демону."
   - Раньше... Прости, я не помню. Кажется, ты мне нравилась.
   На комплимент походило слабо.
   - Значит, теперь не нравлюсь?
   "Да уж. Самый подходящий разговор посреди безумия."
   - Теперь я бы тебя поцеловал, да только поздно уже.
   - Почему?.. Тьфу, то есть мечтать не вредно!
   - Вредно не мечтать. Кто там говорил про нежелательность романтических знакомств?
   - Ты! - нагло сорвалось в ответ.
   - Я, - не стал спорить товарищ.
   - Я тоже. Но могла же я передумать?
   - Наверное. Но у меня почти не осталось чувств. Человеческих, имею в виду. Я и раньше был довольно пустой, так что закончился раньше.
   - Что?..
   - Я на пределе, - тем же бесцветным голосом сообщил он. - Истратил почти всё, что мог истратить. В тебе больше эмоций и больше жизни, поэтому ты ещё держишься. У меня... кончились. Сейчас я только помню о том, каким был, ничего при этом не ощущая.
   - Как же...
   - Не перебивай. Меня держит представление о том, что правильно, а что - нет. Ни симпатии, ни сочувствия - ничего этого не осталось. Я действительно демон.
   - И... И... И что прикажешь мне с этим делать?!
   - Идти дальше. Я продержусь сколько смогу. Потом... Не знаю, вернёмся ли мы и если да - то в один ли мир попадём. Я даже не знаю, останемся ли мы сами собой. Я вообще ничего не знаю и не знал, когда тащил тебя сюда - кроме своего желания выжечь этот балаган в пепел. Ты приняла меня не за того, рысенька.
   - Теперь поздно.
   - Да. Идём дальше. Кажется, здесь на самом деле недалеко.
   Он подошёл к бассейну, налитому кромешным мраком. В чёрной поверхности не отражался свет - как будто там пробили дыру в реальности.
   - Нам... Туда?
   Вместо ответа Медиатор шагнул вперёд. Его ноги провалились в черноту, но и только: поверхность не колыхнулась.
   - Это не жидкость. Просто отсутствие света.
   - Я боюсь.
   - Возьми меня за руку.
   Марья последовала совету и так, медленно и торжественно, они шагнули во тьму.
   Внутри оказалось холодно и пусто. Организм инстинктивно попытался задержать дыхание, однако в этом не было нужды: чернота никак не ощущалась кожей, воздух исправно попадал в лёгкие.
   Ни лучика. Не рязглядеть даже собственной руки, поднесённой к глазам.
   - Сделай огонёк. Пожалуйста.
   - Не могу. Уже попытался. Мой пистолет наконец-то пуст.
   - Мы же не знаем, куда идти. Вдруг здесь ямы...
   - Нет. Здесь не ямы.
   Мрак низко захрипел, навалившись со всех сторон.
   - Что это?! Слышишь, что это?!
   Не отвечая, Медиатор выдернул ладонь из её руки и шагнул, удаляясь в неведомое.
   - Нет! Не оставляй меня в темноте!
   Животный ужас. Вспышка обиды. Детская беспомощность.
   "Верь."
   - Не оставлю. Да будет свет!
   И стал свет. Безудержно яркий, беспощадно-белый разящий свет. В нём, как уродливые кляксы на листе бумаги, мгновенно проявились силуэты созданий, которых лучше было б не видеть вовсе - но и эти силуэты Марья видела лишь мгновенье, пока они не начали оплывать под напором слепящей ярости.
   Светился сам Медиатор. Светился, растворяясь в собственном сиянии, теряя объём и плотность. Вот он - почти что ангел, белый и величавый, вот он - призрак, в котором едва-едва можно различить черты человека, вот он - лишь силуэт, тончайшая линия, напоминающая о чьём-то существовании, и вот - его больше нет.
   - Ни на миг не усомнись!
   Медиатор догорел, и стала тьма. Молчаливая, убитая им тьма, в которой не осталось ничего, кроме Марьи.
  
   ***
  
   Брести в одиночестве сквозь темноту... Печально, наверное? Марья не могла сказать наверняка - пустота съела чувство, отвечавшее за нужную эмоцию. Она не удивилась, упёршись в невидимую дверь и не стала колебаться, потянув за круглую ручку.
   Маленький бальный зал. Ничего особенного. Галерея на деревянных столбах, мозаичный паркет под ногами, тёплый свет хрустальной люстры под потолком.
   Но как всё-таки приятно снова обрести зрение!
   Заиграла весёленькая музыка. Невидимые скрипачи приложили к струнам смычки, распахнулись тяжёлые створки в противоположном конце зала. Парами, держа друг друга за руки, ступали внутрь девушки в камзолах, платьях, плащах...
   Марья знала каждую из них. Кого-то она видела лишь однажды, кого-то - встречала часто, чуть ли не каждый день. Некоторых почти забыла, других - предпочла бы скорей забыть.
   Все они имели её лицо.
   Вот - Стыд: чересчур открытое платье, розовые пятна на щеках и на лбу, подбородок отвердел, но едва заметная дрожь выдаёт истинное положение дел.
   Вот - Гнев: чёрная куртка с завязками, глаза прищурены и мечут молнии, маленькая морщинка поселилась между бровями.
   Вот... Это что - любовь? Эта легкомысленная девица с лицом восторженной дуры? Правда, глаза у неё такие красивые... Жаль, что им суждено погаснуть.
   Оттенок за оттенком - прекрасные и уродливые, иногда и поверить трудно, что видишь одного-единственного человека, лишь разнесённого во времени и пространстве.
   Процессия достигла Марьи, кто-то потянул её за руку, вовлекая в танец, но она только отмахнулась.
   Ну что ж...
   "Если эти марионетки мешают мне пройти... Если мои маски мешают мне пройти - быть посему!"
   Ударить мечом саму себя оказалось невероятно трудно. Несколько секунд дрожала рука, но потом вибрирующее лезвие всё-таки опустилось на шею так и не поменявшейся в лице куклы, отправляя маску Отчаяния на медовый пол.
   Куклы. В самом деле куклы - символы без воли, без чувств. Они не испугались, не отшатнулись. Каждая из них навечно застыла в одной-единственной части спектра, каждая - с готовностью принимала смерть.
   Ноги размазывали кровь по паркету. Пачкались длинные юбки, намокали бархатные плащи.
   Зависть? Зачем ты мне, зачем предлагаешь свой бессмысленный танец? Страсть? На твоё раскрасневшееся лицо противно смотреть. Надежда? Знание делает тебя ненужной, к тому же, у него нет лица...
   Скрипки стали фальшивить, скрипеть, то и дело запинались, как некачественная запись. Марья стояла в кровавой луже, в танцующем кругу своих подобий, не понимая, зачем она здесь и чего в самом деле хочет.
   "Нелепость. Всё, что происходит - нелепость. Всё, о чём я думаю, не имеет смысла."
   "Цареубийца" в очередной раз взлетел - и остановился.
   "Мне ведь не хочется их убивать. Тогда для чего я это делаю?"
   Протянув руку, Марья выхватила из толпы Веру. Обняла, неуклюже закружила, нежно прижимая к себе, заставляя подчиняться не скрипкам, а своей собственной музыке. Инструменты пришли в полное расстройство, скрипачи играли кто во что горазд, но постепенно, медленно-медленно, начали вливаться в новую мелодию.
   "Как Валар в песню Мелькора. Главное, чтобы Илуватар не вмешался."
   Радость. Боль. Смирение. Сёстры-Желания, особенные каждая по-своему.
   "В танец, в мой танец, под мою власть!"
   Девы таяли, растворялись в её объятьях, музыка звучала всё громче, превратившись из радостной и воздушной во что-то грозное и торжественное - и под величавые аккорды, под вступившие духовые, Марья растворила в себе последние фрагменты своей же собственной личности. Страх и Гордость. Зло и Добро.
   "Я победила. Потери есть, но я победила. Посмотрим, откуда они пришли."
   Бальный зал продолжился церковью. Вернее, чем-то похожим на церковь - длинным помещением с подобием алтаря, с круглым витражом, изображающим выходящего из моря единорога и белым циферблатом часов на том месте, где полагается быть распятию. Стены тонули в колеблющихся тенях - вместо крыши, вместо каменных сводов, переливался тусклыми огнями вселенский хаос, тьма, заполненная звёздами и прожилками алого света, одновременно близкая и далёкая.
   По обе стороны дорожки застыли высокие прозрачные колбы, водружённые на постаменты золотистого мрамора.
   "Так вот кто играл мне музыку."
   Флейтисты, скрипачи, трубачи. Превосходно изваянные восковые фигуры, почти неотличимые от людей - в богато украшенных одеяниях, с инструментами в бледных неподвижных руках. Ноги фигур утопали в снегу, сделанном из маленьких блёсток.
   Марья ухмыльнулась. Остановилась. Посмотрела на свою руку - белую, как свежевыпавший снег. Вспомнила превращающегося в свет Медиатора.
   "Кажется, я дошла. Отсюда не ведёт ни одна дорога."
   Она сделала осторожный шаг, ожидая новых подвохов.
   Восковые флейтисты и скрипачи дёрнулись, оживая. Изнутри колб не донеслось ни звука, но смычки упали на струны, а губы раскрылись, обхватывая мундштуки флейт; двинулись неживые пальцы, переступили ноги, взметнулись подолы платьев, до того момента казавшихся жёсткими и фальшивыми.
   Снег взвихрился миниатюрными смерчами, потянулся вверх, окутал изящные фигуры облаками серебряных звёздочек. Снег пульсировал в такт неслышимой музыке, блестящие ореолы сжимались и скручивались вокруг исполнителей, рисуя мелодию своими движениями - так, что начинало казаться, будто инструменты не звук рождают, а именно эти переменчивые, скользящие облака.
   Ударили часы. Стрелка сдвинулась, начиная ход.
   - Хватит! Заткнитесь все!
   "Цареубийца" бессильно заскрежетал по стеклу колбы - его лезвие утратило силу. Руки задрожали и опустились.
   "Ошиблись. Оба ошиблись. Я, Медиатор - куда-то шли, искали дорогу. Искали центр какой-то системы - а ведь должны были знать: не бывает в жизни одной точки, которая отвечает за всё. Вот и конец - а в нём пустота. Тупик. Мы только рушили, но не попытались ничего сотворить взамен."
   Но зачем тогда все преграды, препятствия и ловушки? Просто потому, что они этого ожидали? Хотели видеть врага - и получили врага? Какое финальное усилие приложить, какой ритуал исполнить в конце пути?
   Марья подошла к алтарю и бережно положила на него меч.
   Снова ударили часы, и вместе с их звоном начали таять восковые фигуры.
   Черноокий демонический красавец, продолжая играть, обращался в пыль - в рой звёздочек, ничем не отличимых от летящего вокруг снега.
   Дама в платье с пышными юбками и осиной талией закружилась, оставляя за собой светящийся шлейф - она таяла, таяла, таяла, пока не растворилась в собственном танце.
   Кто-то - тень прикосновения, взмах крыла - встал совсем рядом. Кто-то с лицом, спрятанным в тенях капюшона.
   - Всё закончилось? - спросила Марья. - Ты пришёл за мной?
   - Нет.
   - Я умру?
   - Ты будешь жить, как жила и прежде.
   - Как же так... Как же так!
   Не этого она хотела, не этого добивалась. Да, пошла за Медиатором в надежде избавиться от видений, да, хотела вернуться в прошлое, но не теперь, не теперь!
   - Кто ты? Ангел, демон, чудовище?
   - Нет чудовищ. Нет ангелов.
   Церковь начала рушиться, осколки витража упали на пустой алтарь и разлетелись разноцветными брызгами.
   - Что ты? Что ты такое?!
   Ответ долетел до неё сквозь рёв погибающего мира, сквозь голоса ломающихся пространств. Долетел шелестом, шёпотом, песней, криком, стоном боли, вспышкой восторга - долетел и окатил с головой, как последняя волна высыхающего на глазах моря. Тёплая, мёртвая волна, прощание с невозможным.
   - Аз есмь Альфа и Омега, модель и оригинал, истина в приближении и приближение к истине.
   - Ты бог?!
   - Нет бога, кроме человека... - влились в её разум последние слова, и стала тьма, и во тьме закончилось всё.
  
   ***
  
   Под одеялом - уют. Под одеялом - тёплый покой.
   За окном, украшенным бумажными снежинками, виднеется белесое небо.
   Взгляд упирается в эту крышу, что-то пытается отыскать.
   Зима.
   Марья повернулась, привстала, разглядывая палату.
   "Зачем я здесь?"
   Ах да, она ведь была в бреду... Длинный, длинный нескончаемый бред, тягучий, как расплавленный шоколад.
   Пахнет мандаринами. Палата рассчитана на троих, но оставшиеся кровати пусты. На шкафчике притулилась пластмассовая ёлочка родом из Китая.
   Торжественно и неспешно, словно так и надо, скатилась по щеке слезинка.
   "О чём я вспоминаю? О чём жалею?
   Открылась дверь, в безмолвие проник коридорный гам.
   - Уже проснулись? Как хорошо!
   Молодая медсестра с застарелой усталостью, спрятанной в улыбающемся лице, поставила на стул белую коробку и зачем-то поправила Марье подушку.
   - А это вам молодой человек просил передать.
   "Это так здорово и романтично" - говорило лицо медсестры, улыбаясь чуть-чуть застенчиво. "Зависть, зависть, зависть!" - кричало оно же, улыбаясь скованно и наигранно. "Даже у неё..." - шептали уставшие черты, добавляя в улыбку оттенки грусти и презрения.
   Марья поблагодарила и взяла передачу. Большая белая коробка, тщательно перевязанная алыми ленточками, выглядела неуместно празднично в серой палате.
   "Молодой человек? Разве у меня был молодой человек? Наверное, ошиблись..."
   "Но посмотреть на чужую радость я ведь могу?"
   Внутри оказались пирожные - воздушные бисквиты с клубникой и кремовыми цветами, всего три штуки.
   "Так мало."
   Она хотела уже убрать нежданный подарок в холодильник - пусть заберёт та, кому он предназначался - но остановилась, заметив некую странность.
   Коробка была слишком тяжёлой для трёх пирожных, и Марья, удостоверившись, что медсестра ушла, отогнула слой картона, на котором они лежали.
   Замерла, затаив дыхание.
   Лёгкая улыбка скользнула по её губам, раскрасив пасмурный день нездешними красками: на дне коробки, словно обещание, покоился изукрашенный переплетёнными коронами зазубренный нож.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   40
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"