Аннотация: Грелка 10. Рассказ буду корректировать по самое немогу, а сейчас можно пинать!
Жаб зеленый, бородавчатый...
Ветер царит над городом. Он рвет листья с деревьев, со свистом носит их по продрогшим улицам и, добравшись до реки, сбрасывает в воду. Вода, словно вязкая графитно-серая грязь тяжело плещется между берегами.
Безвременье. Еще не зима, но уже и не осень. Одинокая фигурка жалостливо вырисовывается в стылом воздухе - на берегу сидит мальчишка и бросает камешки в воду. Самый обыкновенный пацаненок. В ухе сережка. Черные волосы, озябшие красные руки. От порывов ветра длинная челка падает на глаза и парнишка нетерпеливо дергает головой, отбрасывая ее. Это нервное движение делает его похожим на нахохлившегося воробушка, пытающегося поймать последнюю осеннюю муху.
Я подхожу к нему:
- Можно?
Он молча кивает. Присаживаюсь рядом. Поднимаю плоский камешек и бросаю в воду. Что-то надо сказать, но что? Самое глупое, что могло прийти в голову:
- Ты почему не в школе?
Он поворачивает голову. Смотрит на меня так, словно я сморозила несусветную глупость. Я невольно робею и сбивчиво бормочу:
- Ну, вообще то... учится надо...
- Зачем? Это уже ничего не изменит.
Странный у него голос. Тихий и щемяще-грустный. Так говорила моя бабушка в день своего восьмидесятилетия. На вид мальчишке лет тринадцать - четырнадцать. Может бомж? Эти ребята, хлебнув по полной "радостей" взрослого мира, превращаются в маленьких старичков. Но куртка на мальчишке чистая, хоть и старая, и от него не воняет.
- Что-то случилось? - (Нашла что сказать, умнее ничего не могла придумать? - это я себе). - Ты бросил школу? Родители выгнали?
- Попробуйте еще, - усмехается мой собеседник.
- Не знаю, - сдаюсь я.
- Я люблю... любил учиться! - говорит мальчишка и такая тоска сквозит в голосе, что река перестает плескаться под ее тяжестью. - Скажешь, не может быть? - Он с вызовом смотрит на меня. Я киваю, проглатывая непочтительное "ты".
- А вот и может! Да что ты вообще можешь знать о школе!
- Вообще-то много, так сложилось, что я учительница. А в какой школе ты учишься?
- Ты такой не знаешь, - машет он рукой, поднимает еще один камешек и бросает в воду.
- Ну, все-таки? - не знаю, отчего мне вдруг стало так важно узнать, где же учится (или учился?) этот воробышек.
- Здесь недалеко. Всего-то две остановки. Хотя... все равно это не та школа, - он замолчал, поежился. Ветер запустил свои длинные пальцы ему за шиворот. Мальчишка поднял воротник куртки. - Холодно.
- Холодно - соглашаюсь я и почему-то спрашиваю: - Тебе есть куда идти?
Он молчит.
- Может, пойдем в кафе, поговорим? - нерешительно предлагаю я. Да что со мной такое? Никогда раньше не накатывала столь острая жалость, как к этому черноглазому мальчишке. Может потому, что тоска в его глазах глубже, чем фарватер для океанических судов в реке лежавшей перед нами.
В маленьком стеклянном кафе уютно пахнет чем-то сладким. Бармен за стойкой не обращает на нас внимания, поглощенный футбольным матчем - под потолком висит телевизор. Других посетителей нет. За прозрачными стенами начинает накрапывать дождь.
Мы рассматриваем красочную витрину. Пирожные: красные и желтые, с кремом и в шоколадной глазури, радужное желе и чернослив со взбитыми сливками, торты все цветов и форм. Не витрина, а кошмарный сон гастроэнтеролога. Но мой спутник, не разделяя моего скепсиса, жадно рассматривает сласти.
- Кофе будешь? - спрашиваю я.
- Нет.
- Пирожное?
- А можно? - робеет он.
- Всё что хочешь!
Грустное лицо мальчишки освещает мимолетная улыбка... улыбка настолько очаровательная, что из-за нее не жаль потратиться на целый торт.
- Мне вот это, - он тычет пальцем в шоколадный пенек, на котором примостились кремовые грибочки, - и стакан сока. Я люблю сладкое!
- А я совсем не люблю, - улыбаюсь в ответ, - поэтому мне только кофе.
Мы устраиваемся за столиком. Бармен приносит дымящуюся чашку, тарелочку с пирожным и стакан ярко-оранжевого сока. Для меня остается загадкой, как он умудрился сварить кофе, принести наш заказ и сервировать стол не отрывая глаз от телевизора.
Я пью свой кофе и смотрю в окно. По стеклу ползут дождевые капли, размывая силуэты прохожих. Рядом с кафе раскинулся цветочный рынок. Размытые очертания букетов перемешиваются с пятнами ярких зонтов, и кажется, будто это цветы бродят по городу, чтобы напоследок досыта напиться дождя.
- Ты расскажешь мне про школу? - решаюсь спросить я, когда от пирожного остаются только крошки.
- Да чего рассказывать. Самая обыкновенная. Вот старая - нигде такой больше нет. Школа преобразования реальности.
- Чего? Заливаешь ты что-то парень! Не слышала я про такую школу.
- И не услышишь, - равнодушно парирует он. - Я же про мою школу рассказываю. А не про те, которые у вас есть. Или ты слушаешь, или: "Спасибо", - и я ухожу.
- Хорошо-хорошо, - сдаюсь я. - Слушаю и молчу.
- Учился я на преобразователя. Правда, до настоящего мастера мне было далеко. Это уже после школы, в вузах создавали формулы корректирования и манипулирования реальностью. Я эти формулы учил. Понятно?
- Да... нет. Ничего не понятно!
- Я тоже раньше не понимал. Да все просто: корректирование - изменение. Вот тебе нравится твой нос?
- А что с ним такое? - обеспокоено вытаскиваю зеркальце. - Нос как нос, ничего особенного!
- Предположим, что он тебе не нравится, - настаивает он. - Тогда ты идешь к преобразователю и он - рррраз! - изменяет форму носа. Был нос картошкой, стал как у Нефертити; и никто даже не вспомнит, какой раньше у тебя носище был, как будто ты с таким уже родилась.
- И зачем мне это? В конце концов, есть пластические хирурги.
- Хирург - это долго и больно. А корректировка - быстро, безболезненно и дешевле намного!
- Ладно, - говорю я, - с корректировкой ясно (ничего не поняла!). - А манипулирование?
- Эта сложнее. Тут один преобразователь не справится, для этого их много надо. Они изменяют события или вообще их отменяют. Например: шла ты по улице, зазевалась на машину красивую, - он перехватил мой взгляд (за стеклом остановился серый "Лексус"), - и упала в яму. Ногу сломала. Больно! Лежишь в больнице и думаешь: "Эх, пойти бы мне тогда по другой улице!" А был бы рядом с тобой преобразователь, - он бы мог изменить событие, вернее, - модифицировать. Как модифицировать - это уж он сам решает. Он может изменить последствия: падаешь ты в яму, а ногу не ломаешь. Но может и предотвратить событие: ты не пойдешь по той улице, или машины этой не будет, или яму зароют. Только на такую ерунду преобразователи, конечно, не разменивались. Это все равно, что... - он замолкает, подбирая сравнение.
- Как на ракетном крейсере охотиться за тюлькой, - отчего-то говорю я.
- Ну... да, - соглашается он удивленно, - можно и так сказать. - Преобразователи важные дела вершили. Например, провидцы
- Кто? - не выдерживаю я. Сначала преобразователя, потом манипуляторы, теперь - провидцы. Да за кого этот малолетка меня держит!
- Провидцы - терпеливо объясняет он, не замечая моего раздражения, - разведчики будущего! Ну вот, предположим, говорят они: мы предвидим, что через неделю государство Курумбия пойдет войной на Марайские бумбураты. А кому эта война нужна? Тогда преобразователи собираются, и начинали манипулировать реальностью: какое-нибудь событие изменят, что-то подправят, а чего-то и отменят. Война и не начнется. Понятно теперь, кто такие преобразователи?
- В общих чертах, - бормочу я и заказываю еще кофе. - Ты пирожное будешь?
- Буду, - говорит он и продолжает. - Вот и думал я, что преобразователи незаменимые люди. Да и говорили нам каждый день, что мы избранные. Спасители человечества! И прочую лабуду. И я хотел стать таким! Когда школу закончу.
Грустный бармен, наверное, его команда проиграла, приносит еще чашку и пирожное - на этот раз замок из белейшего крема.
- И что случилось потом? Ты говоришь в прошедшем времени. Что-то же случилось?
- Случилось.
- Расскажешь?
- Расскажу.
***
Прихожу я как-то к однокласснице своей. Адой ее зовут. Прикольное имечко, да? Старинное. Ада Лавлейс - была первой программисткой. Вот родители и назвали дочку в ее честь. Вообще-то Адка девчонка мировая, всегда списать даст, но незаметная, тихоня, блеклая какая-то. Я и внимания на нее особого не обращал. Лицо, как сметана белое, конопушки на носу. Светлые косички, словно крысиные хвостики. Другие девчонки красятся - тушь, тени, помада. А она уткнется в учебники и все.
Вот захожу я к ней в комнату, а на ее столе огромная зеленая жаба сидит. Брюхо надувает и сдувает. В пупырышках-бородавках вся. Гадость, фу! Адка же глядит на нее, задумчивая такая.
- Адка, ты что? Откуда гадость такую притащила?
- Это мое домашнее задание, - тихо отвечает она, а сама глаз от жабы не отрывает.
- Какое задание? - удивляюсь я.
Домой нам тогда задавали доказывать "Закон необратимости изменений". Странно, но когда я его доказывал, - у меня никакая жаба на столе не появилась. Закон этот, о чем говорит? Если ты что-то изменяешь - назад хода нет. Вот я про нос рассказывал. Если его изменить - то все! Обратно ты свою "картошку" получить не сможешь. Хотя с носом, может, пример не совсем удачный. Ведь ты можешь сделать пластическую операцию. А если ты случайно мир на войну изменила. Тогда что? Континуум не резиновая лента. Много узлов не навяжешь, как хочешь не растянешь. Лопнуть может и тогда всем конец. Для этого и существуют законы преобразования: чтобы знать, как и что можно изменить, а вреда не было.
- Наверное, ты не то домашнее задание сделала, - говорю я. - Может, в дневник неправильно записала?
- Ты не понимаешь, - тихо отвечает она. - Я готовила доклад. Исследовала вероятность...
- Конечно, не понимаю! Вероятность чего? И при чем все-таки жаба?
- Вероятность возникновения войн, за последние двадцать лет. Со времени создания нашей школы.
- А зачем?
- Чтобы доказать, что преобразователи изменили мир к лучшему.
- Да зачем? Это всем известно!
- Откуда?
- В учебниках написано. Ты же отличница, наизусть их знаешь!
- Написано, - она качает головой. - Мало ли чего там написано!
- А что?
- А то! Ты помнишь клятву преобразователей? "Цель, ради которой стоит жить - мир во всем мире!" - цитирует она.
- "И я не пожалею своей жизни для этого!" - подхватываю я. - Конечно, помню!
- А ты когда-нибудь верил в то, что говорил? Ты действительно можешь отдать свою жизнь за то, чтобы войн стало меньше?
- Да что с тобой Адка? - начинаю злиться я. - Что за дурацкие вопросы?
- Я никогда раньше не задумывалась, что настанет время выполнить эту клятву, - она смотрит на меня, и от ее взгляда мне становится страшно.
- Да объясни ты толком, - мой голос почему-то дрожит.
- На уроках, в газетах, по телевизору, радио, - она говорит тихо, я с трудом слышу ее, - нам твердят, что после того, как наша страна начала за преобразование реальности, войн на планете стало меньше.
- Ну да, - соглашаюсь я. - Это всем известно!
- Откуда?
- То есть как? Ты, что, шутишь?! Да везде написано! В учебниках по истории. В учебниках по матреализу, по теории вероятности. Ты же лучше меня знаешь!
- Я тоже так думала! Ты никогда не задавал себе вопрос: а что действительно творится в мире? Почему наша компьютерная сеть не имеет выхода за пределы страны? Ведь мы не отгорожены от мира стеной до неба? Почему мы не знаем - что там, за чертой отделяющей нас от других стран?
- Да ты сдурела! Мы все знаем! Вон по телевизору говорят. По радио! В газетах! Ты газеты читаешь, или только свои дурацкие учебники?
- А ты думаешь, там написана правда?
- Конечно!
- А откуда ты это знаешь?
- Ну... - тут я окончательно запутываюсь: - ну они же говорят, - мямлю я. - Да чего ты ко мне пристала, со своей правдой!
- Потому, - говорит она - что неправда все это.
- Да ты меня достала, Адка!
- А ты не злись, - просит она. - Ты послушай! Все! Все неправда, что в учебниках написано, что по телевизору говорят! Все и везде!
- Так, приехали... А откуда ты это знаешь?
- Куоаак, - изрекает жаба, прыгает и шлепается рядом с рукой Ады, а та даже не морщится.
- Я подключилась к мировой информационной сети. Понимаешь, оказалось, что за двадцать лет войн стало не меньше, а намного больше!
Раздается подозрительное всхлипывание. О, нет! Только не это!
- Ну, чего ты ревешь, не надо! - Терпеть не могу девчачьи нюни! Но тут меня осеняет мысль: - Постой, постой! А как ты подключилась? Ведь сама говорила - выхода за границу нет.
- Ты знаешь, как предсказатели работают? - всхлипывает она.
Ненавижу эту манеру девчонок отвечать вопросом на вопрос!
- Если бы я знал, то тебя не спрашивал. Я не предсказатель!
- Предсказатели... никакие они не предсказатели! Вранье кругом! - продолжает Ада, размазывая слезы по щекам, - ничего они не предсказывают! Они шарят в мировой сети, собирают информацию, а потом анализируют. Может и есть какие-то люди, которые могут видеть будущее, но я уже ни в чем не уверена.
- А ты-то, откуда все это знаешь?
- У меня отец предсказатель, - признается Ада и опять всхлипывает.
- Ничего себе! И ты молчала!
- Это государственная тайна! Понял? - поднимает она заплаканные глаза.
- Я - могила! Никому не скажу. Даже под пытками! - торжественно клянусь я. - Так что там с войнами?
- Вот мой доклад, - она протягивает мне увесистую стопку бумаги в аккуратной желтой обложке.
Я перелистываю страницы. Вздыхаю. В глазах рябит от формул, схем, графиков, диаграмм.
- А может, ты мне просто расскажешь?
- Все элементарно - войн стало не меньше, а больше. И причина этого - вмешательство наших преобразователей... - плачет она снова.
- Да не реви ты! - опять злюсь. - Может, ты ошибаешься? Зачем это кому-то надо?
- Ты глупый, хотя уже и не маленький! Что такое война? - она уже не всхлипывает, слезы просто катятся по щекам, оставляя мокрые дорожки.
- Как что? - удивляюсь я. - Что?
А действительно что? Как-то раньше я и не задумывался. Война для меня - просто слово. Война - это где-то там, далеко. Вдруг представил: ВОЙНА. Папа уходит на войну. Его убивают. Мама... плачет, плачет. В мой дом попадает бомба и сестричка, сопливая, противная Маруська, умирает. Друзья - Пашка, Максим - лежат на дороге с простреленными головами... черная кровь расплывается по асфальту... наша школа горит, горит... вдоль дороги только развалины и черный дым стелится... Адка в окне падающего дома... я бегу, за мной гонится солдат с автоматом и стреляет... пуля бьет в спину, я спотыкаюсь, падаю и ...
- Война - это страшно, - голос внезапно охрип, а перед глазами стоит небо, затянутое дымом и болит сердце, словно в него ударила пуля. Мне становится холодно.
- Адка, - шепчу я, - Но это действительно страшно!
- Это мы так думаем. А они - взрослые, правительства, - она машет головой куда-то вверх, - так не думают. Война - это деньги. Оружие - деньги. Города разрушаются? А потом надо платить деньги строительным компаниям, чтобы их восстановить. Для них, - опять кивок вверх, - война - способ заработать деньги! Много денег, - добавляет она шепотом. - Чем больше войн, - тем больше денег. А чтобы организовывать эти войны - они используют нас, - она испуганно зажимает рот руками. Слезы катятся по пальцам.
- Ничего себе! - мысли разбегаются, голова кружится, как будто меня шарахнули палкой. - Ты уверена?
- Уверена! - кричит Ада и краснеет. - Уверена, - повторяет шепотом. - Все что нам говорили - неправда. Понимаешь! Неправда!
- Неправда... неправда... - повторяю я, как заезженная пластинка, - неправда, - я никак не могу поверить, - трясу головой, словно могу вытрясти из мозгов жуткую мысль, - значит все не правда...
Я смотрю на нее, испуганный, ошарашенный свалившейся правдой.
- Может ты не права? Что в других странах нет своих преобразователей, которые могут помешать нашим?
- В том то и дело нет!
- Слушай, может, правда написана в кодексе про "уникальный минерал", который "надо защищать ценой жизни и не отдать врагу ни крошки"? Ты помнишь географию? Нам что-то говорили... вроде бы он очень редкий? Как он называется?
- У тебя по географии двойка, - всхлипывает Адка. - Этот минерал называется - фактотум! И добывают его только в нашей стране. Да в каждой школе он стоит в зале Преобразований.
- А я и не видел никогда. Красивый?
- А туда никого и не пускают! Красивый. Я фотку видела в сети. Прозрачный такой, темно-красного цвета, иглы острые торчат, словно у ежика, на кончиках огоньки горят.
- Темно-красный? Как кровь?
- Как кровь.
- И... и что теперь делать?
- Вот здесь доказательство, - она кладет руку на желтую папку, которую я по-прежнему держу в руках. - Доказательство того, чтоб нас обманывают. Полный математический расчет, анализ и выводы - именно преобразователи виноваты в том, что войн стало не меньше, а больше!
Математический анализ реальности: аксиомы, теоремы, формулы, уравнения, интегралы времени, постоянные пространства. Мне всегда нравился этот предмет. Но, Адка молодец! Выудить из набора цифр такие сведения!
- Думаешь, кроме тебя этого никто не знает? И такой анализ никто никогда не делал? - я перелистываю разноцветные страницы. Пальцы предательски дрожат.
- Наверно делали, - она уже не плачет, только грустная очень, - но сведений об этом я не нашла. Может, эти данные засекретили?
- Ладно, Адка, предположим, что ты одна в стране такая умная. И что теперь?
- Не знаю, - смотрит она на меня. - Но становиться преобразователем, чтобы погибали люди, я не хочу! Может, надо отдать этот доклад взрослым? Которые смогут остановить преобразователей? - она смотрит на меня так жалобно, как будто я могу чем-то помочь. - Как ты думаешь?
- Кому? - я бросаю папку на стол, будто она жжет пальцы, тру виски - голова разболелась. - Кто сможет понять и что-то изменить?
- Ну... президент, например, - нерешительно говорит она.
- Так он и станет тебя слушать, - я усмехаюсь, моя кривая ухмылка пугает Аду еще больше. - И как ты это сделаешь?
- Куоак, - вмешивается в разговор жаба, делает пару прыжков и плюхается на пол, где и остается лежать, обиженно раздувая бока.
Я смотрю на эту зеленую гадость.
- Ты мне можешь все-таки объяснить, откуда у тебя взялась жаба?
- Да нет тут никакой жабы, - отмахивается Ада.
- Как нет? - обалдеваю я. - А это что? - толкаю жабу носком туфли. Жаба укоризненно смотрит на меня. В ее золотистых глазах сквозит такой упрек, что мне становится не по себе. Я передергиваю плечами.
- Я уравнение решала. Это переменная в уравнении для изменения реальности.
- Слушай, Адка. Ты мне мозги не пудри! Откуда ты взяла это уравнение? - злюсь я!
Что ж она меня за дурака держит? И первоклашке известно, что каждое уравнение, для любой манипуляции с реальностью - уникальное! Единственное в мире. Уравнения - чем-то похожи на заклинания, ну как в книгах про колдунов и волшебников. С помощью уравнений можно изменять мир. Но как для волшебного зелья нужна куча ингредиентов, в уравнении для изменения реальности нужны тысячи-тысяч переменных. Что угодно может стать такой переменной - хотя бы цвет глаз или число точек на спине у божьей коровки. Поэтому такие уравнения жутко трудно придумывать. Здесь особый талант нужен! Лишь самые умные - вундеркинды полные - могут создавать уравнений корректировки реальности. Ведь каких в нашу школу набирали учеников? Только самых одаренных. Чтобы их найти - экзамены суперсложные устраивали, заумные тесты давали, мозги сканировали. И все равно невозможно сразу узнать: кто станет преобразователем, а кто - вечным калькулятором, который будет решать чужие уравнения. Это как в шахматах - многие знают, как ходят фигуры, а чемпионом становятся избранные.
- Откуда уравнение? - повторяю я.
- Это мое уравнение!
Я с удивлением разглядываю ее. Как будто раньше никогда не видел. Все те же тоненькие косички, веснушки. Надо же! Адка - оказалась гением. А по виду не скажешь.
- Подумаешь, уравнение, - не сдаюсь я, - а для чего оно - жаб выращивать? Так их в любом болоте полно!
- Глупый, - улыбается она, все-таки я ее развеселил! - Ты когда начинал учить матреализ, какие уравнения решал? Самые простые. Чтобы потом перейти к сложным. Вот и я начала с самого простого. Всего-то изменила реальность вокруг себя так, что мой котенок стал жабой. Точнее жабом. Это - мальчик, - она гладит мерзкого жаба по спине. Надо же девчонка, а не боится! А тот довольно жмурится. Еще немного и замурлычет! Тьфу!
- Адка, зачем тебе дома жаба, вместо кота? - я трясу головой, что-то совсем запутался: доклад, война, жаба, преобразования.
- Затем? Начинала с простого. Проверяла, могу ли я составлять правильные уравнения преобразования. - А теперь хочу перейти к сложному... - и она опять смотрит на меня, поглаживая жаба. И жаб смотрит на меня. Будто что-то понимает. А я как дурак смотрю на них. Ой-ой-ой! Холодок снова ползет по спине. - Перейти к сложному, - повторяет она. - Надо передать доклад президенту. Это сделаешь ты.
Вот так у девчонок все просто! Пойдешь и предашь. Как будто меня ждут там с распростертыми объятиями.
- Ты в своем уме?
Они с жабом жалобно смотрят на меня и у них на глазах слезы.
- Ты же мужчина? - то ли спрашивает, то ли утверждает она.
- Ну, мужчина, - выпячиваю грудь, - а что? - интересуюсь на всякий случай.
- А мужчины делают все самое тяжелое!
С женской логикой не поспоришь.
- И как я по твоему смогу это сделать? - не сдаюсь я.
- Ты пойдешь и передашь, - повторяет она.
- Так просто?
- Так просто! Я тебе помогу, - она показывает подбородком на экран. Я приглядываюсь и вижу система уравнений устрашающего размера.
Ага, вот теперь мне стало понятно. Она все заранее просчитала.
- Адка, мне неприятно быть переменной в твоем уравнении, - бурчу я, уже понимая, что соглашаюсь.
- Ты не переменная, - она тычет пальцем в экран. - Ты самая главная постоянная!
Я разглядываю диковинную загогулину, которая обозначает меня. Надо же! Как легко изменить жизнь. Всего лишь написать уравнение. Адка протягивает мне коробочку: Достает миниатюрный наушник-клипсу, и тоненькую булавку с шариком на конце - передатчик.
- Бери.
- Зачем это?
- Для того, чтобы изменять реальность, мне надо знать что тебя окружает в любую секунду - ты будешь мне это говорить.
- Понятно. А откуда эти шпионские штучки?
- У папы одолжила.
- Не Адка, ты определенно сбрендила! Ты уверена, что я соглашусь? А что будет дома? Мама с ума сойдет! А одежда? Еда? Деньги? Да кто меня пустит к президенту?
- Прости, но у тебя нет выбора, - говорит Ада. От ее слов мне становится холодно. - Или ты или никто.
- Адка - ты чудовище! Ты знала, что я соглашусь! Да ты просто все просчитала!
- Да, просчитала.
- С ума сойти! Но почему, почему я не могу зайти домой?
- Ты не успеешь! Бери, - она машет рукой в сторону небольшой сумки, лежащей около окна. - Там продукты, деньги, билеты, об остальном не беспокойся, я все сделаю. Давай проверим связь.
- Да ты сдурела, Адка! - только и могу сказать я, машинально цепляя клипсу на ухо.
Ада достает из коробки второй комплект и выходит в другую комнату. Я вздрагиваю от крика:
- Как слышно? Прием!
- Слышно, слышно, не ори так! - я верчу в руках булавку не зная, куда ее прикрепить.
- Что ты делаешь? Плохо тебя слышу! - голос в ухе звучит тише.
- Передатчик твой рассматриваю. Куда его цеплять?
- Я сейчас!
Ада возвращается, берет у меня из рук булавку и втыкает в край воротника.
- Точно как в фильмах про шпионов! - комментирую я. - Надеюсь, в булавке нет яда?
- Не надейся.
Мы смотрим друг другу в глаза, и мне опять становится страшно. Я беру со стола доклад, заталкиваю в сумку.
- Ладно, - обречено вздыхаю. - Позвони моим родителям, придумай что-нибудь. Но почему такая срочность? Неужели нельзя подождать до завтра?
- Нельзя. Я не хотела тебя пугать, но...
- Что "но"? - пугаюсь я.
- Скоро начнется охота. Ты же не думаешь, что нам так просто удастся изменить реальность?
- Да я вообще ни о чем не думал, это все ты придумала! Я просто так к тебе зашел!
- Не просто так, - возражает она. - Ты составная часть уравнения! У тебя просто не было выбора.
- Но почему, почему я?
Вдруг Ада краснеет.
- Ты - самый лучший, - шепчет она, опустив глаза.
- Хм, - говорю я, умнее ничего в голову не пришло. Кто бы мог подумать! Да она же в меня втюрилась!
- У каждого преобразователя свой почерк, свой стиль изменения, - бормочет она. - Как только я начну решать уравнение, появится волна возмущения. Это как круги на воде от упавшего камешка. Чем больше камень, тем сильнее волны. Мы слишком много хотим изменить. По континууму прокатится настоящее цунами. Эту волну обязательно засекут. И нужно совсем немного времени, чтобы найти источник возмущения, тот самый камень, то есть тебя.
- А за тем, кто бросил камень, они не охотятся? Что-то мне не хочется быть наживкой.
- Не бойся! Я буду тебя защищать! - торжественно обещает она.
Если бы мне не было так страшно, я бы обязательно засмеялся. Она была похожа на мышонка, грозящегося оторвать кошке хвост.
- Ну, что.. мне пора? - я беру сумку.
- Подожди. Еще не все. - Она берет со стола какую-то штукенцию, похожую на большую плоскую пуговицу. - Здесь копия доклада.
Она слегка сжимает "пуговицу" пальцами и в воздухе между нами появляется объемное изображение папки, лежащей в сумке. Ада дотрагивается до изображения, папка раскрывается. Все как в реальности, даже лучше - легким прикосновением можно листать страницы, стоит нажать посильнее, и нужный отрывок увеличивается, графики становятся объемными.
- Ух ты! Классная штука! Что это?
- Голографическая дискета с автономным источником питания, - она подбрасывает "пуговицу" на ладони, изображение вздрагивает. - Прочитать информацию на ней могу только я. Но сейчас я запрограммирую ее на твое прикосновение. Если кто другой попытается достать информацию, сработает система уничтожения.
Она чертит в воздухе рядом с папкой какие-то замысловатые знаки. На появившейся панели управления, Адка набирает шифр, потом берет мою ладонь, прижимает к открывшемуся в воздухе окошку.
- Готово!
Я стою и хлопаю глазами. Она сжимает ладошку, изображение пропадает. Ада вкладывает дискету в мою руку.
- Теперь все. Надо идти. Такси ждет около подъезда.
- И такси ты заказал, - я уже не удивляюсь.
- Прощай, - шепчет они и, приподнявшись на цыпочки, неловко клюет меня в щеку. Только когда захлопнулась дверь, до меня дошло - это же она меня поцеловала!
Я еду в поезде и монотонно бормочу обо всем, что вижу вокруг - Адка решает уравнение. У меня уже язык заплетается. За окном тянутся багрово-красные кусты, словно выкупанные в крови. Мне кажется, что я один в этом мире. Что грянула война и кровь всех людей окрасила эти листья и капает с них на землю. А на земле, как сталагмиты навстречу капающей крови, растут кристаллы фактотума. Он расправляют свои иглы и на каждой дрожит солнечный блик - чья-то жизнь.
- А ты знаешь, что в переводе с латинского значит - "фактотум"? Беспрекословно исполняющий поручения! - говорит Адка. Наверное я сказал вслух про сталагмиты. - Тебе не кажется странным, что этот камень так назвали?
От резкого толчка поезда я просыпаюсь. Слышу шум в коридоре. Чьи-то визгливые голоса. Бум-бум-бум - гремят кованные сапоги, врезаясь в пол вагона. Злобно лает собака.
- Беги! - взрывается наушник. - Это за тобой! Беги! В окно!
В дверь купе сначала стучат, а через секунду колотят сапогами, и еще чем-то - наверное прикладами. Я рву вниз окно. Выпрыгиваю, нога подворачивается, и я кубарем слетаю с насыпи, врезаюсь в кусты. Ветки зло хлещут по лицу, рвут рубаху. На счастье под кустами никаких игольчатых камней, как мне привиделось. Иначе бы я просто убился.
Я ползу на карачках. Сил встать нет. Нахожу какую-то нору и забиваюсь в нее, сворачиваюсь клубочком и начинаю тихонько всхлипывать. Ну, на черта мне все это понадобилось! Как же хочется домой!
- Ты где? - оживший наушник будит меня. Вокруг темень - глаз выколи. Все тело болит и чертовски холодно!
- Здесь! - хрипло бормочу я. Вот не хватало, еще простыть! Башка трещит и горло дерет.
- За мной идут, - шепчет Адка. - Но ты не бойся, я успею! Достань блокнот и напиши свою имя, фамилию, отчество!
- Зачем? - пугаюсь я.
- Делай, что сказала!
- Что случилось?
- Скажи, где ты! - приказывает она так, что я подчиняюсь.
Я выползаю из норы. Оказывает за кустами река. Говорю Адке.
- Брось в воду дискету. Быстро!
Я достаю дискету, широко размахиваюсь и бросаю в воду. По воде разбегаются круги. Они становятся все больше, больше.
- Что теперь? - кричу я.
- Все. Теперь все будет хорошо. Я успею, - говорит она таким спокойным голосом, словно отвечает у доски.
- Что успеешь?
- Все изменить. В прошлом, будущем. Везде.
- Ты сдурела! Адка! Давай только прошлое, чтобы меня домой!
- Слушай и запоминай. Ты станешь президентом планеты. А сейчас обещай, что сделаешь все для того, чтобы войны исчезли.
- Ты с ума сошла! Я ничего не хочу! Я хочу домой!
- Поздно. Прощай.
- Дура! Верни меня обратно!
- Ты знаешь... я, наверное, тебя... люблю... прости...
- Дура! - кричу я и слышу, как в наушнике раздается шум голосов, крик и все затихает. - Дура! Адка! Дура! - Кричу я и падаю на песок. - Какая дура!
Круги от дискеты расходятся по воде все дальше и дальше, сливаются с волнами и тают...
Мы молчим. Кофе на столике дымиться, остывая. Недоеденное пирожное черствеет на глазах.