Я обычный старик, лежащий в самой обычной душной больнице. Меня не посещают родственники, да и честно признаться я иногда их забываю. Память уже не так надежна как раньше. А когда было это "раньше"? Я и этого уж не помню. Иногда я вспоминаю то, что было много лет назад, но забываю имя лечащего доктора. У меня какие-то боли, и они всё никак не поставят мне диагноз. Потому я смотрю в окно целыми днями, и наблюдаю.
Возле окна растет вишня, и вокруг неё летают тысячи пчёл, создавая приятный слуху гул. Хотя в некоторые моменты, даже он меня раздражает. Эти ноющие боли не дают мне покоя. Ещё и это чувство, будто я что-то забыл. Или кого-то.
Этот день я помню как сейчас. В тот день пришел врач, сделал укол, прочитал кучу наставлений и ушел. Я посмотрел в окно и увидел её--бабочку с огромными синими крыльями. Она порхала с цветка на цветок, разгоняя даже самых упрямых пчёл. Это создание так поразило меня своей красотой, что я даже привстал с кровати. Это было роковой ошибкой. Резкая боль пронзила меня, будто всё внутри изрезали ножами. Свет показался тусклым, в ушах зазвенело, и я упал. В глазах потемнело и я потерял сознание.
Очнулся я всё в той же кровати, с железными, мерзко-холодными быльцами. Уже наступил вечер и бабочки было уже не видать. В свете настольной лампы, я взялся рисовать. Признаться я всегда был в этом весьма неплох. Но нарисовать ту бабочку никак не получалось. Будто незримая сила мешала сосредоточиться на красоте линий. И вот кто-то через стенку закашлялся так громко, что перебил весь творческий настрой, и я разочарованно лег спать.
Проснувшись я позавтракал. Во время утреннего обхода пришел врач, и сказал что мои деньги на исходе. Их хватит ещё на неделю лечения и пребывания в больнице. Эта новость меня повергла в отчаяние. Я не знал как буду жить с этой болью без лечения. Ещё немного, и я поеду к себе в квартиру доживать свой век. Снова прилетела та бабочка, и засмотревшись на неё, в моей голове я услышал голос. Голос звал меня по имени: "Дейв, Дейв". Я немного потряс головой, успокоился и вроде бы всё затихло. Показалось, решил я. После такой то новости, не удивительно. Я лег на холодные белые простыни и прикрыл глаза. Комнату казалось заполнил этот давящий пчелиный гул. Так гудит неизбежность.
До выселения осталось два дня. Снова пришел доктор. Он передал мне документы. Мои родственники отсудили у меня теперь уже не мою квартиру. Это значит только одно-через два дня я останусь на улице. В тот день у меня случилась истерика. Я рыдал, бессильно кричал, и сквозь слёзы смотрел на вновь прилетевшую бабочку. Пчелиный гул казалось стал тише, и на смену буре эмоций пришел отрешенный, но такой желанный покой. И вновь я услышал голос, но уже другой. Он напомнил мне о моем детстве, о чем-то далеком и недостижимом. Идей никаких не было, потому я бездумно смотрел на бледную больничную стену, рассматривал оставленные на ней царапины, надписи и пятна жира, которые впитались в штукатурку, пока Морфей наконец не забрал меня в свои обьятия.
Весь следующий день я лежал и не мог придумать ничего, что спасло бы меня. Вот бы я мог упорхнуть как бабочка...но я могу лишь стать однодневкой. Может мне так казалось, но комната стала какой-то мрачной, будто из воздуха ушла сама жизнь. Холод пронизал мои кости, и я снова ощутил приступ боли. Очнулся я рядом с кроватью, видимо упал. Моя жена погибла десять лет назад, и я рад что она не видела меня сейчас--теперь я могу не притворяться, и признаться самому себе в своей старости. Вечером я уже слышал разговоры о том, кого заселят на моё место, будто меня уже и не было вовсе. Сложно описать, какого это становиться незаметным для мира. К слову заселят какую-то женщину средних лет с онкологией. Что ж, пускай ей повезет больше чем мне.
И вот настал тот самый день выписки. Солнце уже перевалило за полдень, и пчелки уже во всю трудились собирая последний нектар с уже оцветавшей вишни. Пришедший ко мне врач выглядел настолько бесчувственным, что казался неживым. Стерилен--это слово описало бы его точнее всего. Он вывел меня в коридор и неторопливо указал на дверь в конце. Коридор был темным, а потому дневной свет исходящий из приоткрытой двери даже внушал надежду. Я последний раз осмотрел палату. Теперь она казалась чужой и далекой. Но в этот момент мой взгляд упал на окно, и я увидел её-ту самую бабочку. Терять уже было нечего, и мне в голову пришла казалось безумная идея--вспомнив детские годы выскочить в окно и пробежаться по саду. Всем давно плевать на какого-то старика, так к черту приличия, можно ведь подурачиться напоследок. И я рванул к окну, навстречу бабочке быстрее чем врач успел опомниться...
Я очнулся в палате. В руке моей был катетер, а слева от меня мерным гулом гудел какой-то медицинский аппарат. Рядом стояла моя уже взрослая дочь со своим мужем, и моя любимая внучка, в белой футболке с рисунком большой синей бабочки на ней. Тепер я вспомнил всё, и никогда больше их не забуду. Лучше проснуться слишком поздно, чем не просыпаться никогда.