За моим окном 18 берёз, и я бы среди
Них затерялся, но там не достаёт трёх сосен.
Трачу последние три сотни на алкоголь,
С надеждой что он подлечит хотя бы сегодня.
И я сам у себя надежду отнял - так пишется лучше.
И после этого пивного путча во мне уже не я,
Но злостный диктатор. 
Пошерстил по уголкам бытия, насобирал смыслов
И понял, что ни один не подходит, хоть и продолжаю
Искать в них себя. Медсёстры мимо моей палаты семенят,
Вроде всё так же, но уже твоего взгляда нет на моих шрамах.
Их становиться всё больше с возрастом. Говорят, они придают
Мужчинам шарма, но искалеченный душой человек 
Вряд ли кому-то придётся по нраву. 
И в этом театре абсурда не бывает антракта. 
Я бы наложил эмбарго на собственные страдания
Что бы никуда не выставлять их. Но мысли сами скачут,
Как на Ивана Купала, не сгорая в пламени. 
А я в ноги кланяюсь каждому голому королю,
Ведь я - бродячий шут, и надо мной  Боги смеются.
И я не смею перечить им, ведь бросить вызов Богам 
Значит немедленно проиграть.
Я всё это переживал и переживу опять, перерождаясь
И умирая по несколько раз на дню. 
Пускай за материальное другие воюют, а мне всё это 
Неинтересно. Я созданный в бездне, и мой путь от 
Себя и к себе протекает через пустоты, но без сюжетных
Поворотов. Без эпитетов и оборотов. Примитивный 
От и до. Воды полон рот, и я топлю своё жалкое тельце
В океане словесном. 
Старик разведёт костёр, предложит согреться,
И я спрошу у него: как мне начать мутить совместно?
Он рассмеётся и растворится в пламени.
Я очнусь в чёрном подъезде с бесконечной лестницой
Вниз. Так это тут называется жизнь? 
Тогда я, пожалуй, останусь между этажами 
Догнивать свой век, в штатном режиме работая полушариями,  
И буду все свои пожары 
Тушить алкоголем и оставлять на плоти шрамы
Как засечки на стенах в тюремной камере.