До выхода на торжества открытия праздника оставалось несколько секунд. Стражи ушли вперед, осматривая все переходы, весь маршрут движения. Верховный жрец стоял рядом. С самого утра он был не в духе. Звезды уверяли его, что сегодня не день для праздника, но для скорби. Поэтому он даже сейчас ворчал, пытаясь остановить фараона. Рамзес 3 еще раз посмотрел на своего советника и ухмыльнулся. Сегодня ему с самого утра доложили о готовящемся заговоре. Как всегда за всем стояла Тия. Он попытался нахмуриться и вызвать злость при мысли о ней, но не смог.
Она была прекрасна. Даже ее бесконечные интриги не могли заставить его на крайние меры. А ведь пожалуй два неудачных заговора могли бы уже у кого угодно отбить желание, но только не у нее. Она снова решила попытаться убить его - своего мужа. Надо было решаться. Он нахмурился. Жрец, восприняв его жест как одобрение своим словам, усилил нажим, предлагая отменить праздник, или, по крайней мере, не посещать его. Фараон слушал и чувствовал, как волна раздражения захлестывает его. Он ненавидел своего верховного жреца, потому что все время нахождения при власти вынужден был прислушиваться к его мнению и действовать под его диктовку.
- Нет. Я сегодня должен открыть праздник. Я не могу постоянно находиться в своем дворце как птичка в золоченой клетке.
- Ваша воля, повелитель, но только поймите, что расположение светил неблагоприятно. Разрешите, я выйду и отменю празднества до того момента, пока звезды и светила вновь не создадут благоприятные условия. - он замешкался, но потом решился, - Повелитель, звезды предвещают Вашу смерть сегодня, Вы должны вернуться во дворец. Только там, под усиленной охраной я буду спокоен за Вас.
- Нет.
Фараон отстранился от своего советника. Слуги поправили праздничное одеяние и он сделал первый шаг по длинному коридору навстречу поджидавшей его судьбе.
... Лиин долго мучилась и слабела. Роды затягивались. Уже второй день мук. Она даже не могла кричать и только тихо постанывала. Жрецы окружили ее со всех сторон. Верховный жрец подошел к Рамзесу и тихо произнес, что она не переживет родов.
- Милосерднее убить ее сейчас, чем давать природе медленно и неуклонно пить ее силы и кровь. Вы должны принять решение мой господин. Вы должны понять, что она не сможет рожать далее.
- Нет. Она должна родить. Вы сказали, что будет мальчик. Почему я должен отказываться от сына?
- Она не переживет родов. Ее смерть уже даже не прогноз, а реальность, которая произойдет в течении нескольких часов.
Неожиданно молодой жрец, стоящий у ног роженицы вскрикнул от радости и наклонился вперед. Измученное тело роженицы смогло родить. Ребеночка вытаскивали аккуратно. Жрецы помазали его чело царственным бальзамом, признавая за этим еще не вышедшим из матери ребенком царственные полномочия. Мать лежала без сознания, когда дите покинуло ее чрево.
- Опять девочка! Боги не милосердны к моему повелителю.
Молодой юноша стоящий неподалеку и задумчиво смотрящий на процесс, отвернулся и, пряча ухмылку, сказал:
- Пусть все остается как есть, Троткантус. Если боги решают так, то мы смертные, можем только подчиняться. А ты, Лиин, не переживай так сильно, ибо ты у меня единственная жена, которую я до сих пор люблю. Но если твое нутро будет наполнено только девочками, то мы расстанемся.
Молодой муж вышел, а юная мать забилась в истерике, которую никто не смог прервать. Через час понурый слуга доложил своему господину, что роженица, охваченная горячкой, умерла. Возлежащий на подушках юноша мрачно посмотрел на слугу, умирающего от удара меча телохранителя и далее продолжил пить медленными глотками сладкое как кровь вино. Сегодня утром фараон сказал о своем решении изменить указ о престолонаследии. Прямым наследником может стать только тот у кого уже есть свой сын, а это означает, что его сводный брат может стать фараоном в случае смерти отца. Мысли уходили прочь в прямой зависимости от количества глотков. ...
... Охота продолжалась вторые сутки, когда произошло несчастье с одним из сыновей фараона. Его обнаружили сидящим около дерева и зажимающим рану в животе. Силы покидали его. Только желание отомстить убийце поддерживали его и первым и единственным словом, слетевшим с его губ, было имя его убийцы. Но ветер налетел так внезапно, что большинство, стоящих на почтительном расстоянии, не расслышали, а те, кто стояли ближе отшатнулись при этих звуках в сторону, не желая верить таким словам. Убийца стоял тут же. Слезы стояли в его глазах, но он не мог расслабиться. Вставшие с колен, сановники подошли к нему, чтобы испросить совета и указаний на дальнейшие действия.
Вечером он вновь вспомнил все. Не его вина, что брат ударил его на глазах у раба. Он вообще в последнее время, после оглашения воли отца, вел себя грубо. Самым ласковым было заявление о том, что после смерти фараона, все его братья будут отправлены в одну крепость в центре пустыни, чтобы там жить пока, смерть не коснется их своим ласковым крылом. Рамзесу было плохо, ибо он не хотел убивать, но оскорбление было нанесено. Он предложил брату самому убить своего раба, но тот заявил, что ударил одного раба на глазах у другого и не видит в этом ничего такого, что могло бы унизить кого-нибудь.
Меч впрыгнул в руку с такой скоростью, что отшиб ладонь. Они сошлись в смертельном поединке под старым деревом, забыв про все. Брат был лучшим бойцом на мечах, но он был слишком уверен в своих силах, поэтому играл. Даже когда его одежды окрасились кровью, а руки и ноги налились смертельной тяжестью, он еще не верил, что боги подлунного мира пришли за его душой, и сопротивлялся, сколько мог.
... Кадис была обворожительна. Он всегда просыпался в ее объятиях отдохнувшим, но одновременно и уставшим. Он привстал и посмотрел на нее сверху. Круглое лицо, длинные и пушистые ресницы, полные груди, чьим молоком питался его наследник, его сын. Чем-то она напоминала ему его Лиин. Боги забрали ее, но взамен оставили дочь. Девочку, которую жрецы помазали как наследницу.
Он был вынужден взять ее в жены, хотя видел ужас на ее лице и отвращение в глазах. Она была покорна и даже родила ему сына. Больше он не был у нее, потому что не мог. Он любил ее, но не как женщину, а как дочь своей самой любимой женщины, которую не мог забыть даже по прошествии тридцати лет. Она же ненавидела его всем своим существом. Мало того, что она путалась со своими охранниками, это ему было неприятно, но это не мешало. Она подговаривала их убить его - двое согласились.
Кадис пошевельнулась и открыла глаза - зеленые как изумруды. Улыбка пробежала по полным губам. Руки потянулись к нему, но он уже был на ногах.
- Не сейчас. Спорим, Троткантус уже стоит за пологом. Входи же, я уже готов к решению государственных проблем!
Полог отшатнулся и вошел верховный жрец. Он был не молод, но строен. Узкие, как черточка губы плотно сжаты, а глаза строги.
- Повелитель, он у нее.
- Тогда идем, пора уже покончить с этим маленьким недоразумением.
Тия жила с западной стороны гарема. Около покоев стояла стража. Увидев фараона, они упали на колени, что уже было признанием в проступке. Личная стража, безмолвно и спокойно, скользнула к ним. Бесшумные движения и два трупа остывают на утреннем песке. Стражи скользнули под полог. Он вошел следом. Оглушенный преступник в руках охраны, а его жена в истоме, с закрытыми глазами, тянется к нему. Она открывает очи и видит его.
Повелитель махнул головой, и все покинули покои. Она, лежала на подушках и смотрела на него не в силах отвести взгляда. Молчание затягивалось. Наконец он повернулся и вышел. Прелюбодей привстал с земли и смотрел с ужасом на тела своих товарищей, лежащих рядом. Он уже понял все о своей дальнейшей судьбе, но сил и решимости больше не было.
... Он шел по длинному коридору. С каждым шагом все ближе был выход. Доносились звуки празднества. Они скоро станут громче. Еще немного пройти вперед и плевать на все предосторожности. Сколько можно в конце концов бояться?
Неясная тень метнулась позади. Едва слышный шлепок босой ноги и боль в спине. Он дернулся вперед, обнажая меч, но второй удар кинжала сбил его с ног. Резким движением он перевернулся на спину и прислонился к стене. Начальник его личной стражи замахивался для решающего удара, уже не кинжалом, а мечом. Сил сопротивляться не было, и он смотрел в немом изумлении, как стражник резким движением руки прокалывает лежащего рядом Пентуарета, сжимающего в руке окровавленный кинжал. Тишина взрывается оглушительным шумом, звоном мечей, а он только лежит и смотрит. Пентуарет шевелится и с помощью кого-то его переворачивают на спину.
- Прости меня, сын, что не смог оправдать твоих надежд.
- Мне больно...
Верховный жрец наклоняется над повелителем. Звон мечей стихает. Строгие глаза смотрят с сочувствием, но в них уже видна судьба. Фараон чувствует, как немеют ноги.
- Троткантус, дай яда.
Жрец поворачивается и отдает указание. Сквозь стражу прорывается наследник. Он весь в крови, но ран не видно.
- Отец, кто это сделал?!
- Я еще жив, сын. Мой убийца умрет со мной. Я не хочу, чтобы его касались руки судей. Мой приговор...
Повелитель принимает чашу от верного слуги, делает несколько глотков и протягивает сосуд Пентуарету. Внимательно смотрит как кадык дергается вслед за глотками. Слуги надежно сжимают чашу, не давая пролиться ни капле напитка.