ОТСРОЧКА
Мы жили в разных городах и впервые встретились случайно, во время моей командировки. Я увидел ее в парке, прогуливающуюся в компании с собственным одиночеством и предложил ей свое общество и свое одиночество, которое расстелил перед ней тропинкой, ведущей к надежде счастья. Между нами зародилась симпатия, не обещавшая, казалось, ни любви, ни радости. Симпатия между двумя уставшими от скуки людьми. Наше свидание было коротко и шло против правил. Первая встреча мужчины и женщины обыкновенно происходит по возрастающей линии времени, выходящей из нуля и стремящейся с жадностью продолжаться и продолжаться. Отведенное нам время имело обратный ход: командировка заканчивалась и до вылета моего рейса оставался без малого час.
Мы обменялись адресами и тепло попрощались.
Современность не терпит медлительности и постепенности. Жизнь делается скачками и диссонансами прогресса. Нелегко вам будет поверить, однако мы переписывались с моею знакомой больше года. Слово "знакомая" утрачивало в отношении к ней значение и уже не соответствовало моим чувствам, испрашивавшим себе название - "тайное родство".
Ни у меня, ни у нее не нашлось бы достаточно денег, чтобы сократить рас-стояние наших городов для встречи. Средств могло хватить на дорогу в одну сторону и мой кошелек словно бы посмеивался: "Езжай и оставайся! Обратного пути нет!" Я бы так и поступил, но меня удерживало небезосновательное сомнение: даже искреннейшие письма - это еще не сам человек.
Но слишком долго от меня отворачивалась фортуна и я ждал, что удача вознаградит мое терпение. Невозможно, чтобы вся жизнь состояла из неудач - не в аду живем. Я не распалял в себе мечты, зная из собственного опыта, что слепая вера в сбыточность своих сокровенных чаяний и надежд превращает мечту в демона, который неотступно преследует, терзает тебя, отравляет твой покой и - сознанием завладевает мечта-самоубийца.
Дни осыпались в яму прошлого.
Наконец, мое, некричащее о себе, терпение выиграло у судьбы карт-бланш: меня командировали в тот город - единственный на земле город, где ждала меня встреча, которую я желал больше всего на свете и где ждали меня.
В предотъездный вечер я собрал у себя на квартире друзей, чтобы поделиться своим счастьем, своими сомнениями и рвущейся в небеса радостью. Последнее выражение несколько двусмысленно: мне предстояло лететь самолетом.
Что значит сопереживать с друзьями? - это водка, потоки водки, льющейся в глотки из шкаликов; терпение в выслушивании логических конструкций и ни с чем не сравнимых подвигов; это добродушные советы и оспаривание слов друг друга. Так сопереживают мужчины...
Дружное застолье длилось не более двух часов. Но ко второму часу меня начало зашкаливать. Друзья мои пребывали не в лучшем состоянии и скоро разбрелись восвояси.
Алкогольный градус в крови удерживал меня ото сна. В голове моей роились чуждые мне мысли, в предательском сговоре с водкой поработившие сознание. Опьянение влечет действие, но мне нужно было спать. Слово "спать" - глагол, а значит выражает действие. Однако сон - единственное действие, которое мы не осознаем, а потому отдыхаем в нем и от самого действия и от себя в действии.
Раннее пробуждение сопоставимо для меня с преступлением! Эта формула не так остра, если я подпадаю под необходимость, которая мне желанна. Но тем труднее уснуть, когда обвязываешь сознание цепями принудительного сна.
Уже разверзлась ночь и я все еще не спал. Неясные чувства теснились в уме и я даже испугался кровоизлияния в мозг, гудевший расстроенным оркестром.
На счастье, человеку не дано знать когда завязывается узелок сна: мы не в состоянии определить секунду часа, в которую заснули. Да это и благо, иначе сон не был бы наслаждением тела.
Вскинувшись утром, меня пронзила тревога. Я чувствовал себя выспавшимся и оттого понял, что проспал свое время.
- Опоздал!- возопил я циклопом, которого лишили единственного глаза. Наспех одеваясь, в каждом уголке квартиры я слышал роковое эхо: "Опоздал!" - "Ты опоздал!"
Выстрелившись из квартиры, я бросился к дороге остановить такси. Мгновения разбухли и казались мне прожорливыми тенями вечности. "Остановись же!" - размахивал я рукой перед очередным автомобилем; мимо меня пронеслись десять или двадцать машин, за стеклами которых сидели улыбающиеся люди, беспечные и безразличные. Очевидно, мои усилия остановить авто выглядели настолько экспрессивными, что рядом со мной медленно, будто парящий в вышине стервятник, проехал милицейский дозор и бравые ребята в казенной форме с подлым любопытством поглядели на меня: он, может быть, пьян?
Возбуждение кинуло меня на дорогу. Ни один водитель не станет давить пешехода, решившего по собственной воле кончить жизнь под колесами - это не интересно! В метре и впереди от меня, дико завизжав шинами, остановился автомобиль; лицо водителя выказывало неудержимую ненависть и желание убийства.
- Ум-моляю! - спел я мелодию из моцартова "Реквиема".
- Мне из-за тебя в тюрьму идти, сволочь ты подлая?!
- Объяснимся по дороге!.. Я не дам проехать и вам придется давить живого человека! Умоляю! Аэропорт! Срочно! Жизнь или смерть!
- Сколько платишь? - оживился водитель.
- К черту деньги! Сгораю в необходимости! Скорее, ради Бога в Аэропорт!
- Садись, смешной человек.
Мы познакомились с водителем, Васей. Однако мое нетерпение молниеносно достичь цели, делало наше общение каким-то издерганным. Я требовал езды и на красный огонь светофора. "Штраф буду платить я! Помилосердствуй, мчись! Через тридцать минут улетучится мой самолет и тогда я пропал! Командировка - к черту! женщина не потерпит мужчину, нарушившего данное им слово! Выжимай, друг, педаль газа! Не дай погибнуть одинокой душе!"
- Не могу! - подавленно отвечал Василий.- В городе свыше шестидесяти запрещено. Потерпите! Выберемся за городскую черту - нагоню.
Мне были смешны его отговорки. Решалась моя судьба, моя и никого другого, рушилась моя жизнь. "Скорее!" - твердил я, будто нечаянно отравившийся ротозей, спешащий к доктору за противоядием.- Пришпорь коня! Господи, я же погибну!"
Василий перенял, казалось, мои чувства и выглядел затравленным и ошалевшим, а в глазах его поселился неподдельный страх, точно опаздывал он сам: "Я успею! Только бы за черту города! - там нагоним!" Слова его звучали тихо, но уже с какой-то твердостью и решимостью. "Умоляю! - изнывал я в обжигающих сетях фатума.- Мне нельзя опоздать! Невозможно!"
Нервозность моя была ощутима физически и Василий едва не врезался в автобус, который мы обгоняли. Водитель устал понимать эту спешку, но она колола его по всему телу острогой отчаяния. Я настолько заразил его скоростью, что он, казалось, торопился на свидание с собственным заплутавшим "я", которому не терпелось воссоединиться со своей телесной оболочкой.
- Еще быстрее!
- Мы должны успеть! Не дергайтесь на сиденьи, мне это мешает.
- Как объяснить? Где найти слова, чтобы посторонний человек уразумел, что вся моя жизнь не стоит минуты опоздания!? "Гони! Гоните же свою металлическую рухлядь! Я заплачу! Вперед! Убейте расстояние! Вася, усыпи время! Я запишу твое имя в святцы! Будьте же моим ангелом!"- "Мотор захлебывается! Быстрее нельзя! Никак нельзя!"- "Скорее! Какой еще мотор!!! Летим! Почему вы не умеете летать?!"
Успокоительные слова водителя иссякли. Он только хрипел прокуренным горлом и не знал, что отвечать, боялся что-либо говорить, видя мою осатанелость. "Сидите смирно, вы же мне мешаете!"- "Вперед! - вместо меня кричало неудержимое стремление.- Я вас очень тебя прошу!"
До Аэропорта оставалось пять километров. "Ишак бежал бы быстрее вашей колымаги!"
Василий был напряженно сосредоточен и мечтал поскорее избавиться от моего общества. Может быть, из чувства какого-то взбунтовавшегося упрямства он хотел не столько угодить мне, сколько доказать самому себе достоинства его собственного автомобиля, который я посмел сравнить с ишаком. Мы мчались впереди ветра.
Показалось здание Аэропорта. Я начал обильно потеть: мозг в ответе за тело, однако оно само умеет позаботиться о себе - нежелательные, несущие вред переживания исторгаются из тела зловонием. Меня душила агония.
Неумолимое показание часов засвидетельствовало мое опоздание.
- Вас обождать? - опрометчиво спросил Василий, забив крышку гроба моего благополучия.
Ничего не ответив, я расплатился с ним и вошел в аэровокзал.
"Закончилась регистрация пассажиров, следующих..." Это был мой рейс, но я не испытал разочарования. Фитиль динамита моих нервов догорел, однако взрыва не произошло. Я был опустошен и вывернут наизнанку. С каким-то самобичеванием смотрел я на людей, ждущих свой рейс и во мне не зажглось даже искорки зависти к ним. Я вдруг почувствовал себя камнем, который против его воли забросили в омут человеческой жизни и который мог бы рассказать о недоступных человеку ощущениях, если бы его научились спрашивать. Суета пассажиров вызывала во мне какую-то глупую улыбку, а существование казалось теперь бесцельным. Тело мое обрело свободу от сознания и механически двигалось в липкой массе людей, боясь остаться без своего "пастыря". Мыслю, следовательно существую. Движение - это жизнь. Выбирай по вкусу. Но если мысль умолкла - двигайся, чтобы усталость мышц напоминала тебе о жизни.
Вспышки сознания тонули в хаосе изменившейся природы ощущений и отравленных помыслов. Забытье и смерть наяву. Вокруг меня звучали посторонние голоса, вторгавшиеся мне в уши какими-то искаженными; в глазах, будто кадры плохого кино, менялись бессвязные картинки.
Не знаю отчего, но вдруг мне захотелось сплясать такой зажигательный, необузданный и дикий гопак, чтобы от вихря движения душа сорвалась с тела. Вероятно, я даже что-то напевал или пугающе мимикрировал --- люди стали одергивать меня брезгливыми возгласами. Наконец, ко мне подошел милиционер, прервавший падение моего духа.
- Гражданин!
- А? В чем дело?
- Это я у вас хотел бы поспрошать! Вы же гляньте - он указал рукой на пустующий справа и слева от меня ряд кресел.- Люди опасаются сидеть около вас!
- Почему? - искренне удивился я.- Мне сделаны прививки от всех болезней! А сейчас вы привили меня и от смерти...
- Этого я ничего не знаю! - он пристально посмотрел на меня с минуту.- Опоздал, что ли?
Я кивнул головой, как будто возлагая ее на плаху, и чуть не расплакался, вспомнив о своем опоздании.
- Неприятность, конечно,- с теплотой сопереживания сказал он, вспомнив, быть может, какой-либо досадный случай из собственной жизни.- Неприятность, но зачем же с ума сходить?
- Я теперь не буду! - сказал я и поднялся уходить.
Люди, презирающие самоубийство, умеют терпеть жизнь!
"Жаль, что Дьявол - всего лишь фантазия,- думал я, направляясь к выходу аэровокзала.- Я бы с радостью заложил ему свою бессмертную душу в обмен на то, чтобы моя задница покоилась в эти минуты в удобном кресле самолета на высоте десяти тысяч метров!.. И не надо клеветать на жизнь: все неприятности, кроме рождения и смерти, заключены в самом человеке..."
Находясь на автобусной остановке, я, как говорится, кожей ощутил потревоженность равновесного покоя: внезапно засуетился, взбудоражился и стал на дыбы весь Аэропорт; даже незнакомые между собой люди объединялись во взволнованные компании, обсуждая какое-то, возможно, ужасное известие. Однако никакого объявления по Аэропорту не было и я затруднялся понять этот вихрь человеческих страстей.
Рядом со мной, к очереди на автобус прибилась бойкая старушка со взъерошенной гримасой физиономии.
- Вы слышали? - кудахтала она всякому, кто обращал на нее взгляд. Речь ее захлебывалась в возбуждении и, казалось, вот-вот поперхнется костью страха.- Разбился! Самолет, прости Господи, разбился! Скоро обещали дать официальное сообщение!..
И правда, минут через пятнадцать после ее слов, диктор объявил о случившейся трагедии. В сорока километрах от Аэропорта взорвался в воздухе самолет, на который я опоздал.
На какой-то миг меня поглотило злорадство.
Рациональный ум только бы вздохнул с облегчением: могло бы случиться, но миновало; не задавайся безответными и метафизическими вопросами о существовании высшей инстанции, даровавшей тебе чудо опоздания. Однако мне было невероятно тяжело осмыслить происшедшее. Сознание сковал тысячатонный вопрос: почему я? Что во мне такого, чтобы я остался в живых?.. Чувствовал я себя человеком, перенесшим клиническую, невзаправдашнюю, но смерть.
В небесной природе гром возникает от поцелуя холодного и теплого воздуха. Идиотический смех человека вспыхивает от брезгливого соприкосновения абсурда и здравого смысла. Словом, я едва не расхохотался, но замест этого поспешил в ресторан, заказав водки за упокой... меня и всех пассажиров с моего рейса. Официант оказался натурой чувствительной и, услышав мой рассказ об опоздании на убийственный самолет, предложил мне водки за его счет.
- Неужели вы думаете, что я стану экономить деньги после такого случая? - отказался я от его щедрот.- Да за такую удачу нужно выпить цистерну водки, даже если это грозит банкротством и немедленной смертью организма!
Очевидно, на моем лице угадывалась близость исчезновения, и мне показалось, что официант хотел бы дотронуться до меня: не обманываются ли его глаза, действительно ли я жив?
Человек настолько глуп, что нечаянное избавление от гибели осчастливливает его на весь остаток жизни, а саму жизнь наполняет невыразимым смыслом бытия.
Мне омерзительно говорить об этом, однако spiritus vini прочистил во мне заторы мысли и я подумал, что недавнее полусумасшествие, вызванное опозданием на самолет, могло быть тенью похмельного синдрома. Пошлое и неуместное предположение! однако любая догадка о причине человеческих чувств может оказаться истинной: теорию вероятностей еще никто не отменял. А уж пребывать в похмельи - такая мука, что пострашнее самого страшного суда!
- Будем жить!- мысленно воскликнул я и поторопился на железнодорожный вокзал.
Впрочем, и с поездами происходят крушения... Но это уже из другой жизни...
|