Дмитрий : другие произведения.

Причудливая поэзия Белого Света

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дионисий, библиотечный, потрудился на славу, чтобы свести воедино вошедшие и не вошедшие в произведения о Белом Свете стихи, с аннотациями и комментариями. Пользуясь случаем, он просит передать благодарность Дмитрию, помогавшему ему в этом нелегком деле ;) P.S. В сборник вошли стихи Somebody613, Дмитрия, Рашида, Марины Поповой и мои :) счетчик посещений

.
.
рейтинг сайтов

Причудливая поэзия Белого Света

или

собрание занимательных и поучительных песен, баллад, стихотворных сказаний и иного рода виршей, составленное и снабженное краткими вступлением, комментариями и общим заголовком Дионисием, библиотечным Его Величества лукоморского царя Симеона и сына его, царя Василия Двенадцатого

Дионисий

Скромный летописец уделяет внимание каждой подробности тех достославных событий, свидетелем которых ему выдалось быть или о которых ему довелось слышать от заслуживающих всяческого доверия очевидцев, или людей, которым хоть очевидцами стать и не посчастливилось, но всяческого доверия заслуживающих тем не менее. И сам я, хотя, как говорят, более одарен талантом прозы, нежели стихосложения, почел за нужное и необходимое тщательно исследовать и записать те песни, которые звучали на Белом Свете во время знаменитых приключений, пришедшихся на богатые событиями первые годы царствования государя нашего Василия Симеоновича.

Из оных событий в некоторых и я, волею судьбы, принял своё посильное участие, о других же узнал от Его Высочества Иоанна Симеоновича и супруги его Серафимы Евстигнеевны, князя Грановитого, приемного сына его Сайка, а также всех, кому не лень было возгласить о своей причастности к великим победам. Поскольку отсутствие лени, сиречь трудолюбие, к добродетелям относится, то, признав таковых свидетелей заслуживающими доверия, записал кой-чего и с их слов.  

Иные же стихи были не токмо сохранены автором или его друзьями, но даже по прошествии времени стали весьма известными и даже вошли в поэтические сборники, из коих лучшим я почитаю появившееся недавно в нашей прославленной столице "Полное прижизненное собрание сочинений Кириана Златоуста, Солнца, Месяца, Луны и Газопылевого Облака Первой Величины гвентянской поэзии" (в семи томах, Лукоморск, печатная изба графа Рассобачинского, четвертый год правления государя Василия XII).

Дабы не утомлять внимание читателя простым перечислением тех виршей, которые ему уже могут быть известны, я почитаю своим долгом каждую из оных снабдить кратким пояснением с указанием обстоятельств сочинения и той роли, которую может сыграть в судьбах человеческих великая сила искусства.

Дионисий, библиотечный Его Величества

Я тут почитала немножко эту рукопись Дионисия! По-моему, всё это просто прелесть-прелесть!!! Но не всё. А что именно прелесть-прелесть - я ещё не решила...

Елена, царица Лукоморская и Стеллийская

По многочисленным просьбам моей супруги цензурою одобрено и к печати допущено.

Василий XII, царь и великий князь Лукоморский,
всея Великаго, Белаго и Малого Лукоморья самодержец,
земли Хорохорския верховный сюзерен и прочая, и прочая, и прочая

Песни Веселого леса

Песни Аэриу

Песни песков Сулеймании

Песни стеллийского прибоя

Песни Красных гор

Не прошедшее цензуру

P.S.

Песни Веселого леса

    
    
    
    "До свидания, Агафон" - прощальная песенка студентов ВыШиМыШи, сочиненная их коллективным шкодливым разумом по случаю вступления Агафоном в обязанности крестного фея дровосека Лесли. Славные последствия сего атипичного назначения в момент сочинения песни были скрыты как от авторов, так и от будущего героя. Агафон []
    
    В ВыШиМыШи становится скучно,
    Уезжает от нас Агафон.
    Все студенты рыдают беззвучно,
    А из прачечной слышится стон.
    
    Не печалься, Жюли!
    Он вернется добрым феем,
    Слезы высушит он,
    Словно феном, Агафон.
    
    Фейский сан заслужи, не филоня,
    Практикуйся и ночью и днем.
    А потом к нам вернись, Агафоня,
    Новый Год без тебя не начнем.
    
    Ректор и деканат,
    Водяные, домовые
    С нетерпением ждут
    Фейерверк и салют...
    
    

"Песенка Веселого леса" - сочинена Агафоном, будущим последним Магом-хранителем, наследным царевичем  Костейским и князем Сабрумайским, в состоянии некоторой фрустрации при попадании в Веселый лес. Моментально забыта, но припомнена в состоянии подобной же фрустрации после поединка со Змиуланией, который состоялся во время достославной обороны Лукоморска от войск царя Костея. Записана с превеликим смехом Митрофаном, будущим князем Грановитым, по причине того, что в течение нескольких дней после поединка перо из рук самого Агафона выпадало.

    Если долго-долго-долго
    По Веселому по лесу
    По болотам да по кочкам
    Топать, бегать и идти,
    То наверное-верно-верно,
    То возможно-можно-можно,
    Запросто и очень просто,
    Можно тетушку спасти!
    
    А-а, здесь рукоеды вот такой вышины!
    А-а, здесь шестиноги вот такой толщины!
    А-а, буераки-косогоры,
    А-а, здесь заблудимся мы скоро,
    А-а, и под проливным дождем,
    А-а, по Веселому по лесу
    А-а, во главе с самой принцессой,
    А-а, в лапы к бугням попадем.
    
    
    "Грустная Песенка про Веселого Лесика" - второй стихотворный опыт Агафона, сочиненный оным непосредственно после общения со своим венценосным дедом в лаборатории почившего Гавара в состоянии аффекта и немедленно исполненный там же (в лаборатории и в аффекте). Когда совместными усилиями августейших спутниц будущий последний Маг-хранитель, наследный царевич Костейский и князь Сабрумайский был приведен в чувство, стихи совершенно выветрились из его головы, зато намертво засели в памяти впечатлительной Греты Анны Николь Жюли Принцессы Шарман. >PS. Не забыть посмотреть в справочнике, как именуется супруга крестника...
    
    Весёлый лес невесел что-то ныне...
    Гавар-чужак там на чеку сидит.
    Там Агафон-кудесник и поныне
    За Лесом на грабастике летит.
    
    Ох, времена, ох, нравы, ох, преданья -
    Не только старины глубокой, но и впредь -
    Забыть народу не дадут про завыванья,
    Что маг-Гавар создал, а не медведь.
    
    Там чудеса, что Агафон придумал,
    На каждом на шагу висят в ветвях.
    Что даже если сам Гавар их не задумал,
    То Изабелла заказала второпях.
    
    Старинный лес, весёлый Лес...
    Как романтична эта сцена.
    Но Изе нужен перевес,
    Ведь Грета - тоже ей замена.


к оглавлению

Шантоньская народная песня "Земляника". Успешно использована в Веселом лесу для борьбы с жаборонком. Записана Агафоном, будущим последним Магом-хранителем, наследным царевичем  Костейским и князем Сабрумайским, со слов Гретхен.

Эммануэль
    
    Жила в одной деревне Эмма,
    Красою знатная была,
    Лицом прекрасней орхидеи,
    Цветами юности цвела.
    
    Но вот однажды рыцарь важный
    По той деревне проезжал
    И деву, стройную как лебедь,
    Он у сарая увидал.
    
    Сказал ей рыцарь, подбоченясь,
    И заиграли чувства в нем:
    Пойдем со мною в лес зеленый -
    Мы землянику там найдем.
    
    А поутру, лишь солнце встало,
    Уехал рыцарь молодой -
    Лишь пыль дорожная осталась -
    Да на руке горит кольцо.
    
    И люди в той деревне стали
    Пенять девице без конца.
    Эммануэлью ее звали,
    Исторья правдой та была.


к оглавлению

Шантоньская народная песня "Новые ворота". Отдельными искусствоведами Забугорья трактуется как сюжетное продолжение песни "Земляника". Успешно использована в Веселом лесу для борьбы с жаборонком. Записана крестным феем Агафоном, будущим последним Магом-хранителем, наследным царевичем Костейским и князем Сабрумайским,  со слов крестника Лесли.

Трактир
    Одну простую сагу,
    А может быть балладу,
    А может даже притчу
    Желаю я пропеть!
    Её я вспомню сразу,
    А может и не сразу,
    А может быть припомню
    На четверть иль на треть.
    
    Одной простой служанке,
    А может быть дворянке,
    А может быть купчихе
    Нежданно повезло:
    Послал король ей мужа -
    Богатого виконта,
    А в нём на центнер жира
    И мозгу на кило!
    
    В альков она взлетела,
    А может не взлетела,
    А может быть к подругам
    Стрелою понеслась,
    И всем им рассказала,
    А может быть поведала,
    Что чудная помолвка
    Волшебно задалась!
    
    От похвалы подружек,
    А может быть от кружек,
    А может от стаканов
    Вскружилась голова -
    И вечером виконту,
    Супругу нареченному
    Она галантно молвила
    Такие вот слова:
    
    "Послушайте, викоша,
    Я знатная невеста,
    А вы ужасно толстый -
    Аж морда в пол-лица!
    Займитесь лучше спортом
    И всякими пробежками,
    Не надо развлекаться
    И чавкать без конца!
    
    Вы лучше помолчите
    И женщину послушайте,
    Ведь я такая умная,
    А вы, пардон, дурак.
    Я знаю, вам без помощи
    Разумной скромной суженой
    С доходами-расходами
    Не справиться никак!
    
    Я думаю, что в замке вам
    Нужны большие комнаты
    Иначе маму с братьями
    Мне негде разместить.
    Нанять нам надо писаря.
    И новых камердинеров.
    И новые ворота
    На въезде водрузить!"
    
    Виконт не подал виду,
    Но первой тёмной ночью
    Из города невесты
    В столицу убежал -
    И с просьбой о пощаде
    И о защите жизни
    И об отмене свадьбы
    К монарху в ноги пал.
    
    Идею этой саги,
    А может быть баллады
    Поймёт не только рыцарь,
    Но даже пополан:
    Рога, хомут и упряжь
    И новые ворота
    Подходят для мужчины
    Лишь если он баран.


к оглавлению

Сабрумайские народные частушки. Услышаны Агафоном, будущим последним Магом-хранителем и наследным царевичем  Костейским и князем Сабрумайским, в детстве от приёмной бабушки. Припомнены в Веселом лесу в состоянии предельного испуга и успешно использованы в борьбе против жаборонка. Записаны позже им же, будучи в восторге от собственной сообразительности, а также в немалом удивлении от того, что в сабрумайском устном народном творчестве удалось обнаружить приличные частушки. Впрочем, по вдумчивом исследовании, я нахожу вывод о наличии в сабрумайском устном народном творчестве приличных частушек крайне спорным...

Миленок
    
    На яру растет калина,
    На калине - колбаса!
    Милка вечером не вышла -
    В ногу цапнула оса!..
    
    Оторвался лист зеленый
    Над сараем полетел.
    Парень девке в сени лазил -
    Познакомиться хотел!
    
    
    На горе поет петух,
    Под горою лошади!
    Милка, косо не гляди -
    Давай гулять по площади!..


к оглавлению

"Мальчик, который не только выжил, но и всех достал" - первое экспромт-посвящение Агафону, будущему последнему Магу-хранителю и наследному царевичу  Костейскому и князю Сабрумайскому, сочиненное Кирианом Златоустом, вызванным силою магического искусства и безответственности Агафона в леса Шантони и через мгновения отправленным тем же способом обратно в Гвент. После благополучного возвращения на родину экспромт-посвящение было немедля записано, будучи единодушно оценено автором как гениальное.

    Что? Где я? Агафон?! Я так и знал!
    Бессовестный и наглый колдунишка!
    Ты на беду свою меня призвал -
    Сначала я тебе попорчу стрижку,
    
    И крылья оторву, как стрекозлу,
    И закопаю в зарослях бурьяна,
    Чтоб ты не смел на голубом глазу
    Телепортировать пиита Кириана!
    
    А палочкой твоей я разукрашу
    Физиономию твою под хохлому...


к оглавлению

Серенада Люсьена де Шене, графа Озёрного, будущего прица-консорта Шантони. Было посвящено принцессе Изабелле Шантоньской и записано в единственном экземпляре ею же, что отчасти объясняет тот факт, что в нескольких местах рукопись читается слабо по причине попадания на буквы в момент записи нескольких прозрачных капель неустановленного происхождения. Хранится в секретном отделе королевских семейных архивов Шантоньской королевской библиотеки и никогда не стала бы известна широкой публике, если бы шантоньский посол Лукоморья не забыл вернуть одну книжку в Лукоморскую библиотеку. Когда книжка за ненадобностью была оставлена послом в библиотеке родной столицы, я не удержался от искушения проследовать путём книги в Монплезир и изучить тамошнее собрание рукописей...

Сцена у балкона
    Под балконом твоим,
    Ожиданьем томим,
    Я стою полуночной порой.
    Стих мой робок и нем,
    Не герой я совсем -
    Но тебе и не нужен герой...
    
    Для чего я пою?
    Время юность мою
    Заряжает, как камень в пращу.
    Лишь порою в ночи
    В час мерцанья свечи
    Вновь и вновь твою тень я ищу.
    
    Ты сильна и горда.
    Но меня, как тогда,
    За любовь и за память прости:
    Ведь не в силах и ты
    Сквозь чужие мечты
    Словно призрак, беззвучно уйти.
    
    Ты светла, как луна,
    И вольна, как волна,
    И нежна, как июльская ночь.
    Как тебя не любить?!
    Если только забыть
    То, что ты королевская дочь...
    
    Для тебя для одной
    Сам я буду волной,
    И звездою, и ветром в ночи.
    Больше лжи и оков
    Я боюсь твоих слов,
    Но прошу: не молчи, не молчи!


к оглавлению

"Песенка храброго духом жениха" - произведение Гарри Минисингера, сочиненное во время сватовства к принцессе Изабелле Шантоньской, предпринятого в надежде на успех в ту пору, когда поток женихов к принцессе иссяк. Как рассказывал Гарри после исполнение серенады другим обитателям монплезирского лазарета, принцесса была в восторге от песни и до того расчувствовалась, что неосторожно обронила три кадки с цветами, которые по несчастью упали с балкона прямо на голову талантливому автору. Позднее произведение было перепродано нескольким рыцарям для использования в процессе ухаживания за Её высочеством, и в настоящее время существует во множестве списков. Достоверными, впрочем, являются лишь первые три куплета, ибо песенка целиком ни разу не исполнялась по причине того, что Её высочество с девятилетнего возраста отличается удивительной меткостью в кидании предметов средней тяжести.

    Будь как дитя - наивно-смелой!
    Пусть ты принцесса - ну и что ж?
    Какое дело, Изабелла,
    Тебе до дворни и вельмож?
    
    Главное - это кто мы сами!
    Всё остальное - мишура!
    Не искусай меня словами
    (Ведь на слова ты так скора)!
    
    Мы, рыцари, прикрасам чужды
    Как живописец Хоккусай:
    Не искусай меня без нужды,
    Да и в нужде не искусай!


к оглавлению

Песни Аэриу

"Песня о славном уладском походе, о пленении бесстрашного короля Конначты и о подлости уладской" - сочинение Кириана Златоуста по мотивам событий XXIV уладо-гвентянской войны. Сюжет составлен со слов титулованных участников боевых действий, что даёт основания предполагать историческую достоверность отдельных имён и географических названий, фигурирующих в песне. Записано в момент дебютного исполнения гвентянским придворным летописцем и внесено в королевский архив как наиболее подробное  свидетельство о событиях той войны. 

Кириан
    Мой дядя самых честных правил,
    Когда конь Драт его лягнул,
    Меня стихи писать заставил,
    Совсем старик с ума свернул.
    
    Кирьян - пиит! чего вам боле?
    Какой мой дядюшка тупой!
    И став пиитом поневоле,
    Пою я Гвент родимый свой.
    
    О Гвент! Священная держава
    Крестьян, купцов и рыбаков.
    Взгляни налево иль направо -
    Никто рифмованных двух слов
    Связать не может. Лишь Кирьян,
    Стихи строчит, когда не пьян.
    
    Что вы скривились, как от боли?
    Давно вы не кидали, что ли,
    Ни помидоров ни в кого,
    Ни тухлых яйцев? Ничего,
    Когда достану вас стихами,
    Вам яйцы в руки прыгнут сами.
    
    Итак, приступим. В славном Гвенте
    Конначта собирает рать,
    Войска растут по экспоненте,
    Соседей надо покарать.
    
    Соседи те - улады злые.
    Народец склочный и сварливый,
    Коварный, пакостный, драчливый,
    Жестоковыйный и спесивый.
    
    Когда гвентяне в сладкой неге
    Неспешно дни свои влачат
    Улады буйные набеги
    Осуществить уже хотят.
    
    Грабители, придурки, гады,
    Невежи, психи, казнокрады,
    Козлы, бараны, быдло, стадо!
    Вот подлинный портрет Улада!
    
    Воистину, Улад - не Гвент,
    Он всех пороков абсорбент.
    
    И вот провозгласил Конначта:
    Вперед! За Гвент! Мочи Улад!
    Взвился штандарт на главной мачте,
    И двинулся вперед армад.
    
    Чего? Армада? Вот нахал, а?
    Певца осмелился прервать!
    Гоните умника из зала!
    Прогнали? Можно продолжать?
    
    Итак, армад, то есть армада -
    Корвет, два брига и фрегат,
    Достигла берегов Улада,
    И в страхе побежал Улад.
    
    Уладья стража пограничья
    Сражалась с грацией девичьей,
    В один момент рассеял Гвент
    Сей смехотворный контингент.
    
    Да, сам фельдмаршал Карто-Бито
    Остался бы доволен битвой.
    Блицкригер, старый генерал,
    От восхищенья б зарыдал.
    
    Остатки жалких войск Улада,
    К столице шустро отойдя,
    В ней заперлись. Исчадья ада!
    Сыны коварства и вранья!
     Битва
    На штурм войска повел Конначта
    Монарх великий, храбрый вождь.
    Он рубит, колет, режет смачно,
    Что для него смертельный дождь
    
    Из вражеских презренных стрел?
    Поползновения уладьи
    Тщетны. Конначта, как оладьи,
    Уладьев тех на завтрак ел.
    
    Мечом своим монарх махает
    Уладьи головы слетают
    С уладьих плеч, и уж готов
    Холм из отрубленных голов.
    
    Монарх еще махать желает -
    Не может! Головы мешают!
    
    Такою хитростью порочной,
    Посредством вражеских голов,
    Конначта обездвижен прочно.
    Я плакать, я рыдать готов!
    
    Беда! Улады, торжествуя,
    Гурьбой Конначту в плен влекут
    Герольды их, победу чуя,
    Уже стишки свои плетут.
    
    Тогда на штурм идут гвентяны,
    Чтоб короля освободить.
    Но их могучие тараны
    Не могут стены проломить.
    
    Три дня столицу штурмовали,
    Уладов много положили,
    Тараны все переломали,
    Монарха не освободили.
    
    И тут дотумкал умный кто-то
    Что надо пробивать ворота,
    Не стены! Ведь они же крепче!
    Сломать ворота будет легче!
    
    Но нечем пробивать ворота -
    Тараны все разбиты в щепки.
    Сказал же Врун1 из Багинота:
    Не тем умом гвентяне крепки.
    
    --- сноска ---
    1 Врун или Вруно - гвентское произношение имени Бруно.
    ---конец сноски---
    
    Пришлось, набив добычей трюмы
    Поникнув гордой головой,
    Во власти смутных дум угрюмых
    Вернуться гвентарям домой.
    
    А вслед за ними уж поспешно
    Корвет уладьев мчится грешных.
    С послом уладским на борту.
    Немыт он, пахнет изо рту.
    
    Сей малоценный господин,
    Держа свой нос задратым,
    Из узких достает штанин
    Уладий ультиматум.
    
    "Согласны мы вернуть Конначту,
    Мир заключить, а надо только,
    Соединить союзом брачным
    Эссельту Гвентскую с Морхольтом.
    
    Ну и в торговле послабленья,
    Как дружбы знак и уваженья.
    А коль не согласитесь вы -
    Не снесть Конначте головы".
    
    Таков расклад. Таков Улад.
    Таков посол уладский. Гад.
    Таков Морхольтишка бесчестный,
    Таков уладий нрав злобесный.
    
    Будь трижды проклят ты, Улад,
    И трижды тридцать раз проклят.


к оглавлению

'Прощание гвентянина' - посвящение Кириана Златоуста, сочиненное по случаю отплытия принцессы Гвента Эссельте Златокудрой в Улад. Исполнено на пристани непосредственно в момент отплытия, что вызвало немалые нарекания со стороны капитана королевского корабля. Записано в момент исполнения множеством слушателей, которые пытались уловить мотив, аллегории и смысловые ассоциации, вложенные великим поэтом в скорбные строки.

Поплыли в Улад []
    Я проснулся в слезах,
    Я рассолу хлебнул, я пришел на причал,
    Я остался в слезах, узрев, какие мы здесь.
    Гвент объяла печаль,
    Ведь принцессу прекрасную жаль,
    Вселенская скорбь,
    Эссельта-Морхольт,
    Странная смесь.
    
    Плыви, принцесса, плыви,
    Смелей, не робей, себя не жалей,
    Плыви над темной водой, под темной звездой, в темный Улад
    И добрую весть неси нам скорей,
    Что славный монарх,
    Отец гвентарей,
    Вернулся назад.


к оглавлению

Экспромт-посвящение Олафу, конунгу Отрягии, сочиненное Кирианом Златоустом, который за мгновение до того впервые в жизни увидел конунга. Никем не было записано и вообще непонятно, как сии вирши не канули в Лету.

    Нечистая сила!
    Рогатый громила
    В каюту принцессы вплеснулся с водой.
    О демон пучины!
    Какая причина
    Сподвигла тебя на поступок такой?


к оглавлению

"Центр тайфуна" - второе экспромт-посвящение Агафону, будущему последнему Магу-хранителю и наследному князю Сабрумайскому и царевичу Костейскому, сочиненное Кирианом Златоустом в момент избавления гвентян от неминуемой гибели. Посвящение весьма популярно в гвентянском Королевском придворном собрании смышленых (известном также как Интеллектуальный клуб), где используется фигурально для выражения дружеской похвалы особо отличившемуся члену Клуба.

    Когда корабль несло на рифы,
    Казалось нам - ко дну пойдем,
    Явился маг, словно из мифа,
    И защитил нас пузырем.
    
    Так улыбнулась нам фортуна,
    Так превратились мифы в быль.
    И здесь у нас в центре тайфуна
    Великий маг и полный штиль.


к оглавлению

"Центр тайфуна-2" - третье экспромт-посвящение Агафону, будущему последнему Магу-хранителю и наследному князю Сабрумайскому и царевичу Костейскому, сочиненное Кирианом Златоустом в момент избавления гвентян от неминуемого спасения. Благодаря этому посвящению в гвентянском Интеллектуальном клубе Агафон известен как носитель уникального титула "Трижды воспетый Кирианом"

    Этот маг с большою помпой
    Посадил корабль на мель.
    А теперь работать помпой
    Не желает он. Отсель
    
    Нам не выбраться вовеки,
    Здесь мы кончим жизни путь.
    А закроет наши веки
    Маг великий как-нибудь.


к оглавлению

"Четвероногий костоправ" - экспромт-посвящение лекарю Друстану, будущему принцу-консорту Гвента, сочиненное Кирианом Златоустом. В момент сочинения исполнено автором лишь частично в виду опасений быть покусанным будущим прицем-консортом.

Друстан
    Зачем ты ползаешь по полу,
    Неужли ты забыл о том,
    Что лекарь ты, а не кинолог,
    И нет собак вокруг притом.
    
    Что в ползаньи тебе по полу?
    Не уж ли ты? Нет, ты не уж.
    Тогда не мни кафтана полу,
    Ей это, право, ни к чему ж.
    
    Восстань же сумрачной громадой
    Ты с четырех собачьих лап.
    Прямохожденьем нас порадуй,
    Друстан, наш добрый эскулап.
    
    Ты все же ползать продолжаешь,
    Все нормы этики презрев.
    Меня ты этим раздражаешь,
    И вызываешь лютый гнев.
    
    Вставай сейчас же, наш затейник,
    Четвероногий костоправ,
    А то Ривал тебе ошейник
    Оденет вдруг и будет прав.


к оглавлению

"Истерика Эссельты" - экспромт-стенография Кириана Златоуста, после незначительной литературной обработки воспроизводящая слова, сказанные Морхольту, первому рыцарю Улада, магом Агафоном, выступавшим от имени и в образе принцессы Гвента Эссельте Златокудрой, а также ответ оного рыцаря.

    Вы извратили понятие брак,
    Вы растоптали мои незабудки,
    Так убирайтесь, уладский дурак,
    Свадьбу собачью в собачьей Вам будке!
    
    Дам я Вам в глаз, а свадебный торт
    Брошу Вам в рожу, проклятый Морхольт!
    Пред алтарем я с Вами предстану,
    И удавлюсь под пенье Кирьяна!
    
    Он ей ответил: мадам, Вы гвентянка,
    Рожа у Вас как консервная банка,
    Так уплывайте же вы спозаранку,
    Бледная Вы и тупая поганка.
    
    Сказал мне отец: никогда не женись!
    Вижу теперь - он советовал мудро.
    Лучше уж смерть, чем видеть всю жизнь
    Рядом с собой такую лахудру.


к оглавлению

"Свадебные песни Улада" - две зарисовки Кириана Златоуста, сочиненные в порядке издевательства над матримониальными планами Морхольта, первого рыцаря Улада.

Морхольт и Эссельте
    
    Зеленою весной, у самых Бриггста стен,
    Эссельта с кавалером встречается,
    Он сделал ей поклон, она ему книксен,
    Большая здесь любовь намечается.
    
    Эссельта
    Морхольту отдана
    Как флейта,
    Душа ее нежна.
    Как-кап-кап, уж изо рта Морхольта
    Капает сладкая слюна...


к оглавлению

    Морхольт, Эссельту поцелуй,
    И плюнь раз восемь ты на пол,
    Не смог, уладский обалдуй,
    Ты распознать невесты пол.
    
    В Уладе выкусень поет,
    А в Гвенте ржет гиперпотам
    Какой разборчивый Морхольт,
    Нет для него достойных дам
    Ни тут ни там...


к оглавлению

Облачённая в стихи паника Кириана Златоуста, приключившаяся с ним в замке Морхольта в процессе подготовке к похищению Конначты. Объясняется тем, именно на поэта была возложена самая изматывающая часть подготовки - он почти молча сидел на софе и паниковал...

Кириан []
    Ночь. Комната. Чума. Невеста.
    Морхольт за стенкой. Лай собак.
    Нет, я не жалуюсь. Я честно
    Понять не в силах. Гаурдак
    
    Разбужен будет иль не будет,
    А может, миф он? Иль не миф?
    Чума ль нам головы остудит,
    А может, не чума, а тиф?
    
    Или Морхольт, улад типичный,
    Уж притаился за углом,
    И предвкушает, как с поличным
    Возьмет нас всех, и вздернет лично
    На площади перед дворцом?
    
    Зато таких спецопераций
    Клянусь своею арфой я,
    История двух наших наций
    Еще не знала. В путь, друзья!
    
    Вслед за невестою подложной
    Пройдем по замку осторожно,
    Спасти Конначту нам не сложно,
    Свинью Морхольту мы подложим.
    Пусть головы свои мы сложим,
    Но не склоним их перед ним,
    Улада рыцарем вторым...


к оглавлению

Песенка-вдохновлялка, сочиненная Кирианом Златоустом под впечатлением от встречи с коренными обитателями Сумеречного мира. Записана на клочке бумаге царевной Серафимой Лесогорской и Лукоморской, обнаружена царевичем Иваном Лукоморским двумя годами позже в Лукоморске в процессе проведения санкционированных и согласованных раскопок в карманах любимой супруги.

Щупальцерот после операции по удалению щупальцев (чтобы не щупал, кого не надо :) []
    Морхольт и Олаф!
    Действуйте организованно!
    Бессилен волхв,
    Щупальцами парализованный.
    
    Меча ударом
    Обрубки щупалец множь.
    Посох Агграндара
    Волхву даешь!


к оглавлению

"Сидя на красивом ковре" - экспромт-издевательство, сочиненное Кирианом Златоустом в момент сосредоточенного любования сценою избиения лекаря Друстана Её высочеством Серафимой Лесогорской и Лукоморской. Записано из вредности автором, принцессой Гвента Эссельте Златокудрой и Его высочеством Иваном Лукоморским (последняя запись, впрочем, уничтожена самим царевичем ещё на территории Гвента). Необъяснимым образом пользуется популярностью в гвентянском Интеллектуальном клубе.

    Сидя на красивом ковре,
    Я слышу странный стук, и вот что кажется мне:
    Что твердым лбом Друстана
    Колошматит неустанно
    Принцесса лесогорская по сиххской земле.
    
    А что же нужно нам? Только любовь.
    В пробирке ты, алхимик, нам любовь не готовь.
    Любовь дается свыше;
    Если ж ты умом не вышел,
    Тебе на лбу напишут
    Об этом без слов.


к оглавлению

"Сиххская свадебная" - экспериментальное посвящение Кириана Златоуста, сочиненное в честь свадьбы Морхольта, первого рыцаря Улада, и Арнегунд, вдовствующей королевы сиххё. Выслушана гостями, присутствовавшими на праздничном приёме, со смешанным чувством восхищения, одобрения и озадаченности. Его величество Конната Гвентянский честно заметил, что под такой мотив ему почему-то хочется организовать народное возмущение и свергнуть самого себя. Его высочество Иван Лукоморский деликатно уточнил, что содержательно песня абсолютно верна. Маг Агафон не без иронии предположил, что вирши Кириана просто опередили своё время. Его светлость Морхольт повелел записать песню, мотивируя это тем, что сам он больше воин, но вот дети его должны быть умными и могущими сии вирши оценить, каковым замечанием вызвал немалоё смущение Её величества Арнегунд.   

Свадьба
    Невесту Морхольта не ищи на улице
    Среди парочек целующихся.
    Нужна здесь принцесса особого качества;
    Но ни Эссельты влюбленной чудачества,
    Ни агафоновы переодевания
    Не привлекут внимания руаданова.
    
    Кому с Морхольтом под венец охота?
    Есть ли на свете такая дура?
    А коль не на свете, так хоть у сиххё-то
    Найдется ли подходящая кандидатура?
    
    Восстань, Агафон! Словом магии вызвенив,
    Ты задачку такую решишь без труда:
    Как бы нам породнить двух наследников избранных,
    И портал меж мирами закрыть навсегда?
    
    Вопрос этот ясен,
    Сама ясность во плоти.
    Жених согласен,
    Невеста не против.
    
    Серафима взглядом
    Сказала Арнегунд:
    Морхольт - что надо,
    Морхольт - гут.
    
    По уладским деревням и городам
    Радостная весть лети!
    Свои судьбы Арнегунд и Руадан
    Решили навек сплести.
    
    Ну-ка, кто еще не пьян,
    Опрокидывай стакан
    С резвостью!
    Славь, пиит Кириан
    Норму трезвости.


к оглавлению

Экспромт-посвящение лекаря Друстана, будущего принца-консорта Гвента, Ивану, царевичу Лукоморскому. Сочинено при первом знакомстве. Не записано автором по соображениям этики и из-за опасения за будущее международных отношений. Единожды рассказано по секрету возлюбленной - Эссельте Златокудрой, наследной принцессе Гвента - и таким образом стало известно Серафиме, царевне Лукоморской и Лесогорской, которая и пожелала увековечить эти строки, посвященные её супругу.

    Редчайшие на свете травы
    Смешав искусною рукой,
    Я приготовил не отраву,
    А действенный любви настой.
    
    За травы отдал сто монет, но
    Был сорван гениальный план!
    Трындец подкрался незаметно -
    Трындец по имени Иван!


к оглавлению

Из записной книжки лекаря Друстана, будущего принца-консорта Гвента. Первоначально было посвящено судьбам родного Гвента, но пришлось кстати и в Сумеречном мире, ненавязчиво подсказав представителям человеческой и сикхской рас, что глупость и проблемы у них общие, а значит есть надежда на взаимопонимание...

Междусобойчик
    Кто полюбит солнце душным летом?
    Кто полюбит волю без оков?
    Разве это нужно - быть поэтом
    Посреди колосьев и цветов?
    
    Буйство красок, и ночные звезды,
    И восхода пламенная прядь -
    Всё это так близко и так просто.
    Всё это так просто потерять.
    
    Мы ж на всё смотрели равнодушно,
    Нам хотелось радости иной,
    Нам, наверно, просто стало скучно,
    Жить и наслаждаться тишиной.
    
    И того, что всем нам хватит хлеба,
    Стало скучно знать наверняка.
    Нам не надо милостей от Неба!
    Всё построим сами! На века!
    
    Хочется скорее ногу в стремя!
    Надоел беспечной жизни пир!
    Хочется отбросить, словно бремя,
    Красоту, спокойствие и мир!
    
    Хочется, чтобы запели стрелы,
    Чтобы, словно буря, грянул бой!
    Биться с кем?! Да разве в этом дело!!!
    Хоть друг с другом! Сами же с собой!
    
    И лишь только в беспросветной бездне
    Мы, всё потеряв, узнали вдруг:
    Как же был прекрасен свод небесный,
    Как же было чудно всё вокруг.


к оглавлению

Из записной книжки лекаря Друстана, будущего принца-консорта Гвента. Написано во время поиска Её величества Эссельте Златокудрой, сбежавшей с Его высочеством Иваном Лукоморским. И когда только лекарь успевал одновременно заниматься поисками, переживаниями и поэзией?..

Эссельте
    Я безумно боюсь золотистого плена
    Ваших медно-змеиных волос.
    Как хотел бы я знать - и скорей, непременно -
    Что с Иваном у Вас не всерьёз.
    
    Для меня Ваше слово - далёкое солнце,
    А дела - как коварная мель.
    Но я сам Вам помог полюбить незнакомца
    Из далёких и диких земель.
    
    Для меня Ваше имя как вечная рана -
    Меня держит непрочная нить.
    Я искусством своим подарил Вас Ивану,
    И грядущего не изменить.
    
    Как всё в мире мгновенно, непрочно и ложно!
    Я боюсь даже думать о том,
    Что теперь нам, Эссельте, помочь невозможно
    Ни алхимией, ни волшебством.


к оглавлению

Из записной книжки лекаря Друстана, будущего принца-консорта Гвента. Посвящено... да, впрочем, для сообразительного читателя и так понятно, кому это посвящено!

Друстан и Эссельте
    Если бы я был шаньтоньским крон-прницем
    Или же князем из Лукоморья
    Я бы позволил себе влюбиться
    В Вас без сомнений, страданий и боли.
    
    Если бы я имел фамилию,
    Которая имеет земли и воды,
    То имя моё очень скоро забыли бы -
    Но я пожинал бы чужие всходы.
    
    И было бы мне наплевать до крайности
    На то, зачем я, на то, какой я:
    Я был бы доволен чрезвычайно -
    Словно лошадка на водопое!
    
    Наверное, случай мой вовсе не редок.
    А может, напротив, редок - не знаю.
    Ведь делами своими я сам себе предок -
    И пусть лорды твердят, что "безродный, каналья".
    
    От себя самого невозможно укрыться,
    Ведь душа и сердце - не старое песо.
    И я всё же позволил себе влюбиться
    В Вас, моя дорогая принцесса.


к оглавлению

Песня Аэриу. Исполнена королевой сиххё Арнегунд во время поминальной тризны. Записана лекарем Друстаном.

Аэриу
    Почти забыты солнечные блики,
    Почти забыт чарующий закат,
    Наш отчий дом - каким он был великим,
    Там, наверху, столетия назад.
    
    Хоть и "величие" - пустое слово
    Для мест, что лучше сказок и чудес.
    Мы век за веком вспоминаем снова
    О них под гнётом сумрачных небес.
    
    Во мраке мы трудом свой дом создали.
    Но мы не сможем позабыть о том,
    Как дивны были сказочные дали,
    Где каждый лес уютнее, чем дом.
    
    Названий наших не найдёшь на картах,
    Хоть были они звучны и легки.
    Все думают, что мы ниспали в тартар
    Как древние и злобные божки.
    
    Но мы вернёмся! Пусть расставшись с телом -
    Мы склеп покинем сумеречный свой!
    Ведь то, что называют там "наделом"
    Мы называем "Светлою Землёй".


к оглавлению

Песни песков Сулеймании

"Песнь о бесчестном Ахмете" - экспромт-посвящение Кириана Златоуста калифу Сулеймании Ахмету. Исполнялось лишь единожды, поскольку вскоре выяснилось, что калиф не виноват, ибо и сам он был в плену древнего хтонического волшебства. Однако слово, как известно, не воробей, а потому все публикации этой песни Кириану приходится сопровождать подписью, повествующей о реабилитации калифа.

Шатт-аль-Шейх
    Еще не видел Белый Свет
    Такого наглого бесчинства!
    Наказан должен быть Ахмет,
    Поправший дух гостеприимства!
    
    Ничтожный, жалкий лицемер!
    Сын вероломства и обмана!
    Вот комплекс неотложных мер
    По наказанию тирана:
    
    Казнить, повесить, сжечь мерзавца!
    Четвертовать! Колесовать!
    А если будет огрызаться,
    По вые толстой надавать.
    
    Отрезать уши! Дать сто палок
    По мягким и другим местам!
    Навечно занести в каталог
    Негодных для туризма стран!
    
    Сослать в Чупецк, лишить наложниц,
    В законных жен их превратить!
    И с помощью садовых ножниц,
    Мужского естества лишить!
    
    Тебя настигнет воздаянье
    Везде, куда б ты ни слинял.
    Неотвратимость наказанья
    Еще никто не отменял!


к оглавлению

"Ода стремительной супруге" - посвящение Её величеству Серафиме Лесогорской и Лукоморской, сочиненное Кирианом Златоустом, счастливо избежавшим гибели в тот момент, когда царевна стремилась лицезреть царевича Ивана.

    Спою я вам натужно,
    Как верная жена
    Землетрясеньем с мужем
    Была разлучена.
    
    В разлуке с мужем милым
    Лишь на день, не на век.
    Казался ей немилым
    Весь славный Шатт-аль-Шейх.
    
    И люди говорили: Серафима, фима-фима,
    Осторожней, блин, малость поостынь.
    Пробегая к мужу, мимо-
    Ходом с ног свалила трех мужчин.


к оглавлению

Экспромт-удивление, сочиненный и немедленно записанный Кирианом Златоустом в момент очередного разрушительного волхвования Агафона, учиненного оным Агафоном в сулейманском профессиональном училище чародеев отчасти ради спасения товарищей, отчасти же из укоренившейся в характере любви к разрушениям и нелюбви к магическим учебным заведениям 

    Если б в крыше проем
    Прорубили мечом
    Вниз свалился бы крыши кусок.
    А когда Агафон
    Камень рвет, как картон,
    То куда бы деваться он мог?..


к оглавлению

Песня-призывалка Блуждающего города, сочиненная, исполненная и записанная Кирианом Златоустом от скуки во время ожидания вызова магами Агафоном и Абуджалилем означенного города. Позднее, после посещения вожделенного магического мегаполиса, вирши сии были снабжены подзаголовком автора "Бойтесь желаний своих, ибо порою они сбываются".

Sands
    Битый час волшебники шаманят
    Блудный город, как же ты неправ.
    Ну когда они тебя подманят,
    Просто заклинанье подобрав?
    
    Знали б десять магов, что кооба
    Экзорцизм придется проводить -
    В очередь бы выстроились, чтобы
    Нам ключи от города вручить.
    
    Сим-сим, откройся, сим-сим отройся,
    Хоть из песка заново отстройся.
    Градостроительный кодекс чести
    Ты нарушаешь, пропав без вести.
    
    Как-то я у моря ждал погоды,
    Не дождался, плюнул и свалил.
    Ждать в пустыне город можно годы
    С тем же результатом нулевым
    
    На кооба нет у нас управы,
    Гаурдак проснется и привет.
    Сгинут времена и скиснут нравы,
    И прости-прощай весь белый свет.
    
    Сим-сим, откройся, сим-сим отройся,
    Хоть из песка заново отстройся.
    Скорей придумай хоть что-то, Сима
    Ведь ждать так дальше невыносимо!..


к оглавлению

"Город золотой" - посвящение Блуждающему городу, сочиненное Кирианом Златоустом во время полёта над оным городом на Масдае. Со словами "Ах, как ты прав, юноша!" записано с использованием магических методик вновь обретшим разум Маарифом ибн Саадыком Масдаем. Пользуется бешеной популярностью в гвентянском Интеллектуальном клубе, хотя, как я выяснил, мелодия не очень-то авторская, да и слова, если честно, тоже...

Сокровища
    Под небом голубым есть город золотой
    С воротами-ловушками, блестящий и пустой.
    А в городе том я, на коврике лечу
    И сам себя от жадности, как доктор, я лечу.
    
    Внизу без меры злата-серебра,
    И драгметаллов сотни мегатонн
    Украшают россыпи брильянтов
    Чей так ярок блеск незабываемый.
    
    Смотрю на небо я, но звезд там что-то нет,
    Внизу все звезды, на земле, упали в город-склеп.
    Кто жаден, тот и глуп, кто алчен, тот и слеп,
    Неси, Масдай, скорей меня назад на Белый Свет.
    
    Там звезды с неба буду я хватать,
    А звезд с земли хватать мне ни к чему,
    Тьфу на эти россыпи брильянтов,
    Тьфу на этот блеск незабываемый.... nbsp;nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&


к оглавлению

"Ода стремительной супруге" - посвящение Её величеству Серафиме Лесогорской и Лукоморской, сочиненное Кирианом Златоустом, счастливо избежавшим гибели в тот моменткой и Лукоморской с мотивацией: "Если забудется - жалко. А если Друстан узнает - тогда Друстана жалко".

    Луноликая дева из радужных грёз,
    Разреши мне задать самый важный вопрос:
    Ты, явившись с небес, мне слегка улыбнулась -
    Это шутка была, или это всерьёз?


к оглавлению

Экспромт-посвящение царевне Серафиме Лесогорской и Лукоморской, сочиненное Селимом, стражником сулейманским и будущим придворным поэтом калифа Ахмета. Обнаружено царевичем Иваном Лукоморским двумя годами позже в Лукоморске в процессе проведения санкционированных и согласованных раскопок в карманах любимой супруги. Допущено к печати после двухчасовой сцены ревности.

PS. Надо бы попробовать обучить царевича Ивана основам стихосложения...

    О, прекрасная пэри, чей воинственен вид,
    Ты горька, как полынь, и сладка, как набид!
    Если слово твоё, словно молния, ранит,
    То поступок, как чаша бальзама, целит!


к оглавлению

Экспромт-некролог Селима, стражника сулейманского и будущего придворного поэта калифа Ахмета, посвященный самому себе. Не был использован по прямому назначению в силу находчивости и нечеловеческого везения, присущих Её высочеству Серафиме Лесогорской и Лукоморской.

    Пусть не страшит меня судьбы моей конец:
    Из праха сложены и лавка, и дворец.
    Быть может, прахом став, я сделаюсь дорогой -
    Тропой любви для пламенных сердец...


к оглавлению

"Ода кинжалу" - экспромт Селима, стражника сулейманского и будущего придворного поэта калифа Ахмета,  сочиненный во время нахождения в замке ассасинов для участия в их поэтическом состязании. Справедливо названа автором "незрелой", "тенденциозной" и вообще "сочиненной в спешке и единственно ради спасения жемчужин жизней моих юных спутников от смертоносного жара ассасинской жестокости". Была записана в момент исполнения царевной Лесогорской и Лукоморской Серафимой, которая неожиданно обнаружила среди своих умений искусство стенографии и позже настояла на увековечении текста оды. А с Её высочеством спорить бесполезно...

Кинжал
    Люблю тебя, булатный мой кинжал -
    Клинок надёжный, без изъяна, -
    Тебя мне передал наш аксакал
    С благословеньем Сулеймана.
    
    Тебя нам выковал кузнец-ага.
    И на продажу выставил. И вскоре
    Купец-ага валялся у него в ногах,
    Клянясь, что весь товар погиб на море.
    
    Увы, маэстро стали и огня
    В словах его лукавства не почуял
    И молвил: "Ты разжалобил меня,
    Кинжал тебе в рассрочку уступлю я".
    
    И в тот же миг ликующий купец
    Забрал товар, чтоб в Шатт-аль-Шейхе скрыться:
    Его заботам враз пришёл конец -
    Он с кузнецом не думал расплатиться.
    
    В столице он, не чувствуя вины,
    Но золота душою жадной чая,
    Спешил загнать товар за три цены
    Богатому и важному лентяю...
    
    Богач искусство ковки оценил.
    Но лишь купец про цену заикнулся,
    Того немедля с лестницы спустил,
    Но всё же добродушно улыбнулся:
    
    "Как о деньгах ты заикнуться смог,
    О, глупый, как изнеженная фифа?!
    Я - младший сын носильщика сапог
    Секир-баши великого калифа!!!.."
    
    Недолго, впрочем, ликовал юнец.
    Используя проверенное средство,
    Оружие забрал его отец -
    Крича и пригрозив лишить наследства.
    
    Отец его, по правде, не серчал,
    Его мотив был искренне-невинным:
    Он просто пять недель уже искал
    Секир-баши подарок к именинам...
    
    Двуцветный удивительный булат
    На празднике им был вручен с почтеньем.
    Секир-баши был несказанно рад,
    И даже похвалил слугу пред всеми,
    
    И повелел нести вина - и вот
    Пропил кинжал, коней, и два халата,
    И подати, что собраны за год
    С пятнадцати селений калифата.
     Ах, какой пассаж!.. []
    Потом Ахмед велел его казнить:
    Нет, за казну калиф был не в обиде,
    Но глупый раб удумал говорить
    Крамолу и неправду в пьяном виде!
    
    Калиф, не веря больше никому,
    Стал зол и мрачен, как вишап в пустыне,
    Он в каждом стал готов узреть вину,
    Лишь ассасинам верил он отныне.
    
    Он им велел крамолу извести
    Холодными и чистыми руками,
    Метлой железной калифат спасти
    От тех, кто мог быть в сговоре с врагами...
    
    И виночерпий, что забрал кинжал,
    Был вскоре пойман - бледный, словно глина -
    Опознан, и немедленно попал
    В застенки к добрым мудрым ассасинам,
    
    Где, вскоре осознав свою вину,
    На помощь следствию немедля согласился.
    И, быстро поразмыслив, что к чему,
    Он к сыскарю с подарками явился.
    
    Он лучших скакунов ему пригнал,
    Принёс гашиш, и пряности, и вина,
    И деньги, и, конечно, сей кинжал -
    Всё лучшее для лучших ассасинов!
     Еще один добрый ассасин []
    И грозный тайный страж своей страны,
    Забрав себе с презентом даже блюдо,
    Изрёк: "Ну, так и быть, мои сыны
    Проступок твой до времени забудут".
    
    Лишь выиграв во внутренней борьбе
    Наш честный, как хрусталь, охранник трона,
    Забрав коня и ценности себе,
    Кинжал пустил на нужды обороны.
    
    При этом с видом мудрого отца,
    Он заготовил речь в стихах и прозе.
    Итак, кинжал у юного бойца.
    Он твердо помнит, чем клинок сей грозен:
    
    "Познавший звуки множества имён,
    Сегодня он воистину священен:
    Ведь он ни разу не был осквернен
    Уплатой за него презренных денег!"


к оглавлению

Экспромт-посвящение, сочиненное Селимом, стражником сулейманским и будущим придворным поэтом калифа Ахмета, в приступе странной смеси благодарности и ужаса от последствий безудержного волшебства и столь же безудержного музыкального таланта Агафона будущего последнего Мага-хранителя, наследного  царевича  Костейского и князя Сабрумайского.

    Пусть посрамится каждый злобный дух,
    Имеющий хоть на два фелса слух!
    Ты мастер посоха и ты же мастер удда -
    Второе мастерство лютейшее из двух!


к оглавлению

Экспромт-посвящение чародею Абуджалилю, сочиненное Селимом, стражником сулейманским и будущим придворным поэтом калифа Ахмета, в знак благодарности за избавление от последствий безудержного волшебства Агафона будущего последнего Мага-хранителя, наследного  царевича  Костейского и князя Сабрумайского.

    Благодарю тебя, о, юный чародей,
    Исполненный деяний и идей!
    Лицо моё вновь, после всех мучений,
    Похоже на лицо всех остальных людей!


к оглавлению

Посвящение Абуджалиля, придворного чародея калифа Ахмета, возлюбленной невесте своей Яфье, ставшей предметом страсти, причиной раздора, объектом вдохновенной конкуренции и поводом последующего примирения двух выдающихся волшебников. 

    Как у горной газели твой пленительный стан,
    В твоём взоре смешались огонь и туман,
    И сто тысяч озёр собираются в каплю
    Чтобы взглядом единым зажёгся вулкан!


к оглавлению

Из "Наставлений правителю" - сулейманского сборника аристократической поэзии, посвященной высокому искусству государственного управления. По древней традиции авторство каждой строки сборника приписывается прославленному калифу Гарун аль-Маруну. На деле же традиция сия поддерживается просвещенными самодержцами Сулеймании единственно с целью оградить себя от льстецов, ибо сборник пополняется стихотворными поучениями из поколения в поколение. Такие назидания дают сулейманские калифы наследникам, а мудрейшие из визирей - своим калифам:

Гарун аль-Марун []
     Кто щедро раздаёт в пустыне снег,
     Тот вызовет презренье или смех.
     Калиф, запомни: ты - не благодетель,
     Ты счастьем каждого не осчастливишь всех!
     
     *   *   *
     
     Запомни: пусть низкими будут поборы;
     Советники пусть пред тобою не лгут;
     Дай людям защиту - ночные дозоры,
     Могучее войско и праведный суд.
     
     Дай каждому в меру труда и заботы -
     И будет спокоен твой царственный дух!
     Не думай, что сделаешь лучше работу,
     Чем сделает сам водонос иль пастух.
     
     Калиф на престоле как будто для вида,
     Он может лишь только урок преподать:
     Не дать богатею феллаха в обиду;
     Помочь старику; остальным - не мешать!


к оглавлению

Песни стеллийского прибоя

"Пеcнь о любви Дихлофоса и Сколопендры" - величайшее из произведений стеллийца Демофона, вечное, как сама любовь, ибо и самому автору, мыслю, не под силу оказалось завершить его! Признаюсь, эти бессмертные строки, прочитанные мной ещё в юности, позже вдохновили Лючинду Карамелию на создание не одной книги...

    Ныне спою я вам песнь о любви беспримерной,
    Той, что в веках остается и сердце тревожит
    Всем без разбора: и девам младым и мужам сребровласым,
    Рыцарям гордым и домохозяйкам прилежным,
    Знатным вельможам и простолюдинам и среднему классу;
    Той, что подобно светилам, с небес полыхающим ярко,
    Светит для смертных огнем своим неугасимым.
     Колега Кириана:
    Поют пастухи, что в селеньи одном, Кирианфе,
    Том, что находится в Стелле, любимой богами,
    Дева младая жила; ей подобных красавиц
    Не было в солнечной Стелле ни до и ни после.
    Статью статна, преблестяща глазами, длинна волосами,
    Бровями союзна и вся сногсшибательна видом.
    Губы ее же могли с помидором поспорить,
    Плодом заморским, кто цветом краснее и ярче,
    И помидор посрамлен был бы в то же мгновенье.
    Звали ее Сколопендра; она меж подруг выделялась,
    Как зонтик от солнца на пляже меж серых камней.
    
    Рядом совсем с Кирианфом другое селенье
    Располагалось, что Хвивами названо было,
    Юноша жил там могучий, и не было равных
    В силе, красе и отваге ему во всей Стелле.
    Звался же он Дихлофос; он спортсмен был заядлый,
    Всех побеждал Дихлофос несравненный в ристалищах буйных,
    Семь же высоких ворот, что прославили Хвивы,
    Мог Дихлофос перепрыгнуть, почти не вспотевши.
    
    Вышла однажды на берег морской Сколопендра,
    Взявши с собой корзинку; она собирала
    Устриц, медуз, каракатиц и прочую гадость,
    Ту, что обильно выносит на пляж Эгегейское море
    Вдруг подняла она очи и зрит в изумленьи:
    Юноша дивный, он камни в полцентнера весом,
    Над головой поднимает и с силою их опускает
    Прямо на голову, надвое их разбивая.
    
    Причина занятий столь странных проста как мычанье:
    Старец Артрит, почитаемый в Стелле, сказал Дихлофосу:
    В мышцах, о юноша, сила твоя, с головой же
    Ты явно не дружен, увы, на всю голову слаб ты.
    
    Выслушав речь мудреца, Дихлофос изумился,
    Тому, как легко отыскал его слабое место
    Немощный старец; и тут же на берег помчался,
    Голову начал свою развивать и крепить валунами.
    С великим усердием, как подобает спортсмену.
    За этим занятьем застала его Сколопендра,
    И потянулась душа ее к юноше сразу.
     Сколопендра []
    Вздернувши нос и кормою призывно качая,
    Не замечая как будто совсем Дихлофоса,
    Продефилировала Сколопендра неспешно,
    Мимо него, валуны огибая изящно.
    Врезался сразу же мой Дихлофос в Сколопендру
    Втрескался, вмазался, втюрился, в общем, влюбился.
    Так свое счастье нашли Дихлофос богоравный,
    И Сколопендра младая, богиня средь женщин.
    
    Грустно сказать, но их счастие было недолгим,
    Мать Сколопендры, завидуя дочери втайне,
    Распорядилась ее заточить в цельнокаменной башне,
    Чтоб с Дихлофосом не смела гулять Сколопендра.
    И оправданье нашла перед дочерью сразу -
    Слишком умен для тебя Дихлофос, ей сказала.
    
    Ревом взревел Дихлофос и помчался немедля
    К башне, где в горькой тоске Сколопендра томилась
    И проклинала судьбу. Дихлофос, добежавши,
    Лбом в основание башни с разбега ударил
    Чтобы рассыпалась в прах та злосчастная башня
    И обрела бы свободу его Сколопендра.
    
    Тщетным, увы, оказалось его упованье.
    Крепок тот камень, из коего сделана башня,
    В коей томилась в тоске Сколопендра младая,
    Кою похитить желал Дихлофос твердолобый.
    Камень пробить он не смог даже с третьей попытки.
    А на четвертой не выдержал череп героя.
    Навзничь упал Дихлофос, и остался недвижим.
    
    Эту баталию юноши с башней, конечно, смотрела
    Через окно Сколопендра; в боленьи пристрастном,
    Хлопала громко в ладоши и песни фанатские пела,
    Шапочку с шарфом цветов Дихлофоса одевши.
    
    По окончании битвы, решив, что возлюбленный помер,
    Склянку достала она со смертельнейшим ядом,
    Ту, что купила на днях у аптекаря Автопроглота.
    Выпивши яд, бездыханною девица пала,
    Вынесли слуги из башни ее на носилках.
    
    На ноги юноша встал, он очухался быстро,
    Видит - лежит Сколопендра без признаков жизни,
    Склянка же с ядом руке; и в отчаяньи диком,
    Склянку поднявши, он вмиг выпил яда остатки,
    И зашатался, и пал рядом с милой своею,
    Со Сколопендрой своей ненаглядною рядом.
     Дихлофос
    К счастью, а может, к нечастью, очнулась моя Сколопендра,
    Яд, что купила она, оказался паленым.
    Яд из негодных, просроченных трав изготовил аптекарь,
    Но продавал по цене настоящей отравы.
    Пару монет сэкономил прижимистый скряга,
    И преградил путь в Сабвэй Сколопендре злосчастной.
    
    Встала, шатаясь и морщась болезненно, дева,
    Гибель суля и отмщение Автопроглоту,
    И всей родне его вплоть до седьмого колена;
    Вдруг ее взгляд на лежащего пал Дихлофоса;
    Выхватив меч у слуги, что отсвечивал рядом,
    Сердце свое проколоть Сколопендра решила,
    Но, о клинок ненароком порезавши руку,
    Вся побелела при виде струящейся крови,
    В обморок грохнулась и неподвижна осталась.
    
    Выдохся слабенький яд, и восстал Дихлофосси,
    Недоуменно вращая окрест очесами.
    Видит - лежит вся в крови Сколопендра младая,
    Меч же в руке; и, решив, что мертва Сколопендра,
    Вмиг Дихлофос на высокую башню взобрался,
    И, от великого горя умом помутившись,
    Бросился, смерти желая себе, прямо с башни,
    И полетел, ускоряясь, к земле с оглушительным свистом,
    Воздух буравя своей головою могучей.
    
    Свист от паденья его исходил преизрядный,
    Гнул он дубы вековые и птиц заставлял разлетаться.
    В панике птицы метались, крича заполошно,
    И улететь поскорее оттуда стремились,
    Думая, будто уж звезды на грешную землю
    Падают, света конец неминучий собой знаменуя.
    
    Свист сей тотчас пробудил Сколопендру младую,
    Томные очи она разлепила небрежно,
    И увидала, как шмякнулся оземь любимый,
    И ощутила, как мелко земля задрожала.
    Встала с земли Сколопендра, кряхтя и шатаясь,
    Руки простерла любимому вслед, и, полшага
    Сделав нетвердой ногой, чувств лишилась,
    В обморочном состояньи на клумбу упала.
    
    Но не погиб в столкновеньи с землей Дихлофос боговидный.
    На деревянную крышу сарая свалившись,
    И разнеся ее в щепки главою могучей,
    Мягко упал он на грабли садовые, даже
    Не пострадав при паденьи телесно, всего лишь
    Пара царапин осталась на теле героя.
    
    На ноги встав и древесную пыль отряхнувши,
    И отчихавшись со вкусом, герой из сарая
    Вышел, и тут же на клумбу наткнулся,
    Где недвижима лежала его Сколопендра,
    Бледная вся, и змея не спеша выползала
    Злобно шипя, из-под стройного торса девицы.
     Сколопенда и Дихлофос: это любофф! []
    Вмиг ухватил Дихлофосси змею, и приставил
    Пасть смертоносную, полную яда, к груди своей страстной,
    К месту, где сердце горячее бьется, исправно
    Кровь перекачивая по всему организму.
    И укусила змея Дихлофоса, и пал он,
    Ибо не мыслил он жизни без Сколопендриты.
    
    Обморок быстро прошел, и очнулась девица.
    Очи отверзши и голову вбок повернувши,
    Рядом с собой Дихлофоса она увидала,
    Тут же на клумбе лежащего, а вокруг шеи,
    Плотно змея обвилась; и картина такая
    Ввергла в глухую тоску сколопендрину душу.
    
    Думая, что Дихлофоса змея укусила,
    И что покинул навеки возлюбленный землю,
    Резво помчалась к пруду изменившемся ликом
    Сколопендрита, в отчаяньи смутном надеясь
    Броситься в воду, чтоб волны сомкнулись над нею,
    Чтоб пузыри на поверхность прощальные всплыли,
    Булькнули, лопнули и моментально исчезли,
    Тихой и ровной навечно воды гладь оставив.
    
    Что ж Дихлофос? От укуса ужа он не умер,
    Мчится, как спринтер, догнать Сколопендру желая,
    И объяснить ей ошибку ее роковую.
    Ах! Не успел. Лишь увидел, как волны сомкнулись
    Над обожаемой им Сколопендрой. Немедля
    Вервие сплел Дихлофос из одежд своих куцых
    И на развесистой клюкве повесился, умник,
    Не догадавшись спасти Сколопендру на водах.
    
    Пруд зашумел, забурлил, и в плескании бурном,
    Сколопендрита из недр пруда появилась,
    Яростно фыркая и головою мотая,
    Воду пытаясь изгнать из отверстий прелестных
    Тела младого: из рта, из ушей, носоглотки,
    Впадин межреберных нежных и прочих частей организма.
    
    Чу! Что качается рядом, как маятник скорбный?
    Что отвлекает, скрипя, от тотальной просушки?
    Грозная клюква, у пруда раскинувши ветви,
    Еле удерживает на весу Дихлофоса,
    С жизнью расставшегося от любви неизбывной.
    
    Вмиг Сколопендра младая забыла про сушку,
    И побежала к конюшне, что рядом стояла,
    Выбрав кобылу себе своенравную, мигом
    Прыгнув в седло, она прочь поскакала галопом,
    Втайне надеясь, упавши с кобылы, покончить
    С жизнью своей неудачной, сломав себе шею.
     ХЭ []
    Здесь я у слушателей вопрошу благодарных,
    Тех, что внимают певцу, затаивши дыханье.
    Может ли клюквишка выдержать вес Дихлофоса,
    Славного мышечной массою непревзойденной?
    Ответ на вопрос будет архибезальтернативный.
    С треском елдыкнувшись вниз, не впервой ему это,
    Грохнулся наземь герой и, вскочив, за любимой помчался,
    За Сколопендрой, что вдаль унеслась на кобыле.
    
    Много воды утекло с той поры, и веков вереницы
    Плавно меняют друг друга в чреде непрестанной.
    Но неизменной осталась любовь Дихлофоса
    И Сколопендры, на своде небес отразившись.
    Ночью безоблачной на небо глянь, и увидишь:
    Вечно меж россыпей звезд Сколопендра младая
    Скачет на гордой кобыле, и в шлейфах кометных
    Вечно несется за ней Дихлофос боговидный.


к оглавлению

Песни Красных гор

"Похвала забывчивости, или песнь о правовых последствиях хорошей памяти" - поэтический экспромт-довод Кириана Златоуста, сочиненный при подлете к Атланик-сити и призванный, как выразился по этому поводу сулейманский самодержец, "потушить фонтан честности прекраснодушного царевича Севера, чья откровенность может обернуться наводнением для его спутников".

 
    Напоминать о краже
    Королевского предсказателя
    Ни Дубу, ни страже
    Совсем необязательно.
    
    Неизбежен будет крах,
    Пагубны последствия -
    Дуб нас вздернет на дубах
    Без суда и следствия.


к оглавлению

Посвящение-сопелка, сочиненное Кирианом Златоустом под впечатлением от знакомства с принцем Рододендроном Красногорским. Хотя точность использованных поэтом формулировок и образов была подтверждена дальнейшими событиями, я долго склонялся к тому, чтобы поместить сей пашквиль в раздел "Не прошедшего цензуру".

 
    В этом каменном мешке
    Есть один цветок в горшке.
    От кого же родом он?
    Не от Дуба вроде.
    Звать его Рододендрон,
    Тисово отродье.


к оглавлению

"Ода на подавление восстания махин", сочиненная приведенным в чувства Кирианом Златоустом под тягостным впечатлением от покушения, имевшего место на "Арене" Атланик-сити. Надеюсь, сии поучительные строки охладят поборников махиностроения и големосборки, коих немало появилось сейчас даже в славном нашем Лукоморске!

 
    Над омраченным Атланградом
    Дышал июнь вечерним хладом.
     Каменный голем []
    В шатер гранитный, расписной
    Любители увеселений
    Стекались шумною толпой,
    Чтоб посмотреть на бой големий.
    
    Бойцы сражались как попало,
    Обыкновенный мордобой.
    И ничего не предвещало
    В тот день развязки роковой.
    
    Должны в финальной паре биться
    Два поединщика; один
    Железный истукан-убийца,
    Другой - гранитный исполин.
    
    Но почему они не бьются?
    Откуда эта канитель?
    Глаза, огромные, как блюдца,
    В толпе выискивают цель...
    
    И вдруг нашли! Гранитный дурень,
    Как будто коноплей обкурен,
    К Ивану кинулся; второй же,
    Железный монстр с дебильной рожей,
     Железный голем и Олаф []
    Нnbsp;емедля бросился туда,nbsp;
&
    Где Агафон Великолепный
    Маг знаменитый белосветный
    На скромном камне восседал.
    
    Вмиг зрители, перепуnbsp;
&гавшись,
    Из цирка кинулись гурьбой,
    По мелким щелям рассосавшись.
    И грянул бой, атланский бой!
    
    Иван и Олаф бились смело,
    Мечом и топором круша,
    И от големов пыль летела,
    В лапшу гранитную кроша
    
    Сиденья, крышу, пол и стены
    Увеселительной арены...
    
    Да, много пыли было сбито
    С големьих наглых козьих морд!..
    Против железа и гранита
    Бессилен меч, негож топор.
    
    Но Агафоника Великим
    Недаром наш народ зовет.
    Он, пламенея гневным ликом,
    Уж заклинание плетет.
    
    Согнать големов быстро в кучу
    Бойцам он грозно приказал,
    И слово дивное "кабуча"
    При этом часто повторял.
    
    И вот свершилось! Колдовство
    Накрыло монстров как лавиной.
    Дрожит големье естество
    Под агафоньей лапой львиной.
      Агафоник Великолепный  []
    И там, где некогда големы
    Грозили славной АГК,
    Теперь осколки - скучны, немы,
    Лежат и ждут уборщика.
     
    О Агафон! Тебе ведь тоже
    Пришлось от чудищ пострадать.
    Так отдыхай на скромном ложе,
    Нам рано по тебе рыдать.
     
    На боевом великом маге,
    В момент все раны заживут.
    Он привезен на колымаге
    В дом Олеандра. Первый жгут
     
    Наложен был рукой принцессы,
    А в окружении друзей
    Выздоровления процессы
    Идут значительно быстрей.
     
    А вы, трусливые уроды,
    Големов хилых кукловоды,
    Напрасно будете рыдать,
    Прощенья от Ивана ждать.
     
    Вам Олафу придется сдаться,
    А он уж точно вас простит,
    И топором номер двенадцать
    В последний путь благословит.


к оглавлению

"Песнь поэта в тумане", рожденная деятельной музой Кириана Златоуста в процессе исследования Долины башни на предмет наличия присутствия в оной долине означенной башни, которые поиски были осложнены воспетым в нижеприведенных виршах туманом.

Тьфу!..

Чтоб я еще раз согласился помогать царю Василию составленные им законы набело переписывать... На триста пятнадцатой странице переделки постулатов вроде "а какая холера будет молоком скисшим народ травить - у тех выручку отобрать, в кутузку закатать, и неделю их же бурдой и кормить с огурцами казенными, чтоб им повылазило" в "поставка продукции, не соответствующей высочайше утвержденным нормативам, наказывается штрафом в размере прибыли от реализации указанной продукции и (или) административным арестом на срок до семи календарных дней с возложением на арестованного обязанности по утилизации указанной продукции собственными силами" человеческий язык забывается напрочь...

  Башня Кипариса []
    Сиреневый туман, а может быть, лиловый,
    А может, фиолет зовется этот цвет.
    Здесь метеопрогноз воистину хреновый,
    Ах, если б с нами был премудрый Адалет!
 
    Но с нами Агафон, големов победитель,
    И с нами Олаф здесь, бесстрашен и рогат.
    У Сеньки есть кольцо, во тьме путеводитель,
    Есть у Ивана меч, что рубит все подряд.
 
    И есть еще пиит, вооруженный лютней,
    На сказочном ковре бессмысленный балласт.
    Так почему б ему, вдыхая поминутно
    Туманное амбре, не спеть прощальный вальс?
 
    Анчара не найдя, заданье проваливши,
    Чем оправдаем мы позорный свой провал?
    Одна дорога нам, на Белом Свете лишним,
    Ведет она в туман, в объятия шептал...


к оглавлению

"Гимн воссоединению пяти наследников" сочинен солнцем гвентянской поэзии Кирианом Златоустом на безымянном уступе Красной горной страны в состоянии сильнейшего душевного волнения, связанного с защемлением поэтических чести и достоинства. Но моральные страдания поэта, душа которого и так непрестанно находится в состоянии обнаженного нерва, по которому водят сломанным смычком, были компенсированы. Один из добросердечных лукоморских царевичей после окончания похода пожаловал автора званием "примаса, сиречь первого гражданина града Клинбургского, столицы лукоморского пивоварения". Это звание, помимо немалой ренты, давало право на неограниченную дегустацию продукции местного производства, в процессе которой дегустатором рента забывалась. Как правило, на ближайшей бочке. И хотя по неведомой причине на все языки Белого Света звание было транскрибировано как "примус", но отходчивый поэт всё равно счёл сатисфакцию достаточной.

      Кириан []
    Как ныне сбирается демон восстать,
    Весь мир уничтожит он вскоре.
    Но будет возможность его обуздать,
    Ведь все пять наследников в сборе.
     
    Эссельта и Олаф, Иван и Ахмет -
    Наследники точно, сомнений здесь нет.
     
    Но пятый наследник, премудрый Анчар,
    Глава ренегатовой банды,
    Великий искусник магических чар,
    Меж них как товар контрабандный.
     
    Не знает никто, где он был много лет,
    Печати "наследник" на лбу его нет.


к оглавлению

"Ожидание подобно смерти от переохлаждения" - экспромт прославленного Кириана, рожденный повышенной нервозностью, термическим шоком и отсутствием напитков в час грозного ожидания на местности, ныне известном Белому Свету как Плато Гаурдака. Последующие события показали, что слово поэта вполне материально, ибо желание гениального стихописца, изложенное в этих строках, исполнилось, как только он успел их произнести:

      Какой он - Гаурдак?.. []
     Туча, пришедшая неизвестно откуда,
     Накрыла облюбованное демоном плато.
     Холодно здесь, мне гарантирована простуда,
     Как жаль, что не взял я с собою пальто!
     
     Но личные интересы бледнеют и тают
     Перед сумрачной драмой, что ставится здесь.
     Пятеро избранных Гаурдака поджидают,
     Чтоб набить ему морду и сбить с него спесь
     
     Пространство и время Белого Света
     Сжали наследники в кольце своих рук.
     Собрали кворум, наложили вето,
     И стоят в ожидании гаурдаковых потуг.
     
     Сколь отвратительны гаурдаковские обычаи!
     Жди после веков ожидания упорного!
     Ладно, у избранных здоровье бычее,
     Но у какого пиита здоровье не подорвано?
     
     Еще пять минут, и замерзну на месте я,
     Сенька под плащ свой не пустит ни в жисть.
     Хватит финтить, инфернальная бестия,
     Хватит нас за нос водить, покажись!..


к оглавлению

Не прошедшее цензуру

Частушечник

Части стихов, собранных мною, суждено существовать лишь в виде рукописи, ибо они не были допущены к печати царём Василием. И хотя для меня это решение было прискорбно, я не могу не признать, что Его величество явил себя тем правителем мудрым и сильным, ибо пошёл против воли своей супруги и не внял ясным и неоспоримым доводам нашей просвещенной государыни "Ваше величество, мы не в Узумбаре, Лукоморье страна свободных людей, не надо каждое слово воспринимать как крамолу!", "А я вот не боюсь, что эти стихи прочтут дети, потому что дети читать не умеют, а тот, кто научился читать, тот уже отчасти взрослый человек!" и  "Васенька, ну пусть это напечатают, мне это нравится, ну пусть это напечатают, это так забавно, ну пусть это напечатают, я так хочу, ну пусть - ну пусть - ну пусть напечатают!!!".

Частушки-волхвушки (стилизация под лукоморское народное творчество). Сочинены Гарри Минисингером, занесенным судьбою в Монплезир, после многочисленных просьб студентов ВыШиМыШи, подкрепленных не менее многочисленными обедами. Подслушаны и записаны наиболее безответственными преподавателями того же учебного заведения. Когда мастер Уллокрофт, ознакомившийся с текстом частушек, вознамерился уничтожить все списки вместе с означенными преподавателями, те стали его уверять, что именно такие частушки - лучшее средство от нечисти Веселого леса. Удивление мастера Уллокрофта было столь безграничным, что провинившимся преподавателям удалось улизнуть и переждать ректорский гнев в Гвенте. Специальным ректорским приказом частушки-волховушки категорически не рекомендованы к изучению студентами младших курсов, чем и была обеспечена их повсеместная известность.

    Мы с миленком после бани
    Занимались магией.
    Он закончил заклинанье
    А я, видать, бездарная.
    
    Мы с миленком дурковатым
    Колдовали на кровати.
    Семь раз за ночь колданул,
    Отвернулся и заснул.
    
    Я с миленочком не прочь
    Левитировать всю ночь.
    Очень я летать хотела,
    И однажды залетела.
    
    В ВыШиМыШи маги в силе,
    Сотворяют чудеса,
    С палочкой волшебной кинут
    Десять палок в полчаса.
    
    Как у нашего декана
    Палочка рабочая.
    Все студентки свой экзамен
    Сдать приходят ночию.


к оглавлению

Из сборника "Серенады для Автострады" - поэтического дебюта Кириана Златоуста. Став придворным поэтом гвентянского короля, Кириан Златоуст дополнил эту песню эпиграфом, заимствованным из произведений прославленного поэта, творившего в эпоху расцвета могущества Древнего Тарабара:

"Твои глаза как два каштана
Взирают на меня сегодня пьяно,
А я стою вот тут внизу
И мандолиною трясу"
     Бард пьян
    Я здесь, Автострада,
    Я здесь под окном.
    Я пою серенаду
    О бюсте твоем.
    
    А точней, воспеваю
    Твой сказочный бюст.
    Лишь о нем я мечтаю,
    Но никак не добьюсь.
    
    Как открыта небрежно
    Вся его полнота!
    Как сочны и как нежны
    Половинки бюста!
    
    Как нелепа болонка,
    Еле влезла в проем.
    Как прозрачна и тонка
    Ткань на бюсте твоем!
    
    Я страдаю ужасно,
    Весь в любовном огне.
    Бюст торчит сладострастно
    В полутемном окне.
    
    О моя Автострада,
    Трубадура мечта!
    Я, презрев все преграды,
    Доберусь до бюста!


к оглавлению

Вирши Селима, стражника сулейманского и будущего придворного поэта калифа Ахмета, вошедшие в сборник "Стихи о прекрасных сулейманках, чарующих сыновей премудрого Сулеймана взором своим и станом" (Шатт-аль-Шейх, придворная типография Его величества калифа Ахмета, десятый год правления калифа Ахмета).

Дева
    Я каждую весну не знаю, что со мной.
    Клянусь, всю жизнь готов я верен быть одной,
    Когда бы не цвели вы, дщери Сулеймана,
    Стремительней, чем яблони весной!
    
    Мне, слабому, не обуздать желаний.
    Я следую привычке обезьяньей:
    В чужом гареме вечно больше роз
    И каждая из них благоуханней"...

Из "Тайной оратории" Селима, стражника сулейманского и будущего придворного поэта калифа Ахмета. Сочинено во время крайнего раздражения службой и калифом. Рассказано по секрету царевичу Ивану Лукоморскому с целью подбодрить того в процессе выздоровления. Связанный обещанием не рассказывать о стихах никому на территории Сулеймании и никакому человеку или волшебному существу сулейманского происхождения, Его высочество смог воспроизвести крамольные вирши лишь после возвращения в Лукоморск.

    Здесь в зной полуденный жара сбивает с ног.
    Здесь закипает в воздухе плевок.
    Прохладнее и в самой преисподней,
    Куда все злобные сойдут в урочный срок.
    
    Запомни, нас учили с малых лет:
    Калиф нам дарит радость, жизнь и свет.
    Будь он безумцем, вором иль вишапом,
    Но всё равно, ругать калифа - бред!
    
    По стойке "смирно" мне положено стоять.
    Но даже "смирно" не способен я понять:
    Когда семью мою калиф с визирем грабят,
    То от кого кого я должен охранять?


к оглавлению

P.S.

Багинот

Когда я уже думал, что счастливо завершил составление этой компиляции, мне вспомнилось одно важное обстоятельство, а именно то, что путь славной экспедиции Адалета - известный как Поход одного склеротика и шести августейших особ, не считая поэта - проходил через королевство Багинот. Лаконичный и поучительный гимн этого государства, обладающего короткой историей и ещё более короткой географией, имеющего высокие пошлины и низенького короля, был исполнен в присутствии героев Похода, чем и заслужил право быть включенным в сей сборник.

    Что такое Багинот -
    Знает каждый идиот:
    Глупый рыцарь, пьяный лорд,
    Дама-истеричка.
    Кто с деньгами к нам придет,
    Тот без денег уползет,
    И по зернышку клюет
    Птичка-невеличка...
    
    
    
    P.S.
    К неудовольствию мэтра Адалета, я счёл себя обязанным зафиксировать и сие детище народного лукоморского фольклора. Мню бо, что сие есть не столько невежественное употребление простолюдинами слова неизвестного и страшного, сколько отголосок древнейшего предостережения, быть может составленного первоначально на одном из забытых языков одним из павших соратников Его Премудрия, и лишь позже претерпевшего причудливые метаморфозы от многократного изустного пересказа на протяжении тысячелетия:
    
    
     Скачет, скачет Гаурдак
     С бурелома на овраг,
     Скачет, скачет средь полей,
     Ищет маленьких детей.
     Кто кашу не ест, молока не пьёт -
     Забодает, забодает, забодает!
    
    
Узнать новости, любопытные подробности создания Белого Света, посмотреть весь фан-арт, найти аудио-книги и просто пообщаться можно в официальной группе Белого Света во вконтакте

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список