Ночной город привлекает. Хотя мне уже и всё равно, а вот... всё равно привлекает. Вон, девочки стоят на углу. Почему я их заметил? Значит, я ими интересуюсь? Прохожу к девочкам поближе, подмигиваю. Девочки шарахаются от меня. И чего испугались, глупые? О-о, а вот из этого переулка повеяло опасностью и страхом. Но это не запах. И не звук. И совсем темно, и очень не хочется туда поворачивать. Значит, я боюсь? Я?.. Я... Вот в чём вопрос! Боятся те люди в переулке. Если бы там было совсем пусто, ничем бы оттуда не повеяло. А повеяло ИХ страхом. Это он разлился в воздухе и поплыл, как холодный ветерок. Но, значит, это не чувство, значит, оно не моё, оно вне меня? Просто я каким-то образом о нём знаю, и знаю, что это такое и что это ЗНАЧИТ. Ну что, повернуть? Страшно! Мне?.. Мне...
Я повернул. Чтобы ЗНАТЬ, сканеры не нужны. Страх всё гуще. Люди... Вот часть страха оказалась сзади.
- А кто это к нам пожаловал? - мерзкий голос сбоку над самым ухом. И опасность совсем с другой стороны. Я сделал шаг в направлении голоса и обнял за плечи почти невидимого собеседника.
- Привет! - сказал я ему. Тут же за моей спиной воздух рассёк неопознанный тяжёлый предмет.
- Отвали от меня, сука! Это менты, шухер! - человек что есть силы рванулся прочь... А я его и не держал. И он с грохотом, опрокидывая какие-то бутылки полетел на мостовую. Послышался топот нескольких пар ног. Через мгновенье всё стихло, только где-то у меня внутри часто бухало сердце. Страх... Значит, он один на всех... Я перевёл дух. Руки тряслись. Страх, опасность, жизнь и смерть... Я могу умирать и возрождаться бессчётное количество раз, и всё равно буду испытывать страх. И даже, может быть, чем больше я буду умирать и возрождаться, тем страх будет сильнее, тем он будет более ярко выражен. Пока я не научусь оставаться в живых или пока он не начнёт вовсе подавлять мою волю и гнать меня без оглядки в безопасное место. Не так ли происходит при смене поколений у всех живых существ?
Я вышел из переулка и быстрым шагом пошёл по улице. Куда-нибудь, где больше света! Требовалась разрядка и я побежал. Потом побежал очень быстро. Все эти секреты и гормоны, организм должен их как-то переработать, а переработать он их может только действием. Иначе они начнут убивать организм изнутри.
Я выбежал на ярко освещённый бульвар и остановился, тяжело дыша. Здесь было полно народа. В основном гуляли парочки, но, несмотря на поздний час, гуляли и целыми семьями с детьми. Какие-то художники-полуночники предлагали нарисовать портрет или сделать шарж. Я пошёл по бульвару.
А шарж - это интересно! Что может увидеть во мне художник? Надо будет как-нибудь попробовать. Но не сейчас. Меня всё ещё немного трясло, и я, недолго думая, завернул в первый попавшийся бар. В баре было сумрачно, в воздухе плавал слоями табачный дым. Я сел за стойку, и бармен бросил на меня недовольный взгляд. Через минуту посмотрел на меня опять.
- Что-нибудь будете?
- Стаканчик чистого спирта, если можно. - я вытащил из кармана и положил на стойку купюру.
Справа от меня за столиком разговор на мгновение стих. А потом оживлённо возобновился:
- Вот так вот, понятно? А вы всё "пиво", "пиво"! Вот человек правильно начинает, сразу со спирта.
- Да может он уже заканчивает?!
- Да если бы он так заканчивал, он бы сюда не дошёл!
- Эй, любезный, это ты так начинаешь или заканчиваешь?
Компания была уже вполне навеселе.
- Это я так заправляюсь - ответил я.
Кто-то хохотнул, кто-то понимающе замычал.
- Ну, заправляешься - это понятно. Мы тут все заправляемся. Но ты заправку-то только начал или уже до горловины доливаешь?
А что, может, повалять дурака, как в прошлый раз? Только в прошлый раз весь ресторан в ужасе по улицам разбежался, включая персонал. Там я, конечно, палку перегнул слегка...
- Да я этой водички литр могу выпить и даже не замечу! - произнёс я громким нетрезвым голосом. За столом раздалось ржание.
- Ага, да он уже хороший!
- Заканчивает, я же говорил!
- Да ладно, мужик, здесь спиртное не разбавляют. Если просишь спирт, то уж восемьдесят процентов там точно есть. Такого литр зараз не выпьешь.
- А я говорю - выпью! - громко и как будто раздражаясь сказал я.
- Да ладно, не выпьешь!
- Да выпить-то можно что угодно, только потом ночевать под столом придётся!
- А я говорю - выпью! - ещё громче сказал я, сделал паузу и для верности шарахнул кулаком по стойке. Подпрыгнули и звякнули стаканы.
- Мебель не ломайте. - сдавленным голосом и не поднимая глаз произнёс бармен.
- Да не выпьешь!
- А вдруг выпьет?
- Да куда ему, он уже, небось, почти столько выпил.
Спор за столом разгорелся нешуточный. Ну почему же народ, особенно подвыпивший, так легковерен, так легко ведётся на любые уловки?!
- Му-ужики! - я неверной рукой хотел по-царски опереться о стойку, но промахнулся и чуть не грохнулся на пол. Раздался смех, но я снова выпрямился и невозмутимо продолжал:
- Мужики, я его выпью, даже стоя вот на этом барном стуле на одной ноге, а после того как выпью, простою на нём ещё одну минуту!
- Да ты на нём и сидишь еле-еле!
- Да хоть на спор, не сможешь!
Вот оно, заветное слово, прозвучало!
- Что? Не смогу?! - взревел я. - Да я сто монет ставлю, да я это - раз плюнуть!
- Да ты покажи сотню, ты уж её просадил, небось, давно!
- Ничё я не просадил. У меня даже две есть! - и я с деланной пьяной гордостью достал на всеобщее обозрение две сотенные бумажки.
- О, мужики, халява сама в руки плывёт!
- Ну так что на две не споришь?
- Я не спорю? Я спорю, да вам слабо! - я ревел, как раненый бык... Может, в кино пойти сниматься, ведь звездой стану, как пить дать!
- А нам не слабо! Ну чё, мужики, наскребём?
Наскребли они, правда, только сто пятьдесят. Но тоже неплохо... А я, значит, люблю деньги?.. Или это просто роль у меня сейчас такая?
- Мужик, спорим на полторы?
- А чё мне ваши полторы, я две ставлю, что выпью, а вы ставьте чё хотите, я сказал выпью - значит выпью!
- О, здорово, две против полутора за то, что выпьешь литр спирта, стоя на одной ноге на вот этом стуле, после чего простоишь так ещё минуту.
- Ну да! - я пьяно кивнул.
- А выигравший платит за спирт.
- Идёт! - я ещё раз пьяно кивнул.
Вся компания радостно зашумела. Тут же посреди зала был установлен барный стул, тут же возникла полновесная литровая бутылка спирта. Я, покачиваясь, подошёл к стулу и взял в руки бутылку. Уже все посетители бара собрались вокруг меня, и даже бармен поднял голову и с интересом наблюдал за этим шоу.
- Да он и на стул-то не взберётся. - сказал кто-то.
- Да я на этом стуле на одной ноге и трезвый-то, наверное, не устою! - сказал другой. Все зашумели. Я взялся рукой за стул, и сразу стало совершенно тихо. Хлеба и зрелищ! Человечество не меняется. Сейчас только барабанной дроби не хватает. Я влез на стул, поднял одну ногу и поднёс бутылку ко рту. Когда бутылка оказалась пустой, крики, свист и хлопки наполнили всё заведение. Я замер на одной ноге и кто-то стал считать: раз, два, три... После тридцати уже вся толпа считала хором, и чем дальше - тем дружнее и громче. А на пятидесяти в центр этого аттракциона выбрался какой-то пронырливый молодой человек и в то время, как все орали "пятьдесят три", вполне профессионально сделал подсечку барному стулу, на котором я стоял. Мой полёт к твёрдому полу ещё продолжался, когда он выскочил на улицу и растворился в ночной темноте. Я грохнулся на пол рядом со стулом, бутылка упала и разбилась. Три жертвы наивности. Наивность - она не моя, она живёт сама по себе, изредка навещая то одного, то другого. Кого-то чаще, кого-то реже... Люди приходят и уходят, а человечество... Да, человечество не меняется. Мои оппоненты очень натурально сокрушались и сетовали, и ругали хулигана, потом очень бережно подняли меня с пола и усадили за столик, и очень быстро исчезли вместе с моими деньгами. Я же не простоял! А причины не оговаривались. А человечество... Таким его, видно, создал Бог. По своему образу и подобию, как утверждают некоторые.
Я сидел, слегка потрясённый, - во всех отношениях. Я здорово грохнулся, а нормальный человек мог бы и вообще убиться. Хотя, говорят, у пьяных всё это как-то обходится. Я думал - не без горечи - о человеческой хитрости и подлости. Горечь - что это такое, почему я её испытываю, не от выпитого же спирта?! И я думал... О многом ещё я думал. И пока я думал, ко мне подсел какой-то человек.
- Ну ты даёшь! Как у тебя это получается? Ты что, раньше в цирке работал?
А всё остальное общество отвернулось и расползлось по своим углам. От побеждённых вообще очень быстро отворачиваются. Хоть всем и понятно, что произошло.
- Слушай, но спирт-то, спирт! Он же был настоящим? - не унимался мой собеседник.
И тут меня прорвало. Мне даже всё равно было, кто передо мной... Что это - пьяная откровенность? Но я же не могу быть пьяным в принципе! Требования жанра? В конце - обязательно пьяная откровенность! Что бы то ни было, это пришло извне. Я просто подчинился.
- А знаешь, что в первую очередь заменяют протезами? - спросил я.
- Что? - оторопел мой собеседник.
- Да зубы, зубы!
- А-а... Ну, это понятно. И что?
- А знаешь, что в последнюю?
- Что?
- Да мозги, знаешь ли.
- То есть, не понял, как это - в последнюю? - спохватился он.
- А вот так! Ты спрашиваешь, в чём фокус? А фокус в том, что когда-то давным-давно мне выдернули один зуб и поставили вместо него искусственный. А потом выдернули другой, а потом - третий. В какой- то момент мне поставили искусственную почку. Потом пришлось поменять сердце. А потом, когда уже добрая половина органов и тканей в моём организме стала искусственной, я вдруг спохватился: так Я это, или уже не Я? А медицинская наука всё шла вперёд, а мне к тому времени уже так много всего поменяли и так удачно, что меня взяли на особый контроль. Все нормальные люди с таким количеством искусственных органов быстро умирают, понимаешь? А я всё жил и жил. И вот они, наконец, решили поставить на мне эксперимент. Они меняли мои родные умирающие органы один за другим, и мне даже самому стало интересно: а как долго это всё может продолжаться? И перед каждой последующей операцией я думал: вот, это Я, я знаю, кто Я такой и откуда, я знаю, кто и что меня окружает. А завтра, после операции, буду ли я это всё знать? И каждый раз на следующий день я просыпался и знал, что это всё ещё я, только сросшийся с бесконечным количеством протезов, а теперь вот и ещё с одним.
Пришёл день, когда своя у меня осталась только голова, а точнее даже - её содержимое. И я смотрел на своё искусственное тело своими искусственными глазами и думал: "Господи, что это за "голова профессора Доуэля"?! Но постепенно я стал привыкать, и уже считал эти искусственные руки и ноги своими. Тем более, что я их чувствовал, то есть сами они обладали чувствительностью, осязанием. И я слышал. Не так, вероятно, как слышат другие люди. Этого я теперь уже и не помню. Но я различал звуки извне и человеческую речь. И я видел своими искусственными глазами всё необходимое. Чего ещё мне было нужно? И постепенно чувство, что моя голова ездит на таком вот диковинном инвалидном кресле, ушло. Я привык к своему искусственному телу. И тогда мне поменяли самое последнее - мозги. Знаешь, я понял, что если я способен принять происходящие перемены, какими бы ужасными они ни были, я живу дальше. А если я их уже не могу принять - я перестаю и жить. Но, как оказалось, это ещё не всё. Потому что, когда мне поменяли абсолютно всё, мне стало неинтересно. Спортивный интерес, понимаешь ли, кончился. Оказалось, что это неважно, чем человек смотрит, ходит и думает, что если заменить человеку абсолютно весь организм, он по-прежнему останется собой. Оказалось, что это чудо, дарованное нам Господом - наша душа, наша жизнь, - вообще никак не связаны с этим телом. "Из камней могу сотворить детей себе". Ну и что дальше? Ничего! Мой интерес угас, незачем стало что-либо делать, шевелиться, жить... Жизнь потеряла смысл. Один большой профессор сказал, что точно так же часто происходит и у нормальных пожилых людей. Что-то там рассказывал про мотивацию. Да и бог с ней, с мотивацией. Главное оказалось в том, что для того, чтобы нам хотелось жить, нам нужно быть смертными! Понимаешь?! Для того, чтобы жить, нужно умирать!!! Кстати, этот профессор недавно умер...
Мой собеседник смотрел на меня не мигая и отвесивши нижнюю челюсть. В правой руке он держал недопитую кружку пива, про которую, похоже, забыл. Он нервно сглотнул и осипшим голосом произнёс:
- Ты гонишь!
- А ты пьёшь!
- Что?
- Пить, говорю, надо меньше! А вот мне всё равно, я теперь опьянеть в принципе не могу. И я бы, как все нормальные старики давно бы уже лёг, уснул и не проснулся, но эти очкарики догадались мне вернуть все ощущения. Все, ты понимаешь?! И я теперь ем, пью, курю и пугаю девушек. И как я их пугаю, если бы ты знал!
- Да нет, ты гонишь!
- Да никуда я тебя не гоню, сиди спокойно!
- Ты что, робот?.. Ерунда, этого не бывает!
- Конечно, не бывает. Какой я тебе, нахрен, робот? Я - это Я! - я вдруг сразу как-то оживился (может, воспоминания про девушек подействовали?).
- Нет, ты всё наврал! - не сдавался мой собеседник. Он смотрел на меня глазами, полными неполного недоверия. Его волновала жуткая мысль, что это может быть правдой, и он не хотел расставаться с ней.
- Да нет, не наврал. Но доказывать я ничего не буду. Я тут недавно в одном ресторане себе голову оторвал, тоже что-то там кому-то доказывал, так знаешь, сколько шума было?! И всё равно никому ничего не доказал. А я ведь теперь тоже смертный! Эти учёные сделали так, что я теперь всё-таки могу умереть. И жизнь, действительно, стала приобретать вкус. Появились опасность, риск. Вернулись, так сказать, жизненные ценности. И предложили мне, кстати, поучаствовать в следующем эксперименте. Называется "дрейфующий человек". Они рассудили, что раз уж я и так весь искусственный, то возможно меня пересадить в любое другое искусственное тело. И это всё равно буду я. А потом ещё можно будет попробовать меня размножить, рассадив по нескольким искусственным организмам. И посмотреть, что тогда получится.
- А что тогда получится? - спросил мой собеседник.
- Да всё то же, что уже получалось миллиарды раз. Бестолковые они всё-таки, эти учёные! Ну сколько можно уже изобретать велосипед? Так ведь нет, каждому хочется это делать снова и снова, чтобы потом закричать: это я, это я всё придумал, смотрите на меня, какой я умный!.. Ладно, что это я так разошёлся?.. Что же, прощай, мой созданный природой клон! - я поднялся и помахал рукой. Он точно так же помахал в ответ, и я направился к выходу.
"Мигрирующее сознание, дрейфующий человек!" - ворчал я, шагая по опустевшей предутренней улице, - "Как будто всё это было когда-то другим! Как будто сама природа не размножила уже это сознание между миллионами и миллионами идентичных существ!". И я подумал про своего собеседника, обнаружившего, наконец, кружку пива в своей руке, опрокинувшего её себе в рот и тут же подумавшего: "Да, пить надо меньше!". И я подумал про своих недавних обидчиков, уже поделивших мои деньги, но так и не решивших, как это я за один присест выпил целый литр спирта. "Так вам и надо!" - подумал я злорадно, - "Мучайтесь теперь этим вопросом! А кое-кто из вас ещё и повторить попытается. Только этот фокус будет уже называться "здравствуй, доктор"! И я в приподнятом настроении зашагал домой, - готовиться к очередному эксперименту.