Бадяев Андрей Геннадьевич : другие произведения.

Соломон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  Г Л А В А 1.
  
   Вторник, 19 октября 20...года, 14 часов ровно. Шестьдесят один год назад был открыт стрептомицин, а вот сегодня ничего пока не открыли, сегодня второй день моего отпуска.
   Осенью небо теряет свою синюю холодную прозрачность и почти кос-мическую высоту из-за низко нависающих над горизонтом свинцовых туч, а невысокие горы, чьи вершины в эту пору окутаны серым туманом, представляются заоблачными пиками. Перманентная непогода и прочие природные катаклизмы в двадцатых числах любого месяца не могут испортить приподнятого настроения, ибо в эти дни на нашем предприятии принято платить деньги. Еще утром я съездил на работу и получил отпускные. Сумма, как всегда, меня огорчила. Но с другой стороны, сделался очень весомый повод организовать маленький праздник на одну персону. Что и было исполнено.
  В магазине, который располагается на первом этаже моего дома, продают свежее пиво на разлив, а в витрине по соседству красуется внушительная эксклюзивная коллекция рыб любых сортов и всяких видов - и сушеная, и соленая и копченая.
  Сначала я глядел в телевизор и, не спеша, пил холодное пиво. Потом я смотрел телевизор, слушал магнитофон и, не спеша, пил еще холодное пиво. Затем я слышал телевизор, слушал магнитофон, читал газету и, не спеша, пил уже не холодное пиво.
  Внезапно свежее пиво кончилось, телевизор транслировал бесконечную нудную рекламу, магнитофон надоел - все было выключено. Оставалось только читать.
  Газета называлась "Вперед". Она не представляла собой никакого интереса. Но в ее издании участвовало наше родное управление и мне, совершенно на добровольных началах, пришлось оформить полугодовую подписку.
   Для повышения интеллектуального уровня среди своих подписчиков редакторы многотиражки постоянно крали в чужих изданиях любопытные заметки. В этом номере была статья о свойствах ячеистых структур. Это отверстия собранные в одну кучу. Рыболовная сеть или пчелиные соты - те самые ячеистые структуры.
  Они дезинфицируют, они защищают организм от всякой мелкой нечисти. И рыбу, кстати, ловят. Лещей, например. Одним словом, очень полезная в хозяйстве вещь.
  Я собрал чистые листы от старых тетрадей в клетку, которые в немереных количествах таскает жена из школы, где работает учительницей. Нарезал полосы, согнул, где нужно. А где в этом доме клей? Нет клея в этом доме. Так, еще не вечер, магазины пока не закрылись. И покурю, опять же, на свежем воздухе.
  Погоды стояли просто прекрасные. Тихо-тихо, плавно и медленно-медленно, падал пушистый невесомый снег. В воздухе и на земле, вверху и внизу царил девственно чистый белый цвет.
  Ее я увидел издалека. Она шла навстречу мне. Нет в ней ничего особенного, однако улыбка радости перекосила мое счастливое лицо. И сердце веселее запрыгало в груди.
  - Куда летишь? - спросила она.
  - Встретить Галю - хорошая примета.
  - Значит, у тебя все получится!
  - Да, - сказал я.
  Вот и вся беседа. Скоро год, как мы расстались. Но забыть не могу. А были мы вместе всего-то две недели. Нет, четырнадцать дней, почти пол-месяца. Так-то оно, "в попугаях", будет звучать весомее. Насмешили весь маленький поселок городского типа. Но это совершенно другая история.
  С тоненькими полосками, длиной семь сантиметров, а шириной в один, было очень неудобно работать. Вооружившись спичкой, я наносил клей на одну будущую грань, а потом замыкал полосы - получались шестигранники. Неказистые, неправильные - тонкая бумага плохо держала нужную мне форму. Двадцать шестигранников я склеил друг с другом, и ячеистая структура воплотилась в жизнь. На первый раз выглядит неплохо, но завтра добавлю еще шестигранников.
  Сначала я приготовил две нитки, думал вполне достаточно, но оказа-лось, что мое сооружение норовит повиснуть только боком и никак иначе. Помните геометрию - плоскость определяется тремя точками, - пришлось привязывать третью нитку.
  С головой пока у меня в порядке, а вот ноги немного побаливают, по-этому сооружение было подвешено над диваном в нужном мне месте.
   Пластилин никак не хотел держаться и, пока я с ним боролся, на потолке появились красные, под цвет используемого материала, пятна. Потолок давно пора белить, так что ему будет с пластилина. Пара, тройка лишних пятен - не более.
  Перед отходом ко сну я покурил. Есть у меня такая вредная привычка. Соты неподвижно висели над диваном и наводили, нет, не ужас, не страх... вызывали раздумья, скажем так, а вдруг, а если. Но я решительно потушил свет и мужественно улегся в постель.
  Ничего.
  По ногам, вроде, струится тепло, а может мне только кажется.
  
  Я открыл глаза, бумажные соты недвижно и прочно висели на прежнем месте. Комнату заливал яркий солнечный свет. За окном громко бранились воробьи. Настроение великолепное - вчера пиво было свежим, голова ясная.
  Быстро натянув штаны, я стремительно, как Суворов по импортным горам Альпам, прошествовал в ванну. Открыл холодную воду. Р-раз-два! Отлично. Из зеркала на меня смотрела мокрая физиономия. Щетина едва заметна - можно и не бриться сегодня.
  - Владимир, вылазь! - послышался голос.
  - Сейчас, одну минутку, - сказал я ..., и чуть не обронил вниз, прямо на ноги, полотенце.
   Этот голос не принадлежал жене, это был голос Гали.
  Я осторожно вышел из ванны с полотенцем наперевес. Спиною ко мне стояла маленькая женщина в черных брюках и темной кофточке. Она что-то искала в недрах своей сумочки.
  - Так, - сказала она, - ключи я не забыла.
  И она повернулась ко мне - точно, она, Галя.
  - В холодильнике суп, разогреешь. Вечером пойдем на дачу.
  Она взглянула на меня.
  - Что с тобой, Володя?
  - Галя это ... как ...
  - Это будет только вечером, закрой дверь!
  Галя вышла, а я захлопнул дверь и, спасаясь, поскорее повернул на два оборота ключ.
  Значит вот так, вчера Галя была любовницей. Причем бывшей, и давно уже забытой. Чувства притупились, нервы успокоились.
  А сейчас она кто?
  Когда я успел?
  И где Галя, которая жена?
  Дело в том, что в моей жизни было всего две женщины, которых я лю-бил и люблю. Обеих зовут Галинами. Так получилось.
  Очень реалистичный сон.
   Я подошел к окну. Так оно и есть. За окном стояло лето, самая макушка, судя по пышной листве на деревьях, а вчера ведь была осень, был октябрь.
  Как проснуться?
  Но стоит ли? Сон прервется в самом интересном месте, всегда так про-исходит. Решено, буду жить, где я есть.
  Или спать, где я есть.
  Я включил телевизор. По второй программе в это время обычно показывают телепузиков.
  Но их не было. Вот за это огромное спасибо.
  Шел художественный фильм. На экране крутые парни мочили друг друга в общественном месте. Я не стал разглядывать кровавые подробности и выключил ящик. Правда, сейчас лето, может быть, летом не показывали телепузиков. Нет, телепузики бессмертны, они были всегда. Там были.
  А не ударить ли нам опять по пиву?
  Опять же, предупредить стресс, чтоб он в нервный срыв не развился.
  И я вышел вон.
  В магазине покупателей не было, продавцов, однако, тоже - их голоса доносились из подсобки.
  Я поставил пустую стеклянную банку на прилавок, с превеликим трудом отодрал полиэтиленовую крышку. Из подсобки выплыла дородная женщина, увидев меня, она громко закричала:
  - Галя, к тебе!
  Я вздрогнул. Вышла она, которая жена. Так, морду лица срочно делаем кирпичом.
  - Мне два литра, пожалуйста!
  - У тебя что, гости? - спросила Галя.
  - Да, - почему-то ответил я.
  Когда я расплачивался, Галя хитро взглянула на меня и прошептала:
  - Ну, как?
  - Что? - так же тихо ответил я
  - Понравилось тебе?
  - А как же, - на всякий случай сказал я.
  - Приходи сегодня!
  - Обязательно!
  Я пулей выскочил из магазина.
  Дома я сразу осушил полбанки. Интересное пиво, то есть, кино. Но где же сигареты? Опять в магазин. Нет уж, не дождетесь, пойду в другой!
  В шестом часу вечера в дверь постучали. Я по привычке сказал:
  - Кто там?
  - Галя, - был ответ.
  - Какая? - чуть было не сорвалось с языка.
  В квартиру вошла Галя, которая не жена.
  - Кто у тебя был? - с порога спросила она.
  - Никого.
  - Не ври!
  - Зачем мне врать, я был один. Пиво пил.
  - И курил?
   - Конечно.
  - С каких таких щей ты закурил? Всю жизнь не курил. Опять эту пе-пельницу приводил, - распалялась она все больше и больше.
  - Какую пепельницу?
  - Которая пивом торгует.
  - Вот, - она затрясла передо мной пачкой сигарет, - это ее. Потрудился хотя бы выбросить. Совсем стыд потеряли. В следующий раз трусы оставит.
  - Да это мои сигареты!
  Тут она разрыдалась и убежала в другую комнату.
  Что я натворил, и кто я такой, и сон этот мне не нравится. Что делать? Кто виноват?
  Я присел на кровать, рядом с рыдающей Галей и робко погладил ее по голове.
  - Галя, - начал я.
  Она прильнула ко мне, обняла и сквозь слезы, торопясь, стала говорить:
  - Володя, ну пожалуйста, забудь ты ее. Я очень измучилась. Володя, ну сколько можно...
  Я сидел неподвижно, не понимая ничего, и чувствовал, как у меня медленно съезжает крыша.
  На дачу мы так и не пошли, не до нее было.
  Я лежал на диване и смотрел, как бумажные соты качаются вправо-влево и опять вправо-влево.
  Вчерашние Гали были полной противоположностью сегодняшним. Во-первых, они вполне самостоятельные и независимые женщины. Никто из них не курит. И характер у них пожестче..., чтобы вот так горько рыдать на моем плече. Дождешься от них, как же.
  Эти соты, как маятник, туда-сюда, туда-сюда.
  
  Я очнулся. За окном брезжил робкий рассвет. Рядом с диваном появи-лась табуретка, на которой теснилось огромное количество пузырьков, склянок и прочей мелкой стеклопосуды. А пахло от этой выставки болезнью и тоской.
  Непорядок, вяло подумал я. Размышлять далее я поостерегся. Очень нехорошо в голове моей, надо же, и это с пива мне так плохо, а если бы вчера я добавил водки?
  Я с трудом установил свое разбитое тело в вертикальное положение и на трясущихся ногах подошел к зеркалу.
  На меня с удивлением глядел седой бородатый старик, худой до неприличия, дрожащий и жалкий. Живыми на этом трупе были только глаза.
  Кошмар продолжался. Нужно не только бросать пить, но и спать. Проснешься кем-нибудь где-то...
  Я сидел на диване и горестно размышлял о жизни своей окаянной. Чем таким я заболел? Ясно, что не манией преследования или величия. Это, верно, шизофрения. Говорят, они себя представляют ромашкой, например. А мне старик многолетний чудится.
  Я вовсю философствовал, когда открылась дверь соседней комнаты, и появился я, молодой, двадцатидвухлетний.
  Мне никогда не нравилось смотреть в зеркало, ибо считаю себя некрасивым, как и Александр Васильевич Суворов, который тоже недолюбливал рожу свою разглядывать. Однако, он стал князем и великим полководцем. А я? Потенциальным клиентом сумасшедшей клиники. Не так, клиники для сумасшедших.
  Мое изображение, что остановилось в дверном проеме, смешно всплеснуло руками и запричитало:
  - Папа, вам нельзя вставать. Нельзя вам вставать. Сейчас придет медсестра, укол поставит.
  - Ты кто такой?
  Изображение споткнулось на полуслове и застыло.
  - Я спрашиваю, как тебя зовут?
  - Андрей.
  - И кто ж тебя так окрестил?
  - Вы, папа.
  Поздравляю тебя с сыном, мысленно сказал я себе. Если есть дите, значит, должна быть и мать. И зовут ее, конечно, Галя. К прокурору ходить не надо.
  - Где твоя мама?
  - Она к бабушке уехала.
  - Зовут ее Галина Алексеевна, а может Галина Васильевна?
  - Да, то есть, нет.
  - Так как?
  - Галина Анатольевна.
  - Слава Богу!
  Я замолчал. Андрей тихо-тихо проскользнул мимо меня на кухню. Вскоре оттуда послышался специфический шум - он готовил завтрак.
  Я поперся в ванну.
  Сначала была ликвидирована седая борода. При этом я два раза порезался бритвой. Затем я щедро полил себя "шипром", но отбить стойкий запах морга мне так и не удалось.
  Когда я выходил из ванны, в дверь квартиры постучали. Андрей открыл и, в прихожую впорхнула молодая женщина.
  - Где наш больной? - прощебетала она.
  Мне показалось, что женщина переигрывает, слишком много ноток оптимизма было в ее голосе. Андрей молча указал на меня.
  - Владимир Васильевич, вам нельзя ходить, - сказала она и в расте-рянности умолкла.
  Глаза ее стали большими-большими и круглыми, ну совсем как у мороженой рыбы.
  - А почему? - недовольно спросил я.
  - Но вы же безнадежны, ой, простите, - женщина густо покраснела и в испуге ладошкой прикрыла себе рот.
  - А почему? - настаивал я.
  Андрей с опаскою подошел ко мне, но, видя, что я не буду сопротив-ляться, обнял меня и проводил в комнату на диван. Здорово я его обидел, чего никак не хотел. Но, в конце концов, он мой сын, что хочу, то и ворочу. Переживет, не маленький.
  - Андрей, объясни мне, в чем дело?
  - Вы, папа, простите, тяжело больны и уже месяц не встаете с постели.
  Я вчера, значит, мирно пил пиво, выяснял отношения с Галинами, а на самом деле...
  Это агония, а ни какая не шизофрения, с тоской резюмировал я.
  Из раздумий меня вывел женский голосок:
  - Давайте укол сделаем!
  - Какой еще укол?
  - Обезболивающий.
  - Девушка, не знаю, как вас зовут, но мне укол не нужен. Ничего у меня не болит.
  Она изменилась в лице и скрылась на кухне. Андрей поспешил вослед.
  Меня опять оставили в покое.
  Через некоторое время, достаточное, чтобы нервная молодежь успокоилась, я кликнул Андрея.
  Выяснилось, что женщина не только медсестра, но и жена сына и зовут ее Верою. Мои нелепые промахи они списали на болезнь. Затемнение сознания в связи с ремиссией. А может быть, ремиссия в связи с затемнением. Нет, все-таки - шизофрения, она родная.
  Андрей позвал меня завтракать.
  На кухне на столе я увидел в крохотной тарелочке горячую воду, которая тщилась выдать себя за мясной бульон. От такой диеты действительно с постели вставать прекратишь.
  - Вы что, смеетесь, я мяса хочу.
  Наученные недавним горьким опытом мои не возражали. Вера тотчас принялась жарить котлеты, Андрей безропотно отправился за пивом.
  Мне необходимо было успокоить нервы. И выпить бы не мешало за здоровье. За собственное здоровье. Третий день подряд начинался с пива. На этот раз есть компания. Даже Вера отпила глоток. Андрей под это дело рассказал много чего интересного.
  Уже пошел второй год, как я на пенсии. Полгода назад я тяжело заболел, и нет никаких шансов на выздоровление. Вчера я прочел статью о каких-то пчелиных сотах и попросил Веру их сделать. Просьба была выполнена. А сегодня случился такой оглушительный конфуз, нет,... эффект.
  Меня внезапно озарило. Неприятности начались после применения ячеистых структур. Но что-то я не то натворил. Результат вышел просто ужасный.
  Ни секунды не медля, я уничтожил структуры. Я не хочу завтра про-снуться негром в Африке или арабским шейхом, и пусть хоть всех трех моих жен будут звать Галинами, мне это нисколько не понравилось бы.
  Структура полетела в мусорное ведро, а мы вновь сели за стол.
  Поздно вечером меня со всеми почестями уложили на диван. Домашние разбрелись по комнатам и тихо занимались своими делами. Соты были уничтожены. И все-таки я совершил необдуманный поступок. Получается, мне оставаться здесь до скончания века, который никак не обещает быть долгим. Вновь сделать структуру и удрать. Куда? Надо бы вернуться назад. Если я могу двигаться, условно говоря, "вперед", то существует способ перемещаться в обратном направлении. Примем это за аксиому. Ибо все равно доказательств нет никаких, да и деваться некуда.
  Я вспомнил о своем образовании. Что делает инженер (я то есть), получивший задание на проектирование, скажем, велосипеда? Любой нормальный человек достаточно ленив (то есть я), чтобы изобретать велосипед. И поэтому любой нормальный ленивый инженер идет в архив и начинает интенсивные поиски. Наконец находит. Меняет в первую очередь название изделия, повсеместно меняет гайку М6 на гайку М7, вместо винтов ставит шурупы, и вперед по ухабам и кочкам.
  В этом доме архива нет. Но вчера, по словам Андрея, я читал статью в толстом журнале. Что ж, начнем поиск решения с поиска этого самого толстого журнала. По моей просьбе Андрей в один миг доставил мне журнал. Я немедленно приступил к изучению содержимого.
  Статья была посвящена торсионным полям, которые проявляют себя особенно явно в пчелиных сотах, пирамидах и так далее. От их действия, утверждал автор, помещенное внутрь никогда не сгниет, а, скорее всего, мумифицируется. Что мы и наблюдаем на тутанхомонах египетских вот уже три тысячи лет. Торсионное поле, как и всякое уважающее себя поле, имеет вектор вращения, обычно по часовой стрелке, например, в пчелиных сотах. Вектор вращения связан с количеством сторон многогранника. Если число сторон четное - вектор вращения направлен вверх, нечетное - вниз.
  Эврика! Мне нужны соты, состоящие из треугольников или пятиугольников. Но делать последние тяжелее.
  
  Открываю глаза, осторожно оглядываюсь. Так, уже утро.
  - Андрей! - довольно громко кричу я.
   Тишина. Ушли на работу. Одного бросили. Вот и хорошо. Заглядываю в зеркало. На меня смотрит немного растерянный старик.
  Ура!
  Стабильность - это самое лучшее, в этом самом лучшем из миров.
  Через два часа работа была закончена. Вымыв руки, запачканные по локти клеем, я приуныл. Ждать ночи. До сих пор я путешествовал только в темное время суток. Ладно, не будем ждать милостей от природы, взять их - наша задача. Попробую уснуть днем.
  Я долго лежал неподвижно. О сне не могло быть и речи. Может быть, и не надо спать, а просто расслабиться, изгнать все мысли. Но попробуйте хотя бы минуту провести, ни о чем не думая - у меня не получилось.
  Ох, и дурной же я. Что горизонтально мучаюсь, в шкафу на кухне, полный арсенал самых разных лекарств. Я нашел две таблетки димедрола. Проглотил. Запил полным стаканом воды. И на диван.
  
  Г Л А В А 2
  
  Усталый путник шагал по дороге. Одежда его от башмаков до широкополой шляпы порядком пропылились. Причем, шляпе, кажется, досталось больше прочих. Ни сумка, ни палка, ни заплечный мешок - ничего не отягощало путника. Из-под не застегнутой свободного покроя куртки виднелась пряжка широкого пояса и рубаха темно-синего цвета. Черные брюки в нескольких местах были аккуратно заштопаны.
  Соломон, так звали путника, преодолел очередной поворот и, его лицо украсила широкая улыбка. Он различил вдали в угасающем свете дня вершину Холодного холма.
  Холм, словно единственный зуб во рту одноглазой ведьмы, торчал среди леса в стороне от дороги. Вокруг его подножия росли мрачные ели и валялись огромные камни, которые некогда венчали вершину. Холм состоял из больших глыб песчаника. Чтобы сложить это сооружение потребовались явно циклопические усилия. Легенда рассказывает, что когда-то могучие великаны воевали с чертями и победили. Они схоронили своих врагов, а это место заложили каменьями. С тех пор никто не осмеливался даже приблизиться к проклятому месту. Случайные путники слышали ночью из-под камней нечеловеческие стоны, а иногда холм начинал дымиться, будто внутри горел огромный костер.
  Было уже совсем темно, когда Соломон подошел к холму. Он сунул руку в неприметную расщелину между глыбами. Там ничего не было - кто-то уже вытащил стопорное кольцо. Ничуть не удивившись, Соломон разыскал обломок гранита и принялся стучать по камню.
  А в ответ - тишина, только дрозд явился на ветке, будто привидение.
   Соломон стал выстукивать гимн. Это тоже не помогло. Музыкант вздохнул и отбросил осколок.
  Птица дрозд улетела, оставив после себя качающуюся ветку.
  Неожиданно огромная каменная плита без единого скрипа ушла внутрь. Тотчас Соломон шагнул в открывшиеся прямоугольное отверстие.
  В небольшом помещении с очень высоким потолком горел в одном из четырех углов открытый костер. Кроме дыма он давал достаточно света, чтобы Соломон смог разглядеть аккуратно одетого человека. В его напряженной позе сквозила неуверенность в правильности того, что он сделал, открыв вход в поздний час в столь мрачном месте.
  Соломон понял тревогу молодого человека и, улыбнувшись, приветливо сказал:
  - Добрый вечер, молодой человек! Могу ли я скоротать ночь с вами в приятной беседе.
  Молодой человек, облегченно вздохнув, ответил:
  - Здравствуйте! Я буду только рад. Меня зовут Виктор.
  Соломон сказал:
  - Соломон.
  Виктор закрыл вход, задвинув плиту на место.
  Гость и хозяин расположились на больших охапках сухого сена близ огня. Дым от костра неспешно поднимался вверх и таял в многочисленных трещинах закопченного потолка.
  После скромного ужина, которым Виктор поделился с благодарным путником, между ними завязалась неторопливая беседа. Сначала они продолжили знакомство. Выяснилось, что Соломон идет издалека в Город, где его ждет дядя жены, имеющий связи и знакомства с нужными людьми при дворе. Он поможет ему устроиться может быть слугой, может быть кем-то другим. В деревне, название которой Соломон проговорил очень невнятно, стало невозможно жить. Есть нечего, поборы замучили.
  Будь Виктор чуть внимательнее, он понял бы, что все рассказанное его гостем чистой воды ложь. Ни названия местности, ни имен родственников - ничего не прозвучало в коротком рассказе Соломона. Но Виктор его и не собирался слушать. Он горел неукротимым желанием поведать гостю о необычайном открытии, которое он почти совершил.
  - Если вы думаете, - говорил Виктор, - заяц, которого мы приготовили на огне, пойман сегодня, то вы ошибаетесь.
  - Вы ошибаетесь, - торжественно повторил Виктор и поднял палец вверх, но не палец то был, а перст указующий - он покойник уже неделю.
   Соломону пришлось издать приличествующий месту возглас. Его клонило в сон, и только воспитание поддерживало в нем силы таращить глаза в собеседника.
  - Я положил мясо в пирамиду, - продолжал Виктор, указывая в угол комнаты; там стояла деревянная пирамида высотою в один рост, освещенная неверным светом костра.
  - Это уменьшенная копия холма. Старые книги повествуют о многих чудесах пирамид. Одно из них я повторил.
  - Ты умеешь читать? - спросил Соломон.
  - А как же, я был учеником мага. Сначала он научил меня читать книги.
  - Почему был?
  - Потому, что мой учитель год назад умер. Старый был, больной.
  - Маги не умирают, они уходят. - Год назад он и ушел. А мне оставил десяток книг и звание ученика мага. Дом, в котором мы жили, отобрал богатый сосед. Я попал сюда. Здесь очень хорошо, только поговорить не с кем.
  Беседа вскоре превратилась в монолог. Соломону пришлось услышать о замечательных свойствах пирамиды, энергиях, путешествиях во и вне времени. Полусонный, он разглядывал страницы книги с непонятными значками.
  - Это формулы, - сказал Соломон.
  - Но как их читать?
  Соломон усмехнулся.
  - Их не читают.
  Наконец Виктор угомонился и, собеседники крепко заснули.
   До центра Города, где расположились дворец короля и дома прибли-женных, Соломон добрался к полудню. У распахнутых крепостных ворот и опущенного моста в тени дерева на скамеечке сидел стражник. Он дремал. Руки его, сцепленные в пальцах, покоились на обширном животе.
  Соломон долго стоял и смотрел на него.
  - Слушаю вас, - сказал, наконец, стражник.
  - Я хотел бы попасть в город.
  - Так проходите.
  - Мне негде переночевать.
  - Это не есть проблема. Я могу вам указать несколько мест хороших и очень хороших, в зависимости от толщины вашего кошелька.
  - Я бы остановился у вас.
  - Но почему именно мне такая честь?
  - У меня мало денег.
  - Сразу и не подумаешь.
  Стражник помолчал. Затем продолжил:
  - Почему вы думаете, что я не возьму платы за постой?
  - У вас больны и жена, и новорожденный.
  - Это верно. Рожает как кошка, а дети не живут. И сама теперь захворала.
  - Я могу их вылечить.
  - Ясно. Ступайте по своим делам. Вечером приходите ко мне, вы должны знать, где я живу, если знаете о болезни Маргариты.
  Стражник вновь прикрыл глаза.
  Не было у Соломона никаких дел в Городе и ему пришлось гулять по улицам, пока он совсем не выбился из сил. Соломон отыскал рынок и из укромного уголка разглядывал долгих четыре часа покупателей и продавцов.
  Наступил вечер, и Соломон снова пришел к воротам. Стражника на месте не было. Соломон повернул к ближайшему дому.
  Хозяин в одиночестве сидел за столом. Его скромный ужин состоял из тарелки горохового супа и кусочка хлеба.
  - Вы вовремя. Садитесь.
  Хозяин достал из неказистого шкафчика чистую тарелку, налил супа и поставил перед гостем.
  Соломон снял шляпу, положил ее на лавку и сел сам.
  Ужин прошел в молчании.
  Потом хозяин убрал посуду, смахнул крошки со стола и обратился к гостю:
  - Слушаю вас.
  - Меня зовут Соломон.
  - Я Георгий.
  - Вы, Георгий, не всегда были стражником?
  - Да, когда-то давно я служил при дворе короля.
  - Мне надо немного вина дьявола.
  - Есть такое.
  - Кроме того, нужна кипяченая вода, кусок чистой тряпицы.
  Когда все было готово, Георгий провел его в комнату, где лежала Маргарита. Соломон велел Георгию уйти. Через пять минут Соломон вернулся назад и бросил что-то, завернутое в тряпицу, в печь, в огонь.
  - Все, - сказал он.
  - Так быстро, - удивился хозяин.
  - Укол поставить недолго.
  - Что это такое.
  - Заклинание.
  
  На следующий день Соломон посетил местный отдел занятости населения. Отдел возглавлял барон Филипп, который в оные времена сбежал из своей родовой деревни. В столице он надеялся укрепить свое шаткое финансовое положение. Говоря прямо, он был беден как последний периэк.
  Барон Филипп продавал должности направо и налево за большие и малые деньги. В его ведении находились лакеи, повара, уборщики - вся многочисленная обслуга дворца. Барона Филиппа величали очень незамысловато - дворецкий двора его величества.
  Соломон не собирался работать лакеем или поваром. Но с чего-то надо было начинать.
  Барон явился на службу в дурном расположении духа. Вчерашняя пи-рушка в трактире закончилась банальной дракой. Все благородные участники побоища уже давно не имели оружия, так как оно было заложено и перезаложено, а полученные деньги успешно пропиты. Пришлось орудовать кулаками и вилками, что не совсем прилично дворянину. Барона Филиппа избили. За что и кто, он не помнил. Сегодня же его, кроме душевных и физических ран, мучило еще и жесточайшее похмелье.
  - Ты, - сказал барон Филипп, и силы его иссякли.
  - Соломон, - столь же кратко ответил Соломон.
  Барон Филипп молчал. Он никак не мог сообразить: соломон - это младший лакей или старший повар. А может быть садовник.
  - Ты, - снова повторил барон Филипп.
  Соломон понял.
  - Ваше благородие нуждается в некоторой поправке здоровья, - сказал он и выложил кредитку на стол.
  Барон Филипп не шелохнулся.
  Соломон подвинул бумажку поближе к нему. Никакой реакции, как говаривал знакомый паталогоанатом - "зрачки на свет не реагировали". Тогда Соломон вышел.
  Когда он вернулся, все оставалось почти по-прежнему, почти, но вот кредитка исчезла. Соломон поставил стакан на стол и налил вина. Он принялся доставать из карманов куртки закуску, а барон Филипп уже вернул пустой стакан на место. Он был немедленно наполнен.
  - Ты, - нарушил тишину барон Филипп.
  Появился второй стакан, который недолго пустовал.
  - Садись, - барон Филипп подождал и веско произнес, - Филипп. Барон.
  - Соломон, - был ему ответ.
  Они выдохнули в унисон и выпили.
  Ожившему дворецкому Соломон поведал свою просьбу. Она оказалась очень простой - познакомить его с полковником гвардии.
  - Это с каким же полковником, их сейчас развелось, что вшей на... воротнике, - довольный барон Филипп захохотал.
  - С графом Михаилом, - сказал Соломон.
  - Не имею чести его знать!
  - Я слышал иное.
  Барон Филипп вздохнул:
  - Должен я ему.
  - Сколько?
  - Триста.
  Врет, подумал Соломон.
  - Ровным счетом триста звонких монет, - повторил дворецкий двора, чуя, как собака ароматную кость, недоверие собеседника.
  Однако собеседник названную сумму отсчитал и добавил:
  - После моего представления графу Михаилу будет еще столько же. А теперь, простите, но мне пора
  - Да, да, - барон Филипп не мог оторвать взгляд от такой большой кучи денег.
  
  Лишь к концу недели, в пятницу, Соломона нашел молодой денщик графа Михаила и вручил ему записку: "28.10 явиться в присутствие" - прочитал Соломон.
  К этому времени Маргарита поправилась и вовсю хлопотала по дому. Увидев военного человека, она встревожилась и спросила:
  - Что случилось? Натворил что, а ли как?
  - Да, ничего, Маргарита не произошло, - весело ответил Соломон.
  Ему уже казалось, что барон Филипп не выполнит обещанного.
  Граф Михаил не баловал своим присутствием государственные учреждения, потому в приемной толпилась масса всякого народа. Соломон быстро принял решение.
  - Пакет для графа, пропустите, пакет для графа, - орал Соломон,
  расталкивая людей и подбираясь все ближе к вожделенному входу.
  Он распахнул дверь и, не сумев сразу остановиться, пролетел по инерции едва не на середину кабинета. Своим внезапным появлением он несколько удивил графа Михаила. Не давая ему опомниться, Соломон начал:
  - Я слышал, что принцесса Алина думает устроить праздник по из-вестному поводу. У меня есть прекрасная идея. Я могу провести показа-тельный бой один против пяти. Принцесса любит такие развлечения. Все будет по-настоящему, без обмана.
  Граф Михаил хватил кулаком по столешнице и заорал:
  - Хватит. Я понял
  Соломон заткнулся.
  - А теперь помедленнее. И три раза, я все-таки офицер, - граф Михаил был абсолютно серьезен.
  
  Соломон был приглашен в королевский дворец во второй половине дня. Посыльный так ему и сказал: "Во второй половине".
  Точность - вежливость королей, отметил про себя Соломон и обратился за помощью к Георгию. Он подсказал Соломону, что тому необходимо идти во дворец в шесть вечера - это ясно всем и никому объяснять не нужно.
  Убранство дворца ужасно походило на дрянные декорации из голливудского фильма. Во всем властвовала пошлость и безвкусица. Мундиры офицеров охраны из дорогих материй были попросту грязными, золото не блестело, а желтыми, жирными пятнами тускло светилось из темных углов - света катастрофически не хватало. Свечи никогда не могли тягаться с электрическим освещением.
  Соломона пригласили в кабинет Его Величества.
  За абсолютно пустым столом сидел уставший старик. А вот рядом с ним, справа, была она. Соломон сразу узнал ее - "Она была хороша, в ее маленьком теле гостила душа", вспомнил он.
  Соломон рассказал королю о представлении, которое он собирался показать на стадионе в седьмой день ноября месяца.
  Самодержец лишь кивал головою, слушая речи Соломоновы.
  Неожиданно к нему обратилась сама принцесса:
  - Вы почему все время улыбаетесь?
  - Простите, принцесса, но встретить Вас - хорошая примета!
  - Значит, у вас все получится.
  - Да, - сказал Соломон.
  И вся аудиенция.
  
  Г Л А В А 3
  
  Одними из первых на стадион потянулись жители предместий Города. Они приходили всей семьей. Впереди гордо шествовал глава, за ним семенили многочисленные потомки, груженые всевозможными свертками, пакетами, бутылочками, баночками. Походную колонну замыкала жена предводителя.
  Несколько семей вместе располагались прямо на земле, образуя тесные кружки. Они неспешно и обстоятельно уничтожали съестные припасы в ожидании праздника. Соседи и знакомые делились последними новостями, обсуждали предстоящее зрелище. Вскоре восточная и западная стороны стадиона были заняты.
  За час до начала стали появляться горожане. Они устраивались на скамьях, что стояли на северной стороне. От прочих зевак их отличала большая сдержанность и глубокое чувство собственного достоинства.
  Солнце сияло на безоблачном небе. Для конца осени выдался довольно жаркий день.
  В двенадцать часов семь минут прибыл король с принцессой Алиной и многочисленной пестрой свитой. Наследник на праздник не приехал - он, как всегда, болел.
  Народ с энтуазизмом приветствовал своих повелителей. Люди громко орали, стремясь, скорее, перекричать друг друга, чем выразить верноподданнические чувства.
  Организаторы праздника совершенно не были знакомы с законами шоу- бизнеса. Поэтому, как только король и его шумная свита устроились в правительственной ложе, глашатай объявил первым номером "выступление" Соломона.
  Всем было известно о предстоящем бое одного самоуверенного при-шельца против пятерых офицеров охраны. Никто не сомневался в поражении неизвестного выскочки, в том числе и его противники. Все ждали примерного наказания Соломона. Ясно, что бедный вояка отличается великой отвагой, а так же и великой дуростью.
  Соломон занял место в центре стадиона.
  Зрители примолкли.
   Соломон отыскал взглядом принцессу Алину и церемонно поклонился ей. Король, который сидел рядом, принял поклон на свой счет и благосклонно кивнул головой. Это послужило сигналом к началу представления.
  На стадион вступили бравые офицеры.
  Диспозиция получилась такой: с трех сторон по краям поля находилось по противнику и лишь со стороны правительственной ложи на поле вышли двое.
  Противники несколько мгновений оставались на месте, а потом нерешительно направились к Соломону. Профессионалы были растеряны - они увидели, что Соломон безоружен. А он, выбрав самого неторопливого из них, сделал несколько шагов навстречу и вдруг стремительно побежал в его сторону.
  По рядам зрителей волной прокатился смех. Они решили, что Соломон попросту удирает.
  То же самое и в тех же выражениях подумал и офицер, на которого быстро набегал Соломон.
  Офицер выхватил меч из ножен и поспешил на перехват. Дождавшись удобного момента, он, ничуть не сомневаясь, сделал незамысловатый выпад.
  Неожиданно, как бы продолжая движение вслед за своим мечом, он очутился в воздухе. Через мгновение с тяжким грохотом вояка врезался в землю. Ему пришлось отбросить меч в сторону, чтобы не напороться на собственное оружие.
  Соломон, после удачно проведенного приема, подхватил бесхозный меч и рукояткой оного треснул беднягу по затылку.
  Первый нападавший был выключен из игры.
  Двое противников у правительственной ложи с любопытством следили за перемещениями на поле. Они так и не двинулись с места.
  Двое других поспешили на помощь битому товарищу. Соломон не теряя ни секунды, ринулся на них. С первого удара он ловким приемом выбил меч из рук офицера.
  Обескураженный офицер испуганным зайцем поскакал в поле, а Соло-мон уже нападал на третьего противника. Тот, бывший свидетелем неудачных действий своих сослуживцев, принял оборонительную позицию. Первое нападение он успешно отразил и перешел в атаку.
  Но ему не повезло.
  Соломон не стал отбивать удар, он ушел в сторону, а своим оружием ударил сверху по мечу противника.
  Со стороны это выглядело так: опытный вояка промазал и чуть не наполовину загнал свой меч в землю. Он тут же получил кулаком в лоб.
  Нокаут.
  Теперь у Соломона было два меча. На него бежали двое, а сзади торопился третий. Соломон развернулся и помчался к нему.
  Пока тот раздумывал, что ему делать: спасаться или принимать бой, Соломон с левой руки метнул лишний меч.
  Меч, вращаясь, летел точно в голову, и офицер поднял свой, защищаясь, а подоспевший Соломон от души врезал ногой по коленке противнику. От боли его согнуло пополам. Получив мечом удар плашмя по голове, офицер свалился на землю.
  И снова у Соломона было два меча. Он стал ожидать двух последних. Те же с бега перешли на шаг.
  Стадион замер.
  Соломона стали обходить. Он рисковал, ведь фактор внезапности им был уже использован. Противники узнали, с кем они имеют дело.
  Но и публику нужно повеселить, думал Соломон.
  И началась потеха.
  Офицеры смело наскакивали на Соломона, а он отбивался с двух рук, следя за тем, чтобы кто-то не оказался у него за спиной.
  Звенели мечи, тяжко сопели противники.
  "Руби его", "врежь им" - неслось по стадиону. Зрелище захватило всех. Но Соломон не поддался азарту. Он с холодным спокойствием работал.
  Прошло, примерно, минуты три, которые для участников превратились, конечно, в часы. Один из прежде поверженных зашевелился, приходя в себя, и сел. Он тупо озирался кругом, ничего пока не соображая.
  Соломон это заметил и решил не дожидаться подкреплений в стане противника.
  Снова меч полетел в голову одного из вояк.
  А Соломон серией стремительных ударов вынудил к отступлению второго. Улучив момент, когда противник на секунду потерял равновесие, Соломон отбил его меч в сторону и залепил тому кулаком в ухо.
  И весьма удачно.
  Противник рухнул.
  Соломон встретил взгляд последнего. Оба поняли, что все кончено. Так вскоре и случилось.
  
  В Городе бурно обсуждали представление. Все согласились, что игра актерам удалась, все было как в настоящей драке. Готовились они едва ли не целый год. Так утверждали очевидцы, коих обнаружилось великое множество.
  Некоторые, слишком коммуникабельные граждане поздравляли Соломона прямо на улице.
  - Как это вам удалось? Долго тренировались? - спрашивали они.
  Через неделю все было забыто, и уже никто не помнил ничего.
  Соломон в очередной раз ошибся в людях. Не на такую реакцию он рассчитывал. Никто не смог оценить его способностей.
  Прошло полмесяца.
  Рано утром, когда дома уже не было ни Маргариты, ни Георгия, в дом ввалился с шумом и звоном чрезвычайно мелкий человек. Он обладал одним поразительным свойством - его приход в любое обитаемое место сопровождался необъяснимыми природными явлениями. В его присутствии все падало, рушилось, ломалось или вставало надолго (речь идет о часах и паровозах). Незамеченным быть он не мог. Но это стихийное явление обрадовало Соломона. Дальнейшая беседа подтвердила все его догадки.
  Человек с грохотом утвердил табурет перед столом и осторожно опустился на него.
  Ничего не случилось, табурет устоял.
  Он шумно выдохнул и с явным облегчением сказал:
  - Пожалуйста, садитесь!
  Беседа началась с длительного молчания. Затем гость заговорил:
  - Зовут меня Игорем.
  Тут он опять замолчал, а потом неожиданно добавил:
  - Здравствуйте! Я имею честь представлять в своем лице охрану на-следного принца.
  Соломон удивился. Он слышал, что о принце никто не заботиться. На-следник предоставлен сам себе.
  Из разговора выяснилось, что назначили Игоря недавно. От кого охранять принца - именно этот вопрос мучил новоиспеченного начальника охраны. Принц никому не нужен. А дело в том, что Вадим безнадежно болен. Двор который год находится в ожидании его кончины, но напрасно, все напрасно. Принц здравствует по-прежнему. И тут создают охрану Его Высочества. Более всех это удивило Игоря. До сих пор Игорь служил в архиве Его Величества. Его назначение - это наказание или повышение? Но не ему же охранять принца! Игорь сам нуждается в защите. Вопросы, вопросы.
  Эти новости Соломон узнал от своего гостя в одну минуту.
  Человечек, вновь собравшись с силами, продолжил:
  - Я видел ваше выступление, и хотя говорят, что все было заранее отрепетировано, мне так не показалось. Вот я и хочу пригласить вас на работу. Согласны?
  - В качестве кого?
  - Не знаю. Наверно, в качестве моего заместителя. Будущее покажет.
  Соломон принял предложение, не раздумывая.
  
  Соломон переселился во дворец. Теперь у него были собственные апартаменты. Правда, половина принадлежала его начальнику.
  В комнате стояли две кровати, два шкафа, на одном из которых висел ржавый замок. Что скрывается внутри этого шкафа, было неизвестно даже коменданту дворца. В другом шкафу приютился парадный костюм Игоря и вечно пыльная шляпа Соломона. В комнате еще было два стула и стол. На единственном окне отсутствовали шторы, во-первых, окно выходило во внутренний двор, а во-вторых, новые постояльцы не такие уж и важные птицы, как-нибудь перебьются.
  Бывший архивариус в течении одного вечера поведал Соломону новейшую историю царствующего дома.
  Почти девять десятков лет назад страной правил король Адриан 5 по прозвищу Неудачник. Король успешно грабил соседей и даже присоединил к своим землям два города. Было в стране пять городов, стало семь. Эти победы воодушевили местных патриотов, и королевство с их легкой руки стали называть страной семи Городов или Семиградьем.
  Необходимо заметить, что по сравнению с владениями большинства иноземных государей, страны которых состояли из столицы (одной) и деревень (десять-двенадцать), Семиградье тянуло на державу.
  Тем не менее, государь сей могучей державы прослыл неудачником. Дело в том, что у него росла единственная дочь - принцесса Мария. Судьба не одарила Адриана 5 сыном-наследником. Таким образом, на фронте внутренней политики Адриан 5 потерпел сокрушительное поражение.
  И король переключился на внешнюю политику.
  Как раз об эту пору в соседнем северном государстве случился очередной переворот. Новый властитель посадил прежнего короля в темницу, и, объявив демократию, решил предать последнего народному суду. Слава Богу, тогда еще не подозревали, что бывает и конституционный суд. А пока прокуроры да адвокаты учили свои реплики и репетировали мизансцены, узурпатор пустился в бесконечную череду увеселений и праздников. Суд назначили в первую годовщину Сентябрьской революции, но судить уже было некого - экс-король благополучно бежал.
  Узурпатор казнил двух стражников и вторгся в пределы королевства Адриана, полагая, что его узнику бежать больше некуда, кроме как к ближайшему соседу. И оказался прав.
  Получилась междуособная война.
   Полководцы поочередно брали друг у друга деревни, штурмовали города и сидели в осадах. Эти занятия столь сильно увлекли обоих, что они не заметили, как пролетело два года.
  Первому надоело воевать Адриану, он смелым марш-броском вышел к столице противника и в тот же вечер занял ее. Из подошедшего вскоре обоза был извлечен свергнутый король и торжественно водружен на свое законное место.
  В знак вечной дружбы свежий старый правитель отписал Адриану 5 ближайший к границе город. Адриан отказываться не стал, тем более, что об этом они договорились заранее.
  Наш король вернулся к внутренней политике.
  Его ожидал конфуз. Принцесса Мария родила сына. Король произвел следственные действия. Но время было безвозвратно упущено - с момента преступления прошло девять месяцев. Непокорная дочь ни в чем не признавалась, никого не называла.
  Абсолютный монарх Адриан все-таки местами был и просвещенным, а в двух случаях даже конституционным монархом, поэтому принцесса очутилась под домашним арестом, пока отец думал, как дело поправить.
  Через три дня он призвал одного из своих дворян. Вадиму, так звали беднягу, сообщили о высокой чести, выпавшей на его долю. Неблагодар-ный дворянин возмутился:
  - Не по нраву она мне!
  Вадим был красивым и отважным человеком тридцати лет от роду. За душой, кроме сонма благородных предков, ничего у него не водилось.
  Он был вульгарно нищ!
  Впрочем, этим достоинством славились все его предшественники.
  В силу вышеперечисленного Вадим с юности находился на военной службе, которая научила его не только смелости. Вадим стал хитрым, наглым; кроме того, он пользовался бешеным успехом у женщин всех сословий.
  Власть его не интересовала, да ему и не предлагали. Мария будет королевой, а он всего лишь ее мужем. Адриан призвал упрямца вспомнить о Родине, стать истинным патриотом, чем лишь нагнал невыразимую скуку на оппонента.
  - Что же нужно тебе, бессердечный! - воскликнул монарх.
  Вадим понял - пора торговаться.
  Сошлись на том, что Вадим становится королем, а за это он признает внука короля своим сыном.
  После смерти Адриана 5 Вадим короновался на царство под именем Адриана 6. Всю государственную власть и связанные с этим права и обязанности Адриан, шестой носитель высокого имени (он же Вадим), без сожаления уступил королеве. Взамен он получил возможность "тесного общения" с лицами прекрасного пола, как шутили при дворе. Постоянная "общительность" была замечена, и в историю Адриан 6 вошел с титулом "Скромный".
  Тем не менее, королевская семья жила в идеальной гармонии и полном согласии. Делить им было нечего, каждый занимался своим любимым делом. Мария родила супругу еще одного сына, Адриан окрестил свое родное детище Романом.
  Адриан 6 Скромный на два года пережил свою королеву. Государственные занятия по-прежнему его не интересовали, и потому бремя власти досталось Роману. Общество ничуть не удивилось, ведь Роман-Сын был родным сыном короля. Все были твердо убеждены, что следующим, седьмым Адрианом будет именно он, Роман-Сын.
  Они не угадали, умирающий король завещал корону старшему.
  Придворные напрасно ждали, когда Роман-Сын заявит свои права на отцовский трон.
  Ждал и Адриан 7. Несчастный король хмуро разглядывал своих подданных и совершенно ясно понимал - если он поднимет бунт, то в тот же день непременно останется один.
  Время шло. Адриан царствовал, Роман властвовал.
  Постепенно все привыкли к такому положению вещей. Характер короля отразился в его прозвище - он получил титул Адриан Мрачный.
  В настоящее время на троне сидел Адриан Старый. На смену ему под-растал принц Вадим, которому в этом году исполнилось 15 лет.
  Адриан Старый продолжил традицию своих предков - он царствовал, но не правил. Все дела в стране вершила принцесса Алина.
  Принцесса тоже продолжила традицию - она была внучкой Романа-Сына, который скончался два года назад. Алина рано лишилась своих родителей, и с малых лет воспитывалась в доме своего дедушки. Дедушка очень любил внучку и многому ее научил.
  - Такой вот нынче, расклад, - сказал Игорь, завершая лекцию.
  
  
  
  
  Г Л А В А 4.
  
  Прозвучала команда, и Соломон вошел в камеру. Тотчас за ним захлопнулась тяжелая дверь, и ключ немузыкально заскрежетал в замке. Несколько секунд еще раздавались звуки шагов уходящего конвоя.
  Потом наступила тишина.
  Потом Соломон осмотрелся.
  Камера выглядела просторно. У правой стены стояла кровать, у левой - стол и стул. Стены выкрашены белой краской. В правой стене Соломон увидел неприметную дверь. За ней оказалась ванная комната и туалет.
  Это его поразило.
  Одиночная камера типа "люкс", подумал Соломон, впрочем, все-таки, мой номер явно не на уровне пятизвездочного отеля - не хватает холо-дильника и телевизора.
  Устав ходить из угла в угол, Соломон лег на кровать. Его мысли постоянно возвращались к прошедшему суду. Сам виноват, разве можно быть законопослушным гражданином в этой стране.
  В тот вечер, возвращаясь после вечеринки у друзей, Соломон обнаружил на остановке возле своего дома лежащего человека. Соломон никогда не связывался с алкашами и всегда спешил убраться подальше. А этот пьяница привлек его внимание.
   В спине человека торчала рукоятка ножа. Она тускло поблескивала в свете фонаря.
  Соломон в растерянности присел на корточки рядом. Он осторожно прикоснулся к шее несчастного.
  Человек еще жил.
  Соломон схватил рукоятку ножа и хотел было выдернуть его, но вовремя вспомнил, что этого делать нельзя - обязательно усилиться кровотечение. Он вскочил и бросился бежать к дому, чтобы сообщить по телефону куда следует.
  В следующее мгновение его ослепил фарами милицейский уазик, выруливший из-за угла дома. Лейтенант быстро сориентировался - первым делом он надел наручники на Соломона и усадил его в машину.
  Убийца был задержан на месте преступления.
  Через месяц Соломону зачитали приговор - десять лет строго режима. Казалось бы, все. Но нет. После суда конвой привел его в какую- то комнату и оставил одного. В центре помещения стоял длинный стол, окруженный множеством стульев. В углу был шкаф с книгами.
  Отодвинув штору одного из окон, Соломон увидел улицу, полную машин и спешащих по своим делам людей. На кипящую внизу жизнь мешали смотреть толстые прутья решетки.
  Распахнулась дверь, и в комнату торопливо проник человек.
  - Здравствуйте! - с порога сказал он.
  Соломон промолчал.
  - Присаживайтесь. У меня к вам важный разговор. Полезный, я ду-маю, для вас.
  Человек в черном костюме уютно расположился напротив Соломона, водрузил дипломат на стол и, открыв его, принялся раскладывать бумаги перед собой.
  - Вы по-прежнему считаете себя невиновным? - спросил человек, не дожидаясь ответа, он продолжил. - У меня к вам интересное предложение. Видите ли, вы можете провести десять лет в колонии строго режима с очень невоспитанными людьми. Есть возможность сократить срок вашего наказания до одного года. Вам нужно всего лишь дать согласие на участие в эксперименте. Оный опыт продлится ровно год. Но в камере одиночного заключения. Через год вы напишите подробный отсчет о вашем пребывании в камере. С вами могут произойти самые странные происшествия. Об этом вы и напишите в отчете. В этом суть эксперимента. Согласитесь, десять лет и один год разница существенная. Кроме того, вам еще и заплатят. Как участнику эксперимента.
  Человек подвинул к Соломону лист бумаги.
  - Распишитесь здесь!
  - Но прочесть-то можно?
  - Можно, конечно.
  Текст соглашения был стандартным. Одна сторона не несла никакой ответственности, другая обещала не разглашать последствия.
  - Это должно быть вредно для здоровья?
  - Нет, что вы, соответствующие органы уже дали свои заключения. Они позитивны.
  - Ручку дайте.
  Соломон подписал бумаги.
  
  Соломон встал с кровати и вновь начал мерить шагами замкнутое пространство. Нужно найти себе занятие. Зарядка, умножение в уме трехзначных цифр. Еще что?
  Лязгнуло, откинувшись, окошечко на двери. Некто невидимый поставил обед на узкую полочку на двери.
  Когда Соломон перенес пайку на стол, окошечко закрыли.
  Нынче в тюрьме угощали макаронами с котлетою. Имелся в наличии кусок черного хлеба и на десерт - огромная кружка компота.
  Соломон с аппетитом поел.
  Мы покушали, подумал он и приступил к десерту.
  Через несколько минут после обеда ему захотелось спать.
  - Спокойной ночи! - сказал Соломон и отправился в кровать
  Он не слышал, как в его камеру вошли люди в белых халатах, перенесли его на тележку и покатили по коридорам. Спящий Соломон был доставлен в помещение с множеством приборов, ЭВМ-ов и прочих хитрых электронных устройств. Вскоре он был опутан проводами и датчиками с ног до головы.
  Один из белых халатов, перекрестившись, включил рубильник. Дрогнули стрелки в приборах, по дисплеям покатились волны и зубцы.
  Эксперимент начался.
  Соломон проснулся. На полке двери стоял завтрак. Он перенес все на стол, и окошечко бесшумно закрылось. Завершив утренний туалет, Соломон приступил к завтраку. Последний показался ему очень вкусным.
  Начало неплохое, заключил Соломон, в моем положении главное - не отчаиваться. Все хорошо.
  До обеда Соломон изучал возможности своего организма. Он попытался побегать по камере, но, помещение было маленьким, и от бесчисленных поворотов у Соломона вскоре закружилась голова.
  Он начал приседать на одной ноге - упражнение "пистолет". На левой ноге ему удалось присесть пять раз, а вот с правой ничего не вышло - заклинил какой-то сустав.
  Тогда Соломон стал двигать стены. Упирался обеими руками и давил, давил. Он отжался с десяток раз, прыгал с места в длину в высоту, делал упражнения на пресс живота.
  Наконец эта суета утомила его. Соломон отправился в ванну.
  Потом он шагал, сидел, снова шагал. Пришло время обеда. Затем Соломон сидел на кровати и с унылым видом предавался пессимизму.
  Чем себя занять? Неизвестно. Хоть бы бумага была - мемуар писать. Сочинил бы роман в двух томах и четырех частях.
  Соломон не мог долго заснуть и ворочался с боку на бок.
  Утром Соломон внимательно разглядывал потолок. Не хотелось думать, не хотелось шевелиться. Ничего, как-нибудь привыкну, решил он и рывком сел в кровати.
  На столе лежала внушительная стопа белой бумаги.
  Соломон глазам своим не поверил. Он подскочил к столу и потрогал бумагу рукой. Никуда она не исчезла.
  Отлично, обрадовался Соломон, буду писателем работать. Сооружу повесть о моей жизни полной подвигов и свершений.
  - Ручка где?
  Ручки не было ни на столе за бумагой, ни под столом, ни под кроватью.
  Соломон с надеждою посмотрел на дверь, ведущую в туалет. Ручка лежала под ванной.
  По крайней мере, это странно, подумал Соломон. Бумагу я не заказывал, а лишь мечтал, что не плохо бы ее иметь. Вслух, вроде, я еще не говорю. От кого же они могли узнать? Вопрос. Что все это значит? Какой-то глупый эксперимент. Но пока для здоровья не вредный - в этом они правы.
  Соломон сел за стол, положил перед собой чистый лист и вывел дату - 17 февраля 20... года. И все.
  Дело в том, что ему еще не приходилось писать романы. Объяснитель-ные он писал, письма писал, телеграммы тож, а вот романы...
  Любой роман начинается с названия. Озаглавь свой опус "Война и мир" или "Тихий Дон" и бессмертная слава обеспечена вам. Но зато "Справочник конструктора штампов" чаще переиздается, а в каждый новый выпуск можно вносить поправки из-за изменения стандартов. В одноименном романе Анна Каренина попадает под паровоз, а в 21 веке это уже не актуально, согласитесь. Пора бы поменять паровоз на какой-нибудь "Боинг".
  Весь день Соломон провел в раздумьях, так и не написав больше ничего. Второй день заключения прошел.
  Ни дня без строчки, подумал Соломон, разглядывая лист бумаги, на котором одиноко красовалась дата: 17 февраля 20... года.
  Все.
  Вечером Соломон вспомнил о том, как он искал ручку. Кто принес бумагу? Еще одно странное происшествие неожиданно вспомнилось ему. Вчера он не убрал со стола, а утром на столе кроме бумаги ничего не было. Если добрый охранник убирает за него грязную посуду, пусть его тешится, но зачем ему прятать ручку под ванной. С юмором моя охрана. Со странным юмором. Или это следствие эксперимента. Почему же тогда охране не забыть случайно на столе ключ от камеры.
  С этими сладкими мыслями Соломон заснул.
  Утром он обнаружил неизвестный ключ. Ключ из желтого металла спокойно лежал поверх листов бумаги.
  - Не верю, - воскликнул Соломон и с достоинством удалился в туалет.
  Быстро проделав необходимое, он пулей выскочил в камеру.
  Ключ лежал на месте.
  Тогда Соломон, вооружившись им, решительно подступил к двери. Замок щелкнул два раза.
  Осторожно открыв дверь, Соломон тотчас захлопнул ее.
  За дверью ничего не было. Абсолютно. Ни света, ни тьмы, как в первый день творения.
  Это было страшно.
  Там коридор с тусклым освещением и бесконечные двери камер. Я прекрасно это помню, подумал Соломон. Уверенно так подумал.
  Решившись, он рывком распахнул дверь.
  Так и есть, вдаль вправо и влево уходил коридор, освещенный редкими лампами.
  Соломон вышел на волю. Коридор оказался не таким уж и длинным. На двери его камеры стоял номер 35. Коридор с одной стороны заканчивался дверью. С другой стороны была глухая стена. Соломон пошел к двери. Из камер, мимо которых он проходил, не доносилось ни звука.
  Теперь я могу побегать всласть, решил Соломон; а где охрана? Ну и черт с ней.
  В растерянности, не зная, что предпринять, Соломон вернулся в свою камеру.
  Я захотел бумагу, ее доставили, мне понадобился ключ - пожалуйста. Бюро добрых услуг, а не тюрьма. Но ничего опасного для здоровья нет, как обещало подписанное соглашение.
  Соломона от рассуждений отвлек тихий звон - это чайная ложечка ударилась о край кружки. Принесли обед.
  Стремительно Соломон метнулся к двери. В ту же секунду он открыл ее и выглянул в коридор.
  Никого. Ни промелькнувшей тени, ни шума удаляющихся шагов, ничего не видно и не слышно.
  Если дело так и дальше пойдет, то я получу психическое расстройство, подумал Соломон.
  А впрочем, ни к чему искать причины и следствия. Мне нужно провести здесь ровно год. Этот мир устроен иначе, так это его право. Мое дело приспособиться.
  - Итак, опыт номер раз! - провозгласил Соломон.
  Он вышел в коридор.
  Зачем заказывать ключ, если дверь не заперта. А за дверью поле с березками, вдали лес, справа река, небо синее, облака белые.
  Соломон потянул ручку двери на себя. Дверь не шелохнулась. Он удвоил усилия. Безрезультатно.
  Тогда он толкнул дверь, и она открылась.
  Свет солнца ворвался в коридор.
  Соломон сел на порог и надумал закурить.
  - Какие я предпочитаю? - спросил Соломон.
  - Правильно, "Балканскую звезду", которая лежит в правом нагрудном кармане.
  Сигареты были в указанном месте.
  Соломон совсем распоясался.
  Он щелкнул пальцами - появился огонек, и он прикурил.
  - Мне это нравится, - сказал он.
  Затянувшись несколько раз дымом, он без сожаления выкинул сигарету.
  - Прощай! - сказал он падающему окурку, и тот растворился в воздухе.
  Такое вот наказание мне выпало, подумал Соломон, тем страшнее будет пробуждение. Стоп, оборвал он себя, этот мир слишком послушен. Пробуждение будет великолепным.
  
  Соломон провел в заточении больше месяца и полностью освоился. В тюрьму, в свою камеру он уже не возвращался. Он разыскал в густом лесу солнечную поляну и соорудил на ней роскошный особняк о трех этажах с плоской крышей, большими окнами и множеством комнат. Рядом с домом Соломон поместил беговые дорожки разных цветов. Цвет означал протяженность маршрута. Например, зеленая дорожка была длиной в пять километров. Она начиналась и заканчивалась у бассейна.
  По утрам Соломон совершал пробежки по лесу, плавал в бассейне. Завтракал он обычно фруктами и орехами. Время до обеда Соломон проводил в библиотеке. Послеобеденное время было посвящено практическим занятиям. Неподалеку от своей резиденции Соломон устроил аэродром с огромным количеством самых разных самолетов. Истребители, бомбардировщики, мотодельтаплан - все, что он мог вспомнить, стояло вдоль взлетной полосы.
  Сначала Соломон решил освоить ни много, ни мало МИГ-25. Он влез в кабину и долго устраивался на месте пилота. Кое-как пристегнувшись, Соломон в растерянности уставился на многочисленные приборы, кнопки и тумблеры, окружавшие его со всех сторон. Приборы были справа, приборы были слева, сверху были приборы. Соломон оглянулся - позади вроде ничего нет. Просидев пять минут, он вздохнул и подумал, начинать нужно с изучения инструкций. Он протянул руку и достал прямо из воздуха объемистый том.
  К вечеру Соломон лихо гонял самолет по взлетной полосе, а на следующей день ему удалось взлететь. Соломон испытал огромную радость, счастье захлестнуло его с головой. Он летел, тяжелая машина покорилась его воле.
  Соломон потерял аэродром. Он уже давно развернулся и лег на обратный курс, но внизу по-прежнему расстилалась тайга. Соломон испугался - катапультироваться он еще не научился, а приземляться на елки почему-то не хотелось.
  Неожиданно прекратилось ровное гудение двигателей, и наступила тишина, кончилось горючее. Земля встала вертикально и стала быстро приближаться, увеличиваться в размерах.
  Соломон закрыл глаза, "спокойно, спокойно", прошептал он и представил, как машина плавно касается бетонки, пробегает полтора километра и замирает.
  Он с трудом выкарабкался из самолета. Ноги буквально подгибались, он очень устал. По спине струился холодный пот. Он, конечно, понимал, что с ним ничего не может случиться. В этом он был твердо уверен, этот мир был его собственным миром, в котором не было места для любой опасности. Но все-таки, если он хотя бы на минуту потерял уверенность в себе, произошло... Что могло случиться, знать не хотелось.
  Дни летели быстро, и Соломон однажды поймал себя на мысли, что в таком заключении он посидел бы подольше.
  Соломон довольно скоро научился летать на самолетах. Но более всего ему нравилось парить на дельтаплане. Полет на этой немудреной машине требовал немного знаний, но максимум искусства. Найти восходящий поток, забраться повыше и скользнуть вдаль, надеясь на удачу.
  Однажды Соломон, паря на дельтаплане, очутился в окрестностях тюрьмы. Приземистое серое здание сверху не производило никакого впечатления и казалось лишним среди живописной тайги. Соломон вспомнил цифру "35" на двери своей камеры и ему в голову пришла неожиданная мысль - зачем так много камер, когда в тюрьме находится единственный узник. Что- то тут не совсем правильно.
  Соломон приземлился точно у входа в здание. Дверь по-прежнему была открыта, и в коридоре так же горели тусклые лампы. Соломон вошел. В его камере все было на месте, не изменилось ничего. Он принялся открывать другие двери. Пусто.
   Вдруг ему показалось, что за дверью под цифрой "20" кто-то есть. И действительно, в этой камере был человек, который при появлении Соломона шустро вскочил и отрапортовал:
  - Заключенный номер 27 находиться на отдыхе.
  Соломон с изумлением смотрел на беднягу.
  Он был одет в полосатые брюки, полосатую куртку, голову украшала полосатая шапочка.
  - Садись, - сказал Соломон.
  - Слушаюсь, господин начальник, - тут же отозвался человек.
  Соломон не нашел в камере второй табуретки и ему пришлось устроиться на нарах.
  - Тебя как зовут? - спросил он
  - Артур Алексеевич Мухин, - мигом отозвался заключенный и опять вскочил.
  - Меня Соломоном зовут, - сказал Соломон и добавил, - ты садись, не мельтеши.
  - Слушаюсь, господин начальник.
  Соломон принялся расспрашивать своего нового знакомого. Вот что он узнал.
  Артур Алексеевич Мухин торговал водкой неясного происхождения. Вел он свое дело очень аккуратно, с представителями государства был вежлив и достаточно щедр. Все было схвачено, за все заплачено. Жизнь текла спокойно и размеренно.
   Но однажды удача повернулась не тем боком. Виноват был сам Артур Алексеевич; утратив скромность, он надумал баллотироваться в депутаты местного розлива - в областную Думу. Захотелось ему маленькой региональной славы.
  На одно место было три соискателя. Мухин потратил очень значительную сумму на свою предвыборную кампанию; город украсили плакаты, с которых портрет Мухина манил сограждан и просто прохожих в светлое будущее. На каждом углу молодые люди раздавали брошюры с тронной речью кандидата. Казалось, победа близка, тем более, что два других кандидата были нищими (по сравнению с Мухиным, конечно). Однако, голь на выдумки хитра. И в одно прекрасное утро местный бульварный листок разразился огромной статьей "Чем торгует кандидат?".
  К сожалению, корреспондент написал правду. В другое время автор сам бы продал свой материал Артуру Алексеевичу. В другое время, но не в жаркую пору предвыборных битв.
  По наводке ретивого журналиста на несчастного бизнесмена накинулась стая госслужащих. Мухин сопротивлялся как мог, но к окончанию стремительного следствия был увешен уголовными статьями, будто рождественская елка. Пятнадцать лет строгого. Здесь вам не тут!
  Артуру Алексеевичу была предложена такая же сделка, что и Соломону. Мухин согласился, у него в надежном месте о с т а л о с ь.
  Мухин сидел в одиночной камере. Его узилище разительно отличалось от роскошных апартаментов Соломона. Стены были окрашены ядовито-зеленой краской, серый потолок, бетонный пол, окна нет. Нары, табурет, стол и параша в углу. Постоялец номера трудился с утра до ночи по двенадцать часов. Воскресенье было выходным - в этот день Артур Алексеевич работал всего лишь четыре часа.
  Подъем в шесть, шесть тридцать конвой доставлял его на место. В компании звероподобных личностей с дурными замашками и наклонностями, Артур Алексеевич валил лес. Зимой мороз, снег по колено летом комары - таежная романтика по полной программе. Кормили, правда, на убой. Мухин поправил здоровье, сбросил лишний жирок, окреп физически. Соломону стало немного жаль узника, но что-то мешало ему поделиться истиной с Артуром Алексеевичем. Мухин все-таки заслужил такое наказание.
  - Долго еще тебе тянуть, - спросил Соломон.
  Мухин вздохнул:
  - Полгода осталось.
  Соломон встал и сказал, уходя:
  - Ты можешь все поправить. Все в твоей воле.
   И шагнул в стену, и сгинул.
  
  Через двадцать четыре часа в помещение с множеством приборов, ЭВМ-ов и разных хитрых электронных устройств вошли люди в белых халатах.
  - Давай, - скомандовал кто-то, и один из белых халатов выключил рубильник.
   Стрелки в приборах замерли на нулевой отметке, погасли дисплеи. Эксперимент завершился. Пациента освободили от проводов и датчиков перенесли его на тележку и покатили по коридорам.
  Соломон проснулся в камере. Болела голова, будто вчера он выпил лишнего.
  - Исчезни, - приказал Соломон.
  Боль отпустила. Тут Соломон опомнился. Вчера вечером он был в своем особняке, никуда путешествовать не собирался. Отчего же он опять в камеру попал. Завершив утренние процедуры Соломон прошествовал к выходу. Дверь не открывалась. Всласть подергав ручку, Соломон в бессилии сел на кровать.
  - Неужели всего лишь сон, - сказал вслух Соломон.
  Что-то немузыкально проскрипело, и в окошечке двери возник завтрак. Соломон покорно забрал принесенное и попытался покушать. Но не смог. Скользкие макароны не желали покоиться на ложке и упрямо стремились назад, в тарелку. Котлета пахла омерзительно. Компот был похож на раствор, который приготовил химик недоучка - от сосуда несло хлоркой.
  Промаявшись бездельем два часа, Соломон совсем выбился из сил. Сев на табурет, он бессмысленно уставился в стену.
  Дверь открылась, и в проеме появился охранник:
  - На выход!
  Соломон обрадовался и быстро выскочил в коридор. Его со всеми предосторожностями вывели на улицу, и посадили вместе с охраной в милицейский уазик. Недолго попетляв по улицам, машина остановилась у здания суда. Соломона провели в комнату и оставили одного. Все точно так, как в прошлый раз, подумал он, сейчас войдет господин в черном.
  Так оно и получилось.
  
  "Благородный дон был поражен в пятку" - неотступно вертелось в голове Соломона. Реальность многократно превзошла фантастику. Жизнь оказалась богаче и изощренней любой выдумки. Кролика Соломона злые дяди доктора присоединили проволокой к "умной" машине, внутренности которой были напичканы заокеанскими чудо-микросхемами; внешние панели, все-таки состряпали из родных осин. Правда, управляющая программа была составлена отечественными инженерами.
  Соломона "встроили" в программу на целые сутки. На сутки, но не на год. И теперь вся ученая свора с нетерпением ждала от него подробного отчета, что он чувствовал, видел и прочая, прочая. Вокруг него суетились доктора, измеряя давление и пульс, разбирая на анализы все отходы его организма. Соломон исписал горы бумаг, ответил на сотни вопросов.
  Суматоха продолжалась две недели, а потом его внезапно оставили в покое. Он поставил свой автограф под текстом, в котором грозились по-ставить его в угол, если он будет нехорошей бякой. На прощание ему в руки сунули конверт с деньгами.
  Слава Богу, Соломону еще было куда пойти. Отсутствовал он недолго и никто не успел прибрать его квартиру. "Осмысливая смысл" с ним произошедшего, Соломон сидел за столом на кухне и угощал себя любимого чаем. В плюс можно отнести 20 тысяч рублей, что были в конверте, в минус - потерю работы. Возможно, экспериментаторы сумеют запросто решить эту проблему, но Соломон и не собирался возвращаться в контору. Над ним пока не каплет, а там война план покажет.
  Нет, в контору он не вернется. Летчик-профессионал, человек, знающий приемы боя как с оружием, так и без оного. Год "заточения" для него не прошел бесследно. Он сумел скрыть от дотошных исследователей истинную правду. Соломон подсунул им повесть невезучего Артура Алексеевича, подменив героя. Они ждали нечто похожее на мытарства Мухина, пожалуйста, их есть у меня.
  Соломон сходил в магазин - у него кончились сигареты, возвращаясь, он купил пару газет и цветастый журнал. Дома он бросил прессу на стол и принялся распечатывать пачку сигарет. Внезапно его взгляд случайно выхватил из газетного текста знакомую фамилию. Так и не закурив, Соломон сел за стол и еще раз прочел: "Артур Алексеевич Мухин". Он увидел заголовок статьи "Злоключения кандидата". Далее шел текст: "Сегодня состоялась второе заседание суда на котором впервые взял слово адвокат господина А. А. Мухина. Он...".
  - Типа, да-а! - совсем по новорусски выразился Соломон. "Все смешалось в доме Облонских". Или "перевернулось" - Соломон не помнил. Он там, значит, уже полгода лямку тянет, а здесь только суд идет.
  Эксперимент не закончился - понял Соломон. Но в таком случае..., он щелкнул пальцами, появился огонек, и он прикурил.
  Так, так; поглядим, посмотрим, радовался Соломон. Он потребовал пиццу. Над столом, там, где должен был появиться заказ, что-то вроде бы сгустилось, а потом раздалось звонкое "бум-м", и ничего. Соломон не отчаялся. Он снова щелкнул пальцами и долго рассматривал колеблющийся огонек.
  - Однако, вы, Соломон, попросту мелкий шарлатан, - заключил Соломон.
   И, счастливый, рассмеялся.
  И увидел Соломон все, что он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день четвертый марта 20... года.
  
  
  Г Л А В А 5.
  
  Вадим оказался наглым подростком. В присутствии своего телохранителя он постоянно дразнил многочисленных придворных. Некоторые из них смеялись, принимая дерзкие выходки принца за шутку, другие сердились и скоро покидали место происшествия, а вот с третьими было немного сложнее. Они безрассудно, невзирая на правила этикета, вызывали обидчика на дуэль, а тот, с иезуитской ухмылкой, перепоручал хлопоты телохранителю. Этикет допускал такой вот славный поворот событий.
  Дуэль происходила по одному и тому же сценарию.
  Ровно в полдень соперники приходили на поляну, которая располагалась у реки, за городскою чертой. Там уже ждали многочисленные зрители - слухи в Городе распространялись мгновенно.
   Участники дуэли долго кланялись друг другу, вежливо оскорбляли один второго, а уж потом принимались махать мечами, внимательно следя за тем, чтобы не нанести сопернику какого-нибудь увечья. В этих "битвах" ценилось не победа, а участие. Конечно, случалось всякое, случались и убийства, но победителю потом приходилось не сладко. Ему отказывали в приеме в известных домах, мальчишкам на улицах не возбранялось дразнить горе-дуэлянта. Офицера могли понизить в звании, чиновники портили свою карьеру. По этой причине бойцы бесстрашно подставлялись под удар, а вся дуэль на свежий взгляд нового человека представляла весьма курьезное зрелище.
  Соломон знал все правила и неукоснительно им следовал. Слава, как ни странно, доставалась принцу. Чем больше наглел Вадим, тем чаще о нем восторженно говорили в придворных кругах. Гримасы этикета.
  Но подобные мероприятия стали повторяться слишком часто. Праздник не должен превращаться в обыденность - решил однажды Соломон и на очередной дуэли легко ранил противника в плечо. Восторженные зрители с невероятною быстротой известили население Города о "промахе" Соломона.
  Уже на следующий день разразилась катастрофа. Придворные при виде принца прекращали разговоры и скорой рысью удалялись на безопасное расстояние. Принца не замечала даже прислуга. Он старательно игнорировал происходящее, но к вечеру его терпение лопнуло.
  В одной из комнат в отведенных ему покоях принц дал волю своим нервам. Он бегал кругом телохранителя и орал дурным голосом. Соломон стоял столбом и старательно изображал на лице своем раскаяние.
  Вволю набегавшись и устав подбирать прилагательные к слову "скотина", принц неожиданно смолк.
  Встревоженный Соломон оглянулся и увидел бездыханное тело на диване - с принцем случился обморок. Соломон с удовольствием надавал звонких пощечин Его Высочеству. Вадим очнулся и немедленно разрыдался.
  - Предатель! - всхлипнул он.
  - Вы часто в обморок падаете? - спросил Соломон.
  - Последний раз лет двадцать назад.
  - Когда? - поразился Соломон.
  - Двадцать, - повторил Вадим.
  - Вам пятнадцать лет.
  - Действительно, - в свою очередь удивился Вадим, - Я, наверное, хотел сказать два года.
  Соломон перенес обессилевшего подростка на кровать. Вадим быстро заснул. Соломон тихо вышел из комнаты.
  Буря в стакане с водой продолжалась - Соломон был вызван в канцелярию Ее Высочества.
  Принцесса Алина долго разглядывала вошедшего Соломона. Молчание затягивалось, но оба не спешили приступать к беседе. Соломон остался стоять посреди кабинета и взгляд свой устремил в окно, но боковым зрением исподволь любовался принцессой.
  Алина, маленькая рыжая женщина, спокойно сидела в огромном кресле и неотрывно глядела на Соломона. Одета она была в белое, без рукавов, платье. Правильные черты лица несколько портил нос уточкой, придавая ему, одновременно некую живость и непосредственность. Соломон выиграл поединок - он ни разу не встретился взглядом с принцессой.
  - Садитесь, - наконец смилостивилась Алина.
  Он покорно сел за стол.
  - Вы знаете, зачем я вас вызвала?
  - Конечно.
  - Тогда я вас спрошу, отчего вы так поступили?
  - Невоспитанных детей нужно наказывать.
  - Но он принц!
  - Тем более. Он будущий король.
  - Будущий король, - задумчиво повторила принцесса, - верно.
  Они еще долго препирались таким образом. Принцесса задавала множество разных вопросов, но ответы ее не очень интересовали, она следила за реакцией Соломона, за его жестами, она изучала его. А Соломон давно потерял нить беседы и отвечал, почти не думая, автоматически. Он буквально тонул в синих глазах Алины. Улыбка радости перекосила его счастливое лицо.
  - Прекратите! - возмутилась женщина.
  - Что?
  - Вы будто на свидании.
  - Так оно и есть, - честно признался Соломон.
  - Какой вы самоуверенный! - воскликнула Алина.
  - Вы ошибаетесь. Я верю в себя, верю в свою силу.
  - Это одно и то же.
  - Уверенный человек никогда не оскорбит другого. Только слабый стремится доказать себе и показать всему миру, что у него есть сила. Собака лает, лев атакует молча. Уверенность и самоуверенность не одно и то же...
  - Но вы меня все-таки оскорбили!
  - Разве любовью можно оскорбить!
  Алина ничего не ответила. Сейчас она напряженно сидела в кресле, обхватив голову руками.
  Наконец она сказала:
  - Уходите!
  
  Вадим не любил вставать рано. Его утро начиналось обычно часов с двенадцати. И сегодня он появился в приемной только в час дня. Соломон ждал его, сидя в удобном кресле. Взглянув на появившегося принца, Соломон с тревогой в голосе спросил:
  - Что с Вами, принц?
  Вадим был подростком и еще не успел научиться скрывать свои чувства. Все движения его малолетней души отражались на лице, словно в зеркале.
  - Ты почему здесь? - спросил он с плохо скрываемой обидой.
  - На службе я, - ответил спокойно Соломон.
  - Тебя должны были выгнать!
  Соломону стало ясно все. Он, конечно, и без того знал, чем вызван его визит к принцессе. Наивный подросток лишь подтвердил его предположения.
  - Принцесса одобрила мои действия, - нагло солгал Соломон.
  Вадим обреченно опустился в кресло.
  - Все меня ненавидят, - прошептал он.
  Гордый дух его был сломлен.
  И этим обстоятельством Соломон не преминул воспользоваться. Он с достоинством покинул кресло, и стал ходить по комнате из угла в угол перед глазами Вадима, будто маятник. При этом Соломон излагал столь известные всем и ему, в том числе, истины, что ему не приходилось следить за нитью собственного монолога. Соломон старался лишь, чтобы его голос его звучал монотонно, а свои жесты он выполнял очень плавно. Вконец загипнотизированный принц едва не заснул, но Соломон вовремя это заметил и громко закончил:
  - Завтра и приступим. Согласны?
  - Согласен, - словно эхо повторил принц.
  Через несколько дней в королевстве был объявлен набор в полк Его Высочества принца. Влиятельные особы не спешили записывать своих благородных отпрысков в новый полк. Они рассудили, что служба под знаменами принца не принесет им никаких выгод. Несомненно, они были правы. Вся затея была придумана Соломоном сугубо в утилитарных целях. Самый лучший воспитатель - коллектив. Но в силу вышеизложенных причин собрать коллектив не удалось. Получилась банда малолетних подростков в двадцать человек. Вместо своих сынков влиятельные особы прислали в полк подданных их деревень и сел. Великие мира выполнили лишь одно условие - солдатикам было не больше пятнадцати лет.
  За несколько километров от города в заброшенном имении отыскали обширный амбар. После небольшого косметического ремонта амбар был переименован в казарму. Столовую и помещение для обслуги и поваров разместили в соседнем двухэтажном особняке, так же наспех отремонтированном.
  Вскоре туда приехала вся банда. После легкого завтрака Соломон приступил к занятиям. Построив воспитанников, он поздравил их с началом службы и кратко объяснил им обязанности. Отныне жить они будут все вместе в казарме и совершенствоваться в постижении военного искусства.
  Его с сонными лицами слушало двадцать новобранцев, среди которых послушно стоял принц Вадим. Завтрак для вечно голодных деревенских ребят оказался слишком сытным, чтобы осознать всю тяжесть оказанной им чести. Уже через минуту Соломон понял, что с пропагандой надо заканчивать. Народ безмолвствовал. Материал к тренировкам не готов, опечалился Соломон, придется начать с дрессировки. Бытие в конце концов сформирует им сознание.
  Режим дня был составлен таким образом, что не оставлял ребятам ни секунды свободного времени. Бесконечные занятия прерывались только для приема пищи. Первое время Соломон решал лишь две задачи - сделать из новобранцев выносливых и дисциплинированных солдат. С каждым днем он увеличивал физические нагрузки и ужесточал требования. Ни шагу без приказа. Спустя месяц Соломон совсем растерялся. Он не знал, как ему быть - гордиться или печалиться? Ни один бандит не сбежал! Весь личный состав терпеливо преодолевал все козни и препоны на пути к завтраку, обеду и ужину. Ибо ничем иным Соломон не смог объяснить себе столь удивительную стойкость своих подданных. А кормили его ребят буквально на убой. Снабжением ведал Игорь - непосредственный начальник Соломона. Только один раз он робко заметил:
  - Вам не кажется, что ребята могут надорваться?
  Соломон ответил:
  - Вряд ли. Слабые просто сбегут.
  - Кто же их будет ловить, - всполошился Игорь.
  - Никто. Они мне такие не нужны.
  - Вот как, - удивился Игорь.
  Он принял собственные меры - удвоил расходы на пищевое довольствие солдат. Последние, казалось, благодеяние не заметили и по-прежнему не страдали отсутствием аппетита. Игры на свежем воздухе пошли на пользу всем. Дети заметно окрепли и возмужали.
  Вадим ни в чем не отставал от своих сверстников. Они не поверили, когда Вадим заявил, что он - принц. Его тут же наградили кличкой "король". Вадим не возражал. Вел он себя соответственно своему титулу, и не всем это понравилось. В последовавших за тем драках принц неожиданно проявил неукротимую свирепость и жестоко отлупил своих обидчиков. Бойцы были примерно равны по силам, но Вадим обладал твердым характером, ведь он действительно был принцем и просто не мог оказаться слабее своих подданных. В отряде появился свой лидер. Иначе и быть не может, но почему вожаком стаи стал Вадим, Соломон понять не смог. Его удивила необычайная легкость с которой Вадим преодолел возникшие трудности. Слухи о слабом здоровье наследника оказались слишком преувеличенными.
  Соломону некогда было раздумывать о характере и поступках принца - перед ним вставали другие вопросы, требующие неотложного решения. Будущая армейская элита была совершенно безграмотна. Только пять процентов от общей численности списочного состава умела писать, читать и многое другое. Все пять процентов, естественно, приходились на долю принца.
  Однажды утром, после пробежки, Соломон привел своих воспитанников в комнату для занятий. Молодежь с шумом расселась за столы, на которых лежали тетради и карандаши. Соломон смотрел на учеников и с ностальгией вспоминал свои детские годы. Он чуть было не сказал:
  - Здравствуйте дети! С этого дня вы первоклассники.
  С трудом справившись с нахлынувшими воспоминаниями, он просто и сухо сказал:
  - Начнем.
  Соломон знал, что потери неизбежны. Он ждал их с первого дня с первого занятия, но ребята стойко терпели, преодолевая километры кроссов, звенели тупыми мечами в тренировочных схватках. Они не обращали внимания на синяки, на кровавые мозоли. Ребята готовились стать неустрашимыми бойцами.
  И вдруг непобедимых воинов заставили учить таблицу умножения, писать трудные диктанты. Ученики обливались потом, выводя - "Мама мыла раму". Черепа, привыкшие к жестоким ударам, трещали от напряжения, когда их обладателям приходилось по слогам читать страницу несложного текста.
  Чрез два месяца из отряда побежали. Первую партию из четырех человек неделю спустя, доставили в расположение отряда. Дезертиров отловили в родных деревнях, куда они заявились. Старосты общин доложили по начальству, и полиция не без труда арестовала беглецов. Последние отважно вступили в борьбу за права человека, активно используя знания, которые они получили в отряде. В результате полицейские силы понесли ужасные потери - десять человек на месяц выбыли из строя. Подбитых носов и выбитых зубов никто считать не стал. Отважную четверку посадили под замок.
  Соломон позвал принца в свою комнату и доложил обстановку.
  - Что им грозит, - спросил принц.
  - Повесят.
  Вадим сидел неподвижно, и напрасно Соломон вглядывался в его бес-страстное лицо, отыскивая хотя бы намек на чувство сожаления или зло-радства. Он не читал "Трех мушкетеров", с горечью думал Соломон, да и нет ничего подобного здесь. Пень бесчувственный.
  - Товарищей нельзя бросать в беде, - сказал он.
  - Они проявили неуважение к власти, - нехотя отреагировал Вадим.
  - А когда власть проявит неуважение к Вам, кто встанет на Вашу за-щиту.
  - Такого не может быть. Я принц.
  - Идите в отряд, - сдался Соломон.
  Принцесса Алина, как оказалось, давно ждала Соломона.
  - Министр охраны распространяет о вас разные ужасы. Он требует крови.
  Алина уютно устроилась в своем кресле и приготовилась слушать. Воодушевленный такой теплой встречей Соломон принялся рассказывать о тяжелой жизни принца и его сослуживцев.
  - Никогда бы не подумала, что учиться так трудно, - улыбаясь, сказала принцесса.
  - Потому дети и сбежали.
  - Хороши дети. Намяли бока взрослым, опытным дядям.
  - Значит, кое-чему они научились.
  - Неподчинение полиции все-таки преступление.
  - Будущий защитник престола должен уметь постоять за себя. Придет время и, он, не задумываясь, прольет кровь за короля.
  Алина поморщилась.
  - Куда вас занесло. Долг, честь, служение Родине. Я все равно отдала бы вам этих бандитов. Делайте с ними что угодно. А министр охраны пусть подумает над своей кадровой политикой. Раскормил бездельников. В конце концов, кадры решают все, - заключила принцесса.
  - Как Вы сказали, - поразился Соломон.
  - Мы сказали - кадры решают все! - хитро улыбаясь, повторила принцесса.
  Когда стражники, доставившие арестованных удалились восвояси, Соломон построил отряд и скомандовал вновь прибывшим:
  - Встать в строй!
  Удивленные ребята поспешно заняли свои обычные места.
  Соломон, выпучив глаза, принялся ходить вдоль строя в ту и другую стороны и орать на испуганных подчиненных.
  - Я ужасно недоволен вашим поведением. Вы покалечили десять подданных Его Величества. Десять храбрых, сильных воинов, которые должны были день и ночь поддерживать порядок в стране, ловить и наказывать воров и душегубов. Десять человек.
  Ребята пристыжено молчали и старательно избегали встречаться взглядом со своим гневным начальником.
  - Десять человек, - продолжал орать Соломон. - Всего десять человек. Но почему так мало?
  - Ты, - ткнул он пальцем в грудь Василия. - Сколько душ ты загубил.
  - Т-троих, - заикаясь ответствовал Василий.
  - Но почему троих? Почему не тридцать, сорок?
  Соломон замолчал, давая возможность ребятам прийти в себя и наслаждаясь произведенным эффектом. Он хотел говорить долго и много, но вовремя сообразил - представление нужно оборвать, развязку интриги оставить на следующую серию. Этого требовали законы жанра, законы жизни. Потом он подробно, не торопясь, разберет их ошибки и промахи. Они выбрали неверную стратегию. Не нужно было бежать домой. Необходимо было объединиться и уйти в леса, исчезнуть с глаз, затаиться. Время все по местам расставит, о них или забудут, или произойдет землетрясение, или, да много чего может случиться. А калечить и убивать можно только врагов.
  - В казарме, в тумбочке у каждого лежат отпускные документы. В следующий раз, когда надумаете удариться в бега не забудьте их прихватить. Вас я не держу, - уже спокойно сообщил Соломон.
  Из отряда никто не ушел.
  Происшествие получило неожиданное, а с другой стороны, вполне ло-гичное продолжение. Некая особа пожелала включить отряд в состав своей личной охраны. Новоиспеченные лейб-гвардейцы смогли приступить к своим обязанностям только через месяц. Им пришлось в спешном порядке осваивать премудрости этикета, привыкать к новой роскошной, но очень неудобной парадной форме. Постепенно страсти улеглись, потянулись рабочие будни, наполненные однообразной рутиной.
  Соломон в душе ликовал. Он получил возможность ежедневно видеть Алину. Этой обязанностью он никогда не пренебрегал. Выслушав рапорт, Алина иногда задерживала своего начальника охраны.
  После официальной части принцесса приглашала Соломона в гостиную за маленький чайный столик, на котором красовался скромный сервиз на двенадцать персон, а в многочисленных вазочках и блюдцах было полно фруктов и прочих сладких штучек.
  Неторопливая беседа длилась обычно недолго. Принцесса просто не догадывалась, что разговаривать можно хоть всю ночь напролет, вместо отведенных протоколом для таких случаев 40 минут. Строгое воспитание есть не всегда хорошо.
  А Соломон старался изо всех сил и порою откровенно поражался - как много можно успеть за столь короткое время. Происходило это потому, что говорил только он один. Принцесса внимательно, с улыбкой, слушала своего собеседника и лишь иногда задавала короткие вопросы. Соломон целый день ожидал встречи, фантазируя и представляя, что он скажет вечером, какую историю расскажет. Он, то наслаждался своим счастьем, то неожиданно впадал в отчаяние, когда соображал, что эти беседы всего лишь результат обыкновенной скуки, которая окружала принцессу. Но здоровый оптимизм одерживал верх, и Соломон снова ходил с глупым видом, ничего кругом не замечая.
  А вокруг шумела жизнь, не замечая, в свою очередь, сердечных мук Соломона. Его воспитанники исправно несли караульную службу, постепенно привыкая к нравам и обычаям знатных особ. При любом королевском дворе есть избыток бездельников, облеченных званиями и должностями, но лишенных реальной власти. Бесхозный отряд, забытый Соломоном в силу весьма важных причин (см. выше), немедленно прибрал под свою высокую руку барон Филипп (см. еще выше). Лейб-гвардейцы, бывшие крестьяне, природной своей сметки не утратили и позволили б. Филиппу узурпировать власть, получив в обмен некоторые преимущества, а именно - сладко есть и много спать, а также кое-что другое, чему их не учил Соломон, но подсказала жизнь. О тренировках они никогда не забывали, ибо это был их капитал, их достояние, их родовая честь.
  За это время отряд лишился только одного бойца. Этим одним стал Вадим, который не мог нести, столь унижающее его достоинство, службу. Рядовым Вадим пробыл почти год, и эта служба научила принца многому. В конце концов, он был образованным человеком. Бездумное, однообразное свое существование он решил заменить конкретной деятельностью, направленной... Но никто, кроме принца пока даже не догадывался, что он придумал.
  Однажды принц во главе пестрого и шумного эскорта, который он на-брал из праздношатающегося по дворцу сброда, покинул столицу и отправился в турне по городам и весям державы.
  Первой жертвой стал барон Дарти, резиденция которого располагалась в тридцати верстах от городских стен. У барона был собственный родовой замок, но жил он в поместительном амбаре, ибо опасался быть заживо погребенным под обломками древнего, разваливающего замка. Зимой в замке было холоднее, чем на дворе, а летом донимали сквозняки и духота. Пристроив к амбару пару помещений, Дарти наслаждался сельским покоем. Размеренное течение его жизни было прервано внезапным появлением кучи наглых гостей во главе с принцем Вадимом. Хозяин весь вечер терялся в догадках и поисках причины, которая привела к нему столь высоких особ, и с тоской следил, как неотвратимо и безжалостно уничтожаются его запасы вина, окороков, колбас и сыров.
  Сидя на почетном месте, во главе пиршественного стола принц с любопытством наблюдал за муками барона Дарти. Вадим помаленьку цедил виноградное вино из огромного серебряного кубка тонкой работы. Когда время перевалило далеко за полночь, и барон, привыкший ложиться спать с вечерней зарей, отчаянно принялся зевать. Вадим обратился к хозяину с некоей просьбой. Просьба была отвергнута в самых изысканных выражениях. Принц ничем не выразил своего огорчения.
  И пир продолжался, и было весело, хозяин же уснул.
  Днем амбар сотрясался от могучего храпа, ночью в нем нестройными голосами орали песни и слышались задушевные здравицы королю, принцу, принцессе, хозяину. Такое времяпровождение сильно пошатнуло здоровье барона, он не стеснялся прилюдно ходить с мокрой повязкой на голове. Его изощренный ум придумал и другие средства, указывающие на то, что гостям пора и честь знать.
  На третью ночь, например, вместо тонкого виноградного вина на столы был подан самогон. К ужасу хозяина этот напиток простолюдинов был встречен могучим ревом, выражающим высшую степень удовольствия.
  Только к исходу недели сопротивление барона было сломлено. Потери барона Дарти были ужасны - исчез годовой запас вина и самогона, закрома опустели вполовину против начала нашествия. После удовлетворения некоей просьбы Вадима, гости немедленно испарились, а барон месяц пролежал в горячке, проклиная судьбу и тот день, когда он встретился с принцем.
  Бесчинства повторились у другого землевладельца и обладателя титула. Как его зовут, никто не запомнил в силу большой занятости, и все обращались в его сторону очень просто:
  - Эй, ты, герцог!
  Землевладелец и граф благоразумно молчал. Он сумел продержаться лишь три дня. Затем компания двинулась далее. Однако молва бежала впереди, и вскоре Вадим больше уже не слышал отказа касательно своей просьбы. Переезды стали учащаться, и не прошло и месяца, как Вадим, будто великий полководец во главе своих полков, проследовал через Северные ворота столицы к дворцу. Компания в тот же час была распущена, а принц направился в канцелярию Ее Высочества принцессы Алины.
  
  - Ты оказался неплохим учителем. Вот посмотри, - Алина придвинула тонкую бумажную пачку сидящему напротив Соломону.
  Он осторожно взял в руки первый лист, испачканный и помятый. Другие бумажки выглядели не лучше. Это были расписки в том, что барон или граф такой-то обязуется доставить в полк Его Высочества принца Вадима двух молодых людей не старше 16 лет. Или трех молодых людей.
  - Принц со вчерашнего дня живет в тех самых казармах, - добавила принцесса.
  Соломон сложил листочки в аккуратную стопку и взглянул на Алину.
  - Да, этому он научился. Но зачем ему силы быстрого развертывания?
  - Ребенок, играя, учиться жить.
  - Вот как. Учиться жить или учиться властвовать.
  - Он будущий король. Между прочим, ваши слова.
  - Неужели, принцесса, Вы вернете ему власть.
  - Он будущий король!
  - Вряд ли это произойдет мирным путем.
  - Оставьте, прошу вас, свои страхи. Лучше расскажите забавную историю.
  Разговора на подобную тему больше между ними не случилось. Чужая жизнь их не интересовала совсем, они были заняты собственными чувствами. Запас забавных историй, по выражению принцессы, довольно скоро истощился, и Соломону пришлось перейти на другие темы. Но принцесса его слушала так же внимательно. Она либо умна, либо я красноречив, думал Соломон. Как раз об эту пору он пытался рассказать Алине о Боге: кто он такой есть и чем занимается.
  Соломон прожил в этом мире достаточно долго и все не мог понять своего чувства, которое мешало признать мир настоящим, реальным, живым. Не хватало какой-то законченности, завершенности бытия. Ответ пришел неожиданно и оказался до примитивности прост. В этом мире отсутствовала религия, не было церкви, священников, ну ничего - ни верующих, ни атеистов. Ветер дует, потому что деревья качаются - примерно на таком уровне люди объясняли неизвестные им явления природы, но при этом забыли назначить ответственных исполнителей за гром, наводнения, ураганы. Если сверкает молния - берегись, не стой одиноким столбом посреди поля, если твой дом затопила вышедшая из берегов река - перенеси строение подальше и повыше. Из наблюдений за причудами стихии народ извлекал практические выводы, даже не подозревая, что это могут быть проделки какого-нибудь Зевса, возмущенного поведением непокорного. В ходу были разнообразные приметы, люди пользовались услугами многочисленных колдунов, которые скорее были наблюдательными и умными психологами, чем посвященными в тайны божественного промысла. Материализм гос-подствовал в умах человеков, и никакие призраки не бродили по местным Европам.
  Алина согласилась со своим собеседникам только в одном пункте - религия упрощает управление подданными. Во всем другом она его просто не сумела понять и смотрела на Соломона с жалостью во взоре - такой умный и сильный человек, а в душе боится принимать решения, боится быть свободным. Ведь упование на Бога есть всего лишь перекладывание на Его плечи собственных забот. Перепуганному насмерть дикарю хочется, будто маленькому ребенку, укрыться за спиной сильного, могучего Бога. Человек вырос, а все не может забыть страхи своего детства. Вера в Бога - это неверие в свои собственные возможности и силы.
  
  - Как поживает принц? - спросил однажды Соломон.
  - Принцу плохо, его отравили, - отвечала Алина.
  - Вот это новость!
  - Его с трудом спасли, и он уже неделю не встает с постели.
  - Нашли злодея?
  - Нет пока.
  Королевская полиция не знала, что предпринять, она не знала, где, в каких кругах ловить злоумышленников. Сыщикам не нравился ни один из мотивов этого преступления. Месть - принц дороги никому не переходил, ограбление, воровство не подходило ни под каким боком. Пока полицейские чины чесали свои затылки, по городу кто-то пустил слух - принца хотела убить Алина, чтобы очистить дорогу к трону. В управлении внутренних дел никак не отреагировали на эту версию - нелепее и глупее придумать было трудно. Сплетни и слухи не утихали и с каждым днем становились все изощренней. Любой обыватель мог в подробностях рассказать, каким ядом пользовалась принцесса, и почему ей не удалось довести задуманное до конца. Принцесса Алина велела отыскать источник сплетен. На следующий день, на десять часов утра она назначала большое совещание с участием всех сыщиков и прочих, связанных с расследованием.
  Но было уже поздно, слишком поздно. Ночью принцессу Алину арестовали, а за Соломоном пришли ранним утром. Соломон, конечно, возмутился и перекалечил всю наличную стражу. Связав нападавших, он осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. Справа и слева на почтительном расстоянии от двери толпились вооруженные люди. Соломон прислонился к косяку, скрестив руки на груди и лениво поглядывая на гостей, с самым беззаботным видом принялся насвистывать незатейливую мелодию. Позади него, в комнате, охали и стонали побитые стражники, а в коридоре угрюмо молчали два десятка охранников. Если они не нападают, значит, ждут кого-то или чего-то, подожду и я, решил он.
  Соломон оказался прав. В левом крыле коридора послышался шум, толпа в ту же минуту расступилась, и появился принц Вадим. Решительным шагом он подошел к Соломону.
  Подошел и остановился, пристально глядя ему в глаза.
   Плохо, семечек нет, поплевался бы, пожалел Соломон.
  Вадим ждал, он хотел, чтобы первым заговорил Соломон. Но Соломон упрямо молчал. Казалось, он мог стоять вечно, прислонившись к косяку, скрестив руки перед грудью и лениво разглядывая окружающих.
  - Алина арестована, - сообщил принц отчего-то шепотом.
  Соломон молчал.
  - Я предлагаю вам сдать оружие и проследовать в башню.
  Соломон молчал.
  - В случае неповиновения в первую очередь пострадает она, - выпалил принц.
  Соломон поверил ему сразу, но из вредности оружие сдавать не стал. Охрана сделала вид, что так оно и полагается. И в башню, где томились государственные преступники, Соломон пришел в полном боевом облачении. В камере, оставшись один, он скинул бесполезное теперь оружие и повалился на ворох соломы на полу.
  Итак, в стране произошел государственный переворот. Дело в общем-то житейское. Обыкновенное такое дело. Можно попробовать восстановить прежний правопорядок, и будет реакция, кровопролития, гибель невинных людей. А получится ли у меня не в меру самоуверенного? Новый порядок тоже требует крови, невинных жертв желательно. Куда ни кинь, всюду плохо, всюду клин. Дурак все портит, умный исправляет, мудрый не делает ничего. Мудрость мне, конечно, совершенно не грозит. Не получится. Обязательно ввяжусь в драку. И кем выглядеть буду: дураком или... "Души прекрасные стремленья..." или "души прекрасные стремленья..." - вот в чем вопрос. Впрочем, думать бессмысленно, заключил Соломон, действовать нужно. А всякое действие лучше всего начинать с завтрашнего дня, в крайнем случае, с понедельника.
  Размышления были прерваны самым наглым образом - в камеру ввалилось до сотни вояк.
  Нет, преувеличение ни в какие рамки не лезет, как и в камеру, между прочим, поместилось только пятеро.
  - Ну, - недовольно произнес Соломон, - с чем пожаловали?
  - С обедом, - хором ответила "сотня".
  - Так подавайте, - милостиво распорядился Соломон.
  Произошло легкое замешательство, некое броуновское движение, и воякам пришлось выйти. В камеру с осторожностью вступил официант с огромным подносом.
  Наконец, все вышли, и Соломон приступил к трапезе.
  На подносе горой громоздились фрукты, в маленьких тарелочках был салат, в других лежало мясо кусками с подливом и без оного.
  - Объедки аппетитны весьма, - сказал Соломон.
  После обильного обеда его неудержимо потянуло в сон.
  - Вряд ли меня отравили, - подумал он и провалился в темноту.
  
  Сладкий сон превратился в тяжелый кошмар. Его будто бы везли по улицам города под крики злой черни. У него были связаны руки за спиной, и он сидел на полу большой деревянной клетки, которая стояла на телеге. Возница иногда покрикивал на лошадей, лениво тянувших телегу.
  Соломон повернул голову и мутным взором увидел другого товарища по несчастью. Рядом с ним стояла Алина, держась рукой за массивные прутья клетки.
  - Кошмарный сон, - с трудом сказал Соломон.
  Алина, не поворачивая головы, ответила.
  - К сожалению, это не сон.
  Вот и все, спокойно подумал Соломон. Его отравили сильным успокаивающим средством, и происходящее было ему безразлично. Он снова впал в тяжелое забытье.
  Соломон пришел в себя вновь на высоком деревянном помосте. Его придерживала за руку принцесса. Перед глазами со всех сторон волновалась толпа любопытных горожан, стоящих за спинами солдат, которые были построены вокруг помоста правильным квадратом. Соломон узнал дворцовую площадь. Он поднял взгляд и на балконе дворца увидел принца. Вадим победно скалил зубы в изуверской улыбке.
  - Этот мир придуман не мной, - сказал Соломон.
  Алина с удивлением посмотрела на него.
  - Этот мир придуман не нами, - повторил он и принялся приводить свои мысли в порядок.
  Они, тяжелые, как кирпичи, с трудом укладывались в пустом черепе, таком огромном и массивном, что шея и плечи болели под страшным его весом.
  Кроме них на помосте находилось еще два человека - палач и некто, в черного цвета мантии, монотонно читавший текст.
  Соломон стал потихоньку переминаться с ноги на ногу, сжимать и разжимать кулаки, стремясь как можно скорее восстановить кровообращение. При этом он оценивающе разглядывал палача. Его низенький рост очень обрадовал Соломона.
  Некто, в черного цвета мантии, выкрикнул с явным облегчением по-следние слова и торопливо пошел к тому краю помоста, где были ступеньки.
  Палач посмотрел на балкон дворца и, получив сигнал в виде разрешающего кивка, направился за первой жертвой.
  - Галя, а я выход-то нашел, - сказал Соломон и пошагал навстречу палачу. Тот, еще ничего не поняв, так же неспешно двигался вперед.
  Сначала, резко согнув ногу в коленке, Соломон одновременно развернулся боком на пятке другой и, стараясь, как можно меньше отклоняться от вертикали, въехал сапогом точно в челюсть противника. Удар был исполнен верно, потому что палач повалился не назад, а упал лицом вперед. Свалился и Соломон, ибо руки его были связаны. Тут же вскочив, он перевернул пинками оглушенного палача. Закрыв глаза, он вдавил каблук сапога в кадык лежащего человека. Хруст ломаемых шейных позвонков разнесся по всей площади.
  Крик ужаса заглушил топот бегущих к ступенькам солдат, Соломон тоже рванулся туда. Он не хотел, чтобы свалка произошла на помосте, где оставалась Алина.
  Соломона приняли в мечи, было больно, ужасно больно, а потом вне-запно все кончилось.
  Г Л А В А 6.
  
  Хозяина поразил внезапный приступ деятельности.
  - Я здоров, понимаешь, - заявил он охране, - нужно поработать, э-э.., с бумагами.
  Он отменил все процедуры и обследования, вызвал машину и покинул госпиталь. Бегство было столь поспешным, что забыли свиту и не успели организовать приличного сопровождения.
  В машине был сам да его начальник охраны. Хозяин, довольный собой и своим здоровьем, неспешно вещал истины. Пирожков внимательно его слушал
  - Демократ нынче пошел любопытный. А где, спрашивается, они были пять лет назад?
  Хозяин замолк. Пирожков было успокоился, но вдруг хозяин опять зазвучал:
  - Подготовь закрытый указ о создании организации при президенте. Секретной организации.
  - На предмет?
  - А пусть она астероиды сшибает.
  - Не понял.
  - Астероиды, понимаешь, летают, - сказал загадочно президент и добавил, - срочно.
  Тем временем кавалькада всего из двух машин ворвалась в город. Никого из гаишников оповестить не успели, и кортеж был нагло остановлен красным сигналом светофора. Чтобы скрыть прокол своей службы Пирожков осмелился отвлечь хозяина еще одним вопросом:
  - Кто будет возглавлять организацию?
  - А вот он - президент ткнул пальцем в стекло.
  Пирожков увидел стоящего на тротуаре бедно одетого человека. Шеф охраны сориентировался мгновенно и позвонил в машину сопровождения. Он видел, как двое телохранителей профессионально и очень сноровисто изъяли из толпы прохожих товарища и сели с ним в машину.
  
  Пирожков всегда читал прессу президента. Это позволяло ему быть в курсе и не задавать глупых вопросов. Но последнее распоряжение едва не поставило его в тупик. Из всех возможных вариантов он выбрал следующий - внук нашего учиться в Англиях, нужно платить. И не из собственной зарплаты. Необходима организация. Совсем, совсем секретная, с грифом на ее документах: "перед прочтением уничтожить". Со своим закрытым фондом где-нибудь в Швейцарии. Да не в одном банке денежки спрятать. А этот лох - зиц-председатель. Его фамилия случайно не Фунт?
  К 18 часам следующего дня Пирожков был на докладе. Президент указ подписал.
  - Где шеф, - он взглянул на лист бумаги, - ООН*?
  * Организация особого назначения.
  - В госпитале.
  - Что, сразу в огород, в лопухи. Дня еще не проработал. Ну не во всем же с меня пример брать., - на удивление спокойно отреагировал президент. - Что с ним?
  - Полная амнезия. Ничего не помнит. Ничего не знает. По косвенным данным - не притворяется.
  - Небось твои орлы неаккуратно его в машину грузили. Поставить на ноги и через неделю - сюда. Медицина, понимаешь.
  Пирожков внутренне возликовал - его догадки подтверждались.
  Но оказалось все не так просто. И орлы были не при делах. Лечащий врач, маленький седенький профессор объяснил Пирожкову:
  - Дорогой мой, болезнь несчастного вызвана не вульгарным ушибом головы или ее содержимого, а вызвана она, болезнь, грубым химическим вмешательством.
  - Его пытались отравить?
  - Не совсем. Насколько я понимаю, его пытались лишить способности воспринимать реальность объективно. Но переусердствовали.
  - Попроще, профессор.
  - Вот как, попроще. Его сделали чистым листом.
  - И я могу написать на нем что угодно?
  - Совершенно верно. Вы внушите ему, что он волевой целеустремленный генерал, чиновник особых поручений.
  - А если я скажу, что он профессор-нейрохирург - он сможет квали-фицированно рыться в чужих мозгах.
  - Копаться. Интересно. Если он был до болезни хотя бы фельдшером - то скорее, копаться будет, после того как вы ему поможете "вспомнить" соответствующие дисциплины.
  - На это уйдет пять лет. Как у всех студентов - медиков.
  - Быстрее, значительно быстрее, дорогой мой. Меньше месяца, если угадаете.
  - А если он был инженером.
  - Делайте из него директора завода.
  - Вы можете сейчас определить его прошлое. Хотя бы примерно.
  - По моим наблюдениям, неполным наблюдениям, он был, скорее всего, инженером.
  - И последнее. Зачем с ним это сделали, как вы думаете?
  - Элементарно, Ватсон. Чтобы подписать документы, скажем, дарст-венную на квартиру. Об этом можно прочесть в любой газете. Моему пациенту пока везет, другие превращаются в бомжей и гибнут.
  Содержание этой беседы стала известна президенту на следующий день, но Пирожков не получил никаких указаний.
  Прошла неделя. Пациента усиленно лечили. Каждый день он глотал горстями таблетки и получил до десятка уколов во все доступные места. Но столь бурная деятельность никак не отражалась на самочувствии испытуемого. Глотал он витамины, кололи ему витамины. Что с ним делать, никто не знал. Называется консервативное лечение - врач наблюдает, какую болезнь еще удумает пациент, и что с ним будет дальше. А витамины до сих пор никому еще вреда не причинили.
  Судьбу его решил президент, в воскресенье.
  - Чистый лист?
  - Да, - на всякий случай согласился Пирожков.
  - Имени своего не знает. Паспорта нет.
  - Да, - Пирожков, наконец, сообразил о ком идет речь.
  - Так возьми устав ООН и прочти ему до последней запятой. Полу-читься идеальный шеф. Ни вправо, ни влево. Профессор мне гарантировал, что прошлое свое он не вспомнит никогда. Действуй. Да. Имя ему пусть будет: Рабинович Соломон Израилевич.
  - Как?
  - Врагам Отечества назло. Судьбе наперекор.
  
  Директор ООН стоял у окна своего кабинета, скрестив руки на груди. С весьма задумчивым видом он разглядывал окрестности. Здание окружал большой парк, за которым блестела в солнечных лучах река, а дальше, на другом берегу, виднелись многоэтажки спального района столицы.
  С некоторых пор директора стали посещать, мягко говоря, странные идеи. Ему все чаще казалось, что он занимается чужим делом. Несколько раз в день его охватывало непонятное беспокойство, непреодолимое желание бежать, мчаться куда-то. У Соломона было все, но человеку несвойственно наслаждаться покоем, вечно ему не хватает адреналина в крови. Соломон жил один-одинешенек в трехкомнатной квартире, на работу его доставляли на мерседесе. Под его руководством трудилось два десятка специалистов. Есть секретарша, кабинет, крутая зарплата, что еще надо. Но Соломона грызла тоска. Соломон превратился в образцового бюрократа, который регулярно регистрировал входящие и исходящие, который выдавал ценные указания, который еженедельно проводил производственные совещания, который был отец родной.
  Сначала контора занималась проблемой выпадения астероидов и прочих камешков с тверди небесной на землю грешную. Вопрос был подвергнут изучению со всех возможных сторон. Был не забыт исторический аспект, каким-то образом сумели прицепить и науку наук - философию. И все равно, уже через месяц, директору ООН стало очевидно: вероятность катастрофы равна нулю. Но однажды запущенная бюрократическая машина остановиться не может, и проблему стали углублять.
  На свете придумано много чего интересного. НЛО, пирамиды, Пермская аномалия, снежные люди, забытые острова в Тихом океане. Работники переписывали сведения из всех закрытых и открытых источников. Контора сумела организовать пару экспедиций в аномальные районы, правда, по родной стране. Путешественники возвращались из поисков за неведомым отдохнувшими и с новыми силами бросались в исследования, сооружая по тому очередных ученых записок в неделю. Вся масса этих сведений обрушивалась на Соломона. Он прилежно читал, составлял доклады, которые отсылались по начальству и пропадали в горних высях бесследно.
  Среди вороха иногда интересной, иногда бессмысленной информации на глаза Соломона попался пространный отчет об одном интригующем эксперименте, проведенном в стенах министерства внутренних дел. Ученые в погонах, борясь с расходами на содержание огромного количества заключенных, нашли неожиданный выход. Они усыпляли приговоренных к длительным срокам, управляя сновидениями последних посредством оригинальной самообучающейся программы. ЭВМ и мозг человека составляли единую систему. Эксперимент длился сутки, а человеку казалось, что он прожил целый год.
  В ООН работало шестнадцать человек, и поэтому на еженедельном совещании присутствовали обычно все сотрудники. По средам они собирались в кабинете своего директора и рассказывали друг другу что каждый из них сумел нарыть за неделю. Сообщения всегда были очень интересными, и Соломон с удовольствием слушал докладчиков. Один из сотрудников, Михайлов, рассказывал о встречах летчиков ПВО Московского военного округа с неопознанными объектами.
  Внезапно он замолчал и уставился на середину стола. В кабинете повисла напряженная тишина.
  На поверхности стола сидела мышь. Белая лабораторная мышь. Казалось, она с удивлением разглядывает присутствующих, нервно принюхиваясь.
  - Это же Соломон,- воскликнула Светлана Кондратьева. - Это он - у него шрам на правом ушке!
  Она храбро протянула руку, чтобы схватить мышь.
  Мышь скептически взглянула на Светлану и исчезла.
  - Ой! - только и сказала Светлана, опускаясь на свое место.
  Первым опомнился Соломон:
  - Видели Сол... э-э-э, мышь?
  Все согласно закивали головами. Михайлов придушенно хихикнул и тут же получил локтем в бок от Светланы, своей соседки.
  - Согласен, это смешно, - продолжил, улыбаясь Соломон.
  - Вы в лаборатории над чем работаете, Евгений Иванович?
  - Мы пытаемся повторить эксперимент МВД по управлению снови-дениями.
  - Но вы в курсе, чем опыт закончился?
  - Конечно, поэтому работаем с мышками.
  - Они же не могут доложить, что с ними происходило.
  Соломон еще раз удивленно повторил:
  - Не могут доложить, что с ними происходит.
  И резко закончил:
  - Вся лаборатория составляет подробный отчет о проделанной работе. Сверхподробный. Завтра утром собираемся вновь. А сейчас все свободны.
  Соломон родился в 19... году в деревне Березовая Горка под Рязанью. Отец из служащих, мать - домохозяйка. Учился в школе и институте. Но ничего-то он не помнил. Эти сведения сообщили ему в госпитале и добавили, что Соломон Израилевич попал в тяжелую аварию, два раза испытал клиническую смерть.
  А сейчас он был уверен, что между мышью Соломоном и Соломоном Израилевичем есть какая-то связь, что-то общее. Почти каждую ночь ему снится один и тот же сон - он выходит на поляну, на которой стоит красавец особняк. Он знает, что этот дом он придумал сам, именно так - придумал, жил в нем и работал. С каждым разом появлялось все больше подробностей. Суд, на котором Владимира приговаривают к десяти годам, комната, где он подписывает бумаги, человек в черном одеянии при дипломате.
  - Не могут доложить или не хотят... - усмехнулся почему-то Соломон.
  
  Лаборатория кипела. Здесь собрались все ооновцы. Аборигены потели над текстом, а гости разглядывали клетку, в которой мышь Соломон чинно кушал, не подозревая о своей славе.
  - Жрет, как мамонт!
  - А крысы, что не люди, крысы тоже кушать хотят
  Раздался дружный смех.
  - Деточка, ты же лопнешь!
  - А ты налей и отойди!
  И опять всеобщий гогот.
  Вконец разгневанный Михайлов вытолкал посторонних. Народ устремился в архив. Счастливчик, который первым ухватил пресловутый доклад МВД " для внутреннего пользования", очень скоро пожалел о своей удаче - его принудили читать вслух. Все хотели подробностей.
  Эксперимент длился сутки, а затем подопытным "кроликам" в нена-вязчивой форме предлагалось записать все, чем они занимались в течение этого времени. Под чутким руководством следователей, которые прежде вели уголовные дела своих подопечных, заключенные подробно поведали о горьких мытарствах. Казенный стиль господствовал в этих рассказах. "Настоящим довожу до Вашего сведения..." и так далее. Кто-то провел все время на лесоповале, работая по двенадцать часов; двое трудились в рудниках, и лишь один из них просидел в одиночной камере, не видя ни белого света, ни охрану. Его отчет оказался самым коротким. Рассказы были удивительно однообразны: читать их было тяжело и скучно. Подъем, изнурительная работа с перерывом на обед, короткий отдых и сон, не приносящий покоя.
  Казалось, МВД добилось впечатляющих результатов и пора праздновать победу. Но затея полностью провалилась. За прошедшими эксперимент, числом пять, было установлено негласное наблюдение. Первым сюрприз преподнес некто Мухин, водочный король-неудачник.
  Прошел месяц после его освобождения, однако Мухин вел себя слишком уж неадекватно. Он сидел безвылазно дома, друзей и знакомых в гости не звал, да и сам не ходил, никаких напитков не пил. У него где-то за бугром в надежном банке была припрятана кубышка со звонкою монетой - в этом было уверено все управление. Существовали на этот счет и косвенные доказательства. Но Мухин не делал никаких попыток и клад не трогал. В одно прекрасное утро он выбросился из окна, а жил ведь на пятом этаже одного из элитных домов. Не откладывая дело в долгий ящик, с интервалом в несколько дней, то же самое проделали трое других. МВД всполошилось и последнего "кролика" быстренько устроило на казенные харчи в сумасшедший дом. К сожалению, они не ошиблись, пятый участник нуждался в принудительном лечении.
  МВД приказом велело всем причастным забыть об эксперименте. Не было такого, а если было то не у нас.
  - Бедный Соломон, - вздохнул один из слушателей, искренне сожалея о незавидной судьбе мыша.
  
  В восемь утра следующего дня работники ООН в полном составе сидели в кабинете своего директора. За прошедшие часы каждый из них понял, что случилось нечто очень выдающееся. Эпохальным или великим это событие назвать даже мысленно им не давала собственная скромность. К тому же мешало легкомысленное поведение Соломона, который мышь. Он еще раз исчез из клетки и появился на месте только через тридцать минут. Сотрудники за это время перерыли все три помещения, принадлежащие ООН. Светлана утверждала, что она слышала подозрительные шорохи в сейфе, кто-то видел мышь в книжном шкафу, а кто-то уверял, что чуть было не сел на Соломона, когда он занимал чужой стул. Народ решил, что Соломону не нравится его имя, и тут же перекрестил Соломона в Семена. Правда, все подозревали, что вкусы Семена тут ни при чем, просто в столь маленьком коллективе Соломонов был явный перебор и вообще, как говорится, двум пернатым в одной берлоге...
  Речь держал Евгений Иванович Михайлов. Из его слов следовало, что лаборатория не теряла времени напрасно. Полгода назад на одном из совещаний Михайлов услышав о баснословных деяниях МВД, решил попробовать сам. Надо сказать, что лаборатория при ООН занималась в основном обработкой трофеев, добытых в экспедициях, в которые они сами же и ходили.
  Программу для ЭВМ написал тот же специалист, что работал в недрах МВД. Извлечь его оттуда большого труда не составило: ООН подчинялось непосредственно президенту, понимаешь. Программу же самих исследований составил Михайлов. Исходил он из того допущения, что сон среднестатистического человека (в эксперименте - мыша) есть фантастическое переосмысление информации, полученной за последние дни. Поэтому трем мышам перед экспериментом всеми доступными способами показали изнанку их мышьего существования. Держали бедняжек в тесных клетках, кормили раз в неделю, заставляли принимать водные процедуры в ведре, где они мокли часами, неожиданно били током. Мыши вконец издергались, похудели и мечтали, очевидно, только об одном - подрасти и показать этим двуногим извергам кузькину мать. При этом с помощью хитро укрепленных датчиков на голове грызунов шла круглосуточная запись aльфа ритмов мозга подследственных. Круглосуточная, потому что им не давали покоя и ночью. Затем эту группу усыпили и на два часа включили в ЭВМ. Надо ли говорить, что записи альфа ритмов совпали по многим показателям. Мыши переживали в искусственно созданном сновидении то же самое.
  Другая группа жила совсем иначе. Им выделили просторные клетки, кормили исключительно сыром твердых сортов, поили молоком. Устроили пару раз свидание с противоположным полом. Мыши округлились и благосклонно взирали на своих подданных, будто короли. Альфа ритмы до и после опытов совпали, как и у мышей первой группы. Как выразилась Светлана - что мыши видят, то и спят.
  Но этого очевидного вывода для отчета было недостаточно, отчет получался слишком куцым, а работники хотели создать солидный научный труд.
  Выход нашел Михайлов. Он изменил условия эксперимента. Мыши первой группы были амнистированы, а членам другой группы организовали всевозможные неприятности. И опять альфа ритмы до и во время искусственного сна оказались одинаковыми у всех подследственных, кроме одной, у которой альфа ритм сна отличался от альфа ритма бодрствования. Мышь страдать во сне не желала, она обнаружила творческий подход в проведении эксперимента. Может быть это объяснялось тем, что она была из второй группы, которая роскошествовала и жила в свое удовольствие в самом начале опытов. Данная мышь, очевидно, не забыла свое недавнее прошлое и в искусственном сне создала ту же самую благоприятную обстановку.
  Программа для ЭВМ позволяла такую возможность - она была составлена с активной обратной связью. Программа всего лишь строила декорации на сцене, а актеры сами играли пьесу. Что при этом получалось - трагедия или комедия зависело только от артистов. Одна из мышей успешно решила эту задачу.
  Неугомонный Михайлов не остановился, окрыленный новыми данными, он стал усложнять условия опыта.
  Бедных животных или кормили на убой, или морили голодом. Количество интересных наблюдений стремительно росло.
  Беспокойная жизнь отрицательно сказывалась на здоровье мышей. Они неуклонно деградировали. Их уже не радовали периоды покоя, об этом бесстрастно доносили пики и впадины альфа ритмов подопытных. Экспериментаторы научились разбираться в диаграммах и читали их словно захватывающий роман.
  Особенно интересно было следить за успехами Соломона - так окрестили ту самую нестандартную мышь, которая не желала следовать общим тенденциям и неразумно нарушала отчетность. Мышь назвала в честь своего директора смешливая Кондратьева, но шутка неожиданно понравилась сотрудникам.
  Так вот, Соломон-мышь пребывал в полном спокойствии всегда. Его угощали - он не спеша кушал, его держали часами в ведре с водой - он совершал марафонские заплывы, демонстрируя нечеловеческие (а какие еще у мыши?) возможности.
  - Я сделал из него монстра, - удивился однажды Михайлов.
  Вся лаборатория следила за борьбой двух титанов. Михайлов не уставал изобретать новые каверзы, Соломон с легкостью их преодолевал. Другими мышами заниматься прекратили - стало совершенно неинтересно мучить животных. Их оставили в покое. Мыши ответили на это черной неблагодарностью - они стали дохнуть без видимых причин. По одной персоне каждое утро. Население лаборатории всю неделю пребывало в панике. В пятницу, к концу рабочего дня, в живых остался только Соломон. А в субботу экспериментаторы, не сговариваясь друг с другом, вышли на работу в полном составе.
  Соломон оживленно суетился в своей клетке - ему явно не хватало движения. В тот же час был накрыт немудреный стол, гонцы оперативно доставили из ближайшего магазина напитки необходимой крепости. Праздник начался. Первый тост, естественно, подняли за здоровье Соломона.
  
  Возвращение к самому себе происходит рывками, неожиданно. Вчера Соломон был директором ООН, был переполнен заботами о своих подчиненных. Нужно было уладить небольшую ссору, грозившую превратиться в грандиозный скандал между Михайловым и Кондратьевой. Через неделю исполняется 50 лет его первому и единственному заместителю; заканчивался очередной квартал, и бухгалтерия запрашивала данные, которые впору было выдумывать, потому что существовали они лишь в фантазиях счетоводов.
   Но сегодня Соломон почувствовал себя свободным от этих каждодневных обязанностей. Они ушли на второй план, превратились в мелкие, не стоящие внимания житейские мелочи. Возвращение к самому себе завершилось. За одну ночь он стал другим человеком.
  Он с отвращением вспомнил последние минуты своей жизни в Семиградье. Отвратительный хруст шейных позвонков, предсмертный хрип палача. Несклонный к насилию, он скорее убежал бы, чем вступил бы в драку с парой, тройкой хулиганов. Он не был храбрым, но вместе с тем не хотел прослыть трусом в глазах близких ему людей, и потому приходилось ему вступать в дискуссии с хулиганами, которые, как ни странно, заканчивались миром. Иногда.
  Убийство палача было предопределено в силу особенности его профессии. Это было хладнокровное и, главное, рассчитанное убийство. Работа палача, в чьих-то глазах даже почетная работа, В Семиградье была наследственным делом и передавалась из поколения в поколение от отца к сыну. Никто, кроме них, не смел исполнять ответственные задания партии и правительства. Государство гордилось своим палачом, род наследственных убийц по своей древности не уступал королевской династии Семиградья. Через их руки прошло множество представителей известных фамилий. Погибнуть под топором Самсонов считалось не менее почетным, чем пасть на поле брани. У последнего, зверски убиенного Самсона, было три дочери и только один сын, младшенький, которому не исполнилось и двух лет. Вспомнил об этом Соломон в последнюю минуту. Он убил палача и выиграл некоторое время. Но как долго будет терпеть Вадим? Сколько дней жизни отпущено Алине? Эти вопросы с утра мучили Соломона. Надо срочно возвращаться.
  Соломону были известны два способа путешествия. Оба никуда не годились. Конечный пункт перемещения мог оказаться любым. Выходило не путешествие, а бегство. Все началось с шестигранников, с ячеистых структур и торсионных полей, которые завели Владимира Васильевича в места и обстоятельства, мягко говоря, не совсем совместимые с активной жизнедеятельностью. С трудом выбравшись из этой переделки Владимир попал в другой переплет. Люди в белых халатах, под которыми скрывались милицейские погоны, учинили над ним эксперимент, после которого он долго не мог прийти в себя. Следствием опыта было его собственное самоубийство. Находясь в здравом уме и твердой памяти, он шагнул в пустоту из окна квартиры. И снова очутился в ином мире. Нет, он не сошел с ума, очевидно внутренняя логика эксперимента и какое-то подспудное знание, которое разбудил опыт, толкнули его на этот поступок.
  Оставалась единственная надежда. Его тезка Соломон, он же Семен, он же мышь белая мог попасть в любое место по своему собственному усмотрению. В этом не раз убеждалось все население лаборатории. Соломон отодвинул в сторону отчет об этом происшествии. Ответа на вопрос он не находил.
  Рабочий день закончился, комнаты опустели, в здании светилось только одно окно - это был кабинет директора. Поздним вечером вспыхнул свет еще в одном окне.
  Соломон вошел в лабораторию и отыскал клетку с Семеном, который мышь. Семен с любопытством глядел на директора и не шевелился. Соломон открыл дверцу и сказал:
  - Цып, цып!
  Сам же и рассмеялся.
  Мышь на свободу не вышел. На глазах Соломона он мгновенно растаял в воздухе. Соломон вздохнул.
  - А я поговорить хотел!
   Он пошел в кабинет. Там, на его столе, чинно сидел мышь. Соломон устроился в кресле. Они долго глядели друг на друга.
  - Понимаешь, Семен, ты животное вряд ли умное, но опытное. Ты можешь сказать, как ты это делаешь?
  Животное Семен принялось чистить свою шубку.
  - О торсионных полях у тебя нет никакого понятия. Ты ими пользу-ешься. Как я автомобилем. Сел, хлопнул дверцей, повернул ключ, выжал сцепление... Но я же человек, почему не могу!
  Соломон протянул указательный палец, чтобы погладить мыша. Тот ловко вскочил на ладонь и быстро пробежал по руке на плечо. Соломон замер, а потом успокоившись, сказал:
  - Предупреждать надо. Вот ты захотел и влез на плечи. Захотел и в мой кабинет попал. А ведь в этом что-то есть, к чему простое дело наме-ренно усложнять.
  Соломон поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Он представил себя в кабинете принцессы Алины. Вот он стоит посредине комнаты, прямо перед ним стол красного дерева, за ним на стене, писаный портрет короля в полный рост при всех регалиях. Справа и слева высокие окна, в простенках между ними на мраморных подставках бюсты властительных предков.
  Сидящий в кресле человек неожиданно исчез и мышь, что была на его плече, повисла в воздухе. Длилось это только мгновение, а потом исчезла и она.
  Г Л А В А 7.
  
  Свое явление Соломон представлял примерно так - он материализуется посреди кабинета, вытаскивает с лязгом меч из ножен и начинает рубить в мелкие щепы стол красного дерева. Испуганный принц Вадим прячется за стулом. Но тщетно. Разгневанный Соломон извлекает его за шкирку и тряся, словно нашкодившего котенка, грозно вопрошает: "Доколе!"
  На самом деле случилось вот что.
  Соломон, как сидел покойно в мягком директорском кресле, так и прибыл. Мало того, он несколько ошибся адресом и свалился прямо на злочастный стол красного дерева. Сильно ударившись копчиком, Соломон от боли потерял дар речи и мог только шипеть. Сидя на заднице, он обеими руками схватился за ушибленное место, а его ноги едва не уперлись в грудь сидящего за столом принца Вадима. Он неподвижно застыл на стуле и прятаться вовсе не собирался.
   Соломон сделал пару глубоких вдохов и кое-как усилием воли спра-вившись с болью, принялся анализировать обстановку. Первым делом он высоко оценил свое выгодное стратегическое положение и тот же час его использовал. Упершись руками, он со всей мочи двинул ногами принцу в грудь. Тот вместе со стулом влип в стену и свалился на бок. Соломон сел на край стола и кровожадно спросил:
  - Ну?
  Глаза его гневно сверкали, рот перекосило от злобы - видом своим Соломон наводил ужас. Так показалось принцу, а на самом деле директору очень хотелось смеяться. Он отчаянно боролся со своим желанием, для чего ему пришлось плотно сжать зубы и нахмурить брови. От этого только сильнее тянуло расхохотаться. Пока он пучил глаза и надувал щеки, Вадим кое-как пришел в себя. Сидя на полу, он спросил:
  - Ты кто?
  - Смерть твоя, - спокойно ответил Соломон и вдруг громко заорал:
  - Что с Алиной?
  - Она в башне.
  - А с Его Величеством? - он указал на портрет короля. Угол массивной рамы был перевязан траурной лентой черного цвета.
  - Представился.
  Соломон спрыгнул с края стола и, обойдя его, сказал:
  - Садитесь, Ваше Величество!
  Вадим утвердился на своем месте. А Соломон, стоя посреди кабинета, наконец-то дал волю своим чувствам. Он смеялся, очень долго смеялся, до слез.
  Чем окончательно запутал Адриана, кажется, номер 9.
  Ситуация действительно выглядела очень комично.
  Директор был одет в тройку черного цвета, воротник белой рубашки стягивал узел серого с отливом галстука, который мешал хохотать, и его пришлось ослабить. Поверх этого великолепия был накинут ослепительно белый халат. Костюм никак не вязался с принятой здесь модой. А на плече директора сидела мышь белая и бесстрастно следила за ходом пьесы. Без улыбки нельзя представить как такой джентльмен, подобно кулю с картошкой, валится на стол прямо из воздуха и начинает немилосердно лягаться.
  Но Вадиму было не до смеха, он с угрюмым видом сидел и наблюдал за истерикой Соломона.
  - Ты кто?
  - Соломон.
  - Ты мертв!
  - Я бессмертен, - скромно возразил Соломон.
  - А зачем ты..., - Адриан не сумел закончить фразу, ему никогда не приходилась беседовать с покойниками. Мысли смешались в его голове, он ничего не понимал, болела ушибленная грудь, и было страшно. Покойник, одетый необычно, распространял по всему кабинету приятный аромат. Вместо того, чтобы вцепиться в шею жертве, мертвец заразительно хохотал. Это был неправильный покойник, что только усиливало ужас.
  Величество держалось из последних сил, а Соломон в очередной раз воспользовался его бедственным положением. Впрочем, он на это рассчитывал.
  Потребовалась почти неделя, чтобы растревоженное общество хоть чуть-чуть успокоилось и приняло новый порядок вещей. Принцесса Алина заняла свое прежнее место. Она вела себя гораздо приличнее, чем король при воскрешении Соломона, но тоже долго не могла прийти в себя. Горожанам объявили, что Самсона убил п о х о ж и й на Соломона человек, вознамерившийся скомпрометировать принцессу. Казнь была задумана для проверки верноподданнических чувств народа, что последний блестяще подтвердил.
  Однако народ, как принято, безмолвствовал.
  За неделю Соломон провел массированную информационную атаку, распространяя через подставных лиц самые разнообразные слухи и, в конце - концов, сумел запутать обывателей до того, что они стали смеяться над всеми, кто имел неосторожность затронуть эту тему.
  Канцелярия принцессы пригоршнями раздавала ордена и почетные звания, они хотят праздника - их есть у меня. Прискорбное происшествие, конечно, забыли.
  Правда была известна только Алине. В пределах ее компетенции, конечно, Соломон вместе с ней совершил экскурсию к месту своего успокоения. Когда вскрыли гроб, то там не оказалось ничего. Пусто. Он удовлетворенно хмыкнул - закон сохранения материи сработал на славу.
   Своей доли праздника не упустил и Соломон. Он стал графом и министром канцелярии Ее Высочества. Должность свою он назвал так - министр по особым поручениям. Когда принцесса попросила объяснить, что значит сей туманный оборот речи, Соломон сказал:
  - Могу заниматься чем хочу и когда захочу
  Алина не возражала.
  
  Города обычно появляются на перекрестках караванных путей. За счет торговли они растут и богатеют. Столица Семиградья тоже возникла на оживленной купеческой дороге. В город стекались товары из южных стран и оседали в поместительных складах, которые бесконечными рядами стояли на берегу полноводной реки. Товары перегружали на суда и увозили в далекие заморские страны. Проходило время, и те же суда возвращались с полными трюмами, и заморские изделия, попадая сначала на склад, с караванами уходили на юг. Вместе с товарами купцы доставляли новости со всех концов света.
  С некоторых пор в город стали приходить известия о беспорядках на далеком юге. Кочевники, пришедшие неизвестно откуда, принялись крушить многочисленных князьков и мелких правителей, которые, словно мухи, расплодились кругом караванных путей. При этом ни один купец не пострадал, что было более, чем странно.
  На юге шалили всегда, и торговцы давно смирились с этим злом, неизбежным, как наступление ночи. Большая часть их рассказов повествовала именно о встречах кровожадных разбойников с лукавыми купцами, которые искусными речами дурили головы неотесанным кочевникам и всегда выходили победителями. И вдруг все перевернулось с ног на голову - воры и грабители стали защитниками.
  Эту чудо-новость на все лады обсуждали на любом рынке города.
  Соломон сразу понял, какая серьезная опасность грозит Семиградью. Он посетил самых именитых и уважаемых купцов и с каждым очень долго беседовал. Во время продолжительных встреч Соломон невзначай проговаривался, что купец такой-то, кстати, недавно отбывший восвояси, под страшным секретом поведал ему некую тайну, которая его ужасно развеселила. Князь кочевников, именем Артуа, кажется, повелел купцу собирать сведения об укреплениях Семиградья, войсках и прочем. Неужели князь собирается воевать с такой могучей державой. Да этот Артуа, опять едва вспомнил, убежит вместе со своими дикими пастухами при одном виде его непобедимых войск.
   Собеседник Соломона в смущении прятал глаза и под большим секретом сообщил, что и его не миновала чаша сия. Соломон притворно отмахивался и небрежно говорил:
  - А, не стоит внимания!
  Беседа текла дальше.
  С юга шел крепкий противник, понял Соломон. Князь скотоводов создавал империю на века, и Семиградье вряд ли будет помехой на его пути во властители полумира.
  Алину не пришлось долго убеждать. Она во всем согласилась со своим министром. Работа закипела.
  Первым делом Соломон осмотрел крепостные стены. Они поразили его своей ветхостью. Немедленно были мобилизованы все каменщики. Они потребовали плату вперед, И Соломону пришлось долго рядиться, прежде чем они сторговались на устроившей всех сумме. В город потянулись телеги с глиной, с дровами - нужно было много кирпичей, очень много.
  Король отбыл из города со всей гвардией и войсками. Адриан 9 нещадно гонял разжиревших бездельников, устраивая бесконечные маневры на свежем воздухе. Кстати, народ удостоил очередного короля титулом "Освободитель", намекая, надо полагать, на заключение под стражу принцессы и ее внезапное прощение.
  Дело завертелось, а Соломон занялся техническим перевооружением войск. Порох еще не придумали и слава Богу. Но противника, имеющего подавляющее превосходство в людях, с помощью копий и мечей не одолеть. В том, что кочевников будет тьма, Соломон был твердо уверен. Значит, врага надо удивить. Над этой проблемой он думал целыми днями.
  Как-то раз Соломон зашел в мастерскую кузнеца. Первый подмастерье раздувал мехами горн, другой был у стоящей вертикально плиты и помогал мастеру. Кузнец же раскатывался на подвешенных к потолочной балке качелях. Это веселое занятие оказалось хитрой выдумкой умного кузнеца. Он делал проволоку. Когда качели замирали у плиты, кузнец щипцами захватывал проволоку, и качели начинали обратное движение, вытягивая из отверстия в плите еще несколько дюймов. Вся плита светилась отверстиями самых разных размеров и форм - круглыми, квадратными и треугольными.
  Именно ему Соломон поручил сделать пружины, которые были самой важной детально метательного орудия. Через несколько дней состоялось первое испытание. Оно превзошло самые смелые ожидания. Камень в фунт весом, пролетел почти двести саженей.
  А Соломона уже мучила другая забота. Он занялся конструированием снаряда. Вместо камней можно метать горшки, но чем их наполнить. Древние умельцы начиняли горшки пчелами. Это биологическое оружие действовало очень эффективно, но применить его можно было только один раз. Осада же могла продлиться не один день.
  Кто ищет, тот всегда находит. Несмотря на интенсивные военные приготовления, большинство горожан занимались своими повседневными делами. В середине лета, когда стоят жаркие дни, жители принимались за ремонт своих домов. Таков был обычай. Кто ладил крышу, кто подправлял забор, кто обновлял прошлогоднюю побелку. На рынке появились горы негашеной извести. Больше половины извести скупил Соломон и упрятал в свои арсеналы.
  Теперь он был готов к военным действиям.
  В хлопотах время летело незаметно. Наступил первый месяц осени. Крестьяне заканчивали уборку урожая, который в этом году удался на славу. За моря ушли переполненные торговые суда - купцы были очень довольны.
  Но вместе с осенью пришли дурные вести с южных границ Семиградья. Там появились первые разъезды грозных кочевников.
  В канцелярии Ее Высочества принцессы Алины царило необыкновенное оживление. Чиновники писали бумаги, заседали в многочисленных комиссиях и мотались с проверками и ценными указаниями по всей столице.
  В город непрерывным потоком въезжали обозы окрестных жителей, спешащих укрыться за крепостными укреплениями.
  Все свое время Соломон проводил на городских стенах. С помощниками он устанавливал орудия по обеим сторонам крепостной башни, которая возвышалась над Торговыми воротами. Через них входили в столицу купеческие караваны, шедшие из южных стран. Башня выглядели неприступной, а крепостные стены справа и слева от нее были низкими, высотою только в две сажени.
  - Декорации, - недовольно определил в свое время Соломон и хотел было надстроить их на три аршина, но после удачной закупки крупной партии извести передумал.
   Он решил поставить здесь свою артиллерию. Установка орудий проходила после того, как последний караван ушел на юг и, следовательно, враг ничего знать не мог. Изготовление и испытание метательных устройств было также тщательно засекречено. После окончания работ Соломон вместе с принцессой Алиной присутствовал при пристрелке орудий. Они стояли на башне и смотрели, как камни сбивают деревянные жерди, долженствующие обозначать грозных врагов. По команде Соломона орудийный расчет менял прицел - в низине перед башней вновь валились жерди.
  Алина, не видавшая ничего подобного, была в полном восторге. До-вольным остался и Соломон. Он приблизительно определил скорострельность в два выстрела в минуту. Это было очень неплохо. Орудие взводилось в боевое положение при помощи длинного и крепкого шеста, иначе не хватило бы усилия на растяжение металлических пружин. На чашку клали камень и выбивали стопор, пружины сжимались, и рычаг с силой ударялся о горизонтальную планку. Камень улетал к цели. Прицел меняли с помощью набора таких планок. При каждом выстреле орудия подпрыгивали на месте - пружины оказались довольно жесткими. Соломон приказал баловство прекратить - он боялся раньше времени разбить деревянные части самострелов.
  Был уже полдень, и солнце стояло в зените. Алина собиралась возвра-щаться к себе во дворец, когда с соседней башни донесся возглас:
  - Всадники!
  В пяти верстах от городских стен начинался редкий лес, который слу-жил излюбленным местом для прогулок и пикников богатым жителям. Оттуда на рысях вытягивался конный отряд, он быстро преодолел расстояние до ворот и был встречен радостными криками людей, стоящими на крепостных стенах. Впереди своего войска ехал король Адриан 9 Освободитель.
  По прибытии государя был экстренно собран Верховный Совет. На нем отсутствовал лишь один член - сам Адриан. Он, как сказал его представитель, был в болести. На самом деле король в кровь стер собственное седалище в бесконечных маршах, охватах и отходах. Государь лежал в лихорадке с высокой температурой. Неделю назад он выступил на защиту своих рубежей во главе десяти сотен всадников. Большего количества ему не доверили. На этом настояла принцесса Алина, которую пришлось долго уговаривать. Соломон только не плясал перед ней, доказывая принцессе всю пагубность подобного мероприятия. Доказал.
  Совет молча выслушал рассказ королевского представителя, и начался сущий бедлам.
  - Я говорил, что надо выступать всеми силами, - начал первый.
  - Отсиживаемся за стенами, будто крысы, - перебивал его другой.
  - Мудрость этого Соломона уже поперек горла.
  Все происходило по очень простой причине. Рассказ участника боевых действий воодушевил всех без исключения членов Совета. Без исключения, потому что Соломон и Алина в Совет не входили. Он состоял при особе короля.
  Через четыре дня после выступления конница короля столкнулась с врагом. Состоялось грандиозное сражение. Противник дрогнул и побежал. Отважные кавалеристы во главе с Адрианом устремились в погоню. Но тут подошли свежие силы кочевников, которые чуть было не окружили наших. В город вернулось только триста бойцов. Если было бы у нас две тысячи, война уже закончилась.
  Соломон пытался возразить, что враг никуда не бегал, а заманивал противника. Не подкрепление то было, а засада. И королю очень повезло, что он вернулся, что он спасся.
  Его никто не слушал, стратеги один лучше другого знали, как одолеть супостата. Они предлагали дать решительный бой в открытом поле, и разом покончить с Артуа и бандой пастухов. Потом советники принялись за распределение постов и заполнением вакансий. Впрочем, вакансия была только одна - освободилось место главнокомандующего в связи с болезнью короля. Войскам нужен полководец, ведь враг не сегодня, завтра появится под стенами города. Каждый предлагал только свою кандидатуру и нещадно топил другую. Один был молод и потому достоин, другой стар, зато опытен. Шум стоял невообразимый.
  Соломон давно перестал понимать этих людей и в поисках помощи обратился к Алине. Она поймала его взгляд и понимающе улыбнулась, затем, неопределенно кивнув головой, вышла в другую комнату. Соломон поспешил вслед.
  - И так всегда, - сказала принцесса. - Теперь они не угомонятся до утра, а ведь еще даже не вечер.
  - Кого они выберут в командующие?
  - Зачем? Я буду командовать.
  - Тогда к чему сыр-бор?
  - Это не сыр-бор, это заседание Верховного Совета.
  - Ничего не понимаю, - сознался Соломон.
  - А я привыкла, - грустно ответила она.
  Им помешали - в комнату быстро вошел посыльный и, едва переведя дыхание, выпалил:
  - Кочевники!
  Сначала появились конные разъезды. Они перемещались в самых раз-ных направлениях на виду защитников города, и движения их казались бессмысленными. Вслед за ними, будто саранча, из леса повалили тучи всадников. Показались первые обозы. Они останавливались на краю поля у самой кромки леса. Словно по волшебству вырастали походные палатки, и вскоре поле было усеяно ими.
  Наступил вечер, а затем пришла ночь, и горожане с крепостных стен увидели море огней - то были костры кочевников. Жуткая эта красота не вызывала восторга, она будила в душе каждого лишь одно чувство - тревогу.
  Соломон в последний раз проверил посты и пошел во дворец. Выслушав его доклад, Алина спросила:
  - Справимся?
  - Конечно! - ответил Соломон, но понял, что принцесса не разделяет его оптимизма.
  Ранним утром они стояли на башне. Лагерь противника просыпался. Засуетились, забегали посыльные, и кочевники стали строиться, образуя штурмовые колонны. Защитники были давно готовы, им оставалось только ждать.
  Колонны пришли в движение. Их целью были Торговые ворота. На пути к ним противника ждала первая неожиданность - ночью были собраны заграждения из заостренных бревен, которые лежали здесь в разобранном виде. Остался только неширокий проход, как раз напротив ворот. В него устремились штурмовые отряды. Кочевники шли скорым шагом плотным строем. На плечах своих они несли лестницы. Все происходило в тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием людей и топотом сотен ног.
  Стоящий на башне человек взмахнул рукой и тотчас раздался частый глухой звук - заработала артиллерия. Три десятка камней прошелестели в воздухе и с чавкающим звуком врезались в живую людскую массу. Послышались крики и проклятия раненых. Подгоняемые вперед железной дисциплиной, кочевники стали обходить лежащих на земле людей, нисколько не замедляя движения. Снова камни зашелестели в воздухе; послышались глухие удары и новые крики боли.
  Соломон видел, как упрямо кочевники лезут вперед. Некоторые уже находились возле стен и устанавливали лестницы. По новому приказу артиллеристы стали заряжать самострелы глиняными горшками. Начинку готовили рядом. Обслуга засыпала карбид и добавляла воду. Адская смесь в плотно закрытом сосуде через минуту была готова к применению.
  После начала обстрела такими снарядами в рядах противника началась паника. Но сзади напирали свежие силы еще ничего не знавших людей. Горшки разбивались на острые осколки, разбрызгивая шипящую смесь, которая сильно обжигала руки и ноги. Особенно не сладко приходилось тем, кому жидкая начинка попадала на лицо. Наконец, был потрачен весь наличный боезапас.
  Стояла тихая, безветренная погода, газ, получившийся в результате реакции воды с карбидом, смешался с воздухом. И Соломон, положившись на удачу, велел обстрелять место бомбардировки горящими стрелами.
  Грохот взрыва слышал весь город, а некоторые жители увидели гигантский огненный шар.
  Соломон быстро сбежал по ступенькам башни и приказал открыть ворота. Первой по врагу ударила конница, а за ней бежали пешие воины.
  Соломона вынесло вместе с кавалеристами. Неловко подпрыгивая в седле, он промчался мимо деревянных заграждений и повернул к ставке князя кочевников. Конница рассыпалась по всему полю, преследуя оглушенного и растерянного противника. Дикая орда превратилась в бегущую толпу, и лишь некоторые из них еще могли сопротивляться. С ними безжалостно расправлялись. Победа была быстрой и полной.
  Соломон увидел, как от ставки в сторону леса поскакал верховой. Его богатая одежда говорила сама за себя. Соломон, не раздумывая, устремился в погоню. Несмотря на прекрасного скакуна, верховой словно ждал его, он не позволял себе оторваться от преследователя, будто заманивал. Они стремительно удалялись от лагеря, пока не выскочили на укромную поляну. Верховой посчитал ее очень удобной и, развернув коня, осадил его. Затем он ловко спрыгнул на землю, превратившись в пешего. Он двинулся навстречу своему противнику.
  - Экий нахал! - восхищенно воскликнул Соломон и немедленно спе-шился.
  На середине поляны они сошлись. Зазвенели мечи. Соломон не торопился с решительной атакой, он хотел прежде узнать возможности своего недруга. А возможности у него были, казалось, неограниченными. На все выпады он, не раздумывая, находил защиту. Такое положение дел абсолютно не нравилось Соломону. И он поймал себя на том, что начинает поддаваться азарту, а, следовательно, может запросто ошибиться. Соломон решил подольше понаблюдать за действиями князя. В том, что этот человек был именно им, Соломон не сомневался. Бородатый князь был одет в мягкий удобный халат, расшитый золотыми птицами по голубому фону. Мягкие сафьяновые сапоги красного цвета довершали наряд. Оружие украшали драгоценные камни.
  Теперь уже Соломон демонстрировал приемы защиты. Его удивление возрастало с каждым ударом соперника. Этот средневековый бородач рубился очень профессионально, чувствовалась крепкая школа. Его можно взять только измором, подумал Соломон, но в душе он сомневался и в этом.
  - Не надоело? - неожиданно сказал князь, гнусно улыбаясь, как показалось Соломону.
  Растерявшись, Соломону едва смог парировать очередной удар и потому его ответ несколько запоздал. Так нечего и говорить, решил он и замахал мечом веселее.
  - Осторожно, меч-то острый, - снова сказал бородач.
  Теперь отступал Соломон, перейдя в глухую защиту. Оба утомились.
  - Тайм-аут, - в третий раз открыл рот князь и быстро отступил.
  Соломон опустил меч и раздраженно спросил:
  - Ты кто такой?
  - Тень твоя! - последовал веселый ответ.
  Издеваешься, думал Соломон, он хотел разозлить себя, чтобы сил прибавилось, но ничего-то у него не получалось.
  А наглый бородач продолжал:
  - Сдавайся!
  - Нет!
  - Тогда ничья? Расходимся.
  - Нет! - еще более твердо отвечал Соломон.
  - Тогда сдаюсь я, - сказал князь и, невежливо повернувшись к нему спиной, пошагал к своему коню.
  Бедный Соломон не знал, что думать. Артуа только что использовал его шутку, прикол, как говорят в определенных кругах. Бородач птицей взлетел в седло и вопросительно уставился на Соломона. Тому ничего не оставалось, как тоже взгромоздиться на коня.
  Всю обратную дорогу Соломон сокрушенно молчал. Пленник тоже был немногословен:
  - Я очень удивился, когда тебя здесь встретил. Одно утешает. Ты тоже побываешь в моей шкуре. И скоро.
  Это была не угроза, это была простая констатация факта. От судьбы не уйдешь - так понял Соломон.
  
  Победители были великодушны - князь был встречен самим Адрианом и со всеми почестями отведен в один из королевских покоев. У дверей стояла почетная стража, которая ни в какую не соглашалась, чтобы высокий гость хоть на мгновение покинул апартаменты.
  Князь ходил из угла в угол и только посмеивался. Казалось, он не замечал, что свободу его ограничили. Не пускают, что ж, видно так надо. На третий день он попросил бумагу и карандаш.
  Его посетила принцесса и милостиво с ним побеседовала. Она посочувствовала его незавидной судьбе и поинтересовалась, что он пишет:
  - Думаю, Вы в свое время прочтете, принцесса, - сказал князь
  Артуа. - Вы ведь любите читать?
  - Конечно, - подтвердила принцесса.
  Между тем об истинном победителе забыли, кажется, все. Возможно, его стали бояться и попросту избегали - мало ли что может выкинуть этот нестандартный граф. Лучше его не трогать.
   Особенно неприятно было Соломону то, что его сторонилась принцесса. Он терялся в догадках, но ничего поделать не мог, между ним и принцессой, словно стена выросла. Такое положение Соломон сумел выдержать только месяц. Он стал раздражительным и все больше сидел у себя в обществе Семена. Друзья все больше молчали. Да и о чем говорить - все было ясно и без слов.
  Но однажды Соломон сказал Семену:
  - Не кажется ли Вам, уважаемый, что от безделья мы обросли мхом. Или мохом.
  Они решили скрыться в неизвестном направлении.
  Соломон, помня негативный прошлый опыт, встал среди комнаты и, закрыв глаза, представил вполне идиллическую картинку: лес, зеленую полянку, в ветвях птички поют.
  
  
   Г Л А В А 8.
  
  Солнце скрылось за вершинами деревьев, а путник все шагал по лесной заброшенной дороге. В лесу наступили вечерние сумерки, и давно было пора останавливаться на ночлег. Наконец, путник свернул с дороги на небольшую полянку. Он держал путь к огромному дубу, стоявшему в гордом одиночестве посреди поляны. На почтительном расстоянии от патриарха теснились кусты, а еще далее осмелились расти березы и прочие осины. А может какие другие деревья - путник в ботанике не разбирался.
  Совершив почетный марш вокруг хозяина поляны, путник набрал кучу хвороста и присмотрел уютное местечко среди гигантских корней, которые в переплетении своем образовали нечто очень похожее на кресло. Каковое кресло было выстлано молодыми побегами, которые путник наломал среди кустов. Потом он пошел к журчавшему неподалеку ручью и, набрав в походной стаканчик воду, долго разглядывал содержимое сосуда. Визуальный осмотр не показал никаких отклонений. Путник сделал глоток и снова подверг жидкость анализу, на этот раз вкусовому.
  - Нормально, - сказал он в заключение и залпом выпил.
  Затем процедура с некоторыми изменениями повторилась. Он набрал воду в третий раз и поставил стакан в сторонку. Ополоснул лицо и руки и вернулся к дубу, осторожно неся стакан.
  Он развел огонь и стал лакомиться сухарями, которые доставал из не-большого сидора.
  Путник был одет в рубаху темно-синего цвета. Черные брюки в нескольких местах были аккуратно заштопаны. В свете костра поблескивала пряжка широкого пояса. Широкополая шляпа, которую он снял, покойно лежала рядом с сидором. На его плече примостилась белая мышь, которая внимательно глядела в огонь костра. Путник размочил кусочек сухаря в стакане с водой и на ладони поднес его своему товарищу. Мышь скоро съела предложенное угощение. От второго блюда, представляющего такой же кусочек сухаря, мышь отказалась. Путник настаивать не стал и проглотил его сам. Он подбросил дров в костер, и в звездное небо поднялся рой огненных искр, которые гасли в ночи, до земли не долетая.
  - Что, Семен, пора на боковую? - спросил Соломон своего спутника. Мышь промолчала.
  На рассвете путник проснулся от необъяснимого ужаса. Вглядываясь в утренний сумрак леса, Соломон почувствовал сначала только враждебный взгляд, а потом, словно изображение на фотографической бумаге, положенной в раствор, медленно проявились мутные контуры зверя, которые затем быстро заполнились подробностями. На него смотрел волк. Соломон застыл, предательский холод обжег затылок.
  - Эй, - крикнул-выдохнул он, потому что ничего иного делать не мог.
  Волк скрылся в чаще леса.
  Соломон снял с плеча Семена и, держа его в ладонях, сказал:
  - Испугался я, - признался он.
  Мышь привстал на задние лапки и потянулся к лицу Соломона, смешно поводя носиком и нюхая воздух. Выходило, будто он успокаивает своего товарища.
  - Пора идти, - сказал Соломон.
  Мышь снова очутился на плече, нехитрый скарб был помещен в сидор, не забыта была и шляпа. Путники отправились в путь.
  Соломон стал уже сомневаться - ведет ли куда-нибудь эта заброшенная дорога. Он решил покорить очередной подъем и там, на пригорке, устроить привал и пресс-конференцию на тему: "Как жить дальше". Корреспонденты вольны задавать любые вопросы, если таковые (корреспонденты) найдутся. А вот и пригорок. Оглядев дали, Соломон довольно ухмыльнулся.
  Справа от дороги, в низине, виднелось странное сооружение - явный продукт человеческой цивилизации. Мудро рассудив, что напрямую, сквозь чащу, ломиться себе дороже, он вновь зашагал по дороге. И точно, через пару километров, дорога стала круто забирать вправо.
  Сооружение поражало своей необычностью. Это был шар с диаметром десять метров. Весь белого цвета, он светился черным светом. Да, именно так.
  - Шарлатанство! - воскликнул изумленный Соломон и чуть не рысью пустился к необыкновенной сфере.
  Фокус оказался прост до безобразия. Шар целиком состоял из очень маленьких шестигранников, образующих его поверхность. Торцы шестигранников ярко блестели в лучах солнца, а в тысячах отверстий затаилась тень. В этом и состояла загадка.
  Сфера покоилась на фундаменте, высотой не более метра, и по всему периметру была обнесена высокою металлическою сеткою, которую ук-рашали однообразные таблички с изображением черепа.
  - Люди! Где вы, - грустно сказал Соломон и двинулся вдоль ограждения.
  Через два десятка метров он увидел еще один продукт цивилизации. Продукт стоял несколько в стороне и был похож на кабину обыкновенного лифта, но чуть крупнее. Фасад кабины состоял из двух вертикальных панелей, что только подчеркивало сходство с вышеупомянутым лифтом. Соломон подошел ближе, и панели ушли в сторону, очевидно, сработал фотоэлемент. Соломон постоял, разглядывая внутреннее устройство кабины. Слева стоял изящный стул, а справа на легком столике разместился плоский дисплей и клавиатура управления.
  Кода он вошел внутрь и присел на стул, тотчас за его спиной бесшумно сошлись панели, одновременно вспыхнул свет, и засветился экран дисплея. На нем появилось изображение сферы, в которой Соломон без труда узнал Землю.
  - Вот, значит, как! - обрадовался он.
  Нажимая подряд клавиши на панели управления, он быстро разобрался в сущности устройства. Четыре кнопки отвечали за перемещение курсора по поверхности сферы, которая послушно поворачивалась, подчиняясь командам с клавиатуры. Другая клавиша устанавливала масштаб изображения.
  - Эх, дороги, пыль да туман, - пропел Соломон и принялся уверенно жать клавиши, а потом, не раздумывая, ткнул на "старт". Панели бесшумно открылись, и Соломон вышел вон.
  
  Перед ним находилась огромная площадь со всех сторон окруженная невысокими зданиями. Четыре улицы уходили с площади в разные стороны. Немногочисленные люди в самых разнообразных и очень ярких одеждах двигались по всем направлениям. Они не соблюдали никаких правил уличного движения. Нигде не было видно ни машин, ни светофоров. Эта странность сразу привлекла внимание Соломона. Он не торопясь, двинулся вдоль площади, читая вывески и таблички на фасадах домов. "Комитет энергетической безопасности" было написано на мраморной доске. Золотые буквы жирно блестели на черном фоне. Соломон поспешил убраться подальше от этого здания - ему никогда не нравились комитеты любой безопасности.
  Нелепый вид и растерянное выражение лица выделяли его из общей толпы. Многие прохожие с удивлением поглядывали на Соломона. Вскоре последовали соответствующие меры. Из боковой улицы осторожно выполз белый фургон с красным крестом на боку. Он двигался к Соломону, который стоял и покорно ждал своей участи. Из машины выпорхнула медсестра в белом халате и, приветливо улыбаясь, затараторила:
  - Ничего страшного. Это может случиться с каждым. Очень редко, но может. Мы сейчас приведем вас в полный порядок. Один укольчик, прямо здесь на месте, а потом в больницу вас отвезем.
  В ее руках очутился пистолет ТТ. Соломон отшатнулся от направленного в его сторону дула. Медсестра профессионально выщелкнула обойму, продолжая говорить:
  - Ну вот вы испугались. Сейчас все пройдет.
  Она несколько секунд поколдовала над обоймой и поставила ее на ме-сто. Затем медсестра попыталась передернуть затвор. Бесполезно.
  - Помогите пожалуйста. Пружина такая крепкая, - она доверчиво протянула пистолет Соломону.
  Он в совершенном обалдении схватил оружие и принялся его осматривать. Одного внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять, - это обыкновенный шприц, но до того усовершенствованный, что мог запугать любого пациента, незнакомого с новыми веяниями дизайна. Передернув затвор, он вернул пистолет.
  - Руку пожалуйста. Рукав заверните.
  Медсестра приставила пистолет и нажала курок. Соломон почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу. Его проводили в машину и уложили на носилки. "Со своим монастырем...", но куда собрался идти монастырь Соломон так и не вспомнил. Он спал.
  
  Проснулся Соломон на следующее утро. Он лежал на кровати, укрытый белоснежной простыней. Сквозь стекла окна лился яркий солнечный свет. В палате он был один. Рядом с кроватью стояла тумбочка.
  Дверь отворилась, и в комнату стремительно вошел человек. Белый халат был небрежно накинут на его костюм.
  - Здравствуйте. Я ваш доктор. Зовут меня Григорий Михайлович.
  Он замолчал.
  - Меня- Артур Алексеевич, - сказал Соломон.
  - Прекрасно. Здоровье у вас, Артур Алексеевич, отменное. Отклонений от нормы мы не обнаружили. Так что вы к нам попали напрасно. Совершенно напрасно. Сразу бы вам надо было идти в комитет. Кстати, вас там и нашли. Вы не туда направлялись?
  - Нет.
  - Очевидно, у вас имеются все-таки отклонения, но связанные с вашей работой. Мы на всякий случай сообщили, чтобы они не волновались. Вот молодой человек вас проводит.
  В палату вошел молодой человек. Одежды его никак не соответствовали месту службы. На нем были зеленого цвета шорты и желтая рубаха навыпуск с короткими рукавами. Голову венчала легкомысленная кепочка с длинным козырьком. Так работники комитета не одеваются. Это Соломон помнил очень хорошо.
  - Но сначала просим вас пройти в столовую, - сказал доктор и величественно удалился.
  Они вернулись к тому же зданию, где вчера задержали Соломона. На втором этаже молодой человек открыл дверь кабинета с табличкой "Реанимационный отдел" и прошел в глубь комнаты, где занял место за столом, на котором стоял компьютер.
  - Проходите, - пригласил он Соломона
  - Я Тарас Юрьевич, начальник отдела. Еще раз назовите свои данные.
  Соломон назвал все данные Мухина, которые мог вспомнить. Тарас, которому по молодости лет еще рано было величаться полным именем, пощелкал на клавиатуре и удовлетворенно сказал:
  - Да. Вы наш сотрудник. Вы помните хоть что-нибудь?
  - Нет, ничего, - честно сознался Соломон.
  - Это наверно, сбой на линии. Поломку мы устраним, а вам поможем вспомнить
  Он вырвал листок из блокнота и что-то на нем написал.
  - Отдайте эту записку девочкам в кабинете под номером 7. По коридору направо.
  В указанном кабинете Соломон увидел двух очаровательных девушек. Они несказанно обрадовались, видно им скучно было сидеть без работы. Девушки с удовольствием приступили к своим обязанностям.
  - Садитесь вот сюда, в кресло.
  Одна из них заняла место за пультом, другая принялась пристраивать огромный шлем на голову Соломона. От шлема тянулся толстый кабель и пропадал в недрах пульта
  - Сейчас мы определим уровень воздействия, - сказала та, что спряталась за пультом.
  - Вы помните как вас зовут?
  - Да
  Последовал щелчок переключателя.
  - Где работаете?
  - Нет.
  Снова щелчок.
  - Знаете, где находитесь?
  - Нет.
  Очень долго Соломон отвечал на вопросы. Он не знал, чем занимается комитет энергетической безопасности, что такое телепортация, кто министр земледелия.
  Наконец, интеллектуальная пытка закончилась. Из-за пульта прозвучала команда:
  - Вдохните полной грудью. Так. Задержите дыхание.
  На голове Соломона загудел шлем.
  - Достаточно.
  Соломон по-прежнему сидел в кресле. Девушка недоуменно посмотрела на него и сказала:
  - Все. Прием окончен.
  Он поднялся с кресла и вышел в коридор. Здесь он задумался - направо или налево держать путь. Где выход Соломон не помнил. Дверь кабинета отворилась, и девушка сказала:
  - Артур Алексеевич, извините, мы забыли вам кое-что рассказать. Идемте, чай попьем.
  В углу комнаты стоял небольшой стол, за который посадили Соломона. Света и Таня, так звали девушек, скоро приготовили чай и нехитрое угощение к нему. Прихлебывая горячий чай, Соломон внимательно слушал Свету.
  Он узнал, что в последнее время стало появляться все больше таких больных, которые страдали временной потерей памяти. Первый случай произошел лет сорок назад, когда телепортация стала уже привычным видом транспорта, и люди забыли о самолетах и поездах, о всех неудобствах, связанных с путешествиями на дальние расстояния. Пострадавшего исследовали буквально всем миром. И ничего не нашли. Через полгода к нему возвратилась память, никаких последствий, кроме потерянного времени, не было. Последующие случаи уже не вызывали такого ажиотажа, к ним стали относиться спокойно, считая это дешевой платой за гигантские достижения прогресса. Научная мысль так и не смогла разобраться с проблемой, но за последние десятилетия ученые сумели сильно уменьшить период восстановления, доведя его до семи дней. Мозг человека, словно рядовой компьютер, перезагружали новыми данными. Но человек не сразу мог воспользоваться вновь обретенными знаниями. Для этого требовалось ровно одна неделя. За эти дни мозг человека усваивал новые знания, которые попадали в его голову в результате загрузки, и вспоминал старые.
  Этот способ, кстати, пробовали применить для обучения подрастающего поколения, но не получилось - не имея определяющих, базовых данных мозг не желал усваивать новые знания. Чуда не случилось. Дети по-прежнему бегали в школу, а профессия учителя по-прежнему была очень тяжелой.
  Так выходит, они приняли меня за жертву этой самой телепортации - сообразил Соломон. Получилось очень удачно.
  - Что же мне теперь делать? - спросил он.
  - Отправляться на курорт, вас ждут на любом из них.
  
  Соломон получил номер на третьем этаже. Он дотошно обследовал свои владения и остался доволен. Особенно понравился ему шкаф, в котором был богатый выбор одежды. После душа он облачился в махровый халат и с удовольствием растянулся на кровати. Утомленный мозг, напичканный мегабайтами информации, требовал отдыха. Соломон спал только два часа и проснулся с очень странным ощущением. "Воспоминания" всплывали в его голове, словно пузыри газа со дна болота.
  Телепортацию стали использовать более полувека назад. Перемещение в пространстве было почти мгновенным только на дальние расстояния, если же нужно было очутиться в десяти километрах от точки старта, то путешествие занимало почти сорок минут. Таким образом, на соседнюю улицу быстрее было попасть через какую-нибудь заморскую Тьмутаракань. У подобных перемещений было еще одно ограничение.
  - Ну зачем мне это знать! - громко возмутился Соломон.
  Но мозг, не обращая внимания на рассерженного хозяина, продолжал наслаждаться информацией
  Так вот, снова забубнил кто-то в голове Соломона, еще одно ограничение. Максимальное перемещение при телепортации - сто тысяч километров. Даже до Луны не допрыгнешь. Люди выход нашли быстро. На стационарной орбите над Землей висели три станции, одна другой дальше. Как раз на расстоянии сто тысяч километров. На Луну добирались с тремя пересадками. Занимались этим только астрономы да школьники младших классов. Для первых на Луне был построен гигантский телескоп, а вторые телепортировались туда для выполнения домашних заданий по природоведению.
  - Я так с ума сойду, - испугался Соломон.
  Нет, ехидно ответил внутренний голос, во-первых можешь не слушать, а во-вторых через семь дней все закончится. Иди лучше, в море искупайся.
  Он плавал среди изумрудных волн, а голос все твердил монотонно: для путешествия на Марс требуется уже 570 станций, что само по себе очень дорого, но в принципе выполнимо. Единственная проблема - выстроить это множество космических станций на мысленной прямой, соединяющей планеты в период их самого близкого соседства, что случалось один раз в четыре года. Ситуацию смоделировали на компьютере. Ответ был неутешительным: это можно сделать лишь однажды, а по прошествии очередных четырех лет станции разбегутся - одни отстанут, другие улетят вперед, подчиняясь законам небесной механики. Пройдет в лучшем случае три сотни лет, прежде чем парад станций повторится. Соломон выбрался на берег. Его осенила блестящая идея - нужно избавиться от одиночества. Пойти в люди, познакомиться с аборигенами, напиться в конце концов. Голос внутри собственной головы становился нестерпимо занудным.
  Жертва мирно сидела на берегу. Этот загорелый мужчина, одного возраста с ним, чем-то неуловимым понравился Соломону. Правильные черты лица, прическа ежиком, а главное глаза - они с интересом следили за приближающимся Соломоном.
  - Здравствуйте! Меня Артуром зовут, - представился Соломон.
  - Здравствуйте! Я Виктор, - сказала жертва.
  - Скучаете? - спросил Виктор.
  - Не совсем, но хотелось бы заняться еще чем-нибудь, кроме плавания. Вы в шахматы играете?
  - Конечно.
  - Осталось найти доску, - спохватился Соломон.
  - У меня есть, я приглашаю.
  Виктор жил в номере по соседству. Он оказался неплохим шахматистом и вскоре Соломон крепко задумался, очутившись в трудном положении. У тебя есть что-нибудь по этому поводу, спросил он сам себя. Информацией не располагаю, бесстрастно ответил внутренний голос. Тогда не мешай, подумал Соломон.
  - Вы надолго здесь? - спросил Виктор.
  - На семь дней.
  - Семь дней, - воскликнул Виктор. - Проходите курс реабилитации.
  - Точно. Откуда вам известно?
  - Сам два раза попадал.
  - Мне говорили - это редкость.
  - Случается. Вас сейчас один голос мучает.
  - Один. Разве больше бывает.
  - У меня три было, - сказал Виктор и, сделав ход, объявил, - Шах!
  - Я здесь здоровье поправляю, - сказал Соломон. - А вы чем заняты?
  - Работаю. Пишу сценарий для исторического фильма.
  - Очень интересно.
  - Фильм о первом полете человека в космос.
  Вечером, перед сном, Соломон принялся читать рукопись сценария, который ему буквально навязал Виктор. Сначала он читал только из вежливости, чтобы не попасть впросак, когда автор пристанет к нему с расспросами.
  Потом с недоумением.
  "Титры. 1941 год, Гжатск, СССР.
  Пустыня. Вдали, справа невысокие горы, прямо висит красное предзакатное солнце. Шоссе уходит к горизонту, то теряясь в предгорьях, то появляясь на возвышенностях. По дороге катят мотоциклисты. Звучит музыка И. Дунаевского из песни "Широка страна моя родная...". Шум мотоциклов не записан. Камера показывает байкера со всех возможных ракурсов. На нем черные ботинки с высокой шнуровкой и толстыми подошвами, брюки-галифе, кожаная не застегнутая куртка без рукавов. На ослепительно белой майке видна надпись: Ich liebe dir! За спиной болтается шмайссер. В углу его рта дымит гаванская сигара.
  Следующий кадр: вдоль обочины дороги идет мальчик. Ноги его босы, он одет в красную рубаху, подпоясанную веревочкой. На нем короткие штаны и шапка ушанка.
  Музыка замолкает, ее сменяет рев мотоциклов. Кавалькада тормозит.
  - Мальчик, далеко Москва? - спрашивает любитель гаванских сигар.
  Мальчик исподлобья смотрит на него и молчит.
  - Ты что, русского языка не понимаешь? - удивляется мотоциклист.
  Мальчик молчит.
  - Он глухой! - радостно гогочут спутники.
  - Русский маленький партизан! - догадывается немец.
  Он срывает с плеча автомат и выпускает длинную очередь в воздух.
  С заснеженного столбика взлетает ворона, которую напугали выстрелы. С придорожного столбика осыпаются последние остатки снега. Становится ясно, что это указатель, на котором написано - "Москва. 200 миль.".
  Немцу стыдно. Он подходит к мальчику.
  - Ты кем хочешь стать?
  - Героем Советского Союза!
  - Колоссально! Это нужно иметь большой подвиг.
  - Я полечу в космос.
  Растроганный немец угощает мальчика шоколадкой "Марс".
  Титры. Берлин. 2009 год.
  В комнате, в кресле, сидит высокий, тощий старик. Каменное лицо не-подвижно смотрит на камеру. В углу рта тлеет сигара.
  - Так я увидел первого космонавта... - медленно проговаривает он".
  Соломон в раздражении перевернул несколько страниц.
  "Титры. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
  Зритель видит просторную комнату, обшитую дубовыми панелями. За гигантским столом сидит хозяин кабинета. За ним на стене висит портрет Николая Александровича. Перед Сталиным лежит газета "Таймс".Он отрывает полоску бумаги, сыплет табак и пытается соорудить козью ножку. Ничего не получается. Сталин нервничает.
  Раздается стук в дверь.
  - Открыто, - недовольно кричит Сталин.
  Входит непритязательно одетый мужичок. Он снимает фуражку на околыше которой написано "Почта". Почтальон долго вытирает сапоги о лежащий у порога коврик. Сталин хмуро разглядывает обстоятельного мужичка. Наконец почтальон заявляет:
  - Правду нада?
  Сталин расцветает. Получив газету, он сразу начинает ее рвать. Потом закуривает. В кабинет заходит Лаврентий Павлович.
  - Как дела у наших космонавтов? - важно спрашивает Сталин.
  - Пуск состоится 12 апреля.
  - Старт. Ты в этом уверен?
  - Я сделаю это!
  Сталин с наслаждением курит гигантскую козью ножку. Он хитро улыбается. В это время звучит закадровый голос - Сталину не суждено было увидеть первый полет человека в космос. Он скончался ровно за 38 дней до старта ракеты".
  Бред, определил Соломон и положил рукопись сценария на тумбочку. Вскоре он забылся.
  Ему приснился форменный кошмар - он сидел один в лекционной аудитории, а внизу по кафедре важно расхаживал Семен, который мышь, и густым басом вещал: одновременно с открытием мгновенного перемещения в пространстве, или телепортацией, были обнаружены так называемые "параллельные миры". "Параллельные" - не совсем точное определение, потому что историческое развитие в этих самых мирах иногда очень сильно отличалось от реального, исходного или нулевого мира - нужное подчеркнуть. Энтузиасты буквально пачками отправлялись в иные вселенные, но не один из них не обнаружил более развитую цивилизацию. Вырисовывалась странная закономерность - каждый последующий мир все более отставал в историческом развитии. Образно говоря, из эпохи развитого социализма можно было попасть в капитализм, феодализм и так далее, но никак не в коммунизм. Пыл исследователей постепенно угас, и путешествиями во времени стали заниматься только люди, интересующиеся историей. Сведения, добытые ими, ортодоксальные ученые окрестили шут-историей. От английского shoud - мог бы.
  Весь следующий день Соломон прилежно слушал нескончаемый монолог автора сценария. Дело в том, что Соломон при встрече неосторожно высказал свое недоумение по поводу очень вольной трактовки исторических фактов. Виктор отреагировал моментально:
  - Это художественный фильм. Моя задача заключается не в голом воспроизведении событий, которые кстати, известны далеко не всем. Я хочу показать идею, ее развитие. Зарождение мечты и осуществление последней. Все эти немцы, генеральные секретари, служат лишь антуражем центральной картине, вокруг которой и разворачиваются события. Высшей точкой фильма, ее апогеем будут кадры полета ракеты.
  Виктор неожиданно замолчал, но длилось это недолго. Он сказал:
  - А в общем, что я говорю. Фильма не будет.
  - Почему? - спросил Соломон.
  - Соль проекта состоит в повторении самого полета. Но мы вот уже пятый год не можем получить разрешение комиссии по охране окружающей среды. Они говорят, что эксплуатация древней ракеты с химическим двигателем нарушает все известные инструкции и постановления. Я снимаю шляпу перед подвигом моих предков - они-то сумели преодолеть этот бюрократический барьер! Не представляю, сколько нервов и крови потратили они, чтобы в космос полетел человек.
   Через семь дней Соломон вновь вошел в уже знакомое здание. Он поднялся на третий этаж и разыскал нужный ему отдел энергетической службы, в котором никого не оказалось.
  Но почему они себя величают комитетом, удрученно подумал Соломон.
  Он присел за один из столов и его взгляд натолкнулся на стопку фолиантов. На первом гордо красовалась надпись "Правила эксплуатации". Соломон убрал верхний том и прочел "Инструкция по эксплуатации". Под третьей книгой ( "Руководство по эксплуатации" ) лежал тоненький журнал с кроссвордами. К сожалению, они были почти все разгаданы. Тут в отдел ворвался молодой человек.
  - Где шеф? - воскликнул он.
  - Вышел, - ответствовал Соломон.
  Молодой человек выскочил за дверь, но тут же вернулся.
  - Вы кто?
  - Артур Мухин.
  - Я именно вас уже битый час ищу. Вас давно ждут.
  
  
  
  
   Г Л А В А 9.
  
  Костер догорал. По уголькам малинового цвета все чаще пробегали голубоватые, прозрачные змейки. Соломон долго следил за прихотливой игрой огоньков. Когда жар стал ослабевать, он бросил в костер новую охапку дров. Возрожденное пламя жадно накинулось на сухие сучья.
  Соломон вспоминал события прошедшего дня. Они пугали его своей неизбежностью и какой-то дьявольской предопределенностью. Бурная река жизни стремительно влекла его, заставляя совершать единственно возможные действия, необходимые для собственного спасения. Любой встречный и поперечный смело распоряжался его судьбой, и скрыться от них не было никаких сил.
  Сегодня утром его поспешно затолкали внутрь тесного ящика и вы-швырнули вон. Соломон очутился посреди гладкого и ровного пространства. Вокруг него расстилалась бескрайняя степь. На горизонте виднелась узкая ровная полоска - это был, скорее всего, лес. Ласковый ветерок играл с травою, которая источала самые разнообразные ароматы. По небу плыли не спеша, нестройными рядами облака в сторону ровной полоски на горизонте.
  - В компании шагать веселей! - произнес Соломон и двинулся вместе с ними.
  Через несколько часов они добрались до первых деревьев. Соломон ошибся - то, что он издалека принял за сплошную стену леса, оказалось многочисленными рощами и рощицами, свободно разбросанными довольно далеко друг от друга. Здесь он решил отдохнуть, а может и остаться на ночлег - солнце клонилось к закату.
  Перед ним остро встал вопрос насчет чего бы перекусить, съесть, сло-пать. Прогулки на свежем воздухе чрезвычайно способствуют, знаете ли. Мучившую его жажду, он утолил водой из родника, который торопливо спешил в сонную речушку. Ей-то уж бежать было совсем не по чину. Извилистая, заросшая осокой, она петляла среди рощ, направляясь к неведомому морю.
  Пища нагло резвилась среди травы - на безопасном расстоянии от го-лодного Соломона замерли неподвижными столбиками жирные суслики-дозорные, а молодежь весело шныряла между ними, готовая скрыться в любой момент, подчиняясь тревожному свисту. В ветвях деревьев беспрерывно щебетали, пели разными голосами многочисленные пернатые. Лишь рыба в реке упорно не издавала ни звука.
  Соломон мысленно осмотрел свои арсеналы. Первым и единственным орудием был ржавый и тупой на вид нож с треснувшей деревянной ручкой - его вручили Соломону перед отправкой в дальние края. Неказистый вид служил только для обмана, для защиты от любителей чужого добра. На самом деле нож был очень острым, удобно лежал в руке и мог рубить даже металл, если, конечно, достанет сил у его хозяина. Имелись также спички, тоже замаскированные под тонкие щепки, которые случайно завалялись в кармане куртки. И все.
  Усовершенствованная и обогащенная в недрах комитета память упорно выдавала способы и приемы охоты на бурого медведя, суслики не интересовали ее в принципе. В раздумьях Соломон забрел в прибрежные заросли. Неожиданно для себя он резво прыгнул в сторону и только потом сообразил, что же его так испугало - он увидел гадюку. Соломона передернуло от отвращения. Он спешно вернулся на прежнее место.
  - А, впрочем, долой предрассудки, - мудро заметил голодный Соломон.
  И снова направился к берегу, предварительно отыскав длинную палку и расщепив ее ножом с одного конца. Змеи удирали от охотника, стремясь не потерять собственного достоинства, что очень пагубно сказывалось на скорости их перемещения. Этим обстоятельством в полной мере воспользовался Соломон. Мясо рептилий, приготовленное на открытом огне, оказалось вполне съедобным и имело лишь один недостаток - оно было совершенно несоленым.
  Выбрав ветки потолще, Соломон вновь оживил затухающий костер, а сам улегся на земле. Его простая на вид одежда защищала от многих бед и напастей ибо была придумана умельцами из другого мира. В том мире Соломон назвался чужим именем, но до сих пор еще не понял - правильно ли он поступил. Специалисты были обмануты, а Соломон получил так необходимые ему сведения о новом мире.
  Всякая цивилизация с возрастом начинает использовать на свои нужды все больше и больше энергии. На заре истории люди почти всегда обходятся собственными силами. Они ходят пешком в соседнюю деревню в гости и за новостями, преследуют бегом добычу в ближайшем лесу. Проходит время и обывателям размеренная и однообразная жизнь начинает надоедать. Новости в соседней деревни все те же, в зарослях выслежен и пойман последний мамонт. Человек срочно придумывает колесо, а к нему телегу. Нет только двигателя. Вместо него изобретатель "конструирует" лошадь, которая до сих пор без всякой пользы паслась в степи. Народ ненадолго успокаивается. Народ творчески осваивает транспортное средство. Становится модным выезжать на пикник всей семьей, благо грузоподъемность телеги позволяет захватить разом все многочисленное семейство вместе с добрыми знакомыми. Границы мира становятся все шире. Но изобретатель не дремлет и в конце концов его работа приходит к закономерному финалу - на телегу водружают двигатель. История с неторопливого плавного шага переходит на бег, на сумасшедший галоп. Человечеству вдруг и сейчас в огромных количествах потребовались нефть, уголь и драгоценные камни. Для их добычи нужны самые разнообразные механизмы, которым нужна энергия. Если раньше человек тратил на себя сотню ватт энергии, то теперь речь шла о киловаттах, но и этого ему все мало. Он не хочет терять напрасно несколько часов в самолете, который летит на другой континент, он хочет перемещаться на другую половину земного шара мгновенно. Следуют соответствующие открытия, но вот беда - за немыслимую скорость приходится платить непомерно высоко. Ваттов катастрофически не хватает. Как всегда выход был несколько в стороне. Вместе с эффектом телепортации было обнаружено множество параллельных миров. А в каждом из них имелись неисчерпаемые запасы угля, нефти и быстрые горные реки. Осталось сделать лишь один шаг - найти способ транспортировки энергии из одного мира в другой. И ведь нашли. Сфера, состоящая из множества шестигранников, служила приемником, передатчиком была правильная пирамида. Этими проблемами стал заниматься комитет энергетической безопасности. Артур Алексеевич Мухин был служащим комитета. По его заданию он должен был подготовить в одном из миров условия для работы следующим представителям комитета, которые появились бы здесь вслед за ним. Осталось неизвестным, сколь много преуспел Артур Алексеевич. Он сгинул бесследно. Начальство не заметило потери бойца, так как Соломон вовремя предложил свои услуги вместо него.
  
  Сон на открытом воздухе всегда очень полезен для организма. Последнему для полного отдыха требуется значительно меньше времени, чем обычно. Но Соломон проснулся по совершенно иной причине - его разбудил утренний холод и свежий ветерок, поднявшийся вместе с восходом солнца. Соломон успел сходить к роднику и вновь разжечь костер, когда увидел далеко на юге небольшую конную процессию. Он замер на несколько минут, определяя направление и скорость движения всадников. Степняки неторопливо двигались в его сторону.
  - Успею или нет? - неизвестно кого спросил Соломон.
  Неизвестно кто промолчал.
  Тогда Соломон продолжил свои занятия. Он вооружился орудием для ловли змей и отправился на берег реки. Он верно рассчитал - трое всадников появились только тогда, когда Соломон, сытый и довольный, ждал их, покончив со своим завтраком, который опять оказался нисколько не соленым.
  Соломон встретил долгожданных гостей, сидя у костра. Своим невозмутимым видом и несколько вызывающим поведением он попытался избежать так называемой роли жертвы, которая могла сильно осложнить дальнейшее его существование. Проще говоря, не стоит убегать при одном виде злой собаки. Непременно укусит.
  Всадники остановились в пяти метрах от костра. Неграмотные степняки понятия не имели о психологии поведения жертвы и ее преследователя. Ну не обучали этому в здешних краях. Привело их сюда обыкновенное любопытство. Темной ночью в открытой степи огонь виден на многие километры. Привлеченные светом костра, они выехали засветло и сейчас пристально разглядывали Соломона, словно обезьянку в клетке. Они обменялись несколькими удивленными возгласами, которые выражали досаду и разочарование. Так во всяком случае показалось Соломону. Затем двое повернули назад, а третий спросил:
  - Ты кто?
  - Путешественник!
  Никак не отреагировав на это заявление, верховой, последний раз взглянув на Соломона, пустился вдогонку за своими товарищами.
  Соломон с недоумением смотрел вслед за удалявшимся аборигенами. Он был готов принять неравный бой и с честью одолеть всех врагов, но они даже поговорить толком с ним не захотели. Стоило ли скакать всю ночь, чтобы поглядеть на потухший костер и одинокого путника рядом. Приехали, увидели, ускакали. Неправильные степняки, неправильное утро, осталось найти неправильных пчел, чтобы картина обрела законченный вид
  Только к середине следующего дня Соломон прибыл до населенного пункта, откуда очевидно, выезжала загадочная троица. Населенный пункт представлял собой десяток юрт, одна из которых была больше прочих. Решив, что именно там располагается администрация поселения, Соломон направился прямо туда. Позади него протопали быстрые ножки, и его обогнала мелкая девчонка, которая скрылась за пологом юрты. Через минуту перед Соломоном очутился кочевник преклонного возраста. Он внимательно оглядел путника и спросил:
  - Ты путешественник?
  Соломон согласно кивнул головой.
  - Заходи.
  
  Кочевые племена, живущие на бескрайних степных просторах, не переносили близкого соседства друг друга. Между ними тотчас вспыхивали ссоры из-за пастбищ, начиналось конокрадство и прочие опасные подвиги, которыми без меры увлекается молодежь. Вольные пастухи встречались лишь в течении нескольких дней в один из месяцев недолгой зимы, когда растительность становилась скудной, и все племена уходили на юг в долину между двумя горными хребтами, где переживали трудные времена. Наступала пора свадеб, обильных пиров, веселых состязаний. Люди забывали давние обиды, нанесенные друг другу на далеких северных пастбищах. Наступала пора оживленной торговли - со всех сторон света спешили купцы, которые привозили оружие, украшения, ткани и прочие товары, необходимые для суровой кочевой жизни.
  Праздник длится несколько дней, и вот, вместо разноцветных шатров и пьяных джигитов, царит тишина и покой, и только ветер гоняет по долине пыль да обрывки мусора. Кочевники вновь ушли на север, догоняя весну, как когда-то они уходили от наступающей стужи.
   Вечерами, отдыхая от дневных забот, они долго будут вспоминать прошедшие события, повторяя раз за разом одно и то же, пока бессвязный рассказ не превратится в героическую поэму, полную приключений и баснословных подвигов. Большую часть их нелегких литературных трудов берут на себя одинокие дервиши, которые бродят по степи от стоянки до стоянки в поисках новостей и благодарных слушателей. Последних в степи великое множество.
  Для нормального психического развития человеку необходимо не только есть и пить, но также иногда утолять сенсорный голод. Другими словами - поговорить и послушать. Поэтому бродяги, специалисты в проведении увлекательных ток-шоу, пользовались несомненной популярностью. Их высокий рейтинг позволял им безбедно существовать, нисколько не заботясь о собственном пропитании. Аудитория всегда угощала до отвала охрипших языкастых тружеников. Главное в их профессии было знать меру, и потому они долго на одном месте не задерживались.
  Именно за бродягу дервиша был принят Соломон. Свою новую профессию ему пришлось, как говорится осваивать на ходу, сидя на мягких подушках в почетном западном углу юрты. Представление началось глубоким вечером, когда пастухи закончили свою нелегкую работу. Они вместе со всеми своими домочадцами плотно набились в юрту и вели себя очень тихо, внимательно слушая притчи Соломоновы.
  Совершенно не готовый к такому неожиданному для себя повороту в жизни, Соломон в первый вечер здорово растерялся. На него смотрела почти добрая сотня глаз, ожидая увлекательных историй. Он едва не провалил свой дебют. Чтобы как-то оттянуть катастрофу он долго пил незнакомый ему напиток из небольшой пиалы. Успешно покончив с этим ответственным занятием, Соломон откашлялся и начал свое выступление.
  Вспоминая потом, что он наговорил, Соломон пришел в ужас. Ему вздумалось пересказать историю ВКП(б) . Не напрасно трудились педагоги в школе и институте, в минуту растерянности, когда казалось, забываешь собственное имя, память исправно выдавала затверженные на семинарах истины. Однако Соломон догадался разбавить сухие факты и цифры иными сведениями. Постепенно успокаиваясь, он вспомнил о рабыне Изауре, замке любви, всех пятерых терминаторах. Смешав все это в кучу, он получил гремучую смесь "посильнее Фауста". За четыре часа непрерывного вещания Соломон окончательно охрип и потерял голос, но сумел добраться только до времен НЭПа или, иначе, до берегов Бразилии, куда вечно стремились неугомонные итальянцы. Слушатели тоже устали, наиболее стойкие из них все еще таращили глаза, другие же давно спали.
  На следующий день в становище племени едва не произошла революция - народ хотел зрелищ, народ игнорировал работу. Бунт был подавлен весьма просто, Соломон не мог разговаривать, ему мешал собственный распухший язык и боль в горле. Обрадованная администрация отправила народ в поле и занялась лечением Соломона. Средство оказалось настолько крепким, что пьяный Соломон очнулся только ближе к вечеру. Пять дней подряд Соломон рассказывал свою бесконечную мыльную оперу. Аборигены были готовы носить его на руках, оказывали ему поистине княжеские почести, а он был недоволен. Соломон сообразил, что он попал в ловушку, из которой нет выхода. История партии нового типа оказала ему медвежью услугу, подвела его.
  - И зачем я с ними связался? - горестно вздыхал Соломон. Он имел ввиду большевиков.
  Соломона ожидала впереди блестящая карьера. Он станет знаменитым народным артистом, профессионалом разговорного жанра. Гомером или Бояном этого мира! Пройдут века, и его имя будут проклинать юные школяры, которых заставят изучать творчество А. А. Мухина - создателя героического эпоса.
  Но Соломон пришел сюда не за литературной славой, он должен был подготовить условия для агентов комитета. Для успешного выполнения этого поручения необходимо было обладать хоть какой-нибудь властью. Самый незначительный пост, самая захудалая должность устроила бы Соломона. Но на его беду в племени руководящих вакансий не было в принципе. Всем заправлял сам вождь. Он ведал внешней и внутренней политикой, он руководил ЖКХ, был и следователем и прокурором. Соломон отчаялся.
  На помощь ему пришел всемогущий господин случай. После очередной серии, когда одуревшие слушатели вместе с уставшим рассказчиком выскочили на вольный воздух и спешно разбрелись поодиночке в темноте для дел серьезных, как вдруг раздался конский топот. Это был ночной налет отважной молодежи соседнего племени. Такие визиты были частью жизни степи и проходили всегда по одному и тому же сценарию. Сначала гости с яростными криками гоняли хозяев по всему становищу, а затем угоняли с десяток лошадей. Приз не мог быть большим, ибо в таком случае конокрадов легко настигала погоня.
  Только после всех событий Соломон вспомнил байки своего давнего знакомого, побывавшего едва ли не во всех горячих точках. Бравый прапорщик боялся лишь одного - быть застигнутым врасплох, когда сидишь со спущенными штанами и готовишь к употреблению кусок газеты. Именно в этой позиции пребывал Соломон, когда из темноты на него выскочил верховой.
  Дальнейшие события разворачивались стремительно.
  Всадник низко свесился с седла и уже отвел руку для удара. Но через мгновение победный вопль джигита сменился жалобным визгом - его рука, сжимающая рукоятку меча, со всего маха врезалась в деревянную жердь. Костяшки пальцев обожгла острая, непереносимая боль. Меч с глухим стуком упал на землю, всадника от падения удержали стремена. Удар был такой силы, что жердь разлетелась пополам и, Соломон, который за мгновение до этого сумел схватить спасительную палку и поставить ее вертикально, повалился вперед, явив миру свой оголенный тыл.
  За считанные секунды Соломон привел себя в порядок и, подняв меч, кинулся к своему обидчику, который все не мог прийти в себя. Соломон безжалостно выдернул всадника из седла, крепко добавил ему ребром ладони по шее и, оседлав коня, ринулся на помощь.
  По становищу бегали в панике люди, между ними скакали всадники. Всюду вспыхивали короткие стычки, неизменно заканчивающиеся побе-дой ночных налетчиков. Если вдруг удавалось окружить одинокого всадника, то ему на подмогу спешил другой, и они быстро разгоняли нападающих.
  Соломон налетел сразу на трех, которые прижали к стене юрты вождя Аджая. Старый вождь отчаянно отмахивался от наседавших на него врагов. Он держался только потому, что они активно мешали друг другу. Соломон оглушил первого всадника, ударив плашмя мечом ему по голове. Со вторым Соломон провозился тоже недолго, а за третьим пришлось пуститься в погоню. За хлопотами Соломон не сразу заметил, что количество всадников увеличилось. Это прискакали пастухи, охранявшие малый табун, который, на счастье, в эту ночь пасся неподалеку от становища. Несмотря на то, что они были вооружены дубинками, непрошенным гостям стало очень туго. Разгоряченные первыми успехами они приняли бой, но удача изменила им. Большая часть отважных джигитов была побита, другая утекла в степь.
  Победа была полной. В плену оказалось пятеро человек, среди них младший сын вождя враждебного племени. Пленников крепко связали и оставили проветриться на свежем воздухе. Рядом с ними положили два трупа. Одного из них убил вождь Аджай, другой был на совести Соломона. Племя не потеряло ни одного человека.
  Сразу же после битвы все мужское население становища собралось в юрте вождя, позвали и Соломона. Он остановился на пороге, прикидывая, где бы ему втиснуться, но Аджай властным взмахом руки указал на место рядом с собой. Собрание смолкло лишь на мгновение, а потом храбрые воины вновь принялись рассказывать о своих подвигах, перебивая один другого. Обычно степняки предпочитают молчать днями напролет, но после такой драки они были слишком возбуждены и трещали словно сороки. Вождь прекрасно понимал их, и его тоже распирало от избытка чувств и желания похвастаться, но высокое положение обязывало молчать и слушать.
  Впрочем, прения вскоре иссякли. Все принялись пить чай, потея и отдуваясь. Народ ждал выступления главного докладчика, а тот упорно наливался чаем и по-прежнему помалкивал. Наконец Аджай поставил пустую чашку и негромко начал такую речь:
  - Великая радость пришла в мой дом.
  Все одобрительно закивали головами.
  - Я долго ждал, и вот пришел час моего торжества!
  Аджай медленно обвел взглядом всех присутствующих и объявил:
  - Сегодня я обрел сына!
  Вздох удивления пронесся над собранием.
  - Тебя как зовут? - спросил вождь Соломона.
  - Артур Алексеевич.
  - Его зовут Артуа.
  И Аджай возложил руку на плечо Соломона.
  Вождь подождал, пока его соплеменники переварят эту новость. После долгого молчания, он, наконец, принялся рассказывать о чудесном своем спасении, каковое мог совершить только он, сын его. Новоиспеченный наследник слушал папеньку, который не потрудился заручиться его согласием или хотя бы преуведомить. Вождю просто не могло прийти в голову, что Соломон может отказаться. Быть свободным кочевником - великая честь, а уж сыном вождя племени свободных кочевников - вдвойне.
  - Я хочу немедленно провести обряд, - закончил свое выступление вождь.
  Мужчины вышли из юрты, а Соломону вождь велел остаться. Вскоре к нему пришли женщины и начали громко петь колыбельные песни. Какая-то старуха, наверно жена Аджая, принялась кормить его с ложечки. Соломон покорно отдался судьбе. Неаккуратная старуха норовила пронести ложку мимо рта и скоро совсем запачкала Соломона. Привести себя в порядок ему не разрешили. Затем его вывели из юрты и передали в руки мужчин. Те со смехом и солеными шутками посадили Соломона на коня. Аджай взял коня за узду и повел его вокруг юрты. На этом обряд был завершен. Все разбрелись по своим жилищам прибирать разбитые горшки и готовиться к пиру, посвященному блистательной победе и появлению нового соплеменника.
  Позднее Соломон узнал причину столь высокой чести, оказанной ему вождем Аджаем. Во-первых, такой обычай был принят во многих мелких или ослабленных постоянными набегами племенах. Усыновление не являлось чем-то необычным. Рабство в тех краях еще не было известно. Число мужчин пополнялось и таким способом, иначе многим племенам степи грозило полное исчезновение.
  Во-вторых, вождю очень везло на дочерей. У него не было ни одного сына. Он был старым и мудрым человеком, и ему все чаще приходилось задумываться о будущем, которое выглядело весьма туманным. Некрепкий умом брат Аджая, в отличие от него, имел пятерых великовозрастных придурков в головах которых гулял ветер. Племянники очень сильно раздражали вождя, он никак не мог представить себе, что один из них займет его место. Что тогда станет с его народом?
  Аджай решил устроить небольшую проверку-провокацию своим родственникам и посмотреть, что же из этого получится. Соломон подвернулся очень кстати. По замыслу хитрого вождя он будет тем жуком, который разворошит весь муравейник.
  Пока же Аджай, его племянники, мужчины и женщины, словом все на-родонаселение, продолжали подготовку к предстоящему празднику. Добрый десяток баранов был предан казни, кругом задымились, затрещали костры под закопченными котлами. Но вся эта суета была какой-то старательно преувеличенной, словно люди хотели скрыть свое беспокойство, словно ждали что-то нехорошее, которое пытались забыть каждую минуту. Это им удавалось очень плохо.
  Внезапно наступила напряженная тишина - к становищу приближалось трое всадников. Люди в молчании уступали им дорогу, и всадники устремились к юрте Аджая. Там гостей давно ждали.
  Среди прибывших Соломон с удивлением узнал побитого им противника, который держал на груди в складках одежды свою правую руку. Он смотрелся бы Наполеоном, если бы его лицо не портила иногда гримаса боли - у бедняги болела разбитая кисть руки.
  Согласно древним обычаям прения открыл хозяин. Аджай вежливо приветствовал дорогих гостей, извинился за скромное угощение, пожелал здоровья присутствующим здесь, их родственникам там.
  Гости согласно покивали головами, а затем старший по званию среди них взял ответное слово. Он поблагодарил за обильное угощение, сказал, что все его родные здоровы, а так же и он сам.
  После взаимных сердечных приветствий собеседники приступили к обсуждению других животрепещущих проблем. Трава на пастбищах в этом году выросла на диво густой и сочной и можно подолгу задерживаться на одном месте, не спешить с кочевками. Появилось много свободного времени. Это очень хорошее дело - свободное время. Человеку иногда нужно подумать о жизни своей, о будущем. Так оно всегда и бывает, но вот молодым джигитам, в жилах которых бурлит горячая кровь, на месте не сидится, думать им пока нечем, норовят все оседлать коней и умчаться в степь в поисках встречного ветра.
  Не только в поисках ветра, который остудил бы их сердца, продолжил Аджай. Они не могут жить без приключений и битв, без кровопусканий. Удел молодежи труден, у них еще нет опыта, а об уме в таком возрасте даже и говорить нельзя.
  Соломон устал слушать, устал сидеть неподвижным истуканом, устал пить горячий, обжигающий чай, а его товарищам все нипочем. Они с удовольствием проговаривали длинные, неуклюжие фразы, им нравилось и подолгу молчать, соображая, по-видимому, что они собственно сказали или услышали.
  И все-таки Соломону очень скоро стал ясен замысел посольства - за-брать пленных и убитых и договориться о цене за причиненный ущерб.
  Но Соломон ошибался. Чужаки приехали требовать плату за ущерб, нанесенный им. Такая наглость объяснялась очень просто - соседнее племя было гораздо многочисленнее и сильнее, а неудача их нисколько не смутила. Кроме того, они потребовали его выдачи, как самого опасного преступника, мешающего жить соседям в добром мире и согласии. Претензии были высказаны в самой вежливой и витиеватой форме, но сути дела не меняли.
  Соломон задохнулся от возмущения, когда понял, к чему клонят послы. Его остановил только властный взгляд Аджая.
  Со счастливой улыбкой на лице Аджай возвестил гостям о неких пере-менах в его жизни. Гости выразили радость и надежду, что он непременно поделиться с ними этой ошеломляющей новостью. Аджай поделился - у него появился могучий сын, а зовут его Артуа, и указал на Соломона.
  Повисло тягостное молчание, которое длилось не очень долго. Старший по званию требований своих не изменил. Аджай уперся. Начался торг, причем никто не хотел уступать. Время шло, участники незаметно для себя превратили спор в обыкновенный базар. Они стали говорить все громче и громче, и вскоре делегаты мирной конференции самозабвенно орали, позабыв о приличиях.
  Точку в дебатах поставил Семен, который мышь. Он материализовался в тот самый момент, когда внимание всех было приковано к Соломону. Недруги яростно указывали на Соломона, требуя его крови, Аджай с товарищами держались из последних сил. Тут и нарисовался Семен. Он спокойно сидел на плече своего шефа и поглядывал на окружающих.
  Мгновенно наступила тишина. Сказать, что кочевники никогда не видели грызунов, нельзя, но мышь была лабораторная, а на эту работу берут преимущественно белых, которые в дикой природе не встречаются. Именно чистый белый цвет в первую очередь поразил людей. Но самое главное заключалось не в демонстрации передовых научных достижений - мало ли фокусов известно хитрому Соломону, а в том, что это был долгожданным предлог, который послужил выходом из тупика. Теперь посольство могло не опасаться за свою репутацию, а все неудачи списать на мышь белую. Так оно и получилось. Правда белая мышь вскоре превратилась чуть ли не в огнедышащего дракона, но что поделаешь, это непроверенные слухи, с которыми бороться почти невозможно, а в нашем случае и не нужно - рассудили незадачливые послы.
  За пять минут все недоразумения были улажены, гости отбыли восвояси, увозя с собой пятерых соотечественников и свежую легенду о смелом Артуа.
  
   Г Л А В А 10.
  
  У вождя племени Аджая было пять племянников. Природа щедро наградила их высоким, крепким телосложением, богатырскою силой и, видимо для контраста, непроходимой глупостью. Но братья блестяще вышли из этого щекотливого положения - они организовали интеллектуальный фонд, в который каждый вложил последние остатки своего ума. Получился некий монстр с виртуальными мозгами и конкретными братьями. Фонд работал успешно, акционерам даже не нужно было разговаривать между собой, в их головах одновременно возникали одни и те же мысли. Прошло три дня после сокрушительной победы и не менее сокрушительного пиршества, когда братья внезапно исчезли из становища. Видели, как они бешеным галопом один за другим на конях уносятся в степь.
  В распадке на берегу звонкого ручья братья по разуму развели костер, уселись вокруг и устроили мозговой штурм.
  - Нас обманули! - воскликнул Удэгей.
  - Обманули нас! - согласился Атрей.
  - Всех обманули, - подвел итог Облай.
  - Он решил, что мы тупые, - догадался Облай Второй.
  - Тупые мы, - влез без очереди Атрей.
  - Это он тупой, - сказал Ириней.
  - Сволочь Аджай! - заорали они хором
  Далее разговор переключился на Соломона.
  - Он хорошо дерется.
  - Дерется.
  - Мы лучше деремся.
  К середине ночи братьям удалось разгадать замысел вождя и решено было забить стрелку с этим выскочкой Артуа. Они синхронно взлетели на лошадей и поскакали обратно. Так же синхронно братья ввалились в юрту и одновременно заорали:
  - Артуа, выходи немедленно!
  Люди, разбуженные громкими воплями, дипломатично промолчали. Вождь же скрыл свою довольную ухмылку, с кряхтением повернувшись на другой бок.
  Соломон, он же Артуа, подчинился беспрекословно. Ириней схватил Соломона за шкирку, словно котенка, и в один прием усадил его на своего коня.
  Соломон был быстро доставлен в распадок к еще не потухшему костру. Братья заняли прежние позиции у костра, Соломону тоже досталась тепленькое местечко.
  Племянники долго переглядывались друг с другом. Они никак не могли начать разговор, и не были полностью уверены в том, нужен ли он вообще. Проще прибить оппонента, чем разводить никчемные беседы. Нет человека, нет проблемы.
  Соломон решился помочь братьям. Он первым нарушил тягостную тишину.
  - Я вижу здесь храбрых воинов, каждый из которых достоин самых высоких наград. Бесспорно, ваше время пришло, но вы по-прежнему выполняете самую грязную работу, хотя ваш удел - сражения и битвы. Я спрашиваю, кто, кроме вас, виноват в этом?
  Братья дружно засопели, тирада Соломона задела их за живое. Впрочем, они были бы недовольны в любом случае. Они притащили Соломона не для того, чтобы он поучал их.
  Пока братья пыхтели и надувались, как майские жуки перед взлетом, Соломон продолжил:
  - Аджай превратился в ленивого, старого человека, который только мешает и путается под ногами. Его больше заботит собственный покой, он готов терпеть несправедливость и никогда даже не подумает о мщении. Вы точно такие же.
  В ответ он услышал пятикратное: "Нет!", прозвучавшее со скорострельностью АКМ.
  - Так как же нам быть? - первым поинтересовался Облай Второй.
  Соломон немедленно познакомил братьев со своим планом.
  
  Купцы бояться останавливаться на ночь в чистом поле. Они предпочи-тают прятаться за крепкими стенами городков, которые изредка встречаются на пути караванов. У каждого такого городка своя власть, свои обычаи, которыми они непомерно гордятся. Чем мельче населенный пункт, тем больше гонору у местных жителей.
  Не был исключением из общих правил и город Косая Тузла, стоящий на берегу мелководной речушки Косой Ручей. Жителей К. Тузлы величали салоедами за их беззаветную любовь к данному продукту. Салоеды отличались своей исключительной независимостью, что очень мешало торговым делам. Они, например, закрывали городские ворота, как только солнце становилось багровым. Так завещали предки. Никакие посулы не могли разжалобить гордых салоедов.
  Караван, идущий с далекого, жаркого юга, с богатыми товарами, безнадежно опоздал - красное солнце уже готово было скрыться за горизонтом.
  Хозяин каравана, он же носитель высокого титула "тамкар", проходивший по этой дороге не один раз, повелел сделать остановку. Пока работники занимались разгрузкой поклажи, устройством лагеря и приготовлением немудреной еды, он отправился на берег реки. Заложив руки за спину, Нарамсин прохаживался вдоль кромки воды и поглядывал на стены городка. На одной из башен гордо маячил часовой, потом к нему присоединились еще несколько вооруженных бездельников. Они с любопытством разглядывали прибывших, громко разговаривая между собой. Ветер, который всегда поднимается перед заходом солнца, дул в их сторону, и как ни напрягал слух купец, ничего услышать не сумел.
  Ужин был готов, когда на небе засверкали первые звезды. Трапезу за-кончили быстро и сидели до глубокой ночи вокруг пылающего костра. Нарамсин слушал бесконечные байки работников, а сам все решал проблему - завтра рано утром миновать негостеприимный городок К. Тузлу и сразу направиться в Эриду. Будут они там поздним вечером. Если пообещать людям двухдневный отдых в Эриду, то они, пожалуй, согласятся. Нарамсин уже обдумывал в каких выражениях он сейчас сообщит свое решение работникам, но его смутила неожиданная тишина.
  Из темноты, из степи вышел бородатый странник. Шел он с достоинством, сознавая свою силу. Одет он был как кочевник, но что-то мешало признать его за сына степей
  "А мы, видать, не простых свиней", - пряча улыбку, вспомнил поговорку Нарамсин.
  Работник, сидевший рядом со своим хозяином, под холодным взглядом пришельца спешно вскочил, и странник занял его место.
  - Мир вам, - произнес он.
  - И вам мир, - ответил за всех купец.
  Пришелец замолчал. Наконец люди поняли его и разошлись - у каждого нашлось неотложное, срочное дело.
  - Меня зовут Артуа, - сказал Соломон.
  - Нарамсин, - ответствовал купец и, подумав, добавил. - Тамкар.
  - Мне нужна твоя помощь, - заявил Соломон.
  - Слушаю, - дипломатично ответил Нарамсин.
  - Мне не нравится патеси Бурсин.
  - Многие не любят правителя К. Тузлы
  - Я хочу его наказать.
  Нарамсин только неопределенно хмыкнул в ответ. Наглость Артуа на-чинала его забавлять.
  - У меня всего сорок воинов, - продолжил Соломон, - и я не хочу те-рять ни одного из них.
  - Где же они? - встрепенулся купец.
  - Там, - пришелец указал рукой в темноту.
  - Зачем воевать К. Тузлу, когда можно ограбить купеческий караван, тогда точно не потеряете ни одного джигита, - напрямик спросил Нарамсин.
  - Я не бандит с большой дороги, я князь этой земли, - гордо заметил Соломон
  - А все-таки? - не утерпел купец
  Завязался оживленный разговор.
  Впрочем, разглагольствовал лишь Соломон. Он прочел краткую адаптированную лекцию по политэкономии. Тамкар с интересом слушал о движении капитала, о серебре, как товаре товаров. Не понял он только одного - в чем заключается преимущество формулы Д-Т-Д перед Т-Д-Т. Видя его недоумение, Соломон свернул беседу и закончил.
  - Утром я хочу вступить в город вместе с вами. Мои воины станут вашими работниками.
  - Невозможно. Нас видели вечером и знают примерное число моих людей.
  - Не беда. Ваши подождут за ближайшим холмом. Пусть отдохнут, они сильно устали с дороги.
  Утром войска кн. Артуа вошли в г. К. Тузла. Жители ничего необычного не заметили и джигиты беспрепятственно рассредоточились по исходным позициям. С десятком солдат Соломон спокойно вошел во дворец патеси. К удивлению оккупантов помещения были пусты - вся администрация исчезла бесследно.
  - Конфуз, однако, - сказал растерявшийся Соломон.
  - Они, наверно, на базаре, - предположил Атрей.
  - Ты с чего это решил?
  - Так ведь купец приехал. Им стало интересно. Вот и рванули.
  - Логично, - согласился с ним Соломон.
  Жители К. Тузлы в полном составе пребывали на рыночной площади. На почетном месте стояла кучка хорошо одетых людей. Они громко хохотали, комментируя происходящее. А происходило самое обыкновенное дело - караван разгружался, готовясь открыть торговлю с местными аборигенами.
  - Хлопец, это кто ж такие? - спросил Соломон у пацана, показывая на живописную группу.
  - Это, дядя, патеси Бурсин и другие.
  Кто такие "другие" мальчонка объяснить не успел - он боялся прозевать самое интересное и спешил побывать везде, где только можно, подобно десяткам других малолеток.
  Соломон подошел к Иринею и сказал вполголоса:
  - Видишь патеси?
  - Угу.
  - Врежь ему со всей мочи.
  - Может изрубить его в куски, - предложил кровожадный Ириней
  - Ты что, - прошипел Соломон. - Кто нам тогда укажет казну города.
  - Вот, гад, - возмутился Ириней.
  Он спокойно подошел к патеси и влепил тому кулаком по потной роже. Бурсин рухнул, как подкошенный. Дружное "Ах!" пронеслось по площади и, в зловещей тишине раздался лязг мечей, которые воинство Соломона тащило из ножен.
  - Болванов в центр! - заорал Соломон.
  Народ кинулся врассыпную. Слышались только придушенные крики задавленных, да пинки и оплеухи, которыми кочевники сгоняли доблестных защитников К. Тузлы на середину рыночной площади. Затем оккупанты споро повязали своих противников и посадили под замок в двух комнатах дворца. Пока Соломон занимался арестованными, племянники Аджая устроили допрос патеси Бурсину. Он держался очень мужественно и военную тайну выдавать никак не желал. Братья начали нервничать, что немедленно отразилась на здоровье властителя К. Тузлы. Однако Бурсин молчал, как белорусский партизан. В конце концов, братья утомились орать и лупить беднягу и решили передохнуть. Соломон как раз освободился от своих забот. Он долго слушал жалобы племянников, которые обратились к нему за помощью. Соломон предложил сыграть в новую для них игру - в злого и доброго следователя. Братья сильно усомнились, их высшая нервная деятельность не сумела оценить всей прелести иезуитского приема, но все-таки вынуждены были согласиться.
  Боже, как молод и наивен этот мир, думал пораженный Соломон. Патеси раскололся мгновенно. Он рассказал все без утайки доброму бородатому дядечке, освободителю своему.
  Свирепые племянники тотчас проверили схроны и тайники. Казна города потянула ровно на 40 фунтов. В основном это были серебряные монеты и несколько невзрачных камешков зеленого цвета.
  Братья торжественно уложили драгоценности в торбочку и вручили ее Облаю Второму, он среди них прослыл честным малым. Казначей тут же укрепил мешочек у себя на поясе, отчего его стройную фигуру несколько отклонило от вертикали, что, впрочем, он воспринял очень спокойно.
  На следующий день караван продолжил свой путь. Вместе с торговцами в дорогу отправились пленники. Через десять верст печальную процессию остановили и, перерезав путы, бросили в чистом поле. Сделано это было только для того, чтобы салоеды не успели сообщить по инстанциям, то есть другим городам о грозящей им опасности.
  Удачная комбинация воодушевила грозное воинство. На военном совете, с участием Соломона и братьев, было решено повторить прием при захвате следующего города Эриду. Караван неспешно двигался на север, и вместе с ним к новым победам ехали кочевники.
  Соломон весь день провел в разговорах с тамкаром Нарамсином. Купец согласился, что пошлины на товары очень сильно влияют на цены. Соломон предположил, что уменьшение числа сборов будет к выгоде торгового сословия. Тамкар заявил - это есть мечта несбыточная.
  - Почему? - спросил Соломон.
  - Да потому, что для этого нужен один правитель над всеми городками.
  - Представьте, я и есть тот правитель.
  - Не верю! - воскликнул тамкар.
  - Веры не требую, мне нужно сотрудничество.
  Купец задумался.
  - Вот ведь какая штука, - начал он. - Пока вы будете объединять и присоединять, я могу потерять все. Деньги, жизнь.
  - Запросто, дело-то житейское, - поддакнул, соглашаясь, Соломон.
  - А впрочем, ладно. Цель ничто движение все. Сколько вам от меня нужно. Но в меру, в меру, не требуйте большего, чем я могу дать.
  - Вы про деньги?
  - Про них, любезный мой.
  - Вот они-то и не нужны.
  - Не понял.
  - Мне нужна информация.
  Вот так просто, среди пыльной степи, Нарамсин прибавил к своему титулу тамкара еще одно звание - резидент, а Соломон приобрел первого своего тайного агента.
  Город Эриду в точности повторил судьбы К. Тузлы. Кочевники Аджая без хлопот захватили в плен его защитников. Племянники тотчас приступили к допросу патеси г. Эриду. Они хорошо выучили свои роли и разыграли незамысловатую пьесу столь профессионально, что выхода Соломона на сцену не потребовалось - патеси, устрашенный действиями братьев, не устоял и быстро сдался.
  От собственных подвигов братья парили на седьмом небе. У них блестели глаза, они беспричинно хохотали, удача сама спешила к ним в руки. Но тут пришел Соломон и все испортил.
  Он позвал их в одну из комнат дворца, подальше от посторонних глаз. Братья доверчиво потянулись за ним.
  - Ты почему деньги себе присвоил? - зловеще спросил Соломон Облая Второго, пристально глядя ему в глаза.
  - Да, я... - растерялся от такой наглости общественный казначей.
  - Молчать, когда я спрашиваю! - заорал Соломон.
  - Что тебе надо? - хором возмутились братья.
  - Кто здесь старший, или я уже не сын вождя Аджая - продолжал скандалить Соломон.
  Братья сразу осеклись. Древние законы племени были на стороне Соломона. Племянникам пришлось подчиниться. Они с плохо скрываемым раздражением отдали богатство в жадные руки Соломона.
  - Что вы собирались делать с деньгами и драгоценностями, - спросил он ограбленных родственников.
  - Разделить поровну.
  - А потом. Что бы ты сделал со своей долей, Атрей?
  - Что бы я сделал, - Атрей закрыл глаза, чтобы лучше видеть соблазнительные картины.
  - Сапоги бы купил, - выпалил Атрей.
  - И все?
  - Нет. Еще что-нибудь.
  - Мелко. Я предлагаю на эти деньги собрать орду и захватить богатство всех городов.
  - Какая орда! Не хватит и на сотню коней. А еще оружие нужно, - удивился Удэгей.
  - Не собираюсь ничего покупать. Мы прогуляем наше богатство.
  - А сапоги?
  - Нет, это не дело. Мне шапка нужна.
  - Поймите, - обратился Соломон к братьям. - Через несколько дней все племена степи двинутся к Южным горам в Благодатную долину, чтобы укрыться от наступающих холодов. Вслед за ними придут купцы. Весь месяц кочевники проведут в пирах и веселии. И мы вместе со всеми будем пить да гулять и рассказывать о наших подвигах и приключениях. Много молодых джигитов соберется, чтобы послушать нас, а потом захотят пойти с нами воевать богатых горожан.
  Из его пламенной речи братья поняли одно - они возвращаются; воз-вращаются, когда впереди много городов с глупыми патеси и нерасторопными солдатами. Напрасно Соломон доказывал, что с Эриду и К. Тузлой им повезло, что удача непременно изменит им, что г. Оронт это настоящая крепость, которую им не взять.
  - Откуда ты знаешь, - спросил любопытный Ириней.
  - Нарамсин рассказал.
  - Купцы врут, они без обмана дня не проживут, - отмахнулся Ириней.
  Демократия победила, Соломон оказался в меньшинстве, и воинство выступило в поход.
  На второй день они увидели г. Оронт. Он стоял на холме и стены его, выложенные из огромных каменных блоков, выглядели неприступными. На вершине холма красовался дворец - еще одна цитадель. Кочевники долго совещались между собой, но так и не смогли ничего придумать.
  Соломон почти весь день продремал в тени раскидистого дуба, пока его соратники занимались разведкой. Немногочисленное войско укрылось среди деревьев и кустов в ближайшей роще, а Ириней с Атреем объехали на конях Оронт, держась на почтительном расстоянии от городских стен и старательно хоронясь от любопытных взоров. Удэгей в одиночку предпринял экскурсию в город.
  Он вернулся первым с плохим новостями. Город весь состоял из кривых и узких улочек и глухих тупиков. Вольному человеку там было тесно. Самое печальное, на его взгляд, было в следующем: заблудиться в лабиринтах улиц было очень просто.
  - Хуже, чем в лесу! - закончил он свой доклад.
  Вскоре вернулись с конной прогулки Ириней и Атрей. Они вообще не захотели ничего говорить.
  С постными лицами братья предстали пред светлые очи Соломоновы.
  - Домой? - спросил их Соломон.
  Они дружно закивали головами.
  
  Когда Соломон остался наедине с Аджаем в его юрте, он высыпал со-держимое двух торбочек перед вождем. Аджай довольно равнодушно взглянул на горку серебра и блестящих камешков и сказал:
  - Неплохая добыча. Но ты остался не для того, чтобы хвастаться, а поговорить. О чем.
  Соломон поведал ему о своих грандиозных планах. Аджай внимательно его выслушал и задал только один вопрос:
  - Зачем тебе это нужно?
  Соломон не собирался сообщать Аджаю об истинной цели своего пре-бывания в этом мире, а все другие ответы были бы слишком неубедительны. И он ляпнул:
  - Я люблю подраться!
  Вождь с непониманием взглянул на Соломона. Ответ был откровенно глуп, что только усилило недоверие. Поэтому Аджай сказал:
  - Мне надо подумать. Завтра я тебя позову.
  Кочевые племена постоянно боролись друг с другом за свое жизненное пространство. В последние годы особенно горько приходилось подданным вождя Аджая. Ночные набеги, конфликты на границах пастбищ следовали беспрерывной чередой. Люди гибли постоянно. Неотвратимый рок навис над племенем. Смертность превышала рождаемость, и племя таяло на глазах, как весенний снег под жарким солнцем. Аджай не видел выхода. Смелые фантазии Соломона, вначале испугавшие его, все больше казались той единственной надеждой, которая могла помочь несчастным. Смелое предприятие, за которое ратовал Соломон, либо быстро уничтожило бы соплеменников в первой же битве, либо... Но если все оставить по-прежнему, то исчезновение малого народа стало бы делом неминуемым.
  На следующий день кочевники начали многодневный поход на юг, чтобы на целый месяц укрыться за высокими горами от холодных ветров, приходящих в эту пору с далекого севера. Весь долгий путь Аджай провел в разговорах с Соломоном. Беседы все время крутились вокруг будущих событий. Соломону пришлось припомнить множество историй "от Ромула до наших дней", чтобы убедить Аджая в успехе своего авантюрного дела. Особое впечатление на вождя произвели деяния некоего А. Ф. Македонского. Красноречие Соломона принесло плоды в виде возвращенной назад казны, добытой не так давно в битвах при К. Тузле и Эриду.
  Буквально на следующий день после прибытия в благодатную долину Соломон и компания принялись отчаянно пиарить. Братья устраивали фуршеты и тусовки, начинавшиеся сразу после полудня и неизменно кончавшиеся далеко за полночь вульгарной попойкой. Дипломатическую часть взвалил на свои плечи Соломон. Он проводил двусторонние переговоры с участием Аджая и очередного вождя кочевого племени. Неспешные беседы ни о чем длились по несколько часов - участники вежливо интересовались здоровьем ближних и дальних родственников, количеством голов крупного рогатого и мелкого скота. Официальная часть переговоров заканчивалась подношением богатого подарка. Его торжественно вручал Аджай, предлагавший разделить с ним его огромную радость и счастье. Счастье скромно сидело рядом, не произнося ни единого слова.
  - Ну, за сына! - провозглашал первый тост Аджай.
  Таким вот образом дипломатические встречи могли продолжаться два-три дня.
  Только через месяц, когда наконец-то закончились все вожди, Соломон увидел племянников Аджая. Братья угрюмой кучей стояли среди пыльной площади. Они безучастно смотрели на подходившего к ним Соломона, не узнавая его.
  - Мир вам!
  - И тебе мир.
  Соломон остановился рядом и стал рассматривать своих подельников; те страдали от жестокого похмелья, но здоровье свое поправить, увы, не могли - у них закончились деньги.
  - Чего встал. Иди мимо, - сказал раздраженно Удэгей.
  - Не ори ты так, башка трещит, - отозвался Ириней.
  - Это Артуа, ребята - еле ворочая языком, проговорил Облай.
  - Он, - подтвердил Облай Второй.
  Братья дружно воззрились на Соломона. В их глазах вспыхнул слабый огонек надежды.
  - Пойдем, хроники! - скомандовал Соломон.
  Первую чарку братья осушили молча и благоговейно застыли, чтобы не мешать животворному напитку в его пути по жилам измученного засухой организма. После второй они скромно закусили, и Соломон спросил:
  - Как дела?
  - Все пучком!
  Братья с блеском выполнили задание. Они споили всех наличных джи-гитов в благодатной долине. Слава о веселых бесчинствах и неумеренной щедрости мгновенно разнеслась среди кочевых племен и народов. К спонсорам потянулись люди со всей округи. Естественно, возникал вопрос - откуда деньги, товарищ? Братья с удовольствием рассказывали откуда и тут же вербовали собутыльников.
  - Ты хочешь увидеть мир? - спрашивал Ириней очередную жертву.
  - Хочу, - твердо говорил кандидат, опрокидывая стопку.
  - Вступай в Орду!
  Набралось пять сотен охотников, готовых идти хоть на край света за приключениями и богатством.
  - Какой сегодня день? - поинтересовался Атрей, хрустя соленым огурцом.
  - Первый день весны, - ответил Соломон.
  - Уже! Ну мы дали.
  - Пить меньше надо, - сделал вывод Облай.
  - Надо меньше пить, - повторил Облай Второй.
  - Пора выступать!
  На последние деньги было куплено оружие, новая яркая одежда, одинаковая для всех пятерых - на этом настоял Соломон. Сотник должен выделяться среди своих солдат.
  Через два дня Орда, состоящая пока из пяти сотен (сотники: Атрей, Удэгей, Облай, Облай Второй, Ириней, во главе с Артуа, сыном Аджая), выступила в свой первый поход.
  
  Уже один раз обманутая К. Тузла захлопнула ворота перед носом кочевников.
  - Эй, - крикнул Соломон стражнику на башне. - Где Бурсин?
  Воин ничего не ответил.
  - Он обещал встретить меня хлебом-солью, - орал Соломон
  Воин молчал.
  - Ты забыл, как я тебе по морде настучал, - влез Ириней.
  - Не було такого, - ответил воин соврамши и выпустил стрелу из своего лука.
  Вреда она никому причинить не сумела, но сильно огорчила кочевников.
  Город стоял на берегу реки, тихой и мелкой летом, многоводной ранней весной. Жители К. Тузлы когда-то очень давно вырыли вокруг города обводной канал, превратив его в неприступный остров. Шли годы, воды реки забили илом и песком начало канала. Он вскоре пересох и превратился в заросшую лопухами канаву. На это фортификационное чудо обратил внимание Соломон. Братья, знающие о стратегическом гении Артуа, особо не сопротивлялись новому его замыслу.
  Всю ночь кипела работа. Сотня под командованием Атрея с наступлением темноты разложила костры на другом берегу реки ниже по течению. Они решали одну задачу - отвлечь горожан от событий, происходящих там, где когда-то брал свое начало обводной канал.
  Сотня Иринея отовсюду тащила камни на берег реки, складывая их в одну кучу. Остальные кочевники ускакали за пять верст вверх по реке, где рос густой тальник. Одни рубили ветки, другие занялись плетением из них квадратных щитов. Они получались высотой и шириной в пять локтей. Заодно приготовили множество толстых, заостренных с одного конца, кольев.
  За час до рассвета Атрей со своими молодцами устроили небольшой концерт для жителей К. Тузлы. Множество зрителей высыпало на стены и башни города. Они пытались разглядеть, что происходит в степи, где в неровном свете костров скакали всадники, метались люди. Звон мечей и крики раненых, были хорошо слышны любопытным горожанам.
  Тем временем Соломон приступил к перекрытию реки. Сначала десятки людей одновременно забили колья в песчаное дно реки. Воины споро, без суеты работали, находясь в холодной, мутной воде, которая в самом глубоком месте доходила им до пояса. Потом в воду бросились другие устанавливать деревянные щиты. Течение реки прижимало их к кольям; всплыть щиты не могли, так как им мешали камни, которые стали тут же укладывать в основание деревянной плотины.
  Настал самый напряженный момент. Люди как бешеные носились на берег за камнями и обратно, вода текла сквозь все щели и, казалось, что непрочная конструкция вот-вот рухнет под напором водной стихии. Несколько долгих минут все висело на волоске. А потом... потом река нашла выход - она, сначала неуверенно, а затем все быстрее потекла в канаву, которая осталась от бывшего водного заграждения вокруг города.
  Что река как-то внезапно обмелела больше, чем вполовину, заметили первыми артисты под руководством своего худрука Атрея. Сотник понял - затея удалась, и тотчас же поскакал со своими молодцами на помощь. Они успели вовремя - на другом конце города стража подняла тревогу, и на стены поднялись защитники. Их тут же вынудили попрятаться воины сотни Атрея. Они открыли огонь из своих луков, туча стрел засвистела в воздухе.
  Находясь под неусыпной охраной, люди забегали еще быстрее. Кроме того, плотина выдержала первый серьезный приступ, и сейчас нужно было всеми силами не позволить воде снести с таким трудом созданное восьмое чудо света.
  Попав в узкий канал, река ускорила свой бег. Берега нового русла, ничем не укрепленные, стали стремительно разрушаться. Огромные куски земли с шумом рушились в быстрый поток и уносились прочь. Вода все ближе подбиралась к стенам и башням города.
  Кочевники все укрепляли плотину и не напрасно. Поток стал размывать почву под угловой башней и следующей за ней крепостной стеной.
  Башня сильно накренилось, но так и не рухнула, устояла. Стена сначала осела, одновременно в трех местах, затем ее под собственным весом раскололо на части и они, упав с тяжким шумом, перекрыли грязный поток. Вода хлынула в город, размывая все на своем пути. Дома, сделанные из кирпича-сырца, таяли на глазах.
  В образовавшийся пролом бросились толпы вооруженных кочевников. Они растеклись по мокрым улицам и занялись грабежом. Тащили все. Четверо молодцов попытались вынести роскошную кровать из дворца патеси, но прочно застряли в дверях. Другие хватали, словно сороки, все самое блестящее и яркое.
  До вечера командующие не могли навести порядок в своих войсках. В отличие от сотников, Соломон наблюдал за происходящим совершенно спокойно, он знал, что нет на свете такой силы, которая сумела бы остановить грабителей.
  
  
   Г Л А В А 11.
  
  Плотина, воздвигнутая кочевниками, оказалась прочнее крепостных сооружений г. К. Тузлы. Река затопила город и воины, видя, как на их глазах уплывает богатство, сами разрушили деревянно-каменную плотину.
  На следующий день Соломон приступил к контрибуциям. Он приказал сотне Атрея отыскать все продовольственные запасы. Ириней занялся поисками оружия, а Облай и Удэгей со своими людьми умчались в степь на поиски жителей К. Тузлы, которые покинули город в первые часы катастрофы. Степь, ровная как стол, не могла укрыть беглецов. Единственным подходящим местом служили кусты тальника, росшие по берегам реки. Там и открыли охоту кочевники.
  За весь день добыли 98 взрослых мужчин, годных к несению строевой службы без ограничений. Пленники в ожидании своей незавидной участи томились на зеленой поляне под жарким весенним солнцем. Вместе с ними маялась многочисленная охрана, которая бродила вдоль поляны по всем направлениям. Попыток к бегству никто не предпринимал, и охрана совсем одурела от безделья.
  Вечером концлагерь посетил Соломон. Он остался доволен цветущим видом заключенных и повелел выдать арестованным обед, про который ответственные лица в суете дел забыли. Видя, как голодные люди уничтожают пищу, Соломон решил пока подождать и не сообщать людям об их дальнейшей судьбе. Пусть, как говорится, дозреют и примут случившиеся с ними с благодарностью.
  Утром следующего дня сотни выступили в новый поход. Путь до города Эриду занял два дня - быстрому продвижению мешала пешая колонна арестантов, уныло бредущая по пыльной степи. Атрей, недовольный жарой и медленным движением войск, предложил разобрать пеших по сотням, посадить людей по двое на коней и поскорее добраться до города. Соломон с ним категорически не согласился.
  - Чем больше салоеды устанут и вымотаются, тем легче с ними будет договориться. Чем дальше они уйдут от родных мест, тем проще будет подчинить их нашей воле.
  - А-а-а! - только и сумел вымолвить Атрей и поскакал догонять свою сотню, шедшую в авангарде.
  Дурные вести опередили орду и достигли Эриду задолго до появления кочевников под стенами города. Обыватели, как могли, подготовились к встрече незваных гостей. Была объявлена тотальная мобилизация, и под ружье встал и стар и млад. На самом деле никакого оружия народу не доверили, а сразу всех, оптом, перевели в резерв. Повысив бумажную обороноспособность Эриду в несколько раз, администрация со спокойной душой удалилась в свои апартаменты.
  Гости явились к месту назначения глубокой ночью. Степь озарилась огнями бесчисленных костров. С вечера небо затянули тяжелые свинцовые тучи. Скоро должен был хлынуть дождь, а пока стояла мертвая тишина, которую изо всех сил нарушили воины Соломона. Им было жутко оставаться наедине с молчащей природой, готовой вот-вот разразиться ужасной грозой. Храбрые воины без нужды громко перекликались, гремели оружием, отгоняя дьявольский морок.
  Соломону тоже было неуютно. Но предаваться пессимизму было совершенно неразумно - ведь жители города испытывали тот же самый ужас, усиленный присутствием безжалостных кочевников. Потому Соломон выступил с небольшой напутственной речью перед пленными салоедами. Он обещал им амнистию, если они сумеют захватить спящий город, полный испуганных обывателей. Салоеды единодушно проголосовали "за", воздержавшихся не нашлось. Их скоро поделили на десятки, поставив во главе отряда бывшего командующего войсками г. К. Тузла, роздали оружие и несколько осадных лестниц. Под чутким вниманием двух сотен отряд обошел город и приготовился к штурму. Через полчаса сверкнула молния, и прогремели первые раскаты грома. Дождь еще не начинался, а в небе уже беспрестанно вспыхивали молнии, заливая город и округу мертвенно-бледным слепящим светом. Стоял беспрерывный грохот. Салоеды дружно полезли на стены. Один за другим они исчезли с глаз, растворяясь в кромешной тьме, которая от вспышек молний казалась еще чернее.
  Наконец хлынул ливень. Соломон мужественно мок под отвесными струями холодной воды, а ворота города все не открывались.
  - Неужели обманули, - подумал с сожалением Соломон, но как раз в эту минуту тяжелые створки дубовых ворот заскрипели и медленно по-ползли в противоположные стороны.
  Воинство Соломона бросилось на помощь. Толкаясь и мешая друг другу кочевники растворили ворота и ворвались на улицы города. Сражаться им не пришлось - салоеды управлялись сами. Они оказались правовернее самых кровожадных степняков - под их саблями и кинжалами полегло большинство защитников Эриду.
  Дождь все лил и лил, не переставая. Промокший до самых костей Соломон печалился про себя:
  - Все известные истории завоеватели предавали города и страны огню и мечу. Мне же приходится их заливать водою. Нескладно получается. Прослыву в анналах под именем Соломона Мокрого или даже Соломона Сырого. Нет, несолидно.
  Войска задержались в городе на целую неделю. Во-первых, люди устали - они больше месяца провели в седлах, преодолевая каждый день десятки верст. С начала похода, когда орда выступила из Благодатной долины, кочевники не отдыхали ни единого дня. Во-вторых, нужно было определиться с общественно-политическим устройством города Эриду, доставшейся кочевникам в целости и сохранности в отличие от г. К. Тузла, смытой до основания бурными речными водами. Конечно, о выборах главы городской администрации и речи не могло быть, значит, мэра нужно назначать. Но вот кому доверить столь важный пост? Ни один из пяти сотников в степной армии не желал садиться на хозяйство г. Эриду, местным кадрам доверять было нельзя. Соломону пришлось долго думать, прежде чем он нашел приемлемое решение. Соломон вызвал Саргона, бывшего коман-дующего гарнизоном г. К. Тузла, а ныне заслуженного диверсанта.
  Герой успешной ночной вылазки стоял навытяжку перед боссом, пожирая начальство преданным взглядом. Голова его синхронно вращалась вслед шагающему по кабинету Соломону.
  - Я назначаю тебя губернатором Эриду, - сказал Соломон без тени сомнения в голосе. - Твои задачи. Первое...
  Саргон согласился сразу. В помощь себе он попросил два десятка бывших своих сослуживцев. Соломон был не против.
  Кроме того, за эту неделю Соломон поговорил с тремя купцами, при-бывшими один за другим с далекого севера. Тамкар Нарамсин потрудился на славу - в его шпионские сети угодили все, без исключения, торговцы. От своих собеседников Соломон узнал много нового. На севере, за городами и селами, лежит богатая и могущественная страна, прозываемая среди купцов Эламом. Правит сей державой мудрая Элена. Города Элама славятся богатством и роскошью. Крепкие стены защищают жителей от набегов врагов, но уже давно никто не смеет нарушать покой подданных мудрой Элены.
  Такая лирика совершенно не интересовала Соломона. Он требовал от своих тайных агентов сведений иного рода. И купцы охотно вспоминали стратегическую информацию. Соломон, не доверяя собственной памяти, старательно конспектировал, и вскоре сумка его разбухла от бумаг. В них было все - расстояние между городами, количество жителей и воинов, подробные планы крепостей.
  
  Под стенами Оронта орда провела полмесяца. Семь сотен, а именно столько было в распоряжении Соломона, явно не хватало для решительного штурма сильно укрепленного города. От купцов Соломон знал, что в Оронте сидит гарнизон числом в тысячу человек. Город мог спокойно держать осаду в течении полугода. Расклад был явно не в пользу кочевников.
  Можно было оставить Оронт в тылу и двинуться дальше на север, покоряя мелкие города и деревушки. Соломон так и намеревался сделать. Но потом. Пока же он просто тянул время в надежде, что кривая вывезет. А чтобы войска не утратили боевой дух, Соломон устроил для них учения. Согнанные со всей округи крестьяне соорудили часть крепостной стены, на которую каждую ночь по несколько раз лазили неповоротливые степняки. Действие сопровождались истошными воплями и, ярко освещалось факелами.
  Место учений было выбрано с таким расчетом, чтобы горожане могли видеть происходящее. И действительно, первых три ночи был полный аншлаг - на крепостные стены поднялось все население Оронта.
  Казалось, Соломон из неблагоприятной для себя ситуации выжал все что мог. Обывателей запугал до полусмерти, воинов обучил карабкаться на неприступные стены за считанные секунды. Большего в этих условиях добиться было невозможно. Но не тут-то было, судьба вновь снизошла до Соломона. О степной армии и ее удачливом предводителе прослышали окрест многочисленные любители насчет того, что плохо лежит. В расположение войск стали приходить люди, увеличивая тем самым с каждым днем численность рядового состава. Всех их ждала одна участь - еженощно лезть на стену. После прибытия юбилейного рекрута, когда орда выросла до тысячи трехсот человек, Соломон решил рискнуть.
  Отобрав самых крепких и ловких покорителей вертикальных препятствий, Соломон однажды ночью повелел им проверить себя в настоящем деле.
  Красочное шоу проходило как обычно - при мерцающем свете факелов толпа осатанело орущих непристойности вояк в очередной раз полезла на стену, тем самым развлекая парочку скучающих наблюдателей, которые неприкаянно торчали на привратной башне Оронта. Неизменная пьеса давно наскучила зрителям, и уже никто не обращал внимания на бесшабашную игру артистов-любителей. Однако, именно сегодня главные действующие лица отбыли на гастроли. Свою пьесу они разыграли как по нотам совсем в другом месте.
  Отряд обошел город и, выбрав препятствие поскромнее, без шума и пыли полез на стену г. Оронта. Но их дебют не совсем удался - лазутчики успели захватить только две башни и крепостную стену между ними. Дальше дело пошло туго. То ли гуси Оронт спасли, то ли тамошнего часового мучила бессонница. Он поднял тревогу, и началось сражение.
  Рассвет подвел итоги битвы. Кочевникам не удалось продвинуться дальше, но и захваченное они не вернули законным владельцам.
  В полдень, когда улеглись страсти, Соломон поднялся на одну из завоеванных башен. Он увидел узкие улочки каменного города. Двух, трехэтажные дома стояли впритык, едва не налезая друг на друга. Прямо перед ним лежала тесная площадь, украшением которой служил фонтан. На самом деле это был обыкновенный родник у подножия холма, на котором стоял город. В этом месте водоносный горизонт слишком близко подошел к поверхности, и вода пробила себе путь к свету. Фонтаном его называли местные жители. Это был единственный источник воды в осажденном городе. Соломон был очень доволен. Он знал о роднике из донесений купцов-нелегалов. Захват городских башен нужен был ему только для контроля той самой площади с фонтаном. Теперь осталось потерпеть совсем немного, чтобы в городе, лишенном свободного доступа к воде, начались волнения. Было предпринято еще несколько отчаянных попыток отбить башни, но орда стояла крепко.
  Пять дней и ночей лучники держали под прицелом все подходы к род-нику, не подпуская обывателей к воде. Привыкшие к цивилизованным условиям жизни, умеющие выгодно продать и дешево купить, жители Оронта терпели недолго. Они запросили пощады.
   После успешной осады Оронта Соломон поменял тактику. Теперь он надолго задерживался в любом населенном пункте, ожидая нового пополнения. Со всех концов света в орду спешили авантюристы, бандиты всякого рода и просто неудачники, не сумевшие устроиться в этой жизни.
  Орда подошла к границам Элама осенью. Пятью тысячами хорошо вооруженных воинов командовала хунта из пяти человек, Соломону же доверили пост советника, а также повесили на него все тыловое хозяйство армии.
  Переворот случился с ведома Соломона. Однажды к нему явился один из новых сотников, только недавно принявший командование над очередной сотней новобранцев. Он рассказал о подслушанном им разговоре между племянниками Аджая. Они решили избавиться от Артуа. Самым радикальным способом.
  - Растут негодяи! - сказал Соломон.
  Через час он был в палатке Атрея. И застал разом всех заговорщиков.
  - Как успехи? - поинтересовался Соломон с порога.
  Ответил Угедэй.
  - Все по плану.
  В наступившей тишине Соломон занял свободное место. Племянники угрюмо молчали, внимательно разглядывая пол у себя под ногами.
  - Значит так, товарищи тысячники, пора уже кому-то из вас командовать всей ордой
  - А ты, Артуа? - немедленно спросил Удегэй.
  - А я стал слишком осторожен, верно, старею.
  - Это единственная причина? - не отставал Удегэй.
  - Могу назвать еще с пяток.
  - Так много. Это какие же, - удивился Облай.
  - Не надо. Мы поняли, - поспешил сказать Облай Второй.
  - В таком случае я подожду у себя.
  Превентивный визит принес блестящие результаты. Во-первых, Соло-мон не утратил контроль над степной армией. Никто из братьев не сумел сесть в единственное кресло командующего. Все пятеро толклись кругом, изо всех мешая один другому, не решаясь на крайние меры. Во главе армии встала хунта, комиссаром при ней устроился Соломон.
  Лишившись высокого положения, но еще не потеряв влияния, он на несколько дней забросил все дела. Новое руководство армией должно было в полной мере насладиться властью, упиться ею до бесчувствия, прежде чем оно станет вновь ручным, подконтрольным.
  Братья решительно взялись за дело. Орда повернула к столице Элама, совершая длинные утомительные переходы. Войска, привыкшие к разме-ренному, неторопливому движению, быстро уставали, выбивались из сил. Сотни растянулись длинной цепью по дорогам, многие отстали и, это едва не привело к катастрофе.
  На третий день стремительного марша орда впервые столкнулась с регулярными войсками Элама. Противники, не ожидавшие столь скорой встречи, к сражению были не готовы, и битвы, когда колонны движутся по воле стратегов, а подвиги вершатся на глазах полководцев, не получилось.
  Сначала эламцы смяли передовые части степной армии и принялись с азартом гоняться за ними, словно за зайцами, по всей округе, а потом роли постепенно поменялись. К месту стычки подходили новые сотни кочевников и немедленно включались в побоище. Несколько часов противники бегали друг за другом, пока кочевники с удивлением не заметили, что они всей сотней удирают от десятка конных эламцев. Последние тоже обратили внимание на этот факт и стали вести себя разумнее, поспешив убраться с поля боя. Обозленные степняки кинулись вдогонку. Беспорядочная погоня длилась три дня, пока орда не достигла столицы.
  
  Соломон появился под стенами города только за полночь. Для него уже была поставлена палатка, где Соломон сразу свалился спать. За прошедший день он проскакал не один десяток верст, разыскивая отставшие части, и очень сильно устал.
  Начало штурма Соломон элементарно проспал. Он вылез из палатки, когда штурмовые колонны подходили к Торговым воротам.
  Стояла тихая, безветренная погода. Солнце разогнало робкий утренний туман, и Соломон увидел столицу легендарного Элама.
  Он долго всматривался в крепостные стены и сторожевые башни города, боясь поверить глазам своим. Перед ним лежала столица Семиградья.
  - Кто куда, а я шел в Элам! - сказал вслух Соломон
  Он не сразу понял произошедшее, пока не вспомнил из прошлой своей жизни о дойчах и немцах. Они звали себя дойчами (тевтонами), хотя для нас были немцами (немыми), а для римлян, так вообще варварами, кажется. То же самое случилось здесь. Семиградье - так называли жители свою страну, для остальных это был Элам,
  Тем временем события неумолимо катились дальше - стоящий на башне человек взмахнул рукой и тотчас раздался частый глухой стук - заработала эламская артиллерия. Три десятка камней прошелестели в воздухе и с чавкающим звуком врезались в живую людскую массу.
  Так, скоро я выскочу на белом коне, весь такой...
  Додумать Соломону помешал грохот взрыва. Над ордой расцвел гигантский огненный шар, убивая и калеча кочевников. Люди в панике бросились спасаться бегством.
  - Мне тоже пора, - произнес Соломон.
  Жеребец легко уносил его от преследователя и приходилось иногда придерживать коня. За три версты от лагеря Соломон выскочил на лесную поляну. Он развернул коня и спешился.
  - Разве от себя скроешься, - заключил Соломон и пошел себе навстречу.
  - Экий нахал! - сказал тот и спрыгнул с коня.
  Они сошлись. Артуа механически отбивал незатейливые атаки оппонента и пытался разгадать дьявольский замысел судьбы. Если он знает, чем тогда завершилось дело, то в его ли силах закончить сейчас встречу иначе. Но ведь в городе Алина, а он давно ее не видел. Ну и что. Она была к нему равнодушна, и где не повезло одному, двум Соломонам тоже счастья не видать. А если удача улыбнется князю Артуа? Ведь я же целый месяц пробыл во дворце, это я помню хорошо. Принцесса несколько раз посещала меня. Чем мы с ней занимались. Очень любопытно.
  - Не надоело? - спросил он Соломона.
  Тот растерялся, и Артуа чуть было не проткнул его. Раздосадованный Соломон замахал мечом быстрее.
  - Осторожно, меч-то острый, - воскликнул князь.
  Его противник не обратил внимания на справедливое замечание и продолжал вертеть оружием, игнорируя технику безопасности.
  - Тайм-аут, - то ли спросил, то ли предложил Артуа и отскочил на всякий случай в сторону.
  Соломон опустил меч и раздраженно спросил:
  - Ты кто такой?
  - Тень твоя, - правдиво ответил Артуа, затем продолжил. - Сдавайся!
  - Нет!
  - Ничья? Расходимся.
  - Нет!
  - Тогда сдаюсь я, - сказал князь, и невежливо повернувшись спиной к Соломону, пошагал к своему коню.
  
  Соломоны были встречены самим королем Адрианом 9. Все почести, однако, достались Соломону-2, он же князь Артуа. Его проводили в тот самый кабинет короля, где стоял стол красного дерева. В одной из стен кабинета была неприметная дверь, которая вела в гостиную с покойным диваном. За гостиной располагались туалетные помещения. Приведя себя в порядок, Артуа немедленно завалился на диван и скоро заснул. Последней его ясной мыслью было: "Бедный Соломон. Никто его не любит"
  Прошло только два дня, и Соломон стал уставать от безделья. Ему ис-правно доставляли обед и ужин, не выпускали за пределы королевских покоев и более ничего. Чтобы как-то скоротать время, Соломону пришлось выдумать занятие для себя. Он попросил бумаги и карандаш.
  Усевшись за стол красного дерева в кабинете короля, Соломон взял лист чистой бумаги и приступил в работе.
  "Замок Канистра-хаус мрачно высил свои стены во мрак ночи. Шел дождь. Мерзлый, как осенняя картошка в поле, путник сидел в стогу сена и мелко дрожал. По щекам его все еще струилась капель.
  Нет, ну чтоб я так потел, как мерзну, подумал путник на чистейшем английском.
  Наконец сено согрело его, и он уснул.
  К утру дождь ушел. Сэр Голдсмит встал, стряхнул с себя солому и зашагал к Канистре-хаусу, мрачно высившему свои стены в вышину синего неба.
  Сэр постучал палкой в дверь.
  - Кто там? - раздалось сверху, и сэр Голдсмит увидел голову привратника, смотревшую глазами.
  - Это я, сэр Голдсмит, пришел по делу, срочно!
  - А где паспорт? - не унимались голова.
  - Я сэр, тебе недостаточно моего сэрского слова.
  - Нет, - упорствовала голова.
  - Ну я пошел, - обиделся сэр и повернулся, дабы идти было сподруч-нее.
  - Ишь баре, шуток не приемлют, - высказалась голова, и дверь открылась.
  - Сэр, заходите, - крикнул в спину сэра Голдсмита привратник. Спина повернулась, и сэр властно произнес:
  - Зарэжу, как собаку!
  Но сэр уже никого не видел".
  Соломон изо всех сил пытался создать некий капитальный труд, роман в четырех частях, не менее. А из под пера все время ехидно скалился сэр- идиот, а Канистра-хаус во всяком предложении упрямо высил свои стены. Серьезную вещь сотворить не удавалось. Все попытки кончались крахом, и Соломон сдался. Он с увлечением принялся заселять Канистру-хаус жителями, описывать их повседневную жизнь. На 24 странице его фантазия иссякла.
  "- Я думаю, он будет достойным членом нашей партии!
  И Варсофония приняли в партию. Отныне он имел право на два кило-грамма мяса сверх нормы, на два яйца и одну любовницу два раза в месяц. Откровенно говоря, последнее интересовало Варсофония более всего.
  Дома жена спросила:
  - Ну и кого же назначили тебе в любовницы?
  - Парторг еще не решил. Ведь только месяц начался. Но я думаю, это будет Аксинья.
  - Отчего?
  - Она недавно вступила в партию
  Тем и кончился разговор. В эту ночь Варсофоний как никогда любил жену".
  - Бред и галлюцинация! - определил Соломон, прочитав свои записки на следующее утро.
  Эпохальное произведение было приговорено к немедленному сожже-нию. Вороша кочергой не желающие гореть листы, Соломон сказал почти историческую фразу:
  - Это, конечно, не второй том, однако душу греет!
  В этот же день была предпринята попытка номер два. С самого начала в новое повествование нахально влез неистребимый путник. Усталый, он шагал по дороге. Впереди его и автора ждал Канистра-хаус, стенами своими подпирающий низкое свинцовое небо. Соломон изо всех сил оттягивал роковую встречу Канистра-хауса со своим героем. Поэтому он заставил его долго плутать по лесу и, в конце концов, наткнулся на пирамиду. Местные называли пирамиду горой Дьявола и посещением своим проклятое место не жаловали
  Соломону было самому непонятно, зачем ему пирамида, какую роль она сыграет в его повествовании. Оставив эту задачу на будущее, автор попытался описать внешний вид сооружения. Казалось, что может быть проще. Соломон ясно видел изъеденные временем и непогодой огромные глыбы из светло-серого песчаника, образующие циклопическую кладку. Он испортил вариантами пару листов, прежде чем получилось несколько связных предложений. При этом гора Дьявола превратилась сначала в Ледяную гору, а потом в Холодный холм.
  Шло время, путник все ближе подбирался к Городу, продираясь сквозь лексику и грамматику простых и сложноподчиненных предложений, когда Соломона оторвали от любимого занятия. Это сделала принцесса.
  Ворвавшись с грустным видом в гостиную узника, она обреченно вос-кликнула:
  - Соломон исчез!
  Князь Артуа схватился за бороду и сильно рванул ее. Ему ни в коем случае нельзя было даже усмехнуться. Операция по отделению бороды прошла столь успешно, что в уголках его глаз появилась непрошеная слеза.
  Принцесса с благодарностью взглянула на прослезившегося князя и присела на стул, Соломон остался за столом. Она продолжила:
  - Понимаете, князь, я хотела навестить Соломона, которого давно не видела. Заметила, как он входит в свою комнату. Буквально через несколько мгновений я тоже вошла. А там никого, пропал. Три дня его искали и все напрасно
  - Неужели это может быть таким большим несчастьем. Устал человек, ушел.
  - Князь, я благодарна вам, вы пытаетесь меня успокоить. Одним подданным больше, одним меньше, какая разница. Но с ним можно было... разговаривать. Поверьте, это значит очень много. Хотя на самом деле больше говорил он. Я люблю слушать, - сказала она и, словно в подтверждение последних своих слов, надолго смолкла.
  Чтобы прервать тягостное молчание Соломон решился задать очень важный для него вопрос:
  - Так ты его любишь?
  - Нет, - тотчас сказала принцесса.
  Но ответила она слишком быстро, что не осталось незамеченным Соломоном.
  Надежда меня никогда не покинет, подумал он.
  - Очень странно, - снова заговорила принцесса, - но вы сильно похожи. Может быть, поэтому я пришла к вам.
  Артуа слушал Алину, и с каждым ее словом убеждался, что бедный Соломон как всегда оказался не у дел.
  Когда принцесса ушла, Соломон долго кружил по гостиной, без конца натыкаясь на обстановку, но так и не смог убежать от ясной мысли - все кончено.
  От бесцельного топтания его избавил простой медный браслет на левой руке. Браслет немного нагрелся, что заставило Соломона обратить на него внимание. Он увидел на медной полоске цифру 59, которая через несколько секунд обратилась в цифру 58.
   Это был сигнал вызова комитета безопасности.
  
  Соломоном заинтересовался отдел кадров.
  Может быть, мне вышел очередной отпуск, гадал Соломон, нужно расписаться в соответствующем приказе. Срочно. Ведь скоро рабочий день закончится.
  Веселое настроение мгновенно улетучилось, как только Соломон переступил порог отдела кадров.
  Как только посетитель попадает внутрь кабинета, как только за ним закрывается дверь, так сразу в любом человеке просыпается инстинкт самосохранения - самый могущественный из всех известных современной науке.
  Этот инстинкт возникает вместе с рождением человека и преследует его до самой кончины.
  На пухлую кисть новорожденного повязывают бирку с номером, чтобы не спутать его с другими. Через месяц малышу выписывают свидетельство о рождении. В 16 лет он получает паспорт, в 20 лет военный билет, в 25 диплом об окончании. С возрастом человек опутан документами и печатями так же прочно и безнадежно, как муха паутиною. Все достижения человеческого разума, все героические подвиги заканчиваются одним и тем же - большой лиловой печатью. Диплом лауреата Нобелевской премии, не видел ни разу, но не могу представить сей документ без печати. Наградной лист - явно имеется подпись лица, власть предержащего, пришлепнутая круглой печатью. Без этого оттиска ты никто, ничто, прах, и инстинкт властно приказывает твоим чувством и эмоциям - заткнись и внемли начальству.
  В любом кабинете найдется самая захудалая печать, пусть даже "для внутреннего пользования", и человек, привыкший распознавать ее присутствие всеми шестью чувствами, теряется и превращается в собаку Павлова. Только инстинкт, выработанный предками в течении тысячелетий, может спасти индивидуума при встрече с начальством. Конечно, очень многие дерзко ведут себя в кабинетах, но это поведение всего лишь храбрость труса, когда одуревший от страха заяц, неожиданно для себя, кидается на своих преследователей и те, растерявшись, добычу упускают. Но только до следующего посещения кабинета, где все становится на свои места, где торжествует закон, где косой есть охотничий трофей владельца лиловой печати.
  Начальником отдела кадров служил Бортник Александр Данилович. Не так давно ему исполнилось семьдесят, а он по-прежнему работал не щадя своих сил. Его худые щеки, тонкий нос и ввалившиеся глаза наводили жуть на посетителей, которые даже не подозревали, что в молодости Александр Данилович слыл первым красавцем и завидным женихом. Годы отобрали у него красоту, превратив Дон Жуана в Кащея Бессмертного. Однако Александр Данилович вел себя точно так же как в дни своей молодости - дарил цветы дамам, говорил приятные комплименты, сверкал очами. Смесь красоты а-ля Квазимодо с манерами принца Уэльского производило убойное впечатление - Александр Данилович до сих пор пользовался неизменным успехом у женщин.
  Почти все помещение отдела кадров было заставлено стеллажами, на полках которых теснились толстые картонные папки. На свободном пятачке стояло два стола с креслами за ними. На одном из столов сиротливо лежала шариковая ручка, защищенная от покушений рассеянных клиентов привязанным к ней белым шнурком. За другим сидел сам начальник отдела кадров Бортник А. Д. . Он поглядел на часы, затем на раскрытый перед ним блокнот-ежедневник и, взглянув на Соломона, осведомился:
  - Артур Алексеевич Мухин?
  - Да, - сказал Соломон.
  - Садитесь.
  Соломон сел.
  - Ознакомьтесь, пожалуйста.
  Соломон взял протянутый ему лист бумаги и прочел.
  "Мухин Артур Алексеевич.
  Год рождения..."
  - А теперь прочтите вот это.
  На другом листе было напечатано:
  "Владимир Васильевич Бартенев.
  Год рождения..."
  Когда Соломон отложил прочитанный лист в сторону, Бортник А. Д. спросил:
  - Как же вас величать - Артуром Алексеевичем или Владимиром Ва-сильевичем?
  - Я склоняюсь к имени Соломон, - ответил Соломон.
  - Отчего же так, ведь и Рабинович Соломон Израилевич - тоже не есть ваше подлинное имя.
  - Привык, знаете ли.
  - Хорошо Владимир Васильевич, впредь буду звать вас Соломоном. И вот мой первый вопрос: почему вы назвались Мухиным, когда впервые попали к нам?
  - Разрешите ответить вам, как Рабиновичу. Это что, допрос?
  - Правильно. Любой Рабинович ответит обязательно вопросом на вопрос.
  Кадровик, раздумывая, как далее вести беседу, извлек из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Затем подвинул распечатанную пачку Соломону.
  - Нет, - отказался тот.
  - Первое, вы не отказались работать у нас, следовательно, у вас появились некоторые обязанности, а у комитета право знать, кто же на самом деле трудится в его стенах.
  - Так я шпион иностранной державы.
  - Бросьте. Где вы, а где держава!
  Бортник А. Д. стряхнул пепел с сигареты и продолжил:
  - Зайдем с другого края. В 1952 году я был очень молод и ужасно глуп. Однажды рассказал смешной анекдот. Хотел развеселить компанию, а в результате попал в места дикие.
  - Какой анекдот? - перебил Соломон.
  - В 37 году Ока Городовиков сказал Буденному: "Семен! Берут всех подряд! Что же будет?"
  "Не всех, а только умных. Нас с тобой это не касается".
  Бортник А. Д. затянулся последний раз и потушил окурок в пепельнице.
  - Так вот. Я едва не погиб. От верной смерти меня спас комитет энер-гетической безопасности. Он изъял доходягу-заключенного из лагеря и, одновременно, из того времени. С тех пор я работаю здесь, отвечаю за подбор и первоначальное обучение кадров.
  - Вербуете агентов!
  - В первую очередь продлеваем жизнь обреченным. Вы, думаю, навсегда запомнили происшествие на автобусной остановке, с которого начались ваши злоключения. Хотя они, злоключения, должны были там и закончится. Навсегда. В. В. Бартенев был убит неизвестно кем, ибо преступление так и не раскрыли. Но вместо вас там оказался другой человек.
  - Большое человеческое спасибо. А ему то за что такая судьба, - не-медленно съязвил Соломон.
  - Он был безнадежно болен. До своей, так сказать естественной кончины, он не дожил два часа. А вы попали в эксперимент, который проходил под нашим контролем.
  - Нельзя было попроще. Просто встретиться, поговорить, завербовать. Вместо этого устраиваете шоу "Последний герой".
  - Еще раз повторяю - нет вас на свете, а мы предлагаем вам жизнь. Но мы не альтруисты и взамен требуем от вас только то, что нам необходимо, иначе комитет и не затевал бы этот сыр-бор, который стоил нам немалых затрат.
  - Я не могу отказаться от навязанных услуг?
  - Конечно. Комитет возвращает вас на прежнее место, и по закону инерции вы обязательно попадаете в катастрофу, заболеваете атипичной болезнью, неудачно переходите улицу в неположенном месте - вариантов масса, сгодится любой. Вы лишний в этом времени и пространстве, вас не должно быть здесь и сейчас. И вас очень скоро не будет. Ваше право, только скажите.
  - Какие радужные перспективы! - воскликнул Соломон, - в свете вы-шеизложенного я не в силах отказаться от ваших столь заманчивых предложений. Итак, чем я обязан комитету?
  - Это мы должны были обсудить с вами несколько месяцев назад. Как вы говорите - провести вербовку. Но мы вас потеряли. Один оказался в психиатрической больнице, второй, а это вы, пропал неизвестно куда. Двух других ищем до сих пор. Все больше я подозреваю, что некто Мухин тоже исчез, вместо него появляетесь вы, успешно выполняете порученное ему задание, живете под его именем. Зачем?
  - Это долгая история.
  - У нас с вами времени вполне достаточно.
  - Действительно. Если, как вы говорите, меня нет на свете, то и торо-питься мне уже некуда.
  Соломон рассказал своему собеседнику о встрече с Мухиным во время эксперимента, о многих невероятных событиях, последовавших затем.
  Начальник ОК внимательно его слушал, делая время от времени короткие записи в блокноте.
  Наконец оба устали - один почти беспрерывно писать, второй вещать, будто репродуктор на площади во время первомайской демонстрации. Бортник А. Д. нажал неприметную кнопку и возвестил в пространство:
  - Пожалуйста, чаю и бутербродов мне и моему гостю.
  - Знаете, Соломон, весь этот бумажный архив достался мне от прежних хозяев, - сказал Бортник А. Д., указывая рукой на стеллажи. - Мой предшественник, сдавая пост, настоятельно советовал мне документы не уничтожать. Хотя в комитете полно компьютеров и вся информация давно перекочевала на файлы. Долго я не трогал пыльные папки. Но вот однажды, когда мне стало совсем тесно, я решил разобраться с этим богатством. И неожиданно для себя обнаружил, что работать по старинке, с бумагами, намного легче. Думать представьте себе, нужно. Пока найдешь нужную папку, стащишь ее с полки, да не ту, сто раз прикинешь, а что собственно тебе надо. Очень дисциплинирует мышление.
  С помощью архива я обнаружил "шпиона" в нашем ведомстве. И не стал предпринимать никаких срочных мер, я подумал, что вы взяли псевдоним из осторожности. Наследие тоталитаризма. Но все-таки взял вашу карьеру на особый контроль. Изучив все доступные мне документы, связанные напрямую или косвенно с вами, я пришел к выводу, что вы скрываете не только свое истинное имя, но и некоторые уникальные способности, так сказать. Своим рассказом вы подтвердили мои догадки - вы можете свободно, по своей прихоти, перемещаться в поле времени без всяких устройств и прочих технических костылей. Именно поэтому я вызвал вас.
  Начальник ОК замолчал, ожидая, что скажет Соломон, но тот прилежно управлялся с бутербродами и говорить вовсе не собирался. Не дождавшись ответа Бортник А. Д. продолжил:
  - Пять лет назад мы обнаружили, что у нас нет будущего. Словно стена выросла, за которой неизвестность, тьма, небытие. Есть в техническом отделе комитета нехитрое устройство, чуть сложнее телевизора, которое может показывать картинку из будущего. Лишь один недостаток есть у этого прибора - он поглощает целые океаны энергии. А картинка не очень ясная, черно-белая. Чтобы добыть другую нужны вновь гигантские затраты. Поэтому прибор служил больше дорогостоящей игрушкой, нежели инструментом для исследования будущего. За пять лет технической отдел семь раз пользовался устройством, устраивая вселенскую катастрофу и грандиозный скандал в комитете. Полученные результаты, после тщательного анализа, были тотчас засекречены.
  Психологи уверяют, что человек способен внимательно слушать только в течение 45 минут, затем наступает утомление, а через некоторое время возникает ненависть к выступающему. К счастью, Бортник А. Д. закончил свою лекцию на стадии отупения, когда Соломон уже ничего не понимал. В этот критический момент кадровик и объявил о новом поручении для Соломона. Он, сопротивляясь из последних сил, заявил, что столь ответственное задание хотел бы получить из уст директора комитета, и вообще, не мешало бы подумать, прежде чем дать ответ.
  - Какого директора? - удивился Бортник А. Д. .
  - Вот не ведаю, как он у вас прозывается. Пусть будет председателем, шефом, большим боссом.
  - Понял. Я не знаю, как меня называют среди служащих, может существует какое-нибудь прозвище, но в комитете выше должности, чем у меня, нет.
  - Начальник ОК командует комитетом безопасности!
  - Что же тут удивительного? Историю забыли. Когда-то Генеральный секретарь был выше Председателя Совета Министров.
  - В своих руках он сосредоточил необъятную власть, - вспомнил Со-ломон
  - Вот именно - "необъятную", - почему-то с грустью подтвердил Бортник А. Д.
  
   Г Л А В А 12.
  
  Соломон шел вдоль морского берега. Под ногами монотонно хрустела галька. Волны упрямо набегали на берег, и, обессилев, с шипением скатывались назад. Слева раскинулось бескрайнее море, справа громоздились бесконечные скалы. Он никак не мог отыскать относительно безопасный подъем среди прибрежных каменных круч и потому шел и шел вперед к солнцу, которое неподвижно зависло в синей глубине неба.
  Внезапно Соломон остановился. Он резко повернулся и наткнулся на взгляд человека, сидящего среди обломков скал. Минуту они рассматривали друг друга. Глаза незнакомца безучастно скользили по фигуре Соломона. Он не делал никаких телодвижений и молчал. Соломон двинулся к нему и остановился за несколько шагов до человека.
  - Здравствуй!
  - Привет, - ответил человек.
  - Ты что здесь делаешь?
  - Сижу, - сердито ответил он на глупый вопрос и спросил сам.
  - У тебя поесть найдется?
  - Найдется.
  - Так давай! - оживился человек.
  Соломон снял заплечный мешок и поставил его на землю. На свет были извлечены пресные сухие лепешки, две консервные банки, походной стаканчик и складной нож.
  Человек хозяйственно оглядел угощение и одну банку вернул.
  - Забери, одной хватит.
  После того, как было уничтожено содержимое банки, Соломон отцепил фляжку с пояса и налил воды в стаканчик, которым тотчас завладел сосед. Он медленно, с явным наслаждением выпил воду и сказал:
  - Все. Спасибо.
  А затем он представился.
  - Василий Викторович.
  - Соломон.
  - Ты давно умер?
  Соломон чуть не подавился сухим куском лепешки. Он закашлялся, на глазах его выступили слезы. Василий Викторович участливо похлопал его по спине.
  - Не торопись, водой запей.
  Придя в себя, Соломон сказал:
  - Я не понял вопроса?
  - Какого вопроса?
  - Про "давно умер".
  - А разве не так. Ты, что сюда живым попал. Или не помнишь момента, может быть, кончина твоя была внезапной.
  - Исключено.
  - Тогда я тоже не понял.
  И Василий Викторович поведал странную историю. Он дожил до глубокой старости и заболел неизлечимой болезнью. От страшной боли, которая мучила его в течении полугода, спасали инъекции какого-то сильнодействующего средства. Он быстро привык к уколам и превратился в заурядного наркомана, ждущего ежедневной порции кайфа. Василий Викторович полюбил свою болезнь и провел последние дни в сплошном тумане, плохо соображая, где он, что с ним. Но все кончилась и наступила темнота.
  Василий Викторович очутился на этом чудесном морском берегу. Ему было почему-то сорок лет, так, во всяком случае, ему казалось. Он не мог видеть своего лица, но ладони чувствовали упругую, без единой морщинки кожу. Исчез объемистый живот, он заметил, что ему не нужны очки, без которых в последнее время не мог и шагу ступить. Василий Викторович был выряжен в новые брюки, рубашку, пиджак; блестящие черные туфли немилосердно жали, и пришлось остановиться здесь, чтобы окончательно не разбить ноги.
  Временно потеряв способность к передвижению, Василий Викторович крепко задумался. Он был твердо уверен в том, что жизнь есть способ существования белковых тел, которым после смерти полагается находиться в гробу под двумя метрами земли. Происходящее очень беспокоило его, он хотел ясности и определенности. Ну, хорошо, если есть жизнь после смерти, так, где же рай, ангелы, серафимы, херувимы, где они? Вместо этого бессмысленное нагромождение скал, бескрайнее количество соленой воды. И скорая перспектива снова скончаться от голода.
  Все безнадежно запуталось вместе с появлением Соломона. Разговор дела нисколько не поправил - оба, Василий Викторович и Соломон понять случившиеся с ними не сумели.
  - Может и не нужно. Рано еще голову ломать. Информации очень мало, - сказал задумчиво Соломон.
  Василий Викторович вынужден был согласиться. Он тяжело поднялся, шагнул, и тотчас охнул от боли в стертых ногах. Лицо его перекосила гримаса боли. Соломон сочувственно поглядел на него. Василий Викторович неожиданно спокойно сказал:
  - Не обращай внимания. Когда громко орешь, от всей души орешь, боль быстрее проходит, не важно, большая она или маленькая.
  - Откуда тебе известно?
  - Жена моя врач.
  Товарищи по несчастью двигались вместе, но каждый преследовал собственную цель: Соломон хотел найти удобную лазейку среди прибрежных скал и подняться наверх, Василий Викторович мечтал обнаружить источник пресной воды. Через пять верст путешественники увидели ручей, пробивший себе дорогу между камней и скал. Василий Викторович тотчас устроил привал, скинул тесные туфли, вытянул ноги и, блаженно улыбаясь, предался отдыху. Соломон пошел вдоль ручья, справедливо полагая, что ручей поможет ему отыскать путь среди скал.
  Карабкаясь по каменным обломкам, Соломон внезапно провалился, как ему показалось, в пустоту и очутился на четвереньках, больно ударившись коленками. Соломон сел, растерянно оглядываясь кругом. Слева море, справа скалы. Он закрыл глаза, досчитал до десяти и снова огляделся вокруг. Слева море, справа скалы.
  - Что за шутки, - пожаловался Соломон. Он снова оказался в том же самом месте, откуда начинался его путь в этом мире. Соломон хотел пойти в другую сторону, но вспомнил о Василии Викторовиче, который остался у ручья и ждал его возвращения. Через час я снова буду там, а дальше война план покажет - так думал Соломон, быстро шагая по морскому берегу. Однако встреча произошла раньше, чем предполагал Соломон. Василий Викторович окликнул его:
  - Скажите, вы Соломон?
  - Да, - сухо ответил Соломон.
  - А я вот снова попал на прежнее место - только перешел ручей, и в глазах мгновенно потемнело. Потом, бац, я здесь, - возбужденно тараторил Василий Викторович.
  - Та же история и у меня, - проворчал Соломон.
  - Да, - удивился Василий Викторович, - а я подумал, вы меня ищете.
  - Искал, - успокоил его Соломон.
  - Что же нам делать? - спросил Василий Викторович.
  - Есть три выхода: идти назад, броситься в море, влезть на каменные кручи.
  Василий Викторович посмотрел на бескрайнее море, посмотрел на уг-рюмые скалы и сказал:
  - Пойдем назад.
  - Может, полезем вверх?
  - Может, полезем.
  
  Соломон карабкался с уступа на уступ и старался не глядеть назад, вниз, он с детства боялся высоты. Поэтому, когда показался край обрыва, он быстро преодолел последние метры подъема и торопливо отошел от бездны прочь. И только потом стал осматриваться.
  Он очутился на погосте. На старом, заброшенном кладбище с покосившимися пирамидками со звездами. Краска давно слезла с их боков, и памятники выглядели однообразными серыми столбиками, окруженными столь же ржавыми оградками. В густых разросшихся кустах не рыскал волк, не пела птица. Стояла покойная тишина. Соломон оглянулся.
  - Не может быть, - растерянно сказал он.
  Его реакция была слишком банальной, мелкой и нисколько не соответствовала чуду, представшему перед ним. Уместно было бы восклицание вроде: "Быть или не быть!". На худой конец: "Заседание продолжается, командовать парадом буду я!". Соломон не сумел оценить весь пафос момента. Не до этого ему было.
  Океан исчез. Вместо него Соломон видел забор погоста и дорогу, взбегающую на пологий холм. Он настолько увлекся созерцанием открывшихся пространств, что не заметил появления Василия Викторовича. Тот к перемене ландшафта отнесся совершенно равнодушно. Помолчав за компанию с Соломоном несколько минут, он спокойно произнес:
  - Пойдем.
  - Куда?
  - Дорогу видишь? По ней и двинемся.
  Они вышли через распахнутые ворота и увидели местного жителя. Это был седой благообразный старик, который спокойно стоял в стороне от дороги и смотрел на приближающуюся парочку. На его стареньком кителе защитного цвета сверкали ордена и медали. Штаны были заправлены в сапоги, так же ярко блестевшие на солнце.
  - Привет, покойнички, - улыбаясь во весь рот, сказал он.
  - А ты, дед, нас не боишься? - спросил Василий Викторович.
  - Чего вас пугаться, я сам из бывших.
  - Бывший, это значит покойник, - уточнил Соломон.
  - В самую точку попал.
  Они неспешно зашагали по дороге и, все-таки, старик с трудом поспевал за ними. Дед сильно хромал на левую ногу.
  - До города далеко? - спросил Соломон.
  - Ой, далеко. А деревня здесь рядом, за пригорком.
  На вершине холма они остановились, чтобы подождать отставшего старика. Дед благополучно дохромал до них и гордо сказал:
  - Видите - Березовая Горка!
  В долине стояло двадцать деревянных домиков, расположенных в одну линию. За деревенскими избами, через дорогу, сплошной зеленой полосой тянулись огороды. За ними начинались поля, заросшие пшеницей.
  - Ах ты, блудница рогатая! - вдруг заорал дед и бросился бежать, чем несказанно удивил Соломона.
  - Куда подевалась его хромота?
  Дед стремительно мчался по направлению к корове, которая благодушно взирала на бегущего. Быстро привязав длинную веревку к деревянному колу, дед бодрой рысцой вернулся назад.
  - Дед, звать-то тебя как?
  - Матвей Иваныч.
  - Матвей Иванович, ты замечательно бегаешь, а вот почему хромаешь, когда ходишь?
  - Так мне в 45 полноги оттяпали в госпитале под Свердловском. После воскрешения я стал как новенький рубль, только вот привычка осталась. Мне она не мешает маневрировать
  - А корову зачем привязал?
  - Так здесь неподалеку черта проходит. Уйдет и все, сгинет.
  - Что еще за черта?
  - Не знаю. Пока не один, преступивший ее назад не возвращался.
  
  Матвей Иванович привел своих спутников к двухэтажному каменному зданию, единственному в деревне. В доме этом, бывшем когда-то школой, сейчас размещалась контора. В ней не было никого - народ пребывал в поле. Матвей Иванович, исполнявший обязанности сторожа, курьера, иногда секретаря-референта при председателе, распахнул дверь конторы, прошел длинным темным коридором и пропустил Соломона и Василия Викторовича в просторное помещение.
  - Вот, - объявил он. - Жить будете здесь. Называется карантин. Через три недели полная свобода. Обед и ужин по расписанию.
  Дед закрыл дверь, шаги его прозвучали в коридоре, хлопнула еще одна дверь и наступила тишина. Соломон посмотрел на Василия Викторовича:
  - Что-нибудь понял?
  - Нет. А что дергаться. Дверь не заперта, хочешь, уходи. Видно опасность столь велика, что является само по себе лучшей охраной. Только вот дед забыл рассказать про нее. Гадай теперь.
  Предположение Василия Викторовича оказалось верным на все сто процентов. Аборигены настолько привыкли к своей необычной жизни, что перестали обращать внимание на всякие чудеса и несообразности. Весь карантин Василий Викторович при любом удобном случае расспрашивал деревенских, прежде чем понял, в какую историю он вместе с Соломоном вляпался.
  Пока же заключенные занялись исследованием своей темницы. Темница оказалась очень большой светлой комнатой, которая занимала угол здания. Два окна выходили в заросший сиренью палисадник, через два других был виден холм, из-за которого прибыли нынешние постояльцы.
  В комнате стояло три стола, приставленных торцами один к другому и покрытых красной материей. Свыше десятка стульев окружало эти столы, в углу два шкафа были забиты книгами. На одной из стен висела карта Советского Союза, а перед ней в специальной подставке красовалось богатое, с яркими желтыми кистями, знамя. Соломон развернул полотнище и прочел: "Победителю социалистического соревнования". Справа, на многоступенчатой тумбочке - подставке громоздилась богатая коллекция кубков. Это были, очевидно, призы, завоеванные трудовым коллективом в битве за урожай, а также награды спортивной команды. Василий Викторович тоже не сидел без дела. Он обнаружил еще одну дверь, ведущую, как оказалось, в подсобку. Там, кроме швабры и ведра с засохшей тряпкой, хранились транспаранты и какие-то фанерные щиты с прибитыми к ним деревянными палками. Один такой Василий Викторович извлек на белый свет и, развернув фас, воскликнул:
  - Смотри, какие люди!
  Соломон обернулся. С портрета, приклеенного на фанеру, на него глядело лицо кавказской национальности с седой волнистой шевелюрой.
  - Член. Министр иностранных дел, - сказал Соломон и добавил, - убери ты его.
  Кроме перечисленных предметов обстановки в комнате были биллиард и три кровати с никелированными шишечками на металлических спинках в полной боевой амуниции - подушками, одеялами и матрасами. На биллиардном столе лежали три шахматные доски, два кия и деревянный треугольник, полный шаров.
  Василий Викторович открыл окно в палисадник, потом сел на кровать, попрыгал на ней, проверяя жесткость сетки. Кровать как-то особенно скрипнула, напоминая о домашнем уюте и беззаботной прошлой жизни.
  - Красота! - сказал Василий Викторович.
  - Чем бы заняться, - через минуту опять сказал Василий Викторович, - может, шары сгоняем?
  Соломон согласился.
  Выяснилось, что ни один из них играть в биллиард толком не умеет. Устав бегать вокруг стола и беспрестанно мазать, не попадая в намеченный шар даже с расстояния несколько сантиметров, оба положили кии на место и надумали поиграть в шахматы.
  Гроссмейстеры неплохо умели двигать фигуры, увлеклись и незаметно для себя просидели за доской до вечера. Их игру прервал голос:
  - Милаи, ужинать пора!
  Соломон оглянулся и увидел возле открытого окна бабку, ставящую бидон на подоконник. Чугунок уже стоял рядом.
  - Здравствуйте! - приветливо сказал Соломон.
  - Кормилица наша пришла, - обрадовался Василий Викторович. - Как ты догадалась, что мы тут с голоду уже два часа пухнем.
  - А я не догадалась, меня Матвей Иваныч мобилизовал. Сегодня мой черед.
  Бабка предусмотрела все. Она выдала арестантам газету, на которую было велено поставить чугунок, чтобы не запачкать стол, достала два стакана, каравай хлеба, ложки и нож.
  - Угощайтесь, а я тут постою, подожду.
  - Ты бы, бабка, зашла. Посидела. Устала ведь.
  - Какая я тебе бабка! Антонина Васильевна я. А к вам заходить не велено.
  - Очень приятно, Василий Викторович.
  - Соломон.
  - Не русский что-ль?
  - Русский. Назвали так.
  - А и верно. Я сама по паспорту Тракторина. Любил батюшка необычное шибко, - бабка смущенно хихикнула.
  - Не боись, Антонина Васильевна, никому не скажем, - пообещал Ва-силий Викторович.
  Он споро управился с картошкой, выпил два стакана молока и стал расспрашивать бабку о местном житье-бытье, о погоде и видах на урожай.
  Соломон внимательно слушал.
  Матвей Иванович прошел всю Отечественную и закончил войну в Праге. 10 мая, на следующий после Победы день, невесть откуда вылезший немец подстрелил его, да так, что ему пришлось полгода провести в госпитале.
  В деревню он прибыл хромым с палочкой и новеньким протезом. Врач рекомендовал ему покой в течение шести месяцев, ежедневные укрепляющие прогулки на свежем воздухе. Наказ доктора Матвей Иванович выполнить не сумел, потому что его вызвали в райком и поручили возглавить родной колхоз. Матвей Иванович упирался, не соглашаясь ни в какую.
  - Коммунист? - спросил худой озлобленный секретарь.
  - С 42 года.
  - Вот и выполняй приказ партии. Транспорт в колхозе остался.
  - Да кроме телег ничего.
  - Несолидно председателю-фронтовику в телеге кататься.
  Из райкома Матвей Иванович прикатил в новенькой на рессорах бричке и приступил к работе.
  Через двадцать лет деревня похоронила своего председателя, еще через двадцать о нем уже мало кто мог вспомнить. Наступила перестройка, потом случилась демократия, закончившаяся всеобщей приватизацией. Каждые восемь лет Россия исправно меняла президентов, а в деревне все оставалось по-старому. Жизнь текла размеренно от посевной до уборочной, от зимы к лету и так же незаметно, буднично пришло это.
  Первым подвергся воскресению Матвей Иванович. Он не стал ломать голову над произошедшим с ним и сразу решил обратиться за советом и помощью в партийные органы. Уже через два часа он вломился в контору, чтобы поделиться впечатлениями с председателем и парторгом, если таковой будет на месте. Беседа длилась ровно пять минут, после чего взбешенный председатель выгнал сумасшедшего из кабинета. Матвей Иванович пошел в народ, который, выслушав несчастного, вздыхал, чесал в затылке и подносил бедняге стаканчик беленькой, ибо такое могло случиться с каждым, особенно с перепоя. Стремительно подрывая здоровье, Матвей Иванович катился в белой горячке. Его спасла вылазка белогвардейских террористов.
  В свое время, в гражданскую, в окрестностях деревни расстреляли трех белых офицеров. А однажды утром они заняли контору и захватили в заложники самого председателя, на свою беду оказавшегося первым в управлении.
  На этот раз беседа со свежими покойниками длилась добрых пять часов. За переговорами следила вся деревня, очень переживавшая за своего шефа. Когда консенсус был достигнут, председатель лично проводил террористов до дороги, ведущей в район. Он был очень доволен, что гости не догадались реквизировать транспорт, видно, они были очень потрясены случившимся. Троица бодрым шагом запылила в столицу района, а за ним увязались мальчишки, держась на почтительном расстоянии от офицеров.
  Матвей Иванович был немедленно реабилитирован и тотчас призван на встречу с председателем. Он прибыл, плохо соображая, чего они хотят от него. Прошедшая неделя пагубно отразилась на его мышлении. Председатель и сам был сильно ошарашен, и поэтому они сначала выпили, не чокаясь.
  Пока Матвей Иванович приходил в себя, председатель закусывал. Потом долго, не перебивая, слушал собеседника. Когда доклад был закончен, он спросил:
  - Чем можешь подтвердить вышесказанное? Справки? Документы?
  - Какие бумаги в моем положении!
  Оба сильно расстроились.
  - Послушай! Я представлю доклад в письменном виде, а ты заверишь. Печать то по-прежнему в сейфе лежит.
  - В сейфе, в сейфе, - рассеянно сказал председатель и вскочил, как ужаленный. - Я же собирался в район звонить.
  Абонент был недоступен.
  - Выходи, я закрываю контору.
  - Собрался куда?
  - В район. Начальство должно знать правду.
  Матвей Иванович нагло сгреб со стола закуску, недопитую бутылку и подался в палисадник. Председатель только вздохнул, но ничего не сказал.
  Едва он уехал, как к конторе прибежали те самые мальчишки, которые из любопытства эскортировали белогвардейцев.
  - Дедушка, - сказал самый смелый, - а где председатель?
  - В районе. А что случилось?
  - Дяди офицеры на глазах у нас исчезли.
  - Как исчезли? Провалились.
  - Нет. Шли, шли, а потом, раз, нет их. А мы испугались.
  - Ступайте дети к Богу. Видите, я занят.
  И он налил в стакан. Ребята убежали.
  Пока Матвей Иванович пьянствовал остатками, в деревне произошел переворот, почти государственный. Прослышав о последних худых новостях, народ совсем тронулся и в полном составе ударился в религию. Власть перешла в руки попа, отца Максима, жившего уже лет двадцать в деревне. Поп сначала растерялся, чуть было не ввергнув всю деревню в хаос анархии. Преодолев минутную слабость, о. Максим торжественно объявил народу о предстоящем завтра молебне, велел своей пастве расходиться по домам и спокойно ждать.
  О. Максим закончил духовную семинарию, в которой мудрые преподаватели учили студентов преодолевать любые превратности судьбы, решать самые сложные проблемы. Поп листал старые свои лекции, наугад открывал библию, а потом хлопнул себя по лбу и рассмеялся, словно студент, которому достался тот единственный билет, что успел выучить накануне перед самым экзаменом.
  - Это же страшный суд. Мертвые воскреснут...
  И осекся.
  Он открыл окно, поглядел на небо, посмотрел в поле. Вверху важно плыли облака, на земле ветерок ласково играл травкой и листочками на деревьях. Посередине самозабвенно пел жаворонок. Ничего не говорило о смене погоды, тем более о предстоящей катастрофе.
  - Не верю! - сказал поп и сел к столу готовиться к завтрашнему докладу.
  Матвею Ивановичу напекло лысину, он чихнул и открыл глаза. Он сел на ступеньку крыльца и стал вспоминать день прошедший. Мучительно стыдно не было, значит Матвей Иванович прожил его достойно, мучительно хотелось пить. Приведя себя в порядок, он отправился на поиски холодной воды. Матвей Иванович зашел в первую по дороге избу.
  - Дома кто есть?
  Ответом ему была тишина, и только кошка явилась из другой комнаты и уставилась на гостя. Матвей Иванович снял крышку с ведра, стоявшего на лавке. Он зачерпнул полную кружку и с жадностью выпил. Подождав немного он еще раз набрал воды и не спеша, растягивая удовольствие, выпил.
  Он вышел на улицу. Погоды стояли теплые, дул приятный ветерок. Подгоняемый им, словно парусник в волнах, Матвей Иванович прибыл на молебен. Он услышал немного, так как молебен заканчивался. Матвей Иванович растолкал слушателей и птицей взлетел на крыльцо, на котором выступал о. Максим.
  - Товарищи! - заорал Матвей Иванович.
  Товарищи, усыпленные могучим басом о. Максима, безучастно взирали на беснующегося оратора, они отвыкли от подобного репертуара, и до них просто не доходил смысл яростных криков. Матвей Иванович чувствовал, что теряет аудиторию, нужен был нестандартный ход, громкий пиар. Он со всей классовой ненавистью, со всего размаха ударил в ухо попу. Хотел ударить, ибо не попал, промазал и оказался на руках священника.
  - Осторожней, - пробасил поп.
  Он неуловимым отработанным движением надавил на точку за ухом - Матвей Иванович заорал и лишился чувств.
  - Ногу подвернул, - объяснил поп народу. - Доски неровные, зацепился.
  О. Максим бережно, будто малого ребенка, на руках внес Матвея Ивановича к себе в дом. Народ, постояв еще немного, стал потихоньку расходиться.
  Когда Матвей Иванович очнулся, он увидел бородатое лицо о. Максима, склонившегося над ним.
  - Как здоровье, дедушка?
  - Какой я тебе дедушка, морда поповская, - окрысился Матвей Иванович.
  - Правильно, - добро улыбнулся поп, - ты не дедушка, ты мой праде-душка.
  Матвей Иванович помолчал, переваривая услышанное.
  - Что ты со мной сделал? - наконец спросил он.
  - Отключил на пять минут, больно громко ты орал.
  - Этому ты в семинариях обучился?
  - Нет. Я бывший капитан ВДВ.
  - Во, как! - Матвей Иванович, бывший сержант, с уважением оглядел о. Максима. - А почему не генерал?
  Поп пригласил Матвея Ивановича за стол. После горячего и сытного обеда обоих разморило, а беседа превратилась в неторопливый разговор двух повидавших виды и мир людей.
  К вечеру они выработали антикризисный план. О. Максим брал на себя идеологическое обеспечение, Матвей Иванович осуществлял общее руководство. Будет страшный суд или какой другой катаклизм неизвестно, одно было ясно - до него еще нужно было дожить. Желательно без потерь. Тем более, что Россия, как водится, пойдет своим особым путем.
  С тех прошло несколько лет. Деревенские жители исправно работали, добывая хлеб насущный. Судьи с прокурорами застряли где-то в дороге, появляться в Березовой Горке не желали, а вместо их, время от времени, в деревню приходили с кладбища новые люди. Их на три недели селили в бывшую Ленинскую комнату при конторе.
  Такой строгий порядок завел некий Артур Алексеевич, который появился в деревне два года назад. Он, единственный из всех, мог переходить черту, исчезать и возвращаться вновь. Сначала он выполнял обязанности снабженца, доставляя неизвестно откуда запчасти для сельскохозяйственной техники, а так же прочий необходимый дефицит без которого строй цивилизованных кооператоров давно загнулся бы. Матвей Иванович уступил ему все остальные обязанности и в деревне потихоньку стал расти культ личности Мухина. Ибо без него жители занимались бы уже охотой и собирательством, как их далекие предки. Когда Василий Викторович и Соломон прибыли в Березовую Горку Мухин отсутствовал по очень уважительной причине - он был в очередной командировке.
  
  Вечером, после работы, Василий Викторович давал концерт. В своей прошлой жизни он был электриком, дежурным электриком, - поправлял он, если его титул называли не полностью; а здесь и сейчас переквалифицировался в артиста разговорного жанра. Вышло это случайно. Василий Викторович, беседуя очередной раз с Антониной Васильевной, рассказал ей пару смешных случаев из своей богатой на приключения жизни. На другой день его слушали двое, а потом у конторы стала собираться вся деревня.
  - Устроился я электриком. Вместе со мной работал Сергей Викторо-вич, старый уже, на пенсии. Любил он поддавать. - Василий Викторович характерным жестом щелкнул себя по шее. - Так вот. Однажды напился он, как водопроводчик. Ничего не помню, говорит. Только одно знаю, что лег спать на разложенный диван. Ночью просыпаюсь. Темно. Нестерпимо в туалет хочется. А встать не могу. Ну, думаю, рассказывает он, сейчас с дивана скачусь, он ведь не кровать, низенький, а на полу ползком, ползком до места. Перекатился с боку на бок и уперся в стенку. Ага, соображаю, нужно в другую сторону. Давай кататься. Что ты будешь делать, опять уперся. Еще раз в обратную сторону. Опять стенка. Всю ночь край дивана искал, вертелся, руками нащупывал. Нет и все. А утром просыпаюсь на полу. Оказывается, я с дивана еще раньше свалился, а потом катался по полу от стены к стене.
  Без всякой остановки Василий Викторович принялся за другую байку:
  - Каких только чудаков на свете нет. Был у нас кадр один. Как-то весной, на всех, кто пил сырую воду из крана, напала диарея. Понос. Пострадал и он. Я сказал ему: "Иди на бюллетень!". Он ни в какую, травками вылечусь, я знаю, говорит. Ну ладно. На следующий день ему стало хуже. Каждые пять минут бегал до ветру, извел всю бумагу, чуть было журнал замечаний в расход не пустил. Смену он как-то отстоял. А на другой день не пришел на работу. Жена мне потом рассказала, она медсестрой в поликлинике работает. Заходит она к терапевту, а там сидит наш чудак. Врач его спрашивает: "На что жалуетесь?". Он думал, думал, глаза под лоб заводил и вылепил: "В туалет хожу чаще, чем хотелось бы". Хохотала вся больница.
  Соломон вполуха слушал байки. Он был занят другим делом. Днем он поговорил с Матвеем Ивановичем, предупредил его, что уходит. Матвей Иванович сказал:
  - Всякому молодцу своя дорога. Может подождешь Артура Алексеича. Он много знает, расскажет.
  - Нет.
  Вечером Антонина Васильевна принесла десяток вареных яиц, курочку, каравай хлеба.
  - Матвей Иванович велел передать тебе на дорогу.
  - Спасибо.
  Сейчас Соломон в последний раз просматривал альбомы с почтовыми марками. Как они очутились здесь, осталось загадкой для него. Коллекция была тематической. Один из альбомов был посвящен космосу. Соломон нашел лист, на котором была его любимая марка. Он долго ее рассматривал, вспоминая.
  Когда ему исполнилось десять лет, он надумал собирать марки. Копить, как говорили друзья, не совсем понимая смысл данного глагола.
  - Сколько ты накопил?
  - Двести!
  - А у меня двести десять!
  На марке были изображены два космонавта. Надпись гордо гласила: "424 часа в космосе". Она была первой в его собрании.
  - Не передумал? - спросил его Василий Викторович, укладываясь спать.
  - Нет. Не хочу оставаться в заповеднике.
  - А мне нравиться. Свежий воздух. Работа по профессии. И все такое.
  Утром Соломон двинулся по дороге, ведущей в район. Ею уже давно никто не пользовался, потому она заросла травой, но все-таки была видна. Через полчаса он подошел к черте. Вздохнул и сделал шаг.
  Над городом нависло низкое свинцовое небо. Все предвещало скорую грозу и проливной дождь. Город был пуст. На улицах изредка попадались брошенные автомобили с выбитыми стеклами, двери магазинов были распахнуты настежь.
  Соломон вышел на площадь и остановился, разглядывая громаду морского корабля, который завалился на правый борт, обнажив заросшее ракушками днище.
  Устав бродить по мертвому городу, Соломон вошел в подъезд дома и стал наугад открывать двери. Только на пятом этаже он отыскал прилич-ную квартиру. Если ее и грабили, то делали это "воспитанные" люди. Явных следов воровства Соломон не нашел. Первым делом он посетил ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Умылся, вытерся чистым полотенцем, посмотрел на себя в зеркало. И сказал своему отражению:
  - Если в кране нет воды...
  Тут до него дошло. Он торопливо стал крутить вентили. Набрав полную ванну, Соломон долго нежился, едва не заснув. Счастливый, чистый телом и душой, он пообедал яичками и курочкой.
  - Как мало человеку нужно, - рассудил Соломон, отдыхая от трудов праведных.
  Он столовался в гостиной, в которой было четыре двери. В одну он вошел, другая вела на кухню. Соломон открыл еще одну и попал в кабинет. Там стояли стеллажи с книгами, диван и письменный стол. Он подошел к окну. По стеклу барабанил дождь. На город опустился туман. Прижавшись лбом к холодному стеклу, Соломон постоял так с минуту, а потом покинул кабинет. За четвертой дверью, по логике, должна быть спальня. Так думал Соломон. Он открыл дверь и переступил через порог.
  Ломая ветки, он пролетел метров шесть и ухнул в сугроб. Сверху на него обрушилась лавина снега, засыпав его с головой. Кое-как выбравшись на белый свет, Соломон проворчал:
  - Предупреждать надо.
  Он опять перешел черту, отделявшую один мир от другого.
  Перед ним и вокруг расстилалась глухая тайга. Зимний вариант. Сначала Соломон побрел по грудь в снегу вперед. Он прополз метров пять и остановился. Впереди, кроме, бесконечного, глубокого снега и перспективы замерзнуть, ничего его не ждало. Соломон повернул назад, туда, где была черта. Он боялся лишь одного - как бы граница между мирами не проходила на высоте, скажем десяти метров. А что, все может быть. Соломон бодро раскидывал снег, медленно продвигаясь к месту своего приземления. Он без остановки проскочил точку падения и опять куда-то провалился.
  Соломон вынырнул и долго отплевывался, горло жгло от попавшей туда воды.
  - Кто воду пересолил! Невозможно! - сердцах воскликнул он и добавил с грустью. - Эх, не видать мне Иерусалима.
  Он закрыл глаза и как мог сосредоточился. Соломон во всех подробностях представил кабинет начальника отдела кадров. Что это было ужасной глупостью, Соломон сообразил только тогда, когда предстал пред Бортником А. Д. . С него потоками сбегала вода, на полу образовалась внушительная лужа. Соломон стоял в ней и растерянно хлопал глазами. Мог же он материализоваться в туалетной комнате!
  - С прибытием! - весело сказал начальник ОК.
  Он обошел стороной Соломона и предложил:
  - Пойдем ко мне домой. На сегодня мой рабочий день закончен.
  
  Александр Данилович разлил по чашкам необыкновенно ароматный чай.
  - Грузинский, - сказал он с гордостью.
  - Неужели.
  - Где я работаю? В комитете я работаю!
  Сделав несколько глотков, Соломон поставил чашку на стол и принялся рассказывать о своей командировке. Александр Данилович слушал его внимательно, однако и чай не забывал.
  Дойдя до конфуза, случившегося с ним в кабинете отдела кадров, Соломон замолчал.
  Слово взял Александр Данилович.
  - Мы как-то привыкли думать, что время имеет лишь одну характеристику - линейную. Любой человек представляет течение времени в виде прямой, или, что бывает чаще, в виде какого-то кольца. Зима, весна, лето, осень и снова зима. Круг замкнулся. Время это прямая, соединяющая прошлое с будущим. А если время представляет собой плоскость, состоящую из бесконечного множества прямых, движущихся с разной скоростью? Это параллельные миры. Так вот, представим время в виде реки, что получится?
  - Течем потихоньку, - сказал Соломон.
  - И в океан. Все реки стремятся в океан. Если реку еще можно представить в виде плоской кривой, ошибка будет мала, то океан уже никак нельзя. Там время будет представлено как пространство. В пространстве три координаты. Сейчас мы имеем дело с одной. Лет через триста их будет в три раза больше
  - В результате появляются заповедники, где творятся такие чудеса, что оторопь берет. Цивилизация испытание не выдерживает, деградирует, исчезает. Где выход?
  - Мне кажется, кому как не вам знать это.
  - Интересно, я и не подозревал. Но на самом деле все лежит на поверхности, на виду, вы просто не задумывались. Начнем с вашего самоубийства. Разработчик программы создавал ее для исправления криминального прошлого пациента, а получилось нечто другое - он показал подопытным кроликам три координаты. Ушастые ничего не поняли, ибо не научены были видеть. Они могли только слышать, да кто им расскажет. Четверо из них все-таки обучились пользоваться этим даром, для чего им пришлось совершить попытку самоубийства - того требовала внутренняя логика программы, сама суть ее. Вас закодировали, вы, подобно птенцам были вынуждены покинуть безопасное гнездо и научиться летать. Пятому не дали такой воз-можности, и он сошел с ума. Еще раз вы использовали это знание, когда убили Самсона. Вы кинулись на мечи, но инстинкт самосохранения гораздо сильнее, он спас вас, выбросив в параллельный мир, подальше от опасного места, Но такой способ имеет один существенный недостаток, путешественник не помнит, кто он такой, вредный инстинкт заставляет его забыть страшное происшествие. Более безопасный и комфортный способ путешествия вам подсказал Семен, который мышь. Стоит просто захотеть и вы в нужном месте. Не зря говорят, курица не птица, но летать-то она все-таки может. Точно так же и с тобой. Когда прижмет, вам приходится вспоминать, что и у вас есть крылья.
  - Суду все ясно. Приговор будет оглашен немедленно. Получается, для спасения мира всех нужно "посадить" в иезуитскую программу, что несколько, знаете ли, жестоко.
  - Это так. Но можно найти иной выход.
  - Какой же?
  - Книгу написать.
  - Зачем?
  - Умные головы прочтут и что-нибудь выдумают.
  - Я не писатель.
  - Есть такое слово - надо.
  
   Г Л А В А 13.
  
  С возрастом, когда у этого вида человекообразных обостряются всевозможные комплексы и фобии, мой внезапно полюбил свободу. В его понимании свобода заключалась в возможности целыми днями валяться на диване и время от времени издавать дикий крик: "Есть хочу!". Мне приходилось бросать все дела и мчаться на кухню, чтобы избежать вялотекущего скандала, после которого у меня ужасно болит голова. Первое время я не предпринимала никаких мер, изучая явление в его развитии и собирая необходимый объем информации. Не встречая с моей стороны должного отпора, он кинулся в другую крайность.
  Мой индивидуй знает абсолютно все буквы русского алфавита и способен читать днями напролет. Он не может кушать без книги, смотреть телевизор без газеты, даже в туалет прихватывает томик. По-моему на его разум это нисколько не влияет.
  Однажды в книжном магазине в его руки попала книга, рассказывающая о фен-шуй. Он долго просматривал ее, вертел так и этак, читал, но купить не решился - скупость его взяла над ним верх.
  Фен-шуй это учение о влиянии пространства на здоровье, удачу, работу, любовь т. д.. Якобы от правильной расстановки мебели в квартире зависит количество монет в кошельке.
  Отрывочные сведения, попавшие в его голову, произвели странное действие. Он решился сделать ремонт в квартире. Но я рано обрадовалась.
  Сначала он захотел побелить потолок в спальне. Кто-то из знакомых всучил ему негашеной извести очень дурного качества. Он смело развел продукт в холодной воде и долго удивлялся, почему не происходит никакой реакции, вода не бурлит и даже не нагревается. Но видимо этот кто-то пользовался у моего большим авторитетом, и он приступил к побелке. А в результате получилось, что он намочил потолок не очень-то чистой водой.
  На следующий день, когда место преступления подсохло и предстало во всем безобразии, он, взяв сотенную, отправился в магазин. И вернулся счастливый, с порога объявив мне об удачном приобретении
  - Представляешь, - говорил он, - оказывается, нужно было просто спросить, есть ли у них негашеная известь и все. Я не разглядел первый раз, думал это дефицит. И стоит дешево - пятнадцать рублей за килограмм
  Когда он принялся разводить известь в синем пластмассовом ведерке - восторгам конца не было. Ведро так нагрелось, что ему померещилось, будто оно вот-вот расплавиться, и он кинулся охлаждать его, набрав холодной воды в ванну, где стояло ведро.
  После первого неудачного опыта ему пришлось очень долго отмывать пол от присохших пятен и прочей грязи, поэтому он сначала содрал обои со стен и оставил их на полу. Естественно, двух дней ему не хватило, а на третий он подвернул ногу, запутавшись в тех самых обоях. Таким образом, он побелил потолок всего-то за семь дней.
  В течении недели счастливым был только один житель нашей квартиры - кот по кличке Серый. Ночи напролет он громко шуршал обрывками обоев, разыскивая среди них несуществующих мышей. Может быть, он гонял приведения? Не знаю, но эта охота мешала нам спать. Когда кот своими подвигами надоедал моему, он истошно орал: "Серафим, брысь!". Кот немедленно прекращал шалости, так как знал, что вслед за этим могут последовать санкции.
  Перед тем, как наклеить первую полосу он устроил целое представле-ние. Привязал к нитке гайку - это называется отвес, и пытался провести прямую, перпендикулярную основанию. Основание - это пол нашей квартиры. Гайка весело качалась туда-сюда, я стояла на стуле с привязанной к пальцу ниткой, а он с карандашом наперевес раздраженно командовал.
  - Выше!
  - Ниже!
  - Не дергайся!
  Сначала мне было смешно от его усердия, потом затекли высоко поднятые руки, а он все не мог провести линию, которую упорно называл базовой. Только вот толку от этой линии было чуть, и как он ни старался, обои оказались наклеенными косо.
  Я это поняла, когда случайно заглянула в нашу бывшую спальню. Он методично ходил из угла в угол и бурчал: "Are you sure?". Это означало высшую степень гнева, и я поспешно ретировалась. "Ты уверен?" - доносилось из спальни. Так говорят герои американских кинолент, когда сказать им нечего, а долго на экране молчать нельзя, рейтинг упадет.
   Через два дня я снова решилась глянуть в комнату. Мой яростно кромсал ножницами очередной рулон, лицо его выражало усталость и умиротворение, и потому я спросила:
  - А почему наверху, у потолка, получились ступеньки.
  - Да потому, что обои косые и мне пришлось нарезать полосы разной длины, чтобы совпал рисунок.
  - Ступеньки останутся?
  - Все будет нормально, только не мешай!
  И однажды он позвал меня посмотреть. Я взглянула наверх и точно - ступеньки исчезли под белым потолочным плинтусом. Мне новый вид спальни понравился сразу. Комната стала светлее и просторнее, но я еще долго разглядывала углы и стены, будто хотела найти изъян. Заметив, что он вот-вот расстроиться, я, наконец, произнесла:
  - Очень красиво. Молодец!
  Он едва не лопнул от гордости.
  Я ожидала, что после ремонта спальни, начнется разруха в гостиной и тихо радовалась, что у нас две комнаты, а не три, и не, о ужас, четыре. Как всегда, я ошиблась.
  Весь день он резал бумагу и что-то клеил. Вечером над диваном висела бумажная решетка.
  Ночью меня разбудил какой-то грохот. Я соскочила с кровати и опрометью кинулась в соседнюю комнату. Он спокойно спал. Решетка лежала на одеяле. Я прошла на кухню. Ничего подозрительного, все на месте. Решетка упала, так ведь она из бумаги.
  Я люблю понежиться в кровати, поспать подольше. Но в это утро меня разбудил очень подозрительный запах и шум, доносящийся из кухни. Накинув халат и не сразу попав в тапочки, я потопала к источнику звуков.
  Его я застала на месте преступления. Он жарил картошку. Я прислонилась к дверному косяку, в полном недоумении разглядывая это чудо, которое обернулось ко мне и сказало:
  - Доброе утро!
  Вместо вежливого приветствия или хотя бы дежурной улыбки я почему-то раздраженно выдала:
  - Что ты делаешь?
  - Завтрак. Очень проголодался.
  - Странно, - сказала я и ушла в ванную.
  Я механически выполняла привычные действия - чистила зубы, умывалась, а в голове моей царил полный сумбур. Он, который терпеливо ждал моего возвращения с работы, чтобы заорать: "Жрать хочу!", а появляюсь я дома около трех часов, надумал готовить. Я попыталась вспомнить, когда же он в последний раз занимался этим необходимым делом. И не смогла. По крайней мере в последние десять лет он вообще не появлялся на кухне. Осторожно, будь на страже, чудес на свете не бывает, ох не спроста это, есть здесь некая тайна. Обуреваемая такими неспокойными чувствами, я в полном молчании позавтракала и пошла на работу.
  Женщина! Меня как громом поразило. Все просто. Они, когда нашкодят, всегда становятся на удивление заботливыми, покупают дорогие и бесполезные подарки. Ведут себя не как обычно, взгляд становится как у побитой собаки: преданный. От слова - предательство. На этот счет меня неоднократно просвещала подруга. А я то, дура, считала, что она завидует моему счастью. Счастью же моему сорок два, а в этом возрасте обычно и происходят разные нелепости.
  С другой стороны, успокаивала я себя, кому он нужен, лентяй немытый, мягко говоря. Даже когда он ухаживал за мной, ему не приходило в голову подарить мне хотя бы раз букетик цветов. Солома, презрительно говорил он, кто же дарит сено любимой. Но они так пахнут, возражала я. Воняют и разлагаются, как все неживое, убитое. Как я обиделась, едва не порвала с ним.
  Неужели он научился ухаживать, он кому-то посмел подарить цветы. Негодяй! Нет, а она-то какова. Небось, задурила голову ему. А ведь он у меня ужасно доверчивый, отзывчивый на любое ласковое слово. Встречу ее, уши оборву! Как она смела! Мне с ним повнимательнее надо быть, из под носа уведут. Не весть какое богатство, но не зря поэт сказал:
  "Привычка свыше нам дана:
  Замена счастию она".
  Негодяй был дома и увлеченно портил бумагу, сидя за письменным столом. Он едва взглянул на меня и снова ухватился за ручку. Боже мой, неужели я права, он стихи пишет. Глаза у него сумасшедшие, видно ничего у него не получается. Рифму ищет. Ну найду, дам ей анапест прямо в хорей. Чтоб ей пусто было!
  Я лежала тихо, как мышка, а когда, наконец, он захрапел, я тихонько встала и прокралась на кухню, захватив с собой исписанные листы бумаги.
  Это были черновики. Ничего похожего на стихи или на любовное письмо мне обнаружить не удалось. Осторожно положив листы на прежнее место, я юркнула в постель и тотчас уснула.
  Он же не переставал меня удивлять. То, что он не курит, я заметила сразу, а через неделю поняла, что и не пьет. А вчера я увидела на его столе пустую клетку, в которой держат бедных пернатых. Пол клетки был покрыт толстым слоем рваной бумаги.
  - Зачем это тебе?
  - Что? Клетка. Там Семен живет.
  - Какой Семен? Попугай.
  - Нет. Мышь белая.
  - Ой. А где она?
  - Гуляет.
  На этот раз я взвизгнула отчаяннее и забралась на диван, подобрав ноги.
  - Не бойся. Семен не собирается тебя пугать.
  - Ты говоришь так, будто он сам тебе сказал об этом.
  - Семен умная мышь.
  - Ты еще скажи, что он писать умеет и знает иностранные языки.
  - Он умный. Семен работал в лаборатории.
  - Кем же?
  - Младшим научным сотрудником.
  Нет, у моего определенно есть зачатки юмора, но иногда это сильно раздражает.
  Прошел месяц. Я привыкла видеть его сидящим за столом. Он писал, как одержимый, постоянно требуя новые стержни для ручки. Все чаще он стал приставать ко мне с тем, чтобы я послушала его.
  - Хочешь, я тебе почитаю, - говорил он.
  - Некогда! - безапелляционно резала я.
  Правда, иногда я милостиво соглашалась. Он хватал тетрадку и моно-тонным голосом зачитывал ее вслух от первой страницы до последней. Я, изображая восторг, слушала, а у самой на душе кошки скребли. Человеку больше сорока лет. Он творит изо всех своих сил, а никто не напечатает его опус. Расстроится ведь, кризис, болезнь. Тьфу, типун мне на язык. Что поделаешь, боюсь я за него.
  Я вспомнила, как месяц назад придумала, что мой благоверный спутался с женщиной. Но ничем другим я тогда не могла объяснить разительные перемены, случившиеся с ним. С некоторых пор я стала подозревать, что во всем виновата бумажная решетка. Я хорошо помнила ту необычную ночь, после которой наступили необратимые изменения в его характере. В последнее время он вообще перестал жаловаться на свое слабое здоровье и слишком повышенное давление. Я подумала, а не сделать ли мне то же самое. Пользуясь тем, что он все время занят бесконечной писаниной, я закрылась в спальне и организовала мастерскую по изготовлению решетки.
  Вначале я нарезала полосы из плотной бумаги, затем на равном расстоянии надрезала их на половину ширины полоски. Собрала полосы, вставляя одну прорезь в другую. Получилась замечательная решетка, состоящая из абсолютно одинаковых квадратов. Затем укрепила сооружение над кроватью. Он работал до глубокой ночи и спать устроился в гостиной на диване.
  
  Я открыла глаза. Темноту вокруг меня пытался рассеять яркий лучик света. Я доверчиво потянулась к нему и рука моя коснулась материи, которая легко подалась в сторону. Сначала я выглянула, а потом вылезла наружу. Кровать стояла посередине гигантской залы. Босые ноги приятно холодил мраморный пол. Я обошла кругом, долго вспоминая название странного сооружения. Кровать с балдахином - наконец выдала память. Я осмотрелась и поняла, что попала в музей. Помещение было буквально забито экспонатами: бюсты по углам, картины на стенах, изящные раритетные столики, стулья, которым не хватало табличек с грозной надписью: "Не прикасаться!".
  Познавательную экскурсию прервало неожиданное появление дамы, разодетой так, будто она собиралась играть в спектакле В. Шекспира. Она церемонно поклонилась и учтиво сказала:
  - Доброе утро, Ваше Высочество!
  Дама проплыла через всю залу, распахнула очередную дверь и застыла столбом.
  Я смотрела на тетку, хранившую гордое молчанье, пока не сообразила, что открытая дверь может означать только одно - приглашение пройти.
  В следующей комнате я увидела блистающий позолотой гигантский котел, который, конечно, торчал в центре комнаты. Рядом выстроились почетным караулом пять девушек. Дама присоединилась к ним, подождала, когда я подойду поближе, и возгласила:
  - Ванна готова, Ваше Высочество.
  Если первый раз я не обратила внимания на странное обращение, то сейчас "Ваше Высочество" заставило меня задуматься - за кого они меня принимают, и что я делаю в этом филиале Эрмитажа. Пока же я с удовольствием подчинилась обстоятельствам, ибо они, обстоятельства, были приятны до такой степени, что у меня не хватило сил отказаться от них.
  После ванны меня одели и я, наконец-то, смогла взглянуть на себя в зеркало.
  Я стала маленькой, рыжей девчонкой с довольно милым личиком. Главным ее достоинством была молодость и глаза небесного цвета. Именно из-за них я простила нахалку, укравшую у меня... меня. Почему я еще тогда не сошла с ума, не пойму до сих пор. Наверно потому, что я с удовольствием бросилась в эту игру в принцессу и подданных, не задумываясь ни на минуту.
  С утра меня не оставляли одну, вокруг хороводом кружились официальные лица, приближенные двора, прислуга. Причем первых я путала со вторыми, а третьих с первыми двумя. Осанистый представительный мужчина в великолепном наряде прислуживал мне за столом, а мелкий человечек с бегающими глазками оказался государственным секретарем.
  Я вертелась перед зеркалом до тех пор, пока не заметила все ту же даму, терпеливо ожидающую меня. Поймав мой взгляд, она повернулась и спокойно пошла, не оглядываясь. Дама была уверена, что я последую за ней.
  Пройдя несколько комнат, мы очутились в столовой. За длинным столом стояли люди и приветливо улыбались мне. Я уже несколько освоилась и потому смело направилась к свободному стулу, стоявшему в торце стола. Я села, и тотчас с шумом уселись остальные.
  Стол ломился под разнообразными кушаньями. Я с интересом разглядывала деликатесы, большая часть которых была неизвестна мне, а все хотелось попробовать. Я решила покушать сыр, тем более, что он лежал ближе всех. Но меня одолели сомнения. Неразрешимая проблема встала передо мной. Я судорожно искала выход и ничего не видела. Как кушает "Ваше Высочество" - берет кусочек сыра рукой или на то существует специальная вилка. Рядом со мной лежал богатый набор подобных инструментов. Я покорно ждала, когда же гости начнут есть, но они чинно сидели как пионеры на заседании совета дружины и смотрели на свою пионервожатую. То есть на меня. Я надеялась проследить за действиями гостей и скопировать их благородные манеры. Однако главным достоинством этих людей была не красота или ум, а дисциплинированность. Пауза безнадежно затягивалась и грозила обратиться в скандал. К тому же у меня разыгрался аппетит, и мне все труднее было сдерживаться. Была не была, подумала я и грациозным движением, как, во всяком случае, мне самой казалось, протянула руку и взяла вожделенный кусочек. Тотчас гости ожили, схватили вилки, ножи и принялись уничтожать кушанья. На меня уже никто не смотрел, и я могла спокойно поесть.
  Весь день я как Штирлиц вела тонкую игру, стараясь перехитрить врага, и мне удавалось избегать провала. Но я все-таки один раз едва не ошиблась.
  Странно, но принцессы тоже должны работать. Я по простоте душевной считала, что они проводят время на светских приемах, а по вечерам дают роскошные балы или наносят визиты. Не правда ли, здорово звучит - принцесса Алина нанесла визит графине... "Ваше Высочество" занимало какой-то государственный пост и по нескольку часов в день обязана была сидеть за письменным столом и подписывать бесконечные бумаги, читать доклады и сводки. Ставить автографы - дело отнюдь не трудное, но ведь сначала нужно прочесть, а документы были написаны таким жутким канцелярским языком, что с первого раза я ничего не могла понять.
  День пролетел, оставив после себя усталость и тупую головную боль. Я нервно мерила шагами кабинет в ожидании начальника охраны. После его доклада я могла считать себя свободной.
  - Соломон, Ваше Высочество! - объявил секретарь, пропуская в от-крытую дверь начальника.
  Я села за стол и приготовилась слушать.
  В кабинет вошел человек, как две капли воды похожий на моего Владимира. Я его сразу узнала. Ошибки не могло быть: та же походка, та же манера размахивать руками во время беседы. Я совершенно не понимала, что он мне говорил, разглядывая самозванца. Владимир быстро закончил доклад и теперь сидел, очевидно забыв, что ему пора уходить.
  Я вызвала секретаря и велела ему накрыть столик в чайной.
  - Прошу вас пройти со мной, - сказала я Владимиру.
  Не знаю, зачем я это сделала, но ни разу потом не пожалела. Вдохновенный моим приглашением Владимир принялся усердно меня развлекать, пытаясь рассмешить меня веселыми рассказами. Все анекдоты были местного происхождения, и через несколько встреч я была в курсе многих проблем королевского двора. Вскоре я вошла во вкус, и мне все больше нравилось играть роль принцессы. Казалось, эта сладкая жизнь может длиться вечно, но внезапно все закончилось самым плачевным образом. Меня посадили в тюрьму.
  Однажды в моем кабинете появился принц Вадим, а вслед за ним вошла толпа вооруженных солдат.
  - Вы арестованы! - заявил Вадим и нагло посмотрел на меня.
  В заточении я провела три тяжелых дня. Меня мучила полная неизвестность и скука. Время словно остановилось, прекратило свой суетный бег. Я пыталась не думать о своем недалеком будущем, но все мысли, словно привязанные, упрямо кружились вокруг одного и того же - как в этом средневековом времени устраняют политических противников. Отправляют их в отставку, снимают с должности, в связи с переходом на другую работу. Едва ли, все гораздо примитивней и проще. Тут я останавливала свои фантазии и начинала по новой.
  Утром четвертого дня в мою камеру вошел низенький широкоплечий человек. Рыжая его борода и курносое лицо кирпичного цвета находились в строгой гармонии с рубахой ярко-алого цвета. Черные брюки были заправлены в сапоги, скрипевшие при каждом движении. Он небрежно бросил мне объемистый сверток, который я не смогла поймать. Рыжебородый остался доволен моей ловкостью.
  - Эта... одевайся! - сказал он без всякого почтения.
  Я нарядилась в серый бесформенный балахон, и меня вывели на свежий воздух. Яркий дневной свет на минуту ослепил меня, и я не сразу увидела приготовленный экипаж. Эта была большая телега с деревянною клеткой на ней.
  В клетке на полу со связанными руками сидел Владимир, прислонив-шись спиной к толстым прутьям. Глаза его были закрыты, голова беспо-мощно свесилась на грудь. Мой телохранитель спал беспробудным сном. Опасаясь, что он может пропустить самое интересное, я его легонько стукнула ногой. Владимир, который всегда отличался чутким сном, никак не отреагировал на насилие.
  Мы долго ехали по улицам столицы, сопровождаемые криками любо-пытных горожан. За все это время я едва не отшибла себе ногу, беспрестанно пиная бесчувственное тело. Наконец оно открыло глаза, повернуло голову и посмотрело на меня.
  - Кошмарный сон, - сказал Владимир, узнавая меня.
  - К сожалению, это не сон, - прошипела я, но Владимир опять отключился, и разговора не получилось.
  Я испытала жгучую обиду - даже пожаловаться некому. Сон, он сказал "кошмарный сон", вдруг осенило меня. Значит, скоро это должно закончиться, оборваться и я проснусь в своей комнате. От этой спасительной мысли мне стало легче, и я принялась разглядывать декорации и следить за действиями героев.
  Телега остановилась у высокого деревянного помоста, со всех четырех сторон окруженного цепью солдат. За ними глухо волновались толпа. Я, снова превратившись в "Ваше Высочество", с гордо поднятой головой взошла на эшафот. Владимира схватили под мышки два молодца и поволокли из клетки. На ступеньках, на самом верху, один из них споткнулся, и вся троица рухнула вниз. Молодец, оказавшийся внизу кучи малы, жалобно пискнул и с трудом поднялся, припадая на правую ногу - возможно, другую он сломал. Падение пошло на пользу Владимиру. Он, пошатываясь, самостоятельно вскарабкался на помост и направился ко мне. Глаза его выражали недоумение, он, очевидно, пытался понять, что же с ним случилось. Я взяла его за руки, да именно так, ибо они были связаны у него за спиной. Некоторое время он стоял столбом, а потом неожиданно произнес:
  - Этот мир придуман не мной.
   Я с удивлением посмотрела на него.
  - Этот мир придуман не нами, - закончил свою мысль Владимир.
  
  Мне эти слова показались очень знакомыми, но я не могла вспомнить, где их слышала.
  Министр юстиции огласил последние строки приговора и торжественно удалился. Мой утренний рыжебородый гость, оказавшийся палачом, посмотрел на балкон дворца и направился в нашу сторону. Я начала волноваться, сон все никак не хотел обрываться, неужели я досмотрю этот фильм ужасов до финала.
  - Галя, а я выход-то нашел, - сказал Владимир и пошагал навстречу рыжебородому.
  Мой Владимир, добрый и ласковый, ударил бедного палача ногой прямо в лицо. Оба упали. Потом начался форменный кошмар. Владимир вскочил и не раздумывая наступил сапогом на горло лежащему человеку. Раздался хруст ломаемых шейных позвонков. Не было сил вынести это отвратительное зрелище, и я закрыла глаза.
  Я открыла глаза, на меня медленно падал прямоугольный плоский предмет со множеством дырок. От страха я закричала.
  Предмет спланировал, словно испугавшись, мне в ноги. Это оказалось бумажная решетка, которую я вечером укрепляла на потолке.
  Я села на кровати. Кошмарный сон едва не погубил меня. Дверь спальни резко распахнулась, на пороге появился Владимир. Он зажег свет и спросил:
  - Что случилось?
  - Видела ужасный сон, - пожаловалась я.
  Владимир подошел поближе и воскликнул:
  - Да ты вся дрожишь!
  Он сел рядом, и я с радостью и облегчением крепко обняла его. Слезы рекой хлынули из глаз, и я принялась рассказывать свой страшный сон, тем самым освобождаясь от пережитого.
  Когда я выговорилась до самого донышка и вопросительно взглянула в его глаза, он произнес загадочную фразу:
  - Потерял или нашел.
  
   Г Л А В А 14.
  
  Владимир вернулся домой ранним утром. Жена еще спала. Осторожно прикрыв дверь в спальню, он прошел на кухню. Ему хотелось покушать. В холодильнике не нашлось ничего существенного. Он достал бутылку пива и налил полный стакан. Когда пена осела, Владимир сделал глоток.
  - Ну и пойло, - возмутился он. - Как я его пил.
  Почистив зубы, чтобы избавиться от неприятного вкуса во рту, он за-нялся приготовлением пищи. На первое будет жареная картошка, а на десерт горячий чай.
  Проснулась жена и пришла на кухню.
  - Доброе утро, - сказал Владимир.
  - Что ты делаешь? - удивленно спросила она.
  - Завтрак. Очень проголодался.
  - Странно, - сказала она и удалилась.
  Владимир только озадаченно хмыкнул.
  Они в полном молчании позавтракали. Потом жена ушла на работу.
  Владимир сел за письменный стол. Он открыл чистую тетрадь и взялся за ручку. Он старательно излагал факты, стремясь не отступать от истины. Владимир дошел почти до середины истории и с удивлением обнаружил, что исписал только две страницы. Вряд ли книга займет половину обыкновенной ученической тетрадки.
  Владимир прочитал написанный без единой помарки текст. Отчет был написан лаконичным почти телеграфным стилем. Каждое второе предложение начиналось с личного местоимения: я пошел, я посмотрел.
  Это не художественное произведение, а медицинское заключение, анамнез для направления в психдиспансер. Никому, кроме врачей, этот бред читать не интересно, да и тем только по долгу службы. Нужно выбрать иную форму изложения. Нет ничего скушнее правды. Потому Владимир остановился на фантастике.
  Два дня он убил на составление плана. Так его в школе учили. Сочинение начинается с плана, наставляла учеников старая преподавательница русского и литературы. И опять ничего-то у него не вышло.
  На третий день мучительного труда он сотворил шедевр в несколько строк: "Усталый путник шагал по дороге. Одежда его от башмаков до широкополой шляпы порядком пропылилась. Причем шляпе, кажется, досталось больше прочих." Оба, ни Владимир, ни усталый путник, решительно не знали, что ждет одного за поворотом дороги и на второй странице другого.
  Остро встал вопрос о Ф. И. О. усталого путника. Владимир на протяжении еще трех предложений счастливо уходил от этой необходимости, потратив их на описание одежды путешественника. Сначала он поименовал своего героя Алексеем, который с места не двинулся. Неведомый М. С. продержался целую страницу, потом были последовательно: Самодержавин, Виктор и, наконец, почему-то Соломон. Он предстал перед Владимиром в образе артиста Евгения Леонова в фильме про джентльменов.
  Соломон быстро добрался до Холодного холма. Так Владимир назвал пирамиду, приготовив ее на роль фортепиано в кустах. Правда, в дальнейшем оно не пригодилось, но у Владимира не поднялась рука, чтобы уничтожить кусок великолепной прозы.
  Пока Соломон бродил по Городу, Владимир выращивал генеалогическое древо царствующего дома. Чтобы не запутаться в многочисленных Адрианах, Владимир присвоил им порядковые номера, а число братьев и племянников сократил до минимума.
  Тем временем Соломон совсем распоясался и вылез на стадион на битву с профессиональными воинами. У него хватило наглости связаться сразу с пятерыми. Спасая его, Владимир писал эту сцену весь месяц и ни один из вариантов не устроил его.
  Отчаявшись, выхода не видя, Владимир бросил Соломона на произвол судьбы. Однако ежедневные занятия настолько укрепили "мускулы" головного мозга, что они по инерции продолжали сокращаться, выдавая каждый день новые идеи и замысловатые фантазии. Одну такую Владимир записал: "Десять лет за 24 часа. Преступник будет отбывать срок во сне.". Разрабатывая идею, он исписал порядочное число страниц и вдруг обнаружил, что его героя опять зовут Соломоном. Владимиру пришлось смирится с этой наглостью. Осталось только связать воедино все разрозненные пока эпизоды.
  
  Отпуск у Владимира заканчивался, а рукопись все пухла. Главы стали длиннее и никак не хотели укладываться в формат одной ученической тетради в двенадцать листов. Появлялись все новые герои, требовавшие внимания. Например, Семен, мышь белая. Семен вел себя непредсказуемо, вылезал в самых неожиданных местах. Владимир тщательно следил, чтобы следов его присутствия в произведении было как можно меньше.
  Иногда, уставая от долгого сидения за письменным столом, Владимир позволял себе прогуляться в магазин. Однажды, возвращаясь с булкой хлеба, Владимир открыл дверь и обратил внимание на то, что его не встречает кот Серафим, обычно ждавший хозяина у порога.
  Серафим, кот, сидел посередине комнаты и нервно подрагивал хвостом. В метре от него Семен, мышь белая, тщательно вылизывал свою шкурку, демонстративно игнорируя присутствие своего исконного врага. Серафим отчаянно мявкнул и бросился на мышь. Семен исчез.
  Владимир сел в кресло и попытался сообразить, что бы мог означать сей визит. "Мыши мерещится к перемене погоды" - решил Владимир через двадцать минут напряженных раздумий. Еще полчаса он потратил на восстановление цепочки умозаключений, приведших к этакому абсурду. В конце концов Владимир заблудился среди собственных мыслей, как ежик в тумане.
  Все это время ему мешал сосредоточиться кот Серафим, который галопом носился из комнаты в комнату, взлетал по висящему на стене ковру под самый потолок, а затем рушился вниз с нечеловеческим воплем. Серафим очень переживал свое унижение, выражая чувства физическим движением. Обессилев, он свалился, как подкошенный, на пол и затих.
  Разнузданное поведение кота подсказало Владимиру выход - он вышел на свежий воздух, пытаясь прогулкой успокоить свои нервы.
  Довольно долго он бродил по улицам, пока случайно его взгляд не привлекла вывеска "Зоомагазин". Из него Владимир вышел с большой клеткой для канареек. Разрешив проблему таким нетривиальным способом, Владимир забыл о блиц-визите Семена и с головой ушел в работу. Тем более, что в клетке для канареек никто не появлялся.
  Прошло две недели. Клетка по-прежнему пустовала, Семен отчего-то не торопился переезжать на постоянное место жительства. Она, пустая, стояла на краю письменного стола. Владимир нашел единственное применение для мышиного ПМЖ - он положил на плоскую крышу клетки пачку исписанных тетрадок.
  В тот роковой день, последний день своего отпуска, Владимир провел все утро за письменным столом, изобретая прозу. Работа не шла, каждое предложение давалось с превеликим трудом, и к двенадцати часам он сумел написать лишь двадцать строк. Владимир отложил ручку в сторону, убрал черновик и взял переносной пульт, чтобы включить телевизор.
  Неожиданно он услышал подозрительный шум за окном, будто кто-то робко стучал в дверь, ведущую на балкон. Не поверив ушам своим, Владимир попытался разглядеть, что происходит у него на балконе, но сквозь покрытое инеем стекло решительно ничего не увидел. Стук повторился. Балконная дверь была двойной. По низу второй двери образовалась наледь, и ее пришлось разбивать топором. Наконец, Владимир открыл дверь.
  На балконе, в снегу стоял человек одетый слишком легко для зимней стужи. Черные туфли, брюки и пиджак, белая рубашка и темно-синий галстук никак не могли защитить от мороза. Он, переминаясь с ноги на ногу, беспрестанно дуя на сжатые кулаки, сказал:
  - Позвольте войти.
  - Конечно, - поспешно согласился Владимир.
  Незваный гость шагнул через порог и едва не упал, поскользнувшись на осколках льда.
  - Простите за неловкость, - смущенно сказал он.
  Владимир молча закрыл двери и пошел за веником и совком. Пока он собирал ледяной мусор, гость уселся в кресло. С туфлей его капала грязная жижа на палас, что неизбежно вызвало неприязнь к гостю. Поэтому Владимир, не предлагая ему горячего чаю, хмуро спросил:
  - Слушаю вас!
  - Уважаемый Соломон, я пришел просить о помощи.
  Владимир сел на диван, устроился поудобнее, скрестил руки на груди:
  - С чего вы решили, что меня зовут Соломоном.
  - Я член организации, которой известно многое.
  - Комитета безопасности?
  - Вроде того.
  - А все-таки.
  - Название ничего вам не скажет. Суть не в нем.
  Владимир, не желая спорить, решил отдать инициативу в руки незна-комцу и еще раз повторил:
  - Слушаю вас.
  Гость наконец согрелся и смог покойно развалиться в кресле.
  - Понимаете, наш мир может погибнуть! - почему-то торжественно произнес человек и в ту же секунду, подтверждая свои собственные слова, сгинул.
  Владимир с облегчением вздохнул и хотел было встать с дивана, но сделать этого не успел.
  В кресле, где только что сидел необычный гость, возникли сначала очертания человеческой фигуры, которые тотчас наполнились бегущими черно-белыми полосами, потом появилось плоское красное изображение. Оно несколько раз теряло четкость, плыло, как в плохо отрегулированном телевизоре, и вдруг заговорило:
  - ...бразом все зависит от вашей воли!
  Владимир с интересом наблюдал за фантастические переливами цвета в изображении гостя. Картина была столь захватывающа, что Владимир забыл о разговоре. Незнакомец терпеливо ждал ответа. Он неподвижно сидел в кресле, разглядывая хозяина. Постепенно плоское изображение превратилось в объемное, приобрело нормальную "человеческую" окраску. Владимир вдруг заметил, что его гость как будто слушает кого-то невидимого.
  - А сейчас где я нахожусь, - раздраженно спросил незнакомец.
  Он помолчал, слушая ответ.
  - Что совсем, - возмутился он.
  - Я вам не мешаю, - не выдержал Владимир.
  - Нет. То есть подождите еще с минуту, - взмолился гость.
  - Я нормально выгляжу, - немного погодя обратился он к Владимиру.
  - Вполне сносно.
  - Видите ли, меня собственно здесь нет, перед вами голограмма.
  - Понял уже.
  - Наши инженеры самые талантливые во всем мире. Они спроектиро-вали передатчик и почти собрали, но тут, как водится, закончилось финансирование. Пришлось доставать некоторые необходимые детали на стороне. Они-то и подводят.
  - А как-же. Китайское производство.
  - Вам откуда известно, - ошалел гость.
  - Известно. Не вчера, чай, родился.
  Гость с уважением воззрился на Владимира, потеряв дар речи, но ему опять что-то подсказали и он, взмахнув рукой в раздражении, сказал:
  - Да, да. Так вот, мне придется еще раз объяснить вам ситуацию, в которую мы попали.
  - У меня один вопрос, - перебил его Владимир.
  - Да, пожалуйста, слушаю.
  - Почему голограмма мерзнет?
  - Как. Я не понял вас.
  - Вы объявились на моем балконе, а когда я открыл дверь, вы, а точнее, ваша голограмма буквально дрожала от холода.
  - Вы об этом. Очень просто - издержки обратной связи. Кстати, я очутился на балконе из-за ошибки в наведении луча.
  Внезапно гость вскочил с кресла и выпалил:
  - Прекратите же в конце концов торопить ме...
  Тут он выключился. Верно, опять в передающем устройстве полетел импортный конденсатор, приобретенный по дешевке на китайском рынке.
  Владимир немного посидел на диване, ожидая второго пришествия сумасшедшего гостя. С какого перепугу они решили назначить его в спасители целого мира. Он не сможет защитить их даже от нашествия рыжих тараканов, не говоря уже о каких-то там инопланетянах и прочих всяких пришельцах. Тоже мне Конан-варвар!
  В полном нервическом расстройстве он сжевал огромный кус колбасы, абсолютно не чувствуя едомое. Бумага, а не колбаса, раньше...
  Он с превеликой неохотою подошел к письменному столу и попытался взяться за работу. Не выдумав ни единой строчки в течении получаса, Владимир закрыл исчерканный вдоль и поперек черновик и надумал перечитать одну из последних глав.
  Герой его романа изобрел адскую начинку для метательных горшков. Вначале Соломон скупил всю негашеную известь, которую нашел на рынке, а потом, через пару-тройку страниц воины наливали воду в горшки с карбидом. Откуда он взялся? Можно ли в условиях раннего средневековья изготовить карбид? Вдруг для его производства потребуется что-то вроде синхрофазотрона.
  Владимир поспешил в библиотеку, благо было только четыре часа дня, и она еще работала. Довольно быстро он разыскал в БСЭ соответствующую статью и выяснил, что карбид получается в результате нагрева углерода с оксидом кальция до тыщи с чем-то градусов без доступа кислорода.
  Дома Владимир заставил первого попавшегося под руки кузнеца склепать железный ящик с герметичной крышкой. Соломон лично насыпал в него извести и добавил угля в пропорции...
  Владимир скоро рассчитал пропорцию и кузнец уже запихивал ящик в огнедышащую печь, как вдруг всю дружную троицу оторвали от важного дела самым наглым образом.
  В очередной раз Владимир отложил перо. Перед ним стоял высокий импозантный мужчина. Его внушительная фигура производила несомненное уважение. Он был одет в костюм темно-синего цвета, который строгим стилем своим более походил на офицерский мундир, а не на гражданскую одежду. На лацкане пиджака блестел небольшой значок в виде флага. Посетитель с достоинством и плохо скрываемым интересом оглядывал жилище Владимира. Он был настолько занят изучением окружающей его среды, что невольно вздрогнул, когда услышал голос хозяина:
  - Голограмма? - Владимир ткнул пальцем в сторону человека, как тот волк из сериала советских лет.
  - Николай Ильич, - представился импозантный мужчина.
  - Я не спрашиваю, как тебя зовут, рассвирепел Владимир. - Я спрашиваю, ты голограмма?
  - Нет, - спокойно ответил Николай Ильич.
  - Тогда убирайся, дверь на балконе там!
  - Почему балкон?
  - Потому что такие как ты лезете в мой дом через балкон.
  - Соломон, мне дела нет до прочих, мой мир может погибнуть.
  - Предыдущая голограмма заявляла то же самое, - вставил Владимир.
  - Полгода прошло, как разогнали этот НИИ. Они не сумели справиться с поставленной задачей.
  - Не знаю. Для меня это случилось два часа назад, - продолжал вредничать Владимир.
  - И мне пришлось самому взяться за дело, - не обращая внимания на справедливое замечание, гнул свое Николай Ильич. Он тактично помол-чал, ожидая нового потока возражений, но Владимир не стал ничего говорить.
  - Я, пожалуй, сяду, - сказал гость. - Беседа может затянуться.
  Владимир только рукой махнул.
  - Так вот, - начал Николай Ильич, - три года назад мне подали очередную сводку. Речь в ней шла, ни много ни мало, о скорой гибели цивилизации. Информация занимала несколько строк и терялась среди экономических, военных и всяких других сообщений. Я сначала не обратил внимания на этот бред и даже сделал замечание своему референту. Однако он показал мне доклад объемом в две сотни страниц, в котором ученые мужи предрекали миру быструю кончину. Я, как истинный бюрократ, создал комиссию, которую сам и возглавил.
  Николай Ильич взглянул на Владимира, надеясь увидеть в глазах его огонек хоть какого-нибудь интереса. Владимир же рассеянно играл авторучкой и слушал собеседника только из вежливости.
  - Вижу, вы не понимаете, - сказал гость.
  - Не понимаю, - совершенно спокойно согласился Владимир.
  - В таком случае, я опускаю подробности и перехожу к главному - мир погибнет по вашей вине.
  - Вот как, - удивился Владимир и сломал ручку.
  - Черт, - выругался он и покинул собеседника, чтобы отнести останки авторучки в мусорное ведро. На обратном пути он зашел в ванную вымыть запачканные пастой руки.
  - Когда я успел раздавить бабочку? - спросил Владимир, усаживаясь в кресло.
  - Ни одно насекомое не пострадало. Мир разрушит ваша будущая книга.
  Владимир вспомнил начальника ОК Александра Даниловича. Именно он посоветовал написать книгу. Работа еще в самом начале, а уже появились первые результаты. Один из них сидел напротив.
  - Я прошу вас отказаться от работы над этим сюжетом. Есть ведь множество других идей, которые достойны воплощения. Мы, со своей стороны, готовы вам помочь. Деньгами, например.
  - Очень заманчиво. Но я вам не верю, - слукавил Владимир.
  - В мою помощь?
  - Не верю в последствия. Не может книга влиять на судьбы мира.
  - К сожалению, все не так. Моя страна только выбралась из экономи-ческого хаоса, в который угодила при прежней власти. Сейчас мы успешно строим гармоничное общество. И все это исчезнет из-за вашего упрямства, не слишком ли велика цена.
  - Никогда мы не договоримся, - твердо сказал Владимир.
  - Жаль, - искренне огорчился Николай Ильич.
  
  В этот день Владимир позволил себе проснуться поздно. На кухне он обнаружил листок с лаконичной надписью "Купи хлеба". Поход в магазин превратился в приятную прогулку - над поселком второй день царил антициклон. Солнце еще не успело как следует прогреть землю и, Владимир, поеживаясь от утренней свежести, пошагал быстрее.
  После гастронома он надумал зайти в хозяйственный магазин. С некоторых пор у него появилась привычка разглядывать обои, выставленные на продажу. Ему очень понравились светло-зеленые, но взглянув на цену, он успокоился - таких затрат его скромный бюджет не выдержал бы. Следовательно, ремонт гостиной можно отложить на неопределенный срок.
  Домой он шел не спеша, греясь в лучах ласкового весеннего солнца. Через несколько дней придет долгожданное лето и таких прекрасных деньков станет больше.
  На площадке между первым и вторым этажами Владимир подождал неторопливо спускающегося сверху немолодого человека. Он приветливо улыбался. Вежливому Владимиру ничего не оставалось делать, как тоже изобразить на лице своем соответствующую гримасу. Немолодой человек поравнялся с ним и без лишних слов ударил. Владимир отлетел к стене, больно ударившись затылком, и медленно сполз на бетонный пол. Он на несколько секунд потерял сознание. Немолодой человек нагнулся и, схватив его за ворот рубахи, резко рванул. На пол со звоном посыпались оторванные пуговицы. Владимир огорчился, но к отпору готов еще не был. Мешал легкий нокдаун. Тем временем мужик методично превращал рубаху в лоскуты. Закончив работу, он врезал Владимиру в зубы, чем мгновенно привел в ярость последнего. Владимир как-то нелепо взмахнул руками, одновременно помогая и ногами. Мужик согнулся пополам, прошипел что-то невразумительное и ссыпался вниз по ступенькам.
  Владимир с минуту посидел на холодном полу и, наконец, окончательно придя в себя, с трудом поднялся и стараясь не шататься, поковылял на свой этаж. Он открыл дверь, но в квартиру не вошел, вспомнив, что где-то потерял пакет с хлебом. Оставив ключ в замке, он, кряхтя и чертыхаясь, спустился к месту битвы и сразу увидел пакет.
  В квартире Владимира ждало ужасное зрелище. В комнате он увидел два трупа, оба были на полу, из спины одного из них торчала ручка ножа. На письменном столе рядом с клеткой лапками кверху лежал дохлый Семен, в окружении початых бутылок, пустых стаканов и тарелок с закуской и окурками.
  Владимир прислонился к дверному проему, оглядывая в полном недоумении живописный натюрморт. Созерцание прервал грохот упавшей входной двери и вслед за тем раздался истошный крик:
  - Руки за голову!
  Владимир вздрогнул и быстро выполнил просьбу человека в черной маске. Во время проведения спецоперации по задержанию особо опасного преступника не стоит даже заикаться о правах человека и прочих пережитках демократии. Без промедления прозвучала следующая команда:
  - Всем лечь!
  Владимир поудобнее растянулся на полу. Комната наполнилась множеством высоких шнурованных ботинок - кроме обуви Владимиру ничего не было видно.
  - Почему три трупа? Мне говорили о двух! - раздался возмущенный бас.
  - Этот вот живой, товарищ майор.
  - Сам вижу, га-га-га! - весело расхохотался бас.
  Подчиненные дружно захихикали, разделяя тонкий юмор начальства.
  Владимира заковали в наручники, вывели на свежий воздух и посадили на заднее сиденье потрепанного "Москвича", воткнув меж двух мордоворотов. Вперед сел офицер и недовольно спросил водителя:
  - Где откопали этот раритет?
  - Других нет. Все в разгоне.
  - Поехали, - вздохнул офицер.
  Они бесконечно долго тряслись в машине - дорога была отвратительна, "Москвич" из последних сил боролся с "одышкой", норовя вот-вот заглохнуть. В районный центр приехали к полудню. За десять метров до финиша "Москвич" заскрежетал и, дернувшись, встал точно посередине перекрестка.
  - Бензин кончился? - с надеждой спросил офицер.
  - Нет. Кончился "Москвич", - грустно ответил водитель и снял фуражку, изображая траур.
  Начальник неодобрительно поглядел на юмориста и полез из машины. В отделение они прибыли к началу обеда.
  - Куда задержанного? - спросил офицер у дежурного.
  - В "люкс", - ответил он.
  - За какие заслуги?
  - За заслуги перед Отечеством! - значительно сказал дежурный.
  - Тоже мне, Жванецкий, - поморщился офицер.
  - Кто такой?
  - Первый зам. начальника областного управления, полковник, - отве-тил офицер и поглядел на дежурного.
  Тот спокойно жевал бутерброд.
  Камера, в которую привели Владимира, действительно, тянула на "люкс". Во-первых, там никого не было, а во-вторых, стоял настоящий холодильник. Правда, пустой - в этом сразу убедился новый постоялец камеры. Захлопнув дверцу холодильника, он растянулся на нарах. Владимир был совершенно спокоен. Несколько дней отдыха ему не помешают, через неделю органы убедятся в его невиновности и отпустят на все четыре стороны.
  Владимира не насторожили некоторые странности его ареста. Из поселка в район они на раздолбанном "Москвиче" добирались почти три часа, следовательно, из центра наряд должен был выехать засветло, еще до происшествия, о котором, естественно, они не могли знать. Кому нужна эта комедия? Его должна вспомнить продавец в гастрономе, его видели в хозяйственном магазине. Алиби бетонное.
  Мышь дохлая. Семен не позволит над собой никакого насилия, он в случае опасности скроется в ту же секунду. Значит подбросили.
  Владимир повернулся и так неловко, что его всего пронзила острая боль. Он потрогал шишку на затылке. Вот еще одна загадка.
  Полная изоляция Владимира продолжалась три дня. Два из них были воскресными, а понедельник как известно, день тяжелый. Во вторник его вызвал следователь.
  В кабинете, обставленном по принятому всюду казенному стандарту, за столом, сидел пожилой мужчина, одетый в цивильное платье.
  - Садитесь, - буркнул он.
  Следователь положил пред собой лист писчей бумаги и красивым кан-целярским почерком аккуратно вывел первое слово, на втором ручка отказала. Он долго и безуспешно боролся с неожиданной напастью, но так и не смог выяснить причину отказа. Следователь нажал кнопку, вмонтированную под столешницей. Он немного подождал и повторил вызов. Результат отсутствовал.
  - Что за день! - возмутился следователь.
  Он намеревался было встать из-за стола, но отчего-то передумал. Вместо этого он открыл папку, отыскал нужный лист и сказал, обращаясь к задержанному.
  - Владимир Васильевич, позовите, пожалуйста, сержанта.
  Владимир открыл дверь и гаркнул в коридор так, что человек за столом вздрогнул:
  - Сержант!
  В кабинет вошел молоденький сержант.
  - Вот что, родной, сбегай в отдел кадров и попроси у Надежды Михайловны стержень.
  Юный милиционер в минуту исполнил приказ и тотчас умчался выполнять следующий.
  - Пригласи Полыванова, - сказал ему следователь.
  - Ваша фамилия, имя, отчество? - спросил следователь у Владимира, приступая к допросу.
  Он записал ответ.
  - Год рождения?
  - Место работы?
  - Что можете показать по данному делу?
  Владимир по данному делу показать ничего не успел. В кабинет вошел гражданин. Он по-хозяйски водрузил объемистый саквояж на стол следователю, а тот молча сгреб бумаги на другой край и отодвинулся вместе со стулом.
  - На что жалуемся? - весело спросил гражданин.
  - Вызов не работает.
  - Сейчас посмотрим.
  Гражданин извлек из саквояжа отвертку-пробник и полез под стол. Через некоторое время электрик радостно сообщил:
  - Обрыв на линии.
  - Так устраняйте.
  Гражданин пошел вдоль стены, внимательно разглядывая плинтус, на котором был закреплен сигнальный провод. Упершись лбом в книжный шкаф, он воскликнул:
  - Кто мебель двигал?
  - Я.
  - Зачем, товарищ капитан? - продолжал допрашивать следователя гражданин.
  - Папку уронил.
  - Вот он где, обрыв. Сейчас соединим.
  Уже уходя любопытный Полыванов заметил скучающего Владимира:
  - Что за хулиган?
  - Двойной убийца.
  Гражданин с нескрываемым интересом посмотрел на него.
  После нескольких допросов и посещения адвоката Владимир узнал много чего разного. Выяснилось, что он надумал продать квартиру. В тот день к нему зашел будущий покупатель и двое его приятелей. Они быстро договорились с хозяином о цене и решили обмыть удачную сделку. После пятой бутылки разгорелся спор на вечную тему: "Ты меня уважаешь?". Покупатель был очень темпераментным мужчиной. Он принялся стучать кулаком по столу, веско аргументируя свои спорные высказывания. Под один из могучих ударов попала белая крыса, невесть как выбравшаяся из клетки. От полученных травм животное скончалось на месте.
  Гибель крысы помутила разум хозяина квартиры. Он схватил лежащий на столе нож и без промедления пустил его в ход. Спастись удалось только Егору Ивановичу. На очной ставке Владимир был представлен Егору. Он оказался тем самым немолодым человеком, который напал на Владимира в подъезде дома.
  Владимир хорошо видел слабые стороны спектакля, поставленного в его честь. Он был уверен, что суд тоже заметит плохо заделанные швы между кусками-эпизодами представления. Но суд очень снисходительно отнесся к дебюту режиссера- следователя и постановку в целом одобрил, приговорив Владимира к 25 годам.
  Владимир отказался от апелляции, справедливо полагая, что обращение в суд высшей инстанции будет лишь потерей времени. Он решил проконсультироваться у достойного человека, которому всецело доверял. И вот однажды арестант из одиночной камеры сбежал самым непонятным образом. Следствие через месяц окончательно зашло в тупик, так и не выяснив ни способа побега ни помощников его.
  Владимир застал Александра Даниловича за работой. Начальник ОК терпеливо тыкал указательным пальцем в клавиатуру компьютера. Монотонное занятие давно наскучило Александру Даниловичу и он с радостью встретил нежданного гостя. Владимир предстал пред ним одетым в старые поношенные штаны, шерстяной свитер и домашние теплые тапочки. Оглядывая странный наряд посетителя, Александр Данилович сделал единственно правильный вывод:
  - Опять в бегах?
  - Совершенно верно, - ответил Владимир.
  Он сел в кресло и после обмена галантностями, вежливыми вопросами и прочими необходимыми любезностями, приступил к изложению событий. Вслед за недолгим рассказом начальник ОК заметил:
  - Значит, во всех ваших злоключениях виновата рукопись, причем неоконченная. Никто ее не читал?
  - Я показывал записи жене.
  - Что же будет, когда книга выйдет. Невозможно представить.
  - Боюсь, этого никогда не случиться. Не дадут мне закончить рукопись. Просто убьют, кстати, почему они этого не сделали раньше.
  - Не сделали, потому что не могли. Не важно, кто напишет, важно, чтобы она не была написана в это десятилетие. После вашего устранения появится другой, которого еще вычислить надо. Закон замещения - пер-вый закон истории.
  - За неимением кухарки, используем дворника.
  - Совершенно так. К тому же вас невозможно убить. Эксперимент МВД привил вам иммунитет к подобным неприятностям.
  - Я бессмертен.
  - Конечно, нет. Получилось так, что год вашей смерти превратился в дату фиксированную, известную, подобно дате рождения.
  - А я вот не знаю.
  - Хотите, скажу.
  - Нет, - поспешно отказался Владимир.
  - И правильно делаете.
  - Много мне еще осталось?
  - Достаточно, - засмеялся Александр Данилович.
  Владимир сменил тему разговора:
  - Если так, то почему бы не попытаться устранить моих оппонентов. Радикально.
  - Мне кажется, существует одно очень веское возражение. Вспомни, как они выглядят.
  Владимир вспомнил.
  - Теперь посмотри, - А. Д. достал парочку цветных снимков.
  - Это Николай Ильич, это Егор Иванович, - узнал Владимир.
  - Они вместе с тобой попали в лапы органов и тоже приобрели устойчивость к некоторым заболеваниям.
  - Вот незадача!
  - Положение безвыходное. Пат.
  - Я сделаю все-таки еще одну попытку, - воскликнул Владимир.
  - Надеюсь, ваша организация не напрасно носит высокое звание комитет, - обратился он к А. Д.
  - В чем дело? - спросил А. Д.
  - Мне нужна квартира в одной из столиц, деньги, паспорта на имя... - Владимир задумался, - Рабиновича Соломона Израилевича и Рабинович Варвары Савельевны.
  - Айн момент, подождите минутку, - ответил начальник ОК.
  На следующий день все было готово.
  
  Новая его жена Рабинович все никак не могла привыкнуть к своему имени Варвара. Приходилось повторять по два раза. Она не обиделась на Соломона за Варвару Савельевну, ибо вместе с новым именем и новым мужем у нее появилась великолепная трехкомнатная квартира. Соломон выделил некую сумму, и Варвара с упоением принялась тратить деньги. После приобретения шикарной мебели, она занялась наполнением шкафов, сервантов и шкафчиков соответствующим содержимым. Соломон устал таскаться по магазинам и салонам, то примеряя костюмы, то выбирая кастрюльки и тарелки на кухню.
  
  
  
   Г Л А В А 15.
  
  Если набраться терпения и внимательно заново перечесть историю, то можно обнаружить не мало любопытного. Кровавый деспот через семь десятилетий превращается в святого, а вождь мирового пролетариата проходит путь от доброго дедушки до гнусного тирана. Госпожа Клио оказывается озорной дамой, она просто обожает посмеяться над героями и общественными деятелей текущей эпохи.
  К таким не бесспорным выводам пришли два закадычных приятеля вечером 15 февраля 20... года. Приятели - это Николай и Егор. Место происшествия - загородная дача Егора. Друзья редко встречаются, но иногда их пути-дороги пересекаются, и они закатываются в тихое уединенное место, подальше от городского шума и суеты, бесконечных дел, ненужных встреч. Закатываются и предаются лени.
  Они познакомились два десятка лет назад, когда учились в институте. Много воды утекло со дня первой встречи, но с годами дружба только крепла. Каждый ценил другого за то, что в его присутствии можно мол-чать. Просто сидеть сиднем и молчать. Не нужно притворяться умным или веселым, не нужно развлекать товарища смешными историями. Молчишь и смакуешь лень. А она течет издалека, долго... Словом отдых по полной программе.
  Но в эту встречу они что-то разговорились и совершили открытие, довольно странное на первый вид.
  - Взгляд, - механически поправил Николай, который любил филоло-гию, но пока об этом даже не подозревал.
  Открытие, долженствующее перевернуть весь мир и его окрестности. Зачем историю смешить. Зачем совершать деяния, которые в конце концов превращаются в анекдоты. Если влазить в эту кашу, то нужно начинать карьеру с анекдота. Не ждать милостей от госпожи истории, а развеселить ее первым.
  И они стали оживленно конструировать события.
  - Первая задача любого политического деятеля, - сказал Егор, - это завоевание власти. Как можно больше власти.
  Николай поморщился. Он не любил такие заявления. Подобные пустые высказывания окружали его всю жизнь: "Слава труду", "Курить вредно". Толку от них чуть, лишь одно воздуха трясение. Потому он предложил:
  - Давай напишем справочник "Как стать президентом"!
  - В трех томах, - тотчас среагировал Егор.
  - Почему в трех?
  - Мне кажется, четыре тома - это уже почти полное собрание сочине-ний, а два - всего лишь дилогия. Или какой-нибудь Рэмбо-2.
  - Тогда половину первого тома для славы вящей нужно посвятить предисловиям. Круто так будет: "Предисловие", затем "Предисловие к пятому изданию".
  - Что-то это мне напоминает, - попытался вспомнить Егор.
  - Это напоминает тебе бессмертные труды классиков марксизма тире ленинизма, - согласился Николай.
  - Уж если мы коснулись классиков, то для завоевания власти необхо-димо создать партию, скажем, нового типа.
  - А вот этого не надо. Не надо этого. Противоречит нашему эпохаль-ному открытию, которое гласит: история - это смешно. Следовательно, никаких партий. Действовать нужно нешаблонно. Переворачивать мир с головы на ноги в одиночку и без всяких точек опоры. Никаких классов, партий и прочих временных попутчиков.
  - Что же делать?
  - Лучше бы ты спросил: "С чего начать?", - рассмеялся Николай и продолжил. - А не знаю. Сбегать за клинским.
  На этом разговор иссяк. Спустя час они разъехались. Следующий раз приятели встретились только через месяц.
  - Знаешь, - сказал Егор, - я думал и ничего-то мне в голову не идет. Разве что ринуться напролом.
  - Как это?
  - Объявить себя кандидатом и пусть народ решает.
  - На народ рассчитывать нельзя.
  - То-то и оно, полагаться нельзя. Все другие пути мне неизвестны. Нет, конечно, можно придумать партию, заняться ее строительством. Потом выборы в думу, потом... Долго, очень долго. Нужно отыскать комбинацию, как, например, в шахматах.
  - Иногда комбинацию не ищут, а создают.
  - Жертвовать!
  - Допустим, в королевском гамбите, сразу отдают пешку, и в процессе игры столько комбинаций появляется, что едва успеваешь от них увертываться.
  - То есть выбрать дебют.
  - Примерно.
  Приятели очень хорошо знали, что их грандиозные планы никогда не осуществятся. Поэтому фантастический проект общим единогласным ре-шением был закрыт и сдан в архив. Последняя беседа на эту тему оборвалась, едва начавшись. Разговор начал Николай:
  - Может все-таки попробуем справочник написать.
  - Толку.
  - Это будет наш предвыборный манифест.
  - Заманчиво. Люди будут покупать только ради названия, а если написать с юмором, то весь тираж раскупят, и мы разбогатеем.
  - Не догоню, так хоть согреюсь, как говорил петух, преследуя курицу.
  - Первый том - "Как стать президентом".
  - Второй - "Как быть президентом".
  - Третий том, а третий не будет написан.
  - Но название-то в анонсе нужно дать.
  - Хорошо. "Как стать президентом" и мелким шрифтом пониже "второй срок".
  - Вся хитрость в том, что книги написаны не будут. Реклама будет, отрывки, лицензии - все во время предвыборной компании.
  
  Николай и Егор учились в институте в то время, когда в стране господствовал развитой социализм. Будущим инженерам проповедовали историю партии, философию, научный коммунизм. Обилие общественных дисциплин никак не повлияло на мировоззрение Егора. В душе он всегда был оппортунистом. На старших курсах Егор занялся мелким бизнесом, называемом по тем временам фарцовкой. Как настоящий друг, Николай осудил Егора, сказав ему однажды:
  - Не боишься спекулировать? Попадешься, из школы выгонят.
   Егор ответил серьезно:
  - Боюсь. Но дело мне нравиться
  - Конечно. Деньги появились.
  - Деньги - это свобода. Материальное воплощение абстрактной идеи.
  На самом деле Николай не переживал за идеологическую невинность товарища, он действительно страшился последствий. И они не преминули наступить. Через десяток лет, когда на смену социализма пришел первобытный капитализм, Егор, глава молодежного жилищного кооператива, немедленно пустился во все тяжкие, сколачивая первоначальный капитал.
  Николай момент упустил. Он по-прежнему преподавал строительную механику, с трудом выживал на нищенскую свою зарплату. Он не помнил первую свою взятку, его память не желала хранить компромат. Но вскоре он совершенно привык к подношениям студентов, рассматривая это как своеобразную компенсацию.
  С начала лета, в июне у Николая наступала горячая пора зачетов и экзаменов. Он задерживался на кафедре допоздна, проверяя курсовые работы и консультируя нерадивых студентов. И собирая, естественно, билеты банка России. За этим интимным занятием его поймали двое подтянутых молодцов, которые были переодеты в штатское. Николай стал первым задержанным в операции "Чистые руки". После неизбежных судебных процедур Николаю было предложено участие в эксперименте. Он, не колеблясь, согласился на роль подопытного кролика.
  Находясь в одиночном заключении, он не один раз пожалел о своем опрометчивом решении. Дни медленно тянулись, казались вечными, как Третий рейх. Особенно тяжело было выдержать последнюю неделю. Выйдя на свет божий, Николай к ужасу своему, свободы не ощутил. Она, свобода, ничем не отличалась от заточения. Его квартира - всего лишь большая камера с лишними помещениями. Ходить в магазин, появляться на людях стало для Николая настоящей мукой. Дни напролет он лежал на диване, разглядывая белый потолок. Только по привычке он умывался по утрам и тер щеткой зубы. А иногда забывал и об этом.
  Затворничество не прошло для Николая даром. Однажды он обнаружил, что его много. И все очень разные. Один ленивый, другой трусливый, третий гордый от пяток до ушей. "Я схожу с ума" - констатировал Николай. "Глупец, который знает свою глупость, тем самым уже мудр..." - возразил ему Николай Второй, мудрый. "Это еще откуда?" - спросил Николай. "Из "Дхаммапады", 5 глава о глупцах". Николай в растерянности замолчал. "А вот еще из Сутта-ниппаты" - влез Николай Пятый, ехидный, и процитировал:
  "О, как тесно жить в доме,
   В этом вместилище пыли!"
  "Определенно, раздвоение личности", - огорчился Николай. "Ты уве-рен?" - хором воскликнули личности с номерами выше второго.
  Эти милые беседы продолжались ровно семь дней. Спустя неделю дружный коллектив пришел к окончательному и бесповоротному реше-нию. "Может не стоит" - последний раз слабо возразил Николай. "Надо, Вася, надо" - был ему ответ. Николай открыл окно, сел на подоконник и посмотрел вниз. Точка приземления не понравилось ему - это была ас-фальтовая дорожка.
  - Какие мы стали привередливые, - сказал он, закрыл глаза и свалился в пустоту.
  
  Долгое время Егор считал себя сибаритом, то есть человеком, ведущим праздный образ жизни. Годы своей юности он провел в стране, которая призывала граждан своих к подвигам, свершениям, битвам за урожай, к помощи борцам за свободу в далеком Гондурасе, который неизвестно где находится - не то в Америке, не то в Африке. Штамповать героев удобнее всего из свободных людей. Свободных от имущества, денег и прочих буржуазных пережитков. Циничный духом Егор возражал против такой политики партии и правительства. Следуя передовому учению, которое всесильно, потому что верно, Егор считал себя материалистом. Материалистом крайним, экстремальным, доведшим постулаты классиков до логического завершения. Получался вульгарный цинизм. Это всегда смешило Егора. Выходило, что любое догматическое учение постоянно норовило превратиться в свою противоположность. Самый яркий тому пример - инквизиция, которая идеологических противников подвергала радикальному исправлению методом аутодафе, иначе сожжения. Разве это не цинизм! Для приобщения человека к светлому, к Богу, его необходимо уничтожить. Вместо раскаявшегося грешника старательные попы доставляли своему патрону обгорелый труп.
  Егор последовательно и неуклонно строил маленькое счастье для одной, отдельно взятой личности. В период обучения фарцовка, летом студенческий строительный отряд - вот этапы большого пути. Полученные деньги Егор тратил чаще на духовные ценности - иные ему были неинтересны, а так и же и недоступны. Книги братьев Стругацких, поездка на хутор Верхний Кондрючий.
  Не слезая с дивана, под бессмертную музыку П. И. Чайковского вместе с прочим народонаселением Егор переехал в другую страну. С понедельника по четверг он, не отрываясь, смотрел по черно-белому ящику отечественный исторический сериал.
  Затем наступили будни. С праздной жизнью пришлось резко покончить, ибо кушать было нечего. Несколько лет Егор крутился подобно динамо-машине, искрясь от беспрерывной перегрузки. Однако новое тысячелетие он встретил довольно обеспеченным человеком. Россия вступила в эру Водолея, а Егор в эпоху стабильности и достатка. Он трудился, не покладая рук, навсегда забыв о прежней, праздной жизни. Работа на себя вдохновляла его на ежедневный трудовой подвиг. Егор даже решил замахнуться на непосильную пока задачу: удвоение собственного ВВП. Для этого он сначала уволил секретаршу, заменив ее на молоденькую выпускницу университета. При отборе претенденток на должность, он руководствовался широко известным правилом: "В человеке все должно быть прекрасно - и шляпка и все, что ниже!" Он чуть было не сменил свой "Мерседес" на отечественные "Жигули", но его личный водитель был категорически против:
  - Не поймут, шеф, - сказал Иннокентий, выслушав бредовую идею.
  Егор подумал, подумал и согласился.
  Казалось, уже ничего не остановит Егора на его пути в долларовые мультимиллионеры. Однако судьба распорядилась иначе. Другие планы у нее были.
  В налоговом ведомстве подняли архивные данные прошлого века и обнаружили недостачу. Должно было быть пять справок, а в наличии имелось только четыре. Чиновники известили Егора. Бизнесмен явился в контору по первому зову - он предпочитал спать спокойно, деньги государству отдавал вовремя и считал себя законопослушным гражданином.
  - Вы не доплатили пятьдесят миллионов!
  Егор опешил.
  - Когда?
  - В одна тысяча девятьсот девяносто пятом.
  Егор механически подвинул стул, сел и обхватил голову руками. Налоговый чиновник с глубоким удовлетворением глядел на согбенную фигуру бизнесмена. Государственный служащий не мог терпеть людей, чей доход составлял более пяти тысяч рублей (а именно такую сумму он ежемесячно получал в кассе). Егор зашевелился и с надеждой спросил:
  - Повторите, в каком году?
  - В одна тысяча девятьсот девяносто пятом!
  - Слава Богу! Это же пятьдесят тысяч. Через час я привезу деньги.
  Чиновник выдержал долгую паузу и сказал:
  - Не положено.
  Заявление государственного господина Егор расценил как приглашение к открытию торгов. Он предложил некую сумму, потом удвоил ее, потом накинул еще пятьдесят процентов. Чиновник все требовал приз, словно он был на "Поле чудес", повторяя в тоске:
  - Не положено!
  В конце концов атипичная реакция господина наскучила Егору. Он в последний раз посулил гору медовых пряников и, услышав неизменный отказ, удалился восвояси. Егор перечислил в адвокатскую контору деньги, сэкономленные на торгах в налоговом управлении, и забыл неприятный инцидент. Забыл, как оказалось, совершенно напрасно. Прошло полгода, и Егор обнаружил на своем рабочем столе в папке с ежедневной корреспонденцией повестку в суд. Он повертел бумажку в руках, зачем-то посмотрел ее на просвет, еще раз прочел строчку о принудительном приводе в случае неявки, потом вызвал секретаршу и повелел узнать, откуда ноги растут.
  - Чем опять не угодил я налоговикам, - проворчал Егор. - Кстати, где адвокат, которому я поручил разобраться с ними?
  Секретарша покопалась в компьютере и выдала номер телефона. Егор немедленно позвонил и попал в приемную турфирмы. Ему предложили очень интересную поездку на Кипр. Егор отказался. Тогда его попытались отправить на Канарские острова. Егор бросил телефонную трубку. Контора и адвокат оказались липовыми.
  На процессе прокурор беспрерывно восклицал, темпераментно взмахивая сразу обеими руками:
  - Пятьдесят миллионов!
  А Егору снова не повезло с новым защитником. Тихим, спокойным голосом он в течении двух часов последовательно разбил в пух и прах все доводы обвинения, но при этом усыпил весь состав присяжных.
  "Виновен" - таков был вердикт. Егора прямо в зале суда взяли под стражу и отправили под замок. Два дня он не мог прийти в себя, а на третий день на свидание с ним явился защитник.
  По просьбе адвоката их оставили одних. Егор спокойно сидел и безучастно следил за метаниями Михаила Сергеевича, защитника. Адвокат, сидя за столом, долго выкладывал бумаги из своего портфеля, потом встал и совершил три пеших оборота вокруг неподвижно сидящего Егора. Снова сел. Собрал разложенные недавно листы в аккуратную стопку, постучал бумажным кирпичом по столу, выравнивая грани, и снова спрятал документы в портфель. Вынул из кармана пачку, выковырял из нее сигарету, вставил в рот и поджег. Обдав Егора вонючим дымом, наконец, сказал:
  - Неудачный процесс.
  Он замолчал, ожидая вступления в беседу Егора.
  - Неприятный, - выдавил из себя бывший его подзащитный.
  - Я поговорил с господином прокурором, - снова сказал Михаил Сергеевич. - Вы были обречены с самого начала. На верху решили, - он ткнул пальцем в сторону висящего на стене портрета. - На самом верху решили круто взяться за налогоплательщиков. Ваш процесс обрел характер показательного. В курсе происходящего сам директор департамента налогов и сборов.
  Адвокат посмотрел на Егора, поправил галстук:
  - В секретной лаборатории МВД работает мой дядя. Я рассказал ему о своей неудаче. Он обещал подумать.
  Егор слушал.
  - Они уже отобрали четверых осужденных для участия в закрытом эксперименте. Если захотите, то вы станете пятым, я очень постараюсь, чтобы вас включили в компанию счастливчиков.
  Михаил Сергеевич в течение нескольких минут выдал Егору государственную тайну. Егор ему не поверил - не могут милицейские чины отпустить на волю человека, приговоренного к паре лет лишения свободы, всего лишь через сутки. Причем заключенный благополучно проспит все двадцать четыре часа. Где найти генерала, который поверит в такие возможности современной пенитенциарной науки, а потом суметь доказать ему, что человек понес тяжкое наказание? Таких генералов в природе не существует.
  Адвокат горячо поспорил со своим подзащитным и, чувствуя, что по-следний не желает из зека переквалифицироваться в мышь белую под-опытную, выложил последний, самый весомый аргумент.
  - Хорошо. Пусть будет так. Пусть вас обманут. Но вы то, что теряете? Сутки проспите и дело с концом. А если вдруг они сдержат свое обещание, то ведь поздно будет потом.
  - Что я теряю, я здоровье теряю!
  - С каких пор долгий сон стал считаться вредным? - изумился Михаил Сергеевич.
  Егор еще чуть покочевряжился и милостиво согласился.
  
  Вооруженный до зубов теорией, Егор переступил порог камеры.
  - Здравствуйте. Я Егор Иванович Дубов. Статья...
  Четверо сидящих в углу за столом с любопытством уставились на но-венького. Один из них, молодой, весь какой-то вертлявый, вскочил, как на пружинках, и в несколько шагов-прыжков достиг Егора Ивановича. Он внезапно остановился, подойдя вплоть к новичку. Казалось, еще мгновение, еще сантиметр, и он врезался бы в Егора Ивановича. Выдыхая щербатым ртом нечистый воздух, он медленно обозрел неподвижно стоящего Дубова. Затем отступил и, картинно всплеснув руками, проговорил, растягивая слова:
  - Привет!
  Он щелкнул пальцами, пригладил жиденькие свои волосенки на лысеющей голове и сказал:
  - Повтори, за что к хозяину попал.
  - Статья номер..., уклонение от уплаты налогов, пункт "б".
  - Богатенький Буратино, - обрадовался вертлявый.
  - Не путайся под ногами, Кость, - сказал из-за стола огромный, тол-стый мужик
  - Я что, я ничего.
  - Заткнись, - осадил его мужик.
  Он спросил Егора:
  - Значит, у тебя водятся деньги?
  - Есть немного.
  - Тогда почему ты здесь? Мог же откупиться.
  - Наверно потому, что я умный.
  Ответ развеселил прежде хмурую компанию.
  - Присядь, Олигарх, - сказал мужик.
  К вечеру Егор Иванович Дубов, он же Олигарх, узнал клички своих сокамерников. Мужик имел погоняло Немец. Он родился после войны в городе Берлине в семье офицера, служившего в Западной группе войск. Вертлявый парень получил прозвище Кость за свою худобу. Были еще Ветеринар и Француз. Ветеринар до получения срока лечил животных, а Француз был лицом кавказской национальности. Наступил отбой, и заключенные полезли на нары, каждый на свое место. Немец и Француз устроились на втором ярусе, Ветеринар и Кость легли внизу. Олигарх остался сидеть - ему места не досталось. Егор хотел было уже устроиться на широкой лавке, но Кость, себе на беду, решил унизить лоха:
  - Олигарх на лавке не положено спать, иди к параше.
  Егор пошел в угол камеры, постоял там немного. Он подумал: "Это мой собственный сон, как утверждал Михаил Сергеевич. Следовательно, я могу делать все, что захочу!". Он взглянул на Кость и четко проговорил:
  - Слушай ты, козел, иди сюда!
  Провокация удалась. Кость вскочил, как ошпаренный, и кинулся на обидчика.
  - Ну с-сука, убью!
  Подскочившего парня Егор встретил крышкой от параши. Кость на всей скорости приложился мордой так, что металлическая крышка глухо загудела. Он отлетел, подобно мячику, и, потеряв равновесие, растянулся на бетонном полу. Подоспевший Олигарх несколько раз пнул лежащего, а когда тело перестало дергаться, сел на лавку. Через пять минут Кость зашевелился, с трудом поднялся и проковылял к умывальнику. Смыв кровь, он хотел было лечь на прежнее место.
  - Куда прешь! - осадил его Олигарх.
  - Эта, спать, - сказал Кость.
  - Твое место теперь там, - Егор указал в угол камеры, где стояла параша.
  Он скинул постель и положил на нары свою, которую принес с собой.
  - Слышь, Француз, перекантуйся ночку внизу, поговорить надо, -сказал Немец наверху.
  Француз ничего не ответил.
  - Гога, дорогой, очень прошу, - снова заговорил Немец.
  Француз переехал вниз, а Егор улегся на втором этаже.
  Всю ночь Немец проговорил по душам с Олигархом. Ему было интересно абсолютно все: где родился, когда крестился, с кем дружил и как работал. Егор Иванович охотно и подробно отвечал на все вопросы, прекрасно сознавая, что Немец не просто расспрашивает, а учиняет допрос. Сведения, полученные в дружеской беседе, он обязательно использует в своих целях, когда придет время. Егор нисколько не опасался этого - в собственном его сне с ним не могло произойти ничего худого. Когда, наконец, его любопытный собеседник угомонился и заснул, Олигарх вернулся к мелькнувшей ранее при разговоре мысли о сне и об истинном создателе этого безобразия. Егору, посвященному в тайны эксперимента МВД, не нравилось течение опыта. Неужели он сам выбрал себе именно такой вид наказания? Разве нельзя представить нечто совсем другое. Например, необитаемый остров в океане, где выжить весьма непросто. Чем не наказание? По крайней мере ему было бы гораздо интереснее играть роль последнего героя, а не слушать храп соседа по нарам. Сила инерции, сила стереотипных представлений, вроде, вор должен сидеть в тюрьме, затолкала его в общество антигражданских, нет, антигосударственных, опять не то. Ага, общество антисоциальных элементов. Вот кстати, голова такого элемента появилась над краем нар. С трудом удерживая шаткое равновесие, человек отвел руку для удара. Егор ткнул кулаком в морду гражданина. Антисоциальный элемент пропал с глаз. Шум от падения тела разбудил постояльцев камеры, вспыхнул свет. На полу без сознания лежал Кость. Правая его рука была неестественно согнута.
  - Что, падла, надумал! - почти с уважением сказал один из иностранцев, кажется, Немец.
  - Чего ждешь? - обратился другой к Ветеринару.
  Ветеринар неторопливо поднялся и пошел к выходу. Он принялся барабанить кулаками по металлической двери, повторяя монотонно.
  - Заберите больного!
  Дверь открылась и в камеру вошло трое охранников. Двое унесли по-страдавшего, а третий спросил, ни к кому особо не обращаясь:
  - Что случилось?
  Ответил Ветеринар:
  - У него закружилась голова. Он упал.
  Утром, заключенных вывели на двор и провели перекличку, которая затянулась на два часа. Греясь в лучах восходящего солнца, осужденные с удовольствием наблюдали за суетой в рядах начальства. В колонии произошло чрезвычайное происшествие - заключенный Восьмеркин Сергей Дмитриевич, кличка Кость, бежал. Обитатели камеры номер 58, в которой был прописан Восьмеркин, скромно помалкивали, боясь помешать титанической работе администрации. Начальник тюрьмы майор Дробышев нервно прохаживался по плацу, беспрерывно поглядывая на часы - о побеге нужно было немедленно докладывать в управление, а он все медлил, надеясь на чудо. К нему один за другим подлетали опера и, доложив обстановку, уносились прочь. Наконец явилось долгожданное чудо в лице заспанного фельдшера. Местный эскулап донес, что в его заведении находится 11 (одиннадцать) больных. Майор Дробышев, принимавший рапорт на ходу, резко затормозил и, не веря ушам своим, спросил:
  - 339 плюс 11 сколько?
  Фельдшер подумал.
  - 350, товарищ майор.
  - Мать твою! - возгласил начальник тюрьмы.
  Через несколько минут заключенные тряслись в машинах, направляясь в тайгу на лесоповал. Олигарху вручили топор и велели рубить сучья на поваленных стволах. Зеки разбрелись по делянкам, и вскоре тайга огласилась визгом пил и шумом падающих деревьев. Впрочем, к работе приступили не все заключенные. Трое шустрых ребят развели костер, подвесили на рогатине прокопченный чайник и натаскали мягкого лапника. К костру неспешно подошли двое, сели на заготовленные кучи веток, закурили. Один из них, Немец, подозвал шестерку и что-то ему сказал. Тот умчался исполнять приказ.
  Егор Иванович очень быстро устал. Рукоять топора вертелась в потных ладонях, и Егор либо врубался в ствол, либо мазал, не попадая по сучкам и веткам. Рукавицы он заткнул за пояс, потому что в верхонках было работать еще неудобнее. Досаждали комары, слетевшиеся со всех делянок для знакомства со свежим человеком.
  - Ты что-ли Олигарх? - спросил его лопоухий паренек.
  - Да, - огрызнулся Егор.
  - Шагай за мной, Немец зовет.
  Егора угостили горячим чаем и сидевший рядом с Немцем крепкий, седой человек сказал:
  - Я слышал, ты Кость в больничку определил.
  - Это так, - согласился Олигарх.
  - Расскажи!
  Егор подробно изложил события прошедшей ночи. Слушатели переглянулись и Ворон, такую кличку носил крепкий, седой человек, вновь спросил:
  - К хозяину за что попал?
  Целый день Егор развлекал рассказами двух авторитетов. Отпустили они Олигарха за пятнадцать минут до конца рабочего дня. Глядя в спину уходящему, Ворон сказал Немцу:
  - Подождем. Время есть.
  Действительно, времени у Олигарха было очень много. Только Егор привык к ежедневным комариным налетам, дождям через день, как наступила зима. Без всякого перехода, называемого в средних широтах осенью, начались холода, выпал снег. Егор окреп, норму выполнял ежедневно. Работать на свежем воздухе ему нравилось
  С началом зимы в тайге на лесоповале появился Кость. В больнице он провел долгих три месяце. Сломанная его рука зажила быстро, а вот ушиб черепа лечили долго. Но несмотря на все усилия фельдшера, пациент остался жив. Всем заключенным стало известно о его сражении с Олигархом. И о его неосторожной встрече с крышкой от параши. Последнее особенно сильно сказалось на величине рейтинга заключенного Восьмеркина. Иными словами, Кость перешел в касту неприкасаемых. Выход из него был только один - уничтожить Олигарха.
  Однажды, когда Егор самозабвенно рубил ветки, Кость, работавший на соседней делянке, бросил занятия и, ухватив поудобнее топор, двинулся к Олигарху. Будущие свидетели в ожидании кровавой драки оставили работу и осторожно пошли следом, не желая пропустить бесплатное представление.
  Внезапно наступившая тишина насторожила Егора Ивановича. Он в недоумении оглянулся и увидел Кость. Держа топор наперевес, он скачками приближался к Олигарху. Егор сделал неуверенный первый шаг навстречу, нога его застряла в большой тяжелой ветке, и он стал падать. Кость был слишком близко, Олигарх уже не успел бы встать. Вот потому Егор, теряя равновесие, со всех сил метнул свой топор в сторону врага. Он зарылся с головой в пушистый снег, тут же вскочил, ничего не видя - в глаза, рот, даже в уши набился холодный снег. Казалось, вечность прошла, прежде чем он вновь увидел белый свет. В двух метрах от него на боку, вытянув руки и ноги, лежал Кость. Лоб его был рассечен надвое, и темная кровь уже запачкала половину лица, другая половина на глазах бледнела, теряла живой, естественный цвет. Несколько минут Егор тупо глядел на поверженного врага. В душе его не было места ни для жалости, ни для радости, только чувство полного, тихого покоя.
  Рядом с ним прогремел голос Ветеринара:
  - Труп свежий, не окоченевший, как терапевт говорю.
  Егор вдруг понял - только что он убил человека. Эта страшная мысль полностью овладела им, снова превратив его в бесчувственный столб.
  Тем временем Ветеринар схватил за ноги покойника и потащил его на соседнюю делянку, откуда тот прибыл недавно самостоятельно. Труп возвращаться не желал и отчаянно сопротивлялся. Его ватник распахнулся и нагреб столько снега, что лошадиный доктор завяз и стал пробуксовывать:
  - Давай помогай! - крикнул он раздраженно.
  Олигарх послушно подхватил тело.
  - Приехали, - сказал Ветеринар, когда они протащили труп на приличное расстояние от прежнего места.
  Он отошел в сторону, посмотрел на могучую ель, на покойника. Что-то ему не понравилось и Ветеринар, вернувшись, положил труп иначе.
  Когда срубленная ель накрыла останки Восьмеркина Сергея Дмитриевича, Айболит отправился к охране.
  Сержант внутренних войск прохаживался вокруг костра, изредка под-брасывая сучья в огонь. Каждые полчаса или час сюда прибегали караульные из оцепления погреться, хлебнуть жидкого чайку. На это время их заменял другой солдатик, который сейчас топтался около огня вместе со своим командиром. Остановившись, как положено за три метра до поста, Ветеринар заорал:
  - Начальник! Костя задавило.
  Сержант меланхолично спросил:
  - Насмерть?
  - А как же.
  - Так тащи сюда.
  - Ладно, начальник.
  Ветеринар повернулся и только сделал два шага, как его вновь окликнул сержант.
  - Постой! Нечего тут заключенному свои кости греть, - Начальник захохотал. - До конца рабочего дня еще два часа, пусть отдохнет, а до месту поедет вместе со всеми. И не забудь, проследи!
  Прошла неделя, и Егора Ивановича Дубова доставили под охраной в оперативную часть. Капитан Иванов сидел за девственно чистым столом, на котором не было даже телефона. Руки свои он сложил перед собой и выглядел словно школьник за партой. Сначала он визуально изучил доставленного. Его долгий немигающий взгляд смутил Олигарха, и тот с неприязнью подумал: "Словно питон на кролика...". Капитан тут же заметил некую растерянность субъекта и довольный пророкотал:
  - Садитесь, пожалуйста.
  Егор подчинился беспрекословно.
  - Многие меня так и зовут - Удав, - сообщил Иванов.
  Олигарх дернулся.
   - Ну, хватит лирики, - сказал далее капитан. - Пора мне познакомиться с вами поближе.
  - В моем деле написано все. Советую прочесть.
  - Я это уже сделал.
  - Еще раз прочитайте.
  - Что с вами Егор Иванович? Мне кажется, вы несколько возбуждены.
  - Возбужден! Да я спокоен, как удав, тьфу ты черт.
  Иванов благодушно рассмеялся, но позы прилежного ученика так и не поменял. Низкий тембр его голоса, густой смех действовали на Олигарха усыпляюще, спорить, возражать не хотелось.
  - Я вижу, вы волнуетесь. А вот отчего, как вы сами думаете.
  - В оперчасть доставляют не просто поговорить.
  - Как вы ошибаетесь. Я пригласил вас именно для поговорить.
  - А чтобы я не смог отказаться, приглашение мне передали два охранника.
  - Экий вы трудный, - огорчился капитан.
  Он выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, достал чистую пепельницу желтого металла. Затем вскрыл новенькую пачку, достал сигарету, положил ее в пепельницу.
  - Никак курить не могу бросить, - пожаловался Иванов.
  - Итак, вернемся к нашим баранам. На чем мы остановились?
  - На том, что вы пытаетесь войти со мною в психологический контакт, да только ничего не выходит у вас.
  - Я же говорил, что вы трудный, - обрадовался капитан и полез в стол.
  Извлек ту же самую пачку, выудил новую сигарету. Подержав, он положил ее в пепельницу рядышком с первой, Полюбовался красивой икебаной и, не торопясь, проявляя недюжинную волю, убрал все предметы обратно в стол.
  Оперативник держал паузу довольно долго, затем, посчитав, что он достиг желаемого результата, открыл было рот, но его опередил Егор, дошедший до температуры кипения за это время:
  - Вы вспомнили поговорку о баранах, а я знаю про кошек: не тяни кота за хвост. Предлагаете взаимовыгодное сотрудничество. Вы знаете не хуже меня, что я откажусь. А эти дешевые приемчики из учебника по психологии известны не только вам.
  Темпераментную речь собеседника капитан прервал словами:
  - Дейл Карнеги!
  - Что Дейл Карнеги? - не понял Олигарх.
  - Я использую дешевые приемчики из книги "Полезные советы". Автор Дейл Карнеги.
  - Нет. Дейл Карнеги "Как завоевать доверие собеседника и располо-жить его к себе".
  - Существуют различные переводы, - дипломатично заметил Иванов.
  - Кстати. Чтобы обеспечить доверие, нужно побольше слушать.
  - А я что делаю! - удивился капитан.
  Егор не нашелся, что ответить и замолчал. А Иванов сказал:
  - Я так понимаю - вы в завуалированной форме предложили мне это самое сотрудничество. Правда, вам неизвестна сумма, которую я готов заплатить вам за услуги. Поверьте, она достаточна высока и очень выгодна для вас. Человек вы умный, думаю, вам три дня хватит, чтобы прийти к твердому и окончательному решению.
  Нет, как повернул, думал Егор, покидая оперчасть.
  За три дня Егор не пришел ни к твердому, ни к окончательному реше-нию. Пусть капитан заходит с любой масти, на руках у него все козыри, а я попробую забрать хотя бы пару взяток, думал Олигарх; про убийство ему известно. Не напрасно он упоминал о некоей сумме. Эта партия останется за ним.
  После успешного убийства Егор стал необычайно популярен, у него появились собственные фанаты, которые инстинктивно объединились в клуб. Настоящие хозяева жизни и этого прелестного уголка живо отреагировали на достижения Егора.
  Ворон сказал Немцу:
  - Дождались. Время пришло.
  Вызов Олигарха в оперчасть послужил естественным поводом для его встречи с Вороном и Немцем. Немец без промедления ухватил быка за рога:
  - Что тебе пообещал капитан?
  - Пока ничего. Разговор еще не закончен, - ответил Олигарх.
  Ворон сказал:
  - И не кончится никогда. Капитан хуже клеща, как вцепится - не отдерешь.
  - Своего не упустит, - подтвердил Немец.
  Да они очень близко знакомы, догадался Егор.
  Авторитеты не стали развивать слишком скользкую для них тему. Авторитеты помолчали, вспоминая каждый о своем. Покурили. Первым очнулся Ворон:
  - Дела такие - через неделю я освобождаюсь, Немец через месяц. Получается так, что смотреть за порядком некому. Немец сразу на тебя показал.
  Что было делать Егору? Он согласился.
  Задолго до своего заключения, Егор привык к ежеквартальной смене сезонов. За весной приходит лето, после осени наступает холодная зима. Строго по расписанию, как движение пригородных электричек. Но в этом, забытом Богом месте было только два времени года - зима и не-зима. Однако местные обыватели упорно называли это недоразумение, эту не-зиму, летом. Действительно, в этот период ненадолго исчезал снег, появлялись лопухи и прочие разные травы. В тайге вспыхивал зеленый пожар. Он ураганом проносился с юга на север и буйствовал днем и ночью целых два месяца. Затем наступал полный покой, с неба падал пушистый белый снег, погребая последние воспоминания о чудесном коротком лете.
  Четыре месяца зимы порядком надоели Егору, а впереди маячили еще четыре точно такие же. С утра до вечера он пребывал в апатии и печали. Некоторое разнообразие в монотонное течение жизни вносил капитан Иванов. И хотя после встречи с ним Егор чувствовал себя лимоном, выжатым насухо, беседы здорово помогали скоротать время. Капитан действовал по заранее составленному плану, скрупулезно выполняя каждый пункт, только Олигарх никак не хотел соответствовать положениям инструкции. Поэтому они прочно застряли на втором разделе плана. Капитан считал, что он не установил "доверительных" отношений. В конце концов, Иванов впервые в жизни решился нарушить порядок:
  - Переходим к следующему пункту, - сказал он.
  - Вербовка? - спросил Егор.
  - Да, - не сразу ответил капитан.
  - Согласен, - моментально среагировал Егор.
  Иванов возмущенно проговорил:
  - Последнее заявление не освобождает вас от преследования за убийство гражданина Восьмеркина.
  - Я так надеялся на снисхождение, - расстроился Олигарх.
  - Суд учтет все обстоятельства.
  Егор Иванович не дождался суда. Пришло время, и он проснулся.
  На свободе его встретил Михаил Сергеевича, адвокат.
  - В праве ли я рассчитывать на премиальные? - спросил он.
  - Сколько?
  Адвокат назвал сумму.
  - Однако. Я целый год валил лес, мерз и гиб, как говорится, а вы с меня еще деньги требуете. Не должно ли быть наоборот.
  - Вы меня еще не раз добрым словом помяните.
  - Вспомню непременно, - пообещал Егор.
  Побывав на самом дне, Егор только сейчас, после возвращения, почувствовал настоящий вкус к богатой жизни.
  Егор решил узнать - что же такое миллион (в рублях к сожалению).
  Сначала он пригласил свою молодую секретаршу, которая только-только закончила университет, в один из самых престижных супердорогих ресторанов. Вечер, проведенный с ней вместе, продолжения не имел. Девица очень серьезно отнеслась к мероприятию, вела себя слишком пристойно и, вообще, имела виды.
  Ровно сутки Егор просидел в казино. В карты он играть не стал, рулетка показалась ему попросту скучной. Сидеть и ждать повезет не повезет - нет занятия глупее. За удачу нужно бороться.
  Олигарх не сразу, но все-таки отыскал такое местечко, где можно ото-рваться, почувствовать, как кровь стынет в жилах, испытать истинный азарт и сладость удачи. На бирже.
  
  
  
  
   Г Л А В А 16.
  
  Шум человеческой толпы перестал его отпугивать. Теперь он сам стремился к людям, среди них он чувствовал себя в безопасности, страх покидал его. Он постепенно успокоился и вдруг внезапно понял, где находится.
  - На первый путь прибывает... - услышал он.
  Егор находился на железнодорожном вокзале. Засуетились люди, потянулись к выходу на перрон. Егор занял освободившиеся место и стал разглядывать зал ожидания. Чувствовал он себя очень усталым, разбитым. Его мучил голод. Сам не зная зачем, он проверил свои карманы. Они были абсолютно пусты. Я деньги искал, догадался Егор. Через два часа он полностью пришел в себя и вспомнил все, что с ним произошло.
  Егор вышел на улицу и побрел куда глаза глядят. Все вопросы, мучившие его, исчезли один за другим, и остался самый главный - чего бы покушать?
  Егор без всякой цели шагал по городу. Перекрестки он переходил только на зеленый свет, поэтому получалось так, что он иногда сворачивал на другую улицу.
  В двенадцать часов дня Егор стоял на тротуаре, разглядывая каменную арку на другой стороне улицы. Поверх арки шла надпись "Южное кладбище". Ворота были гостеприимно распахнуты. Егор несколько минут следил за интенсивным движением под аркой - множество людей спешило на кладбище.
  - Все побежали, и я побежал, - сказал, оправдываясь, Егор и двинулся вместе со всеми.
  Интуиция его не подвела. Через несколько минут Егора позвал незнакомый мужчина:
  - Иди сюда.
  Егор, отбросив скромность, как ненужный атавизм прошлого, шагнул внутрь ограды и вопросительно уставился на товарища. Мужчина, отвечая на его немой вопрос, сказал:
  - Ты что, племянничек, не узнал!
  Егор неопределенно пожал плечами, от решительных действий его удержал вид аппетитной закуски, аккуратно разложенной на маленьком столике. Товарищ, считая осторожное молчание Егора достаточным объяснением, протянул стакан.
  - Держи!
  Он посмотрел на фотографию на пирамидке и молча вылил водку себе в рот. Крякнул, схватил ломтик колбасы, кусочек хлеба и принялся жевать. Егор постарался не отстать. Они снова выпили, дружно выдохнули и продолжили трапезу.
  - Никто не пришел, - пожаловался товарищ, - Один ты. Нет. Ты тоже.
  - Я пришел, - сказал правду Егор.
  - Нет. Ты мимо шел. Если бы я не окликнул...
  - Я здесь, - упорствовал Егор.
  - А ладно. Она не любила ругаться. Всем прощала. И тебе тоже... - вспоминал товарищ.
  Он разлил остатки водки и повторил операцию. Сытый и пьяный Егор очень долго слушал монолог товарища, изредка вставляя в речь ничего не значащие фразы.
  Как они расстались, он не помнил, этот фрагмент бытия выпал из его памяти.
  Егор очнулся от холода. Полная яркая луна царила в ночном небе, затмевая мерцающие звезды. В ее холодном свете можно было различить многочисленные кресты и памятники городского кладбища. Егор поднялся с земли и сел на скамейку.
  - Что я тут забыл, - сказал он, дрожа от ночной сырости.
  У хозяина, который любезно предоставил ночлег Егору, имелся во владении солидный гранитный памятник в виде вертикально стоящей плиты. В глаза бросалась какая-то незаконченность, словно архитектор не сумел завершить работу над произведением. Плита была идеально отшлифована только с фронтальной стороны, прочие грани отделке не подвергались, были неровными, шероховатыми. Егор прочел надпись на граните "Самгин Клим Иванович".
  - Вот так встреча, - искренне удивился Егор
  Ниже имени он рассмотрел две даты "1876 - 1916".
  - Даже годы совпадают, - воскликнул он.
  Покидая поместье К. И. Самгина, Егор чуть было не споткнулся, заце-пившись ногою за полиэтиленовый пакет. Он поднял его из чистого любопытства и заглянул внутрь. Пакет был наполнен кусками хлеба, колбасными обрезками, двумя мятыми солеными помидорами и единственным огурцом, таким длинным, что безошибочно указывало на его происхождение - огурец вырос под крышею теплицы, на самом дне лежала непочатая бутылка водки. Егор в смущении оглянулся, не видит ли кто. Рядом с ним не было ни единой живой души.
   Он долго и безуспешно искал выход с кладбища, пока совсем отчаяв-шись, не пошел на штурм бетонного забора, окружавшего это уединенное место. После трех неудачных попыток, он наконец-то забрался наверх и огляделся.
  Вдоль забора росли густые, пыльные кусты, дальше, в лунном свете, тускло блестели консервные банки и осколки битого стекла в кучах мусора, которые погребли под собою русло высохшей речки. За ними угадывались бесконечные ряды гаражей.
  Егор ухнул вниз, продрался без потерь через кустарник, преодолел горы мусора и удачно вышел прямо к проезду между гаражами. Он вывел его на железнодорожные пути, на которых стояли длинные составы. Где-то свистел маневровый тепловоз, репродуктор упрашивал: "Пятый, пятый, проследуйте на второй".
  Через несколько минут Егор входил в здание вокзала, прижимая к груди бесценный пакет. Он поднялся на второй этаж, нашел самый темный угол и занял там местечко. В зале ожидания было тепло и Егор быстро задремал, отключившись от реальности на пару часов.
  Проснулся Егор с ощущением тревоги. Пакет с двухдневным сухим пайком украли. Это не слишком расстроило Егора, но принуждало действовать немедленно, не оставив времени на раздумья.
  Покинув вокзал и его временных обитателей, Егор повторил свой недавний поход в обратном направлении. Надежды не оправдались. Птицы небесные и такие же горемыки, как он, подобрали последние остатки поминального угощения. Покрутившись среди могил, Егор вышел с кладбища через ту самую арку, которую он не мог отыскать ночью.
  Он оказался на небольшой площади, на которой десяток тепло укутанных бабок продавали живые цветы. Торговки, сидевшие в один ряд, обеспокоено галдели, будто потревоженная стая ворон. Невдалеке от них пятеро малолетних отморозков громко сквернословили. Они считали деньги, отнятые у бизнесменствующих бабок.
  Почему он не пошел прочь, а направился в сторону банды малолеток, Егор так и не понял. Подойдя ближе, он на мгновение остановился, раздумывая с какого боку обойти сборище. Секундное замешательство прохожего было истолковано превратно - главарь, длинный, нескладный подросток с прыщавым лицом, решил, что Егор испугался. Отморозок хлопнул по плечу своего соседа и кивнул в сторону прохожего. Шестерка намек понял и прогнусавил:
  - Дяденька, закурить не найдется?
  - Не курю.
  - Тебе что, падла, сигаретки жалко? - сказал подросток.
  От такой наглости Егор остолбенел, а главарь подлил масла в огонь.
  - Дядя, ты что глухой, тебя пацан спросил, отвечай.
  - Пошли вон, придурки, - взорвался Егор.
  Пока шел оживленный обмен мнениями, малолетки рассредоточились. Егор видел двоих перед собой, по одному стояло справа и слева, а пятый был вне поля зрения.
  Главарь стал осторожно приближаться, вместе с ним двинулись остальные шакалы. Кольцо сжималось. Егор позволил им подойти на расстояние решительного броска, потом сделал шаг в сторону, повернувшись боком. Так и есть, пятый соучастник обнаружился позади. Он стоял на четвереньках - чуть подайся Егор назад, он непременно упал бы. Злой Олигарх наступил ему на кисть руки. Под каблуком жалобно хрустнули нежные косточки, подросток завизжал от непереносимой боли. Не теряя времени, Егор сбил наземь ближайшего врага, и стая кинулась врассыпную. В два гигантских прыжка Олигарх настиг убегающего главаря. Сунул ему кулаком в бок и бедняга, изменив траекторию движения, встретился лбом с бетонным столбом.
  Егор посмотрел на неподвижное тело и тронулся было в путь, но вне-запно остановился. Олигарх вернулся и перевернул тело на спину; тело застонало. Не обращая на это внимания, Егор обыскал главаря и во внутреннем кармане обнаружил деньги.
  Через час он снова был на железнодорожном вокзале. Егор купил в киоске одноразовый пластмассовый станок и, спустившись в туалет, побрился. Потом он плотно поел в буфете, выпил горячего чаю два стакана.
  На белом свете по-прежнему сияло солнышко, спешили по своим делам люди, катились автомобили, звенели трамваи. Егор долго крутил головой, разглядывая нервную городскую жизнь, пока не надумал присоединиться к этой суете. Совершить экскурсию по городу. А что? Нет ничего проще. Он сразу отверг автобус и такси как экологически нечистый транспорт. Оставался только трамвай. На "пятерку" Егор не успел, следующий маршрут под номером тринадцать он проигнорировал. Наконец, подошла "семерка".
  Маршрут оказался скучным - трамвай через сотню метров остановился, водитель открыла переднюю дверь, вышла, монтажкой перевела стрелку, и вагон покатил сначала вдоль настоящих деревенских изб с огородами, а потом справа появился бесконечный бетонный забор, а слева, по шоссе мчались машины. За дорогой тянулся точно такой же забор. Маршрут проходил вдоль промышленной зоны.
  Егору быстро наскучило разглядывать трубы, стены заводских корпусов и бесчисленные проходные, но он все-таки досидел до конечной остановки. Вагон встал, Егор, давно уже единственный пассажир, вышел.
   Широкая асфальтовая дорожка через густой пыльный парк бежала к зданию управления завода "Красный пролетарий". В центре парка находился неработающий фонтан. В сухом бассейне лежали во множестве ветки, камни и пластмассовые бутылки. Кроме фонтана на этой миниатюрной площади стоял киоск. Стеклянные его двери были распахнуты, и Егор удостоил торговую точку своим посещением. Он взял две бутылочки пива, соленую воблу, одноразовый стаканчик. Уложив все в пакет, Егор спросил продавщицу:
  - Как тебя зовут, красавица?
  - Наталья.
  - Наташа, я твоя новая крыша. Знаешь, что это такое?
  Продавщица смерила оценивающим взглядом фигуру Егора и сказала:
  - Знаю. Крыша уже есть.
  - Тогда звони. Я подожду у фонтана.
  Наталья выложила сто рублей на прилавок:
  - Забирай, я тебя не видела.
  Егор ответил:
  - Что-ж, Наталья, я не забуду. Звони.
  Продавщица достала сотовый и стала набирать номер.
  Егор сидел на широком бордюре сухого бассейна. Рядом стояли две пустые бутылки. Он глядел на черный джип, выруливающий со стороны управления. Машина неторопливо катила по асфальтовой дорожке. За два метра до Егора джип встал, дверца открылась и оттуда вывалилась двухметровая лысая орясина. Она утвердилась пред мирно отдыхающим Егором, и дыша перегаром, нагло поинтересовалась:
  - Ты новая крыша?
  - Я, - ответил Егор.
  - На- а, - выдохнул верзила.
  Не раздумывая ни секунды, он попытался ударить ногой, целясь точно в лоб сидящему. Егор ушел от удара, отклонившись всем корпусом, мгновенно перехватил ногу верзилы и резко дернул ее на себя. Лысый перелетел через Егора и оказался на дне бассейна. Он упал на руки, кувыркнулся и стремительно вскочил на ноги. Егору некогда было восхищаться антраша и кульбитами своего противника, и как только бритый череп показался над краем бортика, он со всей дури стукнул бутылкой по голове верзиле.
  Егор спрыгнул на дно бассейна и, задрав полу пиджака оглушенного парня, расстегнул кобуру, извлек пистолет. Это оказался "Макаров" - верзила был патриотом. Олигарх сдернул пиджак с бездыханного тела, перевернув его. Затем схватил ближайшую пустую двухлитровую пластмассовую бутылку, замотал ее в пиджак, сунул дуло пистолета в горлышко и приложил корявое сооружение к голове парня. Передернул затвор и спустил курок.
  Олигарх выбрался наверх и увидел стоящую в дверях магазинчика продавщицу. Он подошел поближе к ней.
  - Вызывай ментов. Говори, что хочешь, но не вздумай даже заикнуться обо мне, - сказал Егор.
  Покойный завещал Егору не только "Макаров", но и великолепный джип. С чувством глубокого удовлетворения Олигарх сел в машину и закрыл дверь за собой. И только тут до него дошло, что он очутился на пассажирском месте. Егор повернул голову - водитель разглядывала себя в зеркальце.
  - Быстро ты, - сказала она, спрятала зеркало и включила передачу.
  Джип плавно тронулся.
  Водитель оказался настоящим профессионалом потому что, когда она увидела своего пассажира, управление не бросила и продолжала следить за дорогой.
  - Где Сундук?
  - Помер, - ответствовал Олигарх.
  - Скоропостижно?
  - Очень.
  - Жаль, - только и сказала она.
  Несколько минут они проехали в полном молчании. Первым не выдержал Олигарх.
  - Куда ты меня везешь?
  - На вокзал.
  - Почему?
  - Ты собираешься оставаться в городе?
  - Конечно.
  - Не понимаю, - сказала водитель и, приняв вправо, вскоре остановилась.
  - Егор Иванович, - сказал Олигарх.
  - Очень приятно, Светлана Владимировна.
  - Можно вас просто Светланой называть.
  - Да.
  - Светлана, давайте устроим вечер вопросов и ответов.
  - До вечера еще далековато будет, но я согласна.
  - Это оборот речи. Кто такой Сундук?
  - Он бригадир, правая рука Александра Сергеевича.
  - Бригадир банды значит Сундук, а его шеф почему-то Александр Сергеевич.
  Постепенно Егор узнал весь расклад - этот район города в своих руках держит вышеупомянутый шеф Сундука. Они вдвоем на машине шефа укатили за город на неприметную дачу, попить пива, оттянуться, поговорить о делах насущных. Только расположились, как позвонила Наташа. Сундук думал развлечься, поехал один, а результат для него вышел..., не тем боком вышел.
  - А ты как к ним попала?
  - Очень просто. По объявлению.
  - В газете?
  - Именно.
  Спортсменка, комсомолка, наконец, просто красавица Светлана Владимировна Вовк училась на философском факультете столичного университета. Гуманитарные науки давались ей очень легко и потому она, имея много свободного времени, увлеклась экстремальными видами деятельности. Лазила, как муха, по вертикальным скальным стенкам, терялась в темных пещерах, пробовала даже заниматься восточными единоборствами. Но каратизм, по ее мнению, ужасно походил на изучаемый ею марксизм. Веруешь ли в диктатуру пролетариата? Нет, значит ты враг всего прогрессивного человечества. Такой же полной отдачи и подчинения требовал любой сэнсей. Она поразила окружающих, когда выполнила норму мастера спорта по тяжелой атлетике. Светлане нравились цифры. Она с удовольствием вела дневник тренировок: неделю назад она толкнула 96 килограмм, а сегодня 98. Светлана немедленно вписывала достижение в соот-ветствующую графу. Возможно, эта любовь пришла к ней из детства. Дедушка ее работал бухгалтером, маленькая Светланка любила сидеть рядом и следить за священнодействием. Сергей Иванович, нацепив старомодные круглые очки на нос, щелкал костяшками счетов. Потом макал ручку в чернильницу-непроливайку и аккуратным каллиграфическим почерком вписывал результат в клеточку. Называлось это квартальным отчетом. После Светланку угощали необычайно вкусными пряниками.
  - Дедушка, ты премию получил? - спрашивала умная не по годам девочка.
  - Да. Помнишь, мы вместе с тобой работали.
  Детские воспоминания грели душу и помогали поднимать тонны железа, тем более, что все достижения можно было выразить в числах.
  На последнем курсе Светлана Владимировна скоропалительно выскочила замуж. Ее покорила необычная фамилия - Вовк. Свою, данную родителями, она не любила за простоту и обыденность. Петрова С. В. - унылее и выдумать нельзя. Коля Вовк был ярым автогонщиком. Естественно, Света тоже с упоением вертела руль, освоила полицейский разворот и радовалась гололеду на проезжей части улицы.
  Она получила диплом и рассталась с автогонщиком, оказавшимся унылым занудой, путающим Платона с Плотином. Редкая специальность, годная лишь для упоминания в светских анекдотах, не принесла ожидаемых дивидентов. Светлана сумела устроиться преподавателем истории в обыкновенной школе. Оттуда она вынесла привычку представляться полным именем и убеждение, что юность непроходима глупа.
  Тем временем Николай Вовк, бывший муж, а нынче однофамилец, превратился в Коляна. В своем карьерном росте он достиг потолка - работал водилой у самого Сашки Резаного. Босс был доволен своим шофером, пока не перекрестился в Александра Сергеевича, и Вовк перестал соответствовать. Его слишком мужественная морда не вписывалась в интерьер салона автомобиля и постоянно напоминала о недалеком буйном прошлом. Александр Сергеевич немедленно проинформировал Коляна о его неполном соответствии. Вовк затаил обиду и надумал подложить свинью своему не достаточно чуткому шефу. Морда лица рожей не вышла, так получи скандал. Александр Сергеевич согласился взглянуть на претендента. Вопреки надеждам Коляна шеф после минутного изумления пришел в полный восторг, Колян же был уязвлен. Претендентом была Светлана Владимировна.
  - Как все... - Егор задумался.
  - Просто, - подсказала Светлана.
  - Более подходит - как примитивно все. Но и это не совсем точно.
  - Так на каком же определении вы остановитесь? - спросила Светлана, пытаясь скрыть веселую улыбку.
  - На "обыденно", - ответил Егор и затем скомандовал, - поехали.
  - Куда?
  - К Александру Сергеевичу.
  - Зачем?
  - Потому что тогда и получится - как все примитивно.
  Весь путь до места назначения они провели в молчании. Возле невзрачного забора с покосившейся набок калиткой Светлана остановила машину.
  - Здесь? - поразился Егор.
  - Да.
  Он не торопился покидать автомобиль.
  - Я имею один вопрос.
  - А я ответ.
  - Вам не кажется, что это предательство.
  Светлана хитро улыбнулась.
  - Разве ты не угрожал мне?
  - Нет.
  - Нет или не помню?
  - Сдаюсь, я тебе угрожал. Большим таким пистолетом. И ты рассказала мне - чья это дача и кто еще там, кроме Александра Сергеевича.
  Цинизм - есть, кажется, такая философия, вспоминал Егор, подходя к дому, кто вот только изобрел ее, греки или римляне. Он открыл дверь. Из прихожей можно было попасть в гостиную или на кухню, мимо ванной. Егор свернул в комнату. Предательски скрипнула половица, и пение, доносившиеся из ванной, оборвалось.
  - Сундук, ты? - спросил приятный мужской голос.
  - Нет, - Егор был предельно краток.
  Пройдя гостиную, он вошел в другую комнату. Остановился на пороге. На роскошной кровати лежала абсолютно голая девица и плавно водила из стороны в сторону поднятой вверх рукою, словно управляла невидимым и неслышимым оркестром. Дирижерской палочкой была не зажженная сигарета.
  - Кто-нибудь поможет девушке, - сказала она и поднесла сигарету к губам своим.
  Не дождавшись ответа, она повернула голову и посмотрела на Егора.
  - Ну, - девушка состроила недовольную гримаску.
  Она прищурила близорукие глаза и наконец-то поняла свою ошибку.
  - Мужчина, - разочарованно произнесла она. - Еще один. Новый. Скромный такой.
  Ей надоело держать в фокусе расплывающуюся фигуру:
  - Да подойти ты поближе.
  Егор безропотно сделал два шага и замер на месте. В затылок ему уперлось нечто холодное и круглое.
  - Руки в гору! - прошипел приятный мужской голос.
  Девица от любопытства забыла закрыть прелестный ротик и прекратила дирижировать невидимым и неслышимым оркестром.
  Егор медленно и с достоинством задрал руки.
  - Я очень редко ошибаюсь, - сказал он и стал поворачиваться.
  Теперь дуло пистолета упиралось ему в лоб. Оружие держал обладатель приятного мужского голоса. Одет он был в белоснежный махровый халат и одну тапочку с кокетливым розовым помпончиком. Вторая тапка осталась за порогом.
  Пристально глядя в глаза оппоненту, Егор положил правую руку на дуло и резко дернул пистолет вниз.
  - Минуточку, Александр Сергеевич. Я хотел бы помочь даме, - сказал он.
  Олигарх поднес пистолет поближе к лицу девушки. Она вставила сигарету в маленький свой ротик. Егор нажал курок, и девица прикурила.
  Он по отечески обнял деморализованного Сашку Резаного и повел его в гостиную, а тот, переступая порог, едва не лишился последнего тапка. Сашка с первого захода попал в кресло и долго молчал, собираясь с мыслями и духом. Олигарх же, положив зажигалку на место, спокойно ждал.
  - С чего ты догадался? - очнулся Александр Сергеевич.
  - Пистолет лежал открыто на столике рядом с полной окурками пе-пельницей. Либо это обыкновенная зажигалка, либо одно из двух.
  - Как ты сюда попал?
  - Меня любезно согласилась подвезти Светлана Владимировна, - ответил Егор. - Правда, я ей угрожал. Вот этим.
  Олигарх извлек из внутреннего кармана "Макаров".
  - А Сундук? - стало доходить до Сашки Резаного.
  - В бассейне.
  Александр Сергеевич, конечно, не понял, но узнать не успел - в гостиную проникла неодетая девица и, встав напротив Олигарха, томно спросила, прикрыв глазки длинными ресницами.
  - Кофе, чай, водка?
  Егор смотрел на соблазнительное тело и держал паузу.
  - Водки, и оденься, простынешь, - проявил заботу хозяин.
  Девица грациозно устроилась на коленях Александра Сергеевича.
  - Шурик, познакомь меня со своим другом.
  - Егор Иванович, - сказал Олигарх.
  Девица протянула руку для поцелуя.
  - Лариса.
  Олигарх будто бы не заметил или не понял, тогда девица добавила:
  - Телепнева.
  Егор удивился.
  - Действительно - Телепнева.
  - Да, а что?
  - Ничего, очень редкая фамилия.
  Лариса приняла последнее высказывание за тонкий комплимент и, до-вольная, удалилась в сторону кухни.
  - Ты где нашел пистолет Сундука?
  - Забрал. Просто забрал.
  - У Сундука? Он же прихлопнет тебя, как муху.
  - Нет. Он убит.
  - Кто сумел?
  - Я.
  Александр Сергеевич растерялся.
  В комнате вновь нарисовалась Лариса Телепнева. В черном длинном платье, босиком. Она несла поднос, на котором стояла бутылка с прозрачной жидкостью. Стояли две рюмки, тарелки с хлебом и салатами. Освободив поднос, она сказала:
  - Брякни Светке, мне пора.
  Пока Сашка Резаный искал сотовый и говорил со Светланой Владимировной, Егор открыл бутылку и налил в рюмки.
  - Она здесь стоит. Не уезжала она.
  Александр Сергеевич сунул ногу в потерянную тапку и прошлепал на место. Сел, поднял рюмку. Они выпили первую, не чокаясь.
  - Дерьмо был человек. Но все-таки, - вздохнув, сказал Сашка.
  - До свиданья, мальчики. Сильно не напивайтесь.
  Хлопнула дверь. Егор разлил по второй.
  - Слушай, почему я тебя не боюсь? - спросил Александр Сергеевич.
  - Наверное, потому что уважаешь.
  - Рано еще об этом, мало ведь выпили.
  Они закусили и Резаный вновь спросил:
  - Откуда ты такой взялся?
  - Не поверишь, скажем так, не помню.
  - А может, ты на ментов работаешь?
  - Отработал уже.
  - По какой шел?
  - За неуплату налогов. Почему мы все о грустном толкуем, давай хоть о музыке поговорим.
  - Давай. Ничего Лариска-то.
  - Хороша.
  - Не дам. Ноги выдеру. Чтоб ни-ни.
  Они выпили за отсутствующих здесь дам.
  - Мне Светлана Владимировна нравится.
  - У-у. Знойная женщина. Как она метнула Крысу! Тот вздумал руки распустить, так Светка его подняла над головой да уронила. Сломала ему ногу. Очень знойная женщина. Ты аккуратней с ней, минздрав предупреждает.
  Егор Иванович попытался было заговорить о своем трудоустройстве - он предложил заменить собою покойного бригадира. Но Александр Сергеевич предупреждающе поднял руку и выдал:
  - На пьяную голову не решаю. Ничего. Завтра.
  Он позвонил Светке и потребовал продолжения банкета. Через двадцать минут заказ был выполнен, и пьянка продолжалась.
  
   Г Л А В А 17.
  
  - Даже ноги не зашиб, - удивился Николай.
  Он шел по той самой асфальтовой дорожке. Настроение было приподнятое - вот уже несколько минут ему не докучали голоса, бывшие до сих пор в его голове
  Как я домой попаду, ключ ведь не взял, подумал он и счастливо расхохотался. Тоже нашел себе проблему.
  Здоровый, правда, давно не двадцатидвухлетний, он шагал до тех пор, пока не остановился перед воротами парка. В растерянности Николай разглядывал чугунные решетки, помпезные ворота - он решительно не помнил, чтобы в его городе был такой парк. Внутри его ждало еще одно странное открытие. Он присел на солидную деревянную скамейку, которые встречаются только в парках культуры и отдыха. Ужасно неудобные, всегда с табличкой: "Осторожно. Окрашено". Эта тоже сияла подновленной краской. Николай долго и придирчиво изучал седалище, прежде чем опуститься на него.
  Прекрасный вид предстал его взорам. Прямо пред ним расстилалась полянка, ласкающая глаза сочным зеленым цветом. Ее окружали березки и какие-то слишком стройные дубы. А может, то были осины, Николай Ильич не помнил. Справа пейзаж украшал огромный щит. На нем был нарисован знакомый с детства портрет. Время и непогода славно потрудились над изображением, но Николай все-таки узнал его. Он долго смотрел на щит, не понимая в чем дело. Наконец сообразил - на груди верного ленинца красовалось шесть звезд.
  - Быть того не может! - вскочил в волнении Николай.
  Тщательное визуальное изучение бровастого лика ответа не дало. Шестая звезда ничем не отличалась от других, следовательно, это не хулиганская выходка.
  - Посмертно, что-ли его удостоили, вот память стала, - пожаловался Николай Ильич.
  Прогулка на свежем воздухе разбудила аппетит, и он двинул домой. Только перед дверью он вспомнил об отсутствии ключа. Надеясь лишь на чудо, он постучал. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и чудо предстало в образе древней старушки.
  - Кого надо? - поинтересовался божий одуванчик.
  - Э...э, Николая Ильича, - сказал Николай Ильич.
  - Нет таких, - старушка закрыла дверь.
  Николай потоптался в нерешительности, оглянулся, проверяясь, как Штирлиц. На площадке было пусто. Он снова постучал.
  - Ты мужик шел бы отседова, - в дверях стоял здоровенный шкаф в майке, трениках и в стоптанных шлепанцах.
  - Постойте, - жалобно воскликнул Николай.
  - Ну, - прогудел шкаф.
  - Это 46 квартира.
  - 46.
  - Простите, а вы давно здесь, ну это живете?
  - Всегда.
  - Как всегда!?
  - Как дом построили.
  На лице Николая шкаф увидел нечто, и в сердце его проснулось сострадание.
  - Погоди, - сказал он.
  Шкаф ушел, оставив дверь открытой, и Николай рассмотрел прихожую. Обстановка была незнакомой, значит, он ошибся адресом. Но как это произошло?
  Бугай вернулся со стаканом воды. Правда, стакан был не полный, а в левой руке он почему-то держал кусочек черного хлеба. Однако Николай не понял.
  - Держи, - шкаф переступил порог и протянул стакан.
  - Спасибо, - поблагодарил Николай и залпом выпил.
  Он задохнулся - то была водка.
  - Закуси.
  - Спасибо, - прохрипел Николай.
  - Не за что.
  Загадочная русская душа, думал Николай.
  Остаток дня он посвятил проверке адресов и застрявших в памяти явок. Все было тщетно. Его знакомые и приятели скоропостижно покинули город.
  На той самой скамейке он провел ночь. Она выдалась на диво теплой, и он вскоре заснул. Чуткий его сон охранял бровастый лик выдержкой в шесть звездочек.
  Разбудил его зверский голод. От вчерашней бесполезной суеты гудели ноги, болели бока, не привыкшие к жесткому ложу.
  Николай умылся росой, выпавшей на траву. Он пожевал на удачу какие-то мелкие лопухи, похожие на щавель, но вкусом своим отвратительные. Горько пожалев о полученной в свое время тройке по ботанике, Николай оставил парк.
  В столь ранний час улицы были безвидны и пусты, и дух зловонный носился над подворотнями. Сначала Николай проходил мимо, а потом поборов брезгливость свернул к мусорным контейнерам. Словно гриф-стервятник он издалека разглядывал кучу и, выбрав цель, стремительно шел и хватал подозрительный кусок. На третий раз ему повезло. В полиэтиленовом пакете он обнаружил здоровенный кусок колбасы. Укрывшись за деревом, росшим неподалеку, он принялся пожирать добычу.
  Во двор въехал ярко-оранжевый грузовик. Остановился у контейнеров. Из кабины вылез шофер, зевая во весь рот. Он надел на руки верхонки и принялся грузить контейнеры. Николай следил за ним из-за дерева, шофер его заметил:
  - Помоги!
  Николай не сдвинулся с места.
  - Ну, чего встал. Топай сюда.
  Шофер вручил Николаю верхонки и велел крепить контейнеры к подъемнику.
  - Бомж? - спросил водитель.
  - Да, - ответил Николай после секундного замешательства.
  - Тогда твое место на полигоне, там такие как ты словно сыр в масле катаются.
  - Что это такое - полигон?
  - Словами не расскажешь, надо увидеть самому. Хочешь?
  - Пожалуй.
  - Он сказал "пожалуй", - почти серьезно возмутился водитель.
  - А как надо?
  - Надо - "поехали". Садись.
  Грузовик, покрутившись по улицам, выехал из города. Водитель поддал газу, и машина покатила быстрее.
  - Ты всю дорогу молчать будешь?
  - Что, долго ехать?
  - Нет, но я люблю послушать.
  Николай покорно занялся поисками подходящей истории, а мозг упорно выдавал затверженное ранее, обкатанное на лекциях в институте: "Динамический расчет имеет целью обеспечить необходимую прочность конструкции и не допустить значительных деформаций".
  - Ты небось в школе работал?
  - Почти. Почему вы так думаете?
  - Думаешь ты, я вот баранку кручу. Всю жизнь, За вычетом школы и детсада, с армии. Раньше-то я тоже, можно сказать, элитой был. Такси-стом. Много чего повидал. Потому и знаю - самые молчаливые пассажиры это учителя. Они, как пластинки, выдают одну и ту же песню, спросишь их о чем, они мучаются, потому что в голове, кроме "жи, ши пишется через и" нет ничего.
  Он не прав, подумал Николай, он любит поговорить, а не послушать.
  - Все. Конечная станция. Пассажиров просят освободить вагоны, - объявил водитель.
  Николай вопросительно поглядел на шофера.
  - Вылазь. Видишь справа грунтовку. Рули по ней, никуда не сворачивай, через километр будет три избы. Там тебя встретят.
  Деревья, с двух сторон обступившие дорогу, выглядели нездорово, многие высохли и стволы их, лишившиеся коры, белели среди пыльной листвы, будто кости скелета. Могильная тишина, какие-то влажные испарения, душный зной преследовали путника всю дорогу.
  Темные от старости стены деревянных зданий Николай заметил издалека. Лишенные палисадников, заборов и привычных глазу хозяйственных пристроек, срубы выглядели экспонатами краеведческого музея, а не жилыми строениями. Справа, в ста метрах от поселения, возвышалась сплошная стена необъятного отвала, состоявшего из отходов человеческой деятельности.
  Первая изба жилой не показалась, и Николай прошел дальше. Рядом с входной дверью второй, он разглядел массивную табличку, представляющую собой чуть не вывеску - "Секретарь областного комитета КПСС Мехоношин Вениамин Яковлевич". Решив, что сия доска скрывает изъян в стене дома, Николай толкнул дверь и взошел внутрь.
  Он попал в контору. Во всяком случае, на это указывал ряд стульев, длинный стол и многочисленные плакаты, густо развешенные по стенам. Графики и показатели достижений отражали бурную деятельность неве-домого учреждения.
  Только тут и сейчас Николай сообразил, что он проник в дом без приглашения незваным гостем. Он постучал по длинному столу и громко сказал:
  - В доме есть кто?
  Из-за занавески, закрывающей вход в соседнюю комнату, ответили:
  - Входите, пожалуйста!
  Николай пошел на голос. В комнате он увидел, прежде всего, солидный стол, за которым прятался маленький лысый человечек с очень злобным взглядом. Над его головой поверх посетителя глядел действующий президент со своего цветного портрета. На правой стене висели изображения бывших правителей страны, самый древний из них был в черно-белом исполнении. Хозяин кабинета поднялся, растянул лицо свое в приветливую улыбку и сказал:
  - Садитесь.
  После того как Николай устроился, мелкий человечек сел сам и произ-нес:
  - Мехоношин Вениамин Яковлевич.
  - Романов Николай Ильич.
  - Перейдем к делу сразу. Текущий момент складывается явно не в пользу рабочего класса и трудового крестьянства. Современная внутренняя политика государства, направленная на реставрацию буржуазных, можно сказать, капиталистических порядков, привела к резкому обнищанию народных масс.
  Николай чуть было рот не открыл от удивления, последний раз подобные речи он слышал лет двадцать тому назад. То ли тоска, то ли ностальгия по счастливому детству охватили его, и он расслабился, вспомнив, что подобное скоро не кончается.
  Завершив преамбулу, Мехоношин перевел дух, глазки его потеряли зверское выражение, он извлек бумажку из лежащей по левую руку папки и вооружился авторучкой.
  - Заполним анкету. Таков порядок. Так сказать учет и контроль.
  - Романов Николай Ильич? - спросил он.
  - Да.
  - У меня профессиональная память! - похвастался Вениамин Яковле-вич.
  Ответ на вопрос о роде занятий поверг его в уныние.
  - Опять интеллигенция, - воскликнул он.
  Когда с анкетой было покончено, Мехоношин выпрямился во весь свой рост, протянул руку для рукопожатия. Николай тоже встал, сдавил узкую твердую ладошку и услышал:
  - Поздравляю вас. С этого дня вы кандидат в нашу партию. В силу сложившихся обстоятельств я не требую рекомендаций, но кандидатский стаж вы пройти обязаны.
  Николаю стало не по себе, Мехоношин явно был не дружен со своей головой. Это, конечно, его личное дело. Но неужели остальные члены банды, простите партии, тоже люди чокнутые? Быть не может! Все равно надо срочно уносить ноги подальше - таково было первое впечатление Николая. Но преподавание в институте и приобретенная в связи с этим обстоятельством привычка думать помешала ему уйти восвояси. Да и некуда было идти.
  Николай в своей жизни сдал не один десяток экзаменов, а уж сколько студентов он выслушал за годы работы - трудно упомнить. Не торопись, надейся до последнего - таков первый социальный закон, который открыл студент Романов, когда ему достался билет с абсолютно неизвестными вопросами. Стыдно было сразу встать и покинуть аудиторию. Николай решил посидеть несколько минут только ради приличия. Он находился совсем недалеко от экзаменатора и прекрасно слышал, как отвечают однокашники. Выслушав два, а может быть и три ответа, он внезапно понял: профессор задает, как дополнительный, тот самый вопрос, что стоит в его билете первым номером. С особым тщанием он законспектировал пространный рассказ самого крутого отличника в его группе, который долго объяснял экзаменатору теорию конечных элементов. Второй вопрос он списал со шпаргалки, изготовленной его запасливым соседом.
  Любопытство погубило тьму котов и кошек, но Николай, прекрасно зная это, остался работать в странном коллективе под руководством В. Я. Мехоношина.
  
  Долог и труден был путь Вениамина, прежде чем он достиг небывалых высот в карьере. Он закончил школу в небольшом городке районного масштаба и поступил в авиационный институт, который находился в тысяче километров от родного порога. Три года он старательно постигал науки, чувствуя себя непроходимо глупым, ибо многого не понимал. На старших курсах стало значительно легче, потому что пошли инженерные дисциплины, заклепки, например, они изучали семестр. А ее, в отличие от тройного интеграла, можно даже потрогать, при желании конечно. Постепенно Вениамин становился специалистом и мог уже не только заказать, но и взять мизер.
  Новоиспеченный с пылу с жару молодой инженер устроился на авиационно-промышленный комплекс имени покойного министра обороны.
  Мехоношин попросил инспектора отдела кадров направить его масте-ром в цех. Наивный Вениамин считал, что карьера будет непременно ус-пешной, если ее начать с самых низов. Мечты Мехоношина самым грубым образом похоронил некто в белых одеждах. Он пришел в отдел кадров по его душу. Жук Владимир Викторович работал начальником конструкторского бюро, где проходил преддипломную практику студент Мехоношин. Одетый в белый длинный плащ по случаю дождливой погоды, В. В. Жук спросил бывшего студента:
  - Не хочешь работать в КБ?
  - Нет, - ответил будущий начальник цеха, а может быть директор завода.
  - Хорошо, - согласился Владимир Викторович.
  Они расстались, но Жук пошел в кабинет к инспектору. Результат его визита стал известен Вениамину на следующий день, когда он получил направление в КБ ОХШ УГТ. Управление главного технолога, отдел холодной штамповки, конструкторское бюро.
  Два дня Мехоношин ходил с гордо поднятой головой - его неординарный ум оценили и заметили. Что начальник цеха, их как блох на собаке, а вот главных инженеров поменьше будет.
  На третий день наступил полный апофеоз. Утром в начале рабочего дня, начальник торжественно объявил Вениамину:
  - Можешь идти домой. Завтра ты едешь в колхоз. Соберись,
  возьми теплые вещи, телогрейку, резиновые сапоги.
  - Нет у меня сапог, - попытался отказаться от заманчивого предложения Вениамин.
  - Есть. Свои отдам. Какой размер?
  - 42. Телогрейки тоже нет, - продолжал настаивать на своем Мехоно-шин.
  Жук В. В. в течении двадцати минут решил проблему, и Вениамин с внушительным свертком в руках покинул завод на три месяца. Два из них он отбыл на колхозных полях, а третий посвятил отдыху - крестьянское начальство щедро раздавало отгулы, ведь не им же оплачивать.
  Мехоношин вернулся в КБ бородатым и загорелым. Начальник выдал ему план на текущий месяц и сказал:
  - Непонятно будет - обращайся.
  До полудня Вениамин разглядывал чертеж, пытаясь разобраться самостоятельно. Не получалось. Дождавшись обеда, когда начальник, после посещения столовой выглядел умиротворенным и спокойным, Вениамин приступил к нему с вопросами. Жук взглянул на чертеж, усмехнулся чему-то:
  - Спроси у Пахомова, он делал аналогичное.
  Евгений Пахомов, конструктор второй категории, сидел за столом и внимательно изучал потолок. На самом деле он думал: приспособление получалось громоздким, неудобным. Возможно - неработоспособным. Как раз об эту пору возник Мехоношин и пристал со своими наивными вопросами. Евгений пробурчал:
  - К Анурьеву!
  - Какому?
  - Ко второму.
  Анурьев В. И. был автором "Справочника конструктора" в трех томах.
  Вениамину повезло - в этом месяце был 31 день, и он сумел выполнить все задания. А неугомонный Жук В. В. уже приготовил план на следующий месяц. На двух листах мелким почерком. Мехоношину стало дурно. Конструктору б/к, б/п такой объем не вытянуть. Б/к - без категории, б/п - без понятия. Надувшись, напрягшись Вениамин взял барьер. Только перевел дух, как Владимир Викторович придумал "морковку". Он выписал в столбик фамилии своих подданных на листе двадцать пятого формата. Свободное место разбил на клетки согласно числу дней в месяце и, по мере сдачи готовых чертежей оснастки, закрашивал их цветным карандашом. Через неделю на графике появились жирные красные строки, самая короткая, естественно, принадлежала Вениамину.
  Но нет предела возможностям молодого организма. Мехоношин в очередной раз приспособился к условиям существования. Как только адаптация была успешно завершена, он оглянулся вокруг.
  Когда Вениамин первый раз пришел в КБ, его поразил необыкновенный интерес женской половины коллектива к хоккею. Шел чемпионат мира, и дамы вместо утреннего "Здрасьте!" вопрошали с порога:
  - Как шведы с финнами сыграли?
  - Три два.
  - Финны?
  - Нет. Шведы.
  - А я на финнов ставила.
  Этот веселый ажиотаж придумал Жук Владимир Викторович. Он создал спортивный тотализатор. Спонсорами выступили сами участники - они сбросились по три рубля и получили право бороться за призы. Каждый перед очередной игрой команд заказывал счет, а на следующий день пожинал плоды своей интуиции. Угадавший получал максимальное количество баллов. Кроме наград победителям были и другие призы. Например, товарищ, поставивший на команду немцев в игре против чехов, в случае если его дикий прогноз подтверждался, мог рассчитывать на приз "Против течения" с вручением компаса и открытки с шутливыми рифмованными строчками.
  Вместе с Вениамином трудилась Бестужева Надя - такой же молодой специалист. Кульманы и столы их стояли рядом, и Вениамин иногда болтал с ней о пустяках. Надя терпеливо слушала, не перебивая и не возражая, чем заслужила полное доверие Мехоношина. Рациональная Надя быстро нашла применение болтливому Вениамину. Она предложила ему занять пост заместителя секретаря ВЛКСМ по идеологии. Этим решением она покончила разом с двумя зайцами, заткнула дыру в штатном расписании комсомольской организации и освободилась от докучливых бесед.
  Удивление не покидало Вениамина целую неделю, когда его устроили по протекции, он то думал - выборы, голосование, нет, никакой демократии.
  Обязанности замсекретаря по идеологии были несложны, но чрезвычайно утомительны. По плану райкома комитет ВЛКСМ должен был провести одно собрание в месяц, две летучки в неделю и три заседания в течении отчетного периода. Главной задачей Вениамина было обеспечить стопроцентную явку комсомольцев на эти сборища, что никогда не удавалось. Несознательные члены ВЛКСМ массами бежали с подобных мероприятий, нарушая тем самым все нормы статистики.
  Только теперь Мехоношин понял, отчего он так легко попал в заместители секретаря. Народ стал обходить его стороной, потому что встреча с ним отныне считалась дурной приметой.
  В конце каждого месяца Вениамин готовил отчет для райкома. Для этого ему приходилось отвечать на десятки заранее составленных вопросов. Вопросы были один нелепее другого, но особенно выделялся среди прочих предпоследний: "Количество безалкогольных свадеб" - в стране свирепствовала антиалкогольная компания. Мехоношин смело ставил цифру в соответствующей графе и, однажды, он довел количество этих самых "сухих" свадеб до пяти штук в месяц. Через полгода он заметил, что переженил и выдал замуж всех подотчетных холостых членов ВЛКСМ. Почесав для порядка свой затылок, Мехоношин продолжил гнать дезинформацию. Подвоха никто не заметил. Мало того, его фамилию стали чаще озвучивать в райкоме, как самого исполнительного зама секретаря.
  И грянул гром. Вениамина перевели в райком инструктором. Свое на-значение он скромно отметил в узком кругу новых сослуживцев. Большее пьянство они позволить себе не могли, Мехоношин был еще не известен им и расслабляться не стоило.
  Новая работа ничем не отличалась от прежней. Нужно было держать в порядке отчетность и не допускать крутых и неожиданных достижений, ибо в этом случае могли проверить всю документацию.
  Службу свою Вениамин всерьез не воспринимал. Он делал вид, что призывает и пламенеет, а рядовые члены - что внимают. Обе стороны исполняли древний ритуал, прекрасно сознавая, что толку от такой деятельности нет. Сколь не повышай политическую сознательность токаря, он на своем станке сможет выточить только десять болтов в час, хочешь добиться большего - поменяй станок. Вениамин о своих сомнениях никому не докладывал, он исправно поддерживал инициативы снизу, которые сам же и организовывал, выполнял указания, спущенные сверху. В общем, творчески работал. Теперь он стал вхож в еще более узкий круг товарищей, где процветало пьянство и тихий скромный разврат.
  Время летело, в комитет приходили служить новые люди, прежние выбывали, как говорится, в связи с переходом на другую работу, и вышестоящее начальство вдруг обнаружило вопиющее падение процентного содержания... нет, русский язык здесь бессилен. Выяснилось, что райком ВЛКСМ целиком состоит из членов ВЛКСМ. И ни одного коммуниста. Наверх были затребованы анкеты и биографии работников. Вернулись они назад вместе с сопроводительной бумагой, согласно которой первый секретарь и инструктор были рекомендованы в партию. Так Мехоношин стал кандидатом в члены КПСС.
  Где-то в высших сферах, недоступных для людей смертных, переложили учетную карточку Вениамина в отделение с надписью "Перспективные кадры". Отныне Мехоношину не следовало беспокоиться о своем будущем, судьба его была предрешена на много лет вперед. Согласно индивидуальному графику он был избран секретарем райкома. Затем Мехоношина определили начальником цеха на родном заводе и он, набрав положенный стаж и приобретя опыт руководства, перебрался через полгода в горком. Прошло еще три года, и Мехоношин уже работал в обкоме КПСС.
  В сентябре ему предстояла очередная командировка на несколько месяцев на промышленное предприятие. Он уже присмотрел себе теплое местечко, но тут в стране приключился государственный переворот. Обком, казалось, вымер. Три дня служащие сидели по своим кабинетам, прикованные к экрану телевизоров. На собрания, заседания, любой обмен мнениями был наложен временный мораторий. Даже в курилке не наблюдалось привычного кворума, все дымили в кабинетах, избегая появляться в общественных местах, чтобы случайно не ляпнуть лишнего или, не дай Бог, услышать какую-нибудь крамолу.
  Через три дня демократия победила, и немедленно последовали оргвыводы. Первый лишился своего кресла за потерю бдительности и полную бездеятельность. Велено было найти другого, однако конкретную фамилию вышестоящая инстанция не назвала, что очень затруднило выбор. Осторожные члены бюро единогласно решили подставить самого молодого. На текущий момент им был Мехоношин.
  С утра Вениамин Яковлевич принимал поздравления, а к вечеру на двери кабинета красовалась массивная табличка с его именем и должностью. На следующий день компартия была запрещена. Домой Мехоношин добирался на трамвае. Как все. Целый вечер он неподвижно просидел за письменным столом, а ночь пролежал с открытыми глазами без сна и забылся только к утру. Приснился ему вождь мирового пролетариата вкупе с отцом народов. Оба долго разглядывали Мехоношина и, наконец, один из них, вынув трубку изо рта, изрек:
  - Всем хорош.
  - Засим благословляю, - сказал второй и перекрестил Вениамина.
  Мехоношин проснулся другим человеком. Сомнения вдруг оставили его. Он знал, что должно делать. Он покинул квартиру и пошел пешком в обком. Он не хотел терять ни минуты в ожидании трамвая. Пусть в результате получится дольше, зато непрерывно, зато в постоянном движении. Остановка - это смерть. Только вперед, не оглядываясь и не сожалея о прошлом.
  Кабинет свой он нашел опечатанным. Тонкий длинный листок с рас-плывчатой печатью и непонятной закорючкой-подписью ответственного лица должен был преградить ему путь. Вениамин Яковлевич только саркастически усмехнулся. Воля ваша, он не затем сюда пришел. Мехоношин достал из кармана отвертку с крестообразным жалом и не торопясь стал крутить шурупы. Он снял медную табличку, завернул ее в газету и перетянул шпагатом. Затем положил отвертку и шурупы обратно в карман.
  На вахте престарелый отставник, вышедший из употребления полковник внутренних войск, спросил его:
  - Что несете?
  - Табличку.
  - Какую?
  - Собственную! - гордо ответил Вениамин Яковлевич.
  В глазах бывшего мелькнула жалость.
  В квартире в своей комнате Мехоношин водрузил медную доску на письменный стол, прислонив ее к стене. Он разглядывал металлические строгие буквы и вспоминал былое. Получивши таким образом заряд вдохновения, Вениамин Яковлевич занялся умственной деятельностью. Любое дело успешно, если в основе его лежит верная теория. За разработку таковой, единственно правильной, и приступил он.
  Минула неделя, а Мехоношин по-прежнему находился в поиске. Он готовил материалы, оттачивал формулировки, читал бессмертные труды классиков. В понедельник, жена его Елена Михайловна, молодая крашеная блондинка, осторожно заявила:
  - Поговорить надо.
  - Вечером, когда освобожусь, - сказал занятый Мехоношин.
  После ужина, выпив стакан горячего чаю, Вениамин сказал:
  - Так о чем ты хотела поговорить?
  - Милый, у нас кончились деньги.
  - Да, - безразлично констатировал Мехоношин.
  - Мы разорены! - патетически воскликнула жена.
  - Разве мы были богаты?
  - Нет, не были. Просто ничего не осталось.
  - Так придумай что-нибудь. Ты ведь у меня умная.
  - Придумала. Нужно твоё согласие.
  Елена Михайловна намеревалась продать квартиру и на полученные деньги махнуть в Турцию за шмотками. Школьная ее подруга уже побывала там и после двух поездок купила иномарку: а еще она держала палатку, где успешно торговала заморским товаром. Она и соблазнила Елену Михайловну. Замыслам мешал Мехоношин.
  Подруга с легкостью необычайной нашла вполне гуманный способ из-бавления от нашего мужа, как сказала она. Решено было сослать его на всю осень на дачу, которая с незапамятных времен принадлежала школьной подруге. Тем более, что подошла пора собирать урожай - весной подруга по старой привычке посадила на участке картошку. Мужу было твердо указано, что квартира сдается приличным людям за хорошую плату. Его отправляют на свежий воздух, за город, подлечиться и немного потрудиться, а ее оставляют у подруги, ведь она, в отличие от некоторых, работает.
  Мехоношин, к удивлению женщин, согласился, почти не раздумывая.
  - Поеду в Разлив, буду в шалаше жить, - размечтался он.
  - Какой Разлив? Деревня Кузьминки, дом-пятистенок, - не поняла его грандиозных планов жена.
  Три дома и название - все, что осталось от некогда богатой деревни Кузьминки. Мехоношин прибыл туда поздним вечером. Подруга отомкнула массивный амбарный замок на дверях.
  - Моя усадьба, - сказала она и проводила Вениамина Яковлевича внутрь дома.
  Едва не половину избы занимала деревенская печь. Беленые ее бока тускло светились в наступающих сумерках. Мехоношин раз-другой щелкнул выключателем.
  - Свет давно отрезали, - сообщила подруга.
  - А как же без него?
  - Мы с Ленкой предусмотрели все. Найдешь в чемодане.
   Первым делом Вениамин Яковлевич достал медную доску, затем раз-вернул один из подозрительных свертков - на пол посыпались стеариновые свечи.
  - Да-а-а, - кряхтел Мехоношин, извлекая из-под стола закатившуюся туда свечу.
  Утром он стоял на крыльце, опираясь на лопату и обозревая владения. На половине участка буйно колосилась картошка, а на другой на солнышке вялилась ботва.
  - Это кто ж такой повадился на чужое.
  В обед появились расхитители капиталистической собственности. Ме-хоношин, копаясь в черноземе, не видел, как они подошли, он почувствовал прежде всего одуряющий запах одеколона. Вениамин Яковлевич выпрямился:
  - Шипр? - спросил он.
  - Ага, - в унисон ответили двое разнообразно одетых людей.
  - На дискотеку собрались?
  - Нет. Профессиональное это, - сказал один.
  - Нет. Местная специфика это, - сказал второй.
  Мехоношин ничего не понял и вопросительно посмотрел на пришель-цев.
  - Мужик, угости молодой картошкой.
  - Так это вы убрали половину урожая? - догадался Вениамин Яковлевич.
  - Нет, - хором ответили гости.
  - Не дам, - заупрямился Мехоношин.
  - Хоть стаканчик отсыпь, закусывать нечем, - сказал высокий.
  - А мы с тобой поделимся вот этим, - предложил низенький, и в его руках чудесным образом появилась бутылка с коричневой жидкостью.
  - Да вы кто такие? - спросил Вениамин Яковлевич.
  - Люмпены мы, - сказал первый.
  Кодовое слово "люмпен" сразу подействовало на Мехоношина. Он пригласил пролетариев в дом.
  За бутылкой коньяка в прикуску с печеной картошкой состоялось зна-комство. Высокий назвался Алексеем, низенького звали Петром. Жили они неподалеку, на полигоне.
  - Что за местность? - спросил Мехоношин.
  - Городская свалка, мусорка, в просторечии полигон, - охотно поде-лился сведениями Алексей.
  - Вы там живете! - поразился Вениамин Яковлевич.
  - Все там будем, - философски ответил Петр.
  Ночью Мехоношину приснился кошмар. Опять его одолели классики.
  - Здесь и там, - сказал с достоинством и акцентом один.
  - Строй цивилизованных кооператоров, - влез другой, немилосердно грассируя.
  "Учение не догма, а руководство к действию", - подумал, проснувшись, Вениамин Яковлевич. Он посетил полигон. Двадцать бомжей, словно на заре цивилизации, занимались на свалке собирательством и охотой. Охотились они за цветным и черным ломом. Добычу складывали в определенном месте в большую кучу. Раз в неделю приезжал грузовик, его загружали, а шофер за работу оставлял аборигенам несколько бутылок водки. Вот оно, слабое звено, безошибочно определил Мехоношин. Он попросил водителя грузовика прокатить его до города. Через час они были у ворот ме-таллургического завода. Директор предприятия, знавший Мехоношина со времен совместной работы в недрах райкома, принял Вениамина Яковлевича сразу. Вечером на директорской машине Мехоношин вернулся на полигон. Дело завертелось. Теперь обитатели свалки получали напитков в два раза больше, сам же благодетель предпочитал брать деньгами, которые перечисляли на его счет в банке. Счет этот Мехоношин называл партийной кассой. В будущем, недалеком будущем, как он сам надеялся, деньги послужат на благо пролетариям всего полигона и, конечно, окрестностей.
  Посредники, отстраненные таким способом от жирного пирога, возмутились и наехали на Мехоношина. Он снова прокатился в город, на этот раз к приятелю, работающему в органах. Посредники пропали.
  Но против наезда собственной жены Мехоношин не устоял. Ее бизнес погорел, мало того, она залезла в долги. Пришлось Вениамину Яковлевичу переходить к новой экономической политике, в результате которой все деньги партии ушли на спасение мелкого предпринимательства. Елена Михайловна однажды все-таки посетила загородный Клондайк и наткнулась буквально на золотую жилу. Сокровище жалобно скрипнуло под ногами - она раздавила пустую пластмассовую бутылку. Елена закончила химико-технологический факультет и о пластмассе знала достаточно.
  - Этого добра много? - спросила она своего мужа.
  - Горы, - сознался Мехоношин.
  Елена Михайловна забыла про Турцию. Она занялась переработкой пластмассовых отходов, а Вениамин Яковлевич вместе с бомжами и полигоном превратился в сырьевой придаток химического предприятия, которым заправляла супруга.
  Пришла зима. Обитатели полигона покинули свои летние резиденции и переселились на зимние квартиры. Теперь они жили в двух избах. Коллектив, запертый холодами в четырех стенах, маялся от скуки. Этим обстоятельством очень удачно воспользовался Мехоношин. Он приступил к организации масс. Каждый понедельник Вениамин Яковлевич выступал с пространным докладом о текущих задачах пролетариата. Бомжи покорно слушали, ибо после съезда всегда следовал банкет. К лету Мехоношин настолько воспитал коллектив, что тот сам требовал еженедельного доклада. Однако бывший секретарь хорошо понимал, что не текущий момент волнует слушателей, а нечто другое. Выход был найден быстро - Мехоношин создал актив из наиболее передовых, преданных делу членов коллектива. Пока актив состоял из одного человека. Им был рыжий язвенник Анатолий.
  Не прошло и недели, как среди членов актива произошел раскол. Рыжий Анатолий выяснился социал-демократом. Он не признавал диктатуры пролетариата и стоял за эволюционный путь развития. По этому поводу каждый день происходила жаркая фракционная борьба, кончавшаяся одним и тем же.
  - Дурак, - восклицал в бессильной ярости Анатолий, это означало, что у него обострилась язва, и дебатам пора закругляться.
  - Сам ты сумасшедший, - ставил точку Вениамин Яковлевич.
  
  Николай Ильич Романов выполнил свой урок. Он собрал три раза по полному мешку пластмассы, кроме того, раскопал длинный ржавый уголок и с трудом притащил его на сборный пункт. Пообедав, чем Бог послал, а именно баночкою с кильками в томате, давно просроченными и оттого попавшими на полигон, Николай отправился в гости.
  Искомая фазенда находилась в двухстах метрах от места дислокации Николая, и через пару минут он уже откидывал в сторону цветастую тряпку, служившую летней дверью, при этом он едва не наступил на Кабысдоха. Флегматичный пес развалился прямо на пороге. Он не соизволил даже хвостом дернуть, он страдал от жары. После яркого света Николай, очутившись в полумраке, несколько секунд ничего не видел. Он постоял у входа, пытаясь определить дома ли хозяин.
  - Кто ты добрый человек?
  - Николай.
  - А-а. Проходи.
  Николай сел на табурет. Через стол от него, на кровати лежал Кирилл, взгляд свой он устремил в потолок и, очевидно, пребывал в нирване или где-то рядом. Когда Николаю надоело молчать, он спросил:
  - Ты почему меня добрым человеком назвал?
  - Лучше спроси у Кабысдоха, он даже не тявкнул.
  Кирилл блаженно потянулся и сказал:
  - Водку будешь?
  - Не хочу.
  - Правильно. Терпеть ненавижу теплую водку пить. Вот у Массы Мехоношина водка всегда была холодная.
  Кирилл причмокнул от нахлынувших сладких воспоминаний:
  - Жаль, перестал он еженедельные съезды устраивать. А качество, ты не поверишь, какое качество, как в старые добрые времена.
  - Я не ослышался Мехоношин - масса, - спросил Николай.
  - Нет. Не ослышался. Уши у тебя в порядке, чистые. Масса - это его партийный псевдоним. Так его мы, соратники, окрестили. Любит он это словечко "масса" и производные от него. В отчетном докладе раз по двадцать употребляет.
  - Я думал это из Майн Рида.
  - Который "Всадник без головы"?
  - Не только.
  - И что там насчет Массы Мехоношина, он то как туда влез?
  - Негры белых называли: масса, то есть хозяин.
  Кирилл смеялся долго.
  - А верно ведь. Негры мы у него. Он деньги лопатой гребет, а нам крохи отстегивает.
  - Что вам мешает. Займитесь делом.
  - Мы русские и нам все по плечу. Наша задача считать деньги в чужом кармане и завидовать.
  - Но если он такой богатый, чего тут сидит?
  - Сумасшедший Мехоношин. Его жена на мерседесе катается, а он массы поднимает на борьбу.
  - Так у него жена есть!
  - Красавица!
  - Чего ж она его не бросит? Или хотя бы любовника заведет. Или есть?
  - Нет. Его два раза в неделю забирают выполнять супружеский долг.
  - Это ее устраивает!?
  - Очень. Он же тронутый.
  - И что?
  - Ты знаешь, у них, у психов с этим делом полный порядок. Закон такой есть, еще сам Ломоносов открыл - что в одном месте исчезает, непременно в другом вылезет. Называется закон сохранения. Очкарики, например, лучше слышат, чем остальные, Слепые, так те сплошь музыканты.
  - А глухие лучше видят?
  - А как же.
  - Выходят, что тупые просто отличные... жеребцы.
  - Выходит.
  Обоим стало грустно.
  - Ты зачем пожаловал? - спросил Кирилл.
  - За помощью. Кровать углядел на севере. Почти новую, деревянную. И тяжелую.
  - Нет. Даже не думай. Жара, мухи. Вечером, только вечером.
  - На тот конец бульдозер пошел. Засыпет.
  - И ладно. Другую привезут. Красивше.
  - Пойду я все-таки. Попробую.
  - Как знаешь. По мне так лучше вечером.
  В три приема Николай доставил кровать на место будущей своей резиденции. Состыковал спинки, водрузил матрас, который оказался уже кровати, положил подушку. Возлег на ложе.
  Ночевать ему предстояло под открытым небом. Он лежал, закрыв глаза, в напрасной надежде заснуть. Зажглись первые звезды, а Николай упорно считал розовых слоников, которые стройными рядами шли на водопой. Разрекламированный когда-то способ избавления от бессонницы в его случае не работал. Он перекрасил слонов в зеленый цвет, но теперь их стало считать тяжелее - они сливались с окружающей растительностью. Проводив до реки 357-го, Николай прекратил всякие попытки. А в голову тотчас хлынули потоком разные мысли, так долго ожидавшие своей очереди.
  Мехоношин чудак, оригинал и связываться с ним только себе дороже. Найти бы Егора! Он бы обязательно помог. Но метод неизвестен. Николай мысленно представил тоненькую брошюрку зеленого цвета. Опять зеленого! Вот привязался. Брошюрку озаглавленную: "Инструкция по розыску друга". Издание второе, дополненное. Или не стоит дергаться? Кирилл живет, не тужит, добра не ищет, Читает, ест и пьет что попадется на полигоне. Кому щи постные, а кому алмазы мелкие. Будь ты хоть "сам швейцарский царь", как поет Юрий Лоза, все равно хлопот не оберешься. Люди любят нервничать, переживать. Эх, судьба-злодейка, пусть Егор сам меня ищет, а я буду жить здесь. Пока.
  Все лето, как кум Тыква из детской сказки "Чипполино", Николай со-бирал эксклюзивные кирпичи. Вскоре Кирилл заметил постоянно растущую гору и вручил приятелю подарок - "Справочник сельского каменщика".
  - Очень своевременная книга, - обрадовался Николай.
  - У меня еще есть "Справочник сельского шахматиста". Учти, бук-вально от сердца отрываю.
  - Ты в шахматы играешь?
  - Я ими печь растапливаю.
  К концу сентября Николай выложил стены и печь. На крышу ему не хватило терпения и традиционных материалов. Крыть пришлось чем попало, что было под рукой.
  - Авось выдюжит, - понадеялся Николай.
  Крыша дюжила всю зиму, а весной сильным ветром крышу сорвало. Николай пошел в Кузьминки. Он быстро замерз, ветер с мокрым снегом слепил глаза, сбивал с ног. Незаметно, он, ветер, поменял направление, стал дуть в спину. Николай так и не понял, что заблудился.
  
  Бушующий снежный заряд встретил машину за десяток километров от города. Ветровое стекло мгновенно покрылось белыми хлопьями, которые на глазах таяли, оставляя после себя водяные дорожки. Шоссе стало скользким, видимость сократилась до нескольких метров. Егор посмотрел на спидометр - стрелка указывала на цифру пятьдесят.
  - Быстрее не могу. Опасно, - сказала Светлана Владимировна.
  - Никак стареешь, Светлана, - усмехнулся Егор.
  Она сочла высказывание бестактным и гордо промолчала.
  - Люди с возрастом становятся осторожнее, - усугубил Егор.
  Светлана приготовилась было дать отпор по всем фронтам, как вдруг на дороге выросла темная сгорбленная фигура. Завизжали тормозные колодки, но было слишком поздно. Тело человека кинуло на капот и припечатало к ветровому стеклу. Последнее покрылось мелкими трещинами, однако не рассыпалось. Егор тоже хорошо приложился лбом. Потирая ушибленное место ладонью, он взглянул на водителя. Та сидела неподвижно, вцепившись в руль намертво.
  - Ты в порядке?
  - Нормально, - прошептала Светлана.
  Еще раз внимательно оглядев своего водителя, Егор вышел из машины. Он стащил тяжелое тело в придорожный сугроб.
  - Напугал ты меня, парень. За это надо ответ держать. Да и мучиться тебе ни к чему, - уговаривал себя Егор.
  Он достал "Макаров" и без сожаления направил дуло в лицо человека. Сухо щелкнул боек. Выстрела не последовало.
  - Вот-те раз, - удивился Егор.
  Он поднял пистолет вверх и снова нажал курок. Раздался грохот.
  - Вот-те два, - сказал удовлетворенно Егор. - Живи, судьба, видно, на твоей стороне.
  Человек открыл глаза и, напуганный шумом выстрела стал медленно подносить руку к лицу, защищаясь.
  Егор долго посмотрел в глаза человеку. Потом он залез обратно в машину.
  - Рулить в состоянии?
  Вместо ответа Светлана выжала сцепление и плавно тронулась с места.
  - Стой! - заорал Егор и вновь приложился лбом - Светлана среагировала мгновенно.
  - Аккуратней не можешь! - пожаловался он.
  Водитель смотрела на дорогу и на переживания Егора внимания не обратила.
  - Сдай назад, на место происшествия.
  - Не добил, - сверкнула глазами водитель.
  - Я мух отпугивал, - разозлился Егор.
  Человек был на прежнем месте. Он сидел, опираясь на правую руку. Пушистые снежинки таяли у него на щеках. Казалось, он плачет.
  Егор присел перед ним.
  - Зовут как?
  - Николай, - ответил человек, всхлипывая.
  - Николай Ильич Романов? - уточнил Егор.
  Раненый утвердительно мотнул головой, едва не потеряв равновесия. Олигарх подхватил его под мышки и потащил к автомобилю. Николай тихо охнул и потерял сознание. Бережно уложив его на заднее сиденье, Егор сел вперед и скомандовал:
  - Гони!
  Светлана Владимировна послушно выполнила приказ.
  - Куда? В морг? - спросила она злорадно
  - В больницу, - прошипел Егор и добавил, - в центральную.
  - Сам нашел, - негромко проговорил пострадавший.
  - Что ты сказал? - обернулся Олигарх.
  Но Николай, очнувшись на секунду, снова отключился.
  К моменту встречи старых приятелей Николай был в большом авторитете. Теперь его шефом был только Он да президент.
  Александр Сергеевич был собственноручно застрелен Олигархом одним из первых. За дурное поведение и глупое упрямство. Сашка Резаный два раза покушался на жизнь своего бригадира. Специалист-подрывник клялся и божился, что сам лично видел, как Олигарх сел за руль. Заряд сработал, автомобиль разнесло в клочья. А из подъезда дома как ни в чем не бывало вышел Егор, целый и невредимый. Правда, в другом костюме. Но, может быть, и в прежнем, специалист не был уверен.
  Заказчик и исполнитель битых два часа орали друг на друга, нервируя охрану. В конце концов, специалист, задетый за живое ужасными попреками в свой и близких родственников адрес, предложил проделать контрольный подрыв. Причем безвозмездно. Александр Сергеевич сразу успокоился и потребовал всю будущую операцию снять на видеокамеру. С двух противоположных точек.
  - Да хоть с трех, мне глубоко по барабану!
  Со второй попытки Александр Сергеевич убедился в непотопляемости Олигарха, Он воочию увидел, как Егор подходит к машине, открывает дверцу, садится. Мышь захлопнула за собой ловушку. Следует взрыв. На шум и грохот прибывает сначала милиция, потом пожарные, и вслед скоро подъезжает скорая помощь. Она увозит контуженного прохожего, на беду свою оказавшегося рядом со злополучным местом. Пострадавших больше нет.
  В отличие от первого раза Егор не выходит вновь из подъезда. Олигарх исчезает. За два дня Сашка Резаный со товарищи переворачивают вверх дном весь город. Тщетно. Егор Иванович как испарился. Одновременно с ним потерялся специалист-подрывник.
  Олигарх сам вышел на Резаного. Александр Сергеевич смотрел видеозапись в покадровом режиме. Языки пламени уменьшаются и скрываются в машине. Пыль и дым втягиваются в автомобиль. Покореженный капот закрывается, принимая обычный вид. Егор выходит из машины и спиной движется к дому. Стоп. Сашка давит соседнюю кнопку на пульте управления. Егор послушно выходит из подъезда и идет к машине.
  - Не устал? - поинтересовался голос за спиною.
  Александр Сергеевич резко повернулся. Он увидел дуло пистолета, а за ним хмурое лицо Олигарха.
  - Это не я, - завизжал Резаный
  Сбежавшаяся на шум выстрела охрана увидела в кабинете на полу мертвого Сашку Резаного. На экране телевизора Егор Иванович замер у автомобиля. Изображение было нечетким, смазанным.
  
  Николай бредил вторые сутки. Продвинутый в книжных науках молодой модный доктор следил за тем, чтобы сердобольные сестры не поставили бы больному жаропонижающего. Тридцать девять - самая оптимальная температура для таких больных. Полихорадит беднягу дня три-четыре, а потом будет как новенький рубль 1961 года выпуска. Тощенький и серенький, с желтизной. На Николая наплывал шкаф, комната покачивалась и меняла очертания. Большой черный человек стоял за спиной, от него надо было поскорее убежать, спрятаться, скрыться.
  Доктор оказался прав. На третий день больной очнулся.
  - Пить, - прошептал он сухими губами.
  Неотлучно дежурившая медсестра с радостью выполнила его просьбу. Николай пил маленькими глотками холодную, удивительно вкусную воду. Потратив слишком много сил на этот подвиг, он опять заснул. Но уже без кошмаров. Кризис миновал, болезнь отступила.
  Сломанная рука и ребра задержали Романова в больнице еще на полтора месяца. Он прослыл среди местного персонала молчаливым и не в меру гордым пациентом. На самом деле Николай очень боялся разоблачения. Его приняли за другого человека. Неведомый ему однофамилец был, наверное, важной птицей.
  Однажды в понедельник в его одноместный бокс ворвался молодой модный доктор, у которого лечились все власть или деньги имущие. Он весело сказал:
  - Поздравляю дорогой Николай Ильич! Вы здоровы.
  Доктор крепко пожал руку Николаю.
  - Надеюсь, в этих стенах мы больше не встретимся.
  - Спасибо, - сказал Романов.
  Настроение у него было отвратительным
  Доктор убежал. Тотчас медсестра принесла ему одежду. Он облачился в костюм - тройку. Все было в пору, даже галстук. Николай не стал спрашивать, почему в гардеробе нет плаща или куртки. Мешала скромность и приобретенная на полигоне звериная осторожность. Не дай Бог, и это отнимут.
  Впрочем, на улице было не холодно. Весна все-таки. Николай постоял, придумывая куда двинуться, направо или налево. Путь прямо, на противоположную сторону улицы, преграждал припаркованый на тротуаре черный мерседес, с черными светоотражающими стеклами. Из него лениво вылез розовощекий амбал. Деформированный нос, короткая стрижка, габаритные размеры - все выдавало в нем профессионала. Даже дорогой костюмчик на нем сидел как обыкновенная тренировочная одежда.
  Николай решил идти налево. Все равно рано, или поздно, он придет на полигон. Все дороги ведут за город на свалку.
  - Николай Ильич, ты далеко? - спросил амбал.
  Озадаченный Романов неопределенно взмахнул рукой.
  Амбал открыл заднюю дверцу.
  - Давай, давай, а то заломаю! - соизволил пошутить он.
  От такого предложения Николай не смог отказаться.
  Мерседес выехал из города. За последним постом ГАИ водитель, молодая женщина, стала разгонять машину. Она лихо обгоняла автомобили, среди которых Николай заметил несколько мусоровозов. Неужели Мехоношин, промелькнуло в голове Николая.
  - Куда мы едем? - спросил он.
  - В баню! - ответил амбал и заржал.
  Мерседес свернул с трассы, проехал через рощу березок и тормознул перед внушительными воротами. Поверх забора из красного кирпича лежала кольцами колючая проволока. Половинки ворот медленно разъехались в стороны. Мерседес подкатил к затейливому двухэтажному зданию. На крыльце стоял Егор в ослепительно белом халате и тапочках на босу ногу.
  - Гордись, Ильич, тебя сам Олигарх встречает, - сообщил
  амбал.
  Николай, улыбаясь во весь рот, поднялся к Егору. Приятели обнялись.
  - Не дави, ребра сломаешь!
  Егор ослабил хватку.
  - Добро пожаловать в наш укрепрайон, - сказал Олигарх.
  Они прошли в дом, повернули направо и попали в небольшую комнату.
  - Раздевайся. Я тебя в парилке жду.
  Через час они сидели за деревянным столом друг против друга. Николай наслаждался цветочным чаем, а Егор просто глядел на него.
  - Как сильно все изменилось за год. Ты еще богаче стал. Миллионер?
  Егор утвердительно кивнул и сказал:
  - Не за год. Я здесь уже три.
  - А куда же два подевались? Я вроде все помню.
  - Помнишь ты все, да не все понимаешь. Мы в другом мире.
  - Как, опять страна развалилась?
  - Забудь. Мы в другом мире.
  - Совсем.
  - Ну, ты сказал, - улыбнулся Егор.
  - Чего смеешься. Объясни толком, - обиделся Николай.
  - Вспомни, как ты сюда попал.
  - На мерседесе.
  - Да не ко мне. А вообще.
  Николаю пришлось наморщить лоб.
  - Я свалился с окна, - сказал он неуверенно, боясь снова не угадать.
  - Ну, а дальше?
  - Пошел в парк.
  - Я хорошо помню, какой прекрасный вид был из твоего окна. Ты, надеюсь, не забыл, на каком этаже жил?
  - На девятом.
  - Он, значит, в парк пошел. Ты не ушибся?
  - Нет.
  - Знаешь, почему? Ты в другой мир удрал. От страха.
  Николай вспомнил странный плакат на поляне в парке. Следовательно, Егор прав, теорема доказана.
  - Круто я попал.
  - Ага, как те мальчики и девочки на "Фабрике звезд".
  Егор внимательно посмотрел в глаза Николая.
  - Ты помнишь, тебя машина сбила, - сказал он вдруг.
  - Да.
  - А потом?
  - Потом я очнулся в больнице. Пить захотел.
  - Ничего больше?
  - А что было?
  - Я был в той машине.
  - Но я-то остался жив. И в больницу ты меня устроил. Я все удивлялся, что они вокруг меня суетятся. Спасибо тебе.
  - Не за что. Ладно, замнем.
  Егор встал, прошел в угол комнаты и обратно.
  - Слушай, что ты дуешь чай! У меня ведь портвейн есть.
  - Анапа!
  - Бери выше. Из самой Португалии. Впрочем, разницы никакой.
  - Знаешь, - сказал Николай, - сейчас в больнице...
  - Понял. Сейчас в больнице макароны дают.
  После второй перемены блюд Егор спросил:
  - Что делать будешь?
  - Бутылку открою.
  - Я серьезно.
  - Что ты скажешь. Неужели не ясно?
  - Может, какое дело организовать хочешь. Я деньгами помогу. Или снова преподавать?
  - Честно сказать? Надоело. Кстати, у меня в горле пересохло.
  Они торжественно чокнулись.
  - За удачу!
  - За нее!
  - Я деньги дам, я тебя академиком сделаю. Не верю!
  Егор добродушно рассмеялся.
  - Разве не так?
  - Давно я тебя пьяным не видел, - сказал Олигарх.
  - Ты ни разу не заглянул ко мне в больницу!
  - Нельзя... Я тебя компрометирую.
  - Копро... компроментируешь?
  Николай встал и с чувством пожал руку приятелю, затем наполнил бокалы.
  - Такой вот тост - ничего не понимаю. Рассказывай
  - Академиком говоришь. Легко, - выпив до дна, сказал раздумчиво Егор. - Ты будешь президентом.
  Николай посмотрел в глаза Олигарху, он говорил вполне серьезно.
  - Мне когда выходить на работу, завтра?
  - Не торопись, ботинок порвешь. Сначала в Думу тебя выберем.
  - Неужели все так просто. Раз, и в дамках.
  - Конечно, нет. Мне, например, туда путь заказан.
  - Кстати, почему тебе самому не попытаться? - спросил Николай.
  - Руки у меня в крови, много душ погубил. Но зато теперь я Олигарх, мне "каждая дворняжка при встрече сразу лапу подает". Власть есть, даже прокурор со мной советуется. На самом деле они меня боятся. И будут дрожать от страха до тех, пока я в силе, а стоит один раз оступиться, в клочья порвут, как Тузик грелку. Это, пожалуй, и есть та самая важная причина, ради которой я тебя в президенты сватаю. Откажешься, другого найду, только вот, доверия к тебе больше. Мы с тобой таких делов совершим, - Егор усмехнулся. - Ну как, по рукам.
  
  
  
   Г Л А В А 18.
  
  Марио на бегу подпрыгнул и ударился головой об что-то твердое. На том месте, прежде пустом, появился красный квадрат. На нем вырос гриб с зелеными пятнами на толстой ножке. Марио остановился, поджидая добычу.
  В дверь требовательно постучали. Соломон нажал кнопку "стоп". Изображение на экране телевизора замерло.
  В гости к Соломону пожаловал сам Егор Иванович Дубов, более известный как Олигарх.
  - Я никого не жду, - отчеканил хозяин и стал закрывать дверь.
  - Простите, любезный. У меня есть что сказать.
  - Я очень занят.
  Раздраженный Соломон вернулся в комнату.
  В кресле за журнальным столиком сидел неистребимый Олигарх.
  - Я очень настойчив, - гордо скал он.
  - Вижу, - пробурчал хозяин.
  Он отключил телевизор и убрал игровую приставку.
  - С чем пожаловали? - спросил Соломон.
  - Хочу договориться. Объяснить еще раз, может быть, согласитесь с моими доводами.
  - Напрасно стараетесь.
  Егор взял слово. Выступал он минут сорок. Говорил все больше о достижениях да планах на будущее.
  - Ну хорошо. Я то здесь при чем, - не выдержал Соломон.
  - Ваша рукопись губит мой мир.
  - Я вас слушал почти час. Только успех и перевыполнение планов.
  - Это в прошлом. Когда вы бежали из заключения и принялись за старое, я сразу понял. Дело в том, что я проснулся в другой стране. Изменилось все.
  Узнать и оценить ущерб, нанесенный гнусным писакой, Егор смог в библиотеке. Одинокий и злой, он брел по улице, обдумывая планы кровавой мести. Но сначала надо было найти Соломона.
  Неожиданно его внимание привлекла странная табличка "Публичная библиотека. Основана кн. Голицыным в 1953 году." Голицын - это фамилия, а что за сокращение кн. Если это титул, то... Олигарх решительно толкнул дверь.
  Он попал в пространный зал, тесно уставленный столиками. Три посетителя тихо шуршали периодикой. Егор присоединился к ним. При этом никто не спросил у него документ, не потребовал исчерпывающих анкетных данных. Нравы тут были самые демократические.
  Егор развернул первую попавшуюся газету. И глазам своим не поверил. Император Владимир Второй соизволил принять президента Техаса. Последний просил об отсрочке выплат процентов по займу. Император обещал подумать. На следующей странице Владимир Второй посетил турнир по самбо. Статья захлебывалась от восторга - самодержец был большим поклонником этого вида спорта.
  Егор бросился к стеллажам, где плотными рядами стояла справочная литература. Он нашел последний том исторической энциклопедии и вернулся на место.
  Вступительная статья сообщала своим читателям, что в данном томе освещаются исторические события с начала девятнадцатого века. Егор принялся поспешно просматривать страницы. Павел Первый. Эпоха царствования Александра, Николай, опять Александр. Снова Николай. Императоры все никак не заканчивались. Далее появился Владимир. Егор вернулся на добрый десяток страниц назад. Октябрьская революция где-то потерялось. Не было такой. А открытия не прекращались. Николай Второй тоже потерялся, то есть он был, но это был не тот Николай Второй. Это был сын Александра Второго, а тот был сыном Александра Третьего, причем последний тоже отсутствовал.
  - Какая разница, - сказал Соломон. - В какой стране жить.
  - Не скажи, разница существенная, - возразил Егор. - Я столько людей и собственных нервов погубил. А теперь что, с начала прикажете начинать. А потом, на себя посмотри, тебе ведь не все равно, что дальше будет. И только поэтому ты засел за книгу. Еще раз - на себя поворотись, прежде чем советы раздавать.
  Соломон слушал несмолкающего Олигарха и уже мало что понимал. У него заболели виски. Соломон прикрыл глаза. Зудит как комар, ни прихлопнуть, ни репеллентом отпугнуть, хоть самому беги. На свежий воздух. Он замечтался. Соломон представил зеленую полянку в сосновом бору - птицы поют, ручеек журчит, комары звенят. Нет, покусают ведь, собаки. Лучше в море, легкий бриз играет волнами, а ты стоишь на вершине одинокого утеса и дышишь полной грудью. Вдали видна полоска суши. В синем небе редкие белые облака, такие чистые, будто их "Тайдом" помыли.
  Соломон на свою беду слишком хорошо представил идиллическую картину. Подспудное его желание осуществилось - он прибыл туда, куда так хотел.
  Действительность оказалась гораздо суровей, чем мечталось Соломону. Небо, облака, море - все было в наличии. Слабосоленый ветерок старательно обдувал уставший организм. Справа налево плыли облака, волны же почему-то катили слева направо.
  Покоем Соломон наслаждался ровно десять секунд, на одиннадцатой его заметили.
  Могучий утес на самом деле был домом для мириада чаек. Как всякие обитатели коммуналок пернатые отличались вздорным характером. Еще одного претендента на дефицитную жилплощадь они встретили в штыки. Начался жуткий скандал. Чайки организованно поднялись в воздух и буквально затмили собой небо. Они пикировали со всех сторон на бедного Соломона, он оглох от беспрерывного крика.
  Соломон никуда не улетал, и тогда птицы применили биологическое оружие. Они стали гадить. Терпел он недолго. Он бежал.
  Подсознание, напуганное гадкими птицами, забросило Соломона в очень темное место. С минуту он стоял неподвижно. Затем осторожно поднял руки и развел их в стороны. Пусто. Сделать хотя бы один шаг Соломон не решался - вдруг он опять на вершине какой-нибудь кочки. Где-то, совсем рядом, шумело, скрипело и ухало. Куда ж я, горемычный, попал, думал он. В этой кромешной тьме невозможно определить даже где верх, где низ Соломон замер, прислушиваясь - шум и скрип прекратились, наступила гробовая тишина.
  Длилось это жуткое молчание недолго - неожиданно зашуршало, словно миллионы маленьких лапок, пробежали по опавшей листве, по сухим веточкам. Соломону стало страшно.
  Несколько мокрых капель упало на лицо его.
  - Это же дождь, - обрадовался он.
  Дождь превратился в обвальный ливень, который, к счастью, буйствовал немного времени. Тучи, выполнив свой мокрый долг, стали рассеиваться. В образовавшийся просвет глянула луна. Она осветила Соломона, поляну, окруженную стеной густого леса, и роскошный особняк о трех этажах, с плоской крышей, большими окнами и множеством комнат.
  Это был дом, в котором Соломон провел ровно один год, когда согласился стать участником эксперимента МВД.
  Первым делом он залез под душ, потом с удовольствием побрился. Занимаясь своим туалетом, он забыл о неприятном госте и поспешном бегстве. Но не надолго.
  Предлог, который послужил причиной ретирады, болеть перестал. А возвращаться все равно не хотелось.
  Что же такое придумать!
  - Иду на вы! - воскликнул Соломон.
  Он задумался - по этому поводу предъявляют противнику ультиматум или манифест. Мы, Соломон, писатель милостью божьей, объявляем вам Вы. Не смешно. С относительно бессмертным Егором Ивановичем воевать бессмысленно. Тут нужно действовать по-другому. Обмануть, например. Иначе, переиграть.
  
  Раздраженный Соломон вернулся в комнату. В кресле за журнальным столиком сидел неистребимый Олигарх.
  - Я очень настойчив, - гордо сказал он.
  - Вижу, - пробурчал хозяин.
  В дверь постучали. Соломон спешно убрал игровую приставку и пошел открывать.
  - Я не опоздал? - спросил Соломон у Соломона.
  Первый молча смотрел на второго.
  - Он уже здесь, - вновь поинтересовался второй.
  - Если ты про Олигарха, то здесь.
  - Так пошли.
  Первый потер ладонями виски и посторонился.
  - Раньше времени не сбеги, - сказал Соломон-2.
  Соломон-1 его не понял.
  - Мне, кажется, вы очень похожи! Или я ошибаюсь? - заметил Егор, когда увидел двух одинаковых молодцов.
  - Однофамильцы мы, - сказал один.
  - Есть между нами разница, - подтвердил второй.
  - На публике, знаете ли мне всегда легче выступать. Толпа, в сущно-сти, очень послушна.
  Толпа невольно переглянулась.
  Егор взял слово. Выступал он минут сорок. Говорил все больше о достижениях да планах на будущее.
  - Ну хорошо. Я то здесь причем, - не выдержал Соломон-1.
  Затем неуверенно добавил:
  - Мы то при чем.
  Второй Соломон согласно кивнул.
  Олигарх упомянул про рукопись, один из молодцов тут же усомнился в ее судьбоносной роли. Доказывая обратное, Егор пустился в воспоминания. Чем дольше говорил Олигарх, тем чаще Соломон в бессилии хватался за голову. Его мучили приступы мигрени. Он устроился поудобнее и прикрыл глаза.
  Егор, не замечая чужих мучений, продолжал заливаться соловьем. Когда он объяснял принципиальную разницу между Николаем Вторым и Николаем Александровичем Романовым, лицо Соломона Первого на миг просветлело, он счастливо улыбнулся и в ту же минуту растаял в воздухе.
  - Что за комиссия! Ваш друг ужасно невоспитанный человек! - возмутился Олигарх.
  - Голова у меня заболела, - объяснил Соломон-2.
  - Так. А потом вы вернулись. Для вас - в прошлое.
  - Совершенно верно.
  - Вы хоть понимаете, что натворили?
  - Нет, - искренне ответил Соломон.
  
  Раздраженный Соломон вернулся в комнату. В кресле за журнальным столиком сидел неистребимый Олигарх.
  - Я очень настойчив, - гордо сказал он.
  Раздался стук в дверь.
  - Кого там еще принесло? - пробурчал хозяин.
  - Ты первый или второй? - спросил Соломон Соломона.
  Недоуменное молчание было ответом.
  - Получается, я не в свою очередь влез, - объяснил сам себе Соломон-3.
  - Пошли, - пригласил он первого.
  Первый потер ладонями виски и посторонился.
  - Да! Чуть не забыл. Прими таблетку, специально для тебя захватил, боль как рукой снимает.
  Первый повертел зеленую упаковку, прочел название и небрежно сунул лекарство в карман.
  - Нет. Так не пойдет, - сказал следивший за ними третий. - Пройдем на кухню.
  На кухне они держали кипяченую воду.
  - Мне кажется, вы очень похожи! Или я ошибаюсь? - заметил Егор, когда увидел двух одинаковых молодцов.
  Третий не счел нужным что-то говорить, он занял место на краю дивана, а первый вновь ушел в прихожую - очередной гость ломился в дверь.
  - Я не опоздал? - спросил Соломон.
  - Затрудняюсь ответить.
  - Он еще не пришел, - растерялся Соломон-2.
  - Как сказать. Их, нет вас, а может нас, явный перебор.
  - Одна голова хорошо, а три говорят, лучше, - не смутился Егор, узрев молодцов.
   Ну ничем его не прошибешь, подумали Соломоны два и три, первый благоразумно воздержался.
  Егор было взял слово, но его опередил Соломон-3:
  - Достаточно. Вашу речь я уже слышал!
  - Поддерживаю, - откликнулся второй.
  - Я мало что понял, пока только догадываюсь, - сказал Олигарх. Но хочу поставить вопрос ребром: ваше размножение - не цепная ли реакция? Неуправляемое увеличение числа Соломонов может привести к очень печальным последствиям, я так думаю.
  - Я принял меры, - ответил Соломон-3. - Мы не перешагнем опасную черту, до критической массы очень далеко.
  - А я ни в чем не уверен, - заявил второй.
  - Постойте! Объясните, наконец, что происходит, - попросил первый. - Сижу, примус починяю, никого не трогаю, вдруг нашествие, переселение народов и прочие катаклизмы.
  - Так уж ничего не делаю, - желчно усмехнулся Егор.
  - Позвольте мне, как самому старшему среди нас, - сказал Соломон-3.
  Возражений не последовало, и третий рассказал краткое содержание предыдущих серий.
  - Что за детский сад! - искренне удивился Олигарх.
  К сожалению, он прав, подумал с горечью третий, другие Соломоны пришли к аналогичным выводам.
  С начала заседания минуло около часа, наступило время для подписания итоговых документов, как вдруг один из участников покинул форум, ни с кем не попрощавшись. На глазах у всех исчез хозяин. Свидетели были поражены.
  - Ждем четвертого! - сказал Олигарх.
  - Ошибаешься, мы его не увидим, это произойдет в прошлом, мы же тут в настоящем, никогда о том не узнаем, - возразил второй.
  - Возможно, вы правы, но существует и другой вариант. Мы дожили, так сказать, до точки возврата, петля времени замкнулась, и первый стал вторым.
  - Значит, следующий я, - испугался второй.
  - Часа через полтора станет ясно, ты или я, это несущественно, - попытался его успокоить третий. - Мы одна и та же личность.
  - Я так не считаю, - сказал второй и растаял в воздухе навсегда.
  - Вот и лопнула ваша затея, как мыльный пузырь, - немедленно отреагировал Егор.
  - Да. Как два пузыря.
  
  
  
   Г Л А В А 19.
  
  Открываю глаза, осторожно оглядываюсь. Так, уже утро.
  - Андрей! - довольно громко кричу я.
  Тишина. Ушли на работу. Одного бросили. Вот и хорошо. Заглядываю в зеркало. На меня смотрит немного растерянный старик.
  Ура!
  Стабильность - это самое лучшее, в этом самом лучшем из миров.
  Через два часа работа была закончена. Вымыв руки, запачканные по локти клеем, я приуныл. Ждать ночи. До сих пор я путешествовал только в темное время суток. Ладно, не будем ждать милостей от природы, взять их - наша задача. Попробую уснуть днем.
  Я долго лежал неподвижно. О сне не могло быть и речи. Может быть, и не надо спать, а просто расслабиться, изгнать все мысли. Но попробуйте провести хотя бы минуту, ни о чем не думая - у меня не получилось.
  Ох, и дурной же я. Что мучаюсь, в шкафу на кухне полный арсенал самых разных лекарств. Я нашел две таблетки димедрола. Проглотил. Запил полным стаканом воды. И на диван.
  
  Конец мая выдался на удивление жарким, и потому большинство заслуживших доверие обитателей скорбного дома проводили весь день во дворе. Хорошая погода была не единственной причиной длительных прогулок - в доме вот уже неделю шел ремонт, в коридорах и палатах пахло краской, свежей побелкой.
  Соломон сидел на лавочке в тени и смотрел за имбецилами, которые хаотично бродили по зеленой лужайке. Один из них заметил скучающего Соломона и решил поделиться с ним своими успехами. Он подошел вплоть и поднял повыше зажатый в правой руке полиэтиленовый пакет с десятком желтых одуванчиков.
  - Миша молодец! - сообщил он с идиотской улыбкой.
  - Молодец, - ободряюще сказал Соломон.
  Имбецил его не понял.
  - Миша молодец? - спросил он.
  За милой беседой двух психов из окна своего кабинета наблюдал главврач Андрей Александрович Соколовский. Он был тайным монархистом, страстным поклонником английской королевы. Бывший пионер, бывший член ВЛКСМ с 1975 года, не сразу сменил политическую ориентацию. Первым толчком послужило однажды замеченное им сходство с принцем Уэльским. С возрастом он все меньше находил различий между собой и портретом наследника британского престола. Андрей Александрович пять лет посвятил изучению английского языка, но тщетно. Не было практики. Став главой скорбного дома, он многие силы употребил на приведение его в порядок. И вот как-то начальник всех областных сумасшедших с удивлением заметил:
  - Красиво у тебя! Как в английском замке.
  Это было признанием.
  За порядком на лужайках следили имбецилы. Каждую весну, когда расцветали одуванчики, нарушавшие приятное глазу зеленое однообразие, организовывалась бригада психов, числом не более пяти. Все лето они паслись на травке тщательно выпалывая желтые цветочки и прочие сорняки. Но настоящий праздник для них наступал осенью в пору листопада.
  Только имбецил Миша покинул Соломона, как к скамейке устремился другой даун.
  Все еще наблюдавший за происходящим главврач негромко сказал с досадой в голосе:
  - Кретин! Зачем больного тревожишь?
  С этим контингентом Андрей Александрович ничего поделать не мог - это был один из спонсоров, коих за определенную плату пользовал он сам.
  Соколовский не забыл те времена, когда он, врач высшей категории, получал зарплату несовместимую с жизнью. Андрей Александрович уже подумывал уйти в коробейники на Черкизовский рынок, да выручил господин случай. Сынок новорусского папаши на одной из презентаций напился пьян и устроил маленькую потасовку с активным участием знаменитостей. Отец хулигана, недолго думая, отдал чадо на хранение в скорбный дом.
  Андрей Александрович церемониться с отпрыском не стал. Применяя самые изуверские методы, то есть клизму на завтрак, промывание желудка вместо обеда, он в два дня снял похмельный синдром, а за неделю добился полного отвращения к пище. Пациента мутило при виде жареного, пареного и вареного. Употреблять безболезненно он мог только фрукты. Радикальная диета немедленно сказалась не только на гастрономических пристрастиях пациента. У него изменился характер. Бесчеловечное обращение и средневековые рецепты сотворили настоящее чудо. Мальчик стал вежливым и послушным. Родители не могли нарадоваться - их протрезвевший сынок вспомнил об учебе в университете. К сожалению, через месяц приобретенные рефлексы стали угасать, и мальчик вернулся к прежнему времяпровождению.
  Весь этот месяц недалекий наследник папиных миллионов рассказывал встречным и поперечным об ужасах скорбного дома, демонстрируя при этом праведный образ жизни. Рекламная акция удалась на все сто. Любители зкстрима и здоровья кинулись в новую забаву, как лягушки в море.
  - Ты псих? - спросил даун.
  - Да. Шизофреник, - ответил Соломон.
  - Звездишь. Психи нынче зелень косят на лужайке.
  Бесцеремонность собеседника задела Соломона.
  - Я страдаю манией преследования, - гордо сказал он.
  Даун громко захохотал. Напуганный его ржанием мирно пасущийся на траве имбецил в панике спрятался за деревом.
  - Счастливый ты парень, даун дружески хлопнул его по плечу. - Меня два раза подрывали, раз пять стреляли, а я не догадался. Выбрал себе какое-то угнетенное состояние. Ну, хитрый доктор! Пацанам расскажу, не поверят.
  - Ты сюда на недельку записался? - спросил он.
  - Нет. Пожизненно.
  Веселый даун вмиг помрачнел.
  - Слушай, псих. Давай я с доктором перетру по тихой. Пожизненно! Ты ж никого не убивал.
  На дорожке появилась медсестра.
  - Ленка-клизма идет. Не скучай, псих.
  - Леночка, - радостно заорал он. - Моя задница соскучилась по вам.
  Робкий имбецил покинув укрытие, прытко засеменил прочь.
  Решив материальные проблемы и обеспечив себя на всю жизнь, Андрей Александрович стал подумывать о вечном. Соорудить нетленное произведение, прославиться в веках. Для этой цели как нельзя лучше подходила диссертация. В палатах и отдельных боксах полно материала, а если мало будет, он найдет еще.
  Соколовский накупил цветных карандашей, кисточек и красок, рулоны бумаги и несколько мольбертов. Вскоре кабинет главврача был завален образцами творчества душевнобольных. Андрей Александрович с энтузиазмом приступил к классификации и составлению каталога своей коллекции. Он без устали раскладывал пасьянс из дурацких картин и очень быстро пришел к неизбежному выводу, можно сказать открытию - его кабинет слишком мал. Пришлось искать другое помещение.
  Весть о научно-художественных изысканиях главного врача психиатрической больницы распространилась по городу. И вот однажды в кабинет вошла Г. А. Бартенева, бывшая отличница и бывшая одноклассница Андрея. О встрече было заранее условлено между ними, и потому Бартенева сразу перешла к делу. Она вынула из сумочки выдранный из ученической тетрадки листок* и протянула его Соколовскому.
  - Полюбуйся!
  
  * См. приложение 1.
  
  
  Главврач прочел текст.
  - Стихи, как стихи, главное в рифму. Твои?
  - Мои! - возмутилась она.
  - Ну не Есенина же.
  - Муж страдает. А вот еще посмотри.
  На свет была извлечена тетрадка.* Получив ее, Соколовский попытался отложить тетрадь в сторону, но не тут то было.
  - Прочти сначала. Это по твоей части.
  За пять минут он справился с поставленной задачей и вопросительно посмотрел на Бартеневу.
  - Разве нормальный человек может написать такое?
  - Может. Не вижу ничего криминального.
  - Он только этим и живет. С работы уволился, сидит дома.
  - Да о ком речь.
  - О муже. Он сошел с ума.
  - Вряд ли.
  - Я говорю, он не в себе. Забирай. Его лечить надо.
  - Я бы рад устроить его на полный пансион. Но здесь здоровых не держат.
  - Андрей, ты все-таки поговори с ним.
  
  - Владимир Васильевич Бартенев?
  - Да, очень часто меня так зовут.
  Соколовский в недоумении посмотрел на испытуемого.
  - Как это понимать?
  - Меня так зовут многие, - повторил испытуемый
  Андрей Александрович сцепил пальцы рук, помолчал минуту.
  - Кто ты такой? Сам себя как зовешь.
  - Рабинович Соломон Израилевич.
  Соколовский вспомнил тетрадку и с надеждой спросил:
  - Псевдоним.
  - Нет. Меня так окрестил Борис Николаевич.
  - Это кто еще?
  - Забыл уже. Помню только имя.
  - Говорят, ты с работы уволился, - продолжил Соколовский.
  - Да. Я не хочу работать. Я через полтора часа исчезну.
  - Все мы смертны.
  - Я не умру, я исчезну.
  - Когда службу бросили?
  - Неделю назад.
  - Согласитесь семь дней больше, чем полтора часа.
  
  * См. приложение 2.
  - В сто двенадцать раз!
  - Вот видите.
  - Я не знаю точку отсчета.
  Андрей Александрович задумался.
  - Придется вам, Соломон, задержаться у нас.
  В. В. Бартенев промолчал.
  
  Соломон был помещен в отдельный бокс. К скудной спартанской обстановке он попросил добавить большие напольные часы, которые пока находились в его доме. Главврач желание подопечного выполнил, добавив к часам мольберт.
  В первый же день Соломон выдал серию рисунков, на которых был изображен роскошный особняк о трех этажах с плоской крышей. Потом пошли чертежи деревянных самострелов, каких-то горшков из глины.
  - Что за прибор? - спросил любопытный главврач.
  - Метательное устройство.
  Соколовский еще раз скептически посмотрел на рисунок-чертеж.
  - А это? - он показал на картинку с особняком.
  - Я в этом доме жил, когда сидел.
  Андрей Александрович озадаченно хмыкнул.
  Тем временем Соломон объяснял ему, что изображено на других листах.
  Комиксы, вдруг сообразил Соколовский.
  - Может быть, будет лучше, если ты попробуешь написать? - предложил он.
  - Может быть, - согласился подопечный.
  Когда им была изготовлена первая глава, Соколовский ее изъял. Прочитал, покрутил пальцем у виска и бросил тетрадку в ящик письменного стола.
  Соломон, обнаружив пропажу, помянул недобрым словом некоего Дубова. Он исписал еще одну тетрадь. Андрей Александрович опять тайно похитил труд Соломона. Прочитав первые пять строк, главврач заподозрил неладное. Тексты совпадали полностью. Соколовский в пожарном порядке вернул вторую тетрадку на место. Следующую главу он читал в копии. За год Соломон заполнил красивым мелким почерком ровно двадцать тетрадей.
  Поставив последнюю точку, он посмотрел на часы. Стрелки показывали десять тридцать утра. Соломон в смятении прошелся по комнате. Долго глядел в окно. Имбецилы в беспорядке бродили по двору, пробежала медсестра Леночка, прошествовал Андрей Александрович Соколовский.
  Соломон лег на кровать, сложил руки на груди, закрыл глаза.
  Ровно в двенадцать, через полтора часа, он очнулся, посмотрел на часы.
  Зашипел механизм, раздался первый гулкий удар.
  Один, два, три... считал Соломон.
  Часы пробили десять раз и замерли - кончился завод.
  Наступила тишина.
  
  
  П Р И Л О Ж Е Н И Е 1.
  
  14
  Лечу к тебе как ураган,
  Или по стенке рыжий таракан,
  Который жизнь свою спасает.
  Но, бедный насекомый, он не знает:
  Не убежать своей судьбы -
  И будешь по столу размазан ты.
  И бодро лапками перебирая,
  Я мчусь к воротам рая.
  А после смерти ждет меня оно
  С вонючим мусором помойное ведро.
  Но все-таки мое бездыханное тело
  Твоя ладонь на миг согрела,
  Пока несла на место вечного покоя.
  Цена не малая за счастие такое.
  
  
  
  
   П Р И Л О Ж Е Н И Е 2.
  
  Диплодок Василий полз по джунглям девонского леса.
  Он с удовольствием бы плыл по морю, но прогресс вынудил его выйти на сушу. Прогресс требует жертв. Вовремя не выползешь - вымрешь, как мамонты.* Так учили предки. Мучительно хотелось в воду, но тем упорнее он удалялся от берега.
  Надо заметить, что в то время не было никаких языков, даже ино-странных, и все привыкли думать.
  Мало того, понимали друг друга и никогда не мыслили о ближнем худо - мгновенно становилось известно всем. Сплошь консенсус и мирное сосуществование. Задумал съесть своего соседа, а тому уже донесли. Он срочно делает ноги, а ты вновь на диете. Вчера папоротник, сегодня папоротник, хочется капусты, так она еще не выросла. Такое скудное питание способствует философическому умонастроению. Василий прослыл математиком.
  - Пошли вон, - с яростью подумал Василий.
  Насекомые, нагло докучавшие ему, пропали в одно мгновение, и он снова погрузился в раздумья.
  Едва солнце достигло зенита, Василию помешали второй раз. Явились его братцы да сестры. Болот им не хватает. Чем это место лучше? Их пустые мысли барабанной дробью гремели в голове Василия, и он решительно запутался в рассуждениях.
  Можно поставить защиту, но работа требовала полного сосредоточения, и на иное сил не было.
  А как красиво звучит теорема:
  "Функция, непрерывная на компакте, равномерно непрерывна".
  Доказательство в общих чертах готово, остались сущие пустяки.
  Василий стал уходить от своих подальше в болота. Они заметили его маневры и одновременно спросили:
  - Куда?
  - Решать задачи, - подумал Василий. - Вы мне мешаете.
  Родственники в унисон пожелали ему сочной травы и продолжили сплетничать.
  В небе кружил одинокий птеродактиль.
  - Лентяй, - подумал Василий, - отростил себе крылья вместо того, чтобы совершенствоваться в левитации.
  - Сам дурак! - подумал в ответ птеродактиль.
  
  Племя сидело вокруг костра. Мысли каждого были невеселые, грустные. Вася, диплодок хвостатый, увлекся рассуждениями и незаметно для себя проглотил Джозефа,** который чистил скотине шкуру.
  Первым не выдержал Джон. Он гневно подумал:
  - Сколько можно терпеть их безобразия? Заставляют нас обслуживать себя. Жрут да думают, а собственный хвост почистить не могут. А ведь они нисколько не умнее нас. Между прочим, доказательство теоремы я нашел быстрее его.
  - Тут вот в чем закавыка, - подхватил Джим, - мощь телепатического излучения зависит от массы тела или суммарной массы членов сообщества.
  - А какой выход?
  - Пусть нас будет как можно больше!
  - Мы, джентльмены, не в Поднебесной живем, однако. С другой стороны, неконтролируемое увеличение членов сообщества ведет к экологической катастрофе и прочим социальным неприятностям.
  - Действительно, - продолжил Джим, - мы не готовы - у нас нет такого количества имен.
  - Присвоить каждому имени индекс, - предложил Джонс.
  - Людовик 16 - разве это не смешно?
  - Да, не царское это дело. А вес набирать - превратимся в диплодоков. Без хвоста.
  Затем Джонс добавил:
  - И вымрем.
  - Отчего? - подумал Джим.
  - Интуиция.
  
  На следующий день конференция была продолжена.
  - Мы подчиняемся диплодокам, - начал Джон, - нам подчиняются кролики. Но есть животные, которые нам неподвластны.
  - Ты о мартышках. Так у них сроду мозгов не было.
  - Но они как-то общаются.
  - Известно. Жестами и звуками. Противно.
  Джим повторил:
  - До чего их вопли безобразны.
  - А может быть, потому мы не можем их гипнотизировать, что они не пользуются телепатией, - осенило Джонса.
  - Из этого следует...
  - Давайте не думать, а говорить.
  - Это невозможно.
  - Кто бы возражал. Сам недавно хвастался, что ты умнее диплодока Васи. Неужели ты глупее обезьяны.
  - Речь очень примитивна.
  - Усовершенствуем.
  - Я тебе полдня буду рассказывать, как пройти на Гнилые болота вместо того, чтобы на мгновение показать картинку дороги.
  - Зато мы освободимся от унизительного влияния этих тварей.
  Через два поколения динозавры были заедены клопами.
  
  В Египте разразился очередной финансовый кризис. Фараон сменил уже третьего премьер- министра, но экономика от этого не становилась экономной. Приближенные фараона советовали последнему вообще поменять формацию. Был Египет рабовладельческим, станет, к примеру, феодальным.***
  Фараон думал. Трудно ему было, но он упрямо думал.
  У рядового египтянина, именем Ла Пта, от этих потрясений заболела голова. Пта принял лекарство, затем еще принял, и еще. В конце концов, снадобье подействовало, и в веселом настроении Пта отправился на берег Нила. Присев на гигантское бревно, принесенное волнами реки минувшей ночью, Пта с чувством заорал.
   Издалека, долго,
   Течет река...
  Неожиданно кто-то громко сказал:
  - Встань, презренный.
  Пта вскочил.
  Рядом никого не было.
  - А теперь сядь.
  У Пты подкосились ноги и он снова очутился на "бревне".
  - Неужели ты можешь думать, человек?
  Так Пта познакомился с крокодилом Ефимом
  Вскоре они стали друзьями и могли часами "болтать" на берегу великой реки.
  Но Пта мог "беседовать" с Ефимом только после большой дозы алкоголя, который очень быстро закончился. Ради общения с другом Пта сначала залез в долги, потом начал таскать из дома вещи на продажу.
  И его со скандалом выгнали из дома.
  
  Восход солнца Пта встретил на берегу Нила.
  Вместе с первыми лучами из воды вынырнул Ефим.
  - Прощай, друг, - горестно подумал Пта.
  - Что случилось, дорогой?
  - Я не могу думать на трезвую голову, а спирт нынче дорог. Денег же нет у меня.
  И Пта зарыдал
  - Ты делаешь мне смешно! - ответил Ефим, - в мире существует тысяча способов отъема денег у населения. Слушай.
  Крокодил Ефим прочитал Ла Пте лекцию об экономике, о движении капитала, о финансах.
  Но!
  Пта быстро трезвел и понял из "сказанного" очень мало. Тем не менее, он приступил к действиям.
  Через несколько часов Пта объявил о создании банка.
  Дело завертелось.
  Египтяне сдавали деньги в банк, египтяне брали деньги из банка вме-сте с огромными процентами. Котировки росли стремительно.
  Пта организовал рекламу. Любой житель Египта мечтал купить жене сначала сапоги, а потом...
  А потом финансовая пирамида рухнула.
  Следствие тянулось недолго. Затем суд. Гневный прокурор и хитрый адвокат. Приговор был суров - кинуть мошенника Пту в Нил на съедение крокодилам.
  - Ваше последнее желание? - спросил Ла Пту палач.
  - Выпить полную чашу вина за здоровье фараона!
  Последнее желание осужденного - закон.
  Палач был крупным специалистом своего дела. Он выкинул в реку огромное количество преступников. Палач метнул Пту очень профессионально.
  Пта взмыл в небо и в апогее, перед тем как рухнуть в воды Нила, он отчаянно подумал:
  - Ефим, где ты?
  - Я тут, Ла Пта, был ему ответ.
   Казнь мошенника транслировали в прямом эфире. Тысячи египтян стали свидетелями чуда - Ла Пта вышел на сушу в окружении огромных крокодилов.
  Эскорт Ла Пты был ужасен.
  Так в Египте зародилась религия.
  История начала течение свое.****
  
  
  *Василий ошибся. Мамонты еще не появились.
  **Джозеф, Джон, Джонс, Джолион и брат их Тимоти- из клана Форсайтов
  ***Или рабовладение с человеческим лицом.
  ****История прекратила течение свое в городе Глупове, Россия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"