Аннотация: Анализ статьи Питера Сингера "Голод, изобилие и мораль"
Является ли благотворительность моральным долгом?
(Анализ статьи Питера Сингера "Голод, изобилие и мораль")
Питера Сингера нередко называют одним из самых влиятельных философов нашего времени. В своей известной статье, опубликованной в 1972 г. под названием "Голод, изобилие и мораль" [1], Сингер, имея в виду голод, разразившийся в Бангладеш в 1971 году, обосновывает моральный долг жителей богатых стран Запада оказывать помощь жителям развивающихся стран, страдающим от голода, бедности и болезней. Переиздание Сингером этой статьи в 2016 году [2] говорит о том, что автор продолжает придерживаться этих взглядов и не изменил свою позицию по этому вопросу.
Аргументация Сингера строится на четырех тезисах, или принципах.
1. Смерть от недостатка пищи, от отсутствия крова или медицинской помощи - это плохо.
2. Если человек может предотвратить нечто плохое, не жертвуя при этом чем-то, имеющим для него сравнимую моральную значимость, то с моральной точки зрения он должен это сделать.
3. Физическое расстояние не имеет морального значения. То, что некий человек находится в физической близости от нас, так что мы можем вступить с ним в личностный контакт, не означает, что мы скорее должны помогать ему, чем человеку, которого отделяет от нас большее расстояние.
4. С моральной точки зрения не имеет значения, являюсь ли я единственным человеком, который может оказать необходимую помощь, или я являюсь лишь одним из многих людей, потенциально способных оказать эту помощь.
Для иллюстрации помощи как морального долга Сингер приводит ставший широко известным пример оказания помощи ребенку, который тонет в мелком водоеме. Представим себе, что человек идет по берегу мелкого водоема и видит, как в нем тонет ребенок. Сингер считает, что моральный долг человека в этой ситуации заключается в том, чтобы спасти ребенка, несмотря на то, что ему придется испачкать и намочить костюм, в который он одет. Грязный костюм с моральной точки зрения имеет несравнимо меньшее значение, чем жизнь ребенка.
В данной статье Сингер выступает как моральный реформатор. Он предлагает новые моральные стандарты взамен старых и даже допускает, что такой пересмотр моральных норм может кому-то показаться чересчур радикальным ("It is too drastic a revision of our moral scheme" [1, p. 236]). В чем же суть того пересмотра моральных стандартов, который предлагает Сингер? Суть заключается в том, что действия, которые раньше рассматривались как благотворительность, как проявления щедрости и доброй воли, Сингер предлагает квалифицировать как действия морального долга. Благотворительность с моральной точки зрения - это такие действия, совершение которых морально одобряется и поощряется, но несовершение этих действий не влечет за собой морального осуждения. В отличие от этого действия морального долга - это предписания, нарушение которых осуждается и влечет за собой чувство моральной вины. Иными словами, то, что раньше рассматривалось как действия доброй воли, то есть необязательные, а лишь желательные, Сингер предлагает считать обязательными действиями, вытекающими из моральных требований.
Сам Сингер признает [1, p.235], что вопрос о том, где провести разграничительную черту между действиями благотворительности и действиями морального долга, является сложным вопросом, на который он не может предложить готового ответа. Однако при этом аргументы Сингера сформулированы таким образом, что речь идет не о том, что эта разграничительная черта должны быть проведена в новом месте, а о том, что, следуя аргументации Сингера, все действия благотворительности следует признать действиями морального долга. Оказание благотворительной помощи из действия доброй воли, достойного похвалы и восхищения, превращается в действие морального долга, нарушение которого подлежит моральному осуждению.
Обратимся теперь к анализу аргументации Сингера, чтобы понять, чем именно обосновывает Сингер необходимость предлагаемой им моральной реформы. Как уже указывалось ранее, аргументация Сингера строится на четырех тезисах, или принципах. Очевидно, что первый тезис, который Сингер называет также допущением (assumption), является избыточным, или лишним по отношению ко второму тезису. Второй тезис в самом общем виде формулирует наше отношение к предотвращению "зла", то есть чего-то плохого с моральной точки зрения. Первый же тезис говорит о том, что частным случаем зла является смерть от недостатка пищи, отсутствия крова или медицинской помощи. Даже если мы по каким-то причинам не признаем истинность первого тезиса и посчитаем, что смерть в данном случае не является злом, это никак не скажется на истинности или ложности второго тезиса. Иными словами, второй тезис логически не зависит от первого.
Второй тезис, который формулирует требование предотвращения морального зла, имеет два важных аспекта. Во-первых, оказание помощи рассматривается как моральное требование, как долг, а не как проявление благотворительности. Во-вторых, вводится регулирующий принцип, ограничивающий сферу применения этого требования. Тот вред, который мы устраняем в результате нашей помощи, должен быть больше того вреда, который мы попутно можем причинить себе или другим людям. Если выразить ту же мысль в терминах пользы, то это будет выглядеть следующим образом. Польза, которую мы рассчитываем принести в результате нашей помощи одним людям, не должна быть меньше той пользы в отношении нас самих или других людей, которой придется при этом пожертвовать. Иными словами, общая сумма добра, или пользы должна увеличиться в результате наших действий и, тем самым, общая сумма зла, или вреда должна уменьшиться.
Второй тезис является тем самым принципом, который Сингер кладет в основу своей моральной реформы. Какое же отношение имеют третий и четвертый тезисы к этому принципу? Третий и четвертый тезисы являются уточнением границ применимости принципа помощи как морального долга, сформулированного во втором тезисе. Третий тезис утверждает, что действие принципа не граничивается расстоянием. Помощь человеку, находящемуся от нас на далеком растоянии, это такой же моральный долг как и помощь человеку, находящемуся близко от нас. Как видно из этого тезиса, он уже исходит из того, что оказание помощи - это моральный долг и распространяет действие этого принципа на всех людей вообще, назависимо от расстояния, на котором они находятся. Тем самым отвергается распространенное представление, что моральная сфера помощи ограничена близкими людьми, или, по крайней мере, близкие люди имеют приоритет в получении помощи.
Четвертый тезис утверждает, что моральный долг оказания помощи не перестает быть моральным долгом, даже если ситуация предполагает наличие других людей, которые могут оказать ту же самую требуемую помощь. Он фокусируется на том, что подобная ситуация ставит под вопрос размер оказываемой помощи, но не сам моральный долг оказания помощи.
Таким образом, мы видим, что третий и четвертый тезисы лишь уточняют действие принципа помощи как морального долга, но никак не обосновывают его. Они уже предполагают, что мы рассматриваем оказание помощи как моральный долг. Что же делает сформулированный Сингером принцип столь убедительным для многих людей?
Складывается ощущение, что его убедительность чисто интуитивная и во многом основана на том примере с тонущим ребенком, который приводит Сингер в качестве иллюстрации. Непосредственная угроза жизни ребенка, которого мы можем легко спасти, включает мощные механизмы интуитивного морального выбора, не требующие рационального обоснования.Тем более, что ситуация требует принятия скорейшего решения и не предполагает времени на размышления. Но если снизить эмоциональный накал ситуации морального выбора, то легко увидеть, что данный принцип уже не кажется столь убедительным.
Например, должны ли мы вмешиваться в ситуацию, если угрозы жизни ребенка нет, а есть лишь риск того, что, находясь в холодной воде, он может простудиться и заболеть? Является ли нашим моральным долгом накормить плачущего от голода ребенка, даже если вокруг есть другие люди, среди которых, возможно, есть и его родители? Является ли нашим моральным долгом предоставить свою кровь в случае необходимости переливания крови данному ребенку? А если это не ребенок, а взрослый? А если речь идет не о переливании крови, а о донорстве почки? И так далее.
Во всех этих случаях наша помощь увеличила бы общую сумму добра и уменьшила общую сумму зла. Эта помощь могла бы быть оказана любому человеку независимо от того, насколько он нам близок, и независимо от того, существуют ли еще другие люди, способные оказать помощь в данной ситуации. Однако, как мне кажется, наша моральная интуиция далеко не так уверенно и однозначно подсказывает нам решение, как в классическом примере Сингера с тонущим ребенком. Все это говорит о том, что сила и убедительность аргументации Сингера строится на эмоциональной убедительности примера с тонущим ребенком, взятым в качестве аналогии.
Если призыв Сингера к благополучным жителям развитых стран жертвовать больше денег на борьбу с бедностью и болезнями приводит к реальному изменению ситуации в лучшую сторону, так ли уж важно, насколько рационально обоснована его аргументация? Если, фактически отменяя благотворительность и ставя на ее место моральный долг оказания помощи, Сингер способствует улучшению ситуации для многих страдающих и нуждающихся во всем мире, так ли уж важно, насколько строги и безошибочны его рассуждения?
Это совсем другой вопрос, и я оставляю его здесь открытым.