Боль... И тьма. Не та беспросветно-чёрная Тьма - уже нет. Есть блики, есть предпосылки к просветлению, есть какие-то оттенки и цвета - преимущественно красный. А ещё есть ощущения. Странные, если честно. Только что я сидел в инвалидке, а теперь валяюсь лицом в траве, а не на асфальте, что было бы логичнее. Значит не "всё" ещё?..
Я валяюсь, свернувшись в позу эмбриона. Мне больно. Гудит и потрескивает голова, саднит всё, практически, тело и... И, чёрт бы драл всё на свете! Я полноценно чувствую всё своё тело! Реально ВСЁ! А не несколько слабо поражённых парезом участков, что было уже привычным совсем недавно! И, блин блинский, я же сейчас реально смогу встать и побежать! Ура!
Ас-са... Откуда-то прилетел некислый такой пинок мне по рёбрам, и вместе с ним окончательно прикатило ощущение себя и окружающего Мира. Я чувствую новый приступ боли в офигаченном кем-то боку, понимаю заодно, что вокруг по-летнему тепло, что светит Солнце, что дует лёгкий тёплый ветерок... А ещё я слышу чьё-то ржание в две-три глотки и лающую речь на... Немецком?.. Это что за нафиг на мою больную голову?
Окончательно разлепляю глаза и поднимаюсь на четвереньки. Только для того, чтобы огрести ещё один пинок, на этот раз точно в филей, и спикировать лицом обратно в высокую густую траву. Снова слышу ржание и снова гавкание на немецком. Разбираю:
- Steh auf, du verdammter russische schwein!
Так... Ну... "штэй ауф" я понял. А за "руссише швайн" мне скоро кто-то конкретно ответит. Ладно... Встаю и упираюсь взглядом в трёх субчиков. Молодые, наглые, одеты в... Фельдграу ?.. С Кар.98к у кого на плече, а у кого в руках?.. Ох, ты ж... Мама! Роди меня обратно! Хотя... Учитывая то, что было, как я помню, примерно пять минут назад... Не... Обратно не надо... Данке шён , конечно, но обойдусь я как-нибудь без такого "счастья". Я тут как-нибудь так - "пешком постою"...
И эти ещё три урода... Ожившее олицетворение присказки про: "Три дебила - это сила"... Чё-т они на реконструкторов не особо похожи, на мой непрофессиональный взгляд... И между собой они балакают всё на той же фрицевской мове... И оружие их выглядит однозначно по-боевому... Да и чего-то похожего на съёмочную группу я в округе не наблюдаю... То есть, это что же получается?.. Куда и каким хреном меня занесло?..
- Hände hoch, du sweinehund ! - гавкает фриц, тыча стволом карабина мне в живот.
Да... Это знакомо по фильмам про войну... Поднимаю руки... Противно... Но особого выбора нет. Пока. Исключительно "пока" и это однозначно. Жду команды и получаю её в виде тыкания стволом карабина в сторону, и очередной серии лая:
- Гр, гр, гав, гав, Schneller !
Ну, ладно. Хрен с тобой, золотая рыбка. Мне пока нетрудно. Туда "шнеллер", говоришь? Ну, пойдём туда, посмотрим чё там, да как. Меня гонят по полю в сторону лесополосы. Или это роща? Не знаю... Не помню... В общем - гонят. В место под названием "там".
***
"Там", на припёке у обочины просёлочной дороги, обнаружилось ещё десятка два-три бедолаг, в том же, что и я состоянии. То есть битых, драных, полностью обалделых, одетых кто во что горазд - кто в форме разной степени растрёпанности и комплектности, а кто и вовсе в нижнем белье. Сидят толпой на траве, лицом к... побоищу.
Именно побоищу. Здесь был недавно полевой лагерь, примерно, батальона. Теперь... Поле усеяно воронками, почти все палатки распластаны по земле или в виде клочьев брезента разнесены по окрестностям, а батальон лежит, раскиданный по полю, на месте и вокруг того самого лагеря...
"Ознакомиться с обстановкой" я успел, пока меня гнали через это самое поле. Это всё не бутафория. Это реальность. Уж что-что, а отличить реальный выпотрошенный труп от имитации или манекена какого-нибудь я могу. Насмотрелся в своё время... По всему выходит, что налёт, артиллерийский скорее всего, был внезапным. Бойцы не успели ничего: не то, чтобы выстрелить в ответ - даже, в большинстве и вооружиться. Легли все... Кроме нас: двух десятков "счастливчиков" в разной степени окученности и контуженности.
Смотрю на поле. Фрицевская трофейная команда, собирая то, что может им пригодиться, бродит по бывшему лагерю, перешагивая и иногда пинками передвигая тела погибших. Несуетно, спокойно. Просто работа у них такая. И именно это деловитое спокойствие поднимает в моей душе волну тихого пока бешенства. Возникает в ещё гудящей голове и там остаётся мысль: "Я за вас посчитаюсь ещё, парни. Обязательно. Без вариантов. Спите спокойно."
Так и сидим. На поле время от времени раскатываются выстрелы - фрицы добивают тех, кому не повезло получить слишком тяжёлые, чтобы встать, ранения или контузии. В нашу толпу пригнали ещё человек пять очумевших, окровавленных, ободранных. Сидим... Чёрт... Паскудная всё же реальность вокруг... Ну - какая есть.
Осматриваю себя. Да-с... Видок, однако, тот ещё. Гимнастёрка и нательная рубаха исполосованы в клочья, от пояса до воротника, который почему-то уцелел, да ещё и остался застёгнутым, хоть и отодранным от остальной гимнастёрки. Сверху это всё закопчено, чем-то измазано и обильно полито кровью из нескольких ссадин, порезов и рассечений. Понятно теперь из-за чего ржали не затыкаясь, на меня глядючи дойче зольдатены. Увидал бы я их в таком прикиде - сам бы ржал, долго не успокаиваясь. Ну, да ладно. Сочтёмся ещё. Зато они меня и обыскивать побрезговали.
Что там ещё с формой и, так сказать, содержанием? Оказывается, каким-то диким чудом сохранились на лоскутах гимнастёрки два нагрудных знака и значок - какие именно рассмотрю потом, при случае - и уцелел левый нагрудный карман с, вроде бы, документами. Какими документами - опять же посмотрю потом. Пока просто прячу всё это имущество поглубже, вместе с воротником.
И, кстати про воротник. Петлицы на нём были знатные. Можно сказать - зачётные. Малиновые, с красным просветом, эмблемой в виде скрещенных поверх мишени винтовок и латунным треугольником в заднем верхнем углу. Да-с... Зашибись... Лучше иметь дочь проститутку, чем сына... меня... Командир отделения, он же комотд, он же, блин, ефрейтор стрельцовых войск. М-дя-а... От же ж, сподобился на старости лет... Ну и ладно - "неприятность" эту мы переживём. Главное - голова гудит уже гораздо меньше. А порезы и ссадины - пустяки. Дело житейское.
Минут через двадцать сидения раздаётся адресованная нам серия конвоирского лая. Встаём и идём куда-то на запад по просёлку - кто загребая пыль сапогами, а кто босиком. Шли минут около десяти. Нас пригнали на какой-то не-то хутор, не-то ферму, где и присоединили к толпе бедолаг, сидевшей в огороженном плетнём загоне для скотины. Спустя минут пять простоя нас уже всех скопом гонят куда-то дальше.
***
Такой же, как и раньше просёлок и "пыль, пыль, пыль от шагающих сапог"... Лай конвоиров - хорошо, что нет у них собак. С ними, с собаками в составе конвоя, всё стало бы... пикантнее.
Припекает Солнце. Начинает доставать желание попить. Отрываю пуговицу от лоскутов гимнастёрки, засовываю её под язык. Усилившееся слюноотделение помогает обмануть организм.
Я продолжаю монотонно, размеренно идти. На ходу, аккуратно, пытаюсь по максимуму размяться - движения рук и ног, наклоны корпуса. Всё в рамках ходьбы, стараясь не выделяться активностью. Временами я просто прогоняю в голове телодвижения, с последовательным напряжением соответствующих групп мышц. Этакая "ментальная тренировка": о чём-то подобном читал я когда-то в книжках то-ли про йогов, то-ли про Шао-линь. И получается ведь. Руки и ноги слушаются с каждым шагом лучше, вспоминаются навыки. Даже те, которые я вроде бы давно и безвозвратно забыл. От же ж, что пинок животворящий с человеком-то делает! Да...
А ещё я вспоминаю всё то, что читал когда-то об этой Войне. Получается так, что конкретики по боевым действиям в моей памяти осталось до безобразия мало, то есть практически нет её, этой самой конкретики. Есть общая канва, основные события и не более того. То есть школьная программа с небольшим плюсом. Ну и нет особого смысла ломать над этим голову, от слова "совсем".
Но зато я припоминаю и то, как жилось у фрицев нашим пленным, и как под фрицем жил наш же мирняк. И я точно знаю: в плену я не останусь. Я однозначно уйду на рывок. С этого вот перегона и уйду - пока есть силы, пока не заморили и не загоняли, пока не растерял запал. И, что тоже немаловажно, пока я не дохну с голодухи или обезвоживания, которые реально наступят в скором будущем, ибо с кормлением и поением пленных дойче юбершвайнен заморачиваться и не думают.
Причём срываться надо сейчас. То есть до того, как всё кардинально осложнится наличием забора из колючей проволоки с пулемётными вышками по углам, обученной охраной и сторожевыми собаками. Нельзя тянуть и откладывать. Нет смысла надеяться на то, что когда-то потом будет удобнее. "Когда-то потом" будет только хуже. Гораздо хуже. Без вариантов. И я это прекрасно знаю.
Поэтому срываться надо не просто "сейчас" - а чем скорее, тем лучше: из этой колонны, с этой дороги, из-под этого конвоя, в тот вон приближающийся лес. Подстрелят? Пофиг - мне помирать не впервой. Значит впереди рывок.
А пока я иду и готовлюсь, не привлекая к себе внимания. Фильтрую обстановку в колоне и вокруг, ищу интересные моменты. А она, эта самая обстановка, однако, забавная и интересных моментов здесь хватает.
Нас, пленных, в районе сотни. Плетёмся мы колонной по просёлочной дороге. И охраняют нас... Десяток расслабленных, валуховатых зольдатиков: по два в голове и в хвосте колонны, по три на правом и левом флангах. Из десяти фрицев два автоматчика с МП-40 (Или МП-38 - не знаю, да и как-то пофиг. Пусть будет "40" - мне не жалко.), опять же по одному в голове и в хвосте. Остальные - с карабинами. И... Всё?.. Серьёзно?.. Ну... Спасибо вам, фрицы, за такой вот босяцкий подгон. Сдаётся мне, что и серьёзный разговор с вами мне тоже понравится.
***
Иду, дышу, готовлюсь. Демонстративно пошатываясь, откатываюсь в задние ряды, где и остаюсь, прикидывая, как подобраться на расстояние броска к замыкающей паре конвоиров, шагающей метрах в десяти-пятнадцати позади колонны...
Один из пленных бойцов, пошатываясь и с трудом волоча ноги, начинает отставать. Он не первый отставший от колонны за этот день и что с ним будет я знаю - видел уже. Дважды. Этот боец будет не первым, добитым фрицами на этой дороге за сегодняшний марш, но на сегодня последним, если мне чуть повезёт...
Продолжаю идти, фиксируя в памяти происходящее, а в душе кипит ненависть и однообразно стучит в висках одна и таже мысль: "Вашу мать, фрицы! Ктулху вам и вашему фюреру в печень! И за этих бойцов вы, уроды, мне ответите"!
Боец отстаёт... Его нагоняют замыкающие конвоиры. Автоматчик косится на раненного и что-то весело гавкает. Второй - мордастая рыжая сволочь с карабином с примкнутым штыком делает классический длинный выпад с подшагом, нанося удар в спину бойца. Боец валится в пыль... А фриц наносит ещё один удар - добивающий - уже упавшему и идёт дальше, вытирая штык-нож...
И ведь это повторялось уже не раз, по одной и той же схеме. На каждом из отстававших раненых эта гнида одинаково оттачивала навыки штыкового боя. Ну... Моя очередь отставать. Вам понравится, твари. Сейчас посмотрим кто кого забодает.
Через два десятка метров, я выплёвываю пуговицу и, держась за голову и шатаясь, сбавляю темп и скорость движения, выпадая из заднего ряда.
Пять метров до атаки. Скручиваюсь в поясе чуть влево, чтобы видеть цели. Ссутулясь, скособочившись и наклоня голову, с видом жалким и умирающим, продолжаю плестись вслед за колонной, отставая, смещаясь чуть вправо и с каждым шагом собираясь сжатой пружиной.
Слышу разговоры конвоя - зубоскалят, ржут. Вижу их краем глаза. Автоматчик расслаблен - автомат на животе, руки на ствольной коробке. Что-то говорит второму. Тот отвечает, скидывая карабин с плеча. Готовится к очередному развлечению. Ну, ну. Сейчас я тебя, мразота, развлеку от всей души.
Три метра до атаки. Конвоир поудобнее, для штыкового удара, перехватывает карабин, примеривается и делает шаг вперёд, вкладываясь в выпад.
ФАС! Рывком разворачиваюсь через левое плечо, ухожу в сторону с линии атаки, резко сокращаю дистанцию. Моя левая рука падает на ствольную накладку карабина, правая нога вбивает сапог во фрицевское колено, а правая рука наносит со всей, какая есть, дури удар кулаком в висок. Рывок - карабин у меня в руках, а фриц валится в пыль.
Разворот ко второму конвоиру. Автоматчик - глаза широко распахнуты, рот приоткрыт в удивлении - только сейчас начинает пытаться схватить оружие по-боевому. У меня нет времени перехватывать карабин, и, продолжая разворот, я бью фрица прикладом в голову. Попадаю. Фриц летит на землю, я прыгаю за ним, срывая с его шеи автоматный ремень. Повезло - не запутался. Автомат у меня в руках. Как им пользоваться - помню. Видел в кино.
Падаю на колено, одновременно откидывая плечевой упор в боевое положение, вышибаю рукоятку затвора из предохранительного паза. Затыльник упирается в плечо, прицел выравнивается на левофланговом охранении.
Очередь. МП-40 выплёвывает четыре пули, прострачивая конвоира от пояса до плеча. Прицел перескакивает на следующего. Тот начинает разворачиваться, вскидывая оружие, что-то собирается крикнуть и не успевает. Очередь. Фрица с прошитой грудью отшвыривает в канаву. Прицел на следующего. Этот уже развернулся, упал на колено, карабин у плеча... Я быстрее. Очередь. Фриц опрокидывается навзничь. Разворачиваюсь вправо, но отработать правофланговый конвой не успеваю.
Колонна взрывается. Люди, только что понурые и покорные, вспоминают, что вот этих сволочей в фельдграу можно и нужно бить. Оставшихся конвоиров бойцы просто сминают, рвут голыми руками в какие-то секунды. Успевает хлестнуть винтовочный выстрел и коротко протарахтеть в голове колонны автомат. И всё. Конвоя больше нет.
Нет и колонны. Бойцы рвут когти врассыпную кто куда. Уверен - после пережитого за этот день никто из парней в плен не вернётся, и не одну фрицевскую глотку они хоть зубами перегрызут. Кто-то из уже бывших пленных задерживается у тушек конвоя, подбирая трофеи. Это ненадолго.
А я, в темпе брейка, подхватываю карабин и "контролирую" "своих" фрицев ударами примкнутого штык-ножа. Некрасиво? Да. Зато однозначно трупы, а мёртвые точно в спину не стреляют.
Торопливо, почти ломая пряжки, сдираю со своих "крестников" ранцы и сбрую, хватаю в охапку карабин с автоматом и несусь в лес напролом, не разбирая дороги, просто вглубь. Сколько бежал? Не вспомню. Долго, наверное. Затормозил на небольшой полянке у бочажка лесной речушки, свалил поклажу грудой и просто рухнул рядом, запалено дыша. Всё. Первый этап закрыт и первый раунд за мной. Сейчас надо хоть немного отдохнуть, хоть как-то привести себя в порядок, хоть что-то вспомнить и решить, как вообще дальше жить.
Одно могу сказать точно: Ждите, фрицы! Я иду!
ЧАСТЬ 2. Привал.
Провалялся я где-то с полчаса, выравнивая дыхание и приходя в себя после кросса по пересечёнке. Давно я так не бегал, однако... Но тут уж: жить захочешь - и не так поскачешь. Отдышался и взялся за приведение в порядок себя, того, что осталось от формы и за ревизию трофеев и прочего имущества.
Я... Ну, что "я"? Молодой, высокий, жилистый, крепкий. По всему телу даже не порезы, а скорее глубокие царапины. Разве что на голове три конкретных рассечения, откуда и текло, как с резанного порося. Ну, да... Было бы что посерьёзнее - смог бы я, можно подумать, восстановиться ударными темпами... А так - нормально. Вымылся в бочаге, обработал, чем было, самое неприятное. И успокоился - в норме я. Повезло ведь глобальнейшим образом, однако. Особенно если посмотреть на форму...
Форма... Точнее то, что от неё осталось. Ремонту не подлежит никак. Если сапоги с портянками в норме, а галифе и подштанники во вполне приличном виде, то гимнастёрка и нательная рубаха разодраны невесть чем и невесть как в лоскуты и на шматы. Такое ощущение, что кто-то тупо и методично резал это всё ножницами и полосовал каким-нибудь тесаком, не снимая с меня. Как при том уцелела моя бренная тушка - понятия не имею. Однако факт на лицо. Форма одежды у меня теперь No 2, то есть в сапогах, но с голым торсом, аккурат для физической подготовки. М-да... В таком виде далеко не уйдёшь, хотя и лето сейчас. Потом надо будет мне что-то придумывать. А пока - наскоро простирнуть всё, что есть и развесить на просушку.
В распотрошённых ранцах нашлось два комплекта нижнего белья, мало чем отличающегося от нашей "белуги". Уже неплохо. Одна рубаха оказалась почти по размеру. Нормально. Сойдёт для сельской местности. Вторая - однозначно великовата. Ну, да. Тот рыжий мордастый скот любитель штыкового боя был некислого размера. Ладно - пойдёт прозапас. Носки, подштанники и прочее - на фиг. Разве что на ветошь. Есть аж две скатки - плащ-палатка с одеялом. Тоже неплохо. В хозяйстве пригодятся. Фляги и котелки тоже не помешают. Тем более, что одна из фляг оказалась залита шнапсом - мелочь, а приятно. Всё остальное - принадлежности для чистки оружия, пайки, медицину, мыльно-рыльные, сигареты со спичками (Есть Бог на свете!) - в ранец. Прочее (ненужное и непонятное) - на выброс. По итогам - порядок. До своих дойти хватит.
С оружием всё понятно. МП-40 - одна штука. Магазин к нему - три штуки, плюс один полупустой в автомате. Кар.98к - одна штука. Штык-нож для него - одна штука. Обойм к карабину - тринадцать штук. Ручная граната-"колотушка", она же Stielhandgranate М24 с осколочными рубашками - четыре штуки. И всё. И хватит.
Другой вопрос: а оно мне надо переть на собственном горбу два ствола с боекомплектами? Руки у меня две, а пара глаз, таки ж, одна. Соответственно, стрелять я смогу только из чего-то одного. Эрго - что-то уйдёт под воду русалкам в подарок, надеюсь им понравится.
И что предпочесть? Сомнений особо нет - автомат наше всё. Кругом лес, дистанции максимум до полусотни метров. Боезапас нормальный, плюс скорострельность. Короче, ловите, девки, подарунок ! Карабин и патроны к нему улетели в озеро. Почему так? А чтоб врагу не доставались.
В общем ясно всё. В темпе организую перекус: галеты, банка консервов из "Железного пайка" (оказалась не то брюквой, не то чем-то ещё похожим) и водичка. Нормально - жрать можно, хоть на вкус... оно. Желудок полный - и порядок. Закуриваю эрзац-сигарету... М-да... На вкус фрицевская сигарета, как и фрицевская консерва - тоже... оно. Однако, "при всём богатстве выбора другой альтернативы нет". Удовлетворительно, короче. Всё. Смеркается. Сейчас отдыхаю, и с ранья иду в сторону своих. А там... Там посмотрим - насколько соответствовали действительности сказки либерды моего времени про "кровавую гебню".
***
Сколько я провозился? Часов пять-шесть? Похоже. Раскладываюсь к ночлегу у костерка. Тишина... Относительная, конечно. Где-то погромыхивает канонада, откуда-то доносится стрельба. Лесного зверья не слышно - разбежались или просто попрятались от человеческой активности и грохота войны.
Сижу в одних подштанниках на подстеленной плащ-палатке, и найденным в одном из трофейных ранцев оселком пытаюсь довести до ума тупой как пробка штык-нож. Нет, ну воистину: неисповедимы пути мышления тевтонского мрачного "гения". Это ж надо принять на вооружение отличный штык-нож и в Уставе прописать запрет на его заточку! Мрак... Вот и работаю я теперь: ласкаю оселком Золингеновскую сталь, привожу клинок в нормальное состояние. И спокойно, размерено думаю...
Что делать дальше? Ну... Точно не собираюсь я рваться на приём к Иосифу Виссарионовичу или Лаврентию Павловичу с криками: "Я из будущего! Я всё знаю!"
Во-первых, так меня к ним и пустили. Раньше определят в психушку, а скорее всего, в связи с военным временем, просто пристрелят чтобы не мучался сам и не мучил других.
Во-вторых, а что такое "всё" я знаю? Да ничего. Никакой конкретики. Потеря Крыма? - И кто в этом виноват? Харьковский разгром? - И в чём же его причина? Блокада Ленинграда? - А она как и почему случилась? И прочая, и прочая, и прочая... А главный вопрос: как это всё предотвратить? А я не знаю. Есть у меня только знание основной канвы почти без специфики. И кому нужно такое "знание будущего"? Правильно - никому.
Что там ещё? Матчасть стрелкового оружия? Ага. Расскажу я про назначение, ТТХ и устройство пистолетов, автоматов, пулемётов, снайперских винтовок и гранатомётов конца ХХ, начала ХХI веков. Знаю я их, само собой - бо я это преподавал. Нарисую топорно и даже натурные модели, наверное, слеплю из пластилина. И? Дальше что? Точные массогабаритные характеристики имеются? Спецификация по материалам есть? А из какого сплава это всё ваять? А как это всё встроить в современные боевые порядки? И тут затык, в общем.
Что ещё? Связь? Ога... А хоть приблизительное понятие о такой штуке, как транзистор, например, у меня есть? Короче и тут то же самое - знания есть, но толку от них ноль. Я уж молчу о мобилах, компах и прочем хайтеке, которыми я только пользоваться и умею.
И что мы имеем в итоге? А в итоге реально я могу только одно: встав в строй вместо вот этого ефрейтора воевать. По полной. До упора. До Победы. Применяя всё, что знаю и умею на практике. И так оно правильнее будет, я думаю.
Вокруг почти тихо. Лес шелестит листвой на лёгком ветерке. В бочажке что-то время от времени всплескивает: то-ли рыба, то-ли русалка собирается сказать спасибо за дарёный кара-мультук с боекомплектом. Покой... Ничто не мешает мыслям и воспоминаниям спокойно течь...
Воспоминания... Всплывает нечто подходящее к моменту из классики: "...Робин! Робин! Бедный Робин Крузо! Кем ты был!? Куда ты попал!? ..."
А кем я был? Обычным человеком с обычной жизнью. Ничем особо не выделялся. Просто жил... И сейчас моя жизнь, сгоревшая под той самой вспышкой, что ярче тысячи Солнц, плыла передо мной... Отдаляясь... Тускнея... Но не исчезая всё же совсем.
Тот прошлый я... Пряхин Анатолий Николаевич 20 апреля 1976 года рождения. Родился в посёлке Озёрский Корсаковского района Сахалинской области. Рос также как все: школа, секция по пулевой стрельбе из пистолета и винтовки, соревнования по тем же дисциплинам. И страшный прапор ВДВ одноногий дядя Витя, ветеран Афгана, натаскивавший нас, пацанов, по основам рукопашного боя. И шло всё своим чередом до девяностых.
Девяностые... Время шакалов - иначе и не скажешь. Я продолжил учиться и стрелять, мрачно глядя на окружающий бедлам. В мае 94-го ушёл я на срочку , где благодаря званию КМС по пулевой стрельбе был поставлен на должность снайпера доблестных мотострелковых войск и, в обнимку с СВД , прошёл год первой Чечни, начиная с первого штурма Грозного. Как прошёл? По-разному. Домой вернулся весной 1996 года с медалью "За отвагу", красной нашивкой за дырку в плече, тремя лычками на погоне и с острым желанием просто поспать. А выспавшись - опять вступил. В доблестную патрульно-постовую службу милиции, на этот раз. Со скуки, наверное.
Там с января 97-го и служил я, как служилось, пока в 2007-м не предложили мне перевод в наш областной Учебный центр на должность преподавателя Огневой подготовки. Согласился. Наверное, чтоб не скучно было, вёл я там ещё Физическую подготовку с боевыми приёмами борьбы, Первую медицинскую помощь и Тактику охраны общественного порядка. Универсальный я, короче, воин стал. Так дальше и пошло: учил молодых, учился сам. Продолжал, словом, службу спокойно и без всплесков. И, в 2015 году приплыл...
Как и куда "приплыл"? Что самое поганое - влетел на ровном месте. Никаких там боёв, стычек или погонь. Вообще ничего героического. Просто поскользнулся и навернулся с лестницы, приложившись затылком и для комплекта отрихтовав хребтом ступени. В свой законный выходной и трезвый, как стёклышко.
И опять понеслось... Только на этот раз в реанимацию, оттуда в госпиталь и дальше на серию разнообразных хирургических экзерсисов. Отдать должное врачам - собрали они меня просто по запчастям в кучу, добившись того, что всё же смог я хоть пять метров, хоть с помощью костылей и той самой матери, но зато самостоятельно идти и самостоятельно же пересаживаться с койки на каталку и обратно. Врачи мне обещали развить успех. И я им верил. Потому что они профи высшей категории.
И ещё я знал, что всё получится потому, что мои жена и дочь бросать меня и не подумали, в отличие от всех почти "друзей". И они, мои девчонки, были со мной рядом всю дорогу, и тянули меня вперёд и вверх, не позволяя опустить руки и сдаться. И всё бы получилось у нас. Однозначно. Непреложно. Сто пудов. Только бы квоту на операцию дождаться. Но...
Но наши "невероятные партнёры" решили поиграть в войнушку. И запулили по нашему городу МБР с ядрёной кочерыжкой... И вот я здесь... "...Робин! Робин! Бедный Робин Крузо! Кем ты был!? Куда ты попал!? ...". Да-с... Кстати, а действительно: куда я попал на самом-то деле? Точнее - в кого?
Извлекаю ранее заныканное имущество. Для начала смотрю нагрудники. Ого! А я, однако, крут! Помимо значка ВЛКСМ - "Ворошиловский стрелок" и "Ворошиловский всадник". И, ведь как-то пофиг, что ефрейтор... Очень неплохо. Оттуда и приличная координация, и натренированность. Теперь документы: Комсомольский билет и Красноармейская книжка.
Открываю Комсомольский билет и... На меня падает небо... Я знаю это лицо... Пряхин Алексей Степанович, 1921 года рождения...
Да... Я знаю это лицо. Это мой пропавший без вести вот в этом самом июне 1941 года двоюродный дед. Младший брат моего родного деда Пряхина Тимофея Степановича. Я искал его шесть лет. Проследил до Белорусии, и даже до конкретной 113 СД , где он служил, но дальше упёрся в тупик. Так и не смог я его найти, хотя и вынес начисто мозг всем попавшим тогда под руку поисковикам. И вот... "Искал? Ну, нашёл вот. Доволен?.."
Вот теперь я - это он. И он... Нет: Я жив, вооружён и дееспособен. И я повоюю. За него и за себя. Держитесь, дойче юбершвайнен! Мало вам не покажется. С утра и начну.
***
Сторожкий, "волчий" сон, завернувшись в трофейное одеяло и со взведённым автоматом под рукой, вскидываясь и вслушиваясь в окружающий мир при каждом нетипичном шорохе. Этому я научился во времена срочной службы, когда кемарил на тумбочке или в карауле, чутко вычленяя из разнообразных звуков шаги проверяющего или разводящего. Это, правда, не срабатывало (да и не использовалось никем почти, на самом деле) "за речкой". По той простой причине, что там ценой вопроса была смерть, а не наряд вне очереди. Так что бдели мы в караулах без шуток. Здесь и сейчас, однако, мне требовался отдых. В общем, выспался.
Утром я подорвался около пяти. В темпе оформил из трофеев кофе, оделся, экипировался, лишнее барахло бросил на месте, автомат вывесил на грудь "по-патрульному". Всё. Вперёд к великим свершениям.
Спокойное, ровное без лишней резкотухи движение. Контроль окружающей обстановки не мешает анализу внутреннего состояния. Прогоняю в голове наличные знания и умения. Получается так, что пока я спал, вспомнилось и усвоилось всё то, что было у меня на 22 июня 1941-го и то, что было в XXI веке. Всё неплохо. Живём.
***
И я продолжаю размеренно двигаться вперёд, через лес. На восток. В сторону доносящейся канонады. Взгляд скользит вокруг. Ствол автомата следует за взглядом. Спокойно, ровно, без лишних рывков и напряжения. Я не умею ходить по лесу бесшумно. Я не спецназовец, не разведчик и не охотник, так что бесшумность - не про меня, по большому счёту. Но перемещаться тихо и не в ущерб скорости я способен. Этого хватает.
Примерно через час, замечаю просвет впереди - однозначно редеют деревья. Решаю подтянуться ближе и выхожу к полю. Тому самому, с которого для меня здесь всё началось. Да-с. Круг замкнулся. Некоторое время наблюдаю за обстановкой. Не изменилось почти ничего. Разве что живых там нет: ни фрицев, ни наших. На просёлке тоже пусто. В бывшем лагере видно только разбросанные тела, разодранные палатки и какое-то тряпьё. Стоп. Тряпьё? Интересно, а не брошено ли там что-нибудь, что мне не помешает? Стоит посмотреть.
Выдвигаюсь на поле - неспешно, настороженно, в готовности в любой момент упасть в траву, откатиться в сторону и отползти обратно в лес. Знакомо как всё... Там мы сидели перед перегоном, а вот здесь меня поднимали пинками. М-да... Без этих воспоминаний я бы обошёлся. Продолжаем движение...
Пройдя через раздолбанный лагерь, уже на кромке леса обернулся. Посмотрел ещё раз на мой погибший батальон. Просто чтобы запомнить. Просто чтобы не забыть с чего началось. "Прощайте парни и простите меня, если что", - подумал я, уходя в лес.
Отойдя метров на пятьдесят вглубь, остановился и снова сбросил поклажу и экипировку. Быстро и аккуратно пришил свои петлицы на воротник подобранной на поле гимнастёрки. Привернул на место оба нагрудника и комсомольский значок. Документы убрал в нагрудный карман. Немецкий пояс с пряжкой "Gott mit uns" зашвырнул в кусты, заменив его обычным красноармейским ремнём, найденным там же, в разгромленном полевом лагере. Так-то лучше. Снова навьючился и двинулся вперёд.
Движение справа по ходу. Разворот в сторону потенциальной угрозы с уходом на колено. Ствол автомата развёрнут на потенциальную цель... И я успеваю остановить начавший прожимать спуск палец: ствол направлен в светлое пятно, оказавшееся белой милицейской гимнастёркой...
ЧАСТЬ 3. Сержант милиции Алтаев.
Сам-то я с Брянщины - из Севска. Батька мой - человек героический. В 1915-м году погнали его на Империалистическую войну. Как уходил - с матушкой моей прощались они. Да так прощались, что после того их прощания я и родился в 1916-м году.
В ту войну Михаил Евграфович труса не праздновал. Был он унтером в 12-м Стародубовском драгунском полку и заслужил два Георгия солдатских за храбрость. А в Великую Октябрьскую Революцию вступил он в ВКП(б) и в Красную армию пошёл. В Гражданскую с беляками рубился под командой товарища Думенко. А как товарищ Будённый Первую Конную организовал - так туда и поступил. С Первой Конной он и белополяков гонял. И случилось подо Львовом, что левую руку ему и срубили...
В сшибке конной рубанул его пилсудчик саблей со спины и аккурат по локтю левую руку и снёс. Батька-то в седле удержался и пилсудчика того шашкой от плеча до пояса развалил. Очень, говорит, разозлился он тогда на того ляха - со спины, да вот так - вот и рубанул его от души. А потом батька коня развернул и намётом вперёд - команда-то от комэска была "В атаку". Да только смотрит - руки-то у него и нет, кровь хлещет... И упал с коня без сознания. Как выжил - Бог весть. Только в госпитале полевом и очнулся. Тогда-то ему лично Сам Семён Михайлович Будённый Орден Боевого Красного Знамени и вручил. Потому как сам видел, что взводный командир без руки шашкой белополяка свалил и в атаку поскакал.
Вот где герой настоящий, на которого и я с малолетства ровняться пытался. И когда прислали мне в 1937-м году из военкомата повестку - пошёл я в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию служить не колеблясь. Служить, правда, пришлось не в коннице, а в стрелках, хоть я и знаком "Ворошиловский всадник" награждён был. Но сказал тогда товарищ военком: "Так ты же, брат, и Ворошиловский стрелок тоже!" И попал я на службу в 44-ю стрелковую дивизию, которая в 1937-м году под Житомиром стояла. А в 1939-м - пошли мы в Освободительный поход. Освобождали от белополяков то, что в 1921-м году они от Советской России оттяпали. А потом перебросили нас в Карелию, и в ноябре началось...
Отправили нас в декабре уже освобождать наших, попавших в окружение. Рванули мы на подмогу и... Кто же знал, что комбриг Виноградов сволочью окажется и всю дивизию в засаду к белофиннам загонит? Влипли мы, в общем...
Ох, и хлебнули ж мы тогда... Техника на морозе лютом встала, а финны везде: со всех сторон пули летят - и лыжники из автоматов кроют, и снайперы бьют, и артиллерия лупит так, что головы не поднять. Но мы держались. Зубами. И ничего финны с нашей ротой сделать не смогли - не сдались мы и не побежали. Вышли с боем. От роты нашей тогда два взвода некомплектных осталось. Но прорвались мы к нашим. А Виноградова потом по приговору военного трибунала перед строем расстреляли. И правильно.
Потом повоевали мы ещё. И по лесам за белофиннами на лыжах гонялись, и Линию Маннергейма брали. Хорошо им, гадам, та дорога аукнулась, на которой 44-я дивизия легла. Надолго запомнится.
В апреле 1940-го года демобилизовался я в звании старшины и с медалью "За боевые заслуги", аккурат перед тем, как 44-ю дивизию домой под Житомир отправили. Вернулся я в Севск и пошёл в милицию служить. Присвоили мне моё же звание старшины, только уже по милицейской линии и отправили на курсы начальствующего состава, поскольку восьмилетку я закончил и Государственной Награды удостоен.
Отучился я, а перед самыми экзаменами вызвали меня зачем-то к начальнику курсов. Прихожу, докладываюсь как положено, а у начальника в кабинете сидит аж старший майор милиции незнакомый. И ему наш начальник курсов и говорит:
- Ты, Антоныч, на кадровый голод жаловался? Так вот тебе готовый кадр: комсомолец, кандидат в члены ВКП(б). И в Освободительном походе участвовал, и с белофиннами воевал, и медаль имеет, и курсы наши почти закончил. Что, Алтаев? Пойдёшь служить в Брестскую область участковым инспектором?
А я в ответ:
- Так точно, товарищ инспектор милиции! Пойду!
Сдал я экзамены за курсы, получил звание сержанта милиции - а это, между прочим, воинскому званию лейтенанта в Красной Армии равняется - да и двинулся в Брестскую область Белорусской ССР. Там, в Бресте, меня в ВКП(б) и приняли.
И приступил я к работе на своём участке. Он у меня в сельской местности расположен. Население разбросано, леса сплошь - пока участок просто объедешь семь потов сойдёт. Но зато люди хорошие: незлобивые, работящие, к справедливости тянутся. Пару раз бывало и так, что пока по вызову приедешь к ним - они уж сами злодея изловят, да мне передадут. Но, с другой стороны, если кто из своих что-то сотворит - хоть ты режь их, хоть на куски рви: ни словечка не скажут. Правильные, одним словом, люди. Надёжные. Так и жили.
Вот и 21 июня поехал я участок свой объезжать. Для профилактики полезно - пусть видят люди, что советская милиция здесь, о людях помнит и об их бедах заботится. Встретил по пути Яцека. Хороший он мужик, хоть и бирюк бирюком - всё норовит в одиночку, да наособицу. Помог я ему оформить сельскохозяйственную артель в своё время. Вот теперь на хуторе его вроде как колхоз, а он там вроде как председателем. Ну, не о том. Приехал я к нему, поспрашивал что у него да как, да есть ли новости, да помощь какая нужна-ли.
Он, Яцек, и рассказал, что больно много в последнее время шевеления странного, и людишки какие-то непонятные появлялись: вроде и в форме аж НКВД, и вроде правильные документы у них имеются, но не так с ними что-то - пальцем не ткнёшь, но чуется. А на поле, что над Волчьим яром верстах в десяти, батальон красноармейцев лагерем встал три дня назад. Учатся чему-то. К чему это всё? Не к войне ли?
Посидели так, побалакали. Глядь - а темнеет уже. Предложил мне Яцек у него заночевать. Ну, и залёг я на сеновале. А под утро трясёт меня Яцек, будит. Сам бледный, трясётся. Гул вокруг стоит. Как есть канонада - не раз я такого в Финскую наслушался. И Яцек кричит:
- Вставай, сержант! Война пришла! Война!
Подскочил я, на улицу выскочил, смотрю - со стороны Волчьего яра вроде как всполохи виднеются, и грохот оттуда доносит, как от попаданий артиллерийских. Засупонился я, фуражку с сидором схватил и Яцеку кричу:
- Здесь не стой! Людей поднимай! Скотину и добро собирайте и в лес двигайте! Укройтесь там!
А Яцек мне, тихо так, с надеждой говорит:
- А может всё ж не война?.. Может всё ж провокация?..
Не ответил я ему. Рукой махнул и рванул к Волчьему яру, где батальон РККА стоял, бегом через лес. Посмотреть надо - что там, да помощь оказать. И пробежал я те десять вёрст и не заметив. Бегу, а в голове бьётся: "Какая на хрен провокация? Война это! Война! Война!"
А к лагерю батальонному раньше меня мотоциклисты фашистские успели - шесть штук при двух пулемётах. Когда я к опушке прибежал, да в кустах перед полем остановился - они уже из всего, что с собой у них было по лагерю перепаханному садили. А тут и за спиной, на Яцековом хуторе тоже затрещало. Развернулся я и назад. Прибежал - а там уже всё. Яцека и ещё троих постреляли фашисты, и на хуторе хозяйничают вовсю. И побрёл я, куда глаза глядят...
К речушке какой-то выбрел, сел на берегу да так и сидел, пока в себя не пришёл часов через несколько. Нет, я не барышня кисейная - не расклеился. На Финской такого всякого насмотрелся, что никому мало не показалось бы. Просто... Отвык я от такого вот. Жил-то мирно, а тут... Был батальон - и нет его. А Яцек с его мужиками? Я ж их, вроде как, защитить бы должен - а не смог. Постреляли их, не пойми за что - и всё тут. И не защитил я их, а ведь обязан был... Эх, ты ж... В общем, не сразу я опомнился.
А как опомнился - костерок устроил незаметный, как в Финскую научился. Из сидора консервы достал, перекусил. Это нас старшина в 37-м ещё учил: "Уходишь на день - собирайся как на неделю." Вот я по привычке как на обход участка - так на всякий случай с собой не только планшет с документами, но и банка чего-нибудь. Вдруг задержусь где? И вот же как пригодилось. Там, на бережке, я и заночевал.
Как проснулся - собрался я, да и решил на Волчий яр вернуться. Посмотреть - вдруг жив кто остался всё ж таки. И двинулся я в ту сторону. Осторожно, с оглядкой. Иду, по сторонам поглядываю и сам себе и думаю: "Вот же умотал-то куда, с переживаний-то. Теперь когда ещё обратно дошлёпаю"...
Иду, значит. И уже на подходе к Волчьему напоролся... Главное - вижу через кусты: боец идёт. В нашей форме, но с немецким снаряжением и с автоматом тоже фашистским на груди. Сторожко идёт, цепко. Видно, что учили его тому. И меня он через кусты и засёк...
А как засёк - так сразу будто нырнул куда. Раз - и нет его, как провалился. Потом уже смотрю - а он на шаг вперёд проскочил, на колено рухнул, к земле припал и автомат на меня навёл. Я и дёрнуться-то не успел... Глазами мы встретились, и вспомнилось тут мне...
Дело до службы ещё было. Повадились волки скотину таскать из колхоза дядьки моего Ивана Фёдоровича. Ну, что ж тут - раз повадились, так и надо их, значит, загнать да пострелять. А то не уймутся же. Погнали их. А я тогда на номере стоял.
И поворачиваюсь, значит, влево - а там волчище из кустов выныривает. Здоровенный, куда там собакам, клычищи - моё почтение. Меня увидел, оскалился молча, да к земле припал, как напружиненный - к прыжку, значит, приготовился. А я стою - ни жив, ни мёртв. Ружьё-то в руках, но чётко понимаю - прыгнет на меня волчище, и не успею я ни стволы на него развернуть, ни за нож схватиться. Порвёт за милу душу... Только он не прыгнул. Постоял, посмотрел, да в кусты канул, будто и не было его. Рыкнул только на прощание, тихо так -переведаемся, мол, ещё.
Я тогда Игнатьичу, леснику нашему, про то рассказал. Он мне и объяснил, что не стал тот волк меня трогать, бо недосуг ему было: на хвосте погоня, да и сытый. И я елозить не стал. А дёрнулся бы - и порвал бы он меня там же на лоскуты.
Я к чему? С тем бойцом я глазами встретился. И аж мороз по спине пробежал. Стоит он на колене, к земле пригнулся, что тот волк напружиненный и видно - дёрнусь располосует из автомата разом. А главное - глаза. Что у волка того, что у бойца этого. Только у волка жёлтые были, а тут - серые. Но смотрит так же. Понятно: вцепится в момент, и порвёт без задержки.
Потом, видать, рассмотрел он меня получше, взглядом помягчел слегка, да ствол автомата в сторону отвёл. Тут-то я только и выдохнул...
ЧАСТЬ 4. На восток.
...Движение справа по курсу. Разворот в сторону угрозы с уходом на колено, ствол автомата на потенциальную цель. Успеваю остановить начавший прожимать спуск палец: ствол направлен в светлое пятно, оказавшееся белой милицейской гимнастёркой.
Медленно выдыхаю. Убираю палец со спуска и, присматриваясь, отвожу ствол автомата в сторону от нового персонажа. Встаю, окликиваю негромко:
- Товарищ лейтенант! Выходите! - ну, не помню я специальные звания милиции этого времени. Поэтому пусть будет пока "лейтенант" - авось не обидится.
"Лейтенант" аккуратно выходит из кустов. Среднего роста, худощавый, слегка бледноватый (неудивительно - только что его из боевого автомата всерьёз выцеливали), но спокоен - не как танк, конечно, но близко к тому. Значит выдержка на высоте. Форма мятая - похоже, как и я, в лесу ночевал. На груди - тот же, что у меня комплект: Ворошиловские стрелок и всадник. Значка ВЛКСМ нет, но зато в наличии медаль "За боевые заслуги". На поясе расстёгнутая кобура с "Наганом", на плече сидор.
Встаю по стойке смирно, докладываю:
- Товарищ лейтенант! Ефрейтор Пряхин! - не козыряю, поскольку в руках автомат.
Милиционер, чуть усмехаясь, вскидывает ладонь к козырьку:
- Сержант милиции Алтаев! Вольно, боец! - шагает вперёд и протягивает руку для рукопожатия.
Жму сухую, крепкую ладонь. Сержант выдаёт:
- Слушай, боец! Давай попроще - не чинясь, как раньше говорили. Лады? Павлом меня зовут.
- Алексей. Можно Лёха.
В общем - познакомились. Оказался Павел нормальным мужиком. Званием давить сходу не пытался, в командиры не лез (судя по всему - пока). Переговорили мы с ним, и решили вернуться на место батальонного лагеря, как только выяснилось, что кое-какая вещёвка там брошена. Вернулись, посмотрели. Павел для себя нашёл подходящие гимнастёрку и пилотку - всё-таки белая летняя милицейская форма с белой фуражкой не самый удачный прикид для передвижений по лесу. Отошли от поля и снова остановились для приведения себя в порядок.
Пока Алтаев переставлял знаки различия, пока подшивали на гимнастёрки найденные на том же поле подворотнички (Настоял же, старшинская душа! "Положено иметь", понимаешь), пока перекусили - переговорили о дальнейших планах и о жизни нашей невесёлой.
Алтаев - парень совсем неглупый. Видно, что учили его, и неплохо. Отношения строить сходу начал на равных, но без лишнего панибратства. Разговор строил в форме беседы, а не допроса. Вопросы задавал аккуратно, не раз возвращаясь к интересующим его моментам. Не наседал, не навязывал темы - просто если его что-то заинтересовало исподволь прокручивал разговор к нужному предмету. При том внимательно отслеживал мою реакцию на задаваемые вопросы. Работа у человека такая, что уж там. Опыт хорошего участкового и выучка заметны. Молодец.
Поделились событиями 22 июня. Заодно я опробовал сложенную мной версию, в которой моё пребывание в плену отсутствовало. Стоял, де, в карауле. Прилетел снаряд, взрывом зашвырнуло меня в кусты. Контузило. Дальше не помню - куда-то брёл по лесу, опомнился только когда с деревом обнялся. Потом тупо сидел в кустах у дороги, очухивался. Увидел колонну наших пленных бойцов. Видел, как немец-конвоир добил штыком раненного красноармейца, а потом собрался добивать ещё одного. Не выдержал, разозлился и напал на конвой. Убил двоих, захватил их оружие и снаряжение. А дальше колонна взбунтовалась, перебила остальной конвой и разбежалась. Почему с ними не пошёл? Не знаю. В голове только и было - от погони уйти. Вот и ушёл. Была ли погоня? Тоже не знаю. Сейчас, так думаю, неоткуда было погоне взяться. Такие дела.
Где научился так воевать? Так в моей родной роте. Старшина наш со старшиной разведроты сцепился в феврале ещё и заспорил, что он из любого взвода в роте за полгода воспитает таких бойцов, что они любой разведке пасть порвут. Почти до драки дошло. И, просто совпало так, что рядом как раз проходили комполка с полковым комиссаром. Комполка нашего старшину, как говорится, "за язык поймал" и назначил ему этакие "социалистические обязательства": за полгода обучить наш третий взвод так, как он сам только что хлестался. В августе - продемонстрировать результат. Приступать немедленно. Вот наш старшина и гонял нас, как сидоровых коз, с середины февраля по 21 июня. А он Финскую войну прошёл. Там в разведке был, вот и нахватался. Ну, и нас всему тому, чего нахватался обучал. Как фамилия старшины? Сидорчук.
Судя по реакциям - история прокатила. Тем более, что нашего Сидорчука Алтаев, как выяснилось, знал. И тот действительно в разведке служил в Финскую, как и сам Алтаев. Уже хорошо. Благо, что свою автобиографию мне выдумывать не приходится - помню дедову до 22 июня. А прочее... О прочем знать никому не надо.
Обсудили мы и наши планы на будущее. Сошлись на том, что выдвигаемся мы на восток, вслед за моей 113-й дивизией в общем направлении Слуцк, ибо я "случайно, краем уха слышал" упоминание Слуцкого УР в качестве точки назначения дивизии в случае начала войны. Догоним 113-ю раньше Слуцка - хорошо. Нагоним или встретим какую-то другую часть - тоже неплохо. Короче - идём на восток. А то, что до Слуцка как до Пекина в известной позе - без разницы. Потому что Слуцк - это общее направление и переться туда на самом деле мы не собираемся.
И вообще - доблестная Рабоче-Крестьянская Красная Армия фашистам в ближайшее время навесит люлей и погонит их обратно за Государственную границу. Так что неплохо бы успеть догнать мою часть до начала контрнаступления, а то без нас всё вкусное съедят и нам орденов не достанется.
Спорить с Пашкой я не стал. Только проскочила у меня в голове мысль: "Эх, сержант... Знал бы ты насколько сильно ошибаешься..."
Но лирику побоку. Упаковываемся, собираемся, идём. Спокойно, в ровном темпе, держась в стороне от дорог. Пашка ориентируется в лесу уверенно. Он ненавязчиво взял руководство маршем на себя, определяя скорость хода и частоту привалов. И нормально. Он места знает гораздо лучше меня и темп движения задаёт разумно. Ближе к вечеру выходим к деревушке на двенадцать дворов.
- Мальцы, - говорит Пашка, - Деревенька тихая - на отшибе от всего стоит. Можем там заночевать - до ночи-то мы к нашим точно не выйдем.
Молча кивнул. В принципе, можно и остановиться отдохнуть... Стоп!
- Паш! Слышишь? - Разносится нарастающий шум двигателей. Приближается с запада. Уже различим треск мотоциклов и гул чего-то ещё.
Замираем в кустах, смотрим на дорогу. Из леса выкатывается кюбель (Буду звать его "корытом". А то ляпну "кюбельваген", и иди объясняй откуда знаешь вражескую технику.) в сопровождении двух мотоциклов. На заднем сидении "корыта" двое. На первый взгляд, издалека похожи на офицеров, но кто же их фрицевскую маму знает - кто они на самом деле. Может унтера какие-то, типа "суперфельдфебели 80-го уровня". С удивлением отмечаю пулемёты на обоих мотоциклах. Это ж надо. И кто это тут, интересно знать, у нас такой значительный катается? Колонна ныряет в деревню. Ну... Похоже они, как и мы, решили там ночевать.
Ага... А не пообщаться ли нам с вами поближе, граждане дойче юбершвайнен? По-немецки, что я, что Пашка ни в зуб ногой, так что допрашивать мы вас не будем. Но вот сократить поголовье фрицев на восемь единиц не помешает, по моему искреннему убеждению...
То, что случилось дальше, определило необходимость общения с немецкими сверхвиньями как однозначную. По той простой причине, что такое спускать с рук нельзя. Никому, никогда и ни при каких обстоятельствах.
ЧАСТЬ 5. Мальцы.
Самый большой дом в Мальцах стоял почти на окраине. Видимо фрицы, ориентируясь исключительно по размеру, решили, что он самый богатый. И подтянулись к воротам. Выглянувшего мужика срезали из автомата сразу. Въехали во двор и...
Там жила большая семья. В общей сложности десяток человек разного пола и возраста. Всех их, подгоняя пинками и прикладами автоматов, выгнали во двор. Старших перестреляли сразу. За ними младших детей. Трёх оставленных в живых девчонок, как сквозь зубы сказал Пашка - погодок от тринадцати до пятнадцати лет - хохоча, что-то гавкая и на ходу шлёпая по разным местам, поволокли в дом...
- Ах вы ж суки... Сволочи... Твари поганые... - сейчас смотреть Пашке в глаза было просто страшно. Плескалась в них такая бешеная ярость, что, если бы сейчас заглянули ему в глаза фрицы - повесились бы сами на ближайшем подходящем суку.
- Паша, тихо. Ти-хо, - нашёптываю я, ухватив парня за плечо и не позволяя рвануться вперёд, к деревне, - Они ответят. Именно они и обязательно. Просто не прям щас. Мы ничего прямо сейчас сделать не можем - ляжем только бестолку. Но они же там ночевать собрались, так?
Алтаев скрипнул зубами, сквозь зубы выдохнул:
- Похоже на то...
- И отлично. Ночью мы зайдём к ним в гости. И живой оттуда не уйдёт ни одна фрицевская гнида. Согласен?
- Да...
- Давай тогда прикинем, что, когда и как делать. Я думаю так. Ждём волчью смену. Снимаем часового (поставят же его). С него берём автомат - вооружаем тебя. Вдвоём заходим в дом и косим всю эту мразоту фашистскую под корень. Нормальный план?
- Сойдёт, - Пашка уже поспокойнее, только глазах плещется нехорошее.
- Часового...
- Я сниму. Умею.
Ну, да. Он же в разведке служил. Отдаю Пашке самолично наточенный штык-нож от Маузера. Тот осматривает клинок, пробует заточку лезвия и острия, одобрительно кивает и цепляет ножны к себе на пояс.
- Добро. Ты в доме том был когда-нибудь? Планировку... Ну... Где там и что помнишь?
- Был. Помню. А что?
- План набросать сможешь?
Милиционер молча кивает и, на обороте какой-то бумаженции быстро рисует. Смотрим на план. Ну, что сказать? Видали мы лабиринты и позаковыристее. Сени, три жилые комнаты вокруг печи. Нормально. Особенно учитывая, что нам не придётся "держаться, чтоб не резать их сонных". Сонными и покрошим.
- Паш, смотри. Вхожу в дом - сразу сдвигаюсь влево, освобождаю тебе вход. Ты входишь - сдвигаешься вправо. Друг другу не мешаем, двигаемся вперёд вдоль стен. Дом контролируем так: я правую сторону, ты левую - чтобы накрест вымести. Всё, что шевелится - косим. И так пока фашисты не кончатся. Там ещё три девчонки - нам бы их не зацепить. Потому и без гранат пойдём. Как тебе такие мысли? У тебя опыта больше. Как думаешь?
- Сойдёт. Доты штурмовать позаковыристее было.
- Ага. Ну, значит так и сделаем. И давай-ка я тебе покажу, как автомат их работает. Ты ж его только со стороны видел.
Показываю: как заменить магазин, как взводить, как поставить и снять с предохранителя, как откинуть и сложить приклад. Пашка смотрит внимательно, повторяет всё, что показано, на моём автомате с пустым магазином. Вполне уверенно. Для скоротечной драки хватит. Разборку, сборку и чистку потом покажу.
Фрицы однозначно остаются на ночлег. Делим ночь пополам. Моя смена первая: с девяти до полуночи. Пашка демонстрирует несокрушимость нервной системы и непреложный самоконтроль выключившись в девять ровно - только лёг, и уже спит. Я наблюдаю.
Темнота, но не кромешная. Светят Луна и звёзды. Видно далеко не всё, но кой-какая видимость есть. В деревне тишина. Люди сидят по домам. Никто, никуда не идёт. Даже дворовые тузики молчат. Фриц-часовой, какое-то время побродил по двору, залез в "корыто", на переднее сидение. "Бдит". Не удивлюсь, если он там дрыхнет внагляк. Ню, ню... Жаль не тебя, но твоего сменщика точно, мы научим соблюдать Устав караульной службы.
В полночь, как и договаривались, толкаю Пашку и отключаюсь сам.
Пашка будит меня через три часа. Проснулся, проморгался.
- Что видно, Паш?
- В доме тихо. Смена часовых была с полчаса назад. Тот, что сменился ушёл в дом. Этот... "караульщик" сидит в "корыте", курит. По деревне никакого шевеления.
- Через час идём. Ты как?
- Нормально я.
Час протянулся неспешно. Но кончился, всё же. Выдвигаемся к деревне. Тихо, ровно, не спеша, без шума и пыли. Уже брезжит рассвет - темнота начинает отступать. Видимость становится несколько лучше. У "наших", распахнутых ворот тормозим. Пашка даёт отмашку, которая означает "жди", и втягивается внутрь. Появляется через минуту, с автоматом в руке, даёт отмашку подходить. Подтягиваюсь к воротам. Вместе с Пашкой тихо подходим к входной двери дома.
Цепляю дверную ручку и тяну её на себя. Дверь открывается без лишних скрипов - хозяин петли смазал хорошо. Вхожу в сени и сдвигаюсь влево от дверей. Замираю, давая глазам привыкнуть к более густому, чем на дворе полумраку. Вижу какие-то фигуры в углу, придвигаюсь. Девчонки. Все трое. Прижались друг к дружке, сидят тихо, забившись в угол, слышны только всхлипы. Тихо передвигаюсь ближе к ним, наклоняюсь прижимая палец к губам. Молча тыкаю пальцем на входную дверь. Девчонки тихо, как мышки, выскальзывают на улицу.
Двигаемся с Пашкой ко входу в жилую зону. Открываем дверь. Снова повторяем: я вхожу и сдвигаюсь влево, Пашка входит и сдвигается вправо. Света здесь чуть больше, чем в сенях. Вижу три фигуры, лежащие на лавках, и прожимаю спуск автомата. Пашкин автомат выплёвывает очередь сразу за моим. Выметаем всё живое в помещении, перемещаясь в следующую комнату. Здесь ещё двое. Фрицы пытаются хвататься за оружие - наши автоматы продолжают бить, скашивая обоих. Третья комната. Ещё два фрица. Нам навстречу бьют пистолетные выстрелы. Мимо. А мы лупим внутрь комнаты веером, не целясь. Доносится вскрик. Всё. И все.
"Контролируем", по моей инициативе, фрицев. Выходим на улицу, и вытаскиваем туда же фрицевское шмотьё и оружие. Уже собрался народ. Девчонок куда-то уводят причитающие женщины. Впереди всех стоят двое мужиков. Остальные - человек пятнадцать - скопились поодаль. Чего-то ждут. Узнают Пашку, что и неудивительно - он участковым у них работал. На меня поглядывают без враждебности. Один из мужиков, приземистый, кряжистый, обращается к Пашке:
- Здорово, Павел Михалыч.
- Здорово.
- А скажи-ка мне, Павел Михалыч: что дальше-то? Война, вот, началась. Ваши ушли, германы пришли. Вы их постреляли, вот. И нам теперь что? Вы-то уйдёте, а германы опять придут. И с нами они что сотворят? Ась?
- Что дальше? Вот ты говоришь: "вы ушли, германы пришли". А ты скажи-ка мне, Никитич: а вы сами-то что? Никто и звать никак? Вроде как "ваша хата с краю"? А не получится этак-то. Германы - они сюда не просто так пришли. Они пришли, чтобы вас тут больше не было. И со всеми вами - то-ли сейчас, а то-ли погодя - они то же сделают, что с Михасевым семейством. И не за то, что вы чего-то сделали или не сделали. А просто потому, что захотелось так кому-то из гадов этих. И за то, что вы тут есть и вы им тут без надобности. И будут они вас резать до тех пор, пока не останется от вас и помина. Не веришь? А вот на Михася и семью его глянь-ка ещё раз. Вон они все лежат под плетнём - и ходить далеко не надо. Что дальше делать, спрашиваешь? Воевать с ними, с тварями фашистскими! Биться! Как можете. Как знаете. До последнего. Чтобы земля у гнид этих под ногами горела. Чтобы ни дна им, ни покрышки не было. Понял, "что дальше-то"?! Или разъяснить ещё?!
Помолчали. Пашка выдохнул и продолжил:
- Вы вот, ясное дело, себе сейчас думаете: "А чем нам воевать-то? Нет же у нас ничего." Так же? Ну, так вот вам фашисты битые, и вот вам сброя их. Берите и бейте их, гадов, их же оружием. Не сможете вы от них открыто оборониться - в лес уходите и из леса этих сволочей бейте. Ясно-ли говорю? Понятно-ли?
- Да, ясно-то оно ясно... А с вашими-то как?
- А мы вам биться поможем. И мы вернёмся. Вот, как Бог свят - вернёмся. И с гадов этих, и с тех, кто прислуживать им станет спросим со всей строгостью.
- Ну... Раз уж ты, коммунист, и про Бога вспомнил, да про святость его... О другом скажи. Сейчас-то что?
- Вам виднее. Я-то приезжий, а вы тут родились и выросли. Каждый куст в округе знаете. Вам-ли меня спрашивать "что сейчас"?
- А сам-то ты что?
- Моё дело военное. С вами остаться не могу. Мне к Красной Армии идти положено.
- ...
Пашка перевёл дух, и обернулся ко мне:
- Пойдём, что-ль, Алексей Степаныч. Нам ещё дивизию твою нагонять.
И мы продолжили движение на восток. К своим.
ЧАСТЬ 6. К своим.
Снова лес. Снова равномерное, спокойное движение вперёд. "Корыто" и оба мотоцикла мы подожгли перед уходом из Мальцов, причиняя максимально возможный ущерб врагу и ушли в лес. Отошли на примерно километр, там нашли подходящую поляну, где устроили краткий привал и прогнали ревизию трофеев. Оказалось, что мы теперь вооружены выше высшего разряда. У каждого пистолет, автомат и снайперка. Всё с приличным боезапасом. И зачищенная группа фрицев оказалась с виду интересной.
Во-первых, выяснилось, что это эсэсманы, что я определил по рунам на петлицах фельдграу. Оттуда и замеченное необычно обильное и разнообразное оснащение и вооружение, да и расхлябанность их оттуда же. В Вермахте, всё-таки, дисциплину пожёстче блюдут. Не то что эти... покойнички. Кто они были, откуда и зачем появились здесь - неясно. Все найденные на них документы, включая зольдбухи и жетоны, мы, не разбираясь сгребли в офицерский планшет и Пашкин сидор. Почитать их, само собой, не получилось, ибо немецким ни я, ни Пашка не владеем. Так что особый отдел разберётся.