Если кто-нибудь из моих друзей, с которыми мы прошли рядом с чекистскими заготовками, которые могли кончиться чем угодно, предаст меня: скажет громко, чтобы другие услышали, или напишет, чтобы другие прочли, - то я расследую это позорное дело тщательно, опрошу, кто слышал или читал, проверю каждое слово, так ли это или мне только кажется, - и если подтвердится, что было такое позорное дело, то не отвечу.
Обвинение Љ 29
Москва, год 1973, третье мая. По улице Чехова к площади Пушкина медленно идут пятеро. Часто смотрят на часы. Много курят. Говорят коротко:
- Работают чисто. - Не должны знать. - Слишком многим говорили. - Только в общем. - Напрасно. - Иначе нельзя. - А толку? - Поздно говорить. - До угла метров сто. - А там близко. - Ещё много времени. - Раньше нельзя. - Опоздают, и всё напрасно. - Могут придти раньше. - И с собой приведут. - Лучше раньше. - Тут не угадаешь. - Как будет. - Надо решать. - Останавливаться нельзя. - Идём, как шли.
Доходят до телефонной будки.
Один из пяти:
- Я позвоню.
Входит в будку, остальные рядом у открытой двери. Медленно достает монету, медленно набирает номер.
Говорит в трубку:
- Мама... возможно, буду занят... возможно, уеду на несколько дней... да так, дела... да, тогда она позвонит... целую...
Медленно вешает трубку, смотрит на часы, стоит в будке.
Один из пяти:
- Надо идти.
Пятеро идут. Не разговаривают. Только курят. Выходят к площади. Идут вместе, но уже каждый сам по себе. Ноги, кажется, не идут, но они продолжают идти. Всякие мысли улетучились. Глаза видят только то, что рядом, и не видят голубого неба.
Голоса-мнения:
Первый: "Провокаторы!"
Второй: "Нас мало, мы не должны рисковать!"
Третий: "Мы не можем ставить под удар алию!"
Четвёртый: "Сейчас не время!"
Пятый: "Если садиться, то за дело!"
Шестой: показывает на пальцах одной руки, сколько лет дадут.
Седьмой: показывает на пальцах двух рук.
Пятеро приближаются к витринам газеты "Известия". Быстро вынимают транспарант и растягивают на уровне груди. Сдвигаются плотнее. Вот они стоят лицом к площади.
Один из пяти тихо и весело:
- Состоялось!
Анализ упрощенный: Теперь ход кэгэбэ. Но хорошо отлаженная машина делает первый холостой ход. Топтуны мечутся в подворотне, хлопает ближайшая дверь.
Голоса-мнения:
Первый: "Сейчас это можно!"
Второй: "Работают на себя!"
Третий: "Можно подумать, что есть только пять героев!"
Четвёртый: "Там наград за это не выдают!"
Пятый: "Не согласен с такими действиями!"
Шестой: "Провокаторы!"
Седьмой: "Провокаторы!"
А через площадь уже спешат иностранные корреспонденты, по двое на каждого из пяти.
Несколькими днями раньше. Тёмный двор между домами. Ходят под руку жена одного из пяти и иностранный корреспондент. Она не знает, что за ними всегда наблюдают. Он знает это.
Она:
- Вы совсем забыли о нас.
Он:
- Мы всегда помним о вас.
Целует её.
Анализ упрощённый: А хорошо отлаженная машина продолжает делать холостые ходы.
Пятеро. Переговариваются. Что всё предусмотрели, чтобы не приписали общественные беспорядки: не препятствуют проезду транспорта, не мешают пешеходам, не нарушают работу учреждения. Что если нужно будет, припишут. Что не оказывать сопротивления. Что в сквере за кустами видна своя и на верхней галерее кинотеатра "Россия" виден свой, - увидеть их трудно, и спорят, она или не она, он или не он.
Топтуны. Приведённые корреспондентами и подтянутые с ближайших оперативных точек образуют полукруг перед пятью с транспарантом.
Корреспонденты. Перемешаны с топтунами. На тёмном их фоне выделяются светлыми брюками и плащами. Профессионалы и знатоки, умеющие ценить мгновение, они лишь теперь достают фотоаппараты.
Несколькими днями позже.
Корреспондент одному из пяти:
- Мы смотрели на вас со слезами на глазах.
Часом позже.
Свой:
- В "Известиях" открылись окна, и стали высовываться и смотреть вниз. Ещё бежали через площадь. А из углового магазина бежали продавцы в белом. На перекрестке появился регулировщик.
Своя:
- Когда они обступили, ничего не было видно. Сначала подумала - бьют.
Пятеро улавливают каждое движение в зоне топтунов и не замечают, как в двух шагах перед ними оказывается пожилой человек, внимательно читающий транспарант.
Пожилой человек:
- Вы знаете о трагедии двух миллионов евреев?
Один из пяти:
- Шесть миллионов.
Пожилой человек:
- Как шесть?
Один из пяти:
- Все евреи наш народ.
Пожилой человек:
- Я еврей. Я помню погромы, черту оседлости. Теперь этого нет.
Один из пяти:
- А "дело врачей"?
Пожилой человек:
- Этого больше не будет.
Один из пяти:
- Будет.
Пожилой человек:
- Я слышал, что едут, и этому не препятствуют. Зачем это?
Удивленно протягивает руку.
Таким он застынет на фотографии в "Нью-Йорк таймс", дополняя композицию вокруг транспаранта, в котором главное - есть Израиль и есть, что препятствуют.
Фотографию не пропустят по обычным для корреспондентов каналам. И покатится бочка: в американской прессе появится статья, в которой подвергнется сомнению возобновление соглашения на новый год между соответствующими организациями двух стран о порядке передачи информации.
Один из топтунов, не приближаясь вплотную, опасливо протягивает руку и отрывает кусок транспаранта. Неловко - не отработанно ещё. Под транспарантом ничего страшного. И вся масса топтунов надвигается.
Пожилой человек кричит визгливо:
- Не сметь! Что вы делаете? Они ничего не нарушают!
Топтуны от неожиданности останавливаются, даже чуть отступают. И пятеро успевают перехватить оставшийся кусок транспаранта, сдвинуться плотнее, чтобы на всех хватило. Еще несколько рывков - и от транспаранта остаются маленькие клочки в руках. Пятерых расталкивают в разные стороны, они чуть не падают. Хватают за руки, вытянутые вдоль тела. А что делать дальше, не знают.
В момент замешательства появляется человек с портфелем. Он быстро проходит сквозь толпу и отрывисто повторяет, не обращаясь ни к кому:
- Ничего не было. Все расходятся. Ничего не было. Все расходятся.
Анализ упрощенный: Хорошо отлаженная машина так и не срабатывает.
Анализ задним числом: Это несрабатывание и есть срабатывание.
Потом будет достаточно одного топтуна, чтобы вырывать транспаранты, в считанные секунды ликвидируя демонстрацию; демонстрантов будут судить за неподчинение милиции и заключать в тюрьму на короткие сроки; у корреспондентов будут отбирать фотоаппараты и засвечивать пленку; демонстранты перейдут на индивидуальные транспаранты, с которыми можно продержаться чуть дольше; а корреспонденты на машине будут подскакивать к месту демонстрации, быстро щёлкать и давать полный газ; тогда прикрепят к каждому демонстранту одну-две машины с полными комплектами и будут преследовать круглосуточно, в открытую, изматывать, не давая выйти на новую демонстрацию. Но это всё потом.
И это потом. Сотрудник КГБ:
- Вы пользуетесь тем, что в конституции не указано, какие демонстрации разрешены.
Один из пяти:
- Демонстрации могут быть разные. У нас демонстрация протеста.
- А зачем иностранные корреспонденты? - Мы обращались к корреспондентам газеты "Известия" написать о нашей проблеме, они отказались. - И правильно сделали. - Вот и обратились к иностранным. - Зачем это вам? - Привлечь внимание к нашей проблеме. - У нас этого не было и мы не позволим. - Мы ничего не нарушаем. - Но увидит это прохожий и, возмущенный... - Стукнет портфелем, набитым кирпичами. - Ну, зачем уж так. - Мы знаем, на что идем. - Знаете и все же... - У нас нет другого выхода. - Вы наносите ущерб СССР, мешаете налаживанию взаимоотношений...
Дальше следуют угрозы, что можно поехать совсем в другую сторону.
А пока на месте остаются пятеро и несколько корреспондентов. И ни одного топтуна. Рассказывать корреспондентам нечего, они всё видели и отсняли. Похоже, им неудобно оставить людей в опасности. Пятеро продолжают уже ненужную игру с газетой: пытаются дозвониться из уличного автомата. Пятеро растеряны. Им было бы проще, если бы их взяли. Время идёт. Газета не отвечает. Ничего интересного не происходит. И корреспонденты незаметно исчезают.
Пятеро переходят в сквер рядом и садятся на одну лавку. Свой и своя присоединяются к ним. Предполагают, что будут брать, когда разойдутся.
Много курят и не разговаривают.
Сидят в буфете кинотеатра "Россия", пьют пиво и кофе.
Сидят в тёмном пустом зале, думают о своём, пока крутится фильм.
Вместе идут по улицам. Медленно идут. Темнеет. Всё время чувствуют слежку. Договариваются созвониться на один телефон и расходятся.
Один из пяти едет троллейбусом, метро, автобусом. Идёт тёмными дворами, входит в тёмный подъезд, бежит по лестницам, дверь квартиры не заперта. В тёмной квартире свет из ванной комнаты. Жена стоит у раковины и через зеркало говорит:
- Провела расчёской по волосам, и вся раковина в волосах...
Один из пяти оказался чекистом.
Ещё один из пяти оказался за океаном.
Двум другим послал книгу "Покушение". Позвонил одному из них, поговорили за жизнь, спросил его о книге, он извинился искренне: "Ой, прости, ещё не прочёл".
Преодолел стеснение: "Когда прочтёшь, позвони. Мне важно твоё мнение".
Обещал позвонить.
Другому звонить уже не хотелось.
Давно записал:
"Если кто-нибудь из моих друзей, с которыми мы прошли рядом с чекистскими заготовками, которые могли кончиться чем угодно, предаст меня: скажет громко, чтобы другие услышали, или напишет, чтобы другие прочли, - то я расследую это позорное дело тщательно, опрошу, кто слышал или читал, проверю каждое слово, так ли это или мне только кажется, - и если подтвердится, что было такое позорное дело, то не отвечу".