Бабель Михаэль : другие произведения.

Твой ход, товарищ кэгэбэ, 16 - А пока надо записать мой ход

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  А пока надо записать мой ход в отложенной партии. Забрался в свой заку-ток, живое пространство - метр на полтора, меньше бывает только карцер и камера пыток, в которых рождается всё великое.
  Слово - теории: "Ботвинник торжественно проводит языком по клейкой кромочке конверта с записанным ходом, взволнованные зрители поднимают-ся со своих мест, а он передаёт судье, тот - чекисту, а тот - в несгораемый шкаф, возле которого встают в почётный караул двое с выпученными по ин-струкции глазами".
  Ещё пример: "Стейниц откладывает партию с Цукером в 1873 году в парижском кафе "Мон-ти-ша", веселит завсегдатаев кафе: бумажку с записанным ходом втыкает в наполовину съеденный торт, которым наградил соперников хозяин кафе - и он же организатор первого чемпионата мира, который сам щедро подносил им чашечки кофе. Довольные зрители разошлись, кафе опустело, Цукер задержался выпить ещё чашечку, отрезал кусок торта, в нём оказалась бумажка, чуть не съел записанный ход и снова всунул в торт. Матч Цукер всё равно проиграл, но уже под именем Цукерторт".
  Теоретические размышления очень кстати прервал звонок человека из народа, который обязательно скажет весёленькое, если вернётся с собственных похорон. Слово - народу.
  - Что делаешь? - с ходу смеётся он, - они оставили тебя?
  - Партия отложена, - простодушно отвечаю, - сейчас думаю, какой ход записать.
  Он уверен, что говорю со смехом, как и он, - только так разговаривают умные.
  - Ой! - радуется он своему предложению, которое, я уже знаю, сейчас последует: - Остапа Бендера помнишь? Гаси свет и рви когти!
  Вот на него не обижаюсь. Когда он однажды удивился помехам в моём те-лефоне, я сказал, что нас слушают, а сам себе в это время печатаю, так он смеялся над нашими слушателями, которые, по его мнению, работать не хотят и проводят итальянскую забастовку; рассказывал им, как пьют чай где-то на востоке забастовщики от рождения, подобные им, а я себе печатаю; а он показывал им в звуковом сопровождении, как там, на востоке, тянут чай из блюдечка лодыри, подобные им, в толстых халатах на вате и в тени деревьев.
  Я себе печатаю, но тоже иногда вставляю слово:
  - Оставили они меня или не оставили, - они остаются со всеми вами.
  - А мы из пушки по этим воробьям, - он ставит точку в одной смешной те-ме и начинает другую смешную тему: - Ха! Да, чуть не забыл, этот, ну, как его? Да ты его знаешь, так он считает, что тебя просто попугали. Ха-ха-ха!
  - Ничего себе - попугали, - возмущаюсь я равнодушно, потому что печатаю.
  - Они не карательные, - гогочет он, - а пугательные органы!
  Чтобы выключить телефон, начинаю тоже тихонько гоготать, тогда это по-лучается непринуждённо.
  Последнее слово - за Любимой. Она в салоне, который примыкает к закутку, читает на диване новый детектив.
  - Ты слышишь, слышишь? - делится со мной его литературными перлами, значит, не только рядом, но как бы идёт ко мне в закуток: - Ха! "Глубокие залысины выдавали недюжинный ум капитана". Ха-ха!"
  Я тоже охотно иду к ней в салон. Иду сюда-туда, потом туда-сюда.
  - Тебе делать нечего? - спрашивает: - Суд кончился?
  - Никогда не кончится, - отвечаю.
  - Хорошо тебе!
  - Что хорошо?
  - Хорошо ты это придумал.
  - Что придумал?
  - Вот это, - она кивает в сторону закутка. - Про что пишешь?
  - Про кэгэбэ. А про что читаешь?
  - Чтобы ни о чём не думать. У тебя больная жена, уделяй ей внимание. А он про кэгэбэ! Кому это интересно, кроме тебя?
  Помню наизусть и гордо декламирую:
  - Председатель кнессета от правых - "желает тебе здоровья, чтобы ты мог завершить литературное произведение"; министр от левых - "желает тебе удачного продолжения в написании книги и надеется, что заслужишь увидеть эту книгу изданной вскорости", это он сказал о предыдущей книге; председатель законодательной комиссии - "читал с большим интересом"; редактор большой газеты - "читал, даже только в первом прочтении, этот длинный материал интересный, увлекательный", правда, вот это очень давнишнее, это он сказал о другой книге.
  - Они жалеют тебя. Кому ещё интересно?
  - Нехамелэ. Она писатель. Жертва здешнего кэгэбэ. Она пишет мне: "Вы схватились с системой, которая так же жестока, как и советская". У меня с ней кэгэбэшный роман, который веду на стороне, на другом берегу океана, - никогда не скрывал от Любимой, что у меня нет никого кроме неё, поэтому паузой подчеркнул честное признание, которое Любимая встретила ставшими необыкновенно большими, красивыми по-прежнему глазами, только после этого закончил признание:
  - Она единственная в мире прочла полное собрание сочинений Михаэля Бабеля в интернете. А я - один из её читателей.
  Лицо Любимой снова стало недовольным мной, но всё равно любимым, что я, счастливый, понял по её вопросу:
  - И сколько ей?
  Хотел ответить сразу, потому что говорю правду и мог точно подсчитать, потому что уже много знаю о Нехамелэ, но пауза невыгодно затягивалась, а Любимая всё хорошела, так сказал примерно:
  - Немного поменьше твоего.
  Видно было, что поверила в серьёзность наших отношений с Нехамелэ, потому что снова стала прежней любимой и тепло пожелала:
  - Передай ей привет, скоро и она тебя оставит, как остальные.
  А я ещё покажу Любимой кэгэбэшный роман - увидит, что лучше меня нет. При случае, если удастся мне вклиниться между двумя её романами.
  - Кто ещё?
  - Нуу... народ...
  Её лицо стало недовольным, но не мной, а конченым человеком. Но я про-должаю с надеждой:
  - Я тоже жертва этого кэгэбэ.
  - Это я - жертва! - она делает паузу, чтобы до меня дошло, и тут я, счастливый, затаиваю дыхание, что Любимая делит со мной горькую участь жертв кэгэбэ, и после того, как я хорошо всё прочувствовал, справедливо упрекает: - Между мной и ими ты выбрал кэгэбэ!
  Скромно, мол, не моя эта заслуга, что мы вместе стоим плечом к плечу против кэгэбэ, отвечаю:
  - Не я выбрал, это они выбрали меня.
  - Нужен ты им! - удивилась она моему самомнению, - ну, было что-то...
  - Меня же убивали!
  - Так теперь всю жизнь заниматься этим?! Когда меня не будет, плакать будешь!
  - Не буду! - заверяю с радостью и честно желаю: - Чтобы ты плакала!
  Ведь всегда кто-то должен быть первым, а я согласный.
  На секунду Любимая косится на меня, и я это чувствую - на любимого. Потом снова окунается в детектив, который не закрывала и палец держала на нужной строчке.
  А я, благодарный, - в закуток.
  И вот он - записанный ход: "За жертвы кэгэбэ, убитых и замученных, в том числе за Любимую и за Нехамелэ! "Атакой Бабеля" не по суду 1.5.2006, а по всей кэгэбэшне до 2018: насильники, извращенцы, убийцы!"
  Теперь надо расслабиться. Сыграл втёмную с чемпионом мира когда-то - Алёхиным. Проиграл. В следующий раз отдам ему коня за пешку. После Стейница с Цукертортом чемпионами мира были только цукеры, а когда евреи пошли по революциям, временно появились другие фамилии, но когда часть евреев вернулась с революций, вновь чемпионами стали цукеры...
  Это кратко про любимые с детства шахматы.
  Твой ход, товарищ кэгэбэ.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"