Альба Георг : другие произведения.

Операция "Заратустра"-1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Георг Альба

ОПЕРАЦИЯ "ЗАРАТУСТРА"

РОМАН

Памяти востоковеда, журналиста и путешественника

Петра Ивановича Пашино посвящается!

  

"Пусть мир озарит свет благодати,

Пусть эта книга принесет благо,

Пусть процветают добродетель

и благочестие"

"Бардо Тхёдла"

ПРОЛОГ

Индийский гость. Бывший ссыльный. Приглашение в Тайную

Канцелярию.

  
   - Ваше высокопревосходительство, к вам посланец от индийского магараджи Рамбир Сингха, - доложил ординарец, приоткрыв дверь в генерал-губернаторский кабинет. - Пропустить?
   - Да, проси, пусть войдёт, - пробасил Константин Петрович, поправляя любивший иногда капризничать аксельбант.
   На пороге возник смуглолицый, долговязый тип в чалме и с большим заляпанным множеством сургучных печатей конвертом в руках. Он низко поклонился и протянул письмо.
   - Павел Ильич, примите, - распорядился генерал-губернатор, располагаясь поудобнее в кресле. Секретарь взял из рук гостя конверт и, похрустев сургучом, вскрыл.
   - "Поклон от Рамбир-Сингха русскому губернатору и военачальнику! Посылаю к Вам верного человека, которого Вы сможете обо всём расспросить. Имя его Чанг-Сингх. (Услышав своё имя, посланец слегка наклонил голову и улыбнулся). Гуру Гобинд предсказал, что англичане долго будут мучить наш народ, но после того придут в Индию русские и изгонят их..."
   - Кто такой этот Гобинд? - поинтересовался генерал Кауфман, не будучи силён в истории Индии.
   - Был такой в семнадцатом веке у сикхов герой. Он боролся с властью Моголов, создал армию, но пал от руки подосланного убийцы. Они чтят его как святого.
   - Читайте дальше.
   - "Восемь сикхов поссорились с англичанами, которые сверх этих восьми расстреляли из орудий ещё много невиновных. Всего от английских пушек погибло сто человек! Пророчество Гуру Гобинда говорит, что вы придёте и избавите нас, и триста тысяч сикхов присоединятся к вам. Все они готовы. Когда вы придёте, то они выступят вместе с вами".
   - Какое странное письмо! Они хотят, чтобы мы вторглись в Индию? А что там ещё?
   - Больше ничего. Подпись и отпечаток перстня.
   - Ну, знаете, такие вопросы я решать один не могу. Спросите у индуса, что ему велено передать на словах.
   - Он говорит, что Рамбир-Сингх хотел бы получить от Вас письменный ответ.
   - Скажите ему, что пока ответа дать не могу. Я должен сообщить на самый верх. Дело государственное! Пускай возвращается, а позже мы пошлём своего человека к ним с письмом.
   Секретарь перевёл. Индус, долго кланяясь и улыбаясь, удалился. Когда за ним закрылась дверь, Константин Петрович, встал из-за стола и прошёлся по кабинету.
   - Что же они там? Никак хотят стравить нас с англичанами?
   Потом, помолчав некоторое время и поскрипев паркетом (полы рассыхались, а денег на ремонт всё не выделяли), добавил:
   - Павел Ильич, вы свободны. Больше вас не задерживаю.
   Переводчик поклонился и тихо прикрыл за собой дверь.
  
  
   Не прошло и года, как весь мир потрясла весть о восстании сикхов и о безжалостных мерах подавления его англичанами. Направленное Кауфманом послание военному министру о визите "индийского гостя" осталось без ответа.
   В связи с происшедшим волнением генерал-губернатор послал наверх ещё одно донесение, в котором, в частности писал: "Восстание есть не внезапный бунт нескольких туземных полков против Ост-индской компании, а скорее выражение стремления края освободиться от ненавистного ига иноземцев. Ущерб, который понесёт английская торговля вследствие восстания, будет весьма значителен. Ежели Англии удастся в скором времени подавить бунт, то она не только извлечёт пользу из сего события, но значительно усилится и станет могущественнее прежнего".
   На это последнее послание был, наконец, получен ответ следующего содержания: "Действия наши относительно англичан в Средней Азии нужно принять следующие:
   а) ввиду ограниченности военных средств Туркестанского округа, немедленно усилить войска этого округа резервом;
   б) выдвинуть отряд большей силы к Амударье;
   в) особое внимание надо обратить на то, чтобы наши действия не сделали неблагоприятного впечатления на Афганистан".
  
  
   Павел Ильич Пащенко, историк и востоковед, знаток многих языков, учился в Казанском и Петербургском Университетах. По окончании учёбы участвовал в многочисленных археологических раскопках и экспедициях. В студенческие годы общался с Добролюбовым, посещал сходки "Земли и воли". Читал запрещенные книги и листовки, пытался издавать собственный журнал, который запретила цензура, как "рупор социал-демократии". Затем молодой человек остепенился и пошёл на государственную службу в Азиатский департамент, где и стал подниматься в гору: секретарь русского посольства в Персии, далее - личный переводчик генерал-губернатора Туркестана Романовского и вдруг внезапный срыв... Высылка, как "человека неблагонадёжного и вредного для службы в Туркестанской области". Всё потому, что был излишне откровенным в беседах с местными жителями, да и припомнили бурную молодость. Как результат - ссылка в Оренбург. Затем прощение и возвращение в северную столицу. И снова Туркестан. Служба у нового генерал-губернатора Кауфмана. Но вскоре опять высылка за "нарушение тайн служебной переписки" и жизнь под надзором. Когда надзор, по истечении года, был снят, Павел Ильич вновь получил право вернуться в столицу.
  
   "Бога ради, будь осторожней! Бойся всех - от кондуктора в дилижансе, до своих ближайших знакомых, - увещевали "блудного сына" престарелые родители. - Петербург теперь не тот, что когда-то. Болтать лишнего опасно".
  
   Был ноябрь. Давно не видев любимого города и соскучившись, Павел Ильич взял извозчика и отправился на Исаакиевскую площадь, желая именно с неё возобновить встречу со знакомыми местами. Всё покрывал глубокий снег, только Пётр на коне мрачно и грозно выделялся среди вечерней темноты, да тусклые фонари прорезали мрак печальным светом...
  
   Возвратившись домой, Павел Ильич нашёл у себя одного из родственников. Поговоривши с ним о том, о сём, он невольно коснулся и политики.
   - Как вы себя здесь чувствуете после долгого отсутствия? - вдруг резко переменил тему родственник.
   - Спасибо, Слава Богу, хорошо, - поблагодарил Павел Ильич.
   Родственник, нисколько не меняя выражения лица, одними глазами послал ему упрёк, совет или предостережение. Зрачки его, косясь, заставили Павла Ильича обернуться. Истопник клал дрова в печь. Когда он затопил её и сделал на полу лужу снегом, оттаявшим с его сапог, он взял свою длинную кочергу и вышел. Родственник принялся тогда упрекать вернувшегося из ссылки за то, что тот при истопнике коснулся скабрезной темы, да ещё и не по-французски. Уходя, он сказал вполголоса:
   - Кстати, тут поблизости работает цирюльник. Если, не дай Бог, вы зайдёте к нему, то будьте осторожны. Я уверен, что и он связан с полицией.
   - Ну, а прачка тоже из корпуса жандармов?
   - Смейтесь, смейтесь! Вы скорее другого попадётесь, так как только что воротились оттуда - за вами десять нянек приставят!
   - В то время, как и семерых довольно, чтобы дитя осталось без глазу, да? - продолжал отшучиваться бывший ссыльный.
  
   На другой день Пащенко поехал к чиновнику, занимавшемуся его делами. Рыхлый снег валил хлопьями, мокрый и холодный ветер пронимал до костей, рвал шляпу и шинель. Кучер, едва видя на шаг вперёд, щурясь от снега и наклоняя голову, кричал нечеловеческим голосом: "Разойдись! Зашибу!"
   Павел Ильич вспомнил, как в известной сказке воробей спрашивает волка, зачем тот живет в таком северном климате? "Свобода, - отвечает волк, - заставляет забыть о климате!" О, как он понимал психологию серого хищника!
  
   Прошла пара месяцев. "Возвращенец" наслаждался обретённой свободой в кругу семьи, близких и друзей. Если в ссылке дни медленно и тягостно ползли, то здесь мчались как бешеные кони - не успеешь оглянуться, как неделя пролетела, за ней другая... И вот в первых числах февраля, часов в 9 утра, слуга сообщил Павлу Ильичу, что квартальный надзиратель желает его видеть. Хозяин велел просить квартального войти. Надзиратель показал клочок бумаги, который извещал: "Вас приглашают к 10 утра в Тайную Канцелярию Его Императорского Величества".
  
   - Очень хорошо, - прочитав записку, улыбнулся барин. - Это находится у Цепного моста?
   - Не беспокойтесь, у меня внизу сани, я с вами поеду! - успокоил квартальный, делая приглашающий жест.
  
   "Дело скверно", - сердце тревожно сжалось.
  
   Проехали Цепной мост, Летний сад и свернули в бывший дом Кочубея. Там, во флигеле помещалось то, куда приглашали. Жандарм у входа их не пустил, но вызвал чиновника, который, прочитав бумагу, оставил квартального в коридоре, а Пащенко просил идти за ним. Он привёл его в кабинет, где за большим столом сидел худой и седой старик со зловещим лицом. Старик для важности дочитал какую-то бумагу, потом, кряхтя и щёлкая подагрическими суставами, усилием встал и подошёл к посетителю.
   На груди красовалась звезда, из чего можно заключить, что он отнюдь не мелкая сошка, а птица большого полёта - никак не ниже корпусного командира жандармов.
  

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Странный турок. Явление слуги. Факиры. Клятва на Коране. Шантажист. Поляк-спаситель.

  
   Пассажир сошёл с поезда. Выглядел он весьма колоритно даже для этих экзотических мест: белые полотняные шаровары, короткая куртка в обтяжку с металлическими пуговицами, широчайший красный пояс, голая шея, бритая голова при небольших усах и бородке, гигантская феска с голубой кистью непомерной длины и, кроме того, огромные синие очки.
   - Турок и в очках! Откуда такой? - раздавались восхищённые возгласы на перроне.
   Прибывший багажа имел мало, и носильщик не потребовался. Прихрамывая слегка на левую ногу, он донёс свои баулы до стоянки кэбов и, сговорившись о цене, покатил в город.
   Вокзал располагался за городской чертой. До крепостной стены доехали быстро, и город предстал во всём своём величии, раскинувшись на склоне Кашмирских гор. Заходящее солнце озаряло белые зубчатые стены.
   Крепость, когда-то бывшая неприступной, всё ещё сохраняла черты прошлого величия. Ворота широко раскрыты, и к ним с окрестных полей спешили крестьяне: кто пешком, кто верхом на ослах и лошадях, кто в повозках, запряжённых мулами. Направо у ворот помещалась будка, где находилась канцелярия. В ней восседали некие господа, бойко говорившие меж собой по-персидски и на хинди.
   -Кто вы такой?- спросили прибывшего, когда он вошёл в тесную комнатушку.
   -Я - доктор Шейх-Мухаммед-Аяфенди, - ответил тот по-персидски.
   -Зачем приехали?
   -Я изучаю нравы, обычаи народов, хочу понять различия характеров и склонности их в зависимости от образа жизни и климата.... И, к тому же, я привёз письмо...
   -Кому письмо?
   -Магарадже Кашмира.
   -А где остановитесь?
   -В гостинице.
   Задав ещё несколько формальных вопросов и записав ответы, чиновники разрешили путешественнику войти в город. Узнав, что ближайшая гостиница находится совсем недалеко, гость решил прогуляться пешком. Подхватив в обе руки багаж, решительно направился в неизвестность. Но не успел очкастый турок сделать и пары шагов, как подлетел к нему моложавый курчавый индус и предложил свои услуги.
   -Меня зовут Чанакья, господин, я был раньше купцом, но разорился. Не нужен ли вам слуга? Буду служить верой и правдой, поверьте...
   Турок немного опешил, но, оглядев любезного молодого человека и, почему-то сразу почувствовав к нему расположение, принял предложение.
   -Пожалуй, вы появились очень кстати. Мне нужен помощник вообще и носильщик в частности, хотя, как видите, мой багаж не столь велик и тяжёл.
   - Позвольте! - индус с воодушевлением схватил вещи. - Сразу хочу помочь вам не только как носильщик.... За вами шёл соглядатай.
   - Как? Не успел приехать и уже...
   - Сейчас он прячется вон за тем домом, - индус кивнул на противоположную сторону.
   Учёный резко обернулся и заметил юркого человечка европейской наружности, поспешно скрывшегося за углом.
   -Не успел приехать, и слежка?
   - Тут за каждым новым человеком сразу устанавливается наблюдение. Не удивляйтесь.
   -Спасибо, что предупредил, Чанакья!
   Они двинулись вдоль, широкой, пыльной и многолюдной улицы с магазинами и лавками по обеим сторонам.
   Смуглолицые и крикливые торговцы, отчаянно зазывали , чуть ли не силой заставляя купить хоть что-нибудь. Привычная для восточных городов сутолока завертела учёного и слугу.
   Кругом мелькали мужчины в чалмах и женщины в разноцветных сари. Людской поток кипел и бурлил, словно обиженный на чей-то непрошеный сапог муравейник, хотя день и клонился к вечеру. Улица вывела на обширную торговую площадь. Здесь было от чего разбежаться глазам: бесчисленные лавки теснили одна другую. В них имелось всё, чем славен и обилен Восток, но более всего поражало многообразие тканей: от шёлка и муслина до бархата и парчи.
   У стены дома, примыкавшего к ближайшей лавке, сидел, скрестив ноги, на коврике факир. Возле толпились зеваки. А толпиться было от чего.
   Факир взял деревянный шар с отверстиями, продел через них верёвку и швырнул его вверх, где тот и исчез, по-видимому, не собираясь возвращаться, вопреки законам гравитации. Конец верёвки, правда, свисал откуда-то сверху, и фокусник приказал своему помощнику-мальчишке лезть по верёвке вверх, что тот и стал исполнять. Все стояли, разинув рты, а мальчишка лез всё выше и выше, пока тоже не исчез из виду.
   Старик-фокусник трижды позвал мальчика и, не получив ответа, достав огромный нож, сам стал карабкаться по верёвочному столбу и...вскоре как бы растворился в воздухе. Одна лишь чашка для подаяний, стоявшая на земле, свидетельствовала о реальности происходящего.
   Не дав зрителям перевести дух, факир как-то неожиданно спустился на землю, держа руке окровавленную кисть ребёнка. Кровь натурально капала с обрубка. Все ужаснулись: женщины завизжали, и многим стало нехорошо, а фокусник, неудовлетворенный достигнутым, снова полез по канату, исчез и вновь появился, держа в руке и ногу несчастного помощника. Не давая зрителям опомниться, жестокий старик, совершив ещё несколько лазов вверх-вниз, доставил на землю и другие части тела, включая и голову растерзанного ребёнка. Зрители в отчаянии, некоторые закричали: "Где полиция? Позовите полицию!" Стражей закона, как назло, нигде не было. Злодей, перепачканный кровью, стал на земле прикладывать один к другому куски расчленённого тела, после чего, сделав над сложенными останками таинственные пассы своими ссохшимися, чёрными от загара и грязи руками, предъявил мальчишку в полной целостности. Оживший помощник, как ни в чём ни бывало, стал обходить толпу с чашкой для подаяний. Бросив артисту несколько монет, турок и его новый знакомый пошли прочь.
   -Каким образом это делается? - восхищался доктор. - Наверное, массовый гипноз?
   -Я знаю другой вариант фокуса, - хитро улыбнулся Чанакья, - Если хотите, расскажу. Доктор согласился, и слуга увлечённо начал:
   -К царю прибыли факиры, развлекать его. Один бросает клубок конопляной верёвки вверх, держа конец в руке. Клубок взвивается и, размотавшись до конца, исчезает где-то в вышине. Факир потянул верёвку, но она не поддалась. Потянул ещё раз, опять тщетно. Тогда он сказал: "Взберусь-ка я по этой верёвке". И полез: поднимался всё выше и выше, скрылся и больше не появлялся. Немного спустя, послышались крики, шум, стрельба, оглушительный грохот. С вышины падали то человеческая голова, то отрубленная рука или нога, то расчленённое на части человеческое тело. Падает и сам факир, тоже разрубленный пополам. Царь огорчился, велел позвать жену и детей факира. Они пришли. Их, по древнему обычаю, возвели на костёр и сожгли, а пепел развеяли.
   Однако, мгновение спустя, в воздухе снова мелькнул факир и соскользнул по верёвке на землю. Ему рассказали о том, что произошло: что его жена и дети преданы сожжению. Он ответил: "Я не видел никакого сожжения и не слышал криков..."
   Царь выразил соболезнование, облачил его в дорогие одежды и накинул ему на плечи соболью шубу. Факир подошёл, чтобы склониться в благодарности перед царём, тряхнул полою, и оттуда выпала живёхонькая жена, тряхнул другой полой - и выпали дети. Все были поражены и приговаривали: "Такого факира ещё не видывал свет!"
   Царь щедро одарил его и отпустил.
   - Занятная история, но мы, кажется, пришли.
   Учёный и носильщик остановились возле одноэтажного, обнесённого невысоким забором, каменного строения. Вывеска, сверкавшая свежей краской, извещала, что перед ними "Огни Кашмира".
   Заведение больше походило на барак, чем на отель. Доктор и его спутник вошли, вопреки некоторому разочарованию.
   Тут же услужливо подскочил консьерж, и с завидным красноречием начал расписывать достоинства сей непрезентабельной обители. Услыхав, когда было построено кособокое здание и сколько замечательных личностей осчастливило его своим пребыванием, гость сдался и полез за бумажником... Свободных номеров оказалось предостаточно, и приезжий поселился в двух просторных комнатах, оборудованных всем тем, что необходимо человеку, привыкшему к европейской жизни (консьерж не соврал). Слугу доктор отпустил, велев быть завтра к обеду, а себе заказал ужин в номер. И, несмотря на поздний час, отужинав пловом и зелёным чаем (повар оказался мусульманином), и, коря себя за несоблюдение диеты, положенной по возрасту и в связи с недугами, путешественник почувствовал невероятную усталость. Путь был долгим (Вена, Триест, Александрия, морем до Калькутты, поездом до Аллабада, на перекладных до Чимбы). Он прилёг на диван и задремал. Сладостная дрёма переросла в глубокий сон с назойливым сновидением. Снился какой-то старик в мундире, твердивший гнусным голосом: "Вы посылаетесь для сбора сведений о вооружении, о возможностях снабжения войск, о состоянии страны, о впечатлениях, произведённых нашими успехами в Средней Азии, о возможности прокладки рельсовой дороги через Туркестан в Индию..."
   "Но я учёный", - пытался протестовать спящий, а неумолимый старик всё наседал и твердил своё: "Наши люди выдадут вам арабский наряд и пропуск..."
   "Я не могу, я не готов"! А голос настаивал: "... пропуск, который будет удостоверять, что вы..."
   "Нет, нет, и нет"! На этих словах спящий проснулся с испариной на лбу, и бросился шарить в темноте, ища часы - вот как на ночь наедаться, сколько раз уж зарекался! Стрелки сообщили, что спал ровно два часа. За окнами господствовала южная ночь, имевшая обыкновение накидываться внезапно, без предупрежденья (вечер здесь - это так себе, скорее для отвода глаз - настолько он краток!) Плохо ориентируясь на новом месте, жилец натолкнулся на подсвечник, и стал чиркать спичками, которые, похоже, отсырели в пути (ведь и под дождь и в шторм попадал!). Вспышка и поспешное угасание очередной совпало со страшным грохотом, потрясшим, как показалось, все устои мироздания. Окна задребезжали - никак взрыв или из пушки пальнули? Отбросив и поганые спички, и громоздкий подсвечник, жилец выскочил в коридор, откуда доносился топот ног. Пылали газовые рожки, и было достаточно светло, чтобы разглядеть испуганные лица обитателей гостиницы.
   Все, перебивая друг друга, задавали одни и те же вопросы: "Что случилось? Что за шум? Что за грохот? Что это было?"
   -Успокойтесь, господа! Пальнули из пушки, что означает наступление одиннадцати часов вечера и, что жителям пора на покой, - невозмутимо объяснил служитель.
   -А разве без этого грома люди сами не знают, когда им ложиться? - вступился за перепуганных соседей доктор, заметив, однако, что не все двери распахнулись - или там старожилы, знающие о странном оповещении или ещё комнаты не заселены.
   -Можно, конечно, и не ложиться, но на улицу выходить, тоже не стоит. Если, кто нарушит, того забирает полиция в участок и держит там до утра.
   -Какой странный порядок!
   -Это выдумка нашего достопочтимого Магараджи, и все недовольства к нему, господа, - закончил прислужник и пожелал всем спокойной ночи.
  

* * *

   Ровно в девять доктор входил в здание местной администрации, располагавшееся в двух кварталах от гостиницы. Ночной выстрел всё ещё звучал в ушах, да и плов напоминал печени о своей трудной перевариваемости - одним словом, настроение не очень.
   Удостоверение визитёр вручил смуглому человеку средних лет (своему ровеснику, как показалось доктору). Служивый, повертев документ и так и сяк, и, посмотрев взглядом укротителя, грозно, хотя и лениво, рыкнул:
  -- Так вы турок из Смирны? Ваше имя?
  -- Доктор Шейх-Мухаммед-Аяфенди.
  -- С какой целью пожаловали?
  -- Приехал для научной работы и привёз письмо вашему Магарадже.
  -- Чтобы встретиться с достопочтимым Рамбир-Синхом, вы должны записаться на приём. Видеть нашего Магараджу желающих много.
  -- Запишите меня. Какой будет день?
   Чиновник буркнул что-то своему коллеге, сидевшему за дальним столом, и тот сообщил, порывшись в бумагах:
  -- Не раньше, чем через неделю. Быть у их Высочества нужно в это же время - опоздания недопустимы.
  -- Благодарю. Я могу идти?
  -- Нет, постойте! - воскликнул снова первый, доставая из ящика стола толстенную книгу в кожаном переплёте. - Вы должны присягнуть на Коране, что не подосланы к нам... англичанами.
   Какой странный обычай, подумал доктор, но, решив ничему не удивляться, исполнил требование.
   - Вот так-то лучше, - почти улыбнулся "рыкавший" чиновник, убирая Коран. - Теперь вы свободны, и мы вам очень признательны за визит.
  
   Выйдя из здания, доктор вновь оказался на знойной, несмотря на ранний час, пыльной улице, тянувшейся в сторону базара.
   "Какие странные порядки, - думал он, идя не спеша. - Вечером заставляют, чуть ли не с петухами, укладываться, странным способом извещая о том, что пора; утром велят клясться, что ты не шпион, да ещё на Коране. Что же, в таком случае, последует днём? И, впрямь, Индия - страна чудес. Даже не столь удивительны фокусы факиров, сколь неожиданны причуды правителя: велит по ночам из пушки палить!"
   Он вскоре заметил трёх дервишей, сидевших и полулежавших на топчанах с торчащими из них острыми гвоздями. Дервиши расположились на своих "орудиях пыток" как на пуховых перинах. Гвозди вбиты очень часто и острия их угрожающе сверкали. "Артисты", заметив непривычно одетого "зрителя", сразу преобразились: начали демонстративно сладко зевать и с наслаждением потягиваться, всячески подчёркивая, как приятны им эти "мягкие" ложа. Стали активно ложиться и вставать, показывая, что крови на их неуязвимых спинах и в помине нет. Пришлось кинуть пару монет - всякое искусство достойно вознаграждения.
   Не переставая удивляться способному на подобные выкрутасы народу, доктор достиг базарных ворот, но и тут очередной фокусник привлёк его внимание.
   Этот выглядел бедней других, хотя и те не походили на богачей. Он сидел на земле, без коврика или подстилки, хотя неизменная чашка имела место, подтверждая, что бессеребренников здесь не водилось. Правая рука артиста высоко поднята, а в левой он держал железный трезубец.
  -- В чём здесь смысл? - поинтересовался доктор у одного из зевак.
  -- В том, что если он захочет согнуть правую руку, то не сможет. Она давно окостенела!
  -- А трезубец зачем?
   Но отвечавшего и след простыл. Домогаться у других, демонстрируя невежество, доктор не стал, дабы не привлекать к себе излишнего внимания.
   Войдя в ворота, двинулся меж торговых рядов. Бесчисленные овощные лавки источали букеты запахов, щекотавших нос - лук, чеснок, различные специи... Кроме овощей и трав здесь имелось всё, что угодно даже самой капризной и прихотливой душе: кольца, серьги, браслеты, обувь, благовония, фрукты, фарфор, фаянс, море различных тканей...
   - Подходи! - кричит приветливый торговец шёлком. - Недорого отдам!
  -- Кому муслин, кому ситцы? - кричит другой, широко улыбаясь.
  -- Парча, хлопок, кисея! - вопит третий, улыбаясь ещё шире.
  -- Холодный шербет, финики, халва! - снуёт между рядами неопрятный мальчишка.
   Множество мастеров-кустарей сидят возле своих лавок и, не покладая рук, выполняют любые заказы. Тут портные и башмачники, ювелиры, оружейники и кузнецы. Кого здесь только нет. Подходи да заказывай!
   Доктор отправился на базар не за покупками, а так - полюбоваться, проникнуться местным колоритом, сравнить, чем отличается персидский базар от индийского. Он не спеша, бродил, толкаемый и сам толкавшийся (в толпе не без этого), изредка приценивался, просил показать ту или иную вещицу, обрушивая на себя водопады любезностей. Ходил больше часа, а прилавкам и конца не видно. Поравнявшись с лавкой, торговавшей медной посудой, камнями и морскими раковинами, приценился:
   - Почём эта большая? Давно не видал таких огромных даров моря!
   - Одна ану, господин.
   "Сколько же будет на наши деньги?" - стал соображать покупатель, как почувствовал, что кто-то легонько его толкает в бок. Повернулся. Рядом стоял индус средних лет и радостно скалился. Улыбка не показалась доктору приветливой.
   - Вы русский! - сказал незнакомец утвердительно. - Вы русский переводчик! Я видел вас у губернатора в Ташкенте. Помните, я привозил письмо, а вы переводили?
  -- Вы меня, мистер, с кем-то путаете! - Доктор невозмутимо направился прочь.
  -- Постойте, постойте! - увязался индус следом. - Вы вырядились турком, видно, неспроста - вот и не хотите меня признать! Но ваша хромота...
  -- Отстаньте! Я вас не знаю, - бросил сердито доктор, и прибавил шагу.
   - Ага, боитесь! - ускорил шаг индус. - Ладно, так и быть, не выдам, если дадите мне сейчас... тысячу рупий. Я оказался в трудном положении, господин переводчик, и нуждаюсь в деньгах!
   - Я не даю незнакомцам на улице подобные суммы, да у меня и нет таких денег! - гневно заявил доктор, безуспешно пытаясь оторваться от преследователя.
   - Ну, раз так - вам же хуже!
  
   Доктор, видя, что дело принимает скверный оборот, побежал, что было, хоть и ошибочной, но вынужденной мерой. Преследователь, казалось, только и ждал этого. Он громогласно заорал:
   - Люди, люди, держите его! Это британский агент, переодетый шпион! Ловите его!
   Похоже, словосочетание "британский" и "агент" действовало на местное население, как красная тряпка на известное животное. За беглецом устремилась улюлюкающая, разъярённая толпа. Бедный доктор понимал, если догонят - не пощадят, и припустил, что было сил. Бег давался ему нелегко (с прихрамыванием, как кенгуру), да и выглядел весьма потешно. Поэтому, догнать его не составляло большого труда, к чему всё и шло. Вот над ухом просвистел первый камень, за ним - второй, а третий - больно ударил меж лопаток. Лишь бы не споткнуться и не упасть, а то растопчут, мучительно стучало в висках. Но куда бежать, не зная города? Куда прятаться? Ещё припустив, беглец свернул в ближайший переулок, и толпа на мгновенье отстала. Впереди, у обочины, стоял конный экипаж. Он был крытым, несмотря на жару, а занавески задёрнуты. Преследуемый поравнялся с каретой.
   - Прошу вас! - спасительная дверца любезно распахнулась, беглец, не раздумывая, вскочил на подножку, и чья-то рука захлопнула дверцу.
   - Пошёл, пошёл, гони! - раздалось из кареты, и кучер рванул с места.
   - Спасибо, что спасли от разъярённых безумцев! - обратился доктор неизвестно к кому, сидевшему в глубине кареты. Очутившись после яркого света в полумраке, он никак не мог разглядеть своего спасителя. - Кто вы, и как мне отблагодарить вас?
   - Я Войцех Сойка, родом из Варшавы, учёный-востоковед, - отрекомендовался маленький господин, выдвинувшись из темноты.
   - А я доктор Шейх-Мухаммед-Аяфенди, родом из Смирны и, кстати, тоже востоковед.
   - Очень приятно! И приятно вдвойне, что - коллеги!
   - Ещё раз хочу выразить вам свою благодарность, мистер Сойка! (Разговор шёл по-английски).
   - Не стоит благодарности! На моём месте, думаю, так поступил бы каждый: ведь толпа не всегда бывает права, даже, если вы и в чём-то провинились.
   Польский учёный придвинулся к окну, и доктор теперь получил возможность получше разглядеть его. Светловолосый и светлоглазый, мелкотелый и низкорослый господин, одетый по-европейски в тройку, несмотря на жару. Наверное, кому-то визиты делал. В облике нечто птичье - "нахохленность", что ли. Не он ли выглядывал из-за угла, там возле гостиницы? Тот тоже показался маленьким и юрким. Но стоит ли сразу подозревать человека, тем более спасшего жизнь? Доктор устыдился своей извращённой подозрительности, и спросил бесхитростно: - Так вы здесь с научной целью, мистер Сойка?
   - Прошу вас, называйте меня, по-нашенски, "паном" - не люблю я этих английских обращений.
   - Как угодно! "Пан" так "пан"!
   - Изучаю историю и культуру Индии, дорогой... - запнулся на непривычном имени поляк.
   - Шейх-Мухаммед... - пришёл на помощь доктор, понимая, что подобное варварское буквосочетание не по зубам славянину. - Зовите меня тоже попроще! Согласен и на "доктора".
   - Извините, доктор, - слегка смутился поляк. -А вы, зачем пожаловали?
   - И я приехал изучать то же, что и вы, пан Сойка.
   - Какое чудесное совпадение! - улыбнулся поляк. - Разве в вашей стране проявляется столь большой интерес к Индии?
   - Это вопрос я могу переадресовать и вам, - слегка обиделся турок. - А зачем Польше понадобилась Индия, тем более что у вас, не прекращаются бунты и восстания. До Индии ли вам?
   - Как вы обо всём осведомлены, доктор? Так вот, пред вами одна из жертв этого восстания. Прошу любить и жаловать!
   - Как?
   - А очень просто: был на стороне повстанцев, как и вся передовая, и мыслящая часть общества! Лишь симпатизировал - на баррикадах не стоял. После подавления пришлось бежать из страны, и вот я здесь, так далеко от Родины. - Сойка разволновался, голос его, и без того, высокий, срывался на фальцет.
   Доктор понимающе молчал, не задавая лишних вопросов, чтобы не бередить раны... Политика - дело тонкое, и лучше поменьше касаться её, тем более с едва знакомым.
   - А кто и за что вас-то преследовал на улице? - спросил поляк более спокойным голосом. - Вы тоже в каком-нибудь "восстании" участвовали?
   - Ко мне на базаре привязался какой-то шантажист, ни с того, ни с сего требуя тысячу рупий. А то, мол, скажу, что ты британский шпион!
   - Да, здесь англичан не жалуют. Что, правда, то, правда. И есть за что!
   - Почему же?
   - Они много бед принесли населению за годы своего владычества. Вам не поздоровилось бы, коль догнали!
   - А как же вы оказались в нужное время в нужном месте, мой спаситель?
   - Случайность. Медленно ехал и стал невольным свидетелем погони. Услышав шум и гам, решил притормозить.
   - Ещё раз, благодарю вас! Я ваш должник!
   - Считайте, ч случай помог вам, а он всегда благосклонен к достойным!.. Из этого, кроме того, можно заключить, что теперь местные авантюристы придумали новую форму вымогательства денег у приезжих. Помимо, уже набивших оскомину, всяческих фокусов и чудес. Дай денег, а то скажу, что ты английский шпион!
   - Факирских-то чудес я насмотрелся! - вспомнил доктор небывалое зрелище.
   - Наверное, и деревянный шар с верёвкой видели, и матрасы с гвоздями, и окаменевшую руку?
   - Да, успел всего насмотреться.
   - Ну и как?
   - Чертовщина какая-то!... А над чем вы работаете, пан Сойка, если не секрет?
   - Совсем не секрет, дорогой коллега. Пишу исследование о зарождении и становлении династии Великих Моголов. А вы?
   - Моя тема чуть попроще, хотя не менее увлекательна. Я пишу о землепроходцах, проложивших торговые пути в Индию, начиная с Марко Поло, Васко да Гама и кончая россиянами.
   - Кстати о россиянах! Если бы на вас не было этого восточного наряда, я бы не поверил, что передо мной турок. Голубые глаза, светлые усы и бородка - да вы типичный славянин!
   "Как он сумел разглядеть цвет моих глаз сквозь синие очки да в полумраке кареты"? Доктор только сейчас заметил, что солнечных очков, как раз, на переносице и нет (потянулся поправить, а их и...). Пощупал нагрудный кармашек, куда обычно клал. Футляр на месте, но пуст. Наверное, слетели с носа, когда бежал. Впопыхах и не заметил, а хорошие были, совсем новые, перед отъездом купил специально от солнца (парижская модель). Ах, как жаль!
   - Возможно, я потому похож на славянина, что во мне больше персидских кровей. А персы эти древние арии, как известно, были голубоглазы.
   - Кстати, и феска очень подходит к цвету глаз, - продолжал поляк изучать детали туалета своего гостя. - У вас все их носят?
   - Многие, - ответил доктор и, отодвинув занавеску, взглянул в окошко. - Куда мы так долго едем?
   - Сначала отрывались от погони, а сейчас - наугад. А вам куда? Извините, что не спросил даже, где вы остановились!
   - Мне в "Огни Кашмира", там я поселился, прибыв только вчера.
   - Если хотите, заедем ко мне, посмотрите, как я живу. Я здесь уже несколько лет. Снимаю дом.
   - Благодарю, но лучше в другой раз! - уклонился турок и достал часы. - Мне пора в отель, уже полдень.
  
  
   - В отель, так в отель. Гони к "Огням Кашмира"! - крикнул вознице поляк. - Если не возражаете, завтра я к вам заеду.
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

Английская миссия и англофоб.

  
   Долговязый индус торопливо подошёл к воротам английской миссии и, кивнув часовому как старому знакомому, беспрепятственно вошёл внутрь.
   - У себя ли мистер Торнтон? - спросил он в приёмной.
   - Да, он у себя. Проходите, - приветливо ответил секретарь, увидев знакомое лицо.
   - С чем пожаловали, мистер Чарн-Сингх? - осведомился Генри Торнтон.
   - Час назад на базаре, я встретил одного русского, переодетого турком.
   - Кто такой? - насторожился англичанин.
   - Когда я несколько лет назад отвозил в Ташкент письмо нашего Магараджи, этот господин был переводчиком при тамошнем генерал-губернаторе.
   - Имеется в виду письмо, где...
   - Да, то самое, где Рамбир-Сингх предлагал свои услуги русским.
   - И его переводил этот человек?
   - Да! Я подошёл к нему, узнал, несмотря на странный наряд и синие очки, напомнил о себе, но он притворился, что не знает меня, и поспешно скрылся.
   - Может быть, вы ошиблись? Вы уверены, что это именно он?
   - Ошибиться не мог! Я его очень хорошо запомнил - да, к тому же, есть и особая примета. Слегка прихрамывает на левую ногу.
   - А каков он? Опишите.
   - Среднего роста, около сорока лет, с небольшой светлой бородкой и усами, глаза голубые... Что ещё? Одет, как турок. На бритой голове феска с кисточкой. Кажется, всё.
   - Как вам так хорошо удалось рассмотреть?
   - Я долго разглядывал его прежде, чем подойти и заговорить.
   - Имя вы, конечно, не знаете?
   - Нет, имя мне неизвестно.
   - Надо полагать, появился он здесь неспроста, тем более, переодетым, - задумался мистер Торнтон и стал машинально шарить по столу в поисках коробки сигар, но, так и не найдя, спросил снова: - Не проследили, куда он пошёл?
   - Он не столько пошёл, сколь побежал!
   - Побежал? Да, что вы! - удивился англичанин, и поиск сигар продолжил. - "Куда же они подевались"?
   - Он так испугался встречи, что припустил - не догнать! Но я погнался ...
   - И что же? - поиск коробки снова не увенчался успехом.
   - К сожалению, он сел в экипаж того самого, вам известного, поляка, и они умчались. Похоже, что экипаж оказался там не случайно.
   - Так выходит - поляк с ним заодно? Вы ведь знаете, где живёт этот... как его?
   - Войцех Сойка. Я знаю его дом.
   - Установите наблюдение, а мы пока выясним, что за подозрительный "турок" к нам прибыл. Неужели, и вправду, новый русский агент пожаловал?
   - А зачем иначе русскому переодеваться турком? Я могу идти, сэр?
   - Идите и спасибо за ценные сведения. Британия вас не забудет!
   - Рад служить Её Величеству!
  
   Мистер Торнтон подошёл к застеклённому шкафу, полки которого плотно заставлены множеством толстых и тонких папок с надписями на корешках. Основательно порывшись и чертыхаясь, достал одну, средней толщины, сдунув всепроникающую пыль. Уборщицу и на пушечный выстрел нельзя подпускать к этому сокровищу - слишком секретно содержимое!
   Снова сел за свой массивный, похожий на старого гиппопотама, стол, развязал тесёмки, раскрыл одну из папок, полистал, нашел, что нужно, и начал читать.
   "Войцех Станислав Сойка, участник восстания Костюшко 1863 года. После подавления восстания бежал от преследования в Индию..." Вот он, голубчик! Весь, как на ладони. Раньше он почему-то не проявлял симпатий к России, виновнице всех польских несчастий...
   Достав чистый лист, мистер Торнтон стал быстро писать: "Сей господин, как-то связан с вновь прибывшим русским агентом. Есть основания полагать, что мистер Сойка, возможно, не откажется сотрудничать, для этого с ним будет проведена соответствующая работа".
   Отложив перо, Генри откинулся в кресле. Новая поза позволила заметить краешек искомой коробки, заваленной бумагами, на углу стола.
   - Вот она, проклятая! - издал он боевой клич, и радостная улыбка, наконец, образовалась на суровом лице дипломата.
  
  

* * *

   У ворот гостиницы доктор бодро спрыгнул с подножки. Начало второго. Новый знакомый крикнул, захлопывая дверцу: - Я завтра заеду в полдень и отправимся ко мне.
   - Хорошо, - помахал феской Шейх-Мухаммед и направился к дверям. Там, переминаясь, расплывался в улыбке Чанакья.
   Когда оказались в номере, доктор немедля заказал обед, - аппетит пока не являлся тем предметом, на который приходилось жаловаться, несмотря на изредка пошаливавшую печень. Помощник принялся распаковывать багаж и раскладывать предметы быта и туалета по многочисленным полкам шкафов и тумбочек.
   - Сорочки куда прикажете положить?
   - Клади вон туда, на верхнюю.
   - А галстуки и манишки?
   - Их сюда, на среднюю.
   - Смокинг слегка помялся. Как быть?
   - Снеси консьержу, пусть распорядится, чтобы отутюжили.
   Чанакья вышел, а доктор продолжил опустошение баулов, достав ещё несколько предметов: красивый, инкрустированный ларчик красного дерева, какие-то пузырьки, похожие на чернильницы, перья, пачки бумаги, ещё какие-то мелочи. Всё торопливо рассовал и распихал по ящикам и ящичкам импозантного бюро орехового дерева, являвшегося главным украшением невзрачного гостиничного номера.
   - К вечеру будет готово, - объявил с порога вернувшийся слуга.
   - Отлично! Послушай, Чанакья, хочу рассказать о том, что со мной приключилось.
   - В чём дело, бабу?
   - Сегодня на базаре...
   И доктор поведал о дерзком шантажисте и погоне, опустив лишь некоторые детали, посчитав, что не всё нужно знать слуге.
   - Если бы не этот господин, толпа меня бы растерзала, - закончил он печальную историю.
   - После этого вас одного нельзя никуда пускать. Я буду теперь повсюду сопровождать вас, бабу!
   - Ты хочешь быть, помимо слуги, и телохранителем, дорогой Чанакья? - расчувствовался доктор.
   - Да, мой господин. А в том, что люди так себя повели, нет ничего удивительного, - здесь ненавидят англичан!
   - Тоже мне и пан Сойка говорил.
   - И я их терпеть не могу, - изменился в лице слуга, - и в первую очередь за то, что они хотят стереть различия между кастами, но, вместе с тем, ни одну из них не ставя вровень с собой.
   - Значит, ты против "свободы, равенства и братства"? А вот во Франции даже революция из-за этого случилась.
   - Во-первых, здесь не Франция, а во-вторых, какое "равенство и братство"? Брахма из четырёх частей своего тела создал четыре рода людей, четыре касты. И они не равны между собой. Человек при жизни не может перейти из одной касты в другую. Страшная кара грозит тому, кто нарушит этот закон. В наказанье, когда он умрёт, душа его переселится в тело человека низшей касты или даже в какое-нибудь мерзкое животное, в гиену или свинью. Душа праведника, напротив, воплощается в теле человека более высокой касты.
   - Так выходит, между вашими кастами сильное разобщение, а то и вражда? - удивился доктор, не знавший этих тонкостей.
   - Да! - пылал жаром индус. - Такое же, как между индуистами и мусульманами. И если бы жителям не было запрещено иметь оружие, то распри бы перешли во взаимное уничтожение.
   - Я мусульманин, значит, ты меня должен на дух не переносить, выходит так?
   - Что вы, мой господин? Это удел простонародья...
   - Неужели индусов и мусульман никак не объединяет общая неприязнь к англичанам?
   - В том-то и дело! Они, англичане, этим умело пользуются.
   - По принципу разделяй и властвуй?
   -Да! Культурная прослойка находится в выжидании, но легко идёт на любые сделки с британскими правителями. - Чанакья отчаянно жестикулировал, показывая, как англичане разделяют (рубил вертикально рукой) и властвуют (будто натягивал вожжи и замахивался хлыстом).
   - После подавления восстания сикхов разве брожение в обществе не уменьшилось? - задавая этот вопрос, доктор подумал, что перед ним не просто слуга, а нечто "большее", возможно лишь прикинувшееся слугой.
   - В разных слоях по-разному, - изобразил горизонтальными движениями рук социальное расслоение рассказчик. - Например, махратских брахманов англичане, по-прежнему, считают отъявленными мятежниками... Здесь большие надежды возлагают на русских и считают их будущими владетелями Индии.
   - Я знаю, что многие раджи предлагают русским даже свои услуги. Так ли это? - с хитрецой спросил турок.
   - Да, многие надеются, - охотно "заглотнул наживку" странный слуга, - что из-за высоких гор должны придти победоносные полчища. Они сокрушат иноземную власть и освободят покорённые индийские племена.
   - В это серьёзно верят? - поднял брови доктор.
   - Сильна в народе вера в северного Белого царя, хотя есть и такие, кто готов к схватке с северным богатырём и способен ополчиться на Русь!
   - Опять разобщение? - подавил голодную зевоту доктор. "Почему так тянут с обедом"?
   - Многие владетели даже предлагали англичанам свои войска для борьбы с Россией.
   - А много ли здесь известно об этой стране? - под ложечкой начинало посасывать.
   - Образованные люди знают о ней лишь по английским газетам, где пишут только о плохом.
   - О чём же? "Ну и слугу мне Бог послал! Или он подослан не Богом? Но кем"?
   - Об этих... как их? - наконец, запнулся индус. - О ни-ги-ли-стах, например, если не ошибаюсь.
   - Да, есть такие, - согласился доктор, поражаясь осведомленности слуги. - Я тоже слышал про Бакунина, Кропоткина и прочих...
   - Здесь, к тому же, продаётся и книжка о России, написанная англичанином. Из неё индусам предлагается узнать, что существует деспотическое государство, где народы задушены налогами, где у всякого приезжающего индуса спросят паспорт и за неимением последнего сошлют в Сибирь. При этом подробно описываются ужасы замерзания.
   - Ты читал эту книгу?
   - Да, потому что интересуюсь далёкой северной страной.
   - И мне приходилось там не раз бывать. Люди Севера смелы и мужественны, - подбавил пафоса доктор.
   -О, как я вам завидую! А здесь остались лишь одни трусы, - поник и помрачнел слуга.
   - Ты так считаешь?
   - Да! - снова воспрял Чанакья. - Прикрикнет англичанин на весь этот сброд, называемый национальной армией, и они побегут. Единственно, кто смелы, так это непальцы! Из них англичане и вербуют свои лучшие полки.
   - Я слышал об отваге непальцев, - сосание под ложечкой усилилось. "Где же заказанный обед? Почему так долго не несут?"
   - Но всё же, у большинства населения - недоверие к верховной власти и раздражение против неё.
   - А англичане никого не боятся? - посмотрел с тоской на дверь доктор. "Когда же?"
   - Они боятся русских. Они боятся, что русские вторгнутся и вытеснят их из Индии. Они, к тому же, скупают лучшие русские товары, уничтожают на них фабричные клейма и ставят свои! И, наоборот, на плохой английский товар наклеивают русские!!
   - А откуда тебе известны такие подробности? - не переставал удивляться доктор, забывая даже на мгновения о голоде.
   - Я точно это знаю, как бывший купец!
   - Купец? - присвистнул доктор. - "Час от часу не легче! Но, где же чёртов обед?"
   - Сам торговал. Я вам рассказывал при знакомстве, что был купцом и разорился. Вы забыли?
   - Да, припоминаю, припоминаю... "И про меня, видно, забыли... Не послать ли Чанакья, проведать"?
   - Всех русских англичане считают шпионами, - опять принялся за своё британофоб, - и подговаривают местное население не общаться с ними!
   - Какое счастье, что я не русский, - облегченно вздохнул турок и извлёк из бокового кармашка своей янычарской куртки часы. - Как много нового и интересного мне довелось сегодня услышать, но я вынужден прервать нашу увлекательную беседу, потому что мне пора кое-что поделать...
   - Если у вас, бабу, нет ко мне поручений, то я вас покину, - направился к выходу догадливый слуга.
   - По пути напомни консьержу о моём обеде. Я устал ждать!
  
   За индусом закрылась дверь, и доктор уселся за бюро, достав листы бумаги, пузырьки и перья - может, удастся до обеда чиркнуть хоть пару строк (чувство голода немного отступило).
   На минуту, задумавшись, он решительно обмакнул перо в чернильницу и, стряхнув лишнее (ещё не хватало сразу же и кляксу поставить), начал размашисто писать по-персидски, как заправский каллиграф, оставляя значительные расстояния между строчками.
   За дверью послышалось долгожданное звяканье посуды и не менее долгожданный голос, извещавший, что "кушать подано".
   "Вот так всегда - стоит только начать..." - с досадой подумал он и украсил белоснежный лист первой жирной кляксой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мореплаватель. Огнепоклонник. Кофевар и англоненавистник. Обмен мнениями.

  
  
   "На острове Ринальто, в известной купеческой семье родился отпрыск. Мальчик воспитывался среди детей доброй тётушки, - мать его умерла при родах, а отец мессир Николо, ещё до появления на свет сына, уехал с братом Маффео на Восток, туда, где правил всемогущий Чингисхан. Тем временем в солнечной Венеции мальчик Марко подрастал и мужал. Он играл и забавлялся, наблюдая, как причаливают к пристаням галеры, как узкие стяги их щёлкают от порывов свежего ветра и развеваются флаги с изображением крылатого льва. Он видел, как матросы разгружают тюки сирийского шёлка и багдадской парчи, пахнущие сандаловое, эбеновое и красное дерево, кули с имбирём, перцем, корицей, шафраном и мускатным орехом.
   С Кипра, из Индии и Мавритании привозили медь, хлопок, сахарный тростник, строительный лес; из Малой Азии - железо, шерсть и кожи; из Аравии и с Малабарского побережья - красители: вайду и индиго, украшения и лекарственные травы.
   К пятнадцати годам Марко уже разбирал латынь молитвенника, немного читал по-французски, знал цены на товары, сноровисто умел грести, участвуя в гонках гондол по Большому каналу.
   Однажды заприметил он на пристани двух загорелых купцов, в видавшей виды одежде. С борта только что причалившей галеры они придирчиво следили за разгрузкой. Из разговора выяснилось, что приплыли почти уже всеми забытые Никколо и Маффео, отец и дядя Марко, которые отсутствовали долгие семнадцать лет.
   Почтенные братья с удивлением и интересом разглядывали своего подросшего родственника. Он был любознателен, сообразителен и боек. Расспрашивая отца и дядю, Марко уже воображал себя в диковинных азиатских странах.
   Побыв на родине, венецианцы должны были возвратиться к своему далёкому хозяину, нанявшему их на службу, владыке монголов, китайцев и множества других народов, плативших ему дань.
   И вот свершилось: Марко, стоя на палубе рядом с отцом и дядей, наблюдает, как удаляется венецианская набережная, как становятся всё меньше и меньше дома и люди. Минуя мели, судно вышло на морской простор и растворилось в лазоревом сиянии Адриатики".
  
   Поставив точку, учёный отложил перо и, дав просохнуть написанному, взял другой флакончик и другое перо. Новым пером и чернилами начал более убористо между строчек вписывать по-английски:
  
   "Здесь существует разобщение между различными кастами и сектами, между индусами и мусульманами. Всем туземцам запрещено иметь оружие. Класс интеллигентных индусов находится в выжидании, но легко идёт на сделки с правительством англичан. Махратские брахманы считаются англичанами за отъявленных мятежников. Англичане опасаются вторжения русских войск. Здесь распространяется лживая книга о России".
  
   Доктор закончил. По мере высыхания чернил, написанное исчезало чудесным образом. Аккуратно сложив листы, убрал в ларчик, заперев его маленьким ключиком, почему-то висевшим под одеждой у него на шее.
  

* * *

   Новый знакомый нагрянул ровно в полдень, как и обещал.
   - Не случилось ли с вами чего-нибудь ещё за это время? - осведомился он, любезно распахнув дверцу экипажа.
   - Нет, слава Аллаху, всё тихо и спокойно, - ответил турок, залезая в карету.
   Колёса завертелись, оставляя пыльный след. Мальчишки-оборванцы, подошедшие клянчить подаяния, в огорчении отпрянули и разбежались.
   Ехали недолго, затормозили перед небольшим одноэтажным кирпичным домиком с деревянной пристройкой, двориком и забором. Строение было вполне европейским.
   - Это один из домов, принадлежащих местному богатому персиянину, - пояснил Сойка, перехватив любопытный взгляд доктора. - За умеренную плату арендую этот домишко.
   "Откуда же средства у бедного изгнанника - арендует целый дом, имеет собственный экипаж"? - нехорошо подумал доктор.
   - Дади-Насю-Ванджи, так зовут богача, потомка тех персиян, что в давние времена были вынуждены покинуть своё отечество из-за приверженности к огнепоклонству.
   - И мои предки поклонялись огню, - признался доктор. - А в Российской империи и сейчас находится храм огнепоклонников, Атештях. Там из земли вырываются столбы огня и качаются над башнями, где паломники-парсы читают заклинания.
   - Вы там бывали? - поинтересовался поляк, распахивая перед гостем дверь.
   - Видел своими глазами. Храм стоит с древних времён возле выхода на поверхность горючих газов. По-персидски это место называется "итешти", что значит "место огня".
   - Ваши предки арии почитали огонь как божество? - Хозяин вел гостя по тёмному коридору.
   - Да, почитали. Дух великого пророка Заратустры витает над этим священным местом, - ответил доктор и подумал удивлённо: "А где же прислуга? Неужели он один управляется в целом доме"?
   - Вот это мои апартаменты. - Сойка привел доктора в гостиную. - Располагаетесь!
   - Огонь нельзя осквернить или даже "обидеть", погасив, или, сжигая в нём мусор. -Доктор уселся в глубокое кожаное кресло. - Огонь нельзя также загрязнить даже дыханием, поэтому жрецы, стоящие возле алтарей, для защиты пламени от скверны, надевают специальные накидки, закрывающие и нос и рот.
   - Кстати об огне: может, чего-нибудь горяченького, чашечку кофе, например? - Поляк соблазнительно зажмурился, словно смакуя.
   - Не откажусь, - согласился гость, вертясь по сторонам. - Как уютно! Без прислуги управляетесь?
   - Отпустил на время, так что пока сам, тем более, такое деликатное дело, как варку кофе, никакой прислуге доверить, не намерен. Посидите, я мигом...
   Хозяин вышел. Гость огляделся: гостиная как гостиная - викторианская мебель (кресла и диван), картины на стенах неизвестных мастеров (очевидно копии или подделки - подходить ближе и рассматривать лень), ничего особо примечательного в глаза не бросилось. Заметив рядом с собой на столике раскрытый журнал, пробежал глазами первую попавшуюся статью:
   "Амрита Базар Патрика", самая неспокойная и буйная газета Индии - настоящая заноза в боку цензора. Она прежде издавалась на бенгальском, но когда её статьи дошли до максимума неприятных англо-индийскому правительству истин,.." - Ноздрей коснулся знакомый дурманящий аромат. - "...то оно и прибегло, около двух лет тому назад, к знаменитому своему закону, известному под именем "намордник прессы".
   Что за странная статья? Что за журнал?
   Доктор потянулся, взглянуть на обложку. В дверях показался хозяин с подносом в руках.
   - Я извиняюсь, что впопыхах не спросил, как вы предпочитает, и приготовил, как пьют у нас - "по-варшавски". А вы, наверное, любите "по-турецки" с водой?
   - Не переживайте. Не важно! Люблю по-всякому, - улыбнулся гость, поднося чашку к губам. - О, прекрасно! Кто вас научил так замечательно варить?
   - Вы думали, поляки способны только восстания поднимать? - зарделся довольный "кофевар". - Благодарю за комплимент. Я, в свою очередь поражён вашим рассказом, что окончательно меня убедило в том, что вы истинных персидских кровей!
   - В меня же, напротив, закралось сомнение, - сделав нарочито серьёзное лицо, сказал доктор. - Вы не славянин, а восточный человек... Доктор выдержал паузу, наблюдая за реакцией насупившегося пана Сойки: - Поляк не может так мастерски варить кофе! Шучу, шучу!
   - Ах, вон, куда вы клоните, - рассмеялся и хозяин. - Тогда, может быть, будем иногда меняться местами: я стану прикидываться турком, а вы - поляком!
   - Почему нет? Охотно! - расхохотался гость.
   Шутки и веселые взаимные пикировки продолжались некоторое время, пока разговор не коснулся англичан и их взаимоотношений с местным населением. Тут хозяин посерьёзнел и, понизив голос, доверительно сказал:
   - Мой знакомый, сотрудник британской миссии, мистер Торнтон, являет собой пример подобного недопустимого отношения к аборигенам.
   - Почему понизили голос?
   - Знаете, у стен тоже уши есть.
   - Понимаю, понимаю...
   - Так вот, я как-то, будучи у него в гостях, коснулся в разговоре этой щекотливой темы. Я был свидетелем того, как к нему на приём пришёл индус-старик и как мой знакомый обошёлся с ним.
   - Что же произошло? - с сожалением заглянул в пустую чашку доктор.
   - Ещё сварить? - поляк с готовностью вскочил.
   - Погодите, погодите, продолжайте, я слушаю, - удержал любезного хозяина гость.
   - Этот старик вошёл в кабинет и смиренно встал у дверей, а хозяин не только не предложил ему сесть, но даже и не подпустил к себе на десять шагов. Я указал мистеру Торнтону на это. "Мой друг, - отвечал англичанин, - визит старика официальный, и я не имею права отклоняться от принятых норм. Я обязан вести себя сдержано с туземцами, иначе они
   перестанут нас уважать"! Припоминаю и другой случай: как-то мистер Торнтон в моём присутствии толкнул своего садовника-индуса за то, что тот случайно попался ему под ноги в аллее. На это замечание англичанин мне ответил так: "Это, положим, вышло нечаянно". На что я спросил: "А этот ваш "чёрный" садовник британский подданный или нет"? "Да, конечно", - ответил Торнтон. "И имеет одинаковые права с садовником-англичанином"? - продолжал я. "Да, но к чему это? Я вас не понимаю..." "Если бы вы дали заслуженную оплеуху садовнику-англичанину, то рисковали бы получить сдачу. Перед законом ведь ваш садовник был бы прав, а вы, как зачинщик, остались бы, оштрафованы. А что, если бы индус, в свою очередь, как британский подданный, дал бы вам сдачу"? "Я бы заколотил его до смерти! Индус - британский подданный, но он не англичанин"! - почти закричал мистер Торнтон. Вот такой разговор состоялся у меня, - закончил пан Сойка и устало откинулся в кресле.
   - Что Англия великая и могущественная держава, знает всякий, - понимающе вздохнул доктор. - Известно и то, что Англия не может не желать Индии, как лучшей из своих колоний, если не добра в нравственном отношении, то преуспеяния в материальном, хотя бы в силу пословицы, что "никто не выжигает собственного посева".
   - Конечно, - поддакнул Сойка.
   - И полагать, что в силу неверной политики, британцы стали бы делать всё, чтобы загубить или потерять этот драгоценный перл в венце королевы, право, было бы слишком глупо, - завершил тираду доктор.
   - Да ну их, этих англичан с их политикой! Лучше поговорим о науке, - в сердцах воскликнул Сойка. - Меня интересуют совсем другие вопросы. Я хочу вам предложить, коллега, ну что ли, некое взаимное рецензирование наших трудов: я читаю вам, что написал, а вы - мне. К взаимной, надеюсь, пользе. Согласитесь, что мнение со стороны очень ценно. Не всё же вариться в собственном соку?
   - Безусловно. Я с вами целиком согласен, - одобрил предложение гость.
   - Так может, прямо сейчас и начнём?
   - Я, пан Сойка, написал пока что совсем мало, - слегка растерялся доктор, вспомнив о своих нескольких страничках. - И не захватил с собой, потому что...
   - Что мало написали - не беда. Начнём с меня, - я успел кое-что... - В руках Сойки чудесным образом появилась достаточно пухлая тетрадь, или доктор просто не заметил, откуда тот достал её. - "Темчужин родился, зажав в кулачке запёкшийся сгусток крови, верный знак того, что на свет появился сильный и храбрый воин. Путь молодого хана был долгим и трудным. Бедность, непривычная для некогда богатой семьи, вражда с братьями, сопровождали его детство и юность. Случилось так, что он в порыве гнева застрелил из лука одного из братьев, и родичи, в наказанье, надев ему на шею тяжёлую колодку, увезли из семьи. Шли годы. Темчужин скитался, терпя голод и нужду, но выжил и возблагодарил Всемогущего ритуальным возлиянием кумыса и девятикратными поклонами. Он вдруг ощутил себя избранником Вечного Синего Неба (Тенгри), верховного божества монголов. Он стал собирать и сплачивать рассеянные отцовские владения и одерживать первые победы над врагами. Темчужин действовал успешно и вскоре китайский император Цзинь пожаловал ему звание Сотник. Весной 1206 года на Великий Курултай сошлись все знатные люди Монголии. У истоков реки Онон Темчужин водрузил свой бунчук, девятихвостое белое знамя. "Волею Великого Неба и волею собравшихся здесь ты провозглашаешься Великим Ханом, - объявили старейшины. - Будь достоин этого, наш Чингисхан"! "Я поделю страну на Тысячи, - возвестил молодой правитель. - Отныне никто под страхом смерти не должен оставлять без моего ведома землю, на которой живёт"! "Правильно, правильно, - поддержали соплеменники, - Нечего, всяк, кому вздумается, бегать с места на место! Мы должны сплотиться, мы должны быть едины"! И Чингисхан отправился в свой первый поход за пределы родных степей, потом - во второй и третий, а затем двинул свои орды против самого Хорезм-шаха. Вскоре пали Бухара и Самарканд, далее были разбиты и половцы с русскими на реке Калка. Уже и далёкая Индия ждала непрошеных гостей... После смерти тирана внук его Хубилай царствовал на необъятных просторах, завоёванных дедом земель". Ну вот, пока всё.
   Сойка закрыл тетрадь и выжидательно посмотрел на слушателя: - Что скажете?
   - Говорите, что живёте здесь давно, а так мало успели написать, - слегка съязвил доктор.
   - Я долго собирал материалы, а начал писать буквально накануне вашего приезда, - стал оправдываться учёный. - А где вы сами будете добывать материал?
   - Я, в основном, всё нашёл, копаясь в библиотеках Испании, Португалии и Венеции, и привёз с собой, а Индия мне скорее нужна как место творческого уединения, ну, и, конечно, хочется собственными глазами взглянуть на страну, куда, несмотря на все преграды и опасности, стремились мои герои.
   - Вы хотите сказать, что могли преспокойненько работать и у себя дома, в кругу семьи? - уточнил Сойка.
   - В том-то и дело, что я бежал от семьи, чтобы спокойно работать здесь.
   - Дома работать не дают?
   - Да, как вам сказать,... Конечно, турецкая семья, это не польская, - и темпераменты иные и традиции не те - долго объяснять, мой друг.
   - И не нужно! Приехали и хорошо. Лучше выскажите своё мнение по поводу услышанного.
   - Ну, что сказать? Начало многообещающее. Желаю успешного продолжения. Кстати, я начинаю своё повествование как раз с этого исторического периода: Марко Поло приезжает на Восток во время правления Хубилая.
   - О, как забавно! В таком случае...
   Треньканье колокольчика у входа прервало беседу. Войцех пошёл посмотреть, кто пожаловал, и, вернувшись, сообщил, что прибыл посыльный из английской миссии - мистер Торнтон (лёгок на помине) просит срочно зайти.
   - Так что прервёмся до следующего раза, - извинился хозяин.
   - Ничего, ничего. Мне тоже пора - бедный слуга, наверное, заждался...
   - Успели обзавестись слугой, едва приехав? Прытки вы, однако.
   - Я никого не искал, - он сам объявился.
   - Странно. Не подослан ли?
   - Я тоже недоумеваю...
   - А я прислугу отпустил на пару дней, а их и след простыл - такой необязательный народ, эти индусы: местом не дорожат, придётся старых рассчитывать и нанимать новых...
   - Мой-то ещё не успел себя дурно проявить, - служит всего день.
   - Если вы не против, коллега, я завтра снова за вами заеду, и мы продолжим, - сказал Сойка, прощаясь.
   - Хорошо. В полдень жду вас! - донеслось из дверей.
  
  

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Вербовка. Рассказы слуги и борьба со сном. Донесение. Поляк читает свой труд. Пани Громадская.

   - Вы меня вызывали, сэр? Запыхавшийся Сойка переступил порог кабинета мистера Торнтона.
   - Да, мой друг, - расплылся в улыбке англичанин. - Хотелось узнать, как подвигается дело с написанием научной работы? Не можем ли мы вам чем-то помочь? Не мешает ли кто... работать?
   - Благодарю! Дело потихоньку двигается и пока помощь не нужна, да и помех тоже нет.
   - Ну и хорошо! Я очень рад. - Мистер Торнтон, помедлив и оглядев гостя, словно ища в его внешности какие-то изъяны, продолжил, переменив интонацию с любезно-гостеприимной на сухо-деловую. - В таком случае, может быть, вы окажете нам небольшую услугу?
   - Охотно, сэр!
   Хоть пан Сойка и европеец, но в глазах британца, он европеец как бы второго сорта. Конечно, он нельзя приравнять к индусу-садовнику, но, всё же, он являлся представителем неполноценной, вечно бунтующей нации, с её бесконечными восстаниями, брожением и недовольством властью; ведь на месте России могла быть и Англия, у которой и с Индией хватает хлопот. Пан Сойка читал это в глазах британца каждый раз, входя к нему в кабинет; и эти посещения стали для поляка чем-то вроде воображаемой сценки - "кролик в гостях у удава". Так было и на сей раз.
   - Дело пустяшное, не пугайтесь. Суть в том, что в городе объявился некий господин из Смирны. - Дипломат взял со стола листок и прочёл труднопроизносимое имя. - Шейх... Мухаммед... Аяфенди. Вы что-нибудь, случайно, не знаете о нём?
   - Не только знаю, сэр, но даже и имел честь с ним познакомиться, - сообщил бодро Сойка, подумав с чувством страха и восхищения: "Им всё мгновенно становится известным".
   - Каким образом познакомились? - насторожился "удав". - Вы его знали раньше?
   - Нет, ранее не знал. Познакомились случайно на улице, и выяснилось, что мы коллеги - он тоже учёный.
   - Учёный? А вот нам стало известно, что он не тот, за кого себя выдаёт. - Удав гипнотически уставился на кролика.
   - Как так? Он приехал изучать историю Индии, и мы даже успели побеседовать на эту тему, - затрепыхался обречённый зверек.
   - Выяснилось из достоверных источников, что он не турок, а русский. - Взгляд удава более заострился. - И зачем, если он настоящий учёный, устраивать этот маскарад? Сдаётся нам, что он русский агент, и тому есть подтверждения...
   - Какие, сэр? - спросил лишнего Сойка и, поняв это, прикусил язык.
   - Я не вправе, мистер Сойка, при всём хорошем к вам отношении, посвящать вас во все тонкости оперативной работы. Вы же понимаете: у вас своя наука, а у нас - своя.
   - Извините, сэр, - начал кролик подпадать под гипноз. - Мне тоже бросилось в глаза поначалу - потом привык - несоответствие восточного наряда и славянской внешности. Я даже указал ему на это.
   - И что мнимый турок?
   - Коллега ответил, что он по крови больше перс, чем турок, а среди этих родоначальников арийской расы много светловолосых и голубоглазых.
   - Может быть, голубоглазые персы и не редкость, но он обманул вас. Мы имеем точные данные, что он русский.
   - Кстати, богатый персиянин, у которого я арендую, - попытался сопротивляться кролик, - тоже светлоглазый.
   - Оставим в покое цвет глаз, - начал раздражаться удав. - Факты упрямая вещь, а мы ими располагаем!
   - Так в чём же, сэр, должна заключаться моя помощь? - почти заскулил несчастный.
   - Самая малость требуется от вас, мистер Сойка. Учитывая то, что мы вас здесь, можно сказать, укрыли от преследования русских жандармов, платим за аренду дома и экипажа, да и прочие мелочи вам позволяем, то хотелось бы, чтобы и вы пошли нам навстречу и сообщали регулярно всё, что покажется вам странным в поведении или словах вашего знакомого. - Взгляд удава забуравил с новой силой. - Вы, наверное, не желаете лишиться нашей заботы и опеки, и не хотите, чтобы мы выдали вас русским как мятежника и участника восстания?
   - Да, конечно, - потерял способность к сопротивлению кролик. - Я несказанно благодарен Британской Короне и не на секунду не забываю о вашем участии в моей судьбе! У русских говорят: "Долг платежом красен".
   - Вот именно, дорогой Войцех, - подобрел и захлопнул пасть удав.
   - Раз этот господин притворяется, то я с удовольствием вам помогу. Рад послужить Её Величеству, сэр!
   - Вот и прекрасно, дорогой друг, - окончательно сбросил с себя змеиную кожу дипломат и заулыбался.
   - Мой новый знакомый весьма профессионально разбирается в исторической науке и знает много такого о предмете, чего не может знать непосвящённый. Это меня и сбило с толку...
   - Вот это и опасно, дорогой Войцех, - чуть ли не по-отечески заворковал дипломат. - Значит перед нами матёрый шпион, а не какой-нибудь любитель, поэтому с ним нужно держать ухо востро! Вы должно, по возможности, очень аккуратно у него выведать истинные цели приезда. Вам понятно?
   - Понятно, сэр.
   - Но не перегибайте палку, иначе спугнёте... Работа должна быть очень тонкой.
   - Постараюсь, сэр.
   - И последний совет: вы не должны показывать ему, что как-то переменились, чтобы он ничего не заподозрил. Ясно?
   - Ясно, как день, сэр! - Сойка даже выпятил тощую грудь, почувствовав себя от меры, возлагаемой на него ответственности, большим и могучим орлом; ему захотелось сразу, взмахнув огромными крыльями, лететь и выполнять задание, честно отрабатывая, затрачиваемые британской казной на его содержание фунты стерлингов.
   - Тогда свободны, и ждём от вас скорейших и ценнейших сообщений! - Могучая длань матерого резидента крепко сжала ручку-пёрышко новоиспечённого разведчика.
   Ставший "орлом" выпорхнул из кабинета, а мистер Торнтон, снова достав из шкафа нужную папку, стал что-то писать на листе, где содержались сведения об опальном поляке.
  

* * *

   Доктор пешком возвращался в гостиницу, постоянно оглядываясь, - нет ли поблизости того индуса-шантажиста. Пожалуй, надо бы сменить наряд, с опозданием подумал он, но тут же и успокоился - это может вызвать лишь подозрения (скажут, - испугался). Дело, в конце концов, не в наряде. Да, хоть выряжусь африканцем, намажусь чёрной краской, надену набедренную повязку, а на голову водружу перья - всё равно тот, кому надо, разоблачит. Прихрамывание - последствие перенесённого в детстве заболевания - неустранимо, к сожалению...
   Вот и "Огни Кашмира". У ворот поджидал точный, как дневное светило, слуга.
   - Не случилось ли чего опять с господином?
   - Слава Аллаху, нет!
   Когда вошли в здание, старьёвщик, сидевший у стены дома на противоположной стороне, собрал своё барахло и пошёл прочь. Уходя, он поминутно оглядывался, словно ждал, не появится ли, одному ему известный, кто-то. Но этот "кто-то", похоже, так и не появился. Впрочем, может, дело обстояло совсем иначе, и старьёвщик, дождавшись возвращения кого-то, наконец, мог спокойно покинуть свой "пост".
   - Я так заинтересовался недавним твоим рассказом, - обратился доктор к слуге, - что хочу попросить поведать ещё что-нибудь... например, из истории страны, а также, легенды, сказания, сказки, притчи - меня, как историка-востоковеда, всё это очень интересует.
   - Коль это пригодится в вашей работе, охотно продолжу, - согласился удивительный слуга.
   - Только не говори так быстро, как в прошлый раз, иначе я не буду поспевать. - Доктор вооружился бумагой и пером, и приготовился.
   - С чего же начать? - призадумался Чанакья.
   - Начни с пантеона Богов, - подсказал учёный и обмакнул перо в чернила.
   - Да, вы правы! - глаза слуги блеснули, как у азартного игрока. - Когда великий Брахма создал Вселенную и Землю, он решил сотворить и людей, чтобы они охраняли его создания и способствовали их процветанию. Из своих алых уст он создал и жрецов-брахманов, коим поручил изучение священных книг, предсказание важнейших событий и принесение жертв за себя и за других людей. Он доверил им право говорить от своего имени. Смешав воедино вечные частицы главных божеств с частицами Света, Огня, Луны и Воздуха, сотворил Брахма царя, чтобы охранял порядок этого мира.
   - Умоляю, не так быстро! - взмолился не поспевавший учёный, умудрившийся в спешке поставить несколько клякс. - Ты незаметно начинаешь убыстрять.
   - Извините, увлекаюсь!.. Если бы царь не наказывал тех, кто должен быть наказан, мир бы был потрясён в своих основах и низшие взошли бы на место высших. Поспеваете?
   - Да, сейчас хорошо, - скрипел пером учёный. - С Брахмой, в общем, понятно... Теперь давай о сикхах.
   - Что именно вас интересует?
   - Всё, начиная с истории.
   - Сначала сикхи ничем не отличались от индусов и были столь же покорны. Однако, в конце семнадцатого века в лице Гобинда, сына казнённого правителя Пенджаба, они обрели вождя, наиболее яркого из всех, кто когда-либо возглавлял их общину. В борьбе с Моголами Гобинд пытался опереться на помощь индусских князей. Они же не поддержали сикхов, видя в них лишь толпу мятежных плебеев. Гобинд сплотил крестьян, ремесленников и торговцев, превратив их в борцов за свободу. Он создал сплочённую...
   "Кажется, это я и сам изучал в университете, - подумал доктор, непроизвольно зевнув, - лишь бы он не заметил, что я носом уже клюю".
   - ... но позднее он пал от руки наёмного убийцы, подосланного из Дели.
   - Откуда ты так хорошо знаешь историю? - доктор встрепенулся ("Хорошо, что перо не выпало из рук"), стараясь придать вопросу интонацию комплимента.
   - Я изучал историю в университете в Дели, - обескуражил ответом слуга.
   - В университете? - не поверил своим ушам доктор, сбросив сонливость.
   - Да, и не удивляйтесь, ведь я принадлежу к касте браминов. Я учился, но был вынужден бросить из-за нехватки средств... затем, занимался торговлей, но...
   -Прогорел? - вспомнил доктор.
   - Да... продолжать рассказ?
   - Продолжай. ("Надеюсь, что коварный и неуместный сон не подкрадётся снова"...)
   - Сикхи вскоре поднялись на новую войну под предводительством Банды, выдававшего себя за сына Гобинда. Банда наводил ужас на могольские власти и мусульман, но моголам всё же удалось одержать верх.
   "Правду он говорит, что учился, - думал доктор, слушая в одно ухо, - или врёт, но откуда, тогда, такие познания у простого слуги"?
   - После длительной осады пала крепость Гурдаспур, оплот сикхов. Большинство пленных казнили на месте, а Банду с сыном и сподвижниками привезли в Дели и жестоко казнили там. А вскоре на Индию обрушились... (Доктор заметил, что глаза снова начали предательски закрываться, а перо пару раз споткнулось, нагадив кляксами) ... нашествия иранского шаха Надира и афганского правителя Ахмад-шаха Дурани. Сикхи мужественно сопротивлялись... ("Как я сейчас сопротивляюсь сну"! - улыбнулся в усы доктор) ... и вскоре полностью изгнали врагов из Пенджаба.
   - В какие годы это случилось? - продемонстрировал видимость бодрствования учёный, старательно промокая с помощью пресс-папье новую кляксишку ("Наверное, перо надо заменить - царапает").
   - Точно не помню дату - в середине восемнадцатого века. Тогда же сикхи создали своё государство. Которое в дни, уже близкие к нашим, оказало упорное сопротивление англичанам и подчинилось им одним из последних.
   - Брожение продолжается и по сей день, - окончательно стряхнул дремоту доктор, - о чём свидетельствует и последнее восстание, так?
   - Да, вы правы. Гордый народ не может смириться с английским господством. Англичане же считают, что это Россия подстрекает племена к восстаниям ("Опять он за своё - далась ему Россия"!), поэтому они и ненавидят русских, хотя о русской армии и её походах, британцы высокого мнения ("Сейчас ещё выяснится, что он эксперт и по русской внешней политике. Ну, и слуга"!). Свою же армию местные англичане высоко не ставят, считая её недостаточно боеспособной, толи вследствие коррупции, толи из-за слишком тёплого климата, располагающего к неге и безделью.
   - Климат точно влияет, - подтвердил доктор и добавил, оправдываясь: - Вот и я никак не привыкну, - всё в сон клонит ("Вдруг он заметил, как я клюю"?).
   - Коренное население, индусы, убеждены, что начала войны Англии с Россией осталось ждать не долго! - слуга снова понёсся галопом, но доктор больше не призывал его к сдержанности, окончательно отчаявшись поспевать, - ведь в медресе обучали каллиграфии, а не скорописи.
   "Лектор" неожиданно умолк и сделал выжидательное лицо: не попросят ли ещё о чём?
   -Спасибо, Чанакья! Сегодня твой рассказ был особенно интересным.
   - Не стоит благодарности, тем более что я... - слуга помедлил, словно, не решаясь, но всё же сказал с улыбкой: - ... заметил всё-таки, как вы позёвывали и носом клевали.
   - Какой ты наблюдательный, однако! Это всё резкая смена климата, я же сказал, - смутился доктор. - Ну, да хватит на сегодня. Ты свободен.
   - Никаких поручений не будет?
   - Нет. Приходи завтра в то же время.
   Чанакья откланялся, а доктор торопливо метнулся к бюро, достал и отпер ларчик, извлёк рукопись. "Почему же я до сих пор не поинтересовался: есть ли у него мать с отцом, да и жена с детьми по возрасту уже положены? Если он из достаточно высокой касты, то почему прислуживает? Говорит, разорился... до слуги докатился, а ведь умён! Странно это всё, если не сказать больше... Очень уж усердно англичан ругает - дались они ему - будто и меня провоцирует... А этот поляк! Тоже весьма загадочная штучка и тоже англичан поносит. И его я не спросил о семье: почему бобылём живёт? Был ли женат? Есть ли дети"? Поймав себя на том, что на поставленные вопросы ответы всё равно не находятся, доктор обмакнул перо в чернила, и напряг воображение.
  
   "Корабль плыл несколько дней вдоль берегов Греции, затем повернул на восток и, спустя ещё пару недель, оказался у сирийского побережья.
   Венецианцы высадились в Аккре, крупном торговом порту. Побыв там, они добрались до Иерусалима, и далее двинулись к северу через Сирию и Армению, повидав знаменитую гору, куда, по преданию, пристал Ноев Ковчег.
   На берегу Тигра перед ними встал Мосул, знаменитый тончайшим шёлком - муслином. Останавливались и в Багдаде, незадолго до этого разграбленном монгольскими полчищами. В Тебризе, на севере Ирана, они попали на крупнейший в мире рынок жемчуга. Сюда везли товар с Персидского залива, с Цейлона и Восточного берега Африки. Из Ормуза на берегу Персидского залива венецианцы направились к Памиру. Преодолев и оставив позади, казавшиеся неприступными горы, они вступили в область безводных песков и цветущих оазисов. В этих краях Марко Поло обнаружил полу занесенные песком развалины древнего города..."
   Доктор порылся в тетрадях, куда заносил выписки из просмотренных в читальнях книг. Как город-то называется?.. Наконец, нужное отыскалось.
   "...Хара-Хото, где, по преданиям, находились несметные сокровища ушедших поколений.
   Повстречалось Марко и озеро Лобнор, чудесным образом меняющее своё местоположение и смущающее этим путешественников.
   Караван шёл по стране Великого хана. Путь от Венеции до западных границ Китая занял три года. Теперь здесь правил уже внук Чингисхана, не менее могущественный Хубилай.
   Наконец, путешественники вошли в ворота Шаньду (доктор опят подсмотрел в выписках), столицы ханской ставки. Они были представлены властителю и занесены в списки особо почётных гостей".
   - Пожалуй, хватит, - сказал вслух учёный и потянулся за другими чернилами и пером.
   "Трудно представить до какой степени ненавидят русских индийские англичане" - писало новое перо о новом. - "О русских войсках и делах они, тем не менее, высокого мнения. О своих войсках и командирах отзываются весьма нелестно. Индусы убеждены, что война Англии с Россией начнётся довольно скоро".
   - Ну, и достаточно! - Он завинтил поспешно крышку флакона, достал календарь. - Какой нынче день и число? Ба, да уже скоро прибудет связной, а я ещё не узнал ничего существенного.
  

* * *

   - Почитайте, почитайте, - поглубже вдавился в полюбившееся кресло доктор.
   Пан Сойка раскрыл пухлую тетрадь и занял место напротив.
   - Мать Хубилая была племянницей креитского хана, главного соперника Чингисхана. Её отдали за четвёртого сына правителя после того, как он покорил земли её сородичей. Хубилай рос в окружении матери и близких. Как все монгольские принцы, Хубилай ездил верхом, стрелял из лука, владел разным оружием и участвовал в охоте на зверей.
   - По описаниям Марко Поло, - вмешался слушатель, - "он был роста хорошего: не мал и не высок, толст в меру и сложён крепко, лицом бел и как роза румян". Извините, что прервал!
   - Цитируете по первоисточнику? - ревниво осведомился поляк.
   - Да, имел счастье держать в руках манускрипт великого землепроходца, - слегка приврал доктор, но коллега сделал вид, что поверил.
   - Судьба распорядилась так, что Хубилаю предстояло стать правителем Китая и основателем новой династии Юань, династии императоров-монголов на китайском троне.
   - А вот, что ещё писал венецианец о Хубилае, - снова перебил доктор. - "Он приказал выстроить из мрамора большой дворец. Залы и покои были позолочены, а вокруг дворца - возведена высокая стена. Много было там фонтанов и мест, где правитель содержал разных зверей и птиц".
   - Я чувствую, господин доктор, что вы отнимите у меня эту тему, - деланно надулся Сойка.
   - Что, что вы? Мне и своей хватает! Простите великодушно, что опять прервал - теперь слушаю во все уши. Продолжайте, прошу вас.
   - Ближайшим советником хана по всем вопросам был буддист Лю Бинчун, а жена Хубилая тоже являлась ревностной поклонницей Гаутамы. "Как истинный последователь Великого Будды, - обратился Хубилай к тибетскому иерарху, - я всегда проявлял особую любовь к монастырям и монахам вашей страны. Получая наставления от вас, и в награду за то, чему я научился у вас, я должен сделать подарок. Я даю вам грамоту, которая дарует власть над Тибетом. Этим документом я возлагаю и на себя обязанности покровителя вашей веры". "Великий хан, - отвечал, низко кланяясь, Пагма-лама, - мне доподлинно известно, что ты есть перевоплощение Бодхисаттвы Манчжурии, и это отныне будет объявлено всей стране"! "Благодарю, мой учитель! Императоры прошлого, владевшие только частью Китая, создавали свои письменности. Мне тоже нужно своё письмо, и я поручаю создание его вам"! Лама не заставил себя долго упрашивать, и вскоре представил хану новый, состоявший из сорока одной буквы, алфавит, основанный на тибетском. Достоинство его состояло в том, что он достаточно точно передавал как монгольский, так и китайский языки. Но, увы, чуждое всем, новое письмо не прижилось, его не приняли и оно не вытеснило ни уйгуро-монгольское, ни китайское.
   Поляк прервался перевести дух, чем и воспользовался доктор, чтобы "уколоть" коллегу.
   - Вы, словно, пьесу пишите, а не научный трактат - персонажи беседуют у вас, как на сцене.
   - А разве это плохо? Мне кажется, что сие оживляет повествование. Разве не так?
   - Так-то оно так, но что скажет учёный мир? Каждый жанр имеет свои законы - не мне вам объяснять, коллега. Роман или пьеса - это одно, а научная работа - совсем другое... да и откуда вы берёте диалоги? Вы разве присутствовали там?
   - Ну, вы уж меня совсем расчихвостили, дорогой друг! Я полагаю, что автор имеет право на художественный вымысел...
   - Но не в научной работе! Тогда назовите это историческим романом, например, - наседал турок.
   - Вы слишком бескомпромиссны, коллега, - не сдавался поляк. - Может и в правду, у меня из этого выйдет роман... и что в том плохого? Да и, к тому же, в 1683 году наш король Ян 111 Собеский нанёс под Веной первое крупное поражение войскам Османской империи. Вот! - шутливо уколол он турка.
   - Тогда не принимайте мой упрёк всерьез и продолжайте. Всё очень интересно, поверьте! А что касается поражения Турции под Веной, то вспомните, сколько до этого было захвачено нами земель, начиная с Х1У века, а? - улыбнулся критик. - Так что, не будем копошить историю польско-турецких отношений...
   Автор, слегка ошеломлённый подобным натиском, нервно пригладил свои жидкие волосы, словно проверяя - много ли потеряно пёрышек в этом поединке турецкого "ястреба" с польской "пташкой". Убедившись, что всё цело, учёный продолжил чтение "романа":
   - На склоне лет Хубилай понёс тяжёлые утраты: скончалась любимая жена и сын-наследник, а сам он начал постепенно отходить от государственных дел.
   Известно, что в последние годы он не только много ел, но и чрезмерно пил. Умер император... Простите, доктор, может и нам стоит закусить... Как вы на это смотрите?
   - Чтобы тоже побыстрей умереть? Лучше продолжайте, и останемся, хоть и голодными, но живыми, - таинственно улыбнулся турок, почесав бритую голову.
   - Ну и юмор у вас, однако! - опешил пан Сойка. - Ну как изволите... Так вот, умер император на восьмидесятом году...
   - А говорите, злоупотреблял едой и питьём, - удивился живучести не соблюдавшего диеты правителя доктор. - Мне бы его здоровье!
   -А вы жалуетесь на здоровье?
   - Да печень иногда пошаливает, но это пустяки.
   - Похоронили его в Монголии, - продолжил поляк, - в горах Хэнтей, где был предан земле и дед его, Чингисхан. Ну, вот и всё пока.
   - Браво, браво! - зааплодировал слушатель. - Мои замечания не принимайте в расчёт - возможно, я не прав - и пишите, как считаете нужным ("Никакой он, конечно, не учёный, и плохо справляется с этой ролью... Тоже подослан"?). Вот вы коснулись буддизма. А как здесь с этим сейчас дело обстоит? Меня сей вопрос весьма интересует ("Ну-ка, проверим ваши знания, пан Сойка").
   - Сейчас здесь поклоняющихся Будде совсем немного. Раньше было гораздо больше. Постепенно раджи стали отказываться от буддизма и начали возвращаться к прежней религии, индуистской, более древней.
   "Ага, ага, знает кое-что, - подумал доктор, глядя на серьёзное лицо коллеги, - его на мякине не проведешь".
   - Кстати, тут есть одна женщина, увлекающаяся как индуизмом, так и буддизмом, хотя сама европейка. Вернее, русская, но с польскими, между прочим, корнями и соответственной фамилией - пани Громадская. Не слыхали? Она организовала общество "Искатели Истины", членом которого и состоит ваш покорный слуга.
   - Да, что вы? - воскликнул обрадованный сменой темы доктор.
   - Нас немного, человек двадцать всего, включая даже и супругу британского дипломата, мисс Элизабет Торнтон, увлекающуюся восточной мистикой. Хотите сходить на заседание?
   - А это дозволительно постороннему? - заинтересовался доктор.
   - Под моё поручительство возможно. К тому же, мы стремимся к расширению числа членов. Вдруг и вы увлечётесь.
   - Что же, любопытно. А когда?
   - Нынче-то у нас что? - наморщился Сойка.
   - Четверг, - доктор ясно представил себе недавно просмотренный календарь. - Я в понедельник прибыл... да, сегодня четверг.
   - Как же я-то чуть не забыл! - всплеснул руками поляк. - Ведь сегодня, как раз, и заседание - мы по четвергам собираемся. Тогда можем пойти вместе. Это недалеко, а в экипаже - и совсем рукой подать. Так, как вы?
   - Согласен, но только сначала хотел бы заехать в гостиницу, предупредить ждущего меня слугу.
   - Он всё ещё не сбежал?
   - Нет. А ваши-то всё не вернулись?
   - Как в воду канули, подлецы... Так, я за вами заеду в половине восьмого? Начало в восемь, но надо быть чуть пораньше.
   - А какая форма одежды? - спросил доктор, глянув на свои опереточные шаровары.
   - Не волнуйтесь, это не раут - кто, в чём изволит.
   - Так вы говорите, она русская? - вспомнил доктор у самых дверей.
   - Русско-польская, и весьма со странностями... Когда меня с ней познакомили, она, узнав, что я славянин, стала спрашивать, не знаю ли я, кто мог бы ей помочь вернуться в российское подданство. Представляете?
   - У неё-то чьё?
   - Американское. Вернёмся на минуту в гостиную, и я вам всё расскажу. Что же здесь, в дверях-то? Минута дела не решает.
   Они вернулись.
   - Она поведала, - продолжил Сойка, снова усаживаясь напротив доктора, - что когда принимала американское подданство, то вышел скандал. По обряду полагается поднять руку в знак того, что больше не признаёшь над собой власть Российского монарха, но она отказалась это сделать наотрез!
   - И как же?
   - Дело уладил муж, отставной полковник Роберт Скотт. Он работает сейчас при здешней администрации консультантом.
   - Я, кажется, когда-то слышал это имя, - задумался доктор.
   - Роберт Скотт?
   - Нет. Имя женщины... Что-то в связи со спиритизмом или магией.
   - Вот-вот! Вы близки к истине, - обрадовался Сойка.
   - Какая-нибудь взбалмошная барынька? Так, наверное, или я не прав?
   - Да, разумеется! - согласился поляк. - Когда европейская женщина становится индуистской или, и того хлещи, - буддисткой, то это, вы правы, настораживает... Но, всё же, пани Громадская обладает чудесными тайными силами, тем более, что в наше время развенчаний всех тайн и чудес, очень трудно найти настоящего йога, а найдя, суметь от него получить истинные знания, что удалось ей.
   "Начинается мистика, - забушевал в докторе скептик, - мало мужчин факиров, теперь и факир в юбке объявился"!
   - Она говорит, - в голосе поляка появились нотки трепетного восхищения, - что овладела техникой создания призрачных форм, так называемой "тульпой".
   - Как, как? - не расслышал, занятый задними мыслями, доктор, - Люлькой?
   - Какой "люлькой"? Туууль-пооой, Тульпа! Теперь поняли?
   -Тульпа, - повторил дурацкое словечко турок. - А что это значит - создание призрачных форм?
   - Я ещё сам не видел. Она в скором времени обещала нам показать, как это делается.
   - Что-нибудь вроде усохшей руки или разрезанного на части ребёнка? - возобладал в докторе скептик.
   - Якобы, она по собственному желанию или по просьбе окружающих, может воспроизводить образы и картины давно минувших дней и даже эпох, и что эти картины становятся, словно, живыми.
   - Ну, положим, в это трудно поверить, - доктор снова поднялся, намереваясь прощаться.
   - Я и сам сомневаюсь, - не стал спорить Сойка, тоже вставая, - но посмотрим.
   - Пока не увижу, не поверю! - категорично отрезал гость уже у входной двери.
   - Конечно, конечно! Я тоже так считаю, хотя индусы перед ней падают ниц, говоря: "because she is our mother".
   - Правда? Вы меня интригуете!
   - Спросите у своего индуса-слуги, он должен был что-то слышать о мадам!
   - Обязательно спрошу, если не забуду, - взялся доктор за дверную ручку.
   - Позвольте, позвольте, - хозяин распахнул дверь. - Если уж жена английского дипломата ходит на заседания, не пропуская ни одного, то согласитесь...
   - Я знаю, что жёны дипломатов от скуки и не то ещё вытворяют! - перебил доктор, ступая за порог.
   - Согласен с вами, - помахал ручкой-крылышком хозяин. - Эта страна располагает к поискам чудесного!
  
  
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

Знакомство с пани. Сеанс. Неумолимый выстрел.

   Подъехали к двухэтажному коттеджу госпожи Громадской за четверть часа до начала. Рослый слуга-индус, осведомившись, зачем приехали господа, впустил пана Сойку и доктора. Из небольшого фойе парадная лестница взмывала на второй этаж, где и находилась зала для собраний. Внизу толпился народ, с нетерпением ожидавший начала. Люди тихо переговаривались, улыбались, хмурились, делали удивлённые лица. Парадная дверь продолжала впускать новых "искателей истины", а рослый индус не переставал ослеплять их обворожительной улыбкой и делать неизменный приглашающий жест с лёгким поклоном.
   - Видите, у окна седого господина? - указал Сойка на человека солидной наружности, голова которого, подобно снежной вершине, сверкала бурной серебряной шевелюрой. - Это и есть полковник Роберт Скотт.
   Доктор остановил взгляд на предложенном объекте: господин выделялся, прежде всего, своей необузданной растительностью, покрывавшей на лице всё, что только можно покрыть - снежная копна густых волос; контрастирующие с сединой мохнатые чёрные брови так нависали над глазницами, что возникало сомнение, а есть ли что там под ними; картину запущенного "ботанического сада" дополняли кустистые борода и усы, хоть и подёрнутые серебром, но сохранявшие рыжий первозданный цвет. Одет в штатское, рост средний, крепкое сложение и армейская выправка, которая выдаёт ушедших в отставку бывших вояк. На вид лет, эдак, под пятьдесят, а то и более, но держится молодцом.
   - Колоритная внешность, - констатировал доктор.
   - Такого трудно с кем-то спутать, - согласился Сойка и, заметив волнение среди гостей, повернулся к лестнице. - А вот и супруга его.
   Полнеющая и седеющая, сильно пожилая дама в чёрном строгом платье величественно спускалась по ступенькам.
   - Она, если ни в матери, так в старшие сёстры точно ему годится, - удивился выбору полковника доктор.
   - Их узы больше, чем просто брак, - пояснил Сойка. - Это союз скорее идейный, нежели... Пойдёмте, я вас представлю.
   - Кого ещё нет? Больше ждать не будем! Пора начинать, - возвестила строгим голосом хозяйка, спустившись к гостям. - Прошу в залу!
   - О, пани Громадская, добрый вечер! - подлетел птичкой Сойка, увлекая за собой и тяжеловесного доктора. - Разрешите представить вам моего друга и коллегу...
   - Любезный, пан Сойка, кого вы на сей раз привели? - повернулась мадам, компенсируя натужной улыбкой явное неудовольствие в голосе.
   - Это учёный-востоковед из Турции, доктор...
   - Шейх-Мухаммед-Аяфенди, - поклонился учёный.
   - Екатерина Ивановна, - кивнула пани, окинув доктора материнским взором. - Рада приветствовать вас... (Понятно, что имя тут же забыто!) в нашем обществе.
   - Очень рад, очень рад! - скрепя сердце припал к протянутой руке, воспитанный в иных традициях, турок.
   - Познакомьтесь и с моим супругом, - поманила гривастого мужа мадам.
   - Роберт Скотт, полковник в отставке, - по-военному сухо отрекомендовался подошедший, и доктор заметил, что под неистовыми кустами его бровей имеются даже и глаза, притом белесо-голубые.
   "Наверное, ирландец", - подумал турок, так как только такими их и представлял.
   - Очень рад познакомиться, - доктор вновь обратился к мадам. - Наслышан... и хотел бы, с вашего позволения, стать членом общества...
   - Вы, наверное, слыхали о нас, - не дала договорить Екатерина Ивановна, - как об обществе спиритов, но это несправедливо, потому что мы первые враги спиритизма.
   - Слыхал, конечно, и об этом тоже, не скрою... - сознался доктор, и снова был лишён возможности окончить фразу.
   - Такие слухи о нас идут из России, где их сеет Аксаков!
   - Кто, кто? - переспросил доктор.
   - Александр Николаевич, племянник знаменитого писателя! - в голосе Екатерины Ивановны послышались гневные нотки. - Вот он сам и есть основатель спиритизма в России! А мы чужды этому.
   Понимая, что затрагиваемая тема очень болезненна для мадам, доктор попытался уйти от неё.
   - Я часто по долгу службы бываю в России...
   - Изучаете последствия русско-турецкой войны?
   "Какая грубая и взбалмошная бабёнка! -подумал доктор. - Как же бедный полковник-то с ней уживается"?
   - Продолжайте, продолжайте ... я пошутила. Извините старуху, если неудачно, - в её голосе послышались нотки раскаянья.
   - Хочу узнать, чем занимается ваше общество? - решил быть прямолинейным доктор.
   - Неужели мой славянский брат, пан Сойка, вас не просветил? - Она с показным укором посмотрела на поляка и, как ребёнок, надула свои старческие губы.
   - Я объяснил в общих чертах, но, думаю, пани, вы это сделаете лучше меня, - пролепетал Сойка, очевидно чувствуя некоторую неловкость оттого, что знакомство пошло как-то наперекосяк, и сжался, снова превратившись из "орла", которым вылетел из британской миссии, в мелкую разновидность пернатых.
   - Наше общество, - заговорила серьёзным тоном Екатерина Ивановна, - основано с почти единственной целью, - исследовать азиатские религии, а главное: индуизм и буддизм. Англичане, правда, за исключением моего мужа (притом, он американец) принимают здесь нас за русских шпионов.
   - От чего же так? - участливо спросил доктор.
   - Страшный призрак русских интриг не даёт им спать! Он неотступно преследует их во сне и наяву! Им кажется, что самый воздух, их окружающий, насквозь пропитан русскими интригами. Каждое неизвестное лицо, заглядывающее к нам, немедленно принимается за русского шпиона.
   - Я это почувствовал на себе, - пожаловался турок, - хотя и не являюсь русским.
   - С вашей славянской внешностью - немудрено! Если бы не ваше басурманское имя - никогда бы не подумала, что вы из Малой Азии.
   "Опять она меня уколола. Басурманское имя, видите ли", - обиделся доктор, но "шпильку" проглотил. - Я турок персидских корней. Как известно, древние арии были именно такой масти.
   - Да, да, я знаю об ариях достаточно много, посему вынуждена смириться с этим несоответствием "формы и содержания"... Но смирятся ли с этим англичане?
   "А бабка-то, пожалуй, права... всё понимает старуха"!
   Громадская таинственно и лукаво улыбнулась: - Если поживёте подольше здесь, то убедитесь, что наше общество весьма далеко от политики. Наш девиз: "Нет религии выше Истины"!
   - Кэт, пора начинать, публика нервничает, - шепнул не потерявший счёт времени муж, - мы сильно затянули.
   - Сейчас! Сама знаю! Отстань! - получил локтем супруг и дислоцировался.
   "Не сладко, видать, бедолаге приходится". - Так можно мне посещать собрания?
   - Именно вам - непременно! Потому что вы, хотя бы внешне как русский, родной! - в голосе Громадской блеснула скупая слеза. - Я давно, как видите, старуха и потому говорю прямо: чем более старею, тем более болит душа по России, которую я теперь навряд ли увижу. Но, хоть я и русская, я страстная поклонница восточных религий и много лет нахожусь в переписке и личных отношениях с главными Учителями и Цейлона, и Бирмы, и Тибета.
   - А что же побудило вас к созданию общества? - решил помучить полковника доктор, видя, как тот нервно поглядывает на часы.
   - Идея создания принадлежит не мне, а одному Гуру из Тибета. Прежде всего, я верю в существование изначальной эзотерической традиции, от которой произошли все современные религии и которая ведёт своё происхождение от знаний древних цивилизаций, исчезнувших в результате геологических катастроф...
   - Кэт, дорогая! - взмолился полковник, выразительно постукивая ногтем по циферблату.
   - Спрячь часы и не нервируй меня! - отрезала жена. - Я и без тебя знаю, когда начинать. Ничего, не снегурочки - не растают, пусть ещё немного подождут!
   - А откуда вы узнали о существовании Традиции? - назло волосатому полковнику превратился в настоящего репортёра доктор. - "Я брею голову, а он, видите ли, такую гриву отпустил"!
   - Из бесед с Махатмой, - вошла в раж госпожа и понеслась, похоже, оттого, что её не часто расспрашивали о сокровенном. - Центром изначальной Традиции считается таинственная страна в Тибете, называемая Шамбалой или Агарти. Туда ещё не ступала нога европейца, но только там можно узнать, что есть Истина! - Глаза мадам вспыхнули неземным светом, и она показалась помолодевшей. - Моя мечта - осуществить экспедицию в это неприступное и таинственное место, и, надеюсь, что все здесь присутствующие мне в этом помогут.
   "Искатели Истины" давно образовали вокруг беседующих плотное кольцо и столь же внимательно, как и доктор, слушали словоизвержения наставницы.
   - Ну, мы с вами совсем заговорились, а пора начинать. Все в сборе? - как наседка цыплят, окинула материнским взором собравшихся Екатерина Ивановна и, заметив кого-то у входной двери, воскликнула с укором: - А вот и леди Торнтон, как всегда, опаздывает... Ну, теперь, кажется, все собрались.
   Запыхавшаяся англичанка бурно извинялась, хотя все давно привыкли к её постоянным опозданиям. Доктор бросил взгляд на вошедшую: одета весьма элегантно; не в пример большинству костлявых британок, худенькой не назовёшь! Возраст? Неопределённо моложавый - дама ещё в соку. Цвет глаз и волос? Тоже какие-то неопределённые, хотя запомнилось, что глаза большие; привлекли внимание и свисавшие со лба затейливые кудряшки - следствие господствующей моды. Одним словом, - не красавица, но и не... Доктор потерял интерес и отвернулся.
   - Прошу в залу! - хозяйка устремилась вверх по лестнице, приглашая следовать за собой.
   Зала представляла собой просторное помещение с рядами кресел как в театре, с небольшим подиумом вроде сцены. Стены и окна покрывала плотная темная ткань, не пропускавшая свет снаружи. Несколько канделябров с оплывшими свечами придавали дополнительную таинственность обстановке, посылая какой-то призрачный свет.
   Когда публика расселась по своим любимым, негласно закреплённым за каждым, местам, хозяйка, до того скрывавшаяся во внутренних покоях, вновь появилась, но в ином наряде. Она вышла облачённой во что-то, напоминавшее рясу с капюшоном темно-бордового цвета.
   Громадская поприветствовала собравшихся плавным помахиванием ладошки и лёгким наклоном головы, словно видя всех впервые. Зала ответила ей торжественным вставанием.
   "Такой, наверное, заведён порядок", - подумал доктор, решив наперёд ничему не удивляться.
   - Пан Сойка, подойдите, - позвала "жрица" каким-то певучим, ранее ей не принадлежавшим голосом, что тут же отметил доктор.
   Поляк исполнил просьбу и сел на предложенный стул, стоявший на подиуме недалеко от мадам.
   - Вы просили меня показать тульпу?
   Сойка согласно кивнул.
   - Впрочем, и многие другие меня не раз просили об этом.
   Эти "другие" среди присутствующих одобрительно и нетерпеливо зашумели.
   - Возможно, сегодня мне удастся это сделать... - Мадам сделалась серьёзной. - Пан Сойка, вы мне говорили о своей научной работе... Я помню об этом. Династия Великих Моголов, не так ли?
   Сойка одобрительно кивнул.
   - Вы спрашивали, смогу ли я воссоздать призрачные образы той далёкой эпохи?
   Поляк снова затряс головой.
   - А вы постоянно думаете о тех временах?
   - Да, пани!
   - И сейчас думаете?
   - Да.
   - Ну, тогда закройте глаза. Все, кто в зале, тоже закройте.
   Доктор покосился на соседей, - публика повиновалась. А может, лишь сделала вид? Шейх-Мухаммед прикрыл правый глаз, а левый - не до конца.
   - Сейчас с помощью вашего желания, господа (мисс Торнтон была единственной женщиной, не считая самой пани, в целиком мужском обществе), моего умения и помощи Всемогущего, мы увидим, что хотим.
   Доктор хитро щурил один глаз, но ничего таинственного не происходило. Тем временем жрица возложила на голову подопытного поляка левую руку, а правую подняла над головой и обратилась к сидевшим:
   - Попросим Великого Вседержителя Брахму не препятствовать возвращению времён вспять и их прошествию перед нами.
   Присутствующие медленно, слово в слово, повторили сакральные слова. По знаку жрицы слуги внесли большую жаровню с тлевшими в ней тибетскими ритуальными палочками. Зала наполнилась одурманивающим ароматом, и сизоватый дым медленно поплыл к потолку.
   - Расслабьте свои мышцы и не двигайтесь, глаза не открывайте, и повторяйте за мной! - приказала властно мадам. - О приди время ушедшее, приди и предстань перед нами! О Великий Вседержитель, не препятствуй этому!
   Публика дружно забубнила, что велели. Хитрый доктор продолжал подсматривать, но ничего не происходило. Но вот, наконец, откуда-то издалека полилась нежная музыка флейты и ситара. По-видимому, заиграли спрятанные за шторами музыканты, решил доктор.
   Прошло несколько музыкальных минут, и голос хозяйки зазвучал вновь:
   - Теперь откройте глаза! Вот они картины минувшего. Созерцайте их!
   И, словно, повеяло сухим степным ветром. Сквозь сизую дымку, не то тибетских курений, не то костра, стало проступать колеблющееся видение: загорелое, скуластое, узкоглазое лицо монгольского юноши. Появилось рядом с ним много всадников и пеших, одетых в цветастые халаты и меховые шапки.
   Что за представление, подумал доктор. Откуда эти комедианты? Как они попали сюда? Я очутился на спектакле?
   - Мы устали от нашей раздробленности, много среди нас разных племён и каждый тянет узду на себя, - заговорил голосом пана Сойки один из лицедеев. - Собрались мы на большой курултай, чтобы избрать тебя Темчужин, сын Есугая, главным ханом. (Поляк, продолжая восседать на стуле, действительно открывая рот).
   Он у них суфлёром или от автора читает? Никак не мог уразуметь роль коллеги в маскараде доктор. А тем временем старейшины вышли вперёд и обратились к молодому соплеменнику. Видно было, как и они раскрывают рты, но речь лилась, по-прежнему, из уст пана Сойки:
   - Ты молод и силён! Отныне мы избираем тебя первым среди ханов и нарекаем "Чингисханом".
   - Чингисхан, Чингисхан! Отныне ты наш повелитель, - закричал на разные голоса поляк, изображая толпу, - мы подчиняемся тебе!
   "Ай, да пан Сойка! Настоящий артист"! - доктор не переставал восхищаться новым дарованием коллеги. А в это время на "сцене" кочевники стали бросать вверх мохнатые шапки и плясать круговой танец. Правда, Сойка в балетном дивертисменте участия не принимал.
   Но вот фигуры танцующих заколебались как от дуновения ветра, и видение, точно в волшебном фонаре, изменилось. Доктор, поражённый (как это они делают?), заёрзал на стуле.
   Показались стены, башни, послышался цокот копыт. Монгольская конница врывается в ворота какого-то города. Падают под ноги стремительных низкорослых лошадей защитники, сражённые стрелами и порубленные саблями. (Откуда коней-то достали? На игрушечных не похожи...) Крики женщин и детей (Неужели Сойка так правдоподобно орёт?), горящие крыши домов - картина разорения и гибели налицо. А вот и тот, кого недавно нарекли Чингисханом. Он возмужал, и в нём уже трудно узнать нескладного прежнего юношу.
   - Величайшее наслаждение и счастье для воина, - перевоплотился в хана талантливый поляк, - победив врага и, захватив трофеи, оседлать его лучших коней и заставить рыдать его жён!
   Внезапный грохот с улицы - пушка пальнула в свой час - мигом развеял иллюзию, и степь и кочевники исчезли. Зала наполнилась ярким светом, - слуги поспешили зажечь газовые рожки на стенах.
   - Вот сейчас вы видели, что такое тульпа, - объявила голосом богини победы пани Громадская, откинув капюшон с бледного лица.
   - Какое чудо! Просто невероятно! Фантастика! - залепетали восторженные зрители, но иллюзионистка охладила их восторг вполне прозаически:
   - Хватит на сегодня, заседание закончено, потому что уже поздно - неумолимый выстрел напомнил нам об этом. Порядок нарушать мы не вправе - и так на нас власти косо смотрят. Ежели кто пожелает предложить тему для следующей тульпы, то милости прошу. Но только известите меня заранее, чтобы можно было подготовиться основательней, - сегодня вышел блин комом... да и эта проклятая пушка! Прервала на самом интересном месте... Тонкий мир не терпит, когда в него врывается грубая сила.
   Даже не пожелав гостям доброй ночи, хозяйка скрылась "за кулисами".
   - Переодеваться пошла, - пояснил поляк столь внезапное исчезновение мадам. - Наверное, устала, - сеанс требует большого напряжения... Я вот тоже совершенно обессилел, как будто на мне воду возили. - Он действительно был бледен, и пот струился по лицу. - Даже рубашка к спине прилипла...
   - Я потрясён увиденным! - не стал скрывать своих чувств доктор. - А в вас, коллега, погибает талантливый лицедей.
   - Лицедеем станет каждый, кто окажется на моём месте, - заскромничал "актёр". - Это всё благодаря искусству и чудесным способностям пани!
   - А как ей подобное удаётся? - захотел получить объяснение чуду, всё же не вполне поверивший своим глазам и ушам, и не хотевший сдаваться доктор. - Она содержит целую труппу как в театре?
   - Господь с вами, какой театр? Какая труппа? На подиуме были лишь мы двое: она и я! Что вы, какая труппа?!
   - Откуда же взялись эти кочевники, кони, защитники города? - всё ещё не хотел верить в чудо доктор.
   - В том-то и дело, что это необъяснимо, - развёл руками поляк. - Вы тоже можете сделать ей "заказ" - ведь пани сама предложила.
   - Какой заказ?
   - Дайте ей тему для следующей тульпы - заодно и проследите что получится: чудо или обман. Что-нибудь историческое... Вы же сейчас работаете над Марко Поло, вот и предложите... Вон она и сама направляется сюда.
   - Госпожа Громадская, я потрясён и восхищён! - Доктор не знал, какими словами выразить свой восторг.
   Жрица, принимая комплименты, "охи" да "ахи" (толпа зрителей не хотела расходиться), сохраняла спокойствие и холодное достоинство античной статуи, и ни один мускул, а вернее сказать, поджилок или желвак, не дрогнул на её окаменевшем лице.
   - Госпожа, могу ли я предложить тему для следующей тульпы? - нерешительно начал доктор.
   - Отчего же не можете, наш славянский турок? - неожиданно расплылась в улыбке хозяйка. - Я же сама просила... А какие времена вам интересны?
   - Я занимаюсь путешественниками, побывавшими в Индии в разное время, начиная с Марко Поло, Васко да Гама и ...
   - Двоих вполне достаточно! - осадила осмелевшего доктора пани. - Но вы при этом должны выполнить одно условие.
   - Какое, пани?
   - Постоянно думать об этом, ни на что, не отвлекаясь, вплоть до следующего четверга., думать день и ночь, формируя, таким образом, будущую тульпу.
   "А если не буду"? - засомневался в докторе неисправимый скептик.
   - Если же не выполните это обязательное условие, то опыт может и не удастся, даже, несмотря на все мои старания, - ответила скептику пани, словно прочтя мысли доктора. - Понятно вам, наш голубоглазый янычар?
   - Понятно, сударыня, - смирился сомневавшийся. - Благодарю вас!
   - До свидания, господа! - окончательно подобрела волшебница, просветлев и лицом, и помахала своей сухонькой ручкой. - Желаю всем благополучно добраться до дому и не попасть в участок, а коль случиться - не спорить с полицией, иначе, узнав, кто вы и откуда возвращаетесь, немедленно политику припишут, а нам с вами это совсем ни к чему.
  
   - Что же, всё-таки, это было? - снова зашевелился в докторе скептик, когда коляска катилась по булыжной мостовой, изредка вспарывая ночную темень искрой из-под колёс, - шины стёрлись и металлический обод входил в конфликт с булыжниками. Магараджа не жаловал уличные фонари, возможно, из экономии керосина, который привозился морем издалека. Но, чтобы под покровом мрака не было соблазна некоторым жителям безобразничать, ввёл патрули, в задачи которых входило отлавливать припозднившихся, не разбирая. Оно и понятно: добропорядочный горожанин не будет шляться после того, как выстрел прозвучал. Мера воздействия - штрафы, которые регулярно пополняли казну. Многим почему-то, все же, не спалось и их тянуло на ночные подвиги.
   Выстрел хозяин города считал своей мудрой выдумкой, а колониальная власть потакала этому заблуждению. Он ведь слышен везде, так что ссылки на то, что не знал который час, в оправдание не принимались, - уши есть у каждого. Единственно, кому верили, глухим, но таких среди, в основном, здоровых горожан, раз два и обчёлся. Поэтому Магараджа гордился своим выстрелом, берёг, лелеял его, и пороха на него не жалел.
   - Я никогда не верил в чудеса, но сейчас не знаю, что и думать, - снова приуныл скептик в докторе. - Ай да, старая колдунья! А вы верите?
   - Верю, не верю, какая разница? - устало ответил поляк. - Я полностью опустошён и чувствую себя выжитым лимоном... А говорил я помимо своей воли, будто во мне сидел кто-то другой!
   - Ну, так и голос ваш нельзя было узнать, - менялся тембр и интонация: старейшины говорили одним голосом, а юный хан - иным...
   - Я, признаться, раньше не замечал в себе актёрских способностей, - утёр пот с лица поляк. - Всё никак не могу отойти...
   - В чём здесь дело? Как разгадать фокус?
   - В следующий раз, когда сами станете участником, вот и попробуете разгадать.
   - Не знаю, как я поведу себя в подобной роли. - Голос доктора потерял былую уверенность. - Даже страшновато как-то...
   - Хозяин, сначала завезём господина? - подал голос кучер.
   - Да! Гони к "Огням"!
   -А нас патруль не остановит? - вспомнил доктор, как давно прогремел залп.
   - На кареты, коляски и прочие экипажи сей запрет не распространяется. Ясно ведь, едут господа. Останавливают одиноких пеших бродяг. Благодаря этой мере и преступность поубавилась... Как мы завтра условимся, дорогой коллега?
   - Мне хотелось весь день поработать над рукописью, поразмышлять и никуда не отлучаться. Признаться, несколько устал от излишка впечатлений...
   - Что ж, пожалуй, и я последую вашему примеру - и мне есть чем заняться: тоже попишу про Моголов.
   - А в субботу можно встретиться и почитать друг другу написанное, - подхватил доктор.
   - Приехали, господа, - сообщил возница, тормозя возле ворот гостиницы.
   - Я после завтра в полдень заеду за вами, - пообещал на прощанье пан Сойка. Доктор, кивнув, направился к зданию, которое, несмотря на вывеску никакими "огнями" не баловало - светились лишь некоторые окошки почему-то не спавших постояльцев.
   "Кто это страдает от бессонницы"? - подумал доктор и, оглянувшись, заметил, что у стены дома напротив продолжал то ли сидеть, то ли лежать (во мраке не разглядеть) одинокий старьёвщик, явно не опасавшийся ночного патруля.
   Как только доктор вошёл в отель, бродяга неожиданно проснулся и, схватив своё барахло, поспешно ушёл.
  
  
  
  

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Марко Поло. Чудесный йог. Бессменный часовой. Экскурс в историю. Хитрец Морфей. О женщинах. Каста "джати".

   Доктор проснулся чуть свет. Всю ночь мучили кошмары. Приснился базарный шантажист. Он пытал связанного учёного, приговаривая: "Ты русский, ты русский! Сознайся, а то хуже будет"! Бедный обвиняемый пытался доказать обратное, но тщетно. Мучитель привязал жертву к кровати и, стоя у изголовья, измывался. Кровать та, на которой спал доктор, с изящными набалдашниками, отчаянно скрипевшая пружинами.
   Доктор протёр глаза, ощупал себя, - никаких пут нет, как нет и злобного мучителя. Надо, что привидится! Давно, видно, не молился - вот шайтан и подбирается к душе. Коврик лежал на месте, в восточном углу. Шейх-Мухаммед совершил намаз, и на душе сразу просветлело. Совсем, с этой наукой, стал безбожником, вот и лезут в голову всякие пакости, укорил он себя и вспомнил о земном: диеты надо придерживаться, не надо переедать, особенно на ночь, да и вообще...
   Легко позавтракав принесённым кофе со сливками, на английский манер, и фруктами, засел за бюро.
   В голове пронеслось увиденное накануне. И как только она ухитряется проделывать всё это? Какое мастерство фокусника - комар носа не подточит! Базарные факиры ей в подмётки не годятся. Ай, да бабка-чертовка! Ай, да госпожа Громадская! Ловкая обманщица или в правду обладает какими-то невероятными способностями, не имеющими пока научного объяснения? Похоже, что нахожусь в стране, где далеко не проведены и пока, пожалуй, непреодолимы связи и грани между явлениями совершенно естественного порядка и теми, которые, на европейский взгляд, отмечены признаками чудесного.
   Опять размечтался, уличил себя доктор и, обмакнув перо в чернила, вывел на листе первые слова, продолжая ранее начатое:
  
   Венецианцы разбогатели, состоя на службе у хана, но при дворе и врагов становилось у них всё больше и больше. Пора было подумывать о возвращении в родные края, так как могущественный покровитель старел и дряхлел на глазах.
   Возвращение стоило больших трудов, но всё же, после множества мытарств, злоключений и хлопот семья Поло, наконец, вернулась домой.
   По Венеции поползли слухи и невероятные рассказы о вернувшихся спустя четверть века странниках. Говорили, будто они, собрав родственников, распороли свои азиатские халаты и высыпали груды драгоценных каменьев: рубины, сапфиры, смарагды, карбункулы и бриллианты.
   Спустя некоторое время купцы были признаны в городе почтенными и состоятельными господами. Им разрешалось отныне, подписывая деловые бумаги, указывать рядом с именем новое звание "Знатный Гражданин". Но вот прошло ещё несколько лет, и между Венецией и Генуей вспыхнула война, и вскоре близ берегов Далмации венецианский флот был разбит генуэзцами. Марко, будучи капитаном одной из галер попал в плен. Там он познакомился с, тоже пленённым, пизанцем Рустичелло. Этого образованного и незаурядного человека не могли не заинтересовать рассказы бывшего купца, и впоследствии Рустичелло переработал эти беседы, придав им литературную изысканность. Но сам Поло вряд ли того желал, хотя обычно путешественники, послы и паломники с удовольствием описывали свои наблюдения и впечатления. Они либо рассказывали об увиденном в письмах, либо принимались за книгу, едва возвратившись домой.
   Итак, своей известностью и успехом книга Марко Поло обязана Рустичелло. И хотя известность немного запоздала и пришла к герою после смерти, сегодня мы с благадарностью вспоминаем об этом человеке.
  
   Вроде бы не плохо получилось. Доктор отложил перо и потёр виски. Перечёл написанное. Неплохо, неплохо... Голова была немного не своя. Наверное, последствия вчерашнего сеанса, шайтан бы его побрал! Настоящая колдунья эта барынька. Значит, она каким-то непостижимым образом воздействует на мозг - иначе, отчего в голове сейчас такой сквозняк?
   Привычно откинувшись в кресле, задумался вновь: а как... там-то? Вспомнилась сцена расставания, как он вошёл в спальню. Жена сидела с малюткой на руках, который только что стал оправляться после долгой болезни. Она посмотрела, ничего не говоря, только побледнела, как будто тучка набежала на лицо, и подала малыша проститься. Вспомнил, как испытал в эту минуту, насколько тягостнее всякий удар семейному человеку; удар бьёт не его одного, и он страдает за всех и невольно винит себя за их страдания. Подавить, переломить, скрыть это чувство можно, но надобно знать, чего это стоит. Он тогда вышел из дома с чёрной тоской в груди...
  
   В дверь гостиной легонько постучали (она плавно переходила в спальню, служившую и кабинетом). Доктор вздрогнул и взглянул на часы: ровно полдень, значит, Чанакья пожаловал.
   Получив разрешение, слуга вошёл, низко кланяясь.
   - Как тебе удаётся приходить столь точно, не имея часов? - потянулся в кресле доктор и, на всякий случай, прикрыл написанное - не всё нужно знать слуге.
   - Чувствую движение времени каким-то шестым чувством, господин.
   - Я вот тоже вчера был свидетелем движения, вернее обращения времени вспять (доктора распирало, и хотелось с кем-то поделиться), поприсутствовав на заседании общества "Искатели Истины".
   - Знаю, господин, о ком вы говорите. Госпожа Громадская?
   - Откуда о ней знаешь? - Доктор вспомнил, что поляк советовал спросить о мадам у слуги.
   - Кто же о ней здесь не знает? Она пользуется большим уважением, потому что обладает тайными знаниями.
   - Как ей, европейской женщине, удалось овладеть премудростями Востока? Значит, не шарлатанка?
   - Было бы желание, а раса, вероисповедание и пол не столь важны, мой господин.
   - Никак не могу придти в себя после увиденного.... И
   Доктор пересказал вчерашнее во всех подробностях. Но на слугу рассказ, казалось, не произвёл никакого впечатления, и Чанакья ответил спокойно:
   - Тульпа всегда поражает воображение неподготовленного, мой господин. Постепенно привыкнете и перестанете удивляться. У меня есть знакомый йог, так вот он... Рассказать?
   Доктор кивнул.
   - Он способен на самые невообразимые вещи. - Чанакья заметно оживился. - Например, он может надолго становиться "мёртвым", будучи закопанным в землю.
   - Что за чепуха!
   - Жителям Запада... - продолжил невозмутимо рассказчик, но был снова прерван.
   - Ты забыл, что я тоже с Востока, из Турции!
   - Всё равно вы западнее, чем мы, господин.
   - Ну, хорошо, будь по-твоему. Продолжай.
   - Поэтому западным людям кажется невозможным, что йогу не составляет труда привести себя в состояние почти полного прекращения жизни и, проведя в земле долгие часы, дни и даже месяцы, потом вновь "воскреснуть".
   - Зачем они это делают? Час от часу не легче...
   - Ради постижения высшего сознания и достижения самадхи, господин.
   - Что это значит? - насторожился доктор, подозрительно относясь к новым словечкам. (Была "тульпа", теперь - "самадхи"!).
   - У европейцев это - что-то вроде экстаза.
   - И нам, туркам, тоже знакомо это, хоть мы и не европейцы!
   - Конечно, конечно, всем знакомо, - успокоил слуга, - и эскимосам, наверное, тоже, несмотря на холод... Так вот, поддержание жизни в закопанном теле доказывает власть йога над собственным организмом.
   - При чём здесь экстаз и власть над собой?
   - Через экстаз или самадхи достигается и...
   - Ну, ладно, пусть так! И что йог чувствует при этом?
   - Он не утрачивает сознания. Процесс делится на четыре стадии: бодрствование, засыпание, сон и мнимая смерть.
   - И вся эта канитель ради доказывания власти над телом? ("Вот бездельники"!)
   - Не только. Обычно закапывание себя в землю случается, когда йога поражает болезнь.
   - Так они тоже болеют? - удивился и даже обрадовался турок, найдя у начинавших его раздражать фокусников "ахиллесову пяту". - А я-то думал...
   - Конечно... И полная изоляция представляет собой лечебное средство, которое начинает действовать при достижении высшей степени экстаза.
   - Опять экстаз! - с ноткой осуждения воскликнул доктор.
   - Я сам видел, - продолжал слуга невозмутимо, - как в присутствии огромной толпы и под наблюдением врача моего знакомого запечатали в деревянный ящик, после чего ящик обмазали раствором глины, поместили его в яму и засыпали землёй.
   Доктор заёрзал в кресле, представляя себя на месте испытуемого, и поморщился.
   - Спустя двое суток ящик откопали. Проделали в нём дыру и залили воду, после чего дыру заткнули и опечатали, а ящик вновь закопали.
   По спине доктора пошли мурашки.
   - По прошествии нескольких дней "могилу" вскрыли и "мертвец" ожил на глазах изумлённых зрителей.
   - Да-а-а, - медленно протянул доктор, глядя в окно. - А что, если и нам закопать вон того типа, что сидит напротив гостиничных ворот и днём и ночью, словно бессменный часовой. Вчера я вернулся значительно позже сигнального выстрела, а он продолжал сидеть на том же месте, и, как видим, патруль его не забрал. Не за мною ли он следит, претворяясь старьёвщиком?
   - Хотите, господин, выясню, что ему нужно?
   - Ну, сходи ради забавы.
   Чанакья решительно направился к двери, а доктор стал наблюдать в окно. "Посмотрим, на что способен мой слуга кроме болтовни"?
   Прошла минута-другая. Чанакья вышел из ворот и направился к сидельцу, поравнялся с ним, остановился. Возник, судя по открываемым ртам, разговор. Старьёвщик, потрясая седой бородой, бурно жестикулирует, по-видимому, доказывая правомочность своего местонахождения. Но разговор недолог. Внезапно и резко Чанакья хватает старца за бороду... "Какое непочтительное обращение", - не успевает подумать доктор, как борода оказывается в руке слуги. Разоблачённый, бросив барахло, пускается наутёк с резвостью несвойственной его почтенным сединам.
   - Вот, - протянул отклеившийся аксессуар герой-слуга.
   - Лихо ты с ним управился! - теребил трофей восхищённый доктор. - О чём вы поговорили?
   - Спросил напрямую: кем подослан? Он стал возмущаться, мол, как я смею, не уважаю старость... А я заметил несоответствие седин его весьма молодому лицу и телу, тут и дёрнул. Да вы, наверное, и сами всё в окно видели.
   - Видел, как он помчался быстрее лани.
   - Я вас предупреждал: здесь за каждым вновь прибывшем следят.
   - Кто? - изобразил напускную непонятливость доктор.
   - Как кто? Англичане!
   - Ах, англичане... А давно ли они так вольготно чувствуют себя здесь? - решил выслушать очередную лекцию доктор и потянулся к перу и бумаге - вдруг Чанакья сообщит что-то полезное для работы.
   - Если вас не утомит мой рассказ, господин, то я расскажу, - уже загорелся удивительный слуга.
   - Отчего утомит? Я даже, может, что-то и запишу. - Обмакнул перо в чернила доктор.
   - Сначала здесь властвовали португальцы. Васко да Гама первый проложил сюда морской путь.
   - Как раз по теме моей научной работы, - обрадовался доктор и поставил первую кляксу. - Внимательно слушаю, Чанакья!
   - Португалия тогда объединилась с Испанией в одно королевство. Она недавно перенесла тяжелейший удар после разгрома Непобедимой Армады - потерю Нидерландов.
   "Не слуга, а настоящий историк", - мысленно восхитился доктор, подтирая кляксу. - Откуда ты всё знаешь?
   - Не удивляйтесь, мой господин! Я учился в университете на историческом, да и сам интересовался этими вопросами.
   - Ну, продолжай, - наконец победил чернильное пятно доктор.
   - Вскоре у португальцев появились конкуренты - голландцы и англичане. Со временем морское превосходство их делалось всё очевиднее, и они вскоре отняли у португальцев владения на восточном побережье, значительно потеснив их в торговле пряностями. А далее, кажется, в 1600 году, и была основана англичанами знаменитая Ост-индская компания.
   Конечно, нельзя сказать, что доктор сам плохо знал историю Индии и, что ничего не слышал из того, о чём поведывал Чанакья. Знал и не мало. Но интересно всё услышать из уст аборигена, тем более что сообщаемые сведения окрашивались и политически. Поэтому доктор старался не перебивать рассказчика и даже записывать за ним, хотя скорее для виду, понимая, что слуге лестно такое внимание со стороны господина.
   - С самого начала своего пребывания в Индии англичане сочетали торговлю с пиратством, нападая, как на местные корабли, так и на суда соперников, португальцев и голландцев. Вскоре англичане взяли в аренду участок земли на берегу Бенгальского залива и возвели там форт Сент-Джордж, вокруг которого впоследствии вырос Мадрас. Английский король, кажется, Карл Второй, получивший в приданное за португальской принцессой островную гавань Мумбаи, нынешний Бомбей, продал её Ост-индской компании, которая сделала порт своей главной базой на западе, и...
   Неожиданно доктор поймал себя на том, что задремал на мгновенье и не слышал окончания последнего предложения. Решив реабилитироваться в глазах рассказчика - вдруг тот заметил - заговорил сам, продолжая тему:
   -Когда я морем плыл сюда на английском корабле, мы повстречались с португальским судном, капитан которого взошёл на нашу палубу с почтением, чтобы отдать долг вежливости, но после приёма, оказанного английским капитаном, думаю, ему больше не захочется посещать ни один британский корабль. Сего бедного человека проморили на палубе целый час и позвали в каюту, когда тот предпринял попытку ехать обратно. Понятно, он не счёл такой приём вежливым... Но продолжай, Чанакья!
   - Далее, под покровительством будущего министра финансов Франции, - рассказчик замялся, припоминая, - ... Жана... Батиста... Кольера, была создана и французская Ост-индская компания, открывшая фактории на юго-восточном побережье. Французы англичанам всегда - кость в горле, но появилась и вторая... "кость". Вскоре возникла и датская Ост-индская компания с центром в Бенгалии, и до конца восемнадцатого века...
   Доктор вновь с удивлением отметил, что снова оказался в цепких объятиях всегда так некстати появляющегося Морфея и, что до ушей доносятся лишь обрывки фраз, из которых картина плавного повествования никак не складывается.
   - ... венецианские зеркала, фламандские кружева, испанские вина... слишком мал в Индии спрос на... английские сукна здесь потерпели неудачу... конкурировать с местными... купцы поняли, что им прихо... наши вельможи проявили тонкий вкус... подлинники итальянских и голландских... стали искусно использовать противо... рыбку в мутной воде... вмешивались в распри раджей... к контролю и влиянию...
   Поймав себя на посвистывании носом, и от того проснувшись, осрамившийся слушатель попытался как-то замять конфуз:
   - Чанакья, если бы я был твоим профессором, то, не раздумывая, поставил бы высший бал!
   - Благодарю, бабу!
   - Расскажи теперь о народах и племенах, населяющих страну, - понадеялся доктор, что новая тема его как-то взбодрит.
   - В основном, это индоарийская группа...
   "Арийская"! - возликовало что-то внутри, сообщив доктору толчок бодрости.
   - ... в которую входят хиндустанцы, бихарцы, бенгальцы, маратхи, гуджаратцы, ория. Следующая группа дравитская: тегелу, тамилы, каннара и малаями...
   Вопреки надеждам на бодрость, доктор почувствовал, как что-то одурманивающее и тёплое снова застилает сознание, и, стараясь пресечь очередное домогательство хитреца Морфея, преувеличенно громко спросил, почти выкрикнув:
   - А вот ранее ты упоминал о махратских браминах, непокорных англичанам?
   - Махраты и маратхи, - от неожиданности вздрогнул рассказчик, - это одно и тоже.
   - Вот давай про них, - пнул вдогонку слушатель внезапно отступившую сонливость (собственный громкий голос помог).
   - Они населяют северо-западную часть Декана Махараштру. Этот народ вёл длительные войны против Великих Моголов в прошлом. Махратское или маратхское государство состояло из княжеств...
   - Да, будет про них! - внезапно охладел к махратам турок. - А много ли здесь иноземцев?
   - Порядочно... На первом месте, конечно, англичане, сами понимаете. Далее идут французы и португальцы, а затем - арабы, афганцы и китайцы, а также - персы, армяне и евреи.
   - Ну, с персами, положим, ясно... А, что, например, с поляками? - вспомнил про коллегу доктор.
   - Да, пожалуй, единственный ваш знакомый и есть. Больше никого не знаю.
   - Выходит, ему по-польски и перекинуться не с кем, - почувствовал жалость к одинокому Сойке доктор.
   - Всего здесь проживает несколько сотен наций, и говорят они на более чем восьмистах языках и диалектах, - посмотрел Чанакья на боровшегося с предательской зевотой слушателя. - Наверное, я утомил вас своей болтовнёй...
   - Нет, нет, ни чуть! - бурно запротестовал турок и самокритично добавил: - То, что слегка клюю носом и позёвываю, не принимай на свой счёт. К климату никак не приспособлюсь. Расскажи ещё, как здесь народ живёт. Много ли бедных и богатых?
   - Почти все европейцы живут в удивительной роскоши. На лето они обычно удаляются в свои большие и маленькие загородные коттеджи, дворцы и дома, а в городе бывают только по необходимости службы с десяти утра и до пяти вечера. Экипажи их также великолепны, как и всё прочее...
   - Ну, про Сойкину карету этого никак не скажешь, - запротестовал доктор, демонстрируя завидное отсутствие сонливости.
   - Ваш друг есть скорее исключение, подтверждающее правило, - парировал Чанакья и продолжил: - Кроме карет и фаэтонов употребляют и паланкины.
   - Что-то мне не встретились, - снова возразил победитель сна.
   - Ещё встретите, - пообещал Чанакья.
   - Ну, с богатыми понятно, а как бедные? - совершенно разгулялся доктор.
   - Да вы, наверное, и сами видели... ходят почти нагими, имея на теле лишь небольшой кусок полотна. Богатые рядятся в миткаль и кисею! Живёт простой люд в мазанках с галереями на улицу, но содержатся жилища в чистоте, - сделал слуга скорбным лицо, но вдруг повеселел:
   - А нравятся вам наши женщины, господин?
   - О да! - встрепенулся и доктор. - Как я успел заметить, они хорошо сложены, имеют приятные черты и, не считая смуглого цвета, ни в чём не уступают ни европейкам, ни турчанкам.
   - А как они любят себя украшать! - воодушевился слуга. - Тут и разные побрякушки, цепи и бусы, перстни на пальцах и браслеты на руках и ногах...
   - Я заметил, - перебил совсем бодрый доктор (заговорили о женщинах - и сна ни в одном глазу), - они надевают толстые кольца на ноги и часто имеют серьгу в носу ("А ведь целоваться-то как, поди, неудобно!")
   -Многие даже пальцы на ногах украшают перстнями, ибо ходят босы, - добавил подробность Чанакья.
   В этот момент из гостиной донёсся лёгкий дверной стук.
   - Сходи, посмотри, кто там, - распорядился доктор, и, вспомнив про стоявший открытым флакон с чернилами - писание как-то не пошло, - завинтил крышку (зачем добру испаряться?)
   - Консьерж говорит, что пришли рисовальщики, - вернулся с известием слуга, - и предлагают на продажу работы.
   - Что за работы: портреты, пейзажи?
   - Картинки из "Рамаяны" и "Махабхараты", говорит консьерж. Вас это интересует, господин?
  -- Передай, сейчас выйду к ним.
   Чанакья снова скрылся в гостиной.
   "Что за такие картинки"? - подумал доктор и направился вслед за слугой.
  
   Во дворе гостиницы собралась большая толпа индусов обоего пола. В руках они держали, кто небольшие картинки в рамках, кто расписные ткани, кто разрисованные шали и платки. Вид у художников весьма неопрятный. Хотя картинки и неплохо выполнены, доктор не решился приобрести ни одного "шедевра", и толпа ушла, шумно и недовольно галдя.
   - Эти люди принадлежат касте "рисовальщиков", - пояснил Чанакья.
   - По их виду кажется, что они больше склонны к бродяжничеству, чем к художеству!
   - Они и есть бродячие художники.
   - И только этим занимаются?
   - Не только. В эту касту, называемую "джати", входят также танцовщики, музыканты, кровельщики, кузнецы, горшечники, прачки, каменщики и мелкие торговцы. Все те, кто не имеет постоянной работы.
   - Какое разнообразие профессий!
   - И всех объединяет одно, - посмотрел вслед удалявшимся Чанакья, - склонность к бродяжничеству... Я тоже, с вашего позволения, господин, побреду восвояси.
   - А где твоя семья? Где и с кем ты живёшь? - наконец задал доктор, мучившие его вопросы.
   - Расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас мне пора... - смутился слуга и быстро откланялся.

Глава седьмая

Гипотезы. "Бабур, так Бабур". Внутренний голос. Музыкальный салон. Дуэт. Рассказ турка. Купец-персиянин. Поэзия. Новые пропуска.

   После того, как доктор закончил чтение, слушатель сказал, стараясь быть как можно деликатней:
   - Вам кажется странным, что ни один современник не интересовался предками великого путешественника и не пытался уточнить генеалогию, хотя бы в пределах двух-трех поколений?
   - По-видимому, люди того времени не были озабочены судьбой великих современников, и личность моего героя не казалась им достойной особого внимания. Точно и достоверно мало, что известно о корнях этого семейства.
   - Есть версия, по которой предки Поло прибыли в Венецию из Далмации, портового города Себенико.
   - Где вы такое откопали? Впрочем, версия не лишена интереса...
   - Эта гипотеза имеет под собой реальную почву. - Пан Сойка явно "мстил" доктору за прошлое "поражение", если считать таковым обилие замечаний коллеги минувшей встречей. - Крупные портовые города принимали потоки беженцев всех мастей. Значительные людские и материальные ресурсы Венеции поставляла и подчинённая Славония.
   - Вон куда вы клоните, - улыбнулся турок. - Опять славянский след? Но опирается ли ваша гипотеза на реальные факты и доказательства?
   - Историки, конечно, говорят о ней с большой долей скептицизма, - чуть сбавил напор поляк, - хотя полностью не исключают.
   - Чем меня порадуете ещё, кроме "славянского следа"? Много ли написали?
   - Я уже в пятнадцатом веке, и на дворе правление Бабура! - выпалил радостно, по-мальчишески, Сойка и раскрыл тетрадь.
   - Ну, что же, Бабур, так Бабур, - закинул ногу на ногу доктор, приготовясь внимать повествованию.
   - Отец его был правителем ферганского удела Тимуридов, которые вели свой род через Тамерлана к самому Чингисхану. Вот почему впоследствии Бабуру и его воинам было дано в Индии прозвище "моголы", от слегка измененного "монголы".
   Вон, оказывается, всё как просто - всего лишь ошибка в произношении, подумал доктор и сменил положение ног.
   - Детство и юность его прошли в Андижане. Он получил хорошее образование, отличался в военном искусстве и обладал незаурядным поэтическим даром, о чём свидетельствуют сохранившиеся стихи.
   - Общеизвестно, что среди тюркско-язычных поэтов той эпохи он уступал, пожалуй, лишь гениальному Алишеру Навои, - блеснул эрудицией доктор и, скромно потупив взор, снова обратился в слух, не забыв переменить и положение ног.
   - Рано осиротев, юный поэт в 12 лет стал правителем Ферганы, - продолжил Сойка, отметив про себя с некоторой неприязнью: "Опять он со своими замечаниями и дополнениями лезет!" - Возмужав, он занялся междоусобными войнами, и борьба с соседями оказалась для него хорошей боевой школой, позволившей развить и укрепить таланты полководца и дипломата. Кроме того, набеги давали огромную добычу, и он возмечтал стать владыкой Хиндустана.
   Доктор снова, к своему стыду, отметил, что часть читаемого коллегой пропускает мимо ушей, - отдельные слова и целые фразы проваливались как в дырявое сито, - а взгляд самопроизвольно устремлялся в окно, где тоже ничего интересного не происходило: пыльная улица и ленивые прохожие купались в безжалостном зное.
   -Вскоре Бабур захватил Пенджаб, а потом... - "Ну захватил и захватил", - равнодушно отнёсся к историческому факту кто-то внутри доктора. - У Бабура много пушек, чего не было... - "Много пушек - хорошо", - иронизировали внутри. - Заветная мечта Бабура сбылась: он покорил Индию, но... - "Ну и молодец, что покорил! -...Ему не нравилось в покорённой стране всё: начиная с климата и фруктов и кончая женщинами... - " Ну уж, извините" - не согласился внутренний голос, и доктор, улыбаясь, заметил вслух: - Мы с ним явно во вкусах расходимся. - Да и население было настроено к завоевателю враждебно, - продолжал бубнить поляк, отчего доктор вновь погрузился в сомнамбулическое состояние. - Резиденция правителя находилась в Агре, где он выстроил себе грандиозный дворец с садом, названный "Заравшан". И название, и облик сада указывали на глубокую тоску по родным местам. - Доктор тоже как-то сжался в кресле, затосковав и сам, а сквозь лёгкую пленку сонливости доносились слова и фразы. - Правитель скончался не старым... " Да и я уж не молод", пожалел себя доктор. - ... похоронен близ Агры, но позднее останки перенесли в Кабул. - " А где мои останки будут, если?.." -. - ...Внук Бабура Акбар... - "Вот уж и до внуков дошло, а будут ли у меня?" - ... увеличил владения Моголов ещё больше... - " Ай да внучек! Молодец!" - ... присоединил к своей державе... - " Какая мне разница, что он там присоединил!" - ... превратил в своих верных вассалов гордых раджапутских князей... - " Даже их? Ишь какой!" - ... к моменту воцарения Акбара мусульмане владели Индией несколько веков. Всем подданным... - " Ну что тут скажешь? Аллах Акбар!" - ... при нем всем подданным была предоставлена полная религиозная свобода... - "Это уже интересно!" - доктор подключил и второе ухо. - ... был построен специальный Дом Молений, куда сам правитель приходил на мусульманские собрания. Но посещал он и собрания представителей других концессий... - " Интересно, как же на подобный плюрализм реагировало исламское духовенство?" - ...он постепенно из государя всех мусульман превращался в правителя всех индийцев... - "Такой демократичности обзавидовался бы любой европейский монарх!" - ...охотно беседовал с католиками и буддистами. Его интерес к христианству миссионеры воспринимали с ликованием, предвкушая, какую славу принесет им обращение в Христову веру одного из могущественных правителей Востока...
   За окном, по улице, ехала иекке, лёгкая двухколёсная повозка. Очень толстый пассажир-индус привлек внимание доктора: разве и здесь есть такие разжиревшие обжоры? Коляска, кажется, не выдержит
   - Вскоре восторг миссионеров сменился разочарованием: на престоле восседал типичный вольнодумец, коих инквизиция в превеликим удовольствием сжигала на площадях европейских городов... - " Ещё на Лионском соборе (в каком году-то?) Папа Иннокентий (забыл, какой по счету!) объявил, что хочет обратить монголов в христиан..."
   - "Каким образом, - цитировал царя-вольнодумца пан Сойка, - у Бога мог родиться сын? И не являются ли чудесные исцеления Христом больных результатом какой-либо неведомой науки?"
   - Что ему на это отвечали? - спросил доктор, превозмогая, наконец, ленивое оцепенение.
   - "Монгольский правитель задает вопросы часто не к месту", - передал реакцию отцов-иезуитов поляк. - Он сомневается во всем, желая постичь тайны веры не с помощью Священного писания, а разумом. Акбар чтит Иисуса как Великого учителя, уважает его учение, но отказывается признать в этом единственно верную религию".
   - Не ему ли принадлежат слова: "Мы верим, что существует единый Бог"? - припомнил доктор.
   - Да, ему! "И так же, как Бог дал руке несколько пальцев, - продолжил цитату Сойка, - он дал людям несколько дорог!"
   - Какая верная мысль!.
   - Последние годы правителя-еретика, продолжил поляк, восприняв реплику турка, как готовность слушать дальше, хотя сам почувствовал, что немного устал, - окрашены в трагические тона.
   "Последних годов коснулись, какое счастье!" - тайно возликовал слушатель, заметивший, что отсидел ногу, и не мешало бы встать и размяться.
   - Как нередко бывает, сын и наследник Салим, взошедший на трон и принявший имя Джахангир, вскоре разогнал окружение отца (мыслителей, философов, поэтов) и безжалостно расправился с ними. Когда умер сам Акбар, наследник и его приближенные не скрывали радости. Ну вот, на этом и всё, дорогой коллега. Вы живы и даже не уснули? Стойкий, однако, оказались!
   - Жив, да ногу отсидел слегка, - передвинул с помощью рук левую, хромавшую конечность, доктор. Нога действительно затекла, и здесь не было никакого притворства. - Мне все очень понравилось, и, несмотря на вашу иронию, клянусь, слушал с большим интересом.
   - В таком случае, какие будут замечания?
   - Никаких! - доктор встал и, сильно прихрамывая, стал ходить вокруг кресла. - Всё превосходно! Интересно, что дальше.
   - Дальше... вступаем в семнадцатый век. Только и всего. - На лице Сойки читалась сдержанная радость, смешанная с подавляемой гордостью.
   - Перескакивая через шестнадцатый? Помнится, вы начали с пятнадцатого, - нашел первую зацепку слушатель, хотя и подозревал в глубине души, что , может прослушал. Нога постепенно отходила.
   - Шестнадцатый следовал за пятнадцатым, прошу прощенья! - возразил Сойка и пустил "шпильку". - Возможно, прослушали, задремав?
   Доктор промолчал, поняв, что слегка оконфузился (действительно ведь подрёмывал) и демонстративно стал массировать ногу.
   - Дальше будет то, что у императора Шах-Джахана родится сын, который... - ликовал маленькую победу поляк, - Но не будем забегать вперёд! Потерпите, дорогой друг до следующего раза.
   - А я уже начал писать про Васко да Гама!- меняя тему, похвалился доктор. Нога, к тому же, окончательно отошла.
   - Что ж, рад за вас! - улыбнулся примирительно Сойка. - Фигура интересная, бесспорно. Когда же почитаете?
   - Пока не знаю, - спохватился турок. - Только приступил...
   - Кстати, коллега... - поляк помедлил. - Заняты вы сегодня вечером?
   - Свободен, а что?
   - Супруга английского представителя, Элизабет Торнтон, устраивает музыкальный салон, и мы с вами приглашены.
   - Столь внезапно?
   - Так вышло, моя оплошность - забыл сообщить раньше, прошу простить.
   - Да мы и не знакомы...
   - Вот и познакомитесь. Я рассказал о вас. Она и супруг вами заинтересовались, и желают немедленного знакомства.
   - Впрочем, почему бы нет? Наверное, нужно успеть переодеться. На сей раз это официальный прием?
   - Не вполне... Но времени сменить наряд у вас будет предостаточно. Я за вами заеду ровно в половине седьмого.
   - Тогда, до вечера! - доктор бодро захромал к выходу.
  

* * *

   - Наши страны были союзниками в Крымской войне, не так ли? - нежно взял доктора под руку мистер Торнтон.
   - И турки помнят об этом и продолжают быть благодарными Англии, - улыбнулся в ответ гость.
   Доктор вырядился в смокинг и походил на заправского дипломата. Не хватало лишь монокля в глазу. Он привлёк к себе всеобщее внимание, так как молва в замкнутом пространстве, коим является всякое поселение колонистов, быстро распространялась. Все только и говорили о каком-то экстравагантном турке, носящем феску и кинжал за поясом. А тут, на тебе, появляется одетый по-европейски голубоглазый блондин (правда, с бритой головой, но цвет волос ясен по бородке и усам). Публика в замешательстве: где обещанный и столь долгожданный представитель Ближнего Востока? Где он?
   - Очень рад знакомству, - продолжал ворковать англичанин, не отрываясь от локтя гостя. - Мистер Сойка много рассказывал, какой вы замечательный учёный! Это правда, что вы, как и Сойка, пишите труд об Индии?
   Доктор согласно кивнул. Они медленно прогуливались вдоль террасы, опоясывающей весь второй этаж особняка.
   - Напрашиваюсь, с вашего позволения, в читатели, как только вы закончите.
   - Обязательно, по завершению, дам вам первому на рецензию!
   - Ловлю вас на слове, и заранее благодарен! А вот и супруга моя приближается. Она тоже очень хочет с вами познакомиться. Вы ведь, кажется, вместе посещаете кружок этой русской колдуньи?... Я вас представлю: это тот самый ученый из Турции, доктор...
   - Шейх-Мухаммед-Аяфенди.
   - Элизабет, - протянула ручку мисс Торнтон, кокетливо сверкнув глазами.
   - Она и философ-мистик, и музыкантша, и много чего ещё, - отрекомендовал супругу дипломат.
   - Так вы и музыкантша, мисс Элизабет? - заинтересовался доктор. - Вы поёте или играете?
   - Я - пианистка, - она стыдливо потупила взор и покрылась румянцем. - Ну, конечно, я - не Клара Викк!
   - А я пою немного, как любитель... Когда-то учился, - признался доктор, но краснеть не стал.
   - Так вы - настоящий европеец! Я вас по рассказам представляла другим...
   "Это, каким же? Кровавым янычаром"? - вздрогнул доктор, но промолчал, не зная к чему отнести эти слова: к укору или комплименту? Зато мистер Торнтон, как истинный дипломат, почувствовав некоторую неловкость, внёс предложение:
   - Ну, что ж, коль вы - коллеги-музыканты, - рояль в центре залы. Исполните нам что-нибудь дуэтом. - И как дирижёр, взмахнув руками, призвал публику: - Леди и джентльмены, попросим мою супругу и нашего гостя чем-то порадовать наш слух!
   - Просим, просим, просим! - дружно подхватили со всех сторон, и исполнители, не позволив себя долго упрашивать, поплелись к громоздкому, как гиппопотам инструменту, напоминая собой идущих на эшафот.
   -Право, не знаю, что и спеть... - искренне засмущался доктор, когда черная крышка была поднята и пасть клавиатуры ослепила жемчужным блеском клавиш-клыков. - Может, вот эту арию из "Гугенотов"? - Он склонился над занявшей своё место аккомпаниаторшей, вдыхая аромат парижских духов, перемешанный с давно забытым запахом благоухающего женского тела, и замурлыкал ей на ухо:- Вы помните мотив?
   Элизабет на миг задумалась, припоминая, затем пару раз пробно и тихо прикоснулась к клавишам, и, наконец, согласно кивнула: - Сейчас, сейчас... Да, вспомнила! Давайте попробуем, но не судите строго.
   - И вы меня тоже, - ответил доктор и встал в позу бывалого оперного певца, выпятив грудь колесом и облокотившись о бок черного монстра.
   Прозвучали неуверенные аккорды вступления с задеванием лишних, не предусмотренных Мейербером тонов, и вполне приятный баритон, сначала робко, но от куплета к куплету входя в силу, стал излагать по-французски известную арию. Присутствовавшие слушали, затаив дыхание, несмотря на некоторые несовершенства исполнения - заминку после второго куплета (забылись слова!), случайные ноты у пианистки, да и некоторую фальшь на высоких звуках у вокалиста.
   -Что-нибудь новое вам удалось узнать? - отведя поляка в сторону, спросил доверительно Торнтон, пока его супруга героически преодолевала все "подводные камни" фортепианного сопровождения популярной арии.
   - К сожалению, он пока не касался скользких тем, - доложил полушепотом Сойка, продолжая одним ухом улавливать прихотливые извивы мелодии (он тоже неравнодушен к музыке и даже в детстве учился на скрипке).
   Признаться, и я начинаю сомневаться в своём прежнем умозаключении, - рассеянно процедил англичанин, посматривая на артистов.
   - А как же неопровержимые доказательства, на которые вы ссылались?
   - Все, знаете ли, относительно: сегодня это кажется таким, а завтра - другим...
   Беседа "заговорщиков" утонула в громе аплодисментов и восторженном реве:
   - Браво! Браво, брависсимо! Это восхитительно! Бис, бис, бис!
   Публика не хотела отпускать исполнителей без повтора, что и пришлось сделать не менее трёх раз. Шквал аплодисментов возникал после каждой "бисовки", и ничуть не слабел. Наконец, счастливые, но измученные артисты попросили пощады.
   - Леди и джентльмены, - взял слово растроганный баритон, - то, что вы услышали, было экспромтом, поэтому не судите строго.
   Слова заглушила бурная овация - никто строго судить и не собирался. Певцу с трудом удалось утихомирить слушателей.
   - Я и моя очаровательная партнёрша обещаем, что в следующий раз, если такой случай представится...
   - Обязательно представится! - заорало несколько наиболее экзальтированных дам, - Будем ждать! Хотим ещё, ещё и ещё!
   - ...то мы подготовим новые опусы. Ещё раз благодарим за столь горячий прием, на который мы, право, никак не могли рассчитывать. Будем считать это щедрым авансом!
   Певец нежно взял за ручку раскрасневшуюся музыкантшу, и вместе с ней в пояс поклонился столь благодарной публике.
   - Пойдемте на террасу, - потянула за собой доктора Элизабет. - Здесь слишком душно!
   А народ не переставал неиствовать, словно дело происходило не в посольском особняке, а в оперном театре. Даже лично мистеру Торнтону пришлось успокаивать гостей, пообещав, что подобный концерт вновь состоится в ближайшее время.
   Певец и аккомпаниаторша вышли в сад, где часть гостей, по-видимому, равнодушных к музыке, играла в гольф при свете развешенных фонариков, а старый индус-садовник (тот самый!) подносил укатывающиеся, куда не положено, шары.
   -Я слышала, вы из Смирны, робко начала Элизабет. - Поведайте о своей родине. Мне очень интересно узнать о месте, где родятся столь замечательные турки, прошу вас!
   - О, что вы мисс! Вы меня переоцениваете.
   - Не скромничайте, рассказывайте!
   - Пожалуйста, если вас это не утомит.
   - Я терпелива.
   - А можно и мне к вам присоединиться? - откуда-то вынырнул мистер Торнтон. - Или у вас секреты?
   -Что ты! Какие секреты? - расплылась в скрывавшей досаду улыбке Элизабет. - Присоединяйся. Доктор будет рассказывать о своих родных краях.
   - Да, я хочу поведать блистательнейшей партнерше о своём городе.
   - И вы не менее блистательный партнер, как певец, - вернула комплимент аккомпаниаторша.
   -Я тоже целиком разделяю оценку моей жены! - добавил супруг. - Что будете пить, доктор? Бренди, виски, джин?
   Выросший как из-под земли слуга предлагал поднос, уставленный напитками. Турок взял виски со льдом и начал рассказывать:
   - Смирна, мой родной город, расстилается на берегу небольшой, изящной бухты. У нас растут очень высокие кипарисы, не менее высокие, чем минареты мечетей. - Доктор отхлебнул ледяной напиток. Элизабет и её супруг смотрели на экзотического гостя, казалось, забыв о содержимом бокалов, сверкавших в их руках. - Дома от бухты поднимаются амфитеатром. Над бухтой - холм, а на нем - полу развалившиеся стены крепости.
   -Как живописно! - зажмурилась в восторге Элизабет.
   - У нас много кофеен. В них скромно: плита с маленьким, на одну чашку желтыми медными кофейниками. Там и кальяны подают, если желаете...
   - Вы курите? - раскрыл принесенную коробку сигар англичанину - Угощайтесь.
   - Благодарю. Иногда балуюсь, но сейчас не хочу. Кстати, у нас о сигарах можно только мечтать, поэтому заядлому курильщику приходится менять привычки.
   - У вас нет сигар? - удивился англичанин. - Как же без них?
   - Обходятся кальянами.
   - Кофе и сигары неотъемлемы.
   - Какие, верно, очаровательные эти кофейни! - продолжала восторженно жмуриться Элизабет, но доктор, с решительностью гида, повёл повествование дальше.
   - Особой достопримечательностью является Караванный мост, находящийся на окраине. Он перекинут через речушку глубиной несколько дюймов. Там беззаботно плавают утки, не ведая, что три тысячи лет тому назад в этом ручье омывал свои ступни Божественный Слепец.
   - Кто это? - воскликнули почти одновременно супруги.
   - Терпение... - турок таинственно улыбнулся. - Тот ручеёк и есть Милет. Отсюда и прозвище, данное Гомеру - Милетский.
   - Ах, вон о ком речь! - воскликнула англичанка.
   - Дорогая, тебе не холодно? - обнял за плечи жену мистер Торнтон, слегка раздасадованный тем, что не знал прозвище Гомера. - Прохладой потянуло. Может, войти в дом?
   - Не мешай! Иди сам! Извините, доктор.
   - Многие ученые до сих пор не могут смириться с тем, что эта канава гордо зовется Милетом. Впрочем, некоторые их коллеги утверждают, что и Гомера-то никакого не было, а это существенно упрощает проблему. Но я не принадлежу к тем ученым, и охотно принимаю легенду, обессмертившую то место.
   - О, как интересно! Генри, нам обязательно надо побывать в Смирне!
   - Дорогая, доктор же сказал, что там нет сигар, а как же я без них? - загоготал англичанин, изрыгая дым и закашливаясь.
   - Возьмешь побольше с собой - только и всего! Какие проблемы?
   - Я, наверное, вам уже наскучил? - поставил недопитый стакан доктор.
   - О, нет! - взмолилась Элизабет. - Продолжайте.
   - Для туриста могут предоставлять интерес и развалины старинного замка на вершине горы Пагус, где находится акрополь древней Смирны. Если поедете, советую посетить это место. С горы открывается чудесный вид...
   Доктор долго, как заправский гид, расписывал красоты и достопримечательности родных мест: какое там красивое море, какие живописные домики с черепичными крышами, какие раскинулись поля и прочее... Наконец, дело дошло до домашних животных, и Элизабет особенно оживилась, будучи, как и большинство женщин, неравнодушной к птичкам, кошечкам и собачкам.
   - Собаки бродят небольшими стаями или лежат прямо посреди улицы, и скорее дадут себя растоптать, чем соизволят подняться.
   - Куда же смотрят хозяева?
   - Так они же бездомные. Причем к прохожим, вынужденным либо их обходить, либо перешагивать через них, они относятся с раздражением, выражающимся в злобном рычании.
   - Укусить могут? - ужаснулась Элизабет. - Нет, Генри, не поедем туда, пока власти не примут соответствующие меры!
   - На это мало надежды, - развёл руками доктор.
   - Как это у Мюссе? - стала вспоминать англичанка и процитировала по-французски:
   "О, путник, псов бездомных не дави ты,
   Они готовы к смерти каждый час,
   И их не призирай-
   Они не хуже нас!"
   - Я знаю, что на Востоке не любят нашу западную поговорку "время - деньги", - сказал мистер Торнтон, потягивая сигару.
   - Вы правы, - согласился доктор, - это выражение теряет всякий смысл, ибо люди с восхитительным прилежанием заняты ничегонеделанием, и целые дни напролет просиживают, не шелохнувшись, на своих циновках. Они курят, спят или перебирают четки. Торговец в лавке, не вставая, может дотянуться до любой вещи и подать её покупателю.
   - Восток ленив и бездеятелен, поэтому задача нас, европейцев, расшевелить его и заставить работать на благо себе и другим, - сбросил внезапно напускную весёлость англичанин.
   - А как выглядят местные дамы? - перебила мужа Элизабет.
   - Пожилые ходят замотанные, словно мумии, в черные покрывала. Молодые носят платья из лионского шёлка и по-европейски повязанную шаль. Самые отчаянные модницы предпочитают вместо шляп некое подобие кабриолета без колёс.
   -Можно присоединиться к вашему обществу? - подошел пан Сойка вместе с тучным, солидным господином в восточных одеждах. - Господин доктор, с вами желает познакомиться многоуважаемый Дади-Насю-Ванджи.
   - Я много наслышан о вас, - расплылся в масляной улыбке купец.
   "Не успел приехать, а все уже наслышаны, - подумал доктор, отвечая на приветствие. - Когда только пан Сойка умудрился обо мне рассказать?"
   - Мы с вами, кажется, общих персидских кровей? - продолжал масляный господин. - Пан Сойка много мне о вас...
   "Знаю, знаю!" - взревел внутренний голос, но наружный - сказал миролюбиво: - И я очень рад пожать вашу руку, да продлит Аллах ваши годы! Пан Сойка и о вас мне много...
   - Обо мне? - зарделся красной девицей не молодой толстяк. - Я всего лишь скромный негоциант, а вот вы, говорят, большой ученый!
   - Ну, положим, не столь и большой, как могут говорить.
   - Я тоже люблю науку... и литературу люблю... - Купец заметно страдал отдышкой, поэтому говорил с паузами и сбивался с ритма. - Особенно поэзию люблю... и нашу древнюю. Помните вот эти строки?
  
   "Чтоб миновало время. Царь Ирана
   Гуштасп отправился в передел Систана.
   Чтоб Зарадушта веру утвердить,
   Святой Авестой души просветить".
   Пока купец декламировал, доктор сумел внимательней разглядеть его. На вид шестьдесят с гаком. Ростом явно не вышел - если и не маленького, то ниже среднего. Лицо лоснящееся, с излишками подбородков, и живот, разрывающий, плохо скрывающие его одежды. Глазки маленькие, бегающие - врать, поди, много приходилось. К тому же лыс и сед, а пухлые пальцы унизаны перстнями в таком обилии, что возникал вопрос: зачем столько? Такой рукой только помахивать, но уж никак не работать. Короче - внешность нового знакомого симпатии не вызывала. Но внешность, как известно, часто бывает обманчивой. Чем и успокоил себя доктор, услышав вопрос:
   - Помните откуда это?
   "Теперь и этот экзаменует!" - К счастью, доктор знаком с Фирдоуси и не растерялся:
   - "Шахнаме".
   - Похвально, что и молодые тоже помнят великого поэта.
   - Ну, положим, я и не такой молодой, - заметил в сторону экзаменуемый.
   Купец, по-видимому, решил продолжить испытания и стал декламировать снова:
   "За мною идти повелел тебе Бог.
   Горящие угли принес я, их жар -
   Небесного рая спасительный дар..."
   - А дальше? - нарочито запнулся экзаменатор. Стоявший рядом пан Сойка внутренне ликовал: вот сейчас, наконец-то, и выведут этого "турка-перса" на чистую воду! Но доктор неожиданно лишил предвкушавшего коллегу маленькой радости, продолжив стихи:
   "Я послан Творцом, чтобы веру в него
   От меня ты принял..."
   Доктор чуть запнулся, вызвав плохо скрываемую надежду в глазах поляка.
   "Чертогов царских рухнули твердыни,
   Погибли оскверненные святыни.
   Авесты свитки были сожжены,
   Мобеды мудрые истреблены.
   Был этот день, как день возмездья, страшен.
   Огонь Зарадушта кровью был погашен".
  
   Доктор перевел дух и, еще припомнив что-то, решил "козырным тузом" окончательно добить оппонентов - бросил "последнюю карту":
   - Как сказано в летописи "Арта-Вираф-Намак", духовные книги, в том числе Авесту и Зенд, писанные золотом на воловьих шкурах и хранившихся в Замке Письмен, тот подлый, порочный, грешный, злонравный румиец Искандер из Египта собрал и сжег.
   - Браво, браво! - захлопала в ладоши переживавшая за доктора Элизабет.
   Пан Сойка побежденно молчал, а Дади-Насю-Ванджи, по-видимому, довольный, что экзаменуемый не срезался и, перестав часто дышать, заметил:
   - Вот оно начало проникновения варваров-европейцев в лице Александра Македонского на просвещенный Восток!
   - Тише, тише, - прижала палец к губам Элизабет. - Один из продолжателей его завоеваний приближается сюда.
   На время покинувший беседующих мистер Торнтон (исчез, как начались стихи) вновь приближался. Англичанина всегда настораживало, когда гости в его отсутствие начинали что-то бурно обсуждать. Правда, если политикой не пахло, его интерес угасал. Дипломат почти подошел, когда пушечный выстрел заставил всех вздрогнуть. Засверкали цепочки часов, - гости сверяли время. Неумолимый как судьба выстрел вырывал из грез и возвращал в реальность.
   - Какой странный обычай, эта ночная пальба, - вполголоса пожаловался доктор.
   - Магараджу надоумили англичане, - доверительно откликнулся негоциант, запихивая обратно золотую "луковицу", - им это весьма на руку - проще держать население в узде!
   Подошедший англичанин не слышал колкости и обратился к гостям:
- Леди и джентльмены, не волнуйтесь! Я снабжу всех новыми пропусками на месяц, и никакой патруль вам не помеха..
   - А вы говорили, что тем, кто в каретах, и так патруль не страшен? - спросил с наивной подковыркой доктор пана Сойку.
   - Они все время меняют порядки, - нашелся поляк. - Не успеешь привыкнуть к одному, как все по-иному. Черт их разберет!
   - Дорогой доктор, если вы завтра свободны, приглашаю к себе, и мы продолжим интересный разговор, - купец вновь весь заискрился масленностью.
   - Я свободен и охотно приму приглашение.
   - Тогда в полдень пришлю за вами экипаж к "Огням Кашмира". Вы ведь там остановились?
   - Да там, - кивнул доктор и подумал: "Откуда такая осведомленность? Впрочем, это неважно..."
   - А вот и новые пропуска, леди и джентльмены! - указал Торнтон на стопки картона с золотым обрезом с надписями и печатями, кои лежали на подносе, принесенном слугой. - Прошу вас, подходите и берите! Теперь мы регулярно в конце каждого месяца будем менять их, так что придется смириться с этим маленьким неудобством.
   - Доктор, я помню о вашем обещании разучить новые произведения. - Доктор почувствовал на своей руке теплую мягкую ладошку. - Мы должны встретиться в ближайшее время.
   - В вашем распоряжении, мисс Элизабет.
   - Я вам сообщу, - приветливо помахала ручкой жена дипломата, удаляясь.
   - Вы просто нарасхват! - засмеялся Сойка, увлекая доктора к выходу.
   - Это все из-за вас! Всем успели обо мне, Бог знает что, наплести.
  
   Они вышли за ворота особняка. Черная кошка южной ночи, не боясь никаких патрулей, хозяйничала в городе. Небо безжалостно прожигали жирные звезды. Луны не было - возможно, у нее в этот миг патруль и проверял документы: та ли она, за какого себя выдает, и место ли ей вообще на небосклоне?
   Цикады и прочие, кто с ними заодно, с надрывным отчаяньем сверлили темноту, то ли боясь ее, то ли радуясь ей.
   Цоканье копыт по булыжной мостовой успокаивало. Доктор и его друг ехали молча (до того наговорились вдоволь), замечая лишь отдельных припозднившихся горожан, пугливо спешащих по домам.

Глава восьмая

Трапеза и беседа. Записка. Васко да Гама. Танец дервишей.

   - Чувствуйте себя как дома, дорогой доктор, - расплылся в наимасленнейшей улыбке хозяин, когда гость переступил порог роскошного особняка знатного негоцианта. Прошли в покои, где был накрыт стол, ломившийся от всяческих яств. Время обеденное, и трапеза неизбежна, - доктор покорился гостеприимству, снова забыв о своих диетах и воздержаниях.
   Кушанья, представленные разнообразными блюдами, быстро сменяли друг друга. Куски баранины, жареные цыплята, рыба в масле, фаршированные огурцы, приготовленные на разные лады, маленькие скользкие испанские козельцы, похожие на алтейный корень ("Очень полезны для желудка", - рекомендовал хозяин), рисовые котлеты в виноградных листьях, пюре из тыквы с сахаром, блины с медом - все это спрыснуто розовой водой, приправленной мятой и ароматическими травами. Венчал трапезу сакраментальный плов, неизменный кулинарный атрибут, как дворцов, так и хижин. Запивали шербетом и вишневым соком, который черпали из компотницы ложками, изготовленными из створок раковин с ручками слоновой кости; пили и просто воду.
   Когда пиршество закончилось, и подносы убрали, то принесли специальную воду вымыть руки - церемония поистине необходимая, когда все столовое серебро вам заменяет собственная пятерня (кушанья, по традиции, брались руками!)
   Затем подали кофе, и чубукджи поднес каждому по прекрасной трубке с толстым янтарным мундштуком и гладким, как шелк, чубуком вишневого дерева, увенчанной шапкой прекрасного светлого македонского табака. Трубки лежали на круглых медных подносах, которые полагалось ставить на пол, чтобы предохранить ковры от горячих угольков и пепла.
   Завязался разговор, оживленный и сбивчивый, скакавший от темы к теме. Купец был в курсе мировых дел и политики; его, казалось, интересовало все - от цен на хлопок на торгах во Франции, до сроков цветения сакуры в Японии. Но вот снова коснулись темы, затронутой на приеме в английской резиденции, и Дади-Насю-Ванджи взял слово:
   - Мы, как известно, потомки древних персов, последователей Зороастра. Нам пришлось удалиться из своего отечества в Индию еще в восьмом веке, спасаясь от жестоких преследований мусульман. Здесь, в Индостане, сперва под покровительством туземных князьков, а затем англичан, мы достигли большого благосостояния, так как люди мы предприимчивые в торговых делах. Всего нас теперь проживает здесь около ста двадцати тысяч, и, представьте себе, никто не бедствует.
   Доктор слушал в ленивой полудреме, пуская сизые кольца, - табачок славный - а щедрый хозяин продолжал вещать.
   - Мы, по большей части, до сих пор еще держимся обычаев и обрядов своих предков, однако в последнее время между нами явились реформаторы, признающие современным в образе жизни заимствовать много у англичан.
   "Неужели и он начнет их осуждать?".
   - Главный из вопросов - положение женщин. Хотя у нас не существует многоженства и женский пол находится в несравненно большем почете, чем у индусов и мусульман, однако жены парсов не показываются в обществе, не смеют сесть за один стол с мужьями и не получают никакого образования. Вот против всего этого и начали восставать молодые...
   Рассказчик затянулся трубкой, чем и воспользовался слушатель:
   - А каких вы придерживаетесь взглядов?
   -Я дал своим дочерям совершенно английское образование...
   "Вон, в какой связи упоминались англичане", - дым заструился из ноздрей доктора.
   -...а сын мой, вопреки обыкновенному занятию персов, торговлей, предался исключительно науке и ученым изысканиям о санскритском языке и о религии Зороастра. Вот еще почему, узнав, что вы ученый, я захотел познакомиться с вами. Может быть, вам будет интересно пообщаться и с моим отпрыском.
   - Буду очень рад! - воодушевился доктор, готовый к любому знакомству, лишь бы чем-то разбавить этот нудный разговор.
   - Правда, он сейчас в отъезде, но при случае, я обязательно вас познакомлю... Я долго торгую с Россией, и надумал обратиться к русским с предложением о прокладке рельсового пути между Туркестаном и Индией...
   "А причем здесь я? Опять, видно, Сойка что-то обо мне наплел?"
   -... ведь это бы значительно ускорило доставку товаров. Морем груз плывет из Батума двадцать пять дней, а по железной дороге управились бы и за неделю.
   - Чем вы торгуете?
   - В последнее время предпочитаю поставлять русский керосин. Из Баку он доставляется по суше в Батум, а оттуда морем (благо, господин Лессепс прорыл канал) до Бомбея, а здесь развожу его по железной дороге. Покупают в основном англичане.
   - Я бывал в Баку и посещал зороострийский храм Атештях в местечке Сурханы, - обрадовался доктор, что может поддержать "огненную" тему. - Великолепное зрелище!
   - И я бывал там, но в младые годы, и с тех пор больше не доводилось. А в других местах России вы бывали?
   "Куда клонит хитрый перс?" - насторожился доктор, но таиться не стал:
   - Да, приходилось... По долгу службы... Дело в том, что я поддерживаю связи с Российской Академией Наук и Географическим Обществом... Насколько мне известно из российской истории, еще сам Петр Великий, желая направить торговлю Запада с Востоком через Россию, полагал связать каналами моря Балтийское, черное и Каспийское, реки Неву, Волгу и Дон, а воды Амударьи направить в Узбой, чтобы создать непрерывный внутренний водный путь ("Не слишком ли я разболтался?" - спохватился доктор, но остановиться уже не мог). Когда русские окраины начали распространяться вглубь Средней Азии, многие стали предлагать связать Европу с Индией через Россию не водным путем, а железным. В Англии Палата Общин тоже выдвинула вопрос о железной дороге сквозь Турцию Персию и Афганистан (и это горячо обсуждалось), чтобы опередить Россию. Ведь англичане со времен Петра опасаются за судьбу своих индийских владений, подозревая, что русский царь завещал потомкам покорить Индию.
   - Опасения англичан небезосновательны, - заметил купец. - Не так давно русские войска штурмом взяли Ташкент, потом Хиву и Коканд, подчинили туркмен, а вскоре и захватили Мерв, расположенный у самой афганской границы. Таким образом, английские владения в Индии и Русские в Средней Азии неумолимо и опасно сблизились.
   - Правда, - вспомнил доктор... - между странами был не так давно подписан протокол о демаркации северо-восточной границы Афганистана... - и тут же спохватился (возможно, подобная моя осведомленность излишня?)
   - Да, но от этого возможность конфликта мало уменьшилась, - подхватил купец. - Так вот, не мне одному, а и многим моим деловым партнерам пришла в голову эта дерзкая мысль о прокладке железного пути от Каспийского моря на Мешед, Герат, Кандагар до Дери-Газихана. От последнего пункта рукой подать до Мультана. А Мультан соединен с железной дорогой, прорезывающей Индию.
   - Дорога от Каспия? - притворно удивился доктор. - Да ведь там даже караваны ходят с величайшим трудом и опасностью!
   - На днях на пароходе "Нахимов" из Одессы в Бомбей должен прибыть мой уполномоченный по продаже нефти. Я ему поручил, довести до сведения российской стороны свои соображения на сей счет. Посмотрим, какой он привезет ответ...
   - Громадные трудности этой затеи, по-моему, бросаются в глаза даже непосвященному, - продолжал сеять пессимизм доктор, - но, возможно, я ошибаюсь.
   Слуга унес пустые чашки и погасшие трубки. Доктор встал.
   - Благодарю за угощения и интереснейшую беседу, любезнейший господин Дади-Насю-Ванджи, но разрешите покинуть ваш гостеприимнейший из всех, когда-либо посещенных мною домов.
   - Я также чрезвычайно рад побеседовать с вами, уважаемый доктор, но не смею злоупотреблять вашим драгоценным временем, понимая, что для ученого часы и минуты, не отданные науке - потерянные крупицы золота, а то и слитки. Надеюсь, увидимся еще не раз и продолжим беседы. Благодарю, дорогой доктор, за визит! Мой слуга проводит вас, а быстрые кони домчат, куда только вы пожелаете!
  
  
   Когда доктор выходил из экипажа у ворот отеля, слуга Абдул-Рахман незаметно протянул ему многократно сложенный клочок бумаги.
   - Велено передать вам, господин.
   - Кем?
   Но передавший мгновенно вспрыгнул на облучок, а кучер погнал, точно опасаясь, погони. Развернул бумажку. Листок оказался совершенно чистым. "Почему поспешил тут же развернуть?" - упрекнул себя и бросил взгляд туда, где полагалось быть "старьевщику". Место пустовало. "О, счастье, - свидетеля нет! Однако, неважный из меня конспиратор. М-да..."
  
   Войдя к себе, запалил свечу. От нагревания на бумаге проклюнулись синеватые буковки: "Вам надлежит быть, согласно предписанию, в пещерном храме Вишну на острове Элефант". Бумажку сжег, пепел развеял за окном. "Где же Чанакья? Почему нет на месте? Ведь три пополудни... Ах, да! Я его сам отправил на пару дней, после того, как он, наконец, рассказал мне о своей семье, живущей в предместье, и попросился навестить их. Как я забыл? Все от перегруженности кишок - не надо было так нагружаться у купца... воли совсем нет". Оглядевшись, заметил некоторые изменения в положении предметов, расставленных им в специальном порядке - элементарный способ проверки. Да, кто-то рылся в вещах, открывал бюро (он специально не запер), трогал шкатулку. Вокруг отверстия для ключа виднелись легкие царапины, которых раньше не было - видать, пытались открыть или взломать, но раздумали или кто-то помешал, или время не хватило. А может, просто проверили - вдруг не заперто. Но зачем замок ковыряли? Идти выяснять у привратника глупо и бесполезно. В лучшем случае скажет, прислуга убиралась. Какая любопытная прислуга! Все они здесь заодно. "Надо сделать вид, что ничего не произошло и ничего жилец-дуралей не заметил... А поработать бы сейчас, пожалуй, немного не помешает, и прав мудрый, хоть внешне и не вполне приятный купец - для ученого время есть золото! Слуга у него тоже не простой - связным оказался. А кем же приставлен ко мне Чанакья? И на чьей стороне? Но не будем пока ломать голову - скоро само должно все разъясниться..." Доктор глубоко вздохнул и обмакнул перо в чернила...
  
   Старая покосившаяся часовня. У самого алтаря на могильной плите виднеется надпись: "Здесь покоится Великий Аргонавт Дон Васко да Гама, первый граф Видегейры, адмирал Восточной Индии и ее знаменитый открыватель.
  
   Прочитанное накануне ясно стояло в уме, и заглядывания в выписки пока не требовалось. Параллельно вспомнилось, что завтра назначено у Магараджи... Как неделя пролетела! Проверил в шкатулке - на месте ли письмо? Вот оно сверкает огромными сургучными блямбами. Ставить печати для почтарей и письмоводителей есть удовольствие, если не искусство - вон как лихо штемпелями шлепнули... Чанакья обещал быть спозаранку. Вместе и отправимся... А через день в Бомбей... Поездом, наверное, - не меньше суток. Посему на очередное занятие пани Громадской не поспеть. Чудеса подождут, а вот что пану Сойке сказать? Конечно, я не обязан перед ним отчитываться, но и вызывать подозрение тоже не стоит. "Что-нибудь придумаю", - стало последней мыслью засыпавшего доктора - сытное угощение брало свое...
  
   Внутренние покои дворца короля Португалии. Перед троном, на котором восседает Мануэл, стоит в струнку юноша в морской форме. Вокруг сонм придворных...("Это я пишу или мне снится?" - промчалось в подсознании). - Я буду очень рад, если вы возьметесь выполнить поручение, в котором вы мне нужны и где вам придется много потрудиться, - шевельнулся на троне правитель. - Государь, - ответил моряк, - я уже награжден за любые труды, какие мне могут предстоять, поскольку вы просите моих услуг, и я буду исполнять поручения, пока буду жив! - Вы должны отправиться на вверенных вам кораблях туда, куда я прикажу. Это очень важное для меня дело. Вы должны быть готовы... - В душе я уже готов и ничто не мешает мне отплыть хоть сейчас.
   Доктор поймал себя на том, что все же не спит, а бодро записывает:
  
   Род Гама происходил из Алентепиу, юго-восточной внутренней области Португалии. Хотя род не блистал ни богатством, ни особой знатностью, у него была длинная и почтенная история.
   На сей раз, пришлось немного покопаться в записях, - сверить имена и даты.
   Один из предков, Алвару Анниша да Гама, отличился в войнах Аффонсу Третьего в те времена, когда из рук мавров была вырвана провинция Алгарви.
   О ранних годах Васко да Гамы известно очень мало. Родившись на берегу моря, он рос вместе с сыновьями моряков и рыбаков, рано научился плавать, грести, управлять парусом и тянуть рыболовную сеть. Подобно товарищам, он не представлял себе будущей жизни без моря. По достижении отроческого возраста его отправили получать образование, достойное сына дворянина и королевского офицера. Он обучился математике и навигации, а вскоре познания и опыт молодого человека, как морехода, стали широко известны, и его позвали ко двору...
  
   Доктор, похоже, снова задремал, и нить повествования продолжилась уже в зрительных образах: снова тронный зал...
  
   - Есть ли у вас братья? - спросило их Величество. - Да, у меня три брата и они, воистину, люди, могущие выполнить любое возложенное на них дело, - отвечал юный моряк. - Пригласите одного из братьев. По выбору, плыть с вами на одном из двух кораблей. Выберите корабль, какой вам понравится больше других, и водрузите на нем мой флаг, ибо вы будете главнокомандующим над всеми остальными. - Государь, будет несправедливо мне поднять ваш флаг, ибо брат мой старше меня, пусть он плывет под флагом, я же буду подчиненным. Это будет справедливо и Ваше Величество должны сделать так, чтобы было лучше для всех. - Я настаиваю, чтобы командовали вы! - нахмурился король. - Смиренно покоряюсь, государь! - моряк понял, что говорит не то, и испугался. - Мое сердце, - казалось, не обратил внимание на дерзость король, - говорит мне, что вы исполните мое поручение, поэтому распоряжайтесь всем по своему усмотрению. Вам одному я даю все полномочия! Проследите за подготовкой и оснащением кораблей и наберите моряков по своему выбору. Также поступайте и во всем остальном, и если это угодно Богу, вы откроете Индию и морской путь к ней. Я молю Господа, чтобы так было ему угодно для святого служения ему. Препоручаю вас Богу, а ваши труды на моей службе будут хорошо вознаграждены!
  
   Доктор встрепенулся: все, как наяву. Правда, если так и записать, то пьеса или роман получится, за что сам пана Сойку журил. Все-таки надо посуше, более по-научному... Не нужно этих диалогов! А что касается самого содержания, то вполне могло бы излагаться именно так...
   Он бросил взгляд в окно. Толпа народа. Какие-то странно одетые люди собрали вокруг себя кучу зрителей. Очередные "артисты" пожаловали? А не пойти ли посмотреть да и развеюсь заодно...
   - Кто такие? - спросил у ближайшего зрителя.
   - Дервиши-мусульмане. Сейчас они покажут свой ритуальный танец.
  
   Интересно, что за танец - доктор присоединился к любопытствующим. Все началось с молитвы, земных поклонов и падания на колени. Своими движениями они напоминали клюющих кур, когда те, схватив зернышко или червяка, тут же вскидывают головку, чтобы проглотить. Отпев молитвы, вдоволь накланявшись, дервиши сбросили плащи и прошествовали по кругу. В нервном возбуждении, в которое они себя привели, они топали по земле босыми ногами. Откуда-то сбоку донеслись звуки флейт и барабанов - примостившиеся у забора музыканты включились в общее действо. Мотив неизменно повторялся и постепенно своей монотонностью стал производить впечатление странного очарования. Застыв посередине огороженного толпой зрителей пространства, дервиши, казалось, пребывали во власти этой магической и варварской музыки. Наконец, один из них поднял руки и развел их в стороны, потом начал медленно вертеться на одном месте, равномерно и бесшумно передвигая голые ступни по земле. Его юбка, как птица перед взлетом, затрепетала и словно забила крыльями. Вращение делалось все стремительнее, тонкая тень, приподнятая и раздутая движением воздуха, закрутилась колоколом и обратилась в белый вихрь, поглотивший дервиша. К первому присоединился второй, потом третий, затем последовали остальные, и вскоре уже всех захватил этот неистовый смерч. Они кружились, скрестив руки на груди, склонив на плечо голову, полу прикрыв рот, словно пловцы, доверившиеся течению. Их ритмичные плавные движения отличало необыкновенное изящество, и не было заметно ни явных усилий, ни усталости. Они продолжали кружиться, словно заведенные неведомой рукой волчки, которые бешено вращаются на одном месте, и вдруг, в момент наивысшей скорости, будто задремывают под собственное гудение. И что поразительно - "танцоров" было человек двадцать, может быть, даже больше, но, кружась в вихре юбок, распускавшихся, словно гигантские цветы, они ни разу не столкнулись и не выбились из общего ритма.
   Почувствовав от странного зрелища легкое головокружение, доктор прервал созерцание "танцевального марафона" и вернулся в свой номер.
  

Глава девятая

Дворец Магараджи. Беседа с возлиянием. Сабля. Донесение, ужин и притча.

  
   Соблюдая завидную точность, Чанакья в назначенное время явился. Он и доктор утренними улицами направились к дворцу Магараджи. Слуга успокоил, что недалеко и шли не спеша. Им часто попадались коровы, беспрепятственно бродившие по улицам. Считавшиеся священными, животные паслись на лужайках и в цветниках у домов, и никто не прогонял их.
   На сей раз улицы и перекрестки оказались чисты и ухожены. Черные индусы в одних набедренных повязках старательно подметали, убирая конский и коровий навоз. За индусами присматривал надсмотрщик-перс.
   - Уборщики принадлежат к самой отверженной касте "неприкасаемых", - пояснил Чанакья. - Они все равно, что рабы. Выполняют самую грязную работу. Видите, у многих на лицах повязки? Это для того, чтобы они не оскверняли своим зловонным дыханием благородных.
   Вскоре по улице прошествовал слон. На его спине в удобном гоударе*) восседал худенький смуглый человечек в белом тюрбане, управляя громадным животным с помощью палки и пронзительно крича попеременно на трех языках - фарсидском, тюркском и индийском.
   - Что так раскричался погонщик? - поинтересовался доктор.
   - Этот магут собирает народ, чтобы обратиться к ним с проповедью.
   - И что он собирается проповедовать?
   - Он представитель секты намдхари, основанной Бхагат Джавахар Малом...
   Доктор скучающе зевнул. Улица вывела на обширную площадь, именуемую по-местному "чоук", которую венчал великолепный дворец из белого мрамора со стрельчатыми окнами и балконами, увитыми растениями. Два грандиозных фонтана освежали воздух на зеленых лужайках перед зданием, где росли мальвы и магнолии.
   - Вот мы и у цели, - указал на величественный фасад Чанакья.
   - Видно, не одно поколение правителей обитало здесь, - залюбовался доктор причудливой архитектурой.
   - Дворец построен очень давно, и за долгие годы сменилось много Магараджей.
   - И какой по счету последний?
   - ...так сразу не могу сказать, - наконец-то, попал в затруднительное положение всезнайка.
   Отделившийся от резных чугунных ворот часовой преградил им путь.
   - Кто такие?
   - Мне назначено на сегодня, - ответил доктор.
   - Имя? - в руках стражника зашелестел длинный свиток.
   Доктор назвался. Стражник некоторое время водил скрюченным черным пальцем по пергаменту, что явно представляло для него какую-то трудность. Другой часовой в это время зорко следил за ранними гостями.
   - Что имеете при себе? - спросил первый стражник, наконец, ткнув пальцем в нужное место списка.
   - Письмо для Их Высочества.
   - Покажите.
   Доктор достал конверт и подал часовому.
   *) гоудар - сиденье, которое водружалось на спину слона.
  
   - Проходите, - разрешил стражник, лишь мельком бросив взгляд на письмо. - Ваш слуга будет ждать у ворот.
  
   Доктор в сопровождении специального человека, неожиданно появившегося из сторожевой будки, отправился во внутренний двор. Чанакья остался за забором. Поднявшись по широкой мраморной лестнице, долго шли длинными коридорами, пока не остановились у огромной, до потолка, двери, украшенной узорчатым орнаментом из слоновой кости и позолоты. Сопровождающий пошел доложить и, не дав доктору, как следует оглядеться, тут же и вернулся со словами: " Пройдите. Вас ждут". Гость с легким трепетом перешагнул порог и оказался в роскошной просторной зале, заполненной множеством экзотических растений, с гигантскими зеркалами от пола до потолка и золочеными клетками разных размеров и фасонов. Разноголосое птичье пение, посвистывание и щебетание наполняло воздух, а пробивавшиеся сквозь цветные венецианские стекла, лучи утреннего солнца окрашивали этот волшебный сад в фантастические цвета и оттенки. Доктор сделал пару шагов, утопая в пушистом ковре, и услышал вопрос: - Вы турецкий доктор? Раздвинув рукой ветви, из "зарослей" появился радушно улыбающийся, весьма почтенный пожилой и седой господин в строгом европейском костюме. На вид - за шестьдесят, но, судя по прыгучести походки, бодр и подтянут.
   - Шейх-Муххамед-Аяфенди, ваше Высочество, - представился доктор, догадываясь, кто перед ним. Подходя к двери, он долго ломал голову, как величать: "сиятельство" или "высочество", и пришел к выводу, что завышение титула делу не повредит - так и вышло: индийский князь с удовольствием смирился с "высочеством". Какой же князь не мечтает стать единоличным царем и не надеется также и на "величество"?
   - Как вам мой джангаль? - засиял Магараджа и повел рукой, указывая на растения.
   - Джангаль? - не понял доктор.
   - Это по-нашему - джунгли! Как вам мои заросли? Не заблудились?
   - О, сад великолепен! Настоящий лес!
   Получив ожидаемый комплимент, хозяин, еще более засиял и пригласил гостя пройти в укромное местечко в зарослях - нечто вроде беседки, где стояли кресла - и предложил сесть.
   - Так с чем пожаловали, дорогой гость?
   - Вы, ваше Высочество, некогда отправляли посланца с письмом к генерал-губернатору Ташкента... Так вот, я привез, наконец, вам ответ.
   Хозяин наморщил лоб, припоминая, а доктор протянул конверт.
   - Постойте, постойте,... но это было так давно... да, посылал с нарочным, - медленно соображал Магараджа, теребя конверт, и вдруг нахмурился, по-видимому, окончательно вспомнив. - Тот посланец оказался предателем и переметнулся к англичанам, поэтому им и стало известно содержание моего послания...
   - Я привез ответ, - напомнил доктор.
   - А почему вы, турок, везете мне ответ из России? - насторожился Магараджа.
   - Я, в связи со своей научной работой, часто бываю в России и знаком с представителями разных кругов...
   - Ага, понимаю! Конспирация...
   - В частности, знаком и с господином Кауфманом.
   - Кто это?
   - Тот самый генерал-губернатор. Учитывая отсутствие в Индии русского консульства и сложность взаимоотношений Англии и России в некоторых территориальных вопросах, мне и поручено оказать посильное содействие, став посредником, но вообще сюда я приехал с научной целью.
   - Так вы ученый? - опять просиял Магараджа. - Так бы сразу и сказали. А какой наукой занимаетесь?
   - Историк-востоковед. - Доктор подробно рассказал о своем роде деятельности, упомянув и Марко Поло, и Васко да Гаму.
   - Хорошее прикрытие, - понимающе подмигнул Магараджа. - Значит, вы вроде дипломатического курьера, помимо всего прочего, и я с вами могу разговаривать как с уполномоченным России?
   - Конечно, ваше Высочество.
   - А кто-нибудь знает о вашем визите ко мне? - снова встревожился Магараджа.
   - Еще при въезде в город мне пришлось сообщить о цели прибытия, а если бы не письмо, я бы не имел чести получить аудиенцию у вас.
   - Значит, англичанам все известно, - сокрушенно покачал седой головой хозяин. - На каком языке письмо?
   - На хинди.
   - Давайте!
   - Оно у вас в руке, ваше Высочество.
   - Ах да! - спохватился рассеянный набоб и захрустел сургучом, нервно вскрывая конверт. Быстро пробежав послание глазами, повторно начал читать вслух, тщательно выговаривая каждое слово, точно уча наизусть: "... дальнейшее распространение наших владений в Азии несогласно с интересами России и ведет только к ослаблению и раздроблению ее сил. Нам необходимо установить на вновь приобретенном пространстве земли прочную неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа. Россия пока не видит никаких достаточных причин вызывать восстание среди населения Индии, хотя, возможно, когда-нибудь нам пригодятся ваши услуги для наших дел в Индии с англичанами"... "Возможно... когда-нибудь..."
   Магараджа гневно отбросил депешу и дернул ленту, свисавшую откуда-то сверху из листвы, которую доктор поначалу принял за отросток одного из вьющихся растений. Ишь ты, как хитро замаскировано, не успел изумиться гость, как из зарослей выпорхнул слуга.
   - Принеси нам выпить! Надеюсь, уважаемый доктор, составите мне компанию?
   Не успел гость согласно кивнуть, как проворный слуга, словно из воздуха сотворил огромный поднос, уставленный напитками и хрустальными бокалами. Теперь стало понятным и назначение маленького резного столика, находившегося между креслами. Поднос занял на нем свое, по-видимому, привычное место.
   - Виски с содовой? Мой любимый напиток!
   - И мой тоже, - соврал для приличия гость.
   - За приятное знакомство! - Магараджа поднял объемистый бокал, подавая пример гостю, и, сделав значительный глоток, поинтересовался: - А вы не заметили за собой слежки?
   - Замечал многократно ранее, но сегодня, кажется, не было.
   - Вы уверены? - недоверчиво посмотрел хозяин и снова сделал значительный глоток. ("Что-то он частит", - отметил доктор.) - Побывав у меня, вы теперь подвергнетесь не только большей слежке, но и опасности для жизни.
   - Кто-то у обыскивал мой номер в гостинице, - зачем-то пожаловался доктор, хотя этим даже не успел поделиться с Чанакья.
   - Я могу приставить к вам охрану! - Магараджа сделал третий, более значительный глоток и покосился на гостя. - А что вы не пьете?
   "Да разве за вами поспеешь?" - подумал доктор и, пристыженный, тоже глотнул. - Спасибо, у меня есть верный и надежный слуга... да, в конце концов, я и сам в силах себя защитить.
   - Не скажите, не скажите, - смерил хозяин гостя с ног до головы и, убедившись, что тот, явно, на Геракла не тянет, опорожнил свой стакан.
   - Наливай, чего стоишь?! - Покорный слуга зазвенел посудой. - Вам добавить, доктор?
   - Благодарю, пока есть, - заскромничал гость, а хозяин приступил с прежней решительностью ко второму стакану. ("Ну и силен!" - восхитился гость). - Вы видите перед собой один из символов британской несправедливости! - ткнул себя в грудь их Высочество, а в произносимых им словах стала проступать некоторая неуклюжесть, вызываемая объемом выпитого. - Я, фактически, лишен какой-либо реальной власти... Я п-просто восседа-а-ю здесь, а всем... (Алкоголь стремительно действовал, заплетая язык) у-у-управляет английский г-генерал-г-губернатор...
   - Очень сочувствую вам, ваше Высочество.
   В ответ Магараджа неприлично икнул, сказав по-французски "пардон", и продолжил откровения на родном языке: - Не-е-едавно сама королева об-б-ратилась ко мне в письме в са-а-амых л-любезных выр-р-ражениях... напо-о-омнила о той з-заботе, которую она когда-то п-проявила ко мне, про-о-ося стать об-б-бразцом для всех индийских к-князей. - Магараджа сделал паузу и приложился к стакану, однако, выпив, умолк и стал морщиться, ожидая то ли икоты, то ли изжоги.
   - Так что дальше, ваше Высочество? - робко напомнил слушатель.
   - Ах да! Она п-просит отказа-а-аться от того п-пути, который я и-и-избрал, якобы под влиянием д-дурных сове-етчиков. - Он, наконец, мучительно икнул и, извинившись, снова умолк.
   - Откуда королева узнала? - спросил доктор, отмечая, что беседа начинает походить на допрос, а "допрашиваемый" близок к тому, чтобы уснуть.
   - Она пи-и-шет, до нее д-дошли слухи о том, что я пре-е-дложил свои у-у-услуги России... - Опять пауза и сорвавшаяся попытка икнуть. - Это все мой п-пе-е-ребежчик-слуга... Ча-а-арн-Си-и-инг, бу-у-удь он п-про-о-оклят! - Снова затяжная пауза, закончившаяся успешной икотой. "Пардон" было, на сей раз, упразднено, да и в дальнейшем больше не вспоминалось.
   - И что вы ждете от переписки с королевой?
   - На-а-адеюсь в-выманить у нее кру-у-упную с-сумму... Он неуверенным движением очертил стаканом в воздухе некий объем, по-видимому, изображавший величину "суммы", при этом, расплескав драгоценную влагу себе на брюки.
   ...- в обмен на мою л-лоя-я-яльность, а сам... Магараджа коварно ухмыльнулся и хитро посмотрел на доктора. Взгляд был неожиданно трезв.
   "Может, искусно притворяется?" - подумал доктор.
   ... все-равно, п-поступлю по-своему! Довольный собственной расчетливостью Магараджа заливисто расхохотался, продолжая орошать костюм, - стакан предательски трясся в руке.
   - Может быть, ваше Высочество, не вполне корректно так поступать с англичанами, да они, наверное, и не настолько глупы, чтобы дать вам денег, не убедившись в искренности ваших намерений?
   - Они так боя-я-яться о-о-осложнений, к-которые я могу с-созда-а-ать для них здесь, что с-соглася-я-ятся на любу-у-ую ж-жертву, в на-а-адежде у-у-удержать меня от э-э-этого... - Иканья участились, и его грудь бурно содрогалась.
   - И сколько же вы хотите у них выманить? - осмелел доктор.
   - На-а-адеюсь, что миллио-о-она три ф-фунтов стерлингов! - он снова стаканом в воздухе обрисовал некую фигуру, вроде овала, выплеснув окончательно содержимое бокала на себя. Слуга бросился промокать и обтирать, меняя салфетки.
   - Плесни-ка еще!.. России я предлага-а-аю свою п-преданность, не стремясь ни к какому вознагра-а-аждению, а она отверга-а-ает ее...
   Магараджа принялся за новую дозу, и, сделав глоток, поморщился - явно шло с трудом - затем крякнул как заправский пьяница и продолжил исповедь:
   - Я здесь окружен врага-а-ами и п-предателями! - Стакан со стуком, в сердцах, поставлен на столик, отчего содержимое выплеснулось, но на одежду чудом не попало.
   - А вообще я п-презираю все инди-и-ийское, начиная с веры, обычаев и кончая всем дур-р-рацким укл-а-адом нашей жизни. ("Неужели не будет больше пить, раз поставил стакан?"- наивно предположил доктор).
   - Как мне н-надоели эти посты, молитвы, пра-а-азднества, обычаи, п-поверья! - Вопреки надеждам доктора, стакан снова засиял в трясущейся руке хозяина.
   - Вы что-то ма-а-ло пьете, уважаемый д-доктор... Подлейка ему! - Слуга кинулся исполнять.
   - Благодарю, ваше Высочество! - взмолился гость. - Я не силен в выпивке...
   - П-понимаю, Коран не велит... Ну, не будем наста-а-аивать. Как ж-желаете... А живете в самом С-стамбу-у-уле?
   - Нет, ваше Высочество, - в Смирне.
   - О, к-какой хоро-о-о-оший тихий г-городок! Я когда-то бывал там. Цел ли Карава-а-анный мостик?
   - Цел, ваше Высочество, да и гомеровский ручей еще не пересох.
   - Р-ручей? Ах, да ру-у-учей... А вы часто бываете там, где п-правит се-е-е-верный царь?
   Доктор покосился на свидетеля-слугу (Можно ли при нем?). Магараджа, несмотря на опьянение, перехватил взгляд: - Его не опаса-а-айтесь! Он немой и неграмотный. Гасан открой рот! Слуга показал обрубок языка.
   - Довольно часто бываю, - поморщился доктор.
   - Говорят, что там лю-ю-ютые морозы и л-люди ходят в шку-у-урах? - Магараджу передернуло точно от холода, и он, чтобы, очевидно, согреться, глотнул больше обычного, отчего поперхнулся и закашлялся, сделавшись малиновым. Доктор переждал, пока Высочество справится с собой, и тихо продолжил: - Да, там не жарко, и приходится, одеваться потеплей.
   - А вам нра-а-авится у нас? - лицо Магараджи приняло обычный розоватый оттенок, и он опасливо сделал умеренный глоток.
   - О да! Индия замечательная страна.
   - Я вам, д-дорогой доктор, хочу на прощанье сделать небольшо-о-ой п-подарок. - Магараджа подал знак слуге. Тот скрылся в "чаще" сада. Не успел господин сделать очередной глоток, как слуга вернулся, держа в руках саблю в ножнах.
   - Вот. Примите от меня в дар, д-дорогой го-о-ость, этот клинок, и п-пусть он за-а-ащитит вас в т-трудную мину-у-уту. - Вручая, хозяин угрожающе покачнулся, но бдительный слугу не дал упасть.
   - Благодарю, но я не могу, ваше Высочество, принять столь дорогой подарок, - засмущался доктор, ослепленный блеском диковинного оружия. - Я не достоин столь высокой...
   - Полноте! Я ц-ценю ва-а-ашу скро-о-о-мность, д-дорогой гость, но если б-будете упрямиться - вы оби-и-идите с-старика... Настооящая д-дамасская ста-а-аль! - Магараджа сделал кислое лицо и, опираясь на локоть слуги, так как выпитое лишало его привычного чувства равновесия, попытался свободной рукой по-отечески обнять доктора, что также было не безопасно. - А чтобы в-вас беспрепя-я-я-ятственно вы-ы-ы-ыпустила охр-р-рана, да и в дальнейшем, чтобы не в-возникло о-о-осложнений, я со-о-о-провожу сей нефес*) д-да-а-арственной бума-а-агой... Гасан, п-подай до-о-окумент!
   Слуга протянул небольшой пергаментный свиток. Тут же откуда-то взялся и сургуч с горящей свечой, - похоже, акт насильственного одаривания случался не впервой - все было наготове. Гасан быстро нагрел сургуч в пламени свечи, а Магараджа изящным и привычным жестом оставил на расплавленной капле оттиск своего огромного золотого перстня. Доктор не знал, как и благодарить, ощущая в руке приятную прохладу чеканных серебряных ножен.
   - И еще... - Хозяин, поддерживаемый слугой, и гость пробирались сквозь домашние "джунгли" к выходу, - Я ва-а-ас п-приглашаю в конце неде-е-ели на сва-а-адьбу своего м-младшего сына. О-о-о-официальное п-приглашение на днях полу-у-учите...
  
   Когда доктор оказался за воротами, держа под мышкой антикварную диковинку, то почувствовал великое облегчение. Какой странный набоб!
   - Ну, как прошло, господин? - улыбающийся Чанакья пялил глаза на саблю. - Вам выдали оружие?
   - Подарили... Очень необычный этот ваш правитель!
   - Ценнейшая вещь! Агатовая рукоятка, инкрустированная гранатами и бирюзой, - определил, понимавший толк и в старинном оружии, слуга.
   - Не знаю, что мне теперь с нею делать...
   - Повесите на стену, и будете любоваться.
   - Чтобы воров искушать? Итак, уже в номере кто-то рылся!
  
   Они медленно брели по улице, размышляя над тем, кто мог шарить в комнате. Естественно, сошлись на том, что это - происки коварных англичан. Но что им нужно? Что ищут? А после милого знакомства с четой Торнтонов и вовсе непонятно, какие подозрения может вызывать ученый турок у английской администрации. Куда-то исчез и "старьевщик", а без него даже стало скучно, - посмотришь в окно, а там никого. Доктор поведал Чанакья, сколь горазд до выпивки Магараджа. Индус подивился, заметив, что подобное пристрастие совсем не типично для его народа.
   - А вы не спросили по поводу ночной пальбы?
   - Совсем вылетело из головы. Да и он так наседал с выпивкой, что не до вопросов... Вот что, Чанакья! Мне нужно ненадолго съездить в Бомбей.
   Доктор поручил слуге отправиться на вокзал за билетами, велев брать на ближайший поезд, а сам вернулся в гостиницу и, проверив, все ли стоит так, как им специально поставлено, и, убедившись, что все так, открыл бюро, достал, что нужно и принялся за работу...
  
   ... Гама избрал флагманским кораблем "Сан-Габриэль" и капитаном его назначил Гонсалу Алвариша, моряка великолепно знавшего свое дело. Гама зачислял тех, кто вместе с Бартоломеу Диашем плавал к мысу Доброй Надежды, желая воспользоваться их знаниями и опытом...
  
   Вследствие выпитого, ученый стал поклевывать носом, и откуда-то издалека, словно из тумана, донесся уже знакомый голос:
  
   - Я пришел к решению, что нет более подобающего предприятия для моего королевства, чем поиски пути в Индию. Я надеюсь, уповая на милость Божию, что в этих землях, хотя и столь отдаленных от римской церкви, не только может быть провозглашена и воспринята вера в Господа нашего Иисусе Христа, но и сможем, кроме того, приобрести царства и новые государства с большими богатствами, вырвав их силой оружия из рук варваров. И я вижу, Васко да Гама, вы хорошо показали себя во всех делах, вверенных и порученных вам. Я избрал вас для этого похода как преданного рыцаря, достойного столь почетной миссии. И пусть, благодаря вам, мое королевство получит свою долю благодеяний...
  
   Поймав себя на том, что монолог короля закончился, а сам он похрапывает, доктор схватил перо и начал быстро и мелко наверстывать - ах, виски, виски! Избегая прямой речи, - все-таки не пьеса - записал, что ему только что пригрезилось и, дав просохнуть написанному, начал параллельное повествование другим пером и чернилами, вписывая это новое между строк старого:
   "Престарелый правитель Кашмира снова предлагает свои услуги с целью вызвать восстание против английского правительства. Истинный повод, предположительно, - недовольство, вызванное отказом правительства Англии увеличить получаемую этим индийцем пенсию. Есть опасение, что предложения, которые делает этот восточный князь, продиктованы стремлением, шантажировать англичан. Он думает припугнуть их и заставить платить, угрожая, что его престиж сильно вырастет от заручительства поддержки извне. Магараджа дает понять, что возьмет деньги у англичан, но поступит по-своему".
  
   Отложив новое перо, и взяв старое, и макнув в прежние чернила, застрочил далее, благо хмель, постепенно отступал. Но не прошло и нескольких минут, как далекие, туманные голоса зазвучали вновь:
  
   - Я Васко да Гама, которому вы сейчас, высочайше, могущественный король и сюзерен, приказали отправиться открывать моря и земли Индии и Востока, клянусь этим знаком Креста, на который возлагаю мои руки, что в своем служении Богу и Вам буду высоко держать его и не склоню ни перед лицом мавров, язычников, или кого бы то ни было народа, который я могу встретить на своем пути, ни перед любой опасностью на море, в огне или сраженье, буду всегда защищать, и хранить его до самой смерти. И я клянусь далее, что, преодолевая все трудности похода, буду служить со всей преданностью, верностью, бдительностью и усердием, соблюдая и выполняя приказы, пока не вернусь на это место, где я сейчас стою в присутствии Вашего Королевского Величества, по милости Бога, для служения которому Вы посылаете меня!
  
   Вернувшийся слуга вновь вывел доктора из полухмельного оцепенения. Ехать предстояло сегодня же ночным поездом. В запасе оставалось несколько часов, и нужно их полноценно использовать. Отослав слугу и велев к назначенному времени быть, предварительно заказав экипаж, вновь склонился над бумагами. Кажется, хмель окончательно выветрился, и хотелось побольше написать. Бросил взгляд на саблю, которую повесили на стену над кроватью, но не столько для красоты, сколь, по мнению рассудительного Чанакья, для удобства - в момент предполагаемой ночной опасности, чтобы была под рукой - вскочил и выдернул из ножен. Немного полюбовавшись шедевром восточных мастеров, снова вернулся к писанине.
  
   Плавание началось без особых приключений. От островов Зеленого мыса был взят курс на юго-восток, вдоль побережья Гвинеи и далее вокруг Африки в Индийский океан.
   В этом первом плавании Васко да Гама не только открыл для своего короля морской путь в Индию, но также - и наиболее удобный для парусных судов из Европы. (Вспомнилось, что Магараджа упоминал пароход "Нахимов" из Одессы. Вот он теперь не будет делать такой крюк вдоль Африки, прямиком - через канал Лессепса - в Персидский залив, а там и Бомбей. Путь раза в три короче!) Вскоре флотилия португальца стала на якорь у Малабарского побережья. Вернуться в Лиссабон герою удалось лишь через год (Интересно, когда мне удастся вернуться? Через год ли, а то, глядишь и...), притом с потерями: из четырех судов уцелело лишь два, а из команды - меньше половины. В сопровождении почетного эскорта мореплаватель явился на прием к королю, который принял героя со всей торжественностью и пышностью в присутствии всего двора. (А какой прием ожидает меня? Не думаю, что пышный, скорее...)
   В 1502 году (Дату пришлось уточнять по выпискам, - все не упомнишь!) король снова послал Васкуса Гаму (И так его именовали некоторые источники) уже с десятью судами, поручив "стать господином моря и сделать все возможное во вред маврам" (Опять просиживание в библиотеках пригодилось). Королевским приказом Гаме был дан титул адмирала Ост-Индских морей. В связи с чем, монарх приказал своему адмиралу топить торговые суда соперников, чтобы лишь одна Португалия получала пряности из Индии. Так открывателю великого морского пути пришлось стать и пиратом.
   В дальнейшем король Мануэл еще не раз посылал морехода в далекий путь для выполнения столь же деликатных поручений. В итоге Васко за свои заслуги был сделан вице-королем Индии, где и скончался по старости лет. Похоронили португальского наместника с большой пышностью в монастырской часовне Святого Антония в Кочине в 1524 году, а 15 лет спустя останки героя были перевезены на родину и перезахоронены в церкви Богоматери Реликвий в Видигейре, в соответствии с договором, заключенном с монахами этой церкви и подтвержденным указом короля Жуана Третьего от 24 мая 1524 года. Спустя время, останки снова были перезахоронены внуком адмирала доном Мигелем да Гама, сделавшим щедрые дары на строительство церкви. Так и после кончины великий путешественник продолжил свои странствия.
   Ну, и достаточно! По-моему, вполне сносно, и ничего лишнего... Доктор удовлетворенно откинулся в кресле, окидывая взглядом живописца написанное. Недурно, совсем недурно... Достал часы, взглянул: ого! Как время незаметно летит! В подтверждение этой быстротечности за окном стало смеркаться. Пора бы и позаботиться и об интересах собственного желудка, и наполнить его не грех перед дальней дорогой. Дернул звонок. Заказал ужин в номер, выбрав из небогатого меню не слишком обременительное для бедной печени. Любезный консьерж заверил в доброкачественности подаваемой в "Огнях Кашмира" пищи и выпорхнул, пообещав полнейшую гарантию качества.
   Доктор посмотрел на стену, полюбовался саблей, зажег кенкету, лампу местного фасона, где горелка расположена ниже масляного запаса. Серебряные ножны ловили световые блики и возвращали их, причудливо преломляя. Потянулся к подарку, вынул клинок из ножен, полюбовался - настоящая дамасская работа! - махнул пару раз, лезвие просвистело, поражая воображаемого противника. Хорошая вещица! Развернул дарственную, внимательно вчитался - все по закону, и печать самого Магараджи на месте.
   Легкий стук в дверь известил, что ужин несут. Слуга поставил подле дивана, на котором сидел доктор, большой медный поднос, тщательно начищенный и сверкавший, словно золотой. На нем расставлены разнообразные кушанья в фарфоровых мисках. Поднос имел низкую ножку на турецкий манер, заменяя стол. Администрация отеля учитывала национальность постояльца и старалась создать ему привычные условия. Ввиду того, что скатерти не полагалось, официант принес маленькие квадратики муслина для вытирания рук, вытканные золотом и очень похожие на принятые в Европе салфетки.
   Наслаждаясь маслинами, доктор снова вспомнил о Магарадже... Какой странный и взбалмошный тип! Ненавидит все индийское... Да, где же такое видано? Считает себя жертвой британской тирании и готов обмануть королеву, выпросив предварительно кругленькую сумму... Готов поднять восстание? Но трудно в это поверить... Может быть, вся эта необычность и оригинальность объясняется пагубным пристрастием к горячительным напиткам? А этот роскошный подарок! Уж не спьяну ли? Вдруг протрезвев, завтра спохватится: зачем подарил? Но не потребует же назад? Как-то это буде выглядеть неподобающе его положению... А впрочем, и зачем мне эта железяка? От кого буду обороняться? Да и фехтовальщик из меня никудышный...
   Покончив с ужином и позвонив прислуге, он занялся дорожными сборами. Сложил все необходимое в самый маленький саквояж, взглянул на часы и на билет. Что ж, осталось совсем недолго...
   - Экипаж подан, господин, - известил явившийся Чанакья. - Не будем спешить - езды меньше получаса.
   - Да, я помню, - не так давно сам ехал с вокзала до гостиницы. Поручаю тебе в мое отсутствие, присматривать за домом насколько удастся.
   - Это я сумею, не волнуйтесь. А надолго ли отлучается, мой господин?
   - Не успеешь соскучиться, как вернусь. На день-два не дольше. Пойдем, пожалуй.
   По дороге, под цоканье копыт, стараясь развлечь доктора, Чанакья рассказал притчу:
   "Индийский царь очень любил своего старейшего визиря. Остальные четыре визиря завидовали старейшему и стали ему врагами. - Что нам с ним делать? - говорили они. - Царь прислушивается к его словам, следует его советам, а нас уже ни о чем не спрашивает. Составили заговор. Чуть рассвело, один из них пришел к царю и сказал: - Минувшей ночью я видел во сне вашего отца, великого царя, повелителя Индии. Он приказал доложить вам, что решил призвать к себе старейшего вашего визиря, сказав: "Есть у меня к нему кое-какие дела. Как я их улажу, так отпущу его обратно". Пришел второй визирь и поведал царю о том же сне, будто он в некоем необычайно прекрасном месте видел его отца и будто тот зовет к себе визиря с тем, что вскоре отпустит его. Третий и четвертый визири поведали то же самое, как было между ними условлено. Царь удивился, но не разгадал их враждебного замысла. Он подумал: "Если бы сказал только один, это могло быть ложью. Но всем приснился один и тот же сон, - нет сомнений, что это правда". Царь призвал к себе старейшего визиря и рассказал ему все. Визирь понял, что это козни его врагов. Но что было делать? Сказать царю - было бы хуже. Он ответил: - Умоляю ваше величество, позвольте мне сделать так, чтобы при моем сожжении не потрудились ни чужой вол, ни чужой работник. Не хочу предстать грешником перед блаженнейшим царем. Дай сорок дней сроку, чтобы я мог приготовить дрова и все необходимое. Я заплачу за все сам и с радостью отбуду к великому царю.
   Дали визирю сорок дней сроку. Он доверился четырем преданным рабам. Они привели двух землекопов. Те прорыли подземный ход от визарева дома до площади за городом, пробили ход на площадь, сложили над ним огромную кучу дров наподобие холма и оставили посередине отверстие, через которое можно было спуститься в подземелье. Когда истекли сорок дней, визирь пришел к царю, и сказал: - Да пожалует царь взглянуть на сожжение своего раба, отбывающего к его отцу. Собрались посмотреть царь и весь народ. Визирь взошел на костер. Навалили вокруг щепок, облили нефтью и подожгли. Когда дым поднялся высоко, визирь влез в отверстие, прошел через подземный ход и возвратился в свой дом. Дрова сгорели, пепел развеяли, не нашли даже костей. Ход в подземелье был доверху забит золой. Визирь в течение двадцати дней скрывался в своем доме. Затем он облачился в белые одежды, взял в руки посох и на рассвете отправился в царский дворец. Царю дали знать о его прибытии. Царь вскочил с ложа, вышел во двор, обнял и поцеловал визиря, полагая, что тот возвратился с того света. Стал спрашивать о своем отце и как визирь странствовал туда и обратно. Визирь доложил ему о рае, наговорил много всяких небылиц, и ложь его была прекрасней правды. Затем он сказал: - Все, что нужно было твоему отцу, я выполнил. А теперь он приказал прибыть тем четырем визирям, - он их тоже скоро отпустит, у него и к ним кое-какие дела. Если поверили сну, то, как было не поверить тому, кто возвратился с того света. Позвали визирей, царь приказал отправиться в путь. Не догадались они прибегнуть к той же хитрой уловке. Кинули их в огонь, и они сгорели. Сами придумали, сами же и поплатились за свою выдумку". Вот такая история, мой господин, - закончил Чанакья.
   - Уж не намекаешь ли ты, что и мне пора рыть спасительный ход прямо из гостиницы? - улыбнулся доктор. - Разве, на случай пожара?
   - Всякое может случиться, а подземный ход никогда не помешает...
   - Один-то я вряд ли справлюсь. Надеюсь, ты мне поможешь?
   - Можете на меня целиком положиться, мой господин, - серьезно сказал слуга. - Во-первых, кирку и лопаты я достану...
   - А во-вторых, думаю, этим займемся сразу после моего возвращения, - совершенно развеселился доктор. - А вот и вокзал!
  
  
  
   *) нефес (от араб. нафис) -красивая, изящная вещица.
  
  

Глава десятая

Остров Элефант. Рассказ Капитана. Встреча в храме. Бомбейский базар. Харчевня. Подарок торговца.

   Весь вторник доктор трясся в душном вагоне первого класса. Какая духота, наверное, в вагонах классов пониже, подумал доктор, жалея бедных пассажиров. Но все мытарства когда-нибудь да кончаются, и эти тоже закончились на рассвете в среду, когда чугунный монстр, отравляя округу едким дымом, подкатил к не проснувшемуся вокзалу. В обнимку со скромным саквояжем, доктор ступил на бомбейскую землю.
   Должно быть, здесь будет жарче, чем в Сринагаре или Чимбе - все-таки южнее, подумал он, спрашивая аборигенов, как добраться до порта. Но в сей утренний час, никакой жары пока не чувствовалось, зато давала о себе знать заметная влажность - близость океана.
   Как следовало из хранимой в голове инструкции, встреча должна состояться на островке Элефант, расположенном в десяти милях восточнее города, в знаменитом пещерном храме Шивы, вырубленном в скале. Остров славился и великолепной статуей слона, вытесанной из дикого камня. Эта достопримечательность и дала название острову, никогда не жаловавшемуся на невнимание к себе - несметные орды паломников и туристов круглый год топтали древнюю землю.
   Оказавшись в порту, доктор, и далее следуя инструкции, без особого труда нанял яхту, владелец которой, приветливый индус (сам подошел с предложением услуг, что порадовало, но и слегка удивило), за умеренную плату согласился доставить "туриста". Желающих подвезти оказалось достаточно много, - предлагали и катера, и шлюпки, и каики, популярные здесь лодки без паруса, с одной или несколькими парами весел. Из такого обилия следовало, что дело доставки путешественников на легендарный остров поставлено на широкую ногу.
   Пока плыли, наслаждаясь свежестью муссона ("монсуна", по-местному), хотя, возможно, наслаждался лишь изголодавшийся по морю пассажир, - хозяин яхты капитан, он же и единственный матрос, не закрывал рта, рассказывая о своем городе и его обитателях.
   Из рассказа говоруна следовало: Бомбей обнесен довольно крепкой крепостной стеной, что особенно заметно со стороны моря, с палубы яхты. Гарнизон крепости состоит из пяти тысяч солдат (турист мысленно поблагодарил гида за столь конфедециальную информацию!). В крепости находится и дом губернатора всего Малабарского побережья, а также филиал правления Ост-индской компании ("Что ж, и за это спасибо!").
   - Население наше: европейцы, армяне и богатые персияне, - продолжал словоохотливый капитан. - Бедный люд ютится в загородных местах, в Манагале и Донгори. - Индус указал куда-то рукой, но доктор особого интереса не проявил, щурясь от наглевшего солнца (" Вот сейчас бы пригодились мои бедные очки!"). - Там обитают племена женту и местные индусы-христиане.
   - Кто такие "женту"? - переспросил пассажир.
   - Так издавна, со времен правления португальцев, называли язычников, то есть коренных индусов, в противовес мусульманам... Из всех народов лишь персияне держат себя величественнее других. Они пренебрегают не только индусами, но даже и европейцами ("Ишь ты, какие гордецы - пожалуй, надо молчать о своих корнях..."). Они люди достаточно обеспеченные, а некоторые имеют капиталы и до полумиллиона фунтов стерлингов...
   - Откуда вы знаете, сколько у них на счетах? - не поверил пассажир.
   - Ну, конечно, сам тех счетов не видел, но люди говорят... У персиян и своя особая мораль. Здесь никогда не слышно было, чтобы персидская женщина увлеклась кем-либо из другой секты. Муж вправе в ту же минуту умертвить свою жену, если заподозрит в неверности. ("Как хорошо, что я на не напялил турецко-персидский наряд!") А детей своих они женят в пяти или семилетнем возрасте. ("Интересно, сколько лет младшему сыну Дади-Насю-Ванджи?") Персы, хотя и изгнанники из своего отечества, но по их трудолюбию приобрели себе почтение от коренных жителей. Они обоготворяют солнце! ("О мои бедные синие очки! Как мне вас сейчас не достает!") Потому, всегда толпы их видны по утру на лугах, воздающих молитву восходу, а вечером, молящихся на закате... Они сперва омываются из медного сосуда, ("И все-то он знает. Ай, да капитан!") который имеется у каждого, а потом садятся на разостланные полотенца по-азиатски к солнцу лицом и начинают возносить ему хвалу. Персы, хоть и приняли многие индийские обычаи, но в рассуждении о пищи остались при своем... - Капитан на мгновение умолк, занявшись парусами.
   - Это, как "при своем"? - заинтересовался пассажир, чувствуя, что и сам проголодался.
   - Употребляют все, кроме говядины и свинины, но сие должно быть приготовлено в их собственных сосудах. - Капитан задумался (может, тоже сосало под ложечкой?) и, оборвав гастрономическую тему, вернулся к Гелиосу.
   - От обоготворения солнца происходит, что огонь между ними считается также божеством, и поэтому, ежели бы целый город, а не только дом сгорел, то эти лица, собравшись вместе, приносили бы свои моления и не один не осмелился бы спасти что-нибудь от священного пламени.
   "Чанакья рассказывал про сожжение, и этот тоже - про огонь. Какое совпадение! К чему бы это?" - Доктор улыбнулся, надеясь шуткой заглушить тоску в пустом желудке: - В связи с этим, им противопоказано служить брандмейстерами, - тушить не станут.
   - Наверно, так, - согласился капитан и крутанул штурвал, сменив галс и тему. - Помимо персиян, много в наших местах и париев. Этот род составлен из тех, которые, принадлежавши своим сектам, не выполнили их уложения, и потому были изгнаны. Никто, даже из родных и знакомых, не должны с ними иметь дела. Парии здесь обыкновенно занимаются торговлей и нередко составляют порядочные капитальцы, особенно на европейских и китайских вещах, которые продаю втридорога. Одеваются как все прочие люди, кроме персов, которые носят чалмы из разноцветных ситцев...
  
   Беседа плавно продолжалась во время всего пути следования, и доктор много узнал интересного о стране и населяющих ее народностях, много такого, что не вычитаешь ни в одной книжке, учебнике или путеводителе - даже и голод был забыт, - так увлекательно рассказывал капитан. Одно лишь солнце, следуя своему неумолимому расписанию, все выше и выше вскарабкивалось по небосводу, раскаляя все вокруг, и, напоминая, что оно единолично властвует в этой чудесной и таинственной стране.
   - Так мы приплыли? - опомнился пассажир, видя, как яхта, ловко лавируя, выбирает место у забитого мелкими и большими суденышками причала. - Ваш рассказ столь увлекателен, что я и не заметил...
   Берег кишел народом, а лодки и катера все подплывали, высаживая то строгих и молчаливых паломников, то веселых и шумных туристов. Слышалась многонациональная разноголосица: помимо местных наречий, английская, немецкая, французская и еще, Бог знает какая, речь! Наконец причалить удалось, и пассажир спрыгнул с трапа на весьма ветхое деревянное сооружение, которое даже слегка, как показалось, предательски закачалось под ним ("Неужели местная власть так бедна, несмотря на паломничество и туризм, что не в состоянии построить новую крепкую пристань?").
   - Вы меня здесь подождите с часок, я наведаюсь в храм, - очень рекомендовали посетить. - Доктор достал портмоне. - Вот задаток, а остальное по возвращении, как и договорились.
   На все согласный болтун-капитан, судя по одухотворенности его смуглого лица, готов ждать, хоть до утра - не часто попадаются столь щедрые клиенты.
   Пассажир, покинув ненадежный дощатый причал, ступил на твердую каменистую почву "слоновьего острова". Огляделся. Дорогу спрашивать не пришлось, - толпы людей двигались только в одном направлении. Это место для индусов - то же, что и Мекка для мусульман. Но и здесь налицо - все признаки расслоения и неравенства. Богатые - в экипажах и колясках; те, что победнее, верхом на лошадях или в повозках, запряженных волами; совсем бедные - пешком. Но и те, и другие, и третьи, в праздничных белых одеяниях со свежевыбритыми головами.
   У входа стояли монахи. В каменные чаши возле них входящие сыпали монеты, кто сколько мог. В пещере, в свете факелов, казалось, ожили изображения Бога Вишну, коих, как известно, десять. В первом воплощении Вишну спасает первочеловека Ману, затем превращается в льва, рыбу, черепаху, вепря... В седьмом перевоплощении Вишну в облике Рамы...
   Людской поток плавно обтекал изваяние Вишну и позолоченного быка Нанду. Каждый паломник целовал Нанду копыто и сыпал на него цветы. И на статую Вишну тоже сыпали цветы. Священнодействие проходило в полном молчании, лишь слышалось шарканье множества ног. Под сводами, в густой темноте носились летучие мыши и ласточки. Капля помета упала на бритую голову доктора. Он попытался стряхнуть ее.
   - Не следует этого делать, господин, прошу прощения, - сказал полушепотом шедший рядом паломник. - Я прибыл для встречи с вами. - И незнакомец показал, но так, чтобы не видели окружающие, загнутый указательный палец. Доктор, как учили, в ответ выставил согнутый мизинец.
   - Материалы с вами? - протянул руку незнакомец. - Не поворачивайтесь, прошу вас.
   - Да. Несколько первых глав. - Доктор достал из-за пазухи, перевязанные тесемкой и согнутые в трубочку листы.
   Незнакомец взял рукопись и, пряча ее в полах своей просторной одежды, сказал совсем тихо: - Следующая встреча в Бенаресе, в условленные, согласно графику, день и час.
   Когда доктор повернул голову, то увидел лишь исчезавшую в толпе спину. Все вокруг сосредоточенно молились, и никаких подозрительных личностей. Доктор стал неспешно пробираться к выходу. Дело сделано - гора с плеч! Как все, оказывается, просто - раз и готово, только вот холодный пот струился по лысой голове, бесновалось в груди сердце, да слегка дрожали руки. Ну, ничего, все-таки в первый раз...
  
   Владелец яхты не обманул и терпеливо дожидался, стоя у трапа и, скрестив руки на груди - для полной картины (морской волк) не хватало только трубки в зубах, но индус оказался некурящим.
   - Видите, я обернулся даже раньше, чем обещал, - сказал весело доктор, ступая на палубу.
   Яхта, подгоняемая попутным ветром, быстро заскользила по слепившей глаза водной глади. Солнце успело взобраться на самый верх небосвода и обжигающе посмеивалось, таращась оттуда на природу и людей: ну, как, мол, вам не холодно? Небо, похоже, в сговоре с жестоким светилом, не выпускало на свою поверхность ни одного, хоть самого малюсенького облачка или тучки, и доктор вновь помянул свои безвременно утерянные очки.
   - Вы, господин, не были на бомбейском базаре? - спросил капитан, которому жгучее солнце было нипочем.
   - Еще не успел. - Слово "базар" внезапно вызвало ассоциацию сначала с приставалой-афганцем ("Дай денег!"), а затем с едой; афганец тут же был, отвергнут и забыт, как досадное и неприятное воспоминание, а вот еда напомнила желудку, что он с вечера пуст.
   - Очень советую посетить. Не пожалеете. Особенно лавку моего знакомого. Он торгует... - недоговорил капитан, поворачивая штурвал, - приходилось ловко лавировать, - кругом сновало множество самых различных посудин, как с парусами, так и без.
   - Чем торгует? Продуктами? - Страдания желудка оформились в вопрос.
   -... его каждый там знает, - из-за шумного плеска волн не расслышал вопрос капитан. - Он, в отличие от других, неплохо владеет английским, да и по-французски может, хотя сам армянин.
   - А чем торгует?
   - У него есть все: старинное оружие, ткани, ювелирные украшения, посуда и разная домашняя утварь... - Лицо доктора скисло ("Разве об этом мечтает мой желудок?") - Все углы его лавки также забиты одеждой и мебелью. Из оружия, если вас оно интересует... - капитан снова отвлекся.
   - Меня очень интересуют старинные клинки, - вспомнил про дареную саблю доктор, надеясь этим отвлечься и обмануть чувство голода.
"А что, если начать коллекционировать холодное оружие? Начало ведь положено..."
   - У него есть сабли и кинжалы в чеканных серебряных ножнах, в чехлах из бархата, кожи, меди и дерева, с нефритовыми и агатовыми рукоятками...
   - ... инкрустированными гранатами, бирюзой и кораллами, - подхватил доктор. "Ну, точно, как подарок Магараджи!"
   -... длинные, узкие, широкие, кривые, - продолжал увлеченно рекламировать капитан, - всех форм, всех эпох и стран, начиная от дамасского меча, до огромного ножа погонщика верблюдов. - Желудок доктора, возможно, напуганный таким изобилием колюще-режущих средств, временно затих. - Есть и шлемы, и кольчуги, и щиты... - "Вот шлема с кольчугой только мне и не хватало",- улыбнулся доктор, представив себя в подобном облачении и с саблей в руках, явившемся в английское представительство выяснять отношения.
   - Вдоль стен, - продолжал индус, лихо управляя быстроходным суденышком, - расставлены длинные ружья, инкрустированные и отделанные чернью, настоящие шедевры оружейного и ювелирного искусства.
   "Интересно, сколько торговец платит капитану за то, что тот так рекламирует его товар?" - А что есть кроме этого?
   - Шкафы переполняют шелка, переливающиеся узорами, как вот эта морская волна при лунном свете! - капитан сделал восторженное лицо и даже зажмурился, словно ослепленный блеском. Убийственное солнце, отражаясь от морской глади и раскалываясь в мириадах брызг, действительно слепило немилосердно. "Очки, очки! Если бы солнцезащитные очки!"
   - Да вы, капитан, - художник, раз так живописуете!
   - А видели бы вы кисеты с тонким золотым шитьем, рисунками и цветочными ромбами с прозрачными и матовыми полосками, - продолжал нахваливать индус. - А носовые платки, расшитые золотыми блестками, а кашемировые шали!
   - Вы так хорошо знаете содержимое лавки, словно сами в ней торговали.
   - Да, я продолжительное время имел с ним общее дело.
   - Тогда понятна ваша осведомленность.
   - Но я еще не обо всем рассказал.
   - Что же упустили? - спросил и тут же спохватился доктор - "Вновь обрушит лавину". И она обрушилась:
   - Например, у него есть товары и для верующих: янтарные, эбеновые, коралловые, сандаловые четки, а также - курильницы из золота с глазурью, письменные приборы и принадлежности, шкатулки, зеркальца со сценами из "Махабхараты", веера из перьев павлина и аргуса, колокольчики из черненного и чеканного серебра - чего у него только нет!
   - Наверное, европейских вещей нет? - вновь опрометчиво спросил доктор.
   - Что вы, господин!
   Доктор внутренне ахнул - "сейчас начнется", и началось:
   - Есть европейские: саксонский и севрский фарфор, венсенский фаянс, лиможская эмаль...
   - А как с обувью? - с последней надеждой перебил доктор. "Может, хоть с этим заминка?"
   - Восточной обуви, сколько хотите: туфли без задников с загнутыми, как крыши китайских пагод, носами - из кожи, сафьяна, бархата, парчи, стеганые, крученого шелка...
   - А? - открыл рот доктор, на что-то еще надеясь, но был сметен бурным потоком дальнейших перечислений.
   - Если не нравятся с загнутыми носами, то есть и вогнутые, с приподнятым носком, словно венецианские гондолы. Есть туфельки и крохотные, похожие на футляр для драгоценностей...
   - Детские?
   - Да, для девочки из вашей европейской сказки.
   - Хоть я и не европеец, но знаю о ком речь. Для Золушки?
   - Вот именно... Простите, господин, а кто же вы?
   - Турок, персидских кровей.
   - Ах, никогда бы не подумал... Простите еще раз! С вашего разрешения, продолжу?
   - Извольте, - сдался принятый за европейца.
   -Там же рядом продаются и халаты из шелка.
   - Тоже детские? - подковырнул доктор.
   - Нет, на всякий возраст и размер. Рекомендую - стоят очень дешево, несмотря на изысканность оттенков и тончайшую ткань.
   - Спасибо, но мне не нужно! - огрызнулся доктор и тут же был наказан, будучи с ног до головы обрызган шальной волной, ударившей о борт. - Тьфу ты, шайтан! - Вытираясь платком, решил сам пойти в атаку (была, ни была!): - А английским товаром торгует? - И попал, наконец, в яблочко!
   - Нет, мой знакомый этим хламом не торгует, хотя многие соглашаются и берут у них это добро для продажи, - в голосе капитана появились осуждающие нотки. - В основном, это сукно дурных расцветок с большими золотыми буквами и гербами из крупных медных блесток по кромке - это они, как считают, делают в угоду восточному вкусу. Плохой товар у них! - Индус не на шутку разгневался, - доктор радовался: взял-таки реванш! - Хочется, чтобы морская пучина поглотила бы все пароходы, везущие сюда эти чудовищные товары, чтобы пламя охватило и испепелило фабрики, где их производят, а сама Британия растворилась бы в собственном тумане!
   - Вы, я вижу, тоже не жалуете англичан? - спросил доктор после некоторой паузы, пока капитан управлялся с закапризничавшим парусом и своими чувствами.
   - А кто же их жалует? - в сердцах даже сплюнул за борт моряк, хотя по морскому уставу считается плевать в море - грех.
   Далее разговор не клеился, чему тайно и был рад доктор, уставший от постоянного жужжания индуса. Английская "карта" оказалась тем козырным тузом, который покрыл всю "колоду". Остаток пути проплыли молча, изредка лишь перебрасываясь репликами по поводу жгучести солнца, высоты волн и часто менявшем направление ветре.
   Щедро расплатившись с очередным англофобом (надбавил несколько рупий и за полученную информацию) и, ступив на твердую почву, доктор посмотрел на часы - времени до вечернего поезда было предостаточно, а желудок просто изнемогал. Спросив, как пройти на базар, почувствовал, как ноги сами понесли в указанном направлении.
   Пройдя несколько кварталов, по отдаленному гулу человеческих голосов понял, что до цели недалеко. От воздуха, напоенного резкими ароматами, слегка закружилась голова, а желудок стонал откровенно.
   В раскрытых мешках или просто насыпанные горками пестрели экзотические травы, плоды и пряности: хна, сандал, сурьма, красящие порошки, финики, кориандр, фисташки, амбра, имбирь, мускатный орех, опиум и гашиш. Рядом с этим изобилием с отрешенным видом восседали торговцы. В глубоком оцепенении они смотрели куда-то вдаль, словно одурманенные тяжелым пряным духом.
   "Здешний базар несколько иной, чем в Кашмире, - подумал доктор. - Торговцы какие-то ленивые. Там бы немедленно подлетели, - купи, мол, чего-нибудь, бабу! А этим, похоже, на все наплевать: купят - хорошо, не купят - тоже не беда. Неужели их так здешняя жара сваляла? Да, наверное, так как у нас - значительно севернее, вот и прохладней"... Пот ручейками тек с бритой головы, а объемистый батистовый платок - хоть выжимай! Да и морская свежесть куда-то испарилась, и лишь сверху печет и печет... Но почему-то чувство голода от этого не становилось меньше, хоть и считается, что в жару аппетит пропадает.
   Миновав громыхавших жестянщиков, он погрузился, наконец, в жирные испарения какого-то варева, зазывно дымившегося перед харчевней. Войдя в заведение, снова утратил бдительность, забыв о своей капризной печени, а она хитро затаилась до поры и ничем не выдавала себя. На посетителя соблазнительно смотрели миски с кус-кусом, бараниной, птицей, ломтиками арбуза...
   Хозяин оказался мусульманином, и меню получилось смешанным, индийско-турецким, с завершением пиршества неизменным кофе и сладкой трубкой. По-видимому, с целью не только услаждения слуха, но и способствуя хорошему усвоению пищи, смуглолицый музыкант поодаль пиликал на шехнаи, индийской дудочке, напоминавшей флейту.
   С трудом, оторвав от удобного дивана свое изомлевшее от жары и нагрянувшей сытости тело, доктор двинулся дальше вдоль рядов, где и ощутил волшебные ароматы благовоний, - в щедром изобилии предстал местный "парфюм". Эссенции бергамота и жасмина, флаконы в бархатных, расшитых блестками футлярах, розовая вода, паста для выведения волос, ароматические курительные палочки, мешочки с мускусом, четки из нефрита, янтаря, кокоса, слоновой кости... С парфюмерией соседствовали и разнообразные предметы женского туалета: зеркальца, украшенные тончайшими узорами, квадратные гребни с широкими зубцами, какие-то фруктовые косточки, розового и сандалового дерева - словом полный арсенал модниц, которые тут же и теснились у прилавков.
   Чувствуя себя в некоей приятной прострации, доктор, тем не менее, движения не прекращал, - поравнявшись с соседней лавкой, заметил, что здесь за открытыми витринами, в глубине, хранились более ценные предметы, спрятанные в сундуках и шкафах, которые, по-видимому, открывались только ради серьезных посетителей, к коим он, конечно, отнести себя не мог.
   Огляделся. Кругом висели чудесные полосатые шарфы. "Уж не купить ли?" - воскликнул внутри кто-то легкомысленный. "А зачем?" - трезво спросил другой голос. Радовали глаз ковры и знаменитые кашмирские шали. "Таких красивых и в самом Кашмире не видел!" - воскликнул первый голос. "Плохо смотрел!" - грубо осек второй. Снова зеркальца, но более дорогие, из лучшего перламутра; тут же стояли и специальные подставки для чтения Корана. "Может, купить?" - снова всколыхнулся, падкий на все, что бросалось в глаза, первый голос. "Я тебе куплю!" - пригрозил второй. "Ох, какие курительницы для благовоний из покрытой лазурью меди! А вот, отделанный золотой и серебряной филигранью, маленькие ладошки из слоновой кости, чтобы чесать спину. "Эх, кто бы сейчас почесал! Смотри-ка, какие колпачки для кальянов из хорасанской стали! Японские и китайские чашечки..."
   - Что угодно, господину? - голос продавца даже испугал размечтавшегося покупателя, и тот, отнекиваясь, поспешно покинул лавку.
   Еще побродив между бесконечных рядов, почувствовал внезапную усталость - вздремнуть бы (до отъезда времени еще достаточно), но где? Сделав над собой титаническое усилие, решил продолжить знакомство с базаром, с этим своеобразным "городом в городе", со своими улицами, переулками, проходами, перекрестками, площадями и фонтанами. Товарному изобилию, как и лавкам, не видно было конца. Вот поравнялся с лавкой волочильщиков золота, продававших золотые и серебряные нити для отделки кисетов, туфель, платков, жилетов, доломанов и курток. За стеклами витрин сверкали катушки блестящих нитей, которые потом превратятся в цветы, листья и арабески. Покинув и эту, по-настоящему, волшебную лавку, в соседней - увидел массу развешанного оружия.
   "Наверное, та самая, о которой говорил капитан. Надо же, набрел без посторонней помощи". Вошел, звякнув бдительным колокольчиком над дверью.
   - Мое почтенье! Чего желает, господин? - спросил по-английски, немедленно подлетевший хозяин и, не дав посетителю открыть рта, повторил вопрос по-французски.
   "Похоже, он и есть двуязычный армянин", - догадался доктор и сказал по-персидски: - Интересуюсь старинным оружием.
   - Весь товар перед вами, - ответил на том же языке продавец.
   Доктор приступил к осмотру: дамасские сабли, покрытые арабской вязью, сменялись кинжалами, на рукоятках которых было больше драгоценностей, чем в иной ювелирной лавке; старые ружья с чудесами чеканки и инкрустации сменялись огромными сверкающими мечами, сокрушившими, поди, не мало голов; в лучах света, проникавших сквозь запыленные оконные стекла, сверкали и переливались дорогие седла и чепраки, удила и шпоры, украшавшие некогда благородных скакунов.
   - А торгуете ли алмазами и другими камнями? - напустив важный вид, спросил посетитель.
   - Алмазы, господин, у нас, как правило, неграненые. Здешние ювелиры не занимаются огранкой, потому что не владеют искусством шлифовки и боятся, что, отсекая углы, уменьшат число каратов. В этом деле, как известно, мастера арабы, хотя здесь тоже делают ожерелья, серьги, украшения для волос, звезды, цветы, полумесяцы, ручные и ножные браслеты, рукоятки для сабель и кинжалов... Но оправы у камней получаются довольно тяжелые.
   - У вас добывают алмазы? - прикинулся совсем несведущим доктор.
   - Всегда их доставляли сюда из Биджапура и Голконды, рубины - из Джамшедпура, сапфиры - с давних времен из Ормуза, а жемчуг - из Офира. Топазы - лучше бразильские, опалы - богемские, бирюза - македонская. Остальное: гранаты, хризобериллы, аквамарины, агаты, лазуриты добывают в окрестных горах.
   - Благодарю! Вы прочли мне целую лекцию, да к тому же, так хорошо говорите по-персидски, - похвалил доктор.
   - Мои предки из Новой Джульфы, города основанного в Персии армянами. Потом они переселились сюда. А вы из Персии?
   Нет, я турок из Смирны, но имею и персидскую кровь. Зовут меня Шейх-Мухаммед-Аяфенди, я ученый-индолог и приехал по научным делам, - представился по полной программе доктор, понимая, что перед ним не просто торговец.
   - Ованес Арутюн Тадевосян, потомственный купец, - отрекомендовался и продавец. - Благодарю, что посетили мою скромную лавку!
   - Мне вас рекомендовал один капитан. Я на его яхте плавал на Элефант.
   - А, владелец "Провидения", Дулип-Синг! Мой бывший компаньон...
   - Впопыхах я даже не заметил названия, а капитан так и не представился, хотя рта не закрывал всю дорогу.
   - Да, он большой говорун! - улыбнулся продавец и, видя, что посетитель собирается направиться к выходу, заметил: - Очень жаль, дорогой гость, что вы так ничего и не купили...
   - Я, знаете ли, опаздываю на поезд, - смутился доктор. - Приехал лишь на один день... Может быть, еще представится возможность...
   - Было бы невежливо с моей стороны отпускать вас с пустыми руками, поэтому дорогой гость, разрешите сделать вам маленький подарок. - Он нырнул под прилавок. - Одну минуту! - Покопавшись там, протянул доктору какие-то скрученные в трубку, перевязанные тесемкой листы.
   "Уж не моя ли рукопись возвращается? Нет, эта потолще, да и бумага другая и ветхая".
   - Возможно, вам, как ученому, будет интересно, - вдруг пригодится. Это записки одного иеромонаха из Эчмиадзина о его путешествии в Индию, полувековой давности. Не помню, каким образом они попали ко мне, но здесь лежат мертвым грузом...
   - Благодарю вас, любезный Ованес! Мне будет, конечно, очень интересно, потому что и я путешественник.
   - Рад был знакомству с вами! - просиял торговец. - Не часто ученые умы посещают лавки, подобные моей.
   За окнами начало заметно смеркаться и доктор, еще раз, поблагодарив, спросил уже на пороге: - Как мне кратчайшим путем добраться до железнодорожной станции?
   - Это очень просто! Как выйдете отсюда, идите прямо по Эспланада-Роуд до пересечения с Альблес-Баг, там завернете и прямо - мимо губернаторского дома. Далее до станции рукой подать. Счастливого пути!
  
   Как только чугунный зверь, запыхтев и засвистев, рванулся с места, кляцкая сцеплениями и, обдавая провожающих паром, доктор развернул подаренную рукопись и прочел по-армянски: "Путевые записки о путешествии духовного лица Вардапета Аветика Арутюняна Карбеци, иеромонаха святого Эчмиадзина, служителя высокочтимого владыки покойного архиепископа Хачатура, верховного апостольского представителя в страну Индию. Написано тем же иеромонахом во время патриаршества святейшего и богоизбранного Его Святейшества Ованеса, каталикоса всех армян, находящегося на престоле святого Эчмиадзина".
  
   Весь четверг доктор трясся в вагоне, коротая время за чтением, а в пятницу утром за давно немытыми окнами, на что неприминул указать сладко зевавшему кондуктору, замелькали еще не проснувшиеся силуэты Кашмирских предгорий.
  
   "... Да будет известно нашим почтенным и любимым о том, что преподобный святейший архиепископ Тер Хачатур, новопосланный нвирак святого Престола Эчмиадзина, здоровым прибыл сюда, на пристань столицы, совместно с сопровождающими его служителями. Его преосвященство спустился сегодня на сушу; вечером в 5 часов мы его приняли, согласно национальному обычаю, с надлежащим уважением в обители, построенной святой церковью, в упомянутый час приняли с уважением и с молитвами Его высокое преосвященство.
   Остаюсь с уважением и почтением Вашими молитвами Владыка Арутюн Егян архиерей.

Калькутта, 4 сент. 1833. Обитель священника".

  
   Доктор отложил увлекательную рукопись, когда паровоз, устало пыхтя, успокоился, а за окнами на перроне замелькали головы встречающих.
  

Глава одиннадцатая

Визит к Сойке. Кофепитие. О гаремах. Сойка рассказывает. "Дымка" в голове. О камнях.

   - Что-нибудь произошло, пока я отсутствовал? - спросил доктор, пристально оглядывая предметы и мысленно удовлетворенно отмечая, что все стоит на своих местах.
   - Ничего особенного, господин. Пришло приглашение от Магараджи, - протянул, украшенный золотыми виньетками, пакет Чанакья.
   Доктор быстро пробежал глазами послание: в четверг просят пожаловать на свадьбу, съезд гостей к семи вечера.
   - Заезжал господин Сойка и сильно удивился. Куда вы подевались?
   Доктор взглянул на стену, где поблескивало драгоценное оружие Сабля на месте. Никто не покушался.
   - Удачно съездили, господин?
   - Да, вполне. Побывал в храме Вишну, посетил местный базар, познакомился с армянским купцом. - Доктор вспомнил о рукописи и достал ее из баула. - Любезный купец одарил меня ценным манускриптом на армянском языке. - Растрепанные листы положил на стол. - Пан Сойка что-нибудь сказал?
   - Нет, лишь удивился вашим отсутствием.
   - Мы должны были ехать вместе к госпоже буддистке, а я исчез... Что, если сейчас навестить его - наверное, он уже на ногах? Пан Сойка у нас пташка ранняя! Сходи-ка за экипажем, пока я приберусь с дороги.
  
   Ехали молча по тихим и не столь пыльным утренним улицам. Задумчивые коровы с большой неохотой освобождали дорогу, а черные уборщики с похвальной сосредоточенностью сгребали производимый священными животными навоз. Погонщик-перс зорко присматривал за "неприкасаемыми".
   Вот и знакомый одноэтажный особнячок, за окнами которого происходило, заметное с улицы, жизненное копошение - проснулся, небось, голубчик! Кучер притормозил.
   - Сиди пока в карете. Я ненадолго! - Доктор бодро спрыгнул и направился к дверям. Чанакья проводил господина тоскливым взглядом, - знаем, знаем, как ненадолго! Опять придется несколько часов здесь куковать. Извозчику-то что - ему за простой все равно денежки капают, а тут тоска зеленая...
  
   - Куда же вы, дорогой коллега, так внезапно исчезли? - сокрушался заспанный хозяин. - И пани Громадская вся извелась: куда подевался наш славяно-турок?
   - Извините, не успел оповестить. Так уж вышло! Попросил любезно мой однокровник Дади-Насю-Ванджи срочно встретить в Бомбее торгового курьера. ("Думаю, пан Сойка не будет проверять".) Сами понимаете, не смог отказать уважаемому...
   - У него, что ли, слуг нет? Делать вас мальчиком на побегушках...
   - Возможно, проверил мою расположенность к нему?
   - Странный способ проверки... Ну, да, Бог с ним! Главное, вернулись, целы и невредимы. - Натужной улыбкой поляк попытался скрыть недоумение. ("Врет доктор как нерадивый школяр".)
   - Путешествие не столь опасное, - чуть покраснел доктор, поняв, что коллега не поверил - да отступать некуда. - А чем примечательным отличилось заседание "Искателей Истины"?
   - Целиком было посвящено "Учению о пяти огнях".
   - Хоть я и веду свой род от огнепоклонников, но ничего не слышал об этих "пяти..." Просветите невежду, коллега!
   - Тема весьма мудреная... Впрочем, попробую. Речь идет об огнях, на которых Боги совершают жертвоприношения и из которых рождается зародыш человека, символизирующий существа мира. Что-нибудь понятно?
   - Пока не очень.
   - Первый огонь есть "тот мир", из его жертвоприношения возникает Сома; второй огонь - "Параджанья", из него возникает дождь; третий огонь - земля, из нее возникает пища; четвертый огонь - женщина, из нее возникает зародыш. Путь к Богам пролегает в светлой колеснице, путь к предкам - в темной; пятый...
   - Шайтан с ним, с пятым! Заковыристое учение, - печально вздохнул доктор, сразу утомившись.
   - Да, не простое... Более не буду мучить - в общем о чем речь понятно...
   - А хотите, я перескажу, что мне удалось настрочить о Васко да Гама? - перехватил инициативу доктор.
   - Помните наизусть?
   - Почти все.
   Пан Сойка согласился выслушать, но перед этим предложил слегка позавтракать, но что охотно согласился гость, будучи по-утреннему свирепо голоден. Хозяин удалился на кухню. Прислуги по-прежнему не было. Доктор посчитал за навязчивую нескромность опять спрашивать "почему" и приступил к осмотру комнаты.
   Викторианская мебель давно тосковала по прикосновению заботливой руки. На толстом слое пыли можно писать пальцем. Гравюры и акварели на стенах, казалось, висели вкривь и вкось. Неужели и до них руки не доходят? Встать и самому поправить? Но что подумает хозяин, внезапно вернувшись? Выйдет нелепость. Не хочу я, в самом деле, наниматься к нему уборщиком... Перевел взгляд на окно, выходившее на улицу, где сновали прохожие, мелькали повозки и кареты, гарцевали всадники. Виднелся сбоку и экипаж, привезший доктора. Кучер дремал, а в оконце просматривался силуэт Чанакья. Слуга стойко бодрствовал. Взгляд скользнул дальше, на противоположную сторону, ярко освещенную набиравшим силу утренним солнцем. Что это? О, Аллах! Опять старьевщик и опять с седой бородой. Не тот ли? А как быстро "выросла" новая борода! Но мало ли в городе старьевщиков, почему должен быть тот? Постой, постой... весьма похож на шантажиста с базара, хоть и бороду отрастил. А может, это тот самый, что сидел напротив гостиницы? Только теперь сюда переместился и за поляком присматривает... Вот бы, как-то подать знак слуге, чтобы пошел и дернул за бороду - настоящая ли?
   - Несу, несу! Вы, наверное, уже "при смерти"? - Подражая восточному обычаю, пан Сойка держал поднос над головой, на кончиках пальцев. На столе появились дымящиеся чашки, стаканы с водой и булочки сомнительной свежести, что было заметно даже невооруженным взглядом.
   - В прошлый раз я не подал воду, - сказал извиняющимся тоном хозяин, - а вы и не указали мне на мою досадную оплошность: какой же кофе по-турецки без этого непременного атрибута?
   - Да, бросьте, какой пустяк! Я, хоть и турок, но не имею гарема, - улыбнулся гость. - И это вы будете мне ставить в упрек?
   - Кстати, о гаремах, - оживился поляк. - Расскажите о них.
   - А как же Васко да Гама?
   - Надеюсь, он далеко "не уплывет"... Сначала о гаремах, а потом о нем. - Поляк отхлебнул воды и поднес чашку с кофе к губам.
   - О гаремах, так о гаремах! - турок, почему-то, оставив воду без внимания, сразу же принялся за кофе. - Слушайте, экий вы сладострастник... За последнее время интеллигентные турки, к коим, с вашего позволения, и я себя причислю, в особенности люди высшего круга, к коим я, и без вашего позволения, все-таки себя отнести не могу, будучи скромным ученым... так вот, они стали упразднять обычай многоженства. И делают это не только из экономии. Пример реформе подан был сверху. Не так давно, несколько лет назад, Фуад-паша, известный государственный муж, составил незабвенный мемориал, в силу которого государственные сановники обязывались приноравливаться к обычаям просвещенной Европы.
   - Так в чем причина отказа? - не терпелось слушателю.
   - Не спешите! Все по порядку. - Доктор продолжал игнорировать воду, налегая на кофе и вызывая тем самым странные молнии-взгляды хозяина. - С женой-турчанкой муж редко поделится своей радостью или грустью, еще реже он найдет у нее отраду или получит хороший совет, чего нельзя сказать о европейских женщинах. Я прав, пан Сойка?
   - Не могу знать. Я холостяк, - ответил, со всем возможным достоинством своего писклявого голоса, поляк.
   - Турецкая женщина всегда индеферентна: она даже не заведует домашним хозяйством. Кухня в турецком доме находится в ведении особого метрдотеля, а в малых домах - в ведении мужа.
   - Зачем тогда она вообще нужна? - вознегодовал слушатель, имея, по-видимому, какие-то личные претензии к прекрасному полу.
   - Власть жены, - продолжал невозмутимо турок, - распространяется на служанок и невольниц, а иногда и на мужа. - Сойка в сердцах поставил на стол пустую чашку. - Иная турчанка делает из семейного очага настоящий ад... - Эмоциональный пан вскочил и нервно зашагал по кабинету. - ... Как, впрочем, бывает и в Европе.
   - Да, вот именно. Все они одинаковые, и я правильно сделал, что не женился, - заклокотал в маленьком мужчине большой женоненавистник. Доктор, подивившись такой бурной реакции, продолжил спокойным тоном:
   - Зато, разводы у нас очень легки! В брачных контрактах обыкновенно оговаривается та сумма денег, однократная или пенсион, которая в случае развода должна быть уплачиваема супругом своей бывшей жене. Но вот свадебные обычаи своеобразны: каждая мать, желая женить своего сына, может явиться в любой незнакомый дом и потребовать посмотреть дочку. Ханум, так называют хозяйку дома, узнав о цели ее визита, зовет дочку в салон и приказывает ей подать гостье кофе. - Доктор притронулся к булочке, но, почувствовав многодневную заскорузлость, быстро отказался от легкомысленного намерения. Хозяин сделал вид, что не заметил этой отважной попытки гостя проверить свои зубы на прочность. - Мать, вернувшись домой, рассказывает сыну свои впечатления, а родителям невесты посылается фотографическая карточка жениха. Эту деликатную миссию обыкновенно исполняет старуха - няня жениха или же старшая невольница, которая при этой миссии тоже имеет возможность посмотреть невесту и составить о ней известное мнение. Приличный тон предписывает, чтобы разговор о невесте велся исключительно с ее родителями. Когда же бракосочетание решено, то совершается обряд "Никах", то есть официальное помолвление, которое, в сущности, есть ничто иное, как гражданский брак. Кади, духовный судья, со свидетелями является на квартиру невесты и там чрез закрытые двери спрашивает ее, соглашается ли она выйти за такого-то, тот же самый вопрос он ставит жениху. Затем пишется брачный акт и немного позже - свадебный обряд. Свадебная церемония состоит в торжественном сопровождении супруги на квартиру ее мужа.
   - И вам тоже все это пришлось испытать? - В голосе поляка послышалось сочувствие.
   - Конечно. Моя свадьба была, как у всех: утром подали ряд экипажей, в которых заняли места подруги невесты, провожающие ее в конак жениха. Я ожидал прибытия жены у входа в дом. Встретив ее, и подав руку, я повел ее в салон. Там свита нас покинула, и мы остались наедине. Я спросил ее имя.
   - Вы даже имя не знали? - поразился Сойка, чуть не подскочив на стуле.
   - Знал, разумеется, заранее, но так положено по этикету.
   - А-а-а! - выдохнул разочарованно слушатель и вдавился в сиденье.
   - Я поднес ей подарок. В тот день я имел право, и увидеть незакрытыми лица подруг невесты - это привилегия лишь жениха. Они бросали в нас серебряные монеты, а мы их с благодарностью ловили. Сам же день свадьбы был достаточно скучен... - Рассказчик, словно в подтверждение, зевнул. - Извините, не выспался в дороге.
   - Почему про гаремы ни слова? - недовольно скуксился Сойка.
   - Эту тему, дорогой коллега, у нас как-то не принято обсуждать, тем более, как сказал вначале, я их не имел.
   - Ну, не хотите, настаивать не буду, - явно обиделся Сойка, печально сложив "крылышки" - их напоминал топорщившийся на спине домашний халат. - Тогда давайте про вашего морехода... Может, еще кофе или чего посущественнее?
   - Благодарю, вполне сыт! - Гость и хозяин непроизвольно скользнули взглядами по, сохранявшим невинность старых дев, булочкам и...
  
   - "... так и после кончины великий путешественник продолжил свои странствия", - закончил доктор рассказ о славном португальце.
   -Браво, браво! Вы так же хорошо описываете, как и поете свои арии, господин доктор. Вы разносторонний талант!
   -Так вам и мое дилетантское пение тоже понравилось?
   - Бросьте скромничать, коллега! По вам любой оперный театр плачет...
   - Ну, это вы слишком хватили, пан Сойка! Давайте теперь послушаем и ваше творение...
  
   - У могольского императора Шах Джахана и его любимой жены Арзуманд Бану родился сын, названный Дара Шухоту. Отец души в нем не чаял, и сын тоже был сильно привязан к отцу в отличие от своих трех младших братьев. Именно Дару император и видел своим наследником, с детских лет, держа его при себе, в то время как братья участвовали в войнах и управляли провинциями.
   Империя в то время достигла зенита славы и могущества. Именно тогда династию, владевшую большей частью Индии и Афганистана, европейцы стали называть не просто Моголы, а Великие Моголы. Но вот Шах Джахан тяжело занемог. Уверенный в своей скорой кончине, он велел Даре Шухоту собрать главных эмиров империи и принять власть. Дара, преданно ухаживавший за больным, от подобной чести неожиданно отказался. Отец сильно опечалился этим. Между тем брат дары, по имени Аурангзеб, распустил слух о том, что император скончался, а Дара, якобы, скрывая это, захватил престол. Так вспыхнула кровавая война между братьями, которую любимчик отца проиграл.
   Шах Джахан тем временем умер и был похоронен рядом с ранее почившей супругой в мавзолее Тадж Махал, который царь воздвиг для покойной. Аурангзеб захватил власть, а Дара с семьей, слугами и личной охраной скитался по Гуджарату и пустыням, пока не оказался в Пакистане.
   Аурангзеб все же обманом заманил старшего брата на родину и, оклеветав в очередной раз, казнил. Официальной причиной считалось, что казнен он был за то, что "впитал еретическое учение, считал ислам и индуизм братьями и писал об этом книги".
   Новому властителю прожил долгую жизнь - твердой рукой он правил до девяноста лет. - Рассказчик умолк и посмотрел на слушателя: ну, как, мол?
   - И это все? - удивленно спросил доктор, запивая остатки кофе водой. - Мы не виделись целых четыре дня!
   - Есть и еще, но это скорей не о самих Великих Моголах, а об их не менее великих сокровищах.
   - Что ж, и это интересно! - доктор бросил взгляд в окно, где диспозиция "фигур" была прежней: старьевщик грелся на солнце; в тени, на облучке кемарил кучер; в полумраке окна экипажа мелькал силуэт неутомимого Чанакья. Заждался бедняга! Слуга оказался прав - "я не надолго" превращается в часы. Но, что поделаешь, - слуга на то и слуга, - обязан ждать...
   - Когда в первой половине восемнадцатого века, - продолжил Сойка, - империю Моголов разгромил Надир шах, среди его придворных обнаружился русский агент.
   Доктор вздрогнул, но спросил равнодушно: - И тогда здесь промышляли русские агенты?
   - А вы как думали?
   - И как его звали?
   - Имя, видимо, навсегда затерялось в архивах "Тайной канцелярии".
   "Вот и мое также затеряется", - горько подумал доктор и спросил: - А вы пробовали искать там?
   - Вы смеетесь? Как же я, мятежный опальный поляк могу иметь туда доступ? Я черпаю из британский источников... Так вот, этот человек состоял в доверенных слугах персидского владыки, будучи одним из тех, кому удачливый завоеватель поручил оценить и описать, попавшую в его руки казну и сокровища Моголов. Как сообщал тот агент, "павлиний трон" весил не меньше двухсот пудов! Он целиком был отлит из чистого золота. Одних только оправленных в золото рубинов, изумрудов, а среди них и знаменитый Кохинор, вывезли на двух десятках верблюдов. Мелкие алмазы и жемчуг в мешках и вовсе считать не стали...
   - Вы знаете, что по-персидски значит "кохинор"? - поинтересовался доктор.
   - Нет, - чирикнул поляк.
   - Буквально: "гора света". Поистине, седьмое чудо света. Как известно, в древности Индия была единственной страной, где добывали эти камни (консультации у бомбейского купца не прошли даром). О сокровищах Голконды, где находились копи, существуют легенды и предания. Там-то и был найден самый большой, самый знаменитый алмаз на Земле. Он тянул на восемьсот карат!
   - Спасибо за ценное дополнение, коллега. Я учту ваши полезные замечания и с вашего разрешения продолжу: - В начале четырнадцатого века султан Алладин Кхили обманом отнял камень у царя Малвы и перенес его в Дели. Два века прожил камень в этом городе. Но вот и Индию вторгся, будущий основатель державы Великих Моголов, Бабур. С ним был и его молодой сын Хумаюн. - Сойка весь как-то преобразился, воодушевился и пришел на более художественный язык: - Засверкали сабли и мечи, тучи стрел закрыли солнце, нападавшие полезли по штурмовым лестницам на крепостные стены. (Доктор даже вдавился в кресло, воочию представив яростную картину!) В ответ полилась кипящая смола, и полетели камни, но осажденным долго продержаться не удалось - перевес был на стороне штурмующих. Некогда неприступная крепость Агра пала и полчища Хумаюна ворвались в город.
   - Картину штурма даже можно зрительно представить - так вы хорошо ее описали, - похвалил доктор. - В вас, коллега, тоскует романист. Но это не упрек, а комплимент.
   - Благодарю! Так вот, среди прочего награбленного добра оказалась и шкатулка с царскими сокровищами. Когда Хумаюн открыл ее, то был ослеплен сияньем чудесного камня. Но не долго пришлось править на захваченных землях сыну Бабура. Вскоре его изгнали, и он бежал в Персию, захватив и невиданный алмаз. Персидский шах оказался очень добр к беженцу, но запросил, тем не менее, немалую плату за свою доброту, и Хумаюну пришлось расстаться с сокровищем... Много еще крови и слез пролилось...
   Доктор вдруг почувствовал усталость, - железнодорожное турне напоминало о себе, - и стал воспринимать слова рассказчика, как сквозь легкую дымку, которая постепенно плотнела, и обрывки доносившихся фраз становились короче, а смысл и вообще исчезал. Но состояние казалось приятным, а главное, что вырваться из него не хотелось, да и вряд ли было возможно.
   -... теперь он украшал трон правителя Шах-Джахана.
   "Дымка" в голове слушателя снова закрыла часть текста, но легкое дуновение колыхнуло ее, и очередной обрывок дошел до сознания.
   -... вторгся персидский шах Надир. Он захватил Дели...
   "Это ведь ему и принадлежат слова, ставшие названием камня", - пронеслось где-то в глубинах сознания слушателя.
   -...сменивший Надира на делийском престоле афганец Ахмад-шах основал Дурранийскую державу, перенеся камень...
   Снова "дымка" и приятный провал в никуда.
   -...пока наследник шаха Тимур не перевез его в новую столицу Кабул...
   "Дымка" и провал.
   -... после кончины Тимура более двух десятков наследников претендовали на престол. Один из них, поняв, что троном ему не завладеть, ограбил казну и бежал...
   "Дымка".
   -...около столетия бриллиант пролежал на новом месте, пока туда не ворвались новые завоеватели, представители Ост-индской компа...
   Провал или, если угодно, "дымка".
   -...знаменитый камешек тоже попал в чужие руки - оказался в Европе, в стране туманного Альбиона. Королева Виктория... позднее украсил корону...
   "Дымка".
   -...закончилось в Тауэре. Да пробудитесь, наконец! Неужели вам так неинтересен мой рассказ? - услышал доктор, чуть ли не над ухом.
   - Замечательная, замечательная история! - спохватился и стал суетливо оправдываться закимаривший слушатель. - Меня немного сморило, прошу прощения, но я все слышал, и даже в дополнение о камнях, могу поведать и еще одну историю.
   - О Кохиноре? - в голосе Сойки мелькнуло прощение.
   - Нет, о другом, но тоже имеющим трагическую историю. - Проклятая "дымка", похоже, отлетела от доктора.
   - Охотно послушаю, - окончательно простил собеседник.
   - В двадцатых годах, вернее в конце двадцатых, в Тегеране погиб русский посол. Эта весть облетела все близлежащие страны, и у нас, в Турции, все ужаснулись, - так не вязалось это с традициями восточного гостеприимства.
   - Это не тот ли, что комедию сочинил? - проявил осведомленность Сойка.
   - Тот самый, поэт и музыкант, дипломат и автор знаменитой у русских пьесы. Чтобы как-то замять международный скандал, русскому царю в дар преподнесли алмаз. Говорят, что он тоже был найден в долине Голконды. Индусы промывали речной песок, и нашли блестящий камешек среди гальки. Находку доставили во дворец князя. Ювелир по приказу правителя вырезал на камне по-персидски: "Бурхан-Низам-шах Второй", но вскоре великий Акбар завладел камнем. Затем позднее шах Джехан, сам бывший любителем-ювелиром и занимавшийся огранкой, вырезал на камне другую надпись: "Сын Джахангира-хана Джехан-шах". Следующим владельцем стал сын Джехана Аурангзеб. Он отнял трон у отца и украсил его новым сокровищем. Огромный алмаз сиял так, что изумруды и рубины, окружавшие его, меркли. Прошло почти столетие, и с запада на Индию двинулся персидский шах Надир, чтобы завладеть сокровищами Великих Моголов... - Доктор взглянул на пана Сойку и заметил, что тот тоже как-то подозрительно моргает глазами, - уж не решил ли он в отместку тоже вздремнуть? - И вас сморило, коллега?
   - Нет, нет! Я внимательно слушаю, просто что-то в глаз попало...
   - Так алмаз оказался в Персии, а на третьей грани появились слова: "Владыка Каджар Фатхатали - шах Султан". Эта последняя надпись была сделана за пять лет до того, как камень стал достоянием северного царя.
   Доктор неожиданно вспомнил о бедном слуге и бросил взгляд на улицу: в оконце кареты просматривался силуэт спящего Чанакья. Кучера тоже окончательно скрючило, а лошади отчаянно отбивались от назойливых мух и слепней, - фыркая, тряся гривами, отмахиваясь хвостами и, долбя копытами землю. Старьевщик со стойкостью саламандры бодрствовал на солнцепеке. Как показалось, общее количество пешеходов и повозок значительно сократилось, - чем ближе к полудню, тем более жизнь замирает.
   - Я смотрю, - чирикнул Сойка, - вы большой знаток драгоценностей!
   - О, не преувеличивайте моих скромных знаний. - Доктор оторвался от окна. ("Пусть немного поспят").
   - Раз уж мы разговорились о камнях, то следовало бы проследить судьбы и других, не менее знаменитых, алмазов. Например, "Регента" или "Санси". И о первом, если интересно, я мог бы кое-что рассказать. Судьба второго мне менее известна.
   - А я, напротив, больше знаю о втором, а о первом интересно послушать.
   - Тогда слушайте, только не впадайте в спячку, - шутливо укорил поляк.
   - Слушаю во все уши, а глазам ставлю подпорки, - и доктор, улыбаясь, с помощью большого и указательного пальцев продемонстрировал, как это делается, растопырил веки.
   - С "Регентом" тоже связана кровавая история. Этот камень, весом в четыреста карат, нашедший его невольник ухитрился спрятать в ране.
   - Где, где?
   - Ну, у него на теле была рана, он туда и запрятал находку.
   - Ведь, наверное, больно как! - представил доктор и отпустил уставшие веки.
   - Ради такого сокровища, чего не вытерпишь, - посмотрел орлом Сойка. - Невольник тайно проник на корабль, но когда был обнаружен матросом, то предложил камень моряку, чтобы тот молчал. Корабль плыл в Англию. Матрос спрятал раба-индуса в трюме, но вскоре, не долго думая, зарезал беглеца, а труп выбросил под покровом ночи за борт. Камень плавал с моряком некоторое время туда-сюда: из Индии в Англию и обратно, пока моряк не умудрился каким-то образом продать камень за гроши через подставных лиц аж самому губернатору Мадраса. Деньги впрок не пошли: матрос постепенно их пропил, а жизнь закончил на рее - повесился в приступе "белой горячки"... - Рассказчик решил насладиться произведенном эффектом, и посмотрел на слушателя, но тот никак свое потрясение не выразил, а лишь снова вооружил глаза подпорками из пальцев (наверное, было поползновение ко сну!). - Вам не интересно?
   - О, что вы! Очень интересно! А дальше?
   - Дальнейшая судьба камня мне неизвестна... Теперь ваша очередь, господин доктор! - по-боевому встряхнул "перьями" Сойка - ну, мол, послушаем, что вы там расскажете!
   - "Санси" принадлежал герцогу бургундскому Карлу Смелому. Он носил алмаз на своем шлеме и верил, что талисман спасет его от смерти. Но в битве при Нанси с Людовиком Х1 Карла все-таки убили - камень не помог. Солдат-наемник, швейцарец, снял со шлема убитого драгоценность, и продал ее кому-то лишь за одну золотую монету - для простого пехотинца это было целым состоянием. Спустя некоторое время наш камешек оказывается среди сокровищ португальского короля, а потом, тоже не известно как, попадает в руки барона де Санси и делается семейной реликвией...
   - А дальше и я знаю! - вмешался Сойка. - Во время борьбы короля Генриха 111 с Гизами барон де Санси, как образцовый гражданин, пожертвовал бриллиант в опустевшую казну королю, чтобы тот смог нанять хороших солдат в свою армию.
   - Барон послал Генриху камень, - опять перехватил нить повествования доктор, - через своего верного слугу. В дороге на посыльного напали разбойники, убили его и ограбили.
   - А вот этого я не знал! - воскликнул Сойка.
   - Барон, зная, что слуга ни за что не отдал бы грабителям камень, приказал искать бриллиант в могиле убитого.
   - Какой ужас! - взлетел над креслом Сойка.
   - И камень был найден в желудке покойного, - закончил доктор. ("А вот в моем желудке и былинки не найдется, не то, что камня!") - Продолжайте, если помните, коллега.
   - Дальше, кажется, - принял эстафету Сойка, - "Санси" радовал королей Якова 11, Людовика Х1У и Людовика ХУ. Во время революции камень снова пропал, но через какое-то время следы его вновь обнаружились: бриллиант продавал совершенно неизвестный человек, вовсе не знатного рода; и камень за огромные деньги купил русский промышленник Иван Демидов. Так "Санси" оказался в России.
   - Вон оно что, - удивился доктор, - а этого я не знал... Ну, дорогой коллега, пора и честь знать! - Доктор поднялся и посмотрел на дверь.
   - Уходите? - всплеснул "крылышками" хозяин. - Может еще кофейку, а?
   - Благодарю, мы и так заболтались. Мой нанятый экипаж и слуга скоро одуреют на солнцепеке, - указал в окно гость.
   - Так, что ж вы его сразу не отпустили, зачем лишние траты?
   - Думал, что на минуту, а вышло...
   - О, чуть не забыл! - воскликнул хозяин, когда гость был уже на пороге. - Мисс Элизабет просила передать, что ждет вас в субботу в полдень у себя для совместного музицирования. Она совсем извела меня вопросами: где вы и куда подевались? А что я мог ответить?
   - Благодарю за сообщение! - встревожился и тут же расплылся в улыбке доктор. - Кстати, вы приглашены, дорогой друг, на свадьбу к Магарадже?
   - А как же! Вот увидите - там будет весь город... Такое событие для здешнего тихого болота равносильно восстанию Косцюшко у нас в Польше!
  
   - Бедный Чанакья, ты, наверное, совсем испекся, - пожалел доктор слугу, когда тот распахнул дверцу кареты, - и умираешь от скуки?
   - О нет, господин, мне никогда не скучно наедине с собой - моя голова не пустует, да и жары я не боюсь.
   Доктор вспомнил про сказку о стойком оловянном солдатике, слышанную в детстве (правда, к Турции это никакого оношения иметь не могло) и указал на все еще сидевшего в пыли старика: - И "старьевщику" с новой седой бородой тоже не скучно - мы не даем ему скучать. Сдается мне, что это тот самый, кто преследовал меня на базаре, только теперь - с бородой.
   - Хотите, чтобы я вновь оторвал ему бороду? - двинулся к дверце слуга.
   - Ни в коем случае! Не будем мешать, английской разведке работать, лучше разбуди кучера, и поехали в наши "Огни".
  

Глава двенадцатая

Донесение Сойки. Досье. Афанасий Никитин. Сновидение.

   - Наконец мнимый турок выдал себя! - торжествующе заявил с порога пан Сойка.
   - Как? Каким образом? - недоверчиво спросил мистер Торнтон, идя навстречу гостю.
   - Дело было так. Я угостил его кофе. По турецкому обычаю к кофе подают стакан холодной воды. Соблюдающие традиции турки всегда пьют ее до, а те, кто не сведущ - после. Мой коллега выпил после...
   Поляк сделал выжидательную паузу, предвкушая восхищенную реакцию англичанина, но тот лишь вяло промямлил:
   - Вы считаете это убедительным доказательством? А если он не придерживается традиций? Такой вот, турок-вольнодумец...
   - Обычай у всех в крови, и делают они это механически. Каково, если бы христианин неправильно крестился или не умел совсем?
   - Впрочем, может вы и правы. А что еще интересного можете сообщить? - англичанин снисходительно улыбнулся, приглашая посетителя сесть.
   - Располагайтесь, пан Сойка, и не стоит так волноваться по поводу воды. Что еще удалось узнать?
   - Еще он мне сообщил постфактум, что ездил в Бомбей по поручению Дади-Насю-Ванджи, встречать какого-то уполномоченного по торговым делам.
   - Так, так! Уже интересней. - В глазах мистера Торнтона заплясали искорки и, выдавая легкое волнение, рука привычным образом стала шарить среди бумаг, ища коробку сигар, вечно не знавшую постоянного места.
   - Неужто он к купцу в курьеры или клерки нанялся? Вот это, право, очень занятно!
   - Притом, он как-то внезапно сорвался и, в связи с этим, пропустил очередное заседание нашего кружка у мадам Громадской.
   - Проверим, куда он так срочно ездил, и что за неотложное поручение выполнял. - Найдя злополучную коробку и достав сигару, мистер Торнтон аккуратно откусил щипчиками кончик, и отправил сигару в рот. - Вам не предлагаю, знаю, что не курите. - Прикурил, выпустил дым, откинулся в кресле - последовательность движений за долгие годы службы доведена до автоматизма. - А что-нибудь касательно наших войск в Индии... Не затрагивал ли он этой темы или, может, как-то намекал?
   - Нет, сэр. Об этом мы с ним ни разу не говорили.
   - Что ж, очень жаль, очень жаль, мистер Сойка! - Англичанин помедлил, затянулся, но не глубоко, попыхтел, пуская сизые облака, прищурился.
   - Стакан воды, значит, говорите? Не в той последовательности...
   - Да, сэр, каждый турок с детства приучен...
   - У господина Скриба, кажется, комедия есть с таким названием - "Стакан воды". Презабавная вещица! Не доводилось видеть?
   - Давненько в театре не был, а про пьесу слышал самые благие отзывы ("Причем здесь Скриб?" - насторожился поляк, не вполне понимая, куда клонит англичанин).
   - Боюсь, чтобы с этим кофепитием и стаканом у нас комедия не вышла, - отложив сигару, хозяин кабинета давал понять, аудиенция окончена, и Сойка, частый гость, прекрасно это знал. - Продолжайте наблюдения, дорогой друг, и до скорой встречи на свадьбе у Магараджи. - Гость направился к двери. - Постойте, постойте! Совсем забыл. Вы, надеюсь, передали господину доктору приглашение от моей супруги.
   - Разумеется, мистер Торнтон. - Поляк покинул кабинет, а хозяин направился к шкафу, достал нужную папку, открыл на нужном месте, вынул листы и, усевшись за стол, начал просматривать донесения одно за другим.
   "... приметы: среднего роста, окола сорока лет, глаза голубые, светловолос, бреет голову, небольшая бородка и усы. Особая примета - слегка прихрамывает на левую ногу. Русский агент, благодаря прекрасному знанию персидского и других языков, успешно выдает себя за турка".
   Торнтон взял другой листок: "...на туземные войска сикхов и гуркасов, в случае вторжения русских надежда слабая".
   Отложил. Не то! Поискал дальше. А это о чем?
   "... стоит напечатать в местной газете статью о русском проникновении в Индию".
   Опять не то! Где же последнее донесение? Куда подевалось? Перекладывание и шуршание листов продолжилось... Ага! Вот, кажется, оно! Ну-ка, ну-ка...
   "... турок отправился в Бомбей ночным поездом один. До вокзала его сопровождал слуга".
   Анличанин довольно потер руки. Значит, поляк пока старается, - сообщение его подтвердилось,...Что же там в Бомбее? Снова шелест страниц. Вот и шифровка телеграфом из Бомбея: "...отправился остров Элефант, посетил пещерный храм Вишну, имел встречу со связным, прибывшим накануне в Бомбей пароходом "Нахимов".
   Вот еще интересненькое: "...есть основания полагать, что Абдул-рахман, слуга перса-купца, является одним из звеньев русской агентурной цепи". И еще что-то. Опять телеграфная шифровка: "В Бомбее турок имел беседу с местным армянским купцом Ованесом Тадевосяном". Что же, и армяне с ними заодно?
   Торнтон снова кинулся к шкафу, достал другую папку, раскрыл, нашел нужное.
   Справка: В Индии уже давно отличается некоторым влиянием армянский элемент, никогда не порывавший с Эчмиадзином. При каждом избрании Католикоса в пределах России, есть голоса и от его единоверцев с Ганга. (Понятно, ведь Армения для России, что Шотландия для Англии - тесное территориальное соприкосновение). Кавказ в интересах торговли давно углубился в Азию и занял во многих краях видное экономическое положение. Преобладающим из племен с кавказской кровью в Индии всегда были армяне. В качестве плантаторов, особенно в области разведения и сбыта индиго, армяне разбрелись по всему полуострову и основали цветущие колонии. В Калькутте таковая возникла еще в первой половине ХУ111 века". Да, за ними нужен глаз да глаз... Вернулся к прежней папке, нашел снова что-то интересное: "... хотя не похоже, что Магараджа сможет причинить нам какую-нибудь неприятность, целесообразно информировать о его поведении". Экая беспокойная фигура, этот набоб! Мало того, что горький пьяница, так еще и откровенно предлагал себя русским, да и к Ее Величеству обращался с непотребными предложениями. И с этим господином нужно держать ухо востро!... А это еще о чем? "Строитель Суэцкого канала мсье Фердинанд Лессепс по просьбе местного купца Дади-Насю-Ванджи составил предварительный проект среднеазиатской железной дороги от Волги до Инда. Вопрос о строительстве согласовывается с русской стороной". И этот толстяк что-то затевает! Ага, вот и еще документ. Запрос. По поводу этой дикой затеи? Нет, что-то иное... "Русское правительство, движимое коммерческими потребностями, хотело бы в правах взаимности учредить русское консульство в Индии". Ишь, чего захотели? Какая наглость! А вот и ответ с обоснованием отказа: "До тех пор, пока необходимость такого решения не будет четко обосновано с коммерческой точки зрения, подобное желание России буде рассматриваться как продиктованное политическими соображениями. (Что ж, очень достойный отпор нахалам!) Статистика свидетельствует, что торговля России с Индией очень незначительна по объему и никаким образом не может служить основанием для открытия консульства". (Браво генерал-губернатору за мудрое решение! Так им, так им - по рукам, по рукам!)
   Мистер Торнтон вновь подошел к шкафу, снова порылся, извлек папку с надписью крупными буквами "ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ИНДИИ С РОССИЕЙ".
   "В ходе обмена письмами Павла Первого с Первым консулом Франции Наполеоном Бонапартом, последним был предложен проект совместной русско-французской военной экспедиции в Индию, в котором, в частности, говорилось: изгнать англичан из Индостана, освободить страну от британского ига, открыть промышленности и торговле Франции и России путь на Восток. (Листы были ветхими, пожелтевшими, чернила сильно выцвели - жаркий местный и влажный климат не способствовал хорошей сохранности документации). Согласно проекту, у Астрахани должен был быть сосредоточен русский экспедиционный корпус. Французы должны спуститься до устья Дуная, оттуда по морю - в Таганрог, затем через Царицын до Астрахани, а соединившись, совместно в Астрабад. Оттуда через Герат и Кандагар к берегам Инда. Павел 1 поддерживал инициативу Бонапарта, но, вместе с тем, в тайне от него решил действовать самостоятельно. Он писал атаману войска Донского генералу Орлову: "Нужно их атаковать там, где удар им может быть чувствительнее и где меньше ожидают, и Индия самое лучшее место для сего". Он приказал атаману выступить в поход. Казачья экспедиция была строго секретной, - даже сам консул не был извещен. В отличие от французского проекта, маршрут казаков должен был проходить не через Персию, а через Хивинское и Бухарское ханства. Император, конечно, не мог предполагать всех трудностей этого похода...(Так чем дело-то кончилось? Торнтон пролистал страницы, где подробно сообщалось о численности, экипировки казаков - какое теперь это имеет значение!) Убийство Павла положило конец авантюре. Вступивший на престол Александр1 приказал войскам возвратиться на Дон и разойтись по домам".
   Отнеся архивную папку на место, Генри снова прихватил парочку других. В одной находилось досье граждан, чьи фамилии начинались на букву "Г", а в другой - какие-то свежие документы, касавшиеся стратегических планов недругов Британии. Нужное досье отыскалось быстро. Вот она, голубушка, вся как на ладони!
   "Громадская Екатерина Ивановна, писательский псевдоним "Сестра мира". Родилась в 18... году в городе Екатеринославе в России. (Какое занятное совпадение и имени и названия города!) Ее родословная по материнской линии восходит к старинному русскому роду, а по отцовской - к немецким князьям. Мать ее, известная в прошлом писательница, а отец - артиллерийский офицер. Большая часть детства и отрочества Громадской прошли в Саратовской губернии и Тифлисе. В 1848 году она вышла замуж за вице-губернатора Ериванской губернии, но в том же году они расстались. Е.И. Громадская уехала в Египет. Она предалась путешествиям, - побывала в Греции, Малой Азии, в Европе, в обеих Америках, Китае и Японии. В 1873 году она поселилась в Нью-Йорке, где и познакомилась с полковником Робертом Скоттом. Этот господин во время гражданской войны воевал в войсках Севера, затем стал адвокатом и журналистом. Встретившись в 1874 году с Е.И., был поражен ее знанием оккультных наук. Их сотрудничество началось в литературной деятельности. Роберт Скотт правил английский текст первой книги Громадской "Развенчанная Богиня". В 1875 году они поселились в Индии и создали общество "Искатели Истины". В настоящее время Роберт Скотт является сотрудником британской миссии в Кашмире - подробности в личном досье. Приписка: за мадам ведется внимательное наблюдение, но ничего важного относительно ее не установлено".
   Почерк предшественника Торнтона ровен и аккуратен - видно, было здесь спокойно. Генри отложил досье и открыл папку с документами о коварных планах врагов империи. Первый лист имел интригующий заголовок "Три варианта русского вторжения в Индию". Далее еще увлекательнее. "План первый: генерал Кауфман должен пройти через Мерв, Шахджехан к Герату, чтобы отдать его Персии, а затем - к Сеистану, который также передается Персии, далее он должен идти на Кабул, Герат и Карачи. План второй: генерал Фадеев продвигается через Кашгар и Яркенд, Ладакх и Кашмир в Непал и Агру. План третий: Генерал Абрамов, губернатор Самарканда, поднимает восстание в Коканде, продвигается в Физабад, через Куляб, чтобы взять Ростак и отдать эти земли местному правителю, восстанавливает затем..." Генри захлопнул папку. Чертовщина какая-то! Выходит, мы здесь живем, как на пороховой бочке? Надо срочно проводить маневры и смотр войск! Следует немедля подать эту мысль генерал-губернатору... Все папки вернулись на свои места в шкафу. Золотые обрезы поблескивали за стеклом: "Foreign Department, Secret, Proceedings Government of India".
  

* * *

   "В далекой северной стране тоже интересовались таинственной землей у берегов Ганга". - Написав первую фразу новой главы, доктор задумался, а стоит ли писать о русских землепроходцах, давая поводы оппоненту находить какие-то сомнительные достоинства - мол, пишите о славянах со знанием дела, потому что сами... Но без роли в освоении Индии русскими картина будет не полной... Буду все равно писать! "Вот и отправился тверской купец, влекомый заморскими чудесами, за тридевять земель. Поводом также послужили и события в Москве. К великому князю Ивану 111 приехал посол владетеля Ширванского царства, привезший богатые подарки. В ответ московский князь подарил посланцу около сотни кречетов для охоты, снарядив в Ширван своего посла, родом тоже из Твери. Посла звали Василий Папин, а его земляка, купца - Афанасий Никитин. Снарядили два судна и получили грамоту. С наступлением весны и отправились вниз по Волге, таков был основной путь торговли с Востоком. Этой дорогой ездили в Шемаху, Персию и далее, где покупали и шелка, "гурмызское зерно" (жемчуг), пряности да краски для тканей. Из Московии везли ""рухлядь" (меха), воск, мед, кожи, холстину и охотничьих птиц (соколов и кречетов)".
   Доктор выглянул в окно: на месте ли старьевщик? Старик отсутствовал. Не захворал ли, а, может, у него выходной?
   "После Нижнего Новгорода начинались земли ханства Казанского, а пониже - Астраханского, где проезд был совсем небезопасен". Мысль снова возвратилась к старьевщику: неужели у них такая нехватка кадров, что один человек разрывается на два объекта (за мной следит и за поляком)? Тяжело, должно быть, приходится одному... А может, наблюдение сняли? Но почему? Скучно как-то теперь без него - привык - почти родной человек... О чем это я? Что за чушь лезет в голову... "Недалеко от Астрахани, в рукаве Волги, коих у нее не мало, путешественники подверглись нападению, и к морю прорваться удалось немногим, - кого убили, кого пленили, кого лишь ограбили. Среди преодолевших все злоключения был и Афанасий. Переплыв Каспий, добрались счастливчики до Дербента, а затем - и в Баку. Из Баку Никитин отправился в Персию и далее к городу Ормузу (Гурмызу), родине жемчуга. Проведя там около месяца и купив породистого жеребца, Афанасий поплыл на попутном судне в Индию". Доктор снова бросил взгляд в окно. О счастье! Старьевщик величественно восседал на прежнем месте. Ну, слава Аллаху, что со здоровьем у него все в порядке. А почему подзадержался? Наверное, кучу новых инструкций наполучал... "...Первой же остановкой стал городок Чаул на Малабарском побережье, где начинались владения Басманидского султана. Первое знакомство со страной поразило россиянина (Впрочем, и меня самого многое поражает и по сей день!). Прежде всего, бросилось в глаза, что все ходят почти нагишом; затем, - непривычный для человека севера, смуглый цвет кожи; обилие на пыльных улицах детворы - мал, мала меньше. А ему самому, как белой вороне, народ дивится и ходит за ним толпами. Прожив недолгое время в Чауле, Афанасий продолжил странствия. Он достигает Джунейра, где остается и на "зиму". Поразило в это время года то, что вместо холодов, лишь проливные дожди да грязь, но пахать и сеять продолжают, напирая все больше на рис и горох. Испробовал и местного вина из кокосовой пальмы, - понравилось, хорошо в голову ударяет, - отметил купец про себя и то, что мякоть идет на вино или пиво, а из скорлупы ореха делают посуду. Молодцы индеянцы - соображают! Но ни в какое сравнение это вино с русской водкой, конечно, идти не может. По сравнению с ней - просто помои!" Эх, и загнул я, однако! Боюсь, что это вызовет подозрение у пана Сойки, да и не у него одного: откуда мусульманин так хорошо в русской водке, да и вообще в винах разбирается, - Коран ведь запрещает! Пожалуй, лишнее накалякал и стоит зачеркнуть... Зачеркнул и продолжил: "Отметил Афанасий и то, что лошадей в этих краях мало, а кого много, так это волов и буйволов, на которых ездят и товар возят (Да и сейчас лошадей на улицах немного, если не считать конных экипажей и английскую кавалерию. Но еще меньше слонов, - сколько их с тех пор, бедных, поистребляли! Глядишь, скоро и останется один единственный, в виде каменного изваяния на острове Элефант...) Отметил купец также, что индусы, в целом, по натуре мечтательны, невоинственны и вряд ли кого-нибудь предпочтут захватить или посягнуть на чью-то территорию; вместе с тем, сами постоянно становились добычей захватчиков. ( Стоп! Не буду же писать о захватчиках-англичанах? Да и примеры мечтателей приводить не буду, к коим бы я отнес, как вид крайнего проявления "мечтательности", самого Магараджу.) Отметил купец и странные для северного жителя обычаи, царящие здесь. (Пожалуй, как раз, уместно привести то, что рассказывал мне всезнающий Чанакья.) Когда богатый индус умирает, его тело не закапывают, а сжигают. И вот какая бывает при этом церемония: положив труп в довольно украшенный гроб, несут его в приготовленное для сожжения место. Если покойник имел несколько жен, то все они, будучи роскошно одетыми, идут за гробом. По заведенному жестокому обычаю (во всяком случае, во времена Афанасия было именно так!) обыкновенно жены из любви к мужу должны добровольно отдаться вместе с ним на жертву огню, взойдя на костер. Жрецы, полив их маслом, запаляют пламя со всех сторон. Приглашенные музыканты начинают играть и дудят до тех пор, пока горящие не превратятся в пепел. Но жены могут и не исполнять сего бесчеловечного обряда; (Надеюсь, дамы, если им придется, читать сей труд, на этом месте облегченно вздохнут!) их даже уговаривают родные и знакомые остаться живыми для детей или для достатка, оставленного мужем. Но ежели они уже решаются, то окружающие костер приставы угрожают им другой смертью - от сабельных ударов, которых в таком случае, несчастные не избежали бы, как недостойные жизни".
   Доктор бросил взгляд на стену, - сабля серебряно поблескивала, ловя последние отблески заходящего солнца. А не пора ли (темнеет) запалить, если не ритуальный костер, то хотя бы кенкету - света из окна поступало недостаточно. Лампа вспыхнула, продемонстрировав намерение коптить. Надо попросить, чтобы заменили, подумал доктор и тут же, забыв об этом, продолжил писать: "Ужаснулся Афанасий и местным законам, один из которых гласил: когда поймают вора или разбойника в первый раз, то отрубают правую руку, если в другой раз он попадется, то разрезают ему брюхо, кладут на верблюда и показывают всем на базаре, когда же он умрет, то привешивают на веревке к мосту или к столбу, или к какому-то другому возвышению на самом видном месте. Подобный жестокий обычай был распространен не только в Индии, но вообще на Востоке, в странах ислама, правда, с разной мерой жестокости, чаще всего, ограничиваясь последовательным отрубанием рук, но не более того. Бросилось в глаза русскому купцу и то, что здесь почти в каждом доме живут змеи, (Слава Аллаху, что сейчас не так!) и когда хозяин, увидевши оную, захочет освободиться от непрошеной гостьи, то призывает человека, который умеет ловить их. Подобных умельцев здесь не мало, и они неплохо зарабатывают своим уменьем. Процедура изгнанья следующая: мастер начинает играть на свирели особенным образом и произносит тайные слова, на эти звуки змея приползает. Укротитель на руке имеет железный обруч, и он, взяв рептилию, вертит ее до тех пор, пока она из сил не выбьется, тогда он кладет ее в корзину и, отнеся в лес, пускает на свободу".
   Доктору показалось вдруг, что слышится голос слуги и что это все он пишет под его диктовку, но вот как-то незаметно голос Чанакья стал голосом Магараджи, и тот потребовал весьма грозно: "Принимай магометанство, Афанасий, раз ты выдаешь себя за турка! Я тебе в награду дам тысячу золотых, и ты сумеешь ими расплатиться с приставалой на базаре, которого так боишься. Если же не примешь - то отберу твоего красавца-жеребца, да и булатную саблю, что тебе поспешил подарить!" Мои опасения, что он сожалеет о подарке, подтверждаются, подумал доктор и воскликнул: "Помилуйте, Ваше Высочество! Я же русский купец из Твери." "Какой же ты купец из Твери? - не меняя грозной интонации, усомнился набоб. - Ты же всем говоришь, что - турецкий доктор из Смирны!"
   - Да, да, да! Мы подтверждаем, что он так говорил! - загалдела толпа придворных возле трона, на котором восседал одетый в европейское набоб, проливая неизменный бокал виски на спины и головы окружения. Дело происходило в том самом "джунглевом" саду, где побывал доктор. В толпе придворных мелькнули знакомые лица: мистер Торнтон, а из-за плеча выглядывала и супруга; пан Сойка, который играл роль стюарда и носился с подносом; некто очень знакомый то приклеивал, то отклеивал свою бороду, становясь поочередно то старьевщиком, то шантажистом с базара. Не хватало только перса-купца, но доктор необъяснимым образом чувствовал, что и он появится с минуту на минуту. Значит, они все заодно, подумалось печально. Неужели некому за меня заступиться? Но ожидавшийся Дади-Насю-Ванджи пухлой рукой, пальцы которой с трудом вмещали обилие перстней, раздвинул густые ветви и явил себя миру; Магараджа в этот момент заглатывал очередной стакан и не заметил появления нового героя.
   - Хоть вы за меня заступитесь, - бросился Афанасий к огнепоклоннику. - Ведь мы с вами одной персидской крови!
   - Клянусь всесильным Ахура Маздой и подтверждаю, - не заставил себя долго упрашивать перс, - что стоящий перед вами Шейх-Мухаммед-Аяфенди и есть тверской купец Афанасий!
   "Придворные" как-то обмякли от этого заявления: мисс Торнтон окончательно спряталась за спину супруга, пан Сойка уронил что-то с подноса на голову старьевщика, а тот в очередной раз, оторвав бороду, превратился в базарного вымогателя.
   - Я верю вашим словам, почтеннейший Дади-Насю-Ванджи, - произнес важно Магараджа, смиряя гнев и, проливая остатки виски за шиворот англичанки, отчего та взвизгивает как укушенная змеей.
   - Мы тоже верим вашим словам, о поклонник Заратуштры! - дружно ответил "хор", в котором досадной дыркой лишь отсутствовал голосок мисс Элизабет, боровшейся с последствиями неожиданного душа.
   - В таком случае, Уважаемый Афанасий, я не буду отбирать у тебя саблю и жеребца, - совсем примирительно изрек владыка (он же "жертва британской колониальной администрации") - а даже в вашу честь велю устроить салют. Магараджа хлопнул в ладоши, и раздался оглушительный залп, отчего доктор мгновенно проснулся и осознал, что вечерняя пушка стрельнула вовремя.
  

Глава тринадцатая

Про Афанасия. Притча слуги. Букет роз и свидание. Визит к Сойке. Записка.

   "На пятом году жизни вдали от родины тоска по ней томила Афанасия все сильней и сильней (Вот и я вроде того Афанасия!), но все дороги, ведущие из Индии в Россию, были захвачены войсками враждующих индийских и иранских владык. (Как там жена? Как ребенок?) Свободен лишь один путь - через Мекку. Идти же туда, значит снова подвергнуться насильственному обращению в ислам. (И зачем только согласился выполнить эту миссию?) В Индии оставаться, тоже больше нету сил. Что же делать? (А что, коль не согласился бы? Опять ссылка?) Думал-думал купец и, наконец, решился: несколько месяцев добирался до Дабула на Малабарском берегу, там сел на корабль и доплыл до Эфиопии. (В чем моя вина? Выхода иного не было...) Затем плыл до Ормуза, а оттуда добирался по суше в Тебриз. По пути своего красавца-жеребца выгодно продал".
   В дверь легонько постучали.
   - А это ты, Чанакья!
   - Доброго здравия, господин!
   - Посиди, сейчас заканчиваю.
   "Пройдя по персидским и турецким землям, Афанасий достиг Трапезунда. Здесь его обыскал местный паша, - не везет ли тайной грамоты от враждебных туркменов или еще чего недозволенного? Затем несколько дней провел на черноморском берегу пока не сторговался с моряками, собиравшимися в Кафу".
   - Господин, извините, взгляните в окно.
   - Да, вижу: старьевщик на посту. По нему, как и по тебе, можно сверять часы.
   - Не желаете, чтобы я снова сходил за его бородой?
   - Тогда уж и голову захвати, - рассмеялся доктор. - Но пока не время.
   - Что ж, подождем, - смирился Чанакья.
   "Плавание было неспокойным: штормовой ветер пригнал корабль назад в Трапезунд. Казалось, что родина отторгает своего "блудного сына".
   - Извините снова, господин! О чем пишите, если мне позволительно спросить?
   - О странствиях одного русского купца. Вот послушай. Доктор, продолжая писать, стал произносить вслух:
   "Переждав непогоду, Никитин снова пустился в путь... и на сей раз море пересек без помех... правда, высадили его в Гурзуфе... оттуда и добирался до Кафы... Далее на Русь дорога прямая... но не суждено было Афанасию добраться до Твери... неподалеку от Смоленска закончил землепроходец свой жизненный путь". Вот и все на сегодня, ставлю точку!
   - Как давно это случилось, господин?
   - Давненько. В пятнадцатом веке.
   - Так он сам умер или его убили?
   - Точно неизвестно.
   - Какая печальная история, - расчувствовался слуга.
   - А теперь ты мне что-нибудь расскажи, да повеселее!
   - Что бы вам рассказать, господин?.. Ага, вспомнил! Хотите притчу?
   - Охотно!
   - Некий царь приказал своему визирю: "Ступай, принеси мне кушанье, слаще которого не найти ни на земле, ни в морских глубинах". Визирь пошел и купил язык; принес, зажарил и подал. Понравилось царю. В другой раз он приказал: "Ступай и принеси такое кушанье, горше которого не найти на свете". Визирь пошел, снова купил язык и подал. Царь сказал: "Я просил сладкое, ты подал язык; я просил горькое, и ты снова подаешь его". Визирь ответил: "Клянусь головой, - на свете нет ничего слаще языка и горше языка!"
   - Весьма мудрая притча. Так оно и есть. Спасибо за рассказ, Чанакья. Теперь еще одна просьба к тебе: сходи на базар и купи, но не язык, - доктор улыбнулся, доставая портмоне, - а большой букет цветов.
   - Цветов? Вы любите цветы, господин?
   - Это не мне, а для одной дамы, которой намереваюсь нанести визит.
   - Понимаю, - сделал заговорщическое лицо Чанакья. - А какие она предпочитает?
   - Вот этого я не знаю... Иду в первый раз.
   - Розы, тюльпаны, магнолии?.. Что же выбрать? Я в этом тоже не большой знаток. У нас нет такого обычая, дарить женщинам цветы...
   - Купи алых роз да побольше, денег не жалей!
   - Слушаюсь, господин! Я мигом.
   - Не торопись и не спеши, выбери самые красивые.
   - Непременно, господин! - И голые пятки сверкнули на пороге.
   Другие чернила, и перо были приготовлены, и доктор стал быстро и аккуратно вписывать между строк, ранее написанного:
   "Город Бомбей лежит на острове того же имени и обнесен довольно мощной крепостью, гарнизон которой составляет 5000 человек. В городе находится жительство генерал-губернатора Малабарского побережья, там же расположено и правление английской торговой компании. Помимо англичан и индусов, местное население составляет большая колония персов и армян, занимающихся торговлей. От местного жителя узнал, что отношение коренного населения к британцам неприязненное".
   Дав чернилам просохнуть, а написанному исчезнуть, спрятал рукопись в ларчик и снова взглянул в окно - сиделец на месте? Ан нет! Наверное, увязался за Чанакья, проследить, куда тот направился. Может, решил помочь слуге выбрать цветы? А что - хоть какая-то польза будет, чем сидеть сиднем? Между прочим, быть постоянно под наблюдением - в этом тоже своя польза есть. Невольно чувствуешь себя актером на сцене, за каждым словом и движением которого следит внимательный зритель; испытываешь большую ответственность - не забыть текст, нельзя играть плохо, допускать отсебятины, как в словах, так и в действиях, нельзя отступать от сюжета ни на шаг. Ну, чем не театр? Только вот пьеса скучна - все одно: узнавай, да узнавай! А как - это твое личное дело; "автор" умывает руки, возлагая надежду целиком на "актера"... Интересно, как здоровье того старца со звездой? Скрипят ли суставы? Видать, господин имел бурную молодость, и злоупотреблял шипучими винами - говорят, они и приводят к подагре...
   Доктор взял принесенную накануне газету, полистал, нашел рубрику "На Западе". Ну-ка, ну-ка? Что там, в мире делается?
   Один из заголовков гласил: "Налог на безбрачных". Прямо, для пана Сойки! Интересно, он читал?
   "В столице германского княжества Рейс-Грайц местная законодательная палата постановила: всякое лицо, живущее в княжестве, которое имеет 30 лет от роду и не состоит в браке, должно платить налог, независимо от его пола. Незамужние девы и холостяки, имеющие годовой доход от 3000 до 6000 марок, будут платить налог за безбрачие в размере 5% от своего дохода. (Интересно, какой доход у коллеги?) Те же холостяки и девы, которые имеют годовой доход свыше 6000 марок, обязаны уплачивать налог в размере 10% от своего дохода". Наверное, у Сойки - свыше этой суммы, коль нанял целый особняк, имеет свой выезд, двух конюхов и кучера... Но, почему-то не имеет ни кухарки, ни горничной... странный тип! Хорошо, что не в том княжестве живет, а то бы налогом задушили беднягу! А вот и еще что-то интересное... "Миллионерша Вандербильд устроила в своем дворце в Нью-порте своеобразный бал. Гости танцевали и ели. (Чего же в этом своеобразного? Ага, вот дальше...) Подавалось множество различных блюд. Между блюдами гости каждый раз вставали из-за столов и устраивали танцы. Когда кушанье было подано, гости снова садились за стол. Потом опять танцевали. Бал кончился, когда подали кофе. Ужин продолжался с 9 часов вечера до 3-х ночи". (Посмотрим, в котором часу закончится празднество у Магараджи? Не "побьет ли" наш набоб заокеанскую богачку?)
   Доктор достал часы. Почему-то Чанакья задерживается... Никак выбрать не может или старьевщик мешает? А вот и еще здесь в газете что-то любопытное...
   Заголовок красноречив: "Пять директоров компании в тюрьме!"
  
   Появившийся в дверях огромный букет алых роз сразу заставил отвлечься от чтения.
   - Это тебе старьевщик посоветовал? - рассмеялся доктор, вставая навстречу.
   - Как старьевщик? - растерялся слуга.
   - Он за тобой следом увязался. Посмотри в окно!
   Место действительно пустовало.
   - Нет, я его не заметил. Вам не нравятся цветы, господин?
   - Букет превосходный! Иди за экипажем, мне пора отправляться с минуту на минуту.
  
   Кучер затормозил возле импозантного двухэтажного особняка, окруженного резной чугунной оградой. Привратник пошел доложить. Доктор огляделся, - нет ли слежки, - но ничего подозрительного не заметил. Мисс Тортон самолично вышла встречать гостя.
   - О какой очаровательный букет! Как вы догадались, что я люблю именно алые розы?
   - Седьмое чувство, интуиция подсказала, мисс, - нашелся кавалер.
   - Я не очень избалована подобными знаками внимания. - Она вдруг слегка притушила свою лучезарную улыбку.
   - Я человек Востока, и не очень знаком с английским этикетом, посему прошу меня извинить, если...
   - Что вы, что вы! Вы меня не так поняли - я, напротив, очень рада!
   Пройдя холл и поднявшись по парадной лестнице на второй этаж, являющийся у англичан первым, они вошли в просторную гостиную с высокими сводчатыми окнами и занавесками такого же синего шелка, что и чехлы на диванах и прочей мебели из лакированного дерева. На стенах - три-четыре пейзажа оживляли строгие обои, и вливали в гостиную свежую струю. На камине - мраморная, в половину человеческого роста статуя Афродиты. Хозяйка, заметив, что гость занят созерцанием мрамора, бросила как бы вскользь: - Есть в ней что-то мое, не правда ли?
   Не дав гостю ответить, сейчас же увлекла его в свою комнату. Там на круглом столике стояли два прибора. Окна зашторены - повидимому, от жаркого уличного солнца, а бра на стенах - зажжены; горели и свечи в двух массивных, старой бронзы, подсвечниках, стоявших возле зеркального шкафа.
   Перехватив удивленный взгляд гостя, она пояснила: - Люблю пламя свечей в любое время - и ночью и днем; и вообще люблю огонь, как чудесное явление. А вы?
   - Я тоже, тем более что мои предки огнепоклонники, - оседлал любимого конька доктор.
   - Как интересно! Вы об этом ничего не рассказывали.
   - Виноват. Не успел, мисс Торнтон.
   - Зачем же так торжественно? Зовите меня просто Элизабет, я настаиваю! А вас я буду... - Она запнулась и слегка покраснела.
   - У меня сложное для европейского уха имя: Шейх-Мухаммед-Аяфенди.
   - Если вы не обидитесь, мы его сократим до разумных пределов, - игриво заявила она. - Буду отныне в неофициальной обстановке называть вас "мой Мухаммед". Согласны?
   - Да... Элизабет.
   Она стала разбрасывать цветы по всей комнате, приговаривая: - Вот так будет более поэтично. Как будто мы на лугу и утопаем в розах.
   Расправившись с букетом, заявила: - Сейчас время ланча. Вы не откажетесь, мой Мухаммед, отведать паштет с шампанским?
   - С удовольствием, Элизабет!
   - Я не буду возражать, если вы к моему имени добавите коротко - "моя", - кокетливо опустила глазки хозяйка.
   - Моя Элизабет, - продемонстрировал доктор хорошую обучаемость.
   - Если вы заметили, я отослала прислугу. Надеюсь, мы сами за собой поухаживаем, - сказала она, решительно накладывая гостю паштет.
   - Где же ваш супруг? - решил сделать "промеры" доктор. - На службе?
   - Нет, он уехал на пару-тройку дней из города, но завтра должен непременно возвратиться. Вы тоже приглашены на свадьбу к Магарадже?
   - Да, - подтвердил гость, вооружаясь столовыми приборами.
  
   Она резала паштет, откупоривала бутылку (несмотря на протесты доктора и предложения им своих услуг в этом неженском деле), разливала искрящийся напиток по хрустальным фужерам. Он ничего не мог понять в этих заигрываниях, относя их к очередным причудам скучающих жен дипломатов. Ему представлялось, что вид у него, наверное, сейчас уморительный: сидит как паша, а вокруг суетится женщина. Что она красива, сказать было бы большой натяжкой. Так что же в ней? Известного обаяния не лишена, но не более того...
   Из длинного синего шелкового платья, обтягивавшего ее не худое тело, выступали голые до плеч, тонкие округлые руки. Изящные пальцы пианистки, унизанные кольцами; серые, широко раскрытые глаза, величину которых подчеркивали, свисавшие со лба затейливые кудряшки - все это в достаточной мере соответствовало друг другу.
   Они молча выпили. Налет напускной веселости с нее слетел, - возможно, она тоже предалась оценочным размышлениям по поводу гостя.
   - Так мы будем музицировать, Элизабет? - нарушил молчание доктор и тут же поправился, - моя Элизабет!
   - Обязательно, мой Мухаммед, ведь мы всем обещали, а следующий музыкальный салон состоится ровно через неделю, так что время у нас в запасе еще есть, - заулыбалась она вновь - Вы любите Шуберта? Его песни.
   - Да, разумеется, и в особенности "Прекрасную мельничиху".
   - И я обожаю! "Мельничиха" мой любимый цикл, - зажмурилась она от удовольствия и резко сменила тему. - У вас красивые глаза, мой Мухаммед, и вы совсем не похожи на турка...
   - Мне все это говорят, - устало согласился доктор.
   - А волосы какие у вас светлые... Зачем только голову бреете?
   Доктор вновь стал "гидом", и, привычно "поведя экскурсию", пояснил:
   - Для представителей моей расы светлый окрас растительности на теле и такой же - глаз, не редкость, потому что я имею большой процент персидской крови. Вы что-нибудь слышали о древних ариях?
   - Я знаю только арии из опер.
   Она сидела, уперев локоть в колено, уронив голову на руку, и смотрела на него торжественно и в тоже время грустно, да и слегка удивленно. Ему стало чуть не по себе и, стараясь разрядить обстановку, доктор спросил:
   - Вам нравится посещать кружок госпожи Громадской?
   - Да. Это сверхъестественная женщина! Она волшебница! Я никогда не знала, что можно увидеть такие чудеса.
   - Она бывает у вас в доме?
   - Дело в том, что мой муж, мало того, что весьма неодобрительно относится к этим занятиям, считая их прикрытием ее разведывательной деятельности, но еще и не очень ладит с ее супругом, хотя они и работают вместе.
   - В чем же суть конфликта?
   - Мистер Скотт, будучи американцем, не во всем согласен с политикой Англии в Индии, и часто по этому поводу высказывает свое мнение, что приводит к стычкам.
   - Понятно, понятно, - закивал доктор, думая, как бы побыстрей уйти от скользкой темы, но деликатная супруга дипломата сама пришла на помощь:
   - Мой Мухаммед, у вас есть сераль?
   - Что вы, - смутился доктор, - я не типичный турок! Я ученый, и мне не до сераля... его не имею, конечно, не из бедности, а по убеждению.
   - Ну, жена-то у вас хоть одна есть? - продолжала атаковать англичанка.
   - Да, есть жена и дети, как у каждого правоверного мусульманина.
   - Очень жаль, что у вас нет гарема, - надула губы англичанка.
   - Почему же?
   - Хотела напроситься... в наложницы.
   - Вы шутите?
   - Конечно, шучу! - расхохоталась она. - А вы испугались? Я замужем... правда, у нас с мужем отношения давно не складываются...
   - Моя Элизабет, мы будем сегодня музицировать? - спросил он, поняв, что разговор с одной скользкой темы перескочил на другую, еще более скользкую.
   - Вы знаете, мой Мухаммед, я сегодня не в настроении - давайте музыку отложим до следующего раза. Вы согласны?
   - Как вам будет угодно. Всегда к вашим услугам.
   - Я тоже, мой Мухаммед! Когда буду нужна вам, позовите. Явлюсь по первому зову... Вы ведь живете в отеле?
   - Да, - кивнул доктор и тревожно подумал: "Уж, не в гости ли собирается нагрянуть?"
   Англичанка, внезапно сделавшись серьезной, вновь заговорила о высоком: - Очень рада, что здесь оказался хоть один человек неравнодушный к музыке. Ведь искусство так прекрасно!
   - С вами полностью согласен. Ничто так не украшает жизнь и не расширяет кругозор, как искусство... - обрадовался безопасной теме доктор, и решил, что настал подходящий момент для завершения визита (для первого раза вполне достаточно). - К сожалению, дорогая хозяйка, я ограничен во времени и должен буду вас покинуть. Благодарю за угощение! Паштет превосходен!
   - Ах, как же! Мы ведь так мало поговорили, - казалось, искренне огорчилась она.
   - Я вспомнил об одном неотложном деле и прошу меня простить. Спасибо за милую беседу, но мне пора!
   -Благодарю и вас за чудесные цветы, мой Мухаммед! Очень жаль, очень жаль! - внутренне заскрежетала дама (Вот черт! Так быстро сорвался с крючка). - Мне так с вами интересно и... уютно. Единственное, что меня как-то утешает, это то, что завтра мы снова увидимся на торжестве у Магараджи. До завтра, мой голубоглазый турок! - Воздушный поцелуй зашелестел ангельскими крылышками за спиной удалявшегося гостя.
   "Уж не влюбилась ли в меня эта скучающая дама или только притворяется? Но зачем? - начал догадываться об истинной сути взаимного музицирования доктор, ловя попутный экипаж. - С одной стороны, конечно, лестно женское внимание, но с другой... К чему все это может привести? От такой экстравагантной особы всякое можно ожидать..."
   За окном кареты мелькнули знакомые очертания дома пана Сойки. Из-за невысокого забора было видно, как конюх во дворе мыл лошадей. "А не проведать ли коллегу?" Доктор выскочил у подъезда. Дернул звонок. В дверях встречал сам хозяин.
   - Очень рад нежданному, но всегда желанному гостю!
   - Вот проезжал мимо, и дай, думаю, загляну.
   - И правильно поступили! Проходите, проходите.
  
   Гость уютно устроился в полюбившемся кресле, но от угощений отказался.
   - Наверное, много чего написали?
   - А вы?
   - Начал писать о русских землепроходцах, но завяз - тема, сами понимаете, для турка трудная... Где брать материалы, ума не приложу! Поэтому, уж извините, от чтения пока воздержусь. А вот вас бы с удовольствием послушал.
   - Ну, может, все же хоть кофеечку сварить, чтобы не сразу в сон-то? - понимающе подмигнул поляк.
   - Не беспокойтесь! Я сегодня бодр, как никогда, и свое полное внимание гарантирую! - несколько самонадеянно заявил доктор и с удовольствием вытянул уставшие почему-то ноги - вроде много и не ходил сегодня - "Старею, наверное".
   В руках хозяина появилась пухлая тетрадь. Пошелестев страницами и, найдя нужное, автор начал:
   - Правитель Джунгарии, страны между Алтаем, Тянь-Шанем и пустыней Гоби, Батур-хунтайчжи из колена чорос, решил отправить сына в Тибет, постигать учение Будды, чтобы стать Ламой. Это решение одобрил и сам Заяпандит, великий учитель и просветитель ойратов, давший своему народу письменность.
   Доктор поежился в кресле - да, тяжело, пожалуй, будет удержаться и не заснуть! Уж больно умничает, коллега. Попроще бы да подоступней... Глядишь, и сумеешь сон одолеть, а то, чем научней и скучнее, тем и снотворней.
   Пан Сойка, не замечая душевных борений слушателя, потому, как их внешних проявлений - посапывания, посвистывания и откровенного храпения - пока не наблюдалось, с большим энтузиазмом читал свою писанину:
   - В Лхасу прибыли зимой. Город поражал большими домами, выбеленными известью, и величьем древнего храма Джокан. На горе возводился тогда и, ныне знаменитый, дворец Далай-ламы Потала.
   Семилетний мальчик быстро овладел тибетским языком, и во всем оказался способным учеником. ("А как там мой малыш? - в голове сразу возникла параллельная лента воспоминаний. - Ему-то сейчас ведь пошел... Что там, интересно, поделывает?") Вскоре с родины пришло известие, что скончался отец, и власть перешла к старшему брату Сангэ, но не все ойраты признали его власть, и воцарилась смута. ("Плохо ест, наверное, и капризничает... я ведь тоже в детстве ангелочком не был".) Далай-лама, заботясь о том, чтобы в Джунгарии утвердилась сильная власть, и доходы оттуда поступали регулярно, принял решение послать молодого монаха к брату, чтобы тот стал наставником в вере и блюстителем интересов Тибета. ("Тяжело там супруге одной без меня, да и родители на ладан дышат...") Он надеялся, что Голдан, так звали мальчика, заменит ойратам к тому времени скончавшегося и учителя Заяпандита.
   - "Пандит" на санскрите, кажется, - "ученый"? - обмолвился доктор в подтверждение бодрствования.
   - Да, коллега, - удивился невежеству, но и обрадовался, что его все еще слушают, поляк и грянул неожиданно прямой речью:
   - "Назначаю тебя хутухтою при Сангэ, - напутствовал Далай-лама посланника. - Надеюсь, что мир воцарится между народами, говорящими по-монгольски, а слава нашего учения воссияет еще ярче!" ( Доктор не стал выяснять, что значит "хутухтую", чтобы окончательно не оконфузиться. Достаточно наивного вопроса про "пандита". Тоже нам, востоковед и индолог, а элементарных вещей не знает!) - "Великий Учитель, вы указали мне путь истины и приказали следовать по нему, укрепляя в вере монгольские народы, - отвечал Голдан. - Я исполню ваш приказ!"
   - Снова превращаете научный труд в пьесу, коллега, - заговорил в докторе строгий редактор.
   - Потому что без прямой речи повествование делается скучным, - защитился поляк.
   "Пожалуй, он прав: прямая речь своей живостью не позволяет так быстро заснуть", - мысленно согласился доктор, и подбодрил: - Продолжайте, продолжайте! Действительно оживляет... Извините, что перебил.
   - Вскоре Голдан вернулся в родные степи, но там его ждала еще более страшная весть: старшие братья убили хана Сангэ. Молодой монах решил наказать мерзавцев, получив разрешение снять сан и возглавить борьбу против мятежников.
   Голдан спустя время одержал победу и стал правителем Джунгарии. По старому обычаю он взял в жены вдову покойного брата Сангэ. Сын Сангэ и племянник Голдана по имени Цэван-Рабдан, полагавший, что к нему, а не к дяде должна была перейти власть, сделался заклятым врагом бывшего монаха.
  
   Доктор, решив, что своими репликами заработал достаточное "алиби" (не сплю, мол), позволил теперь расслабиться и слушать в пол-уха.
  
   - Голдан отказался от титула хунтайчжи ("Опять заковыристое словечко!") и принял более высокий титул хана. В... году (Доктор дату пропустил мимо ушей, - отвлекся.) новый хан покорил Кашгарию, за что Далай-лама пожаловал ему титул "бошокту".
   - What is the English for? - подтвердил алиби слушатель (мол, не сплю!).
   - "Благословенный", - перевел поляк и понесся дальше. - Возникла проблема: кто должен сидеть выше - посланец Далай-ламы или местный хутухта.
   - Кто, кто? ("Собственно, что стесняться спрашивать - эти термины к индологии уже не имеют отношения; я же не занимался монголами!")
   - Духовный вождь... От Голдана потребовали на съезде ханов невмешательства. Тибет отстаивал самостоятельность монголов, а Китай, напротив, желал подчинить их своей власти. Голдан стремился объединить... (Уши слушателя самопроизвольно перестали впускать половину информации, и в затуманившемся сознании вдруг всплыл образ англичанки, притом в каком-то очень приятном воплощении) ..."Нижайше просим Небесную династию выслать войско!" - снова где-то вдалеке зазвучала прямая речь. ("Конечно, хорошо бы англичанку "повернуть" в нужную сторону... Любовь любовью, но и о порученном деле не стоит забывать!") ...в начале лета ... года две цинские армии выступили в поход... Голдан понимал... (уши сузили поток информации до четверти) ...соратники стали покидать Голдана... Китайский император имел превосходство... ("А что, если она мужу обо всем будет докладывать? Может, и лучше - пусть меня считает ловеласом...") ...цинские войска пересекли пустыню Гоби, вошли в центральную Монголию... встретили измученную засухой и нехваткой продуктов армию Голдана... (Неизбежное посапывание, кажется, началось, а жалкая щель в ухе еще более сузилась, пропуская лишь отдельные слова.) ...умер своей смертью... покинутый... труп сожгли... позже правитель... продолжил дело... но через... Китай... поглотил Джунга...
   Начинавший видеть приятный сон слушатель внезапно почувствовал чью-то руку на своем плече, - Элизабет обняла его, и сказала, но не своим голосом:
   - Милый доктор, пробуждайтесь! Я закончил.
   - Ах, простите! Какая захватывающая история! - воскликнул преувеличенно бодро слушатель, понимая, что опять сплоховал, вследствие чего стал поспешно прощаться, ссылаясь на то, что бедный слуга, наверное, заждался, и, отказываясь от предложения подвезти.
  
   Но Чанакья на месте не оказалось - странно! Зато на полу у двери валялся сложенный вчетверо листок. Доктор поднял записку, развернул и прочел:
   "Проклятый русский, ты плохо маскируешься! На сей раз, мы тебя пощадим, но своего слугу ты больше не увидишь, - он нам надоел, поэтому заслужил смерть и получил ее".
   Подписи не было. Написано чернилами по-английски, почерк корявый, вразвалочку, но ошибок нет, - писал грамотный.
   Пораженный доктор два или три раза перечел дикую записку, ничего не понимая, пока не заметил и еще одну фразочку-угрозу; она была приписана где-то сбоку, очень мелко, по-видимому, добавленная второпях: "Берегись впредь" написано по-английски, и добавлено по-французски "diable boiteux" ("хромой бес"). Спасибо за комплимент! Кого-то явно раздражает моя "бесья походка".
   Что значит "слугу ты больше не увидишь" или "он нам надоел"? А дальше и еще похлещи: "заслужил смерти и получил ее". Если это не дурная шутка, так что же? Выходит, Чанакья убит? Поэтому его и нет? А, как это вообще попало сюда? Кто принес и подсунул под дверь?
   Позвал консьержа, показал клочок бумаги, но от него ничего нельзя было добиться: никто из посторонних не входил, клялся служитель. Чанакья он тоже не видел. Что за странная история? Вертел листок в руках, просматривал его и так и сяк: и под углом, и на свет, и над огнем - ничего более не обнаружилось. Если, действительно, с бедным что-то случилось, то где искать? Где его жилище, так и не успел узнать. Заявлять в полицию? Но стоит ли поднимать шум и привлекать внимание к своей, и без того, вызывающей подозрения персоне? Не было никаких оснований не верить, хоть и странному своей образованностью слуге. А, если то, что написано, правда, и его гибель - свершившийся факт? И, что это за обращение: "Проклятый русский". Видите ли, еще я и "плохо маскируюсь"... Значит, кому-то все известно, и мое магометанство - секрет Полишинеля? Но для англичан это как-то слишком прямолинейно грубо и глупо... Какой смысл убирать слугу, а мне угрожать? Зачем этот криминально-разбойничий маскарад? И чем "надоел" им Чанакья? Тем, что разоблачил "старьевщика", оторвав клоунскую бороду? Тем, что слишком рьяно опекал меня? Но я ему ведь до конца не доверял...Теперь не знаю, что и думать: кто враг, а кто друг? В любом случае, бедный Чанакья, прости меня, кто бы ты ни был на самом деле!
  

Глава четырнадцатая

  
   Празднество. О железной дороге. Сигара. Пресвитер Иоанн. Бал сходит на нет. Кому - балет, кому - опера. "Ваши" и "наши". В "русские" записали. Свиточек бумаги. Свечи в честь вас! Симпатичный ларчик.
  
  
  
   Гости съезжались к восьми. Экипажи, фиакры, брички и кареты всех фасонов и достоинств почти целиком заполнили большую площадь перед дворцом. Гостей нагрянуло изрядно. Как аборигенов, так и европейцев. Среди них местные вельможи со своими женами и детьми, родственники и знакомые жениха и невесты, и прочий люд, положенный традиционно на подобных торжествах.
   Для свадьбы выстроили особый шатер во дворе, увешанный дорогими коврами, цветами и украшениями из фольги. Посередине сада, в мраморном павильоне, накрыли столы фруктами и холодными блюдами из жареной дичи и кур. Весь дворец горел в иллюминации из всяческих свечей и фонариков, коими освещались все пруды и фонтаны в саду. Пропасть уток и лебедей плавала в водоемах, а над головами гостей беспрерывно гремел фейерверк. Полсотни девиц в узких парчовых и шелковых штанах, босоногие, в бархатных куртках, обвитых золотым и серебряным флером, с позолоченными лбами, веками и зубами, с кольцами в носу, с крупным жемчугом на ногах, исполняли танцы под музыку местного туземного оркестра.
   Магараджа сидел на возвышенном месте под балдахином. По правую руку восседал генерал-губернатор с супругой. По левую - помощник. Жених и невеста имели особое место, блиставшее драгоценными каменьями и дорогими тканями.
   Празднество сияло и кружилось, как апофеоз феерии. Причудливой радугой переливался свет бесчисленных фонариков - китайских, персидских, мавританских, японских и, Бог знает, еще каких.
   Церковный обряд совершили ранее и без присутствия людей другой религии - такова традиция, о чем хозяин известил заранее несведущих.
   Сейчас, после церемонии, молодые сидели на своем специальном месте, тоже под красочным балдахином. Жениху не более десяти лет, а невесте около шести. Правые руки новобрачных связаны тонким бумажным шнурком, конец которого висит на шее жениха. Это символизировало священную связь замужества. По местному обыкновению отцы всегда составляют партии и нередко женят детей и в даже более раннем возрасте, которые до пришествия зрелости живут порознь.
   По обе стороны от балдахина молодых стояло по корзине с кокосовыми орехами, подле которых сидело по человеку с пером и бумагой. К молодым подходили их знакомые по порядку и свидетельствовали свое почтение, обмакнувши палец в большую чашу краски и потом дотронувшись лба жениха и невесты. После сего приветствия каждый давал подарок, состоящий из денег (сидящие писари записывали сумму), и получал в обмен кокосовый орех. В продолжение этой процедуры остальную публику забавляли танцовщицы и музыканты. Помимо туземного оркестра, расположившегося в саду, в здании играл и оркестр европейского состава, и там праздник, и танцы обретали более цивильную форму.
   В большой, ярко освещенной зале, где стоял рояль, происходил и импровизированный концерт, в котором пришлось принять участие доктору с его прекрасной аккомпаниаторшей. Часть публики, регулярно посещавшей вечера в доме Торнтонов, желала и здесь слушать арии и романсы.
  
  
   "О, прелестная графиня,
   Вы - звезда на небе синем,
   Север вас окутал снегом,
   Но любовь зовет вас к негам".
  
   Доктор старательно выводил контур нехитрой мелодии, захлебываясь в бурных волнах рояльных эмоций. Дамы, до того оцепеневшие и немые, стоявшие или сидевшие с мужьями или поодиночке, оживились. Ранее неподвижные мисс, тосковавшие у ламп за столиками с журналами или альбомами в руках, бросили чтиво и покачивали в такт музыке своими романтическими прическами или чепцами в форме слоеных пирогов, которые так любят англичанки. Молодые девицы, их дочери, в ярких платьях с цветными лентами по английской моде, тоже встрепенулись при первых звуках.
   В глубине залы за роялем мерцали силуэты певца и пианистки, положившей свои маленькие пальцы на клавиатуру, отражавшую свет многочисленных канделябров и бра.
   Концерт окончился и под звуки оркестра, грянувшего вальс Штрауса, гости закружились в общем вихре, а Магараджа успев изрядно наклюкаться, взял на себя функцию распорядителя балом. Он командовал музыкантами, ставил танцоров в пары, толкал жену одного гостя в объятия другого и наоборот. Общее веселье захватило всех.
   Вскоре Магараджа, увидев у входа в залу чью-то на время покинутую мужем жену, маленькую толстушку с бойкими глазами, подлетел к ней и, взяв за талию, увлек за собой в общий круг танцующих.
   Мощная струя света огромной хрустальной люстры заставляла тускнеть все прочие источники света и заливала ярким сияньем лица и обнаженные плечи, фантасмагорию тканей, перьев, блесток, лент, во время танцев слившихся в причудливый калейдоскоп. Толпы гостей продолжали подниматься и спускаться по широкой лестнице, ведшей на галереи второго этажа, над которыми возвышались грифы контрабасов и мелькали смычки, и осатанелые взмахи дирижерской палочки.
   Доктор смотрел на праздничное веселье сквозь сетку зеленых ветвей и цветущих лиан, составлявших часть убранства, и ему казалось, будто навстречу танцевальной суете взлетают гирлянды глициний и увивают серебряный шлейф платья невесты. Он вспомнил свои муки за праздничным столом, когда рядом с ним вместо хорошенькой блондинки, на общество которой рассчитывал и весь облик которой являлся подтверждением слов из спетого им романса - "любовь зовет к негам" - оказалась старая англичанка с шеей как у грифа, и в длинных локонах. Пришлось покориться судьбе: исполнять роль галантного кавалера, предвосхищая каждое желание дамы.
   Хозяин по-прежнему старался быть в самой гуще гостей. На сей раз, он вырядился в колоритный национальный наряд и под пышной чалмой щурил маленькие глазки, морщил большой нос, выставлял седеющую бородку, радовался тому, как развлекаются другие, и сам веселился от души.
   В сторонке, не принимая участия в общем шуме и гаме, стояла группа беседующих мужчин, в центре которой выделялся округлый Дади-Насю-Ванджи. Доктор, завидел беседующих. В надежде найти в их обществе некий "оазис", и спастись от общего веселого урагана, направился в ту сторону.
   - Прокладывание железной дороги, - доказывал слушателям персиянин, - великая идея, но в русском министерстве меня даже не удосужили ответом, а господин Лессепс ведь так спешил, стараясь завершить по моей просьбе побыстрей этот проект. Как бы хорошо соединить европейские рельсовые пути с англо-индийскими через Россию! Строительство дороги, мистер Торнтон, выгодно вам в первую очередь, так как английские товары могут идти транзитом через Россию, что значительно сократило бы сроки доставки. А сейчас все только морем да морем, кружным путем... Благо, хоть Лессепс канал прорыл, а то ведь раньше какую петлю вокруг Африки делали - сам шайтан с тоски умрет! Я сейчас направил на "Нахимове" в
Одессу триста мешков риса, сто мешков ладана, восемьдесят мешков малабарского кофе и пятьдесят мешков перца...
   "Какая подходящая тема для разговора, - отметил подошедший доктор, - особенно, на свадебном торжестве. Похоже, у купца вместо мозгов лишь ладан да перец вперемежку с рисом и кофе..."
   - В следующий раз, - продолжал с жаром персиянин, кивнув в знак приветствия доктору, - когда придет "Чихачев", пошлю сто бочек кокосового масла, семьдесят пять ящиков ладана да еще гвоздику и имбирь.
   "А в жилах у него вместо крови масло кокосовое", - снова подумал доктор и внутренне расхохотался, перс же продолжал с прежней силой.
   - Очень хороший человек, этот капитан Грекке, но он, к сожалению, не в силах ускорить ход своего парохода, и товар будет на месте не так быстро, как бы хотелось, поэтому постройка дороги весьма желательна.
   - Так соизволит ли русский государь одобрить это предприятие? - терпеливо выслушав купца, спросил мистер Торнтон.
   - А как к этому отнесется Ее Величество? - хитро прищурился перс.
   - Пока мнения высочайших особ на этот счет неизвестны, лично я считаю, - продолжил англичанин, - в настоящее время осуществление данного плана неудобным и несвоевременным.
   - Почему? - начал наливаться томатным соком купец.
   - Слишком много препятствий встает на пути, - очень спокойным тоном пояснил дипломат.
   - Каких же? - "томат", перезревая, начал багроветь.
   - Края, через которые дорога должна проводиться, достаточно дикие, а население настроено враждебно - вследствие чего, без военной силы не обойтись, - сказал мистер Торнтон и посмотрел на окружающих, словно ища поддержки, которая и последовала из уст пана Сойки.
   - Места, к тому же, безводны по большей части. Там отсутствуют не только материалы для строительства, но и то, чем питаться строителям и кормить скот.
   "Откуда поляку известны такие подробности?"- удивился доктор, но англичанин прервал дальнейший ход его размышлений, поддержав, в свою очередь, пана Сойку.
   - Вы правы, мистер Сойка! Если все это придется подвозить, то расходы непомерно возрастут.
   - При всех этих сложностях, - не сдавался "синьор Помидор", чье лицо теперь приобретало цвет спелой вишни, - если, все-таки, построить дорогу, то весь хлопок и шелк пойдет прямиком через Россию к вам в Англию!
   "Почему купец так разволновался? - посочувствовал однокровке доктор. - Чего доброго, удар может хватить от натуги. Вон как кровь прилила!"
   - Без точных изысканий, - с невозмутимостью ксендза забубнил поляк, - нельзя судить о возможности и ценности этого пути.
   - А вы, что молчите? - обратился, становящийся "вишней", "помидор" к доктору, рассчитывая найти в близком по крови союзника.
   - Почтеннейший Дади-Насю-Ванджи, чтобы перейти из долин Инда в долины Сырдарьи, нужно перебраться через восемь горных хребтов, - сказал доктор, понимая, что надежды купца не оправдывает, но успокаивая себя известным изречением Аристотеля, что "Платон мне друг, но истина дороже".
   - И вы туда же, - разочарованно выдохнул перс.
   - Такая дорога, как мне кажется, - заговорил англичанин, - стоила бы так дорого, и при своем огромном протяжении прошла бы через такие пустынные и безлюдные места, что доходов от нее не хватило бы на покрытие всех издержек по эксплуатации.
   - Наш уважаемый купец, - запищал Сойка, очевидно, радуясь, что беднягу совсем заклевали, - принимает желаемое за действительное, а последнее никак не может стать первым.
   - Но существует же английский проект через Малую Азию от Персидского залива! - бросил перс последнюю козырную карту, и лицо его постепенно стало отходить, принимая более умеренный цвет, что с удовлетворением отметил доктор, - успокаивается человек под воздействием разумных доводов.
   - Да, но там иной ландшафт и главное, что это никак не касается России, - быстро побил "козырь" купца англичанин.
   - Так, выходит, главная причина не географическая или экономическая, а политическая? - начал теперь бледнеть и терять свою перезрелость "Синьор Помидор".
   - Этот фактор, вы правильно поняли, может перевесить, - Торнтон даже попытался изобразить нечто подобное улыбке, радуясь доказательности своих аргументов. - Притом, все связанное со строительством, способствовало бы появлению в наших местах русских агентов, куда доступ им пока сильно затруднен.
   - Между прочим, господин Лессепс, не дожидаясь согласия России, развернул бурную деятельность, как сообщил мне друг из Франции, - сказал пан Сойка. - Он выступил с докладом о своем проекте на заседании Парижского географического общества, опубликовал ряд статей, сформировал учредительный комитет.
   - Помимо проекта Лессепса существует и проект некоего мистера Барановского, но столь же утопический, поэтому, уважаемый Дади-Насю-Ванджи, я считаю этот разговор не имеющим перспективы. Пойдемте лучше присоединимся к общему веселью. - С этими словами мистер Торнтон направился к танцующим. За ним последовали и остальные. Доктор замешкался и остался в одиночестве, но долго пребывать в таком состоянии ему не позволил внезапно откуда-то взявшийся господин с пышной седеющей шевелюрой.
   - Давненько вас, дорогой доктор, не было видно на заседаниях нашего общества, моя супруга крайне обеспокоена этим.
   - Побойтесь Бога, мистер Скотт, я пропустил всего лишь единожды. На следующем - буду непременно. А почему вы один?
   - Супруга подвержена частым приступам мигрени, и сегодня не смогла быть именно по этой причине.
   - Как жаль. Здесь так весело...
   - ... но и достаточно шумно, чего она не переносит. Пойдемте на террасу, там потише. Я хочу вас о чем-то спросить без лишних глаз и ушей.
   - Вам знаком этот знак? - Полковник показал загнутый указательный палец, когда они вышли на воздух.
   - Да, - от неожиданности вздрогнув, изобразил доктор ответный пароль.
   - Раз так, то не удивляйтесь тому, что услышите от меня. - Полковник посмотрел по сторонам и, не заметив никого вблизи, продолжил: - Ваша следующая встреча со связным намечена в Бенаресе. День и час вы знаете, а в этой сигаре вы найдете все, что нужно. Угощайтесь! - Мистер Скотт раскрыл костяной пенал, оказавшийся у него в руке, и протянул доктору. Там находилась всего одна штука. - Она ваша, не стесняйтесь, берите, но не вздумайте ее тут же выкурить!
   - О, какой аромат! - воскликнул доктор, поднося толстенную сигару к носу. - Настоящая гаванская?
   - Да, но истинный ее аромат оцените дома, - интригующе улыбнулся полковник и добавил полушепотом, наклонившись к уху доктора: - В дальнейшем будете получать подобные презенты или от меня, или от уже известного вам слуги перса-купца.
   - Понятно, - столь же тихо ответил доктор.
   - ... так что я сам порой поражаюсь невероятным способностям своей супруги, - заговорил полковник нарочито громко, завидев приближавшегося пана Сойку. - Она ждет вас, доктор, в четверг на очередное заседание... И вас, мистер Сойка, тоже!
   - Мы непременно будем, - ответил за двоих поляк.
   - Тогда до встречи, господа! - Полковник шутливо козырнул и направился к танцующим.
   - Вы любите сигары? - "Подарок" американца не ускользнул от зоркого взгляда поляка.
   - Полковник угостил. Настоящая "Гавана"! - похвалился турок, пряча сигару в нагрудный карман. - Покурю в отеле в тишине и покое.
   - Я не мастак в табачных делах, - поморщился и даже слегка закашлялся, будто бы уже наглотавшись табачного дыма, пан Сойка. - Хочу с вами поговорить совсем о другом.
   - О чем же, мой друг? - обрадовался доктор переходу разговора в иное русло.
   - В своем труде я хочу коснуться одной полу мифической личности, и решил с вами посоветоваться... Вам что-нибудь говорит имя пресвитера Иоанна?
   - Что-то слышал, - задумался доктор. - Кажется, был такой легендарный проповедник, враг ислама.
   - Верно, верно! О нем ходят многовековые легенды... Может быть, вы что-нибудь слышали и припомните?
   - Постойте, постойте... Он, кажется, из христиан-несторианцев, первых проповедников в здешних местах, последователей апостола Фомы, который, якобы, погребен в пригороде Мадраса.
   - О, заиграли мазурку! Простите, коллега! Продолжим завтра, я не могу пропустить этот танец!
   Поляк как сумасшедший помчался в залу, оставив доктора в полном недоумении: сам спросил, и тут же упорхнул, - настоящая птичка сойка и есть! Ну, и сумасброд! Тоже мне, любитель танцев... Вон какую партнершу отхватил. На голову выше себя. Значит, тоже не чужд женских прелестей, хоть и уверяет, что убежденный холостяк. Какие замысловатые па выделывает, порхает прямо! Ай, да Сойка! Я думал... скучный книжный червь... а он вон, что вытворяет! Пресвитер Иоанн, видите ли, его заинтересовал... Ишь, как отплясывает - бедную англичанку совсем замучил...
   Полюбовавшись е некоторое время хореографическим мастерством коллеги, доктор вспомнил о полковнике и о его новой ипостаси. Экий странный народец здесь собрался. Все выдают себя не за тех, кем являются. Впрочем, чему удивляться, раз и сам такой...
   Стоя в одиночестве, он еще некоторое время предавался размышлениям, радуясь, что его хоть на время оставили в покое, но вдруг вспомнил об Элизабет... Странно - сегодня лишь издалека удалось кивнуть друг другу. Может быть, она боится афишировать наши отношения и поэтому держится в отдалении... Но, собственно, кроме музыкальных, иных отношений и нет. "Сейчас нет, но, наверное, скоро будут, - к тому все идет..." - пикнул игриво внутри какой-то чертенок и скрылся между ребер, напоминая как бы поговорку, что "седина в бороду, а бес в ребро".
  
   Между тем бал постепенно сходил на нет. Гости явно выдохлись, ведь дело шло к утру, и уже почти никто не кружился в танце, да и оркестр играл вяло, о чем свидетельствовала не столь теперь бурная дирижерская палочка. Хотя вдруг вновь, словно обретя второе дыхание, с неистовым остервенением завертелось несколько отважных парочек под звуки то замиравшего, то вновь набиравшего силу вальса, и среди них - мистер Торнтон, величественный в соответствии с должностью, держа голову прямо и гордо, кружил свою супругу. Волосы у нее развевались, а он держал ее за талию своими, казавшимися огромными, красными руками. Неугомонный Магараджа тоже принимал посильное участие в музыкальном процесс: он подсвистывал флейте, передразнивал кларнет, подражал трубе, изображал арфу и скрипку, прищелкивал над головой пальцами, вращал мутными глазами, приплясывал, и все намеревался выхватить у дирижера его палочку.
   В настежь распахнутые большие окна залы потоками вливался утренний бледнеющий воздух, колыхал листья пальм и пригибал огоньки свечей, как бы стараясь задуть их. Заколыхались на стенах бумажные фонарики и серебристые ленты. Чьи-то возгласы, переклички, разговоры вполголоса и в полную силу, сладострастный смех женщин, возбужденных ласками кавалеров, скабрезный хохот мужчин, тешивших себя фривольными историями - все перемешивалось и теснилось под сводами залы.
   Доктор воспользовался общей усталой суматохой, чтобы незаметно выскользнуть "по-английски" и успешно пробирался к выходу, как вдруг над самым ухом услышал мягкий, но настойчивый шепот: - Где вы пропадаете? Я вас искала, искала... Завтра вечером приду к вам!
  
   Освещенные бледным утренним светом, вываливавшиеся из дворца гости, садились в свои экипажи, фиакры и кареты. Слуги суетились, будя разоспавшихся кучеров.
   "А ведь нынешним вечером выстрела из пушки не было. По-видимому, Магараджа отменил пальбу, сделав исключение из-за свадьбы, - думал доктор, трясясь в одноколке и подавляя ужасную зевоту (от поляка удалось оторваться, - он остался среди не уехавших гостей). - А о бедном своем слуге так я за весь вечер и не вспомнил..."
  

* * *

   Проснувшись позорно поздно, около полудня, доктор заказал в номер завтрак, после чего решил засесть за свой "сизифов" труд, но вовремя вспомнил, что пан Сойка "грозился нагрянуть", чтобы продолжить, прерванную мазуркой, тему разговора. Звуки подъехавшего экипажа, донесшиеся с улицы и робкий стук в дверь, подтвердили, что поляк оказался верен "угрозе".
   - Как вам вчерашняя свадьба? - с порога спросил гость, светясь улыбкой.
   - Больно юны, совсем дети, - ответил еще не вполне проснувшийся доктор.
   - Такова здешняя традиция, тем более что в это время года свадьбы здесь наиболее часты согласно их религии. Каждый, кто имеет сына или дочь, старается их женить или выдать замуж, не теряя времени.
   - Впрочем, и у нас в Турции женят тоже ненамного старше. Я и сам женился достаточно рано, хотя и не столь юным.
   - Вы, восточные люди, всегда куда-то спешите, боитесь чего-то в этой жизни не успеть. Мы, европейцы, никуда не торопимся, потому, как все равно время не обгонишь.
   - Ваш завтрак, господин! - донеслось из передней.
   - Несите! - крикнул доктор.
   Слуга появился с подносом и с величайшей грациозностью поставил его перед постояльцем.
   - Может, и вы присоединитесь, пан Сойка?
   - Благодарю, но я успел позавтракать, - уклонился гость и спросил: - А как вам понравился этот негоциант со своей железной дорогой?
   - Он точно одержимый, бубнит одно и тоже, не слушая разумных доводов. Странный человек, или ему деньги некуда девать и он хочет зарыть их непременно в песок пустынь... Хотя, действительно, торговый путь стал бы намного короче.
   - Ну, и что из того, что короче, зато... - поляк задержал взгляд на том, как аппетитно доктор отправляет в рот спелую маслину, и даже слегка пожалел, что от предложения коллеги отказался. - Я, например, захочу полететь на Луну, но, как бы того не желал, из этой затеи ничего не выйдет.
   - Зачем вам на Луну? - улыбнулся доктор, послав в рот очередную порцию. - Вы вчера и на Земле так лихо летали со своей партнершей, что замучили, поди, бедную британку?
   - Вам понравилось, как я танцевал? - зарделся поляк. - Польщен вашей похвалой!
   - Больше, чем понравилось! Вы заправский танцор, и меня поразили!
   - Впрочем, как и вы меня, - своим пением. А вы заправский певец!.. Не скрою, что люблю балет больше оперы, хотя, может, вам, как певцу, это и неприятно слышать.
   - Да, чего там! Каждому свое: вам ближе балет, мне - опера, - доктор, сделал объемистый глоток желтого мангового сока и покосился на гостя. - Может быть, для вас хоть кофе заказать?
   - Нет, благодарю, не беспокойтесь, - остался непреклонным Сойка и, наконец, заговорил о цели визита. - Так ничего больше и не припомнили о пресвитере Иоанне, мой много знающий друг?
   Покончив с завтраком и, немного помолчав, доктор начал неуверенно: - Миф об этом священнослужителе основывается, насколько мне известно, на некоторых исторических реалиях... Имя Иоанн, вероятно, - фонетическая деформация монгольских слов, означающих царский титул, и вы, как монголовед, сами должны знать об этом.
   - Я не подумал, - растерялся пан Сойка. - Какие слова вы имеете в виду?
   - "Ван" и "хан", которые и складываются в подобие "Ванхан" или "Иоанн". Конечно, это всего лишь гипотеза, но в тюркском языке эти слова весьма популярны.
   - Так вчера вы высказали другую версию, что он из христиан-несторианцев. Что правильней?
   Доктор пожал плечами - сами, мол, решайте. После минуты размышлений пан Сойка, как-то напыжившись, словно собирался вспорхнуть, начал бойко излагать свою точку зрения:
   - Многие историки традиционно связывают появление Иоанна с монгольским правителем, который в десятом веке одержал крупные победы над персами и занял Самарканд.
   - Опять "ваши" монголы бьют "наших" персов, - изобразил недовольную гримасу доктор. - А вот другие историки думают, что ханство, где проповедовал священник, упоминается в хрониках даже гораздо раньше.
   - Когда раньше? - спросил Сойка и, не дождавшись ответа (доктор наморщил лоб), затараторил сам. - С одиннадцатого века его имя связывается с Кара-Хитай, племенем монгольских кочевников, возможно, обращенных в христианство. Они населяли области между Аральским морем, озером Байкал и рекой Енисей, занимая территорию древнего царства Окс.
   - Окс, насколько мне известно, это древнее название Аму-Дарьи? - уточнил доктор.
   - Да. Эти кочевники постоянно совершали набеги на турок сельджуков на западе, и против Ирана - на юге.
   - Теперь "ваши" монголы до "наших" турок добрались? Это совсем нехорошо! - вновь "обиделся" доктор.
   - Извиняюсь за деяния "наших", - поддержал шутку поляк, - но, увы, историю не перепишешь.
   - Они, кстати, "ваши" кочевники, пользовались у путешественников репутацией противников ислама и борцов за христианство, - добавил доктор. - А правил ими, насколько мне известно, вождь по имени Тогул, которого разбил Чингисхан.
   - По свидетельству епископа Отто фон Фрезинга, советника Фридриха Барбароссы, этот пресвитер Иоанн происходил из... Волхвов, - сделал таинственное лицо пан Сойка.
   - Ну, это, положим, легенды, - отмахнулся доктор.
   - Подобная версия передавалась из уст в уста при всех дворах Запада.
   - Я слышал, что история придумана самим Иоанном и рассылалась в виде послания всем влиятельным особам, в том числе императору Византии, Барбароссе, римскому папе. Послание содержало, к тому же, призыв к объединению для борьбы против иноверцев ради завоевания Святой Земли.
   - Эврика, эврика! - вдруг замахал руками, словно крыльями, Сойка. - Я полагаю, тайну поможет раскрыть пани Громадская! Попрошу ее воссоздать эту историю в виде "тульпы".
   - Действительно, зачем нам ломать головы и морщить лбы, имея под рукой такую волшебницу! - поддержал инициативу доктор.
   - А вы над чем сейчас трудитесь? - поинтересовался поляк. - Давненько мне ничего не читали.
   - Я вам говорил, что занимаюсь русскими путешественниками. Про одного - Афанасия Никитина -написал, хотя считаю, что не очень удачно... А теперь примусь и за второго - Герасима Лебедева. Слышали о таком?
   - Нет, не довелось. Где материалы черпаете?
   - Я не раз бывал в России по научным делам, рылся в архивах, сами понимаете... Но оставим на время путешественников. Хочу поделится с вами другим: у меня на днях исчез слуга.
   - Подумаешь, невидаль! У меня давно вся прислуга разбежалась! Такой легкомысленный народ эти индусы.
   - Да не просто исчез, а, похоже, его убили...
   - С чего вы взяли?
   - Под дверью лежала записка. - Доктор протянул коллеге клочок бумаги, так и не убранный им со стола. Поляк прочел, повертел в руках, пожал плечами:
   - Странно! Живу здесь дольше вас, но не сталкивался ни с чем подобным.
   - Кому мог он помешать? Это выражение: "нам надоел"... Кому и чем надоел? Да и меня записали в "русские"...
   - Что в "русские" записали, виновата ваша внешность. Я же вас тоже "записал", да и не я один. И пани Громадская - ведь, тоже? Внешность, ваша славянская внешность... А вы принимаете их упрек, что "плохо маскируетесь"?
   - Уж, как умею, - попытался отшутиться доктор. - Ну, ладно - со мной вопрос ясен, а вот слуга причем?
   - Ну, знаете ли, здесь много сект... они враждуют... может быть, на религиозной почве... Не знаю, что и сказать... В полицию заявляли?
   - Нет, - доктор развел руками, - какой толк?
   - Зря не заявили... Когда обнаружили записку?
   - Еще вчера.
   - Что сказал консьерж?
   - Никого посторонних не было.
   - Они, наверное, все здесь заодно... Очень вам сочувствую коллега, но, извините, мне пора. - Поляк засуетился, направляясь к выходу.
  
   Проводив гостя, доктор привычно бросил взгляд в окно: карета пана Сойки отъехала, открыв вид на противоположную сторону дороги, где восседал непоколебимый истукан. Теперь некому пойти и оторвать его фальшивую бороду. Неужели, правда, Чанакья больше нет в живых? Неожиданно вспомнился, проявившийся новым образом, муж госпожи Громадской и его презент. Где она, где сигара? Кажется, сунул в нагрудный кармашек смокинга... Бросился к шкафу, стал нервно искать - неужели потерял? Ах, вот она, вот! Целехонька, а аромат какой! Все в шкафу пропахло. Что он велел с ней делать? Не курить же? Ага, понятно! Раскрошил безжалостно плотно спеленатые табачные листы, - на стол упал свиточек тончайшей бумаги. С помощью маленькой лупы, хранившейся всегда в ларчике, прочитал мельчайший текст:
   "В стране насчитывается 18 британских и 40 туземных пехотных полков - всего 55270 штыков; 5 британских и 16 туземных кавалерийских полков - всего 16670 сабель; 70 полевых, 7 горных и 6 осадных батарей - всего 240 орудий, и в придачу - 25 саперных рот. При энергичном главнокомандующим, генерале Робертсе, следует ожидать и дальнейшего развития британских сил в Индии".
   Ай, да полковник, ай, да молодчина! Это кое-что значит! Теперь можно со спокойной совестью приниматься и за Герасима Лебедева.
  
   "До второй половины ХУ111 века в России мало, что знали об Индии, хотя еще в ХУ11 веке русские цари посылали туда свои посольства, впрочем, не имевшие успеха. Колония же индийских купцов с начала ХУ11 века уже существовала в России, в южном волжском городе, и им разрешено было торговать в Москве и других городах.
   Вскоре знания об Индии значительно расширились, благодаря предприимчивости россиянина Герасима Лебедева, который лет на триста позднее легендарного Афанасия Никитина ступил на землю далекой страны. Музыкант по профессии, он отправился на Восток, имея целью принести пользу и себе и отечеству.
   Находясь в Индии, Лебедев не только овладел некоторыми местными языками, но и написал грамматику, которая была издана, правда, почему-то не в России, а в Англии".
   Закончив абзац, стал между строк вписывать то, что придавало особую ценность его научной работе, затем сжег ненужную сигарную писульку и, довольный, прервался на обед.
  
   Отобедав, вновь принялся за "Герасима". Писал, пока не заметил, что начало смеркаться. Пришлось зажечь свечи и кенкету, которая чудесным образом сама починилась, и больше не коптила. Наполнив комнату светом, снова уселся за бюро, и только занес перо над бумагой, как услышал стук в дверь. Кого черт несет так поздно? На недовольное "come in" дверь скрипнула и хозяин, обернувшись, увидел ее. Как забыл, в самом деле? Ведь она у Магараджи шепнула ...
   Элизабет явилась в изящном светлом туалете. Она приподняла вуалетку и сказала игриво:
   - Как видите, это я! Пришла, как и обещала.
   "Как я не услышал подъезжавший экипаж?" - подумал доктор и посмотрел в сумрачное окно, но никакого экипажа не заметил. - "Наверное, в целях конспирации, вышла раньше, немного не доехав".
   Перехватив недовольный взгляд, брошенный доктором на разложенные бумаги, она добавила:
   - О, я вам не помешаю! Знаю, как это бывает неприятно...
   Сняла шляпу, взяла журнал, лежавший на столике у кресла, села и, спросив, не ради ли ее такая иллюминация, сделала вид, что углубилась в чтение.
   - Да, свечи в честь вас! - нашелся доктор и вновь склонился над бумагами ("О, как она некстати!").
  
   Элизабет и вправду, найдя что-то интересное в довольно несвежем журнале, затихла, позволив доктору продолжить работу.
   "Совсем необычным делом стала организация россиянином в Калькутте театра в европейском стиле, где играли местные бенгальцы", - писал доктор.
   "В Чикаго с успехом действует удивительный прибор, называемый "пуль-мотор", которым пять человек, признанных врачами умершими, были возвращены к жизни...", - читала англичанка.
   "Там поставили пьесы нескольких английских авторов, переводы которых на бенгальский собственноручно осуществил Лебедев", - старательно выводил ученый.
   "... последний случай произошел на днях. От отравления угольным газом, по-видимому, уже умер молодой человек...", - вчитывалась Элизабет.
   "...Он же был постановщиком, декоратором и сочинителем музыкального сопровождения", - продолжал писать доктор.
   "...В течение трех часов друзья не могли привести его в чувство; тогда тело молодого человека передали доктору Леви, который испробовал над ним действие "пуль-мотора". После трех часов усилий, "умерший" очнулся и вскоре совершенно оправился..."
   "...В России, незадолго до этого, земляк Лебедева, ярославец Федор Волков, открыл первый собственно русский театр..."
   "...Пуль-мотор", оживляющий мнимоумерших, по устройству представляет собой чан, заключающий кислород под очень сильным давлением. Он снабжен клапаном и насосом для регулирования давления". Дочитав эту, мисс Тортон обратилась к следующей заметке: "Париж шумно отпраздновал свой традиционный праздник однодневного карнавала..."
   "...Изучив страну, Лебедев писал, что индийцы не похожи на диких, и сами терпят жестокое обращение со стороны англичан". - Доктор покосился на гостью - она, казалось, всецело увлечена чтением.
   "... по обычаю, в этот день в мэрии собираются красивейшие девушки города, из числа которых парижане выбирают себе "королеву королев"...
   "... Британцы к тому времени властвовали в Индии почти полвека". (Пора, наверное, заканчивать - не удобно перед гостьей!)
   "...В этом году удостоилась королевского венца восемнадцатилетняя красавица Марсель Парадэ, выбранная большинством голосов. Для юной королевы этот день является днем сплошного триумфа. Она разъезжает по городу в колеснице, увенчанной цветами, при громких кликах публики, затем для нее устраивается парадный завтрак во дворце президента и во время вечерних торжеств она является предметом общего внимания и оваций!"
   Улыбка озарила лицо Элизабет и она воскликнула с явной завистью: - Вот счастливая!
   "... по возвращении домой Герасим Лебедев служил в министерстве иностранных дел." - Доктор поставил точку и откинулся в кресле, решив перечесть прочитанное. Зачитался, увлекся, но вскоре почувствовал затылком теплое дыхание.
   - О чем так увлеченно пишите, мой друг?
   - Об одном русском путешественнике.
   - Почему турку захотелось писать о русском? - заглядывала через плечо Элизабет.
   - До этого писал о венецианце, потом о португальце, очередь дошла и до русского.
   - А его имя?
   - Думаю, оно вам ничего не скажет... Его зовут...
   - Тогда не называйте! Скажите, что это за такой симпатичный ларчик? - Взгляд гостьи остановился на той самой антикварной коробке, где доктор держал наиболее ценные бумаги. - Наверно, там храните письма любовниц, да? - Она лукаво прищурилась: - Признайтесь!
   - У меня нет любовниц, мисс Торнтон. Мне не до них.
   - Зачем снова так официально? Я просила называть меня...
   - Элизабет, у меня нет любовниц.
   - Теплее, но куда делось "моя"?
   - Моя Элизабет, - поправился он.
   - Не верю! Откройте, чтобы я не ревновала.
   - Там ничего интересного. Документы.
   - Фу, какой вы нехороший! Наверное, обманываете меня?
   - Истинная правда!
   Доктор отвернулся, но тут же почувствовал, как она сзади обхватила обеими руками его голову. Затем повернула ее к себе и прильнула губами к его глазам, лбу, щекам, как бы втягивая, как бы вдыхая их особенный запах, словно это был букет цветов.
   - Я свободна, я одна! - твердила она, бешено целуя, и не давая сказать ему ни слова. - Я с первого взгляда почувствовала к тебе влечение! Мне хотелось и там, на свадьбе у раджи, схватить тебя за руку и сейчас же увести, чтобы на тебя не посягнули другие.
   Доктор, не ожидая подобного напора, обмяк, не зная, как себя вести в подобной ситуации, а она продолжала наседать с бурными ласками.
   - А что подумал ты, когда меня увидел? Я тебе нравлюсь? Скажи, скажи!
   - Я обратил на тебя внимание еще на заседании у госпожи Громадской, - наконец открыл рот доктор, улучив момент между поцелуями. - Кто эта очаровательная женщина, сразу же подумал я?
   - Я ведь поначалу побаивалась тебя, я пыталась спрятаться и отступить, - страстно заговорила она, снова обвивая руками его шею, - но у меня не хватило сил, и теперь не хватит до конца жизни!
   - Ну, уж и до конца?
   - Вот увидишь!
   Он ответил ей улыбкой, скептической в меру своего возраста, и пропустил мимо ушей страстно, почти угрожающе звучавшее "вот увидишь". Она продолжала обнимать его, но доктор был твердо уверен, что из таких объятий он сможет высвободиться лишь легким рывком, если захочет...
   В ту ночь она осталась у него.

Глава пятнадцатая

  
   Разговор о политике. Возмездие. Сеанс у Громадской. Два трупа. В номере дама.
  
   Наутро она ушла рано, но потом приходила еще несколько раз, всегда бледная, с холодными влажными руками и, говорила голосом, сдавленным от волнения:
   - Я же вижу, что тебе надоедаю, что тебе мешаю, но во мне мало самолюбия... Если бы ты знал!.. Утром, когда я от тебя ухожу, всякий раз я даю себе клятву больше не приходить. Но вечером на меня опять накатывает, - просто какое-то наваждение!
   Сила ее чувства возбуждала его любопытство, изумляла его. Он привык относиться к женщинам с легким пренебрежением, за исключением жены. Среди встречавшихся попадались иной раз весьма приятные и миловидные. Но каждая из них оставляла в душе такое неодолимое отвращение. Глупый смех, грубость инстинктов и выражений. Поэтому, когда они уходили, ему хотелось проветрить комнату. По наивности неискушенного полагал, что все они одинаковые. Вот почему он с удивлением обнаружил в Элизабет нежность, женскую сдержанность, светский лоск и широкую осведомленность, - с ней можно не без интереса поговорить о многом и даже о политике. Как-то разговор и зашел на эту тему.
   - Сейчас главнокомандующим временно назначен генерал Грант. Ты мог его видеть на свадьбе в обществе генерал-губернатора. Такой высокий, седеющий, статный...
   - Который не оставил своим вниманием ни одну даму?
   - Да, он известный дамский угодник, но, вместе с тем, пользуется репутацией весьма способного и деятельного вояки. Он прославился и мастерским подавлением восстания сикхов.
   - А кто был рядом с ним, такой полный и лысеющий господин?
   - Сэр Колин Кэмпбел, в последнее время генерал-инспектор пехоты. Он известен за храброго, опытного и деятельного тоже.
   - Я заметил, как он храбро расправлялся с бренди и виски.
   - Имеет слабость по этой части, что всегда ставится ему в укор.
   - Слышал, что поговаривают о призыве иностранцев в английскую службу для увеличения армии. Неужели правда?
   - Да, это так. Правительство старается всячески задобрить ранее служивших в иностранных легионах офицеров и сформировать новые полки количеством не менее десяти тысяч.
   - Зачем столько?
   - Как ты не понимаешь, мой оторванный от реальности ученый! Мы готовимся к войне с Россией. В случае если она состоится, потребуются более обширные способы для поддержания действующих войск.
   - Ты настоящий политик, и как только тебя терпит твой супруг!
   - А мы с ним часто из-за этого ссоримся. Я ему говорю: зачем Англии распространять свои завоевания к северу, ведь и без того наши владения в Индии слишком обширны? А он мне отвечает: вмешательство в дела Афганистана упрочивает влияние на Персию, обхватывая ее почти со всех сторон, открывает нам новые торговые пути, сближает с Каспийским морем, и тем угрожает России.
   - И что вам далась Россия?
   - Она давно нам угрожает своим вторжением в Индию.
   - Какие основания для подобного вывода? Если бы Россия желала произвести вторжение, то, как она может достигнуть этого?
   - Нашей разведке стало известно об увеличении русскими морских средств на Каспии, о попытках привлечь в союзники Персию, о налаживании дружбы с Афганистаном и о многом другом... Поэтому нами и ведутся приготовления к войне с юга, от берегов Персидского залива, а с востока - через Афганистан, чтобы утвердиться на берегах Каспийского моря и нанести смертельный удар русскому влиянию на Востоке.
   - По-моему, вы слишком подозрительны, и ничего со стороны русских нет на самом деле.
   - Мой дорогой, ты далек от всего и это очень хорошо... Скажи, как ты находишь мой подарок? Правда, оригинально?
   Доктор поднял руку, чтобы в очередной раз полюбоваться запонками с музыкальными знаками, инкрустированными в яшме.
   - Они великолепны! Какой необычный узор... Спасибо, дорогая!
   Надпись на запонках имела скрытый смысл: три ноты - La, Do, Re по-французски складывались в слово "L'adore", что значит "обожаемый".
   - Мой дорогой, мне пора! - стала торопливо собираться Элизабет, поправляя платье и прическу. - Поздно. - Она поцеловала его. - Сегодня вечером увидимся у Громадской. Надеюсь, ты придешь?
   - Обязательно, дорогая!
  
   Наконец оставшись один, доктор спешно достал листы рукописи и стал дописывать, что не успел, не имея возможности за минувшие дни принадлежать самому себе и своему делу целиком.
   Новый текст вклинивался между строчек старого: "Англичане деятельно готовятся к войне. Нельзя полагать, чтобы они не имели намерений распространить свои завоевания к северу. Политическое их вмешательство в дела Афганистана упрочивает влияние и на Персию, охватывая ее почти со всех сторон, приближая их к Каспийскому морю, угрожая тем России. Энергичные приготовления Англии к войне с юга, от берегов Персидского залива, а с востока, через Афганистан, ясно обнаруживают цель их действий и намерение утвердиться на берегах Каспия".
   Взглянув в очередной раз в окно, доктор заметил появление нового персонажа. Бодрой походкой к старьевщику приближался моложавый индус, показавшийся знакомым... На кого похож? Да на слугу Дади-Насю-Ванджи! Хотя во внешности есть и что-то иное. Возможно грим...
   Прохожий поравнялся со старцем и, остановившись, о чем-то спросил. Старьевщик поднял голову и раскрыл рот, отвечая. В это мгновение у подошедшего в руке что-то ослепительно блеснуло на солнце, и он молниеносно полоснул этим сидельца по горлу. Злодей-прохожий ловко отскочил от алого фонтана, брызнувшего на мостовую (видать, не новичок в этом деле), бросил длинный нож и спешно зашагал прочь. Старец в нелепой позе повалился вперед, судорожно загребая руками, и теперь голова его, казалось, плавала во все разраставшимся кровяном озере.
   "Вот оно, возмездие, свершилось!" - подумал доктор, наблюдая за жутким зрелищем. Тем временем, появившиеся с некоторым опозданием прохожие засуетились возле убитого, размахивая руками и, показывая в сторону, куда скрылся злодей, что-то крича и причитая (нашлись, по-видимому, и свидетели). Не сей раз, это не походило на проделки факира, хотя кровь и в первом случае - с разрезанием на куски мальчишки - тоже казалась вполне натуральной. Кому и зачем сейчас надо было показывать фокусы, - ведь зрители появились с опозданием, да и чашки для подаяний возле старьевщика не стояло; убийца не был похож на ассистента и раньше он здесь никогда не появлялся. Самым же убедительным доводом, что это не фокус, было то, что старьевщик и не думал воскресать...
  

* * *

   Произведя необходимые манипуляции и произнеся нужные слова, госпожа Громадская приказала присутствующим открыть глаза, и в дымке благовоний все увидели:
   В ослепительном неземном сиянии посередине огромной залы на троне, сверкавшем драгоценными камнями, восседал величавый старец с седой бородой до пояса, в руках он держал скипетр, выточенный из цельного гигантского изумруда.
   - Вот он, пресвитер Иоанн, пред вами, - раздался откуда-то из-под сводов дворца многократно усиленный гулкими отражениями, голос госпожи. Чернокожие в одних лишь набедренных повязках внесли гигантское зеркало, нескольких метров в диаметре, заключенное в раму из чистого золота, и поставили перед правителем. Пресвитер заглянул в зеркало и снова голосом Громадской, приобретшим теперь мужской тембр и небывалую мощь, молвил:
   - Я вижу, что не все спокойно в Святой Римско-германской империи и тяжело приходится править там Фредерику Рыжебородому; пылают дворцы и хижины, стрелы поражают женщин и детей, звенят цепями пленники. Неспокойны дела и в Византии - терзают ее бесконечные смуты, перевороты и предательства.
   - О великий и всемогущий, пожаловал посланец от Чингисхана, который хочет посватать вашу дочь, - доложил гонец, падая ниц.
   - Какое бесстыдство, - воскликнул пресвитер, - сватать мою дочь! Или он забыл, что он мой слуга, мой раб? Я скорее сожгу ее, чем выдам за него!
   Легкая дымка скрыла и трон с восседавшим правителем и гонца, распростертого перед ним, а громкий властный голос, в котором по-прежнему чувствовались нотки госпожи Громадской, произнес: - Когда Чингисхану передали слова Иоанна, он пришел в ярость и стал готовиться к походу. Он собрал войска, завоевал всю страну и после того, как посоветовался с христианскими астрономами, несторианцами и сарацинами, дал бой на широкой равнине. И отдыхали воины два дня, чтобы быть более свежими и яростными в битве.
   Казалось, порыв ветра, налетевший внезапно, принес на своих невидимых крыльях новую картину - мрачные покои замка, освещаемые потрескивающими и искрящимися факелами на стенах, две фигуры: одна - седой старец в длинной мантии, другая - молодой рыцарь в доспехах и с мечом на боку.
   - Так что еще тебе, Вольфрам Фон Эшенбах, удалось увидеть в той далекой стране? - спросил скрипучим голосом магистр Ордена Тамплиеров доблестного рыцаря.
   - Там летающие железные драконы переносят на своих огромных крыльях по воздуху подданных на большие расстояния, там есть фонтан Вечной Молодости, - выпьешь из него и болезни, и старость исчезнут. Говорят, что и правитель Иоанн, таким образом, продлевает себе жизнь, живя уже полтыщи лет.
   - Ты своими глазами видел этот фонтан?
   - Да, видел его брызги издали, - посторонних к нему не подпускают.
   - Еще, что видел?
   - Есть у них и "орлиные камни", которые усиливают остроту зрения и делают невидимым того, кто носит их в кольце или браслете.
   - Хорошо бы заполучить такой камешек... Ну дальше, дальше...
   - В том царстве нет бедных, и царит справедливость, а о пороках и преступлениях и вовсе не слышали.
   - В это трудно поверить, но продолжай!
   - Властелин-пресвитер живет в высокой многоярусной, башне, возвышающейся над городом...
   - Как долго ты добирался в ту страну?
   - Я проехал через Персию и Армению на крайний Восток и далее - через пустыню Гоби.
   - А видел ли ты священную чашу?
   - Нет. Иностранцам запрещено смотреть на нее.
  
   Доктор, как и все присутствующие, напряженно всматриваясь в фигуры участников волшебной сцены, заметил в чертах рыцаря странное сходство с лицом пана Сойки, а магистр Ордена, ну вылитый, Дади-Насю-Ванджи. Какая странность, не успел подумать доктор, как иллюзия исчезла, а в зале вспыхнул яркий свет. Члены общества восхищенно переглядывались, будучи не в силах прокомментировать увиденное.
   - Вы, надеюсь, довольны зрелищем, коллега? - спросил тихо доктор совершенно ошалевшего поляка.
   - Это сверх того, что можно было ожидать! - не смог сдерживать, переполнявшие его чувства пан Сойка. - Невероятно!
   - Так, кто он, все-таки, этот пресвитер Иоанн?
   - Выходит, что он христианского вероисповедания, приехавший из Рима. Христиане Запада прочно верили в его существование на далеком Востоке.
   - Роясь в архивах в связи с Марко Поло, я натолкнулся на интересный документ, - вдруг вспомнил доктор. - Жак де Витри, епископ Акры и один из великих подвижников идеи завоевания Святой Земли, в своей "Истории Иерусалима" писал примерно следующее: "Этот Иоанн - еретик, осужденный Римом, бежавший в Аравию и заключивший союз с дьяволом".
   - Не будем и этому удивляться и, тем более, поддаваться скепсису. Правдивая информация часто уживается с верой в мифы. - Поляк утерся платком, и, казалось, успокоился.
  
   Беседуя с коллегой, доктор отметил, что Элизабет, так и не появилась (а как допытывалась, придет ли он). Поначалу подумал, что подруга, по обыкновению, опаздывает, - никак марафет не наведет, - но сейчас стало ясно, что это, не так. Не случилось ли что? Ведь сказала: увидимся на заседании...
   - Кстати, вы не слышали, о чем сейчас шумит весь город? - спросил пан Сойка, отчего у коллеги удивленно вытянулось лицо. - Неужели? Вы не читаете газет?
   - Читаю, но... по-видимому, отстал от жизни. - (В минувшем любовном угаре ему было явно не до газет.) - Что случилось?
   - Как же так? Двойное убийство! Все только и говорят о том, что найдены два трупа. Один за другим, представляете? Первый - несколько дней назад, а второй - сегодня и, как раз, напротив вашей гостиницы. Почерк один: у обоих перерезано горло! Неужели вы ничего не слышали?
   - Нет, - не сознался, что был свидетелем второго происшествия, доктор. -Кто убитые?
   - Оба индуса. Труп первого найден за городом, у старого моста, в канаве, а второго зарезали средь бела дня на виду у прохожих... Окровавленный нож нашли рядом в траве.
   - Какой ужас! - наконец нужным образом отреагировал доктор. - Может, один из убитых и есть мой пропавший слуга?
   - Второго вы сможете опознать в леднике полицейского участка, а вот первого, наверное, предали огню - здесь с этим не церемонятся, таковы традиции!
   - Хорошо, что сообщили, я непременно схожу... Плохо, что они так быстро кремируют и эксгумация невозможна. В связи с этим, трудно здесь расследования проводить: не успел осмотреть труп, как его на костер, и, что называется - "концы в воду". У нас в Турции, правда, покойники тоже долго не залеживаются, хотя огню и не предаются...
   - А как у вас?
   - По нашим законам тело должно быть похоронено по первому восхождению солнца после кончины или до захождения его. Ежели кто умирает ночью, то, по обрядам, хоронят в первое утро.
   - Вы более гуманны, хотя тоже долго не церемонитесь.
   - Умершего омывают, одевают в лучшие одежды, - увлеченно рассказывал доктор, точно был работником Бюро Ритуальных Услуг, - отпевают, после чего кладут в паланкин и отвозят на кладбище. Там платье покойника раздирают на куски и оставляют его в уготовленном месте нагим.
   "Ишь ты, какие подробности знает! Так уж старается, чтобы поверили, что он турок", - подумал пан Сойка, сочувственно качая головой словам доктора.
  
   Ошеломленные увиденным волшебным зрелищем члены общества поспешно расходились, подгоняемые недавно прозвучавшим залпом. Трясясь в карете, обменялись мнениями и пан Сойка с доктором - поляк, по обыкновению, подвез коллегу до ворот "Огней Кашмира". Но обмен мнениями был менее восторженным, - постепенно стали привыкать к чудесам, да и тема убийств, своей жестокой и неумолимой реалистичностью потеснила мир иллюзий - больше говорили об этом.
   Проходя мимо окошка, за которым восседал полусонный консьерж, доктор услышал в свой адрес:
   - Господин, ключ уже взят - у вас в номере дама.
   Жилец посмотрел на служителя - спасибо, мол, за сообщение, но зачем впустил, разве я велел? (Вместо визита к Громадской она почему-то нагрянула сюда! В чем дело?) Консьерж, очевидно считая, что поступил правильно и угодил жильцу, стыдливо прятал глаза, как бы говоря: понимаю, понимаю, дело житейское... Пришлось одарить инициативного служителя монетой.
  
   - Он мне устроил сцену ревности! - повисла на шее у доктора Элизабет.
   - Кто?
   - Генри! - пустила слезу англичанка. - Поэтому я и не смогла быть у Громадской.
   - А я начал волноваться: не случилось ли чего?
  
   - Мне он не нужен, - продолжила она уже в постели. - Я его не люблю! Да у нас и нет детей...
   - Но ведь он твой муж, - гладил подругу по голому плечу доктор. - Он окружил тебя всей той роскошью, в которой ты живешь и без которой, вряд ли, сможешь обойтись.
   - Дружочек, - заговорила она сквозь слезы, - до тебя мне все это нравилось, а теперь я от этого устала, мне стыдно, меня тошнит. О я знаю, что ты скажешь: "Это несерьезно". Да?
   Он ничего не ответил, лишь обнял и прижал к себе. Какое он имеет право нарушать привычный уклад жизни этой женщины и что может предложить взамен того, что она из-за него потеряет...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   114
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"