- Ты сукин сын! - Мне даже в голову не пришло, что через полчаса я, Джордж Гробицкий, подполковник, победитель ночного Второго сражения под Мокрой, покоритель немецкого бронетанкового корпуса, я буду изо всех сил бороться за выживание, пытаясь защитить потрепанную голову от удара о стальную стенку кабины командной машины. - Ты ублюдок. Я убью тебя!
Она часто проявляла свой темперамент, и я всегда говорил Нэнси, что она выглядит красивее всего именно во время приступов гнева, которые не были редкостью. Однако я не думал что сейчас, в бледном предрассветном свете, когда на мгновение никого не стало видно в обычно кишащем лагере, было самое подходящее время поговорить об этом.
Она была воплощением ярости, и хотя она не назвала мне причину своей вспышки в данный момент, я мог сказать с большой вероятности, что она была очень сердита, потому что тянула меня только одной рукой, другая лежала в перевязи. И все равно моя спина и голова стонали в молчаливом протесте, от такого обращения. Кроме того, дело осложнялось тем, что у меня не было достаточно аккуратной реплики, с помощью которой я мог бы поддержать наш диалог.
Нэнси кстати, так и не дождалась ответа от меня, и продолжила:
- Если ты еще раз подойдешь к Холдену, получишь по яйцам! О чем вы думаете? Он важная фигура в Пентагоне, вкладчик в систему, а вы угрожаете ему пистолетом? - Она все еще трясла меня, но частота тряски снизилась до среднестатистического уровня, при котором как правило трясут подполковников польской армии.
- Он был, - ответил я.
- Прошу прощения?
- Он был важным человеком в Пентагоне. В две тысячи седьмом году. У нас сейчас тридцать девятый. Его покровители еще не родились.
- Будь все проклято! В основном от него зависит, как исправить систему и вернуть нас в наше
время. Да? - Воспользовавшись тем, что она на какое-то мгновение отвлеклась, я мягко снизил накал нашего диалога. - Почему-то я не заметил в нем энтузиазма при написании программы. Знаешь ли ты, что кто-то перенес нас с помощью вируса?
- Я знаю, - он сказал мне это, и он считает, что это невозможно.
- Ну, это его самая большая проблема. Вместо того чтобы сосредоточиться на исправлении этого
дерьма, он сокрушается, что кто-то обошел систему безопасности. Какое это имеет значение сейчас? Пусть просто напишет программу для возвращения и не философствует!
- Только я отдаю ему приказы! - Она все еще говорила на повышенных тонах, но уже было видно, что она сдувается. - Я собираюсь присматривать за ним, и хочу, чтобы ты в это не вмешивался.
- Принять командование? - Черт! Я превосхожу ее по званию, должности, возрасту и опыту. Да и обычная мужская гордость заставляет меня протестовать изо всех сил. - Пожалуйста, Нэнси, я не хочу показаться тупицей, но помни, что мы находимся в состоянии войны и в конце концов, мы являемся военным ведомством. Я командую этим отрядом и несу ответственность за жизни пятисот человек, включая твою, не говоря уже об оборудовании стоимостью в несколько сотен миллионов долларов! - Я немного увлекся, это факт, но, оставив все остальное в стороне, я предпочел оторваться на Холдени, чем на тебе...
- Ты хотел помочь мне? - Она посмотрела на меня так, как в те давние времена. Я отвернулся, чтобы она не увидела кое что в моих глазах. Некоторое время мы молчали, а потом оба пришли к выводу, что на данный момент мы не будем торопиться с дальнейшее историческим обсуждением.
- Ты действительно думаешь, - пробормотала она, уже вполне дружелюбно, и провела пальцем по моей руке, - что это наша вина? Почему?
- Нет. Я не думаю, что вы вернули нас во времена сентябрьской кампании, чтобы дать нам историческую возможность исправить что-то. В конце концов, какое вам дело до нас? Меня возмущает тот факт, что мы ничего не знали о ваших изобретениях, вы самонадеянно даже не допускали мысли о том, что что-то может пойти не так, и вы не предусмотрели никакого спасательного круга если что-то пойдет не так.
- Вообще-то, ты прав. Но что с того? Хорошо. Ты выплеснул свое разочарование на Холдена, а не на меня. Это помогло?
- Это помогло мобилизовать его на более качественную работу.
- Сомневаюсь. В любом случае, он достаточно мобилизован. Но есть кое-что более важное. Можешь ли ты представить себе возвращение в наше время после всего, что мы тут натворили? После боя с немцами, и не одного? В конце концов, реальность в нашем времени может быть совсем другой. Сейчас совершенно неясно, что мы там найдем. У Холдена есть предварительный просмотр IVIS. Я видела, что вы сделали - убили почти тысячу человек...
- Это немцы, они враги. И они вторглись в мою страну, - недослушав, я перебил ее, потому что, когда разговор перешел в эту область, я стал подозрительно агрессивным. Или скажем так, напористым. - Я убив парочку тысяч, возможно, сэкономил еще несколько тысяч..... жизней моих соотечественников!
- Джази, не говори ерунды. Мы пришли сюда временно, понимаешь? Нельзя менять того, что м наблюдаем! Мы как зрители в театре. Мы смотрим шоу и исчезаем.
- Во-первых, откуда ты знаешь, что мы исчезнем из этого времени? Откуда у тебя уверенность в том, что у нас будет способ вернуться?
Во-вторых, не мы были теми, кто это начал. На нас напали, помнишь? В более узком и более широком смысле.
Мне не нравится, когда меня бьют по носу и я не даю сдачи. Ты же меня знаешь.
- О да. Я знаю тебя. Правильнее будет сказать, что я думала, что знаю тебя. То, во что ты сейчас ввязываешься, как мне кажется происходит впервые. И еще для полной ясности: без нас, ты понимаешь? Никто из моих людей не будет брать участие в этой вашей войне!
- Понимаешь какая штука… эта война может не спрашивать нашего мнения. Но если ты хотчешь так, как сейчас сказала, то напишите программу возвращения, давайте вернемся в наше время, и мы все будем счастливы.
Я внимательно посмотрел в ее глаза и мне не понравилось то, что там было. Я увидел, что она была зла на меня, но действительно ли это было связано с Холденом или последствиями вмешательство в историю? Или это было связано с нашим, гм, прошлым?
Что ж, даже поблекшая со временем великая любовь, разыгранная на фоне военного времени, дает прекрасную картинку на широком экране со звуком Dolby Surround, но в реальной жизни время от времени сталкивается с неожиданными препятствиями. В данном случае препятствием был Капитан Ветеска, который, в своем типичном стиле, пролетел над лагерем. Минуту назад его еще не было совсем, а тут щелк! И ревущие машины прошли прямо над нашими головами. Как Зевс-громовержец в версии кватро.
Нэнси заерзала, как будто демонстрация Ветески ей совсем не нравилась. У нее была обида на меня, она обиделась на Ветеску, еще кажется, она обиделась на весь мир. Моя бывшая девушка повернулась на каблуке и снова за последние несколько часов она оставила меня одного на плацу. Вероятно, она пошла успокоить расшатанные нервы этого гения персонального компьютера. У меня было смутное впечатление, что коалиция против меня растет стремительным темпом.
Вертолеты так сильно шумели своими лопастями при посадке, что я даже не слышал двигателей. На дороге показалась пыльная БРДМ Станьчака, а за ней вереница танков и остальная бронетехника.
Станчак проехал мимо меня по изящной дуге, но первый из танков, с тактическим знакам командира роты, шел прямо на меня, желая видимо получить небольшое удовлетворение за все трудности и неудобства, которые я причинил.
Мои нервы чуть не сдали, но Курцевич в последний момент сжалился. Он свернул, пустив песок прямо мне в глаза и с большим мастерством занял свое место на парковке. Вся техника постепенно выключила свои двигатели, и на мгновение мир замер. У меня создалось впечатление, что в огромном лагере, заполненном до отказа смертоносными игрушками, я остался один. Тишина звенела у меня в ушах. Тяжело.
С профессиональной точки зрения, базовый танк PT-91A1 это довольно успешная модернизация еще советского Т-72. Очень плоский силуэт, относительно небольшая башня, длинный ствол, который, освещенный солнцем, все еще лежащим низко над горизонтом, он казался длиннее, чем был в реальность. Башня и массивная передняя часть танка покрыты элементами реактивной брони, которая не что иное, как небольшие взрывные заряды, предназначенные для того что бы рассеивать энергию кумулятивных зарядов, попадающих в корпус. Агрессивный зенитный каэм 12,7 мм. Дымовые гранатометы. Много внешней электроники. Я почти физически ощущал все эти пятьдесят четыре тысячи килограммов массы, неподвижно стоящего танка.
Как через увеличительную линзу, я видел каждое повреждение, каждый скол на броне, будь то разбитая фара или дорожка от рикошета. Где-то далеко-далеко, на заводах Rheinmetall, Крупп или Тиссена, несколько лет или несколько месяцев назад производились винтовки, пушки и патроны, которые столкнулись с этими боевыми машинами, которых пока практически не существует, они оставят потому что фабрики находятся всего в шестидесяти годах от нас. А недалеко отсюда, в десятке километров квадратные поля и леса были усеяны железным ломом, уничтоженной военной техникой созданный шестьдесят лет спустя. Эта передовая военная технология будет производиться еще при детях и внуках солдат, сражающихся сейчас на фронте. И это было только смешно. Это не имела право произойти. Мое подсознание всеми силами защищалось от принимания представленных фактов. О таких мелочах, как влияние на ход истории и возможности создания альтернативных историй двух народов, которые в в наше время даже дружили друг с другом. Это какое-то безумие!