Аннотация: Собирательными существами с развитым чувством собственности и собственного достоинства являются разные животные и в том числе - человек.
Сабля- рубяще-режущее оружие с изогнутым клинком, имеющим обычно в длину не менее одного метра. Для употребления сабли и в качестве колющего оружия оконечность клинка иногда на протяжении 10 см. оттачивается с обеих сторон. Название "сабли" одни производят от арабского слова "сейф", обозначающего предохраняющие орудие, другие от санскритского "шубра" или швабра , то есть "сияющая", или от древнебактрийского суфра или сувра, точнее "сабля", или от греческого средневекового ζαβός, "согнутый вовнутрь". Кроме того, указывают на итальянское sciabla, sciabola, венецианское sabola, исп. sable, франц. sabre, нем. Sдbel, венг. szаblya. Предполагается, что сабля -восточное оружие, распространившееся по Европе вследствие ее сношений и битв с Востоком. В древности сабля была оружием скифов, в Греции она стала употребляться лишь у пелопоннесцев. Римляне не знали своих сабель; занесли их с Востока гунны. Арабы и турки употребляли преимущественно сабли, тогда как на Западе главным оружием служил меч или клинок. В Западную Европу сабельная форма оружия проникла через посредство венгров и поляков. Русским сабля была известна исстари. В летописях можно прочесть под 968 годом: "и въдасть Печенежьский князь Претичю конь, саблю, стрелы". В Слове о Полку Игоревом: "сабли изострени. Поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя. Туся саблями потрусяти о шеломы Половецкыя". В Московской Руси составные части сабли - клинок и ефес - назывались полосой и крыжем или грыжем. Полоса, обычно была с елманью (т. е. с нижним расширением для придания большей силы удару по шлему), она делалась из булата, стали, железа. Острие полосы называлось лезом или лезвеем, а тупая ее сторона- тыльем или тылком. В набалдашнике сабельного грыжа делалось небольшое отверстие, сквозь которое продевался темляк с кистью и круглой варваркой у соединения темлячной тесьмы и кисти. Сабли были турские, угорские, кизылбашские и горские. На турских саблях вырезались или наводились иногда татарские слова. Сабли московской работы по различию образцов были: на литовское дело, на турское дело, на угорское дело, на черкасское дело, на кизылбашский выков, на немецкий выков, на угорский выков. Был и собственно московский выков сабелей с особым изгибом рубящего стана.
Саввы святого- сербский орден, учрежденный в 1883 г.; был пяти классов; имел вид золотого или серебряного восьмиконечного мальтийского креста (y двух высших классов - серебрянная звезда); лента для креста была белая с синею каймой.
Саврадымки- старинные мало-русские песни о том, как муж (Саврадым) учил ленивую жену - он бил, запрягал в воз, а когда умер, то жена побежала в шинок к еврею за пивом - вином - водкой и созвала от радости гостей. Песни на эту тему встречались часто в Великой, Малой и Белой императорской России, большей частью без собственного имени.
Сакраментки (или Бенедиктинки беспрерывного поклонения Святым Тайнам) - женский религиозный орден, основан был в Париже в 1631 г. Мехтильдой, прежде бывшей настоятельницею монастыря в Брюгге. Устав ордена, написанный Мехтильдой, утвержден папами Иннокентием XI (1676) и Климентом XI (1705). В Польшу сакраментки были введены Mapией-Казимирой, женой Яна III Собеского, которая основала для них костел и монастырь в Варшаве.
Салон(франц. salon, от итальянск. salone - большой зал) - первоначально это частная комната, служащая для приема гостей. В истории парижского общества начиная с XVII в. салоны играют немаловажную роль (как и общественные кафе или клубы). Название салонов присвоено было также устраиваемым в Париже большим ежегодным выставкам новейших произведений искусства вследствие того, что эти выставки первоначально (в XVII и XVIII столетиях) происходили в большом зале Луврского дворца. Новейшие художественные салоны распространились и в России, став со временем антикварными.
Салют- отдание чести знаменем или пальбой из пушек, специальных оружий или из простых ружей, автоматов и искусственных запалов. Салюты знаменем производились только коронованным особам - наклонением знамени к земле. Салюты пальбой производились в сухопутных войсках в высокоторжественные дни, на основании особых правил, и в момент опускания в могилу тела лица, погребение которого сопровождалось воинскими почестями. Салютуют всегда холостыми зарядами и только от восхода до захода солнца. Особенно подробные постановления о салютах содержалось в имперском морском законодательстве. Полный императорский салют установлен был в 31 выстрел; этот салют производился штандарту государя императора и государыни императрицы; во время него все вымпелы, брейд-вымпела и адмиральские флаги приспускались до половины брам-стеньги. На салют штандарту отвечали "из-под штандарта" тем числом выстрелов, которое будет указано особо государем императором, а если такого указания не последовало, то сообразно с тем приказу того, кто старший из салютовавших. Салютов наследнику престола было 25 выстрелов, великим князьям и иностранным коронованным особам, а также президентам республик - 21 выстрел. При всех салютах высочайшим особам команда посылалась по реям криками "ура" 6, 5 или 4 раза. Начальствующим лицам салюты производились выстрелами в количестве от 9 до 19, по их чинам и должностям, согласно особой таблице, которой должны были руководствоваться и при салютах дипломатическим агентам, начальникам не морской службы и иностранным адмиралам и флагманам ("Свод правил для парадов, торжественных встреч и нарядов войск на погребение и имперский свод морских постановлений").
Самовозгорание-представляет собой явление, при котором происходит загорание тех или других веществ без прикосновения к ним горящего или накаленного тела и в отсутствие лучистой теплоты настоящего огня или хотя бы его искры, то есть как бы таинственная реакция возгорания изнутри. Способность к самовозгоранию при известных условиях обнаруживают различные волокнистые материалы растительного или животного происхождения в сыром, необработанном виде, если они находятся в соприкосновении с растительными или животными жирами, и поэтому они являются нередкой причиной возникновения неожиданных пожаров. Исследования показали, что главным фактором здесь являются жиры; известны, например, случаи, что даже металлические опилки, смоченные растительным маслом и вполне освобожденные от грязи, нагревались в сильной степени и даже возгорались. Возвышение здесь температуры объясняется следующим образом. Растительные и животные жиры способны окисляться кислородом воздуха, при чем развивается теплота. Растительные масла обладают этой способностью в более значительной степени, чем животные жиры; а из растительных масел - высыхающие сильнее подвергаются окислению, чем невысыхающие. Если влить льняное масло (гашенную известь или гашишь) в открытый сосуд, то процесс окисления происходит очень медленно, так как воздушный кислород не имеет свободного доступа к внутренним частицам масла. Если нанести тонкий слой этого масла на большую поверхность, то, хотя оно быстрее окисляется, но нагревания не замечается, так как поверхность охлаждения будет еще значительна. Совсем другое произойдет, если какие-либо волокна, тряпки, очистки и иные предметы будут смочены растительным маслом или жиром и сложены в кучку. Масло покрывает волокна тонким слоем, а воздух, циркулируя между этими волокнами, снабжает его кислородом, а так как теплопроводность кучи очень мала, то образующаяся теплота сохраняется и температура может подняться до предела, при котором происходит воспламенение волокон(тоже самое иногда происходит и в желудке, наполненным большим количеством арахисового масла, когда человек сгорает от огня изнутри). Чем выше температура окружающего воздуха, тем энергичнее происходит окисление. Вот почему близость паровой трубы, непосредственное действие солнечных лучей летом или других подобных обстоятельств значительно увеличивают возможность самовозгорания такой кучи. Хлопок скорее загорается, чем шерсть, а эта последняя оказывается опасней, чем лен или пенька. Минеральные масла не обладают этим свойством. То же самое приходится сказать и о смеси минерального масла с растительными или с животными жирами в равном по весу количестве. Нередко наблюдаются случаи самовозгорания шелка, в особенности окрашенного в черный цвет, так как такой шелк подвергается обычно сильному отяжелению. Такой шелк должен быть сложен невысоким пластом, дабы воздух мог проникать внутрь; прессования же и укладки его большой массой следует избегать. Рассмотрим теперь случаи самовозгорания, происходящие при брожении и гниении органических тел. Известно, что вещества, содержащие в своем составе крахмал и белковину и заключающие в себе достаточное количество влажности, легко подвергаются процессу брожения или гниения; при этом выделяется теплота, которая при обыкновенных условиях частью передается наружному воздуху, частью же тратится на испарение. Но если мы означенные вещества поставим в такие условия, при которых теплота не будет расходоваться, тогда температура может дойти до опасных пределов, например, в больших плотно уложенных навозных кучах. При достаточном содержании влаги такие кучи подвергаются процессу гниения, а развивающаяся при этом теплота вследствие малой теплопроводности навоза, а также вследствие компактности массы, препятствующей воде испаряться, скапливаются постепенно внутри кучи и способствует постепенному возвышению температуры, что иногда сопровождается выделением дыма и даже пламени. То же самое происходит и с другими органическими телами, легко подвергающимися брожению или гниению: таковы сено, древесные опилки, костяная мука и тому подобное. В особенности следует соблюдать осторожность при хранении сена, недостаточно просохшего и плотно уложенного в большие скирды. Помимо химических процессов окисления, брожения и гниения, самовозгорание может обусловливаться способностью многих пористых тел поглощать в своих порах большие количества газов, причем вследствие сильного сгущения этих последних, с одной стороны, развивается теплота, а с другой - повышается способность их к реагированию. Так, окислительная способность газообразного кислорода, поглощенного пористыми телами, возрастает и проявляется при значительно низшей температуре, чем в обычных условиях. Древесный уголь, напр., способен поглощать в значительной степени воздух и различные газы, при этом из воздуха он сперва поглощает кислород. Если уголь, полученный выжиганием дерева в закрытых сосудах, превратим по прошествии 24-х часов после этой операции в порошок и поместим его в открытый сосуд, то заметим, что температура его начинает постепенно возвышаться и приблизительно через 36 часов из угля вырывается пламя. Получение угля без доступа воздуха является и данном случае деятельным фактором, способствующим значительному поглощению кислорода в первое время после вынимания угля из реторт. Древесный уголь, сложенный в больших массах на пороховых фабриках и в других местах его потребления, также иногда воспламеняется, что обыкновенно влечет за собой крупные несчастья. Ржаная и пшеничная мука, отруби, ячная крупа, рис, чечевица, кофе, цикорий, сено, древесные опилки, овечья шерсть, лен, конопля, табак и прочее, будучи сильно нагреты или поджарены, жадно поглощают атмосферный воздух и легко могут воспламениться. Самовозгорание каменного угля, случающееся на складах и в иных местах, также приписывается многими вышеуказанному явлению. Самовозгорание угля в крупных кусках почти не бывает, склады же совершенно мелкого угля опасны. С увеличением сырости угля также возрастает опасность его хранения; склад угля, содержащего более 3% влаги, следует уже считать огнеопасным. Складывать уголь в большом количестве близ источников теплоты и нагретых предметов (паровых котлов, труб и тому подобного) во всяком случае не следует. По новейшим наблюдениям вентиляционные ходы только увеличивают опасность. Желательно, чтобы вышина штабелей не превосходила 2 Ґ м.; при высоте в 3 метра и при содержании до 30 % мелкого угля большей частью замечается уже сильное его нагревание. Благоприятным фактором для самовозгорания угля следует считать присутствие в нем сернистого колчедана, и потому угли со значительным содержанием этой примеси являются особенно опасными. Самовозгорание бензина, случающееся иногда в заведениях для химической чистки материй, сводится в сущности к воспламенению его электрической искрой. Бывает именно так, что при вынимании шелковой или шерстяной материи из полоскательного сосуда, наполненного бензином, этот последний иногда вдруг воспламеняется. Интересно, что явление это имеет место лишь при невысоких температурах, обычо ниже 0№, причем дни, в течение которых температура наружного воздуха опускается до -8№ и ниже, являются критическими для обозначенных заведений; при увеличении температуры бензина его способность "самовозгораться" уменьшается, и при 22№-25№ Ц. она уже не замечается. Рихтер рядом убедительных опытов доказал, что причиной воспламенения является тут электричество, которое возбуждается при вынимании шерстяной или шелковой материи из бензиновой ванны; от трения материи о бензин первая заряжается положительным электричеством, а второй - отрицательным, и при неблагоприятных условиях электричество достигает такой силы, что получается искра, от которой загорается бензин. Присутствие в обрабатываемой материи металлических пуговиц или конского волоса благоприятствует самовозгоранию, а влажность окружающего воздуха является препятствующим элементом.
Самозванцы- это те, кто сам себя призвал для какого-то важного, чаще общественного дела; присвоение чужого имени, звания, места, дела и многого другого с какими-либо корыстными целями, или самозванничество, встречается в разные века и у самых разных народов. Цели, преследуемые самозванчеством, бывали различные; так, в настоящее время присвоение чужого имени или звания (чаще всего псевдоимени какой-либо звезды эстрадной сцены) большей частью бывает с корыстными целями. Известно также литературное самозванство, заключающееся в том, что известное сочинение приписывается какому-нибудь лицу для придания сочинению большего авторитета. Таковы, например, были лжеисидоровы декреталии; псевдоклементины, ложно приписываемые святому Клименту, папе римскому; псевдокаллисфен; Псевдодемокрит, или Демокрит мистагог, - это греческий писатель, точное имя которого неизвестно, живший, вероятно, в первые века после Р. Х. и оставивший трактат "о физическом и о мистическом", где указаны были алхимические способы и формулы для приготовления золота. К этому же разряду сочинений относятся и псевдоэпиграфы, приписываемые боговдохновенным людям и пророкам. Немалую роль в истории играли политические самозванцы, называвшие себя именем какого-нибудь лица царствующей династии и предъявлявшие свои права на престол. Политическое самозванство встречается в культурной истории уже в глубокой древности: в древней Персии претендентом на престол в конце царствования Камбиз, выступил маг Гаумата, приняв имя убитого брата царя, Смердиса. В Англии в конце XV в. престолу Генриха VII угрожал под именем сына Эдуарда IV самозванец Варбек. В истории Черногории известен самозванец Стефан Малый, господствовавший в этой стране в третьей четверти XVIII века под именем русского императора Петра III. Во Франции в XIX столетии появился ряд самозванцев, принимавших на себя имя Людовика XVII, умершего в 1795 г. сына короля Людовика XVI; таковы Жан-Мари Герваго, Матюрен Брюно, Анри Эбер и Карл-Вильгельм Наундорф. Чаще всего самозванцы появлялись и имели наибольшее значение в русской истории XVII и XVIII вв. Причиной появления самозванцев было неудовольствие, господствовавшее в то время преимущественно в низшем, прикрепленном к земле населении. В отличие от западноевропейской истории в России неудовольствие населения, выражавшееся в мятежах, начиналось большей частью на окраинах и проявлялось только тогда, когда среди недовольных появлялась вооруженная сила в лице казачества, призывавшая их к вольной воле под знаменем ложного царя. Казачество, бывшее тогда еще сборищем людей, недовольных существующим строем, бежавших или изгнанных из государства на его окраины, не хотело добровольно лишиться свободы, когда окрепшая с течением времени центральная власть решила подчинить их своей воле. В борьбе с государством казачество выставляет самозванцев и ими же волнует мирное, невооруженное население страны. Лишь те самозванцы имеют успех, которые появлялись среди казаков или опирались на них. Казачеству нужны были свои самозванцы, так как в России бороться с монархической властью возможно было лишь во имя той же власти, заступаясь за права законного царя или его преемника-цесаревича, якобы лишенного всех прав или спасшегося от смерти, т. е. выставляя самозванца. Сама возможность проявления самозванства объясняется крайне низкой степенью развития простого народа, доверявшего всяческим рассказам, песням и басням, тем более, чем чудеснее они были, тем выглядели достовернее. За самозванцами шли не только люди тяготившиеся своим положением, но и искренно верившие, что защищают права законного царя; да и среди самозванцев наряду с сознательными обманщиками были люди, убежденные в своем высоком происхождении. Первый самозванец, Лжедимитрий I, выдававший себя за царевича Димитрия Иоанновича, появился в начале 1604 г.: он хотя и не был подставлен казаками, но нашел в них сильных приверженцев на российских границах. Еще до убийства Лжедимитрия I среди терских казаков появился в 1606 г. новый самозванец, Лжепетр, мнимый сын Феодора Иоанновича, в действительности Илья, побочный сын муромского жителя Ивана Коровина; он был повешен по приказанию царя Василия Шуйского. После убийства Лжедимитрия I разнеслись слухи, что убито, по ошибке, другое лицо, и в 1607 г. в Стародубе Северском появился новый самозванец, Лжедимитрий II, прозванный Тушинским Вором; он был убит татарином Урусовым в Калуге в 1610 г. При царе Василии Шуйском среди казаков появился целый ряд самозванцев: в Астрахани объявился царевич Август, потом князь Иван, мнимый сын Иоанна IV от Колтовской; там же выступил царевич Лаврентий, мнимый внук Иоанна IV от царевича Иоанна; в степных юртах явились мнимые сыновья царя Федора Иоанновича - царевич Федор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семен, известный под именем Лжесемена I, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврилка, царевич Мартынка. В 1611 г. в псковской земле появился третий Лжедимитрий, Сидорка, вор ивангородский, по одному псковскому сказанию - Матюшка. После прекращения Смутного времени самозванцы не перестают появляться: так, в царствование Михаила Федоровича в Польше жил свой самозванец Луба, или Лжеивашка I, выдававший себя за сына Лжедимитрия I и Марины. В 1644 г. появился в Константинополе самозванец, также выдававший себя за московского царевича Ивана Дмитриевича Долгоруких, сына царевича Димитрия (иначе Лжеивашка II); он был в действительности лубенский уроженец по прозванию Ивашка Вергуненок. Еще раньше появился самозванец, выдававший себя за сына царя Василия Шуйского Симеона (иначе Лжетимофей) и называвший себя великим князем пермским, в действительности Тимошка Акундинов, родом волгожанин, сын купца: он собрал среди казаков сильное войско, овладел несколькими городами, но потом, оставленный приверженцами, бежал в Константинополь, где обратился в ислам; был в Италии, где принял католичество, затем в Вене, Трансильвании, Швейцарии, Лейпциге, где принял лютеранство, и везде возбуждал интриги; наконец он был арестован в Голштинии и отослан в Москву, где был при честном собрании четвертован в 1653 г. Во время бунта Стеньки Разина при нем находился самозванец Лжеалексей (иначе Нечай), мнимый сын царя Алексея Михайловича, на самом деле Максим Осипов, атаман разбойников. При Разине появился еще самозванец - лжепатриарх Никон. В конце царствования Алексея Михайловича среди запорожских казаков появился самозванец Лжесимеон II, мнимый сын царя Алексея - Матюшка повар, сын варшавского мещанина Ивашки Андреева Воробьева, он был казнен в Москве в 1674 г. В XVIII в. известны самозванцы Ларион Стародубцев и Тимофей Труженик, называвшие себя царевичами Алексеем и Петром Петровичами; они были казнены в 1733 г. Княжна Тараканова выдавала себя за дочь императрицы Елисаветы; схваченная в Италии, она умерла в Петропавловской крепости. В 1768 г. адъютант Опочинин выдавал себя за сына императрицы Елисаветы от английского короля; он поплатился лишь переводом тем же чином в гарнизон на линию, так как были приняты во внимание его раскаяние, молодость и долгая служба отца. С 1765 г. начал появляться ряд самозванцев, выдававших себя за императора Петра III. Беглый солдат Гаврила Кремнев назвался Петром III и возмутил народ в Воронежской и Белгородской областях России, при чем деятельную помощь оказывал ему поп Лев Евдокимов; императрица признала Кремнева действовавшим "без всякого с разумом и смыслом соображения, а единственно от пьянства, буйства и невежества" и освободила его от смертной казни, которая была заменена тем, что Кремнева секли во всех селах, где он о себе разглашал, а затем сослали в Нерчинск на вечные каторжные работы, чтобы другим неповадно было. В том же году армянин Асланбеков, задержанный за ношение фальшивого паспорта, объявил себя императором Петром III: его били плетьми и сослали подальше в Нерчинск. Одновременно беглый солдат Петр Чернышев в слободе Купенке Изюмской провинции разглашал о себе фальшивые сведения, что он настоящий бывший государь Петр III: ему было учинено публичное наказание кнутом, а затем он был сослан надолго в Сибирь. В 1767 г. беглый солдат Мамыкин разглашал, что Петр III жив и скоро примет опять царство. В 1768 г. о появлении Петра III начал толковать заключенный в Шлиссельбургской крепости подпоручик Иоасаф Батурин. Все это не имело серьезных последствий, пока самозванец на самом деле не появился в степи, среди недовольных и волнующихся яицких казаков: это восстание с самозванцем Пугачевым во главе было уже последним делом. И в XIX веке также известны были случаи появления политических самозванецев (последними из которых, конечно же были так называемые большевики начала 20 в.- Джугашвили-Сталин, Ульянов, под вымышленным именем Ленин и др.). Так, после смерти великого князя Константина Павловича в 1831 г. распространились слухи, будто он не умер, а жив и заключен в Петропавловскую крепость; эти слухи подали повод одному хитрому самозванцу в Тамбовской губернии выдать себя за покойного великого князя. После кончины, в том же году, супруги князя Константина Павловича, княгини Лович, в Московской области появилась женщина, выдававшая себя за ту же княгиню Лович. Около 1842 г. самозванец выдававший себя за князя Константина Павловича появился в области уральского казачьего войска. В новейшее время самозванство неполитического характера было широко распространено в России; главнейшие его причины - народное невежество и политическое суеверие. Чрезвычайно много появляется самозванцев, принимающих на себя вид духовных лиц. Это, во-первых, многочисленные сборщики подаяний, преимущественно иностранцы, персидские подданные, якобы афонские келлиоты и мнимые посланцы иерусалимского патриарха; несмотря на многократные предупреждения Священного Синода и министерства внутренних дел, эти самозванные сборщики милостины пользовались доверием простого люда и выманивали большие деньги якобы за поминовение душ усопших. Затем следуют самозваные чудотворцы и чудодеи-странники, которые, кроме материального ущерба, наносят народу и чувствительный нравственный вред, сея новые семена невежества и религиозного суеверия. Кроме принятия ложного монашеского звания или страннического вида, многие религиозные самозванцы пользуются страхом простого народа перед всем, что имеет подобие сильной власти, и присваивают себе, большей частью с корыстной целыо, не принадлежащие им княжеские, духовные и другие титулы, служебное звание, одевают даже форменную одежду, военную или духовную рясу и т. д.: таким образом появляются, преимущественно в провинции, самозваные врачеватели, адвокаты, землемеры, духовники, земские начальники, тайные агенты, ревизоры (Гоголем была написана комедия на эту тему) и т. д. Эти явления русской жизни не могут быть объяснены исключительно корыстными целями: как и в культурно-исторических примерах самозванства, так и позднее много значило чрезвычайное унижение личности; как протест против собственного бессилия, у самозванца вдруг появляется сознание собственного величия и властного стиля. Многочислено пока только номинальное самозванство в современной сети Интернет.
Самоистребление (массовое самоубийство в русском расколе) - зародилось в XVII в., в той части сектанства, которая с течением времени получила наименование нетовщины. Если нет на земле священства и таинств, то как же можно спастись? Отвечая на этот вопрос, одна часть нетовщины нашла исход в уповании на милость Божию, а другая остановилась исключительно на идее личного подвига, личного самоотречения, понимаемого в виде лишения себя жизни. Капитон первый стал отрицать необходимость духовного чина, первый возвестил о подвижничестве как средстве для спасения. Идея подвижничества у него выразилась особенно в постничестве. Это начало довел до конечных выводов некий "мужик-неук" Василий Волосатый, уроженец Юрьевского уезда; он стал проповедовать "пощение до смерти". Так зародилось самоистребление или постепенное самоубийство - добровольный суицид, в первом его виде - самоуморении. Несколько иной смысл самоистребление получает в среде "правоверного" старообрядства. В основу доктрины полагается мысль о наступлении царства антихриста. Самоистребление понималось как средство в целом соблюсти веру, сохранить ризу крещения от осквернения, не погубить плодов покаяния. Требование самоистребления считалось обязательным для каждого, потому что никак-де нельзя избежать печати антихриста, "ятый же на мучение" и открыто покоряется антихристу. Аввакум предлагал самоистребление только избранным, как "самовольное мученичество", причем оправдывал его исключительно лишь святоподобиями. Взгляд этот был более умеренным, но оказывался менее последовательным и менее убедительным, отчего самостоятельность его сразу и теряется. Другие самоистребленцы предпочитали самозаклание, самоутопление и самосожжение. Жертвы самосожжений считались тысячами; к самозакланию прибегали только в отдельных случаях. В 1691 г. по случаю ожидания кончины мира многие погибли в гробах и могилах. Самоуморение началось во Владимирской области, в Вязниках, скоро оно проникло в иные места и более всего укрепилось в Нижегородской части России: особенно известными были "морильни" в Чорнораменских лесах, по Ветлуге. Первый случай самосожжения был в Нижегородской области: в 1672 г. сгорело раскольников "тысячи с две". В 1679 г., в ночь на 6 января, произошло самосожжение в Тобольском уезде, на речке Березовке, по уговору тюменского попа Дометиана, в иночестве Даниила; вместе с ним сгорело 1700 человек. В Ярославской области в "пределах града" Романова, в волости Пошехонье, самосожжения ("гари") начались, вероятно, в конце 1670-х годов и никак не позже начала 1680-х годов. Здесь действовали: Поликарп Петров, уроженец романовский, Семен, "новопоставленный" поп пошехонский; "мужик" Семен - пророк, подьячий Иван Григорьев и некий Андрей Окунь. "Весь" Романов согласился было идти "в огонь" или "в воду", или "под медь" и только удачное вмешательство противников самоистребления помешало осуществлению этого глупого намерения; все-таки сжигатели спалили здесь на самых первых порах не менее четырех тысяч "жертв" или душ. При взгляде на самоистребление как на средство избежать печати антихриста случаи его не могли не умножиться после издания строгого указа 1685 г., в котором о проповедниках самосожигательств было упомянуто особо и велено было сжигать их. В 1687 г. в местечке Березове Олонецкого края сгорело более тысячи человек с некиим Пименом во главе; в том же году в Палеостровском монастыре, в северной части Онежского озера, инок Игнатий и 2700 раскольников сожгли себя на глазах явившихся за ними властей. В 1693 г. толпа вооруженных раскольников, разгромив церковь Пудожского погоста, заперлась в четырех укрепленных избах деревни Строкиной. Стрельцы бросились было рубить избы, но раскольники сами зажглись в них и сгорели все вместе в количестве 800 челов. Вскоре после возникновения самоистребления оно стало предметом полемики среди раскола. Благодаря изданию Лопаревым (СПб., 1895) вновь найденного памятника "Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей" узнаем, что борьба против "самоубийственных смертей" началась при самом их появлении, продолжалась долго и велась упорно. В "Отразительном писании" указываются главные противники самоистребления, из которых одни влияли своим авторитетом, другие понесли на себе много личного труда. Энергично ратовал против самоистребления автор "Писания" старец Ефросин, современник первых расколоучителей, ученик игумена Досифея, имевший много учеников и последователей, выделившихся даже в особый, как тогда называли, "скит" или "станицу" его имени - евфросиновщину. Еще в середине 70-х годов 17 в. он написал по поручению Досифея опровержение на "епистолию" новгородского проповедника самосожжения Ивана Коломенского. Позднее энергичная деятельность Поликарпа Петрова вызвала Евфросина на "велие взыскание", плодом которого и было "Отразительное писание", появившеееся в свет в 1691 г. Самоистребление, однако, не прекратилось. В конце XVII в. сжег себя со 100 приверженцами князь Петр Петрович Мышецкий, преследуемый правительством за распространение слуха, что царь Петр 1- это антихрист. В 1723 г. в Устюжской епархии зажглось 25 человек; в 1724 г. в Тюменской области собралось для самосожжения 190 раскольников, но из них сожглись 145 человек, а остальные 45 разбежались по домам; в 1734 г. в Поромском скиту (Каргопольского уезда), населенном беспоповцами, сожглось до 200 раскольников, большей частью старых, дряхлых и малолетних, на глазах "рассыльщика" Манькова, командированного властями, чтобы забрать оставшихся в скиту раскольников; в 1743 г. на реке Умбе близ выговских скитов сжег себя основатель филипповской секты сам старец Филипп с 70 последователями, в 1782 г. по "прельщению" крестьянина Михаила Мензелина утопилось в озере Сазызыкуле (в Сибири) 53 человека. Было немало и других случаев подобного рода. Спорным остается вопрос о значении религиозных, политических и иных преследований в культурной истории самоистреблений. Существует мнение, что самоистребление было выходом из неравной борьбы с сильнейшею властью тьмы, но этим не объясняются те многочисленные случаи самоистребления, которые не были вызваны никакими преследованиями со стороны любой власти. Противоположный взгляд, совершенно отрицающий значение гонений, также не может быть признан вполне убедительным: известны случаи, когда самоистребление происходили только при условии личного преследования. Более вероятно предположение, что было два периода всплеска самоубийственных смертей: начальный, когда люди губили себя единственно по убеждению своих учителей, и последующий, когда правительство стало высылать войска против ослушных, этим самым приводя их к решимости умереть. Для правильного разрешения вопроса необходимо было иметь в виду исходную точку доктрины самоистребления. Антихрист имеет план воздвигнуть гонение; его гонение будет в последнее время. Последнее время, антихрист, гонения его - понятия нераздельные. Учение самоистребителей неизбежно трактует о преследованиях; именно они служили главным доказательством приближения кончины мира с ее последствиями. Сибирские самосожженцы, приготовляясь к смерти, писали царю Феодору Алексеевичу: "аще хотя единого от нас человека на истязание о старом благочестии возмешь, государь, и мы все единодушно пострадати хощем; аще плотию разно, а духом вместе - он станет в Тобольске страдать, а мы здесь гореть". Это значит, что если самоистребление не могли происходить помимо мысли о преследованиях, то могли повторяться помимо наличного факта преследования. Отсюда понятно, почему сгоревшие без преследований все-таки считались мучениками за христианскую веру. Случаи самоистреблений не прекращались и в XIX веке; так, например, не говоря уже о единичных случаях самоистреблений, в 1827 г. около 60 человек нетовцев из жителей села Копен Аткарского уезда Саратовской области решились добровольно умереть: 35 человек из них были самоубиты. В 1860 г. в Олонецкой губернии 15 человек раскольников, в том числе женщины с малолетними детьми, сожгли себя в лесу, в срубе. Произошел и поразительный факт погребения себя заживо раскольников в Днестровских плавнях Тираспольского уезда Херсонской губернии. Все они принадлежали к согласию противуокружников-метрикоборов, которые считали отступлением от веры записывание в метрические книги. Руководительницей их была некая инокиня-схимница Виталия, жившая в скиту возле села Терновки. Виталия проповедовала в своем сообществе приближение царства антихристова и кончины мира, имеющей последовать (как учат многие раскольники) в настоящую "осмую тысящу лет". Объявление о предстоящей всеобщей народной переписи послужило для нее несомненным тому признаком, и она постоянно проповедовала об ожидающих "христиан" страшных мучениях от антихриста. Тех, которые опасались не перенести ожидаемых гонений и не устоять против записки в списки, т. е. против принятия печати антихриста, тех она благословляла ради спасения схорониться заживо. Погребения живых людей, даже детей и младенцев (23 и 27 декабря 1896 г., с 10 на 11 февраля 1897 г.), по благословению Виталии совершал Федор Ковалев. Сама Виталия с несколькими иноками и инокинями решилась идти на муки: она подала переписчику письменный отзыв, в котором говорилось: "Ваш новый устав и метрики отчуждают нас от Христа и от истинныя христианския веры и приводят в самоотвержение отечества, а наше отечество царство небесное и Христос. Посему отвещаем вам вкратце окончательно, что мы от истинного Господа Нашего Иcyca Христа отвержения не хочем. А вашим новым законам повиноваться никогда не можем; но желаем пуще за Христа умрети". Заключенные в острог, они решили уморить себя голодом. Освобожденные из заключения, они в ночь на 27 февраля 1897 г. по их желанию живыми были зарыты Ковалевым. Всего погребено заживо 25 раскольников: 6 монашествующих и 19 мирян (И. Я. Сырцов, "Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетиях", Тобольск, 1888; И. М. Добротворский, "О самосожигательстве раскольников"; И. Нильский, "Несколько слов о самосожигательстве у раскольников", 1864 г.); В. Г. Есипов, "Самосожигатели"; А. Пругавин, "Самоистребление. Проявление аскетизма и фанатизма в расколе"; Д. И. Сапожников, "Самосожжение в русском расколе", со второй половины XVII в. до конца XVIII, М., 1891; П. С. Смирнов, "Происхождение самоистребления в русском расколе"; П. С. Соколов, "Копенские происшествия 1802 и 1827 гг."; М. Вижевский, "О расколе в Тираспольском уезде Херсонской губернии и заживо похороненных здесь раскольниках", 1897; "К вопросу о заживо похороненных раскольниках Тираспольского уезда"; "К вопросу о тираспольских изуверцах").
Самоистязание- стремление причинить себе вред, телесный убыток и страдание по существу своему несвойственный здоровому человеку при нормальных условиях и встречается только или в болезненном состоянии у нервно-душевнобольных, или же под влиянием религиозного экстаза, или сексуального фанатизма. Самоистязание у душевнобольных проявляется в самой разнообразной форме - одни больные отказываются от пищи, другие причиняют себе кровавые раны, ожоги, болевые увечья и т. п.; в некоторых случаях самоистязание смежно со стремлениом к самоубийству. Мотивами к самоистязанию у душевнобольных служат чаще всего ложные идеи, бред самообвинения у меланхоликов, напрасное самобичевание; эти идеи, которые больной принимает нередко за "голоса", требуют самонаказания за грехи. Обычно это бывает связано с потерей кожной и вообще телесной чувствительности; больные, причиняя себе глубокие раны, иногда при этом испытывают только слабую головную и телесную боль. И нелепые идеи слабоумного и помешанного также могут быть поводом к такому самоистязанию. Особенно интересны случаи самоистязания у истеричек, которые нередко морят себя голодом, проглатывают массу булавок, выпивают вредные жидкости для тела, пачкают голову ядовитыми настоями и т. п. Кроме свойственной истеричкам малой чувствительности кожи и слизистых оболочек, здесь специальную роль играет стремление обратить на себя внимание, артистически позировать, вызвать сочувствие окружающих, если не на сцене, то дома или в миру и т. п. Самоистязание на религиозной почве - это явление довольно распространенное и схоже с женской истерией, когда пытаются жестоким обращением к себе привлечь внимание окружающих и бога; оно встречалось во все времена и особенно свойственно было сектанству, т. е. преследуемым религиозным учениям, хотя наблюдалось и в господствующих или признанных религиях. Так, в средние века, в эпоху сильного самобичевания и фанатичного религиозного движения, совпавшего с крестовыми походами, толпа приходила иногда под влиянием процессий, религиозных картин, проповедей в такое возбужденное состояние, что многие делали себе смертельные повреждение для приближения к богу, некоторые бросались в воду для очищения от грехов. У мусульманских дервишей можно было наблюдать проявление самоистязания в момент религиозного экстаза. С этой же точки зрения можно посмотреть на обеты крайнего голодания, массового самобичевания, на подвергание себя непогоде при полуобнаженнии тела, на отказ от сна, супружеской постели, дома и иное, как на примитивные фанатичные проявления самоистязания. Среди лиц, упорно подвергающих себя активному самоистязанию и проповедующих это другим, иногда попадались настоящие душевнобольные, маньяки, жизнь которых и их идеи в сущности ничего общего не имеют с религиозными учениями, а представляют собой известную форму глубокого бреда, наносящего вред больше окружающим, чем самому больному. В средние века особенно распространен был бред одержимости дьяволом; страдавшие этим бредом подвергали себя нередко самым жестоким истязаниям для изгнания нечистой силы из тела. Самоистязание и самопорка на почве фанатизма также встречалась на Руси (вериги, самопоранение, битье, бесконечное сидение в виртуальном пространстве и т. п.). Членовредительство для уклонения от воинской повинности во время войны и половой садо-мазохизм в мирное время также можно отнести к случаям болезненного самоистязания и телесного бреда.
Самокрутка (или самоходка) - так называлась раньше на севере России девушка, вышедшая замуж без разрешения и благословления, дозволения и ведома родителей, как говорили, "убегом-уходом"; затем самокруткой назывался и сам брак, заключенный без ведома родителей. При обычном браке, по общепринятому брачному обычаю, в то время, как молодая после венчания выходит из церкви на паперть, совершается особый обряд, называемый окрутка, или крутня: он состоит в том, что "сватья крутельщица" "крутит" (заплетает в две косы) молодой волосы и затем "крутит" (одевает) ей на голову повойник. Самокрутки при отсутствии сватьи крутельщицы сами подбирали свои волосы под повойник (отсюда и название "самокрутки") и при этом не заплетали их в две косы, а оставляли по-девичьи одну косу; поэтому "самокрутками" называют и тех замужних женщин, которые имели обыкновение носить волосы в одну косу как незамужние девицы. Заключение брака "самокрутками" широко было распространено именно среди крестьян северных губерний старой России, что объясняется многими причинами. Часто "самокрутки" заключались во избежание подневольного брака; во многих случаях поводом к самокручению служило нежелание родителей выдавать дочерей в замужество, чтобы не лишиться дармовой рабочей силы; иногда браки самокруток заключались вследствие того, что обычная свадьба при старинном крестьянском быте вызывала непосильные для многих расходы на угощение; наконец, такие браки заключались и тогда, когда, по местному выражению, "женихи шли на перебой", т. е. если несколько женихов сватались за одну невесту. К бракам самоходок прибегали и молодые старообрядки вследствие бесправного положения жен у раскольников; в таком случае венчание часто совершалось при православной церкви. При заключении самоходного брака жених по предварительному соглашению со смелой девицей тайно увозил ее, причем случалось так, что родители невесты устраивали погоню и даже отбивали дочку. Часто взбаломошенная невеста увозилась с посиделок, супрядок и т. п. В большинстве случаев самокрутки носили характер таинственности для родителей, но в некоторых местах заключение браков без участия родителей бывало совершенно открытое. Оканчивались самозакрученные браки "покорою", т. е. новобрачные должны были вымолить прощение или упрощения у родителей невесты. В настоящее время "самокрутство" из маргинального явления превратилось в обычное для широких женских масс.
Самородные - такие ископаемые металлы, которые представляют собой химически простые тела и могут находиться лишь в механической смеси с другими минералами. Из более часто встречающихся металлов относятся к самородным: золото, серебро, платина, ртуть, медь, железо и полуметаллы - мышьяк, сурьма и висмут, а из редких - свинец, олово и теллур. Большей частью они являются в аморфном состоянии, являясь в виде разного рода пластинок, зерен, сеток, угловатых кусков, слитков и т. п. Сами кристаллы обычно бывают очень несовершенны: тусклы, неправильны, с тупыми, как бы обтертыми или оплавленными ребрами, хотя и взяты из коронных месторождений. Большинство самородных металлов образует кристаллы правильной формы и системы; только мышьяк, сурьма, висмут и теллур кристаллизуются по ромбоэдрическому отделению гексагональной системы.
Самострел - название лука, вделанного в деревянную "соху" (приклад) с "полосой" (ложей). В стальном луке тетива самострела делалась из толстой веревки или из воловьих жил и спускалась с помощью особого ворота, который назывался коловратом самострельным. Величина самострела была иногда необыкновенна: у половецкого хана Кончака "бяху луци тузи самострелнии, одна 50 мужь можашет напрящи". Самострелы употреблялись для бросания стрел и камней (например, под Москвой Тохтамышем в 1382 г.) и были московского и псковского дела, "большие болтовые", "железные с храпами" и др. В Западной Европе самострел был известен под названием арбалета. Во время первого крестового похода арбалет входил в вооружение крестоносцев и затем распространился по всему континенту. Он считался по свойству наносимых им ран настолько жестоким и бесчеловечным оружием, что папа Иннокентий III запретил его в войнах против христиан, но разрешил, однако, поражать им иноверных. Арбалет имел много неудобств и не мог конкурировать с луком; тем не менее он употреблялся как военное и охотничье оружие даже долгое время спустя после изобретения пороха. В России самострелы в первобытном его употреблялись северными зверопромышленниками, настораживающими его на звериных тропах таким образом, чтобы тетива спускалась и стрела попадала в животное в тот момент, когда оно задевает за протянутый от спуска самострела поперек тропы шнурок - "симку"(так еще по-простому называют сим-карту для сотового телефона). Таким же образом настораживались промышляющими охотой ружья. Стрелы для охотничьих самострелов делались с костяными или железными наконечниками. Самострелы устанавливались как на крупных тропах для больших зверей, так и на мелких животных; в последнем случае делалось иногда особое приспособление, посредством которого животное, пораженное стрелой, поднималось ею на воздух во избежание порчи или съедания другими хищниками, помимо людей.
Самоубийство (Suicidium, Selbstmord, Selfmurder, Suicide, суицид)- это понятие, часто употребляемое в области психологии и подолбно исследуемое в психиатрии, иногда встечаемое и обсуждаемое на специализированных сайтах, обозначает добровольное лишение жизни индивидом себя самого путем быстрого или постепенного убийства своего тела. Только человек один имеет способность осознанно убивать себя, свое тело и душу, так как только он способен воспринимать навязчивую идею самоубийства и воплощать ее в действительную жизнь. Другие живые существа могут прекращать жизнь самоубийством только в сообществе себе подобных тел. Люди способны на совместную смерть в войнах или при определенных катастрофических обстоятельствах, но они так же могут индивидуально покидать эту реальность после достижения определенного уровня самосознания. Человек имеет разумную часть души, при развитии которой до определенного разрушительного уровня, когда его разумные рассуждения вступают в конфликт со своей же телесной сущностью и человеческое сознание вступает в необратимый и неразрешимый конфликт с бессознательной частью души, в этот момент тело осознанно тем или иным способом лишает себя нормальной связи с действительными источниками жизнеобеспечения. Такое парадоксальное положения разумного существа, когда оно порывает разумную связь с чувственным миром, чтобы уйти самопроизвольно и самоосознанно в иной мир, называется самоубийством, самопроизвольным убийством не другого, а именно себя, своего тела. Книга является непосредственным участником и посредником при общении с миром идей, она соединяет человеческие разумные души, чтобы они могли говорить друг с другом непредвзято на разумном языке. Книга, по мысли Шопенгауэра, может не только связать с идеальным миром в реальности и человека с человеком в бытие, но она отвлекает разумную душу от идеи самоубийства, от обычного одиночества, так как представляет собой возможность для полноценного общения, как интеллектуальный посредник, с себе подобным разумным существом. Одиночество часто является одной из причин, которые приводят к осознанному лишению жизни своего тела. Когда человек становится настолько одинок, что ему приходится общаться только со своей душой и собственным телом, тогда и наступает момент пограничной ситуации, когда он доходит до такого уровня самоосознания и самоистязания, что понимает всю бессмысленность собственного существования только с собой, своим телом и для себя. Существуют статистические данные, которые говорят о том, что молодые люди часто не находят взаимопонимания со своим телом в период взросления и тогда происходит разрыв взаимопонимания души и тела, после которого наступает самоубийство. Сексуальные причины приводят к самоубийству не только тела и души подростков, но и развитые разумные души взрослых и особенно старых людей. Даже больше того, чем старее тело, тем возможнее его конфликт с неразвитой душой, что можно объяснить лишь предположительно, так как момент самоубийства является самоличным или закрытым моментом поиска истины в действительном мире, так же этот момент является особой пограничной ситуацией, в которую попадает не столько тело, заболев какой-либо болезнью, но больше душа, даже сознательная ее часть, то есть разумная часть души. Теория души поэтому непосредственно связана с теорией самоубийства, так как многие убивающие себя люди надеются на будущую жизнь без страданий, или если и не считают, что есть продолжение разумной жизни, то все-таки имеют надежду на избавление от личного конфликта, происходящего между разумными или рассудочными рассуждениями и телесными движениями. Это доказывает, что животные души не имеют сознательной или развитой разумной части, поэтому они не могут самоосознанно лишать свое тело жизни. Животные души являются частью бессознательного естественного процесса, они помогают подобным телам сохранить природное равновесие. Тело и бессознательная часть души поддерживают совместное существование, но разумная душа выходит за чисто животные, жизненные процессы, поэтому она должна находить равновесие в себе, в созерцании мира идей, самого идеального мира, а если этого не наступает конфликт между телесным миром, бессознательной душой и человеческим сознанием, этот разлад души с собой и противостояние ее телу, заканчивается для тела его убийством. Существует выход через убийство другого тела, но этот выход лишь откладывает проблему самоубийства на неопределенное время, так как приходит момент и убийца начинает искать своей собственной смерти, он объявляет как бы войну всему миру, решая умереть во всеобщей борьбе и в неравном бою. В конце концов реальный мир всегда побеждает убийцу и он уходит в небытие. Каждый человек неосознанно вступает в конфликт с чувственным телесным миром, так как имеет в себе разумную сущность, которая вступает в безмолвный контакт с лучшим идеальным миром, в котором нет страданий и переживаний.Только человек может противопоставлять себя неосознанно или разумно всему миру, так как содержит в себе частицу чисто идеального, а не только воплощенного телесного мира. Человек осознанно выбирает себе метод самоубийства и средства для достижения последней цели. Сколько людей- столько и путей к своему исходу из реального мира. Одни ждут смерти и получают удовольствие от ожидания. Так как смерть существует только для тела, то душа выбирает наиболее удобные для нее средства для достижения самоубийственной цели. Человек как бы примеряет к своему телу инструменты для самоубийства. Многие люди так и не решаются закончить жизнь, так как не находят приспособления для самоубийства. Для одних неприятно даже вообразить свое тело в своей же крови или просто с петлей на шее, для других неприятен сам запах смерти и они не могут смириться с тем, что их тела сольются с окружающим естеством. Многие настолько ленивы, что не могут представить как они выполнят сверхъестественную работу по остановке своего телесного движения. Другие не могут убивать себе подобных, а потому считают, что не под силу убить и себя. Табу на убийство другого или отрицательный инстинкт на разрушение себя сидит глубоко внутри подсознательной части человека, что сохраняет ему жизнь. Однако все сущее устроено таким образом, что одни идеи приходят в сознание человека, другие как бы уходят, отступают на второй план, одни воплощаются в жизнь, иные развоплощаются или совсем не воплощаются в действительном мире.Человек не столько сам объявляет войну действительности до смертельного конца, сколько сама материальная реальность не может терпеть в себе разумного человека, который содержит в себе разумную душу, являющуюся мостом между реальностью и идеальным бытием. При таком положении реальность не может терпеть в себе разумное существо, поэтому она спешит довести его тело к границе, после которой следует смерть. В природной реальности существуют определенные правила, границы и законы, регулирующие существование живого тела в действительности, среди реальных вещей и воплощенных явлений. Каждая вещь имеет свое начало в существовании и свой неизбежный конец. Это окончание существования вещи является следующий ступенью развития явления, то есть одна вещь в природе переходит в другую вещь или иное состояние, что является одним беспрерывным естественным процессом. Это есть вечно возвратный процесс природы, в котором каждое мгновение является моментом существования вещи. Социальное бытие так же влияет на тело и душу человека в реальности как и природа, поэтому разумная душа считается и с социальными установками, которые еще чаще бывают причиной самоубийств. Когда Платон разрабатывал свои социальные законы, то пришел к выводу,что общество может разрешить человеку кончать самостоятельно жизнь, но только если он докажет свою правоту и получит от высокого собрания разрешение на самоубийство. Сократ воспользовался своим правом на собственную смерть, хотя у него, как и у Анаксагора или позже у Аристотеля, была возможность избежать насильственной казни. Сократ являет нам пример социального самоубийства. Он вступает в конфликт с социальным организмом, противостоит ему в суде и граждане Афин приговаривают его тело к смерти. Сократ до конца не чувствует себя самоубийцей, но ему подносят чашу с ядом, и тогда он говорит, что пора его душе излечится от болезни, которую все именуют жизнью. Тело для Сократа было темницей, в которую была заперта душа, поэтому философ стремится освободить душу из телесной неволи. Он приучал свое тело к иному миру, но чаще его разумной душе приходилось обучать видеть истинный свет другие души. Сократ занимался повивальным искусством,чтобы души других людей могли родить истину через видение идеального света. За это искусство суд и приговорил Сократа к смертной казни и философ осознанно принял идею убийства себя и поднес чашу с ядом к своим губам. Смерть Сократ стала частью философской мифологии, как это и было задумано его учеником Платоном. В христианской религии главным действующим лицом является Иисус, заканчивающий жизнь подобно Сократу. Христос вступает в религиозный конфликт с еврейским сообществом, которое призывает римские власти совершить казнь над новым мессией. Однако не все так просто, ведь Иисус посланник иного мира, он послан богом, поэтому он понимает на что идет, когда проповедует свои идеи о всеобщем спасении. Иисус знает наперед что с ним будет, не противясь происходящему, он доводит социальный и религиозный конфликт до логического конца. Иисусу известна не только своя судьба, но он знает судьбу всего человечества, особенно когда изменяет ее ход своей смертью. Самоубийство Сократа, как и распятие Иисуса Христа являются частью всеобщего идеального замысла. Сократ, а потом и Иисус на примере своей смерти показывают человечеству уровень свободы, осознания веры и власти разума человека над его телом. С юридической точки зрения, понятие самобийства обнимает собой только те случаи насильственного прекращения своей жизни, когда оно совершается умышленно и самопроизвольно, т. е. является последствием самоопределения человеческой воли, не обусловленного ни неотразимым давлением превосходящей внешней силы (например, голода), ни омраченным психической болезнью душевным состоянием. Новейшие социологи, рассматривая самоубийство как явление общественной, а не индивидуальной жизни, частью, подобно юристам и богословам, выделяют самоубийство душевнобольных в область психологии и психиатрии, частью расширяют понятие самоубийства подведением под него тех случаев насильственной смерти, когда посягательство на собственную жизнь заменяется вынужденным или добровольным согласием умереть от руки другого лица. К разряду этих явлений могут быть отнесены, прежде всего, случаи героического самопожертвования или бесстрашного исповедания веры перед гонителями, создавшего мучеников первых времен христианства, давшего в средние века много жертв на костры инквизиции и проявляющегося, хотя и не столь часто, даже в новейшее время среди католических миссионеров на Дальнем Востоке и среди христиан, попавших в рабство к среднеазиатским варварам. Сюда же принадлежат и некоторые другие случаи убийств, совершаемых с согласия или по требованию самой жертвы, например, закапывание воином на поле битвы смертельно раненного товарища по его настоятельной просьбе (Gnadenstoss), а также видоизмененное коллективное самоубийство нескольких лиц, из которых одно по соглашению с остальными сначала убивает их, а затем лишает жизни самого себя. Самоубийство в смысле сознательного действия не встречается у животных; все случаи, приводимые противниками этого мнения, являются либо поэтическим вымыслом (вроде передаваемой Аристотелем легенды о коне, который якобы в отчаянии от совершенного им кровосмешения покончил жизнь, бросившись в глубокую пропасть; как передают некоторые свидетельства, сам философ тоже бросился с обрыва в море, когда не смог разгадать причину приливов и отливов), либо неправильными выводами из поверхностных наблюдений над жизнью животных. Если скорпион, окруженный горящими угольями, вонзает свое ядовитое жало себе в тело, то это действие является простым рефлексом животного организма, корчащегося в предсмертных страданиях под воздействием убийственного для него жара. Точно так же и змея, в неволе нередко отказывающаяся от всякой пищи, действует таким образом не вследствие сознательного предпочтения ею смерти продолжительным страданиям в плену, а под влиянием патологического состояния организма. Сознательное самоубийство, составляя достояние исключительно только одного человека, не может считаться продуктом новейшей цивилизации; оно несомненно существовало и в доисторические времена, когда отдельные личности и семьи начали соединяться в роды, племена и т. д. Предположение это, на которое имеются указания в истории, вполне подтверждается наблюдениями над общественною жизнью диких племен. Стремление к самоуничтожению далеко не чуждо дикарям, но оно имеет у них, по-видимому, преимущественно альтруистический характер, яснее всего выражающийся в самоубийстве больных и престарелых с целью избавить семью или род от тягостных забот об их пропитании и крове. Таким же характером отличаются отчасти самосжигание вдов после смерти мужей и самоубийство рабов на гробницах своих повелителей; здесь, однако, едва ли можно отрицать влияние обычая, приобретающего обязательную силу. С переходом первобытных племен к более совершенным формам гражданственности стремление к самоуничтожению не только не ослабевает, но даже усиливается. У всех народов, достигших значительной степени культурно-исторического развития, наряду с альтруистическим самоубийством развивается стремление к самоуничтожению под влиянием мотивов чисто эгоистического свойства - переутомления жизнью (taedium vitae римлян), горя, обид, физических страданий, стыда, страха, любви и т. п. Общераспространенность самоубийств ясно отразилась в правовых обычаях и в законодательствах древних народов. В Греции самоубийство не считалось бесчестным деянием, но оно допускалось лишь с разрешения народного собрания или выбранного правительства, так как жизнь гражданина являлась как бы собственностью государства. Память ослушника-самоубийцы подвергалась бесчестию (атимия); труп его лишался почетного погребения. В Puме самоубийство по благородным мотивам признавалось похвальным и было даже возведено стоической школой философии (Сенека) на степень добродетели. По законодательству римских императоров преступным считалось только самоубийство, совершенное с целью избежания заслуженного наказания, и самоубийство воинов из низменных или трусливых побуждений; оно влекло за собой наказание в виде конфискации имущества, лишения почетного погребения и недействительности духовного завещания. Не только в отдаленные эпохи жизни древнего Востока, но и у нецивилизованных народов начала средних веков - германцев и славян - самоубийство считалось доблестью. Только христиaнство провело в жизнь воззрение на самоубийство как на богопротивное и потому безнравственное деяние, запрещенное заповедью Господней: "не убий". Отцами церкви оправдывалось лишь самоубийство, совершенное по Божьему велению (Самсон), и извинялось самоубийство девственницы, лишившей себя жизни для спасения целомудрия; все остальные случаи самоубийства влекли за собой лишение церковного погребения и отлучение от церкви. Строгие постановления церковных правил проникли и в средневековые законодательства Европы, считавшие самоубийство тяжким преступлением, и в особенности в практику того времени, изобретшую даже особое позорное наказание - предание земле трупа самоубийцы вместе с падалью (sepultura asinina seu canina). Строгие начала, проводившиеся средневековыми законодателями по отношению с самоубийцам, уступили после продолжительной борьбы только дружному напору философов XVIII столетия (Беккария). В новейшее время все западноевропейские государства, кроме Англии, окончательно исключили из числа преступлений как само самоубийство, так и покушение на самоубийство. Соображения, вызвавшие такой поворот в правовом сознании народов, сводятся к следующим коренным положениям: самоубийство не составляет нарушения прав государства, так как свободная личность человека не может быть предметом собственности; преступлением называется нарушение чужих прав, а так как человек не может находиться в правоотношениях к самому себе, то соединение в одном лице субъекта и объекта преступления немыслимо; наконец, исполнение наказания возможно только над живыми, а умершие вообще не подлежат человеческому суду. В допетровской России дела о самоубийцах, к категории которых относились также опившиеся вином, погибшие по собственной неосторожности и убитые при совершении разбоя или воровства, ведались в духовных судах; наказание, налагавшееся за самоубийц, заключалось в запрещении отпевания и погребения на кладбищах и у церквей. Воинский и морской уставы Петра Великого квалифицировали это наказание тем, что труп самоубийцы либо вешался за ноги, либо отдавался палачу, который волок его на "бесчестное место" и там закапывал. Солдаты и матросы, покушавшиеся на самоубийство из "подлых" мотивов, подлежали даже смертной казни. По старому действующему законодательству оконченное самоубийство, коль скоро оно совершено не в безумии, сумасшествии или беспамятстве, влекло за собой недействительность духовного завещания и лишение христианского погребения, а покушение христианина на самоубийство наказывалось церковным покаянием по усмотрению духовного начальства. Лицо, склонившее другое лицо к самоубийству или участвовавшее в нем доставлением к тому средств, подлежало, как пособник к предумышленному убийству, ссылке в каторжные работы на 10-15 лет (статья 1475 Уложения о наказаниях). Самоубийство, противореча прирожденному всем живым существам чувству самосохранения, давно уже поражало умы мыслителей своей противоестественностью, но только в XIX столетии оно стало предметом строго научного изучения как в отношении к психическому состоянию отдельной личности, так и в качестве общественного явления. Долго господствовавшее мнение, будто бы самоубийство исключительно является последствием душевной болезни, окончательно подорвано новыми исследованиями психиатров, установивших, что значительная, если не большая часть самоубийство совершается в здравом уме и твердой памяти. Точно так же отвергнуто наукой излюбленное прежде выделение психопатических самоубийств в особый вид душевной болезни (Selbstmordmonomanie) и установлено, что самоубийство может быть последствием самых разнородных душевных заболеваний независимо от того, проявляются ли они в виде острого умопомешательства (например, белая горячка) или же и форме меланхолии и ипохондрии. Первый толчок к изучению самоубийств в качестве явления общественной жизни дала наука средних или приблизительных величин, т. е. "статистика". С поразительной ясностью она доказала, что в течение 19 столетия количество самоубийств в Европе повсеместно возрастает и притом как бы в заранее определенной прогресии. Так, во Франции на 1 миллион жителей приходилось самоубийств: в период с 1827 по 1830 г. по 54 человека в год, с 1856 по 1860 г. - по 110, с 1886 по 1890 г. - по 216, в 1892 г. - 242 и т.д. То же самое установлено и для всех других государств Западной Европы, и даже очень неполные и отрывочные статистические сведения о самоубийствах в России могут служить только подтверждением приведенного наблюдения. Это явление не находит объяснения в естественном приросте народонаселения, так как последнее сравнительно с числом самоубийств увеличивается гораздо медленнее. В поступательном движении самоубийств каждый народ неизменно сохраняет свою особую прогрессию. Статистика в большинстве стран старательно отмечает личные мотивы самоубийц, но этот закрытый материал не проливает никакого света на общественные вопросы, а для психиатров по своей неточности и неполноте бесполезен. Точно так же и статистический подсчет разных способов самоубийства не имеет особого научного значения. Избрание того или другого способа самоубийства зависит исключительно от случайного совпадения различных субъективных настроений и объективных условий. Пол, возраст, занятие, нищета, душевное состояние, степень образования - все это влияет на выбор того или иного средства, но после этого уже конечная цель, а не прошлые воспоминания захватывает сознание самоубйцы. Самым распространенным в Европе способом самоубийства считается самоповешение; затем следует самоутопление, далее самострел, самоотравление и т.п. Существует бесконечный ряд самых разнообразных средств к самоуничтожению: огнестрельное и холодное оружие, яд, удушливые газы (угар), прыжок с высоты, механическая сила машин (железнодорожные поезда, самолеты и автомобили) и т. д. При обдуманном самоубийстве психически здоровый человек обычно избирает тот способ, который, по его мнению, вернее и быстрее ведет к намеченной цели, причиняет меньше страданий и наиболее соответствует его личным взглядам на сословную честь, внешний вид и порядочность. Химики, фармацевты, фотографы, операторы прибегают к быстродействующим ядам (цианистый калий, хлороформ); военные пользуются преимущественно легкодоступным им огнестрельным оружием; у механиков, кузнецов, сапожников, цирюльников излюбленными орудиями всегда были привычные им режущие и колющие инструменты; прачки и служанки нередко отравлялись пятновыводной жидкостью или иными домашними химикатами. Лица, страдающие душевной болезнью и находящиеся в состоянии аффекта или нищеты, прибегают к тем средствам, которые у них ближе всего под рукой: выбрасываются из верхних этажей зданий, с крыши, топятся, вешаются и режутся. Дети по своей беспомощности также избирают легчайшие способы ухода из жизни: так, например, по медицинским сведениях по Петербургу отмечено было около десятка случаев покушения на самоубийство детей (от 8 до 14 лет), бросившихся в открытый люк или с высотного здания. Появились и виртуальные самоубийства с показом всего процесса через веб-камеру.
Сансоны(Sanson или Шансоны на русский лад)- это французская семья, семь поколений которой непрерывно поставляли палачей для шумного города Парижа (с 1688 по 1847 г.). Шарль-Анри Шансон (умер в 1793 г.) казнил короля Людовика XVI. Его сын, Анри Сансон (1767-1840), стал палачом в 1793 г. после смерти прежнего Шансона; он казнил королеву Марию-Антуанетту, принцессу Елизавету, герцога Орлеанского и других величественных особ. Последний палач из рода Сансонов издал "Mйmoires des Sanson" (1862; русский перевод: "Записки палача или политические и исторические тайны Франции", СПб., 1862-1866), которые содержат как бы летопись всех семи поколений Сансонов-палачей: в этих записках прослеживаются и описываются последние минуты мучений целого ряда лиц, погибших от руки одного из Сансонов.
Сапоги - такая обувь до XI в. не была в общем и широком употреблении на Руси, а составляла только одеяние для ног князей и почитаемых старейшин. Их шили из сафьяна и кожи, с острыми, загнутыми кверху носками (как видно на рисунке при Изборнике Святослава), разных цветов: зеленого, желтого, черного, иногда красного и др. С XV в. сапоги стали украшать золотыми и серебряными прошивками, галунами и узорами, унизывать жемчугом и драгоценными камнями, а вместо кожи и сафьяна употреблять бархат и атлас. Подошвы сапогов подбивали гвоздями железными и серебряными, а высокие каблуки, считавшиеся более нарядными, обделывали такими же скобками. Голенища то срезывали напереди углом кверху, то делали круглыми; носили их либо спущенными до полуикр, либо поднятыми, иногда подвязанными под коленом, а иногда стянутыми еще и под икрами. Обусловливая собою способность к походным движениям, обувь составляет один из важных предметов солдатского снаряжения. Она должна обладать легкостью и прочностью, быть удобной в носке и предохранять ноги от сырости и холода. Солдатская обувь во Франции - это кожаные полусапожки; в Германии раньше полагалась пара сапогов и пара башмаков; в России - кожаные сапоги с длинными голенищами, надеваемые поверх брюк. Сапоги относились к вещам годовым (как часть довольствия) и отпускались натурой (в кавалелерии и конной артиллерии выдавались деньги на покупку сапогов), в раскроенном виде; на шитье полагалось всего 55 копеек денежного довольствия.
Сарафан- это длинная женская одежда с рукавами или без рукавов, с проймами; перед ее сверху донизу застегивался пуговицами; края и середина обшивались гасами и позументом. Были еще мужские сарафаны, или сарафанцы, начиная с XIV в. У царя Михаила Феодоровича были "сарафан объярь-червчета, без подкладки, с комнатной обнизью", сарафан "дороги яринной цвет", сарафан "тафта червчета", сарафан "теплой" и др. Название "сарафан" произошло от персидского "сорапа" или "сарапая", бывшего почетной одеждой восточных князей.
Саркофаг- первоначально это было название известкового камня особой породы, который, по словам Плиния ("Hist Natur"), добывался близ Ассоса, в Троаде, и имел свойство в течение не более как сорока дней уничтожать без остатка заключенное в нем тело мертвеца, даже его многочисленные кости, за исключением зубов, откуда и пошел обычай поминовения усопшего через сорок дней. Этот "телопожирающий" камень (σαρκοφάγος λιθός) в древние времена употреблялся в большом количестве для изготовления гробов в тех случаях, когда трупы покойников не сжигались, а хоронились или тщательно скрывались. Впоследствии, в позднейшую эпоху древнегреческой и римской культуры, название "саркофаги" перешло вообще ко всяким гробницам, из какого материала ни были бы они сделаны. Самые ранние из дошедших до нашего времени саркофаги принадлежали египтянам (пирамидальные). В Греции каменные саркофаги сначала не употреблялись; трупы умерших, если их не предавали сожжению, клались в деревянные горобы, которые ставились в погребальные склепы, сложенные из кирпичей или пластинок обожженной глины. Настоящие саркофаги появились у греков позже, в александрийскую эпоху. То были большие, вырубленные из мрамора и по большей части архитектурно расчлененные гробницы в виде храмов с выделанными на крышке фронтонами и с скульптурными украшениями на наружной стороне стенок. У этрусков роль саркофагов играли так называемые погребальные цисты - небольшие терракотовые или алебастровые ящики или, вернее, сосуды для хранения пепла покойников, выкрашенные в черный или темный цвет, с рельефными изображениями на лицевой стороне и с полулежащей фигурой усопшего на крышке. Римляне во времена республики и при первых императорах погребали своих покойников очень редко, так как в ту пору сжигание трупов было во всеобщем употреблении и только для особенно важных и знатных персон изготовлялись каменные гробницы, образцом которых может служить хранящийся в Ватиканском музее в Риме саркофаг дорического стиля Луция-Корнелия Сципиона-Барбата, бывшего консулом в 298 г. до Р. Х. Впоследствии, когда распространился обычай погребать покойников, не предавая их огню, римские саркофаги заимствовали свою форму от греческих, а именно получили вид мраморных (реже порфировых и др.) ящиков со сходящимися под прямым углом или скругленными вертикальными стенками, с рельефными изображениями на передней и боковых сторонах, относящимися к жизни и деятельности усопшего, или представляющими мифологические сюжеты: эротов, нереид, вакхические сцены, эпизоды из сказаний о богах и героях, преимущественно такие, которые выражают идеи о скоротечности человеческой жизни и о загробном существовании (например, мифы об Адонисе, Эндимионе, Фаэтоне, Альцесте, Мелеагре, Психее и пр.). Среди римских саркофагов, дошедших до нашего времени вообще в значительном количестве, встречаются замечательные по художественности своего исполнения, но есть немало и таких, которые интересны единственно по содержанию своих рельефов. Саркофаги первых христиан вначале нисколько не отличались от языческих и даже удерживали их скульптурную орнаментацию с устранением из нее лишь тех изображений, которые противоречили духу новой религии, но постепенно эта орнаментация уступала свое место христианским эмблемам и сценам из истории Ветхого и Нового Заветов. К римским саркофагам приближались по форме также гробницы, помещавшиеся в романских и готических церквях в средние века вплоть до XVI столетия. Форма египетских саркофагов была обусловлена религиозными языческими представлениями. Вера в бессмертие заставляла окружать покойника обстановкой земной жизни; отсюда гробницы с их росписью, убранством и инвентарем, отсюда же и саркофаги в форме четырехугольных ящиков, напоминающей дом, со скульптурными или нарисованными подобиями дверей. С другой стороны, вера в необходимое условие этого бессмертия - сохранение всех составных частей человеческой организации - заставляла заботиться о сохранении тела путем превращения его в мумии и на случай порчи или потери последней - о сооружении статуй с портретными чертами покойного, а также о помещении мумий во гробы, имеющие формы мумий, так называемые саркофаги -антропоиды. Эти два культурно-исторических типа саркофагов - четырехугольные ящики, иногда с закруглением в головах, и антропоиды - являются господствующими в Египте. Уже на самих древних из известных саркофагов были найдены сочетания этих двух типов. Саркофаг царя Микерина, найденный в его пирамиде в 1837 г. и потерянный, кроме небольшой части, находящейся в Британском музее, при перевозке, представлял четырехугольный каменный ящик, имитировавший здание со входами, но внутри его был еще деревянный саркофаг в форме мумии, с молитвой богине Нут. Крышка его сохранилась в Британском музее. В Гизэ имелись другие интересные экземпляры саркофагов из времен древнего царства; они делались из базальта, гранита, известняка; крышки были плоски или сводообразны; внутренние саркофаги были из дерева, в форме мумий; надписи незначительны (имена покойных и заупокойные формулы, молитвы). В Среднем царстве также встречаются оба культурно-исторических типа, но первый преобладает. Саркофаги этого времени - большей частью простые деревянные ящики, снаружи разрисованные подобиями дверей и с двумя глазами на длинной стороне, близ головного угла; внутри они были исписаны длинными, интересными иероглифическими текстами, представляющими заупокойные формулы того времени, еще мало разработанными. Часто у одного покойника было по нескольку деревянных саркофагов-ящиков, вставлявшихся один в другой(в виде матрешки). Наиболее характеристичные образцы: Имаму в Лондоне, Монтуготпа и Себеко - в Берлине, Ата - в петербургском Эрмитаже. Часто на этих саркофагах, кроме иероглифов, найдены были изображения заупокойных даров, а изредка (например, на поступивших в Берлин саркофагах Хенуи и жрицы Энт-тефес) - даже роспись, представляющую покойных пирующими и в земной обстановке, а также прощание родных с их мумиями. Саркофаги в форме мумий были довольно просты: на груди нарисовано ожерелье, а остальная часть разрисована крыльями, как бы охраняющими покойника. Саркофаг царя Интефа в Лувре был позолочен, а саркофаг царя Интефа в Лондоне дает характерные портретные черты и отличается изяществом. В начале нового царства появляются деревянные черные саркофаги в форме мумий, с золотыми изображениями божеств смерти, золотыми имитациями пелен и краткими иероглифическими надписями. При XVIII и XIX динестиях саркофаги были каменные в форме мумий; при XIX-й в руках амулеты, и покойный лежит в рельефе в земном одеянии, во весь рост; на стенках вырезаны изображения Тота, Анубиса, гениев, сыновей Гора, а также глаза, чтобы через них покойник мог увидеть солнце. С конца XIX династии начинают входить в моду деревянные саркофаги в форме мумий, на которых по желтому фону разрисовывались изображения, относящиеся большей частью к мифу Осириса, загробным странствованиям, представлениям о боге солнца и т. п. На крышке обычно изображались: на груди - Нут, простирающая крылья над покойником, скарабеи - символы солнца, разные фетиши, а в ногах - Анубисы, путеводители по преисподней. Краткие надписи содержат имя и заупокойные формулы. На внутренней части дна бывали изображения богини "запада" или западни, т. е. преисподней, а у ног были очертания Анубиса. Обычно несколько саркофагов вкладывались один в другой. При XXII династии внутренние саркофаги делались из так называемой египетской папки - слоев полотна, склеенных известкой; здесь по белому фону расписывались изображения божеств, особенно Изиды и Нефтиды, в виде ястребов, простирающих крылья над покойным. В саисскую эпоху каменные саркофаги достигают очень больших размеров, имеют как форму ящиков, так и антропоидную; на первых часто высечена вся книга "о том, что в преисподней"; подавляющая масса изображений, хотя и тщательно исполненных, утомляет глаз. Деревянные саркофаги этой эпохи - также двух типов, причем нередко оба соединены. На крышках четырехугольных саркофагов часто изображалась солнечная барка, влекомая кобчиками и шакалами, на груди антропоидных - страшный суд или покойник, вводимый в общество богов Тотом. Тексты заимствовались из "Книги мертвых". В греко-римское время деревянные саркофаги в форме мумий принимают большей частью угловатую форму; они расписываются иногда изображениями из книги "о том, что в преисподней", то есть на западе, в западне, иногда просто фигурами божеств, исполненными небрежно. В то же время все больше входит в моду облекать мумию в расписные пелены вместо чехла или внутреннего саркофага и покрывать лицо художественно исполненным восковыми красками портретом вместо прежних розовых или золотых масок. Саркофаги встречаются и в христианское время; осталось несколько расписных саркофагов коптских монахов. Кроме двух господствующих культурно-исторических типов, изредка встречаются и другие: саркофаги Рамзеса III в Лувре сделан в форме овала при царском имени; на Синае были найдены саркофаги в форме двух соединенных глиняных сосудов; грубые глиняные саркофаги отчасти в форме мумий, были найдены и в провинциальных городах Дельты. Подробные описания отдельных саркофагов можно найти в каталогах и изданиях музеев и коллекций находящихся в русских музеях. Финикийские саркофаги, которыми был особенно богат Луврский музей, представляют антропоидный культурно-исторический тип, близкий к египетскому типу саисской эпохи; некоторые из них, например, базальтовый царя Эшмуназара, найденный в 1850 г. в Сидонском некрополе были тоже египетской работы. Большая их часть изготовлена была из белого мрамора и найдена во время экспедиции Ренана. Новыми саркофагами успели стать для многих людей современные сайты: живых они погружают в воображаемое инобытие, а уже ушедших из реального мира погребают навечно в виртуальной памяти человечества.
Сачекме (от татарского слова "чекма" - сапог, в смысле - денег на покупку обуви) - в старом закавказье так называлась денежная плата, которая взыскивалась помещиком во время крепостного права за дозволение горской девушке выйти замуж за горца; в Кахетии и Карталинии она составляла сумму от 60 копеечек до 4 рублей, а в Мингрелии - от 1 до 30 рублей.
Свадьба- у всех так называемых индо-арийских народов представляет культурный цикл знаменательных обрядов, гуляний, танцев и песен, большей частью сходных или прямо тождественных между собой. Основные причины сходства - психологическая и культурно-историческая, что имели в древности общие культурно-бытовые основы и общее миросозерцание. Современная свадьба продолжает придерживаться отдельных старинных сценариев, дополняя их новыми необычными элементами, которые часто демонтсрируются в виртуальном пространстве, в СМИ, на частном, кабельном и общественном телевидении. Свадебная драма у древнеклассических народов, в первую очередь у римлян, у славянских народов, преимущественно у русских, развивается в такой последовательности: 1) Соеmptiо - обрядовая покупка невесты женихом или его родителями. 2) Mancipatio imaginaria venditio- игровое рукобитье, заручины. 3) Auspicii - гадание в начале свадьбы в доме невесты. 4) Sex crines; hasta chelihans- обрядовое расчесывание косы. 5) Nuhere flammeum - очепины, обрядное покрывание головы невесты. 6) Pellis lanata - обрядовое сажание молодых на овечий мех. 7) Verti drcum aras - обхождение вокруг стола, круговращательный танец вокруг дежи или каравая. 8) Lihum farreum, mustacea - каравай, кормление молодых хлебом и медом. 9) Соеnа Duptialis - свaдeбный обед, пиршество. 10) Dextrarum junctio- обрядовое соединение окольцованных рук молодых. 11) Domum deductio- встреча и прием молодых в доме родителей жениха. 12) Aqua accipi - обрызгивание и обливание молодых матерью жениха; купание их в реке или мытье рук у колодца. 13) Igni accipi - встреча молодых матерью жениха со свечой в руках, переведение их через зажженный костер. 14) Puer felicissimus, Camillus - обрядовое присутствие детей при печении каравая или во время приезда молодого в дом невесты. 15) Certa et solemnia verba - песнопения, вроде "Мисяц дориженьку освитыв". 16) Nuces pueris - бросание детям орехов и сластей, осыпание молодых хлебным зерном. 17) Lecti geniales, qui sternuntur puellis nubentibus (в атриуме) - помещение молодых в свадебной коморке; брачная постель на снопах жита - первая брачная ночь. 18) Посвящение брачного покрывала Гере - "скрывание" молодой в церкви. 19) Repotia - пирушка в доме родителей жениха, несколько дней спустя после свадьбы. К свадьбе у всех культурно-исторических народов приурочено было много поверий, примет, песен и обрядов, выражающих не только общую народную психологию, свойственную всем народам на известной ступени культуры, но и психологию данного народа, в зависимости от культурно-исторической и бытовой обстановки. Мало-русская свадьба отличалась особой торжественностью; песни и обряды распределены были довольно равномерно; соблюдалось строгое различение между отдельными актами свадебной драматургии. Любопытной особенностью малорусской свадебки представляет обилие хлебных обрядов и народных песен. Обрядовое употребление хлеба на малорусской свадьбе не представляется сухой и бессмысленной формальностью: оно было оживлено и объясняемо песнями. Среднерусская свадьба имела общеславянский характер, походила на белорусскую, малорусскую, сербскую, болгарскую, как по песенному репертуару, так и по обрядам. Россия северная и северо-восточная относительно свадебного ритуала представляет нечто исключительное в славянском мире: обряды здесь были немногочисленны и однообразны, песни чрезвычайно длинны и тоскливы. "Вытье" невесты и печали ее подруг наполняет весь брачный процесс. На свадьбе первую роль играл колдун(тамада). Все его боялись, угощали и ублажали. Колдун чванился, ломался, задавал тон всей свадьбе и подчас деспотически командовал как свадебный генерал молодыми и приглашенными. Обрядовый хлеб на великорусских свадьбах представляется явлением второстепенным, он преподносится часто только вначале. Важную роль здесь играет больше баня. Вообще, во всем строе и тoне северно-русской свадьбы проглядывает что-то суровое, жесткое и тоскливое. Характерной особенностью болгарской свадьбы представляется кишкек, или пшеничная каша, приготовленная торжественным образом; это - древнейшаа форма жертвоприношения хлеба. Рядом с кишкеком стоит "каравай" или "кравай". Замечательна еще была болгарская бучка, как остаток жертвоприношения волос. В сербской и хорватской свадьбице сохранились многие черты древнего поклонения домашнему очагу. В чешской свадьбище характерную роль играет петух, как остаток древнего жертвоприношения. Польская свадьбка потеряла почти все древнее, архаическое: она состоит из двух или трех более или менее роскошных угощений родных и знакомых новобрачных. В свадебных обрядах сохранились, в виде культурных переживаний, обломки древнего быта и все пережитые стадии истории брака, сохранилась древняя религиозно-мифическая и этическая символика. Остатками "умыкания" (т. е. похищения) девиц служат: 1) обычай сватов являться в дом отца невесты в виде путешественников, поздно вечером или ночью, 2) аллегорический рассказ о преследовании куницы, 3) искусственная преграда у ворот невесты, 4) стрельба из оружей (первоначально из луков), 5) употребление знамени (застава, корогва, хоругвь - собственно знамя, откуда слово "хорунжий"), 6) многочисленность поезжан жениха, 7) джигитовка, 8) высылка вместо невесты копья (у сибирских крестьян), 9) стук в двери, 10) пускание стрелы в окно дома невесты (в малороссии и белороссии только в народных песнях), 11) борьба перед воротами невесты, 12) пугание лошади жениха, 13) прятание невесты (в Пермской области, в Буковине и др.), 14) просьбы родных невесты о пощаде (у сербов - лужацких), 15) жених и его поезжане садятся за стол в шапках, 16) вооружение брата невесты саблей, 17) обычай дружка(свидетеля) бить плетью по стенам и столу, 18) песенная перебранка поезжан(сопровождающих) жениха и невесты, 19) венчание поздно вечером, 20) внесение молодой на руках в дом молодого, 21) снимание с ее лица покрывала кнутовищем, 22) освещение ее лица, 23) притворное бегство молодой (во Владимирской области, в Германии), 24) притворные побои и рвание косы, 25) оберегание опочивальни молодых вооруженными людьми. Многие обряды и песни напоминают о старинной купле-продаже невесты, замененной у культурно-исторических народов взаимным согласием молодых. К купле относятся все формы куничного выкупа. К свадьбе-купле относятся: 1) торг и пропои невесты, 2) продажа косы, 3) рукобитье, 4) прикладывание ко лбу невесты монеты, 5) выкуп сундука, 6) обрядовой подмен невесты, 7) соединение рук молодых, в смысле передачи девушки в собственность жениха. Особую группу свадебных обрядов и песен составляют символизирующие подчинение женщины мужчине: удар невесты плеткой, разувание молодого (упоминается уже в Лаврентьевской летописи под 980 г.) и другие. В свадебных песнях и обрядах (преимущественно каравайных) сохранилось воспоминание о древнем культе Солнца: важную роль на свадьбе играют древние символы Солнца - венок, свеча, круглый хлеб. В древнем быту, с целью задобрить богов-покровителей брака и расположить их в пользу новобрачных, им предлагали угощение(часто в виде хлеб-соли или просто преподносили каравай). Предметы и приемы кормления богов изменялись с развитием культуры, сообразно с местными условиями домашнего быта и со степенью зажиточности вступавших в брак. При господстве пастушеского быта, жертвоприношение богам состояло в заклании животных, преимущественно коровы, и в возлиянии молока. С развитием земледельческого быта стало преобладать жертвоприношение хлеба. В пустынных и лесистых местах грубые формы жертвоприношения удержались дольше, чем в странах более богатых от природы или расположенных на бойком водном торговом пути. Богатые люди и в период земледельческой культуры предпочитали принесение в жертву животных, в особенности крупных, в торжественных случаях - даже в большом числе (гекатомбы). Бедные люди поневоле ограничивались жертвоприношением мелких животных, чаще всего красного петуха, но так как жертвоприношение коровы в некоторых случаях считалось необходимым по религиозно-мифическим представлениям, связанным с этим животным, то возникло обыкновение приносить в жертву изображение коровы из теста. Само жертвоприношение хлеба прошло несколько ступеней развития, согласно со способами приготовления хлебной пищи. На низшей ступени земледельческой культуры в пищу, а, следовательно, и для жертвоприношения употреблялись или хлебные зерна, более или менее поджаренные, или хлебная кашица, т. е. те же поджаренные хлебные зерна, только в размельченном и смоченном водой виде. В жертву приносились и опьяняющие напитки - сома у индусов, гаома у иранцев, виноградное вино у греко-италийцев, пиво и мед у германцев и водка у славян. В число важных предметов жертвоприношения входили также волосы ребенка или новобрачных. Волосы были приносимы в смысле "pars pro toto" (часть вместо целого); по внутреннему своему значению, это - прямая замена жертвоприношения человека, непосредственно следующая за эпохой каннибализма. Остатком этого обычая служит обрезание или подрезывание косы невесты перед венчанием(она как бы приносится в жертву не только богам, но и жениху). В свадебных песнях и обрядах есть прямые указания, что жертвоприношение сопровождалось следующими торжественными действиями: поднимались и опускались, клали на молодых правую руку, обращались в правую сторону, соблюдали круговращательное движение или танец, приводивший, при усиленном темпе, в вакхический религиозный экстаз. Приношение яств и напитков богам сопровождалось молитвами и гимнами. Языческая молитва по содержанию близко подходила к заговору: она имела стихотворную форму и пелась одним лицом или целым собранием молящихся. В древнее время многие свадебные песни представляли собой молитвы, обращенные к богам-покровителям брака и заключавшие в себе просьбу новобрачных и всего их рода о ниспослании им богатства и чадородия. Были особого рода религиозные песни (certa et solemnia verba римлян), свободные от узких утилитарных целей. В них воспевался брак Солнца и Земли, или Солнца и Луны, месяца и вечерней звезды, как священный прототип человеческого брака. Между молитвами и религиозными песнями не было резкой разграничительной черты; религиозная песня в честь и славу богов легко переходила в молитвенную просьбу о ниспослании благ земных, как это, между прочим, можно было видеть в колядках, где прославление Солнца и месяца последовательно переходило в прославление домохозяина и его жены. Музыка при свадебных обрядах в древности не имела самостоятельного значения и служила аккомпанементом пению и танцам. Кроме культа Солнца, свадебный ритуал славянских народов сохранил культ домашнего очага, черты древесного анимизма и почитания водных источников. Выдающееся положение Солнца в свадебных обрядах славянских народов обусловлено было их преданностью земледелию. Религиозно-мифические элементы свадьбы у одних славянских народов сохранились лучше, у других слабее. Южные и восточные славяне в этом отношения оказались более консервативными, чем западные славяне, находящиеся ближе к прогрессивному обрядовому эксперименту Европы.
Свастика-это очень символический крестообразный знак, состоящий как бы из четырех собранных воедино букв "Г" греческого и других алфавитов, соединенных между собой их основаниями, или четырех человеческих ног, исходящих из одного общего центра. Этот знак с незапамятных времен употреблялся браминистами и буддистами Индии, Китая и Японии в орнаменте и письме, выражая собой светлый привет, пожелание благополучия и здоровья. С Востока свастика перешла на Запад, ее употребляли широко в Германии во времена третьего рейха, отчего она стала наводить просто безумную тоску на все многочисленное еврейское население Европы; изображения свастик встречаются на некоторых из древнегреческих и сицилийских монетах, а также в живописи древнехристианских катакомб, на средневековых бронзовых надгробных плитах, на священнических облачениях XII - XIV столетий. Усвоив себе этот символ в первой из вышеозначенных форм, под названием "гаммированного креста" (crux gammata; Крест Христа), христианство придавало ему культовое значение, подобное тому, какое он имел на Востоке, т. е. выражающее им ниспослание благодати и спасение от дьявольской нечисти.
Свобода(лат. Libertas) - в римской мифологии первоначально аллегорическое олицетворение жизни, приятной и свободной от всяких забот, подобно Юпитеру Либеру и Liber Pater. Впоследствии Libertas было названием божества полноправных римских граждан. Божеству Свободы был воздвигнут храм на Авентине Тиберием Гракхом. Клодий соорудил святилище Свободе на том самом месте, где находился дом изгнанного Цицерона. После падения Сеяна была воздвигнута первая статуя Свободы на форуме. Изображение богини Свободы известно главным образом по монетам времен римской империи: она представлялась или в виде женщины, держащей в левой руке копье или рог изобилия, а в правой - шапку (pileus), олицетворявшую отпущение на волю, или в виде бюста, с характерной свободной прической на голове. На северной стороне римского форума находилось Atrium Libertatis, где хранились народные переписи; при Августе оно сгорело и было вновь построено Азинием Поллионом. Символом современной глобальной свободы стало новое божество - Интернет.
Святого Гроба ордена- 1) регулярные каноники Святого Гроба - орден, основанный патриархом Арнольдом в Иерусалиме в 1114 г.; в 1489 г. слился с орденом иоаннитов. 2) Орден Святого гроба, основанный, по преданию, Готфридом Бульонским, в 1099 г., для сохранения Святого Гроба, но вероятнее - лишь в 1496 г., папой Александром VI, стремившимся к оживлению паломничества в Святую Землю. Гросмейстерами ордена всегда считались папы, но приор францисканских миноритов в Иерусалиме издавна пользовался правом посвящать в рыцари Святого Гроба. Декретом 10 декабря 1848 г. было предоставлено иерусалимскому патриарху (католическому) исключительное право жаловать орден, но всегда от имени римской курии, позднее орден Святого Гроба служил лишь знаком отличия; он разделен был Пием IX (1868) на три класса. Знаком ордена служил красный крест, с 4 малыми крестами по углам; раньше его носили на золотой короне, а позднее на черной ленте.
Священный- это сиамский орден, знак отличия членов и родственников сиамского королевского дома. Знаками его служат розетка из девяти различных драгоценных камней с сиамской короной, которую носят через плечо, и восьмиконечная серебряная звезда, покрытая бриллиантами.
Сектантство- так может быть названо организованное сообщество религиозных людей, отошедших от господствующей церкви, но согласных друг с другом в отношении веры; в этом смысле современное интернет-сообщество является также сектанским соединением людей в единое целое, объединенных с помощью технических средств и некоторых этических правил. Между сектой и ересью может проведена тоже особая черта, так как вторым словом обозначается не столько совокупность лиц, следующих известному учению, сколько содержание самого учения; поэтому можно сказать: "Секта ариан состояла из таких-то лиц" и "Секта ариан учила, что Сын Божий сотворен", и, с другой стороны: "Ересь ариан состояла в признании Сына Божия творью", "Ереси арианской следовали или держались такие-то лица". Между сектой и вероисповеданием (в случае, если последним словом обозначается не учение, а сама его содержащая церковь) резкой разницы нет; секта есть вероисповедание, которому следует сравнительно небольшое число лиц, и притом такое, которое с точки зрения большинства считается ложным или вредным. Секты в Европе часто добивались признания за ними права зваться церквами, или вероисповеданиями. На официальном языке, в эпохи религиозной борьбы одна и та же община зовется то сектой, то церковью, или исповеданием, смотря по отношению к ней правительства. Вышеуказанное разграничение терминов установилось, и то не совсем прочно, лишь в новое время (после реформации), и отсюда было перенесено на древнейшие эпохи, когда слова "secta" и "αΐρεσις" употреблялись вполне как синонимы. Это же обстоятельство придало слову "секта" еще один побочный оттенок, сравнительно с понятием и словом "ересь". Дело в том, что главнейшие ереси периода с I по VII вв. начинались не с отрицания церковного учения и авторитета, а с попыток выяснить и сформулировать какой-либо пункт учения, не отлившийся еще в твердую догматическую формулу; инициаторы этих ересей не сознавали себя в оппозиции с непрерывным церковным преданием, а напротив, считали себя его выразителями и продолжателями. Подвергшись соборному суду и осуждению, они и их последователи или подчинялись этому суду, или разрывали общение с церковью и начинали свою особую религиозную жизнь. При этом, поставив уже в одном пункте учения свою мысль выше церковной мысли, они чем дальше, тем смелее отрешались от церковного авторитета, как в развитии своего только что осужденного, догмата, так затем и в других пунктах, которые давно уже были твердо сформулированы церковью, так что в оппозиционном отношении их мнений относительно церковного учения ни у них, ни у церковных христиан уже не могло оставаться никаких сомнений. Между тем, своеобразные религиозные мыслители более поздних времен, особенно, начиная с реформации, имели дело уже с подробно развитым, сформулированным и надлежаще авторизованным церковным учением, и касались они по большей части этого учения в его целом или в самих его основах, а не в частном каком-либо пункте; таким образом они оказывались по отношению к нему прямо в таком положении, в какое древние ереси приходили лишь в указанной второй своей стадии. Поэтому и слово "секта", применяемое преимущественно к разномыслящим с церковью общинам средних веков и еще более новых времен, к древним ересям может всего удобнее применяться именно на второй ступени их развития - то есть, к тем толкам, на которые они дробились уже по выделении из церкви. Так, например, редко говорят о секте монофизитов (хотя неправильным и это словоупотребление нельзя назвать), но постоянно говорят о монофизитских сектах (фоартолатрах, юлианистах, северианах, агноэтах и etc.). По той же причине и вообще со словом "секта" привычнее соединяется представление об общине, резко расходящейся с церковью, сравнительно мелкой и замкнутой в себе, чем с понятием исповедания, ереси или еретической общины. Классифицируются христианские секты удобнее всего по источникам, откуда они черпают свое учение, заменяя тем авторитет и предание церкви, и по тем путям, которыми они разрабатывают эти источники. Порывая с преданием господствующей церкви, как с ложным, сектанты неохотно порывают с христианским преданием вообще и безусловно; напротив, они стремятся представить себя наследниками, продолжателями и хранителями исконного подлинного предания, забытого или искаженного церковью с более или менее древних времен. Понятно, что чем секта радикальнее, тем отдаленнее период, в котором она усматривает начало искажения подлинного христианства и образования ложного предания; поэтому большинство сект останавливается на первых временах христианства, когда никакого или почти никакого писанного предания еще не было; документальным источником веры является у них одно Писание. При этом они становятся лицом к лицу с вопросами, занижавшими церковную мысль на заре богословия: о пределах оmкpoвeния, об отношении Ветхозаветного и Новозаветного откровения, и о том, как откровение охватывается человеком, понимается им и влияет на него. От решения этих основных вопросов зависит все вероучение, организация и этико-социальные понятия сектантов, чем вполне оправдывается вышеуказанный принцип классификации сект. Сообразно ему, секты делятся на: 1) библейские или (более или менее) жидовствующие, 2) евангелические и 3) имеющие свое тайное писание (примером первых могут служить наши жидовствующие и другие "субботники"; примером вторых - молокане и штундисты; примером третьих - мормоны). Наконец, в глубокой древности, и снова в новейшее время, были мыслители и секты, полагавшие, что религиозная истина дана не в одном лишь Ветхом и Новом Завете, что крупицы ее рассеяны повсюду - в лучших языческих религиях, в творениях философов и поэтов и т. д. Это - секты синкретические (гностики, толстовцы). С другой стороны, по взгляду на пути усвоения и разработки религиозной истины, секты издавна делятся на рационалистические и мистические. Первые считают разум единственным посредником между Откровением и человеческим сознанием и даже отказываются признавать за откровение все, что выше или против разума (так что разум у них не только посредник, но и судья Откровения - в этом разница православного и сектантского богословского рационализма); вторые веруют, что Откровение сообщается человеку и помимо разума, несказанно и таинственно (путем экстатических видений и пророчеств и т. п.). Примером первых могут служить антитринитарии, у нас в России - молокане (последние не отрицают прямо троичность и другие таинственные догматы, а считают их бесполезными и не стоящими внимания); примером вторых - древние монтанисты, квакеры и наши хлысты. Приемы, посредством которых сектанты-мистики получают свои откровения, нередко интересны с точки зрения психологии и психопатологии; полученные откровения они часто ставят выше даже Писания ("буква мертвит, дух животворит"). Секты, как общины более или менее радикально порвавшие с церковным и государственным христианством, весьма часто расходятся с ним не в метафизических только, но и в этических вопросах; а так как везде, где существует государственная религия в той или иной форме, или в основу государственных и общественных отношений заложены определенные этические принципы, этика неразделима с политикой, - то секты весьма часто являются общинами, оппозиционными не только по отношению к церкви, но и по отношению к государственному и социальному порядку, построенному на иных, чем признаваемые сектой, началах. Древние христиане являлись в известных случаях "противниками законов" и в Иудее, и вообще в римской империи. Христианские государства отчасти осуществили в своем законодательстве и социальном строе идеи своего исповедания, отчасти установили обоюдный компромисс; секта, понимающая этические обязанности по-своему, становится к псевдохристианскому, по ее мнению, государству в теже отношения, в каких первоначальные христиане стояли к государству нехристианскому: "Аще праведно есть перед Богом вас послушати паче, нежели Бога...." Умеренные секты ограничиваются тем, что уклоняются от общественных обязанностей, несовместимых с их этико-социальными идеалами, и безропотно несут правительственные взыскания; наиболее рьяные стремятся прямо к социальной реформе всего человечества сообразно этим идеалам. Примером первых могут служить наши духоборы, примером вторых - анабаптисты первого периода (до 1536 г.). Социальные идеи на религиозной почве являются в сектах обыкновенно в той форме, которая в православном богословии носит название нравственного мистицизма. Под этим термином разумеется взгляд, по которому евангельские заповеди представляются не начертанием идеала, к которому церковь должна вести общество долгим и трудным путем воспитания в ряду поколений, а чем-то теперь же, сразу достижимым и подлежащим осуществлению. Церковь говорит, напр., что суды, война, клятва суть, по евангельскому учению, зло, и в идеальном обществе им не должно быть места; но они являются злом, главным образом, как доказательства тому, что люди нравственно несовершенны - корыстны, несправедливы, жестоки, лживы. Поэтому бороться с этим неизбежным пока злом надо не отказами от присяги, военной службы и т. д. и не уничтожением этих учреждений внешнезаконодательным путем, а посредством постепенного воспитания всех членов церкви в такой нестяжательности, справедливости, кротости, правдивости, чтобы мало-помалу суды, войны и клятвы сами собой вывелись бы из употребления, отпали как никому не нужные. Секты, наоборот, часто полагают, что именно учреждения тормозят совершенствование людей; церковь, наоборот, признает, что от их упразднения, при несовершенном состоянии личностей, выиграли бы лишь худшие общественные элементы. Кроме указанных причин, секты становятся иногда в оппозицию к власти в силу теории, что законна только правильно верующая власть. На этом основании, например, некоторые раскольники и молокане проповедовали, что властей уважать и за царя молиться не надо, и даже пытались ставить свои власти и венчать своих царей (коронование молоканина Рудометкина за Кавказом). Евангельское учение о равенстве всех людей, как детей одного небесного Отца (нравственное равенство), толкуется иногда сектантами как учение о равенстве социальном и политическом, чем исключается понятие о власти, о повинующихся и повелевающих. Из сект древней церкви примечательными были следующие: 1) секты, отставшие от религиозной эволюции, совершившейся в христианстве: таковы последователи Иоанна Крестителя, не примкнувшие к Христу; с ними часто ставят в связь имеробаптистов (ежедневно крестящих; Евсевий, "Церковная История") и гностиков-иоаннитов. Возможно, что они были тождественны с существующими в Персии мандейцами. Сюда же относятся секты самаританских мессий, пытавшихся конкурировать с христианством: досифеане, симониане, менандриане. 2) Иудействующие христианские секты первах времен: назаряне (I - VI в.), евиониты, евиониты-гностики (с конца II в.). 3) Язычествующие секты I - III вв. Они были чрезвычайно многочисленны и известны под общим именем гностических сект. Из них ближе всего к католичеству стояли маркиониты (II - VII в.), дальше всего - манихеи, исповедовавшие, собственно говоря, особую религию, связанную с христианством не теснее, чем, например, ислам, но манихейство помещается в перечнях христианских сект, так как в своих позднейших фазисах оно было правообразующим элементом в целом ряде сект чисто хрисианских, каковыми были: павликиане (VII - XII в.), богомилы (XI - XV в.), по-видимому также русские стригольники и некоторые мало-русские жидовствующие (XV - XVI в.), на Западе кафары и альбигойцы. 4) Секты энтузиастов или энтузиастические, из которых замечательными были катафриги, или монтанисты (II - III в., дожили до VIII-го). 5) Несколько сект возникло в древней церкви на почве ригористской моральной тенденции, не удовлетворявшейся допущенным в католичестве минимумом моральных требований и его покаянной дисциплиной. Этой тенденцией отмечены были некоторые гностические секты, а также монтанизм; в эпоху систематических кровавых гонений на христиан (с половины III в.) она выразилась в принципе, что христианин, выказавший слабость при гонении, не должен быть вновь принимаем в общение верующих, так как простить его может только Бог. Таковы новациане (в Риме, с середины III в.), мелетиане (в Александрии, начала IV в.; их нельзя смешивать с антиохийскими мелетианами второй половины IV в., возникшими на почве арианских споров) и донатисты (в Африке, с начала IV - VII в.). 6) Секты догматического характера IV - VII в.: Ариане, последователи Аполлинария младшего, Константинопольские соборы (Македониане), Несториане, Монофизитство, ученики Оригена, Монофелитство, Марониты. Вне прямой деятельности вселенских соборов стоят пелагиане и полупелагиане (семипелагиане) - возникшие на почве вопроса о первородном грехе, благодати и свободе; авдиане и апостолики (в Месопотамии и Малой Азии) - искавшие возврата к христианству I - III в. и нападавшие на примирение церкви с языческими государственными формами; aнтидикoмapиaниты (из Аравии) и аэриане (в Армении) - восстававшие против почитания святых и Богоматери, постов и епископской власти. Против философской формулировки вероучения, составлявшей главный предмет деятельности вселенских соборов, восставали в IV в. pemopиане ("все еретики в своем смысле правы; православие состоит в верности своему убеждению"), в V - VII вв. - гносимахи ("Бог хочет от христианина только добрых дел; поэтому стремление к теоретическому богопознанию бесплодно и ненужно"). 7) В среде монашества, уклонившегося от католической идеи аскетизма и практической аскезы, развилось несколько мистических сект, например, мессалиане, или евхиты (вечномолящиеся), впоследствии с примесью дуалистических учений. В византийско-восточной церкви XI - XV в. новых сект почти не возникало. Заслуживают упоминания только арсениты (XII - XIV в.), возобновившие, по поводу дела патриарха Арсения, вопрос о независимости церкви от государства, и варлаамиты, спор которых с афонскими исихастами (гезихастами) был эпизодом великого спора аристотеликов и платоников. В средневековой западной церкви в эпоху роста и высшего развития папского могущества (XI - XIV в.) сект появлялось также сравнительно немного, так как свободомыслящие в религии лица редко находили достаточно последователей, чтобы организовать их в общину. Важнейшими сектами являются кафары (с XI в., отсюда немецкое Ketzer; во Франции альбигойцы и вальденсы (с конца XIII в.). Отрасль первых с резкой дуалистической окраской составляли люцифериане (западные богомилы). Иоакимиты (Иоаким Фиорский, умерший в 1202 г.) пророчествовали о наступлении царства Духа Святаго в 1260 г. и видели антихриста то в Гогенштауфенах, особенно во Фридрихе II, то, напротив, в папах (эти иоакамиты-гибеллины вышли особенно из схизматических францисканцев). Секты, стремившиеся к реформе церкви и общества на почве евангелия, основали Петр Брюйс (был жесто сожжен около 1126 г.), Арнольд Брешианский (задушен и сожжен в 1155 г.), Виклеф и, наконец, Ян Гус (его сектанство часто называют социалистическим). Секты реформационной эпохи были весьма многочисленны и разнообразны: 1) Секты мистические и пантеистические. Мыслители этого рода в Германии редко покидали формально лоно своих церквей и не основали отделенных сект в точном смысле слова. Таковы Каспар Швенкфельд из Силезии, Агриппа фон Неттесгейм и Филипп-Авреол Парацельс - первой половины XVI в., католики; Валентин Вейгель (умер в 1588 г.) лютеранский проповедник, направление которого выяснилось лишь из его посмертных трудов; Себастиан Франк (умер в 1542 г.), укорявший и папистов, и реформаторов за веронетерпимость к анабаптистам, а сам державшийся пантеизма в духе Скотта Эригены. Из итальянских пантеистов этого времени знаменит был Джордано Бруно(тоже сожженный на костре в уже возрождающейся Европе). Француз Коппен основал секту "spirituels", с либертинистической окраской; Генрих Николаи (родом немец) основал в Англии секту фамилистов (familia charitatis) при королеве Елизавете. 2) Анабаптисты, или перекрещенцы, появились сперва в Саксонии, затем в Швейцарии; оттуда они к 1531 г. были почти вытеснены, но распространили свое учение по всему югу и юго-востоку Германии, до Моравии и Тироля; из южной Германии движение проникло в северо-западную и северную; в 40-х годах новый очаг его образовался в Венецианской области. После катастрофы Иоанна Лейденского северный анабаптизм стремится отрешиться от своих энтузиастических и социально-политических тенденций и соединяется с южно-германским (Меннониты). 3) Антитринитарии и унитарии - рационалисты в богословии и в философии. Кроме Сервета и обоих Социнов, следует упомянуть о Гансе Денке, Людвиге Гетцере, Иоанне Кампане и Давиде Иорисе, в которых анабаптизм перешел в антитринитаризм, о наследниках Сервета в Женеве - Матфее Грибальди, Георге Бландрате и Валентине Гентилисе, об итальянцах - Клавдии Савойском и Камилло Ренато. Итальянские антитринитарии, удалясь в Польшу, составили здесь так называемую арианскую общину (эта религиозная кличка было совсем неподходящей). В XVII в. к баптистам-меннонитам присоединились английские баптисты, выделившиеся из индепендентов; акт веротерпимости Вильгельма III (1689) дал их секте права наравне со всеми английскими диссидентами. Они распались в 1691 г. на Regular и Free-will-Baptists; еще ранее, в 1665 г., от них отделились баптисты-субботники - Seventh-Day Baptists. Баптизм проник из Англии около 1630 г. в Северную Америку, где Рожер Вильямс организовал колонию (позднее штат) Род-Айланд. В XVII веке развилась мистико-евангелическая секта квакеров (Джордж Фокс, 1624-1691; Вильям Пенн, 1644-1718), и проникла в Северную Америку (путешествия Пенна, штат Пенсильвания). Жан де Лабади (1610-1674) основал секту лабадистов (в Швейцарии, Голландии и северной Германии), исчезнувшую вскоре после 1725 г. Прочие своеобразные религиозные мыслители XVII в. не основали сект. XVIII в. породил на протестантской почве обширное, живучее и, в целом, симпатичное общество гернгутеров или просто гуторов(Цинцендорф, умерший в 1760 г.), насчитывающее позднее во всех частях света до 1/2 млн. членов в 100 колониях и ревностно трудящееся на поприще миссионерства и воспитания юношества. В Англии появился методизм (Джон Веслей, Джордж Витфильд). Ряд небольших сект возник из протестантского пиетизма, который со своим высшим благочестием хотел сперва быть лишь "закваской" в церкви, но при этом нередко доходил до ее отрицания, звал ее Вавилоном, ее таинства - мерзостью и т. п. Независимо от пиетизма возник сведенборгианизм (Сведенборг умер в 1772 г.) - мистико-теософическое общество. Баптизм и квакерство дали новые разветвления (Tunkers, Snake-Baptists, Hardshell-Baptists, Six-Principles-Baptists, Jumpers, Shakers). На почве католичества явились чешские деисты, или авраамиты, заявившие о себе открыто после эдикта Иосифа II о веротерпимости, и франкисты, в Галиции и польской Подолии (Яков Лейбович). О масонстве и его отношениях к церквям можно судить по франкмассонским действиям. В XIX в. в католичестве появились и исчезли секты: французско-католическая аббата Шателя, апостолическая аббата Гельсона в Брюсселе, немецко-католическая Иоганна Ронге и Иоганна Черского (1837), имевшая сперва успех; остатки их отчасти перешли в протестантство, отчасти впали в религиозный нигилизм и в 1848 и последующих годах вступили в ряды социалистов и анархистов. Новейшее явление в этом ряде попыток реформы и национализации католичества представила община Гиацинта Луазона, вполне определившего свое направление лишь с 1879 г. Орден новых тамплиеров возник первоначально из попытки иезуитов обратить на свою сторну и в свою пользу масонство во Франции, но он разорвал связь с иезуитами уже в XVIII в. В 1815 г. иезуиты добились его упразднения; в 1830 г. он всплыл опять, но скоро потерял всякое влияние. Он учил о единой откровенной религии, идущей от египетских и эллинских мистерий к Моисею, Христу, апостолу Иоанну и дошедшей до них путем тайного предания; толковал Троицу, как бытие, деятельность и сознание; имел особое апокрифическое иоанново евангелие и стремился низвергнуть римскую церковь. О секте "религии человечества" Огюста Конта, этом "католичестве без христианства" можно узнать из работ самого Конта. Изуверный мистицизм сказался в сектах Пёшля (который, однако, отнюдь не одобрял выходок своих последователей, вроде добровольных самораспятий за грехи мира и т. д.) и антонианской (особенно в Бернском кантоне в Швейцарии). Успех Давида Лаццаретти (умер в 1878 г.) зависел от того, что он выкинул знамя о восстановлении светской власти пап и тем доставил себе временное покровительство сбитой с толку курии. Протестантство произвело в XIX в. много новых сект. Классической страной сектанства стала Северная Америка, где, при почти полном (исключение - мормоны) невмешательстве власти в дело религии, собственно совсем не было церкви, как института, а только существовали секты. В 50-х годах 19 века североамериканские методисты перенесли свою пропаганду в Европу; в Англии, в 70-х годах, из методизма выделилась "армия спасения" (Бутс), раскинувшаяся вскоре по всей Европе, Индии, Австралии и Северной Америке. В 1884 г. Бутс располагал 846 казармами в 18 странах и 393000 фунтов стерлингов; с тех пор его успех скорее упал, чем возрос. Квакерство в Англии и Америке дало еще несколько толков (Wet-Quakers, Dry-Qu., Fighting-Qu., Evangelical Friends). Унитарии свободно вздохнули в Англии с 1813 г., когда формально отменен был закон, осуждавший их на смерть (давно уже, впрочем, не исполнявшийся). Главой американского унитаризма признается химик Пристлей (умер в 1804 г.); общины его объединяли сотни верующих людей; виднейшие деятелями были Чаннинг и Паркер. Коммунизм на почве Евангелия проповедовали гармонисты (близ Питтсбурга в Пенсильвании) и перфекционисты, или библейские коммунисты. Эдуард Ирвинг, пресвитерианский проповедник в Лондоне, с 1836 г. возобновил древний монтанизм, с его пророчествами, ригоризмом и хилиастическими упованиями, но с добавлением сильной склонности к аллегорическому толкованию Святого Писания. Ирвингианство имело некоторый успех и в Германии, даже в католической Баварии. С ним были сходны по доктрине, но резко отличны по организации общины дарбистов (Джон Дарби умер в 1882 г.) и адвентистов (Вильям Миллер, в Нью-Йорке и Бостоне); последние были всего многочисленнее в Мичигане (Seventh-Day Adventists). Карикатуру на себя сами ирвингиане видели в новых мормонах (Иосиф Смит, 1825). До церковной реформы патриарха Никона сект в России почти не было; впрочем, следы стригольников и жидовствующих дожили до этой реформы и пережили ее. О сектантах, образовавшихся в среде старообрядческого раскола, можно говорить как о раскольниках. Под прямым влиянием протестантизма возникла, но дальше его ушла в своих выводах секта "евангелистов" Дмитрия Тверитинова (с конца ХVII в.); она дожила до конца XVIII в., когда слилась с молоканством. Во второй половине XVII в. появилась первая русская мистическая секта людей Божиих, или христовщина (отсюда хлыстовщина); она нашла много тайных последователей и даже деятелей в среде православного монашества и стала с начала XVIII в. заметным явлением в религиозной и культурно-исторической жизни русского общества. С 1740-х годов берет начало другая, также мистическая секта - духоборческая (Колесников и Побирохин); появилась она в южной части Украины, в Харьковской и Екатеринославской губерниях. Вскоре из нее выделилась молоканская секта, в которой мистический элемент отступил перед библейско-рационалистическими рассуждениями. Молоканство, под влиянием отступников-евреев и жидовствующих, распалось на общину молокан-субботников и молокан-воскресников (конец XVIII в.). В это же время из хлыстовщины выделилось скопчество, в виде реакции учению хлыстов о внебрачных отношениях, как о "христовой любви", вследствие чего среди хлыстов развился полнейший разврат телесный и душевный. Все эти секты выросли в эпоху Александра I. Русская простонародная христовщина проникла в верхние слои общества, захваченные привнесенным с Запада мистическим направлением (секта Татариновой). Сам Александр I был в сношениях с Юнгом Штиллингом, квакерами, моравскими братьями и, наконец, с баронессой Крюденер. Выражениями "сверхисповедного" христианства, каким хотел быть русский великосветский мистицизм, было библейское общество, министерство духовных дел и народного просвещения, а также (по идее, но не на деле) священный союз (три государя - представители трех главных европейских исповеданий). Указать в этом русском мистицизме границу между сектанством и православием нелегко; к нему причисляли себя видные иерархи (например, Филарет Дроздов на первых порах) и миряне, о которых иерархи отзывались как о редких христианах (Херасков). Однако, в 20-х гг. 19 столетия последовал решительный разрыв. Учение русских мистиков, дальше всего отходивших от церкви, напоминает ирвингианство; центральная его мысль - это повторение всей библейской и евангельской истории в душе истинного христианина, как ее возрождение и единение с Христом. В литературе и искусстве оно произвело поэму Хераскова "Владимир возрожденный" и проект храма на Воробьевых горах в память 1812 г., Витберга. Другой общиной, объединившей в себе западный и русский мистицизм, были духоносцы, или так называемая ересь есаула Котельникова. Из скопчества выделилась лазаревщина (Арина Лазаревна, умершая в 1841 г.). В молоканстве около 1836 г. образовалась хилиастическая секта Никиты Иванова и появились, сообразно тому, Илии и Христы. Другие мистики-молокане - сопуны, прыгуны, веденцы и сионцы. Новейшее образование в молоканстве - донской толк, отрекшийся от большей части политических тенденций молоканства и имеющий развитой обряд, во многом приближающий их к православию. Наконец, как бы на смену молоканству, с 1860-х гг. появился новый вид русского евангелического христианства - штундизм, или (с 1870-х годов) штундо-баптизм, существовавший к 1891 г. в 30 губерниях России. В новейшее время из него выделился младо-штундизм (Яков Коваль). В 1870-х годах в петербургском высшем обществе появились редстокисты - слушатели и последователи евангелического проповедника, лорда Редстока. С 1876 г. начинается деятельность Пашкова, учившего вначале чисто по-протестантски, но простонародное пашковство не удерживается на этой почве и обнаруживает наклонность к переходу в "духовное христианство", т. е. к замене Святого Писания внутренним откровением. К христианским сектам наиболее радикального направления следует отнести толстовство, находившее сочувствие и среди сектантов простонародья, например, закавказских духоборов и молокан Самарской губернии. Христианско-социалистическое направление вышло и прямо вошло в народ и его сознание надолго, вначале в лице Сютаева и его социальной секты. В новейшее время появились также малеванщина и новохлыстовство (Козин, в Кубанской области). Составление истории русского сектанства и раскола всегда было дело сложное и темное, особенно по отношению к так называемым "более вредным" сектам (особенно жидовствующим, далее духоборам, хлыстам, скопцам, штунде и т. д.). Помимо тайны, сохраняемой когда-то администрацией или духовным ведомством, тут дело затруднялось еще старанием сектантов-мистиков слыть за православных, вследствие чего не только официальные, но и секретные сведения правительства по отношению к ним должны считаться не совсем действительными. По официальным же данным, в 1870 г. заявлено было в Европейской России всего 997 600, в Азиатской - 173400 человек раскольников и сектантов, а по заграничным, их было приблизительно вдесятеро больше, то есть каждый пятый был сектант. По нижеприводимым официальным данным отчета обер-прокурора святейшего синода в 1893 г. насчитывалось менее 2000000 раскольников и сектантов, из которых огромное большинство падало на старообрядческие толки, а по заграничным сведениям одних штундистов в новейшее время было около тех же 2000000. Впрочем, эти последние сведения, вероятно, были преувеличенны, но откуда тогда появилось такое неприятие государства и официальной религии, что привело вместе с другими причинами к февральско-мартовской относительно мирной революции 1917 года. Вот цифры, взятые из отчета обер-прокурора святейшего синода за 1892-1893 годы: 1) Архангельская епархия: филипповцы, даниловцы, федосеевцы, аароновцы, поморцы, 63 учителя, 36 наставниц, 8 скитов, мужчин- 4799, женщин- 7480; всего 12279. 2) Астраханская епархия: раскольников 4965, сектантов 8613, всего 13578 человек. 3) Владимирская епархия: раскольников (преимущественно нетовцев или спасова согласия) 17000, но эта цифра была ниже истинной. 4) Владикавказская епархия: поповцев 23882, беспоповцев 1271, сектантов 8323; всего 33476. 5) Вологодская епархия: раскольников 6767. 6) Волынская в г. Житомире до 1000 раскольников; вообще раскол и сектанство были слабы и не развиваются (цифр нет совсем). 7) Воронежская: в 60 приходах 14039 чел. 8) Вятская: коренных раскольников поповцев 24488, беспоповцев 39365, уклонившихся поповцев 4856, беспоповцев 5226; всего 73935. 9) Донская: беспоповцев 21482, беглопоповцев 37649, австрийского согласия 47234, всего 106365 раскольников; сектантов - молокан, баптистов, духоборов, хлыстов в скопцов - 1830. 10) Екатеринославская: раскольников (австрийского толка) 8862 человек, сектантов 873. 11) Екатеринбургская: 35262 раскольников. 12) Енисейская: 8339 человек. 13) Иркутска; раскольников 1900, сектантов 220; и те и другие - исключительно ссыльные или их потомки. 14) Забайкальская епархия - от 45000 до 50000 человек. 15) Казанская: раскольников 25223 человек. 16) Калужская: раскольников 47000; тут же были воздыханцы, хлысты, скопцы и нетовцы. 17) Камчатская: раскол был незначителен, пропаганды не было. 18) Кишиневская епархия: раскольников и сектантов 25781. 19) Киевская: раскольников 8000; из сект была сильна штунда. 20) Костромская: австрийцы, поморцы, федосеевцы, нетовцы, филипповцы, странники, беглопоповпы; всего 36995 человек. 21) Курская: 20000 раскольников; сектантство было незначительно. 22) Литовская: в одном Свенцянском уезде до 10000. 23) Могилевская: 8000 беглопоповцев, 5000 поповцев, 9000 австрийского согласия, всего 22000. 24) Нижегородская: поповцев 30170, беспоповцев 41566, молокан и духоборов 1584; всего 73320. 25) Новгородская: цифры не показаны, но было заявлено, что раскол здесь очень-очень силен и прочен. 26) Олонецкая: зарегистрироованных раскольников (беспоповцев), явных и так называемых тайных, 2038 мужчин и 5369 женщин, всего 7407, цифра показана ниже истинной. 27) Оренбургская: раскольников и сектантов 78258 челов. 28) Орловская: раскол был не силен; штунда сильна в Карачевском уезде. 29) Пензенская: раскольников 6240 мужчин, 6946 женщин (на 3/4 поповцев), всего 13186; сектантов 451. 30) Пермская: раскол очень был силен, но регистрация его стала невозможна. 31) Полоцкая: всего раскольников и сектантов 73452 (федосеевды, филипповцы, поморяне и самокрещенцы). 32) Полтавская:1000 человек. 33) Псковская: раскольников 35248; в Порховском уезде они составляют 15,42% православного населения. 34) Рижская: федосеевцы; всего 15617. 35) Рязанская: из-за раскола у исповеди не было в 1893 г. 14930 человек (цифра занижена). 36) Самарская: 82643 человек. 37) Петербургская: в столице и в епархии сильна была пашковщина. 38) Саратовская: раскол (поповцы) был силен, сектанство (молоканство) было бессильно. 39) Смоленская: около 17530 раскольников, большей части австрийского согласия(австрияков). 40) Ставропольская: раскол и сектанство держались в тайне; цифры нет. 41) Таврическая: раскольников и сектантов 12111 человек; сектантов (молокан 9356) 10022, остальные раскольники. 42) Тамбовская: раскольников 8120, сектантов 10118; из 1039 приходов в 58 имелись раскольники, в 110 сектанты. 43) Тверская: раскольников 7195. 44) Тобольская:54813 раскольников. 45) Томская: 80000 душ, в Бийском округе местами раскольники составляют 2/3 всего населения. Толки были самые разнообразные - спасово согласие, странники, дырники, немоляки, молокане, штундисты. 46) Тульская: раскол был очень слаб, всего 1665 человек. 47) Уфимская епархия: 16990 душ. 48) Харьковская: беспоповцев 5979, поповцев 635, штундистов 377, шалопутов 65. 49) Черниговская: раскольников около 70000, штундистов явных 50, на деле было гораздо больше, 50) Ярославская:раскольников 6056. 51) Якутская область: около 1500 раскольников и сектантов; из последних были многочисленны скопцы.
Секуляризация- в средние века латинское слово "Saeculum" или век получило значение мира и мирской жизни, в противоположность церкви и духовным предметам бытия. Отсюда "saecularis" - это мирской, светский и т. п. Словом "секуляризация" каноническое право стало обозначать переход лица или вещи из духовного состояния или владения в светское, если только лишение духовного сана не было наказанием (деградацией). Секуляризация вещи состояла в уграте ею всех свойств церковного имущества и переходе в светские руки. По катоническому праву такая секуляризация могла совершаться только с согласия церковных властей, но на самом деле наиболее важные случаи секуляризации именно те, при которых она производилась вопреки воле церкви (часто бывали и случаи вынужденного согласия, когда церкви и монастыри уступали сильным соседям отдельные угодья, десятину и другие доходы). Наиболее широкие размеры принимала секуляризация в тех случаях, когда ее производили государи. В VIII в. на Западе большое количество духовных земель было отобрано и роздано светским лицам Карлом Мартеллом, так что по этому вопросу понадобилось особое законодательство. В данном случае секуляризация была вызвана потребностью государства в землях, которые оно могло бы раздавать за службу. Другой подобный случай был при императоре Генрихе II. В конце средних веков против церковного и монастырского землевладения стала раздаваться проповедь лучших представителей самого духовенства (например, Гуса), которые в богатствах клира и монастырей видели главную причину порчи церкви. В эту эпоху церковное землевладение достигло наибольших размеров; в Англии, например, около половины всей земли принадлежала епископам, капитулам и монастырям (одним монастырям - около трети всей почвы). В Германии, кроме того, была масса духовных княжеств, например, владения духовных курфюрстов или архиепископа зальцбургского, бременского и т. д. Религиозная реформация сопровождалась секуляризацией в очень широких размерах. Первый пример подали еще в XV в. гуситы, но главным образом секуляризация совершилась в ХVI в. Государи, принимавшие протестантизм, обычно секуляризировали церковную и монастырскую собственность, причем, в большинстве случаев, делились ею с дворянством. Ранее всего в эту эпоху секуляризация была совершена в Германии. К секуляризации стремились рыцари, восставшие вскоре после начала проповеди Лютера. По совету последнего, князья, принявшие реформу, отобрали в казну все церковные земли, для содержания нового духовенства, школ, благотворительных учреждений, но в большинстве случаев князья пользовались доходами с секуляризации имений для других целей или раздавали их своим приближенным. Секуляризации подвергались и духовные владения. Первым духовным князем, сложившим с себя свой сан и превратившим свое владение в светское герцогство, был в 1525 г. гросмейстер тевтонского ордена Альбрехт Бранденбургский в Пруссии. В эпоху аугсбургского религиозного мира было постановлено (reservatum ecclesiasticum), чтобы духовные лица, принимающие протестантизм, не имели права на секуляризацию своих земель. Впрочем, это правило плохо соблюдалось, и из-за его нарушения происходили постоянные распри между католиками и протестантами (Тридцатилетняя война). По вестфальскому миру 1648 г. в Германии подверглись секуляризации некоторые епископства (Магдебург, Гальберштадт, Бремен, Минден и др). В том же XVI веке секуляризация была произведена и в других государствах, как-то в Швейцарии, Дании, Швеции, Англии, Шотландии и т. п. Даже в Польше, где удержался католицизм, протестантская шляхта овладевала участками земли, приписанными к приходским церквям и церковной десятиной. В Англии секуляризация распространилась только на монастырскую собственность, епископы, капитулы и деканы, наоборот, получили даже прибавку к своим прежним землям. Генрих VIII, начавший реформацио в Англии, роздал много отобранных у монастырей земель своим любимцам, приближенным и другим лицам. Когда дочь его Мария задумала возвратить церкви конфискованные земли, то новые владельцы объявили, что у них есть мечи для защиты своих прав (в Шотландии всеми духовными имениями завладело дворянство). При Эдуарде VI и Елизавете завершилась раздача дворянству секуляризованных земель. В эпоху первой английской революции, когда в Англии отменена была временно епископальная церковь, предпринята была секуляризация и той церковной собственности, которая не была тронута реформацией. Церковные земли решено было распродать, но раскупались они плохо, потому что не было доверия к прочности владения. Реставрация 1660 г. возвратила церкви ее прежнее положение в государстве и ее земли, имущества и имения. Католическая реакция положила предел процессу секуляризации, но он возобновился в ХVIII в. Просвещенный абсолютизм второй половины XVIII века был неблагоприятен духовному землевладению. Уничтожение ордена иезуитов сопровождалось конфискацией всех его имуществ и преимуществ. Иосиф II в Австрии упразднил множества монастырей, обратив их имущества на государственные нужды. Новый период секуляризации в католических странах начался с французской революцией. Учредительное собрание в 1789 г. объявило церковные земли собственностью нации и решило их продать для уплаты государственных долгов. Эту меру рекомендовали еще некоторые писатели XVIII в., "для блага и пользы государства". Где во время революции утверждалась власть французов или под их влиянием происходили политические перевороты, там обычно совершалась и секуляризация. То же продолжалось и при Наполеоне I. В начале XIX в. в Германии были секуляризованы все духовные княжества, которых оставалось еще очень много. Секуляризация 1803 г. была средством вознаграждения немецких князей, потерявших владения на левом берегу Рейна. В силу этой секуляризации перестали существовать, как политические единицы, 23 епископства и аббатства (Бриксен, Триент, Зальцбург, Эйхштэтт, Вюрцбург, Бамберг, Фрейзинг, Аутсбург, Пассау, Гильдесгейм, Падерборн, Оснабрюк, Любек, Фульда, Корвей, Констанц, Шпейер, Базель, Страсбург, Майнц, Вормс, Трир и Кельн) и множество меньших земель католической церкви. В более близкое время секуляризация была совершена в Испании и Италии. В известном смысле секуляризация представляет собой и превращение в светское владение бывшей Церковной области. В эпоху французской революции Рим был объявлен республикой, при Наполеоне I присоединен к французской империи; во время революции 1848 г. он опять на время стал республикой. Последняя секуляризация Папской области совершилась в два приема - в 1860 г. (Романья) и в 1870 г., когда окончательно пала светская власть папы. Секуляризация реформационной и революционной эпох влекла за собой важные политические и экономические следствия. В XVI в. она временно усилила власть правительств, дав им большие материальные средства, и в то же время создала из новых владельцев, получавших или покупавших бывшие духовные земли, класс ревностных защитников новых церковных или государственных порядков. В эпоху реформации приобретателями секуляризованных земель были преимущественно дворяне, в эпоху французской революции - отчасти буржуазия, отчасти крестьяне. Нередко при этом изменялся сам характер собственности, вследствие дробления крупных поместий на мелкие участки. С другой стороны, новые владельцы меняли в своих землях систему хозяйства. В Англии, например, в XVI в., новые владельцы стали изменять способы пользования землей крестьянами к невыгоде последних (между прочим - заменяли пашню лугом), что вызвало ряд народных волнений. Средневековая культура отличалась своим церковным характером, тогда как культура нового времени имеет существенно светский характер. Следя за изменениями, совершившимися в миросозерцании и настроении общества, историки стали говорить о секуляризации философии и науки, литературы и искусства, права и государства и вообще всей жизни человечества. Под этим понимается освобождение от церковной опеки в умственной и общественной деятельности, обращение в художественном творчестве к светским сюжетам, подчинение жизни требованиям инстинктов человеческой природы, признание законными радостей земного существования и т. п. (в отличие от теократизма, теологического догматизма и аскетизма). Первым культурным движением с таким характером был гуманизм. Религиозная реформация XVI в. и католическая реакция задержали процесс секуляризации культуры, а "просвещение" XVIII в. было как бы новой секуляризацией мысли и жизни. Главным врагом секуляризации в этом смысле является клерикализм. В отдельных случаях секуляризация жизни шла под специальными лозунгами, вроде реабилитации плоти (у сенсимонистов), лаицизации образования (французские школьные законы семидесятых и восьмидесятых гг. 19в. и т. п.), но, в сущности, все это лишь отдельные виды секуляризации, которая, притом, может иметь различные степени. Первые признаки нарождающегося секуляризационного движения замечаются и в России в конце XIV в. среди представителей самой церкви; это направление развивается явственно в конце XV и начале XVI в., и одновременно с ним течение в пользу секуляризации заявляет о себе в обществе - в ереси жидовствующих - и в управлении Иоанна III и Василия III. В XVI столетии два первых течения иссякают, а третье, напротив, проявляется все настойчивее и чаще. В XVII в. Уложение царя Алексея Михайловича заключает несколько серьезных мер в этом направлении, торжеством которого были церковные реформы Петра 1 и Екатерины II. Причины секуляризации были почти те же, что и на Западе: огромное развитие беломестных (свободных от налога) церковных земель, тяжело отзывавшееся на народном и государственном хозяйстве, и вредное влияние этого развития на монастырские нравы. Движению против монастырского землевладения способствовало, сверх того, несоответствие его обету нестяжания, явно сквозившее сквозь компромисс, выработанный византийским правом еще до времени принятия Русью христианства и перенесенный в Poccию вместе с Номоканоном. Он состоял в том, что монах не может иметь личной собственности, но может пользоваться монастырским имуществом. На этом основании Номоканон признавал права монастырей, между прочим, и на земельную собственность, населенную арендаторами-крестьянами, отрицая безусловно только прямое церковное рабовладение. Для того, чтобы владение большими землями не навредило аскетической строгости жизни, церковь установила принцип: "Церковное богатство - богатство нищих ", и на основании него требовала, чтобы монахи не "вступались в села" и монастырское начальство тратило на продовольствие монахов минимальную долю доходов, а все остальное употребляло бы на церковное строение и украшение, школьное дело и всяческую благотворительность. Так как в средние века Номоканон чтился в России, не исключая заключавшихся в нем толкований византийских юристов и законов греческих императоров, как книга боговдохновенная и потому не подлежащая критике, то идеально настроенным русским подвижникам, если они хотели оставаться строго православными и вместе с тем осуществить аскетический идеал, представлялись два исхода: или с неумолимой строгостью, путем суровейшей дисциплины и наказаний проводить общежитейский устав, или же отречься и от имений, и от устава, рекомендуя другую форму монашеского жития. Первый исход избирают Иосиф Волоцкий и так называемые иосифляне, второй - преподобный Нил Сорский и так называемые заволжские нестяжатели, поскольку они были строго православны. С другой стороны, с развитием Московского государства, вопрос о церковных и монастырских вотчинах получит государственное значение: не хватало земель на помещение служилого класса, а монастырские земли все росли, и испомещенные служилые страдали от ухода крестьян на льготные монастырские земли. Уступка Новгородом Иоанну ряда владычних и монастырских земель в 1478 г. не может считаться актом секуляризации в точном смысле; Иоанн "брал по праву завоевателя и в виде наказания провинившемуся духовенству" (Макарий). Но на соборе 1503 г., с ведома великого князя, "начат старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились своим рукоделием". Это предложение общей секуляризации и смены "общежития" "скитским жительством" вызвало оживленные споры; в конце концов, уже после отьезда Нила, собор представил великому князю ответ (по проекту Иосифа Волоцкого), где заявлялось, что "святители и монастыри отдавать церковные стяжания не смеют и не благоволят", с ссылками на Правила Кормчей книги, узаконившие землевладение и запрещавшие светской власти отнимать церковные имущества. Преподобный Нил вскоре скончался, и его смерть погубила его дело. Его наследниками стали князь-инок Baccиан Косой Патрикеев и Максим Грек. Первый повел дело резко и заносчиво, рисуя злоупотребления монастырскими землями в преувеличенно черных красках, толкуя по-своему, и неправильно, правила Кормчей книги и отзываясь пренебрежительно и о них, и о признанных церковью святыми деятелях "стяжательных" монастырей ("Это не правило, а кривило. Господи, что это за чудотворцы? Сказывают, в Калязине Макар чудеса творит, а мужик был сельской"). Такими отзывами он дал повод сомневаться в своем православии и сопоставлять его полемику против монастырей иосифлян с полемикой жидовствующих. Максим Грек был чужак, и его резкая критика русских книг, обрядов и нравов сделала его непопулярным. С другой стороны, некоторые иосифлянские монастыри показали, что землевладение может не вредить строгости монашеской жизни: ученый Зиновий Отенский, ученик Максима Грека, ознакомясь с бытом осифлян и сравнив его с роскошной жизнью Вассиана в Симоновом монастыре, перешел в иосифлянский лагерь. Волоколамский монастырь продовольствовал в голодные годы целые округи с десятками тысяч населения, и за это, как и за строгость жизни и красоту богослужения, пользовался народной любовью. Поэтому иосифлянское направление, не требовавшее, притом, ломки и прочно коренившейся в ближайшей и обильнейшей церковно-исторической традиции, одержало верх в церкви, и секуляризационное движение перешло к государству. Но и для государства дело секуляризации было затруднено тем, что церковь явно высказалась против него: поэтому оно пошло крайне медленно. На Стоглавом соборе (1551) было положено новые вотчины владыкам и монастырям принимать не иначе, как с согласия царя, а в собственно Московской области не принимать вовсе; наличные владения пересмотреть и возвратить в казну или жертвователям те, которые взяты насильственно или противозаконно в царское малолетие. Ливонская война вызвала новый собор о вотчинах, в 1580 г. На нем было постановлено возвратить земли, отданные на помин души, родне завещателя, а монастыри вознаградить деньгами; если родственников нет, отобрать за такое же вознаграждение в казну. В 1584 г. была попытка уничтожить льготы монастырских земель, но они были восстановлены уже через месяц. Постепенное прикрепление крестьян в XVI - XVII вв. вызвано было отчасти этими льготами, ради которых крестьяне от вотчинников-мирян сбегали на монастырские земли. По счету иностранцев, в XVII в. около 1/3 всей территории считалось за церковью; по Котошихину, епископы и монастыри владели 118000 крестьянских дворов. Уложение даря Алексея 1648 г. воспретило дальнейшее увеличение церковных вотчин, и часть их была прямо отписана в казну: тяглые люди жаловались, что духовные беломестцы селятся около городов и отбивают у них торги и промыслы; эти-то слободы и были отписаны безмездно на государя. При царе Феодоре Алексеевиче (1676-1682) составлена была подробная опись церковным имениям и их доходам, для определения сборов с церковного ведомства и для контроля над его экономией. Этот контроль и временное обращение известной части церковных доходов на государственные нужды вошли в обычай уже давно, еще с Василия III; при Романовых контроль велся приказом Большого дворца. Кроме того, правительство увеличивало для церковных земель те сборы, которые они несли наравне с прочими: ямские, стрелецкие, полоняничные и др. В XVII-же веке правительство стало пользоваться исконным назначением монастырей, как центров благотворительности, посылая туда на содержание увечных и престарелых служилых людей, их вдов и сирот. Все эти меры получили особое развитие при Петре Великом, когда страшное напряжение финансовых сил страны поставило ребром вопрос о монастырских имениях. Стефан Яворский назвал однажды Петра "иконоборцем", намекая вероятно на императора Константина V, обращавшего монастыри в казармы, монахов - в солдаты, и конфисковавшего их имущества в пользу войска. Когда синод объявил, что для инвалидов шведской войны нет более в монастырях мест и окладов, Петр 1 запретил было вовсе постригать вновь в монашество кого бы то ни было. В "Обьявлении, когда и какоя ради пользы начался чин монашеский", составленном Феофаном Прокоповичем по поручению Петра 1, изложены такие взгляды: "А что говорят - молятся, то и все молятся; что же прибыль обществу от сего? Большая часть бегут в монастыри, чтобы даром хлеб есть". Таким образом Петр 1 резко критиковал ту точку зрения на монастыри, под влиянием которой древняя Русь несла в них свои приношения, желая обставить их церкви возможно богаче, а монахам дать возможность безраздельно отдаться молитве за себя и за всю землю русскую. Петр 1 звал монастырские земли "тунегиблемыми", как приносящие обществу слишком мало материальной пользы. Уже в 1700 г. все льготы, сохраненные еще монастырями со времен Уложения, были уничтожены; в 1701 г. восстановлен упраздненный в 1675 г. монастырский приказ и монастыри, а архиереи вполне устранены от управления своими хозяйствами и доходами. На содержание их приказу велено выдавать крайне скромные оклады, "без чего пробыть невозможно"; остальное должно было идти на государство, школы и благотворительные заведения. В 20 лет приказ устроил в одной Москве 93 богадельни на 4400 человек и госпиталь на 500 человек. Синод в первом же своем докладе просил возвратить управление церковным имуществом духовному ведомству, и в 1724 г. монастырский приказ превратился в синодальную камер-контору. Синодальное управление вызвало недовольство и вверху, и внизу - недовольство несправедливое, так как синод не мог ни собрать для казны больше, чем собирал, ни выдавать духовенству больше, чем было позволено. Уже при Петре 1 однажды было приказано задержать жалованье самим членам синода, пока не соберут недоимок. При Анне Иоанновне, в 1732 г., недоимка с церковных вотчин исчислялась в 81 тыс. рублей; доимочная контора сильно донимала их, и управление ими было передано коллегии экономии при сенате, получившей то же значение, какое имел при Петре 1 монастырский приказ. Дело не поправилось: в 1740 г. на одних синодальных учреждениях лежала недоимка в 32000 руб., и нечем было платить жалованье синоду. Елизавета Петровна закрыла в 1744 г. коллегии экономии и передала земли и имущества опять духовным властям, но сборы и оклады остались прежние. В 1757 г., на конференции сената и синода, императрица заметила, что, так как монастыри употреблять свои доходы иначе, как по положению штатов, не могут, то и управление землями составляет для них "суетное затруднение". Петр III сделал было распоряжение включить церковные вотчины в общий состав государственных; Екатерина II сперва отменила его, но уже в конце 1762 г. поручила рассмотреть вопрос смешанной духовно-светской комиссии, с Дмитрием Сеченовым во главе. Ее доклад Екатерина утвердила в 1764 г. Все церковные вотчины (911 тысяч душ крестьян) были переданы из духовного ведомства в коллегию экономии; на содержание монастырей и архиерейских домов назначены штатные оклады по трем классам; безвотчинные монастыри отчасти были упразднены, отчасти предоставлены своей судьбе (не внесены в штаты). Из всех поступлений в коллегию экономии на церковные учреждения положено всего 404 тыс. руб., тогда как одного крестьянского оброка получалось до 1780-х годов 1366 тысяч, а позднее - около 3400 тыс. В 1786 г. секуляризация была распространена на Малороссию и тогда же закрыта коллегия экономии, так что бывшие церковные вотчины окончательно слились с государственной землей. Страдальцем за старый порядок стал Арсений Мацеевич. Последствием секуляризации было огромное сокращение числа монастырей и монашествующего люда. По штатам 1764 г. из 954 великорусских монастырей упразднены были 569, за штатом оставлены 161; к 1801 г. во всей Российской Империи остались всего 452 монастыря (из 1072-х).
Село - это древняя земледельческая единица. В "Русской Правде" село определено было двумя плугами, с посевом 16 кадей ржи. В 1437 г. плуг считался за две новгородские сохи, которых 10 числилось в московской сохе; поэтому село могло равняться четырем новгородским сохам, или 320 четвертям (равным 160 десятинам), из чего на кадь приходилось 20 четвертей (10 десятин), именно обжа. В состав села, кроме пахоты, входили и другие угодья, например, сенокос. В XIV и XV в. в Двинских волостях селом назывался двор с дворищем и принадлежащими к нему пашней, пожнями, тонями, лесом, путиками и прочим, так что в то время село означало не мерную единицу земли, а уже целое, довольно объемистое владение, в котором пашня и сенокос, вероятно, определялись особой мерой (возможно, обжами). В позднейших книгах сошного письма село принималось уже не в смысле поземельной единицы, а в значении центрального селения. В литовско-русском государстве XVI в. земли села, как и в северной Руси, были двоякого рода. Во-первых, современным полям близ села соответствовали "волоки" (выти, пашни) или "обруб" того села; в королевских владениях этим землям придавалась обычно форма более или менее прямолинейного четырехугольника, если тому не мешала чрезмерная чересполосица с частными владельцами или топографические условия; границы волок назывались "стенами"; они гнались сохой и шли нередко вдоль болот и пущ. В этом "обрубе" земля разделена была на три поля (реже на две половины, по три поля в каждой); каждое поле разделялось на одинаковое число "резов" (нарезов). Податной характер волоки получили позднее. Иногда чиншевые волоки не могли быть сведены в один обруб, и для составления каждой из них складывалось известное количество разбросанных островов поля. Числу волок обычно соответствовало число дворов, но иногда несколько хозяев складывались на одну волоку, по недостатку ли скота, по своей ли маломочности, или потому, что имели другие промыслы; иногда неразделившиеся родственники брали по две, по три волоки; иногда известное лицо сверх чиншевой волоки получало еще вольную волоку, за особые заслуги или за отправление должности; иногда волоки оставались неразобранными. Село, в смысле поселения, обычно было расположено в среднем поле в один ряд, "одной податью", причем другую подать на противоположной стороне улицы составляли гумна; реже село было расположено в две полати. Во-вторых, за стенами волок села, на тянувшей к нему немеренной земле, кроме выпустов, выгонов, сеножатей и других угодьев села, находился его немеренный застенок. Большой льготный обруб, заключающий в себе известное число измеренных волок и резов в трех полях, еще только предназначенных к раздаче, без поселения, назывался "воля": отсюда "Воля" - собственное имя многих западных малороссийских и польских сел. В последующее время селом называлось крестьянское поселение, в котором обязательно должна быть церковь.
Сельская почта- учреждение такого почтового отделения в России относится к 1805 г., когда было разрешено производить прием и раздачу простой частной и казенной переписки, под названием "сельской корреспонденции", на некоторых почтовых станциях, близ которых имелись заводы, мануфактуры, торговые и многолюдные селения, отдаленные от губернских и уездных почтовых контор. К 1840 г. число почтовых станций, на которых производился прием простой сельской корреспонденции, доходило до 159. Правила 1842 г. о сельской корреспонденции вошли в статьи 484 - 487 Почтового устава, изданного в 1857 г. С предоставлением министру внутренних дел права делать, по ближайшему его усмотрению, изменения в правилах по почтовой части, означенные статьи Почтового устава оказались, отмененными. Для предоставления жителям уездов возможности обмениваться корреспонденцией, была учреждена в 1840 г. "рассыльная по уездам почта", но она не привилась на практике. Для развития почтовых сношений сельских местностей установлена была выдача простой почтовой корреспонденции на всех железнодорожных станциях, причем за каждое письмо взыскивается в пользу начальника станции по три копейки; таких железнодорожных станций было в 1897 г.- 3259. Временными правилами 26 июня 1894 г. разрешены были прием и выдача простой частной корреспонденции, и также продажа знаков почтовой оплаты, при волостных правлениях в таких местностях, где, за отсутствием почтовых трактов, сельское население удалено от почтовых сношений. Производство почтовых операций при волостных правлениях обусловлено согласием волостных сходов. В 1897 г. волостных и станичных правлений с приемом и выдачей простой корреспонденции было-1221. Кроме того, при 85 волостных правлениях Томской и Тобольской губерниях и на 32 станциях Западной и Среднесибирской железной дороги производились прием и выдача всякого рода почтовой корреспонденции. В 1896 г. открытыт был прием и выдача простой корреспонденции и продажа почтовых марок на десяти конных почтовых станциях, удаленных от почтовых учреждений или волостных правлений, производящих почтовые операции; развитие этой меры находилось в зависимости от согласия почтосодержателей принять на свою ответственность сохранность вверенного им аванса, знаков почтовой оплаты и правильность производства станционными писарями почтовых операций. На более широких началах железнодорожные станции и волостные правления привлечены были к участию в поддержании почтовых сообщений законом 24 января 1900 г. Производство почтовых операций на железнодорожных станциях, на которых не имеется почтово-телеграфных учреждений, и в волостных правлениях, открывалось, по мере надобности и в пределах сумм, ассигиуемых на этот предмет, во всех местностях Российской Империи, за исключением губерний Царства Польского. Вводятся следующие почтовые операции: продажа почтовых знаков; прием и выдача простой и заказной письменной корреспонденции (письма и бандерольные отправления), внутренней и международной; прием и выдача денежных пакетов и посылок, за исключением международных. К приему допускаются денежные пакеты лишь на сумму не свыше 200 руб., и притом со вложением одних русских кредитных билетов и звонкой монеты в количестве, не превышающем: 30 руб. золотой монетой, 4 серебряных рублей, 95 копеек разменной серебряной монетой и 9,75 копеек медной монетой. На железнодорожных станциях, на которых было введено производство почтовых операций, по закону 24 января 1900 г., особый сбор за выдачу корреспонденции не взимался. В земских губерниях меры по облегчению почтовых сношений в сельских местностях, где отсутствует государственная почта, принимали земства.
Семь чудес света- так назывались в древности семь произведений зодчества и ваяния, превосходившие все другие своей колоссальностью и роскошью, а именно: 1) пирамиды египетских фараонов, 2) висячие сады вавилонской царицы Семирамиды (халдейское искусство), 3) ефесский храм Артемиды (Греция), 4) хризэлефантинная статуя Олимпийского Зевса (Фидий), 5) надгробный памятник царя Мавзола в Галикарнасе (мавзолей), 6) колосс родосский (Родос) и 7) башня-маяк, воздвигнутая в Александрии при Птолемее Филадельфе (в конце III в. до Р. Х.) и имевшая около 180 м. вышины.
Семья- это индивидуальная ячейка общества, состоящая из отца, матери и несовершеннолетних детей; была первоначальной формой человеческого общения и общежития; разрастаясь, но сохраняя свое единство, стала тем, что называется родом, превратившимся постепенно в культурно-исторический тип отдельного народа. Есть также взгляд, что индивидуальная семья является не изначальной формой брачных и общественных отношений, а, наоборот, результатом длинной их эволюции и что не род происходит из семьи, а семья обязана своим происхождением разложению рода на отдельные семейные кланы. История семейных отношений в новейших социологических трудах изучается с эволюционной точки зрения на основании не только культурно-исторического, но и этнографического материала, при помощи сравнительного метода. Давно было отброшено социологией многое из того общего представления о родовом быте, которое еще недавно было ходячим в культурно-исторических сочинениях. Род старше семьи, как род старше народа, будучи лишь видоизмененным продолжением более элементарной формы - первобытной татарской орды; старое представление о родовом быте, предшествовавшем государственному быту, признано не вполне соответствующим действительности. Эволюция родовых и семейных отношений изучается с разных ее сторон, каковыми могут быть, например, стороны экономическая и религиозная. Существование первой из них у семьи и рода не нуждается в объяснении. В истории человечества политеистические культы отдельных народов или государств древности далеко не были первою ступенью религиозной эволюции: им предшествовал семейный и родовой культ предков. Эта сторона эволюции семейных и родовых отношений входит в состав сравнительного изучения религий. Внутренние распорядки семьи и рода складывались первоначально вне всяких влияний со стороны государственной власти, которая по времени своего возникновения моложе власти, существовавшей в отдельных родах и семьях. Только с развитием государства семья могла получить, кроме санкции религиозного обычая, и чисто юридическую санкцию. В тех государствах, в которых была развита родовая организация, она имела и политическое значение, ложась в основу всего государственного строя и в то же время суживая сферу компетенции государства. В таких случаях само государство является как бы союзом отдельных родов, представлявших из себя своего рода самостоятельные единицы. Отдельные роды, с одной стороны, распадались на семью, с другой - утрачивали свою цельность под влиянием иных форм общения (община, артель, дружина) и совместной жизни в более населенных местах, какими были даже древнейшие города. Дольше всего старалась поддерживать значение родовых связей знать, которая везде и всегда стремилась оберегать чистоту крови и вела свои родословия и генеологии. Само слово "gentil'homme" значит родовитый человек (homo gentilis). Законодательства всех культурно-исторических стран признают, кроме семьи, и род в смысле совокупности лиц мужского и женского пола, связанных кровной связью и происходящих от одного родоначальника. В частности, родство является основанием права наследования; в разных странах существует понятие родовых владений, т. е. таких имуществ, которые считаются достоянием всех членов семьи (или рода), а не одного ее главы. Под семьей следует поэтому понимать малое сообщество людей, основанное на союзе одного мужчины и одной женщины или нескольких мужчин и нескольких женщин, связанных между собой взаимными правами и обязанностями, установленными обычаем или законом, и проживающих вместе с детьми, рожденными в этих союзах, в одном доме или же образующих семейную группу, хотя бы проживающую и в разных домах. Поиски первобытного человеческого сообщества сводились к поискам той преемственной связи, которая соединяла человека с животным в отношении социальных явлений, что могло бы помочь выделиться из природной среды (с созданием и развитием эволюционной теории появилась обратная тенденция, когда человек, семья, род и человечество пытаются найти основание для сознательного возврата к природе). Для этого нет никакой надобности задаваться предположениями о состоянии абсолютной дикости, в котором не существовало ни одной из социальных сил, действующих в человеческих сообществах самого низшего разряда. Сексуальная потребность, лежащая в основе всяких половых союзов, настолько развита у всех раздельнополых животных, что она является таким же могучим определителем их образа жизни, как и потребность в питании тела. Удовлетворение половой потребности тоже нередко производится решительно, ни на что невзирая, и даже в предсмертной агонии животного. Так, если взять самца и самку из семейства "богомолов" (из ходящих прямокрылых насекомых) и отрезать самцу голову, то обезглавленное тело соединяется с самкой и оплодотворяет ее перед смертью (J. С. Houzeau, "Etudes sur les facultйs mentales des animaux comparйes а celles de l'homme", 1872). Во многих случаях вся жизнь взрослого самца сводится исключительно к отысканию и оплодотворению самочки. Самцы часто во взрослом состоянии вовсе не принимают пищи и умирают тотчас после оплодотворения самки (диморфизм). В отношении интенсивности проявления чувства голода и полового влечения современные люди мало чем отличаются от древних или животных существ; у некоторых австралийских племен (например, в Квинслэнде) жена и дети являлись пищевым запасом мужа. Понуждаемая голодным бредом антропофагия обращается нередко в каннибализм, т. е. в излюбленное и привычное людоедство для малокультурных племен. Половые влечения не только удовлетворяются повально на поле брани над завоеванными женщинами рядом с убитыми и их мужьями, но и в обыкновенных "любовных" случаях иногда сопровождаются обрядом нанесения ран копьем ни в чем не повинной и бедной женщине (Reclus). Такие же предварительные "игры" совершаются и животными, но чаще всего менее жестокими способами (путем красивой окраски, пения петухом и т. д.), не только при спаривании, когда в соперничестве самцов из-за самок (половой подбор) побеждает всегда наиболее сильный и крепкий самец, но и каждый раз, когда самец сходится с самкой, хотя бы она ему вообще принадлежала на более или менее долгий срок. Когда совместная жизнь самцов и самок, связанных половыми функциями, длительна и вместе с тем явным образом обусловлена индивидуальной симпатией, тогда может идти речь и о браке животных или половобрачных отношениях. В этом смысле нет и следа брачной жизни ни у беспозвоночных, ни у низших позвоночных животных. У раздельнополых животных встречаются чаще всего такие случайные половые союзы, которые не продолжаются после удовлетворения сексуальной потребности. Такие союзы не образуют семьи и могут быть названы беспорядочным половым общением (промискуитет-promiscuitй). Затем появляются формы полигамии или полиандрии, смотря по тому, состоит ли семья из нескольких самочек с одним самцом или же из нескольких самцов с одной самкой. Наконец, образуется моногамная семья, переменная или постоянная, смотря по тому, меняются ли супруги или же постоянно пребывают в брачной связи (Houzeau). Гузо указывал на то, что у птиц беспорядочное половое общение встречается чаще, чем думают, хотя реже, чем у стадных млекопитающих. К числу птиц с беспорядочным половым общением относятся, например, скворцы (Icterus реcoris), летающие большими стаями в Америке. Эти скворцы меняют самок изо дня в день, совсем не строят семейных гнезд и не воспитывают своих птенцов; самки кладут яйца в гнезда других птиц и притом по одному яйцу в каждого гнездо. Из млекопитающих беспорядочное половое общение встречается преимущественно у жвачных (например, у оленей и быков) и плотоядных животных (например, у собачек). Страусообразные птицы живут полигамическими семьями. Принадлежащие к одной семье самки кладут совместно яйца в углубление, вырытое в земле, но сидит на яйцах, главным образом ночью, преимущественно самец; он же водит и защищает свой выводок. Полигамическими семьями живет и большинство куриных родов. Райские птицы в Новой Гвинее живут группами, состоящими из одного самца и 15 самок (Гузо). Из человекообразных обезьян горилла живет в семье, состоящей из самца, самки и потомства различного возраста. Шимпанзе живет или индивидуальной семьей, или малыми группами, состоящими из нескольких семей. У орангутангов старые самцы живут изолированно до периода полового общения. Взрослые самки и не достигшие половой зрелости самцы встречаются часто в числе двух или трех; самки при этом чаще всего сопровождаются своим потомством. После родов самки большею частью уединяются на некоторое время. Вуву (из гиббонов), по-видимому, чаще живут парами, чем стадами (В. Hartmann, "Les singes anthropoпdes et leur organisation comparйe а celle de l'homme"). "Самки млекопитающих, - говорит Летурно, - всегда слабее самцов, и потому в этом классе животных немыслима половая ассоциация, подобная полиандрии, так как при всем своем желании самка не в состоянии собрать себе гарем из самцов" ("Evolution du mariage et de la famille", Париж, 1888). В постоянной и строгой моногамии живут макаки (Macacus silenus; y него одна самка, и он верен ей до полной смерти), дикий козел, африканская цесарка (из семейства фазанов) и, наконец, голуби, которые в пору размножения живут в строгой моногамии, несмотря на совместную жизнь в голубятнях (Гузо и Бобрецкий). Гелльвальд утверждает, что супружеская неверность чаще всего встречается у голубей и что вообще огромное количество всякого постороннего потомства (бастарды) в семьях животных, живущих на свободе, вполне доказывает их половую разнузданность (F. Hellwald, "Culturgeschichte in ihrer natьrlichen Entwickelung", Аугсбург, 1876). Рассматривая семейный быт животных исключительно с точки зрения защиты и воспитания потомства, нельзя не прийти к тому убеждению, что в большинстве случаев самец гораздо менее заботится об этом потомстве, чем самка. Не говоря уже о том, что при беспорядочном половом общении самец и не знает вовсе своего потомства, не говоря о насекомых, которые не могут даже видеть своего потомства, а сама материнская любовь развивается только благодаря заботам о детях, рождающихся все более и более беспомощными по мере того, как возвышается животное и приближается к простому человеку. Даже курица и та испытывает материнское чувство только к яйцам, которые она высиживает, а не к яйцам, которые она кладет. В силу этого семья у животных сначала совсем не существует, а затем образуется и становится чисто матриархальной (Foveau de Courmelles, "Los facultйs mentales des animaux", 1890). До Моргана, несмотря на то что уже были накоплены огромные этнографические материалы о диких и полудиких народах, долгое время никто не пользовался этими данными, чтобы по явным переживаниям далекого прошлого судить о том, какой семейный строй существовал в доисторические мало-культурные времена. Это зависело прежде всего от недостаточного изучения правовых обычаев дикарей, а затем и от недостаточного применения сравнительного метода в этой области истории права, в силу чего, во-первых, все, что узнавалось о половых порядках дикарей, сводилось к полигамии и к полиандрии и признавалось ничем не обузданной половой безнравственностью или же странным обычаем, и, во-вторых, патриархальная семья считалась древнейшей и отождествлялась, за выключением из нее многоженства, с современной правовой семьей. Примитивно предполагалось, таким образом, что семья вообще не испытала никакого культурно-исторического развития (Фридорих Энгельс, "Происхождение семьи, частной собственности и государства"). Со времен Бахофена и в Европе появляется целый ряд естественнонаучных и культурно-исторических исследований доисторической и дикой семьи, и если весь этнографический материал по этому вопросу еще не вполне исчерпан, то можно, во всяком случае, признать, что он уже в значительной степени использован. Труды представителей школы Моргана-Бахофена были систематизированы и дополнены Шредером (E. A. Schroeder, "Das Recht in der geschlechtlichen Ordnung"). Нижеизложенная схема доисторических периодов развития групповой семьей заимствована преимущественно у Шредера с необходимыми дополнениями и поправками по новейшим исследованиям представителей других школ. Прежде всего выявляется во-первых первобытная семья, допускающая всякие половые общения внутри семьи и не допускающая таковых с индивидами, не принадлежащими к составу семьи. Для выхода из животного состояния первобытные люди должны были заменить недостающую индивиду способность самообороны соединенной силой и совместным военными действием. Ради той же самообороны и для защиты образующейся человечности первобытные люди должны были, во избежание неминуемого регресса, всячески препятствовать своим женам и дочерям скрещиваться с наиболее антропоморфными обезьянами (дриопитеками) или тому подобными дикими животными. К таким скрещиваниям первобытный человек должен был питать естественное отвращение (horror naturalis), и на этой почве возникла первая естественная ревность человека. Первобытная семья обусловливала полигамию для мужчин и полиандрию для женщин при полной свободе полового общения внутри семьи, и так как многоженство вообще способствует обильному деторождению, а кровосмешение до известных пределов продолжительности содействует укреплению особенностей состоящих в половом общении индивидов или особей, то первобытный человек инстинктивно и не мог питать никакой ревности к своим сыновьям, братьям, сородственникам и т. д. В первобытной семье, которую можно назвать стадной, известна была только мать каждого ребенка; отец пребывал в полной неизвестности, он или был отцом для всех, или все были детьми каждого взрослого члена семьи. Эта форма семьи является наиболее продолжительной и, вероятно, исчезла лишь после открытия огня как отдельного очага семейной жизни. В последнем периоде существования стадной семьи из нее могли выделяться отдельные группы, которым почему-либо нежелательно было подчиняться половым ее порядкам. Наряду со стадной семьей могли возникнуть, таким образом, и менее обширные групповые семьи, основанные на свободной любви или, вернее, на предпочтении, оказанном главному мужу или главной жене перед остальными мужьями и женами. Эти групповые, но еще не религиозные исходы, вероятнее всего, преследовались как нарушения существующего порядка и как безнравственные, по понятиям того времени, деяния. Если группа беглецов ускользала от преследования, она или погибала в силу своей беззащитности, или основывала семьи, более или менее уклоняющуюся от типа той семьи, из которой она вышла. Запреты половых общений с индивидами, не принадлежащими к составу стадной семьи, могли быть нарушаемы, и таким образом возникла первая система проституции и первобытного проституирования. Гипотеза стадной семьи отчасти примиряет учение о беспорядочном половом общении, неправильно названное (Бахофеном) гетеризмом, с теми многочисленными опровержениями, которые вызваны этим учением. Во всяком случае, общение жен, хотя бы и кровосмесительное, не всегда означает беспорядочное половое сожительство, точно так же, как общественное владение землей отнюдь не свидетельствует о беспорядочном пользовании землей. Кунов ("Die Verwandschaftsorganisationen der Australneger") полагает, что наиболее первобытной из всех организаций, которые исследователям удавалось открыть у разных народностей, оказывается состояние, когда члены группы объединены только территорией и не имеют еще представления о кровных узах. Такая группа разделялась на три класса по возрасту: детей - женатых, у которых еще нет достигших брачного возраста детей, - и лиц, дети которых уже достигли брачного возраста (деды, сыновья и внуки). За первобытной семей идет вторая кровная семья, менее обширная и допускающая половое общение только в пределах одного и того же поколения семьи. Чуждые человеку элементы редеют, а количество человеческих семей все увеличивается; чувство ревности уже начинает проявляться внутри каждой семьи, обращаясь прежде всего к восходящим; дочери уже запрещается быть женой своего отца, а матери - женой своего сына, но все молодые и сильные братья одного и того же поколения являются непременно мужьями всех своих сестер, соплеменниц и племянниц (фактическими или предполагаемыми). Кровная семья имела, вероятно, менее продолжительное существование, чем стадная семья. Она давно вымерла, но в том, что она существовала, убеждает гавайская, распространенная во всей Полинезии система родства, выражающаяся именно в степени кровного материнского родства, которые могли возникнуть только при такой форме семьи. Из этой семьи выделялись целые поколения для образования отдельных семей. В силу свободной любви из нее могли выделяться и небольшие групповые семьи, и даже индивидуальные семьи, но потомства таких семей при невозможности основать самостоятельную семью должны были возвращаться в семью своей матери, а не в семью отца, которая, по действовавшему тогда порядку, была им вполне чужда. В роде своей матери они были кровными родственниками, а в роде отца - чужими. Если отщепенцы не возвращались почему-либо в род своей матери, они примыкали к чужеродным или инородным семьям и тогда впадали, по мнению Шредера, в проституцию или считались грубо-выродками. Территориальная группа Кунова (обнимающая лишь нисходящих по мужской линии) является при дальнейшем своем развитии вместе с тем и тотемической группой, т. е. все жители одной и той же территории имеют один и тот же тотем, который в этом случае передается по мужской линии. Тотем есть предмет одушевленный или неодушевленный (по большей части - растение или животное), от которого человеческая группа считает себя происшедшей и который служит этой группе и эмблемой, и коллективным именем. В одной и той же территории могут существовать, по мнению Кунова, и две группы - одна территориальная, другая тотемическая, - не совпадающие между собой; тогда на этой территории могут проживать индивиды, носящие различные тотемы, и в таком случае тотем передается по женской линии. Путем дальнейших гипотез (более или менее произвольных) Кунов приходит к заключению, что принцип утробного происхождения устанавливается лишь в довольно позднюю историческую эпоху. Если понимать под кланом группу индивидов, считающих себя родственниками, но исключительно распознающих это родство по тому признаку, что они все носят один и тот же тотем, то клан является семейным сообществом (если, например, тотем - волк, то все члены клана считают себя происшедшими от волка и называют себя волками), но клан отличается от всякого рода семей именно тем, что родство в нем исключительно основано на общности тотема, а не на определенной кровной или утробной связи. Точно так же отличается клан от племени, деревни и от всяких групп, имеющих основы исключительно территориальные: эти общественные группы или совсем не знают тотема, или же, что редко случается, тотем является у них лишь психологическим переживанием и значение его все больше и больше стушевывается и забывается. В этих случаях тотем уже не натурализирует, так сказать, человека, точно так же, как ношение несколькими лицами одного и того же имени не делает из них членов одной и той же клановой или тотемной семьи. Тотем является не условным знаком, а символом религиозной жизни; в первобытные же времена человечества поле действия религии ничем не ограничивалось. Отсюда следует, что передача тотема по женской линии имеет капитальное значение в образовании первобытной семьи. Везде, где такая передача была установлена, она свидетельствует о существовании утробных кланов, а так как она чаще всего встречается у народов, стоящих на самой низкой степени развития (Австралия), то все ведет к заключению, что первоначально в состав клана входили только женщины и ими избранные мужчины. В третьих, семья пуналуа, не допускающая полового общения между представителями одного и того же поколения, постепенно образовалась из кровной семьи. Исходной точкой этого процесса послужило, вероятно, табу или запрещение полового общения единоутробным братьям и сестрам (т. е. детям одной матери), завершился же он запрещением брака даже между отдаленными родственниками с материнской стороны. Общность жен продолжалась, но выражалась в следующей форме семьи (по гавайскому обычаю): известное число сестер, единоутробных или более отдаленных (т. е. двоюродных, троюродных и т. д.), были общими женами своих общих мужей, в число которых, однако, не допускались их родные единоутробные братья; эти мужья не называли уже друг друга братьями, но "пуналуа", т. е. близкими сотоварищами, как бы семейными компаньонами. Подобно тому и группа единоутробных или более отдаленных собратьев имела в общем браке известное число жен, между которыми не было их сестер, и эти жены также называли друг друга "пуналуа". В этой форме семьи появилась впервые необходимость в разряде племянников и племянниц, двоюродных братьев и сестер с материнской стороны. "Как только решительно было изгнано половое общение между братьями и сестрами и даже отдаленными родственниками с материнской стороны, семья пуналуа превратилась в род, т. е. образовала тесный круг кровных родственников по женской линии, которые не должны были вступать между собою в брак" (Энгельс). Ревность стала проявляться в более обширной области; только единокровные братья (т. е. предполагаемые сыновья одного и того же отца от разных матерей) не ревновали друг друга, так как состояли законными мужьями одних и тех же жен. Никакой брачной формы еще не существовало, так как и девицы, и юноши вступали в половое общение в силу своего рождения, а не по выбору. Половые общения между членами одного и того же матриархального рода признавались прелюбодеянием и строго наказывались. Свободная любовь стала чаще проявляться в выделениях индивидуальных семьях из семьи "пуналуа", причем жена, вероятно, чаще всего похищалась из чужого рода. В семье "пуналуа" отец был неизвестен, но отцы были известны; в некоторых же случаях мать, вероятно, знала отца данного ребенка, а так как в отношении движимого имущества мужья нередко являлись единственными приобретателями (путем охоты или войны) тех или иных вещей, причем могли и удерживать их в своем отдельном пользовании, то у отца, когда ему известны были его дети, могло появиться желание оставить вышеуказанные вещи в наследство этим детям. В этом уже заключались зачатки перехода от матриархальной семьи к патриархальной. В эпоху господства семей пуналуа племя делилось на известное число родов, т. е. групп, объединенных кровным родством по матери, внутри которых браки были строго воспрещены; мужчины, принадлежавшие к одному из родов, могли брать себе жен только внутри племени (эндогамия), но должны были выбирать их вне своего рода (экзогамия). Таким образом, при строгой экзогамии рода племя, охватывавшее совокупность родов, оставалось всегда эндогамным. Другие основания экзогамии заключаются в следующем: первоначальный клан (фратрия) дробился впоследствии на второстепенные кланы (под первоначальным кланом следует понимать племенную группу, а под второстепенным - родовую, но в дальнейшем изложении удерживается терминология Дюркгейма в силу особого вышеуказанного значения, придаваемого им клану в книге E. Durkheim, "La prohibition de l'inceste et ses origines", в "Annйe Sociologique", 1898 и 1899). Клан отличается от семьи в современном смысле этого слова, но составляет во всяком случае основное семейное сообщество. Члены этой группы не только считают себя происшедшими от одного и того же предка, но состоят в таких отношениях, которые всегда считались характеристическими для родства. Так как кровосмешение заключается в половом общении между индивидами, состоящими в родстве запрещенной степени, то экзогамия (не дозволяющая половых общений внутри клана) является воспрещением кровосмешения именно потому, что клан есть первая семья, социально установленная, а понятие о кровосмешении возникает только там, где семейные отношения признаны и организованы обществом. Правда, австралийский клан заключает в себе и малые семьи, состоящие из мужа, жены или жен и малолетних детей, но это, так сказать, частные группы, без всякой определенной нормы, произвольно образующиеся и распадающиеся. Они относятся к клану, как различные дружеские ассоциации или естественные семьи относятся к нынешней законной семье. Экзогамия в своем первоначальном виде не распространяется далее утробного клана, но затем она обнимает собой и отцовский клан, а иногда идет и дальше. Какие же причины обусловили появление экзогамии, т. е. закона, воспрещающего всякое половое общение между носителями одного и того же тотема. Так как тотем есть бог, а тотемизм есть культ, то причины экзогамии следует искать в религиозных верованиях обществ, стоящих на низших степенях культурно-исторического развития. Причина эта была найдена; она является частным случаем общего религиозного учреждения, лежащего в основе всех первобытных религий и называемого табу (слово полинезийское, но понятие общечеловеческое). Этим словом называют совокупность ритуальных запрещений, препятствующих во избежание опасных последствий магического заражения всякому прикосновению между предметами (или категориями предметов), в которых пребывает начало сверхъестественное, и другими предметами, лишенными этого характера или обладающими им не в одинаковой степени. Первые предметы табуированы в отношении последних. Так, обыкновенному человеку строго воспрещается прикасаться к жрецу, к вождю или же к орудию культа, потому что в них пребывает бог или сила, превышающая человеческие силы; коснувшись их, обычный человек должен получить губительный для него удар или психологический толчок и погибнуть от заражения. Между вышеизложенными запретами и экзогамией усматривается следующее отношение: экзогамия также запрещает всякое прикосновение, а именно сексуальное общение между мужчиной и женщиной одного и того же класса. Представители обоих полов должны избегать друг друга с той же тщательностью, как всякий избегает предмета священного, и всякое нарушение этого правила возбуждает такое же чувство отвращения, как нарушение табу. В основе этого факта лежит женская кровь. У всех народов, стоящих на низшей степени культуры, женщина совершенно изолируется как при первом появлении у нее менструации, так и при периодических ее повторениях и при послеродовых очищениях; в это время никто не смеет к ней прикасаться, да и вообще принимается повсеместно, что проливать женскую кровь, а значит и касаться ее или легко обижать кровью женщину является грязным делом, запрещенным табу. Она становится, таким образом, хроническим табу, пока у нее не прекратится менструация. В этом отношении женщинам придается сверхъестественное значение, признаваемое дикарями за всякой кровью, капля которой, пролитая на землю особенно от женского тела, делает эту землю табуированной (в силу этого всякий раз, когда австралиец проливает человеческую кровь, он принимает тщательные предосторожности, чтобы она не попала на землю). Значением крови, как "души тела", объясняется и необходимость впустить несколько капель семейной крови в чужого человека для приема его в клан (blood-covenant, как было принято у первобытных евреев пить кровь, чтобы стать своим и несколько другим, позднее это связывали с богоизбранностью племени), a также и то, что члены клана, считая свое общее происхождение от одного и того же тотема (волка, ворона, совы, крокодила и т. д.), признавали себя плотью от его плоти и кровью от его крови, воплощением одного и того же принципа, одной душой в разных телах. Вполне понятно после этого, что в первобытных кланах признавалось только материнское происхождение. Тотем матери сообщался детям; только посредством женщин распространялась кровь, общее пользование которою обусловливало единство группы. В этом отношении положение мужчины было почти подобно положению, созданному римским правом для женщины. Клан, к которому он принадлежал, им и кончался; он был "finis ultimus familiae suae". Простейшее понятие о крови, сочетавшись с тотемическими верованиями, породило определенные ритуальные правила. Правила эти, в свою очередь, сочетались с ходячим понятием полового общения и породили экзогамию, благодаря которой сложились многие привычки, позднее входящие в состав нормального нравственного темперамента. Гипотезы Дюркгейма относительно первоначальной тотемической семьи придерживался и Колер (J. Kohler, "Zur Urgeschichte der Ehe: Totemismus, Gruppenehe, Mutterrecht"), с той, однако, разницей, что Дюркгейм признает коллективную семью лишь в виде соединения группы братьев с одной женщиной и группы сестер с одним мужчиной, причем полагает, что такая форма семьи довольно поздно появилась в эволюции семей, а Колер думал, что тотемизм должен был привести одновременно и к материнской семье, и к коллективной семье более общего и древнего вида, в которой неопределенная группа мужчин соединялась с неопределенной группой женщин ("Annйo sociologique"). На границе между диким состоянием и варварством возникла четвертый тип парной семьи с индивидуальными браками, заключаемыми на более или менее продолжительное время. Для эпохи варварства она представляет, по мнению Энгельса, такую же характерную форму семейных отношений, какую для дикого состояния представляет групповой брак, а для цивилизаций - моногамия. Парное супружество все более и более укреплялось по мере того, как классы "братьев" и "сестер", между которыми брак был невозможен, становились многочисленнее. Индивидуализм стал проявляться в более интенсивной форме и вступил в борьбу с древним коллективизмом. И в этой семье, однако, брак обычно заключался не по любви, а в силу традиции: муж и жена предназначались друг для друга чуть ли не с колыбели. Брачущиеся большей частью являлись представителями того же племени, а между представителями одного и того же рода соблюдалась строгая экзогамия. Браки заключались совсем не на христианских небесах, сначала лишь посредством похищений; позже установилась обязанность платить штраф за похищенную невесту, что послужило основанием для покупки жены. И в этой форме семьи отец редко мог с уверенностью признать своими детей своей жены: брачный союз заключался на непродолжительное время, прелюбодеяния и произвольные прекращения семейной жизни были обыденными явлениями; дети, по материнскому праву, продолжали во всяком случае следовать за матерью. Свободная любовь, основанная на свободном выборе жены и мужа, по-прежнему оказывала свое полезное воздействие и способствовала укреплению парной семьи. По мере того, как материнское право вытеснялось отцовским, значительно развивалась и ревность, индивидуализируясь все больше и больше. Проституция как иная тенденция тоже усиливалась вследствие шаткости и неустойчивости парной семьи. Все формы доисторической семьи, только что описанные в общих чертах, являются лишь гипотезами, более или менее обоснованными. Третий тип семьи (пуналуа) выработан был на основании весьма ценных в научном отношении открытий Моргана, относящихся к так называемым классификационным системам родства, но все затруднения, возникающие при рассмотрении этих систем, еще далеко не разрешены и до конца не разработаны. Четвертый тип семьи (парная), который, по мнению Моргана, установился в средние времена варварства, не соответствует степени культуры того времени. Парная семья, вероятнее всего, существовала в виде исключения или даже некого природного эксперимента в течение всех доисторических времен и во всяком случае не может считаться индивидуальной семьей. Существуют и другие гипотезы о доисторических типах семьи. Одна из них принадлежит Франсису Лакомбу ("La famille dans la sociйtй romaine"). Под браком он понимает всякое сексуальное общение мужчины с женщиной, от самого простого, случайного, до самого сложного и верного полового сожительства. По его мнению, сексуальные отношения людей долго не подчинялись решительно никаким правилам. Такое состояние характеризуется, и по его мнению, общением жен, с редкими исключительными браками, заключенными на более или менее продолжительное время. Установив эту исходную точку, Лакомб признает, что человечество дошло до моногамии, но что это слово не соответствует действительности, так как у народов строго моногамными существуют и проституция, и прелюбодеяние. Произошло это оттого, что эволюция брака совершалась односторонним путем: к супружеской верности принуждалась главным образом женщина, вследствие чего человечество прогрессировало от беспорядочного полового общения не до моногамии, а только до моноандрии (или монандрии). Если признать несомненным то положение, что эволюция брака вполне совершилась пока лишь в отношении женщины, то возможно в брачных формах установить другие категории. Сначала существовало беспорядочное общение полов, или безграничная полиандрия. Из этого состояния человечество вышло двумя расходящимися путями. На первом пути эволюция имела следующий ход: родовая полиандрия, классовая полиандрия, семейная полиандрия. На втором пути соответственный ход был: полигиния, полигиния конкубинарная (конкубинат), моногиния. Во всяком случае не эволюция нравственности руководила прогрессом брачных форм и отношений, а экономические условия и различные домашние устройства (Тillier, "Le mariage, sa gйnиse, son йvolution", 1898). Обширная литература о доисторической семье дает возможность установить некоторые основные положения относительно родового и семейного быта доисторических времен. Наиболее существенные из этих положений следующие: 1) род не есть разросшаяся семья (М. Ковалевский, "Первобытное право", М., 1886). 2) Первобытная семья была групповая, а не индивидуальная, причем семейные группы в своем объеме все уменьшались до преобладания индивидуальной семьи того или иного типа. 3) Материнское, или матриархальное, право предшествовало отцовскому, или патриархальному, праву, существовало наряду с ним и теперь существует не только в виде различных переживаний прошлого, но и в виде действующего права. Первые два положения не вызывают в настоящее время никаких серьезных возражений; третье критически разработано Даргуном (в опровержение доводов Вестермарка, Старка и других) в указанном выше предсмертном его сочинении, из которого преимущественно позаимствовано последующее изложение оснований прав материнского и патриархального (догматическая работа Даргуна о материнском праве вышла гораздо раньше, под названием "Mutterrecht und Raubehe", Бреславль, 1883). Главное недоразумение в спорах о материнском праве кроется в том, что смешивают два различных совершенно понятия: о власти и о родстве. Родство основано на кровном союзе, между тем как власть, независимо от этого союза, происходит от различных исторических причин. Между материнским правом и матриархатом (материнским владычеством), между агнатическим родством и патриархатом (отцовским владычеством) на самом деле нет никакой необходимой связи, точно так же, как и между материнским правом и беспорядочным половым общением. Воздействия родства и половых влечений тоже нельзя отождествлять. Родственные отношения начинаются не с переменных отношений супругов, а с постоянных отношений между нисходящими и восходящими. Принцип кровного родства заключался фактически в общем происхождении от одной матери, так как отец не считался кровным родственником, да и отеческая любовь вовсе не в такой мере свойственна человеку, как материнская. Территориальные семейные союзы, как и полигамию, нельзя считать существенными причинами возникновения материнского права. Занятие зарождающимся земледелием, предоставленное женщинам и связанное с индивидуальною собственностью жены на обработанную ею почву (установленное Липпертом), не составляет необходимого условия образования материнского права, но значительно содействует его развитию и порождает матриархальные явления. Все потребности, удовлетворяемые в первобытные времена только родственным союзом, неудержимо влекут человека к признанию единого материнского родства. Установлению материнского права способствует все то, что ведет к недостоверности отца, - полиандрия, одолжение жен или отдача их в наем, частое их похищение, непродолжительность брачного союза и т. д. Признаками существования материнского права являются: жизнь мужа в доме жены или ее матери, привилегированное положение брата матери (диаметрально противоположное принципу патриархата, который не знает никакой власти, кроме отцовской), исключительное наследование по женским линиям, преимущественное наследование женщин, а не мужчин и т. д. Иногда материнское право соединяется с приобретенной тем или иным путем женщинами властью - и тогда образуется матриархат, как, например, в Тибете, где при владычестве женщин после матери наследовал не сын ее, а сноха (L. de Backer, "Le droit de la femme dans l'antiquitй, son devoir au moyen вge", 1880); но женовластие существовало иногда и без материнского права (гинекократия). В некоторых отдельных случаях принцип матриархата поборол силу естественного кровного союза между матерью и детьми и привел к тому, что не рождение, а домашняя власть стала определять ребенка к той или иной семье; женщина становится матерью рожденного от другой женщины ребенка. У китайцев, например, брак разрешался лишь с одной женщиной, но за ничтожные суммы могут быть куплены побочные жены, и все дети, рожденные от этих конкубин, смотрят на законную жену как на свою молодую мать, а к своей настоящей родительнице относятся с полным презрением (J. Unger, "Die Ehe in ihrer welthistorischen Entwickelung", 1850). В основе образования патриархальной семьи лежит покупка жен. Как только похищение жен заменяется покупкой, так зарождается право собственности мужа на жену. Но этим еще не определяется перевес отцовского родства над материнским. Так, по древнему ирландскому праву, дети, рожденные от прелюбодеяния, принадлежали мужу прелюбодейной жены, но действительный отец ребенка мог получить его за выкуп, уплаченный обманутому мужу. Из этого примера видно, каким образом совершался постепенный переход от кровного материнского к кровному отцовскому родству, помимо какого бы то ни было проявления отцовской власти. Отец семьи желает признавать своими детьми лишь тех, которых он сам произвел, причем вопрос о принадлежности того или иного ребенка к семье разрешается уже в зависимости не от права собственности над матерью, а от чисто семейно-правовых отношений. Отсюда в патриархальном семейном праве две стадии развития. Первая, древнейшая, является эпохой установления отцовской власти, вторая - эпохой установления кровного отеческого родства. Материнское право, однако, и после покупки жены исчезает не сразу: его остатки или переживания замечаются и в древних семьях греков, римлян и германцев. Этим объясняются затруднения, встречаемые при изучении древнего наследственного права всех народов, которое большею частью построено на двух основаниях родства, а не на одном. Образование патриархальной семьи и патриархата обусловливается не только покупкой жен, но и другими причинами. Ему содействуют, например, переселения и кочевания, во время которых жена удаляется от своих естественных защитников - дядьев и братьев и со своими детьми все более и более поступает во власть мужа. Отношения агнатов между собой установились постепенно в древнейшей патриархальной семье как отношения власти, а не кровного родства. Наиболее употребительные наименования агнатов выражают лишь правовые отношения, между тем как названия родственников по женским линиям выражают действительное кровное родство. У древнейших европейских народов часто встречаются совершенно другие названия для родственников матери, чем для родственников отца. Утверждают, что у древних арийцев преобладала агнатическая система родства, что она всецело господствовала у греков во времена Гомера, у римлян - с незапамятных времен, но не следует упускать из вида, что когда греки и римляне появились в истории, они обладали уже более высокой культурой, чем германцы 1500 лет или славяне 2000 лет спустя. Естественно предположить поэтому, что и греки, и римляне имели весьма продолжительное доисторическое существование, в течение которого у них агнатическая система родства вполне и укрепилась. Установившаяся окончательно агнация неминуемо влечет за собой следующее последствие: дети принадлежат безусловно семье отца даже и в том случае, когда мать их переходит в другую семью (хотя бы путем развода с их отцом, что приняло строго перевернутый вид в советской семье); это правило удерживается в спорных случаях и после возникновения системы двустороннего родительского родства (когнация). В этом отношении у двух южно-славянских народов, стоящих на одинаковой степени правового развития, у черногорцев и герцеговинцев, существовал следующий интересный обычай. Когда муж безвестно отсутствовал в течение девяти лет, жена может вступить в новый брак; если первый муж возвращается, второй брак по его требованию может быть расторгнут, анулирован и жена возвращается к первому мужу, дети же от второго брака остаются при их родителе; если жена окажется беременной при расторжении брака, она обязана была родить в доме своего отца и ребенок отдается его действительному отцу. Вообще, нельзя признать следование детей за матерью (partus sequitur ventrem) естественным или очевидным положением даже в случаях конкубината или других незаконных сожительств. Такое положение разумеется само собой лишь в тех случаях, когда отец не может или не должен быть обнаружен. Исследования Моргана удостоверяют культурно-исторические случаи перехода (у индейцев) от материнского права к отцовскому родству; у Летурно описан случай окончательного исчезновения материнского права у кабилов, происшедший 230 лет тому назад. Ни один случай обратного перехода до сих пор еще не обнаружен, хотя, в сущности, и моногамический или, лучше сказать, монандрический брак вовсе не является препятствием развитию материнского права: полигамия или полигиния у многих народов обнимает лишь незначительную часть населения, между тем как материнское право охватывало целые народы (как в Австралии, так и у большей части индейцев Северной Америки или современные постсоветские законы, ведущие к тому же уклону, особенно исходящие из права о материнском капитале). Новейшие исследования все более и более подтверждают, что материнское право предшествовало, как общераспространенное явление, патриархальному праву, сопутствовало ему при росте патриархальной семьи даже в тех случаях, когда жена являлась рабыней мужа, и далеко не исчезло с лица земли насовсем. В финском населении бассейнов Волги и Камы сохранялись следы коллективного родства, обусловленного групповым семейным состоянием. Даже у мордвы, значительно обруселой, найдены были следы существовавшего некогда счета родства по женской линии, а вотяки сохраняли родовые прозвища, часть которых происходит от женщин-родоначальниц. Воспоминания о некоторых нормах материнского права также сохранились у российских инородцев (у мордвы и пермяков). При переходе мужа в родовую группу жены он терял свою самостоятельность; как чужак, он не выделялся из среды неполноправных членов группы. Отсюда смешение названий "зять" и "пасынок"; именно это смешение встречалось у старой мордвы и пермяков, причем у последних зять, вошедший в дом своей жены (приемный зять), совершенно утрачивал самостоятельность и становился в положение, которое может быть объяснено только бывшим господством материнского права(укрепленного тогда семейным капиталом); он терял, например, у пермяков Вятской области, связь со своим родом, свое фамильное имя и принимал имя тестя. Его дети входили в состав рода тестя и носили фамильное имя последнего. Остяк сохранил почтительное отношение к брату своей жены; среди ингушей (чеченского племени) значение брата при определении судьбы сестры удержалось не только в свадебном обряде, но и в действительной жизни. У якутов существовала особая организация, называемая "ие-жа", что, собственно, значило материнский род, а в новейшее время означало родство по мужской линии (Н. Харузин, "Очерки первобытного права. Семья и род", М., 1898). Одним из переживаний материнского права является так называемая кувада, или притворная болезнь отца после рождения ребенка. Обычай этот сохранился, например, у басков (в испанских Пиренеях), а оттуда перешел во Францию и заключался в том, что после рождения ребенка в постель вместо матери ложился отец и соблюдал правила, предписанные роженицам. Кувада является, вероятно, переживанием того времени, "когда полигамическая или моногамическая семья начала одерживать верх над материнством, и муж был вынужден добиваться признания своего отцовства посредством внешнего признака, ясного для соплеменников. Материнская семья, без сомнения, долго и упорно боролась, порой не без успеха, против вторжения отцовской семьи. В пользу этого говорит то обстоятельство, что обычай кувады удержался главным образом в тех местностях, где система материнского права была больше распространена, а частью еще и теперь уцелела. Кувада представляет собой попытку освободиться от этой системы и сделать ясными права мужа в частно-семейных отношениях. Это - выражение индивидуализма, выступающего против первобытного коллективизма (Гелльвальд, "Первобытная культура и древние восточные цивилизации", СПб., 1897). Даргун признает куваду признаком не столько установления отцовского родства, сколько возникающей отцовской власти. Явные следы матриархального права усматриваются и в еврейской патриархальной семейственности (после Моисея); так, дети часто вели свое происхождение от матери, а не от отца, придерживаясь отчасти обычаев египтян, которые всегда вели свое происхождение от матери(что осталось у евреев в определении правильного еврейства по материнской линии). В генеалогиях царей иудейских всегда тщательно обозначаются имена их матерой. Псалмист, обращаясь к Богу, дважды называет себя "сыном его рабыни". Патриархальная семья является самой древней постоянной семьей и промежуточной формой между групповыми семьями и индивидуальной семьей. Материнское право долго боролось с патриархальным, в силу чего патриархальная семья у разных народов слагалась различно и принимала разнообразные формы. В большинстве случаев она обусловливала, в большей или меньшей степени, угнетение женщины и детей. Когда власть мужа и отца достигала своего апогея, патриархальная семья обращалась в патриархат. Деспоту-отцу требовалось, с одной стороны, обеспечить достоверность происхождения его потомства(отчего он просто изолировал жену и мать), с другой - увеличить его количество для получения даровых рабочих рук. В силу этого патриархат всегда сопровождался и сопровождается простым множеством или размножением и полным порабощением жен и детей. В таком виде патриархат существовал еще в недалеком прошлом в Китае, где дочь вполне подчинена была своим родителям, жена - своему мужу, а вдова - своим сыновьям (в особенности старшему). Родители отдавали сврю дочь замуж без ее согласия, как некую оживленную, одухотворенную вещь. Право наследования для женщины не существовало; когда у отца родились только девочки, он говорил, что у него вовсе нет своих детей, а все дети принадлежат матери. Китайский язык также сохранил воспоминания о групповой семье, в которой группа братьев с общими женами не вступала в брак с сестрами; китаец называл сыновей своего брата своими сыновьями, между тем как сыновей своей сестры он называл своими племянниками. Во всем Китае имелось лишь около 200 фамильных названий и их иероглифических обозначений; китайцы сами называли себя "стосемейным народом". Люди, носящие одну и ту же фамилию, не могли вступать между собой в брак. В некоторых селениях все носмлм одну и ту же фамилию. Две или три тысячи человек назывались "быком, лошадью" и т. д. (тотемы). Отцовское родство вполне установилось и насчитывало в прямой линии девять степеней. Муж имел полное право извержения своей жены за прелюбодеяние, бесстыдство, непослушание отцу, матери и мужу, за сплетничание, воровство, чрезмерную ревнивость и неизлечимую болезнь, но этих причин было недостаточно, когда жена носила траур по тестю или теще, когда семья из бедной стала богатой и когда у жены не было ни отца, ни матери. Если муж отвергал жену в только что указанных случаях, он наказывался 80 ударами бамбука и должен был принять жену обратно к себе. Тому же наказанию подвергался он и в тех случаях, когда он не отвергнет жены, имея на то законное право. Развод по-китайски по обоюдному согласию мужа и жены допускался, но права возмущения против мужа жене не было предоставлено, и если она самовольно покидала дом мужа, то получала сама 100 ударов бамбука по спине и могла быть продана мужем тому, кто пожелает на ней такой жениться. Неограниченное число конкубин разрешалось китайцу, между прочим, для того, чтобы многочисленное потомство могло его оплакивать на могиле. Над этим потомством отец имел право жизни и смерти. Весь Китай, говорит Унгер, является не чем иным, как громадной окаменелой патриархальной семьей с богдыханом в виде верховного отца китайского семейства ("Die Ehe", К. П. Победоносцев, "Курс гражданского права", 1896). Древний еврейский патриархат представлял почти такую же картину. Отец являлся абсолютным владыкой всей семьи, обладая правом жизни и смерти над всеми ее членами. Наряду с главной женой у главного еврея были побочные жены. К составу семьи принадлежали и рабы (так у Авраама их было 318). Все это вместе с огромным потомством (у Гедеона, например, было 70 сыновей) составляло как бы небольшое вечно кочующее государство(последнее кочевание закончилось после 40 лет поиска земли уже обетованной), совершенно подобное халдейской или цыганской семье, основанных на тех же началах. Законы Моисея несколько умалили права отца еврейского семейства; он потерял право казнить своих детей, но мог еще по бедности продать в рабство свою дочь. Полигиния сохранилась и по законам Моисея, но только с соблюдением племенной эндогамии; сохранился и обязательный брак вдовы с деверем (Левират). Прелюбодеяние жены наказывалось смертью. Расторжение брака совершалось простым извержением жены из общего дома. Отвержение жены допускалось даже в тех случаях, когда еврейская жена просто не нравилась мужу по запаху, вкусу или виду. Если отвергнутая жена не выходила вновь замуж, то первый муж мог опять на ней жениться. Еврейское первобытное государство было насквозь патриархальным государством, а простой еврейский быт, главным образом, был семейным бытом. Вопрос о семейном праве арийских предков европейских народов затемняется, по словам Даргуна, тенденцией уравнить древнеиндийское право с древнеарийским. Стремление это методологически совершенно неверно. Древнейшие источники об Индии знакомят с высокоразвитым народом, обладающим чрезвычайно сложной и вместе с тем оригинальной религиозной системой. Источники эти большей частью возникли уже в то время, когда вследствие завоевания Индии, появления в ней многих чуждых ей элементов и разделения народа на этнологически различные касты в ней совершились, с глубокими переворотами во всех отношениях. Нельзя поэтому относить индийские учреждения к древним арийцам. Индусы Вед во многих отношениях более культурны, чем германцы - тысячу лет, славяне - две тысячи лет спустя. Германское или арийское семейное право имеет лишь несколько точек соприкосновения с индийским правом, по большей части в тех случаях, когда дело идет не о специально индийских, а об общечеловеческих отношениях. То же замечание относится и к патриархату, к семейной общине и к переживаниям материнского права ("Mutterrecht und Vaterrecht"). Древнеарийская семья заключала в себе родителей, детей, рабов и домашних животных(коров и т.д.). Начальником этой семьи являлся отец, у которого, однако, были различные права на рабов и животных, с одной стороны, и на свободных членов семьи - с другой. Над первыми он имел право собственности, а над вторыми у него была лишь та власть, которая принадлежит администратору общего имущества. Тут, очевидно, имелось дело не с патриархатом, а с патриархальной семьей в виде домашней общины, т. е. с большой семьей, или греческим геносом (γένος) в узком смысле этого слова. Слово "γένος" первоначально означало род, т. е. совокупность всех людей, происшедших от одного общего прародителя, но затем значение этого слова все более и более суживалось. Слово "gens" у римлян имело то же значение, как "генос" у греков; очень вероятно, что слово "familiа" сначала означало у римлян большую семью, а затем и малую семейку(фамилию). Большие и малые семьи сохраняют явные признаки их происхождения от патриархальной семьи, но во всяком случае следует признать, что с исчезновением полигамии внутри этих семей и с ограничением отцовской власти наступает новый период развития индивидуальной, или моногамической, семьи. Во время преобладания типа патриархальной семьи и в особенности патриархата свободная любовь развивалась лишь односторонним путем у мужчин, но не у женщин, которые в проявлениях ее были крайне стеснены. Такое положение вещей могло бы иметь пагубные последствия для человечества, если бы с увеличением народонаселения добыча средств для существование не становилась все затруднительнее, что повлекло за собой необходимость сократить число жен, конкубин или рабынь и привело в конце концов к моногамии. При господстве патриархальной семьи развилась преимущественно тайная проституция домашней прислуги и рабынь, а также и явная профессиональная проституция танцовщиц и жриц. Ревность все усиливалась и нашла опору в праве. В древних Афинах дети получали имя матери. Мать в Афинах давала свое имя детям по обычному праву, и Сократ полагал, что это право было божественного происхождения. В этом не было ничего неправильного или произвольного, говорит Бакер, а, напротив, проявлялась вполне координированная система; если, по ликийским законам, наследовали одни дочери, то они же и должны были содержать своих престарелых и больных родителей. В Древней Греции существовало, по-видимому, материнское право; в Риме мать называли достоверной (certa), но никто не придавал этого эпитета отцу. У германцев в момент выступления их на культурно-историческую сцену семья была моногамная, проживала в построенном доме и являлась, при всей любви германцев к индивидуальной свободе, несомненной общиной, причем в общинном владении состояли не только неотчуждаемые земли, но и стада, пасшиеся на общих выгонах. Эмиграции происходили, когда недоставало корма скоту. В том, что древнегерманское семейное право было основано на материнском праве, не представляется никаких сомнений. Опекунские права принадлежали прежде всего единоутробным родственникам (главным образом - брату матери, который занимал почти отцовское положение) и сыну сестры. Германцы называли правовой порядок тем же словом, каким они называли брак, т. е. вечным порядком (Ehe). У англосаксов в древнеанглийский период (449-1066 г.г.) сначала существовала полигамия, но затем она была запрещена законом. Брак между двоюродными был в обыкновении; сын мог жениться на вдове отца. Мачеха, вероятно, считалась частью отцовской собственности и, следовательно, частью наследства, оставляемого им сыну. Женитьба на вдове отца, как и брак между двоюродными, были запрещены церковью. В семье жена и сын были несвободны по отношению к супругу и отцу, находясь в его власти (mund). От этой власти сын, впрочем, мог быть освобожден, но не жена и не дочь. Положение могло измениться для жены только смертью супруга, для дочери - только замужеством. В обоих случаях власть переходила в другие руки. Передача власти отца над дочерью (mund) супругу производилась путем символического обряда: отец снимал башмак с ноги невесты и передавал его жениху, который дотрагивался им до головы невесты. Это вело, быть может, свое начало из обычая класть ногу на шею раба или пленника. Только в середине Х века женщина получила право сопротивляться вступлению в брак с женихом, выбранным для нее отцом. Около того же времени хозяйка дома получила право сидеть за столом рядом с мужем. Первобытное англосаксонское понятие о разводе сводилось к простому изгнанию жены. В течение VII в., по-видимому, самая незначительная причина недовольства со стороны супруга считалась поводом, достаточным для изгнания жены. При добровольном разлучении супругов жена имела право на половину собственности, если дети оставались при ней, если же она жила при отце, получаемая ею часть собственности равнялась части каждого из детей. Этельберт издал закон, по которому свободный человек, вступивший в связь с женой свободного человека, должен заплатить за это виру и достать обиженному на свои деньги другую жену. Несмотря на изменения, произведенные обычаями рыцарства, поклонением Богородице и христианской доктриной о равенстве перед Богом обоих полов, общество существует только для мужчин, а для женщин - лишь настолько, насколько они представляются мужчинами. В те времена даже в королевских семействах незаконность рождения не имела никакого значения или очень малое. В периоде 1066-1307 г.г. брак уже запрещался "in infinitum" не только между кровными родственниками по восходящей и нисходящей линиям, но и между духовными родственниками. Наследницы не могли быть выдаваемы замуж без позволения сеньора (сюзерена). По достижении наследницей 14-летнего возраста сеньор мог принудить ее выйти за избранного им человека; если же по истечении этого срока он позволял ей оставаться незамужней, она все-таки не имела права выходить замуж без согласия сеньора и опекуна. Невеста не должна была переходить через порог; ее нужно было переносить, чтобы показать, что она против воли теряет свою девственность. Родительский авторитет поддерживался преимущественно страхом. Дети молча стояли или преклоняли колено в присутствии своих отцов и матерей и не могли садиться без их позволения. Телесные наказания чаще в виде обычной порки назначались очень щедро, без различия полов, пока молодые люди оставались под родительским кровом (1485-1603). Патриархальная семейная община или большая семья, существовавшая среди русского крестьянства, не была, конечно, самой архаической формой крестьянской семьи, точно так же, как и сербская задруга не могла быть самой древней формой сербской семьи. Выше уже указаны некоторые признаки, по которым следует предполагать, что и у славян существовали групповые браки и материнское право. Явным переживанием общности жен является, между прочим, и снохачество (сожительство свекров со снохами), довольно распространенное среди крестьян. Во всяком случае, большая семья - этот обломок более обширной родовой группы -в России разложилась на малые семьи, но среди южных славян в некоторых местностях Герцеговины и Черногории она уцелела (как задруга), а также уцелели и прямые остатки родового быта в форме братства, т. е. союза нескольких семейных общин, объединенных родственными узами, общностью владения землей, религиозным культом, родовою местью, экзогамией и т. д. Семейная община была одной из самых распространенных форм общины в средневековой Европе. Она существовала и в Византийской империи, и на Востоке (как поземельная община). У южных славян сельская семья отличается от городской: последняя является семьей в современном смысле (малая семья); она состоит из отца, матери и детей с раздельностью имуществ. Сельская семья - сложная, многорабочая, с общим имуществом. И в селах, однако, встречаются не одни только большие общины или задруги, но и малые, наподобие городских, известные под названием инокосна (inocosna). Задруга, подвергаясь разложению под давлением новых сербско-австрийских законов, обычно разбивается на малые семьи и хозяйства. И той, и другой семье в Черногории присваивается юридическая наличность; в 686 статье старого гражданского кодекса для Черногории прямо было выражено, что сельская семейная община есть самостоятельный субъект всех домашних принадлежностей и совокупного имущества; имуществом же считается все, что искони принадлежит дому и что приобретено трудом членов семьи. Лишь в виде исключения им присваивается некоторое отдельное имущество (особина - приобретенное без труда, даром, завещанием или выделяемое с согласия семьи). Жена может лишь с согласия мужа распоряжаться своей особиной. Выдел из общего имущества по желанию отдельных членов не допускается. Законным представителем семьи считается старшина. Его добросовестные распоряжения и действия по имуществу обязательны для семьи. Каждый член семьи может обязываться лично за себя, и в таком случае семья за него не отвечает; в случае его несостоятельности ответственность падает на удел его только в том случае, если семья не примет долга на себя. Семья может по желанию большинства членов разделиться, и тогда производится общая ликвидация долгов и обязательств. Выход членов из семьи сам по себе не служит поводом к ее разложению; хотя бы в семье остался один член - мужчина ли, женщина ли (лишь бы не бездетная вдова из чужого рода), она продолжает сохранять значение юридического лица до приумножения ее другими членами. В Португалии существуют семейные союзы. Такой союз образуется между братьями или между родителями и несовершеннолетними детьми для совместной промышленной разработки общего земельного фонда на своей или на чужой земле. Такой союз образуется или формальным договором на произвольных условиях, или безусловно, самим делом, когда соучастники более года прожили в непрерывном общении домашнего быта и хозяйства; в последнем случае отношения соучастников определяются законом. Общение простирается на всякое пользование общим имуществом и на всякий в нем промысел, на весь домашний быт с жилищем, пищей, одеждой, с лечением в случае болезни. На общий счет относятся долги и расходы каждого соучастника, сделанные и понесенные для общей пользы. Каждый волен приобретать на стороне особенное для себя имущество, но с тем, что движимость считается его особиной лишь в том размере, в каком он ее не обращал на общее дело, а недвижимость во всяком случае считается его собственностью. Распадение союза соединяется с разделом, условия которого подробно определены в законе; доля каждого определяется сообразно той мере, в какой он своим трудом содействовал умножению общей прибыли. Исчисляются также женские и детские доли по мере участия женщин и детей в общей работе (К. Победоносцев, "Курс гражданского права", 1896). Из вышеизложенных очерков моногамической семьи видно, что индивидуальная или малая семья - сравнительно недавнего происхождения. В течение периода образования этой семьи ревность все более индивидуализируется и достигает высшей степени своего развития. Прелюбодеяние считается преступлением. Свободная любовь, однако, развивается, а проституция доходит до апогея своего развития. В новейшее время не представляется никаких сомнений в том, что многоженство, вне всякой зависимости от каких бы то ни было семейных форм, и преобладало среди всех народов, населяющих земной шар, а единоженство, несомненно кое-где существовавшее, являлось в большей части случаев моногамией бедности (Гелльвальд и Даргун), не только среди некультурных людей, но и среди представителей самой высшей культуры. Разница только в том, что в одном случае полигамия является и семейным учреждением, а в другом - внесемейным, если только к участию в нем не привлечена домашняя прислуга. Даже там, где моногамическая семья установлена законом, фактически существует лишь монандрия: мужчины, с редкими исключениями, до вступления в брак (а иногда и состоя в браке) предаются полигамии, между тем как девушки, в особенности в культурных слоях населения, редко пользуются безграничной свободой в своих отношениях к мужчинам да и жены во всяком случае гораздо реже занимаются полиандрией (адюльтерами), чем мужья - полигамией (с помощью проституции или конкубината). Полигамия, несомненно, ослабляет мужчин во всех отношениях и потому деморализует их; против нее может бороться только женщина, благодаря усилиям которой уже существует монандрическая семьи. Вековые усилия женщины выражались, главным образом, в ее ревности, которая зародилась в последних формах групповой полиандрии и с тех пор все росла, хотя еще не доросла до ретроспективной ревности, т. е. до предъявления к жениху тех же требований добрачного сексуального воздержания, какие тот предъявляет к своей невесте. Развитие такой ревности может предупредить приобретение привычки к полигамии в холостом состоянии и привести к более ранним бракам (Bjornstjerne Bjornson, "Monogamie et polygamie", Париж, 1897). Что касается до прелюбодеяния мужей, то там, где еще существует материнское право, оно энергично преследуется; так, например, в племени коктш (Индия) муж-прелюбодей уплачивал своей жене своей значительный штраф, а при несостоятельности продавался в рабство (К. Friedrichs, "Universales Obligationenrecht", Берлин, 1896). Против общей полигамии, однако, никакие наказания не помогут. Вопрос о происхождении и эволюции античных семей и рода был поставлен уже в древности, причем у римлян он освещался больше с юридической стороны, у греков - с философской. В общем древность признавала единицей человеческих ассоциаций семью с отцовской властью и видела в роде и племени агрегат такой семейственности, образовавшийся путем естественного размножения и разделения названной социальной клеточки. Эта теория была впервые отчетливо выражена у Аристотеля ("Политика"), который утверждает, что из соединения мужа с женой и господина с рабом образуется первая форма общего жития - семьи, а из нескольких семей путем их расселения создается сельская община (κώμη). Культурным типом первобытной семьи, по Аристотелю, является семейный союз циклопов, которых Гомер изображает в следующих стихах: "Нет между ними ни сходбищ народных, ни общих советов; в темных пещерах они иль на горных вершинах высоких. Вольно живут; над женой и детьми безотчетно там каждый. Властвует, зная себя одного, о других не заботясь. Теория Аристотеля оставалась господствующей до исследований Бахофена, Мак-Леннана и Моргана, выводами которых историки и юристы, занимающиеся специально греко-римским правом и историей, воспользовались; даже новейшие труды в этой области (Meyer, "Griechische Geschichte"; Busolt, "Griechische Geschichte" и др.) или обходят вопрос о происхождении семьи и частной собственности, или разрешают его в духе старой теории(Энгельса). Особенно чувствуется отсутствие исследований по истории развития греческих общественных ассоциаций, так как большинство писавших по истории Греции пренебрегали изучением ее юридической стороны. Если признавать, по теории Моргана, первичной формой семьей кровно-родственную семью, основу которой составляет групповой брак братьев родных и коллатеральных со своими сестрами, то остатки ее можно видеть в греческих мифах, в которых брачная связь братьев с сестрами является частым явлением. Так, Зевс был женат на своей сестре Гере; среди богов, предшествовавших царству Зевса, эта форма брачного сожития была обычной. По мнению новейших социологов, первобытная греческая семья была основана на материнском праве и на экзогамии. По Варрону, до Кекропа новорожденным давали имена их матери; тот же обычай, по словам Страбона, существовал и у беотийцев. Плутарх и Павзаний говорят, что критяне и мессинцы, желая обозначить свою родину, не называли ее отечеством (πατρις), a говорили: земля моей матери (μητρίς). В поэмах Гомера родство по матери ставится гораздо выше родства по отцу; так, Ликаон просит пощады у Ахилла на том основании, что он не единоутробный брат Гектора. Величайшей утратой Гомер считает гибель единоутробного брата. Тот же мотив лег в основу легенды о Мелеагре, которого проклинает мать его Алтея за то, что он убил ее единоутробного брата. Ликийцы, племя, родственное грекам, по описанию Геродота, называют себя по матери, а не по отцу. "Если кто спросит соседа о его происхождении, - пишет Геродот, - тот сообщает ему свою родословную с материнской стороны и перечисляет матерей своей матери. И если какая-нибудь гражданка сочетается браком с рабом, то дети ее считаются благородными, если же мужчина, хотя бы он был первым среди своих сограждан, женится на женщине из чужого племени или на рабыне, то дети его считаются неблагородными". У тех же ликийцев, по свидетельству Николая Дамаскина, имущество переходило от матери к дочерям, а не к сыновьям. У локрян, по словам Полибия, все древнее благородное сословие производится от женщин, а не от мужчин; к сословию благородных принадлежат те, кто ведет свое происхождение от 100 семейств, из которых по велению оракула были выбраны по жребию 100 девушек, отосланных в Трою. Картина старого материнского права развертывается в культе Деметры, носительницами которого были женщины, в сказаниях о героинях, воспетых Гезиодом, об амазонках и пр. Характерен также приводимый Августином миф о наименовании города Афин. Когда в Аттике появились из земли оливковое дерево и источник воды, афиняне, узнав от оракула, что под оливковым деревом олицетворяется Афина, а под источником - Посейдон, созвали народное собрание, чтобы решить, чьим именем назвать город. Женщины, которые в то время имели право голоса в народных собраниях, высказались за Афину, мужчины - за Посейдона. Так как женщин было одной больше, чем мужчин, то город был назван по имени богини Афины. Оскорбленный Посейдон затопил Аттику, после чего мужчины, чтобы умилостивить разгневанного бога, ограничили права женщин и ввели происхождение по мужской линии. На этой же почве возник миф об Оресте. Преступление женщины, убившей своего мужа, и преступление сына, убившего мать, чтобы отомстить за отца, противопоставлены одно другому; к мести за отца побудил Ореста Аполлон, бог нового семейного начала, а за убийство матери его преследуют эринии, старые хтонические богини, стоящие за отжившее материнское право. Голоса судей разделились поровну между обоими принципами, новым и отжившим; тогда Афина - женщина, неспособная быть матерью и не имевшая матери, - положила свой камень в урну за Ореста, признав тем самым торжество отцовской филации. Творцом ребенка, виновником рождения, а потому и носителем прав был признан отец: отныне долг матери - питать то, что посеяно, сохранять воспринятый зародыш. Форма семьи, которая существовала в период матриархата, по терминологии Моргана, была пуналуальная. Остаток ее следует видеть в левирате (деверстве), т. е. обязательном сожительстве вдовы со старшим братом покойного. Так, по смерти Париса Елена досталась брату его Деифобу; Андромаха стала позднее женой Гекторова брата Гелена. На существование экзогамии, идущей рука об руку с этой формой семьи, указывают, может быть, некоторые тотемические элементы греческих мифов. Брак Пасифаи с быком, любовные приключения Зевса, превратившегося в быка, с Европой, борьба Форбанта с родосскими змеями, рассказ об эгинских муравьях, обращенных в мирмидонян, змеиное туловище Кекропа - все это наводит на мысль о племенном тотемизме доисторической Греции, подобном тому, который существовал и у североамериканских индейцев. Связанная с пуналуальной формой семейная система кровного родства распространяла запрещение брака на братьев и сестер, причем дети братьев считались также братьями и сестрами и как таковые не могли вступать между собой в брак. Это положение может служить объяснением знаменитого мифа о Данаидах. Данай и Египет были братьями и потомками Ио. У первого было от разных жен 50 дочерей (Данаиды), у второго от разных жен 50 сыновей. По только что названной системе родства Данаиды и сыновья Египта были братьями и сестрами и потому не могли между собой вступать в брак. Тем не менее, сыновья Египта сделали попытку переступить границы обычая и принудить к браку Данаид, которые ушли из Египта за море в Аргос, чтобы избежать незаконной и, в их глазах, преступной связи. Развязка в мифе такова, что сыновья Египта падают жертвой своих намерений. Эсхил в своей трагедии "Просящие защиты" изобразил борьбу матриархального семейного начала, представленного в Данаидах, с нарождающейся системой патриархального (моногамного) брака: без этого объяснения ни миф, ни трагедия не могут быть объяснены удовлетворительно. Пережиток этой стороны патриархальной семьи сохранился в афинском законе, разрешавшем брату жениться на сводной единокровной, но не единоутробной сестре. Способ заключения брака в силу строго соблюдавшегося закона экзогамии состоял в умыкании, о существовании которого в Греции свидетельствует Дионисий Галикарнасский. Доказательство господства этого явления в доисторической Греции можно видеть в сказании о похищении Елены. По правильному толкованию Леббока ("The Origin of Civilisation"), Елена, с точки зрения троянского обычая, была законной женой Париса, и если троянцы и семья Приама относились к ней недружелюбно, то только потому, что брак ее с Парисом по своим последствиям оказался роковым для Илиона. В Илиаде она везде фигурирует как супруга Париса: так она сама себя именует, так зовет ее Парис, которого Гектор называет супругом Елены. Если Елена упрекает сама себя и как бы раскаивается в происшедшем, то не потому, что она чувствует себя нравственно неправой перед судом своих единоплеменников, а потому, что в результате ее семейного счастья было несчастье двух народов. Похищение ее Парисом было обычной формой заключения брака и с точки зрения того времени не считалось позором. С виду мягкое и основанное на инстинкте любви правление матери соединялось с кровавой жестокостью, к которой приводили, с одной стороны, материальный гнет, с другой - святость культа с его страхом перед оскорбленными демонами. Обычай, завещанный предками, сделал человечество этой эпохи нечувствительным к тому, что называется верхом жестокости и преступности. Лишь под более благотворным влиянием отцовского права исчезли или видоизменились темные стороны первобытного времени (обычай уничтожать беспомощных детей, приносить детей в жертву, убивать одряхлевших стариков и принимать в пищу человеческое мясо). Остатки этих сторон первобытной поры человечества сохранились в качестве переживаний и в греческих мифах и обрядах. Так, на острове Хиосе существовал закон, повелевавший отравлять цикутой всех стариков свыше 60 лет, чтобы остальные не испытывали недостатка в пище. Когда Хиос осадили однажды афиняне, хиосцы постановили, чтобы старики умерщвляли себя по старшинству лет. Вследствие этого сложилось сказание, что на Хиосе, а также в Массилии у общественных властей хранился яд цикуты для тех, кто желал лишить себя жизни по уважительным основаниям, причем самоубийце должно было быть не менее 60 лет. В Древней Греции не раз издавались законы против дурного обращения с родителями. Древние греки с ненавистью и страхом думали о тяжкой, страшной, печальной и гибельной старости (гомеровские ее эпитеты), которую проклинает и Софокл ("Эдип в Колоне"). Подкидывание детей практиковалось греками даже в позднейшее время и было вызываемо боязнью материальных лишений, являющихся результатом густоты населения. Чаще всего выбрасывались уродливые или хилые дети (как это практиковалось в Спарте), особенно девочки, по отношению к которым применяли так называемый έγχυτρισμός - обычай класть малютку в глиняный сосуд и бросать ее на произвол судьбы. Обычай подкидывания детей Аристотель вводит в свое государство. О принесении в жертву детей можно узнать из многих сохранявшихся в предании обрядов и мифов. Так, по словам Павзания, культ Ликийского Зевса требовал приношения в жертву детей; о том же свидетельствуют мифы о Тантале, Тиесте, Ифигении, Ликаоне, дочерях Миния. Оргиастические культы также требовали приношения в жертву детей и взрослых: этот обычай нашел себе выражение в мифах о Деметре и Дионисе. Лишь тогда, когда более развитая социальная организация сделала возможным содержать большее количество людей и стали цениться рабочие руки, старые обычаи были уничтожены, а это произошло лишь с водворением патриархата. В последующих мифах Дионис признавался победоносным богом, всюду уничтожающим грубость и насилие и дающим новое культурное направление жизни народов: прежняя природа бога сохранилась лишь в обрывках сказаний и символических обрядах. Что касается культовой проституции, то следы ее в Греции, по-видимому, были совсем незначительны. С разложением пуналуальной семьи связывается возникновение отцовской власти, которая впервые проявляется в синдиасмической форме семейных отношений (временное сожительство брачной пары). Переход от матриархата к патриархату произошел постепенно; из Орестии Эсхила можно заключить, что среди афинской публики V в. еще памятны были следы этой борьбы. Обусловлен ли был этот переход естественным желанием отца оставить свое имущество своим детям (Леббок), или возникновением собственности в связи с развитием скотоводства и земледелия (Морган), или развитием сознания долга, который должен нести отец детей (Жиро-Телон, Бахофен), или экономическим осложнением быта вследствие прироста народонаселения и обособления семейств, причем отец, как сильнейший, брал на себя роль защитника и кормильца (Зибер) - во всяком случае материнское право должно было уступить патернитету. Переход от материнства к патриархату сопровождался постепенным закреплением супружеских отношений и прогрессивным усилением власти мужа над женой и отца над детьми. Ко времени наступления этой последней фазы развития семейных отношений синдиасмическая форма семьи уступила место патриархальной. Отношения супругов стали упрочиваться лишь тогда, когда они были поставлены под покровительство богов и особенно обожествленных предков. Освящение брака религиозными обрядами является отличительной чертой последней стадии его эволюции: с этого времени мать уступает первое место отцу, который вместе с приобретением права поддержания семейного культа предков юридически становится "consors omnis vitae", на основах manus и patria potestas. Как велика была роль домашней религии в создании форм и установлении семейной жизни - это доказывал Фюстель де Куланж в своем труде "La citй antique". По его мнению, религия если и не создала семью, то дала ей прочную организацию и освятила те юридические основы, на которых покоится частное (семейное) право. Почитание предков и культ священного огня были неразрывно связаны с существованием патриархальной семьи: они зародились вместе с нею и стали одною из причин ее долговременного существования. Центром культа был домашний очаг; последний был и центром семьи, которая называлась у греков, между прочим, επίστιον (Геродот). Очаг был местом, около которого происходили семейные собрания и сосредоточивалась внутренняя жизнь дома. Постоянно горевший огонь был символом вечности и чистоты семейного союза. Так как этот огонь мог оскверняться от прикосновения к нему нечистых предметов и лиц, то в Греции по истечении известного срока его тушили и привозили вновь священный огонь из какого-либо религиозного центра (например, с Делоса). Существовал также культ предков, которых возвели в богов-покровителей семьи. Из слияния обоих культов создалась домашняя религия, освятившая патриархальную семью и узаконившая нормы семейного права. Брак, освященный религией, признавался нерасторжимым, так как религия требовала продолжения семьи. По той же причине безбрачие считалось нечестием, за которое в Афинах (по закону Солона) и в Спарте подвергали суровому наказанию. Цель брака заключалась в продолжении рода для сохранения культа; если семья вымирала, то ее наследниками делались без завещания ближайшие из родственников по мужской линии. К этому же времени относится установление фиктивного родства по усыновлению с целью продолжения рода и семейного культа, так как женщина не могла быть представительницей семейного начала и в религии очага играла лишь второстепенную, служебную роль. Муж мог развестись с женой, если она в течение известного срока не рождала ему детей. Если неимение детей было обусловлено болезнью или бессилием мужа, последний отдавал свою жену в распоряжение других мужчин для зарождения потомства. Будучи главой семьи и носителем культа, отец имел власть над детьми; по афинским законам он даже мог продать сына. Впрочем, власть отца была ограничена семейной общиной, которую могло бы погубить абсолютное отцовское право. Отец мог применять к сыну телесное наказание, но под условием, чтобы оно не переходило в членовредительство. Изгнание сына из семьи могло произойти не иначе, как с согласия семейного совета. Составляя религиозную общину, патриархальная семья представляла собой вместе с тем общину кровных родственников, живущих под властью старшего в роде и сообща ведущих хозяйство. Отцовская власть, полученная в наследство от старой семейной организации, способствовала закреплению нового социального порядка, существенною чертой которого было имущественное неравенство, связанное с наследственностью власти внутри семьи. Рабство, сперва ограничивавшееся военнопленными, дошло до стремления обращать в рабов собственных единоплеменников и даже родичей. Носителями отцовской власти в эту эпоху были потомки древних царей, всадники (ίππεϊς), в руках которых ко времени законодательства Солона сосредоточились громадные богатства. Закон экзогамии оставался по-прежнему в силе, хотя похищение невесты было уже лишь символом. Переживания этого обычая встречаются в Спарте и других городах Греции. Обычай умыкания невест с течением времени был вытеснен куплей, о которой свидетельствует Аристотель (Политика). Благодаря этому акту жена становилась имуществом, а тем самым становилась предметом особого внимания со стороны мужа, как всякая собственность. Об этой форме брака знает уже Гомер, который называет дочерей приносящими родителям быков (παρθένοι αλφεσιβοιαι, Иллиада) и часто упоминает о свадебных подарках, подносимых женихом невесте или ее родителям. Полиандрический брак был немыслим при отцовском праве, но полигамия мужчин первоначально была допустима. Купленная за дорогую цену жена была верной и прилежной работницей, причем старейшей жене выпадало на долю быть руководительницей других. В то же время увеличилось расстояние между женщиной и рабыней, благодаря чему отношения между мужем и женой закрепились еще больше. Участие в отправлении домашнего культа постепенно обособило одну из жен, которая стала единственной настоящей подругой мужа, низведя остальных жен на положение работниц и наложниц. Религиозное законодательство стало на сторону единоженства: первая жена полигамической семьи имела привилегию приготовления жертвенных яств и поддерживания священного огня в семейном очаге. К этому времени относится установление религиозных свадебных обрядов и исключение побочных детей из числа законных членов семьи. Таким образом, эволюция патриархальной семьи привела в конце концов к моногамии, так как лишь эта последняя форма брака мирилась с культом предков. Наряду с детьми по крови под отеческой властью состояли и фиктивные. Принятие в семью таких детей обусловливалось отсутствием кровных родственников и опасностью прекращения культа; отдаленным родственникам отдавалось предпочтение перед чужеродцами. Так, в Афинах не имевший сына мог выдать свою наследницу-дочь за одного из своих родственников, с тем чтобы дети от этого брака признавались его потомством. Патриархальная семья у греков была не столь резко выражена, как у евреев и римлян, отчего переход к следующей стадии развития - моногамии и индивидуальному браку - совершился легче, чем у римлян. Греческая моногамная семья не смогла, однако, доразвиться до того супружеского равенства, которое отличала новейшую семью. Она остановилась на полпути, не эмансипировав женщину и в то же время утратив преимущества отцовской власти. Моногамная семья такого характера встречается уже у гомеровских греков. В эту эпоху мужья требовали от своих жен главным образом целомудрия, допуская в то же время для себя конкубинат, хотя это правовое неравенство нередко вызывало гнев жены (Одиссея). Женщины времен Гомера пользовались лишь немногими правами и в общем находились в подчинении у мужа или старшего мужчины в семье: так, Телемах заявляет, что лишь он один имеет право в отсутствие Одиссея распоряжаться его достоянием, и указывает матери ее обязанности - заниматься пряжей и тканьем и наблюдать за рабынями (Одиссея). Напрасно было бы искать у Гомера такие женские культурные типы, какие давала в культово-историческое время Спарта: самые высокие женские характеры у Гомера - Андромаха, Гекуба, Пенелопа, Арета, Навзикая - не более как нежно любящие, целомудренные женщины, мысли которых не простираются дальше сферы чувств и домашнего очага. Это не мешало, однако, женщине гомеровской эпохи играть важную роль в семейной жизни и быть центром хозяйства. Если не было в доме гостей, жена участвовала с детьми в общей трапезе, да и присутствие гостей не требовало непременно ее удаления; так, на пиру Алкиноя Арета сидела на высоком троне и принимала участие в разговоре; Пенелопа входила в зал, где сидели женихи; Елена принимала участие в пире, устроенном в честь Телемаха, и не только смешивала в чаше вино для гостей, но и вступала в разговор. Каково было положение женщины низшего класса, об этом эпос не дает сведений; более чем вероятно, что под влиянием нужды и тягостей обыденной трудовой жизни средний культурно-исторический тип женщины здесь не мог быть высоким и красивым. Женщины культово-исторической Греции представляют два контраста: в Спарте положение их было высокое, в Афинах -приниженное. В Афинах незамужние девушки были заключены в женскую половину дома и проводили все время в занятиях пряжей и тканьем. Все, что требовалось кроме этого от девушки, - это σωφρονειν (быть скромной). Монотонность замкнутой жизни нарушалась лишь участием в религиозных торжествах и празднествах, когда молодежь могла сближаться и давать волю чувству, хотя брак по взаимной склонности в Афинах не был признаваем. Браки у афинян заключались или, прежде всего, для поддержания рода и семейного культа, или для усиления государства, или, наконец, для того, чтобы иметь искусную и верную домоправительницу. При выборе невесты решающее значение принадлежало родителям жениха и невесты, причем главным образом имелось в виду социальное равенство сторон. Брак бедного на богатой ставил жениха обычно в ложное и смешное положение. Единственной допустимой формой брака была моногамия. Запрещенных степеней брака было немного: нельзя было жениться на прямой родственнице по восходящей и нисходящей линии и на единоутробной сестре, но разрешался брак с племянницей единокровной сестрой (по отцу). Непременным условием брака было обручение; кроме того обычай требовал введения невесты в группу фраторов мужа на празднике Гамелий. Если у девушки не было законного опекуна и брак ее не был предопределен завещанием отца, архонт "присуждал" ее ближайшему родственнику, который высказывал готовность жениться. Если вследствие ее бедности не было желающих взять ее за себя, то ближайший родственник был обязан или дать ей приданое и выдать ее замуж, или сам жениться на ней. Для развода было достаточно при свидетелях отослать жену к ее опекуну и отдать ей ее приданое. Если ближайший родственник имел законные права на наследницу и ее имущество, он мог развести ее, если она была замужем, и жениться на ней. Отец мог развести замужнюю дочь с мужем; муж мог выдать свою жену замуж за кого-либо другого. Мужчина, уличенный в прелюбодеянии, мог быть законно убит на месте мужем женщины, ее сыном, братом или отцом или должен был уплатить пеню. Женщина, уличенная в прелюбодеянии, не могла быть убита: она получала развод и подвергалась атимии, т. е. ей запрещалось посещать храмы и носить украшения. Простить жене прелюбодеяние законом не дозволялось, или в таком случае муж подвергался атимии. После смерти мужа жена не могла наследовать его имущество и даже оставаться в доме мужа, если на то не соглашались его родственники. Ксенофонт в 10-й главе сочинения "О хозяйстве" изображает идеал женщины: она должна проводить время в хлопотах по хозяйству среди служанок, месить тесто, встряхивать и складывать домашнее белье, одним словом, стараться вызывать румянец на щеках деятельным трудом, а не косметическими средствами. Кроме того, женщина должна быть умеренна в потребностях, старательна, аккуратна; одним словом, она должна быть тем, чем бывает в улье маточка. Солон издал ряд законов, регулирующих поведение женщин: так, например, он запретил женщинам путешествовать ночью иначе, как в повозке и с факелоносцем. В Афинах и Сиракузах были даже особые чиновники (γυναικονόμοι), которые следили за поведением женщин вне дома. Относительной свободой пользовались лишь бедные женщины, которые, не имея рабов, должны были сами ходить на рынок. Положение женщин, живших не в городах, было свободнее; можно предположить, что главным образом условия городской жизни низвели женщину до крайней степени приниженности и бесправия. В таком же положении находились женщины Аттики, Ионийских колоний, Беотии, Аргоса и других греческих городов и областей. В конце V в. почувствовалось было веяние в пользу эмансипации афинской женщины, но Аристофан осмеял это движение. Поборников женских прав в Греции почти не было; только Софокл создал величественный женский тип в лице Антигоны; в его трагедии "Тирей" женщины сетуют на свое бесправие. Еврипид, известный мизогин древности, выразился, что один мужчина лучше десяти тысяч женщин ("Ифигения в Авлиде"), Платон утверждал, что женщине труднее достигнуть добродетели, чем мужчине; Аристотель полагал, что женщина по природе хуже мужчины. Совершенно иным было семейное и общественное положение женщины в Спарте и вообще у дорян. Спартанки получали общественное воспитание, чтобы лучше служить семье и государству, чтобы рождать здоровых детей для государства и поддерживать в мужьях доблесть. С детства спартанки занимались гимнастикой и стремились к физическому совершенству: оттого они считались самыми красивыми и здоровыми женщинами во всей Греции. Им позволялось присутствовать на гимнастических упражнениях мужчин, чтобы поощрять в них дух соревнования. Ни в одном греческом государстве не было таких доблестных женщин, как Горго, жена Леонида, и Агиатида, жена Агиса, который под ее влиянием провел свои реформы. По свидетельству Плутарха, лакедемоняне слушались жен; женщинам у них больше позволялось вмешиваться в общественные дела, чем мужчинам - в домашние. Женщины сосредоточивали в своем владении 2/5 лаконской территории. По спартанскому закону, цель брака была - иметь детей. При неимении детей от мужа спартанка могла вступать во временную супружескую связь с другим мужчиной (полиандрия) и быть матерью в двух разных семействах. Несколько братьев могли иметь одну и ту же жену. При всем том разврата в Спарте было неизвестно, и семейные отношения особенно уважались. Такое высокое положение спартанской женщины может быть объяснено тем, что Спарта не была коммерческим городом и не принимала иностранцев: чистота нравов оставалась неприкосновенной и способствовала сохранению высоких семейных традиций. Единственно в Спарте моногамная семья развилась до супружеской равноправности. При раздроблении патриархальной составной семьи и создании простой моногамной индивидуализм оказывал влияние на все стороны ее быта. Неизвестный сначала раздел общего семейного имущества стал закономерным; права наследования, существовавшие первоначально в силу обычая, были урегулированы законом. По афинскому закону дочери при сыновьях, сестры при братьях (и потомство сестер при потомстве братьев) не имели права на наследство. За неимением братьев и сестер, дядей и теток с отцовской стороны наследство переходило к пасынкам (от одной матери), если же и их не было - к падчерицам (от одной матери); за неимением их - к братьям матери наследодателя, далее к ее сестрам или их потомству. Этим исчерпывался круг родственников трех ближайших степеней, начиная с деда. За неимением их наследство переходило к потомкам прадеда умершего с отцовской стороны. Незаконнорожденные дети не могли наследовать; вольноотпущенники могли завещать наследство только прямым преемникам, за неимением которых имущество переходило к бывшему господину. Право завещания ограничивалось при существовании сыновей или дочерей, так как прямых наследников нельзя было обходить в пользу посторонних. Впрочем, этот закон очень часто нарушался. Закон не возбранял подкидывания детей (пережиток матриархального периода). Отец не мог продавать взрослого сына в рабство и не имел права жизни и смерти над детьми; очень редко разрешалось отречение от сына. Заработок сына по закону считался его собственностью и не принадлежал отцу, хотя в случае нужды закон обязывал сына содержать родителей. Если отец сходил с ума, распорядителем имущества становился сын или ближайший родственник. Подробные сведения о семейном праве греков черпаются главным образом из ораторов, особенно Демосфена. Искусственная организация родственников и чужеродцев, находящихся под охраной общего тотема, называется родом или кланом. Греческий род представлял собою такую социальную единицу, пока существовало господство материнского права, хотя большинство историков классической древности (Фюстель де Куланж, Грот, Нибур, Моммзен и др.) и некоторые исследователи первобытного права (Мэн) видели в нем только собрание семей. Семья при родовом строе не могла быть единицей организации, потому что муж и жена непременно должны были принадлежать к двум различным родам. Род целиком входил во фратрию, фратрия - в племя, семья же наполовину входила в род мужа, наполовину в род жены. Это положение находит себе подтверждение в том, что само государство не признает семью в общественном праве, выделив для нее место лишь в области частного права. Греческое родовое общество по существу было демократическим; оно опиралось на организацию личностей, управлялось через отношения лиц к роду. Гражданский элемент, связанный с городскими формами политической жизни, был чужд этой эпохе: родовое и гражданское устройство взаимно исключали друг друга, второе могло утвердиться лишь на развалинах первого. Путем последовательных переходов роды соединились во фратрии, фратрии - в племена, племена - в нации. С образованием последних родовой элемент стал постепенно умирать под влиянием эволюции семьи и собственности; демократический характер его совершенно утратился, родовитость стала синонимом аристократичности. Отличительные черты греческого рода в эпоху его полного расцвета, до столкновения с другими социальными факторами, сводились к следующему: 1) общие религиозные празднества в честь того божества, которое считалось общим предком и имело особое имя (эпоним рода); 2) общее кладбище; 3) взаимное право наследования после умерших членов; 4) взаимная обязанность оказывать помощь и защиту против насилия; 5) владение общей собственностью, 6) экзогамия, за исключением тех случаев, когда выходила замуж осиротевшая дочь-наследница; 7) право принятия в род чужих и 8) право избрания начальников. Самым главным свойством рода было религиозное единство, т. е. происхождение от общего мифического предка. Чем выше и царственнее был родоначальник, тем выше считался род. Так, высокое положение спартанских царей было обусловлено происхождением от Зевса через Геракла; афинские бутады или этеобутады были обязаны своей влиятельностью происхождению от Афины Полиады и Посидона Эрехтея. Преемственность существовала, кроме культа, и по отношению к тем специальным занятиям и обязанностям, который были связаны с именем эпонима. Так, Эвмолпиды и Керики афинские были единственными исполнителями мистерий Элевзинской Деметры; Асклепиады косские были известны как представители врачебного искусства, Гомериды миосские - как профессиональные рапсоды, Иамиды и Теллиды элидские - как предсказатели, Талфибиады лакедемонские - как глашатаи. Наследственность была характерною особенностью родовой организации; оттого в большинстве греческих государств, где удержалась родовая общественная организация власть сохранялась внутри знатнейших родов. Спартанские цари и геронты, критские космы (κοσμοι), фессалийские династы принадлежали к привилегированным родам. Принадлежность к роду в Афинах была непременным условием гражданственности, причем каждый афинянин носил три имени: личное имя (рrаеnотmеn), отчество и родовое имя (потен), например, Мильиад, сын Кимона, Лакиад. Внутри рода были две категории родичей: коренные (γεννήται) и неполноправные (όργεώνες), имевшие лишь право участия в религиозных церемониях рода. Позднее в род включались и посторонние лица, которые, однако, должны были принадлежать к числу афинских граждан. С постепенным развитием семьи, собственности и городской жизни, также с усилением обмена и разделения труда, родовые учреждения сделались неспособными удовлетворять усложнившимся потребностям общества. Возникло движение, имевшее целью отнять у родов, фратрий и фил гражданские полномочия и вверить их новым корпорациям. Понадобились новые органы суда и власти, под тяжестью которых постепенно стали рушиться родовые учреждения. Первая попытка у афинян уничтожить родовую организацию приписывается Тесею, который изъял из заведования отдельных племен некоторые дела, предоставив их ведению центрального управления (совета). Эта реформа открыла доступ в число граждан людям, которые не входили в афинскую родовую систему. Кроме того, Тесей разделил народ на три класса: эвпатридов (благородных), геоморов (земледельцев) и демиургов (ремесленников), предоставив первым исключительное право на занятие должности. Это дало толчок к образованию вне родов привилегированного класса, раньше распределенного внутри родов, и к нарушению демократического характера родовой организации. Роды были разорваны путем выделения из них двух групп - привилегированных и униженных, из которых последние были в свою очередь подразделены на два класса по занятиям. В дальнейшей эволюции афинского государства владычество благородных все усиливалось; в их руках сосредоточились огромный денежные богатства, которые подорвали исконный быт сельских общин и родовую организацию. Как только ослабели родовые связи, рушилось и мелкое крестьянское землевладение и началась эксплуатация мелкого владельца капиталистом. На всех полях Аттики стояли закладные столбы; если же столбов не было, то это значило, что земля уже продана вследствие просрочки залога и перешла в собственность благородного заимодавца, причем в лучшем случае крестьянину разрешалось пользоваться шестой частью дохода от земли. Постепенному уничтожению родовой организации способствовали и другие явления, как то: смешение родичей и фраторов во всей области Аттики, разделение населения на группы по занятиям, усиление рабства, наплыв чужестранцев, введение воинской повинности (учреждение навкрарий) и т. п. Солон защитил обездоленных, но не вернул родовой организации ее прежней силы. Только в одном отношении родовая система была введена в реформы Солона: булевты были выбираемы из числа 4 фил, по 100 человек из каждой. В остальном новый общественный строй был основан на новом элементе - частной собственности. Революция Клисфена уничтожила последние остатки родовой организации, заменив родовое деление граждан делением по месту оседлости, причем делился не народ, а область, и жители являлись лишь принадлежностью области. С введением новой общественной единицы - дема - органы родовой системы были совершенно вытеснены из государственного механизма и превратились в частные общества и религиозные корпорации, хотя нравственное влияние и традиции родовой эпохи еще долго сохранялись в государстве. Родовое имя вышло из употребления, уступив место наименованию по дему. Эволюция римской семьи прошла те же стадии, что и эволюция греческой семьи, с тем только характерным различием, что римская семья дольше всего продержалась на патриархальной ступени и меньше всего сохранила следов материнского права. Первая попытка найти остатки допатриархального быта у италийских народов принадлежит Бахофену, который открыл в сабинских мифах и древнеримских сказаниях намеки на материнское господство, а также на переход к родству по мужской линии. Доказательство существования матриархата у сабинян Бахофен видел в сказании о похищении сабинянок, являющихся посредницами между своими бывшими и новыми мужьями, а также в том, что Фабии вели генеалогию по женской линии и что у сабинян было множество женских божеств, пользовавшихся значительным почетом (Flora, Feronia, Juno Curis и др.). Остатки материнского права в римской мифологии незначительны и заключаются лишь в признании добрачной проституции - пережитка материнской организации, которая была склонна к полиандрии. Намеки на гетеризм можно найти в сказаниях o tigillum sororium, Танаквиле и Акке Ларенции. Когда третий Гораций после победы над Куриациями встретил свою сестру, бывшую невестой одного из убитых Kypиaциев, она упрекнула победителя, сказав ему, что он убил своих братьев. Раздраженный упреком, Гораций убил сестру, за что был приговорен дуумвирами к смертной казни. Народное собрание, к которому он апеллировал, освободило его от наказания с тем, чтобы его отец в виде очистительной жертвы внес за сына определенную сумму денег и велел ему пройти с непокрытой головой под деревянной перекладиной (так называемой sororium tigillum или tignum sororis), которая существовала в Риме еще при жизни Тита Ливия. Элемент материнства в этом сказании, по Бахофену, заключается только в том, что сестра Горация назвала своего брата братом Куриациев, что вполне соответствует системе пуналуального родства: Горации и Куриации были дети родных сестер. С другой стороны, Гораций был провозвестником новой эпохи семейных отношений и, подобно Оресту, был оправдан, при чем богам отжившей религии была отдана дань в виде жертвы. В Танаквиле, содействию которой были обязаны своим воцарением римские цари Тарквиний Приск и Сервий Туллий, Бахофен видит типичную гетеру допатриархальной культуры, когда гетеризм существовал как культурно-исторический тип семейной ассоциации, и в то же время переход от матриархата к последующей стадии семейных отношений. Танаквила как представительница материнского родства с развитием римской цивилизации преобразуется в римскую матрону, подобно тому как Flamen и Flaminica, первоначальные служители гетерического культа, делаются покровителями моногамии. К подобным выводам приводит и сказание об Акке Ларенции, сохранившееся в двух вариантах. Первый вариант имеет следующее содержание. Однажды жрец играл в кости с Геркулесом. Партия выиграна была Геркулесом, которому, по условиям игры, жрец устроил пир и доставил красивую гетеру Акку Ларенцию. На следующий день распространился слух, что Геркулес назначил Акке Ларенции в мужья того человека, который попадется ей навстречу при выходе из храма. Этим встречным оказался Таруций, после смерти которого Ларенция наследовала его имущество, завещанное впоследствии римскому народу. По второй версии, Акка Ларенция - гетера, составившая благодаря своей профессии состояние. У нее было 12 сыновей; по смерти одного из них она усыновила Ромула. В этой легенде сохранился взгляд на проституцию как на нормальное явление, предшествующее вступлению в замужество. Более важным доказательством существования материнского права являются переживания его в родственных отношениях исторического периода. К таким переживаниям относятся семейные суды когнатов (родственников по жене), ius osculi (право поцелуя), по которому жена должна была целовать своих когнатов, запрет брака между родственниками, особенно братьями и сестрами, брак per usum и другое (Ефимов, "Очерки по истории древнеримского родства"). Насколько немногочисленны остаточные сведения о существовании матриархального семейного строя, настолько обстоятельны данные о патриархальной семье, которая нашла свое полное выражение главным образом у евреев и у римлян. Римское название для такой семьи было familia - слово, которое стало собственностью литературных языков Западной Европы как простое название семьи. Само слово "familia" (древнелат. - famelia, оск. famelo, умбр. famedia) стоит в связи с оскским словом "faama" - дом и означает группу лиц, принадлежащих к дому. Существуют еще, впрочем, и другие объяснения этого слова: Фест и Моммзен, например, понимают его в смысле совокупности домашних рабов. Юристы и историки, рассматривавшие исконную римскую семью как патриархальную, видели в ней обычно агрегат лиц (familiares), состоявших под властью pater familias (в форме manus и patria potestas). Между ними находились свободные и рабы, родные по происхождению и по усыновлению. Собственность семьи называлась pecunia, хотя иногда в понятие familia входило и понятие собственности. Глава семьи назывался paterfamilias, также erus (esus) и dominus; его жена - materfamilias, дети - filii и filiae familias. В юридическом отношении paterfamilias был домовладыкой, жрецом и собственником семьи, поскольку организация патриархальной семьи была построена на основах власти отца, религии и собственности. Власть отца семейства проявлялась в manus по отношению к жене, в patria potestas по отношению к детям и в dominium по отношению к имуществу. Жена переходила в manus мужа лишь тогда, когда порывала связь со своей прежней семьей и решалась приобщиться к sacra и имуществу мужа. По отношению к мужу она - дочь; он имеет над ней в случае нарушения супружеской верности право жизни и смерти. Необходимым условием установления manus был религиозный брак per confarreationem (так называемый iustum matrimonium), который считался нерасторжимым. Вообще брак (conubium) был возможен лишь между равноправными семьями и предполагал экзогамию. Древний способ заключения брака - умыкание, следы которого можно найти в предании о похищении сабинянок, в эпоху господства патриархальной семьи уступил место купле - connubium per coemptionem, - одному из обычных способов заключения брачных союзов в культурно-историческую пору. Обряд заключения брака per coemptionem сводился к процедуре манципации, т. е. продажи вещи (res mancipi). Существовал еще один способ заключения брака - так называемый "usus", в силу которого брак объявлялся законным и жена переходила в manus мужа по прошествии года беспрерывного сожительства. Брак per usum вытеснил к концу республики обе другие формы брака, но необходимое при последних осуществление manus было необязательно при первой форме. Жена, вступая в брак, могла оставаться в patria potestas отца или tutela опекуна и сохранять за собой права на личное имущество; при этом она называлась не materfamilias, но uxor, хотя это был брак, а не конкубинат. Заключение браков не разрешалось внутри рода, а также между гражданами и иноземцами, между свободными и рабами, между лицами сенаторского сословия и вольноотпущенниками. Власть отца (patria potestas) над детьми проистекала из власти мужа над женой, так как муж, добыв себе жену, был таким же собственником ее потомства, как по отношению к плодам своего сада и приплоду скота. Для приобретения отцовской власти было достаточно быть мужем роженицы: pater est, quem nuptiae demonstrant (отец - тот, на кого указывает обряд бракосочетания). Хотя отсюда логически вытекало право безграничной власти над потомством, однако в Риме отцовский произвол подлежал всякого рода ограничениям. Их налагал в силу обычая предков (mos maiorum) семейный совет, состоявший из cognati, propinqui и amici. Этот совет играл у римлян значительную роль, хотя и не имел определенной компетенции. Отец не был обязан обращаться к нему всякий раз, когда хотел применить свое право, но он привлекался к суду как убийца, если совет по совершении поступка не становился на его сторону. Правом изгнания сына отец пользовался лишь в случае возбуждения против сына уголовного преследования: не желая нести ответственности за его проступок, отец мог выдать его обвинителю. Помимо этих ограничений, власть отца выражается в праве владения всем, что приобретают дети, за исключением peculium castrense (приобретения, сделанные на военной службе), и в праве над жизнью и смертью, которое разрешало отцу отвергать своих детей при рождении, продавать их в рабство, в чужие земли, уступать их временно третьему лицу посредством mancipatio. Отцовская власть простиралась не только на детей, рожденных в matrimonium iustum, но и на детей приемных. Действие отцовской власти могло быть временно прервано, например, когда сын занимал должность, обязывающую отца к повиновению. Полное освобождение от отцовской власти имело место: 1) вследствие естественной или гражданской смерти отца и 2) вследствие emancipatio, посредством которой сын становился sui iuris. От отцовской власти были свободны flamen Dialis и весталки. Законное родство (agnatio) существовало только между детьми, находившимися в момент смерти отца под его patria potestas: только за агнатами древнее право признавало реальные права родства, а именно право наследования и право опеки над несовершеннолетними сыновьями и женщинами. Dominium отца выражалось в так называемом ius commercii, т. е. праве собственности. Первоначально, пока существовало общинное производство, имущество было нераздельной собственностью семейной группы; лишь с раздроблением патриархальной семьи раздел общего имущества стал закономерным и был регламентирован. Как жрец, paterfamilias был носителем семейного культа и исполнял религиозные обязанности, налагавшиеся на него почитанием огня и предков. Так как римлянин по природе был суевернее и боязливее в религиозном отношении, чем грек, то и формы домашнего культа у римлян были разработаны и установлены детальнее, чем у греков. Религиозные семейные церемонии были связаны с почитанием пенатов и ларов, которые вместе со священным огнем составляли религиозный центр семьи. Религиозные обряды и торжества были ежедневные, периодические и чрезвычайные. Ежедневно члены семьи совершали утреннюю молитву и жертвоприношение; периодически праздновались дни календ, нон и ид, годовщина рождения отца семейства, день женитьбы или совершеннолетия сына и прочее. В разные минуты жизни, по разным случаям, можно было обращаться к божествам деятельностей (indigitamenta). Несмотря на полную, по-видимому, юридическую подчиненность жены мужу, римская матрона была не служанкой мужа, а равной ему личностью. Если дочь и жена не могли легально отчуждать семейного имущества, то лишь потому, что оно принадлежало всей семье. Почетное положение женщины в семье было обусловлено, между прочим, близким отношением ее к семейному культу. Женщина, как materfamilias, свободно ходила по улицам и посещала вместе с мужчинами театр и праздничные пиры. В доме она не была замкнута в особых комнатах и не устранялась от стола мужчин. Все это благоприятствовало образованию в римских женщинах чувства личного достоинства и независимости. При встрече с женщинами на улице мужчины уступали им дорогу, в присутствии женщин они не произносили пошлых слов и не являлись в неприличном виде. Расторжение брака зависло от доброй воли супругов, но разврат до конца республики встречался весьма редко. Только с общим упадком древнеримских патриархальных нравов (с I в. до Р. Х.), с возрастанием роскоши и расточительности упало и значение римского брака. В общественной сфере жизни женщины, по-видимому, имели мало влияния, хотя встречаются в римской истории типы доблестных женщин. Социальное положение римской женщины можно сопоставить с положением женщины у спартанцев: римские и спартанские женщины были лучшими представительницами этого пола в древнем мире. Подобно греческой семье, и римская не дошла до моногамии в современном ее значении: римская семья культурно-исторического периода была патриархальной в миниатюре. Древнеримский род (gens) представлял собой такую же социальную единицу, как и греческий род, и был основой первоначальной общественной ассоциации до нарождения нового элемента - римской государственности. Древние мало оставили данных о римском роде, так как права родов были отняты и переданы новым политическим корпорациям, прежде чем римляне стали вести правильную историческую летопись своих учреждений. Гай (II в. после Р. Х.) замечает, что в его время ius gentilicium более не применяется, и потому считает излишним трактовать об этом предмете. Свидетельства древних авторов о римском роде сводятся к следующему. По Цицерону (Topica), основывавшему свое определение на мнении юриста Сцеволы, члены рода - все те, которые носят одно и то же имя, рождены от свободных родителей и никогда не присуждались к лишению гражданских прав, если притом между их предками не было рабов. Большинство других юристов и историков древности основную черту римского рода видели в общности имени, в родственной связи между членами или в военно-корпоративном характере. В новой литературе для объяснения понятия gens было создано много гипотез, из которых одни стояли на почве исключительно древнеримского права, а другие руководились выводами этнографии и социологии. Из сторонников первой группы теорий одни видели в gens политическое учреждение, подобное курии (Ортолан, Жиро, Вальтер, Нибур); по другим, gens - это ассоциация родственных семей, объединенных общностью происхождения, имени и культа (Гёттлинг, Беккер, Рейн, Ланге, Класон, Мэн, Моммзен, Виллемс, Фюстель де-Куланж), или военный союз магнатов, исповедующих общий культ (Иеринг, Тролон). Этнологические и социологические теории осветили понятие рода с совершенно новой стороны. По одним из них gens - товарищество, покоящееся на кровном родстве и на факте совместного жительства на общей территории и составляющее оборонительно-наступательный союз лиц, объединенных общностью языка, культа и имущества (Пост); по другим gens - группа лиц, объединенных сознанием родства сперва по матери, затем по отцу, образовавшаяся из первоначального группового союза (Мак-Леннан, Морган, Жиро-Телон). Несмотря на все старания исторической науки, до сих пор не удалось выяснить вполне родовую теорию римлян, так как находящийся в распоряжении ученых материал оказывается весьма скудным. В римском роде господствовало обозначение происхождения по мужской линии: только те были членами рода, которые могли довести свою родословную исключительно по мужской линии до признанного родоначальника. Те, которые могли доказать свое происхождение в точном ряде степеней родства, назывались "agnati"-агнаты; те, которые, не будучи в состоянии доказать родства, но вели происхождение от одного мнимого предка, назывались gentiles. Так как первоначально плебеи не имели родового устройства, то древнеримские роды были патрицианскими, вследствие чего уже в историческое время патриции составляли родовую знать (Моммзен). Отличительные черты римских родов в древнейшую пору их существования были следующие: 1) взаимное право наследования, устранявшее переход имущества в другой род. По закону XII таблиц право наследования прежде всего принадлежало детям, при отсутствии их - агнатам, при отсутствии последних - остальным родичам, хотя первоначальное родовое право наследования следовало обратному порядку. 2) Обладание общим кладбищем. Так, известно, что патрицианский род Клавдиев при своем переселении из Регилл в Рим получил во владение участок земли и при нем место для общего погребения. Еще во времена Августа фамильный склеп не совершенно вытеснил родовой, как доказывает погребение Квинтилия Вара. По словам Цицерона (в рассуждении "О законах") "святость кладбища так велика, что погребение без священных обрядов рода рассматривается как преступление". 3) Общие религиозные праздники (sacra gentilicia): Навции, например, приносили жертвы Минерве, Юлии - Аполлону, Горации - Юноне и Янусу. В родовых жертвоприношениях участвовали все родичи; если род угасал, то прекращался и родовой культ. Исполнителем священных обрядов был Flamen. Некоторым родам были вверены sacra рubliса, причем, чтобы предотвратить возможность их прекращения, в род вводили чужеродцев, благодаря чему он обращался в sodalitas; точно так же при введении нового культа создавалась sodalitas с элементами рода. 4) Экзогамия, когда женщина вследствие своего замужества теряла агнатические права; мужу и жене никогда не принадлежало одно имя. 5) Обладание общей земельной собственностью. У латинских племен одна часть земли находилась в общинном владении племени, другая - в общинном владении родов, третья - во владении домохозяйств. По мнению Моммзена, римская марка в древнейшее время распалась по родам на несколько округов, которые позднее послужили основанием для образования древнейших сельских триб. Что эти округа были родовые, на это указывают их названия, заимствованные не от местности, а от родовых имен. Из 171 триб, существовавших в начале V в., 16 имели родовые названия. 6) Взаимная обязанность помощи и обороны против насилия. Так как с учреждением политического общества член рода, сделавшись гражданином, должен был обращаться к закону и государству, эта основная черта родовой организации исчезла одной из первых при новом строе. Однако в истории есть данные, указывающие на пережитки этого обычая. Так, когда Аппий Клавдий около 432 г. был отведен в тюрьму, весь род Клавдиев облекся в траур. Камилл, когда против него выступил трибун с обвинением в утайке добычи, взятой у вейентинцев, созвал в свой дом родичей и получил от них уверение, что они доставят всякую сумму, к уплате которой он будет приговорен. 7) Право носить родовое имя. Это право сохранилось до императорской эпохи. Когда начался упадок родовой организации, прекратилось образование новых родов, а из существовавших некоторые вымерли. Это привело к тому, что ценность принадлежности к роду возросла и переселявшиеся в Рим из разных частей империи семьи стали принимать родовые имена. Император Клавдий запретил это злоупотребление, особенно по отношению к древним родовым именам. Римские семьи, принадлежавшие к историческим родам, очень высоко ценили свою родословную как во время республики, так и во время империи. 8) Право усыновления чужеродцев; причисление к семье влекло за собой принятие в род. Как единица общественной организации, род передал свой характер и высшим ассоциациям, которые были на нем построены. Изменения в родовом строе римлян произошли не сразу: они начались в первую эпоху царского периода и закончились к началу республики. В эпоху, предшествовавшую царскому периоду, латиняне представляли группу раздробленных племен, которые постепенно стали приходить к сознанию союза. При Ромуле, по преданию, сто латинских родов сосредоточилось на берегах Тибра; затем к ним присоединились еще 200 родов из сабинян, этрусков, латинян и других племен. Это движение завершилось окончательным слиянием родов в один народ и преобразованием общества, основанного на личности и личных отношениях, в общество, основанное на территории и собственности. Ромулу приписывается установление 10 родов в каждой курии и 10 курий в каждом из трех племен - Рамнов, Тициев и Люцеров. При создании курии принимались в расчет родственные роды, поскольку это было возможно, хотя в них был вводим и чуждый элемент. На родовом элементе был построен и сенат царского периода, состоявший сперва из 100, затем из 200, наконец из 300 членов, по числу существовавших в то время родов, причем сенаторами были родовые старейшины (senes) или отцы (patres). Народное собрание родов перешло в так называемые comitia curiata - комиции по куриям, в составе которых действовали роды. С родовыми учреждениями была связана также должность рекса как полководца и жреца. Таким образом, первая форма политического сообщества, существовавшая, по преданию, до Сервия Туллия, была обязана своим возникновением родовым учреждениям, которые в ней воплотились. Это было еще общество, а не государство; оно основывалось на личных, а не территориальных отношениях, так как взаимные отношения родов, курий и племен были построены на гентильном праве. Как и в Греции, разложение родового общества началось лишь тогда, когда родовая организация перестала удовлетворять потребностям осложнившейся общественной жизни. Главной причиною этого поворота было умножение бесправного, стоявшего вне родов элемента населения - плебеев, которые, платя подати и неся военную службу, были отстранены от участия в общественной жизни и в разделе общественных земель, образовавшихся путем завоеваний. Этот элемент благодаря своему постоянно возраставшему числу и военному развитию стал грозной силой, опасной для родового общества, тем более, что он обладал значительными богатствами. Последовавшая борьба двух классов - гентилов и плебеев - привела к уничтожению родовой общественной организации и замене ее государственной, причем вместо куриатных комиций, основанных на родовом начале, возникли центуриатные, основанные на имущественном неравенстве населения, и вместо трех племенных триб появились четыре территориальные (городские). Родовая система передала свои права новым корпорациям, которые включали в себя всех жителей Рима, кроме рабов, независимо от происхождения: род перестал существовать для государства как общественная единица. Внутри этого нового строя протекла история римской республики с ее борьбой между патрициями и плебеями, с поглощением родовой знати новым классом капиталистов, обезземелившим крестьян, обезлюдившим Италию и приведшим к торжеству германских варваров над империей. Вместе с падением родовой организации первоначально демократический характер рода утратился и превратился в аристократизм, как это было в древней Греции. Во время поселения германцев в Европе у них господствовал патриархальный быт. Семья состояла из главы дома - мужчины - и находившихся под его властью жены, детей, незамужних и вдовых сестер и прислуги. Единобрачие было господствующим; многоженство встречалось, в виде исключения, только у знатных германцев. Обычным способом заключения брака было похищение невесты женихом, и этот способ брака сохранялся у германцев еще долгое время, даже в эпоху Каролингов, несмотря на все старания каролингского законодательства, находившегося под влиянием христианских идей. В древнее время похищение женихом невесты влекло за собой кровопролитную борьбу между родственниками похищенной и похитителем и его родичами. В интересах общества было устранить такую борьбу, и потому обычаем был установлен выкуп, платимый женихом родственникам похищенной невесты. Уплата выкупа придала заключению брака форму купли-продажи, в которой женщина низведена была на степень вещи; позже выкуп стал рассматриваться как плата за приобретение от родственников женщины права покровительства над ней и рождаемыми ею детьми. С V и VI вв. такой брак является уже господствующим. Между супругами у германцев была тесная связь: жена была действительной подругой жизни; нередко германские женщины сопровождали мужей даже на войну. Женщина пользовалась большим уважением, что, впрочем, не избавляло ее от тяжелой работы по хозяйству, в то время как муж проводил время в войнах, охоте и развлечениях. Неприкосновенность брака строго соблюдалась; нарушение женщиной супружеской верности влекло для нее жестокое и позорное наказание. Хотя разводы и допускались, но были очень редки; вторичный брак или вовсе запрещался, или был затруднен. Представителем всей семьи был глава дома: от своего имени он преследовал за обиду, нанесенную членам семьи; он же отвечал за проступки и преступления кого-либо из домочадцев. Жена и дети находились в полной власти мужа и отца. От отца зависело, оставить новорожденного ребенка в живых или нет. Как детей, так и жену глава дома мог подвергать наказанию и в случаях чрезвычайных располагал даже их жизнью. Власть и покровительство отца над детьми прекращались для дочерей с выходом замуж, для сыновей - с усыновлением их кем-либо, вступлением в княжескую дружину или основанием ими собственного хозяйства, что обычно следовало за торжественным вручением молодому человеку оружия в народном собрании. С наступлением старости отец передавал свое значение в семье сыну, а сам становился в зависимое положение. В случае смерти главы дома до совершеннолетия сына место его по отношению к жене, сыновьям и дочерям заступал обычно старший родственник по мужской линии. Каждая отдельная семья стояла в тесной связи с родом, к которому принадлежала. Род заключал в себе всех кровных родственников со стороны отца и матери, причем особенным значением пользовался дядя по матери: он был для племянников то же, что родной отец. В кочевой период германских народов весь строй их жизни определялся семейно-родовыми отношениями. С переходом к оседлому образу жизни значение рода несколько уменьшилось: хотя поселения и совершались семьями и часто даже целыми родами, но вскоре семейно-родовой строй начинает уступать место государственному, основанному на поземельных отношениях. Впрочем, это была медленная эволюция, и родовые отношения сохранили еще надолго свое значение в жизни германцев. Принадлежность к роду, с одной стороны, давала отдельному его члену известные права, с другой - налагала на него известные обязанности. Между собой родственники должны были жить в мире, не выступать друг против друга на суде, оказывать друг другу поддержку, защищать слабых членов рода. Даже в войске родичи составляли отдельные отряды и сражались вместе. В случае нанесения обиды одному члену рода родственники его помогали ему мстить обидчику; за убитого мстил весь род. В свою очередь, обидчика или убийцу защищал его род. С заменою кровавой мести вирой родственники провинившегося должны были помогать ему в ее уплате, конечно - только в случае высокой виры, назначавшейся за тяжелое преступление; они же получали виру за убитого родича. Родственники являлись также соприсяжниками члена своего рода, обвиненного в каком-нибудь преступлении: обвиненный, желая очиститься от обвинения, приносил клятву в своей невиновности вместе с 12 членами своего рода. Всецело на семейно-родовых отношениях было основано наследственное право. Ближайшими наследниками имущества умершего германца считались сыновья покойного, затем его братья и дяди по отцу и по матери. Право женщин на участие в наследстве осталось неясно; впоследствии земельное имущество переходило только к мужчинам, дочерям же и сестрам оно доставалось только в тех случаях, когда в той же степени родства или и в более отдаленных степенях не было мужских наследников. С распространением и утверждением среди германцев христианства их семейно-родовые отношения подверглись существенному изменению: смягчилась власть главы семьи над женой и детьми, женщина приобрела большую личную свободу и самостоятельность; христианское понятие о праве и справедливости привело постепенно к уничтожению ответственности рода за преступления его членов. Усилившаяся государственная власть, в особенности со времени образования германских государств в пределах уничтоженной римской империи, также способствовала разложению родовых отношений: принудительная власть рода сменилась принудительной властью государства, защита слабых перешла от рода к представителю государственной власти - королю. Семья и род у славян являются последовательными ступенями общественной эволюции в том же порядке, как и у прочих народов, и подвергаются аналогичным изменениям. Древнейший родовой быт славян может быть до некоторой степени охарактеризован по образцу общины и задруги. Основываясь на данных исторических (летописи, жития святых, где упоминаются роды и большие семейные союзы) и филологических (окончание -ичи), новейшие исследователи кладут в основу древнего рода кровную связь; культ предков (известия о полабских славянах, данные современной этнографии) указывает, кроме того, на религиозное единство рода; наконец, совместное нераздельное пользование собственностью (племенштина, дедина, отчина, отачбина, баштина - по имени деда, бати, отца как родоначальников) заставляет предполагать и трудовую связь древнего рода. Число членов рода могло быть очень велико (до 500, как в житии святого Оттона). Во главе стоял старейшина (старешина, господарь, домачин, дед), выбираемый обычно из старших летами, как более умудренных опытом, но иногда и из более предприимчивых. Члены рода были равноправны; старейшина - лишь представитель их. В юридическом отношении род представляет одно лицо; отсюда кровная месть и круговая порука. Вследствие разных причин, главным образом экономических и правовых, род распался, у западных славян раньше (XII-XIII вв.), у южных - позднее, но следы его еще долго сохранялись и кое-где до сих пор сохраняются. В противоположность роду, который некоторые рассматривают как сложный семейный союз, индивидуальная семья состояла из отца, матери и детей. Связью древнеславянской семьи служила, кроме брака, общность имущества. Брачный союз устанавливался, насколько можно судить по песням и поверьям, через похищение или куплю невесты или договор родителей. Хотя некоторые князья (Само, Мечислав) имели по нескольку жен, но на основании других свидетельств следует думать, что это были исключения. Первая жена пользовалась большим почетом, остальные были наложницами; в общем форма древнеславянской семьи- моногамическая. Славянскую семья отличает от римской ее преимущественно сельский характер, обусловливающий большую свободу членов, хотя все-таки муж и отец - главное лицо семьи. Недвижимое имущество состоит в общем владении; жена может распоряжаться по своему произволу приданым; наследуют по нисходящей линии лица мужского пола поровну, дочь призывается к наследованию лишь при отсутствии сыновей; завещание было редко и большей частью соответствовало установившемуся порядку. В древней Руси существовало многоженство. У князя Владимира, например, кроме пяти законных жен, было 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 в селе Берестове. Обычай многоженства долго сохранялся и после введения христианства. Девушки у русских пользовались полной свободой; они сходились с молодыми людьми чужих родов на игрищах, имея таким образом возможность совещаться с ними о бегстве. Жены хотя и были менее свободны, но не осуждались на вечное унижение и ничтожество и выказывали свою умственную силу, а иногда и физическую мощь, приобретая этим путем уважение и влияние. Различие между детьми жен и наложниц существовало, но не такое, какое мы видим в настоящее время между детьми законными и незаконными. Христианство отняло у отцов семейств жреческий характер, который они имели во языческие времена, и семья, до тех пор замкнутая и независимая, подчинилась надзору посторонней власти. Вообще, следует признать, что у русских существовала в древности патриархальная семья, но не патриархат или андрократия; высокое положение княгинь в качестве жен и матерей прямо свидетельствует о том, что материнское право еще не вполне исчезло из памяти княжеских родов. В XIV в. женщины высших сословий уже запираются в теремах. По позднейшим иностранным известиям молодые люди высших сословий обычно до самого брака не видали своих невест. Для женщин высших сословий считалось делом приличия вести затворническую жизнь. Очень редко посещали они церкви, еще реже показывались гостям-мужчинам, разве только старикам. Так как знатные люди того времени имели многочисленную прислугу из рабов и свободных, то не представляется сомнения в том, что рабыни играли ту же роль, как и в Греции. В 1556 г. было постановлено относительно духовных завещаний: "если жена, умирая, напишет в духовной мужа своего приказчиком, то ему в приказчиках не быть, и духовная эта не в духовную потому, что жена в мужней воле; что ей велит написать, то она и напишет". По Домострою, мужья "должны учить жен с любовью и благорассудным наказанием". Часто брачные отношения заканчивались или отравлением мужа или жены, или же пострижением жены от живого мужа и наоборот. Жена, постригшаяся от живого мужа, называлась по отношению к нему посестрией, муж - побратимом. Одна такая посестрия подала жалобу, что "побратим, избываючи ее, бивал и мучивал, в подполье и в коник, крапивы постлавши, сажал и в соху впрягал, что она пострижена была неволею, в пустой избе, а не в монастыре; родственников ее при пострижении и у записи никого не было". В 1693 г. патриарх Адриан свидетельствовал, что брак заключается иногда без согласия брачущихся, отчего "житие их бывает бедно, друг другу наветно и детей бесприжитно". Петр Великий стремился уничтожить затворничество женщин, приказывая приглашать их вместе с мужчинами на обеды и вечера, и в апреле 1702 г. издал указ, в котором, между прочим, значилось: "А буде кто дочь или сестру, или какую свойственницу, или девица, или сама вдова сговорит замуж за кого, и прежде венчания обручению быть за шесть недель, и буде обручатся, а после сговора и обручения жених невесты взять не похочет, или невеста за жениха замуж идти не похочет же, и в том быть свободе по правильному святоотеческому рассуждению. А которая невеста выйдет замуж и умрет бездетна, и после смерти ее приданого ее, кроме вотчин и поместий и дворов, назад ничего не возвращать". Образование семьи не обусловлено исключительно экономическими причинами, но тот или иной состав семьи, те или иные отношения между членами семьи, устойчивость семьи или неустойчивость ее и т. д. имеют большое экономическое значение. Бедные девушки всегда охотно шли в незаконные жены, потому что незаконный супруг обязывался в случае разлуки с такой женой уплатить ей определенную сумму денег. У римлян различали три вида сожительств: законный брак (matrimonium), конкубинат (inaequale conjugium) и блудодеяние, или связь с публичной женщиной или женщиной очень низкого происхождения (stuprum). В браке рождались законные дети, в конкубинате- "природные" дети (liberi naturales = enfants naturels) и, наконец, в сожительстве третьего типа - дети, носившие презрительное название spurii. В первых двух случаях дети имели известного отца, а в третьем не имели его. Христианские императоры даровали детям, рожденным в конкубинате, право требовать алименты от своего отца; кроме того, разрешено было их узаконять последующим браком. Константин запретил родителям завещать свое имущество конкубинатным детям, а вельможам своим вовсе запретил вступать в конкубинат. Юстиниан относился благосклонно к конкубинату, который был окончательно запрещен лишь Львом Философом (887). Конкубинат являлся постоянным союзом, который не мог существовать одновременно с другим конкубинатом, а в особенности с браком. При браке конкубинат считался прелюбодеянием, и конкубина получала название наложницы, или содержанки (pellex). Во всяком случае по вступлении одного из сожителей в брак конкубинат считался расторгнутым. У мусульман временное сожительство может быть законным актом мусульманского (шиитского) права, ибо такой договор согласуется с предписанием шиитской веры и никаким законом не воспрещен. Сводные браки (конкубинаты) признаются по русским народным понятиям законными, несмотря на легкость их расторжения. В некоторых местностях России незаконнорожденные дети после естественного их отца по обычному праву не наследуют; в других местностях они получают обыкновенно часть наследства и притом равную с его законными детьми, или же сельский сход назначал им часть, смотря по их личным качествам и отношению к родителям. В некоторых местностях незаконные дети признаются наследниками после отца при наличности следующих условий: когда у отца нет ни законных детей, ни даже пасынков, когда они были приписаны к семье или приняты в дом и работали на дом, когда между ними и отцом было заключено особое условие и т. д.. Крестьяне вообще смотрели на брак как на гражданский акт, заключение которого немногим отличается от заключения простого договора. Положение незаконнорожденных в крестьянской семье Владимирской губернии определялось очень часто их полом, трудовой способностью и положением их матери в семье (если мать считается в семье хорошей работницей и бабой "с умом"). Мальчик незаконнорожденный с ранних лет пользуется такими же правами в семье, как и все другие члены ее (будущий работник). Незаконнорожденную девушку обделяют в семье и обегают в беседах. В онежских былинах незаконный сын называется заугольником. У крестьян-старожилов Томской губернии любовницы участвовали в наследстве, если они долго жили с умершим и способствовали приобретению имущества. Одним из первых большевитских декретов 1917-18 г.г. стал декрет о гражданском регистрировании брака без духовно-религиозного освящения.
Седло- прибор для более удобного соединения всадника с лошадью. Нумидийцы ездили не только без седел, но и на незанузданных лошадях. Греки и римляне также не имели седел, и только в 385 г., в царствование Феодосия, появились почтовые седла. Совершенствование седел в различных эпохах и странах находилось в зависимости от целей, которые преследовались. Рыцарское седла, например, устраивалось так, чтобы всадник имел в нем возможно крепкую посадку для единоборства; нижняя часть туловища и ноги до колен находили в седле прочный упор, но оно получалось сложное и громоздкое. Англичане, добиваясь лишь наименьшего веса в конструкции седел для скачек, дошли до простейшего прибора всего около одного фунта весом. В устройстве седел важно, чтобы оно, давая всаднику возможность удобной посадки, не портило спины лошади и ездока.
Сек- единица менового обмена у средне-азиатских кочевников, сохранивших еще первобытный тип меновой торговли. Сек- это годовалый баран, который и служил исходной точкой для всех торговых расчетов; так, двухгодовалый баран равнялся 1,5 секи, годовалый бычок - 2 секи, 1 пуд бараньей шерсти - 1,5 секи, конская кожа - 1 сека, 1 пуд сала - 2 секи, фунт чая - 1 сека, 8 фунтов сахара - 1 сека и т. д. В последнее время значение секи упало и вытеснено было русским рублем, кроме тех кочевых районов, которые были удалены от русских поселений.
Серебро- в прежнее время оно было излюбленнейшим металлом как для выделки монеты, так и для изготовления различных вещей. Не потеряло оно своего значения и теперь, но в культурно-исторических частях европейской цивилизации, по всей вероятности, ему больше не предстоит первостепенной роли. Для крупного торгового оборота, а также для целей роскоши и украшения оно слишком малоценно; как материал для ходячей монеты оно велико по размерам и тяжело. Со временем оно может приобрести большое значение среди простого народа, как материал для полезных и красивых всякого рода поделок, но до настоящего времени промышленное потребление серебра, несмотря на значительное удешевление этого металла, возрастает вследствие бедности общей массы населения гораздо медленнее, чем его добывание. В странах неевропейской цивилизации серебро еще долго может сохранить свое преобладающее значение, хотя и здесь поглощение серебра внутренним хозяйственным оборотом заметно ослабело и колеблется в довольно широких пределах. Серебро позже золота вошло во всеобщее употребление, но по условиям своего распространения и добывания должно было скорее накопиться в больших массах, сделаться менее драгоценным и привлекательным. Серебро в природе редко встречается без золота, золото никогда не бывает без серебра, но в чистом виде, обратно с золотом, серебро почти никогда не встречается. Оно распространено в соединениях с другими металлами, добывается главным образом в рудниках и часто вырабатывается как побочный продукт. Кроме того, добывание серебра предполагает некоторое развитие технических приемов и уменье пользоваться ими при добывании и выплавке металла. Есть указания, что в древнейшем Египте главным орудием денежного оборота были сначала медь и золото, а в Аравии серебро было даже в десять раз дороже золота. Беспрерывное развитие знаний и техники должно было, однако, увеличить массу добываемого серебра в гораздо большей степени, чем массу золота, в природе распространенного гораздо меньше. Поэтому серебро уступает постепенно свое первенствующее значение более красивому и дорогому золоту и становится подсобным материалом как для выделки денег, так и при предметном употреблении. В разных странах, впрочем, судьба этих двух металлов была весьма различна. Так, в ассирийский и вавилонский период серебро в виде слитков и колец, принимаемых по весу, было распространеннейшим орудием оборота. Греция начала чекан денег, по-видимому, с золота, но в виде слитков серебро обращалось здесь уже издавна, а скоро и в чеканном виде стало важным орудием оборота. При Дарии в персидском царстве золото приобретает господство, но уже при Александре Македонском в Азии снова начинает преобладать серебро. В разбогатевшей Греции к концу V века до Р. Х. появляется масса персидского золота, и оно циркулирует наравне с несколько теряющим прежнее значение серебром. Рим чеканит первую серебряную монету в 269 г. до Р. Х., и она в виде денара играет главную роль до Августа. Со времени Суллы, Помпея и Цезаря монета ауреус чеканится в возрастающих размерах, и ко времени Нерона серебро почти становится разменной, подсобной монетой. После нашествия варваров производство обоих благородных металлов сокращается наряду с постепенным замиранием экономической жизни. После долгого господства натурального и почти безденежного хозяйства опять начинает появляться на рынке серебро, чаще золота встречающееся в разных местах европейского континента. В виде серебряного денара оно повсеместно господствует в качестве денег. В XIV в. почти во всех европейских странах обнаруживается преобладание золота в крупном торговом обороте. Если обычно господство золота как орудия обращения объясняется вздорожанием этого металла сравнительно с серебром, то в данном случае скорее имело место противоположное явление. В течение XIV и XV веков отношение по ценности между золотом и серебром изменялось, хотя и не без сильных колебаний, в пользу серебра, а именно с отношения 1:12 оно временами доходило до 1:10,6. Такое видоизменение, помимо открытия Америки, объясняется оскудением серебряного производства и отчасти развивающимися сношениями с Востоком. В первые десятилетия XVI в. увеличивается добывание серебра в Европе; с четвертого десятилетия того же века Америка начинает доставлять много серебра. В XVI и XVII вв. опять господствует в торговом обороте, но наряду с ним обращается и много золота. В XVIII в. благодаря массе золота, нахлынувшего из Америки, этот металл приобретает относительно более широкое распространение, но достигает господства только в денежной системе Англии. Во всех других странах держится нечто вроде параллельного обращения золота и серебра; монетной единицей остается серебро, но отношение по ценности изменяется в пользу золота. К концу XVI в. это отношение было 1:12, к к концу XVIII в. - около 1:15,5. Беспримерное возрастание добывания серебра и понижение его ценности отразилось на денежных системах многих стран. Почин преобразованиям в этой области положила Германия: с 1871 г. она перешла к золотому обращению и до 1879 г. производила продажу своего серебра по рыночной цене. В 1873 г. образовался монетный союз скандинавских государств, с золотом как монетной единицей. В Латинском монетном союзе чеканка высокопробного серебра сначала контингентирована, т. е. определена твердой цифрой, а с 1878 г. совершенно закрыта для вольноприносителей. В 1877 г. Финляндия перешла к золоту. Соединенные Штаты Америки не последовали общему течению и в течение 15 лет (с 1878 г.) производили на основании законов Бланда-Шермана усиленный чекан серебра в надежде поддержать его падающую стоимость, но с 1893 г. и они прекратили чекан. В 1890 г. перешла к золоту Румыния, в 1892 г. - Австрия, в 1896 - Костарика, в 1897 г. - Япония и Россия. Еще в 1893 г., так же как и в Индии, в России был прекращен свободный чекан серебра. Указом 3 января 1897 г. монетной единицей России провозглашена была одна пятнадцатая часть золотого империала, содержащая в себе 17,424 доли чистого золота; указом 27 марта того же года прежняя монетная единица - серебряный рубль, в 405 долей чистого серебра, была низведена на степень подсобной монеты, чекан которой разрешался в пределах, не превышающих в три раза цифру населения; прием ее в платежи между частными лицами обязателен лишь до 25 руб. при каждом платеже. В 1897 г. Перу также прекратило чекан серебра и запретило его ввоз. Таким образом, переход к золотой валюте был вызван повсюду предварительным понижением относительной ценности серебра, а не наоборот. По отчетам американского монетного двора, мировой запас серебряной монеты в 1898 г. для 36 указываемых отчетом стран определяется в 3276100000 долларов высокопробной и 701400000 разменной монетой, а всего 3977500000 долларов. Согласно тем же отчетам, в 1853-1872 г.г. ежегодно чеканилось 43 млн. долл., в 1873-1892 г.г. - 68 млн. долл. В 1893 г. во всем мире начеканено серебряной монеты на 137, в 1894 г. на 113, в 1895 г. на 126, в 1896 г. на 159, а в 1897 г. на 167 млн. долларов. В 1896-1897 г. развитие серебряного чекана в России было особенно сильно. По докладу о росписи на 1899 г. оказывается, что высокопробной серебряной монеты изготовлено было на 190 млн. рублей, а общая сумма серебра в обращении, со включением разменной монеты, составляла не менее 240-250 млн. руб. По отчету американского монетного двора, запас серебряной монеты в Соединенных Штатах, Англии, Германии, Бельгии, Франции, России, Италии, Нидерландах, Австрии, Дании, Швеции, Норвегии и Австралии в 1873 г. был около 1057685000, а в 1898 г. - 1795000000 долларов. Все эти данные показывают, что демонетизация фактически отнюдь не устранила серебра из монетных систем; значительное количество его продолжало поглощаться чеканом. Причины обесценения серебра лежат не в уменьшении монетного спроса, а в нерасположении европейских руководящих торгово-промышленных сфер к серебру как металлу вообще, в неустойчивости сбыта этого металла в Азию, в сравнительно слабом росте промышленного потребления и, главным образом, в изменении условий производства серебра. Что касается до промышленного потребления серебра, то Зэтбер для 1885 г. и директор американского монетного двора для 1897 г. оценивают его следующим образом: к попыткам картелировать серебряное производство или монополизировать его в руках правительства на денежных рынках относятся скептически. Ввиду того, что серебро добывается как побочный продукт, для осуществления подобного плана пришлось бы проделать обе эти операции и для меди, и для свинца во всем мире, что не по силам ни промышленникам, ни всем государствам. К тому же вмешательство государства не оправдывается здесь никакой общественной надобностью. Даже более скромные требования биметаллистов в пользу серебра не встречали сочувствия. Окончательное свое выражение демонетизация серебра нашла в законе 11 июня 1899 г., которым отменен был беспошлинный ввоз в Россию серебра, существовавший с 1724 г. При этом имелось в виду сокращение внутренней добычи серебра (бликового серебра на всех заводах империи в 1886 г. добыто было 781 пуд, а в 1897 г. только 267 пудов), обложенной притом горной податью. Соответственно покровительственному характеру русского таможенного тарифа, пошлина на привозное серебро должна быть выше горной подати, но вместе с тем необходимо было избрать такой размер пошлины, чтобы она, возвысив несколько внутреннюю стоимость серебряного рубля, не делала выгодной переплавку рублей в слитки для переработки их в изделия. Для этого законом 11 июня 1899 г. установлена была пошлина на серебро в слитках и прокатное в листы и полосы, а также на серебро в порошке, в размере 3 рублев с фунта (около 20% с цены, тогда как серебряный рубль был ниже номинальной своей стоимости на 32%), по европейской и азиатской границам, кроме границы с Персией, по которой, согласно Туркманчайскому трактату 1828 г., с серебра персидского происхождения взималась пошлина в размере 5% с цены. За 1895-1897 г.г. серебра в слитках было ввезено в Россию в среднем 40 1/3 тысяча пудов; после исключения из этого количества серебра в слитках, поступившего из-за границы на монетный двор (в среднем 17,9 тыс. пудов), количество ежегодно подлежащего обложению пошлиной серебра определялся в 22,4 тыс. пудов, а доход казны от этого обложения был 2 1/2 млн. рублей в год.
Серьги- украшения в виде колец разнообразной формы, надеваемые преимущественно женщинами в проткнутые для этой цели уши. Серьги - чрезвычайно распространенное украшение, встречающееся у всех народов древности (египтян, ассиро-вавилонян, евреев, персов, греков, римлян и германцев), которые большей частью приписывали серьгам силу амулета, предохраняющего от болезней. Бронзовые серьги были находимы в свайных постройках в Швейцарии и во многих древних могильниках. В южно-германских могильниках найдены бронзовые и золотые серьги с украшениями этрусского происхождения. В Греции, Малой Азии, Италии (Помпеи), Крыму при раскопках попадаются золотые и серебряные серьги с богато украшенными подвесками из драгоценных камней и жемчуга. В Древней Греции подвескам к серьгам очень искусно придавали форму животных (змей и др.). У греков и римлян серьги являются исключительно женским украшением. У мужчин серьги в ухе служила обычно признаком рабства. В средние века во Франции обычай носить серьги был распространен и среди мужчин высшего сословия, например, при дворе Генриха III. И в новейшее время в Италии, Франции и России можно было встретить в народе мужчин, носящих одну серьгу и связывающих с этим обычаем разного рода верования. Серьги составляют необходимую часть современного национального женского костюма. Отделка серег драгоценными камнями, жемчугом, эмалью достигла в новейшее время высокой степени искусства, причем образцом часто являются формы античных серег. У дикарей серьги, часто огромных размеров, изготовляются из дерева, кости, раковин и металла. У негров и американских индейцев уши от ношения тяжеловесных серег принимают иногда уродливую удлиненную форму. В Бразилии - у индейцев пампа, в Америке - у сиу и дакотов день, когда впервые в ухе делается отверстие для серег, празднуется с особенной торжественностью и совпадает с днем, когда ребенку дается имя.
Сибирская монета- так называется медная монета в полушку, деньгу, копейку, 2, 5 и 10 коп., чеканившаяся, на основании указа 5 декабря 1763 г., исключительно для обращения в Сибири, на сузунском монетном дворе из колыванских руд. Так как колыванские руды содержали на пуд добываемой из них меди 1 35/96 золотника золота и 31 3/96 золотника серебра, то ввиду дороговизны извлечения драгоценных металлов из медной руды было найдено удобным зачислить их ценность в нарицательную цену медной монеты; ее стали выбивать по 25 руб. из пуда меди, в то время когда для России медная монета чеканилась по 16 рублей из пуда меди. Сибирская монета имеет на лицевой стороне вензель Екатерины II в лавровом венке под короной, а на оборотной - обозначение цены монеты и дату, написанную на щите, поддерживаемом двумя соболями. Вверху круговая надпись: "МОНЕТА СИБИРСКАЯ". В 1763 и 1764 гг. были изготовлены штемпеля для некоторых сортов сибирской монеты; если существуют ее экземпляры с этими датами, то это "новоделы". Выпуск сибирских монет продолжался с 1766 до 1781 г. В этом последнем году были выбиты только 10-копеечники. Указом 7 июня 1781 г. чекан сибирской монеты был прекращен. Всего на сибирские монеты было употреблено меди на 3799661 рублей 93 1/2 коп.
Сивилла(Σίβυλλα, Sibylla) и сивиллины книги (libri Sibyllini)- в древней Греции это странствующие пророчицы, которые, подобно гомеровским гадателям, предлагали всякому желающему угадывать будущее и предсказывать судьбу. Как и бакиды, Сивиллы не были связаны с определенным местным культом, хотя экстатический характер их гадания имел много общего с оргиастической стороной греческой религии. Сивилла, к которой обращались за предсказанием, ждала, пока на нее находило исступление, и в истерии, с искаженными чертами лица, пеной у рта и конвульсивными трепетаниями тела, изрекала оракулы, как бы "стараясь вытеснить из груди великого бога". Прекрасное изображение пророческого экстаза Сивилл дано у Вергилия в VI книге Энеиды. Деятельность Сивилл в историческую пору греческой истории приурочивается главным образом к VIII и VII вв. до Р. Х., времени сильного духовного и религиозного подъема, хотя предание перенесло некоторых Сивилл в эпохи, предшествовавшие событиям, которые предсказывались в сивиллиных изречениях. Так, Герофила эрифрская, которой приписывалось предсказание Троянской войны, по логическому выводу преданья жила до Троянской войны. Первый, у кого встречается упоминание о Сивиллах, был Гераклит Ефесский (ок. 500 г. до Р. Х.), знавший лишь одну Сивиллу; об одной Сивилле говорят также Аристофан, Платон и Аристотель. Гераклит Понтийский, ученик Платона, знал трех Сивилл - эрифрскую (Герофилу), фригийскую и геллеспонтскую (марпессийскую); у позднейших писателей существуют указания, что было 4, 8, 10, 12 Сивилл. Деятельность Сивилл приурочивалась преимущественно к северо-западному углу Малой Азии, что дало Буше-Леклерку повод приписать Сивиллам троянское происхождение и признать прообразы Сивилл в Кассандре и Манто. Такой изображена Кассандра, между прочим, в трагедии Эсхила "Агамемнон". Более всего сведений имеется о кумской Сивилле, которая, по преданию, жила около тысячи лет и была современницей Тарквиния Гордого (по другим источникам - Тарквиния Приска). С именем последнего предание связывает девять так называемых сивиллиных книг, которые кумская Сивилла предложила купить царю (Дионисий Галикарнасский). Тарквиний отказался. Тогда Сивилла, бросив в огонь три книги, предложила царю купить за ту же цену остальные шесть. По вторичном отказе царя Сивилла сожгла еще три книги и еще раз предложила купить за ту же цену оставшиеся три книги. Посоветовавшись с авгурами, Тарквиний решил купить эти книги. Они были помещены в Капитолийском храме и поручены наблюдению двух граждан из патрициев и еще двух других (быть может, из греков, чтобы служить переводчиками и истолкователями). Выделяя в переданном мифе культурно-исторические черты, можно заключить, что было время, когда государство официально признало греческие культы, введение которых связано было главным образом с появлением в Риме сивиллиных книг. Вследствие оживленных и близких сношений с Великой Грецией, сивиллины книги попали в Рим из Кум, куда, в свою очередь, они были привезены из Эрифр (по Варрону); город (селение) Гергиф на Троянской Иде, близ Эрифр, считается местом возникновения сивиллиных предсказаний. По свидетельству Гераклита Понтийского, этот сборник был составлен в первой половине VI в., когда деятельность оракулов была весьма распространена и когда вследствие нашествия лидян и персов греки Малой Азии стали переселяться в Сицилию и Южную Италию. Догадка о происхождении сивиллиных изречений в Троаде подтверждается еще и тем, что после пожара Капитолийского храма в 83 г. до Р. Х. отправленные римским сенатом послы собрали новый сборник сивиллиных предсказаний преимущественно в Эрифрах, Илионе и на Самосе. С какой целью был составлен древнейший сборник этих изречений, сказать трудно. По предположению Клаузена, Сивилла и другие странствующие пророки (χρησμολόγοί) составляли группу, цель которой была подорвать славу и значение местных оракулов - додонского, дельфийского и других. Сивиллины изречения, по преданию, были записаны на пальмовых листьях и хранились в строгой тайне, так что даже римлянам, кроме жреческой коллегии децемвиров (квиндецемвиров), не было ничего известно ни о самих книгах, ни о деятельности их профессиональных хранителей. Известно лишь то, что они были написаны греческими гекзаметрами и что применение изречений к данному случаю зависело от произвольного толкования децемвиров, подобно тому, как в средние века библейские и Вергилиевские Sortes, взятые наудачу, применялись к какому угодно случаю путем натяжек и отдаленных сопоставлений. Жрецы, приставленные для наблюдения за сивиллиными книгами, назывались первоначально, по их числу, duo viri (II viri) Sacris faciundis и были избираемы на всю жизнь, с освобождением от воинской повинности. С 367 года число их возросло до 10, причем одна половина избиралась из патрициев, другая из плебеев. При Сулле коллегия заключала в себе 15 членов (Quindecemviri Sacris faciundis) - число, которое держалось до последнего времени существования сивиллиных книг. Вновь составленные после пожара 83 г., книги были подвергнуты Августом в 12 г. тщательной критике; значительное число подложных оракулов (до 2000) было сожжено, а остальные изречения помещены в храме Аполлона Палатинского. Сивиллины книги были сожжены Стилихоном в 405 г. В религиозной жизни государства сивиллины книги играли значительную роль, так как к ним обращались за советом (libros adire, inspicere) по приказанию сената в случаях, угрожавших опасностью государству, при тревожных знамениях, поветриях и в других критических обстоятельствах. Результатом консультаций было большей частью указание ввести какой-либо обряд, чтобы отвратить несчастье или умилостивить божество. Почти все новые обряды и культы, введенные в историческую пору римского государства, обязаны своим происхождением сивилиным книгам. Сюда относится введение в римский пантеон новых божеств - Аполлона, Латоны, Великой матери, Эскулапа - и перенесение на латинские божества атрибутов и свойств греческих богов: так, Диана отождествилась с Артемидой, Церера с Деметрой, Прозерпина с Персефоной, Геркулес с Гераклом. Под влиянием сивиллиных книг произошли также большие перемены в обрядовой стороне римской религии, возникли некоторые религиозные установления, например, лектистернии, игры (особенно Ludi Apollinares в 212 до Р. Х. и Ludi Saeculares), и вообще изменились религиозные представления римлян, усвоившие антропоморфизм, эмоциональность и индивидуализм греческой религии. В составе сивиллиных книг находились также чисто италийские изречения, например, этрусские, тибуртинские, Марциевы и другие. В 213 г. до Р. Х. сенат приказал городскому претору исследовать различные ходившие в народе сборники предсказаний, причем carmina неизвестного Марция были признаны подлинными и вверены наблюдению децемвиров. Все эти изречения, как италийского, так и иноземного происхождения, были известны также под названием libri fatales или просто libri. В составе дошедших до нашего времени сборников находятся изречения, сочинение которых восходит не дальше второго века и среди которых можно найти следы еврейского и христианского влияний позднейшего времени.
Сиддха(санскрит. Siddha - совершенный, блаженный, волшебник) - в индийской позднейшей мифологии класс второстепенных божеств, занимающих промежуточное положение между богами и людьми и обитающих в одном из промежуточных небес. Сиддха окружают бога Индру, составляя его свиту; имеют царей и начальников из своей среды. От видьядхар Сиддха отличаются большей удаленностью от смертных. В мифологических легендах они являются редко. Сиддха отличаются особой чистотой и святостью. Число их определяется Вишну-пураной в 88000.
Сидонии-орден(Sidonien-Orden) - саксонский женский орден, основан был в 1870 г.; жалуется за выдающиеся заслуги на поприще человеколюбия во время войны или мира. Свое название орден получил по имени Сидонии, родоначальницы альбертинской линии Саксонского дома. Знак ордена - восьмиконечный белый эмалированный крест с круглым щитом посредине, на котором силуэт герцогини Сидонии.
Силуэт- изображение предмета, подражающее тени, производимой им на плоской поверхности при солнечном или огненном освещении, т. е. такое, в котором обозначается только очертание предмета, а он сам представляется однообразным черным пятном. Силуэты рисуются черной краской на белой бумаге или вырезываются из тонкой черной бумаги, которая потом наклеивается на светлую. Изображения подобного рода с давних пор существовали в Китае (так называемые китайские тени) и, вероятно, оттуда проникли в Европу, прежде всего во Францию, где в середине ХVIII в. сильно распространилась мода на силуэтные портреты, в которых, кроме профильного контура физиономии, на черном грунте головы лишь иногда намечались белыми чертами глаза, ноздри, уши и волосы. Само название силуэта родилось во Франции; оно происходит от Этьена Силуэтта (1709-1767), бывшего в 1759 г. государственным министром. Стараясь поправить расстроенные финансы страны реформами и бережливостью, он своими мерами относительно последней возбудил насмешки элегантного парижского общества: именем его стали называть все мишурно-ничтожное и дешевое, между прочим и нового типа портреты (portraits а la Silhouette), как мизерные в сравнении с настоящими, живописными. Тем не менее, любители силуэта и искусники их делать расплодились не только во Франции, но и в других странах. В Петербурге в девятидесятых годах XVIII столетия славился приезжий из Парижа силуэтист Сидо (Sideau), портретировавший императрицу Екатерину II, членов ее фамилии и многих из представителей и представительниц тогдашней русской знати. Силуэты его работы, то рисованные пером и китайскою тушью, то гравированные на меди, по большей же части вырезанные из черной бумаги и вклеенные в гравированные орнаментированные рамки, сохранялись во многих домах. Целая их коллекция, состоящая из 180 листов и принадлежащая герцогу Г. Г. Мекленбург-Стрелицкому, была издана в фототипических снимках ("Двор Императрицы Екатерины П, ее сотрудники и приближенные", СПб. 1899). Соперником Сидо стал некий полковник Антинг, а подражателями - очень многие, так что силуэтное портретирование было одним из любимых развлечений петербургской аристократии. Интерес к нему исчез как в России, так и повсюду: вырезание силуэта превратилось в профессию странствующих артистов, добывающих себе этим искусством скудный кусок хлеба на публичных гуляньях и ярмарках, из людей же хорошего круга лишь изредка кое-кто находил для себя забаву в этом деле. Заброшенное таким образом рисование силуэта было введено снова в почет талантливым немецким художником А. Коневкой, изменившим и расширившим круг задач этого мастерства; он рисовал в виде силуэта не профильные портреты, а целые фигуры в разных позах и сложные сцены, то комичные, то идиллически-милые, и его силуэты этого типа, появляясь в иллюстрированных изданиях и отдельными сборниками, приводили в восторг и взрослых, и детей. Успех Коневки увлек многих других художников на путь подражания ему, в том числе даровитую русскую рисовальщицу сцен детской и народной жизни Елизавету Бем.
Символ (от греч. слова "το σύμβολον"-σύμ - с, βόλος - бросание, метание; συμβάλλειν - совместно нескольким лицам бросать что-либо, например, рыбакам сети при ловле рыбы) - позже стало обозначать у греков всякий вещественный "знак", имевший условное тайное значение для известной группы лиц, например, для поклонников Цереры, Цибелы, Митры. Тот или иной знак (συμβόλον) служил также отличием корпораций, цехов, разных партий - государственных, общественных или религиозных. Слово "символ" в житейской речи заменило более древнее слово "σήμα" (знак, знамя, цель, небесное знамение). Еще позже в Греции "σύμβολον" называли то, что на Западе называли lagritio - номер или билет на получение бесплатно или по уменьшенной цене хлеба из казенных складов или от щедрых богачей, а также перстни, означавшие должность (например, перстни афинских судей), билеты на вход в театры, на народные игры, на гладиаторские бои, римские тессары (tessarae - навощенные дощечки, на которых писались военные командные слова). Друзья, расставаясь, брали иногда навощенную дощечку, писали или рисовали на ней что-либо и потом разрывали ее пополам: одна часть оставалась у одного, другая - у другого (tessarae hostiales). При встрече они признавали себя друзьями, если, приложив одну половину дощечки к другой, видели, что обе плотно прилегают одна к другой по линии разрыва. Иногда слово "символ" означало долю денежного взноса в складчину на доброе дело, на покупку чего-либо нужного для целой общины, а также верительную грамоту иностранного посла. Συμβολαί, δειπνόν από συμβολων(Символическими) назывались пиршества или обеды на сборные деньги, а также добровольные приношения на общее угощение. Тем же словом именовались письменные договоры между двумя соседними греческими государствами относительно образа действий, который следовало соблюдать при тяжбе гражданина одного из этих государств с гражданином другого. В Афинах такие договоры назывались δικαί από συμβολων и выполнялись строго, если были утверждены афинской дикастерией. В эпоху появления в мире христианства символами назывались проекты постановлений, составлявшиеся на общинных собраниях. Большую роль символы и символический культ играли и у других языческих народов древности, например, у египтян, от которых их могли воспринять и евреи. Климент Александрийский ("Стромата") утверждает, что Моисей иероглифическим методом объяснял под таинственными символами животных правила нравственного закона и что декоративные украшения скинии извлечены им из того же источника. Весь почти культ евреев имел символически-преобразовательный характер по отношению к грядущему царству Мессии. Не только апостолы, но и сам Иисус Христос (от Иоанна и Луки) относит к себе, как символ свой и прообраз, воздвигнутого Моисеем в пустыне медного змия. Отцами церкви, начиная с Варнавы, каждая подробность в Ветхом Завете толкуется как символически или прообраз того или другого факта христианского истока. Во время гонений христиане создали для себя особый символический язык. Найденные и описанные символические изображения первых веков относятся отчасти к ересям (например, гностицизму), но главным образом - к древней христианской церкви. Уже Апокалипсис содержит в себе массу символов, изображающих отношения первобытной церкви к тогдашнему римскому государству, и наоборот. Во втором веке христианские символы украшают уже не только места религиозных собраний и молитвы, но и частную домашнюю жизнь. Главные свидетельства о символах на перстнях и тайных документах верных находятся в "Педагоге" Климента Александрийского. Символическими изображениями, образами или иконами заменялись нередко между христианами tessarae hostiales. Лилия и роза составляют постоянную принадлежность Святой Девы Марии в ее изображениях; святой Георгий поражает своим копьем морского дракона; нимб окружает большей частью головы святых. Особенно важное значение всегда имели символы веры. Новейшие богословы, например, И. В. Чельцов, обособляют " символ" от "соборных вероизложений", т. е. от изложений христианского вероучения в деяниях вселенских соборов, а Сильвестр в своем "Догматическом богословии" отличает, кроме того, "исповедания веры", изданные частными лицами во имя церкви или от ее лица. Символы веры всегда отличаются краткостью; они только излагают в аподиктической форме простых предложений или бесспорных фактов главные догматы веры, без доказательств, как предмет восприятия верой. Первый символ христианской веры дан самим Христом в словах, сказанных им его ученикам перед вознесением на небо: "шедше, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елики заповедах вам; и се Аз с вами есмь во вся дни до окончания века" (от Марка). Первые отцы церкви излагали перед своими учениками учение Христа и апостолов, составлявшее ту норму их пастырской деятельности, которая обозначалась словами: πιστις κάνων αληθεία, regula veritatis, и входила в состав христианской disciplinae arcanae. Сами отцы церкви нередко замечают, что πιστις, или regula fidei, преподана апостолами, которые сами получили ее от Христа. Письменное изложение некоторых деталей этой regula fidei впервые появляется около 140 г., в евангельской формуле крещения ("во имя Отца и Сына и Святаго Духа"), у Тертуллиана, Киприана, Фиpмилиaнa Кесарийского, в канонах церкви коптской. Руфин нашел так называемый апостольский символ, написанный на латинском языке. В толковании на этот символ Руфин утверждал, что это - подлинный текст символа, составленного апостолами на соборе в Иерусалиме. Явившись на собор, апостолы имели каждый свой особый символ, составленный применительно к потребностям места проповеди каждого из них; затем они решили общими силами составить один образец веры, который мог бы служить для них во время проповеди руководством и правилом, охраной от возможного разногласия. Они назвали свое коллективное произведение символом, что указывает на собрание, сбор или выборку содержащегося в нем учения из проповеди всех апостолов. Апостольским найденный им символ Руфин называет или потому, что каждое слово в нем дано апостолами, или потому, что он содержит веру, несомненно проповеданную апостолами. Но так как в каждом месте, где проповедовали апостолы, существовал свой символ, то название апостольского символа приличествует и многим другим символам. Чельцов дает следующие заглавия символам: апостольская вера иерусалимской церкви, церковная вера кесарие-палестинской церкви, вселенская вера антиохийской церкви, апостольская вера церкви кипрской и церквей малоазийских, апостольские догматы александрийской церкви, апостольский символ римской церкви. О происхождении этих символов от самих апостолов свидетельствует убеждение всей древности, а также почти полное тождество всех перечисленных шести символов по содержанию. Ириней и Тертуллиан, указывая на символические формы, говорят о них не как о чем-то новом, а как об апостольском предании. Символ веры, читаемый каждым взрослым при крещении, Тертуллиан называет "правилом, Христом установленным, высшим для нас всяких недоумений". Он же замечает, что окрещающиеся произносят правило веры в форме ответов на вопросы, даваемые крещающим пресвитером, причем "вопрошаемые отвечают подробнее, чем Господь установил в Евангелии". Кирилл Иерусалимский символ иерусалимской церкви, сохраненный им в надписях его огласительных поучений, называет "святою и апостольскою верою"; Макарий иерусалимский, по свидетельству Геласия Кизического, на соборе Никейском тот же иерусалимский символ назвал "апостольскою непреложною верой, которую церковь Христова хранит изначала, по преданию от самого Господа, чрез апостолов, из поколения в поколение, и будет хранить во веки". Иоанн Кассиан, приводя текст антиохийского символа , замечает, что в нем изложена вера всех церквей, так как одна вера для всех. Александр, епископ Александрийский, называет александрийский символ "апостольскими догматами Церкви", т. е. получившими начало от самих апостолов. Из всех древних символов с особенным вниманием современная наука останавливается на апостольском символе, который римская церковь считает во всем его составе произведением апостолов; в более позднее время даже римская курия делала попытку определить с точностью, какие именно слова в апостольском символе какому именно апостолу принадлежат. С точки зрения православной церкви завершительным актом в области символов веры служит никео-цареградский символ, составленный в первой его половине на Никейском соборе (325 г.), во второй - на Константинопольском соборе (381 г.), где оба символа были соединены воедино. Признание и громкое чтение этого символа при крещении каждого взрослого требуется неотменно; лишь за крещаемых младенцев читает громко символ восприемник или, по его желанию, кто-либо из совершающего таинство причта. Относительно так называемого апостольского символа в науке существует мнение, что Руфин увлекся доверием к народному преданию; указывают на то, что если бы этот символ был написан непосредственно самими апостолами, он был бы помещен или в "Книге Деяний апостольских", или в каком-либо издании апокрифов. Самим Руфином текст апостольского символа очищен от примесей аквилейской его редакции. Мартиньи ("Dictionnaire") сообщает четыре текста этого символа с разными чтениями. Само название " символа" в древности церковью не применялось; в первый раз оно встречается у Амвросия Медиоланского в его "послании" (XLII) к папе Сирицию I. Вообще, обычай называть "исповедания веры" символами - обычай западный, и само слово "символ" вошло в употребление в применении к тому, что на греческом Востоке носило название "учения веры". Восточные отцы церкви и соборы и в IV в. не давали "исповеданиям веры" имени символа, называя их "изложениями веры" или "верой". Во главе "вероизложений", сделанных отдельными богословами, Чельцов ставит рассуждение пресвитера Викентия, монаха Лиринского (около 434 г.). Вероизложения и исповедания пишутся авторитетными иерархами или другими учеными лицами вследствие особых обстоятельств, например, по просьбе какой-либо церкви, уклонившейся некогда от восточно-православного и вселенского единства. В течение двух почти тысячелетий существования христианства в мире каждое христианское общество, каждая секта вырабатывает свои символы. Возникла новая наука - символика, изучающая сравнительный символизм разных вероисповеданий и с большим успехом заменяющая так называемое полемическое, или обличительное, богословие старого времени. Шлейермахер называет символику "сравнительной догматикой", Пельт - средством к "познанию конфессиональных принципов всех вероисповеданий". История символики начинается с XVI в. и на первых порах имеет целью полемику (theologia elenctica). По толкованию академического словаря русского языка, символ - это знак, изображение какой-нибудь вещи или животного для означения качества предмета. В понятие символа входят, не поглощая его, художественный образ, или аллегория, или сравнение. Многие символы получили необъятно широкое значение, например, символы креста, орла, рыбы. Происхождение символов и способы их распространения в научном отношении мало выяснены. Несомненно, что некоторые символы возникли у народов самостоятельно; многие сходные символы могут быть объяснены общими психологическими и культурно-историческими причинами, например, символ солнца - в виде колеса, молнии - в виде молота, но во многих случаях обнаруживается культурно-историческое взаимодействие народов и передача символическим путем торговых связей, монетного обращения, религиозных представлений. О культурной истории главных символов древнего мира трактует Goblet dе Alviella в обширном, но не по всем пунктам доказательном сочинении "La migration des symboles" (1891). Здесь говорится о символах общих, популярных у разных народов - о кресте (в Китае, древней Америке, у персов, халдеев, индусов, греков - в значении символа земли, символа ветров, символа света, истины и прочего), о двуглавом орле, об орле, разрывающем змея (символ победы солнца над тучами, вообще победы, силы), о трезубце, о руке с неба (в христианской иконографии, галльских амулетах, ассирийских камнях), о лотосе как символе божества и вселенной у индусов и египтян. С наибольшей подробностью автор говорит о свастике (кресте с загнутыми концами) и о различных символических образах древа вселенной, древа жизни. Он останавливается на пороге христианской символики и совсем не затрагивает обширного литературного материала древности. Средневековая христианская символика нашла разнообразные выражения в архитектуре, в живописи, в миниатюрах, в легендах. С наибольшей простотой христианская символика выражена в катакомбах (сочинения де Росси, Фрикена и др.). О византийской и русской старинной церковной символике много ценного было сказано в исследованиях Буслаева ("Исторические очерки", "Лицевой Апокалипсис" и др.), Покровского ("Евангелие в иконографии", "Страшный суд" и др.), Кондакова ("История византийского искусства"), Стасова (по орнаментике рукописей и др.). В истории развития научных исследований по церковной символики важное значение имела статья Буслаева "Византийская и древнерусская символика по рукописям от XV до конца XVI в.". Здесь Буслаев выяснил важное значение древних иллюстрированных рукописей, в частности псалтыри. Из новейших трудов большой материал по народной символике дает альбом и описание писанок Лубенского музея, составленный Кулжинским. Символика - это явление очень сложное и широкое. Можно наметить три обширных отдела: предметная символика (солнце - око, борода, диск, древо жизни и т. д.), обрядовая символика (танцы диких, воспроизводящие войну, охоту, свадебные обряды умыкания и др.) и словесная символика. Обрядовая символика чрезвычайно разнообразна. Многие обряды на днях рождениях, свадьбах, на рождественских святках, на масляной субботе имеют исключительно символическое значение в смысле внешнего обрядового предопределения урожая, богатства, счастья. Еще более велика была народная словесная символика; она вплетается во все проявления народной словесности, особенно в народные песни. У Костомарова дан был свод малорусских народо-поэтических символов из растительного и животного царств, например, фиалка - символ девственности, барвинок - брака, любисток - любви, василек - чистоты и святости, хмель - волокитства, лоза - бедности, голубь - любви, пава - нарядности, селезень - жениха, сова - зловестия. Потебня останавливается на символике в языке, причем отмечает три главных признака символа - сравнение, противоположение и отношение причинное. Он рассматривает вкратце символическое значение многих песенных мотивов - пить (значит любить), соль (это печаль), кованье (быть любви), дым и пыль (это печаль), разлив (горе), орать (тоже любить), горы (как горе) и др. Гораздо более ценно в научном отношении одно из позднейших исследований Потебни - "Объяснение малорусских и сродных песен" (1887). Здесь Потебня снова обращается к песенной символике, но с приложением строго научного метода исследования.
Символисты (или "декаденты") - представители новейшего течения во французской поэзии. Первые признаки этого направления относятся к концу 50-х и началу шестидесятых годов 19 в., когда появились "Fleurs du mal" Бодлэра, первые произведения Верлена и Вилье де Лиль-Адана. Эти три поэта и считаются родоначальниками того направления, которое казалось мертворожденным и подвергалось насмешкам еще в начале восьмидесятых годов и с которым позднее, несмотря на все его крайности и уродства, должен был считаться историк французской литературы и культуры (а также филолог и философ Ницше). Поэтическая производительность этого направления - несмотря на некоторую намеренную сдержанность его представителей - достаточно богата и разнообразна. Здесь есть и романисты, и драматурги, и лирики, особенно последние. Название декадентов поэты, примкнувшие к этому направлению, получили от появившейся в начале 80-х годов 19 в. остроумной пародии Викэра и Боклэра "Les dйliquescences d'adorй Floupette, poиte dйcadent"; здесь удачно был утрирован нелепый стиль поэтов, стремившихся к внешней оригинальности во что бы то ни стало, а в предисловии изображен кружок "декадентов" с их самообожанием, преклонением пред "единственными гениями" Bleucotton (Верлен) и Arsenal (Малларме), с их теорией красок в поэзии и с эстетическими взглядами вроде того, что современная поэзия есть "une attaque de nerfs sur papier". Название декаденты привилось; сами поэты приняли его, видя в своих литературных вкусах и стремлениях некоторую аналогию с настроениями латинских поэтов эпохи упадка; критика употребляла это название с оттенком осуждения, считая искусство декадентов продуктом действительного упадка творчества, его вырождения и болезненности. Разнообразные особенности поэзии и личной жизни поэтов-декадентов давали достаточно оснований для такого патологического определения. Затем это название было отвергнуто поэтами, характернейшей особенностью которых было именно стремление обособиться, индивидуализироваться, не быть причисленными к школе; тогда вошла в употребление кличка символистов, также случайная и поверхностная, но менее обидная. В этом названии было некоторое содержание; оно хоть издали намекало на одну существенную черту направления и было принято некоторыми представителями новой французской поэзии. Символизму отказывают в названии литературной школы, и с этим охотно соглашаются его сторонники. Утверждают, что его представители слишком индивидуальны, что в стремлениях их мало единства, что они не связываются в одну поэтическую группу, как представители романтизма или натурализма. Но ведь и последние были индивидуальны в достаточной степени: расстояние между Верленом и Мореасом не больше расстояния между Зола и Додэ. Символисты не хотят считаться школой, потому что их девиз - безграничная самобытность личности художника, отрицание всякой школы, всякой традиции. Но с этим девизом является всякое новое художественное направление - и он бессилен охранить ее от неизбежно кристаллизующегося в ней канона. Достаточно небольшого знакомства с разнообразными, по-видимому, теоретическими положениями и с еще более разнообразными произведениями символистской поэзии, чтобы заметить там - сходство требований, здесь - общность художественных приемов. Другой вопрос - законность этих требований и новизна этих приемов. В сущности, среди разнообразных внутренних и внешних особенностей, которыми характеризуют поэзию декадентов, следует различать две большие группы признаков, связанные между собой и, однако, весьма различные: группу психологическую и группу историко-литературную. Первая серия признаков связывает поэзию С. с нравственным и философским настроением конца века, получившим особенно яркое выражение в целом ряде художественных произведений, принадлежащих ко всем областям современного искусства. С другой стороны, поэзия С. есть определенное явление в истории литературных школ. Как ни определять общие черты, присущие разнообразным произведениям современного искусства, они во всяком случае глубже и многообразнее такого сравнительно несущественного признака, как популярные литературные и художественные приемы. Общие основы современных явлений в области поэзии, музыки, живописи могут быть выяснены лишь путем обширного историко-культурного исследования, которое показало бы, что по существу связывает столь разнообразные произведения, как картины английских прерафаэлитов, музыка Вагнера, драмы Метерлинка, причудливые модели новейшей художественной промышленности, философия Ницше и т. п. Связь эта существует несомненно. Остроумная, но поверхностная попытка Нордау обнять многоразличные произведения современного творчества имела успех только потому, что это была попытка обобщения. Принцип - вырождение - был выбран неудачно, проведение его повлекло за собой передержки и недоразумения, но мысль охватить новые явления одним началом, охарактеризовать их с точки зрения их общей психики была вполне законна. Уже намечено и названо новое начало, к которому как к основной идее могут быть сведены многообразные продукты современного творчества; это начало - индивидуализм. Едва ли, однако, возможно свести к нему все черты того современного направления французской поэзии, которое называют символизмом. При всем разнообразии определений (доходящем, напр., до того, что Брюнетьер решительно отказывается причислить к символистам Верлена) черты эти - по крайней мере важнейшие из них - выяснились с достаточной полнотой. Укажем несколько определений, исходящих из среды самих символистов. "Что значит символизм? - спрашивает Реми де Гурмон, автор ряда статей о поэтах этого направления. - Почти ничего, если держаться буквального и этимологического смысла слова; если же выйти за его пределы, это может означать индивидуализм в литературе, свобода в искусстве, забвение заученных формул, стремление к тому, что ново, странно и даже необычайно; это может также означать идеализм, антинатурализм, обращать внимание лишь на ту сторону, которою один человек отличается от другого". Определеннее поставлены более формальные требования в известном стихотворении Верлена "Art poйtique", представляющем как бы кодекс символистского направления: "Музыки, музыки прежде всего; поэтому предпочитай неровный стих (с нечетным числом слогов), менее определенный и более растворимый в воздухе, чуждый тяжести и грубости. Выбирай слова без особенной определенности: нет ничего милее смутной песни, где неясное сливается с ясным... Ибо мы ищем одних оттенков: не красок, не цветов - одних оттенков! О, лишь оттенок сливает воедино мечту с мечтой и рожок со свирелью. Беги убийственного остроумия, страшного умничанья, нечистого смеха... Сверни шею риторике..." и т. д. Очевидно, в теории символизм не представляет ничего нового. Ни один его теоретик не может указать такое его свойство, которое не было бы в той или иной степени присуще предшествующим литературным школам. Менее всего в нем нова та черта, от которой он заимствовал свое название. Символична всякая поэзия (см. соотв. статью); тем она, по преимуществу, и отличается от прозы, что познание мира совершается в ней при помощи конкретных образов, символов, индивидуальных заместителей обобщаемых групп. Это понимают уже некоторые теоретики движения. "Должно бороться с заблуждением, будто символизм есть повторение старого аллегоризма, то есть искусства олицетворять идею в человеческом образе, в пейзаже, в рассказе. Таково ведь всякое искусство, искусство первичное и вечное, и литература, чуждая этой забавы, была бы недостойна этого названия" (Реми де Гурмон). Поэтому символический характер новой поэзии стараются видеть в другом: в стремлении недосказанное словом передать при помощи иных средств - неразложимых звуковых сочетаний, ожидаемых от читателя ассоциаций и т. п., - в стремлении "внушить" то, что не может быть высказано словом; с этим соединяется стремление изобразить недосказанное одним чувством - средствами другого. Знаменитый сонет Бодлера "Correspondances" составляет как бы теоретическую основу этой перетасовки ощущений. И прежде поэтическая речь знала выражения, как "благовест солнечных лучей", "холодные звуки", "малиновый звон", но это были обыкновенные сравнения и тропы, основанные то на сознательном сближении разнородных ощущений, то на бессознательной их ассоциации. Теперь это сближение получает как бы мистическую санкцию. "Природа - это храм, - читаем мы в "Correspondances" (довольно близкий перевод Баженова), - под сводами живыми здесь слышится порой нам шепот смутных слов; проходит человек сквозь лес неясных снов и символов и грез, как будто меж родными. - Как дальних отзвуков свершается слиянье в "одно" обширное, как свет иль темнота, - так запахи, и звуки, и цвета сливаются в едином сочетании. - Бывает запах, как младенец, свежий, - зеленый, как луга, иль звучный, как гобой; а есть другой, торжественно-душистый, развратный и роскошный аромат: так амбра, мускус, ладан и бензой восторги чувства воспевают и кадят". Таким образом, естественной основой символического изображения является некоторая таинственная связь и соответствие ощущений. Поэтому образы, состоящие из насильственных сочетаний несоизмеримых ощущений, - весьма популярный прием в символистской поэзии. Наиболее известные примеры - прославленный противниками символизма сонет поэта Рембо, воспевающий окраску гласных звуков ("А - noir, E - blanc, I - rouge, U - vert, О - bleu, voyelles..."), и теория Рене Гиля, нашедшего соответствие между музыкальными инструментами и красками (звуки арф - белые, скрипок - синие, медных труб - красные, флейт - желтые, органа - черные и т. п.). "Ввиду этой окраски слов, доступной весьма многим, - замечает Мореас, - мы присутствуем при прогрессивной эволюции наших чувств и идем по пути к рациональному синтезу ощущений". Медицина, однако, склонна считать окрашенный слух и другие смешения ощущений признаком психической неустойчивости и дегенерации. Но если и не настаивать на этой точке зрения - довольно бесплодной для оценки художественного произведения, - то должно признать, что именно художественные цели не достигаются искусственными и не всегда искренними смешениями ощущений в образах символистской поэзии. Правда, "аналогии ощущения имеют большое значение для физической основы физического чувства. На них основывается возможность живописать звуками и говорить красками. При соединении многих ощущений соответствующего чувственного тона подобные аналогии составляют наидействительнейшее средство для повышения настроения" (Вундт). Но это относится к немногим общепонятным аналогиям вроде "холодных" и "теплых" тонов в живописи; далее начинается область вполне индивидуальных, несообщаемых аналогий, связанных со случайными ассоциациями. Всякому - в известных пределах - ясно, что такое "яркий" звук и "крикливая" краска; но настроение, выражаемое такими образами, как "желтое желание", "звучность мальвы", "голубая скука" и т. п. - настолько индивидуально и исключительно, что без комментариев поэта или его наперсников оно не может быть понято. Не все, однако, бесплодно в этих экстравагантных образах: хоть безуспешно, они к чему-то стремятся; они представляют собой попытки дать словесное выражение ощущениям и настроениям, до сих пор никем не изображенным. Стремление к расширению художественной восприимчивости несомненно в поэзии символизма. Тех красок, которые были на палитре лучших представителей прежних направлений, становится недостаточно - и новая поэзия стремится восполнить этот недостаток. Изобретаются новые слова, обновляются старые, прибегают к поражающим своей смелостью эпитетам, сравнениям, стихотворным формам и всевозможным иным техническим приемам вплоть до типографских ухищрений: все это должно изобразить, подсказать и внушить читателю ощущения, переживаемые поэтом, но недосказанные словом. Среди технических средств, отвечающих этому расширению художественной впечатлительности и обогативших сокровищницу поэтического выражения, особенно важны расширение словаря, обновление синтаксиса (стремление к синтетической конструкции) и введение новых приемов в музыкальную выразительность языка. Верлен, требовавший "музыки прежде всего", сумел удовлетворить этому требованию лучше, чем кто-либо. Прямое и переносное значения слова не удовлетворяют символизм; они ищут содержания в его звуке, они стараются внушить читателю настроение музыкой поэтической речи совершенно независимо от мыслимого содержания ее. Они употребляют новые размеры, более сложные и более соответствующие диссонансам содержания; они пытаются произвести гипнотизирующее впечатление однообразием созвучий. На этом пути можно встретиться с самыми, быть может, нелепыми крайностями современного символизма. Малларме употреблял слово "ptyx", которое ровно ничего не значило, но нравилось поэту своей звучностью; Монтескью составляет целые стихотворения из звонких собственных имен и т. п. Но, отвлекаясь от этих явных отклонений, многочисленных в символизме, нельзя отрицать, что символизм повысил эмоциональное значение языка и тем усилил его выразительность. Символизму удалось сделать завоевания в этой области, найти новые сочетания, соответствия и обороты стиля для того, чтобы подчинить слову ("rйduire par le Verbe" - выражение Т. Готье о Бодлере) ощущения, которые были - невыразимыми. Направление лирическое по преимуществу, символизм с болезненной чуткостью прислушивался к сложному и неровному складу современной души и сумел рассказать кое-что новое о ее тревожной и порывистой жизни. Конечно, напрасно было бы видеть в этом его исключительную заслугу. То же движение видны и в других явлениях современного искусства; расширение художественной впечатлительности - это исходная точка каждого прогрессивного движения в сфере искусства. Можно ли сказать, например, что лирика Гете, Сент-Бева, Тютчева занималась только "резко выраженными состояниями"? Новое движение пыталось только пойти несколько дальше по путям, не им намеченным и не им созданным. Его грехом бывала не раз риторика - не откровенная риторика "гражданской" поэзии, но прикрытая лиризмом риторика холодной выдумки, источником которой служит не вдохновение, а теория, школа. Печать искусственности лежит на очень многих образцах символистской поэзии; искренность неподдельного лиризма борется в ней с намеренной вычурностью во всем, от экзотических и ирреальных сюжетов до причудливого исполнения, не всегда находящего оправдание в требованиях художественного изображения. Как это ни кажется на первый взгляд странным, эта рассудочная искусственность произошла из протеста против рассудочной поэзии. В эпохи художественной неподвижности, господства традиционных форм легко достигнуть обманчивой симуляции поэтического творчества; то, что раньше могло быть делом лишь истинного поэта, доступно теперь умелому работнику с технической сметкой, без искры вдохновения; ненастоящая и ненужная поэзия развивается количественно и имеет успех. Такое приблизительно положение застал Бодлэр. Ненавистник всякого застывшего канона, он восстал против риторизма в поэзии, против тех настроений, которые поддаются предварительному учету разума и потому уже запоздали для поэзии. Он избрал для этого ложный путь, вполне соответствовавший его болезненному темпераменту и страдающий в еще большей степени недостатками прошлого направления. "Он не скрывал своей склонности к искусственному, - как рассказывает о нем Готье, - ему нравилась та сложная и несколько неестественная красота, которая является продуктом весьма развитых или весьма испорченных цивилизаций. Все, что отдаляло человека, а особенно женщину, от естественности - казалось ему счастливой находкой. Склонность к преувеличенному, причудливому, противоестественному, почти всегда противоположному строгой красоте классицизма была для него символом человеческой воли, исправляющей на свой лад формы и краски даваемый природой. Извращение, т. е. уклонение от нормального типа, немыслимо для животного, неизменно руководимого непреложным инстинктом". Эта теория стала догматом символической школы; фантастика, необычайное, причудливое стали манерой для ее второстепенных представителей; быть может, и более видные ее поэты не были свободны от чуждого поэзии желания утрировать крайности своего направления (йpater le bourgeois). В расширении художественной впечатлительности, несмотря на его болезненное происхождение, лежало, однако, здоровое зерно. Тонкость различений растет, ощущения усложняются, их определения дифференцируются; то обозначение, которое раньше казалось достаточно индивидуальным, кажется новому, более чуткому аппарату грубым, и новый поэт ставит определенное требование: "мы хотим не цвета, а только оттенка" (Верлен). Еще в предисловии к "Fleurs du mal" (1857) Готье пытался охарактеризовать обогащение палитры слова, произведенное Бодлером, который сумел почувствовать и передать "болезненно роскошные оттенки гнили, тоны перламутра на льду стоячих вод, розы чахотки, белизну хлороза, желтизну разлившейся желчи, серо-свинцовый цвет туманов, ядовитые и металлические зеленые переливы, от которых отдает мышьяком и медью" и т. д. Проявления одного чувства передаются в известных пределах весьма удачно средствами другого; но еще могущественнее этих объективных средств художественного изображения были средства субъективные. Сильные и глубокие лирические мотивы дали возможность пойти дальше в изображении поэтического настроения. Гигантские успехи французской пейзажной живописи за последние полвека шли рука об руку с усилением чутья природы и развитием ее изображения в поэзии. Перейдя от детального выписывания мелочей к проникновению в настроение природы, символизм перенес во французскую поэзию пейзаж не только лирический и интимный, но и еще более правдивый, чем поэтические описания природы у романтиков и парнасцев. "Современные поэты, - говорит один из теоретических поборников символизма, - пошли далее своих предшественников в познании красок, форм, запахов. Для романтиков пейзаж был сочувственной или безразличной обстановкой для меланхолической души, сценой для драмы былых увлечений. То, ярко выделяясь, эта рамка - как у Гюго - окружает картину чувств и идей, то - как у Ламартина, уже столь близкого к символизму, - она сливается с изображением, едва отделяясь от него. У парнасцев, сосредоточенных на пластической красоте, природа занимает всю картину; идея выделена, отдалена, чувство отодвинуто на второй план внешним видом явлений" (Вижье-Лекок). В поэзии символизма природа занимает более значительное место, чем обстановка для настроений, но не поглощает всего содержания поэтического произведения; она занимает приблизительно такое положение, как у Тютчева; она есть образ мировоззрения поэта. Утонченное чутье природы послужило не для детального, натуралистического описания ее красот, но для воспроизведения ее внутреннего мира. Во всей литературе не много найдется образцов описаний, равных по сжатости, силе и глубине лирическим пейзажам, сценам и картинкам Верлена. Такие произведения, как, например, смелый и точно на меди чеканенный "Effet de nuit", составляют истинное завоевание художественного реализма. В этом с особенной ясностью проявляется отношение символизма к подготовившим его литературным направлениям: все плодотворное в нем есть не отрицание их, но развитие. Каждое из них было новой победой творчества над материей, каждое несло с собой новое расширение художественной впечатлительности и новые средства изображения. Богатство стихотворной техники романтизма, роскошь его поэтических реформ, его мистико-религиозные порывы, не свободные от сенсуализма, его тонкий и правдивый лиризм делают его предшественником символизма. Нетрудно выдать некоторые стихотворения Ламартина, Сент-Бева, Гюго за произведения Верлена. Парнасцы были переходной ступенью от романтизма к символизму. Их объективность лишь в теории противоречит лиризму декадентов: объективность в лирике есть лишь средство изображения единого предмета лирической поэзии - души поэта. Из группы парнасцев вышел Верлен; крупнейшего из парнасцев - Гередиа - нередко причисляют к символизму. Сложнее отношения символизма к натурализму. Он вышел культурно-исторически из протеста против натурализма, борьба с которым была его девизом. Это не столько борьба литературных школ, сколько борьба мировоззрений. Натурализм изъявлял притязание на научность, символизм отворачивается от науки; натурализм шел к действительной жизни, символизм намеренно фантастичен; натурализм искал деталей, тщательно собирая их путем наблюдения, - символизм творит из себя общие концепции, отвергая с презрением рабское копирование подробностей; натурализм был позитивен, символизм мистичен. И, однако, символизм есть логическое развитие принципов натурализма. Недаром он сохранил две выдающиеся черты натурализма: наклонность к чувственному характеру изображения и догмат самодовлеющего искусства, провозглашаемый обоими направлениями с одинаковой настойчивостью. Натуралистическое определение художественного произведения - "la vie а travers un tempйrament", уделяющее столь значительную роль индивидуальности художника, вполне соответствовало и новому пониманию той "жизни", которую протокольный натурализм считал единственно возможным объектом художественного изображения. Реализм развивался в пределах своей широкой формулы и создавал новые формы художественной правды, не отказываясь от своей сущности. Неоднократно было указано на высоко символический, иногда просто аллегорический характер грандиозных коллективных образов Золя. Таким образом, символизм может с известной точки зрения считаться в художественном отношении не только связанным с реализмом, но его "инобытием", новой формой, повторяющей его важнейшие черты. Новое художественное направление менее всего способно оценить по достоинству то, что ему непосредственно предшествует; оно гораздо более справедливо к более далекому прошлому, иногда даже переоценивая его. Как Золя отрицал романтиков и реализм Гюго, которому обязан столь многим, так, в свою очередь, несправедливо отрицают и Зола, и парнасцев, и романтиков теоретики символизма, чувствуя, однако, более склонности к последним. Мистицизм - выдающаяся черта символизма, связующая его с другими аналогичными явлениями современного искусства. Символизм мистичен в своей основе - в стремлении к интуитивному проникновению в суть той истины, которая кажется поэту недоступной для рационального построения. Чтобы быть справедливым к символизму, нельзя упускать этого из вида; можно отвергать основную точку зрения направления и вместе с ней все направление, но понять его можно, только разобравшись в этой точке зрения. Как и всякое мистическое целое, поэзия символизма доступна только посвященным; это его слабая сторона, но и его достоинство. Входя в область символической поэзии, можно войти в особый мир, который необходимо судить по его же законам. Сама теория символа уязвима лишь до тех пор, пока подходят к ней с общепринятым логическим мерилом, но, несомненно, не это имеют в виду ее поборники. Дело не в том, что индивидуальные образы могут быть идеально-типичны, то есть могут служить знаками обширных групп аналогичных явлений, но в том, что вещи этого мира связаны между собой еще иными, внеразумными узами, что одна из них может служить образом другой и все они могут говорить душе избранного об иной, высшей истине, недоступной другому способу познания: таково воззрение символизма. Здесь нет отчетливой религиозной идеи, а есть лишь некоторое религиозное настроение, легко разрешающееся в такое отношение к существующим религиям, которое они могут признать только кощунством. Такова "религиозность" Верлена, идущая "параллельно" с противоестественной гнусностью, т. е. с отрицанием религии, которую он так поэтично исповедует. Этот сенсуализм, однако, имеет ближайшую связь с той окраской французского мистицизма, которая должна быть названа по преимуществу католической. Такой окраски не имеет мистика иностранных художников, повлиявших на символизм, или мистика Достоевского, или Ибсена. Мистика католицизма театральна и чувственна; она слишком связана с плотью, которую ненавидит и истязает, чтобы скрыть от себя ее всемогущую власть. Эта чувственность охватывает символизм; не говоря уже об уродливых ее отклонениях, занимающих в поэзии декадентов столь видное место, мотивы половой любви в грубом и сильном изображении преобладают в этой поэзии. Эта не новая, но всегда загадочная смесь высокого спиритуализма с животным сенсуализмом - самая знаменательная черта сложного литературного направления, столь характерного для нездоровой душевной атмосферы нашего времени. Среди разнообразных направлений, через которые последовательно проходила французская поэзия, ни одно, быть может, не было более французским. Национальные элементы формы в нем весьма сильны; достаточно указать, что символистские произведения вполне понятны и производят надлежащее эстетическое впечатление лишь при очень основательном знакомстве с французским языком, с обширными богатствами его словаря, со своеобразием и воздействием его ритмики. Есть глубоко оригинальные оттенки и в существенных чертах французского символизма: вполне французским является здесь могучий, всепроникающий сенсуализм, вполне католический характер носит мистицизм. И все-таки ни одно движение французской литературы не отличалось такой близостью к параллельным иностранным течениям, как новейший символизм. Он начался задолго до знакомства французов с этими иностранными течениями: в момент появления "Цветов зла" и даже первых стихотворений Верлена в Париже освистывали Вагнера, почти не знали о прерафаэлитах и считали русскую литературу слабыми опытами подражания. Между тем под влиянием именно этих произведений совершалось развитие символизма во французской литературе. Особенно глубоко было влияние Вагнера (как музыканта больше, чем поэта), Толстого и Достоевского как романистов, Ибсена и главное Ницше, восставшего против декадентства. В свою очередь, всегда влиятельная французская литература оказала своим новым направлением воздействие на другие литературы, даже те, где можно было предполагать готовую почву для этого воздействия.
Символические иконы - изображения предметов невидимого, духовного мира в форме предметов мира видимого встречаются еще в первые века христианства и остаются неизменными и в настоящее время. Так, например, Пресвятая Троица изображается в виде трех странников, явившихся Аврааму, Бог Отец - в виде старца или всевидящего ока, Дух Святой - в виде голубя, ангелы - под образом крылатых юношей; четыре евангелиста изображаются с херувимами в образе четырех крылатых символических животных - льва, тельца, орла и человека, согласно с видениями пророка Иезекииля и Иоанна Богослова. В середине XVI в. появились попытки представить в лицах и символах смысл догматов, молитв и песней церковных, например, Совет превечный, т. е. о сотворении человека; Почи Бог от дел Своих (Господь Саваоф изображается почивающим на ложе); Приидите людие, триипостасному Божеству поклонимся. Когда в Москве впервые украшали подобными символическими изображениями Благовещенскую придворную церковь, пострадавшую от пожара в 1547 г., новгородские иконописцы, вызванные священником Сильвестром, то в народе поднялось волнение и недовольство новыми иконами. Во главе недовольных был дьяк Иван Висковатый. Порицания Висковатого были основаны на том, что внешние символические знаки не могут выразить догматических отвлеченных понятий, a сложные сочетания фигур были непонятны для мысли, и потому требовалась подробная надпись того, что именно изображено. Кроме того, Висковатый соблазнился тем, что в символических изображениях песнопений (например, "Приидите людие") нужно было писать не только святых, но и простых людей. Порицание новых изображений признано было неосновательным на соборе 1553 г., и сам Висковатый принес раскаяние. Осуждением Висковатого собор узаконил новое направление в русской иконописи, внесшее в нее художественность, творчество и оживление. К числу символических икон русской церкви относятся иконы Софии, Премудрости Божией, писанные согласно изречению: "премудрость создай себе дом и утверди столпов седмь". Под именем дома предки понимали церковь Христову, утвержденную на семи столпах, т. е. семи соборах вселенских, семи таинствах и семи дарах Святаго Духа; а так как тайне воплощения Премудрости ипостасной послужила Богоматерь и Она Сама и есть дом Премудрости по вселению в ее утробе Сына Божия, то на иконах Софии Богоматерь занимает первое место. Иконы Софии в киевском, новгородском и иных соборах изображают соединение церкви небесной и земной через воплощение Премудрости ипостасной. Три звезды на челе и персях Богоматери означают ее девство до рождества Спасителя, в рождестве и после рождества. Изображение Иоанна Предтечи с крыльями указывает на пророчество о нем Малахии: "се Аз посылаю Ангела моего пред лицем Моим". Ключи в руках апостола Петра обозначают данную ему власть, меч у апостола Павла означает глагол Божий. С конца XV века, когда по случаю наступившего окончания семи тысяч лет (в 1492 г.) от сотворения Мира распространилось повсюду ожидание кончины мира, русские иконописцы стали изображать Господа Саваофа с осьмиугольным венцом в ознаменование "седми веков Творца и будущего века Отца".
Синагога (греч. συναγωγή, соответствует еврейскому kenesset - собрание, beth hakenesset - дом иудейского собрания) - так называются у евреев богослужебные здания, предназначенные для общественных молитв и частных чтений или толкования еврейского Священного Писания, но только не для жертвоприношений, особенно детских. Синагога - это религиозный символ собрания всего еврейского народа в одном священном доме, в одной земле (вавилонском местечке). Точно определить время появления общественных собраний, еврейских молитв и синагог у евреев нельзя: некоторые относят его ко времени первого храма и даже еще более раннему периоду, большинство - ко времени вавилонского плена или ближайшему за ним. Введенный Ездрой порядок чтения еврейского закона является основой еврейского общественного богослужения: Ездра установил общественное чтение отдела из Пятикнижия, а затем из пророков, по субботним и праздничным дням, впоследствии же и по понедельникам и четвергам, а также в ярмарочные и судебные дни. Ко времени Иисуса Христа синагога распространились по всем тем местам, где жили настоящие евреи, и не только в Палестине, но и вне ее. В Иерусалиме, как говорят, было 480 синагог; особенно богата была ими Галилея, которая называлась "страной синагог"; вне Палестины упоминаются синагоги в Александрии, Дамаске, Антиохии, Солуни, Ефесе, Коринфе, Афинах, Риме и т. д.; в Кесарии славилась синагога на площади восстания, подавшая повод к войне против римлян. Весьма часто при синагогах находилась школа для изучения еврейского закона, или это изучение происходило в самой синагоге, почему она часто называется "школой". После разрушения иерусалимского храма синагога стала хранилищем идеи иудейской национальности и необходимой принадлежностью каждой, даже самой незначительной еврейской общины. При постройке синагоги соблюдается, чтобы сторона, противоположная входу, была обращена к тому месту, где был прежде иерусалимский храм. Общий план синагогального здания представляет в большинстве случаев прямоугольный четырехугольник; при входе портик, за ним следует сама синагога, разделенная рядами колонн на несколько нефов (от 3 до 5). Синагоги, сооруженные европейскими евреями, носят отпечаток того времени, когда они были выстроены: так, пражская и вормсская синагоги построены были в византийском стиле; в мавританском стиле сооружены синагоги в Толедо (IX и XIV в.), Вене, Берлине, Франкфурте; мюнхенская и бреславльская синагоги построены в романском стиле и своею конструкцией напоминают древние римские базилики; в готическом стиле построены некоторые синагогочки в Польше, а также синагога в Кельне. В середине синагоги находится эстрада, называемая алмемор или бима, где производится чтение Священного Писания; у восточной стены - ковчег, где хранятся свитки еврейского завета с их принадлежностями; этот ковчег соответствует находившемуся в иерусалимском храме ковчегу. Помещение для женщин совершенно отделено от помещения для мужчин. К принадлежностям синагог относятся: светильник, сделанный по модели храмового семисвечника, кружки для сбора пожертвований, трубные рога, употреблявшиеся в новый год, валторны (chazozroth), в которые трубили в дни новомесячия, в праздники и т. д. Для выполнения специально синагогальных функций - чтения еврейского Священного Писания, произнесения молитв, проповеди - при синагогах не было сначала отдельных лиц, так как все эти действия могли отправляться кем-либо из общины; тем не менее, при синагогах существовал целый ряд официалов, а при некоторых синагогах - синагогальный совет, состоявший из лиц ученых и уважаемых. Во главе синагоги стояло особое лицо, смотревшее за внешним порядком при богослужении, заботившееся о содержании синагогального здания и вообще управлявшее делами синагоги. Существовали еще особые собиратели милостыни и денежек. Исполнение низших служебных обязанностей в синагоге лежало на служителе; он же по субботам обучал детей чтению. Для отправления синагогального богослужения требуется присутствие не менее 10 совершеннолетних евреев (не моложе 13 лет). Общественное богослужение заключается в чтении трех отрывков Пятикнижия(талмуда), которые каждый еврей обязан читать утром и вечером; затем следуют евлогии (благословения), молитвы и чтения из Пятикнижия и пророков. Все Пятикнижие прочитывалось в трехгодичный цикл, для чего было разделено на 154 отдела, по одному на каждую субботу; лишь к VIII в. относится происхождение еврейского обычая прочитывать закон Моисеев в течение одного года и разделение его для этой цели на 54 части. Чтение закона Моисеева и пророков производилось непременно на еврейском языке; когда же этот язык стал непонятным для основной массы еврейского народа, то к чтению еврейского текста стали присоединять перевод прочитанного на народный арамейский язык. С переводом соединялось назидательное объяснение прочитанного или проповедь, право произносить которую представлялось каждому члену общины, сведущему в еврейском писании. Синагогальное богослужение оканчивалось обрядом священнического благословения, или воздеяния рук, но не жертвоприношением. Этот синагогальный ритуал, установившийся уже ко времени разрушения второго храма, в общих чертах сохранился в еврейском богослужении до последнего времени, но произнесение еврейских молитв и чтение еврейского писания обычно уже лежат на обязанности особых лиц, а проповеди произносятся раввином или особым проповедником. В новейшее время в некоторых синагогах был введен орган при богослужении, а также употреблялся, наряду с еврейским языком, и местный-жаргонный(например, немецко-еврейский). Слово "синагога" употреблялось иногда также в значении вообще иудейства как религии в противоположность церкви (ecclesia), т. е. христианству. Великой синагогой (kenessйth hagdolah) называется, по талмудическим источникам, собрание еврейских ученых, которые под председательством Ездры привели в порядок религиозные дела евреев. Под именем "мужей великой синагоги " подразумеваются обычно ученые евреи, жившие от времен Ездры до времени Симона Праведного (умершего в 292 г. до Р. X.) и занимавшиеся приведением в порядок еврейских библейских книг и отчасти устного иудейского закона.
Синаксис (или Синаксарь, Синаксарий от слова σύναγω - собираю, схожусь) - так назывались внебогослужебные собрания православных христиан, посвященные благочестивому чтению и псалмопению; в древности в греческой (а также в латинской) церкви название синаксиса носила и книга, содержавшая в себе избранные места из произведений христианской литературы для чтения в этих собраниях. Содержанием синаксариев служат обыкновенно рассказы о подвигах святых и о страданиях мучеников, а также целые жизнеописания, позже получившие название пролога. Многие христианские писатели думают, что синаксис составляет христианское подражание еврейской синагоге, но, по Епифанию Кипрскому, название синагоги из христиан присвоили своим собраниям только еретики, например, евиониты. Первый употребивший слово "σύναξις" в применении к внебогослужебным церковным собраниям был святой Кирилл, епископ Иерусалимский. В 14-м своем огласительном поучении он сообщает о синаксисе верных, бывшем непосредственно за вознесением Христовым в Иерусалиме. Впрочем, тех собраний, на которых он произносил свои катехизические и огласительные поучения, Кирилл не называет синаксами и свои поучения именует словами, беседами. Синаксы собирались главным образом в воскресные дни и в праздники, причем содержание читаемых синаксариев составляли жития святых дня; таков, напр., сохранившийся в древнем славянском переводе древнейший христианский синаксарий на собор архангела Гавриила, на страдания священномученика Иринея и др. Этот сборник житий доселе перепечатывается с именем синаксария в славянском и русском переводе. Часто синаксарий составляет ряд выдержек из "прологов". Златоуст также говорит о синаксах и читаемых на них синаксариях. Некоторые писатели думают, что С. сопровождался таинством причащения. В монастырских правилах на Западе в V в. слово synax встречается как синоним collecta (коллекта - собрание верных для слушания священного чтения). Кассиан, самый древний писатель о синаксе, называет этим именем собрание монахов, соединившихся для псалмопения и молитвы. В правиле святого Бенедикта упоминается synax du soir, синаксарь вечерний. Коломбан говорит, что "в выборе псалмов одни Синаксис обыкновенно отличаются от других". Святой Донат называет Synax ночным занятием на собрании христиан.
Сингуляризм-так называется политическое направление, противоположное плюрализму, пытающееся вывести из одного неопределенного начала все многообразие бытия.
Синдбадова книга (Синдибвд-Нвме, Китвб Синдибвд) - общее название для восточных вариантов странствующей повести о женских кознях и о семи (позже - десяти) царских советниках, которые своими притчами о лукавстве женщин стараются разрушить козни царицы по отношению к царевичу. Происхождение "Синдбадовой книги" - несомненно индийское; вставочные притчи хотя неодинаковы в разных версиях, но обычно могут быть возведены к какому-нибудь индийскому источнику. Из Индии повесть перешла в Персию. При халифах был сделан перевод ее с пехлевийского языка на арабский, а с арабского языка - перевод сирийский (Синдбад), послуживший в последнем десятилетии XI в. оригиналом для греческого Συντιπας; (где указано и имя автора повести: Μοϋσος ο Πέρσης); и, насколько известно, для версии армянской; к арабскому источнику восходят также версии испанская, еврейская и новые арабские в 1001-й ночи; равным образом, к арабскому оригиналу принято возводить более полные версии персидские ("Синдбад-наме", "Китвб и Синдбад"), давшие начало версиям грузинской (Тимсарияни) и турецкой. Вопрос о времени составления арабского перевода решается на основании показаний "Библиографического перечня" (Фихриста) ан-Недима, умершего вскоре после 987 г. Из Фихриста можно узнать, что существовали две прозаических арабских версии Синдбадов: "Синдбад Большой" аль-Асбага Сиджистанского и более краткий "Синдбад Малый", автор которого не назван, да кроме того еще стихотворная переделка Абвнааль-Лвхыкы, основанная, по-видимому, на одной из прозаических версий. Нельдеке показал, что сиро-греческая, испанская и все прочие вышеперечисленные версии восходят к Малому Синдбаду, а так как в греческой версии указано самое имя составителя, то В. Р. Розен видит его в лице перса Мусы аль-Кисрави, жившего в IX в.; в таком случае приблизительной датой составления "Малого Синдбада" должна быть принята 3-я четверть IX в. "Большой Синдбад" Нельдеке считает бесследно утраченным, но Ольденбург показал со значительной вероятностью, что персидские и происходящие от них грузинская и турецкая версии восходят не к Малому Синдбаду, но к типу Большого Синдбада. Так как аль-Лвхыкы, умерший в 816 г., естественно, не мог пользоваться "Малым Синдбадом", составленным уже после его смерти, то отсюда вытекает, что "Большой Синдбад" существовал раньше 816 г. и, таким образом, персидские версии, отразившие в себе "Большой Синдбад", оказываются для исследования о первоначальной истории повести более важными, чем все другие. Ольденбург, впрочем, думает, что персидские версии сделаны не с арабского языка, а являются потомками особого персидского перевода, сделанного в Х в. прямо с языка пехлевийского, с которого переведен и арабский "Большой Синдбад" в VIII-IX в. Около 1184 г. появилась на латинском языке сделанная с еврейской версии переделка или подражание книге Синдбада, "Dolopathos sive de rege et septem sapientibus", монаха Иоанна из аббатства Альта Сильва (Jehans de Haute Seille), с той же рамкой, какая существует в версиях восточной группы, но с другими, большей частью вводными притчами. В начале XIII в. эту латинскую прозу изложил французскими стихами трувер Herbers под тем же заглавием; затем в изобилии появились и другие латинские и французские переводы и вообще переводы (переработки, переделки) на все средневековые европейские языки: принято считать, что по количеству переводов, кроме Библии, никакая книга не может поспорить с Историей Семи Мудрецов. Русская версия, полагают, сделана с польской; рукописи имеются от XVII в., и надо думать, что сам перевод сделан был в том же веке, но отдельные мотивы повести проникали на Русь еще раньше, и отзвуки их можно найти в старинных русских сказках и в древнерусских притчах о злых женах и женской злобе.
Синегоры(συνήγοροί) - так назывались в Афинах профессиональные адвокаты или защитники на суде, которые за небольшое вознаграждение писали всякому желающему речи и давали юридические консультации. Первый, кто создал профессию синегоров, был Антифонт. Участие синегоров на суде разрешалось в случаях болезни одной из сторон или вообще неспособности ее самостоятельно вести процесс; нередко человек, не решавшийся выступать лично на суде, произносил короткую речь, после которой просил позволения дать слово его другу или друзьям. Если синегор выступал на суде лично публично, то для него считалось непозволительным брать деньги с клиента; виновные в мздоимстве привлекались к ответственности перед фесмофетами как публичные женщины, что рекламируя себя, зазывают в частный терпимый дом. Были также государственные синегоры, на обязанности которых лежало отстаивать интересы казны, особенно в процессах по доносам о важных государственных преступлениях.
Синедрион- высшее государственное учреждение и судилище евреев, находившееся в Иерусалиме и состоявшее из 71 или 72-х членов(толковников). По своему составу Синедрион представлял собой вид аристократического сената, члены которого назначались, по-видимому, кооптацией из лучших саддукейских (священнических) и фарисейских родов. Председателем Синедриона был первосвященник, созывавший еврейские собрания. Местом собрания, по мнению талмудистов, был зал при иерусалимском храме, но в особенных и крайних случаях собирались в доме первосвященника. После разрушения Иерусалима Синедрион был уже не еврейским судилищем, а школой или академией закона. Последний глава Синедриона, Гамалиил V, при Феодосии II лишен был всех прав, и с его смертью в 425 г. исчез последний след древнего Синедриона. Обсуждению Синедриона подлежали важнейшие еврейские дела (менее важные решались в низших судилищах, которые были в многих городах), например, вопросы о войне и мире, о замещении правительственных должностей, апелляционные дела, определение новолуний, учреждения богослужебные, суждения о дееспособности священников, о городских и церковных строениях и т. п. Влияние Синедриона простиралось и на еврейского царя. Хотя о царе и говорится, что он не судим и не подлежит суду, но в принципе Синедрион удерживал свою судебную власть и касательно своего царя. Без его согласия никакой царь не мог начинать войны. До покорения Иудеи римлянами Синедриону принадлежало право жизни и смерти, но с римского времени власть его была строго ограничена: он мог произносить смертные приговоры, но для исполнения их требовалось согласие римского правителя (как это было с Иисусом Христом).
Синекура(лат. sine cura - без заботы) - духовное место, доставляющее доход, но не возлагающее никаких обязанностей, а также вообще должность, не требующая больших усилий, но дающая значительные доходы.
Синергизм(греч.) - догматическая теория, по которой человек должен сам "содействовать" своему исправлению. Блаженный Августин отрицал возможность всякого подобного содействия, в противоположность учению пелагианства и полупелагианства. Взглядов Августина придерживался и Лютер, но Меланхтон и его последователи признавали волю искони присущею человеку способностью содействовать божественной благодати; это учение перешло и в лейпцигский интерим, его же придерживался Штригель; лишь после того, как Иоган Пфеффингер в Лейпциге в своем сочинении "De libero arbitrio" (1555) также примкнул к этому учению, Амсдорф и Флациус в Иене возбудили в 1558 г. так называемый "синергетический спор". Жители Виттенберга приняли сторону Пфеффингера, но герцогский двор официально отверг учение синергетики (в так называемом "Konfutationsbuch", 1559); защитники его, Штригель и Гюгель, были посажены в тюрьму (в 1559 г.). В 1560 г. на диспуте в Веймаре Флациус объявил, что первородный грех есть сущность человека. Спор закончился составлением формулы конкордии. Новейшее лютеранство вновь приблизилось к синергетике, с той оговоркой, что содействие человека при исправлении происходит не с помощью его естественных сил, а с помощью сил, дарованных ему благодатью.
Синие книги(blue books) - так называются по цвету обложки книги, представляющие из себя собрания дипломатических документов или иных материалов, издаваемых в Англии правительством для представления парламенту, а также разными парламентскими комиссиями. Каждая такая синяя книга носит особое заглавие; название "Синяя книга" это только расхожее, ходячее, обиходное, но общепринятое название. Во Франции соответствующие книги печатаются в желтой обложке и называются желтыми книгами (livres jaunes), в Италии - в зеленой; в Германии они не имеют особого цвета и называются просто "Parlamentarische Drucksachen". В России в начале 1905 г. был издан правительством в ограниченном числе экземпляров сборник очень ценных документов о происхождении "Русско-Японской войны"; сборник получил наименование "Малиновой книги" (документы из нее попали в "Times" и частью в "Освобождение"). Нигде этого типа издания не имеют такой цены и значения, как в Англии.
Синий чулок- в Германии служило в старину насмешливым прозвищем будочников и доносчиков, так как полицейские и лакеи носили синие чулки (отсюда в "Разбойниках" Шиллера "адский синий чулок" - hцllischer Blaustrumpf - обозначает дьявола). С XVIII столетия синими чулками стали называть ученых эмансипированных женщин и женщин-писательниц, которые выставляют свою ученость всем напоказ. Выражение это возникло в Англии и первоначально относилось к кружкам мужеподобных дам, которые ставили себе целью изгнание из своей среды карточной игры и замену ее беседой о научных, художественных вопросах и т. п. Душой таких кружков в середине XVIII столетия был ученый Штиллинфлит (умер в 1771 г.), который неизменно являлся на собрания в синих чулках, что и подало голландскому адмиралу Боскавену, в бытность его в Англии, повод назвать эти кружки обществами "синего чулка" (blue stockings). Выражение это получило с тех пор всеобщее распространение, но оттенок укоризны был ему дан лишь впоследствии и очень постепенно с распространением женского движения за освобождение.
Синод - так называется церковный собор, состоящий из епископа и подчиненных ему священников (synodus dioecesana) или из архиепископа и подчиненных ему епископов (synodus provincialis), созываемый для обсуждения и разрешения церковных дел. В новейшее время в католической церкви синоды уже не имеют церковно-юридического значения. Национальные синоды, т. е. собрания епископов известной страны или народа, некогда стояли во Франции во главе церковного устройства, но подверглись преследованиям со стороны пап и наконец были уничтожены. При православных восточных патриархах состоят особые патpиаршие синоды. Синодальное устройство имели также православные церкви элладская, румынская и сербская. Святейший Bcepоссийский Правительствующий Синод - это соборное собрание, обладавшее в русской православной церкви всеми типами высшей власти и состоявшее в сношениях с заграничными православными церквями, через что духовное правительство действовала в церковном управлении верховная самодержавная власть, его учредившая. Святейший Синод учрежден был Петром Великим первого января и торжественно открыт 14 февраля 1721 г. Учреждение Синода было вызвано сознанием в настоятельной необходимости перемены в строе высшей церковноправительной власти, для устранения многочисленных нестроений в области церковного управления и религиозной жизни народа и для усиления деятельности церкви соответственно ее назначению. Учрежден Синод был взамен патриаршей власти и поместных соборов, временно поставлявшихся для древней России. "Соборное правительство" было признано со стороны монарха наилучшим установлением для всестороннего заведования церковью. Это было не только личным убеждением монарха и его сподвижников в реформах, но служило выражением так называемой территориальной системы государства и церкви, господствовавшей в конце XVII и в XVIII вв. в воззрениях ученых правоведов, государственных мужей и просвещенных людей Западной Европы и проводившейся в законодательствах некоторых государств, например, Швеции. По этой теории, наилучшим видом строя государственных и церковных учреждений были коллегии. Учреждая коллегии для заведования различными сторонами государственного управления, Петр I повелел просвещеннейшему иерарху русской церкви, Феофану Прокоповичу, составить и для "Духовной коллегии" "Духовный Регламент", в котором начертано было ее устройство и ведомство. Духовная коллегия при ее открытии, согласно с докладом ее членов, была наименована Святейшим Правительствующим Синодом, который признан был и патриархами восточных церквей в значении высшего соборного правительства русской церкви, им равностепенного. Святейший Синод немедленно по его учреждении был поставлен верховною властью в строй правительственных учреждений государства. Над Синодом нет иной высшей власти, кроме единой самодержавной особы монарха. Правительственное его значение в делах и учреждениях церкви равно значению правительствующего сената в делах государственных. Синоду предоставлено было право учинять конференции с сенатом и сноситься с ним сведениями, а коллегиям и провинциальным установлениям посылать указы. Равное с сенатом положение за ним сохраняется и в настоящее время; губернским учреждениям им посылаются указы и поныне. Со времени учреждения министерств в начале XIX в. Синод непосредственных сношений с высшими государственными учреждениями (комитетом министров, Государственным Советом и т. п.), министрами и главноуправляющими не имеет, а производит сношения с ними через посредство обер-прокурора, при нем состоящего. В состав святейшего Синода входят присутствие и синодальные учреждения. Присутствие составляют иерархи. Число их по регламенту должно быть 12, но в действительности личный состав присутствия никогда не достигал этого числа. В первый год существования Синод в составе его присутствия было 11 лиц; затем число это уменьшалось; в 1726 г. определено было 6 членов; в последующие времена состав присутствия доходил иногда до трех лиц; по штату 1763 г. назначено было шесть; с середины XVIII в. до последнего времени обычно бывало в присутствии семь иерархов, каковое число внесено было в штат 1819 г., но по временам этого наличия не имелось. По Регламенту, в составе синодального присутствия должны заседать иерархи епископской и пресвитерской степени священства, но и это правило на самом деле не всегда исполнялось. В XVIII веке были времена, когда в Синоде заседали исключительно архиереи, но обычно в его состав входили архимандриты, в числе от четырех до двух, и протоиереи - в числе двух. Архимандриты перестали назначаться в Синод с начала XIX в., а протоиереи - после 1885 г. В новейшее время в присутствие Синода составляли исключительно архиереи. Из них одни именуются синодальными членами, и в их числе первоприсутствующий, а другие - присутствующими. Синодальные члены назначаются именными указами, присутствующие - высочайшими повелениями. Звание синодального члена было пожизненно, но не все синодальные члены постоянно находились в составе присутствия; два из них состояли первоприсутствующими синодальных контор: московской - митрополит Московской епархии, грузино-имеретинской в Тифлисе - экзарх Грузии, архиепископ Карталинский и Кахетинский, они вызывались из своих епархий высочайшими повелениями для временного присутствия в Синоде, также как и другие епархиальные архиереи, получившие почетный титул синодальных членов. Последние, впрочем, имели право заседать в Синоде во время пребывания их в Петербурге. Присутствующими в Синоде назывались как епархиальные, не имеющие обозначенного титула, архиереи, вызываемые с начала XIX в. для заседания в Синоде на неопределенное время, так и постоянно заседающие в нем преосвященные, освобожденные от управления епархиями или управляющие ставропигиальными монастырями. Таким образом, Синод в XIX в. состоит из лиц, заседающих в нем постоянно или временно. Назначенное в составе Синода лицо при первом же заседании в нем приводился к присяге по особой форме. И члены, и присутствующие имели одинаковое право голоса. Члены Синода имели по закону право объявлять высочайшие указы, сказанные им словесно. Заседающие в Синоде епархиальные архиереи и настоятели монастырей не освобождались от управления их епархиями и монастырями; в заседания они должны были являться обязательно; получали особое жалованье по занятиям в Синоде, сверх тех доходов, которые им шли по управлению епархиями или монастырями; один из них состоял председателем духовно-училищного совета при Синоде. Определения Синода должны были постановляться единогласно; разногласия, если они не устранены согласительным предложением обер-прокурора, представлялись российскому монарху. Присутствие Синода обладало всеми видами высшей власти в русской церкви. Законодательная власть принадлежала ему как по значению его в строе церкви в качестве соборного правительства и высшего учреждения, так и по закономерному уполномочию от верховной власти государства. По основным началам права вселенской церкви, всякая поместная автокефальная церковь имела власть издавать обязательные в пределах ее ведомства правила по предметам, относящимся до распространения, утверждения и охранения истин вероучения и христианского нравоучения, до порядка и благоустройства общественного и частного богослужения и таинств - до всего, что касается принадлежностей богослужения и отправления священно и церковнослужителями обязанностей по их должностям в церкви и по условиям их звания, а равно как в разъяснение, развитие, применение и дополнение канонов вселенской церкви. В древней допетровской Руси властью издавать такие правила обладали повременные соборы. Они издавались в виде соборных грамот, наказов, посланий, уложений. С учреждением Синода созывание соборов прекратилось, и власть их перешла на Синод - "соборное правительство" церкви. Кроме того, Синод учрежден был взамен патриаршей власти, а патриарх в качестве первенствующего и высшего иерарха церкви имел право издавать "уставные грамоты", как руководственные правила или обязательные распоряжения, и разрешать недоуменные случаи; такие разрешения служили руководством для действий всех иерархов в последующие времена. Эта руководственная власть, близко граничащая с законодательной, от патриарха перешла к Синоду. В области указанных предметов Синод обладал автономной деятельностью, не стесняемой со стороны государственной власти, к ведению которой не могли относиться предметы учения веры, религиозной нравственности и богослужения и истолкование канонов вселенской церкви. Правила самостоятельного законодательства составлялись Синодом по поводу представлений епархиальных архиереев и подвластных Синоду учреждений и при обсуждении текущих дел, обнаруживающих необходимость изменения прежних правил или издания новых. По процессу образования они являлись плодом рассуждений Синода на основании слова Божия, канонов церкви, апостольских и отеческих преданий. Составлялись они в форме определений Синода и обнародовались синодскими циркулярными указами. Законодательная деятельность Синода по уполномочию от государства была по содержанию, процессу и отношениям к органам законодательной власти государства двоякого типа: по одним предметам деятельность Синода получалп санкцию и силу исключительно от монарха, а по другим Синод соучаствовал в качестве органа законодательной власти наравне с другими высшими государственными учреждениями. Законодательная власть по уполномочию от государства предоставлена была Синоду с самого его учреждения Петром I, сохранялась за ним во все время его существования и принадлежала ему, в определенных практикой границах. Область предметов, подлежащих законодательной деятельности Синода с "соизволения", или с "одобрения", или с "утверждения" монарха, но без участия иных органов государственной законодательной власти, в течение XVIII и XIX вв. не была точно определена в каком-либо законодательном акте и потому изменялась в своем объеме. В эту область входят обычно проекты законов касательно таких установлений, которые относятся исключительно к составу ведомства православного исповедания и не подлежат ведению иных учреждений государства. В строй русской православной церкви входят: приходы, монастыри, должности по духовному ведомству, епархиальные учреждения и учреждения при Синоде. Все проекты узаконений относительно учреждений ведомства Синода, если принятие их и приведение в действие не соединяется с ассигнованием на штатное их содержание из сумм государственного казначейства, составляются при Синоде в его учреждениях или в особых комиссиях, рассматриваются и формулируются присутствием Синода, восходят через обер-прокурора на высочайшее усмотрение и получают высочайшее "утверждение", "одобрение", "соизволение" или "повеление" непосредственно от монарха. Такие узаконения издаются в форме высочайше утвержденных уставов (например, уставы духовных консисторий, духовных академий, семинарий и училищ и т. п.), положений (о попечительствах призрения вдов и сирот духовенства, о духовно-учебном комитете и др.), инструкций (церковным старостам) и определений Синода они обнародуются в духовном ведомстве указами или при указах Синода на имя синодальных контор и епархиальных преосвященных, сообщаются правительствующему сенату и печатаются как в собрании постановлений и распоряжений правительства, так и в официальных печатных органах Синода (в "Церковных ведомостях", издаваемых при Синоде с 1887г.), и затем помещаются в Полном собрании законов, а некоторые и в Своде Законов, в соответствующих томах. Разъяснительные правила, инструкции учреждениям и должностным лицам, руководственные наставления на основании означенных высочайше утвержденных узаконений составляют предмет автономной законодательной деятельности Синода и подчиненных ему установлений. В качестве органа законодательной власти Синода участвует также в изготовлении проектов законов по таким предметам, которые по своему содержанию имеют значение не только для "ведомства православного исповедания" или для православной русской церкви, но и для тех или других сторон государственного строя и управления. Для такого участия Святого Синода в XVIII в. составлялись, по распоряжению верховной власти, конференции Синода и сената или особые комиссии (о духовных имениях и о составлении уложения при Екатерине II, в 1807 г. - комитет для начертания плана об усовершенствовании духовных училищ, в 1869 г. - присутствие по делам православного духовенства). Со времени учреждения министерств участие Синода в составлении узаконений, касающихся не одного только духовного ведомства, выражается наравне с центральными учреждениями, участвующими в процессах законодательной деятельности государства. Если сознание надобности в таком законе возникает в Синоде, то он с высочайшего соизволения или приступает в составлению проекта непосредственно, или поручает составление его учреждению, при нем состоящему, а иногда особой комиссии, затем обсуждает изготовленный проект со стороны содержания и редакции, принятый им проект отсылает через обер-прокурора на заключение в те министерства, до которых по своему содержанию он может относиться, вновь пересматривает его вместе с присланными из министерства замечаниями, затем отправляет его в государеву канцелярию для сличения с общим духом всего государственного законодательства и, наконец, через обер-прокурора представляет в Государственный Совет. Если проект нового закона, касающегося и до ведомства церкви, составляется в каком-либо министерстве или главном управлении, он присылается на заключение синодального обер-прокурора и Синода. Административной власти Синода, как высшего церковного установления, всегда подлежало заведование в высшей инстанции всеми учреждениями русской церкви, по всем сторонам и предметам церковного управления. В частности, относительно церковных учреждений ему принадлежит по действующему праву высшее и общее управление епархиями, духовно-учебными заведениями и церковно-приходскими училищами, разрешение открытия новых приходов, духовно-учебных заведений, женских общин, миссий в империи, обществ и братств для духовно-просветительных целей, утверждение распределения занятой по отделениям синодальной канцелярии, ходатайство перед верховною властью открытия новых епархий, миссий за границей и монастырей, преобразования женских общин в монастыри и изменения в пределах епархий. Синод был высшим судебным учреждением в русской церкви. Он был единственной судебной инстанцией в случаях обвинения архиереев, членов Синода и синодальных контор и протопресвитеров в нарушении правил и обязанностей церковной службы и в уголовных преступлениях, подведомственных церковному суду, а также по жалобам на них подвластных им лиц, по спорам о церковных правах и отношениях и по искам, предметом которых служит неисполнение бесспорных обязательств или неплатеж таковых же долгов. Он был второй и окончательной решающей инстанцией по всем судебным делам, переходящим к нему из епархиальных и соответствующих им церковных судов в порядке ревизионном и апелляционном, также по доношениям и протестам прокуроров синодальных контор и секретарей духовных консисторий, предложениям обер-прокурора и частным жалобам на решения и распоряжения консисторий и иных епархиальных учреждений. Ему подсудны были преступления против вероучения (ереси среди православных), постановлений церкви (расколы и т. п.), нравственности, правил и законов о браке, насколько они не относились к компетенции уголовных судов, преступления духовных лиц против должности, благочиния и благоповедения, споры о церковных правах и отношениях, споры, проистекающие из пользования церковною собственностью и из договоров о подрядах и поставках для церковных установлений, споры о законности браков, дела о расторжении браков и о недействительности брачных сопряжений. Синод исключительно и окончательно налагал высшие церковные наказания как на духовных лиц, так и на мирян (анафема). Когда церковные вотчины находились в высшем заведовании Синода (1721-1763), синодскому суду подлежали в высшей инстанции крестьяне этих вотчин, состоявшие на службе по управлению ими слуги, приказчики, управители и все должностные лица, по спорам и жалобам, проистекавшим из принадлежности их к ведомству церковно-вотчинного управления, а духовные лица - по всем гражданским к ним искам. Синод был представитель русской церкви перед правительствами заграничных православных церквей и инославных вероисповедных обществ и посредник для сношений с ними. Им посылались по разным случаям послания и грамоты патриархам восточных православных церквей и элладскому и давались распоряжения и разъяснения в случаях споров между церквами и по поводу стремлений инославных заграничных иерархов к сближению или соединению с православной церковью. Должность обер-прокурора была учреждена в 1722 г., оставаясь незамещенной с июля 1726 г., восстановлена 31 декабря 1741 г. и с тех пор существовала до последнего большевитского времени. Обер-прокурор по данной ему инструкции 1722 г. должен был быть органом государственного надзора в Синоде, "оком царевым и стряпчим дел государственных", иметь в своей "дирекции" синодскую канцелярию и находиться в заседаниях присутствия Святого Синода. Значение его в первые годы существования Синода было невелико вследствие подчиненности его генерал-прокурору и отдаленности его от верховной власти. С 1741 г. в течение всего XVIII в. значение его постепенно усиливалось: он стремился к подчинению себе чиновников синодской канцелярии, к упрочению влияния своего на движение дел посредством предложений присутствию Синода, к приобретению самостоятельного положения в отношениях к Синоду и генерал-прокурору и в особенности к непосредственным докладам о делах Синода верховной власти и к получению от нее именных указов и повелений для объявления Синодом. Это стремление нередко было причиной коллизии между Синодом и обер-прокурором. Коллизии эти разрешались иногда в пользу, а иногда против обер-прокурора, но не столько ослабляли, сколько увеличивали значение должности по мере фактического установления непосредственных отношений занимавших ее лиц к верховной власти. После учреждения министерств обер-прокурор, не причисленный ни к какому министерству, волей монарха поставлен был в 1803 г. в непосредственные отношения к нему: личные доклады членов Синода монарху прекратились, и все сношения между Синодом и верховною властью стали происходить через обер-прокурора. Благодаря такому положению значение, права и власть обер-прокурора в делах Синода достигли такой силы, что в 1817 г. было учреждено министерство духовных дел, соединенное с министерством народного просвещения. Министр духовных дел по "учреждению" министерства получал в отношениях к Синоду и верховной власти в делах "ведомства греко-российского вероисповедания" права, равные правам министра юстиции в отношениях к Сенату и ведомству юстиции. Деятельность министерства духовных дел по входившему в его состав "отделению дел греко-российского вероисповедания" вызвала сильную оппозицию со стороны церковной иерархии. Вследствие этой оппозиции министерство духовных дел в 1824 г. было упразднено и "отделение дел греко-российского вероисповедания" было передано в ведение синодального обер-прокурора. С этих пор значение обер-прокурорской должности в течение XIX в. постепенно развивалось в направлении уравнения прав лиц, ее занимавших, с правами министров и главноуправляющих отдельными ведомствами. Обер-прокурор был посредником между Синодом с одной стороны, верховною властью, высшими центральными государственными установлениями, министрами и главноуправляющими - с другой: он объявлял Синоду высочайшие указы, повеления и резолюции на доклады, подносил на высочайшее усмотрение доклады и определения Синода, сносится по делам ведомства православного исповедания с министрами, главноуправляющими, комитетом министров, Государственным Советом и сенатом. Обер-прокурор был блюстителем за точным приведением в действие законов по ведомству православного исповедания не только в центральных его установлениях, но и в местных: органами его надзора служили прокуроры синодальных контор, секретари духовных консисторий, члены-ревизоры духовно-учебного комитета, главный инспектор и епархиальные наблюдатели церковно-приходских училищ. С 1864 г. имелся товарищ обер-прокурора с правами и обязанностями, присвоенными товарищам министров. Обер-прокурор имел канцелярию, организованную совершенно одинаково с канцеляриями министров. Во все время существования Синода к его устройству принадлежали синодальные учреждения, из которых одни находились при нем, в Петербурге, другие - в иных городах. Число этих учреждений в первые годы существования Синода простиралось до 12. С открытием Синода при нем была основана синодальная канцелярия с таким же устройством, как и сенатская, постепенно увеличившаяся в составе в течение XVIII и XIX вв., разделяющаяся на 6 отделений, из которых в каждом был обер-секретарь и секретари. Ведению Синода были предоставлены патриаршие приказы духовный, казенный и дворцовый, переименованные в синодальные, монастырский приказ, приказ церковных дел, канцелярия раскольнических дел и типографская контора; были учреждены тиунская контора в Петербурге, духовная дикастерия, канцелярия синодального правления, синодальная контора, приказ инквизиторских дел и канцелярия раскольнических дел в Москве. В конце XVIII в. синодальных учреждений было только три. В 1808 г. рядом с Синодом была учреждена комиссия духовных училищ, преобразованная в 1839 г. в духовно-учебное управление, замененное в 1867 г. духовно-учебным комитетом; в 1824 г. открыта в Тифлисе грузино-имеретинская синодальная контора; в 1824 г. в ведение обер-прокурора Святейшего Синода перешло по упразднении министерства духовных дел отделение дел греко-российского вероисповедания, вошедшее в 1839 г. в состав канцелярии обер-прокурора, учрежденной в 1836 г.; в 1833 г. учрежден хозяйственный комитет при Синоде, в состав которого вошел в 1838 г. контроль отделения духовных дел, переведенный из комиссии духовных училищ; в 1839 г. комитет преобразован в хозяйственное управление при Синоде; в 1867 г. контроль при Синоде поставлен отдельно от прочих учреждений; в 1884 г. учрежден при Синоде духовно-училищный совет для высшего заведования церковно-приходским училищами во всей России. В новейшее время существовали следующие Синодальные учреждения: канцелярия Синода, московская и грузино-имеретинская синодальные конторы, хозяйственное управление, контроль, духовно-учебный комитет, духовно-училищный совет, московская типографская контора и канцелярия Синодального обер-прокурора. Синодальным дворцовым приказом стал называться патриарший дворцовый приказ с учреждением Святого Синода. Находясь в ведении Синода, этот приказ был в известном подчинении и камер, и ревизион-коллегиям: ведомости о приходах посылались приказом в Синод и в камер-коллегию, но требования коллегии приказ исполнял не иначе, как с дозволения Синода; зато без указов коллегии, или ее "ассигнаций", приказ не мог производить расходов. В 1726 г. все вотчинные доходы были переданы в ведомство Синода, а потому прекратилась необходимости получать указы из камер-коллегии для производства расходов, хотя обязанность посылать счетные ведомости в коллегии и после этого продолжала существовать. С восстановлением монастырского приказа Синода дворцовый приказ стал в зависимость и от него; с преобразованием же в 1724 г. монастырского приказа в камер-контору при Синоде ей был подчинен и дворцовый приказ Синода. В феврале 1726 г. "велено дворцовый приказ отрешить от ведомства камер-конторы" и находиться ему введении московской канцелярии Святейшего Синода. С учреждением 26 сентября 1726 г. при Синоде "второго апартамента", названного "коллегиею экономии Синода правления", в ведение ее поступил и дворцовый приказ Синода. Так продолжалось дело до 1738 г. Вследствие накопления недоимок на крестьянах, состоявших в ведомстве "коллегии экономии Синода правления", указом 15 апреля 1738 г. велено было передать коллегию экономии в ведение сената; тогда же поступил в ведомство сената и дворцовый приказ Синода, а вместе с ним и Синод вотчины. "Так, - говорит М. Горчаков, - прекратил свое самостоятельное существование институт земельных владений высшей правительственной власти русской церкви". Польские Синоды появились одновременно с принятием христианства и первоначально происходили под председательством папских легатов. По сказаниям хроники, первый Синод был созван легатами Григория VII в 1075 г. Наряду с этими Синодами польское духовенство под руководительством гнезненских архиепископов составляло национальные Синоды. Первым из таких Синодов нельзя считать съезд при Казимире Справедливом в 1180 г.; это, собственно, был сейм: кроме епископов, в нем принимали участие князья и светские сановники, и постановления его касались не церкви, а дел государственных, для которых признано было только желательным покровительство церкви; форма обнародования постановлений заимствована была от Синода. Первым чисто польским Синодом был краковский, 1206-1207 гг., но о нем существуют только догадки. Со временем число польских Синодов возрастает; они смешиваются с "римскими", которые созываются польскими легатами. По мере того как разрастаются, в течение XIII в. интересы польской церкви, "римских" Синодов становится все меньше; наконец они совершенно прекращаются, и остаются только польские. Иногда здесь соединялись политические и церковные дела; вместе с духовенством присутствовали князья, воеводы, кастеляны, придворные чиновники, земская старшина. В эпоху распадения Польши на мелкие княжества эти Синоды были вместе с тем и большими сеймами, на которых, покончив с духовными делами, принимались за политические; в XIII в. они служили нравственным центром Польши и удержали в единении с ней даже те земли, которые совершенно отпали от династии и от государства. Синод 1233 г., состоявшийся в Серадзе - первый, акты которого дошли до нашего времени в целости. На Синоде в Калише (1357) впервые были собраны постановления предшествовавших Синодов и обнародованы в качестве действующего законодательства польской церкви. От эпохи Пястов дошли известия о 37 Синодах, из которых 16 происходили под председательством римских легатов, а 21 - гнезненских архиепископов. В начале царствования Ягайла был издан синодальный устав архиепископа Николая из Курова (1406), постановивший, чтобы периодически собирались не только провинциальные Синоды во всей Польше, но и епархиальные; первые созывал архиепископ, вторые - епископы епархиальные. Провинциальный Синод должен был собираться каждые три года, епархиальный - ежегодно. Второй (после Ярослава из Скотника, XIII в.) кодификатор польского церковного законодательства, Николай Тромба, обнародовал полный свод церковных законов на Синоде, созванном в Велюне и затем перенесенном в Калише (1420). После 1420 г. Синоды перестали собираться периодически. Ян Лаский составил третий свод церковного законодательства и обнародовал его на Синоде 1527 г. в Ленчицах. Он постановил, что Синоды должны собираться в Петрокове, Ленчицах или Ловиче; впоследствии синоды собирались в Варшаве и Гнезне. В эпоху Реформации Синоды собирались правильнее; бывали случаи, что архиепископ созывал провинциальный Синод не раз в три года, а ежегодно; в 1557 г. было даже два провинциальных Синода. В эту эпоху архиепископ Николай Дзерговский приступил к составлению четвертого свода церковных законов, а Станислав Карнковский составил пятый свод. В XVII в. Синод собираются реже; в 1630 г. издан шестой и последний свод церковных постановлений - "Constitutiones synodorum metropolitanae ecciesiae Gnesnensis etc." (переизданный в Кракове в 1761 г.). Единственный в XVIII в. и последний польский Синод созван был в Ловиче в 1720 г. История польских Синодов была мало исследована. Ставропольский занялся собиранием и составлением списка Синодов ("Epitome conciliorum tam generalium, quam provincialium", Рим, 1653). Гельцель (Helcel) составил самый подробный список Пястовских Синодов (в "Starodawnych prawa polskiego pomnikach", 1 т.); ксендз Ментлевич (Mętlewicz) описал ленчицкие Синоды (в "Pamiętniku moralnym"); о Синодах писал также Ябчинский. Синодальные постановления издали Гельцель и Губе ("Antiquissimae constitutiones synodales provinciae gnesnensis etc", СПб., 1856). Еще более скудные сведения сохранились о польских епархиальных Синодах. Последний епархиальный Синод состоялся на Жмуди в 1752 г.
Синонимы- слова близкого, смежного, почти одного значения. Процессу создания новых форм, новых, дифференцированных категорий в мысли соответствует в языке создание новых оттенков выражения - синонимов. Не всегда новый оттенок мысли получает и новое название; иногда он обозначается описательно или на чужом языке - и тогда синонима нет. Так, Пушкин, говоря "никто бы в ней найти не мог того, что модой самовластной в высоком лондонском кругу зовется vulgar", не мог передать в большем соответствии английское слово русским; впоследствии оно в русифицированной форме вульгарный вошло в русский язык и стало синонимом целого ряда близких русских слов: тривиальный, банальный, пошлый, избитый и т. п. Теоретики расходятся по вопросу о том, возможны ли в языке слова, совершенно тождественные по смыслу, но этот вопрос не существует для тех, кто знает, что слово в словаре, вне живой речи, не имеет вполне определенного значения. В обиходной речи, конечно, возможны случаи, когда говорящий употребляет тот или иной из синонимов без разбора, но не с этими исключительными случаями приходится считаться лексикологу. Важно, конечно, не то, что два слова обозначают одну и ту же вещь, еще единую в чьем-либо неразвитом сознании: важно то, что они выражают различное впечатление, производимое этой вещью. Если бы даже логическое разложение их смысла не дало никакой разницы между ними - их звуковая, ассоциативная, эмоциональная сторона действует различно и потому выражает различные оттенки значения. Такова, например, разница между однозначными элементами поэтического и прозаического языка. Если Пушкин нашел нужным сказать не "пальцами", а "перстами", то он, несомненно, вкладывал в этот архаизм оттенок настроения и мысли, которого он не видел в современном слове. В словаре поэта нет тождественных слов; нет их вообще нигде, где литературное произведение запечатлено эмоциональным характером. Они могут быть только в точной науке, где одно строго определенное явление может иметь два разных названия, два равноправных термина могут означать одну вещь. Различение синонимичных понятий, вообще не трудное для человека, хорошо владеющего языком, бывает очень не легко, когда приходится его формулировать, перевести из сферы смутного чутья, руководящего употреблением, в область ясных определений: очень часто человек, пользующийся в живой речи синонимом вполне правильно, не может сказать, какая разница в оттенках их смысла.
Синопсис(συνοψις, от греческих слов: συν - с и όπτω - смотрю) - в научной номенклатуре древних греков означало изложение в одном общем обзоре, в сжатой форме, без подробной аргументации и без детальных теоретических рассуждений, одного целого предмета или одной области знаний. Συνοπτικός (синоптиком) называли ученого, который одним общим взглядом обнимал в своем миросозерцании весь круг предметов, входящих в известную сферу. В последующие времена название синопсиса прежде всего присваивалось историческим сочинениям, в стройном рассказе излагавшим факты один за другим, отмечая тщательно их даты. Обычно синопсис как способ исторического изложения противопоставляли синтагме (σύνταγμα), по правилам которой содержащийся в сочинении материал располагался в порядке не только хронологическом, но и более или менее систематическом, хотя систематичность эта основывалась далеко не всегда на правильном органическом делении предмета, а обусловливалась нередко чисто внешней схемой, например порядком алфавита (энциклопедическим алфавитным порядком от А до Я, например, каноническая синтагма Матвея Властаря). От последующего момента развития исторического знания синопсис существенно разнится полным отсутствием прагматизма, т. е. разъяснения внутренней связи между событиями предыдущими и последующими, и каких бы то ни было элементов так называемой исторической критики. Типичным образцом культурно-исторического синопсиса служит Синопсис Иннокентия Гизеля, излагающий в сжатом виде и в хронологической последовательности факты русской история. У поляков некогда синопсисом называлось простое хронологическое собрание и изложение прав и правил, данных королями польскими русским людям, бывшим в польском подданстве. В византийской богословской литературе название синопсиса присваивается затем последовательному обозрению и изложению в сокращении целой группы предметов одного рода; таково, например, обозрение проповедей Златоуста на Писание Ветхого и Нового Завета или обозрение бесед святого Афанасия. Синопсисом называется и сокращенное изложение толкований святых отцов церкви, прототипом которых служит "Sacrae Scripturae cursus completus" Миня. Профессор M. A. Голубев называл синопсисом всю науку, носящую название "введения в Святое Писание", и свои собственные сочинения, как, например, толкование на первое послание к Коринфянам. "Киевский Синопсис" - это первый учебник по русской истории, вышел первым изданием в Киеве в 1674 г.; составление его приписывается Иннокентию Гизелю по хронике игумена Михайловского монастыря Феодосия Сафоновича. Синопсис пользовался большим распространением как в Киевской, так и в Московской Руси в течение всего XVIII в. и выдержал 25 изданий, из которых последние три были в XIX в. (по почину митрополита Евгения, в Киеве, 1823, 1826, 1861). Дмитрий Ростовский приложил синопсис к своей летописи, без изменений. Хроника Сафоновича, послужившая источником для синопсиса, была написана под влиянием польских историков, главным образом Стрыйковского. Сафонович, как и польские историки, отыскивает древние библейские или классические генеалогии народов и вводит в историю произвольное баснословие. Таким образом, в синопсисе были изложены древнейшие времена русского народа, о которых ничего не знает начальный летописец: по толкованию синопсиса, прародителем московских народов был Мосох, шестой сын Афета, внук Ноя; в русской истории действующим лицом оказывается Александр Македонский, который дал славянам грамоту, утверждавшую за ними их вольности и земли. С другой стороны, составитель синопсиса мало знает русскую летопись, а вместе с тем и события русской истории после татарского нашествия; о северо-восточной Руси автор синопсиса не знает почти ничего; вслед за рассказом о разорении Киева Батыем он говорит, например, о Мамаевом побоище. Будучи произведением южно-русским, синопсис сосредоточивал свой интерес на истории Киева, почти совсем обходя молчанием Владимир и Москву и передавая из событий после татарского нашествия только о таких, которые имели непосредственное отношение к Киеву: о судьбе киевской митрополии, о присоединении Киева к Литве и т. д. В первом издании синопсиса заканчивался присоединением Киева к Москве, а в следующих двух изданиях было добавлено о чигиринских походах. Из 110 глав первого издания первые 11 посвящены этнографическому введению, составленному исключительно по Стрыйковскому: в нем излагаются баснословные рассказы о происхождении славян и русских. В главах 12-74 излагается история Киева до татарского нашествия, при чем наиболее подробно изложено княжение Владимира (гл. 30-50) и крещение Руси, а также рассказ о Владимире Мономахе; здесь многое переделано составителем синопсиса по русским источникам. Главы 75-103 посвящены обширному изложению княжения Дмитрия Донского и Куликовской битвы и составлены главным образом по русским источникам. Пройдены молчанием целые царствования, например, Иоанна III, Иоанна IV; умалчивается о покорении Новгорода, об исправлении богослужебных книг при Никоне и т. п. Все это объясняется киевским происхождением синопсиса, который писался для Малороссии. В Москве он имел успех потому, что был в свое время единственной учебной книгой по русской истории. Прибавление к Киевскому синопсису содержит "росписи великих князей, царей и императоров всероссийских, польских великих князей и королей, литовских великих князей, удельных российских князей, митрополитов киевских и всея России, малороссийских гетманов, наместников и князей, воевод литовских, польских и российских, генерал-губернаторов, губернаторов, польских кастелянов и комендантов российских, начальствовавших в Киеве с 1320 г., а также монголо-татарских великих ханов и удельных крымских".
Синтагма (συν - со и ταγμα, приказание, полк в стройном порядке, от τασσω - привожу в порядок) - название или заглавие сочинения, дающего систематическое обозрение предметов одной научной или практической области. Знаменитейшая "алфавитная синтагма - свод всех предметов, содержащихся в священных канонах" составлена в XIV в. монахом константинопольским Матвеем Властарем. "Синтагмой" называлась некоторыми учеными в древнегреческой политической комедии первого периода (Аристофана) ее главная часть, в которой излагается ее основная мысль; она соответствует катастрофе (т. е. полному изменению драматической ситуации) в трагедии и в более поздней комедии. Размером своим синтагма отличается от прочих частей комедии и всегда написана тетраметрами. Из дошедших 11 комедий Аристофана 8 сохранили свои синтагмы до сих пор, а о трех остальных также имеются основания предполагать, что синтагма в них существовали. По содержанию в синтагмах преобладает серьезный элемент, так что даже места очевидно шуточного содержания произносятся серьезным тоном. Действующие лица в синтагмах следующие: обвинитель и обвиняемый - точнее, оба противника; судья; шут; хор. Все стихи серьезного содержания, относящиеся к самой сущности спора, были произносимы двумя противниками; все стихи шуточного содержания произносились третьим лицом; хор принимал участие лишь в строфах и вступительных двустишиях к синтагме. Необходимыми действующими лицами являются лишь противники; вообще число актеров в синтагме не превышает трех, судья и шут часто соединены в одной роли. В полной синтагме имеется девять существенных частей: просинтагма, ода, вступительное двустишие, синтагма, пнигос, антода, вступительное двустишие, антисинтагма и антипнигос, и три случайные части: мезод, телеосинтагмическое четверостишие и эписинтагмий. Просинтагма необходима для мотивирования ситуации и для определения условий спора; в одах хор выражает свое сочувствие тому или другому противнику; в двустишиях он дает знак к открытию спора, который составляет содержание синтагм и пнигосов. В мезодах нетерпеливые противники прерывают песню хора; в эписинтагмии они продолжают перебраниваться даже после официального прекращения спора; телеосинтагмическое четверостишие имеет содержанием приговор судьи или хора. В аттической комедии синтагма является одной из необходимых частей, наряду с пародом и парабазой.
Синьор(итал. signore) - господин, повелитель; синьора - госпожа; синьорина - просто девица. "Cuньоpия" употребляется преимущественно в обращениях (vostra signoria); в Венеции это имя носило управление дожа, во Флоренции - правительственный совет, в котором заседали представители цехов и гонфалоньеры.
Синяя борода(Raoul, chevalier Barbe-Bleue) - это герой страшного французского рассказа, умертвивший шесть своих жен одну за другой за то, что они вопреки его запрету открывали в его отсутствии его тайный кабинет, служивший ареной его убийств, при чем в ужасе они роняли золотой ключик на пол, обагренный кровью. Седьмая жена была в решительную минуту спасена своими тремя братьями. Это повествование впервые было напечатано у Перро (1697 г.). Оно послужило Гретри сюжетом для его оперы "Raoul" (Париж, 1789), Тику - для его "Phantasas", Оффенбаху - для его карикатурной оперетки (1866). Сказание, имеет, скорее всего, фактическую подкладку в истории казненного в 1440 г. Жиля де Реца.
Сионская весть (или секта десного братства, или еговисты) - секта, появившаяся в 50-х годах XIX столетия в округе Гороблагодатских заводов в Пермской губернии. Сионской вестией эта секта была названа по ее символической книге, в которой изложены основы ее учения. Основателем секты был некий штабс-капитан артиллерии Николай Созонтович Ильин, человек очень даровитый и образованный; официально он значился сыном солдата, но сам называл себя незаконнорожденным сыном какого-то шведского генерала Паткуля. Первоначальное воспитание Ильин получил православное, но потом, хотя и не надолго, отдан был в иезуитский коллегиум в Полоцке. В 1832 г. он поступил в военную службу, где скоро обратил на себя внимание начальства, особенно когда в 1841 г. издал руководство по морской артиллерии. Ильин любил читать книги духовного содержания; занимаясь, между прочим, чтением "Маяка" и "Сионского вестника", он мало-помалу стал впадать в мистицизм. О влиянии на него некоторых статей "Маяка" сам Ильин писал редактору, что "он не в силах удержать порыв своего восторга и скрыть чувство искренней признательности перед тружениками истинно благих и достохвальных произведений". В 1842 г. Ильин напечатал в "Маяке": "К пополнению житницы истинного просвещения первое зерно человеческого знания", "Умовый (т. е. теоретический) взгляд на общую азбуку в природе человека". Задача этого сочинения состояла в соединении всех одним языком, общей азбукой. В предисловии автор рекомендует соединение науки с верой. Уже в то время, когда он писал "азбуку", он, по собственным его словам, начал утверждаться в новом своем учении, в котором дал обширное значение "внутренним явлениям, видениям, восхищениям, откровениям, снам, гласам" и т. п. Желая объединить все человечество не только одним общим языком, но и одной верой, Ильин видел в этом свое призвание. Он уверял, что в 1843 г. ему было откровение во сне о сущности христианства, которое будто бы состоит в одной только любви. При таком психическом состоянии, не разрывая еще окончательно связи с церковью, Ильин был переведен в Оренбург, а потом в Екатеринбург. Здесь в 1846 г. он начал сильно нападать на православие. Поселившись в Баранчинском заводе, он нашел последователей, с которыми и сочинил свод своего учения под названием "Сионской вести". Первыми прозелитами новой секты были его родные, друзья и родные его друзей. Затем он задумал склонить в свою секту всех беспоповцев, как таких сектантов, которые, будучи лишены церковно-иерархического авторитета, более податливы к восприятию новых учений. За открытую пропаганду своего лжеучения Ильин был арестован и сослан по суду, вместе с некоторыми из своих последователей, в Соловецкий монастырь. И здесь он писал новые сочинения и пытался их распространить при содействии одного караульного солдата, своего единомышленника; вследствие этого его заключили в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь. Последние дни своей жизни Ильин провел в Митаве, где и умер в 1890 г. Учение его представляет смесь духоборческого мистицизма, грубого материализма, рационалистического еврейства, каббалы, противообщественных понятий и какой-то фантастической всеобщей братской любви. Сочинения Ильина, написанные прозой и спутанными стихами, почитались его последователями как некое новое евангелие. В основу своего учения Ильин положил Апокалипсис, толкуемый им по-своему. Он отвергает почитание святых и мощей, авторитет церкви и даже апостолов. Он заповедует своим последователям: "Ни церквей, ни алтарей не создавать. А на всяком месте Бога прославлять. Ни обрядов, ни попов не сочинять; Всяк свою мысль должен Богу выражать. Ибо каждый брат есть царь и иерей". Ильиным составлены были "Вечерня", "Обедня", "Догмат (или, вернее, обряд) покаяния без духовника", "Молитва пред обедом и молитва после обеда". Существенные части установленного им культа: пение гимнов, музыка, коленопреклонения и земные поклоны, молитвенные обращения к Богу, взаимные благожелания и благословения. Он заповедует праздновать субботу, установляет обрезание, запрещает употреблять в пищу свинину, но вместе с тем называет евреев "сонмищем сатаниным". Конечные его чаяния заключаются в чувственном тысячелетнем царстве на земле, в Иерусалиме. В настоящее время происходит как бы духовное, невидимое разделение всех на десных и ошуйных (т. е. не принадлежащих к "десным", как называли сами себя сектанты). Когда приблизится тысячелетнее царство Христово - израильское, тогда Господь начнет и видимо соединять и собирать христиан на две стороны; а когда совершится конечное отделение на десную и ошуйную, видимо и пред глазами всех, тогда первые возлягут в благодатном царствии с Авраамом, Исааком, Иаковом, с пророками, апостолами и мучениками. В этом царстве в новом Иepyсалиме будут рощи, сады, обилие плодов, золота, серебра, не будет ни наук, ни школ, ни властей, ни судей, а все будут равны, братствены и святы.
Сирийские- так называются монеты, чеканившиеся царями Сирии из династии Селевкидов после утверждения на престоле основателя династии, Селевка I Никатора (306 г. до Р. Х.). Селевк был одним из первых царей древности, поместивших свой портрет на монете. Все его преемники следовали его примеру, благодаря которому сирийские монеты сохранили портреты всех царей рода Селевкидов. Обычный культурно-исторический тип таких серебряных монет - портрет царя, выбивающего монету, на лицевой стороне и Аполлон, сидящий на омфале, на оборотной. Последний тип избран был Селевкидами вследствие предания о происхождении их от Аполлона. Реже встречаются Зевс Громовержец (Антиох II), Аполлон, опирающийся на треножник (Селевк II), слон (Антиох III), Зевс Никефор (Александр I, Антиох IV и V), Аполлон Китаред (Антиох IV), Тихе (Димитрий I), македонская каска (Трифон) и иные культурно-исторические типы. Известны также типы царей, изображающие их портреты рядом с портретом матери (Антиох VIII и Клеопатра Феа) или жены (Димитрий I и Лаодика, Александр I и Клеопатра Феа). Только в одном случае встречается портрет одной царицы (Клеопатра Феа). Культурно-исторические типы медных монет чрезвычайно разнообразны. На лицевой их стороне портрет царя очень часто отсутствует. Золотые монеты чеканились как исключение и в обращении едва ли были. Известны золотые Селевков I и II, Антиохов I и III, Димитрия I и Александров I и II. Монетная система, по которой выбивались сирийские монеты, была аттическая, с монетной единицей - драхмой в 4 гр. 25 ц. весом. Чаще всего выбивались тетрадрахмы (4 драхмы) и драхмы из серебра. Медь также чеканилась по системе, принятой в Афинах. Одна лепта по ценности равнялась 1/7 халька, а хальк - 1/8 обола серебра, равного 1/6 драхмы. Последний Селевкид, выбивавший тетрадрахмы, был Антиох XII. Антиоху XIII приписывают только медные монеты, да и то предположительно. Сирийские монеты дают много указаний по хронологии Селевкидов, так как обычно они датированы по эре Селевкидов (312 г. до Р. Х.).
Сиротские (или детские дома)- уже в глубокой древности встречаются указания на то, что государство принимало известные меры для ухода за сиротами павших воинов. При римских императорах Траяне, Антонинах и Александре Севере существовали особые учреждения для попечения о сиротах. Христианство предписывало заботиться о сиротах; впоследствии забота о покинутых сиротах, как и вообще о бедных, перешла главным образом к монастырям. Собственно сиротские дома, в которых сиротам доставлялось бы воспитание и образование, начинают возникать в XVI в. в нидерландских и немецких городах (в Амстердаме в 1520 г., в Аугсбурге в 1572 г. и т. д.). Миланский архиепископ Карл Борромео (умерший в 1584) и Винцент де-Поль (1660) дали новый толчок к организации попечения о сиротах при посредстве монашеских орденов. Учрежденный Франке в 1698 г. сиротский дом в Галле послужил образцом для целого ряда открытых в Германии в XVIII в. детских домов. В это же время возник спор о преимуществах воспитания сирот в частных семействах сравнительно с воспитанием их в сиротских домах. В конце XVIII в. вследствие сильных нападок на сиротские дома многие из них в Германии были уничтожены, но затем стали вновь учреждаться; помещение сирот в частные семейства не всегда оказывалось возможным. Заслуживает упоминания попытка Фелленберга воспитывать сирот таким образом, чтобы они уже при школьных занятиях, посредством земледельческих работ (в устроенной им Гофвильской колонии), окупали издержки и приобретали самостоятельность; эта попытка вызвала подражания, не всегда удачные. В 1885 г. в Пруссии существовало 396 сиротских домов с 18827 питомцами, из которых круглых сирот было 12344 (4140 до 10 лет, 8204 свыше 10 лет). В Англии сироты, которые не могли быть помещены в частные семейства, находили призрение в работных домах. Во Франции имелись сиротские дома, содержимые как на счет общин и департаментов, так и на счет правительства. В России правительство начало заботиться о надлежащем призрении сирот лишь при Екатерине II: предшествующие распоряжения Петра I, поручавшего это дело магистратам, не осуществились на практике. С учреждением приказов общественного призрения в 1775 г. им предписывалось устраивать сиротские дома. Не все приказы, однако, исполнили это предписание; в 1857 г. в ведении приказов были 21 сиротский дом. Сиротские дома действовали на основании положения 1836 г. Они имели целью призреть сирот и затем пристроить их помещением в учебные заведения либо на службу, на фабрики, на заводы или к частным лицам для научения ремеслам, торговым и другим полезным занятиям. В сиротские дома принимались сироты обоего пола в возрасте от 7 до 11 лет, дети местных купцов, мещан, цеховых и т. п., оставшиеся после родителей в положении, требующем призрения, и сироты чиновников и канцелярских служителей, которые по бедности своей не могли поместить детей своих в учебные заведения; кроме того, в сиротских домах могут приниматься на счет обществ или родственников пансионеры всех состояний. Содержащиеся в сиротских домах дети обучались или в самих сиротских домах, или в учебных заведениях, находящихся вблизи. Все сироты воспитывались в сиротских домах до двенадцатилетнего возраста, после чего они распределялись вне сиротского дома соответственно происхождению и полу, а также соответственно способностям и склонностям. Во главе сиротского дома стоял почетный попечитель и городской голова. С открытием земских учреждений к ним перешла обязанность принимать меры призрения сирот; им же были переданы от приказов общественного призрения сиротского дома. Кроме земских сиротских домов, в России действовали на широких основаниях устроенные сиротские дома: в Петербурге - Николаевский сиротский институт с Александринским сиротским домом, сиротский дом Белоградского для детей штаб и обер-офицеров, дом призрения сирот нижних почтовых служителей; в Москве - сиротский дом, состоящий в ведении Попечительного совета, Николаевский сиротский институт, Набилковский дом призрения сирот, частный Варваринский сиротский дом Лобковых, дом воспитания сирот убитых воинов; в Гатчине - Николаевский сиротский институт; в Саратове - учебно-заработный детский дом, имеющий значение приюта для приходящих детей; в Либаве - общество для призрения сирот; в Ревеле - сиротский дом Мартина Лютера; в Симферополе - сиротский дом Фабра, с ремесленной школой; в Одессе - дом призрения сирот и другие. Сироты воспитывались также в школах, находящихся в ведении Человеколюбивого общества. Наконец, множество сирот находило призрение в сиротских отделениях детских приютов (детских домах). В советское время развилась широкая сеть детских домов и яслей, пополнявшиеся даже насильственным отнятием детей у их родителей или родственников.
Сисситии(τά συσσίτια) - у древних греков это общественные трапезы, общественные кушания в общих собраниях, происхождение которых связано, вероятно, с господством патриархального строя. Кроме сисситий, существовавших в Спарте и на Крите, были сиссития у мегарян во время Феогнида, в Коринфе при Периандре, в Афинах; по свидетельству Аристотеля, сисситии существовали также у энотрийцев на юге Италии и у карфагенян. Установление сисситий в Спарте приписывается Ликургу, на Крите - Миносу, хотя, вероятно, пелопоннесские колонисты, заселившие остров Крит, уже нашли там этот обычай установившимся. У критян сисситиями назывались άνδρεϊα или άνδρια, что указывает на то, что к общественным столам допускались одни мужчины: женщины и малолетние дети получали довольствие из тех же запасов, что и мужчины, но принимали пищу у себя на дому. Столовые общества (έταιρεϊαι) составлялись первоначально из родичей и членов одного дома; позднее доступ в них был разрешен всем, кого остальные участники соглашались принять в свою среду. Сисситии устраивались в особых залах, называвшихся на Крите также άνδρεϊα. Помимо столов для граждан, были два особых стола для иноземных гостей и один в честь Зевса гостеприимца (Ζεύς ξένιος), быть может, для возлияний и жертвоприношений. Сисситии критян отличались простотой; участвовавшие в сисситиях всегда сидели за столами, даже в позднейшие времена, когда обычай возлежания был введен в Спарте. Прием пищи начинался молитвой и возлияниями. Каждый гражданин получал одинаковую долю пищи, за исключением почетных гостей и архонта, или "распорядителя столов". Последний получал четыре порции: одну - как обычный гражданин, другую - как председатель, третью - за помещение, четвертую - за обстановку, из чего видно, что забота о помещении и обстановке лежала на начальнике города. За порядком при раздаче пищи наблюдала женщина из свободнорожденных, имевшая в своем распоряжении трех или четырех помощниц; каждая из них имела в свою очередь двух подручных служанок. Прежде всего подавали чужеземцам; затем лучшие порции предоставлялись наиболее выдающимся из граждан. На каждом столе стояли кратеры со смешанным вином, которое пили с большой умеренностью. До достижения 18-летнего возраста мальчики сопровождали своих отцов на общественные обеды и прислуживали им за столом; они сидели на низеньких скамьях возле отцов и получали половинную порцию. Пищу с общественных столов получали также сироты. Во время обеда господствовало оживление, поддерживавшееся музыкой и пением. Расходы на общественные столы в большинстве критских городов покрывались из податей и доходов от общественных земель. По Аристотелю, каждый получал свою долю из государственных доходов и уже сам вносил свою часть за пользование сисситиями. Спартанские сисситии назывались первоначально также άνδρεϊα, позднее φιδίτια, и отличались от критских тем, что расходы падали на участников. Участники разделялись на группы по 15 человек в каждой, при чем для заполнения вакансий требовалось единодушное согласие. Присутствие за общественным столом для участников было обязательно; отсутствие допускалось лишь в особо важных случаях. Главными блюдами спартанских сисситий были черный суп со свининой, дичь и плоды. Устройством сисситий в Спарте заведовал полемарх. Сисситии способствовали сближению граждан и развитию чувства национального единства. В Спарте члены сисситий, составлявшие одну группу за столом, не раз соединялись друг с другом и на поле битвы, входя в одни и те же подразделения войска. Характер сисситий был аристократический, хотя все участники их были равны. С упадком общественной нравственности в Спарте стала исчезать и простота сиссития.
Сказки- словесные произведения чаще повествовательного характера, почти исключительно прозаические, созданные иногда в видах развлечения, иногда с дидактической целью, но большей частью без всякой цели, как естественное выражение словесной или литературной потребности. Сказки - это органическое явление народной психики. Они рассеяны по всей земле, у всех народов. Разнообразие сказок обусловлено не столько обилием мотивов, которых насчитано приблизительно до 400, сколько различными их комбинациями. Сказки существуют с незапамятной древности. В старое время ими пользовались, не задаваясь вопросами об их происхождении и литературной истории, как занимательными или поучительными рассказами. Интеллигенцию они занимают лишь в художественной обработке (повести Л. Толстого, Квитки, Стороженка), а в простом виде обращаются в низших слоях населения, преимущественно среди старых и малых; большую ценность они имеют для специалистов по фольклору. В старое время сказки и сказочники были одинаково популярны на всех ступенях общественного бытия, от крестьянских хат до царских дворцов. В начале XIX столетия был поставлен вопрос о происхождении сказок, вызвавший много исследований и вполне не разрешенный. Сначала высказывались по этому вопросу лишь филологи; затем о нем с разных сторон трактуют историки культуры, антропологи и этнографы. Всеми признано большое сходство сказочных мотивов у разных народов, но причины этого сходства объясняются различно. Самая ранняя теория - мифологическая была выдвинута братьями Гриммами; в России представителями ее были Афанасьев, Миллер, Потебня, отчасти Буслаев (в ранних трудах). Сходство сказочных мотивов она объясняла общими всем индоевропейским народам в древности религиозно-мифическими представлениями. С этой точки зрения сказки - обломки древнего арийского эпоса о солнце, месяце, громе. Накопление новых этнографических материалов, лучшее знакомство с старинными литературами, ознакомление со сказками народов Африки, Америки и Австралии открыло сходство там, где его ранее не подозревали, обнаружило много связей между памятниками устной словесности и письменности и сильно подорвало мифическую теорию. В действительности для мифологии, за позднейшим выделением литературных и бытовых воздействий, осталось очень мало сказки, и научное движение в этом направлении почти совсем прекратилось. Взамен выдвинулась теория литературного заимствования, оказавшаяся гораздо более плодотворной в научном отношении. Основателем и главным представителем этой теории в Германии считается Бенфей; за ним последовали Либрехт, Р. Келлер, во Франции Коскен, в Англии Клаустон, в России акад. А. Н. Веселовский, В. Миллер, в Чехии Поливка и Зибрт, в Болгарии Шишманов, Матов и Драгоманов. Выдающееся положение по колоссальной эрудиции и широте взгляда занимают труды русского ученого Александра Ник. Веселовского. Теория заимствования первоначально выдвинула Индию как единственный источник С., но затем стали возникать сомнения, а с открытием древнеегипетской С. о двух братьях было признано, что и помимо Индии, в других древних странах, возникали С. и затем переходили от народа к народу путем устной или письменной передачи. Индия сохраняет первенствующее значение по обилию сказочных мотивов в таких ее письменных памятниках (главным образом в Панчатантре), которые получили очень широкое распространение у персов, арабов и европейских народов, особенно в средневековых литературных памятниках - "Соnde Lucanor", "Gesta Romanorum", "Speculum Majus", "Disciplina clericalis" и др. Одни ученые (Бенфей) выдвигают на первый план индийскую письменность - сборники Панчатантра, Чукасаптати и пр., другие (Коскен) - устную передачу индийских основных версий. Веселовский, наряду с индийскими источниками (легенды о Соломоне и Китоврасе), указывает древнеклассические, византийские и даже туранские документы. Третья научная теория, антропологическая, выдвинутая английским ученым Лангом, допускает самостоятельное зарождение одинаковых сказочных мотивов при известных условиях быта. Теория самозарождения не лишена основания; некоторые сказки простейшего психологического свойства могут быть удовлетворительно объяснены ею, но далеко не все. Мнения Ланга встретили много возражений, и Ланг в последующих своих сочинениях (после главного: "Myth, ritual and religion", 1887) многим поступился в пользу господствующей теории литературного заимствования. Научное изучение сказок стало важно ввиду того, что сказки тесным образом переплетается с другими родами произведений (новеллы, повести, романы, фацеции, анекдоты, фаблио, былины, героические песни, даже лирика, например, свадебные песни и колядки). Во многих случаях нельзя отделить сказки от новелл, повестей и анекдотов. Многие средневековые романы и фаблио, многие русские былины представляют лишь переделку сказок или состоят из подбора сказочных мотивов. В силу этого сказки в настоящее время привлекают к себе внимание многих ученых; научная литература о них очень велика и с каждым годом увеличивается. Особенно богат тот отдел, который трактует о сказках-легендах и сказках-новеллах индийского происхождения, например, сказки о Соломоне и Китоврасе (Морольфе-Мерлине), о Варлааме и Иосафе, о Шемякином суде, о семи мудрецах, о неверной и коварной жене (матроне Ефесской, Петрония), о Стефаните и Ихнилате. Об одном Варлааме и Иосафе имеются большие и ценные исследования Либрехта, Кирпичникова, Веселовского, Франко, Новаковича, Куна, Браунгольца и др., о семи мудрецах - Остерлея, Ландау, Пыпина, Веселовского, Мурко и др. Особое место занимают важные в литературном отношении древнеегипетские сказки, в особенности относимая к XIV в. до Р. Х. сказка о двух братьях, открытая в 1852 г. Жена старшего брата, не успев склонить к любви младшего, оклеветала его перед мужем в насилии, и когда муж хотел его убить, то он бежал в "долину акации" (должно быть - страна блаженных) и здесь последовали его превращения в быка, дерево и царя. Древнеегипетские сказки изданы впервые во французском переводе с предисловием Масперо ("Les contes populaires de l'Egypte ancienne", 1889). Греко-римские сказки, сохраненные классическими писателями, также вызвали в новое время много сравнительно-литературных исследований, например, сказки об Эдипе (исследование Драгоманова, Фрейда и Грабовского), Орфее (Масса), Персее (Гартланда), Амуре и Психее (Коскена), Полифеме (В. Миллера), Мидасе (Цишевского), матроне ефесской (Либрехта, Веселовского) и др. Многие сказки разработаны в монографиях по историко-сравнительному методу, например, сказки о миротворении (обработка Веселовского и Драгоманова), о Леноре, мертвом брате или женихе (у Созоновича и особенно подробно у Шишманова), Мадее или кающемся грешнике (Карловича в "Wisła"), о рыбаке и рыбке (Поливки и Сумцова), о лисице и волке (Колмачевского, Крона), о мышке, вороне и зайце (Сумцова), о Сандрильоне или Попелюге (огромное исследование Кокса, 350 вариантов; предисловие Ланга), о колдуне или знахаре по неволе (doctor Wszystkewiedy Поливки в "Wisła"), о Марке богатом (Сумцова), о женихе разбойнике (его же), о подмене невесты (Арферта), об абдеритах, пошехонцах и прочих (Клоустона и Сумцова), о Фаусте, Вечном жиде (Веселовского, Рутцмана и др.), Аполлонии Тирском (Веселовского, Зингера), о вавилонском царстве (Веселовского, Жданова) и много других. Наряду с народными сказками, уже в глубокой древности появляются записанные художественные сказки, которые, как и народные сказки, из литературы одного народа переходили в литературу другого благодаря переводам и подражаниям. Древнейшая из известных написанных сказок принадлежит Египту и относится к XIV в. до Р. Х.: это - сказка о двух братьях, мотив которой повторяется в библейской истории о Иосифе Прекрасном и жене Пентефрия, в рассказе о Беллерофонте и Антее (в Илиаде), в Панчатантре, а также во французских, итальянских, немецких, венгерских, русских и других славянских, румынских, абиссинских, индийских сказках. Многие другие сюжеты сказок различных народов также оказываются заимствованными у египтян. После Египта наиболее старинные письменные сборники сказок появляются в Индии: таковы Панчатантра, Магабхарата, Калила и Димна (перевод Панчатантры на пехлевийский и иные языки). Впоследствии Панчатантра проникла в литературы всех народов. Подобное же распространение имел сборник сказок Сукасантати (70 сказок попугая), который, будучи переведен на персидский язык под названием "Тути-Намех" (книга попугая), перешел из Персии к арабам, а от них распространился по Азии, Африке, Италии, Испании и т. д. Даже христианская легенда была вовлечена в общелитературное движение; так, например, житие святых Варлаама и Иоасафа, заключающее в себе множество притч и сказок, является лишь измененным рассказом о жизни Будды. Индийский сборник сказок под названием "Синдабадова книга", или "Книга семи мудрецов", переведен на персидский, арабский, еврейский, сирийский, греческий, латинский, романский языки. На Востоке же возник сборник сказок "Тысячи и одной ночи", перешедший из Персии в Турцию. В сборнике китайских сказок "Шан-Хои-Кинг", восходящем к XXII в. до Р. Х., встречаются эпизоды, очень схожие с индийскими и европейскими сказками. Из писателей древнего классического мира Геродот очень часто приводит сказки, преимущественно заимствованные у египтян; Плутарх в своих рассказах дает больше сказок, чем исторического изложения; Лукиан сочинял философские сказки. У римлян сказки писали Диодор Сицилийский и Апулей (сказки о золотом осле). В средние века первоначально появились сборники народных сказок, как "Mirabilia urbis Romae", "Gesta Romanorum", "Disciplina clericalis" (сборник сказок, заимствованных из Талмуда) и др. Художественные сказки вновь появляются в XIV в. в Италии: первый такой сборник "Cento novelle antiche"; за ним следует "Декамерон" Боккачио, который вызвал за собой целый ряд подражателей в XV и XVI в.; из них Страпареле, Парабоско, Вазиле первые стали сочинять сказки о феях. Во Франции сказки образовались из фаблио. К середине XV в. относятся "Cent Nouvelles nouvelles"; в XVI в. появляются "Гептамерон" Маргариты Наваррской, сказки Деприера, Николая де Труа, Рабле, Этьена и др.; эти бойкие, смелые и остроумные сказки особенно сильно бичуют духовенство и монашество. Сказки, появлявшиеся во Франции в XVII в., стоят значительно ниже по достоинству и представляют лишь сборники анекдотов, остроумных изречений и т. п. Значение и внешний блеск были возвращены сказкам Лафонтеном. В конце XVII в. появляются знаменитые сказки Перро ("Contes de ma mиre l'Оуе"), вызвавшие появление целого ряда подражателей. В XVIII в. явились во Франции и такие сказки, которые служили лишь удобными рамками для галантных рассказов об эротических похождениях: таковы сказки Кребильона, Дора, Пирона, Дюкло и др. Дидро и Вольтер писали философские сказки, представлявшие собой сатиры нравов и антирелигиозные памфлеты. Мармонтель выступил с нравоучительными сказками, которые также вызвали подражание (Беркен, Жанлис и др.). Французским писателям XIX в. также принадлежит ряд сказок; так, сказки писали Бальзак (Contes drфlatiques), A. Сильвестр (Contes grassouillets и др.), Жорж Занд (Contes d'une grand' mиre), A. Франс, Мюссе, Ф. Коппе, Доде, Мопассан, Лабулэ (политические и сатирические сказки) и др.; в большинстве случаев эти сказки являются скорее повестями. В Германии сборники сказок появляются с XVI в. Сказки писали Гагендорн, Геснер, Виланд, Пфефель, Гофман (фантастические сказки), А. Лафонтен, Гете, Тик, Шамиссо, Гауф, Леандр (Фолькманн), Фуке, К. Брентано и др. К числу авторов художественных сказок принадлежат: Асбьернсон (норвежские сказки), Кармен Сильва (румынские), Захер-Мазох (еврейские и мало-русские сказки), Андерсен (датские), Топедиус (шведские) и др. По-английски писали С. Чосер, Драйден, Прайер, Диккенс (рождественские сказки), Эдгар Поэ (фантастические сказки и др.), Уйда. В России литературные сказки появляются начиная с XVIII в.: первые сказки в народном духе принадлежат талантливому писателю Чулкову, в сборнике которого "Русская сказка" (М., 1780-1783) содержатся отчасти пересказы народных сказок, отчасти сказки, сочиненные Чулковым. Чулков же сочинил "Пересмешник, или Славянские сказки " (М., 1783-1785). Эти сочинения пользовались большим успехом и выдержали несколько изданий. В подражание Чулкову появились сочинениям: Попова "Вечерние часы или древние сказки славян древлянских" (М., 1787-1788) и "Повествователь русских сказок" (М., 1787), а также "Бабушкины сказки" Друковцова (М., 1778) - сборник бессмысленных анекдотов. Позже сочиняли сказки Хемницер, Екатерина II (аллегорические сказки о царевиче Февее и царевиче Хлоре), Дмитриев (Модная жена. Воздушная причудница), Жуковский (сказки в подражание народным: Спящая царевна, Война мышей и лягушек, О царе Берендее, Об Иване царевиче и сером волке, Кот в сапогах и др.), Пушкин (О золотом петушке, О мертвой царевне, О попе и его работнике, О рыбаке и рыбке, О царе Салтане и др.), Лермонтов (Ашик-Кериб, сказки для детей и др.), Даль (сказки казака Луганского), Марко Вовчок, Щедрин (сатирические сказки), Гаршин и др. В 1894 г. Ф. Ф. Павленков начал издавать, под ред. Б. Д. Порозовской, "Сказочную библиотеку" (вышло более сотни книжек), в состав которой вошли прекрасно подобранные сказки, как народные разных стран, так и художественные (Андерсена, Гауфа, Жорж-Занд, Кармен-Сильвы, Лабудэ) и др.
Скакуны- секта, впервые ставшаяся известной в России в двадцатых годах 19 столетия. Первоначально она появилась среди крестьян лютеранского вероисповедания в селе Ропше Петергофского уезда Петербургской губернии, оттуда вскоре перешла в Петербургский, Ямбургский и Царскосельский уезды, а впоследствии проникла и в Гдовский. О происхождении этой секты существуют два различные мнения: одни утверждают, что секта скакунов занесена была в Россию из Финляндии нарочно приезжавшими с этой целью учителями; по мнению других, эта секта является отголоском и результатом известного учения Татариновой и ее сподвижника, тайного советника Попова. Хотя сектанты - по большей части чухны, но они привлекали в свою секту и русских крестьян, особенно женщин. Скакуны совершенно отвергали брак. Опираясь на некоторые события Священного Писания (сожительство Лота с дочерьми, 300 жен и столько же наложниц царя Соломона), они не признавали брака и хотя для отклонения от себя подозрений вступали в брак, но семейной жизни всячески избегали. Молитвенные собрания скакунов обычно сопровождались радениями, которые происходили следующим образом. Главный наставник, стоя в середине, в белой одежде, читал молитвы на чухонском языке обыкновенным голосом, переходящим постепенно в веселый напев. Слушатели вторили ему. Когда он замечал, что торжественность напева достаточно подействовала на присутствующих, то начинал слегка привскакивать. Слушатели и в этом подражали ему; восторг постепенно увеличивался, рос все больше, выражаясь возможно высокими скачками и прыжками. Иные доходили до исступления, скакали на четвереньках и кричали почти диким голосом. Скакали всегда попарно, мужчина с женщиной, взявшись за руки, большей частью по предварительному согласию, и когда уже сильно уставали и наставник объявлял, что он слышит в себе пение ангелов, то на том же месте ложились отдыхать, причем, по показаниям некоторых исследователей, часто впадали в распутство. Скакуны не употребляли спиртных напитков, не ели мяса и вообще были очень воздержаны в пище. Лица у них были бледные и осунувшиеся, так что ревностного скакуна всегда можно было узнать с первого взгляда. Они носили одноцветную - белую, синюю или черную - одежду. Девушки подстригали волосы и не носили ни серег, ни бус, а замужние - и головных повязок.
Скальпирование-индейское сдирание кожи с головы раненых или убитых врагов; практиковалось местными племенами Северной Америки; сдернутая кожа (скальп) сохранялась в качестве победного трофея. Для скальпирования индейцы обматывали волосы врага вокруг левой руки и, сделав несколько надрезов, сдирали туго натянутую кожу. Скальпирование редко не влекло за собой мучительного смертельного исхода.
Скарабей(от греч. σκαραβος - жук) - название распространенной в Древнем Египте фигурки священного жука (atenchus sacer) из камня или глазированной глины, служившнй амулетом, печатью, медалью. В качестве амулетов скарабеи считались средством получения бессмертия благодаря этимологии своего названия (жук по-египетски "хепру", а хепру также значит "быть, существовать"). Скарабеи носились живыми и клались в гроб мертвым. Послание получали также особые скарабеи больших размеров, которые влагались внутрь мумии вместо вынутого сердца; на обратной стороне их писались магические тексты, особенно 30 глава Книги Мертвых, убеждавшая сердце не свидетельствовать против покойного на загробном суде. Скарабеи часто изображают как тело жука без лапок, еще чаще - только верхнюю его часть; нижняя представляет гладкий овал, на котором вырезались имена или изображения богов, священных эмблем и т. п. Скарабеи с именами частных лиц служили большей частью печатями. Наконец, существовали большие скарабеи, на плоской стороне которых цари помещали надписи о выдающихся событиях своей жизни; подобные культово-исторические скарабеи дошли до нашего времени в значительном количестве от Аменготепа III, отмечавшего на них свои царские охоты и брачные союзы. Скарабеи с именами царей имеют важное значение для датировки и для суждения об относительной популярности и продолжительности царствования. Иногда на скарабеи помещались изображения, а также небольшие надписи нравоучительного характера. В Древнем царстве скарабеи не были, в особом употреблении; все известные экземпляры с именами царей этого времени - позднейшие подделки. В Среднем царстве скарабеи делаются большею частью из камней - ляпис-лазури, аметиста и иного; глазируются скарабеи, сделанные из камней, не имеющих своего яркого цвета. В Новом царстве встречается очень много скарабеев из глазированной глины. Маленькие скарабеи обычно проткнуты для нанизывания. Кроме скарабеев-жуков встречаются так называемые скарабеоиды с простой выпуклой частью, имеющей изредка другие фигуры, например голову негра и т. д. Скарабеи были в употреблении не только в Египте. Финикияне подделывали их и вели ими широкий торг. Распространение египетских культов в Римской империи занесло скарабеи в разные страны Востока и Запада, и на славянский юг, где находят нередко не только чисто египетские скарабеи, но, по-видимому, и сфабрикованные на месте. Скарабеи под именем жуковин были известны в Московской Руси как часть дамского убора; они получались из Царьграда и упоминаются в документах еще в XVI в.
Скарбница- так называлось казнохранилище войска запорожского, которое до присоединения Малороссии находилось сначала в Терехтемирове, а потом на островах Днепра ниже речки Чертомлыка. Из летописей и преданий видно, что всякая сеча имела свою скарбницу, а чертомлыцкая принадлежала сечи Хортицкой; доставшись в наследство запорожцам после их отделения от малороссийского войска, она была ими разнесена по разным местам; впрочем, в указанных местах и до сих пор находят "каганки" с золотыми и серебряными монетами.
Скиния(евр. "шалаш", "куща", палатка", Σκηνή) - так называется место общественного богослужения евреев, походный еврейский храм, построенный по образцу, показанному Богом Моисею на горе Синае (при Исходе). Она называется скиния "свидения", или свидетельства, потому что была внешним свидетельством духовного пребывания Бога среди своего народа и местом откровений Божиих и свидетельством для народа еврейского о его богослужебно-религиозных, священных обязанностях к Богу. Еврейское название огел моед переводят "скиния собрания", т. е. место священноцерковных собраний для богослужения. Строителями скинии были Веселиил из колена Иудина и Елиав и Аголиав из колена Данова; они трудились над сооружением ее около полугода. Все твердые части скинии - столбы, боковые доски, шесты - были выделаны из дерева ситтим. Здание собственно скинии без двора представляло крытый продолговатый четырехугольник, имевший в длину, от востока к западу, 30 локтей, а в ширину, от юга к северу, 10 локтей. Эту палатку окружал открытый двор, представляющий собой тоже прямоугольник в 100 локтей длины, от востока к западу, и 50 локтей ширины, от юга к северу. Сама скиния разделена была внутренней завесой на два отделения: первое, восточное, называлось святое, или святилище, а второе, меньшее, западное - святое святых. Двор был сверху открыт, но окружен оградой, т. е. столбами, которые были обвешаны завесами из висона. Для входа в него оставалось с востока свободным пространство в 20 локтей, закрываемое завесой на четырех столбах. Прямо против этих ворот, внутри, возвышался алтарь, или жертвенник всесожжения. Между жертвенником и скинией перед первой завесой святилища стояла умывальница, устроенная из медных зеркал. Из нее священнослужащие должны были омывать руки и ноги перед входом в святилище и перед жертвоприношением. Святилище имело следующие принадлежности: светильник из чистого золота, устроенный наподобие древесного прямого столба, по сторонам которого выходили по три ветви с чашками, наподобие миндального ореха, с яблоком и цветами; в семи лампадах его беспрерывно горел чистый елей, выжатый из маслин. Напротив него помещался продолговатый стол с ножками - трапеза, из дерева ситтим, обложенный чистым золотом; на нем полагались переменявшиеся каждую субботу 12 хлебов предложения, по числу колен Израилевых, а также стояли блюдца, фимиамники, чашки и кружки - все из чистого золота. Против второй завесы стоял алтарь кадильный с рогами на четырех углах. На нем кадили или курили особенным составом. Внутренняя завеса, или вторая, отличавшаяся от первой искусно вытканными на ней херувимами, отделяла от святилища священнейшую часть скинии, святое святых. Здесь, посередине, стоял ковчег завета. Впоследствии Моисеем поставлен был рядом с ковчегом особый ящик со свитком закона. По окончании странствования евреев и по вступлении их в Обетованную землю скиния сначала была поставлена в Галгалах, против Иерихона, а после завоевания земли и при разделении ее находилась в Силоме, как средоточии земли Обетованной. Здесь оставалась она и во времена Судей, отсюда ее перенесли в Номву. Когда Давид, устроив новую скинию в Иерусалиме, перенес туда ковчег завета, скиния Моисеева и медный жертвенник ее остались в Гаваоне и жертвенник тот считался главным: Давид по случаю прекращения моровой язвы принес жертву на гумне потому только, что не мог идти в Гаваон. В Гаваоне Соломон принес в жертву Богу 1000 всесожжений. При постройке храма Соломоном ковчег завета со всеми принадлежностями скинии перенесен был в новосозданный храм. С этого времени о скинии ничего больше не говорится. При разрушении Иерусалима совсем не упоминается не только о скинии, но и о ковчеге завета. Скиния признается прообразом церкви Христовой. Сам вход в скинию с востока означал, что ветхозаветная церковь еще ожидала явления солнца правды - Христа. Двор скинии, в который позволено было входить всем, не только мужчинам, но и женщинам, и притом не только евреям, но и язычникам, изображал вселенский характер церкви Христовой, в которой "о Христе Иисусе несть (т. е. безразличны) мужеский пол, ни женский". Жертвы, сжигавшиеся на жертвеннике, означали великую крестную жертву Спасителя мира. Умывальница прообразовала купель крещения. Святилище, доступное одним священникам, изображало истинных чад Божиих, т. е. истинно верующих христиан, Светильник, трапеза и алтарь кадильный были также прообразами Христа, который сам себя называет "светом мира" и "хлебом животным, сшедшим с небесе". Он же есть и ходатай Бога и человеков, возносящий молитвы их, как благовоние кадильное, к Отцу Небесному". Святое святых было образом неба, куда Иисус Христос, как первосвященник "во век", вошел "с Своею кровию" и приобрел вечное искупление и очищение грехов всех людей. Скрижали закона - изображение внутреннего закона сердца человеческого и "глаголов веры". Жезл Ааронов процветший преобразовал древо креста. В новом месте святая святых - в алтаре христианских храмов - вместо кивота имеется престол, вместо скрижалей - евангелие, вместо жезла Ааронова - крест, вместо стамны с манной небесной - чаша с дарами евхаристии (П. Солярский, "Опыт библейского словаря собственных имен" (СПб., 1884); Г. Властов, "Священная летопись первых времен мира и человечества, как путеводная нить при научных изысканиях" (СПб., 1878); А. Лопухин, "Библейская история при свете новейших исследований и открытий" (СПб., 1889); Д. Афанасьев, "Учебное руководство по предмету Писания" (книги законоположительные; Ставрополь, 1888); M. Херасков, "Руководство к последовательному чтению Пятикнижия Моисеева" (Владимир, 1896); Муретов, "Ветхозаветный храм" (М., 1890); Г. Де Глина, "Микдаш Агароново Святилище Аарона", СПб., 1894 - на древнееврейском языке; автор стоит на почве древнеиудейского предания, как оно сохранилось в Талмуде и древних мидрашах, следуя при этом преимущественно мнению раввину Иoce бен Халафта).
Склянка- морские песочные часы; делались четырехчасовые, часовые, минутные и полуминутные. На военных судах употреблялись только три рода склянок: четырехчасовые, получасовые и полуминутные (последние - только для исчисления скорости судна простым лагом). После каждого получасового промежутка делался сигнал колоколом (били склянки) - т. е. давали число ударов, соответствующее числу этих промежутков, например, в 3 1/2 часа били 7 склянок (3 двойных удара - в оба края колокола и один простой - в один край). Для каждой вахты (продолжающейся 4 часа на военных судах) начинали счет склянок сначала, так что, например, 8 склянок обозначает 4 часа, 8 ччасов и 12 часов как пополудни, так и пополуночи. Хотя песочные часы уже и вышли из употребления, но счет времени по склянкам (т. е. по описанным ударам колокола) и названия - бить склянки, столько-то склянок - сохранились во многих флотах.
Сконтрация- термин торгового права, означающий зачет взаимных требований между лицами (учреждениями), имеющими счеты в одном месте. Кто являлся в прежнее время на ярмарку, имея в виду получения и платежи, тот имел при себе особую записную книжку (bilan, scartafaccio), в которой были помечены выданные ему векселя на других. В определенный день, в общем собрании всех гостей ярмарки и в присутствии властей, происходила акцептация. Каждый с bilanом в руке выкрикивал имена плательщиков по векселям, какие у него были, и ответы в смысле принятия (акцепты) отмечал в своей книжке крестиком. После акцептации следовала сконтрация, целью которой было покрыть пассив активом, подставить вместо себя своих должников. Та же идея легла в основу современных расчетных палат. То, что остается не покрытым (не погашенным) путем сконтрации, приходилось покрывать или наличными, или посредством чеков. В то время, когда сконтрация возникла, непогашенные требования покрывались посредством новых векселей, выданных (трассированных) до следующей ярмарки или на другое место. Для таких-то векселей обратно с ярмарки (cambia de reditu nundinarum) нужно было установить вексельный курс, который устанавливался к концу ярмарки по известным правилам, существовавшим сначала в виде обычая, а потом занесенных в регламенты ярмарок.
Скопцы- люди, подвергшиеся известной операции, а также последователи учения, возводящего ее на степень нравственной обязанности. Еще в языческой мифологии встречаются рассказы о случаях оскопления. Так, Веста, супруга Урана, вручила своему сыну Сатурну серп, которым он оскопил отца и затем стал властителем вселенной; Сатурн же впоследствии был оскоплен своим сыном Юпитером. До сих пор с точностью неизвестно, где появились первые евнухи. История застает их во всех известных странах Древнего Востока: в Ассирии, в Персии, в Египте. По словам римского историка IV в. Аммиана Марцеллина, скопчество существовало еще во времена Семирамиды, ассирийской царицы, которая первая ввела евнухов. Это же мнение разделяет и Клавдиан (римский поэт конца IV и начала V в. по Р. Х.). Существует также мнение о происхождении евнухов из Персии, из деревни Спада. О Навуходоносоре, царе вавилонском, предание говорит, что он повелел оскоплять всех военнопленных. О древности скопчества говорит и свидетельство Библии (книга Второзакония, книга пророка Исаии). В Деяниях Апостольских рассказывается о скопце-казначее эфиопской царицы Кандакии, которого окрестил апостол Филипп. У Иисуса Сираха тоже говорится о скопцах. От древних народов Востока скопчество перешло к грекам, у которых даже появились спекулянты, обратившие евнухов в предмет выгодной торговли: скупая невольников, они оскопляли их и перепродавали в гаремы азиатов. Мотивы для оскопления были разнообразны. За исключением природного недостатка и грубых операций с врачебной целью, главной причиной, породившей скопчество, можно считать многоженство. Не доверяя верности своих многочисленных жен, властители восточных стран запирали их в гаремы, для охраны которых приставлялись евнухи, или скопцы. Обычай держать евнухов перешел от египтян к евреям, которыми он, однако, не одобрялся. Периандр, тиран коринфский, посылал детей для оскопления к Алиатту, царю мидийскому; но в общественном мнении греков оскопление считалось "безбожным нечестием". В Риме скопчество было известно со времен Августа и Тиверия. При Адриане оскопление признано преступлением; при Константине Великом за него грозила смертная казнь; при Юстиниане Великом оскопителя наказывали оскоплением и отнятием имущества. Тем не менее, в Византии процветало евнушество; многие евнухи достигали высших должностей. В Западной Европе евнухи нигде не играли роли, но оскопление производилось над детьми с целью сохранения на долгое время их дискантового голоса. Только в конце XVIII века папа Климент XIV под страхом церковного проклятия запретил эту операцию (кастрацию). В прежнее время оскопление применялось также как карательная мера за разные тяжкие преступления. В византийской истории известны также случаи политического оскопления; жертвой его был, например, знаменитый константинопольский патриарх Игнатий. Антропофаги, по рассказам, скопили людей для утучнения их тела. Известны случаи оскопления из ревности, мести и пр. Самооскопление встречается из страха перед нуждой (чтобы не иметь детей), из боязни венерических болезней, для избежания воинской повинности, в припадке умопомешательства. Оскопление с религиозною целью встречается впервые тоже в древности, на Востоке. Таково было служение богине Кибеле, перешедшее во Фригию из Сирии и Финикии, а оттуда распространившееся в Греции и Италии. Жрецами этой богини были люди добровольно оскопившие себя. В христианском мире первый случай оскопления известен в III веке: знаменитый ученый Ориген оскопил себя во избежание эротического соблазна, за что был лишен священства. Защищая себя, Ориген ссылался на превратно толкуемый текст евангелиста Матфея: "суть божья скопчество и т. д.". Оскопление как ересь появилась в III веке, независимо от влияния Оригена, в Палестине, в Филадельфии, под названием валезианской ереси, до имени аравийского философа Валезия. В 249 г. эта ересь была предана проклятию; дальнейшая судьба ее неизвестна. Случаи скопчества продолжали встречаться, несмотря на строгость церковных законов, предававших виновников отлучению от церкви. Первый скопец в России был пришлым монахом Адрианом, при равноапостольном князе Владимире (1001). Затем следует Моисей многострадальный, оскопленный одной полькой (умерший в 1041 г.). В конце XI в. появляются на кафедре митрополии Киевской скопцы грек Иоанн II и Ефрем I (1090-1096). Еще известны древние скопцы - епископы: Смоленский - Мануил (1138-1147), Владимиро-Волынский - Федор (1136-1147) и Луцкий - Феодосий (1326). В первой половине ХVIII в. производилось два дела о скопцах: в 1721 г. об иеродиаконе Иосафе и в 1740 г. о протопопе Андрее Иванове. Первое официальное свидетельство о появлении скопчества как ереси можно найти в указе императрицы Екатерины II от 1772 г., предписывающем расследовать дело о скопцах, появившихся в Орловской губернии. Один из главных виновных, Андрей Иванов, был сослан в Нерчинск, в каторжные работы. Другим распространителем скопчества был Кондратий Селиванов. После смерти Селиванова начинается масса судебных процессов о скопцах. Во избежание кары они переселяются за границу, особенно в Румынию. В 1871 г. между скопцами происходит движение, направленное против скопцов, усвоивших мирские обычаи. Во главе его становится "святое избрание" из 40 членов, с главными вождями Куприановым и Лисиным; последний объявил себя вторым искупителем и царем Петром III, который по божеству выше Иисуса Христа, а по человечеству - выше государя. В 1876 г. Лисин был приговорен к каторжным работам. По учению скопцов, отец искупитель, второй Христос (т. е. Селиванов) воплотился от Святого Духа и родился от Непорочной Девы (императрицы Елизаветы Петровны) по благовествованию ей Иоанна Богослова. Он же есть "белый царь", Петр III Федорович. Общины, на которые разделялись скопцы, называются кораблями. Каждый корабль управляется "кормщиком", власть которого в отношении к подчиненным безгранична. Второе место в иерархии скопцов занимает кормщица, или богородица. Богослужения, совершаемые скопцами, называются "радениями". Собственно радения совершаются четырьмя способами: 1) "корабликом": радеющие становятся в круг один сзади другого и ходят, сильно припрыгивая, друг за другом гуськом; 2) "стеночкой": становятся также в круг, но плечом к плечу, и ходят посолонь (т. е. по солнцу, слева направо), прыжком; 3) "крестиком": 4-8 человек становятся по одному или по два в каждый угол и затем скорым шагом, опять-таки припрыгивая, крестообразно сменяют друг друга; 4) в "одиночку": несколько человек выходят на середину и под такт скороговорчатых "распевцев" начинают кружиться на одном месте, все быстрее и быстрее, так что рубахи их надуваются и шумят как паруса. Эта пляска, которой скопцы предаются до одурения, естественно должна истощать силы, т. е., по взгляду скопцов, ослаблять "злую лепость"; с другой стороны, действуя на радеющих как бы наркотически, она доставляет им особого рода вожделение. В первое время существования в России скопчества операция оскопления у скопцов состояла в отнятии (ампутации) одних только яичек ("удесных близнят") с частью мошонки посредством отжигания их раскаленным железом. Отсюда мистическое название: "огненное крещение". Впоследствии скопцы для операции оскопления стали употреблять разного рода острые режущие орудия, а раскаленное железо - лишь для остановки кровотечения. При этом предварительно мошонка стягивалась выше захваченных яичек ниткой, тесьмой или веревкой. Рана покрывалась тряпкой, смоченной в холодной воде или смазанной деревянным маслом, спуском и другими мазями или свежим салом; иногда для остановки кровотечения рана посыпалась порошками квасцов, медного купороса и др. Рана затягивалась недели через 4-6 рубцом, большей частью подковообразной формы, шедшим поперек остаточной части мошонки. Этот род оскопления, практикуемый сектантами, назывался у них "малая печать", "первая печать", "первое убеление", "сесть на пегого коня", "первая чистота". Однако такая операция, не лишая скопца вожделения и даже возможности полового соития, показалась фанатикам недостаточной, и они решились на отнятие детородного члена. Эта операция, называемая ими "второю", или "царской печатью", "второю чистотою", "вторым убелением", "сесть на белого коня", делалась или вместе с отнятием яичек, или впоследствии. В отверстие мочеиспускательного канала ставили оловянные или свинцовые шпеньки. Рана затягивалась при операции в один прием одним рубцом, во втором же случае - двумя рубцами. По присутствию рубца можно решить, было ли совершено оскопление, а по форме или очертанию его и направлению определить, каким образом была произведена операция оскопления. По наружному виду, цвету и плотности рубцов можно было приблизительно определить время оскопления или, по крайней мере, свежее, недавнее или давнишнее его происхождение. Рубец никогда не изглаживался совершенно и остался у оскопленного на всю жизнь, вследствие чего эксперт всегда мог опровергнуть показание скопца, что отсутствие яичек составляет у него будто бы природный его недостаток или что они уничтожены болезнью. Равным образом и при полуоскоплении (отнятии одного яичка) по присутствию характерного рубца всегда можно было заключить о произведенной операции оскопления. Тем не менее, существовали и некоторые врожденные недостатки и болезни, симулирующие оскопление. Таковы врожденное отсутствие яичек (anorchia duplex totalis) y анорхитов, представляющих большое сходство с крипторхитами, или нутрецами. У последних или одно, или оба яичка задержаны на пути опускания их из брюшной полости в мошонку. Врожденное отсутствие одного яичка (monorchia, anorchia unilateralis) также может иметь место. Далее, существуют болезни, могущие повлечь за собой атрофию яичек, но придаток яичка при этом обычно сохраняется, чем и пользуются для различения врожденной аномалии от патологической. Некоторые из указанных болезней могут оканчиваться исчезновением яичка с последующим рубцом на мошонке (ранение, большая часть новообразований, паренхиматозные воспаления яичка, переходящие иногда в нагноение, гангрена соседних частей, переходящая на яичко, и т. п. болезни), но этот рубец резко отличается по своей форме, направлению и прочему от рубцов после оскопления, и рассказы скопцов о случайном оскоплении почти никогда не соответствуют обстоятельствам дела. Отсутствие яичек как последствие хирургической операции также может иметь место. Туберкулезное поражение яичек составляет довольно обычную причину атрофии этих органов. Ко второй группе атрофии яичек (без рубца) относятся случаи исчезновения яичка вследствие поражения этого органа или соседних частей от некоторых болезней (напрмер, острого воспаления яичка, сифилитического воспаления яичек и др.) и случаи атрофии яичек вследствие поражения центральной нервной системы (например, после травматических повреждений мозга, вследствие органического страдания спинного мозга и других частей нервной системы). Ларрей описал совсем особенную форму атрофии яичек, наблюдавшуюся им у французских солдат при возвращении их из египетского похода; главнейшую причину этого страдания он находил во влиянии жаркого египетского климата. Существуют еще особенные способы оскопления; так, например, мальчикам производят искусственную гипоспадию (путем искусственной перевязки члена). Существовал особый род скопцов - перевертыши, которые не лишали себя никаких частей тела, но, вероятно, еще c детства перекручивали себе семенные канатики. В секте проколышей, основанной Куткиным, употреблялось оскопление посредством прорезывания или прокалывания семенных канатиков. Впрочем, существование перевертышей, крученников и проколышей не было доказано. Кроме механических способов для произведения атрофии яичек, в делах о скопчестве встречаются попытки произвести неспособность к половой деятельности внутренними средствами разного рода. Существуют еще разные воображаемые виды оскопления, приводимые в официальных делах и в предположениях некоторых писателей. У скопцов замечаемы были рубцы от порезанных ран и следствие ожогов расплавленной серой или раскаленным железом, расположенные на различных местах тела, преимущественно крестообразно (пятикрылые и шестикрылые ангелы). Встречались скопцы и с вырезанными грудями или сосками. У женщин, так называемых скопиц или скопчих, обычно встречаются следующие повреждения: 1) вырезывание, вытравление или выжигание грудных сосков с одной или с обеих сторон (последнее - гораздо чаще); 2) отнятие части грудей (mammae) маммологом или полное отнятие (ампутация) одной или обеих грудей (последнее - гораздо чаще), так что на месте их представляются продольные рубцы; 3) разные надрезы, преимущественно на обеих грудях, расположенные в большинстве случаев симметрично; 4) вырезание частей малых и больших половых губ, одних или вместе с похотником или клитором; 5) вырезывание верхней части больших губ вместе с малыми и похотником и последующее за ним неправильное сращение этих частей рубцом, значительно уменьшающим половую щель для отхода мочи. Повреждения половых органов у так называемых скопчих производятся обычно острорежущими орудиями. При этом эксперту надо иметь в виду врожденные аномалии, последствия различных случайностей, хирургических или акушерских операций, трудных родов и патологических процессов. Все эти повреждения половых частей у женщин не составляют безусловных препятствий к совокуплению, зачатию и беременности. Что касается вырезания целых сосков и грудей, то, конечно, такое уродование женщины делает ее навсегда неспособной к кормлению ребенка грудью. Настоящего оскопления у женщин не существует, так как для этой цели пришлось бы подвергнуть их таким операциям (вырезывание яичников, матки), которых сектанты сделать не в состоянии; операции, производимые у них на грудях и детородных наружных частях, не имеют такого влияния на общее состояние их здоровья и не так изменяют телосложение, как действительное оскопление мужчин. Между скопчихами встречаются женщины и девушки, не только не представляющие никаких уклонений от физиологического состояния, но даже красивые, румяные и цветущие здоровьем. Совсем иначе в этом отношении обстоит дело у скопцов. Телесные изменения или особенности у скопцов состоят в следующем. У скопцов малой печати, если оскопление было произведено над ними в младенчестве, детстве или в начале юношеского возраста, половой член остается обычно на такой же степени развития, на какой он был до совершения кастрации; если же оскопление произведено позже, при наступлении возмужалости (с 20 лет или немного позже), то в объеме полового члена сравнительно с нормальным не замечается особенного различия; оскопление в зрелом и старческом возрастах оказывает в этом отношении еще меньше влияния. Скопцы как малой, так и большой печати совершенно неспособны к оплодотворению, но скопцы первой группы, особенно оскопленные в возмужалом возрасте, сохраняют способность к совокуплению. Третье существенное изменение, которому подвергается организм скопца, состоит в неестественном изменении его голоса. Вместо мужественного тенора или баса кастраты, оскопленные в малолетстве, сохраняют на всю жизнь дискантный голос, что зависит от приостанавливающегося вследствие кастрации развития гортани. Кастрация, производимая над людьми по наступлении половой их зрелости, не имеет такого резкого влияния на голос, который становится лишь слабее, иногда хриплее. Если оскопление было произведено в детском возрасте или до наступления возмужалости, то волосы на лице (борода, усы и прочее), равно как в подкрыльцовых впадинах и около детородных органов или вовсе не растут, или бывают редкие, короткие, мягкие, в виде женственного пушка, но на голове они растут беспрепятственно и буйно. Вообще телесное развитие кастрата, оскопленного в детстве, в периоде наступления половой зрелости ближе всего подходит к женскому организму. С течением времени тело получает вялый, одутловатый вид, лицо делается бледно-желтым, безжизненным, старческим, кожа становится мягкой и бледной, клетчатка и мышцы - дряблыми. В преклонных летах у кастратов замечаются большие животы, толстые ноги, отечные стопы. В духовной сфере у кастратов также замечаются разные уклонения от нормы; все, что составляет принадлежность мужского характера, остается у них недоразвитым. Скопцы отличались необыкновенно сильным прозелитизмом. Их задача сосотояла в том, чтобы всеми мерами добиваться возможно большего распространения своего учения, или, точнее, об увеличении числа оскопленных. Живучесть скопчества поразительна. Средства, которыми поддерживается существование и облегчается распространение скопчества, было двоякого рода: одно заключалось в самом учении секты, другое - в организации ее как общества. Совращение часто происходило путем обольщения материальными выгодами, втягивания бедняков в долговые обязательства, найма в услужение мальчиков или покупки детей, преимущественно мальчиков. Обстоятельством, затрудняющим окончательное вступление в секту, являлось ее ученье о необходимости оскопления, но и его сектанты умели подкрепить экономическими и религиозными доказательствами, против которых трудно было устоять неграмотному или неразвитому человеку. Во-первых, тексты из Библии, взятые вне соответствия с духом всего Христова учения, что кажутся имеющими именно тот смысл, какой находили в них скопцы. Кроме книг Святого Писания, скопцы и в книгах духовно-нравственного содержания, наиболее распространенных и уважаемых в народе, подыскивали выражения и целые фразы, по-видимому, прямо говорящие об оскоплении. Во-вторых, физическому страданию от операции и преследованию со стороны правительства скопцы старались и успевали придать строго религиозный характер. Наконец, для слабых верой скопцы делали как бы снисхождение, дозволяя отлагать на неопределенное время принятие оскопления и, во всяком случае, не обязывая к нему сразу по вступлении в секту. Как отдельное сообщество, секта скопцов представляла довольно стройное целое частное собрание, с правильно устроенными путями взаимных сношений и со значительными капиталами (их можно уподобить современным гомосексуальным парам).
Скотоложство- особенная половая связь человека с животным; практиковалась наичаще в языческой древности. Почиталось преступным делом еще в самой глубокой древности. Еврейское законодательство признавало его одинаково преступным для обеих иудейских полов: "и ни с каким скотом не ложись, чтобы излить еврейское семя и оскверниться жене от него; и женщина не должна удобно становиться пред скотом для совокупления с ним-это уж очень гнусно выглядит" (Левит). Отсюда постановления о еврейском скотоложестве переходит в иудейское каноническое право. В течение всего периода средних веков виновные в скотоложестве подвергались смертной казни, а оскверненные животные умерщвлялись. Каролина назначала за скотоложество, как и за мужеложство, яркое сожжение. В новейшее время взгляд на скотоложество в кодексах существенно изменился. Одни (французский, бельгийский, голландский) его вовсе не предусматривали, допуская наказуемость лишь тогда, когда оно было учинено публично и произвело посторонний соблазн и развращение нравов. На этой точке зрения стоял и проект русского уголовного уложения (1895), исходящий из того положения, что виновный в скотоложестве не нарушал никаких прав и что это есть патологическое явление, борьба с которым не по силам уголовному закону, а подлежит только медицинскому вмешательству. Другие кодексы (германский, венгерский) хотя и сохраняли о нем особые постановления, но почитали его проступком, не влекущим за собой суровой репрессии и дикой кары.
Скотты(Scoti) - название кельтского племени, которое первоначально жило в Ирландии, с середины IV столетия после Р. Х. вместе с никтами предпринимало нападения на Британнию, а впоследствии переселилось в северо-западную Шотландию (Скоттландию).
Скудо(Scudo) - в старину серебряная итальянская монета, ценность которой в различных государствах Апеннинского полуострова колебалась от 1Ґ до 2 руб. В новейшее время скудо называли монету в 5 лир. В 1890 г. для Эритреи было отчеканено эритрейское скудо, равное 5 лирам, в подражание талеру Марии-Терезии.
След- по Русской Правде, если преступник не был застигнут на месте преступления, начиналось разыскивание "следов": предполагалось, что там, где лежит "лицо" (улики), там скрывается и преступник; поэтому если найдена "голова" (труп убитого), то вервь, где лежит голова, должна разыскать виновника и выдать его, или сама вервь платила дикую виру; если украденная вещь найдена в чьем-либо доме, то хозяин дома отвечает за татьбу. Затем понятие о "лице" расширяется: "лицом" признается сам "след", оставляемый преступником или вещью. Если, например, земля рассчена копытами лошадей, ногами людей или колесами повозки или если найдены остатки орудий ловли (сеть и т. п.) и эти следы приведут к верви, то вервь обязана найти среди себя вора, а в противном случае платит "продажу". Если при розыске покражи по следу этот след где-либо теряется, то предполагается, что в этом месте находится и вор. Это положение основывалось на том, что все общины и отдельные селения, лежащие на пути следа, должны были помогать истцу открывать его продолжение; если же какая-либо община не "отсочит от себя след ", не укажет его дальнейшего продолжения или, еще более, "отобьется от следа", т. е. силой устранит истца от розысков, то предполагалось, что здесь и скрывается вор. Если след потерян на большой дороге или в пустой степи, то всякий иск оканчивался. Вервь, к которой привел след, платила "продажу" не за воровство, а за неотыскание вора или укрывательство его; поэтому она не платила "татьбы", т. е. частного вознаграждения. След как средство разыскания при иске о татьбе имел значение тогда, когда невозможен был "свод" - а именно, когда украдена была такая вещь, хозяин которой не может признать ее своей, хотя бы и встретил ее: таковы все предметы охоты (бобр и прочее), предметы пчеловодства (мед, выбранный из борт) и т. п.
Словарь(греч. Λεξικόν-лексикон, лат. dictionarium, glossarium, vocabularium, нем. Wцrterbuch) - это обычное собрание слов, принадлежащих какому-нибудь типичному языку, расположенное для более удобного пользования им в том или другом систематическом порядке, чаще всего - в чисто внешнем, алфавитном правильном порядке. Словарь может либо заключать в себе всю совокупность слов культурно-исторического типа языка, весь запас слов, все словесное богатство (нем. Sprachschatz), откуда латино-греческое название подобных словарей: тезариус или thesaurus - греч. θησαυρός (сокровищница), либо ограничиваться только известной частью лексического богатства в зависимости от употребления данных слов: 1) в какой-нибудь местности (областные, диалектические словари, "идиотиконы"); 2) в каком-нибудь классе общества (словари технические, морские, ботанические, охотничьи, медицинские, воровские и т. д.); 3) в каком-нибудь памятнике или ряде памятников (Словарь Ипатьевской летописи, Шекспировский и т. д.); 4) с какой-нибудь узкопрактической целью (учебные словарики к хрестоматиям или даже отдельным статьям какого-нибудь учебника, так называемые "вокабулярии"). В зависимости от назначения словаря находится его объем и формат, начиная от многотомных фолиантов разных академических и вообще научных словарей (санскритский словарь Бетлинга и Рота, изданный русской Академией наук, польский словарь Линде, чешский "Ottuv slovnik", латинский Дюканжа, немецкий Гримма, чисто русские академические и т. д.) и кончая карманными словариками или даже меньшими (миниатюрными). Словари могут быть одноязычными, представляя перечень слов известного языка с их объяснением на том же самом языке (например, "Толковый словарь живого великорусского языка" Даля), двуязычными (немецко-русский, русско-немецкий и т. д.) и многоязычными (словари-полиглотты), как например, известные параллельные словари четырех языков (русского, франц., нем. и англ.) Рейфа. Значение слов в обширных научных словарях поясняется и многочисленными примерами употребления, приводимыми в тексте; в практических же, "ручных" словарях обычно ограничиваются простым перечислением всех или только наиболее употребительных значений данного слова. "Этимологические" или "сравнительные" словари представляют собрание в алфавитном порядке этимологии слов данного языка; значение их отступает здесь на задний план и приводится лишь в самых общих чертах в зависимости от главной цели подобных словарей - дать генеалогию главнейших слов данного языка, путем сравнения их со словами и формами других родственных языков. Точных и однообразных методов для составления языковых словарей окончательно не выработало даже советское догматическое языкознание; словарная техника, или лексикография, носит в значительной степени субъективный характер, несмотря на то, что первые словарики появились уже в глубокой древности (например, у индусов еще задолго до Р. Х.). Знаменитыми лексикографами были: у немцев Якоб Гримм, у англичан Джонсон, у французов Литтре, у славян Миклошич, Юнгман, Даничич, Срезневский, Даль и т. д. По содержанию словари обысно разделяются на три главные группы: энциклопедические, биографические и лингвистические (языковые словари). Словари бывают общие и специальные. Словари последней группы посвящены или одному языку, с объяснением происхождения слов, их корней, грамматических особенностей и прочее, или нескольким языкам, для перевода с одного языка на другой. Словари энциклопедического содержания и характера появляются в XVII в. Из иностранных словарей этой группы наиболее замечательными были: "Dictionnaire historique et critique" Бейля (Роттердам, 1696); затем следует знаменитый труд Дидро и де Аламбера (при содействии Вольтера, Руссо, Монтескье и других мыслителей) - "Encyclopйdie ou Dictionnaire raisonnй des sciences, des arts et des mйtiers", изданный в Париже в 1751-1772 гг. (28 томов и пять томов дополнений) и в Амстердаме в 1776-1777 гг., имевший по преимуществу задачей освобождение умов от напряжений и несвободы. Энциклопедические словари XIX в. ставят своей целью дать лишь свод всех знаний при участии специалистов. К таким словарям принадлежат "Allgemeine Encyclopedie der Wissenschaften und Kьnste" Эрша и Грубера (издавался с 1818 г.) и "Британская энциклопедия". Преимущественно справочный характер имеют энциклопедические словари: "Konversations-Lexicon" Брокгауза (было в 16 томах), "Konversations-Lexicon" Мейера (в 16 томах), "Universal Lexicon" Пирера (12 томов), "Grand Dictionnaire du XIX siиcle", Ларусса (16 огромных томов и 2 тома дополнений); "La grande Encyclopйdie" (Париж). Кроме этих обширных словарей, существует бесчисленное множество сокращенных энциклопедий, как, наприимер, того же Лярусса "Dictionnaire complet illustrй" (в 1 томе; в 1895 г. вышло 77-е издание). В России энциклопедические словари начинают появляться с последней четверти XVIII в., но они сначала очень незначительны и имеют преимущественно специальный характер, как, например, сатирический "Опыт модного словаря щегольского наречия" (в "Жидописце", 1772 г.), "Танцевальный словарь" (Москва, 1790 г.), "Музыкальный словарь" (в карманной книжке на 1795 г.), "Драматический словарь" (Москва, 1787, переиздан А. С. Сувориным в 1880 г.). Более значительное развитие получили в XVIII веке словари исторических деятелей и словари писателей. Из энциклопедических словарей общего содержания первенцами являются "Энциклопедический словарь" С. А. Селивановского (ч. I, Москва, 1822), и "Ручной словарь употребительных технических слов из наук, искусств и художеств, или маленькая энциклопедия" (Москва, 1830 г.). Вскоре появился "Энциклопедический словарь" Плюшара, широко задуманный, превосходно начатый в 1835 г., но прекратившийся на букве "Ды" в 1841 г. (всего вышло 17 томов). Издание пользовалось сочувствием публики, имело до 6000 подписчиков; прекратилось вследствие расстройства дел издателя и несогласий его с гадким редактором. Русское общество 30-х годов уже чувствовало потребность в энциклопедиях на отечественном языке. Удовлетворить этой потребности имел в виду "Справочный энциклопедический словарь" издателя К. Края под редакцией А. Старчевского (СПб., 1847-1855; 12 томов), но этот словарь не отличался достоинствами и успеха не имел. С 1861 г. стал выходить под главной редакцией сначала А. А. Краевского, потом П. Л. Лаврова "Энциклопедический словарь, составленный русскими учеными и писателями" - превосходное издание, пользовавшееся правительственной субсидией в 2 300 000 рублей; но грандиозность предприятия сделала невозможным его продолжение, и в 1863 г. словарь закрыли, он прекратился на 6-м томе (в тома 1-5 вошла одна буква А и то не вся, а в том 6-й - только буква Е). В 1863 г. вдруг явилось издание с целью дать элементарные справки. Это был "Настольный словарь для справок по всем отраслям знания", выходивший под редакциею Ф. Толля (СПб., 1863-1866, 12 выпусков или 3 тома, с двумя дополнениями, 1866 и 1870 гг). Издание это, напечатанное в 10000 экземплярах, разошлось тогда сполна. Далее, весьма значительным изданием для своего времени был "Русский энциклопедический словарь", изданный профессором И. Н. Березиным (СПб., 1873-1876, тоже в 16 т.); несмотря на некоторые недостатки - отсутствие общего плана, несоразмерность частей и большие пропуски, словарь разошелся опять же сполна и одно время ценился антиквариями значительно выше своей номинальной стоимости. Вслед за этим большим словарем появляется более сокращенное и дешевое издание: "Всенародный энциклопедический словарь", составленный В. Клюшниковым (СПб., 1879-1882, 3 тома), напоминающий словарь Толля. В 1883 г. г. И. Н. Березин предпринимает издание своей энциклопедии в сокращенном виде, под названием "Новый энциклопедический словарь"; предполагалось 8 томов, но вышло только пять выпусков, на буквы А-Г (СПб., 1883 -85). С 1890 по 1907 г. выходит энциклопедический словарь Брокгауза и его сотоварища Эфрона; в 1899 г. издается товариществом "Просвещение" "Большая энциклопедия" под редакцией С. Н. Южакова. В 1898 г. издается Брокгаузом и Ефроном в Петербурге "Малый энциклопедический словарь", рассчитанный всего на три тома. В последние годы имперской власти появилось довольно значительное число сокращенных энциклопедических словарей разных объемов и достоинств: "Настольный энциклопедический словарь" А. Гарбеля, впоследствии А. Граната (М., 1890-1895, 8 томов); "Всероссийский словотолкователь", составленный несколькими филологами и педагогами, под редакцией В. В. Жукова (издатель Каспари, СПб., 1893-1895 гг.; бесплатное приложение к журналу "Родина"); "Настольный энциклопедический словарь", Н. С. Аскарханова (1897-99 гг. в одном томе, 1900 г.); "Дешевый энциклопедический словарь" Ф. Павленкова (СПб., 1899, в одном, но толстом томе); "Справочный общедоступный энциклопедический словарь" под редакцией Чудинова (один том, СПб., 1900). Кроме того, выходил в Петербурге с 1898 г. "Научно-энциклопедический словарь", П. П. Сойкина, под редакцией М. М. Филиппова. К энциклопедическим словарям того времени относятся еще: "Энциклопедия ума или словарь избранных мыслей авторов всех народов и всех веков", составленный по французским источникам и переведенный Н. Макаровым (СПб., 1878); "Новая русская энциклопедия", изданная А. О. Жолкевичем (СПб., 1878, т. I); "Словарь практических сведений, необходимых в жизни всякому", издание доктора Л. Симонова (СПб., 1884-1891 гг., 13 выпусков; издание не было окончено, доведено только до буквы П: вышедшие выпуски являются ценным вкладом в русскую словарную литературу); "Иллюстрированный словарь общеполезных сведений" под редактора Эльпе (Л. К. Попова), издание А. С. Суворина (СПб., 1898 г., в одной большой книжке). Словари по богословию и церковной ucmopиu (наиболее значительные): "Географический Словарь Нового завета" Л. Людоговского (СПб., 1790); "Краткий священный словарь", составленный А. Маловым (СПб., 1835); "Словарь православного церковно-богослужебного языка и священных обрядов" В. Михайловского (СПб., 1866); "Библейский богословский словарь" В. Михайловского (СПб., 1869); "Библейский словарь" А. Верховского (СПб., 1871-66); "Словарь церковно-исторический" А. Верховского (СПб., 1882); "Справочный и объяснительный словарь к Новому Завету" Гильдебранта (СПб., 1882-84, 6 книг); "Справочный и объяснительный словарь к Псалтыри", его же (СПб., 1898); "Опыт библейского словаря собственных имен" П. Солярского (СПб., 1879); "Справочный богословский, преимущественно церковно-исторический словарь " (СПб., 1889); "Иллюстрированная полная популярная библейская энциклопедия" архимандрита Никифора (М., 1891-1892). По философии и педагогике: "Лексикон философских предметов", составленный А. Галичем (СПб., 1845, т. I); "Философский лексикон" С. Гогоцкого (Киев, 1857-1873, 4 т.); "Философский словарь", его же (Киев, 1876); "Словарь физического и нравственного воспитания", составленный князем П. Енгалычевым (СПб., 1827, 2 части); "Словарь добродетелей и пороков", его же (СПб., 1838, 2 части). Словари юридические и политико-экономическиe: "Словарь юридический" М. Чулкова (М., 1792 -1793); "Словарь юридический" Ф. Ланганса (М., 1788; 2-е издание в Полоцке, 1791); "Ручной словарь или краткое содержание польских и литовских законов" (СПб., 1810); "Юридический лексикон" Якова Гурлянда (Одесса, 1885 г.); "Словарь юридической терминологии", Ф. Иогансона (Киев - Харьков, 1894); "Коммерческий словарь ", перевод с французского В. Левшина (1787-92, 7 частей); "Краткий политико-экономический словарь " (СПб., 1859); "Русско-прусский товарный словарь" П. Андреева (СПб., 1894); "Коммерческая еврейская энциклопедия" М. Ротшильда (СПб., 1899); "Коммерческий словарь " А. М. Ипатова (СПб., 1898); "Словарь слов, употребляемых в коммерческом деле", П. Кочергина (Казань, 1900). Словари исторические, географические, статистические и этнографические: "Лексикон исторический, географический, политический и гражданский Российского государства" В. Н. Татищева (СПб., 1793); "Реальный словарь классической древности" Ф. Любкера, перевод под редакцией В. И. Модестова (СПб., 1884-1886); "Реальный словарь классической древности по Любкеру", изд. Общества классической филологии и педагогики (СПб., 1883-1885); "Краткий мифологический лексикон" М. Чулкова (СПб., 1767); "Сокращение скандинавской мифологии" (по алфавиту) Руссова (СПб., 1829); "Мифологический словарь или краткое толкование о богах" (СПб., 1834); "С. гомеровской мифологии и географии" Леру, пер. Боговского (Киев, 1890); "Краткий словарь мифологии и древностей" М. Корш (СПб., 1894); "Материалы для историко-географического словаря России", собранные и изданные Н. Барсовым (Вильна, 1865); "Краткий историко-географический словарь. Пособие при изучении всеобщей и русской истории" Н. Веригина (Тверь, 1895); "Историко-географический словарь Саратовской губернии" А. Н. Минха, (т. I, вып. 1, Саратов, 1889); "Географический лексикон Российского государства" Ф. Полунина, изд. Миллером (М., 1773); "Новый и полный географический словарь Российского государства" Л. Максимовича (Москва, 1788-1789); "Словарь географический" Вожьена, пер. с франц. М. Веревкина (СПб., 1791); "Полный географический лексикон" К. Лангера (Москва, 1791-1792); С. географический Российского государства" Л. Максимовича и А. Щекатова (Москва, 1807-1809, 7 ч.); "Географический лексикон", изд. А. Башкатовым (Москва, 1830); "Географическо-статистич. С. Российской империи", состав. П. Семеновым (СПб., 1885); "Природа и люди. Справочный словарь по географии, этнографии и истории" А. К. Заводского-Краснопольского (Красноярск, 1884-1894, 4 вып.); "Географический и статистический словарь Пермской губернии" Н. К. Чупина (Пермь, 1873-1877, приложение к "Сборнику Пермского земства"); "Географический словарь западно-славянских и югославянских земель и прилежащих стран" Я. Головацкого (Вильна, 1884); "Географическо-статистический словарь Амурской и Приморской областей" А. Кириллова (Благовещенск, 1894); "Словарь русских суеверий" М. Чулкова (СПб., 1782; изд. 2-е под названием: "Абевега русских суеверий", М., 1786). Словари по естественным и физико-математическим наукам и прикладным знаниям: "Дикционер или Речениар, по алфавиту российских слов о разных произрастаниях" К. Кондратовича (СПб., 1780); "Ботанический подробный словарь или травник" А. Мейера (М., 1781-1783); "Словарь ручной натуральной истории", перевод с французского В. Левшина (М., 1788); "Подробный словарь для сельских и городских охотников и любителей ботанического, увеселительного и хозяйственного садоводства" Н. Осипова (СПб., 1791-1792); "Подробный словарь увеселительного ботанического и хозяйственного садоводства", перевод Н. И. (СПб., 1792); "Любопытный словарь естественных животных" К. Дамского (СПб., 1795-1801); "Словарь истории естественной" Б. Соколова (М., 1801); "Словарь родовых имен растений" И. Мартынова (СПб., 1826); "Словарь садовых, лесных, огородных, врачебных и других хозяйственных растений" (Одесса, 1853); " Словарь главнейших терминов, употребляемых при описании растений" П. Волькенштейна (СПб., 1874); "Садовый словарь" П. Волькенштейна (СПб., 1889); "Подробный минералогический словарь" В. Севергина (СПб., 1807); "Лексикон городского и сельского хозяйства" И. Двигубского (Москва, 1836-1839); "Опыт терминологического словаря сельского хозяйства" В. Бурнашева (СПб., 1843 - 1844); "Экономический лексикон" К. Авдеевой и А. Авдеева (СПб., 1848), " Словарь сельскохозяйственных растений" И. Палимпсестова (Одесса, 1855); Анненков, "Ботанический словарь" (М., 1859); "Иллюстрированный сельскохозяйственный словарь" С. М. Богданова (Киев, 1891-1895); "Словарь для сельских хозяев" М. Чехова (Москва, 1895); "Полная Энциклопедия русского сельского хозяйства и соприкасающихся с ним наук" (выходил с 1900 г., изд. Ф. Девриен, редактор А. Ф. Рудзский); "Лесной словарь", А. Никольский, барон В. Врангель, Е. Нольде и А. Кленке (СПб., 1843-1845, 3 части и книга рисунков); "Русский толковый лесотоварный словарь" Д. Кайгородова (СПб., 1883); "Охотничий словарь" С. И. Романова (Москва, 1876-1877); " Словарь поваренный" (М., 1795-1797); "Словарь химический" Шарля Луи Кадета, в переводе В Севергина (СПб., 1810-1813, 4 части); "Энциклопедический словарь основных химических сведений" Д. Тапочкина (СПб., 1864); "Химический словарь фотографа" А. Чехова, изд. А. Суворина (СПб., 1892; 2-е изд. 1896 г.); "Лексикон чистой и прикладной математики" В. Буняковского (т. 1, СПб., 1839); " Словарь математических и военных наук" Д. Вельяшева-Волынцева (СПб., 1808); "Военный словарь" С. Тучкова (М., 1818); "Военный энциклопедический лексикон", изд. Общества военных и литераторов, под ред. барона Зедделера (СПб., 1837-1852, 14 ч.; изд. 2-е, СПб., 1852-1858); "Энциклопедия военных и морских наук" под ред. Г. А. Леера (СПб., 1883-1897, 8 т.); "Морской словарь" А. С. Шишкова, издание дополненное ученым комитетом Главного морского штаба (СПб., 1832-1840, 3 ч.); "Краткий морской словарь для любителей морского дела" В. Бахтина (СПб., 1874; 2-е изд., Н. Г. Мартынова, под названием: "Объяснительный морской словарь", СПб., 1894); "Объяснительный словарь по морской практике" Н. Филиппова (Баку, 1887); "Ручной словарь для инженеров" М. Руже, перевод с польского К. Красовского (СПб., 1829); "Горный словарь" Г. Спасского (М., 1841-1843); "Временной телеграфический словарь" (СПб., 1838); "Условный словарь для телеграмм" Л. Вальтуха (Казань, 1886). Словари медицинские: "Энциклопедический медицинский лексикон", составлен Леем, Тарасовым и Стрелковским (СПб., 1842-1850; дополнение - "Альбом оперативной хирургии" СПб., 1855); "Терапевтический лексикон" А. Винклера, перевод с немецкого Б. Шлюхера (СПб., 1855); "Гигиено-экономический словарь практических познаний" В. П. Левшина-Иноземцева (М., 1886); "Реальная энциклопедия врачебных наук", издана Эйленбургом и Афанасьевым (СПб., 1891-1897, 21 т.); "Энциклопедический словарь" Виларе, под редакцией Тарханова и Окса (СПб., 1892); "Терапевтический словарь для практических врачей", перевод под ред. Дубелира (М., 1892); "Карманный терапевтический словарь" Цернера, перевод с немецкого под ред. Геселевича (СПб., 1894). "Словарь пиитико-исторических примечаний" ректора Аполлоса (М., 1781); "Словарь древней и новой поэзии" Н. Остолопова (СПб., 1821); "Опыт литературного словаря" Д. М. (Москва, 1831); "Тонический русский словарь" И. С. Яснецкого (Тверь, 1881); "Словарь рифм русского языка" Л. Шаховской (М., 1890); "Словарь библиофила, т. е. слов, касающихся книжного и печатного дела" Е. И. Аркадьева (М., 1890); "Краткий толковый словарь наборщика" (в книге П. Коломнина: "Краткие сведения по типографическому делу", СПб., 1899). Кроме перечисленных выше специальных энциклопедических словарей, было издано еще немало таких, которые содержат в себе переводы специальных научных и практических терминов (юридических, по естественным наукам, медицинских и др., в особенности же технических, военного и морского дела) с иностранных языков на русский или с одного иностранного языка на другой. Словари биографические были изначально общие, дающие биографические сведения обо всех деятелях, или специальные - посвященные определенной группе лиц; в числе последних видное место занимают словари писателей. Главнейшие с культурно-исторической позиции русские словари: "Словарь исторический", сочинение Обществом ученых людей (М., 1790 -1798); "Исторический словарь", собранный И. Нелечиным (М., 1793); "Словарь достопамятных людей русской земли" Д. Бантыша-Каменского (СПб., 1836, в 5 томах, и 1847, в 3 т.); "Биографический лексикон самых знаменитых людей от сотворения мира до наших времен", изд. В. Лоровича (Одесса, 1876); "Петербургский Некрополь" В. Саитова (М., 1883); "Русский биографический словарь", изд. Русского исторического общества под наблюдением А. А. Половцова. Специальные словари: "Библейско-биографический словарь" Ф. Яцкевича и П. Благовещенского (СПб., 1849); "Словарь исторический о святых" князя Эристова (СПб., 1836 и 1862); "Алфавитно-справочный перечень государей русских", составлен М. Д. Хмыровым (СПб., 1870); "Альманах современных русских государевых деятелей" (СПб., 1897, издание Г. А. Тольдберга); "Словарь медальеров и иных лиц, имена которых встречаются на русских медалях" Ю. Иверсена (СПб., 1874).
Смерд - в русских древних памятниках слово "смерд" употребляется в двух смыслах - более узком и более широком; в первом оно означает пахаря, сельского рабочего, а во втором - все свободное сельское население и даже иногда все население в противоположность князю, отчего в "Русской Правде" однажды оно заменено словом "иной", т. е. всякий другой человек кроме князя. В древних переводных памятниках смерд соответствует греческому ίδιώτης - частный человек, простолюдин. По "Русской Правде" и по летописным известиям, смерды наказываются продажей не иначе как с согласия или по приказу князя или другой подлежащей власти, имеют недвижимую собственность, несут повинности в пользу государства и с этою целью образуют податные единицы, платят дань князю, носят оружие и входят в состав войска. Главное их занятие - земледелие. За обиду, нанесенную смерду, взыскивалось три гривны ("Русская Правда"); за убийство смерда, по предположению Сергеевича, платили 40 гривен. Из одного места Ипатской летописи (1240 г.) видно, что смерды могли подниматься до высших слоев и даже до звания боярина; по крайней мере, галицкие бояре, по летописи, происходили "от племени смердья". По почину Лешкова, в русской историко-юридической литературе довольно долго принимали смердов за особый класс, состоявший в некотором ближайшем отношении к князю (Никольский, Цитович, Никитский, В. О. Ключевский, который утверждал, что смерд - это государственный крестьянин, живший на княжеской, государственной земле).
Собирательные (лат. nomina collectiva) - особый класс имен существительных, являющихся, несмотря на свою форму единственного числа, обозначает те или другие множества, состоящие из одинаковых единиц: дружина или совокупность воинов-друзей, братия или собрание братьев по крови или по духу, старославянское господа или собрание нескольких господ, народ - собрание множества людей и т. п. Возможность собирательных имен вытекает из психологической возможности рассматривать каждое множество как известное целое, известную единицу, хотя бы и сложную по составу. Собирательные имена существовали несомненно уже в индоевропейском праязыке. Такими собирательными именами, вероятно, были некогда формы винительного падежа множественного числа на а у имен среднего рода с основами на о, как славяснкие места, латинские juga и т. д., представлявшие, по правдоподобному предположению И. Шмидта ("Die Pluralbildungen der indogermanischen Neutra", Веймар, 1889), древние собирательные слова женского рода на а. Обычное средство, которым пользуются индоевропейские языки для образования собирательных слов - форма среднего рода, например, греч. ύπήκοο-ν - подданство (собрание подданных; от ύπήκοος "послушный, подданный"). Для обозначения народов нередко употребляется единственное число: греч. ό πέρσης "персы" (турок, китаец, француз в смысле турки, китайцы, французы: "это все француз гадит"), перс. mada - "мидийцы, Мидия", русское чудь, литва, татарва и т. д. В более поздние периоды жизни индоевропейских языков нередко в значении собирательных имен употребляются сложные слова, второй член которых превратился в суффикс: верхненем. liut-scaf "нация, народ" (liut - родня русскому людь), верхненем. heiden-schaft, "Heidenschaft" - язычество, сарацины и их страна", где суффикс -schaft восходит к имени существительному (герм. - scapi, scaftu). Как собирательные нередко служат имена прилагательные, образованные от имени существительного, причем обычно сопутствующим условием является средний род: греч. όπλίτικόν - "тяжело вооруженные", σνμμαχικόν - союзничество, союзное войско"; нередко и суффиксы имен, означающих принадлежность, получают собирательное употребление: санскрит. janб-tв "община, сообщество людей", русские пехота, беднота и т. д. Обычным явлением в области синтаксических отношений у имен собирательных в разных индоевропейских языках следует признать частое их согласование с глаголом во множественном числе: лат. concursus populi, mirantium quid rei esset (Тит Ливий); нем. Jsrael aber zog aus in den Streit und lagerten sich (Библия Лютера); русское "идут Русь" (Лаврентевская летопись), "народ двигнушася и выломиша ворота" (Ипатьевская летопись); "весь народ тому смеялися"; "весь город ездит в рощу и не выходят из карет" (Фонвизин) и т. д. На почве этого синтаксического употребления возникают в русском языке новые формы "множественного числа" на а и т. д.: господа (учителя, профессора и т. д.), братья, листья, зятья, князья, каменья, поленья и т. д.
Соборы (синоды, σύνοδοι, concilia) - в обширном культурно-историческом смысле так называются собрания представителей церкви для обсуждения и разрешения вопросов и дел вероучения, религиозно-нравственной жизни, устройства, управления и дисциплины вероисповедных христианских обществ. В праве каждой христианской вероисповедной церкви в понятие о соборе вносятся особые специальные признаки, указывающие на личный его состав и объем ведомства. Так, в православной и армяно-грегорианской церквях соборами в точном смысле именуются собрания пастырей и учителей церкви, составляющиеся, согласно церковным правилам и законам государства, для утверждения истин веры, для благоучреждения дел церковных, для установления, поддержания и развития порядка и дисциплины в церкви; в римско-католической - собрания епископов, прелатов и докторов под председательством митрополита, примаса и патриарха или папы, или уполномоченных от него - для регулиривания дел веры, религиозной жизни и дисциплины; в протестантских церквах - собрание пасторов и представителей от общин церковных и правительства для совещаний по вопросам религии и церковной жизни. Синоды или соборы существовали в церкви во все времена или в виде временных собраний, или - в некоторых самостоятельных церквях - в форме постоянных собирательных учреждений. Они существуют в различных странах и в различных вероисповедных церквях. Основания для существования в строе церкви соборов заключаются в вероучении основателя церкви, в примере апостолов, составлявших собор в Иерусалиме (Деяние), в природе церкви, как вероисповедного общества, в принципах культурно-исторического развития устройства церкви, и в том, что многие вопросы, возникающие среди членов церкви из религиозных верований, не могут быть иначе разрешены, как через посредство собора (общего сбора, местного схода, всеобщего собрания). Самое слово - συν όδός, по-русски - собор, по-латыни concilium, отсюда concile, Соncilien, консилиум и прочие, означает путь, по которому вместе приходят к одной цели. В истории христианской церкви различаются две главные категория соборов: вселенские и поместные. Такое различие и разделение принимается церквями православной, римско-католической, армяно-грегорианской и др., но каждая из этих церквей признает неодинаковое число соборов со значением вселенских, и не все соборы, признаваемые такими в одной из них, принимаются с тем же значением в прочих церквях. Поместными (τοπικαί σύνοδοι), или частными (particulares), соборами в православных, римско-католической, армяно-грегорианской и в других издавна существующих восточных церквях называются собрания епископов и других иерархов какой-либо одной местной, самостоятельной (автокефальной) или вероисповедной церкви или какой-либо определенной ее области (страны, государства, местности, провинции), составляющиеся для разрешения вопросов и дел, возникающих в ее пределах касательно вероучения, строя, управления и дисциплины. Деление вселенской христианской церкви на поместные и вероисповедные, а также каждой поместной и вероисповедной церкви на области, совершалось в истории по условиям времени, места и обстоятельств политической, народной и религиозной жизни христианского населения и разнообразилось в различным странах мира и в различные времена; вместе с тем различались и формы устройства и управления отдельных церквей и церковных областей и их учреждений. Соборы или синоды, как церковные учреждения, удерживались в строе поместных и вероисповедных церквей, но не в одинаковом виде, подвергаясь в разных странах и церквях и в разные времена в своих частных названиях, в организации, в значении и объеме ведения разнообразным видоизменениям, но с сохранением начала коллегиальности. Посему во вселенской христианской церкви, как и в каждой поместной православной и каждой вероисповедной церкви, соборы имеют свою историю, исходным началом которой служит законодательство вселенской церкви первых девяти веков христианства. Соборы называются по городам, в которых они происходили (антиохийский, сардикийский, арелатский, московский, базельский и т. п.), по географическому положению церквей, представители которых в них участвовали (соборы восточной, западной церквей), по названиям церквей, в строй которых они входили (соборы константинопольской церкви, антиохийской, римской, карфагенской и т. п.), по именам стран, где собирались (испанские, малоазийские), по народностям (соборы русской, сербской, румынской церквей), по вероисповеданиям (соборы православной, римско-католической, армяно-грегорианской, лютеранской церквей), по титулам председателей или церковных учреждений (митрополитанскиe, патриаршие, областные, монастырские, епархиальные), по составу членов (архиерейские, народно-церковные, смешанные), по их числу (великие, малые, большие, меньшие), по продолжительности (временные, постоянные). В древней России были временные соборы, называвшиеся по городам, где собирались (киевские, московские); в XVII в. при патриархах различались соборы великие и "из прилучившихся" архиереев в Москве; при Петре 1 вместо временных соборов учрежден был при местоблюстителе "освященный собор" постоянный, а в 1721 г. - священный синод. Созвание временных соборов с 1721 г. прекратилось; лишь в новейшее время созывались в Казани и Киеве епископы некоторых епархий для совещаний, но без авторитета собора; сохранилось лишь за административным учреждением название "духовного собора". В армяно-грегорианской церкви, в пределах России, высшее церковно-правительственное учреждение именуется эчмиадзинским синодом. По уставу лютеранской церкви в России, существовали синоды в пробстских и консисториальных округах и генеральный лютеранский синод. В праве римско-католической церкви, кроме вселенских, различаются национальные, провинциальные и епархиальные соборы (diocesanae synodi). Организация церковных соборов устанавливалась обычаями и правилами вселенской церкви и поместных церквей, а в некоторых странах, в новые времена - светскими законодательствами, при участии органов церковной власти. Соборам церквей поместных, вероисповедных и территориальных присваивается в определенных местным законодательством церковным или государственным власть устраивать, развивать и поддерживать порядок в местной церкви, во всех сторонах ее устройства и управления, в частности - издавать правила, составлять проекты правил для представления правительству, обсуждать, устранять и исправлять учения, несогласные с общим церковным учением, в высшей инстанции разрешать споры и пререкания касательно правоотношений и предметов церковных, судить высших иepapхов, иметь высший надзор в церкви и в православных странах - избирать и поставлять епископов и других высших иерархов. Распределение видов власти между соборными учреждениями в разных церквях было всегда разнообразно. В русской и элладской православных церквях постоянным синодам предоставлены все виды высшей церковной власти в стране; в церквях константинопольской, сербской и румынской законодательная церковная власть принадлежала народно-церковным соборам, судебная - архиерейским соборам, административная - особым учреждениям. В римско-католической церкви судная власть в высших инстанциях получила еще в средние века организацию, отдельную от соборной власти. В немецких протестантских территориальных церквях синодам в новейшие времена дана определенная организация, с предоставлением им права составлять и обсуждать проекты относительно церковного устройства и управления, для представления правительству; административная и судная власть оставлена была за церковными советами и консисториями. Постановления соборов поместных и вероисповедных церквей имели обязательное значение лишь в той области, из представителей которой состояли ее члены. Правила некоторых поместных соборов древней церкви, выразившие общецерковное правосознание, были, однако, приняты православной, римско-католической и армянской церквями в состав общецерковного законодательства и потому признавались источником права. Во всех православных поместных и в армянских церквях таким авторитетом пользовались правила поместных соборов: анкирского (314-315 гг.), неокесарийского (315), гангрского (около 340 г.), антиохийского (341), лаодикийского (364), сардикийского (347), карфагенского (318), константинопольских 394, 864 и 879 гг. В римско-католической церкви таким же авторитетом пользуются первые семь из перечисленных соборов и еще ельвирский собор (в Испании, около 300 г.). Культурно-историческое значение местных соборов в развитии церковного права каждой вероисповедной и поместной церкви оценивается по степени их влияния на церковную жизнь. В каждой стране и вероисповедной церкви существуют сборники соборных правил и литературные исследования о соборах.
Собрания - в смысле различных коллекций, являясь первоначально частными, в последующем главным образом сосредоточиваются в общественных местах и государственных музеях. Главнейшие европейские и российские музеи тоже возникли из частных собраний (например, коллекция Ростроповичей, расположенная после продажи в Константиновском дворце). Коллекции Ганса Слона, приобретенные после его смерти правительством в 1753 г., кладут начало знаменитейшему Британскому музею. Во Франции сформировался Музей естественной истории при Jardin des Plantes, a также в Германии еще в первой четверти 19 столетия иезуиты положили начало естественно-историческому собранию, переданному, после уничтожения ордена, Венскому университету. Те же иезуиты основали подобное же собрание в Риме. Естественные коллекции можно считать первыми, что стали собирать люди с первобытных времен; также естественнонаучной коллекцией положено начало государственному собранию диковинных животных в едва возникшем Петербурге. В России Петр I, приобретя некоторые коллекции в Голландии, кладет начало Аунсткамере, первому зачатку Музея Академии наук. Первоначальные собрания состояли по большей части из различных курьезов и продуктов "игры природы", как тогда выражались, и носили смешанный, даже смешной характер. Тут были минералы и раковины, астрономические приборы и сухие ракообразные (подобное будет представлено в Эрмитаже и в Зоологическом музее) и т. п. Громадный толчок получило коллекционирование, когда в начале XVIII столетия для сохранения собранных животных применили алкоголь. Сухие коллекции отошли постепенно на второй план, на первый план вышли спиртовые. Затем, дальнейший рост музеев уже стал в тесной зависимости от развития путешествий и исследования новых стран. Из собрания курьезов музеи делаются источниками для изучения и описания новых форм, а потом открываются для публики и являются источником популяризации и распространения естественно-исторических сведений в культурные массы. Любительское или научное коллекционирование животных имеет целью составление коллекций: 1) фауновых, из точно определенных представителей общей или местной фауны (мир животных), 2) систематических, иллюстрирующих систему животного мира, 3) биологических, иллюстрирующих моменты из развития и жизни животных, 4) сравнительно-анатомических, иллюстрирующих сходство, изменение и разницу в строении животных организмов, и 5) специальных, иллюстрирующих различные детали специальных исследований организмов и явлений в животном мире. При составлении биологических коллекций: 1) собирают в витринах известный подбор животных, иллюстрирующих разные биологические явления (подражательность среде и животным, паразитизм, сезонные и брачные покровы, полезность и вред, сожительство, разновидности, гермафродитизм, гибридизм или помеси, альбинизм, меланизм, хлорохлоизм, эритризм, диморфизм полов и пр.); 2) группировывают отдельными сосудиками в витрине или в одном сосуде на стеклянной пластинке (приклеивая раствором в спирте фотоксилина, твердеющего в неабсолютном спирте, но сохраняющем прозрачность) различные стадии развития разных животных или их органов, 3) составляют небольшие группы животных среди имитированной естественной обстановки (птицы у гнезд, зверьки у нор и т. п.). При составлении сравнительно-анатомических коллекций 1) изготовляется серия скелетов (вывариванием или вымачиванием, что дольше, но кости белее) и сравнительные группы однохарактерных костей от разных животных (например, кости передних конечностей, зубы); 2) такие же сравнительные собрания приготовляются для сравнительной иллюстрации наружных покровов тела (щетинистые, чешуйчатые, слизистые и пр.), наружных органов (ласт, крыло, рука обезьяны и пр.), внутренних органов и их отправлений (кровеносная, нервная и другие системы), прибегая иногда к инъекции; 3) приготавливаются серии микроскопических препаратов. Образцовым музеем, заключающим в себе все роды коллекций, является британское естественно-историческое собрание в Лондоне ("Британский музей"). После предварительной обработки - как животные, так и препараты из них сохраняются: 1) в сухом или набитом виде (в защищенных от пыли шкафах и витринах), защитительные и предохранительные вещества: нафталин - универсальное средство (лучше, безвреднее для коллекции, если завернут в бумажки), двусернистый углерод (убиение паразитов, среди коллекционных насекомых), ртуть (убиение паразитов, очищение от пыли), карболовая кислота(1/3 на 2/3 воды; уничтожение плесени); 2) в жидкостях (спирт, формалин и другое), в сосудах с притертыми и обмазанными вазелином или залитыми воском или лаком пробками или кружками во избежание усыхания; спирт по ослаблении меняется; спиртовые объекты лучше держать защищенными от света. Помещение с коллекциями снабжается на окнах темными шторами или ставнями, а на косые витрины (например с коллекциями насекомых) накладываются клеенчатые покрывала. Собрания могут быть постоянными (стадность), вызванными коренными биологическими причинами полезного сожительства (симбиоза), и временными, когда индивиды одного вида или различных видов собираются случайно или под влиянием факторов временного характера (смена сезонов, недостаток или обилие пищи). В одних случаях живые собрания являются результатом сознательного или инстинктивного образа действия, в других они непроизвольны. Все явления временного собрания можно свести к следующим категориям: 1) собрания непроизвольные и не имеющие определенной цели. Сюда можно отнести массовое появление животных в местах обильной кладки яиц, например у насекомых (тли, кошениль), пассивное скопление разных животных пелагической фауны в области морских течений (медузы, пирозомы, сальпы и др.). 2) Собрания с переселенческими или миграционными целями, вызванные холодами, засухами, недостатком пищи. Такие собрания можно объяснить исканием коллективной выгоды со смутным сознанием индивидов, что путешествие массой легче, чем в одиночку. Такие собрания наблюдаются у птиц (периодические перелеты), северных грызунов, леммингов (пеструшки), бизонов Северной Америки, северных оленей, антилоп, в более примитивной форме - у саранчи. 3) Собрания в целях защиты и нападения. Кроме случайных, свойственных большинству животных, такие собрания особенно характерны, например, для ворон, преследующих сообща зайцев, для одичалых собак Австралии, для зимних стай волков, для мелких птиц (например, колибри), сообща прогоняющих крупных пернатых хищников. Сюда можно отнести и странствующих воинственных муравьев Северной Америки (солдаты США). В тех же интересах для достижения совместными усилиями общей цели жуки-могильщики собираются для похорон трупов мелких животных. Во всех этих случаях в животных действует один и тот же инстинкт сохранения жизни индивида, общества или потомства. 4) Собрания, вызванные половыми потребностями. Такие собрания могут происходить в случайных местах (звериные течки, рыбий нерест, вылеты муравьев, толкуны-комары) или же приурочены к определенным пунктам (птичьи тока, турнирные места оленей). В такой любовный сезон некоторые животные приобретают особое брачное украшение (брачный наряд токовых птиц, цветистость самцов рыб, расцвет роста рогов ветвисторогих и иное), исчезающее по миновании поры, когда животные возвращаются к прежнему образу жизни, 5) увеселительные собрания - особенно характерные для птиц. Подобные собрания указывают на присутствие скрытого социального инстинкта, проявляющегося наружу, когда тому нет помех. К таким собраниям относятся утренние и вечерние слетки птиц (канарейки, райские птицы, зеленые попугайчики, египетские голуби и другие), не имеющие никакой определенной цели, определенные гульбища ворон, которые для этого заранее высылают разведчиков, стайки воробьев - в местах, где нет их обычной пищи, свидания урывками самцов скворцов в страдную пору кормления птенцов. Нечто подобное наблюдалось и у других животных, например перед восходом и закатом Солнца собрание гиббонов, собрание шимпанзе и послеобеденные собрания молодых собак-колонистов в Техасе. Некоторые птицы устраивают даже увеселительные "беседы" и "сады"; первые строятся австралийскими родами Ptilorhynchus, Chlamydera, Sericulus; вторые свойственны новогвинейскому роду Amblyornis. На устройство таких увеселительных мест идут стебли растений, красивые камушки, раковины, плоды и разные блестящие предметы. По наблюдениям, беседки являются достоянием нескольких семейных пар, сады же, по-видимому, принадлежат только одной чете. Периодичность увеселительных собраний, быть может, явилась началом сезонных собраний птиц, например, осенние собрания скворцов, жаворонков, корольков, синиц, воробьев и других. Нечто своеобразное в животном мире представляют собой так называемые птичьи базары (птичьи горы), которые можно подвести под собрание в пору любовного сезона и воспитания птенцов. Это временное сожительство огромной массы разнообразных морских птиц на определенных скалах Скандинавии, Кольского полуострова, у берегов Северной Америки. Сюда же можно отнести и гуановые побережья близ Перу. Такие общественные гнездные собрания свойственны северным гагарам, люрикам, тупикам, чистикам, пингвинам, казаркам, гавкам, крачкам, разным чайкам, олушам, фрегатам и бакланам. В этом собрании нет никакой организации, и единственная взаимность услуг выражается только в совместной защите от врагов, и только некоторые виды заботятся о птенцах, потерявших родителей, и помогают друг другу высиживать яйца. Некоторые наоборот должны защищать свои яйца от нападений соседа (пингвины). Причины начального заселения таких гнездовий, вероятно, лежат в стремлении сообщества птиц в страдную пору забота о потомстве иметь так сказать под рукой обилие пищи, а выгоды общей защиты от врагов еще более укрепили стадение этих морских птиц. Дальнейшая устойчивая привязанность птиц к раз избранным почему-либо гнездовьям уже является странной и непонятной, так: гавки не меняют своих гнездовий и после того, как за ними, их яйцами и пухом начал усиленно охотиться разыскавший их человек, а пингвины острова святого Павла по-прежнему вили гнезда наверху скал, куда влезали с трудом и где они оставались более беззащитны от хищных птиц. Птичьи базары можно считать некоторым образом переходной ступенью в жизни птиц от временного стадения к постоянной стайности. Во Франции незадолго перед революцией 1789 г. были введены для заведования местными делами так называемые провинциальные собрания (assemblйes provinciales), которые не следует смешивать со старинными провинциальными штатами (йtats provinciaux), сохранявшимися еще в некоторых провинциях. Первая мысль о введении этих учреждений принадлежала Тюрго, но его обширный план административной реформы, в котором провинциальные собрания являлись лишь одной ступенью в целом ряде, как выражался Тюрго, "муниципалитетов", не был приведен в исполнение. По мысли знаменитого министра, общинные, окружные и провинциальные собрания, в которых должны были быть представлены лишь земельные собственники, без различия сословий, заведовали бы распределением налогов, общественными работами (дорогами) и благотворительностью, а также доводили бы до сведении правительства о местных нуждах. Впоследствии Неккер взял из этого плана лишь одни провинциальные собрания (без общинных и окружных), которые в виде опыта и были введены им в двух провинциях (в Берри в 1778 г. и Верхней Гюйене в 1779), причем в их организацию введено было сословное начало: в провинциальном собрании должно было быть по 12 духовных и дворян и 24 лица из третьего сословия, и все они назначались правительством. Неккер думал было ввести провинциальные собрания еще в двух провинциях, но не встретил поддержки короля, а потом скоро пал. Только за два года до начала революции (1787) Ломени де Бриен ввел провинциальные собрания везде, где не было провинциальных штатов, поставив их в связь с новыми учреждениями приходского и окружного самоуправления. Революция положила им конец. В XIX в. провинциальные собрания обратили на себя большое внимание историков, и о них появилось целое собрание литературы. Народное собраниe (consilium, conventus, placitum и др.) у древних германцев было двух типов: собрание свободных людей всего государства (civitas) и собрание тех же людей только одной из частей государства (centenae, pagi или Hundertschaften, Gaue). И те, и другие собрания решали судебные дела и заведовали общественной землей, но только общегосударственное собрание (или древнее вече) было компетентно в вопросах о войне и мире. Оно же сообщало гражданское полноправие несвободным; в нем юноши объявлялись совершеннолетними, в нем, наконец, избирались судьи (principes), стоявшие во главе отдельных волостей. Если обратить внимание на преимущественную функцию двух культурно-исторических типов собраний, можно назвать волостное вече - судебным, собрание государственной общины - политико-административным вече. Рядом с общегосударственным вечем стояло собрание старшин (principes, optimates), которое обсуждало все вопросы до внесения их в народное собрание. Это последнее, по словам некоторых ученых, не входило в обсуждение предложения, а либо принимало его, выражая свое одобрение криком и бряцаньем оружия, либо отвергало, обнаруживая неудовольствие ропотом. В маленьких государствах общенародное вече собиралось два раза в месяц, каждое новолуние и полнолуние, в других - один или два раза в год. В романо-германских государствах совет старшин постепенно вытеснил вече; это было результатом естественной невозможности собираться людям со всего государства, раз оно достигало протяжения в несколько сот миль. Так, Фюстель де Куланж доказывает, что у франков в VI в. уже не было национальных собраний; упоминаемые Григорием Турским собрания франков - ни что иное, как военные смотры, а встречающиеся в VII веке convenеtus generalis populi - собрания светских и духовных вельмож (duces, proceres, primates), с их свитами и слугами. В Каролингскую эпоху этот conventus или конвент, в который призываются все свободные люди, собирается обыкновенно два раза в год, весной и осенью, и имеет характер учреждения, предназначенного облегчать правительству осуществлениe его государственных задач: так, здесь не только объявляется народу о каком-нибудь важном решении или новом законе, но здесь же правительство принимает ежегодные дары (dona), совещается о религиозных вопросах, королевские посланцы (missi-миссии) читают свои отчеты; иногда собрание высказывается и по судебным вопросам. Такой характер занятий собрания позволяет Фюстель де Куланжу утверждать, что оно не может быть рассматриваемо как учреждение, ограничивавшее королевскую власть. В эпоху господства феодальных отношений в Европе судьба собраний светской и духовной знати в различных государствах Запада была неодинакова. Во Франции эти собрания путем естественной эволюции, по мнению Люшера, из curia generalis превратились в собрания государственных чинов (йtats gйnйraux). В Англии из большого совета (magnum consilium), путем привлечения в него представителей от городов и рыцарей от графств, образовался парламент. Тот же процесс превращения феодального совета в представительное учреждение наблюдается и в государствах Пиренейского полуострова. В остальных государствах германо-романского Запада подобных превращений не произошло. Вече (вечь, вечьие, веште, веще, иногда веце по новгородскому выговору, происходит от одного корня со словом вещать или говорить) - это древнерусское слово, которое означает народное собрание, сход с целью совещания. Слово это встречается и в церковно-славянских памятниках, но очень редко; иногда оно употребляется во множественном числе для передачи греческого слова δήμοι. Β русских летописях слово "вече" употребляется в трояком значении: 1) в смысле народного собрания вообще (всякое сборище, толпа), 2) в смысле общего совещания, даже тайного совещания-заговора (в 1169 г. в Новгороде "начата вече деяти в тайне, по двором, на князя своего на Святослава на Ростиславича"; Ипатьевская летопись) и 3) в смысле органа политической власти народа. Вече в этом последнем смысле является элементом верховной власти в древней Руси, а вопрос о его значении и его судьбах - основным вопросом древнерусской истории. Какого-нибудь законодательного акта или устава, которым бы определялась организация и степень власти вече, не имеется. Характер этого института приходится восстановить из отрывочных свидетельств летописи, которые по большей части ограничиваются указанием или на результат вечевого собрания (например, послаша, позваша), или же на совещание народа, как выражение вечевого строя, даже без упоминания слова "вече" (например, сдумавше Кияне). К тому же летописи, рассказывая очень часто о народных собраниях, соединенных с каким-либо переворотом, не останавливаются на обычных мирных собраниях для решения текущих дел, а потому не легко определить организацию этих собраний. Вече есть форма непосредственного участия народа в общественных делах, а не через представителей, но право участвовать в вечевом собрании имели лишь полноправные граждане, т. е. свободные мужи, не подчиненные семейной власти. В 1147 г. киевское вече отказывается вести войну против Юрия Долгорукого, говоря: "Не можем на Владимирово племя руки поднять, а на Ольговичей пойдем и с детьми"; следовательно, "дети", хотя и способные носить оружие, не участвуют в вече. На какие-либо другие ограничения нет указаний в источниках. Принимающие участие на вече обычно обозначаются самыми общими терминами: "людие", "все люди", "люди в Киеве", "все Переяславльцы", "вся Галицкая земля" и т. п. Встречаются в летописях и прямые указания на участие различных слоев населения, начиная с высших и до последних. Так, в Новгороде участвуют в вече не только лучшие люди, но и меньшие, черные, смерды, даже худые мужики; то же в Торжке и в других старорусских городах. На вече присутствуют и духовные лица, и князь (последний, если вече составилось не для борьбы народа с князем). Участие в вече понималось в древней России как право, а не обязанность: из имеющих право бывал тот, кто хотел. Что касается до времени созвания веча, то на периодичность вечевых собраний в источниках нет указаний. Вече созывалось, смотря по потребности, для решения известного вопроса и продолжалось до тех пор, пока данный вопрос не был улажен. Если одного дня было мало, вече собиралось на следующий день и так далее, до принятия определенного решения. Новгородская культурно-политическая история представляет примеры продолжительности вечевых собраний по одному и тому же делу до двух недель. При нормальном течении дел вече созывалось князем, но имеется много свидетельств о созывании веча народом, несмотря на присутствие в городе князя или его посадника. Для созвания веча достаточно было ясно выраженной воли весьма небольшого числа людей: из новгородской истории известны случаи, когда вече созывалось по желанию только двух заинтересованных лиц. Но так как никто не обязан был являться на вече, то, понятно, вече действительно могло состояться только тогда, когда народ желал совещаться о том или другом предмете. Способ созыва практиковался двоякий: через биричей (глашатаев), но чаще колокольным звоном; сам колокол назывался вечьником или вечевым. Место вечевых собраний не было точно определенно: вече могло собраться везде, как в городе, так и вне города и даже во время похода; такие вечевые собрания во время похода встречаются у новгородцев и псковичей. В городах вечевые собрания имели место на открытых местах, как около церквей, так и на торговых площадях. В Киеве упоминаются четыре места вечевых собраний: на Торговище, на дворе святой Софии, на Ярославовом дворе и у Туровой Божницы. В Новгороде чаще всего собирались у святой Софии и на Ярославовом дворе, но были и другие места собраний: так, в 1015 г. Ярослав созвал вече "на поли". Некоторые исследователи (Неволин, Беляев и др.) различают вечевые собрания законные, или правильные, и незаконные, или самовольные; законными они признают только такие собрания, которые созваны узаконенным порядком (князем, посадником) и на обычном и законном месте. Такое различение совершенно чуждо сознанию древней Руси. Всякое народное собрание, если оно имеет своим предметом общественные дела и желает, чтобы его мнение было принято всем остальным народом - есть вече, где бы оно ни собиралось. Так, правильные вече, в случае разделения партии, могли распасться на несколько самовольных веч, друг с другом враждовавших, и наоборот, самовольные вече, придя к соглашению с князем, переходили в правильные. Это видно из порядка вечевых решений. При постановке решений простого большинства не было достаточно; требовалось единогласие ("едиными устами", или "единодушно"). Фактически, под единогласием скрывалось подавляющее большинство, которое могло заставить молчать всех разномыслящих. При нерешительном разделении голосов, стороны стояли друг против друга без всяких средств к мирному разрешению вопроса. Если они продолжали настаивать на своих отдельных мнениях, то не было иного исхода, кроме вооруженной борьбы, которая заканчивалась соглашением, а иногда и кровавым господством победившей партии. Так, в Новгороде в 1218 г., после битв одного конца против других, вече по одному и тому же вопросу продолжались целую неделю, пока не "сошлись братья все единодушно". О внешней обстановке вечевых собраний источники сообщают крайне скудные данные. Псковские летописи упоминают о существовании на обычном месте вечевых собраний особой степени (или ступени), т. е. возвышенного места, с которого обращались с речью к народу; от этой степени производят название псковских и новгородских посадников и тысяцких, правящих должность, степенными (аналогичное явление представляют понятие о княжеском столе и название стольный князь). Д. И. Иловайский ("О вечевой степени") полагает, что это был деревянный помост, снабженный лавками и сиденьями, на которых помещались важнейшие власти: князь, посадник, тысяцкий. Обычно в Новгороде на Ярославовом дворе предполагают существование особой башни или избы, которая представляла род вечевой канцелярии, где дьяки и подьячие писали вечевые грамоты. Порядок совещаний был словесный и совершенно бесформенный. Не встречается никаких указаний на председателя или руководителя прений. Первый вопрос обычно предлагался тем, кто созвал вече - князем или кем-либо из народа; затем начиналось совещание самого народа-он шумел и пел. Право слова имели все люди, но обычно говорили лучшие люди, бояре и старейшины, а остальные слушали в молчании и только под конец выражали свое одобрение. Имеются указания, что богатые люди подкупали людей бедных, смердов, худых мужиков для того, чтобы они своим говором и криком на вече заглушали речи их противников и тем способствовали проведению их собственных мнений (в Псковской области слово "вечать" значило кричать, вечок - крик; на Всероссийском Учредительном собрании, на этом последнем всенародном вече, большевики, уже захватившие власть в стране, также пригласили специальных людей, чтобы те улюлюкали, дико кричали и шумели трещетками, заглушая речи многочисленных противников). Из круга дел, подлежавших решению вече, первое место занимает призвание князя и определение условий, на которых он призывался, или "ряд с князем", как выражаются источники. Нельзя сказать, чтобы преемство столов в древней Руси определялось исключительно народной волей. На деле переход столов совершался под влиянием борьбы весьма разнообразных интересов. Право вече иметь князя по собственному призванию нe всегда выходило победителем из этой борьбы; столы нередко занимались князьями не только без предварительного призвания, но и прямо против воли народа, в силу военногo превосходства князя. Но как в народе, так и в самих князьях живо было сознание права вече избирать великого князя. Когда в 1154 г., после смерти киевского князя Вячеслава, наследовал ему его племянник Ростислав, который уже и прежде призван был самими киевлянами к соправительству с дядей, то Ростислав хотел продолжать начатый военный поход, но мужи его предостерегли: "Ты еще людьми Киеве не утвержден, а поеди лепле в Киев, же с людьми утвердися". Даже князь, добывший стол путем победы над своим противником, считал нужным заключить ряд с народом. Призвав князя из Рюрикова дома, вече заключало с ним ряд на неопределенное время; призвание имело силу до тех пор, пока с обеих сторон соблюдались условия договора, пока господствовало единение между народом и князем. Из временного, но не срочного характера призвания следует, что новое призвание могло состояться еще во время присутствия в городе прежде призванного князя, по отношению к которому оно получало значение смены или изгнания. Случаи таких изгнаний встречаются не только в Новгороде, но и в Киеве, Галиче, Полоцке, Владимире на Клязьме и иных городах. Наряду с временным встречается и пожизненное призвание, но такой характер призвания не разумеется сам собой: он должен быть именно установлен условиями призвания. Известны случаи призвания "и с детьми"; этим вече не отказывалось от своего права призвания, но осуществление этого права ограничивало известной ветвью Рюрикова дома. К сожалению, до нашего времени не дошло ни одного текста древнейших договоров народа с князьями; самые древние из сохранившихся относятся ко второй половине XIII века (с 1260 г.) и все принадлежат одному Великому Новгороду. Кроме призвания князя, от вече зависело решение вопроса о войне и мире. Это вытекало из фактической необходимости заручиться согласием населения для ведения войны. Иногда князь начинает войну и при несогласии на нее вече, при помощи собственной дружины и наемных охотников из населения, но редко ведет ее с успехом. Этим- призванием князя, договором с ним и решением вопроса о войне и мире - почти исчерпывалась вся деятельность веча; управление и суд принадлежали князю. Но как высшая власть земли, вече могло привлекать к своему рассмотрению всякое дело, которое обращало на себя его внимание. В частности, ему принадлежал политический суд (над князьями и посадниками). В 1097 г. в Киеве суд над галицкими князьями, по доносу князя Волынского, предоставлен боярам и вече; новгородское вече в 1136 и 1270 гг. производит формальный суд над своими князьями, с изложением письменного приговора; в Новгороде же в 1141 г. производится суд и казнь посадника Якуна, за измену, всем вечем, в 1209 г. - суд, поток и разграбление над посадником Дмитром. Чрезвычайно спорным является вопрос о пространстве власти вече. Были ли вечевые решения главного города обязательны для пригородов. Весь характер вечевого строя и многочисленные случаи, известные из летописей, приводят к отрицательному ответу на этот вопрос. Пригород подчинялся решению главного города, если был с ним согласен или если не был в силах противиться ему. Новгородская история представляет примеры, когда один конец с оружием в руках выступал против решения остальных концов - и в одном случае меньшинство одержало верх. Тем более это могло случиться (и случалось) с пригородами, которые и составляли в подобных случаях свои вече. Но все же такие разногласия по отдельным вопросам не разрушали единства земли: государственная власть в лице вече была одна. Пригорожане участвовали в вече главного города, если случайно оказывались там, и наоборот. Вечевой быт был явлением, необходимым в древней России. Князь не имел еще своих собственных, достаточно развитых орудий управления. Между князем и его дружиной не было даже той поземельной связи, которая дает такую прочность отношениям феодальным и поместным. Поневоле он должен был искать опоры в согласии с народом, обращаться в вече, которое существовало задолго до призвания князей. Вечевой строй был явлением всеобщим: он не составлял особенности одной какой-либо земли. Противоположного мнения придерживается Д. Самоквасов и А. Лимберт ("Предметы ведомства веча в княжеский период древней России"). Самоквасов проводит параллель между Киевом и Новгородом и находит в первом чистую монархию, а во втором чистую демократию. К такому заключению он приходит потому, что рассматривает вече в обеих областях не на всем пространстве его существования: для Новгорода он берет время наибольшего развития его политической свободы, для Киева же ограничивается периодом до Всеволода Ольговича, тогда как именно со второй половины XII в. начинается период наибольшего процветания киевского веча (И. Линниченко, "Вече в Киевской области", Киев, 1881). В различных русских землях вечевой строй имел неодинаковую судьбу. В этом отношении всю древнюю Русь можно разделить на три части: 1) южную и юго-западную, 2) северо-западную и 3) северо-восточную. Культурно-историческим типом юго-западных земель служит Галицкая земля, но ее государственное устройство повторяется и в земле Волынской; отчасти сюда примыкает и Киевская земля. Благодаря природному богатству почвы, здесь выдвинулся могущественный класс землевладельцев, т. е. бояр по преимуществу. К этому должно присоединить соседство и постоянные сношения с Польшей и Венгрией, странами, в которых рано развился аристократический элемент. С конца XII века бояре присваивают себе здесь существеннейшую функцию народного вече - право распоряжения княжеским столом. В 1231 и 1235 г. князь Даниил призывал народное вече для борьбы с боярским элементом, но вече не могло сломить окончательно власть бояр. В противоположность этому, в северо-западной Руси берут перевес вечевые элементы. Такое государственное устройство утвердилось в Новгороде, Пскове, восточных новгородских колониях (Вятке, где совсем не существовало княжеской власти) и в Полоцке; сюда же отчасти примыкает и Смоленская земля. Страна, занятая новгородцами и кривичами, неблагоприятна для земледелия, но изобилует водяными путями, способствующими развитию торговли. Торговля вызывает сосредоточенность населения в больших городских общинах, содействует преобладанию среднего городского класса, а вместе с тем и господству вечевого начала. Богатейший и населеннейший из всех городов русских, Новгород распадался на многочисленные и сильные партии, которые имели не один повод к враждебному между собой столкновению. Благодаря этому новгородская вечевая жизнь текла шумливее, чем жизнь других городов, а вследствие того великого преимущества Новгорода перед другими городами, что татарский разгром его вовсе не коснулся, вечевой строй сохранился в стенах его гораздо дольше, чем в остальной России. Главная особенность новгородского устройства (с середины XII в.) заключалась в том, что вече назначало, помимо князя, еще двух высших гражданских чиновников: посадника и тысяцкого, и избирало архиепископа. В то же время взаимные отношения вече и князя подвергаются более точной формулировке: ряд с князем облекается в письменную форму. С 1260 г. до нашего времени дошел ряд этих формальных договоров; сходные по содержанию, они образуют как бы хартию, обеспечивающую свободу Новгорода. В договорах этих князья обязываются: 1) "не замышлять войны без Новгородского слова"; 2) правителями волостей назначать только новгородских граждан (в Суздальской земле народ возмутился, когда князья, пришедшие с юга, привели с собой "русских" или южно-русских детских и роздали им посадничества, но нигде это правило не было оформлено, кроме Новгорода), и притом по предварительному соглашению с посадником; 3) не смещать должностных лиц без суда; 4) не производить суда без посадника. От Новгорода же и Пскова до нас дошли и памятники вечевого законодательства, а именно Новгородская и Псковская судные грамоты. Наконец, в северо-восточных землях (Суздальская и отчасти Рязанская и Черниговская земля, подпавшая влиянию Суздальской) берет перевес княжеская власть. В Суздальской земле с конца XII века, а именно со Всеволода III, который в летописях начинает именоваться великим князем, исключительным способом преемства княжеской власти становится право наследования; вече исчезает во второй четверти XIII в., и впоследствии "вече" называются здесь восстания и заговоры. Обстоятельства, вызвавшие на северо-востоке усиление княжеской власти, заключались в местных особенностях страны, именно в уединенности ее от центра междукняжеских усобиц и в таких экономических условиях, которые препятствовали образованию здесь сильного боярства и больших городских общин. Но помимо внутренних местных особенностей различных земель, отразившихся на судьбах вечевого строя, существовали и общие причины, приведшие к падению этого строя. После татарского завоевания центр политической жизни переместился за пределы России - в Орду. Занятие столов перестает зависеть от воли народа: ханы жалуют их кому и когда хотят. Таким образом, важнейшая функция вече отпадает: свободное избрание народа сменяется молчаливым исполнением воли всесильного завоевателя. Татары не отменили веча; право сходиться на вече существовало по-прежнему, но к осуществлению его или вовсе не приходилось обращаться, или, если и обращались, то в редких и исключительных случаях. Таким образом, вечевые собрания начинают выходить из употребления, хотя об отмене их никто еще и не думал. Дело, начатое татарами, завершилось: 1) изменениями, происшедшими в отношениях служилых людей к князю и 2) объединением России. Установление поместной связи между служилыми людьми и князем положило начало самостоятельной военной силе последнего и его независимости от силы и воли народа. Объединение же России в одно государство, с центром в Москве, сделало невозможным прежнее участие народа в общественных делах в форме веча. К концу XV века Россия представляется разделенной на две мало похожих одна на другую части: Новгород и Псков являются представителями старого порядка, Москва - нового. Вечевое устройство, сохранившееся в северо-западном углу русской земли, мало вяжется с устройством остальной России; московские князья вступают в прямую борьбу с ним и выходят из нее победителями: в 1478 г. Ивану Васильевичу удается отменить вечевой быт Новгорода, а в 1510 г. его сын Василий уничтожает и псковское вече. Народ и князь -два одинаково существенных элемента древнерусского общественного быта: с одной стороны - народ не может жить без князя (единого представителя власти), с другой - главную силу князя составляет тот же народ. Участие народа в общественных делах проявляется под формой веча. В противоположность этому, М. Ф. Владимирский-Буданов ("Обзор истории русского права", Киев, 1888), различая в древнерусском обществе три элемента: князя, бояр (лучшие люди земли - старцы, старейшины и дружинники князя) и народ, видит в вече не орган власти одного (низшего) класса, а власть общеземскую. Несмотря на свой главный простонародный состав, вече поглощает в себе и оба других элемента; оно создано не во имя борьбы с князем и боярами, а для единения, т. е. для решения земских дел согласной волей бояр и народа. Н. И. Костомаров изложил свои воззрения на вече в сочинении "Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого периода" и в статье "Начало единодержавия в России" ("Вестник Европы", 1870, Љ 11). "Первые пришлые князья, - говорит этот историк, - не имели сознания государственного начала, они были только наездниками и обирателями подвластных народов". Благодаря этому земли остались с своим самоуправлением. Под землей Костомаров разумеет политическую единицу, которую представлял собою каждый из народцев древней Руси. "Где была земля, там необходимо должно было быть и собрание земли, следовательно, в незапамятные времена были уже веча - слово, означающее совещательное собрание земли и народа". По призвании князей, земля сохранила свое значение. Это была совокупность населения, связанного сознанием своего ближайшего пункта единения (города). Хотя Костомаров различает и другие единицы - волость и княжение, но "земля" по своему значению стояли выше. "Где земля, там должно быть и вече - земское собрание. Понятие о вече принадлежит исключительно только понятию о земле; вече было выражением автономии последней, а не волости, не княжения". "Земля была власть над собой, вече - выражение власти, а князь - ее орган" - такова формула Костомарова. Д. И. Иловайский (в "Истории России") разделяет вече на большое и малое. "Большое народное вече, в котором участвовали все свободные граждане, кроме молодежи, собиралось не часто, а только в важных случаях, преимущественно во времена смут и безначалия. Более постоянным учреждением является, по-видимому, малое вече, когда лучшие люди, т. е. городские старцы или домовладыки, наиболее зажиточные и семейные, созывались на княжий двор для совещания вместе с его боярами и дружиной, под непосредственным председательством самого князя". Как на причину падения вечевого строя С. М. Соловьев ("Об отношениях Новгорода к великим князьям", Москва, 1846) указывает на борьбу старых и младших (новых) городов. В старых городах, которые существовали гораздо раньше прихода варяжских князей и привыкли к вечевому народовластию, власть князя и власть вече стоят друг подле друга в неопределенных отношениях; в новых городах, которыми наполнилась Ростовская земля, зарождается самодержавная власть князя. Борьба старых городов с младшими началась борьбой Ростова Великого с Владимиром Кляземским и закончилась торжеством Москвы над Новгородом и Псковом. Участие народа в верховной власти в форме вече (т. е. участие непосредственное, а не через представителей) свойственно не только древнерусскому быту; оно встречается при тех же условиях и у других народов, начиная с древних греков, о которых повествует Гомер, и древних германцев, и кончая всеми славянскими племенами. Все, что сказано выше о составе, порядке, времени и месте созыва, об единогласном решении дел, о компетенции древнерусского вече находит себе применение и ко всем другим древнеславянским племенам; только судьбы вечeвoгo строя в различных славянских странах были различны, а к концу XIV - XV веков - в одних странах раньше, в других позже - он повсеместно уступил место другим формам бытия народа. У балтийских славян, которые прекратили свое существование не изменив своего государственного строя, существовали двоякого рода вече: одно - открытое, всенародное, имевшее место на площадях или особых вечевых местах; другое - частное, или закрытое, - происходило в особых помещениях или в зданиях, принадлежавших святилищу; здесь участвовали только члены правительства, старейшины, знатные люди земли, вообще - правительственный совет. Обсудив дело, они предлагали свое решение на всенародное утверждение и к исполнению. В древней Чехии народное участие в верховном управлении проявлялось в сейме (snĕm), который в грамотах и летописях называется conventus, colloquium, generale colloquium, curia и т. д. (чешское слово vesce означает место собрания - forum, locus conventus). Древнейший чешский сейм является всенародным собранием, но после XI в. в сейме участвуют только одни высшие сословия, а с 1281 г. и горожане. В Польше вечевые собрания, которые в древнепольских памятниках называются consilia, colloquia, conciones, congregationes generates, потеряли свой всенародный характер: участниками вечевых собраний стали являться исключительно высшие классы населения. Уже в 1040 г. вече состояло из одних панов и воинов польского государства, которые и решили призвать на престол Казимира. Особое развитие в древней Польше получили судебные вече (viece). Суд по делам гражданским князь всегда производил вместе с народом, но суд по делам уголовным принадлежал исключительно князю. Суд, однако, не всегда происходил на вече; иногда он ведался князем в собраниях, менее многочисленных, чем вече, именно, в съездах князей с одними баронами. В конце XIII и в XIV веке почти все области гражданской и общественной жизни Польши подвергаются существенным переменам, которые и привели к позднейшему строю Речи Посполитой. В древней Хорватии вечевые собрания были известны под названием соборов (сборь) и скупщины (в источниках congregatio, maxima congregatio и др.). Как особенность вечевой жизни Хорватии, должно отметить развитие законодательной деятельности вече отдельных хорватских общин и земель. С XII и особенно с XIII столетия вечевые уставы становятся главной формой хорватского законодательства; наиболее замечательным из памятников этого рода является Винодольский закон. Особый интерес представляет государственное устройство древнего Дубровника, где наряду с собором, как органом верховной власти, существовали и веча, в значении органов управления. В состав собора Дубровницкого входили: князь, судьи, члены вече (вечники) и вся община, весь град "одмала и до велиа". Главной прерогативой собора было издание статутов и сборников законов, а также и отдельных узаконений, касавшихся существенных интересов целой общины, но особенно часто он созывался (по вечевому колоколу) по поводу сношений и договоров с соседними государствами. Под именем веча (вече, виче, вик, виек, век) в Дубровнике исстари (упоминаются с XIII в.) существовали следующие учреждения: великое, умоленное и малое веча. Велье, или великое вече (magnum consilium), по известиям XV и позднейших веков, составлялось из всех властителей (племичей, благородных людей), достигших 18-ти лет; можно думать, что первоначально в это вече поступали на предварительное рассмотрение дела, подлежавшие решению собора. Вече умолено (вече умольених, прьгат, прегат, consilium rogatorum), которое впоследствии состояло из 45 членов (прегатов), назначавшихся пожизненно из вечников великого веча, упоминается впервые в 1253 г., но о первоначальном его назначении трудно составить себе точное представление. Малое вече (изобрано мало вече, parvum, или minus consilium), которое впоследствии состояло из семи членов, избиравшихся великим вече обычно на год, имело значение, постоянного учреждения, действовавшего совместно с князем и контролировавшего все его действия по делам текущей администрации. В начале XV века великое вече, составлявшееся из одних властелей (по наследственному праву), вступает во все права собора и получает значение верховного учреждения в государстве. Позже оно теряет это положение, вследствие усиления умоленного веча, которое фактически сосредоточило в своих руках все управление государством и сохранило такое положение до начала 19 столетия, когда свободная республика была подчинена австрийским властям. В Сербском государстве, основанном Стефаном Неманей, соборы были собраниями высших классов населения - властителей и духовенства.
Собственность- потребность питания неудержимо влечет всех животных к отысканию, захвату и присвоению питательных средств, причем животные слабые и не способные к сбережениям, а также и животные очень сильные, не нуждающиеся в сбережениях, не делают никаких пищевых запасов. Лев и тигр, например, не имеют надобности в накоплении запасной провизии: по лесам и полям бродит достаточное количество млекопитающих для удовлетворения их аппетита. Слоны обладают превосходными кладовыми в виде тропических лесов; африканский слон, например, вырывает с корнями огромное количество деревьев и кустов для того, чтобы посмаковать несколько вкусных плодов или просто вкусно пообедать. Понятие о земельном владении, вероятно, существует у льва, который, избирая обширную территорию для своей охоты, охраняет ее от постороннего вступщика. Бродячие собаки в Египте, соединяясь ордами, избирают определенное местожительство и точно так же рвут на части всякую постороннюю собаку, которая к ним проникает. Одинаковым образом поступают и обезьяны, например, мартышковые (Cercopithecidae), живущие ордами в лесах под управлением старых самцов; каждая орда владеет отдельным участком, в который члены другой орды проникать не смеют. Птичьи гнезда, хотя и не являются постоянными обиталищами, а скорее предназначаются только для воспитания птенцов, но тем не менее составляют настоящую собственность, и птицы пользуются ими в течение нескольких лет. Старые вороны из года в год возвращаются к тому же гнезду, и, так как они моногамны, то при гибели одного из супругов другой приводит нового супруга опять в то же гнездо. Эта привязанность к "дому" свойственна не исключительно воронам; другие птицы тоже занимаются исправлением своих гнезд и ежегодно к ним возвращаются, если только какая-нибудь катастрофа не удалит их от гнезда навсегда. Семейная собственность в виде общего жилища, подобного "длинным домам" кланов ирокезских и фаланстериям пуеблов Центральной Америки, тоже существует у птиц, например у грачей, которые сообща отыскивают пищу и сообща возвращаются на ночевку домой. У саланган (Collocallia - семейства стрижей), в Индии, чувство собственности стало даже коллективным: каждая из этих птиц трудится одинаково над своим и соседними гнездами. У беспозвоночных животных встречаются еще более замечательные явления, а именно полная социальная собственность как при социализме (муравьи, пчелки), при существовании которой индивидуальная собственность немыслима. Существуют указания и на то, что муравьи в давно прошедшие времена не имели ни каст, ни иерархии и что тогда все граждане муравьиных республик обязаны были одинаково трудиться (Letourneau, "L'йvolution de la propriйtй", Париж, 1889). Потребность питания та же и у людей, как и у животных: удовлетворение ее, как отдельным индивидом, так и группами индивидов, влечет за собой те же первоначальные последствия, как и у животных. Добывает ли человек свою пищу посредством охоты, рыболовства или сбора плодов, от свойств его питания всегда зависят и место его жительства, и пространство земли, доставляющей ему питательные средства. Более или менее продолжительное пребывание на одном и том же месте зависит, главным образом, от того, является ли источник питания постоянным или временным. Охотой занимаются преимущественно мужчины, сбором плодов - женщины и дети. Чем охота и рыбная ловля продуктивнее, тем больше освобождается женщин и детей для домашних работ, тем солиднее строится дом и снабжается необходимым хозяйственным инвентарем. Наконец, чем более земледелие обеспечивает верное питание, тем более возможно остановиться на постоянном и ограниченном месте жительства. Существует, таким образом, множество социальных явлений, которые обусловлены исключительно удовлетворением потребности питания человека (Ratzel, "Le sol, la societй et l'йtat", "Annйe sociologique"). Первобытный человек жил большими стадами и ордами; иначе он бы и не мог уцелеть от страшных природных сил и хищников того времени. Все эти племенные группы людей добывали сообща средства пропитания охотой, рыбной ловлей и т. д. При таких способах добычи могло образоваться лишь понятие об общем владении движимостью. Когда племенные группы человеческие выделили из себя организованные группы в виде кланов или родов, то, в силу земледельческих занятий, появилось понятие о коллективном поземельном владении. В ту и другую эпоху не было сначала никаких данных для образования понятия о частной индивидуальной собственности, кроме тех редких случаев, когда индивиды наиболее сильные, ловкие и смышленые умудрялись добывать и сохранять отдельную добычу. Следы этого древнего положения вещей сохранились и в слове " собственность", которое происходит от слова собь, означавшее все свое - имущество, "животы", пожитки, нажитки, богатство, - или от слова собина, выражавшего те же самые понятия: "Да будет в монастыре общее житие; игумен и чернецы особин да не держат" ("Акты Юридические"). Собник, или собинник, был полный хозяин и господин вещи а собность обозначала землю, имение и всякую вещь, как личное достояние кого-либо ("Академический Словарь", 1847, том IV, и Даль, "Толковый Словарь", изд. 1882, том IV). Прежде всего сложилось право личной собственности на движимость; понятие же о личном праве собственности на недвижимость возникло гораздо позднее и впервые установлено законом у римлян (E. Laveleye, "De la propriйtй et de ses formes primitives"). Многочисленные исторические и этнографические исследования доказали, что все древние рода и общины владели нераздельно землей, обрабатывали ее сообща и переходили лишь поздно и постепенно к строю частной собственности. Против этих положений восстал Фюстель де Куланж ("Recherches sur le droit propriйtй chez les grecs", в "Nouvelles recherches sur quelques problиmes d'histoire", 1891), утверждая, что все культурно-исторические данные о Греции не дают никакой возможности придти к убеждению, что там когда-либо существовало безраздельное общинное владение. Прежде, в своей известной книге "La citй antique" Фюстель де Куланж доказывал, что в древних итальянских обществах и греческих право на собственность признавалось только за семьей, а не за индивидом; позже он пришел к убеждению, что такая первобытная семейная община не имеет решительно никакого отношения к теории, предполагающей родовую общинность, т. е. полнейшее отсутствие всякой апроприации земли (личного присвоения). Один из его учеников, Гиро, относился объективнее к аграрному коммунизму Греции: он тоже подтверждает, что нет ни одного текста, удостоверяющего существование греческого коллективизма, но вместе с тем не допускает, чтобы при появлении эллинов в Европе они тотчас же провозгласили не только право собственности, но даже право земельной собственности. "Быть может, прямые предки греков переживали, как и многие другие народы, продолжительные века пастушеской жизни, но историческая наука до этого не доходит". Поэты, трагики и даже некоторые историки сохранили предания о той эпохе, когда жители Эллады питались исключительно природными плодами земли и мясом животных, "но греки никогда не считали себя родственниками таких дикарей, и ничто не доказывает, что они не имели права от них отрекаться". Никаких точных сведений о первобытном состоянии эллинов не имеется. Их язык, однако, указывает на то, что они умели обрабатывать землю и сеять хлеб. Прибыв в Грецию, они встретили там народы, которые уже возделывали землю и знали ячмень, рожь, овечий горох, кишнец (Coriandre), анис и чечевицу. Но дальше ничего не известно. "Жизнь земледельческая не представляется несовместимой с кочевой жизнью: она только замедляет передвижения и развивает наклонность к оседлости, заставляя оставаться на одном месте от дня посева до дня жатвы. В силу этого, весьма вероятно, что эллины стремились к оседлости, когда они появились в Греции, тем более, что очертания страны не благоприятствовали переселениям. Но отсюда не следует, что частная собственность как раз в это время и возникла. Были и теперь имеются земледельческие народы, которые землей владеют сообща. Возможно, что и греки в известное время находились в этом положении. Но явление возможное не есть явление реальное, и тезис греческого коллективизма является в настоящее время лишь предположением. Во всяком случае, если греки жили в этом режиме, они пребывали в нем недолго, что и не удивительно со стороны расы, столь высоко прогрессивной. В этом, быть может, и заключается причина, почему этот животный или первобытный коллективизм не оставил никакого следа в культурно-исторических памятниках и документах" (Р. Guiraud, "La propriйtй fonciиre en Grиce jusqu'a la conquйte romaine", Париж, 1893). История народов, по преобладающим способам добычи питательных средств, делится на следующие эпохи: охота и рыбная ловля, кочевое скотоводство, земледелие и промышленность. В последнее время появилось много научных трудов, посвященных раздроблению и упорядочению этой суммарной классификации, на которую прежде смотрели, как на последовательную и универсальную серию, через которую прошли все народы. Бывают случаи, когда та или иная стадия отсутствует у данного народа; так, например, земледельческие населения древней Америки и цивилизации Центральной Америки и Перу обошлись без стадии кочевого скотоводства. Подобные явления имеют свои реальные причины, которые надо обнаружить, и в данном примере причина эта заключалась в том, что у вышеуказанных народов до прибытия европейцев не было вовсе животных, обладающих свойствами, необходимыми для кочевого скотоводства (в частности лошадей). С другой стороны, первобытные земледельцы нисколько не выше первобытных охотников и рыбаков; почти всегда цивилизация их ниже цивилизации высших охотников и рыбаков. Очень возможно, что высшие охотники, прошедшие примитивный период земледелия, вторично обращались к своим первоначальным занятиям после завоевания земель, специально благоприятствующих охоте и рыбной ловле (Steinmetz, "Classification des types sociaux et catalogue des peuples", в "Annйe sociologique"). Какие бы затруднения ни возникали при изучении хозяйственного быта первоначального человечества, в настоящее время можно признать вполне доказанным, что коллективное владение недвижимостью (племенами, родами и большими семьями) у большинства народов предшествовало индивидуальному поземельному владению, причем вновь образующиеся виды земельного владения не вытесняли сразу прежних видов, а становились, так сказать, рядом с ними, жили и развивались своим путем или же исчезали по тем или иным причинам. Научные исследования все больше подтверждают эти положения: так, в центральной Австралии существовали территориальные группы, которые, наряду с тотемическими группами, являлись как бы собственниками занятых ими земель и хорошо знали границы своих владений (В. Spencer and F. Gitten, "The native Tribes of central Australia", 1899). В шотландских кланах еще в XVIII веке существовало совершенно коммунистическое поземельное владение (A. Conrady, "Geschichte der Clanverfassung in den schottischen Hochlanden", 1898). В Китае, где существовало малосемейное владение, клан или род, то начинает исчезать, то он возрождается, как только обстоятельства этому позволяют, и существует преимущественно в центре и на юге. Род состоит из группы родственных семей; в состав его входит иногда тысяча и более человек. И семья, и род не поглощены коммунистическим китайским государством, и влияние их еще продолжает быть значительным. Из массы научных исследований можно вывести заключение, что большая часть обрабатываемых земель на всем земном шаре состоят в коллективном владении. Наряду с коллективным владением и индивидуальной собственностью имеется еще особый вид владения, который возможно назвать феодальным. Убеждение в том, что феодальность присуща только европейским средним векам, довольно распространено, но оно не совсем верно: феодализм часто встречался у так называемых дикарей, например, на Гавайских островах, у бантусов южной Африки, у зулусов, у ашантиев, в Монголии и т. д. Некоторые остатки феодализма сохранялись долго в Англии, в Германии и в Австро-Венгрии. Коллективной собственностью особого рода можно признать также дороги и т. п. Первоначальная форма занятия и присвоения бесхозяйных земель сохранилась в очень многих местах, но перестала быть единственным способом приобретения земельного владения. Общинное землевладение, по своим свойствам, трудно поддавалось действию законов, подчиняясь больше всего обычаям, выработанным в течение веков; законодательные попытки регулировать этот вид собственности были по большей части крайне неудачны и приводили или к исчезновению общинного землевладения, или, в лучшем случае, к крайнему стеснению свободы, а стало быть и жизни общины (в советской России деревенская община постепенно отмирала, сколько не пытались ее заменить искусственными колхозами). С институтом индивидуальной собственности дело проходило иначе. По римскому праву индивидуальная собственность (dominium) есть полное и исключительное правовое господство лица над телесной вещью. По старому русскому праву, "право собственности есть основанное на законном укреплении или титуле полное, исключительное и бессрочное правовое господство или власть лица над телесной вещью, в силу которой оно вправе владеть, пользоваться и распоряжаться ею в пределах, определенных законом " (Н. Анненков, "Система русского гражданского права", СПб., 1895, т. II, стр. 20). Римское определение лежит в основе современных определений собственности наибольшего числа европейских законодательств, и абсолютизм, связанный с этим определением, обусловил немало бедствий, но все-таки институт собственности прогрессировал, и собственность была значительно ограничена в сравнении с римской, например, по отношению к отчуждению в общественном интересе, допускавшемуся у римлян лишь в очень редких и точно определенных случаях. Так как владение вещами есть реальность или видимость собственности, то и всякое законное (не договорное) ограничение владения в пользу соседей или других частных лиц является в то же время ограничением права собственности. Свободная собственность, говорит Ковес, есть рациональное последствие индивидуальной свободы, и, если доказано, что труд является наиболее священной из всех видов собственности, то странно было бы утверждать, что продукт труда не может быть объектом законной собственности. Индивидуальная собственность есть выражение и, так сказать, проекция человеческой личности в материальную область вещей, но эту проекцию вычерчивает труд и придает ей юридический характер. Принцип права собственности заключается в самих людях, в правосознании, что распространяется вовне в зависимости от уровня сознания. Земля, на которой человек существует, завоевана промышленностью, которая постаралась сделать землю и более обитаемой для распространения торговли и производимой продукции. Таким образом, правовой принцип собственности заключается в человеческой свободе: собственность - отражение этой свободы, которая проявляется через посредство труда. Сама по себе свобода человека не приводит к собственности, но лишь труд является условием собственности и основанием ее законности, так как продукт труда можно отдать, отобрать или продать, но сам свободный труд остается во времени и только он может стать основой осознания собственности. Так только долгий трудовой процесс (тщательной обработки земли, сеяния пшеницы, долгое ожидание урожая, его сбор, хранение, производство, потребление и продажа хлеба) является фундаментом для правоосознания собственности, что в свою очередь рождает чувство свободы. Разные виды собственности сложились органически в течение веков, но с тех пор, как начались законодательные воздействия на землевладение, влияние того или иного способа держать землю на земледельческую производительность каждой страны весьма значительно. Если законы страны гуманны и справедливы, земледельческая производительность будет выше, чем если бы эти законы были жестоки и придирчивы. Сравнивая производительность разных стран, легко убедиться в том, что производительность не повышается пропорционально естественным качествам земли (пример: плохие земли во Фландрии и хорошие земли в Турции; последние ничего не производят, а первые дают несколько урожаев в год). Труду нужны мир для планирования и личная свобода. Земельная собственность дает различные результаты, смотря по тому, отдана ли она во власть феодальных собственников, монастырей, больших корпораций, коммун и общин или представителей мелкой буржуазии. Производительность неодинакова, когда земледельческий труд несут рабы, крепостные, пролетарии или же сами собственники, использующие близких родственников или нанимающие свободных крестьян. В одной и той же стране производительность земледельческого труда зависит от различия способов держать землю. Общинная собственность большей частью истощена; аристократическая собственность или мало, или совсем не возделывается: буржуазная собственность содержится недурно; собственность малых предприятий или просто малая собственность лучше всего обработана. Представителями этой малой собственности были во Франции крестьяне, живущие исключительно земледелием и обрабатывающие по большей части свои земли только с помощью своих семей. Таких крестьян насчитывалось, по данным 1892 г., один миллион, а с семействами - 4 миллиона. Обрабатывали они около 10 млн. гектаров, т. е. несколько менее четвертой части всей культурно-исторической поверхности Франции. Уже Кене и его школа утверждали, что если правительство соответствует естественному порядку вещей и заботится о постоянном улучшении земельной культуры, то прогресс земледелия всегда будет опережать рост народонаселения и что, наоборот, у правительств, допускающих падение земледелия, всегда будет больше людей, чем пищевых средств (Н. Denis, "Des origines du droit йconomique", в журнале "La philosophie positive", том 24-й, 1880). Правительственные мероприятия не могут вызвать прямой переход от малопроизводительной экстенсивной системы хозяйства к чрезвычайно производительной интенсивной, но могут подготовить этот переход путем распространения образования среди народа, освобождения личности от административного гнета правительственной опеки, надлежащего устройства мелкого земельного кредита и облегчения оборотов земельной собственности. Указывают на то, что обе последние меры представляют некоторую опасность (при мобилизации поземельной собственности), побуждая земельных собственников бросать свою недвижимость в большое капиталистическое движение и обращать свои земли в биржевые ценности, которые следуют судьбе всех движимых капиталов, т. е. сосредоточиваются в руках биржевых игроков или других крупных представителей капиталистического строя. Против этого возражают, что хотя будущее принадлежит, вероятно, росту земельного кредита и облегчению земельных переходов, но не представляется основания предполагать, что эта эволюция повлечет за собой скопление земель в одних руках (концентрацию земельной собственности, например у американских капиталистов или транснациональных корпораций). Даже концентрация движимых капиталов научно совсем не доказана и возбуждает большие сомнения. В тех странах, где мобилизация земли прогрессировала быстро - например, в Австрии и Германии, это новое движение ничуть не повредило малой собственности. Возможно даже, что законы мобилизации будут скорее способствовать завоеваниям труда, чем тормозить их. Такие законы дадут трудящемуся сельскому населению новую кредитную силу, и потому невероятно, чтобы они могли повредить ему. В новейшее время и французские земледельцы получили возможность устраивать ассоциации, ставшие известными под названием земледельческих синдикатов. В Германии земледельческие товарищества составляли около 80 % всех германских товариществ, и участие германских крестьян в этих товариществах было весьма значительно. Земледельческие синдикаты и товарищества содействовали мобилизации крупного капитала, сохранившего некоторые вредные свойства, которыми он обладал в еще большей степени в Риме (латифундии). Самое вредное из них заключается в том, что при мобилизации пустует огромное количество земель. Утилизация всех земель, годных к земледелию и состоящих в чьем бы то ни было владении, является весьма важным социальным вопросом, который разрешается различно. Так, признается многими, что крупная поземельная собственность не есть явление экономическое, а одно из последних переживаний права, совершенно чуждого экономии обменов, думает добиться растворения большой собственности учреждением кооперативного общества (Siedelungsgenossenschaft), но судя по сложным и всеобъемлющим заботам, возлагаемым на это общество, можно думать, что оно будет содействовать и растворению мелкой собственности. Другие утверждают, что единственным крупным собственником должно быть государство, но предпринимателями будут рабочие ассоциации, одушевленные братскими или религиозными чувствами, но надо еще узнать, имеет ли корпоративная земледельческая эксплуатация национализированной земли, по сравнению с индивидуальной эксплуатацией, какие-либо высшие преимущества и меньшие недостатки. В отношении бесплодных, вследствие необработки крупным владельцем, земельных площадей, состоящих в его частной собственности, представляется возможность предвидеть, что они со временем будут подлежать отчуждению на общих основаниях, для земледельческих надобностей со стороны отдельного государства, если оно сохранится в новом глобальном мире.
Совесть- во всех европейских языках (греческ. συνείδησις, латинск. conscientia, французск. conscience, итальянск. coscienza, англ. conscience, немец. Gewissen) это слово образовано от корня, обозначающего знание (веды), и приставки "с"; это образование указывает на близкую связь, в которую народная мудрость ставит понятия со-вести и со-знания. Как сознание есть корень и центральный пункт всех психических явлений, так и совесть есть корень явлений нравственного порядка и мира. Словом "совесть" обозначается тот всеобщий факт, что люди производят нравственную оценку как своих собственных поступков (до и после их совершения), так и действий других людей (некоторые богословы соотносят понятие со-вести с христианской доброй вестью, что принес Христос в мир, предлагая производить оценку, опираясь на религиозные заповеди). Эта оценка выражается в форме суждения, в котором критерием истины служит понимание добра и зла; она имеет безусловный характер и сопровождается определенными чувствами самоудовлетворенности, если поступок согласуется с индивидуальной оценкой добра и зла, или же угрызениями совести, если такого совпадения нет. Сила и характер самоудовлетворенности и мучений совести бывают чрезвычайно разнообразны как по степени интенсивности, так и по качеству. Хотя показания совести и кажутся всегда простыми и непосредственными, но в действительности явление совести весьма сложно. В истолковании ее природы, а, главным образом, ее возникновения и значения, мыслители сильно расходятся. Уловить природу совести нелегко по той причине, что она связана с другими родственными ей явлениями. Многие (например, Дарвин) прямо отожествляли совесть с нравственным чувством, хотя правильнее, казалось бы, делать между ними различие и видеть в совести основу нравственности. Совесть стоит в некоторой связи со свободой воли, ибо человек только в таком случае может упрекать себя в совершении известного поступка, если предполагает, что от него зависело и не совершать его. Все, что произвольно, т. е. вся практическая деятельность человека, - подлежит оценке совести. Не лишено основания сравнение схоластической морали, называющее совесть практическим силлогизмом, только в том отличающемся от обыкновенного силлогизма, что совесть в каждом отдельном случае умалчивает о большой посылке и свое суждение (или осуждение) непосредственно связывает с меньшей посылкой, т. е. с конкретным случаем или поступком. Решение совести имеет не только безусловный, т. е. всеобщий и необходимый характер, но и непосредственный или непроизводный. Наконец, совесть кажется чем-то чисто частным или индивидуальным событием, хотя она, очевидно, способна и к объективации в нравах и правовых понятиях народа. Совесть может быть и сословной (например, судейская или иудейская совесть), причем объективная совесть может приходить в столкновение с субъективной. Явление совести свойственно только человеку: только человек обладает стремлением к совершенствованию и к истине, т. е. занимает как бы срединное положение между истиной и ложью, добром и злом; посему в мистических сочинениях совесть приписывается "только человеку, а не ангелам и не черту". Если к сказанному прибавить, что многие мыслители (например, Фихте) утверждали, что совесть не может ошибаться , т. е. что ее оценка не только безусловная, но и безусловно истинная, то из этого видно, насколько различно можно толковать природу совести. Весьма различно понимали возникновение совести. Это различие может быть сведено к двум противоположным теориям: эволюционизму и интуитивизму. Первая объясняет развитие совести из психологических и социологических условий жизни человека; вторая связывает совесть с самой природой человека или с объективным добром и субъективным злом. Первая теория, появившаяся в культурной истории позднее интуитивизма и как его критика, нашла себе главным образом защитников среди английских психологов и позитивистов. Рассуждения их сводятся к следующему. Эгоистические действия, приносящие вред ближним, вызывают порицание; альтруистические действия, приносящие пользу ближним, вызывают одобрение; с течением времени, когда связь между альтруизмом и одобрением была твердо установлена и закреплена наследственной передачей, отношение к пользе и вреду забывается и эгоизм порицается сам по себе, безотносительно, точно так же, как альтруизм безотносительно одобряется. Это различие эгоизма и альтруизма и различную оценку их чувством стараются внедрить детям, у которых, благодаря повторению и наказанию, устанавливается неразрывная ассоциация между эгоизмом, злом и порицанием их - и альтруизмом, добром и одобрением их. Благодаря прочности установившейся ассоциации людям кажется, что связь установлена не ими, а существовала от века и иной быть не может. В действительности эти два явления, т. е. альтруистическое действие и одобрение его, нужно различать, ибо они имеют различный источник. Альтруизм есть нечто унаследованное человеком от его животных предков, одобрение же свойственно лишь известной ступени культурно-исторического развития и вошло, благодаря наследственности, в привычку. Эгоизм есть также нечто прирожденное; порицание его возникло одновременно с одобрением альтруистического действия и точно так же вошло в привычку. Тот, кто привык одобрять в других альтруизм и порицать эгоизм, невольно перенесет эту оценку и на свои действия и вместе с тем будет испытывать чувство самоудовлетворения, раскаяния и угрызения, причем самоудовлетворенность непосредственно будет сопряжена с действием, а раскаяние и тяжкие мучения совести будут следовать за совершенными, уже эгоистическими поступками. Таким образом возникают и развиваются явления, которые называются совестью. С этим объяснением в принципе согласен и Дарвин ("Происхождение человека"); он только несколько иначе представляет себе происхождение укоров совести. По его мнению, в человеке есть стремление заботиться о других; если мы, под влиянием эгоизма, не последуем этому стремлению и, например, не поможем беде ближнего, то впоследствии, когда живо представим себе испытываемое бедствие, стремление к помощи ближнему вновь возникнет и неудовлетворенность его вызовет в человеческом сознании болезненное чувство укоров или даже уколов совести. Эта теория происхождения совести в сущности указывает лишь условия развития, а не происхождения совести. Если предположить, что у человека имеется хотя бы зародыш совести в виде врожденных нравственных идей, то несомненно, что он под влиянием указанных условий разовьется в пышный цветок, но откуда взялся сам зародыш и существуют ли вообще врожденные идеи, тем более такие сложные как нравственные. Вот главное основание, почему наряду с эволюционизмом продолжает держаться и развиваться интуитивизм. Существуют, конечно, и другие причины. Так, Ницше, в своей "Genealogie der Moral" (Генеологии большой морали), указывает на невероятность того, чтобы альтруистические действия одобрялись теми, кому они идут на пользу. Ницше думает, что отождествление понятий добра и альтруизма устанавливается теми, кто совершает добрые дела, а не теми, кто пользуется ими, так как доброе принимается как естестсвенное, как должное, хотя и приятное, но не всегда замечаемое. Ницше считает психологически невероятным, чтобы можно было забыть об источниках совести, т. е. перенести одобрение с пользы на само действие. Он повторяет упрек, который утилитарно-ассоциационному объяснению делали и раньше: возможность выработки новых свойств сознания, отличных от первоначально данных элементов есть предположение не обоснованное, а средство для выработки этих новых элементов - ассоциация представлений - в действительности не выдерживает критики (например, А. Мальцев, "Нравственная философия утилитаризма", СПб., 1879). Третьим слабым пунктом применения эволюционной теории к сознанию является учение об относительности всякой морали, с которым не мирится нравственное чувство (как с теорией относительности не может мириться любой ученый, которому говорят об необходимости принимать как должное ограниченную скорость света, если конечно ему все равно, так как все относительно или все пройдет и т.д.). Что признание добра покоится только на привычке, а не на внутреннем его содержании - это столь же невероятно, как и утверждение, что логические и математические законы истинны не сами по себе, а лишь для человека, установившего неразрывные ассоциации. Слабое обоснование эволюционизма вызывает необходимость интуитивизма. Интуитивизм покоится на утверждении, что совесть есть природное свойство человека, не производное из других элементов. Он не отрицает развитие совести и зависимость ее проявлений от культурно-исторических условий в пространстве и времени, но считает зародыш совести основным свойством человеческого духа: Ламартин в этом смысле называет совесть "la loi des lois". Кант (у которого в "Критике практического разума", рассматривающей вопросы нравственности, слово "совесть" не встречается) считает категорический императив или нравственный закон априорным, а посему всеобщим и необходимым, но так как Кант признает, что "нравственный закон ведет путем понятия о высшем благе, как объекта и цели практического разума, к религии, т. е. к признанию, что все обязанности должны быть рассматриваемы как божественные заповеди не в смысле санкций, а в смысле существенных законов всякой свободной воли", то и Кантовскую форму интуитивизма можно подвести к общему его виду, рассматривающему совесть как непосредственное выражение в человеке нравственного мирового порядка или высшего существа. Совесть есть голос Божий, принесенный Христом в его вести - вот, в конце концов, кратчайшая формула интуитивизма. "В совести человека заключается сила, стоящая выше человека, следовательно указывающая на вышечеловеческий принцип" (Олесницкий, "История нравственности и нравственных учений"). Эволюционизм рассматривает совесть как чисто человеческий принцип; за пределы индивидуума он выходит лишь для того, чтобы в его предках искать источники нравственности. Интуитивизм берет человека в его связи с объективным миром и из высшего принципа бытия выводит основы нравственности. Для первого нравственность, а, следовательно, и совесть является изменчивой и относительной, даже наукообразной, для второго принципы нравственности и показатель их совести являются абсолютными и объективными. Главной трудностью интуитивизма является вопрос об ошибках совести, о ложной совести. Если совесть есть голос Божий, то каким образом объяснить ошибки совести и кажущееся или действительное отсутствие ее у преступников, в случаях так называемой moral insanity, moral insensibility и т. п. С точки зрения эволюционизма эти факты объясняются нравственным недоразвитием, отсутствием воспитания, средой, всеобщим страхом как это часто было при тоталитарных режимвх и т. д. Этот путь объяснения закрыт для интуитивистов. Они должны допустить, как это делали схоласты и отчасти Кант, двойную совесть, трансцендентную и эмпирическую: первую - как непосредственно данное в природе человека, в виде зародыша, духовное свойство, общее для всех людей (и эта совесть не может ошибаться, хотя бывает не выявлена или недоразвита); вторую - проявляющуюся в мире явлений, подверженную законам развития и зависимую от весьма сложных внешних и внутренних условий - и эта совесть может ошибаться. Теория интуитивизма имеет некоторое преимущество перед эволюционизмом. Допустив прирожденность совести, интуитивизм не имеет надобности выводить совесть из элементов, совершенно ей чуждых; не отрицая развития явлений совести и зависимости ее от явлений культуры, он может, по-видимому, объяснить объективный и безусловный характер совести, связав ее с природой человека и нравственным мировым порядком или законом над человеком. Преимущества этой теории, однако, не так велики, как это может показаться на первый взгляд. Если понимать совесть как показатель высшей воли, то этим нравственности придается опять-таки характер случайный, хотя и в ином значении, чем в теории эволюционизма. Добро потому оказывается добром, что оно есть веление Бога, а не потому, что оно добро само по себе: нравственность лишается своего самодовлеющего характера и ставится в зависимость от теологии. Если же сказать, что добро есть выражение природы человека, что оно априорно, т. е. в известном смысле врожденно, тогда добру (и его показателю, совести) будет дан субъективный характер и возникнет вопрос, какое объективное значение имеют совесть и добро, ибо из априорности (или врожденности) вытекает необходимость известного понятия, но не его объективность; можно себе представить прирожденное понятие, которое никакого объективного значения не имеет. Эти затруднения не могут, однако, пошатнуть интуитивизма; о них можно сказать то же, что Паульсен говорит об эволюционизме, отрицая мысль, что психологическое исследование возникновения совести лишает предписания ее святости. "Исчезновение обязательности предписаний совести не представляется ни логическим следствием, ни необходимым психологическим результатом антропологического объяснения. Я не вижу здесь логической связи: как могли бы нравственные законы утратить свое значение из-за того, что люди признают эти законы выражением опыта, постепенно приобретаемого знания, что полезно и что вредно. Напротив, что может служить в подобных вещах доводом более сильным, чем наследственная мудрость народа? Совесть представляется как бы отражением объективного порядка природы, присущего нравственной жизни, как он проявился в нравах и праве... и народ, который совершенно утратил бы то, что называется совестью, не прожил бы ни одного дня" (Паульсен, "Основы этики"). Точно так же и априорное происхождение совести нисколько не лишало бы ее объективного характера и обязательности. Независимо от объяснений природы и возникновения совести существует и чисто психологическая проблема, состоящая в описании различных видов совести и различных ее проявлений и в указании тех психических элементов, из которых вырастает совесть. Напрасно было бы искать в животном мире явлений, аналогичных явлениям совести (натуралисты утверждают противное и приводят любопытные факты; Houzeau, "Etudes sur les facultйs mentales des animaux comparйes а celles de l'homme"). Психология детского возраста может дать указания о том, как слагается в душе ребенка совесть и понятие о ней. Главной основой совести следует признать чувство стыда. Совесть есть только развитие стыда, утверждает Владимир Соловьев ("Оправдание добра"), и с ним вполне согласен Сикорский ("Всеобщая психология": "Совесть есть филогенетический плод развития человечества и соответствует не личному опыту индивидуума, но вековому нравственному опыту поколений. Путем сложной дифференцировки чувство стыда поднялось до высоты чувства совести"). Дети в различной степени одарены стыдливостью; точно так же различно действуют на них пример, воспитание и среда. Психологический материал, доставляемый наблюдениями над детьми, пополняется этнографическим материалом. Этнография показала, что взгляд на дикарей, как на людей, лишенных всяких нравственных понятий, неправилен. Этого взгляда придерживался Мюнстерберг ("Ursprung der Sittlichkeit"), но стоит только с некоторым вниманием прочесть сочинения знаменитых путешественников, чтобы убедиться, что не только у различных племен различное понимание нравственных понятий, но у некоторых племен, стоящих на низкой культурной ступени, относительно высоко понимание нравственности, и наоборот. Так, например, Томсон в своем сочинении о племени Массаи говорит, что народ Вакавирондо хотя и ходит совершенно нагим, но имеет весьма высокую нравственность и очень стыдлив. Массаи также высоко ценят стыд и стыдливость, ибо mulierum gravidam, neque alicujus viri matrimonium tenenteminterficiunt Massai quum primum patet eam concepisse. В Азии встречались племена, стоящие на низкой ступени культуры, но с превосходными нравственными качествами, правдивостью, добротой, что делало их внутренне красивыми, совестливыми и т. д. Таким образом, поставить в непосредственную связь высоту нравственного понимания с высотой культуры вообще и сказать вместе с Гельвецием, что добродетель и счастье народов зависят от хороших законов, нет никакой возможности. Богатый материал для психологии совести доставляет криминология. Деспин (Despine, "Psychologie naturelle", Париж, 1868) первый подробно исследовал явления совестливости у преступников. Процесс разложения совести бросает еще более яркий свет на ее природу, чем процесс сложения ее. После Деспина об этом предмете писали очень многие, например, Koppe ("Les criminels", 1889), Эллис ("The criminal", 1890), Ломброзо и его последователи. У Лебона и Тарда можно найти указания о совести толпы. Наконец, одичалые люди и выродившиеся народы представляют собой также большой интерес для анализа совести. Некоторые явления совестливости, например, угрызения совести, были всегда любимой темой для поэтического воображения и изображения (например, Макбет у Шекспира). Очень хорошо об угрызениях совести замечает Даниель Стерн (Графиня де Агу): "Угрызения нашей совести прямо пропорциональны добродетелям, которые в нас еще живы, а не нашим порокам". Психологическое исследование совести может быть дополнено культурно-историческим типизированием, т. е. указанием на то, как понимание совестм в различные времена и у разных народов менялось. В этом отношении можно найти в разных изданиях очень любопытные указания и примеры, как следовало бы анализировать и систематизировать преимущественно культовую средневековую историю, культурную историю нового времени и культурно-историческую типологию новейшего времени. Такое исследование должно бы иметь в виду не теоретическое рассмотрение вопросов этики, а реальную этическую жизнь народов и изменение воззрений на конкретные вопросы жизни. Представить историю философских учений о совести нелегко, потому что трудно выделить совесть из связи с другими этико-религиозными понятиями (например, в теологии или у того же Канта). Ближайшим образом понятие совести связано с понятиями свободы и греховности; только там, где есть сознание свободы и греховности, и можно искать анализ совестливости и общую типологию совести. В древней греческой философии нет слов для обозначения понятий совести и греховности. Термин συνείδησις, как существительное, впервые появляется у стоиков. Само собой разумеется, что само явление жизненной совести и ранее служило предметом анализа и изображения, например, у трагиков. Демон Сократа также имеет отношение к понятию совести, хотя указания демона касались не столько нравственной оценки поступков, сколько их внешнего успеха, и поэтому более напоминают предсказания оракула, чем внутренний голос совести. Из стоиков в особенности Сенека указал на чистоту настоящей совести, как на источник самоудовлетворенности, и на укоры внутренней совести, как на наказание за неблаговидные проступки. Сенека и Эпиктет указывают на важность показаний совести и на относительно малое значение мнения ближних. Греки подметили и то, что совесть - не всегда непреложный указатель правильного пути, что существуют и ошибки совести, но только в раннем христианстве дана была почва для учения о божественной совести. В посланиях апостола Павла встречается анализ внутренней совести; так, например, в послании к Римлянам, Павел рекомендует послушание властям не только из страха наказания, но "и ради совести". Он признает рост совести с годами и различает ступени совести как ступени сознания (συνείδησις έαυτοΰ и συνείδησις έτέρου), причем не только понимает под совестью явление религиозной жизни, но прямо ставит ее в связь с практическими целями сознательной нравственности. Позже догматические вопросы заслоняют этические, и о совести говорится у первых отцов церкви лишь изредка как упоминание, причем совесть рассматривается главным образом как элемент религиозной жизни. Иоанн Златоуст первый заговорил о свободе совести; он неоднократно изображал неподкупного судью и указывал, что совесть - достаточный путеводитель для достижения действительной добродетели. Некоторый анализ явлений совести можно найти и у Пелагия, и у его противника, блаженного Августина, но их главный интерес вращается не около вопроса о совести. В средние века в схоластической литературе совести отводится значительное место, но не столько общему вопросу о природе совести, сколько казуистическому решению частных вопросов и практических случаев. Духовнику на исповеди приходилось решать различные вопросы жизни и разрешать различные сомнения. Вследствие этой практической потребности появились казуистические толкования (различные Summae- Суммы, например, Artesana, Angelica), которые не всегда служили развитию нравственности, а часто прямо-таки затемняли, теряли в темноте понятий и засоряли совесть. На этой почве впоследствии развилась мораль иезуитов, изображенная Паскалем. Наряду с анализом casus conscientiae и причин сознания шло теоретическое обоснование этических вопросов, в согласии с основными понятиями христианского миросозерцания; древнее учение о четырех добродетелях получает более глубокое обоснование, которое необходимо приводить к рассмотрению вопроса о совести. В практических руководствах, рассматривающих различные житейские случаи и коллизии чувства долга с наклонностями, совесть изображена как изменчивое и условное начало; для объяснения этого начала схоластики придумали незыблемую основу, которую и обозначили словом "синдерезис", в отличие от изменчивой "conscientia". Это различение с полной ясностью выражено у Фомы Аквината. Фома считал совесть (в смысле синдерезиса) не потенцией, а основным свойством (εξις, habitus), из которого проистекают принципы человеческой деятельности, как из разума - принципы умозрения. Синдерезис представляет собой врожденный орган нравственных принципов, на который опирается всякое нравственное суждение. Напротив того, "conscientia" есть сложная деятельность, акт, свидетельствующий о совершенных уже поступках. Подробный анализ совестм согласно принципам Фомы Аквината можно найти у Антонина из Флоренции (1389-1459) и у Герсона, различающего безошибочный синдерезис от conscientia, суждения которой часто оказываются ложными. В этом схоластическом учении следует видеть начало того разногласия, которое существует и поныне и которое отметили выше в двух различных взглядах на возникновение совести. Эпоха реформации устранила схоластическую философию; вместе с тем исчезло и учение о двойной совести (синдерезис и conscientia). Эта эпоха выдвинула живую личность и заговорила о правах совести, но сначала реформация лишь разрушала учение схоластики, не созидая стройной системы этических понятий. Некоторый психологический анализ можно найти, однако, у Меланхтона, сравнивающего совесть с практическим силлогизмом, в котором большая посылка - божественный закон, а меньшая - частный случай применения этого закона. Возникновение полной системы этики в духе реформации было необходимостью, и Будде, Мосгейму и другим пришлось вновь считаться с теми различиями, которые были установлены в учении Фомы Аквината. Эпоха просвещения отодвинула догматические вопросы на второй план и выдвинула вопросы нравственного характера. Не религия и не вера суть основы нравственности, а, напротив, нравственность есть путь, ведущий к религии. Добродетель и счастье - основы всеобщей нравственности, но в то же время и частной совести отводится видное место и ей приписывается непреложность. Главное приобретение этой эпохи заключается не в философском анализе совести, а в понятии свободы совести. Эта свобода провозглашается как принцип, из которого вытекает требование веротерпимости. Значение и завоевания эпохи просвещения были весьма велики, но, выдвигая идею индивидуальности и субъективизма, философы просвещения (Гетчисон, Юм, Руссо) не могли объяснить всеобщности и необходимости решений частной совести. Решение этого вопроса принадлежит Канту и его последователям. Кант требует подчинения внутреннему судилищу, которое присуще человеку, а не приобретено им. Это судилище имеет безусловную достоверность; ошибки совести невозможны. Фихте в "Sittenlehre" еще решительнее высказывается в том же духе: "Если возможно поведение, согласное с долгом, то должен существовать абсолютный критерий истинности нашего убеждения, относящегося к долгу. Известное убеждение должно быть абсолютно истинным, и мы на него должны опереться ради долга... Этот критерий есть чувство истины и достоверности. Это чувство никогда не обманывает, ибо оно существует лишь при полном согласии нашего эмпирического и чистого "я", а чистое "я" и есть наше истинное бытие. Совесть есть не что иное, как непосредственное сознание нашего определенного долга". Итак, в учении Фихте, признающего кантовское разделение эмпирического и трансцендентального "я", а вместе с тем и двойную совесть, совершенно меняется отношение прирожденной совести к эмпирической, встречаемое в схоластической философии. Схоластика главным образом занималась ошибками практической совести и признавала лишь scintilla, т. е. слабую искру божественного света в человеке. В немецкой идеалистической философии эта искорка разгорается в яркий внутренний свет, уничтожающий возможность индивидуальных ошибок. Гербарт и Шопенгауер уделяют большое внимание явлениям совестливости, но стараются рассматривать эти явления с психологической точки зрения, устраняя по возможности религиозные и философские элементы. В новейшей философии эволюционизм, став на естественнонаучную точку зрения и отбросив схоластические разделения совести на эмпирическую и трансцендентную, занялся научным или внешним, а не внутренним или философским выяснением возникновения совести. Ницше согласен с точкой зрения эволюционизма, но не согласен с объяснением, которое дается эволюционизмом возникновению совести. С философами просвещения Ницше сходится в ненависти к религиозной морали. Однако, несмотря на свои симпатии к эволюционизму и к философии просвещения, Ницше вновь вводит учение о двойной морали и двойственности совести, различая и отделяя мораль господ от морали рабов. Несмотря на всю показную симпатию его к морали господ или бессовестливости новых сверхлюдей, кое-где прорывается, все-же проскакивает нормальная человеческая мысль и прямо противоположное чувство. Двойная мораль, конечно, ведет к отрицанию морали вообще-этот вывод есть в "Новом учении о нравственности" Менгера, где говорится, что сила и нравственность по существу совпадают и нравственность есть приспособление к соотношениям социальных сил, а совесть есть страх перед дурными последствиями противодействия в приспособлении к соотношениям социальных сил. 20 век подтвердил на практике правдивость последнего положения; загнав внутренние переживания совести многих людей к первобытному состоянию, социальные силы устрашения Германии и России столкнулись в общей нравственной борьбе; внешняя же совесть поддерживалась пропагандистскими лозунгами для масс, деньгами и видимым благополучием для бедных духом; кто победил или кто прав - до конца неизвестно.
Совместная еда (или общее курение) - были обычны во все времена у многих народов мира. Совместное курение является одним из наиболее распространенных у диких народов способов выражения всеобщего единства. Северо-американские индейцы при заключения мира, похоронив военный топор ("зарыв топор войны-сходят с тропы войны"), курят "колумет", или трубку мира. Предводители усаживаются около огня; один из воинов наполняет священную трубку табаком, с помощью угля зажигает ее, кладет трубку горизонтально на руку, держит ее сначала против неба, чтобы преподнесением ее Великому Духу испросить его благоволение, а потом обводит ею около себя, чтобы испросить защиту духов, живущих в воздухе, в воде и на земле. Эта трубка мира и земли затем переходит из рук в руки всех предводителей, в направлении от востока к западу: каждый курит немного из трубки, выпуская дым сначала по направлению к небу, затем около себя. Когда трубка выкурена, воин, наполнив ее снова, несколько раз обводит ею около головы и ставит ее на прежнее место; тогда только приступают к мирным переговорам. В этом способе курения трубки есть уже некоторые элементы жертвоприношения, которое, в свою очередь, является символом единения между племенами, ввиду того, что приносят жертву одному и тому же высшему существу. Бразильские индейцы курили при заключении мира большую сигару, которая в качестве символа мира и доверия передавалась из рук в руки. Такой же характерный обычай обрядового курения существовал у запорожцев. В археологической коллекции Д. И. Эварницкого находилась большая деревянная трубка для совместного курения. Совместная еда и питье (обмыв) имеют такое же символическое значение единения, как и совместное курение, и применяются в разных случаях народной жизни, например, при продаже автомобиля (лошади), закладке дома, чаще всего на свадьбах.
Совь (или совня) - старинное название оружия, походившего на рогатину, с крыльевым большим ножом. Находящееся в синодальном списке Новгородской летописи слово "совь" в других списках заменено словом "сулица".
Солдат(от римского Soldus, Solidus - монета, которою платилось жалованье римским воинам времен Северия; воины эти назывались Solidarius; отсюда произошло франц. Soldat и немецкое Sцldner)- в современном смысле это нижний воинский чин. Солдатом в общем смысле называется и первейший генерал, и последний рядовой. В уставе о внутренней воинской службе, в который вошли главные постановления, это определение не вошло и вообще нигде в законе оно не проводится. В Россию слово "солдат" было перенесено с Запада, одновременно с заимствованием европейских войсковых порядков. Полки, учрежденные при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче по иностранному образцу с иностранными офицерами, были названы солдатскими. С образованием регулярной армии все нижние чины стали именоваться солдатами. По рекрутскому уставу, рекрут получал это звание по прослужении известного числа лет; оно сохранялось за ним и по увольнении в отставку и сообщалось жене и детям. Так образовалось сословие солдат, солдатских жен и детей. С изданием устава о всеобщей воинской повинности, на основании которого призванные на военную службу сохраняют свою принадлежность к обществам и сословиям, сословное значение слова "солдат" утратилось само собой.
Солид(Solidus) - золотая монета, введенная Константином в 312 г. вместо так называемого aureus. Целый солид равнялся 1/72 римского фунта (libra), причем чеканились солидные монеты главным образом по частям солида, а именно trientes или tremisses, в то время как полный солид оставался счетной единицей. Исключительное право чеканки солидов имели восточно-римские императоры. Как денежный знак, солиды существовали до конца византийской империя, и были в употреблении во всей Европе, на что указывают поздние названия soldo (итал.), sou (франц.).
Соль- перуанская золотая монета и основная монетная единица, равная пяти франкам.
Сольдо- итальянская счетная и медная монета, 1/20 лиры. Название сольдо происходит от латинского Solidus (Солид aureus - римская золотая монета); первоначально Sol, откуда - французское Sou (Су).
Сома (санскр. Soma - "выжатый сок") - одно из наиболее важных и характерных для индийской мифологии олицетворений, как священного в ведийском культе опьяняющего напитка, добываемого из корней и стеблей некоторых растений. В 9-й книге Ригведы его прославлению посвящены целых 114 гимнов, в других книгах - 6 гимнов, кроме того части 4-5 других гимнов и в иных местах. Имя Сома, одно и в сложных формах, встречается сотни раз. Образ его менее человекоподобен, чем образ Индры и Варуны, так как, очевидно, воспоминание о растении и его соке постоянно сдерживает воображение поэтов. Поэтому о его человеческом виде или действиях говорится мало, а героические, и чудесные подвиги, приписываемые ему, представляются довольно бесцветными и малохарактерными. Подобно прочим божествам, Сома, иногда под именем Инду, приглашается придти к жертвоприношению и принять приношения, разложенные на травяной подстилке. Девятая книга Ригведы содержит в себе, главным образом, гимны Соме, певшиеся в то время, как его выжимали камнями, процеживали сквозь шерстяные цедилки в деревянные сосуды, в которых он предлагался для питья богам и из которых его пили и жрецы. Манипуляции, которым напиток Сома подвергался, разукрашены всевозможными хаотическими образами. Он опьяняет и, по-видимому, подслащивается медом. Цвет растения и сока то бурый, то красный, но чаще всего зеленый. Очищают сок Сомы руками, причем пальцы олицетворяются в виде десяти сестер, дочерей Вивасвата. Жрецы, выжимающие Сому, носят имя Адхварью. Камни, которыми выжимается сок, кладутся на алтарь, на котором и происходит выжимание. Позже добывание сока совершалось при помощи ступки и пестика. Выжатая влага пропускалась через цедилку из овечьей шерсти. Очищенный таким образом сок уже получает эпитеты "чистый" (uddha) и "светлый" (зukra, зuci). Такой чистый сок приносился только богам Ваю и Индре, для Митры-Варуны его смешивали с молоком, а для Ашвинов - с медом. Процеженный и очищенный Сома смешивался в сосудах с водой, молоком и ячменем. Выжимание Сома совершалось три раза в день. Смешение Сомы с водой влечет за собой установление особой связи Сома с водами: воды следуют его приказаниям, он течет впереди всех потоков, он их повелитель и царь, воды его сестры, он изливает дождь с небес. Желтый цвет сока дает повод сближать его с Солнцем. Таинственное увеселяющее и подкрепляющее действие Сомы приводит ко взгляду на него, как на божественный напиток, дающий бессмертную жизнь. Отсюда его имя amrta (амброзия); он любимый напиток богов, которые пьют его, чтобы получить бессмертие. Отсюда и его целебная сила. Он хранитель человеческих тел и заключен в каждом их члене, доставляя долголетие. Он прогоняет грех (моральную болезнь) от сердца, разрушает ложь и двигает вперед правду. Питье Сомы делает человека говорливым, возбуждает деятельность речи. Отсюда он господин мысли, отец, вождь и производитель гимнов, руководитель поэтов, пророк среди жрецов, душа пророков, покровитель молитвы. Он надзирает над тварями; отсюда он получает эпитеты многоокого и тысячеокого божества. Сома оказывает подкрепляющее действие и на богов. Индра перед боем с демоном Вертра пьет Сому и побеждает всех своих врагов. Отсюда Сома - друг Индры, его душа, его громовая палица, и сам он получает эпитет убийцы Вертры. Сома, выпитый Индрой, заставляет Солнце подыматься на небе, заставляет его сиять; он нашел свет и овладел им и небом. Отсюда мировое значение Сомы, "владыки четырех стран света", создателя двух миров, неба и земли, поддерживающего небо и поместившего свет в Солнце. Тесная связь Сома с Индрой в их борьбе с Вертрой дает повод говорить о Соме независимо, как о великом бойце, непобедимом в боях. Растение, из которого приготовляется Сома, растет в горах. "Хаома" в Авесте также добывается из горных растений. Будучи земным растением, Сома в то же время имеет небесное происхождение. Он дитя неба, отпрыск Солнца, небесное молоко, происходящее по Атхарва-веде из семени Парджаньи. Отсюда недалеко до признания его господином неба, возвышающимся над всеми мирами, подобно Сурье. С неба Сома был принесен на землю великим орлом (олицетворение небесного огня - Агни), вырвавшим его для Индры. Как самое важное из растений, Сома получает эпитет царя растений, царя лесов, отца всех трав. Кроме того, он царь рек, всей земли, царь или отец всех богов и смертных, царь брахманов и т. д. В послеведийской литературе Сома является обычным именем Луны, которая выпивается богами и потому бледнеет, покуда ее опять не наполнит Солнце. Большинство исследователей держится, однако, мнения, что Сома прославляется в ведийских гимнах только как олицетворение напитка, причем отождествление с Луной является уже вторичным наслоением. Приготовление Сомы и его культ уже существовали в индоиранском периоде. Вера в божественный укрепляющий напиток, небесного происхождения, вероятно восходит уже к общему индоевропейскому периоду. Первично этот напиток, вероятно, был чем-то вроде меда (санскр. mвdhu, греч. μεθυ, древнесакс. medu), привнесенного на землю орлом (орел Индры приносит с неба Сому, как орел Зевса - нектар, а германский орел - преобразованный Один, - мед). Этот индоевропейский мед в индоиранском периоде был заменен Сомой, но еще в ведийском периоде следы его продолжают сказываться. Растений, из которых приготовлялся напиток Сома, было, по-видимому, несколько в разные времена. В позднейшей мифологии (пуран) Сома - месяц обычно изображается сыном мудреца Атри и его жены Анасуи (Anasыyв). Иногда он является и сыном Дхармы или получается, вместе с разными другими чудесами и диковинками, при паханье океана. В Випину-пуране он является "царем брахманов", тогда как более древний памятник, Брхад-араньяка, называет его Кшатрием. В пуранах Сома является мужем 27 дочерей Дакши (олицетворение 27 лунных созвездий). Предпочтение, оказанное им четвертой из них - Рогини (санскрит. Rohinо), вызвало ревность прочих и их жалобы своему отцу. Но вмешательство Дакши оказалось бесплодным, и он проклял своего зятя, так что тот остался бездетным и стал подвержен уничтожению. Эта жалкая его участь пробудила в его женах сострадание, и по их просьбе Дакша, хотя и не мог уже снять совсем заклятие, однако, сделал его уничтожение не постоянным, но периодическим. Отсюда убыль и прибыль Луны. Совершив жертвенную церемонию Раджасуя (Rвja-sыya), Сома стал заносчивым до такой степени, что похитил жену Брхаспати - Тару и не хотел ни за что возвращать ее. Возгорелась распря, в которой Индра и все боги были на стороне Брхаспати, а мудрец Ушана, враг Брхаспати, примкнул к Соме, вместе с демонами Данавами, Дайтьями и другими врагами богов. При столкновении обеих сторон земля потряслась до своей сердцевины, а Сома был разрезан пополам трезубцем Шивы, почему и получил имя Бхагнатма (Bhagnвtmв). Наконец, Брахма вмешался и остановил бой, побудив Сому отдать Тару ее супругу. В результате у Тары родился сын Будха, которого она, после долгого убеждения, признала сыном Сомы и от которого произошла так называемая "лунная династия".
Сон- состояние, противоположное бодрствованию, и поскольку это последнее характеризуется наличностью сознания, внимания и впечатлений из сферы органов чувств, постольку сонное состояние отличается как раз более или менее полным отсутствием их. Конечно, между сном и бодрствованием существует целый ряд промежуточных, переходных состояний: с одной стороны, различные степени сонливости, которые, увеличиваясь все больше и больше, переходят, наконец, в глубокий сон, а с другой, различные степени пробуждения, начиная с просонок и кончая полным восстановлением сознания и внимания. Если коренным признаком бодрствования является наличность сознания, то сон может быть лучше всего охарактеризован как время полного отдохновения сознания или даже бессознательного состояния. С таким определением сна вполне вяжутся другие крупные признаки сна, как то: отсутствие произвольных движений, а следовательно и воли, понижение восприимчивости высших центров органов ощущений к различным внешним впечатлениям и отсутствие всякой логической связи представлений и идейных ассоциаций, входящих в состав сновидений. И в то время как спящий человек претерпевает столь резкие перемены в сфере своих высших нервных психических функций, явления растительной жизни, т. е. кровообращения, дыхания, пищеварения, уподобления, обмена веществ и выделения продолжаются во время сна без каких либо резких перемен, так же как и низшие нервные функции, т. е. рефлекторные и автоматические акты. Так как носителем сознания и воли принято считать у высших животных и человека большие полушария головного мозга, то состояние сна обуславливается главным образом подавленной, ослабленной их деятельностью, или, другими словами, их покоем. Впрочем, при сне функции органов растительной жизни, как то кровообращение, дыхание и пищеварение хотя и продолжаются, но в сравнительно более слабой степени, чем при бодрствовании, и можно сделать то общее заключение, что в периоде сновидений почти все части тела обнаруживают ослабленную функциональную деятельность. Рассмотрим по порядку изменения в физиологическом состоянии органов, наблюдаемые на засыпающих и спящих людях. При засыпании веки опускаются и глаза закрываются, мышцы скелета расслабляются и члены принимают, подобно неодушевленным предметам, то положение, которое определяется законами тяготения; при этом засыпающий при вертикальном положении головы человек производит в силу расслабления затылочных мышц всем известные опускания и кивания головы спереди, зависящие от того, что центр тяжести головы лежит впереди от сочленения черепа с первым шейным позвонком и череп, будучи не уравновешен действием расслабленных при засыпании затылочных мышц, должен падать кпереди. В силу таких же причин сидящий при засыпании человек будет наклоняться вперед и позвоночник его будет изображать дугу, обращенную выпуклостью назад. Дыхательные движения при сне довольно заметно изменяются; они становятся реже и менее глубокими и изменяют свой характер, а именно дыхание становится у мужчины по преимуществу грудным (вместо брюшного). Зависит это от ослабления сокращения грудобрюшной преграды во время сна у мужчин, вследствие чего берут перевес грудные дыхательные мышцы; вдыхание при этом еще удлиняется и дыхательная пауза почти стирается. Принимая в расчет все это и уменьшение глубины дыхания при сне, легко понять, почему в это время количество вдыхаемого воздуха резко уменьшается. Частота и глубина дыхательных движений при сне у женщин изменяются в том же направлении, как и у мужчины. При засыпании биения сердца замедляются, становятся слабее, напряжение пульса уменьшается и кровяное давление падает; с этим вполне согласуется наблюдающееся во время сна расширение сосудов на поверхности тела, вследствие чего кожа как бы припухает, делается слегка отечной и размеры различных членов, как то шеи, кисти руки, пальцев и т. д. увеличиваются. Зато состояние сосудов в мозгу при сне представляется как раз обратным, мозг бывает поэтому несколько анемичен, объем его уменьшается, и он беднеет кровью, отдыхает, тогда как при пробуждении, даже при сновидениях, наблюдается, напротив, прилив крови к мозгу с увеличением его объема. Эта антагонистическая игра сосудов мозга и остальных членов тела при сне и бодрствовании является таким образом выгодной для самосохранения организмов; спящие животные, головной мозг которых при различных раздражениях продолжал оставаться анемичным, должны были быть туги к пробуждению и делались жертвой различных хищников. Согласно с этим, всякое нарушение спокойствия сна каким-нибудь звуком, шумом, неожиданным светом или прикосновением у высших животных и человека вызывает увеличение объема головного мозга, зависящее от усиленного прилива к нему крови, и эта фаза прилива подготовляет пробуждение. Изменения кровообращения в спинном мозгу при сне и бодрствовании мало известны. Важное значение для теории сна имеют опыты, произведенные над возбудимостью центральной нервной системы у 1-2-месячных щенков, склонных к глубокому сну даже после весьма болезненных операций. Пробы на электрическое возбуждение одних и тех же психомоторных центров серой коры мозговых полушарий при бодрствовании и сне показали, что при нормальном сне возбудимость коры резко падает и приходится значительно увеличивать силу раздражающего тока, чтобы вызвать с коры полушарий те же психомоторные движения. С другой стороны, измеряя возбудимость спинного мозга по силе и времени реакции, вызываемых через него рефлексов, можно убедиться, что только болевые и боевые рефлексы падают при сне, остальные же или слегка повышаются, или остаются без изменения. Наконец, изучением рефлексов в задних конечностях щенков, спинной мозг которых перерезкой над поясничной частью был изолирован от головного мозга, можно было убедиться, что спинной мозг не спит, в какое бы время дня и ночи не испытывать его рефлекторную деятельность- эта последняя не представляет никаких резких колебаний. Передняя, произвольная часть животного может засыпать и представлять все обычные признаки сна с понижением болевых рефлексов в передних лапках, в то время как задняя, рефлекторная часть того же животного, иннервируемая поясничным мозгом, не представляет никакого заметного понижения в своей рефлекторной деятельности, а скорее даже наклонность к повышению рефлексов всех родов; в этом существенная разница между головным и спинным мозгом. Но спит ли весь головной мозг целиком или одна какая-либо его часть-это вопрос. К головному мозгу относятся, кроме больших полушарий мозга, еще и продолговатый мозг и мозжечок. Так как дыхательные движения во время сна продолжаются, а они управляется дыхательными центрами в продолговатом мозгу, то очевидно, что продолговатый мозг продолжает функционировать. К тому же выводу приводит и факт поддержания во время сна приблизительно нормального тонуса сосудов, регулируемого деятельностью сосудодвигательных центров, заложенных в продолговатом мозгу. Наконец, и медленность биений сердца во время сна не может не поддерживаться деятельностью сердечно-задерживающего центра, заложенного тоже в продолговатом мозгу. Очевидно, что последний во многих отношениях бодрствует во время сна. Что касается мозжечка, то доказать, что и он бодрствует во время сна, можно только косвенным образом. Известно, что центральным органом равновесия и координации движений в сложных актах ходьбы, бега и т. д. является мозжечок. Между тем известно, что некоторые птицы спят, стоя на одной ноге, сохраняя вполне равновесие тела; далее, что переутомленные кавалеристы могли спать во время езды, что усталые солдаты засыпают на часах или спят даже во время усиленного марша и продолжают идти в ногу - все это акты, невозможные без деятельного участия мозжечковых центров; очевидно, что при сне мозжечок не утрачивает способности к работе. Еще больше доказывают верность этого положения различные случаи сомнамбулизма, когда спящие люди производят самые рискованные мышечные акты на крышах домов, чистые чудеса эквилибристики, и все это непроизвольно, без малейших следов сознания. Путем исключения приходим, таким образом, к тому, что спать могут только одни полушария головного мозга. Но и полушария состоят из центров и проводников самых разнообразных функций: психомоторных, психосенсорных, т. е. центров различных сознательных ощущений, центров воли, представлений и сознания. Какие же из этих элементов приходят в наибольшее бездействие во время сна. Анализ явлений психического порядка, свойственных сну, показывает, что спящему доступны слуховые, зрительные, обонятельные, осязательные и другого типа ощущения и представления и хотя он и не сознает их и не пробуждается в истинном значении этого слова, но объем его мозга при этом увеличивается за счет усиленного прилива к нему крови, сосуды конечностей сокращаются и т. д. Ясно, что возбудимость органов чувств, нервов и центров ощущений не утрачивается при сне, что центральные аппараты различных представлений, какие входят, например, в состав самых разнообразных сновидений, остаются способными к работе; кроме того, разговор во сне указывает, что и центральные органы речи, заложенные в лобных долях полушарий мозга, тоже остаются способными к работе. Наконец, известная всем способность человека просыпаться в желаемый час или в ответ на определенный - даже самый слабый звук - ясно свидетельствует, что и центральные органы нашего внимания и воли во время сна не утрачивают способности к действию. Вывод из всего этого один: во время сна прекращает действовать только одно сознание, остальные же отправления головного мозга могут продолжаться, хотя и в ослабленном виде, а потому, возвращаясь к состоянию головного мозга во время сна, можно с большой вероятностью утверждать, что он не бездействует весь целиком, а вполне засыпают только те его части, которые составляют анатомическую основу сознания. Что касается состояния других систем органов в теле во время сна, то из всего вышеприведенного уже следует, что возбудимость двигательных нервов и произвольных поперечно-полосатых мышц вполне сохраняется и, получая импульсы, они приходят в действие даже без всякого пробуждения человека. Деятельность гладких мышц, как совершенно независимая от сознания и воли, сохраняется еще лучше, и видно, что благодаря автоматической деятельности этих мышц, кровеносные сосуды во время сна продолжают свои сокращения, кишечник сохраняет свою перистальтику. Пищеварительные органы продолжают, иногда даже очень деятельно и бурно, функционировать. Так, многие любят после работы и обильной еды соснуть, что не нарушает, по-видимому, пищеварения, а на животных было доказано, что пища, принятая ими перед сном, переваривается во время последнего гораздо лучше и интенсивнее, чем если бы вслед за принятием пищи животное продолжало бегать. Однако, по мнению некоторых авторов, все явления пищеварения во время сна ослабевают и иногда даже прекращаются; разноречия в этом вопросе зависят скорее всего от индивидуальности наблюдавшихся субъектов и от силы приобретенной привычки. Выделительные органы - каковы кожа и почки, по-видимому, продолжают без перерыва свою работу во время сна. Сильная потливость во время сна указывает даже на повышенную деятельность потовых желез. Отсюда - высокая чувствительность спящих ко всякого рода охлаждению и следовательно к простуде. Почки тоже продолжают свою выделительную деятельность во время сна, иногда даже энергичнее, чем при бодрствовании, а именно за ночь иногда выделяется даже больше мочи, чем днем, но в случаях резкой потливости ночью мочеотделение за ночь ослабевает. Деятельность легких, как выделительного органа, резко падает, так как не только объем вентилируемого воздуха, но и количество выдыхаемой во время сна углекислоты резко уменьшаются. Падение газообмена во время сна может зависеть не только от внутренних причин, а именно от подавленного в известной степени тканевого дыхания при сне, но и от отсутствия внешних раздражений органов чувств, сильно отражающихся на газообмене и выделении газов. Параллельно с падением газообмена при сне уменьшается и температура тела ночью, и наибольшее падение ее наступает между полуночью и тремя часами ночи, т. е. в период самого глубокого сна человека. Остается до сих пор совершенно неизвестной природа тех молекулярных изменений, которые обуславливают ритмическое повышение и понижение мозговой раздражительности, а не зная этого, трудно составить себе ясное представление о причинах той ритмики, которая выражается сменой сна и бодрствования. Химическая теория стремится объяснить наступление сна или парализующим действием на мозг накопляющихся во время бодрствования продуктов прижизненного распада, которые в течение сна разрушаются и удаляются, или возбуждением ими особенного гипотетического центра сна; так как, однако, существование подобного центра не обосновано ни на чем, то последний взгляд на сон не имеет сильных защитников и большинство сводит сон на результат парализующего действия на мозг продуктов усталости. При работе мозговых клеток должно наступить их утомление, т. е. нормальный сон, потому что и здесь, как и во всякой животной клетке, образуются преимущественно кислые, химически парализующие продукты обмана веществ, под влиянием которых деятельность прекращается отчасти или вполне на то время, пока лимфой мягкой мозговой оболочки и кровью эти продукты не будут унесены и все не вернется к прежнему состоянию. Прейер еще подробнее выяснил химические основы сна, указав, что причиной его является накопление во время бодрствования во всем теле, и преимущественно в мышцах и мозгу, утомляющих продуктов, легко окисляющихся и поэтому легко отнимающих кислород у оксигемоглобина; при обилии этих продуктов кислород перестает уже вызывать в нервных центрах необходимые для поддержания сознания разложения, так как он в это время жадно поглощается продуктами усталости, накопившимися в течение периода бодрствования и работы. При сне образование этих продуктов усталости сильно понижено, тогда как окисление, разрушение и выделение их из тела совершается очень деятельно, и когда мозг уже освободился от них в известной степени, тогда кислород, доставляемый оксигемоглобином крови, вновь делается достоянием нервных центров и вновь просыпается сознание. Таким механизмом легко было бы объяснять периодичность сна и бодрствования. По мнению же Бинца, усыпляющие средства выказывают сильное сродство к центрам серой и мозговой коры, протоплазма центров связывается на время этими веществами и становится неспособной к тем процессам взрывчатого разложения, которые лежат в основе бодрствования. К продуктам усталости Прейер относит мясомолочную кислоту, образующуюся в сокращающихся мышцах и разносимую кровью по всему телу, также и мышечный креатин; сюда же относятся вероятно различные лейкомаины Армана Готье и мочевые яды Бушара - все эти продукты понижают функциональную деятельность центральной нервной системы и ведут постепенно к засыпанию. Ряд продуктов усталости, накопляющихся преимущественно во время бодрствования, несомненно, очень богат различными соединениями. Согласно с этим, впрыскивание в тело молочной кислоты и ее солей вызывает явления, схожие с мышечной усталостью и приводящие ко сну. Этим же объясняется, почему кислое молоко, сыворотка, сама молочная кислота в сахарной воде, представляющая "усыпительный лимонад", и сладкое молоко в значительных количествах - почему все эти напитки, богатые молочной кислотой или развивающие ее, действуют снотворно; наконец, всем известна сонливость грудных младенцев, питающихся исключительно молоком. Эта точка зрения имеет и важное практическое значение в деле лечения различного рода бессонниц, так как указывает, что вместо различных снотворных, как то хлорал гидрата, морфия, кодеина, паральдегида, сульфонала и иных, можно часто с гораздо большей пользой прописывать больным, страдающим бессонницей, чисто физиологическое лечение гимнастикой, различными движениями и т. д., развивающими снотворные продукты усталости, которым Эррера приписывает даже наркотическое действие на мозг. Люди физического труда спят вообще крепче, чем занятые умственным трудом, потому что первые развивают в теле больше продуктов усталости, чем вторые. Для полноты этой химической теории сна следует добавить, что продукты усталости обнаруживают избирательное наркотическое или угнетающее действие на центры головного мозга, а именно на центры сознания, и в несравненно меньшей степени действуют на остальные ткани и органы тела. Гистологическая теория сна основана на том положении теории нейронов, по коему отростки различных нервных клеток не сливаются между собой, а только соприкасаются, т. е. мозговые клетки представляют изолированные единицы, могущие то замыкать, то размыкать цепь своих сообщений. Дюваль полагал, что продолжительное возбуждение нервных мозговых центров ведет к постепенному нарушению соприкосновения между отростками различных нейронов и когда, наконец, вследствие дальнейшего сокращения отростков нервных центров размыкается их сеть, то тем самым устраняется возможность проведения возбуждений от периферии к центрам сознательных ощущений, наступает анестезия и, наконец, сон. Ленин тем же размыканием цепи нейронов стремился объяснить кроме сна еще и различные параличи, анестезии и состояния рассеянности у истеричных. Усталость головного мозга, вызванная продолжительным раздражением его, ведет к уменьшению объема нейронов, к укорочению их отростков с наклонностью к их разъединению; к таким же результатам ведут и такие снотворные вещества, как морфий, хлоралгидрат, хлороформ и др. Для объяснения нормального сна возможно было бы соединить химическую теорию с гистологической, допустив, что накопляющиеся продукты усталости как раз и есть эти раздражители, которые вызывают постепенное размыкание цепи нейронов, влекущие за собой сон. Но все сказанное представляет пока лишь более или менее вероятные гипотезы, еще нуждающиеся в дальнейшей проверке. Известно, что и устранение внешних возбуждений, внешних впечатлений из сферы различных органов чувств играет в наступлении сна немаловажное значение. Каждый желающий заснуть избегает резкого света, шума, сильных обонятельных, вкусовых и осязательных впечатлений, так как все они вызывают усиленный прилив крови к мозгу, благоприятствующий бодрствованию. Только привычные и монотонные впечатления, к коим уже притупилась центральная нервная система, не только не мешают, но даже способствуют засыпанию. Зевота, предшествующая засыпанию и сопровождающая обыкновенно сонливое состояние не только человека, но и высших животных, состоит из глубокого медленного вдыхания с широко открытым ртом и медленного же, при открытом рте, выдыхания при легко сжатой дыхательной щели, отчего получается некоторый шум, сопровождающий акт зевоты. Что касается причины зевоты, то она сводится к утомлению внимания, а потягивания всего тела и конечностей, сопровождающие сильную зевоту, и являются вследствие инстинктивного желания устранить местные застои крови и выровнять неправильное распределение крови. Особенной наклонностью к зевоте отличаются люди, ослабленные потерями крови и обладающие нестойкой нервной системой, как, например, истеричные; при этом условии утомляемость сознательной умственной жизни бывает очень резко выражена и внимание очень быстро истощается. Но причина зевоты не исчерпывается, вероятно, только что указанным психофизиологическим условием, а сам ее механизм приводится в деятельность понижением окислительных процессов в теле, предшествующим засыпанию; недостаточный при этом газовый обмен, обуславливающий недостаток кислорода в теле и накопление углекислоты, а также и накопление продуктов усталости, может время от времени, через раздражение дыхательных центров, вызывать глубокий вдох и выдох и тем как бы компенсировать отчасти недостаток газового обмена. Зевота в этом смысле была бы эквивалентна акту "вздоха" при грусти, печали, когда газовый обмен бывает также подавлен; внешние же разницы между этими двумя актами, т. е. зевотой и вздохом, должны обуславливаться различием вызывающих их душевных состояний, т. е. сонливости и грусти. С этой точки зрения акт зевоты приобретает целесообразный и естественный смысл. Физиологическое назначение сна заключается в том, чтобы во время доставляемого им отдыха различным системам органов дать возможность им: во-первых, пополнить путем пластических процессов те вещественные затраты, которые были ими сделаны во время бодрствования, и во-вторых, окислить, разрушить и выделить те продукты усталости, которые накопились в теле в период предшествующего бодрствования. Ни то, ни другое не могло бы идти успешно, если бы организм был обречен на беспрерывное бодрствование, на беспрестанную деятельность, так как, с одной стороны, эта последняя постоянно бы поддерживала весьма деятельные процессы разрушения тканей и давала бы перевес им над процессами восстановления, а с другой, беспрестанно образующиеся продукты усталости накоплялись бы в таких количествах, что не успевали бы разрушаться и выделяться из тела. В результате от беспрерывного бодрствования должны были бы получиться незаменимые вещественные и структурные потери тканей и органов и, наконец, самоотравление организма продуктами усталости или распада. Конечно, беспрерывное бодрствование должно пагубнее всего отражаться на органах, функционирующих при бодрствовании без интервалов покоя, и такими являются мозговые приборы, лежащие в основе сознания. Другие с виду постоянно работающие во время бодрствования аппараты, как то сердце, дыхательные мышцы, на самом деле имеют паузы покоя, в течение которых они отдыхают - сердце во время диастолы, дыхательные мышцы - при выдохе и паузе; среди остальных перемежаемость покоя и деятельности выражается еще резче, и поэтому беспрерывное бодрствование может повредить им еще в меньшей степени. Без сна немыслима жизнь. Более того, опыты любительницы собак M. M. Манасеиной над искусственно поддерживаемой бессонницей у щенков показали, что животные переносят бессонницу хуже, нежели полное отсутствие пищи, так как животные, голодавшие, например, двадцать дней и потерявшие более половины своего веса, могут быть откормлены и спасены еще от смерти, тогда как молодые щенки, которым не давали спать в течение пяти суток, не могли быть спасены от смерти, несмотря на то, что их согревали, кормили и давали потом спать сколько угодно - все равно они погибали. У животных, лишенных сна, Манасеина наблюдала падение температуры тела, уменьшение абсолютного числа красных шариков и падение белых, вероятно, вследствие остановки их в лимфатических путях. Кровь под конец сгущается, вследствие чего получается относительное нарастание числа красных шариков и гемоглобина. Кроме того, наблюдаются крайне серьезные расстройства питания. Сон для животных, обладающих сознанием, им необходим более пищи. В древнем мире и в Китае упорную бессонницу употребляли в качестве пытки и орудия смертной казни, что повторили с успехом советские чекисты. При микроскопическом исследовании серой мозговой коры животных, погибших от бессонницы, M. M. Манасеина нашла жировое перерождение нервных центров; кровеносные сосуды мозга представлялись окруженными густым слоем белых кровяных телец, сдавливавших их в некоторых местах и нарушавших тем правильное питание мозга, на поверхности мозга замечались капиллярные кровоизлияния. Спинной мозг представлялся ненормально сухим и анемичным. Поучительные случаи абсолютной бессонницы у человека были описаны Гэммондом: они всегда оканчиваются смертью. Известный ему лично случай девятидневной бессонницы у человека окончился на 10-й день смертью. Агостини наблюдал два случая временного душевного расстройства вслед за абсолютной бессонницей; в одном случае механик, вынужденный управлять машиной в течение шести последовательных дней и ночей, в последнюю ночь службы обнаружил все признаки душевного расстройства с сильным возбуждением и галлюцинациями. Проспав, однако, подряд 15 часов, он встал совершенно здоровым, не сохранив и следа воспоминания об испытанном им бреде и душевном расстройстве. В общем, можно сказать, что треть жизни взрослого человека проходит во сне. Количество сна, необходимое для восстановления сил человека, бывает обычно обратно пропорционально силе и развитию сознания человека, и поэтому дети нуждаются в более продолжительном сне, нежели взрослые, так как сознание растет более или менее с возрастом. Грудные дети уже при самом непродолжительном бодрствовании, благодаря еще слабости сознания, быстро утомляются и нуждаются в частом засыпании и продолжительном сне. Кроме того, процессы роста и пластического питания, столь преобладающие в младенческом возрасте, требуют наименьших затрат живого вещества, совместимых только с покоем, доставляемым сном. Младенцы 4-6 недель бодрствуют всего 2 часа в сутки, дети в возрасте от 1 до 2 лет могут довольствоваться 18-16 часами сна; от 2 до 3-х лет им достаточно 17-15 часов сна; от 3 до 4 лет - 16-14 часов; от 4 до 6 лет - 15-13 часов; от 6-9 лет достаточно от 12-10 часов, а от 9 до 13 лет - от 10 до 8 часов добротного сна. В критическом возрасте, т. е. переходном от детского к юношескому возрасту, количество сна должно быть увеличено, так чтобы девочка или мальчик спали 8-10 часов в сутки. По окончании этого периода продолжительность сна может быть снова уменьшена до 7-9 часов в сутки и только по окончании периода роста, т. е. с 19 до 20 лет, возможно ограничить сон 6-8 часами в сутки. Люди средних лет, здоровые и в зените своего развития, могли бы довольствоваться 7-5 часами сна в сутки. Касательно же сна в преклонном возрасте вопрос решается двояко, смотря по тому, развивается ли к старости или нет ослабление сознания. Старцы с ослабленным сознанием и пониженной умственной сферой, подобно детям в первом возрасте, быстро утомляются и нуждаются в продолжительном сне; в некоторых случаях им не хватает даже 20 часов в сутки сна. Противоположный же тип стариков, сохранивших в полном блеске и сознание, и умственные силы, обнаруживает малую потребность в сне, меньшую чем даже люди среднего возраста, так как у них, в силу отступления всего волнующего мира страстей на задний план и более объективного и спокойного отношения к жизни, экономизируется много душевных сил, они меньше утомляются и нуждаются вследствие этого в меньшем количестве сна; иногда даже старцы этого типа жалуются на бессонницу. Нормировка сна в преклонном возрасте должна сообразоваться с этими индивидуальными особенностями стариков, но, конечно, следует избегать чрезмерно продолжительного сна, также как и чересчур короткого сна. Колебания в 12 часов сна в сутки для одного типа стариков и в 4-5 часов сна для другого типа есть крайние сроки сна, совместимые со здоровьем. Пагубные последствия бессонницы известны каждому: недомогание, головная боль, смутность сознания, ослабление психических функций, повышенная раздражительность, нередко расстройства сердечной деятельности и пищеварения. Излишний же сон одинаково вреден во все возрасты жизни. В детском возрасте он ведет к преобладанию растительных функций над нервно-мозговыми, вследствие чего много спящие дети отличаются большей упитанностью, толщиной, своим "сырым" или сытым складом, флегматичностью и поздним умственным развитием, тогда как дети мало спящие бывают нервными и развиваются умственно преждевременно. Это указывает на важность правильного регулирования сна у детей. Кроме того, при излишнем сне тонус сосудов резко падает, что нарушает правильность кровообращения и ведет к застоям в различных органах, дающим иногда в мозгу кровоизлияния, а в почках альбуминурию; тонус стенок кишечного канала ослабевает - вследствие чего развиваются упорные запоры; выделение желчи замедляется, и она, скопляясь в желчном пузыре, ведет к образованию желчных камней; лимфообращение замедляется вследствие длительного отсутствия движений и ведет к развитию отечности тканей и кожи в особенности. Излишний сон вреден еще и вследствие однообразия положения тела и отсутствия обычных раздражений, результатом чего являются не только "отлеживания", онемение конечностей, но иногда и параличи. Преклонный возраст, в силу и без того ослабленной тоничности тканей и сосудов, особенно расположен к ним, и поэтому регулирование сна в старости имеет огромное физиологическое значение. Сон есть состояние, присущее всему животному царству, но в общем можно сказать, что чем выше животные по своему интеллектуальному развитию, по степени развития своего сознания, тем резче выражается у них потребность в правильном сне. В этом смысле сон человека является одним из наиболее типичных. Чем менее развить головной мозг в анатомо-физиологическом отношении, тем слабее наклонность ко сну, и в этом отношении рыбы, пресмыкающиеся, земноводные стоят гораздо ниже птиц, млекопитающих и в особенности человека. Спинно-мозговое животное, вроде Amphioxus lanceolatus, едва ли способно поэтому к нормальному сну, так как спинной мозг, изолированный от головного, не спит в обычном значении этого слова. Тем не менее, периодичность в явлениях жизни, выражающаяся постоянно повторяющейся сменой работы и покоя, частным случаем которой является преемственность бодрствования и сна, есть, вероятно, явление, общее для всего живого царства, но выражающееся только в различных степенях. Это уже вытекает прямо из того, что даже микроорганизмы различных форм брожений, а также и неорганизованные пищеварительные ферменты обнаруживают известную периодичность действия, сказывающуюся усилением и ослаблением его даже до прекращения функции. Спиртовое брожение, например, сахара, обусловленное жизнедеятельностью клеток пивных дрожжей, после известного времени ослабевает и даже прекращается, несмотря на сохранившуюся жизненность клеток и на присутствие материала, способного к брожению. Причиной этой приостановки жизнедеятельности клеток пивных дрожжей, этого своего рода засыпания их, служит, как оказывается, накопление продуктов их жизнедеятельности и в особенности - спирта, который, накопившись в количестве 20%, уже прекращает дальнейшую деятельность клеток пивных дрожжей, и только после удаления этого спирта или уменьшения его процента те же клетки, бывшие как бы в наркотическом сне, вновь начинают действовать на неразложившийся еще сахар и как бы просыпаются; затем снова, по мере накопления продуктов разложения и в особенности спирта, жизнедеятельность клеток слабеет до полного прекращения, и так следуют друг за другом периоды деятельности и покоя клеток, обусловленные самоотравлением их продуктами их химической жизнедеятельности. То же самое наблюдается и в других формах брожений - молочно-кислого, масляно-кислого, болотного, а также и в действии неорганизованных пищеварительных ферментов. Везде, где работают ферменты, даны условия для периодической смены их деятельности и покоя, т. е. бодрствования и снатворения, и так как главными агентами, действующими в жизненном круговороте веществ, являются клеточные ферменты, то этим сразу обрисовывается, почему периодическая смена деятельности и покоя является обязательной, как для самих простейших живых образований, так и для сложных клеточных организмов и каждой составляющей их живой клетки. Но настоящий, типичный сон со всеми его психофизиологическими особенностями мыслим лишь там, где есть уже органы осознания, где есть уже обособившийся анатомический его субстрат, т. е. у высших животных и у человека. При глубоком сне, не нарушаемом никакими сновидениями, корковый слой мозговых полушарий находится в совершенно бездеятельном состоянии, но, если некоторые мозговые приборы серой коры полушарий приходят во время сна в деятельность под влиянием ли оставшихся следов дневных впечатлений, или нападающих во время сна раздражений, то рождаются субъективные образы, представления, воспоминания, действия, в зависимости от возбужденных точек мозга, и возникают различные сновидения. Образы эти могут возникать как бы совершенно произвольно - ни с того, ни с сего - или находиться в связи с пережитыми в течение дня впечатлениями, или с переживаемыми во время сна раздражениями различных органов чувств, но как бы то ни было, а образы сновидений сочетаются всегда несвязно, прерываются так же внезапно, как и появляются, и не дают почти никогда какой-нибудь законченной картины действия или логического рассуждения, так как мозговые ассоциации при сновидениях бывают крайне неполными и случайными. Кроме того, эта беспорядочная работа мозга во время сна не может оставлять глубоких следов в головном мозге, и вследствие этого воспоминание о снах быстро исчезает, и обычно люди трудно восстановляют детали сновидений. Зависит это, конечно, от пониженной возбудимости мозга во время сна и от неравномерно деятельного состояния различных его частей, вследствие чего немыслима правильная сочетанная деятельность различных его частей. У нормальных людей сновидения состоят большей частью из зрительных образов: последние составляют главную канву сновидений, дополняемую со стороны других органов наших чувств. После зрительных сновидений по частоте повторения идут слуховые, а за ними уже гораздо реже сновидения в области осязания, обоняния, вкуса, мышечного чувства и температуры. Все это указывает, что сновидения слагаются чаще всего из ощущений и образов, доставляемых теми приборами, которые больше всего работают во время бодрствования и оставляют наибольшее количество следов. А отсюда ясно, что основой сновидений служит субъективная жизнь нервно-мозговых механизмов, основанная на оставляемых в них следах различных возбуждений и впечатлений. Чем живее воображение, богаче и разнообразнее сознание человека и возбудимее мозг, тем богаче должен быть и мир сновидений как в количественном, так и качественном отношении. Полное и обычное отсутствие сновидений, если только оно не является результатом глубокого переутомления и истощения организма, не свидетельствует о высоких интеллектуальных качествах мозга. Болезненные изменения сна могут быть или количественного, или качественного характера; в первом отношении следует различать сон или чересчур кратковременный, доходящий почти до полной бессонницы, или, наоборот, сон чересчур долгий, доходящий до патологических случаев длительной спячки; во втором, т. е. в качественном отношении сон может быть или чересчур чутким, неглубоким, беспокойным, полным тревожных сновидений, перерывистым до болезненности, или наоборот, он может быть глубоким до полной почти анестезии органов чувств, до полной неспособности к сновидениям и чрезмерного упадка почти всех жизненных функций. Причины этих болезненных изменений сна могут лежать или в патологических условиях организма - унаследованных или приобретенных, или в ненормальном режиме жизни человека, или, наконец, в особом влиянии времен года и других природных условий. Оставляя детали этого крайне важного вопроса, заметим, что бессонница или мимолетный сон чаще всего наблюдается у людей с крайне нестойкой нервной системой и очень возбудимой сосудодвигательной сферой; они обычно страдают приливами крови к голове, а следовательно, и к мозгу, а это уже является условием, неблагоприятным для засыпания, так как сон мыслим и возможен только при известной степени анемии мозга. Животные в положении головой книзу, когда кровь усиленно приливает к голове, никогда не в состоянии заснуть, тогда как в вертикальном положении головой кверху они легко засыпают. Чрезмерные умственные и физические напряжения, а следовательно, и переутомления обоего типа зачастую ведут к бессоннице вследствие вызываемой ими усиленной деятельности сердца и поддерживаемого прилива, а отчасти и застоя крови в мозгу. Вообще все, что поддерживает усиленный прилив крови к мозгу, как то: холодные ноги, душевные волнения вроде сильной радости, гнева, беспокойства и т. д., все, что сильно возбуждает сознание, вроде чувства боли и иного, все это может повлечь за собой бессонницу со всеми ее последствиями. Патологические случаи настоящей и упорной бессонницы наблюдаются при некоторых формах душевных болезней, отличающихся повышенной нервной возбудимостью и наклонностью к живым галлюцинациям и идеям преследования. Меры борьбы с бессонницей должны быть сообразованы с характером вызывающей ее причины. Противоположным бессоннице состоянием является чрезмерное усиление снотворение, сказывающееся резким удлинением и его углублением. Люди со слабо развитым сознанием, как то: дети, дикари, кретины спят очень много и быстро засыпают, как только они остаются без всяких видимых занятий. То же наблюдается и при болезнях, ослабляющих сознание, как то у анемичных больных, страдающих белокровием, микседемой, т. е. слизистым отеком: во всех этих случаях развивается отупение или ослабление сознания, зависящее или от ненормального состава крови и упадка питания и истощения организма, или от уничтожения и ослабления чувствительности и деятельности органов чувств. Болезненная потребность в сне может доходить до того, что люди и животные, заснув однажды, спят беспробудно в течение нескольких дней, недель, и даже по несколько месяцев. Прежде всего, сюда относятся так называемые зимние и летние спячки, наблюдаемые у некоторых животных и стоящие в зависимости прямо от времени года. Зимние спячки между теплокровными встречаются у сурков, ежей, сусликов, летучих мышей и в известной степени у медведей: многие из этих животных засыпают с наступлением холодной зимней погоды - при падении температуры окружающего воздуха до + 5 и - 8, и пробуждаются при наступлении весны. Газовый обмен во время спячки резко понижается, бывает слабее нормального в 30 и более раз, дыхание и сердцебиение крайне замедлены и ослаблены, и температура тела падает иногда до нуля и даже до - 1 или - 2№С; понятно, что у животных при этом развивается мышечная неподвижность, окоченелость, хотя последняя не имеет ничего общего с мышечным окоченением. От пребывания в теплой комнате температура тела быстро растет, и животные скоро просыпаются. Причины зимней спячки животных почти неизвестны. Зимняя спячка может быть остатком давних времен, отличавшихся продолжительными и суровыми зимами, вынуждавшими животных погружаться поневоле в спячку для того, чтобы выжить и не умереть с голоду. По мере смягчения климата зимняя спячка стала исчезать и осталась по непонятным причинам только у некоторых млекопитающих животных, типа медеведей. Холод вообще действует угнетающим образом на жизненные отправления животных, но отчего одни погружаются в спячку, другие же нет, остается невыясненным. В жарких странах холоднокровные животные, не выносящие высокой внешней температуры, погружаются в так называемую летнюю спячку, вполне напоминающую зимнюю. У людей наблюдалась иногда тоже спячка вслед за потерей крови и различных истощающих влияний, вслед за потрясениями и умственной или физической усталостью. В Африке господствовала среди населения эндемическая спячка, оканчивающаяся смертью или помешательством. В Европе наблюдались случаи спячки, длившиеся 17, 40, 221, 465 и более дней. Больные при этом спали непробудно, сновидений никаких не припоминали, их как бы и вовсе не было на все время спячки; для поддержания жизни приходилось прибегать к искусственному кормлению, обмен веществ и газов был при этом резко понижен, но температура тела никогда не падала в такой резкой степени, как при зимней спячке животных; деятельность сердца и дыхательного аппарата была понижена иногда настолько, что едва улавливалась при наружном исследовании; поэтому долгая спячка людей иногда переходит в настоящую смерть. Лучшими приемами пробуждения оказались искусственная электризация тела и глубокий массаж. Причины этих патологических спячек среди людей совершенно не выяснены. Другие особые формы сна- это гипнотизм и лунатизм.
Сонары (от хиндийского Sona - золото) -название индийской касты серебряников, ювелиров и золотых дел мастеров. Одна из пяти ремесленных каст Индии, к которым принадлежали еще кузнецы, медники, каменщики и плотники. Каково бы ни было происхождение сонар, но они в общественном положении стоят выше прочих вайшья, к которым они должны быть отнесены.
Соната - до конца ХVII так называлось собрание инструментальных пьес, а также вокальный мотет, переложенный на инструменты. Сонаты разделялись на два типа: камерную сонату (sonata da camera), состоявшую из прелюдий, ариозо, танцев и прочего, написанных в разных тональностях, и церковную сонату (sonata da chiesa), в которой преобладал контрапунктический стиль. Ряд инструментальных пьес, написанных для многих оркестровых инструментов, назывался не сонатами, а большим концертом (concerto grosso). Позднейшая соната состоит преимущественно из четырех частей: первая часть в скором темпе в сонатной форме, вторая часть в медленном темпе, в простейшей форме рондо, третья часть - менуэт, введенный Гайдном, или скерцо, введенное Бетховеном, в форме песни с трио, и финал, в более сложной форме рондо или в сонатной форме. Сонатный прием встречается не только в сонатах для фортепиано или для фортепиано и скрипки или виолончели, но и в трио для фортепиано, скрипки и виолончели, квартетах, секстетах, октетах для струнных инструментов, квартетах, квинтетах, секстетах, септетах для фортепиано со струнными, септетах, октетах, нонетах, децетах для струнных с духовыми. Все эти сочинения относятся к области камерной музыки. Соната звучит и на концертах для сольного инструмента с оркестром, а также в симфониях. В сонаты вводили иногда поэтический программный элемент, например, Кунау (первая половина XVIII в.), Бетховен (Sonate caractйristique: les adieux, l'absence et le retour). В позднейшее время собрание пьес в одно целое получило название сонат, потому что некоторые из этих пьес написаны были в сонатной форме.
Соннет (или сонет, франц. Sonnet, от итальян. sonetto или старофранц. sonet - песенка) - небольшое стихотворение, состоящее из двух четверостиший (quatrains) на две рифмы и двух трехстиший (tercets) на три рифмы; к этим правилам строгая теория правильного сонета прибавляет еще некоторые условия: рифмы в четверостишиях должны чередоваться в порядке: abba, abba (в трехстишиях - как угодно); женские рифмы должны сменяться мужскими, так что, если сонет начинается женской рифмой, он закончится мужской, и наоборот; обязателен пятистопный ямб, так что сонет должен заключать 154 слога; воспрещено повторять слово, уже употребленное в стихотворении; каждая строфа должна составлять законченное по смыслу целое; лишь соблюдение этих требований дает, по указанию Буало ("Art poйtique"), сонету ту высшую красоту, благодаря которой, как гласит его классический стих: "Un sonnet sans dйfaut vaut seul un long poиme". Но эти суровые требования исполняются далеко не всегда - рифмы нередко чередуются произвольно, пятистопный ямб заменяется не только александрийским стихом, но всеми иными размерами; иногда, вопреки правилу, сонет состоит из стихов различной длины; длинные периоды не умещаются в строфах, и вообще последовательность предложений не совпадает с делением на строфы. Иногда сонет переходит за указанные размеры, таков в старой итальянской поэзии sonetto colla coda - сонет с хвостом; у французов были sonnets estrambots, с тремя терцетами (трехстишиями). По степени удаления от строгой формы, французские теоретики различают за правильным сонетом еще неправильный и свободный (libertin) сонет. Т. Готье возмущался распространением последней формы: "Зачем тот, кто не хочет подчиняться правилам, избирает строгую форму, не допускающую отступлений? Нарушение правил, извращение симметрии - что может быть более нелогично и досадно? Всякое отступление от нормы действует на ухо, как фальшивая нота, как диссонанс в музыке. Сонет - это поэтическая фуга, где тема уходит и возвращается до конца в предустановленных формах". Последнее замечание приводит к иному, менее формальному взгляду на сонет: за предписанными теорией и не всегда соблюдаемыми внешними формами сонета стоят требования его внутренней логики, требования, которые в хорошем сонете выполняются сами собой, так как вытекают из сущности этой высоко художественной формы. Как ни смотреть на деление сонета - видеть ли в нем две части (8 + 6), три (4 + 4 + 6) или четыре, очевидно, во всяком случае, что эти подразделения имеют особенную интимную связь с развитием содержания стихотворения; разделяющие его на две части, видят в нем как бы вопрос и ответ, образ и его истолкование, тезис и антитезис (Viehoff); восьмистишие есть как бы подъем, завязка; в нем брошен ряд разрозненных образов и чувствований; читатель как бы взлетает куда-то вверх вместе с поэтом - и чувство его напряженно ждет разрешения; последняя рифма восьмого стиха, вновь возвращающая его к первому, придает особую законченность этой первой половине; новые приемы шестистишия - как пентаметр в эпиграмматическом двустишии - дают ответ, успокоение, разрешение; особенно значителен последний стих сонета - и это вызывает даже целые рассуждения о том, "замыкает" ли он содержание сонета или, наоборот, открывает (Брюнетьер, "Evolution de la poйsie lyrique"), отливается ли в этом стихе весь внутренний смысл сонета или нет (Гюйо, "L'art au point de vue sociologique"). Надсон находил даже, что "сонеты следует начинать (писать) с последней строчки" (Бутурлин, "Стихотворения"). Во всяком случае, несомненно, что изысканная строгость сонетной формы привлекает поэтов не одной заманчивой технической трудностью преодолеть неподатливость формы: сонет бывал в истории литературы пустой игрушкой моды, забавой умелых версификаторов, но не случайно в нем же находили лучшую форуму для выражения своих задушевных дум и настроений глубокие мыслители и художники, вообще довольно далекие от лирических излияний: Микеланджело, Шекспир и Вильгельм Гумбольдт. Поэзия мысли охотно обращается к сонету, который прельщает ее не внешней музыкальностью - есть формы более благозвучные, но своей сжатостью, законченностью, возможностью отлить новое индивидуальное содержание в определенную, заранее предустановленную форму. Характерно для этого рефлективного характера сонетной формы значительное число сонетов, посвященных истории и теории этой поэтической формы: таковы сонеты Пушкина ("Суровый Дант не презирал сонеты"), Сент-Бева ("Ne ris point du sonnet, ф critique moqueur"), Фосса ("An Goethe" - против сонетов), Платена, Шлегеля, Вордсворта. Эта созерцательность формы делает ее также весьма применимой для описаний природы и для онтологических nature mort (натюрмортов); сонет придает этим описаниям особенную пластичность, рельефность - быть может, за счет жизненности. Но не только философская и парнасская поэзия - и лирика могучей страсти - любви (Петрарка, Камоэнс, Гете) и патриотического боевого воодушевления (Рюккерт, Гейбель) также часто и естественно отливается в форму сонета. Не довольствуясь побежденными трудностями, виртуозы сонета придумали - без особой нужды - более сложные формы; таковыми стали двойной сонет - из четырех четверостиший и четырех трехстиший, причем все 24 стиха написаны на две рифмы, и сонетный венок, где последний стих одного сонета начинает первый стих следующего; из последних четырнадцати стихов таких сонетов образуется последний, пятнадцатый сонет, как бы замыкающий круг. Итальянский поэт Бернардино Бальди изобрел так называемые Sonnetti intrecciati. Форма сонета восходит ко временам труверов, которые, быть может, заимствовали ее у арабов. Находят ее в Сицилии в XIII веке, и, хотя сонет писал еще Данте, изобретателем их считается Петрарка ("Rime"), в сущности, только предоставивший известность этой форме, которая стала настолько популярна в Италии, что уже в XVIII веке поэт Degli Azzi переложил в сонет всю книгу Бытия. Из Италии сонет в XVI веке перешел во Францию, где поэты "плеяды", Ронсар, дю Беллэ, Понтюс де Тиар делают его излюбленной формой; вычурное направление французской поэзии XVII века усиливает его значение, но теперь он чужд истинного лиризма - это рассудочная игра формы и остроумия, даже в тех случаях, когда сонет написан на любовные темы. Но тем сильнее его распространенность; при Людовике XIII и XIV мода делает удачный сонет литературным событием, и этим объясняется преувеличенное преклонение Буало пред сонетом; из-за двух сонетов ("Uranie" Вуатюра и "Job" Бенсерада) разгорелась знаменитая полемика "Уранистов и Jobов" (Jobelins); еще более известна так называемая "Affaire des Sonnets", где враги и друзья Расина обменивались из-за его "Федры" ядовитыми сонетами на одни и те же рифмы (Dettour, "Les ennemis de Racine", 1859). Мольер уже протестует против этого обесцвеченного модой жанра, выведя в "Femmes savantes" бездарного Триссотэна с его жалким сонетками и противоположив в "Мизантропе" ничтожному сонету естественную и глубокую простоту старинной народной песенки. Лучшим сонетом этого времени считается стихотворение неизвестного автора (Де-Барро или аббата Лаво) - "Grand Dieu, tes jugements sont remplis d'йquitй". Тогда же сонет писали Гомбо, Менар, Маллевиль, Ла Моннуа и др. XVIII век есть эпоха упадка сонета, который возрождается лишь с упадком ложноклассической традиции. Воскрешенный поэтами романтизма, сонет вновь стал популярной поэтической формой; один из этих поэтов, Арвер, остался в памяти благодаря одному лишь сонету - так и известному под названием Sonnet d'Arvers. Появились целые сборники сонетов, например, Сулари "Sonnets humoristiques". "Sonnets et eaux-fortes", изданный Лемерром в 1869 г. и др. Замечательного мастера сонетной формы имеет французская литература в лице X. М. Эредиа, избранного в члены Acadйmie franзaise за один томик сонетов ("Les trophйes", 1892). Превосходные образцы сонетов даны и другими французскими лириками. В немецкую литературу сонетная форма введена Векерлином и Опицом. Лучшие немецкие сонеты принадлежат Гете, Гейне, Платену, Лейтгольду, Гервегу, Альберту Мезеру; в XIX веке немецкому сонету не раз пришлось быть орудием борьбы; в этом настроении написаны "Geharnischte Sonette" Рюккерта, "Zwцlf Sonetten fьr Schleswig-Holstein" (1846) Э. Гейбеля, "Gepanzerte Sonette" Страхвица. В романских литературах необходимо еще отметить сонеты Камоэнса, в английской - поэтов озерной школы, особенно Вордсворта: "Ecclesiastical Sonnets" (1820). В русской литературе превосходные образцы сонетов даны Пушкиным; из поэтов его школы особенно удавались сонеты Подолинскому, а затем их писали очень многие из русских лириков. Однако, форма сонетов не вполне была свойственна русской поэзии; внешняя форма воспроизводится довольно точно, но дух как бы отлетает прочь. Однако, в лице даровитого и рано умершего П. Д. Бутурлина (1859-1895) русская литература имела поэта, почти всецело, с большим успехом и каким-то фанатичным увлечением посвятившего себя сонетному творению. Его превосходные сонеты ("Двадцать сонетов", Киев, 1891, и "Сонеты", посмертное издание, Киев, 1895), собранные в посмертном сборнике "Стихотворений" (Киев, 1898) приближаются - сколько это возможно в русском языке - к точности и глубине чекана Эредиа. В "Отрывках из дневника", предпосланных стихотворениям Бутурлина и в значительной части посвященных теории сонета, рассеянно немало любопытных и верных замечаний об этой форме. Советские сонеты-это смешные, смешанные или просто переводные сонеты Маршака.
Сорок- старинная единица для счета дорогих звериных шкур. В таможенной грамоте 1586 г. сороками считаны соболи и куницы. Казна царская была богата подобными мехами, поступавшими в нее в виде подати с сибирских и других инородце. Русские меховые сорока особенно знамениты по подарку от царя Федора Ивановича цесарю Рудольфу: щедрое пособие на ведение войны с турками удивило всю Вену и поставило ее в тупик относительно оценки присланных мехов. Для счета мехов на месте их добычи придумана была особая формула, как видно из акта 1661 г., а именно: "МКД" соболя, "МЛЗ" соболей и т. д., что можно понимать двояко: или "сорок и 24 соболя, сорок и 37 соболей", или " сорок в 24 соболя, сорок в 37 соболей" т. е. сорока неполные. Первая оценка мехов делалась в Сибири, в Москве же меха сортировались на равнокачественные сорока и переценивались. В подарки иностранным государям отправляли меха из лучших сороков. При пожаловании чиновникам в награду или при отправлении посольств и гонцов к иностранным дворам сорока выдавались им всегда с обозначением цен. В Торговой книге сороками считаются куницы, кошки, норки, соболя, но на вывоз последних требовалось разрешение государя.
Сословная (монархия и сословные представительные учреждения и собрания) - такой монархией в теоретическом, государственно-правовом и культурно-историческом значении можно назвать правительственную организацию, в которой власть правителя (государя) ограничена сословным представительством. Такой сословной монархией является, например, афинское государство досолоновских времен. Характерным признаком сословной монархии является существование политически активного сословного представительства, но отнюдь не одно только существование сословий. В этом смысле Россия дореформенных времен 19 в., несмотря на резкое разделение сословий, не может быть отнесена к культурно-историческому типу сословной монархии. Классические ее примеры дала история Западной Европы XIII, XIV и отчасти XV в.в. В Испании, Англии, Германии, Франции сословные монархии возникли как раз тогда, когда феодальный строй пришел в упадок; сословно-представительные учреждения носили здесь явные черты хронологической близости к феодальной эпохе. Наиболее характерной чертой в этом смысле является само происхождение состава сословно-представительных собраний, особенно в начале периода, т. е. в XIII столетии: в эти собрания являлись не депутаты, не избранные ad hoc представители феодалов, клира, городов, но все феодалы, все клирики, связанные вассальными отношениями с короной, а также городские должностные лица (либо одни городские головы, либо они же со своим секретариатом, либо один секретариат). Последние участвовали в собрании как представители самоуправления, как королевские контрагенты, как одна из двух договаривавшихся сторон, помеченных в коммунальной грамоте их города. Обсуждать с королем общественные вопросы имели право только те, кто мог указать на какие-либо прямые свои отношения к королю. Архиепископы, епископы, аббаты самостоятельных монастырей были королевскими вассалами - и все они имели право на место в сословно-представительных учреждениях; сельские священники (и в громадном большинстве городские), миссионеры, аббаты безземельных монастырей не были связаны никакими отношениями с королевской властью - и никогда в эти собрания не попадали. Светские феодалы, и мелкие, и крупные, считали короля сюзереном их земель - и они все могли явиться в собрание; наоборот, бездомные рыцари, хотя бы их феодальное происхождение было твердо установлено, никакого отношения к собранию иметь не могли. Наконец, города только тогда присылали своих представителей, если пользовались коммунальной свободой, если успели запастись от короля хартией на самоуправление. Государственно-правовая идея сословных представительных учреждений была та, что дела государства должна вершить общая воля, управляющая всей землей. Но так как, по феодальному праву, частицы этой воли уступлены государем: 1) его вассалам, пользующимся властью в своих имениях, и 2) городам, получившим самоуправление - то для того, чтобы воля была действительно общей, государь должен был собрать вокруг себя всех носителей и представителей власти, т. е. всех вассалов и самоуправляющиеся города. Такой совокупностью всех земских властей и было сословно-представительное собрание, под председательством короля, в первое время, т. е. в XIII в. Позднее избирательное начало стало прокладывать себе путь в германских ландтагах, во французских генеральных штатах. Раньше всего сказался этот принцип в представительстве городов: вместо городских властей на собрания начали являться специально для того избранные городские депутаты. В Венгрии (в эпоху Людовика Великого, в XIV в.), дворяне, являясь на комитатские собрания в огромном числе, производили такие бесчинства и так затрудняли делопроизводство, что пришлось предписать, чтобы приезжали впредь не все дворяне, а только их депутаты. По иным причинам (а чаще всего без причин, ясно поддающихся учету) такие же изменения произошли в немецких ландтагах и в генеральных штатах. В английском парламенте наличность избирательного принципа (наряду с личным - в верхней палате) можно констатировать с первых времен его существования. Чрезвычайно разнообразна была судьба сословно-представительных учреждений и собраний в различных европейских странах. Можно сказать, что только одна общая черта характеризует их: приблизительно одно и то же время появления на свет. Во всем остальном, начиная с их политических прав и кончая их историей, они мало сходны между собой. В Испании, где (собственно, в Кастилии и Арагонии) сословно-представительные учреждения (кортесы) были уже в цвету в XII столетии, т. е. несколько раньше, чем в иных местах, они выговорили себе право легального сопротивления силой, в случае нарушения королем сословных прав и привилегий. Такого права вооруженного сопротивления не имели ни французские генеральные штаты, ни немецкие ландтаги, но имели английский парламент и венгерские сословные собрания. Чем больше прежний феодальный, личный характер пополнения сословных представительных учреждений заменялся избирательным принципом, тем тверже и самовластнее действовала королевская власть на всем континенте Европы. Собрание депутатов от владетельных лиц, от земской власти оказывалось гораздо менее авторитетным, чем самая эта земская власть "во плоти", и право вооруженного сопротивления на континенте очень скоро (уже в XIV в.) отошло в область преданий. Утрата этого права, как и других важнейших прав, объясняется социальной рознью, с самого начала царившей в сословных собраниях, обострившейся с течением времени и сделавшей их бессильными перед лицом королевской власти. В Испании высшая знать (brazo de nobles) не умела сойтись не только с городскими представителями, но и с простыми рыцарями (caballeros); во Франции дворяне выискивали случаи оскорбить среднее сословие; в немецких землях духовные и светские владетели всегда переносили в ландтаги свои соседские, помещичьи дрязги. Благодаря этому внутреннему антагонизму короли все больше и больше поднимали голову, видя себя желанными и призванными посредниками в этой междусословной борьбе. Все более и более генеральные штаты Франции, ландтаги Германии принимали только совещательный характер, все решительнее кастильские и арагонские короли отодвигали на задний план собрания кортесов. Средневековый феодальный строй весь покоился на договорном начале: оно довольно заметно чувствуется в Германии XIII - XIV вв., не говоря уже об испанских государствах и Англии, где оно играло самую решительную роль (в Испании оно стало исчезать с начала XV в., а в Англии развилось далее и повлияло на выработку новейших представлений о правах парламента). Во Франции генеральные штаты с самого начала не основывались в своих действиях на какой бы то ни было договорной идее. Договорное начало выражалось в необходимости согласия сословно-представительного собрания на издание тех или иных новых законов или отмену старых. Соглашаясь с предлагаемыми им мероприятиями, сословно-представительные собрания вместе с тем установляли на известный срок подати и налоги, которые имел право требовать король. Вследствие сословной розни, королевская власть уже в XV в. наносит и в Испании, и в Германии, и во Франции жестокие удары сословным представительным собраниям, которые не в силах оказать особенно активного сопротивления. В XVI в. абсолютизм торжествует на всем континенте; религиозно-национальная борьба этого столетия также сильно содействует упадку сословных представительных собраний и сосредоточению всей полноты государственной власти в руках королей. В XVII в. сословные представительные собрания во Франции перестают даже собираться, а в германских государствах совершенно утрачивают свой прежний характер активной политической силы. В Испании сословные представительные собрания были подавлены окончательно Филиппом II, еще в XVI в. Только в Англии нижняя палата и в XIII, и в XIV, и в XV в., несмотря на пестрый свой состав, твердо отстаивала свои права и, невзирая на существование известного антагонизма по отношению к палате лордов, никогда не протягивала руки помощи королевской власти против наследственных законодателей. Английский парламент, вследствие этого, перешел невредимым в новые времена и явился единственным учреждением, в жизни которого можно проследить превращение договорного феодального принципа в конституционное право последних веков.
Соферим(евр. писцы, книжники) - так назывались у евреев, после возвращения их из вавилонского плена, ученые, занимавшиеся изготовлением списков Моисеева закона, его изучением и толкованием, и распространением среди народа. Соферимы положили основание своеобразной системы толкований Писания и дали начало развившейся впоследствии обширной талмудической письменности.
Софт(из перс. сухтд - сожженный, т. е. любовью к науке жжений) - так назывался у тюрков слушатель медресе; у арабов и в Индии он называется твлиб-эль-ыльм (или ищущий науки), у персов - двнешмднд (мудрый). При старом положении мусульманского образования софты представляли чрезвычайно близкую аналогию к средневековым европейским "студентам"- и по схоластическому направлению своей учености, и по образу жизни, и по своему социальному положению. В новейшее время, когда турецкое правительство завело у себя светские школы европейского типа, софты больше напоминали собой русских семинаристов. По закону 1869 г., медресе отнесены были к разряду училищ частных, где план преподавания не устанавливается правительством и оттого из софтов легко вырабатывается ярые представители мусульманского фанатизма и закоренелой вражды к реформам.
Социализм- этот термин был употреблен в первый раз в 1834 г. в статье Пьера Леру "De l'individualisme et du socialisme", напечатанной в "Revue Encyclopйdique". Правда, еще не нашло тогда строгого определения выраженного этим словом понятия, но в общем оно должно было обозначать нечто диаметрально противоположное индивидуализму во всех его проявлениях в моральной и социальной жизни отдельного человека. Около того же времени (1835) новый общественный термин стал употребляться и в Англии среди последователей Оуэна (оуэновские социалисты). В 1836 г. французский публицист Луи Рейбо уже считал "новое слово" настолько понятным, что поставил его в заголовке своих "Etudes sur les rйformateurs on socialistes modernes", печатавшихся первоначально в "Revue des deux Mondes", вышедших потом отдельной книгой (1839) и являющихся первым литературным произведением, в котором были изложены рядом учения тогдашних социальных реформаторов. Для Рейбо воззрения этих последних (Сен-Симона, Фурье и Оуэна) были лишь новыми утопиями, занимающими известное место в культурной истории других подобных утопий, не имеющих никакого отношения к действительности. Первый, кто связал явление, незадолго перед тем получившее название "социализма" и обобщенное в названной книжке Рейбо, с современной общественной жизнью был Лоренц Штейн, который в 1842 г. издал замечательный труд: "Der Socialismus und Kommunismus des heutigen Frankreichs"; здесь именно он указал на связь зарождавшегося социализма с современным общественным строем вообще и в частности с развитием пролетариата. Между прочим Штейн предсказывал, что время чисто политических движений прошло и что ближайшая революция может быть только социальной или пролетарской. 1848 год оправдал предсказание Штейна. В тридцатых и сороковых годах 19 в. под названием социализма обобщались главным образом лишь тогдашние учения о необходимости общественного преобразования, но с середины XIX в. стали искать однородные социальные учения и в предыдущих веках, начиная с глубокой древности, как это сделал в начале пятидесятых годов Сюдр, в "Истории коммунизма", и Тониссен в сочинении "Le socialisme depuis l'antiquitй jusqu'а la constitution franзaise du 14 janvier 1852". Такая постановка вопроса о социализме должна была еще более расширить новое понятие, а это не могло не внести в него еще большую неопределенность, причем характеристика социализма, как противоположности индивидуализму, нередко стала отступать на задний план и даже совсем стушевываться перед идеей общественной реформы на новых началах вообще. Уже Лоренц Штейн указывал на некоторую неопределенность термина и считал нужным дать ему строго научное определение, в особенности настаивая при этом на необходимости самого резкого различения между социализмом и коммунизмом. После Штейна можно было бы привести целый ряд разных определений социализма и отношения его к коммунизму; эта задача впоследствии еще осложнилась появлением рядом с терминами социализм и коммунизм нового - "коллективизм" и таких выражений, как христианский (или католический) социализм, государственный социализм, катедер-социализм и т. п. В широком смысле социализм есть совокупность разных учений, проповедующих радикальное изменение хозяйственного правопорядка путем устранения частной собственности и свободной конкуренции. Будучи по самой своей сущности противоположностью индивидуализму, социализм является протестом против доктрины laisser faire, а потому стремится в тому, чтобы подчинить частный интерес общей пользе, изъяв производство и распределение продуктов из ведения частного интереса и поставив на его место общественную регламентацию. В этом широком значении социализмом называется также коллективизмом, когда последнему слову также дается широкое значение. Иногда, впрочем, коллективизму дается и еще более широкое значение, а именно когда к коллективистам причисляют и анархизм, но только при крайнем непонимании сущности социализма и анархизма возможно отожествление обоих понятий. Социализм в своей основе есть учение антииндивидуалистическое, тогда как анархизм является, наоборот, крайним логическим выводом из индивидуализма. В социализме играет важную роль идея общественной регламентации, анархизм стремится осуществить принцип личной свободы во всей ее чистоте. Вот почему, между прочим, существует и в самой жизни резкий антагонизм между социалистами и анархистами. С другой стороны, следует отличать социализм и от коммунизма. Правда, многие исследователи бессознательно смешивают социализм с коммунизмом, а другие возводят отожествление обоих понятий в принцип, но в большинстве случаев между ними полагают ту или другую разницу. Мнения на этот счет всегды были разнообразны, и противоположность взглядов доходит до того, что для одних коммунизм есть полное отрицание всякой личной свободы, которая в известных границах все-таки признается социалистами, а для других, наоборот, коммунизм гораздо индивидуалистичнее социализма. Что разница между социализмом и коммунизмом вообще существует и имеет немаловажное значение, об этом свидетельствует долговременная полемика между обоими направлениями и представителями этих идеологических собраний. Наиболее верным нужно считать тот взгляд, по которому коммунисты распространяют принцип коллективизма не только на производство и распределение, как социалисты, но и на само пользование произведенными продуктами (т. е. на потребление), уничтожая тем самым индивидуальную свободу в мелочах обыденной жизни. Социализм, отличающий себя от коммунизма, не заходит так далеко, противопоставляя только индивидуальной свободе в деле производства и распределения продуктов известную организацию, которая совершенно устраняла бы из этой области общественной жизни личный произвол и конкуренцию частных лиц, равно как и все случайности спроса и предложения. Результатом таких принципов в применении к общественной жизни должно было бы быть исчезновение всех частных предприятий, в которых участвуют капиталисты-предприниматели и наемные рабочие, а вместе с тем и прекращение борьбы между частным капиталом и трудом. Не допуская частного обладания землей и капиталом и требуя регулирования общественной властью как производства, так и распределения, социализм предоставляет людям свободное распоряжение предметами потребления, т. е. жилищем, одеждой, пищей и иным, на которые он уже ее распространяет контроля общественной власти. В подробностях социалистические учения между собой сильно расходятся, причем между ними можно установить известную градацию - от таких, которые очень близко подходят к коммунизму, до таких, которые, наоборот, допускают под некоторыми условиями сохранение индивидуального хозяйства. В советской литературе не раз делались попытки классифицировать социалистические теории в их отличии от анархизма и коммунизма по внутренним основаниям этих теорий, но до сих пор нет ни одной общепризнанной классификации. Можно только из массы социальных учений, в одних пунктах между собой сходных, в других одно с другим несогласных, выделить одну особую группу, которая и получит название социализма в более узком смысле. Основным признаком социализма в таком случае будет признание необходимости, во-первых, общего владения орудиями производства, вместо частной собственности, во-вторых, планомерного коллективистского способа производства. Принимая такое определение социализма, необходимо будет исключить из этого понятия многие учения, которые в более широком смысле могут быть названы социалистическими. Еще меньше существует оснований называть этим именем учения, в сущности, в самой своей основе не социалистические и лишь носящие имя социализма, часто притом совсем не по желанию своих последователей. Таков прежде всего христианский социализм и, как одна из его разновидностей, старый католический социализм. Учения, известные под таким именем, не заключают в себе особого социального социализма, представляя лишь стремление к реформам в пользу слабого и социально бедного. Название катедер-социалистов получили от своих противников представители немецкой этической школы политической экономии, которые выступили в качестве сторонников постепенных социальных реформ на почве существующего экономического строя. Равным образом и государственный социализм обозначает собой лишь проповедь крайнего государственного вмешательства в экономическую жизнь, не имеющего, однако, ничего общего с настоящим социализмом. Время возникновения социализма- первые десятилетия XIX в. Если в различных культурных историях социализма начало его отодвигается еще к временам глубокой древности, то делается это лишь в случаях самого широкого понимания социализма, обнимающего собой и коммунизм. В этом смысле социалистами или предшественниками социализма являются Платон, Бэкон, Томас Мор, Кампанелла, Гарингтон, Морелли, Мабли и некоторые другие писатели, а также представители разных религиозных сект коммунистического характера (религиозный социализм или сектантский коммунизм). С другой стороны, предшественниками социализма в этом широком смысле являются и некоторые практические деятели, стремившиеся осуществить новый социальный строй путем революционного переворота, например, Бабеф и бабефизм. Главные пункты отличия социализма XIX в. от социальных учений прежних веков заключаются в следующем. Во-первых, авторы старых социальных утопий в своих стремлениях вовсе не имели в виду практического осуществления своих теорий; наоборот, уже первые социалисты XIX в. не только верили в осуществление своих принципов, но даже указывали на ведущие к тому пути и делали практические ударные попытки в данном направлении. Сходясь в последнем отношении с практическими предшественниками социализма, они отличались от них своим стремлением к подробной теоретической разработке вопроса о существе современного им социального зла, о причинах его возникновения, о целях, к которым должно стремиться правильное общество, и о средствах к достижению этих целей. Во вторых, старые социальные утопии появляются в истории спорадически, будучи отделены одна от другой иногда целыми столетиями, хотя между отдельными учениями и можно нередко установить литературную филиацию. Наоборот, социализм XIX века отличается непрерывностью своего идейного развития; филиация отдельных учений сводится здесь уже не к простым литературным заимствованиям, а к переработке идейного содержания путем новых логических комбинаций и под непосредственным влиянием самой общественной среды. Эта связь теории с жизненной практикой тоже представляет одну из особенностей социализма XIX в. Более ранние социальные учения оставались, большей частью, чисто литературными явлениями, тогда как новейший социализм, отражая на себе более непосредственно социальные движения эпохи, оказывает сильное влияние на политическую жизнь и выражается в образовании целых политических партий с социальными программами по научному построению социализма. Наконец, на социализм XIX в. отразилось еще и научное движение эпохи: даже представители утопического социализма первой трети столетия стремились к научному обоснованию своих теорий. Уже Сен-Симон мечтал и об основании особой положительной науки об обществе, и о реорганизации самого общества на основании научной теории, - мысль, за осуществление которой взялся несколько позднее Огюст Конт, родоначальник позитивизма и социологии. Чем дальше шло развитие идей социализма, тем сильнее обнаруживалось у его последователей стремление превратить социализм хотя бы в науку, пока в школе Маркса не выработалось понятие научного социализма, в отличие от утопического социализма. В частности, социализм оказал большое влияние на политическую экономию (социалистическая политэкономия), в которой он образовал особую школу, наряду с классической, культурно-исторической и т. п. Ставя новейший социализм в связь с общим культурно-социальным развитием Европы, необходимо принять за исходные пункты всего дальнейшего движения в этой области политическую революцию и экономический переворот конца XVIII в. Французская революция 1789 г. началась под знаменем той идеи, что главной причиной общественных бедствий является старый политический и социальный порядок, бывший отрицанием естественного права личности на свободу и всеобщее равенство. Исход революции обнаружил, что политическая свобода может соединяться с экономическим рабством, и что одна эта свобода, без материального обеспечения, еще не устраняет общественного зла. Уже в двадцатых годах XIX в., когда традиция индивидуальной свободы и чисто политических реформ нашла свое выражение в либерализме, стала заметна односторонность либеральных программ. Это отразилось на теориях родоначальников социализма, думавших, что требуется только переустройство экономического быта, и поэтому относившихся к политическим вопросам индифферентно, а к либерализму - даже с нескрываемым расположением. До 1830 г. в передовых странах Запада главная политическая борьба велась между реакционной аристократией и либеральной буржуазией, но когда последняя победила и во Франции, после июльского переворота, и в Англии, благодаря парламентской реформе, главными борющимися силами сделались буржуазия и пролетариат, в котором и стали распространяться идеи практического социализма. К этому же времени вполне обнаружились также следствия индустриальной или экономической революции, совершившейся на рубеже XVIII и XIX вв.: развитие капиталистического производства, образование промышленного пролетариата, рост пауперизма, появление рабочего вопроса, профсоюзов и т. п. Между тем экономическая жизнь эпохи складывалась под влиянием принципа личной свободы и гражданского равенства, который был провозглашен французской революцией. С каждым десятилетием все больше бросался в глаза контраст между политической свободой и экономическим рабством, контраст, осложнявшийся еще противоречием чисто экономическим, т. е. несоответствием между бедственным материальным состоянием трудящейся массы и быстрым возрастанием производства и общего народного богатства, принадлежащего, однако отдельным капиталистам. Подобно тому, как исход французской революции многих заставил усомниться в правильности политической философии XVIII в., результаты экономического переворота привели многих к сомнению в верности господствовавшего экономического учения. Культурная история XIX века открывается реакцией против идей XVIII века, но если одни проповедовали возвращение к старине, то другие, наоборот, стремились к прокладыванию новых путей. Реакционеры и новаторы нередко сходились между собой - только с разных точек зрения - в критике принципов индивидуализма в политической и экономической жизни. Экономисты XVIII в. - как физиократы, так и Адам Смит, - верили, что естественный порядок есть гармония частных и общественных интересов, и что стоит лишь дать этому естественному порядку полную свободу проявления (laisser passer, laisser faire) - и тем самым осуществится всеобщее благополучие. Эта идея, вполне соответствовавшая и политической философии либерализма, стала популярной среди промышленной буржуазии, для которой свободная конкуренция могла быть только выгодна, так как отдавала труд в полное распоряжение капитала. Действительность не оправдала надежд, возлагавшихся на промышленную свободу, как на лучшее и самое верное средство осуществления всеобщего благополучия. В самом конце XVIII и начале XIX в. труды Мальтуса, и Рикардо показали и теоретически, что естественный порядок заключается не в гармонии интересов, а в борьбе за существование, и что, в частности, есть резкий антагонизм между интересами частных предпринимателей и рабочих. К этой же эпохе относится и выступление Сисмонди, который подверг критике воззрения тогдашних либеральных экономистов, успевших сложиться в своего рода ортодоксию. Отрицательное отношение его к экономическому строю, основанному на свободной конкуренции, сближает его с социализмом, хотя в своих положительных взглядах он больше воспроизводит уже пережитые формы экономического быта, чем указывает на какие-либо новые пути. Вот при каких реальных обстоятельствах и идейных течениях выступили в первой трети XIX в. первые социальные реформаторы: Сен-Симон (1760 - 1825), Фурье (1772 - 1837) и Оуэн (1771 - 1858). Несмотря на несходство и даже во многих случаях противоположность учений этих трех современников, их системы носят на себе печать одной и той же культурно-социальной среды. Основная их черта - это глубокий утопизм. Исходя, в сущности, из идей XVIII в., социалисты первой трети XIX в. с точки зрения этих идей подвергли критике современный им общественный строй, дабы заменить его совершенно новым, основанным на более разумных и справедливых началах. Они полагали, что если человечество до сих пор не руководилось настоящими принципами истины и справедливости, то лишь вследствие своего глобального заблуждения или незнания. По их мнению, вся беда заключалась в том, что не появлялось гениального человека, который провозгласил бы истину; само появление таких людей, какими в сущности они себя и считали, казалось им просто счастливой случайностью или своего рода посланничеством, а не результатом какого-либо культурно-исторического процесса. Найти средства к устранению недостатков общественного строя - задача исключительно разума: требуется только изобрести новую, наиболее совершенную систему человеческих отношений и ввести ее в существующее общество путем пропаганды или путем примера образцовых учреждений. Хотя реформаторы и думали опираться вообще на науку, но как раз не хотели знать той науки, которая уже вступила на путь открытия законов, управляющих экономической жизнью общества: отношение их к политической экономии было совершенно отрицательное. В подробном развитии их систем все более и более преобладали чистые фантазии. Основаниями для этих систем служили вообще не данные наук, строящих свои положения на опыте и наблюдении, а чисто рационалистические воззрения "просвещения" ХVIII в. о совершенстве прирожденных свойств человека, о гармонии естественного состояния, о возможности быстрого перевоспитания человечества путем перенесения его в новую, искусственную обстановку социального эксперимента, о достижении наибольшего счастья человечества посредством привлечения к делу общественного переустройства одних филантропических сердец и т. п. Осуществить свои стремления социалисты первой трети XIX в. думали путем убеждения проповедью и примером жизни на новых началах, т. е. пропагандой морального и даже религиозного характера, причем сенсимонизм прямо объявил себя новой религией человечества. Наоборот, к политическому воздействию утописты относились равнодушно и даже отрицательно, сторонясь как от либералов, действовавших конституционными средствами, так и от радикалов, вступавших на путь заговоров и тайных обществ. Это была реакция против исключительной веры в политику. Реальное значение утопизма заключалось в том, что он впервые констатировал существование самостоятельного социального вопроса и необходимость чисто социальных реформ. Сен-Симон, Фурье и Оуэн сходились между собой в том, что главная причина общественных зол заключается в индивидуальном производстве и в экономической свободе, которые вносят в общество всеобщую конкуренцию и беспредельную анархию. Лучшим и даже единственным средством достигнуть благополучия они признавали ассоциацию, которая должна была заменить личный принцип общественным и внести в экономическую жизнь начало общественного регулирования производства. Именно в этом сенсимонисты видели способ устранить нарушение равновесия между производством и потреблением, сделать немыслимой эксплуатацию человека человеком, осуществить принцип справедливости: "каждому по способностям, каждой способности по её делам". Сенсимонисты утверждали, что они не уничтожают собственности, а только ее преобразовывают: владельцы земель и капиталов должны были превратиться в простых хранителей орудий производства, распределяющих их между рабочими. Когда в сенсимонизме мистический элемент возобладал над научным, отрицательное отношение к индивидуальной свободе дошло в нем до абсолютного подчинения личности, во всех ее начинаниях и действиях, авторитету общественной власти. В тридцатых годах 19 века сенсимонизм, сделавший и практическую попытку осуществления социалистического общежития на новых началах, сошел со сцены, как чисто религиозная секта, оставив, однако, в наследство следующим поколениям целый ряд идей, легших в основу новых социальных учений. Критику общественного строя, основанного на индивидуализме и конкуренции, также как проповедь принципа ассоциации представляет собой и фурьеризм. Фурье особенно старался доказать выгодность производительной и потребительной ассоциации и в самых привлекательных красках изображал жизнь в изобретенных им фаланстерах. Подобно сенсимонистам, и он подчеркивал, что его система не имеет ничего общего с коммунизмом: распределение общего дохода ассоциации у него происходит в известной пропорции между талантом, физическим трудом и капиталом. В отличие от сенсимонизма, который ставил труд каждого в полную зависимость от распоряжений общественной власти, фурьеризм исходил из убеждения, что наивысшая гармония может осуществиться лишь под условием полной свободы для каждого следовать своим влечениям. Фурьеристы также не раз делали практические попытки осуществления своей системы, оканчивавшиеся неудачно. Наконец, принцип ассоциации составляет и основу учения Оуэна, который начал свою деятельность в роли просвещенного фабриканта-филантропа, а потом стал и теоретически развивать свои идеи, пытаясь, вместе с тем, применить их на практике путем организации образцовой промышленной общины. Создавая и разрабатывая свои планы, все эти социальные реформаторы прямо ставили своей задачей помочь трудящимся массам, которые сильно страдали от экономического строя их эпохи. В тридцатых годах 19 в., когда новые общественные идеи были впервые обобщены под именем социализма, они впервые проникают в среду городского пролетариата, но это уже были идеи не Сен-Симона, Фурье и Оуэна, а новых социальных реформаторов, из которых на почве чистого утопизма стоял еще Кабе, автор коммунистического романа "Икария", вызвавшего целое движение "икарийцев" и даже прямую попытку осуществления изображенного в романе идеального социального общежития. Эпохой увлечения "икаризмом" были сороковые годы 19 в., когда в социализме уже обнаружились совершенно новые течения, но по характеру своему, учение Кабе представляет из себя коммунистический pendant к утопическому социализму. И в нем господствует идея мирной пропаганды и действия примером. Дальнейший фазис в развитии французского социализма заключался в том, что его представители стали комбинировать новые социальные идеи с традициями политического радикализма, в то самое время, как сенсимонисты и фурьеристы все резче и резче отстранялись от политики. Самым важным явлением в указанном отношении было своеобразное сочетание сенсимонизма с якобинизмом, которое можно было найти у Бюше. Бюше был сначала сенсимонистом, но потом отделился от этой секты и создал собственное социально-политическое учение, при общем нерасположении к индивидуализму соединявшее отголоски сенсимонизма, традиции средневекового католицизма и принципы революционного якобинизма. Другим противником индивидуализма, тоже на почве мистико-религиозных идей, выступил в ту же эпоху Пьер Леру, равным образом бывший сенсимонист. Ему принадлежит и самое слово "социализм". И Бюше, и Леру являются представителями революционного социализма с религиозной подкладкой, которой нет у их современника Луи Блана(названная социализмом идея была воплощена революционным образом в советской России). Живя в эпоху обострившейся борьбы между буржуазией и пролетариатом, Луи Блан в своих исторических сочинениях о первых десяти годах июльской монархии и о великой французской революции рассматривал современность и недалекое прошлое с точки зрения этой классовой борьбы, подобно тому как историки, писавшие во время реставрации, понимали историю своей родины в смысле борьбы между аристократией и буржуазией. Луи Блан создал целое историко-философское и общественное учение, на котором сильно сказалось влияние Бюше. Он заявлял себя врагом "индивидуализма", в котором видел принцип буржуазии; собственным же его принципом было "братство", которое он видел написанным и на знамени пролетариата в его борьбе за лучшее будущее. Эти две силы, равно как и третья, более старая - "авторитет" - действовали в истории и раньше, причем в эпоху революции индивидуализм был представлен жирондистами, братство - якобинцами. Человек должен свободно развиваться по законам своей природы, но обеспечить за личностью возможность развития в состоянии только государство, понятое Луи Бланом в духе "Общественного договора" Руссо и якобинцев, т. е. с требованием подчинения личности общественному целому. Луи Блан заимствовал у своих непосредственных предшественников по социалистическим взглядам всю критику системы свободной конкуренции, основанной на частном интересе и приводящей на практике лишь к экономическому неустройству, к крайне неравномерному распределению материального достатка и к нищете наиболее трудящегося класса общества. Все зло - в индивидуализме: это сила противообщественная и противонравственная. Конечно, каждый имеет право на труд, но для того, чтобы это право осуществлялось в действительности, необходимо возложить на общество обязанность организовать правильный труд. Отсюда знаменитая "Организация труда" (1839-1840), где Луи Блан проводит мысль, что государство должно создать социальные мастерские, т. е. производительные ассоциации, которые постепенно вытеснили бы все частные промышленные предприятия. При новом режиме прежнюю конкуренцию заменило бы совпадение усилий. Создав такой порядок вещей, государство должно и впредь руководить общественной деятельностью, как высший регулятор производства, но государство должно быть устроено демократически, дабы оно не могло сделаться тираническим. Луи Блан порицал либералов за их стремление ослабить власть государства и, наоборот, выражал свое сочувствие сенсимонистам, работавшим в пользу усиления общественного авторитета. Свой социализм Луи Блан не хотел, однако, доводить до коммунизма. Что касается до распределения общего продукта, то формулой Луи Блана было: "каждому по его способностям, каждому по его нуждам" (или "долг - соразмерно со способностями и силами, право - соразмерно с нуждами", ставшее позднее социальной формулой: от каждого -по способности, каждому-по его труду или на иной лад: от каждого по его способности, но каждому-по его потребности). До Лун Блана представители социализма игнорировали политическую экономию; Луи Блан, хотя сравнительно и поздно, начал изучать эту науку и первый сблизил основные понятия, выработанные политической экономией, с теми практическими требованиями, которые характеризуют социализм. В этом отношении Луи Блан является ближайшим предшественником Маркса. Более ранние социалисты, подобно современным им экономистам смешивавшие капитал и капиталистов, готовы были видеть в капитале источник всех общественных зол, а для Луи Блана капитал - сила великая и полезная, лишь бы она находилась в надлежащих руках. Он думал, однако, что эту силу нельзя отдать в распоряжение отдельных рабочих ассоциаций, ибо и между последними возможна конкуренция; распоряжаться капиталом должна единая всеобщая ассоциация. Возлагая такую задачу на государство, Луи Блан находил нужным, чтобы оно руководилось указаниями строгой науки, так как вообще ход человеческих дел не должен зависеть от случайностей и произвола свободной конкуренции. Автор "Организации труда" готов был даже признать, что общество вообще должно быть произведением науки. Своим "авторитарным" социализмом Луи Блан примыкает к сенсимонизму; наоборот, в учении его современника Прудона, возрождается более благоприятное для индивидуальной свободы учение Фурье (но с самим фурьеризмом Прудон полемизировал). В одно время с "Организацией труда" (а также с "Икарией" Кабе) появилась знаменитая брошюра Прудона: "Что такое собственность?", за которой вскоре (1846) последовала не менее знаменитая "Система экономических противоречий или философия нищеты". В первом из этих сочинений Прудон называет собственность кражей ("la propriйtй, c'est le vol"). Подвергнув острой критике идею собственности, он столь же беспощадно критикует и идею общности. Никто из социалистических предшественников автора брошюры, нападавших на отдельные стороны собственности и связанные с ними явления, не касался в своей критике собственности, как таковой. Учение Прудона имело более критический и отрицательный, чем положительный характер: в его политических воззрениях видная роль принадлежала "анархии", в смысле отсутствия всякого правительства или противоположности всякой форме правления. Прудон упразднял государство, заменяя власть свободным договором сторон. Занявшись экономическими вопросами, Прудон с самого же начала стал все больше чувствовать недостаточность тогдашней политической экономии и стал искать сближения с социалистами. Уже в середине сороковых годов 19в. он писал одному из друзей, что, по его мнению, социализм скоро овладеет обществом и поведет его по новой дороге с непреодолимой силой. Для того, чтобы это могло случиться, Прудон находил нужным дать социализму научную основу и выяснить ему его собственную сущность, которой он не понимает, называя себя коммунизмом. В "Системе экономических противоречий" Прудон и думал исполнить эту задачу, подвергнув критике разные экономические категории с целью различения между хорошими и дурными сторонами каждой из них: первые, по его мнению, выяснены экономистами, вторые - социалистами. Сам Прудон искал при этом такого синтеза, который, удерживая хорошие стороны, устранял бы дурные. Впрочем, и это сочинение имело только критический и отрицательный характер. К изложению положительных взглядов своих Прудон приступил только после революции 1848 г., и тогда луиблановское "право на труд" заменено у него было правом на кредит, который должен быть взаимным и даровым. Окончательно социальная идея Прудона выразилась незадолго до его смерти (1865) в так называемом "мутуализме". Сущность этого учения та, что взаимный обмен услуг должен быть добровольным и, следовательно, основываться на договоре или соглашении, но так как обмен без кредита немыслим, то нужна хорошая организация последнего, которая сама вызовет надлежащую организацию производства и потребления. Кредит должен быть как можно более доступным и дешевым, для этого все торговые операции нужно сосредоточить в банке, акционерами которого были бы все производители и при помощи которого происходил бы обмен не предметов, а услуг; орудием обмена служили бы особые кредитные квитанции или социальные карточки. В этом плане тоже был своего рода утопизм. В эпоху роста крупной промышленности и централизации труда Прудон выступил их противником, между тем как именно в этом экономическом процессе позднейший социализм увидел путь, по которому только и может совершиться осуществление основных требований социализма. Эта новая эволюция теоретического социализма произошла уже на немецкой почве. Французский социализм довольно рано стал оказывать влияние на идейное движение в Германии первой половины XIX в. Воззрения сенсимонистов отразились на стремлениях Гейне и представителей так называемой "молодой Германии", но их больше интересовала не экономическая, а моральная сторона учения (реабилитация частной плоти). Гесс и Грюн, в своих сочинениях, соединяли проповедь "гуманизма" Фейербаха с проповедью "анархии" Прудона. Оба они находились под влиянием левого гегельянства, а первый из них даже особенно любил облекать экономические понятия в философскую фразеологию этой школы. Либеральные стремления буржуазии не встречали в них сочувствия: они старались доказать, что для масс из либерализма ничего не выйдет, кроме, пожалуй, одного только зла. С другой стороны, в Германию проникал и французский коммунизм, уже на родине своей принимавший иногда революционный характер. В теснейшей связи с этим движением находится деятельность Вейтлинга, представляющая собой для Германии связующее звено между первоначальным утопическим социализмом и социализмом, как проявлением стремлений пролетариата следовавшей за тем эпохи. Учение Вейтлинга носит на себе все черты утопизма, но в то же время он является предшественником позднейших писателей, которые делали из социализма политическое знамя пролетариата. Под впечатлением сочинений Вейтлинга Маркс говорил, что немецкий пролетариат является теоретиком европейского пролетариата, как английский - его экономистом, а французский - политиком. К аналогичной мысли о роли немцев в развитии социализма пришел и Лоренц Штейн, автор первой научной книги о социализме ("Der Socialismus und Kommunismus heutigen Frankreichs", 1842). Штейн не был социалистом, но очень интересовался социалистическим движением. Для изучения его он ездил в Париж, где познакомился с фурьеристом Консидераном, с Кабе и с Луи Бланом, которые сообщили ему немало драгоценных данных для его книги. Установив связь новых социальных движений с возникновением промышленного пролетариата, Штейн указал на то, что ни одно сколько-нибудь глубокое движение того или другого европейского народа не принадлежит ему одному и что если оно выходит далеко за пределы отдельной нации, то это не простая случайность. Раз, прибавляет он, социальное направление французской жизни имеет культурно-историческое основание, то оно уже содержится и в немецкой жизни, хотя бы даже лишь в качестве отдаленного будущего. Он советовал Германии примирить в своей науке все противоречия европейского мира. Научный результат исследования Штейна заключался в том, что социально-экономической подкладкой французского социализма и коммунизма являлась классовая борьба буржуазии и пролетариата. Этим вопрос о социализме ставился на культурно-историческую почву. Дальнейшее развитие теоретического социализма в Германии заключалось в рассмотрении его в связи с культурной историей общества, которая передовыми людьми эпохи стала пониматься в духе философии Гегеля. Когда совершалась эта новая эволюция теоретического социализма, политическая экономия в Германии тоже претерпевала сильное изменение, благодаря появлению исторической школы, развивавшей мысль об относительности истин экономической науки и о существовании известной закономерности в чередовании фазисов экономического развития. Первый труд в духе названной школы - "Пособие к лекциям политической экономии на основании исторического метода", Рошера - вышел в свет почти одновременно с книгой Лоренца Штейна, но основатель исторической школы направил внимание экономистов на культурную историю древнего мира, что до известной степени отклонило их от изучения истории ближайшей эпохи. Историзм школы Рошера скоро притом получил консервативный оттенок; экономисты нового направления стали брать под свою защиту - одинаково и против либеральной экономии, и против социалистов - устарелые хозяйственные формы, обреченные на разложение. Исторической школе трудно было, поэтому, понять сущность социализма, как ее изобразил Штейн, тем более, что представители этой школы отрицали всякое значение за абстрактным методом, который наоборот стал проникать и в труды социалистов. Тем не менее, провозглашенные школой принципы культурно-исторической относительности экономических понятий и закономерности в развитии форм экономического быта оказали большое влияние на все понимание экономической жизни. К тому же времени относится начало деятельности историка-экономиста, который высказал несколько положений, получивших впоследствии самое полное развитие у главных представителей немецкого социализма. Это был Родбертус издавший в 1842 г. сочинение: "К познанию наших экономических отношений". Еще в конце тридцатых годов, под влиянием чартистского движения в Англии, он написал статью, в свое время так и не появившуюся в печати, о "требованиях рабочих классов". Здесь он проводил ту мысль, что рост производительности общественного труда сопровождается уменьшением доли рабочего класса в продукте, тогда как рента и прибыль возрастают. Изыскивая средства против такого явления, он последовательно развивал принцип, впервые высказанный Адамом Смитом и потом подкрепленный Рикардо, что с экономической точки зрения все блага нужно рассматривать исключительно как продукты труда и что таким образом единственный источник ценности есть труд. Существование пауперизма и экономических кризисов Родбертус принимал за указание на то, что в распределении общего труда не все обстоит благополучно. Разделяя некоторые воззрения Сисмонди, он понимал, однако, что возвращение к пережитым формам немыслимо, так как общество постоянно идет вперед. Положительный идеал будущего сложился у Родбертуса под влиянием системы Оуэна, но он полагал, что до осуществления идеала пройдет добрая половина тысячелетия. Его сочувственное отношение к пролетариату не вызывало в нем мысли о том, чтобы дать рабочим какой-либо лозунг; наоборот, рабочее движение его страшило, и все свои упования он возлагал на государство, а среди общественных классов - на сословие землевладельцев, к которому принадлежал сам. Некоторые критики Родбертуса утверждают даже, что основным источником социалистических выводов, которые он делал из своей трудовой теории ценности, было желание посеять раздор между рабочим классом и буржуазией. С самого начала своей публицистической деятельности Родбертус был хорошо знаком с экономической и социалистической литературой Англии и Франции, особенно с сочинениями Смита, Рикардо, сенсимонистов, Сисмонди и Прудона. Его теория имеет несомненно социалистический характер, но это своего рода государственный социализм, "возвращение государству его прав в области народного хозяйства, ныне отвоёванных у него индивидуализмом" (в политике Родбертус был консерватором). К 40-м же годам 19 в. относится начало деятельности Карла Маркса, основателя так называемого научного социализма. Маркс как правильный английский еврей принадлежал первоначально к левому лагерю гегельянцев и разделял воззрения политического радикализма. Экономические вопросы очень мало занимали представителей этого направления, и Маркс только после переселения в Париж занялся изучением социализма. Оно привело его к разрыву с прежними единомышленниками, не распространявшими своей критики существующих порядков и общепринятых идей на устройство общества. Еще в 1842 г. Маркс мало был знаком с тогдашним социализмом, хотя и находил, что сочинения Леру, Консидерана и Прудона заслуживают изучения и критики. Познакомившись ближе с французским социализмом, Маркс отнесся отрицательно к господствовавшему у многих французских социальных реформаторов мнению, что политические вопросы сами по себе не имеют большого значения. Он стал защищать тезис, что социальная истина повсюду развивается из конфликта политического устройства с самим собой и из противоречий между его идеальным назначением и его реальными исходными пунктами (взгляд, вынесенный им из критики философии права Гегеля). Усвоив французские социальные идеи, Маркс очень быстро перешел от отвлеченного политического радикализма к социализму, который он понял чисто исторически, как продукт реальных социальных отношений. В его философии логическая необходимость Гегеля подменилась исторической необходимостью, современную ему капиталистическую форму производства он стал рассматривать как неизбежный фазис культурно-исторического процесса. Последний был понят им притом не идеалистически, как у Гегеля, а материалистически, т. е. в духе левого гегельянства, но это был не простой материализм, а материализм экономический или сведение всей жизни общества к экономической основе. Отвергнув французские мечтания о будущем общественном устройстве как утопические, Маркс старался вывести историческую необходимость лучшего социального строя из изучения современного общества, заключающего в себе как начало своего разложения, так и те силы, которые естественным путем осуществят социальную эмансипацию. Философия должна найти в пролетариате свою силу, а пролетариат - свое духовное оружие в философии: "философия не может осуществиться без прекращения пролетариата, пролетариат не может прекратиться без осуществления философии". С самого начала учение Маркса приняло характер синтеза философских и социальных идей обеих соседних стран - Германии и Франции. Через своего друга и спонсора Энгельса Маркс в то же время знакомился с английскими экономическими отношениями и социальными идеями. В 1845 г. Маркс, в сотрудничестве с Энгельсом, написал полемическое сочинение ("Святое семейство, или критика критической критики") против прежних своих единомышленников, утверждая, что французские и английские социальные реформаторы не поняли того значения, какое имеет самостоятельное развитие пролетариата. В том же году Энгельс издал книгу: "Положение рабочих классов в Англии", которая, по его мнению, должна была положить конец всем спорам правдивым изображением пролетариата. Энгельс занялся изучением именно социального вопроса в Англии, так как полного своего развития пролетариат достиг только в этой стране. Идея книги та, что капиталистическое хозяйство, создавшее все бедствия пролетариата, заключает в себе и зародыши его освобождения; капитализмом обуславливается не только современное всемогущество буржуазии, но и будущий ее упадок. Крупная промышленность создает рабочий класс, который, по законам исторической необходимости, должен впоследствии низвергнуть создавшую его самого силу. Изображая реальные отношения, Энгельс вместе с тем критиковал английских реформаторов, главным образом указывая на то, что политический социализм и радикализм в Англии слишком были разъединены и что ни тот, ни другой в отдельности не могли сделаться знаменем пролетариата. В Париже Маркс сблизился с Прудоном, которого посвятил в ветхозаветные тайны Гегелевой диалектики, но когда Прудон применил этот метод в своих "Экономических противоречиях", задумав примирить в высшем синтезе экономистов и социалистов, Маркс нашел, что Прудон не достиг своей цели и не сумел стать выше буржуазии и пролетариата. В своей "Нищете философии" (1847), представляющей из себя ответ на "Философию нищеты" Прудона, он старался показать, что экономисты лучше социалистов поняли внутреннее строение буржуазного общества, хотя общие положения экономической науки - категории не вечные и не естественные, а только исторические и общественные. Здесь же Маркс впервые определенно высказал основную идею своей социологической теории, известной под названием экономического материализма, т. е. тот взгляд, по которому все явления, происходящие в общественной жизни, имеют чисто экономическую основу. Против мнения Прудона, что экономисты изобразили хорошие стороны современного строя, а социалисты - дурные, Маркс развил ту мысль, что экономисты суть научные выразители интересов буржуазии, социалисты и коммунисты - теоретики пролетариата. Мысль об экономической основе общественного строя, о классовой борьбе, как основе исторического процесса, о социализме, как общественной философии пролетариата, о закономерной смене одних форм хозяйства другими и о будущем торжестве пролетариата Маркс и Энгельс развили и в "Коммунистическом манифесте", написанном ими по поручению лондонского съезда коммунистов (1847). Утопический социализм подвергался здесь строгому осуждению, как направление, которое можно объяснить себе лишь малой развитостью пролетариата в смысле общественного класса, сознающего свои интересы. Как раз в это время Кабе приступил к осуществлению своей "Икарии" в Америке и обратился к лондонскому съезду за помощью, но Маркс отнесся отрицательно к этой затее, признав ее неосуществимой и прямо вредной даже в качестве практической попытки. "Коммунистический манифест" заключал в себе целую программу, сущность которой - организация рабочего класса, свержение господства буржуазии и завоевание пролетариатом политической власти, для немедленного осуществления целого ряда социальных мероприятий. В своих работах и Маркс, и Энгельс постоянно предсказывали близость социального переворота. В 1848 г. действительно вспыхнула революция, которая, вследствие участия в ней пролетариата и социалистов, получила социальный характер, но революционное движение в рабочем классе совершалось под знаменем идей не "Коммунистического манифеста", а главным образом (во Франции, по крайней мере) Луи Блана - о "праве на труд" и об "организации труда". Наступившая в 1849 г. реакция была неблагоприятна для дальнейшего теоретического развития социализма. Одних настоящий социализм напугал, и против него повсеместно были приняты строгие меры; другие в нем разочаровались и охладели к нему. Рейбо, бывший первым по времени излагателем учений социализма, говорил, что социализм скончался и что вспоминать о нем можно разве лишь на заупокойной службе в ветхой церквушке. Уцелевшим вождям социального движения приходилось главным образом подводить итоги только что завершившимся событиям, чем между прочим занялись Маркс и Энгельс, которые тоже пришли к выводам, неблагоприятным для мысли о возобновлении движения. Но это затишье было временное. Если большая часть экономистов усилила свою полемику с социаистами, то и среди самих экономистов стали появляться люди, которые в большей или меньшей мере отражали на себе влияние идей социализма. Особенно рельефно выразилось это в экономическом учении Милля. Критики и противники социализма обычно с особой охотой указывали на то, что это учение убивает всякую личную инициативу и свободу. Будучи ярким представителем индивидуализма, что выразилось позднее в знаменитой книжке "О свободе", и являясь продолжателем классической школы в политической экономии, Милль тем не менее отказался от веры в спасительность ничем не стесняемой конкуренции. В первом томе его "Оснований политической экономии", вышедшем в свет до февральской революции, нет еще никаких возражений против "laisser faire", но во втором, который появился в 1849 г., против этого принципа делаются уже возражения. Новые издания этого труда все больше отражали в себе новый строй мыслей Милля, который складывался под несомненным влиянием социализма: еще в тридцатых годах 19 в. он интересовался учениями сенсимонистов и Оуэна. Миллем открывается целый ряд экономистов, которые, не делаясь социалистами, вносили в свои воззрения, в той или другой мере, социалистические выводы и требования. С другой стороны, изучение политической экономии, которым пренебрегали ранние социалисты, сильно подвинулось вперед с тех пор, как представители социализма почувствовали потребность обосновать свое учение научным образом. В лице Маркса социализм приобрел не только философа и политика, но и экономиста: в 1859 г. вышла в свет его "Критика политической экономии", за которой через восемь лет последовал первый том "Капитала". В этих своих сочинениях Маркс развил трудовую теорию ценности, которая в общем его составе миросозерцания является принципиальным оправданием требований рабочего движения. В научном отношении эти сочинения доставили Марксу славу нового экономиста, создавшего целую школу и оказавшего громадное влияние на экономистов других направлений. Не менее сильным было и влияние практической деятельности Маркса в истории рабочего движения второй половины XIX в.: он был основателем и руководителем международного общества рабочих. Не менее важной в практическом отношении была роль Лассаля, которому обязана своим основанием рабочая партия в Германии, но, как теоретик социализма, он остается далеко позади Маркса. В политической экономии Лассаль вообще не был самостоятельным исследователем, ищущим чистой теоретической истины, как Маркс-из существующих учений он брал то, что считал наиболее благоприятным для борьбы, не доискиваясь, насколько были верны теоретические основания воспринятых им воззрений. Он заимствовал у прежних экономистов учение о "железном законе" рабочей платы, в силу которого конкуренция между рабочими позволяет оплачивать труд лишь минимумом, необходимым для пропитания рабочего, а у Луи Блана взял учение о рабочих ассоциациях, получающих помощь от государства. Лассаль сошел со сцены до появления в свет "Капитала" Маркса, и его теорию постигла та же судьба, какой подверглись идеи Луи Блана и Прудона, не говоря уже о более ранних социалистах. Первенствующей и наиболее научной формой социализма следует считать учение Маркса, в котором нельзя не различать три различные части: 1) чисто экономическое учение, изложенное главным образом в "Капитале", 2) историко-философские воззрения, рассеянные, кроме "Капитала", в разных других сочинениях, и 3) социологическую теорию экономического материализма. Последняя заключается в признании экономической структуры общества за реальный "базис", по отношению к которому все юридические и политические отношения являются "надстройками" и от которого зависит вся духовная культура общества ("общественные формы сознания"). История всех существовавших обществ есть борьба классов. Каждой общественной формации соответствуют особые экономические категории. К числу таких категорий относятся ценность, капитал, заработная плата, рента, относительно которых Маркс дал целую стройную теорию. Прилагая эту теорию к общественному отношению между людьми в процессе производства, он характеризует тогдашнее общество как буржуазное, в котором указанное отношение сводится к покупке рабочей силы капиталистами и продаже ее рабочими. Исходным пунктом капитализма, по историко-философскому учению Маркса, была экспроприация непосредственных производителей, т. е. освобождение их от орудий производства, но, благодаря концентрации этих орудий в немногих руках, они делаются общественными силами производства. Происходит "обобществление" труда, которое в конце концов приведет к превращению орудий производства в достояние всего общества. Процесс капиталистического развития организует ту силу, которая заинтересована в подобном превращении и может его осуществить. Эта сила - пролетариат. Маркс воздерживается, однако, от каких бы то ни было построений будущего общества. В отличие от утопистов, последователи Маркса вообще не занимаются вопросом о будущем устройстве, указывая на то, что успехи техники и других факторов экономической жизни никем не могут быть предсказаны. Отдельные марксисты (например, Бебель, "Die Frau und der Socialismus") отступают иногда от этого правила. Идеи Маркса развивали и популяризировали многочисленные его последователи и ученики (кроме Энгельса - Бебель, Либкнехт, Каутский, Бернштейн, Меринг, Лафарг, Гиндман, Н. И. Зибер и конечно, узкий кружок Ленина с последующими большевиками-меньшевиками). В 1899 г. вышло в свет сочинение Бернштейна: "Предпосылки социализма и задачи социал-демократии", вызвавшее ряд возражений, из которых наиболее важна книга его прежнего сотрудника Каутского ("Бернштейн и социально-демократическая программа", 1899). Главное отношение эта полемика имеет к практическим вопросам; сенсация, вызванная книгой Бернштейна, объясняется тем, что марксисты увидели в ней разрыв одного из своих теоретиков с основными учениями школы, к удовольствию "буржуазии, либералов и анархистов" (Каутский). Со стороны практических выводов, книга Бернштейна главным образом и обсуждалась, но в ней есть и чисто теоретическая критика социологии Маркса, в которой Бернштейн усматривает "остатки утопизма". Различая в каждой науке чистую и прикладную стороны, критик находит, что в марксистском социализме они недостаточно разграничены. Он критикует экономический материализм, указывая на зависимость культурно-исторического процесса от многих факторов, а также и применение гегельянско-диалектического метода; особенно он старается указать на те пункты, которые считает теоретическими противоречиями марксизма, отмечая, что в нем слились два разных течения, исходящие одно - из сектантско-утопического и мирно-эволюционного стремления к эмансипации рабочего класса путем экономической организации, другое - из конспиративной, демагогической и террористической идеи об эмансипации посредством политической экспроприации. Маркс отверг оба направления, но его учение стало своего рода компромиссом, а потому и дуализмом. В общем, Бернштейн обвиняет последователей Маркса в теоретическом догматизме и требует критического пересмотра чисто научной стороны марксистского социализма. Теоретическая часть критики Бернштейна была задета очень мало в возникшей полемике; сам Каутский должен был вообще сознаться, что экономический материализм, с которым, как он полагает, "стоит и падает марксизм, эта высшая ступень социалистической теории", теоретически еще мало разработан, хотя "без ясной исторической теории не может быть и ясного метода для социалистического исследования". Понятие научного социализма, введенное Марксом и Энгельсом (по брошюре последнего: "Развитие социализма из утопии в науку"), употребляется не одними последователями Маркса, но и другими учеными. Австрийский юрист Антон Менгер, поставивший своей задачей разработку основных идей социализма с юридической точки зрения, говорит, что научным следует называть всякий социализм, который представляет собой политико-экономическую систему и потому исходит из учения о ценности, как основной абстракции экономической науки (в последнем смысле первым научным социалистом он называет Вильяма Томпсона, умершего в 1833 г.). Марксизм вызвал появление большой критической литературы. В числе его критиков заслуживает внимания французский социалист Малон, противопоставивший марксизму свою собственную теорию. В 1899 г. вышла в свет на чешском и немецком языках (а в 1900 г. и в русском переводе) самая обстоятельная критика марксизма - книга пражского профессора Масарика: "Философские и социологические основы марксизма". Масарик определял отношение марксизма ко всем современным тогда теориям и направлениям. Написав свою книгу до появления в свет упомянутых работ Бернштейна и Каутского, он уже отметил в ней, что марксизм вступил в период глубокого внутреннего кризиса, который автор, однако, не считает кризисом в самом социализме. Самостоятельное место в литературе научного социализма занимал П. Л. Лавров, умерший в 1900 г. Примыкая к Марксу, он в то же время исходил из идей Конта и Дарвина ("Государственный элемент в будущем обществе", 1876). Социальные утопии в форме "государственных романов" не прекратились с развитием научного социализма. Самыми замечательными авторами новейших произведений этого типа являются Беллами и Герцка. Книга первого "Looking backward 2000-1887" ("Взгляд назад, 2000-1887"), появившаяся в 1888 г., выдержала в Америке и в Англии массу изданий и была переведена на разные языки, вызвав массу литературы и даже ряд обществ для осуществления национализации промышленности, которую предлагал автор. Несколько меньшим был успех романа Герцки "Freiland", появившегося в 1890 г., но и его много читали и много о нем говорили. Успех подобных произведений и появление других, менее известных утопий новейшего времени, указывает на интерес общества к социальному вопросу и на то, что беллетристическая и романтичная проповедь социализма играла тогда известную роль, как и во времена Кабе. К числу социалистических направлений нужно еще причислить аграрный социализм, который ограничивается лишь требованием общей собственности на землю и на доход от нее. Признавая частный капитал, свободную конкуренцию и свободу промышленности, представители этого направления видят причину всех социальных бедствий в поземельной собственности и потому проповедуют ее национализацию, т. е. превращение её в собственность государства. Такая идея была впервые высказана еще в 1775 г. Томасом Спенсом, в лекции "The meridian sun of liberty". В XIX в. в Америке, Англии и Германии с тем же предложением огосударствления земли выступало несколько авторов: Генри Джордж, Альфред Россель Валлас, Госсен ("Entwickelung der Gesetze des menschlichen Verkehrs", 1854), Замтер ("Das Eigenthum in seiner socialen Bedeutung", 1879), Штамм ("Die Erlцsung der darbenden Menschheit", 1884), Флюршейм и Герцка. К той же идее склонялся и Джон Стюарт Милль. В середине семидесятых годов 19 в. в Германии возник взгляд на так называемый государственный социализм, получивший с самого начала чисто консервативную окраску. Основная политическая мысль этого направления - союз монархии с четвертым сословием, с целью подавления буржуазии, удовлетворение требований рабочего класса путем социальных реформ и укрепления, тем самым, монархии. Государственный социализм выступает против laisser aller манчестерской школы и главным образом стремится к законодательной охране рабочих. По своему происхождению, это направление восходит к идеям Родбертуса, главными же его представителями являются Рудольф Мейер и пастор Тодт, автор сочинения: "Радикальный немецкий социализм и христианское общество". Главным органом государственного социализма был в 1877-1882 г.г. "Der Staatssocialist, Wochenschrift fьr Socialreform". В последующее время заговорили еще о муниципальном социализме, под именем которого разумеется стремление к переходу в общинное заведование всех предприятий, рассчитанных на общее пользование всех членов общины и имеющих монопольный характер. Утопические социалисты первой половины XIX в. стремились осуществить свои принципы путем устройства на частные средства образцовых ассоциаций, по примеру которых могли бы потом возникать новые и новые, пока все народы не пришли бы к признанию превосходства социалистического строя. Особенно в этом отношении интересны ожидания Фурье, который надеялся, что какой-либо богатый филантроп поможет ему основать фаланстер, и предсказывал, что после этого в несколько лет все человечество перейдет к новой организации. Последней выдающейся попыткой осуществления утопического плана была та, которую в середине XIX в. сделали "икарийцы" под предводительством Кабе. Но уже в эту эпоху Луи Блан указывал на государство, как на ту силу, которая должна создать новые производительные ассоциации, имеющие вытеснить все частные хозяйства. Такую задачу могла выполнить лишь социальная республика, т. е. переход власти к рабочему классу для полного общественного преобразования. Революция 1848 г., открывшая Луи Блану арену политической деятельности в качестве члена временного правительства, привела к организации так называемых национальных мастерских, которые, однако, велись людьми, желавшими на их примере скорее доказать несостоятельность социалистических стремлений. На государство же, как на силу, которая может помочь своим кредитом основанию производительных ассоциаций, указывал и Лассаль, равным образом находивший нужным, чтобы, путем введения всеобщей подачи голосов, власть в государстве перешла к народу. Иным образом представляет свой переход к социалистическому строю Маркс, у которого играет роль не столько захват власти пролетариатом, сколько естественный экономический процесс, имеющий, по его мнению, привести к "экспроприации экспроприированными экспроприировавших". В марксизме нет уже речи об основании новых ассоциаций, отличных по своему устройству от капиталистических и вообще частных предприятий: организованный в существующей форме производства пролетариат сам вдруг сделается хозяином всех промышленных предприятий, т. е. превратит данные уже в действительности орудия производства в общее достояние, что и было в сущности осуществлено в начале 20 столетия в России насильственным путем. В истории социалистической пропаганды тоже различаются разные периоды. Утопический социализм имел характер чисто теоретический и мирный; его приверженцы вербовались преимущественно среди интеллигенции, да и критика существующих порядков, при всей ее остроте, не переходила в нападение на господствующие классы. С эпохи июльской монархии во Франции социализм перестает быть отвлеченной теорией и превращается в лозунг политических партий, опирающихся на народные массы и ставящих своей задачей защиту их интересов. При этом социализм соединяется с требованиями чисто политического радикализма. Благодаря этому соединению, социализм часто смешивается с социал-демократией, т. е. с политико-экономической теорией неправильно отожествляется известная политическая партия. Как теоретическое учение, социализм касается не одной экономической области, но и других сфер общественной жизни (по сочинениям Людвига Штейна и Масарика). Особенно много заставлял он говорить о себе по поводу своих отношений к религии, общему браку и идее отечества. Сенсимонизм прямо выступил, как религиозная секта (religion Saint-simonienne); таким же характером новой религии отличалось учение Леру; Бюше истолковывал в социалистическом смысле сам католицизм. Луи Блан стоял на деистической точке зрения. С другой стороны, уже Оуэн приходил к антирелигиозным выводам, равно как и Прудон. Наконец, с точки зрения экономического материализма религия является у Маркса, как и всякая иная "идеология", лишь продуктом данной экономической структуры общества, имеющим исчезнуть в социалистическом строе (по полному собранию сочинений Маркса-Энгельса). Впрочем, современные немецкие социал-демократы объявляют религию частным делом индивидуальной совести. В вопросе брака и семьи социалисты тоже представляют немалое разнообразие мнений. Уже в сенсимонизме этот вопрос послужил предметом споров и даже поводом для раздора, который привел к расколу. Восторжествовавший над Базаром Анфантен учил, что непостоянные по своей природе люди могут менять жен и мужей по произволу, хотя, с другой стороны, он ставил отношения полов под контроль социальных жрецов. Фурьеризм был проповедью свободной любви, совершенно в духе всей теории, отличавшейся весьма последовательным индивидуализмом. Оуэн называл "троицей зла", от которой, по его мнению, страдает человечество, религию, собственность и брак. Маркс ставил брак и семью, как и всякие иные учреждения, в зависимость от экономической формы быта; с исчезновением частной собственности по этой теории должна исчезнуть и моногамия с индивидуальной семьей, как простое дополнение к частной собственности. Этим, однако, сам брак не устраняется, но только отменяется его нерасторжимость. Наконец, в отношении к идее отечества социализм не представляет вполне однородного учения. Французские социалисты первой половины XIX в. мало интересовались этим вопросом, но во всяком случае их социализм имел космополитический характер. Фурье даже мечтал о такой организации, которая должна была объединить все человечество в единую громадную и глобальную омниархию. Равным образом Маркс придал своему социализму ему близкий по духу и крови интернациональный характер, исходя из той идеи, что пролетариат во всех странах страдает от одних и тех же причин и должен стремиться к одним и тем же целям ("Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" - сказано еще в коммунистическом манифесте 1848 г.). Наоборот, Лассаль стремился к разрешению социального вопроса на национальной почве, при помощи Германской империи. И позднее социалистические партии в отдельных странах делятся на национальных и интернациональных социалистов (в Германии 20 в. национал-социалисты вначале совсем почти извели интер-националистов и еврейских коммунистов, но после второй мировой войны последних опять искусственно вырастили или завезли с помощью мягких эмиграционных законов из других стран). В общем, социализм стал враждебен международным распрям и национализму. Начало культурно-историческому изучению социализма было положено Лоренцем Штейном, который стал и первым научным критиком социализма. Указав на связь этого учения с переживаемым моментом общественного развития, Штейн отметил, что оно "соответствует самым благородным идеалам человеческого сердца, самым сокровенным его чаяниям и упованиям". Указывая на несбыточность утопий того времени, этот ученый прибавлял, однако, что "серьезность и глубина, с какой учителя социализма стремились к своей цели, примирили бы всякого мыслящего человека в этом столь много заблуждающемся мире и с еще большими заблуждениями". За Лоренцем Штейном идет целый ряд историков и критиков социализма, или принадлежащих к числу его последователей, или смотрящих на него со стороны. В первом случае разные системы социализма рассматриваются с точки зрения того особого учения, которого держится сам автор. В данном отношении особенно много было сделано последователями Маркса, каковы были Бернштейн, Каутский, Ленин и компания, предпринявшие после 1895 г. созывы съездов и собраний. Среди исследователей социализма, не принадлежащих к числу его сторонников, одни относятся к нему враждебно, другие - более объективно и научно. Образцом последовательной критики может служить книжка Л. Сэя (1896) или книги Ле-Бона (1898). Легче всего разбивались пророческие изображения будущего общества, эти, как выразился Роберт Моль, государственные романы, которые создавались главным образом деятельностью фантазии. Гораздо более сложной стала критика социализма тогда, когда последний стал выступать не с построениями будущего общества, а с критикой современных экономических порядков и, не стремясь сделаться новой религией, сосредоточился на разработке теоретических вопросов экономической науки. Социализм в жизни животных тоже выражается в различных формах. Во-первых, в форме более или менее постоянного сожительства двух или большего числа особей различных видов на принципах симбиоза в широком смысле слова. Во-вторых, в форме временных собраний животных под влиянием весьма разнообразных причин, вызывающих стадность особей одного и того же или различных видов. В-третьих, в форме животной семьи. В-четвертых, в форме колоний особей происшедших путем размножения одной особи и остающихся в некоторой морфологической связи друг с другом. У простейших специализированные колонии могут быть результатом как полового, так и бесполого размножения. У многоклеточных сложных животных такие колонии возникают бесполым путем. Все особи колонии могут быть сходны между собой или же наступает физиологическое разделение труда и особи колоний являются различно устроенными, сообразно принятым на себя функциям (как колониальные животные). В-пятых, животный социализм появляется в форме сообщества из особей одного вида, связанных общностью происхождения. Такое сообщество возникает, как дальнейшее развитие семьи, в которой главная роль принадлежала матери. Нужно с большой осторожностью сопоставлять эту форму общественной жизни, свойственную некоторым перепончатокрылым (осы, пчелы, муравьи и др.) и прямокрылым (термиты), с формами общественной человеческой жизни, несмотря на такие разительные стороны сходства, как существование сословий (стаз), войн, рабовладения, явлений, напоминающих отношение человека к домашним животным. Прежде всего надо помнить, что человек имеет дело с явлениями совершенно инстинктивного характера, т. е. бессознательными, вызванными деятельностью естественного подбора. Во всех ее формах общественная жизнь насекомых имеет одну задачу - правильное воспитание потомства, как средство для дальнейшего существования и распространения вида. Никаких других задач в этих явлениях, оставаясь на строго научной почве, не имеем смысла отыскивать. Такие сообщества могут носить различный характер. Сообщество может состоять из самки, обеспечивающей продолжение жизни колонии, самцов и многих особей, представляющих собой самок с недоразвитыми половыми органами и потому неспособных к размножению, или способных лишь в немногих случаях. Эти особи, на которых всецело лежат заботы о потомстве, гнездостроение и прочие работы, носят название рабочих. В таком обществе может перезимовать лишь одна самка, а рабочие и самцы на зиму погибают (осы), или зимуют как самки, так и рабочие (пчелы). Общество может состоять из нескольких самок, самцов и рабочих, причем между бескрылыми рабочими различают несколько форм (муравьи, термиты). Во-первых, отличимы собственно рабочие и солдаты, причем последние приспособлены лишь для защиты колонии. Затем, между рабочими часто можно отличать больших, более похожих на самок, и малых, более отличающихся от них. Между малыми и большими рабочими, а равно как между большими и самками иногда наблюдаются промежуточные формы. Наконец, самцы и самки могут быть двояки: обычные крылатые и бескрылые, похожие на рабочих. Такие самцы и самки, представляющие формы регрессивные, встречаются у муравьев, ведущих исключительно подземный образ жизни или живущих не самостоятельно, а в качестве нахлебников и паразитов в других колониях. У одного вида муравьев Pomognathus sublaevis общественная жизнь, под влиянием этого последнего фактора, подвергается удивительному регрессу, а именно у него нет ни самцов, ни рабочих, а только одни бескрылые самки, живущие в гнездах других муравьев и дающие только самок девственным образом. Вероятно, что этот регресс сложной общественной жизни вызван рабовладением, которое привело к постепенному исчезновению рабочих, как это можно проследить на ряде видов, и наконец к исчезновению самцов и превращению рабовладельцев в паразитов. Точно также в общине термитов, кроме обычных самцов и крупной самки, встречаются то крылатые, то бескрылые половые особи, носящие название самцов и самок заместителей. Вообще же состав общества термитов еще сложнее, по-видимому, чем такового муравьев. Главной причиной, обуславливающей появление рабочей особи из данной личинки, является недостаточное питание. Одни рассматривают эту причину, как общую, вызвавшую появление рабочего сословия вообще (Спенсер). Другие полагают, что рабочее сословие выработалось путем подбора, а недостаточный корм личинок есть только стимул, который вызывает явление в каждом отдельном случае (Вейсманн). Если бы плохой корм являлся причиной общего характера, то он вызвал бы подобное же появление бесполых особей и у других насекомых, но опыт показывает, что этого нет на деле. Поэтому, вероятнее предположить, что реакция личинки на голодание именно в этой форме есть специфическая особенность лишь немногих форм, выработанная подбором в интересах разделения труда. Социализм в среде животных представляет большой интерес и с чисто социологической точки зрения. В социологической литературе даже возникала мысль об особом отделе науки "пресоциологии", предметом которой были бы социальные общежития животных. К рассмотрению последних, ради целей более или менее социологического характера, обращались уже давно, но делалось это долгое время совершенно ненаучным образом, а именно считали возможным, например, говорить о "социальных государствах" животных и различать у них "формы правления" (монархию пчел и республику муравьев). Позднее подобные околонаучные аналогии были оставлены, и общества животных рассматриваются или как разросшиеся семьи, или же как простые стада или стаи, представляющие еще более элементарные формы общежития, нежели орды дикарей. Одним из первых заговорил о социализме в жизни животных, с социологической точки зрения, Вундт в своих "Лекциях о душе человека и животных" (1863; русский перевод, 1865), который, впрочем, согласно с задачей этого своего труда, более интересовался вопросом о социальном инстинкте, чем вопросом о формах социализма в жизни животных (в новом издании своей книги Вундт уже не поместил этого отдела). На вполне социологическую точку зрения впервые поставил этот предмет П. Л. Лавров в научных работах: "Цивилизация и дикие племена" и "До человека", печатавшихся в "Отечественных Записках" за 1869 и 1870 гг. Автор применяет к изучению социализма в жизни животных эволюционную теорию и, ища в животном мире зародышей тех явлений, которые достигают полного своего развития в мире человека, старается выяснить те развития, которые существуют в зоологической и человеческой общественности (в его же "Опыте истории мысли"). Позднее ту же тему, но только с меньшим успехом в философском отношении, разрабатывал Эспинас в своем труде "Les sociйtйs animales" (1882). Правильный взгляд заключается в том, чтобы не увлекаться чисто внешними, а иногда и совершенно призрачными сходствами между социалистическими общежитиями животных и человеческими обществами. Конечно, человеческое общество через сами свои элементарные формы у дикарей может быть поставлено в эволюционную связь с социалистическими общежитиями позвоночных животных (в особенности обезьян), но эволюция общества именно и состоит в появлении в социальной жизни человека таких черт, которые резко отличают человеческое общество от социалистических общежитий животных, которые были выстроены раньше советских социалистических общежитий (республик). Форма социалистической жизни любого животного вида определяется его физической организацией, тогда как у человека существует большое разнообразие форм, которые в каждом отдельном случае обуславливаются физической средой и культурно-историческими судьбами. Далее, животные социалистические общежития имеют форму стада, стаи, роя и т п., т. е. таких общественных единиц, которые оказываются неспособными к более широкой и общей интеграции, вследствие чего и нельзя, например, говорить о государстве пчел или муравьев; последнее было бы возможно лишь в случае установления организации между отдельными роями. Внутренняя организация наиболее развитых животных социалистических общежитий, в которых существует разделение занятий, основывается опять-таки на физиологических особенностях особей, а не на причинах и принципах, лежащих вне интересов особей. Общественные классы у человека состоят из совершенно одинаковых индивидуумов, которые лишь случайностями рождения и судьбы бывают поставлены в те или другие жизненные отношения, тогда как, например, в пчелином рое существует прямое физиологическое различие между трутнями и рабочими пчелами. Поэтому, и вообще по отношению к социалистическим общежитиям животных, нельзя говорить о каких-либо учреждениях, о государстве, о правильном собрании на основе права и т. п. Наконец, в социалистических общежитиях животных особь вполне подчиняется данному природой укладу жизни, и только у некоторых позвоночных (в особенности же у обезьян) впервые проявляется способность противопоставлять свое Я тому, что можно назвать криминальным или социалистическим авторитетом.
Союзы и собрания (императорской России) - до 1905 г. право основания союзов и созыва собраний - так называемая свобода союзов и собраний - в России не существовало. Разрешение союза и собраний целиком зависело от усмотрения имперской администрации, которая разрешала их или отказывала в разрешении без объяснения мотивов и причин. Научные, литературные, музыкальные, коммерческие, а в последнее предреволюционное время и профессиональные общества или союзы все же существовали, но в крайне ограниченном числе, и действовали в режиме крайне стеснительном. Точно так же публичные собрания были почти совершенно невозможны. Они разрешались почти исключительно обществам (например, Императорскому вольно-экономическому обществу в Петербурге), и то только до тех пор, пока правительство не увидело в них политического орудия борьбы. Собрания для обсуждения каких-либо политических вопросов были безусловно невозможны. Освободительное движение предреволюционного времени пробило брешь в этой системе. Уже в 1904 г. во всех почти больших городах России устраивались политические банкеты (в ресторанах и иных помещениях). Власти не решались наложить запрещение на эти банкеты, созывавшиеся без испрошения предварительного разрешения; на них присутствовали сотни людей и произносились смелые политические речи. На банкетах, устроенных 20 ноября 1904 г. в различных городах России по случаю 40-летнего юбилея введения судебной реформы, ораторы требовали конституции, созыва конституционно-представительного собрания на основе всеобщего голосования; во многих местах были приняты соответственные резолюции. В том же году достигли широкого развития различные общества рабочих (в особенности пролетариат объединился в Петербурге), основанные частью по инициативе начальника московского охранного отделения Зубатова и священника Георгия Гапона. По первоначальному плану эти рабочие организации должны были служить орудием правительственной пропаганды, но они обратились в нечто иное совсем невообразимое. В начале 1905 г. и в Петербурге и в других городах происходили массовые собрания рабочих, на которых произносились политические речи; 9 января была устроена грандиозная демонстрация несогласных (пролетарское движение ко дворцу на поклон царю); 12 октября 1905 г., перед самым октябрьским революционным взрывом, именным высочайшим указом правительствующему сенату были установлены временные правила, "впредь до издания общего узаконения" о собраниях. Этими правилами было установлено, что публичные собрания по государственным, общественным или экономическим вопросам не нуждаются в предварительном разрешении властей, а созываются явочным (в юридическом смысле) порядком, т. е. устроители таких собраний обязаны лишь сообщить о них начальнику местной полиции не позднее как за трое суток до открытия собрания, а если о собрании предполагается сделать объявление в газетах или как-нибудь иначе опубликовать сообщение о нем, то не позднее как за трое суток до такой публикации. В местностях, где не было соответственного должностного лица, этот срок увеличивался до семи суток. Сообщение это по букве закона должно было быть именно сообщением, а не просьбой о разрешении; если в течение определенного срока устроители собрания не получали от полиции уведомления, что их собрание запрещено, то этим самым оно оказывалось разрешенным. Однако, закон предоставлял полиции такие широкие полномочия по предварительному запрещению собраний, который свободу собраний обратили в мертвую букву. "Собрания, цель и предмет занятий которых противны закону или устройство которых угрожает общественным спокойствию и безопасности, воспрещаются начальником полиции, как гласил закон. О таковом воспрещении устроитель извещается за сутки до предположенного открытия собрания или оглашения о нем во всеобщее сведение". Но полиция не считала нужным стесняться даже этим, столь выгодным для нее законом, и запрещала собрания по истечении указанного для нее срока, настаивая самым придирчивым образом на соблюдении сроков, назначенных для устроителей собраний. На каждое собрание полиция командировала должностное лицо, обязанное следить за порядком. Ему предоставлялось право закрывать собрания, когда ораторы на них отклонялись от предмета мирных занятий, когда в собрании высказывалось суждение, возбуждающее вражду одной части населения против другой, когда в собрании производились неразрешенные денежные сборы, когда в нем оказывались неблагонадежные лица, в собрания не допускаемые (сюда относились вооруженные лица, за исключением тех, кому ношение оружия присвоено было законом, солдаты, учащиеся в низших и средних учебных заведениях и вообще малолетние детки), когда был нарушен порядок собрания мятежными возгласами либо заявлениями, восхвалением либо оправданием разных преступлений, возбуждением к насилию, либо неповиновению властям или же распространением преступных воззваний, либо изданий, и вследствие этого собрание принимало характер, угрожающий общественным спокойствию и государственной безопасности. Устроители собрания, а также и участники его в случае неисполнения указанных в законе требований подвергались аресту до трех месяцев или штрафу до 300 рублей. За само содержание речей можно было привлечь к суду по соответственным статьям уголовного уложения, грозящим иногда каторгой. Через пять дней после издания правил 12 октября был опубликован знаменитый манифест 17 октября 1905 г., в котором были обещаны "незыблемые основы гражданской свободы на началах свободы совести, слова, собраний и союзов". В действительности, однако, для собраний действовали правила 12-го октября, мало соответствовавшие требованиям свободы собраний, а для союзов оставались в силе старые законоположения дореволюционного периода. Даже правила 12-го октября действовали далеко не в полном объеме, а в зависимости от возможности их нарушения. В течение октября, ноября и декабря месяца в различных городах России, в особенности в Петербурге, происходили всевозможные собрания, устроители которых не считали нужным оповещать полицию. Полиция часто не решалась закрывать или разгонять эти собрания. Они созывались, как тогда говорили, в явочном порядке, причем этот термин употреблялся не в юридическом смысле (т. е. в смысле обязательности предупреждения полиции о собрании), а в житейском понимании. В декабре 1905 г., после подавления восстания в Москве, полиция стала появляться на все собрания и разгонять их вооруженной силой, часто арестовывая всех участников, кто не успел скрыться. Когда частные лица стали извещать на основании закона 12-го октября полицию о предполагаемых собраниях, то эти собрания оказывались запрещенными под предлогом угрозы общественному спокойствию, что стало в будущем 1917 году предпосылкой к ожиданию разрешения всех социальных, экономических и политических вопросов с помощью Учредительного собрания. В течение 1905 г. основалось в России множество различных союзов: литературный, адвокатский, врачебный и другие, которые слились даже в один союз союзов или собрание союзов. Все эти союзы основались так называемым явочным порядком (в житейском смысле), который стал возможным в революционное время: союзы основывались и собирались в подходящих частных квартирах или в общественных собраниях совершенно открыто, никого из властей об этом не оповещая. Союзы устраивали всероссийские съезды своих членов; некоторые съезды оказалось возможным устроить в Петербурге, другие пришлось перенести за Финляндскую границу в Выборг, Гельсингфорс, Териоки или иные места империи. Полиция по большей части оказывалась бессильной бороться с этими союзами и съездами, по крайней мере до декабря 1905 г. Именным высочайшим указом правительствующему сенату 4 марта 1906 г. были установлены временные правила о союзах и обществах. Эти правила создали три типа обществ и союзов: 1) общества - "соединения нескольких лиц, которые, не имея задачей получение для себя прибыли от ведения какого-либо предприятия, избрали предметом своей совокупной деятельности определенную цель"; 2) союзы - "соединение двух или нескольких таких обществ, хотя бы через посредство их уполномоченных"; 3) "профессиональные общества, учреждаемые для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях, или для владельцев этих предприятий". Эти последние общества имели целью улучшение условий труда своих членов или поднятие производительности принадлежащих им предприятий. Для всех категорий обществ установлены были по существу одинаковые правила; только последним предоставлено право ходатайства перед подлежащими учреждениями о предметах, касающихся их цели и деятельности. Все общества, на основании закона, могли быть образованы без испрошения на то разрешения, но правительственной власти предоставлено было право не допускать образования общества, а когда оно было образовано, то закрыть его "во всякое время по ближайшему своему усмотрению", если "деятельность его признается (министром внутренних дел) угрожающей общественным спокойствию и безопасности". Лица, желающие учредить общество или союз, обязаны были представить проект его устава на утверждение в установленном порядке. Если в двухнедельный срок учредители не получал оповещения, что общество открыть не дозволено, то этим самым оно признавалось разрешенным. Для заведования делами об открытии, регистрации, воспрещении и закрытии обществ и собраний образуются особые губернские (а в больших городах - городские) по делам об обществах присутствия. Эти присутствия составляются чисто бюрократическим образом, под председательством губернатора или градоначальника. Воспрещаются общества: "а) преследующие цели, противные общественной нравственности или воспрещенные уголовными законами или же угрожающие общественным спокойствию и безопасности, б) управляемые учреждениями или лицами, находящимися за границей, если общества эти преследуют политические цели". В заявлении об основании общества или союза должны быть указаны имена учредителей, район действия общества, его устав; в последнем следует указать порядок вступления и выбытия членов, размер членских взносов, способ избрания правления, порядок ведения отчетности и т. д. и т. д. О дне слушания дела об открытии общества в губернском или городском присутствии извещаются заинтересованные лица; они могут присутствовать в заседании и давать объяснения. За основание союза без соблюдения правил, указанных в законе, или за участие в нем виновные подвергаются аресту до 3-х месяцев или штрафу до 300 рублей, а если принимались особенные меры к сокрытию общества или если оно является заведомо противным общественной нравственности или угрожающим общественному спокойствию или преследующим преступные цели, то наказание могло быть повышено по крепости на срок не свыше года. Как ни стеснительны были эти правила, они составляли шаг вперед сравнительно с ранее существовавшими порядками. В действительности, однако, они были отменены для значительной части России распространением на нее военного положения, при котором все права по надзору за обществами предоставлены были военным властям. Но и в тех местах, где не было провозглашено военное положение, правила применялись очень мало. Губернские присутствия беспрестанно запрещали общества без всяких к тому оснований; иногда запрещение это постановлялось через много времени после истечения двухнедельного срока, и сенат, являющийся верховной инстанцией для обжалования действий губернских присутствий, вопреки закону не восстанавливал прав общества. Под понятие общества и союза подведены были и политические партии; история так называемой их легализации является лучшей иллюстрацией к применению закона 4 марта. Очень скоро после введения закона 4 марта 1906 г. были признаны или легализованы такие партии, как монархическая, "Союз 17 октября" и т. п. Партия мирного обновления долго встречала препятствия к своей легализации. Партия конституционно-демократическая несколько раз подавала заявления в губернское присутствие, требуя своей легализации и под разными предлогами получала отказ. С точки зрения закона конституционно-демократическая партия осталась до 1917 года запрещенным сообществом, члены которого в каждый данный момент могли быть привлечены к суду (большевики после перехвата власти придерживались тех же правил по отношению к кадетам, усугубив их легальным террором). Партия народных социалистов точно так же получила отказ, когда она заявила о своем основании и пожелала легализоваться. Несколько месяцев она действовала так же открыто, как и конституционно-демократическая партия, но в середине января 1907 г. ее комитет внезапно был привлечен к суду. Отказано было в легализации даже умеренной партии демократических реформ. Партии социал-революционная и социал-демократическая, трудовая группа и иные не делали даже попыток легализоваться ввиду явной их безнадежности. Одновременно с законом о союзах 4 марта 1906 г. в форме другого именного высочайшего указа правительствующему сенату были даны новые временные правила о собраниях, долженствовавшие заменить правила 12 октября. Эти правила, являясь в редакционном отношении шагом вперед сравнительно с правилами 12 октября, по существу внесли мало нового. Они признают две категории собраний: непубличные и публичные. Последние делятся на два разряда: устраиваемые в закрытых помещениях и под открытым небом. Непубличные собрания объявлены совершенно свободными. По отношению к публичным собраниям под открытым небом требуется предварительное разрешение начальника местной полицейской власти. По отношению к публичным собраниям в закрытых помещениях установлен был явочный в юридическом смысле порядок - тот самый, который был уже установлен законом 12 октября. О всяком собрании устроители его должны были оповестить местную полицейскую власть за трое суток до собрания или до публикации о нем, с указанием дня, часа, места и предмета занятий собрания, имени и адреса устроителей и докладчиков в собрании, если предполагались таковые. Полиции предоставлены были прежние права по запрещению всякого собрания; сохранено право полиции присутствовать в собрании и закрывать его. Постановления этого закона не распространялись на предвыборные собрания, созываемые специально для совещания о лицах, достойных быть избранными в Государственную Думу, так как Государственный Совет собирался самим государем императором. Предвыборные собрания урегулированы были XII отделом закона 11 декабря 1905 г. о выборах в Государственную Думу (в другое издание положения о выборах в Государственную Думу эти правила вошли как статьи 78-88). На практике все общественные собрания оказались, таким образом, разделенными на две категории: предвыборные собрании, называемые на языке закона "подготовительными собраниями для совещания о лицах, достойных быть избранными", и собрания, сзываемые на основании закона 4 марта. Отличительные черты предвыборных собраний: 1) они допускаются только во время избирательной кампании в Государственную Думу, и 2) на них допускаются только избиратели того района, в котором они созывались. Поэтому на предвыборное собрание, происходящее, например, в Петербурге на Васильевском острове, не допускались жители Петербургской стороны; не допускались также кандидаты в Государственную Думу от города Петербурга, если они жили не на Васильевском острове. Но и закон 4 марта фактически отменен был для значительной части России, где были введены военное положение или чрезвычайная охрана (как в Петербурге с 9 июля 1906); в этих местах для собраний требовалось предварительное разрешение полицейских властей. Со времени роспуска первой Государственной Думы в июле 1906 г. и до декабря того же года в Петербурге такое разрешение не давалось. Начиная с декабря 1906 г., т. е. со времени открытия избирательной кампании во вторую Государственную Думу, полиция стала допускать и в Петербурге, и в других местах (кроме мест, находящихся на военном положении) собрания на основании закона 4 марта. В действительности это были предвыборные собрания, связанные с избирательной кампанией, но тем не менее они созывались по общему закону 4 марта, а не по закону о предвыборных собраниях. На них имели возможность присутствовать и выступать ораторами как избиратели данного участка, так и неизбиратели. По большей части, однако, для их открытия полиция ставила условия, не предусмотренные законом. Так, например, в разрешение градоначальника, которое посылалось устроителю собрания в Петербурге, почти всегда включались слова: "На открытие данного собрания для обсуждения вопросов, связанных с выборами в Государственную Думу, нет препятствий, при условии, чтобы ораторы не касались в своих речах лиц, подлежащих избранию в Государственную Думу". Представители полиции пользовались своею властью по закрытию собраний чрезвычайно широко. Бывали случаи, что при приведении каким-нибудь оратором цитаты из Евангелия представитель полицейской власти заявлял, что собрание созвано для обсуждения общественных вопросов, а не богословских, и следовательно оратор уклонился от предмета занятия, нарушил строгий закон, что давало повод закрыть собрание. При закрытии собрания иногда составлялся протокол, подписать который приглашались его участники. Когда избирательная кампания во вторую Государственную Думу уже подходила к концу, власти начали предавать суду лиц, выступавших на этих собраниях, причем обвинение против них строилось на основании статьи 129 уголовного уложения, говорящей о возбуждении к ниспровержению существующего в государстве общественного строя. До 1905 г. профессиональные и политические собрания были в России возможны лишь как союзы нелегальные, следовательно, крайне немноголюдные и лишенные серьезного влияния. В различных городах рабочие организовывали тайные союзы для взаимной поддержки, в особенности на случай стачек; эти союзы находились в тесной связи с социал-демократической партией, действовавшей тогда тоже исключительно подпольно. Рядом с этими свободными союзами возникали и другие, по инициативе и под покровительством правительственных органов. Большого значения достигли рабочие союзы, организованные в Москве по инициативе начальника московского охранного отделения Зубатова и находившиеся под покровительством московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Они преследовали формально цели взаимопомощи и просветительные. Для последних были приглашены некоторые профессора Московского университета. В Петербурге подобные союзы были основаны священником Георгием Гапоном. Истинной целью всех этих союзов (быть может - за исключением гапоновских) было отвлечение рабочих от политики, разъединение их с революционной интеллигенцией и убеждение их в том, что с поддержкой правительства можно сделать в пользу рабочих гораздо больше, чем путем революционной борьбы. Зубатовские союзы на время задержали революционное движение в среде рабочих, но, с другой стороны, до некоторой степени организовали рабочий класс и дали толчок развитию революционных идей. Союзы вызывали сильное недовольство в классе промышленников, видевших в них серьезную для себя опасность и по временам, в моменты стачек, испытывавших от них значительные неудобства и убытки. Что касается Гапоновской организации, то из ее среды 9 января 1905 г. вышло могущественное движение, которое может считаться началом революции 1917 г. в России. В 1905 г. начинают развиваться настоящие рабочие союзы. Они появляются в различных местностях и обнимают отдельные отрасли труда. В самом начале 1905 г. рабочие печатного отдела в Петербурге положили начало своему профессиональному союзу, целью которого должна была стать защита экономических и правовых интересов рабочих этой категории. Несмотря на все еще нелегальный, по крайней мере формально, характер этого союза, ему удалось охватить весьма значительное число рабочих в Петербурге и действовать почти совершенно открыто; имена членов правления союза были известны в Петербурге, и полиция не решалась или не находила нужным их арестовывать. Вслед за этим союзом возникают другие. Наибольшей силы достигли союз типографщиков в Москве и союз щетинников в Северо-Западном крае. Все они были профессиональными, т. е. охватывали рабочих определенной категории; все они были сначала местными, охватывая рабочих одного города, в редких случаях - одной или двух соседних губерний; все они, не имея никакой определенной политической программы, на практике играли серьезную политическую роль, объединяя рабочих, настроенных революционно, по большей части социал-демократически. Им удалось провести, отчасти с успехом, целый ряд мелких стачек и маевок. Союз рабочих печатного станка (при помощи редакций прогрессивных газет Петербурга) успел завоевать воскресный отдых для большинства рабочих этой категории. Выдающуюся роль играли, далее: 1) всероссийский почтово-телеграфный союз, и 2) железнодорожный союз. Оба они отличались тем, что они объединяли не только рабочих в узком смысле этого слова, но и служащих, а также тем, что открыто выставляли политическую задачу борьбы с существующим царским режимом. Им скоро удалось объединиться в сильные всероссийские организации. Ранней весной 1905 г. союз Юго-Западных железных дорог провел крупную железнодорожную стачку в Киеве; правительству пришлось изменить условии труда на железной дороге и фактически признать железнодорожный союз. Через некоторое время, однако, руководители стачки были удалены от службы и даже арестованы. Летом 1905 г. местные профессиональные союзы стали вступать в оживленные сношения друг с другом. Шестого октября собралась в Москве конференция представителей профессиональных рабочих организаций. В ней приняли участие около 40 союзов, преимущественно московских. Конференция прошла в частных квартирах в Москве совершенно беспрепятственно. Главной ее задачей была подготовка всероссийского съезда представителей профессиональных союзов, не состоявшегося вследствие политических событий. В грандиозной всероссийской октябрьской забастовке приняли деятельное участие все профессиональные союзы; она закончилась победой революционного движения, выразившейся в издании исторического манифеста 17-го октября 1905 г. За первой всероссийской забастовкой последовали неудачные вторая и третья, затем московское восстание в декабре 1905 г., в котором тоже приняли деятельное участие профессиональные союзы. Все это затормозило развитие и сближение союзов, продолжавших, однако, свое существование. В конце февраля 1906 г. состоялась вторая конференция представителей профессиональных союзов, на которой были представлены Петербург, Москва, Варшава, Одесса, Киев, Вильна, Лодзь, Харьков, Нижний Новгород, Николаев. Конференция выбрала комиссию для организации всероссийского съезда и высказалась против проекта правил о союзах, вошедших несколько позднее в состав закона 4-го марта. После роспуска первой Думы в июле 1906 г. союзам пришлось пережить тяжелый период. Некоторые из них делали попытки легализации, но по большей части безуспешно. В помещениях союзов часто происходили обыски, главные их деятели подвергались аресту; отдельные союзы под влиянием этих репрессий гибли. В то же время, однако, возникали новые; союзное движение распространялось на все новые и новые отрасли труда. Союз почтово-телеграфных служащих после большой забастовки в конце 1905 г. еле влачил свое существование. Напротив, железнодорожному союзу удалось оправиться, несмотря на арест и ссылку наиболее видных его деятелей (Орехова, Елизарова, Балашова и др.). В январе 1907 г. он имел уже третий делегатский всероссийский съезд, на котором были представлены 19 железных дорог. Задолго до съезда в союзе резко определились два течения: одно - в пользу политического и профессионального характера союза, другое - в пользу чисто профессионального характера. За чисто профессиональный характер союза стояли социал-демократы, за профессиональный и политический характер - социал-революционеры. Более сильным было последнее течение, и потому железные дороги, на которых преобладали социал-демократы - Сибирская, Закавказская, Полесская, Юго-Западн., Привислянская - должны были выйти из состава всероссийского железнодорожного союза. На московском железнодорожном узле образовались одновременно союзы профессиональный и общий железнодорожный, входивший в состав всероссийского. На третий делегатский съезд были приглашены только те дороги, которые оставались в союзе. Приход союза за год (с декабря 1905 г. по декабрь 1906 г.) составил 20547 р., расход - 18132 руб. Членов союза около 9000, тогда как к профессиональным железнодорожным союзам, не входящим в состав всероссийского, принадлежало по приблизительному (быть может, сильно преувеличенному) подсчету до 15000 членов. Значительным большинством голосов решено было на съезде сохранить политически-профессиональную платформу. Вопрос о самостоятельном выступлении железнодорожного союза на выборах во вторую Государственную Думу решен был отрицательно; членам союза предложено подавать голоса за те партии, программные требования которых не ниже требований, выставляемых железнодорожным союзом; к таким партиям признаны относящимися социал-демократы, социалисты-революционеры, трудовики и народные социалисты. Статистику других союзов, при их нелегальном характере и отсутствии гласности, установить было невозможно. В течение 1906-го, отчасти даже 1905 г. начала возникать периодическая пресса профессиональных союзов, быстро достигшая значительного объема. Возникли журналы под названием "Строительный рабочий", "Рабочий по металлу", "Печатный Вестник", "Листок союза рабочих портных, портних и скорняков", "Приказчик", "Голос извозчика", "Петерский сапожник", "Ткач", "Садовник", "Листок булочников и кондитеров" и т. д. Все эти журналы, вследствие полицейских и цензурных условий, оказывались крайне недолговечными; выходил один или несколько номеров и журнал оказывался запрещенным, а редакторы его привлеченными к суду. Кроме этих специальных журналов, был еще один общий, богатый ценными статьями журнал - "Профессиональный Союз", выходивший с конца 1905 до июля 1906 г. под редакцией В. В. Святловского; издавало его центральное бюро Петербургских профессиональных союзов. На 21 номере он должен был прекратиться, но в январе 1907 г. возродился под названием "Профессионального Вестника", под редакцией А. А. Исаева. Параллельно с профессиональными рабочими союзами возник в тот же период ряд интеллигентских союзов, с определенной политической окраской (названные выше железнодорожный и почтово-телеграфный союзы занимали промежуточное место между теми и другими). Первым по времени был союз инженеров и техников, начало которому положено на банкете инженеров 5 декабря 1904 г., в Петербурге. События 9-10 января 1905 г. вызвали собрание, в котором принимало участие до 250 инженеров и техников. Результатом его явилась записка инженеров, названная по числу первоначально подписавшихся "запиской 198" (впоследствии число подписей превзошло 800). В этой записке требовались серьезные реформы, в основу которых было бы положено признание самодеятельности общества. Летом союз организовал ряд столовых для детей рабочих. В феврале и марте начали организовываться такие же союзы инженеров в Москве, Киеве, Харькове, Тифлисе, Перми и других городах. 24-26 апреля 1905 г. состоялся в Териоках всероссийский делегатский съезд инженеров и техников. На съезде присутствовало 63 делегата от 2378 инженеров и техников из 24 провинциальных пунктов и 36 делегатов от тысячи членов петербургского союза. В уставе всероссийского союза инженеров и техников значилось: "цель всероссийского союза инженеров и техников - объединение инженеров и техников всей России для совместной общественно-политической деятельности и защиты своих профессиональных интересов". В июне несколько членов союза, выхваченных более или менее случайно, привлечены были к суду по обвинению по 126 статье имперского уголовного уложения. Тогда почти все члены подали однородные заявления в жандармское управление, что они все участвуют в союзе и требуют одинакового с товарищами привлечения к суду по той же статье. Ожидался процесс, но он был прекращен октябрьской амнистией. По образцу союза инженеров стали образовываться другие профессионально-политические союзы: всероссийский союз писателей, академический союз (союз профессоров высших учебных заведений), союз учителей и деятелей по народному образованию (вскоре распавшийся на союз средней школы и союз низшей школы), союз врачебный, союз конторщиков и бухгалтеров, союз равноправия женщин, союз еврейского равноправия бедноты и капитала и другие. Всероссийский союз писателей, развившийся из собраний прогрессивных редакций, происходивших в течение 1904-1905 г. в Тенишевском училище, имел свой первый всероссийский съезд 5-8 апреля в Петербурге, прошедший совершенно благополучно. Все союзы публиковали в газетах свои уставы и действовали в начале 1905 г. совершенно открыто, собираясь то в вольно-экономическом обществе, то в техническом обществе, то в обществе технологов и горных инженеров и т. д. Все эти союзы включили в свои платформы или уставы требование созыва учредительного собрания на основе всеобщего голосования: это было лозунгом всего союзного движения, как, впрочем, и всего русского движения в первую половину 1905 г. В начале 1905 г. возникла идея объединения всех профессиональных и политических союзов в один союз союзов или собрание собраний. Это собрание союзов образовалось в Петербурге в феврале 1905 г. В нем объединилось сперва только 13 петербургских организаций: писатели, инженеры, профессора, врачи, низшие школы, средние школы, земцы, городские гласные, музыканты, художники, артисты, конторщики, бухгалтеры, чиновники. Позже некоторые союзы отпадали от союза союзов, другие к нему присоединялись. 8-9 мая 1905 г. в Москве состоялся первый общий съезд представителей всероссийских профессионально-политических союзов, признавший союз союзов всероссийской организацией. Центральное бюро союза союзов, первоначально составившееся почти случайно, было правильно избрано и начало правильно функционировать. На втором съезде союза союзов, собравшемся 24-26 мая, был принят в организацию еще окончательно тогда не сформировавшийся всероссийский крестьянский союз. Петербургский союз союзов обслуживал почти исключительно нужды Петербурга. В начале лета 1905 г. начали образовываться местные союзы союзов в Москве, Саратове, Одессе, Ростове-на-Дону и других городах Российской Империи; 1-3 июля состоялся третий съезд всероссийских союзов, начатый в Петербурге, но затем перенесенный в Териоки. Около того же времени за Выборгом состоялся первый всероссийский съезд учителей и деятелей по народному образованию, привлекший большое число участников. К закону о Государевой Думе участники съездов и собраний склонны были относиться крайне отрицательно. Социал-демократы, участвовавшие в союзах, настаивали на том, что значение имеют только либо союзы чисто профессиональные, без всякого политического оттенка, либо союзы строго партийные. Они утверждали, что союзы именно в таком случае сыграют политическую роль, если будут чисто профессиональными. Социалисты-революционеры и громадная масса беспартийных доказывали, наоборот, что в такой культурно-исторический момент нельзя принимать в союз всех, принадлежащих к той же профессии; нужно установить определенную платформу, выражающую сочувствие парламентаризму, всеобщему голосованию и, быть может, "учредительному собранию". Значительная часть съездов и собраний проходила именно в борьбе между этими двумя течениями. В некоторых союзах одерживали победу социал-демократы, но в большинстве победа оставалась за противоположным течением; тогда социал-демократы по большей части демонстративно покидали собрания. На следующих собраниях и съездах, однако, оказывались новые социал-демократические элементы, которые начинали ту же борьбу. Эта борьба в значительной степени ослабляла практическое значение союзов. Когда был опубликован закон о выборах в Государственную Думу 6 августа 1905 г., значительное большинство союзов решительно высказалось за бойкот Государственной Думы. В этом смысле началась деятельная и мощная агитация. В октябрьскую всероссийскую забастовку 1905 г. интеллигентские союзы сыграли громадную роль, быть может, немногим уступающую роли практических рабочих союзов. Для помощи пострадавшим во время октябрьской забастовки петербургский союз союзов собрал 20000 рублей посредством обложения своих членов налогом в размере трехдневного их заработка. Забастовка помешала союзу союзов устроить свой 4-й съезд, первоначально предполагавшийся на конец октября. В ноябре 1905 г. союзы собирались совершенно свободно, но в декабре, после неудачи третьей политической забастовки и подавления московского восстания, новые съезды или многолюдные собрания стали возможными только в Финляндии. 26-29 декабря 1905 г. состоялся в Териоках второй съезд всероссийского союза учителей, 14-16 января - 4-й съезд союза союзов на Иматре. В Петербурге из элементов, не сочувствовавших бойкоту, образовались районные комитеты прогрессивных избирателей, принявшие деятельное участие в организации избирательной агитации при выборах в первую Государственную Думу. В июне 1906 г. собрался третий съезд союза учителей. Несмотря на то, что в это время в Петербурге заседала государева дума, устроить съезд в России оказалось невозможным и его пришлось перенести в Финляндию. От идеи бойкота Думы в союзе учителей уже не осталось следа; он постановил поддерживать трудовую группу Государственной Думы в ее борьбе за осуществление требований трудового народа. Осенью 1906 г. учительский союз подвергся разгрому. Множество его участников были уволены со службы или арестованы. Пострадавшие получали от союза денежную поддержку; места уволенных объявлялись заблокированными под бойкотом. Вскоре, однако, средства истощились и угроза бойкота перестала действовать. Во второй половине 1906 г. значение союза, таким образом, сильно ослабело. То же самое явление в той или иной форме имело место и в других союзах. Союз академический или профессорский фактически прекратил свое существование. В петербургском помещении союза инженеров в сентябре 1906 г. произведен был обыск и союз был объявлен закрытым и распущенным. В конце 1906 г. выходила нелегальная газета: "Военный Союз". Союзы рабочих стали добровольным более или менее долговременного характера организованным соединением наемных рабочих, имеющие целью противодействовать понижению давления и содействовать улучшению социального положения своих членов или условий труда вообще. Согласно этим признакам их следует отличать от: средневековых цехов мастеров и подмастерьев, собрания мелких хозяев (или от синдикатов), кооперативных организаций самостоятельных производителей (или артели, кооперативы, товарищества), временных стачечных организаций и принудительных организаций взаимопомощи рабочих, образуемых в силу требований закона. Кроме чистых собраний рабочих существовали еще союзы смешанного состава, которые, преследуя однообразные с первыми цели, составлялись и собирались не только из наемных рабочих, но и из самостоятельных хозяев, а иногда также из лиц, вовсе не принимающих непосредственного участия в хозяйственной деятельности. В связи с главнейшими методами, которыми отдельные собрания рабочих пользуются для достижения своих целей, они группируются по следующим основным культурно-историческим типам: Рабочие общества взаимопомощи, исходящие, главным образом, из принципа самопомощи (selfhelp, Selbsthьlfe). Они оказывают помощь своим членам: в материальном отношении: в случае болезни, в случае неспособности к труду (по инвалидности) - в форме пенсий, в случае смерти - в форме пособия, пенсии вдове до выхода замуж и ежегодного пенсиона детям до известного возраста, в случае родов или смерти жены, в чрезвычайных случаях (при пожаре, наводнении) - в форме единовременных субсидий, при потере работы "не по собственной вине" (во время стачек, локаутов, остановки производства, банкротства предпринимателя и пр.) - в форме ежедневного постепенно уменьшающегося пособия, дорожных денег, помощи при эмигрировании, непосредственного содействия в поиске работы через справочные бюро или биржи труда союза и иным путем; в духовном отношении - путем устройства кружков саморазвития, библиотек, читален, клубов, профессиональных школ и прочего. Те из собраний этого типа, которые ограничивают свою деятельность одной или некоторыми из перечисленных функций, носят более специальные названия: больничных, инвалидных, похоронных касс, обществ взаимопомощи на случай безработицы, образовательных обществ и иных союзов. Рабочие союзы в узком смысле - это собрания рабочих одной и той же отрасли промышленности, имеющие целью защиту интересов рабочих своей профессии и улучшение своего положения путем экономической и политической борьбы. Они называются также профессиональными и боевыми союзами. Функций обществ взаимопомощи эти союзы не отправляют, и пользование имеющимися у них стачечными кассами не носит характера пособия безработным вообще, а лишь во время стачек и при других подобных обстоятельствах борьбы. Товарищества рабочих - это кооперативные организации (потребительные, производительные, строительные и др.), которые основываются или рабочими собраниями (за счет их членов), служа для них одним из средств борьбы (например, мастерские для безработных, находящие заказы у организованных рабочих), причем большинство членов товарищества остается по-прежнему наемными рабочими, а только часть непосредственно занимается в товариществе, или самостоятельно рабочими, хотя и не сплоченными в боевой союз, вступившими в товарищество ради удовлетворения лишь некоторых своих нужд, а в прочем остающихся наемными рабочими на чужом предприятии; эти союзы не следует смешивать с товариществами, основываемыми для превращения рабочих в мелких собственников. Чисто политические собрания рабочих, с партийной программой. Англосаксонские тред-юнионы (trade-unions) - соединения рабочих союзов в узком смысле с обществами взаимопомощи, т. е. с функциями тех и других. Собрания, представляющие соединение всех главных типов союзов. Все собрания рабочих, отправляющие в числе других функций и функции рабочих союзов в узком смысле, носят также общее название рабочих союзов (в широком смысле). В отношении классификации этих типов по видам за основание берутся следующие признаки: профессиональный состав- союзы рабочих занятых в обрабатывающей промышленности или союзы ремесленных, фабрично-заводских рабочих, в добывающей - союзы углекопов, каменоломов и др., в сельском хозяйстве - союзы сельских рабочих вообще, овчаров и др., в транспортной промышленности союзы железнодорожных рабочих, грузчиков, в торговле. При этом рабочие группируются или по отдельным специальностям, например союзы столяров, плотников, или по отраслям промышленности, например союзы рабочих по дереву; существуют и общерабочие союзы, не ставящие принадлежность к той или иной профессии непременным условием при принятии в свои члены. С этим подразделением находится в тесной связи деление по степени обученности рабочих членов: союзы обученных рабочих, искусных рабочих, например наборщиков, граверов, и необученных, малоискусных, чернорабочих - фабричных, газовых, доковых и др. Типы по районам действия: союзы рабочих домашних, охватывающие рабочих одного заведения; местные союзы, действующие в пределах одной административной общины: самостоятельные, независимые от центральных организаций, и ветви, филиальные отделения последних; национальные союзы, действующие в пределах данной страны; международные- национальные союзы, с ветвями за границей, и соединения национальных союзов различных стран. В этой связи находится союз по степени сложности организации: простые союзы, не имеющие ветвей, и сложные - соединения первых: централизованные - объединяющие более мелкие организации, в качестве несамостоятельных ветвей, и федеративные - объединяющие автономные организации. Половой отбор участников союзов: мужские союзы, женские, смешанного состава. Правовое положение: тайные союзы или - в большинстве случаев (некоторые союзы рабочих были тайными не вследствие их незаконности, а по соображениям боевой тактики) - незаконные, и явные или легальные, законом допускаемые и разделяющиеся на: неофициальные, т. е. не заявленные администрации, и официальные или зарегистрированные, пользующиеся правами юридических лиц (правом владеть имуществом и прочим) и не пользующиеся таковыми. В основе организации союза рабочих лежит устное или письменное (устав, статут) соглашение, определяющее весь характер организации. Главным условием прочности последней является, кроме общности преследуемой цели, образование денежного фонда, кассы союза. Источниками доходов союза служат, главным образом, членские взносы: регулярные - вносимые при вступлении и периодически (в большинстве случаев еженедельно) и чрезвычайные платежи, вносимые во время стачек и при других подобных обстоятельствах. Сообразно двум главным категориям расходов союза (взаимопомощь и борьба), в одних союзах проводится принцип единства кассы (тред-юнионы), в других - разделения касс, на кассы вспомогательного и стачечного характера. Единство кассы заставляет осторожнее относиться к расходам на стачки и придает устойчивость фондам союза, но требует больших и более постоянных взносов. Поэтому первый принцип проводится преимущественно в богатых союзах обученных рабочих, второй в бедных союзах необученных. Существуют союзы только с вспомогательными кассами (общества, кассы взаимопомощи) и только с боевыми (рабочие союзы в узком смысле). Для гарантии платежеспособности членов, большинство обществ с функциями взаимопомощи не принимает в члены хилых, слабых, старых и получающих незначительную заработную плату, т. е. наиболее нуждающихся в поддержке элементов. Для поддержания дисциплины применяются штрафы и исключения. Подобно предпринимательским спискам нежелательных рабочих, союзах рабочих имеют свои "черные списки", в которые вносятся имена неверных товарищей и предателей дела: их исключают не только из союза, но стараются устранить совсем из промысла, отказываясь работать вместе с ними. В простых союзах главная власть принадлежит обычно общим собраниям членов, текущие же дела ведутся должностными лицами (председатель, казначей, секретарь, несколько распорядителей); в сложных союзах, особенно у тред-юнионов, главная власть принадлежит собранию представителей. Единение между союзами различных типов иногда выражается в том, что одни и те же рабочие состоят одновременно их участниками, т. е. членами боевого рабочего союза, общества взаимопомощи, потребительного общества и чисто политического союза. Возникновение и развитие союзного движения среди рабочего класса, являясь, в общем, одним из проявлений в социальной жизни закона борьбы за существование с постепенной заменой индивидуальной борьбы групповой, обуславливается, в частности, следующими причинами: 1) образование капиталистических отношений на почве свободы договора; 2) беспомощность изолированного рабочего перед предпринимателем при заключении такого договора; 3) неустойчивость социального положения наемного рабочего; 4) образование класса постоянных рабочих, занятых в продолжение жизни и часто нескольких поколений в одной и той же отрасли производства и даже на одном и том же предприятии; 5) концентрация производства и скопление больших рабочих масс в одном месте; 6) обособление, с концентрацией производства, интересов предпринимателей и рабочих и потеря среди большинства последних надежды сделаться самостоятельными хозяевами; 7) стачечные движения, вызывающие к жизни временные организации, превращающиеся затем в постоянные; 8) объединение самих предпринимателей для борьбы с требованиями рабочих; 9) падение прежних корпоративных промышленных организаций (цехов, братств и пр.); 10) проведение в области экономической политики государств в первой половине XIX в. принципа laisser faire, долго устранявшего участие государства от регулирования отношений между предпринимателями и рабочими в пользу последних (что, в свою очередь, зависело от слабости союза рабочих); 11) постепенная отмена почти везде законов, воспрещавших коалиции; 12) развитие в XIX в. ассоциаций среди других классов, из которых одни послужили примером для рабочих, а другие сами, в качестве готовых форм объединения, постепенно преобразовались в чисто рабочие организации (смешанные общества взаимопомощи); 13) все большее умственное развитие рабочих масс, приводящее к лучшему пониманию своих профессиональных и классовых интересов и к более разумным и тактичным способам их защиты; 14) влияние деятельности различных политических партий и их отдельных представителей, из которых одни видят в союз рабочих отводной канал для направления рабочего движения в мирное русло, другие - боевые организации, воспитывающие рабочих политически и сплачивающие их в силу, способную оказывать решающее давление на законодательную власть. Вообще, союзы рабочих везде развивались лишь в зависимости от настоятельности вызвавших их потребностей. Обратно, причинами, задерживающими свободное развитие союзов рабочих, являются, главным образом, территориальная изолированность и разбросанность наемных рабочих в некоторых отраслях промышленности (например, среди сельскохозяйственных и домашних рабочих), их невежество и низкий уровень жизненных потребностей (Standard of life), бедность необученных рабочих, постоянный прилив в округа с лучшими условиями труда малокультурных иммигрантов из сельских округов и из других стран, слабость развития противоположности интересов хозяев и рабочих на мелких предприятиях и устарелость некоторых законодательств, до сих пор враждебно относящихся к развитию собраний, ассоциаций и личной самодеятельности среди населения. Пиком развития идеи рабочего союза стал, образованный в 1922 году, союз советских социалистических республик ( СССР до 1992 года), который воплотился первоначально в многонациональный союз всех трудящихся - сельского, военного и городского пролетариата, о чем за семьдесят лет было написано много литературы, ставшей очень скоро лишь макулатурой. История союзного движения в среде рабочих, которая является частью истории самодеятельности среди рабочих масс, различна для мануфактурных союзов, обученных рабочих и для союза рабочих необученных. История первых начинается, собственно, с XIV в., когда среди ремесленных подмастерьев зарождается сознание собственных интересов и они начинают обособляться от мастеров и образовывать свои товарищеские союзы, братства подмастерьев (компаньонаж). Некоторые из них принимали характер современных боевых рабочих союзов; так, еще в 1383 г. в Англии рабочие (yomen) седельников основали братство с особым правлением, имевшее целью добиться повышения платы, а в 1387 г. наемные рабочие (serving men) лондонских башмачников, возмутившиеся против "надсмотрщиков ремесла", пытались основать особое братство. Из подобных союзов, или, на их почве, в силу созданной ими традиции, развились в Западной Европе общества взаимопомощи: а) смешанного характера и б) чисто рабочего. Сперва преобладают первые (а), но постепенно и они начинают превращаться в чисто рабочие по своему составу (б), а те из них, которые составлялись из рабочих одной и той же профессии, почти с неизбежностью переходят, затем, к обсуждению размеров заработной платы и превращаются в рабочие союзы, продолжая по-прежнему носить названия обществ взаимопомощи. Однако, большинство союза обученных рабочих имеют историю, общую с историей союза необученных рабочих, которая начинается позднее. Союз этих последних не имеют почти никакой прямой связи со средневековыми организациями и не обладают никакими корпоративными традициями. Они вначале стали возникать также в форме обществ взаимопомощи (фабрично-заводских), но чаще прямо в форме рабочих союзов из временных стачечных организаций, а иногда и из разного рода других временных общений, как, например, из собраний "для дружеского распития пива"(как это было реально в донацистской Германии, где любители неожиданных союзов собирались в пивных заведениях). В дальнейшем типы союзов складываются в соответствии с нуждами и положением данной отрасли труда. Отдельные задачи, которые ставили союзы рабочих в течение своей истории: обществ взаимопомощи: обеспечение постоянства доходов рабочего, поддержание его жизненных стандартов (standard of life) на раз достигнутой высоте, но помощь безработным производится и для доставления возможности не брать работу во что бы то ни стало, т. е. является также боевым средством. Задачи рабочих союзов определяются требованиями, предъявляемыми ими к предпринимателям и к законодательству. Первые требования к предпринимателям были реакционны, таковы протесты против новых машин, женского труда, требования соблюдения продолжительного срока ученичества; эти требования имели мало успеха и, с зарождением фабричного законодательства, почти совсем прекратились. В прогрессивном отношении рабочие союзы (имеются в виду главным образом английские тред-юнионы) начинают с борьбы против понижения уровня заработной платы; затем стремятся к установлению ее нормального уровня, как единообразного минимума, одинаково применяемого ко всем рабочим данной местности, всего округа и, далее, всей национальной отрасли промышленности; причем, наиболее могущественные союзы, состоящие из искусных рабочих, стоят за поштучную плату, прочие же борются за ее уничтожение. Затем, союзы переходят к требованиям нормального рабочего дня, как однообразного максимума для всех рабочих. Еще позднее, не ранее 70-х годов 19 столетия, начинает выставляться требование безопасности работы; ранее союзы были к этому равнодушны, предупреждение несчастных случаев и устройство здоровых мастерских, столовых и общежитий. Позднее появляются также требования хорошего обращения с рабочими со стороны предпринимателя и служащего персонала. Некоторые союзы стремятся к обеспечению рабочему полной недельной работы, т. е. постоянства занятий, поскольку это зависит от предпринимателя. Настоятельно требуется всегда признание со стороны предпринимателей самого рабочего союза. Все эти требования сперва выставляются по одному и при случаях назревшего неудовольствия со стороны рабочих по какому-либо поводу; позднее союзы стремятся провести их одновременно в форме так называемого "коллективного договора" ("collective bargaining"), т. е. договора предпринимателей со всеми рабочими в лице представителей этих последних; такой договор является или соглашением, имеющим силу в единичной мастерской; в нем устанавливаются те условия, на которые нанимаются в данное время все рабочие данной группы, данной подготовки; или выработанными предпринимателями и рабочими одной и той же отрасли промышленности формальными "рабочими правилами", обязательными для всех предпринимателей и рабочих во всем данном городе или ограниченном округе. При заключении договора союза часто гарантируют предпринимателю качество работы и постоянное снабжение предприятия нужным количеством рабочих сил. Требования, предъявляемые рабочими союзами к государству и общинам, сводятся обычно к следующим: развитие охранительного по отношению к труду законодательства; распространение этого законодательства и инспекторского надзора на мелкие заведения; воспрещение Sweating System (перестройки); назначение инспекторов из среды самих рабочих; установление нормальных условий для рабочих, занятых на общественных работах; ограничение пользования тюремных трудом и трудом пауперов; устройство бирж труда и муниципальных справочных контор для приискания работы и др. Средства, которыми рабочие союзы пользуются при экономической борьбе за свои интересы, бывают или мирные - соглашение, посредничество, третейское разбирательство, или более ранние боевые: стачки, единичный уход рабочих одного за другим от предпринимателя, пока последний не согласится с требованиями рабочих - этот способ, так называемые "стачки в розницу", практикуется только обученными рабочими и при содействии фонда безработных; бойкот - воздержание от потребления продуктов бойкотируемого предпринимателя или найма у него, причем в новейшее время стали практиковаться "лэбели" (в Америке) и "контрольные марки" (в Германии), т. е. клейма, отличающие продукты предпринимателей, принявших условия найма, требуемые рабочим союзом, от товаров тех, кто не подчиняется этим требованиям. Средства при политической борьбе бывают также: а) мирные: посылка депутатов к представителям власти, подача петиций о своих нуждах, вотирование на выборах только за таких кандидатов, которые дают обещание отстаивать требования рабочих союзов, и б) боевые - всеобщие стачки, с целью воздействия на законодательную власть. Развитие союзов рабочих в различных странах шло не одинаково, в зависимости от различий в экономической и политической эволюции. Однако, в новейшее время, с уравнением экономических отношений, замечается тенденция к взаимному уподоблению союзов рабочих во всех странах европейско-американской культуры. Классической страной союзного движения среди рабочих является Англия. Сплочение рабочих в союз шло здесь, главным образом, по двум направлениям: в форме обществ взаимопомощи - "дружеских обществ" ("frendly societies") и, особенно, в форме тред-юнионов. Дружеские общества стали возникать еще в первой половине XVIII в. и в новейшее время имели уже широкое распространение. Однако, ввиду того, что под одним и тем же названием "friendly societies" существует много совсем не рабочих организаций, статистические данные специально о рабочих обществах трудно выделимы. Дружеские общества были весьма разнообразны: одни из них были основаны на начале равной для всех членов взаимной помощи и имели в своей организации сберегательные кассы с участием в прибыли; другие -"deposit friendly societies" в основании своем имели то правило, что назначение помощи зависело не столько от страхования, сколько от личного кредита каждого члена по размеру вклада его в кассу. В "dividing societies" из членских взносов и платы за право входа (эти общества в то же время были клубами) составлялся фонд, из которого расходовались суммы, необходимые на уход за больными членами и похороны, а по истечении года или, чаще, семи лет (seven year's clubs) остаток его разделялся между членами. Большинство таких союзов остались исключительно местными организациями, другие действовали в пределах союза приходов графства; в большинстве случаев они находились под покровительством местного духовенства, высшего дворянства и джентри. Затем, следуют большие общества - "Ordinary large societies", распространявшие свое действие по всей стране или в ее больших округах, и, наконец, ордена или союзы обширных обществ. Ордена, по большей части, разбиты были на группы, которые стали вполне автономны и назывались в одних орденах "ложами", в других "дворами", в третьих "шатрами"; во главе ордена стоял великий мастер и управляющий делами центральный комитет (ЦК). Наиболее известными стали: "Независимый орден уроженцев манчестерского союза", древнейшие "Орден Лесничих" и "Орден Друидов", "Независимый орден Рекабитов", "Один и все", "Восточная звезда", "Восходящее Солнце" и некоторые иные. Рабочий, член подобной большой федерации, везде, где имелись её ложи, чувствовал себя как на родине, имел помощь, тепло друзей. Тред-юнионы стали возникать в Англии в форме так называемых "фабричных клубов" ("shop clubs") в XVIII в. еще в ремесленной промышленности, до введения механической силы. Пионерами движения (в первый период) были рабочие в шерстяном производстве в западной Англии и чулочники в Миддлэнде. Уже в середине XVIII в. парламент заваливается жалобами предпринимателей на существование среди рабочих союзов, имеющих целью борьбу с ними, и противопетициями. Парламент, под влиянием этих домогательств богатых фабрикантов и из опасения возникновения цехового строя в новой форме, воспрещает в 1799 г. (начало второго периода) всякие коалиции рабочих (ранее всякие союзы рабочих были воспрещены еще законом Эдуарда III). Однако такое запрещение при общих условиях гражданской жизни в Англии не имело такого подавляющего значения, как подобные же меры на континенте, и рабочие союзы продолжают существовать сами по себе. Возникает ряд местных союзных организаций. Запрещение вызывает недовольство среди рабочих и ведет к деспотизму вожаков рабочих союзов. Стремясь к ослаблению этого деспотизма английские радикалы (Юм, Макколох, Плэс и др.) добиваются в 1825 г. отмены запрещения (начало третьего периода). Рабочие союзы начинают быстро расти, зарождается стремление к простому объединению местных союзов; большие союзы начинают выделять филиальные отделения; возникает потребность в центральном управлении, нашедшее выражение в общих собраниях делегатов; начинается слияние профессиональных союзов одной и той же отрасли промышленности (амальгамации); тред-юнионы достигают финансового могущества; грубые формы борьбы заменяются "дипломатией"; число членов достигает небывалого постоянства. В 1867 г. главнейшие тред-юнионы объединяются: во главе становится так называемая "юнта" (the Juntha) или "конференция амальгамированных союзов" - совещания генеральных секретарей объединенных федераций, которые, действуя с согласия исполнительных комитетов крупных тред-юнионов и пользуясь советом экспертов - руководили конгрессами и подготовляли законопроекты. Юнта являлась как бы "кабинетом вождей" рабочих союзов и имела огромное влияние на ход союзного движения. В 1871 г. она уступила место "парламентскому комитету". Закон 1871 г. (начало четвертого периода) признал окончательно рабочие союзы, установил охрану их капиталов, дал право приобретения недвижимости; законом 1875 г. были отменены уголовные репрессии против общих действий рабочих, борющихся за свои профессиональные права и интересы, чем коллективные сделки как бы были узаконены. В 70-х годах 19 в. центр движения переносится из Лондона в промышленные округа (семь графств, лежащих к северу от реки Гэмбера), параллельно с ростом федераций углекопов и железнодорожных рабочих; начинает развиваться партикуляризм. Рабочие организации во все это время носят аристократический, исключительный характер, сказывающийся в том, что тред-юнионы принимают в свою среду только обученных рабочих (skilled labourers), притом таких, которые могут доказать свою обученность представлением удостоверения в основательном прохождении курса обучения, поручительством двух членов или фактом получения в своем округе обычной для данной профессии заработной платы. Эти условия, гарантировавшие рабочие союзы от убытков, делают возможным давать обещания относительно качества работы предпринимателю и вовлекали в союзы лучшие рабочие силы. Но эти же условия ограничили воспитательное влияние союзов на широкие массы необученных рабочих и раскололи рабочий класс на два различных мира. В вопросах политики рабочие союзы держатся (в этом же периоде) принципов laisser faire; некоторые из них воспрещают на своих собраниях обсуждение политических вопросов. Организации носят преимущественно профессиональный характер; формой общерабочего объединения являются "промышленные советы" (trades councils) - собрания представителей различных профессиональных рабочих союзов одной и той же местности (города, округа), имеющие целью представительство интересов рабочих союзов в сфере местного самоуправления (в муниципалитетах, училищных советах и пр.). С начала 80-х годов 19 в. в мир английских тред-юнионов начинают проникать коллективистические идеи под влиянием Г. Джорджа и немецкой социал-демократии, а в конце десятилетия усилиями некоторых вождей рабочих (Д. Бэрнса, Т. Мэна, Б. Тиллета) необученные рабочие начинают организовываться по типу обученных, особенно после победоносной стачки 1889 г. (начало пятого периода) доковых рабочих. Кроме доковых, объединяются также газовые и транспортные рабочие. Зарождается "новый юнионизм" (new unionism) - направление в союзном рабочем движении (замечавшееся периодически и ранее), протестующее против сведения функций рабочих союзов лишь к взаимному страхованию, требующее, чтобы они пользовались своим политическим влиянием в интересах всего рабочего класса, и стремящееся объединить всех рабочих в одну общерабочую организацию. Старый тред-юнионизм держался оборонительной политики, новый стал держаться наступательной. Новое движение приводит в ряды союзного рабочего мира новые организации с 200000 рабочих, ранее совсем неорганизованных, которые характеризуются в них низким размером членских взносов и вообще легкой доступностью. Начинает признаваться равноправным и женское союзное рабочее движение. История его возникновения тесно связана с именем госпожи Паттерсон, основательницы "Женской попечительной лиги" (Women's Protective and Provident League). В первый же год своей деятельности лига созвала до 20 митингов, главным образом в школьных помещениях, уступаемых сочувствующими делу духовными лицами, и организовала сперва переплетчиц, переживших перед тем кризис в своем промысле, а затем четыре других союза. В 80-х годах 19 в. деятельность лиги особенно расширилась и она приняла название "Попечительной о женских рабочих союзах лиги" (The Women's Trades Union Provident League). С середины же 80-х годов 19 в. допущение женщин-работниц в мужские рабочие союзы делается почти общим правилом. Точно также возрождается с возникновением нового юнионизма союзное движение и среди сельских рабочих, в первой своей стадии тесно связанное с именем Д. Арча. Под влиянием "Лиги для возвращения земли" ("Land Restoration League"), посылающей в сельские округа пропагандистов на так называемые "red vans" (красные фургоны, являющиеся одновременно орудием передвижения, походным жилищем и кафедрой), в 1894 г. было основано до девяти союзов сельскохозяйственных рабочих на юге Англии. Эти союзы также носят черты новых тред-юнионов. Чаще стали образовываться федерации профессиональных союзов разных профессий, а также общерабочие организации, "тредс-юнионы" (trades-unions, в отличие от trade-unions); усилилось общение с рабочими других стран. В общем, английские тред-юнионы обнаружили неограниченную способность к приспособлению и преобразованию. По своему внутреннему строению, главнейшие тред-юнионы представляют собой сочетание начал сильной администрации и народного контроля; во всех главнейших отраслях имеются представительные собрания организованных рабочих, так называемые "рабочие парламенты". Типичным примером является "парламент" объединенных в "Соединенное общество" рабочих хлопчатобумажного производства, состоявший приблизительно из 100 представителей, избираемых ежегодно пропорционально числу членов объединенных союза; собирался каждые три месяца; полномочия его и функции были неограниченны, и на его решения не было апелляции. Исполнительная власть в названном союзе принадлежала исполнительному комитету(исполкому), избираемому собранием представителей, перед которыми он был и ответственен, и состоял из президента, казначея и генерального секретаря с 13 другими членами, из которых, семь - рабочие-прядильщики и шесть - постоянные должностные лица, назначаемые и оплачиваемые окружными организациями. Главная исполнительная работа лежала на генеральном секретаре(генсеке). Вообще, важная роль в мире английских рабочих союзов принадлежала образовавшейся постепенно довольно многочисленной рабочей бюрократии - должностным лицам, оставившим свои прежние рабочие профессии и сделавшим служение союзу своей новой профессией, для чего они должны были обладать опытностью и специальными познаниями. Эти должностные лица, подобно государственным чиновникам, назначались обычно на тот срок, пока они добросовестно исполняли свои обязанности. В некоторых рабочих союзах для занятия должности генерального секретаря установлены были конкурсные испытания. Национальной связью рабочих союзов служили: 1) конгрессы тред-юнионов - ежегодные собрания делегатов от всех больших национальных и областных союзов и от значительного числа местных организаций; они содействовали обмену мнений, выяснению сил, но не были облечены никакими полномочиями на решения, которые имели бы обязательную силу; на 33-м конгрессе (в августе 1900 г.) присутствовало 388 делегатов от 140 союзов с полтора млн. членов; 2) парламентский комитет тред-юнионов, члены которого избирались на год на конгрессе и главной задачей которого являлось политическое представительство всего рабочего мира: он снаряжал депутации к правительству, посылал циркуляры союзам, составлял отчет об истекшей законодательной сессии, формулировал национальную программу рабочих союзов, руководил прениями на конгрессах и избирательной компанией. De facto, его влияние на ход текущей жизни тред-юнионов было слабо. Ввиду слабости этих объединительных органов, в 1899 г. на специально созванном для того конгрессе была основана "Всеобщая федерация тред-юнионов", во главе с комитетом этой федерации, обязанным предупреждать стачки и локауты (lock-out); лишь при неудаче всех примирительных попыток он должен был оказывать должную помощь стачечникам. К концу 1898 г. в Великобритании было 1267 тред-юнионов с 13738 ветвями и 1644591 членом в них. Большинство рабочих союзов возникают в 60-х годах 19 века под влиянием статей доктора Макса Гирша, впервые обратившего серьезное внимание немецкой интеллигенции и немецких рабочих на английские тред-юнионы. Возникают социал-демократические рабочие союзы, "геверкшафты" (Gewerkschaften), находящиеся в личной унии (в большинстве одни и те же члены) с социал-демократической партией; впервые возникают они в 60-х годах 19 в., по инициативе лассальянца Ф. Швейцера (Лассаль, держась теории о железном законе заработной платы, не придавая значения рабочим союзам), на созванном конгрессе в Берлине из 206 представителей от 142000 рабочих из 110 местностей, на котором было постановлено основывать всякого рода профессиональные рабочие союзы для достижения общих целей посредством стачек, причем исходным пунктом при организации должно быть принимаемо положение о противоположности интересов предпринимателей и рабочих. В истории этих союзов различаются 4 периода: 1-й период (1868-1878 гг.). Возникшие в его начале союзы сливаются в 1869 г. во "Всеобщий союз рабочих для взаимопомощи", который вступает в тесное общение с политическим "Всеобщим рабочим союзом", но в 1874 г. распадается. Большее, нежели лассальянцы, внимание на эти союзы обращают марксисты, отношение которых к ним было сформулировано Марксом в 1869 г. в его просительном письме к главному кассиру "Всеобщего союза немецких металлических рабочих" следующим образом: "Никогда не нужно соединять профессиональные союзы с какой-либо политической партией или ставить их в зависимость от неё, если только они должны выполнить свои задачи; сделать это - значит нанести им смертельный удар по шее. Все политические партии, какого бы то ни было направления, без исключения, воодушевляют массу рабочих только на время; профессиональные союзы, наоборот, связывают массу рабочих надолго; только они в состоянии представить действительную рабочую партию и противопоставить силу могуществу капитала". В отличие от лассальянцев, стоявших за национальные организации, марксисты стали за интернациональное объединение рабочих по профессиональным признакам. В 1875 г. происходит объединение лассальянского и марксистского направлений в общее - социал-демократическое и "геверкшафты" начинают развиваться так быстро, что у руководителей партии возникает опасение, как бы профессиональные интересы и экономическая борьба не отодвинули на задний план классовые и политические интересы. В 1878 г. было уже 52 центральных союза с 1300 ветвями с 50000 членами в них и с 15 печатными органами. 2-й период (1878-1890 г.г.). После исключительного закона против социалистов 1878 г. эти организации погибают. С 80-х гг. 19 в. вновь начинают возникать сначала местные союзы, затем и центральные, но очень слабо. С падением исключительного закона в 1890 г. наступает 3-й период, продолжающийся до конца XIX в. Начинается вновь усиленный рост "геверкшафтов". В отношении характера объединения геверкшафты разделяются на централизованные союзы, органами объединения которых являются: генеральная комиссия, состоящая из семи членов, из которых трое - оплачиваемые союзные чиновники; ее функции: общее ведение агитации, ведение объединенной союзной статистики, издание органа, поддержание связи между отдельными организациями и развитие международного общения рабочих союзов; ею издаются "Correspondenzblatt Generalkommission des Gewerkschaften Deutschlands", годовые отчеты с сведениями о числе и силе "геверкшафтов" и стачках; конгрессы, из которых 1-й состоялся в Гальберштадте в 1892 г., с 208 уполномоченными от 305519 организованных рабочих, 2-й - в Берлине в 1896 г., при 139 уполномоченных от 271141 организованных рабочих, 3-й - во Франкфурте на Майне в 1899 г. - со 130 уполномоченными от 495138 рабочих и т.д. Местные союзы, стоящие вне централизованной организации первых союзов. Их объединяют: Geschдftskommission в Берлине и свои конгрессы, которых было три: 1-й в Галле в 1897 г., с 38 уполномоченными, 2-й в Берлине в 1898 г., с 28 уполномоченными, и 3-й в Брауншвейге в 1899 г., с 29 уполномоченными. Между союзами этих двух категорий существует соперничество, начиная с общего конгресса в Гальберштадте, причем местные союзы особенно решительно стоят за соединение экономической борьбы с политической и за более тесное единение с социал-демократической партией. Местные союзы объединяются иногда особыми договорами в "промысловые картели"; предметами картельного договора бывают взаимная поддержка при: 1) агитации, 2) передвижении рабочих, 3) организации статистики, 4) централизации учреждений (приютов, клубов, бюро для указания рабочих) и др. Хотя большинство членов в геверкшафтах были социал-демократы, но доступ в них был открыт всем рабочим вообще без различия политических направлений, религиозных и экономических воззрений. Как последствие политической исключительности описанных двух культурно-исторических типов рабочих союзов, возникли социально-христианские рабочие союзы, подразделяющиеся на евангелические (Ewangelische Arbeitervereine) и католические (Katolische Gesellenvereine); кроме того, существовали просто "христианские" союзы, без различия по религиям. Последние являлись, в сущности, обыкновенными профессиональными собраниями, и термин "христианские" служил для них лишь отличием от социал-демократических, так как по их статутам социал-демократы исключались от участия в них. В последующее время, однако, антагонизм между социально-христианскими и социал-демократическими союзами стал очень слабым, и они часто действовали совместно в деле защиты общих интересов. Вообще, все союзы этого типа стали принимать боевой характер, образовывать профессиональные секции (Fachsectionen) и ставить своей задачей не только заботу о профессиональном образовании, как раньше, но и защиту посредством стачек интересов рабочих против предпринимателей и должностных лиц, что и было введено в их программы на конгрессах 1894 г. - католическом в Вюрцбурге и евангелическом в Кельне. Самый ранний и сильный - "Союз христианских горнорабочих Дортмундского горного округа", основан был в 1894 г. На первом конгрессе этих союзов в 1899 г. они объединились на междуконфессиональной почве. Самостоятельные профессиональные рабочие союзы, стоящие вне прямой связи с политическими партиями; главнейший из них "Союз взаимопомощи немецких типографов" (Verband deutschе Buchdrucker), основанный в 1866 г., являлся также важнейшим из всех немецких рабочих союзов, будучи по силе и организации более других близок к английским тред-юнионам. В 1899 г. он имел 26344 члена, а доходы его достигали 1587000 марок, израсходовано было 1000000 марок, причем на поддержание безработных 159206 марок, 114882 марки на путевые издержки, на помощь больным и на случай смерти 455299 марок и 82632 марки инвалидам. Этот союз был признан предпринимателями, заключившими с ним "тарифное соглашение"; для установления сообща условий найма существовала "тарифная комиссия" (Tarifausschuss), которая исполняла и функции третейских судов. В 1893 г. вышедшими из состава этого союза членами был основан "Гутенберговский союз " (Gutenbergband); вышедшие из социалистического "Союза железнодорожных рабочих" образовали в 1898 г. "Союз баварских железнодорожных рабочих", занятых в железнодорожных мастерских. Кроме того, существовали еще 58 самостоятельных рабочих союза, деятельность которых была неширока; имелось также много мелких организаций, официально неизвестных. С усилением в немецкой социал-демократии новейшего критического движения (Э. Бернштейн, П. Кампфмейер и др.), придающего большое значение объединению рабочих в союзы и товарищества, союзное движение среди немецких рабочих вступает с конца XIX в. в новую фазу перестройки. Во Франции союзы рабочих стали возникать в различных формах со времени падения средневековых организаций. Законодательством 1791 г. и статьей 416 Code penal они запрещаются, из опасения, что это объединение вернет страну к цеховому строю. Союзам рабочих приходилось существовать в скрытой нелегальной форме. Воспрещение отменяется только в 1864 г., но в деле разрешения их администрация получила широкие полномочия. Только при республике, с 1872 г., союзы получили возможность развиваться беспрепятственно. Союзы рабочих начинают быстро возникать в форме обществ взаимопомощи и других культурно-исторических типов сообществ. Здесь рабочие союзы носят одинаковое название с союзами предпринимателей - профессиональных синдикатов. Закон 1894 г. дал им права юридической личности при условии зарегистрирования, но с ограниченными правами в отношении приобретения недвижимости. По официальным статистическим данным, относящимся ко всем рабочим синдикатам, существующим на основании названного закона, число их быстро росло, увеличившись с 1006 синдикатов с 139692 членами в 1890 г. до 2316 синдикатов с 431794 членами в 1897 г., что составляло 10% всего числа наемных рабочих. По абсолютным цифрам, больше всего было организованных рабочих в транспортном деле и торговле (160 тыс.), горнозаводской промышленности (41,7 тыс.), металлургической (38,8 тыс.), текстильной (35 тыс.), химической (28 тыс.) и т. д. Позднее общее число организованных рабочих достигло 500 тыс. Рабочие синдикаты объединяются в федерации. Наиболее значительная из последних: "Французская федерация работников книжного дела", в которую входят синдикаты и отдельные лица, принадлежащие к профессиям наборщиков, корректоров, переплетчиков, накладчиков, типографских мастеров, линовальщиков, печатников, граверов, фотограверов и др. Эта федерация распространяет свою деятельность на 130 городов Франции, распределенных между 17 группами или отделениями федерации, находящимися в провинции. Центральная группа находится в Париже; во главе стоит центральный комитет из 25 человек, назначаемых от секций, из членов по два от каждого синдиката. Для обсуждения вопросов, касающихся книжного дела, федерация организует конгрессы, собирающиеся каждые три года. Наиболее многочисленной, однако, считается федерация железнодорожных служащих и рабочих, объединяющая 68000 человек. Федерация металлургических рабочих состояла из 43 синдикатов с 8000 членов, федерация кожевников из 28 синдикатов с 3308 членами. Кроме того, существовали менее крупные федерации работников шляпочного дела, сапожников, строительных рабочих и рабочих табачной мануфактуры. Союзы сельскохозяйственных рабочих существовали, главным образом, в местностях, где культура земли носила индустриальный характер, как, например, среди рабочих-садовников в предместьях больших городов. В 1896 г. подобных союзов было 72, с тех пор это число возросло многократно. Объединителем французских рабочих организаций стала "Биржа труда" (Bourse du travail), организованная парижским муниципалитетом, переданная затем им в распоряжение профессиональных синдикатов и имевшая своей главной задачей - содействие в поиске работы рабочим всех специальностей, посредством организации специальных бюро для этой цели, публичных зал найма и опубликования всяких сведений, касающихся спроса и предложения труда. При бирже находилось статистическое бюро, библиотека и некоторые другие учреждения. В состав биржи могли входить все рабочие организации с разрешения сенского префекта. Каждый синдикат, группа и иные союзы, принадлежащие к бирже, имели в ней отдельное помещение для своего комитета и бюро для указания работы и получали право бесплатного пользования всеми учреждениями биржи. К ней принадлежало около 300 союзов рабочих с более чем 300 тыс. членов. Число получивших работу через ее посредство в 1898 г. достигало 54 тыс. человек. По образцу парижской, биржи труда возникли и в некоторых других городах, и в правительственных сферах вырабатывается проект федерации всех таких бирж. В последующее время союзы французских рабочих получили представительство в центральном правительственном учреждении - "Совете труда" (Conseil du travail) при министерстве торговли и промышленности с преобразованием этого совета в 1899 г. министром Мильераном. Для этого все рабочие синдикаты разделены были по производствам и профессиям на 15 групп, избирающих по одному делегату в совет, где последние заседали вместе с 15 представителями предпринимателей и 7 представителями от рабочих, избранными рабочими в "промысловых судах". В последние свои годы французские рабочие, под влиянием успехов кооперативного движения в Бельгии и Англии, стали чаще прибегать к устройству потребительных сообществ, кооперативных заводов и фабрик (как в Альби, Крезо, Геноне). Министерством Вальдека-Руссо - автора закона 1894 г. - выработан был новый проект закона о рабочих ассоциациях. В России союзы рабочих стали заметным явлением только в последнее десятилетие XIX в. Специального общего законодательства о союзах рабочих не было выработано. Только по отношению к горнозаводской промышленности на казенных заводах существовал важный закон 8 марта 1861 г. о горнозаводских товариществах. По этому закону, товарищества имели своей задачей "попечение о рабочих в болезни, старости, при домашних несчастьях, призрение вдов и сирот, распространение нравственности между горнорабочим населением, успешный разбор возникающих по работам несогласий". Членами товариществ могли быть все постоянно (по контракту не менее, как на год) "служащие и работающие на заводах или руднике, служители, мастеровые и рабочие". Для образования товариществ мелкие заводы и рудники могли соединяться вместе. Во главе стоял горнозаводский попечительный приказ из назначаемого управлением завода председателя и четырех избранных товариществом членов. Кроме управления делами взаимного вспоможения, в функции приказа входило "рассмотрение и обсуждение недоразумений и споров, могущих возникнуть между заводоуправлением и работающими в оном людьми, относительно исполнения работ, удовлетворения за оные жалованьем или задельной платой, следующих на основании договора вычетов и штрафов и соблюдения общеустановленного по заводу порядка". На таких же основаниях учреждаются адмиралтейские и заводские по морскому ведомству товарищества. Открытие прочих союзов рабочих находится в зависимости от утверждения или неутверждения их уставов правительством, причем дела этого типа велись несколькими ведомствами: по отношению к фабричным организациям - министерством финансов; по отношению к союзам горнорабочих - министерством земледелия и государственных имуществ; законом 1899 г. министру земледелия предоставлено было также право утверждать уставы создаваемых для сельскохозяйственных рабочих обществ взаимопомощи; по отношению к союзам ремесленников и общерабочим - министерством внутренних дел. Союзы рабочих в России существовали главным образом в простейшей форме: касс и обществ взаимопомощи ремесленников и рабочих. Раньше всех такие союзы стали возникать в Царстве Польском и в Прибалтийском крае. В последнем они возникли сперва в связи с местным цеховым устройством, причем каждый цех имел для мастеров и подмастерьев (вместе или отдельно) общество взаимопомощи на случай болезни и похоронную кассу. В Царстве Польском существовали при отдельных фабриках больничные кассы разнообразных типов, некоторые - на средства самих рабочих (И. Янжул, "Отчет по исследованию фабрично-заводской промышленности Царства Польского", СПб., 1888, издание министерства финансов). С прекращением, при введении нового устава о промышленности, обязательных взносов, эти кассы почти все прекратили свое существование. Общество взаимопомощи развивается, главным образом, в трех направлениях: I. Фабрично-заводские кассы взаимопомощи, объединяющие рабочих одного данного предприятия. За 1898-1899 гг. было утверждено до 50 уставов таких касс. Они в большинстве случаев не носят характера самостоятельных рабочих организаций и действуют под контролем фабрично-заводской администрации. II. Профессиональные общества взаимопомощи ремесленных рабочих. Пионерами движения в этом направлении явились типографские рабочие. Еще в 1814 г. возникает "Общество варшавских типографов", в 1816 г. - "Вспомогательная касса общества книгопечатников города Риги" и такая же касса в городе Дерпте, в 1840 г. "Вспомогательная касса для типографов, словолитчиков, литографов в СПб.", ставшая известной под именем "немецкой". С 50-х годов 19 в. движение начинает проникать в типографские pyccкие узкие круги: в 1851 г. возникает "Вспомогательная касса при Императорской академии наук", в 1866 г. общая "Вспомогательная касса наборщиков в Петербурге" (число ее членов в 1899 г. равнялось 777 человек, приход 14800 руб., расход 11108 руб.); в 1869 г. "Вспомогательная касса типографов в городе Москве", в 1881 г. "Общество взаимного вспоможения наборщиков в городе Харькове", в 1884 г. "Общество взаимного вспоможения тружеников печатного дела города Одессы", в 1885 г. "Общество взаимного вспоможения книгопечатников в городе Казани" и "Федоровское общество взаимного вспоможения служащих в типографиях, литографиях и иных заведениях города Одессы", в 1890 г. "Общество взаимного вспоможения наборщиков города Киева", в 1892 г. "Общество книгопечатников в городе Саратове", в 1899 г. "Общество нижегородских тружеников печатного дела". Спроектированы собраниями учредителей в 1900 г.: "Общество взаимопомощи книгопечатников в городе Томске", "Общество взаимопомощи наборщиков в городе Тифлисе", "Общество взаимопомощи тружеников печатного дела города Вильно" для помощи своим членам во всякого рода житейских потребностях, в поиске работы, медицинской помощи, дешевых квартир, пенсий и ссуд; в отношении прав на последние, члены этого общества делились на пять групп соответственно вносимым платежам (1-25 руб. единовременно и 30 коп.- 3 руб. ежемесячно), "Общество взаимного вспоможения книгопечатников в городе Смоленске", с распространением деятельности общества на всю губернию, "Общество тружеников печатного дела в городе Перми", также с распространением деятельности на всю губернию. Кроме типографских рабочих, объединены в подобные же общества ремесленники некоторых других профессий: в 1899 г. были учреждены "Вспомогательная касса цеховых стульных дел мастеров в городе Риге", "Общество взаимного вспоможения парикмахерских подмастерьев в Петербурге", "Вспомогательная касса рабочих-электротехников в Петербурге", "Общество взаимного вспоможения столяров и обойщиков города Петербурга", общества взаимопомощи портных в городе Саратове, граверов в городе Иванове-Вознесенске, оружейников в городе Туле, железнодорожных рабочих в городе Воронеже, прислуги в городе Житомире, разносчиков и продавцов газет и печатных изданий в городе Одессе и там же рабочих пекарей. III. Общерабочие общества взаимопомощи, в состав которых входят рабочие различных профессий. Из более ранних таких обществ, возникших во внутренних губерниях, является "Общество взаимного вспоможения ремесленников города Елисаветграда", членами которого по его уставу 1892 г. могли быть все ремесленники этого города "как мужского, так и женского пола, мастера, мастерицы, подмастерья, подмастерицы, не моложе 16 лет и не старше 60 лет, без различия вероисповеданий". Число членов в 1899 г. было 100 человек. Наиболее характерным союзом этой категории является возникшее в 1898 г. "Харьковское общество взаимного вспоможения занимающихся ремесленным трудом", устав которого - выработанный по образцу ранее возникшего (в 1894 г.) "Харьковского общества взаимного вспоможения занимающихся письменным трудом" - послужил, в свою очередь, образцом для других подобных обществ. В действительные члены общества, по уставу, принимаются: "слесари, токари, кузнецы, столяры, литейщики и все постоянно работающие на заводах", притом не только харьковские рабочие, но инородные и иногородние; в члены-соревнователи принимаются все сочувствующие целям общества и вносящие ежегодно не менее 10 руб., или 250 руб. единовременно, а также медики и фармацевты, изъявившие готовность оказывать бесплатную медицинскую помощь действительным членам; почетными членами считаются те, кто оказал обществу крупные услуги. Идея общества сперва возникла среди рабочих харьковского машиностроительного завода Гельферих-Саде и нашла деятельную поддержку со стороны этого предпринимателя-иностранца. Общество выдавало возвратные и безвозвратные пособия; размеры последних находились в зависимости от величины членского взноса: вносящие ежемесячно по 1 рублю через год имеют право на пособие в 11 руб. в месяц, по 75 коп. - в 8 руб. 50 коп., по 58 коп. - в 5 руб. 50 коп.; в случае смерти члена пособием пользуется его семейство. Органами общества были: 1) общее собрание, созываемое ежегодно не позже 1 марта, а также в случаях, не терпящих отлагательства, по заявлению ⅓ членов или ревизионной комиссии, и 2) правление из выборных действительных членов, т. е. только из рабочих. Число членов за первый год возросло с 30 человек (первоначальные члены) до 160 человек, касса с 20 руб. до 4000 руб. (в том числе фонд в пользу библиотеки - 700 руб.). Главным контингентом стали рабочие завода Гельферих-Саде; преобладали токари и слесари; до 40 членов- иногородние: в городе Екатеринославле и в Екатеринославской губернии - 15 членов, в городе Конотопе Черниговской губернии - 6 членов, в Донецком бассейне на заводе Любимова и Сольве - 6 членов и в городе Москве - 8 членов. В 1900 г. утвержден был устав "Артели рабочих, мастеровых и служащих для приобретения жилищ и для взаимного вспоможения в городе Киеве" - союз, представляющий соединение общества взаимопомощи с товариществом; членами могли быть все мастеровые и рабочие, а также служащие в учреждениях торгово-промышленных заведений, получающих не свыше 600 руб. в год; заведены были собственные лавки, мастерские, устраивались беседы, чтения и собрания, учреждения школ и пр. В городе Тамбове возникло "Общество взаимопомощи ремесленников"; в городе Костроме образуется "Общество взаимопомощи лиц, занимающихся фабрично-заводским трудом", подобное харьковскому; в Сормово, Нижегородской губернии, "Общество взаимной помощи"; мысль о последнем зародилась среди мастеровых и рабочих Сормовских заводов, в его члены принимались рабочие со всех фабрик Сормовского района мужского пола, без различия звания и состояния. Во главе стояли: собрание уполномоченных и староста. Общество было подчинено надзору фабричной инспекции. Значительная часть русских рабочих обществ взаимопомощи возникла не самостоятельно, а по инициативе и под покровительством хозяев, управляющих заведениями и иными не принадлежащих к рабочему классу лиц, причем управление делами кассы находилось часто в руках этих лиц, а участие самих рабочих носило пассивный характер; поэтому такие общества, возникнув, развивались в дальнейшем очень медленно; особенно такой несостоятельный характер носили домашние кассы типографских рабочих. Однако, с увеличением числа членов, с практикой в самоуправлении, главнейшие из возникших союзов стали более самостоятельными. Так, в саратовском обществе - по сведениям периодической печати - в первое время его существования в составе его правления была преимущественно "интеллигенция", но затем в правление входило все больше самих рабочих, и позднее из семи членов правления только двое были не рабочие. Некоторые общества имели своих врачей, библиотеки, училища, устраивали лекции, вечера с театральными представлениями. Прибалтийские общества практиковали так называемые дискуссионные вечера - товарищеские беседы, на которых разъяснялись присутствующим различные предлагаемые ими вопросы кем-нибудь из сведущих в этих вопросах лиц (приглашались и люди типа Ленина, что постоянно ссылался на заграничный опыт захвата власти с помощью революций и марксисткую систему взглядов на пролетариат); нося сперва увеселительный характер, эти вечера получили в последующее время образовательное значение и привлекали до 400-500 человек. Наконец, некоторые общества проявляли свою заботливость о своих членах в форме представления ходатайств в правительственные и другие учреждения о нуждах некоторых членов. Так, петербургское и московское общества ходатайствовали об установлении в типографиях обязательного воскресного отдыха и простых благ. Сильнее и шире, нежели в Российской Империи, союзы рабочих развиты были в великом княжестве Финляндском; здесь они существовали не только в форме обществ взаимопомощи, но и в форме рабочих союзов, близких по своему характеру к английским тред-юнионам и находились в более тесном общении с союзом рабочих Швеции и Дании.
Спасителя - греческий орден, установленный королем Оттоном I в 1833 г. в память освобождения Греции; делился на пять классов. Число кавалеров первых четырех классов было ограничено. Знак ордена: восьмиконечный белый эмалированный крест, украшенный королевской короной и лежащий на зеленом венке из дубовых и лавровых листьев; посредине креста изображение Спасителя, вокруг которого надпись на греческом языке: "Твоя десница, о Господи, прославляется своей силой", а на обороте креста подпись: "IV национальное собрание греков, состоявшееся в Аргосе в 1829 г.". Кавалерам первых двух классов была присвоена еще серебряная восьмиконечная звезда, посредине которой также изображение Спасителя, с тем же девизом.
Спекуляция -сделки купли-продажи, совершаемые с определенным типом товаров или ценных бумаг, в целях извлечения выгоды из различий между покупной и продажной ценой. Собственно говоря, всякая торговая сделка, каков бы не был ее объект, основана на том же стремлении получить доход (или просто принципиальный барыш) на разнице в цене, так как ни один торговец не покупает товара для собственной надобности и не в целях продажи по высшей цене. Разница, однако, между обычной торговой сделкой и спекуляцией заключается в том, что в первой ожидаемая разница цен есть величина более или менее определенная, нормальная, обуславливаемая обычным стремлением к получению предпринимательской прибыли, спекуляция же заключает в себе элемент риска - она совершается в целях получения чрезвычайно большого барыша, выходящего из ряда обыкновенных, заключая в себе вместе с тем возможность такой же чрезвычайной потери. В известной мере можно считать спекулянтами также производителя, воздерживающегося от продажи своих продуктов до наступления лучших цен на рынке, или земельного собственника, получившего участок по наследству и ограничивающегося временно малой пользой от него, в надежде продажи его в будущем по более высокой цене. Такого типа спекуляции, однако, имеют односторонний характер, спекулятивный элемент присущ только по следующему акту - продаже, а предшествующий акт - приобретение - от него свободен, между тем как в настоящей спекуляции оба акта имеют спекулятивный характер: покупка производится с целью продажи по высшей цене, или продажа производится в надежде покрыть ее покупкой по низшей цене. Следует еще отличать спекуляцию в узком смысле от арбитражных сделок. Последние заключаются в одновременной покупке товара в местах, где он находится в изобилии, и продаже его там, где ощущается в нем недостаток. Цель арбитражных сделок, таким образом, - пользование местными различиями цен, цель же спекуляции - пользование временными различиями цен. Наиболее резко и типично спекулятивный элемент обнаруживается в тех спекуляциях, в которых совершенно отсутствует реальная связь между сделкой и ее объектом - данным товаром, т. е. в сделках на срок или разницу, когда спекулянт, покупая товар, совсем не имеет в виду его получать, а продает его раньше наступления срока приема, или, продавая товар, вовсе не имеет его в наличности, а рассчитывает, до наступления срока поставки, покрыть себя соответствующей покупкой, извлекая в том и другом случае выгоду для себя из разницы в цене. Для таких сделок спекулянту не нужно иметь ни денег, ни товара, он только должен иметь средства, в случае ошибки в расчетах, уплатить разницу. Было бы, однако, ошибкой считать все спекуляции на срок чем-то вроде пари на повышение или понижение курсов без всякого народнохозяйственного значения. На самом деле, спекулянт, совершая свои две взаимно уничтожающие спекулятивные сделки, становится в середине между различными контрагентами, из которых каждый в отдельности может иметь в виду реальную сделку. Спекулянт может купить товар у действительного продавца, и хотя он продает его второму в целях разницы, второй - третьему и т. д., однако, от последнего товар в конце концов перейдет к действительному покупщику, нуждающемуся в данном товаре. Народно-хозяйственное значение спекуляций заключается в расширении рынка сбыта и в нивелировании и уравнивании цен во времени и пространстве. Спекуляции совершаются преимущественно с товарами из разряда заменимых, составляющих однородную массу, относительно качества которых может быть установлен известный общий тип и которые, вследствие существования постоянного спроса на них, находятся всегда в обороте; таковы, хлеб, сахар, спирт, кофе, хлопок, нефть и т. п. Производство большинства из этих предметов зависит от урожая, вследствие чего оно подвержено наибольшей неопределенности и колебаниям. Один лишний или недостаточной дождь, например, изменяет весь расчет относительно количества хлеба или сахара (зависящего от урожая свеклы), которое будет произведено в течение данного года. С другой стороны, некоторые из указанных предметов производятся далеко за океаном, вследствие чего снабжение ими европейских рынков также подвержено неопределенности и колебаниям. Спекулянты, заранее предусматривая и исследуя все данные, могущие иметь влияние на будущее снабжение рынка, стараются "учитывать" эти данные в свою пользу. Предвидя, например, недород, они еще за несколько месяцев вперед начинают совершать закупки будущего хлеба. Производимое ими возвышение цен служит сигналом для владельцев хлебных запасов удерживать последние от продажи и приберечь на будущее время, а импортеров побуждает заботиться о привозе хлеба из других мест, где этот хлеб находится в изобилии. Благодаря такому антиципированию будущего события, само наступление неурожая не будет иметь ощутительных последствий, и вместо внезапного, резкого поднятия цен будет происходить медленное их повышение в течение нескольких месяцев, к которому каждое отдельное хозяйство так или иначе приготовится. Точно также, наоборот, в случае ожидания слишком большого урожая, спекулянты заранее начинают продавать in blanco хлеб по дешевой цене, в надежде приобрести его после нового урожая еще дешевле. Благодаря этому воздействию спекуляции, хлеб медленно падает в цене, и потребители еще до наступления нового урожая пользуются его выгодами. После же урожая наступает обратное явление: спекулянты, продавшие in blanco, вынуждены теперь покрыть себя покупками, вследствие чего спрос на рынке увеличивается и не дает ценам слишком резко упасть к невыгоде производителей. То же самое следует сказать о спекуляциях, имеющих своим объектом бумажные ценности, каковы акции предприятий, доходность которых подвергается колебаниям, или государственные фонды и векселя стран с бумажной валютой, курс которых колеблется в зависимости от перемен в политическом настроении или финансовом положении данного государства. Дальнейшее народно-хозяйственное значение спекуляций обнаруживается в том, что, благодаря им, производители получают возможность застраховаться от возможных случайностей сбыта их товаров или приобретения сырья в будущем. Мельник, обеспечивающий себя зерном на будущее время покупкой на срок, или сахарозаводчик, продающий свое будущее производство или импортер, заказавший товар в стране с колеблющейся валютой и обеспечивающий себя наперед покупкой на срок необходимой ему валюты, действуют каждый в интересах своего дела, обеспечивая себя от риска, сопряженного с будущим сбытом или покупкой, каковой риск принимают на себя спекулянты за известное вознаграждение. Первые следы спекуляции можно найти в Нидерландах начала XVII столетия. Через несколько лет после основания ост-индской и вест-индской компаний (1602 г.), на амстердамской бирже развилась оживленная спекуляция акциями этих компаний, продававшимися in blanco. В 30-х годах того же столетия разыгрывается в Голландии знаменитая в истории спекуляция тюльпанами. Привезенный незадолго перед тем в Западную Европу, тюльпан стал скоро одним из самых излюбленных предметов моды как в Голландии, так и во Франции, привлекшим массу лиц к культивированию различных высоких сортов этого растения: в этом занятии, дававшем большие барыши, приняли участие не только специалисты, но и крестьяне, рыбаки, каретники, ткачи, носильщики торфа и трубочисты. Зимой 1636-1637 гг. дело дошло до апогея: произошла оживленная спекуляция со срочными сделками на весеннюю доставку; 3 февраля наступил кризис, надутая спекуляция лопнула и многие оказались разоренными. В следующем столетии получила распространение спекуляция и на другие товары: в начале XVIII столетия в Амстердаме производятся спекуляции с хлебом, кофе, спиртом и т. п. Спекуляция со спиртом была тогда настолько обширна, что на одну реальную сделку приходилось до 36 промежуточных. На фондовых биржах Европы встречаются те же явления. В 20-х годах XVIII столетия в Лондоне и Париже разыгрываются две спекуляционные горячки, которые по своим размерам и дебошам даже значительно превосходят все то, что было совершено в новейшее время в этом отношении. Предметом спекуляции послужили акции двух грандиозных предприятий - миссисипского банка Джона Ло - во Франции и южно-океанского общества в Англии. Обе спекуляции отличаются как неимоверной высотой, до которой поднялись акции, так и неимоверным падением последних. В Англии около средины 1720 г. акции южно-океанского общества поднялись до 1100% своей номинальной стоимости, с августа того же года они стали так быстро падать, что в конце сентября курс их не превышал уже 175%. Во Франции акции миссисипского банка в 500 франков достигли в 1719 г. максимального курса - по уверению одних 13500 франков, по утверждению других - 20000 франков, после наступления же краха они в октябре 1820 г. упали до 42 франков, после чего общество было объявлено несостоятельным и потом приступили к ликвидации его дел. Другой знаменитый случай эпидемической спекулятивной горячки произошел во время Директории. В 1719 г. торговали акциями миссисипского банка, в 1793 г. торговали сырыми материалами и продуктами in natura - шерстью и зерном, бревнами и драгоценными камнями. Луи Блан, в своей "Истории французской революции", рисует спекуляции времен Регентства, совершавшуюся на улице Quincampoix, где спекулянтами являлись придворные и церковные князья, ремесленники, члены парламента, монахи, аббаты, лавочники, солдаты, лакеи и даже проститутки, всякие разные авантюристы со всех концов и краев Европы; братья Гонкур, в своей "Истории общества во времена Директории", дают картину спекуляций эпохи incroyables et merveilleuses, когда мужчины и женщины, дома и на улице, только и знали, что торговали образцами разных товаров - драгоценных камней, вина, хлеба, пороха, соли, сукна, полотна, железа, масла, кофе, меди, кружев, мыла, сала, деревянного масла, сахара, перца и угля, и когда каждый дом превратился в лавку и каждое жилище в базар. 19 столетие еще более было богато спекуляционными горячками, хотя и не столь интенсивными как во времена Ло, но более частыми, благодаря вообще крайнему развитию в новейшее время кредитного хозяйства. Первая половина 19 столетия ознаменовалась тремя спекуляционными эпохами (1824-1825, 1836-1837 и 1844-1847 г.г.), имевшими своим главным источником акции вновь учредившихся тогда акционерных обществ и акции и облигации железных дорог, впервые начавшихся тогда строиться. Из спекуляционных эпох второй половины 19 столетия также выдаются три. Первая относится к 50-м годам 19 в. и центром ее служит Франция, где вокруг основанного в конце 1852 г. банкового учреждения - Crйdit mobilier, с основным капиталом в 60 млн. франков и с обширными привилегиями со стороны государства, развивается спекуляционная деятельность, благодаря полученным этим банком громадным дивидендам: в 1852 г. они равнялись 13,4%, в 1854 г. - 11,8%, в 1855 г. - 40,8%, в 1856 г. - 23%. Соответственно с этим и курс его акций (в 500 франков) стоял очень высоко, достигши в мае 1856 г. 1997,5 франков. Развилась сильная спекуляция а la hausse, втянувшая в свой круг также всевозможные другие ценности, за которой не преминула последовать сильная реакция, продолжавшаяся вплоть до 1859 г. В 1857-1858 г.г. Crйdit Mobilier давал уже только 5% дивиденда и курс его акций дошел в 1859 г. до 505. Впоследствии он еще пережил несколько благоприятных лет, но затем положение его ухудшилось, и руководители его вынуждены были приступить к ликвидации его дел. Курс его акций во время ликвидации в 1870 г. упал до 87,5 %. Второе спекуляционное движение, охватившее главным образом Австрию и Германию, относится к эпохе грюндерства 1870-х годов, когда различные акционерные общества и промышленные предприятия, благодаря наплыву французских миллиардов, вырастали как грибы. Так, в 1870 г. в Пруссии учреждены 410 акционерных обществ с капиталом в 3078,5 млн., а в течение одних только 4Ґ лет, с 1-го июля 1870 г., было учреждено 857 обществ, с капиталом в 4298,8 млн., причем на одни только годы 1871-1872 приходятся 725 обществ, с капиталом в 2757,2 млн. В Австрии число акционерных обществ в течение 1868-1873 г.г. возросло от 149 до 681, с основным капиталом в 1877,8 млн. гульденов. Образовавшаяся на этих бумагах спекуляция приняла характер настоящей лихорадки. Особенно отличалась в этом отношении Вена. Число биржевых посетителей увеличилось в ней от 600-1000 в 1867 г. до 3000 и более в 1873 г., бывали дни, когда число спекуляций доходило до 100000 в день, обнимая сумму в 400-500 млн. гульденов. Спекуляции а la hausse приняла такие размеры, что репорты доходили до 60%. В конце апреля 1873 г. началась реакция, повлекшая за собой целый ряд банкротств. В мае банкротства эти еще более увеличились, одно только 8 мая принесло с собой 110 банкротств; на бирже разыгрались ужасные сцены, крах был поражающий. Через десять лет ареной спекуляции стала опять Франция, причем центром ее на этот раз явился банк Union Generale - кредитное учреждение вроде Crйdit Mobilier, основанное в 1878 г., сначала с капиталом в 25 млн. франков, постепенно увеличенным до 150 млн. франков. Успехи Union Generale, во главе которого стоял Бонту, были блестящи, акции его поднялись с 340 франков в 1878 г. до 3050 франков в середине декабря 1881 г. - такому повышению курса, впрочем, банк был обязан собственной закупкой на бирже своих акций. Исходившая от этого банка спекуляция распространилась и на другие ценности, каковыми стали акции железных дорог и разных банков, особенно на акции Суэцского канала. Вскоре наступила реакция, достигшая своего апогея 19 января 1882. г., когда акции Union Generale с 2380 франков упали до 1250 франков. 30 января банк вынужден был прекратить платежи, а 2 февраля был объявлен конкурс. В результате оказались многочисленные разорения со всеми их атрибутами. Законодательство почти всех цивилизованных стран с давних пор борется против спекуляций, стараясь нейтрализовать их вредные последствия, хотя усилия его мало увенчались успехом. Еще в начале XVII столетия, во время спекуляции с акциями ост и вест-индской компаний, генеральными штатами изданы были два узаконения (1610 и 1621 гг.), которыми "все продажи акций, не находящихся во владении, объявляются ничтожными, со взысканием сверх того штрафа в размере Ќ части проданной суммы в пользу доносителя, судьи и бедных". В Англии закон 1697 г. признает ничтожными все сделки поставки, совершенные на срок долее, чем в три дня. Законом 1784 г. (Barnard's Acte) воспрещаются сделки с премиями в фондовых бумагах, реализация сделок уплаты разницы и вообще продажей фондов in blanco. Так как, однако, по статутам лондонской биржи не допускается судебное разбирательство споров, возникающих по биржевым сделкам, совершенным между членами, и так как, сверх того, запрещения Barnard's Acte относились только к английским государственным бумагам, то и этот закон но имел существенного практического значения и в 1800 г. был отменен. Изданный в 1867 г. Leemans's Acte вновь подтвердил запрещения продажи банковых акций in blanco, но также безуспешно. Во Франции законом 1724 г. воспрещается официальным биржевым маклерам, под страхом наказания, всякое посредничество в спекуляции, в которых нет налицо бумаг и покупной цены. Закон этот ни к чему не привел, как и распоряжения 1785 и 1786 гг., несколько смягчившие предыдущий закон тем, что наказание было отменено и срочные сделки без обеспечения их бумагами были только объявлены не имеющими законной силы. В революционную эпоху опять был восстановлен закон 1724 г. Далее статья 1965 Code civil объявляет все договоры, имеющие своим предметом игру или пари, не подлежащими иску, а статья 421 Code penal грозит за всякое пари на повышение или понижение курса публичных бумаг, тюремным заключением и денежным штрафом, причем, согласно статье 422, таким пари должно считать всякий договор поставки или продажи публичных бумаг, относительно которого нельзя доказать, что эти бумаги во время заключения договора находились в распоряжении продавца или должны были, по крайней мере, находиться ко дню поставки. Судебная практика постоянно колебалась относительно применения этих статей, то обнаруживая слишком большую мягкость, то, наоборот, слишком большую строгость. С сороковых годов 19 в., однако, все спекуляции стали признаваться действительными и подлежащими иску, если только существовало действительное намерение поставить к сроку бумаги и уплатить деньги. Новейшее узаконение относительно этого предмета относится к 28 марта 1885 г., будучи отчасти вызвано биржевым кризисом 1882 г., при котором многие несолидные спекулянты отказались исполнить свои обязательства, ссылаясь на статью 1965 Code civil. Согласно новому узаконению, все срочные сделки с публичными и другими ценными бумагами, как с предметами продовольствия и другими товарами, признаются законными, никто не может отказаться от исполнения принятых на себя по этим сделкам обязательств, ссылаясь на статью 1965 Code civil, хотя бы реализация этих сделок окончилась уплатой разницы. Далее, отменены были упомянутые выше законы 1724, 1785 и 1786 гг., как и статьи 421 и 422 Code penal. Осталась в силе только статья 419 Code penal, по которой повышение или понижение курса ценных бумаг или цены товаров, путем распространения ложных известий, подлежат наказанию. В Пруссии срочные сделки только с некоторыми бумагами объявлены были недействительными; так, например, сделки с испанскими государственными фондами в 1836 г., сделки вообще с иностранными фондами в 1840 г., затем в 1844 г. - сделки с железнодорожными акциями, промессами и т. д. Но все эти узаконения законом 1 июля 1860 г. были отменены. По определениям германского торгового кодекса и судебной практики, все срочные сделки считаются действительными и подлежащими иску, если только стороны прямо не обусловили реализации своей сделки одной только уплатой разницы.
Спень - металлическая проволочка, на которую надевались жемчужные зерна, корольки и камни, служившие украшением скипетров, крестов и т. п.
Сперма (Sperma или мужская семенная жидкость) - представляет собой собранную воедино и неожиданно в толчке выбрасываемую, вязкую, тягучую, желтовато-бурую жидкость, состоящую из воды (около 82%), различного рода белковых веществ, жиров, солей (фосфорнокислые, сернокислые и углекислые соли щелочей и земель) и прочего, и из особенных форменных элементов, известных под названием семенных нитей (сперматозоидов, сперматозом). В одном кубичесском микромиллиметре семени человека содержится, приблизительно, около 60000 семенных нитей. Спермянное вещество вырабатывается мужскими половыми железами - тестикулами или яичками; кроме семенных нитей или живчиков, составляющих активный специфический элемент спермы, в ней содержатся и жидкие продукты, доставляемые придаточными аппаратами мужских половых органов, а именно, предстательной железой, семенными пузырьками и Куперовыми железами. Сперма, вслед за извержением, не представляется однородной, а состоит из непрозрачных белых островков, наиболее богатых семенными нитями и рассеянных в тягучей и светлой жидкости. Запах свежей спермы специфичный и напоминает запах свежего глутена и обязан присутствию в сперме особого замечательного алкалоида - спермина; вкус спермы солоновато-слизистый и алколоидно-пьянящий. После извержения семени сперма свертывается в студенистую массу, которая затем вновь разжижается. Будучи брошена в воду, сперма идет ко дну, причем часть ее растворяется, другая же свертывается в виде упругих и прозрачных хлопьев. Почти прозрачная жидкость, в которой плавают семенные нити, содержит различные белковые вещества, немного церебрина, лейцитина, фосфат спермина и соли, среди которых преобладают: поваренная соль и фосфаты земель. Среди азотистых соединений следует указать на муцин, придающий известную липкость сперме, и спермин. Последний по многим реакциям отличается от белковых веществ. При медленном выпаривании спермы, в ней выкристаллизовываются четырехсторонние призмы с концевыми ромбоэдрическими площадями; но кристаллы эти могут появиться и самостоятельно, несколько часов спустя после извержения спермы. Они известны под названием кристаллов Шарко-Лейдена и состоят из фосфата спермина. Трудно разъединить составные части семенных живчиков оттого, что принадлежит жидкости, в которой они плавают. Тем не менее, на основании микрохимических реакций и косвенных приемов анализа делается весьма вероятным, что головка или тело семенного живчика состоит преимущественно из белковых тел, связанных с лейцитином и церебрином, и особенно богата нуклеиновой кислотой. Семенные живчики после прокаливания оставляют около 5% золы, состоящей в большей части из фосфорнокислых солей. Семенные живчики почти не подвергаются процессам гниения и даже крепкие минеральные кислоты - азотная и серная - не растворяют их вполне; на этом и основан способ их судебно-медицинского определения в сухих подозрительных пятнах. Молоки рыб соответствуют сперме: на 100 частей молок приходится нуклеина 48,68; протамина 26,76; белковых веществ 10,32; лейцитина 7,47; холестеарина 2,24 и жира 4,53. Образуются они в особых клетках, выстилающих изнутри семенные канальцы, из которых сложены главным образом тестикулы. В клеточках этих заключаются жировые и крахмалистые зерна среди бледной протоплазменной массы. Наиболее внутренние клеточки этих канальцев удлиняются по направлению к просвету канальца и мало-помалу превращаются в сперматозоиды, с хвостом, направленным к оси канала. Судя по истории развития сперматозоидов, они представляют преимущественно ядерные образования. Канальцы, в которые попадают прежде всего сперматозоиды, несут их в выводной проток тестикул, а отсюда в семенные пузырьки, служащие резервуаром для спермы. Сперма, появляющаяся в начале выводного протока тестикул, представляет густую тянущуюся в нити жидкость, очень богатую сперматозоидами. Она разжижается за счет жидкостей, выделяемых железами самого выводного протока, семенных пузырьков, предстательных желез и желез мочеиспускательного канала, в особенности в момент извержения спермы. Семенные живчики или сперматозоиды состоят из сократительного вещества, особенно деятельного в слабо щелочной среде, каковой и представляются сперма. Они во время жизни представляются беспрерывно в движении, причем головка или тело толкается вперед активными движениями их хвостика; движения эти поддерживаются и даже усиливаются в слабо щелочной реакции и быстро затихают даже при слабо кислой реакции. Наиболее благоприятной температурой для их деятельности является t№ в 35-40№. Спирт, хлороформ, эфир, ненормальные выделения как влагалища, так и маточной шейки, и сильные щелочи и кислоты совершенно прекращают движение сперматозоидов. Сперматозоид и есть активный агент оплодотворения и предназначен для проникания в женскую яйцеклетку. Нормальная сперма начинает появляться при наступлении половой зрелости - в обычном климате между 13 и 15 годами жизни; в южных поясах двумя-тремя годами раньше. Отделение спермы продолжается до довольно преклонного возраста, в среднем до 70 лет. Около 48% людей 80-90-летнего возраста способны еще к оплодотворению и могут иметь потомство.
Спиритизм- верование в возможность необычайных проявлений духов в физическом мире. Начало его относится к глубокой древности. В Библии есть упоминание об аэндорской волшебнице, занимавшейся прорицанием и вызыванием душ умерших людей (1-е Царство). По рассказу Григория Двоеслова, медиоланский епископ VI в. Даций, проезжая через Коринф, изгнал из одного дома злого духа, который не давал жить людяи в этом доме, заставляя раздаваться по ночам рычанье львов, мычанье коров, блеяние овец, шипение змей ("Dialogorum"). В 19 столетии это верование приняло своеобразную форму. В 1848 г. в штате Нью-Йорк семейство Фокс, состоящее из мужа, жены и двух дочерей, было поражено таинственными стуками в их доме. Одна из дочерей, по имени Кэт, высказала догадку, что звуки производятся каким-то разумным существом. Обратились к таинственному существу с вопросами (оно должно было отвечать постукиваниями). Было условленно, например, что один удар будет обозначать "нет", три удара - "да". На вопросы попались целесообразные ответы. Из них узнали, что говорит душа убитого разносчика. Дух продолжал отвечать и тогда, когда спрашивавшие его сестры Фокс оставили родительский дом и поселились у своей замужней сестры. Весть об этих необычайных явлениях быстро распространилась. Они были констатированы различными посторонними лицами. Сестры Фокс были признаны посредницами, или медиумами, через которых живые люди могут входить в общение с душами умерших. Вскоре открылись другие медиумы, через посредство которых стали совершаться другие обнаружения духов. Появились профессиональные медиумы, а вместе с ними необычайные обнаружения духов сделались более многочисленными, разнородными и разнообразными. К этим обнаружениям относятся прежде всего автоматические движения, происходящие при видимом непосредственном участии медиума. Таковы приподнимание и вращение стола (столоверчение) при наложении на него рук медиума; писание и рисование рукой медиума; автоматический разговор в состоянии транса. Вторую группу составляют явления, совершающиеся в присутствии медиума, но без его непосредственного участия и без всякой видимой причины. Сюда принадлежат: стуки, звуки передвижение мебели, игра музыкальных инструментов, появление света, голосов, музыкальных звуков, различных материальных фигур, например, человеческих рук, лиц или целых тел, написанных слов и чертежей, фотографии человеческих и других форм, развязывание замысловатых узлов. Из Америки в Европу спиритизм был перенесен в 1852 г. профессиональным медиумом Гайденом. В России первые спиритические сеансы были устроены в начале 70-х годов 19 в. знаменитым медиумом Юмом. К этим сеансам большинство отнеслось скептически. Но нашлись и горячие сторонники спиритизма. Среди них оказались А. Н. Аксаков, профессора А. М. Бутлеров и Н. П. Вагнер. Против них восстал Менделеев. Когда в 1874 г. приехал в Петербург медиум Бредиф, опыты его привлекли к себе всеобщее внимание. Специальностью Бредифа было показывание из-за занавески, позади которой он садился, светящейся руки его умершей приятельницы Жеки.
Спички - их изобретение приписывается немецкому химику Камереру, которому в 1833 г. удалось составить содержащую фосфор массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность. Изобретение это было приобретено венскими фабрикантами Ремером и Прешелем, которые впервые стали изготовлять промышленным путем спиченки, получившие с тех пор широкое распространение и являющиеся до настоящего времени одним из необходимых элементов человеческого жития. Помимо экономических условий, являющихся общими для всех производств, на постепенный ход развития спичечного производства имела значительное влияние санитарная сторона дела, которая во всех промышленных странах вызвала целый ряд законодательных актов, соответственным образом направлявших прогресс спичечного производства. Материалы, которые входят в состав массы для фосфорных спичек, могут быть разделены на следующие группы: 1) воспламеняющиеся (фосфор), 2) выделяющие кислород (селитра, бертолетова соль, перекись марганца, перекись свинца, сурик и т. п.), 3) связывающие (клей, гумми, декстрин), 4) передающие пламя дереву (сера, стеарин, парафин), 5) красящие (крон и т. п.), сюда могут быть отнесены также и цветные лаки, которые употребляются для покрывания лучших сортов спичек; и 6) нейтральные (мел, пемза, порошкообразное стекло и т. д.). Таким образом, головка фосфорных спичек состоит из равномерной смеси фосфора с телом, легко отдающим свой кислород при нагревании, причем соединение их достигается при посредстве связывающего материала. При трении о шероховатую поверхность развивается в месте прикосновения теплота, достаточная для воспламенения ближайших частиц фосфора, от которых загораются и другие; при этом вся масса настолько нагревается, что тело, содержащее кислород, разлагается, выделяя кислород, за счет которого сгорает остальной фосфор и который способствует воспламенению легкозагорающегося тела, находящегося под головкой (серы и т. п.) и передающего, наконец, огонь дереву. Фосфор является одним из наиболее дорогих продуктов в спичечной массе; он ядовит, кроме того, спички, содержащие в своей головке значительную дозу фосфора, отличаются легкой воспламеняемостью и небезопасны при хранении. Вот почему с развитием производства появилось стремление уменьшать количество фосфора в массе, причем в рецептах спичечной массы, применяемых в различных фабриках, вес фосфора колеблется в пределах от 6 до 18% веса массы; впрочем, имеется полная возможность изготовить вполне доброкачественный товар, содержащий не более 4 или 5% фосфора и даже менее (до 3%). Бертолетова соль и селитра являются препаратами, которые могут отделять большие количества кислорода при нагревании, но сравнительная дороговизна их, а также взрывчатость их смесей с фосфором, причем горящие частицы головки разлетаются во все стороны, делают их применение в фосфорных спичках нежелательным. Поэтому в фосфорных спичках для отделения кислорода употребляют другие материалы. Для более дешевых сортов употребляются: перекись марганца или сурик, а для более дорогих - перекись свинца, которая является здесь материалом наиболее подходящим. Наиболее дешевым связывающим материалом служит обыкновенный клей, но, вследствие гигроскопичности клея, содержащие его спичечные головки становятся мягкими и при трении о шероховатую поверхность мажут и не загораются; случается также, что подобные спички при долгом хранении во влажном месте покрываются на своих головках плесенью, и товар совершенно портится. Кроме того, масса, изготовленная на животном клее, должна быть нагреваема при макании спичек до 60-70№, иначе она теряет свою жидкую консистенцию, необходимую при производстве; такое нагревание, с одной стороны, затрудняет производство, а с другой - способствует более сильному выделению из массы фосфорных испарений, вредно действующих на здоровье рабочих. Аравийское гумми не обладало указанными недостатками, но его дороговизна препятствовала его широкому распространению; наиболее подходящим материалом в данном случае оказался декстрин, как по своей сравнительной дешевизне, так и по своим качествам. Нейтральные вещества, с одной стороны, служат для того, чтобы придать массе надлежащую консистенцию, a с другой, разбавляя активные вещества, они способствуют более медленному и равномерному воспламенению спичечной головки, без сильных взрывов и разбрызгивания частиц.
Спорт- первоначально этим словом обозначалось стремление к достижению чего-либо особенно выдающегося в сфере телесных упражнений; затем смысл его подвергался разным изменениям, и в настоящее время спортом называются всякие вообще физические занятия, имеющие целью не столько личное удовольствие или увеселение зрителей, но больше профессиональную выгоду от волевых достижений спортсмена, спортивного собрания или команды. Лежащие в основании спорта телесные упражнения и другие увеселения играли значительную роль во все времена и у всех народов. У древних персов воспитание юношества заключалось, главным образом, в упражнении телесной силы и ловкости. В древней Греции играло большую роль гимнастическое обучение народа. У римлян также процветали всевозможные состязания, начиная с простой борьбы и кончая грандиозными морскими сражениями (наумахиями). В средние века достояние классических народов унаследовали германцы, у которых военные игры, общественные танцы, борьба, стрельба из лука и иные типы спорта достигли значительного процветания. Наибольшее развитие телесные упражнения получили во времена рыцарства и турниров. С упадком рыцарства начинается упадок и спорта в смысле телесных упражнений. Исключение составляла преимущественно Англия, в которой спорт стал явлением вполне народным и даже аристократическим занятием. Упадок спорта составлял несомненную ошибку, повсеместно сознанную лишь в последнюю четверть 19 века: слишком много отдавая сил на развитие умственных способностей, люди забыли о развитии и укреплении своего тела, к красоте которого они все-таки не оставались равнодушны. Жизнь и деятельность интеллигенции сложилась так, что в ней мало места остается физическому труду, который мог бы, хотя отчасти, восполнять недостатки физического развития - и вот, эту-то роль и исполняет спорт, полезный, если он не переходит в крайность в погоне за деньгами, и тем, что отвлекает молодежь от многих пагубных для здоровья и нравственности времяпрепровождений.
Справедливость- является одним из высших принципов взаимных отношений между людьми. В идее справедливости Спенсер различал два элемента. Положительный элемент ее заключается в признании за каждым человеком права на беспрепятственную деятельность и на пользование теми благами, которые она приносит, а так как люди одарены различно, то и в результате их действий неизбежно неравенство. Отрицательный элемент идеи справедливости заключается в сознании того, что существуют пределы, обуславливаемые наличностью других людей, имеющих одинаковые права, уважение к которым является необходимейшим условием общественной жизни; в мысли о сферах действия, взаимно ограниченных, заключается понятие равенства. Неуравновешенная оценка этих двух элементов ведет, по мнению Спенсера, к расходящимся нравственным и социальным теориям. Так, в идее справедливости, выработанной греческой философией, преобладает элемент неравенства. В диалогах Платона справедливым признается "правило о том, чтобы индивидуумы не брали принадлежащего другому, и в свою очередь не лишались принадлежащего им самим"; справедливость состоит, поэтому, в том, "чтобы каждый человек имел и делал то, что ему принадлежит"; несправедливо браться за занятие другого человека и "пробивать себе путь" из одного класса в другой. Наоборот, в системах утилитаризма (правило Бентама: "каждый должен считаться за одного, никто не должен считаться более, чем за одного") и коммунизма элемент неравенства совершенно исчезает: справедливость означает равное распределение материальных и нематериальных благ, достигаемых человеческой деятельностью, причем совершенно не допускается, чтобы доли счастья, достающегося людям, представляли неравенства, сообразно с их способностями или характерами. Истинное понятие о справедливости получается, по мнению Спенсера, путем надлежащей координации двух указанных элементов, причем идеи равенства и неравенства применяются одновременно: первая - к границам, вторая - к результатам человеческой деятельности. В действительности теория Спенсера соответствует лишь мировоззрению капиталистического общества, как оно выразилось в девизе laisser faire, ограничивающем задачи государства одной лишь охраной права. Между тем, требования справедливости, имея неизменную основу, по содержанию своему изменяются сообразно нуждам времени и места. Эта неизменная основа выражена еще в христианской формуле: "не делай другим того, чего не желаешь себе" - формуле, сводящейся к принципу равноценности всех людей, что далеко не равнозначаще признанию равенства относительно пределов человеческой деятельности. Как основной элемент правосознания, справедливость должна найти выражение в юридических нормах, но положительное право всегда отстает от жизни. Способом приближения первого к последней служит казуальное юридическое творчество, которое ставит себе задачей восполнять и изменять действующее право сообразно особенностям отдельных случаев, а своим исходным моментом и руководящим началом объявляет справедливость. Отсюда дуализм между легальным правом и судебной практикой, проводящей начала справедливости. Так было в древнем Риме, где строгому праву (strictum jus) противополагалось преторское право, исходившее из начал "справедливости" (aequitas), которая понималась в самом широком значении и синонимами которой у юристов классической эпохи служили "добрая совесть" и "добрые нравы" (boni mores), "честность" (honestas) и иные выражения (pietas, verecundia и т. п.). Справедливость требовала толкования актов по их смыслу и действительным намерениям сторон; она требовала также возмещения всякого неправомерного ущерба, уполномочивала судью на разрешение всякого спора по совести и по внутреннему убеждению. В задачи справедливости входила также защита родства по крови, в противоположность агнатству. Справедливость была положена и в основу понятия об обмане, явившегося одним из крупнейших орудий преторского права. Ссылка на обман, в виде иска (actio de dolo) или возражения (exceptio doli), допускалась как вспомогательное средство, коль скоро обычай добропорядочных и честных людей требовал судебного преследования или судебной защиты, хотя бы в силу строгого права они были неосуществимы. Если претор включал в судебную формулу оговорку об обмане, то такая формула обязывала судью-присяжного разбирать все дело по "совести" (bona fide) и по справедливости. Особая система права справедливости сохранилась и в Англии, где проводником справедливости (equity) служит канцлерский суд. В России попытку введения такого суда справедливости представляли собой совестные суды.
Сравнительно-исторический- это метод социологического, культурно-исторического, общественно-политического и этнического сравнения и типологизации развития народов; сравнения, когда наблюдая однородные явления культурно-исторической и социальной жизни народов, часто встречаются со случаями поразительного между ними сходства, то это сходство объясняется трояким образом. Во-первых, оно может быть результатом заимствований одними народами у других тех или иных продуктов их культурного и социального творчества в историческом развитии. Лучшим примером таких заимствований могут служить так называемые странствующие сказания, т. е. известный литературный материал, переходящий от одного народа к другому. Во-вторых, сходные черты у разных народов могут объясняться общностью происхождения этих народов. Сюда, прежде всего, следует отнести сходные слова и грамматические формы в языках одного корня, каковы, например, языки индоевропейские. Наконец, третью категорию случаев сходства между явлениями культурной и социальной жизни разных народов составляют те, которые могут быть объяснены лишь тем, что сходные условия жизни порождают и сходные явления, хотя бы и не было речи ни о заимствованиях, ни об общности происхождения. Изучение сходных фактов всех трех категорий, имеющее целью обнаружение культурных влияний одних народов на другие или их родства между собой, равно как открытие общих законов, управляющих известными явлениями исторической жизни, носит название сравнительного изучения, а соответственный метод - название сравнительного или сравнительно-исторического. В XIX в. сравнительно -исторический метод проник в разные науки, изучающие культурную и социальную жизнь человечества: таковы сравнительная грамматика или вообще сравнительное языкознание, сравнительная мифология и сравнительное изучение религий, сравнительное изучение литературы, сравнительное правоведение, сравнительная политика и т. п. В настоящее время важное значение сравнительно-исторического метода для отдельных социальных наук и вообще для социологии находится вне спора. В истории сравнительного метода его применение к изучению сходных фактов (ранее всего - в сравнительной грамматике) предшествовало его теоретическому обоснованию и детальной разработке. Начало методологии сравнительного изучения было положено Контом, который, впрочем, скорее предчувствовал, чем отчетливо сознавал важное значение сравнительного метода. Методология сравнительного изучения культурно-исторических типов разработана была также очень мало, хотя за нее и брались такие ученые, как Данилевский и Вундт ("Logik", "Methodenlehre").
Сражение- боевое столкновение военных отрядов (боевых группировок или масс войск), решающее участь целой операции или кампании. Так как бой является самым решительным действием на войне, то Клаузевиц, в своем сочинении "Vom Kriege", дает следующие определения стратегии и тактики: "Тактика есть учение об употреблении войск в бою, между тем как стратегия учит о пользовании боем для целей войны", и в другом месте: "Стратегия есть наука о ведении войск к бою, в отличие от тактики, которая есть наука о ведении войск в бою. Теперь задачи обеих наук понимаются шире. Признавая сражение (бой) как крайнее и решительное средство на войне, стратегия должна сделать его уместным и своевременным, т. е. целесообразным. Нецелесообразные бои - средство "скудоумных генералов" (слова Фридриха Великого). В зависимости от преследуемой цели, бои могут быть: истребительно-решительные и второстепенные или вспомогательные. Те и другие могут вестись наступательным или оборонительным способом, но с заметной разницей в конце боя. Истребительные бои доводятся до наибольшего напряжения и заканчиваются энергичным преследованием разбитого противника до полного его материального и нравственного разгрома. Второстепенный бой имеет какую-нибудь частную цель, например захват или удержание какого-либо пункта или позиции, или отвлечение внимания противника (демонстрации), поэтому он развивается лишь настолько, чтобы достичь этой цели, а если она может быть достигнута без боя (например, когда шли сбить противника с известной позиции, а он очистил ее при приближении к ней), тогда бой не должен иметь и места, так как победа во второстепенном боевом столкновении серьезного значения иметь не может. Таким образом, по отношению к сражению стратегия должна решить: дать ли сражение, когда, где и как; в зависимости от принятого решения, она должна подвести к данному пункту необходимое количество войск и поставить их в возможно выгодное положение сравнительно с неприятелем. На поле сражения или боя дело стратегии - выбрать пункт и направление атаки, т. е. выработать основную идею плана сражения; она же должна наметить и направление, в котором, в случае успеха, должно вестись преследование разбитого противника, или куда отступать в случае неудачи. Дальнейшая работа на поле сражения предоставляется тактике, которая старается наивыгоднейшим образом использовать боевую силу войск. Она ставит целью при наступательных действиях с возможно меньшими потерями подвести войска к позиции противника, подготовить атаку демонстрациями (отвлекая резервы противника от точки атаки) и огнем и затем произвести атаку, если возможно, с фронта и одновременно во фланге. При обороне стараются укрыто расположить войска на заранее выбранной позиции, с целью нанести противнику возможно больше потерь и затем встретить ударом на удар. Преследование разбитого противника необходимо только в решительном сражении (как это было, например, на поле Куликовом, при Бородинском сражении русских войск против армии Наполеона, а также во многих боях Великой Отечественной войны 1942-1945 г.г.). Многие виды прошлых сражений воспроизводятся сегодня в виртуальном пространстве, часто с противоположным исходом.
Сребреник(άραύρια, άργύριος) - монета, обычно принимаемая за сикль; еврейское слово "сикль", семьдесят толковников, большей частью переводят словом "сребреник" (например, Иуда предал Христа за 30 сребреников и после этого повесился); равнялся сребреник четырем драхмам.
Ставилы - знаки весовых единиц или гири, которые по церковным уставам положено было "блюсти епископу", вместе с всякими "торговыми мерилами и с весами".
Ставрофоры(σταυροφόροι) - крестоносители, т. е. лица, носящие большой запрестольный крест при религиозных процессиях (как на Востоке, так и на Западе). Обычай идти впереди религиозной процессии особо для того назначенному лицу из клира ведет свое начало от IV в. Ставрофорам предшествовали свещеносцы с зажженными светильниками, особенно когда шествие совершалось в темном месте (катакомбы) или ночью. В погребальных усыпальницах близ Рима находят надписи на плитах: locus staurofori. Отличием ставрофорам был стихарь, который они надевали во время процессии.
Стадо- временное собрание животных с различными целями. Процесс образования стада получил название стадения. В состав стада входят по большей части животные одного вида, но могут составляться стада и из особей разных видов, особенно при стихийных бедствиях. К летающим животным, а также мелким животным вообще в том же смысле применяется выражение - стая (перелетная стая птиц; стая гончих собак обычно состоит от 18 до 40 гончих, такое собрание составляет предельную необходимость для правильной и самостоятельной охоты; неограниченно большее количество гончих называется аравой; меньшее, чем 18, количество гончих исчисляется смычками).
Станислава Святого - старинный польский орден, позднее ставший младшим российским орденским знаком. Учрежден был 7 мая 1765 г. королем Станиславом-Августом Понятовским; число кавалеров было определено в 100 человек. Восстановлен во время существования великого герцогства варшавского. После присоединения Царства Польского к России, император Александр I начал жаловать этим орденом польских уроженцев и в 1815 г. издал статут, по которому орден был разделен на четыре степени. В 1829 г. был издан новый статут ордена. В 1831 г. орден святого Станислава сопричислен к орденам Российской империи, под наименованием Императорского и Царского ордена. В 1839 г. издан был действующий статут, причем четвертая степень ордена была упразднена. Удостоение к награде орденом св. Станислава третьей степени за особенные заслуги, перечисленные в статуте, было возложено на особую думу из 12 старших кавалеров каждой степени; эта дума была упразднена в 1855 г. Ввиду того, что пожалование орденом св. Станислава всех степеней давало права потомственного дворянства и открывало легкий путь к их приобретению, в 1845 г. высочайше повелено впредь никого не представлять к награждению второй и третьей степенями ордена св. Станислава. В 1855 г. велено было возобновить пожалование ордена св. Станислава второй и третьей степеней, но без предоставления прав на потомственное дворянство. Знаки ордена св. Станислава первой степени: золотой крест, покрытый с лицевой стороны красной финифтью; по краям креста двойная золотая кайма, на восьми острых концах золотые шарики, а между концами, в их соединении, золотые полукруги; в середине на белом финифтяном круглом щите латинский вензель св. Станислава красного цвета "SS"; около щита, в углах креста, золотые российские двуглавые орлы; задняя сторона креста вся золотая с белым финифтяным круглым посреди щитом, на котором изображен вензель "SS". Орден носился на ленте красного цвета с белыми каймами через правое плечо, со звездой на левой стороне груди. Звезда серебряная, с восьмью лучами; посередине ее большой белый круглый щит с зеленой полосой и двумя золотыми каймами; посередине щита изображен красными буквами вензель "SS", и в белом поле золотыми буквами девиз ордена: "Praemiando incitat" (награждая, поощряет). Вторая степень ордена св. Станислава - крест того же вида, но меньшей величины; носится на шее, на такой же ленте, но более узкой. Знаки ордена третьей степени - такой же крест еще меньшей величины, носимый в петлице, на ленте еще более узкой. К знакам, жалуемым за военные против неприятеля подвиги, присоединяются по два накрест лежащих меча, посередине креста и звезды. Кавалеры ордена св. Станислава третьей степени с мечами, состоящие в военных чинах, присоединяют к знакам его бант из орденской ленты. На орденах всех степеней, жалуемых нехристианам, вместо вензелевого изображения имени св. Станислава изображается Императорский российский орел. С 1831 по 1839 год орден св. Станислава второй степени жаловался со звездой. В 1839 г. для второй степени были назначены два подразделения - крест, украшенный Императорской короной, и крест без короны; звезда при второй степени, без ленты, стала жаловаться только иностранным подданным. В 1874 г. пожалование ордена св. Станислава с Императорской короной было отменено. Право на награждение орденом св. Станислава третьей степени приобрели домашние учителя, прохождением службы не менее 15 лет со времени утверждения в классных чинах. Духовные лица православного исповедания не сопричислялись к ордену св. Станислава. Награждение орденом св. Станислава всех степеней принадлежало Императорскому и Царскому Величеству, по собственному усмотрению и по представлениям министров и главноуправляющих отдельными частями. Главнокомандующий армиями и командующий армией, за отличные воинские подвиги, имел право награждать знаками ордена св. Станислава всех степеней, кроме первой. Кавалерам ордена производились пенсии в следующих размерах: 30 кавалерам 1-ой степени - по 143 руб. в год, 60 кавалерам 2-ой степени - по 115 руб., 90 кавалерам третьей степени - по 86 рублей.
Старообрядчество-следование церковной старине в той области, которая касается не существа веры, а внешней церковной жизни, т. е. всего того, что относится до церковного чина и благоукрашения, а также и до церковных обычаев. Старообрядчество часто отожествляется с понятием раскола, между тем как эти понятия различны. Хотя старые обряды церкви, как двуперстное сложение для крестного знамения, сугубая аллилуйя, посолонное хождение, седмипросфорие, чтение "обрадованная" вместо "благодатная", употребление лестовок и подручников и т. д., и являются достоянием раскола, но существенным признаком его служит противление, нарушение церковного мира и единения из-за вопросов, не входящих в область веры. С церковной точки зрения, старообрядчество само по себе не есть раскол: церковный взгляд на обряд таков, что последний, как вещь средняя, до существа веры не относящаяся, сам по себе ни свят, ни не свят, не ведет ни к спасению, ни к гибели; в этой области церковь допускает разнообразие, возможность и законность изменений или исправлений при отсутствии "всякого зазора" и при взаимном согласии. Некоторые видят в старообрядчестве верность русской старине и протест против увлечения новшествами; утверждают, что старые обряды суть обряды народные, что народ является их исконным охранителем и что они должны быть неприкосновенны, как народная святыня; вытекающая отсюда неприкосновенность обрядов как бы отодвигает церковную власть, с присущими ей правами, на второй план. Другие, исходя из того же мнения о народности обрядов, видят в этом недостаток и считают обязанностью церковной власти устранение старообрядства и замену его обрядами вселенской церкви. Оба эти взгляда не соответствуют учению церкви. Тем не менее приверженность к старым церковным обрядам сама по себе не есть раскол: так например, единоверие "составляет единую с православной святую соборную апостольскую церковь", как это установлено на съезде архипастырей в Казани в 1885 г. и подтверждено было святым синодом.
Статут(лат.) - это положение, закон; в средние века в Западной Европе так назывались городские привилегии, а также фамильные законы высшей аристократии. В Германии статутом называются уставы различных общин, корпораций и акционерных обществ. В Англии статут (Statute) обозначает законодательный акт, изданный с согласия парламента и короны, в противоположность указу (Ordinance), для которого не требуется согласия обеих палат.
Стекло - упоминание о нем встречается уже в ветхозаветных книгах Библии; евреи узнали о стекле, вероятно, от египтян и финикиян. Сохранились египетские изображения в Фивах и в императорских гробницах Бени-Гассана, представляющие работающих стеклодувов; они относятся к 1800 г. до Р. Х. В Фивах же найдена стеклянная буса с именем царицы Рамаки, жившей за 1500 лет до Р. Х. Плиний приписывает открытие стекла финикийским купцам, которые якобы получили случайно стекло, воспользовавшись кусками соды для подставки под котлы на песчаном берегу. Сказочность этого рассказа явствует из того, что температура при таких условиях не могла быть достаточной для получения настоящего стекла. Кроме Египта, изготовление стекла было известно в Эфиопии, Финикии, Персии и Индии. Состав египетского бесцветного стекла, по анализам Бенрата: 72,30% SiO2, 20,83% Na2O, 5,17% CaO, 1,19% Al2O3 и 0,51% Fe2O3. В древности стекло было предметом роскоши: афинские послы приводили, как доказательство роскоши персидского двора, то обстоятельство, что их угощали там вином из золотых и стеклянных сосудов. Цветное стекло также было известно еще египтянам: у них были стеклянные вазы и сосуды, украшенные эмалью всех цветов; на мумиях найдены разноцветные стеклянные бусы, древность которых превышает 3000 лет. Города: Тир, Сидон и Александрия издавна славились торговлей стеклом Император Аврелиан брал с египтян дань стеклянными изделиями. Первые в Италии стекловарни были устроены при Цезаре в Риме вблизи Фламинианского цирка. С этого времени употребление стекла для посуды настолько расширилось, что роскошью считалось лишь употребление золотых или серебряных сосудов; тогда же возникла и мозаика. Раскопки в Геркулануме и Помпее показали, что во времена Тита применялись уже оконное литое стекло и стеклянные пластинки для облицовки стен ( их состав: 69,43% SiO2, 7,24% CaO, 17,31% Na2O, 3,55% Al2O3, 1,15% Fe2O3, 0,39% Mn2O3, следы Cu; особенностью древнего стекла вообще является низкое содержание CaO, придающее стеклу легкоплавкость, но зато делающее стекло менее сопротивляющимся действию влажности). Дион Кассий и Петроний повествуют, что одному из римских архитекторов удалось получить даже ковкое стекло. Время появления первых оконных стекол с достоверностью неизвестно; впервые об этом определенно упоминает Лактанций в конце III века. Листовое оконное стекло было большой роскошью и редкостью и применялось лишь для церквей вплоть до конца XII столетия. Частные жилища у богатых римских патрициев были снабжены слюдяными окнами; в средние века для окон употреблялась промасленная бумага; этот суррогат оконного бумажного стекла можно было встретить у бедняков даже в конце XVIII века. Особенного развития в средние века достигло производство стекла в Венеции; главные стекловарни находились на острове Мурано; венецианские стекла появились почти на всех рынках Европы с XV века и превзошли стеклянные изделия других стран. Венецианцам, по-видимому, следует приписать и введение зеркал из стекла. Существуют некоторые указания, что и в древнем Сидоне умели уже делать зеркала из стекла, но до XIII века в общем употреблении были металлические зеркала, а затем зеркала из черного стекла. Расцвет венецианского производства стекол, пользовавшегося особым покровительством правительства, относится к XVI и XVII векам; оно упало к началу XVIII века. Производство стекла постепенно упрочилось в Германии, Бельгии, Франции и Англии. Первое упоминание о стеклянных заводах в России встречается у Рейтенфельса ("De rebus Moschoviticis") и относится к царствованию Алексея Михайловича. Около середины XVII века итальянец Миньот построил стеклянный завод, с казенной субсидией, близ Москвы, в селе Измайлове; через несколько лет такой же завод построил в Духанине (в 50 км. от Москвы) на свои средства иностранец Юлий Кожеш; Кильбургер свидетельствует, что с этого завода было ежегодно отправляемо в Москву стеклянной посуды (особенно бутылок) от 80 до 90 тысяч штук. До Алексея Михайловича стеклянная посуда в России была большой редкостью; ее привозили из-за границы. В духовной грамоте (1455 г.) великого князя Василия Дмитриевича написано: "А из сосудов даю сыну моему Князю Василью... да кубок хрустальной, что ми Король прислал". Посол английского короля Иакова, Шмид, в 1604 г. между другими подарками представил царю хрустальный сосуд, обделанный золотом. При Иоанне Грозном окна в русских домах затягивались большей частью или бычачьими пузырями, или намазанной маслом холстиной; впоследствии для этой цели служила слюда. Зеркала, сперва металлические, потом из стекла, хотя и бывали в домах князей и бояр в XVII веке, но довольно редко, вследствие древнего предубеждения и поверья, приписывавшего изобретение зеркал дьяволу. Первую зеркальную фабрику в России завел в 1716 г. в Петербурге князь Меньшиков. Финляндский уроженец академик Лаксманн впервые (в 1784 г., в Сибири) стал применять для стеклоделия сернокислый натрий (сульфат) вместо соды (Успенский, "Опыт повествования о древностях русских", Харьков, 1818; Чугунов, "Исследование стекловаренного производства и современного состояния его в России", СПб., 1898).
Стеклярус- как и для бисера, выделываемых из стеклянных трубок, состав массы употреблялся по преимуществу легкоплавкий на свинцово-щелочном основании, окрашенный окислами металлов в различные цвета; по форме трубки берутся круглые или граненые; последние получаются или формованием наборки стекла в размягченном состоянии, или шлифованием на станках, как и прочее стекло. Бусы для ожерелий и для четок приготовляются выдуванием из трубок; им придается круглая или удлиненная форма, гладкая или граненая, смотря по сорту трубок, из которых они приготовлены. Для получения сквозного отверстия шарик, выдутый на паяльном столе, протыкается в размягченном состоянии стальной иглой соответственной толщины против отверстия трубки, из которой он делается; другое отверстие получается отламыванием шарика от трубки. Подражание жемчугу требует от дельца уменья и навыка подделаться под неправильную форму настоящего жемчуга; это достигается посредством надавливания железной лопаточкой при выдувании. Цвет искусственного жемчуга достигается употреблением трубок из опаловидного стекла и покрытием внутренней поверхности белым воском; такого рода подделка относится к простым и дешевым сортам бус. Высший дорогой сорт поддельного жемчуга подкрашивается так называемой жемчужной эссенцией (l'essence d'Orient), которая приготовляется из чешуи уклеек, или калинки (Cyprinus alburnus). Осторожным трением снимают тонкую чешую с уклеек и обрабатывают ее раствором аммиака, при чем выделяется клейкое вещество, имеющее серовато-перламутровый отблеск; 4000 рыбок доставляют не более 500 грамм такого вещества; из них после очищения получается 100-125 грамм жемчужной эссенции. Полученную эссенцию разбавляют раствором рыбьего клея и употребляют в разогретом состоянии; набранную в трубочку жидкость вдувают в стеклянную бусу в таком количестве, чтобы она распределилась по внутренним стенкам настолько толстым слоем, чтобы стекло получилось непрозрачным. При подходящей форме стеклянной бусы жемчужная эссенция дает с трудом отличимое подражание настоящему жемчугу. Серебряные бусы получаются введением во внутренность их амальгамы, которая готовится из сплава равных частей свинца, олова и висмута; если металлов взято по одной части, то их растворяют в 10 частях ртути и вдувают полученную амальгаму по каплям в бусу, которую в это время поворачивают, чтобы распределить амальгаму по всей поверхности. Серебряные бусы также можно получить, вводя посредством пипетки расплавленное олово; при этом бусы получают на поверхности побежалый цвет (иризация), если слой олова будет тонок. Золотые бусы высшего качества готовятся погружением в раствор слабого железного купороса, после чего дают стечь избытку жидкости и по высушивании погружают в слабый раствор хлористого золота или готовят тонкий осадок золотого порошка посредством железного купороса, растирают его с лавандуловой эссенцией и впрыскивают таковую смесь внутрь бус, после чего слегка нагревают до испарения эссенции. Для дешевых сортов спиртовый лак из гуммилака, мастики, сандарака и иного подкрашивают гуммигутом и шафраном, тонким слоем распределяют по внутренней поверхности бусы и затем кроют по желтому лаку слоем вышеописанной амальгамы. Под бисером разумеются мелкие стеклянные зерна различных цветов, имеющие сквозное отверстие для нанизывания на нитку и пришивания иглой. Величина зерен бисера в среднем около 1,5 мм. и доходит до 0,5 мм. и менее, зерна в 3 мм. уже относятся к крупному сорту. Сообразно цвету и величине зерен бисера вытягиваются и подбираются трубки по возможности одинаковой толщины для каждого сорта и разрезываются на куски около 0,5 метра и затем раскалываются или режутся поперек на мелкие части сообразно толщине трубки и желаемой величине зерен - в среднем около 2 мм.; таким образом получаются небольшие цилиндры почти одинаковой высоты с диаметром основания; острые края на концах в большей или меньшей степени закругляют, придавая вместе с тем округлость поверхности зерна или сохраняя цилиндрическую форму; операция эта ведется при возвышенной температуре при слабом размягчении поверхности зерен. Полируют бисер, смешав его с отрубями, в длинных холщовых мешках; перекатывая содержимое мешка с одного конца на другой, заставляют зерна бисера тереться между отрубями. Полученный после полировки бисер поступает в сортировку по величине зерен, что делается или вручную, или на механических ударных ситах; для этого соединяют несколько сит в одну стопку, из которых верхнее имеет более пространные отверстия, чем нижние, отчего в нижнем сите собираются самые мелкие зерна, а в верхних последовательно более крупные. Производство бисера и всякого стекляруса главным образом было сосредоточено в Венеции на острове Myрано, где оно уже известно было в Х веке. Главнейший отпуск стекляруса из Венеции в значительном количестве производился в Африке и предназначался для туземных племен. В России производства бисера не существовало; некоторые сорта стекляруса (бусы) производились кустарями, но в незначительном количестве. В 1753 г. Ломоносов получил по указу сената землю в Копорском уезде с шестью деревнями и 211 душами и 4000 рублями беспроцентной ссуды на устройство фабрики, как сказано в указе, для "делания изобретенных им разноцветных стекол и из них бисеру, принизок в стеклярус и всяких других галантерейных вещей и уборов, чего еще понынe в России не делают, но привозят из-за моря великое количество ценою на многие тысячи". Фабрика, устроенная Ломоносовым, после его смерти в 1765 закрылась, просуществовав недолгое время.
Стела(στήλη) - у древних греков название каменных или мраморных столбов, которые служили или в качестве надгробных памятников, или в качестве плит для вырезывания государственных документов. Надгробные стелы бывали или без украшений, или с простым орнаментом, с посвятительными надписями, с изображениями усопших в красках или рельефе, группами или в виде отдельных фигур. Стелы простейшего вида представляет собой мраморную плиту или колонну с узорным орнаментом по краям и надписью; нередко вырезались изобpажения двух розеток. В качестве тем для рельефных изображений брались или эпизоды обыденной жизни, или сцены предсмертного расставания, или пиршественные сцены. Многочисленные образцы дошедших до нашего времени стеллы представляют большой интерес и достоинство не только по своему содержанию, но и по художественному исполнению. Хотя они вышли из-под резцов второстепенных скульпторов, даже ремесленников, однако в них отражается влияние первоклассных ваятелей. Самые лучшие экземпляры находятся в Афинах и сохраняются или на местах, или в Национальном афинском музее. Надписи на могильных стелах состояли из имени покойного, имени его отца, названия области или дема; при имени женщины упоминалось и имя ее мужа. Попадаются и метрические надписи, но длинные и старательно сочиненные надгробия были редки.
Степенная книга- один из самых замечательных сводов XVI в., составленный на основании летописей и хронографов и представляющий собою первую попытку внести систему в массу летописных известий. Эта попытка ограничилась, впрочем, установлением великокняжеской генеалогии. В рукописи степенная книга (издана в первый раз Миллером в Москве в 1755 г.) озаглавлена так: "Сказание о святом благочестии русских началодержец и семени их святого и прочих". Настоящее заглавие ее заимствовано из первых строк введения: "Книга степенная царского родословия, иже в рустей земли в благочестии просиявших Богоутвержденных скипетродержателей". Название "степенной" объясняется тем, что изложение событий в ней расположено по родословным степеням великих князей. Составленная с целью "возвеличения царской власти" степенная книга представляет "историю" церковную и гражданскую, переполненную "житиями" и написанную языком "житий". Авторами ее считают обыкновенно митрополитов Киприана и Макария, докончивших книгу.
Стереоскоп- общеизвестный оптический прибор, служащий раньше для рассматривания фотографических изображений, представляющихся при этом рельефными, если изображения были сняты с рельефных предметов. Если смотреть на какой-нибудь предмет, то оси обоих глаз направляются на какую-нибудь его точку и на сетчатой оболочке глаза образуются изображения не тождественные, так как правый глаз видит большую часть правой стороны предмета, чем левый глаз, и, наоборот, левый глаз видит большую часть левой стороны предмета, чем видит правый. Чем больше расстояние между глазами, тем значительнее различие между двумя изображениями и тем сильнее ощущение рельефа. Фотографические снимки с действительного предмета делаются при помощи двух рядом стоящих объективов; расстояние между их центрами должно быть приблизительно равно расстоянию между глазами. Стереоскоп был изобретен Витстоном и построен первоначально в другой форме, а именно: за глазными трубочками прибора помещаются два зеркальца, соприкасающиеся ребрами под прямым углом; в правом зеркальце видно изображение предмета, помещенное в приборе на его правой стенке, а в левом - изображение, помещенное налево. В первых стереоскопах до изобретения фотографии помещались только чертежи геометрических тел и несложные перспективные рисунки. Если при снимании изображений для стереоскопа расстояния между обективами больше расстояния между глаз, то рельеф будет усиленный и может перейти в безобразный для предметов, близких к глазу, но зато облегчается суждение о рельефе предметов отдаленных. На этом основано устройство телестереоскопа Гельмгольца - прибора, назначенного для определения, какие из дальних предметов находятся впереди других. Перед глазными трубочками находятся два зеркальца, как в стереоскопе Витстона; на одной линии с ними направо и налево помещены другие два зеркальца, отражающие изображения предметов в первые зеркальца. В каждом из глаз составится изображение отдаленных предметов, и если линейка, на концах которой укреплены крайние зеркальца, имеет 1,5-2 метра длины, то можно судить о том, например, какая из вершин холмов, рисующихся рядом, ближе к наблюдателю. Айвс (Ives) стал устроителем особенной системы стереоскопа, в который рассматриваются фотографические изображения, освещенные сквозь стекла красное, зеленое и фиолетовое, сумма цветов которых дает все цвета предметов природы, снятых для стереоскопа. Эти фотографические снимки сделаны так, как то было объяснено выше, но сняты трижды - каждый раз через цветное стекло: красное, зеленое и фиолетовое, последовательно. Соответственно расположенные зеркала совмещают три изображения для каждого глаза в одно, вследствие чего цвета изображений, налагаясь один на другой, кажутся натуральными и стереоскопы дают им рельеф.
Стефана- венгерский орден за гражданские заслуги; основан Марией Терезией 5 мая 1764 г. Гроссмейстер - венгерский король; 100 кавалеров, имел три степени. Знак: окаймленный золотой каймой крест с изображением короны святого Стефана; в середине на красном щите серебряный апостолический крест, с обеих сторон которого буквы "М. Т.", с надписью: "Publicum meritorum praemium" (публичная награда за заслуги). Кавалерам первой степени сверх того присвоены серебряная звезда и цепь с надписью: "Stringit amore" (связывает любовью). Орден жаловался лишь дворянам.
Стоглав- это сборник, содержащий описание деяний и постановления собора 1551 г. Такое название сборника установилось в научной литературе. Писатели XVII в. называли его "Стоглавником" ввиду того, что он был разделен на 100 глав. Отсюда и сам собор 1551 г. принято было называть Стоглавым. Он был открыт самим царем. На соборе присутствовали преимущественно представители духовенства: митрополит Макарий, девять архиепископов и епископов, многие архимандриты, игумены, духовные старцы и священники. Были и представители светской власти: в обращении к членам собора царь поименовывает свою братию, всех любимых своих князей, бояр и воинов. По своему значению это был один из важнейших соборов Московского государства. Собор созван был главным образом ввиду того, что многие священные обычаи "поизшаталися": многое было учинено в церкви по самовластию, прежние узаконения оказались нарушенными, божественные заповеди оставались в небрежении. В руководство собору царь предложил сначала 37 вопросов, потом еще 32. Царские вопросы и ответы на них собора и составляют главное содержание Стоглава. Они затрагивают следующие темы: 1) о церковном богослужении, а именно об уставности и чинности церковных служб, об исправности богослужебных книг, о правилах иконописания, о крестном знамении, о пении аллилуия и о некоторых других церковных обрядах; 2) об упорядочения епархиального управления и суда путем учреждении новых органов надзора над духовенством, устранения светских архиерейских чиновников от вмешательства в сферу чисто духовного суда и организации контроля над их судебной деятельностью по другим делам, устранения злоупотреблений при взимании различных пошлин и поборов с духовенства и мирян; 3) об устранении злоупотреблений при управлении монастырскими имуществами и доходами и об искоренении разных пороков монашеской жизни; 4) об улучшении различных сторон мирского быта (меры против брадобрития в связи с содомским грехом, против волшебства и колдовства, скоморошества, языческих народных увеселений, игры в зернь и пр.). Были затронуты на соборе и вопросы общегосударственные: царь возвещал собору о своих "нужах и земских нестроениях". Он предложил собору рассмотреть судебник и уставные грамоты и, если в них не окажется ничего несогласного с правилами церкви и прежними законами, утвердить своими подписями (глава 4). Сюда же относятся постановления собора о новом общегосударственном сборе на выкуп пленных (глава 72); о святительских и монастырских слободах и отношении их к посадам (глава 98); о несудимых грамотах (глава 67) и пр. Известно также, что царь имел в виду внести на рассмотрение собора целый ряд весьма важных вопросов: о местничестве, об организации службы, о поместьях и вотчинах, о корчмах, мытах и т. д. - но эти вопросы в Стоглав не были включены, так что нельзя сказать, обсуждались они на соборе или нет. Несмотря на такое обилие и разнообразие поставленных вопросов, собор дал свои ответы в сравнительно краткое время: заседания, открытые 23 февраля, закончились к началу мая, так как до 11 мая соборные постановления сообщены были на просмотр в Троицкий монастырь и возвращены оттуда. Постановления Стоглава представляют богатейший материал для изучения культурного быта московского общества половины XVI в. и до сих пор имеют важное практическое значение, так как служат для старообрядцев одним из главных опорных пунктов в их полемике с представителями господствующей церкви. Самым важным, но и наиболее спорным является вопрос: был ли Стоглав официальным памятником, имел ли он каноническое значение в том виде, как сохранился до наших дней, или нет? Решение этого вопроса затрудняется тем, что до нас не дошло почти никаких известий о порядке заседаний собора и выработки его постановлений. Сохранилось лишь известие, что собору должны были быть представлены дьяками доклады об указах прежних князей; в самом Стоглаве сказано, что все царские предложения и вопросы и ответы на них "писанию преданы" и в записанном виде посылались в Троицкий Сергиев монастырь на просмотр митрополиту Иоасафу и другим находившимся там духовным лицам, которые, рассмотрев "царское и святительское уложение", к этому "соборному уложению" присоединились (глава 99) и сделали лишь несколько к нему примечаний, которые также вошли в состав Стоглава (глава 100). Указания на запись соборных постановлений и их название подтверждаются целым рядом официальных документов. Так, в промежуток времени от 17 мая 1551 г. до 1560 г. издано до 12 грамот и актов, которыми проводятся новые меры в порядке церковного управления и суда по "новому соборному уложению" или просто "по соборному уложению", иногда именуемому еще соборным уложением митрополита Макария, или соборным уложением царя и митрополита совместно, или, наконец, "царским советом и соборным уложением". Один раз предписано "чинити о всем потому, как в соборном уложении писано". Сверх того, довольно обширные извлечения из соборных постановлений под именем наказов, или наказных списков, рассылались митрополитом и епископами по городам и монастырям подчиненных им епархий. Были известны два типа таких наказов (по три наказа для каждого типа): наказы одного типа предназначались для руководства епархиальному духовенству, другого - для монастырей. В грамоте митрополита, при которой послан в июле 1551 г. наказ в Симонов монастырь, сохранилась припись, из которой видно, что с такими же грамотами предписано было разослать и по иным монастырям "поучение, главы из тое же соборные книги выписати". Подобное же указание на существование соборной книги сохранилось еще в записи деяний церковного собора 1553 г., на котором царь с митрополитом и со всем собором рассуждал "о прежнем соборном уложении, о многоразличных делех и чинех церковных, и по книге соборной чли, которые дела исправилися и которые еще не исправилися". Наконец, известно, что большой московский собор 1667 г. о соборе Стоглавом ("и что писаша о знамении честного креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой аллилуии, и о прочем, еже писано нерассудно, простотою и невежеством в книге Стоглаве", и о клятве в соблюдении соборных правил) постановил, что "той собор не в собор, и клятва не в клятву, и ни во что же вменяем, яко же и не бысть". Совокупность всех этих официальных свидетельств приводит некоторых исследователей к убеждению, что постановления собора 1551 г. получили законодательную силу в кодексе, известном под именем Стоглава (Голубинский). Несмотря на всю авторитетность защитников этого мнения, далеко не все в нем является бесспорным. Подлинная соборная книга с подписями членов собора не сохранилась. Списки Стоглава XVI и XVII вв. значительно между собой различаются; между ними отмечают три редакции: пространную, среднюю и краткую. Какую же из них следует считать основной? Лишь относительно средней установилось согласное мнение, что она возникла в XVII в. Относительно двух остальных мнения расходятся: одни, в том числе и защитники официальности Стоглава, считают основной краткую редакцию; другие убедительно доказывают неосновательность этой точки зрения и признают подлинными пространные списки. И эти списки, однако, оказываются не тождественными. Не говоря уже о часто встречающихся небольших, а иногда и немаловажных вариантах, стал известен список Стоглава 1595 г. с иным распределением материала по главам; кроме того, здесь недостает некоторых статей, например, о брадобритии, но зато имеются новые вставки в текст. Само разделение сборника на 100 глав скорее обнаруживает работу частного писателя, так как по главам распределены не только вопросы царя и постановления собора, но и запись о составе собора, предисловие, речи царя к собору, посылка постановлений собора на просмотр бывшего Иоасафа и прочее. Самое число глав указывает на неудачное подражание Судебнику, разделенному на 100 статей. Распределение материала по главам также вызывает недоумения. В 5-й главе изложены первые царские вопросы, ответы на которые начинаются с 6-й главы и идут до 41-ой, где изложены новые 32 вопроса с ответами на них в таком порядке, что за каждым вопросом помещен и ответ на него; с 42-й главы опять продолжаются ответы на первые вопросы. Не всегда возможно установить и соответствие между постановлениями собора и царскими вопросами; в числе первых несомненно имеются такие, вопросов на которые в Стоглаве нет. Нельзя, однако, утверждать, что они возникли по собственной инициативе собора, так как теперь известны еще царские вопросы, почему-то в Стоглав не включенные, а равно как и такие царские предложения, которые хотя и попали в Стоглав, но оказались зарытыми в соборных ответах (главы 49 и 69) и не упомянуты в числе царских вопросов. С другой стороны в числе последних встречаются места, занесенные сюда по ошибке (вопрос 6-й: "а нам пастырем о том небрежении о всем ответ дати"). Как эти, так и другие, более детальные наблюдения над составом Стоглава приводят к заключению, что "в Стоглаве мы имеем только извлечение из соборных деяний; в нем сохранились лишь немногие следы тех первоначальных материалов, которые послужили основою для соборных решений. Изборник этот мог и должен был служить историческою основою и материалом для таких чисто законодательных памятников, как царские и соборные наказы и грамоты" (Жданов). Источниками Стоглава послужили прежде всего канонические правила и законы византийских императоров; некоторые из них помещены в Стоглаве в обширных извлечениях. То же самое следует сказать и о церковно-юридических памятниках русского происхождения, каковы церковные уставы, послания представителей церкви, постановления прежних соборов и пр. Не все эти выдержки и ссылки отличаются каноническою точностью, на что обратил уже внимание собор 1667 г., указавший, что неправильности Стоглава произошли от незнакомства членов собора 1551 г. с греческими и древними харатейными славянскими книгами. Трудно допустить, что указанные источники собирались по мере надобности уже по открытии собора; многое должно было быть заготовлено ранее. Как в подборе материала, так и в самой постановке вопросов не могли не сказаться те бурные течения общественной мысли, какие волновали московское общество со времени возникновения ереси жидовствующих. Две борющиеся партии в среде духовенства и культурного общества - иосифляне и нестяжатели - должны были столкнуться не только на соборе, но и в период приуготовлений к нему. Созыв собора для обсуждения церковных настроений вовсе не был в интересах иосифлянского большинства. Почин в этом деле скорее всего мог исходить или от митрополита, или из среды партии нестяжателей. Известно, что митрополит написал царю обширный "ответ" в защиту вотчинных прав церкви. Он мог быть составлен только до собора, потому что после постановлений собора о том же предмете такое послание было совершенно излишне. Значит, возбуждались вопросы о секуляризации церковных имуществ, и к митрополиту обращались за указаниями, почему он и написал свой "ответ". Позднее (1553 г.) обвиняли троицкого игумена Артемия в том, что он писал царю, убеждая его "села отнимати у монастырей"; Артемий хотя и отрицал такой факт, но не скрыл своей точки зрения на вопрос и в то же время признал, что о чем-то государю "писал на собор". Далее известна анонимная статья, перечисляющая "многая неисправления, яже есть неугодна Богу и неполезно души"; почти все указания статьи проникли в Стоглав в форме царских вопросов или постановлений собора. Эта статья найдена в сборнике, принадлежавшем члену собора, рязанскому епископу Кассиану, горячему противнику Иосифа Волоцкого и его последователей. В том же сборнике помещены и другие статьи, вошедшие в состав Стоглава, а рядом с ними - знаменитая кормчая Вассиана Патрикеева. На Стоглав оказали влияние и некоторые мысли Максима Грека. Все эти соображения говорят в пользу догадки, что почин созвания собора и его программа исходили из среды нестяжателей, которые при помощи избранной рады и при содействии митрополита наметили обширный круг реформ в области церковного и государственного управления. Нестяжатели как бы готовились дать иосифлянам генеральное сражение, но победа осталась на стороне последних; на соборе их оказалось большинство, и по многим спорным вопросам они были поддержаны митрополитом. Такой исход борьбы повлиял и на дальнейшую судьбу немногих влиятельных противников иосифлян: Артемий и Кассиян лишились своих мест, первый, сверх того, был судим и сослан в заточение. Приводить в исполнение постановления собора выпало на долю тех, кто в этом был совсем не заинтересован, а митрополит без деятельной поддержки ничего не мог поделать. Естественно, что при таких условиях "почти все узаконенное собором было забыто и все пошло по-старому, как бы совсем и не бывало собора, деяния которого превратились в простой культурно-исторический памятник".
Странники (или бегуны) - внецерковное толкование веры, выродившееся из филипповского толка в последней четверти XVIII столетия. Основателем бегунства был некто Евфимий, родом из Переяславля, живший некоторое время в среде филипповцев, потом военный дезертир. Живя в Москве, он пришел к убеждению, что даже "крепкие христиане" не заслуживали такого наименования вследствие их двоедушного отношения к православию и православному правительству, и признал необходимым бороться с таким, с точки зрения истого беспоповца, злом. Для начала Евфимий послал "московским старцам-филипповцам" 39 вопросов, испросив дать ему ответы. Ответа не было дано, и это побудило вопрошателя тем настойчивее стремиться к исполнению задуманного плана. Исходной точкой послужило для него беспоповщинское учение о воцарении антихриста. Он повторил старую раскольническую мысль о Петре I как антихристе, подыскав к ней как можно больше мнимых доказательств, и указал чувственного антихриста в лице царствующих особ, как преемников Петра и исполнителей его воли. "Апокалипсичный зверь, - писал Евфимий, - есть царская власть, икона его - власть гражданская, тело его - власть духовная". В практическом выводе это означало, что остался один для "верующих" путь ко спасению - "не пространный, еже о доме, о жене, о чадах, о торгах, о стяжаниях попечение имети", а "тесный и прискорбный, еже не имети ни града, ни села, ни дома". Нужно вступить в брань с антихристом. Но как же вести ее? Так как открыто бороться нельзя, то "достоит таитися и бегати", порвать все связи с обществом, уклониться от всех гражданских повинностей - видимых знаков власти антихристовой: записи в ревизии, платежа податей, военной службы, паспортов, присяги. Всякий желающий вступить на этот путь, кто бы он ни был, православный или раскольник, непременно должен принять новое крещение. Решение Евфимием вопроса в указанном смысле состоялось, вероятно, не без влияния со стороны некоего "странника" Иоанна. Кто был Иоанн и откуда - неизвестно; но несомненно, что "случайный незнакомец" Евфимия был для него влиятельным советником. Между прочим, он дал Евфимию совет крестить себя самого, что Евфимий и исполнил в 1772 г. В пошехонских лесах Евфимий обрел себе первых последователей, но не более восьми. Скрываясь сначала в лесах галичских, потом в окрестностях Ярославля, Евфимий занимался иконописанием, перепискою книг, а также сочинительством. Он был большой любитель книг. В 1792 г. Евфимий умер. По смерти Евфимия в роли наставницы выступила его спутница Ирина Федорова, крестьянка из Тверской губернии. Она не могла заменить Евфимия, но учение его продолжало распространяться благодаря его сочинениям, из которых наибольшее уважение в среде странников получил так называемый "Цветник десятословный", содержащий обличение "вин" и "пороков" старообрядцев. Ирина перешла в село Сопелки, что на правом берегу Волги, в 20 км. от Ярославля, при ручье Великоречке. Это село с тех пор стало играть роль столицы бегунства; по его имени самый толк иначе называется "сопелковским". Последователями Ирины в Сопелках стали крестьяне Петр Крайнев и Игорь Яковлев. Между ними завязался первый в истории религиозного толка спор о том, при каких условиях может быть совершен прием в согласие? Яковлев, рассуждая в духе Евфимия, утверждал, что только тот может считаться членом бегунского общества, кто действительно будет скрываться; Крайнев, поддерживаемый Ириной, находил возможным принимать в общество и тех, кто даст обет выйти в странство, хоть и будет оставаться дома. На первых порах спор окончился тем, что Яковлев оставил Сопелки. На стороне Крайнева были практические соображения. Постоянное бродяжничество, разрывая связь между членами толка, грозило его существованию, а также, привлекая людей бедных, бездомных, преступников, отнимало возможность привлечения в согласие людей богатых, привыкших к оседлости, которые могли бы материально поддерживать его существование. Через несколько лет сам Яковлев при свидании с ярославскими бегунами на пути своем в Сибирь, в ссылку, не произнес против них строгого осуждения. С тех пор в согласие бегунов стало входить много лиц "жиловых". Им было поставлено в обязанность давать приют действительным странникам. При их домах существуют бегунские "пристанодержательства", связующие бегунов в одно целое. Пристани устраиваются с тайниками для "крыющихся". Тайники были в виде ям под лестницами, чуланами, иногда за стеной или под двойной крышей; тайник одного дома соединялся с тайником другого, третьего и т. д., а тайник последнего дома выходил куда-нибудь в сад, перелесок, на большую дорогу. Странноприимцы, состоящие членами толка под условием одного обета странства, обязаны были исполнить этот обет перед концом жизни и умереть в действительном "странствовании", но и это требование большей частью выполнялось лишь по форме. Перед приближением смерти странноприимца его помещали в тайнике "пребывать в душеспасительном страхе", в полицию же подавалось объявление о его побеге, и затем, если больной положительно был безнадежен к выздоровлению, его перекрещивали. Тем все "странствование" и кончается. В первой четверти XIX в. в среде бегунов возник новый спор по вопросу о деньгах: можно ли их брать страннику? Некий Иван Петров из Костромской губернии решил вопрос в отрицательном смысле на том основании, что на деньгах находится дьяволоподобный государственный герб. Чтобы отделиться от несогласных с ним, он крестил сам себя. Шла молва о воздержанной жизни нового проповедника, и это склонило многих на его сторону. Сначала Иван скитался в окрестностях Ярославля, затем жил в пошехонских лесах, наконец перешел к Вологде. Последователи Евфимия, не согласившиеся с Петровым, делали попытки к умиротворению возникшего "раскола", но Петров до конца жизни (умер в 1860) остался при своем мнении. Толк "безденежников", в некоторых местах известный также под именем антипова согласия, в последующее время стал незначителен и постепенно прекратил свое существование. В 60-х годах XIX в. произошло новое разделение в бегунстве по милости наставника Никиты Семенова, сочинителя "Малого образа ересей", ярого пропагандиста, ездившего со своей проповедью не только по пошехонским и вологодским лесам, но и по многим городам, не исключая и Москвы. В конце 1854 г. Никита был взят полицией, но изъявил намерение присоединиться к церкви и был освобожден, после чего опять стал странствовать по России. Для своего общинного собрания Никита написал устав, по которому устройство его представляется в таком виде: во главе стоит управляющий, как бы некий патриарх; для нескольких мест должен быть старший, вроде епископа; в каждой отдельной местности имеется настоятель вроде пресвитера. Многие не приняли "статей" Никиты; произошло разделение. Строгих приверженцев Семенова называют "статейниками" или "иерархитами". В то же время возник между странниками вопрос о браке. Первыми проповедниками брачной жизни в странничестве были Мирон Васильев из Пошехонского уезда и Николай Косаткин - из Череповецкого. В семидесятых годах 19 в. их мысль нашла усердного защитника в лице крестьянина Новгородской губернии Михаила Кондратьева. Совершать браки стали под условием взаимного обета верности и при пении молебна. Бегунство по его принципу - самый строгий аскетизм. Все странники по идее - это иноки. Уставы их были необыкновенно строги; особенно тяжелы наказания за грехи против седьмой заповеди. Не было, однако, ни одного страннического наставника, который не имел бы нескольких наложниц. Пьянство, воровство, убийства также встречались в истории разгульной секты. Учение странников нашло себе приют в разных местах, начиная от Петербурга и до глубины Сибири, наиболее же далеко оно распространено было в Ярославской, Костромской, Олонецкой и Владимирской губерниях.
Страстная икона Богородицы- первоначально находилась в Нижнем Новгороде, затем в селе Палицах, а в 1641 г. перенесена была в Москву. На месте ее сретения, у Тверских ворот, построена была сначала церковь, а в 1654 г. - девичий монастырь, называемый "Страстным". Название "Страстной " икона получила оттого, что около лика Богоматери изображаются два ангела с орудиями страстей Господних. Празднование иконе совершалось 13 августа и в шестое воскресенье после Пасхи.
Страсы (или стразы) - подражание или подделка природных драгоценных камней из стекла. Подделки такого рода уже в глубокой древности (в Египте и Финикии, а впоследствии и в Риме) были настолько искусны, что многие из них долгое время почитались за настоящие драгоценные камни; так, известная древняя ваза, привезенная из Палестины во время крестовых походов в 1101 г. в Геную и хранившаяся в тамошнем музее под названием "Sacro catino di Smeraldo", только во времена Наполеона, который велел перенести ее в Париж, была распознана Гюйтоном (Guyton, "Annales de Chemie", 1807) как подделка изумруда из стекла. Название "страз" происходит от имени ювелира Страсса (Strass), жившего в конце XVIII столетия и славившегося приготовлением искусственных камней. Распознавание природных драгоценных камней от искусственных не представляет затруднений; при навыке и внимании последние узнаются на взгляд, особенно поддельные брильянты, рубины, сапфиры, изумруды, а лучше всего по твердости и удельному весу. По опытам Ауербаха (1894), стекло имеет твердость по минералогической шкале Моса от 5 до 7; последнее число соответствует твердости кварца, следовательно, все искусственные камни будут чертиться кварцем и стальным напильником. Марго (1898) предлагал для отличия настоящих брилиантов от страз и иных их подделок из природных камней, как, например, из бесцветных топазов, фенакитов, шлифованных под брильянтовую грань, испытывать пробой на черту карандашом из магния или алюминия, которые оставляют ясный металлический след на всех минералах, заключающих в составе кремнезем и глинозем, а, следовательно, и на стекле; испытание это облегчается, если поверхность камня будет слегка влажная. По своему составу, стразы являются свинцово-борным стеклом, сходным с оптическим флинтгласом. Так как от страз требуется большой блеск, то как щелочь употребляют калиевые соли; с этой же целью обогащают сплав большим количеством окиси свинца, которая вместе с тем дает легкоплавкость, усиленную борным ангидридом, что способствует получению более однородного и чистого сплава. Для окрашивания в различные цвета в состав стекла вводят окрашивающие окислы. Материалы для приготовления страз употребляются в чистом состоянии: так, кремнезем в виде горного хрусталя представляет в отобранных бесцветных кристаллах самый лучший материал по отсутствию посторонних подмесей. Кремень, кварц и песок выбираются более чистые, для удаления же следов окиси железа обрабатываются по измельчении соляной кислотой. Щелочь в виде поташа подвергается многократной кристаллизации и обрабатывается алкоголем. Борный ангидрид вводится в виде буры и борной кислоты, окись свинца - в виде сурика и белил, кроме того, для осветления прибавляют белый мышьяк (мышьяковистый ангидрид). Турмалин, имеющий красновато-бурый оттенок, получается подходящих цветов под природные закрашиванием окисью никеля, но при этом необходимо, чтобы свинцово-борное стекло имело натровое основание; окись никеля вводится в количестве около 0,7 %. Сплавы, получаемые для страз, по затвердении при медленном охлаждении подвергаются отборке по чистоте и однородности, как оптическое стекло, и затем шлифованию с гранением и полировке; первое производится посредством наждака, а последнее - тонким крокусом.
Стрелы- это метательное оружие, обычно пускаемое из лука и его разновидности, самострела, реже с метательной дощечки (эскимосы, алеуты) или из выдувной трубки (Малайский архипелаг, Бенгалия, Япония, Южная Америка); еще реже употреблялся как самостоятельное оружие (как это было у некоторых племен Африки, пока не был широко распространен автомат Калашникова). Стрелы были во всеобщем употреблении с древнейших времен (с палеолитического периода), продолжая позже существовать у многих первобытных и малокультурных народов. Единственным исключением был материк Австралия, где стрелы и даже стрелки не были найдены; метательным оружием служили там палицы, бумеранги и всякие копья. В Европе стрелы были вытеснены огнестрельным оружием. Еще в XIV в. целые битвы (при Кресси) выигрывались благодаря лучникам и их быстрым стрелам. В 1814 г. под Парижем среди иррегулярных русских войск были стрелки-лучники (обычно, башкиры или калмыки).
Стрельцы- так называлось постоянное войско в Московском государстве. Время появления их точно не известно. Карамзин думал, что они первоначально были известны под именем пищальников. Правильное устройство стрельцы получили при Иоанне Грозном, когда их было до 12000 человек и из которых 5000 жили в самой Москве. Стрельцы делились на стремянных (до 2000 человек), составлявших стражу государя, московских стрельцов и стрельцов украинных городов, где они составляли целые гарнизоны. Во время войны стрельцы входили в состав полевых войск. Стрельцы делились на приказы (потом полки), жившие особыми слободами и имевшие особые съезжие избы. Во главе каждого приказа был стрелецкий голова, впоследствии называвшийся полковником, подчиненный воеводе; голове были подчинены сотники, пятидесятники и десятники. В каждом приказе было от 200 до 1200 человек (обычно - около 500). Головами могли быть только дворяне, а в сотники назначались и дети боярские; десятники и пятидесятники выбирались из простых стрельцов. Стрельцы набирались из "гулящих" людей "не тяглых, и не пашенных, и не крепостных", "молодых и резвых и из самопалов стрелять гораздых". Каждый стрелец должен был иметь поручителей, которые отвечали бы за него в случае бегства или растраты казенного имущества. Стрелецкая служба была пожизненной и наследственной. Голова следил за поведением стрельцов, учил их стрельбе, судил их, кроме "разбойных и татебных дел и больших исков", и наказывал провинившихся батогами и кнутом. Стрельцы могли беспошлинно торговать в розницу своим рукодельем на сумму не больше одного рубля, не платили судебных пошлин в исках на сумму до 12 рублев, к большим праздникам могли беспошлинно приготовлять себе известное количество пива и вина. Отставные стрельцы, а также жены и дети убитых и попавших в плен продолжали жить в стрелецких слободах. Кроме гарнизонной и полевой службы, стрельцы несли также караулы и были на посылках. Вооружение стрельцов составляли небольшие, но довольно тяжелые пищали (Котошихин, "О России в царствование Алексея Михайловича").
Стригольники- первые известия о них как секте, вполне определившейся, встречаются во второй половине XIV в., но зарождение этой секты относится к более раннему времени. Есть основания предполагать, что мнения, из которых впоследствии образовалось учение стригольников, существовали уже в самом начале XIV в. Так, в житии митрополита Петра (1308-1326), составленном епископом Прохором (умершим в 1327 г.), упоминается о каком-то еретике, которого митрополит "препре, приехавши на прю и прокляши". По некоторым известиям, этот еретик был новгородский протопоп, злоумышленник тверского епископа Андрея, который, как видно из жития святого Петра, обвинял последнего перед константинопольским патриархом Афанасием в симонии. "Поставление на мзде", или симония, была одной из главных причин происхождения секты стригольников. Свое наименование секта получила от прозвища ее основателя, псковского дьякона, Карпа "художеством стригольника" или цирюльника. "Художество" дьякона Карпа состояло в пострижении новопоставляемых дьяков: духовенство обязано было выстригать волосы на верху головы, на темени. Занимавшиеся этим лица (обычно из среды церковного клира) назывались "стригольниками". Таким же стригольником был, вероятно, и псковский дьякон Карп. Как стригольник, Карп мог ближе и лучше других знать быт и думы ставленников-клириков и слышать сетования ставленников и их нарекания на тяжесть ставленнических пошлин (постригов), а, может быть, и сопряженных с ними злоупотреблений. Книжный для своего времени, гордившийся своей начитанностью, впечатлительный, самоуверенный и энергичный, он решился на открытый протест. В своих речах он, вероятно, вооружался главным образом против ставленнических пошлин, против "поставления на мзде", а вместе с тем, быть может, и против церковной зависимости Пскова от Новгорода. Лишенный сана дьякона и звания стригольника, Карп не прекратил своих смелых речей и за это был предан проклятию, что было равносильно совершенному отлучению от церкви. Тогда он задумал образовать подобие церкви из своих последователей. Этими последователями Карпа были, вероятно, прежде всего дьяки и вообще клирики, за интересы которых, казалось им, пострадал Карп, а потом и миряне, особенно люди книжные, начитанные. Вообще в последователях Карп не мог иметь недостатка в Пскове, где всегда существовало свободное отношение к духовенству и живо было недовольство зависимостью Пскова от Новгорода в церковном отношении. Спустя некоторое время Карп перешел в Новгород. Здесь на первых порах его пропаганда была встречена несочувственно. Можно полагать, что новгородский архиепископ, как только узнал о пропаганде Карпа в Новгороде, предал его хуле и суду. Следствием этого суда, вероятно, и была жестокая расправа новгородцев с вожаками стригольнической секты. В 1376 г., как сообщает летописец, новгородцы бросили в реку Волхов трех "развратителей веры христианской". Это не прекратило сектантского движения: оно вскоре приняло такие широкие размеры, что для прекращения его потребовалось содействие московского митрополита и константинопольского патриарха. Константинопольский патриарх Нил составил при помощи суздальского епископа Дионисия увещательную грамоту к стригольникам. Патриаршую грамоту доставил тот же святой Дионисий, которому, между прочим, было поручено от патриарха личными увещаниями дополнить его послание, в чем это оказалось бы необходимым. Дионисий исполнил поручение и, по замечанию летописца, успокоил мятежи и соблазн "о проторех, т. е. издержках, иже на поставлениях". Стригольническое учение продолжало, однако, существовать в Новгороде и Пскове и вскоре за тем вновь начало усиливаться. Новый константинопольский патриарх Антоний и прислал в Москву вифлеемского митрополита Михаила и с ним свои увещательные грамоты в Новгород и Псков по делу о стригольниках. Вифлеемский митрополит вместе с московским Киприаном отправились в Новгород. Здесь к ним присоединился еще полоцкий архиеп. Феодосий, так что в Новгороде вместе с тамошним архиепископом составился как бы поместный собор, который и занялся вопросом о стригольниках. Собор архипастырей огласил патриаршие грамоты сначала в Новгороде, потом в Пскове, присоединив к ним и свои собственные наставления. Есть основания думать, что миссионерская деятельность архипастырей сопровождалась успехом. Некоторые сектанты раскаялись в своем заблуждении; более упорные из них должны были оставить свою родину и бежать в Галицию. В Пскове секта продолжала держаться и в начале XV в. заявила о себе еще с большей против прежнего силой. Псковское духовенство дало знать об этом митрополиту Фотию; последний отвечал (в 1416 г.) увещательным посланием, в котором просил православных не смущаться сектантским движением, вразумлять заблуждающихся, а в случае их упорства изгонять их от себя подальше. В среде стригольников возникло внутреннее брожение, которое позже привело к распадению стригольнической секты на толки. И после того, однако, учение стригольников было довольно сильно распространено во Пскове. В 1427 г. до митрополита Фотия дошли слухи "о сущих ныне некоторых нововозмущенных во Пскове", вследствие чего Фотий написал два послания к псковичам. На первое послание псковичи отвечали митрополиту, что они "обыскали и показнили еретиков", из которых одни убежали, а другие остаются упорными в своем заблуждении. Во втором послании митрополит увещевал псковичей удаляться от нераскаянных сектантов в пище и питье и обращать их к православию, но только не смертными казнями, а другими наказаниями. Преподобный Иосиф Волоцкий свидетельствует, что после того был еще совет князей и святителей, по указанию которого псковичи схватили всех стригольников заключили их в темницы, где они и кончили свою жизнь. О дальнейшей судьбе стригольнической секты ничего точного не известно. Впрочем, она не исчезла бесследно, а выродилась в новую секту жидовствующих. Основатель стригольнической секты начал свои протесты с возражения против проставления клириков "на мзде". Так как не одни только низшие клирики, но и епископы и митрополиты, по мнению стригольников, проставлялись "на мзде", и так как в этом святокупстве принимал участие и сам патриарх константинопольский с его священным собором, то всех их сектанты признавали незаконными. Стригольники находили, что архиереи и монахи собирают себе много имущества, а белое духовенство берет поборы с живых и мертвых и дурно живет; отсюда они выводили, что не нужно принимать ни учения, ни священнодействий от таких пастырей, что все священнодействия их не действительны. Таким образом стригольники дошли до полного разрыва с существующей тогда церковью, но они на этом не остановились, а пошли дальше - отвергли все церковные предания, признали недостойною и всю древнюю церковную иерархию, которая, подобно современной им, поставлялась, по их мнению, "на мзде". В конце концов стригольники пришли к заключению, что только апостольская церковь есть истинная христианская церковь, только апостолы были истинными пастырями и учителями и только апостольские писания должны служить источником истинной христианской церкви. В этих апостольских писаниях они искали подтверждения и основания для всех главных положений своего учения; отсюда они выводили, что христианские пастыри должны быть нестяжательными, неимущими, бедными людьми; здесь же они находили оправдание и для учреждения у себя самозваных учителей (ссылаясь на слова апострола Павла, заповедующего учить и простому человеку). Эти учителя или наставники, по всей вероятности, были у них и совершителями богослужения. Богослужение стригольников было, по-видимому, просто, понятно и несложно. Православные храмы они отвергли на основании слов Писания, что "Всевышний не в рукотворенных храмах живет" (Деяние). Можно думать, что у них было свое крещение; все остальные таинства православной церкви они или отвергали, или понимали их своеобразно. Таинство евхаристии они не совершали, понимая его в духовном смысле. Таинство покаяния стригольники удержали, но совершалось оно у них своеобразно: вместо исповеди у священников стригольники учили каяться самому себе, припадая к земле. Некоторые полагают, что припадание стригольников к земле во время покаяния их самому Богу могло делаться ими для большого сосредоточения, но вероятнее всего предположение, что стригольники каялись именно земле, которую как-то своеобразно в данном случае олицетворяли. Священнодействие погребения мертвых вместе со всеми молитвословиями за умерших стригольники отвергали решительно. Есть основание думать, что стригольники отрицали почитание святых, святых икон и священного креста, отвергали и само монашество. Нравственная жизнь стригольников, судя по некоторым данным, отличалась многими добрыми чертами. Наставники стригольников обычно ничего из денег не брали за труд учительства. Такой своей нестяжательностью они производили сильное впечатление на своих последователей, которые с гордостью указывали православным на своих учителей как на полную противоположность духовенству. Стригольники подолгу молились, усердно постились, вели вообще аскетический образ жизни и выделялись из среды других верующих людей своим серьезным, сосредоточенным и печальным видом. В домашней своей жизни стригольники отличались трезвостью и воздержанием в пище и питье. К концу своего 50-летнего существования, в секте усматриваются признаки трех толков или направлений. Первый толк удержал основное учение секты, изложенное выше. Последователи другого, крайнего толка, отрицали решительно все внешнее в христианстве, не признавали никаких, даже апостольских писаний, отвергали воскресение мертвых и будущую жизнь и даже, кажется, потеряли веру в Божественного искупителя человечества, полагая, что для спасения достаточно молиться на небо, призывая в молитвах Отца небесного. В таком именно виде представляют крайнее стригольничество грамоты митрополита Фотия, написанные псковичам в 1427 г. Такое крайнее направление, вероятно, вызвало в стригольнической секте противоположное течение. Некоторые сектанты, порицая православное духовенство за его недостатки и крайнее развитие обрядовой стороны в православной церкви, в то же самое время не желали порывать всякую связь с ней. Они посещали православные храмы, участвовали в православном богослужении и делали приношения в церковь за умерших. К ним, может быть, принадлежали и те стригольники, о которых митрополит Фотий говорит, что они "на властях седят и судят". Разногласие между самими стригольниками вместе с энергичными мерами, принятыми против них, привело к скорому разложению и затем к совершенному вырождению секты. Стригольническая секта, по словам митрополита Макария, "была плодом своего времени и произведением русской почвы". С мнением митрополита Макария вполне согласны и все другие исследователи. В пользу этого мнения говорят и послания константинопольских патриархов и русского митрополита Фотия, написанный по поводу стригольнической секты (Н. Руднев, "Рассуждение о ересях и расколах, бывших в русской церкви со времени Владимира Великого до Иоанна Грозного", М., 1838; Макарий, "История русской церкви", И. И. Малышевский, "О зарождении религиозных сект в России с рационалистическим направлением", Киев, 1884; В. Иконников, "Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории" (Киев, 1869); А. Архангельский, "Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Их литературные труды и идеи в древней Руси", СПб., 1882; Костомаров, "История в жизнеописаниях"; Ф. Титов, "Секта стригольщиков", "Миссионерское обозрение", 1896, март и апрель).
Стряпчий- это звание царского слуги, впоследствии простой дворцовый чин. Наименование "стряпчий" заимствовано от слова "стряпать", т. е. делать, работать. Сведения о них относятся к XVII в., когда они находились во дворах конюшенном, кормовом, хлебенном, сытенном и др. Были также дворцовые стряпчие, ведавшие по деревням дворцовые приказные дела и защищавшие крестьян дворцовых от обид; стряпчие от житья, пожалованные из городовых дворян; стряпчий с платьем и др. Специально для личных услуг государя находились стряпчие, ходившие за ним "со стряпней", т. е. с его шапкой, полотенцем и прочим. При входе государя в церковь они несли для него стул, скамеечку; держали в церкви шапку; в походах везли панцирь, меч; во время зимних поездок государя по окрестностям Москвы назначались в "ухабничие" для поддержания возка на ухабах; во время обедов ставили блюда перед боярами, окольничими и ближними людьми и т. п. Так как число стряпчих было очень велико (около 800-900), то для государевых услуг употреблялись особые смены; свободные же стряпчие иногда посылались в качестве второстепенных чинов в посольства, с воеводами по полкам в качестве военных людей и т. п. Самый старший из стряпчих - "стряпчий с большим ключом" - он был помощником постельничего, заведовал мастерской палатой и постельною казной, от которой носил ключ. Несмотря на невысокое положение стряпчих, на эту должность назначали иногда и из родовитых дворян; так, стряпчими были князья Голицыны, князья Пронские, князья Репнины, князья Ростовские-Буйносовы, Шереметевы и др. Обычно в стряпчие жаловали московских дворян и жильцов. Более родовитые стряпчие состояли большей частью при особе государя, не имели какой-либо определенной "стряпни" и были преимущественно придворными чинами. По Учреждению о губерниях 1775 г. стряпчие появляются как помощники прокурора и защитники казенных интересов. При губернском правлении и при палатах состояли губернские стряпчие казенных дел и уголовных дел; соответственные должности существовали и при присутственных местах, занимавших середину между губернскими и уездными; в каждом уезде или округе находился уездный или окружной стряпчий. Стряпчие должны были служить советниками прокурора; они предлагали его именем заключения в палатах и других судах. Стряпчие казенных дел являлись истцами по казенным делам и по делам, нарушающим общий порядок или "противным власти и присяжной должности"; стряпчие уголовных дел были истцами по уголовным делам, когда не было другого истца. Стряпчие имели право требовать сообщения им всякого рода дел, касающихся казны, малолетних и другое; они же наблюдали за сохранением порядка, каждому месту ими предписанного. Уездные стряпчие должны были наблюдать, чтобы в уездных судебных местах не происходило беспорядков, чтобы никому не причинялось притеснений, чтобы исполнялись все законы и т. д. Во время решения дел судом стряпчие выходил из присутствия. При отсутствии прокурора его должность исправлял старший стряпчий. При Павле I должности стряпчих были упразднены, но с воцарением Александра I вновь восстановлены. В 1808 г. были учреждены удельные стряпчие для хождения по делам удельных имений и крестьян. В 1826 г. на стряпчих и прокуроров была возложена обязанность наблюдать за правильным течением и решением дел казенных крестьян в судебных местах; в 1827 г. уездным стряпчим предписано было посещать помещения арестантов для наблюдения за их довольствием. В некоторых городах были городовые стряпчие, в столицах - следственные стряпчие. Были также особые стряпчие ведомства государственных имуществ. По мере введения в империи Судебных Уставов 1864 г. должности губернских и уездных стряпчих вместе с должностями губернских прокуроров мало-помалу упразднялись; в губерниях, в которых оставались еще суды прежнего устройства, должность стряпчнго была отчасти заменена должностью судебного следователя, отчасти - должностью товарища губернского прокурора. Стряпчими назывались до введения новых судов, также и ходатаи по судебным делам (от французского слова "avouй" в противоположность адвокатам и английское - attornеу и solicitor в противоположность барристерам).
Су- старофранцузская монета, чеканившаяся из меди (и даже железа) до 1793 г.; потом была обращена в 5-сантимную монету, которая, составляя 1/20 франка, часто называлась су. Чеканился также серебряный су ценностью в 2-15 су до революции, в 15 и 30 су - во время французской революции.
Субботники- мистическая секта, имеющая преемственную связь с ересью жидовствующих. Начало распространения ее в России относится к царствованию Екатерины II-й. До конца 1820-х годов субботники сосредоточивались преимущественно в губерниях Воронежской (в уездах Павловском и Бобровском в 1818 г. их было 503 человек, а в 1823 г. - 3771), Орловской, Московской, Тульской, Саратовской. После правительственных мероприятий 1806, 1825 (когда был издан синодский указ "о мерах к отвращению распространения жидовской секты под названием субботников") и 1826 гг. субботники, открыто признававшие свою принадлежность к секте, были переселены в северное предгорье Кавказа, Закавказье и Иркутскую, Тобольскую, Енисейскую губернии. На прежних местах жительства осталось, однако, немало "скрытых" субботников. Точно определить число субботников в Европейской России и Сибири было невозможно; больше их было на окраинах, но ни в одном пункте не насчитывалось их более 2500. Не установлено вполне и исповедуемое ими учение, тем более, что оно разнится в различных губерниях. Первые официальные данные об их учении (в синодском указе 1825 г. и в сообщении архимандрита Григория) были неопределенны. По словам указа, "существо секты не представляет полного тождества с еврейской верой", хотя она и признает обрезание, "устанавливает празднование субботы, допускает произвольные браки. По сообщению архимандрита Григория, московские субботники все-же не производят обрезания, но вообще держатся-таки чисто еврейских догматов. По позднейшим исследованиям, в одних местах субботники соблюдали обряды по закону Моисееву, но не признавали Талмуда и молитвы читали на русском и церковно-славянском языках; в других (например, в Пятигорске и Иркутской области) носили русскую одежду и вообще придерживались русских обычаев. Одни субботники вовсе не признавали Христа и ждали пришествия Мессии, как царя земного; другие считали Христа святым человеком, пророком и смеялись над ожидавшими пришествия царя земного. Одни совсем не признавали Нового Завета, другие только ставили его ниже Ветхого. Общих признаков учения субботников можно установить очень немного: это - обрезание, признание Божества в одном лице, наибольшее преклонение пред Ветхим Заветом и главное празднование субботы. Все почти единогласно, и частные, и официальные исследователи, сообщают, что субботники были трудолюбивы, грамотны и беспрекословно исполняли требования начальства и что в их среде не замечалось пьянства, разврата, жаргонной ругани и бедности.
Субгастация- это публичная продажа недвижимых имуществ. В Риме при публичных продажах и отдаче взаймы вещей, принадлежащих государству, захваченных пленных в рабство, а также и предметов залога для указания назначения этих вещей к публичной продаже втыкалось в землю копье (hosta), откуда выражение "sub hasta vendere и subhastatio". В средневековых итальянских республиках продажа залогов производилась в интересах обеспечения должников судьями, вследствие чего образовался постепенно особый субгастационный процесс, рецепированный и развитый дальше в Германии. В отдельных ее государствах этот процесс принял разнообразные формы, объединение которым пытался дать общеимперский "Civilprocessordnung", но обязательность его постановлений в этом отношении для отдельных государств считалась спорной, и его нормы имели во всяком случае лишь вспомогательное значение. С изданием общегерманского уложения изданы и общие правила принудительной публичной продажи недвижимых имуществ (Zwangsvollsteckung in das unbewegliche Vermцgen), окончательно отменившие партикулярные нормы и сильно видоизменившие постановления "Civilprocessordnung".
Субретка- однн из "постоянных типов" старой комедии, итальянской, затем французской. Бойкая, веселая, молодая, смелая горничная, себе на уме и преданная своей госпоже - героиня пьесы, играет в комедии значительную роль, ускоряя темп действия и способствуя благоприятной развязке. Наиболее совершенным культурно-историческим типом субретки считается Дорина в "Тартюфе" Мольера. Несомненным отголоском типа субретки является Лиза в "Горе от ума". Близки по отношениям к героине, но имеют иное положение в пьесе "наперсница разврата" в античной и ложноклассической трагедии и пожилая "дуэнья" испанской драмы.
Судебники (1497 и 1530 гг.)- законодательство 1497 г. в единственном сохранившемся списке не носит еще такого названия, а имеет лишь следующий заголовок: "Лета 7006 месяца септемврия уложил князь великий Иван Васильевич всея Руси с детми своими и бояры о суде, како судити бояром и околничим". В двух летописных заметках он назван судебником, и это название за ним упрочилось по аналогии со вторым памятником. Об обстоятельствах, вызвавших издание первого судебника, и о порядке его составления ничего не известно; лишь в одной из летописных заметок сказано, что великий князь "уложил суд судити бояром по Судебнику Володимера Гусева". Этот дьяк в следующем же году был казнен за участие в заговоре против внука великого князя, Димитрия. С объединением государства все более ощущалась недостаточность наличных местных (указных и иных) норм, и это естественно навело на мысль иметь общий сборник правил для всей территории государства. Первый опыт московского законодательства нельзя назвать удачным: 1-й судебник очень краток и беден содержанием даже по сравнению с "Русской Правдой", не говоря уже о "Псковской судной грамоте". Его содержание почти исключительно процессуальное: наметить основные начала отправления правосудия и поставить их под контроль центральной власти - вот главнейшая цель законодателя. В судебнике идет речь сначала о суде центральном (суд бояр, окольничих великого князя и его детей), затем о суде наместников в городах; в конце помещены немногие случайные нормы материального права под особыми заголовками: "о займех", "о христианском отказе", "о чюжеземцех", "о изгородах" и прочем. Такой порядок статей вызвал мысль о системе судебника, по которой его содержание распадается на три указанных части, с четвертой дополнительной. Едва ли, однако, уместно называть подобный порядок системой, тем более, что он далеко до конца не выдержан: среди статей о центральном суде помещена статья "о наместниче указе" и ряд уголовных постановлений - "о татьбе", "о татех", "о татинных речех", из которых только одно первое дословно повторено в отделе о суде наместников под заглавием "о татех указ". С внешней стороны статьи в подлиннике разделены заглавиями, писанными киноварью. Первые издатели памятника насчитали таких статей 36. Но не все статьи имеют заглавия; иные лишь начинаются с новой строки красною буквой; другие написаны в строку под общим заголовком с предшествующими, хотя не имеют к ним никакого отношения. Например, под заглавием "о чужеземцех" сначала изложено правило об исках между чужеземцами, потом о подсудности духовенства, наконец - о порядке наследования без завещания. Впервые историк Владимирский-Буданов разделил памятник на статьи по различию содержания и насчитал таких статей 68. Источниками судебника являются главным образом прежние юридические сборники - "Русская Правда" и "Псковская судная грамота", а также княжеские грамоты, определявшие порядок местного управления и суда. Из "Русской Правды" несомненно взята статья "о займех", определяющая последствия торговой несостоятельности почти буквально словами источника. В статье (66) "о полной грамоте" указываются источники холопства (тиунство и ключничество), известные и "Правде", но с изменениями по существу и в другой редакции. Из "Псковской грамоты" взято до девяти статей, но с изменениями. Многое редактору судебника казалось неясным или осталось непонятым: выражение "живота не дати" он поясняет другим - "казнити смертною казнию"; термин "истец" он понимает по-московски, в смысле "ищеи", и иногда дополняет его выражением "или ответчик", тогда как в грамоте этим термином обозначается вообще сторона в процессе и дополнение оказывается излишним и затемняющим смысл нормы. Оригинальный институт послушества московский рецептор совершенно исказил: он знает послуха-свидетеля, который обязан являться в суд и может нанимать за себя наймита на поединок, но в то же время берет из грамоты понятие о послухе-пособнике, который по самому существу должен был всегда действовать лично и не мог заменить себя никем другим. Такое заимствование вовлекло редактора в непримиримое противоречие. Одним из важнейших источников судебника были уставные грамоты наместничьего управления, хотя содержание их судебник далеко не исчерпывает. Поэтому они не утратили своей силы и после издания судебника, который предписывает в иных случаях поступать по грамотам и лишь за отсутствием их применять содержащиеся в нем постановления (статьи 38 и 44). Наконец, немногие нормы взяты из обычного права, например, понятие о лихом человеке, о давности, о крестьянском отказе и др. Бедность содержания 1-го судебника неизбежно требовала его дополнения. Из позднейших памятников известно, что великий князь Василий Иванович издал, например, уложение о вотчинах и устав о слободах, которые не сохранились. В 1550 г. издан новый судебник. В его заголовке сказано, что царь Иван Васильевич, "с своею братьею и с бояры, сей судебник уложил" в июне 7058 лета, но из речи царя на Стоглавом соборе 1551 г. можно узнать, что царь представил собору новый судебник и уставные грамоты, просил прочесть их и рассудить и, если дело будет признано достойным, скрепить их подписями для хранения в казне. Значит, царь считал нужным получить от собора санкцию вновь составленного судебника. Как отнесся собор к этому предложению, остается неизвестным, а потому и нельзя сказать, в какой мере точно передан в заглавии судебника порядок его издания. Из той же речи царя раскрываются и поводы к переизданию судебника. Царь вспоминал, что "в предыдущее лето" он благословился у представителей церкви "судебник исправити по старине". Предыдущее лето - это 7058 год, обнимающий, по русскому летоисчислению, период времени с 1 сентября 1549 г. по 1 сентября 1550 г. К этому году приурочивают созывание первого земского собора, на котором, вероятно, и был возбужден вопрос об исправлении старого судебника. Эта догадка находит косвенное подтверждение в сопоставлении кратких указаний о первом земском соборе, сохранившихся, впрочем, лишь в позднейшем и интерполированном памятнике, с некоторыми новшествами второго судебника. Царь говорил, между прочим, на соборе, что его бояре и вельможи впали во многие корысти и хищения, называл их лихоимцами, хищниками, творящими неправедный суд, но в то же время он признал, что всех обид и разорений, происшедших от бессудства и лихоимания властей, исправить невозможно, и просил оставить "друг другу вражды и тяготы". На Стоглавом соборе царь подтвердил, что он предписал боярам "помиритися на срок" по всем делам "со всеми христианы" своего царства. Это известие толкуется в том смысле, что ввиду массы жалоб и исковых требований, предъявленных на наместников, волостелей и иных судей, правительство оказалось не в силах разобрать все эти дела судебным порядком и предписало окончить их полюбовным соглашением; значительное же число исков на неправедный суд следует объяснять не только беспорядками боярского правления в малолетство Грозного, но и недостаточностью установленных в ограждение нелицеприятного суда правил первого судебника. В нем имеются только три статьи (1, 2 и 67), которыми запрещено судьям дружить или мстить судом, брать посуды и отказывать в правосудии, а тяжущимся - давать посулы, но эти запреты не имели никакой санкции. Отсюда постоянная трудность в разрешении дел по жалобам на наместников. На этот существенный недостаток и было обращено прежде всего внимание при исправлении судебника; царь указал Стоглавому собору, что он судебник "исправил и великия заповеди написал, чтобы то было прямо и бережно и суд бы был праведен и беспосульно во всяких делех". Это указание вполне подтверждается сравнением нового судебника со старым: в нем вместо прежних трех статей без всякой санкции помещено до 10 статей, установляющих наказания за неправильные обвинения, посулы и отказ в правосудии, и до пяти статей, облагающих наказаниями различные неправильности в судопроизводстве. В этом заключается одно из существенных отличий нового судебника. Общее его сравнение с прежним убеждает в том, что последний положен в основу нового памятника и является важнейшим его источником. Даже порядок расположения статей удержан прежний, но статьи правильнее одна от другой отделены и перенумерованы. Всего статей во втором судебнике 100 против 68 старого сборника. Излишек статей содержит дополнения и новости. Некоторые дополнения заключаются и в параллельных статьях; например, правило "о христианском отказе", кроме условия о сроке и уплате пожилого за пользование двором, установляет целый ряд добавочных норм - о плате за повоз, о праве крестьянина на оставленную в земле рожь, о продаже крестьянином себя с пашни в холопство вне срока и без уплаты пожилого. Новые статьи или обнимают нормы, обеспечивающие праведный суд (сюда, помимо вышеуказанного, следует еще отнести обязанность наместников нести ответственность и за всех их людей, а также установление годовой давности для исков на наместников, знак, что правительство и впредь ожидало наплыва таких исков), или же касаются совершенно новых вопросов, не затронутых в старом судебнике (правила о родовом выкупе, о служилой кабале, об отмене тарханных грамот и др.). Дополнительные правила и новые статьи могли быть заимствованы или из обычной практики, или из каких-либо не сохранившихся до нас указов. И после всех этих дополнений второй судебник сохранил, однако, значение сборника правил судопроизводства с сравнительно бедным содержанием норм материального права. Восполнением этого недостатка по-прежнему мог служить живой обычай. Второй судебник кладет впервые серьезное ограничение такой практике: он предписывает всякие дела судить и управу чинить "по тому, как царь и великий князь в сем своем судебник уложил". Относительно новых дел, которые "в сем судебник не написаны", установлен доклад государю и боярам: "и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем судебнике приписывати". Правило о докладе новых дел едва ли могло быть в точности выполнено; иначе мы должны были бы допустить, что царь и его дума сейчас же после издания судебника были завалены огромным числом законодательных вопросов, о чем не сохранилось никаких указаний. Но это правило несомненно породило своеобразную законодательную практику, которая нашла свое выражение в дополнительных к судебнику указах и в указных книгах приказов. Первый судебник найден был в 1817 г. Калайдовичем и Строевым и издан в 1819 г. вместе со вторым судебником (издание было повторено в 1878 г.). Ранее он был известен только в неполных выдержках, помещенных в записках Герберштейна. Второй судебник найден в 1734 г. Татищевым, который подобрал несколько дополнительных к нему указов, снабдил все это примечаниями и представил рукопись в Академию наук. Труд Татищева был издан только в 1768 г., когда появилось в свет и издание судебника Башиловым.
Судебные марки- введены законом 1890 г. для уплаты судебных пошлины по делам, подсудным общим судебным установлениям, образованным по уставам 1864 г.; ими оплачивалась судебная пошлина, когда размер ее не превышал 25 руб., т. е. цена иска составляла не более 5000 руб. В областях Войска Донского, Кубанской и Терской судебные марки употребляются лишь при подаче апелляционных жалоб. Судебные марки установлены были пяти разрядов: в 25 коп., 50 коп., 1 руб., 3 руб. и 5 руб.; продажа их производилась в казначействах и судебных установлениях, не иначе как за наличные деньги; погашение их производилось по правилам, установленным для погашения гербовых марок. Оплата судебной пошлины марками представляла большие удобства как для судебных учреждений, так и для публики, сокращая для первых канцелярскую работу, а для публики - время, необходимое для выполнения формальностей.
Суды любви(Cours d'Amour) - во времена рыцарства во Франции и Провансе это судилища из знатных дам, обсуждавшие вопросы о любви. Существование таких "Судов любви" в новейшее время одними учеными отчасти, другими совершенно отвергается. Впервые об этом оригинальном учреждении упоминается в XVI в., в книге Жана Нострадама "Vie des poиtes provensaux". По его словам, как скоро возникал между трубадурами спор по какому-нибудь вопросу, относящемуся к теории любви, и спорящие не приходили к соглашению, они обращались за разрешением спора к знатным дамам-президентшам, державшим гостеприимный двор любви. Эти дамы постановляли окончательные решения по тому или другому общему вопросу, носившие название lous arrests d'amour. О вмешательстве в действительные споры влюбленных Нострадам не говорит. У позднейших писателей суды любви превращаются в правильно функционирующие учреждения. Так, по Legrand de Aussy ("Fabliaux ou Contes", 1779), суды любви имели назначением рассмотрение, кроме теоретических вопросов, и фактических споров между влюбленными. Между тем, в памятниках средневековья выражение "Cour d'Amour" означало собой отнюдь не реальное собрание с юридическими или критическими функциями, а "двор бога любви" или "богини любви", что служило излюбленной поэтической картиной. У Боккаччио "corte d'amore" означает просто торжественное собрание. Начиная с Крешимбени, вопрос о существовании "Судов любви" все более и более подвергается научно-критическому исследованию. К достоверности данных книги Нострадама и его последователей начинают относиться скептически. На первый план выступает в роли ключа для исследования этого запутанного вопроса книга Андрея Капеллана ("De arte honeste amandi et de reprobatione amoris"), написанная в 1170-1180 гг. и изданная в XV и XVI вв., позже - у Aretin ("Aussprьche Minnegerichte", Мюнхен, 1803, с немецким переводом 1842 г. и частью итальянского перевода по Crescimbeni). В 1817 г. Raynouard собрал все сказания о судах любви, систематизировал их и выработал теорию о постоянно и правильно собиравшихся дамских судилищах, задачей которых служила критическая оценка тенсон, разрешение вопросов любовной казуистики и разбор действительных споров между влюбленными. Диц (в своих "Beitrдge zur Kenntniss der romantischen Poesie. Ueber die Minnehцfe", Берлин, 1825), совершенно отрицает существование судов любви, не придавая никакой цены утверждениям "легковерного" Жана Нострадама. Он считает несомненным существование обычая отдавать на решение третейских судов любовные споры, но в таких случаях обращались не к постоянному какому-либо учреждению, а к частным лицам, каждый раз особо выбиравшимся. В упоминаемых у Капеллана judicia amoris Диц склонен видеть лишь торжественные собрания, на которых к знатным дамам обращались за решениями вопросов любовный теории. Мнение Дица нашло многих приверженцев среди ученых Германии и Италии (Яков Гримм и другие), но у французов долго держалась теория Ренуара. Гастон Парис в статье "Etudes sur les romans de la Table Ronde" еще решительнее Дица отрицает существование судов любви. По его мнению, их совсем не было, не было даже торжественных собраний, предназначенных для рассмотрения вопросов любви; возможно только, что на собраниях, не специально для того устраиваемых, забавы ради предлагались дамам вопросы по теории любви. Ни судебной, ни литературно-критической функции не было у таких собраний, не имевших никакой преднамеченной цели. Датский ученый Trojel ("Middelalderens Elskovshoffer undersцgelse", Копенгаген, 1888), разделяя мнение Дица и Париса, что суды любви носили характер забавы, находит, однако, что этими судами разбирались и действительные случаи. Гастон Парис выступил решительно против этой теории ("Les cours d'amour au moyen вge", "Journal des Savants", 1888, Љ 11-12). Мнение Париса принято многими учеными. Новый свет пролил на этот темный вопрос Райна. По мнению этого исследователя, суды любви не вымышлены Капелланом: они имели своим назначением установление принципов любовной казуистики; действительные случаи ими не обсуждались, а если и обсуждались, то без просьбы сторон, имена которых ни в каком случае не произносились и никакого обязательного значения решения не могли иметь (Rajna, "Le Corti d'Amore", Милан, 1889, и "Tre studi per la storia del libro di Andrea Capйllano" в "Studij di filologia romanza", 1890). Приверженцем Райна является финский ученый W. Sцderhjelm ("Literaturblatt", 1890, Љ 12). В 1891 г. V. Crescini ("Per la questione delle corti d'amore") выдвинул новую теорию. Он считает существование судов любви беcспорным, равно и то, что ими иногда разбирались действительные раздоры между влюбленными. Вместе с Троелем он признает, что постановления этих судилищ считались обязательными для обеих сторон, "честным словом" обязывавшихся исполнять решения; имена спорящих оставались в тайне. Действительные факты, по мнению Крешини, расходящегося в этом пункте с Троелем, обсуждались не одной дамой, а целым собранием, в состав которого, хотя и редко, входили и некоторые мужчины. Крешини нашел много приверженцев, в том числе самого Троеля, который вполне примкнул к его мнению. Все новейшие исследователи, за исключением очень немногих, соглашаются с итальянским ученым.
Суды офицеров- это военные суды чести, что существовали открыто и повсеместно до революции. Цель учреждения их заключается в сохранении корпоративной чести офицерского сословия путем предоставления самим офицерам права исключать из своей среды тех лиц, которые признаются ими недостойными принадлежать к военной корпорации. Отсюда вытекает сословный характер этих судов, организация их на выборном начале и полная обособленность от общей военно-судебной организации. Нижние чины по характеру их службы (служба по обязанности или по срочному найму) не почитаются носителями и выразителями военной чести, и юрисдикция военных судов чести на них нигде не распространяется. Родина военных судов чести - Пруссия, откуда они перешли во все германские государства, в Австрию и в императорскую Россию. Во Франции охрана корпоративной чести офицерского сословия возлагалась на особые следственные суды, которые, однако, не были судами чести, так как главная цель их учреждения - охрана интересов службы и они не были основаны на выборном принципе. Начало образования судов чести в Пруссии было положено в 1808 г., когда военно-реорганизационной комиссией под председательством Шарнгорста был выработан закон, по которому офицер, оказавшийся виновным в пьянстве, или ведущий развратную, разгульную жизнь, или обнаруживший низкий образ мыслей, мог быть присужден большинством Ў голосов офицеров своей части к лишению права на производство в следующий чин. В 1821 г. ведению офицерских судов были подчинены все вообще поступки офицеров, не заключающие в себе признаков уголовно наказуемого деяния, но несогласные с правилами чести или несовместные с особым положением военных чинов. Вместе с тем офицерской корпорации предоставлено было, сверх лишения права на производство, присуждать к увольнению от службы. В 1843 г. издано подробное положение о судах чести для прусской армии, видоизмененное в 1874 г. Более поздние постановления о судах чести были одинаковы для всей Германии. В Австрии офицерские суды были учреждены впервые в 1867 г. Ни германское, ни австрийское законодательства не определяют фактических признаков поступка, противоречащего понятию военной чести, всецело предоставляя установление этих признаков самой офицерской корпорации. В Германии на офицерские советы чести возлагается также разбирательство ссор между офицерами и решение вопроса о поединках. Военный суд чести действовал в Германии совершенно независимо от уголовного судилища; один и тот же поступок мог быть предметом рассмотрения обоих судов; требовалось лишь, чтобы разбирательство в уголовном суде предшествовало честному суду. По австрийскому закону, если преступное деяние заключало в себе и нарушение правил чести, решение вопроса о возможности оставления виновного офицера на службе предоставлялось уголовному военному судилищу. И в Германии, и в Австрии военные суды чести призваны были охранять корпоративную честь всего офицерского сословия, а не отдельных войсковых единиц, почему компетенция их распространялась не только на обер-офицеров, как в царской России, но и на всех штаб-офицеров и генералов, где бы они ни состояли на службе, также как на зачисленных в резерв или ландвер и даже на уволенных в отставку с правом носить мундир или с пенсией; сверх того, подлежали офицерским судам некоторые категории военных чиновников - врачи, аудиторы и прочие военные лица. Органы офицерских судов в Германии были такие: суд чести (Ehrengericht) и совет чести (Ehrenrath). Первый по делам об обер-офицерах собирал всех офицеров полка или отдельной части; по делам о штаб-офицерах был один генерал, назначаемый начальником корпусного округа, и 9 штаб-офицеров, избираемых всеми штаб-офицерами округа на один год; для разбора дела о генерале состав суда определялся каждый раз особо императором. Совет чести, имеющий задачей предварительное расследование дел, составлялся из трех членов, избираемых на один год соответственными судами чести. В Австрии существовало особое офицерское собрание (Offiziers-Versammlung) и совет чести. Офицерское собрание решало лишь вопрос о предании суду. Для обер-офицеров оно составлялось из всех офицеров части; для штаб-офицеров - из всех штаб-офицеров дивизии; для генералов - из всех генералов, находящихся в данное время в Вене. Каждое собрание избирало из своей среды трех членов в особую комиссию (первое - на 1 год, второе и третье - по всякому делу особо), которая под председательством лица, назначаемого начальством, производило предварительное расследование предосудительных поступков. Само рассмотрение дел и постановление решения возлагалось на советы чести, образуемые из состава комиссии и еще пяти членов по назначению начальства. Дела в судах чести рассматривались непублично; защитники (из офицеров) допускались в Германии лишь к подаче письменных объяснений; в Австрии они могли представлять и словесные объяснения. Bce обвинительные приговоры представлялись на утверждение верховной власти; обжалование их не допускалось. Учреждение судов общества офицеров в России относится к 1863 г., когда вышло положение об охранении воинской дисциплины и о дисциплинарных взысканиях. Основной особенностью организации, сохранившейся до большевитского времени, принято было учреждение таких судов только при отдельных войсковых частях, а не при высших войсковых соединениях. Компетенции их были подчинены только обер-офицеры, так как было несовместно с началами воинской дисциплины подвергать штаб-офицеров полка суду подчиненных им обер-офицеров. Такая система несомненно способствовала преимущественному развитию в русской армии идеи корпоративной чести войсковых единиц в ущерб надлежащему развитию идеи воинской чести вообще и была одной из причин замечаемой иногда обособленности офицеров разных полков. Едва ли можно было рекомендовать распространение юрисдикции офицерских судов, по примеру Германии, на запасных, отставных и военных чиновников, но распространение ее на всех состоящих на действительной службе офицеров и генералов, а также реорганизация судов в смысле приурочения их к более крупным командным и административным единицам для поднятия чувства общей военной чести стали крайне полезны. По положению 1863 г. к компетенции судов общества офицеров были отнесены поступки, несовместные с понятиями о воинской чести и доблести офицерского звания или изобличающие в офицере отсутствие правил нравственности и благородства, а также разбор между офицерами ссор и обид. Дела о поединках были изъяты из ведения судов, так как, по словам мотивов, "с допущением подобного прусским законам правила самим законом дозволялось бы кровопролитие и самоуправство вооруженною рукой". Суды составляли все наличные обер-офицеры полка, которые ежегодно избирали совет посредников из пяти офицеров. Посредники производили предварительное дознание; суд мог только постановлять, подлежит ли офицер удалению из полка или увольнению от службы. При всех последующих изданиях дисциплинарного устава правила о суде общества офицеров более или менее видоизменялись. По-новому они были переработаны в 1888 г., причем получили большее развитие постановления о порядке производства дел. Существенные дополнения были внесены законом 1894 г., возложившим на офицерские суды решение вопросов о поединках. По закону суды общества офицеров учреждаются при полках, отдельных батальонах, артиллерийских бригадах, а также могут быть учреждаемы во всех других отдельных частях военного ведомства. Членами суда и кандидатами не могут быть избираемы состоящие под судом или следствием и подвергшиеся по судебным приговорам содержанию на гауптвахте с ограничением некоторых прав и преимуществ по службе или другому, высшему наказанию. Решение вопроса, подлежит ли поступок ведению судов общества офицеров, предоставляется власти командира полка. Рассмотрению каждого дела должно предшествовать дознание, которое может быть произведено судом в полном составе или поручено им отдельным его членам. Суд приступает к дознанию или по собственной инициативе, или по распоряжению командира полка. По окончании дознания производившие его члены суда делают доклад полковому командиру, который или прекращает дело, или предает офицера суду. Суд, под председательством старшего из членов, производится при закрытых дверях; действия его заключаются в рассмотрении собранных дознанием сведений и выслушании оправданий обвиняемого. Если обвиняемый не явится, то постановляется заочный приговор. На рассмотрение дела и постановление приговора полагается не более суток. Приговор может быть трех родов: об оправдании обвиняемого, о сделании ему внушения и об удалении его из полка. Приговор в тот же день представляется командиру полка. Жалоб на приговор по существу не допускается; разрешается лишь жалоба на нарушение судом правил производства дела. При присуждении к удалению из полка офицеру предоставляется в трехдневный срок самому подать просьбу об увольнении. Обер-офицеры тех частей военного ведомства, при которых не учреждено офицерских судов, за поступки, противные правилам чести, увольняются в дисциплинарном порядке. Когда штаб-офицеры окажутся виновными в поступках, "несовместных с должностью офицерского звания", они увольняются с особого высочайшего разрешения. В морском ведомстве суды чести были образованы на иных основаниях. Органы его - суды капитанов и совет посредников. На последний, учреждаемый при каждой флотской дивизии и при каждом отдельном отряде из избираемых обер-офицерами представителей каждого экипажа дивизии или отряда (по одному), возлагалось лишь производство дознаний и первоначальный разбор ссор. Решения постановляются судами капитанов - органом не выборным, а образуемым при флотских дивизиях и сводных отрядах под председательством младшего флагмана, из наличных командиров экипажей, в числе не менее пяти. Во время заграничного плавания применяется своеобразная форма судов чести. Кают-компании судна, если в ее состав входит не менее семи членов, предоставляется исключать из своей среды за неблаговидные поступки и предосудительное поведение всех обер-офицеров, а также корабельных инженеров и инженер-механиков флота и гражданских чиновников соответственных классов. Относительно порядка рассмотрения дел кают-компании руководствуются правилами, установленными для совета посредников. Исключенному из кают-компании предлагается подать прошение об отставке ко времени прихода в ближайший порт; не исполнившие этого списываются с судна (А. Мушников, "Военное судопроизводство иностранных держав").
Суздальская живопись(иконное письмо)- так называлось раньше старинное ремесло писания далеко не всегда высокохудожественных, но дешевых и потому расходящихся в огромном количестве среди народа икон, с давних пор существующее в Суздальском и соседних уездах Владимирской губернии.
Суконники- старинное название русских купцов ("гостей"), торговавших сукнами и иными заграничными товарами и составлявших так называемую суконную сотню.
Сургуч- представляет при обычной температуре твердую различного цвета массу, плавящуюся при сравнительно небольшом нагревании и в жидком или полужидком состоянии способную склеивать бумагу. Сургуч- индийское изобретение и он стал известен в Европе в средних веках, куда перешел, по-видимому, из Испании, как показывает его французское название (Cire d'Espagne). Сургуч представляет собой смесь твердых смол, к которым прибавляются терпентин, летучие масла, бальзамы и разные красящие вещества. Хороший сургуч должен быть гладким, блестящим и не хрупким, должен выносить, не теряя твердости, самую высокую летнюю температуру, при зажигании не должен давать много дыма и неприятного запаха и делаться слишком жидким (не должен капать); на изломе xopoший сургуч должен быть гладок и не слишком матов; печать, воспроизведенная сургучом, не должна изменять первоначального цвета и не должна терять глянца. Материалами для сургучного производства служат главным образом шеллак и терпентин, к которым прибавляются: мастика, сандарак, росной ладан (для лучших сортов), канифоль и каменноугольная смола (для простых), толуанский и перувианский бальзамы, а также эфирные масла (гвоздичное, лавандуловое и другие) - для заглушения неприятного запаха горящей смолы, различные минеральные вещества индифферентного характера (мел, гипс, тяжелый шпат, магнезия, цинковые белила и т. д.), которые служат для увеличения выхода сургучной массы и для придания ей густоплавкости. Шеллак при изготовлении дорогих сортов сургуча должен быть предварительно обесцвечен удалением входящего в состав его красно-коричневого красящего вещества, которое оказывало бы вредное влияние на светлые и нежные цвета. Шеллак обесцвечивается тремя способами: 1) пропусканием спиртового раствора через костяной уголь; 2) действием хлорной извести на спиртовой раствор шеллака (0,5 - 1 час на свету); 3) действием хлорной извести на раствор шеллака в соде (24-48 часов); в обоих последних случаях шеллак выделяется из раствора осаждением соляной кислотою, после чего промывается до исчезания кислой реакции и сушится. Беленый шеллак представляет шелковистые, блестящие чешуйки желтоватого цвета. Терпентин лучше всего употреблять венецианский; он часто заменяется канифолью со скипидаром, причем эти вещества не должны содержать частиц дерева. Для цветных сургучей употребляются следующие краски: 1) красные: киноварь, свинцовый сурик, осажденная и прокаленная окись железа и другие; 2) желтые: хромовая желтая, кассельская желтая, охра и др.; 3) зеленые: зеленый ультрамарин, хромовая зелень и др.; 4) синие: берлинская лазурь, кобальтовый ультрамарин; 5) коричневые: различные умбры; 6) черная: сажа; 7) белые: мел, гипс, углекислая магнезия, цинковые, баритовые и висмутовые белила и другие. При расплавлении сургучной массы заботятся прежде всего о том, чтобы масса эта не перегревалась и плавилась при возможно низкой температуре, для чего устраиваются специальные печи, в которых плавильные железные эмалированные котелки нагреваются на песчаных банях горячим воздухом; прежде всего плавят шеллак, прибавляют затем последовательно терпентин, индифферентные минеральные вещества и краски, все время тщательно перемешивая деревянной лопаточкой; пахучие и летучие вещества прибавляют под конец перед формованием сургучных палочек; когда масса сделается однообразной, берут пробу и исследуют ее на цвет, излом и т. д. Если масса готова, то она разливается в формы, состоящие из четырехугольных латунных плит, по длине которых вырезаны соответствующей формы каналы (сверху на два мм. шире, чем внизу); длина каналов в 2 раза больше длины нормальных сургучных палочек, для круглых и овальных палочек делаются разборные формы. Обычно не советуют охлаждать формы холодной водой для скорейшего остывания вылитого сургуча, потому что последний делается от этого хрупким и ломким; если палочку нужно бронзировать, то форма предварительно посыпается бронзовым порошком; если форма гравирована, то гравированные места следует слегка смазать скипидаром, чтобы палочка вынулась легко, что обычно происходит, если форма сделана чисто. После формования сургучные палочки подвергаются еще полировке (для придания блеска и глянца) и штемпелеванию; для этого палочки вносятся на короткое время (достаточное для расплавления их только с поверхности) в специальную печь, после чего штемпелюются и разрезываются пополам; если требуется палочки золотить или серебрить, то нужные места смазываются крепким спиртом с помощью кисточки, после чего накладываются металлические листики, которые крепко пристают. Из числа многих рецептов для приготовления сургуча лучше употреблять следующие: 1) красный сургуч - шеллака - 120 частей, терпентина - 80, киновари - 90, скипидара - 20, магнезии - 30 (высший сорт); шеллака - 20, канифоли - 80, терпентина - 50, скипидара - 5, мела - 30, гипса - 5, сурика - 60 (почтовый сургуч); сургуч для пакетов: канифоль - 200, сосновая смола - 100, терпентин - 50, мел - 75, скипидар - 3, окрашивается умброй или болюсом; 2) желтый сургуч: шеллак - 76, терпентин - 85, сосновая смола - 45, магнезия - 18, желтая хромовая краска - 25; 3) зеленый сургуч: шеллак - 70, терпентин - 80, сосновая смола - 40, магнезия - 15, берлинская лазурь и желтый крон - 25; 4) синий сургуч: шеллак - 70, терпентин - 60, сосновая смола - 35, магнезия - 10, мел - 20, ультрамарин - 20-25 ч.; 5) коричневый сургуч: шеллак - 70, терпентин - 60, сосновая смола - 40, гипс - 20, мел - 20; 6) черный сургуч: шеллак - 50, терпентин - 90, сосновая смола - 65, мел - 40, сажа - 12; 7) белый (просвечивающий) сургуч: обесцвеченный шеллак - 30, густой терпентин - 40, мастика - 50, белила баритовые - 30; 8) восковой сургуч: белый воск - 50, терпентин - 15, киноварь - 10, глицерин - 5.
Сурожане- старинное название, русских (московских) купцов ("гостей"), которые вели торговлю с крымским городом Сурожем и составляли особый сурожский ряд, впоследствии видоизмененный в суровский тип.
Сфрагистика- это наука о печатях и сургуче. Начало ей положил Михаил Гейнекций (1709 г.), за которым последовали Иоганн Гейманн, давший ей греческое название "сфрагистика", Ф. Геркен, Гаттерер, Ледебур, князь Гогенлоэ-Вальденбург и другие ученые мастера. В русской литературе, кроме особой главы о печатях в "Русской геральдике" А. Лакиера, имеются по сфрагистике лишь отрывочные и незначительные сведения. Сфрагистика непосредственно связана с геральдикой и нумизматикой. С первой она связана тем, что многие изображения, употреблявшиеся прежде лишь на печатях, перешли потом на гербы. Удельные князья употребляли печати с изображением эмблем того удела, где они княжили; впоследствии эти эмблемы нередко входили и в гербы, например, у князей Голицыных (герб великого княжества Литовского). С нумизматикой сфрагистика связана тем, что на монетах часто чеканилась печать князя, при котором чеканили монету; по эмблеме на печати, если надпись на монете не сохранилась, можно было определить происхождение монеты. Обычай употребления печатей - очень старинный. Восточные народы уже в древние времена употребляли печати, преимущественно в Персеполисе, Вавилоне и Египте, и пользовались для того твердыми цветными камнями в форме цилиндров, жуков и т. п., на которых вырезались различные знаки. Библия во многих местах упоминает об употреблении печатей. От восточных народов обычай употребления печатей заимствовали греки и римляне. Последние обычно употребляли печати-перстни, которые прикладывали к разного рода актам. Племена, поселившиеся на римской почве, усвоили себе обычай употребления печатей, который, однако, общим и повсеместным стал не ранее XII столетия. Печать долгое время заменяла собой подпись, вследствие чего значение ее было велико. Для предупреждения подлога употреблялись различные предосторожности. Прикладывание печатей к наиболее важным актам совершалось с особой торжественностью. Как у римлян, так и у германцев был обычай вместе с умершим класть в гробницу и его печать-перстень. Хранители королевских и государственных печатей носили их иногда на шее. До VIII в. употребляли большею частью односторонние печати, но с Χ в. их стали вытеснять двойные, висячие на шнурках или приклеивавшиеся к пергаменту, к бумаге. Печати были свинцовые (печати-буллы, называвшиеся так от свинцовых шариков, через которые продевался шнурок и потом выбивалось изображение), золотые (в редких случаях), серебряные, бронзовые, оловянные, восковые и сургучные. Кроме восковых и сургучных, все печати были висячими и носят в западной сфрагистике название sigilla pendentia или sigilla. Они привешивались в конце грамот, тотчас после подписи, на шнурке льняном или шелковом или на обрывке пергамента или кожи. Если печатей было несколько, то при размещении их следовали положению и званию владельцев. Форма печатей была весьма разнообразна: они были круглые (древнейшие), овальные, продолговатые, треугольные, квадратные, шестиугольные и др. Цвет воска печатей различался по достоинству лиц и по роду дел. Право печатать красным воском составляло принадлежность государя и лиц, которым дана была эта привилегия. Патриарх Константинопольский печатал свои грамоты обыкновенно черным воском. Печатать голубым и лазоревым воском считалось привилегией в XVI и XVII вв. На печатях были изображения эмблем, присвоенных владельцам, надписи в форме наставлений, правил и иного, изображения лиц владельцев и т. п. Особенно разнообразны были эмблемы или символы. В каждом государстве были и имеются особые государственные печати, которые подразделяются большею частью на три вида: большие, средние и малые: первые - для более важных документов, преимущественно законодательных актов и международных трактатов, а вторые и третьи - для менее важных и даже для писем государей. В некоторых государствах для личного употребления государей имеются особые частные печати (Англия, Нидерланды и др.). Большей частью хранителем государственной печати бывает министр или министерство юстиции, затем министерство иностранных дел (в Баварии, Нидерландах, Вюртемберге и Швеции) и государственное министерство (Пруссия). Папа Римский имеет печать, носящую его фамильный герб; она прилагается к папским грамотам и к трактатам. У статс-секретаря Папы - особая печать. В Швейцарии хранение государственной печати принадлежит канцелярии Союзного совета. В Poccuи первые упоминания о печатях находятся в договорах Игоря и Святослава с греками. Из договора 945 г. узнаем, что послы наши должны были иметь печати золотые, а гости (купцы) серебряные. В 1006 г. Владимир, устроив свободную торговлю между болгарскими и русскими купцами, даровал тем и другим особые печати в ознаменование княжеского позволения и в удостоверение звания купцов. Сначала право иметь печать принадлежало исключительно великому князю, но с раздроблением Руси на уделы оно распространилось и на удельных князей. С административным развитием России печати сделались принадлежностью служилых людей разного рода; их имели также города и приказы. Княжеские печати были двоякого типа - частного, личного (печати-перстни) и официального, государственного. По примеру первых рано стали заводить у себя печати и родовитые бояре. Печати были металлические - золотые, серебряные, серебряные вызолоченные и свинцовые; восковые (черные, желтые, темно-коричневые и красные); воскомастичные, заменившие восковые в силу своей большей прочности; печати на дегте или на смоле (очень редки) и сургучные, вошедшие в употребление с конца XVII в. Металлические печати все привешивались на шнурках различных цветов - шелковых, гарусных и пеньковых; остальные прикладывались и иногда для большей сохранности прикрывались бумажкою, отчего назывались печатями "под кустодиею". Самая древняя сохранившаяся до нашего времени княжеская печать - серебряная, позолоченная, с изображением на одной стороне лика Иисуса Христа, а на другой - Архангела Михаила, поражающего змия; она привешена к жалованной грамоте князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода (1125-1132 г.). В позднейших княжеских печатях, кроме упомянутых изображений, встречаются святые Александр, Николай, Иоанн Предтеча, Симеон и др., изображения князей, разнообразные эмблемы и надпись: печать такого-то князя. Между печатями XIV-XV в.в. встречается немало античных, вывезенных, по всей вероятности, из Византии и изображающих, между прочим, мифологические сюжеты. Древнейшая из дошедших до нас городских печатей - новгородская, приложенная к договорной грамоте 1426 г. (Новгорода с тверским князем Борисом Александровичем) и изображающая животное с лошадиною головою, задом и ногами львиными, бегущее с поднятым хвостом; между головою и шеей его видна веревка в виде узды; на обороте надпись - "печать новгородская". Позднее на новгородских печатях изображались тигр или пантера, женская фигура, сидящая на стуле, двуглавый орел, вечевые ступени с посохом архиепископа, медведь и др. За новгородскими следуют псковские печати; древнейшая из них - 1510 г. (с изображением барса, бегущего с расправленными когтями, высунутым языком и поднятым хвостом, а вокруг надпись: "печать господарства псковского"). Города, построенные в XV и XVI в., получали печати от правительства, которое нередко изменяло и дополняло их (до 1702 г. употреблялись разные печати, а после - обычно с двуглавым орлом). Обычным изображением на печатях патриархов, митрополитов, архиепископов и епископов была Богоматерь; на печатях служилых и частных людей, кроме надписей, встречаются эмблемы. В течение всего московского периода государственная печать прилагалась ко всем актам вместо подписи царя. По действующим основным законам в России существуют три вида государственной печати: большая, средняя и малая; все они возобновляются при вступлении на престол нового государя. Каждая печать прикладывается к соответственным ее значению документам. На печатях изображен государственный герб. Кроме названных печатей, была еще печать воротная или орловская (с орлом на одной стороне и святым Георгием на другой), односторонняя, висевшая обыкновенно на вороту у печатника или хранителя государственных печатей. Подлинники ее хранятся в архиве министерства иностранных дел, равно как и печать кормленая или кормчая, на которой был изображен только герб московский. С XVIII в. существуют еще печати коронационные (серебряные). Из областных печатей наиболее любопытной была малороссийская печатка. Она была дарована в 1576 г. Стефаном Баторием и содержала "герб, означающий на оной стоящего казака, держащего на плече ружье; на голове у него скривленная высокая шапка, а у бока висящий пороховой рог". Печать эта оставалась в употреблении и по воссоединении Малороссии с Московским государством, до самого упразднения гетманства в 1764 г. 24 февраля 1766 г. Екатериной была утверждена для Малороссии печать, дарованная Петром Великим в 1722 г. малороссийской коллегии; эта печать заключает в государственном гербе гербы киевский (серебряный ангел на голубом поле), переяславский (серебряная башня на красном поле), стародубский (зеленый дуб в красном поле), северский (золотая стена в красном поле) и черниговский (единоглавый орел на голубом поле).
Сюита- сочинение, состоящее из ряда старинных танцев, расположенных в известном порядке. В старинную сюиту входили аллеманд, куранта, сарабанда, жига и другие танцы. Все эти танцы писались в простейших формах и в одной тональности. Если в сюиту входили не одни танцы, а еще ария, увертюра, токката и пр., то такая последовательность пьес называлась партитой. Особенно замечательны сюиты и партиты для оркестра или отдельных инструментов И. С. Баха. Сиюта новейших композиторов по форме имеют мало общего со старинной сюитой: они заключают в себе не ряд танцев, а ряд пьес всякого содержания, имеющих меньшие размеры, чем части симфонии. Тональности их различны, но находятся в близком сродстве с главной тональностью, в которой пишутся первая и последняя часть сюиты. В новейшей сюите вследствие относительно малого размера их частей больше, чем в симфонии. Среди новейших сюит особенно замечательна третья сюита для оркестра Чайковского. Ряд отдельных самостоятельных отрывков из балета или оперы, исполняемых в концерте оркестром, принято также называть сюитой.
Сябры (от слова "сябр" происходит литовское "сябрь") - это товарищи, соучастники какого-либо дела. Впервые это слово упоминается в Псковской судной грамоте, затем в Литовском статуте 1529 г. Вопрос о сябрах тесно связан с вопросом о формах землевладения на Украине и о способах приобретения поземельной собственности. В XV и XVI вв. Малороссия представляла собой дикую, незаселенную страну, служившую местом привала для кочевников и крымских татар во время их набегов на Россию. В то же время начинают переселяться в Малороссию из-за Днепра так называемые "черкасы" - казаки, гонимые и теснимые поляками. Московское правительство охотно разрешало казакам селиться на Украине, не будучи, впрочем, уверено в своих правах на эту страну. Земля приобреталась переселенцами путем "заимки", захвата, как бесхозяйная вещь, но с разрешения правительства, что отличает ее от римской "occupatio" или оккупации. Заимка совершалась не одним лицом, а целой общиной, родом, семьей, наподобие сербских задруг или больших семей Московской Руси. Члены таких общин известны были по первоисточникам под именем сябров; каждый из них имел свою часть в имуществе, которым они владели сообща. По мнению Лучицкого, сябры связаны были между собой узами общего происхождения, кровного родства. Этим они отличаются от другого вида заимщиков - товариществ войсковых обывателей, которых связывала лишь общность экономических интересов. Литовский статут содержит указания на взаимные права членов одной и той же семейной общины или одного и того же товарищества, захвативших в свои руки девственный лес и установивших нераздельное владение им. Каждый член общины, по статусу, имел право расчищать такое пространство земли, какое пожелает, пока его топор не встретится с другим острым топором. Местом встречи топоров и определяются границы участков. Доля каждого члена общины сябров, если доли всех ее членов не одинаковы, должна соответствовать потребностям владельца. Некоторое сходство с системой сябринного землевладения в древней Украине имели порядки землепользования у донских казаков. В границах принадлежавшей общине степи заимка не могла быть сделана иначе, как с общего согласия всех сябров. Если не было единогласного разрешения общины, то заимка считалась незаконной и заимщик мог лишиться всех плодов своего труда. Общинный характер заимок постепенно падал; украинские казаки приступали к разделам земли между всеми имеющими на нее право. Количество земли естественно уменьшалось - как от прироста населения, так и от прилива новых переселенцев с правого берега Днепра. К тому же, с течением времени масса малороссийского народа начинает постепенно раздробляться и выделять из своей среды различные общественные группы. Жители городов образуют особенное сословие мещан, имеющее свое самоуправление и свои промыслы; войско - "товарищество" - в свою очередь распадается на две группы, старшину и простых казаков; первая всячески стремится к приобретению крупной поземельной собственности; вторая все более и более отдаляется от старшины, но не смешивается с посполитыми, так как звание казака гарантирует известные права. Сословная рознь на почве экономических отношений имела большое влияние на культурно-историческое развитие сябринного землевладения. Правительство XVII и XVIII вв. относилось благоприятно к так называемым "черкасам". Ряд указов царя Алексея Михайловича подтвердил свободу черкас от всякого рода оброков и пошлин. Петр I наделил их жалованными грамотами, которыми отменил установленные его предшественником сборы. После непродолжительной реакции при Анне Иоанновне, когда князь Шаховской задался целью сформировать регулярное войско из казаков, им были вновь подтверждены все их привилегии и вольности. При Екатерине II указом 1765 г. казакам нанесен был окончательный удар. Были введены налоги, еще увеличившиеся после поземельного кадастра 1848 г. В 1869-1872 гг. им были выданы владенные записи, в которых войсковые обыватели значатся государственными крестьянами, владеющими землей "на четвертном праве". Начался ряд процессов с казной, в которых старозаимочники, доказывая свое право собственности на земли, искали с казны уплаченной ими суммы оброков. Некоторые суды, ссылаясь на мнение Государственного Совета от 21 февраля 1865 г., признавали право собственности крестьян и удовлетворяли их исковые требования; другие отказывали им. Руководящую силу получило разъяснение сената, который требовал от крестьян двоякого рода доказательств: 1) что их земля старозаимочная и 2) что она не дана лишь в пользование от казны. Между тем, во многих исках крестьян выяснилось, что правительство отдало им земли не на вотчинном праве, устанавливающем собственность, а на поместном, что предоставляет только пользование. До чего умножились иски, видно из того, что в течение 1881-1882 гг. в одной только Харьковской губернии их предъявлено было 123- о 800 тысячах спорных десятин земли. Ввиду беспрерывного возрастания старозаимочных процессов, правительство объявило юридическую природу сябринного землевладения недостаточно выясненною и предписало приостановить разбирательство крестьянских дел впредь до разрешения вопроса путем культурно-исторических исследований в министерстве юстиции (положение 25 сентября 1883 г.). Законом 17 мая 1899 г. признано, что старозаимочные земли, которые государевыми крестьянами, бывшими войсковыми обывателями, приобретены в собственность из частного владения или даны им верховной властью в прежнее время в вотчину, принадлежат им на праве собственности, те же земли, которые состояли в их владении до 1866 г., считаются данными им лишь в пользование от государевой казны. Тем же законом установлены были правила для возобновления приостановленных судебных дел и об обращении в мирские капиталы уплаченных за старозаимочные земли и подлежащих возврату оброчной подати и выкупных платежей. До середины XIX века старозаимочники владели землями как их предки, но с 40-х годов начались переделы, так как в среде крестьян оказалось в то время много безземельных хозяев ("голота") и пришлых людей, получивших право голоса в "громаде". Обычно старозаимочные земли переходят по наследству, согласно обычаям, и могут быть предметом купли-продажи. Купля-продажа практикуется со времен глубокой древности. Каждый общественник стал пользоваться неограниченным правом отчуждать свой заимочный участок не только члену своей общины или других общин старозаимочников, но и лицам других сословий, не испрашивая на то согласия общества. Распределение земли между старозаимочниками было не так неравномерно, как, например, у четвертников-великороссов, но зато нигде не встречалось такого значительного контингента мелких землевладельцев, владеющих от 0,3 до 0,5 десятин земли, занятой усадьбой и огородом. Большие участки были редки. В Курской губернии вся земля разделена была на "роды", "оседлости" или "поместья". Вся родовая земля значилась по документам в подворно-наследственном владении; кроме этой родовой земли, была сябровская, образовавшаяся в некоторых общинах после специального межевания из незамеренных участков или же из "артельщины", т. е. из общественных запашек на хлебные запасные магазины; когда распахивался луг или образовывалась выморочная дача, они также отводились под сябровщину, т. е. землю, которой пользовались все общинники на "равных правах". И в Курской губернии бывали попытки перехода к общинному землевладению. Инициатором движения было правительство в лице палаты государственных имуществ, а проводниками - все недовольные элементы. Впоследствии старозаимочники вновь обратились к подворному землевладению, но частные переделы или обмен пахотных участков имел место во многих селениях. Обычно переверстывалась полевая земля. Купля-продажа практиковалась здесь с 1860-х годов. Различие между двумя способами пользования землей - старозаимочным и четвертным - кроется в истории заимки и в условиях распределения земли. Захваченная старозаимочником земля делалась его собственностью, и старозаимочники не прибегали к уравнению земли по качеству ее или по расстоянию от селений; однодворцы же ("четвертные") получали землю по грамотам в определенном количестве четвертей на каждого заимщика и уравнивали пахотную землю через известные промежутки времени по качеству почвы или по расстоянию участков от селения. У старозаимочников после передела душевая земля стала фактически личной собственностью, также и покос, лес, наконец, и общественные запашки и выгон; у однодворцев покос и лес по большей части находились в общем пользовании. Вопрос с землей, как казалось, был окончательно решен после революционных преобразований начала 20 столетия, но уже в его конце произошло разделение Украины с Россией и опять пошли частные и общественно-политические разногласия по земельным вопросам.