С чего все началось. С того, что я понял -- жизнь моя завершилась, так и не начавшись. Та, прежняя моя жизнь, в которой было все: работа, друзья, любимая женщина. Все это было... Еще вчера... А сегодня...
Сегодня остался только дом на берегу. Маленький домик с одной спальней и кухней. Но разве в этом дело? Он остался у меня один, последний, из моей прошлой жизни.
"Она любила этот дом, -- вспоминал я. -- Любила этот берег. Любила этот океан. Она любила меня... Нет, она никогда не любила меня. И она просто ушла, забрав с собой часть моего сердца. Что ж, пусть уходит и пусть забирает. Забирает все, что было у меня с ней..."
Я шел по берегу, ветер дул мне в лицо и от этого мне становилось легче. Ветер стал для меня единственным спасителем -- других спасений уже не было.
Не помню, сколько я так бродил, помню только, что очнулся я, когда вокруг все погрузилось во тьму, будто кто-то в одно мгновение взял и погасил солнце. Я подошел к самому краю берега, сел на песок и посмотрел на небо. Небо было таким далеким, глубоким, затягивающим. От его величия и глубины кружилась голова и, казалось, что я падаю. Но падать уже было некуда.
Одна звезда притягивала мое внимание. Она была такой яркой. Самая яркая звезда на небосводе. И как я раньше ее не замечал? Она как будто звала меня за собой, я слышал ее, чувствовал. Мне казалось, она смотрела на меня. Возможно, кому-то покажется это глупостью, но я был счастлив от того, что эта звезда светила мне одному, она была в эти мгновения моей. И вновь эта невыносимая, жгучая тоска пронзила сердце, отравляя душу, изматывая и до того уставший разум. "Неужели меня никто не слышит? -- пронеслась у меня в голове мысль. -- Неужели никто не слышит..."
Я упал на песок и закрыл глаза.
Я очнулся от шума океана и от солнца, что нещадно жгло мою кожу горячими лучами. Открыв полусонные глаза, я увидел ее, девушку, скорей всего, кореянку. Склонившись надо мной, она хитро улыбалась. Девушка была мила: ее черные густые волосы, так красиво развевающиеся на ветру, ее, что удивительно, бледная кожа и этот маленький носик, как будто говорили о том, что передо мной -- само совершенство.
-- Ты кто? -- спросил я, окончательно пробудившись.
Но девушка молчала и продолжала загадочно улыбаться.
-- Как ты здесь оказалась?
Нет ответа.
-- Ты меня слышишь?
Девушка утвердительно кивнула головой в ответ.
-- А разговаривать ты умеешь?
Девушка вновь кивнула головой.
-- Так почему же ты молчишь?
Но она просто улыбалась.
"Странная какая-то, -- подумал я".
-- Ты потерялась? Ты откуда?
Девушка многозначительно перевела взгляд на небо. Я не понял ее ответа. А если бы понял, то конечно подумал бы, что она безумна. Я хотел поскорей распрощаться с девушкой, но что-то было жалкое и одновременно притягательно родное в этой кореянке. А потому я, неожиданно для себя, спросил:
-- Ты голодная? Есть хочешь?
Она в который раз утвердительно кивнула головой.
-- Идем, -- позвал я ее за собой.
Девушка встала и отправилась за мной. Она была легко одета в прозрачную блузу, сквозь которую на солнце хорошо просматривалась ее небольшая, аккуратная грудь, юбка была ей велика, а потому постоянно перекручивалась и девушка ее то и дело поправляла, ноги же кореянки были босы.
"Странно, -- снова промелькнуло у меня в голове. -- Без обуви. Полураздетая. Может, с ней что-нибудь страшное приключилось?"
Я привел ее на кухню.
-- Садись, -- указал я ей на стул возле обеденного стола. -- Омлет будешь?
Она согласно закивала головой и продолжала улыбаться. От ее улыбки становилось как-то не по себе. Казалось, она изучает меня, а этой улыбкой говорит: "Какой же ты глупый, я знаю каждую твою мысль. Я все о тебе знаю".
Она ела с аппетитом. Это меня радовало. И все же что-то было в этом корейском чуде от ребенка. Она жевала, иногда чавкая, но это не было противно, у нее это получалось очень мило, и чашку с горячим чаем она держала не за ручку, а обхватив обеими руками. Я смотрел на нее, и мое сердце наполнялось одновременно жалостью и нежностью. Но меня мучили сомнения, нет, мне просто было страшно. Я испугался, что смогу обидеть ее. Уже тогда эта мысль закралась в мою голову, заставляя паниковать.
Мы позавтракали, и я решил предложить ей прогуляться по берегу. Если честно, я не знал, что делать с незнакомкой дальше. На мое счастье девушка согласилась.
-- Ты босая, -- сказал я ей. -- Не знаю, что тебе и предложить.
Я порылся в платяном шкафу. Там я с трудом отыскал старые сланцы моей бывшей. Сланцы оказались на размер больше, но уже лучше, чем ничего.
Мы шли по берегу молча. И все это время девушка украдкой смотрела на меня. Я краснел и отворачивал голову. А она загадочно улыбалась. Не знаю, но мне было хорошо с ней. Мы шли и шли, я думал о своем, она, видимо, размышляла о каких-то своих проблемах. Никогда прежде не знал, что можно вот так просто молча бродить по берегу, слушая океанский прибой, крики чаек, наслаждаясь теплом солнца, наслаждаясь днем. Я чувствовал, как боль моя уходит, медленно утекает и растворяется в воздухе, пропитанном океанской свежестью. На мгновение мне показалось, что я вернулся домой. За долгие годы скитаний и мытарств я, наконец, обрел свою награду в лице вот этой девушки.
Мы бродили так до ночи. Удивительно, но за все это время я ни разу не захотел вернуться в свой дом на берегу, я не устал. Мы обошли берег вдоль и поперек, но все это время я был просто счастлив оттого, что мое одиночество сбежало от меня, а, может, его смыло набегающими волнами.
А на небе вновь таинственно мерцали созвездия. Мы присели у самого края воды. И молча принялись смотреть на то, что далеко от нас, но так близко для блуждающих мыслей. А вот и "моя" звезда. Она по-прежнему сияла ярче всех остальных: голубая, холодная, манящая, заманчиво мерцающая. Взгляд мой цеплялся за эту звезду, меня тянуло к ней невидимыми нитями. Я украдкой посмотрел, что же делает моя молчаливая знакомая. Она так же, как и я, задумчиво смотрела на небо, и, как мне казалось, на ту самую звезду, на "мою" звезду. Хотя, звезд ведь было так много... Я перевел взгляд на небо. И неожиданно среди шума океана, услышал:
-- Эта звезда -- мое солнце.
Я вздрогнул от неожиданности и вопросительно посмотрел на девушку, как будто спрашивая ее: эти слова произнесены были ею или этого вот так неожиданно прозвучал голос космоса. Но девушка молчала. А я больше молчать не мог.
-- Твое солнце? -- решил переспросить я.
Девушка загадочно улыбнулась.
-- Да. Оно освещает мою планету, -- снова сказала она что-то, что я должен был, видимо, понять, как само собой разумеющееся.
-- И далеко твоя планета? -- с трудом сдерживал я улыбку.
-- Очень далеко, -- с грустью вздохнула она.
-- Да? А как же ты очутилась здесь, на Земле? -- я по-прежнему не решался себе улыбаться, а уж тем более смеяться над словами удивительной кореянки.
-- Я прилетела на корабле. Большом таком корабле.
-- У твоего корабля есть название?
-- Есть. Тайтофф-15. Это большой корабль, просторный. Я в нем путешествую с самого детства.
-- А где ты еще была кроме Земли? -- расспрашивал я, заведомо не веря ее ответам, но радуясь от того, какая богатая фантазия у этой хрупкой кореянки.
-- Много где, -- отвечала она без запинки. -- Была на Софире, заснеженной холодной планете. Там светит белое солнце. Взглянув на это солнце без специальных очков, можно ослепнуть. На Софире мы часто ремонтируем радары. От холода они выходят из строя.
-- А на что похожа твоя родная планета? Какая она? И как она называется?
Сам того не замечая, я начинал верить моей новой знакомой.
-- Моя планета необыкновенна, -- задумчиво говорила она. -- Широкие поля, на которых растет фиолетовая трава. Фиолетовые леса шумят вдали. Стеклянные дома, в которых отражается белое солнце и розовые дневные облака. А на небе даже днем виден огромный диск луны. Днем над розовыми облаками летают корабли. От их блестящих крыльев отражается солнце. Это завораживающее зрелище. Там мой дом, -- перевела она задумчивый взгляд на звезду. -- За каждой такой звездой чей-то дом.
Она ненадолго умолкла, а потом продолжила.
-- Закрой глаза, -- сказала она.
Я не мог сопротивляться ей. Я послушно закрыл глаза. В это мгновение я ощутил у щеки ее горячее дыхание. Девушка приблизилась губами к моему уху и зашептала:
-- Звезды кажутся такими далекими. До них не дотянуться. Но они так близки. Свет их касается твоей кожи, он не обжигает твою плоть, а согревает холодное сердце, пробуждает душу. Звезды разговаривают с тобой. Ты услышишь их голос. Звезды думают о тебе. Ты прочтешь их мысли. Звезды согревают тебя своим горячим дыханием. Ты его ощутишь.
Она принялась целовать меня. Дыхание ее было и впрямь горячо.
Я почувствовал, что не в силах сдерживаться. По телу пробежала дрожь, я почувствовал как затряслись руки, тело, меня обдало изнутри странным, пугающим и одновременно долгожданным, жаром. Страшно закружилась голова. Я пытался что-то сказать, что-то сделать, но я уже растворялся в ее прикосновениях, в этих теплых и хрупких ладонях, в этих поцелуях. Я понимал, что совершаю что-то странное, необъяснимое, физиологически понятное, но в каком-то другом плане запутанное, пугающее. Я помню, что мне было хорошо, помню, что я ощущал это безумие, в каждом движении, в каждом поцелуе. Я хотел посмотреть на девушку, на ту, кто доставляла мне такое неописуемое наслаждение, но вместо нее я видел звезды, Вселенную, которая как будто обхватывала меня, накрывала, уносила с собой. Я слышал звуки Вселенной, ее музыку. Музыка эта была такой завораживающей, с шорохами, шумами, странными вскриками. Ее ли это были вскрики, мои ли... или самой Вселенной?
Я видел, как звезды приближаются ко мне. Видел, как сияют они для меня, как слепят глаза. И я видел фиолетовую траву, что колышется на ветру и розовые облака, что медленно проплывают по незнакомому небу, и крылья кораблей, в которых и правда отражается солнце. Все это двигалось, жило. Жило там, в необъятной Вселенной, может быть в миллиардах световых лет, но оно жило, так же, как жил я и эта странная девушка. Ах, это горячее дыхание! Ее горячее дыхание, мое, а, может, и самих звезд... а потом болезненный вскрик... и я провалился в сон, растворяясь в космических просторах, пропадая навеки.
Открыл глаза я на рассвете. И еще долго не мог понять, где же нахожусь.
Я лежал на берегу. Но что было со мной ночью, я помнил смутно. Помнил звезды, Вселенную и ее, девушку. Я обвел взглядом берег, но берег был пуст. Я вскочил на ноги, ноги меня не слушались. "Нет. Вот она. На месте".
Девушка сидела у самой воды и гладила волны. Что она делала? Разговаривала с океаном? Слушала его музыку? Подпевала?
Я бессильно опустился на песок, тело не слушалось меня, а слабость была просто невыносима.
-- Как тебя зовут? -- крикнул я ей.
Не оборачиваясь, она лишь неопределенно пожала плечами в ответ.
-- Я буду звать тебя Сао.
Девушка согласно кивнула головой. Видимо, ей было все равно, как называться.
-- Что ты там делаешь?
-- Иди сюда, -- позвала она меня.
Я не хотел двигаться, мне было плохо, но, собрав остатки сил, я поднялся и, шатаясь, направился к ней. Я сел с ней рядом на песок.
-- Дай руку, -- попросила она.
Я встал на колени, так мне было удобнее, подал ей руку.
-- Опусти ее в воду.
Еще ничего не понимая, я опустил правую руку в воду. Боже, что это были за ощущения! Воды океана были прохладны, легки и спокойны, будто на несколько секунд я приручил его, громадного, могущественного, дикого и свободного. Я ощущал, как прирученная мощь океана наполняет мое тело. Силы, как по волшебству, возвращались ко мне. И я был счастлив ощущать это могущество, эту свободу, эту новую, еще не усмиренную никем силу, в себе.
-- Закрой глаза, -- опять сказала Сао.
Я закрыл глаза.
-- Слушай океан, -- завораживающе говорила она. -- Океан таит в себе столько загадок. Там в глубинах, под плотной толщей воды покоятся города. Там, в черных глубинах забыта история, оставлены знания... Знания, принадлежащие погибшей цивилизации.
И вновь меня захлестнуло это одурманивающее чувство. Сладкое и горячее одновременно. Так требуемое организмом, но все же такое страшное, опасное чувство безумия. Меня затягивало в это безумие, как в омут. И я не мог сопротивляться ему.
Я ощущал прикосновения Сао, я хотел раскрыть глаза, но не мог, не хватало сил. Океан бил меня по рукам, по коленям, забирая мое тело в плен, а душу отпуская на волю. Я понимал, что делаю все правильно, я делал с Сао все правильно, может, на автомате, может, как машина, но делал именно правильно, а если и что-то было не так, то впервые в жизни, впервые за все отношения с девушками, мне было это безразлично. Я просто наслаждался этой любовью, наслаждался этим жаром, этим огнем. И тонул, тонул в водах, холодных, шумных, щекочущих лицо, тело.
Я увидел солнце. Оно было таким близким и иным. Не тем солнцем, что я привык видеть на голубом небе каждый божий день. Это было другое солнце, принадлежащее другой цивилизации.
На холме возвышался храм. Белоснежные стены его причудливым образом отражали солнце. Солнечные блики падали на широкое плато, выложенное белыми плитами. Храм утопал в зелени необычных тропических деревьев. Вдали слышался шум океана. Океан шумел как-то странно, может загадочно, а, может, он о чем-то говорил. Что он шепчет? О чем поет? О былом времени, о прошедших днях, тысячелетиях... "Атлантида, -- шепчет он. -- Атлантида".
У храма стояли четверо жрецов в длинных балахонах лимонного цвета. На шее у каждого из них искрились серебряные амулеты в виде перевернутого треугольника. Мужчины о чем-то переговаривались. Я слышал лишь обрывки их фраз.
-- Что ж, значит обряд нужно провести.
-- Все говорит об этом.
-- Идемте тогда в храм.
Я двигался за жрецами, я наблюдал за каждым их движением. Храм был погружен во тьму. Я смог разглядеть лишь алтарь. Им служил обычный камень. "Откуда на алтарь падает свет? -- думал я. -- Возможно где-то в стенах храма проделаны отверстия".
Один из жрецов вынул из кармана своего ритуального одеяния узкую трубку. Другой жрец положил на алтарь небольшой лист папируса. На папирусе значились какие-то слова. Я не знал, откуда, но я понял, что было написано. Это был вопрос: "Что ждет нас в будущем?". Лист папируса скрутили и засунули в трубку, а затем подожгли. Образовавшийся же пепел один из жрецов высыпал на алтарь.
-- Я вижу перечеркнутый круг, -- сказал один из жрецов.
Я посмотрел и увидел, что это был круг, который делила на две половины жирная линия.
-- Значит, гибель и разделение, -- с грустью произнес второй жрец.
-- Значит, так. Вижу, -- продолжал говорить первый, -- что разделение это коснется каждой цивилизации, что будет после нас. Такова судьба этой планеты: гибель и разделение, а потом вновь начало. И ничто не сможет изменить ход событий.
Жрецы еще долго о чем-то говорили, но я почти не слышал их голосов. Голоса их заглушал тихий, размеренный шум океана и шелест листьев. Ах, как было хорошо мне в эти мгновения. Как умиротворенно. Мне казалось, я всю свою жизнь провел здесь, на этом острове, рядом с этим океаном. И эти белые плиты, нагретые солнцем, и этот величественный храм, возвышающийся, казалось, над целым миром, и эти заглушенные голоса незнакомых жрецов, -- все это было сейчас моим, жило во мне, со мной, в моем времени, в моем понимании, в моей голове, в моем разуме. Я хотел остаться здесь навсегда, навечно. Но видение ускользало от меня, остров отдалялся и я навеки покидал его, так и не замеченный прошлым.
Я раскрыл глаза и ужаснулся. Я стоял по пояс в воде, у далекой скалы. "Боже, как я здесь оказался!". Сао стояла неподалеку и смотрела на меня, довольно улыбаясь. Я все еще не мог прийти в себя. Более того, я не мог поверить, что только что, может каких-то пять-шесть минут назад, видел то, что никому не дано увидеть, хотя бы потому, что этого больше не существует, цивилизации этой больше нет!
-- Невероятно! -- закричал я. -- Сао, это невероятно! -- задыхался я от волнения. -- Я видел то, чего никто никогда не увидит! Сао! Это фантастика! Это чудо!
Я кричал так, чтобы меня услышали на другом конце Вселенной, желая поделиться своими впечатлениями, своей агонией, безумием этим со всем миром, нет, с каждым человеком в этом мире. Да, я кричал. И вел себя, как мальчишка, не смотря на то, что у меня просто раскалывалась голова, а мой организм требовал одного: сна и отдыха.
Так прошло два дня. Мы прожили с Сао под одной крышей целых два дня. Два дня, изменивших все в моей жизни, в моем мировосприятии, в моем мироощущении. Мне казалось, за эти два дня я прожил жизнь, но жизнь другую, не свою, потому что я не мог прожить такую сумасшедшую жизнь, полную любви, секса и того, что я видел, ощущал. Нет, я не могу назвать это просто сексом или просто любовью. Это было безумие в чистом виде. Изматывающее безумие. За эти два дня мой организм, казалось, успел пережить, переделать, переощутить столько всего, что ему вовек было не осилить. Я успел омолодиться, постареть и снова стать юным. И в то же время, я понимал, что продолжаться так дальше не может. Я больше не мог тянуть весь этот груз любви, горячей, огненной любви, но уже груз: ни физически не мог, ни морально, ни душевно, ни чувственно. Я хотел поговорить об этом с Сао, но каждый раз видя ее улыбку, не мог на это решиться. Я не мог отказаться от кореянки, но и не мог оставить все, как есть. Я погибал от этой безысходности. И я начинал выходить из себя. Но сдерживался. Всеми правдами и неправдами я пытался не навредить Сао. Только не ей. Но и желание расстаться на какое-то время было неотвратимо.
Я сидел на диване и бездумно смотрел в окно. Мне не хотелось двигаться, шевелиться, разговаривать, слышать. Я просто смотрел в окно и все.
-- Пойдем прогуляемся, -- предложила она.
Я не хотел двигаться с места, но уступил ей. Не знаю почему, но я не мог ей отказать. Не получалось.
Мы шли по берегу и снова молчали, как в первый раз. Только на этот раз молчание это меня тяготило. Я хотел уйти от Сао, вот так, развернувшись, не говоря ни слова, молча.
Она присела на песок, загребла его ладонями и с неописуемым наслаждением стала пропускать его сквозь пальцы. На лице ее отразилось блаженство. Казалось, она что-то слышит или знает о чем-то, о чем говорит ей этот песок. Меня это злило, я отвернулся, чтобы не смотреть.
-- Ты что никогда не видела песка? -- с трудом сдерживая раздражение, спросил я.
-- Видела, -- смеясь, ответила она. -- Ой! -- подпрыгнула она ко мне. -- Идем, я тебе покажу такое!
Сао схватила меня за руку, и мы отправились к зеленеющим вдали папоротникам.
-- Идем, идем! -- тянула она меня за руку, заливаясь звонким смехом.
Мы зашли в глубь зеленеющих "прерий". Здесь было прохладно, но неуютно. Может потому, что я уже привык к сухому песку и палящему солнцу. Сао привела меня к ручейку. Обычный ручеек, из которого я часто брал воду. Ничего особенного. Правда, кто-то умышленно забросал его камнями, преграждая ручейку путь. Но ручеек это не останавливало. Он продолжал резво прыгать через камни. Сао присела у ручейка, погладила мокрые камни руками, приложила к ним ухо и замерла, сосредоточено вслушиваясь в их голоса. "Она слышит голос камней, -- пронеслось у меня в голове. -- Какой бред!"
От злобы и раздражения я напрягся и глубоко вдохнул напитанный океанской свежестью, соленый воздух. Я пытался сдерживаться, но у меня это плохо получалось. В конце концов, я должен был понять, безумна эта девушка, или она только играет в безумие. "Кто она, черт возьми!" Этот вопрос не давал мне покоя. Я не мог понять ее, не мог понять свое отношение к ней. Я ничего уже не понимал и от этого злился еще больше.
-- Может было проще убрать эти камни с пути ручья? Они мешают, -- сказал я просто так, чтобы не взорваться.
-- Нет, -- не раскрывая глаз, с улыбкой отвечала Сао. -- Они не мешают. Вот слушай, -- говорит она.
"Течет среди высоких гор шумный ручеек. А на пути у ручейка преграда: камни большие, увесистые. Но ручеек все равно течет. Сквозь щели в камнях пробивается, водами сильными, бурлящими через камни перепрыгивает и течет себе дальше свободно.
И довелось тут как-то раз через ручеек этот переходить Путнику. Вот только с Путником провожатым шел местный Старик. Увидел Путник ручеек, что с преградой был вынужден сражаться, и говорит Старику:
-- А давайте поможем бедному ручейку: уберем все камни с его пути, ведь нам это ничего не стоит, а ручейку мы путь откроем. Будет течь он свободный и радостный.
Помолчал с минуту Старик и сказал:
-- А стоит ли камни убирать? Может камни-то здесь и должны лежать, чтобы путь ручейку преграждать? Возможно в этом и предназначение ручейка, чтобы сражаться с трудностями, выпавшими на его долю. Глядишь, однажды силой своей ручеек камни-то и разобьет, в песок их превратит и от этого покажется себе еще сильнее. Убрав камни, Путник, ты лишишь ручеек великой силы, что ждет его в награду за все трудности. Правильно ли это?
Ничего не ответил на это Путник Старику, но камни убирать не стал. Хотя до конца жизни так и не смог для себя Путник решить: правильно ли он поступил с ручейком или нет".
-- Вот как, -- закончила рассказ Сао.
И вот в этот момент я понял, что уже не могу остановиться. Не могу больше сдерживаться. Не могу, потому что ненависть к выдумкам этой сумасшедшей девчонки стала уже невыносима.
-- Откуда ты все это берешь?! -- с раздражением, зло спросил я.
Она раскрыла глаза и, не убирая улыбки с лица, ответила, чисто, по-детски, доверчиво:
-- Я когда-то жила на планете Тиона. Там много камней. Меня учитель их заставлял слушать.
-- Учитель?! -- я уже срывался на крик. -- Какой учитель?!
-- Мой учитель. Добрый и хороший. Он научил меня слушать, что говорит вода и камни.
-- Чего ж ты ушла от своего учителя?
Она лишь пожала плечами в ответ:
-- Он умер.
В это самое мгновение я увидел, как губы ее задрожали, а на глазах выступили слезы. Нет, она определенно ребенок. Только что смеялась, радовалась и вот вдруг резко такая перемена, и она уже чуть ли не плачет. Ее слез я боялся. Да, теперь я знаю, что ее слез я боялся. При виде их я становился беспомощен, у меня дрожали и подкашивались ноги, язык не слушался. Она встала, подошла ко мне и по-детски прижалась к груди. Слезы текли у нее по щекам.
-- Ты мне не веришь, да? -- сквозь всхлипывания спрашивала она. -- Ты мне не веришь?
Я прижал ее к себе так, как только мог прижать самого дорогого человека на свете, которого у меня никогда не было. Мне хотелось плакать вместе с ней, но я, конечно, не мог себе этого позволить. Я ощущал себя последней сволочью, подонком. Я причинял боль той, кто стала для меня всем за эти несколько дней. Я целовал ее мокрое лицо, ее губы, я не мог остановиться. Она льнула ко мне своим дрожащим тельцем, ее плечи вздрагивали, она отдавалась мне вся, без остатка, она сейчас была просто моей. И какая разница, кем она была и откуда, как ее звали на самом деле, и с какой звезды она прилетела. Она была моей, она целовала меня, она гладила меня по лицу своими холодными, замерзшими, влажными ладонями, они пахли родниковой водой. И вновь на меня накатило это странное горячее и одновременно пугающее безумие. Ноги подкосились, я присел, а она целовала меня и целовала. А я проваливался в какое-то небытие. Я вновь ничего не соображал, только вот это одно, что тело мое делает все правильно, что тело ее понимает и принимает все правильно, а душа моя уже не здесь, она далеко. Там, где солнце встает из-за гор, где полощет оно лучи свои в реках и озерах, где скользит по шершавым выступам утесов, по неровной поверхности камней, по сухой растрескавшейся земле.
Камни лежат, как покойники, но стоит коснуться их и они заговорят. Они говорят голосами тех, кого уже нет, но кто проходил здесь много миллиардов лет назад. Они рассказывают истории о великих воинах, о погибших и выживших, в них дрожат голоса, надрывные стоны, плач, смех. Все это звенит, кричит, шепчет, разговаривает, сводит с ума, но не слышать нет сил, нет возможности уйти от всего этого, закрыть уши, захлопнуть разум от тех нахлынувших знаний, что уже не учат, а изматывают, убивают этот самый разум, разрушают его, чтобы потом воссоздать его вновь, но уже измененным. И чей-то старческий голос говорит, говорит, говорит:
-- Камни живут своей жизнью. Они запоминают голоса, звуки, прикосновения рук, прикосновения лучей солнца. Они -- источник воспоминаний. Нужно только коснуться этих камней ладонью, закрыть глаза и слушать. Слушать, о чем говорят они. Нужно просто слушать. Нужно слушать. Слушать...
Стоял поздний вечер. Я сидел на кровати, в спальне. Сао хозяйничала на кухне. Она напевала себе что-то под нос. Голос у нее был красивый, но он страшно раздражал меня. Я хотел встать и захлопнуть дверь, но у меня не было сил подняться с кровати. Я взял пульт и включил телевизор. Не помню, что там показывали. Я не смотрел. Я ничего не видел. Я просто хотел, чтобы весь этот кошмар закончился. И я хотел спать. Спать до безумия. Мой организм уже как будто не принадлежал мне, а на все что происходит, я смотрел откуда-то со стороны.
-- Иди есть! -- позвала меня Сао, но я не сдвинулся с места.
-- Иди есть! -- снова позвала она.
Я слышал ее шаги. Она вошла в комнату, как всегда улыбчивая, милая. От этого мне совсем стало не по себе. Разум затуманился и я понял, что сегодня уже ничто не сможет остановить меня от разрыва.
-- Идем, -- подсела она ко мне и игриво провела рукой по волосам.
Я отстранился от нее.
-- Не голоден, -- сухо, холодно, сказал я, потому что ничего другого я сказать не мог, не осмеливался, еще боялся, но уже был готов.
-- Тогда пойдем смотреть на звезды.
"Интересно, -- пронеслось у меня в голове, -- она действительно ничего не замечает. Неужели она так глупа?" Эта мысль была последней. Я понял, что уже не в силах больше сдерживаться. Это был атомный взрыв, это была гибель цивилизации, ураган, лавина, всемирный потоп. Мои мысли уже не слушались меня. Я стал неуправляем. Я был бессилен перед собственным безумием.
-- Ты кроме звезд о чем-нибудь еще думать можешь?! -- вскочил я, глядя с ненавистью на Сао.
Сао же не сдвинулась с места, а лишь молча опустила глаза. Она как будто и не думала защищаться от моих словесных ударов. И от этой смиренности в меня будто что-то вселилось, я стал одержим. Я говорил и не мог остановиться. Более того, я не хотел останавливаться! Мне нравилось то, что я говорил. Мне нравилось доставлять ей боль. Будто все, что пришлось мне пережить до нее, все мои прежние разочарования, потери, горести, обиды вылились сейчас в эти слова, в эту неописуемую, непостижимую ненависть.
-- Ты же нормальная девушка! Неужели ты и вправду веришь в эти звезды, другие планеты, корабли, разговаривающие камни! Это же бред! Это безумие! Ты безумна! Тебе нужно лечиться! Да кто ты вообще такая?! -- кричал я.
Но Сао молчала. Я не мог терпеть этого молчания. Не мог его больше выносить. Она должна была говорить со мной! Она обязана это делать, потому что говорю я! Я схватил ее за плечи, от боли она вскрикнула, но не отстранилась, даже не испугалась, она просто молчала, не поднимая глаз.
-- Кто ты?! -- чувствовал я, что сейчас просто разорву ее на части, на мелкие клочки.
-- Кто ты?! -- орал я.
В бешенстве я оттолкнул ее. Сао упала на кровать. Она молчала. Не плакала. Не смотрела на меня. Я нащупал в кармане брюк пачку сигарет, закурил, руки дрожали, меня колотило. Я машинально подошел к телевизору и выключил его. Комната погрузилась в тишину. Я сел на край кровати, подальше от Сао и курил. Я был уже не я.
Сао встала и тихо направилась к выходу. Я думал она уйдет вот так, молча. И я боялся, что она промолчит, что она окажется лучше меня, сильнее, мудрее. Но она остановилась. Она молчала несколько минут, словно подбирала слова. А потом я услышал другой голос, совсем не ее, не похожий на тот милый ласковый голосок, к которому я так привык. Она говорила спокойно, с гордостью, и, впервые за все время, серьезно, так, как, наверно, говорят обычные люди, не страдающие безумием, а отличающиеся завидным здравомыслием.
-- Там, сидя на берегу, глядя на звезду, ты подумал "Слышит ли меня кто-нибудь?". Я услышала тебя.
И Сао ушла. Тихо, почти бесшумно. Я слышал ее удаляющееся шаги. Она уходила насовсем. Я это знал. Но останавливать не хотел, не мог, я устал. Я просто упал на кровать и заснул.
Проснулся же я от ужасающего звука, будто порвалась струна. Дзынь! -- услышал я. И вздрогнул. Открыл глаза и увидел, что лежу в темноте на кровати. Холод скользит по телу. А вокруг разлилась тишина. Мертвая тишина. Океан не шумит. Он умолк? Все вокруг погрузилось в леденящую тишину? Нет, что-то скрипит. Так надрывно, выматывающее. А затем я услышал хлопок. Что-то взорвалось? Нет, это удар! Хлоп! Слышу я. Хлоп! Так громко и так страшно.
Я встал, тело мое дрожало. Босиком, в расстегнутой рубашке я вышел из спальни. Внизу от сильного ветра хлопала распахнутая входная дверь. В доме никого не было. Я вышел на улицу, прошел по холодному песку. Ноги сами несли меня к бушующему океану. Холодный ветер сдувал меня, бил в лицо. На небе грудились тучи. Они были такими низкими, черными и, бушующие волны взбесившегося океана, казалось, касались их. И за всеми этими тучами мерцала она, единственная звезда. Она была все такой же яркой, манящей, но уже не моей. Я подошел к воде, огромные тяжелые волны с грохотом и брызгами падали вниз, как будто каждый раз намереваясь погубить меня. Я хотел отойти подальше от разбушевавшегося океана, который когда-то мне удалось приручить. Но я не мог сдвинуться с места. Я смотрел в эти черные воды и понимал, что произошло непоправимое, страшное, ужасное, что только могло произойти в этой жизни, в этом мире, во всей Вселенной! Воды несли мне известие о смерти. О смерти той, кто стала для меня жизнью. Сердце учащенно забилось, а потом вдруг замерло.
"Не стучит... Оно больше не бьется. Оно остановилось".
От испуга я сел на песок.
"Я умер? Я уже мертв? Лучше бы умер".
Мозг уже с трудом функционировал, он раскладывался на атомы, я терял его и не пытался как-то остановить это страшное уничтожение. Я не замечал поднимающихся волн, которые пытались утащить меня за собой. Я видел только эту звезду, сияющую, единственную, одну, которая то и дело пряталась за тучами.
"Нет, -- думал я. -- Она не умерла. Не утонула. Она улетела. На свою планету. Где фиолетовая трава колышется под теплым ветром, где шумят фиолетовые леса и где в крыльях кораблей отражаются лучи солнца".
Хлоп! Услышал я. Хлоп! Хлоп! "Двери. Я забыл закрыть двери. Их сорвет..."
Звезда еще сияла несколько минут, а потом скрылась за тучами. И все погрузилось во тьму... Остался только ветер...
