Аннотация: В статье раскрывается сущность восприятия концепта свободы воли в творчестве Ф.М. Достоевского и философии Ж.П. Сартра.
Произведения Достоевского актуальны тем, что в них предельно остро ставится вопрос не только о смысле существования человека, но и наблюдается попытка разрешить антиномию свободы. Большинство людей современной цивилизации не замечают своего несвободного положения. Рабство современного человека есть незаметное рабство. Западная цивилизация (как наиболее информационная и техногенная) построена на мощнейшей технологии манипуляции сознанием, обработке психической сферы человека. И подлинное достоинство личности заключается в том, что она пытается противостоять детерминирующему действию внешней среды, стремится не потерять собственную самость, собственное "Я". Но это привилегия немногих. У современных манипуляторов появилось мощнейшие оружие духовного порабощения личности. Никогда еще человек не был подвержен такому мощному воздействию информации на сознание, например, в области потребления, выбора между политическими партиями и.т.д. Без постоянного стимулирования потребителя товара западная экономика прекратит свое достаточно интенсивное развитие. Практически невозможно противостоять подобному авторитарному психологическому воздействию. Системой формируются такие общественные идеалы, которые удачно направляют деятельностную активность личности в необходимом манипуляторам направлении. Н.А. Бердяев очень точно изобразит этот калечащий человека лик современной цивилизации, в этом подходе он крайне близок к дискурсу подпольного человека : "Стремление к господству, к могуществу, к успеху, к славе, к наслаждению в жизни всегда есть рабство, рабье отношения к себе и рабье отношение к миру, ставшему предметом вожделения, похоти"[1].
Проблема свободы - свобода как неотчуждаемая ценность - логически связана с темой атеизма. Достоевский уловил атеистический дух Нового времени и точно воссоздал его в своих романах. Хотя безбожие существовало и в античном, и в средневековом обществе, оно все же не имело такой силы: слаба еще была наука, и атеизм не мог в должной мере опираться на нее. Только в Новое время безверие подвергло уничтожающей критике религиозные догматы, мир стал обезбоженным, лишенным самой идеи Бога. Особенностью мировоззрения Нового времени является сомнение в идее существования какого-либо высшего Абсолюта (Бога). Происходит изменение общественного сознания. Индивид начинает меньше задумываться о трансцендентном бытии. Для всё большего числа людей концепция вечности постепенно утрачивает всякий смысл. Человеческая личность воспринимает себя как нечто абсолютное. Сужаются горизонты трансценденции, человек все меньше задумывается о метафизической траектории бытия, он видит себя вне Абсолюта, поглощен материальной жизнью и, пожалуй, порабощен ею. Земная жизнь воспринимается как единственно возможная, отвергается бытие после физической смерти, снижается уровень духовных запросов, цивилизация становится примитивной, полностью поглощенной вещественной сферой. "Проблемы алкоголизма и вегетарианства трактуются с религиозной серьезностью, - пишет О. Шпенглер, - тут, очевидно, дан потолок проблем, до которого может вознестись "новый человек". Такова лягушачья перспектива этих поколений" [2]. Темп жизни человека ускоряется, постепенно разрушаются консервативные элементы самого общества. В Новое время появляется миф о всесильности человеческого разума и возможности устроиться на планете без Бога. На мир перестали смотреть как на Божественный миропорядок: цивилизация превращается в поле глобального эксперимента, но уже не Бога, а самого человека. Восторжествовал взгляд на мир как на рукотворный, изменяемый с помощью разума. Человек пытается занять место Бога на земле. Этот процесс веры во всесилие человеческого разума как главную тенденцию развития общественного сознания в Новом времени достаточно подробно описывает Б. Рассел: "Духовный облик, присущий периоду истории, который обычно называют Новым временем, во многих отношениях отличается от духовного облика периода средневековья. Из этих отличительных черт наиболее важные две: падение авторитета Церкви и рост авторитета Науки"[3].
Наибольшей критике религия подвергалась в западных странах. Научный атеизм был наиболее развит в Европе. Достоевский, как известно, достаточно долго жил в европейских странах, и негативные последствия обезбоженности данной цивилизации им были очень точно описаны. Социальный и культурный кризис Европы является, по мнению Достоевского, логическим следствием распространения атеизма. Европейская цивилизация, отвергнув Христа, оставляет человека с его бессильной и бесплодной свободой, как бы обнажает хаос, который таится в человеке: цивилизация не в силах справиться с теми трудностями, которые она сама порождает. Достоевский хорошо понимал всю сложность свободы в натуральном порядке жизни, всю трудность богоотступной свободы вне Христа [4]. По мнению писателя, нигилизм, неверие в сверхъестественное есть квинтэссенция именно западной цивилизации. "Нигилизм есть история, - пишет в своем исследовании М. Хайдеггер. - В ницшевском смысле он (нигилизм), среди прочего, составляет существо западноевропейской истории" [5]. Трагедия Европы, выступавшая сначала во внешней своей неразрешимости, понятая в дальнейшем как трагедия европейской души, оказывается ныне религиозной трагедией. Страдания Европы, безвыходные противоречия, неразрешимые трудности, стоящие перед нею, являются лишь внешним выражением этой глубокой религиозной трагедии, которая была пережита Западом и которая подходит сейчас к окончательной развязке[6].
М. Хайдеггер пишет о том, что настал момент, когда надо сказать всю правду о человеке. Личность тысячелетия существовала в мире иллюзий, главная из которых - идея существования Бога. Взращивание этой иллюзии было закономерным этапом развития человечества, теперь же настает момент, когда необходимо произнести правду о Боге. Является ли он чем-то реальным, или это фантомное и иллюзорное изобретение сознания самого человека, нужно ли упразднить эту вековечную основу человеческого существования с целью полного освобождения человека от бесплодных мечтаний о "всемогущем" помощнике: "Бог не станет Богом живым оттого, что мы будем по-прежнему пытаться взять верх над действительным, не поставив под вопрос, со всей суровой серьезностью, его действительность, не поразмыслив над тем, не созрел ли человек для того бытийствования, вовнутрь которого он ввергается изнутри самого бытия, не созрел ли он настолько, чтобы выстоять в такой своей судьбе на основе своей сущности и без всякой мнимой подмоги чисто внешних мер"[7].
Развитие диалектики свободы, которое исследовал Достоевский, погружает нас в проблему Богочеловека и человекобога. Если Бога нет, а, следовательно, нет и Абсолютных ценностей, то человек теперь является своеобразным "Абсолютом", он занимает место Бога. В романах писателя глубоко анализируются последствия идейной диалектики свободы. В романе "Бесы" персонаж Кириллов ставит себя на место Бога: "Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, тогда все новое"[8]. Если человечество констатировало "смерть Бога", то это значит, что нет никаких абсолютных моральных ценностей, человек абсолютно свободен во всем. Ж.П. Сартр в своей статье "Экзистенциализм - это гуманизм?" отметил: "Достоевский как-то писал, что "если Бога нет, то все дозволено", это - исходный пункт экзистенциализма. В самом деле все дозволено, если Бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправдания" [9]. Несмотря на то, что Достоевский в этом отрывке признан предшественником экзистенциализма, происходит значительное расхождение идей писателя с представителями атеистического экзистенциализма: Достоевский предупреждает об опасности уничтожения абсолютных ценностей и абсолютных идеалов.
Остановимся несколько подробнее на приведенном выше высказывании Ж.П. Сартра. Французский философ поднимает здесь достаточно серьезную проблему свободы воли и избрания. Мыслитель исходит из того, что несуществование Бога есть самая последняя гарантия свободы личности и ее самостоятельного нравственного выбора. Сущность этого подхода в ХIХ веке лаконично выразил М.А. Бакунин: "Если Бог есть, то человек - раб". Ж.П. Сартр не хочет быть "проектом" надличностного Абсолюта, он желает быть проектом самого себя, строить свою жизнь по собственному сценарию. Французский философ произносит страшные для любого верующего человека слова о том, что Бог есть Ничто, своеобразная пустота: "Бог меня не видит, Бог меня не слышит, Бог меня не знает. Видишь ли эту пустоту над нашими головами? Видишь эту брешь в деревьях? Это Бог. Это тоже Бог. Молчание - это Бог. Отсутствие - это Бог. Бог - это одиночество людей"[10]. Гарантия богоотсутствия - это гарантия полной свободы человека.
Достоевский, чутко реагируя на идейные веяния времени, тоже много писал о проблеме свободы воли человека. Например, герой его романа "Бесы", Кириллов, рассуждает в духе некоторых персонажей Ж.П. Сартра, он также не может примирить всемогущество Бога со свободой человека: "Если Бог есть, то вся воля его, и из воли его я не могу заявить своеволие"[11]. Впрочем, Ж.П. Сартр, на наш взгляд, делает серьезную ошибку: в христианской традиции отстаивается идея о том, что существование Бога является гарантией свободы человека. Бог не изымает свободу воли, человек свободен в своем личном выборе, существование Бога не противоречит свободе избрания. И Достоевский отстаивает систему этих идей. Ж.П. Сартр, несмотря на свой выдающийся литературный талант и солидную образованность, плохо знал святоотеческую литературу, в его сочинениях не так много ссылок на каких-либо представителей католической или протестантской Церкви. И именно по этой причине Ж.П. Сартр пишет о том, что существует рабство человека у Бога, а для всех представителей атеистического экзистенциализма это, может быть, самый опасный вид духовного порабощения личности. В отличие от французского философа, Достоевский читал жития многих христианских святых, блестяще знал Библию - это была единственная книга, которую разрешили взять с собой в ссылку. Вторая супруга Достоевского составила подробный список книг, входивших в его достаточно обширную библиотеку. Среди самых различных книг его библиотеки можно найти немало православной святоотеческой литературы, которую, без сомнения, Достоевский изучил достаточно глубоко. Опираясь на эти знания, Достоевский утверждает, что именно в Боге личность обретает настоящую свободу, а не рабство, как думал Ж.П. Сартр.
Можно констатировать отдельность личности от Бога, это разделение возможно благодаря свободе. Сама возможность деструктивных действий, возможность совершить преступление, например, является неопровержимым фактом свободы человека. Свобода может быть и высшим благом для личности, но одновременно она может быть и источником греха. Бог не сковывает цепями человека, его руки абсолютно свободны. И Достоевский осознавал важность не только свободы личности, но и ее ответственность за свой выбор между добром и злом. В православии не происходит порабощение человека, религия - не есть форма психологического господства над личностью. Христианское понимание глубины данной проблемы находит свое выражение в словах Христа: "Я уже не называю вас рабами: ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего" (Иоанн; 15, 15).
Бог не видит в человеке механического робота, человек не бессловесный исполнитель божественной воли. Достоевский на страницах своих романов показал немалое количество "метафизических бунтарей", отрицающих не наш сотворенный мир, а именно Бога. И этот факт был возможен именно из-за наличия свободы, так как никто не господствовал над ними. Если бы Бог был узурпатором свободы, "метафизическим диктатором", то зло было бы невозможно, ибо оно возможно лишь при наличии свободы воли. Исходя из логики наших рассуждений, виновником зла должен быть назван не Бог, а сам человек. И Достоевский целиком поддерживал этот тезис.
Но зададимся вопросом: каким должен быть человек? Какими качествами наделял его Достоевский? Для писателя личность - это уменьшенная копия Бога, его богоподобие. На страницах своих романов писатель показывает деструктивный лик людей, потерявших незримую связь с Богом. Именно христианство делает человека не только внутренне свободным, но и ответственным существом. "Делая человека ответственным, - пишет Достоевский, - христианство тем самым признает и свободу его. Делая же человека зависящим от каждой ошибки в устройстве общественном, учение о среде доводит человека до совершенной безличности, до соверґшенного освобождения его от всякого нравственного личного долга, от всякой самостоятельности, доводит до мерзейшего рабства, какое тольґко можно вообразить"[12].
Итак, человек - существо свободное; ничто не вынуждает его соверґшать дурные поступки; если человек отклоняется от пути добра и вступаґет на путь зла, он страдает и не имеет права сваливать вину на других, на среду или на Бога, будто бы плохо сотворившего мир. И так как Бог не может вмешиваться в дела людей, у человека появляется право свободного личностного выбора между добром и злом[13].
Многие персонажи романов Достоевского, отвергнув Бога, отвергают и нравственность. Свобода их переходит в "метафизическую анархию, свобода теряет свою надличностную религиозную основу. Хаос богоотступной свободы поглощает многих персонажей романов Достоевского: Кириллова атеизм приводит к самоубийству, а Раскольникова к убийству другой личности. Богоотступная свобода теряет свой конструктивный лик, она делает человека рабом собственной личности. Свобода вне православия есть хаос - такова основная идея Достоевского. И эта идея писателя вполне сочетается с православным святоотеческим учением о свободе человека. Апостол Павел говорит: "Где Дух Господень, там свобода" (Кор;3,17). Многие персонажи Достоевского являются рабами своих пороков. Кириллов высказывает страшную мысль о том, что сам является человекобогом, Ставрогин - растлитель, Ганя Иволгин, например, находится в плену "ротшильдовской идеи". К подобному состоянию их привел путь богоотступничества, потеряна внутренняя основа всякой личности. Духовное рабство глубоко вплетено в систему их личности. Это состояние духовного рабства как антитезу истинной свободе апостол Павел описывает в следующих словах: "Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю, в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного" (Рим; 7, 15-19).
Вернемся к анализу позиции Ж.П. Сартра, чтобы детально осознать отличие идей Достоевского от позиции атеистических экзистенциалистов. С особым удовольствием Ж.П. Сартр цитирует Достоевского: "Если Бога нет - все позволено". Нет никаких этиґческих запретов, человек абсолютно свободен. Но - и тут начинается самое интересное у Ж.П. Сартра - эта свобода страшна и трагична, ибо она налагаґет на человека страшное бремя абсолютной ответственґности. Ответственности - ибо не на кого и не на что перекладывать ответственность за свое поведение и даже на само свое бытие. "Человек - свободен, челоґвек есть свобода". "Нет никаких извинений сзади нас, и нет никакого оправдания впереди нас. Мы одиноки, безо всяких оправданий".
Как Кириллов в "Бесах" (на которого особенно люґбит ссылаться Ж.П. Сартр), он утверждает, что страх являґется первой реакцией на такую новообретенную абсоґлютную свободу: "Я должен заявить новую и страшґную свободу мою... ибо она очень страшна". Имея в виду это бремя свободы, Ж.П. Сартр изрекает свой знамениґтый афоризм: "Человек приговорен к своей свободе". К этому Ж.П. Сартр добавляет комментарии: "Приговорен, ибо он не сотворил самого себя; свободен, потому что, будучи вброшен в мир, он ответствен за все, что он деґлает". Здесь получается своего рода "детерминизм свободы". Ибо, хотя мы выбираем свободно, мы не вольны не выбирать[14].
Осознание этой абсолютной свободы пробуждает cтрах, подобный страху, испытываемому от полного одиночества. Человек отчуждается от мира, в который он не по своей воле "вброшен". Сам мир теряет свою космичность, свою бытийственность. Природа перестает быть материнским лоном, становится чуждой мачехой. В таком мире недостижима истина, говорит Ж.П. Сартр, ибо истина есть истина о бытии[ 15 ]. В чуждом же, развоплощенном мире возможна лишь "информация", а не истина: "Нет в мире знаков откровения".
Вместо творческого осмысления мира и сущности человека, появилась безнаказанность деструктивной свободы, вероятность творить не по образу и подобию Божьему, а возможность внутренне развратить личность, разрушить ее. Достоевский всем своим творчеством предупреждал человеческую цивилизацию о том, что свобода есть не только величайшее благо для человека, но и настаивал на том, что богоотступная свобода содержит в себе стихию хаотическую и рушащую человека.
Ж.П. Сартр интерпретирует экзистенциализм как учение, которое в определенной степени абсолютизировало атеизм. В богоборческих измышлениях мыслителя ставится под вопрос сама легитимность гуманистических ценностей, они становятся хрупкими, лишенными содержания.
Французский философ испытывает обеспокоенность от того, что мир неожиданно стал "плоским", современному человеку нет возможности более опереться на всесильного Бога. Индивид находится ныне в состоянии замешательства, он мучительно ищет метафизическую точку опоры вне себя. Со "смертью Бога" исчезает этот нравственный эталон, человек не знает, как ему поступить: предпочесть добро либо выбрать зло[16].
Выдвигая идею "жизненного проекта" французский мыслитель перекладывает всю ответственность за него с плеч Бога, на плечи человека. Личность сама наполняет смысловым содержанием свое бытие, развивает свой "экзистенциальный проект". Находясь в ситуации нравственного выбора, она должна избирать "всем своим существом", необходимо полностью очистить сознание от влияния всего внешнего, и отсюда Сартр выводит следующую максиму: "Делай что хочешь, но делай это всем своим существом, то есть не противоречь своей самости". Французский мыслитель отрицает подлинное взаимодействие с любыми "человеческими коллективами". Но, отвергая нравственный Абсолют, невозможно наладить коммуникацию на основе общих духовных ценностей
Ж.П. Сартром отрицается, используя термин А.С. Хомякова, и идеал соборности, так как устраняется главное условие данного объединения индивидов - метафизическая вера. Вместе с тем французский мыслитель (особенно в раннем периоде) не верит и в теорию, в которой рассматривается сущностное изменение экономики, выступающее как важнейший фактор преодоления межличностного отчуждения[17].
Личность, по Ж.П. Сартру, сама конструирует свои нравственные ценности. Данным противоречивым тезисом мыслитель утверждает определенный конвенциализм, отталкиваясь от него, индивид может прийти к отрицанию всеобщих моральных норм и ценностей
Этика - достаточно слабый узловой пункт экзистенциализма атеистического направления. Этические постулаты должны быть объективны, а не ситуационны: "Экзистенциализм снимает конфликт между личностью и миром и сосредотачивает его в самой личности, что приводит к утрате объективного критерия нравственности"[18].
Делая вывод, необходимо отметить, что реконструкция идей Достоевского в контексте философии Ж.П. Сартра позволяет говорить о серьезных противоречиях между этими мыслителями, между ними разверзается пропасть. Повторяя вслед за Ф. Ницше тезис о богооставленности подлунного мира, философия французского мыслителя незаметно сдвигается в сторону аморализма, торжествует свобода хаотическая, вместо свободы творческой и созидающей. Совершенно справедливо пишет об этом феномене Т.Е. Николаевская: "Религиозному мировоззрению Достоевского и Бердяева соответствует и дифференциация свободы в их творчестве. Первая, или определенная Бердяевым как "первичная", "иррациональная" - негативная свобода, - "дьявольская". Вторая свобода - "творческая", "божественная". Светлые образы Достоевского, в которых проявляется "творческая" свобода, послужили для Николая Бердяева источниками его идей о явлении "нового Адама", "Духовного человека", "Богочеловека" - продолжателя дела Господня на этой земле"[19].
Гипертрофия свободы у Ж.П. Сартра делает эту свобоґду безблагодатной. Ж.П. Сартр приписывает человеку всю полноту божественной всесвободы. Но так как бытие человека все же "дано" ему (и Ж.П. Сартр это подчеркиваґет), то парадоксальным образом получается некий "деґтерминизм свободы", делающий из свободы фатум. Мэонизация свободы делает невозможной ее онтологизацию. Свобода оказывается пустой, не имеющей за собой онтологической опоры. Свобода у Ж.П. Сартра раствоґряется в небытии, и, таким образом, человек оказываґется "рабом Ничто"[20].
Библиографический список
Бердяев Н.А. Судьба России. - М.: Мысль, 1990. С. 93.
Шпенглер О. Пруссачество и социализм. - М.: Праксис, 2002. С. 67.
Рассел Б. История западной философии. - СПб.: Азбука, 2001. С.154.
Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа // Русская идея. М.: Республика, 1992. С.348
Хайдеггер М. Время и бытие. - М.: Республика, 1993. С. 93.
Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа // Русская идея. М.: Республика, 1992. С.348
Хайдеггер М. Истоки художественного творения. - М.: Академический проект, 2008. С. 190.
Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 7. - Л.: Наука, 1988-1996. С. 112.
Сартр Ж. П. Экзистенциализм - это гуманизм? //Сумерки богов. - М.: Политиздат, 1989. С 298.
Сартр Ж. П. Тошнота. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 121.
Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 7. - Л.: Наука, 1988-1996. С. 191.
Достоевский Ф. М. Дневник писателя. - М.: Азбука, 1999. С. 211.
Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 9. - Л.: Наука, 1988-1996. С. 354.
Левицкий С. А. Трагедия свободы. - М.: Канон +, 1995. С. 289.
Там же. С.290.
Там же. С.291.
Там же. С.292.
Там же. С.293.
Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. Статьи. Исследования. . - М.: Сов. писатель, 1983. С. 320.
Николаевская Т.Е. Ф.М. Достоевский как предтеча европейского экзистенциализма (опыт проблемного исследования): Автореф. дис. канд. философ. наук. - М. 1999. С. 18.
Левицкий С. А. Трагедия свободы. - М.: Канон +, 1995. С. 292.