Лесевицкий А. В. : другие произведения.

Аксиологическая матрица логотерапии Ф.М. Достоевского

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В статье предложена аксиологическая матрица логотерапии Достоевского, представлена сводная иерархическая структура мировоззренческих ценностей писателя, воплощенных в его героях посредством рефлексивных категорий: жизнь, Бог, равнодостоинство, мятежность духа, этническая самобытность.
  Нам представляется, что для последующих размышлений на вышеуказанную тему имеет смысл разграничить категории "ценность", "экзистенциальные смыслы", "смысл жизни". Первая категория дает ответ на вопрос, что является для личности благом, как нечто важное, которое она выделяет для себя из потока серой повседневности. Категория "экзистенциальные смыслы" способна предельно актуализировать диалектику экзистенциального выбора человека, исходя из аутентичных жизненных обстоятельств личности (предполагает активность либо полную атараксию). Третья предложенная нами категория способна дать ответ, для чего личность существует, какая осмысленная идея порождает ее активность и волю к экзистенции (в терминологии А. Шопенгауэра).
  
  Представленное триединство вопросов, разумеется, предполагает различные ответы на них, впрочем, в конкретной бытийственной ситуации экзистенциального выбора ответы могут быть и совпадающими.
  
  Достоевский - общепризнанный мастер загадок, не только задающий "проклятые вопросы" своим читателям, но, помимо этого, формулирующий и ответы на экзистенциальные вызовы бытия. Литератор формирует полифонический диалог "ценностей и смыслов жизни", полилог, проблематизирующий аутентичную ответственность личности за свой выбор между добром и злом. Разумеется, писатель обыгрывал проблематику вышеуказанных нами категорий посредством сюжетных линий своих романов, а также через многочисленных персонажей данных произведений.
  
  Личность психологически отторгает как бессмыслицу то, что она не может ассимилировать, сделать приобщенным к себе. Отсутствие смысла порождает отчуждение, человек не может принять чуждое ему, не имеет желание нести за это "инородное" ответственность. Стереотипичность, шаблонность поведения большинства современных людей можно объяснить именно "экзистенциальным вакуумом", когда система порождает разнообразные формы духовного насилия над личностью, навязывает человеку чуждые ему смыслы бытия. Вневременная актуальность творческого дискурса писателя заключается в том, что он в своих произведениях вскрыл универсальные (метачеловеческие) архетипические смыслы бытия любой личности. В данном смысле каждый читатель в состоянии найти в произведениях Достоевского персонажа, отражающего глубинную суть его персоналистического миросозерцания, транслирующего мировоззренческую матрицу его сакральных смыслов бытия, даже включая всевозможные асоциальные и деструктивные модели поведения.
  
  Смысл экзистенции и самооценка личности зависит от того, насколько "жизненный проект" человека соотносится с глубинными ценностями его мировоззрения. Например, если для Дмитрия Карамазова высшим благом является жизнь, то его ответом на вопрос - для чего жить - будет обладание всем, что может дать жизнь, а для достижения обладания в конкретных ситуациях рождается экзистенциальный смысл грехопадения [7]. У В. Франкла и на этот случай заготовлена лаконичная, но емкая формула: " Смысл состоит в том, чтобы сделать наилучшее из возможного". Экзистенциальный смысл определяется как "самая ценная возможность в данной ситуации". Отсюда понятна возможная контроверза смыслов жизни и экзистенциальных смыслов. Для Дмитрия Карамазова: "Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой" [2.Т.9. С.123]. Для него грехопадение не смысл жизни (смысл в обладании её радостями). Традиционный смысл грехопадения - смысл экзистенциальный, в лице Мити приписанный к сиюминутному зову сердца [7]. Для Мити грех не является упражнением в схоластике: не согрешишь - не покаешься, для него грех - возможность любить жизнь здесь и сейчас, следовательно, грехопадение - это наилучший выход: "Грех - это маленький кусочек свободы, отступление от божественного предопределения. Бог дает человеку возможность выбрать: либо следовать Всевышнему, либо оступиться и за это получить наказание" [7.C.37]. В тисках предопределенности кусочек свободы - безусловный экзистенциальный смысл: "Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей" [ 2.Т.9. С.123]. Поэтому Митя Карамазов, хотя и идет за чертом, но одновременно он восклицает: "Я и твой сын, Господи!". Вот почему даже Ракитин, а за ним и прокурор, характеризуя Митю, заявили, что "ощущение низости падения так же необходимо этим разнузданным, безудержным натурам, как и ощущение высшего благородства,... им нужна эта неестественная смесь постоянно и беспрерывно. Две бездны, две бездны ... в один и тот же момент" [ 2.Т.9. С.398]. Далее жизнь требует расплаты за грехи. Ситуация рождает экзистенциальные смыслы смирения. Если нет раскаяния, то усмиряет каторга, в чертогах которой старый грех - уже смысл жизни любить её каторжную[7].
  
  В исследованиях В.В. Летуновского мы можем найти ответ на фундаментальный вопрос, актуальный для любой личности: "Как может быть найден смысл экзистенции?". Для ответа на вопрос необходимо учитывать четыре фактора.
  
  Во-первых, человек в поисках подлинного смысла экзистенции должен уметь принять свою конкретную и аутентичную жизненную ситуацию.
  
  Во-вторых, свое поведение личность должна принимать как главное выражение своего мировоззрения. В данном контексте М. Хайдеггер, безусловно, прав, указывая на сущностную проблему экзистенции современного человека, когда "его жизнь проживают другие". И именно тогда, когда личность ощущает себя творцом персоналистического "жизненного проекта", в глубине ее души зарождается ответственность.
  
  В-третьих, личность должна осознать вызов, индуцированный жизненной ситуацией "этот момент наступил для того, чтобы...".
  
  В-четвертых, личностная ответственность предполагает позиционирование экзистенциального смысла через действие или, напротив, бездействие.
  
  Таким образом, философско-психологическую проблематику большинства произведений Достоевского можно рассматривать через матрицу преступления, преодоления определенных, сковывающих своеволие границ (социальных, моральных, эстетических, юридических и.т.д.), либо через категорию смирения, т.е. атараксию и бездействие. В контексте предложенной бинарной структуры чрезвычайно отчетливо могут быть выявлены диспозиции аксиологических философем Достоевского, воплощенных во всевозможных персонажах, которые ведут мучительный поиск выхода из драматических ситуаций, изображенных литератором в своих произведениях.
  
  Безусловно, мы не в силах охарактеризовать всю многогранную глубину экзистенциальных смыслов персонажей, количество которых превышает сотню. Выделим из этой внушительной массы наиболее оригинальных, рефлектирующих, импозантных героев, охарактеризовав их по пяти аксиологическим категориям, которые мы предложили в таблице: мятежность духа, этническая самобытность, жизнь, Бог, равнодостоинство [7].
  Жизнь в ситуации отчаянья представлена достаточно пестро на страницах произведений писателя. Достоевский - это мыслитель, рассматривающий в своем творчестве жителей "социального дна", многие из которых отчаялись обрести для себя лучшую долю, вырваться из крайней бедности и нищеты. Отчаянье рождает разные экзистенциальные смыслы: от самоубийства из-за невозможности выхода из тупиковой жизненной ситуации до бунта против абсурдного мира и законов природы. Пессимизм, испытываемый персонажами писателя, включает целую гамму чувств: тоску, гнев, страх, ярость. Важнейшим мотивом экзистенциального выбора для И. Терентьева является отчаяние. Напротив, основной смысл жизни проявляется в попытке выжить, несмотря на сложившиеся фатальные обстоятельства. Только этим психологическим и эмоциональным феноменом можно объяснить участие данного персонажа в отвратительном иске Бурдовского, обращенного к князю Мышкину. Осознав всю тотальность наступления неминуемой смерти, Ипполит утратил субъективное самоощущение аморального и морального вследствие эрозии вышеуказанных категорий. Абсурдность любого действия вследствие тотальности небытия приводит героя к анархической вседозволенности, озлобленность на фатальность жизненных обстоятельств заставляет ненавидеть всех "здоровых" людей, которым предстоит умирать медленно, практически незаметно. Безусловно, в данном контексте довольно четко прослеживается и чувство зависти к тем, кто, не прилагая к тому никаких усилий, обладает от природы отличным здоровьем и самочувствием. Ипполит испытывает полнейшее отчаяние, т.к. неизлечимо болен чахоткой, тотальность и скоротечность наступления смерти и безысходность ее повергают его в тягчайшее уныние. Он понимает, что все люди приговорены к смерти, но именно его приговор чрезвычайно быстро приводит в исполнение сам рок, действие фатума неподвластно воли личности. В нем происходит отчаянная попытка бунта против сил природы, против фатальных для него жизненных обстоятельств. Безусловно, отчаяние существенно озлобило его, он винит природу, жизненные обстоятельства, фатум: "О, как я мечтал тогда, как желал, как нарочно желал, чтобы меня, восемнадцатилетнего, едва одетого, едва прикрытого, выгнали вдруг на улицу и оставили совершенно одного, без квартиры, без работы, без куска хлеба, без родственников, без единого знакомого человека в огромнейшем городе, голодного, прибитого (тем лучше!), но здорового, и тут-то бы я показал..." [2. Т.6. С.395]. Сам факт его отчаяния позволяет оценивать свое бытие, соотнося его с идеалом, и сам факт, что он представляет себе существующие ценности (пусть даже и нереализованные), свидетельствует о том, что даже отчаявшийся человек является носителем ценностей: он как никто другой видит различие между тем, что есть, и тем, что должно быть [7].
  
  Совершает ли Порфирий Петрович преступление или его образ предстает идеальным, как полагают некоторые литературоведы. Для этого нужно сопоставить поступки и слова Порфирия Петровича с принятыми в религиозном сознании идеями сострадания и любви к ближнему. Для данного персонажа смысл жизни в служении закону, поиску истины, он карает "грешников", преступивших запреты, прописанные правовой нормой.
  
  Мотивом экзистенциального выбора для данного персонажа является профессионализм, четкое выполнение своих должностных обязанностей.
  
  С другой стороны, преступление Порфирия заключается в том, что он предстает в романе в неблаговидной роли "метафизического садиста", мучающего Раскольникова. Лесть, изворотливость - это тоже неотъемлемые черты характера героя. Порфирий почти никогда не говорит то, что думает, ему чужда искренность, поскольку она обезоружила бы этого сильного человека. Переходя на "уважительные тона", напускную формальность, фальшиво улыбаясь, наполняя свою речь циничными и подчас саркастическим шутками, Порфирий Петрович психологически пытается загнать человека в ловушку, из которой нет выхода.
  
  О Порфирии Разумихин говорит так: "Это, брат, славный парень, увидишь! Неуклюж немного, то есть он человек светский ... Малый умный, умный, очень даже неглупый, только какой-то склад мыслей особенный. Недоверчив, скептик, циник ... надувать любит, то есть не надувать, а дурачить" [2. Т.5. С.232]. Из слов Разумихина следует, что Порфирий Петрович имеет своеобразный характер и отличается необычным мастерством в том, чтобы "надувать", "дурачить", иначе - увлекать преступника в логические тупики. Уловками он подводит и Раскольникова к выбору дальнейших действий, Порфирий становится обличителем, и даже, как полагают ученые, спасителем личности Родиона, только он один не преступает в художественном мире романа запретной черты. Он - герой, несомненно, положительный, но, так как живет только рацио, только логикой, оказывается выключен из потока живой жизни. Поскольку все герои Достоевского противоречивые, неоднозначные натуры, то в мыслях исследователей есть доля истины, но образ следователя гораздо сложнее: он наделен отрицательными чертами, Порфирий тоже преступает. И его преступление сопоставимо с тем, что совершает Раскольников, Порфирий тоже, своего рода, убийца. Аргументируем мысль. В одном из своих писем Достоевский писал о романе: "Это психологический отчет одного преступления". Писатель хотел изобразить тот нравственный суд, который вершится над Раскольниковым. Наказание убийцы, по мысли Достоевского, проявляется в душевном томлении, моральном метании из угла в угол. Композиция, сюжет романа таковы, что Раскольников непременно должен сталкиваться с самыми необычными обстоятельствами и людьми, дабы ощутить всю горечь вины, понять несостоятельность своей теории, пройти все круги ада и найти, наконец, внутреннее очищение и возрождение. И вся острота этих душевных переживаний так отчетливо не обозначилась бы, если бы в романе не фигурировал образ Порфирия Петровича.
  
  Преступление Порфирия Петровича - это истязание человеческой души, метафизический садизм. Следователь встречается с Раскольниковым три раза, однако эти встречи становятся для Родиона хуже геенны огненной. Каждая очередная встреча Порфирия Петровича с Раскольниковым начинается с бытовой и пустяшной беседы. Но, несмотря на всю эмоциональность и фамильярность, с которыми обычно разговаривает Порфирий, этого человека трудно называть "своим". Что-то опасное, угрожающее таится в нем; каждое новое слово, каждый его новый шаг и мысль - непредсказуемы. Так, при первой встрече с Родионом Порфирий ненароком упоминает о статье Раскольникова "О преступлениях". В этом нет, казалось бы, ничего необычного, наводящего подозрения: просто-напросто интеллигентный и уважающий человек интересуется делами своего гостя, лестно отзывается о статье: "...имел удовольствие прочесть", желает поделиться своими мыслями. Но у Порфирия Петрович нет ничего "простого" и "случайного". Такой зачин важен для того, чтобы гость почувствовал себя комфортно - тогда только сработает ловушка следователя. Подобное повторяется при всех трех встречах, хотя это начинает выглядеть неестественным и фальшивым. Вот отрывок из текста:
  
  " -А вы курите? Есть у вас? Вот-с папиросочка-с. Знаете, я принимаю вас здесь, а ведь квартира-то моя тут же за перегородкой...казенная-с...это славная вещь - а? Как вы думаете?
  
  - Да, славная вещь, - ответил Раскольников...
  
  Славная вещь, славная вещь... - повторял Порфирий Петрович, как будто задумавшись о чем-то совсем другом... Это глупенькое повторение ...противоречило с серьезным, мыслящим и загадочным взглядом" [2. Т.5. С.315].
  
  Вонзить в совесть Раскольникова кинжал посильнее да поглубже - та цель, которую ставит перед собой и успешно добивается Порфирий Петрович. Он умело подбирает самые подходящие слова, чтобы указать Родиону на аморальность его теории и поступка, но делает он это хитро: не рубит с плеча, не говорит открыто в лицо, а все как-то ходит вокруг да около. Говорит о молодежи, например, а подразумевает Раскольникова: "Ведь это больное, да худое, а раздраженное! А желчи-то, желчи-то в них во всех сколько!". Или твердит о разыскиваемом преступнике: "Убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит" [2. Т.5. С.431].
  
  Порфирий всем своим существом доказывает, что для него нет никаких загадок, и подчеркивает: преступнику не выбраться из его цепких рук. "Да пусть, пусть его погуляет, пусть; я ведь и без того знаю, что он моя жертвочка и никуда не убежит от меня!" По его убеждению, Раскольников обречен, и нет ему другой дороги, кроме как дороги на каторгу. "Мужик убежит, модный сектант убежит... А вы ведь вашей теории больше не верите - с чем убежите? Убежите и сами воротитесь" [2. Т.5. С.435]. Из сказанных слов можно понять следующее: Порфирий Петрович чувствует себя совершенно всевидящим и имеющим неограниченною власть над измученной душой Родиона Раскольникова.
  
  Следователь не чурается использования жестких психологических уловок. То он задает провокационные вопросы, как, например, не считал ли Раскольников себя одним из "необыкновенных", сочиняя газетную статью, то вдруг нежданно-негаданно преподносит Родиону "сюрпризик" - исступленного, доведенного до нервного срыва Миколку, то появляется совершенно необычным образом в доме Раскольникова. Все эти действия совершаются ради единой цели - одержать верх над преступником, властвовать над мыслями Раскольникова и его душевными переживаниями. Уж не демоническая ли это одержимость властью?!
  
  Священник как лицо духовное, божий слуга должен быть гуманным человеком, исполненным самых искренних чувств. Таков ли Порфирий? Он циничен, язвителен, изворотлив, лукав. Да, он признает мораль, готов ее защищать, но, судите сами, назовешь ли гуманистом того, кто беспардонно глумится над святыней - человеком, человеческой душой, его свободой? Священник ведет человека к Господу, к Иисусу, дает наставление и напутствие. Порфирий же Петрович не может быть настоящим душепопечителем. Он, казалось бы, убеждает: "Ну, и найди [веру в Бога] и будете жить. Страдание тоже дело хорошее. Пострадаете. Миколка-то, может и прав, что страдания хочет. Знаю, что не веруете, - а вы лукаво не мудрствуйте; отдайтесь жизни прямо, не рассуждая; не беспокойтесь - прямо на берег вынесет и на ноги поставит" [2. Т.5. С.434]. Эти слова содержат долю истины, однако лишены глубокой искренности, душевного участия, а главное, их искренность поставлена под вопрос вечным стремлением Порфирия иронизировать.
  
  Любое преступление имеет последствия. В данном контексте феноменология смирения этого персонажа проявлена в его одиночестве и угрызениях совести. Преступление Порфирия Петровича против Раскольникова приносит Родиону внутреннюю боль и страдание. Но все логические уловки и издевки не смогли совершить самого главного, они не совершили "чуда", не привели героя Достоевского к покаянию. Не из-за Порфирия Раскольников кается. Он идет признаваться в содеянном ради любящей его и глубоко сострадающей Сони. А в образе и поступках Порфирия Достоевский акцентирует преступную и мертвенную идею каменного, порфироносного Петербурга: идею власти юридического закона над человеческой душой [6].
  
  В творческой лаборатории Достоевского есть категория весьма специфических персонажей, для которых стремление к наслаждениям является стержнем существования. Таковы, например, Свидригайлов и Ставрогин, первый вполне может считаться "этюдом", "пробой пера" для второго героя из романа "Бесы". С другой стороны, их неправомерно приравнивать друг к другу вследствие различных акцентуаций сладострастия. У Ставрогина она приобретает форму многоуровневой триады (похоти плоти, власти и интеллектуального эксперимента), в данном смысле Свидригайлов гораздо более тривиальный "одноуровневый" герой: "Свидригайлов захвачен одной похотью - плоти. Похоть власти его слабо затронула, похоть интеллектуального эксперимента - почти не коснулась. Пока не стали мучить призраки, он о метафизических вопросах и не думал, с Богом не спорил. А в Ставрогине всё: метафизический вопрос, и спор с Богом, и все три похоти - сплелись в один клубок. Нельзя вывести из одного сладострастия желание довести Матрешу до самоубийства"[9. C.314-315]. В вышеуказанном контексте мы рассматриваем наиболее акцентированные (главные) реминисценции мотивов экзистенциального выбора Ставрогина, прекрасно понимая, что его личность значительно сложнее всевозможных стереотипизаций, схематизаций и классификаций. Личность, выходящую за рамки психологической нормы, чрезвычайно трудно объяснить. В своей интереснейшей книге о шизофрении М.В. Швецов упоминает трагическую фигуру голландского живописца Ван Гога, который в порыве обострения болезни отрезал себе мочку уха: "Агрессивность как маска шизофрении может выступать не только в морально-нравственном аспекте, но и в прямом вредительстве своему телу. (Что говорят или сказали бы учёные в отношении исполнителей заказных убийств?). Всем известный эпизод с отрезанием собственного уха великим Ван Гогом давно стал медицинским приговором художнику - "шизофрения". Предлагаю взглянуть на проблему членовредительства шире. Как относиться к столь распространённому сегодня явлению в обществе, как прокалывание языка, уздечки, пупка, ноздрей кольцами и другими металлическими предметами?" [10]. Схожие психоделические симптомы мы можем наблюдать и у Ставрогина в том контексте, что он, по сути, совершил казнь над собой. Довел себя до самоубийства, как и Ван Гог. По замыслу писателя, страсть к угрызению совести захватила Ставрогина еще до растления ребенка, и она-то и вызвала этот поступок. В "Записной книжке" к роману написано: "Из страсти к мучительству изнасиловал ребенка. Страсть к угрызениям совести. Князь говорит: "Знаете ли вы, что можно иметь страсть к угрызениям совести? " (11, 274). Страсть к мукам совести - это и есть проявление болезни, самозаклание себя[11].
  
  У Ставрогина даже экзистенциальный мотив похоти имеет сложную трехуровневую и диалектическую структуру, в которой все переплетено и находится во взаимозависимости и взаимообусловленности. Философия повседневности для Достоевского имеет смысл только благодаря своей реалистичности, поэтому писатель не чурается осмысления содомских грехов[7]. Довольно интересна судьба главы "У Тихона", где описывается попытка раскаянья Ставрогина. Цензура запретила ее публикацию, столь вопиюще богохульными и безнравственными были признания одного из главных персонажей "Бесов". В чем признается Ставрогин? Прежде всего, в том, что похоть переполняет все его сердце, в данном случае Ставрогин - это, безусловно, один из "бесноватых", но не революционного, а гедонистически-брутального типа.
  
  На этой почве им был совершен омерзительный поступок растления несовершеннолетней. Ставрогин соблазнил дочь мещанина. Сначала Ставрогин испытал влечение к девочке, но после совершенного надругательства в его душе произошла удивительная метаморфоза: возникло чувство омерзения и презрения к ней, желание убить ее. Он испытал чувство жуткого страха, тайна могла стать достоянием общественности. Девочка ощутила себя преступницею и все повторяла: "Я Бога убила". Достоевский пишет: "На ее лице было такое отчаяние, которое невозможно было видеть на лице ребенка" [2. Т.7. С.649]. После этого поступка Ставрогина, она решилась на самоубийство и направилась в чулан, Ставрогин же догадывался о ее намерениях, но преспокойно наблюдал за этим процессом. И только по прошествии получаса заглянул в чулан для того, чтобы удостовериться в правоте своего предположения. Девочка действительно повесилась.
  
  Рассказав эту историю епископу Тихону, Ставрогин пожаловался, что его посещают странные сновидения и галлюцинации, периодически он видит умершую: "И никогда ничего не являлось мне столь мучительным! Жалкое отчаяние беспомощного существа с несложившимся рассудком, мне грозившего (чем? что оно могло мне сделать?), но обвинявшего, конечно, одну себя!"[2. Т.7. С.649].
  
  Но была ли исповедь чистосердечной, произошло ли настоящее раскаянье? Если вчитаться в нее внимательно, то можно выделить несколько экзистенциальных смыслов сублимации преступления. Во-первых, Ставрогин испытывает величайшее упоение низостью своего падения в глазах общества. Он решает проинформировать всех о своих аморальных поступках, распространить письмо с признаниями о своих похождениях как можно большему числу людей. Во-вторых, в исповеди персонажа улавливается едва скрытый нарциссизм и самолюбование, упоение своей возможностью спокойно совершить низость. Епископ произносит: "Вы как бы любуетесь психологиею вашею и хватаетесь за каждую мелочь, только бы удивить читателя бесчувственностью, которой в вас нет. Что же это, как не горделивый вызов от виноватого к судье?" [2. Т.7. С.649]. В-третьих, Ставрогин есть эманация "метафизического эксгибиционизма", когда даже на подготовленного к всевозможным откровениям епископа персонаж обрушил бездонность своего абсолютно незавуалированного аморализма: "У меня есть другие старые воспоминания, может быть получше и этого. С одной женщиной я поступил хуже, и она оттого умерла. Я лишил жизни на дуэли двух невинных передо мною. Я однажды был оскорблен смертельно и не отомстил противнику. На мне есть одно отравление - намеренное и удавшееся и никому не известное"[2. Т.7. С.654-655]. В конце беседы Ставрогин произносит, что верит в черта, притом не метафорически и иносказательно, а абсолютно натурально. Но темные силы в его душе не полностью подчинили остатки совести. Внутреннее "Я" Ставрогина было расколото, совесть не давала покоя персонажу. Остатки ее были вытеснены в бессознательное и мучили галлюцинациями, тогда как сознанием уже завладели "бесы" саморазрушения. В сложившейся ситуации для восстановления целостности "Я" существует только два экзистенциальных смысла: покаяние в содеянном или выкорчевывание совести из подвалов бессознательного за счет совершения нового злодейства, дабы принять зло своим уделом. Но Ставрогин так и остался накануне решения. Из незавершенного усилия покаяния один выход - самоубийство, ибо страдания без покаяния не искупают вины личности.
  
  Можно сказать, что тема похоти акцентируется Достоевским в большинстве его романов, некоторые близкие писателю люди считают, что и сам Достоевский был подвержен весьма специфическому сладострастию. Достаточно вспомнить письмо Н.Н. Страхова Л.Н.Толстому, обнародованное в октябре 1913 года в журнале "Современный мир"[8.C.282]. Впрочем, нет никаких фактических доказательств описанных там событий, а точнее слухов, но, несомненно, для Достоевского сладострастие как смысл жизни характеризует её ценность.
  
  Жажда наживы - основной инстинкт жизни всех времен и народов: "Буржуазность всегда существовала в мире, и еще в Евангелии даны ее вечные образы и дано вечное им противоположение. Но лишь в ХIХ веке в классическом совершенстве выявился образ буржуазности и получил в жизни преобладание"[1.С.269]. Приобретая форму страсти, она, по мнению Достоевского, становится для некоторых личностей единственным смыслом жизни: "Миллион в виде фатума". Нажива как смысл жизни олицетворена Достоевским в образе Гани Иволгина. Он озабочен дарами этого мира, "идея торгашеская" (в терминологии В. Зомбарта) превалирует в его сознании над всем остальным: "Под торгашеским духом я понимаю мировоззрение, которое подходит к жизни с вопросом: что ты, жизнь, можешь мне дать; оно, стало быть, смотрит на все земное бытие отдельного человека как на совокупность торговых сделок, которые каждый, по возможности к своей наибольшей выгоде, заключает с судьбой, с добрым боженькой или с окружающими его людьми, по отдельности или целом (последнее означает, например, с государством). Выгода, которая при этом должна быть получена для жизни каждого отдельного человека, состоит в по возможности наибольшем ее удобстве, чему способствует соответствующий набор материальных благ, с помощью которых можно сделать человеческое бытие более приятным" [3. С.16.] Обладание капиталом для Гани Иволгина приобрело навязчивую форму, вид духовно-этической психопатологии. Всякий соблазненный буржуазным духом приобщается к метафизике тления, демонстрируя стремление к исключительно материальной стороне бытия, духовная же сторона личности предстает иллюзорной и несуществующей: "Буржуазный мир управляется "деньгами", отделенными от духа. Буржуазный дух противоположен духу абсолютного. Он истребитель вечности" [1. С.270]. Капитализм как экономическая система основан на идее финансового господства, деньги предстают чеканным эталоном свободы. В данном социуме есть единственный общепризнанный идеал - обладание капиталом. Притом, личность, обладающая финансовым капиталом, предстает в виде демиурга, мистическим образом повелевающая самой сущностью бытия: "Новый буржуа еще более полюбит власть и могущество в жизни, еще более будет беспощаден к слабым, вытесненным из первых рядов жизни, еще более будет упоен своим величием и значением, своим неожиданным господством. И чувство греха, ослаблявшее и ограничивавшее буржуазность в старом типе буржуа, у нового буржуа ослабнет и совсем исчезнет" [1. С.273 ]. В мамонистическом обществе никому нет дела до того, как был приобретен капитал, все средства хороши для достижения цели обогащения. Своей потаенной мечтой стать миллионером Гаврила Ардалионович делится с князем Мышкиным в личной беседе. Иволгин остро ощущает свою заурядность и серость, он, действительно, один из миллионов подобных ему. Иволгин хотел бы попытаться вырваться из крепкой паутины "серединности бытия". "Миллион в виде фатума" - средство, при помощи которого возможен экзистенциальный прорыв из рамок шаблонного и безликого индивида в ранг "первого человека, господина для всех и каждого", ибо собственную заурядность в "царстве мамоны" можно преодолеть только через мистическую силу финансового капитала: "Вы мне говорите, что я человек не оригинальный. Заметьте себе, милый князь, что нет ничего обиднее человеку нашего времени и племени, как сказать ему, что он не оригинален, слаб характером, без особенных талантов и человек обыкновенный. <...> Это, батюшка, меня давно уже бесит, и я денег хочу. Нажив деньги, знайте, - я буду человек в высшей степени оригинальный. Деньги тем всего подлее и ненавистнее, что они даже таланты дают. И будут давать до скончания мира"[2.Т.6.С.128].
  
  Самый простой, а, следовательно, лучший путь обогащения - мезальянс[7]. Он сватается к Настасье Филипповне, не испытывая к ней никаких чувств, косвенно претендуя на капитал в семьдесят пять тысяч рублей, достающийся ей в качестве приданого. Достоевский, в своих подготовительных материалах к роману называет чувства Иволгина "любовью из тщеславия". Его герой сам признается, что страсть к наживе превалирует над любовной страстью: "Я, князь, не по расчету в этот мрак иду, - продолжал он, проговариваясь, как уязвленный в своем самолюбии молодой человек, - по расчету я бы ошибся наверно, потому и головой, и характером еще не крепок. Я по страсти, по влечению иду, потому что у меня цель капитальная есть" [2.Т.6.С.128]. Цель капитальная - Капитал[7].
  
  Для реализации своего плана Иволгин готов к максимальному самоограничению, готов стать скупердяем и скрягой: "Вы вот думаете, что я семьдесят пять тысяч получу и сейчас же карету куплю. Нет-с, я тогда третьегодний старый сюртук донашивать стану и все мои клубные знакомства брошу. У нас мало выдерживающих людей, хоть и все ростовщики, а я хочу выдержать. Тут, главное, довести до конца - вся задача! Птицын семнадцати лет на улице спал, перочинными ножичками торговал и с копейки начал; теперь у него шестьдесят тысяч, да только после какой гимнастики! Вот эту-то я всю гимнастику и перескочу, и прямо с капитала начну; чрез пятнадцать лет скажут: "вот Иволгин, король Иудейский""[2.Т.6.С.128]. Прокомментируем фразу Иволгина о том, что он станет "донашивать старый сюртук". З.Фрейд написал довольно интересное эссе о Достоевском, в котором в крайне субъективной форме проанализировал биографию писателя, а также некоторые аспекты его художественного творчества. Попытаемся применить теорию психологических типов З.Фрейда для анализа образа Г. Иволгина. Данный персонаж может быть отнесен к "анально-накопительной" форме личности. Именно люди с данными характерными чертами составляют суть буржуа. Каковы же особенности его личности? Бережливость, страсть к накоплению материальных благ, жадность, крайний эгоизм и себялюбие, упорство и самолюбование, зависть - таковы персоналистические черты Иволгина-младшего. Подметим, что Достоевский осознанно противопоставляет разнонаправленные мотивы экзистенциального выбора Гани и Мышкина, предельно отличаются и их бытийственные ценности. Если для Иволгина они заключаются в обретении капитала через мезальянс, то для князя, напротив - в благотворительности и архетипической культуре дара. Напомним, что Мышкин волею судеб получил наследство в 1.5 миллиона рублей, которое он достаточно быстро раздал: "А между тем всё-таки тут наглупил: явились, например, кредиторы покойного купца, по документам спорным, ничтожным, а иные, пронюхав о князе, так и вовсе без документов, и что же? Князь почти всех удовлетворил, несмотря на представления друзей о том, что все эти людишки и кредиторишки совершенно без прав" [2.Т.6. С.186].
  
  И в этом акте безвозмездного пожертвования средств страждущим князь крайне близко подошел к христианской истине о том, что не имеет смысла копить блага земные, их нужно раздать голодным и нуждающимся и получить "сокровища на небесах".
  
  Обратим наше внимание на следующую фразу героя: "Вот Иволгин, король Иудейский", припомним любопытный факт: один из талантливейших лондонских собеседников Достоевского именовал "королем Иудейским" самого Джеймса Ротшильда, основателя одноименного банкирского дома, крупнейшего финансиста и предпринимателя, дающего в рост свой огромный капитал. Ротшильд - это идеал всевластного человека для Гани Иволгина, ибо "деньги есть деспотическое могущество". Но для того, чтобы приступить к осуществлению своего плана, Гаврила Ардалионович готов переступить через себя - должен жениться на женщине, которую не любит, более того, которую стыдится и ненавидит, однако, в этом преступлении очевиден экзистенциальный смысл для будущего "царя Иудейского", есть для него и экзистенциальный смысл смирения в скопидомстве[7]. Припомним, как, осознавая эту потаенную наклонность, издеваются над Иволгиным в порыве садистской экспрессии Настасья Филипповна и купец Рогожин: "Да неужто же правду про тебя Рогожин сказал, что ты за три целковых на Васильевский Остров ползком доползешь?
  
  - Доползет, - проговорил вдруг Рогожин тихо, но с видом величайшего убеждения.
  
  - И добро бы ты с голоду умирал, а ты ведь жалованье, говорят, хорошее получаешь! Да ко всему-то в придачу, кроме позора-то, ненавистную жену ввести в дом! (потому что ведь ты меня ненавидишь, я это знаю!) Нет, теперь я верю, что этакой за деньги зарежет! Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разнимает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики!" [2.Т.6.С.167].
  
  Таким образом, в статье нами предложена аксеологическая матрица логотерапии Достоевского, представлена сводная иерархическая структура мировоззренческих ценностей писателя, воплощенных в его героях посредством рефлексивных категорий: жизнь, Бог, равнодостоинство, мятежность духа, этническая самобытность.
  
  
  
  
  Библиографический список
  Бердяев Н. О духовной буржуазности // Путь. Орган русской религиозной мысли. М.: Информ-Прогресс, 1992. С.269-277.
  Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. Л.: Наука, 1988-1996.
  Зомбарт В. Собрание сочинений в 3 томах. Т.II. СПб.: Владимир Даль, 2005. 653 с.
  Лесевицкий А.В. Достоевский и экзистенциальная философия // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Философия. 2011. Т. 9. Љ 1. С. 120-124.
  Лесевицкий А.В. Психосоциологический дискурс Ф.М. Достоевского в повести "Записки из подполья" // Политика, государство и право. 2013. Љ 7. С. 5.
  Михальчук С.Н. Образ Порфирия Петровича в романе Достоевского "Преступление и наказание" // Портал. URL: http://coring.ucoz.ru/news/obraz_porfirija_petrovicha_v_romane_dostoevskogo/2013-08-21-100
  Серова И.А. Вкус меры. Очерки философии здоровья. М.: Издательский дом "Стратегия", 2007. 160 с.
  Соколов Б.В. Расшифрованный Достоевский. М.: Яуза, Эксмо,2007. 512 с.
  Померанц Г.С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М.: Советский писатель, 1990. 384 с.
  Швецов М.В. Госпожа тюрьмы, или слезы Минервы. // Портал. URL: http://rustarts.ru/SleziMinervi.html Щенников Г.К. " Журнал Печорина" и "Исповедь" Ставрогина: анализ деструкции личности // Портал. URL: http://www.km.ru/referats/332498-zhurnal-pechorina-i-ispoved-stavrogina-analiz-destruktsii-lichnosti#
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"