Барон Сатрен приоткрыл глаза. Вроде бы сомкнул их всего на миг, но гляди ж: восток уже застенчиво рдеет, самые нетерпеливые птицы звонко приветствуют утро, пусть и по-осеннему холодное. И верный конь тычет в плечо: мол, чего ты, хозяин, делаешь в стольких милях от замка, да еще подле опасного обрыва?
Точно такой обрыв был в том проклятом сне, только тогда Сатрен сидел на противоположном краю. В этом барон мог поклясться. Впрочем, как и в том, что не бывает таких снов. А значит, всё самое страшное произошло на самом деле.
Сатрен провел руками по лицу. Ладони, и так мокрые от росы, стали еще мокрее.
- Пойдем, рыжий, - прошептал барон, с трудом поднимаясь на ноги. Конь недовольно всхрапнул, но послушно подставил голову, дабы хозяину было за что цепляться.
- Рыжий... - задумчиво повторил Сатрен, разглядывая черный лоснящийся бок коня. - Знаешь что, вороной, а не поедем мы в замок.
В родной деревне барон не бывал с тех самых пор, как судьба вытащила его из кузницы и со смехом взгромоздила на баронский трон. Полторы дюжины лет минуло, а знакомые улочки всё расстилаются впереди подобно вышколенным лакеям и сами подсказывают дорогу.
Капюшон наполз на лицо Сатрена: кто-то из жителей вполне мог узнать хилого сына кузнеца в немолодом уже человеке, ведущем в поводу породистого коня. Нельзя полностью уйти от своего прошлого, помогай в этом хоть сам дьявол.
Сатрен бездумно сложил пальцы, чтобы перекреститься... потом тяжело вздохнул и еще быстрее зашагал дальше, к тому дому, что являлся в кошмарах немногим реже проклятого обрыва. И изменился дом немногим сильнее обрыва: чуть-чуть потемнели стены, еще одну пядь их черноты завоевал мох. Совсем немного ему осталось до старых ставень, что рассохлись и теперь не закрываются до конца - вон, щель с ладонь циклопа.
Так, а почему они закрыты, солнце-то уже не один час глазеет на грешную землю? И что значит это мерзкое предчувствие? Колдовских способностей у барона никаких, сам королевский астролог говорил, будучи проездом в замке...
Болезнь. В доме кто-то болеет.
Кто-то?..
Сатрен бросил коня на улице, дверь, не дожидаясь удара, испуганно распахнулась, и барон вбежал в сени. В нос сразу же вполз тяжелый запах недуга.
Мальчишка, отворивший дверь, хотел было что-то спросить, но барон опередил:
- Где больная?
- В своей опочивальне. Вон та дверь, - последовал несмелый ответ. - Только тише, господин, велели не шуметь, - громко прошептал вдогонку мальчишка.
Проклятье, как он успел определить в чужаке благородного? Простые одежды, родовой магический перстень спрятан за пазухой...
Благородного?
Вторую дверь пришлось открывать самому, барон в последний миг успел задержать кулак и отворить ее без оглушительного стука.
Больная женщина лежит у окна, укрытая кучей одеял. Рыжие волосы разметались по подушке...
- Кто таков? - зычным, но усталым голосом спросил кто-то из темного угла.
...веснушки на мелово-бледном лице кажутся выжженными пятнами. Глаза невидящим взором уставились в потолок.
- Кто таков, вопрошаю?
Священник, понял Сатрен еще до того, как повернул голову. В черной рясе, толстый, глаза злые - обычный святой отец. Рядом сидит мать больной и, видимо, сестра. Обе заплаканные, что-то теребят в руках. Вместо того, чтобы работать, сидят горюют...
Подлая мысль исчезла под суровым взором священника.
- Неужто... Ваша милость?
- Барон Сатрен Келльвийский, - кивнул он. Женщины засуетились, пытаясь встать и поклониться, но барон прервал их взмахом руки. - Что с ней?
Больная нахмурилась, но глаза все так же слепо смотрели вверх.
Она умирает, неожиданно осознал Сатрен.
- Умирает, - буркнул священник. - От какой хвори, неведомо нам, рабам Божьим.
Рабы Божьи в углу спешно перекрестились.
- Знахарь где? - сквозь зубы спросил барон.
- Не должно вмешиваться в Божий промысел диавольским...
- Готовьте ее к дороге, - бросил женщинам Сатрен. - Поедем ко мне в замок.
Что, барон, узнаешь пятнадцатилетнюю девочку?
Гонец усиленно делал вид, что запыхался: согнулся в три погибели, держась то за колени, то за бока.
- Знахарка прибыла, Ваша милость, - наконец, просипел он. - Ожидает в сенях.
- Пригласи ее в большую комнату для гостей.
Перед внутренним взором снова встало веснушчатое женское лицо.
- Нет, стой. Зови сюда, в тронную залу. Не будем тревожить больную.
Гонец пожал плечами, но смиренно поклонился, благо из его скрюченного положения это было нетрудно, и быстро зашагал прочь.
На сей раз гонец шел действительно быстро, знахарка появилась раньше, чем двери перестали скрипеть. Она вошла степенно, будто равная по титулу, и плавно, будто молодая женщина... да и на вид больше тридцати не дать. А ведь ей точно за пятьдесят. Ведьма, не иначе.
И красива как ведьма. Глаза зеленее изумруда на родовом перстне; волосы чернее дьявольских мыслей, лишь одна седая прядь... ну, у дьявола тоже не все помыслы так уж отвратительны. Наверное.
- Женушка померла год назад, - процедил Сатрен. - Помощь твоя нужна. Лекарская, тут ты угадала.
- Ага, - ухмыльнулась ведьма, - а год назад, значится, ты меня не...
- Как звать тебя?
- ...не стал звать. - Улыбка стала еще шире. - Эйена мое имя. Мог бы спросить у гонца своего расторопного. Кого лечить-то надо?
Ведьма уселась на скамью, причем ухитрилась сделать это так, что не она казалась угодливо и смиренно сидящей подле трона, а барон выглядел усевшимся на насест петухом.
- Девушку одну... женщину, то есть.
- От чего?
Барон не успел ответить. В тронный зал влетел священник. Влетел бы, не зацепись рясой за ручку двери. Впрочем, машинальное перекрещивание при входе спасло святого отца от унизительного треска материи.
- Ваша милость, я хочу присутствовать при разговоре, - твердо сказал священник, усаживаясь на скамью как можно дальше от знахарки.
- Ну, присутствуй, - вздохнул барон.
В конце концов, светлую сторону тоже полезно выслушать.
- Так что с той девушкой? - напомнила Эйена.
- Я продал ее душу.
Священник опять перекрестился, ведьма покачала головой. Оба ждали продолжения, уже хорошо. Хоть что-то хорошо.
- Семнадцать лет назад я продал ее душу. - Голос издевательски дрогнул. - Сам не знаю, как это получилось.
- Да как...
Сумерки заполнили дно оврага и уже выглядывали наружу, облекаясь душным туманом.
Лишь бы эта серая мгла не поглотила молочно-белое облачко, что так пугливо жалось ко мне. Видимо, боялось потерять меня из виду, слишком уж похож был мой цвет на этот мутно-серый туман.
"Не бойся".
Облачко задрожало еще сильнее. И вместе с ним задрожал весь туман. Что-то темное, страшное поднималось со дна оврага. Пропасти. Бездны.
Черная тварь с кровавыми огнями на месте глаз... Дьявол, какие глаза у облака?!
"Что ты хочешь за нее?"
Я испугался. Очень. Но ответил.
Тварь не захохотала, не вздохнула, не покачала огорченно головой. Просто на миг коснулась белого облачка и исчезла.
Облачко тихонько отодвинулось от меня. Мне показалось или оно стало таким же серым, как я?
- Это возможно, священник, - устало проговорил женский голос.
Барон открыл глаза. Он на кровати в своей спальне, рядом сидит ведьма со святым отцом; они о чем-то спорят.
- Душа принадлежит человеку, ею обладающему... - начал священник, - ну, тому, в чьем теле она заточена! И неможно продать душу другому человеку. То есть другой человек не может продать чужую душу.
Голос у священника глубокий, поставленный, а вот мысли выражать его не научили. Бывает.
- Барон очнулся, - все так же устало сказала Эйена. - У тебя было видение, как ты продавал ее душу, верно?
- Откуда... знаешь?
- Я много чего знаю, - отмахнулась ведьма. - Власть выбрал, значит? Как же, простой сын кузнеца, а тут - барон...
- Не власть... я просил...
Ведьма поморщилась, будто это ей приходилось протаскивать через глотку хриплые слова, и протянула кружку с какой-то травяной настойкой. Горькой, естественно.
- Я не смог бы стать кузнецом. В пятнадцать лет... вот же совпадение... я тяжело заболел. И полностью уже не...
- Ладно, это неважно, - оборвала ведьма.
- Действительно неважно! - громко согласился священник. - Потому что я по-прежнему не верю в возможность такого вот... продажи такой. Конечно, у Отца лжи много слуг и сил тоже хватает, но уж покупать чужие души - это ни в какие ворота не лезет! Это же...
- Страшно тебе, святой отец? - усмехнулась Эйена.
Священник вдруг сник.
- Страшно, ведьма. За паству страшно. И за себя, грешника, страшно, прости Господи. - Он медленно перекрестился. - Диявол силен, а люди слабы. Плотью слабы, а плоть и душа слишком тесно связаны.
- Не любую чужую душу можно продать. Я не знаю, от чего это зависит. Может, от родства душ. Может, просто случайно. А может, нужно очень хотеть продать... не знаю.
- А зачем дьявол вообще покупает души? - спросил Сатрен.
- Чтобы не пустить их в царство божье, - тихо ответил священник. - Чтобы покаяние искреннее не услышал Господь, чтобы лишить человека надежды и обречь его на муки вечные адовы.
- И много для чего еще, - серьезно заметила ведьма. - Неисповедимы пути дьявола.
- Ладно, а что с той... женщиной? Проклятье, я даже не помню ее имени!
- Я не знаю, что с ней.
- Это... моя вина?
- Не знаю, - повторила ведьма. - Я уже поставила ее на ноги - за тот день, что ты проспал, но жить ей меньше недели, даже с моими травами.
- Дьявол...
- Хватит! - взорвался священник. - Хватит призывать Нечистого, и так уже наломал дров! Душегубец, чужую душу погубил!
- Да и свою, - криво улыбнулся Сатрен. - Куда мне теперь в царство божие, после всего что сделал.
- Господь милостив, - вновь поник священник, словно стыдясь за бога. - Нет такого греха, что Он не смог бы простить.
- Я не стану молить о прощении.
- Станешь, сын мой, еще как станешь.
Барон поморщился.
- Ладно, идите. Только не уезжайте пару дней еще, слугам я распоряжусь.
Серый потолок, погрязший в паутине. Паук ее давно покинул, лишь несколько мертвых мух держатся за липкие нити.
Почему-то на потолок смотришь только когда все совсем плохо... а посмотришь, становится еще хуже. Наверное, потому что хочешь взглянуть на небо - последнюю надежду - и то не получается.
Раздался мягкий стук, и тут же последовал тихий скрип приоткрываемой двери.
- Ваша милость, могу я войти? - прошептали в щель очень тихо, чтобы не разбудить.
- Входи.
Скрип стал куда смелее, сопровождаемый перестуком босых ног.
- Я Аннет... - пролепетала вошедшая. И тут же поспешно добавила: - Та, которую Ваша милость привезла... привез в свой замок на лечение. Спасибо огромное!
- Входи, садись, - выдавил барон. - И не стоит благодарностей.
Еще как не стоит.
- Еще как стоит! - Аннет на цыпочках прошла в комнату и села на дальний стул. - Если бы не Ваша милость и госпожа Эйена, то я бы, наверное, и не дожила до утра.
- На все воля Божья, - уныло ответил Сатрен.
- А Ваша милость ведь... не так уж и верит в Бога? Ой, простите меня, сама не знаю, что несу!
Барон слабо улыбнулся.
- Может, мне уйти? - робко спросила Аннет. - А то я так ворвалась...
- Останься.
- Просто... хотелось поблагодарить. Это ведь самое настоящее чудо: сам барон случайно вошел в мой дом, так помог мне!
- Помнишь вечно больного сына кузнеца из вашей деревни? - неожиданно для себя спросил Сатрен. - Который пропал полторы дюжины лет назад? Тебе тогда еще пятнадцати не было, верно.
- Помню, - потупилась Аннет. - Красивый парень был... Я его несколько раз видела. Муж покойный про него тоже рассказывал... А почему Ваша милость спрашивает?
- Я и есть тот парень.
Аннет забавно всплеснула руками. Больная же, еще слабая, а руками машет. Рыжие, видать, все такие шебутные и веселые.
Рыжая пересела на краешек кровати и обхватила ладошками руку барона.
- А зачем Ваша милость рассказывает всё это простой крестьянке?
- Не знаю. Наверное, хочу быть честным с тобой.
- Я тоже хочу. Ваша милость, можно мне остаться... на всю ночь? Нет, не подумайте ничего, просто мне страшно там, одной, и я подумала...
Из темного угла выполз паук и деловито пополз к ближайшей мухе.
Поздним вечером следующего дня барон вновь позвал в тронной зал священника и ведьму. Сам он пришел последним: после того видения, да еще и бессонной ночи все тело ломило, как после падения с обрыва.
Сделка с дьяволом дала титул, но не здоровье.
- Зачем позвал, барон? - спросила Эйена, не дожидаясь, пока Сатрен дойдет до трона.
Отвечать он стал, конечно же, лишь усевшись на деревянный желтый стул с бронзовыми - чтоб было жестче и неудобнее опираться - подлокотниками.
Глубокий вдох. Выдох.
- Помогите мне.
- Чем же?
- Я хочу, чтобы Аннет выменяла мою душу на свою. Обратно.
- Не получится, - покачала головой Эйена. - Прости, барон, но это невозможно.
- После смерти тела душа на некоторое время обретает свободу, - заметил священник. Ведьма перевела на него пронизывающий взгляд.
- Да, но дьявол не продает души. Он их только покупает.
- Ты пробовала у него купить душу?
Ведьма на миг запнулась.
- Аннет не сможет выменять душу барона на свою, - твердо сказала Эйена. - Поверьте мне, я знаю об этом... больше вас.
- Я не спрашиваю совета, я прошу помощи.
- И как я смогу тебе помочь? - вздохнул священник. - Молитвы... Дьявола ими не привлечь, не уговорить.
- А если заставить?
Ведьма расхохоталась.
- Ты хоть рассказал о своем подви... деянии несчастной женщине? - осведомился святой отец.
- Не рассказал он, неужто не видно, - ответила за барона Эйена. - Это не так-то просто, тем более теперь, когда она для него не просто какая-то там крестьянка, из-за которой мучает совесть.
Барон смолчал.
- Но это в любом случае придется сделать. Позови...
- Нет. Мы сами пойдем к ней.
Дойти до комнаты Аннет оказалось намного сложнее, каждую дюжину шагов требовался отдых: слишком уж колотилось сердце. Выдержало б оно предстоящее...
- Добрый вечер, дорогие гости! - послышался веселый голос, стоило им приблизиться к двери. - Заходите, заходите.
- Аннет. У нас... - Барон оглядел рассаживающихся спутников. Обязательно ж им надо сесть! - У меня к тебе тяжелый разговор.
- Я слушаю, Ваша милость... ой, Сатрен. Извини, ты говорил, я просто...
Повисла гнетущая пауза.
- Ты все еще больна, - помогла Эйена. - Я не знаю, что с тобой, и...
- И тебе осталось жить пару дней, - глядя в потолок, сказал барон. - Может, меньше.
- Ну что ж, значит, такова воля Божья.
Казалось, Аннет ничуть не расстроилась.
- И еще. Я продал твою душу семнадцать лет назад.
- Вот почему меня так тянет к тебе, - невпопад сказала крестьянка. - Ну, на это тоже воля Божья, нет?
Она попыталась поймать взгляд священника, но тот тоже упорно смотрел на потолок.
- Это всё? - попыталась улыбнуться Аннет.
Лучше б она зарыдала. Или закричала. Сделала хоть что-нибудь вместо покладистого принятия своей участи!
- Нет. Я прошу... и приказываю тебе попытаться обменять мою душу на свою. После смерти. Надеюсь, Эйена ошибается, но если нет...
Аннет все-таки зарыдала.
- Я не хочу!
- У тебя не получится, - шепнула Эйена. - Соглашайся с бароном, можешь даже попробовать, но у тебя не получится.
- Пообещай, что попробуешь, - настойчиво сказал Сатрен. - Прошу тебя.
- Нет!
- Она попробует, - тихонько заметил священник. Наверное, он тоже хотел это прошептать, но с его глубоким голосом шепот не получился. - А сейчас оставьте ее. - Он дотронулся руки Аннет. - Я буду молиться за тебя, дочь.
- Спасибо, святой отец. И тебе спасибо, Сатрен, что сказал.
- Так, всё, пошли отсюда. - Эйена потянула мужчин за собой. - Аннет, не забывай пить настойки. Зеленую, потом белую. На ночь выпей красной, только немного. Хорошо?
Аннет кивнула.
Эйена подошла к окну и распахнула ставни. Влажный ночной воздух безразлично скользнул в комнату, убедился, что она пуста, и удовлетворенно закружил разбросанные по полу травы.
- Даже не полнолуние, - укоризненно сказала месяцу Эйена. - И звезд почти нет. Никаких шансов. Еще и девчонка бестолковая...
Впрочем, кого она уговаривает? Саму себя не обманешь. Барону и этой рыжей нужно помочь, хотя бы попытаться, потому что... Потому.
Ведьма глубоко вздохнула и легла на пол, в центр нарисованной мелом звезды.
В соседней комнате священник зажег свечу напротив образа, и ее скорбный треск слился с молитвой.
Барон в тронной зале опустошил бутыль крепчайшего самогона и свалился на скамью для посетителей, разбив о нее лицо в кровь.
В это же мгновение Аннет выпила всю склянку с красной жидкостью.
Скоро, совсем скоро ее душа полностью освободится от бренных пут.
Эйена прикрыла глаза, погружаясь в колдовской транс.
Мрачный обрыв унес жизни нескольких крестьян родной для меня деревни. А кто знает, сколько он забрал душ? Точно не одну.
Я смотрю на рыжий огонек, что в страхе мечется над темными клубами тумана, исторгаемого оврагом... и тоже боюсь. Неподалеку от меня кружит в печальном танце белесое пламя. Оно пытается помочь огоньку, испускает какие-то слабенькие волны, но что они могут? Туману на них плевать. Разве что огонек немного приободряется, видя, что не один.
Да, у меня в руках есть оружие. Точнее, я сама оружие. Слабое, никчемное оружие, использовать его против тумана - только разозлить.
"Отпусти ее!" - приказываю я.
Туман даже не хочет отвечать. Огонек опускается все ближе к черному провалу.
"Помоги ей оторваться, - просит белесое пламя. - Отрежь ее от верхних щупалец хотя бы на мгновение!"
И что оно замыслило? Скорее всего, ничего. Скорее всего, тоже хочет сделать хоть что-нибудь, дабы поскорее закончить эту бредовую авантюру.
Впрочем, выбора все равно нет.
Часть меня бросается к огоньку, а другая остается на краю обрыва, образуя серебристую ленту. Она истончается, все больше уподобляясь лезвию меча...
Рванувшая к огоньку часть уже почти под ним... лишь бы я не порвалась... и лишь бы рыжий огонек не сглупил. Так, теперь вторая часть срывается с места и по широкой дуге, словно боясь приблизиться к огоньку, бросается на другой край обрыва. Тут же, не замедляя движения, кидается по другой дуге обратно...
Серебристый меч кружит все быстрее и быстрее, безжалостно отсекая туманные щупальца, но все новые растут из бездны. И с каждым столкновением моя лента становится тоньше, слабее...
"Ну же, лети! Пари!" - умоляет белесое пламя.
"Лети!" - приказываю я, хоть и не понимаю, куда и зачем. Мне некогда думать. Мне больно думать. Всё болит, я уже больше похожа на прожженную скатерть, мои дыры увеличиваются с каждым оборотом, моя серебряная пыль, верно, покрыла уже всю бездну...
"Всё", - устало говорит белесое пламя.
Ужасно тянет в сон, но спать нельзя ни в коем случае.
Туман вместе с нами провожает взглядом улетающий в небеса огонек. Мне даже кажется, что с таким же чувством облегчения, как у нас.
Мне сейчас много чего кажется, чьи-то образы вспыхивают передо мной как живые и тут же гаснут, сменяясь другими.
"Смотри, - тихонько зовет меня белесое пламя. - Вот она!"
Рыжий огонек, окутанный сияющим ореолом, опускается к нам. Он ничего не говорит, но он счастлив.
И это главное.
Барон Сатрен проснулся за пару часов до рассвета. Ныла рассеченная щека и немного гудело в голове, но ощущался необыкновенный прилив сил - и это после двадцати с лишним лет непрекращающейся слабости во всем теле! Да еще после такой ночи, такого пойла.
Ноги и руки стали послушными, словно ими управлял опытный кукольник в лице самого барона. Забытое ощущение полной власти над своим телом!
Сатрен легко, как юноша, побежал к знахарке. Может, это какая-то болезнь? Мало ли...
Ведьма лежала на полу, прижимая к груди разбитое зеркальце. Шестидесятилетняя старуха с морщинистым лицом, но необыкновенно черными волосами. Седая прядь куда-то исчезла.
Барон бросил взгляд в зеркальце... нет, его лицо ничуть не изменилось, но вот виски вновь стали русыми, как двадцать три года назад.
Сатрен быстрым шагом направился в комнату Аннет. Дверь оказалась заперта изнутри, но связку ключей барон носил с собой всегда. Пальцы, непривычно бойкие, слушались плохо, да еще ключи оказались слишком похожи...
Аннет лежала мертвая. На ее лице застыла блаженная улыбка.
- Зря я ей дала эту настойку, - тоскливо проговорила Эйена. - Глядишь, вылечилась бы. Прости меня, Аннет. И ты прости, Сатрен. Ведь это я тогда твою...
Сатрен обернулся и долго смотрел в глаза знахарке.
- Собирайся, - наконец, проговорил он. - Нам надо идти.