Коса безжалостно врезАлась в нестройные ряды травы - зеленой, точно глаза молодой ведьмы. Впрочем, глаза Мореты отнюдь не походили на сочный пырей; почему-то при взгляде в ее очи виделось туманное болото, скрывающее в глубине бессчетные богатства вперемешку с человечьими костьми.
Элоким снова махнул косой, и снова брызнула травяная кровь.
У старой ведьмы - матери Мореты - тоже глаза не зеленые, а какие-то бледно-голубые, словно небо ранним летним утром. Например, сегодняшним, таким же безоблачным, таким же...
Коса тихо взвизгнула. Элоким медленно, предчувствуя беду, но все еще надеясь на чудо, опустил взор. Остро заточенное лезвие совсем новой косы вывернулось посередине, да так неудачно, что теперь его оставалось только выкинуть или отдать кузнецу на перековку. И неизвестно еще, что обойдется дешевле.
Бывший косарь в отчаянии сел на свежескошенную траву. Руки бездумно гладили влажную землю.
Проклятие, что теперь скажет отец? Вчера ведь только шутил, что за эту косу у нас пол-лошади дадут, а в Интфоре - так и вовсе полгорода.
Элоким с тоской посмотрел на небо. "На тебе!" - прокричал он, бросая вверх маленький камушек с идеально ровным сколом.
"Колдун не должен гневаться", вспомнил Элоким слова вечно спокойной Мореты. "Колдун должен всегда сохранять холодную голову и холодную кровь".
Колдун должен... А он тут при чем? Какой из него колдун, если он даже поле скосить по-человечески не может?
Сломанная коса взлетела на плечо, и Элоким быстро зашагал к дому. Отец-то уж точно будет гневаться, тем более, только сегодня должен был сходить к кузнецу. Сейчас небось сидит дома, отдыхает. Хорошо хоть, не придется его ругань выслушивать при братьях.
Неужели и вправду когда-нибудь он, обычный крестьянский сын, сможет ходить в астрал подобно великим колдунам? И интересно - как астрал выглядит? Морета говорит, что астрал для каждого свой и что он, Элоким, сможет в него выходить, что у него есть какой-то там "набор первичной Силы". Но что-то не особо верится. А как здорово бы сейчас уйти в астрал, и пусть отец ищет его до посинения.
Элоким даже ухмыльнулся, представив себе посиневшего отца, но тут увидел отца покрасневшего.
- Какого дьявола? - прорычал он, разбрызгивая слюну. - Ты что, сукин сын, натворил?
- Там камень... - потупил взор Элоким. - Он это...
- Я тебе покажу камень! Господь Триединый, да за что мне такое наказание? Мало того что хлипкий, как сопля, так еще и бестолковый!
Отец из тех, что быстро вспыхивает и долго не отходит.
- Я камень-то тебе покажу, - отец схватил за ухо и начал яростно выкручивать. - Мало того, что мать умерла из-за тебя, недоноска, так ты еще продолжаешь все портить! Полторы дюжины лет ему уже миновало, а он все портит и портит. Будь ты проклят, дубина!
- Нет, будь ТЫ проклят! - прокричал Элоким, выдираясь из рук отца.
Отец никогда его не любил. Он с самого начала не хотел шестого сына, он постоянно обижал его, он всегда вымещал всю злость на нем, он...
Все вокруг заплыло, подернулось мутной дымкой. На месте отца заклубился красновато-серый туман... К нему тянутся черные нити... и дрожащее марево словно обхватывает вязкая паутина...
- Будь ты проклят...
Пальцы отца неожиданно ослабли. Где-то вдали от себя Элоким услышал глухой стук, словно упал мешок с опилками.
Мир продолжает дрожать и расплываться, но вроде бы уже поменьше.
Наконец, все совсем успокаивается.
Сильно болит голова. Кровь бьет в виски, едва не выхлестываясь наружу. И как-то непривычно пусто в груди.
Элоким огляделся.
У его ног лежит отец и хрипло стонет, плотно закрыв глаза; одна рука прижимается к груди, вторая ожесточенно скребет землю.
Молодой крестьянин бухнулся на колени рядом с отцом.
- Отец, что с тобой? - рука Элокима крепко сжала отцовскую.
Резко вскочив на ноги, Элоким бегом бросился к дому Мореты. Чутье подсказывало, что только она и ее мать могут спасти отца.
Немолодой раб по кличке Вом, принадлежавший интфорскому землевладельцу, лежал в луже где-то в лесу.
Кровь, его и чужая, смешалась с грязью и насквозь пропитала одежду. Вом боялся поднять голову. Он помнил, что по ней ударили, и он упал в лужу. Это разбойники напали на них с хозяином, вспомнил он. Вом подождал немного, прислушиваясь.
Лесная тишина.
Вом осторожно поднял голову. Долго же он пролежал в луже. Уже поздний вечер, а напали на них на рассвете. И зачем хозяин отказался платить? Телохранитель у него уже старый, а сам Вом - совсем неумелый воин.
Раб с трудом поднялся. Страшно болит затылок. Вом осмотрелся. Рядом лежит телохранитель. Мертвый, со стрелой в горле. И хозяин тоже рядом. Раб вытащил своего хозяина из лужи, бережно перевернул его на спину и уложил на траву.
Великие боги, хозяин мертв! Его добрый, хороший хозяин мертв. Горе Вому!
Но, видно, богам так угодно, видно, хозяин понадобился им. Что ж, придется Вому теперь быть одному, пока не найдется кто-то, кто заберет Вома себе.
Старый хозяин направлялся в Литаэст, это Вом помнил совершенно точно. Зачем он туда направлялся, раб не знал. Не его это дело.
Разбойники забрали лошадей. Жаль, но что поделать, придется идти пешком. Куда идти? В Литаэст, куда ж еще. В деревню возвращаться опасно, а в городе... в городе он помолится в великом храме великой богини земли. Она подскажет рабу Вому, что ему делать дальше.
Но сначала нужно предать земле тело хозяина. Вом достал железный хозяйский нож - глупые разбойники не заметили! - и принялся яростно рыть землю.
Лачугу на окраине деревни все давно уже называют ведьминой и давно уже собираются пойти за священником в соседнее село, но пока дальше сборов и пересудов дело не заходит. Боятся, подумал Элоким в очередной раз.
Даже сейчас, полный тревожного страха и головной боли, он все размышлял, почему все так боятся красивую девушку и ее старую мать, а он совсем не боится? Что в нем такого? Неужели Морета права?
Элоким почувствовал, что дверь подалась вперед, но машинально продолжал бить по шершавому дереву.
- Ну и, чего стучишь? - хмуро спросила Морета. Видно, он оторвал ее от какого-то важного дела; вон, до сих пор оттирает руки от чего-то темного. Правда, раздражение в болотных глазах тут же сменилось тревогой. Наверное, почувствовала или увидела по его лицу. Она это может.
- Там отец... ему плохо, - выпалил Элоким.
- Где он?
- Возле дома нашего. Мне кажется, я...
- Сейчас, жди.
Морета исчезла в темном проходе. Послышались негромкие стуки, скрип отпираемых сундуков, быстрая речь. Наконец, она появилась с небольшой, но очень тяжелой на вид сумкой.
- Веди. Бегом.
Проклятье, почему они живут так далеко, промелькнула мысль и тут же погасла. Элоким сам не смог бы объяснить, кто именно "они". В голове сейчас бился один и тот же вопрос, бесконечно возвращаясь и повторяясь вновь: что теперь будет? Что же теперь будет?
Отец умирал. Из уголка рта тянулась кровавая струйка и терялась в густой траве.
Что теперь будет?
Из своей сумки Морета достала маленький бутылек и, разорвав отцовскую рубаху, вылила ему на грудь сине-зеленое снадобье. Жаль, Морета никогда не рассказывала о своих зельях, может, тогда он мог бы ей помочь. Сейчас же остается только бессильно наблюдать.
Бледные тонкие руки скользят по волосатой груди отца, втирая вязкое лекарство. Прикрыв глаза, Морета запела тихую песню-заклятие. Перед внутренним взором Элокима снова возник красновато-серый туман, перевитый черными узкими лентами.
- Беги за матерью, - неожиданно проговорила Морета. - Быстро.
Страх чувствовался в ее голосе. Элоким никогда не видел ее испуганной... впрочем, как часто он ее видел?
От долгого бега грудь изнутри горит; в виски стучит при каждом ударе сердца; под ложечкой чувствуется какая-то щемящая пустота.
Слава Триединому, ведьмина хижина уже рядом. Старая дверь все еще открыта. Из нее, словно почуяв приближение Элокима, выходит мать Мореты - ссохшаяся женщина с длинными седыми волосами и добрым взглядом.
Ее глаза как-то странно блеснули, она что-то спросила.
- Что? - переспросил молодой крестьянин.
- На что ты готов ради своего отца? - спокойно повторила она.
- На... многое.
Мать Мореты едва заметно кивнула, и ее тонкие губы растянулись в неприятной улыбке. Впрочем, спустя мгновение она уже как могла быстро шла за Элокимом.
Уже подходя к своему дому, парень вдруг понял, что ничуть не боится смерти отца и, собственно, не так уж на многое готов ради его спасения; что страх его имеет совсем другую причину.
Дьявол, это все потом. Сейчас надо спасти отца.
Но что он сейчас может сделать? Ведьмы уже смешивают свои зелья, шепчут заклятия. Его помощь не требуется.
Элоким огляделся - нет ли кого из деревенских поблизости. Вроде, пока все на полях и пастбищах.
Он покорно протянул руку. Ведьма коснулась его ладони, но почти тут же с тихим вскриком выпустила.
- Твоя Сила! - с недоумением произнесла Морета. - Где она?
- Мальчик оказался очень талантливым колдуном, - с усмешкой проговорила старая ведьма. - Без обращения, почти без знаний - такое мощное проклятие... не каждому дано.
Элоким помотал гудящей головой.
- Какой колдун? Что с отцом?
- Талантливый колдун. Будет жить, - последовательно ответила мать Мореты.
- Что с ним?
Старая ведьма тяжело вздохнула.
- Сегодня вечером. У нас.
Она влила в рот отцу фиолетовую микстуру, над которой они столько колдовали, и что-то шепнула Морете. Какая та все же бледная после сегодняшнего колдовства. Тяжелое это занятие, видно; и неблагодарное.
Морета устало улыбнулась на прощание, и ведьмы неторопливо засеменили к своей полуразрушенной лачуге.
Элоким долго смотрел им вслед, пока хрип отца не отвлек от тоскливых раздумий.
- Дьявол тебя забери, Элоким, что со мной?
- Не знаю, отец, - почтительно отозвался парень. Ему вдруг захотелось все бросить и уйти подальше отсюда, от вечно озлобленного отца, от вечно недовольных жителей, от этой вечно серой жизни. - Ты говорил-говорил, потом вдруг упал. Я растер тебя настойкой, что мне дала Морета, и ты очнулся.
- Проклятые ведьмы, я же тебе говорил не якшаться с ними, - без особой уверенности сказал отец. - Ладно, это все потом. Как дико болит...
Он сел, обхватив голову руками.
- А ты почему не в поле? Иди возьми старую косу и бегом косить! Слава Единому богу, я не отдал ее сегодня этому скупердяю. Как знал... Это, вечером поговорим.
Почтительно, как ему казалось, кивнув, Элоким взял ржавую косу, и уставшие ноги сами понесли в поле.
"Вечером поговорим", как же. Поговорим. Только не с тобой.
Где-то на полдороги старая коса слетела с плеча, обиженно звякнув о камень, и Элоким неспеша направился в лес. Ему хотелось побыть хоть немного в прохладе, остудить голову и ноющую грудь. Да и проще выйти к ведьмам из леса, чем убегать с поля или из дома.
В тени старых деревьев, рядом с тихим прудом, боль действительно понемногу унималась. Дьявол, какое же это наслаждение - перестать страдать.
Подобрав сучковатую палку, Элоким уселся на бревне, испокон веков гниющем на берегу пруда, и начал болтать ею в воде. Безупречные круги поплыли по мутной поверхности пруда.
Интересно, что ведьмы хотят ему сказать? И что произошло с отцом? Элоким вспомнил слова старой ведьмы о проклятье, о мощном колдуне. К чему она все это сказала? Скользкая мысль мелькнула на краю сознания, но разум еще издали прогнал ее.
А что вообще такое - колдун? Морета, помнится, говорила, что колдун - человек, который может забирать у людей их чувства и с помощью заклятий влиять на них. Вот только непонятно, на кого это "на них" - на людей или на чувства. И вообще непонятно, как можно "забрать у людей их чувства". Тоже посредством заклятий? Но зачем это все колдуну? Дьявол, одни вопросы, и они все множатся и множатся.
Безмятежность лесного уголка обнимала Элокима, окутывала хрустальной прохладой, обволакивала нежными порывами ветра. И боль не выдержала, ушла, на прощание погрузив сознание в сон.
Элоким проснулся уже поздним вечером. Остатки сновидений стаяли за мгновение; перед внутренним взором осталась только кукла Мореты - та странная, с глазами, каких не найдешь ни на одной детской кукле. Собственно, на детских куклах вообще не бывает глаз, но даже если б они были, таких выразительных, живых, как у моретовской куклы, никакой мастер не в силах сотворить.
Кукла сначала долго смотрела своими немигающими озерно-синими глазами, потом запела. До сих пор в ушах звенит ее нечеловеческий голос.
Затекшие ноги натруженно заныли, когда Элоким, шатаясь, окольными путями пошел к домику ведьмы.
В город Вома пустили. Правда, пришлось отдать драгоценный нож хозяина, но его пустили. Это сейчас главное.
Дорогу к храму не нашел бы разве слепец. Великий храм великой богини. Зеленые стены взлетают на сотни футов и увенчиваются золотым куполом; точно исполинский цветок.
Да, лишь земля может родить из грязи такое великолепие. На одной земле все держится, все из нее рождается и все в нее уходит.
Вом уже почти вошел в храм, когда внезапная мысль пришла ему в голову. А можно ли рабу входить в такой великолепный храм? Он застыл рядом с широкими створками, приглядываясь к входящим и выходящим.
Вот маленькая женщина вышла, заплаканная вся. Вот вошел высокий молодой мужчина в зеленой тунике. Маг земли, не иначе. Да, попал ты, Вом, в столицу. Тут маги на каждом шагу. Вот вошел еще один маг с клифотом. Говаривали, что те рабы, у которых маги находят Дар и которых они делают своими клифотами, становятся свободными. А еще были слухи, что маги свободных людей делают рабами, превращая в клифотов. Сам Вом не особо верил во все это, но кто их, чародеев, знает. Тем более, Вом плохо представлял себе, кто такие клифоты и что они делают.
А, вот и раб выходит из храма! Слава великой богине Лите, это значит, что он, Вом, тоже может войти в храм. По пути сторонясь людей, Вом зашел внутрь.
Великолепие. Нет другого слова в интфорском языке, чтобы описать храм. Великолепные сияющие колонны, великолепные стены, разрисованные сценами с Литой, и, конечно же, великолепная статуя богини земли в центре.
Вом опустился перед ней на колени.
"Помоги, великая богиня Лита, беспомощному рабу. Не уберег он хозяина своего, погиб его хозяин. Что теперь делать ему, подскажи! Умоляю тебя, милосердная богиня, подскажи, дай знак!"
- Добрый день, раб, - тихо произнес молодой голос.
Вом резко встал с колен и обернулся. Перед ним стоял тот самый маг, что вошел в храм незадолго до самого Вома.
Раб низко склонился.
- Беглый? - равнодушно спросил маг.
- Нет... господин маг, - Вом опустил глаза. - Моего хозяина убили разбойники, господин маг. Я пришел к богине, чтобы...
- Вом, господин маг Герт Терий, - вновь склонился раб.
- Будем знакомы, Вом, - улыбнулся маг. Сразу видно аристократа - по лицу, по манерам, даже по взгляду. - Пойдем ко мне, богиня уже дала тебе знак.
Вом бросил прощальный взор на прекрасную богиню. Она улыбалась, но как-то грустно.
Дом у Герта Терия был тоже великолепным. Огромный дом, бело-зеленый, почти в самом центре города. Герт Терий провел Вома в большую комнату с ужасно дорогой мебелью и сел за блестящий красный стол.
- Выслушай меня внимательно, раб Вом. Ты в своей деревне, наверное, ничего не слышал, поэтому я расскажу все и сначала. Ты садись, садись, рассказ будет долгий.
Палец Терия протянулся в сторону красного стула, и, когда Вом уселся, маг продолжил:
- Два с половиной века назад в нашей республике - кстати, Интфор примерно тогда и стал республикой, но тебе это вряд ли нужно знать - было основано так называемое Сопряжение. Это объединение магов, его еще называют Башней магов или просто Башней. В то время маги были одиночками, вроде бирюков, они убивали друг друга из-за какого-нибудь паршивого посоха или заклинания, убивали своих учеников и учителей. Вот чтобы прекратить все это и создали Сопряжение, в которое вхожу и я, естественно. Я не буду сейчас рассказывать подробно, скажу лишь, что у нас есть свой устав, свои ранги, ну, то есть старшинство, есть обязанности у каждого мага. Да, еще есть разделение по стихиям - земля, вода, воздух, огонь, но об этом потом.
Герт Терий встал из-за стола и, заложив руки за спину, стал ходить вдоль гигантского окна. Видно было, что ему нравится рассказывать обо всем этом.
- Что есть вообще магия? Магия есть преобразование - переделывание - стихий в ману и использование маны в заклинаниях для разных целей. Что есть мана? Мана есть сконцентрированная стихия. Ну, самая суть стихии, ее основа, понимаешь?
Вом кивнул, хотя понимал, признаться, слабо.
- Не понимаешь ты, ну да ладно. Я сам не понимал долго. В общем, маг может из стихии - причем строго определенной стихии - делать ману, а из нее уже - заклинания. Интересно то, что мана не бывает полностью чистой; то есть когда маг добывает ману, она всегда имеет, как бы это сказать, примеси, отсветы, что ли, стихии, из которой мана была добыта. Говорят, когда-то были маги эфира, способные из любой стихии - а обычные маги принадлежат одной стихии; я, например, и ты - земле; так вот, маги эфира могли из проявлений любой стихии - там, ветра, горящего огня - добывать кристально чистую ману. Почему я говорю про чистую ману? Дело в том, что для заклинаний, точнее, для их мощности, имеет значение именно чистая мана. Примеси, конечно, талантливые маги могут использовать в своих целях, но это все неважно. Потом почитаешь, если захочешь.
Вом насторожился: маг прекрасно знал, что читать он не умеет.
- Теперь самое интересное. Кто такие клифоты? Клифоты - это люди, которые не могут плести заклинаний, зато могут добывать ману и передавать ее магам, чтобы те их - ну, заклинания - плели. Клифоты тоже добывают грязную ману и такую же грязную передают. Поэтому их подбирают так, чтобы его стихия и стихия мага совпадали, иначе заклинание не удастся. Понимаешь?
Вом снова кивнул.
- Замечательно.
Маг Герт Терий снова сел за стол, и его волевой подбородок опустился на сложенные кисти рук. Некоторое время он молчал. Видно, раздумывал о чем-то своем.
- Теперь слушай. Я предлагаю тебе забыть о своем прошлом и стать моим клифотом. У тебя есть Дар, Вом. Что скажешь? Хочешь быть клифотом земли?
Уже давно спустилась ночь, но ведьмины окна пребывали в темноте, словно дом плотно зажмурился, защищаясь от света полной луны.
Старое крыльцо заскрипело под Элокимом, когда тот в нерешительности остановился перед дверью. Он полной грудью вдохнул душный, какой бывает перед грозой, воздух и, прижавшись спиной к шероховатым доскам, несколько долгих минут вслушивался в ночную тишину. Этот шаг полностью изменит его жизнь, он больше не будет молодым крестьянином, ломающим косы и вилы. А вот кем он будет - теперь зависит только от него и от Триединого Бога. И от Дьявола.
Уверенный стук, казалось, прогремел на всю округу.
Морета, наверное, ждала за дверью: слишком уж быстро та распахнулась.
- Подожди, - тихо произнесла молодая ведьма и исчезла.
Элоким лишь пару раз бывал внутри ведьминой хижины; они с Моретой все больше гуляли по лесу, собирая нужные травы и коренья. Он хорошо помнил эти травы, развешанные по всему дому, помнил их запах, смешанный с таинственным ароматом уже готовых и готовящихся снадобий, помнил темную комнату старой ведьмы, в которой она как раз тогда варила очередное варево, и потому выгнала их с Моретой. Вот и сейчас его не пустили, хотя, казалось бы, это они собираются рассказать ему что-то важное. Впрочем, им виднее.
Ждать пришлось недолго. Уже через минуту ведьмы вышли - обе в серых плащах с накинутыми капюшонами, обе со своими вечными сумками - и, поманив Элокима за собой, направились в лесную чащу.
Как-то совсем внезапно поднялся порывистый ветер, зашумела сухая листва. Наверняка пойдет дождь с грозой. Как это всегда бывает в страшилках про ведьм, что так любят слушать дети. Пока же луна светит в гордом одиночестве и никаких туч рядом с собой не терпит.
Интересно, куда меня ведут, подумал Элоким. Наверное, на лужайку с ведьминым кругом. Морета рассказывала, что именно там ее мать сотворяет свои самые сложные зелья.
Все-таки, чем бы это все ни кончилось, он будет благодарен молодой ведьме за эти годы. Несмотря на ее холодность, некоторую надменность и пренебрежение им, Элокимом, он все же благодарен ей.
Один из серых плащей немного отстал и, поравнявшись с Элокимом, тесно прижался к нему. Конечно же, это была Морета. Неужели и впрямь ведьмы могут читать мысли? Вздор, сама Морета об этом много раз говорила. После очередного вопроса она даже как-то сказала (почему-то грустным голосом), что этим колдовством владеют многие женщины. Она тогда еще хотела что-то добавить, но передумала.
Грубая шерсть ее плаща приятно щекочет ладонь, жесткий ветер радостно бьет в лицо, вгоняя лесные запахи.
Как все-таки хороша жизнь.
- Пришли, - бросила старая ведьма. Действительно, как он и предполагал, тот самый ведьмин круг. - Доставай ингредиенты, Морета, а я пока объясню все Элокиму.
Морета чуть-чуть повела плечом, сбрасывая руку Элокима, и чистая зелень ее глаз засверкала совсем близко. Никогда еще на него не смотрели таким теплым и одновременно печальным взглядом. Наверное, так смотрит мать на своего ребенка, когда тот сделал что-то не так по своему детскому незнанию.
- Все будет хорошо, Элоким, - прошептала Морета.
Дьявол, почему она только сегодня не такая чужая, как обычно?
- Времени у нас не так много до полуночи, - предупредила ведьма и начала рассказ.
Из него явствовало, что Элоким в порыве гнева прошел в астрал и наложил на отца проклятие (ведьма назвала его "черным коконом" и сказала, что это одно из самых простых, но в то же время действенных). Морета и ее мать попытались снять его, но им удалось лишь ослабить. Поэтому-то они и привели его, Элокима, сюда, в полнолуние, чтобы вместе окончательно освободить отца. Морета почему-то в этот момент вздохнула со странным всхлипом: может быть, огорчалась, что не смогла помочь сама.
Для заклятия нужна кровь Элокима и его помощь: он должен не терпеть боль, а, напротив, усиливать ее, постоянно думая о ней и о своих страхах. Ведьма пояснила, что для снятия проклятья нужна черная колдовская Сила, кою черпают из страданий. Плести заклятие - то есть управлять в астрале потоками этой самой Силы - будет она сама с помощью своих снадобий и Мореты.
Зачем нужна кровь? Элоким, должно быть, слышал о вурдалаках-кровопийцах? Так вот, они потому сосут кровь, что именно в ней заключена Сила любого человека, каковую вампиры и переделывают в колдовскую для поддержания своего темного существования.
Однако же это не все. Заклятие необходимо сотворить не только для снятия проклятья, но и для того, чтобы скрыть следы Элокима в астрале. Иначе по этому следу его и обеих ведьм легко найдут отцы-инквизиторы или адепты других орденов Гилонии.
Так что выбора у Элокима не оставалось.
Морета снова тяжело вздохнула. За время рассказа она разложила все снадобья, разожгла свечи по широкому кругу и приготовила бутыльки с зельями.
До полуночи оставалось несколько минут.
Старая ведьма откинула капюшон и кривым кинжалом с костяной рукоятью, потемневшей, верно, от времени, указала Элокиму в центр круга.
Он посмотрел на луну, слепо сияющую в недосягаемой высоте, посмотрел на Морету - что-то она совсем бледная, так сильно волнуется? - посмотрел на дрожащие язычки пламени, упорно сопротивляющиеся ветру... и покорно лег на плоский черный камень.
Клифот - теперь уже, наверное, бывший - Вом бежал уже несколько часов подряд. Грудь внутри горела, как после неудачной отдачи маны, когда маг пытается забрать немного больше, чем было собрано.
Успеть бы к рассвету до того леска добежать. А там и схорониться можно. Немного ведь совсем осталось, каких-то тысячу футов.
Наконец, Вом шатаясь вошел в лес. Поминутно спотыкаясь, он набрел на могучий дуб с густым подлеском вокруг, тонкий хворост кое-как набрался в руки, и вымотанный раб повалился к корням, закидав себя сучьями.
Дикая усталость не давала уснуть. Вом снова и снова вспоминал произошедшее с ним за последний месяц.
Да, сначала все было замечательно. Вома учили собирать ману, учили раскрываться так, чтобы маг легко мог забрать ее, учили читать. Герт Терий учил его. Он даже научил простенькому заклинанию: "летящий камень", называл его Герт Терий. У Вома он пока плохо получался, но все равно, это ведь только маги могут творить заклинания, а его, Вома - обычного клифота - этому научили!
Единственное, что огорчало клифота - сам процесс собирания маны. Вом, всегда чувствовавший землю-мать необычайно чутко, как-то раз, при очередном сборе маны, вдруг ощутил боль земли. Ужасную боль. Земля стонала, мучилась, отдавая ману - но все равно отдавала. Вом сказал Герту Терию, но тот лишь посмеялся в ответ, сказав, что это все детские глупости.
Но самое страшное произошло позавчера. Он гулял по улицам Литаэста и случайно услышал в чужом разговоре имя своего мага. Два старика в зеленых туниках разговаривали о Герте Терие, и из их разговора следовало, что мага недавно без его ведома проверили. Оказалось, есть у Герта Терия другой клифот, а не выданный Сопряжением. Вом узнал, что магу выдается Сопряжением клифот, соответствующий его уровню, и если маг находит человека с Даром, то должен привести его в Сопряжение. Герт Терий ни о чем таком не говорил Вому. Но это полбеды: маг обманул Сопряжение, и если догадки магов подтвердятся, ему грозит какое-то страшное наказание, на этот счет старики не сильно распространялись.
Вом еще раз подумал, правильно ли поступил, что не стал рассказывать все Герту Терию. Но ведь его не было в тот день дома, он должен был придти только следующим утром. Да и кроме того, если Сопряжение Вома не убьет, то наверняка сделает клифотом, и Вому придется постоянно добывать ману - Герт Терий рассказывал про такие случаи.
А снова мучить землю и себя, добывая эту мерзкую ману, Вом не хотел больше всего на свете. Больше всего же он хотел вернуть то время, когда Вом был мирным пахарем и мог сколько угодно копаться в земле.
Будь проклят этот никчемный дар!
Терпкий вкус ведьминого зелья до сих пор стягивает язык, хотя с тех пор, как ему влили это зелье, прошло уже добрых полчаса. Хотя каких "добрых"?.. Все это время старая ведьма выла какие-то свои зловещие песни-заклятья, изредка прерываясь, чтобы выпить или вылить на себя вонючие снадобья. Морета тенью скользила по кругу, поправляя свечи, что-то кидая в них, подавая матери разные бутыльки.
Помнится, ведьма говорила, что надо не гасить в себе страх. Но, бесы, как же этот страх разжечь? Неужели он должен бояться эту старуху с развевающимися седыми космами, крючковатым носом и обычно добрыми глазами? Правда, сейчас они заволоклись, но ведь она творит сложное заклятие. Нет, что-то страшное в ее завываниях определенно было, но не настолько же, чтобы прямо-таки бояться до посинения. А вообще, если подумать, то для того, чтобы искренне бояться, нужна большая смелость. Хм, глупо звучит. Дурость какая-то получается - чтобы бояться, нужно быть смелым! Элоким даже засмеялся каким-то судорожным хохотом.
Морета перехватила его напряженный взгляд, и Элоким осекся. Вот у кого глаза полны настоящего страха, липко-ледяного, смешанного с дьявольской тоской и мученическим смирением.
Как все же жалко ее. Молодая красивая девушка, способная читать мысли, чтобы там она ни говорила, способная лечить безнадежно больных, чтобы там ни говорили деревенские оболдуи, способная отравлять безнадежно здоровых, чтобы там ни думал сам Элоким. Все ее ненавидят, потому что боятся. И она боится всех и каждого. Она не верит в Триединого бога. И в дьявола, но в него как-то меньше. Ею помыкает как хочет старуха-мать. И сама Морета потом будет помыкать своей дочерью. За что им такое проклятие?
От жалости к Морете слезы выступили на глазах. А может, это из-за старой ведьмы: она как раз полоснула зазубренным лезвием по запястью. Боль вспыхнула и молнией протянулась по всей руке. Эта ж старая стерва еще заранее смазала то ли клинок, то ли его руку так, что теперь ее жжет адовым огнем. Дьявол, как больно!
Ладонь наполнилась липкой кровью, и красная влага радостно ринулась вниз, к земле, ее породившей. Элоким хотел приподняться и проследить за собственной кровью, но голова оказалась неподъемной. Словно сам Дьявол прижимает ее к твердому камню своими когтистыми лапами. Зачем он это делает, чем ему приглянулась обычная человечья голова? Впрочем, черт с ним, с дьяволом.
Луну сейчас окружат тучи и возьмут в плен. Продержалась бы она до утра, а то все... Дьявол, до какого такого утра? Еще час, полчаса продержись, милая желтая луна! Но нет, подлые облака наступают, окружают, давят... обвивают, окутывают... обволакивают...
Все заполонили серо-сизые облака, все заполонил темный непроглядный туман.
А что это делают вон там светлые сполохи? Ядовито-белый и грязно-серый. Нет, это не молнии. Но чем-то они похожи. Такие же опасные сполохи. Недобрые сполохи. Не место здесь таким сполохам. Особенно белому.
Хорошо, что руки такие длинные и ветвистые. Можно легко дотянуться до белого сполоха, раздавить его, раскрошить в мелкие искры. Да, красиво он рассыпался на брызги. Теперь серый. Его плохо разбивать. Серые искры скучные, некрасивые. Его можно растянуть в длинную тонкую нить и потом порвать на мелкие кусочки. Тоже не очень красиво, зато радостно.
Так, а это что за фиолетово-черный сполох? Ты зачем сюда - тоже хочешь поиграть? Но у меня какие-то грустные игры... А! Ты хочешь поздороваться, ты для этого тянешь свою длинную черную руку? Давай поздороваемся, давай. Давай... давай...
Вома нашли в то же утро в том же самом подлеске. Клифот проснулся за мгновение до того, как его ударили по голове чем-то тяжелым, и успел заметить только низкого коренастого мага.
Почему его так часто бьют по голове, подумалось Вому. Он не потерял сознания, только все поплыло и загудело. Клифота донесли до телеги, осторожно положили в нее и куда-то поехали.
- И чего он бежал, дурной?
Голоса как будто звучат где-то далеко-далеко.
- Ну, мало ли, что ему наплел этот Герт. И мало ли, что он с ним делал.
- Между прочим, он научил этого раба...
- Клифот не раб!
- Да, прошу прощения. Вы ведь видите, что у него текущий запас маны довольно большой?
- Конечно.
- В Сопряжении ему найдут работу. Герт говорил, что этот клифот любит землю. Вот и будет с ней возиться.
Какие же они глупые, подумал Вом. Неужели они не понимают, что магия - это плохо для земли, что она мучается от этого? Неужели это может быть приятно - доставлять муку?
- Да, из него выйдет отличный клифот.
Элоким очнулся в луже крови, разбавленной дождевой водой. В предрассветных сумерках ливень нещадно бил острыми струями по лицу, по обожженным рукам, по онемевшим от судорог ногам, по всему воющему от боли телу. Ведьма знала свое дело; ей бы в отцы-экзекуторы податься... то есть в матери-экзекуторшы.
Только она уже мертва. Бесформенной кучей старая ведьма лежит у его ног.
В дико неестественной позе рядом выгнулась Морета. Вроде живая...
И еще рядом стоит высокая фигура, закутанная в темно-фиолетовый плащ с накинутым капюшоном. Она, наверное, что-то говорит, но в шуме дождя ничего слышно. Наконец, она догадалась склониться над Элокимом. Лицо у фигуры оказалось мужским, землисто-серым и, несмотря на капюшон, мокрым. Глубоко посаженные глаза пронзительно смотрят из-под седых бровей. Старые у него глаза какие-то, совсем старые, не соответствующие лицу и голосу.
Он порылся в складках плаща. Извлеченная бутыль блеснула в лунном свете, и колдун поднес ее к губам Элокима. Прохладная влага мгновенно наполнила рот, охладила горло и потекла дальше. И тут же боль начинала стихать. Как по волшебству.
- Элоким... - прохрипел он. - Сын... крестьянина.
Велиант едва заметно прищурился.
- Что ж, Элоким, сын крестьянина. Времени у нас катастрофически мало, поэтому я расскажу тебе все вкратце, потом, если захочешь...
У всех всегда мало времени, подумал отрешенно Элоким. Куда они все так спешат?
- Что с ведьмой? - перебил он.
- Она мертва. Не справилась с собственным заклятьем.
Элоким помотал головой. Почему его никогда не могут или не хотят понять?
- А, ты про эту девушку. Она не ведьма и никогда ею не была. Видишь ли, если бы у каждой ведьмы всегда рождалась дочь-ведьма, то святую Инквизицию следовало бы распустить за неэффективностью, - криво усмехнулся Велиант. - А старая ведьма не могла с этим смириться. Она нашла тебя - весьма талантливого колдуна - и решила перелить твои способности в свою дочь. Принеся тебя в жертву. Как и следовало ожидать, у нее ничего не получилось. Хотя надо признать, метод она избрала весьма оригинальный. Нашим теоретикам будет над чем поразмыслить.
Элоким приподнялся, осторожно опираясь на правую, нерезаную, руку. Дьявол, как же все болит.